Езеро [Инна Николаевна Олексийчук] (fb2) читать онлайн

Инна Олексийчук Езеро

– Э-э-эммм… Меня зовут Штар… Скворец или звезда – как кому нравится. Учитывая мое нынешнее положение, – подбитый скворец или гаснущая звезда. Ах-ха-ха, я так и вижу ваши серьезные недоумевающие лица – вы приготовились послушать что-то стоящее, а тут!.. Но, поверьте, я веду эти записи чисто чтобы не помереть со скуки в нашем прекрасном во всех отношениях госпитале. Так что, кому неинтересно слушать, пусть лучше сразу выбросит трек с моей болтовней в корзину.

Итак, меня зовут Штар. Ларри Штар. Но, постойте, тут же целая история!

Нянюшка назвала меня Ларри в честь матери, но большей частью – в память Лоуренса Аравийского. Того самого, из топового фильма.

Вы же знаете – они так устроены, эти нянюшки. Как прикипят к чему-то сердцем. Моя была без ума от синих глаз актера О’Тула.

Я родился в апреле 2062-го – «Лоуренсу» как раз стукнуло сто. В то время публике давно наскучили живые комиксы. И, к удивлению, эпика столетней давности пришлась ей по вкусу. Фильм бил рекорды просмотров. Скажу лишь, что в период от своего до моего появления на свет – а он составлял ровно четыре месяца – Нянюшка раз двадцать успела насладиться игрой О’Тула. Виды пустыни плыли перед ее глазами и в вечер моего рождения.

Она вспоминала потом, что при моем первом крике Лоуренс как раз мучительно принимал решение идти на Акабу. При этом эпичная пустыня со ржавыми скалами на заднем фоне сильно смахивала на марсианскую.

Я и сейчас вижу, как Нянюшка плавно переводит взгляд нежно-васильковых глаз от экрана на стены нашей гостиной и фиксирует тождество картинок. И хотя на отцовских снимках тяжелый марсианский песок не взлетал легкими волнами, как в Аравии, сходство все же было поразительным.

К слову, лет в двенадцать, я три c половиной часа стоически просидел в нашей студии. И таки досмотрел это кино до конца.

«Что вас больше всего привлекает в пустыне, майор?» – «Ее чистота»…

Иногда мне кажется, что Нянюшка была немного ясновидящей…

***

– Доктор, есть надежда?

– Пока не могу сказать. Где его нашли?

– В пустыне, к востоку от Езеро.

– Интересно. И что же майор там делал?

– Искал отца.

– Сестра Павлович, вы в своем уме?

– Простите, доктор, я сказала глупость.

Ларри проснулся, когда околомарсовый лазаретный модуль встречал очередной рассвет. Солнце заполнило палату доверху и, отражаясь от белой поверхности стен, превратило ее в ослепительный шар. Свет причинял глазам колющую боль, и Ларри прикрыл их. Странно, но в этом прибежище для раненых было три – Ларри приподнял одно веко – да, целых три иллюминатора.

Он облизнул пересохшие губы. Ну и где все – доктора, сестры? И как долго он здесь «отдыхает»? Отдаленное гудение модульной аппаратуры только оттеняло неприятно отзывающуюся в нервных окончаниях тишину. Ларри заставил себя открыть глаза. Резиновые трубки. Множество прозрачных резиновых трубок и медленно стекающие по ним капельки лекарства. Трубки тянутся к его телу и напоминают бледных живых змеек. Через катетеры на сгибах локтей они с жадностью присасываются к Ларри и изменяют состав его крови.

Ларри передернуло, он повернул голову к стене. На уровне пальцев руки на ней горела зеленым выпуклая кнопка.

***

– Доктор крикнул сверху «Мальчик! Можете регистрировать!», но Нянюшка не пошевелилась. Лишь на ее широкой груди засветились индикаторы именного поисковика. «Сандро» – лимит превышен» – услышала она металлический женский голос в ушной раковине и на минуту задумалась. Нянюшка знала, что мама хотела назвать меня в честь отца – Александром. Но система… Два одинаковых имени в семье, при том что Александров в мире и так было предостаточно, – весомый аргумент в пользу блокировки.

