Сердце дракона (СИ) [Лана Каминская] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Глава 1. Репей и роза
Он выглядел омерзительно. Настолько отвратительно, что Мириан не выдержала и перевела взгляд с родного брата на завешенную гобеленами стену, и сделала глубокий вдох. Попробовала вновь посмотреть на Итора и снова не смогла вынести всего того уродства, к которому за долгие годы вроде как привыкла и до поездки в Нолфорт даже не замечала. Возможно, и вчера не заметила бы, если бы не острое словцо в адрес Стернса, которое Итор поспешил выплюнуть сестре, стоило той выскочить к брату навстречу, а ему самому — спешиться. Процессия из Ллевингора прибыла рано утром. И в тот же день, но уже после заката солнца, вернулся хозяин. Мириан которую ночь мучалась бессонницей, и услышать, как скрипнули ворота, как заржали кони, и как затопала сапогами стража, труда не составило. Но факелов во дворе было зажжено мало, а потому разглядеть что-либо во тьме через окно с высоты третьего этажа оказалось сложно, как бы Мириан ни старалась и к каким бы окнам ни подходила. Однако наделанного шума оказалось достаточно, чтобы понять, кто именно въехал через главный вход, тем более и прислуга, ничуть не смущаясь, что разбудит гостей, повыскакивала из комнат, отведённых ей в самом дальнем крыле замка, и не успокаивалась ещё долго, то стуча и скрипя разными дверями, то снуя туда-сюда с тёплыми полотенцами, чистыми простынями и наскоро подогретыми кушаньями. Но прошло время, и возня прекратилась, а Мириан, забравшись обратно в кровать и натянув одеяло чуть ли ни до подбородка, так и не заснула и с первыми лучами солнца уже встала, кликнула служанку, чтоб та помогла ей одеться, долго выбирала платье и укладывала волосы, фыркая, что тот или иной локон вечно топорщится, и с замиранием в сердце принялась ждать первой встречи. Но встреча откладывалась, и Мириан уже была готова провалиться сквозь землю от позора, и провалилась бы, если бы вместе с ней в комнате, окнами выходившей на юг и пышно цветущий сад, не находился сейчас её брат. Некогда горячо любимый, но сейчас раздражающий как своим присутствием, так и своей безобразной внешностью. — Я удивляюсь твоему спокойствию. — Губы Итора искривились столь сильно, что лицо стало ещё более уродливым, чем было раньше. — А я удивляюсь твоей сварливости. Мириан продолжала скользить взглядом по гобеленам, словно видела их впервые, хотя за последние дни успела уже досконально выучить каждый узор. — Ты изменилась, сестра, — вкрадчиво начал Итор, но был тут же безжалостно перебит. — Ты ошибаешься. — Ты провела в чужом доме около пары недель, а уже оправдываешь заносчивость Стернса и его безразличное к нам отношение? Не забывай, ты здесь не гостья на одну ночь, ты уже практически здесь хозяйка. — Ты забыл, какую цену мы заплатили? Итог беззвучно пошевелил губами. — Чего бы нам это ни стоило, с нами должны обращаться почтительно, а не указывать каждый час, что наше место возле свинарника! Мириан не выдержала и перевела взгляд с гобеленов на брата. Тот ходил из угла в угол, сильно хромая, и был красным, как варёный рак. — Прекрати! — Скажи это своему будущему муженьку. — Тому, что мы не были приглашены к завтраку, есть своё объяснение. Стернс почти всю ночь провёл в дороге, завтракал поздно и, вероятнее всего, в своей спальне. — А как тебе то, что он успел перекинуться парой слов уже со всеми в этом замке, кроме нас? Даже с этими вечно скучающими Талайтами. — Тоже вполне понятно. — Да? — Представь себя на его месте. Будь ты уставшим и грязным, ты бы вышел к своей невесте вот так сразу, даже лица не ополоснув? Тем более если ты ту невесту никогда раньше не видел. Что может быть хуже испорченного на всю жизнь первого впечатления? — Только вечная самовлюбленность и желание лишний раз унизить и без того растоптанных. Мириан поморщилась. — Не принимай всё столь близко к сердцу. Вот увидишь, не успеет солнце зайти за башни, как всё исправится, и ты будешь сильно жалеть, что позволил себе такие мысли, тем более слова. Но старший брат только хмыкнул, покачал головой и опустился в кресло напротив сестры. — Не надо было так под него прогибаться. — Зато ты не потерял трон. — Сейчас — нет, но я не уверен, что всё останется так, как есть, спустя пару лет. И самое мерзкое во всей этой истории, что расплачиваться за мою корону придётся тебе. Мириан только вяло улыбнулась. — Меня к этому готовили, разве ты не помнишь? Не Стернс — так другой. А в нашем с тобой положении Стернс — это лучшее, что только могло со мной случиться. Так что... мне остаётся только радоваться. — Мириан... — Тсс, — сестра в ответ лишь приложила палец к губам, умоляя больше не продолжать. Брат был совсем на тем, с кем Мириан сейчас готова была обсуждать будущего мужа и свои будущие обязанности покорной супруги. Случись тот разговор год назад, она бы с удовольствием пооткровенничала, обсудила бы каждую ниточку на наряде жениха, высмеяла или восхитилась бы его манерами и говором, но война всё изменила и даже её отношение к Итору. Куда-то исчез тот образ, который Мириан всегда берегла в своём сердце. Растворился, рассыпался на песчинки. А всё потому, что в одночасье Итор стал другим. Былые храбрость и благоразумие оказались показными: верхний слой, считавшийся золотым, был влёгкую смахнут и на поверку оказался пылью, наружу выползла фальшивка, подчёркиваемая внешне уродливой оправой и сама по себе гнилая изнутри. Война вывернула наружу правду. Сколько бы ещё продолжался тот сон, в котором Мириан видела брата уважаемым и заботливым правителем? А если маски сброшены, то какая, в конце концов, разница, в чьей клетке томиться? Может, у врага и лучше, ведь тот, по крайней мере, не поёт сладких песен перед сном, а утром не оплачивает тобой свои проигрыши. Правды Мириан не знала, загадывать не смела, но всем сердцем верила, что то, что случилось, уж точно к лучшему. — Кто там ещё? — недовольно отозвался Итор и повернулся в кресле, когда в дверь вежливо постучали. Так стучатся только слуги, но не мелкие сошки. — Войди! — распорядился брат, даже не поинтересовавшись у сестры, готова ли она принимать в своих покоях кого-либо либо, кроме него самого. В дверях показался Риновар, лакей Стернса. Из-за его спины выглядывала милая на личико девчушка, по всей видимости, служанка. — Миледи, — начал Риновар, закончив с приветствиями и учтивыми поклонами, — его светлость просили передать, что вы и ваш брат окажете ему большую честь, если сегодня вечером присоединитесь к торжественному ужину. Он состоится в большой зале, и если вам понадобится помощь с приготовлениями, то Тиа к вашим услугам. Победная улыбка осветила лицо Мириан. Бросив укоризненный взгляд на брата, она поблагодарила слугу, медленно поднялась с кресла, в котором сидела, и поманила к себе девушку. — Ты уложишь мне волосы и поможешь переодеться. Пойдём. Одетая в скромное чёрно-серое платье длиной до щиколоток, с короткими рукавами и всего одним подъюбником служанка подошла к Мириан, сложила руки на переднике и потупила взгляд, принявшись разглядывать носы своих стоптанных башмаков. Но неловко девчонке стало вовсе не от мыслей, что этим днём ей придётся прислуживать почти королеве, и не от божественной красоты госпожи, а от того, что по-хозяйски развалившийся в соседнем кресле брат Мириан, закинув ногу на ногу и подперев подбородок кулаком, голодным взглядом скользил по тоненькому стану молоденькой служанки, ничуть не стесняясь останавливаться ни на едва заметной груди, ни на бёдрах. Тиа слышала от кухарок, что подобным взглядом король Итор уже рассматривал дочь садовника, работающую при кухне и вчерашним вечером накрывавшую для Итора стол к ужину. Говорили, что его величество даже ущипнул девчушку за бок и прошептал что-то непристойное, но Тиа верила, что то были только слухи — сама дочь садовника от всего отнекивалась и ни в чём не признавалась. Сейчас же, испытав на себе этот похотливый взгляд, Тиа была готова поклясться, что, окажись она и Итор одни в этой комнате, он бы непременно ущипнул и её и обдал горячим дыханием, добавив к нему пару пошлостей. — Тогда увидимся, сестрёнка. — Итор тоже поднялся, чмокнул Мириан в щёку и направился к выходу. — Срази их всех наповал сегодня своей красотой. — Непременно, — Мириан очаровательно улыбнулась, проводила взглядом брата, а когда за ним закрылась дверь, приказала Тие распустить ей волосы, принести гребень и шкатулку с тиарой, усыпанной бриллиантами и жемчугом. Первая встреча просто обязана пройти на высоте, а Мириан обязана на ней блистать.* * *
— Ешь, говорю. — Кухарка брякнула о стол миской со второй порцией картошки с сушеными лисичками и неодобрительно покачала головой. — И откуда ты такая тощая взялась? Не больная хоть? — Не больная, — буркнула Рики, схватив ложку. — Кто такая? — шёпотом спросила кухарку её помощница, занимавшаяся разделываем крупного кочана капусты. — Вчера её у нас ещё не было. — Я мало чего поняла. — Кухарка покосилась в сторону Рики — не подслушивает ли. — Она как с неба свалилась. Я утром на кухню захожу, ещё глаз протереть ото сна не успела да половник достать, а она уже тут как тут, для милорда чай из шиповника просит. — Для самого? — Глаза помощницы округлились от изумления. — Вот и я ахнула. Обычно он к себе никого, кроме Риновара, не подпускает, а тут какая-то пигалица, непонятно откуда нарисовавшаяся. — Из Ланимора я, — помешала завистливому обсуждению шепотком Рики, и обе поварихи вздрогнули, тут же отпрыгнули друг от дружки и сделали вид, что ничего не было, и что обе заняты своим делом. Картошка в миске стремительно исчезала. Облизнув ложку, Рики отодвинула тарелку от себя и довольно выдохнула: так, как сейчас, она за всю жизнь свою не ела. Так вкусно и много. Но Гайлард приказал топать на кухню и голодной не возвращаться. А чтобы незнакомой девчонке поверили, ещё и своего лакея приставил, предварительно наказав с Рики глаз не спускать. Лакей почему-то бурного восторга не высказал. Всю дорогу от комнат Стернса до измазанного жиром царства кастрюль, сковородок и черпаков хмурился, на Рики поглядывал недовольно и свысока, временами зажимал нос и отворачивался, ничего не спрашивал и разговора вообще никакого не заводил. Рики тому была рада. Её пугал слишком суровый вид камердинера, а особенно его блестящая лысина, толстая шея, пухлые пальцы и нос, похожий на клюв хищной птицы. Именно такими Рики всегда представляла мясников, хотя вживую видела только одного на базаре на центральной площади Торренхолла. На остальных смотреть не стала — хватило того зрелища. Отделаться от Риновара для Рики было в радость, но та была недолгой: место, где уютно пахло лавровым листом и говяжьим бульоном оказалось тем самым, где собирались сплетни, и откуда они расходились по разным углам, и Рики тут же стала главной мишенью скучающих поварих. Неужели им больше делать нечего, как только шушукаться у неё за спиной и обсуждать её острые плечи, выпирающие на спине лопатки, худое личико и странное появление? Ведь если овощи уже давно томятся в печи и покрываются сырной корочкой, и делать нечего, то почему бы не выйти во двор и лишний раз не полюбоваться красотами Торренхолла, величественными стенами и башнями замка, крепким камнем и суровой архитектурой? Зачем тратить время за шепотками и ухмылками? Вот будь она на месте тех поварих, точно вышла бы на улицу! Правда, в этот момент Рики ещё не знала, что дверь из кухни вела прямиком к скотному двору и амбару; из красот там были разве только свиные пятачки, если, конечно, были не в грязи, да аккуратно сложенное в сноп сено, если, конечно, последнее не раскидали вилами коровам и лошадям. Для Рики же Торренхолл был сказочным местом. О казавшейся раньше пределом мечтаний городской стене и капитане Швидоу Рики ни разу не вспомнила — некогда было. Глаза только и успевали что зыркать по сторонам, удивляться и восхищаться высокими потолками и свисающими с них люстрами в тысячу свечей, яркими гобеленами и строгими портретами на стенах, а также книгами, посудой, одеждами и даже запахами, которых в замке было не счесть, начиная от воздушно-цветочных (для напольных ваз в большой обеденной зале срезали много белых лилий) и заканчивая банальными сытными, доносившимися из глубоких чанов и кастрюль. Да, замок предстал перед Рики именно таким, каким она себе его представляла. Она была готова излазить его весь и начать могла прямо сейчас, но ночью ей было велено выспаться, а утром её таскали туда-сюда, объясняя, как себя вести, как разговаривать, по каким коридорам ходить, а на какие лестницы никогда не заворачивать. Потом опять чего-то наговорили, из чего половину она запомнить так и не смогла, и отправили на кухню, приказав со всем управиться быстро, так как день обещал быть трудным и долгим. Ну, хорошо. С картошкой она управилась. И что же дальше? — Да ты всё врёшь. — Услышала Рики протяжное со стороны плиты и осторожно повернула голову на голос. Ага, поварихи снова придвинулись одна к другой и, делая вид, что замешивают соуса к мясу, опять перемалывают кости. Кому? Рики и без слов догадалась. Сделав наивно-глупый вид, девушка скрипнула деревянной скамьёй, вставая. Кухарки вдруг встрепенулись и пугаными птахами разлетелись каждая в свой угол. Скрипа что ли испугались? Трусихи! Рики довольно хмыкнула. Но дело было в другом: в кухню важно вошёл Риновар. «Вот удивительный человек, — подумала Рики. — Сколько вчера ночью милорд его ни костерил, сколько раз за одним и тем же бульоном ни гонял (первый был холодным, второй — сильно перчёным, в третий залетела муха), ни один мускул не дрогнул на лице. Кукла, а не человек! Глаза, брови, рот есть, а эмоций ноль. И даже голос всегда ровный, и ни тебе ворчания, ни радости, ни иных признаков жизни. И если бы не та мясистая шея, не нос-клюв и не абсолютно лысая и гладкая, словно яйцо, голова, то Рики просто пожала бы плечами и прошла мимо. Но, увы, внешность камердинера отлично располагала к тому, чтобы девушка начала его побаиваться. И боялась, как оказалось, не одна она. — Этого будет мало, — оценил Риновар, нырнув носом в кастрюлю. — Сделаем больше, — отозвалась одна из поварих, спешно смахнув со стола рассыпанную зелень. — В два раза больше и в три раза быстрее. Меньше трещите, балаболки, и больше работайте. Обе женщины кивнули, а Риновар окинул недовольным взглядом взъерошенную Рики. — Я же говорил тебе помыться и почистить одежду... Точно! Говорил! Но почему-то, когда это всё произносилось, Рики запомнила только про еду, а вот всё остальное как-то пролетело мимо ушей и напомнило о себе только сейчас. — Сама будешь оправдываться перед милордом, что лицо до сих пор измазано и несёт от тебя навозом. — Так я сейчас... Пойду с ведра себя окачу. Где здесь у вас ведро с водой? Риновар обречённо покачал головой. Такой кошмар ему и во сне не мог присниться. Всех девушек, будь то горничная, убиравшая постель, или простая полотёрка, всегда отбирали с особой тщательностью. Смотрели на внешность, умение скромно себя вести, быть незаметной для хозяина, всегда выглядеть опрятно и не слишком вычурно. Но чудо, которое сейчас стояло перед опытным лакеем и смотрело на него искренне и бесхитростно, не поддавалось никакому объяснению, и причина, почему милорд так благоволил этой замарашке, была для старого и верного слуги таким секретом, к разгадке которого он больше всего на свете в данный момент мечтал подобрать ключик. — Нет времени, — сухо бросил Риновар. — Милорд ждёт, а долго ждать он не любит. — Не любит — это верно замечено. — И, поймав на себе удивлённый взгляд слуги, на полном серьёзе добавила: — На своей шкуре убедилась. Он велел меня позвать? — Да. — Что-то случилось? — Нет. — Тогда я бы всё-таки окатила себя из ведра… — Я же сказал, нет времени. — Но ведь не срочно! — Мыться надо было, когда тебе было отведено на это время. — Но хоть одежду почистить! Глина к сапогам присохла. — Почистишь после. А теперь будь добра, помолчи немного. На этой лестнице сильное эхо — не стоит раздражать высоких гостей глупыми речами. Молчать так молчать. Рики послушно плелась следом. К запаху от своей одежды она уже давно привыкла, той вони совсем не чувствовала, но вот не смотреть на засохшую грязь было трудно. А стоило о ней вспомнить, как та сразу стала заметна даже в тех местах, где раньше Рики её совсем не видела. И на локте есть, и даже на животе пятно! Действительно, кошмар. Риновар прав. И словно прочитав мысли девушки, а по правде просто проследив за её взглядом и расслышав едва уловимое «ох», слуга Стернса медленно произнёс: — Милорд велел пошить тебе новую одежду. Портной ждёт тебя. У Стернса. Снимет с тебя мерки, и можешь быть свободна. Если, конечно, у милорда не будет никаких других распоряжений. Рики остановилась перед высокой массивной дверью. Шарообразные металлические ручки на каждой створке были начищены до такого блеска, что в них можно было увидеть своё отражение. Вот только то было жалким, и Рики это прекрасно знала, поэтому просто вцепилась мёртвой хваткой в гладкий металл и потянула дверь на себя. — Куда?! — Риновар не сдержался и всё-таки рявкнул. Не надолго хватило его терпения: ещё и сутки не пройдены. — Двери в комнаты милорда полагается открывать мне, — учил слуга, успокоившись. — Ты не королевских кровей, чтоб с ноги заходить, и не военный командир. Если его светлости будет угодно тебя видеть, то я разрешу тебе войти. А если милорд передумал, то невелика беда. Рики недоумевала. — Вы же сами сказали, лорд Стернс за мной звал. Рукава там замерять, и сколько кожи на сапоги потребуется... Риновар недовольно пошевелил губами, понимая, что попытка указать пигалице на её место с треском провалилась, но рук с двери не убрал и не спешил ту открывать. — А говорили, времени нет, — пожала плечами Рики. — Пока вы тут воротник поправляете и собираетесь с духом, чтобы переступить порог, я бы уже в воду нырнула и два раза обсохнуть успела. — Спешка нужна при ловле вшей, — спокойно вставил слуга. — А хозяин любит всё красивое, элегантное, как и подобает его статусу. Поэтому выпрями спину, поправь волосы... Хотя нет, лучше верни, как было, а то совсем уныло получилось. — Да знаю, что не красавица. — И откуда ты только на мою голову свалилась? — выдохнул лакей. — Из Ланимора я, — в который раз за день повторила девушка, а Риновар уже заходил к Стернсу. До Рики донеслись голоса. Сгорая от любопытства, девушка принялась топтаться за спиной камердинера и даже вытянула шею, чтобы хоть что-то разглядеть, но удалось слабо, зато уши поймали каждый звук и каждое слово. Один голос Рики без труда узнала; второй был незнаком и, вероятно, принадлежал портному. — Тут я ушью, тут тоже. Это быстро. А вот тут придётся всё переделывать. Боюсь, что возиться буду около двух дней. Ох, милорд, где вы только были всё это время, что так сильно похудели? — Объезжал террито… Тут не трогай! — Спина? Помню, помню. — …территории. Захотелось лично проверить, всё ли спокойно. — Ох, неудачная, видимо, оказалась затея, — посочувствовал портной. — И надо же, как вам с лошадью не повезло. Может, она листок какой в лесу ухватила да с того понесла? Говорят, сейчас какой-то новый сорт лопухов вдоль дорог расплодился. Все лошади, стоит им его попробовать, сразу мрут, как мухи. — Может, и схватила… Я же просил спины не касаться! — Простите, ваша светлость. Надо было заколоть в одном месте, чтобы не забыть, сколько потом убирать. Ещё пару раз потерпите? Надо вот тут сверху прихватить да с боков. — Убери руки! — раздраженно приказал Гай и тут же добавил в разы спокойнее: — Сейчас явится девчонка, о которой я говорил. У неё пальцы тоньше. Будешь показывать, где и сколько прихватывать, а она будет выполнять. — Давайте хоть так, — тут же согласился портной. — Вот и она. Риновар! — Рики заметила, как слуга, стоило ему уловить на себе взгляд хозяина, тут же втянул живот и даже стал на пару дюймов выше. Его лицу прибавилось важности, хотя та и так зашкаливала, а лысина стала блестеть ещё больше. Видимо, покрылась потом. Лакей открыл было рот, чтобы спросить разрешения пропустить в комнату девушку, как следующая фраза Стернса тут же перечеркнула все принятые нормы и правила поведения, и важности во взгляде камердинера заметно поубавилось. — Ты мешаешь ей пройти. Двинься в сторону, а лучше пойди отсюда! Понадобишься — позову. Верный слуга такого никак не ожидал, застыл в секундном оцепенении, но вовремя сообразил, что стоять столбом перед милордом непозволительно, шагнул в сторону, попуская к нему Рики, и, поклонившись, остался по ту сторону дверей, аккуратно и тихонько их прикрыв. С несколькими измерительными лентами через плечо и булавками, зажатыми в губах, портной порхал вокруг Стернса бабочкой, поправлял ткань то тут, то там, ставил черточки мелом и огорчённо качал головой, представляя масштаб работ, которыми будут заняты все его ближайшие вечера и ночи. Поманив к себе Рики рукой, на одном из пальцев которой был большой медный напёрсток, портной сделал несколько шагов к окну, внимательно осмотрел своё творение, что-то прикинул в уме и вновь приблизился к Стернсу. — Вот тут и тут. — Булавка была вытащена изо рта и протянута девушке, указательный палец ткнул, куда надо, и Рики, дрожа от волнения, попробовала заколоть дорогую ткань. Сквозь собственное сопение девушка услышала, как прошипел Стернс, но ни слова не произнёс. Значит, всё-таки коснулась раны. Надо быть осторожнее. Но какая же жёсткая материя! Серебристая, с вышитыми вензелями и лилиями, непослушная, выскальзывающая из рук, но роскошная и делающая Гайларда поистине королём, и лишний раз тыкающая Рики носом в ту пропасть, которая лежит и всегда будет лежать между ней и хозяином юга. Девушка тряхнула головой, прогоняя ненужные мысли. Она в Торренхолле, она прислуживает тому, кому хотела, она рядом с ним настолько, насколько другим слугам, возможно, и не снилось. Что ещё нужно беспокойному сердцу, громко бьющемуся в груди? Опять тот ненавистный поцелуй вспомнила? А Стернс вот полез и тут же забыл, и больше с момента прибытия в порт Нолфорта о нём и не вспоминал. Как будто ничего и не было. Да ведь и правда ничего не было. Просто вина было выпито немногим больше, чем нужно… — Осторожнее, — тихо произнёс Гай и совсем не таким тоном, каким ворчал на грубые прикосновения портного. Не приказывал, а просил, отчего Рики сразу стало спокойнее, и работа пошла ровнее. Но Стернс тут же умудрился всё испортить. — Что за мерзкий запах? — поморщившись, спросил он, и Рики мигом всё поняла и покраснела. — Это я сапогом в навоз угодила ночью, когда с лошади слезала. — А почистить? Рики шмыгнула носом. — Не успела. — Теперь этим запахом пропитаются все ковры, где ты успела наследить. — Я их тоже почищу. — Лучше следи за булавкой. Лечение иглами я не заказывал. От услышанного портной удивлённо повёл бровями и подумал, что будет чего рассказать жене вечером, когда он решит передохнуть от работы над свадебными одеждами лорда и позволит себе чуток посплетничать с близким человеком. Двери в комнату снова открылись, пропуская Дагорма. Тот спешил и шаркал ногами, как обычно, а в его руках были свёрнутые свитки, чернильница и перо. — Ваша светлость, — начал старик, даже не обратив внимания ни на роскошный наряд, ни на Рики за спиной лорда, — вот всё, как вы просили. Вам нужно только подписать тут… — Дагорм развернул первый свиток, протянул его Стернсу, затем поставил чернильницу на круглый столик у окна, обмакнул в чернила перо и подал Гайларду. Гай быстро пробежал взглядом по тексту. — Вознаграждение хорошо бы увеличить. — И так огромное! Народ за такие деньги землю руками будет рыть, но откопает вам пацанёнка. — Я заплачу любую сумму, лишь бы его поймали и привели ко мне. Пусть ищут во всех домах и притонах, под землёй и в лесах. Да хоть в море и реки пусть ныряют. — Гай поставил размашистую подпись и вернул свиток советнику. — Убедись лично, чтобы все провинции получили самые подробнейшие приметы мальчишки. И мне плевать, доставят его ко мне живым или мёртвым, лишь бы доставили. Что там ещё? Гай взял другой документ. — Это распоряжение для казначея выдать брату нашей девицы некую сумму золотом для нужд деревни, — ответил старик, и бумага тут же была подписана, и возвращена обратно. — А тут письменное удостоверение вашей неслыханной щедрости и дарование этой девочке годового содержания при условии её выхода замуж за капитана Швидоу. — Это брось к остальным указам. Не горит, — спешно проронил Гай и отвернулся от Дагорма. — Как пожелаете, — пожал плечами советник, в душе радуясь, что золото пока останется в казне. — Но тут у меня ещё стопка помилований и прочих прошений… Вы бы посмотрели да хоть на парочке бы ещё поставили свою подпись. Там всё сносно, денег много не тратится, и свобода дарована только самым мелким преступникам. Народ порадуется, а ваша свадьба пройдёт на такой высоте, о какой ни один королевский род не слыхивал. — Отложи до завтра. — Хорошо, милорд. Кстати, стрелковый турнир мы перенесли на после обеда. Сами посудите, с утра будет церемония, потом поздравления, потом уже и животы хорошо бы набить, а то на голодный желудок лучники стрелять будут вяло, и удовольствие от зрелища гостям будет никакое. — Мне всё равно. — И вот ещё по рассадке на сегодняшний вечер. Положено, чтобы вы и ваша невеста сидели друг против друга, но я взял на себя смелость и решился предложить, чтобы… — Раз положено, то пусть так и будет. Мы же не любим нарушать традиции, верно? — Гай вызывающе улыбнулся старику, а потом развернулся к Рики. Та давно закончила помогать портному и теперь сама выступала в роли жертвы последнего, а именно, стояла опоясанная лентами и тоскливо ждала, когда швейных дел мастер закончит возиться с замерами, и её мучения прекратятся. — Этим вечером будешь возле меня. Будешь следить, чтобы я не забывал пить эту гадость. — Стернс стрельнул взглядом в сторону склянки со снадобьем, стоявшей на столике рядом с чернильницей. — Поможет стерпеть боль и не скрючиться прежде, чем подадут горячее. От услышанного Рики и Дагорм застыли как вкопанные, а с пальца портного упал напёрсток и закатился под кресло. Через открытое окно с улицы донёсся шум. Вначале небольшой, он вдруг резко перешёл в громкие крики, которые было уже ничем не заглушить. К крикам прибавились топот копыт и скрип колес. Бросив бумаги на стол, Дагорм подскочил к окну и выглянул, и тут же стал белее манжет, которые предусмотрел для свадебного наряда Стернса портной. — Ваш дядя, милорд! — выпалил старик и заметался по комнате, не зная, то ли бежать во двор, то ли вначале убрать бумаги, а затем бежать во двор. — Его величество король Риккард уже в Торренхолле. — Найди Феррана! Срочно! И помоги мне спуститься. — Только не в этом! — Портной молитвенно заложил руки, со слезами на глазах глядя, как после резкого движения Гайларда на пол полетели две булавки. — Я помогу вам переодеться. — Только быстро! — заторопился Гай, спешно скидывая с себя приготовленные для торжества одежды и даже не обращая внимания на боль в теле. — Рики! — позвал он мимоходом. — Да, милорд? — До вечера посиди в комнатах прислуги. И смой с себя эту вонь, иначе за ужином ни у кого не будет аппетита. — Да, милорд. Рики стрелой вылетела в длинный коридор. Мысли в голове перепутались, сердце ушло в пятки, губы побледнели, а глаза заблестели. Бежать скорее и постараться в таком виде не попасться никому на глаза! Нырнуть с головой в ушат с тёплой водой, потом расчесать волосы, счистить щёткой грязь с сапог и попросить у прачек чистую тунику. Можно даже не по размеру. Поясом подвязаться — и готово. Только бы те прачки оказались сговорчивыми и согласились помочь. А то вдруг они такие же, как кухарки. Порот налево, несколько ступенек вниз, прыжок, ныряние под арку и снова влево и на лестницу. Длинную, холодную, не устланную коврами. Быстро-быстро работать ногами по ступенькам, не стесняясь того шума, что творили каблуки. А затем вновь бежать вперёд, вначале протиснувшись между колонн, а затем завернув за угол... Ох! …Со всего размаха девушка налетела на молодую женщину, тоже спешившую по длинному коридору, но только к той самой лестнице, с которой недавно слетела Рики. — П-простите, — начала лепетать перепуганная до смерти девушка, напрочь забыв об ушибленном лбе и уставившись на дорогие ткани платья той, кого она только что чуть ни свалила с ног. По телу прошла дрожь. Это ж надо было налететь на знатную госпожу! А госпожа была тем временем безумно красива: тёмные, вьющиеся волосы, со вкусом уложенные; мягкий взгляд ореховых глаз; губы, не в трещинках и чешуйках, как у Рики, а подобные лепесткам роз после дождя; длинное платье цвета янтаря; пояс, расшитый золотом и бледным жемчугом; кольцо на пальце с драгоценным камнем и ниточка жемчуга на шее в тон тому, что украшал одежды. — С тобой всё в порядке? — И даже голос был мягкий и нежный, словно перьевые подушки, на которых Рики этой ночью спала первый раз в жизни. Но как же всё неправильно: это Рики должна переживать и спешить загладить свою вину, а она стоит, прилипнув к полу и потеряв дар речи, и вопросы задают ей, словно это её сбили и чуть не порвали рукав. — П-простите, — только и хватило храбрости что разомкнуть губы и выдавить это слово во второй раз. Ласковый взгляд скользнул по лисьему личику, взъерошенным волосам, перепачканным штанам и остановился на поясе, к которому был прикреплён зачехленный в дорогую кожу нож, подаренный Гаем на острове. — Ты не служанка, — промолвили спокойно. — Но кто? Раньше я тебя здесь не видела. Рики поймала взгляд госпожи и тоже посмотрела на нож. — Я не украла, — проронила девушка, а ноги стали ватными. — Я верю, — ответ был неожиданным. — Но ты мне не ответила. — Я прибыла ночью вместе с милордом... — Ты дочь одного из его командиров? Рики замотала головой. — Но одета ты... совсем не так, как подобает девушке. И этот нож... — Одета я вправду не так, как надобно, — тараторила Рики, заваливая красивую госпожу объяснениями, — но это временно, пока не будет готова моя одежда. Раньше я мыла полы в казармах городских стражников и убирала комнату их капитана, а теперь вот служу у лорда Стернса. Правда, что именно надо делать, толком ещё не понимаю, но жду, когда милорд мне объяснит, а пока просто выполняю всё, что он прикажет. Хоть полотенце принести, хоть помочь подняться с постели. — Лорд Стернс болен? — забеспокоилась госпожа. — Упал с лошади, — соврала Рики, помня сочиненную перед воротами Торренхолла легенду, которую заучили наизусть все свидетели случившегося на острове и которую было велено неустанно повторять. — Та понесла, как бешеная, он сильно ударился о землю, а лошадь ещё и прошлась по нему копытами. — Какой ужас! — Да вы не волнуйтесь, милорд жив-здоров, все кости целы. Старикашка пичкает его разной отравой, от которой раны быстро затягиваются. — Старикашка? — Дагорм. Такой седой и очень старый. — Кажется, припоминаю. Ну, а сейчас-то тебя за чем послали, что ты неслась, как на пожар? — Так король ведь прибыл. Вы разве не слышали шума? За окнами такой гам и суета, что, чувствую, кого-нибудь ненароком задавят. — Ах вот оно что... Тиа! — громко позвала темноволосая красавица. На её крик хоть и не быстро, но вынырнула из комнаты неподалёку девчонка лет примерно таких же, как и Рики, с охапкой платьев в руках, которые норовили вывалиться при каждом шаге. — Простите, леди Мириан, что я так медленно. Боюсь, за раз всё не унесу. Придётся возвращаться. — Брось всё туда, откуда взяла, и проверь, что творится во дворе. Говорят, сам король Риккард прибыл. — Сию минуту, госпожа. Рики была готова провалиться сквозь землю. Ну, или хотя бы этажом ниже, ведь до земли было ещё о-го-го сколько. Имя будущей леди Стернс за последние часы произносилось уже столько раз, что не запомнить его мог только глухой. И надо же было так нелепо нарваться именно на ту самую, когда народа в замке хоть отбавляй. Внезапно Рики почувствовала, как горят губы. Они, наверно, сейчас алее клюквы и прямо кричат о том поцелуе, что Стернс так нагло урвал на корабле. Но почему стыдно ей, а не ему? Она-то не просила и к нему не лезла, но почему-то стоит сейчас перед будущей женой своего хозяина и краснеет, и пыхтит, вместо того, чтобы ещё раз извиниться и попросить не раздувать из случившегося скандал. Ведь, она и правда не нарочно наскочила. Впредь будет внимательнее. А поцелуй… что из-за него так переживать? Стернс повёл себя по-хозяйски нагло — она нашла в себе силы ответить. Стернс о случившемся забыл, а она вот до сих пор вспыхивает при каждом новом воспоминании. Но она никому не скажет и уж тем более этой роскошной красавице. А сама та никогда не догадается. И подумаешь, губы до сих пор красные. Может, это от холода… в такой-то тёплый день! — Ты что-то хочешь мне сказать? — Мириан внимательно смотрела на Рики. Девушка замотала головой. — Тогда чего стоишь на месте? Беги. Милорд, явно, дал тебе какое-то поручение. Уверена, ты не захочешь, чтобы в итоге он оказался тобой недоволен. — Вы позволите? — робко спросила Рики. — Ступай, — улыбнулась Мириан. — И впредь будь аккуратнее на поворотах.Глава 2. Случайные неслучайности
— Гайлард! Король Риккард по-отечески распростёр объятия и крепко сжал племянника, не дав тому ни незаметно ото всех скорчиться от боли, ни просто вздохнуть. В завершение пытки, о которой даже не подозревал, король похлопал Гая по спине и, обняв одной рукой за плечи, не торопясь направился к входу в замок. За ними покорно следовала Кхира, перед этим обменявшись с кузеном приветственными улыбками и протянув тому руку для поцелуя. Вот только коснулись ли губы Гая её бледных пальчиков? Ответить на свой же вопрос Кхира не смогла, так как прикосновения никакого не почувствовала. Тем не менее оба сделали вид, что безмерно рады видеть друг друга, ведь, решись они показать характер, король был бы крайне недоволен. Во двор выскочила прислуга и занялась вещами. Сопровождавшие процессию стражники спешились, передали лошадей конюхам и последовали за провожатым в те комнаты, которые им отвели в лабиринтах Торренхолла. Каждый был занят своим делом и торопился управиться быстро и ладно, чтобы не давать хозяину повода хмуриться и не подвести с началом важного ужина. Библиотека встретила всех троих Стернсов тёплыми лучами закатного солнца, уже сильно опустившегося за макушки деревьев, уютным потрескиванием поленьев в камине, который только-только разожгли в предверии холодного вечера, и кувшином вина, принесённого из погреба. Едва войдя в комнату, король тут же стянул с рук пыльные походные перчатки и небрежно бросил их на обитое дорогим, кровавого цвета, бархатом кресло; свои ажурные Кхира стянула медленно и подала следовавшей за ней девушке, которая, приняв от господ дорожные плащи, осталась в коридоре, порога библиотеки так и не переступив. — Мне лестно, что ты всё же проявил уважение ко мне и отложил свадьбу до моего приезда, — довольно промычал король, глядя, как племянник самолично наполняет кубки вином. Однако рука Гайларда вдруг странно дрогнула, и пара бордовых капель всё же проскочила мимо кубка и шлёпнулась на стол. — Разве я мог поступить иначе? — машинально ответил Гай, только сейчас сообразив, что ему несказанно повезло вернуться к Торренхолл за день до прибытия дяди. — Не буду играть с тобой в кошки-мышки, скажу прямо, — шёл напролом Риккард. — До меня доходят тревожные вести. О том, что ты стал слишком своеволен и рубишь сгоряча, не слушая никого, а то и вовсе не думая. — Кампанию против Ллевингора вы одобрили лично, если вы об этом... — Я не про Ллевингор — в этом гнилом королевстве давно было пора всех прижучить. — Тогда я вас не понимаю. — Читай. На стол упал свиток, туго стянутый верёвкой. Развернув бумаги, Гайлард жадно глотал слово за словом, а когда прочитал, то только равнодушно пожал плечами и произнёс: — Всего-то обсудил эту тему один раз с Дагормом. И дело было давно, и никакого продолжения не получило. — Ты должен понимать, что военные кампании не могут вечно быть удачливыми. И прежде чем затевать ещё одну, хорошо бы вначале спросить на то моё мнение. Иначе воевать будешь только своей армией — на мою не рассчитывай. Гайлард выдохнул — про сплав на Вороний остров дядя прознать ещё не успел, а свиток содержал лишь рассуждения Дагорма о том, что после Ллевингора его господин может захотеть замахнуться и на других нерасторопных соседей. — Простите, дядя. — Когда займёшь моё место, тогда и будешь своевольничать, а пока запомни, я в этих землях король, решать мне, а ты всего лишь исполняешь то, что я одобряю, или навсегда забываешь о том, что мне не по душе. — Да, ваша милость. — Вот и славно. — Риккард одобрительно похлопал племянника по плечу, отчего тот сильно закусил губу, и мускулы лица расслабились только, когда рука короля скользнула с плеча к столу и сграбастала кубок. — Как брат? — поинтересовался правитель, отхлебнув крепкого гранатового. — Отец приходил в себя несколько недель назад и всего на пару часов. С тех пор опять лежит и никого вокруг не узнает. Ничего не помогает. — Я зайду к нему позже. — В любое время, когда пожелаете. — Ну, а что твоя будущая жена? Давно здесь, ненавидит тебя или уже разделась? Да, ладно, племянник, не красней. Риккард заботливо потрепал Гая по щеке и пояснил: — Ни для кого не секрет, что все бабы по тебе сохнут. И нашенские, и других краев. Признаюсь, я в твои годы таким красавчиком не был. Видимо, поэтому мне и досталось убожество, а не жена. А ты молчи! Окрик его величества предназначался дочери, которая всё это время стояла у стола, даже не коснувшись кубка, наполненного для неё Гайлардом. При упоминании о матери Кхира вздрогнула и приготовилась возразить отцу, но была предупредительно тем одернута и уже не посмела вмешиваться. Секрета не было: отец мать никогда не любил. Женился, как и подобает, по расчёту и за всю жизнь так и не сумел найти в своей супруге ни одной мелочи, которой смог бы восхититься. На лицо королева была пресной, часто болела и по каждой болячке подолгу стонала, падала в постель и не вылезала из кровати сутками, нахлобучив на голову страшный колпак и с утра до ночи цедя вонючее снадобье. Даже с детьми у королевской четы не задалось: в то время как у младшего брата было уже два сына, у старшего подрастали лишь две дочери. Родилась и третья, но только умерла, не протянув и недели. Ничто не радовало ни глаз, ни души короля. Ссоры стали частым явлением, и виделись венценосные супруги крайне редко и только по случаям государственной важности. Все эти мелочи были известны и Гайларду, но, видя, как побледнела Кхира, он быстро перевёл взгляд на короля и просто ответил: — Сегодня за ужином и узнаю, что она из себя представляет. Риккард чуть не поперхнулся вином. — Погоди, уж не хочешь ли ты сказать, что до сих пор не потискал невесту в каком-нибудь тёмном углу и не ущипнул за ягодицы? — Отец! — вскрикнула Кхира и залилась краской. — А ты не слушай! — рыкнул король. — Закрой ручками свои нежные ушки, сядь и займи чём-нибудь голову. А я с племянником о деле потолкую, от тебя и твоей сестры ведь внука не дождёшься! Кхира проглотила слова отца все до единого, мышкой юркнула в кресло, сдвинув королевские перчатки к спинке, и потупила взгляд, стараясь никого не слушать, хоть то было совсем невозможно. — Мне советовали всё делать в соответствии с обычаями и традициями нашего мира, — нагло врал Гай. — Какой идиот вбил это тебе в голову? Гайлард кивнул в сторону свитка. — Тот, кто донёс вам о моих неосторожных речах. — А, — протянул Риккард, — нашёл, кого слушать. У старого хрыча всё давно отсохло, и в любовном деле дельного совета от него не жди. Слушай меня, мой мальчик. Обычаи — это, конечно, хорошо, но много лучше будет, если ещё до ужина ты будешь знать, что за баба весь вечер будет мозолить тебе глаза. Будет ли от её вида стоять или тошнить. Поверь, лучше это знать заранее, чем потом бить себя по рукам и не касаться жареных потрошков, боясь, что вырвет. — Если верить Дагорму, то принцесса — красавица. — Для него и старуха Агрона — резвая козочка. Гайлард оценил замечание дяди и впервые за вечер был с дядей согласен. Старуху Агрону он хорошо знал: она нянчила Риккарда и отца Гая в детстве, сейчас была уже дряхлой и горбатой, ничего не видела, слышала плохо и только всё время ворчала на молоденьких прислужниц, приносивших вместо двух капустных листов один. Листья те Агрона прикладывала к голове и клялась, что боли тут же проходят, самочувствие улучшается, и даже скидывается годок-два. Старухе мало кто верил, но, глядя, как вокруг от старости мрут все, кроме неё, начинали сомневаться и тоже бежали за капустным листом. — А? Я прав? — задорно спросил король и снова похлопал племянника по больной спине, отчего тот был готов взвыть, но делать этого не стал, чтобы себя не выдать, а просто поспешил со всем согласиться. Риккард в один глоток осушил свой кубок, прижал руку к носу, вдохнул дорожную пыль и тряхнул головой: гранатовое вино в этот раз получилось крепче обычного, но королю понравилось. Вдобавок племянник был сговорчив, запахи, витавшие в каждом уголке замка, обещали роскошный ужин, дочери не докучали, и вообще вечер обещал безудержное веселье и одни сплошные удовольствия. Для души, как минимум, а там, может, и до тела дойдёт.* * *
Нежная жемчужина, оправленная золотом, никак не хотела крепиться к уху. Мириан пробовала вдевать серёжку раз десять, но пальцы словно окаменели. Они не хотели ни гнуться, ни крепко держать украшение, а только роняли его всякий раз то в шкатулку, то на столик. — Дай, я, — нетерпеливо произнёс Итор и в один прыжок оказался возле сестры. — Попробуй, — спокойно выдохнула Мириан, стерпев то, как грубо брат вырвал серёжку из её рук. — Дрянь какая! —выплюнул Итор, после того как ничего не получилось. — Возьми другие. — Другие не подходят к этому платью. — Так сними его. Брат и сестра вперились друг в друга гневными взглядами. Один смотрел, набычившись, потому что назначенный на определенное время пир уже был готов вот-вот начаться, и опаздывать на него было нельзя; другая — из-за тех вольностей, которые брат допускал в её отношении, а ведь она уже без пяти минут как супруга наследника трона великого государства. В игре в гляделки Мириан сдалась первая, отвернулась к столику и тихо сказала: — Лучше не смотри на меня, и у меня всё получится. От твоего взгляда мне жарко, и руки трясутся. — Попроси служанку помочь. — Я отправила её за лилией. Хочу, чтобы цветок был вдет мне в волосы. — Ещё и лилия, — проворчал Итор, открывая входную дверь и высовывая нос в коридор. — Эй, ты куда? — вскрикнула Мириан, оборачиваясь. — Я буду ждать тебя у входа в трапезную. У той стены, что украшена нашими знамёнами. Смотрю на них, а на сердце тяжело. Словно издеваются те Стернсы, вывешивая наши лилии на первую линию. Смотрите все, вот они побеждённые! — Я слышала, лилиями будет украшен и зал, где подадут яства. На мой взгляд, Стернсы делают всё, чтобы проявить к нам уважение, а не унижают нас. — Много ты понимаешь, — хмыкнул Итор и вышел из покоев сестры. Мириан осталась наедине со злополучной серёжкой. Теперь можно было вздохнуть свободно, и неважно, что на спине платье стянуто так, что грудь ноет. Тянуть время слишком долго было нельзя, но как же не хотелось являться на торжественное пиршество в честь объединения двух домов рука об руку с братом. Все гости зайдутся жалостью, когда увидят её, статную красавицу, рядом с выразительным уродцем, которого и за короля-то принять противно. Если портреты не врут, и Гайлард Стернс хотя бы вполовину столь привлекателен, как его изобразил живописец, то Мириан несказанно повезёт, и, начиная со дня свадьбы, она будет окружена только прекрасным и роскошным. Если полотна врут, то она просто поменяет одного уродца на другого. Так пусть хоть первый не сопровождает её сегодня в обеденный зал, пусть она войдёт туда одна, как истинная королева, которой ей так хочется быть, справедливая, мудрая и заботливая. Красивая и сердцем, и лицом. В теле Мириан томилась бунтарка. Казалось бы, что такого в том, чтобы выскользнуть сейчас в длинный тёмный коридор, обогнать Итора и зайти в трапезную первой, заставив того лишь догонять и, выпучив глаза, тихонько ругаться про себя? Все взоры будут устремлены только на неё. Она будет плыть как лебедь, грациозно и медленно, ловя на себе восхищенные взгляды и очаровывая улыбкой того, кто будет сидеть в самом центре стола. И вокруг будут лишь шепотки восхищения, а не жалость и смешки, а брат... Он упустил Ллевингор, он только больше замыкается в себе, сея вокруг одно раздражение и недовольство. А она... Она сделает всё, чтобы своей красотой околдовать того, кто оказался сильнее. Она растопит лёд в его сердце, если он там есть, и больше не допустит бездумного кровопролития из-за жёлтого металла или куска глины, на которой ничего не растёт. Жемчужина продолжала капризничать и к уху не крепилась. Мириан аккуратно положила её на бархатную подушечку шкатулки, сняла вторую из другого уха и добавила к первой. Пройдёт пара часов — никто и не заметит, что в ушах ничего нет. Возможно, никто ничего не прознает и сейчас, особенно если высвободить из причёски по паре локонов с каждой стороны, что Мириан тут же сделала и уверенно поднялась. Нужно было торопиться, но вместе с тем не спешить. Влетать в трапезную, запыхавшись, не подобает её статусу, только больше всех рассмешит и даст брату лишний повод поехидничать. Нужно ступать спокойно, подняв голову, расправив плечи, пусть даже без серёжек и нужной лилии в волосах. Свойственная ей с рождения грация и так сразит всех наповал, но цель Мириан — не все, а один единственный человек, давно захвативший её мысли и все эти дни живший там. Тихонько притворив дверь, Мириан пошла по длинному коридору. Но не по тому, что был хорошо освещён и вёл к знаменам с белыми цветами, а по другому, не столь богатому на факела, не столь многолюдному и заканчивавшемуся у стягов с нолфортским медведем. Пусть такой путь длиннее и менее помпезен, зато на глаза брату Мириан точно не попадётся и в общий зал зайдёт одна, заставив своим появлением всех стихнуть и застыть в изумлении. Коридор извивался как змея и никак не хотел заканчиваться. В какой-то момент Мириан показалось, что она обошла уже весь замок по два раза, а заветных флагов так и не было видно. Двери, арки, выходы на заросший плющом балкон, тоже длинный и пустой, опять двери, но чертога, где сытно пахнет жареной птицей и кружащим голову хмелем, до сих пор не было видно. А ведь его не пропустишь — там всё в огнях, всё блистает и светится. Мириан вгляделась в темноту. Кажется, что-то промелькнуло вдалеке. Огонёк. Пусть тусклый, но всё же. Мириан заторопилась. Шаг стал шире, а выпущенные локоны принялись весело подпрыгивать и щекотать кожу. Но огонёк никак не хотел разрастаться и превращаться в море света. По-прежнему едва колыхался и оказался не больше, чем просто факелом, воткнутым в стену, да парой свечей в крохотной комнате, дверь в которую была приоткрыта. В таких комнатках обычно ждут своей очереди просители или торговцы, давным-давно разгрузившие товар и жаждущие оплаты. Такие комнатки обычно людны в будние дни, а тёмными вечерами пусты, тем более, в дни, на которые запланировано грандиозное пиршество. Кто будет заниматься бытовыми мелочами, когда все собрались за большим столом, и есть шанс подобраться к самому хозяину юга и лично шепнуть ему на ухо какую-нибудь свою просьбу? Но если никого нет, то почему горят свечи? В комнатке промелькнула чья-то тень. Высокий мужчина медленно ходил из стороны в сторону, и именно его силуэт выхватили из черноты тоненькие свечи. Сердце Мириан волнительно забилось. Прильнув к стене, принцесса перевела дыхание, стараясь успокоиться, и попробовала привести мысли в порядок. Выдохнуть удалось, но грудь странно заныла, словно пыталась о чём-то предупредить. Ошибки быть не могло — это был он. Мириан слишком долго разглядывала его портреты в главных залах замка, изучала линию плеч, прикидывая примерный рост и манеру двигаться, и сделать сейчас неправильный вывод просто не могла. Очень часто, конечно, в ход шло буйное воображение, но ведь сошлось! Представляя Гайларда Стернса в своих мечтах, Мириан рисовала именно эту походку, уверенную в себе и неторопливую, и именно эти движения. Но почему Стернс здесь, а не среди гостей? Хозяину положено быть в центре внимания, а не прятаться в полумраке. Или он кого-то ждёт? Не её ли? С ума сошла! Как он может знать, что принцессе Ллевингора вдруг захотелось почудить и заявиться в трапезную не в соответствии с правилами, а нарушив их все до последнего? С другой стороны, если именно сейчас и состоится то долгожданное знакомство, которое Мириан столь долго пестовала в душе, то что может быть лучше? Они выйдут на суд десятков пар глаз вместе, и никто больше не посмеет усомниться в благополучии их союза, даже самый заядлый скептик. Мириан отпрянула от стены, поправила непослушный локон и, стараясь звучать спокойно и ровно, шагнула в комнату и громко произнесла: — Я рада, наконец, увидеть вас, милорд, но никак не ожидала, что первая встреча состоится именно здесь. Впрочем, это весьма романтично. — Хотел бы я быть тем милордом, госпожа, но боюсь, разочарую вас раньше, чем вы произнесете следующее слово. Мириан оробела. На неё смотрел совершенно другой мужчина. Не тот, которого она привыкла видеть на портретах, и которого при каждом случае нахваливала прислуга. Возможно, примерно такого же роста и телосложения, но другой. Без присущей Гайларду лёгкой степени высокомерия на лице и без взгляда завоевателя. — Вы кто? — внезапно холодным тоном спросила Мириан, быстро сбросив с лица маску нежной невесты и натянув маску госпожи. — Простите, ваша милость… светлость… — Молодой мужчина волновался и путался в словах. — Я даже и не знаю, как правильно к вам обращаться… Я, видимо, напугал вас. Но мне велели ждать тут, пока не принесут мои бумаги. Сказали, что здесь я никому не помешаю, а получилось, что… помешал вам. — Это объяснение слишком витиевато, чтобы быть ответом на мой вопрос. Кто вы? — Моё имя — Дален, — ответил мужчина, совсем запутавшись и не понимая, как полагается вести себя дальше. То ли следует скрестить руки впереди, то ли спрятать их за спину, то ли поклониться миледи, то ли ещё чего. — И что вы здесь делаете, когда все на пиру? Беседа напоминала разговор глухого с немым. — Жду. — Кого? — Меня он ждет, — прокаркали за спиной принцессы, и из темноты коридора на свет свечей выплыл Дагорм. — Ваше высочество. — Старик поклонился в пояс. — Я, признаться, ожидал увидеть вас в этот час совсем в другом месте. Вы, чай, заблудились? — Заблудилась, — соврала Мириан. — Сейчас я вас провожу, — прошамкал беззубым ртом старик. — Только вот распоряжение лорда Стернса этому юноше вручу. Дагорм протянул Далену свиток. — Всё, как было обещано. Подпись милорда и его печать в самом низу. Печать даже ещё не до конца высохла. — Но, — Дален был в замешательстве, — здесь только один документ. А где же обещанное для Рики? Старик замялся. — Лорд Стернс подпишет вторую бумагу завтра. Сегодня такой важный день, он торопится на важный ужин, а бумагами у него весь стол завален — разгребать несколько дней придётся. Да и сестрица твоя сейчас при нём. Завтра поутру милорд всё подпишет и девочке сразу вручит. — Как-то всё это… — Думай, юноша, прежде чем говорить, — резко осёк Далена Дагорм. — Ты не в лавке и не в игорном доме. Тут не обманут. Раз было обещано содержание твоей сестре, то оно будет дано. Лорд Стернс слов на ветер не бросает. — Простите, — стушевался Дален и после небольшой паузы спросил: — Могу я перед отъездом увидеться с Рики? Старик кивнул. — Я передам ей, чтобы она сюда заглянула. — И, повернувшись к Мириан, заискивающе промурлыкал: — Идёмте, миледи, я покажу вам дорогу. — Пожалуй, не стоит, — внезапно ответила Мириан, совсем не радуясь перспективе появиться перед гостями в сопровождении дряхлого старца. — Я вполне справлюсь сама. — Вы уверены? — Абсолютно. — Ну, как знаете. — Старик неодобрительно покачал головой и пригладил топорщившуюся бороду. — Пойду найду девчонку, — проворчал он и исчез в темноте. Раздражающее слух шарканье не прекращалось ещё долго. А когда растворилось, то Мириан протянула Далену руку для поцелуя и великодушно произнесла: — Вам повезло попасть в милость к самому Гайларду Стернсу. Цените это. — Непременно буду, — ответил Дален и пожал принцессе руку. Наглое нахальство или элементарное незнание основ приличия? Мириан ответа не знала, но не повела и бровью, а только слегка приподняла подол платья, развернулась и вышла из комнаты. Скандалы в этот день ей были не нужны, пусть и с простолюдинами. В конце концов, они тоже не виноваты. Не каждый день сталкиваешься лбом с королевской особой. А этот и подавно не планировал. Если бы… если бы не её безрассудство.* * *
