Хочу, чтобы мы были вместе (ЛП) [Тара Сивек] (fb2) читать онлайн

Перевод не преследует коммерческих целей и является рекламой бумажных и электронных изданий. Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Данный файл предназначен только для предварительного ознакомления! Просим вас удалить его с жесткого диска после прочтения.

Спасибо!

Название: Хочу, чтобы мы были вместе

Автор: Тара Сивек

Всего: 41 глава, пролог и эпилог

Рейтинг: 18+

Жанр: СЛР

Переводчики: Светлана Ковальчук (по 19 гл.), Лена Меренкова (с 20 гл.)

Редакторы: Елена Назарова (по 19 гл.), Марина Судакова (с 20 гл.)

Перевод групп https://vk.com/rom_com_books и https://vk.com/beautiful_translation

Аннотация:

Пять лет! Почти пять лет я держался в стороне и продолжал бы делать это и дальше, если б не письмо.

Пять лет, но не было ни дня, чтобы я не думал о ней, не скучал по ее улыбке, не желал, чтобы все сложилось иначе. Однако я поклялся не стоять на пути счастья двух своих лучших друзей, даже если это означало исчезнуть из их жизни. Кэмерон Джеймс и ее изумрудно-зеленые глаза представляли слишком большое искушение, я просто не мог видеть ее с другим. Кэмерон заслуживала кого-то лучше, чем я. Она заслуживала его.

Но теперь я вернулся и все изменилось. Больше я не буду просто стоять и смотреть, как любимая женщина снова ускользает от меня. Больше я не буду тратить жизнь на сожаления. Сейчас я готов сказать Кэмерон правду и показать - я всегда желал, чтобы мы были вместе.

Пролог

Дорогой Эверетт, если ты читаешь эти строки, значит, я умер.

Вероятно, это не лучший способ начать письмо к лучшему другу после моей внезапной ужасно трагической смерти, которую ты, конечно, никогда не сможешь пережить и двинуться дальше, поскольку я был таким потрясающим человеком, но такова правда.

Ты знаешь, что я не из тех, кто часто использует бранные слова, но раз уж мы затронули данную тему, скажу, что ты – мудак.

Прошло четыре года с тех пор как мы тебя видели. ЧЕТЫРЕ!

Поверь, я могу это понять, учитывая, что с первой нашей встречи, когда нам было по десять, ты уже говорил, что хочешь быть врачом. А потом, в течение следующих шестнадцати лет, я слушал, твои рассуждения на тему «Я хочу делать в своей жизни что-то, чем мог бы гордиться».

И мы все гордимся тобой, Эверетт. Гордимся, что ты исполнил свою мечту. Гордимся тем, чего ты достиг в жизни. Но ты не можешь продолжать сторониться нас.

Понятия не имею, что там произошло между тобой и Кэмерон в тот вечер, когда ты уехал, но точно знаю, что тех пор она уже не была такой как прежде. Как, впрочем, и никто из нас.

Четыре года три мушкетера скучали по одному из них, и, если ты уже не здесь, когда читаешь это письмо, то пришло время возвращаться домой.

И да, чтобы вернуть тебя, я использую чувство вины.

Поскольку я умер.

Скончался.

Ушел.

И никогда не вернусь из потустороннего мира.

Ты уже чувствуешь себя виноватым? Правильно, так и должно быть.

Кэмерон скучает по тебе, даже если в этом не признается. В твое отсутствие я изо всех сил старался сделать ее счастливой, и хоть она умеет хорошо притворяться, что ей плевать на то, что тебя нет так долго, я знаю, что она лжет. А сейчас она нуждается в тебе как никогда раньше, и поэтому тебе нужно перестать быть засранцем, отбросить ту фигню, из-за которой ты сторонился нас и вернуться домой.

Меня не будет рядом, чтобы развеселить ее, утешить или поддержать, когда она сделает что-то замечательное. Я официально передаю эстафету тебе. Теперь твоя очередь.

Ты путешествовал по миру, спасая жизни, ты становился чертовым героем для незнакомцев, но теперь вот пришло время проявить геройство и вернуться домой. В место, где твои корни, и которое не было тем же, с тех пор как ты ушел. Ты можешь компенсировать это, если только ВОЗЬМЕШЬ НОГИ В РУКИ И ВЕРНЕШЬСЯ СЮДА!

И, кстати, чтоб ты знал – я открыл твою «Коробку желаний», ту, что мы поклялись вскрыть и прочесть только когда станем седыми и старыми.

Братан, я мертв, поэтому ты не можешь злиться на меня за это, а вот я, даже находясь в могиле, злюсь на тебя за то, что ты никогда не рассказывал мне. Я, конечно же, догадывался, поскольку не слепой и не глупый. Долгие годы я сначала считал, что ты просто дурак, который отказывается признать свои чувства, а потом предположил, что они изменились, и ты двинулся дальше. А на самом деле ты все понимал и признавался этим чертовым звездам!

Я – твой лучший друг, а ты даже не сказал мне.

Из-за этого ты оставался вдали эти четыре года?

Если да, то ты еще бо́льший придурок, чем я о тебе думал. Настало время прекратить год за годом загадывать желания на звезды, и начать воплощать свою мечту в реальность.

А сейчас приготовься, поскольку я собираюсь сказать тебе кое-что, что может выставить меня слабаком и тряпкой. Просто помни, что я делаю это ради тебя, и что я по-прежнему крутой чувак.

Я знаю, каково это, посмотреть на женщину и вдруг ощутить, что все обретает смысл. Я знаю, каково это любить женщину так сильно, что и представить невозможно, как ты жил без нее раньше. Вот такая любовь возвращалась ко мне в десятикратном размере, и хотя я знал, что не заслуживаю ее, я делал все, что мог, чтобы не облажаться. За исключением того, что я умер. Но ты же понимаешь, что с этим ничего нельзя поделать.

А теперь и ты не облажайся, мужик.

Кэмерон испытала много боли, и ей будет еще больнее, когда меня не станет. Мне нужно, чтобы ты собрал ее по кусочкам и снова сделал целой. Мне нужно, чтобы ты дал ей все, чего я уже не могу.

Жаль, что меня не будет там, чтобы увидеть, как она отпинает твою задницу за то, что сторонился нас так долго. Будь осторожен, кстати, за эти годы она наработала отличный удар справа.

И будь полегче с ней, приятель. Она станет притворяться, что все нормально. Что она сама в порядке и ее чертова жизнь тоже. Ты ведь знаешь, какая она. Всегда беспокоится о других, а не о себе. Но, поверь, сейчас она нуждается в тебе больше, чем когда-либо.

Мне жаль, что я не сказал тебе о своей болезни, когда мы в прошлый раз разговаривали по телефону. Но какой в этом смысл? Ты бы все равно ничего не мог поделать, кроме как сидеть рядом и смотреть, как я умираю. А я не хотел, чтобы ты запомнил меня таким. Достаточно того, что у Кэмерон останутся эти воспоминания до конца жизни. Я не желал делать этого и с тобой. Мне хочется, чтобы ты запомнил меня сногсшибательным красавцем и идеальным образчиком мужчины, каким я и был. Я хочу, чтобы ты помнил только наши хорошие времена, как мы веселились, смеялись, вместе взрослели в лагере. Чтобы помнил меня полным жизни, а не прикованным к долбаной постели и настолько обессилившим, что мне едва хватает энергии, чтобы написать это письмо. И не смей винить себя за то, что не сумел меня спасти. Я знаю, что ты замечательный врач, но иногда болезнь побеждает.

Возвращайся домой, Эверетт. Возвращайся домой и, наконец, сделай что-нибудь, чтобы воплотить те свои мечты.

Ты не смог бы спасти меня, то ты еще сможешь спасти нашу девочку, если вернешься.

Эйден.

Глава 1

Эверетт

Когда ты понимаешь, что  достиг своего предела?

Когда видишь, как на глазах родителей умирает их ребенок?

Когда говоришь человеку, что он болен, а у тебя нет ресурсов, чтобы ему помочь?

Когда видишь, как бесчисленное количество людей заражаются самыми разными инфекциями из-за грязной воды и ужасных условий жизни, а единственное, что ты можешь сделать – это дать им таблетки и ждать, когда они вновь заболеют?

Когда ты переезжаешь из одной страны третьего мира в другую, изо всех сил гоня от себя мысли о возвращении домой, и вдруг узнаешь, что твой лучший друг умер от неизлечимой формы рака? А поскольку ты даже не подозревал о его болезни, то не был рядом, чтобы помочь, чтобы извиниться за то, что был таким дерьмовым другом, и попрощаться.

Когда всего этого становится слишком много?

Сделав еще один глоток водки, я откидываю голову назад, упираясь ею в стену, и прикидываю, сколько еще могу принять?

Я пытался заглушить боль алкоголем, с тех пор как вернулся в Штаты, и это ненадолго срабатывало. Когда очередной глоток водки всасывался в кровь, алкогольный туман заставлял забыть обо всем, хотя бы на несколько минут даря покой.

Несколько минут не слышать плач младенцев и крики матерей, умоляющих спасти их детей.

Всего несколько минут не видеть перед глазами ухмыляющееся лицо Эйдена, называющего меня мудаком.

Несколько минут без мыслей о ней.

Сто восемьдесят секунд, когда я могу ничего не чувствовать.

Сидя на полу с вытянутыми перед собой ногами, я закрываю глаза и позволяю забвению принять меня в свои объятия, но, к сожалению, это длится недолго. Его всегда было недостаточно, а особенно теперь, когда Эйден написал письмо.

«Это долбаное письмо!»

Я открываю глаза и покрываюсь холодным потом, когда вижу, как оно валяется на полу в нескольких футах от меня. Смятое и отброшенное. Я перечитывал его раз за разом последние три месяца с того дня, как оно появилось в моем почтовом ящике в Камбодже. Спустя ровно две недели после смерти Эйдена.

Не отводя глаз от скомканного бумажного шара, на изломах которого тут и там показывается неровный почерк Эйдена, я подношу к губам бутылку и делаю глоток, стараясь смыть боль и страдание, которые циркулируют внутри меня. Я едва чувствую ожог от спиртного  и почти могу одурачить самого себя, что пластиковая бутылка, куда я перелил водку, и правда содержит только воду. Сам не знаю, зачем продолжаю пытаться скрывать это, словно мой младший брат Джейсон не видел все те пустые бутылки, что я прятал у себя под кроватью или за полками и коробками в гараже. Вчера в багажнике моей машины он обнаружил целый ящик  литровых бутылок, от которых я хотел избавиться, отвезя на свалку, но так этого и не сделал. Наверное, потому что был слишком пьян, чтобы туда ехать.

Я смеюсь, вспоминая разнос, который Джейсон устроил мне тем утром, после того как полез в багажник моей машины за домкратом и увидел тот чертов ящик. Он заставил меня пообещать перестать пить и обратиться за помощью, и я, конечно, пообещал. Джейсон мой младший брат, и я живу с ним в старом доме наших бабушки и дедушки, пока снова не обоснуюсь на прежнем месте. В доме, который бабушка после своей смерти завещала мне, и в котором Джейсон был вынужден остаться, чтобы приглядывать за ним, пока я находился вдали. Теперь я вернулся, но он по-прежнему здесь; заботится о доме и о своем старшем брате, вместо того, чтобы устраивать собственную жизнь. Он день за днем терпит мою жалкую задницу, хотя заслуживает гораздо большего, чем забулдыга-брат, который никак не может взять себя в руки.

И я выполнял свое обещание. Почти двадцать четыре часа я не прикасался к последней бутылке Tito’s, спрятанной на верхней полке шкафа. Я стискивал зубы, когда меня скручивала боль, и терпел, когда выворачивало наизнанку. Я делал это ради Джейсона. Ради своего младшего брата, у которого было такое же дерьмовое детство, но у которого, в отличие от меня, не было шанса вырваться из той ситуации. Я справился с трясучкой, головной болью и лихорадкой только чтобы не видеть, как он, вернувшись с работы, с жалостью смотрит на меня бесполезно просиживающего штаны на диване.

‒ Ты не должен был умирать! ‒ заорал я на письмо, которое все еще лежало рядом и словно манило подползти к нему и прочесть снова. ‒ Почему, черт побери, ты не сказал мне раньше?!

Пластик бутылки сминается под моими пальцами, когда я зло сжимаю ее в ладони и, поднеся ко рту, пью, пока все содержимое, за исключением нескольких капель, не исчезает.

Голос Эйдена жужжит в ушах, словно надоедливая муха. Он возвращается снова и снова, подталкивая к краю, пока я не затыкаю уши, чтобы его заглушить. Алкоголь не работает. Ничто не может заставить его исчезнуть.

Ты – мудак.

Ты уже чувствуешь себя виноватым?

Возвращайся домой…

Возвращайся домой.

Возвращайся домой!

Да, я мудак. Я чувствую себя виноватым. И я вернулся.

Получив письмо, я вылетел из Камбоджи первым же рейсом, желая приехать сюда, прежде чем станет слишком поздно. Не стал никому звонить, действовал инстинктивно и, конечно же, опоздал. Опоздал на две недели.

Я вернулся слишком поздно, чтобы попрощаться, слишком поздно, чтобы присутствовать на похоронах, слишком поздно, чтобы загладить вину. Слишком поздно для всего кроме алкоголя, с помощью которого пытаюсь забыть совершенные ошибки.

Прошло ровно три месяца и две недели с того дня, как организм моего лучшего друга перестал бороться, и он умер во сне. Три месяца и две недели с того дня, как он перестал существовать.

После возвращения домой я провел каждую секунду, пока оставался в ясном сознании, пытаясь не думать о боли, вызванной смертью Эйдена, пока все это не пошло прахом, когда к моим ногам упала коробка с нашими фотографиями. Я искал что-то в шкафу, и она просто свалилась с верхней полки, рассыпая вокруг воспоминания об Эйдене.

Вот он смеется, играя в бейсбол, когда нам было по десять. Вот улыбается в камеру, приобняв за плечи одну из своих многочисленных подружек, когда мы учились в старшей школе. А он здесь ухмыляется, держа в руках диплом об окончании колледжа.

Воспоминания о нем просачиваются в мозг и высасывают жизнь из сердца, пока это гребаное письмо, которое я засунул в самый дальний угол комода, не начинает призывать прочесть его снова. Я почти чувствую, как Эйден стоит рядом и говорит, что я заслуживаю быть несчастным из-за того дерьма, что сделал.  Его появление в воспоминаниях провоцирует меня, подталкивает забыть о данном брату обещании, пока ничего другого не остается, кроме как начать пить, чтобы забыться.

Вот так я и оказался в гостиной с бутылкой водки.

‒ Ты действительно хочешь, чтобы я позаботился о нашей девочке сейчас, Эйден? Держу пари, она будет просто счастлива, когда я в таком виде появлюсь в лагере, ‒ кричу я в потолок, а затем смеюсь, задаваясь вопросом: алкоголь или облажавшийся мозг заставляет меня разговаривать с самим собой, словно я чокнулся.  ‒ Ты не должен был умирать. Ты должен быть здесь, – бормочу я, пока горло наполняется слезами от одного взгляда на письмо.

Я заслужил это, мне некого винить, кроме самого себя. Именно я покинул двух своих лучших друзей и никогда не оглядывался назад, так как был трусом. В глубине души я надеялся, что однажды смогу преобладать над собой, справиться со своими чувствами к Кэмерон и вернуться домой, где они оба будут ждать меня и простят за то, что я вел себя как последний дурак. Но теперь это никогда не произойдет.

Никогда Эйден не ухмыльнется мне, держа наготове один из своих саркастических комментариев. Кэмерон никогда не простит меня за то, что я не был рядом, когда Эйден заболел, за то, что не сделал все возможное, чтобы спасти его, и за то, что не пришел к ней, как только вернулся.

Я должен был пойти к ней. Мы вместе должны были оплакивать Эйдена, но как тогда, так и сейчас я не мог справиться даже с собственной болью, не говоря уже о ее.

Я приехал домой, как желал Эйден, и все, чего желаю теперь – это уехать отсюда.

Никто не понимает, каково это вернуться с другой стороны земного шара, испытав ужасы, о которых здесь не то, что никто не знает, а даже и не подозревает, что они происходят. Здесь семьи живут в своих счастливых маленьких мирках и забывают, что существуют мужчины, женщины и дети, для которых такая элементарная вещь, как чистая вода, уже счастье. Никто не понимает, в том числе и Джейсон, хоть и пытается, каково это, не имея иного занятия, все свободное время думать о людях, которым ты не сумел помочь ни на той стороне земного шара, ни на этой. Каково это ощущать, что живешь в нескончаемом кошмаре, где каждая мысль и воспоминание – видеофильм, демонстрирующий насколько ты облажался.

Я так устал чувствовать эту боль. Я просто хочу перестать что-либо чувствовать вообще.

Веки тяжелеют, зрение затуманивается, когда темнота и блаженное онемение накрывают мое тело, словно теплое одеяло.

‒ Черт тебя побери, Эверетт! Сукин ты сын…

В моем пьяном мозгу голос брата кажется глухим и отдаленным, но все же я отчетливо слышу в нем нотки гнева. Я даже не понял, что завалился набок, пока не ощутил, как Джейсон приобнял меня, чтобы вернуть в вертикальное положение.

‒ Открой глаза! Открой свои долбаные глаза, Эверетт! ‒ кричит он и бьет меня по щеке ладонью.

Я несколько раз моргаю, прогоняя окружающую меня тьму, и вижу печаль, беспокойство, тоску и страх ‒ они написаны на лице Джейсона, пока он смотрит на меня, качая головой. Я бы извинился за то, что он нашел меня в таком состоянии, но мои извинения ни черта не стоят, так как он уже много раз видел меня таким. Я бы сказал, что не хочу опираться на эти костыли из алкоголя, не хочу, чтобы водка была единственным, что способно помочь мне справится с болью, которая, стоит лишь протрезветь, возвращается и атакует сердце, голову, все естество до тех пор, пока не появляется желание орать до хрипоты, царапая свою кожу. Я открываю рот, чтобы сказать все это, но слова просто не идут с языка.

Джейсон садится рядом и вытягивает ноги, копируя мою позу.

‒ Что на сей раз? Флэшбек? Дурной сон? ‒ тихо спрашивает он, перечисляя те оправдания, что я выдавал ему последние месяцы, когда он находил меня на диване отключившегося и смердящего алкоголем.

Когда я наклоняюсь, чтобы дотянуться до письма Эйдена, комната начинает так быстро вращаться, что я  вынужден быстро откинуться обратно к стене, чтобы не блевануть. Подняв руку, я указываю на письмо, Джейсон переводит взгляд на смятый бумажный шарик и тяжело вздыхает, прежде чем берет его.

Я, молча, наблюдаю, как он расправляет его, а затем разглаживает на своем бедре. Я снова несколько раз моргаю, чтобы держать лицо Джейсона в фокусе, пока он читает письмо.

‒ Твою за ногу, ‒ наконец, шепчет он. ‒ Откуда оно взялось?

Я прокашливаюсь и отворачиваюсь, сосредотачивая взгляд на противоположной стене гостиной дома наших бабушки и дедушки, прежде чем ответить:

‒ Оно пришло, когда я был в Камбодже. Через две недели после его смерти.

Несколько минут Джейсон молчит, и я трачу это время, разглядывая комнату. Будучи ребенком, а затем подростком, я любил этот старый дом на окраине Чарльстона. Он был наполнен хорошими воспоминаниями и счастливыми временами, в противоположность дому в Нью-Джерси, где мы жили с нашей матерью. Тогда я с нетерпением ждал каждого лета, чтобы провести его здесь с бабушкой. Она пекла нам печенье, кормила домашней едой, не игнорировала и окружала любовью, заботой и вниманием, делая все, чтобы мы были счастливы.

Теперь же этот дом кажется мне адом. Его стены заперли меня, словно в клетке, не позволяя уйти от воспоминаний и боли.

‒ Прости, Эверетт. Это письмо… Черт! Я даже не знаю, что сказать. Почему ты не рассказал мне? Из-за него ты напиваешься вусмерть каждый день с тех пор, как вернулся? ‒ спрашивает Джейсон.

‒ А что тут скажешь? Он прав. ‒ Я пожимаю плечами, игнорируя вопрос брата о причине моего запоя. ‒ Я – мудак. И ничего не могу с этим поделать.

Брат усмехается, встает на ноги и нависает надо мной. Чтобы посмотреть на него, мне приходится, поборов боль, запрокинуть голову. Свет бьет прямо в глаза, проникая в череп, и я матерюсь, когда прищуриваюсь, чтобы видеть лицо Джейсона.

‒ Я знаю, что никогда не соображу, что происходит в твоей голове. И я знаю, что никогда не смогу полностью понять то, что ты видел за последние четыре года. А так же я знаю, что моя боль и печаль из-за смерти Эйдена не идет ни в какое сравнение с тем, что чувствуешь ты, ‒ говорит Джексон, ‒ но всему есть предел. Ты следовал своему призванию, и поэтому не был здесь. Ты не знал, что он болен, да даже если бы знал, то ничего не смог бы сделать. К нему со всех концов мира приезжали лучшие команды врачей, которые только можно купить за деньги. Даже твои крутые медицинские навыки не смогли бы вылечить его болезнь. Он умер, а вот ты жив, и хватит, черт побери,  уже себя хоронить. Мне жаль, что письмо причинило тебе боль, но мне не жаль, что Эйден написал его, потому что он прав ‒ тебе давно пора вытащить голову из задницы!

Я чувствую, как гнев вытесняет из крови алкоголь, и руки на моих коленях сами собой сжимаются в кулаки. Я не хочу слышать, как Джейсон говорит эту фигню. Я знаю, что заслужил, но все равно не хочу ее слышать.

‒ А как же обещание, которое ты дал мне вчера? ‒ спрашивает он и, выхватив у меня пластиковую бутылку, швыряет ее через всю комнату. Бутылка врезается в дубовый шкаф со стеклянными дверцами, где  бабушка хранила свою лучшую посуду, и падает на пол, орошая паркет остатками водки.

‒ Больно, ‒ шепчу я, переводя взгляд от Джейсона на свои кулаки, потому что больше не могу на него смотреть.

‒ Конечно, больно, тупица ты такой! Непросто же так это назвали ломкой. Но сдается мне, что ты даже и не хочешь бросать пить. ‒ Джейсон присаживается на корточки рядом и, взяв меня за подбородок, заставляет посмотреть на себя. ‒ Мне жаль, что Эйден ушел. Жаль, что тебе больно и что ты чувствуешь вину из-за того, что не смог спасти его. Но иди ты на хер за то, что даже не хочешь попытаться завязать. Я был слишком мал, чтобы помнить, каково это потерять отца, но мне достаточно и того, что мама спилась насмерть у меня на глазах. И хрен ты угадал, если думаешь, что уйдешь за ней, оставив меня одного. Если ты не хочешь завязать ради меня, то сделай это ради Кэмерон. Она уже потеряла Эйдена. Как думаешь, что случится, если она потеряет еще и тебя?

Сказав это, он встает и уходит.

Гневный топот его строительных ботинок эхом отдается в голове, и я сжимаю ее руками, борясь с ощущением, что она вот-вот взорвется.

Я хочу вернуться к людям на той стороне земного шара, которые во мне нуждаются, но мой работодатель мне не позволит.

Я хочу  прекратить слышать голос Эйдена в голове, но он мне не позволит.

Я хочу утонуть в водке, но мой брат мне не позволит.

Он не знает, о чем говорит. Кэмерон будет в порядке без меня, как была все эти четыре года. Я ей не нужен. Я никогда не был ей нужен.

А всем остальным нужно просто ОСТАВИТЬ МЕНЯ в ПОКОЕ!

Глава 2

Эверетт

Возраст – десять лет

‒ Меня зовут Эйден Кёртис, мне десять лет и мой папа очень богатый, ‒ говорит только что подошедший ко мне паренек.

Он такой же высокий, как и я, и у него такие же темно-каштановые волосы и голубые глаза, но его чистенькие брюки из темной ткани и модная белая рубашка доказывают, что его отец и, правда, богат. Рядом с ним я чувствую себя бомжом в своих старых грязных джинсах на два размера меньше, чем нужно, и покрытой жирными пятнами и грязью футболке. Мне хочется ударить мальчишку прямо в рот, но бабушка всегда говорит, что я не должен быть тем, кто бьет первым и затевает драку, но защищаться нужно обязательно и последний удар должен быть за мной.

‒ Твой папа тоже богатый? ‒ спрашивает Эйден, выхватывая у меня баскетбольный мяч и пропуская его под своей рукой.

Я очень хочу, чтобы этот мальчишка уже ударил меня. И мне все равно, что он будет постоянно находиться в лагере, так как их семья только что переехала сюда, а его родители дружат с родителями Кэмерон. Я все еще хочу ударить его.

‒ Эйден, не будь грубым! У Эверетта больше нет папы.

Мой хмурый взгляд, направленный на Эйдена, растворяется в улыбке, когда Кэмерон встает между нами.

Вообще-то мне не нравятся девчонки – они слишком громкие, надоедливые и постоянно хихикают. Но Кэмерон не такая, хотя она всего лишь семилетняя малышка.

Как всегда ее одежда покрыта грязью, в волосах застряли соломинки из конюшни. И она может надрать мне задницу в каждом состязании, проводящемся в лагере, включая стрельбу из лука. Вообще-то меня должно смущать, что маленькая девочка лучше меня управляется со стрелами, играет в баскетбол и плавает, но почему-то это не так.

‒ У тебя снова сено в волосах, Кэм, ‒ смеюсь я и указываю на соломинки, торчащие из ее растрепанного хвостика.

Она просто пожимает плечами, упирается руками в бока и поворачивается к Эйдену.

‒ Ты должен извиниться перед Эвереттом, ‒ сообщает она ему, и мне даже не кажется странным, что я позволяю девчонке заступаться за себя.

Я знаю ее с тех пор, когда она была совсем малышкой. Ей не было и года, когда бабушка впервые привела меня в лагерь, которым владеют родители Кэм. Последние семь лет я проводил здесь каждое лето, и по какой-то причине из всех детей в лагере Кэмерон выбрала именно меня, чтобы прилипнуть словно клей. Но так как она была хороша во всех играх и состязаниях, это не раздражало, а скорее походило на то, как вместо младшего брата иметь младшую сестру.

Под взглядом Кэмерон улыбка на дурацком лице Эйдена затухает, и он смотрит на меня грустным взглядом.

‒ Я сожалею о твоем папе. Если мы будем друзьями, то мой отец сможет купить тебе все, что захочешь. У него полно денег.

Я тут же думаю о PlayStation, которая есть у всех моих школьных друзей, ‒ бабушка говорит, что мы не можем себе позволить ее купить, а мама даже не подозревает, что я хочу эту приставку, ‒ и соглашаюсь принять дружбу Эйдена. В отличие от взрослых десятилетнему пареньку не нужно много времени, чтобы потерять интерес к драке.

‒ Кем ты хочешь быть, когда вырастешь? ‒ спрашиваю я.

‒Богачом, ‒ смеется Эйден. ‒ А ты?

‒ Врачом, как мой отец, ‒ тихо отвечаю я. – Но я не могу. Маме не нравится, когда я говорю, что хочу быть похожим на него.

Кэмерон подходит ближе и прислоняется головой к моему предплечью.

Мой отец был армейским врачом, и с тех пор как он погиб на войне, когда мне было три года, мама сильно изменилась. Именно поэтому я провожу так много времени с бабушкой, и поэтому же она начала приводить меня в лагерь родителей Кэмерон.

Мама очень расстраивается, когда слышит, что я хочу быть врачом, даже когда я добавляю, что не пойду в армию и не умру, как отец.  Я не хочу быть солдатом, но хочу спасать людей, как он. Мама потом много плачет и по нескольку дней не выходит из своей комнаты, поэтому я стараюсь молчать об этом. А как хорошо сказать о своей мечте вслух и не чувствовать себя виноватым.

‒ Когда ты вырастешь, то сможешь делать все, что захочешь. Я просто не могу дождаться, когда повзрослею, и никто не сможет мне указывать. Если хочешь стать врачом, становись им. Ты сможешь делать людям уколы или оперировать их. Будешь крутым и богатым, потому что врачи получают много денег, ‒ улыбается Эйден.

‒ Считаешь, что, если я буду врачом, то стану крутым?

‒ Определенно, ‒ кивает Эйден.

Я улыбаюсь ему.

‒ Хорошо. Мы можем быть друзьями.

‒ Ура! ‒ ликует Кэмерон и, хлопая в ладоши, подпрыгивает вверх-вниз. ‒ Мы с Эйденом играли, пока тебя здесь не было, и я так счастлива, что вы понравились друг другу. Теперь мы сможем играть вместе. Сегодня я собираюсь загадать желание на звезде, чтобы мы стали лучшими друзьями на всю жизнь, и оно обязательно сбудется!

Мы с Эйденом смеемся над тем, насколько счастлива Кэмерон. Он передает мне обратно мяч и спрашивает, хотим ли мы поиграть, что делает Кэмерон еще более восторженной. Лицо Эйдена озаряет широкая улыбка, пока он смотрит, как она танцует вокруг нас и без умолку трещит о тех классных вещах, которые мы собираемся сделать, и о том, как побьет нас в баскетбол.

Мне доставляет удовольствие делать Кэмерон счастливой, и, похоже, Эйден будет хорошим помощником в этом. Он обнимает ее за плечо и называет «ребенок», прося не слишком сильно бить нас в баскетбол, а Кэмерон смотрит на него и улыбается ярче, чем я когда-либо видел.

Мне нравится, что у нас появился новый друг, чтобы играть вместе, и мне нравится, что Эйден думает, что для меня стать врачом – это круто, но я чувствую себя как-то странно, наблюдая за тем, как они стоят, обнявшись. Я быстро подхожу к Кэмерон, приобнимаю ее за плечи с другой стороны, и теперь мы втроем стоим бок о бок.

‒ Пообещайте, что, несмотря ни на что, мы останемся друзьями на всю жизнь, ‒ требует Кэмерон, сначала глядя на Эйдена, а затем на меня.

Мы с Эйденом оба смотрим ей в глаза и пожимаем плечами.

‒ Конечно, Кэм, мы останемся друзьями на всю жизнь, несмотря ни на что, ‒ соглашаюсь я.

‒ Да, несмотря ни на что. Даже на то, что ты девчонка, ‒ добавляет Эйден.

Кэмерон хмурится, отделяется от нас и ударяет его в живот. Я громко смеюсь, когда парнишка сгибается пополам и стонет от боли. Кэмерон улыбается мне как и Эйдену пару минут назад, и то странное чувство, что я испытывал, уходит, когда она протягивает руки, и я бросаю ей мяч.

‒ Правило номер один: никогда не беси Кэмерон или она тебя ударит, ‒ говорю я Эйдену, похлопывая его по спине и хватая за руку, помогая подняться.

‒ Спасибо за предупреждение, ‒ ворчит он, потирая живот, когда мы занимаем позиции перед баскетбольным кольцом.

Вместе мы проводим остаток дня, играя в «H-O-R-S-E» и, как обычно, Кэмерон всегда побеждает. Эйден не скулит и не жалуется, а раз за разом предлагает ей сразиться снова, и именно поэтому я совсем не против предложения Кэмерон быть лучшими друзьями на всю жизнь.

Глава 3

Кэмерон

- Ты разрушила мою жизнь, - прочла я вслух и закатила глаза.

Эти четыре слова были напечатаны на листе бумаги, который я достала из конверта без марки, затесавшегося среди стопки пришедших сегодня счетов.

Мне хочется разорвать бумагу в клочья и выбросить в мусор, но вместо этого я сую листок в нижний ящик стола в папку с другими подобными посланиями, чтобы позже снять с него копию, прежде чем передать местным полицейским.

- Ну, по крайней мере, в этом все прямо и по существу, - говорит моя подруга и коллега Амелия, сидящая в кресле напротив стола. – Почему они не могут быть более конкретными и описать, как именно ты разрушила их жизнь? Проехала раньше их на перекрестке? Или, может, они стояли позади тебя в очереди на кассу, где пробивают менее десяти покупок, когда ты взяла одиннадцать?

Я хихикаю над серьезным выражением ее лица. В последнее время у меня мало поводов для радости, но я всегда могу рассчитывать на заряд бодрости от Амелии.

- Признаюсь, однажды я взяла более десяти товаров. Но только однажды, да и то из-за неотложной необходимости.

- Винно-бутылочной необходимости? – спрашивает Амелия, вздергивая бровь.

- Возможно… - Снова хихикаю я.

- Прямо сейчас в твоей жизни слишком много стрессов. Думаю, настала пора посетить твоего «друга с привилегиями». - Она знающе подмигивает мне и даже показывает воздушные кавычки, произнося «друг с привилегиями».

- Давай называть вещи своими именами. Грейди – отклик на мой зов плоти. И, кстати, я прежде тебя подумала об этом и как раз собиралась написать ему сообщение.

Амелия поднимает руку в жесте «дай пять», а я стараюсь не чувствовать себя виноватой, когда отправляю SMS. Грейди знает, как обстоят дела. Он согласился на это, и мне не в чем себя винить.

После нескольких минут в тишине Амелия улыбается и говорит:

- Не позволяй этому, - она машет на ящик стола, куда я убрала письмо, - беспокоить тебя. Некоторые люди просто не понимают, чем ты тут занимаешься.

Пять лет назад Амелия Спаркс приехала в лагерь вместе со своим трехлетним сыном, ища что-то, что поможет им справиться с последствиями того, каким ее муж вернулся из военной командировки. Мы быстро стали друзьями, поэтому, когда в прошлом году Амелия потеряла место хостес в ресторане в центре Чарльстона, я сразу же предложила ей вакантную должность директора-распорядителя. Она стала даром небесным не только для лагеря, но и лично для меня, особенно в последнее время. И глядя на женщину передо мной, так отличающуюся от той, что я встретила пять лет назад, я понимаю, что это чувство взаимно.

Тогда, впервые войдя в мой офис, Амелия выглядела просто ужасно: длинные неухоженные волосы собраны в крысиный хвостик, под покрасневшими от непрерывного плача глазами огромные мешки. Ее худоба пугала настолько, что я немедленно отвела ее в дом, усадила за стол и заставила поесть. Говорила она шепотом, и всегда нервно прятала взгляд, когда я пыталась завести беседу. Потребовалось несколько месяцев, чтобы она, наконец, открылась мне и призналась, что ее муж после возвращения домой постоянно злился, беспробудно пил и вымещал свои боль и страх на ней и их сыне Дилане.

С помощью наших консультантов она и Дилан смогли обрести силу и найти счастье, несмотря на то, что пережили. Амелия, взяв ответственность за свою жизнь, развелась с мужем, который категорически отказался принять психологическую помощь и таким образом воссоединить семью.

Сейчас Амелия – картина прекрасной здоровой женщины. Ее недавно осветленные волосы лежат на плечах легкими кудрями, ее макияж красив и безупречен, а вес, который она набрала, распрощавшись с депрессией, наградил ее тело такими женственными изгибами, что я даже завидую. Она запросто и часто улыбается, живет полноценной жизнью и старается, как может, чтобы и я делала то же самое. Получается не очень, но это не из-за отсутствия усердия со стороны Амелии.

- Со мной все в порядке, - говорю я, задвигая ящик стола. – Это не первое гневное послание, которые мы получаем и, определенно, не последнее.

Теперь, когда мои родители частично отошли от дел, и я взяла на себя управление лагерем, я продолжаю, как и они, передавать письма полиции в качестве меры предосторожности. За все эти годы не случалось ничего плохого, и я сомневаюсь, что когда-нибудь случится, но излишняя осторожность не помешает, когда ты руководишь лагерем, где находятся дети.

Однако меня по-прежнему злит, что некоторые личности крайне недовольны тем, что мы делаем. К примеру, политики, в программе которых неприятие всего, что связано с войной. Или те, кто в принципе против подобных лагерей. Или одни из тех, кто знал кого-то, кто приехал сюда в «Лагерь Райлан для детей ветеранов и действующих военнослужащих». Лагерь, в который мои родители превратили плантацию, где выросла мама.

Когда мой отец пришел домой с войны (п.п.: скорее всего, автор имеет в виду либо войну во Вьетнаме), казалось, он оправился от пыток и жестокого обращения, но это оказалось только видимостью. Долгие месяцы он пребывал в ловушке в своем личном аду, куда заманил его мозг, видя то, чего не существует. Единственное, что заставляло его вернуться в реальность – это любимая жена. Все прочее для него не имело значения, включая собственное здоровье. Любовь мамы помогла ему. С ее поддержкой и заботой он научился отпускать боль, сумел вырваться из темноты на свет и продолжать жить, не виня себя за то, что произошло в прошлом.

Отец поправился, и родители поняли, что хотят потратить свою жизнь на помощь ветеранам и членам их семей. Они хотели помочь им исцелиться и научиться жить заново без боли и вины. Родители получали много поддержки и любви на этом нелегком пути, но всех осчастливить нельзя, поэтому время от времени появлялись разочарованные злые люди, – чаще всего с ультраправыми взглядами или бывшие хиппи – которые считали, что деятельность лагеря связана с политикой и ясно давали понять, насколько нами недовольны.

Основанный родителями лагерь Райлан не только давал безопасное и счастливое место для детей военнослужащих, независимо от того все еще служат они, были ли ранены или убиты, но и предоставлял психологическую помощь. За все время существования было несколько человек, которые после консультации с нашими специалистами решали изменить жизнь, что порой означало расставание с супругом, как произошло у Амелии с ее мужем. И иногда подобные решения плохо воспринимались вовлеченными сторонами. Люди расстраивались, злились и искали того, кого могли бы обвинить.

Я старалась, чтобы гневные письма, телефонные звонки и сообщения не беспокоили меня, поскольку знала насколько тяжело этим мужчинам после участия в военных действиях вернуться домой и понять, что ничего уже не будет, как прежде.

Я выросла в доме, полном любви, но родители никогда не скрывали от меня ПТСР (п.п.: Посттравматическое стрессовое расстройство, «вьетнамский синдром», «афганский синдром» и т. п. — тяжёлое психическое состояние, которое возникает в результате единичной или повторяющихся психотравмирующих ситуаций, как, например, участие в военных действиях, тяжёлая физическая травма, сексуальное насилие, либо угроза смерти), с которым отец сражался и продолжает сражаться каждый день. Да, он поправился, но все равно у него случались бессонные ночи и ночи, когда он просыпался, крича от ужаса.

Из-за этого я отношусь ко всем отдыхающим с личной заинтересованностью, отчего порой сложнее смириться, когда кто-то не принимает совет, который мы даем или не верит в то, что мы делаем. Но я знаю, что в итоге хорошее всегда перевесит плохое, и количество благодарственных писем намного превышает количество негативных.

Эйден всегда говорил, что это неблагодарная и угнетающая работа, и никогда не понимал, как я занимаюсь ею изо дня в день. Он шутил, что зарабатывает предостаточно денег и с радостью поделится ими со мной, чтобы я стала домохозяйкой или посвятила свою жизнь чему-то веселому, а не депрессивному.

Глазами я нахожу фоторамку на своем столе, и борюсь, чтобы держать себя под контролем и не заплакать. Пальцы начинают теребить кольцо, которое после смерти Эйдена следовало бы убрать в шкатулку с драгоценностями, но которое я ношу, потому что он его подарил. Кольцо слишком кричащее и совсем не в моем стиле, но я отказываюсь его снимать, потому что, глядя на него и прикасаясь, я чувствую себя ближе к Эйдену.

Амелия замечает направление моего взгляда,берет черную рамочку, поворачивает ее к себе и улыбается, глядя на фотографию.

- Вы, ребята, просто дети на этом фото. Сколько тебе здесь? Десять, двенадцать?

- Двенадцать, - отвечаю я, и мой голос дрожит от эмоций. – Мальчикам по пятнадцать.

Я даже не могу заставить себя произнести их имена вслух. Прошло девять месяцев, как умер Эйден. Боль притупилась, но не ушла. Она все еще здесь, прячется под кожей и готова появиться всякий раз, когда я думаю о том, что он ушел и оставил меня одну. Эйден был единственным человеком, на поддержку которого я всегда могла рассчитывать, а теперь его больше нет рядом.

- Посмотри на ухмылку Эйдена. Даже подростком он уже был таким самодовольным, - смеется Амелия.

Я смеюсь вместе с ней, так как несчетное количество раз на протяжении многих лет получала от него эту усмешку, и точно знала, что Амелия имеет в виду. Эйден всегда был чертовски уверен в себе, в своей жизни, в своем окружении, и ему было абсолютно наплевать на мнение другие. Он знал себе цену, и это единственное, что было важно. Большинство считали это проявлением высокомерия и снобизма, но тот, кто действительно знал Эйдена, понимали, что под самоуверенным видом скрывается парень с золотым сердцем, который искренне любит своих друзей и сделает для них все, что угодно.

К глазам подступают слезы, когда я думаю, что больше никогда не увижу его ухмылку, никогда не услышу его шутливое хвастовство о своей идеальной внешности и о том, сколько денег он заработал на комиссионных в месяц. Больше никогда эта его дурацкая напыщенность не рассмешит меня.

Больше нет человека, который всегда старался стать для меня самым лучшим другом, хотя знал, что в моем сердце есть пустота, которую ему не под силу заполнить. Эйден делал все возможное, чтобы помочь мне забыть об отсутствии третьего мушкетера, из-за потери которого все вокруг ощущалось неправильным, не таким как должно быть. С тех пор, как умер Эйден, каждый грустный момент усугубляется и становится хуже, потому что Эверетта нет рядом, чтобы поговорить об этом. Каждый радостный момент окрашивался сожалением о том, что Эверетт не здесь, чтобы испытать его со мной.

- Каждый раз видя вас с Эйденом вместе, я фантазировала, какие прекрасные у вас могут получиться дети. Он был таким милашкой с этой дерзкой ухмылкой и чувством юмора, - говорит Амелия, покачивая головой, продолжая смотреть на фото.

- Ну, ты никогда не видела Эверетта лично, - бормочу я и тут же желаю взять слова обратно.

Думая о том, насколько Эверетт был привлекательнее для меня, чем Эйден, я словно даю пощечину памяти последнего. Смотря на Эйдена, я всегда ощущала безопасность, будто при возращении домой, а при взгляде на Эверетта совсем противоположное – мне хотелось обмахнуть горящее от жара лицо и стиснуть бедра.

- Ого, Эверетт уже в пятнадцать был горячим парнишкой, - присвистывает Амелия и добавляет: – Теперь я чувствую себя немного извращенкой. Но судя по тому, что вы с Эйденом рассказывали о нем, он был тем, кого называют Бэд Бой – угрюмым и большим говнюком. Неудивительно, что за эти почти пять лет он ни разу о тебе не вспомнил и не побеспокоился. Ты говорила, что когда-то была влюблена в Эверетта, но, очевидно, Эйден был куда лучшим выбором.

Она ставит рамку обратно на стол и разворачивает лицом ко мне. Я не хочу смотреть, но ничего не могу с собой поделать, когда глаза автоматически находят на фотографии изображение мальчика, стоящего справа от меня. Эйден и Эверетт оба с короткими стрижками и почти одинакового роста – чуть ли не на целую голову выше меня. Они выглядят похожими друг на друга, но разница все же есть: Эйден счастливо смеется, а Эверетт лишь улыбается, и при этом улыбка не касается его глаз. Всегда было сложно заставить его улыбнуться, а уж рассмеяться почти невозможно.

Амелия права, он был угрюмым и определенно Бэд Боем, то есть плохишом, но он никогда не был говнюком, по крайней мере, не со мной. Возможно, поэтому он настолько привлекал меня, когда мы были детьми. Я хотела помочь ему, хотела заставить улыбнуться, рассмешить, хотела стать тем, кто вылечит боль от потери отца и от пренебрежения матери, которая перестала заботиться о своих детях после гибели мужа. Много лет я мечтала и загадывала на звездах то, что, в конце концов, оказалось пустышкой. Эверетт никогда не нуждался в моей помощи и никогда не нуждался во мне.

Он уехал почти пять лет назад, и за все это время я не получила от него ни одного письма, сообщения или телефонного звонка. И я винила за это себя, думая, что, возможно, должна была попросить Эверетта остаться, прежде чем он уехал со своей миссией за границу. Может быть, я натолкнула его на мысль, что он нам не нужен, что у нас все хорошо и без него, и поэтому он решил оттолкнуть нас раньше, чем мы его. Я обвиняла себя в том, что не только сама потеряла Эверетта, но и Эйдена лишила лучшего друга.

А потом за несколько недель до смерти Эйдена я узнала, что Эверетт пишет ему письма и иногда звонит. Оказалось, что он бросил только меня, наплевав на двадцать лет нашей дружбы. Только обо мне он не заботился.

Это разозлило меня и ранило. Очень сильно.

Эйден умер девять месяцев назад, и я скучаю по нему каждый день, а Эверетта нет в моей жизни почти пять лет, но я скучаю по нему сильнее, и ненавижу это. Мне ненавистно, что больше тоскуя о человеке, которому полностью плевать на меня, я словно омрачаю память об Эйдене.

- Не хочу еще больше портить настроение, но ты уже говорила со своими родителями? – спрашивает Амелия, отрывая саму меня от удручающих мыслей, а мой взгляд от фотографии.

- Я разговариваю с ними каждые два дня в основном о текущих делах. Я просто не могу рассказать им о масштабах проблемы. Пока не могу. Этот лагерь – их жизнь, их мечта, и сказать им, что нам, возможно, придется закрыться по окончания летнего сезона просто выше моих сил. Тем более, сейчас, когда мне, наконец, удалось уговорить их впервые за долгое время поехать в настоящий отпуск.

Я вздыхаю и начинаю перебирать стопку счетов, которую игнорировала всю неделю.

С самого момента открытия лагерь Райлан был бесплатным для тех, кто сюда приезжал. Родители даже слышать не хотели о том, чтобы брать плату за то, чтобы дети имели возможность хотя бы ненадолго сбежать от реальной жизни и побыть в обществе других детей, которые как никто понимали трудности, с которыми те сталкивались каждый день. Благодаря щедрым пожертвованиям и грантам от частных лиц и корпораций, а также большому благотворительному балу, что я устраиваю в летний сезон, у нас никогда не возникало проблем с получением средств для гладкой работы лагеря. Но, к сожалению, наш самый большой меценат, тот, кто почти единолично поддерживал лагерь в течение двадцати семи лет, недавно скончался, а его родственники – бессердечные задницы – отрезали все финансовые потоки. Джек Александер – основатель и главный исполнительный директор одного из крупнейших автомобильных предприятий в Штатах был для нас словно член семьи. Он никогда не отправлял своих помощников с чеком, а вместо этого сам садился за руль и ехал всю дорогу от Нью-Йорка, чтобы лично присутствовать на благотворительном балу и вручить нам чек. Прямо сейчас он переворачивается в своей могиле, когда видит, что сделали его родственники.

- Надеюсь, что смогу что-нибудь придумать до их возвращения в следующем месяце. Я сделала несколько телефонных звонков в разные компании и теперь, скрестив пальцы на удачу, жду, что кто-нибудь ответит. Есть один мужчина, который сразу отозвался на мое электронное письмо. Правда, он немного странный и имеет ряд жестких правил относительно того, кому дает деньги. Мои родители должны быть здесь, чтобы встретиться с ним, поскольку он финансирует только те некоммерческие организации, которыми руководят счастливые семейные пары. Я очень надеюсь, что мне не придется иметь с ним дело и привлекать родителей, но на всякий случай объяснила, что мы сможем встретиться с ним не раньше выходных перед благотворительным балом и договорилась о дате и времени. Если к тому времени найдется что-то еще, я всегда могу отменить встречу, - объясняю я Амелии.

Но, если честно, пожертвований от благотворительного бала и помощи от правительства, которую мы получаем в течение года, недостаточно, чтобы содержать лагерь, расположенный на такой огромной плантации. Они едва покроют расходы на электроэнергию и заработную плату персоналу. Все прошлые годы мы полагались на помощь Джека, а теперь мне нужно найти кого-то столь же доброго и щедрого, но это походит на поиск иголки в стоге сена.

Деньги, которые оставил лагерю Эйден, каждый цент, что он смог сберечь, не помогли заделать даже небольшую брешь в растущей задолженности. Мельком я подумывала попросить помощи у родителей Эйдена, но отбросила эту идею, так как не хотела ставить их в неудобное положение и заставлять думать, словно они обязаны нам помочь. Будучи не в силах справиться с воспоминаниями, после похорон сына они уехали из Чарльстона, и я не желала усугублять их горе, говоря, что денег, оставленных Эйденом, оказалось недостаточно.

Мое беспокойство о будущем давно переросло в полномасштабную панику еще и потому, что после смерти Эйдена я практически умоляла родителей передать мне руководство лагерем. Они и так планировали сделать это со временем, но мне нужно было на чем-то сосредоточиться после того, как он ушел. Мне было необходимо занять мозг хоть чем-то, кроме мыслей о его уходе. Когда они смягчились и передали мне виртуальный факел, я получила полный контроль и над самим лагерем и над финансами. Родители знали, что со смертью Джека нам придется бороться, просто не понимали насколько сложно, так как я скрывала это от них.

И теперь я отказываюсь так просто сдаться. Я отказываюсь подводить своих родителей. Отказываюсь подводить детей и семьи, которые сюда приезжают. Я выросла в этом лагере, здесь я познакомилась с Эйденом и Эвереттом, самые лучшие воспоминания в моей жизни связаны с этим местом.

И я отказываюсь позволять воспоминаниям об Эверетте Сазерленде затуманивать мой ум и сердце, когда существуют более важные проблемы. Он – часть моего прошлого, которое я должна отпустить. Отпустить, несмотря на боль, несмотря на то, что моя душа разрывается на части из-за того, что я потеряла не одного своего лучшего друга, а сразу двоих, и никогда не смогу вернуть обратно ни одного из них.

Глава 4

Кэмерон

Возраст – двенадцать лет

Вытирая потные ладони о подол платья, я вздыхаю, пока пробираюсь по лесной просеке, ведущей к месту встречи, но затем вздергиваю подбородок и притворяюсь, что нет ничего странного в том, что на мне надето платье. В отсутствие грязных джинсов с дырками на коленях, которые обычно ношу, тусуясь с мальчиками, ноги чувствуют себя голыми, и я заставляю себя не думать о синяках, набитых во время недавней игры в баскетбол, и шрамах и ссадинах, которые получила, карабкаясь на деревья и ведя себя, как мальчишка. Сегодня я хочу выглядеть красивой, хочу, чтобы он увидел во мне настоящую девочку, а не какую-то там мелкую пацанку.

Когда вчера я попросила маму отвезти меня в торговый центр, чтобы купить платье, она была явно ошарашена, но, конечно, согласилась, и заговорщицки подмигнула мне. Она не могла быть более очевидна, даже если бы захотела, со всеми этими разговорами о том, как мил и симпатичен Эйден. Его все любят, но только потому, что у него хорошая, счастливая семья, как и у нас. Домашняя же жизнь Эверетта полная противоположность нашей, и мои родители просто не понимают его. Они думают, что из-за неприятностей, в которые Эверетт постоянно попадает дома, он будет плохо на меня влиять. Однако они ошибаются. Здесь в лагере Эверетт ведет себя так же мило, как и Эйден. Просто родители не имеют возможности это увидеть. Поэтому я прикусила язык, улыбнулась и кивнула, пока она продолжала болтать о достоинствах Эйдена.

По крайней мере, мама не дразнила меня, и не смеялась над желанием принарядиться, но я очень боюсь, что Эверетт будет. И мой страх так велик, что я почти хочу вернуться домой и переодеться обратно в джинсы и футболку.

Пожалуйста, пожалуйста, только бы он не смеялся!

Эверетт ждет меня, сидя на большом валуне у дерева, в ветвях которого находится наш домик. Как только я оказываюсь в зоне видимости, он глядит на меня снизу вверх, и его глаза распахиваются от шока. А я продолжаю идти к нему, нацепив улыбку и не позволяя трепещущим в животе бабочкам заставить меня вытошнить недавно съеденный завтрак.

Даже не знаю, когда впервые подумала, что мой лучший друг Эверетт – самый красивый мальчик из всех, что я видела. Просто однажды я словно проснулась и почувствовала себя странно в его присутствии. Неожиданно для самой себя я вдруг начала хихикать, как все те глупые влюбленные девчонки в школе, и самое страшное, что теперь делаю это постоянно. После всех лет, что я была другом Эверетта, тусовалась с ним, играла и не парилась о том, как при этом выгляжу, я внезапно стала нервничать, находясь рядом. Именно с ним, потому что рядом с Эйденом я совсем не нервничаю. Мне все равно, что он обо мне подумает и все равно, если я выставлю себя перед ним дурочкой. Он просто Эйден.

Эверетт продолжает, молча, таращиться на меня, и я почти желаю, чтобы все вернулось к тому, как было раньше. Я почти хочу, чтобы Эверетт снова стал для меня просто Эвереттом.

Несколько минут я неловко стою перед ним – то теребя подол платья, то кудри, которые мама помогла мне сегодня утром соорудить из моих длинных светлых волос, – а потом упираюсь руками в бока и зыркаю на него.

- Чего уставился? – раздраженно фыркаю я.

Эверетт, наконец, моргает и прочищает горло.

- Ты в платье.

Я вздыхаю, желая, чтобы он сказал нечто более лестное, но думаю, это все же лучше, чем, если бы он показал на меня пальцем, и рассмеялся.

- И?..

- И у тебя нет сена в волосах, - добавляет он, и уголок его губ приподнимается в улыбке, заставляя появиться одну из абсолютно очаровательных ямочек. - Ты выглядишь очень красиво.

Я начинаю глупо хихикать, но тут же закрываю рот и нервно облизываю губы.

- Э-э… спасибо. Знаешь, сегодня вроде как особый день и я подумала, что сделаю что-нибудь новенькое.

После моих слов Эверетт встает, и мне приходится запрокинуть голову, чтобы посмотреть на него. Ему исполнилось пятнадцать пару месяцев назад, и с тех пор он все рос и рос, пока не стал выше меня почти на голову.

- Верно, не каждый день тебе исполняется двенадцать, – отвечает он и вытаскивает из-за спины упаковку с шестью стеклянными бутылками виноградной газировки. – Вот наши именинные напитки. Надеюсь, Эйден скоро придет и принесет еду. Я голодный.

У нас есть особая традиция, которую мы соблюдаем каждый год с тех пор как стали друзьями. Началась она с того дня, когда я узнала, что только у нас с Эйденом дни рождения летом. Меня всегда огорчало, что мы не можем поздравить Эверетта с днем рождения из-за того, что видим его только, когда бабушка привозит его в лагерь, и, поэтому я решила назначить Четвертое июля (п.п.: День независимости США) летним днем рождения Эверетта. С тех пор три раза в год мы приходим сюда, в наш домик на дереве, и устраиваем собственное празднование дней рождения отдельно от наших семей.

Спустя пару лет после открытия лагеря родители поняли, что с таким количеством отдыхающих, проживающих в главном особняке плантации, можно забыть о какой-либо конфиденциальности и построили новый дом только для нашей семьи. Он находится в десяти минутах езды от главного особняка на гольф-каре. Достаточно близко, чтобы быстро добраться туда в случае необходимости и достаточно далеко, чтобы получить покой, неприкосновенность частной жизни, и не слышать шум от мероприятий, что проходили по всем сорока акрам земли плантации. А в то лето, когда Эйден, Эверетт и я стали друзьями, папа построил для нас дом на дереве, чтобы у нас имелось место, куда мы можем сбежать от остальных отдыхающих, если захотим.

- Я тоже принесла свою долю. – Я вытаскиваю из кармана платья ручку и блокнот в виде звезды и показываю ему.

Эверетт качает головой и издает тихий смешок, от которого мои внутренности делают сальто.

- Мы по-прежнему будем загадывать желания?

- Конечно. Мы всегда так делаем. Это традиция.

Мы не только приходим к домику на дереве каждый день рождения, но и всегда пьем виноградную газировку, которую приносит Эверетт, и обязательно съедаем пакет «Фритос» и кексы «Little Debbie», которые приносит Эйден. Он же обеспечивает нас свечами и зажигалкой, которую утаскивает из бардачка отцовской машины, где тот прячет сигареты от своей жены, чтобы она не узнала, что он тайком курит. Прошлым летом вместе с зажигалкой Эйден стащил три сигареты, но, когда меня вывернуло в корзину для мусора после нескольких затяжек, мы решили, что не станем продолжать эту традицию.

Мой вклад в празднования дней рождений – звездный блокнот. Мальчики подшучивают надо мной из-за него, но мне все равно. То, что мы загадываем желания, задувая свечи на кексах, не значит, что мы не можем загадывать желания еще и по-другому, просто для подстраховки, чтобы они уж точно сбылись.

Из обувных коробок, взятых из маминого шкафа, я сделала для нас троих специальные ящички, раскрасила их, украсила яркими наклейками, и написала наши имена. Туда мы каждый год складываем листки из звездного блокнота, на которых пишем самое-пресамое заветное желание, а затем убираем под половицу домика на дереве, где они хранятся до следующего дня рождения, до следующего, загаданного на звезде желания.

- Ты помнишь, какое желание написал на звезде в прошлом году? – спрашиваю я Эверетта.

- Я думал, что наши желания – это секрет, и мы не должны о них говорить, - отвечает он.

С технической точки зрения все верно. Я даже заставила Эйдена поклясться здоровьем матери на принесенной из дома Библии в том, что он никогда не станет совать нос в наши коробки. Эверетт бы никогда такого не сделал, но Эйдену нельзя доверять, потому что он коварный и любит нас раздражать. Но фактически я знала, какое желание загадал Эверетт в прошлом году. Тогда Эйдену пришлось уйти раньше с его дня рождения из-за семейного ужина, а мы остались в домике на дереве вдвоем до самого заката. Весь день Эверетт был тихим и печальным, что очень меня расстраивало, так как именинник не должен грустить на свой день рождения, даже если он ненастоящий, а придуманный для того, чтобы мы могли отпраздновать его вместе. Взяв с меня слово, что я никогда не проболтаюсь об этом Эйдену, Эверетт рассказал, что загадал, чтобы они с братом больше не жили вместе с их матерью.

О том, что эта женщина не очень хорошая мать, я знала не только от самого Эверетта, но и из случайно подслушанных разговоров моих родителей. Они с грустью говорили, что бабушка Эверетта – единственный взрослый, который о нем действительно заботится, и о том, что кому-то «нужно взять этого парня под контроль».

Да, Эверетт рассказывал мне и о драках, и о пропусках уроков в школе и даже о том, что однажды был пойман на воровстве, но меня жутко взбесило, что кто-то считал, что ему нужен контроль, тогда как все, в чем он на самом деле нуждался – это любовь и забота.

- Конечно, желания – это секрет, и ты не должен говорить о них, но я точно знаю, что ты загадал на звезде в прошлый раз. А еще знаю, что твое желание, Эверетт Сазерленд, сбылось!

В этом году сразу после Рождества мама и папа усадили меня и сказали, что в будущем я буду видеть Эверетта намного чаще, так как он вместе с братом официально переехал в дом бабушки, расположенный недалеко от лагеря. Я хотела и смеяться, и плакать одновременно. Я радовалась тому, что смогу встречаться с Эвереттом все время, а не только летом, и печалилась о том, что он будет редко видеть свою маму. Пусть она и не всегда милая и хорошая, но все же она его мама. Свою мамочку я люблю больше жизни и даже представить боялась, что не смогу быть с ней каждый день. Но радость, конечно, победила печаль, и я тут же позвонила в дом бабушки Эверетта, желая удостовериться, что родители не пошутили, и он действительно там.

С тех пор я видела Эверетта почти каждый день. Если он не был здесь, чтобы потусить со мной и Эйденом, то он помогал моему папе с плантацией: работал в конюшне или выполнял другие мелкие поручения по лагерю, и я тайно надеялась, что вскоре родители поймут, что на самом деле Эверетт вовсе не плохой.

