Нехватка воздуха (СИ) [Печальный Менестрель] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

========== Часть 1 ==========

Они ни разу не говорили друг другу о любви. Долго ходили вокруг да около — Инквизитор сыпал слащавыми банальностями и предлагал помощь, Дориан улыбался, бросал колкости. Каждый убеждал себя, что так правильно.

После Тени все изменилось. Тугая спираль обмотала сердце Дориана, сжала — невозможно дышать. Он не солгал бы, сказав: с первого мгновения, как только они вывалились из тени, истощенные, едва живые — все они, кроме Инквизитора — в груди его поселилась тупая боль. Их отряд вернулся в Скайхолд — в конечном итоге, все закончилось хорошо. У Сэры появилось на несколько больше поводов для ужаса и возмущения, у Кассандры — причина окружить себя бумагами. Об Инквизиторе и говорить не стоит — весь в делах.

Но смотря, как в полутьме библиотеки тускло переливаются медные волосы Лавеллана, как глаза его смотрят — удивлено, встревоженно — пружина вокруг сердца Дориана стянулась ещё сильнее. Тевинтерец не говорил о любви — жонглировал злобными фразами, нервно смеялся. Глупая, глупая боль мешала дышать.

*

На фоне мира, который рассыпался в пыль, это казалось неважным. Лучше не чувствовать, стоя перед толпой врагов, валяясь в грязи и крови, убивая драконов и порождений Тьмы. Позже можно позволить себе несколько витиеватых слов, парочку поцелуев украдкой. Так думал Дориан. Инквизитор же плевал на любые правила — целовал на виду у всех, спорил с матерью Жизель, приглашал на танец перед толпой аристократов.

У Дориана было много любовников, но не было возлюбленных. И ему было — совсем немного — страшно.

— Такой красивый и такой дурак! — хохотала Сэра. В ее мире любовь — явление простое. Лучница флиртовала с высокими кунарийками, строила глазки девушкам с кухни — у нее не было отца, который пролил реки крови, чтобы изменить своего ребенка. У нее не было Лавеллана, отчаянно смелого, с чудовищной меткой на руке и горящим праведным гневом взглядом.

— Нужно показать тебе несколько магических трюков, чтобы меньше болтала, — беззлобно огрызался Дориан. Впереди маячила спина Кассандры, прикрытая щитом. Женщина молчала, но маг чувствовал ее осуждение пополам с весельем — интересный коктейль.

— Лучше бы ты нашему Инквизитору показал парочку трюков. Улавливаешь, о чем я?

Дориан улавливал. Сэра постоянно пыталась выяснить, как же у них все происходит, за дверями спальни. И не только она: другие члены отряда интересовались вскользь, осторожно, выбрав жертвой своего любопытства Дориана — у Инквизитора спрашивать субординация не позволяла. Тевинтерец отшучивался и придумывал загадки. Он не мог рассказать правду.

Лавеллан целовал его, словно святыню, прекрасное божество — осторожно и трепетно, касался мозолистыми от кинжалов пальцами выбритого затылка, смуглой шеи, очерчивал ключицы. Сердце в его груди громко отсчитывало бешенный ритм, ресницы дрожали. Красное солнце щедро лилось сквозь витражи из Серо, превращаясь в драгоценные камни на коже. Дориан смотрел — глазам становилось больно. Любовь Инквизитора была похожа на белое пламя, оглушающие бомбы, после которых долго приходишь в себя.

Когда Лавеллан обнажался, то сбрасывал не только броню: один за другим слетал твердый взгляд, гордая осанка и суровость, оставляя худого, испуганного эльфа, уставшего от битв и бремени долга.

— Они все смотрят на меня, как на пророка. Я… я не хотел всего этого, — Инквизитор обводил рукой покои, имея в виду намного большее, а затем его взгляд падал на ладонь, плечи горбились. И Дориан выцеловывал каждый миллиметр его кожи, заставляя забыть о мире с его заботами, пока Лавеллан не срывался на крик. Его блестящая от пота кожа цвела синяками и порезами после стычек с венатори — Дориан подмечал каждый новый шрам, обводил его губами в глупой надежде, что тот исчезнет. Эльф позволял ему, попеременно улыбаясь, то удовлетворённо, то печально. А на утро облачался в сверкающий драконий доспех, шутил и отдавал приказы. И только Дориан знал, какая за этим всем скрывается боль.