Гайлард пощупал неудобный воротник и поморщился. — Мне кажется, мех тут лишний, — заметил Стернс в сторону суетившегося вокруг него портного, поправлявшего наспех подогнанный по фигуре наряд. — Мех ни капли не лишний, милорд. Он придаёт суровости скулам и взгляду и показывает, кто в этих стенах хозяин. — А без меха это непонятно? — Швец дело говорит, — выдавил Риккард, который всё это время, вместо того чтобы переодеться из походного в праздничное и нацепить на грудь золотую цепь, хлестал из кувшина креплёное гранатовое и поучал Гая. — Покажешь той бабе сурового медведя. Пусть знает, что, как только официально будет дозволено, ты её сразу цап в пещеру и дела делать. Всю зиму, — добавил король и громко захохотал. — Пока пацана не заделаешь. — Дядя, вы пьяны, — процедил сквозь зубы Гайлард. — А ты сопляк ещё, чтобы меня одёргивать. Хочу — пью, хочу — изменников вешаю. А воротник оставь и на лицо важность напусти. А то стоишь и кислую мину корчишь. Думаешь, я не вижу? Я пить пью, но подмечаю каждую твою ухмылку. От дяди несло так, что Гая начало воротить. Надо было прежде набить ему живот жареным мясом с протёртой клюквой, а потом вино подавать. Но кто знал, что по приезду желудок короля будет пуст, каким бывает пуст к концу зимы мешок с зерном у крестьянина, имеющего жену и десятерых детей и не позаботившегося о запасах осенью? Предупредительный стук в дверь принёс в комнату Дагорма. — Пора, милорд, — прошамкал старик, предварительно обменявшись горячими объятиями с королём и тоже поморщившись от винного, вперемешку с чесночным, запаха. — Все гости собрались и ждут только вашего появления. — И что? Там тухло и тихо, как на могиле утопленника? — язвительно поинтересовался Гай. — Все высоко задирают нос и говорят лишь по делу и только о степени прожарки индейки? — Что вы! Там шум и гам, все жаждут зрелищ и винных рек и очень рады за вас. — Винные реки — это хорошо! — причмокнул губами король. — А то племянничек поскупился, только три кувшина передо мной на стол поставил. И те крохотные, как вон напёрстки у этого ниточника! Его величество ткнул пальцем в портного, отчего тот сразу вздрогнул и сильнее обычного нажал на иглу, которой зашивал слегка распоровшийся шов сбоку. Гайлард взвыл. Про себя. — Где Рики? — только и смог спросить хозяин замка. — Я наткнулся на девочку у дверей ваших комнат, милорд, — ответил Дагорм, — и отослал её проститься с братом. — Что ещё за Рики? — булькая вином, полюбопытствовал король. Гай ограничился кратким ответом: — Моя служанка. — С каких это пор ты помнишь имена своих служанок? — недоумевал Риккард. Племянник столь же недоуменно повёл бровями, словно сам удивился шалости своей памяти, а потом перевёл тему: — И Итор с сестрой подошли? — Его величество короля Итора я видел у белых знамён, а вот на его сестру наткнулся в другом крыле, со стороны знамён медвежьих, — поведал старик. — Вот как! — довольно воскликнул король и подскочил к Гаю. — Давай, мой мальчик, действуй. Не упусти шанса пощупать невесту до свадьбы и вдали от посторонних глаз. В общей едальне сделать это основательно не получится, а так будешь знать заранее, хватит ли у девки жира, чтобы выносить детей. Если какую чахоточную или дефектную тебе хотят подсунуть, то сделку расторгнем и товар вернём, не замаравшись клятвами перед богами. — Блестящая мысль, ваше величество! Я о том, чтобы милорд вышел ко всем рука об руку с невестой. — Дагорм по-своему интерпретировал предложение Риккарда. — Лорд Гайлард, если вы поторопитесь, то перехватите девицу до того, как она явится к стягам. Даже не исключаю, что она до сих пор ещё в той самой комнатёнке, где я оставил её не так давно. — Что ещё за комната? — спросил Гай. — Та, где обычно ожидают просители. Её высочество забрели туда по ошибке, там я её и застал. — А? Как тебе? — продолжал шуметь король. — Даже старик меня поддерживает! Так что ступай и морду кислую более корчить не смей. Понял? Молодой Стернс всё отлично понял, а также понял и то, что с дядей лучше не спорить. Не тот день, не тот момент и не то состояние у обоих, чтобы затевать тяжбу, которую оба будут не в состоянии довести до конца, а, значит, Гайларду придётся неминуемо сдаться.* * *
Тёмные стены слились в одну сплошную черноту без единого белого пятна. Какая же это была ошибка — рвануть с места, не захватив с собой даже свечного огрызка! Шарь теперь руками в темноте, страшась уткнуться лбом в доспехи какого-нибудь бутафорного рыцаря, поставленного сразу перед дорогой вазой. И неизвестно, что в момент столкновения будет страшнее: разбитый ли в кровь лоб или разлетевшаяся на несколько мелких кусочков дорогая вещица. К счастью пытка длилась не долго, и уже совсем скоро в дальнем углу коридора забрезжил тусклый свет. Рики заторопилась. Дален был ещё на месте. Ходил туда-сюда, теребил в руках свиток и морщил лоб, усиленно о чём-то думая. Когда увидел сестру, то сразу посветлел лицом, обнял её ласково за плечи, чмокнул в макушку и прошептал: — Я буду скучать. — Я тоже, — пролепетала девушка, зарываясь носом в пропахший морем и порохом жилет. Вытащен тот был из мешка на корабле Стернса и подарен Далену лично капитаном Мортенером. — Надеюсь, тебя здесь долго мучить не будут. — А я бы задержалась тут на подольше... — Рики, так нельзя. Ты должна думать о своём будущем. — Я о нём как раз и пытаюсь думать, но все мои мысли разбиваются о твои решения. — Просто я знаю, что для тебя будет лучше. — Поверю, когда собственными глазами увижу, что ты счастлив с той, на ком женился. — Я счастлив. — А если честно? Рики подняла голову и заглянула брату в глаза. Карие, те блестели в свете свечей. Брат взгляда не отводил и, слегка улыбаясь, смотрел на сестру. — Дурашка, — смешливым тоном вымолвил он, опять прижал Рики к себе, но на этот раз крепко-крепко, и отпустил только, когда та брыкнулась. — Значит, до встречи, — сказал Дален, направляясь к выходу. — До встречи, — пробормотала девушка, мечтая, чтобы эта встреча произошла уже завтра, и в то же время желая оттянуть её на несколько лет вперёд, чтобы никогда не случилось то, чего так жаждет брат. В едва освещённой комнатке стало совсем одиноко и даже страшновато. Одна свечка догорела; осталась вторая, которая уже еле-еле дышала и трещала так, словно на неё лили воду тоненькой струей, хотели погасить, а она всё сопротивлялась и сопротивлялась. Эта свечка напомнила Рики саму себя. Брат так же усиленно пытается навязать ей выгодное замужество, даже поддержкой Стернса заручился, а она, маленькая тоненькая свечка, шипит и брыкается, при этом понимая, что рано или поздно сдастся или же сгорит полностью. Что выбрать? Рики поёжилась. Глупые мысли в неподходящее время. Не о рыжих усах Швидоу надо думать, а том, как закрепиться среди окружения лорда Гайларда. Надо вцепиться зубами в любую, даже самую крохотную, возможность, не делать глупостей, как сегодня днём, внимательно слушать, по большей части молчать и чётко и своевременно исполнять распоряжения, будь то чистка сапог или простое мытьё головы. А что будет, когда Сэма найдут? Об этом тоже думалось и гораздо чаще, чем о ненавистных усах. Вон как старик старается: во все уголки страны гонцов разослал, всем в округе объявил, денег пообещал немерено, теперь к воротам Торренхолла потащат всех, кто более менее похож на пацанёнка. За такое богатство родной отец сына сдаст и, не моргнув, поклянётся, что белобрысый нахалёнок не его отпрыск, а именно тот, кого столь жаждет отыскать милорд. И как только среди тысячи подставных обнаружится истинный Сэм, Рики уже будет не нужна. Значит? Значит, надо сделать всё, чтобы оказаться к месту и после. И Рики тут же всполошилась, осознав, сколько времени потратила за бессмысленными размышлениями в тёмной комнате. В конце концов, её сюда приняли не рассуждениям предаваться, а обеспечивать безопасность лорда Стернса. А она стаптывает в одной и той же точке сапоги и забивает себе голову всякой дрянью. А что если именно сейчас, именно в эту минуту милорду угрожают? Вдруг Сэм свалился с потолка и норовит расцарапать хозяину лицо? Рики заторопилась к выходу. Но прежде суетливо покрутилась, задула последнюю свечу, а затем уже бросилась к дверям, чтобы вынырнуть в длинный коридор, поначалу освещаемый одиноким факелом, а после постепенно погружающийся во тьму. Через пару поворотов тьма рассеется, и глаза начнут слепнуть от буйства света и огней, а пока надо привыкнуть к черноте, чтобы идти быстро и не свернуть шею об очередного железного воина или не опрокинуть вазу, стоившую несколько сотен золотых. Шея что? За неё и гроша ломаного не дадут. А вот за вазу спросят в тройном размере. Света факела хватило ненадолго, а вот мерцания сотен свечей в канделябрах и огромной люстре, привинченной к высокому сводчатому потолку, так и не было видно. Неужели свернула не в ту сторону? Шершавая стена вдруг стала деревянной. Пальцы нащупали круглый металлический шарик. Дверь? Похоже на то. Навалившись с силой, Рики толкнула от себя деревянное препятствие и вывалилась на длинную, тянущуюся вдоль замковой стены и увитую плющом, террасу. Ночной ветер ласкал кожу. Он был невероятно тёплый, пах влажной землёй, цветами и листьями. Мерцающие в чёрном небе звёзды и бледный лунный месяц бросали скудный свет на розовые кусты, от которых шёл такой бесподобный аромат, что у Рики закружилась голова. Так хотелось вцепиться руками в каменные перила, закрыть глаза и дышать, дышать розами, пока не надоест или пока не пойдёт первый снег. Слушать шелест листвы, такой волшебный и успокаивавший, что можно позабыть обо всём на свете, в забытьи перекувырнуться через перила и грохнуться прямо на землю, заодно сломав себе пару рёбер. От этой шальной мысли Рики даже повело, и она ухватилась за каменную перекладину крепче, ведь прощаться с жизнью девушка пока совсем не планировала, а вот насладиться пьянящим цветочным ароматом хотелось ещё хотя бы с пару ударов сердца. Тоненькие холодные пальчики накрыла широкая и горячая ладонь. Рики всполошилась, открыла глаза, но ладонь сжала руку ещё сильнее. Со спины вдруг пошло такое тепло, словно хрупкую девушку обняли, желая согреть в прохладную ночь позднего лета. — Я тоже люблю вечерами дышать садом, — послышалось над головой. Рики даже вверх не понадобилось смотреть, чтобы узнать говорившего. Оттого внутри всё похолодело ещё больше, и тоскливее стало в два раза. Снова прокол — в этот момент она должна была быть совсем не здесь. — Я забрела сюда случайно, — пискнула девушка. — Я торопилась в большой зал. Правда торопилась. Но её слова были благополучно пропущены мимо ушей. Гайлард Стернс убрал свою руку, отпрянул назад и встал рядом с Рики, уже не грея её со спины, а просто облокотившись на перила. — Моя мать очень любила розы, — продолжал говорить Гай, глядя вдаль, в черноту, туда, где звезды срывались с неба и падали на усыпанные шипами кусты. — Каждое утро садовник приносил ей свежесрезанную белую, а вечером ставили в вазу кроваво-красную или розовую. Так продолжалось из года в год, замирая лишь на зиму, но даже в заливаемые снежным дождём дни садовник всё равно находил способ порадовать мать. Как это ему удавалось — не знаю, но не помню ни одного послеобеденного чая, чтобы его подали без цветка у чашки. Потом, правда, всё резко прекратилось. — Садовник умер? — робко предположила девушка. — Умерла моя мать. — спокойно ответил Гай. — Простите. Неловкое молчание длилось недолго. — Отцу было не до сада; все розы засохли, и только пара кустов выжили. Росли себе, дичали и даже наплодили бутонов, которые имели наглость распускаться из года в год. Я каждый день смотрел на них, на то, как бесстыдно они цветут, с каждым летом становясь всё краше, в то время, как моей матери этого уже не дано, и закипал к ним ненавистью. В один холодный день я взял лопату и... — Выкопали их и вышвырнули, а потом пожалели? — выпалила Рики. — ...перекопал, рассадил на места засохших и нанял нового садовника, наказав тому глаз с кустов не спускать. Теперь мой сад такой, каким он был когда-то прежде. Матери бы это понравилось. — Обязательно бы понравилось, — впервые к месту поддакнула Рики, тронутая той нежностью, с которой всегда внешне холодный Стернс говорил о простых растениях. Девушка была уверена, что поверни он сейчас в её сторону голову, она увидела бы в его глазах слёзы. — От чего она умерла? — поинтересовалось Рики. — От болезни? — А это уже не твоего ума дело, — Трогательную нежность как волной смыло; вернулся прежний хозяин. — Лучше скажи мне, что ты здесь делаешь, когда тебе было наказано всегда быть возле меня? — Я... Гайлард не дал договорить. — Наш уговор был: я беру тебя к себе, а ты служишь мне и днём, и ночью, оберегая от своего клыкастого дружка. Так? — Так. — Я отпускал тебя помыться и почистить одежду, так? Рики кивнула. — И я смел надеяться, что ты выполнишь моё распоряжение быстро, и я уже не буду более беспокоиться о безопасности своей жизни. Но что я вижу? Ты просто стоишь тут и дышишь розами! — Но, милорд, это же такие... такие... такие розы! — страстно выплеснула Рики, так и не сообразив, каким словом можно было описать всё то великолепие, которое сейчас сводило её с ума, дразнило, искушало, пьянило. Гай улыбнулся. Нет, конечно, темень вокруг была страшная, и дальше кончика своего носа Рики с трудом видела, но месяц в небе в тот самый миг вышел из-за пухлой тучи, и девушка заметила, как дрогнули губы на лице хозяина. Гайлард был прекрасен. В чёрных одеждах, расшитых серебряной нитью ровно настолько, чтобы смотреться не вычурно и в то же время достойно наследника короля, Стернс выглядел величаво, и пропасть, и без того огромная и лежавшая между ним и Рики, вдруг на глазах у девушки увеличилась вдвое, а ведь всего минутой ранее Рики о ней даже не вспоминала. Во всём виноваты эти розы! Они свели с ума. Или месяц. Ведь именно он так некстати высунулся из-за тучи. Прозвучал рог. Низкий звук донёсся не с улицы, а из-за стен. Такое могло говорить только об одном: его величество Риккард Стернс явился на ужин. Явился один. Без сопровождения хозяина башен Торренхолла и по совместительству племянника. И в лучшем случае тяжёлый стул за столом королю отодвинет Дагорм, а в худшем... Гайлард выпрямился. — Идём. — Как? Я с вами? — Мы, кажется, это уже обсудили. Гай шагал широко и быстро; Рики едва поспевала. — Может, я лучше постою за дверью? — А жрать меня твой ненаглядный тоже будет за дверью? — Прежде чем вас сожрать, ему надо будет в залу через те двери просочиться, а, значит, пройти мимо меня. — Пролезет. Эта скотина, где хочешь, пролезет. Гнидой прикинется и в постель ко мне по балдахину скатится. Кстати, тебе уже подготовили комнату? — Да, милорд. В том крыле, где кухня и где спят все... — Я же велел рядом со мной! — Может, я вас не так поняла? — Вокруг меня одни болваны. И ты в их числе. — Уж как получается, милорд. Я тут пока первые сутки — с непривычки всё путаю. — Ты можешь ползти быстрее? — Свои сапоги я почистила, но они развалились. Мне дали чужие, а те мне жмут. Сами понимаете... — Расскажешь это моему дяде. — Простите, милорд, но вы опоздали вовсе не из-за моих сапог. — Я искал леди Мириан... — Вашу невесту? — ахнула Рики, и как-то стало совсем не до сапог. — ...а наткнулся почему-то на тебя. — Я видела леди Мириан много часов назад, когда солнце ещё было высоко. — Да? А мне передали, что её видели как раз в этом крыле и совсем недавно. — Кроме меня и брата тут никого не было. Я вам не вру! Пустые коридоры, пустая лестница... — И как она тебе? — Лестница? — Тьфу. Гай резко остановился, и Рики налетела на него, ударившись лбом о плечо. Вокруг всё переливалось и блестело, глаза с трудом разлипались, привыкая к буйству огней, а из распахнутых настежь дверей, ведущих в огромную залу, доносился шум. Оттуда же шли и такие запахи, что у Рики сразу заурчало в животе. Но, отлично помня недавний разговор, девушка мигом взяла себя в руки, одёрнула на себе тунику и съехавший в сторону жилет, пару раз моргнула, привыкая к ярким огням, и смело шагнула за Гайлардом, успев услышать от него заветное: — Запомни, ты всегда со мной. — И затем уже более прозаическое и возвращающее с небес на землю: — Стоишь за моей спиной и не зеваешь.Глава 3. Ключ
В народе поговаривали, что у Нофлорта три сердца. Холодное и расчетливое принадлежало северной столице королевства, величаво именуемой Эйрой, что в переводе в мёртвых языков означало «заснеженный форт». В тех местах часто было холодно, снег таял ближе к середине весны, люди говорили коротко и по делу, и меховые накидки были самым ходовым товаром на главном базаре. Добродушным и гостеприимным было сердце второе. Числилось оно за землями срединными, богатыми на реки и озёра и находившимися под присмотром лорда Альгервильда. Что и говорить, места вокруг Папоротниковой впадины были любимы всеми. Любимы за полные дикого кабана леса, за тишь и умиротворение вокруг, за неспешные беседы за ломившимися от яств столами и за круглолицых крестьянок, что несли к ужину наломанный крупными кусками хрустящий хлеб или головку ноздреватого сыра. Было ещё и третье сердце. И если первое всегда билось ровно и на лишний удар было скупо, а второе своим стуком успокаивало и настраивало на разговор по душам, то третье разрывалось на части, частило и не щадило себя ни секунды, словно каждый прожитый миг был последним. Сгорая от страсти, то сердце купалось в лучах горячего южного солнца и наслаждалось жизнью. Такими были дни в Торренхолле, таким был и весь юг королевства, такими были местные закаты и рассветы, полные красок и запахов, будоражившие воображение и сводившие с ума. В тот вечер третье сердце не унималось, стучало громко и затихать не собиралось даже на ночь. Слуги сбились с ног, едва успевая подавать к столу угощения. Вино лилось рекой, хлестало через край кубков и шлепалось бордовыми кляксами на деревянный стол. Вытирать кляксы никто не спешил — прислуга просто бахала поверх них очередное блюдо с уткой, обложенной печёной айвой, и навсегда забывала о въевшихся в дерево пятнах. Шум стоял неимоверный: обсуждались всякие мелочи, начиная с последних новостей о здоровье королевы Маргариты, правившей в королевстве за морем, находившемся столь далеко, что никто не решился послать ей гонца с приглашением на свадьбу (королева всё равно бы не прибыла, а почтовые расходы были бы колоссальными), и заканчивая цветом пуговиц, популярным этим летом у нолфортских модниц. Затих шум только тогда, когда в дверях появился Гайлард. По обе стороны у входа в трапезную стояли стражники, и покорно следовавшая за Стернсом Рики всё боялась, что те сомкнут свои пики прямо перед её носом, а потому чуть ли ни прилипла к спине Гая, пару раз даже отдавив ему пятки. Спрятаться за широкой спиной господина полностью, однако, не получилось. И пока глаза резало от свечного блеска, смешанного с блеском золота, алмазов, рубинов и таких драгоценных камней, названий которых бедная деревенская девушка до этого вечера никогда не слыхивала, её пристально рассматривали несколько десятков пар глаз. Рассматривали кто с недоумением, кто с жалостью, кто с негодованием. Гайларду на взгляды было плевать. Он быстро и уверенно пересёк половину залы, обменялся приветствиями со всеми, с кем было положено, и опустился в предназначенное ему кресло, в то время как вечно всё подмечавший Риновар предусмотрительно схватил Рики за руку и оттащил подальше от стола, иначе та сослепу врезалась бы прямо в одного из важных гостей. — Я что-то не понял. — Король качнулся в сторону племянника и обдал того пареной репой, маринованной в изрядном количестве тёмного пива. — Я велел тебе явиться с принцессой, а ты приволок какое-то чучело. — Я вам не собачонка, дядя, чтобы бегать, как чумной, за каждой костью, что мне бросают, — тихо парировал Гай, взглядом встретившись с Мириан, сидевшей на другом конце длинного и широкого стола. Та смотрела на молодого Стернса, слегка улыбаясь, но одновременно и внимательно слушала своего брата, который в тот момент что-то страстно шептал ей на ухо. Вероятно, гадости, так как от услышанного Мириан вмиг смутилась и бросила пару слов Итору в ответ, а тот в свою очередь взвинтился и недовольно засопел. Король Риккард повернул голову в сторону стражи и слуг, покорно стоявших за спинками кресел своих хозяев, и поморщился. Гай тут же понял причину. — Что, дядя, — хмыкнул он, выбрав с общего блюда пару кусков курятины и попутно выпачкав в жире манжету, — моё чучело своим видом портит вам аппетит? А вы не крутите головой, смотрите прямо. Я вот смотрю и глаз не могу отвести от красоты напротив. Даже сухое цыплячье крыло не встаёт поперёк горла, а идёт отлично. Особенно под вино. Риккард проследил за взглядом племянника, и его красное лицо расплылось в довольной улыбке. Гайлард любовался Мириан, а та потупила взгляд, продолжая о чём-то горячо спорить с братом, и вертела в пальцах розовую виноградину. — Хороша, а? Король похлопал Гая по плечу и даже не заметил, как тот сразу зажмурился и стиснул зубы. Вечер не окончен, а, значит, муки продолжатся, и от ненавистной боли будет никуда не деться. — Зубы белые, грудь большая, волосы длинные, — продолжал тем временем Риккард. — На такие прелести смотришь, и сразу желудочный сок начинает вырабатываться. А как голову назад воротишь, то из желудка всё лезет обратно. — А вы не оглядывайтесь, дядя, — съязвил Гай и отхлебнул столько вина из кубка, сколько последний раз пил на корабле в ту самую ночь, когда совсем потерял голову. — Если будет не хватать картофеля с печёным перцем, говорите мне. Я разберусь. — Твоё дело сегодня не картошку считать, а бабу завести, — рыкнул себе в бороду король, но Гай услышал. — Впрочем, я заметил, как она на тебя смотрит. И скажу тебе, что ты будешь последним идиотом, если не поимеешь её прямо сегодня ночью. — Вы забываете, ваше величество, что мы ещё не женаты. Риккард едва не поперхнулся костью. — Когда тебя это останавливало? — Меня — никогда, но я не рискую отвечать за леди Мириан. — Кто спрашивает бабу? — Согласен, — на автомате ответил Гай, а перед глазами вдруг опять всплыла та ночь на корабле, когда он нагло и по-хозяйски, ни о чём не спрашивая, попробовал на вкус губы неопытной девчонки. — Наконец-то узнаю тебя, — довольно промычал король. — А то ломаешься как девственница, словно и не родной мне. А теперь давай, вели слугам разлить вино да скажи чего-нибудь приятного нашей красавице, а то она, смотрю, совсем скисла. Стоявший в огромной трапезной гул, где из слов можно было разобрать только те, что говорил сосед рядом, на время стих. Два государства — победитель и побеждённый — обменивались любезностями, поднимая кубки за здравие и счастье Гайларда и Мириан. Концовки речей подхватывали гости, громко радовались, пили до дна и требовали дать им слова, чтобы восхититься красотой молодой пары, а заодно и наплести с гору лести Риккарду Стернсу, развалившемуся в кресле ленивым львом и окончательно захмелевшему. Гайлард вышел из-за стола. Стоявшая за его спиной Рики было рыпнулась следом, но Стернс щёлкнул пальцами, приказав девушке оставаться на месте. Рики ничего не оставалось как замереть и вытянуть шею, чтобы попытаться рассмотреть, что происходит в другом конце залы. — Не стоит так напрягаться, — услышала девушка вкрадчивое рядом. Говорил Риновар — Рики отлично успела выучить за день его размеренный голос. — Прислуге не положено ни привлекать к себе внимание, ни самой пялиться на господ. Там, — Риновар кивком указал на дальние кресла, к которым спешил Гайлард, — не балаган, и хохму не покажут. Так что встань ровно, спину выпрями, руки опусти. Взгляд — в пол. Мышь должна быть более заметна, чем ты. — Это легко, — ответила девушка. — Мышей в казармах всегда подмечали и сапогами в них кидались, а я могла часами на скамье сидеть и не дождаться даже плевка в свою сторону. Но вот делайте со мной, что хотите, а не смотреть я не могу. Я в жизни никогда подобной красоты не видела, дайте наглядеться! Слуга смилостивился, сам зыркнул в сторону леди Мириан и тяжело вздохнул. Его покойная жена даже отдаленно не была такой. Все поцелуи были пресными на вкус, и как бы ни хотелось добавить в жидкий суп острого перца, его попросту не было в закромах. — Красоты вокруг и правда мало, — согласился Риновар и на шажок пододвинулся к Рики, словно желал продолжения сплетен. — Дамы все собрались хоть и из высшего света, а на половину смотреть тоскливо. Видишь вон ту бледную и постоянно чихающую? С ней рядом никто, кроме Дагорма, сесть не рискнул. Это Кхира, старшая дочь короля Риккарда. — Королевская дочь, а вся зачахла… Его милость дочку совсем не кормит? — Кхира долго и сильно болела — еле выходили. Теперь вот каждый час кашляет. — Как бы старик не заразился! — Дагорм-то? Его уже давно никакая гадость не берёт. Думаю, и помрёт он только тогда, когда голову отрубят. — А высокая и худая кто? — Леди Росанна Альгервильд. Её отец — владелец земель в Папоротниковой долине. — Лицом ничего. Только брови слишком тёмные. — Вчерашним днём она переборщила со смесью из свекольной ботвы и луковичной шелухи. — Зачем? — Видишь ли, некоторые дамы идут на любые ухищрения, чтобы заинтересовать хоть какого-нибудь мужчину. — У неё есть имя и состояние. Разве этого мало, чтобы кого-то заинтересовать? Брови-то зачем ещё красить? Риновар достал из нагрудного кармана платок и вытер им пот со лба. Не каждый день распорядителю лорда Стернса приходилось вести беседы о женских ухищрениях; подкованности в этом вопросе было мало, а вот сожалений о начатой теме уже слишком много. — Видимо, потому и красит, что не всё гладко. Всем ведь хочется супруга познатнее и получше, а лучших давно расхватали. — Надо же, — протянула Рики, — высший свет, а нравы, как у нас в деревне. За братом тоже все девицы увивались, потому что он помощник старосты и дом большой имеет, и внешне красавец. Ни шрамов, ни бородавок на лице нет. — Вот, — поучительно заметил Риновар, — бьюсь об заклад, он выбрал такую, что глаз радуется. Рики горестно вздохнула. — Лучше бы он взял ту, что заикалась... Глаза снова не удержались и выхватили из толпы напыщенных лордов и леди, всех в богатых нарядах и с украшениями на груди и пальцах, милорда. Гайлард беседовал с Мириан, мило ей улыбался и получал такую же улыбку в ответ. Вот он вдруг взял из рук невесты кубок, потянулся за кувшином, сам лично наполнил тот кубок вином и протянул темноволосой красавице. А потом даже наклонился к ней близко-близко, почти пробуя губами мочку её уха, и что-то сказал. Видимо, приятное и волнующее, так как леди Мириан кокетливо улыбнулась. А Гай сделал глубокий вдох. Такой глубокий, словно вдохнул аромат своей будущей жены. Аромат ночных цветов и фруктового вина. — Ты не слушаешь? — уловила Рики голос Риновара и вдруг поняла, что тот продолжал без устали бубнить и теперь перешёл на следующих гостей. — Конечно, слушаю, — мигом среагировала девушка и попыталась отгадать, о ком на это раз могла идти речь. Задачка оказалась не сложной. Взгляд Риновара был прикован к рыжеволосой молодой женщине, занявшей место в самом центре длинной части стола и сидевшей между важной пожилой дамой, чрезмерно напудренной и говорившей тоненьким писклявым голосом, и почтенного возраста мужчиной. Последний тоже выглядел важно и по степени напыщенности ничем не уступал самому королю Риккарду. — Бьянка Талайт.* Роскошная женщина. Вроде не первая красавица, а сколько в ней шарма! Смотрю и облизываюсь. И не я один. — Талайты, Талайты... — бормотала Рики, в уме прикидывая, какую из земель Нолфорта может представлять эта мушка над губой. Риновар пришёл на помощь. — Имил Даар. Восточное королевство. Живут на Белых скалах и вечно спорят о каждой рыбёшке с Дейерли. Но в Дейерли Вармунды, а пока живы и те, и другие, двум королевствам ещё долго не спать спокойно.** — Они совсем не похожи. — Кто? Талайты и Вармунды? Ещё бы! Это как сравнить курицу и орла! — Да нет... Эта ваша Бьянка совсем не похожа на того господина. Ну, который рядом сидит. Ну, её отец. Не поняли? Риновар посмотрел на Рики с сожалением. Недавнее сравнение с курицей сейчас оказалось бы кстати, только в роли орла будет выступать он сам, а роли безмозглой птицы... Неопытная девчонка ни капли не представляла себе, с какими важными людьми она находилась в одной зале, каким великим персонам её выпала честь прислуживать, а только задавала глупые вопросы и даже не удосужилась вначале просто пошевелить мозгами. — Леди Бьянка не дочь королю Талайту, а его невестка, — важно проронил распорядитель, чувствуя себя в этот момент чуть ли ни летописцем. Лицо Рики вытянулось от удивления. — Вот я ведь и говорю, что они совсем не похожи. А где сын короля? Риновар кашлянул. — Сын его величества мёртв. Увлечение охотой сыграло с ним злую шутку. Леди Бьянка — вдова. — Но платье на ней совсем не траурное. — Она и так носила траур во много раз дольше положенного; теперь пора и о жизни вспомнить. — А она из какого королевского рода? — Кто? — Леди Бьянка. Риновар фыркнул. — Она вовсе не голубых кровей. Её прадед отхватил в своё время земельку домов на десять, развёл овец и начал стричь шерсть и продавать её по всем соседям. Так и сколотил капитал, и детей в свет вывел. Но леди Бьянку к королевскому двору привела её тётка. Видишь, рядом сидит? Леди Фианна Реэй. Она по молодости выгодно выскочила замуж за одного из королевских советников, вот племяннице и повезло. Сумела вскружить голову самому принцу. А как не вскружить-то? Одна мушка над губой чего стоит. Гордон Талайт был от неё без ума. Да и король в невестке души не чает. Гляди, как смотрит. Так и готов пылинки сдувать. — Но леди Мириан всё равно красивее, — обреченно заметила Рики, переводя взгляд с рыжей любимицы правителя Имил Даара на ллевингорскую принцессу. — Согласен, — подхватил Риновар. — Роскошная роза. — И тут же уточнил: — Роскошная королевская роза. Милорд будет с ней счастлив. Мириан и Гайлард вместе смотрелись идеально. Тихо беседовали, не сводили друг с друга взглядов, и в какой-то момент его рука даже легла поверх её руки. Легла точь-в-точь так же, как часом назад на террасе в саду. Рики отлично помнила, какой жар исходил от ладони Стернса. Грел сильнее костра в холодную ночь, придавал жизни и заставлял сердце биться чаще. Внезапно Гай встал. Коснувшись губами руки принцессы, взял свой кубок и пошёл к своему месту. Знакомство свершилось и прошло идеально, король Риккард довольно хмыкал и цедил вино, Гай не спешавозвращался туда, где оставил дядю и Рики, а Мириан подняла голову, проводила Гайларда внимательным взглядом и вдруг посмотрела на Рики. Девушка вздрогнула. Взгляд миледи был таким пристальным, словно та нашла интересную книгу и сейчас решила прочитать её от корки до корки и выведать все секреты и тайны. Сама не ведая, как это случилось, но Рики вдруг коснулась пальцами своих губ. Те горели и, вероятно, в тот момент были нездорово алыми. Мириан продолжала смотреть, и внезапно Рики показалось, что Мириан всё знает. Знает о террасе, о мерзком поцелуе на корабле… И от стыда захотелось провалиться сквозь землю или хотя бы поискать защиты у Гайларда. Вот только милорд ту стыдливость не разделял, на Рики даже не посмотрел, просто плюхнулся в своё кресло и получил от дяди очередное похлопывание по спине. На этот раз одобряющее. — Высокомерие так через край и хлещет, — проскрипел Итор, кривя губы и выплевывая виноградные косточки. — Пока он тут торчал, я всё думал, что меня вывернет. Мириан повернула голову в сторону брата. — Ты преувеличиваешь. Лично я нашла Стернса милым, привлекательным и интересным. Его шутка о пережаренных каштанах была весьма к месту. — Пресная, как и всё, что сейчас стоит на столе. Вино кислое, птица обугленная, а соус слишком холодный. Мириан пожала плечами. — Не ешь, раз не нравится. Потерпи до церемонии, а потом возвращайся в Ллевингор и жди, когда тебе подадут жёсткое мясо на ужин. Но Итор продолжал кипятиться. — А морду ты его видела? Весь вечер недовольная, словно ножом режут. — Я же рассказывала тебе про лошадь. — Терпению Мириан можно было только позавидовать. — Слуги не станут врать про господина. — Кто тебе ту чушь сболтнул? Пигалица, что у Стернса за спиной? Да эта соврёт что угодно, лишь бы тёплое местечко за ней оставили. — Ты уверен? — Выгораживает хозяина верная шавка, а сама на вид, как колючка от шиповника или сорняк. Таких моя собака давит, когда на волю вырвется. Сама подумай, какой должна была быть та лошадь, чтобы опытный всадник грохнулся с неё так, что крючится от каждого похлопывания? — Я не знаю, — растерялась Мириан. — Но к чему ему притворяться? — А чтобы иметь веский повод прилюдно кривить губы, стоит мне сказать хотя бы слово. — А мне кажется, ты ошибаешься. Мне Стернс показался любезным. — Пусть только посмеет обидеть тебя. Уж я… Мириан теперь смотрела на Гая. И правда, каждое касание его плеч или спины мигом отражалось на его лице. Вот король Риккард шепнул племяннику что-то на ухо, вот немного потерял равновесие и проехался подбородком Гайларду чуть ли ни по шее. И того сразу перекосило. Вот король по-дружески дал кулаком чуть выше локтя, и Гай опять еле стерпел. Версия неказистой служанки казалась более правдивой, чем пьяный лепет брата. Узнать бы теперь, что правда на самом деле, а что больная фантазия, вызванная ревностью. Может, когда всё закончится, позвать девчонку к себе и за уютной болтовнёй по-женски выпытать всё про её господина? Слуги болтливы, а невзрачные — вдвойне. Главное, расположить эту колючку к себе… Его величество король Риккард сильно захмелел. Сидел уже еле-еле, больше лежал, то откинувшись на спинку кресла, то на ещё трезвого племянника, сильно надавливая тому на раны. Смотреть на бесконечные пытки стало невыносимо, и Рики решилась. Тем более и Риновара рядом не было — слуга отошёл проверить, несут ли пудинг. — Ваше величество, — начала вполголоса девушка, приподнимая короля за локоть и заставляя того сесть прямо, — прошу меня простить, но у милорда эта сторона ещё не до конца зажила. — Что? — Брови Риккарда сдвинулись так, как соединяются в ясном небе грозовые тучи, готовые вот-вот выпустить на волю молнию. — Ты кто такая? — Рики… — Гай облизнул перепачканные вином губы и схватил девушку за руку. — Рики, — бубнил король, едва соединяя звуки в слова. — Где-то я уже слышал это имя. Ты что ль его расцарапала, что он так морщится, стоит его пальцем тыкнуть? И Риккард шутливо ткнул племянника мизинцем в грудь. — Милорд упал с лошади, ваша милость, — страстно оправдывалась за Гайларда девушка. — Чего? — ещё громче прорычал король, а брови уже почти заползли друг на дружку. — Этот жеребец и с лошади упал? Рики покраснела, только сейчас осознав, что она натворила. Все гости смотрели только в её сторону и жадно ловили каждое слово. Кто-то попутно перешептывался с соседом, кто-то просто осуждающе качал головой. Король поёрзал на месте и качнулся в сторону племянника. — Про лошадь ты мне потом наедине расскажешь, не для всяких ушей разговор. А девку вели выпороть, и чтобы больше я её в Торренхолле не видел! Гай притянул Рики к себе и, не глядя в её сторону, равнодушно процедил: — Пошла прочь. А потом выпустил её руку, успев перед этим незаметно для всех снять с цепочки, спрятанной в кармане одежд, жёлтый ключ и сунуть его девушке в кулачок. Вся красная и в слезах Рики выскочила в коридор. Первый день в Торренхолле вместо сказки превратился в настоящий кошмар. Все вокруг над ней смеялись, все пинали и смотрели свысока, и даже лорд Стернс не выдержал и выгнал. И провожатых не дал — сама найдёт дорогу, отопрёт дверь ключом и выйдет на улицу, чтобы пойти куда глаза глядят. Вот только глядеть те никуда не глядели, а грязный кулачок, от которого сильно пахло зажатым в нём металлом, смахивал с обеих щёк непрекращающиеся слёзы. Навстречу несли розовый пудинг. Он качался на огромном блюде из стороны в сторону, внутри был полон ягод и пропитан ромом. Даже пудингу в тот вечер внимания было оказано больше, чем простой деревенской девчонке. Его ждали с большим энтузиазмом, над ним тряслись и боялись уронить и резали его аккуратно, по сторонам не разбрасывая ни капли. Рики раскрыла кулачок и подбросила ключ на ладони. И тут промах — ключ перевернулся в воздухе, но вместо ладони упал на пол, громко звякнул, но быстро затих, так как был накрыт сапогом. — Я провожу, — произнёс Риновар, убрал ногу и поднял ключ. — Отдайте, — тяжело вздохнула Рики, еле выдерживая весь свалившийся на её голову позор. — Я сама. — Моя работа заключается в том, чтобы следить, насколько вовремя и точно исполняются желания лорда Стернса. И если милорд желает видеть тебя сегодня ночью в своей постели, то не тебе и не мне ему в этом перечить. Рики непонимающе смотрела на верного слугу. — Это ключ от его спальни, — пояснил тот и, поманив девушку за собой, пошёл по длинному коридору. В спальню Гайларда Рики ступила робко. Темнота здесь соседствовала с мёртвой тишиной и запахом можжевельника. Тяжёлые шторы были опущены и не пропускали ни лунного, ни звёздного света. Шкура огромного медведя на полу грела ноги, стоило те голые спустить с кровати, а сама кровать — высокая и широкая — стояла у дальней стены под синим пологом и была застелена вышитым покрывалом с пушистыми серебряными кистями по углам. Всю дорогу до покоев господина Риновар и Рики молчали. Девушка совсем запуталась в правилах игры при дворе, а старый слуга вспомнил, что до высокой должности он дорос именно благодаря своему умению молчать, не вникать сильно в дела хозяина, если того не требуется, и уж тем более его не осуждать. Последнее временами давалась сложно, но с годами Риновар закалил в себе равнодушие и порой ловил себя на мысли, что, задумай Стернс на его глазах проткнуть пикой ребёнка, он не посмел бы перехватить руку милорда. Сегодняшний каприз господина удивил: Риновар скорее сделал бы ставку на двух шлюх, чем на невзрачную девочку, с помощью которой хозяин собрался этой ночью утолить голод, но, возможно, страстные девицы с пышными бёдрами и выразительной грудью ему приелись, и захотелось чего-то свежего, невинного. С запахом ветра в волосах и покорным взглядом. Точного ответа Риновар не знал, но был уверен, что утро покажет. А стены всё услышат и расскажут. В комнате зажгли свечи. Не много, но достаточно, чтобы найти застёжки на одежде и расстегнуть их, готовясь к ночи. Потом принесли глубокую миску, кувшин с тёплой водой и полотенцами. Служанка, поставившая всё на низкий столик, мимоходом взглянула Рики и про себя хихикнула. Самого смеха Рики не расслышала, но успела заметить, как предательски дрогнули уголки губ одетой во всё серое девчушки. Зачем принесли воду, Рики догадалась. Пусть опыта в этих делах не было совсем, но месяц, проведённый среди мужланов в казармах Швидоу, дал о себе знать. Пошлых рассказов, когда смаковались даже самые мелкие детали, Рики успела наслушаться по десять за вечер. Богатые мужчины часто наказывали провинившихся слуг: одних пороли, с непокорностью других расправлялись иными способами. Но спуску не давали никогда и никому. Мог ли Гайлард Стернс быть исключением из того вороха властных богачей, успешно и умело пользовавшихся слабостью женщин и бесправностью слуг? Вполне, если бы он того захотел. Но косой взгляд Риновара, закрывавшего за собой двери, говорил об обратном, а поджатые губы, с которых не слетело ни одного ответа ни на один вопрос, только подтвердили догадки. Рики присела на краешек неудобного кресла у столика. Время шло, воспоминания о спокойных деревенских буднях, когда за неё всегда мог постоять брат, когда не надо было притворяться и молчать, а можно было говорить смело и всё, что думаешь, жгли сердце. Оно ныло нещадно и призывало пойти на поводу у страха, выбежать из комнаты и, пока никто не спохватился, бежать подальше из Торренхолла. В лес, к морю, к озеру. Куда угодно, где никто не найдёт. Ни Стернсы, ни Швидоу, ни даже брат. Но ноги почему-то как к полу прилипли и не решались даже на крохотный шажок. Один страх перевесил страх второй; Рики окончательно сдалась и всхлипнула. Время шло, свечи догорали, месяц плыл по небу, а ветер колыхал макушки деревьев, подвывая в трещинах в камне замка. Глаза слипались. Несколько раз Рики ловила себя на том, что уже подложила руку себе под голову и даже покемарила минут пять-десять. Принесённая вода давно остыла. От мысли, что придётся гнать служанок за новым кувшином и ещё раз терпеть косые взгляды, по телу пошли мурашки. За дверью послышались шаги. Кто-то не стеснялся громыханием сапог разбудить половину замка, при этом ещё громко говорил, отдавая распоряжения на завтра. Сообразить, кто это был, было несложно, и Рики поняла, что час расплаты настал. Гайлард медлил и в спальню не входил. Рики даже заметила, как двинулась дверь, собираясь распахнуться, но не открылась. Дверную ручку крепко держали с той стороны и нажимать на неё со всей силы пока не собирались. Гайлард был не один. Рики прислушалась. — Я бы внимательно тебя выслушал, Ферран, но не сейчас. — Я понимаю, милорд. Сейчас, конечно, момент неподходящий. Но, может быть, завтра с утра? Чем раньше, тем лучше. Сами знаете, я просыпаюсь задолго до рассвета и буду у вас по первому же зову. — Я подумаю. Гай говорил сбивчиво. Рики так и представила себе, как он стоит, держась за ту несчастную дверную ручку, изнемогая от боли, которой сковало всё тело, и морщится. — Это действительно важно, милорд. В замке крыса — я в этом уверен. — Я предложил тебе вспороть ей брюхо, в чём проблема? Ферран замялся. — Крыса слишком крупная, чтобы разделаться с ней, не сообщив вам подробности. — За окном глубокая ночь, а ты мне загадки загадываешь, — усмехнулся Стернс. — Так вы уделите мне время утром? — Я пришлю за тобой, когда буду свободен. — Благодарю, милорд. Ещё пара расшаркиваний, и «тёмный командир», как называла его про себя Рики, уйдёт. Девушка помнила Стендена. Ей хватило увидеть его всего один раз, подглядывая в дырку в стене в спальне подруги, чтобы навсегда запечатлеть в своей голове образ угрюмого, молчаливого воина с цепким взглядом. Встретиться с ним один на один Рики не пожелала бы никому. Когда открылась дверь, и Гайлард вошёл в комнату, Рики тут же подскочила в кресле. — Света мало, — буркнул Стернс, прошёл к кровати и, еле сдерживая стон, повалился на покрывало, даже не сняв сапог. Рики бросилась к столику, на котором стояли канделябры. Охапка свечей лежала неподалёку. Девушка вытащила из подсвечников догоревшие огрызки и вставила новые. В просторной спальне стало ярче, тени на стенах перестали сливаться в одно сплошное чёрное пятно, а заплясали весёлый танец. — Подойди, — услышала Рики роковое. На негнущихся ногах девушка подковыляла к кровати, встала, как столб, и, не решаясь поднять головы, смотрела на роскошное покрывало, безжалостно подминаемое нечистым сапогом. Гайлард повернулся в сторону Рики, окинул девушку нетрезвым взглядом и хрипло спросил: — Спала? — Нет. Ждала вас. — У тебя щека помята. — Может, и уснула. Я не помню. — Надо раздеться. — Как скажете, милорд. Рики потянула за шнуровку на своей жилетке. Ослабнув, та повисла длинными тощими червяками, ткань стала свободной, и Рики высунула сначала правую руку, потом левую. Оставшись в одной тунике на голое тело, боязливо поёжилась и принялась высвобождать её края из-под пояса. В голове вертелось лишь одно: только бы всё закончилось побыстрее, и боли было поменьше. Гай нахмурился. — Что ты делаешь? Пальцы застыли на помятом куске ткани. — Раздеваюсь, как вы приказали. — Я сказал, что мне надо раздеться. С застёжками я ещё справлюсь, но дальше боюсь задеть раны. — Я помогу! — радостно подхватила Рики, выдыхая от облегчения и стыдясь очередного промаха. — Только вначале затянись. — Гай кивнул на распущенную шнуровку. — А то запутаешься. Пальцы снова сбивались, засовывали за пояс края туники, затягивали верёвки на жилетке. Но если пару ударов сердца назад те пальцы были холодными, то теперь стали тёплыми, как свиные колбаски, вытащенные из погреба и слегка подогретые на углях. Страх отступил, беспокойство спало, а воспоминания о колбасках сразу напомнили о закончившемся пиршестве знати, на котором ни Рики, ни другим слугам не перепало ни крошки. Хотя за других слуг говорить не стоит: они, вероятно, сейчас сидят на кухне и лакомятся остатками, запивая всё хмельным пивом. Возможно, и Рики обсуждают. Гайлард с трудом сел. С верхней одеждой справились не быстро: при каждом движении Стернс морщился, готов был ругаться, но молчал и просто поджимал губы, терпя боль. Дальше пошло ещё хуже. — У вас тут кровь, — пробормотала Рики, взявшись за края нательной туники. — Я так и думал, — прохрипел Гай. — Много? — Пятно приличное. Самая глубокая рана начала кровоточить. — За свечами стоит банка с мазью. Принеси. Быстро справившись с просьбой, Рики вернулась к Стернсу. Тот, как и прежде, сидел на краю кровати, опустив ноги на пол, и смотрел на завешенную пёстрыми гобеленами стену. — Снимай осторожно, — напомнил Гай Рики, но это было излишне. Бережно, вспомнив будни на корабле, девушка начала закатывать дорогую тонкую ткань. Тело Гая горело. Ладони девушки холодными не были, но по сравнению с их теплотой спина и грудь хозяина казались огненными. — Приложи руку, — выговорил Стернс, и Рики остановилась. Закатанная ткань хлынула обратно вниз волной, ладошки девушки нырнули под тунику и коснулись горячих плеч. Гай от удовольствия закрыл глаза. — У вас жар, милорд. — Пройдёт, — отмахнулся тот, наслаждаясь тем, какой приятный холодок шёл от девичьих пальцев, медленно проводивших от плеч к пояснице, обходивших раны, которые от этих прикосновений даже ныть стали меньше. — Позвать лекаря? — Не нужно. Я видел на столе кувшин с водой... Вода холодная? — Была тёплой, милорд, но давно остыла. — Хорошо. Намочи пару тряпок и наложи мне на спину. Когда жар спадёт, обработаешь раны мазью. — А где взять тряпки? Рядом с кувшином только грубые полотенца. Гай ткнул пальцем в свою тунику. — Рви. — Это же дорогущий лён! — Всё испачкано кровью. Рви. — Как скажете. Несколько наспех сготовленных ленточек были залиты в миске водой, выужены, выжаты и приложены к спине Стернса. Нездоровый жар начал потихоньку спадать, выступившая кровь была вытерта. Стоило коже подсохнуть, Рики принялась бережно обрабатывать глубокие порезы вонючей мазью. И когда из всех ран — крупных и мелких — осталась лишь пара царапин, девушка не удержалась и сказала: — Простите, я вас сегодня подвела... Перед королем... Гай усмехнулся. — Я просто тыкаюсь тут, как слепой котёнок, — оправдывалась Рики. — Не понимаю, как себя вести, в какой момент молчать, в какой — бежать и спасать вас. В деревне всё было просто, в казармах у Швидоу — тоже. А тут... в замке... — Привыкнешь, — отрезал Гайлард. — Так вы не выгоните меня, как требовал его величество? — Мой дядя завтра протрезвеет и о тебе забудет. Слишком много других забот, чтобы его голова думала о босячке из Ланимора... Ты закончила с мазью? — Да, — ответила Рики, закрывая баночку. — Тогда ложись и спи. Девушка опешила. — Прямо здесь? — Нет, не прямо здесь, — проворчал Стернс, вытягивая ноги и указывая взглядом на свои сапоги. Рики всё поняла без слов, опустилась на колени и начала стягивать один за другим. — Можешь лечь на полу, но там холодно и жёстко, и может пробежать мышь. — Я ещё никогда в жизни... — Рики замялась, отставляя снятые с хозяина сапоги в сторону, — ...никогда в жизни не спала с мужчиной. В тот же миг сильные пальцы коснулись острого подбородка девчушки, крепко его сжали и приподняли. Гайлард впервые смотрел на Рики серьёзно, без той лёгкой издевки, к которой девушка успела привыкнуть за несколько дней на корабле. Таким же серьёзным, без тени насмешки, голосом Гай произнёс: — Спать с мужчиной и лежать с ним на одной кровати только потому, что на полу крыса прогрызёт тебе сапог или штаны, — это разные вещи. Хочешь крысу — дело твоё, но утром не стони. Теперь иди и задуй свечи, а если услышу от тебя ещё хоть слово, точно выгоню. Рики послушно вскочила на ноги, бросилась к подсвечникам и задула огоньки. Устроившись на полу на медвежьей шкуре, девушка то и дело ворочалась с боку на бок. Сон никак не шёл. И не потому, что слишком много всего произошло и мозг ещё всё не переварил. Нет. Думать о событиях дня Рики откровенно устала, а вот стать жертвой нападения крысы очень не хотелось. Вздохнув, Рики тихонько поднялась, сбросила с ног сапоги, которые натёрли пятки до мозолей, и прошлепала до кровати. Присела на краешек, потом аккуратно легла и замерла, боясь даже дышать. На всякий случай положила руку на рукоять ножа, не снятого с пояса — если Стернс всё же полезет, царапнуть его руку остриём всегда получится. Лишь бы рука поднялась. Но ровное дыхание Гая говорило о том, что тот крепко спит. А если притворяется и сейчас набросится на неё? Глупая! Ему пошевелиться-то больно, а ты вообразила себе... Да ты ему и здоровому не нужна: у него такая красавица есть! — Нож рядом? — Внезапно услышала Рики и вздрогнула. Гайлард не спал. — Да, — пискнула девушка. — Хорошо. Не снимай, вдруг понадобится. Кто знает, где эта тварь сейчас бродит. Рики облегченно выдохнула. Она уже и забыла о Сэме, нафантазировав себе другие угрозы. Кровать была безумно мягкой. Впервые Рики спала на такой. Тревоги исчезали, глаза закрывались сами собой, и казалось, что паришь в облаках. На душе стало спокойно и уютно, и Рики, ещё немного повздыхав, быстро уснула.Глава 4. На большой дороге