После такого я ни за что не откажусь от нашей традиции писать свои мечты на звездах, да еще учитывая желание, которое я хотела загадать в этом году.

- Да, Кэм, мое желание сбылось, - говорит Эверетт.

В его голосе слышится грусть, хоть он и улыбается мне. Я знаю, что он скучает по маме и жалею, что не могу прогнать его печаль.

Возможно, это я должна загадать на звезде, вместо того, чего действительно очень-очень хочу?

- Мне кажется, что нужно продолжить записывать желания, раз это действительно работает, верно? Хорошо же, что я могу видеть тебя все время, а не только летом.

Глупые бабочки вернулись вместе с идиотским хихиканьем, и я решаю придерживаться своего первоначального желания. Если оно сбудется, то у меня будет куча времени на то, чтобы выяснить, как прогнать печаль Эверетта. А точнее – целая жизнь.

- Кто готов к вечеринке? – кричит Эйден, появляясь в просвете между деревьями и показывая нам «Фритос» и зип-пакет с кексами «Little Debbie».

Когда он доходит до нас, то резко останавливается и осматривает меня с головы до пят такими же широко раскрытыми глазами, как и ранее Эверетт.

- Что, черт побери, ты на себя надела, ребенок? – со смехом спрашивает Эйден, подталкивая меня локтем. – И что ты сделала со своими волосами?

Я хмуро смотрю на него, и чувствую, как щеки загораются от смущения, так как жду, что Эверетт присоединится к его смеху.

- Заткнись, Эйден, - вместо этого ругает его Эверетт, выхватывает пакет «Фритос» и поворачивается к лестнице, ведущей в домик на дереве. – Сегодня ее день рождения, и она выглядит хорошо.

Я показываю Эйдену язык, а он протягивает руку и ерошит мои волосы. Оттолкнув парня с сердитым рычанием, я выныриваю из-под его руки, что только заставляет того смеяться сильнее.

- Ладно, ладно, прости. Ты действительно хорошо выглядишь. Давай начнем эту вечеринку. – Эйден улыбается, хватает меня за руку и подталкивает к лестнице. - Ты уже придумала, что загадаешь сегодня?

- Я-то придумала, а вот ты об этом никогда не узнаешь, - с превосходством в голосе отвечаю я, когда он обходит меня и начинает подниматься вслед за Эвереттом.

- Не волнуйся, когда-нибудь узнаю. Ты главное не загадывай, чтобы я безумно влюбился в тебя и попросил выйти за меня замуж.

Теперь настала моя очередь, открыв рот, шокировано таращиться на спину Эйдена.

Если бы он только знал, что именно такое желание я и хочу загадать сегодня…

Но только не он в нем главный герой, а Эверетт.

Глава 5

Эверетт

Похлопав по заднему карману джинсов, я чувствую сложенный лист, который засунул туда утром, когда одевался, и облегченно выдыхаю. Когда дело касается этой проклятой бумажки, я, словно больной обсессивно-компульсивным расстройством, должен проверять задний карман каждые пару минут, чтобы убедиться, что она все еще там.

Шесть месяцев назад я хотел сжечь это письмо. Полгода назад я не мог справиться с болью, которую вызывали написанные в нем слова, и пытался упиться до смерти. Но теперь я не могу вынести, если оно не со мной. Я паникую, пока не удостоверюсь, что не потерял его, не забыл положить в карман, чтобы носить с собой повсюду.

Я столько раз разворачивал его и складывал обратно, что бумага того и гляди порвется по линиям сгиба. Но открываю я письмо не потому, что хочу перечитать – каждое слово и так запечатлено в моем мозгу и не нужно смотреть, чтобы вспомнить слова Эйдена, – а потому, что мне становится спокойнее, когда я вижу его почерк. Он дает мне силы держаться подальше от выпивки и вставать каждое утро с желанием жить, двигаться вперед и работать над собой, чтобы стать лучше.

Не знаю, что именно повлияло на меня тем вечером, шесть месяцев назад, когда Джейсон, придя с работы, нашел меня еле живым на полу гостиной – его взгляд, слова или упоминание имени Кэмерон, – но это, черт возьми, сработало – я пробудился. Мне нужно было признать, что я ничего не мог сделать для спасения своего лучшего друга, и научиться жить с болью и чувством вины за то, что не был рядом, когда он умирал, не опираясь на костыль из алкоголя. Что я все еще был здесь, жил и дышал, и должен был начать вести себя также.

«…Ты путешествовал по миру, спасая жизни, ты становился чертовым героем для незнакомцев, но теперь пришло время проявить геройство и вернуться домой…»

Голос Эйдена, тот, что всегда пропитан нотками сарказма и имел легкий налет мудацкой помпезности, так ясно слышится в моей голове, что кажется, будто друг стоит рядом, и я улыбаюсь, не чувствуя в себе потребности свернуться клубком и умереть. Чувство вины все еще ударяет в грудь, словно нож, и от боли из-за потери Эйдена перехватывает дыхание, но все вместе это заставляет меня вырваться из оков оцепенения.

Перегибаясь через кухонную стойку, я беру с раковины пустую бутылку из-под водки, которая стоит там вот уже шесть месяцев, собирая пыль, и поворачиваю крышку туда-обратно, туда-обратно. Это последняя из выпитых мной и я храню ее как напоминание о темном времени в жизни, в которое больше никогда не хочу возвращаться.

Теперь, когда я трезв, я способен обрабатывать свои мысли и действия с бо́льшей ясностью.

Осознать, что я ничем не мог помочь Эйдену в его борьбе с болезнью, было невероятно сложно. Еще ребенком я всегда хотел стать доктором, как мой отец. Он был героем, который погиб, исполняя свой врачебный долг – военный конвой, в котором он ехал, чтобы помочь раненому местному жителю, подорвался на придорожной мине. Отправившись в страны третьего мира, чтобы помогать людям, я считал, что тем самым почту его память, однако даже подумать не мог, что пока там буду выполнять благородную миссию, здесь останется человек, который действительно будет нуждаться во мне, человек, которому я обязан был помочь.

Именно поэтому все, чего я желал с тех пор как узнал о смерти Эйдена – это притупить боль. Перестать что-либо чувствовать. Перестать вспоминать о людях, которых не удалось спасти ни там, ни здесь.

С помощью алкоголя мне это удавалось. Я начинал пить, едва открыв глаза утром, и заканчивал, когда ночью в беспамятстве падал на кровать. Я переставал слышать крики боли детей и видеть лица родственников больных, которых был бессилен вылечить. Больше я не видел лицо Эйдена везде, куда бы ни посмотрел. Алкоголь помогал ровно до тех пор, пока уже ничто не могло удержать воспоминания от проникновения в мой ум и разрушения его. Вот тогда-то я и осознал, что ничто не может стереть боль. И что боль, хоть и причиняет невероятные страдания, напоминает, что ты жив.

Благодаря этому последние шесть месяцев я оставался трезвым. Мне нужна боль, чтобы чувствовать себя живым, чтобы стать сильным и быть героем здесь дома, как того хотел мой друг. Меня не было рядом с Эйденом, чтобы помочь, но я все еще обязан ему и Кэмерон быть здесь для нее.

Однако я все еще не могу простить Эйдена за то, что он не рассказал о своей болезни. Не проходит ни дня, чтобы я не проклинал его за это всеми возможными способами. Теперь я понимаю, что не смог бы вылечить его, но он, черт побери, был моим лучшим другом, а ведь не дал ни единого шанса сказать ему последнее «прости и прощай». За это я злюсь на него, но гнев лучше, чем депрессия.

Эйден был сорвиголовой, рисковым человеком и всегда шутил, что умрет молодым.

Отлично сработано, дружище. Как сказал, так и сделал.

Злиться на него лучше, чем желать умереть вместе с ним. Я точно не смогу исправить отношения с Кэмерон, если последую за Эйденом, а исправление отношений с лучшим другом – оставшимся лучшим другом – теперь мой главный приоритет и то немногое, что удерживает меня от посещения магазина, чтобы приобрести запас водки, и от бесцельного просиживания на заднице, утопая в жалости к себе. Готов поклясться, что Кэмерон не простит меня легко, поэтому я должен быть достаточно сильным, чтобы оказать сопротивление, когда она не захочет снова впустить меня в свою жизнь. Мне нужно быть достаточно сильным, чтобы побороть ревность и довольствоваться тем, чтобы снова быть для нее просто другом. Потому что, независимо от того, какие чувства я испытывал к ней в прошлом, я скучаю по нашей дружбе. Скучаю по ней, и очень надеюсь, что она сможет отпустить гнев и принять меня обратно.

- Нужно ли мне снова вмешаться? Честно говоря, последний раз был достаточно утомительным.

Отведя взгляд от бутылки в руке, я вижу, как Джейсон идет по кухне прямо к холодильнику, открывает его, достает яблоко, откусывает от него огромный кусок, и захлопывает дверцу, прежде чем скрестить руки перед собой.

После того как я начал посещать собрания Анонимных алкоголиков в местной больнице, и Джейсон убедился, что в этот раз мои намерения оставаться трезвым серьезны, он съехал из дома и нашел жилье в городе. Я пытался убедить брата, что ему не нужно переезжать, что бабушка оставила дом нам обоим, но Джейсон заверил меня, что никогда не хотел жить здесь. Он сказал, что оставался только для того, чтобы дом был готов, когда я решу вернуться, а, когда я, наконец, приехал, не мог уйти из-за страха, что я что-то сделаю с собой, а его не будет рядом, чтобы меня спасти.

Слыша, как он спрашивает о необходимости вмешательства, я вспоминаю те времена, когда должен был заботиться обо мне, и снова хочу напиться. Мне ненавистно, что младший брат тот человек, кто всегда собирает меня, старшего брата, по кусочкам. Ненавистно, что он считает, что заботиться обо мне – его обязанность. Словно он не имеет в данном вопросе выбора. Ненависть к самому себе и стыд за то, что я сделал с Джейсоном – еще одна причина, почему я собираюсь оставаться на пути трезвости и не облажаться.

- И тебе привет, брат. Конечно, заходи, угощайся, – саркастично говорю я. – И нет, тебе не нужно вмешиваться. Я услышал тебя четко и ясно еще тогда.

В последний раз Джейсон видел меня с бутылкой в руке шесть месяцев назад, когда я находился в одном глотке от госпитализации из-за алкогольного отравления. И хотя желание выпить всегда присутствует, я больше не собираюсь с ним так поступать. Тогда я был пьян в стельку, но до сих пор помню взгляд брата, когда он вырвал у меня бутылку и сказал: «Я был слишком мал, чтобы помнить, каково это потерять отца, но мне достаточно и того, что мама спилась насмерть у меня на глазах. И хрен ты угадал, если думаешь, что уйдешь за ней, оставив меня одного…»

Отогнав воспоминания, я дотягиваюсь до заднего кармана и достаю письмо. Джейсон подходит ближе, прислоняется к кухонной стойке и смотрит на лист бумаги, который я держу.

- Почему ты хранишь его? Оно нагоняет чертов депрессняк, – говорит он, с хрустом откусывая яблоко.

- Это не так. По крайней мере, сейчас это не так. Письмо дает мне возможность сосредоточиться на чем-то еще, кроме желания выпить, – отвечаю я, пожимая плечами.

- Ты – не мама.

Эта тихая реплика заставляет меня отвести взгляд от письма и посмотреть на брата.

- Знаю, – в тон ему отвечаю я.

- Правда? – Поднимает бровь Джейсон. – А мне иногда кажется, что ты все еще наказываешь себя за то, над чем не имел контроля. Я не дурак и знаю, что из-за меня ты солгал ей, когда поступил в колледж. Ты боялся, что если она узнает, что ты учишься на врача, то сорвется и снова начнет пить.

Джейсон не должен был чувствовать себя виноватым, обманывая маму, поэтому я всегда говорил ему, что мы должны скрывать некоторые вещи от нее, поскольку она так и не оправилась после гибели папы. Что мама будет сильно страдать, случайно узнав, что я могу оказаться в такой же, как и папа, опасной ситуации из-за выбранной профессии. Но я должен был догадаться, что он поймет мою уловку. В конце концов, он мой брат и иногда видит вещи намного яснее, чем я.

- Ты был счастлив тогда, и я не хотел все испортить. Не хотел, чтобы у тебя было такое же детство, как и у меня. И… – я замолкаю на полуслове, потому что Джейсон перебивает меня.

- А у меня для тебя новость – мое детство было таким же, как у тебя! Просто, в отличие от тебя, я не позволил этому до меня добраться. Я принял факт, она хреновая мать и, что ничего не могу сделать, чтобы ее изменить. Материнские обязанности по заботе обо мне не удерживали ее от выпивки. Твоя ложь не удерживала ее от выпивки. Ничего не срабатывало, и я принял это и отпустил. И пришло время тебе сделать то же самое.

Я отворачиваюсь от Джейсона, чтобы вновь посмотреть на письмо, удивляясь, почему, черт подери, всегда ощущал на плечах груз ответственности за счастье нашей семьи. Возможно, если бы я много лет назад поговорил об этом с братом, то не таскал бы так долго эту ношу вины.

- Ты собираешься сделать то, чего хотел Эйден? Наконец вытащишь голову из задницы и пойдешь повидать Кэмерон? – спрашивает брат.

И как всегда звук ее имени пробуждает к жизни все, что мертво у меня внутри. Я был слишком большим трусом, чтобы пойти к Кэмерон, когда вернулся в Штаты. Слишком переполнен виной из-за двухнедельного опоздания на похороны Эйдена и слишком неадекватен в течение следующих месяцев, чтобы даже подумать о том, чтобы к ней приблизиться. На самом деле я и раньше, прежде чем испортил отношения между нами, не заслуживал ее присутствия в своей жизни, а уж, пока находился на самом дне, ни за что на свете не пошел бы к ней. Последние шесть месяцев я подталкивал себя, стараясь стать человеком, достойным дружбы Кэмерон. Тем, кто будет рядом и сделает ради нее все, что бы ни потребовалось.

Надо признать, что я никогда не был для Кэмерон хорошим другом. Сначала, когда мы еще были детьми, я всегда беспокоился о собственных проблемах, позволяя ей заботиться обо мне, а потом, в более старшем возрасте, из-за своих безответных чувств к ней окончательно разрушил нашу дружбу. Теперь же, даже, если все, что ей нужно – это просто плечо, в которое можно поплакать о смерти нашего лучшего друга, в которого Кэмерон влюбилась после моего отъезда, я предоставлю ей его. Наконец я чувствую себя достаточно сильным, чтобы смириться с тем, что давным-давно упустил свой шанс с ней. Я повзрослел и единственное, чего хочу сейчас – быть Кэмерон другом и поддержать в трудной ситуации, как она всегда поддерживала меня.

- Я пойду ее повидать, – отвечаю я Джейсону.

Я убираю письмо обратно в карман, поглаживаю его несколько раз, чтобы убедиться, что оно там в сохранности, и отталкиваюсь от стойки.

- Могу я пойти с тобой? Очень хочется лично увидеть, как она накостыляет тебе.

Джейсон смеется, и я, проходя мимо, показываю ему средний палец и иду по коридору, направляясь в душ.

Прошло чуть меньше пяти лет с тех пор, как я видел Кэмерон Джеймс, но не проходило ни дня, чтобы я не думал о ней или не желал, чтобы повел себя иначе в тот наш последний вечер. Эйден был прав, говоря в письме, что мне пора перестать просто мечтать, что пора начать действовать, чтобы восстановить нашу с Кэмерон дружбу. Она никогда не нуждалась во мне так, как я нуждался в ней, и не знаю, захочет ли она, чтобы я оставался рядом, после того как полностью устранил себя из ее жизни. Но для себя я понимаю, что больше не могу провести ни дня своей жизни вдали от нее.

Трио мушкетеров уже никогда не сможет быть целым, но, возможно, нам с Кэмерон удастся найти способ восстановить поврежденную дружбу.

Если, конечно, она позволит мне попробовать.

Глава 6

Эверетт

Возраст – семнадцать лет

Моя рука, держащая подкову, замирает в воздухе, когда я слышу пробивающийся сквозь разговоры, проклятья и смех работающих в конюшне людей девичий голосок. Копыто кобылы выскальзывает из моей хватки, когда я медленно распрямляюсь. Мой взгляд приклеен к Кэмерон, которая входит в конюшню, махая работникам и обмениваясь с ними приветствиями. Она одета в короткую потрепанную джинсовую юбку, ковбойские сапоги и обтягивающий топ, совершенно не оставляющий места для воображения. Кэмерон выглядит так, что мне хочется сдернуть с ближайшей лошади попону и обернуть ее вокруг нее, чтобы прикрыть каждый дюйм обнаженной кожи, показывающийся в глубоком вырезе топа. Уверен, что позже больше чем парочка парней будут дрочить, вспоминая эту картинку, и я в их числе.

Я ужасный человек, место которого в тюрьме, и больше тут не о чем говорить, поскольку ей всего четырнадцать, а мне уже семнадцать. Я слишком взрослый для того, чтобы получать стояк из-за своей лучшей подруги и желать выбить дерьмо из каждого находящегося здесь придурка с подобной проблемой в штанах.

Я, бля, понятия не имею, когда Кэмерон, дефилирующая сейчас прямо ко мне,  превратилась из неуклюжего, покрытого слоем пыли подростка с царапинами на коленях в потрясающую, выглядящую старше своего возраста девушку. И когда я перестал рассматривать ее, как друга-приятеля, и начал довольно часто думать о ней в неуместном ключе. Казалось, это произошло за один день. Вроде вчера она еще была пацанкой, а назавтра уже превратилась в ожившую влажную мечту любого подростка. Теперь, когда мы вместе с Эйденом перешли в старшие классы, похоже, все, чем я занимаюсь – это пронзаю гневным взглядом любого, кто хотя бы посмотрит в ее направлении, и угрожаю отрубить члены своим приятелям, когда те спрашивают, встречается ли она с кем-нибудь.

Я ломаю голову, пытаясь вспомнить точный момент, когда стал считать свою лучшую подругу горячей цыпочкой и воспоминания о ее двенадцатом дне рождения неожиданно наводняют ум. Тогда я в первый раз увидел Кэмерон наряженной и накрашенной и просто не мог отвести от нее глаз, не мог перестать думать о том, насколько она красива.

Черт! Ей было всего двенадцать!

Я чувствую себя очень неуютно из-за этого открытия и стараюсь вытолкнуть давнишние воспоминания из головы. Но не могу полностью их игнорировать теперь, когда они вернулись, хотя на протяжении последних двух лет усиленно делал вид, что этого момента не было.

Когда Кэмерон остается дойти до меня примерно два фута, я, наконец, отрываю взгляд от ее длинных великолепных ног и покачивающихся бедер и смотрю в лицо. Она широко улыбается и не останавливается пока не подходит так близко, что я чувствую легкий цветочный аромат духов, которые она всегда использует. В последние месяцы, стоит только Кэмерон оказаться рядом, чтобы я мог ощутить аромат магнолии, мой рот всегда наполняется слюной.

- Разве ты не должна помогать твоей маме в танцевальном классе?

Мои слова резки и наполнены раздражением, и я тут же хочу вернуть их обратно, когда улыбка на лице Кэмерон тает.

Это не ее вина, что мои мысли о ней настолько неуместны. Я злюсь не на нее, а на себя за то, что хочу обнять ее за талию, притянуть еще ближе к себе и поцеловать нижнюю губу, которую она сейчас терзает зубами.

- Мы с мамой решили, что с этого момента мне лучше оставаться в стороне от танцкласса и помогать с чем-нибудь другим. Думаю, она наконец-то поняла, что я никогда не пойду по ее стопам, – отвечает Кэмерон, слегка пожимая плечами.

Мама Кэмерон в молодости была потрясающей танцовщицей и могла бы стать одной из лучших вмире, если б не автомобильная катастрофа. Авария загубила ее танцевальную карьеру, но не уничтожила любовь к танцам, и теперь ее уроки по хип-хопу и другим танцам были самыми популярными занятиями в лагере.

- Кого ты отправила к медсестре в этот раз? – спрашиваю я и хихикаю, когда Кэмерон скрещивает руки на груди и фыркает, закатывая глаза.

- Брайдена Барбера. Но это не моя вина. Этот сопляк специально путался у меня под ногами.

- Брайдену всего шесть. Уверен, что бы он ни сделал, это не было специально.

- Все равно, – отмахнулась Кэмерон. – Он хвастался и злорадствовал, потому что смог сделать движение, которое у меня не вышло, и заслужил удар в голень за то, что не смотрел, куда идет.

Я улыбаюсь так широко, что щеки начинают болеть, и очень стараюсь сдержать смех, чтобы не злить ее еще больше.

Кэмерон всегда поднимает мне настроение, несмотря ни на что. Последние несколько дней я хандрил и теперь, просто слушая ее, разговаривая с ней, могу ненадолго забыть о своих проблемах.

- Я прощу, что ты радуешься моим утренним страданиям, поскольку знаю, что у тебя были тяжелые пару дней. Но не ожидай, что подобная щедрость войдет в привычку, – предупреждает Кэмерон, делает шаг вперед, кладет свою руку на мою ладонь и сжимает ее.

- Я в порядке.

Она чуть склоняет голову набок и понимающе смотрит на меня своими великолепными зелеными глазами. Мне тут же хочется сгрузить на нее все свои проблемы и позволить ей забрать их.

- Врешь! – безапелляционно заявляет Кэмерон, поскольку знает меня лучше всех в этом мире, даже лучше, чем Эйден.

Мне неведомо, почему, но именно к Кэмерон я прихожу со своими бедами. Почему-то с ней мне легче и комфортнее разговаривать, чем Эйденом. Иногда я чувствую вину из-за того, что у нас двоих есть тайны от него. Но бывают времена, например, такие как сейчас, когда она стоит настолько близко и смотрит на меня так, словно готова решить любые проблемы. В подобные моменты мне абсолютно наплевать, что Эйдена нет с нами, и я не испытываю ни малейших угрызений совести за то, что скрываю от него некоторые детали своей жизни.

- Я не вру. Почти. Вчера было плохо, но сегодня уже лучше, – успокаиваю я Кэмерон, утаивая, что причина этого улучшения – она.

Одно ее присутствие здесь, независимо от того насколько сложными и запутанными стали мои чувства к ней, делает день ярче и радостней.

- Мама сказала, что твоя мама уже уехала. Мне так жаль, Эв.

Я пожимаю плечами, отказываясь тратить даже минуту на боль и злость за то, что наша с Джейсоном мать снова нас подвела.

- Все в порядке. Я в порядке, – снова заверяю я Кэмерон. – Фиг знает, почему я думал, что этот раз будет отличаться от всех остальных, когда она навещала нас.

- Чем я могу помочь? Хочешь я смотаюсь в Нью-Джерси и разберусь с ней? – на полном серьезе спрашивает Кэмерон, и я улыбаюсь, хоть и нет ничего смешного в сложившейся ситуации. – Я это сделаю, ты же знаешь. Никто не может обидеть моего лучшего друга и уйти безнаказанным.

Я качаю головой и отступаю назад, прежде чем совершу какую-нибудь глупость, например, поцелую ее. Если я это сделаю, то Кэмерон, скорее всего, накостыляет мне по заднице. Поэтому я отодвигаюсь подальше от соблазна, поднимаю ногу кобылы, которую выпустил, когда Кэм  вошла в конюшню, и принимаюсь очищать копыто.

- Со мной все действительно в порядке. Я уже выместил зло на Алане Хейнсе. Думаешь, почему твой отец поставил меня сюда ковыряться в реальном дерьме?

Я улыбаюсь своей шутке, поднимаю голову, чтобы посмотреть на Кэмерон, и тут же тихо ругаюсь себе под нос, видя ее гневный взгляд. Мне нужно исправить это до того, как она пойдет выяснять отношения со своим отцом, который абсолютно невиноват, что я продолжаю лажать, добавляя ему еще одну причину недолюбливать меня.

- О’кей. Теперь я собираюсь разобраться с папой, – сердито ворчит Кэмерон.

- Эй, я разозлился и расквасил Алану нос, и твой отец имел полное право наказать меня за драку с другим сотрудником.

Я не скажу ей, как не сказал и ее отцу, – когда он, завернув за угол сарая, обнаружил, как я, оседлав  маленького сучонка, разукрашиваю кулаком его самодовольную физиономию, – что Алан сделал несколько пошлых комментариев о Кэмерон, увидев ее тем утром на озере. Я молчал, когда Эли оттащил меня от Алана, и не проронил ни слова, когда гаденыш начал жаловаться отцу Кэм, что я напал на него без причины.

Какой смысл защищаться и оправдываться, если мне все равно никто не поверит?

- Не нужно ни с кем разбираться, но спасибо за предложение, – добавляю я.

Я слышу ее вздох и начинаю усерднее чистить копыто, сосредотачиваясь на том, что делаю, а не на звуках, которые издает Кэм.

- Хорошо, я вычеркну разборки из списка дел на сегодня, но мы все равно собираемся повеселиться вечером. Сделаем все, что ты захочешь. У Эйдена свидание с какой-то студенткой, о которой он тарахтел все последнее время, поэтому будем только мы с тобой вдвоем.

Пряча взгляд, я отворачиваюсь и гляжу через плечо.

Интересно, настанет ли такой момент, когда я буду на месте Кэмерон и стану делать все возможное, что развеять любые ее печали, чтобы сделать счастливой? Стану ли я когда-нибудь таким же замечательным другом, каким она является для меня?

Глава 7

Кэмерон

- Судя по голосу у тебя стресс. Может, нам стоит вернуться домой? Эли, думаю нам нужно ехать домой, – говорит моя мама, и ее голос звучит приглушенно, когда она начинает разговаривать с моим отцом, а не со мной.

Я провожу рукой по волосам и вытаскиваю соломинку из запутанных золотистых локонов. Мне следовало собрать их в хвост утром, прежде чем погружаться по самые колени в проблемы.

- Мам, все в порядке, – отвечаю я, закрываю глаза и морщусь из-за того, насколько легко ложь соскальзывает с моих губ. – У нас договор. Вы вернетесь через месяц, как раз к благотворительному балу. Вы только приехали в Аутер-Бэнкс и не станете уезжать из-за пары погнутых досок в полу танцевальной студии, с которыми я легко справлюсь.

Убеждая родителей взять отпуск и провести некоторое время в их редко используемом доме на побережье в Аутер-Бэнксе, я, как могла, смягчила проблему финансирования лагеря и даже заверила, что решу ее к моменту их возвращения. Я заставила их пообещать, что они ногой не ступят сюда до благотворительного бала. Мама отказывалась провести целый месяц вдали от дома, но отец напомнил, что я самостоятельно управляю лагерем уже почти год, и если они хотят когда-нибудь полностью уйти в отставку, то должны мне доверять.

Знание того, что они полагаются на меня, делало ложь, которую я говорила, еще хуже. Но им не нужно знать, что не хватит пальцев рук, чтобы пересчитать, сколько часов я провела без сна, пытаясь придумать решение, с тех пор как они уехали. Как и то, что Амелии не раз пришлось орать на меня, прежде чем я осознавала, что день уже закончился, а я так ничего и не ела.

Слава небесам, что они не видят темные круги под моими глазами или сколько веса я потеряла, и даже не догадываются, что я лгу сквозь зубы, говоря им, что все в порядке. Я очень надеюсь, что смогу найти нового спонсора до их возвращения, и родители простят меня за то, что не была полностью честна с ними.

- Ты имеешь в виду, что Джейсон легко с ними справится, – смеется мама, и я тоже улыбаюсь.

- Точно. Джейсон приедет через несколько минут, и в лагере все снова будет в порядке.

Используя дружбу с Эвереттом, я звонила его младшему брату всякий раз, когда в лагере требовалась помощь с небольшим ремонтом. Джейсон никогда не отказывался, и всегда был готов сделать все возможное для меня и лагеря, но, позвонив ему сегодня утром, я была немного шокирована тем, насколько быстро он согласился выполнить мою просьбу. Обычно он приезжал после работы или в выходные, но сегодня собирался взять отгул и сразу же приехать ко мне. Я пыталась сказать, что это не срочно, но он уже повесил трубку.

Сначала, после отъезда Эверетта, видеть Джейсона было довольно сложно, слишком уж сильно он напоминал старшего брата. Но спустя некоторое время стало легче, особенно после того, как Джейсон понял, что упоминание имени Эверетта не приносит мне ничего иного кроме огорчения. С тех пор это стало нашим негласным соглашением, и, хотя за прошедшие годы у меня скопилась тысяча вопросов, я ни один не озвучила, так как не хотела вмешивать его. Джейсон был хорошим парнем и не заслуживал подвергаться допросу с пристрастием от меня.

- Джейсон приехал.

Я поворачиваю голову, когда Сет, студент-волонтер, подходит ко мне и указывает на подъездную дорогу, ведущую от главного дома сюда в танцевальную студию, граничащую с конюшней. Мы оба наблюдаем, как пыль вихрится у колес грузовика, пока тот медленно добирается до нас.

Обойдя меня, Сет идет к дороге, чтобы встретить Джейсона, а я отворачиваюсь от приближающего автомобиля, и смотрю на погнутые доски, которые Джейсон приехал починить.

- Мам, мне пора идти. Джейсон только что приехал, и мне еще нужно успеть переделать сотню дел до обеда. Люблю тебя, и скажи папе, что люблю его тоже, но если вы приедете сюда до благотворительного бала, я отправлю вас обратно. У меня все под контролем.

Мама вздыхает, возвращает мои заверения в любви и, пообещав позвонить завтра, кладет трубку.

Услышав хруст гравия под сапогами, я кладу телефон в задний карман джинсов и с улыбкой на лице оборачиваюсь, чтобы поприветствовать Джейсона.

- Тебе не нужно было превышать скоростной режим, добираясь сюда. Я сказала, что это не…

Слова замирают на губах, в животе что-то ухает, проваливаясь вниз вместе с улыбкой. Слезы наполняют глаза, прежде чем я успеваю их остановить, и весь воздух со свистом покидает мое тело. Мне нужно напомнить себе, как дышать, и напрячь колени, прежде чем ноги подведут меня, и я грохнусь на землю.

- Привет, Кэм.

Голос, который я не слышала почти пять лет, доносится, словно из глубины длинного темного туннеля, потому что мое сердце бьется так сильно, что его грохот отдается в ушах. Это тот же хрипловатый низкий голос, что я слышу у себя в голове посреди ночи, независимо от того хочу этого или нет. Я провела двадцать лет, желая всегда слышать этот успокаивающий голос, и исходит он от человека, с которым я мечтала провести всю свою жизнь. Его голос, словно музыка для моих ушей, и я хочу попросить произнести еще что-нибудь просто для того, чтобы убедиться – он действительно здесь, на расстоянии вытянутой руки.

Пусть у нас с Джейсоном и было соглашение никогда не упоминать Эверетта, но время от времени ему удавалось давать мне знать, что его старший брат, по крайней мере, еще жив. Что было особенно актуально, так как Эверетт первым добровольно отправлялся в самые опасные точки мира.

Было трудно поверить словам Джейсона, но теперь Эверетт находился прямо передо мной, живой и невредимый, его грудная клетка поднималась и опадала при каждом вдохе-выдохе, а голубые глаза смотрели прямо в мои.

Я не могу отвести взгляд от Эверетта, стоящего всего в паре футов от меня с засунутыми в передние карманы узких джинсов ладонями. На его ногах рабочие ботинки, а длинные рукава серой рубашки-хенли подвернуты до локтей. Темно-каштановые волосы Эверетта подстрижены как и прежде – коротко по бокам и чуть длиннее сверху. Взъерошенные темные пряди заставляют меня захотеть протянуть руку и провести по ним пальцами, приглаживая. Эти волосы – единственное сходство с тем Эвереттом, которого я когда-то знала. Он всегда был горячим парнем, но проведенные в странах третьего мира годы чудесным образом сказались на его телосложении, судя по накачанным мышцам предплечий, которые я вижу, и по тому, как плотно тонкий трикотаж обтягивает его торс.

Прежде Эверетт предпочитал быть чисто выбритым, и, проведя много времени в обществе Эйдена, который имел те же предпочтения, я думала, что меня привлекают мужчины с гладким лицом. Но считала я так ровно до той минуты, как увидела ухоженную аккуратно подстриженную бородку, усы и бакенбарды, соединяющиеся между собой наподобие эспаньолки на лице Эверетта.

И, черт меня побери, если это не делает его еще более сексуальным!

Эта мысль осушает слезы на глазах, и все эмоции, что я чувствую, увидев Эверетта впервые за столько лет, исчезают в мгновение ока.

Как он посмел просто появиться здесь после того как не удосужился написать мне хоть словечко за пять лет?! Как он посмел превратиться из одного из самых важных людей в моей жизни в того, кто бросил меня и никогда не оглядывался назад?! В того, кто даже не потрудился связаться со мной, когда умер наш общий друг?!

Мне хочется сократить разделяющее нас расстояние и броситься в объятия Эверетта, чтобы ощутить тепло его тела и почувствовать стук сердца напротив моей груди, заверяющие, что он, правда, настоящий, но я сопротивляюсь этому желанию, и выпаливаю:

- Какого хрена ты тут делаешь?

Губы Эверетта дергаются, словно он старается не улыбнуться, и то, что он находит данную ситуацию смешной, злит меня еще больше. Он не имеет права появиться тут словно ниоткуда и думать, что мы просто начнем с того места, где закончили.

- Мне тоже приятно тебя видеть, Кэм. У тебя соломинка в волосах, – произносит он тихим голосом.

Уголки его губ приподнимаются в полуулыбке, когда он говорит то же, что и всегда, когда мы были моложе. От этого мои внутренности превращаются в сладкую кашицу, что в свою очередь порождает желание врезать по чему-нибудь кулаком. Например, по его глупому сексуальному лицу.

Я ненавижу, что все внутри меня трепещет при упоминании Эвереттом моего прозвища, и отказываюсь показывать, что он имеет на меня хоть какое-то влияние. Поэтому еще крепче сжимаю колени, когда Эверетт делает несколько шагов вперед и останавливается так близко, что я могу ощутить легкий аромат его лесного одеколона.

Конечно, он до сих пор использует тот же одеколон, который я однажды купила ему в качестве подарка на Рождество, и потом покупала каждый год, потому что мне очень нравился его запах на Эверетте!

Я настолько взволнована и смущена всем тем, что чувствую сейчас, и именно поэтому позволяю гневу взять управление над моим эмоциональным истощением вместо того, чтобы расплыться лужей слез у ног Эверетта.

- Ты замечательно выглядишь, Кэм. Я так чертовски сильно по тебе скучал.

Вот и все. Любая надежда успокоиться и вести себя, как взрослый человек, вылетает в окно, когда он произносит эти слова. Моя рука взлетает вверх, и, прежде чем я успеваю остановить себя, ударяет Эверетта по щеке так сильно, что я, вероятно, буду ощущать последствия как минимум неделю. Его голова дергается в сторону от силы моего удара, но Эверетт не поворачивает ее обратно, пока я, тяжело дыша, медленно опускаю руку.

- Не смей говорить так со мной! – Я стискиваю зубы и сжимаю кулаки, чтобы снова не ударить его. На этот раз прямо в нос. – Именно ты игнорировал меня почти пять лет. Ты не имеешь право приезжать сюда и говорить, что скучал!

Эверетт вздыхает и закрывает глаза, а когда открывает их, повернув ко мне голову, я почти перестаю дышать. Боль, скорбь и страдание потоком льются на меня, отражая все то, что сейчас я ощущаю, но я не собираюсь смягчаться. Эверетт ранил меня сильнее, чем любой другой человек в моей жизни. Он разбил мое сердце и ушел. Я никогда не прощу его за это.

- Я понимаю, правда, понимаю, и мне невероятно жаль. Ты даже не представляешь, как мне жаль.

Он смотрит на меня, умоляя понять, но я не могу. Долгие годы после его отъезда я мучилась вопросом, что же сделала не так, и желала вернуться назад, чтобы все исправить. Долгое время моя жизнь была пуста из-за того, что я не могла отпустить его и начать двигаться дальше. А последние девять месяцев я была вынуждена в одиночестве оплакивать нашего умершего друга.

- А мне пофиг, насколько тебе жаль! Ты со своей чертовой степенью в медицине уехал спасать людей, которых даже не знал, когда так был нужен нам. Эйден нуждался в тебе. И я нуждалась. Но тебя не было здесь. Я оплакивала его одна. Я похоронила его одна. Я, черт тебя побери, похоронила нашего лучшего друга одна! – кричу я, и мой голос ломается из-за слез при воспоминаниях о похоронах Эйдена.

Даже окруженная семьей и друзьями, их объятиями и слезами, что они проливали вместе со мной, я никогда не чувствовала себя более одинокой, чем в тот момент, когда стояла у могилы Эйдена и смотрела, как его гроб опускается в землю.

Тогда я не злилась на Эверетта, понимая, что он, вероятно, находится в какой-нибудь отдаленной части планеты, откуда не может просто взять и прилететь домой. Я простила его за то, что он не был на похоронах, и сейчас частично чувствовала вину, что обвиняю его в том, что изменить он был не властен, но всего лишь частично. Благодаря Джейсону мне было известно, что Эверетт узнал о смерти Эйдена только спустя несколько недель, но даже после этого он не приехал домой. Он не позвонил мне, и не написал ни строчки. Он ничего не сделал!

Все наши детские и юношеские годы я поддерживала его, но в тот один-единственный раз, когда я нуждалась в его поддержке, Эверетта не оказалось рядом.

Несмотря на то, что в течение нескольких недель после смерти Эйдена со мной всегда кто-то находился, я никогда не чувствовала себя более потерянной. Родители и Амелия делали все возможное, чтобы вытащить меня из угрюмого настроения, но у них ничего не получалось. Единственным человеком, кто бы мог понять, что я тогда чувствовала, был Эверетт. Но его со мной не было, и теперь, когда он, наконец, вернулся, мне ненавистно, что он считает, будто извинения все исправят. Слова не исцелят шрамы, которые отставили поступки.

Я снова собираюсь накричать на Эверетта, но меня останавливает треск рации, прикрепленной к поясу джинсов.

- Кэмерон? Кэмерон? Ты меня слышишь?

Не отводя гневного взгляда от полных сожаления глаз Эверетта, я снимаю рацию, подношу ее ко рту и нажимаю кнопку.

- Амелия, я сейчас немного занята. Буду у главного дома через несколько минут.

Прикрепляя рацию обратно к поясу, я настолько погружена в свою печаль и гнев, в желание дать Эверетту почувствовать всю живущую внутри меня боль, и к тому же отвлечена вызовом Амелии, что не осознаю, что Эверетт приблизился и теперь прикасается ко мне, пока не становится слишком поздно. Когда его руки обвивают мою талию, и уже собираются притянуть ближе к нему, мозг просыпает, и я делаю шаг назад настолько быстро, что спотыкаюсь и почти падаю, сумев удержаться на ногах лишь в последнюю секунду.

Эверетт выглядит потрясенным тем, что я не позволяю прикоснуться к себе, сильнее, чем когда я влепила ему пощечину.

А чего он собственно ожидал?

С тринадцати лет я мечтала, чтобы Эверетт крепко обнял меня. Мечтала прижаться щекой к его груди и слушать биение сердца. Я грезила об этом, фантазировала, а все что получала – полуобъятия или случайное приобнимание за плечи. Да, и то, если повезет. Давным-давно я усвоила урок: любовь к Эверетту не приносит ничего кроме боли, и будь я проклята, если снова попадусь в эту ловушку.

- Прости меня, – снова произносит Эверетт, и разочарованно вздыхает, проводя рукой по своим волосам и нервно переступая с ноги на ногу.

Я не знаю, извиняется ли он за то, что был дерьмовым другом, или за то, что прикоснулся ко мне, мне все равно, если честно.

Ладонь Эверетта оставляет волосы и скользит вниз, прижимаясь к щеке, получившей удар, и мне тут же хочется извиниться, но я держу рот закрытым, напоминая себе, что он это заслужил.

Что, черт побери, случилось со мной? Я не из тех людей, которые раздают оплеухи направо и налево!

И я ненавижу Эверетта еще больше за то, что он превратил меня в женщину, которая устраивает сцены у всех на виду.

- Эйден был прав. За эти годы ты наработала отличный удар справа.

Его попытка заставить меня улыбнуться проваливается. Произнося имя нашего друга, и напоминая, что все эти годы он поддерживал связь с Эйденом, но не со мной, Эверетт снова разбивает мое сердце на тысячу осколков.

- Да пошел ты! – шепчу я, и сглатываю несколько раз, чтобы успокоить горящее от желания плакать горло.

Я не буду плакать перед этим мужчиной! Не позволю увидеть свою уязвимость.

- Кэм…

Эверетт снова делает шаг ко мне, но останавливается, когда из рации опять доносится потрескивающий от помех голос Амелии. Но в этот раз она не просто говорит, она кричит:

- КЭМЕРОН! SOS! ТЕБЕ СРОЧНО НУЖНО…

С раздраженным рычанием я нащупываю рацию, и поворачиваю ручку громкости до щелчка. В полной тишине я делаю глубокий успокоительный вдох, и только потом обращаюсь к Эверетту.

- Ты мне здесь не нужен. Иди домой и забудь о моем существовании. Именно так ты поступал почти пять лет, поэтому не думаю, что тебе будет сложно вернуться к этому.

Боясь, что сделаю глупость, – например, брошусь в его объятия или извинюсь, что веду себя, как сука, – я не смотрю на Эверетта, когда обхожу его с высоко поднятой головой.

Я всегда была слабачкой, когда дело касалось Эверетта Сазерленда, и ни за какие коврижки не вернусь к старому шаблону поведения только потому, что он внезапно решил возвратиться в мою жизнь.

Глава 8

Кэмерон

Возраст – пятнадцать лет

- С днем рождения, ребятенок!  Мы встречаемся в семь сегодня?

Эйден ерошит мои волосы, пробегая мимо, а затем поворачивается ко мне лицом и продолжает идти спиной вперед.

- Перестань лохматить меня! И да, сегодня в семь. Не забудь закуски! – кричу я ему, потому  что раздается предупредительный звонок,  и ребята вокруг начинают закрывать шкафчики и быстро двигаться по коридору.

Эйден салютует мне, поворачивается и бежит дальше, лавируя среди моря школьников.

- Он все еще встречается с Мишель Лэнфорд? Я слышала, что они расстались. Как думаешь, он согласится, если я приглашу его на свидание?

Захлопнув шкафчик, я поворачиваю голову и смотрю на стоящую рядом девушку, которая мечтательным взглядом провожает Эйдена.

- Да, они расстались. Можешь попробовать пригласить его. За спрос ведь не бьют, - пожимаю плечами я.

Она благодарит меня и устремляется вслед за Эйденом, а я качаю головой и, покрепче ухватив учебники, направляюсь к кабинету алгебры.

Внезапно книги вырываются у меня из рук. Я поднимаю голову, вижу улыбающегося Эверетта, и мои внутренности делают кульбит, когда он засовывает учебники себе под мышку и идет вместе со мной к классу.

- С днем рождения, Кэм! Каково это быть пятнадцатилетней? – спрашивает Эверетт, подталкивая меня плечом.

Я нервно закручиваю прядь волос на палец, заклиная себя не хихикать.

- Как будто я еще слишком молода, чтобы водить машину, и слишком стара, чтобы играть в куклы.

Что же я несу? Какие куклы?!

Молодец, Кэм! Так у тебя точно получится заставить его видеть в тебе не ребенка, а взрослую девушку!

Эверетт просто улыбается мне и, притормозив у дверей кабинета, передает обратно учебники. Затем кладет руки на мои плечи и притягивает к себе ровно на три секунды, прежде чем отпускает  и поворачивается, чтобы уйти.

- Хорошего дня. Увидимся в семь в домике на дереве, - махнув на прощанье, говорит он.

Застыв в дверях, я наблюдаю, как он идет по коридору, и выпускаю затяжной вздох.

- Он такой секси. Поверить не могу, что ты с ним дружишь, - произносит Эллисон Брантли, останавливаясь рядом, чтобы тоже поглазеть на Эверетта.

Эллисон запала на Эверетта еще в начале учебного года. Месяц назад она потеряла девственность с Алексом Конрадом – выпускником, членом футбольной команды и по совместительству другом Эверетта. С  тех пор она считает себя крутой горячей цыпочкой и беззастенчиво флиртует с Эвереттом, от чего меня просто тошнит.

Она-то уж точно не говорит перед ним о куклах!

- Сегодня вовремя ланча я  собираюсь позвать его на свидание.

Я резко поворачиваю голову и хмуро смотрю на нее, потому что просто ненавижу Эллисон Брантли.

- Он не встречается с подстилками вроде тебя, - сообщаю я и игнорирую злобный взгляд Эллисон, когда, задевая плечом, протискиваюсь мимо нее в класс.

Независимо от того, насколько грубы мои слова, она, как и все другие девчонки в школе, никогда не спорит и не устраивает сцен, потому что понимает – я имею преимущество, когда дело касается двух моих лучших друзей. Возможно, это делает меня стервой, но мне все равно. Любая девочка здесь знает, что если разозлит меня, то никогда не получит шанса ни с Эйденом, ни с Эвереттом. Ну, может, с Эйденом и получит, поскольку он пойдет с любой, если у нее есть вагина, но уж точно не с Эвереттом, поскольку он прислушивается к моему мнению о девушках, с которыми встречается.

Я замираю на месте, так и не положив учебники на парту, и пропуская то, что говорит учитель, когда меня поражает неожиданная мысль:

«Если Эйден поступает в точности наоборот тому, что я советую, то почему же тогда Эверетт ко мне прислушивается?!»

Действительно ли он так ценит мое мнение или просто знает, что я влюблена в него и, соглашаясь со мной, тем самым щадит мои чувства?

Пожалуйста, пожалуйста, только не последнее! Пусть он слушает меня, потому что я – его лучшая подруга, а еще, потому что я – девушка, и знаю, что думают другие девушки.

Кроме того я была сучкой не со всеми претендентками на место рядом с Эвереттом, хотя и очень хотела быть таковой. Не всех девушек я забраковывала, а только тех, кто, по моему мнению, мог украсть его сердце. Пока им не светило «и жили они долго и счастливо» я могла примириться с тем, что Эверетт встречается с другими.

Конечно, я не думала, что он безумно влюбится в Эллисон Брантли, и они сбегут, чтобы пожениться, но сегодня мой день рождения, черт побери!  Никто не испортит мне праздник, и уж точно не Эллисон с ее гигантскими сиськами, тонкой талией, длиннющими ногами и потерянной девственностью.

___________________

- Перестань надо мной ржать! Я – твой сутенер!

Эйден игнорирует мой приказ и смеется так сильно, что ему приходится утирать слезы с глаз.

- Вообще-то это тяжело. Все их «Как ты думаешь, я нравлюсь Эйдену?», «Как ты считаешь, Эверетт пригласит меня на свидание?», - произношу я неестественно высоким противным голосом. – Я – ваш сутенер, дающий женской популяции знать, когда вы готовы снова быть повязанными. Это отвратительно! Мне пора начать брать с вас деньги.

Я подношу бутылку ко рту, делаю глоток и понимаю, что сильно пьяна, когда половина пива льется по моему подбородку вместо того, чтобы попасть в рот.

Эверетт забирает бутылку и рукавом своей толстовки вытирает мне лицо, а я даже не осознаю, что перестала дышать, пока он не убирает руку и не улыбается мне.

Эйден решил, что в этом году нам будет мало виноградной газировки, и вместе с обычными закусками принес еще и пиво. Они с Эвереттом в свои восемнадцать имели много возможностей выпить пива, когда тусовались со сверстниками, в отличие от меня. Я думала, что это станет отличной возможностью продемонстрировать Эверетту, что я уже не маленькая девочка, но после третьей бутылки в голове поплыл туман, язык начал заплетаться, и я, как последняя идиотка, понесла чушь о сутенерах. Вероятно, поэтому Эверетт предпочитал встречаться со шлюшками, а не с маленькими девочками вроде меня, которые даже пить не умеют.

Но, по крайней мере, я больше не говорила о куклах, что должно сработать в мою пользу.

- Думаю, тебе достаточно, - говорит Эверетт и отворачивается, когда ставит бутылку рядом с собой, но с другой стороны, поскольку мы с ним сидим рядом на полу домика на дереве, а Эйден напротив нас, скрестив ноги по-турецки.

Эверетт наклоняется вперед, начиная собирать в одну кучу пустые бумажные тарелки и бутылки, а я смотрю на его профиль, и мне так хочется протянуть руку, прижать ладонь к его точеной челюсти, сказать что-нибудь, чтобы заставить улыбнуться, а когда на щеке появится ямочка, поцеловать ее.

- Ты такой обломщик, Эв, – шутит Эйден, отпивает пива и ставит бутылку рядом с теми, что собрал Эверетт. –  Это ее день рождения, и она может выпить, если хочет.

Опираясь на руки позади себя, Эверетт откидывается назад и вытягивает ноги, в процессе задевая меня своим бедром. Мое сердце тут же начинает барабанить по грудной клетке, и впервые за семь лет я хочу, чтобы Эйдена не было с ними. Нет, я, конечно, люблю Эйдена, но прямо сейчас желаю остаться с Эвереттом наедине. Я хочу приблизиться к нему, пока наши плечи не соприкоснутся, хочу, чтобы посмотрел на меня и улыбнулся, чтобы откинул мои волосы назад, как он делал со своими подружками. Я желаю, чтобы он взглянул на меня и, наконец, увидел во мне девушку, а не своего лучшего друга.

- Хорошо, что ты уже написала желание и убрала его в свою коробку. Иначе мне пришлось бы помогать тебе и, вероятно, увидеть, что ты загадала, - говорит Эверетт и подмигивает мне.

Я тоже благодарна за это, но только сейчас. Если б он увидел мое загаданное желание, то понял бы, что я к нему чувствую. И не осталось бы тайн, и мне больше не пришлось бы притворяться. Я так устала от этого. Так устала желать того, что теперь уже кажется несбыточным. Несбыточным даже несмотря на всю силу моего желания и то, что я изо всех сил стараюсь доказать Эверетту, что больше не являюсь девчонкой-падцанкой и могу сделать его счастливее, чем любая из тех развязных девиц в школе.

- Эй, Эйден, ты скоро? Мне тут до жути скучно.

Девичий голос доносится до нас снизу, от подножья дерева, в ветвях которого находится домик.

- Черт побери, Эйден! Ты что притащил с собой подружку на мой день рождения? – жалуюсь я, глядя на Эйдена, пока Эверетт хихикает и качает головой.

- Не моя вина, что я настолько неотразим, что в моем социальном графике нет ни одного пустого окна. К тому же я не привел ее сюда, а заставил ждать снаружи. Поэтому ты не можешь злиться на меня, ребятенок, - объясняет Эйден с ухмылкой.

Я закатываю глаза, но данное действие заставляет комнату закружиться, и я просто машу ему рукой, изо всех сил сдерживая рвоту.

- Иди уже! Иди со своей мочалкой.

- Ты уверена? - спрашивает Эйден, одновременно отрывая от пола пятую точку.

- Да. Ты сможешь загладить вину, если сделаешь рассылку сообщения, что больше я не твой сутенер. Скажи ей и пусть она передаст своим подружкам, что больше я не стану отвечать на вопросы о твоей любовной жизни.

Эйден смеется, наклоняется и целует меня в щеку.

- Посмотрю, что смогу сделать, - улыбается он, а потом выпрямляется и указывает на Эверетта. – Ты ответственный за то, чтобы придерживать волосы Кэмерон, когда ее начнет тошнить.

Эверетт показывает ему большой палец, он идет к двери, а я кричу ему в спину:

- МЕНЯ НЕ БУДЕТ ТОШНИТЬ!

Я слышу, как он смеется все время, что спускается по лестнице,  а когда в домике на дереве воцаряется тишина, поворачиваюсь к Эверетту.

- Меня не будет тошнить, - уже более спокойно заверяю я его, и очень-очень надеюсь, что говорю правду.

- Но, если будет, я подержу твои волосы. – Он улыбается и накрывает мою ладонь своей.

Действительно грустно, что это самая романтическая вещь, которую я когда-либо слышала.

Похоже, я, правда, пьяна.

Эверетт продолжает смотреть на меня, и я отчаянно желаю удержать язык за зубами, чтобы не испортить момент словесной рвотой, вызванной алкоголем, но ничего не могу с собой поделать.

- А почему ты ни разу не приводил с собой девушку? – тихо спрашиваю я.

Эйден каждую неделю притаскивает в лагерь разных девушек, чтобы произвести на них впечатление тем, что дружен с владельцами, а Эверетт ни разу никого не приводил даже на благотворительный бал, который мои родители устраивают каждый год.

Эверетт наклоняется чуть ближе ко мне, и я откидываю голову назад, чтобы видеть его. Наши лица так близко, что стоит мне лишь немного вздернуть подбородок и наши губы встретятся. Мне так хочется, чтобы он оторвал руку от пола, обвил ею мою талию и притянул к себе так близко, что я почувствую, как его сердце бьется напротив моего. Я жажду большего, чем случайное соприкосновение плечами или мимолетные дружеские объятия.  Я мечтаю, чтобы Эверетт сократил расстояние, чтобы именно он сделал первый шаг, потому что не хочу делать его сама, так как очень боюсь, что он отступит или рассмеется.

- Это место для меня особенное, – также тихо отвечает Эверетт. – Оно помогло мне пережить самые трудные времена. Я никогда не приведу сюда девушку, которая не будет для меня особенной. Кто не будет для меня значить столько же, сколько это место.

Я могла бы сказать, что ему и не надо никого приводить, что эта девушка уже здесь. Но приходится довольствоваться тем, что не нужно беспокоиться о том, что Эверетт уподобится Эйдену и притащит сюда случайную шлюшку.

Эверетт отстраняется от меня с еще одной улыбкой, и я сразу же ощущаю холод без его ладони, накрывающей мою.

Я вспоминаю о желании, которое написала на звезде – то же самое, что загадывала с тех пор, как мне исполнилось двенадцать – и думаю, что должна была изменить его и пожелать, чтобы Эверетт поцеловал меня или, черт побери, просто обнял не как друг, но теперь уже поздно. Коробка уже спрятана под половицами домика до следующего года, и остается лишь надеяться, что когда-нибудь мое желание исполнится, и приведет к большему, чем просто объятия.

Глава 9

Эверетт

Возраст – двадцать один год

- Черт, сегодня здесь столько цыпочек, - говорит Эйден, стукаясь своей бутылкой пива о мою.

- Угу, - рассеянно бормочу я, стараясь не выглядеть очевидным, выискивая в толчее под навесом Кэмерон.

- Я занимался сексом с одной из них прямо на танцполе у всех на глазах и сорвал овации.

- Ага, - отвечаю я и вытягиваю шею, когда замечаю светловолосую голову в толпе пьющих и болтающих людей.

Эйден бьет меня по руке как раз в тот момент, когда я теряю из виду блондинку, которую принял за Кэмерон. Я поворачиваюсь и гневно смотрю на него.

- Какого черта?!

Он смеется и качает головой.

- Я только что сказал, что занимался сексом прямо на танцполе, а ты и ухом не повел. Земля вызывает Эверетта. Где ты витаешь? Все еще думаешь о выпускных экзаменах? Уверен, ты успешно их сдал.

Ни за какие коврижки я не признаюсь, чем так отвлечен сегодня, поэтому просто держу рот на замке, и позволяю ему думать, что это из-за экзаменов.

Эйден учился в Университет Клемсона, а я был зачислен в Чарлстонский Колледж, и последние три года врал матери, что посещаю бизнес-классы, тогда как на самом деле зарабатывал степень бакалавра в Pre-Med*. И хотя я поступил в местное высшее учебное заведение, а не в то, что находилось в нескольких часах езды, как Эйден, я был так занят последние несколько месяцев, готовясь к заключительным экзаменам, что совсем не видел и не говорил с Кэмерон. Впервые мы с ней не общались так долго, и я ненавидел это.

Я сдал свой последний экзамен сегодня, в день, когда родители Кэмерон устраивают в лагере свой обычный благотворительный бал, в этом году приуроченный к выпускному их дочери. Всю неделю я нервничал, зная, что, наконец, буду свободен, чтобы увидеть Кэм и поговорить с ней о чем-то очень-очень важном. Настолько важном, что это пугает меня до усрачки.

- Черт, а наша маленькая девочка выросла.

Тихое бормотание друга заставляет меня вновь устремить взгляд на толпу, туда же, куда смотрит Эйден, и открывшийся вид  заставляет почти выронить из рук бутылку.

Кэмерон выглядит красивее, чем я когда-либо видел. На ней белое короткое платье без бретелей, которое льнет к изгибам ее тела и открывает длинные загорелые ноги. Черная лента на узкой талии, сочетается с черными шпильками, что делает весь образ еще более сексуальным. Светлые волнистые волосы Кэмерон подняты вверх и заколоты, оставляя свободными лишь несколько прядок и косую челку. Я вижу, как она поднимает руку и откидывает ее с лица, улыбаясь тому, что рассказывает ей кто-то из небольшой группы людей, с кем она беседует. Я сдерживаюсь изо всех сил, чтобы не пойти туда и не утащить Кэмерон, желая, чтобы ее улыбка была адресована исключительно мне. Я так истосковался по ее улыбкам за последние месяцы. Я так истосковался по ней самой.

- Без шуток. Когда, черт побери, этот ребятенок стал такой горячей штучкой? Думаю, приглашу ее на свидание. Я имею в виду, что она окончила школу, и через месяц вообще станет совершеннолетней. Это ведь не будет выглядеть извращением или чем-то подобным, верно? – спрашивает Эйден, все еще таращась на Кэмерон.

Мне приходится противостоять желанию врезать своему лучшему другу по лицу и приказать, перестать пялиться на Кэмерон. Тем более что я и сам не мог перестать смотреть на нее и имел те же мысли о ней в течение последних месяцев.

- Отвали! Ты не пригласишь Кэм! – говорю я и морщусь из-за того, что это выходит как рычание, и из-за того, что не могу скрыть, насколько разозлился на его слова.

- Да, ты прав. Это будет сродни извращению. Она одна из моих лучших друзей. Я знаю ее с самого детства. К тому же она все еще может надрать мне задницу в баскетбол. Да меня на смех поднимут, если пойдут слухи, что моя девушка может победить меня в какой-то игре, - ухмыляется Эйден. – Кроме того, похоже, она влюблена, и я не должен вклиниваться между ними.

Эйден кивает в сторону Кэмерон, и я вижу, как незнакомый мне парень обнимает ее за талию. Она смотрит на него и улыбается, а затем говорит что-то группе людей, когда парень берет ее за руку и ведет на танцпол.

Два пива, выпитые сегодня, взбалтываются в животе, когда я смотрю, как она встает напротив парня, а он, крепко обняв, подтягивает ее ближе к себе. Его ладони приближаются к попке Кэмерон, и я хочу пойти на танцпол, вырвать парню руки и отдубасить его ими.

- Это что еще за хрен? – спрашиваю я, не в силах отвести взгляд от катастрофы, разворачивающейся передо мной.

Кэмерон прижимает ладонь к груди парня, и то, как он наклоняется и утыкается носом в ее шею, как затем прокладывает дорожку поцелуев до уха и шепчет что-то в него, побуждает во мне желание избить первого, кто попадется под руку.

Я ненавижу его. Я жажду его крови! Кто, черт побери, этотпарень, и почему Кэмерон позволяет обнимать себя, целовать, смешить?!

- Это Грейди Стивенс. Они вместе учились. Встречаются примерно три месяца. Какого хрена ты об этом не знаешь? Ты же общаешься с Кэмерон чаще меня, - указывает Эйден.

Верно, я и правда чаще него разговаривал с Кэм, за исключением трех последних месяцев, когда полностью похоронил себя в учебе и делал все возможное, чтобы отвлечься от того, что собирался сделать сегодня вечером. А именно, наконец, вытащить голову из задницы и рассказать Кэмерон о моих чувствах к ней.

