Мотивация [Александр Эл] (fb2) читать онлайн

Александр Эл Мотивация

_{Глава первая} Попаданец

– Без уважительной причины! Второй раз. Второй раз за неделю, без уважительной причины! На целых пять минут! Это никуда не годится. После смены останешься и отработаешь. И за прошлые пять минут тоже! – Наставник с укоризной смотрел на Егора. – Ты, конечно, можешь и не учиться в школе, но норму! Норму обязаны выполнять все!

Сказать было нечего. Егор тупо смотрел в пол. Он действительно, уже во второй раз за неделю, опаздывал на целых 5 минут. Чем больше он «выполнял норму», тем меньше понимал, зачем это нужно, и почему так важны эти пять минут.

– Ты хоть понимаешь, сколько телевизоров выпускает этот завод за 5 минут рабочего времени, которые ты у завода, похитил?

Наставник выглядел точно так же, как на доске почёта. Правда, там он был в костюме, но такой же солидный, с роскошными усами, как на рекламе парикмахерской, и весь нереально уважаемый. Именно так должен выглядеть рабочий класс, – подумал Егор, когда впервые его увидел, повезло! Три месяца назад его привели в цех и сказали, – вот твой учитель, наставник, он будет делать из тебя человека.

– Извиняюсь спросить, сколько Вам лет, молодой человек? – посмотрев на Егора, спросил Наставник.

– 15 лет, уже исполнилось. Здравствуйте, меня Егором зовут. А, как мне к Вам обращаться?

– Это хорошо, что вежливый, – наставник недоверчиво разглядывал Егора. Как обращаться? Ну, я же наставник, ну вот и обращайтесь – Наставник. Так, сколько Вам говорите лет, пятнадцать? Извиняюсь спросить, а где Ваши родители?

– На работе, наверное…

– Извиняюсь спросить, кем они работают?

– Инженеры, и мать и отец.

– Извиняюсь спросить, у вас в семье, наверное, денег не хватает, раз Вы здесь?

– На счёт денег, не знаю…

– У нас в цеху уже есть один пятнадцатилетний. У него, бандиты убили отца, он милиционером был. Теперь вот сын матери помогает, и младшей сестре. Им деньги нужны. Я это понимаю. А Вы, я извиняюсь, здесь зачем? В 15 лет, нужно в школе учиться. У нас в стране, детский труд запрещён. Тот малец рассказал, что все исполкомы прошёл, чтобы в 15 лет работать разрешили. Это же особый случай, специальное разрешение требуется …

– Вот что Егор, передай своему отцу, что он делает большую ошибку. Это неправильно. Ты должен закончить школу. Потом будет очень трудно, – классная делала вид, что волнуется, – я не помню такого случая, чтобы родители сами забирали ребёнка из школы и вместо этого отправляли работать. В этом нет никакой необходимости. Скажи ему, что ты не самый худший в классе. Пусть даст тебе доучиться.

Егор молча слушал и думал, что не верит ни одному её слову. Вот сейчас, она говорит гадости про папу, а раньше жаловалась папе на меня. Каждый месяц ходила по квартирам и надоедала родителям. Они её слушали, терпели и ещё чаем поили. А потом весь вечер ругались. Последний раз был вообще вопиющим, и папино терпение лопнуло. Он сказал, что больше её видеть не хочет, и избавит семью от неприятностей.

Я тогда тоже сглупил, думал Егор. Хотел пошутить, и попался. Принёс в школу маленькую гантель из дома. Она очень незаметно пряталась в рукаве. Потом, ка-ак шарахнешь по парте! Остаётся вмятина. А все думают, что я это рукой так. Шарахнул в коридоре по подоконнику, а классная, застукала. Принесла гантель родителям домой, и не сама, а специального мальчишку с собой взяла, чтобы гантель нёс. Вроде бы она тяжёлая. Врёт всё, гантель совсем не тяжёлая, в рукаве пряталась. Это она нарочно, чтобы родителям обиднее было. Ну, вот у папы терпение и лопнуло.

А сейчас она говорит, «твой папа ошибку делает…». Никаких ошибок! Папа всё делает правильно! Больше ты по квартирам шастать не будешь! Я теперь взрослый, самостоятельный. Буду сам деньги зарабатывать!

– Меня на завод на перевоспитание прислали. Папа хочет, чтобы я был таким как он. Он тоже начинал учеником слесаря-инструментальщика.

– На перевоспитание? – глаза Наставника округлились, – а как же школа? Там, что ли не воспитывают больше? А родители? Я своих детей сам воспитываю. Вы, извиняюсь, учиться дальше, думаете?

– Не знаю пока, наверное, в вечернюю школу пойду.

– Ну, вот что, я извиняюсь спросить, ты наверное – фрукт, раз в школе не учишься? Да ещё блатной какой-то, через задницу. Все, своих наверх, в институты тащат, а тебя значит, наоборот, к нам на перевоспитание! Ты своему папе передай, что у нас тут, не колония для несовершеннолетних! Мы тут работаем! Ишь, придумали, перевоспитание! За кого это, они меня принимают? Я сейчас к начальнику цеха пойду, мне такие ученики не нужны! Студент, блин!

Ну вот, опять. Егор совершенно не понимал, чего все от него хотят. Делает то, что ему говорят, идёт куда скажут. Чего они все прицепились?

_{Глава вторая} Пилите, пилите

– Вот, это твоё рабочее место. Вот этот верстак, и эти тиски, твои. Держать в порядке, рабочее место убирать за собой. Понял? – Наставник, после разговора с начальником цеха, был уже более миролюбивым, – сказали проверить твои способности.

Он принёс откуда-то, наверное подобрал из брака, железную болванку килограмм на десять, огромный, в полметра напильник и маленький железный угольник.

– Ставлю задачу. Вот этим напильником пилишь эту болванку, так, чтобы был прямой угол. Угольником проверяешь угол, и чтобы просвета не было. Вопросы есть?