Выехать, не дождавшись рассвета, уже не казалось блестящей идеей. И дело было вовсе не в страхах: бродить по тёмному лесу Далену доводилось и раньше. Но если прежними годами он пересекал буковые и дубовые заросли на своих двоих, то теперь пришлось это делать на четырёх лошадиных, а в седле, как Дален неожиданно выяснил для себя, он держался неважно. Когда двигались от порта к Торренхоллу, Далену повезло: была свободна одна из повозок, и лошадь в упряжке попалась тихая и понурая. Та же, которую выдал конюх, стоило брату Рики выйти от казначея, обменяв подписанный Стернсом свиток на увесистый мешочек золота, оказалась резвая и непокорная. Так и норовила любыми путями сбросить всадника. А ведь конюх клялся, что кобыла — одна из самых смирных. Чуть впереди и по сторонам ехали трое провожатых. Об их присутствии тоже позаботился казначей, мудро заметив, что, не важно, день или ночь, а лес всегда полон опасностей и нечистых на руку и мысли людей, и пересекать его одному с таким количеством золота за пазухой неразумно. Что тут было возразить? Вес монет умолял вместо трёх провожатых попросить пятерых, но врождённая скромность помешала превратить простое немое желание в жёсткое требование. В результате вместе с Даленом отправились трое. Все трое были молоды, крепко сложены, с мечами и ножами у пояса и цепкими взглядами, способными разглядеть опасность задолго до того, как она возникнет. Их лошади были послушными, но быстрыми. Неслись, если было надо, быстрее ветра и преодолевали препятствия в один прыжок. Сухая ветка больно задела плечо. Это лошадь опять взбрыкнула, неистово заржала, когда Дален её пришпорил, чтобы догнать остальных, далеко ушедших вперёд, и понесла, как одичалая, словно за ней гналась целая стая голодных волков, клацающих острыми зубами и роняющих слюну. — Сто-о-ой! — вдруг услышал протяжное Дален. Всадники впереди останавливали своих лошадей. Дален тоже потянул на себя поводья. — Привал, — громко объявил один из провожатых. Он был коренаст и темноволос. Широкие, чёрного цвета, брови почти срослись на переносице, подбородок был брит плохо, а глаза навыкате бегали из стороны в сторону, то ли высматривая в темноте местечко для костра получше, то ли выискивая зайца, чтобы того зажарить. — Что у тебя с лошадью? — выкрикнул второй из троицы, спешиваясь и наблюдая, как Дален пытается вытащить ноги из стремян. — Она дёргается всю дорогу из стороны в сторону, как от змеи бежит, и качается, как пьяная. — Если бы я знал, — ответил Дален, ударившись каблуками сапог о землю. — Впервые такая дикая попалась. Коренастый подошёл к фыркающей кобыле и заботливо похлопал её по морде. Почувствовав тепло его руки, лошадь сразу присмирела и затихла. — До рассвета всего ничего, — заявил третий провожатый. Он был на голову лысый и с длинным шрамом на шее. — Лучше переждать, когда солнце вверх поползёт, не то ты точно об трухонь какую лоб расшибёшь. Пересидим тут, подремлем, листья пожуём, а как посветлее станет, снова двинемся. Хоть будешь видеть, куда летишь. Дален согласился. Угадывать, что перед ним — пустая ли чернота или сухой ствол дерева — надоело, а безрассудство могло стоить ему жизни. Рассвет скоро, сухостоя, чтобы разжечь костёр и погреться, полно, а там хочешь — дреми, хочешь — тихо беседуй себе ни о чём. Коренастый чиркнул огнивом. Искорки дружно прыгнули в сухой трут, и пламя быстро разыгралось. Подкинув в костёр веток, все четверо пододвинули к огню пару коротких поваленных деревяшек, уселись и вытянули ноги. У лысого на поясе была фляга с остывшей настойкой на болотных травах и ягодах. Прилично отхлебнув, он протянул флягу остальным и почесал затылок. Вдалеке заухали совы. Резко поднялся ветер и принялся играть макушками высоких деревьев. Набежавшие тучи прыснули редким дождём и тут же умчались в сторону моря. В воздухе запахло палёной древесной корой и грибами. — Первый раз в жизни вижу, чтобы столько чести оказывалось простому рыбаку из деревни, — протянул коренастый и скользнул недобрым взглядом по Далену. — Сам удивлён, — ответил тот, предпочитая не вдаваться в подробности. — Лорду Стернсу виднее, — пробубнил лысый, зажав между зубами травинку. — Да кто же спорит?! — воскликнул коренастый. — Надо так надо. Наше дело — выполнять указания. Довезти его живым и невредимым до дома. А не выполним — голова с плеч. — Прямо так и с плеч? — усомнился Дален. — Не советник ведь и армией не заведаю, чтобы вас из-за меня казнили. — Да я шучу! — были ему ответ и дружеское похлопывание по плечу. — Эй, Бруно! Пошуруди-ка угли. Совсем хилое пламя. А я дровишек поищу. Второй из провожатых обхватил ладонью крепкую длинную ветку и завозил ею в костре. В разные стороны полетел пепел. — Далеко не отходи! — Обернулся в сторону напарника лысый. — Мало ли... Может, медведь уже проснулся и бродит. — Не в первый раз! — бросил ему в ответ коренастый и подмигнул. Тепло, исходившее от костра, совсем разморило. Ещё и пойло из фляги помогло. Дален думал, оно взбодрит, тяпнул с первого же раза прилично, но от пряной настойки только больше развезло. Из головы не выходил последний разговор с Рики. Как же щемило сердце, когда они прощались и она так нежно обняла его. В тот момент Рики была подобна первому весеннему цветку, пробившемуся сквозь ещё твёрдую землю и снег и колыхавшемуся на холодном ветру. Что даст ей Торренхолл? Ничего кроме слёз, Дален в этом был уверен. Хорошо там, где дом, а каменные стены владений Стернса никогда его сестре домом не станут. Дом... Ланимор совсем близко, нужно только пересечь лес. И вместе с песчаной полосой вдоль моря пойдут поля, а там и дома, из труб которых вырывается дым, сопровождаемый запахами рыбы. Варёной, печёной, жареной. Скрипучий пол, пропахшая морем постель, перевязанные в пучки сушеные травы над столом, запах волос Адель и её нежные объятия... Уснуть вместе с любимой и вместе с ней же проснуться — вот оно счастье. Будет ли у Рики такое же? Дален помнил, как радовалась мать, когда родилась девочка. Ему тогда было девять, он и отец ушли в море, а когда вернулись, то услышали детский плач в доме. Повитуха потом призналась, что до последнего не верила, что девочка выживет — такой слабенькой она родилась. Да и все предыдущие дети выбрасывались из утробы матери уже мёртвыми. Малышка с годами окрепла, выросла, но дружна в деревне ни с кем не была. Могла сидеть сутками одна в доме, ждать брата. Немного сблизилась разве что только с дочкой старосты и то только на фоне того, что та была для своего возраста неприлично полной и оттого тоже чувствовала себя неуютно среди остальных. Когда Рики сбежала из дома, Дален не спал несколько дней. Хотел уже ехать и искать её, но Адель остановила. Сказала, что девочке пора повзрослеть. Опека брата прилично затянулась по времени, сестре нужно выйти замуж и начать жить самостоятельно. И лучше места, чем Торренхолл, для этого не найти. Только вот сердце всё равно ныло. Хотелось бы уверенным, что комната, которую выделили сестре, хорошо отапливается ночью, что спит она не в сырости и не на жёстком сундуке, что успевает сытно поесть, и что всё закончится быстро, Стернс её отпустит, и Рики наконец сможет обзавестись семьей. В некрасивом сорняке расцветёт женщина, и жизнь пойдёт размеренно и спокойно. Прямо за спиной хрустнула ветка. Дален вздрогнул, открыл глаза, но повернуть голову не успел. К голому, неприкрытому ни платком, ни воротником, горлу подставили холодное остриё и прошипели прямо над ухом: — Давай-ка по-хорошему, парень. Мы все отлично знаем, что спрятано у тебя под курткой. Никто не будет просто так приставлять к деревенщине трёх стражей. Поэтому не рыпайся, давай деньги, и, может быть, я тебя даже не покоцаю. Дален замер. Дрожащие пальцы попробовали нащупать нож на поясе, чтобы рискнуть, резко обернуться и полоснуть коренастого пучеглазого мерзавца, но тот был начеку и надавил на остриё сильнее. То прорвало кожу, и на шее Далена выступила капелька крови. — Эй, Торос, так нельзя! — нахмурился Бруно, поднимаясь с бревна напротив. — Замолкни, — рыкнули ему в ответ. — Или тебе не хочется на всю жизнь завязать с работой, уехать с женой и ребятёнком подальше и жить припеваючи? — У этого парня могут быть свои жена и ребятёнок. — А это уже не наши заботы. Звякнула сталь, и Дален увидел, как в руках Бруно блеснул меч. — Ты не понял? — Бруно говорил серьёзно. — Я сказал тебе, что так нельзя. Убери нож и отпусти парня. А если золото отшибло тебе мозги, то я вобью их тебе обратно. Вместо того чтобы ответить на вызов, коренастый бросил лысому: — Джед, наши с тобой взгляды не совпадают с мнением нашего приятеля. Объясни ему, кто тут прав. Сталь звякнула ещё раз — лысый и со шрамом Джед вытащил свой меч и повернулся лицом к Бруно. Бросив на напарника хищный взгляд, обхватил рукоять покрепче и выдавил: — Не лезь, и этот хлюпик останется жив. Разделим деньги по-честному на троих, накажем парню молчать, переплывём море и будем жить себе в удовольствие. — Вы оба сбрендили. Те деньги этому простофиле явно не просто так дали. — А то! — присвистнул коренастый. — Хочешь знать, как он их заработал? Ты разве от слуг не слышал? Целый вечер бабы на кухне и во дворе языки мозолили. — Мне нет дела до глупых слухов, — сквозь зубы процедил Бруно, переводя взгляд с Тороса на Джеда и обратно. — Сестру свою он продал милорду, — презрительно кинул Джед и плюнул в сторону Далена. — Та хоть и страшная, но девственница. Я сам видел, как перед девкой открыли двери в спальню хозяина. — Ты всё врёшь, ублюдок, — злобно проронил Дален. В шею кольнуло ещё раз — свежие капельки крови заалели на коже. — На твоём месте я бы заткнулся. Давай золото и вали на все четыре стороны, пока жив. — Убери нож, Торос, — настаивал Бруно, не выпуская меча из рук. — Что этот говнюк делает со своей сестрой, меня не колышет. Но ты сейчас не лучше его, раз приставляешь лезвие к его шее. — Я столько золота в жизни никогда не видел, чтобы просто так взять и отдать неотёсанной деревенщине, — сцедил Торос. — Тогда больше мне с тобой разговаривать не о чем, — ответил Бруно и подался вперёд, замахиваясь мечом. Крепкий клинок наскочил на другой такой же — Джед вовремя развернулся, подставил меч под удар, защищая Тороса, напрягся и откинул Бруно на несколько шагов назад. От напора противника Бруно повело. Шатаясь, он попятился назад, задел каблуком сапога корень дерева, некстати выползший на поверхность земли, пошатнулся и чуть не упал. Джед этим воспользовался, ловко перескочил через бревно, замахнулся и полоснул мечом. Сталь просвистела на расстоянии пальца от живота Бруно. Отпрыгнув в сторону, тот выдохнул, переложил меч из левой руки в правую и с диким ором кинулся на Джеда. Удары посыпались один за другим. Джед едва успевал отбиваться. Торос нервничал. Дален почувствовал это по тому, как дрогнула рука стражника, державшая нож. С каждым новым ударом Бруно отбрасывал Джеда всё дальше и дальше от костра, один раз вообще загнал его в дикий ракитник, в котором не замахнёшься и удар едва отобьёшь. Обоих было уже не остановить; из боя живым должен был выйти только один, и Торос сильно сомневался, что им будет Джед. Слегка вымазанное в крови лезвие отдалилось от шеи. Хватка Тороса ослабла, и Дален, недолго думая, вскочил на ноги. Но коренастый не дремал. Перехватил моряка за руку, дёрнул на себя, врезал коленом в живот и тут же вырубил, заехав рукоятью ножа по голове. — Полежи-ка пока здесь, приятель, — прошипел стражник, глядя, как Дален распластался по земле. — А я разберусь с этим правильным и вернусь. За своим золотишком. Прикрепив нож обратно к поясу и обнажив меч, Торос двинулся в сторону потных, измазанных в червях и травяном соке, Джеда и Бруно. Дален остался лежать у бревна. Перед глазами было темно и всё плыло. В голове шумело, будто где-то далеко кузнец бил по раскалённому железу молотом. Шум нарастал: то ли кузнецов стало двое, то ли всё же был один, но бить он принялся с удвоенным остервенением. Под конец звенеть начало так, что медленно приходившему в себя Далену начало казаться, что он лежит на наковальне и это по его лбу стучат колотушкой. Глаза еле разлепились — с ресниц тут же посыпалась земля, и во рту проступил привкус крови. Медленно приподнявшись на локте, Дален приложил пальцы к губам, а когда отнял, то те были кроваво-красными. Противный лязг не утихал. Дален повернул голову в сторону и увидел, как примерно в ярде от него отбивался от Тороса и Джеда изможденный Бруно. Рука сама собой нырнула под куртку. Тяжёлый мешок был на месте. Времени на раздумья было мало. На собраться с силами — тем более. Начинало светать. Встав на ноги, Дален тряхнул головой, прогоняя с глаз последнюю пелену. В голове снова загудело, пришлось обхватить рукой ствол тонкой осины, сделать глубокий вдох и выдох. Картинка перед глазами выровнялась, но теперь кольнуло в сердце, и по телу прошла неприятная, разрывающая изнутри, дрожь. Шаг в сторону леса — боль утихла, дрожь начала сходить на нет. Ещё один шаг. Обогнуть весь в шипах куст, отвязать лошадь от дерева, запрыгнуть на неё — только его и видели. Но глупое животное неистово заржало и забрыкалось, словно опять почуяло зверя. Дален заозирался по сторонам — зверя никакого не было, только кусты слегка шевелились, так как с них только что слетела птица. Зато все трое стражников вдруг резко отскочили друг от друга и обернулись на истерику лошади. — Он уходит! — рыкнул Торос, шагнул к замешкавшемуся Бруно и проткнул того мечом. Бруно выпучил глаза, открыл рот, ловя воздух, как выброшенная на сушу рыба, и повалился на землю, попутно ломая тоненькие колючие веточки дикого розовоцвета, так некстати разросшегося неподалёку. Отвязывать и успокаивать лошадь не было времени. Крепко придерживая сокрытый под курткой мешочек с золотом, Дален рванул в чащу. Медленно поднимающееся к верхушкам деревьев солнце освещало дорогу ещё слабо, но этого было достаточно, чтобы в полутьме разглядеть, где пенёк, а где коряга, и вовремя те обогнуть или перепрыгнуть. Джед и Торос гремели сапогами следом. — Уходит скотина! — прокричал Торос Джеду, видя, что расстояние между ним и жертвой увеличивается. — Не уйдёт, — еле слышно проскрипел Джед, а глаза налились кровью, и рука сама нырнула к поясу и выхватила из ножен короткий острый кинжал, давно не знавший крови, а резавший только окорок по выходным. Ноги чуть не раздавили птицу-пеструшку, свившую по весне гнездо рядом с поваленным буком и тянувшую из-под земли неподдающегося червяка. Выругавшись, Дален взмахнул рукой, чтобы ухватиться за сук или ветку, но то, что первым попалось под руку, хрустнуло и переломилось. Дален не устоял и упал, но тут же поднялся, бросил быстрый взгляд назад. Торос не отставал, а вот Джеда совсем не было видно. Видимо, выдохся. Куда бежать? Справа — один лишь бук, вытянувшийся чуть ли ни до небес, со стволами голыми снизу, но пышными на крону ближе к верху; слева — лишь бурелом и непролазные чащи следом. Застрять в них проще простого, но и скрыться из вида легко. Достаточно нырнуть в небольшой овраг, сверху закиданный ветками и листьями, и переждать там, пока эти двое будут тыкаться по сторонам. Решение было принято — Дален сунулся в с трудом проходимые заросли. Давно лишённые жизненного сока ветки ломались под ногами с громким треском. Чтобы не выдать себя, Дален с бега перешел на шаг, а потом и вовсе остановился. Чужих шагов слышно не было. Только совы ухали где-то далеко-далеко, и ёж прошуршал совсем рядом с сапогом. Отстали. Торос и Джед отстали. Он удачно затерялся среди всей этой беспорядочной коричнево-красно-зелёной каши; теперь оставалось лишь переждать. Выждать приличное количество времени, а потом идти, не торопясь, лучше через ту же чащу из поваленных деревьев, ступая медленно и постоянно прислушиваясь, не крадётся ли кто-то следом. Просто так эти двое не отстанут. Слишком велик соблазн, слишком сильно манит к себе золото. Значит, будут искать. Будут прочесывать лес, пока не иссякнет терпение и они не выдохнуться. Но у Далена тоже есть терпение. И его точно хватит, чтобы пересидеть опасность в зарослях и высунуть нос только тогда, когда шансы попасться алчным стражам будут равны нулю. Под сухими листьями нашлись грибы. Сырыми их есть Дален никогда не пробовал, но на худой конец и эти сгодятся, чтобы не протянуть ноги. По правую руку раскинулся островок с дикой низкорослой жёлтой малиной — тоже неплохо. По левую — только поломанные ветки и бревна. А спереди — облезлые кусты, некогда богатые на плоды животравника, а сейчас почти без листочков и без завязей. Шевелятся. То ёж усердствует и роет носом землю, изредка принюхиваясь. Или не ёж? Внезапно кусты расступились, из них вывалился Джед и набросился на Далена, держа в руке отлично наточенный кинжал и целясь жертве прямо в сердце. Успев увернуться, Дален до крови ободрал кисть правой руки, а Джед, пропоров кинжалом воздух, пролетел прямо и повалился на муравейник. Не дожидаясь, когда противник очухается, когда отплюётся муравьями и вышвырнет последнего из-под воротника, Дален рванул через бурелом, прячась за широкими стволами. Далеко уйти, однако, не удалось. Джед тряхнул лысой головой, вскинул руку с кинжалом, прищурился, прицелился и запульнул нож по прямой. Несколько раз перевернувшись в воздухе, тот пролетел с несколько футов и вонзился остриём Далену между лопаток, влёгкую продрав плотную куртку. Дален замер на месте, качнулся и рухнул в ворох сухих листьев. Последние поначалу взметнулись перепуганными пташками в небо, а затем закружились в медленном танце и начали не спеша оседать на тело моряка из Ланимора. — Сдох? — выкрикнул Торос, подбегая к Джеду, склонившемуся над телом. — Не дышит, — довольно промычал тот и, запустив руку под куртку, вытащил желанный мешочек. Внутри бряцали монеты. Джед развязал завязки, перевернул мешочек вверх дном и потряс. Золотые кругляши посыпались прямо на землю; в глазах обезумевших стражников заплясали огоньки наживы. — Сколько здесь? — сиплым голосом спросил Джед, облизываясь. — Целое состояние, — ответил Торос, завороженно рассматривая золото. Джед сгреб половину к себе и начал впопыхах распихивать монету за монетой по карманам. — Ты что делаешь? — спросил его Торос, злобно щурясь. — Забираю своё, — отрезал Джед, даже не взглянув на подельника. — Уже разделил? — Да. А тебе-то чего? — Мне? Пальцы Тороса осторожно скользнули к поясу и нащупали на нём чехол с ножом, который не так давно Торос приставлял к шее Далена. Едва слышный щелчок — чехол был расчехлен, а мокрая ладонь уверенно легла на холодную рукоять. — Боюсь, моей половины мне не хватит, — выдал Торос, резво взмахнул рукой и полоснул Джеда ножом по горлу. Кровь прыснула в разные стороны, заливая траву, землю, мешочек и золотые монеты. Джед вскинул руки к шее, сдавленно захрипел и, дергая ногами, повалился на траву. Торос даже не повернул головы в его сторону. Обтерев о штаны испачканное в крови лезвие, воткнул нож в землю по самую рукоять и принялся собирать разбросанные вокруг деньги, дрожа над каждой монетой и каждую ласково поглаживая кончиками пальцев.Глава 5. Разыграть карту
— Сколько ещё? — нетерпеливо спросил Гайлард, обмакивая перо в чернила и готовясь поставить размашистую подпись на очередном свитке. Солнце уже давно встало, в Торренхолле вовсю кипела жизнь, и подготовка к торжеству, намеченному на широко празднуемый на юге День радости, шла полным ходом. Продумывалась каждая мелочь, вплоть до цвета лепестков роз, которые будут бросать под ноги жениху и невесте, и уровня густоты праздничного киселя, который подают по обыкновению до обеда, чтобы и сытно было, и хмель не пристал. Рики утром спала так крепко, что Гай её еле добудился. Пришлось даже трясти за плечо, прежде чем девчонка соблаговолила открыть глаза. В тот момент Гайлард усмехнулся. Те женщины, которые раньше проводили ночи в его постели, обычно просыпались всегда первыми. Приподнимались на локте и, прикрываясь лёгким полупрозрачным покрывалом, смотрели на спящего Стернса, на каждую черточку его лица, на линию его губ и мечтали, что когда он проснётся, то назовёт хотя бы одну из них навсегда своей. Стернс просыпался, платил щедро и в ту же минуту о проведённой ночи и угодливых девицах забывал, погружаясь в ежедневные дела. Одну и ту же во второй раз не звал, предпочитал пробовать новое, бывали дни, когда плевался, но никогда не терял голову настолько, чтобы влюбиться. Эта ночь была другой. Была бессонной и странной, отличной пищей для сплетен слугам, если те всё прознают. Гай спал плохо, постоянно вздрагивал и просыпался, проверял, не сбежала ли девчонка и не ожили ли тени на стенах. Его всего крутило, раны на спине ныли, тело горело, лоб даже покрылся испариной. В какой-то момент Гай чуть не сорвался и не разбудил Рики — хотелось воды, а лучше льда, чтобы потушить в себе пожар, — но, слушая размеренное дыхание девчушки, передумал, встал сам, хоть и не с первой попытки, прошёл к столику со свечами, смочил водой куски разорванной туники и протёр мокрыми тряпками грудь и шею. Ближе к утру жар спал. Дышать стало легче, и даже глаза закрылись, и сон наконец одолел. Только длился он недолго. Кто-то что-то не поделил во дворе, завязался спор с криками, Гай вздрогнул и открыл глаза. А Рики всё дрыхла, и пушкой её было не добудиться. Даже рык не помог, который был предназначен горничной, принёсшей господину завтрак в постель. Воздушное создание в сером платье испугалось так, что чуть не уронило поднос с горой тарелок и яств, спешно зачастило ногами вниз по лестнице обратно на кухню, поставило поднос на стол и, тяжело дыша, поведало обо всём кухарке. Та понимающе хмыкнула и велела накрыть кушанья, чтобы те не остыли, и подать их немногим позже. В итоге, завтрак состоялся позже обычного. Для Рики он оказался настоящим пиршеством. Пока Стернс затягивал и закреплял пояс, девчушка успела урвать с принесённого со второй попытки подноса хлеб и ветчину, быстро-быстро сунуть их себе в рот и начать методично жевать. Только вот Стернс именно в этот момент удумал спросить её о своих сапогах, один из которых стоял там, где был оставлен вечером, а второй куда-то исчез, и отвечать милорду пришлось с набитым ртом, тем самым себя выдав. Пропавший сапог был найден под кроватью, а вместо подзатыльника Рики получила второй кусок ветчины, пару скользких оливок и даже кружку тёплого отвара из ягод смородины и малины. С кружкой, правда, пришлось не совсем удобно. Она была одна, и Рики пришлось ждать, пока Гай сделает несколько глотков, а потом уже довольствоваться остатками. Из спальни они вышли вместе. Под взгляды прислуги —в лицо равнодушные, а за спиной насмешливые — прошли по длинному коридору до библиотеки; Гай вошёл в комнату, где около стола его уже ждали беседующие между собой король и Дагорм, а Рики было наказано стоять у дверей и никуда не двигаться. Его величество король Риккард никак не мог усидеть на одном месте. Вначале опустился в обитое бархатом кресло, потом вскочил на ноги и долго стоял у окна, отодвинув в сторону портьеру и выглянув во двор. Потом потоптался за спиной племянника, читая через плечо бумаги, которые тот подписывал. Последние были крайне неинтересны. Одни помилования, пожертвования и прочая, по мнению короля, лишняя трата денег. На одном из таких распоряжений Риккард даже неприкрыто зевнул. Взятое с вазы с фруктами спелое яблоко тоже не помогло от скуки, хотя было сладким и сочным. И взбодрился король лишь, когда Гай в который раз промочил перо в чернилах, а Дагорм ответил на вопрос своего хозяина: — Совсем немного, милорд. Несколько наград за верность и выслугу, распоряжение об организации широкой ярмарки на главной площади и бумага для Рики. Старик протянул Гайларду свиток, который был отклонён вчерашним днем. — Что ещё за бумага? — Его величество нахмурился, выхватил свиток из рук советника, развернул. Громко хрустнув надкусанным яблоком, Риккард пробежал глазами по лаконично сложенному тексту, затем смял свиток и швырнул на стол. — Выйди! — Приказ был отдан Дагорму, и старик, поклонившись, скрылся за дверью. Следом за свитком на стол полетел яблочный огрызок. Тяжёлый кулак опустился прямо на него, выжимая последний сок, который тут же брызнул в разные стороны. Несколько капель попало на дублет Гайларда — теперь полдня будет вонять садом. Пальцы второй руки короля впились племяннику в плечо и больно его сдавили. Риккард наклонился, дыхнул на Гая всем букетом вчерашнего выпитого вина и одержимо зашептал: — Ты что, племяш, совсем рехнулся? Спишь с убогими девками, а потом раздаёшь им состояния? — Этой девочке и её брату я многим обязан. Но король ничего не хотел слушать и продолжал плеваться недожёванным яблоком. — Я наслышан о твоих бабах, и ты прекрасно знаешь, что раньше я в это нос не совал. И лишь потому, что знал: утром тебе будет плевать, рыжая с тобой валялась или мулатка. Имён ты ни у одной никогда не спрашивал, и я был уверен, что, встреть ты хоть одну на улице, не узнал бы. Но сейчас ты зашёл слишком далеко. Это ж надо! Тратить деньги из казны на содержание шлюх! — Рики не шлюха, — сцедил Гай, сверля раздражённым взглядом перепачканный яблочным соком стол. Король оторвал руку от плеча племянника и схватил с вазы второе яблоко. Злость разыгралась и приглушить её жеванием было верным решением. — Конечно! Не шлюха! А кто тогда? — Я же сказал, я многим обязан этой девочке, и моё дело, как я с ней за её услуги расплачиваюсь. Риккард свесился над сидевшим в кресле Гайлардом так, словно намеревался того раздавить. Яблоко, оказавшееся с червяком внутри, было отброшено в угол, а красное от гнева лицо раздулось, и губы размыкались лишь для того, чтобы выплеснуть новую порцию злости на упрямого племянника. — Ты — мой наследник, Гай. И я всегда потакал тебе во всех твоих прихотях. Ты захотел золото Ллевингора — я дал тебе войско. Ты захотел болота на западе — я успокоил лордов-вассалов, что сделка взаимовыгодная и на тугодума Швидоу никто со стороны короны не давит. Тебе не кажется, что пора и тебе проявить уважение и сделать так, как того хочу я? Я не просто твой дядя, я — твой король, который, в конце концов, может запросто отрубить тебе голову. Гай медленно повернулся в сторону Риккарда и с ухмылкой произнёс: — Тогда вам некому будет передать корону, ваше величество. Губы короля плотно сомкнулись. Слабое место династии Стернсов было известно многим, и король не любил болтать на эту тему. Разве что со стариком Альгервильдом и только тогда, когда оба прилично выпьют. Но Риккард не был бы королем, если бы позволял каждому, даже близкому человеку, пользоваться его слабостью, а потому, дождавшись, когда Гай в полной мере насладится своей мелкой победой, вымолвил: — Я последний раз тебе говорю: женись на ллевингорской девке, заделай от неё сына, присоедини к себе их земли, а потом спи, с кем хочешь. Хоть с лошадью. Пей, кути романы с красивыми женщинами... Или, если тебе нравятся тощие и уродливые, с тощими и уродливыми. Только вначале обеспечь меня здоровым наследником королевской крови. А нет — я раздавлю тебя, как клопа! Гайлард поднялся в кресле и встал напротив короля. — Не вы ли, дядя, всегда высказывали недовольство моими военными кампаниями? Не вы ли всегда ворчали, что я рискую своей жизнью, выезжая на поле боя? В меня летело много стрел, но все — мимо. Меня пытались убить много раз, и одной твари это почти удалось. А тут вы собственноручно хотите свернуть мне шею и лишить трон наследника? — И лишу! Если он болван и вместо того, чтобы заботиться о законных наследниках, норовит наделать уродливых бастардов! — Дядя, эта девочка для меня не более чем... — Даже слушать не желаю! Неотесанная, грязная, уличная дешёвка! — И всё же она будет рядом со мной столько, сколько мне это будет нужно. Взамен обещаю, что леди Мириан будет от меня рожать, как крольчиха: много и часто. Король скривил губы, но возражать не стал, а только едко поинтересовался: — И что же та девка тебе такого сделала, что ты теперь будешь содержать её пожизненно? — Там есть условие, — ловко уклонился от ответа Гай. — Она должна стать женой капитана городской стражи, дядя. — Про это недоразумение я тоже читал. Впрочем, они оба будут хорошо дополнять друг друга. Некрасивая безродная девка и больной на голову служака. Если честно, тебе её не жалко? — внезапно спросил король, и Гай вздрогнул. Впервые для себя он представил Рики рядом с Дуоном Швидоу. Маленькая хрупкая девчушка, открытая и добрая, готовая пойти на всё ради своего господина, и вечно лебезящий перед Стернсами капитанишка с рыжими усами-щётками, заискивающей улыбкой и взглядом покорного пса. Весенний цветок и навозный жук, обхвативший тот цветок вонючими лапами. Такой цветок нужно оберегать от любого, пусть даже самого лёгкого ветерка, а он будет безжалостно сорван и раздавлен... Гай пожал плечами. — Любая деревенская девчонка хотела бы оказаться на её месте. Другого шанса у неё не будет. — И то верно, — согласился король и, подозрительно щурясь, повторил недавний вопрос: — Всё же почему ты из-за неё так трясёшься? — Я не трясусь, — Гай старался звучать равнодушно. Его руки потянулись к скомканному свитку и расправили его на поверхности стола. Правая — крепко зажала в пальцах перо, предварительно освежив чернила; левая — надавила на край бумаги, чтобы тот не загибался. Широкая подпись была начертана быстро, чернила начали сохнуть, а Гай вынул из нагрудного кармана свою личную печать, чтобы поставить оттиск. Король за всем наблюдал внимательно, с замечаниями и вопросами более не лез, думал о своём и только изредка ухмылялся про себя, делая выводы, которыми пока не торопился ни с кем делиться. Когда со свитком было покончено, Гай позвал старика. — Передай это Рики. — Дагорм получил в руки бумаги. — Здесь гарантии того, о чем просил её брат. Я слово держу. — Да, милорд. — И позови сюда Феррана. — Слушаюсь, милорд. — Ступай. — Позвольте, милорд... У меня не было ранее случая сказать вам... — Что ещё? — Гай насупился, предвкушая недоброе. — Сущий пустяк. Хотел предупредить, что до завтрашней ночи меня на будет. — Ты-то хоть не по бабам шляться собрался? — озорно выкрикнул Риккард. Старик замахал руками. — Ваша милость, как вы могли такое подумать? — А зачем тебе тогда, старый хрыч, целых два дня и ночь между ними, а? Говори, борода гулящая! — Да всего-то трав лекарственных подсобрать, слизи да мух дохлых... То там листик, то тут... Сами знаете, наступит осень — всё зачахнет, и свежей зелени уже не сыщешь. А вдруг кто заболеет? — Ступай, — отмахнулся Гай. — Только к церемонии не опоздай. — Уж к церемонии я буду давно в Торренхолле, — довольно заулыбался Дагорм. — Тогда иди. И Феррана позови. — Помню-помню. Свернутый в тоненькую трубочку свиток жёг руку. Рики и разворачивать его не стала, чтобы узнать, что внутри. Размашистая подпись и именная печать стояли сразу после букв, что удачно складывались в то самое счастье для деревенской девушки, о котором, по словам брата, старика да и каждого второго, кого ни спросишь, другие и мечтать не могли. Счастье… Лучше бы та подпись стояла ещё на паре десятков пожертвований слепцам да убогим, чем на таком «счастье». Но вслух ворчать Рики не стала, просто приняла из рук Дагорма ненавистный свиток и сунула его себе за пояс. Интересно, а если ту бумажку разорвать, Стернс ещё на одну подачку расщедрится или посчитает, что второго снисхождения Рики не заслуживает? От этой мысли руки так и зачесались, и потянулись обратно к поясу за заветным документом, но завершить начатое не дали громкие торопливые шаги. По коридору к дверям, ведущим в кабинет Гайларда, спешил Ферран. Рики вытянулась по струнке ровно так же, как сделали и двое молчаливых стражников с каменными лицами, занявших места по обе стороны от входа в комнату. Лучший способ быстро научиться, как себя вести, — повторять за теми, чью работу ты собираешься выполнять. Стражники стоят, не шелохнувшись, и ты замри. Стражники не моргают, и ты притворись статуей. Стражники пригвоздят ножом к стене шуструю муху, и ты не зевай. Бей наравне с остальными, не сдавайся и докажи, что ты можешь не только Сэма остановить. Только вот куда тем мухам до Сэма?! Сравнила! Дышащую огнем тварь и поганое насекомое, ползающее в навозе… Рики вздохнула. Так-то оно, конечно, так, и молодцам с пиками не снилась и половина той опасности, с которой пришлось столкнуться обычной деревенской девчушке, только вот беда: про зверя всем не расскажешь, перед толпой не похвастаешь. Вот и докажи теперь, что ты ничуть не хуже остальных! О Сэме было приказано не болтать, а муху… муху Рики никогда не убить, как ни ловчись. И Рики ещё раз глубоко вздохнула. — А, Стенден! — В восклицании короля Риккарда было столько неприкрытой радости, что любой Феррану позавидовал бы, но сам Стенден, напротив, отчего-то вздрогнул. — Вот кому я рад безмерно. Вот у кого всегда холодная голова и трезвые мозги. А? Иль я ошибся? Командир учтиво поклонился его величеству и ответил: — Вам виднее, ваша милость. Я просто делаю всё, что в моих силах, во благо Торренхолла и Нолфорта. — И твоей службой я доволен, — причмокнул губами король. — Благодарю. — Обескураженный Ферран отвесил ещё один поклон и перевёл взгляд на Гайларда. — Милорд, прошу меня простить, я думал, вы один… — Ты так спешил сообщить мне нечто важное прошлой ночью, что я посчитал, дело не терпит промедления. Или терпит? — Не терпит, милорд, — ответил Стенден и скрестил перед собой руки. — Так говори, — приказал Гай. — От дяди у меня нет секретов. — И тут же поймал на себе вопрошающий взгляд своего командира. В одно мгновенье раны на спине заныли, напоминая о тех событиях, о которых знали лишь избранные и ни в коем случае не знал король, а по телу пробежала неприятная дрожь. Ферран всё понял, отвёл взгляд, отдёрнул манжету на правом рукаве и начал: — Ещё раз простите, если я не вовремя, но я бы хотел просить вас, милорд, пересмотреть назначение Гверна Нольвена на должность вашего советника. Гайларда опередил король. — А, так дело всего лишь в каком-то Нольвене… А я было уже напрягся и вообразил, что весь флот Дейерли стоит у наших границ. Или ещё хуже: вооруженный до зубов предводитель дикарей приставил лестницу из костей и черепов к башне Торренхолла и карабкается наверх. А тут… Нольвен. Кстати, Ферран, а кто это? — Моя правая рука, дядя, — ответил за Стендена Гай. — Назначенный на эту должность весной как раз по личной рекомендации Феррана. — Рекомендовав его, я совершил ошибку, милорд, — горько признал Стенден. — Теперь же тороплюсь её исправить, пока не стало слишком поздно. — Я бы хотел узнать причину. — Зачем тебе тратить время попусту и лезть в какие-то причины? — поморщился Риккард. — Мнению Стендена я доверяю больше, чем собственному. Раз он говорит, что некому Нольвену надо дать пинок под зад, то так и сделай! — С тем же рвением, дядя, Стенден уговаривал меня принять Гверна на службу. Уверял, что тот не по годам смышлен, ручался за него чуть ли ни головой. Ведь так, Ферран? Отпираться было бессмысленно. — Всё верно, милорд, о чём сейчас я сильно сожалею. — Ну и ладно, — равнодушно бросил король. — Подумаешь, ошибся в человечке. Принял червей в его голове за мозги. С кем не бывает? Главное, вовремя разглядеть. — Но причины разочарования мне так и не озвучили, — заметил Гай. — А они нужны? — Королю совсем не хотелось вдаваться в детали отставки незнакомого ему человека. Застрявшее между зубов яблоко беспокоило Риккарда в тот момент гораздо больше, чем чья-то судьба. Да что говорить, яблоко мешало так, что даже судьба всего королевства в тот миг интересовала короля в последнюю очередь. — Причины просты, — отчеканил Стенден, понимая, что ему никуда не деться от этого вопроса. И если его величество на многие вещи смотрел спустя рукава, то молодой хозяин порой бывал до мелочей дотошен, и переключить его внимание на что-либо другое удавалось с большим трудом. — Я наивно полагал, что Нольвен окажется ответственным и работающим на опережение событий помощником лорда Стернса, что он будет внимателен к мелочам и строг с подчиненными. На деле же он оказался безвольным, слабохарактерным лентяем. В начале лета по его вине мои депеши доходили до лорда Гайларда с большим опозданием, но мы ему это простили, сославшись на отсутствие опыта и первые шаги. На самом деле, простили лишь потому, что я позаботился продублировать свои донесения. Как чувствовал, что Гверн подведёт. А если бы мы доверились ему одному, то кто знает, чем бы обернулся нам поход на Ллевингор. — Вот же дрянь, — протянул король, закончив ковырять кончиком языка в зубах, и смачно сплюнул на пол. Оба — Ферран и Гайлард — в тот момент молча смотрели на Риккарда, и каждый не решался спросить, о ком или о чём его величество столь звучно заявил. Стенден готов был биться об заклад, что о Гверне; молодой Стернс подозревал яблоко. — Я вот что скажу, — промычал Риккард в сторону племянника, языком ощупывая зубы, чтобы узнать, осталось между ними что или нет. — Нольвена я вашего никакого не знаю, а Стендену привык доверять. Поэтому делай, как он говорит, и закроем эту тему. А если будешь часами искать причины, то за время, которое ты на это пустое дело потратишь, у тебя пол королевства растащат. Запомни, с людьми нужно не договариваться и не пытаться их понять, а держать их в страхе и повиновении. Люди — это всего лишь колода карт, а ты — игрок, который теми картами может выиграть, а может и проиграть. Не везёт с валетом треф? Просто вытащи его из колоды и вышвырни в окно. А вместо него положи такого, который всегда будет приносить тебе удачу. Верно я говорю, Стенден? — Всё верно, ваша милость. Вот и Нольвена хорошо бы заменить, как того валета. Не пошёл он в нашей партии, совсем не пошёл. — Узнаю партнера в вист, — довольно присвистнул король. — Холодная голова, трезвый ум, цепкий взгляд и только правильные решения, хоть иногда и болезненные. Хвала богам, не для меня, — ехидно заметил его величество и хрустнул шеей. — Я в вист слабый игрок, — проронил Гай, барабаня пальцами по столу, — и прежде чем забиваться с кем-то на партию, лишний раз подумаю. Когда я принял Гверна, то руководствовался только рекомендацией Феррана. Рекомендация была крайне положительная. Молодой, сообразительный, исполнительный. Я брать мальчишку не сильно хотел, но Ферран настоял. Почему? И Гайлард повернул голову и посмотрел на своего военного командира. Тот замялся. — Почему, почему… — ворчал его величество. — Сдались тебе эти «почему»? — Я отвечу, почему, — внезапно произнёс Стенден. — Об этом мальчишке меня просила его мать. Так получилось, что я хорошо знал её. Мы много общались, какое-то время я даже находил её привлекательной. Умирая, она просила позаботиться о её сыне, обеспечить ему достойное будущее. Я не смог отказать и пообещал сделать всё, что в моих силах. — А ты ему отец, что ли, чтобы давать такие обещания? — хмыкнул король. Стенден вяло улыбнулся. — Ни в коем случае, ваша милость, но его отца знал хорошо. Как и мать. — Про мать мы уже слышали. Хороша была собой, а? Признавайся. Стенден равнодушно пожал плечами. — Белокурая, высокая, с вечно раскрашенными алым цветом губами и дюжиной браслетов на руках. –Шлюха, что ли? — Уличная актриса. — Невелика разница. А отец кто? Я что-то не припомню ни одного солдата с фамилией Нольвен ни в наших рядах, ни у противника. — Фамилия у Гверна по матери, а его отец — довольно известный в кругах мечников Брендан Лейс. — О нём я слышал, — довольно хмыкнул Риккард. — Только ему же брюхо, кажись, по пьянке вспороли, все кишки наружу выворотили, и он долго вонял в переулке, пока его не нашли. — Так и было, ваша милость, — кивнул Ферран. — Брендан был моим лучшим другом. Потому я и взялся позаботиться о его жене и сыне. Но кто же знал, что сын окажется тупорогим болваном, не способным даже уснувших на службе стражников выпороть? — По поводу спящей на посту городской стражи предъявляй претензии Швидоу, а не Нольвену, — раздраженно оборвал Феррана Гай. — Когда ты заявился ко мне ночью, я наивно полагал, что дело действительно серьёзное и в стенах моего замка завелся предатель. На деле же оказалось, ты просто хочешь свести счёты с мальчишкой, которого недолюбливаешь. Неравный бой, ты так не думаешь? — Недолюбливаю за дело, ваша светлость. Уж простите, но когда на одной чаше весов находится ваша безопасность, а на другой — моё обещание какой-то там актриске, хоть и жене моего покойного друга, то я даже выбирать не хочу. И кстати, по поводу уснувших стражников, я говорил о тех, что охраняли лодки в Ланиморе… Надеюсь, вы поняли. Лицо Гая посерело. — Я ничего не понял, — мотнул головой Риккард, а рука сама собой потянулась к столу в надежде нащупать там кувшин с вином, которое могло бы сейчас прекрасно освежить закипавший мозг короля, но кувшина не было. — Старая рыбацкая лодка просто дала течь, — Гайлард чеканил каждое слово, не сводя с Феррана взгляда. — А если её всё-таки повредили умышленно и тем самым лишили вас дополнительного десятка крепких рук? Узнать правду не у кого — стража крепко спала и сейчас ничего не помнит. — Откуда ты знаешь? — Нольвен сам мне всё рассказал. Не сразу, конечно. Пришлось гаркнуть на него как следует. — И всё же то была просто течь. — И мне хотелось бы в это верить… — Кто-нибудь из вас двоих объяснит мне, о чём речь? — нетерпеливо выплюнул король. — Или я вам обоим сейчас животы вспорю, как тому Лейсу в переулке. Гайлард развернулся к дяде. — До того, как я упал с лошади, — начал он, стараясь не обращать внимания на ехидный блеск в глазах короля, — я осматривал свои территории. В одной из деревень пришлось заночевать, а на утро ко мне явилась целая толпа рыдающих рыбаков, наперебой рассказывающих, что одна из двух рыбацких лодок пошла ко дну. Я пообещал им помочь и выделил деньги на новую лодку. — А стража-то тут причём? — недоумевал Риккард, всё отчетливее понимая, что без глотка вина он уже ни в чём сегодня не разберётся. — На той лодке мы должны были отправиться до следующей деревни. А пришлось вот ехать верхом, а тут… — Лошадь! — закончил за племянника король и довольно выдохнул. — Вот сейчас я понял. А теперь, дорогой племяш, пойдем-ка смочим горло, а то моё уже горит — скоро в дракона превращусь! А Нольвена этого гони в шею, раз охрану лодки обеспечить не смог. Ведь, кто знает, окажись та лодка целой и невредимой, тебе не пришлось бы падать с лошади, а? Верно? — задорно спросил Риккард и подмигнул Феррану. — Так и есть, ваша милость, — ответил Стенден и облегчённо выдохнул. С королём разговор всегда складывался проще, чем с молодым хозяином. — Мне позвать Гверна, милорд, чтобы вы могли сообщить ему о своём решении? — Сам сообщишь, — ответил Гай. — Твой человек — твои и заботы. А меня больше в эти дела не впутывай. — Да, ваша светлость. Ферран учтиво поклонился и, улыбнувшись уголками губ, вышел в коридор. Теперь надо было найти Нольвена.Глава 6. Городская стена
С улицы доносился сильный шум. Галдели так, что мёртвый не выдержал бы, поднялся и, доковыляв до окна, свесился наружу и внимательно слушал, покачивая обглоданной черепушкой. Дуон Швидоу мёртвым не был, как не был и любознательным, а потому со стула так и не встал, а только тяжело вздохнул, потёр пальцами подбородок, на котором выросла жидкая щетина, скомкал листок пожелтевшей бумаги и швырнул его на усыпанный белыми и чёрными крошками стол. Вслед за листочком на стол полетел и крохотный уголёк, на одном конце заточенный, а сам капитан откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Сидел Швидоу так не долго. Не успела гарнизонная собака тявкнуть три раза, как Дуон открыл глаза, подался к столу, схватил ранее брошенную на него бумажку и, страстно сопя, развернул её. Бережно разглаживая пальцами каждый уголок, положил перед собой и, приторно улыбаясь, залюбовался тем, что было на том листочке намалёвано. С помятой бумажки на капитана смотрело худенькое девичье личико, начерченное в несколько движений углём: вытянутый подбородок, чуть задиристый нос, большие глаза, почему-то испуганный взгляд. Лисье личико Рики, которую Швидоу уже отчаялся увидеть, а отправиться за ней в деревню до сих пор никак не решился. Причина была в страхе. Том самом страхе, когда ищешь дорогого сердцу человека и на земле, и в небесах, и под водой, находишь и получаешь в ответ равнодушную гримасу, понимая, что искал зря. — Что там ещё? — раздраженно проронил Дуон после того, как визг одной из кухарок, тоже высыпавших на улицу, заставил капитана вздрогнуть. Пальцы скользнули по листочку, и ненароком надорвали его в верхней правой стороне, где в два штриха Швидоу умело прорисовал задорный девчачий вихор. Пройдя к окну, Дуон осторожно, прикрываясь шторкой, чтобы не заметили, выглянул на улицу. Там, прямо под окнами его каморки, среди недожёванного лошадьми сена и деревянных кадок с водой, лежал человек в одежде, пропитанной кровью. Рядом толкались спешившиеся всадники из солдатни и невысокого роста пузан с лысой головой, двойным подбородком и пухлыми руками, которыми он размахивал перед открывшим ворота Брассом, и что-то без устали тараторил. Однако на Брасса поток слов произвёл обратное впечатление. Схватив коротышку-пузана за шиворот, стражник тряхнул простолюдина с такой силой, что у того из карманов посыпалось всякое барахло, насчитывающее несколько грошей, горсть сухарей, два небольших заострённых камушка, которым хорошо кошели на базаре в толпе резать, кусок верёвки, по толщине смахивающей на дождевого червя, и заплесневелый сыр, есть который было уже невозможно, и вонь от которого тут же разошлась на несколько футов во все стороны. Солдаты спешно зажали носы, а Брасс разжал хватку, но тут же заломил пузану руки за спину и подтолкнул того к дверям. Процессия направлялась в каморку к капитану. Отскочив от окна, Дуон засуетился. Сгрёб в одну стопку изрисованные за последние две недели листки, принялся пихать их в шкаф. В том места было мало, и бумажки залазить не хотели, громко хрустели и местами снова рвались. Спрятав половину, Швидоу схватил остатки, юркнул за ширму, за которой стояла незаправленная скрипучая кровать, швырнул всё на пожелтевшую от старости простыню и накрыл тонким одеялом. На обратном пути наступил на ненароком сброшенный со стола на пол уголёк и нечаянно раздавил его. Для новых рисунков придётся точить уголь заново. На лестнице уже слышались шаги. Поднимался Брасс и следом за ним двое солдат. Толстяка, видимо, тащили силой, так как шли медленно и кто-то постоянно пыхтел. Дуон рванул к стулу. Нужно было сесть, успокоиться, сделать важный вид. Можно было даже для пущей солидности усы подкрутить, но щипцы надо было греть, а, где те валялись, Швидоу совсем забыл. С того самого дня, как уехала Рики, он не пользовался ими ни разу. И если подумать, они и сейчас были ни к чему. — Войдите! — гаркнул капитан, как только почувствовал, что вот-вот в дверь постучат. Опередить действительно получилось — в каморку завалились все разом. Неряшливо одетого коротышку в комнату впихнули: тот изо всех сил упирался, кричал, что не виноват, и норовил удрать. Но то ли отёкшие ноги не дали ему этого сделать, то ли хватка Брасса была стальной, но в итоге толстяка быстро прижали к стенке и приставили нож к горлу, чтобы перестал рыпаться. Дуон кашлянул, спешно рванул со стола последний, непонятным образом забытый, листочек, на котором был в пять штрихов нарисован бутон розы, перевернул его незамаранной стороной вверх и, придав лицу сердитый вид, приготовился слушать. — Поймали, капитан, — задыхаясь, начал один из солдат. — Я и мои товарищи. Убийцу поймали. В лесу. Грабил и своих жертв в опавшие листья закапывал. Те там и гнили, что потом не найти и не узнать. — Враки всё! — пропищал толстяк, но Брасс надавил на нож, и коротышка замолчал. — А теперь по-порядку, — кивнул Дуон в сторону второго солдата, внешностью хоть и одутловатого, но располагающего большим количеством сил, чем его напарник. — Мы возвращались в Торренхолл, капитан. Хорошо, что шли медленно, иначе проскочили бы и не заметили. Слышим, хрустят ветками да сильно хрустят. Вначале подумали, медведь. Хотели уже лошадей пришпорить, а потом разглядели этого толстого среди деревьев. Мы его окрикнули, а он — драпать. Еле нагнали. Думали — вор. Украл чего у честных людей да закопал, а оно вон чего вышло. Выгляните во двор — там покойник лежит. Дуон поёжился. Мертвецов он откровенно побаивался — старая нянька, воспитывавшая юного капитана, любила стращать малыша историей о вечно живом карлике, который продал свою душу в обмен на вечную жизнь. Убить того карлика было невозможно: сколько ножей в него ни втыкали, сколько раз на виселице ни вешали, сутки пройдут, а он снова глаза открывает, встаёт и идёт по своим делам или же своим убийцам мстит. Парень, которого привезли солдаты, на карлика не походил, но всё равно было страшно. А вдруг среди ночи подымется да всех тут перережет? — Не покойник он! — снова взвизгнул щекастый коротышка. — Клянусь вам, что не покойник. И не моих рук это дело. Я же говорил вам, я просто вышел за грибами — ночью влажно-то как было, чай, сейчас всё вокруг мелкими шляпками под листьями усыпано. Я и не помню, как забрёл в те заросли да чуть не наступил на него. Свесился над ним, начал слушать, живой али мёртвый, а тут вы подоспели. — С такой мордой, как у тебя, да по грибы? — усмехнулся Брасс. Швидоу внимательно посмотрел на толстяка. Действительно, отёкшие глаза бегали слишком шустро и подозрительно для простофили, пальцы — хоть и пухлые, а ловкие, и весь пузан такой скользкий и склизкий, словно жиром обмазанный. С какой стороны ни хватай — вывернется. Дуон тяжело вздохнул. Желания копаться в этой истории не было совсем. Впрочем, того желания вообще ни на что не было и уже которую неделю. И всё из-за какой-то пигалицы. — Что ещё нашли при нём? — спросил Швидоу и тряхнул головой, чтобы отделаться от навязчивого русоволосого образа перед глазами. — Ножи, золото? — Да какие там ножи и золото? — вскрикнул толстяк. — Всё моё богатство вон там на дворе валяется! — У этого в карманах действительно больше ничего не было, — подтвердил солдат. — Зато у покойничка нож между лопаток торчал, а золото можно и спрятать было успеть. Листьев сколько опало с деревьев — хоть сундуки в них зарывай! — Этого повесить, а покойника бросить в общую яму, — коротко распорядился Швидоу, не желая больше тратить время на эту ерунду. Одним вором и убийцей в лесу станет меньше — это хорошо. Можно даже лорду Стернсу о таком успехе доложить — милорд в долгу не останется, похвалит. — Да не мёртвый он! — не унимался толстяк. — Когда ко мне в лесу подскочили, я как раз над этим пареньком склонился. У того хоть и нож в спине, а сердце стучит. Клянусь вам! Сам слышал! Слабо, но стучит. — Это ты, поди, со стуком дятла перепутал, — ехидно заметил Брасс и обратился к капитану: — У покойничка вся одежда кровью пропитана. После таких потерь не живут. В голове снова яркой вспышкой пронеслись истории о вечно живом карлике. По телу пробежали муравьиным роем мурашки, а Дуон порадовался, что одет был с головы до ног и его страха никто не смог разглядеть. — Парень действительно был жив, когда мы толстяка схватили, — внезапно подтвердил один из двух солдат. — Потому сюда его и приволокли. Надеялись, что, может, свезёт ему да не окочурится, пока до Торренхолла доберёмся. Капитан, у вас же есть лекарь. Пусть глянет. Швидоу потёр переносицу. Слишком суетный выдался день. Мало того, что эти четверо ворвались к нему и нарушили покой, так ещё и прекращаться это не собиралось. Теперь вот за лекарем надо посылать, терпеть того, ждать, что скажет. Хорошо, если бы парень действительно сдох, а лекарь смог то быстро подтвердить. А то, если живым окажется, забот на несколько дней будет. — Конечно, пусть глянет, — поддакнул толстяк. — А как парень придёт в себя, то скажет, что я его и пальцем не трогал, чтобы меня вот так взять и на виселицу сразу волочить. — Позови лекаря, — выдохнул Дуон в сторону Брасса. Тот кивнул, передал коротышку солдатам и выскочил из каморки. Одетый в сильно пропахший кошачьей травой кафтан лекарь явился, когда все уже устали ждать. Мальчуган, которого за ним послали, говорил, что лекарь долго не мог выбраться из погреба: ноги никак не попадали по деревянным палкам, служившим ступеньками в криво сколоченной лестнице. Вероятно, лекарь пил, потому что помимо кошачьей травы от него ещё сильно разило анисовкой. Когда он всё-таки приковылял во двор, то вокруг мёртвого Далена не стоял разве только самый ленивый. Даже Дуон Швидоу спустился, хотя желание на всё махнуть рукой, остаться у себя, вытащить сокровенные рисунки и продолжить предаваться мечтаниям было очень сильно. — Ну, — пробасил Брасс, которого подвыпивший лекарь, решивший вдруг проявить дотошность при осмотре лежавшего среди соломы незнакомца, сильно раздражал, — что там? Чего так тянешь-то? Так и скажи, сдох ваш приятель, тащите в яму. — Ты руку-то его тронь, — прошептал Брассу на ухо Хейм, тоже подоспевший к собравшимся. — Она же тёплая. Удивительно, как парень ещё держится. — Так и есть, — заявил лекарь, — жив. Сердце стучит, хоть и очень медленно. — А ведь даже не дышит, — протянул кто-то со стороны. — И бледный. На вид мертвец мертвецом. — И будет таким, если не поторопиться. — Лекарь разогнулся. — Моих снадобий и знаний не хватит, чтобы его выходить. — Ну, значит, не жилец, — развёл руками Швидоу. — Надо послать в замок за стариком, — вымолвил лекарь. — У него нужных пиявок больше, может сотворить чудо. — За стариком лорда Стернса? — чуть не поперхнулся слюной Швидоу. — Беспокоить милорда накануне важного для него события по такой мелочи? — Другого выхода нет, — беспокойно сглотнул лекарь. — Нет у меня людей, чтобы до замка бегать и милорда отвлекать, — махнул рукой Дуон. — Давайте я, капитан? — раздался из толпы звонкий мальчишеский голос. — Мне всё равно туда надо. Заодно и старика найду, а если сам не сыщу, то отец поможет. Отец у меня... никто против него и тявкнуть не посмеет. Не успеете моргнуть — старик будет тут. Швидоу обернулся и уставился на Эларана, протиснувшегося через плотную стену из зевак. — Можно? — Мальчугану не терпелось сорваться с места и оказаться хоть чем-нибудь полезным. Дуон согласно кивнул.* * *