Обойти систему было непросто. Нянюшка решила попробовать назвать ребенка Сандро, но, по всей видимости, этот фокус приходил в голову многим нянюшкиным… э-э-э… коллегам. «Санни», «Алекс», «Алик»… Блокировка!

Когда я представляю, как все происходило, вижу белую в синих прожилках руку Нянюшки. Рука в замешательстве задерживается в воздухе. А через минуту в поисковике начинает мигать имя «Лоуренс». «Разрешено, – выдыхает голос и бесстрастно констатирует: Лоуренс Штар, родился 12 апреля 2062 года в 18 часов 29 минут. Мать – Лариса Штар, 2033 года рождения, ученый-лингвист, отец – Александр Штар, 2021 года рождения, астронавт».

– Все верно! – Нянюшка притрагивается к кнопке «ок» на своей груди и через секунду уже дремлет. Кстати, я всегда поражался этой ее способности отключаться почти мгновенно, какие бы тяжелые задачи она перед тем не решала.

***

– Вы приходите каждый день…

– Мне интересно.

– Смотреть, как я умираю?

– Как вы боретесь. Есть еще одна причина…

– Я знаю.

– Вы догадались по моему бейджику? По фамилии Павлович?

– Не только. Вы очень похожи на отца.

– А вы знаете все о миссии «Марс–2061».

– Только главное я еще не сделал – не рассказал миру об истинных причинах ее гибели…

Ларри вдавил кнопку в стену, и она беззвучно замигала красным. Где-то неподалеку все так же тихо гудели компьютеры. Ничего не происходило, только огненная тень ржавой планеты превратила левый из иллюминаторов в еще одну огромную тревожно мерцающую кнопку.

Раздвижная дверь скользнула в сторону. Шум систем усилился, чтобы через секунду снова приглушенно сникнуть. Дверь палаты плавно закрылась.

– Доброе утро, майор! Наконец вы к нам вернулись!

Ларри увидел белый комбинезон и лицо, наполовину скрытое маской. Настороженный взгляд вошедшего скользил по комнате. Незнакомец явно избегал смотреть Ларри в глаза.

– Вы – доктор? Можете объяснить, что со мной?

– А что вы помните, майор? Как вы сами объясняете, что оказались здесь?

– Вас уполномочили меня допросить? – Ларри посмотрел на говорившего с нескрываемой неприязнью.

– Позвольте представиться – доктор Дзенконски, и я здесь только для того, чтобы вам помочь. Вас нашли без сознания, у кромки зыбучих песков в районе Езеро.

Доктор подошел к иллюминатору и медленно повернулся к Ларри. Новый рассвет вновь наполнял палату фонтаном блестящих искр.

– А теперь мужайтесь, майор Штар. В последнее время вы покидали базу очень часто. Удаляясь от нее на сотни километров, вы несколько раз даже позволяли себе ночевать без прикрытия антирадиационного щита. Понимаете, что это значит?

Ларри усмехнулся.

– Не спешите меня хоронить, Дзенконски.

– Весь месяц поступали предупреждения о солнечных вспышках, и вчера, когда вы потеряли сознание в пустыне, была замечена сильнейшая из них.

Ларри молчал.

– И сколько, по-вашему, мне осталось? – спокойно произнес он наконец.

Доктор помедлил с ответом.

– Боюсь, отправить вас домой уже не удастся, сэр.

***

– Мое первое детское воспоминание. Эм-м-м… Пожалуй, наш балкон. Балкон над озером и летняя ночь. Нянюшка держит меня на руках. Я закутан в одеяло и, наверное, напоминаю кокон. Нянюшка молчит и смотрит прямо перед собой.