– Есть вопросы. Сколько нужно спилить? – болванка была толщиной сантиметров восемь. Егор решил, что задача – спилить, как можно больше. Он вспомнил книгу, где два чудака пилили чугунные гири, думая, что внутри золото.

– Ты пили, сколько хочешь, главное, чтобы угол прямой был. Руку набивай, понял?

– И долго так пилить?

– Это, как у кого пойдёт. Кто месяц пилит, кто год. Ты с разговорами заканчивай, просто бери и пили.

Ну да, как в той книжке, «пилите, пилите…» Месяц, или год? Что же это за учёба такая, – подумал про себя Егор.

– Извините, ещё один вопрос, а когда учёба начнётся?

– О-о, я вижу ты любитель поговорить. Учатся, в школе! А здесь работают. Кончай сачковать, и чтобы в курилку каждые 5 минут не бегал. Завтра утром доложишь, чего достиг.

Каждый утро Егор приносил Наставнику болванку и получал очередной разнос. Выяснилось, что у Егора нет никакого таланта к слесарному делу, и вообще нет никаких талантов, что он лодырь и потенциальный прогульщик, и балласт на теле пролетариата. И что пилить ему ещё, и пилить…

Егор пилил, час за часом, день за днём, и уже третий месяц подряд. Как он не старался, прямой угол не получался, и улучшения почти не происходило. Постепенно накапливалась неприязнь и к напильнику, и к болванке, и к тискам. Тупая работа становилась всё более ненавистной. Вспоминалась школа, друзья-товарищи, и конечно девчонки. Особенно одна губастенькая, Танька. Он даже, однажды, провожал её домой. Правда, шёл по противоположной стороне улицы, а она видела, хоть и не смотрела в его сторону. Назавтра, увидев в школе Егора, Танька покраснела, как будто они делали что-то, что нужно скрывать…

– А, чего это ты вчера мой верстак не убрал? – прервал мысли рабочий, чей верстак был рядом с верстаком Егора.

Все его называли Матросом. Наверное, из-за того, что вместо обычной спецовки он носил тельняшку, как у моряков. Тельняшка была истрёпанная и грязная особенно на животе. Лет ему было немного, говорили, что он ещё недавно служил на флоте и тоже пришёл в цех учеником.

– Я убрал.

– Значит, плохо убрал! Который месяц терплю, а ты никак не научишься. Экая ты бестолочь, смотреть противно! Только и думаешь, как сачкануть. Я же тебя насквозь вижу!

– Я больше не буду, – гундосил Егор, – я исправлюсь.

Теперь его мысль работала только на то, как побыстрее смыться в курилку.

_{Глава третья} Всё по-взрослому

Егор не курил и запах дыма не любил, но это была единственная возможность, хоть на несколько минут бросить напильник и отойти от ненавистной болванки. Перекуры были разрешены официально. Каждый час давалось пять минут, чтобы сходить в туалет и перекурить. Перекуры частенько затягивались, пока мастер не разгонит. Курилка была единственным местом, где можно было хоть что-то узнать. Там рассказывали похабные анекдоты, разные истории из жизни, и про баб. Егору приходилось прикидываться курящим, чтобы не думали, что он тут что-то вынюхивает. Он даже обзавёлся пачкой самых дешёвых сигарет. Но и их надолго не хватало, всегда находились желающие стрельнуть сигаретку.

– Евсеич, скажи, встречал ли ты в жизни, хоть одного честного человека?

Евсеич работал фрезеровщиком, а когда-то давно был секретарём обкома компартии. Здесь, на заводе, ему определили последнее пристанище. Из партии исключили и отовсюду выперли. Говорили, что он погорел на бабах, которым давал квартиры за то, что имел их прямо в своём обкомовском кабинете. История была старой, но Евсеич особенно и не скрывал. Ему нравилось рассказывать, когда спрашивали, красивыми ли были те бабы. В подробности он не вдавался, достоинства женщин описывал двумя, тремя смачными словами, и глаза его в этот момент загорались. Егор слушал открыв рот, а Евсеич назидательным тоном поучал, – рано тебе о таком слушать, не поймёшь ещё. Видишь, вот со школы сбежал, а так, тоже мог бы многого в жизни достичь…

– Одного честного человека за всю жизнь и встретил, – задумался Евсеич, – только никто не говорил, что он честный. Все считали его дураком. Он был председателем облисполкома, генерал-лейтенант в отставке. Жил с женой на свою пенсию, а всю зарплату председателя облисполкома переводил в Детский дом. Своих детей у них не было. Его все не любили…. Ладно, всё мужики, расходись, мастер идёт.

До исполнения 16 лет, рабочий день Егора длился всего 4 часа. Закон не позволял малолеткам работать дольше. Но и эти часы были нестерпимым наказанием. Рабочий день начинался в 7 утра. Чтобы успеть доехать на городском автобусе, приходилось вставать в 5:30. И вот уже Егор снова опоздал.

– Нужно вставать заранее, – отчитывал Наставник, – и думать головой, что делаешь.

– Я и так встаю заранее, это автобус иногда запаздывает.

– А ты встань ещё раньше, чтобы спокойно, с пониманием идти на работу.

– Тогда мне придётся встать в 5 часов утра, у автобусов такое расписание.

– А как же я, за 20 лет ни разу не опоздал? Если нужно, то я и в 4 часа встану. И тебе надо привыкать, если хочешь стать настоящим рабочим человеком, а не каким-то, босяком.

Наставник действительно никогда не опаздывал. Когда бы Егор не пришёл, Наставник уже был в цеху. Казалось, что он никуда и не уходил. Не зря же на доске почёта висит.

– Товарищи! Товарищи! – громко взывал начальник цеха, – попрошу всех подойти сюда! Объявление, товарищи! Минуточку внимания! Ну, давайте, давайте поживее, поактивнее товарищи! – рядом с начальником цеха стоял милиционер с папкой в руках, – ну что, все собрались? Можно начинать? Минуточку внимания! Сейчас перед вами выступит сотрудник райотдела милиции! Прошу, Вам слово, товарищ.