*

— Я думал, что погибну, — говорил Дориан. Инквизитор улыбался: он немного пьян и почти счастлив. Они все живы. Они победили. Его юное лицо будто светилось изнутри, и Дориан снова забывал, как дышать.

— Я останусь, пока ты мне не надоешь, — немного позже говорил маг, и это было максимально близко к признанию в любви. Его чувства уверенные и спокойные, тогда как любовь Лавеллана сжигала дотла. Яркая и слепящая, словно солнце над их балконом, она делала больно — стальная пружина хватала сердце Дориана с двойной силой.

Маг пытался забыться, разливая по бокалам вино; рассуждая, какой Корифей дурак, и как славно они надрали ему задницу; хватаясь за острые плечи, янтарные волосы, смятые простыни…

Луна серебрила кожу Инквизитора; вино было допито, разговоры иссякли. Дориан, сквозь дрёму, чувствовал, как пальцы эльфа мягко гладят его спину, обводят ямочки на пояснице. Эта нежность выбивала остатки воздуха из его лёгких — и маг замирал под прикосновениями, боясь разрушить хрупкое волшебство.

Их любовь всегда на вкус как пепел и порох, горькая от зелий исцеления, насыщенная озоном от разрядов магического посоха, дурно пахнущая ядом от разбойничьих клинков. Ржавая от крови и соленая от пота, совершенно не похожая на красивую историю с хорошим концом.

Но теперь все закончилось. Не нужно каждый день сражаться, быть на волосок от гибели, прощаться перед боем — так, на всякий случай. Их любовь может стать как лунное сияние и шелест страниц, солнечные блики и пьяные песни. Но Дориан уходит. И просит не следовать за ним.

*

Он говорит о любви впервые, когда прощается навсегда. Слова застревают в горле, обвиняющий взгляд Инквизитора стреляет в солнечное сплетение. За последние два года они виделись от силы десяток раз — короткие встречи, оставляющие после себя новые раны. Несколько часов, которые они воровали у неотложных дел, полнились историями и жадными касаниями. Всегда было слишком мало и первого, и второго.

На этот раз все иначе. Инквизитор — самый одинокий человек из всех, кого Дориан знает. Он взахлёб рассказывает о новой собаке Каллена, о доме, который навязал Варрик, нелепом подарке на день рождения Железного Быка. О себе — молчит. Теребит подаренный Дорианом кристалл на шее, хмурит изящные брови. У них сотня забот, но никто не спешит уходить.

— Спасибо, что пытался тогда помирить меня с отцом. Мы причинили друг другу так много боли, а теперь он мертв. И я Магистр… Забавно. — Дориану хочется стащить с себя всю броню, как когда–то делал Инквизитор в Скайхолде. Обнажить свое сердце, сжатое невидимой рукой до упомрачительной боли, но в этом нет нужды. Эльф берет его ладони, бережно целует и прикладывает к груди, а затем — к удивлению Дориана — сжимает его в крепких объятиях — не выдохнуть. Кристалл больно царапает кожу, волосы Лавеллана щекочут нос, и тевинтерец позволяет себе расплакаться впервые за долгие годы.

*

Инквизитор сражается с отчаянной яростью. Метка на его ладони искрит и пылает, на лице — печать несокрушимого страдания. Советники говорят: «Милорд, Вы так долго не выдержите, это может убить Вас». Лавеллан кивает и бросается в новый бой. Он не боится смерти.

Во время короткой передышки Кассандра нелепо машет руками и кивает головой, пока Дориан не догадывается, что от него нужно. Женщина отводит его в сторону, переминается с ноги на ногу. Вокруг них — парящие скалы и цветущие поляны, яркий свет заливает замки древней цивилизации, от которой даже памяти не осталось.

— Пообещай ему, что останешься! — наконец выпаливает Искательница. Ее щеки пылают. — Мы говорили с ним, с Инквизитором, перед Советом и он… Я спрашивала его о женитьбе, он говорил, что не против. А потом ты и твой отец, и это все… Это его убивает!

Дориан молчит. Кассандра, эта удивительная женщина, которая поначалу его ненавидела, затем презирала, чтобы в конце концов принять, теперь отчитывает, заикаясь и краснея.

— Я знаю, что ты не останешься, знаю, что вы обо всем поговорили, но… Солги.

Тевинтерец чувствует, как горячая волна поднимается от живота к лицу, окутывает горло — не выдохнуть. Кассандра, честная и правильная с головы до ног, просит его солгать самому Инквизитору. А затем на них нападают кунари, снова и снова — становится не до разговоров.