- В любом случае, - продолжает Эйден, не обращая внимания, что я, стоя рядом с ним, практически теряю контроль, пока мы оба смотрим на Кэмерон и мудака, чьи руки продолжают двигаться к ее попке.  – Из того, что я слышал, он – хороший парень. Лучший выпускник их класса, получил полную стипендию в Клемсоне, как футболист. Его отец владеет крупнейшей в стране конной фермой по разведению  скакунов-чемпионов, которая находится на другой стороне города, и которую он планирует передать Грейди, когда тот закончит университет. Милый парень. Имеет голову на плечах и, похоже, нравится Кэмерон.

Песня заканчивается, но я вижу, что Кэм и Грейди не двигаются с места, глядя друг на друга, словно не замечают, что музыка больше не играет.

- О, да, наша девочка, безусловно, выросла, - смеется Эйден. – Готов поспорить, что сегодня после выпускного она собирается подарить парнишке свою девственность. Везучий ублюдок!

Я так сильно сжимаю бутылку, что удивляюсь, как она еще не раскрошилась. А боль в груди настолько острая, что я не сомневаюсь, что там-то мое сердце точно разбилось на тысячу осколков.

Эйден продолжает что-то бормотать, я хочу сказать ему, чтобы он заткнулся, но не могу. Все, что я в силах сейчас сделать – это смотреть на то, что должно было быть моим.

- Знаешь, я пробовал предложить Кэмерон свои услуги по лишению девственности, но она ударила меня в живот. По крайней мере, Грейди неплохой вариант для нее. У него обеспеченное будущее, да и родители Кэмерон его обожают. Она могла выбрать кого-то похуже.

Кого-то похуже. Например, меня. Многие родители хотели бы, чтобы их дочь встречалась с будущим врачом, но только не родители Кэмерон, которые до сих пор видели во мне постоянно влипающего в неприятности неудачника из неполной семьи. И не имеет значения, как сильно я надрывал задницу в последние годы, чтобы показать им, что исправился.

Эйден прав, у Грейди – с унаследованной после окончания университета фермой – впереди хорошее будущее. А я потерял свой шанс, дожидаясь, пока Кэмерон закончит школу, и ей исполнится восемнадцать, чтобы не выглядеть в глазах окружающих извращенцем, соблазняющим лучшую подругу, которая на три года младше.

Готов поклясться, в прошлом году я увидел что-то в ее глазах. Казалось, Кэмерон хочет того же, что и я, но слишком боится сказать об этом вслух. Так же как и я. Очевидно, я ошибся, потому что сейчас она смотрит на Грейди так, как я думал, она смотрела на меня. А учитывая убийственные мысли, теснящиеся в голове, пока я смотрю на пару на танцполе, родители Кэмерон правы, что до сих пор не доверяют мне. Я по-прежнему испорчен, только теперь лучше  это скрываю.

Парнишка, определенно, лучший выбор для Кэмерон. Он знает, чего хочет в жизни. Правда, то же я могу сказать и о себе, но прямо сейчас у меня так много забот. Например, попасть в медицинскую школу и продолжать держать свою мать в неведении относительно этого.  С тех пор как меня приняли в Чарлстонский Колледж, я все искал момент, чтобы рассказать ей, что именно собираюсь изучать, полагая, что она и так находится в самой низкой точке своей жизни, и мои новости не сделают ситуацию хуже, чем она уже есть. Но потом один из наших профессоров вернулся после годичной командировки в страны третьего мира с фотографиями и рассказами о том, как сильно люди там нуждаются в помощи, и я понял, что именно этим должен заниматься в жизни. Я бы никогда не смог рассказать об этом матери или объяснить, насколько это важно для меня, потому что все, что она увидит – что я буду делать то же самое, что отняло у нее мужа, хоть и не в зоне военных действий. Я не мог этого сделать. Не мог поступить так с младшим братом, который сейчас выглядел счастливее, чем когда-либо прежде из-за того, что снова обрел трезвую и любящую мать. Я не мог разрушить его счастье, поэтому лгал. И пусть мне это ненавистно, я  продолжу врать, пока не уверюсь, что наша мать достаточно сильна и трезва, чтобы справиться с подобной новостью.

Я понятия не имею, что принесет мне будущее или куда меня отправят, если примут в ту международную программу, а этот парень, тот, который не может удержать свои руки подальше от Кэмерон, тот, которому она не может перестать улыбаться, собирается всю свою жизнь провести в Чарльстоне. Его мечты не увлекут его подальше от Кэмерон в мир опасных и непредвиденных ситуаций. Его планы не заставят ее выбирать: остаться здесь в лагере, который она так любит, или уехать с ним, когда он получит назначение в другое место. И, конечно же, ее родители не станут злиться из-за того, что она встречается с ним.

Все, о чем я мечтал, было блажью. Глупой фантазией. Дурацким желанием, которое я загадывал в день рождения последние несколько лет, и все не набирался смелости исполнить. До сегодняшнего дня. Но теперь уже поздно.

- Эй, вот ты где!

Голос Кэмерон вырывает меня из удручающих мыслей, и я понимаю, что она подошла к нам. Грейди стоит рядом и смотрит на нее с обожающей улыбкой, потом обнимает ее одной рукой за талию, приближая к себе, а вторую протягивает мне.

- Много слышал о тебе, чувак. Я – Грейди. Приятно познакомиться.

Я беру его руку и встряхиваю, сжимая чуть сильнее, чем необходимо, и хмурюсь, надеясь, что он понял мой невербальный сигнал: «Если обидишь ее, я тебя прикончу!».

Кэмерон смотрит то на меня, то на него с улыбкой, не обращая внимания на те взгляды, которыми мы обмениваемся с Грейди, прежде чем я выпускаю его руку и прикладываюсь к горлышку бутылки.

Вчетвером мы несколько минут стоим вместе, и пока Эйден, Кэмерон и Грейди болтают, я пью пиво,  ощущая себя третьим колесом. Все, что я хочу – это взять Кэм, оттащить в сторонку и просто выложить все карты на стол.

Но она счастлива сейчас – это так ясно отражается на ее лице. Каждый раз, когда Грейди говорит что-то, и она не сводит с него глаз, я понимаю, что просто не могу стать тем парнем, который разрушит ее счастье и заодно погубит нашу дружбу. Тем, кто, наконец, получит, что хочет, а потом уедет, оставив ее ждать своего возвращения.

Эйден мог бы так поступить. Окажись он на моем месте, то, не раздумывая, рассказал бы Кэмерон о своих чувствах, не волнуясь, испытывает ли она такие же чувства к нему, и, не заботясь о том, сколько боли ей может причинить данное признание.

Но я не Эйден. Я так не поступлю, даже если очень хочу. Мы с Кэмерон были друзьями много лет, и я не желаю разрушать это и полностью ее потерять. Не желаю поселить между нами неловкость, которая, в конце концов, полностью отдалит нас друг от друга. Я не хочу провести остаток своей жизни без присутствия в ней Кэмерон, даже осознавая, что потерял свой шанс.

__________________________

После окончания средней школы выпускник не сможет сразу подать документы в университет на медицинскую специальность. Перед этим он должен получить степень бакалавра по любой дисциплине, но предпочтение отдаётся максимально приближенным к медицине предметам. Это могут быть химия, биология, экология или даже охрана окружающей среды. Обычно такое обучение, называющееся pre-medical study. После обучения по программе «pre-med» студент сдаёт экзамен, после которого может подавать документы в медицинский университет.

Глава 10

Кэмерон

Возраст - двадцать три года

Я вижу, как Эллисон Брантли по-детски топает ногой и уходит от Эверетта, и, если б он не выглядел таким несчастным сейчас, то широко улыбалась бы.

- Похоже, он окончательно порвал с этой прилипалой, – говорит Эйден, плюхаясь рядом со мной на диван. – Видишь? Устроить вечеринку у меня было отличной идеей. Теперь он может напиться и остаться на ночь в гостевой спальне.

Я просто киваю, не в силах отвести взгляд от Эверетта, стоящего в дверном проеме кухни и глядящего на входную дверь, за которой исчезла Эллисон. Он пришел сюда прямо из больницы, где проходит медицинскую стажировку, не потрудившись переодеться. Эверетт в любой одежде выглядит горячо, но когда я смотрю на него в этих голубых скрабах, температура моего тела подскакивает, и мне хочется обмахнуть лицо.

Эверетт не хотел идти на вечеринку Эйдена, но я знала, что ему это нужно. Две недели назад он похоронил мать, и ему необходимо было отвлечься. Мы с Эйденом оба сказали, чтобы он подождал немного и не принимал пока никаких важных решений, но Эверетт поступил по-своему и спустя час после церемонии похорон принял предложение какой-то международной медицинской организации и подписал документы. Еще год или два он пробудет в США, чтобы получить в разных штатах все возможные знания, касающиеся лечения заболеваний внутренних органов.  А заканчивать клиническую ординатуру по специальности "Терапевт" он будет уже заграницей, применяя полученные знания на практике в поездках по миру.

- Давай я принесу тебе новый напиток? И, кстати, не стесняйся прийти в мою спальню сегодня ночью.

Я отрываю взгляд от Эверетта и, видя, как Эйден игриво шевелит бровями, небрежно положив руку на спинку дивана позади меня, не могу не рассмеяться над его попыткой пофлиртовать. С тех пор как мне исполнился двадцать один, он частенько это делает.

- Такого никогда не будет, Эйден, – говорю я и похлопываю его по ноге, одновременно отталкиваясь от дивана, чтобы встать.

- Никогда не говори никогда, ребятенок. Однажды ты обнаружишь, что не можешь противостоять моему обаянию.

Я закатываю глаза, что заставляет его рассмеяться.

- Здесь три твои подружки, которым ты назначил свидания. Не думаю, что тебе нужна четвертая.

- Они не будут против, – отмахивается Эйден и делает глоток из бутылки с пивом. – К тому же я говорил не о свидании, а о нескольких часах потного, приятного, бессмысленного секса.

- Ты имел в виду несколько минут, наверное.

Театрально прижав руку к груди, он широко распахивает глаза.

- Ты ранила меня, ребятенок. Действительно ранила.

- Уверена, твое эго быстро оправится, – сухо говорю я. – Иди и поищи одну из тех цыпочек, чтобы занять себя, а я пока проверю, как там Эверетт.

- «Проверишь, как там Эверетт?» – Эйден делает воздушные кавычки. – Ага, конечно.

Я застываю на месте.

- Что, черт побери, это значит?

- Вы двое такие милые и глупые, – смеется он.

Я качаю головой и встаю с дивана, оставляя позади хихикающего Эйдена и игнорируя ту фигню, что он подразумевал.

Подойдя к кухне, я сжимаю руки за спиной, проскальзываю мимо Эверетта и прислоняясь к косяку дверной коробки напротив него. Несколько минут мы, молча, смотрим друг на друга, и я мысленно обзываю себя последними словами, когда мое сердце пропускает удар.

В течение многих лет я изо всех сил старалась преодолеть свои чувства к нему, но потерпела неудачу. Как только я думала, что, наконец, имею прекрасную возможность признаться Эверетту в своих чувствах, что-то обязательно вставало на пути. Кажется, нам всегда что-то мешало. То я начинала с кем-то встречаться, а он вдруг расставался с очередной подругой, то наоборот. И вот теперь, когда мы вроде бы оба свободны, он подписывается спасать мир.

Мы как те два судна в старой истории, которые разминулись в ночи. Один из нас всегда проплывает мимо.

- Похоже, Эллисон приняла новость не очень хорошо. Ты в порядке? – тихо спрашиваю я.

Эверетт вздыхает и засовывает руки в карманы.

- Я вроде как предполагал, что это случится. Она считала, что я не всерьез говорил, что собираюсь заканчивать свою ординатуру заграницей, а когда поняла, что ошиблась, решила, что угроза расстаться заставит меня передумать. Так что я сказал ей, чтобы она поберегла задницу, когда будет захлопывать за собой дверь.

Хоть я и не должна смеяться, я ничего не могу с собой поделать. Эверетт тоже издает раскатистый смешок и это лучший звук в мире. Я живу ради его улыбки и смеха, которые так редки, особенно в последнее время.

- Эллисон была сучкой в школе и ничуть не изменилась, когда повзрослела. Так что скатертью ей дорожка! – говорю я.

Некоторое время улыбка остается на лице Эверетта, но потом я вижу, как она постепенно гаснет, возвращая серьезное выражение.

- Это плохо, что я счастлив? Что чувствую себя… свободным?

Без всяких подсказок я сразу понимаю, что он говорит не о расставании с Эллисон.

 Сердце разбивается из-за того, что он уезжает, и я теряю еще один шанс получить того, что так долго хотела, но в этом мире для меня нет ничего важнее счастья Эверетта. За исключением того, что он может уехать навсегда.

- Нет. Я знаю, что ты не рад смерти мамы. Но из-за нее ты всю свою жизнь нес на плечах огромный груз, и теперь просто должен чувствовать себя свободным. Больше тебе не нужно притворяться ради того, чтобы не дать ей сорваться. Сейчас ты можешь делать то, что действительно хочешь. Ты можешь грустить из-за ее потери и в то же время радоваться, что осуществляешь свои мечты. Ты заслуживаешь это, Эверетт. Ты заслуживаешь, наконец, быть счастливым.

Последние несколько лет дались ему очень непросто. Эверетт был вынужден создать паутину лжи, потому что его мать вдруг решила стать трезвенницей и вспомнить о своих материнских обязанностях. Жить в обмане было мучительно для него, но он не хотел «раскачивать лодку ее трезвости». Эверетт испытывал невероятное давление, пытаясь удержать их семью вместе, тогда как ее это вообще не колыхало. К тому же оказалось, что трезвость вовсе не стала для нее нормой  жизни. Да, она держала себя в руках, когда приезжала сюда, но возвращаясь в Нью-Джерси наверстывала упущенное и, в конце концов, умерла во сне от острого панкреатита и почечной недостаточности.

Эверетт отталкивается от косяка и приближается ко мне пока между нами не остается всего несколько футов. Мои ладони начинают потеть, я крепче сжимаю деревянную раму за спиной и, не отрываясь, смотрю в его глаза, синеву которых подчеркивают голубые медицинские скрабы, что он носит.

- Кэмерон, ты счастлива? – тихо спрашивает Эверетт.

Его взгляд сканирует мое лицо, и мне хочется знать, что именно он ищет. Мне хочется, чтобы он увидел, насколько невыносимо мне молчать о боли, которую причиняет его отъезд. Что я до смерти боюсь, что расставание все изменит между нами.

Я проглатываю комок в горле и, молча, киваю, боясь открыть рот и сказать ему правду. Эверетт, наконец, свободен, и я не могу стать преградой на пути к его мечте.

- Можешь дать мне причину, почему я не должен уезжать? Почему не должен следовать этому сумасшедшему плану? – шепчет он, наклоняясь еще ближе, пока я не чувствую его дыхание на своем лице и жар его тела.

Я не знаю, почему он просит меня об этом. Не знаю, что он хочет от меня услышать.

Разве он начал сомневаться, стоит ли уезжать?

Но Эверетт всегда хотел стать врачом и помогать людям.

Может ли быть, что он не хочет оставлять меня?

Нет, конечно. Я просто представляю себе то, что очень хочу увидеть.

Эверетт стоит ко мне так близко только потому, что не хочет, чтобы его услышали другие. А смотрит он на меня так, потому что боится тех шагов, которые предпринимает, воплощая свою мечту в жизнь.

Ничего другого нет, а я веду себя как идиотка, притворяясь, что все иначе.

Он должен следовать своему призванию. Я знаю, что если попрошу, он останется, и потом, возможно, будет винить меня, поэтому говорю:

- Ты должен поехать. Это все, чего ты когда-либо хотел, и тебе представилась удивительная возможность. К тому же это только ординатура. Пройдет три года, и ты сможешь вернуться домой.

Несколько секунд он пытливо смотрит в мои глаза, а потом тяжело вздыхает и отстраняется, шепча себе под нос что-то похожее на «Не все».

Эверетт отворачивается от меня, и, прежде чем я успеваю спросить его о том, что он пробормотал и, что это значит, к нему подходит Эйден с пивом. Я закрываю глаза и, откидывая голову, бьюсь затылком о косяк, когда они стукаются бутылками.

Мечты Эверетта сбываются, и мне нужно сконцентрироваться на том, чтобы радоваться за него, как сделает это хороший друг, и поддержать его, убеждая, что он не совершает ошибку.

Эверетт проплывает мимо меня, и я ничего не могу с этим поделать. Я хочу схватить его и никуда не отпускать, но это будет эгоистично.

Почему правильные поступки причиняют столько боли?

Глава 11

Эверетт

Возраст – двадцать восемь лет

Мой взгляд находит Кэмерон, стоящую на противоположной стороне комнаты, и она слегка мне улыбается. И хотя мои нервы натянуты, как струны, а ужин, который она приготовила для меня сегодня, угрожает вернуться обратно, я улыбаюсь ей в ответ.

Я должен волноваться из-за того, что завтра сяду в самолет и улечу на другую сторону света, но это последнее о чем думаю сейчас. Последние два года я посвятил учебе, закончив три года обучения за два, и теперь направляюсь к финальной стадии своей ординатуры. В Эфиопию. По плану я должен провести там год, но поскольку я уже понял, в чем  именно состоит мое призвание, я начал искать, чем могу заниматься по окончании программы, и обнаружил «Врачей без границ». Но окончательное решение пока не принято, поскольку я не знаю, смогу ли оставить Кэмерон дольше, чем на год.

Я готов быть врачом, уверен в своих способностях и в полученных практических навыках, а вот в чем не уверен, это в том, какова будет реакция Кэмерон на то, что собираюсь ей сказать. Я упустил каждый шанс признаться в своих чувствах, включая те, что предоставлялись за последние два года во время кратких визитов домой. И вот теперь, как распоследний мудак, ровно за день до своего отъезда я решил предпринять последнюю попытку.

Неужели я, правда, собираюсь попросить Кэмерон ждать меня? Сказать, что люблю ее с тех пор, как себя помню, и что мне необходимо знать, испытывает  ли она похожие чувства?

Да, небо помоги мне, собираюсь.

Кэмерон смеется над тем, что сказал Эйден, и звук ее смеха поражает меня словно удар кувалды под дых. В последнее время Эйден донельзя раздражает своим флиртом с Кэмерон, и я не могу не задаваться вопросом, делает ли он это нарочно, чтобы позлить меня, потому что догадывается о моих чувствах к ней. Если так, то ему удалось. Несколько лет я наблюдал, как она встречается с разными парнями и особо не волновался, зная, что это не продлится долго, но при мысли о Кэмерон в паре с Эйденом мне хочется пробить кулаком стену.

Кэмерон собрала в главном доме всех друзей и людей, с которыми я познакомился за время работы в лагере, чтобы устроить мне достойные проводы, и я брожу по залу и общаюсь со всеми, выжидая момент, когда смогу остаться с ней наедине. Понимая, что это случится еще не скоро, я выхожу из столовой и иду к кухне, чтобы выяснить, нуждаются ли родители Кэмерон в помощи с уборкой, поскольку знаю, что они не в восторге от того, что их дочь устроила здесь вечеринку в мою честь.

Сегодня Шелби использовала любую возможность, чтобы упомянуть каждого парня, который интересуется Кэмерон или с которым она ходила на свидание, словно догадывалась о моих намерениях и пыталась заставить меня держаться в стороне. Но я не позволю этому добраться до меня. Мне нужно чем-то заняться, чтобы отвлечься и перестать думать о том, что скажу Кэмерон, и как она отреагирует.

Проходя мимо висящих на стенах фотографий, где были запечатлены радостные моменты былых лет, я улыбаюсь и одновременно грущу из-за того, что пропущу счастливые моменты года грядущего. Но в то же время я знаю, что двенадцать месяцев пролетят быстро, и по возвращению, я надеюсь, здесь меня будет ждать Кэмерон.

Достигнув кухни, я слышу, как Эли и Шелби разговаривают, и останавливаюсь в шаге от дверного проема.

- Если Эйден не прекратит флиртовать с Кэмерон, я познакомлю свой кулак с его лицом.

Я усмехаюсь про себя, слыша, как отец Кэмерон озвучивает мои мысли.

- Дорогой, Кэмерон уже взрослая. Ты не можешь угрожать побоями каждому парню, которому она нравится. Кроме того, Эйден – прекрасный молодой человек, которого мы давно знаем и любим, как собственного сына, – отвечает мама Кэмерон.

- Дерьмо! Конечно, я это знаю. Если б мне пришлось подбирать кого-то для нашей дочери, я выбрал бы его. Но это не значит, что мне все нравится. Она – моя маленькая девочка…

Голос Эли прерывается.

- В любом случае, я не думаю, что Эйден тот, о ком тебе нужно волноваться, – продолжает размышлять Шелби.

Я знаю, что должен войти в дверь и обозначить свое присутствие, но что-то удерживает мои ноги на месте.

- О чем ты говоришь?

- Я говорю об Эверетте. Нужно быть слепым, чтобы не видеть, как он всегда смотрит на нее.

- Ерунда!

- Я люблю тебя, Эли, но иногда ты такой бестолковый. Этот мальчик влюблен в Кэмерон уже много лет.

- Он недостаточно хорош для нее. Убьет его что ли, если он будет чаще улыбаться? Если Кэмерон и собирается быть с кем-то, то это должен быть мужчина, который сделает ее счастливой, а не тот, кто с кем она доведет себя до изнеможения, пытаясь исправить.

- Я знаю, но Эли…

- Даже не начинай, Шелби! Не хочу ничего слышать. Он не хорош для нее и никогда не будет. Точка!

Я пячусь назад, не желая слышать остальное. Все страхи, сомнения  и основная причина, почему я так долго не мог признаться в своих чувствах Кэмерон, только что брошены мне в лицо мужчиной, на которого я всегда смотрел снизу вверх и которого безмерно уважал. Я всегда подозревал, что именно отец Кэмерон думал обо мне, но по большей части  мне удавалось отбросить такие мысли в сторону, но только не теперь, когда я услышал все из его собственных уст.

Я чувствую себя дураком, идиотом, осознавая его правоту. Что, черт побери, я возомнил о себе, решив, что достоин Кэмерон?! Я – парень из неполной семьи с матерью-алкоголичкой, который отправляется в страну третьего мира, и ничего не могу предложить Кэмерон, кроме жизни в волнении и ожидании моего возвращения домой. Этого недостаточно для кого-то вроде нее. Она красивая, нежная, добрая и сострадательная. Эли прав, я не хорош для его дочери. Я только запятнаю ее красоту и совершенство.

Потерянный в своих мыслях, я все еще пячусь назад, когда натыкаюсь на препятствие. Услышав тихий смех, я поворачиваюсь и вижу улыбающуюся мне Кэмерон. Она стоит так близко, что я ощущаю тепло ее кожи, и оно разгоняет холод, поселившийся внутри меня. Я хочу стоять здесь целую вечность, заключить ее в объятия, притянуть близко к себе и позволить прогнать прочь все сомнения, но не могу.

- Эй, ты в порядке? – тихо спрашивает Кэмерон и чуть наклоняет голову набок, продолжая смотреть на меня.

Я отступаю назад, прежде чем потеряю остатки воли, удерживающие мои руки на месте.

- Да, в порядке. Просто думаю о завтрашнем дне.

С легкостью лгу я и тут же чувствую себя плохо, когда вижу, как радость на лице Кэмерон сменяется волнением.

- Пойдем, прогуляемся.

Кэмерон берет меня за руку, и я заставляю себя не отшатнуться. Пальцы Кэмерон переплетаются с моими, и я позволяю себе насладиться ощущением ее маленькой, теплой ладони в моей, пока мы пересекаем холл и выходим на крыльцо. Она отпускает мою руку, когда мы достигаем невысокого забора, ограждающего дом, отворачивается, опирается ладонями о деревянные перила и глядит во двор. Смотря на ее профиль, я запоминаю каждую мелкую деталь и желаю, чтобы я был другим человеком. Человеком с лучшим прошлым, с лучшей семьей. Человеком, который может посвятить всего себя задаче сделать счастливой потрясающую девушку, что стоит рядом.

- Все будет в порядке. ТЫ будешь в порядке, Эверетт. Ты поедешь туда, научишься всем, чему только можешь, поможешь стольким людям, скольким сможешь, а потом вернешься домой. Целым и невредимым.

Слыша небольшое дрожание в ее голосе, я знаю, что Кэмерон говорит это в большей степени, чтобы убедить себя, а не меня, и еще раз понимаю, что поступаю правильно, решив  забыть обо всем, что собирался сказать ей сегодня вечером. Она не заслуживает жизни полной тревоги и волнения. И даже если б каким-то чудом мои чувства оказались взаимны, я просто не имею права просить ее отказаться от своей жизни ради исполнения моей мечты.

Кэмерон неожиданно оборачивается и ловит меня за тем, что я смотрю на нее. Наши взгляды встречаются, и как бы мне не хотелось разорвать зрительный контакт, я не могу.

- Эйден позвал меня на свидание.

Ее слова похожи на удар ножом в сердце, но они не удивляют меня.

Кэмерон смеется и закатывает глаза.

- Он годами шутил об этом, но теперь был серьезен. Смертельно серьезен. Можешь в это поверить?

Я боюсь открыть рот, поэтому просто киваю.

Мне ненавистен этот момент, и я бы притворился, что он не происходит на самом деле, но снова не могу. И как бы ни было велико мое желание свернуться клубочком и умереть, Эйден по-прежнему мой лучший друг и я никогда не стану препятствовать тому, что он желает получить, даже если я желал того же долгие годы.

Даже не знаю, почему никогда не говорил Эйдену, что влюблен в Кэмерон. Может потому, что если б признался, произнес это вслух, то мои чувства стали бы более реальными, а то, что реально, можно отнять. Глупость, конечно.  Эйден бы никогда не пригласил Кэмерон на свидание, если б знал. Но, в любом случае, теперь уже поздно. И он, правда, лучший выбор для нее. У Эйдена стабильная хорошо оплачиваемая работа, он не собирается пропадать месяцами  у черта на куличках. И родители Кэмерон любят его. Он достаточно хорош для их дочери, и даже больше, чем просто достаточно. Он сможет сделать Кэмерон счастливой, и она не доведет себя до изнеможения, пытаясь его исправить.

Я засовываю руки в передние карманы джинсов, чтобы не схватить Кэмерон, не притянуть к себе  и не начать умолять дождаться меня или убеждать, что я того стою, хотя и знаю, что это не так. Однако она сама отталкивается от перил и движется прямо ко мне, пока мы не оказываемся практически нос к носу. Я наблюдаю, как дергается ее шея, когда она тяжело сглатывает, и загипнотизирован тем, как ее язычок нервно облизывает губы.

- Можешь дать мне причину, почему я не должна идти с ним на свидание? – шепчет Кэмерон.

Она повторяет почти те же слова, что я сказал ей два года назад, начиная свою ординатуру, пытаясь прочувствовать ее, понять, есть ли что-то между нами или это просто мое воображение. И я тут же, как последний идиот, начинаются сомневаться в принятом ранее решении.

Спрашивает ли она, потому что чувствует нечто большее, чем дружба между нами?

Конечно, нет. Кэмерон просто нервничает. Она напугана грядущими переменами.

Мне хочется обнять ее и поцеловать, показать все причины, почему она должна отказать Эйдену, но я не могу, потому что единственная реальная причина, что у меня есть – это отчаянная любовь к ней. Однако ее недостаточно, и никогда не будет достаточно.

- Не-а, у меня нет ни одной причины. Эйден идеально тебе подходит. Уверен, вы двое будете счастливы вместе, а если нет, то, похоже, есть очередь из мужчин, одобренных твоей матерью, которые с радостью займут его место.

Я силюсь улыбнуться, произнося эту чушь, и тут же хочу забрать свои слова обратно, когда вижу боль и печаль в глазах Кэмерон. Я не должен быть таким холодным, не должен быть таким мудаком с ней. Этим я лишь подтверждаю правоту отца Кэмерон, а ведь я так старался измениться.

Если любишь – отпусти. Разве не так говорят?

Кэмерон никогда и не должна была быть моей. Она – только глупое желание, написанное на дурацких бумажных звездах. Поэтому когда она отворачивается от меня и возвращается в дом без единого слова, я отпускаю ее и наблюдаю, как мечты о ней исчезают прямо у меня на глазах.

Глава 12

Эверетт

«Как же она красива», - это единственная мысль, которая крутится в голове прямо сейчас, когда Кэмерон, вздернув подбородок, обходит меня.

Четыре с половиной года, что я был вдали от нее, сейчас ощущаются, как пятьдесят. Я хочу схватить ее и никогда не отпускать, восполняя то время, что мы провели врозь, но знаю, что она, скорее всего, снова ударит меня. И, судя по взгляду и тому, как быстро Кэмерон отошла от меня, когда я пытался ее обнять, в этот раз она использует сжатый кулак, а не открытую ладонь.

Сегодня утром, пока я принимал душ, Кэмерон позвонила Джейсону, и он решил, что это будет отличным поводом для меня приехать в лагерь и поговорить с ней. Первой моей реакцией было волнение. Мне не терпелось, наконец, увидеть Кэмерон, услышать ее голос. И с каждой милей, приближающей к лагерю, волнение нарастало, поскольку я понимал, что Кэмерон не собирается просто взять и принять меня обратно в свою жизнь.

Теперь я осознал, что лучше было бы все хорошенько обдумать заранее, учитывая, как сильно она на меня злилась.

Когда Кэмерон уходит, мой взгляд тут же устремляется к ее попке, и я не могу не задаться вопросом, как так случилось, что спустя почти пять лет эта женщина стала еще сексуальнее, чем я помнил? Ее ноги в высоких сапогах выглядят невероятно длинными, а обтягивающие джинсы плотно обнимают каждый изгиб. Логотип Camp Rylan, напечатанный на ее зеленой футболке, словно неоновый знак, вспыхнул перед моими глазами, умоляя взглянуть, насколько хорошо грудь Кэмерон заполняет верх этого тонкого куска хлопка. И, несмотря на соломинки, застрявшие в ее длинных светлых волосах, мне приходится бороться с желанием дотянуться и провести пальцами по спутанным прядям, которые струятся по ее плечам и далее до самого пояса.

Кэмерон Джеймс в двадцать шесть была женщиной, не осознающей силу своей красоты. Кэмерон Джеймс в тридцать – это женщина, полная боли, гнева и злости, умеющая огрызаться. А то, как ее бедра уверенно виляют во время ходьбы – самая сексуальная вещь, которую я видел в жизни.

Я нуждалась в тебе. Но тебя не было здесь. Я оплакивала его одна. Я похоронила его одна. Я, черт тебя побери, похоронила нашего лучшего друга одна!

Эти ее слова заставили меня пожалеть, что я бросил пить, а когда я увидел слезы в ее глазах, то чуть не рухнул на колени, рыдая как дитя. Я знал, что оставаясь вдали, причинял Кэмерон боль, просто не понимал, насколько сильную, пока не столкнулся с ней. Пока не увидел, как Кэм проглотила слезы и показала вместо них свой гнев. Она имела полное право злиться и бросить мне в лицо обвинения в том насколько херовым другом я был. Я хотел объяснить, почему не пришел к ней сразу. Рассказать об алкоголе, депрессии, чувстве вины и о том, что не мог позволить ей увидеть меня таким. Я должен был предстать перед ней трезвым человеком, которым являюсь сейчас, а не спившимся неудачником.

Половину своей жизни Кэмерон провела, стараясь помочь и поддержать меня, но теперь с этим покончено. Настала моя очередь помогать и поддерживать. Всем, чем только смогу.

Джейсон сказал, что сейчас Кэмерон управляет лагерем, и, учитывая, что все здесь выглядело таким же прекрасным, как и раньше, я понятия не имел, чем смогу ей пригодиться. Но черта с два я возьму и просто уйду, как она мне велела. Даже спустя девять месяцев Кэм все еще страдала от потери Эйдена. И я прекрасно понимаю ее, так как сам едва ли смирился с этим горем, а он ведь был не только ее лучшим другом, но и любимым человеком. Боль от подобной потери не проходит не то, что за девять месяцев, а порой и за всю жизнь. Меня не было здесь, чтобы помочь Кэмерон с похоронами Эйдена, но я буду здесь, чтобы сделать все возможное, и хоть немного уменьшить ее боль.

- Кто бы это мог быть?

Кэмерон останавливается в паре футов передо мной и смотрит на подъездную дорогу, по которой движется черный лимузин.

- КЭМЕРОН! ТРЕВОГА!

Мы оба поворачиваемся в направлении главного дома и видим, как к нам на полной скорости бежит женщина, примерно того же возраста, что и Кэм.

- Брекстон Стратфорд приехал! Брекстон Стратфорд приехал! – снова кричит женщина, махая руками над головой.

Кэмерон медленно поворачивается в сторону приближающегося лимузина, и я не могу не задаться вопросом, что здесь происходит и кто, черт побери, этот Брекстон Стратфорд?!

- Дерьмо! Нет-нет-нет! Только не сейчас! Сукин сын! – шепчет Кэмерон.

Ее руки взлетают к волосам, чтобы пригладить их и убрать соломинки. Затем она нервно поправляет футболку, потянув ее за край, и смахивает пыль. Я подхожу, чтобы встать с ней рядом, когда лимузин притормаживает в нескольких сотнях ярдов.

- Кто это?

Кэмерон резко дергает головой и шокировано смотрит на меня, словно она забыла, что я был здесь. Правда вскоре шок сменяется гневом.

- Я же сказала тебе уйти. Почему ты все еще здесь? – рычит она.

- Кто такой Брекстон Стратфорд? И почему ты волнуешься? – снова спрашиваю я.

- Он тот, кто спасет лагерь.

Молодой парень, которого я видел рядом с Кэмерон, когда приехал сюда, подходит ближе ко мне.

- Заткнись, Сет! – бормочет Кэмерон.

- Что значит "спасет лагерь"?

Я обращаюсь к пареньку, поскольку Кэмерон, очевидно, не собирается мне отвечать, а Сету, похоже, все равно, что его босс приказал ему заткнуться.

- У нас нет денег. Главный спонсор сыграл в ящик, и мы остались без средств. Этот мужик – наша единственная надежда, если мы хотим продолжать работать после окончания этого летнего сезона, - объясняет Сет.

- Ты уволен, - сквозь зубы рычит ему Кэмерон.

Сет просто пожимает плечами и улыбается ей.

- Я – волонтер. Ты не платишь мне зарплату, поэтому и уволить не можешь.

Кэмерон выстреливает в него очередью ругательств, и я сдерживаю смех, так как понимаю, что стою рядом, и она, не колеблясь, снова применит ко мне свой правый хук.

Кричащая женщина, которая бежала по двору, наконец, присоединяется к нашей группе. Она останавливается справа от Кэмерон, наклоняется и прижимает руку к груди, пытаясь отдышаться.

- Ты… выключила… рацию, – запинаясь, выдыхает она. – Стратфорд… приехал… раньше.

Теперь мы все вчетвером поворачиваемся к лимузину, и наблюдаем, как из него выбирается мужчина в черном костюме, идет к задней дверце и открывает ее.

- Вижу, - сухо отвечает Кэмерон.

- Я до сих пор не понимаю, почему мы так нервничаем. Твой лагерь потрясающий, и тебе не стоит волноваться, - успокаиваю я Кэмерон, пока мы ждем, когда Брекстон выйдет из машины.

- Не мы нервничаем, а я. Потому что это мой лагерь, а ты, Эверетт, можешь убираться нахер! – сообщает мне Кэмерон.

Сет смеется, но я не обращаю на него внимания, поскольку слишком занят, думая о том, насколько хорошо мое имя звучит из уст Кэмерон, даже если ее тон пропитан ядом.

- Святые небеса! Ты – Эверетт? – спрашивает прибежавшая женщина. Поймав, наконец, дыхание, она выпрямляется, хватает руку Кэмерон и трясет ее. – Это Эверетт!

- Заткнись, Амелия!

- Зачем нам нервничать, если Эверетт здесь? Это отлично сработает! – восклицает она, точно так же как Сет, игнорируя требование Кэмерон, и ликующе хлопает в ладоши.

Мне уже нравились новые сотрудники, нанятые Кэмерон, даже если я только  с ними встретился.

- Что отлично сработает?

 Я обращаюсь к Сету, поскольку знаю, что только он мне ответит.

- Брекстон Стратфорд э-э… довольно эксцентричный чувак. Приверженец старых традиций. Дает деньги только семейным предприятиям, которыми управляют счастливые супружеские пары.

- Так в чем проблема? Эли и Шелби, безусловно, счастливая семейная пара.

Родители Кэмерон – тот тип пар, о которых слагают легенды. Каждая женщина в пределах Чарльстона желала быть так же любимой, как Шелби Джеймс, и каждый мужчина проклинал землю, по которой ходил Эли Джеймс, за то, что тот установил такую высокую планку.

- Проблема в том, что Кэмерон, наконец, убедила их отправиться отпуск, поэтому их нет здесь, чтобы продемонстрировать Брекстону, насколько тошнотворно они влюблены друг в друга. Пару недель назад они уехали в Аутер-Бэнкс. Кэмерон не хотела беспокоить их тем, насколько плохо у нас с деньгами. Оставшихся средств едва хватит до конца сезона, и Стратфорд буквально наша последняя надежда. Он единственный, кто ответил на письма Кэмерон. Но он должен был приехать сюда на благотворительный бал, когда Шелби и Эли уже вернутся из отпуска.

- Тогда мы просто скажем ему об этом. Уверен,  проблем не будет. Все в городе знают Шелби и Эли и подтвердят, насколько хорошо они управляют лагерем вот уже без малого тридцать лет. Тебе не о чем беспокоиться, - говорю я Кэмерон, обнимаю ее за плечи и слегка сжимаю их.

- Ты не понимаешь, друг. – Сет вздыхает. – У Стратфорда очень плотный график, и, скорее всего, он приехал сюда, потому что у него что-то отменилось в последнюю минуту. Он не задержится здесь ни на секунду дольше, если не встретит счастливую семейную пару, управляющую лагерем. Говорю тебе, он очень странный чувак.

Кэмерон дергает плечом, вырываясь из моих объятий, и стреляет в меня и Сета взглядом, способным запросто убить, как раз в том момент, когда Брекстон выбирается из лимузина и направляется к нам.

Сет прав. Чувак, правда, эксцентричный, о чем можно судить по одному его внешнему виду. Он идет к нам одетый в фиолетовый костюм с ярко-желтой рубашкой, опираясь на трость, сверкающую стразами.

- Он выглядит как Либераче под кайфом, - бормочу я.

Сет фыркает, а Амелия смеется, что заставляет ее убрать ладонь с руки Кэмерон, прежде чем расправить плечи и нацепить на лицо широкую улыбку, когда Брекстон останавливается в нескольких футах перед ней.

- Шелби Джеймс? – спрашивает он.

Кэмерон выступает вперед и протягивает ему руку.

- Нет, я ее дочь. Кэмерон Джеймс. Рада познакомиться с вами, мистер Стратфорд. Мы не ожидали вас до благотворительного бала.

Даже не взглянув на протянутую руку Кэмерон, Стратфорд достает из нагрудного кармана костюма желтый платок и вытирает им лоб и щеки.

- Я не пожимаю рук. Слишком много микробов, - заявляет он.

Кэмерон медленно опускает руку, и я сопротивляюсь желанию выйти вперед и врезать этому мудаку по лицу,вне зависимости, есть у него деньги или нет.

- У меня создалось впечатление, что я встречусь с супружеской парой, которая владеет этим лагерем. Разве они не здесь? – со вздохом спрашивает Стратфорд, смотря на плантацию вокруг, а не на Кэмерон.

Я практически слышу, как панические мысли наводняют ум Кэмерон, пока она прочищает горло и пытается придумать, что сказать.

Счастливое восклицание Амелии о том, что я здесь и все отлично сработает, наконец, обретает смысл. Идея еще не полностью сформировалась, но я не даю себе время на обдумывание ее или последствий, потому что сейчас тот самый момент, когда Кэмерон нуждается в моей помощи.

Рукой я быстро обхватываю ее за талию, поворачиваю к себе и крепко удерживаю, думая в данный момент о том, что Стратфорд дает деньги только счастливым семейным парам, а не том, как хорошо себя чувствую, обнимая Кэмерон. Она дергается, пытаясь отстраниться, когда моя рука дрейфует вниз, ложится на ее ягодицу и подталкивает Кэмерон еще ближе к моему телу. Но когда она смотрит на меня своими великолепными зелеными глазами и закусывает полную нижнюю губу, мозг забывает обо всем, что выучил за тридцать три года, включая мое собственное имя. Теперь единственное, что занимает мои мысли – как давно я хотел почувствовать Кэмерон так близко. Как давно желал ощутить ее грудь напротив своей, ее попку под своей ладонью и иметь свободу делать это без всяких последствий. Однако я быстро отталкиваю эти мысли, потому что им не место в моей голове. Много лет назад я отказался от подобных желаний и сейчас хочу снова стать для Кэмерон  другом.

- Ну, тогда вам повезло, мистер Стратфорд.

Бодрый голос Амелии вырывает меня из похотливых мыслей, и я смотрю на Кэмерон, надеясь, что мой взгляд говорит ей, что сейчас не самое подходящее время давать мне пощечину.

- Это Эверетт Сазерленд, - между тем продолжает Амелия, - муж Кэмерон, и они с недавних пор вместе руководят лагерем Райлан, готовясь принять бразды правления от мистера и миссис Джеймс, когда те окончательно отойдут от дел.

С последними словами Амелии, которая показала себя очень умной женщиной, Кэмерон испускает едва слышный писк, и я понимаю, что она всего в паре секунд от того, чтобы впасть в полномасштабную истерику. Конечно, будь у меня немного больше времени, я бы придумал сотню иных выходов из сложившейся ситуации, а не действовал под влиянием желания хоть как-то помочь Кэмерон. Один взгляд на ее охваченное паникой лицо, когда она поняла, что приехал Стратфорд, и я действовал, не раздумывая. Не сомневаюсь, что это идиотское решение еще вернется, чтобы укусить меня за задницу и принесет больше проблем, когда родители Кэмерон вернутся или, к примеру, если Стратфорд проведет небольшое расследование и выяснит, что на самом деле мы не женаты. Но я пересеку этот мост, когда дойду до него. Если конечно, Кэмерон не столкнет меня с него раньше. А пока я даю Стратфорду широкую улыбку и возвращаю свое внимание к Кэмерон.

Удерживая одну руку на ее попке, второй я откидываю волосы с ее плеча, прежде чем обнять за шею. Наклонив голову, я упираюсь своим лбом в ее, улыбаюсь и подмигиваю левым глазом так, чтобы Стратфорд этого не видел.

- Все будет хорошо, Кэм, - шепчу я, выпрямляюсь и целую ее в лоб.

 Кэмерон нуждается во мне не только, чтобы помочь ей справиться с потерей любимого мужчины, но и, чтобы доказать богатому мудаку, что лагерь Райлан более чем достоин его денег. И я не подведу.  Кэмерон и этот лагерь когда-то спасли меня, и теперь пришло время отплатить им тем же. Я сделаю все, что потребуется, чтобы убедить Кэмерон простить меня, даже если для этого нужно притворяться ее мужем.

Последние полгода я оставался трезвым и боролся за то, чтобы снова жить. Меня не убила грязная питьевая вода и плохая еда в нищих странах, где я работал. Меня не убили самые опасные места по всему земному шару, куда я ездил. Меня не убила выпивка. Меня не убило чувство вины. Но, судя по тому, как сильно я сейчас сжимаю Кэмерон в своих объятиях, это может меня прикончить.

Я осознаю, что мои чувства в данный момент ощущаются такими правильными только потому, что  воспоминания, связанные с Кэмерон, покрыты налетом прошлого, когда я хотел чего-то большего, чем просто дружба. И быть здесь так близко к ней снова их пробудили. Мне просто нужно привести свои мысли в порядок и вспомнить ради чего я вернулся.

Ради того, чтобы восстановить дружбу.

 И ничего больше.

Это мой долг перед Кэмерон и Эйденом.

Глава 13

Кэмерон

- Как видите, лагерь Райлан круглый год предоставляет весь спектр летних развлечений: занятия верховой ездой и в танцевальных классах, туристические походы, плавание, и даже в межсезонье мы открываемся на выходные. Однако мы помним, что в первую очередь лагерь предназначен для детей, чьи родители находятся в военных командировках либо уже вернулись и теперь привыкают к мирной жизни, или, к сожалению, погибли. Также мы предоставляем индивидуальные или групповые консультации тем, кому это необходимо. После ужина мы сможем…

Мои глаза закатываются почти до самого затылка, и я должна бороться с собой, чтобы сосредоточить внимание на том, что говорит Эверетт, когда он перемещается, чтобы встать позади меня. Его ладони на моих плечах, а большие пальцы начинает мягко массировать шею.

Я позволила ему взять инициативу, пока мы проводим для Стратфорда экскурсию по плантации в основном потому, что Эверетт рос здесь и работал, когда был подростком, и знает лагерь также хорошо, как и я. А еще, потому что боялась, что если сама открою рот, то единственное, что извергну - проклятия.

Я так зла на Эверетта за то, что он не ушел, когда ему сказали, за то, что вообразил, будто я  нуждаюсь в его помощи, а еще за то, что согласился с ложью Амелии, когда она сказала Стратфорду, что мы женаты.  Я не смогла возразить, потому что была полностью дезориентирована неожиданной встречей с Эвереттом и потрясена, когда он притянул меня в свои объятия, а теперь мне не осталось ничего иного, как только согласиться с этой дурацкой идеей, если хочу спасти лагерь и не выставить себя дурой перед Стратфордом.

Эверетт  знает, что я не буду бороться. Знает, что не стану устраивать сцену перед человеком, который держит в руках будущее лагеря, несмотря на сильнейшее желание отойти от него, чтобы снова вспомнить, как дышать. А вот чего Эверетт не знает, так это того, что их с Амелией идиотская идея вызвала целый ряд новых проблем. Допустим, Стратфорд все же решит дать нам сейчас денег, но что будет в следующем году? Или еще через год? Не можем же мы с Эвереттом притворяться женатой парой каждый раз, когда Стратфорд решит приехать в гости. К тому же не думаю, что мои родители согласятся с этой уловкой, когда вернутся из отпуска, и все узнают.

Прежде чем Амелия и Эверетт открыли свои большие рты, я как раз готовилась сказать мистеру Стратфорду, где мои родители и, проглотив гордость, позвонить им и попросить немедленно приехать домой, надеясь, что Брекстон согласится задержаться, чтобы встретиться с ними лично.

- Какое число отдыхающих обычно принимает лагерь Райлан в летний сезон? – спрашивает Брекстон.

Я открываю рот, намереваясь ответить – в конце концов, это мой лагерь и я, вероятно, должна начать говорить, хоть Эверетт и демонстрирует отличное шоу – но слова застревают в горле. Ладони Эверетта сползают с плеч вниз по спине, обхватывают  талию и притягивают меня ближе к нему, когда он запирает их в замок на моем животе. Затем он утыкается подбородком в мою голову так, будто это самая естественная вещь в мире. Словно он все время прикасается ко мне и обнимает таким вот образом. Спиной я чувствую биение сердца Эверетта, хочу повернуться и прижаться лицом к его груди, чтобы ощутить этот устойчивый стук щекой.  Внутри меня идет постоянная борьба между желанием придушить Эверетта за то, что он внезапно возник ниоткуда после почти пятилетнего отсутствия и желанием стиснуть его в объятиях и никогда не отпускать. Я хочу наорать на него за то, что он просто взял и ворвался обратно в мою жизнь, и одновременно хочу просто остаться в его руках, заверяя себя, что он действительно здесь живой и здоровый.

- Летом мы всегда полностью заполнены и у нас есть список ожидания, - отвечает Эверетт, а затем рассказывает о процессе отбора тех, кто попадает в лагерь.

Я стою онемевшая и начинаю злиться еще больше в ту секунду, когда его голос вибрирует через мое тело, потому что он еще крепче прижимает меня к себе. И я цепляюсь за гнев и позволяю ему расцветать, поскольку это лучше, чем альтернатива – сбежать в гостевой домик, где сейчас живу, запереться в спальне и, свернувшись в клубочек на кровати, плакать, выплескивая наружу злость, страх и смятение.

Мне необходимо побыть в одиночестве, чтобы привести в порядок мысли, поскольку, находясь так близко к Эверетту, я способна сосредоточиться лишь на том, насколько хорошо чувствую себя в его объятиях, и как правильно ощущается то, что мы притворяемся теми, кем не являемся.

Черт! Мы ведь даже не друзья сейчас, а притворяемся мужем и женой!

Я просто хочу, чтобы Эверетт ушел и дал мне возможность взять под контроль свои эмоции. Мне невыносимо стоять в его объятиях. Боль от того, что меня заставили подделать то, о чем я грезила и мечтала бо́льшую часть своей жизни, нестерпима. Боль подстегивает злость, и все, о чем я могу думать – как много времени, которого теперь не вернуть, мы потеряли, и как может Эверетт так легко притворяться.

- Спасибо, что нашли время показать мне все здесь, – говорит мистер Стратфорд, и его голос вытягивает меня из раздумий. – Я знаю, что вы ожидали моего визита только в следующем месяце, но в  списке благотворительных организаций, которые я рассматриваю для инвестиций, произошли изменения, поэтому мне нужно было встретиться с вами сейчас. Мой бухгалтер должен принять решение раньше, чем ожидалось, и я не мог терять время. Я ценю ваше сотрудничество. Обычно я не говорю такого, пока окончательно не определюсь, но, если все мои требования будут удовлетворены, лагерь Райлан окажется наверху списка. Если не возражаете, я вернусь в главный дом, побеседую с сотрудниками и осмотрю пару достопримечательностей.

Я вынужденно улыбаюсь, а Эверетт сообщает, что если ему что-то понадобится, персонал может связаться с нами по рации, и говорит, что встретится с ним на ужине.

Стратфорд  уходит в направлении находящегося в акре от основного дома пруда, который отдыхающие используют для рыбалки и катании на каноэ, а мы с Эвереттом, молча, стоим на месте. Но как только Стратфорд оказывается достаточно далеко – он в это время встречается с Сетом и Амелией, вышедшими из конюшни, – я разворачиваюсь лицом к Эверетту, и кричу, выталкивая до предела всю горечь и гнев, чтобы придать себе сил.

- Ты не останешься на ужин!

Эверетт вздыхает и ерошит свои волосы.

- Кэм, он считает, что мы женаты. Не думаешь, что будет странно, если я не появлюсь на ужине? У тебя есть месяц, может два, прежде чем лагерь закроется окончательно. Ты слышала его. Мы наверху списка, пока отвечаем его требованиям. И для Стратфорда чрезвычайно важно, чтобы благотворительной организацией управляла счастливая семейная пара. Ты нуждаешься во мне сейчас. В конце концов, это не такая уж большая проблема, – тихо произносит он.

Мой рот распахивается, я сопротивляюсь желанию упереться ладонями в его грудь и отпихнуть, потому что не хочу дотрагиваться до него. То, что Эверетт прикасается ко мне, уже плохо, а если я почувствую его мышцы под хлопковой тканью, то мой мозг превратится в месиво.

- Не такая большая проблема?! Ты, черт побери, шутишь сейчас?! – снова кричу я. – Я не видела тебя несколько лет. Ты ни хрена не знаешь обо мне. И единственная причина, почему  сейчас я нуждаюсь в тебе – потому что ты не дал мне выбора. Я могла бы позвонить родителям и объяснить все Стратфорду, но нет! Ты принял решение за меня, и теперь я вынуждена или следовать ему или рискнуть выставить себя идиоткой, которая врет, и не способна руководить!

Эверетт подходит ко мне, и я отступаю назад. Одно дело, когда он распускает руки перед Стратфордом и совсем другое дело, когда мы наедине.

- Прости. Ты права. Я принял поспешное решение, но не жалею об этом. Стратфорд не похож на человека, который стал бы ждать возвращения твоих родителей. Если бы ты сказала ему правду, он, скорее всего, запрыгнул бы в лимузин и отправился к следующему пункту в своем списке. Как это решение скажется в будущем, мы можем начать волноваться после того, как Стратфорд даст денег. Я знаю, как важно для тебя спасти лагерь. Он – мечта твоих родителей и твое наследие. Перестать, наконец,  упрямиться, и позволь мне помочь тебе, Кэм, – умоляет Эверетт.

Конечно, он точно знает, что сказать, чтобы я почувствовала себя неблагодарной сучкой, и, вероятно, прав насчет Стратфорда. Мне следовало бы поблагодарить Эверетта, как сделал бы любой нормальный человек, даже если притворяться женатыми не совсем обычно. Но я никогда не вела себя нормально, когда дело касалось Эверетта. Я была глупой влюбленной дурочкой, которая возложила все свои мечты на неправильного парня, и это вернулось и укусило меня за задницу, оставив потерянной, одинокой и растерянной на долгие годы.

С самого раннего детства все, чего я хотела – жить на плантации и работать в лагере, ради которого мои родители многим пожертвовали. Каждую свободную минуту, проведенную здесь, я следовала за ними, обучаясь управлению лагерем. Окончив школу, я переехала из дома родителей в старый гостевой домик на плантации, и, в отличие от своих друзей, не стала поступить в колледж. Я просто не могла представить, что проведу четыре года вдали от лагеря Райлан и от детей, которых узнавала, любила и всякий раз с нетерпением ждала, как они найдут то, что может отвлечь их от грусти и тревог на этих сорока ярдах плантации.

Большинство людей не понимали, почему родители не заставляли меня пойти в колледж, чтобы продолжить образование, но они и не понимали таких людей, как Шелби и Эли Джеймс. В первую очередь родители заботились о моем счастье. Моя мама всю юность вместо того, чтобы воплощать в жизнь собственные мечты, выполняла требования своей матери, и, поэтому отказывалась поступать так же со мной. Родители хотели видеть меня счастливой и позволяли следовать за тем, что делало меня таковой, и за это я любила их еще больше.

Именно из-за своей любви к родителям и лагерю я прикусила язык, когда Эверетт обнял меня, притворяясь, что мы женаты. И именно поэтому я продолжу дурацкую игру, хотя все во мне кричит, что это плохая идея. Ведь чем больше времени я проведу с Эвереттом, позволяя ему проникнуть в мои мысли и сердце, тем больнее будет, когда он снова меня оттолкнет. Я едва смогла справиться с этим в первый раз, а второго просто не переживу. Но, по крайней мере, он прав в одном – беспокоиться о последствиях его глупого решения мы сможем позже, когда я буду мучиться от бессонницы не из-за лагеря, а из-за возвращения Эверетта.

- Не обольщайся, что сможешь все исправить, лишь потому, что решил появиться здесь именно сегодня, – напоминаю я ему. – Ты сам сделал так, что мы больше не друзья. То, что ты знаешь, как работает лагерь, и знаешь, как он важен для меня, не умаляют того, что ты был мудаком.

Эверетт молчит, когда я ухожу от него. Я иду прямо, не останавливаясь, чтобы поговорить с сотрудниками. Моя голова опущена, и я сдерживаю слезы, пока не добираюсь до гостевого дома. Я быстро миную коридор и гостиную, отказываясь отпустить эмоции, пока не окажусь в безопасности в своей спальне. Но стоит мне закрыть за собой дверь, как я сползаю на пол, обхватываю руками колени, прижимая их к груди, и даю выход слезам.

Мне ненавистно, что я так сильно скучала по Эверетту, что готова все ему простить. Мне ненавистно, что при одном взгляде на него бабочки в моем животе снова пробудились, заставляя вспомнить чувства, что я к нему испытывала. Мне ненавистно, что Эверетт никогда не поймет, сколько боли принесло его исчезновение из моей жизни, потому что я ни за что ему об этом не скажу. Я ни за что не скажу Эверетту, что он владел моим сердцем и забрал его с собой, когда уехал, просто потому, что это выставит меня полной дурой. Дурой, которая много лет надеялась, что лучший друг влюбится в нее. Которая последние пять лет надеялась, что получит от него письмо или телефонный звонок. Надеялась хоть на что-то.

Я отказываюсь сказать ему, насколько грустной и жалкой была, с тех пор как он ушел, как держала мужчин на расстоянии вытянутой руки, возведя вокруг себя защитную стену, чтобы никогда больше не испытывать подобной боли. Я всегда была сильной и независимой и не собираюсь смущать Эверетта, показывая себя кем-то другим.

Быстро льющиеся слезы размывают взгляд, и я просто опускаю голову на колени, даже не пытаясь их остановить. Сейчас я скучаю по Эйдену даже больше чем девять месяцев назад. Если бы сейчас он был здесь, и нам бы пришлось притворяться женатыми, мы бы смеялись над этим как сумасшедшие. Он бы пошутил, что выиграл джек-пот, заполучив такую «горячую женушку» и предложил консумировать наш фиктивный брак на каждой горизонтальной поверхности лагеря, чтобы сделать его настоящим.

Мое тело дрожит от рыданий, и я так переполнена виной, что могу в ней утонуть. Я смотрю на кольцо, поднимаю руку и кручу его, пока камень не ловит свет и не начинает искриться. Представляя счастливое, улыбающееся лицо Эйдена в тот день, когда он подарил мне это кольцо, я чувствую нестерпимую боль из-за его отсутствия и едва могу дышать. Сняв кольцо с правой руки, я надеваю его на безымянный палец левой (п.п.: в США обручальное кольцо носят на безымянном пальце левой руки).  Давление в груди возрастает, и я должна прижать к ней ладонь, чтобы удержать боль внутри, зная, что собираюсь использовать кольцо, как реквизит в этом тупом фарсе со Стратфордом.

Хотя я все бы отдала, чтобы Эйден был здесь, я не могу не ощущать крошечное радостное трепыхание в сердце, что именно Эверетт вернулся ко мне. Это похоже на предательство. Эйден никогда не сокрушал мое сердце, никогда не подводил, никогда не отталкивал, и все же, если бы кто-то спросил меня: «Кого ты бы ты хотела увидеть сегодня, выходящим из грузовика Джейсона?», я бы ответила: «Эверетт».

Это всегда был Эверетт. Я всегда его выбирала.

Меня всегда влекло к нему, потому что он был потерян, и я желала помочь ему найти его путь. Но теперь роли поменялись, и я до смерти боюсь позволить Эверетту помочь мне. Когда он снова подведет меня, Эйдена не будет рядом, чтобы помочь мне найти свой путь.

Глава 14

Эверетт

Поднимаясь по ступенькам к главному дому, видя мерцание газовых фонарей по обе стороны от входной двери, я почти могу притвориться, что не уезжал отсюда так надолго.

Я проходил сквозь эти двери тысячи раз. Чувствовал тепло фонарей, слышал шум и суету персонала внутри дома, ужинал здесь почти каждый вечер с Кэмерон, ее родителями и их большой семьей волонтеров и отдыхающих, а затем, развалившись, сидел на крыльце в плетеных креслах с Кэмерон и Эйденом и смотрел на закат.

Но сегодня, блуждая в одиночестве после того, как Кэмерон оставила меня, я чувствовал себя чужаком, хоть и знал лагерь, как свои пять пальцев, и был знаком с большей частью персонала и волонтеров. Впервые я ощутил, что не принадлежу этому месту, потому что Кэмерон не желала моего присутствия. Я всегда чувствовал себя аутсайдером с родителями Кэм, знал, что они не любят меня. Но для молодого глупого задиры, постоянного нарывающегося на драки и ищущего неприятности, которым я был тогда, это не имело значения. Родители Кэмерон были лишь фоновым шумом. Все, что меня действительно заботило – мнение самой Кэм.