– Товарищи! – милиционер выступил вперёд, – обстановка в городе, беспокойная, товарищи! Сообщу вам не для паники, а по необходимости. Произошли, уже не единичные случаи бандитизма, с применением огнестрельного оружия. Оружие, товарищи, самодельное! Это тревожит. Такое оружие можно сделать, только в таком цеху, как ваш, товарищи! Возможно, оно делается на ваших глазах, на соседнем станке! От имени райотдела милиции, прошу обратить на это внимание! Проявите сознательность, товарищи! Преступность не дремлет! Её нужно пресечь. Если, что-то подозрительное вдруг, или случайно, увидите, просьба немедленно сообщить начальнику цеха, или в ближайшее отделение милиции! Не бойтесь товарищи, если имеются такие факты, можете сообщить прямо сейчас! Если есть вопросы, спрашивайте, не стесняйтесь!

– Чего за оружие-то? Типа, самопал какой-то? – крикнул кто-то из глубины цеха.

Нет, товарищи! Это не игрушки. Оружие типа – пистолета с элементами автоматики. Очень, знаете ли хорошее, если можно так сказать, оружие! Бьёт, товарищи, не хуже фабричного! Для изготовления такого оружия нужно оборудование, которое, как говорится, на дороге не валяется, товарищи! Ещё вопросы есть? Ну, если нет, до свидания, товарищи! Мне ещё на первый этаж надо.

– Всё, всё, расходимся! – махнул рукой начальник цеха, – работать, работать!

Обсуждая новость народ начал расползаться по своим местам. До чего дошло, оружие делают…

_{Глава четвертая} Изобретательность

– Прогресса, я у тебя, что-то не наблюдаю, – Наставник строго посмотрел на Егора, – в общем, так, сегодня будешь работать на штамповке, в соседнем цеху, там работник не вышел.

Егора частенько отправляли то подметать, то таскать, или кого-то заменять. Это было лучше, чем пилить болванку. Угнетало лишь понимание, что никакая это ни учёба, и слесарем он так никогда и не станет.

Штамповать не пришлось, требовалось ровнять. В огромном железном ящике, внавалку лежали стальные кружки, сантиметров по 12 в диаметре и толщиной в палец. Егор потрогал кружки, зачем постучал одним о другой. Никакого следа не осталось. Кружки были твёрдыми, тяжёлыми и испачканными маслом. В результате вырубки, они стали выпуклыми, с неровными краями. С этим их недостатком и нужно было бороться, просто плющить. Кладёшь кружок на пресс и нажимаешь педаль. Удар – огромный 100 тонный пресс легко справился с задачей. Кружок стал плоским. Берёшь следующий кружок. Удар – готово. И пошло, и пошло. Работа не сложная, главное, руки прессом не отдавить.

После первой сотни кружков, за каждым из которых приходилось наклоняться, спина заныла. А нельзя ли класть сразу по два кружка? Глупо ведь ровнять по одному, если можно сразу два. Положил два, один на другой. Это оказалось непросто, выпуклые кружки скользили, не хотели ложиться друг на друга, но Егор изловчился. Удар – готово! Получилось сразу два. Удачно повторив процедуру ещё раз пятьдесят, Егор подумал, а нельзя ли положить сразу три кружка? Удар – готово! Какого лешего не сказали, что можно брать сразу по три, это же в три раза быстрее. Удар – готово. Но и это было утомительно. Каждый раз наклоняться, затем ровнять кружки в столбик, а они упрямо расползаются. Тупая работа, скорей бы закончить… Удар – раздался треск, как от выстрела. Один кружок куда-то исчез, испарился. Как так? Поразмышляв, Егор пришёл к выводу, что скорее всего средний из трёх кружков, сполз и при ударе выскользнул.

Он осмотрелся по сторонам, но за шумом цеха ничего необычного не услышал и не заметил. Охватило смутное беспокойство, куда девался кружок. Где искать? Кругом станки, оборудование, люди. Диск мог попасть в человека. Однако всё вокруг было спокойно, цех работал. Никто ничего не заметил. Охватившее волнение не проходило. Егор не нашёл ничего лучшего, как уйти из цеха, где как раз начинался обеденный перерыв. Он слонялся по заводу размышляя, стоит ли об этом сообщать. Так ничего и не придумав, Егор вернулся обратно в цех.

Возле стены, метрах в двадцати от пресса, на котором работал Егор, мастер со штамповки и один из рабочих рассуждали, как и зачем стальной диск мог оказаться в стене. Егор подошёл и разглядывал вместе с ними, делая вид, что ничего про это не знает. Вытащить диск, спрятавшийся в стене больше, чем наполовину, руками не удавалось. Пришли к выводу, что кроме как проделками инопланетян, объяснить это явление, невозможно. К прессу Егор подходить боялся, и сославшись на необходимость срочно пилить болванку, пошёл в свой цех. Только сейчас до него дошло, что диск вполне мог полететь и в него, и если бы это случилось, он без сомнений прошёл бы насквозь. От страха, Егору срочно захотелось в туалет. Вскочив туда с разбегу, напугал двух мужиков. Один держал надетую на палку бобину с тонким кабелем, а другой, подняв руки, крутился вокруг своей оси, наматывая кабель на тело. Но увидев, что Егору не до них, мужики успокоились и продолжили своё дело. Процесс был не быстрым.

– Эй пацан, посмотри, не видно? На проходной, не заметят? – мужик, на которого наматывали кабель уже надел пальто, когда Егор вылез из кабинки.

– Не заметят, – Егор задумался о своём и ответил не сразу.

– Слышь, пацан, если кому сболтнёшь, мы тебя найдём. Усёк? – по-своему понял паузу намотанный мужик.

– Усёк, – по спине поползли мурашки. Мужики – здоровые, лица злые, глаза холодные, утопят тут же в унитазе. Егор уже просто хотел пилить свою болванку, приключений на сегодня было достаточно.