— Куда прёшь? Дорогу Эларану преградила наклоненная в сторону пика. Пику держал сурового вида стражник, облачённый во всё чёрное и в железных доспехах, прикрывавших грудь и спину. Пересечь крепостную стену и попасть на территорию замка можно было в нескольких местах. Эларан знал все, но решил пройти именно главными воротами, где стража хоть и злее, но зато и до лорда Стернса бежать быстрее, а не обходными путями красться. — Убери тыкалку, — выпалил паренёк и поспешил вперёд. — Эгей, стой! — Стражник совсем опешил от такой наглости и схватил Эларана за руку. — Пропусти его, — внезапно кинул караульному его напарник, пристально разглядывавший прущего напролом нахалёнка, прежде чем решиться открыть рот. — Это сынок командира Стендена. Упадёт с него хоть один волос — ответишь своей головой. Я тебя покрывать не буду. Первый стражник совсем растерялся, но руку Эларана тут же выпустил, а свою пику приподнял, открывая дорогу. — Вот нарвался бы, — пробубнил стражник, как только мальчишка скрылся из виду. — Ага, — ответили ему. — С одним из наших так было в прошлом году. Этот шалопай свалился в реку, порвал портки да заявился в них, дырявых, сюда. Его, само собой, тут же попутали с попрошайкой и начали гнать. А он не уходит. Схватили за ухо, дёрнули со всей силы, а тут — командир. Досталось всем, сам понимаешь. — Вот же не свезло кому-то, — вздохнул стражник, решив впредь быть аккуратнее. Вымощенная камнем дорожка заканчивалась на широком, таком же каменном, пятачке, куда обычно подавали экипаж и откуда начинался парадный вход. В отличие от последней шумной ночи сейчас тут царила тишина. На террасах было пусто — только стража время от времени делала обходы и садовник копался в кустах с розами. — Я к отцу! — выдохнул Эларан, зачастив ногами по ступенькам. Этого оказалось достаточно, чтобы вся последующая охрана, встречавшаяся ему на пути, разводила пики и пропускала вперёд, не задав ни одного вопроса. Однако в нужных комнатах командира Стендена не оказалось. Не видел его и служка, убиравший остатки перекуса со стола. На вопрос о старике Дагорме служка тоже недоуменно пожал плечами. О Гайларде Стернсе Эларан спрашивать уже не стал: без отца, один, мальчуган к милорду ещё никогда не врывался. Правда и в замок никогда не прибегал ради того, чтобы спасти жизнь абсолютно незнакомому человеку. Чувство собственного могущества уступило место лёгкой панике. Пообещав привести помощь, Эларан только и делал что тыкался из одного коридора в другой, пытаясь разыскать хоть кого-то из знакомых ему людей, но навстречу попадалась одна прислуга, мало что соображавшая и делавшая круглые глаза, когда Эларан называл нужное имя. Пришлось действовать напрямую. Про себя отсчитав ступени, мальчишка вскарабкался на одну из самых высоких башен и робко постучал в дверь. Никто не отворил. Подёргав ручку, мальчуган лишний раз убедился, что дверь плотно закрыта. Старика в своей каморке тоже не оказалось. Оставалось тяжело вздохнуть и начать обратный отсчёт ступеней. Одно хорошо — это было легче, чем перебирать ногами наверх. Вылетев на длинную террасу, Эларан свесил голову вниз и осмотрел сад. И тут тишина — только птицы щебечут. От птиц радости не было никакой, и Эларан, совсем потеряв надежду, спустился к розовым кустам, медленно побрёл к выходу и даже не заметил, как приковылял к тем самым воротам, в которые поначалу влетел столь нахально и без тени сомнений в своём успехе. — Чего-то ты быстро, — заметил стражник, ранее узнавший в мальчугане сына военного командира. — Отца на месте не оказалось, — вздохнул Эларан и пнул ногой небольшой серый камушек. — Странно. — Стражник почесал небритый подбородок. — Я не видел, чтобы командир Стенден покинул замок. — Как будто в замке только один выход, — с видом знатока фыркнул Эларан. — Но-но, — возразил парень с пикой, — ходов-то, может, и много, но привычки твоего отца я хорошо изучил. Не будет он, въезжая в замок при полном параде, ускользать из него через щели в стенах. — Да мне и не отец был нужен, — сознался Эларан. — Просто думал, что через него быстрее найду... — А кто же? — насупили брови оба охранника, заподозрив неладное, и в душе тут же пожалели, что пропустили наглеца. — Старик есть один у лорда Стернса. Лекарь он хороший. Нужен очень капитану Швидоу к городским воротам. — У капитана Швидоу своих пиявочников навалом. — Там случай тяжёлый. Чуть ли ни мертвеца из лесу приволокли. — А зачем мертвецу лекарь? — Так ведь и не мертвец он, а чуть ли ни мертвец. — Чего? Мозг стражников с трудом переваривал замысловатые реплики Эларана; паренёк это понял, поэтому резко умолк, а когда разомкнул губы, то по-простецки и прямо в лоб спросил: — Дагорма где искать? Первый охранник покачал головой. — Вот ты за кем, значит... Только старик уехал из замка ещё до того, как ты сюда вломился. — Как уехал? Надолго? — А пёс его знает. Он как глазищами зыркнет, так сразу вся охота пропадает его о чём-либо спрашивать. — Даже желать ему приятного пути охота пропадает, — согласился с первым второй. — Но он ведь должен вести церемонию! — Эларан явно знал больше, чем эти двое. — Значит, скоро вернётся, — тут же предположили напарники. — А ты давай выбирай, либо по эту сторону шагай и дожидайся своего старикашки или отца ищи, либо шуруй отсюда, а то стоишь и нам тут видимость загораживаешь. Никак кто увидит, нам же выговор сделают — не тебе. Эларан выбрал первое. Ноги опять повернули в сторону, где должен был быть отец. В любой другой день Эларан с удовольствием бы побродил по замку, тем более, сколько раз он тут ни был, у него никогда не было возможности всё основательно облазить и на всё поглазеть. А так хотелось. Но сейчас взгляд упорно игнорировал и роскошь убранств, и богатство красок вокруг; перед глазами стояла лишь обагрённая кровью одежда незнакомца, вытащенного из леса, и такого же цвета солома вокруг. Под высокими сводами длинного коридора гулким эхом раздавались чьи-то поспешные шаги. Кто-то сильно торопился и шёл навстречу Эларану. Мальчишка приободрился. Если то не отец, то, возможно, человек из его окружения. Подойдёт любой, кто хотя бы приблизительно может знать, где командир, и может его позвать. Эларан нырнул под арку, всмотрелся вперёд и облегченно выдохнул. Ему действительно повезло: шаги принадлежали одному из советников лорда Стернса. Кажется, отец того советника не сильно жаловал, но какая разница, если помочь он может в сотню раз больше, чем какой-нибудь служка, который знает только, как господские сапоги натирать. — Командир Нольвен! — с волнением в голосе крикнул Эларан. Гверн остановился. — Это я, командир Нольвен! — вновь прокричал мальчишка и рванул к молодому советнику. — Эларан Стенден. Помните меня? — И, подскочив к Гверну, зачастил: — Вы ещё в начале лета давали мне пару советов по тому, как лучше затачивать самодельные деревянные стрелы. Знаете, я попробовал. Хотел вам показать, но так и не получилось с вами встретиться... Эларан запнулся: он ведь не о стрелах собирался Нольвена расспрашивать. Гверн стрелы помнил хорошо, а вот паренька с задиристым подбородком совсем подзабыл. Наморщил лоб, пытаясь вспомнить, действительно ли у того «зелёного» стрелка было так много веснушек и столь криво были стрижены волосы, но так и не вспомнив, спросил: — И с чем в этот раз нужна помощь? С луком? Прости, но у меня мало времени. — Нет-нет, — поспешил обнадежить Нольвена Эларан, — как раз времени у меня тоже мало. Я всего лишь искал лекаря лорда Гайларда, но стража сказала, Дагорм уехал из замка. Ещё я пытался найти отца, но тоже мимо. А мне позарез нужен хоть кто-нибудь, кто способен не только пиявку приложить, но ещё и кровь пустить, чтоб человеку полегчало. Хотя... крови напущено там уже больше, чем нужно. Гверн развёл руками. — Лекарями я не заведаю и за твоим отцом тоже не слежу. — Но надо же спасать человека! — в голосе мальчугана нарастало отчаяние. — А наш чудила при гарнизоне совсем пьян и даже болтанку не в состоянии намешать. — Так поищи в другом месте. Или во всём Торренхолле только два лекаря: на стене и в замке? — В замке ведь самый лучший! Он бы сразу сообразил, что надо делать. Гверн тяжело вздохнул. Прилипчивый пацанёнок не давал пройти, и проще было ему помочь, чем ещё неизвестно сколько слушать раздражающие стенания. — Пойдём. — Нольвен поманил за собой Эларана. Они шли длинными коридорами и мраморными лестницами, проходили мимо мощных колонн и статуй красавиц: где поющих, где с бубном, а где просто с цветком розы. В какой-то момент Эларан поймал себя на мысли, что началось крыло, в котором он никогда не бывал. Здесь было светлее обычного: оконные проёмы были шире, а гобелены на стенах — светлее. Встречалась даже вышивка шёлком. И цвета были подобраны нежные, как на рассвете, когда ещё прохладно и росы кругом столько, что хватит лицо умыть. — Эта половина принадлежала покойной королеве, — пояснил Гверн, глядя, как Эралан затормозил, чтобы рассмотреть хотя бы часть из того великолепия, что было вокруг. — До приезда леди Мириан все комнаты стояли закрытыми, и открыть их лорд Стернс велел только по случаю скорой церемонии. — А куда мы тогда идём? — растерянно пробормотал Эларан. — Не к покойной королеве же... — К леди Мириан. — Вот это да... — Я слышал, её высочество прибыла в Торренхолл с личным лекарем. Будем верить, он так же опытен, как и наш старикашка. И ещё надеюсь, что этой просьбой мы не сильно потревожим миледи. Стайка юных девушек, громко щебетавших в одной из комнат, заваленной воздушной вуалью, белыми и серебристыми кружевами, бобинами шелковых нитей и гладкими лентами, встрепенулась, завидев заглянувшего к ним Нольвена, и тут же умолкла. Швеи-мастерицы сделали вид, что заняты стежками, склонили головы и принялись тыкать иголками, нанизывать жемчужные бусины на длинные нити и пришивать к шлейфу для свадебного платья. — Где я могу увидеть леди Мириан? — невыдержал и спросил Гверн, как только понял, что заговаривать с ним никто из девушек первой не собирался. — Как о вас доложить? Со стороны потайной двери, прятавшейся за спинами мастериц, к Нольвену подошла одна из самых близких служанок ллевингорской принцессы, прибывшая вместе с госпожой в чужую страну. — Гверн Нольвен. — Командир Гверн Нольвен, — серьёзным тоном поправил выглянувший из-за спины Гверна Эларан. — А лучше сообщите, что личный советник лорда Гайларда пришёл по очень важному делу. Очень важному! Девушка бросила скептический взгляд на Эларана, но ничего не ответила, только поджала губы и ушла исполнять поручение. Из покоев леди Мириан она вышла не сразу, но когда показалась, подозвала к себе обоих незваных гостей и попросила следовать за ней и сильно не шуметь. В большой и светлой комнате, выполненной в бледно-жёлтых тонах с примесью весенней зелени, уютно пахло лавандой. Часть стен была завешена вышивками, на которых разноцветными шелками с примесью золотых нитей были изображены затейливые цветочные узоры. У распахнутого окна стоял круглый стол на резных ножках. У стола — несколько стульев. Через спинку одного из них была переброшена кипа воздушной, полупрозрачной ткани; на двух других лежали цветастые подушки. Неподалёку стояла скамеечка из слоновой кости со сложной и искусно выполненной резьбой. Вечерами комната освещалась десятком восковых факелов в позолоченных подсвечниках, а днём солнце только и делало что прорывалось игривыми лучами сквозь плотные портьеры и светило так ярко, что иногда приходилось зажмуриваться. Мириан сидела на стуле с самой высокой спинкой. Когда отдыхала, то вытягивала ноги на скамеечку, но после того как служанка сообщила о топтавшихся за дверью, приосанилась, скрыла ноги под юбками платья, сложила руки перед собой, как учили, приготовилась одну протянуть для поцелуя, а другой, когда потребуется, незаметно подать знак прислуге, что время просителей истекло. К первому жесту Мириан прибегала часто, на второй ни разу за всю жизнь не осмелилась. В покои будущей хозяйки Торренхолла Нольвен вошёл уверенным шагом, сразу поклонился и коснулся губами тёплой руки, после выпрямился, шагнул назад и сухо произнёс: — Советник лорда Стернса Гверн Нольвен, ваше высочество. Я не успел представиться вам вчерашним вечером, но собирался сделать это до церемонии. Поверьте, никак не думал, что в итоге придётся делать это прямо сейчас, отвлекая вас от важных дел. Мириан мягко улыбнулась. — Полагаю, что дело, которое вас ко мне привело, не менее важное, чем все мои, иначе к чему вы так спешили? — По правде говоря, с просьбой к вам не я, а он. — Гверн ступил в сторону, предъявляя Мириан Эларана, который робко топтался у Нольвена за спиной. — Это сын командира Стендена, и он вам всё расскажет. Ну? — Гверн сурово посмотрел на мальчишку, наказывая, чтобы тот сам поведал её высочеству, по какому поводу её побеспокоили. — Срочно нужен хороший лекарь! — выпалил Эларан, даже не удосужившись поклониться принцессе, зато не растерялся и тут же опередил напрашивающийся вопрос: — Нашего сейчас нет в Торренхолле. Лицо Мириан даже не дрогнуло в ответ на полное отсутствие манер. Гверн для себя это отметил. С Гайлардом Стернсом подобное не прокатило бы — милорд просто швырнул бы в просителя всё, что первым попалось бы ему под руку, и разговор окончен. — И кому? — тихо спросила Мириан, а в сердце закралась тревога. Вспомнилось искривлённое лицо Гайларда за ужином. Раны были серьёзными, и Мириан это сразу поняла: как бы Гай ни шутил и обворожительно ни улыбался, Мириан сумела разглядеть усталость за маской приветливости, боль во взгляде и сходившее на нет терпение. — Кому понадобилась срочная помощь? Но Эларан развеял страхи. — К нам на городскую стену привезли раненого. Наш лекарь только руками развёл, велел мне бежать за Дагормом. Я прибежал, а старика в замке нет. Наверно, пока я бегаю, тот бедняга совсем окочурился. Вы бы видели, сколько там крови. Мириан передёрнуло. Видом крови её было не испугать: насмотрелась и на раненых, и на раны. Но именно сейчас почему-то стало не по себе. — С вами ведь прибыл лекарь из Ллевингора? — вежливо спросил Гверн, смягчая напористую нахальность Эларана. — Если бы вы могли отпустить его до вечера в гарнизон... Пусть посмотрит раненого и характер ран. — Я действительно велела Майринду прибыть вместе с моим братом на церемонию, — поспешила ответить Мириан. — Он много знает и многих поднимал на ноги, но, увы, сейчас помочь он вам тоже не сможет. Утром я отпустила его по каким-то неотложным делам. Полагаю, это как-то связано со сбором лекарственных трав или чем-то ещё. Что бы то ни было, вернётся он только завтра, а в вашем случае, думаю, это будет уже слишком поздно. Блеск в глазах Эларана потух. А так хотелось прослыть на стене героем, спасти чью-то жизнь, пусть и самую никчёмную и ни на что в этом мире не влияющую. Но последняя надежда разбилась вдребезги о суровое стечение обстоятельств: найти кого-нибудь, кто был бы столь же опытен и умён, как лекари при замке, было уже нереально. — Тогда мы просим ещё раз простить нас за беспокойство. — Гверн поклонился леди Мириан и подтолкнул Эларана к выходу, а заодно незаметно заехал рукой мальчишке по спине, чтобы тот тоже согнулся в уважительном поклоне хотя бы на прощанье, если уж забыл о приличиях при приветствии. — Мне очень жаль, что так вышло. — В голосе Мириан слышалась неподдельная печаль. — Проводи. — Приказ был отдан служанке, тут же бросившейся открывать двери. По длинному коридору Эларан шёл уже один. С Нольвеном они расстались сразу, как только покинули пропитанные лавандовым запахом комнаты. Теперь можно было не спешить: помощи ждать было неоткуда, и завезённый на стену незнакомец был обречён на смерть. С такими ранами, как у него, никому не протянуть долго. Не успеет и солнце сесть за горизонт, как ещё одного мертвеца скинут в общую яму и сверху чуть присыплют землицей. Эларан даже не заметил, как стражники у ворот разомкнули пики, пропуская мальчишку на длинную, вымощенную камнем дорожку, ведущую с холма вниз, к домикам, шумным тавернам, заваленным товаром лавкам, а затем и к стене, окружающей Торренхолл и заканчивающейся там, где начинались обрывистые скалы, на которых и стояла неприступная крепость Гайларда Стернса. Закрутившаяся с детьми и домашними хлопотами хозяйка плеснула Эларану под ноги целую лохань воды, в которой плавали картофельные очистки. В любой другой раз паренёк бы выругался, но сейчас просто перепрыгнул через лужу и даже не смахнул с сапога картофельную шкурку, прилипшую к коричневого цвета коже. Так и шёл дальше, не обращая ни на что внимания, пока женский визг, детские крики и топот копыт за спиной не заставили оглянуться и податься в сторону. Быть покалеченным несущейся прямо на него лошадью совсем не хотелось, но не замечавший никого вокруг всадник, поравнявшись с Элараном, вдруг потянул на себя поводья, остановился и скинул с головы капюшон. Во всаднике Эларан узнал Нольвена, и лицо мальчугана сразу озарила лёгкая, но красивая, улыбка. — Садись. — Гверн протянул Эларану руку. — Быстрее. Мне надо успеть вернуться в замок до того, как меня хватится лорд Стернс. — Если вы из-за меня, то не стоит, — нескладно начал паренёк. — Это я просто до Безымянного тупика медленно шёл, а дальше добегу быстро. — Садись, — приказал Нольвен, и что-то внутри Эларана подсказало, что лучше не спорить. — Гляну, что у вас там за мертвец такой, что ради него пришлось перед леди Мириан расшаркиваться. — Да простой мужик, — отмахнулся Эларан. — Просто жалко его стало. Столько кровищи из него вытекло, а сердце всё не сдавалось. Вот и решили: вдруг повезёт. Но сейчас уже слишком поздно. — Держись крепче и голову пригни, — бросил Гверн. — Тут переулки узкие, смотри за выступы на зацепись. Не хватало мне ещё одного калеки. И Гверн пришпорил лошадь.* * *
— Времени прошло столько, что можно было отобедать, поспать и ещё раз отобедать, а пацана всё нет, — проворчал Брасс и прибил ладонью муху. — Этот, в кровищи, скоро вонять начнёт. Зачем с ним возимся? Не велика птица — проще сразу в яму бросить. Хейм потёр переносицу. — Проще. Таракан так бы и сделал. Я видел, он раздражён не на шутку. Прям чуть зубами в солдатню не вцепился за то, что те создали ему лишние хлопоты. — Может, намекнуть ему, а? Эти шумные давно уехали, народец разошёлся, а пузан ничего не скажет. — Брасс кивнул в сторону полного человечка, которого приволокли из леса вместе с Даленом. — А если сболтнёт, то и его до общей могилы дотащим, ногой в зад толкнём да пару взмахов лопатой сделаем. Хейм сплюнул на землю. — Взмахнули бы уже давно, но пацан всё испортил. Не будь он сыночком Стендена, никто и слушать не стал бы. Но раз такое дело... А ну как приведёт нам сейчас пиявочника, а мы парня закопали? Прикинь, какой ор подымется. Разболтает папаше — таракану мигом голову открутят. А таракан открутит нам. Такая вот чехарда... — Верно говоришь, — согласился с приятелем Брасс. — И откуда ты такой умный выискался? — Наблюдательный просто. — Хейм повёл бровями. — Чем дольше Эларан в замке околачивается, тем нам лучше. Мы ждём, этот полудохлый совсем выдыхается, время идёт — всё работает на нас. Хотя... если на чистоту, то по мне так пусть пацан вообще не является. Лучше бы вместо командирского сынка в гарнизон наша уродинка вернулась. Помнишь? По которой таракан вздыхал? Брасс и не думал забывать. О Рики из караульных не забыл никто: больно понурый вид стал у командира на городской стене, слишком часты стали его необоснованные вспышки гнева и реже появления на людях. Всё охотнее Швидоу закрывался у себя и гремел бутылками, а потом срывался на первом попавшемся под горячую руку новобранце, приказывал того выпороть, снова запирался у себя и выходил только к вечеру весь обросший и неухоженный. Но Рики никто не осуждал. Все понимали, что на её месте от Швидоу сбежала бы любая. Однако в глубине душе каждый хотел, чтобы девчонка вернулась и жизнь при гарнизоне стала прежней. — Едут! — прикрикнул Брасс, заслышав топот копыт и завидев лошадь. — Только это не лекарь, — пробормотал он, прищурившись. Хейм вытянул шею. — Это Нольвен, — выпалил он, а по телу сразу пробежал холодок. — Нашёл, кого приволочь. Он бы ещё отца позвал, гаденыш этакий! Хватай метлу, — бросил он Брассу, — да живо убери солому за кадки! Увидит Нольвен, что во дворе беспорядок, конец нам всем. А я — за тараканом. Хейм спешил, перескакивая за раз через три ступеньки. Даже стучать не стал, сразу толкнул от себя дверь и влетел в комнату капитана, заставив того вскочить со стула и засуетиться, переворачивая угольные наброски картинкой вниз. — Ты! — выдохнул Швидоу и чуть не покраснел от гнева. — Да как ты смел?! — Капитан, — задыхался Хейм. — Там... внизу... Нольвен. Вместе с Элараном. Швидоу вмиг побледнел. Забыл про простенькие изображения милой сердцу девчушки, дёрнул пряжку на поясе, проверяя крепко ли тот затянут, и выскочил на лестницу, а затем и на улицу. Успел вовремя — советник лорда Стернса как раз заезжал во двор. Громко ударяя копытами, лошадь никак не могла остановиться: бесилась и дёргалась, пока Гверн не наклонился вперёд и не похлопал заботливо ту по морде. — Тихо-тихо, — успокаивал он животное, измотавшееся на многочисленных поворотах и узких улочках Торренхолла. И как только лошадь присмирела, а Эларан спрыгнул на землю, деловито спросил: — Что здесь у вас? Где раненый? — Я отведу, — вызвался мальчишка, опередив вытянувшихся по струнке Швидоу и Хейма, а вместе с ними и Брасса. До брошенного на солому Далена отмерили шагов двадцать. Вид мертвеца в окровавленных одеждах, со слипшимися волосами и перемазанным грязью лицом у Нольвена отторжения не вызвал. Опустившись на колени, Гверн внимательно осмотрел тело, прощупал пульс, коснулся пальцами шеи и произнёс толкавшемуся в сторонке Швидоу: — Сердце ещё бьётся. Надо его унести отсюда. Комната у вас свободная имеется? — Выгоним караульных, если надо, — правильно среагировал Дуон. — Брасс, Хейм, берите парня. Тащите на первый этаж в самую дальнюю. Там сейчас мало хлама валяется. — А когда два крепыша подхватили Далена за ноги с одной стороны и за плечи — с другой, повернулся к Гверну и нерешительно заметил: — Ничего не выйдет, милорд. Парень не жилец, это видно. Не проще ли... — Не проще ли вам заткнуться и принести мне воду и чистое полотенце? И не мешать. — процедил Гверн, снимая с рук пыльные перчатки и передавая их Эларану. — И я не милорд. — Конечно, милорд, как прикажите. — Швидоу побледнел сильнее любого мертвеца, которого видел на своём веку. Комнатка, куда завалились Брасс и Хейм, служила Дуону Швидоу кладовой. В ней было пыльно и темно, кровати не было, зато на полу лежало несколько пустых холщовых мешков. По ночам в них любили зарываться крысы и искать зёрна и сухари. Ещё в кладовой валялись затупившиеся наконечники для стрел, деревянные палки-колотушки, поеденный молью тулуп из овчины и свечные огрызки. До последних крысы тоже мечтали добраться, но Швидоу засунул их так высоко, что было не достать. А скользкие серые стены оказались не по когтям цепким крысиным лапкам. — Мне нужен свет. И побольше, — рыкнул Гверн в сторону Брасса, снял плащ, скомкал его и бросил в угол. — Вы раньше это делали? — боязливым тоном спросил Эларан, глядя, как умело и ловко Нольвен разрывает ткань одежд Далена, обнажая рану. — Ни разу. — Гверн поставил один из принесённых подсвечников рядом с собой. — Но много раз видел, как это делал один грузный вонючий цыган, который вечно приставал к моей матери. За это я его ненавидел. Одновременно, правда, им восторгался, потому что так стрелять по переспелым ранеткам из самодельного арбалета, как он, не умел никто. Смочи полотенце. Эларан послушно исполнял всё, о чём его просили. — Не знал, что цыган в королевские стрелки берут. — Стрелки? — Гверн поморщился. — Та волосатая обезьяна всего лишь управлял уличным театром, в котором жила и работала моя мать. Я за кулисами того театра родился, вырос, там и обрёл первых учителей и первый опыт с девушкой. Там же и подсмотрел, как вытащить из живой плоти сунутый по самую рукоять нож и в то же самое время не заставить бедолагу испустить дух. Встань-ка теперь справа и подержи. Гверн передал Эларану перепачканное в крови полотенце, расстегнул верхние пуговицы своего дублета, сунул руку во внутренний карман и достал вытянутую колбочку с беловато-жёлтым порошком внутри. — Что это? — Эларан заводил носом, когда Нольвен осторожно подцепил ногтем пробку и откупорил стекляшку. — Пахнёт так странно. Даже воняет. — Как и тот цыган, — кивнул Нольвен. — Только ему одному известно, что тут намешано и перемолото. Я сам понятия не имею. Протяни руку. Эларан вытянул правую и повернул внутренней стороной ладони вверх. Аккуратно постучав пальцем по колбочке, Гверн высыпал на ладонь мальчишки немного странного порошка. — Какой ваш цыган, однако, заботливый: всем раздал по колбе. — Раздал? — Гверн подцепил крохотную щепотку порошка и посыпал им края раны. — Да я просто залез к нему в шатёр, когда он стрелы у реки точил, и взял одну склянку. — Чтобы спасать таких раненых, как этот? Сколько в вас благородства! — Чтобы спасти самого себя, если приспичит, — спустил Гверн Эларана с небес на землю. — Народу у нас было много, и все пришлые, с улицы. Так что нередки были случаи, когда один уличный актёришка затаит злобу на другого — кто-то из-за денег, кто-то из-за бабы — да прямо на спектакле вместо бутафорного ножа пырнёт беднягу настоящим. Смерть наступает не сразу, и вот тут-то и пригодится скляночка и человечек, который не откажет помочь. Гверн высыпал на рану весь порошок, который был на ладони Эларана. Вытащенный из спины нож валялся неподалёку, весь перепачканный кровью. — Теперь перевяжем грудь и спину этим куском рубахи и будем молиться, чтобы парень оказался крепким. — Вы точно уверены, что это его спасёт? — Нет, но какая, ко всем собакам, разница? Или спасёт, или окончательно сведёт с могилу, а он в ней и так уже одной ногой стоит. Зови Швидоу и тех двух толстолобых, — распорядился Гверн, вытирая руки. — Хотя нет, толстолобых не надо. Только капитана. — Конечно, милорд, — выпалил Эларан, восхищаясь мастерством Нольвена, и рванул из кладовой, даже не закрыв за собой дверь. Гверн поморщился. Он не был лордом или хозяином каких-либо земель, не была таковой и его мать. Про отца он мало что знал, но если бы тот был из благородных, это бы всплыло. С другой стороны... Нольвен покрутил на пальце левой руки перстень с крупным чёрным ониксом. Такие украшения простолюдины не носят, а мать так и не призналась, откуда оно у Гверна. Сказала лишь, что почти с рождения. Возможно, любовничек какой задарил, а, может, и сам цыган. Про наличие у мальчишки перстня тот знал и этому не противился, и даже отнять не пытался. А ведь, если перстень продать, выйдет целое состояние. Швидоу зашёл в каморку с тем же пресным видом, что и раньше. Покосился в сторону Далена, кучу перепачканных в крови тряпок, розового цвета воду в миске, уже остывшую, и нож, лежавший неподалёку, вздохнул и сиплым голосом произнёс: — А я так надеялся... Прикажете забирать? — Забирайте, — согласился Гверн. — Если продолжит здесь лежать, то заражение крови будет обеспечено. И согласитесь, такая смерть будет нелепой. Спину проткнули — не помер, а крыса чихнула — откинулся. — Так он жив? — приободрился Швидоу, в душе сильно о том жалея. — Жив, но уход за ним потребуется самый тщательный. Чистые простыни, чистые полотенца, горячая похлёбка, когда в себя придёт. И лекарь тоже нужен обязательно. Уж потрудитесь и найдите хотя бы пьяного. — Пьяный имеется, — пробасил сунувший в дверной проём голову Брасс, за что тут же получил тычок в спину от Хейма. — Мы лекаря головой в корыто с ледяной водой окунём, он вмиг протрезвеет, — добавил Швидоу. — Это правильно, — ответил Гверн, поднял с пола плащ, отряхнул его и направился на улицу. Швидоу семенил следом. — Так парня нашли в лесу? — переспросил Гверн, слушая рассказ капитана о раненом. — Да, милорд. Солдаты действовали быстро, поймали того, что в роще разбоем промышлял, и тоже сюда притащили. Да вон он сидит. Развалился скотина на бревне. — Вам известно, кто это? — Да кто ж этих лесных разбойников поименно-то знает? Ставлю своё месячное жалование, у них и имён нет. Одни клички. — Я не про толстяка, — проронил Гверн, а сам направился к пузану, который, завидев приближающуюся к нему процессию, вскочил с бревна и принялся вытирать вспотевшие ладони о латаные со всех сторон штаны. — Я про раненого. — Да пёс его знает, — пробормотал Швидоу, но внутренний голос почему-то приказал насторожиться и навострить уши. — А вы знаете? — Знаю. — Гверн кивнул. — Имени уже не помню, но он — моряк из Ланимора. При упоминании той самой деревни, куда несколькими неделями ранее отпустил Рики, у Швидоу защемило сердце. — Этот, говоришь, нож воткнул? — Гверн замер напротив неуклюжего простачка. — Он самый. Ух, мерзавец! Я лично попрошу милорда назначить ему самое суровое наказание, — пригрозил Швидоу, а затем вкрадчиво поинтересовался: — А имени точно не помните? Гверн внимательно смотрел на толстяка, а тот в ответ сильно потел и шмыгал носом, сильно похожим на картофелину. — Нет, — утвердительно сказал Нольвен, — нож в спину он воткнуть не мог. Для того удара сила недюжинная нужна, а у этого один жир в руках. А вот грабежи... Гверн схватил толстяка за руку, завернул край рукава его куртки и... разочарованно одёрнул обратно. — Ожидали увидеть воровское клеймо? — хихикнул пузан. — Куда мне до мастеров?! Но каюсь, по карманам лазил. Но всё, что смог в жизни стащить, были сухарь да пара медных грошей. А вот чтобы убивать... Это никогда! — И всё равно будет тебе виселица. — Нахмурил брови Швидоу и снова повернулся к Нольвену. — Так никак имя не вспомнили, милорд? — Какое имя? — напрягся Гверн. — Того раненого. Вы говорили, он из Ланимора. — Не вспомнил. Знаю только, что сестру его Рики зовут. Имя этой девчонки сейчас в замке на слуху у каждого. — В замке? — От волнения у Швидоу пересохло во рту. — У лорда Стернса. — Вы уверены, милорд? Рики в Торренхолле? — Сердце громко забилось. — Провалами в памяти не страдаю. И, как приеду, расскажу ей о том, что случилось. Швидоу схватил Нольвена за рукав. — Не надо, милорд. Не говорите ничего девочке. Лучше я сам. Зачем ей волноваться? Наслушается ваших страшилок, вообразит себе невесть чего, сюда сорвётся, увидит кровь и раны, ещё поплохеет бедняжке. А я лучших лекарей парню приведу, выходим его, на ноги поставим да потом и сестре предъявим. Договорились? Гверн смотрел на капитана. Смотрел таким же проницательным, читающим человека, словно открытую книгу, взглядом, которым минутой ранее изучал пузана. — А взамен что? — еле слышно прошелестел Гверн губами, и ни Брасс, ни Хейм, ни Эларан не ухватили ни единого слова. — Просите, что хотите, — таким же шёпотом ответил Дуон. — Толстяка, — отрезал Гверн. — Этот жирдяй с оттопыренными ушами переходит ко мне, и я сам решу: в темницу его или на виселицу и за какие проступки. — Да забирайте, ваша светлость. Было б двое их — двоих бы отдал! Только девушке не говорите ничего. Поберегите её, бедняжку. И так сирота, а тут с братом такое горе приключилось. — По рукам, — остановил тирады Дуона Гверн и попросил у Эларана свои перчатки. — Собирайся, приятель. Следуешь за мной, — кинул Нольвен толстяку. — Куда? — боязливо пискнул тот. — Не трусь, не обижу. Как звать-то тебя? — Плут, ваша светлость. — Как? А настоящее имя есть? — Было, конечно, но уже не помню. — Ладно, Плут так Плут. За мной. Буду ехать медленно. А попробуешь сбежать по дороге, нагоню и огрею плёткой. — Да ни в жизнь, — ответил Плут и проследил взглядом, как роскошный перстень на руке Гверна скрылся под толстой полоской коричневой кожи, стоило Нольвену натянуть перчатки.Глава 7. Хранящая тайны
За окнами было темно. Ужин остыл, а вино, которое нечаянно расплескали по столу, так и не было вытерто. Засохшей кляксой оно въелось в дерево — на следующий день с первого раза и не смоешь. Служкам придётся долго скрести деревянную поверхность, чтобы навсегда согнать вишневый цвет со светлого ореха. Но слуги об этом ещё не знали, мирно толкались на кухне, собирались на покой, а в самой столовой, где ни Ферран, ни его супруга так и не прикоснулись к поданным блюдам, царила напряжённая атмосфера и вот-вот готовилась разверзнуться гроза. Для финального грохота не хватало только старшего сына командира Стендена — Эларана. — Знаю, — развела руками жена Феррана. — Я всё знаю, что произошло. Так что не ворчи и не начинай старую песню. — И монотонно, как дети отвечают перед наставником заученный урок, произнесла: — Ты велел мальчику прекратить ходить на главную площадь, а сегодня его опять там видели; ты велел тренироваться на мечах и упражняться в стрельбе из лука, а он опять стрелы в колчан не убрал — те пролежали в луже и разбухли так, что на некоторых наконечники покосились; ты велел не опаздывать к ужину, а уж свеча догорает, а Эларана всё нет и нет. — И я ещё добавлю, — рыкнул не на шутку разгневанный супруг. — Догадайся, в компании кого его видели на площади? — Боюсь даже предположить... — Его самого. — И что? Мальчик с Нольвена пылинки готов сдувать. Эларан мне сам говорил, что восхищён тем, как Гверн владеет луком. Да и ты требуешь заниматься чуть ли ни по десять часов в сутки. Вот всё и сошлось. Странно упрекать сына в том, что он хочет достичь успеха в деле, которое ты сам ему навязал, — осторожно заметила женщина, а после робко добавила: — И странно упрекать его в том, что он нашёл себе достойный образец для подражания. — Гверн — стрелок посредственный, — скривился Ферран. — С двухсот шагов мне по бочке мажет. — Гверн просто уважает тебя. Твой возраст и твой опыт. Будь на твоём месте кто другой, уверена, Гверн размазал бы его, как червяка по камню. — С каких пор ты его защищаешь? — вспылил Стенден и ревниво посмотрел на жену. Не привыкшая никогда перечить мужу женщина смутилась и отвела взгляд. Поправила собранные на затылке волосы, сейчас уже богатые на седину, потёрла щёки, словно ей было холодно и хотелось немного согреться, а после взяла в руки ложку и принялась ковырять ей в остывшем овощном рагу. Ферран скользнул по жене недовольным взглядом. Их совместная жизнь началась давно: впервые столкнувшись друг с другом на одной из узких улочек Торренхолла, они более не разлучались. Будущая госпожа Стенден, бывшая тогда ещё молоденькой и миловидной, вышла из дома кинуть мясные шкурки бездомным котам. Девушка проделывала такое каждую неделю и уже привыкла, что стоило ей отворить скрипучую дверь, как на неё тут же сваливался упитанный черныш и громко мяукал. В ту ночь черныша на улице почему-то не оказалось, зато девчушку чуть не сбил с ног высокий молодой человек, которого вело из стороны в сторону, словно пьяного, чьё лицо было в ссадинах и царапинах, волосы испачканы в крови, а руки — почему-то в сырой глине. Охнув, девушка помогла молодому мужчине сесть на землю и опереться на бочку, полную колодезной воды, принесла влажное полотенце протереть лицо, кусок серого хлеба и кружку травяного отвара. Мужчина вцепился в хлеб с такой силой, будто и не едал такого вкусного никогда. Съев всё и всё выпив, бросил быстрый взгляд на дрожавшую перед ним девчушку, вытер рукавом опухшие губы, коснулся руками лица девушки и потянулся к ней. Их поцелуй был коротким и рваным, с привкусом крови. А после мужчина ушёл. Ушёл для того, чтобы вернуться через месяц. Вернуться в красивой одежде, с мечом на поясе и сделать ничего не понимающей простушке предложение. Свадебная церемония состоялась на первое же новолуние. Была дана клятва верности, и руки молодых были соединены белой лентой старого мудреца Трагга, обвенчавшего (по большей мере тайно) на своём веку немало влюблённых пар и ныне тихо сходившего с ума на болотах в хижине-развалюхе. Со временем клятвы подзабылись, интерес друг к другу поугас, и остались только дети да редкие совместные ужины, которые могли напомнить о былых чувствах, но почему-то не напоминали. Все беседы велись исключительно на тему обормотов в армии, которых приходилось перевоспитывать или гнать в шею, или о Гверне Нольвене, и бедная женщина уже еле держалась, чтобы не плеснуть мужу вином в лицо и не швырнуть в его сторону полную еды тарелку. Вот и в этот вечер знавшие и студёную воду, и занозы, и невыносимую жару руки вдруг отложили ложку в сторону, пальцы коснулись края глиняной миски и провели по ним, словно проверяли, качественно ли изготовлена посуда и не появилась ли где какая трещинка. Внизу хлопнули дверью. Женщина сразу напряглась: скорее всего, пришёл Эларан, а, значит, перепалка между отцом и старшим сыном не за горами. Твёрдо решив не покидать комнату ни при каких обстоятельствах, супруга Феррана Стендена приосанилась и приготовилась к худшему. Эларан — взлохмаченный и с нездоровым румянцем на лице — подлетел к столу, чмокнул мать в щёку, кивнул отцу и, улыбаясь, плюхнулся на своё место. Придвинул к себе тарелку, облизнулся, схватил ложку и зачерпнул столько картошки с мелко резаной морковью, что щёки распухли, когда всё это отправилось в рот. Глаза мальчишки лихорадочно блестели, руки слегка дрожали, а с губ готовились сорваться слова... поток слов... но не раньше, чем будет прожевано и проглочено всё, за те губы запиханное. Когда же с не в меру перчёной картошкой было покончено, Эларан выпалил: — Я вам сейчас такое расскажу!.. — Это я тебе сейчас расскажу, — грубо осёк сына отец и треснул по столу кулаком. — Где ты шлялся полдня? — Уже насвистели... — мальчишка разочарованно вздохнул. — Я велел тебе заниматься стрельбой. Наставника приставил. Даже лук для тебя изготовили специально по моему заказу. — Отец, да я всё делал так, как ты велел, — оправдывался Эларан. — Но на стене произошло такое! — Приехал Нольвен, взбаламутил всех, запудрил тебе мозги дешёвыми театральными байками и свалил, а ты так затрясся, что больше ни одной стрелы не смог по мишени выпустить? — Не кричи на мальчика, — вмешалась жена, но в ответ на свою просьбу получила такой взгляд, что тут же замолчала и отодвинулась в тень. — Да отец просто не знает, — вступился Эларан и, чтобы не перебили, затараторил: — На стену к Швидоу привезли раненого. Думали, мертвец. Я — в замок за старикашкой-пиявочником, а того в замке нет. Я — к тебе, — Эларан кивнул в сторону отца, — у тебя тоже пусто. Я уже обратно собрался бежать, как с Нольвеном вдруг столкнулся. Тот чудо и сделал, рану залечил. Если повезёт, тот парень очень скоро на ноги подымется. Закончив частить, мальчуган вытер рукой подбородок и губы, мокрые от плевков, вылетавших вместе со словами, и вперился взглядом в отца, ожидая, что тот разделит с сыном пережитое волнение и восхищение от увиденного. Но отец почему-то нахмурился ещё больше. Не получив ожидаемого, Эларан развернулся к матери, надеясь, что та уж точно оценит его восторг. — Мам, ну хоть ты скажи, что это настоящее чудо! Нольвен — просто волшебник! Ты бы это видела... — Верю, — ласково улыбнулась женщина, а лицо Феррана просто почернело от злости. Отшвырнув от себя кусок лепешки, Стенден хлебнул вина, чтобы потушить первый всплеск негодования, и прошипел: — Больше он не будет оказывать на тебя дурного влияния. — Отец? — Эларан недоумевал. — Я сказал, больше ты это ничтожество в Торренхолле не увидишь. Пришла очередь сына кипятиться. — Ты кого назвал ничтожеством? — Того, кого ты записал себе в идолы, — огрызнулся Ферран. — Что ты с ним сделал? — внезапно вклинилась в жаркий спор жена и напрягалась, как будто чувствовала неладное или просто где-то в глубине души подозревала, что занимавший высокий пост муж на такое неладное способен. — Высвистал с тёпленького местечка, — довольно промычал Ферран. — А ты что подумала? Было видно, как женщина радостно выдохнула, но, переварив услышанное, тут же возмутилась: — Ты же сам помог ему занять это место... Сам привёл его к Стернсу, сам поручился за него. Сам говорил, парнишка хоть и с улицы, а талантлив и умён. Сам выхлопотал ему жалование выше, чем положено. — Он моего доверия не оправдал и с этим назначением не справился. Слишком легкомыслен, слишком недальновиден. На него ни в чём нельзя положиться и всякий раз за ним приходится всё перепроверять. Он несерьёзен, вечно ходит с этой мерзкой улыбочкой на лице, словно паяца в дурацкой пьеске играет, а не наследнику престола служит. Он должен быть тенью лорда Гайларда, а он всюду лезет, во всё суёт свой нос и норовит сверкать ярче звёзд. — Тебя послушать, так ты будто ревнуешь, — хмыкнул Эларан, за что тут же получил в лоб ложкой. Ферран запустил её в сына со своего места и попал чётко по центру. На утро будет большая лиловая шишка. — Пошёл отсюда, — прошипел отец. — И чтобы до турнира я тебя здесь не видел. — До какого турнира? — проронил мальчишка, потирая ушибленный лоб. — А ты будто не знаешь? Сам же подал заявку в обход моего запрета. Эларан потупил взгляд. Отец говорил о турнире лучников, который готовились провести по случаю высокой свадьбы, и до которого оставались считанные дни. О турнире Эларану опять же сказал Гверн, посоветовал участвовать, чтобы и опыта набраться, и свои собственные силы трезво оценить. Отец, напротив, говорил, что на турнире место лишь цирковым мартышкам, а потому сыну наказал держаться от него подальше. Но Эларан был упрям. — Подал, — признался он и снова потёр уже начавшую расти шишку. — Вот и готовься к нему и днём, и ночью. — Ответ отца был неожиданным. — И чтобы с закрытыми глазами мог по мишени попасть! Проиграешь, опозоришь меня — вышвырну из дома. Эларан не знал, что и думать: с одной стороны, новости о командире Нольвене были ещё не прочувствованы до конца и не переварены; с другой же, отец разрешил сбыться заветной мечте, правда, требования выдвинул как всегда самые жёсткие. — Ты ещё здесь? — внезапно спросил Ферран и недовольно посмотрел на сына. — Я... — С шишкой в половину лба, с робкой улыбкой на лице, паренёк сидел на своём месте, страшась сделать лишнее движение. — Доешь в своей комнате. — Стенден кивком указал на тарелку, и Эларан мигом подхватил её на руки, и вскочил из-за стола. — Иди проспись, а завтра начнёшь подготовку. И так каждый день, с рассвета до заката, а то и ночью при факелах. Времени осталось мало. — Да, отец. Из комнаты мальчишку слово ветром сдуло, да таким сильным, что язычки пламени на свечах всколыхнулись, и две даже чуть не потухли. Напряжение, которое немного спало, стоило суровому военачальнику одобрить увлечение сына, снова вернулось на прежнее место и снова повисло свинцовой тучей над четой Стенденов. Висеть той туче было отведено времени совсем немного, но в этот раз гроза разразилась со стороны жены командира, до сей поры обо всём молчавшей и никогда ни во что не вмешивавшейся. — Я много раз уверяла себя, что Алайна — это просто юношеское увлечение, ничего серьёзного, ничего из тех чувств, которые могли бы согреть холодной ночью, — выдохнула женщина и, как и сын ранее, тоже вышла из-за стола. — Но всякий раз, когда речь заходила о ней или Гверне, я смотрела на твоё лицо и понимала, как же сильно я ошибалась. Вот и сейчас так же. — Замолчи, глупая, — поморщился Ферран. — Не такая уж глупая, — пожала плечами женщина и закуталась в тёплую шаль. — Не настолько, как ты привык думать. А ты хоть раз бы кому сказал правду. Мне, сыну, Гверну... — Что ты хочешь от меня услышать? — Ты до сих пор любишь её, ведь так? Ферран облизнул сухие губы. — А перед Нольвеном в чём прикажешь исповедаться? Тоже в том, что по молодости я ухлёстывал за его матерью, а, умирая, она просила меня позаботиться о её сыне? Да, я дал такое обещание. Не мог же я отказать женщине, которой осталось жить всего день. — Можно и об этом заикнуться. А можно и о том, что ты убил его отца... Убил Брендана Лейса, своего лучшего друга.* * *