Как только я открываю дверь, меня накрывает волна ностальгии, заставляя сожалеть о каждом дне, что я провел вдали. Когда родители Кэмерон реконструировали старый главный дом плантации, где выросла Шелби, они украсили стены сотнями фотографий персонала и отдыхающих. Я медленно иду по холлу и ощущаю тугой узел в груди, когда вижу, что Кэмерон добавила новые снимки. Некоторые с детьми, которых я не знаю. Некоторые с новыми сотрудниками, которых я встретил, бродя по лагерю. Представившись, я убеждался, что все они понимают, как именно обстоят дела со Стратфордом и с той маленькой ложью, которую мы ему озвучили. Никто даже глазом не моргнул, когда я сообщал о неправде, которую все они должны были подтверждать, когда Стратфорд находился рядом. Они настолько обожали Кэмерон и ее родителей, и так гордились быть частью лагеря, что сделали бы для них все, что угодно.

Я останавливаюсь перед фото, на котором запечатлена Кэмерон, разговаривающая с ребенком лет пяти. Они присела перед девочкой, чтобы быть с ней на одном уровне и иметь возможность смотреть в глаза. Нежная улыбка освещает лицо Кэмерон, пока она обнимает малышку, и я не сомневаюсь, что она, вероятно, успокаивает девочку, говоря, что ей не нужно бояться и, что она весело проведет здесь время.

Кэмерон всегда хорошо умела развеивать страхи людей и делать так, чтобы они чувствовали себя особенными. И хотя вокруг была еще сотня детей, требующая ее внимания, когда она сосредоточивалась на тебе, весь прочий мир исчезал. Кэмерон точно знала, что нужно сказать, чтобы ты почувствовал себя на вершине мира. А еще она точно знала, что сказать, чтобы опустить тебя на самое дно. В этом я убедился сегодня, когда она ушла от меня, сказав напоследок: «Ты сам сделал так, что мы больше не друзья. То, что ты знаешь, как работает лагерь, и знаешь, как он важен для меня, не умаляют того, что ты был мудаком».

Я был идиотом, считая, что могу просто взять и, словно ниоткуда, появиться в лагере. Но теперь я здесь и никуда не уйду. Кэмерон нужна моя помощь, даже если она не хочет этого признавать. Это, конечно же, не решит наших проблем, но даст шанс провести с ней время и показать, что я еще могут быть для нее хорошим другом.

- Мистер Эверетт, ты вернулся!

Услышав свое имя, я поворачиваюсь и улыбаюсь, видя пожилую женщину, только вышедшую с кухни с огромной накрытой крышкой кастрюлей. Ее поседевшая голова, откинута назад из-за тугого пучка на затылке, в который она обычно собирает волосы, и она одета в тот же белый в синюю клетку фартук, что носила все мое детство. Подойдя к ней, я пытаюсь взять кастрюлю из ее рук, чтобы помочь, но она отступает из зоны моей досягаемости.

- Тебя не было слишком долго. Ты даже, кажется, успел забыть, что я никому не позволяю помогать мне подавать ужин.

Я смеюсь и киваю головой женщине, которая готовит для лагеря Райлан, с тех пор как он открылся.

- Ох, я помню, миссис Майкл. Просто подумал, что вы, возможно, смягчились за последние несколько лет, – шучу я.

Взгляд, которым она одаривает меня, до чертиков пугал меня, Эйдена и Кэмерон, когда мы были моложе.

- Этого никогда не будет. Стоит мне смягчиться, и здешние дети начнут просто переступать через меня, – жалуется миссис Майкл, однако все знают, что она, хоть и делает суровый вид, но далеко неравнодушна к детям, отдыхающим в лагере. – А теперь иди и сделай что-нибудь полезное. Этот странный мистер Стратфорд уже в столовой, а я как раз заканчиваю накрывать на стол. Найди Кэмерон и скажи ей, что пора ужинать. Кажется, я видела, как она недавно прошла в кабинет.

Миссис Майкл направляется по главному холлу к обеденному залу, и я следую за ней, ища Кэмерон.

Нахожу я ее именно там, где и сказала кухарка – в кабинете, расположенном прямо через холл в обеденной зоне. Я замираю в дверях, когда вижу, что Кэмерон стоит спиной ко мне и смотрит на стену.

Она сменила футболку и джинсы на короткое темно-бирюзовое платье с запа́хом, открывающее ее стройные ноги, которые, благодаря телесного цвета туфлям на шпильках, выглядят в милю длиной. Волосы Кэмерон собрала в высокий хвост, и белокурые пряди, свисая, покачиваются между плеч, когда она смещается в сторону. Я вижу, как она подносит ладонь к лицу и проводит пальцами по щекам, и даже с такого расстояния слышу тихий всхлип. Сегодня я несколько раз замечал, как глаза Кэмерон наполняются слезами, когда она противостояла мне, но она всегда смаргивала их, заменяя гневом. Я могу справиться с ее гневом, могу справиться с  ее криком и ругательствами, а вот с чем я не могу справиться – так это с ее печалью и пониманием, что именно я заставил ее плакать.

Я прочищаю горло, предупреждая о своем присутствии, и пересекаю комнату, наблюдая, как Кэмерон еще пару раз вытирает щеки, прежде чем повернуться ко мне. Я спотыкаюсь и останавливаюсь, когда получаю лучший вид ее в этом платье. Глубокий V-образный вырез демонстрирует сочное декольте, а завязки на боку, стягивающие две половинки платья вместе, заставляют материал прилегать ко всем изгибам тела Кэм. Я перемещаю взгляд к ее лицу и тут же чувствую себя последним мудаком, видя покрасневшие глаза, которые она пыталась от меня скрыть.

- Кэм… - шепчу я и приближаюсь на шаг, желая сказать все что угодно, только бы вымолить прощение.

Кэмерон вскидывает руку, и я перестаю двигаться. Глаза фиксируются на кольце, что она начинает нервно крутить, как только опускает руку. Огромный квадратный изумруд в центре такого же глубокого цвета, как и ее глаза, сверкает вместе с окружающими его бриллиантами всякий раз, как свет попадает на камни. Такое мог бы купить ей Эйден. Блестящее, броское и стоит кучу бабла.

"Если это кольцо на помолвку, то почему Кэмерон все еще носит его?" – мысленно задаюсь вопросом я и немедленно ощущаю себя самым большим мудаком во вселенной.

- Сейчас я не могу выяснять с тобой отношения, Эверетт. Нам нужно пойти туда и хорошо сыграть свои роли перед Стратфордом. Это все о чем я забочусь и все, на чем могу сосредоточиться в данный момент.

- Эйден подарил тебе это кольцо? – вдруг спрашиваю я,  следя за тем, как Кэмерон продолжает теребить кольцо, поворачивая его снова и снова.

Есть тысяча важных вопросов, которые нам нужно обсудить прямо сейчас, но я, наверное, умру, если не удовлетворю свое любопытство. Мне нужно услышать слова, нужно почувствовать боль, которую они принесут, даже если я уже знаю ответ.

- Э-э… да, – сконфуженно отвечает Кэмерон. Похоже, она предполагала, что я начну спорить, и было очевидно, что удивилась вопросу о кольце.

Два слова – это все, что нужно, чтобы подтвердить мою догадку и десятикратно увеличить боль в груди. Одно дело получить электронное письмо от Эйдена, где он хвастается купленным кольцом, и совсем иная форма пытки находиться в одной комнате с Кэмерон, и видеть, как она продолжает прикасаться к драгоценности, которое он подарил ей, когда украл ее сердце.

- Это единственное достойное украшение, что у меня есть. И я подумала, что раз уж нам придется притворяться женатыми, то…

Кэмерон подумала, что кольцо, которое Эйден дал ей в знак своей любви, отлично символизирует нашу поддельную любовь. Это разозлило меня даже больше, чем сам факт, что Эйден вообще подарил ей это кольцо.

Я, молча, киваю, когда она проходит мимо, и закрываю глаза, ощущая ее нежный парфюм с ароматом цветков магнолии. Этот запах напоминает мне о доме и том, по чему я скучал, находясь вдали. Мне хочется схватить Кэмерон, притянуть в объятия, уткнуться носом в шею и просто дышать ею.

Когда стук ее каблучков, удаляясь, затихает, я открываю глаза и оглядываюсь вокруг. Теперь, когда Кэмерон больше не загораживает перспективу, я вижу, на что она смотрела, когда я вошел в комнату, вижу причину ее слез, и, будто кто-то вонзает нож в мое сердце.

На стене висит заключенная в рамку фотография Эйдена и Кэмерон, снятая несколько лет назад. Они находятся на импровизированной деревянной сцене, где дети, отдыхающие в лагере, ставят пьесы, а волонтеры устраивают хоровое пение и другие развлечения. Они стоят плечом к плечу, удерживая перед собой большую пустую картинную раму, используемую в театральных постановках. Кэмерон смотрит в объектив, Эйден смотрит на нее, и они оба широко улыбаются, словно фотограф поймал их в разгар веселья.

Я чувствую потерю Эйдена сильнее, чем прежде, и ненавижу себя за то, что ревную его. Ревную к тому, что он был здесь с Кэмерон, а я нет. К тому, что он любил ее и делал счастливой. К тому, что он подарил ей кольцо, которое она не хочет снимать, и к которому прикасается всякий раз, когда расстроена. Потому что он причина ее слез.

В последний раз бросив взгляд на фотографию, поворачиваюсь и выхожу из кабинета, понимая, что если останусь еще хоть на секунду, я сорву рамку и разобью ее о стену, словно тот молодой глупый задира, которым родители Кэмерон всегда меня считали.

_______________

- Итак, расскажите, как вы познакомились и влюбились друг в друга.

Сидящая рядом Кэмерон, услышав вопрос Стратфорда, тут же начинает кашлять, подавившись, и я легонько похлопываю ее по спине, пока она тянется за водой и выпивает почти половину содержимого стакана.

Пока Кэмерон проводила свой день, избегая меня, я провел его, изучая лагерь, чтобы убедиться, что смогу ответить на любой вопрос Стратфорда без запинки и неловкой паузы, которую Кэм придется за меня заполнять. Но, к сожалению, это оказалось пустой тратой времени, поскольку после подачи первого блюда Стратфорд принялся задавать вопросы, относящиеся вовсе не к лагерю, а к нашей с Кэм личной жизни.

До этого момента вопросы были довольно простыми. Он хотел знать о наших с Кэмерон семьях и о том, как мы жили, пока росли, но учитывая ту одержимость, с какой Стратфорд давал деньги только счастливым семейным парам, можно было догадаться, что за вопросы он станет задавать дальше. Сет явно не шутил, назвав Стратфорда эксцентричным чуваком. Ну, какого нормального бизнесмена будет больше заботить личная жизнь людей, которым он собирается дать денег, чем то, насколько процветает их дело?

За весь ужин Кэмерон ни разу не взглянула в мою сторону, но не отшатнулась, когда я между сменой блюд придвинулся ближе к ней и положил руку на спинку ее стула, а вот теперь смотрела на меня с паническим выражением на лице.

Подарив успокаивающую улыбку, я принимаюсь легонько потирать ей спину, давая понять, что смогу справиться с этим вопросом.

- Как вы уже слышали, мы знаем друг друга почти всю нашу жизнь, – удерживая с Кэмерон зрительный контакт, начинаю рассказывать я. – Когда мне исполнилось десять, а ей – семь, мы стали лучшими друзьями. Она была моей опорой, единственным, кому я рассказывал все без утайки, и самым главным человеком в моей жизни.

Я вижу, как шея Кэмерон дергается, когда она нервно глотает, однако взгляд ее прекрасных зеленых глаз все еще прикован ко мне, и неожиданно Стратфорд словно бы исчезает из комнаты. Я будто остался с Кэм наедине и открываю ей свое сердце, говоря то, что должен был сказать еще много лет назад, но так и не набрался смелости. Она, вероятно, считает, что я сейчас притворяюсь ради Стратфорда, ну, и пусть. Мне, наконец, представился шанс признаться в своих чувствах, выпустить их наружу, дать им пожить хоть несколько минут, чтобы затем окончательно похоронить, и сосредоточиться на том, чтобы быть Кэм просто другом, без прошлого, отягощающего мое сознание.

- Я  с кристальной ясностью помню момент, когда понял, что влюблен в нее. Кэмерон исполнилось четырнадцать. В тот день я работал на конюшне, и, когда она вошла туда, я просто перестал дышать. Впервые с тех пор как мы встретились, я действительно увидел ее. И от ее красоты, не только внешней, но и внутренней, у меня перехватило дыхание. Но я был старше ее на несколько лет и слишком труслив, чтобы признаться в своих чувствах. Я боялся, что она не испытывает ко мне того же и ужасался от перспективы потерять ее дружбу, – добавляю я чуть тише, ощущая прежнюю тревогу, что Кэмерон увидит правду в моих словах, и я потеряю ее снова даже прежде, чем успел вернуть.

- Только за неделю до начала ординатуры я, наконец, осознал, что устал скрывать от нее свои чувства. Я спросил Кэмерон, может ли она дать мне причину, почему я не должен уезжать, а затем с замиранием сердца ждал, что она скажет, чтобы я остался, потому что любит меня. Но этого не произошло.

Глаза Кэмерон блестят от слез, но она не смаргивает их, и я смотрю, как они заполняют ее зеленые омуты, и продолжаю рассказывать нашу историю так, как хотел бы, небеса мне свидетели, чтобы она произошла на самом деле.

- Она знала, что я всегда стремился стать врачом и помогать людям по всему миру. Кэмерон из тех, кто не станет препятствовать своему другу в осуществлении его мечты, поэтому она сказала, что я должен ехать. Сказала, что это все, чего я когда-либо желал, и мне обязательно нужно поехать.

Тело Кэмерон клонится ко мне, пока мы не сближаемся настолько, что я могу различить золотые крапинки в радужной оболочке ее глаз. Мне приходится сдерживаться изо всех сил, чтобы не сократить оставшееся расстояние и не поцеловать ее, желая заставить поверить словам, которые произношу; что я отчаянно мечтаю, чтобы все у нас было именно так, как я рассказываю.

Из-за ее близости мысли путаются даже больше, чем я предполагал; воспоминания о прошлом, о моих чувствах совсем не проясняют ситуацию, напротив только ухудшают, но я ушел уже слишком далеко по тропинке своей памяти, чтобы теперь остановиться.

- Но прежде чем мое сердце разбилось на кусочки, Кэмерон сказала, что будет ждать меня столько, сколько потребуется. И так она застряла со мной на весь срок ординатуры, а потом еще на три года, пока я работал во «Врачах без границ». Она простила меня за то, что я оставил ее, за то, что не был здесь, когда она нуждалась во мне больше всего. Простила за боль, что я ей причинил, за ошибки, которые совершил, и она знает, что я отдал бы что угодно, лишь бы вернуть все обратно, – шепотом произношу я, поднимаю руку и смахиваю челку со лба Кэмерон. – Все, что угодно.

Я обнимаю ладонью ее щеку и ласкаю пальцами кожу, а потом наклоняю голову вперед, чтобы наши лбы соприкоснулись, и, сохраняя низкий тон голоса, говорю только для Кэмерон.

- Я и раньше не заслуживал иметь ее в своей жизни, не заслуживаю и теперь. Но нет ничего на свете, чего бы я ни сделал ради нее. Я пойду на все, чтобы доказать, что всегда любил ее и всегда буду любить.

Черт, откуда это взялось? Я мог просто сказать, что всегда буду ей другом, и этого было бы достаточно и для Кэмерон, и для мужчины напротив, что ловил каждое мое слово.

Я закрываю глаза, и мое сердце так сильно колотится в груди, что, без сомнения, Кэмерон может его услышать. Она издает крошечный вздох, и я отстраняюсь, желая увидеть ее лицо, но тут голос Стратфорда лопает созданный мной маленький пузырь, где мы с Кэмерон были только вдвоем.

- Как давно вы вернулись домой?

Я так зачарован, глядя в глаза Кэмерон, что отвечаю не задумываясь.

- Девять месяцев назад.

Я не осознавал, что во время моей исповеди Кэмерон по-прежнему держала в руке вилку, пока та не выскользнула из ее пальцев и со звоном не приземлилась на тарелку. Кэмерон отшатывается от моей ладони и отворачивается, а я нервно улыбаюсь Стратфорду, пока она снова берет вилку и кладет ее рядом с тарелкой.

- Извините. Разговор о том, что он был в таких опасных местах, всегда заставляет меня волноваться. – Объяснение Кэмерон звучит натянуто.

«Дерьмо! Сукин ты сын, Эверетт! Почему бы тебе не заткнуться!»

Я понимал, что она разозлится, узнав, что я не приезжал к ней, хоть и был дома, поэтому и хотел отложить признание. Мне было необходимо чуть больше времени с Кэмерон. Времени, чтобы сначала получить прощение за свой уход много лет назад,  и лишь потом поднимать новую волну ее негодования из-за того, что мне было стыдно показываться ей на глаза в том состоянии, что я пребывал, когда вернулся домой. Но, с другой стороны, может все и к лучшему. Теперь не нужно это скрывать от Кэмерон.

Я так пристально всматриваюсь в профиль Кэмерон, желая, чтобы она снова посмотрела на меня, что почти не замечаю, когда Стратфорд начинает говорить.

- Какая замечательная история. Это так очевидно, что вы двое предназначены друг для друга. И мне приятно видеть пару, которая не позволила препятствиям помешать им быть вместе. – Стратфорд вытирает рот салфеткой, отодвигается от стола и встает. – Спасибо за прекрасную еду и беседу. Сегодня был долгий день, поэтому я собираюсь вернуться в свой номер. А с вами, молодые люди, я увижусь завтра в районе девяти утра у конюшен, чтобы вы показали мне, как будучи женатыми, можете вместе управлять делами здесь.

Стратфорд кивает нам, улыбается и, насвистывая себе под нос, поднимается на второй этаж, чтобы улечься спать. Как только он исчезает из нашего поля зрения, и звук его шагов затихает, Кэмерон так быстро отталкивается от стола, что скрип ножек ее стула эхом разносится по столовой.

- Кэмерон, подожди! – сдергивая с колен и бросая на стол салфетку, кричу я.

Вскочив со стула, я мчусь за Кэмерон, пока она бежит по комнате. Мне удается догнать ее лишь, когда она уже спускается с крыльца. Я останавливаю Кэмерон, обнимая ее руку своей. Она вырывается из хватки и круто поворачивается ко мне. Слезы, которые еще несколько секунд назад только блестели в ее глазах, теперь оставляют следы на щеках.

- Мне так жаль. Кэм, пожалуйста… – прошу я, сам не зная, о чем молю ее сейчас. Я просто хочу, чтобы она остановилась и выслушала меня, позволила объяснить.

- Даже не пытайся извиниться! Твои извинения – пустой звук для меня! Какой же идиоткой я себя чувствую. Кстати, ты отлично поработал, рассказывая всю эту фигню о том, как влюбился в меня. Звучало действительно правдоподобно, если не учитывать, что тебе целиком и полностью плевать на меня!

В этот раз я беру обе ее руки в свои и пытаюсь притянуть Кэмерон ближе, но она опять вырывается и отступает так далеко, что моим рукам ничего не остается кроме как повиснуть по бокам.

- Черт побери, мне не наплевать на тебя, Кэм! Просто дай объяснить…

- Ну, а мне плевать!!! – кричит она, и ее тело дрожит от гнева. – Девять месяцев! Девять долбаных месяцев ты был всего в нескольких минутах езды отсюда!

Ее голос надламывается от эмоций, и мне хочется рухнуть на колени, настолько остро я ощущаю ее боль.

- Мне так жаль, Кэмерон, так жаль! Пожалуйста, позволь мне все объяснить.

Она скрещивает руки перед собой и качает головой.

- Я так устала, Эверетт. У меня больше нет сил. Если ты действительно заботишься обо мне, как говоришь, то, пожалуйста, просто уезжай домой. Я не могу это сделать. Думала, что осилю, думала, что ради лагеря сумею проглотить все и взять себя в руки, но не могу. Это слишком больно. Очень больно! – кричит она, разворачивается и уходит.

Я стою во дворе главного дома и, молча, смотрю на ее удаляющуюся фигуру, зная, что никакие мои слова сейчас не заставят ее понять, и никакие мои действия не заставят ее боль исчезнуть.  Сколько бы желаний я не загадывал, это не изменит прошлое и не сделает правду, что я сказал за ужином, не просто мечтой, а реальностью.

Глава 15

Кэмерон

Смахивая слезы, которые, похоже, никогда перестанут течь, я наклоняюсь и опираюсь локтями о деревянный забор.

Убежав от Эверетта пару часов назад, я продолжала ходить и реветь, чувствуя себя настолько раненой и потерянной, что не заметила, как оказалась в нескольких акрах от дома в самом конце огороженной области для выпаса лошадей. Осознание того, что впервые я поставила собственные интересы выше интересов лагеря, заставляет меня плакать еще сильнее. Вероятно, я разрушила все, что мои родители так бережно создавали, отослав Эверетта прочь. Но, если бы я осталась с ним в той столовой еще хотя бы на минуту, то окончательно потеряла бы себя в глупом фарсе, что мы разыгрывали перед Стратфордом.

Да кого я обманываю? Я уже давно потеряла себя, и присутствие Эверетта лишьподчеркнуло данный факт. Мне больше не приносили счастья ни общение с отдыхающими, ни организация благотворительного бала, ни ответственность за лагерь, сопричастность к которому я всегда считала честью. Все то, что обычно давало цель и ощущение полноты жизни, теперь казалось неживым и каким-то плоским. Раньше я связывала это со смертью Эйдена, но сейчас, стоя на плантации, где выросла, и, думая о связанных с ней воспоминаниях, я поняла, что чувствовала себя подобным образом намного дольше. Четыре с половиной года, если быть точной.

С тех пор как Эверетт уехал, я не знала, как вернуть те ощущения и снова стать счастливой, и сейчас ненавижу его за это.

А еще за то, что он сделал невозможным для меня простить его.

За то, что омрачил грустью все хорошие воспоминания о моем родном доме.

За то, что не был здесь последние несколько лет, чтобы создать новые.

Себя же я ненавижу за то, что не могу отпустить боль и гнев и позволить Эверетту помочь спасти лагерь.

За то, что не могу притворяться так легко, как он.

- Я только что видел Эверетта дома. Он хлопал дверями и бормотал весьма забавные проклятия себе под нос. Так насколько ты зла на меня сейчас?

Раздающийся позади голос заставляет меня подпрыгнуть и вертануться на месте.

- Зла настолько, что готова ударить, или просто станешь орать и обзывать всякими разными словами?

Хотя в моей ситуации нет ничего смешного, я хихикаю сквозь слезы, глядя на человека, который всегда умеет заставить меня улыбнуться.

- Я не собираюсь бить тебя, Джейсон.

Он облегченно выдыхает и подходит, чтобы встать рядом со мной, одновременно запуская руку в свои волосы – точно как Эверетт, когда нервничает или расстроен.

«Ну, почему я не могла влюбиться в ЭТОГО брата?! Тогда все было бы намного проще…»

Независимо от того, как мало времени мы с Джейсоном проводим вместе, мы всегда можем рассмешить друг друга. Заставить его улыбнуться – легкая работа, не то, что Эверетта.  И в отличие от своего брата Джейсон никогда не подводил и не разочаровывал меня.

- Я очень-очень хочу ударить тебя, но ты мне слишком нравишься, чтобы портить твое симпатичное личико, – успокаиваю Джейсона я, когда мы оба поворачиваемся, чтобы посмотреть на лошадей, которых выпустили на пастбище, прежде чем запереть на ночь в конюшне.

Джейсон смеется и вытаскивает из кармана руку, чтобы дотянуться и потрепать меня по плечу.

- У меня, правда, симпатичное лицо, особенно с тех пор как оно познакомилось с бритвой, в отличие от лица моего брата.

При упоминании Эверетта я закрываю глаза, и перед моим мысленным взором появляется его лицо и взгляд в тот момент, когда я сказала ему уезжать домой, а также выражение его глаз, когда он извергал всю ту чушь на потребу Стратфорду. Тот бред сивой кобылы, который я проглотила, и в реальность которого позволила себе поверить на несколько минут. Я позволила переместить себя в то время, когда была влюблена в Эверетта так сильно, что услышав подобные слова, выгнала бы Стратфорда из комнаты и просто набросилась на Эверетта. А потом он взял и развеял наведенный морок, сказав, когда вернулся домой. Словно для того, чтобы снова напомнить, что любовь к этому мужчине не приносит ничего кроме боли. И, очевидно, что возобновление дружбы с ним приведет к такому же результату.

- Ты должен был сказать, что он вернулся, – шепчу я. Горло перехватывает от эмоций, и слезы вновь наполняют глаза. – Девять месяцев. Он был здесь девять месяцев, Джейсон, а ты ничего не сказал мне. Почему?

Я отвожу взгляд от лошадей, чтобы посмотреть на его профиль. Желваки на его челюсти напрягаются, когда он стискивает зубы, вероятно, стараясь придумать правдоподобное оправдание того, что скрывал от меня такую важную новость.

Сильная линия челюсти, полные губы и такой же, как у Эверетта, беспорядок на голове, но на этом и заканчивается сходство между братьями. Джейсон всегда улыбается, он всегда счастлив несмотря ни на что. У него было нормальное детство, и его не нужно исправлять, как Эверетта, потому что он никогда не был сломлен.

- Сколько лет ты здесь работаешь? – вдруг спрашивает Джейсон, взглянув на меня.

- С подросткового возраста, ты это и сам знаешь.

Я смущена его глупым вопросом. Хотя мы с Джейсоном никогда не были так близки, как с Эвереттом и Эйденом, но все же мы дружили. Взрослея, он постоянно болтался в лагере, да и сейчас частенько заезжал, чтобы помочь что-то отремонтировать или просто поговорить со мной и другим персоналом. Джейсон знает все о моей жизни, и чем я здесь занимаюсь. И ему, конечно, известно, как долго я работаю в лагере.

- Фактически всю свою жизнь? – добавляет он.

- Да, – отвечаю я, пытаясь скрыть раздражение.

Джейсон поворачивается лицом ко мне, скрещивает руки на груди и наклоняет в сторону голову.

- И за все это время ты провела бесчисленное количество часов, помогая семьям и детям понять, как справиться с тем, что их любимый человек, вернувшись домой, никак не может осознать, что больше не находится в зоне военных действий.

Раздражение на Джейсона за то, что он собирается ходить вокруг да около, так быстро покидает меня, что я чувствую себя почти невесомой.

- Ты сама видела, что ПТСР (п.п.: посттравматическое стрессовое расстройство) может сделать с человеком. Ты знаешь, как это может сломать, изменить индивидуальность и сделать так, что человеку чертовски сложно не то, что заставить себя вставать по утрам, а просто дышать. Может Эверетт и не участвовал в боевых действиях, но он получил свою долю ужаса в тех местах, где работал. Прямо у него на глазах умирали люди, которые знали, что обречены. Их кровь была на его руках, когда они издавали последний вздох. Родители детей, которых он не мог спасти, рыдали у него на плече, а затем ему пришлось иметь дело с чувством вины за то, что он не знал, что его лучший друг умирает, и за то, что и его он не смог спасти.

Мои плечи начинают дрожать от реальности того, что Джейсон говорит. Я не хочу, чтобы это было правдой, но не могу отрицать истину, когда вижу ее. Выражение его лица не врет. Да и не стал бы Джейсон выдумывать такое, не будь это чистой правдой.

Я чувствую себя такой идиоткой.

Поглощенная гневом на то, что спустя почти пять лет Эверетт просто взял и явился в лагерь, а затем пораженная, что он, оказывается, был дома девять месяцев и не приехал ко мне, я даже не задалась вопросом «почему?». Я ни разу не задумалась о том, как годы, проведенные в самых отдаленных и опасных уголках мира, повлияли на него, или о том, что он там видел и пережил. Каждый раз смотря на него, я видела все того же Эверетта – мужчину, который перерос свои подростковые проблемы и стал сильным и уверенным человеком. Человеком, который не позволит чему-либо встать на пути его мечты.  Я смотрела, но не видела в нем боли и уязвимости. Наверное, потому что не хотела думать о нем как о ком-то, кто не мог справиться с любыми проблемами. Однако должна была. Джейсон прав, мне известно, что ПТСР может сделать с человеком и иногда это довольно нелицеприятно.

- Знаешь, Эверетту совсем не помогло то, что этот лучший друг запретил рассказывать ему о своей болезни. Эйден хотел, чтобы Эверетт вернулся домой по «правильным» причинам, а не для того, чтобы смотреть, как он умирает. Поэтому Эверетт не успел приехать на похороны и сказать последнее "прощай". Это стало последней каплей, сломившей его, – тихо говорит Джейсон и отворачивается, чтобы снова смотреть на лошадей. – Мне жаль, что я не сказал о возвращении Эверетта, но я не мог. Поверь, Кэмерон, я очень хотел, чтобы он поехал к тебе. Я просил его пойти к тебе, потому что знал, что именно ты сможешь до него достучаться, но Эверетт был слишком потерян в своей голове тогда. Некоторое время я даже считал, что он никогда уже не вернется обратно, и это пугало меня до чертиков.

Я думала, что у меня больше не осталось слез, но теперь они лились так быстро, что лицо Джейсона стало размытым пятном.

Не нужно было мне соглашаться с требованием держать болезнь в тайне от Эверетта. Но Эйден был непреклонен. Он знал, что у него мало времени и не хотел, чтобы Эверетт видел его слабым и прикованным к постели. Могу только представить, как винил себя Эверетт за того, что не был рядом с Эйденом в его последние минуты, и за то, что так и не смог с ним попрощаться.

- Какая же я стерва, - бормочу я и обнимаю себя за талию, чтобы не развалиться. – Я дала ему пощечину. Наорала на него. Сказала, что мне на него наплевать, а потом велела ехать домой.

Джейсон хихикает, глядя на меня.

- Похоже, Эверетт это заслужил. И, кстати, я предупреждал его, что ты, скорее всего, врежешь ему, когда увидишь.

Он приобнимает меня за плечи, притягивает ближе и успокаивающе гладит по руке.

- Кэм, я рассказал все это не для того, чтобы ты чувствовала себя виноватой, а для того, чтобы ты знала – все эти девять месяцев Эверетт не приезжал не потому, что он о тебе не заботился. Его проблема как раз в том, что он слишком заботится, и не хотел, чтобы ты видела его в том состоянии.

Несколько минут мы с Джейсоном просто стоим, пока ко мне не возвращается способность говорить.

- Как плохо у него это было? – шепчу я, прижимаясь щекой к его груди.

- Реально плохо. Помнишь, пару месяцев назад, когда я чинил крыльцо, появился муж Амелии?

Я киваю, так как никогда не забуду тот день.

На протяжении долгого времени Амелия была счастлива, и я почти забыла, что у нее есть муж, который так и не принял помощи с его ПТСР и чуть не утянул жену и сына на самое дно вслед за собой. В тот день он получил бумаги о разводе, которые она послала ему. Он был настолько пьян, что едва стоял на ногах. Спотыкаясь, он брел по лагерю с бутылкой виски в руке, зовя ее во всю силу легких. Потребовалось трое мужчин, включая Джейсона, чтобы взять его под контроль. Однако сама Амелия справилась с данной ситуацией лучше, чем я предполагала. Я никогда не гордилась ею больше, чем в тот момент, когда она, твердо стоя на ногах, говорила своему мужу, что ему необходимо обратиться за помощью, и что она не хочет видеть его, пока он это не сделает.

- Умножь увиденное примерно на тысячу, и ты получишь представление, каким был Эверетт первые месяцы после возвращения домой, – заканчивает Джейсон.

Я зажмуриваюсь, не желая иметь подобный образ Эверетта в своем сознании. Не желая знать, как сильно он пострадал и как боролся, чтобы вернуться, и, сколько боли я ему причинила сегодня, когда бросила в лицо все те обвинения и заставила ощутить вину.

Я много лет проводила тренинги с солдатами – бывшими и до сих пор служащими, - но в нужный момент не смогла отстраниться от собственной боли и подумать, что Эверетт пострадал не меньше их, хоть и не был военнослужащим. Вероятно, он стал свидетелем многих ужасных событий, потерял огромное количество пациентов, а потом, приехав домой, должен был столкнуться со смертью лучшего друга, зная при этом, что ничем не мог ему помочь.

- Я – ужасный человек.

Джейсон снова смеется, берет меня за руки и заставляет посмотреть на себя, чуть приседая, чтобы мы оказались на одном уровне.

- Ты не ужасный человек, Кэм. Просто сейчас тебе приходится иметь дело с множеством проблем. Это я убедил Эверетта, что появиться здесь без предупреждения и любых объяснений – отличная идея. Вина на мне. Однако я не снимаю с него вину за то, что он повел себя по-идиотски, записавшись во «Врачи без границ», и за то, что отказывался приехать домой хотя бы на уикенд. А ты давай не распускай нюни и не позволяй этой фигне так легко сойти ему с рук. Все, чего я прошу – не вини его за последние девять месяцев.

Джейсон целует меня в лоб и уходит, снова оставляя наедине с моими мыслями… совсем не в том месте, где я хочу быть прямо сейчас.

Глава 16

Эверетт

Я рывком сажусь в постели с замирающим в горле криком и, тяжело дыша, пытаюсь прийти в себя.

«Это всего лишь сон, просто сон, только сон…»

Скребя лицо ладонями, я стараюсь стереть изображения, которые никак не хотят покидать голову, потому что они вовсе не сон.

Это воспоминания.

Кошмары о моем персональном аду.

И они никогда не исчезнут.

Четырехлетний мальчуган с глазами цвета темного шоколада. Еще недавно этот  малыш учил меня играть в футбол, а теперь я яростно прижимаю его к своей груди, пока он делает свой последний вдох из-за того, что инфекция, поразившая его тело, добралась до мозга...

Молодая беременная женщина, которая всегда дарила маленькие безделушки, когда я ее осматривал, и даже попросила переводчика научить ее говорить по-английски «красивый доктор», истекает кровью у меня на глазах, потому что у меня нет необходимых инструментов, чтобы восстановить ее разорванную матку…

Пожилая женщина, ставшая бабушкой для всех ребятишек в своей деревне. Собственных детей у нее не было, но своим «приемным» она покупала сладости, тратя последние монеты. Я слышу звуки, что производят ее легкие, наполняясь кровью, после того, как один из повстанцев выстрелил в нее. Я чувствую последний удар ее сердца, когда прижимаю ладони к ране на груди, чтобы хоть как-то остановить кровотечение…

Мне жаль, что я не могу забыть их лиц, которые в моем сознании сливаются с сотнями других – тех, кого я не сумел спасти. Я хотел бы забыть, как они смотрели на меня с непоколебимой верой в то, что я спасу их, с доверием, которого я не заслуживал.

Я отбрасываю с себя пропитанную потом простыню, встаю и, глухо топая по полу, пересекаю полутемную спальню, прекрасно понимая, что сегодня больше не усну. Войдя в ванную, я не утруждаюсь включить свет. Через окно у раковины в комнату проникают мягкие розовато-фиолетовые лучи предрассветного солнца, только появившегося из-за горизонта, и их достаточно, чтобы я добрался до душевой кабины и вывернул до отказа кран с холодной водой. Яркий свет не нужен, чтобы знать, как выглядит мое отражение в зеркале. Я видел его много раз с тех пор, как вернулся домой, и очередной кошмар ввергал меня в хаос. Покрасневшие глаза, пепельного цвета кожа, страдания, вина…

Быстро стянув с себя боксеры, я ступаю под душ и шиплю, когда ледяная вода обжигает кожу. Опираясь руками о стену, я опускаю голову ниже плеч и желаю, чтобы холодные струи, стекающие по волосам и заливающие глаза, заморозили мои воспоминания или смыли их в водосток, но этого не происходит.

Как, впрочем, и всегда.

Спустя час сон все еще свеж в моем сознании, и я, наконец, сдаюсь и выключаю воду. Мои зубы стучат, тело болезненно ломит, а я весь дрожу, когда хватаю с полки полотенце, оборачиваю его вокруг талии и возвращаюсь в спальню.

Прошло уже некоторое время с тех пор, как мне в последний раз снился подобный кошмар. Он все еще появляется время от времени, обычно, когда я испытываю стресс или чем-то расстроен, и, скорее всего, мое вчерашнее взаимодействие с Кэмерон вызвало его этой ночью.

- У тебя молоко закончилось.

- Черт! – ору я, быстро отворачиваюсь от комода и вижу прислонившегося к дверному косяку  Джейсона.

С раздраженным фырканьем я плотнее затягиваю полотенце вокруг талии.

- Какого хрена тебе здесь надо в такую рань? – бурчу я и возвращаюсь к комоду, чтобы достать боксеры и джинсы.

- Я проголодался.

В зеркале я вижу, как отражение Джейсона пожимает плечами.

- К тому же прошлым вечером я был не в форме для своей стимулирующей речи и хочу начать ее заново.

«Стимулирующая речь» Джейсона, если, конечно, ее можно так назвать, заключалась в том, что он заявился сюда посреди ночи и битый час обзывал меня мудаком. После этого я хрен знает сколько ворочался и крутился в постели, а когда наконец-то заснул, был разбужен кошмаром. Теперь уже я не в форме для его стимулирующей речи. Впрочем, не скажу, что и вчера был в надлежащем состоянии духа для нее. По глупости я поведал Джейсону за кофе обо всем, что произошло с Кэмерон, надеясь, что он скажет, что чувства, которые я испытываю сейчас, вполне обоснованы, но не тут-то было.

- Я уже и так знаю, что был мудаком, повторять не стоит, – бормочу я, просовываю ноги в боксеры, натягиваю их, а затем проделываю то же самое с джинсами, и только после этого убираю полотенце с талии.

Когда вчера вечером Кэмерон ушла от меня, я сначала чувствовал себя полным дерьмом, а затем круглым дураком за то, что подчинился ее желанию и уехал домой, где и провел последние двенадцать часов, злясь, вместо того, чтобы расстраиваться из-за того, как все обернулось. Конечно, у нее были все основания для гнева, но и для меня набраться мужества и рассказать  о том, что я сотворил с собой после возвращения домой, было совсем не плевым делом. Я не хотел, чтобы она смотрела на меня с жалостью или ходила вокруг на цыпочках, но собирался смириться с подобной перспективой, понимая, что Кэмерон нужны объяснения, что она заслуживает объяснения того, как я провел последние девять месяцев.

Но Кэм не дала мне ни единого шанса рассказать, и, чем больше я думал об этом, тем больше злился. Очевидно, что последние годы я не был ее лучшим другом и практически вычеркнул из своей жизни, но, черт побери, я вернулся сейчас и я стараюсь! Я, бля, стараюсь оставить в стороне свою боль и ревность, потому что понимаю – мне придется трудиться в поте лица, чтобы загладить вину перед ней. В данный момент быть для нее другом перевешивает все остальное. Сначала мне нужно помочь Кэмерон залечить рану от потери Эйдена и сделать все возможное, чтобы спасти лагерь. Это сейчас в приоритете. Это важнее моих заморочек и комплексов, важнее ее упрямства и гнева. И Кэм просто придется принять это.

Вытащив футболку из ящика, я задвинул его обратно сильнее, чем было нужно.

- Похоже, ты в плохом настроении. Думаю, ехать в лагерь и говорить Кэмерон, что ты никуда не собираешься уходить, не самая лучшая идея, – подает голос Джейсон.

- А мне пофиг на то, что ты думаешь! – рычу я, швыряю футболку на тумбочку и поворачиваюсь к брату.

Джейсон пожимает плечами и отступает из дверного проема.

- Не говори, что я тебя не предупреждал. Как только Кэм перестанет печалиться, она тут же разжует тебя и выплюнет.

Когда звук тяжелых шагов Джейсона затихает, а потом хлопает входная дверь, я выпускаю из груди воздух, которое все это время сдерживал.

Я не хочу представлять картину, которую брат описал мне вчера во время своей «стимулирующей речи» – Кэмерон в одиночестве плачет на дальнем пастбище. Хуже, чем видеть, как она рыдает и расклеивается прямо у меня на глазах, только знать, что кто-то другой был рядом, чтобы успокоить ее, после того как я ушел. Снова.

Пора заканчивать со всей этой фигней. Хочет того Кэмерон или нет, я никуда не уйду!

Я как раз наклоняюсь, чтобы забрать отброшенную футболку, как вдруг слышу стук в дверь.

Тихо матерясь, я спускаюсь по лестнице, подспудно поливая Джейсона всеми известными мне ругательствами. Обычно он просто входит в дом, но именно сейчас вдруг решил  быть долбаным джентльменом и специально постучал, чтобы я впустил его.

- Что, нахер, тебе теперь надо? – рявкаю я, распахиваю дверь и замираю, увидев кто стоит на пороге.

Язык прилипает к нёбу, и все мысли улетучиваются из головы, когда я вижу Кэмерон.

Крохотные джинсовые шорты не скрывают ни дюйма ее стройных ног, а обтягивающая футболка с  логотипом лагеря и широким вырезом-лодочкой оголяет одно плечо. Из-за того, что Кэмерон засунула руки в задние карманы шорт, ее грудь выпячена вперед. Мне хочется смотреть на нее весь день напролет, а руки уже зудят, желая ощутить ее вес в ладонях. Лучи восходящего солнца светят Кэмерон в спину, и кажется, что ее фигуру окружает яркий ореол.

«Черт побери! У этой женщины когда-нибудь бывают плохие дни или она всегда встает с постели, выглядя, как диснеевская принцесса? Кстати, дьявольски сексуальная принцесса, которую я до жути хочу затащить в дом и прижать к стене!»

- Могу я войти?

Голос Кэмерон проникает в мои похотливые мысли, и я понимаю, что все еще стою на пороге с отвисшей челюстью. С раздраженным вздохом я пропускаю Кэмерон внутрь дома, закрываю дверь и прислоняюсь к ней спиной. Скрестив руки на груди, я напоминаю себе, почему еще совсем недавно злился на эту женщину, а не обдумывал, как побыстрее стащить с нее шорты.

Кэмерон вытаскивает руки из карманов и, потупив взгляд, принимается нервно крутить на пальце свое дурацкое кольцо.  Я понимаю, что нужно что-нибудь сказать, чтобы разрядить обстановку, но именно Кэмерон пришла ко мне и должна первой начать разговор.

Наконец, она поднимает голову и с досадным фырканьем указывает на меня рукой.

- Не мог бы ты надеть футболку или что-то вроде того? – ворчит Кэмерон, смотря при этом не прямо на меня, а куда-то поверх моего плеча.

Такого я точно не ожидал и, поэтому не смог удержать ухмылку, приподнявшую уголки моих губ. Не стану лгать – то, что Кэмерон стесняется и специально отводит взгляд от моего голого торса, безмерно удивляет, но и одновременно льстит моему эго. Конечно, я знаю, что хорошо выгляжу.  За последние годы я неплохо подкачался, перетаскивая медицинское оборудование и тяжелые ящики с медикаментами. Да и все необходимое, что я брал с собой к пациентам, тоже весило немало. Но именно безответные чувства к женщине, которая стоит передо мной и не смеет взглянуть на мое полуобнаженное тело, заставляют почувствовать себя самодовольным.

Оттолкнувшись от двери, я опускаю руки по бокам и встаю прямо перед Кэмерон.

- Что-то не так? Ты, похоже, покраснела? – спрашиваю я, даже не пытаясь скрыть усмешку.

Теперь уже Кэмерон скрещивает руки на груди, отступает назад и, еще раз недовольно фыркнув, наконец-то смотрит на меня.

- Ты такой придурок!

- И ты приехала сюда, чтобы сказать мне об этом?

Теперь мне хочется передумать и надеть футболку, потому что появившийся во взгляде Кэм лед вполне способен заморозить всю комнату.

- Да, я проехала весь путь сюда, чтобы напомнить, если ты вдруг забыл, – резко отвечает Кэмерон.

«А я-то боялся, что она будет смотреть на меня с жалостью…»

Вчера, узнав, что Джейсон рассказал Кэмерон о последних девяти месяцах моей жизни, я чуть не размазал его по стенке. Брат поклялся, что описал лишь общую картину. Он вроде как  почувствовал необходимость объяснить Кэмерон,  что после возвращения домой я не встречался с друзьями и не ходил по вечеринкам, намеренно избегая ее.

Я хотел сам рассказать Кэмерон, и Джейсон об этом знал. И все же я не мог долго гневаться на брата. Да,  он  не удержал рот на замке, ведь вчера, не зная и толики правды, Кэмерон так злилась на меня. И сейчас, глядя на нее, взбешенную моим внезапным нахальством, я доволен, что брат первым ей рассказал. Теперь можно пропустить  жалостливую часть и перейти к более приятным способам злить Кэмерон.

- Тебе понадобится что-то посерьезнее слабенького удара правой, – сообщаю я ей, подмигивая.

Я беззастенчиво вру – было больно, а ведь я получал по морде от парней вдвое больше меня самого.

Смотреть, как Кэмерон тяжело дышит от досады, весьма забавное зрелище. Но лучше так, чем представлять ее плачущей, или думать о том, как сильно я ее подвел.

- Пошел ты! – шепчет она. – Поверить не могу, что приехала сюда, чтобы извиниться и попросить тебя вернуться в лагерь.

- Тебе не нужно извиняться или просить. Я и так собирался вернуться, хочешь ты того или нет. И, кстати, я собрал вещи. Поскольку мы женаты, некоторое время буду жить с тобой.

-  В самом деле? А меня спросить ты не догадался?

- Твое мнение роли не играет. Ты нуждаешься во мне. Конец дискуссии.

- Не я, а лагерь. Чувствуешь разницу? Я-то уж точно не нуждаюсь, чтобы ты жил со мной.

- Никакой разницы. Ты и лагерь идете в комплекте. Я вернусь  и останусь с тобой в гостевом доме, чтобы по утрам Стратфорд видел, как счастливая семейная пара выходит из своего уютного гнездышка. Я не собираюсь каждый день вставать ни свет, ни заря, чтобы приехать в лагерь, прежде чем этот хрыч проснется.

- Я передумала. Ты невыносим  и не можешь исполнить даже такую простую просьбу, как НАДЕТЬ ДОЛБАНУЮ ФУТБОЛКУ! – орет Кэмерон, вскидывая руки, обходит меня и идет к двери.

«Эта женщина бесит! И чертовски возбуждает. Что тоже бесит!»

- Извини, милая. Задний ход давать уже поздно.

Я усмехаюсь себе под нос, когда Кэмерон с такой силой распахивает дверь, что та врезается в стену, отскакивает назад и почти ударяет Кэм по заднице.

- Жаль! – огрызается моя разгневанная гостья через плечо, спускаясь по ступеням крыльца.

Встав в дверном проеме, я наблюдаю, как Кэмерон идет к припаркованной на подъездной дорожке машине.

- Увидимся минут через пятнадцать? Может у меня получится найти футболку, – кричу я ей вслед.

Кэмерон что-то бормочет, пока садится в автомобиль и захлопывает дверцу, а я продолжаю улыбаться, когда она заводит мотор и выезжает на дорогу. Могу лишь представить, какими словами она меня сейчас обзывает.

Что ж, действовать Кэмерон на нервы лучше, чем что-либо иное. Пусть уж лучше злится на меня, чем ненавидит. Конечно, придется сильно потрудиться, чтобы она простила меня и захотела снова стать мне другом, но сегодня я сделал шаг в нужном направлении. По крайней мере, она не стала относиться ко мне иначе, узнав от Джейсона часть правды. С раздраженной Кэмерон я справлюсь.

Я уже не тот злой задиристый паренек, о котором она постоянно волновалась, и, которого старалась исправить. Теперь моя очередь, и Кэмерон просто нужно это принять.

Глава 17

Кэмерон

- Тебе понадобится что-то посерьезнее слабенького удара правой, – подражая грубоватому голосу Эверетта, бормочу я.

Выдвинув ящик письменного стола, я резко толкаю его обратно, когда не нахожу то, что ищу.

– Я покажу тебе слабенький удар, когда надаю по глупой самодовольной шее, сидящей на дурацком полуголом теле! – ворчу я, с досадой захлопывая другой ящик.

«Черт побери! Это его полуголое тело…»

Утром я отправилась в дом Эверетта намереваясь извиниться за то, что не отнеслась к нему с бо́льшим пониманием и благожелательностью, но позабыла все слова, когда он открыл дверь. Его волосы все еще были влажными после душа, а на груди виднелись капельки воды, которые он пропустил, когда вытирался.

«Святые небеса! Его грудь…»

На территории лагеря есть озеро, где мы в детстве и юности частенько купались летом, поэтому я множество раз видела Эверетта без рубашки. Даже подростком он был хорош собой – занимался спортом, чтобы держать себя в форме, тренировался, когда только мог. Но то, как преобразила его тело работа во «Врачах без границ»… Хвала им за это!

Трудно представить, что доктор может выглядеть настолько хорошо. Мои фантазии об Эверетте не шли ни в какое сравнение с реальностью. Он был таким накаченным - на шести кубиках его пресса я могла бы запросто устроить постирушки.

Бессонная ночь и переживания о том, как мои слова могли ранить Эверетта, быстро забылись, когда он усмехнулся, откровенно веселясь над моим дискомфортом. Мне было так неловко стоять  рядом с ним полуголым. Я даже взглянуть на него не смела! Все представляла его полностью обнаженным.

И вместо извинений и просьбы рассказать все о том, что случилось, когда он вернулся домой, – чего я хотела и одновременно страшилась – я жутко разозлилась.

- Кем он себя возомнил? Нахальный, глупый придурок…

- Надеюсь, ты не обо мне говоришь? – Раздается голос от двери кабинета.

Я подскакиваю, а увидев, что там, засунув руки в карманы и прислонившись к косяку, стоит улыбающийся Грейди, сдерживаю стон.

Грейди Стивенс – парень, с которым я потеряла девственность летом после окончания школы. И которого бросила через два месяца, когда он заговорил о женитьбе и совместной жизни после колледжа. Тогда я поняла, какой же стервой была, заставив Грейди поверить, что у нас есть будущее. Я гуляла с ним только для того, чтобы Эверетт заревновал, а когда это не сработало, с горя и злости отдалась Грейди. Он был хорошим, милым парнем. Но я мечтала не о нем.

Я снова столкнулась с Грейди сразу после смерти Эйдена. Уязвимость и печаль, желание почувствовать что-нибудь кроме онемения вернули меня к тому с чего я и начинала с Грейди  – использованию его как средства от тоски.

Амелия называла Грейди моим «особым другом». Но я не знала, кто он для меня.

Просто парень, который по необходимости сопровождает меня на мероприятия? Интрижка на ночь, когда чувство одиночества становилось особенно сильным?

Я бы не назвала Грейди  другом. Он был милейшим парнем, и мы могли стать настоящей парой, сломай я стены, которыми окружила себя, и впусти его внутрь. Но этого никогда не произойдет. Так я и сказала Грейди, прежде чем согласиться выйти с ним в свет или пустить в свою постель. В этот раз он должен был понять: короткие встречи время от времени – единственное, что я могу ему дать.

Добрый и чуткий, Грейди никогда не давил на меня, желая получить больше. Он отдал бразды правления в мои руки, и именно я связывалась с ним, когда хотела встретиться, а не наоборот. У каждого из нас была своя жизнь – я управляла лагерем, а он семейной коневодческой фермой. Он встречался с другими женщинами. В общем, не сидел и чах без меня.

Так все и работало. До сих пор.

У меня совершенно вылетело из головы, что я позвала Грейди, желая снять накопившееся после бессонных ночей  напряжение. Я послала ему сообщение еще до неожиданного возвращения Эверетта и после всего, что случилось вчера, забыла отменить приглашение.

- Мне очень жаль, Грейди. Сейчас не самое удобное время, – говорю я, вставая из-за стола.

Грейди отталкивается от дверного косяка и заходит в кабинет. Пока он идет ко мне, я задаюсь вопросом: почему при виде него никогда не ощущала никакого трепета. Грейди был симпатичным подростком, а сейчас превратился в красивого мужчину. Его светлые волосы стрижены ежиком и по-модному выбриты на висках и затылке. Он чуть выше меня. Поджарый и мускулистый – Грейди следит за собой, посещая каждое утро дорогущий тренажерный зал.

Я снова думаю о Эверетте без рубашки, о его рельефном теле, о том, как он высок, и бабочки тут как тут – трепещут в моем животе.

«Гадство!»

Прислонясь бедром к краю стола, Грейди обнимает меня за предплечья и притягивает ближе к себе. Он пахнет чистотой и свежестью, и обычно мне нравился его запах. Однако теперь он кажется чужим. Я жажду древесного мужского аромата Эверетта.

- По дороге сюда я встретил Амелию. Она рассказала, что твой лучший друг вернулся, и теперь вы с ним притворяетесь женатыми. Что, черт возьми, происходит? – Грейди улыбается, показывая, что не злится, а просто озадачен.

Он, правда, хороший человек. Любой другой парень слетел бы с катушек независимо от того являются наши отношения серьезными или нет.

- Не хочу утомлять тебя подробностями этой долгой и досадной истории. Скажу лишь, что она связана с получением средств для лагеря. Извини, придется отменить нашу встречу. Сейчас столько дел и забот, – объясняю я, пока Грейди потирает ладонями мои предплечья.

Подобные нежности не про нас. Мы не обнимаемся, не держимся за руки, не целуемся прилюдно. Все физические контакты ограничиваются спальней.

Мне некомфортно, поэтому я отступаю от Грейди, и его руки повисают по бокам.

- Почему ты не позвонила мне? Пусть вы только притворяетесь женатыми, но признаюсь, что мне это не нравится. Я бы с радостью сам помог тебе. Было бы весело поиграть с тобой в семью, – тихо говорит Грейди, протягивает руку и убирает челку с моих глаз.

Это совсем уж странно. Он пытается пометить свою территорию или как там это называется? Грейди ощущает угрозу со стороны мужчины, которого не знает, которого я ни разу не упоминала и с которым встречался один раз двадцать лет назад?

Мы с ним не пара. Мы не ревнуем друг друга!

- Слушай, Грейди…

- Все в порядке, – прерывает он меня. – Этого парня я видел лишь однажды, после нашего выпускного, но сразу подумал, что он тот еще мудак. Ты ни разу не говорила о нем, и я решил, что вы больше не друзья. А теперь он здесь и притворяется твоим мужем… Я просто слегка шокирован. Но у нас с тобой все будет в порядке.

Теперь уже я удивлена настолько, что не могу двинуться или ответить, когда Грейди наклоняется и целует меня в щеку. Конечно, я не говорила с ним об Эверетте. Я вообще ни с кем о нем не говорила. Да и мы с Грейди во время наших встреч не разговариваем о нашей жизни. Не до разговоров нам!

- Я позвоню тебе в конце недели, когда все успокоится, – произносит Грейди и идет к двери.

Не оборачиваясь, он машет мне рукой и скрывается за углом, а я стою и, молча, смотрю ему вслед.

У Грейди спокойный характер и мне всегда это в нем нравилось.  Он не суетится, не устраивает разборок, не сует нос в мою жизнь. Поэтому меня просто огорошило его сегодняшнее поведение. Я знаю, что причина тому возвращение в мою жизнь Эверетта. Если б не это, Грейди не стал бы метить свою территорию и говорить всякие нелепости, от которых мне не по себе. Мы бы, как обычно, заперлись в моем кабинете и занялись тридцатиминутным снятием стресса.

Сейчас я напряжена и раздосадована, а ведь нет еще и девяти утра.

Я отворачиваюсь от двери и возвращаюсь к прерванному появлением Грейди занятию – открываю и закрываю ящички металлического шкафчика-картотеки и матерюсь сквозь зубы.

- Не помешаю? И что такого сделал этот шкаф, чтобы так тебя разозлить?

Захлопнув ящик, я смотрю на Амелию через плечо.

- Все нормально. Я в порядке. В п-о-р-я-д-к-е, – бормочу я, проверяя следующий ящик, и, не найдя то, что ищу, громко ругаюсь.

- В воздухе пахнет грозой, и ты точно не в порядке.

Обойдя стол, Амелия встает передо мной. Я беру два письма, что пришли сегодня утром, и, молча, даю ей. Именно они причина моего гнева на ящики. Отчасти.

- Я тебя ненавижу. Ты поплатишься, – вслух читает Амелия угрозы, что напечатаны в письмах: по одной в каждом.

- Жуть конечно, но ты и раньше такие получала. Ты точно не поэтому вымещаешь злость на мебели.

Отталкивая меня в сторону, она наклоняется, выдвигает нижний ящик стола, вытаскивает из него папку, где я храню другие письма с угрозами, и с улыбкой протягивает мне.

- Я три раза проверяла этот ящик. Ненавижу тебя, – шиплю я, выхватываю у Амелии папку и письма, кладу все обратно в ящик и захлопываю его ногой – просто, чтобы почувствовать себя чуточку лучше.

- Твое жизнерадостное настроение как-то связано с Грейди, который только уехал? Секс, вроде, должен расслаблять. Или Грейди сплоховал? Он определенно пробыл здесь недостаточно долго, чтобы хорошо постараться. Или все дело в красавчике, который только что подъехал? – спрашивает Амелия. Я плюхаюсь в кресло, а она присаживается на край стола рядом со мной.

Сердце предательски части́т, бабочки роятся в животе, когда из окна я вижу стоящий на подъездной дороге грузовик Джейсона. Эверетт вернулся даже после того, как я устроила ему сущий ад и ушла, топая ногами, словно закативший истерику двухлетний ребенок.

«Почему я не была так возбуждена, когда Грейди вошел в мой кабинет?»

Сил у меня ровно столько, чтобы сосредоточиться только на одной проблеме, поэтому я отбрасываю мысли о Грейди.

- Хоть сейчас Эверетт в рубашке? – огрызаюсь я.

Амелия распахивает глаза, тихо присвистывает и наклоняется, чтобы потрепать меня по бедру.

- Парень полностью одет, можешь втянуть свои коготки. Но теперь я жду подробности. Мне казалось, что вид Эверетта без рубашки улучшит твое настроение. Не важно, что он мудак, и не нравится нам, он – секси. Подожди-ка, он все еще нам не нравится? Это не изменилось?

Я наклоняюсь вперед, ставлю локти на стол и со стоном прячу лицо в ладонях.

- Что мне делать, Амелия? Притворяться, что мы с Эвереттом женаты – глупая затея. Я так не смогу. Увидев утром Эверетта без рубашки, я практически сбежала от него. Если он сегодня прикоснется ко мне, я точно самовоспламенюсь. Не знаю, чего хочу больше, когда он рядом, плакать или кричать. С ним я чувствую себя такой растерянной.

Амелия прикасается к моему подбородку, и я вскидываю голову.

- Какой была твоя первая мысль вчера, когда ты увидела Эверетта? Забудь о том, что произошло после или о том, как чувствуешь себя сейчас. Вспомни, что ощутила, когда обернулась и впервые увидела его рядом.

- Счастье. Эверетт был здесь, так близко. Я могла прикоснуться к нему и удостовериться, что он настоящий, с ним все в порядке.

Амелия улыбается и откидывает челку с моего лба.

- Вот и держись за это и перестань беспокоиться об остальном. Конечно, вам двоим нужно много о чем поговорить. За ним куча извинений и объяснений, ты же просто не отпускай то чувство. Он здесь, живой и здоровый, и полон решимости не подвести тебя снова.

Тяжело вздыхая, я отталкиваюсь от стола, прислоняюсь к спинке кресла и смотрю на свою подругу.

- Когда ты стала такой мудрой?

- Не всегда я была такой. На протяжении многих лет замечательная подруга помогала мне хорошими советами.

Мы улыбаемся друг другу, и в который уже раз я благодарю небеса за то, что Амелия появилась в моей жизни.

- Ну, хватит о моих делах. Как ты? Как Дилан? – спрашиваю я Амелию о ее сыне, которого не видела в лагере уже пару недель.

Прошлой ночью Джейсон, пытаясь дать мне понять, каким был Эверетт после возвращения домой, упомянул мужа Амелии. Тогда я поняла, что давно не интересовалась как у нее дела – поиск денег для лагеря, а потом и возвращение Эверетта занимали все мои мысли.

