Между топких болот [Никита Королёв] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Новокузнецке остались жена, двое детей и неколотый уголь в шахте. Для начальника я – загулявший кадр, для жены и детей – без вести пропавший, ни живой, ни мертвый.

Повисла тишина. Оба вдумчиво смотрели на огонь, и каждый в этой пляски пламени видел что-то свое. Кузьма достал несколько крайних угольков из костра и протянул Саше.

– На вот, разотри и присыпь раны.

– Зачем?

– Это липовый уголь – чтоб не загноилось.

Саша раскрошил его и нанес на ссадины. Лицо его, все покрытое углем, словно исчезло, слившись с ночной темнотой.

– Теперь ты похож на меня, когда я на работе.

– Я просто позирую для «Черного Квадрата»

Оба посмеялись, прикрывая рты. Здесь смех бывает реже, чем еда, потому его возможный повод может привлечь ненужное внимание.

Кузьма пододвинул к себе остывший котелок с водой и насыпал туда размельченный уголь.

– А это еще зачем? – удивился Саша.

– От поноса, – ответил Кузьма, и оба испили из этой чаши.

Сибирская ночь была невыносимо холодной, но перед сном костер пришлось затушить – за последние дни на этом многие уже успели погореть, причем буквально.

Оба надели подсохшие и вобравшие тепло костра вещи и улеглись на землю. Когда уже дотлевали последние угольки, Саша сквозь сон пробормотал:

– Чацкий смотрел из-за двери…

– М?..

– Ну, Чацкий в этой нашей постановке наблюдал за всем через замочную скважину; голоса Фамусова и прочих доносились из-за двери, а он был один в комнате. Заперт.


Новый день дал новую смертность.


На рассвете Кузьма растолкал Сашу. Они достали из-под березового ствола деревянные копья и пошли к реке. По изумрудной воде растекался густой туман, в котором тонули очертания далекой земли. Утренний мороз заползал под рубашку и пробирал до костей еще теплые ото сна тела.

– Зачем мы пришли сюда в такую рань? – спросил Саша.

– Рыбу ловить, – Кузьма достал из кармана вчерашний кулек с мукой, развернул и рассыпал оставшиеся крошки над водой. – У нас будет только одна попытка – дальше вода взбаламутится, и рыбы мы уже не увидим.

Почти сразу на муку сплылась разная мелочь: в основном, бычки и ерши. В таких даже и копьем некуда попасть.

– Они сейчас все съедят!

– Жди-жди, – отвечал Кузьма, вглядываясь в воду.

На суматоху подплыл карась.

– Этого давай! этого! – Саша замахнулся копьем, но Кузьма, не глядя, остановил его руку.

– Жди.

Саша зажмурился, не в силах больше смотреть, как у них из-под носа уплывает еда.

И вдруг, взметая под собой песок и заглатывая попутно мелочь, в рыбью гущу ворвался настоящий исполин. Хребет и округлые тугие бока сверкали белесыми зазубринами, рыло острое, глаза жемчужные. Кузьма коротко замахнулся, и каждая жила на его тонких руках затвердела стальным бугром. Удар был стремительным и точным. В следующее мгновение он уже держал над водой рыбу, нанизанную чуть не до середины палки. Она не извивалась и едва ли вообще успела что-то ощутить – копье вошло точно над глазом.

– Сегодня нам крупно повезло, – говорил Кузьма, – это осетр. Стерлядь. Не знаю, что он забыл в здешних водах, но нам его надолго хватит.


Молодой лес свеж и тих на заре дня. Все в нем только рождается. Листья на деревьях еще только тянутся из чрева почек, маленькие и нежные. Все распускается как бы исподлобья, кротко выглядывая оттуда, где только сошли снежные шапки. Ветки покрываются очаровательным цветами, наливаются молодым соком и легко покачиваются на ветру, еще не обремененные плодами. Птицы звонко распеваются, сочиняя новые летние песни. И все еще будто бы не в счет: комары, осы, мимолетность дней – все ожидает за летним аванпостом. Это вечное тихое утро, когда еще все спят, и заря разгорается лишь для тебя одного, даря сладостное предвкушение грядущего дня, за который можно еще столько всего успеть…

Сашины раздумья прервал крик, раздавшийся за деревьями. В обычном случае крики озверевших людей обратили бы Сашу в бегство, ибо ничего хорошего они не сулили. Но в этом крике была мольба. И его кто-то пытался заглушить – скорее всего, ладонью.

Подходя все ближе, Саша стал различать шорохи, чье-то кряхтение и стоны. Широкое дерево, за которым что-то происходило, оказалось перед Сашей. Он стал медленно обходить его по широкой дуге. Сердце его замерло, ноги холодели и тяжелели с каждым шагом. Действие за деревом открывалось понемногу, как рука, медленно поворачиваемая той стороной, где засел ворох клещей.

Странное существо, отдаленно напоминающее человека, придавливало собой к дереву девичье тело. Скрюченное, оно прижималось и отстранялось, как толстобрюхая пчела, высасывающая нектар из цветка. Девушка отчаянно извивалась и билась затылком об дерево. А затем это существо заметило Сашу, повернулось к нему и оскалилось. Нечто неподъемное, внезапно возникшее внутри, придавило Сашу к земле. Он смотрел в эти сверкающие ненасытной похотью глаза и тонул в них. И он бы действительно утонул, если бы не какое-то размытое и черное, словно тень, пятно, появившееся из ниоткуда и снесшее