Вернувшись в цех, наткнулся на мастера. Тот был недоволен, что Егор, оказывается, не был у зубного врача, который принимает в соседнем корпусе. А там, всех отмечают по списку, и мастеру уже позвонили про всех, кто увиливает.

– У меня зубы не болят.

– У тебя никто не спрашивает, болят они у тебя или нет. Ты в списке! Марш к зубному!

В зубоврачебном кабинете рядом стояли сразу два кресла, в которых извивались пациенты. Живая очередь, в ожидании лечения была тут же рядом, перед открытыми дверями набиралась страха, наблюдая, как под жужжание древних, потемневших от старости бормашин, корчатся их жертвы. Шум перекрикивали не только пациенты, но и две женщины в белых халатах. Они бойко обсуждали новости, покупки, и недостатки мужчин. Около часа, Егор вздрагивал от этих звуков, и наконец оказался в кресле, будучи уже полностью деморализованным и неспособным к сопротивлению. Женщина на каблуках, с ярко накрашенными губами, почти не глядя наощупь определила, где сверлить. Таская жужжащим бором голову Егора по подголовнику кресла, она продолжала безостановочно разговаривать с другой, такой же врачихой. Странно было, что они разговаривали одновременно, хотя казалось, что обращаются друг к другу. В этот день Егор пришёл домой на час позже, а свежевылеченный зуб, за ужином раскололся надвое.

– Хорошо, что у вас на заводе зубной врач есть, – сказала мама, – прямо с утра к нему и иди!

Но Егор не пошёл потому, что боялся. И маме не сказал потому, что боялся, что мама будет недовольна.

_{Глава пятая} Красная икра

Так проходил день за днём. Егор снова плохо пилил, плохо убирал верстак соседа, и по-прежнему стремился в курилку. Только там, он чувствовал себя человеком. Только там было что-то новое, интересное.

– Привет, тебя как зовут? – первым спросил Егор.

В курилке никого не было, кроме, с важным видом дымившего и плевавшегося, судя по возрасту, того самого второго пятнадцатилетнего, сына погибшего милиционера, о котором говорил Наставник.

– Фёдор, – протянул руку мальчишка, – А ты, Егор? Я тебя видел. Ты, как на заводе оказался?

– Меня отец устроил.

С минуту сидели молча. Какая-то женщина, увидев двух мальчишек в курилке, один из которых с важным видом выпускал клубы дыма, посоветовала бросать дурное дело, и не портить здоровье смолоду. На что Фёдор, её едва ли не обматюкал, – мужа своего поучи!

– А у меня отца нет. Умер.

– А это правда, что его убили?

– Уже рассказали? Да, убили… Он в милиции служил…

– А у него пистолет был?

– Был.

– Как же так получилось?

– Он на машине ехал, один. Человек поперёк дороги лежал. Отец подумал, помощь нужна. Вышел, подошёл к нему, а тот выстрелил…

Через неделю, Фёдор, и ещё какой-то пацан из другого цеха, отлупили Егора в раздевалке.

– За что? Что я вам сделал!? – Не понимая, что происходит, Егор забился в угол, закрыл голову руками, и даже не пытался отбиваться.

– Икру жрёшь? На тебе! Получи! – приговаривали мальчишки, пиная Егора руками и ногами.

Всегда с вечера мама готовила бутерброды для Егора. Всегда с колбасой или с сыром. А однажды сделала с красной икрой. Кто-то, в подарок родителям, привёз пол-литровую банку красной икры, и было подозрение, что она может испортиться, поэтому её нужно быстро съедать. Егор обнаружил икру только тогда, когда развернул бутерброды, сидя у своего верстака.

– Это что, икра? Дай попробовать, – казалось, Матрос увидел икру раньше, чем Егор.

– Пожалуйста, конечно, берите всё.

– Хорошо живёшь, – сказал Матрос, когда доел второй бутерброд, – с маслом икра – хорошо!

Теперь, Матрос без всякого повода, надо или не надо, везде говорил, что «этот сынок» всё время икру жрёт.

Придя домой с подбитым глазом, Егор попросил маму никогда больше не класть в бутерброды икру.

– Ты не понимаешь, – сказала мама, – ты же не высыпаешься, тебе нужно хорошо питаться! А где это ты так упал? Вроде ещё не скользко. Спокойно нужно ходить, спокойно. А не бегать, как савраска …

_{Глава шестая} Пальцами ног

– Представляете, этот псих повторял всё снова и снова, и всем с этим надоел, – в курилке, кто-то травил очередную байку, про якобы работавшего в соседнем цеху слесаря-ремонтника, которому по случаю достался старый Фольксваген-Битл, списанный из какого-то иностранного посольства.

Всё бы ничего, но машина не ехала. Включалась только задняя передача. Денег на новую коробку передач у него не было, денег вообще не было, да и достать такую коробку было негде. Поэтому, он взялся чинить сам. Постепенно научился снимать и разбирать коробку, и затем снова её собирать. Можно сказать, что почти получилось. Теперь включались все передачи, кроме одной. Иногда не включалась задняя, иногда одна из передних, но всё время разные. Это наводило на мысль, что разгадка где-то рядом, что победа близка, и он продолжал искать.

Беда в том, что при каждой сборке нужны были помощники, двумя руками никак не удержишь рассыпающиеся шестерёнки. Нужно было просто подержать, всего несколько минут. Поэтому он привлекал всех, кого мог. Сначала друзей, а когда тем надоело, жену, дочку и тёщу. Иногда он неделями не трогал коробку, а потом, как одержимый снова набрасывался на неё. Он уже окончательно надоел всем, кого знал. Любые встречи с друзьями, дни рождения и просто выпивка, всегда заканчивались одним и тем же, собиранием коробки. От него стали шарахаться знакомые, но коробка по-прежнему продолжала упрямо сопротивляться. Лишившись помощников, он научился собирать её в одиночку, без посторонней помощи, приспособив для этого перевёрнутую вверх ножками табуретку в качестве станка для сборки. Поскольку рук не хватало, он наловчился удерживать шестерёнки пальцами босых ног. Он повторял это снова и снова, каждый раз совершенствуя процесс, который уже стал напоминать цирковой номер, но коробка по-прежнему не сдавалась.