Она никогда не поднимает голову в небо, но требует, чтобы я смотрел туда почаще. Летние звезды ласковы и веселы. Они подмигивают мне и посылают вестниц на землю. Те, не долетая, гаснут. Гаснет и их отражение в ночной воде. Прохладный ветерок дразнит ресницы, я сам начинаю моргать, потихоньку засыпая на мягком, пахнущем выглаженным ситцем плече Нянюшки.

– На этом балконе познакомились твои родители, – позже рассказывала она мне. – В августе 50-го капитан Штар устроил астрономическую вечеринку по случаю великого противостояния Марса. Желающие могли выходить на балкон и наблюдать небо в эту самую штуковину.

Нянюшка стучала по чехлу телескопа, скромно потупившегося в дальнем углу балкона. Кстати, лет с семи он стал моей любимой игрушкой.

– Твоей матери было тогда лишь семнадцать, – продолжала Нянюшка. Она заканчивала школу и готовилась поступить на отделение славянской филологии университета. «Поступайте лучше в отряд астронавтов, и мы вместе полетим туда», – с серьезным видом сказал ей Штар и указал прямо на красный шарик в небе. «Летите, капитан, сами, а как прибудете, обязательно найдите в телескоп этот балкон. Я помашу вам отсюда рукой», – засмеялась она в ответ, краснея. «Тогда я привезу с Марса золотой слиток и отнесу его к ювелиру. Тот сделает из марсианского золота колечко, которое я подарю вам. А вы согласитесь стать моей женой». Твоя мать лишь улыбнулась и посмотрела в небо влажными глазами. Ларри, милый, а ведь знаешь – кольца твоих родителей действительно сделаны из марсианского золота.

***

– У вас легкая рука, Надя. А сестра Миллер ставит капельницы, как мясник.

– Майор… почему Езеро?

– Я искал доказательства.

– Что они погибли именно там?

– Что их там уничтожили… Вы так спокойны…

– Я догадывалась об этом. Они хотели обнародовать карту золотых пещер…

– Дело не только в золоте… Кстати – откуда вы знаете о карте?

– Отец упомянул о ней в последнем письме. У родителей всегда был особый язык для общения.

– Так же, как и у моих. Но карту пещерного Марса засекретили по иной причине. Почему вы отняли руку? Мне становится легче, когда я чувствую вашу ладонь на лбу.

– Кажется, меня зовут. Но я не могу уйти, пока вы не скажете.

– Миссионеры давали названия. Всему, что здесь открывали. Они не прислушивались к системе.

– Я… я поняла. Ларри, вы должны рассказать мне все, что знаете.

– И я это сделаю – тем более, что времени у нас мало…

Дзенконски приходил часто, тревожа и раздражая Ларри все больше. Он исподволь интересовался, зачем майору понадобилось исследовать пустыню к востоку от Езеро. Ларри стискивал зубы и пытался смотрел сквозь него. Слабость мешала ему дать волю гневу, он просто молчал.

Невозможность укрыться от ослепительных рассветов, головокружительные смены картин Вселенной и поверхности Марса в иллюминаторах – искусственная гравитация в модуле создавалось его постоянным вращением, – короткие ночи, за время которых Ларри не успевал отдохнуть, – все это начинало превращаться в пытку.

– Да прикройте чем-то ваши иллюминаторы, доктор!

– Хорошо, майор. Я думал, что возможность любоваться Красной планетой, такой дорогой вам, сэр, наоборот будет скрашивать ваше одиночество.

– Что вы знаете об одиночестве, Дзенконски… – Ларри устало закрывал глаза.

***

– Летом 2061 года – больше чем за полгода до моего рождения – мама стояла на балконе и гладила меня, еще очень маленького и еще очень далекого. В небе ярко горел хвост кометы Галлея. Но мама смотрела на Марс. «Вот и напророчили, глупые, – шептала она и беззвучно плакала. – Нам предстоит расстояние почти в полмиллиарда километров – ты можешь представить это, малыш?» В то время отец летел в свою последнюю экспедицию.