- У Дилана все хорошо. Он хочет чаще бывать у родителей Роба. Думаю, это хорошо, раз сейчас он не видится с отцом.

Пришла моя очередь успокаивающе похлопать ее по ноге.

- И прежде чем ты спросишь, сама я тоже в порядке. На самом деле в порядке, в отличие от тебя, – смеется Амелия. – Удивительно, но, похоже, что Роб в этот раз задержался в реабилитационном центре и хорошо справляется. Он, конечно, расстроен, что не может встретиться там с Диланом, но понимает. Восьмилетнему ребенку трудно объяснить, что это за место и почему папа должен там оставаться. Намного проще сказать ему, что папа в командировке. Да и Роб почти каждый день звонит Дилану.

- Правда, удивительно. Дольше нескольких дней онобычно в реабилитационном центре не выдерживал, – говорю я.

- Вряд ли кто-то был шокирован больше меня. Я так боялась посылать Робу документы о разводе, но теперь знаю, что поступила правильно. Посмотри, что случилось после того как он их получил. Думаю, Роб испугался достаточно сильно, чтобы понять – дальше так продолжаться не может.

Амелия рассказывает мне о телефонных разговорах с мужем, о том, как здраво он говорит – Роб даже сказал, что благодарен нашему лагерю за оказанную Амелии и Дилану поддержку. Услышав это, я забываю о полученных сегодня утром письмах и помню лишь, что добро всегда перевешивает зло.

Потом Амелия отправляется на встречу персонала и волонтеров. Они подготавливают лагерь к прибытию детей на уикенд. Пробегая взглядом по оставленному Амелией списку мероприятий на сегодня, я мысленно отмечаю те, где будет присутствовать мистер Стратфорд. Там же буду и я, чтобы давать пояснения вместе со своим «мужем».

Амелия права: нам с Эвереттом о многом надо поговорить. И мне нужно держать свои эмоции в узде, особенно перед Стратфордом. Увидев, что первое мероприятие в списке – стрельба из лука, я следую совету Амелии и думаю о том, что чувствовала, впервые увидев Эверетта, а не о том, как легко он может вывести меня из себя.

Глава 18

Эверетт

Положив руки на ограду, я смотрю, как Кэмерон помогает мальчику спуститься с лошади. Чтобы паренек не боялся кататься, Кэмерон все время шла рядом и держала свою руку на его ноге. Они с мальчиком начинают подпрыгивать, ликуя и ударяя по рукам, и я улыбаюсь.

- Она хорошо ладит с детьми, – подойдя ко мне, говорит Стратфорд. Он смотрит на пастбище, где Кэмерон показывает парнишке, как держать поводья и отвести лошадь обратно в загон.

- Да. Она потрясающая, – соглашаюсь я.

Я планировал продолжить поддевать и раздражать Кэмерон, чтобы увидеть ее реакцию, но встретившись с ней на площадке для стрельбы из лука, понял – это будет ошибкой. Кэмерон притворилась, что не знает, как обращаться с луком, а, когда я встал позади и положил руки на ее бедра, сделала шаг вперед, развернулась и направила чертову стрелу мне в лицо. Этим Кэмерон хотела еще раз обратить внимание детей на правило: никогда не направлять оружие на другого человека – так она сказала, хотя ухмылка на ее лице говорила о другом.

Однако не поэтому я отступил.

Перед Стратфордом Кэмерон вела себя смело и уверенно, однако я знал – она нервничает и боится за будущее лагеря. Стоило мне заговорить, как ее взгляд сразу же устремлялся к Стратфорду. Стоило мне прикоснуться к ней, как она напрягалась, но затем заставляла себя расслабиться.

Именно поэтому я не подталкивал ее дальше.

Мне невыносимо видеть, как Кэмерон тревожится за будущее лагеря. Я стыжусь, что не приехал к ней раньше. Ненавижу себя за слабость – я не смог абстрагироваться от собственного горя и боли и поставить Кэмерон превыше этого.

- Управлять таким лагерем – большая ответственность.

Я перевожу взгляд с Кэмерон на Стратфорда.

- Верно. Но, как вы сами видите, Кэмерон прекрасно справляется. Это хорошо отлаженный механизм с отличными работниками и волонтерами. Для Кэмерон нет ничего важнее этого лагеря и детей. – Я прикусываю язык и делаю несколько глубоких вдохов, чтобы обуздать гнев.

Отвратительно, что Кэмерон должна произвести впечатление и доказать ценность лагеря такому человеку, как Стратфорд. У него денег куры не клюют, и одним неверным движением он может закрыть лагерь навсегда. Он провел здесь почти два дня, но до сих пор не увидел то, что очевидно для других – это место помогает людям. Тем, кто считает, что их жизнь не удалась, лагерь дает возможность почувствовать себя счастливыми.

- Даже представить не могу, как бы сложилась моя жизнь, если б однажды я не попал в лагерь Райлан, – продолжаю я, отворачиваясь от пастбища, и устремляя взгляд на землю вокруг.

На сорока пяти акрах, которые до Гражданской войны были хлопковой плантацией, располагаются роща пекана, соленое болото, два озера, сады и конюшня площадью тридцать пять тысяч квадратных футов с прилегающей к ней танцевальной студией. Красивей места я в жизни не видел. Но это не просто земля. Это дом. Страховочная сетка. Надежда, что в мире есть место не только для войны, смерти и печали.

- Дома этим детям все напоминает о том, какой тяжелой бывает жизнь. Потеряли ли они одного родителя и остались с тем, кто теперь не знает, как жить дальше, или месяцами боялись, что больше никогда не увидят папу или маму – им не избежать беспокойства, страха или горя. Они будут разъедать детей изнутри и вскоре заполнят все мысли. Лагерь дает ребятам возможность от этого сбежать. Здесь дети встречаются с теми, кто точно знает, что они переживают. Однако в лагере помогают не только детям. За долгие годы Кэмерон стала превосходным психологом. Она проводит сеансы с ветеранами. После них люди начинают верить, что смогут справиться с чем угодно. Лагерь нужно сохранить. Нельзя позволить надежде и счастью исчезнуть из их жизни. Вы установили правило – управлять предприятием должна счастливая семейная пара, но лагерь Райлан был и остается замечательным местом вне зависимости здесь я или нет. Он все равно будет менять жизни людей к лучшему.

Стратфорд молча смотрит на меня. Переступил ли я черту, так разговаривая с ним? Наверное, но мне все равно. Я сказал правду – лагерь процветал и тогда, когда меня здесь не было. И не благодаря счастливому браку Шелби и Элая. Они, а так же Кэмерон и все, кто тут работает вкладывают душу, помогая людям.

Стратфорд весь день следил за нами. Наблюдал, как мы с Кэмерон общаемся с детьми, видел их улыбки, слышал смех. Кэмерон рассказывала о каждом ребенке, которого он встречал. Она знала их имена, возраст, день рождения, любимое мороженое и чем в лагере им больше всего нравится заниматься. Каждый ребенок боролся со своими личными демонами. Кэмерон знала с какими и делала все возможное, чтобы помочь детям их победить.

Если за все это время Стратфорд не увидел, что лагерь нужно сохранить, то я не знаю, какого черта он все еще здесь делает или почему должен провести здесь следующие несколько недель, тратя впустую наше время.

- Вы, вероятно, считаете меня странным, а мои требования нелепыми, – говорит Стратфорд и возвращает взгляд к Кэмерон. – Я безумно любил свою жену. И она любила меня, даже когда у меня за душой не было ни гроша, когда мы и хот-дог не могли купить себе на ужин. На пути к успеху она прошла со мной через все: бесконечно долгие дни, ночи без сна и постоянные разъезды. Она любила меня в бедности и несколько раз сбивала с пьедестала, когда я поднялся и стал дерзким сукиным сыном. – Стратфорд смеется, но затем грусть снова омрачает его лицо. – Она умерла десять лет назад. Ночью. Внезапно. Утром я проснулся, а она ушла в иной мир. Я лишь закрыл глаза, а когда открыл, ее уже не было. Больше никогда она не завяжет мне галстук утром, не принесет в офис обед, зная – я слишком занят, чтобы сходить поесть. Больше она не будет ждать меня, чтобы спросить, как прошел мой день, независимо от того, когда я пришел домой. Я покупаю костюмы всех цветов радуги, поскольку она любила яркие краски. Мой мир стал темным, как ночь, когда она умерла. И одеваясь в один из ее любимых цветов, я чувствую себя ближе к ней.

Кэмерон тоже раскрашивала мою жизнь – просто улыбаясь мне и заставляя чувствовать себя важным и любимым. А потом я внезапно потерял ее – по своей вине, в отличие от Стратфорда, – и это меня изменило. Я стал угрюмее, и уже не так радовался будущему. Моя жизнь стала… однотонной, скучной. И размышляя об этом, я уже не считал требования Стратфорда таким уж нелепыми. Потеря родного человека меняет взгляд на жизнь и на то, как ты себя ведешь.

Стратфорд разглаживает лацканы своего ярко-фиолетового пиджака, поправляет пурпурно-желтый галстук, затем поворачивается и смотрит на меня.

- Потеряв жену, я, вероятно, слегка сошел с ума, поэтому и выдвигаю такие безумные требования к тем, кому даю денег, – говорит он с улыбкой. – Я скучаю по тому, чтобы быть любимым. Мне не хватает единственного человека, который знал все обо мне и все равно любил. Я скучаю по тому, как простое прикосновение ее губ делало лучше самый плохой день. Теперь у меня нет человека, кому я могу рассказать все. Нет того, кто не будет любить меня меньше, хорошее решение я принял или плохое. Но я становлюсь счастливее, видя все это в других парах. Видя, как люди не только сильно любят друг друга, но и хотят поделиться этим с окружающими, я чувствую себя счастливее. Жизнь слишком коротка. Глупо тратить ее на то, что не приносит счастья, и на того, кто тебе безразличен.

Стратфорд засовывает руки в карманы своих фиолетовых брюк классического покроя и кивает мне.

- Я учту все, что вы сказали, а сейчас, если вы извините, я пойду отдохну перед ужином, – говорит он, разворачивается и уходит.

Я качаю головой и смотрю ему вслед, когда Кэмерон подходит ко мне – ее взгляд мечется между мной и удаляющейся фигурой Стратфорда.

- Ну, все прошло хорошо. По крайней мере, теперь я знаю, почему он такой странный.

Кэмерон явно беспокоится, вероятно, думает, не наломал ли я дров, поэтому я говорю первое пришедшее в голову, чтобы вызвать у нее улыбку:

- И для этого я надел рубашку? Поверить не могу.

- Не хочу ругаться с тобой, Эверетт, – вздыхает Кэмерон, все еще глядя на Стратфорда – тот как раз встретил рабочего, который теперь ведет его обратно в главный дом.

- Клянусь, я не пытаюсь спровоцировать ссору. – Мне совестно за то, как я дразнил ее утром, хоть в то время это было чертовски забавно. – Сегодня утром я вел себя как придурок, но то, как ты не могла перестать пялиться на меня, просто…

Кэмерон хлопает меня по руке и смеется – улыбка освещает ее лицо, стирая беспокойство.

«Вот оно! Этого я и ждал».

- Я смотрела только потому, что ты ужасен.

Я улыбаюсь в ответ. Мы оба поворачиваемся и кладем руки на ограду – наши плечи соприкасаются.

- Я не шучу. Удивительно, что никто не сказал тебе об этом раньше. Тебе нельзя показываться на людях. Твой вид пугает маленьких детей, даже заставляет их плакать, – добавляет Кэм и толкает меня плечом.

Кэмерон смотрит на меня. Улыбка на ее лице медленно угасает, когда я не отвожу взгляд.

- Прошу прощения за то, как вела себя вчера вечером и сегодня утром. Ты прав – мне нужна твоя помощь, и я не должна так злиться из-за этого, – тихо говорит она.

Мой взгляд перемещается на губы Кэмерон, когда она нервно облизывает их. Пять лет я был вдали от этой женщины и все равно страстно желаю ее, хоть и знаю, что не должен.

- Я просто хочу знать, почему, – вдруг шепчет Кэмерон.

Я хмурюсь, не понимая, о чем она говорит.

- Почему Эйден, а не я? – спрашивает Кэмерон.

Этот же вопрос я задавал себе тысячу раз за последние годы, но Кэмерон, вероятно, имеет в виду что-то другое. Мое сердце бьется быстрее, словно чувствует – ему придется истечь кровью, если я захочу дать ей правдивый ответ.

- Почему ты общался с Эйденом, а не со мной? Почему именно меня ты оттолкнул?

Больше всего мне хочется потеряться в ее глазах и притвориться, что все было иначе: я сделал другой выбор и имел право быть здесь сейчас, а не навязывал Кэмерон свое присутствие, пользуясь трудностями в ее теперешней жизни. Я хотел бы рассказать Кэмерон все, но теперь уже поздно. Моя неразделенная любовь станет лишь дополнительным бременем. Ни к чему ей это сейчас.

- Потому что из-за Эйдена мне никогда не хотелось забыть о своих мечтах. Из-за Эйдена мне никогда не хотелось остаться, – говорю я, открывая столько правды, сколько могу в данный момент.

Глаза Кэмерон наполняются слезами, и я хочу забрать свои слова назад. Но она заслуживает ответов и объяснений, пусть это и причиняет боль нам обоим.

- Я бы никогда не попросила тебя остаться. Никогда бы не заставила отказаться от мечты.

- Знаю, – заверяю я Кэмерон. – И знаю, что эгоистично так думать. Но оттолкнуть тебя – был единственный способ выжить там. Если бы я услышал твой голос, увидел твое лицо, увидел, как ты счастлива, то бросил бы все и вернулся домой, чтобы не пропустить ни одной секунды этого.

«Если бы я увидел, какой счастливой делает тебя Эйден, и знал, что на его месте должен быть я, то, вероятно, не стоял бы сейчас здесь. Я бы не смог сосредоточиться, и, скорее всего, меня бы убили - ведь работал я в чертовски опасных местах».

Получать каждые пару месяцев сообщения от Эйдена было и так достаточно тяжело. Счастье так и изливалось из его электронных писем и звонков.

«Я влюбился, можешь себе представить?!»

«Я все еще влюблен, если тебе интересно. И это потрясающе! Почему никто раньше мне не говорил, как замечательно быть только с одной женщиной?!»

«Я купил кольцо!»

«Я сделал это, друг! Я сделал предложение! Ты безумно счастлив за меня, так скажи это. Женщины в Чарльстоне будут рыдать в подушку, когда узнают, что теперь я занят».

Не общаясь с Кэмерон, я мог притвориться, что все это не происходит на самом деле, и вместо нее Эйден делает счастливой какую-то другую женщину.

- Эверетт… – Кэмерон не говорит, а выдыхает мое имя.

Слезы заливают ее лицо. Я поворачиваюсь к ней, поднимаю руку и смахиваю большим пальцем слезы со щек.

- Скажи, что это стоило того. Скажи, что я поступил правильно. Ты была счастлива?

Глава 19

Кэмерон

- Ты счастлива? – спрашивает Эверетт.

Мои ладони вспотели, а сердце ухнуло вниз.

На кончике языка крутятся слова.

«Я не могу быть счастлива без тебя. Мне радость не в радость, если я не поделюсь ею с тобой. Ты разбил мне сердце, Эверетт, когда не отговорил идти на свидание с Эйденом, а потом сморозил какую-то чушь об очереди одобренных моей мамой парней, ждущих меня. Всего несколькими словами ты разрушил мои мечты и меня саму. Без тебя я год за годом распадалась на части, пока совсем ничего не осталось. Пока, посмотрев в зеркало, я не узнала себя в отражении. Пока чуть не испортила отношения с Эйденом из-за своих комплексов и продолжала совершать ошибки с Грейди из-за желания снова что-то почувствовать…»

Эверетт был частью меня, его жизнь была моей жизнью, и, когда он уехал, я просто не знала, что делать дальше. Я не могла дышать в полную силу, не могла быть счастлива только с Эйденом. И он понимал это и переживал.

Сейчас Эверетт дома, живой и в безопасности. Протянув руку, я могу дотронуться до него, но…  каждое прикосновение к нему воскрешает мои старые несбыточные мечты.

Я хотела услышать объяснения Эверетта и теперь должна заплатить за это. Эверетт столько всего пережил, и я просто не могу сказать, что тогда пять лет назад он поступил неправильно. Что его жертвы были напрасны и не стоили того.

Я закрываю глаза и прячу лицо в ладони Эверетта.

«Вот бы остаться так навсегда, вместо того, чтобы лгать в ответ на его искренность».

Но мне не хочется выглядеть дурочкой в глазах Эверетта и видеть, как он смеется в ответ на признание,  что я всегда была влюблена в него. И не хочется признавать, что стены, которыми я оградила себя, пошли трещинами.

Я открываю глаза и смотрю на Эверетта. Проглатываю печаль и смаргиваю слезы.

- Да, я была счастлива, – шепчу я с улыбкой. – У меня была моя семья, друзья, этот лагерь и Эйден. Конечно, я была счастлива.

Эверетт убирает ладонь от моего лица и тоже улыбается.

- Хорошо. Именно этого я всегда и желал для тебя, ты ведь знаешь, верно?

Я киваю, прочищаю горло и отступаю назад – подальше от соблазна снова обхватить его руками, уткнуться носом в его шею и взять свои слова назад.

- Ты сделаешь кое-что для меня? –  спрашивает Эверетт с надеждой.

- Конечно.

Он достает из заднего кармана телефон, смотрит на него, а затем на меня.

- У нас есть еще два часа до ужина со Стратфордом. Встретишься со мной через полчаса?

______________________

Эверетт сказал, что ему нужно кое-что сделать и попросил встретиться с ним через полчаса. И вот спустя тридцать минут после того, как он оставил меня у конюшен, я поднимаюсь по лестнице в домик на дереве. Возвращение сюда приносит много воспоминаний об Эйдене, но я все равно улыбаюсь, думая о том, сколько радостных и счастливых моментов мы здесь пережили.  И моя улыбка становится шире, когда, войдя внутрь, я вижу Эверетта. Он сидит в старом кресле-мешке посреди маленькой комнаты. Под потолком горит рождественская гирлянда – мы повесили ее туда, когда были подростками.

- Поверить не могу, что она все еще работает, – говорю я, глядя на огоньки, потом медленно поворачиваюсь вокруг себя и смотрю на Эверетта. – И поверить не могу, что ты сидишь в розовом блестящем кресле-мешке. Вот бы сфотографировать тебя и разослать снимки твоим приятелям. Это точно понизит твой имидж среди них.

Эверетт смеется, потом хватает меня за руку и подталкивает в соседнее фиолетовое кресло-мешок. Я плюхаюсь в него, поднимая облако пыли, и кашляю.

- Даже думать не смей, иначе я расскажу всем твоим друзьям о том, как тебя чуть не стошнило на меня, когда ты перебрала пива.

- Не стошнило же. Вот это важно.

- Ага, но, судя по зеленому цвету твоего лица, еще бы секундочка и все.

«Если бы ты только знал, что меня тошнило вовсе не от пива. Тем вечером я так ждала, что ты наконец поцелуешь меня».

- Ты пригласил меня сюда, чтобы поговорить о моих подростковых глупостях?

Эверетт качает головой и встает с кресла. Он поднимает незакрепленную доску из деревянного настила, и мое сердце начинает биться так часто, что того и гляди выпрыгнет из груди.

- Что ты делаешь? – Надеюсь, он не считает, что пришло время открыть наши коробки и прочесть записки с желаниями? – Мы поклялись, что посмотрим их, когда состаримся и поседеем. Я еще не старая и не седая, если ты не заметил.  Открывать коробки сейчас не лучшая идея, мне кажется…

Я лепечу, как какая-то идиотка, но ничего не могу с собой поделать. Если Эверетт откроет мою коробку, то я будут расстроена даже сильнее, чем тем вечером, когда меня чуть не стошнило на него.

- Не волнуйся, я помню наш уговор. Мы тогда были детьми, сидели кружком, держались за мизинцы и клялись никогда не смотреть записки друг друга. Мы решили открыть коробки только когда состаримся, чтобы узнать сбылось ли что-нибудь из загаданного, – говорит Эверетт, стоя спиной ко мне.

Я задерживаю дыхание, когда он сует руку под половицу. Он достает свою коробку, возвращается к креслу, садится и кладет коробку себе на колени.

- Тебе когда-нибудь хотелось прийти сюда и прочесть наши желания? – Он трясет коробку, и бумажные записки шуршат внутри.

-Нет. Клятва на мизинцах священна, ее нарушение карается смертью, – отвечаю я, молясь, чтобы Эверетт не начал читать свои записки, ожидая того же от меня.

- Глупо, но я скучал по этому, когда уехал. – Эверетт пожимает плечами и проводит ладонью по блестящей краске и наклейкам, которыми я в детстве украсила коробки. – Мои коллеги-врачи всегда пышно праздновали дни рождения, где бы мы ни находились, но без нашей ежегодной традиции для меня это не ощущалось праздником.

Эверетт смотрит на меня со смущенной улыбкой, и, черт побери, я снова готова зареветь. Я всегда считала, что парни просто потакают мне, на самом деле считая эту традицию глупой, и поэтому признание Эверетта так меня растрогало и одновременно огорчило. Сердце сжалось от боли – ведь он не загадал ни одного желания в день рождения, пока был вдали от дома.

- Вы с Эйденом, конечно же, приходили сюда каждый год, и, наверное, против правил взять и загадать четыре желания за один раз, чтобы наверстать упущенное, но мне все равно. Я  хочу соблюсти нашу традицию, – говорит Эверетт и тянется за кресло.

Я слышу шуршание пластика, тихий звон стекла, и, когда Эверетт поворачивается, в его руках шесть бутылок виноградной шипучки и пакет «Фритос». Я быстро встаю с кресла и иду в угол домика к небольшому столику с лампой на нем. Выдвигаю ящик спереди, достаю из него блокнот в виде остроконечной звезды, ручку и возвращаюсь к Эверетту. Опустившись перед ним на колени, я протягиваю ручку и блокнот ему. Эверетт берет их, наши пальцы соприкасаются, но я не спешу убрать руку.

- Мы не приходили, – тихо говорю я, пока мы оба держим блокнот и ручку. – Вернее, приходили, но не каждый год.

Эверетт внимательно смотрит на меня, большим пальцем скользя по моим костяшкам, пока я продолжаю говорить:

- Мы пришли сюда в первое лето, когда ты уехал, но загадывать желания без тебя казалось неправильным, поэтому мы больше не возвращались.

«Мне было невыносимо быть здесь без тебя, Эверетт, и притворяться, что все хорошо».

Палец Эверетта, ласкающий мои, так отвлекает, что я чуть не произношу эту мысль вслух. Поэтому я опускаю руку и отвожу взгляд. Оглядывая комнату, я вспоминаю вечер моего первого дня рождения после отъезда Эверетта. Мы с Эйденом считали, что будет легче легкого прийти сюда, как ни в чем не бывало. Но стоило нам сесть в кресла, как ни у кого из нас рука не поднялась достать наши коробки. Наверное, никогда в жизни я не была так благодарна Эйдену за то, что он умел читать меня, как открытую книгу. Он придумал оправдание, чтобы уйти из домика, прежде чем я разревусь как дурочка.

 «Гадство! Я забыл взять кексы и «Фритос». Мы не можем так загадывать желания – они не сбудутся. А если загадаем и положим их в коробку к остальным, они и их «заразят».  Такого нельзя допустить. Давай-ка лучше прикроем эту лавочку, пойдем в бар и напьемся!»

Я улыбаюсь, вспоминая, что в тот вечер мы посетили не один, а четыре бара в Чарльстоне, и Эйден, верный своему слову, накачал меня алкоголем до отказа.

- Чему улыбаешься? – Эверетт вопросительно смотрит на меня.

- Ничему, просто думала об Эйдене. Ты, наверное, обрадуешься, если узнаешь, что тем вечером меня стошнило на него. Прямо на его колени.

Моя улыбка увядает, когда на лице Эверетта появляется болезненное выражение. Он быстро опускает взгляд на свои колени и начинает постукивать ручкой о блокнот.

- Прости, Кэмерон. Мне следовало подумать, как нелегко будет тебе прийти сюда. Мы можем уйти.

Не вставая с колен, я двигаюсь вперед, останавливаюсь между ног Эверетта и кладу ладони на его бедра.

- Нет, я хочу остаться. Эйден тоже хотел бы, чтобы мы сюда пришли. Он, вероятно, сильно разозлился бы, если б мы этого не сделали.

Эверетт не поднимает голову, и я понимаю, что он смотрит на мои руки на его бедрах. Почувствовав, как его мышцы подрагивают под моими ладонями, я тут же отстраняюсь и вскарабкиваюсь на свое кресло-мешок.

Конечно, мы с Эвереттом касаемся друг друга, когда притворяемся мужем и женой перед Стратфордом, но сейчас-то его здесь нет. Сейчас мы с Эвереттом наедине, и любое прикосновение – слишком большая нагрузка для моего сердца и ума. Сердце тут же перемещает меня назад в прошлое, в те времена, когда я отдала бы все на свете, только бы дотронуться до Эверетта. А ум напоминает – все это притворство, и, воображая то, чего нет, я только причиняю себе боль. Я уже не та молодая глупая девушка. Я взрослая женщина. У меня есть обязанности и нет времени на сожаления и мечты типо «вот бы все случилось иначе».

- Я скучаю по Эйдену. Скучаю каждый день. Но он хотел бы, чтобы мы пришли сюда, – снова заверяю я Эверетта.

Он закрывает глаза и сжимает челюсти.

Я очень хочу помочь Эверетту почувствовать себе лучше. Он винит себя за то, что не был здесь, когда умер Эйден. Я хотя бы могла попрощаться с ним, пока он болел, и на похоронах, а Эверетт так и не сказал нашему лучшему другу свое последнее «прости».  Даже представить не могу, что он чувствует из-за этого.

Наконец, Эверетт открывает глаза. Записав свои желания на четырех разных листах, он вырывает их из блокнота и кладет в коробку. Потом плотно закрывает крышку и убирает коробку обратно под пол. Взяв пакет «Фритос», Эверетт разрывает его и ставит между нашими креслами, затем достает две бутылки шипучки, отвинчивает крышки и передает лимонад мне. Он наклоняет свою бутылку к моей, и мы чокаемся.

- Поздравляю и желаю, чтобы твои желания сбылись, Эверетт.

- Спасибо, но я сомневаюсь, что так будет.

Я делаю глоток холодного виноградного лимонада. Мне хочется спросить, почему Эверетт сказал это, зачем пришел сюда, раз не верит? Но я слишком занята, мысленно извиняясь перед Эйденом и надеясь, что где бы он ни был, он меня услышит:

«Прости, что из-за меня ты четыре года не загадывал желания. Даже если ты делал это, только потакая мне.

Прости, если когда-нибудь заставляла тебя чувствовать, что одного тебя мне недостаточно.

Мне так жаль, так ужасно жаль, что быть здесь без тебя не так тяжело, как быть здесь без Эверетта».

Глава 20

Эверетт

Свет от потрескивающего костра освещает лицо Кэмерон. Она выглядит расслабленной после долгого, трудного уикенда, когда смотрит на горящие угли. Кэмерон всегда красива, но этот ее образ останется со мною навсегда.

Час назад, когда все отдыхающие разъехались, Стратфорд вернулся в главный дом. Но до этого он сидел у костровой ямы и наблюдал за тем, как мы проводим, уже ставший традиционным, прощальный костер в конце уикенда. Работники лагеря рассказывали истории, пели песни с детьми. Они заготовили кучу зефира и печенья для сладких бутербродов, и ребята уплетали их за обе щеки.   Зная, что Стратфорд наблюдает за нами, помня, что ему нравится смотреть на влюбленные пары, и понимая, как устала Кэмерон, я положил ее ноги себе на колени, сбросил шлепанцы и стал массировать ступни. Стратфорд давно ушел и, скорее всего, уже спал, поэтому больше не нужно было притворяться, но я не хотел отодвигаться.

Кэмерон сидит боком на стуле, смотрит на огонь, ее ноги лежат на моих коленях, а мои ладони на ее голенях. Мне нужно сосредоточиться на том, что снова стать для нее лучшим другом, и больше ничего, но я не могу подавить желание прикасаться к ней.

Отвести ее в домик на дереве в тот раз казалось хорошей идеей – я хотел сделать то, что мы всегда делали как друзья, – однако быстро понял, как сглупил, когда Кэмерон стала вспоминать об Эйдене. Кольцо на ее руке искрилось, когда она опустила ладонь на мое бедро, напоминая, кем он был для нее.

Я так много времени провел, когда протрезвел, думая о нем и предаваясь горю. Я месяцами заставлял себя вспоминать все хорошее, каким отличным другом он был, и гнал прочь чувство вины, поскольку знал – Эйден хотел, чтобы я не грустил, а был счастлив. Но увидев печаль Кэмерон и блеск того гребанного кольца, вновь ощутил себя ехидным, раздражительным и злым – таким, каким бывал, когда пил.  А потом мне стало от себя тошно – ведь я ревновал из-за того, что Кэмерон скучает по нему, и выглядит такой счастливой, когда о нем говорит. Я изо всех сил старался скрыть эти чувства, но Кэмерон догадалась, что что-то не так, когда я тупо молчал, не глядя на нее.

Мне было невыносимо видеть, как она печалится, думая о мужчине, которого любила. Больно вдвойне, ведь Эйден был моим лучшим другом, и я будто оскорблял его память, злясь на него все время. Я чувствовал себя худшим другом в мире, ведь будь у меня выбор: вернуть Эйдена, живого и полного жизни, или быть с Кэмерон, пусть и держащей меня на безопасном расстоянии, я в любом случае выберу Кэмерон. Я выберу эти тихие мгновения, горстку дней с ней, а не дружбу длиною в жизнь с Эйденом.

Мне нужно было разобраться в этом, пока я снова все не испортил с Кэмерон. Но порой то, как она смотрит на меня… Боже, это меня пугает. Особенно, когда я сижу тут, гадая – сидела ли она так же у костра с Эйденом. Массировал ли он ее ступни после долгого дня, не убирая с нее ладони, потому что не мог не касаться ее. Мне гадко, что все всегда возвращается к моим сомнениям и ревности, и это начинает меня раздражать.

– Я так устала, что даже волосы болят, – говорит Кэмерон, вздыхая, отворачивая голову от огня и глядя на меня с улыбкой. – А ты не выглядишь таким усталым, как я. Как же так?

«Потому что с тобой я напряжен так, что вряд ли смогу когда-либо снова уснуть».

– Со временем привыкаешь постоянно спать на походной койке, где-нибудь посреди тропиков, и учишься справляться с усталостью, ведь никому нет дела до того, как ты устал, когда есть больные и умирающие люди, которым нужно помочь.

Я начинаю нежно массировать ее голени. Кэмерон тихо стонет от удовольствия и этот звук отзывается в моем члене и вызывает желание столкнуть ее ноги с колен, вскочить и убежать, чтобы прочистить голову.

– Я знаю, что ты скучал по нашей ежегодной традиции празднования дня рождения, пока тебя не было, но чего еще тебе не хватало? – спрашивает она, открывая глаза, чтобы посмотреть на меня, пока я продолжаю прогонять напряжение из ее ног, наверно, потому что мазохист.

– Красок, – тут же отвечаю я.

Она смеется, поднимая голову со спинки стула, и вопросительно смотрит на меня.

–Должен сказать, странный выбор нарядов Стратфорда нравится мне все больше, –

говорю я ей.

Я вкратце пересказал, то, что он рассказал мне о том, почему у него было так много странных правил о том, куда уходят его деньги, за те пару минут, что мы были наедине, пока Стратфорд говорил с Сетом.

– Ты не знаешь, сколько бежевого было в тех медицинских палатках, особенно, когда мы были в пустыне. Песок бежевый, палатки бежевые, вещи были бежевыми… даже половина еды была бежевой. Мне не хватало красного, лилового и ярко-зеленого, – объясняю я, пожимая плечами.

 «Особенно, ярко-зеленого, ведь это цвет твоих глаз. Как же я скучал по этим глазам».

– Ладно. А еще?

Я минуту думал обо всем, чего мне не хватало, когда был заграницей, – Кэмерон была в начале этого списка, но я не собираясь говорить об этом. Ей известно, что я сожалею, что оттолкнул ее и почему я так поступил, даже если это не вся правда. И, если я не буду сохранять все легким и простым, то скажу то, чего не стоит.

«Например, как когда-то давно я подавлял в себе любовь к ней, но никак не могу перестать хотеть ее».

– Грудинка из «Барбекю Льюиса». Я мечтал об этом.

– У них и правда хорошее барбекю. Ладно, принимается. Что еще? – спрашивает она.

Я нежно вожу ладонями туда-сюда по ее ногам, зная, что просто мучаю себя, но не в силах сдержаться. Приятно сидеть тут с ней, говорить по-дружески. Друзья же так делают, да? Я могу трогать ее ноги, это не странно, и она не пытается отодвинуться, не злится на мои прикосновения. Я восстанавливаю нашу дружбу, и все. Я показываю ей, что она все еще может говорить со мной, как раньше, и что может доверять мне как хорошему другу.

– Цветы магнолии. И не смейся, потому что это звучит по-девичьи, но я скучал по их запаху. Я даже скучаю по тому, как все в городе украшают столы дурацкими банками с этими цветами, – заявляю я.

– Я не буду смеяться. Запах магнолии у меня самый любимый.

Я знаю – ведь у нее духи с этим запахом. И я мечтал об этом запахе. Аромат разбудил бы меня от мертвого сна, и даже посреди страны, разрываемой войной, я мог поклясться, что Кэмерон была рядом.

Зная, что нужно отодвигаться от опасной зоны, куда направлялись мысли, я придумываю то, что точно вызовет ее смех.

Я опускаю голову на спинку стула, смотрю на ночное небо и вздыхаю.

– Но больше всего я скучал,  просто не мог перестать думать, – о «Пистолетах и позерах».

Смех Кэмерон пронесся эхом над поляной в лесу, и я поворачиваю голову и возмущенно гляжу на нее.

– Не смейся над моими страданиями, Кэмерон. Было пыткой четыре года жить без них. Ты не представляешь эти мучения.

– Я должна была знать, что больше всего ты будешь скучать по дурацкой кавер-группе из восьмидесятых. Сколько раз ты таскал нас в каждый бар в Чарльстоне, чтобы послушать их? – спрашивает она.

– Видимо, мало, раз ты так и не научилась ценить их гениальность.

– Ты сумасшедший. Я как можно скорее отведу тебя на их следующее выступление. Может, теперь, когда ты старше и мудрее, ты поймешь, что они ужасны. Мне придется взять сбережения со счета, чтобы денег хватило на этот кошмар. Ты не можешь слушать их, пока не пьян.

Я начинаю смеяться, но наблюдаю, что ее глаза расширяются от шока, и она закрывает ладонью рот. После того, что Джейсон поведал ей обо мне, она думает, что сказала что-то не так. А я знаю, что пора дать ей больше правды.

– Кэм, все хорошо, – уверяю я ее.

– Прости. Глупо было так говорить, – шепчет она, убирая руку ото рта.

– Серьезно, все хорошо. Я в порядке. Какое-то время не был, но теперь в порядке.

Я смотрю на нее, чтобы она видела, что не вру, и тревога медленно пропадает с ее лица.

– Ты злишься на Джейсона за то, что он рассказал мне? – тихо спрашивает она.

– Злился сначала, но, сейчас, уже нет. Это нужно было сказать. Просто жаль, что не я это рассказал тебе. Я хотел все объяснить тебе, но, когда попал сюда, все так быстро произошло со Стратфордом, что не успел.

Потрескивание костра, кваканье лягушек из пруда неподалеку и стрекот сверчков вокруг нас заполняют тишину, пока я смотрю, как Кэмерон собирается с мыслями.

– Все хорошо. Можешь спрашивать, о чем угодно. Обо всем, что хочешь узнать, – говорю ей я.

Она думает пару секунд, а потом склоняет голову на спинку стула, глядя на меня.

– Знаю, это эгоистично с моей стороны, но я почти не хочу знать. Мне не нравится думать о тебе так. Не нравится думать, что тебе было тяжело, когда ты вернулся домой. И мне не нравится, что я злилась на тебя и даже не подумала, почему ты не прибыл сюда, когда оказался дома. Я зарабатываю этим, но не справилась, когда это нужно было с одним из самых важных людей в жизни, – шепчет она.

– Ты никого не подвела, Кэмерон, особенно меня. Я не справился. Я виноват, не ты. Я не знал, как справляться, когда вернулся домой. Я просто хотел, чтобы боль ушла, и работал только алкоголь. А потом перестал. Боль засела под кожей, в голове, и, даже будучи пьяным двадцать четыре в сутки семь дней в неделю, я не мог ее прогнать, – объясняю я.

– Что заставило тебя остановиться?

«Ты. Осознание, что мне нужно к тебе, и я не могу показаться тебе таким».

Я ощущаю письмо Эйдена в заднем кармане, убранное так, чтобы я мог носить его всюду. Я хочу вытащить письмо и показать ей, но там написано слишком многое, и я не могу объяснить ей это сейчас.

– Многое. Но выражение лица Джейсона всякий раз, когда он приходил домой и обнаруживал меня пьяным или в отключке, заставило  взять себя в руки. Он отметил, что теряет меня, как мы потеряли нашу маму, и это привело меня в чувство. Я никогда не хотел быть как она. Я не хотел стать тем, кого вообще ничего не заботит в жизни, – объясняю я.

– Я горжусь тобой. Я не могу даже представить, как тяжело тебе было. И все еще тяжело.

– Мне помогали. Я лег в стационар на курс восстановления, за девяносто дней меня высушили. И я все еще прихожу на встречи каждую неделю. Я завел там хороших друзей. С теми людьми я могу говорить, если становится сложно, или если приходится бороться.

Кэмерон склоняется ближе и опускает ладони на мои, все еще лежащие на ее ногах.

– Ты всегда можешь поговорить со мной. Я знаю, сейчас все немного странно из-за происходящего в лагере и с нами, но я всегда рядом, если нужно. Обещай, что больше не прогонишь меня. Я не смогу прожить еще четыре года без тебя…

Она замолкает, быстро отводит взгляд и теребит выбившуюся нить на джинсовых шортах.

Ее слова путают мои мысли. Я хочу, чтобы они означали что-то другое, совершенно невозможное. Хочу перестать ощущать смущение и напряжение рядом с Кэмерон, но не знаю, возможно ли такое.

Глава 21

Кэмерон

Крики будят меня от крепкого сна и заставляют сесть в кровати. Сердце колотится в груди, я смотрю на часы на тумбочке у кровати и понимаю, что всего три утра. Несколько раз глубоко вдыхаю, чтобы замедлить биение сердца, и замираю, слушая, ожидая другого крика, гадая, не померещилось ли это мне, не было ли частью сна.

После пары минут тишины я понимаю, что все это мне привиделось и начинаю устраиваться в кровати, но тут раздается еще один крик из гостиной. Я отбрасываю одеяло и выбегаю из комнаты, не останавливаясь, чтобы накинуть что-то поверх майки и трусиков, в которых спала.

Эверетт ночевал на диване в моей гостиной с того дня, как прибыл Стратфорд. И, мягко говоря, это было еще тем вызовом. Не скажу, что мы проводили много времени наедине, ведь дни были долгими, и, возвращаясь в гостевой домик, мы были слишком уставшими, чтобы делать что-то, а не идти спать. Но я не привыкла делить свое пространство с кем-то, и тем более с Эвереттом. Он постоянно ходил по утрам в спортивных штанах, низко висящих на его бедрах, и без футболки. В прошлый раз, когда я сказала, что ему нужно надеть чертову футболку, Эверетт стал веселиться, дразня меня, и теперь приходилось держать рот на замке и делать вид, что меня не беспокоит его полураздетый вид. А еще изображать, что меня не беспокоило то, что я ощущала его запах в каждой комнате дома и повсюду натыкалась на его вещи. Джинсы валялись на полу в ванной, его портмоне и ключи – на стойке на кухне, футболка висела на спинке дивана, – признаться, я подносила ее к лицу и нюхала, пока Эверетт принимал душ… В общем, он вторгся в мое пространство, в мои чувства, и это медленно сводило меня с ума.

Я заворачиваю за угол коридора, ведущего в гостиную. Свет от полной луны сияет в большое окно над диваном, озаряя Эверетта. Он мечется на подушках, ноги запутались в тонком покрывале.

– Прости! Прости! Я пытался ее спасти! – кричит Эверетт, пока я иду по паркету и опускаюсь на колени у дивана.

Несмотря на тусклый свет, я могу разглядеть агонию на его лице. Он откидывает голову на подушке и издает тихий вопль, полный боли, который разбивает мне сердце.

– Эверетт, проснись, – тихо говорю я, не желая испугать его, разбудив от кошмара.

Его голова мечется, глаза остаются крепко закрытыми, пока он борется с демонами в своей голове.

– Я сделал все, что мог… Я сделал все…

Поднявшись с пола, я быстро устраиваюсь рядом с Эвереттом на диване, склоняюсь над его грудь, нежно вожу пальцами сквозь его волосы и по лицу, щетина на его щеках щекочет мою ладонь.

– Ш-ш, все хорошо, Эверетт. Проснись. Все хорошо, я тут, – тихо шепчу я, продолжая касаться его и пытаясь вернуть к себе.

Его глаза вдруг открываются, и мояладонь замирает на его щеке. Наши лица разделяют дюймы, ведь я все еще склоняюсь над ним.

Его грудь быстро вздымается и опадает, он задыхается, моргая, чтобы сосредоточиться, глядя на меня.

Я сижу, не шелохнувшись, а затем снова нежно глажу его щеку и тихо шепчу, чтобы привести в чувство и напомнить, где он и кто я. Теоретически я знаю, что делать. Я достаточно работала с ветеранами, слушала рассказы жен о том, как они будят мужей от кошмаров, вызванных ПТСР, и видела, как мама делала это с моим отцом. Однако сама я этого никогда не испытывала, и видеть, как это происходит с Эвереттом – ужасно больно.

– Прости, что разбудил, – наконец говорит он. Его голос хриплый ото сна и криков, его лицо все еще мрачное омрачено кошмаром, что ему снился.

– Ничего страшного. Ты в порядке? Хочешь поговорить об этом?

Он закрывает глаза и несколько раз глубоко вдыхает, а, открыв глаза, качает головой.

– Я уже в порядке.

Мне хочется задать больше вопросов, узнать, что ему снилось, и как часто у него кошмары, но я не хочу давить.

Я убираю руку и начинаю отодвигаться, но Эверетт ловит меня за запястье.

– Останешься со мной? Хотя бы ненадолго.

Теперь я знаю, почему он не хотел, чтобы я видела его, когда он вернулся домой после смерти Эйдена и проблем с выпивкой. Такой его вид – раздавленный, полный страданий,– вызывает у меня желание плакать как ребенок, проклинать небеса и делать все, что возможно, чтобы Эверетту стало лучше.

Он окидывает покрывало, и я устраиваюсь рядышком на диване, жалея, что не успела надеть леггинсы с толстовкой, а лучше – доспехи. Прижимаясь к его сильному мускулистому телу, когда я лишь в майке, а он – в спортивных штанах, я спиной ощущаю каждый контур его обнаженной груди, и это заставляет меня забыть, что мы просто друзья.

Эверетт без слов накрывает нас покрывалом, обнимает за талию и крепко прижимает к себе. Он утыкается лицом в мою шею, и вскоре я чувствую, как его ровное дыхание овевает мою шею, а грудь медленно поднимается и опадает за моей спиной. Я пытаюсь мыслями прогнать мурашки, которые ощущаю по всему телу.

Эверетт не только вторгся в мой дом, он стал быстро захватывать мое сердце снова, и это ужасно пугает. Стоит мне ощутить, что я оторвалась на десять шагов вперед, он делает что-то, что оттягивает меня на миллион шагов назад. В прошлое, туда, где я позволила ему причинить мне боль, разбить меня на кусочки. Если я не буду осторожна, он снова разобьет меня.

________________________

– Большое спасибо, что делаете это в последний миг. Вы не знаете, как это важно для меня. Хорошо. Спасибо еще рад. Увидимся на следующей неделе.

Повесив трубку в своем кабинете, я выдыхаю с облегчением и отклоняюсь на стуле, больше всего желая просто поспать.

Прошлой ночью я не ворочалась беспокойно из-за тревог о лагере, но все же не сомкнула глаз. Долгие часы я глядела во тьму гостиной, стараясь не шевелиться в руках Эверетта. Я говорила себе, что не хочу мешать ему, после того, как он, наконец, мирно уснул после кошмара, но это была ложь. На самом деле я не хотела двигаться, потому что боялась покинуть теплые оковы его рук, лишиться ощущения его тела, прижатого к моему. Я боялась закрыть глаза, потому что не хотела проснуться и выяснить, что это был сон, или увидеть, как Эверетт отстраняется и делает вид, что этого не произошло. Что он не нуждался во мне, не сжимал меня крепко всю ночь, словно не мог отпустить.

Из-за этих мыслей я чувствовала себя юной глупой девушкой, которая хотела лишь парня, любящего ее в ответ. Мы с Эвереттом снова становились друзьями, и именно этого я и хотела. Дружба – это все, что я могу позволить, и мне пора бы уже обуздать свои мысли.

Я только закрыла глаза, наслаждаться спокойствием и тишиной, как в кабинет ворвалась Амелия и обрушила стопку бумаг на стол.

– Обновленное меню от поставщиков, которое тебе нужно подписать. Обновленный заказ на украшения, который тебе нужно утвердить. Контракт от группы, который тебе нужно подписать и утвердить, и копия заказа на скатерти, с которым ты не связана, но проверь, правильно ли все.

Я склоняюсь, хватаю ручку, лежащую рядом со стопкой бумаг, и начинаю листать их.

– Ты сумасшедшая, я тебе говорила? Не могу поверить, что ты решила изменить почти все в благотворительном ужине за неделю до его проведения, – заявляет Амелия, садясь на стул напротив.

Сколько я себя помнила, благотворительный ужин всегда был на одну тему – белая классика: белые скатерти, белые украшения, белые тарелки и тихий джаз.

– Знаю. Но у меня такое чувство, что в этом году нужно провести все иначе. Это может быть наш последний ужин, и если это так, я хочу уйти с шумом, – отвечаю я, подписываю последнюю бумагу и подвигаю стопку к Амелии, чтобы она отправила их по факсу в соответствующие компании.

– И это никак не связано с твоим разговором с Эвереттом на прошлой неделе. Ага. Конечно, – смеется она.

Я не только рассказала Амелии о разговоре с Эвереттом у костра, но и призналась кое в чем еще. Точнее, в том, что не просто запала на Эверетта, когда была младше, а как отчаянно его любила. Я рассказала обо всех желаниях, что загадывала за годы, рассказала, как растеряна теперь, когда он дома. Амелия была потрясена, это точно. С первого дня знакомства она была за Эйдена, и вот теперь, к моему удивлению и раздражению, вдруг изменила мнение.

«Может, она и права. Может, я и решила внести изменения в ужин после нашего разговора у костра. Не важно. Хотеть сделать что-то особенное для друга, который вернулся домой, и с которым не виделась четыре года – это не безумие. Верно?»

– Ох, это безумие, – стону я, упираясь локтями в стол, сжимая голову руками. – Мало мне всего было, так нет – мне взбрело в голову изменить то, что мы уже подготовили для этого ужина! Это безумие. Я безумна. Я официально сошла с ума!

Эверетт был в моей жизни всего неделю, и этих семи дней хватило, чтобы я затерялась в нем. Снова.

– Ты не безумна, – успокаивает меня Амелия.

– Определение безумия – делать одно и то же снова и снова и ожидать другие результаты. Разве не это я делаю? Он возвращается в мою жизнь спустя четыре года, и я снова, как подросток, загадываю желания на звезды и надеюсь, что он будет любить меня в ответ. Почему с ним все так просто и запутанно одновременно? – жалуюсь я.

– Что запутанно? Ты учишься снова доверять ему. Он открывается тебе. Вы восстанавливаете дружбу, и, судя по тому, что я видела на прошлой неделе, получается удивительно хорошо.

– В том-то и проблема. Его так долго не было, он так много пропустил. Мы теперь не такие, какими были годы назад, но создается ощущение, что этих лет и не было вовсе. Он просто подходит. Подходит моей жизни, этому лагерю… – Я замолкаю.

– Все еще не вижу проблемы.

– Он не должен подходить! Вот проблема! – возражаю я. – И меня злит, что у него получается. Меня выводит из себя, что я все это время пытаюсь переключиться, а он за одну неделю все переворачивает. Одна неделя, горсть обещаний, и я снова там, откуда начала. Жду того, чего у меня никогда не будет.

Всю неделю я анализировала то, как Эверетт прикасался ко мне, его взгляды, каждое его движение возле меня, пока он не стал единственным, что занимало мои мысли.

– Думаю, проблема в том, что ты только пыталась переключиться, Кэм. Пыталась с Эйденом, пыталась с Грэйди, но безуспешно. И с чего ты взяла, что не получишь то, чего хочешь? Что заставляет тебя думать, что, если ты пойдешь к Эверетту в конюшню сейчас и расскажешь то, что поведала мне, он опровергнет твои слова? – спрашивает она.

И это добавилось еще одним пунктом в список того, что меня отвлекало. В моих мыслях было столько «а если», что голова шла кругом:

«А если я расскажу ему, что чувствовала с тринадцати лет?

«А если я скажу ему, что не смогла стереть те чувства, как бы ни пыталась, как бы далеко он ни был от меня?»

«А если все те прикосновения и взгляды, что я анализировала, означали не то, чем казались?»

Я так боялась испортить хрупкие дружеские отношения, что мы стали строить.

«А если я скажу ему, и он посчитает это шуткой?»

«А если я скажу ему, и он снова уйдет?»

«А если я скажу ему, и это испортит все то, что мы с таким трудом восстановили?»

– Тебе нужно отвлечься, – заявляет Амелия, перебивая мои мысли.

– Ты меня не слушала? Я уже достаточно отвлечена.

Она фыркает и закатывает глаза.

– Я говорю о веселом отвлечении. Используй эту связь с Эвереттом себе в преимущество. Ты не хочешь ему признаваться? Ладно. Поддай немного жару и посмотри, как он справится.

– Я не буду все портить, причиняя ему неудобства, – возражаю я, хотя мысль о том, чтобы подогреть ситуацию с Эвереттом тут же вкрадывается в мой ум.

Я не могла перестать думать о ночи у костра, о его ладонях на моих ногах, гадая, что я сделала бы, если бы он поднял их выше. Я не могла перестать думать об этом утре, когда смогла уснуть на час и проснуться с Эвереттом, потягивающимся за мной. Как я спустилась с дивана, гадая, как будет неловко. Однако неловкостей не было. Эверетт улыбнулся мне, снова извинился за то, что разбудил прошлой ночью, и спокойно поднялся с дивана и поставил чайник на кофе. Я задумалась, что случилось бы, если бы я не встала с дивана, я повернулась к нему, закинула ногу на его бедро и прижалась ближе.

– Я могу почти гарантировать, что ему не будет неудобно из-за того, что ты будешь делать с ним. Я видела, как он на тебя смотрит, и как он тебя касается, – говорит Амелия.

– Ты видела, как он изображает взгляды и прикосновения, когда Стратфорд рядом, – напоминаю я, не упоминая, сколько раз я ловила его взгляды не при Стратфорде, и как естественно я чувствовала себя в его объятиях прошлой ночью.

– Думай, как хочешь, если тебе так спокойнее, – смеется Амелия, вставая из-за стола. – Я отправлю это факсом, а потом встретимся в студии танца.

Она замирает у двери, заметив смятение на моем лице.

– Мы встречаемся там со Стратфордом, чтобы обсудить новые идеи для физкультуры, чтобы полностью использовать танцевальную студию, помнишь? Эверетт пока что водит его по конюшням.

Я со стоном качаю головой.

– Видишь? Уже слишком много отвлечений. Я не буду усугублять, добавляя жару.– Я встаю из-за стола, обхожу его, иду к двери, но останавливаюсь, когда вижу, как Амелия оглядывает меня с ног до головы.

– Что? – спрашиваю я, глядя на свои джинсы и футболку, пытаясь проверить, нет ли на мне пятен.

– Ты же не пойдешь так? Уверена, Стратфорд захочет, чтобы мы показывали ему пару-тройку упражнений. Особенно, вы с Эвереттом, раз он хочет видеть счастливую пару в действии. Надень те крохотные серые шорты, в которых твоя попа выглядит прекрасно, с подходящим спортивным лифчиком серо-бирюзового цвета, который откроет твой пресс и сделает грудь больше. Ты можешь показать Эверетту, как гнешься в позах йоги. Вперед, команда Эверетт!

– Я не буду ничего подогревать, Амелия! На мне нормальная одежда! – кричу я ей вслед.

Я слышу в ответ эхо ее смеха в коридоре.

– На мне нормальная одежда, – бормочу я, глядя на свою футболку «Лагерь Рилан» на два размера больше и с загадочным пятном на животе.

Я смотрю в угол комнаты, где храню чистую одежду для тренировок, на случай, если придется переодеваться в офисе, и вижу внизу стопки серые шорты и лифчик, которые упомянула Амелия. Я представляю себя, склоняющуюся перед Эвереттом, пока делаю позу «Собака мордой вниз».

Я не дам себе снова влюбиться в него, но разве нельзя немного повеселиться?

Мы оба привлекательные и одинокие, и ему нравилось смущать меня своим обликом без футболки и шутливыми фразами о том, что я не могу перестать смотреть на него.

И, кстати, по его вине у меня больше нет способа снять напряжение в Грейди.

– Зараза, – шепчу я, спеша к одежде и вытаскивая то, что мне нужно, из стопки.

Глава 22

Эверетт

– Привет, Джейсон!

Мой брат оборачивается, попадает локтем по коробке гвоздей на подоконнике, сбивает ее и все содержимое разлетается по полу. Рассыпанные гвозди запускают цепь событий, и Джейсону приходится жонглировать отверткой и молотком в руках, пока он не роняет и их.

– О, Амелия! – отвечает Джейсон слишком громко.

Его взгляд не покидает ее, когда он наклоняется и начинает собирать все, что уронил, притяжение заставляет еще и молоток и две отвертки выпасть из-за его пояса с инструментами, все гремит по доскам пола, эхо разносится по большой студии танца.

Кусая губу, я подавляю смех, киваю в приветствии Амелии, она машет и поворачивается к другой части комнаты с несколькими рабочими. Когда она отходит, я наклоняюсь помочь Джейсону и отпускаю смех.

– Ты такой жалкий, – посмеиваюсь я, поднимая один из молотков, пока Джейсон бормочет ругательства под нос, собирая гвозди и убирая их в коробку.

– Отвали, – бурчит он.

Джейсон всегда приезжал в лагерь помогать Кэмерон со всем, что нужно починить, но недавно я узнал, что он стал заезжать чаще с тех пор, как Амелия стала работать тут. Когда Кэмерон сказала ему вчера про новое окно в студии танца, которое стало протекать в дождь, и сообщила, что Амелия будет в студии почти весь день, и он мог зайти в другое время, чтобы они не мешали, он быстро сказал ей, что проблем нет, и он прибудет к утру.

– Думаю, даже мило, что ты так стесняешься девушки. Ты мог бы положить конец страданиям, поговорив с ней и пригласив ее, – говорю я, смеясь.

– Мне не нужны советы по свиданиям, особенно от тебя, – сообщает он, выхватывает молоток из моей руки, а я поднимаю отвертку.

– Что это значит?

Джейсон смотрит на меня, открывает рот, но не успевает заговорить. Кэмерон входит, и мы слышим ее приветствие за собой. Я оглядываюсь через плечо и машу ей, но мой рот раскрывается, и отвертка вылетает из руки на пол.

«Боже, что на ней?».

Я не знаю, бежать ли в поисках ближайшего одеяла, чтобы укрыть ее, или тащить ее отсюда в другую комнату, где мы сможем быть одни, и я смогу смотреть на нее без взглядов других.

Моя голова движется с ней, следует за ней, пока она идет по комнате туда, где Амелия и несколько других работников собрались для демонстрации. Крохотные серые шортики облепляют ее идеальную попку, а штука, похожая на короткий топ, открывает каждый дюйм ее подтянутого живота. Я годами не видел Кэмерон в таком откровенном наряде, последний раз был, когда ей было чуть за двадцать, и мы отправились купаться на озеро. Она выглядела отлично в купальнике, так хорошо, что я фантазировал о ней месяцами после этого. Но это… боже, она такая сексуальная, что я не могу дышать, а голову наполняют мысли куда грязнее, чем в юности.

– И кто теперь жалкий, придурок? – смеется Джейсон, и я виновато отворачиваю голову и хмуро гляжу на него.

– Я не знаю, о чем ты, – бормочу я, запихивая отвертку в его руку, мы оба встаем.

– Тебя видно насквозь. Как насчет стояка в твоих штанах? И у тебя немного слюны на подбородке, – он снова смеется.

– Она хороша? И что? Она – моя лучшая подруга. У меня нет стояка на лучших друзей, – вру я, сую руки в карманы штанов и оттягиваю их от тела, чтобы скрыть стояк, который все-таки появился на лучшую подругу.

– Думаю, мило, что ты так стесняешься рядом с лучшей подругой. Ты мог бы положить конец страданиям, поговорив с ней и пригласив ее, – заявляет Джейсон, повторяя мои слова, но с широкой улыбкой на лице. – Сохнуть по ней все эти годы точно было утомительно.

Ох, я настолько очевиден? Я никому не говорил о своих чувствах к Кэмерон, особенно, брату. Он не дал бы мне жить с этим, и он точно побил бы меня за трусливое поведение все эти годы.

– Заткнись и чини окно, – ворчу я, отворачиваюсь и ухожу от него, чтобы встать в конце комнаты, где я оставил Стратфорда на стуле, чтобы быть подальше от Кэмерон.

Глава 23

Кэмерон

– …И это лишь несколько асан йоги, которым мы будем обучать новичков, когда они освоят базовые позы, – подытоживаю я и помогаю Амелии и паре сотрудников лагеря подняться с матов.

Годами танцевальная студия использовалась только для веселых уроков хип-хопа ребятам, но несколько месяцев назад Амелия предложила устроить занятия и их родителям. Если они в лагере на туре выходного дня, то смогут прийти на занятия, пока их ребенок играет с другими ребятами. А если ребенок проводит в лагере всю смену, то родители могут посещать уроки, когда его навещают. Опросив по электронной почте родителей детей, которые постоянно у нас отдыхают, мы выбрали йогу, кикбоксинг и медитации. У нас была тренер с сертификатом для этих занятий, но сейчас она уехала в отпуск, и раз я годами посещала все эти занятия в местном спортзале, то чувствовала себя достаточно уверенно, чтобы провести нынешнюю демонстрацию.

Кашлянув, я вытираю потные ладони о серые шорты и нервно улыбаюсь Стратфорду. Он ничего не сказал с тех пор, как Эверетт привел его сюда и усадил на стул в дальнем углу зала. Как по мне, так лучше бы сказал, что это глупая затея, чем сидел молча. Пусть даст хоть какой-то намек, что идея ему понравилась и убедила его дать деньги лагерю.

Не помогало и то, что Эверетт ничего не делал, а только стоял в паре футах от Стратфорда, прислоняясь к стене и скрестив руки перед собой. Он даже не смотрел мне в глаза, когда я поглядывала на него ради поддержки или даже намека, что ему нравилось, как я выглядела. Не сработала гениальная идея Амелии поразить его этим глупым нарядом. Я просто ощущаю себя глупо и почти обнаженной из-за такого количества открытой кожи. Он прислоняется к стене, будто скучая. И в черных спортивных штанах и тесной белой футболке, натянутой на мышцах его груди и рук, с перевернутой козырьком назад бейсболкой на голове он выглядит скучающе и сексуально.