В ночном лесу так сразу и не разберёшь, где горсть опавших с куста переспелых ягод, а где развазюканная дождём глина. Всё одно: ступишь, поскользнёшься и шмякнешься на поломанные ветки, которые вмиг под тобой хрустнут, а с ягодных кустов, что страшно шевелятся и похожи на призраков в чёрных плащах, сорвутся хищные птицы и прокричат прямо над головой. Хорошо, если когтями по затылку или макушке не пройдутся, наивно полагая, что в густой или редеющей шевелюре вдруг затесался червяк, сдутый ветром с гнилого ствола дуба и перенесённый прямо на то место, где полагается быть шляпе или, на худой конец, льняной тряпице, какими любят перевязываться моряки, спасясь от солнца. Дагорм вскинул руку и поскрёб длинными ногтями в седых, плохо чёсанных волосах. Ударом сердца ранее старцу вдруг показалось, что один такой червяк как раз приземлился ему на макушку. Но нет, то был просто влажный листок, который Дагорм тут же смахнул на землю, а после взял длинную палку с острым металлическим наконечником и пошевелил ею тлеющие угли. — Подбросить бы дровишек, — пробурчали напротив, и огненные брызги выхватили их темноты сонное лицо Майринда, лекаря и советника леди Мириан. — Не помешает, — ответил Дагорм и поёжился. Потянулся за хворостом, забросил в костёр несколько веток потолще и аккуратно подул. Огонь разыгрался, обрадованно лизнул сухие деревяшки, и те очень скоро затрещали, наполняя всё вокруг уютным шумом, от которого на сердце любого человека сразу становилось тепло и спокойно. — И где их мухи носят? — проворчал Майринд, вытягивая ноги к костру. — Договаривались ровно в полночь, а луна уже дальше поплыла. — Полагаю, Трагг опять на болотах греховную любовь поощряет... — И ведь процветает дело! — Вот этого я не понимаю. Я живу по старинке, как предки и мудрые книги учили: коль дан тебе муж или дана жена, и обоих венчали по всем правилам, с обрядным вином и при лилиях, то и живи с тем, кого тебе судьба привела. Нечего по сторонам глазеть — смотри только прямо на жену иль на мужа, и будет тебе счастье до гроба. А то некоторые вот так головой навертятся и начинают потом по болотам шастать, вересковые венки плести и тайно от законного супруга с другим человеком любви предаваться. Тьфу. — Старик презрительно плюнул в костёр. — Уж я Трагга много раз корил за его делишки, — проворчал Майринд, в этот раз вытянув к огню руки, — с него всё как с гуся вода. Дагорм махнул рукой. — Бесполезно. Он слишком упёрт и слишком стар, чтобы признать, что неправ. А ещё слишком сильно не любил свою жену, чтобы позволять остальным тоже жить в нерадости. — Так он за свои обряды ещё и монетой берёт. — Уже нет. Только едой да тем, что влюблённые пташки по собственной воле в клювике принесут. А несут обычно кто хворост, кто фляжку новую, кто мешок без дыр. Не богато. — Мда... — задумчиво протянул Майринд и задрал голову к небу, разыскивая луну среди верхушек деревьев. — Мы так к утру не начнём. — Подождём ещё немного, — промычал Дагорм, доставая из походной сумки трубку и табак. Дрова продолжали мерно потрескивать. Когда начали догорать, Дагорм подкинул ещё. Так и сидеть бы всю ночь, внимая шуму леса и убаюкивающему шипению, но стоило веткам в костре хрустнуть громче прежнего, а столпу горячих огненных брызг взметнуться в небо, как перед глазами старца стазу же пролетал дракон, разевал пасть и окрашивал чёрную ночь в алый цвет. Несколько раз Дагорм вытирал рукавом вспотевшие от страшных воспоминаний лоб и шею, несколько раз моргал глазами и щипал себя за бока, чтобы видения из недавнего прошлого оставили его в покое, но те упорно возвращались, стоило старому мудрецу в очередной раз засмотреться на пламя, и уползать в полный ночных тайн лес не собирались. — Идёт кто-то, — буркнул Майринд, приподнимаясь с места. — Лишь бы не зверь, — всполошился Дагорм, вспомнив клыки Сэма, и схватился за крепкую палку, лежавшую неподалёку. — Не зверь, не зверь, — раздалось из-за кустов, и на свет вышел такой же дряхлый, как и все, у костра собравшиеся, старик, даже ещё дряхлее. Его борода была почти до пят и путалась бы при каждом шаге под ногами, если бы предприимчивый старик не догадался засунуть её кончик в карман балахона. Седые волосы на вытянутой овальной голове были редки и почти все выдерганы. Нос, как и полагается мудрому мужу, был крючком, а глаза впалыми, и взгляд сонным. — Трагг! — воскликнул Дагорм и шагнул навстречу знакомому, раскинув руки в стороны для дружеского объятия. — Я уж думал, ты моё послание получил, но закрутился да забыл о моей просьбе. — Забудешь с твоими совами-то, — проворчал старик. — Всю хижину мне обгадили и всю тыкву исклевали. Пришлось вылазить из дома, их прогонять, заодно и твою записульку читать... которую я, признаться, поначалу не раскрыл и выкинул. — Дело и правда важное. — Как будто у нас были не важные дела... А где Нойр? Только не говори, что опять готовит эликсир для своего гомункула. Совсем заработался. Я давеча звал его к себе на юбилей, так он всё пение птиц пропустил: насался по болотам туда-сюда, всё искал лиловый репейник. Говорит, для упругости кожи надо. В каком месте та упругость ему требовалась, я не стал уточнять. — К Нойру я послал веретенника. Очень надеюсь, что шустрая птичка не подведёт и море пересечёт быстрее ветра. Нойр нам нужен. Его голова варит за две, а в том деле, о котором хочу вам сегодня поведать, нам ни одни мозги лишними не будут. Впрочем, болтать об этом направо и налево тоже никому не следует. — Слыхал я, Нойр на тебя в обиде. — Трагг прищурил один глаз, опустился на кучку земли, выброшенную кротом на поверхность, достал из кармана сушеной земляники и опрокинул сразу две горсти в рот. Третью протянул Майринду, но тот лишь покачал головой, отказываясь: среди ягод был седой волос. Дагорм скривился. — То старая история: у него была своя точка зрения, из воздуха выдуманная; у меня своя, мудрыми книгами подкреплённая. Повздорили немного, друг другу бороды повыдергали да сделали так, как положено и в книгах начертано. О чём лично я ни капельки не жалею. — Опять про это родовое проклятие Стернсов, — теперь пришла очередь Майринда морщиться. — Сколько можно уже мусолить? Риккарду и так нелегко — до кучи дочерей нарожал, все чахоточные и немощные, — а ты поросшее мхом и паутиной вспоминаешь... Я, конечно, в ваш спор с Нойром не вмешивался, но тоже считаю, что чему быть, того не миновать. И хоть ты из кожи вон лезь... — Вот и Нойр так твердил, — откликнулся Дагорм. — И мнения своего с тех пор не поменял, — было старцу ответом, и все греющиеся у костра вмиг обернулись в сторону тёмной чащи. К костру неторопливым шагом вышел Рион, чьё молодое красивое лицо шло в разительный контраст с морщинами всех остальных, опустился на землю рядом с Траггом и скрестил ноги. Дагорма передёрнуло. — Не могу на это смотреть, — сказал он. — Ты сбросил себе лет этак двести. — Больше, — хихикнул Майринд. — Секрет в лиловом репейнике? — Не только, — многозначительно протянул Рион, — есть ещё один компонент, но вам о нём помышлять уже поздно. Женская ласка. Слыхали? — Не только слыхал, но и вижу по три раза на десятидневницу, — тяжело вздохнул Трагг. — Прилетают пташки на болото, предаются там ласкам. А мне остаётся смотреть и вспоминать молодость. — С такой мордой, какую Нойр себе заделал, его любая баба обласкает, — проворчал Дагорм, всё ещё укоризненно качая головой. — Я не только морду изменил. — Рион очаровательно улыбнулся. — В Берлау красивое тело в почёте. Красивому телу доверяют секреты, его любят, им восхищаются. Признаться, никогда я ещё не был столь сильно обласкан, как в последниегоды. Захотите попробовать — о цене договоримся. — Хорош балаболить, — поморщился Дагорм. — Время идёт, а мы причуды Нойра обсуждаем. — Нойр на свободу выходит редко, — поправил старца Рион. — Я выпускаю его только в тех случаях, когда мне нужно его мнение. Особое мнение. — Так будь добр выпусти его сейчас. Сейчас как раз тот самый случай. — Вот как? — Рион удивлённо вскинул брови. — Помнится, двадцать пять лет назад ты то особое мнение проигнорировал. С чего теперь столько чести? Дагорм облизнул сухие губы. — Нойр... — Рион, — поправили его. — Плевать я хотел, что ты себе ещё и имя исковеркал. Для меня ты был Нойром, им и останешься. — В записке на лапе веретенника говорилось о деле крайней важности. Если тем делом является обсуждение моей жизни, то как-нибудь без меня. Рион поднялся, отряхнул перепачканные землёй штаны, сбросил с сапога ночного жука и шагнул в сторону темноты, но тут же был остановлен каркающим голосом, на этот раз серьёзным и без намёка на насмешку или обвинения. Слова, произнесённые тем голосом, заставили вздрогнуть всех, и даже костёр как-то странно всколыхнулся, словно всё это время украдкой подслушивал разговор, и услышанное тоже поразило его в самое сердце, которого было горячим и оранжево-красным. — Вороний остров, Нойр. Речь пойдёт об острове и о тайне, что он в себе скрывает. Рион резко развернулся. Его лицо посерьёзнело, зрачки расширились, а выхватываемая из темноты светом костра горбатая чёрная тень вдруг поползла тощим ужом по земле и вскоре расплылась тёмным пятном под сухой корягой. — Молодой Стернс всё-таки набрался наглости и нарушил старый договор? — спросил лекарь. Дагорм кивнул, набил табаком трубку и затянулся. — Ты догадлив. — Старуха Морвенна получила послание, в котором, кроме всего прочего, говорилось о намерении Стернса сунуть нос на остров. Дагорм напрягся. — Ты видел письмо? — Даже читал. Подписи не стояло, но, по словам старухи, ей прислал его верный дружок. Вероятно, кто-то из окружения Стернса, раз сведения столь точны. Тебе лучше знать, каких змей наследник Риккарда пригрел у себя на груди. — Рион наклонил голову чуть вбок; его глаза лихорадочно блестели. — Ты же ближе к кормушке. Во взгляде Дагорма читалось смятение. — Я выясню, кто бы это мог быть... — Когда мы решали, кто из нас двоих останется возле Стернсов, ты обещал всегда и везде быть на шаг впереди, — продолжал подливать масла в огонь Рион. — А что на деле? Ты даже не удосужился ткнуть хозяина носом в подписанный его же предком свиток. — Я пытался его отговорить. Показывал книги, внимал к его разуму, но он упрям, как баран. — Все Стернсы такие, и ты всегда это знал. — Я даже повредил одну из лодок, которые подготовили для сплава на остров. Жаль, не успел добраться до второй — деревенская детвора помешала. — И Стернс тебе такое спустил? — Никто и не догадался. Нашлась душонка, на кого смогли свалить всю вину и наказать за халатность. — Вот теперь я тебя узнаю, — хмыкнул Рион. — И что же дальше? — А ничего. Я пугал милорда и древними предсказаниями, и пробоиной в лодке, но он не внял моим словам. Советы он игнорирует, на старые легенды плюёт. — У него есть на то причины, не так ли? — осторожно заметил Рион. — Причин нет, — раздражённо ответил Дагорм. — Двадцать пять лет назад мы следовали указаниям стиха-пророчества, и поступок наш имел цели далеко не праздные. Чего только не сделаешь ради спасения нескольких тысяч жизней. Уверен, мы отвели беду не только от Нолфорта, но и от всего мира. — Ворошить былое можно вечно, — вклинился в перепалку Майринд. — Проклятие рода Стернсов — отдельная песня, и что было сделано, то сделано. Сейчас Дагорм хочет обсудить новую угрозу. Ту, что хранит в себе Вороний остров. Я хорошо помню старые легенды; в них никогда не было ничего хорошего. И в одной из них отчётливо было написано, что в недрах чёрной скалы засело страшное зло, какого человечество ещё не видывало. Однако судя по тому, что все вернулись живыми и при всех конечностях, всё не так страшно, и зло вы не разбудили. — Боюсь, что именно это мы и сделали, — с горечью в голосе признался Дагорм. Медленно, тщательно вспоминая каждую деталь, начиная с лодки, разбившейся о выросшие из ниоткуда скалы, и заканчивая яйцом, обтянутым золотой нитью, старик рассказывал о Вороньем острове. Огонь в те минуты выхватывал из темноты поочерёдно то лицо Трагга, то — Майринда, то — моложавого лекаря, и у каждого оно было чернее грозовой тучи. Закончив, Дагорм и сам нахмурился и поёжился, как будто от холода. Словно в лесу вдруг наступила зима, подул ветер с севера, а костёр перестал греть, и его пламя стало ледяным. Острожно вытянув руку вперёд, Дагорм тут же отдёрнул её обратно. Нет, пламя оставалось пламенем и грело столь же сильно, как раньше. Тогда откуда иней на седых бровях? — Заикнись о драконе кто другой, я бы подумал, что он спятил, — только и смог выдавать из себя Майринд. Дагорм понимающе кивнул. — Теперь вы понимаете, почему я так торопил вас и просил отложить все дела. Мы не можем оставить всё, как есть. Зверь где-то бродит, мы о нём ничего не знаем и даже предупредить толком никого не можем. Представьте, что будет, если мы объявим, что в окрестностях Торренхолла бродит человек и дракон в одном теле! Паника от одного только слуха начнётся во много раз больше, чем если бы тот дракон самолично пронёсся над деревнями и всё поджёг. Но и молчать опасно: несчастье может случиться в любой момент. — Получается, обо всём знают только трое, — подытожил Майринд. — Если не считать нас, конечно. — Рыбаку из Ланимора и его сестре мы строго-настрого наказали молчать. А милорд, как ты и сам успел заметить, прикрывается падением с лошади, и это кривляние даётся ему с трудом. Мне порой кажется, что он вот-вот сорвётся и выпалит всё как есть, только бы его ран не касались. — А та девочка, которую привёз с собой Стернс, точно простушка из Ланимора? — спросил Майринд. — Ты в этом уверен? Нет ли в ней какого подвоха? — Нет-нет, — зачастил Дагорм. — Девочка чиста сердцем и помыслами. В ней я не сомневаюсь. — Тогда в чём причина её власти над тварью? — Этого я так и не понял. — Ты слишком бездарно использовал время... — вдумчиво произнёс Рион. — Согласен, сглупил. Думал, доберёмся до Торренхолла, я покажу вам мальчонку, и вместе мы докопаемся до сути. Откуда мне было знать, что он как в воду канет? — Судя по тому, что ты нам поведал, мы имеем дело с многоликой крестолапкой, — взял слово Трагг. — Не в чистом виде, конечно. Майринд развернулся к старцу. — Что за зверь? — Крохотные ящерки, обитающие в пещерах на островах Берлау. Любят сырость, размножаются кладкой яиц, способны быстро изменять цвет и принимать размеры той твари, кого сожрут. Сейчас крестолапок осталось не более пяти. Вымирающий вид. — Зверь с острова никого не ел, — поспешил сообщить Дагорм. — А сам мальчишка, сидя в темнице в трюме, питался исключительно горохом и мясом, какое клали всем в суп. — Я лишь провёл параллель, — объяснил Трагг. — Разумеется, существо, с которым ты столкнулся на острове, не крестолапка. Но что-то общее у них есть. Вспомни хотя бы о выброшенном на берег теле без крови и внутренностей. А дохлая крыса в трюме? Ведь тоже была вся сухая, да? Вы весь корабль перевернули, искали двуногого паренька, а надо было искать крысиный хвост среди мешков и грязи. — Погоди винить меня во всём, — защищался Дагорм. — Лучше найди объяснение появлению дракона. Прости, но драконы нынче под ногами не валяются — ни живые, ни мёртвые, — чтобы вот так просто взять, лизнуть их крови или кишков наесться, расправить крылья и начать охоту на наследника престола. Спрятавшаяся ранее под корягой тень вынырнула из своего убежища и поползла обратно к Риону. Забравшись на его плечо, накрыла чернотой ухо, словно принялась что-то шептать. Лицо лекаря внезапно посерело, но никто внимания на то не обратил, а Дагорм увлечённо продолжал: — Парнишку разорвало на моих глазах. Из живого человека, пусть и странного, он превратился в огромную тварь с острыми когтями, непробиваемой чешуей и пастью, полной огня. Если бы не меткий выстрел того деревенского рыбака, то завтра вместо свадьбы мы присутствовали бы на похоронах. — Всё это слишком странно, — бормотал Майринд. — Деревенская девчонка имеет власть над драконом, а деревенский простак чуть ли ни с первого раза того дракона убивает. При этом, зверь исчезает, испаряется, рассыпается на мириады частиц — тут уж тебе виднее, что именно там было, — а паренёк остаётся живым да потом ещё и, сидя за стальными прутьями, горох уплетает. Скажи-ка мне, Дагорм, скольких людей или зверей ты видел, которые выживали после того, как их вначале разорвут на части, а после продырявят сердце? — Крестолапки на такое точно не способны, — вместо Дагорма выдал Трагг. — Гадать в ночи можно сколько угодно, — резко оборвал говоривших Рион. — Приведи сюда Дагорм мальчишку, всё было бы проще. Но мальчишки нет, и нам остаётся только разводить руками. Нужно открыть книги. Все книги, какие у нас есть и где упоминается Вороний остров. Договор основателей не вымысел и подписывался не ради забавы. Я бы ещё раз расспросил девчонку. Глядишь, даст какую наводку, сама того не подозревая. — А я бы ещё покумекал, почему целью зверя был именно лорд Стернс, — добавил Трагг. — За Гайлардом было последнее слово, — предположил Майринд. — Именно он был тем, кто отдал приказ высадиться на острове. Оттого дракон и выбрал его своей целью. — Думаю, тут всё сложнее, — пробормотал Рион и спешно поднялся. — Поговори с девчонкой, а я загляну к тебе, как суета вокруг церемонии уляжется, — бросил он Дагорму. — Ты куда? — Старик насупил брови. — До истины мы сегодня однозначно не докопаемся. Твой рассказ я выслушал, и теперь мне нужно подумать. — Ты что-то знаешь, Нойр... — ещё сильнее нахмурился Дагорм. — Не больше, чем ты, уж поверь. — Тогда к чему такая спешка? — Путь из Берлау до Нолфорта неблизкий. Дорога сюда отняла у меня много времени; столько же займёт и дорога обратно. А мне нельзя опоздать. — Бежишь к своим красоткам, о ласках которых говорил? А на жизнь молодого Стернса тебе плевать? Рион окинул старика Дагорма таким взглядом, что у того внутри всё съёжилось. — У глупца Стернса есть неплохая защита в виде хрупкой, маленькой девочки. Пусть ценит это. А я действительно спешу. На похороны. Но не лорда Стернса. Сидевшие вокруг костра Майринд и Трагг замерли и уставились на Риона. — Королева Морвенна мертва, — глухим голосом объяснил тот. — Поскользнулась на лестнице, неудачно упала. Её внучка Ирис готовится взойти на трон ровно через тринадцать дней после похорон. Теперь-то вы понимаете... Я не могу оставить Ирис наедине с её горем. — Да, — выдавил Дагорм. — Ступай, конечно, и передай её высочеству мои соболезнования. Не скрою, Морвенны я всегда побаивался. Она умела навести страх, даже когда находилась от меня на расстоянии в сотню миль. Милорду пока новость передавать не буду. Не стоит омрачать торжество. — Согласен. — Рион кивнул. — Лучше сообщить, когда разъедутся гости. Возможно, я сообщу сам, когда приеду к тебе с мыслями о случившемся. И с особым мнением, — в довесок хмыкнул лекарь и шагнул в темноту. Среди деревьев, сливавшихся в единое пятно, Рион растворился быстро. Бросишься за ним вдогонку — уже не отыщешь, только в овраг свалишься; окликнешь — не отзовётся; задашь мучающий тебя вопрос — не ответит. Травник, одновременно проживавший две жизни, всегда был себе на уме. Все это знали и смиренно терпели. Слишком важно было особое мнение, которое хотелось услышать, но следовать которому было конечно же не обязательно. — Что же, — объявил Дагорм, когда молчать и перемалывать в голове поведение Риона порядком надоело, — а мы пока займёмся поисками крысы. — Или мальчишки, — размышлял Трагг. — Одним только мухам болотным известно, кто он такой на самом деле. — И то верно, — вздохнул Дагорм, а на сердце стало тяжело-тяжело.Глава 8. Колокола
Небольшой, но светлый и с высоким потолком, под которым любили гнездиться птицы, храм был переполнен народа. Его величеству королю Риккарду и прочей знати были отведены самые лучшие места, где и толпа не мешала, и разглядеть можно было всё что угодно, включая тонкую вышивку на воротнике жениха, но только от духоты это всё равно не спасало. И хотя окна были распахнуты настежь, а веера работали в полную мощь, дышать всё равно было тяжело, и одну тучную даму пришлось даже увести. Предлагали выйти и леди Фианне Реэй, но та стойко держалась (в большинстве случаев за руку своей рыжеволосой племянницы) и мотала головой, отказывая всем, кто взывал к здравому смыслу. Потом всё-таки сломалась и попросила воды. В такой духоте было никак не до разглядывания изящной резьбы и гобеленов на стенах, рассказывающих историю юга и правящего на том юге древнего рода. Совсем не привлекал внимания и вышитый шелком портрет основателя дома Стернсов, которого вышивальщица почему-то изобразила не в золоте и драгоценных камнях, а среди рыбы и камыша. Но жемчуг по краям полотна был пущен, как и украшал два серебряных кубка, стоявших на таком же серебряном подносе и заполненных доверху прозрачной жидкостью со горьковато-сладким запахом розы и миндаля. Над кубками возвышался одетый в парадный балахон Дагорм; он и разливал ароматный напиток из кувшина, предварительно сунув в тот кувшин свой нос. Рики знала, то было обрядное вино, готовить которое было под силу лишь королевским мудрецам. Оно подавалось по случаю великих свадеб, и его пили только жених с невестой. Считалось, что если вкус вина будет сладок и вязок, то и жизнь у молодых пройдёт в любви и согласии; коль будет кислым — не будет им счастья. В деревнях обрядного вина не подавали — довольствовались просто ягодной настойкой. Наверно, поэтому браки всегда были крепки: ягоду выбирали самую сладкую. Беспорядочное жужжание вееров утомляло. Стоявшей чуть в сторонке, неподалёку от Стернса, но так, чтобы не мешать своим видом королю и знати и не раздражать их лишний раз пресной внешностью, Рики казалось, что её голова вот-вот взорвется от назойливого шума. Девушка попробовала отвлечься и принялась разглядывать бесподобные узоры, пущенные по праздничным одеждам Гайларда, но после десятого раза, когда уже каждый завиток был известен, вниманием снова завладели веера. Удивительно, как среди такого шума Стернс до сих пор оставался невозмутимым. Стоял спокойно, спиной к гостям и лицом к Дагорму, и слушал последние наставления старца. Храм в Торренхолле по случаю свадьбы последний раз открывали тридцать лет назад, когда венчался младший брат короля Риккарда. С той поры двери храма были закрыты, и внутрь заходили только для того, чтобы смахнуть пыль с пустых ваз и выгнать пауков из углов. Внезапно Гай обернулся. Внимательным взглядом скользнул по Рики, словно поверял, здесь ли девчонка, потом подбадривающе подмигнул леди Реэй, чем несказанно всполошил пожилую женщину, и снова уставился на белые цветы перед собой. Все ждали невесту. Её брату полагалось провести её от самых дверей, узких и высоких, к будущему мужу и передать навсегда. В то утро леди Мириан видели лишь близкие слуги. Рики слышала, что на церемонии она будет ослепительно прекрасной, но никаких слов не хватило, чтобы описать всю ту неземную красоту, какая предстала перед гостями, стоило зазвучать предвосхищающему важные события рогу. Казалось, даже храм приосанился и посветлел, завидев ту, что ступила в его владения. Дай ему волю, он бы бросился потакать всем прихотям ллевингорской красавицы, лишь бы она навсегда осталась в его стенах. Уродливый Итор хромал рядом с сестрой, придерживая ту за локоть и не давая ей запутаться в полах длинного и от украшений тяжёлого платья, выполненного в тон одежд жениха. Они были под стать друг другу — Гайлард и Мириан — оба высокие и красивые, оба в серебре и жемчуге. И каждый, кто в тот час не отрываясь смотрел со скамей на эту пару, был уверен, они будут счастливы вместе. И сколь бы завистливыми не выглядели некоторые дамы, много раз пытавшиеся обратить на себя внимание наследника престола, даже они понимали, что достойнее ллевингорской принцессы Гайларду никого не найти. Ни в одном королевстве не сыщется леди милее и прекраснее, чем Мириан, от одной улыбки которой становилось тепло на сердце даже самому невыносимому ворчуну и таял самый крепкий лёд. Когда из кривых пальцев брата ладонь Мириан перешла в тёплую руку Гайларда, и лорд Торренхолла, нарушив все традиции, вдруг коснулся руки невесты своими губами, среди гостей волной пронёсся перемалывающий произошедшее шепоток. Король Риккард недовольно поёрзал на сидении кресла, Итор повёл бровями и отступил в сторону, а Дагорм, оправив причёсанную бороду, взял слово. Старик говорил долго и нудно, перечислял чуть ли ни всех предков двух королевских родов, просил богов дать Гайларду и Мириан сильных сыновей и красивых дочерей, а после обвязал руки жениха и невесты венчальной тряпицей и начал бормотать слова клятвы, которая была повторена слово в слово. В происходящее мало кому верилось: слишком мало за последнее время праздновалось свадеб — всё больше сообщали о похоронах. Король Талайт из далёкого Имил Даара хорошо помнил, как выпивал за здравие и счастье своего сына и рыжеволосой простолюдинки. Талайту было плевать на мнение лордов-соседей: Бьянка покорила весь двор, и даже сейчас, после смерти единственного сына, Талайт не мог снести траурного цвета на её плечах. Слишком не шёл ей этот цвет. И как бы Бьянка ни противилась, как бы долго ни носила чёрное, Талайт настоял, и она уступила. Начала выезжать в люди, хотя до этого предпочитала сидеть затворницей в замке на Белых скалах, смотреть на далёкое море и земли Дейерли, маячившие на горизонте, и размышлять о чём-то грустном и известном лишь ей одной. Последнее слово клятвы было произнесено — Дагорм протянул кубки. Гайларду и Мириан надлежало вначале промочить губы, затем выпить всё до дна, а после, когда с языка ещё не сойдёт приторный цветочный привкус, соединиться в скромном поцелуе. Гай первым поставил кубок на поднос. Не дожидаясь, когда то же самое сделает Мириан и развернёт к мужу своё милое лицо, сам повернул невесту к себе и спешно коснулся губами её губ. Ни капельки не смакуя, не наслаждаясь чарующими розами, Стернс положил конец церемонии, а Мириан так и осталась стоять с кубком в руке, растерянная и, как и тот кубок, из которого только что пила, опустошённая. Стоявший в дверях Риновар махнул рукой — на весь Торренхолл затрезвонили колокола, возвещающие, что то, к чему все так готовились и чего так долго ждали, свершилось. Толпа зевак, стопившаяся вокруг храма взорвалась восторгами: по рукам пошли кружки с пивом, слишком впечатлительные горожанки принялись обниматься друг с другом, смахивая со щёк слёзы радости. Детям перепадали сладости: по случаю великого торжества их раздавали бесплатно, и расхватывались они с такой же скоростью, как и пиво. Залив в себя первую порцию, толпа зашлась второй волной радости: Гайлард и Мириан Стернс показались в дверям храма и вышли на улицу. К их ногам бросали лепестки белой и розовой розы, им желали счастья и побольше детей. Толпа давила с обеих сторон, и гвардейцам Торренхолла пришлось встать в два ряда, иначе выходившей из храма знати было не протиснуться. Веселье, подпитываемое хмелем, настолько захлестнуло народ, что дай тому волю, светлое событие мигом превратится в страшную давку, в которой мало кто выживет. Рики растерялась. Гости, сорвавшиеся со скамей и хлынувшие вслед за Гайлардом и Мириан, не давали девушке прохода. И если вначале от хозяина Рики отделяло всего человек десять, то за один удар сердца эти десять стали тридцатью, а потом и почти сотней. Рики совсем запуталась: ещё перед церемонией Гай приказал девушке всегда быть рядом — сейчас же она отдалялась от него со скоростью света. Броситься следом, наплевать на титулы гостей, распихать всех по сторонам или выждать, когда паника сойдёт на нет, и догнать милорда? Внезапно решение нашлось само собой: Рики схватили за руку и дёрнули на себя. — Погодь туда ломиться, — пробурчал над самым ухом Дагорм. — Толпа сейчас рассосётся, ты и догонишь лорда Стернса. — А если что случится? — паниковала девушка. — Мне же было велено... а я опять плошаю. — Там две сотни гвардейцев. Окружают милорда и миледи, глаз с них не сводят. А ещё Ферран Стенден. Неужели, ты думаешь, он допустит беспредел? — Я просто знаю, на что способен Сэм. А гвардейцы, пусть их будет хоть десят сотен, не знают. — Верно, — кивнул старик. — Поэтому долго тебя задерживать не буду. Возьмёшь эти кубки, донесёшь их до праздничных шатров, в том месте как раз милорда догонишь. Они через толпу пробираться будут медленно: то один нищий руки целовать удумает; то второй. Не удивлюсь, если ты раньше всех ещё подоспеешь. Рики бросила взгляд на серебряный поднос, где должны были стоять церемониальные чаши, но тех там не было. Девушка так засмотрелась на плотную живую стену, отделяющую её от почитаемого хозяина, что не заметила, как роскошная утварь оказалась в руках Дагорма, и его длинный любопытствующий нос успел нырнуть в каждый из кубков по очереди. — Два раза, — принялся ворчать старик, передавая обе чаши девушке, — два раза его светлость нарушили церемонию. Первый раз, когда удумал руку невесте целовать. К чему спешка-то? Будто потом времени не будет. А ещё вино не допил, а оставлять церемониальное вино на дне — примета не из лучших. И ведь я утром весь язык смозолил, просил его уважать традиции, а он и тут извертелся. Ладно, будем надеяться, боги простят ему эти капли. — Вы опять костерите милорда на чём свет стоит, — заметила Рики, рассматривая дорогие кубки и любуясь росписью ниже ободка. — А он, между прочим, ваш хозяин. — Будет тебе столько годков, сколько мне, — важно заметил Дагорм, — и тебе будет дозволено указывать щеглам. — Насчёт щеглов я не спорю, но не милорду же. — А что в нём особенного? — Он наследник трона. — И что? — Он будущий король. — Короли, милая девочка, сильны не потому, что им даны трон и корона по крови, а потому, что окружают себя правильными и верными людьми. Где был бы Стернс, не будь у него Феррана, прикрывающего и спину, и сердце? Где бы он был, не будь я у него в советниках? Да, в конце концов, где бы он был, не будь у него тебя на том острове? Слова Дагорма льстили. Рики деловито поводила бровями, смакуя новые ощущения, и снова переключилась на кубки. Поболтав остатки обрядного вина в чаше Стернса, будучи очарованной сладким цветочно-ореховым ароматом, не удержалась и попробовала. Маслянистая жидкость растеклась по горлу: сбрызнутая дождём нежная роза вскружила голову, тягучий привкус миндаля принялся гнать прочь стыдливость и застенчивость, давая дорогу чувствам. Рики закрыла глаза, наслаждаясь каждой ноткой волшебного напитка, оправила рукой волосы, словно пыталась причесаться для того, чтобы выглядеть красивее, провела пальцами по талии, как будто проверяла, не появилось ли где неприятного излишка. Вот только последнему взяться было неоткуда — скорее ребро будет торчать, а всего остального и не предвидится. — Кубки держи крепче. — Собиравший книги Дагорм повернулся к Рики. — Да неси аккуратно, по дороге те остатки не пролей. Леди Мириан традиции чтит и до дна пьёт, а нашему хозяину лишь бы посмеяться над обрядами. Это ж надо вино оставить! Если брак его не заладится, то пусть на себя пеняет. По правилам надо всё делать, а не как на больную иль хмельную голову взбредёт. Он вчера много пил? — спросил старик, глядя Рики в глаза. — Нет, — замотала та головой, решив умолчать, что из кубка расплёскивать уже и нечего. — Немного за ужином с его величеством, потом ещё перед сном. И спал крепко, не как обычно. — А как бывает обычно? — Раза три за ночь присыпается... Ему всё снится тот остров... и дракон. — Да... — задумался Дагорм. — Дракон. Надеюсь, скоро появится хоть какая-нибудь зацепка, что это был за ужас, с которым нам пришлось столкнуться лицом к лицу. Рики пожала плечами. — По мне, так он милый. — Кто милый? — Старик подозрительно уставился на девчушку. — Сэм. Дагорм закряхтел. — Тебе, милая барышня, он, может, глазки и строил, а остальных чуть не растоптал. И, коль уж вспомнилась та тварь, как сегодня празднование закончится и милорд на ночь уйдёт, придёшь ко мне. Потолковать надобно о тебе и том клыкастом создании. — Не пойду я никуда! — возмутилась Рики. — Мне лорд Стернс велел ни на шаг от него. Тем более, ночью. — Вот как! — хмыкнул старик. — Может, ты ещё между ним и леди Мириан ляжешь? Поняв, куда клонит Дагорм, Рики поджала губы. — То-то, — подытожил старец, — безопасность, конечно, вещь нужная, но сегодня ты в старой библиотеке среди книг посидишь. А завтра поутру я потолкую с милордом, что с тобой делать. Тебе, конечно, в замке не место. Только мешаешься. Рики молча проглотила обидные слова. Сколько раз на день она слышала подобное? Много. От всех подряд, кому статус позволял плюнуть ей в лицо без малейшей робости. Странно только, что лорд Гайлард перестал это обсуждать: на корабле постоянно повторял, а как прибыли в замок, ни разу не заикнулся. Зато все остальные не упускали шанса уколоть. Теперь вот и старик затянул наизусть выученную песню. Кто следующий? Но, как ни крути, именно старик и был прав. До сегодняшнего утра девушке было позволительно сидеть верной собачонкой у дверей хозяина, но в эту ночь милорда уже не разбудишь, приснись ему кошмарный сон. У него есть кому его будить — Рики в том союзе лишняя. Кубки стукнулись друг о друга, и девушка поймала на себе укоризненный взгляд Дагорма. — Ты ещё здесь? Поспеши. Гости давным-давно у шатров мнутся, места занимают. Наверно, уже и перепела по рукам пошли. А тебя там нет. Хозяин прознает — отдуваться мне. Рики сорвалась с места. Протиснулась сквозь плотную линию стражи, загородившую выход из храма, и заторопилась скорее по узенькой дорожке, усыпанной розовыми лепестками, по которой недавно шли Гайлард и Мириан. Сапоги приминали нежные лепестки, каблуки безжалостно втаптывали их в грязь: Рики не шла — бежала, и любоваться цветочной красотой, которая уже к вечеру смешается с глиной и примет унылый серый цвет, не было ни времени, ни желания. Хотелось хотя бы в последний день службы не получить очередной нагоняй от Стернса и каким-нибудь делом, пусть это даже будут принесённые к столу церемониальные чаши, заслужить тёплую, пусть и усталую, улыбку. — Рики! — неожиданно окрикнули девушку, и сердце сжалось в комок. Покосившись вправо, Рики, однако, ход не сбавила. Там, за стеной из нескольких десятков гвардейцев, подпрыгивая и просовывая нос между потными и мускулистыми шеями, суетился Дуон Швидоу, весь красный от радости и возбуждения. Девушка сильнее сжала кубки, как будто те были в состоянии спасти её от рыжего капитана и сделать невидимой. Ноги работали быстро-быстро, до шатров оставалось совсем немного, живая стена продолжала разделять Рики от бывшего покровителя, но и тот не сдавался, пытался выискать лазейку, чтобы прорваться к девчушке, и продолжал выкрикивать её имя, не получая на свои старания никакого ответа. Снова заволновались звонкие колокола; толпа взвинтилась и принялась радостно шуметь, окончательно заглушив капитана, оравшего уже во всё горло. Рики свернула к шатрам. Здесь всё было по-другому: толпа обывателей осталась позади, со своим безумным волнением, громким хохотом и бесстыдными разговорами; на смену ей пришли чопорные леди и лорды, расшаркивающиеся друг перед другом и королём. Их лица были словно из воска вылеплены, улыбки нарисованы, голоса без красок, а слова без чувств. Всё вокруг напоминало безвкусный театр, где каждый актёр откровенно скучал от выделенной ему роли и мечтал только о том, чтобы представление скорее окончилось и зрители разошлись. Лишь несколько дам, прячущих кокетливые улыбки за веерами, живо перешептывались между собой, обсуждая стоявших в сторонке мужчин. Потом внимание дам переключилось на Рики, и кокетство уступило место насмешкам. Лорд Гайлард тоже был неподалёку. Он и леди Мириан сидели на самых красивых стульях с широкими сидениями, обтянутыми бархатом, и высокими спинками, принимали поздравления и дорогие подарки. Всех слушали внимательно с той лишь разницей, что между одним гостем и другим леди Мириан ещё успевала глянуть в сторону мужа и подарить ему мягкую улыбку; муж же на улыбку не отвечал и вообще не смотрел в сторону красивой женщины, о которой многие могли только мечтать. Вместо этого в перерывах со скучающим видом глотал вино и после снова надевал маску гостеприимного хозяина, стоило очередному лорду приблизиться и начать длинную и витиеватую речь. — Лорд Альгервильд вас чем-то разгневал? — ровным голосом поинтересовалась Мириан, когда дочь лорда Папоротниковой впадины закончила с поздравлениями и понуро пошла назад к своему месту, которое, как и во время всех прошлых застолий, было рядом с принцессой Кхирой. Впервые за всё время после выхода из храма Гай повернул голову в сторону жены. В его взгляде читалось такое удивление, будто он и не подозревал, что леди Мириан умеет говорить или как минимум произносить что-то, выходящее за грани брачного обета. — Старик Альгервильд — преданный вассал, — ответил Стернс. — Его величество и я довольны его службой. — Леди Росанна выглядит расстроенной. Она первая, на кого вы даже не взглянули, и я решила, что дело в её отце. Тем более и самого лорда на праздновании нет. — У него больные ноги и не менее больное сердце. Поездка в Торренхолл скорее убила бы его, чем польстила моему самолюбию. — Просто леди Росанна... — Чтобы вас успокоить, я подойду к ней сразу после пиршества и похвалю цвет платья, которое она выбрала для сегодняшнего события. — Мне кажется, она будет рада и простой улыбке. Она как раз на вас сейчас смотрит. Болезненного вида дочь лорда Альгервильда действительно в этот момент смотрела на лорда Стернса. Сидевшая рядом Кхира что-то не переставая говорила, при этом сильно жестикулируя, а прямо из-за спины Росанны вдруг выросла переполошенная Рики, всё с теми кубками в руках и с перекошенным от волнения лицом. Губы Гая дрогнули, растягиваясь в насмешке, а глаза заблестели. — Я всё же подойду к ней, — произнёс Стернс, наблюдая, как Рики мечется между знатными гостями. — Как вам будет угодно, — ответила Мириан, проследив за взглядом мужа. — Милорд, миледи... Перед Стернсами преклонил голову очередной лорд, явившийся на свадьбу в сопровождении своей супруги и всех восьмерых детей. Привставшему Гаю пришлось снова сесть и с лёгким раздражением на лице уставиться на семейство перед ним, глава которого уже вовсю говорил горячо и страстно, его старший отпрыск то и дело поправлял слабо затянутый пояс, а младший был весь в соплях, постоянно шмыгал носом и дёргал мать за руку, за что получил подзатыльник. Между столами, расставленными в несколько рядов, просто так было не пролезть: столы были слишком длинными, скамьи — все заняты, по головам не пойдёшь — нужно обходить. Но улыбка хозяина, пусть и как всегда язвительная, приободрила Рики: встреча с капитаном была не из приятных, и хорошо, что удалось от него ускользнуть. Одной ногой чуть не свернув кадку с розами, специально установленную возле шатра, в который ныряли слуги с пустыми подносами и из которого выныривали с подносами уже полными, девушка уже почти подошла к заветному месту. Волноваться действительно было не о чем: вокруг лорда и леди Стернс гвардейцев наставили столько, что мышь не проскочит незамеченной. И у всех стражников лица были неподобающе для торжества хмурые, руки — крепкие, пики — острые. Две тут же скрестились, стоило Рики приблизиться. Робкие блеяния о принесённых кубках всерьёз восприняты не были, и в лицо Рики никто из приставленной стражи не знал. Оставалось только отойти в сторону и ждать Дагорма или ещё какой радости, которая могла бы провести девушку к лорду Стернсу. — Наконец-то! — выдохнули рядом, и Рики съёжилась. — Догнал тебя. Коричневая тень нависла над девушкой. В нос ударил запах настойки из лисьей ягоды, от которого Рики уже успела отвыкнуть, а тело покрылось мурашками, словно вспомнило неприятный щекот жёстких рыжих усов, когда, желая снять муравья или паука с девичьей шеи, Швидоу так близко наклонялся к девчушке, что со стороны и непонятно было, то ли он действительно старался рассмотреть, не спряталось ли в воротнике ещё какое опасное насекомое, то ли норовил пристать с поцелуями. Выяснить это никак не удавалось, потому что Рики всегда спешно отпрыгивала от капитана, что сделала и в этот раз. Не позволив рыжим усам оцарапать ей кожу, девушка отскочила в сторону, подняла голову и... чуть не задохнулась от восторга. — Милорд... — Лордом, увы, уже не являюсь, о чём, признаюсь, начинаю жалеть. — Швидоу жалостливо частил. — Как же я волновался! Как переживал! Ночей не спал, только о тебе и думал! Я отпускал тебя к брату всего на пару дней... даже дал тебе лошадь... Каково же мне было, когда ни тебя, ни лошади не дождался. — Да нет же, — оборвала капитана Рики, — милорд прямо за вашей спиной... Швидоу обернулся. Желание скорее дотронуться до дорогого сердцу создания настолько ослепило капитана, что он даже не поклонился королю Риккарду, а сразу ломанулся догонять хрупкую девчушку, так кстати застывшую перед стражей. Не заметил Дуон и, как, дослушав отца восьмерых детей, встал Гайлард Стернс, коснулся губами руки леди Мириан, что-то шепнул жене на ухо и, дав понять страже, что следовать за ним не стоит, прошёл в ту сторону, где застряла Рики. Завидев торопившегося Швидоу, нахмурился и ускорил шаг. Приблизившись, замер на месте, скрестил за спиной руки и стоял, внимательно слушая каждое слово Дуона, пока Рики всё не испортила. Испуганно заморгав глазами, Швидоу тут же завилял голосом, как собака — хвостом: — Ваша светлость... Лорд Стернс... — Капитан Швидоу, мне и моей жене очень приятно, что вы приняли приглашение и пришли разделить с нами нашу радость. Вы — редкий у меня гость, хотя от стены до ворот замка всего ничего шагов. В голосе Гайларда проскользнула ядовитая насмешка. Рики почудилось, что с его губ вот-вот сорвётся обидное замечание или неприятный вопрос, но Стернс медлил и язвить не спешил. — Для меня честь оказаться среди приглашённых, милорд, — расшаркивался Швидоу, успевая при этом ещё и коситься в сторону Рики. Не сбежала ли? — И ещё большая честь будет прийти в эти стены ещё раз. — В таком случае я жду вас завтра, — огорошил капитана Гай, перевёл взгляд на девушку и сурово произнёс: — Это было невероятно долго. — Это всё кубки! — воскликнула Рики, понимая, чем недоволен милорд, и вытягивая вперёд руки. — Вначале замешкалась, а потом опоздала только из-за них. — И на кой они мне? — нахмурился Гай. — Старик велел принести. — Вино мне уже подали в другой чаше, а в этих наверняка успела побывать не одна муха. Рики не спорила: пока спешила к шатрам, гарантировано пришлось отогнать от себя парочку, покушавшуюся на сладкие капли, засохшие на ободках. — Тогда куда их деть? — Отдай ему. — Стернс кивнул в сторону капитана, с разинутым ртом наблюдавшего за разговором лорда и простой девчонки. — Ты увела у него лошадь, а жемчуг на этих кубках будет в разы дороже одного гарнизонного скакуна. Пусть купит себе три, а остальное пропьёт. — Ваша светлость, я не пью, — смутился Швидоу и прижал чаши к груди, стоило Рики сунуть их капитану в руки. — Это так щедро с вашей стороны... Но той кобылы мне не жалко. Старая была кляча: для девчонки сойдёт, для воина — позорище. Стернс равнодушно кивнул. Ни чаши, ни лошади в тот момент его не занимали: очередь желающих поздравить лорда Торренхолла не уменьшалась, а только росла, и даже дядя отвлёкся от куска перепёлки и принялся недовольно озираться по сторонам в поисках племянника, посмевшего оставить жену одну, о чём тут же начали судачить жадные до сплетен дамы. — Идём. — Стернс поманил Рики за собой. Стража расступилась, пропуская господина и девочку следом, и тут же сомкнула пики прямо перед носом ошеломлённого капитана Швидоу. То, что всегда было доступно, теперь вдруг стало недосягаемо. И настолько, что капитан даже робел узнать причину. — Рики! — только и решился что выкрикнуть он и замахал рукой, увидев, что девушка всё же обернулась. — Мне нужно срочно с тобой поговорить! Это важно! — Там таракан машет, — вымолвила девушка, посмотрев на Стернса. — И что? — Я впервые вижу его таким. Будто он и впрямь хочет сказать что-то важное. — Посмотри лучше в ту сторону. — Гай кивком указал на кресло, в котором, как на колючем еже, ёрзал недовольный король Риккард. — Не могу сказать, что вижу такое впервые, но точно знаю: ничего хорошего оно не сулит. У нас нет времени на Швидоу. — У вас — нет, но я могла бы к нему вернуться. Только прикажите вашей страже потом пропустить меня к вам. — Может, ты и на городскую стену могла бы вернуться? — бросил Гай, и Рики его голос показался странным. Нечто подобное она уже слышала, когда они говорили о Сэме, но Сэм и рядом не стоял с тараканом, почему же в обоих случаях Стернс был одинаково недоволен? Впереди показались те самые стулья с высокими спинками: предназначенный для Гайларда пустовал; на соседнем, разморенная от жары и вина, сидела леди Мириан и с тоской взирала на вереницу гостей, тоже измученных и палящим солнцем, и ожиданием своей очереди. — Простите, что заставил вас ждать. — Губы Гайларда снова коснулись руки жены. — Моё ожидание не сравнится с ожиданием леди Росанны, — внезапно заметила Мириан. — Вы ведь направлялись к ней, но так и не дошли, — добавила она, впервые не одарив мужа милой улыбкой и даже не повернув к нему головы, предпочтя любоваться ярко-рыжими локонами Бьянки Талайт, сверкающими на солнце. — Дочь старика Альгервильда обидчивой никогда не была, — ответил Гай, проследив взглядом, как слуга наполняет почти пустые кубки. — Верю, что слуги намного обидчивее, чем дочери лордов-вассалов, и потому требуют к себе больше внимания, чем благородные гости, — нашлась Мириан и, чтобы заглушить ответ мужа, громко захлопала в ладоши, вознаграждая аплодисментами шута-карлика, закончившего выступать с дрессированной мартышкой. Стоявшая позади хозяина Рики вся сжалась. Становиться между лордом Стернсом и его прекрасной женой ей совсем не хотелось. Тем более в такой особенный день. В памяти сразу всплыли слова Дагорма. Да, она только мешается. Как ни пытается угодить хозяину и одновременно сделаться невидимой для всех остальных — ничего не выходит. Только снежным комом нарастает недовольство, и тот ком вот-вот покатится вниз, подминая под себя всех и Рики первую. Ответить жене Гайларду помешали Талайты. Рыжеволосая Бьянка чуть ли ни по-сестрински обняла Мириан, коснулась своей щекой её щеки и что-то прошептала на ухо, от чего обе прыснули, а Мириан ещё и покраснела. Леди Фианна Реэй высказала несколько комплиментов Гайларду, но в ответ получила от молодого Стернса приятных слов в два раза больше и, как и в храме, от избытка чувств снова чуть не грохнулась в обморок. Её задорная племянница тут же бросилась за кружкой воды, а затем отвела тётушку в местечко под деревом, где было тенисто и прохладно, а Талайт, всё это время молчавший, наконец, шагнул к Стернсу, и между мужчинами завязалась неспешная беседа. Вслушиваться в разговор хозяина Рики было неудобно. Попытки переключиться и подумать о чём-то приятном тоже провалились: перед глазами упорно всплывали усы Швидоу и его краснощёкая морда, когда он почти умудрился схватить девушку за руку. Рики попыталась прогнать навязчивое видение и тряхнула головой — не помогло. Закрыла глаза, снова тряхнула головой, открыла глаза и тихонько ойкнула. На неё смотрела Мириан. — Подойди, — еле слышно произнесла миледи и поманила девушку пальцем. Рики бросила тоскливый взгляд на Гайларда, но тот, как назло, так увлёкся беседой с Талайтом, что оба даже в сторону отошли и ни на кого не обращали внимания. Делать было нечего — Рики обогнула стулья и приблизилась к леди Мириан. — Мы много раз с тобой встречались, а толком узнать тебя у меня возможности так и не было, — тихо начала Мириан. — Я говорила вам, миледи, — заикаясь, начала девушка, — я служу у лорда Стернса. Делаю всё, что он прикажет, никакой работы не боюсь. — А мои приказы ты могла бы исполнять? Или для этого тоже нужно распоряжение лорда Стернса? Рики не знала, как правильно ответить. С одной стороны, она не имеет права перечить женщине, ставшей хозяйкой замка; с другой стороны, а вдруг та хозяйка задумает что-то плохое в отношении господина? И, набравшись смелости, Рики произнесла: — Я сделаю всё так, как велит милорд. Мириан ничего не ответила, только посмотрела в сторону мужа, а затем снова на Рики. — Что же, — вымолвила Мириан, когда молчание затянулось, и она поняла, что из девчушки больше ни слова не вытянуть, — я поговорю с мужем. Своих слуг я привезла из Ллевингора мало, и мне бы хотелось окружить себя людьми верными и преданными. Ты ведь именно такая, да? Рики нервно сглотнула. — Я всю жизнь мечтала служить милорду... Вы даже не представляете, как сильно я об этом мечтала! И я верна ему всем сердцем. — Я тебе верю, хотя странно видеть девочку на службе у лорда. На твоём месте полагается быть сильным мужам, крепким и плечистым... — Знаю, миледи, — перебила Мириан Рики и тут же поймала себя на мысли, что в который раз сотворила глупость: не стоило перебивать госпожу, о которой ничего не знаешь. Вот лорда Стернса... Рики улыбнулась, внезапно осознав, что с Гайлардом ей болтать легко и удобно. Даже пропасть между ними за последние дни вдруг стала как-то меньше. Можно не подбирать слова, а говорить первые, что на ум придут;можно не бояться сморозить лишнее; и можно спорить и обрывать хозяина на полуслове — ничего за это ей не будет. Стернс только хмыкнет, и через пару ударов сердца его лоб снова разгладится и недовольство пройдёт. А Мириан словно и не заметила того, что случилось. — Но я доверяю своему мужу, — продолжала она, не сводя внимательного взгляда с лица Рики, — а он доверяет тебе. Значит, и я буду доверять. Можно? Рики окончательно растерялась. Противостоять нежной улыбке госпожи она была уже не в силах, отвечать отказом на её просьбу — тем более. Согласно кивнув, Рики шагнула назад, на своё прежнее место за спинкой стула Гайларда, и, любуясь неземной красотой леди Стернс, подумала, что лучше хозяйки Торренхоллу не найти, а милорду невероятно повезло, что рядом с ним оказалась настолько чуткая женщина.Глава 9. Соперники