В начале 62-го в наш дом привезли Нянюшку. Прямо с завода, в разобранном виде. Мастер собрал «изделие» и проверил все настройки. Особо долго он тестировал именной поисковик и ушел, только убедившись, что тот работает, как часы.

Новорожденная Нянюшка пахла новой аппаратурой. Поразительно, но когда она умирала, я, зарывшись в ее ладони, не мог надышаться исходящим от них запахом корицы, сена и летнего ветра.

Моя мать сразу подключила Нянюшку к программе искусственного разума «Маринер». Это было творение моих родителей, они трудились над ним вплоть до отъезда отца. По сути, это они создали ту Нянюшку, которая вырастила меня. Которая стала их отражением и заменой, постоянно оберегая меня и кутая в родительскую любовь…

В начале апреля пришло известие о гибели марсианской миссии под метеоритным дождем у западного края равнины Исиды, в районе кратера Езеро. Капитану Александру Штару и его помощнику Милораду Павловичу было посмертно присвоено звание героев нации. Дома их вдов стали нагло осаждать журналисты.

Нянюшка гнала мерзких папарацци в хвост и гриву – одного даже чуть не сбросила с балкона. «Бешеная бабенка!» – визжал тот, скатываясь вниз по водосточной трубе.

«Прислуга в доме капитана Штара не уступает ему в героизме», – едко ввернул он после в свою статейку.

В начале лета – мне исполнилось только два месяца – умерла моя мать. Она ушла тихо, сидя в плетеном кресле на балконе, с раскрытой книгой в руках. Карандаш упал рядом, а в книге осталась подчеркнутой слова «Положи́л есть пусты́ню во езе́ра водна́я…» (Пс.106.35).

Нянюшке удалось вырастить меня без помощи правительства. Мои баллы по ежеквартальным тестам всегда приближались к максимальным. За день до тестов Нянюшка каким-то таинственным образом обзаводилась распечаткой ответов и, усадив меня перед собой на стул, не отпускала, пока я не вызубрю все до последнего слова.

Если я начинал капризничать, она спокойно говорила, что умывает руки. Я чувствовал угрозу в ее словах. Косясь на ее ладони, неподвижно лежащие на круглых коленях и напоминающие пухлые белые ковшики, я снова напрягал извилины и послушно заучивал ответы.

«Тебе купили щенка. Как ты его назовешь?

1. Люк.

2. Даффи.

3. Твой вариант.

4. Вопрос некорректен».

«Вопрос некорректен. Вопрос не кор-р-р-ректен», – шептал я, обхватив руками голову и страдальчески глядя на Нянюшку.

– Но почему? Почему? Почему некорректен? – не выдержал я однажды. Я заорал это почти в исступлении, но тут же съежился.

Нянюшкины руки продолжали неподвижно лежать на коленях, ни одна мышца ее лица не дрогнула. Я перевел дух.

– Что ж. Пришло время объяснить тебе, Ларри.

В тот вечер она рассказала мне многое. И то, что я услышал, меня почти не удивило. Наверное, я действительно был уже готов все это понять.

Прежде всего Нянюшка сбегала в комнату матери и вернулась оттуда с книгой. Она уверенно пролистнула несколько начальных страниц и передала книгу мне.

– Читай то, что отмечено карандашом, Ларри, читай!

– «И чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей» (Бт. 2. 19) – что это, Нянюшка?

– Это об одном из величайших даров, которым наградил человека Творец. Дар нарекать имена.

– А книга? – я заглянул на обложку. – Это Библия!

– Да, настоящая Библия, а не тот адаптированный суррогат, который сейчас на слуху у всех и в котором ищут себе оправдания все грешники мира.

Я мало что понял из ее тирады. И из того бесчисленного количества тирад, которые последовали за первой.

Но я уже знал – все, что говорит Нянюшка, вложили в нее мои родители. Поэтому слушал и запоминал, еще не понимая ничего, но всем сердцем желая понять.

Библия стала моим путеводителем на этом пути, а карандашные отметки матери – компасом заблудившегося странника.

