Запасной [Алексей Юрьевич Русанов] (fb2) читать постранично, страница - 7

состоянии. Но почти два первых года ощущал себя паралитиком. Так чувствует себя человек, перенёсший обширный инсульт, не способный даже мелким движением подать какой-либо знак, сообщить о том, что он жив, чувствует, мыслит. Но если в моём случае мою телесную неподвижность обусловливали как сами физические параметры среды, так и специфика того состояния, в которое ввёл меня Дед, то вот свою внетелесную свободу мне пришлось осваивать также тяжко и долго, как развивает себя паралитик от героического движения пальцем до виртуозного приседания на корточки. Дело в том, что Дед ввёл меня в это специфическое состояние искусственно, а оно подразумевает очень высокий уровень подготовки в областях, о которых я даже не ведал. Поэтому первое время разум мой – ну, или душа – был не только намертво замурован в окаменевшем теле, но не способен был даже на обмен с Дедом простейшими мыслями, хотя его я слышал и понимал прекрасно. Больше двух лет ушло у меня на освоение новых способов коммуникации, так что внятно объяснить Деду бесперспективность его «переговорных» усилий мне удалось только к весне 71-го. Впрочем, к тому времени он и сам осознал, что учинённая мной дисгармония – это надолго, так что свою кипучую деятельность он после Аполлона-14 прекратил, перенаправив свои усилия на моё обучение и развитие. Тем более, что я теперь мог с ним общаться, спрашивать, отвечать. И успехи мои из меня попёрли: первым делом я научился писать. – Выбрал наугад точку на приборной панели и преисполненный мысленным сопением, мысленно высунув язык, как первоклассник исправляющий двойку, широкими «мазками» принялся переставлять атомы в верхнем молекулярном слое. Получилась достойная первоклассника, немного корявая запись, достаточно отчётливо видная в хороший микроскоп. Я оставил её в первозданном виде в память о своём первом значительном достижении, а все последующие дневниковые записи делал в «точке» неподалёку.

Затем я повадился посещать Землю. Сначала друзей и любимых, потом всех, кто мне был интересен; не являясь никому и не заговаривая – Дед строго настрого сие запретил – я с любовью и трепетом навестил всех. С кем-то сердце моё успокоилось, с кем-то сжалось от боли, но главное – я их стал отпускать.

А потом мне открылся доступ в информационное поле Земли. Этот ключик Дед оставил мне на прощанье. И именно это до сих пор составляет главное моё увлеченье. Будущее скрыто от меня, но прошлое открыто сполна. Я считал, что удовлетворю своё любопытство скорее, и так бы оно и случилось, будь я чуточку поглупей. Ну, хотя бы на пол-извилины, остановивших бы меня от последнего шага, шага в бескрайние поля истинной истории, о которой лучше не знать. Я по-прежнему веду записи во второй «точке», но это не хроники моих изысканий, а лишь скромные размышления и всё чаще стихи.

К первой «точке» я пририсовал стрелку и – гигантскими буквами, видными без микроскопа, – указание ЧИТАТЬ ЗДЕСЬ. Здесь вы сейчас и читаете. Это не исповедь, я уже говорил. Я не сомневаюсь в своём возвращении, но не знаю – вернусь ли к жизни. Поэтому постарался составить максимально объективный рассказ о себе. Для чего использовал фрагменты своих старых записей на Земле, которые – я уже говорил – сожжены, но если умеючи – доступны по-прежнему. Не все из них отражают моё текущее понимание своей жизни, но у меня почти не осталось желания казаться не тем, кто я есть.

Умеючи, мне доступны любые события и деяния, к каковым относится и всякое слово, равно сказанное или написанное. Те, что мне приглянулись, я цитирую во второй «точке». И закончить хотел бы цитатой, как бы ну совершенно не имеющей ко мне отношения: «В этом забеге твой финиш там, где ты упал замертво». Сказано одной знаменитостью, наедине с собой, в пору выхода из уныния. Поэтому, кто сказал – не скажу!