В углу тёмной и пыльной комнатушки громко чихнули. Следом за чихом раздался стон. Толстяк, переливавший воду из ведра в кувшин, вздрогнул и громко выругался, пролив на пол добрую четверть. — Чтоб вас, ваша милость, светлость... Или как вас там правильно называть? — проворчал толстяк и повазюкал по доскам грязной тряпкой, ранее служившей штанами, а теперь годившейся только грязь подтирать. — Надо было ночью меньше отравы всякой лакать — сейчас не кряхтели бы, как старый сыч на суку. — Помолчи, — снова простонали в углу, — и подай воды. — Нате. Толстяк прошаркал на голос и оказался у стены, у которой стоял высокий сундук, заваленный пыльной и ветхой одеждой. Отыскать в той куче можно было что угодно: даже проеденная молью лисья шуба, непонятно кому на юге нужная, и та оказалась на сундуке. Из-под шубы торчала рука, которая тут же схватила кружку, поданную толстяком. — Будь проклят тот день, когда отрубили руки вору, ограбившему кузницу, — произнесли еле живым голосом, и из-под вороха тряпок показалась голова бывшего советника лорда Стернса, Гверна Нольвена. Его волосы цвета липового мёда были всклокочены и все в гнилых нитках; на лице была копоть. Сделав пять жадных глотков, Гверн громко икнул, а потом вытер рваным рукавом влажные губы и добавил: — На месте вора должен был быть звонарь. — В колокола бьют в знак свадьбы лорда Гайларда. — Что ж они никак не угомонятся? — Гверн опять припал губами к кружке. — Эх, ваша светлость... — Не зови меня так. — И то верно. Благородные господа в хлам не напиваются. Спускайтесь да идите к столу. Буду вас королевскими подачками потчевать. — Что там у тебя? — Гверн поводил носом. — Копчёная поросятина? — На площади раздавали. Я взял как на троих. Нольвен ещё раз громко чихнул и спустил ноги. Встал, поёжился, словно день был зимний, сделал шаг вперёд и тут же покачнулся: перед глазами всё поплыло, включая обшарпанные стены и прохудившийся пол. Каморка была не из приличных. Одна из тёмных комнаток двухэтажного здания, стоявшего хоть и вдалеке от красивого замка, но зато постояльцами не обделённого. В этих стенах принимали всех без разбору: от неверных супругов, решивших спрятаться от нудных жён, до пьяниц, желавших отоспаться после попойки. Комната на первом этаже обычно шла медяк; на втором — за два. — Сколько ты за эту дыру отдал? — спросил Нольвен, когда голова перестала кружиться и второй шаг вышел лучше предыдущего. — Всё, что вы в картах не успели спустить, ваша светло... — Хватит, — брезгливо морщась, перебил Гверн. — Не могу я иначе. У вас на лице написано, что кровей вы благородных, не то что я. Правда, сейчас у вас там не лицо, а морда: во всю щёку ссадина, под глазами мешки, лоб поцарапан, и на подбородке то ли грязь, то ли что похуже засохло. Гверн схватил со стола миску. — Где это я так? — охнул Нольвен, усиленно смотрясь в блестящую посудину, в которой его отражение представлялось ещё в более худшем свете. Толстяк бережно выкладывал полоски бекона на жестяной круг. — Вы ничего не помните? Гверн покачал головой. — Я дал ему в рыло? — Кому? — Стендену. В ответ испуганно замахали руками. — Случись такое, вы бы сейчас не на сундуке очнулись, а в темнице, и я вместе с вами. Это вы о дверной косяк глазом приложились, когда я вас из кабака под утро вытаскивал. Кучу монет там спустили: на крепкую да на карты, в которых вы, скажу честно, и гнилого зуба не смыслите. Как ещё перстенёк свой с пальца не стянули, чтобы отыграться? — Гверн бросил взгляд на руку, на пальце которой, как и прежде, чернел оникс. — Карты... кабак... — мучительно вспоминал Гверн. — Я в такие места в жизни ни разу не заглядывал. — Тогда с почином! — Толстяк театрально раскланялся и цапнул бекон со стола. Нольвен потёр ноющие виски. — Как, говоришь, тебя звать? — внезапно спросил он, осознавая, что и драной кошки не помнит: столь крепка была выпивка. — Плут, — промычал с набитым ртом толстяк. — Что за поганое имя? — пробормотал Нольвен, опускаясь на скамейку и подливая воды себе в кружку. — А вчерашним днём оно вам по нраву пришлось, — пожал плечами Плут. — Да? — рассеянно спросил Гверн. Плут сочувственно покачал головой. — Вы хоть что-нибудь помните? — Помню, как в замок вернулись, как эта псина Стенден из ниоткуда вырос, а потом... темнота. — А потом нагрузили меня этим. — Плут указал взглядом на лук и колчан со стрелами, что стояли в затянутом паутиной углу. — И велели вести в кабак. Даже не спросив моего мнения! — Как будто такой народец, как ты, когда отказывался от кабака? — презрительно фыркнул Нольвен. — Обижаете, милорд. Я крайне редко выпиваю. У меня другие слабости. — Женщины? — Об этой радости я даже не заикаюсь. — Тогда карты? — Вот тут угадали. Вчера народец за столом чего только не ставил — у меня руки так и чесались за расклад взяться. — А почему не взялся? — Вас пас. — Прям пас? — хмыкнул Гверн, с подозрением разглядывая полоску бекона, по которой прошлась вереница красных муравьёв. — Вот прямо как козу пас! — страстно клялся Плут. — Глаз с вас не сводил, чтобы вы перстенёк свой на какую-нибудь шёлковую ленточку не разменяли. Ленточка — тьфу. Всё, что за неё дадут, стоит не дороже ковша колотого гороха. А перстенёк у вас очень занятный... — Знаю, — резко ответил Нольвен. — Не твоё дело зариться на чужие перстни. — Прошу прощения, ваша светлость. Ради вашего блага старался. Вместо вас глаз с пальцев вашего противника не спускал, а то вы то за ухом чесать удумывали, то моргали подолгу, то словно спали. Вас только ленивый не облапошил бы. Но я был начеку и все попытки картёжников, нечистых на руку, пресекал. Но вы всё равно кучу спустили... — Сколько я тебе за твои старания должен? — Гверн полез рукой в мешочек, всегда пристёгнутый к поясу, но в мешочке осталась только табачная крошка. — Даже не думайте! — замахал руками толстяк. — Я теперь ваш должник пожизненно. Вы меня от виселицы спасли, так что вам теперь мне и приказывать. Гверн скривился: заводить слугу в столь тяжёлый момент в жизни он никак не планировал. Себя бы прокормить, а тут ещё один рот прилип. Всё произошло совсем неожиданно: они вернулись в замок быстро, Гверн плеснул себе в лицо студёной воды, чтобы прогнать запах крови и все воспоминания об увиденном, и, расстегнув тугие застёжки на вороте куртки, опустился за стол, на котором кроме кувшина вина больше ничего не было. Предложил кислого краснощёкому толстяку, но тот в ответ лишь покачал головой, сославшись на больную печень. А потом появился Стенден. Они стояли друг против друга. Оба — высокие, со скрещёнными за спиной руками, с напряжёнными лицами, хмурые и своей мрачностью невероятно неприятные. Оба сверлили друг друга подозрительными взглядами, пока Стенден не решился и не выдохнул первым. Сказанные слова поразили Гверна в самое сердце. Несколько лет назад ему, пареньку с улицы, не знавшему отца и помнившему лишь вечно печальную, но удивительно красивую, мать, вдруг показалось, что удача нашла его. В те дни, изнывая от жары и слушая непрекращающееся урчание в животе, он днями и ночами слонялся по улицам Торренхолла и за кусок хлеба и глоток воды напрашивался в дома на любую работу. Труппу бродячих артистов разогнали как с неделю; кто не успел удрать — попал в сырую темницу. Сборище уличных комедиантов обвинили в налёте на дом какого-то важного богача. Было то правдой или нет, Гверн не знал: добычей с ним никто не делился, как и планами, и вместо выяснений Нольвен предпочёл быстро бежать, чтобы успеть оказаться по ту сторону широкой цепи, в которую попались менее проворные приятели. Первые два дня прошли в одном из тёмных и вонючих подвалов. На третий пришлось высунуть голову навстречу солнцу и сразу зажмуриться: так сильно то палило. Голод и жажда гнали вперёд, к людям, но те, завидев запачканного грязью юношу, спешили закрыть окна и двери и ни на зов, ни на стук не отвечали. И в миг, когда делить со свиньями помои, выплеснутые в лохань на закате солнца, стало уже совсем невмоготу, Гверн вспомнил о камне. Нащупав перстень в кармане потрёпанной куртки и твёрдо решив заложить ценную вещицу, Нольвен направился к старьёвщику, славившемуся своей непритязательностью и умением не задавать вопросы, и уже почти постучал кулаком в дверь, когда его руку вдруг перехватил гвардеец и приказал следовать за ним в замок. Тогда Гверн удивился лишь одному: что поволокли не в зарешетчатые клетушки, а довели до светлых каменных стен, где вежливо попросили ждать у кадки с цветами и даже рук не повязали. С того самого дня и началась новая жизнь Гверна Нольвена, больше похожая на крутую лестницу вверх, по которой юноша взбирался легко и быстро, как будто ветер дул в спину или кто-то усиленно подгонял к самой высокой ступеньке, поддерживая и не давая и шагу сделать назад. Поначалу Гверн пытался найти ответ на вопрос, с чего вдруг ему привалило такое счастье. Но день сменял день, и постепенно вопрос забылся, а успех начал восприниматься как само собой разумеющееся. И когда голова оказалась забита лишь мыслями о рыжем локоне красавицы из Имил Даара, лестницу вдруг перевернули, и верхняя ступенька оказалась у самого чана с помоями. И перевернул лестницу тот, кто вечно сверлил Нольвена недовольным взглядом и вечно тыкал Гверна носом в любую оплошность, будь то недобитый комар на рукаве Стернса или просто ненароком пролитое на пол вино. Со вчерашнего вечера Гверн ненавидел Стендена. Если раньше ехидство верного пса, безоговорочно выполнявшего любые команды молодого лорда, Нольвена забавляло, то, после того, как пёс указал на дверь, внутри начал закипать гнев. А вместе с ним появился и целый ворох прочих чувств, совсем не благородных и не из тех, которыми гордятся. Лорд Торренхолла, Гайлард Стернс, больше не нуждался в его услугах. Такие слова Гверну выплюнул Ферран — такие слова Гверн молча и проглотил. Сердце подсказывало, что решение Стернс принимал не сам: напели чётко, и даже сомневаться не приходилось, кто именно. Первой мыслью было попросить о встрече с милордом и разговоре без посторонних, но Стенден тут же более чем понятно намекнул, что милорд занят приготовлениями к важному торжеству и никого не принимает. До рассвета ждать не позволили — велели покинуть замок тотчас. И даже помощь со сбором вещей организовали: за спиной Стендена топталась служанка. Впрочем, девчонку Нольвен тут же прогнал. Из ценного у Гверна были только лук и стрелы; с оставшимся легко мог справиться свалившийся на голову Плут. На деле же вышло, что на толстяка свалилось всё, а Гверн, повернув за стену замка, пнул ногой дверь в первый же кабак... — Да чтоб вас, — простонал Гверн, сжимая пальцами голову, готовую разорваться от очередного колокольного звона. Звонкое веселье подхватили задорные трубы, поспешившие возвестить о начале чего-то захватывающего. — Народ веселится, — терпеливо объяснил Плут. — А в том, что вас мутит, виноваты вы сами. Не пили бы, сейчас тоже на площади бы толкались, узнали бы чего полезного. Народец, вон, не спит и не дремлет, и с больной башкой в углу не сидит, а, напротив, кто песни поёт, кто пляшет, кто по ранеткам из самострела пускает — гроши зарабатывает. Даже дохляк ваш... который с вами вчера на той стене был... вихрастый такой... — Эларан, — сквозь зубы процедил Гверн. — Возможно, я на имена забывчив стал. Зато лица помню. Сегодня на площади увидел его с луком и стрелами через плечо и рукой ему помахал, а он в мою сторону даже головы не повернул. — Спешил, наверно, — потирая мятое лицо, протянул Гверн. Плут кивнул. — Ещё бы не спешить! Такой турнир раз в сотню лет бывает. Кто выиграет, срывает золотой куш и улыбки всех дамочек. Вот честно, не знаю, чего бы я хотел больше: денег и хоть пару разиков бабу ущипнуть. — Погоди, — Гверн напрягся, — ты о турнире лучников? — Он самый, ваша светлость. Ваш вихрастый дружок к его началу и бежал. Интересно, в каком круге вылетит? — Как же я мог забыть... — Гверн кисло поморщился, а затем резко вскинул голову, и его глаза заблестели. — Как думаешь, ещё не поздно? — На трибуны уже не протиснитесь, — сожалея, ответил Плут. — Там места с ночи занимали, за лучшие давка была. — Я не об этом. Нольвен вскочил с места, стряхнул хлебные крошки с одежды, метнулся к углу, в котором стояли лук и стрелы, и схватил их. — Милорд, — крякнул толстяк, — вы это куда? — Победитель получает всё, — задорно подмигнул Плуту Гверн, а похмельную тошноту как рукой сняло. — А я буду трижды дурак, если не воспользуюсь этим шансом. — Да вы ещё пьяны! — охнул Плут. — Вы же и по слону не попадёте, тем более на голодный желудок. — К болотным жабам твоих слонов, — ответил Гверн, доставая из колчана стрелу за стрелой и проверяя все на гладкость и качество оперения. — Достаточно попасть в морду одному гаду, а дальше... Что будет дальше, Плут так и не расслышал: его новый хозяин слишком быстро шагнул к входной двери и столь же быстро растворился в галдящей толпе, в тот жаркий день напоминавшей скорее рой пчёл, которые, стоит замешкаться, покусают так, что живого места на себе не сыщешь. Заодно и обберут, что ещё и должен останешься. Толстяк бросил тоскливый взгляд на недоеденный бекон. Не часто выдаётся денёк, когда на стол попадает такое удовольствие. И ещё реже — день, когда это удовольствие пропадает и тухнет на горячем воздухе вместо того, чтобы радовать брюхо. Плут обречённо вздохнул и, махнув рукой, отвернулся от сочного мяса. Затянул потуже пояс и бросился на улицу следом за Гверном. В конце концов, может, повезёт и удастся утащить Нольвена обратно в оплаченную на три ночи каморку прежде, чем тот наделает глупостей. И прежде, чем испортится бекон.* * *
Крики зрителей, возгласы восторженных дам и звуки труб возвестили о начале первого круга. К турниру лучников перешли, как и хотели, после торжественного обеда: гости остались сыты и довольны и были в предвкушении зрелищ. Одетые в красное герольды сидели в самом нижнем ряду, а над ними возвышались лишь кресла короля Риккарда и его племянника с молодой женой. Это было удобно: состязающиеся между собой стрелки были как на ладони, а в случае спорных вопросов крайний из судей быстро поднимался, разворачивался и совещался с правителем.В первом круге участников насчитывалось шестеро; в остальных пяти — столько же. Из каждого круга только один лучник мог выйти победителем, и все шестеро в итоге должны были сразиться между собой и выявить одного достойного. Его величество король Риккард не сводил глаз с расставленных мишеней и так громко чмокал вином, что Гай недовольно покосился в сторону дяди. Сколько он выпил? Неважно. Главное, что доволен: лицо красное, щёки блестят. По правую руку от леди Мириан сидел её брат. Этот за обедом вообще не пил. Сделал пару глотков и демонстративно отодвинул от себя кубок и блюдо с едой, словно вино было отвратительным, а в мясо подсыпали крысиных хвостов. Кроме скупого поздравления не проронил ни слова, хотя все вокруг шумели и веселились. Расшевелить Итора никто не пытался, а Талайт шепнул на ухо Бьянке, что случившееся — к лучшему. Сосед слишком могуч и силён, под его крылом будет лучше, и, в конце концов, предки Талайта именно так строили Имил Даар. Пожалуй, только крови было пролито чуть больше. Земли же вокруг Нолфорта гордецами не славились: их хозяева сразу предпочли признать в Стернсах своих королей и обошлись без кровопролития и ненужных жертв. Один Итор решил сыграть в свою игру, за что и поплатился. Остался без власти, без золота и без сестры. С другой стороны, все присутствующие между собой шептались, что Итору безумно повезло, и тайно завидовали ему. Причина была проста: наследник трона выбрал себе в жены не одну из дочерей верных короне лордов-вассалов, а сестру упрямого уродца, хоть и красивую, но для всех чужую. И именно ей суждено было стать королевой. — Лей больше! — рыкнул порядком пьяный Риккард на служку, что стоял с кувшином в руке. — У короля вино должно за края кубка хлестать, а ты стоишь и жмёшься! Убрать его! — Риккард махнул рукой, и паренька тут же увели. Его величество приложился к кубку — вино бордовыми струйками побежало по бороде и промочило льняные одежды. — Который из тех оболдуев оказался лучше? — спросил король и тыкнул пальцем в сторону арены, на которой закончила стрелять первая шестёрка лучников. — Рыжебород или дохляк? К его величеству наклонился стоявший за его спиной Ферран. — Оба вылетели, ваша милость, — ответил он и снова распрямился. — А кто ж тогда прошёл? — недоуменно крякнул Риккард и повернул голову к племяннику. Гай равнодушно пожал плечами. — Пёс их знает, я не смотрел. — Сир Кастор Таррлен оказался самым метким, — внезапно вмешалась Мириан, чем всех удивила. — Он попал в девять из десяти мишеней. — О как, — округлил глаза король, удивляясь то ли победе одного из своих гвардейцев, то ли осведомленности своей прекрасной невестки. — Не думал, что вам это может быть интересно, — кинул в сторону жены Гай. — Вы плохо знаете женщин, — Мириан пыталась кокетничать. — Большинство из них с замиранием сердца смотрят подобные зрелища. Мне одинаковы по вкусу и состязания лучников, и мечников. — Любите смотреть на груду кровоточащего мяса? Вопрос был задан резко и грубо и был Мириан неприятен, но она не подала виду. Зато её ответ был не менее неожиданен, и будь кубок короля полон, его величество точно бы поперхнулся. — Почему же? Просто люблю смотреть на сильных мужчин. Гай поморщился. — Где вы нашли сильного? У одного борода в тетиве запуталась, другой весом меньше лука. — Сир Таррлен был великолепен, — не сдавалась Мириан. — Вы просто всё пропустили. Уверена, за главный приз развернётся горячая борьба. От слов жены Гаю стало нехорошо. Спину вдруг опять обожгло огнём, словно кто-то из стоявших сзади разинул пасть и дыхнул пламенем. Стернс обернулся. За спинкой его кресла стояла только Рики. — Сир Таррлен ошибся только на последней попытке, — вдохновенно продолжала Мириан. — Все прочие выстрелы были меткими. Вы бы только видели... — Я хорошо знаю, что такое по-настоящему меткий выстрел, — обрубил Гай. — И ни один сир Таррлен не в силах его повторить. — В каком круге будет выступать этот талантливый стрелок? Гай усмехнулся. — Боюсь, за всю свою жизнь он больше не прикоснется ни к луку, ни к стрелам. — Жаль, — разочарованно протянула Мириан. — Но, может, найдётся кто-то, кто нас ещё удивит. Ведь только первый круг позади... Но сир Таррлен всё же был превосходен. — Как вам будет угодно, — отмахнулся Гай, поймав себя на мысли, что огонь в сердце стал стихать, а спина — ныть меньше. — Милорд. — Ферран в который раз наклонился над красивым креслом, но в этот раз не короля, а Гайларда. — Ну? — Знаю, вам эти показные бои скучны. Куда лучше в живого врага целиться... — Да говори же. — В пятом круге посмотрите одного мальчишку. — Твой сын? Будь на месте Стендена другой человек, его лицо тут же выдало бы всё то удивление, какое родилось на фоне проницательности молодого лорда. Но Ферран не повёл и бровью, а только учтиво заметил: — Вы как всегда догадливы, милорд. Ему на днях стукнуло шестнадцать. Мозгов в голове, конечно, ещё маловато, но есть сила в руках и упорство, и желание не посрамить отца. С пяти лет не выпускает лук и стрелы из рук. По мне, управляется с ними довольно неплохо. — И если он мне понравится, ты хочешь, чтобы я взял его к себе, так? — Оруженосцем, милорд. У Швидоу ему уже тесно. Служить вам он будет верно, клянусь своей жизнью. А если хоть один промах даст, лично выпорю до полусмерти. — Подобное я уже слышал, правда, тогда ты просил за другого. Стенден поджал губы. — Моя ошибка, милорд. И вы знаете, что я сильно жалею о случившемся. Но, вовремя осознав ошибку, я поспешил её исправить и руководствовался лишь одной целью: ваша безопасность. — Так Нольвен был опасен? — Лично он — нет, а вот его халатное отношение ко многим вещам — да. — А твой сын, значит, лучше? — Он — мой сын, ваша светлость, а меня вы хорошо знаете. — Ну, — хмыкнул Гай, — разве против такого довода попрёшь? Выбирая между сыном военного командира и безродным, чья жизнь началась в подворотне, моя дядя предпочёл бы первого. — А вы? Гай думал и смотрел на соревнующихся между собой лучников из второго круга. — Хорошо, — наконец выдавил Стернс. — Я посмотрю мальчишку. Если он выиграет этот турнир, то возьму его к себе. Капли пота выступили на лбу Стендена. Тёмные с проседью волосы стали слегка влажными. — Ваша светлость... Я сомневаюсь, что Эларан возьмёт турнир... — Не возьмёт? — делано удивился Гай. — Тогда зачем мне твой сын нужен? Стенден ничего не ответил, только смахнул влагу с лица и, выпрямившись, снова застыл молчаливой статуей. В том месте, где заканчивалась арена, и всего в нескольких футах от полотнищ, отгораживающих перемешанное с рукоплесканиями зрительское волнение от волнения готовившихся к выходу лучников, стоял шатёр. Внутри и вокруг шатра было на удивление тихо. Ожидающие своей очереди стрелки занимались каждый своим делом: кто в который раз стрелы осматривал; кто перепроверял, туго ли натянута тетива. Некоторые перебрасывались заезженными фразами о здоровье детей или благополучии супруги, но ехидничать не смели, тем более не смели задирать друг друга, как часто бывало у мечников. Вот ёрзать на одном месте ёрзали. И не только самые юные, но и опытные и давно усатые лучники. Никому не хотелось ударить в грязь лицом; никому не хотелось посрамить своё имя перед королём и его окружением. Эларан тоже не находил себе места. Вначале измерил ногами расстояние от одного колышка, воткнутого в рыхлую землю, до другого. Потом заглянул в шатёр, но нашёл там лишь прохладное пиво да нескольких стрелков, проигравших в первом и втором кругах и теперь топивших свою неудачу в хмельном напитке. Когда завершился третий круг и начался четвёртый, ждать стало совсем в тягость. Руки всё больше дрожали, а пальцы холодели, подмышками было мокро, и шея тоже была влажной. В четвёртом круге все шестеро лучников шли ноздря в ноздрю: ни один не хотел уступать, и попадания разнились друг от друга на два-три дюйма. В какой-то момент одному из герольдов даже пришлось обратиться к его величеству с просьбой рассудить, чей выстрел был точнее, но к тому моменту Риккард уже так громко храпел в кресле, что решать пришлось Гаю. Гайлард же недолго думая попросил Мириан выбрать победителя. Леди Стернс очаровательно улыбнулась и отдала победу кудрявому лучнику с Овечьего холма, где овец насчитывалось всего с десяток, зато облака плыли по небу всегда низко и были такими курчавыми, что, казалось, целое овечье стадо проносится над головой и вот-вот услышишь робкое блеяние и звон колокольчиков. Неподалёку свистнули. Эларан покрутился на месте. Послышалось? Мальчишка пожал плечами, перекинул лук из левой руки в правую и поднялся с места, готовясь выйти на поле, как только мишени будут сменены и объявят о начале пятого круга. Свистнули ещё раз. Эларан прищурился и всмотрелся в сторону пёстрых полотнищ, колыхающихся на ветру. Ничего нового кроме аляповатых узоров не увидел, опять непонимающе пожал плечами и уже почти развернулся, как был остановлен недовольным шёпотом. — Да подойди же ты, наконец! От волнения чуть не выронив лук, Эларан прыгнул на голос и оказался нос к носу с Нольвеном, всё таким же помятым и дурно пахнувшим. От топтавшейся неподалёку лошади и то несло лучше, чем от бывшего помощника лорда Стернса. Привыкший к сомнительным ароматам на заднем дворе у Швидоу вихрастый мальчишка фыркать не стал, а только помахал рукой у носа, разгоняя вонь, но тут же бросил это бесполезное дело. — Вы... — только и смог выдохнуть ошарашенный паренёк, глядя на своего кумира, как и положено, снизу вверх. — Какой круг идёт? — только и получил Эларан в ответ. — Сейчас пятый будет. — Ты уже? — Вот в пятом и выйду. Тетиву натянул, как вы советовали. Лук, правда, чуть не трес... — Погоди-ка. — Нольвен схватил мальчишку за руку. — Уступи мне своё место. Эларан непонимающе уставился на Гверна. — Мне очень нужно, — сбивчиво объяснял Нольвен, обдавая паренька несвежим дыханием. — Я не могу, — сглотнул Эларан, а сердце ушло в пятки. — Честное слово. Отец меня убьёт. — Ему не привыкать. Эларан снова сглотнул и моргнул влажными ресницами. — Так что? — нетерпеливо спросил Гверн. — Я вами восхищаюсь, вы знаете, — начал мальчишка, — но я действительно не могу. Отец поставил на кон очень много, и я не имею права его подвести. Мне надо хорошо выступить, и тогда, возможно, лорд Стернс возьмёт меня... — Эларан споткнулся, поднял глаза на Нольвена и жалостливо закончил: — Не могу я. Гверн сжал пальцы левой руки в кулак. — Может, сир Донован согласится? — заскулил сын Стендена, указав взглядом на седого старика, руки которого уже давно дрожали и ставили стрелу на тетиву только с пятого раза. — Этого старого хрыча я уже спрашивал, — Гверн сплюнул на землю, — но он упёрся и ни в какую. — Сир Донован всё утро ныл, что жить ему осталось недолго и хотелось бы перед смертью ещё раз тряхнуть стариной, — согласился Эларан. — А Хью Олсон? Я слышал, у него слабый мочевой пузырь. Дайте ему пива — он и шагнуть в сторону арены не посмеет. Гверн бросил в сторону мальчугана такой тоскливый взгляд, что Эларан сразу понял, будь у Нольвена кружка пива, он выпил бы сам. — Больше никто на ум не приходит. Простите, — пролепетал обескураженный мальчишка и мёртвой хваткой вцепился в свой лук, будто тот норовили вот-вот отобрать. — Иди. — Нольвен кивнул в сторону арены, на которую уже устремились участники пятого круга. — И выбери себе третью мишень: она на пару дюймов стоит ближе. Лицо Эларана озарила счастливая улыбка. — Тут уж как жребий решит! — задорно выкрикнул он, подцепил рукой колчан со стрелами и ринулся догонять соперников. Гверн посмотрел мальчишке вслед, хрустнул шеей и пробубнил: — В конце концов, время ещё есть. И снова смачно сплюнул на перемешанный с опилками ржавый песок. — Есть-есть, — услышал Нольвен за спиной. — А мест свободных нигде нету! Из-за ярко-красного полотнища показался пухлый живот, следом за ним колобком выкатился весь Плут. Покачал головой, окидывая хозяина удрученным взглядом, почесал правый бок и добавил: — Бегаете вы быстро — не сказать, что после попойки. Ну да ладно. Побегали, хмель весь растрясли, теперь идём обратно, пока кошки весь бекон не растащили. Эй, ваша милость, светлость... да кто угодно... вы меня слышите? — Тихо, — Гверн злобно пшикнул в сторону слуги, присел на корточки, делая вид, что счищает грязь с сапога упавшим с дерева листком, нащупал камень потяжелее и, спрятав руку с камнем за спину, распрямился. — Сир Донован! — окликнул Нольвен того самого старика, чьи длинные и нечесаные волосы жидкими серебристыми струйками растекались по плечам и сгорбленной спине и чьё имя внесли в список участников турнира самым последним. — Я уже всё сказал тебе, мальчик, — огрызнулся старый лучник, потирая рукой, всей в мозолях, древко лука, — а ты снова лезешь. Будь ты, как прежде, при лорде Стернсе, я бы ещё подумал, а ты — никто, и уступать тебе своё место я не намерен. — Да бросьте, сир Донован, — устало произнёс Гверн, — я уже понял, что надеяться не на что. — А если понял, то чего опять ко мне сунулся? — У вас оперение на стрелах поистрепалось. С такими стрелами вы и на расстоянии шага промажете. — Что есть, то есть, — развёл руками старик. — Этим стрелам годков не меньше, чем мне, а ничего лучше у меня не сыскалось. — Возьмите мои. — Гверн протянул лучнику свой колчан. — Они летят быстрее ветра. — Ещё бы в цель летели, — вымолвил сир Донован, а с узких глаз тут же спала сонная пелена, и зрачки заблестели. — Тут ничем помочь не могу, — добродушно хмыкнул Гверн. — Хороший ты человек, Нольвен. А я уж было подумал: гнилой, раз тебя от Стернса выперли. Но уступить своё место всё равно не уступлю. — Гверн стиснул зубы и отвернулся, уставился на вытянутое поле, откуда доносился свист стрел. Старик же продолжал, глядя на песок и продолжая поглаживать рукой древко лука: — Но ты брось унывать. Может, ещё повезёт тебе, и кто-нибудь добровольно откажется или помрёт. Но ставлю пять золотых, что такому не... Сир Донован внезапно дёрнулся и громко хрюкнул. Гверн резко обернулся. Старый лучник сидел всё в той же позе, но тело его обмякло, и взгляд стал стеклянным. Из-за спины сира Донована вынырнул Плут, аккуратно поддержал старика, чтобы тот не свалился на землю, и прислонил плечом к стволу широкого дерева. Со стороны ничего и не заподозришь: уснул старый человек, утомился. А то, что не дышит и сердце больше не стучит, не сразу и обнаружишь. — Зачем? — прохрипел Гверн в сторону Плута, разжал кулак и выронил камень на землю. — Уж лучше я, чем вы. Я ведь сразу понял, что у вас на уме, ваша милость. Как вы ещё того юнца не прихлопнули? — На того рука не поднялась, а с этим ты меня опередил. — И хорошо. Моя жизнь ничего не стоит, а ваша, чай, подороже будет. Жахнул я его аккуратно, крови нет, подтеков тоже никаких. Любой подумает, что не выдержал напряжения старик, сдало сердце... А вы давайте тут не стойте да на покойника не пяльтесь. Поторопитесь за шатёр, чтоб вас тут никто ненароком не заприметил. Да и шестой круг скоро начнётся. Для вас там как раз местечко освободилось. — А ты как же? — бросил Гверн, хватая свои стрелы. — Обо мне не беспокойтесь. Я хоть и толстый, а скрыться сумею. Найду вас после турнира. И надеюсь, — Плут бросил полный печали взгляд на мертвого сира Донована, на голову которого, медленно кружась в воздухе, спускался с дерева наполовину сухой листочек, — что это было не зря.
* * *
Довольная улыбка не сходила с лица Феррана Стендена. Не зря он тратил столько времени на обучение сына, приставлял к нему лучших учителей и даже отправил на городскую стену к капитану Швидоу — в каждом шаге был толк, и сегодня Эларан на голову превзошёл соперников в своём круге. На первом выстреле уделал сразу всех. На оставшихся пришлось побороться, но конечный расклад был ясен: мальчонка сразится в финальном поединке. Стенден был несказанно рад. Он наблюдал за всеми выстрелами сына. На двух, правда, скривил губы, но это не помешало с благодарностью во взгляде кивать знатным гостям в ответ на их восторги и поздравления. Публика любит красивые выступления, а если её ещё и удивят, и вместо именитого мастера на арену выведут талантливого юнца, никому до той поры неизвестного, то удовольствию не будет конца и края. Не упускал случая Стенден глянуть и в сторону Гайларда. По уголкам губ хозяина, по блеску в его глазах Ферран без труда угадывал, доволен ли лорд Стернс, или всё происходящее не перестаёт навевать дикую скуку. Увиденное превзошло ожидания: лорд Гайлард был приятно удивлён, но в отличие от остальных зрителей не спешил высказать Феррану своё восхищение. Стоило трубам объявить начало последнего, шестого, круга, а шестерым соперникам предстать перед искушённой публикой, как солнце вмиг померкло для командира Стендена. Пальцы сцепились в крепкий замок за спиной, брови почти свелись на переносице, и даже спина будто ссутулилась. Сидевший поодаль от короля Дагорм тоже стал хмур, зато молодого Стернса увиденное позабавило. Он даже вином поперхнулся, и сладкие струйки растеклись по подбородку. Стоявшая позади Рики вдохнула носом аромат сливы и фиалки и облизнулась. Пить хотелось, но вместо вина страже полагались только вода и разбавленное пиво. Слева шепнули, что, как только начнётся ужин, всем без разбора перепадёт по кубку-другому, но турнир так затянулся, что Рики думалось, он не закончится никогда. — Как тебе? — Стернс поманил к себе Феррана и кивнул в сторону арены. — Отвратительно, — выдал Стенден. — Я велел не подпускать Нольвена к вам, так он решил таким способом пролезть. — Во второй раз замечаю за тобой просчёт. — Это не просчёт, ваша светлость. Это неуважение, проявленное твердолобым мальчишкой по отношению к тем, кто выше по статусу и опыту. — Проще говоря, обида. — Вы слишком мягки. — Ещё бы. Сегодня особенный день. Мне полагается быть мягким и прощать. — Позвольте дать вам совет, по отношению к кому мягким быть никогда не стоит. — Лучше перестань дышать мне в ухо и подними голову. Ты знал, что он так умеет? Стенден распрямился и уставился в сторону арены. Там творилось нечто невообразимое. Стрелы Гверна летели в самое сердце мишени, как заколдованные. Каждая следующая попадала ровно в то самое место, что и предыдущая, тесня соперницу в сторону или вовсе выбивая на землю. Соперники смотрели на Нольвена с ненавистью, пыхтели, потели, но их руки дрожали всё сильнее, и каждый новый выстрел был хуже прошлого. Последняя попытка — зрители на скамьях зашумели от восторга, чуть не разбудив храпевшего короля. — А мы знакомы с этим юношей! — захлебываясь, частила леди Реэй. — Помнишь, дорогуша, — обратилась женщина к Бьянке, не сводившей взгляда с арены, — он спас нас от гнусных разбойников на лесном тракте. — Ещё бы не помнить, тётушка, — проронила леди Талайт. — Такое не забывается. — Вы мне не рассказывали, — нахмурился хозяин Имил Даара. — Моя вина, ваша милость, — на высоких тонах голосила Фианна Реэй, усиленно обмахивая себя веером. — Пока мы ожидали вашего прибытия, взбрело мне, старой дуре, в голову посетить кузена, что живёт через лес. Дорога туда быстрая, ничто не предвещало беды. Но поверьте, если бы не этот чудесный молодой человек, мы не сидели бы сейчас с вами рядом. — Вот как. — Талайт сильнее насупился и исподлобья посмотрел в сторону Нольвена, поднимающего стрелы, зарывшиеся в песочную пыль. — Этот меткий стрелок входит в близкое окружение самого лорда Стернса! — продолжала восхищаться леди Реэй. — Вы только представьте себе: он так молод, а уже столько таланта и такое высокое положение. — Пока мы ждали начала церемонии, со мной поделились новостью, что близкое окружение лорда Гайларда вчера поредело на одного человека, — заметил Талайт, чем положил конец болтовне родственницы, готовой вот-вот лопнуть от переполнявших её эмоций. — Вспомните, миледи, кого не было сегодня в храме... — Неужели? — опомнилась леди Реэй и, поджав губы, свысока и с неким презрением посмотрела в сторону того, кем только что восторгалась. — А произвёл такое хорошее впечатление... — Молодой Стернс не раскидывается своими людьми. Значит, были причины. — Если мы узнаем те причины и они окажутся несерьезными, вы возьмёте этого юношу к себе, сир? — вдруг спросила Бьянка. В её голосе улавливалось непритворное волнение. — Не возьму, — ответил Талайт. — Такого стрелка у вас нет. Не вы, так кто-нибудь другой воспользуется возможностью и обретёт талантливого воина. — Я не подбираю, моя дорогая. Тем более после Стернсов. Бьянка сомкнула губы. В обычаях семьи, в которую ей счастливейшим образом удалось попасть, была одна странная нелюбовь к перемене собственного мнения. Правители Имил Даара, прах коих уже давно развеялся по ветру, считали подобное поведение слабостью, непозволительной для особ, занимающих трон. А король нынешний с мёртвыми предками спорить не отваживался. — Сир Ратланд. — Ферран Стенден срочно поманил к себе главного судью. — Я не помню Нольвена в списках... — Всё верно, — перехватил инициативу облачённый в красное герольд. — Сир Донован скончался незадолго до начала круга. Не выдержал старик, помер. Славная смерть. Тихая и спокойная. Пятерых стрелков выпускать было бы неправильно. А тут Нольвен подвернулся и согласился выступить. Кто же знал, что он так умеет... — Болваны, — прошипел Стенден, оглядываясь по сторонам и проверяя, не слышат ли гости. — Гнать его в шею. Одно его имя вызывает у меня изжогу. Сир Ратланд испуганно заморгал. — Только после финального круга. Правила есть правила, вы же знаете. — Плевать я хотел на правила. Обнулите результаты шестого круга и сообщите всем, что таково распоряжение лорда Стернса. — Ну-ну, Стенден. — От голоса Гайларда сир Ратланд чуть не подскочил на месте. — Как часто ты приписываешь мне указы, которых я не отдавал? — Милорд, этот балаган надо прекратить, — поспешил объяснить Ферран. Стернс красиво поморщился. — Да ладно. Не похороны же, чтоб паяцев гнать со двора. Сир Ратланд, — обратился Гай к судье, — продолжайте поединок, как положено, а мы с интересом понаблюдаем, чем это всё закончится. Сир Ратланд возражать не смел. В конце концов, какие бы тучи ни сгустились над Нольвеном, все равны выступить в праздничном турнире. Кто-то надеялся на той победе хорошенько заработать; кто-то — попытаться сменить гнев господина на милость. Начался финальный круг. Лорд Стернс с ещё большим любопытством уставился на шестерых сильнейших, а Ферран замер чёрной глыбой за спиной до сих пор спавшего короля и смотрел на происходящее взглядом льва, наблюдающего за поединком львёнка с молодым шакалом и смирившегося с мыслью, что живым из того поединка выйдет только один. Ведь не допрыгнешь, чтобы помочь. Мешает пропасть. Стрелы ударили по мишеням: четыре покусали деревянные размалеванные круги по бокам; две впились в самый центр. Ферран устало прикрыл глаза, но вскоре снова открыл и продолжил смотреть. Его сын — крепкий, среднего роста мальчишка — шёл наравне с долговязым Гверном. Но опытный взгляд было не обмануть: если владение луком и было на равных, то по степени уверенности, твердости руки и умения заставить сердце не частить в самый ответственный момент худощавый Нольвен, хоть проведший ночь не в размышлениях, а за бутылкой, был на голову выше любого из вышедших. Ферран скривился. Расстояние от арены до королевских мест было приличное, но Стенден всё равно учуял запах браги. А ещё покоробил вид Нольвена: как бы тот ни поворачивался, ссадины на скулах и мешки под глазами всё равно было не скрыть. Ферран втянул носом воздух во второй раз. Нет, брагой несло от размякшего в кресле Риккарда. Но и от Гверна тоже. Стенден был в том уверен. — Победителей двое! — гордо провозгласил сир Ратланд и громко добавил, нарочито и ради выслуги называя имя сына военного командира первым: — Эларан Стенден и Гверн Нольвен. Оба из Торренхолла. Зрители ликовали. Шум был столь сильным, что король Риккард вздрогнул и приоткрыл глаза. Провёл по влажному лицу такой же влажной ладонью, потёр слипшиеся веки и, ткнув Гайларда локтем в бок, скрипучим голосом спросил: — Уже всё? — Да, дядя, — кивнул Стернс и приказал герольдам подпустить победителей к себе ближе. Поднимая носами сапог песочную пыль, стрелки прошли по арене и, поднявшись, замерли перед королевской семьей. Сидевшие выше и дальше гости вытянули шеи, чтобы получше рассмотреть счастливчиков. Некоторые их знали, некоторые видели впервые. Леди Фианна Реэй тоже привстала, но, разглядев синяк под глазом Нольвена, тут же плюхнулась обратно на скамью и тяжело задышала — даже веер не помогал. Леди Реэй придерживалась строгого воспитания и, несмотря на неблагородное рождение, статуса была самого благородного, чтобы закрывать глаза на вопиющие неприличия. В отличие от своей племянницы. Бьянка сидела едва дыша и жадно ловила каждое слово, с трудом различимое сквозь гул и шум со всех сторон. Нервный персиковый румянец, к счастью никем не замеченный, выступил на бледной коже лица. Взгляд был прикован исключительно к Гверну, и ни грязь на его щеке, ни ссадины Бьянку не смутили. Внимательному и любопытному до происходившего зрителю могло показаться, что подойди она сейчас к Нольвену, не стала бы морщить нос от неприятного запаха, а провела бы заботливо пальцами по лицу, словно от её прикосновений царапины затянутся и исчезнут. — Ваше величество, миледи, милорд... — начал Гверн, оказавшись на том расстоянии от королевской семьи, на котором его точно услышат, — позвольте сказать, что... — Этот тощий выиграл, что ли? — перебил Нольвена король и ткнул пальцем в юношу. — Я его помню. Видел за ужином. Или то был не ты? — Риккард прищурился. — Это ведь ты набрал полный рот каштанов и поперхнулся ими? — Я, ваша милость, — ответил Гверн под общее нетрезвое веселье. — Как звать? А то я стал забывчив на имена тех, кто сидит в углу. — Гверн Нольвен, ваше величество. — Нольвен, Нольвен... — Риккард обернулся к Феррану. — Не тот случаем Нольвен, о котором ты просил? Умолял выпнуть его за дверь, как пса шелудивого... Все взгляды замерли на вмиг покрасневшем Гверне. Когда говорил король Нолфорта, все разом замолкали, и прокрадись под скамьёй мышь — слышно было бы отлично. Стенден ответил учтивым кивком. — А ты его вытолкал со двора? — Его величество подался в сторону племянника. — Да, дядя, — усталым голосом ответил Гай. Затянувшийся турнир начал его раздражать, но слишком много пар глаз было вокруг,чтобы покончить со зрелищем резко и решительно. — А он, гляди-ка, всех моих болванов обошёл! Ай, Гайлард, — король задорно хлопнул племянника по плечу, — такого стрелка на улицу выставить! — Дядя... — Возьмите меня обратно, милорд! — выпалил Гверн. — Все свои ошибки я совершил по неопытности. Знаю, подвёл вас и не раз, но все промахи осознал. Возьмите хоть оруженосцем. Буду служить вам верно и впредь не подведу. — А? — воскликнул Риккард, когда пылкая речь завершилась. — Возьмёшь обратно? Дашь победителю второй шанс? — Ваша милость, — попробовал вклиниться в разговор Ферран, но был остановлен рукой молодого Стернса. — Победителей двое, — отрезал Гай и поманил к себе Эларана. — Это что ещё за прыщ? — крякнул король. — Мой сын, сир, — ответил Ферран, склонившись над его величеством. — И что, он тоже умеет попадать в яблочко из этой штуки? — Не хуже, чем Нольвен, сир. — Это ещё надо проверить, — внезапно выдал Гверн и пояснил в ответ на вопрос во взгляде его величества: — По яблокам, ваша милость, мы не стреляли, а в деревянные круги любая девчонка попадёт. Хотя б даже она! — Гверн махнул в сторону Рики. — К девчонке не лезь, — грубо осадил Нольвена Гай, — а насчёт яблок ты дело говоришь. Сир Ратланд, — крикнул Стернс судье, — распорядитесь поставить на противоположных концах арены по столбу высотой с этих двоих. — Гайлард указал на Гверна и Эларана. — На вершину каждого столба поставьте по яблоку. Да выберите самые спелые. — Я с трудом понимаю вас, сир, — оробел герольд. — Пусть бросят жребий, с какой стороны кому стоять друг против друга. — Снова взгляд застыл на растерянном Эларане и жадно ловившем каждое слово Гверне. — Стрелять одновременно. Чьё яблоко треснет, тот и проиграл. Победителю я пожалую звание своего оруженосца. Ты ведь не против, Ферран? — И Стернс посмотрел в сторону Стендена. Лицом тот был белее снега, что редко выпадает зимними месяцами на юге, но голосом, как и прежде, холоден и бесстрастен. — Не смею вам перечить, милорд. — Не забывай наш уговор: твой сынок берёт турнир, а я беру его на службу. Нам нужен один победитель, а не двое, не так ли? — Правильно-правильно, племяш, — предвкушая захватывающий поединок, булькнул поднесённым вином король. — Пусть эти двое покажут, у кого на деле есть яйца, а кто — клоп, которого только в радость раздавить. Я сделаю ставку на твоего сынка, Ферран. — Благодарю, ваша милость. — Стенден не дрогнул ни на мгновенье. — А что со мной? — волнуясь, спросил Гверн. — Вы дадите мне второй шанс, милорд? — Я приму тебя обратно, — ответил Гай, — но в звании ниже, чем ты был. — Я на всё согласен... — Что, даже свинопасом? — гоготнул Риккард, и его хохот подхватила толпа. Нольвен снова покраснел и потупил взгляд. — Начинайте, — махнул рукой Гайлард, стоило сиру Ратланду дать знак, что всё готово. Снова затрубили в трубы. Заволновались стяги на ветерке, налетевшем с востока. Вместе с ветром зашумели и переполненные трибуны, но потом успокоились. Зрители не сводили глаз с рыжего песка, разделявшего двух сильных стрелков, прильнувших спинами к высоким столбам, на вершине каждого из которых стояло по крупному красному яблоку. Один из герольдов дунул в рожок, и лучники каждый вытащили по стреле из колчанов за спинами. Новый сигнал — стрелы легли на древки луков, и крепкие руки соперников натянули тетиву, целясь. Снова налетел ветер — заколыхались знамёна, затрепыхались пёрышки на концах стрел, и даже лук у Нольвена повело в сторону, но Гверн сжал его крепче и прищурился. На лбу выступили капельки пота. Смахнуть бы, но нельзя. Нужно прицелиться и дышать ровно, и стараться не замечать, что руки противника дрожат, хоть тот и пытается совладать с собой. — Остановите это безумие. Прохладная ладонь леди Мириан легла поверх пальцев Гая. Стернс повернул голову в сторону жены. — Посмотрите на них. — В голосе Мириан отчетливо слышалась тревога. — Они одержимы. Они скорее проткнут стрелами друг другу головы, чем это несчастное яблоко. — Странно слышать от вас такое,— проронил Гай. — Часом ранее вы страстно признались мне, что готовы смаковать даже кровавые зрелища. — Но не в столь важный день... — Тревога сменилась отчаянием. — Я бросил им вызов — они его приняли. К тому же нашего короля происходящее забавляет... — Вашего короля... — слетело с губ Мириан, но продолжения не последовало. Вместо слов леди Стернс молитвенно заломила руки, повернулась к брату, однако Итору было плевать, что делается на земле, принадлежащей не его роду. И не ему одному. Большинство гостей наблюдали за лучниками с неприкрытым любопытством. Даже леди Реэй не отвела взгляда и, продолжая возмущаться внешним видом Гверна, спорила с Талайтом, какое из двух яблок разлетится первым, а какое устоит. На нервах был только Стенден и ещё... Рики. И без того бледная кожей девчонка вцепилась тонкими пальцами в спинку кресла хозяина и почти не дышала. И даже не заметила, как на неё смотрела госпожа. А Мириан развернулась обратно и тихонько шепнула мужу: — Хотя бы прикажите увести девочку, что вам служит. Ещё немного, и она потеряет сознание. Гай резко обернулся. Именно в этот момент сир Ритланд махнул трубачу. Низкорослый крепыш приложил рог к пухлым губам, надул щеки и изо всех сил дунул. В то же мгновенье хлопнула тетива и стрелы вылетели со свистом навстречу друг другу. Никто не успел опомниться, как рука Гверна вдруг метнулась к колчану за спиной, выхватила ещё одну стрелу и швырнула на лук. Тетива тут же напряглась и повторно тренькнула. Следом почти одновременно раздались громкий стук и смачный хруст. На зрительских трибунах облегченно выдохнули, но тут же возмущённо затопали. Рванувший с места вперёд сир Ратланд остановился недалеко от Нольвена и с недоумением уставился на песок под ногами. Там, среди пыльных опилок и конского навоза, лежала сбитая стрела Эларана. Сир Ратланд поднял голову и посмотрел на вершину столба за спиной мальчишки. Яблока на той вершине не было: расколотое надвое, оно валялось обеими половинками в том же песке, и брызнувший из самой сердцевины сок привлекал к себе голодных мух. — Что это было? — нахмурился король Риккард и поманил к себе пальцем всех, кто стоял на арене. — Что за самодурство?! — прикрикнул он на Нольвена, когда тот вновь предстал перед креслом его величества. — Да как ты смеешь, щенок, играть по своей прихоти? — А я говорил, ваша милость, — подал голос довольный Ферран. — Нольвен — человек крайне необязательный. Что для одних — писаное правило, уговор, то для него — плюнуть и забыть. Разве можно доверять тому, кто нечестен на простом турнире? Что же будет, если доверить такому человеку войска и жизнь королевской особы? — Дай-ка, — в разговор встрял Гай и, вытянув вперёд руку, нетерпеливо щелкнул пальцами. Сир Ратланд протянул молодому Стернсу стрелу Эларана. Покоцанная, та уже мало на что была годна. — Уговор был на один выстрел, — жёстким тоном произнёс Гай, обращаясь к Гверну. — Ты удумал сделать два. Почему? — Уговор был стрелять по яблокам, милорд, — ровным голосом ответил Нольвен. — Моя первая стрела в то яблоко и попала. А вот его, — Гверн покосился на Эларана, — летела прямо мне в шею. Я всем сердцем хочу продолжать вам служить, сир, но не смогу этого сделать с проколотой шеей. Гай повертел в пальцах стрелу. — Такая победа не может быть засчитана, — отчеканил Ферран. — Стрела моего сына летела в яблоко, а Нольвен нагло вывел его из игры. — И как умело-то, а? — хмыкнул Гайлард в сторону Стендена. — Поставим их обоих друг против друга ещё раз? — Нет, — воскликнула Мириан, — достаточно и того, что мы видели. Милорд, — Мириан обратилась к королю, — рассудите поединок. Риккард в ответ только хрюкнул и равнодушно махнул рукой. — Слишком мелкие сошки. Пусть Гай решает. Его день — ему и думать, которого из двух у себя оставить. — Милорд, — сир Ратланд перевёл взгляд с короля на его племянника и замер в ожидании решения. — Я бы устроил им второе испытание, но раз вы настаиваете... — Ладонь Гайларда легла поверх руки Мириан. Холодные тонкие пальцы были вмиг согреты пальцами сильными и тёплыми. — Пусть будет Эларан. — Но... — рыпнулся было Нольвен, но стража с острыми пиками была наготове. Один шаг — те скрестятся или даже вопьются Гверну в бок. Молодому лучнику ничего не оставалось, как отступить, согнуться в почтительном поклоне и промолвить: — Как вам будет угодно, милорд. — Наконец-то всё закончилось. — Король Риккард почесал вздувшийся живот и подозвал к себе Эларана. — А ты служи верно и не вздумай подвести своего господина. Мальчишка упал на колени. — Не подведу, ваша милость. Клянусь всем, что у меня есть, не подведу. — Не подведёт, — расслабленно выдохнул Ферран и приказал страже расступиться. Лорд и леди Стернс встали со своих мест и направились внутрь замка. Гай не спеша вёл Мириан к входу в главный зал, заботливо придерживая жену за локоть. Празднованию надлежало продолжиться там, среди ароматов сладкого вина и жареного мяса, маринованного в пряных травах и пиве. За Стернсами двинулись остальные. Никто не спешил задерживаться на жёстких скамьях: животы начали урчать не на шутку, да и хмель прилично выветрился из голов — хотелось подкрепиться. Вскоре вокруг стало пусто. Только ветер с востока продолжал гулять, играя рыжим песком и светлыми волосами на голове Гверна. Оставшись один, лучник протёр стрелы, сунул их в колчан. Перехватил покрепче лук и, смахнув пыль с лица, развернулся, чтобы направиться к выходу, как вдруг был окликнут сиром Ратландом. — Нольвен! Постойте же! Желания говорить с герольдом не было совсем. Сир Ратланд был известен как охотник до сплетен и слухов, и Гверн с раздражением в сердце уже гадал, каков будет первый вопрос. — Нольвен... — Сира Ратланда мучила сильная отдышка. — Хорошо, что вы ещё тут. — Чем обязан? — грубо кинул Гверн. — Вам... тут... велели передать... Сир Ратланд вытянул вперёд руку и разжал ладонь. На ней лежала изящная, бежевого цвета, перчатка. Слишком знакомая, чтобы Гверн вздумал спрашивать, от кого она. И слишком дорогая, чтобы глаза сира Ратланда коварно не блеснули, а в голове не начали роиться догадки о возможных причинах такого подарка. — Благодарю, — сухо кинул Гверн, взял перчатку и сунул в карман куртки. — Всего вам хорошего, сир Ратланд. — И вам, юноша. Вы были сегодня великолепны. — Жаль, что не все это оценили, — огрызнулся Нольвен и, крепко зажав лук, зашагал к выходу. В стенах Торренхолла для него не было больше места. И во всём Нолфорте тоже.Глава 10. Хозяин Торренхолла