*

Лавеллан исчезает в последнем элувиане, и внутренности Дориана скручивает от чудовищного дежавю. А если на этот раз он не появится живой и здоровый, как тогда из Тени? Дориану кажется, что его сейчас вырвет, и он старается глубоко дышать ртом, но воздуха не хватает. Сбоку Сэра царапает ножиком магический переход, который закрылся прямо перед ее носом, Кассандра пытается привести в порядок доспехи. Вокруг валяются порубленные на куски демоны, догорает тело кунарийского мага. Никто не понимает, победили они или проиграли.

Метка на руке Инквизитора вела себя скверно в последнее время, искрила и сияла, окутывая все его тело зеленым огнем — что, если он погиб, пытаясь отыскать Соласа, и теперь его останки навеки потеряны во времени и пространстве? Дориан пытается гнать от себя дурные мысли, но получается плохо. Даже когда в сияющем окне элувиана появляется окровавленный Инквизитор, с висящей вдоль тела рукой и круглыми от ужаса глазами, он не верит. Это демон искушения вернулся, чтобы превратить все надежды Дориана в реальность, а затем потоптаться на осколках.

— Дориан, — шепчет Лавеллан и падает — тонкая фигурка на фоне мерцающего прохода. Элувиан вспыхивает белым и разлетается на части, хороня под собой бездыханное тело.

*

— Хочешь останусь? Все равно в Магистериуме одни напыщенные зануды.

Лицо Инквизитора кривится, будто от сильной муки. Яркое освещение в лазарете подсвечивает его бледную кожу зелёным — Дориану кажется, что Якорь никуда не исчез, а растворился в этом хрупком теле и медленно выедает из него жизнь.

— Где болит? — спохватывается маг, когда его любовник не отвечает.

— Что? А, нет… не болит, — Лавеллан через силу улыбается — тень прежней улыбки, которая даже в самые темные времена украшала его лицо. — Не нужно оставаться. Мы уже попрощались, я пожелал тебе счастливого пути. Помнишь? До всего этого, — Инквизитор осторожно ведет плечом. Ночью Лелиана убрала один из разбойничьих клинков — теперь его собрат сиротливо блестит в углу магической руной. — Недавно Кассандра сказала, что я всегда должен следовать зову сердца. Можешь себе представить? Так вот, мое сердце всегда с тобой, но твое — не здесь, оно досталось стране магов и работорговцев. Верни его себе.

Дориан хочет возразить, но только фыркает. Слова роятся в его груди, словно пчелы.

Когда-нибудь я отойду от дел, аматус. Мы оба станем старыми и седыми, поселимся в глуши. Представь себе крошечный домик, увитый розами. Неподалеку озеро, такое чистое, что в солнечный день больно смотреть. Я напишу книгу, намного лучше, чем у Варрика, и одна половина будет о моем великолепии, а вторая — о тебе. Ладно, о моем великолепии будет чуточку больше половины. И к нам будут приезжать старые друзья, у кого–то из них будет выводок орущих детей, которым ты расскажешь десятки историй. А когда дети уснут, мы все сыграем в порочную добродетель. Сэра уснет под столом, Каллен проиграется. Кто–то начнет петь. Время залечит все наши раны. А если кто захочет поведать о новых опасностях старого мира, мы не будем слушать.

Дориан смотрит на одинокий кинжал и молчит. Невысказанные слова царапают горло. В широкое окно стучатся первые звёзды. Он не знает, сколько просидел так, но когда оборачивается, Инквизитор спит, разметав по подушке волосы. Его измученное лицо спокойное, кончики пальцев касаются бедра мага.

— Ты спасал этот мир, и каждый миг я боялся потерять тебя. Теперь ты отпустил, чтобы не потерять меня. Спасибо за это, — шепчет Дориан, и впервые за долгие годы чувствует, как тугая спираль, сковавшая сердце, ослабевает. Он склоняется над Лавелланом, мажет губами горячий изгиб шеи, поправляет одеяло и осторожно ложится рядом.

Сквозь приоткрытое окно долетает ненавязчивый шум улиц, плеск фонтанов и далёкая музыка, такая тихая, будто и нет ее вовсе. Возле лазарета отцветают акации, их аромат мешается с запахом пыли и стали, исходившем от Инквизитора. Дориан хватает губами этот запах, пытаясь наполнить им себя до краев.

Он дышит в унисон с Лавелланом, глубоко и спокойно, пока не засыпает.

26.07.2020