Однажды он услышал, что в Москве будет проходить выставка с участием Фольксвагена, где будут присутствовать инженеры концерна. Увидев в этом возможность посоветоваться со специалистами, что именно он делает неправильно, он в первый же день принёс коробку на выставку. Рассказав через переводчика о своей проблеме, в ответ услышал, что коробки подобного типа не ремонтируются, и вообще они одноразовые, неразборные. В случае поломки, что случается очень редко, коробку передач просто заменяют на новую. В условиях мастерской, собрать её невозможно потому, что на заводе для сборки используют специальную пластиковую форму, в которую сначала укладывают все шестерёнки, затем вставляют оси, а пластиковая форма растворяется, чуть ли не водой. Если такую коробку разобрать, то собрать её можно только на заводе, таким же способом.

Мужик понял, что немец не хочет раскрывать секрет и прямо сказал, что тот врёт, потому, что коробка разбирается, и он это делал многократно и может повторить прямо здесь, на выставке. Пришла очередь немца возмутится наглости русского вруна, и он потребовал это доказать.

Несите табуретку! Мужик привычно разулся, сбросил носки и на глазах немца и переводчика проделал всю операцию. То ли табуретка оказалась особенной, немецкой, то ли обстановка была соответствующей, но у собранной коробки наконец включились все передачи. Всё, в этот момент немцы перестали интересовать мужика, он обулся и собрался уже уходить. Но его не отпускали. Охреневший немец, через переводчика просил трюк повторить, но мужика это не интересовало, ему очень хотелось попробовать установить коробку на его автомобиль. Немец стал обещать деньги и просил едва не на коленях. Договорились, что мужик принесёт коробку ещё раз, но только если немец пообещает достать новые сальники, поскольку подходящих он сам найти не смог.

В назначенный день он снова принёс коробку на выставку, и даже для такого случая вымыл ноги и надел чистые носки. В этот раз собралось много немцев, в том числе не только с Фольксвагена, они фотографировали всю процедуру и шумно восхищались. А в конце подарили новые сальники и новую коробку передач, специально доставленную самолётом из Германии. Просили подарить им старую, говорили, что поставят её в заводском музее, вместе с фотографиями босоногого русского мужика. Но он так к ней привык, что отдать отказался наотрез, не смотря ни на что. «Одна коробка хорошо, а две лучше!»

– И не стыдно тебе? – Егор не заметил, как подошёл Наставник, – ты, где должен быть!? Тебя уже полчаса нет на рабочем месте! Я же тебя предупреждал, в курилке не сидеть! Что же ты лодырь такой, на мою голову?

И Егор снова пилил и пилил, и уже спилил едва ли не половину болванки, но прямой угол так и не получался. От железных опилок руки почернели, пальцы окрепли, но как Егор ни старался, даже простая плоскость получалась выпуклой.

Одним эта работа была хороша, когда пилишь, можешь думать, о чём хочешь. И Егор думал, мечтал. Зачем тому старому слесарю машина, куда ему на ней ехать. Сидел бы дома с женой и дочкой и никому бы не надоедал. Вот бы Егору машину, пусть самую старую. Он бы её вымыл и почистил, и конечно же, починил бы её. Пришёл бы на выставку и показал немцам, что машина у него не хуже новой. Он не стал бы унижаться перед немцами босыми ногами.

– Гнать тебя надо! Разгильдяй блатной! Ты ученик, так учись, а ты верстак убрать не можешь, бестолочь! – возмущался Матрос.

– Я убирал, я старался.

– Старался он! Я должен белым платком провести, и чтобы никаких следов, ни пятнышка! Пили болван, пили дальше!

Егор пилил, час за часом, день за днём.

_{Глава седьмая} Прощай оружие

– Егорка, спирта хочешь? Ребята достали, ты парень свой, угощайся. Не бойся он уже с водой, разбавленный, – парень, которого Егор давно уже видел в курилке и не раз угощал сигаретами, улыбаясь, показывал спрятанный за пазухой стакан…

Спирт достать было несложно. В цеху, только ленивый не делал кухонные ножи из использованных и ломаных пил, которыми, на специальном станке пилили стальные болванки. Тонкие, не тупящиеся, вечные ножи были невероятно популярны среди домохозяек. Иногда их украшали наборными ручками, сделанными из обломков пластмассы разных цветов. Такие ножи были лучшим подарком. Ничего подобного в магазинах не продавалось. На заводе трудились тысячи женщин, в том числе там, где был спирт, и не было среди них той, которая не отлила бы его за такой нож. А ещё в ходу были набойки на каблуки, особенно на шпильки. Их можно было сделать «вечными», из калёной стали, или красивыми, из бронзы.

Однажды увидев, как мама режет мясо, Егор подумал, что нужно сделать для неё нож. Как получится, он не знал, опыта не было. Поэтому заранее не хвастал, решил сделать подарок к маминому дню рождения. Подобрав из мусора подходящий обломок пилы, он на наждаке придал ему нужную форму и даже уже почти закончил ручку. Осталось заточить и отполировать. Нож получался, вполне приличный.

– Оружие делаешь? – изо рта Матросы пахнуло луком, а глаза горели благородным блеском.

– Какое ещё оружие? Это просто нож, подарок.

– Это ты в милиции расскажешь! Это же, они по твою душу, приходили сюда! Расскажешь негодяй, никуда не денешься, что за оружие, и кто заказал такой «подарок!», – глаза Матроса сузились, – или, это ты сам вооружаешься? Подлец! В колонию пойдёшь, раз по-человечески не понимаешь!

– Да не оружие это…

– Ах ты, мерзавец! Тебе народ оборудование доверил! А ты, оружие делать? Негодяй! Где твой наставник? Он знает, чем ты тут в рабочее время занимаешься? Гнать вас надо, обоих! И тебя, и твоего наставника! Всё, я пошёл докладывать! – Матрос стал решительно снимать с себя спецовку.