Мириан никак не могла привыкнуть к Торренхоллу. Как ни старалась все те дни, что провела в стенах замка в ожидании возвращения Гайларда, как ни пыталась влюбиться в каменные стены одновременно с попытками проникнуться теплыми чувствами к их хозяину, ничего не выходило. Торренхолл оставался для Мириан чужим. Он был огромным в сравнении с родной крепостью в крохотном Ллевингоре; он был холодным и пустым. Согретый смехом и разговорами лишь на время торжества, он опять утонет в мертвой тишине, когда все гости разъедутся. Опять здесь будет безлюдно и мрачно. И одиноко. Мириан сделала глоток вина. Но то не помогало ни капельки ни взбодриться, ни искренне улыбнуться. Получалось только деланно, хотя улыбка молодой леди Стернс была столь очаровательна, что подделку легко было принять за истину. День подходил к концу, солнце уже почти спряталось за горизонтом, и в открытые окна подул сырой ветер. Мириан поёжилась. Не от холода: плечи ллевингорской красавицы украшала меховая накидка, привезенная леди Ровенной. Но как бы ни грела пушистая вещица, Мириан всё равно было холодно. И мурашки побежали по коже, и губы побледнели, и грудь заныла от одной только мысли, что совсем скоро сидящий рядом Гайлард Стернс, заливший в себя уже не один кувшин вина, встанет, протянет новоявленной супруге руку и уведёт туда, где они останутся одни на всю ночь. И Мириан зачеркнет всё то, чем жила все прошлые годы, и с рассветом у неё начнётся новая жизнь. Мириан едва исполнилось тринадцать, когда мир перевернулся с ног на голову. Когда время девочки уже закончилось, а время женщины ещё не наступило, но няня, прознав про первые краски, вместо наивных сказок на ночь начала рассказывать о том, к чему должна быть готова любая девушка, не только леди. «Вот расцветёте окончательно, — шамкала беззубым ртом седовласая старуха, — бёдра округлятся, грудь набухнет, глаза засияют, а волосы отрастут ниже пояса, заинтересуется вами знатный мужчина. Сделает вас он своей женой, как это положено во всем мире, и в первую же ночь — женщиной. Вы, миледи, его слушайтесь и перечить ему не смейте. Делайте всё, как он велит, иначе прогневаете, и несчастливой будет вся ваша жизнь. Не кричите и не дёргайтесь, а терпите. В конце концов, через сорок недель боль вам предстоит в разы сильнее той, что причинит муж». «А что он сделает, няня Арнея?» — широко распахнув глаза, спрашивала Мириан, вцепившись пальцами в тёплое одеяло, которое никак не хотела отпускать. «То знать вам пока рано да и не обязательно. Главное, что муж ваш будет знать, что надо делать. Вам же голову забивать лишними мыслями не стоит. Красоты поубавится». Мириан слушала внимательно и жадно ловила каждое слово. Год сменял год, нянька Арнея померла, так и не решившись досказать Мириан того, о чём начала, но болтливые служанки, с которыми Мириан охотно коротала вечера, пока Итор был занят собой, уже успели понабраться опыта в любовных делах и охотно делились подробностями с госпожой. «Это и правда так волшебно?» — затаив дыхание интересовалась Мириан, когда одна из помощниц швеи разоткровенничалась о своём романе с кузнецом. «Не передать словами, — мурлыкала та, пришивая ленту к подолу нового платья хозяйки. — Янек только на людях скромняга, а как сгребёт ручищами, как на шкуры бросит и...» В тот миг девчонка потупила взгляд, но Мириан нетерпеливо бросила: «И что?» «И сам набросится, госпожа, — стыдливым тоном продолжала откровенничать служка, — Вчера даже юбку мне порвал, так ему не терпелось. Да и мне, признаться, тоже». «А это... больно?» «Только первый раз и совсем немного». «Но ведь...» Мысли путались в голове у Мириан, а стыд не позволял расспрашивать дальше. Как там говорила нянька? Рано или поздно она всё узнает сама. И вот это время пришло. Как и пришло время разговора с братом. Разговора открытого и без прикрас, когда Мириан в какой-то момент стало страшно, но возразить брату она не посмела. «Слушай и запоминай, — со змеиным свистом говорил Итор, сжав плечи сестры с такой силой, что после его пальцев остались синяки. — Я ненавижу Стернса, но я не хочу войны. И ты должна сделать всё, чтобы волк был сыт и больше на наши земли не зарился. И мне плевать, будешь ты орать от боли или от восторга; главное, чтобы шакал думать забыл о Ллевингоре. А если не забудет, то прежде, чем сдохну сам, я придушу тебя. Поняла?» «Ты плохо знаешь историю Нолфорта, — ответила в тот вечер Мириан, проглотив обидные слова. — Стернсы подминают под себя все земли, куда ступит их нога. И выбор за хозяином тех земель — примкнуть ли к Стернсам мирным путём, или они сделают это силой. Никто ещё не оставлял их с носом — не удастся и тебе». «А для чего ты мне?» — шипел брат. «Я — твоя сестра и принцесса Ллевингора». «Но ты не королева». «Но я ей стану». «Становись. Но в Нолфорте. А Ллевингору должна взамен остаться его свобода». Итор был прав. Ллевингор должен остаться независимым. И как бы грубо не звучал брат, Мириан была с ним согласна. Она — разменная монета во всей этой истории. Вот только брат не учёл одного: после одной лишь ночи Мириан вся будет принадлежать хозяину Торренхолла, единственному наследнику трона Нолфорта, её господину, а, значит, и слушаться обязана прежде всего только его, и никакие воспоминания о прошлом не должны всколыхнуться в душе и помешать её новой жизни. Толпившиеся под самым потолком огромной залы, на балконах, музыканты оборвали весёлый танец, и головы всех гостей мгновенно повернулись в сторону Мириан. Время пришло. Сидевшему по левую руку Гайларду помогли отодвинуть кресло. Стернс встал, случайно задев ладонью наполненный вином кубок. Тот опрокинулся — вино залило часть стола и закапало кровью на подол платья Мириан и сапоги Гая. Хороший ли то был знак или плохой, Мириан не знала. Она рассеянно слушала подбадривающие хлопки вокруг и очнулась только, когда Стернс протянул ей руку и сказал: — Миледи. Дрожащие пальцы доверились пальцам тёплым и сильным. Мириан встала и, ведомая мужем, пошла рядом с ним. За ними следовали слуги с кувшином вина и подносом, полным закусок и фруктов. А полупьяные гости занялись развлечением короля Риккарда и опустошением винных кубков на спор. Мириан и Гайлард шли длинными пустыми коридорами, своды в которых были столь высоки, что каждый шаг отзывался многократным эхом. Древний камень плохо просыхал дождливыми зимними днями, и по весне везде пахло плесенью. Но на закате лета сырости не было места, и вместо запаха гнили Мириан вдыхала полной грудью полные ночной влаги ароматы роз. Беседа с супругом никак не ладилась, и Мириан дрожала под меховой накидкой и отсчитывала шаги, приближающие её к той самой двери, за которой она познает секреты, о которых так любили вечерами болтать служанки. Гайлард же смотрел вперёд настолько пустым взглядом, словно не его свадьба была сегодня, и словно то была и не свадьба вовсе, а похороны. Высокие двери отворились перед леди и лордом Стернс и захлопнулись лишь, когда последний слуга, поставив на столик у кровати кувшин с вином и зажегши свечи, вышел в коридор и исчез в темноте вместе с остальными слугами, сопровождавшими хозяев из шумной обеденной залы в спальню, до которой не доносилось ни пьяных криков, ни дикого хохота, ни пошлых шуток. Для последних уже давно настало время, учитывая час ночи и количество выпитого вина. Тяжёлый канделябр глухо стукнулся о дубовую поверхность пустого стола. Толстые воткнутые свечи зашлись трескучими искрами. Огонь выхватил из темноты украшенные вышивкой стены и тёмно-синее покрывало, спешно сдвинутое служанкой на край кровати. Белые лилии, ещё утром расставленные по вазам, начали увядать, и, втянув носом приторный запах, Гай поморщился. Он всегда питал неприязнь к этим вычурным цветам; их сладкий аромат напоминал ему о разлагающемся трупе лошади, на который Гайлард ещё в детстве наткнулся с лесу. Сердобольная нянька поспешила отвлечь юного Стернса и, схватив за руку, потянула за собой на опушку, к корзинке с лепешками и виноградом и плотной тряпицей, расстеленной поверху примятой травы. И, прежде чем сунуть воспитаннику кусок хлеба, протерла его потные и липкие ладошки льняным полотенцем, жутко пахнущим теми самыми лилиями. И в то мгновенье все запахи смешались в голове мальчишки в одно яркое пятно и неприятным воспоминанием осели где-то в дальнем уголке, чтобы в самый неподходящий момент о себе напомнить. У Стернса помутнело перед глазами. И сердце внезапно ударило так глухо, словно отстукивало свой ритм в последний раз в жизни. Резко побледнев, Гай вцепился пальцами в край стола с такой силой, что одна ваза не выдержала и шмякнулась на бок, а вместе с ней и тяжелый букет лилий, обдав Стернса мириадами ненавистной жёлтой пыльцы. — Вам нехорошо? — Мириан обернулась на грохот. Она всегда любила лилии, обожала их и крохотными ростками, и вышивкой на своём плаще. И Мириан было до теплоты в сердце приятно, что хозяин Торренхолла готов разделить с ней её любовь и украсить их брачное ложе цветами её рода. — Слишком много выпил, — отмахнулся Гай, а сам потянулся за кувшином и плеснул себе вина в кубок. — Тогда стоит ли ещё пить? Леди Стернс отодвинула наполненный кубок в сторону. Шелест тканей смолк, и в спальне наступила такая тишина, что Гай даже слышал дыхание Мириан. Волнительное, оно в то же время было лёгким и едва уловимым. Так забавляется с прядями волос бархатистый ветерок безмятежным летним утром, прежде чем окончательно скрыться и уступить место зною. Деревянными пальцами Гай не с первой попытки но расстегнул верхнюю застежку дублета. Дышать стало легче. — Позволите? — Послышалось смущенное, а грубая кожа рук ощутила осторожное и нежное прикосновение, по-девственному неуверенное и ещё неловкое. Серебряные застежки не устояли под чарами настоящей красоты, и, когда с последней было покончено, Гай взял руку Мириан в свои и поднёс к губам. — Я теперь ваша, — прошептала Мириан и подняла полные хрустальных слез глаза на мужа. Света свечей в комнате было мало, но леди Стернс могла поклясться, что уже видела этот взгляд. Полный тревоги и печали одновременно, он только был чуть более уставший и безгранично одинокий. Мириан нередко видела вещие сны. Вот и взгляд будущего супруга в одном из тех снов разглядела, оставалось лишь вспомнить, в каком именно и что приснилось дальше. Но все воспоминания потом... завтра... или через неделю, а сейчас... Мириан почувствовала, как Гай провёл ладонью по её волосам, распутывая красивую и сложную прическу и позволяя каштановым прядям рассыпаться по плечам и спине. Платье на правом плече затрещало и поползло вниз, оголяя светлую кожу. Мириан неловко охнула и попробовала перехватить ткань, но вовремя остановилась и уже спустя мгновенье задрожала от прикосновений холодных губ мужа. Его язык скользил по её шее колючим репейником, а руки мяли грудь. Пальцы грубо нащупывали соски, но плотная ткань их тщательно прятала. Пытка длилась недолго — шнуровка на платье резко ослабла, и то скользнуло на пол. В полумраке и совсем не понимая, что с ней происходит, Мириан услышала, как что-то тяжелое брякнулось на пол, а после вдруг почувствовала, как коснулась спиной прохладной простыни и как сильные губы впились в её нежную кожу, а привыкшие к покорному повиновению руки резко раздвинули бедра. Мириан испуганно дёрнулась. Страх накатил ледяной волной. Мириан попробовала отстраниться от мужа, но Гайлард не позволил. Нежные и полные страсти сказки служанок о первой ночи обернулись болью и непониманием. Мириан хотела закричать, но с губ сорвался лишь сдавленный хрип. Стернс не останавливался, в глаза жене не смотрел и не видел её испуганного и молящего хотя бы об одном теплом слове взгляда. Пусть шепотом, пусть еле слышно — она бы разобрала и почувствовала, что хоть капельку нужна этому человеку. Но слов не было, как не было и жарких объятий, и томных ласк, за которыми должно было последовать самое сокровенное. Два раза мазнув сухими губами по губам жены, Гай больше к ним не притрагивался. Не зарывался лицом в густые, пахнущие цветами, волосы, словно считал это омерзительным, не проводил руками по изгибам тела, только ему одному явившему всю свою красоту. Стернс даже рубашку с себя не снял, лишь немногим ранее швырнул на пол тяжелый дублет, позволив каменному полу соскрести часть серебра с застежек, и развязал пояс. Мириан закрыла глаза и уже больше не сопротивлялась. Острая, разрывающая боль пронзила тело — Мириан вскрикнула, но тут же закусила губу, вцепилась пальцами в плотную простыню и продолжала терпеть, пока не услышала облегчённый выдох мужа и не почувствовала, как её бедра обволакивает чём-то тёплым и липким. Запах лилий, царивший в спальне, перемешался с запахом новым, до той поры Мириан незнакомым. От него Мириан затошнило, ей хотелось пить, но всё, что она получила, это горячее дыхание Гая над своим лицом и процеженные сквозь зубы слова: — Мне нужен сын. Мириан всхлипнула. Но Стернс не обратил на это никакого внимания. Он встал, оправил на себе сползшую одежду, обернул и затянул пояс. Затем хлебнул из кубка вина, взял со стола свечу и вышел из спальни, громко хлопнув дверью. Мириан приподнялась на локте. Она лежала на смятой простыне, испачканной в крови и мужском семени, измученная и раздавленная. Ей было плохо, хотелось бежать, но, бросив отрешенный взгляд на закрытую дверь, Мириан лишь потянулась за покрывалом и накрыла им истерзанное тело. Вставать было больно, больно было даже перевернуться, но ещё больнее было осознавать, что она никому не нужна. Ни здесь, ни в родном Ллевингоре.* * *
В заставленной склянками и увешанной пучками сушеных трав комнате было жарко. Затопленный камин, над огнём в котором висел небольшой, булькающий густым варевом чугунок, давал тепла столь много, что Рики не выдержала, смочила тряпку в ведре с прохладной водой и поднесла ко лбу. Суетившийся около камина Дагорм двумя пальцами держал за хвост дохлую серую мышку, найденную неподалёку от дровницы, и откровенно не знал, выбросить ли мертвое животное в окно или оставить для опытов. Значимость опытов перевесила, и дохлый зверёк отправился в холщовый мешочек. — Подай мухоцвет, — прогундосил старик, и Рики сорвалась с места за горкой сухих листьев. — Вот. Крючковатыми пальцами Дагорм отсчитал из рук девушки штук семь коричневато-зелёных листочков, перетёр их ладонями и стряхнул крошки в бурлящее варево. — Ну? Успокоилась? — ворчливо спросил старик, помешивая то, над чем колдовал. — Будто я была неспокойна, — фыркнула Рики, сняла с пояса подаренный Стернсом нож и принялась нервно крутить в пальцах. — Как ещё я успел тебя за локоть схватить? — пробурчал Дагорм и пригладил куцую бороду. — А то, ишь, чего удумала! За милордом следом рвануть! — Так я же за него переживаю! — Ничего с твоим хозяином за ночь не случится. В замке охраны больше чем клопов, и всем наказано держать ухо востро. Ни один комар не пролетит незамеченным. — Я им не доверяю. — А лорд Стернс доверяет. Стыд и срам был бы, если б ты вместе с милордом в спальню завалилась. — Я бы отвернулась и не смотрела. Дагорм всплеснул руками. — Нет, ну что с тобой такой упрямой делать?! Рики в ответ только пожала плечами и продолжила играть ножичком. Кипящее в чугунке варево разошлось не на шутку. Несколько брызг перелетело через край и испарилось в языках пламени, заставив то громко зашипеть. Сгорбившийся над книгой Дагорм распрямил спину, повернулся к камину, подцепил ухватом котелок, снял его и аккуратно поставил на деревянную дощечку перед собой. Деревянной ложкой зачерпнул немного жидкости, поднёс к носу, втянул запах узкими и кривыми ноздрями и довольно причмокнул губами. — Подойди-ка, — поманил старик к себе Рики. Девушка сползла с высокого сундука, на котором удобно устроилась минутой раньше, и приблизилась к столу. — Я это пробовать не буду, — поморщилась она, помахав перед носом рукой. — Я и не заставляю, — ответил старик. — Нож дай. — Чего? — Нож, говорю, дай. — Дагорм начинал терять терпение. — Тот, который тебе лорд Стернс пожаловал. — Не дам. — Рики отвела руку с ножом за спину. — Милорд мне его подарил — милорду его у меня и забирать. — Живо брось пререкаться со старшими! — неожиданно для девушки рявкнул старик. — Делай, как тебе говорят! Рики вытянула руку вперёд и разжала пальцы. Заветный нож со змейкой на рукояти ударился о деревянный стол. Дагорм довольно хмыкнул, провёл по змейке потной ладонью, а потом капнул на лезвие ножа и на рукоять немного отвара из ложки. Жирные капли замерли на металле. Старик снова хмыкнул. — И что это значит? — Рики следила за действиями советника лорда Стернса, затаив дыхание. — Что это значит? — переспросил Дагорм. — А это значит, милая девочка, что перед нами самый обыкновенный нож, рукоять которого сделана из чистого серебра без всяких примесей. Рики прыснула со смеха. — А вы что надеялись обнаружить? Золото под слоем серебра? — Ну... как минимум хотел убедиться, не наложено ли на нож какого чудного заклятия. Вряд ли тот мальчонка на острове испугался именно тебя, когда ты помахала перед ним этой тыкалкой. Нет, струхнул он именно перед этим куском стали. Но почему? Рики не знала, что ответить, но хорошо помнила тот странный случай. Как забыть-то? Такое никогда в жизни не забудешь, а тут ещё и месяца не прошло. — Ладно. — Дагорм наморщил лоб и выхватил из стопки на столе толстенную книгу. — Будем рыть дальше. Рики с любопытством заглянула старику через плечо. — А уже что-нибудь нарыли? Ответом ей был тяжелый вздох. — Не так быстро, деточка, не так быстро. Информации мало, даже в справочнике шипящих гадов о таких экземплярах ни строчки. Эй, ты чего? — Дагорм поднял голову и посмотрел на навострившую уши Рики. — Вы слышали? — Что? Голос старика начинал дрожать. — Крики... Вот. Снова. Дагорм прислушался и облегченно выдохнул. — Это леди Фианна Рэей голосит. Нахрюкалась — теперь её не могут довести до спальни. — Точно не лорд Стернс? Дагорм посмотрел на Рики, как на полоумную. — Не каркай! — только и был ответ. — Я просто очень сильно волнуюсь. Переживаю за него. Больше, чем за кого-либо на свете. Он ведь доверяет мне свою жизнь, а меня рядом с ним нет... Выходит, я его подвожу. Дагорм поводил густыми бровями, отложил книгу в сторону и наставническим тоном сказал: — Это Гайлард Стернс, милочка. Не стоит смотреть на него, как на бога, и, как от бога, ждать от него щедрости. Он не бог и никогда им не будет. Это ты сейчас пользуешься его расположением и протекцией, а найдём мальчишку — всё изменится. И будешь ещё радоваться, если Стернс просто так отпустит тебя домой. — А может не отпустить? — Может и горло перерезать, если по какой-то причине ему это станет выгодно. — Не верю. Он не такой. — Можешь не верить, но я его знаю. Ему почти тридцать, а тебе и шестнадцати, наверно, нет. У тебя вся жизнь впереди, а ему уже всё в тягость. Тебе бы бежать от него да поскорее, выйти замуж и забыть обо всем, что видела. — Замуж, — Рики хмыкнула. — Все постоянно твердят мне одно и то же. Даже женишка уже сыскали. — Он тебе не пара, — махнул рукой Дагорм и снова уткнулся в книгу. — Если ты о капитане Швидоу, конечно. Тебе сыскать бы простого, деревенского. Такого, как твой брат, к примеру. — Он очень милый, да? — улыбнулась Рики, вспомнив о Далене. — Ну, это слово я оставлю барышням, а от себя скажу, что считаю его просто хорошим человеком. Честным, прямым, как натянутая струна, и работящим. Такой тебе и нужен. А не подлиза Швидоу. Рики промолчала. Но воспоминания о брате отдались в сердце таким теплом и уютом, что тут же разморило и потянуло в сон. Прочь ушли тревога и беспокойство за лорда Стернса, их место заняли легкая улыбка на губах и слипающиеся веки. Рики даже пришлось ущипнуть себя за тощий бок, чтобы внезапно не бухнуться в мягкое кресло неподалёку от камина и полок с книгами и не задремать там. Интересно, чем сейчас занят брат? Наверно, дрыхнет давным-давно в окружении сушеной рыбы и на плохо стираной простыне. Или не дрыхнет, а обнимается со своей женушкой и продолжает верить её сладким словечкам, которые она столь умело шепчет ему на ухо. Или сидит за столом при свете одинокой свечи, потягивает пиво и вспоминает то, что они пережили на острове... Может, и сестру вспоминает тоже. — Чего приуныла? — спросил вдруг старик. — И сопишь так громко, что мешаешь мне про василисков читать. — Сэм не василиск, — буркнула Рики. — Он — дракон. — Не василиск, — передразнил девушку Дагорм. — А ты почём знаешь, кто он такой на самом деле? Он тебе докладывал? — Разреши вы мне с ним поговорить на корабле, доложил бы. — Он тебе один раз уже доложил, что ты — его хозяйка, но проку от того откровения что-то мало. Настоящая хозяйка сказала бы зверушке: «К ноге». Рики скривила губы. — Не понимаю, как вас милорд ещё терпит. Вы же колючий чертополох, только и делаете, что говорите колкости то мне, то лорду Стернсу. — Я, деточка, уже много на этом свете повидал и говорить те колкости имею полное право. И милорд знает это, и у него хватает мудрости и такта относиться к моим наставлениям с терпением. Плохого я ему никогда в жизни ничего не советовал, непристойного тоже, разве только всегда старался уберечь от ошибки. В первый раз удалось; во второй — природа подсобила. — От какой такой ошибки? Рука Дагорма, собиравшаяся перевернуть страницу, замерла. Поняв, что ляпнул лишку, старик сделал вид, что ничего не расслышал, и принялся бубнить себе под нос стих о пернатых змеях. Но Рики нависла над книгой исполинской тенью и сдаваться не собиралась. — И от каких ошибок вы уберегли хозяина? Сухой кашель вырвался из горла Дагорма. Глотнув тёплой воды, старик вытер пот со лба, закрыл книгу, повернулся к камину, помешал кочергой дрова и, обернувшись к Рики, начал свой рассказ: — Я уже предупреждал тебя, что не стоит превозносить Стернса до небес. Он не из тех, кто станет вершить правосудие, преследуя лишь цель, чтоб его народ жил в мире и сытости. Скажу по правде, народ его мало волнует. А вот деньги — напротив. А ещё власть. И кресло его дяди в столице. А ещё он не может устоять перед женщинами. Тут я замечу, чтобы ты не обольщалась на свой счёт: перед красивыми женщинами. Тех у милорда было предостаточно. Правда, все они тоже любили деньги, так что, можно смело сказать, у нашего хозяина и тех... шлюх был пусть всего один, но общий, интерес. И вот одной такой девице удалось вскружить голову милорду. Тот ещё совсем юнец был, кровь играла. А девица была лет на семь его постарше и с опытом солидным. Он уже и жениться на ней удумал, балбес этакий, но я вовремя получил тревожную весточку, посадил ту девку на корабль и приказал увезти подальше и никогда больше в Нолфорт не пускать. Хозяин бесился долго, а потом взял и назло мне закрутил роман со второй такой же распутницей, и вот её я и проморгал. Она родила милорду сына, и когда король Риккард об этом узнал, его хватил удар. Нельзя портить королевскую кровь кровью простолюдинов, поэтому его величество вызвал к себе милорда и пригрозил ему лишением титула и изгнанием из Торренхолла, если проблема не будет решена. — И что сделал лорд Стернс? — ахнула Рики. — Судя по тому, что он до сих пор лорд и владеет Торренхоллом, он не решился перечить королю и выбрал власть и корону, а не бабу, с которой развлекался по ночам. — А как же ребёнок? — Ребёнок?.. А! Лорд Стернс приказал от него избавиться, но, хвала богам, марать руки не пришлось. Мальчонка сам испустил дух на втором месяце жизни. У Рики потяжелело на сердце. Всё, что она услышала, произносилось таким ровным, таким беспристрастным тоном, что ей стало противно. И совсем не хотелось верить, что тот, кто дал ей возможность хоть на какое-то время воплотить в реальность её мечты, мог быть таким бессердечным и жестоким. Впрочем, если вспомнить, чего стоило ей то воплощение её мечтаний... — Все кости мне перемыли? Рики чуть не подпрыгнула на месте, а Дагорм тоже вздрогнул, но тут же сделал такое лицо, словно не понимал, о чём вопрос. Из темноты холодного коридора в тёплую комнату вошёл Гай, задул догорающую в его руке свечу, шмякнулся в кресло у камина, вытянул ноги и, откинув голову на спинку кресла, закрыл глаза. Играющее в камине пламя осветило лицо лорда Стернса — оно было серым и невероятно уставшим. Вылезшая из-под пояса рубашка была сильно помята, и её концы некрасиво свисали по бокам куцыми лоскутами. Один даже был слегка перепачкан чем-то красным, вероятно, вином. — Ну? — устало рыкнул Гай, требуя ответа на свой вопрос. — Это я рассказывал Рики о детях белошвейки Тильды. У неё что первый, что второй, что третий... — Дагорм, — оборвал старика Стернс и открыл глаза, — я всё слышал. — П-простите, милорд. — Прощаю. Гай снова закрыл глаза. — Я... мы... просто не ожидали, что вы вот так... посреди ночи... Мы думали, вы спите. — Не спится, когда слуги о тебе на весь Торренхолл кудахчут. — А как себя чувствует леди Мириан? — А вот леди Мириан уже спит. Она сильно устала сегодня. А тебе, кстати, не пора? Дагорм удивлённо заморгал, но переспрашивать не стал. — Я собирался разок проведать вашего отца, дать ему своего снадобья, а после сразу отдыхать. Денёк выдался суетным, вы правы. Так что если я вам не нужен... — Ступай, — отрезал Стернс, — и чтобы до утра я тебя больше не видел. — Как вам будет угодно, милорд, — принялся расшаркиваться старик и, исчезая в темноте коридора, поманил пальцем за собой Рики. На цыпочках, девушка осторожно прокралась мимо Стернса, дышавшего ровно и глубоко и по всей видимости уже заснувшего в кресле, как вдруг Гайлард потянулся и пробормотал в сторону ныряющей за дверь девчушки: — А ты останься. За стеной шумел ветер, а в самой стене скреблась мышь. Яркие факела были погашены, и Торренхолл утонул во тьме ночи, обычно богатой на звезды, но сегодня способной похвастать лишь свинцовыми тучами над зубчатыми башнями. Продрогшие караульные кутались в тонкие плащи и клацали зубами от холода: давно ветер столь сильно не хлестал по щекам, не сыпал в глаза поднимаемым с земли песком и не пробирал до мозга костей. Гостям, что уснули в непротопленных комнатах, тоже приходилось несладко: замершие носы прятались под покрывала, а с пола на кровати тащились шкуры. Кто-то даже уснул прямо в кафтане, не раздеваясь. И только в пропахшей мятой и ромашкой комнатке Дагорма жар стоял настолько невыносимый, что Гай не выдержал, снял рубашку и обтер ей вспотевшие шею и грудь. — Накочегарили так, что во рту пересохло, — проворчал Стернс, бросив на Рики недовольный взгляд. — Старик варил какую-то гадость, — невозмутимо ответила девушка, заливая горящие поленья водой из ведра. Комната вмиг наполнилась возмущённым шипением, и огонь потух. — Принеси пить. Рики зачерпнула ковшом воды и подала Гаю. — Что это? — Стернс презрительно смотрел на своё отражение в кристально чистой воде. — Где? — Рики испугано заглянула в ковш. — А... муха плавает. Сейчас я её вытащу. Подцепив обгрызенными ноготками насекомое, Рики вытянула муху и брезгливо бросила на пол. Стернс сделал глоток, ещё один. Гай пил столь жадно, будто весь день провёл в жаркой пустыне. Потребуй Рики за воду мешок золота, Стернс не медля отдал бы только за возможность промочить сухие и все в трещинках губы. — Вам бы одеться, — промолвила девушка и отвела взгляд. Вроде и не первый раз видела хозяина по пояс голым, а привыкнуть никак не могла, и всякий вечер или день, когда приходилось менять повязки на спине и наносить на израненное тело мазь, руки дрожали, лицо алело, а глаза стыдливо смотрели в пол. — Огонь я потушила. Если намерены здесь долго сидеть — замёрзнете. — Я намерен пойти спать. Завтра опять не избежать суеты и показного балагана. Терпеть это придётся, пока не уедет последний гость. — А мне показалось, вам всё понравилось. Брови Гая удивленно поползли вверх. — Что именно должно было мне понравиться? Толпа потных и вонючих зевак, через которую было не протиснуться? Эта идиотка толстуха Реэй с её вечно в трауре племянницей? Или чахоточная дочка моего дяди, на которую глянешь, так сразу или аппетит испортится, или жить перехочется? Или, может, этот твой Швидоу? — при упоминании имени капитана Стернса странно перекосило. — У Риновара хватило ума посадить его подальше. От одного только вида его усов у меня вино шло обратно. — А мне с ним жить предлагаете! — Я всего лишь обеспечил твоё приданое на случай, если вдруг ты воспылаешь к Швидоу страстной любовью. — Гайлард словно издевался. — Об этом меня просил твой брат. А решать тебе. — А я никогда не соглашусь. — Даже когда мы найдём твою тварь? Рики горько сглотнула и ответила: — Даже когда стану вам на нужна. Гай смотрел на Рики в упор. — А ты и правда интересна Швидоу. Я думал, слова твоего брата — блажь, забившая ему мозги, а, оказалось, всё так и есть. Как же так? Рики вскинула голову. — Хотите сказать, как же так произошло, что я оказалась хоть для кого-то привлекательной? — Вынести пытливый взгляд Стернса оказалось не под силу, и девушка шагнула к камину, оказавшись тем самым спиной к хозяину. Гай потянулся и хрустнул позвоночником. Сильная боль тут же пронзила всё тело, и Стернс чуть не взвыл. — Впрочем, — пробормотал он, когда боль притупилась и говорить стало легче, — до твоего капитана мне нет дела. — И не получив никакого, даже самого дерзкого, ответа на свою колкость, добавил: — Ну, чего там стоишь, золой дышишь? Огонь потушен — камин давно не греет. Рики обернулась и скользнула взглядом по уставшему лицу Гая. — Зато вы... — Я? — прохрипел тот. — ...горячий, — закончила девушка, как только сделала несколько шагов по направлению к креслу и провела ладошкой по сильному плечу хозяина. — У вас опять жар, милорд. Вам бы прилечь. Хотите, позову Дагорма? Гайлард помотал головой. — Я просто устал. — Тогда оденьтесь. — Рики взяла скомканную рубашку, смочила её в ведре с водой, выжала и протянула Стернсу. — Охладит. А я помогу вам дойти до спальни. Только бы леди Мириан не разбудить. Девичьи пальцы боязливо заскользили по собравшейся складками на груди Гая влажной ткани, распрямляя её, и замерли, почувствовав, как их накрыло горячей широкой ладонью. — Не стоит тревожить сон леди Мириан. — Вам надо прилечь. — Рики попыталась высвободить руку. — Вы устали. — Мы все сегодня устали. — А у вас горячка, и вино до сих пор не выветрилось. — Так мерзко воняет? — Хуже, чем от свиней, вот честное слово! — Ты хоть понимаешь, что и кому ты сейчас говоришь? Даже жена не смеет разговаривать со мной в таком тоне. — И мне её искренне жаль. Ей приходится терпеть этот запах на расстоянии гораздо более близком, чем мне. — Рики... — Не только вы смеете своими словами ранить других людей; всегда найдётся кто-нибудь, кто посмеет задеть и ваше сердце. — Моё сердце давно для всех закрыто... — Тогда мне и вас жаль, ведь рано или поздно захотите открыть, а ключбудет навсегда утерян. Стернс наморщил лоб. — Рики, не умничай. — Не буду... Да выпустите вы уже мою руку, наконец, не то закричу. — Тише. Гай резко отпустил руку девушки и прислушался. По коридору, не щадя чуткого сна измотанных гостей, вовсю громыхали сапогами. С каждым мгновением грохот становился сильнее, а потом и вовсе перерос в хаотичный шум. По длинному, пустому и тёмному коридору не шли — бежали. — Кто это может быть? — испуганно пролепетала Рики. — Не знаю, — отрезал Гай и огляделся. — Поганая каморка. Ни меча, ни дубины — одни дохлые крысы... Нож твой где? — Вот. — Рики метнулась к столу и схватилась за заветную змейку. — А снаружи разве нет охраны? — Это комната Дагорма. Какая тут, к мухам болотным, охрана? — Разве за вами не шли следом? — Я приказал этого не делать. Тсс. Шаги становились ближе. Ещё несколько ударов сердца, и спешивший завернет за дверь. Но он был не один. Рики уловила шаги второго человека; тот тоже спешил, но в отличие от первого на громыхал сапожищами. Почему? Возможно, потому-то сапог на нём не было, или же он заранее позаботился о том, чтобы те не шумели и не отвлекали зря внимания хозяина. Дверной проём вспыхнул красно-оранжевым светом, и в комнатёнку заскочил весь в дорожной пыли посыльный, а следом за ним — Риновар с подсвечником в руке. Ворвавшись в пропахшую табаком и травами каморку, оба замерли на месте: посыльный тяжело дышал, а слуга лорда Стернса с оживленным удивлением смотрел на своего господина, от величественно-красивого вида которого не осталось и следа. Взгляд вместо горделивого стал напряженным, волосы были взъерошены, а на рубашку вообще без слез смотреть было не возможно: она была вся мокрая, словно Стернс только что попал под проливной дождь. — Милорд, — отдышавшись, выплюнул посыльный, протягивая свернутый свиток, — срочно. От лорда Альгервильда. — Прошу простить, ваша светлость, — вмешался Риновар. — Я говорил, что срочных новостей из Папоротниковой впадины в такое время суток быть не может, но он ничего не хотел слышать. Но раз уж так получилось, то вот ещё. И Риновар передал Стернсу второй свиток. Вырвав из рук слуги перевязанное чёрной лентой послание, Гайлард развернул его и пробежал глазами по старательно выведенным буквам. Рики не выдержала и заглянула хозяину через плечо, но свет был слишком тусклым, чтобы уловить больше, чем слова обыденного приветствия и вежливых расшаркиваний. — Старуха Морвенна мертва, — выдохнул Гай, когда дочитал до конца. — Её внучка Ирис готовится взойти на престол. — И, бросив недовольный взгляд на Риновара, пробурчал: — Мог бы до утра подождать, а не совать мне это под нос среди ночи. Умерла и умерла — воскресить не удастся, так к чему разводить хаос? — Именно так я и хотел сделать, — спокойно ответил Риновар, — но этот... — недовольный взгляд прошёлся по испачканной дорожной грязью куртке посыльного, — человек клялся, что дело жизни и смерти. — Так уж жизни и смерти? Посыльный задрожал от волнения. — Так мне наказал сказать лорд Альгервильд. — Старик тоже откинулся? — хмыкнул Гай, забирая второе послание. — Когда я уезжал, он был жив-здоров, — заикался посыльный. — Тогда, верно, курица его померла, вот и просит теперь новую. Знает старый хрыч, что сегодня я никому в просьбах не отказываю, — съязвил Стернс и начал читать. С каждым ударом сердца его лицо чернело всё сильнее, а пальцы впились в клочок бумаги с такой силой, словно он был ценнее золота. — Они нашли его, — прохрипел Гай, опуская витиеватое прощание хозяина Папоротниковой впадины, с особым старанием выведенное в завершении письма. — Ты слышала? — Стернс перевёл горящий безумием взгляд на Рики. — Они его нашли. Комок в горле не давал говорить, а сердце обволокло страхом. Непонятным и оттого ужасающим. Знать бы, за кого именно Рики боялась в тот момент больше — за Сэма или за Гайларда Стернса, — было бы легче. — Сэм мёртв? — совладав со ступором, спросила девушка. Гай смотал свиток. — Они взяли его живым во время охоты. Сверили с приметами, что я велел разослать по всем землям, и сразу заперли в амбаре. Лорд Альгервильд пишет, гадёныш бесился до полуночи, а потом поглумился над служанкой, приносившей еду, и свернул ей шею. Теперь лорд Альгервильд беспокоится, как бы он не разнёс ему амбар. — Тогда почему не везёт его к вам? — Все так напуганы, что приближаться к амбару боятся. Лорд Альгервильд просит моих людей забрать гада. Что ж, так даже лучше. Лично перережу ему глотку. Мне нужно ехать, — отчеканил Стернс, взглянув на переполошенного и ничегошеньки не понимающего Риновара. — Да, ваша светлость, — пролепетал тот. — Большинство гостей разъедутся третьего дня, ваш дядя — пятого. Прикажете приготовить лошадь к концу недели? — Ты не понял, — в голосе Гайларда звенел металл. — Мне нужно ехать прямо сейчас. У меня нет ни трёх дней, ни тем более пяти. Разбуди капитана Шеллинга, прикажи ему взять двадцать лучших людей. Мне и ей, — Стернс ткнул пальцем в Рики, — нужны будут тёплые одежды. Даю на все сборы от силы час. — Она поедет с вами? — изумился слуга. — Если запертый в Папоротниковой впадине мерзавец так опасен, то зачем вы берёте девочку? Возьмите лучше сорок воинов вместо двадцати. — Если мне будет грозить настоящая опасность, то и сорок не спасут. — Я понял, милорд, — кивнул Риновар, так ничегошеньки и не поняв. — Будут ли ещё какие-нибудь распоряжения? — Будут. Рики напряглась. — Передай Феррану, чтобы вместе с капитаном Мортенером отправился на Вороний остров. Пять. Лучше десять кораблей. Мы забыли там золото — капитан Мортенер в курсе. По дороге и на острове уничтожать всё, что будет двигаться тем же или противоположным курсом, и не щадить никого. — Да, ваша светлость. — Так чего ты ещё тут стоишь? — Я... — Риновар мялся, — вы уверены, что отправляться к лорду Альгервильду стоит сию секунду. Что мне передать гостям, вашей супруге и королю? — Да пёс с ними со всеми. Придумай. Или зачем я тебя держу столько лет? — Гай начинал раздражаться. — Риновар прав. — Темноту прорезал голос Дагорма. Старик был бледен лицом и хмур. — Вам нужно повременить с отъездом, милорд. Капитан Шеллинг в состоянии и один привезти пойманного мальчонку. — Что за бред? — начал кипятиться Гай, но старик не дал ему выплеснуть всю злость наружу. — Милорд... ваш отец умер. Теперь вы по праву единственный хозяин Торренхолла. И всего юга.Глава 11. Паучиха
Утро выдалось хмурым. До крайности неприветливое, оно не подарило ни одного солнечного брызга, а только ошарашило продирающим до костей ливнем. Кутаться в якобы непромокаемый плащ было бесполезно: вода рвалась с неба на землю с такой силой, словно того дождя не было лет сто и вдруг сейчас тучи прорвало. Лошади громко фыркали и вязли копытами в липкой грязи. Измучились они быстро — хватило и двух часов. Продираться дальше по превратившемуся в кашу лесному тракту было невыносимо: все устали, промокли, и даже капитан Шеллинг, много повидавший и не привыкший к тёплой постели и мягкой перине, неуютно ёжился и хлюпал носом. Одного роста с лордом Стернсом, темнобровый и кареглазый, с искривлённым носом и шрамом у левого уха, Эйдан Шеллинг был мечтой половины женщин при Торренхолле, и мало кто знал, что всю свою жизнь капитан спал только со своим мечом и ни с кем более. В походной куртке, песочного цвета штанах и сапогах с высоким голенищем и удобным каблуком, всегда подпоясанный широким поясом цвета меди и в чёрных перчатках, Эйдан был часто хмур и неприветлив. Одновременно с этим немногословен и сосредоточен, особенно в делах, касающихся хозяина. Отец Гайларда Стернса капитану всецело доверял и даже хотел пожаловать ему титул лорда-хранителя Крепости Ветров, что стояла на юго-западе, прямо на границе с Ллевингором, но Эйдан Шеллинг предпочёл остаться в стенах родового замка Стернсов, о чём в дальнейшем ни разу не пожалел. Впрочем, покойный лорд Стернс тоже сильно не расстроился. Дождь не унимался. Прятаться от ледяных капель под кронами деревьев было невозможно: помимо воды на одежду летели ещё и листья, облепляли собой всё и даже норовили залететь в рот или приклеиться к глазу. Несколько таких, ржаво-жёлтых, прилипли Рики прямо к носу и щекам и оставили на них бурые следы. Можно было стереть пятна рукавом, да только ливень был настолько силён, что тут же смыл всё без остатка. Рики тоже продрогла. Ни плащ, ни тёплая одежда не помогали. Пальцы, державшие поводья, онемели окончательно, а волосы на голове почти встали дыбом, если бы опять же не дождь, превративший пряди цвета соломы в унылые сосульки. — Милорд! Дрожа и чертыхаясь, капитан Шеллинг пришпорил изможденную лошадь и попробовал обогнать всадников, следовавших за лордом Стернсом. Поравнявшись с господином, капитан перевёл дыхание, набрал носом побольше воздуха и что было силы и вместе с паром выдохнул: — Лорд Гайлард, нам нужно остановиться! Продирающийся сквозь стену из дождя Стернс бросил в сторону Шеллинга хмурый взгляд. — Ещё ни одна лошадь не свалилась, так что можем продолжать ехать. — Они свалятся раньше, чем мы проедем две мили, милорд! — перекрикивая ливень, ответил капитан. — А люди окочурятся до того, как упадут лошади. Гайлард резко потянул поводья на себя, останавливая Ашка. Следом остановились и другие, и только Рики по неопытности пролетела вперёд. Пришлось разворачиваться. — Что ты предлагаешь? — Гай снова недовольно посмотрел на капитана Шеллинга. — Устроить привал прямо здесь? — Гайлард с трудом говорил: мешал дождь, который хлестал по губам так, что те уже стали красными и норовили вот-вот начать кровоточить. — Ты совсем спятил? Я лучше пойду пешком, чем останусь подыхать тут. — Есть лучше вариант, милорд, — подал голос Эларан, наклонившись вперёд и заботливо похлопав по морде вымотанную лошадь. — Когда мы проезжали вдоль оврага, где было ещё такое большое поваленное дерево, я увидел справа небольшую тропинку. — И что там? — Я посмотрел вдаль, и мне показалось, я видел хижину. Я не сразу сообразил сказать капитану... — Так тебе показалось, или ты точно видел? — Я... не уверен, милорд, но... — Нужно вернуться к оврагу, — пришёл на помощь Эларану капитан. — Нас здесь двадцать с лихвой человек, у кого-нибудь да будет зрение поострее, чем у мальчишки-оруженосца. А нам сейчас любая хижина подойдёт. Были бы дрова сухие да крыша без дыр. Лорд Стернс кивнул. Лошади фыркали и разворачивались медленно. Из последних сил они топали по хлюпающей под копытами грязи, обрызгивая ноги всадников, и едва-едва соглашались идти туда, куда их направляли. До оврага было рукой подать, но никогда ещё дорога не казалась Рики столь долгой и тяжёлой. Стиснув зубы и про себя молясь, чтобы то, что увидел мальчишка Стенден, оказалось не миражом, а правдой, она втянула голову в плечи и послушно следовала за всеми, стараясь держаться поближе к лорду Стернсу. — Что там? — перекрикивая шум дождя, спросил Гайлард, когда капитан Шеллинг вместе с Элараном первыми свернули на заваленную ветками и шишками тропинку, едва различимую. — Ничего не видно, милорд, — с горечью в голосе ответил капитан. Стернс сплюнул на землю. — А если вернуться в Торренхолл? — робко предложила Рики. — До Папоротниковой впадины всяко дальше, чем до вашего замка. — Ты, видимо, скучаешь по общению с моим дядей, — съязвил Гай, а лошадь под ним заволновалась. — Или по Швидоу тоскуешь? Рики стиснула зубы. «Ни то и ни другое, — подумала она. — О вас волнуюсь, как бы вы горячку не подхватили, только вам на всё плевать». — Зря время потеряли. Разворачиваемся! — крикнул Гай и махнул в сторону размытого тракта, ведущего на земли лорда Альгервильда. Рики прищурилась. — Стойте! — внезапно завопила она и чуть не грохнулась с лошади. — Я вижу дым! Точно. Там дым! Из трубы валит. Всадники зашумели, вглядываясь туда, куда смотрела Рики. — Дым! — повторил Эларан, довольно улыбаясь. — Теперь и я вижу. Я ж говорил! Шума и волнения стало ещё больше, и даже Гай, скептически пожав плечами, двинулся за рванувшим вперёд капитаном Шеллингом. Деревья замелькали с завидной частотой. Лошади скоро хлюпали по грязи, подгоняемые воодушевленными всадниками. Вскоре тропинка разрослась, диких кустарников и голых стволов стало меньше, их сменили пеньки и ягодные островки, от ударов копыт превратившиеся в багровые лужи, а после них взгляду Рики открылась огромная опушка, на которой стоял крепкий двухэтажный дом. При доме имелся навес для лошадей и повозок, курятник, в котором, правда, не кудахтало ни одной курицы, и длинный деревянный стол с такой же длинной скамьёй, спрятанный в тени липы и являвший собой чудесное место отдыха в знойные дни. — Это целый дворец, а ведь издалека казалось убогой избушкой, — выдохнул Эларан и первым соскочил с лошади. — Эй, хозяева, принимайте гостей! Эй! Есть кто живой? — Готов поспорить, там все давно мертвы, — проронил Гай, склонил голову вбок и всмотрелся в грязное от копоти окно, за которым ничего не было видно. — Даже крысы. — Кто же тогда печь топит? — заметил капитан Шеллинг, тоже спешился и, подойдя к двери, громко постучал кулаком. — Открывайте! Дверь в ответ уныло заскрипела, и на улице показался кутавшийся в овечий тулуп старик с квадратной бородой и редкими волосёшками. От увиденного он выпучил глаза и попятился было назад, но капитан Шеллинг оказался проворнее: крепкой рукой придержал дверь и не позволил той захлопнуться. — Чего вылупился? — прохрипел Эйдан в сторону старика. — Не видишь, гости у тебя. Скорее дров в печь подкинь и столы накрой. Отблагодарим щедро. Хозяин спешно закивал, заискивающе заводил руками, приглашая внутрь, а после нырнул в темноту просторной комнаты на первом этаже и вынырнул лишь, когда были зажжены свечи. Это был старый трактир, скудный на убранство, с расшатанными скамьями и обеденными столами, с тарелками и пивными кружками, покрытыми слоями пыли, и даже пиво здесь подавалось столь древнее и выдохшееся, что от него скорее тошнило, чем бодрило. Тем не менее в доме было тепло. И продрогшая на дожде и холоде Рики радостно заулыбалась, стоило пальцам порозоветь, а губам отогреться. Вскоре в комнате стало шумно. Кислое пиво уже не так кислило, а жёсткое мясо не так часто застревало в зубах, речи пошли весёлые, и даже сидевший у стены Гайлард расслаблено выдохнул, провёл рукой по спутанным волосам, снял с пояса флягу и сделал два больших глотка. — Что, папаша, плохо дела у тебя идут? — Один из всадников, сопровождавших лорда Стернса, обернулся к старику, торопившемуся к столам с очередной порцией варёной курятины. — Совсем постояльцев не бывает? Вон в том углу паутина скоро с человеческий рост станется. — Хуже не бывает, — прошамкал старик. — А что так? — поинтересовался капитан Шеллинг после того, как взглядом указал на кувшин с ягодной настойкой. Сидевший напротив капитана Эларан мигом просёк приказ и разлил настойку по чашкам. Всем нужно было основательно согреться и взбодриться. — Вроде и дом крепкий, и посуда целая, и харчи приличные. — Вроде так всё и есть, — ответил хозяин, — да сторонятся этого места добрые люди, хотя я живу тут уже шестой десяток лет и не жалуюсь. — А ты один здесь? — спросил капитан. — Дети есть? — Были две дочурки, да обе сбежали. — А жена? Померла? — Типун вам на язык, ваше благородие, — отмахнулся старик. — Хвала богам, жена жива. — Так где она? Почему гостей не встречает? Старик мялся с ответом, но потом выдал: — Плоховато ей. Лежит она. У себя, наверху. Коль спустится вниз, не обращайте на неё внимания. А я вас и без неё обслужу как следует. Жаловаться не будете. — Уже жалуемся, — хмыкнул капитан. — Наш господин просил вина, и до сих ему его не подали. — Так я его ещё из погреба не достал, — кланялся хозяин. — Сейчас принесу. Дочка, — внезапно обратился старик к Рики, — ты мне не поможешь? Сам-то я слишком стар стал и слеп на один глаз, нужное в темноте не отыщу. Рики так и замерла с куском курятины в руке, а потом медленно повернула голову в сторону Стернса и вопросительно на него посмотрела. — Ступай, — разрешил Гайлард и снова приложился к фляге. Спешно жуя кусочек курятины, который успела отхватить, Рики вскочила со скамьи и бросилась следом за удаляющимся стариком. Тот уже стоял в другом конце комнаты, где валялись разного размера корыта и миски, связанный в пучки хворост и ржавые сани, громко кашлял и открывал покрытый паутиной люк. Осветив лестницу, ведущую в погреб, старик обернулся к девушке и произнёс: — Не побоишься? Лестница шаткая и старая, но тебя выдержит. Тебя любая выдержит, ты весом, чай, не тяжелее пушинки. — Не побоюсь, — ответила Рики и на всякий случай нащупала нож на поясе. — Принесёшь бочонок — я приму. И помогу выбраться. — А какой бочонок-то? — спросила девушка, уже почти поставив ногу на верхнюю ступень лестницы. — Да он один там, найдёшь сразу. Стоит под вяленой говядиной и дубовыми вениками. Коль паутиной покрыт, ты просто смахни её и ничего не бойся. Я тебе свечу опущу, а пауки в моём погребе света боятся. — Я паутины не боюсь. Старик зашёлся сдавленным кашлем вперемешку со смехом. — Чего смешного? — удивилась Рики. — Ты мне меня в молодости напомнила. Я тоже пауков никогда не боялся, пока не встретил одну... Но лучше об этом не будем. Так ты идёшь? — Иду-иду, — отмахнулась Рики. — А вы светите лучше, а то я точно свалюсь. — Стой! Звонкий крик заставил обоих — девушку и старика — вздрогнуть, а последнего ещё и уронить свечу в погреб. Та ударилась о сырой холодный камень, ворчливо пшикнула и потухла. Старик выругался и пошаркал за новой свечкой. — Ты? — Рики узнала по голосу мальчишку Эларана. — Ты-то чего здесь делаешь? — Я подумал, что тебе одной полный бочонок не поднять. Вот и решил помочь. Рики фыркнула. — Ишь, рыцарь нашёлся. Подняла бы и без тебя. И дотащила бы ещё. — Хочешь, поспорим, что нет? — Я на такое не ведусь, глупый. — Сама ты глупенькая, если думаешь тягаться с мужской силой. Посторонись-ка. Эларан деловито отодвинул Рики в сторону и всмотрелся в зияющую дыру. — Я полезу вниз, а ты оставайся наверху. Старик принесёт свечу — подашь её мне. — Вот же командир нашёлся! — возмутилась девушка. — А то! — подмигнул ей Эларан и бросил в сторону подошедшего хозяина: — Свечку отдайте ей, а сами ступайте к остальным. Там просят гренок и хрена, и капитан Шеллинг снова сильно ругается. — А вы точно справитесь? — заволновался старик. — Не волнуйтесь. И бочонок принесём, и погреб за собой закроем. Всё сделаем так быстро, что вы и оглянуться не успеете, а гости уже все хмельные будут. А хмельные обычно платят в два раза больше. — Ну, если так... — пробормотал старик, развернулся и пошаркал туда, где было светло и шумно. Лестница, сколоченная из некогда крепкого дерева, а теперь у основания прогнившая, заходила, стоило Эларану взяться за край и сделать шаг вниз. — Осторожней! — крикнула Рики и ухватила парнишку за запястье. — Не мешай, — простонал тот, — и не мотай свечой из стороны в сторону. Не видишь, воск капает мне на щёку. — Прости, — стушевалась девушка и убрала руку. — Теперь отдай свечу мне, — приказал Эларан и спустя пару ударов сердца, не дожидаясь, когда ноги коснутся последней ступеньки, спрыгнул на землю. Вокруг было тесно и несло сыростью. А ещё сильно пахло подпорченным мясом и капустой. Эларан сделал два шага вперёд и посветил: сырые доски с вколоченными в них ржавыми гвоздями, грязные тряпки, лисьи шкурки, груда измазанного в глине картофеля, битые чашки и пара дырявых сапог с отломанными каблуками и ни одного бочонка с вином. Пожав плечами, мальчишка повернулся в другую сторону и прищурился, вглядываясь в слабо освещаемую темноту. В той стороне тоже не было нужного бочонка, зато всё было затянуто паутиной, такой плотной, что её можно было легко принять за кусок ткани. — Да где же это вино... — процедил сквозь зубы Эларан, резко обернулся и столь же резко отпрянул. — Ты бы ещё завизжал, как девчонка, — услышал он в свой адрес и облегчённо выдохнул. — А ещё втирал мне про мужскую силу и храбрость. — Совсем голову потеряла?! — воскликнул Эларан и чуть не дал стоявшей напротив Рики по лбу. — Так меня пугать. Зачем пришла? Я же просил наверху у люка сторожить. — Я тебя три раза звала, а ты не откликался. Я уже подумала, что-то случилось, и решила спуститься. А ты здесь стоишь, на паутину пялишься. — А ты когда-нибудь такое видела? — заговорщицки прошептал Эларан и поводил свечой, освещая угол, затянутый тонкими липкими белыми нитями. Рики затаила дыхание. Это был не просто круг, сотканный пауком и полный добычи. Он не просвечивал, да и вожделенной добычи на нём не было. Зато в некоторых местах вязка была плотнее и толще, и стоило сделать пару шагов назад и присмотреться, как начинало казаться, что из самой середины липкого круга на тебя смотрят чьи-то белые глаза, и такой же белый рот открывается, чтобы обнажить острые белые клыки. Рики поёжилась и помотала головой. Видение исчезло, и теперь перед глазами была обычная белая сеть, сотканная с одной лишь целью: поживиться глупыми мушками. Девушка перевела взгляд на стены погреба, а после и на Эларана, который уже давно не стоял рядом с ней, а таращился в темноте и искал нужный бочонок. — А я и не знал, что ты такая важная... — неожиданно промычал паренёк. — Ты о чём? — наивно спросила Рики, принявшись тоже внимательно осматривать каждый угол. — Когда я увидел тебя на конюшне у Швидоу, то никак не подумал, что ты служишь в личной охране самого Стернса. — Я и не служу, — отмахнулась Рики. — Если не служишь, то как получилось, что повторяешь каждый его шаг? Девушка слабо улыбнулась. Улыбнулась скорее самой себе и своим мыслям, чем собеседнику рядом с ней. — Так вот получилось. Долго рассказывать, да и ты всё равно не поверишь. — Дождь сегодня вряд ли прекратится, — подмигнул Эларан и устало опустился на что-то твёрдое, — так что времени у нас навалом, и я готов слушать тебя целый вечер и верить любым твоим россказням. Такой вот я наивный и милый. Ведь милый же, да? Рики повернула голову и посмотрела на паренька. А он и правда был милым. Задорный вихор снова выбивался из аккуратно уложенных волос, глаза блестели в свете свечи, немного пухлые губы алели и были слегка приоткрыты, словно ждали и желали чего-то сказочного, что вот-вот случится, стоит только заявить о желаемом вслух. — А я тоже не знала, что ты сын такого важного человека, — ответила Рики. — И даже не думала, что ты так здорово стреляешь. Эларан воодушевился. — Понравилось, да? — Честно? — А как же ещё? — Я думала, ты живым с арены не выйдешь. Эларан фыркнул. — Это из-за Нольвена? Ты просто его плохо знаешь. Он бы никогда мне и шеи не поцарапал. У него доброе сердце и волшебные руки. Ты бы видела, какое чудо он недавно сотворил на городской стене! Там был один раненый... — Вот только не надо про городскую стену, — поморщилась Рики, а перед глазами тут же растянулись в противной усмешке смоченные в пиве рыжие усы Дуона Швидоу. — Я лучше с тобой на спор бочонок потягаю, чем услышу про стену ещё одно слово. Эларан оживился. — А давай! Рики вскипела. — Я же сказала, что про стену вообще ничего не желаю знать! — Да я про спор, глупая. — И хватит называть меня глупой! — Ну, не миледи же тебя величать. Хоть ты и близка к Стернсу, и мы с тобой вроде как наравне, на благородную даму ты совсем не тянешь. — Да и ты на господина не очень, хоть отец у тебя и сам командир Стенден! И, вообще, чего расселся? Ищи лучше бочонок, а не болтай попусту. Милорд таких болтунов, как ты, не любит. Странно, что он согласился тебя взять. — Ничего странного, учитывая то, кто мой отец. — Хочешь сказать, милорд пляшет под его дудку? Да ты в своём уме? — Это тебе следует открыть глаза на некоторые вещи. Пойми, глупая, сила Стернса в том, что его окружают сильные люди, такие, как мой отец, например. Убери их, и где будет его сила? Уверен, и ты оказалась рядом с ним не просто так, а потому