Рождество без Родни [Айзек Азимов] (fb2) читать постранично, страница - 2

сказала:

– Разумеется, дорогая. По правде говоря, мы решили дать Родни выходной.

Дилэнси поморщился, но промолчал – он знает свою мать.

– Может быть, начнем с того, что попросим Рембо сделать нам что-нибудь выпить, – миролюбиво проговорил я. – Кофе, чай, горячий шоколад, немного бренди…

Их робота зовут Рембо. Не знаю почему, скорее всего, потому, что имя начинается с буквы «р». По этому поводу нет никаких законов, но вы, наверное, и сами заметили, что имена практически всех роботов начинаются с буквы «р». Потому что они роботы. Как правило, их называют Роберт. Думаю, в северо-восточном коридоре миллионы роботов зовутся Робертами.

Честно говоря, я полагаю, что именно по этой причине люди перестали давать своим детям имена на букву «р». Дик или Боб, но не Роберт или Ричард. Или, например, Поузи и Труди, а не Роуз или Рут. Иногда роботы получают очень необычные имена. Я знаю трех Рутабага и двух Рамзесов. Но Гортензия единственная из моих знакомых назвала своего робота Рембо. До сих пор мне не приходилось встречать такого странного сочетания слогов, однако я не стал ее ни о чем спрашивать. Не сомневаюсь, что в объяснении прозвучало бы что-нибудь весьма неприятное.

С самой первой минуты выяснилось, что от Рембо нет никакого проку. Естественно, он запрограммирован для современного и полностью автоматизированного хозяйства Дилэнси и Гортензии. Чтобы приготовить напитки в собственном доме, Рембо нужно только нажать на соответствующие кнопки. Пусть мне объяснят, зачем нужен робот, который только и умеет, что нажимать на кнопки.

Он так и сказал своим медоточивым голосом (ничего общего с бодрым выговором Родни, в котором слышится ясно различимый бруклинский акцент):

– Нет необходимого оборудования, мадам.

Гортензия сердито вздохнула.

– Вы так и не завели роботов на кухне, дедушка?

Она вообще никак меня не называла до тех пор, пока не родился Лерой, который только и делал, что постоянно выл и визжал. Тогда я стал «дедушкой». Можете не сомневаться, она ни единого раза не произнесла моего имени – Говард. Ей совсем не хотелось демонстрировать мне, что я живой человек – или что она живой человек.

– С Родни там вполне достаточно роботов, – сказал я.

– Уж конечно, – проворчала она. – Но мы живем не в двадцатом веке, дедушка.

Я подумал: «Очень жаль». Но сказал лишь:

– А почему бы вам не запрограммировать Рембо так, чтобы он мог управляться с нашими приборами? Не сомневаюсь, что он сумеет налить, смешать и нагреть все, что необходимо.

– Естественно, сумеет, – заявила Гортензия, – но, слава богу, в этом нет необходимости. И я не собираюсь менять его программу. Так можно его испортить.

– Но если мы не будем менять программу, – дружелюбно проговорила Грейси, хотя я услышал в ее голосе нотки беспокойства, – мне придется его инструктировать, подробно объяснять ему, что следует делать. А я не умею.

– Родни может ему сказать, – вмешался я.

– Говард, мы же дали Родни выходной, – напомнила мне Грейси.

– Я знаю, но мы не станем его просить что-то делать, пусть только объяснит Рембо, каким должен быть порядок действий, а дальше он и сам справится.

– Мадам, – строгим голосом сообщил Рембо, – в моей программе нет указаний на то, что я должен выполнять приказы другого робота, в особенности более старой модели.

– Конечно, Рембо, – ласково проворковала Гортензия, – не сомневаюсь, что бабушка и дедушка и сами это понимают.

Я заметил, что Дилэнси за все время не произнес ни слова. Интересно, он вообще что-нибудь говорит в присутствии своей дорогой женушки?

– Ладно, вот как мы поступим, – сказал я. – Я попрошу Родни объяснить мне, что нужно делать, а потом передам указания Рембо.

Рембо промолчал. Даже он подчинялся Второму закону роботехники, в соответствии с которым он обязан выполнять приказы человека.

Гортензия прищурилась, и я почувствовала она с удовольствием сказала бы мне, что человек вроде меня не достоин давать указания такому замечательному роботу, как Рембо, но рудиментарные остатки чего-то человеческого заставили ее промолчать.

Однако маленький Лерой не обладал никакими квазичеловеческими ограничениями.

– Я не хочу смотреть на уродливую задницу вашего Родни. Он ничего не умеет, а если и умеет, старикан наверняка все перепутает.

Я подумал, что хорошо было бы остаться с крошкой Лероем на парочку минут и спокойно урезонить его при помощи кирпича, но материнский инстинкт подсказывал Гортензии, что не стоит оставлять любимое детище ни с каким человеческим существом ни на какое, даже самое короткое, время.

Пришлось нам вытащить Родни из шкафа, где он наслаждался собственными мыслями (интересно, о чем думают роботы, когда остаются одни?), и вступить с ним в переговоры. Было трудно. Он произносил фразу, я повторял ее, затем Рембо что-то делал, потом Родни выдавал следующее указание, и так далее.

Времени мы потратили в два раза больше, чем если бы Родни сам занимался хозяйством, и уж можете мне поверить,