– Не надо! Я прошу Вас! – Егор уцепился за рукав Матроса, – не надо Наставника. Я больше не буду. Пожалуйста, не надо ничего говорить. Вот, заберите, заберите нож. Он мне не нужен.

– Ну, ладно, Сопляк – смилостивился Матрос, – но, смотри у меня! – Матрос, стиснув зубы, погрозил пальцем, – на этот раз, я тебя выручу. Не забывай мою доброту!

– Спасибо, спасибо Вам. Я не подведу, – вытирая слёзы, Егор был рад, что всё обошлось.

В общем, происхождение спирта было понятно, однако предложение оказалось неожиданным. Спирт пить Егор не хотел и даже побаивался, он и водку никогда ещё не пробовал. Но отказать было неудобно, подумают, что не мужик. И, сказав спасибо, Егор для важности сделал большой глоток. Рот обожгло…

На свою ученическую зарплату, прямо в заводской столовой Егор покупал пиво. Проставлялся, чтобы уважить мужиков из курилки. Мужики оценили и теперь вот, честно поделились спиртом.

– Ты, вот так, рукавом занюхай, – учили новые друзья, – только сейчас сиди тихо, не высовывайся и не давай себя нюхать. Унюхают, могут выгнать. И смотри, если поймают, своих не закладывай! Ври, что хочешь, понял?

– Понял, – с непривычки Егор сразу окосел. Ноги не слушались, язык заплетался. Ума хватило дойти до верстака и продолжать пилить. Час, остававшийся до конца смены, пролетел незаметно. Изнутри грела мутная радость, что взрослые мужики, признали его своим. Глядя в пол, и ни с кем не прощаясь, чтобы не унюхали, Егор успешно преодолел проходную. В голове шумело, добравшись домой упал на кровать и проспал до самого вечера.

Теперь Егор учился курить в затяжку, и от спирта не отказывался. Здоровался со всеми за руку, слушал, и сам рассказывал похабные анекдоты, и наконец, почувствовал себя членом коллектива. Пилить болванку продолжал, но уже и не пытался сделать прямой угол. И всё было бы хорошо, если бы не занудный Матрос, от которого никуда не спрячешься, и Наставник, продолжавший каждое утро отчитывать, и вылавливать Егора в курилке. Но и к этому он потихоньку привык, казалось, что придираются не так уж и сильно. Жизнь налаживалась.

_{Глава восьмая} Доска почёта

Очередным утром, он как всегда принёс болванку Наставнику, но того не оказалось на месте. Прождав некоторое время, узнал от других слесарей, что тот внезапно уволился, уже со всеми распрощался и в цеху больше не появится. Егор ходил в растерянности, совершенно не понимая, что делать дальше. Привычный порядок был нарушен. Даже в курилку идти не хотелось. Он попытался пилить болванку, но и этого, как-то по-особенному не хотелось. Было обидно, что Наставник даже не попрощался. Он понял, что ни до него, ни до его болванки никому, ровным счётом, нет никакого дела. Только лишь Матрос продолжал надоедать.

– Сколько ни учи, ничего до тебя не доходит, – внушал Матрос, родился бестолочью и бездельником, так и помрёшь. Ты глазками-то не стреляй, не стреляй. Слушай, когда старшие говорят.

– Я не стреляю…

– Вот и не стреляй! Не стреляет он. У тебя же руки из задницы растут! Привык икру жрать, тьфу слесарь-гинеколог.

Виновато глядя в пол Егор краем глаза заметил, что за этой сценой наблюдают.

– Твой молоток?– это был один из слесарей. Егор раньше уже видел его в цеху.

– Вам нужен молоток? Это не мой я его одолжил, тут гвоздь …

– Возьми молоток, – сказал слесарь.

– Зачем?

– Возьми молоток, и дай в лоб, этому барану!

– Как…, – не понял Егор и посмотрел на опешившего Матроса.

– Между глаз!

– Ты, чему его учишь?! – взвыл Матрос.

– Бей, не бойся. Скажешь, что я ударил! – глаза слесаря блестели.

Егор, в растерянности, инстинктивно взял в руку молоток и посмотрел на Матроса. Тот отпрянул.

– Ты что? Ты что!? Положи молоток!

– Бей!

Увидев страх в глазах съёжившегося матроса, Егору действительно захотелось ударить. Месяцами копившаяся обида рвалась наружу.

– Всё, всё! Я всё понял! Извини, прости! – закричал Матрос, закрывшись обеими руками в ожидании удара.

Егор бросил молоток на верстак и отшатнулся, ноги подкашивались, во рту пересохло.

– Вот так! Как только опять за****ит, бей эту суку, молотком. Он по-другому не понимает!

– Бельский! Я всё расскажу начальнику цеха! Чему ты пацана учишь! – завизжал Матрос.

– Поори ещё, он ведь и ударит. Ему ничего не будет, он – несовершеннолетний. Начальнику расскажи, как ты из парня раба делал. А ты, иди за мной, я твой новый наставник. Болванку свою захвати. А свой верстак, этот вот, должен сам за собой убирать. Ты понял?

– Понял…, – Егор всё ещё не мог сообразить, что происходит, но послушно поплёлся за новым наставником.

– Меня зовут Сергей Бельский, я сам попросил, чтобы мне тебя передали. Жалко было смотреть, как прежний твой учитель – мудак, из тебя быдло делает. Меня тоже когда-то, когда из армии пришёл, так опускали.

Агрессивность нового наставника пугала Егора и вызывала протест. Уже ставшее привычным, унылое спокойствие рушилось на глазах.

– А почему, Вы так отзываетесь об уважаемом человеке? Он на Доске почёта висит, с ним начальник цеха за руку здоровался. Как ушёл, сразу стал плохим? – спорить, или что-то доказывать, Егор не хотел. Он хотел, чтобы всё оставалось как раньше.