что в тебе есть что-то такое, что ему сейчас нужно. Хотя я с трудом представляю, что же это может быть. Но ведь я прав? Прав же? Рики выхватила у Эларана свечу и сама осветила вонючий погреб. — И позволь дать тебе один совет, — продолжал тем временем паренёк, внимательно наблюдая, как краснеют уши девчонки, а та делает вид, что совсем не слушает, а занимается одним лишь поиском злополучного бочонка. — Правильно воспользуйся своим положением. Пока ты нужна Стернсу, ты можешь просить у него что угодно. Успей получить всё, что ты хочешь, до того, как станешь ему не нужна и он вышвырнет тебя на улицу. Грамотно используй отведённое тебе время. Ничто не вечно, особенно под двумя лунами. — Под двумя лунами? — Разве ты об этом не слышала? — удивился Эларан и тут же присвистнул: — Эх, ты, а ещё в Торренхолле живёшь и с пиявочником Дагормом каждый день видишься. Неужели он до сих пор не напел тебе о двух лунах? — По-твоему, ему больше делать нечего, как мне всякие сказки рассказывать? — Это не сказки, а довольно редкое явление. Сам я те две луны не видел, но вот бабки на базаре твердят, что вторая луна уже появилась на небе и скоро обнимет первую, но ничего хорошего от этого чуда не предвидится. — Ага, — согласилась Рики, — хорошего точно мало. Вон какой ливенюка на улице. — Да в этом году вообще всё с ног на голову. Говорят, на двойную луну всегда так. Всегда какие-то странности происходят: то пауки из домов бегут, то среди лета град размером с вишню, то вся рыба из рек повыскакивает и своей вонью отравляет города вокруг. А дождь сегодня и правда зверский. Наверно, ночевать в этом трактире придётся. Эй, ты меня слушаешь? Внезапно Рики взвизгнула, и Эларан вскочил с места. — Ты чего? — всполошился он. — Там... там... — пробормотала девушка, прячась Эларану за спину и тыча пальцем в тёмный угол. — Там просто жирная крыса, — улыбнулся мальчишка, перехватил свечу у Рики и осветил всё впереди себя. — Ух, какая упитанная, — причмокнул он губами и, держа крысу за толстый хвост, поднял её и покачал прямо перед лицом девушки. — Страшно? — Убери. — Рики замахала руками. — Какая мерзость. — Да ладно тебе. Обычная земная тварь, которая каждый день только и делает что грызёт лестницу, что ведёт из погреба наверх. И если мы не поторопимся, а эта хвостатая ещё пару раз проведёт зубами по деревяшкам, то, боюсь, выбираться отсюда будет в разы сложнее. — Так пошли скорее! — Рики рванула в сторону люка. — Стой, глупая, а бочонок? — Милорду много пить вредно, так что скажем, что не нашли, — выпалила девушка и, спеша выбраться из погреба, со всей силы налетела на что-то крупное и тяжёлое. — Ой. — А теперь-то что? — деловито спросил Эларан, сделал несколько шагов вперёд и довольно присвистнул. — Эгей, да это ж нужный нам бочонок. Так вот на чём я сидел. — Болван, — прошипела Рики, — столько времени потеряли. — Подумаешь... Хозяин трактира подал к столу несколько кувшинов наливки. Там есть, что пить. — Я не из-за отсутствия выпивки переживаю, а из-за того, что пришлось торчать тут с тобой в этом вонючем и полном крыс месте. — Ишь, какая привереда. Давай лучше полезай наверх. Бочонок примешь, а дальше я сам донесу. Эларан передал свечу девушке, сам обхватил бочонок руками и мелкими шажками засеменил по направлению к лестнице. — Живее, — подгонял он Рики, которая никак не могла попасть ногой на ступеньку: прогрызенная и прогнившая та изгибалась так, что девушке казалось, что это змея под ногами, а не кусок деревяшки. — Наверху тишина какая-то странная. Ставлю, что Стернс не дождался вина и уснул, а вместе с ним и все остальные. — Вот и пусть спит, — ворчливо ответила Рики, пересилила свой страх и всё-таки наступила на скользкую ступеньку. — Он всю ночь не спал, а с рассветом сразу сюда дёрнулся. Я даже рада, что дождь нас с дороги сбил, милорд хоть отдохнёт. — Ты бочонок держи, а не про Стернса заливай. Только попробуй не удержать, заставлю отвечать потом. — Чем отвечать-то? Я тебе не винодел, чтобы ещё один такой бочонок заделать. — Чем-чем, — бормотал Эларан, тоже ступил на лестницу, аккуратно поднял бочонок над головой и передал его Рики. Как только прохладные девичьи ладошки накрыли его мокрые пальцы, с радостью выдохнул и убрал руки. — Возьму всю вину на себя, а с тебя потребую поцелуй. Больше-то с тебя брать нечего. — Что потребуешь? — охнула Рики и сама не заметила, как разжала пальцы. Бочонок шмякнулся Эларану на грудь и повалил парнишку с лестницы прямиком на грязную и холодную землю, на которой сидели две любопытные крысы, мигом прыснувшие в разные стороны: одна — за глиняные черепки; другая — в дырявый сапог. — Вот же... — застонал от боли Эларан, а Рики свесилась головой вниз, чтобы проверить, всё ли цело. Сын Феррана Стендена был в порядке. Бочонок, как ни странно, тоже. Можно было начинать поднимать заново, но Эларан сидел, обхватив руками голову, и вставать на ноги не спешил. — Вы там к паутине, что ли, прилипли? — услышала Рики голос старика, его шаркающие шаги и отодвинулась от люка. Хозяин трактира вытянул вперёд руку со свечой и глянул вниз. Неодобрительно покачав головой, сунул свечу Рики и принялся сам спускаться в погреб, при этом обвиняя и костеря всех подряд на чём свет стоит и своими словами заставляя Рики смущаться и краснеть в три раза сильнее, чем при мысли о проигранном поцелуе. — Давайте помогу. Рики вцепилась пальцами в бочонок с вином, стоило обоим — Эларану и старику — показаться на верхних ступеньках лестницы. — Руки прочь, — огрызнулся хозяин. — Я за это вино две монеты серебром и пятак медью могу выручить, а вы оба меня чуть не лишили прибыли, окаянные! — Прошу нас простить, — стряхивая грязь с рук и волос, подал голос Эларан. — Простить... — ворчал хозяин. — А что мне с того будет? Лишней монеты, чай, не прибавится. — Я попрошу милорда заплатить вам вдвое больше, — вдруг выдала Рики. Эларан и трактирщик удивлённо вытаращились на неё. Она и сама бы на себя в этот момент вытаращилась, если бы только это было возможно. — А ты его личный казначей, что ли? — спросил старик. — Нет. — Нет, — передразнил всё тот же старик. — А коли нет, то помалкивай. И вообще, ступай к своему милорду скорее, он только о тебе и спрашивает, как будто ты птица важная. Где да где? Вот и пришлось идти искать тебя. Как оказалось, не зря. Это ж надо, целый бочонок вина мне чуть не угробили! Старик ещё долго причитал, потом отыскал в темноте тряпку и принялся смахивать ей остатки паутины со своего сокровища, с которого намеревался содрать куш, а потом снова взялся за причитания, пока не исчез в обнимку с бочонком где-то за скрипучим шкафом, в котором прятал глиняную посуду. Эларан протянул Рики руку. — Пошли. Должок потом отдашь. — Должок? — Ха! Ты забыла про поцелуй? Я, между прочим, себе чуть кости из-за тебя не переломал. Ты бочонок не удержала — тебе теперь со мной и расплачиваться. — Вернёмся в Торренхолл, попрошу Дагорма сделать тебе мазь от синяков. Этого будет достаточно. — А если не вернёмся? Уже развернувшаяся, чтобы вернуться в общую залу, Рики остановилась. — Что? Эларан смахнул песок со штанов и выпрямился. Его лицо было как никогда серьёзным, в глазах не таилось ни капли насмешки, и уголки губ уже не смотрели задорно вверх. — Что за чушь ты несёшь? — повторила Рики, начиная дрожать то ли от усталости, то ли от напряжения. — Может, и чушь, да только так думает половина воинов, что шумят сейчас за пивом и ягодной настойкой. Налегают на крепкое, чтобы заглушить страх в головах, но из сердца его выгнать не так-то просто. — Ерунда какая, — отмахнулась Рики, а сама отвела взгляд, чтобы мальчишка Стенден не заподозрил обмана. — Как будто они первый раз следуют в Папоротниковую впадину через лес. — Простые солдаты — люди суеверные. Это опытный генерал может плюнуть в сторону стаи ворон или заткнуть уши при вое волка, а обычный воин впадает в панику из-за любой мелочи, которая может сулить смерть. — И из-за чего же все так перепуганы, что готовы заглушить разум бочонком вина? — А ты разве не знаешь? Рики помотала головой. Она и правда не знала. Не рассказал же милорд всем правду о Сэме и загадочном острове. А ничего страшнее Рики и в ночном кошмаре представить себе не могла. — Свадьба милорда состоялась буквально вчера, — говорил Эларан. — Торренхолл полон гостей, даже король ещё не уехал, а лорд Гайлард с рассветом срывается в Папоротниковую впадину, вместо того чтобы... Мальчишка сглотнул, а Рики прищурилась и покосилась в его сторону, начиная понимать, к чему тот клонит. — Так ты знаешь? — вкрадчиво спросила она. — Все знают. И, говорю же, считают это дурной приметой. Надо было вначале проводить в последний путь отца, а потом ехать к лорду Альгервильду. — Думаешь, такой умный?! — раздраженно засопела девушка. — И остальные тоже? Думаешь, милорд просто так пропускает похороны? Если он решился на такое, значит, этому есть объяснение. И уж поверь мне, счёт идёт на часы. А если мы не успеем, то любителям верить во всякую чушь станет ещё страшнее. — Ты что-то знаешь? — спросил Эларан, но его вопрос достался спине Рики. Девушка отвернулась и уверенным шагом пошла в направлении большого стола, на котором ещё оставались еда и питьё. — Эй! — крикнул паренёк вдогонку Рики, но та не остановилась ни на мгновенье. Вынырнув из темноты на свет, Рики прищурилась, столь сильно тот слепил, и, почесав голову, приблизилась к скамьям. Те уже давно были полупустыми: некоторые воины, засидевшись, встали: кто размять ноги, кто высунуть нос на улицу и смочить лицо в ледяном дожде, не прекращающимся ни на минуту. Капитан Шеллинг вместе с хозяином трактира поднялись на второй этаж осмотреть комнаты и их пригодность. Все понимали, что к вечеру дождь так и не прекратится, и ночевать скорее всего придётся в этом самом месте. И если не слишком разборчивого Эйдана Шеллинга легко могла устроить копна сухого сена, то лорд Стернс хотел отдохнуть с пусть и небольшим, но комфортом. Рики тоже была не прочь вздремнуть. Об отдельной комнате, конечно, не просила — её вполне устраивала и лавка на первом этаже, вот только для того, чтобы вытянуть ноги, нужно было вначале согнать с неё засидевшихся. На первый взгляд это было несложно, но то, о чём легко думалось, не так легко делалось. А если учесть, что одним из засидевшихся был сам Стернс, то Рики понимала: спать ей будет дозволено только тогда, когда и он сам закроет глаза. — Почему так долго? Рука с перстнем на указательном пальце шевельнулась, и трое воинов, ещё остававшихся за столом, разом поднялись и отошли в угол, где можно было разжиться разбавленным водой пивом и сушеным мясом. За длинным столом остались только Стернс и Рики, ни с того ни с сего шмякнувшаяся на место одного из людей капитана Шеллинга. Даже Эларан не присел, а предпочёл присоединиться к компании дышавших дождём. — Бочонок искали. Там темнотища — глаз выколи. Не сразу нашли. — Мальчишка-оруженосец не мог справиться один? — хмыкнул Гай и придвинул к себе кувшин с вином. — Не пейте много, — внезапно остановила Стернса Рики. — Это почему? — нахмурился Гайлард. — Место какое-то странное... — выдала девушка, вспомнив видение в погребе. — Да и стражники кажутся обеспокоенными. — Обеспокоенным должен быть я. Из-за того, что теряем в этой дыре целый день. А стража должна быть начеку. «Достаточно, если начеку буду я, — промелькнуло в голове у Рики, а пальцы по привычке скользнули на рукоять ножа на поясе. — А я точно буду внимательной ко всему, вот только пару часиков вздремнуть бы... И тогда можно ещё двое суток на страже стоять». — Ты ела? — внезапно услышала Рики вопрос. — Немного. Вы не волнуйтесь, если будет нужно, я найду, чем перекусить. Мне и лесных ягод будет достаточно. — Ты выглядишь измотанной. Рики махнула рукой. — Ерунда, — и тут же смело добавила: — а если я прикрою на чуток один глаз, вы не будете ворчать? Гай не ответил, а только придвинул к себе блюдо с курятиной и воткнутым в самое сердце куриного тушки ножом, провёл пальцем по заржавевшей рукояти и снова потянулся за вином. Рики довольно причмокнула губами, сложила руки на столе и, положив на них голову, прикрыла один глаз. Нет. Так определенно невозможно было спать. И дело даже не в том, что Рики, в отличие от капитана Шеллинга, ещё не освоила искусство одним глазом бодрствовать, а другим — дремать, а в том, что Рики всё, что смогла, сделала неправильно: села не в углу, а почему-то рядом с лордом Гайлардом, голову повернула не в сторону пустой стены, а в сторону его рук, что теперь, какой глаз не прикрой, другой всё равно видел набухшие под кожей вены, старые порезы, давно затянувшиеся, но всё равно заметные, и тоненькую коричневую верёвочку с круглым нефритовым камешком, завязанную на запястье. Рики впервые её видела. Среди череды серебряных украшений, перстней с драгоценными камнями и поясов, расшитых золотом, эта верёвочка смотрелась куце и никак не вязалась с образом сурового королевского племянника, каким все привыкли видеть молодого Стернса. Но почему-то именно эта вещица заставила сердце Рики застучать чаще и разогнать вяло текущую по венам кровь так, что вот уже волосы слиплись на голове от пота, и на спине под жилеткой взмокла рубашка. Рики сделала глубокий вдох и прикрыла второй глаз. В конце концов, если она позволит себе пару минут не смотреть на руки Стернса, может, тогда и сердце успокоится, и дышать станет легче, и тело охладится, и даже сон, наконец, придёт. Но как бы не хотелось выбросить все мысли из головы и просто расслабиться, те упорно продолжали рисовать перед глазами тоненький коричневый жгутик и бледно-зелёную полупрозрачную бусину. Может, спросить, что это за вещь такая, или не стоит выдавать себя и продолжить притворяться спящей? Но ведь всё равно не спится. А вдруг ещё мгновенье, и сон придёт? Рики фыркнула про себя. Какой там сон, если голова напрочь забита всякой ерундой. Так спросить или нет? — Спрашивай, — внезапно услышала Рики и вздрогнула. — Я отвечу на любой твой вопрос. Что бы ты хотела узнать? Это был не голос лорда Стернса. И даже не голос капитана Шеллинга. Это был голос старой женщины, скрежещущий и бесцветный, и прозвучал он приглушённо, словно доносился издалека, и в то же время близко, словно шептали над самым ухом. Рики охватил страх. Мигом открыв глаза, она выпрямилась и тут же отпрянула назад, столь страшное создание сидело рядом и прямо на том самом месте, где, засыпая, Рики оставила лорда Стернса. Это было нечто среднее между сгорбленной старухой и лесным чудищем, о котором Рики слышала от матери в детстве: костлявые руки с длинными пальцами и загнутыми внутрь грязными ногтями; обтянутое бледной кожей лицо, с которого из-под копны седых нечесаных волос, спадавших прямо на лоб и белёсые брови, на Рики смотрело два чёрных глаза; и тонкие губы цвета сушеной малины, что-то методично жевавшие и не желавшие ни проглотить, ни выплюнуть. — Вы кто? — еле слышно спросила Рики и осторожно отодвинулась от странного существа ближе к краю скамьи. — Где все? Только сейчас девушка заметила, что в комнате кроме её и старухи больше никого не было. Не слышно было ни заливистого смеха Эларана, ни размеренной болтовни солдат, ни уверенного голоса капитана Шеллинга — никого, кто Рики был бы знаком или... дорог. — И где лорд Стернс? Старуха покачала головой, а следом и пальцем. — Не стоит тратить единственный шанс узнать будущее на столь глупый вопрос, — проскрипела она и поднялась. — Идём. — Костлявая рука поманила за собой. — Куда? — Рики недоверчиво посмотрела на странную незнакомку. Старуха окинула комнату недовольным взглядом, брезгливо плюнула на пол и проворчала: — Здесь не лучшее место откровенничать, а ты ведь хочешь узнать свою судьбу? И судьбу человека, который тебе дорог? Того самого, что носит на запястье кожаную верёвку с камнем посредине? Сердце Рики дрогнуло. Откуда эта женщина может знать про дешёвую вещицу на руке лорда Стернса? И, в конце концов, где сам Стернс и остальные? — Где... — снова начала Рики, но старуха приложила палец к губам, таинственно зашипела, качая головой, вновь поманила за собой и направилась к выходу. Рики и сама не поняла, как встала и сделала шаг следом. На улице царила глубокая ночь, а ведь ещё недавно было сырое, полное запахов дождя и раздавленных ягод, утро. Теперь же небо успокоилось, земля впитала воду, но изредка ещё похлюпывала под сапогами, и вокруг было тихо и ни одной живой души, словно все давно уснули или, чего хуже, вымерли. — Эй! — крикнула Рики в спину старухе, почти скрывшейся за широким дубом. — Почему так темно? Сколько времени я спала? Женщина остановилась и, не поворачивая головы, ответила: — Слишком много вопросов для одной маленькой беспомощной девочки. — Ответьте хотя бы, где лорд Гай? — Лорд Гай? — Старуха произнесла каждый звук имени Стернса так, словно пробовала то имя на вкус: причмокнула губами, облизала те языком, проскрежетала зубами, а после сглотнула и вытерла рот рукавом. — Твой господин у своей лошади. Та за утро так выдохлась, что до сих пор не может прийти в себя. Он даст ей воды, потреплет по морде — глядишь, она и оживёт от такой заботы. — Милорд заботится о лошади? — Ты удивлена? Порой даже самые сильные люди имеют слабое сердце. А уж если дело касается тех, кого они любят... — А где стража? — перебила Рики, а старуха болезненно поморщилась, словно не бурчала о сердце, а вырывала то из своей груди. — Слишком много вопросов. И странная женщина ускорила шаг, а Рики пришлось перейти на бег, чтобы не отстать. Забыв обо всём на свете, не начертав ножом на деревянном столе нислова, куда отправилась, не позаботившись сообщить об уходе хотя бы одному солдату, которого она всё равно отыскала бы, пусть это могло занять больше времени, чем хотелось, Рики шла следом за таинственной незнакомкой всё дальше в лес, и с каждым новым шагом деревья смыкались за их спинами плотной стеной, совы громко ухали, а звёзды, освещавшие дорогу, гасли одна за другой, словно их безжалостно тушили пальцами. Ночью в лесу было страшно: то, что при свете солнца не удосуживалось и взгляда, теперь не отпускало и заставляло дрожать и стучать зубами. Такие спокойные и мерно дремлющие днём коряги и корни столетних дубов теперь громоздились друг на друга, жалобно хрустели и цеплялись за ноги Рики, пугая до смерти. О том, что в такой кромешной тьме не помешал бы факел, вспомнилось только сейчас, и всё, что оставалось Рики, — не сводить глаз со сгорбленного силуэта впереди, продирающегося по каше из глины и листьев, в которой легко было увязнуть навеки. Но внезапно каша под ногами затвердела, а стоявшие сплошняком деревья расступились и выплюнули навстречу старухе и Рики неказистую избушку на одно окно, всю затянутую паутиной. — Следуй за мной. Женщина потянула на себя дверь. Та простонала в петлицах и не спеша закрылась, стоило Рики переступить порог. Внутри было темно и холодно, и девушка только и слышала, как хозяйка избушки чем-то шуршала в углу, что-то перекладывала, безобразно ругалась себе под нос, а потом чиркнула чем-то громко-громко, и избушка сразу наполнилась светом, настолько ярким и тёплым, что у Рики тут же подкосились ноги, она шмякнулась на первый подвернувшийся сундук и разморено выдохнула. — Ты ещё здесь? — Старуха развернулась и улыбнулась беззубым ртом. — Не свернула с дороги, не укрылась за деревом, не сбежала и не позвала на помощь? Ну, что ж, коль ты такая смелая, вознагражу тебя, но вначале выпей это. Не успела Рики опомниться, как перед её носом появился шаткий трёхногий стол, тоже весь в паутине. И в самом его центре стояла коричневая кружка, в которой недовольно булькало что-то горячее. — Что это? — с подозрением спросила девушка, коснувшись кружки кончиками пальцев. Странно: булькает, словно только что с огня сняли, а глина холоднее сосульки. — Пей, не спрашивай, — буркнула старуха, провела по волосам, распутывая их и отряхивая от паутины, пододвинула к столику скамейку и опустилась на неё. — Это грибная настойка, — добавила женщина, наблюдая, как Рики выпивает содержимое кружки глоток за глотком. — Из гриба, что в народе называют «палец мертвеца». Слыхала? Рики чуть не выплюнула выпитое обратно, но старуха вовремя вытянула руку и поддержала кружку у подбородка девушки так, что поплевать не получилось — пришлось пить всё до дна. — Не стоит бояться, — хихикнула незнакомка. — Мертвецы не так страшны, как тебе кажется, а грибы уж тем более безобидны. А настойка просто поможет тебе расслабиться. — Если бы я была напряжена… — пробормотала Рики. — Вытяни руку, — вдруг услышала девушка. — Что? — Делай так, как тебе говорят, и не переспрашивай по три раза. Времени у нас мало, и он скоро придёт за тобой. — Он? Кто? Старуха недовольно скривилась, сама схватила Рики за левую руку, разжала собранные в кулак пальцы и провела по внутренней стороне ладони кривыми и жёлтыми ногтями, и в тех местах, где прочерчивал линию ноготь, оставался след в виде тоненькой, блестящей, паутинной нити. — Вот оно, значит, как… — промычала женщина и смахнула со лба капли пота. — Что там? — Теперь Рики дрожала не только от страха, но и от любопытства. Внезапно старуха так сильно сжала её ладонь, что девушка ойкнула. — Что вы делаете? — Очень плохо видно. Всё затянуто паутиной, — бормотала женщина, вся будучи скорее в бреду, чем в добром здравии. — Чтобы приоткрыть завесу, мне нужно кое-что ещё. Ты согласна? Чёрные глаза недобро сверкнули. — У меня денег нет! — горячо воскликнула Рики, вспоминая рассказы жены деревенского старосты о мошенниках на базарах в таких крупных городах, как Торренхолл. Но, с другой стороны, здесь не базар и не Торренхолл. Тогда что этой женщине нужно? Старуха сдавленно рассмеялась. — Мне нет дела до ваших золотых блестяшек. Они абсолютно бесполезны и не стоят той крови, которую за них проливают. — Тогда что? Старуха хмыкнула, вновь провела пальцами по ладони Рики и остановилась на гладком островке бледной кожи. Внезапно жёлтые ногти превратились в острые когти, а те тут же впились в нежную кожу и оторвались от неё только, когда обагрились кровью. — Что вы делаете?! — закричала Рики и дёрнула руку на себя, но хватка немощной на вид колдуньи была столь сильна, что у Рики и шевельнуться не получилось. — Не верещи, — замогильным голосом произнесла женщина, а страшные когти оторвались от девичьей ладони, стряхнули с себя капельки крови и вновь обернулись грязными ногтями. — Чтобы узнать будущее, нужно нечто большее, чем глоток грибной настойки. А о руке не думай. Останутся небольшие следы, но болеть не будут. Действительно, в том самом месте, куда парой ударов сердца ранее впились когти-лезвия, сейчас алели три крохотные точки. Боли не было, но воспоминания были не из приятных. — Это всё? — пролепетала девушка, глядя, как зачарованно старуха смотрит на её ладонь и особенно на ранки, ещё кровоточащие. Та кивнула. — А теперь слушай внимательно и не перебивай. Их будет трое: один поклянётся тебя убить; другой — отдать за тебя жизнь, и только третий сделает и то, и другое. — Что? — только и смогла вымолвить девушка. — Кого будет трое? — Мужчин. Трое мужчин, и ты между ними, как ценный трофей, который каждый желает заполучить любой ценой. — Что вы такое говорите? — Рики поджала губы. — Какой ещё трофей? Всё, что у меня есть, это одежда и сапоги. И те на мне, а не в сундуках. Даже медяка в карманах не сыщите. Какой я вам ценный трофей? — Я лишь озвучила то, что увидела. — Старуха растянула губы в неприветливой улыбке. — Могу постараться и заглянуть глубже, но тогда трёх капель недостаточно. Рики вскочила с места. — Если вы заманили меня сюда, чтобы надо мной издеваться, то не на ту напали! Я вообще не понимаю, как могла пойти с вами! Но больше я собой играть не позволю. И только попробуйте ещё раз сделать мне больно. Я вам так отвечу, что мало не покажется. — И что же ты сделаешь? — Старуха тоже поднялась с места и шагнула в направлении девушки. — Пырнёшь меня тем ножичком, который никак не могут найти на поясе твои пальцы? Просто поясок немного сдвинулся — попробуй поискать правее, а лучше не пачкай зря ценную вещь в моей крови. На этот нож найдётся кровь человека куда поважнее, чем я. Рики слушала, распахнув глаза и онемев от ужаса. Ударившись спиной о дверь, девушка принялась искать ручку, но той не было, и пришлось навалиться плечом, чтобы вытолкнуть дверь наружу. Та не сопротивлялась и легко поддалась. А противная старуха всё не унималась и шаг за шагом приближалась к Рики. Седые волосы снова упали на лицо, а сухие руки и ноги принялись вытягиваться и превращаться в паучьи лапки, на каждой из которых было по когтю-лезвию. Беззубый рот превратился в омерзительную пасть, и в свете заглянувшей в дверной проём луны Рики увидела острые клыки. То была уже не старуха и даже не женщина; то был огромный паук, оставлявший после себя липкие серебристые узоры и жаждавший впиться в горло очередной беззащитной жертве. Недолго думая, Рики выпрыгнула из избушки и принялась бежать, не оглядываясь. — Стой, глупая, — слышала она вдогонку, — ты ведь ещё не получила ответа на свой вопрос. Но Рики и не думала останавливаться. Она бежала так быстро, как только могла, запинаясь об острые коряги и налетая на выраставшие из темноты кусты дикой малины. Всё время казалось, что старуха дышит в спину и вот-вот схватит за воротник, но то был лишь шум крыльев ночных птиц, разбуженных громким дыханием. Когда сил больше не осталось, Рики остановилась. Страшной паучихи нигде не было, как не было и трактира, до которого девушка так мечтала добраться. Без капельки огня с собой, без ярких звёзд и луны на небе, Рики не знала, что делать и куда идти. Отчаяние охватило её всю. Шаг вправо — казалось, что вот за тем кустарником притаился медведь и только и ждал, как разорвать добычу на части. Шаг влево — а там чьи-то глаза светились в темноте янтарём… Птица? Сухая ветка хрустнула под ногами так громко, что Рики вздрогнула, не выдержала и закричала. Закричала так громко, что сама испугалась своего крика и закрыла уши руками. И отняла ладони от головы только тогда, когда ей вдруг показалось, что ей ответили и так же громко прокричали её имя. — Рики! Точно! Это кричали её имя! Там. Рики обернулась. А, может, там? И Рики ещё раз крутанулась на месте. Набрав в лёгкие как можно больше воздуха, девушка выплеснула: — Я здесь! И снова получила в ответ своё имя. Где-то вдалеке вспыхнула искорка. Вспыхнула и исчезла за стволами деревьев. А потом снова вспыхнула и была уже больше и ближе. Рики поспешила на свет. — Рики! — крикнули вновь, и девушка безошибочно узнала голос. Это был лорд Стернс, только он и никто другой. Да. Это был он. И он пришёл за ней! Но почему он здесь один? Где охрана? Неужели бросился очертя голову на поиски и наплевал на собственную безопасность? Как это было похоже на Стернса! — Рики, наконец-то… Они выскочили на крохотную опушку друг другу навстречу, оба — едва дыша. Крепко сжимая факел в одной руке, Гай притянул девушку к себе, обнял и зарылся лицом в её перепачканные паутиной волосы. Его сердце было готово от волнения выпрыгнуть из груди, плечи дрожали, и одежда была перепачкана грязью и прелыми листьями. — Я в порядке, милорд, в порядке, — пролепетала Рики, уткнувшись носом в прилипший к застежке на куртке хозяина дубовый листочек. — Простите, что заставила вас беспокоиться. — Рики, — повторил Стернс уже спокойнее, убрал руку с талии девушки и почему-то положил на плечо. — Рики… Рики! Гайлард внезапно перешёл на крик и принялся трясти Рики так, словно та была мешком с картошкой и нужно было вытряхнуть застрявшие на дне клубни. Возмутиться бы, но губы не хотели размыкаться, будто их склеили. Брыкнуться бы, скинуть его руку или сбежать, но тело обмякло и совсем не слушалось. От странной беспомощности Рики тяжело вздохнула, закрыла глаза и тут же открыла их, чтобы… несказанно удивиться. Она по-прежнему сидела за трапезным столом на длинной скамье в том самом трактире, куда они прибыли ранним утром. Вокруг по-прежнему витали запахи кислого вина и жареной курятины. Поблизости не было никого, кроме лорда Стернса, который был бледен и ни с того ни с сего сильно тряс Рики за плечо. Отвратной паучихой рядом не пахло и в помине. — Что случилось? — с невыразимой слабостью в голосе пробормотала девушка и посмотрела на Гая. — И почему вы со мной так обращаетесь? Стернс опустил руку и подал Рики кружку. — Ты кричала во сне и вся взмокла. Даже волосы на голове слиплись. Рики с сомнением посмотрела на содержимое кружки. Оно казалось знакомым, хоть и не булькало. — Это настойка из «пальцев мертвеца»? Стернс выругался. — Это обычное вино, которого я влил в себя уже целый кувшин. Пей. Рики осторожно коснулась губами краёв кружки. То и правда было вино, причём, довольно вкусное, хоть и передержанное. Ещё раз обведя взглядом пустую комнату и покосившись в сторону заспанного Гайларда, Рики довольно протянула: — Так это всё мне приснилось? Как же хорошо, а я уж подумала… Стернс хрустнул шеей. — А что снилось-то? — Полнейшая чушь, — весело ответила Рики и резко побледнела, посмотрев в окно. За окном стояла глубокая ночь. — Милорд, — шёпотом спросила девушка, — мы прибыли в это место ещё до полудня, потом долго ели-пили, но… Почему так темно на улице? Гай усмехнулся. — Потому что ты вырубилась и проспала несколько часов. — А вы, что же, так и сидели рядом со мной всё это время? — А где же мне ещё быть? — Ну, я просто подумала, что… — Хотя если тебе так интересно, то я выходил проведать Ашка. У Рики засосало под ложечкой. — А я? — словно маленький ребёнок, спросила девушка. — Ты? — А где была я? — Спала здесь. — И когда вы вернулись, я тоже была здесь? — Рики, избавь меня от глупых вопросов. — Простите, милорд. Гай сладко потянулся, поднялся и взял свечу со стола. — Я наверх. Спать на этой скамье жёстко и неудобно, а отдохнуть надо основательно. Завтра дорога будет не легче, чем сегодня. Капитан Шеллинг сказал, весь тракт размыло. Рики кивнула и провела левой рукой по волосам. Те на самом деле были влажными и слипшимися, но не от пота. Чувствуя неладное, Рики поднесла руку к лицу. Она не ошиблась: с кончиков пальцев свисала противная паутина, тонкая и клейкая, а на внутренней стороне ладони виднелись три крохотные, уже подсохшие, тёмно-бордовые точки. Так это был не сон? — Милорд, — робким шёпотом остановила Рики собравшегося уходить Гая. Тот нехотя обернулся и вопросительно посмотрел на девушку. — Можно, я сегодня буду спать с вами? — выдала Рики и добавила, уже почти теряя сознание: — Мне очень страшно.Глава 12. Когда кричит филин
Свеча выпала из рук Гайларда и покатилась по полу. Оранжевый огонёк принялся радостно лизать деревянный пол, но его пир продолжался недолго — под тяжестью сапога Стернса огонёк возмущенно плюнул по сторонам горячими искорками и тут же погас. Рики обмякла на руках Гая, едва тот успел подскочить к ней. Её глаза были закрыты, щёки заметно побледнели, дыхание различалось слабо, но два шлепка по лицу сделали своё дело — Рики очнулась и недоуменно уставилась на Гайларда. Его руки сжимали её так крепко, как если бы она была ценной и хрупкой вещью, разбить которую Стернс не позволил бы никому в жизни, даже самому себе, а его взволнованное лицо было столь близко, что Рики невольно сглотнула, чувствуя, как заныло её сердце. — Ты в порядке? Всего три слова, но с каким же трудом Рики в них вслушалась. С каким трудом всмотрелась в губы, которые ещё на корабле ненавидела и от которых сейчас больше всего на свете желала, чтобы они ещё раз произнесли её имя. Когда всё успело измениться? Это точно болезнь, иначе не назовёшь. Видимо, проклятый ливень всё-таки добил её, и она вот-вот сляжет с горячкой. — Я в порядке, — пролепетала Рики и сделала попытку нащупать ногами пол, но бесполезная возня привела лишь к тому, что хватка Гая стала крепче. — Ты была без сознания. — Наверно, от усталости, или я мало поела. Прошу, отпустите меня. — Или это потому, что тебе страшно, — внезапно закончил за девушку Гай. — Поставьте меня на землю, милорд, — застонала Рики. — Если кто-нибудь войдёт и увидит, то он подумает такое… Гай фыркнул. — Что именно? — Ой, да страшно подумать, что именно, но точно ничего хорошего. — Он подумает то же самое, как если узнает, что сегодня ты будешь спать со мной в одной постели. Рики в очередной раз попробовала высвободиться, но как же сложно было двигаться, находясь во власти сильных рук. — Но вы ведь… Гайлард устало выдохнул. — Глупая… Ты же знаешь, что я тебя не трону, какие бы гадости тебе про меня ни рассказывали. Держись крепко: лестница крутая, а моя спина ещё может сыграть со мной злую шутку и заставить меня скрючиться в самый неподходящий момент. — Скрючиваться не надо, — запаниковала Рики. — Поставьте меня. Я дойду сама. Правда. Подумаешь, у меня чуток голова закружилась. Не умерла же. — Держись, я тебе говорю, — рявкнул Гай, и Рики умолкла. Странные были ощущения: неловкие и приятные одновременно. Рики даже подумалось, что, возможно, именно так Стернс нёс свою жену в спальню, когда за ними закрылись все двери и оставался только пустой коридор, ведущий в комнату, предназначенную только для них двоих. От этих мыслей к ощущениям прибавился стыд. Хоть на роль леди Мириан Рики ни в коем случае не претендовала, уши всё равно краснели от одного только предположения, что она невольно заняла чужое место и пользуется вниманием чужого мужа. А ещё — от страха, что кто-то всё же может их подглядеть и после неверно донести новой хозяйке Торренхолла. Кровать, что стояла в комнате, отведённой лорду Стернсу, оказалась набором из скоро сколоченных между собой досок, на которые кинули продавленную перину, валик под голову и короткое одеяло, неспособное никого согреть холодной ночью. Спать на ней одному было уже невыносимо; что уж говорить о двоих. И уши стали окончательно пунцовыми, когда Рики это поняла, а вместе с ними заалели и щёки. Мало было сплетен за спиной в Торренхолле, так теперь придётся отводить взгляд и при стражниках, сопровождавших лорда Гайларда в Папоротниковую впадину. И если в замке можно было затеряться и понадеяться, что закрутившиеся за день слуги скоро позабудут об увиденном, то в тесном кругу воинов от осуждения никуда не скроешься. Рики это знала не понаслышке: время, проведённое на городской стене, послужило хорошим уроком. Из пяти свечей в комнате горело две: хозяин предусмотрительно оставил их, а ещё глиняный кувшин с колодезной водой и кружку. Стены комнаты были так плохо проконопачены, и в них были такие щели, что некогда нарядные, а сейчас пресно-скучные драпировки вздувались от ночного ветра. И даже пламя свечей постоянно колебалось, как развернутое знамя военачальника. Рики повела плечами, пытаясь согнать с себя прочь то полчище мурашек, которое пришло вместе с сырым сквозняком. Минутой ранее Стернс опустил её на жалкое подобие кровати, а сам отстегнул меч и, положив его на стол, шагнул к окну и выглянул на улицу. Вряд ли там было что-то занимательное, так как Гай скоро развернулся, расстегнул куртку, но снимать не стал, погасил свечи, и спустя мгновенье Рики почувствовала его дыхание рядом. Ужасная паучиха никак не шла из головы. Стоило закрыть глаза, как страшное старушечье лицо вновь представало перед Рики, худые руки протягивались к шее, рот превращался в уродливую пасть, и из неё высовывались окровавленные клыки. От леденящего кровь видения спасало лишь частое хлопанье ресницами, и, сообразив, что выспаться не получиться, Рики обречённо вздохнула. — Спать с тобой — настоящий кошмар, — измождённо протянул Гай. — Раньше ты так не елозила. Что случилось? Неудобно? — Уберите руку, — попросила девушка. — Может, тебя ещё одеялом накрыть? — У меня одежда грязная — замарается. Вы убрали? — А как ты думаешь? До свечей идти было далеко, да и проку от них было мало, ведь за огнём всё равно пришлось бы спускаться вниз к печке, поэтому Рики по-простому пощупала рукой то место, где полагалось быть валику, и, наткнувшись пальцами на шершавую ладонь и тоненькую верёвочку на запястье, поджала губы и сползла вниз по кровати. Сбежать от руки лорда Стернса таким образом удалось, зато ноги стали свисать с кровати так, что впору было сесть. — Так удобнее? — с иронией в голосе поинтересовался Гай. Не в силах терпеть колкости в свою сторону, Рики подтянула к себе ноги, заёрзала обратно и нагло вытянулась во весь рост. Теперь голова угодила на плечо Стернсу, а его горячее дыхание стало ещё ближе. — Спи, — буркнул Гай. — Не получается. — Спи и ни о чём не беспокойся. Я же сказал, что не трону тебя, а так просто теплее. — Конечно, не тронете, вы ведь только вчера женились. — Ты этому рада? — Леди Мириан вам очень подходит. — Я задал вопрос. Рики закусила нижнюю губу. — Милорд, — после некоторого молчания начала девушка, — а, можно, я вас спрошу? Стернс хмыкнул. — Ну? — Откуда у вас та верёвочка? Раньше я её у вас не видела. — Почему тебе это интересно? — Такие вещи не часто заметишь у богатых людей, а у людей вашего положения — тем более. В нашей деревне у дочери старосты таких полно; она меняет их каждую неделю и говорит, что каждая что-то значит. Я в это никогда не верила и значения этому не придавала. А тут вдруг у вас заметила. А вы просто так ничего не делаете... Гай зашевелился, развязал узелок на руке и снял тоненькую кожаную полоску. — Возьми, если она тебе так нравится. Их пальцы переплелись. Вспыхни в комнате свет или загляни в окно луна, Рики провалилась бы от стыда сквозь землю, но ночь была темна, и чувствовалось только, как лоб и шея становились влажными от волнения. Это Рики ещё могла вынести, а вот пронзительного и ехидного взгляда Стернса — ни за что на свете, потому принялась усердно про себя молиться, чтобы ни одна звёздочка не вздумала зажечься на небе, не говоря уже о чём-то более ярком. Потёртая верёвочка оказалась на ладони Рики; обвязанный нитями нефрит был прохладным и немного загасил жар, но его силы хватило лишь на пару секунд. Стернс не отпускал от себя, тихонько водил пальцами по тем линиям, в которых недавно ковырялась паучиха, словно тоже пытался прочесть по ним будущее, и остановился лишь, когда за окном вдруг громко прокричала птица, заставив своим криком обоих — Рики и Гая — вздрогнуть. — Вот вы всё переиначиваете. — Рики поспешила сделать вид, что ничего не случилось, вложила шнурок обратно в ладонь Гайларда и тут же спрятала руку под спину, чтобы не нарваться на новую волну пожара в груди и путаницы в мыслях. — Я не выпрашивала себе подарок, а только спросила, откуда это у вас. Просто на вас это слишком непохоже. — Мне было семь лет, когда на празднование в честь последнего листопада отец взял меня с собой в город. Кажется, с нами был ещё Стенден — куда ж без него. Помню, я затерялся среди разноцветных лавок и пёстрых юбок торгашек и искал взглядом отца или кого-то из его людей, когда она схватила меня за руку. — Она? — переспросила Рики, а за окном снова ухнули. — Женщина. Вся перемазанная и с паутиной на башмаках. Поволокла меня за ширму бродячих артистов — я даже пикнуть не посмел. — Но почему? Почему вы не кричали? — Хотел, но не мог. Как будто рот залепили чем-то вроде глины или даже той же паутиной... Эй, — Гай вдруг прекратил рассказ и окликнул Рики. — Ты снова дрожишь? — С окна дует, — соврала Рики, отлично зная истинную причину своего страха, и тут же оказалась укрыта тем самым тонким одеялом, которое впору было выбросить, чем продолжать предлагать постояльцам. — Лучше? — спросил Стернс и, решив, что просто покрывала будет недостаточно, прижал к себе Рики так, что та чуть не стукнулась подбородком о металлическую застёжку на его куртке. — И что было дальше? — отплевываясь от застёжки, промычала Рики, окончательно страшась пошевелить ногой или рукой. — Та женщина дала мне что-то выпить... что-то гадкое и горькое на вкус. Сказала, что это успокоит меня, и в том не соврала. Мой страх действительно притупился, и, наверно, приставь она в тот момент нож мне к горлу, я бы ни разу не дёрнулся и принял смерть довольно равнодушно. А потом она взяла мою руку, долго копалась в линиях на ней, ничего не нашла и просто заявила мне, что я стану королём. Вот удивила. А кто же ещё им станет, если не я? — Ну, может, тогда вы были не единственным наследником престола... — Не спится? — услышала она низкий голос рядом с собой. — Мне тоже. Повисло неловкое молчание. Рики сделала попытку притвориться спящей, повернулась на бок, прикрыла глаза и тут же дёрнулась так, будто её укусила не одна паучиха, а целое полчище: вместо валика под головой оказалась рука Стернса. Когда он успел её вытянуть, Рики и думать не смела, тем более — ложиться на неё и дремать. И Рики привстала на локте. — Ещё был мой отец. Он мог наследовать трон, как младший брат нашего короля, но даже тогда он твёрдо решил, что отречётся от власти в мою пользу. Меня готовили к этой роли с рождения, и соперничать за власть мне не с кем. Ни тогда, ни сейчас. — А что-то ещё та женщина сказала? Или, может, сделала? — Повесила мне на руку эту самую верёвку и завязала концы в узел. Сказала, что нефрит — мой камень, и он поможет мне найти то, что я ищу. А потом толкнула в центр толпы прямо к ногам одного из стражников и исчезла. — А что вы ищите? — Конкретно в данный момент — поганую тварь, которой я снесу голову первым же ударом. — И вы верите, что эта вещица поможет? Мне как-то казалось, вы презираете всякого рода амулеты, обряды и предсказания. — Так и есть. — Вот вы снова сами себе противоречите. Зачем тогда верёвку нацепили? Ставлю зуб, раньше она у вас валялась где-нибудь в запертой на ключ шкатулке, и вы о ней даже не вспоминали. — Ты меня так хорошо знаешь? — Иногда мне кажется, я знаю вас целую жизнь... — Я и правда смеюсь в лицо всем этим дряхлым предсказателям будущего, которые определяют судьбу по тому, сколько раз в болоте проквакала лягушка. Но я подумал, что, повязав себе эту безделицу, я вреда никому не причиню, разве только самому себе, если вдруг сотру кожу в кровь. А найду ли я гадёныша благодаря случаю или этой вещице — это уже не так и важно. — Тогда и оставьте её себе. Может, она и правда была повязана вам на удачу, а вы так этой удачей швыряетесь. — Удача, — усмехнулся Гай. — Я верю только в острие клинка, свой собственный разум и умение смотреть хотя бы на шаг дальше, чем мой противник, хоть и держу у себя в советниках Дагорма, предпочитающего здравому смыслу древние руны и прочую чепуху, которой впору только камин зимой разжигать. — Как вы можете так говорить о книгах?! — А как ещё о них говорить, если в их силах убить человека и разрушить семью? — Это вряд ли, — задумчиво произнесла Рики. — Как можно убить книгой? Если только толстым томом по голове хряцнуть... — Дурёха, — выдохнул Гай, а Рики уловила, как дрогнул его голос. — Давай спать. — Давайте, милорд, — подхватила девушка, чувствуя, что любое следующее слово на тему книг может привести к непоправимым последствиям. Рико закрыла глаза. Проклятый сон всё равно никак не шёл, хотя на плече лорда Гайларда было тепло и комфортно. Дыхание Стернса было ровным и спокойным, как и полагается спящему, и Рики старалась сопеть как можно тише и не ворочаться и даже принялась считать в уме гусениц, но последние почему-то упорно превращались в бабочек и вспархивали с места раньше, чем Рики успевала произнести про себя очередную цифру. Ночь тянулась медленнее некуда, и Рики уже решила тихонько встать и выглянуть в окно в надежде увидеть в глубине леса зарождающийся рассвет, как гробовую тишину внезапно прорезал голос Гая, как всегда недовольный и даже ни капельки не заспанный: — Даже не думай. Я тебя никуда не отпущу. Рики опешила.— А вы разве уже не третий сон видите? — Даже первого не было. — Вот вернёмся в Торренхолл, заставлю старикашку приготовить вам хорошее снотворное! А то ваши раны его мазь быстро затянула, а вот бессонницу лекарь не углядел; вы мучитесь ей с тех пор, как мы вернулись с острова. — Она у меня лет с пяти. — Что? — Рики не выдержала и привстала. Но заглянуть Гаю в глаза и проверить, правду ли он говорит или шутит, не удалось: темнота в комнате стояла страшная. — Как вы до сих пор живы? — Сам удивляюсь. — В том точно заслуга вашего амулета! — Скорее моего несгибаемого организма. — Рано или поздно и он сдастся, если его ничем не подпитывать... Решено. Вернёмся в Торренхолл, и я насяду на старика Дагорма! Это ж надо, его господин страдает бессонницей с таких лет, а первый советник ничего не делает! Может быть, он просто не знает о вашем недуге? — Всё он прекрасно знает. В какой-то мере он даже к этому причастен. Рики присвистнула. — Вот как? — Сегодня, видимо, ночь откровений, — хмыкнул Гай и скрестил руки за головой. Плен был окончен, и Рики наконец могла делать что угодно, вот только обретенная свобода её сейчас совсем не интересовала, да и где-то в глубине души девушка признавалась сама себе, что в том плену было как минимум тепло и спокойно. Теперь же в бок дуло, и даже казалось, что с потолка на тоненькой нити спускается мелкий паучишка, чтобы плюхнуться Рики на голову и закопаться в соломенного цвета волосах, от которых пахло лесом. — Нет, я не прошу со мной откровенничать, — торопливо объяснила Рики и на всякий случай помахала рукой над головой, чтобы спугнуть воображаемого зверька, — но я никак не могу представить, что мог такого вытворить лекарь, чтобы вы лишились сна на долгие годы да ещё так спокойно к этому относились. Теперь пришла очередь Гая сесть на кровати. — Что ты знаешь о нашей семье? Рики в раздумье почесала нос. — Ваш род древний… Очень древний. И сильный. Не знаю, каким образом, но ваши предки завладели большим количеством земель и подчинили себе других лордов, а потом провозгласили себя правителями и удерживают эту власть вот уже который век. — Тебе не кажется, что если существует в мире такая сила, то у неё обязательно найдутся недоброжелатели, которые только и делают что молятся богам, чтобы у короля сдохла любимая собака или сын? Последнее предпочтительней. — Может, где-то так и происходит, но ваше имя внушает такой страх, что люди думать о вас бояться, не то чтобы сглазить. — Полагаю, что не боятся, раз нашёлся смельчак и выложил на бумагу целый стих, который уничтожил мою семью. Ты считаешь, книга не может убить? Тогда я расскажу тебе, как восемь строчек лишили меня брата, матери и отца. Скажи эти слова кто другой, Рики подумала бы, что он не в себе. Но в трезвости ума Гайларда Стернса девушка не сомневалась, поэтому просто обхватила колени руками и сидела, не двигаясь, внимательно слушая. — Есть одно поверье о двух братьях из королевского рода. Оба должны родиться в год двух лун и в войне друг против друга уничтожить мир. Чтобы этого не случилось, от одного из братьев нужно избавиться. День моего рождения пришёлся как раз на две луны, как и день рождения моего младшего брата. Дядя и отец так перепугались, что без колебаний согласились скинуть грудного ребёнка со скалы в море, лишь бы не дать легенде ожить. Кстати, подсунул ту легенду отцу Дагорм. Он же и расшифровал руны, так что я вправе винить его в своих бессонных ночах или ночных кошмарах, потому что если мне что и снится, то жить от таких снов потом совсем не хочется. Стернс говорил тихо, и Рики не видела его глаз, но была уверена: они были полны злости. Слова слетали с губ резко, словно ножи — в ненавистного противника. — Простите, что завела этот разговор, — виновато прошептала девушка. — Если б я только знала… — Я уже говорил, что не люблю вспоминать о прошлом, но, — Гай усмехнулся, — тебе я впервые рассказал о том, что случилось, без тяжести на сердце. И это странно. — Наверно, потому что вы наконец-то поняли, что всё произошедшее было вынужденной жертвой во благо счастья вашего королевства. Кровать скрипнула. Это Гайлард повернулся и опустил на пол ноги. Медленно поднялся, потянулся и прошёл к окну. Рики услышала, как щёлкнули застёжки на его походной куртке. — Мой брат — вынужденная жертва? — глухим, почти чужим, голосом переспросил Гай. — Ты сказала, я не из тех, кто верит в предсказания, амулеты и прочую базарную ерунду. И это так. Я даже тому стиху не верю, хоть и выложен он серебром и в древней книге. Я просто думаю, что кто-то оказался настолько хитёр и ловок, что выдумал эти строки и выдал их за страшное предсказание, желая отомстить нашему дому. И это у него получилось. За окном опять ухнула птица и зашумела листва. Ветер качал деревья, а те скребли длинными ветвями по стенам трактира и крыше, как мыши скребутся о стену амбара, желая проделать в той лазейку и пробраться к мешку, сквозь крохотную дырку в котором на пол сочится зерно. — Что-то филин раскричался, — пробормотала Рики. — У нас в деревне говорят: не к добру. Гай повернулся, и слабый розовый свет, пролившийся через замутнённое стекло, выхватил из темноты его силуэт. Солнце медленно поднималось к верхушкам деревьев, прогоняя ночных птиц и стирая ночные страхи. — Ты даже в такое веришь? — Стернс прошёл к столу и взял меч. — Светает. Я буду на улице вместе с капитаном Шеллингом. Нужно проверить лошадей. Выезжать будем скоро, но у тебя ещё есть время, чтобы вздремнуть. Советую этим воспользоваться. — Да не усну я, — отмахнулась Рики и потёрла кулачками холодные щёки. — Как знаешь. Но если увижу, что дремлешь в пути, останавливаться ради тебя не буду. — Не беспокойтесь, милорд. Я вас не подведу, — тут же выдала девушка, провожая Гайларда к двери взглядом. У самого выхода Стернс вдруг остановился и, поразмыслив, вернулся к кровати, опустился на неё, взял Рики за руку, немного завернул рукав и обернул вокруг худенького запястья ту самую кожаную верёвку с нефритом посередине. Закончив с узелком, посмотрел в глаза девушке и произнёс: — Тебе это пригодится больше, раз ты даже к крику птиц прислушиваешься. Рики не успела и слова в ответ сказать, как Стернс встал и вышел из комнаты. Было слышно, как он загремел сапогами по лестнице и как чуть позже зашумела дверь, ведущая на улицу. Слышны были и голоса, как самого Гайларда, так и капитана Шеллинга и не по годам смышлёного Эларана. Не смогла Рики услышать только одного голоса, который крепко-накрепко засел в голове Стернса и всю ночь и всё утро неустанно повторял одни и те же слова, изводя Гайларда и разрывая его сердце на части. То были слова странной женщины из прошлого, повязавшей ему на руку шнурок на удачу. И были они странными, как она сама, и такими же страшными. И Гай хотел бы их забыть, но даже просовывая ногу в стремя и срываясь на лошади вперёд по усыпанному листьями тракту, он из раза в раз прокручивал в голове сварливое: «Тот, кто надевает корону, должен быть готов выдержать её вес. Ты станешь королём, но сколько жизней ты готов за это отнять?»
Последние комментарии
11 минут 15 секунд назад
43 минут 53 секунд назад
1 час 50 минут назад
3 часов 31 минут назад
3 часов 32 минут назад
2 дней 21 часов назад