– Полагаю, вы можете предложить родителям не только упражнения, – говорит, наконец, Стратфорд, не отрывая взгляд от телефона, быстро печатая там что-то.

– Эм, вообще-то, мы…

– Вы хорошо постарались сегодня, Кэмерон, но я хотел бы послушать вашего мужа. Он сегодня был необычно тихим, – говорит Стратфорд, прерывая мой лепет и переводя взгляд от телефона на Эверетта.

«Блин. Блин, блин, блин».

Мы многое обсудили с Эвереттом за последнюю неделю, но толком не говорили о планах на будущее лагеря. Это не казалось необходимым. Как я говорила Амелии ранее, он идеально подошел этому месту. Он помнил все с тех времен, как работал тут, и он знал историю места и все о документации, и тут проблем не было.

Эверетт, наконец, смотрит в мои паникующие глаза и отталкивается от стены с кивком.

– Вообще-то, сэр, я подумывал добавить в список занятия самозащиты. Это нужно не только взрослым, но и старшим детям в лагере. Это повысит их уверенность. Заставит чувствовать себя воинами, когда многие из них ощущают себя испуганными и слабыми, – объясняет Эверетт, проходя по комнате и становясь рядом со мной.

– Хм, мне нравится, как это звучит. Покажите что-нибудь, – приказывает Стратфорд, махая рукой на меня и Эверетта.

Эверетт без слов становится за мной, прижимается грудью к моей спине. Я ощущаю его жар и запах кожи. Мое сердце трепещет, когда он берет меня за руки и прижимает их к моей груди.

Он склоняет голову, и его рот оказывается у моего уха.

– Просто слушайся меня. Держи свои руки там, – шепчет он.

Его теплое дыхание задевает мое ухо, вызывая мурашки на коже, хотя я все еще была потной и разгоряченной после демонстрации йоги.

Я не могу говорить. Не могу даже кивнуть. Я не успеваю вдохнуть, и сильные руки Эверетта обвивают меня и притягивают к его груди, крепко прижимая.

– Это называется «Медвежьи объятия». Известная стратегия нападающего – подобраться сзади, – объясняет Эверетт. – Сложно отбиться, если напавший больше вас, но возможно.

Я слышу лишь гул и не различаю слова. Я просто не могу сосредоточиться, когда ощущаю каждый дюйм тела Эверетта. Я ощущаю мышцы его груди спиной и биение его сердца. Моя попа прижимается к его паху, и мне с трудом удается подавить желание пошевелить ею.

– Теперь подними руки, сгибая локти на девяносто градусов, ладони прямые.

Мои глаза начинают закрываться, когда я вдруг слышу свое имя.

– Кэм, подними руки, – шепчет Эверетт мне на ухо.

Я мотаю головой, чтобы прочистить ее, пытаясь вспомнить его указания, чтобы не просить повторить, и я понятия не имею, что происходит, потому что он отвлекает меня прикосновениями и дыханием около уха.

– Это не выпустит тебя, но даст свободу движения, – сообщает Эверетт, я поднимаю руки, держа локти так, как он просил. – Теперь правую ногу двигай назад, чтобы она была между моими ногами и за моей правой ступней.

Я слушаюсь, толкаю свою попу еще сильнее в его пах, двигая ногу, и от ощущений приходится подавить стон. Он твердый. И он никак не может скрыть это в своих спортивных штанах. Я хочу улыбнуться и радостно завопить, но он продолжает указания. Не сбивается, не задыхается, и его руки не дрожат. Он не забывает, где он и что делает – а мне с этим сейчас сложно. Ничто не указывает, что я оказываю на него влияние. Я – комок нервов, наполненный похотью, едва помнящий свое имя, а он – спокойный как огурец. Он парень. А я женщина. Замените меня любой женщиной, и его реакция будет схожей.

– Потом подними ногу, которая за моей, ударь по моему колену и заставь его согнуться, лишая противника равновесия и ослабляя хватку. Так ты сможешь выбраться.

Меня так бесит его спокойствие, что он отходит раньше, чем я успеваю сделать то, о чем он говорил – ударить своим коленом по его, может, даже развернуться и поднять колено к его паху на всякий случай. Он скрещивает руки, его лицо не выражает эмоций, он начинает рассказывать Стратфорду о других движениях. Он явно думает, что я не в своей стихии, раз позволила ему управлять.

Эверетт не знает, что я ходила на занятия самозащиты с Амелией два года.

«Игра началась».

Глава 24

Эверетт

Кэмерон делала это, чтобы мучить меня. Клянусь, каждый раз, когда она наклонялась, я почти слышал ее тихий смех - она ведь знала, что я едва сдерживал себя, стоя в конце зала. Я сжимал челюсти так сильно, глядя, как она изгибается во всех известных людям позах йоги, что вскоре виски загудели головной болью, а член заболел от того, что был твердым так долго, и мне уже требовался пакет со льдом.

Неделю я помогал в лагере, делая все, что привык делать до того, как присоединился к «Врачам без границ». Я без особых проблем вернулся к этому, помогая там, где нуждался. Было приятно, что Кэмерон оставляла меня самого по себе, когда уходила в главный дом, чтобы все подготовить к благотворительному ужину. Она доверяла мне достаточно, зная, что я не испорчу ничего без нее, позволяя мне разобраться со Стратфордом самостоятельно, веря, что я сделаю все верно, заглажу вину за долгое отсутствие.

Она спрашивала меня много раз, буду ли я подавать резюме в местную больницу, но я отшучивался, отвечая, что слишком занят, помогая ей в трудное время. Я получил несколько приглашений от самых известных больниц в округе, они отчаянно нуждались в докторе травматологического отделения и знали, что я был одним из лучших из-за моего опыта за границей. Я игнорировал их, бросал письма в урну, удалял электронные письма, как только пробегал по ним взглядом. Я не мог рассказать Кэмерон правду сейчас. Что я боюсь быть снова врачом. Что я в ужасе от пребывания наедине с пациентом, принятия моментальных решений, которые могли спасти их жизни или оборвать.

Было просто – отогнать чувства к ней, пока мы чем-то заняты, и сосредоточиться на роли хорошего друга. Помогало и то, что Кэмерон не делала намеков, что между нами могло быть нечто большее. Когда Стратфорд был рядом, я держал ее за руку, называл милыми прозвищами, а Кэмерон просто подыгрывала, хотя я ощущал, как она нервничала и напрягалась каждый раз, когда я касался ее. И прошлая ночь не в счет. То, как я проснулся с ней в руках утром, и как это ощущалось, не было связано с попытками превратить это в нечто большее, зато было связано с нежеланием быть одному после того гадкого сна. И поскольку Кэмерон не подавала знака, что мое поведение заводило ее, я придерживался поведения друга.

До этого момента.

Пока она не пришла сюда в этом наряде, согнулась, выпятив попку в воздухе, или села на пол, вытянув ноги, склонившись так, что грудь прижалась к полу.

В комнате вдруг стало ужасно жарко, и я ощущал, как капли пота собирались под бейсболкой, которую надел утром.

Когда Стратфорд посмотрел на меня и спросил, какие у нас планы помимо занятий, я увидел панику на лице Кэмерон и оттолкнулся от стены, отправился на помощь, выпалил первое, что пришло в голову.

Когда я зашел ей за спину и обвил руками ее тело, то понял, что самозащита была не лучшей идеей для показа. Как только я притянул Кэмерон к себе, и ее попка прижалась к моему паху, мой член ожил в штанах. Потребовался весь контроль, чтобы и дальше говорить спокойным и четким голосом. Ушла вся сила воли, чтобы делать вид, словно, держа ее в руках, ощущая запах ее кожи и жар ее тела, я не хотел бросить ее на пол, оказаться между ее ног и ослабить хоть немного боли между моими ногами. Когда она отодвинула ногу и зацепила ею мою ногу, ее попка потерлась как раз об мой член, и мои глаза закатились.

Как только я заканчиваю показывать «Медвежьи объятия», я отпускаю ее и отхожу как можно скорее, пока не кончил в штаны. как подросток. Я продолжаю объяснять разные движения Стратфорду, стараясь не думать о Кэмерон.

– Можно даже ставить подростков в пару с родителями, чтобы они побыли вместе на некоторых занятиях, – заканчиваю я, медленно выдыхая, считая мысленно до десяти и прося член забыть о полуголой женщине, которая только что была в моих руках.

И когда мой мозг приходит в себя, что-то врезается в мои лодыжки. Я так удивляюсь, что ноги вылетают из-под меня, и я падаю, размахивая руками, пока спина не обрушивается на пол, и воздух вылетает из легких. Бейсболка слетает с головы. Я не успеваю перевести дыхание или понять, что случилось, мои глаза расширяются от шока, когда Кэмерон оказывается на мне, оседлав мои бедра.

Она крепко сжимает мои запястья и поднимает рывком мои руки, ударяет их об пол над моей головой. Позиция заставляет ее тело склониться надо мной, и потрясающее декольте оказывается над моим ртом, и я не могу перестать смотреть туда. Искушение поднять голову и провести языком по центру такое сильное, что я тут же прикусываю язык до крови.

Кэмерон поворачивает голову, все еще крепко сжимая мои запястья, и я смотрю на ее профиль, пока она улыбается зрителям.

– А это мы называем «Сбивание с ног». Чуть более продвинутое движение, по сравнению с «Медвежьими объятиями», но тренировать это весело, – заявляет она.

Комната взрывается аплодисментами, и я вижу краем глаза, что Амелия и несколько работников окружают Стратфорда и начинают глубже обсуждать с ним самозащиту, и как хорошо это будет для лагеря.

Кэмерон медленно поворачивает голову и смотрит на меня, грудь вздымается несколько раз от потраченных усилий на то, чтобы опрокинуть меня.

Я хочу спросить ее, где она научилась так двигаться. Я – метр восемьдесят семь и вешу девяносто килограмм, и она сбила меня, словно я был не тяжелее перышка. Я должен злиться, но вместо этого думаю, что это самое сексуальное, что я видел в жизни.

Но больше всего я хочу высвободить руки, провести ладонями по ее бедрам, которые еще сидят на мне, сжать ее и притянуть плотнее к себе. Я хочу, чтобы она ощущала, каким горячим делает меня, и знала, что так было и будет только с ней.

Ее хватка на моих запястьях медленно ослабевает, и она скользит ладонями по моим рукам и груди, отталкиваясь, пока еще сидит на мне, заполняя мою голову новыми фантазиями, как она делает это обнаженной.

Впервые она не отводит нервно взгляд. Ее язык скользит по нижней губе, а потом зубы прикусывают розовую влажную нежность. В красивых зеленых глазах вызов, какого я еще не видел. И не представлял в диких мечтах, что увижу его, и от этого сердце в груди бьется быстрее.

Без слов она давит сильнее на мою грудь, перекидывает ногу через мою и быстро встает с пола.

– У меня еще работа. Увидимся за ужином, милый, – говорит она, громко, чтобы Стратфорд слышал, разворачивается и уходит.

Я смотрю ей вслед, наблюдая, как движется ее попка, а высокий хвост волос покачивается у ее плеч, пока что-то не загораживает мне обзор.

Я раздраженно поднимаю взгляд и вижу над собой Джейсона с протянутой рукой и изумленной улыбкой на лице. Я отбиваю раздраженно его ладонь, переворачиваюсь на живот и отталкиваюсь от пола, стряхиваю воображаемую грязь со штанов, чтобы отвлечься и не видеть самодовольное лицо брата.

– Ооо, могучий упал, – смеется Джейсон.

– Отвали, – бурчу я, толкая его плечо своим, проходя мимо и из комнаты, чтобы спрятаться где-то до ужина и привести мысли в порядок.

Вот вам и отсутствие намеков от Кэмерон. Если она хочет бросить вызов, а, судя по ее взгляду на меня, пока она облизывала губу и неспешно слезала с меня, так и есть, то она это получит.

«Игра началась».

Глава 25

Кэмерон

Амелия была права: Эверетт – лучшее отвлечение.

Стресс, с которым я жила месяцами, из-за возможного закрытия лагеря, не проявлялся несколько дней. Я уже не начинала вдруг рыдать, и спалось мне лучше, даже с Эвереттом, ночующим в моей гостиной. Острая боль потери Эйдена не будила меня посреди ночи. Я могла думать и сосредоточиться лишь на том, как понять моего лучшего друга.

После урока самозащиты, когда я восприняла слова Амелии всерьез и решила чуть увеличить жар, чтобы посмотреть, как отреагирует Эверетт,– он поступил не так, как я думала. Он не рассмеялся, не спросил, чем я занималась, не посмотрел как на сумасшедшую. Он поддался, и моя голова кружилась от возможностей и желания большего.

Два дня назад мы ездили на квадроциклах по туристической тропе, чтобы убедиться, свободен ли путь для кемперов. Я глупо забыла проверить полон ли бензобак, и мотор заглох на половине пути обратно к амбару, у конюшен, где мы хранили квадроциклы и машины для гольфа для быстрого передвижения по лагерю. Пришлось ехать на квадроцикле Эверетта. Усевшись на сиденье позади, я поставила ноги впритирку к ногам Эверетта, прижалась грудью к его спине и крепко обхватила руками за талию.  Я закрыла глаза и прильнула щекой к его спине, прижала ладони к мышцам груди, опасно низко на животе. Я ощущала, как его мышцы напряглись, когда ладонь, что была ниже, стала соскальзывать, и он быстро вдохнул.

Он отплатил мне, научив меня вчера водить грузовик с механической коробкой. Этот грузовик для экстренных случаев был у нас очень давно, но у меня все не доходили руки научиться им пользоваться.  Я сбилась со счета, сколько раз тормозила грузовик – не из-за того, что я не могла понять указания Эверетта, а из-за того, как близко он сидел ко мне на скамье и прижимал руку к моей спине. Я ощущала запах мыла от его кожи от недавнего душа, его дыхание задевало мою шею, пока он терпеливо рассказывал, что делать. Когда он положил свободную ладонь поверх моей на рычаг переключения передач, чтобы помочь, я затормозила. Когда он опустил ладонь на мою голую ногу и медленно подвинул ее до колена, говоря, как разогнать грузовик, я убрала ногу с педали, и машина встала.

Что-то в Эверетте изменилось. Его взгляды стали пристальнее, он удерживал мой взгляд, и я не выдерживаю и отворачиваюсь, потому что это и слишком и мало одновременно.

Я хочу спросить у него, что происходит, но не могу. Я хочу спросить, почему он смотрит на меня так, будто хочет и с трудом сдерживается, но не могу. Я боюсь озвучивать то, что происходит между нами. Я словно лечу к небу на пузырьке, наполненном желанием, и если заговорю, то кто-то лопнет его иголкой, и я рухну на землю.

Я не готова падать. Я не готова выяснять, почему Эверетт вдруг стал смотреть на меня так, словно не мог наглядеться, не мог перестать касаться и был в миге от того, чтобы притянуть меня к себе и дать почувствовать вкус его поцелуя.

Я не хочу знать, делает ли он это из-за Стратфорда, потому что благотворительный ужин быстро приближается, и крайний срок для того, чтобы Стратфорд поверил, что мы – счастливая женатая пара, управляющая лагерем, почти настал. Не важно, что половина того, что Эверетт делает, сводя меня с ума, происходит, пока мы одни, и Стратфорд не видит. Может, он думает, что нужно поддерживать игру и наедине, чтобы вести себя правдоподобно, когда мы не одни. Я не хочу думать, что он может использовать меня для своего отвлечения. Чтобы забыть о том, что видел и делал заграницей, как было той ночью, когда он попросил лечь с ним на диване после его кошмара. Или чтобы забыть о том, что не был на похоронах Эйдена.

 «Может он просто флиртует и играет с моими эмоциями сам того не осознавая».

Печально, но я понимаю, если он и правда так делает. Я понимаю и даю ему продолжать, чтобы убрать его боль и вину, как бы это ни сказывалось на мне.

Я не готова лопать свой пузырек. Я не готова к боли от падения. Он счастливее, чем когда-либо. Улыбается проще, смеется сильнее, и его лицо не искажено морщинами тревоги, и он не пялится вдаль, затерявшись в воспоминаниях и боли. Он флиртует, дразнит и отвечает на мои игры без колебаний.

Я хочу этого от него. Я всегда хотела этого от него. Я хочу быть той, кто делает его счастливым, какой бы ни была цена, и теперь у меня получается, и я не спешу портить все, открывая рот и изливая свои сомнения.

– Если он снимет футболку и нырнет в воду, я буду биться с тобой за него, – шепчет Амелия, подходя ко мне на пристани и пялясь на маленький пляж, окружающий озеро.

Эверетт стоит на песке, скрестив руки перед собой, кивая на слова спасателя. Его плавки в стиле пляжных шорт подчеркивают его потрясающий зад, и футболка лагеря натянулась на мышцах его груди и спины, от чего мои ладони покалывают, вспоминая, как ощущалось, когда мои руки были вокруг его тела, а ладони прижимались к той груди.

Обычно мы не водим отдыхающих сюда, пока не начинается летний сезон, но раз в месяц мы открываем лагерь на день, чтобы дети, которые еще тут не были, могли все попробовать и посмотреть, понравится ли им у нас. Мы не предлагаем все занятия лагеря в день открытых дверей, но даем достаточно, чтобы они поняли, как проводят время в лагере «Райлан». Наверное, в этом месяце стоило перенести день открытых дверей, потому что до благотворительного ужина оставался всего день, но когда я поняла это, было уже поздно. Мне нужно подготовить миллион вещей для ужина, стараясь не паниковать, что не хватает времени, чтобы убедить Стратфорда дать нам денег, но вместо этого я стою на пристани и любуюсь Эвереттом, мысленно желая, чтобы он снял футболку, как и говорила Амелия.

Продвигая идею о повышении у детей уверенности в себе,  Эверетт подумал, что нам стоило попробовать обучать старших ребят основам выполнения искусственного дыхания и навыкам спасения на воде. Стратфорд сидит на стуле в паре футов от Эверетта, спасателя и двадцати детей, которые захотели посетить этот урок. Он держит зонт над головой и наблюдает за уроком. Я видела, как он дважды почти улыбнулся, так что это, видимо, была хорошая идея.

– Что мы вообще творим? – бормочу я, не в силах отвести взгляд от Эверетта, когда он отворачивается от группы и идет по песку к пристани, где мы стоим.

– Не знаю, как ты, но я мечтаю, чтобы он снял футболку, – говорил Амелия.

– Я не про тебя и меня. Я про меня и его. – Я киваю в сторону Эверетта.

– Наконец, ты ведешь себя так, как давно пора было. Не могу поверить, что все эти годы я думала, что вы с Эйденом созданы друг для друга. Один взгляд на вас с Эвереттом вместе показывает, как я ошибалась. Как никто этого не видит?

– Нехорошо хотеть своего лучшего друга. Это грязно и сложно, – заявляю я, хотя знаю, что это ложь.

Может, то, что у меня было с Эйденом, было удобнее и безопаснее, чем бьющее током желание, бегущее по венам все время, что я провожу с Эвереттом, но зато это не было сложным.

– Нет, так и должно быть. Как твой лучший друг, он знает тебя лучше всех. Он знает твои изъяны, но все еще хочет быть рядом. Он – тот, кто верит в тебя, поддерживает и всегда защищает. Не нужно долго притираться, потому что вы уже все знаете. Тебе просто нужно перестать бояться.

Амелия сжимает мою руку и уходит с пристани, салютуя Эверетту, когда проходит мимо. Мне приходится подавить смех, когда она поворачивается за ним и сжимает ладони, указывая на его зад, а потом обмахивается.

Эверетт видит, как я пытаюсь скрыть улыбку, и оглядывается.

– Что смешного?

Амелия быстро опускает руки и серьезно кивает ему, а потом разворачивается и уходит.

– Просто подруга ведет себя глупо. Готов? – спрашиваю я, глядя на его лицо, когда он поворачивается ко мне.

– Готов ли я спасти тонущую девицу и показать детям, как это делать? Конечно, – он улыбается мне.

Я упираю руки в бока и хмуро гляжу на него.

– Я никогда не была и не буду девицей в беде. Это ты будешь в воде, и я буду тебя спасать, – сообщаю я.

– РЕБЯТА, МЫ УЖЕ ГОТОВЫ!

Эверетт и я поворачиваемся, когда наш спасатель кричит с пляжа, махая рукой.

– Лучше поспеши в воду, чтобы я тебя спас. Скоро обед, и те подростки взбунтуют, если мы их не покормим, – говорит Эверетт, оглядываясь на меня с ухмылкой.

– Лучше это ты  поспеши в воду, чтобы я спасла тебя.

– Хватит уже упрямиться. – Он качает головой.

– Я не упрямая, это ты упрямый. Полезай в воду.

– У тебя пять секунд, или я тебя брошу, – угрожает он, шагая ко мне, начиная отсчет. – Пять, четыре…

– Ты не посмеешь! Ты не можешь бросить меня, когда я еще в одежде, – возражаю я.

– Три… под твоими шортами и майкой купальник. Жаль, я уже на три. Было бы мило посмотреть, как ты м-е-едленно снимаешь свои вещи.

Жар его взгляда, скользящего по моему телу, почти заставляет забыть, что он дразнит меня.

– Эверетт…

Я пытаюсь рычать его имя в предупреждении, но получается жалкий писк, потому что теперь его ладони сжимают край моей майки. Его пальцы задевают мой живот, и он медленно начинает ее поднимать.

– Два, – шепчет он, не отводя с меня взгляда, заставляя забыть обо всех отдыхающих в паре ярдов, глядящих и ждущих.

Мое сердце колотится в груди, его ладони ложатся на мои бока, поднимаются, утаскивая мою майку с ними. Онзамирает, его ладони лежат на моих ребрах, большие пальцы двигаются под грудями.

Я задерживаю дыхание, глядя на него, его взгляд скользит по моему лицу до губ. Я ощущаю, как прижимаюсь к нему, приподнимаюсь на носочках, пока мой рот не оказывается у его губ. Я хочу почувствовать их. Я хочу, чтобы его руки поднимались выше, и чтобы он сжал мои груди.

Мои веки с трепетом закрываются, все, что я хочу, кружится в голове, и тело болит, желая большего.

– Один.

Я не успеваю открыть глаза, когда Эверетт вдруг отталкивает меня. Я отлетаю и с плеском падаю в холодную воду озера. Шок и удивление живут недолго, и я тут же начинаю двигать руками и ногами в воде, чтобы всплыть, все ругательства, которые я слышала, вертятся на языке, готовые взлететь до небес, как только моя голова вырвется из воды.

Я слышу громкий плеск, и через секунды рука Эверетта вдруг обвивает мою талию сзади, поднимая меня к поверхности. К тому моменту во мне включается боевой режим от гнева, что он столкнул меня в озеро, и я начинаю бороться, царапать его руку, отбиваться ногами, пытаясь попасть по нему.

Моя голова появляется из воды, и я вдыхаю, убираю ногти с его предплечья, чтобы смахнуть волосы с глаз.

– Не верю, что ты меня столкнул! – кричу я, пытаясь извиваться и брыкаться в его хватке.

Эверетт молчит, только крепче сжимает мою талию и продолжает нести нас к берегу. Он пыхтит и ругается под нос, когда мой локоть попадает по его груди. Краем глаза я вижу, как отдыхающие собрались на пляже, наблюдая, как Эверетт вытаскивает меня, и я понимаю, что усложняю ему задачу, отбиваясь, а не веду себя так, как должна для демонстрации.

Ради блага лагеря я сдаюсь и даю телу обмякнуть, успокаивая себя, обзывая Эверетта всем, чем могу придумать, в голове, пока он вытаскивает нас на берег и опускает меня на песок.

Закрыв глаза, чтобы не потянуться и ударить его, увидев его лицо, я слышу, как он выбирается с плеском из воды и поднимает мою голову. Его ладони хватают меня под руками, он быстро оттаскивает меня на пару футов от воды.

– Когда вы вытащили утопавшего из воды, вы опускаетесь рядом с ним на колени, прижимаете ухо ко рту и носу, проверяя дыхание, – объясняет спасатель.

Капли воды с Эверетта капают на меня, когда он склоняется, слушаясь указаний.

– Если человек не дышит, проверьте пульс, прижав два пальца под подбородком, к артерии.

За моими глазами мелькает тень Эверетта, его пальцы прижимаются к моему горлу, где уверенно стучит мое сердце.

– Если пульса нет, начинайте искусственное дыхание, – заявляет спасатель, перечисляя шаги, которые выполняет Эверетт.

Его ладони начинают нежно давить между моими грудями, пальцы оказываются так близко к соскам, что я рада, что он уже не проверяет пульс, иначе понял бы, как быстро бьется мое сердце в этот миг.

Пока спасатель рассказывает всем, как отклонить голову жертвы, зажать нос и накрыть рот пострадавшего своим, чтобы создать герметичный контакт, я задерживаю дыхание и жду губы Эверетта на своих.

Я приоткрываю глаза, замечаю Эверетта над собой, его взгляд приклеен к моему рту, голова медленно опускается к моей. Мои губы приоткрываются, когда его в сантиметре от моих. Его пальцы все еще лежат на моем подбородке, отклоняя его, а его рот становится все ближе к моему. Я ощущаю его дыхание на своем лице, от предвкушения желудок делает сальто, а кожу покалывает. Его губы замирают над моими. Мне нужно лишь отклонить голову сильнее, и я получу его рот. Я еще никогда и ничего не хотела так сильно. Я ни в чем еще не нуждалась так сильно.

– Вот так делают искусственное дыхание! – вдруг сообщает спасатель, и мои глаза открываются.

Я смотрю, как Эверетт быстро отклоняется от меня, проводит рукой по своим мокрым волосам, улыбаясь группе детей, которые хлопают и вопят.

Он отталкивается от песка и помогает спасателю разбить детей на пары, чтобы они попробовали вытащить друг друга из воды и пройти шаги искусственного дыхания. Мое сердце все еще дико колотится в груди, а губы все еще покалывает от желания ощутить Эверетта на них. Я не могу заставить себя встать с песка, лежу на спине и смотрю, как он дает указания детям, будто так и нужно. Будто он не был в миге от поцелуя со мной.

– Тут жарко, или это только мне кажется? – спрашивает Амелия, опускаясь на корточки рядом со мной на песке. – Я подумала на миг, что ты поймаешь его за шею и притянешь к себе. Я чуть не подошла к нему сзади и не толкнула его голову к тебе.

Она хватает меня за руку и тянет, чтобы я села.

– Видишь? Грязно и сложно, – бормочу я, отталкиваясь от земли, пока Амелия встает со мной. – Я чуть не забыла, что тут другие люди. Я чуть не забыла, что тут дети.

 Я недовольно вожу ладонями по рукам и ногам, пытаясь стряхнуть песок, злясь, что Эверетт мог заставить меня сойти с ума просто демонстрацией искусственного дыхания.

– Прости, повтори. Грязная тут только твоя попа, она в песке. А отношения всегда сложные. Так просто ничто не получится. Важно то, как ты справляешься со сложностями. Так как ты справишься с этим, Кэмерон? – спрашивает Амелия.

Я оглядываюсь на Эверетта, и все раздражение тает, когда я вижу, как он болтает и шутит с несколькими детьми, трещины в моем сердце начинают расти в разные стороны.

Он всегда был сложностью, достойной сражения, у меня просто не хватало смелости на это. Я не знаю, будет ли этот бой стоить результата, но я и не узнаю, если не попробую.

Глава 26

Эверетт

Я еще никогда не был так заведен, как на этой неделе. Каждый раз, когда Кэмерон смотрела на меня, каждый раз, когда касалась меня, когда она была близко ко мне, я хотел пересечь все линии, что начертил с ней.

Я чуть не поцеловал ее при всех на пристани. Я и не думал толкать ее в воду. Она упрямилась, и я просто дразнил ее, хотел вызвать на эмоции. Хотел посмотреть, как у нее вздымается грудь от недовольного дыхания, как ее щеки пылают от раздражения. Я собирался прыгнуть в воду и дать ей спасти меня. А потом опустил ладони на нее, сказал ей снимать одежду, и она прильнула ко мне, закрыла глаза и отклонила голову. Я чуть не забыл, где мы были. Я чуть не врезался губами в ее губы, чтобы ощутить их вкус. К счастью, я вовремя опомнился и толкнул Кэмерон в воду, пока не натворил глупостей.

А теперь я плачу за это. Она избегала меня с демонстрации искусственного дыхания на пляже. Я хочу извиниться за то, что толкнул ее в воду и разозлил, но часть меня не жалеет о случившемся. Прыгнув в холодную воду после этого, я немного остыл и смог сосредоточиться не только на поцелуе.

Сидя за круглым столом в шатре, который установили сегодня утром для благотворительного ужина, я гляжу на Кэмерон, которая обсуждает с работником подготовку к завтрашнему вечеру. Она такая красивая, что я хочу подойти, обвить ее руками, сказать, что игры и прикосновения последней пары дней сводят меня с ума. Я не знаю, что происходит между нами, но что-то изменилось. Что-то сдвинулось. Это восхищает и пугает одновременно. Мы перестали играть для Стратфорда. Все вдруг стало реальным. Я вижу это в ее глазах, ощущаю, когда она рядом. Я хочу сказать ей о своих чувствах. О том, что всегда чувствовал. Я хочу отбросить предосторожности и заставить Кэмерон увидеть, что для меня всегда была и будет только она, но даже не знаю, как сейчас описать словами свои чувства. Я так долго подавлял любовь к ней, что не знаю, как смогу откопать их, снова им поддаться. Проводя с Кэмерон время, сближаясь с ней, видя нечто схожее в ее глазах, я ощущаю, как старые чувства медленно подбираются к поверхности, как бы я ни пытался их удержать.

Я продолжаю смотреть на Кэмерон в другой части шатра, пока она указывает работнику, где все расставить. После нашего плавания она вернулась в гостевой дом и переоделась в сухую одежду. В простом голубом хлопковом сарафане без лямок, подчеркивающем ее изгибы и ниспадающем вокруг ее ног до пола, с длинными светлыми волосами, сохнущими на воздухе, и без макияжа, она восхитительна. От ее вида у меня сдавливает грудь. Я начинаю задаваться вопросом, почему ждал так долго, чтобы признаться ей. Она – самый важный человек в моей жизни, а я не хотел рисковать нашей дружбой, но и не могу так продолжать. Я не могу и дальше притворяться, что флирт – просто веселье и игра.

Кэмерон, наконец, отворачивается от работника и встречается со мной взглядом. Я вижу, как она делает глубокий вдох, и медленно встаю со стула, когда она идет ко мне. Я заставляю ноги двигаться, встречаю ее на середине пути, и мы замираем впритык.

– Похоже, все хорошо идет, – говорю я, видя, как она нервничает и беспокоится, когда оглядывает шатер, следя за рабочими, расставляющими столы и стулья. Я бы не хотел усугубить ее стресс.

– Нужно еще так много сделать, что голова идет кругом, – говорит Кэмерон со вздохом, и поворачивается ко мне. – Я получила электронное письмо от Стратфорда, пока переодевалась. Он хочет вскоре встретиться с нами тут. Думаю, он принял решение. Меня вот-вот стошнит от волнения.

Я улыбаюсь, опускаю ладони по бокам от ее шеи и большими пальцами приподнимаю ее подбородок, чтобы видеть ее глаза.

 –  Все будет хорошо. Обещаю. Если он решит не давать деньги лагерю, мы найдем другой способ. Я не дам тебе потерять это место, – тихо успокаиваю ее я.

– Эверетт… – Она шепчет мое имя, зажмуривается на пару секунд, а потом открывает глаза и смотрит прямо на меня.

Кэмерон открывает рот, чтобы что-то сказать, но рядом возникает Амелия.

– Ладно, ребята, звук настроен, и я соединила систему без проводов со своим телефоном, чтобы проверить музыку, так что нужна ваша помощь, – сообщает она.

– Мне нужно позвонить поставщику. Вряд ли тебе нужна помощь с прослушиванием музыки, – говорит Кэмерон, глядя на Амелию, и я убираю ладони с ее нежной шеи.

– О, с этим мне помощь не нужна. Мне нужна ваша помощь, чтобы проверить танцпол, на котором вы стоите, – заявляет Амелия с улыбкой.

Мы с Кэмерон опускаем взгляды, и я понимаю, что мы стоим посреди паркета, который последний час собирали при мне работники.

 Амелия вытаскивает телефон из кармана шортов, нажимает пару кнопок, и через секунды в комнате звучит эхо гитары вместе с голосом Найла Хорана, поющим This Town.

Песню лучше она выбрать не могла и, судя по подмигиванию Амелии перед тем, как она развернулась и ушла, она это знает. Как и в песне, я хочу рассказать Кэмерон все, что не говорил с юности. Как в песне, я знаю, что это неправильно, но не могу забыть. Все возвращается к ней.

Сжимая мою руку между нами, Кэмерон быстро опускает туда взгляд, а потом смотрит на меня. Ее маленькая нежная ладонь скользит по моей, я притягиваю ее к себе, прижимая наши соединенные ладони к своей груди. Ее свободная ладонь опускается на мое плечо, и я обвиваю рукой ее талию.

Она идеально подходит к моим объятиям, ее тело скользит по моему, она приподнимается на носочки, опускает лицо к моей шее. Я ощущаю ее теплое дыхание своей кожей, медленно начинаю покачиваться под музыку, не желая никогда ее отпускать.

– Я еще не была тут так счастлива, – вдруг выпаливает она, ее щека скользит по моей, а потом она отодвигает голову и смотрит на меня.

Она закрывает глаза на пару секунд, и я в смятении смотрю на нее. Когда она открывает глаза, ее взгляд падает на мои глаза, на мой рот, и я смотрю, как она облизывает свои губы кончиком языка, а потом продолжает говорить:

– Я люблю этот лагерь больше всего на свете, но он перестал делать меня счастливой, – шепчет она. – Я стала думать, должна ли заниматься этим в жизни. Я стала сомневаться во всем, чего раньше хотела.

Ее ладонь скользит по моему плечу к шее, моя рука сильнее сжимает ее талию, удерживая ее как можно ближе ко мне, наши тела едва двигаются, а песня продолжает играть, и каждое слово этого парня словно вытянуто из моего сердца.

– Я кое-что поняла с тех пор, как ты появился тут, – продолжает она, двигая голову к моей, и ее губы оказываются у моего уха. – Все было не так без тебя. Во всем не было смысла без тебя тут. Я не знала, как быть счастливой без тебя. Я не знала, как жить без тебя.

Я прижимаю свою ладонь, которой сжимаю ее руку, к своей груди, к сердцу. Я хочу, чтобы она ощущала, как быстро оно бьется. Я хочу, чтобы она знала, что оно бьется так из-за нее, и из-за ее слов мне.

Она поворачивает лицо к моему, ее нос задевает мою щеку, пока она отодвигается, чтобы посмотреть на меня. Ее глаза сияют правдой ее слов. Они искрятся желанием и ноткой тревоги. Я не знаю, переживает ли она из-за того, что я думаю после ее слов, или она переживает, потому что знает, что мы пересекаем черту, после которой возврата не будет, но мне все равно. Я думаю лишь о желании, которое вижу под той тревогой. Она прижимается ко мне, и все вокруг нас тает. Работников уже нет, как и хаоса подготовки места к ужину. Только мы вдвоем стоим посреди танцпола.

Это вызывает во мне оживление и страх одновременно. Я не знаю, готов ли я откопать старые чувства, проверить их и выпустить, дать им шанс вырасти в то, чем они когда-то были, хотя для этого уже, наверное, поздно. Уже понятно, что те чувства и не угасали. Я просто не знаю, хватит ли мне сил уйти от нее во второй раз, если она передумает или поймет, что все это было ужасной ошибкой.

Мы оба начинаем тянуться друг к другу, ее взгляд опускается к моему рту, куда устремляются ее губы, и я забываю, как дышать. Я забываю все, что должен был говорить ей сейчас, и причины бояться, я могу думать лишь о поцелуе с ней. Наконец, я сделаю то, о чем мечтал и страдал годами.

Громкий грохот из дальней части палатки заставляет нас отпрянуть друг от друга. Я прихожу в себя, она отступает от меня и быстро поворачивается, чтобы понять, что случилось. Мои руки ощущаются пустыми без нее, и я вспоминаю, где мы и что происходит вокруг нас.

– Прости, мне нужно посмотреть, что это было, – говорит Кэмерон. – Мы можем продолжить позже?

Я забываю, как говорить, и просто киваю. Я думал, что она сделает вид, что у нас не было этого мига, что мы не собирались поцеловаться, но ее улыбка опровергает мои мысли. Глядя, как она быстро уходит от меня, поднимая юбку сарафана, чтобы не запнуться об нее, я улыбаюсь и запихиваю руки в карманы шортов.

Мы точно продолжим позже. Мне надоело скрывать чувства к ней, и ей пора узнать правду обо всех желания, которые я загадывал все те годы.

Глава 27

Кэмерон

Солнце спускается к горизонту. Стратфорд, Эверетт и я стоим на веранде, огибающей главный дом. Они и еще несколько отдыхающих, с которыми Стратфорд познакомился за время тут, спокойно обсуждают погоду, а я хочу кричать им перестать болтать и покончить с этим.

Мои ладони потные, нога не переставала стучать по полу с тех пор, как Стратфорд встретил нас тут двадцать минут назад. Он держит судьбу этого лагеря и мое будущее в своих руках, но не перестает обсуждать чертовы облака на небе.

Эверетт держит меня за руку, сжимая каждые пару минут ладонь, пытаясь успокоить, поскольку знает, что я могу выскочить из кожи от желания узнать о решении Стратфорда. Ощущение его теплой сильной ладони на моей, и то, как я прислоняюсь к его боку, ненадолго успокаивает, но потом я начинаю сомневаться во всем, что мы делали при Стратфорде. Мы были убедительными мужем и женой? Он поверил, что мы были безумно влюблены? Все мои путающие мысли и эмоции все разрушили? Он видел, что каждый раз, глядя на Эверетта, я и боялась, и была в восторге от того, что могло быть между нами?

– Так что, уверен, вы хотите узнать мое решение, ведь вам нужно заняться миллионом других вещей для подготовки к завтрашнему благотворительному ужину. Жаль, но у меня возникли дела, и я не смогу там быть, – говорит Стратфорд, переводя взгляд с Эверетта на меня и с сожалением улыбаясь.

– О, мне так жаль, что вас там не будет, – говорю я ему, хотя мне хочется радостно выдохнуть, что мы больше не будем под микроскопом.

И мои родители вернутся из отпуска и принесут новые проблемы, с которыми я не смогу справляться при Стратфорде.

Он опускает руку во внутренний карман оранжевого пиджака и вытаскивает конверт, протягивает его мне.

Одной рукой сжимая Эверетта, я протягиваю другую руку, дрожащую, как лист, чтобы забрать у него конверт.

– Не нужно открывать сейчас. Мой бухгалтер все подсчитал, когда я полистал ваши записи, и этого должно хватить, чтобы вы работали следующие пять лет. Мы сможем тогда встретиться снова и все обсудить, но я уверен, что без проблем выпишу вам чек снова.

Мои глаза тут же наполняются слезами, и я не могу остановить дрожь подбородка и губ от эмоций, пока смотрю на свое будущее, на будущее этого лагеря и всех, кто тут работает, всех, кто его посещает, и которое сейчас я держу в своих руках. Я хочу поблагодарить его, но простого «спасибо» тут мало.

– Я аплодирую тому, что вы тут делаете, Кэмерон. Это бескорыстно и восхитительно, и, как и говорил мне как-то ваш муж, это место должно и дальше существовать, – говорит  Стратфорд. – Вы двое так напоминаете меня и жену, что порой мне было почти сложно смотреть на вас вместе. Но что-то говорит мне, что вы сдерживаетесь. Не отдаете друг другу все, что можете. Не повторяйте мою ошибку, ведь однажды может оказаться слишком поздно. Любите друг друга всем, чем можете. Доверяйте друг другу все, что внутри вас. И никогда не отпускайте друг друга. Я каждый день желаю, чтобы все было другим, чтобы моя жена все еще была со мной, и я мог рассказать ей все, что должен был, когда она была еще жива. Не оставляйте недосказанности. Не тратьте ни минуты времени вместе зря. Надеюсь, что у вас и лагеря «Рилан» впереди долгая и счастливая жизнь вместе.

На этом Стратфорд кивает нам и спускается с крыльца к ждущему его лимузину. Мы наблюдаем, как водитель открывает заднюю дверцу. Стратфорд машет нам и пропадает внутри. Как только лимузин начинает отъезжать, я смотрю на Эверетта, и слезы, который я сдерживала, катятся по щекам.

– Мы это сделали, – шепчу я, все еще не веря в произошедшее.

– Нет, ты сделала это. Я просто вовремя появился и сделал все интереснее, – улыбается Эверетт.

Мы тихо смотрим друг на друга пару секунд, а потом Эверетт издает радостный вопль, подхватывает меня и кружит. Я плачу, смеюсь, держусь за Эверетта, не желая, чтобы это чувство заканчивалось. Я ощущаю радость, восторг, и все слова Стратфорда проникают в мою душу, я принимаю их в свое сердце. Я не хочу оставлять хоть что-то скрытым. Я не хочу тратить зря хоть минуту с Эвереттом. Я думала, что смогу вернуть его в свою жизнь и снова быть ему другом, удерживая стены вокруг себя и защищая сердце, но я была глупой. Он пробил те стены в минуту, когда вернулся в мою жизнь и улыбнулся мне.

Звонок телефона Эверетта заставляет его прервать наше празднование, он опускает меня на ноги и достает телефон из заднего кармана. Улыбка на его лице быстро пропадает, пока он читает сообщение.

– Что-то не так?

Он качает головой, вздыхает и убирает телефон в карман.

– Ничего. Все хорошо. Просто друг нуждается во мне. Я не хочу оставлять тебя сейчас… – Он замолкает, прижимает ладонь к моей щеке и смотрит на меня.

– Это кто-то с твоих встреч?

Эверетт рассказывал мне, что из-за его восстановления, он все еще посещал еженедельные встречи в местной больнице и покидал лагерь несколько раз, чтобы поговорить с некоторыми, кто нуждался в его помощи в тяжелое время. Я гордилась им за то, что он мог им помочь, что мог все бросить и поспешить к тому, кто мучился, как когда-то он.

– Клянусь, я ненадолго. Этот парень хорошо справлялся, и я уверен, что я нужен ему на небольшое время, – уверяет меня Эверетт, убирая ладонь с моего лица и пятясь.

– Ничего страшного. Иди колдуй, а я буду ждать твоего возвращения тут.

Я говорю это, и Эверетт замирает на верхней ступеньке крыльца, печально улыбаясь мне. Я вдруг вспоминаю все, что он сказал Стартфорду на нашем первом ужине вместе. Как он изменил наше прошлое и сочинил сказку о том, как мы с ним терпели, пока он был заграницей, и как я простила его за то, что он не был тут, и мы влюбились. Он стоит на ступеньке, глядя на меня, и мое сердце трепещет в груди, гадая, могли ли его слова не быть выдумкой, а быть описанием того, как он хотел, чтобы все было между нами.

– Я скоро вернусь, – тихо говорит Эверетт, спускается, и я смотрю ему вслед, зная, что, как только он вернется, нас будет ждать серьезный разговор.

Эверетт садится в грузовик и уезжает, а я начинаю бродить по лагерю, глядя на него новыми глазами. Все вызывает у меня улыбку, снова делает счастливой, и это из-за него. Я, наконец, снова рада будущему, и это ощущается очень приятно.

Я шагаю по дорожке, ведущей к дому родителей, и ощущаю дрожь телефона в заднем кармане. Я вытаскиваю его и подавляю стон от имени на экране.

– Грейди, привет. Я хотела тебе позвонить… – Я замолкаю, гадая, как лучше сказать кому-то, что его услуги уже не нужны.

Звучит холодно, но он таким и был. То, как он вел себя, когда заглянул в лагерь несколько недель назад, это доказывало. Он предоставлял услугу. Быстро и без эмоций позволял мне перестать ощущать себя одиноко, когда меня переполняли горе и одиночество. Его собственничество в тот день помогло мне понять, что мои поступки ранили его. Он согласился на мои требования в начале, но я должна была знать, что не будет просто. В моей жизни не было другого мужчины, который угрожал бы тем, что у нас было, хоть этого было и мало. Как только он услышал об Эверетте, хотя Амелия сказала лишь, что мы были друзьями, а теперь играли мужа и жену, этого хватило, чтобы он забыл о нашей договоренности и стал ревнивым парнем.

А это я сейчас не хочу.

Особенно, когда все, чего я хотела, было почти в моих руках, нужно было только вытянуть их и схватить.

– Я заглядывал недавно в лагерь, – перебивает Грейди. – Увидел тебя и твоего мужа и решил, что это не лучшее время для нашего разговора.

Я потрясена, что никто не заметил Грейди или не подумал сообщить мне. Но еще больше я потрясена тем, как он произнес слово «муж». С плохо скрытым гневом, полным ревности, которую он не имеет права чувствовать.

– Грейди, прости. Это… как я и говорила раньше, сейчас не лучшее время. Нам обоим лучше пойти дальше. Ты заслуживаешь намного лучшего.

– Ты права, я заслуживаю лучшего, чем быстрый секс раз в пару месяцев, – рявкает он в телефон.

Я кривлюсь от резкости его слов. Я должна расстраиваться, что ранила его, но не чувствую этого. Он знал шансы, но не стал им верить.

– Я знаю, что ты злишься, и мне жаль. Я хочу, чтобы все могло быть по-другому. Ты чудесный.

– Не надо. Я не так долго там пробыл, но успел увидеть, как ты смотрела на того парня. Притворяешься, ага. Я думал, что, если позвоню, если ты услышишь мой голос, ты вспомнишь, что у нас было. И пригласишь меня на благотворительный ужин завтра вечером, чтобы показать, что ты не такая холодная, как я думал. Спасибо, что испортила жизнь.

Он обрывает звонок, не дав мне вставить ни слова. Не дав извиниться, хотя он явно видел только то, что хотел, между нами. Он видел будущее, а я видела только способ потянуть время, пока мое будущее не вернулось домой.

Я не понимала, что шла во время звонка, и невольно оказываюсь у основания нашего домика на дереве. Я поднимаю взгляд на деревянный шестиугольный дом в десять футов в диаметре с выцветшими желтыми шторами на окне, и вдруг все воспоминания отсюда проносятся в голове, как и каждый миг с Эвереттом после его возвращения. Я не могу держаться за прошлое, если хочу двигаться к будущему. Мне пора отпустить Эйдена, отпустить боль потери, перестать держаться за него так сильно. Я не могу получить что-то реальное с Эвереттом, пока не сброшу все, что меня сдерживает. И Эйден был самым большим из этого.

Глубоко вдохнув с колотящимся сердцем, я быстро поднимаюсь по стремянке.

Взяв блокнот в форме звезды и ручку, которые мы с Эвереттом оставили на полу в прошлый раз, когда были тут, я сажусь, скрестив ноги, и закрываю глаза. Я сижу в центре комнатки высоко на дереве и позволяю воспоминаниям литься на меня. Я позволяю им наполнить меня радостью того, что я смогла испытать такое счастье, а не обычным горем, что у меня больше не будет таких моментов с Эйденом, отпуская боль от потери. Открыв глаза, я быстро записываю пропущенные четыре года желаний, изливая все. Все слезы, всю печаль и все одиночество без него здесь. Я отпускаю все, позволяю себе ощутить надежду, что то, чего я всегда хотела, сможет сбыться.

– Я так скучаю, Эйден, – шепчу я сквозь слезы, вытаскиваю свою коробку из тайника и опускаю желания туда с остальными.

Опустив коробку рядом с коробками Эйдена и Эверетта, я провожу ладонью по коробке Эйдена.

– Я всегда буду скучать, сколько бы времени ни прошло.

Я опускаю половицу на наши коробки. Я надеюсь, что, где бы он ни был, он слышит меня, и он понимает, что пора отпустить его.

Глава 28

Эверетт

— Я чувствую, что вот-вот сорвусь, чувак. Мне так хочется выпить, что все болит.

Мы сидим за столиком в маленькой кофейне. Я смотрю на Бобби и гадаю, что же с ним случилось. Мы познакомились на первой встрече анонимных алкоголиков больше полугода назад, и из всех, кого я там встретил, Бобби был последним, кому могла потребоваться моя помощь.

На моем первом собрании он был лидером небольшой группы, потому что дольше всех оставался трезвым и дольше всех ходил на встречи. Он был прирожденным лидером, любил помогать, у него были ясный разум и харизма. На встречах мы много узнали друг о друге и о причинах, почему обратились к алкоголю, но Бобби никогда не рассказывал о своем прошлом, всегда давал другим говорить, потому что, по его словам, им помощь требовалась больше, чем ему.  На последних собраниях я был слишком занят Кэмерон и тем, что происходит в лагере, чтобы заметить признаки того, что Бобби готов сорваться.

Однако я не винил Кэмерон. Она была лучшим отвлечением. Я сам был виноват, что не мог сосредоточиться на том, на чем должен.

— Когда ты в последний раз выпивал? Или принимал что-то покрепче? – спрашиваю я, глядя на его растрепанный вид, взлохмаченные волосы, грязную и мятую одежду и то, как он чешет руки и трет лицо.

«Похоже, он отходит не только от выпивки».

— Не знаю. Какая разница? Я трезв сейчас и позвонил тебе. Я сделал то, что должен. Я просто не могу больше терпеть. Я не верю, что Милли сделала это с нами. Не верю, что она обманула меня и забрала у меня все.

Я слушал рассказ Бобби о его жене целый час, и за шестьдесят минут узнал больше, чем за полгода знакомства с ним. Его эмоции бушевали. В одну минуту он был печальным и тихим, в другую - злился и проклинал жену.

— Она ушла. Нашла другого. Это обидно и больно, но ты не можешь это изменить. Ты не можешь изменить ее. Ты можешь только переживать за себя и менять себя. Скажи это вместе со мной.

Я смотрю на Бобби. Он перестает чесать руки, опускает ладони на колени и повторяет со мной  молитву, с которой мы начинаем каждое собрание:

— Боже, дай мне сил принять то, что я не могу изменить, смелости изменить то, что я могу, и мудрости знать разницу, — говорим мы хором.

Мы молчим мгновение, и, похоже, Бобби немного успокаивается. Он уже не ерзает на стуле, не отводит взгляд, оглядываясь всякий раз на звук кофемашины или громкий стук чашек о раковину.

Он дышит легче, его лицо гладкое и спокойное, уже не искаженное от гнева.

— Полегчало? – спрашиваю я, глядя на свои часы, когда он поднимает сцепленные ладони на стол и смотрит на них.

Я не хочу уходить, если еще нужен ему, но я спешу к Кэмерон. Я столько мечтал, чтобы она сказала, что будет ждать меня, и наконец-то это случилось. Мне нужно к ней. Нам нужно отпраздновать спасение лагеря и поговорить. Я все еще не знаю, что происходит между нами, но мне надоело ждать. Надоело пытаться скрывать все, когда оно буквально рвалось наружу с криками.

— Я в порядке. Спасибо, что пришел, и спасибо за разговор, — говорит мне Бобби и протягивает руку.

Я сильно сжимаю ее, а потом отпускаю.

— Звони мне в любое время, если нужно поговорить, хорошо? Тебе не нужен костыль в виде алкоголя, чтобы это преодолеть. Ты сильный и будешь в порядке. Просто действуй по шагу в день.

Заставив Бобби пообещать, что он позвонит завтра и сообщит, как себя чувствует, я покидаю кофейню и стараюсь не превышать скорость на пути в лагерь.

  __________________________

 К тому времени, как я закончил с Бобби и смог оставить его одного, солнце село, и почти все работники лагеря отправились по домам. Я какое-то время блуждаю по территории, пока не нахожу того, кто знает, где Кэмерон, и не могу стереть улыбку с лица, пока спешу к домику на дереве.

Я не могу перестать думать о словах, которые она шептала мне на ухо, о ее взгляде перед тем, как мои губы коснулись ее. Я не могу перестать думать обо всем, что так долго держал в себе, а теперь хочу сказать. Я практически взлетаю по лестнице в домик на дереве, но замираю, когда оказываюсь на пороге.

Кэмерон сидит спиной ко мне, скрестив ноги, посреди комнаты, но я слышу, как она шмыгает носом, вижу, как вытирает слезы со щек. Я слышу их в ее голосе, пока она говорит Эйдену, как скучает по нему и всегда будет скучать. Боль в моей груди взрывается, и меня удивляет, как я не падаю с порога домика.

Мне надо дать ей знать, что я тут. Надо пройти и обнять, сказать что-то, чтобы стереть ее боль, но не могу. Я занят попытками вспомнить, как дышать сквозь агонию.

Все это время я думал, что между нами что-то происходит, но, может, я просто видел то, что хотел, а не то, что было на самом деле. Кэмерон все еще страдает, все еще горюет, и я был хорошим отвлечением от этого - заставил ее забыть о разбитом сердце. Она сказала, что мое возвращение сделало ее снова счастливой, но, может, это просто заставило ее забыть о том, что она потеряла.

Оставив Кэмерон с ее горем, я тихо пячусь из домика и медленно опускаюсь на землю. Я дурак, если думал, что было хорошей мыслью достать то, что должно оставаться скрытым.

Глава 29

Кэмерон

— Ого.

Стоя у края шатра, я отвожу взгляд от улыбающихся, пьющих, едящих и хорошо проводящих время людей, когда моя мама подходит ко мне и обвивает рукой талию.

— Это не слишком?

Она качает головой  и  широко распахнутыми глазами оглядывается вокруг.

— Все идеально. Просто идеально. Я так тобой горжусь.

Я улыбаюсь шире, когда ее глаза – такой же формы и цвета, как мои – смотрят на меня. Вчера, узнав, что Стратфорд решил дать нам деньги, я хотела сразу позвонить родителям, но сдержалась. Я ждала, пока они вернутся домой утром, чтобы рассказать. Я хотела увидеть их лица, когда скажу, что их мечта и их наследие будут продолжаться. Но я не сказала им, что решила сделать на благотворительный ужин. Я хотела сохранить эту часть в тайне, пока они не войдут в шатер, и была рада, что так поступила. Выражение лица мамы говорит все, что мне нужно. Что я не перегнула, изменив все, и, хоть это ее потрясает, ей это нравится.

Огромный белый шатер, и скатерти белые, но на этом все из прошлого кончается. Потолок задрапирован красной, лиловой и зеленой тканью, которые соединяются в центре, где висит большая люстра. Большие букеты красной и лиловой магнолии стоят в вазах в центре каждого стола, обвязанные зеленой лентой. Все вокруг полно ярких красок, а не скучного однотонного цвета — именно этого не хватало Эверетту, пока он был далеко от дома.

Нехотя, но я все же позвала «Пистолеты и позеры» — любимую кавер-группу Эверетта из 80-х, и они играют мягкие рок-баллады на сцене в конце шатра, пока люди заканчивают ужин. В этот раз мы кормили гостей лучшей грудинкой в городе из «Барбекю Льюиса». Пришлось долго извиняться перед прошлым поставщиком, который обслуживал бал более двадцати лет, и пообещать, что скоро мы устроим еще одну вечеринку с его участием, но это того стоило.

Я верила, - как только Эверетт прибудет, он по одному взгляду поймет, что я сделала и для чего. И даже дождик, который шел всю ночь, не смог испортить мне настроение и предвкушение. Я знаю, что это благотворительный ужин для лагеря, а не для Эверетта, но я убиваю двух зайцев одним ударом. Я делаю этот лагерь своим, забираю наследие родителей, привнося свою лепту. И я показываю Эверетту, что он много значит для меня, и как важно для меня его счастье.

— Полагаю, эти изменения связаны с возвращением некоего мужчины в твою жизнь, и которого ты все время выглядываешь? – спрашивает мама, тихо смеясь, когда мой рот раскрывается.

Во время всех наших телефонных звонков за последние несколько недель я приукрасила возвращение Эверетта и то, как я с этим справлялась. Я сказала маме, что была в порядке, что это не было проблемой, что мы с Эвереттом восстановили нашу дружбу, и все. Мама была одним из самых важных людей в моей жизни, чье мнение я ценила выше прочих, и я не была готова к тому, чтобы она сказала мне, какая я дура. Не важно, считала бы она меня дурой за то, что я ничего не сказала Эверетту, или за то, что я думаю, что мы могли пересечь черту дружбы и ничего не испортить. Так или иначе, тогда я не была готова это слышать, но теперь мне это нужно. Мне необходимо услышать от нее, что я поступаю правильно.

После того, что случилось в шатре вчера я не могла перестать думать о том, что произойдет дальше. Я не могла перестать думать о том, как Эверетт держал меня, как смотрел на меня, и как мы были в секунде от поцелуя, пока нас не перебили. Я еще ничего так не хотела в своей жизни, и я боялась того, как поступит Эверетт, когда я откроюсь ему, расскажу, что не могу жить без него, и что без него в лагере не было счастья.

Я не видела Эверетта с тех пор, как мы расстались на крыльце вчера, но получила сообщение от него утром. Он писал, что ему нужно было разобраться со своими делами, и мы увидимся вечером. Я ненавидела то, что мы не смогли остаться одни прошлой ночью, и я не смогла поделиться с ним восторгом из-за конца игры для Стратфорда, но я знала, что будет даже лучше, когда он приедет сюда.

— Я думала, ты и Грейди уже будете на танцполе, не отпуская друг друга, — говорит мама, отвлекая меня от мыслей и заставляя смотреть на нее как на безумную.

— Грейди? Зачем ему тут быть?

— Ох, прости. Вы видели друг друга месяцами. После смерти Эйдена я думала… Я встречала его несколько раз, когда он забирал тебя, и мне он понравился. У него хорошая семья. Я думала, он тебе нравился, но ты просто боялась снова позволить себе любить,—  объясняет она.

— Я и боялась позволить себе любить, но не Грейди, а Эверетта, — шепчу я.

Мама определенно сильно шокирована. Ее рот открывается, глаза расширяются, и она качает головой.

— Но… Эверетт? Серьезно? Я всегда догадывалась, что ты ему нравилась, но не думала, что его чувства взаимны. От него всегда были проблемы, а потом он уехал и даже не вернулся на похороны Эйдена. Прости, Кэмерон, но я ему не доверю.

Все мои силы уходят на то, чтобы не закричать на маму, устроив сцену при всех. Я шагаю ближе к ней и говорю, едва сдерживая гнев и разочарование:

— Разве твоя собственная мама не ненавидела папу так сильно, что спровадила на войну, где его мучили пять лет и чуть не убили? Ты должна понимать, каково это — быть несправедливо осужденным. Прошу, не вини Эверетта за то, что он сделал, когда был младше. Ты не знаешь о нем ничего. Ты не знаешь, как много он пережил, помогая людям, какие ужасы он видел. Ты не знаешь, как он борется каждый день, чтобы не сломаться от тех воспоминаний,— говорю я и сглатываю слезы.

Мы с мамой так похожи, что нас часто принимают за сестер. У нее такие же длинные рыжеватые волосы, такие же пронзительные зеленые глаза с густыми ресницами, худое телосложение и длинные ноги. Но я вдруг ощущаю, что не смотрю в зеркало, когда гляжу на нее. Я вижу печаль и сожаление на ее лице, хотя знаю, что на моем лице гнев и возмущение за Эверетта.

— Лагерь остается открытым благодаря ему и тому, что он сделал для меня. Он поставил свою жизнь на паузу ради меня. Последние несколько недель он проводил каждый миг, делая все, чтобы мечта, которую начали вы с папой, могла работать. Я любила его с тринадцати лет. Я думала, что держала это под контролем, думала, что выросла и пережила это, а потом он вернулся, и все те чувства и желания кричат мне сделать с этим что-нибудь. Сказать ему о том, что я чувствую, что я всегда чувствовала, и надеяться, что он будет чувствовать то же самое, потому что я не могу без него. Я не могу дышать без него, — я всхлипываю, и мама быстро приближается и обвивает меня руками.