– О, да я вижу ты философ. С тобой будет интересно. Ты думаешь, на Доске почёта все хорошие висят?

– Думаю, там лучшие. Иначе, к чему такая Доска почёта, если там кто попало?

– Не знаю, поймёшь ли сразу, там висят не лучшие, там висят – никакие. Ты, мой портрет, видел там? Нет? А почему, как думаешь?

– Наверное, Вы не лучший, Наставник.

– Не называй меня, Наставник. Зови Сергей, или лучше Бельский. Меня здесь все так зовут. И давай на «ты», мы же коллеги.

Подлизывается, гад. Хитрый, хочет в душу влезть, – подумал Егор.

– Лучший слесарь-инструментальщик здесь – я, Сергей Бельский. Я – лучший, на этом заводе. Любого спроси. Когда их бестолковые инженеры нахомутают, ко мне идут. А на Доске почёта меня нет. Почему? Потому, что мне на это наплевать, я здесь деньги зарабатываю.

Ну, попал, вот так наставник – подумал Егор. Его всегда учили скромности. А этот, сам себя хвалит и ещё всех вокруг ругает. Инженеры плохие? Какие ещё хомуты? Что он несёт…

– На Досках висят, никакие. Там лояльные и беспроблемные, – продолжал новый наставник, – а лучшие, они – независимые. А ты, кем хочешь стать, лучшим специалистом, или другом начальства?

Егор задумался. Конечно, хотелось бы стать хорошим специалистом. При чём тут начальство? Тут же не школа, это там подлизы.

– Начальство, чтобы деньги платить. Главное, норму выполнять, – Егор вспомнил слова прежнего Наставника.

– Ладно, забудь. Тут сразу не поймёшь. Сколько ты уже в учениках, четыре месяца почти? Подводи итог, что нового узнал, что освоил? – Бельский крутился на старом, круглом пианинном стуле, неизвестно как попавшем в цех, – рассказывай, чего достиг.

Егор стоял рядом и тупо смотрел в пол, прислонившись к верстаку. Вот же привязался. Ещё вчера было так спокойно. Черт бы побрал, этого Бельского. А действительно, чего я тут достиг? Что сказать, если спросят. Вот уже и спрашивают. Чего достиг, чего достиг…

– Я пилил.

– Зачем?

– Сказали, вот и пилил, – обычно в это время Егор, получив выволочку от Наставника, уже дремал у своего верстака, для вида двигая напильником. Так проходил час. Окончательно он просыпался лишь услышав очередной анекдот в курилке. Бельский спать не отпускал.

– Ну, показывай, чего напилил, – Бельский крутил в руках болванку Егора, – слышь, ты наверное думал, что нужно железо в опилки переводить?

– Нет, сказали делать прямой угол.

– Да? Ну, и где тут угол?

– Не получается.

– А зачем нужен угол?

– Сказали, надо.

– Ты, даже не спросил зачем?

– Спросил. Наставник сказал, не болтать и пилить.

– Да? Свинья твой наставник был. А ты говоришь Доска почёта. Чего ещё «достиг»?

– Не знаю.

– Не знаешь? Ты угробил больше трёх месяцев своей жизни. Это и есть твоё главное достижение. Я видел, ты рубль в столовой потерял. Очень переживал, что друзья без пива останутся. А тут, три месяца своей жизни потерял, и ничего, не переживаешь.

– Наставник не виноват. Он очень занят был. Сказал, разговоры разговаривать ему некогда.

– А он не сказал, что ему за тебя завод деньги платил, чтобы он специалиста подготовил?

– Нет, он про деньги ничего не говорил.

– Запомни, мне за тебя платят. Я обязан тебя учить, и я тебя выучу. Потому, что брать деньги и ничего не делать, это всё равно, что воровать. Понял?

– Понял.

– Так зачем болванку пилить?

– Сказали, что все пилят. Так все начинают. А Вы, тоже пилили?

– Я тебе говорил, не выкай мне. Я тебе не начальник, и не папа твой. Я тебе коллега, товарищ, делюсь с тобой опытом. А будешь выкать, я буду думать, что ты от меня отгораживаешься. Отвечаю на твой вопрос, правильно, что спросил. Только сначала байку расскажу.

– Вы…, ты, сказали, в смысле сказал, что вы…, то есть ты, меня за деньги учите…, учишь. Это неуважение, говорить взрослым «ты».

– Правильно. Только здесь все взрослые, завод – не детский сад. Раз ты здесь, ты тоже взрослый, привыкай. Привыкай отвечать за себя, за детство уже не спрячешься. На «Вы», говорят незнакомым людям. Это, формальное уважение, авансом. А настоящее надо заслужить. Тут хоть «вы», хоть «ты», без разницы.

– Раз товарищ, то почему за деньги?

– Видишь, значит можешь спрашивать? Мне не за тебя деньги платят. Но я на сдельной оплате. На тебя время потрачу, сам меньше заработаю. Так вот мне, платят компенсацию за потраченное на тебя время. А вот твой первый наставник, тот, что на Доске почёта, на тебе зарабатывал, потому, что время не тратил, а деньги получал. Ну, понял теперь?

– Угу, – до Егора доходило с трудом. Какая на хрен разница, кто за что получает…

_{Глава девятая} Мотивация катать тачку

– Так вот слушай байку, она со смыслом.

Ну, попал, – думал Егор, – похоже, этот Бельский любит поболтать. Байки рассказывает, как в курилке. Пусть бы просто сказал, что делать и дал спокойно жить.

– Один человек искал работу, – продолжал Бельский, – видит, идут друг за другом работяги и каждый катит тачку с песком. Решил он узнать, чего тут делают, может и для него работа найдётся. Спрашивает у первого, – ты чего тут делаешь? Тот отвечает, – вкалываю я, сам не видишь?… Спрашивает другого, тот отвечает, – сам не видишь, я тачку качу…. Спрашивает третьего, тот отвечает, – сам не видишь, я деньги зарабатываю…. Непонятно человеку, что же они все тут делают. Четвёртого спрашивает, а тот говорит, – я дом строю! Видишь, все делают одинаковую работу, но у каждого своя мотивация. Теперь, я тебя Егор спрашиваю, вот ты болванку принёс, ты, что делаешь?

