Мой Ангел-хранитель [Софья Вячеславовна Нечаева] (fb2) читать постранично, страница - 2

– Мама, на, поешь! – поднося к ее губам часть своего лакомства, прошептал я.

– Нет, спасибо, сынок. Я поела, пока ты спал. Кушай, нам стоит идти, не будем же мы сидеть здесь целый день. – она снова попыталась выдавить из себя улыбку, но у нее не получилось, а затем она пыталась опять, и снова, и снова…ничего.

Мы шли по улицам Ленинграда не зная куда. Спящих становилось все больше, из-за этого их пришлось класть на санки и увозить. Однажды я хотел помочь мужчине отвести одно из таких. Мне было интересно, где же спят все эти люди. Но когда я сообщил о своем желании маме, она дернула меня за рукав, поправила шаль, и мы направились совсем в противоположную сторону от мужчины с санями. Глаза её в тот момент были мокрые, темные и красные, но при этом оставались добрыми. В садике, когда мы рисовали своих мам, мой рисунок был самый красивый! Я гордился своей мамой и не мог налюбоваться ею, но тогда она уже не выглядела как прежде, впрочем, как и я сам. Но заметил я это, только когда с меня начали спадать штаны и мне пришлось заправлять в них куртку.

Так проходили день за днем: мама желала мне спокойной ночи; я представлял звезды; мама отказывалась есть и укрываться шалью, а людей, окутанных сном, становилось все больше. Зима того года казалась мне бесконечной. Никто уже не пугался взрывов. Я и сам перестал замечать спящих на снегу, и все вокруг казалось сонным, холодным, мертвым.

День ото дня мне становилось хуже, я чувствовал слабость, сковывающую все тело, будто я был связан. Но с каждым кусочком хлеба и поцелуем мамы, узлы ослабевали и становилось легче, теплее, но развязать до конца их было невозможно.

Мама и вовсе потеряла лицо. Она казалась безликой, как и все кругом. Я мог отличить её от другого человека, только лишь по все еще добрым глазам и уголкам губ, которые пытались подняться вверх, но у них ничего не получалось. Она чаще плакала, крутя в белых руках медальон, и чаще молилась, упоминая моё имя. Мама делала это, когда я спал,.. но я не спал, мне не удавалось уснуть так быстро. Я все слышал, не отвлекал её и не задавал никаких вопросов. Я плакал вместе с ней, и снова внутри была какая-то пронзающая, обжигающая, скрипящая боль, но я не понимал где болит… Это была наша тайна, и я хранил её до сих пор…

Одно утро отличалось от прежних. Его я запомнил, лучше остальных. Мама как всегда дала мне кусочек хлеба, который был больше прежних.

– Кушай, сынок, тебе нужны силы. Сегодня нас ожидает дорога.

Я уже переставал задавать какие-либо вопросы, поэтому просто согласился, доел свой хлеб, предложив его маме, но безуспешно – она уже поела.

Мы шли медленно. Мама часто падала, у нее подкашивались ноги. Я держал ее за ледяные руки, пытаясь поднять, и так мы шли очень долго. Еще несколько месяцев назад я мог преодолеть это расстояние за пару минут, бодро шагая по оживленной улице, но тогда мы шли вечность, и эта вечность казалась мне привычной.

Мы добрели до озера, мамино дыхание обжигало мне щеки. Оно было таким тяжелым, как будто вот-вот должно закончится вовсе. На льду было несколько машин с людьми, которые вплотную сидели друг к другу. И никого нельзя было отличить от мамы: все с впалыми щеками, черными глазами и синими губами. В основном там сидели женщины и дети.

Мы стали так же медленно спускаться, и видели, как машины начинают по одной устремляться вдаль. Кругом было много народу, все загружались в них. Мы приблизились к одной из стоящих машин. Мама подошла к одному из военных и что-то ему сказала. Затем она направилась ко мне, устремив на меня свой больной взгляд, и прошептала:

– Сынок, езжай, а я немного посплю. Мама хочет спать. Не волнуйся, мы обязательно встретимся!

Я совсем не понял её слов. Какая-то женщина усадила меня в машину. Мы тронулись и поехали. Мама упала и осталась лежать на снегу. Пронзительный крик вырвался у меня из груди. Я кричал, вырывался, хотел к маме. Я не понимал, почему она даже не машет мне рукой. Сердце разрывалось, внутри все жгло и болело.

В тот год я узнал о смерти, о боли и о любви. Это были последние воспоминания о моей маме. Сейчас, спустя столько лет, я понимаю, что, когда она говорила, что ей не холодно, она испытывала боль, пробирающую до костей. Когда мама отказывалась от хлеба, говоря, что уже поела, она обманывала. Она не ела ни вечером, ни днем. Я понимаю, что люди на улицах не спали, а умирали, я понимаю, почему мама плакала и почему молилась. И я понял, что за боль была в моей душе. Это чувство я испытывал и в последние минуты нашей жизни.

Спустя пару минут поездки я сунул руку в карман и достал оттуда медальон, тот самый, что носила мама. Уже потом, я по памяти нарисовал её с большими голубыми и добрыми глазами и вставил в него, убрав свое фото… Я ношу этот медальон по сей день. Она мой Ангел-хранитель.

Каждую ночь я желаю ей спокойной ночи, глядя на звезды. Затем ложусь