Она раскачивает меня в своих руках, я вытираю слезы и стараюсь взять себя в руки.

— Прости. О, малышка, прости. Ты права. Ты полностью права. Я – дура и лицемерка, а ты имеешь право злиться на меня, — говорит она, отодвигаясь и помогая мне вытереть слезы со щеки. – Моя мама и правда удерживала меня от твоего отца, и это был один из темнейших периодов моей жизни. Я поклялась, что не сделаю такого с тобой. Поклялась, что не стану судить того, кто захочет ценить и любить тебя. Наверное, я просто в шоке. Я всегда видела, как он на тебя смотрел, но не придавала этому значения. Ты – мой мир, Кэмерон. Ты – часть моего сердца, живущая вне моего тела, и я просто не хочу, чтобы ты пострадала. Я видела, что его отъезд с тобой сделал годы назад, и я не хочу, чтобы ты снова так страдала.

Ее объяснение помогает мне почувствовать себя лучше. Теперь я хотя бы знаю, что она не ненавидит Эверетта, просто переживает за меня.

— Понимаю. Я тоже не хочу так страдать, но тебе нужно просто поверить, что я знаю, что делаю. Отчасти, — говорю я со смешком и глубоким вдохом. – Я долго скрывала чувства к Эверетту, но устала от этого. Лагерь в порядке, но я не знаю, в порядке ли я. Ты боялась рассказать папе о своих чувствах, когда была младше? – спрашиваю я, глядя на море людей, смеющихся и наслаждающихся едой, вокруг нас.

— Я была в ужасе, — смеется она. – Признание давало ему силу. Силу любить меня в ответ еще больше или силу сломать меня так, как я мне еще не довелось испытать.

Она поворачивается ко мне, прижимает ладони к моим щекам.

— Никто не найдет ничего в жизни, не рискуя, малышка. Что тебя пугает больше: сказать ему, как ты себя чувствуешь, и получить отказ или держать все в себе, проводить остаток жизни в догадках?

— Я устала гадать. Я больше так не могу, — шепчу я.

Мама нежно улыбается мне.

 —Тогда это твой ответ. Признание твоему папе в любви было как прыжок с утеса. Страшно и восхитительно одновременно. Прыгни. Судя по всему, что ты мне рассказала, Эверетт сможет тебя поймать.

Она наклоняется и целует меня в щеку, а потом уходит искать отца. Вокруг толпа, но некоторые отходят к танцполу, позволяя видеть людей в другой части палатки, где была дверь, ведущая на ужин.

Сердце трепещет в груди, когда я вижу, как входит Эверетт.

Я давно не видела его в чем-то, кроме джинсов или шорт с футболкой, и я чуть не забыла, как он неотразим, когда принарядится. В этом годудресс-код был не таким строгим, и я сообщила всем приглашенным, что фраки и бальные платья не обязательны. Я хотела бы видеть Эверетта снова во фраке, но увидев, как он идет по комнате в прямых черных штанах, белой рубашке с закатанными до локтя рукавами и с черно-белыми полосатыми подтяжками, я раскрыла рот, ощущая, как выступает слюна. Бородка на его лице была аккуратно подстрижена, и я не могла дождаться, чтобы ощутить ее своим телом.

Мои ноги сами начинают двигаться ему навстречу. Мне нужно быть рядом с ним, опустить ладони на него и ощутить его руки вокруг себя, но я замираю, когда фантазия начинает рушится.

— Ого. Ты на миг стала мечтательной, а теперь выглядишь так, словно кто-то убил твою собаку. Что случилось? – спрашивает Амелия, подходя ко мне.

Я качаю головой, слезы наполняют глаза, и все расплывается. Я знаю, что должна отвести взгляд, но не могу.

Амелия поворачивает голову туда, куда я смотрю, и выдает ругательства, которые обычно заставили бы меня смеяться. Но в этом нет ничего смешного. Ничто из увиденного не веселит меня.

— Кто, черт возьми, эта потаскуха, и почему она висит на Эверетте? — спрашивает она, глядя на катастрофу, происходящую на наших глазах.

Я хочу сделать вид, что это не происходит. Что Эверетт не пришел на благотворительный ужин с высокой рыжеволосой девушкой, которая сейчас обвивает руками его плечи, прижимается ртом к его уху и что-то нашептывая.

«Может, она просто гость, увидела, какой он красивый, и подумала, что может ей посчастливиться поймать его? Эверетт вот-вот вежливо отодвинет ее, поймает мой взгляд, робко улыбнется и устремившись ко мне...”

Однако этого не происходит. Рука Эверетта скользит по тонкой талии рыжеволосой девушки, придерживает ее рядом с ним, они идут сквозь толпу, останавливаясь через каждые несколько футов, чтобы кого-нибудь поприветствовать.

Мое сатиновое платье с широкой юбкой изумрудного цвета, низким декольте и черным сатиновым пояском на талии, который я выбрала, думая об Эверетте, вдруг кажется глупым и гадким, по сравнению с узким белым платьем-футляром, подчеркивающим каждый изгиб тела  девушки, что виснет на руке Эверетта. Мои длинные светлые волосы, которые я два часа превращала в мягкие локоны, заплетя несколько прядей в косички и запустив их в кудри, вдруг показались детскими и не такими сексуальными, как прямые рыжие пряди девушки.

— Ладно, он пришел с парой. Это не конец света. Ты ему еще не говорила, что любишь его. Мы можем это исправить, — уговаривает меня Амелия.

Слезы начинают литься по моим щекам, и я мотаю головой, вспоминая слова Эверетта, сказанные мне, когда мы были подростками. Я сберегла их за эти годы, и они всегда придавали мне надежду.

«Это место - особенное для меня. Оно помогло мне пережить самые сложные времена. Я никогда не приведу сюда не особенную девушку. Которая значит для меня меньше, чем это место».

Или он врал мне тогда, или все это время в его жизни был некто особенный, и я просто по глупости не поняла этого. Отвлеклась на свои проблемы и фантазии, не спросила у него, был ли у него кто-то. Я хочу злиться. Хочу подбежать и накричать на него. Спросить, что он творил со мной последние несколько недель? Зачем флиртовал, смотрел так, словно хотел меня, касаться так, словно он нуждался во мне?

— Поздно, – говорю я Амелии сломленным голосом. – Он сказал, что приведет сюда только кого-то особенного. Я всегда мечтала, все эти годы, чтобы причиной, по которой он не приводил сюда девушку, было то, что особенная уже была тут.

Я смеюсь, но сдавленно и не весело.

— Я такая дура, — бормочу я, слезы текут сильнее, я начинаю пятиться от Амелии, но, как бы больно не было, не могу отвести взгляда от Эверетта и женщины, которую он прижимает к себе.

— Кэмерон, стой. Не уходи, — умоляет Амелия.

Я ее не слушаю. Я не могу оставаться тут. Я разворачиваюсь, опускаю голову, чтобы никто из гостей не видел мое расстроенное лицо, и устремляюсь из шатра под дождь.

Я разогналась и прыгнула с того утеса, о котором говорила мама, но Эверетт меня не поймал.

Глава 30

Эверетт

Все запуталось.

Не Кэмерон прижималась ко мне, не ее руки обвивали мои плечи. Я кривлюсь и с трудом сдерживаюсь, чтобы не столкнуть их с себя. Девушка рядом со мной, ощущается не так, пахнет не так, и ее горячее дыхание, пока она хихикает и шепчет глупости мне в ухо, показывает, насколько она пьяна. Я вынужден обвить рукой ее талию, пока мы идем по шатру, чтобы она не упала с чертовых каблуков и не опозорила себя.

Я убью брата за то, что навязал мне свою девушку, потому что сам он задерживается на работе. Почему он решил предложить ей встретиться у моего дома, я так и не понял, однако я не мог ответить отказом на его жалкую мольбу, когда он позвонил и сказал, что опаздывает. Мне оставалось или взять ее на бал, чтобы Джейсон мог встретиться там с нами, или стоять на моей кухне половину ночи и наблюдать, как девушка брата напивается до комы бутылкой текилы, которую вытащила из сумочки, едва я ее впустил.

Сейчас я жалею, что не оставил ее дома, чтобы она отключилась на моем диване. Мои мысли далеко, пока я слежу, чтобы эта девушка не упала посреди танцпола, или чтобы ее на кого-то не стошнило.

За последние сутки моя жизнь покатилась под откос, и мне некого винить, кроме себя. Я идиот. Полный идиот.

Получив сообщение от Бобби, уехав из лагеря и уговорив его не выпивать, я хотел вернуться к Кэмерон и продолжить начатое, ненавидя то, что мне пришлось уйти от нее, когда мы были на грани чего-то нового. Но я не мог подвести парня, и я знал, что Кэмерон поймет меня. А потом я вернулся в лагерь, увидел, как она плачет из-за Эйдена, и все рухнуло.

— Эй, придурок. Что за потаскуха?

Я поворачиваю голову и вижу Амелию. Она свердит взглядом женщину, прилипшую к моему боку.

— Я - Бетани! – чирикнула она, протягивая руку к Амелии, не понимая из-за пьяного состояния, что ее только что оскорбили.

— Плевать, — говорит Амелия скучающим голосом, игнорируя протянутую руку Бетани и зло глядя на меня.

— Прости, я опоздал. Что я пропустил? —-спрашивает Джейсон, появляясь с другой стороны от Бетани.

Она тут же отпускает мои плечи и бросается на него. Джейсон отшатывается на несколько шагов, а потом обнимает ее за бедра, чтобы они оба удержались на ногах.

— Ты пропустил около галлона текилы, — говорю я ему. – Ты у меня в серьезном долгу, и это даже не смешно.

Джейсон смеется, но его улыбка быстро умирает, когда он замечает Амелию.

— Погоди. Так она — твоя пара? – спрашивает она, упирая руки в бока и хмуро глядя на него.

— Я… эм… ну… — лепечет Джейсон, пытаясь отцепиться от Бетани, которая держит его не из-за того, кто хочет, а потому что вынуждена, иначе она распластается на полу.

— Тебе так сложно было спросить меня, хочу ли я пойти с тобой? — раздраженно спрашивает Амелия. Джейсон продолжает стоять и пялиться на нее с раскрытым ртом. – Забудь. Я разберусь с тобой позже.

Она отводит взгляд от моего брата и указывает на меня.

— Ты. Иди со мной.

Она разворачивается и уходит, и я решаю последовать за ней, когда слышу, как Бетани тошнит. Оставив брата разбираться с его проблемами, я быстро двигаюсь сквозь толпу, пока не догоняю Амелию, стоящую у выхода из шатра.

— Тебе сильно повезло, что она была не твоя пара, — говорит Амелия, как только я подхожу к ней. – Тебе придется долго извиняться перед Кэмерон, но я тебя поддержу.

Я не знаю, о чем это Амелия, но, чем больше она говорит, тем сильнее я злюсь.

— Мне не нужна поддержка. Уверен, что Кэмерон в полном порядке.

Амелия смотрит на меня, щурясь.

— Ты уверен? Издеваешься? Я еще не видела ее такой раздавленной как, когда ты вошел в ту проклятую дверь с другой женщиной на руке. Что на тебя вообще нашло? – спрашивает она.

— Может, я, наконец, понял, что не хочу быть для Кэмерон средством оправиться от потери Эйдена! – парирую я и сжимаю кулаки, когда правда моих слов бьет меня тонной кирпичей.

Мне плохо от того, что я сказал такое вслух, но теперь это вылетело, и я не могу его вернуть. Я ненавижу себя за ревность к лучшему другу, но ничего не могу поделать. Все во мне болит от того, что он получил то, что я всегда хотел.

Амелия открывает и закрывает рот, как рыба без воды, и я зло запихиваю руки в карманы штанов. Я не хочу обсуждать это сейчас, еще и с Амелией. Она не знает, что происходит, и никогда не поймет.

— Ты просто идиот, — бормочет она, качая головой.

— Что, прости?

— Ты меня слышал. Ты, черт возьми, идиот! – говорит она, повышая голос, не переживая, что нас могли слышать люди поблизости. — Ты никогда не мог быть для Кэмерон средством оправиться от потери Эйдена.

— Да? – фыркаю я. – И почему это?

Она шагает ко мне и понижает голос, гнев из него вдруг пропадает и сменяется искренностью.

— Потому что, идиот ты такой,  Эйден всегда был ее попыткой оправиться от потери тебя, — говорит она, вздыхая. – И это даже попыткой назвать-то нельзя. У них было три свидания за две недели после того, как ты уехал, и на каждом смущения было еще больше, чем на предыдущем, пока они не поняли, что все это — глупая идея. И даже не заставляй меня говорить о парне, с которым Кэмерон встречалась в старшей школе и с которым пересеклась после смерти Эйдена. Она держит его на расстоянии вытянутой руки. Боже, вы с ней вообще говорите о чем-то хоть немного важном?

“Что вообще происходит? Она не может говорить правду. Ни за что”.

— Кэмерон и Эйден любили друг друга. Он собирался сделать предложение. Она все еще носит его кольцо на пальце, — вяло отвечаю я, сердце бьется все быстрее, на теле выступает холодный пот.

— Ох, они точно не любили друг друга, — смеется Амелия. – Кэмерон была раздавлена и одинока, когда ты уехал, а Эйден хотел с ней переспать. Но дошло лишь до того, что Эйден подержал Кэмерон за руку за ужином в дорогом ресторане. Она занервничала и отдернула руку, сбив бутылку вина, которая вылилась на его колени. Через две недели Кэмерон познакомила Эйдена с матерью-одиночкой в лагере, и он влюбился в нее и ее дочь. Он сделал ей предложение за несколько месяцев до смерти. Хотя в одном ты прав — кольцо, которое она носит от Эйдена. Это был подарок на ее день рождения.

“Нет, нет, нет. Это не происходит. Не может происходить. Почему он не сказал мне? Почему не сказал, что любил другую, а не Кэмерон, и что собирался жениться не на Кэмерон?”

Я злюсь на Эйдена тридцать секунд, а за другие полминуты мой гнев становится виной. Он не сказал мне, потому что я не спрашивал. Я не просил у него детали. Я не просил его рассказать о женщине, которую он любил, потому что считал, что это была Кэмерон. Я знал, что он пригласил ее, как только я уехал. Я не мог слушать детали о том, что происходило между ними. Я был худшим другом в мире, потому что ничего не видел из-за своей ревности. Я оставался вдали четыре года, потому что не мог вернуться домой и увидеть Кэмерон счастливой с другим, даже если этим другим был мой лучший друг.

— И, если ты все еще сомневаешься, то оглядись, друг мой. Что-то выглядит знакомым? – спрашивает Амелия.

Я наконец осматриваю шатер, и резко выдыхаю, словно получил удар в живот.

 Красные, лиловые и зеленые украшения, магнолии на каждом столе, люди ходят мимо с тарелками грудинки барбекю, и по одному восхитительному запаху я знаю, что она из «Льюиса». Группа, которая играет в дальнем конце шатра, вдруг привлекает мое внимание, и мои руки начинают дрожать, когда я понимаю, кто они.

— Я же сказала — тебя ждет много извинений, — напоминает Амелия. – Уходя, Кэмерон сказала что-то о том, что ты привел бы сюда только особенную девушку. Я простила тебя, поскольку знаю, что та рыжая не была твоей парой, но Кэмерон — другая история. Я не шучу, когда говорю, что еще не видела ее настолько раздавленной.

Кэмерон заполнила это место всем, чего мне не хватало, пока я был заграницей. Она сделала это для меня, а я разбил ее сердце.

«Боже, я придурок!»

— Она пошла туда, к конюшням, — говорит Амелия.

Я даже не успеваю поблагодарить ее. Я бегу под дождь, хлюпая по лужам, двигаясь как можно быстрее по лугу, пока не добираюсь до конюшен. Стряхивая с себя воду, я вхожу внутрь и озираюсь, ища Кэмерон. Основной свет выключили на ночь, горят только большие лампочки, висящие гирляндами под потолком.

Быстро двигаясь по длинному проходу, я миную все загоны лошадей, пока не попадаю в большую кладовую. Я останавливаюсь при виде Кэмерон. Она спиной ко мне, упирается локтями в перила ворот, ведущих во внутреннюю арену, глядя на большую пустую комнату.

Я смотрю, как ее голова опускается, слышу, как она вздыхает и поворачивается ко мне. Она явно слышала мои шаги.

Ничто не готовит меня к тому, что я вижу, когда она оборачивается. Зеленое платье на ней – самое потрясающее из всего, что я видел, хоть оно и мокрое от дождя, а юбка липнет к ее бедрам. Мокрые пряди светлых волос липнут к ее шее и плечам. Она такая красивая из-за дождя, но не от этого мне сложно дышать. Видя разбитое состояние, о котором говорила Амелия, на ее лице, слезы, катящиеся по ее щекам, смешивающиеся с дождем, насквозь промочившим ее, я ощущаю нож в сердце.

Мы молчим, я продолжаю шагать к ней, а потом останавливаюсь в паре футов от нее.

— Ты никогда не любила Эйдена, — не спрашиваю, а утверждаю я.

Она смотрит на меня, как на безумца, а потом зло смахивает слезы со щек.

— Что? Нет, конечно, я никогда не любила Эйдена. Ты серьезно?

Я киваю, делаю еще шаг вперед.

— Ты говорила искренне, когда сказала, что не знала, как быть счастливой без меня тут? Что ты не знала, как жить без меня? – спрашиваю я.

Она прищуривается, и с раздражением скрещивает руки перед собой.

— Ты - дурак! Не верится, что ты спрашиваешь у меня это. Не верится, какой дурой я была, — жалуется она.

— Просто ответь. Ты серьезно?

Она мотает головой, и я вижу, как ее щеки вспыхивают от гнева.

— Кэмерон, ты серьезно?

— КОНЕЧНО, СЕРЬЕЗНО! – наконец, кричит она, всплескивая руками.

Я делаю еще шаг к ней.

— Но это не важно, да? Все это не важно, — продолжает она, гнев в ее голосе быстро сменяется тихим всхлипом, разбивающим мое сердце. – Я просила тебя дать мне причину. Четыре года назад я просила дать мне причину, и ты не дал. Ты оттолкнул меня и уехал. И вот мы вернулись туда, где начали, и все происходит снова. Я позорю себя, загадываю желания, которые не сбудутся. Ты вышел из игры пять лет назад, а теперь делаешь это снова. Я больше так не могу, Эверетт. Я не могу больше играть в эти игры.

Я смотрю ей в глаза. Я вижу, как слезы катятся по щекам, и я знаю, что после этого мига возврата не будет.

— Для меня это никогда не было игрой.

С последним шагом я сокращаю расстояние между нами. Быстрым движением я ловлю ее лицо ладонями и прижимаюсь ртом к ее губам.

Глава 31

Кэмерон

Я видела достаточно романтических фильмов. Прочла достаточно романтических книг. Я слышала фразу: «Он поглотил меня» не меньше сотни раз, но не понимала ее.

До сегодняшнего дня.

До момента, когда Эверетт врезался губами в мои.

До того, как я открыла рот, охнув, и его язык тут же проник внутрь.

Он полностью поглощает меня, толкая свой язык в мой рот, заставляя мою голову отклониться, чтобы углубить поцелуй. Он вдыхает меня, и я ему позволяю. Я отдаю ему все, что есть, потому что… этот миг – все. Этот поцелуй – все.

Я сжимаю его рубашку, притягиваю ближе, нуждаясь в большем. Нуждаясь в его жаре, согревающем снаружи. Я знаю, что должна оттолкнуть Эверетта. Я знаю, что должна задаться вопросом, с чего он вдруг решил поцеловать меня, и что мне нужно спросить о женщине, которую он привел на бал сегодня.  Но я ждала этого момента так долго, и это ощущается как сон, и мне не хочется думать больше ни о чем. В моей голове нет места, чтобы думать о чем-то, кроме губ Эверетта на моих.

Когда он опускает руку с моей щеки и обвивает ею талию, притягивает меня грубо к себе, я перестаю думать. Его рука сжимает меня, и мои ноги вдруг отрываются от земли. Я обвиваю руками плечи Эверетта, цепляюсь за него, ощущаю, как меня поворачивают. Моя спина ударяется о стену рядом с нами, Эверетт прижимается ко мне, и я ощущаю каждый его дюйм от груди до живота и бедер, давящих на меня, пока он продолжает наказывать меня губами и языком.

Я обвиваю его ногу, притягиваю ближе. Он сгибает колени и подталкивает меня вверх. Я крепче сжимаю его плечи и поднимаю другую ногу к его поясу. Я стону, ощущая его между своих бедер, твердого и полного желания. Его ладони поднимаются с моих голых ног по влажной юбке платья, пока он не сжимает мою попу ладонями, притягивая меня сильнее к его члену, рвущемуся из штанов. Я двигаю бедрами, скользя по нему, желая ощутить… куда больше.

Вдруг Эверетт отрывает рот от моего, и я тихо скулю, не готовая, чтобы это кончилось. Я не хочу, чтобы он останавливался. Я не хочу, чтобы он думал о причинах, почему это плохая идея. Не хочу давать ему ни мига для сожалений из-за происходящего между нами.

Эверетт откидывает голову и заглядывает мне в глаза.  Я задыхаюсь, сердце выскакивает из груди, и я хочу большего. Мне все равно на дыхание. Плевать на все, кроме его губ на моих.

Эверетт отпускает мою попу, поднимает руку и убирает мокрые пряди волос, прилипшие к моему лицу во время поцелуя. Он прижимает теплую ладонь к моей щеке и большим пальцем гладит кожу.

– Она была не моей парой, а Джейсона, – тихо говорит он, не сводя с меня глаз. – Нет и не будет другой женщины в этом мире, которая была бы важнее для меня, чем ты.

Я задержала дыхание, ожидая, что он скажет, что наш поцелуй был ошибкой, и теперь судорожно вздыхаю.

– Я никогда не хотел ни одну женщину сильнее, чем тебя. Если не хочешь этого, не чувствуешь того же, скажи сейчас, и я уйду. Между нами ничего не изменится, обещаю. Я не хочу потерять тебя, Кэмерон.–  Он сглатывает и шепчет: – Я не могу потерять тебя снова.

Я просто киваю, в страхе, что если заговорю, эмоции превратят меня в рыдающую кучу. Я отвечаю Эверетту, прижав ладони к его затылку и возвращая его губы к своим.

Он стонет в мой рот, и я ощущаю, что это от облегчения. Я сжимаю ногами его пояс, когда он обвивает меня руками, поднимая выше, чтобы отнести в комнатку рядом со стеной, к которой мы прижимались.

Как только мы входим, Эверетт закрывает дверь ногой и прижимает меня к ней. Наши ладони оказываются всюду. Нижняя половина его тела прижимает меня к двери, и его ладони могут свободно скользить. Он отрывает рот от моего и смотрит, как касается  меня. Он водит ладонями по моим голым плечам и по грудям, ловит их в ладони, приподнимает и сжимает. Я стягиваю с Эверетта подтяжки и рывком распахиваю его рубашку, от чего пуговицы отлетают и стучат по полу.

Я вожу ладонями по его шее и плечам, смещая рубашку. Она спускается по рукам и падает на пол. Я глажу грудь Эверетта, ощущаю грохот его сердца под горячей кожей.

 Он скользит ладонями вверх до моих плеч и сжимают в кулаках широкие лямки платья.

– Тебе очень нужно это платье? – спрашивает он.

– Нет, – отвечаю я.

Эверетт разрывая платье сзади, лямки падают с моих плеч, оставляя голой по пояс. Он быстро хватает пострадавшее платье, убирает его от нас и бросает в сторону.

– Боже, Кэмерон, ты такая красивая, – шепчет Эверетт, скользя взглядом от моей обнаженной груди к лицу.

Он опирается одной рукой о дверь, другой гладит мою ключицу, потом медленно опускает ее, сжимает мою обнаженную грудь и потирает большим пальцем сосок.

Я тихо стону.

 Эверетт смотрит на то, что делает со мной, а я гляжу на него. Его глаза темнеют, губы приоткрываются, и я ощущаю пульсирующий влажный жар между ног, пока он нежно теребит мой затвердевший сосок.

Я еще никогда не ощущала такого сильного желания. Никогда не хотела кончить просто от руки мужчины на моей груди, и знаю, что все это происходит из-за Эверетта. От того, как он смотрит на меня, и из-за того, что я мечтала об этом моменте почти всю жизнь.

Я тянусь между нашими телами, быстро расстегиваю его пояс и ширинку, желая большего. Желая коснуться его и ощутить в своей руке. Желая все, что он может мне дать.

– Кровать, – бормочет Эверетт, переводя взгляд на небольшую односпальную койку в углу комнаты, которую использовали конюхи, если лошади болели или кобылица собиралась родить.

Я запускаю ладонь под резинку его боксеров и обвиваю пальцами член, сжимаю и скольжу ладонью по всей длине.

– Черт, – стонет Эверетт, опускает лоб к моему и качает бедрами, пока я двигаю ладонью.

Я прижимаюсь щекой к его щеке, мои губы оказываются у его уха.

– Мне не нужна кровать. Мне просто нужен ты. Тут и сейчас, – шепчу я, потирая большим пальцем влагу, что собралась на кончике члена.

Эверетт выпускает мою грудь, подцепляет пальцами трусики на боку и быстро дергает. Раздается треск и через мгновение трусики присоединяются к испорченному платью на полу.

Мы смотрим друг другу в глаза, пока вместе спускаем с него брюки и боксеры так, чтобы он смог высвободить член и направить его в меня.

Он проникает самым кончиком и трется. Я закрываю глаза и откидываю голову назад.  Я такая влажная для него, полная предвкушения и желания, что схожу с ума от этого. Я сжимаю руками короткие волосы за затылке Эверета и прижимаюсь бедра к его.

Он накрывает мой рот быстрым поцелуем.

– Открой глаза и смотри на меня, – требует Эверетт, согревая своим теплым дыханием мои губы.

Я слушаюсь, и когда смотрю на него, он вонзает свой член в меня.

Я сдавленно кричу от наслаждения, когда ощущаю его внутри. Он такой твердый, полностью наполняет меня, и я  не понимаю, как так долго выживала без этого.

Эверетт крепко сжимают мои ягодицы, притягивает ближе и начинает резко толкаться. Я сцепляю лодыжки за его спиной и двигаюсь с ним в унисон, впуская член глубже. Эверетт все еще касается моих губ, легко, как перышко, и этот «почти поцелуй» заводит меня еще сильнее.

То, как Эверетт смотрит в мои глаза и берет меня у двери. Глубокие толчки и то, как его пах ударяется об меня каждый раз, когда он входит, заставляют мои ноги дрожать, а бедра дико двигаться, пока я быстро приближаюсь к оргазму.

Вся кровь в моем теле будто бушует в венах и собирается между моих ног. Клитор пульсирует и ноет от каждого толчка Эверетта. Он трахает меня, будто не может насытиться, и мне нравится, что он не нежничает со мной. После лет терпения и недель сексуального напряжения мы не можем делать это медленно. Мы ждали этого больше двадцати лет. Мне нужно быстро и сильно. Мне нужны шлепающие звуки наших соединяющихся потных тел, эхом доносящиеся до моих ушей. Мне нужно слышать его тихие ругательства, пока он толкается как можно глубже.

Мой оргазм быстро подступает.

– Эверетт, – стону я.

Он замирает, убирает одну руку с моей ягодицы, прижимает ее к моей щеке, и начинает снова быстро двигать бедрами.

– Скажи это снова. Мне нужно слышать свое имя, когда ты кончишь.

Эти слова и то, как пах Эверетта трётся о мой клитор, делают мой оргазм взрывом. Он охватывает меня так быстро, что чуть не лишает дыхания.

– Эверетт, Эверетт, Эверетт, – выдыхаю я, пока мои мышцы сжимаются вокруг члена.

Волны сильнейшего в моей жизни наслаждения вызывают желание прижаться к Эверетту и никогда не отпускать.

Эверетт рычит в мой рот и начинает двигаться снова.  Он грубо толкается, шепчет мое имя и, вонзаясь глубоко,  кончает.

Я крепче обнимаю его руками и ногами, его тело содрогается от силы оргазма, пока не замирает.

Эверетт опускает голову к изгибу моей шеи. Мы долго остаемся так, сжимая друг друга, пока пытаемся перевести дыхание и замедлить биение сердец.

Эверетт ошибался, когда сказал, что между нами ничего не изменится.

Этот миг меняет все.

Наконец-то.

Глава 32

Эверетт

Утреннее солнце заглядывает в окошко над кроватью, но я давно не сплю, просто лежу на боку, подперев голову рукой, и смотрю на спящую Кэмерон.

После всего, что случилось между нами, я хотел запереться с ней здесь, в этой комнатке, и не выходить, но понимал, что ей нужно вернуться к гостям. Мы пробирались в гостевой домик под покровом ночи и дождя, огибая лужи, прячась между кустами и деревьями от чужих глаз. Кэмерон ругала меня, безуспешно пыталась удержать на себе изорванное платье, а я просто смеялся. Мне давно не было так весело. Кэмерон переоделась, поправила прическу и макияж, и мы вернулись на благотворительный ужин. Мы провели остаток вечера по́рознь, что мне не по душе. Я хотел затащить Кэмерон в угол и целовать или вытащить на танцпол, крепко прижать к себе и покачиваться под музыку, уверяя себя, что это реальность, а не сон. Как только ужин кончился, Кэмерон утянула меня обратно в эту комнату и позволила в рекордное время сорвать с нее второе платье за ночь.

Глядя на спящую рядом Кэмерон, я размышляю, как вообще оказался тут, и как мне так повезло. Она лежит на животе, светлые волосы разметались по подушке. Я нежно веду кончиками пальцев по позвоночнику и спускаюсь к пояснице, туда, где начинается простыня.

Я прокручиваю все произошедшее между нами прошлой ночью в голове, и я все еще не верю, что это было реальным. Кэмерон не оттолкнула меня, когда я ее поцеловал, позволила коснуться, пустила в свое тело. Только с ней я ощутил себя снова дома. Боже, мы потратили так много времени. Я потратил много времени, пряча голову в песок, ревнуя, когда должен был просто признаться ей с самого начала.

Кэмерон тихо стонет. Я прижимаю ладонь к ее пояснице, она потягивается и поворачивает голову ко мне. Я скольжу ладонью вверх по ее спине, убираю спутанные волосы с плеча.

- Как давно ты не спишь? – спрашивает она, охрипшим ото сна голосом.

Я вожу кончиками пальцев по ее лбу, обводя идеальную бровь, спускаюсь по щеке, провожу большим пальцем по полной нижней губе.

- Достаточно долго, чтобы узнать, что ты говоришь во сне, - отвечаю я и тихо смеюсь, когда она закатывает глаза.

- Я не говорю во сне.

- Тогда это одна из лошадей шептала: «Эверетт, Эверетт, о, Эверетт!».

Я снова смеюсь, когда она, покраснев от смущения, отпихивает мою руку.

Я придвигаюсь ближе, опускаю ладонь на бедро и чуть толкаю, чтобы Кэмерон повернулась на бок.

- Ничего сексуальнее этого я еще не слышал, - шепчу я и гляжу на ее рот, когда она проводит языком по нижней губе.

- Не жалеешь теперь, когда солнце взошло? – спрашивает она.

Я вижу тревогу на ее лице и ненавижу это. Ненавижу, что даже после произошедшего между нами прошлой ночью, она все еще сомневается насчет меня и моих чувств, но я сам виноват. Я так долго упрямо не замечал того, что было прямо у меня перед носом. Я даже представить не мог, что мои чувства к Кэмерон взаимны, и жутко боялся потерять ее, если признаюсь в любви. Однако я все равно потерял ее – я оттолкнул Кэмерон. Не знал, как она вообще меня простила.

- У меня миллион сожалений, касательно тебя, но не насчет прошлой ночи, - уверяю ее я.

Кэмерон прижимает ладонь к моему лицу.

- Почему ты ничего не говорил? – шепчет она.

- Когда именно? – спрашиваю я со слабой улыбкой. – Когда тебе было четырнадцать, а мне семнадцать, и ты пришла в конюшни, пока я работал, и дала мне сильнейший стояк в жизни? Или, когда тебе было пятнадцать, а мне восемнадцать, и ты напилась в домике на дереве, и я придумывал сотню причин, по которым не мог тебя поцеловать? Или, когда тебе было восемнадцать, а мне двадцать один, и ты встречалась с тем придурком Грейди Стивенсом, и я хотел избить его до смерти, когда он касался тебя? Или прошлой ночью, когда Амелия сказала, что вы столкнулись несколько месяцев назад и снова стали встречаться, и я захотел выследить его и надрать задницу?

Кэмерон шокировано смотрит на меня. Я придвигаюсь еще ближе, скольжу ладонью по бедру, спине и прижимаю ее к себе.

- Я долгое время был идиотом, Кэмерон. Дольше, чем хочется признавать. Я сожалею о каждой минуте, которую провел с тобой, не признавшись в своих чувствах. Я желаю, что трусил и отступал в те моменты, когда был уже готов тебя поцеловать. – Я хочу, чтобы она знала и не сомневалась, что я серьезен в этом. В нас. Во всем, что происходит теперь и что случится потом.

Глаза Кэмерон наполняются слезами. Она быстро зажмуривается, тихо с дрожью вдыхает, открывает глаза и смотрит на меня.

- Ты здесь не один идиот. Я тоже должна была что-нибудь сказать, но боялась.

Я убираю ладонь с ее талии и прижимаю к ее щеке.

- Чего ты боялась? – мягко спрашиваю я.

- Что ты не ответишь взаимностью, и это испортит нашу дружбу. Что ты посмеешься надо мной и подумаешь, что я жалкая, раз влюбилась в тебя. Скажи я хоть что-нибудь раньше, ты бы не думал все это время, что я любила Эйдена. Меня убивает, что ты держался в стороне из-за этого.

Вздохнув, я убираю ладонь с ее щеки и крепко обнимаю за талию.

- Мы оба ошибались. Ты не можешь забрать всю вину. Я должен был спросить у Эйдена больше, когда он хвалился, что влюблен. Я должен был давно сказать ему, что у меня чувства к тебе, но я боялся, что, если произнесу это вслух, мое желание не исполнится. А я желал всегда лишь одно – быть с тобой, Кэмерон.

- Это было самое дерзкое, что ты когда-либо говорил, - отвечает она, прогоняя мрачное настроение, и улыбаясь мне. – Если бы ты так сказал одиннадцать лет назад, я, наверное, не отдала бы свою девственность Грейди Стивенсу, или не заставила бы беднягу быть мальчиком по вызову последние несколько месяцев, когда мне было одиноко и печально. Я желала, чтобы на его месте был ты.

Я хрипло рычу и крепче обнимаю Кэмерон. Я предполагал, что она потеряла девственность с тем гадом, но теперь, зная точно, хочу его убить. Эта мысль злит меня больше, чем то, что она спала с ним снова. Ведь я и сам не был монахом, пока был вдали от нее все эти годы.

- Ты за это заплатишь, - бормочу я.

Кэмерон переворачивается на спину, кладет руки под голову и хитро улыбается мне.

- И как именно ты меня накажешь? – спрашивает она низким соблазнительным голосом.

«Боже, она прекрасна».

Сейчас ее грудь открыта моему взгляду. Ее роскошные розовые соски тверды и просятся в мой рот.

Я убираю руку из-под ее тела, провожу ладонью по животу, бедру и двигаюсь ниже под покрывало. Кончиком среднего пальца я дразню ее щелочку и улыбаюсь, потому что Кэмерон уже влажная для меня. В восторге, что она обнаженная на кровати рядом со мной. Потрясенный, что могу так ее касаться после того, как долгие годы мечтал об этом.

- Прошлой ночь все было слишком быстро. Теперь я не буду спешить.

Я не дожидаясь ответа, я медленно скольжу пальцем в ее тугой влажный жар, пока не оказываюсь глубоко, насколько это возможно.

- Это было не слишком быстро. Это было… идеально - Кэмерон стонет и запинается, когда я сгибаю палец, а большим начиная ласкать клитор. – Оба раза были идеальны.

Я неспешно двигаю палец, и она двигает бедрами в такт. Я мучаю ее, не ускоряя темп, делая то, что и сказал: не спешу. Я смотрю на Кэмерон, отказываясь отводить взгляд. Я хочу запомнить все. Не желаю упустить ни секунды. Я не хочу забыть, как она выглядит, выгнув спину, откинув голову на подушку, сжимая простыни, когда я ввожу в нее второй палец. Я не хочу забыть румянец на ее груди и щеках, пока тру большим пальцем ее клитор. Я не хочу забыть, как она кусает губу, пока я двигаю ладонью между ее ног.

Прошлая ночь была быстрой и прекрасной, первый раз у двери, а второй на полу, потому что мы не смогли пройти и двух шагов в комнату, не сорвав друг с друга одежду, но я упустил все это. Я упустил красоту того, как Кэмерон медленно доходит до пика в моих руках.

Ее бедра двигаются быстрее, вбирая мои пальцы сильнее и глубже. Я смотрю, как ее губы раскрываются, и мой член вот-вот взорвется, когда она стонет мое имя, и я вытаскиваю пальцы из нее, поднимаю ее влагу к клитору, гладя его.

- Боже. Не останавливайся. Не останавливайся, - умоляет она, дергая бедрами.

«Как я жил так долго, не испытав этого? Как я буду существовать теперь, испытав это?»

Кэмерон отпускает простыню, обнимаем меня ладонью за затылок и тянет к себе, пока наши лбы не соприкасаются.

Я слушаю ее стоны, отмечаю каждое движение бедер, изучаю все, что могу о ее теле, и что заставляет ее ощущать себя хорошо. Я то двигаю в ней пальцами, медленно и глубоко, то вытаскиваю их и нежно обвожу клитор.

Я не спешу.

Я запоминаю то, как она сжимает меня.

Я запоминаю ее набухший клитор, пульсирующий под моим пальцем.

Я запоминаю, как она с придыханием произносит мое имя и умоляет о большем, не боясь и не смущаясь своих желаний.

Я опускаю голову, чтобы видеть ее лучше, запоминать все в этом моменте.

- Эверетт… Эверетт, - задыхаясь, шепчет Кэмерон, а я набираю скорость, кружу пальцами быстрее.

- Не сдерживайся, детка, - шепчу я, вхожу в нее пальцами глубоко, продолжая большим пальцем мягко тереть клитор.

Кэмерон сильнее выгибает спину, замирает и кончает, слушаясь меня. Она так крепко сжимает волосы на моем затылке, что, похоже, выдирает пару прядей. Однако боль стоит того. Я видел, как оргазм охватывает ее, и она кричит мое имя.

Румянец на ее груди становится темнее, она крепко сжимает внутренними мышцами мои пальцы, ее клитор пульсирует от оргазма, пока я продолжаю его мягко гладить, наполняя Кэмерон наслаждением до краев.

Наконец, она падает на матрац, ее грудь быстро вздымается, и я медленно убираю руку.

Я запоминаю то, как ее глаза с трепетом открываются, и она смотрит на меня.

Я запоминаю то, как она лениво улыбается мне, скользить пальцами по моим волосам на макушке, пока я устраиваюсь между ее ног.

Я запоминаю то, как она пахнет, и как ощущается жар ее тела, когда медленно вхожу в нее.

Я запоминаю все, зная, что все изменилось между нами. Зная, что друзьями мы больше не будем.

Когда Кэмерон обнимает меня ногами, сжимает руками плечи и тянет ближе, я в тысячный раз ругаю себя за то, что не сделал этого раньше.

Глава 33

Кэмерон

- Тебе нужно поговорить с ним. Он не может топать тут, бормотать и хмуро глядеть на Эверетта каждый раз, когда они в одной комнате, - говорю я маме с недовольным вздохом.

Она смеется, отталкивается носком от пола, покачивая качели, на которых мы сидим.

- Малышка, он – твой отец. И он видел свою дочь полуодетой, выходящей из комнаты с мужчиной без рубашки. Дай ему время прогнать эту картинку из головы.

Ладно, это я могу понять. Мне и самой было неуютно столкнуться с отцом, когда на прошлой неделе мы выходили из конюшни. Я была во втором за тот вечер платье. Оно было порвано, как и первое, а Эверетт был голым по пояс, потому что я прикрывала себя его белой рубашкой. Мои волосы были спутаны, макияж размазан, и было очевидно, чем именно мы занимались ночью. И следующим утром. Но мне тридцать. Я уже слишком взрослая для того, чтобы папа смотрел на Эверетта убийственным взглядом все это время. И все же я не могу сдержать улыбку, думая о неделе, прошедшей с того утра.

Я злилась, когда Эверетт вернулся в мою жизнь, потому что он идеально к ней подходил. А теперь нам просто замечательно вместе, и сложно поверить, что прошло всего семь дней.

- Хорошо видеть тебя снова счастливой, и ты опровергла мое мнение об Эверетте. Он хороший и очень заботится о тебе. Твой папа скоро сам это поймет, не переживай, - уверяет меня мама.

- Я не переживаю, и это должно быть странно, верно? Мы с Эвереттом сначала были лучшими друзьями, потом четыре года вообще не общались, затем вернулись к дружбе или вроде того, а теперь мы пара. От всей этой быстрой перемены у меня должна кружится голова, но этого нет, - говорю я.

- Быстрой? Вы знаете друг друга тринадцать лет, - смеется она. – Ты долго шла к этому, но путь был правильный. Ты должна была испытать тоску, боль, расставание, смятение и гнев, чтобы оценить то, что имеешь сейчас. Вряд ли вы двое были бы вместе, если бы хоть кто-то из вас раньше признался в своих чувствах. Вам нужно было испытать жизнь порознь, чтобы понять, что вместе лучше.

Обдумав это, я понимаю, что она права, хотя и не могу перестать гадать, что случилось бы, если бы мы так не боялись сказать о своих чувствах друг другу. Эверетт мог не продлевать раз за разом контракт с «Врачами без границ» для того, чтобы держаться подальше от меня и того, что, по его мнению, происходило между Эйденом. Он мог бы не винить себя за то, что не был тут, когда Эйден умер. Мы бы не потратили так много лет порознь, могли бы провести их вместе, ведь мы сочетались идеально.

Я слышу хруст шин, поднимаю взгляд и вижу облако пыли вокруг грузовика Эверетта, Он подъезжает, разворачивается и паркуется перед главным домом. Мама встает с качели, целует меня в щеку, а потом отодвигается и смотрит на меня.

- Я вижу, как крутятся шестеренки в твоей голове. Хватит перебирать в уме все «а если». Ты не можешь изменить прошлое, кроха. Ты можешь только идти вперед и принимать другие решения. - Она разворачивается, идет к входной двери, улыбается и машет Эверетту, когда он подходит к крыльцу.

Я смотрю в его глаза, сердце трепещет в моей груди. Он взбегает по ступенькам и без колебаний обнимает меня за щеки и прижимается губами к моим.

«Ты не можешь изменить прошлое… Ты можешь только идти вперед и принимать другие решения».

Слова мамы крутятся в голове, пока Эверетт нежно целует меня.

Я не знаю, перестану ли когда-то печалиться из-за решений в прошлом, но не могу не радоваться тому, какие решения мы приняли теперь.

Эверетт заканчивает поцелуй и улыбается мне.

- Привет.

- И тебе. - Я улыбаюсь в ответ. Он садится рядом со мной на качели и закидывает руку на спинку. – Как прошел обед с другом?

Эверетт продолжал каждую неделю посещатьвстречи анонимных алкоголиков, и ему позвонил ранее тот же парень, которому требовалась помочь в ночь перед благотворительным ужином. Эверетт тут же уехал встретиться с ним и убедить его не топить проблемы в алкоголе.

Он все свободное время проводит в лагере, то со мной, то помогая, где нужен, и я знаю, что эти собрания и встречи с друзьями, который он завел, дают ему цели в жизни. Однако этого не могло быть достаточно для мужчины, спасавшего жизни людей по всему миру. Я уже говорила, что ему стоит отослать резюме в местную больницу. Он улыбался и кивал, говорил, что это хорошая идея, но ничего так и не сделал. Я не хочу, чтобы он скучал. Я не хочу, чтобы он жалел, что вернулся и оставил работу.

- Нервно. Утомительно. Ему стало лучше в конце, но мне не сразу удалось этого добиться. Я просто хочу принять душ и уснуть.

Я прижимаюсь к его боку и прижимаюсь щекой к плечу.

- Бедняжка. Я предложила бы принять душ вместе, но если ты слишком устал… - я намеренно не заканчиваю предложение и чуть не падаю с качели, когда Эверетт вскакивает, хватает меня за руки и тянет за собой.

- Я сказал, что устал? Я полон сил. Скорее, идем, пока твой папа не понял, что я тут и не пригрозил меня убийственным взглядом, - шутит Эверетт.

Он смеется, но улыбка не задевает глаза. Я знаю, что поведение моего папы беспокоит его, и это меня злит. Эверетт был частью этой семьи с трех лет. Мой папа должен радоваться, что я с тем, с кем была всю жизнь, а не с тем, кого только встретила. Мама приняла мысль о нас вместе моментально, как только узнала Эверетта снова, и я не понимаю, почему папа не дал ему шанс.

Я открываю рот, чтобы пообещать, что поговорю с папой, когда машина подъезжает и останавливается перед домом, отвлекая меня от Эверетта. Женщина выходит из машины, хватает коробку с заднего сидения и идет в нашу сторону.

- О, боже.

Желудок нервно дергается, когда я понимаю, кто это. Я радуюсь ее приезду, но, судя по нахмуренному лица, она не разделяет мои чувства.

Она останавливается у ступенек.

Эверетт тут же придвигается ближе и обвивает рукой мою талию, защищая.

- Мишель, рада тебя видеть, - шепчу я. – Эверетт, это Мишель, невеста Эйдена.

Крепкая хватка Эверетта на моей талии ослабевает, он склоняется и протягивает ней руку.

Мишель игнорирует это, не сводя с меня злого взгляда.

- Я тут не для болтовни. Просто заехала отдать твои вещи. Я нашла их в квартире Эйдена во время уборки.

Она грубо толкает коробку в мою грудь, отступает назад и скрещивает руки на груди.  Я ели успеваю поймать коробку. В ней мой старый свитер, плащ, шлепанцы и несколько других вещей, которые я оставила у Эйдена, когда мы зависали вместе.

- Почему бы тебе не войти? Можем выпить чаю со льдом и поговорить. Я скучала по тебе и Эбби. - Я думая о ее десятилетней дочери, которую полюбила, когда та стала посещать лагерь пару лет назад. Я не видела девочку с похорон Эйдена.

- О, перестань, Кэмерон. Будто тебе было до нас дело, - говорит Мишель, закатывая глаза. – Я даже не знаю, почему ты познакомила меня с Эйденом, если хотела его себе.

В этом она обвинила меня после похорон Эйдена, и именно потому мы не говорили с тех пор, но ее слова все еще как нож в сердце. Она была моей подругой. Я радовалась видя, как она и мой лучший друг влюбляются, и горевала вместе с ней, ведь она уже похоронила одного мужа и снова потеряла любимого.

- Мишель, ты знаешь, что это не так. Эйден был моим другом. Я не хотела только счастья для вас. Мне очень жаль, что вы с Эбби потеряли его.

Эверетт поднимает ладонь по моей спине к шее и нежно ее массирует в молчаливой поддержке.

- Эйден был моим вторым шансом. Я смогла быть счастливой после потери мужа, и ты не дала мне этого. Ты знаешь, как больно быть всегда на втором месте для собственного жениха, даже когда он умирал? Я дала ему все, но этого было мало, потому что я не была тобой. Идеальная кроха Кэмерон с ее идеальной жизнью. Он поклонялся тебе. Следовал за тобой как щенок, особенно, когда ты стала получать те тупые письма. Отменял планы со мной и Эбби, чтобы убедиться, что ничего не случилось с жалкой маленькой Кэмерон. – Голос Мишель сочится ядом.

- Какие письма? – наконец, спрашивает Эверетт.

Мишель отводит взгляд на меня и недобро улыбается Эверетту.

- О, ты не знал? Бедной Кэмерон угрожают. Мой жених променял время со мной и моей дочерью на нее. Потому что она всегда была первой. Ее безопасность была важна. Даже на пороге смерти он хотел не меня у своей кровати, а ее. - Говорит она сквозь зубы, убийственно глядя на меня. – Ты даже не пыталась помочь. Это я должна была держать его руку, когда он умирал, говорить ему, что я любила его, и утешать.

Я опускаю коробку на крыльцо, шагаю от Эверетта к Мишель. Слезы мешают видеть, пока я спускаюсь по ступенькам, желая обнять ее и заставить поверить, что она неправа. Я несколько раз пыталась ей объяснить, почему Эйден не хотел, чтобы она видела его при смерти, но она не верила. Она никогда не понимала, что Эйден не хотел, чтобы она помнила хрупким, слабым и больным. Он желал, чтобы она помнила его красивым и полным сил мужчиной, которого она любила.  Это единственное, о чем я спорила с Эйденом, когда он заболел. Я настаивала, что Мишель заслужила быть с ним, но он не слушал. Он так же не хотел, чтобы Эверетт видел его таким.

Я замираю посреди ступенек, когда она вытягивает руку ладонью вперед, чтобы остановить меня.

- Вытри слезы, милая. Они мне не нужны, как и твои дурацкие объяснения. Я просто хотела отдать твои вещи и попросить перестать связываться со мной. Я не хочу твои телефонные звонки и сообщения, и я не хочу тебя рядом со мной или моей дочерью.

Мишель разворачивается, садится в машину и уезжает.

- Ого, а я думал, что это я ревнивец, - бормочет Эверетт, заставляя меня, как всегда, улыбнуться сквозь слезы.

- Я считала ее подругой. Я думала, что если продолжу пытаться связаться с ней, она подавит гнев и горе и послушает меня.

Эверетт спускается, становится за мной, кладет ладони на мои плечи и целует в макушку. Ему не нужно ничего говорить, хватает его близости для комфорта.

Мы с Эвереттом тихо стоим на крыльце, смотрим, как Мишель уезжает, пока Амелия не нарушает момент, прибегая по газону и останавливаясь у лестницы. Она оглядывается на машину, пропадающую вдали.

- Это была Мишель? Она смогла с тобой поговорить? – спрашивает Амелия, поворачивается, замечает слезы в моих глазах и вздыхает. – Видимо, нет. Мне жаль, милая. Ей просто нужно больше времени.

Я киваю, вытирая слезы со щек, зная, что никакое время не заживит боль и гнев в сердце Мишель.

- Жаль портить твой день еще сильнее, но пришла почта фанатов, - с сарказмом говорит Амелия. – Я хотела положить ее к остальному в папку, но не знала, хочешь ли ты сначала посмотреть.

Вздохнув, я беру конверт из ее протянутой руки, разрываю и вытаскиваю сложенный лист бумаги.

- Это еще что? – бормочет Эверетт, наклоняется и читает поверх моего плеча.

Ты пожалеешь, что испортила мою жизнь.

- Ничего, - говорю я, сворачивая бумагу, запихиваю в конверт и отдаю Амелии. – Убери это к остальным.

Эверетт быстро выхватывает его.

- Это не ничего, Кэмерон. Это серьезно. Об этом говорила Мишель?

Легкий дразнящий тон и сияющие глаза, которые были мгновения назад, когда он шутил о принятии душа вместе, пропали, как и тихое утешение во время визита Мишель.

Он сжимает конверт так сильно, что костяшки побелели.

- Эверетт, все хорошо. Мы все время получаем подобные письма, - говорю я, решая скрыть, что таких угроз мы еще не получали, поскольку он и так уже злиться.

- Что значит, все время получали такие письма? Почему ты не сказала мне? – рычит он сквозь зубы.

Мое желание успокоить его тут же пропадает. Я забываю об обиде и печали из-за обвинений Мишель, зло скрещиваю руки перед собой и смотрю на него.

- Может, потому что знала, что ты так отреагируешь, - парирую я.

«Зачем он устраивает проблему из ничего?»

- Как мне реагировать, когда я только что узнаю, что тебе угрожали?! – кричит он.

- Ну мне пора, - бурчит Амелия, медленно пятясь от нас. – У нас с Джейсоном планы на ужин, так что, ребята, постарайтесь не убить друг друга, пока меня нет.

Я даже не прощаюсь с ней, слишком занята, сверля Эверетта взглядом. И я слишком зла, чтобы признать, что Джейсону хватило смелости пригласить Амелию. Они стали парой после благотворительного ужина, когда Амелия устроила ему скандал после того, как помогла загрузить пьяную девушку в такси и отослать ее домой.

«Я еще успею порадоваться за нее, когда выражу свое мнение Эверетту».

- Мне нужно пойти с этим в полицию. Позвонить и выяснить, что происходит. Я не могу поверить, что ты не рассказала, - ворчит он, качая головой и глядя на письмо, которое все еще крепко сжимает в кулаке.

- Хватит вести себя как неандерталец и словно я не знаю, что делаю, - возражаю я. – Я не сказала, потому что это не проблема. Мои родители получали такие письма задолго до того, как я стала управлять лагерем. Если ты не заметил, тут в последнее время полная сумятица, и это дело не в начале списка того, что нам нужно обсудить.

- Ты явно не знаешь, что делаешь, раз письма не перестали приходить! – кричит он.

Я не даю себе сказать то, о чем могу пожалеть, разворачиваюсь и иду прочь от него, топая по ступенькам.

- Кэмерон! – кричит Эверетт.

- Да пошел ты! – отзываюсь я, шагая дальше.

Эйден бросился усиленно защищать меня, когда угрозы в записках стали расти. Из-за этого Мишель решила, что он любит меня больше ее и возненавидела меня.  Я не могу изменить прошлое, но могу принимать другие решения дальше. Например, не давать Эверетту стать альфа-самцом и думать, что я не могу позаботиться о себе.

Глава 34

Эверетт

Через час я нахожу Кэмерон на озере. Она сидит, свесив ноги, в конце причала. Сунув руки в карманы джинсов, я иду по деревянным доскам к ней.

Наверное, я не должен был давать ей уйти, но знал, что нам обоим нужно было время, чтобы остыть. Я, конечно, придурок из-за того, что сорвался на ней, но я ничего не мог поделать. Что-то в том письме насторожило меня. Что-то в тех словах задело память, но я не мог понять, почему. Я отреагировал, не думая, стоило только представить, что что-то случится с Кэмерон.

Я подхожу к Кэмерон, вытаскиваю руки из карманов и опускаюсь рядом с ней, свешиваю ноги за край.

- Прости. Я был придурком.

Я смотрю на ее профиль. Ветерок треплет прядки ее волос и бросает на лицо. Я убираю их за ухо, чтобы не мешали видеть Кэмерон.

Она, наконец, смотрит на меня и вздыхает.

- Я не скрывала письма намеренно. Я честно забыла о них.

- Знаю, - киваю я. – И мне жаль.

- Я не дура. Я знаю, что это серьезно, хоть лагерь получал такие письма годами, и ничего не происходило. Я бы никогда не подвергла детей такой опасности. Полиция получает копию каждого, а мы храним оригиналы в папке в кабинете.

- Знаю, - повторяю я, - но я переживаю не только о детях. Если с тобой что-то случится…

Она прерывает меня, прижимая пальцы к губам.

- Я собиралась тебе сказать, честно. И прости, что повела себя как стерва. Я не должна была кричать и уходить. Сначала Мишель появилась и наговорила всего, а потом Амелия с этим письмом… - она ерзает на месте и затихает.

Я убираю ее пальцы от своего рта, целую ладонь, сжимаю крепче, притягиваю ближе к себе и кладу наши руки на свое колено.

- Ты привлекательная, когда злишься.

Когда Кэмерон закатывает глаза, у меня на душе становится легче. Мне нравится спорить с ней, но я ненавижу, когда она злится на меня из-за моего плохого поведения.

Пару минут мы молчим и смотрим на озеро, а потом Кэмерон говорит:

- Эйден тоже разозлился, узнав о письмах, но это ты уже отчасти знаешь.

Когда она произносит его имя, в моей груди появляется тяжесть, но не такая, как до раньше. Не из-за ревности или вины, а потому что я был придурком и не говорил о нашем лучшем друге с возвращения. Даже на прошлой неделе, когда я узнал, что Эйден и Кэмерон никогда не любили друг друга.

Я должен был спросить. Казалось, я уже должен был усвоить урок, что лучше спросить, а не молчать, но я был слишком занят, раздевая Кэмерон как можно чаще за последние семь дней. Это было фантастично, но, чтобы наши отношения развалились, кроме занятий любовью нам нужно разговаривать. Мы слишком много лет не говорили о важном, и я не хочу теперь все испортить.

- Ох, он сейчас так смеялся бы над нами. - Кэмерон слабо улыбается, качая головой.

- Он все еще попытался бы залезть к тебе в штаны, а потом попросил бы меня оценить тебя по шкале от одного до десяти, - добавляю я с улыбкой.

- Он был ужасен на свиданиях. Не верится, что я повторила это еще два раза после первой катастрофы, - жалуется она. – В этом, кстати, я виню тебя.

Сейчас я уже могу смеяться над этим.

- Ты имеешь полное право винить меня. Я беру на себя ответственность. Я уже слышал, как он пытался схватить тебя за руку, и ты облила его вином, – говорю я.

Кэмерон вопросительно смотрит на меня.

- Амелия, - поясняю я.

- Конечно, - отвечает она, закатывая глаза. – Это была последняя капля. Хотя она должна была случиться после первого свидания, когда он повел меня в кино и постоянно выходил из зала, чтобы ответить своим шлюхам, которые все время ему звонили.

- Не может быть!

- О, да, - смеется Кэмерон. – Но это же Эйден. Я любила его из-за того, кто он. Он был забавным и полным жизни, не хотел упустить ни шанса повеселиться. Я прекрасно знала, что не изменю его, да и не хотела этого делать, потому быстро поняла, что свидания с ним – самая глупая идея.

Она затихает на пару минут, задумавшись, глядя на озеро.

- Ты бы видел его с Мишель и Эбби. Они его изменили, - грустно говорит она.

- Все еще не верится. Даже увидев Мишель и услышав, что они были помолвлены, я не могу поверить, что наш Эйден полюбил вдову с ребенком. Он ненавидел детей. Каждый раз, когда он был в лагере, он кривился, когда они подходили к нему, боясь, что они испачкают его дорогущий костюм.

- С ними он был другим. С ними обеими. Когда он впервые посмотрел на Мишель, я знала. Я видела в его глазах. Он не говорил больше о шлюхах, и он любил Эбби как свою дочь, - объясняет Кэмерон.

Ее лицо затемняет печаль, в глазах блестят слезы.

- Сегодня я впервые видела ее после похорон. Я пыталась ей звонить и писать, но она не отвечала. Она тяжело это восприняла. Это понятно, и я пыталась помочь, как могла, но ее стадии горя перепутаны. Она сразу перешла к гневу, и я только все ухудшила. Она стала винить меня за время, которое потеряла, потому что Эйдан был со мной, а не с ней и Эбби. Ей было слишком больно находиться рядом со мной, потому что это напоминало о нем. И все это время она ревновала, и это чувство развилось в ненависть. Мы были друзьями, а теперь она не хочет иметь со мной дела.

Я обнимаю ее за плечи и притягиваю к себе. В сотый, если не в тысячный раз, я желаю, что не приехал к Кэмерон, как только вернулся домой несколько месяцев назад. Она столько пережила, а меня не было рядом, чтобы помочь.

- Я не хочу спрашивать, но должен. Думаешь, это Мишель отправляет письма?

Кэмерон смотрит на меня и качает головой.

- Нет. Ни за что.

Я слышу в ее голосе сомнение, но не хочу спорить.

Я собираюсь позвонить в полицию насчет тех писем, даже если это разозлит Кэмерон. Мне не нравится, что кто-то запугивает ее. И я собираюсь узнать больше о том гаде, Грейди Стивенсе. Кэмерон как-то говорила, что он стал странным и властным, когда я появился. И, кстати, он сказал ей, что она испортила его жизнь. Уж очень это похоже на слова в сегодняшнем письме.

