«…и вольностью жалую» (Пугачев) [Юрий Васильевич Сальников] (fb2) читать постранично, страница - 6

Бударинский.

Так, не имея задержки, направились они прямиком к взбудораженному городку — столице войска Яицкого.

ГЛАВА 3. «И ПОБРАЛИ ВСЕ КРЕПОСТИ…»"

Яицкий городок они не взяли.

Подошли к нему вплотную, встретились с высланными комендантом Симоновым войсками, но боя и здесь не случилось, потому что сразу перешли к Пугачеву многие казаки. Одну партию привели Андрей Овчинников и Дмитрий Лысов, которой еще на Усиху наезжал заговорщиком, а с другой командой явился старшина Витошнов. Его против бунтовщиков послал майор Наумов, стоявший с солдатами и пушками у стен города. Но и Витошнов с Пугачевым драться не захотел. Тогда Наумов, убоясь дальнейшей измены от казаков, убрался восвояси за яицкие стены. А с Витошновым пришел к Пугачеву и Максим Шигаев — тот рассудительно-молчаливый казак, что навещал его еще на Таловом умете.

Под знаменами Пугачева оказалось уже полтысячи человек.

Но и с такой силой Яицкий городок взять было нельзя — гарнизон сильный, на стенах пушки. Когда на другое утро восставшие предприняли штурм, комендант Симонов велел палить из всех батарей.

Пугачев осадил коня, приказал прекратить атаку.

— С голыми руками не пройдем, — сказал он подъехавшим к нему Зарубину и Овчинникову.

И, не слезая с лошадей, поскакали они вверх по Яику.

С того часу и затеялся сокрушительный их поход под стены оренбургские! Почти без сопротивления побрали они все крепости по Яицкой линии, и чугунные пушки с собой захватывали, а вернее, форпостные караульщики сами их отдавали. Сколько же тех форпостов встретилось на пути, Пугачев сосчитать не успел, и как называются, про все не знал, и кто командовал ими — не упомнил. Только веселился сердцем — везуче идут, триста верст до Чернореченки отмахали за десять дней! Как снежный ком, накатываясь, становится неохватнее, так их войско умножалось неимоверно.

Когда еще от Яика двинулись с полтыщей, понял Емельян: одному ему теперь с такой толпой не управиться. И на остановке у озера Белые Берега созвал он казачий круг. Сами себе тут яицкие казаки раздарили всякие чины: атаманом выбрали Андрея Овчинникова, полковником сделали Дмитрия Лысова, а Шигаева провиантским заправилой, многих есаулами нарекли, в том числе старика Витошнова и Федора Чумакова, а Зарубин-Чика попал в хорунжие.

"Государь император" утвердил все эти назначения, потом привел верноподданных к присяге. Присягу пленный сержант сочинил. Поймали того сержанта Кальминского в степи и хотели повесить. Да он повинился, поклялся, что будет Петру Федоровичу верой-правдой служить, и помиловал его Емельян, определил в помощники писарю Почиталину.

Только яицкие казаки остались этим недовольны.

Приметил Пугачев — горазды они на жестокую расправу. У Яика, едва пристав к Пугачеву, привели Овчинников с Лысовым да Витошнов одиннадцать человек связанных — из старшинской команды. И потребовали, чтобы казнил их государь незамедлительно, дескать, людишки они очень вредные. Пугачев остерег их:

— Не погрешите, детушки, безвинных не погубите.

Казаки ответили:

— Так мы же, ваше величество, знаем их. Смертельную обиду они всем нам чинили.

— Ну так хоть до завтрева потерпите. Подержите под караулом, а утром уж мое решение будет.

Думал: поостынут "детушки" до утра, и уговорит он их не губить пленных. Но не умягчились казаки, подступили с теми же резонами: избавь нас от сих злодеев незамедлительно! И согласился Емельян…

Сержанта все-таки отстоял. И с другими пленными, которых брали в разных крепостях, старался обойтись милосердно. Даже принимал иных дворян-офицеров, кои не оказывали сопротивления и охотно в службу шли, — уповал на то, что своими знаниями будут полезны. Дело-то вон какое затеяно большое и правое — зачем же зверство творить? Для того и увещевательные бумаги слал везде вперед себя — указы и манифесты императорские, — убеждая супротивников сдаваться без боя. И когда встречали его добром, вдвойне радовался Емельян: что почитают его заступником обиженных и что кровь понапрасну не проливается.

Ну а ежели бой учинялся, бесстрашно выскакивал Пугачев вперед на горячем коне. Один из казаков предупредил:

— Поберегся бы, государь-батюшка.

Пугачев засмеялся:

— Не бойся, старый человек, на меня пушка еще не вылита!

И верно, не трогали его ни пушечные ядра, ни пуля ружейная.

Самый первый упорный бой случился у Татищевой крепости.

По всей Яицкой линии эта Татищева — наикрупнейшая. Стоит она при впадении Камыш-Самары в Яик, бревенчатой стеной обнесена. Богато всего в ней — казны денежной, продовольствия, амуниции на складах. И силы изрядно у коменданта Елагина — солдат до тысячи, если посчитать и присланных для подкрепления из Оренбурга. А еще и казаков оренбургских сот до шести.

Елагин выслал против Пугачева сначала лишь легкую команду с одной пушкой при двух офицерах. Один из них сразу был убит, другой, хоть и дворянин, согласился добровольно