***

– Меня переводят на базу, Ларри, посадочный модуль готовят на завтра.

– Значит на этой земле это наша последняя встреча, Надя…

– Ты говоришь о земной жизни?

– Да. И пожалуйста – перепиши сейчас запись с этого диктофона на свой мобильный. Дзенконски дал мне эту игрушку, чтобы я развлекался, увековечивая собственную жизнь для потомков. Я не хотел бы, чтобы запись попала к нему в руки.

– Конечно. Но мы так и не договорили, Ларри…

– Сейчас я скажу лишь одно – Надя, я благодарю Творца, что уйду не в одиночестве. Мысль о тебе согреет меня в самый последний миг, я знаю. Ты плачешь?

– Ларри…

– Иди, тебя зовут, слышишь? Когда вернешься на базу – открой мою ячейку в стене командования, пароль «Езеро». Там будут доказательства, что миссию 61-го года специально направили в район западной кромки Исиды – отец успел написать матери сообщение, недоумевая, зачем их туда посылают. И это был не метеоритный дождь, Надя. В восточном районе Езеро я нашел осколки ракеты. Многое затянуло в пески, но следы преступления правительства все еще можно найти.

– Ларри… Я найду их, я опубликую карту пещерного Марса – даже если на это уйдет вся моя жизнь!

– Будь осторожна, Надя, и – прощай!..

– Когда мне исполнилось шестнадцать, Нянюшка начала слабеть. Я замечал, что она, всегда такая деятельная, подолгу стала стоять на балконе и смотреть, как колышутся верхушки деревьев прямо перед ней.

– Куда ты пойдешь, Ларри, когда меня не станет? – однажды спокойно спросила она.

– В летную школу, – ответил я, едва сдержавшись, чтобы не броситься к ней на грудь и не зарыдать. – В летную школу, затем – в отряд астронавтов.

– Я верю, что ты найдешь его, мой мальчик. И узнаешь правду.

В последний день она принесла из маминой комнаты какие-то бумаги.

– Здесь распечатка их переписки. Ключ к шифру найдешь сам – я его не знаю. В последнем письме есть что-то важное, я помню лицо твоей матери, когда она его читала.

Нянюшка приложила руку к груди – именной поисковик услужливо замигал.

– Что с тобой, Нянюшка? – бросился я к ней и усадил на диван.

– Я хочу, чтобы ты дал мне имя. «Нянюшка»… Сколько этих нянюшек, безликих и таких похожих одна на другую. – Как бы ты назвал меня, а, Ларри?

– Хочешь быть Маринер? – хрипло, так как слезы душили меня, проговорил я.

– Это красиво… Что-то, связаннное с поверхностью Марса, – ведь так? А ты знаешь, что вся эта история с системой именных поисковиков началась с кратера Езеро? – голос нянюшки Маринер слабел, но она продолжала говорить ясно и внятно. – Началась путаница с написанием Езеро–Джезеро. Даже в славянских странах начали говорить, что нужно унифицировать название и остановиться на Джезеро. Был создан большой компьютер, и пошло–поехало. Давать имена разрешили только машинам…

***

– Зачем вы это сделали, майор? – Дзенконски безуспешно пытался воспроизвести последнюю запись на диктофоне.

– Что именно? Удалил все треки? Они мне наскучили, доктор, и тем более – скоро конец.

– Вы мужественный человек, майор. И я готов выполнить любое ваше желание. Что бы вам хотелось попросить в эту минуту?

– Найдите неадаптированную Библию, Дзенконски, и прочтите 106-й псалом.

– Прочесть его вам?

– Я знаю его наизусть. Но если в память обо мне вы когда-нибудь проговорите эти слова вслух, вы выполните мое последнее желание.

Ларри приподнялся на кровати, так что натянулись все трубки капельниц, и, глядя в алый иллюминатор, начал декламировать слова псалма слабеющими губами:

«Положи́л есть пусты́ню во езе́ра водная…»