- Людям сложно идти дальше. Отпустить боль, печаль, страх, учиться жить снова и быть счастливыми, - говорю я ей.

- Поэтому ты не идешь работать в больницу? Боишься? Скучаешь по путешествиям, оставаясь на одном месте? – тихо спрашивает она.

У меня есть время, прежде чем нужно будет решить, подписывать ли еще один контракт с «Врачами без границ», но я уже знал, что собирался делать. Я знал это, как только вернулся сюда десять месяцев назад.

- Я скучаю по этому. Просто… - я утихаю, пытаясь привести мысли в порядок.

Я никому не говорил о своем решении или причинах, но Кэмерон заслуживает знать. Мы неделями восстанавливали дружбу, еще неделю развивали нечто большее, но еще не обсуждали ничего важного. Ей нужно знать все обо мне и то, что я сделал, пока отношения не зашли глубже.

Я пытался сделать вид, что неприятие ее папы – пустяк, и это не беспокоит меня, но это не так. Мне больно. И каждый раз, когда он хмуро смотрит на меня или выходит из комнаты, когда я вхожу, вызывает гадкое воспоминание о ночи перед моей первой поездкой заграницу. Причина, по которой я подтолкнул Кэмерон встречаться с Эйденом. Причина, по которой четыре года провел вдали от нее.

…Он недостаточно хорош для нее. Убьет его что ли, если он будет чаще улыбаться? Если Кэмерон и собирается быть с кем-то, то это должен быть мужчина, который сделает ее счастливой, а не тот, кто с кем она доведет себя до изнеможения, пытаясь исправить…

Слова, которые мистер Джеймс сказал маме Кэмерон в ту ночь, не покидали меня. Они укоренились глубоко в мозгу, и гнили там годами. И за последнюю неделю стало только хуже. Каждый раз, когда я касаюсь Кэмерон, когда целую ее, я слышу его голос в своей голове, говорящий, что я недостаточно хорош, и часть меня знает, что он прав. Часть меня ужасно боится, что, когда Кэмерон узнает все обо мне, то согласится со своим отцом.

- Есть грань между добром и злом. Правильным и неправильным. Я почти всю жизнь старался не пересекать эту грань. Ни с тобой, ни с кем-то еще. - Я смотрю на озеро, чтобы не видеть, как в глазах Кэмерон появится тоже выражение, что и у ее отца, когда он смотрит на меня. – Я всегда принимал правильные решения. Делал так, как было хорошо, как было правильно, и не думал, что однажды придется принять решение, которое изменит это. А потом я отправился заграницу.

Я умолкаю на минуту, вспоминая, как дышать. Отгоняя воспоминания, которые пытаются пробраться на первый план в голове. Крики, слезы, боль на лицах людей, потеря и гнев… все это мучило меня во снах с тех пор, как я впервые попал в страну третьего мира.

- Ты не обязан говорить об этом, если не хочешь, - Кэмерон успокаивающе гладит мою спину.

- Знаю, но мне нужно. Я слишком много времени держал это запертым внутри. Из-за этого я искал дно бутылки, вместо того, чтобы быть здесь с тобой, когда вернулся.

Она кивает и ничего больше не говорит, тихо ждет, что я продолжу.

- Я всю жизнь мечтал быть врачом. Помогать людям и быть героем. Я думал, что это было лучшим, что я мог сделать в жизни, и какое-то время так было, - продолжаю я. – Пока вдруг не стало очень просто переступить ту черту. Играть в бога с жизнями людей. Я знаю, что делал то, что должен был, чему меня учили. Я знаю, что есть лишь миг на принятие решения, когда кто-то умирает перед тобой, и тот миг считается. Я знаю, что не мог спасти всех, но я выбирал, кого спасать. Кто заслужил больше. Чей-то сын, чья-то дочь, чей-то отец. Я знал, что вакцин и лекарств хватит только на половину деревни, и выбирал достойных людей. Я отказывал матерям, считая, что они недостаточно хороши. Я отказывал отцам, считая, что они уже слишком больны для лекарств. Я не знал этих людей. Я не знал об их жизнях, об их страданиях, о том, что они пережили. Я судил их. Как простить себя за это, я не знаю. Я не знаю, как вернуться за ту черту, которую пересек, и смогу ли вообще это сделать теперь.

Я выдыхаю с дрожью, закрываю глаза и провожу ладонью по волосам. Я знаю, что, если бы не взял себя в руки месяцы назад, то и сейчас еще искал ближайший магазин алкоголя и напивался до беспамятства.

Я открываю глаза, когда чувствую, как Кэмерон, обняв лицо ладонями, поворачивает мою голову к себе.

- Что бы ты ни говорил, ты не пересек ту черту, Эверетт, - шепчет она, глядя мне в глаза. – Я знаю, что ты терял людей, но твои поступки и спасли многих других. Ты самый смелый и сильный мужчина из всех, кого я знаю. Ни на миг не думай, что ты хуже этого.

Ее слова как бальзам успокаивают мою душу, и впервые я начинаю верить тому, что она говорит. Я делал то, что не смогу забыть. Я принимал решения, которые будут преследовать меня до конца жизни, но с этой женщиной рядом, дающей мне больше, чем я заслуживал, я смогу перестать сомневаться в том, достаточно ли я хорош для нее.

Может, я смогу отпустить прошлое и сделать все, что возможное, чтобы опровергнуть мнение ее отца.

Глава 35

Кэмерон

Я обвиваю Эверетта ногами, приподнимаюсь, и он медленно входит в меня. Он стонет мое имя, и я крепко сжимаю его плечи, все еще не веря, что это мы. Что мы до этого дошли.

Даже после двух недель я никогда не привыкну к тому, как хорошо он ощущается во мне. Как идеально мы подходим.

Эверетт целует мою шею, и я, сцепив лодыжки за его спиной, двигаю бедрами. Он сжимает мою попу, притягивает сильнее к себе, проникая глубже медленными толчками и растягивая меня наиприятнейшим образом.

Я тяну Эверетта за волосы, не давая дальше нежно кусать мою шею, и впиваюсь в его губы поцелуем. Его язык движется в моем рту в том же темпе, что и бедра, раздувая огонь, что горит во мне с тех пор, как Эверетт ласками разбудил меня этим утром.

- Боже, как же в тебе хорошо. Просто идеально, - чуть откинув голову, бормочет он.

Эверетт остается глубоко во мне, задевая местечко, которое посылает покалывание по спине и заставляет поджимать пальцы на ногах.

Я смотрю на него и глажу пальцами его губы. Они мои. И он мой. Прошло столько времени, и он, наконец, мой. Эверетт вернулся ко мне, потому что нуждался во мне, хоть и ни сразу сумел признаться. Я всегда любила его, даже когда отрицала это. Всегда знала, что не смогу сбежать от него, как бы ни старалась. И теперь он мой.

- Люблю тебя, - шепчу я.

Я не впервые говорю ему эти слова. Я выпалила их в первый раз на прошлой неделе, когда ощущала меланхолию после общения с семьей, и Эверетт рассмешил меня, чтобы поднять настроение. Когда я их произнесла, он быстро поцеловал меня и притянул к себе. Он ни на секунду не дал мне смущаться из-за своего признания.

Я шептала ему эти слова перед тем, как уснуть, я бормотала их по утрам, когда брала кофе и спешила на работу, не замечая, что он не отвечал мне тем же, потому что я была безумно счастлива и занята лагерем.

Эверетт рычит глубоко в груди и прижимается ртом к моему. Он движется быстрее, толкаясь в меня, и я не могу уже сдерживаться. Я желают ощутить сладкое забвение падения, при котором он меня ловит.

Наслаждение взрывается во мне, и я кричу. Эверетт ртом ловит мои крики, его пальцы сильнее сжимают мои ягодицы, когда он глубоко врезается в меня. Кровать скрипит и стонет от силы его толчков. Мое тело еще сжимается и пульсирует вокруг него, оргазм не прекращается, пока Эверетт не утыкается лицом в мою шею и кончает, ругается и стонет мое имя.

Я опускаю руки, Эверетт валится на меня. Мы дышим быстро и тяжело, пока наши сердца не начинают нормально биться.

После пары минут Эверетт поднимается на локтях, смотрит и убирает волосы с моего лба.

- Доброе утро, - говорит он с улыбкой.

- И тебе доброе. Ты лучше будильника.

Он смеется, ложится на бок и укрывает меня одеялом. Я подпираю голову рукой и гляжу, как он выбирается из кровати, поднимает свои трусы с пола и натягивает их. Я сохраняю улыбку на лице и стараюсь не позволить своим эмоциям испортить начало отличного дня.

Я не хочу быть как те женщины, которые говорят мужчине, что любят, а потом переживают, что он не ответил тем же. Эверетт показал мне чувства разными способами, но порой женщине нужно просто услышать слова, чтобы поверить в них. После всего, что мы пережили, чтобы дойти до этого мига, я не хочу позволять сомнениям все портить, но не могу отогнать их, когда они укоренились в моей голове и не отпускают.

- Сегодня трудный день. Хочешь разделить душ со мной, чтобы сэкономить время? – спрашивает Эверетт, наклоняется и несколько раз целует в щеку.

- Если я разделю душ с тобой, то точно не сэкономлю время. - Я толкаю его в грудь и он отходит.

Завтра – официальное начало летнего сезона. Зная, что все будет очень беспокойно, Эверетт уговорил меня отдохнуть прошлой ночью и увез в свой дом, чтобы мы могли побыть в покое вдали от лагеря и требований, которые всегда нам мешали. Он приготовил ужин, мы поговорили, занялись любовью, составили планы на неделю, обсудили, чем он поможет лагерю, помимо стройки, а потом проснулись утром и снова занялись любовью.

Это было идеально. Просто. Естественно. Мы так легко перешли черту дружбы, но мне все еще кажется, что я отдаю Эверетту все, а он мне – лишь кусочки.

Я слабо улыбаюсь. Эверетт отворачивается и закрывается в ванной, примыкающей к  спальне. Когда слышу, как он включил душ, я перестаю улыбаться, вздыхаю, отбрасываю одеяло и встаю с кровати.

Я веду себя глупо. Эверетт многое пережил, и я не хочу торопить его. У меня нет повода сомневаться в его чувствах. Он сказал мне после первого секса в конюшне, что все эти годы хотел меня. Жаль, мой мозг и мое сердце не могли договориться, и я знаю, что хотеть кого-то и любить – разные вещи.

Я хватаю лифчик и трусики с пола, куда они улетели прошлой ночью, надеваю их, потом натягиваю сарафан через голову и пытаюсь разгладить мятые места.

Я иду по спальне Эверетта, поднимая его разбросанные с прошлой ночи вещи и опуская их на край кровати. Я беру его джинсы, встряхиваю и замираю, когда бумага вылетает из заднего кармана.

Бросив джинсы на кровать, я поднимаю квадратик сложенной бумаги, раскрываю его, пока иду к окну, чтобы обуть шлепанцы.

Сердце трепещет в груди, когда я разворачиваю лист и вижу знакомый почерк. Я читаю письмо, мой желудок ухает вниз, колени подгибаются, и я плюхаюсь на стул возле окна. Руки дрожат так сильно, что удивительно, как я не рву письмо, которое, судя по виду, перечитывали миллион раз.

Сомнения, которые я гнала прочь минут назад, вспыхивают с новой силой и начинают пожирать меня. От слез слова расплываются, а потом страницу вообще не видно.

- У нас есть время на завтрак, или тебе уже нужно уходить?

Я не смотрю на Эверетта, вышедшего из ванной. Потому что знаю, если посмотрю, то увижу его улыбку, губы, руки, вспомню, как они недавно ласкали меня и захочу скрыть слезы и сделать вид, что все хорошо.

- Ты вернулся, потому что хотел меня или из чувства вины? – шепчу я, все еще глядя на письмо. Мой голос звучит надломлено, эмоционально, и я хотела бы убрать это.

- О чем ты… - Эверетта замолкает.

Я поворачиваюсь и вижу, что он смотрит на письмо в моей руке.

- Кэмерон, - шепчет он, отводя взгляд от письма. Его лицо искажает боль, когда он видит, что я плачу.

- Я понимаю, что это не должно быть важно, особенно сейчас, но это важно, - продолжаю я и с трудом сглатываю комок в горле. – Ты вернулся, потому что любил меня, как я всегда любила тебя, или потому что Эйден вызвал у тебя чувство вины и сказал тебе вернуться и позаботиться обо мне?

Я медленно встаю со стула, а Эверетт подходит ко мне.

- Все не так. Не совсем так… - он затихает. – Конечно, я ощущал вину. Боже, Кэмерон. Я оттолкнул тебя и держался подальше, потому что ревновал к лучшему другу, еще и без причины. Я дал тебе горевать по нему одной, потому что думал, что я – козел. Да, вина пожирала меня, но ты знаешь, что я чувствую к тебе. Что я всегда чувствовал к тебе.

Он подходит ближе, протягивает руку, но я отступаю. Я знаю, что его объятия затмят все, что сейчас чувствую. Я дам ему заполнить мою голову и сердце объяснениями и обещаниями, подавить мои тревоги, и позже они съедят меня заживо. Я делала это много лет, и не собираюсь продолжать теперь.

- Разве? Разве я знаю, что ты ко мне чувствуешь? Я знаю, что ты хотел меня. И все еще хочешь, это ты не можешь скрыть, - говорю я. – Я люблю тебя, Эверетт. Я любила тебя почти всю свою жизнь, скрывала свои чувства и притворялась. Знаешь, как утомительно любить лучшего друга? Всегда думать, смотришь ли ты слишком долго, сидишь ли слишком близко, смеешься ли над его шутками слишком громко. Боишься до смерти рассказать ему о своих чувствах и узнать, что они не взаимны. Боже, я словно снова в старшей школе, и это меня бесит!

Мне не нравится, что я так не уверена в себе. Не нравится, что я во всем сомневаюсь, но я не могу иначе. Эверетт носил письмо Эйдена с собой все время, читал его и, возможно, делал все лишь из-за вины.

- Как ты можешь сомневаться в моих чувствах? После всего, что было между нами. После всего, что мы прошли вместе, - бормочет Эверетт, качая головой, проводя ладонью по волосам в смятении. – Блин, Кэмерон! Что еще ты от меня хочешь? Скажи, и я это дам. Я сделаю все. Скажу все. Просто скажи, что тебе нужно.

Я пячусь от него, когда он пытается приблизиться, качаю головой и поднимаю руку между нами. Я не могу думать, когда он стоит так близко.

- Я каждый год загадывал желание с тобой. Ты – все, чего я хотел, в чем нуждался. Не поступай так, Кэмерон, прошу. Скажи, что мне делать.

Я отдаю ему письмо Эйдена, и он бросает его на пол. Я смахиваю слезы со щек, пячусь дальше, пока не оказываюсь у двери.

- Скажи, что тоже любишь меня, - шепчу я. – Что любил меня, сколько себя помнишь, и порой так сильно, что больно дышать от переполняющих чувств. Потому что именно это я чувствую к тебе. Всегда чувствовала.

Эверетт молчит, он просто стоит и смотрит на меня печально и с сожалением.

- Видимо, ничего похожего ты не испытываешь, - говорю я.

Я выхожу из комнаты, спускаюсь по лестнице и спешу к двери, не давая Эверетту шанса пойти за мной. Мне нужно сейчас быть вдали от него, чтобы думать яснее. Я знаю, что веду себя как ребенок. Я знаю, что должна доверять ему, доверять тому, что он показал много раз, что заботится обо мне, но не могу. Письмо Эйдена все перевернуло в моей голове и в моем сердце, все потеряло смысл.

Глава 36

Эверетт

- Ты знаешь, что ведешь себя как нюня? – спрашивает Джейсон, бросая две коробки, которые я просил его привезти, на кухонный стол.

Я быстро хватаю их, снимаю крышки и высыпаю содержимое на стол.

- Я не нюня. Я даю Кэмерон пространство. Даю ей время подумать и понять, что у нее нет повода сомневаться в моих чувствах, - говорю я, переворачивая все листики.

 Сердце словно пронзает нож, когда вижу почерк Кэмерон, который почти не изменился за эти годы. Каждая звездочка с датой, и на каждой ее звезде записано одно и то же желание. Мне хочется смеяться, когда начинаю листать свои звездочки, но я не в том настроении.

«Почему я просто не сказал, что люблю ее?»

- Трех дней на это более чем достаточно, - продолжаю я, аккуратно раскладывая на столе все, что мне необходимо. - Поэтому сегодня я поеду в лагерь и не уйду, пока Кэмерон не поговорит со мной.

Три дня без Кэмерон казались бесконечными. Каждая ночь без нее в моих объятиях была пыткой. Каждое мое сообщение, оставленное без ответа, толкали меня за грань. Мне не следовало давать ей уйти тем утром, но я правда считал, что вскоре она поймет – все ее обвинения не имеют смысла. Потому что я действительно люблю ее. Я вернулся сюда и остался не из-за чувства вины. Я тоже мучился из-за того, что люблю лучшую подругу, и тоже боялся открыть свои чувства.

- Ты скажешь ей, что любишь в этот раз? – спрашивает Джейсон, плюхаясь на стул и поднимая один из листочков.

Я отбираю у него записку, хмуро гляжу, и возвращаюсь к работе над своим проектом.

- Я ей это говорил.

Резкий смех Джейсона бьет по моим натянутым нервам.

- Ты обхватил ее лицо руками, посмотрел в глаза и сказал: «Кэмерон, я люблю тебя. Я любил тебя всегда. Я. Люблю. Тебя», верно?

- Все это подразумевалось, - рычу я.

- Боже, ты идиот. Ты ничему не научился за последние несколько недель? И за тридцать три года? – упрекает он.

- Я думал, что женщинам нужно показывать свои чувства, а не говорить. Романтические жесты и все такое, - бубню я.

- Не в этом случае. Скажи, что ты чувствовал, когда Кэмерон сказала тебе эти слова?

Я вздыхаю, ставлю бутылочку клея, кладу руки на стол и опускаю голову, обдумывая ответ.

- Облегчение, - шепчу я.

- И почему же?

- Потому что, что бы ни происходило между нами, я вряд ли верил в это, пока она не сказала те слова, - отвечаю я и тут меня осеняет.

«Твою мать! Какой же я идиот!»

- Похоже, до тебя наконец-то дошло, – сообщает Джейсон.

Почему я просто не сказал ей, что люблю? Почему подумал, что поступки скажут сами за себя? Больше всего на свете я хотел посмотреть Кэмерон в глаза и сказать, что любил ее, но я боялся. Еще никому в жизни я не признавался в любви. Мои чувства к Кэмерон были ясны, но я не облек их в слова, а ей нужно было их услышать. Я слишком долго притворялся, что не любил ее, провел столько лет вдали, и получив все, что желал, испугался, что если признаюсь вслух, то потеряю. Я не хотел снова потерять Кэмерон. Я знал, что если и дальше буду молчать, то она вырвется из моей хватки, и никакие извинения ее не вернут.

- Наверное, теперь это кажется глупой идеей? – спрашиваю я у брата, опуская свое творение под стекло и присоединяя деревянные края.

Джейсон встает со стула, подходит, смотрит и хлопает меня по спине.

- Это все по-девичьи, но, думаю, ей понравится. Ты возьмешь это с собой?

Мой телефон звякает, оповещая, что пришло сообщение.  Я быстро вытаскиваю его из кармана, но надежда угасает, когда я вижу, что оно не от Кэмерон.

- Черт возьми, - ворчу я, быстро набирая ответ. – Ты же сейчас в лагерь? – спрашиваю я у Джейсона, проходя к стойке и хватая ключи от грузовика.

- Да, мы с Амелией вместе обедаем.

Я беру большую сумку со стола, убираю в нее свою поделку и вручаю брату.

- Хорошо, отдай это Кэмерон. Мне нужно кое с кем быстро встретится. Будет лучше, если кто-то отдаст ей это и умаслит перед моим появлением.

- С кем ты встречаешься? – кричит Джейсон мне вслед, пока я бегу к входной двери.

- С другом по группе поддержки. У него плохой день. Я не задержусь надолго.

Глава 37

Кэмерон

- Ты не можешь игнорировать Эверетта вечно. Джейсон сказал, что он с ума сходит, - говорит мне Амелия.

 Мы стоим у ограды пастбища и смотрим, как новые ребята из лагеря проходят первый урок верховой езды. Я бы хотела сказать, что открытие летнего сезона в лагере и прибытие детей отвлекло меня от Эверетта, но я соврала бы. Я думаю только о нем. Переживаю только о нем. И едва сдерживаюсь, чтобы не ответить на его сообщения. Я едва удерживаю себя от того, чтобы написать ему: «Я вела себя глупо. Прости».

В своих сообщениях Эверетт просил об одном: «Прошу, поговори со мной», и мне всякий раз хотелось сесть в машину и поехать к нему как можно скорее.

Я хочу поговорить с ним, но не знаю, что сказать. Я знаю, что вела себя глупо и не должна была игнорировать его три дня, но мне нужно было кое-что от него, и он мне это не давал. А если я пойду к нему, и он произнесет те три снова, в которых я так нуждалась? Откуда мне знать, что он скажет их искренне, а не для того, чтобы просто вернуть меня?

Шум подъезжающей машины спасает меня от необходимости ответить Амелии. Из грузовика вылезает Джейсон - в руках у него что-то похожее на большую картину - и идет к нам.

- Ты принес мне подарок? – спрашивает Амелия, когда он склоняется, чтобы поцеловать ее в щеку.

- Не в этот раз, Милли.

Амелия недовольно ворчит и Джейсон смеется.

- Прости, не сдержался, но ты сама виновата. Зачем сказала, что «Милли» - твое прозвище?

- Так называл меня мой бывший муж. Странно, что ты считаешь это милым, - возражает Амелия, закатывая глаза.

- Я уверен в себе, поэтому не переживаю из-за бывших.

Я стою в стороне и смотрю на их перебранку. Это так мило, что у меня щемит в груди.  Я ужасно скучаю по Эверетту, и знаю, что Амелия права: я не могу игнорировать его вечно. Нам нужно поговорить. Перестать бояться. У меня есть все, чего я хотела, и из-за какой-то глупости я бегу от этого.

- Это тебе, - Джейсон отвлекает меня от мыслей и вручает большую раму.

Я смотрю на него в смятении, беру ее и медленно качаю головой от потрясения, когда вижу, что находится под стеклом. Я подавляю всхлип, подбородок дрожит, глаза заполняются слезами.

- Ого! Он делал то же, что и ты, все эти годы, - бормочет Амелия, глядя поверх моего плеча на раму.

Сердце крошится на кусочки, и мне приходится прижать ладонь к животу, чтобы не развалиться самой.

К картонному заднику рамы под стеклом через равные промежутки приклеены все мои звездочки с желаниями, начиная с двенадцати лет, включая те четыре, которые я сделала в ночь перед благотворительным ужином. Все они с моим почерком с завитушками, с датами, когда было загадано желание, и на каждой написано одно и то же: «Хочу, чтобы Эверетт любил меня».

Глядя на эти звезды, я вспоминаю и ощущаю многое, помню, как себя чувствовала каждый год, загадывая одно и то же желание, боясь, что за всю жизнь так и не наберусь смелости сказать о своих чувствах.

Но не от моих звездочек я разваливаюсь, а от всех звездочек, которые Эверетт наклеил рядом с моими. Все его желания за годы с его семнадцати лет и до последних четырех, которые он сделал, вернувшись домой и попросив встретиться с ним в домике на дереве. Они приклеены рядом с моими, как ответ на мои желания. Его мелкий кривой почерк на каждой звездочке просит об одном, просто фраза иная, чем на моих: «Хочу быть достаточно хорошим, чтобы Кэмерон полюбила меня».

Глотая слезы, я вожу ладонью по стеклу, обводя пальцами каждую звездочку.

- Думаю, так Эверетт говорит, что любит тебя. И что всегда любил, - шепчет Амелия.

Я слышу ее всхлип, вижу, что и она плачет так же сильно, как я.

-Серьезно? Вы обе плачете? Боже, помоги! - бормочет Джейсон, вытаскивает телефон из кармана и отходит.

 Я снова гляжу на коллаж, а потом отдаю Амелии.

- Можешь отнести это в главный дом и оставить в кабинете? Мне нужно встретиться с Эвереттом и извиниться.

Мы обе вытираем слезы и смеемся. Амелия забирает раму и идет к дому. Я смотрю ей вслед, улыбаясь, когда вижу, как она прижимает коллаж к груди, словно это самое ценное, что она когда-либо держала.

Глава 38

Эверетт

Я подъезжаю к дому Бобби, паркуюсь, забираю ключи, выхожу из грузовика и иду к двери.

В своем сообщении Бобби написал, что он больше не может, что сегодня он вернет свою семью так или иначе. Я ответил, чтобы он дождался меня, и надеялся, что смогу отговорить его от шага, который он собирался сделать с обрыва.

После двух последних наших встреч, ему, казалось, стало лучше. Как только я садился с ним, начинала литься его ненависть, но после часа или двух разговора он успокаивался, и ему легчало. Хоть он и раскачивался между трезвостью и срывами, я верил, что он шел по пути восстановления, ведь хороших дней у него стало больше, чем плохих.

Я поднимаю руку, чтобы постучать, но как только кулак касается двери, раздается щелчок, и она медленно открывается. Толкая ее шире, я робко прохожу в квартиру.

- Бобби, ты тут? – зову я.

Он не отвечает, и я прохожу внутрь, закрываю за собой дверь.

В комнате темно и воняет старой гниющей едой. Прикрывая нос рукой, я ощупываю стену, щелкаю включатель и кривлюсь, когда вижу бардак в гостиной.

Я говорил с Бобби тут несколько недель назад, и тогда все не выглядело. Комнатка была маленькой, но аккуратной и чистой. Все было на местах, как у типичного военного.

Коробки от фастфуда и мешки усеивают все поверхности, стопки грязных тарелок с плесневелой едой стоят на кофейном столике и тумбочках, и я сбиваю ногой пустые бутылки от пива, разбросанные на полу.

- Твою мать, Бобби, - бормочу я, качая головой, проходя глубже в комнату.

Телефона в заднем кармане начинает вибрировать. Я вытаскиваю его, вижу на экране имя Джейсона и подношу его к уху, пока иду к коридору.

- Что ж, твой план сработал, - говорит Джейсон.

Я медленно двигаюсь по темному коридору и замираю у закрытой двери спальни, боясь до смерти того, что увижу за ней. Многие мужчины, даже сильнее Бобби, принимали решение оборвать жизни, когда не могли справиться с возвращением домой после миссии в армии. Я не могу потерять кого-то еще в жизни. Не того, кому пытался помочь.

 «Прошу, Боже, не дай мне найти его за дверью».

- Ты слышал? Я сказал, что твой план сработал, - повторяет Джейсон.

Я едва слушаю, пока он рассказывает, как отдал Кэмерон мой подарок, что он ей понравился, и подробно описывает ее слова и реакцию.

- Угу, - отвлеченно отвечаю я; ладонь дрожит, когда я тянусь к ручке двери.

- Это было нечто. Ты даже Милли довел до слез, - смеется Джейсон.

Я вздрагиваю, ладонь замирает на ручке двери. Воспоминания и обрывки разговоров с Бобби заполняют голову.

- Как ты ее назвал? – шепчу я, наконец-то толкая дверь и заходя в спальню.

- Что? О, я про Амелию. Милли - это прозвище, но она его ненавидит. Я порой называю ее так, чтобы подразнить. И вообще: оно довольно милое.

Сердце бешено стучится в груди, когда фразы Бобби из наших разговоров возвращаются ко мне.

…Я сделаю все, чтобы вернуть свою Милли…

…Эта стерва заплатит за то, что забрала мою семью…

         …Она пожалеет, что испортила мою жизнь…

- Джейсон, как звали мужа Амелии? – спрашиваю я, беря рамку, стоящую на тумбочке у кровати.

- Эм, Роб? Или Роберт. Но военные, вроде, звали его Бобби. А что?

У меня холодеет кровь. Я переворачиваю рамку. На глянцевом фото Амелия в свадебном платье, улыбающаяся и счастливая. Она смотрит на мужчину во фраке рядом с ней. На своего мужа, Роба/Роберта/Бобби.

Я думаю обо всех письмах, которые кто-то прислал Кэмерон в лагерь. После нашей ссоры я проник в кабинет, нашел папку и просмотрел их все. Тогда я не мог отогнать ощущение, что в них было нечто знакомое. Я даже потратил время, узнав о невесте Эйдена, Мишель. Я заставил друга проверить ее историю, даже пару дней последить за ней. Но я выбрал не того человека.

Кэмерон все это время угрожал один из моих друзей. Тот, кому я помогал, кому, как я думал, становилось лучше.

- Отправь Сета и тех работников, которых найдешь, запереть всех отдыхающих в главном доме, а потом посади Кэмерон и Амелию в свой грузовик и увози из лагеря. Живо! – кричу я в телефон, выбегая из спальни и мчась по коридору.

Я распахиваю входную дверь так сильно, что она врезается в стену, но даже не закрываю ее за собой.

- О чем ты говоришь? – спрашивает Джейсон, когда я прыгаю в машину.

- ДЕЛАЙ! – ору я в телефон, запрыгиваю в грузовик, сдаю назад и отъезжаю от парковки как можно быстрее.

- Ладно, ладно, - бормочет Джейсон.

Я игнорирую гудящие машины и визг тормозов, пока выезжаю на дорогу.

– Ох, черт! - слышу я на другом конце телефона, пока подрезаю чей-то автомобиль.

 - Джейсон, что происходит?

Я ничего не слышу, только шуршание, а за ним быстро следует крик и узнаваемый визг женщин.

- ДЖЕЙСОН! – кричу я в телефон, давя сильнее на газ.

Крики обрываются, звонок завершен.

Я бросаю телефон в пассажирское стекло, кричу ругательства и бью кулаком по рулю.

Глава 39

Кэмерон

Проводив Амелию взглядом, я поворачиваюсь к сотрудникам лагеря за оградой пастбища, чтобы предупредить, что мне нужно на время уехать, и попросить присмотреть за всем до моего возвращения.

- Кто это? Он ужасно водит машину, - говорит одна из женщин.

Я оглядываюсь и вижу маленькую черную машину, которая влетев в поворот на развилке, едет прямо сюда.

- Понятия не имею, - бормочу я.

Сегодня мы не ждем доставку, к тому же знаки на шоссе указывают посетителям, что им нужно остановится у главного дома, пройти регистрацию и получить значок гостя. А знаки в лагере отмечают, что эта дорога только для рабочих. Она ведет к конюшням, и гостям нет причины быть здесь.

Машина поднимает еще больше пыли, тормозя.

Я скрещиваю руки, глядя, как мужчина вылезает из-за руля. Он выглядит знакомо, но что-то с ним не так. Не закрыв дверцу машины, он чуть пошатываясь идет в мою сторону, глядя под ноги. На нем белая футболка с пятнами спереди, и грязные джинсы, которые видели лучшие дни. Его короткие русые волосы торчат во все стороны, а щеки и подбородок неделями не встречались с бритвой.

Чем ближе он, тем больше я нервничаю. Я быстро оглядываюсь, вижу в паре сотен ярдов Джейсона. Он стоит спиной ко мне и все еще говорит по телефону.

- Сэр, я могу вам помочь? – громко кричу я, делая пару шагов вперед.

Он молча идет дальше, но из-за моего окрика поднимает голову.

Даже издалека я вижу, что он в ярости.

- Снимайте детей с лошадей и заприте всех в конюшне, скорее, - говорю я через плечо сотрудникам с другой стороны ограды. – Передайте по рации всем, кто на занятиях: код 10.

У нас есть несколько тайных кодов для безопасности лагеря, и код 10 самый важный. Он значит, что в лагере угроза, и всем нужно укрыться и оставаться на месте до следующего сообщения.

Может, я зря переживаю, может этот парень просто потерялся и нуждался в подсказке, но я не хочу рисковать сотрудниками и детьми.

Мужчина, не останавливаясь, поднимает руку, и те сотрудники, что еще не ушли, кричат.

Мой желудок ухает вниз, когда я вижу в руке мужчины пистолет, направленный на меня.

Мужчина делает еще несколько шагов, а потом замирает в двадцати метрах от меня.

Его взгляд холодный, твердый. Налитыми кровью глазами он смотрит прямо на меня. Я стараюсь не показывать страх, пытаюсь оставаться как можно спокойнее, но сердце бьется так, что я боюсь, что он услышит. Когда я поднимаю руки, они дрожат и мужчина это видит.

- Ты Кэмерон Джеймс? – спрашивает он низким злым голосом, и кривит с отвращением губы, произнося мое имя.

- Сэр, прошу, опустите пистолет. Тут дети. Можете просто…

- ТЫ КЭМЕРОН ДЖЕЙМС?! – визжит он.

Слюна брызгает у него изо рта, он делает еще шаг, пистолет, все еще нацеленный на меня, начинает вибрировать в его руке.

Меня сотрясает дрожь от макушки до пяток, я открываю и закрываю рот, пытаясь придумать, что сказать.

- Прошу, опустите пистолет, - хриплю я.

- Ты испортила мне жизнь. Я знаю, это ты, так что просто признайся. Признайся в этом, - цедит он сквозь зубы, сжимая челюсти.

- Сэр, пожалуйста, - умоляю я.

Мне отчаянно хочется развернуться и побежать, но я не могу убежать от пули.

- Я говорил, Я ГОВОРИЛ, что ты пожалеешь из-за того, что сделала.

Волоски на шее встают дыбом, когда я понимаю, что стою перед мужчиной, который присылал те письма.

Я смотрю в сторону, вижу знакомый грузовик, несущийся по шоссе, но мужчина быстро движется и преграждает мне обзор.

- Простите, я не…

- УМОЛКНИ! – кричит он, делая еще шаг ко мне. – Поздно извиняться. Ты все испортила, а теперь заплатишь.

Миллион мыслей о том, что сказать, чтобы заставить его опустить пистолет, проносится в голове, но я не успеваю произнести даже слова.

Краем глаза я вижу, что кто-то быстро бежит к нам.

Мужчина тоже это видит.

Я открываю рот, чтобы закричать, но грохот от выстрела бьет меня по ушам.

Глава 40

Эверетт

Я даже не выключаю двигатель, когда останавливаю грузовик рядом с машиной Бобби, распахиваю дверь и бегу. Я вижу спину Бобби, несколько сотрудников сбились вместе на пастбище рядом с ним, но я не вижу Кэмерон.

Я бегу все быстрее. Мне нужно добраться до Бобби, пока он не натворил глупостей, но мой брат оказывается рядом с ним первым.

Я запинаюсь, когда вижу, как Джейсон летит к Бобби слева. Я слышу выстрел и вздрагиваю, а Джейсон хватает Бобби и валит на землю. Я слышу крик, бегу все быстрее и понимаю, что звук идет от меня и от сотрудников, которые перелезают через ограду и несутся туда, где борются Бобби и мой брат.

Я замечаю Кэмерон у ограды и понимаю, что Бобби закрывал ее от меня. Я вижу, что она стоит, чуть сгорбившись зажав уши руками, и с благодарностью выдыхаю. Двое сотрудников и я одновременно бросаемся к борющимся на земле мужчинам. Мы, помогаем подавить кричащего, отбивающегося и ругающегося Бобби.

Кто-то выбивает пистолет и отталкивает его подальше, мы переворачиваем Бобби на живот, убираем руки ему за спину.

- ЕЙ НУЖНО ЗАПЛАТИТЬ! ТА ЧЕРТОВА СУКА ДОЛЖНА ЗАПЛАТИТЬ! – кричит Бобби.

Я слышу сирены вдали. Мой телефон, к счастью, работал, хоть я и разбил им пассажирское окно, и полиция поняла мой безумный звонок.

- Мы его держим. Проверь Кэмерон, - запыхавшись, говорит мне Джейсон, придавливая коленями Бобби к земле, чтобы он не встал.

Мне кажется, что я должен что-то ему сказать или спросить, какого фига он бромился на вооруженного мужчину, но не могу думать ни о чем, кроме Кэмерон и желания обвить ее руками и убедиться, что она в порядке.

Я встаю, слышу крики и вижу Амелию и нескольких волонтеров, бегущих из главного дома к нам.

Тяжело дыша, я провожу рукой по волосам и смотрю на Кэмерон. Она ловит мой взгляд, и медленно начинает выпрямляться. Я иду к ней, вижу страх в ее глазах и замечаю пепельный цвет ее лица. Я слабо улыбаюсь, чтобы убедить, что все хорошо, но она опускает взгляд.

Моя улыбка увядает, ноги двигаются быстрее, когда я смотрю туда же, куда и она. Ее ладони сжимают живот, и мое сердце колотится, когда она резко падает на колени.

- КЭМЕРОН!

Я бросаюсь к ней и успеваю подхватить.

Я скольжу по траве на коленях, обвиваю ее руками и опускаю на землю. Кэмерон дрожит. Я укладываю ее на спину, сажусь на колени рядом, смотрю туда, где ее ладони прижимаются к животу.

- О, боже, - бормочу я и накрываю руками ее покрытые кровью ладони.

- Эверетт, - всхлипывает Кэмерон. – Больно.

Боль бьет меня по горлу, глаза обжигают слезы.

- Знаю, малышка, - шепчу я, склоняясь и прижимаясь губами к ее лбу. – Все будет хорошо. Ты будешь в порядке.

Она сгибает ноги и елозит пятками по земле, пока стонет от боли сквозь слезы.

- КТО-НИБУДЬ, ВЫЗОВИТЕ ЧЕРТОВУ СКОРУЮ! – кричу я, опуская голову Кэмерон к себе на колени.

Все мои знания о пулевых ранениях и о том, что нужно делать, покидают разум. Я могу думать лишь о том, что Кэмерон умирает у меня на глазах. А я могу лишь держать ее и молиться, что не потеряю ее.

Кто-то вдруг оказывается рядом. Джейсон встает на колени, стаскивает с себя футболку и комкает ее. Он нежно убирает руки Кэмерон от живота. Кровь из раны начинает литься быстрее и Джейсон затыкает ее футболкой.

Я слышу крики и плачь, вижу краем глаза, что люди бегают и отдают приказы. Я слышу отдаленно, что Амелия кричит на Бобби, но это все просто шум. Я вижу лишь Кэмерон, которая начинает закрывать глаза.

- Нет. Нет-нет-нет.  Открой глаза, малышка, - требую я, прижимая ладонь к ее щеке.

Ее глаза медленно открываются, слезы вытекают из уголков к ее волосам, она смотрит на меня.

- Я люблю тебя. Сильно люблю. Останься со мной, хорошо? Просто останься со мной, - всхлипываю я, гладя рукой ее волосы снова и снова.

- Мне нужно было поймать пулю, чтобы ты сказал это.

Она пытается улыбнуться, но морщится от боли, и слезы начинают катиться быстрее.

- Прости, - выдавливает она сквозь слезы.

- Не нужно извиняться. Хорошо? Ты ни в чем не виновата. Просто останься со мной. Помощь скоро будет.

Она кивает, но я вижу, что ей сложно держать глаза открытыми, сложно смотреть на меня. Мне нужно улыбаться ей, убеждать, что все будет хорошо, пока сижу и смотрю, как она истекает кровью. Я знаю, что пуля в живот может сделать с человеком. Я видел это сотни раз, и это страшно.

- Я не могу тебя потерять. Слышишь? Ты останешься со мной, Кэмерон! – кричу я, когда ее глаза закрываются и больше не открываются.

Я прижимаю ее к себе, раскачивая нас, отказываясь верить, что это происходило. Отказываясь верить, что я столько времени ждал, и все так кончится.

Я целую ее в лоб, в губы, в щеку, продолжаю раскачивать нас, пока говорю ей на ухо, повторяя снова и снова охрипшим голосом:

- Не смей оставлять меня. Я люблю тебя. Прошу, не бросай меня.

_________________

Зал ожидания в больнице наполнен работниками, волонтерами и детьми из лагеря с их семьями. Они тихо переговариваются, пьют кофе и ждут.

От ожидания я хочу кричать и рвать волосы. Я не могу быть сейчас рядом с другими. Я не могу слушать, как они говорят мне, что Кэмерон будет в порядке, когда никто в больнице еще не вышел и не сообщил нам новости за пятнадцать часов, которые мы сидим тут. Единственное, что нам известно - идет операция.

Почувствовав, как кто-то касается моего плеча, я вздрагиваю, отворачиваюсь от окна, куда пялюсь, и вижу отца Кэмерон.

Он выглядит не лучше меня. Глаза налиты кровью, под ними залегли тени. Родители Кэмерон обедали в городе, когда все произошло, и кто-то позвонил и вызвал их в больницу. Я избегал их с тех пор, как они приехали. Эли и так не любил меня, а теперь я дал ему повод ненавидеть меня.

Я не уберег его дочь. Я знал человека, который посылал ей те письма, но не понял вовремя. Если бы я понял, то ничего бы из этого не произошло. Я не стоял бы тут с кровью Кэмерон на футболке. Она не была бы в операционной, борясь за жизнь.

Кэмерон истекала кровью в моих руках, потому что я не мог вспомнить ничего, чтобы спасти ее. Я должен был сделать больше, а не просто держать скомканную футболку Джейсона, но я и не мог провести операцию посреди поля в лагере. Я подвел ее. Подвел всех, кто любит ее.

Эли опускается на диван у окна, указывает мне сесть рядом.

Я окидываю комнату взглядом, но никто не смотрит сюда. Никто не знает, что этот мужчина может вот-вот накричать на меня, обвинить, а то и ударить, но скоро они поймут.

Я сажусь рядом спиной к окну. Он склоняется и упирает локтями в колени. Я повторяю его позу и сцепляю руки.

- Простите, - тихо говорю я, глядя на свои ладони.

- За что? – спрашивает Эли.

Я поворачиваю голову к нему.

- Это была не твоя вина. Никто не виноват. У того мужчины были проблемы. Вот и все.

Я качаю головой.

- Я недостаточно хорош для нее, - шепчу я. – Вы были правы, и я это доказал.

- О чем ты говоришь? Кто сказал, что ты недостаточно хорош для нее? – спрашивает Эли.

Я фыркаю, выпрямляюсь и потрясенно смотрю на него.

- Вы. В ночь перед тем, как я уехал, четыре года назад. Я слышал, как вы сказали это маме Кэмерон.

Он хмурится, щурится, глядя на меня, и я вижу, как он пытается вспомнить, потом открывает рот и стонет.

- Боже, сынок, - бормочет Эли, качая головой.

- Вы были правы, - снова говорю я.

- Да. Был. Конечно, я был прав.

Мои ладони начинают потеть, приходится вытереть их о штаны. Одно дело подслушать это годы назад, другое слышать, когда он признает это сейчас мне в лицо.

- Убери обиду с лица, - ругает меня Эли. – Позволь кое-что тебе сказать, и в этот раз открой уши и слушай. Если бы ты задержался дольше, когда подслушивал тот разговор, то услышал бы все, что я сказал.

Он отклоняется, выпрямляя спину, смотрит мне в глаза и продолжает:

- Ты недостаточно хорош для моей дочери. И никогда не будешь, как бы ни пытался. Но знаешь, что? Ни один мужчина не будет ее достоин. Потому что она – моя дочь, - говорит он, вздыхая, и поднимая руку, чтобы потереть шею. – Когда у тебя будет дочка, когда ты увидишь, как она говорит первые слова, делает первые шаги, когда отправишь ее в первый раз в школу, увидишь, как она вырастает в красивую, умную и потрясающую женщину, ты меня поймешь. Но до этого тебе нужно просто мириться с этим. Я вижу в тебе себя. Я будто смотрю в зеркало. Я вижу, как борюсь с посттравматическим синдромом, пытаюсь держать голову над водой, делаю все, чтобы не позволить вине, сожалениям и воспоминаниям утянуть меня на дно. Я позволяю женщине, которую люблю, все исправить, ставить меня выше всего в ее жизни, даже выше ее счастья. Когда я смотрю на тебя и Кэмерон, я вижу ее мать и себя. Я восторгаюсь Шелби и не могу представить жизнь без нее. Я знаю, что она любит меня больше, чем я заслуживаю, но никогда не желал такого своей дочери. Я не хотел, чтобы она ставила что-то выше себя и своего счастья, я не хотел, чтобы она страдала от любви к сломленному мужчине. Я знаю, что ты не тот самый проблемный ребенок, который влезал в драки у моих конюшен. И я знаю, что ты одолел своих демонов и стал сильнее. Ты стал хорошим врачом, и должен гордиться этим. Но мне не должно нравиться, что ты спишь с моей дочерью.

Я издаю смешок.

- Я не просто сплю с ней. Я люблю ее. Я любил ее долгое время, и она тоже меня любит, - говорю я ему, голос дрожит, когда вспоминаю Кэмерон на траве, покрытую кровью, ускользающую от меня.

- Что ж, позволь дать тебе совет. Худшее, что ты можешь сделать - это думать, что недостаточно хорош для женщины, которая тебя любит. Забудь, что ты мне не нравишься и вряд ли понравишься. Ты думаешь, что моя дочь полюбила бы того, кто недостаточно хорош для нее? Кто любит ее не так сильно, как она заслуживает? Она любит тебя, потому что знает тебя. Лучше, чем ты себя, видимо. Доверяй ей, она знает, что отдает сердце правильному человеку. Верь, что ты достоин этого сердца, не смей его разбить. Тебе нужно держать его обеими руками, поклоняться ему и никогда не отпускать. И тогда ты станешь достаточно хорошим для нее.

Эли опускает ладонь на мое плечо и сжимает его, а потом встает с дивана и уходит. Я смотрю, как он идет туда, где мама Кэмерон сидит рядом с Амелией. Они обнимают друг друга и утешают сквозь слезы.

Двойные двери, ведущие в коридор с операционными, вдруг распахиваются, и я быстро вскакиваю, пока все остальные в комнате замолкают.

- Мне нужно увидеть семью Кэмерон Джеймс, - громко говорит доктор.

Глава 41

Кэмерон

Я медленно открываю глаза и быстро закрываю из-за яркого света, от которого гудит голова.

Я пытаюсь пошевелиться, но все болит, и я стону от боли.

- Малышка. Ну же, открой глаза.

Я знаю этот голос, и от его звучания я почти забываю о боли. Я чувствую, как мои ладони сжимают, пытаюсь снова открыть глаза, но теперь не спешу и сначала привыкаю к свету.

Я быстро моргаю, глядя на белый потолок, пытаясь вспомнить, где я.

Теплая ладонь прижимается к моей щеке, поворачивает мою голову.

Волосы Эверетт растрепаны, футболка помята, выглядит он так, словно не спал несколько дней.

Мне не сразу удается заговорить. Я кашляю, глотаю пару раз, провожу языком по сухим губам.

- Выглядишь ужасно, - наконец-то хриплю я.

Улыбка озаряет лицо Эверетт. Он тихо смеется, берет мою вторую руку, прижимает ее к губам, а затем к своей теплой щеке.

- И так же себя ощущаю. А ты как? – спрашивает он, гладя большим пальцем мою щеку.

Поток воспоминаний вдруг захлестывает меня.

Я стою у ограды пастбища…

Умоляю мужчину с пистолетом…

Грохот выстрела звенит в ушах…

Эверетт ловит меня у самой земли...

Его взгляд…

Его слова…

И боль… так много боли.

- Будто меня подстрелили, - бормочу я.

 Эверетт кривится, убирает руку от моей щеки и накрывает живот.

- Тебе больно? Позвать медсестру? – спрашивает он.

Мне больно. Ужасно больно, но я хочу побыть с Эвереттом еще несколько минут.

- Ты меня любишь, - шепчу я.

Его лицо смягчается, и он кивает.

- И давно любил меня, - продолжаю я.

Он снова кивает.

Что-то на стене за ним привлекает мой взгляд. Я сосредотачиваюсь, оглядываю комнату и мои глаза наполняются слезами.

- Как долго я приходила в себя? – спрашиваю я.

- Три с половиной дня. Технически, восемьдесят семь часов. Я немного изменил правила и решил загадывать желания каждый час.

На стенах палаты висят бумажные звездочки, и на каждый почерком Эверетта написано: «Вернись ко мне».

- Похоже, мне везет, и мои желания сбываются, - добавляет он, когда я возвращаю взгляд на него.

- Ты всегда был достаточно хорошим, чтобы я любила тебя, - шепчу я.

- Знаю. По крайней мере, теперь.

Эверетт встает, наклоняется и прижимается лбом к моему лбу.

- Я никогда тебя не отпущу, - тихо говорит он.

Я закрываю глаза с улыбкой.

- Я бы не позволила тебе даже попробовать.

Эпилог

Эверетт

Два года спустя

Прислонясь к стене танцевальной студии, я восхищенно гляжу, как Кэмерон смеется и говорит с окружившими ее детьми.

Не проходит и дня, чтобы я не ценил то, что имею. Чтобы не гладил шрам на животе Кэмерон и благодарил Бога, что она еще со мной.

Два года назад она провела пятнадцать часов в операционной, после того как Бобби Спаркс выстрелил в нее.  Но оказалось, что пуля из его пистолета навредила не так сильно, как могла. Она не задела желудок, а попала в почку. Теперь у Кэмерон была всего одна почка, но она любит шутить, что это был отличный способ сбросить пару килограмм.

Бобби Спаркс, мой друг, которому я пытался помочь, был приговорен к двадцати пяти годам в тюрьме, и это очень опечалило Кэмерон. Но вовсе не потому, что она считала наказание слишком мягким. Ее, как и меня, терзала вина, что не сумели предотвратить произошедшее в тот день. Она знала, как мучился Бобби из-за расставания с Амелией и их сыном, и думала, что могла бы как-то помочь им наладить отношения. Например, пригласить его на семейные собрания в лагере.

Все, включая Амелию, долго и терпеливо убеждали Кэмерон, что предотвратить случившееся в тот день было не в ее власти.  Мы с Кэмерон поражались Амелии, ее силе и способности, после пережитого шока, продолжить жить дальше, не оглядываясь. Она и мой брат были вместе последние два года. Именно благодаря его поддержке она так хорошо справляется. Джейсон мигом стал отцом для сына Амелии, и мы с Кэмерон уже не могли дождаться, когда он утащит эту Амелию под венец, пока она не опомнилась.

Я думал, что мне хватит просто работать в лагере, но спустя несколько месяцев, сам не зная почему, вдруг потерял покой. У меня была Кэмерон, мне должно было этого хватать, так почему же я так встревожился? К счастью, Кэмерон знала меня лучше, чем я сам. После споров и толчков она все-таки заставила меня понять – несмотря на прежние страхи, я скучаю по работе доктора. Она напомнила, что добро важнее зла. И что с каждым потерянным пациентом я спасал десять другие. После этого я устроился на полставки в местную больницу, а остальную часть времени работал врачом в лагере.

Кэмерон начинает танцевать, но не попадает в такт музыки. Я качаю головой, смеясь, и прохожу в зал.

- Если продолжишь так двигаться, то отправишь еще одного ребенка в лазарет, – говорю я жене.

Кэмерон хмуро смотрит на меня через отражение в окнах, потом поворачивается и, огибая детей, идет ко мне.

- Сколько раз тебе говорить, что я случайно пнула Джека Александра по голени. Он попался под ноги, - возмущается она.

- Да, но в этот раз я тебя прощаю. Я видел, как он смотрел на Оливию. Он мне не нравится.

Наша пятимесячная дочь, Оливия Эйден Сазерленд, радостно пищит в кингурятнике, который надет на Кэмерон. Я ловлю ее пухлые ручки и начинаю хлопать ими.

- Нам не нравится тот мелкий, да, Оливия? Он плохой, - говорю я ей нараспев.

- Ему четыре, Эверетт. Вряд ли он угроза для нашей дочери, - смеется Кэмерон.

- Он мальчик, а это само по себе уже угроза.

Раздается громкий хохот, мы с Кэмерон поворачиваемся и видим позади нас ее родителей. Эли держится за живот, продолжая смеяться.

- Прости своего тестя. Он точно смеется над тобой, - говорит мне Шелби, шлепая мужа по руке.

- Разве это не смешно? – хохочет Эли. – Тридцать два года назад в этой комнате я заметил, как ты смотришь на нашу семимесячную дочь, и мне это сильно не понравилось.

Шелби обнимает его за талию и ласково глядит.

- Вот и прошел цикл. Полный цикл.

Я смотрю на свою дочку. Моя светловолосая зеленоглазая малышка - копия матери, и вдруг слова Эли в тот день в больнице два года назад обретают смысл.

- Зараза, - бурчу я.

- Все хорошо? – спрашивает Кэмерон, опуская ладони на мои плечи.

Я притягиваю ее к себе, стараясь не раздавить между нами дочку, которая сует кулачок в рот и издает булькающие звуки.

- Я в порядке.

- Два года прошло, а ты все еще не выпускаешь меня из рук, - шепчет Кэмерон.

- Конечно. Так должно быть. Я пожелал тебя. Это было написано на звездах.

Кэмерон смеется, а потом качает головой.

- Это такое клише.

- Но ты все еще любишь меня, - напоминаю я.

Она приподнимается на носочках и быстро целует меня в губы.

- Да. Ты – мое сбывшееся желание.

Я склоняюсь и целую ее снова. В этот миг я, как никогда, благодарен, что Кэмерон однажды придумала загадывать желания на бумаге в форме звезд. Мы запутались по пути, не сразу добрались до этого момента, но все наши желания, наконец, сбылись.

- Бабуля и дедуля, присмотрите за внучкой недолго?

Шелби тут же забирает Оливию. Я помогаю Кэмерон снять переноску и бросаю ее Эли.

Взяв за руку, я веду Кэмерон из зала к машине для гольфа.

- Куда мы? – спрашивает Кэмерон, когда я отъезжаю, сжимая одной рукой руль, другой ее бедро.

- Увидишь, - улыбаясь я.

Через пару минут я останавливаюсь у нашего домика на дереве.

- Мой день рождения через пару недель, - напоминает Кэмерон.

Мы выбираемся из машинки, и я указываю ей лезть по лестнице первой.

Мы все еще чтим нашу старую традицию. Каждый год, даже если у нас другие планы и даже если приходится ускользать с вечеринок, которые устраивают родители Кэмерон, мы приходим сюда и загадываем желания. Только теперь, прежде чем опустить записки в коробки, мы озвучиваем их друг другу, потому что научились на собственных ошибках и не собирались их повторять.

Как только мы поднимаемся в домик, я включаю белую гирлянду, а Кэмерон садится в кресло-мешок посреди комнатки. Я опускаюсь на колени рядом с ней, поднимаю половицы и достаю коробку Эйдена. Она по-прежнему стоит рядом с нашими, покрытая слоем пыли.

- Прошло достаточно времени, и будет справедливо прочесть сейчас его желания, - говорю я, сдвигая крышку коробки.

Горло першит от слез, когда я вижу внутри коробки стопку звездочек с его почерком.

- Он ведь прочел все твои желания, - соглашается Кэмерон.

Я вручаю ей коробку, она берет первую записку и читает вслух:

- «Я хочу быть самым богатым в мире».

Мы вместе смеемся.

Кэмерон продолжает вытаскивать звездочки Эйдена, все по порядку от первой, написанной в детстве, до последней, которую он написал на день рождения за пару месяцев до того, как у него обнаружили рак.

- Что это? – спрашивает Кэмерон, вытаскивая свернутый лист со дна коробки.

Забрав у нее бумагу, я разворачиваю и вижу, что это письмо Эйдена для нас двоих. Устраиваясь рядом с Кэмерон в кресле-мешке, я обнимаю ее одной рукой за плечи и притягиваю к себе.

Она опускает голову на мое плечо, и мы вместе читаем.

Дорогие Кэмерон и Эверетт,

не могу поверить, что вы прочли мои желания, заразы!

Шучу. Наверное, я уже мертв, так что могу вас простить. Уверен, вы хотите понять, когда я написал это и сунул на дно коробки. Я сейчас в кровати, смотрю, как Кэмерон спит в кресле в углу моей комнаты. Этим утром Сета принес мою коробку из домика. Я положу письмо на самое дно, а когда в следующий раз Сет придет придет посмотреть на меня с жалостью, пытаясь придумать, как меня подбодрить, он отнесет ее на место.

Знаю, у меня осталось мало времени, и это обидно. Все болит, и, хоть мне не нравится это говорить, скоро меня не станет. Я уже написал и отправил письмо Эверетту, поэтому он знает, что я прочел его желания из коробки. Тогда у меня был редкий хороший день, и мне хватило сил забраться в дом на дереве. Но я не сказал ему, что прочел и твои желания, Кэмерон. Боже, вы такие идиоты. Надеюсь, если вы читаете это, то набрались ума и признались друг другу в любви. Если нет, я спущусь с небес, где уже отмокаю в джакузи с классными цыпочками, и побью вас. А вы знаете, как я разозлюсь, если придется покинуть джакузи полную женщин, так что не заставляйте меня спускаться.

С близящейся смертью приходится признаваться во всех ошибках, и я признаю, что тогда пригласил Кэмерон на свидание, чтобы позлить тебя. Эверетт. Прости, малышка, но я не хотел с тобой встречаться. Ведь ты мне как сестра. Я честно думал, что это подтолкнет Эверетта признаться тебе в своих чувствах. И серьезно, Кэмерон? Ты согласилась? Что на тебя нашло? Ты должна была дать мне пощечину и послать к черту. И да, я знаю, что приглашал тебя еще несколько раз после первого ужасного свидания, но было так забавно смотреть, как тебе неудобно, как тебе хочется быть где угодно, но не на свидании со мной. Это должно было меня обидеть, но нет. Я знаю, что сексуален и крут. Точнее, был. Ну, это не важно.

Я пытаюсь сказать, что люблю вас обоих. И желаю счастья. Может, я неправильно поступал, но я делал то, что казалось мне правильным в тот момент. Я не ожидал, что это оттолкнет Эверетта и заставит его так долго быть вдали. Простите за это.

И прости, Эверетт, что не позволил Кэмерон сказать тебе о моей болезни. Я понимаю, что ты разозлишься и, наверное, будешь винить себя, когда узнаешь. Еще раз прости. Я просто не хотел, чтобы ты видел меня таким. Настолько немощным, что не могу отлить самостоятельно и оставаться в сознании дольше нескольких минут. Не хочу, чтобы ты помнил меня таким. Помни меня как парня, который всегда выглядел лучше тебя, и которого дамы любили больше.

И я не рад, что тебе пришлось видеть меня таким, Кэмерон. Что тебе пришлось смотреть, как я увядаю, сидеть тут день за днем, ожидая моей смерти. Я попытался бы вытолкать тебя из этой палаты, но ты упрямая, и я только зря потратил бы силы. Потому только тебя и я хочу видеть рядом в конце. Ты сильнее всех, кого я знаю, малышка. Ты смелее всех, кого я встречал, даже если не чувствуешь себя такой сейчас. Ты будешь в порядке, Кэм. Потому что Эверетт вернется домой и перестанет вести себя как идиот. Он расскажет тебе, что любил тебя всю жизнь. И ты перестанешь вести себя глупо и признаешься в том же. И вы будете счастливы, будете заботиться друг о друге и делать все, что я уже не смогу.

Знаю, я всегда жаловался насчет нашей глупой традиции с загадыванием желаний, и все желания в моей коробке были поверхностными и тупыми. Но первое желание, которое я загадал, когда мне было десять, было лучшим и самым важным, и я прикрепляю его внизу письма.

Прости, что не смогу увидеть вас вместе, Эверетт, но я представляю, как Кэмерон продемонстрирует тебе насколько улучшился ее правый хук, перед тем, как прощает тебя за глупое поведение. И это делает стоящим оставшееся мне время на этой земле.

Не переставайте загадывать желания на звездах.

Мое желание сбылось, сбудутся и ваши.

Эйден