– Я пилю.

– Я у тебя спрашиваю, какая у тебя мотивация? Зачем пилишь? Ты, деньги зарабатываешь? Или, может что-то строишь? Может, просто вкалываешь?

– Я угол делаю.

– Нет, ты тачку катаешь. А ты должен строить дом!

Какой ещё дом? Что за дом? При чём тут дом? Болтун этот Бельский. Ему бы в курилке байки рассказывать, – думал про себя Егор.

– Запомни, – продолжал Бельский, – никогда не вкалывай и не катай тачки. Помни, что ты человек, существо разумное. Тачки катает, быдло.

– Мне сказали, надо работать, а не болтать. При чём тут какой-то дом? Тут, инструментальный цех!

– Ты спрашивал, пилил ли я? Так как ты, я пилил только первый день, когда впервые на завод попал. А потом сказал, что уволюсь, если мне не объяснят зачем. Меня мужики даже побить хотели, чтоб делал как все. А я сказал, тачку катать не буду, даже если побьют. Тогда стали объяснять. Ты, вообще знаешь, что завод делает?

– Радиоприёмники, телевизоры всякие.

– А ты кто? Какая твоя роль, в этом?

– Слесарь я, ученик, работяга, в смысле – рабочий.

– Ты будущий слесарь-инструментальщик. Вон, посмотри в окно, видишь то здание? Там инженеры сидят. Всё там придумывают, и телевизоры, и радиоприёмники. А мы здесь, вот в этом цеху, создаём не телевизоры, а инструменты, которые будут делать телевизоры. Видишь все эти цеха вокруг. Везде наши инструменты. На заводе работают больше 15 тысяч человек, и все пользуются нашими инструментами.

– Напильниками что ли?

– Да не напильниками, а штампами и пресс-формами, и много ещё чем. Это, и есть инструменты, оснащение завода, которые мы делаем. Инженеры нарисуют, а мы должны сделать их из стали. С нас всё начинается, любой телевизор, любой приёмник. Без нас – никуда, без нас, инструментальщиков – завода нет!

– Ну, да, понятно, без работяг не бывает заводов, – только бы ты отвязался, – думал про себя Егор.

– Ты тупой? Без оснастки, без оснастки! Без самой сложной части любого производства. Эту самую сложную часть делаем мы, инструментальщики – элита. У хорошего инструментальщика зарплата, как у директора завода. Нас – единицы. Нам квартиры без очереди дают, переманивают с других предприятий.

– И Вам, тебе, квартиру дали?

– Дали, сказал уйду, дали.

_{Глава десятая} Инструмент за 100 тысяч

– А, почему тогда, наши приёмники, хуже заграничных? Говорят, что за границей оборудование лучше.

– Кто говорит? В курилке говорят? Хуже потому, что всем наплевать, привыкли тачки катать. Тут раз начальство додумалось. Заказали штампы у заграничной фирмы! Заплатили чуть ни 100 тысяч долларов. Хотели, секреты фирменные выведать. Консультанта заграничного пригласили, для наладки, ждут с переводчиком. А это оказывается Фима, он вон за тем верстаком работал, пока в Израиль не уехал. Теперь вот, консультант!

– 100 тысяч долларов? Неужели эти железки, стоят так дорого? – проснулся Егор.

– Да не железки это, а инструменты, оснастка. Ими же всю продукцию клепают, это же всё равно, что деньги печатать.

– А зачем, болванку пилить? – спать Егор расхотел.

– Вот, мы к этому и пришли. На самом деле, это очень важно. Качество штампа, того самого инструмента, или оснастки, зависит от того насколько точно подогнаны его режущие кромки. Это сотые доли миллиметра. Поэтому, отклонение от прямого угла, либо сокращает срок службы штампа, либо детали, вырубленные таким штампом, будут с дефектами. А некоторые формы штампов, настолько сложные, что их приходится делать вручную, никаким станком не подлезешь. Вот и нужно научиться делать прямой угол руками так, чтобы от станка не отличалось.

– А как же это сделать полуметровым напильником?

– Никак, это невозможно. Этот напильник совсем для другого. Это как топором зубы лечить.

– Так, зачем я этим занимался?

– У стариков такая традиция, ещё с дореволюционных времён идёт, ставить молодёжь на место. Вот и пилят месяцами, как ты. Пока не надоест.

– А почему никто не сказал? Это что шутка, что ли такая? – весь цех надо мной потешался, вдруг подумал Егор, обезьяна с напильником. Ведь даже друзья из курилки, ничего не сказали.

– Этотрадиция, проверка характера. Надолго ли тебя хватит. Мне тебя жалко стало, ты ведь совсем ещё зелёный, привык старших слушать. А тут все взрослые, тут не школа, тут жизнь и каждый сам за себя. Ладно, на сегодня хватит, у меня заказ срочный. Забирай свою болванку и иди, думай. Тебе есть, о чём подумать. Завтра расскажешь, до чего додумался.

– Так сегодня что, мне пилить дальше, или не надо?

– Ты, хоть понимаешь, куда пилить и зачем?

– Ну да, чтобы угол был, чтобы руку набивать.

– Опять тачку катать будешь? Ладно, я объясню суть, слушай внимательно, повторять не буду. Будут вопросы, подходи, но учитывай, что я тоже занят. Мне, в курилке сидеть некогда. Итак, первое задание. Как я тебе объяснил, научиться делать прямой угол так, чтобы твоя ручная работа не отличалось от той, что делает машина. Надеюсь, это ты уже понял. Затем, следующий уровень. Нужно сделать прямой угол с боковой стороны. В общем, нужно сделать прямоугольный параллелепипед.

Егор попытался представить себе параллелепипед из учебника школьной геометрии. Становилось скучно.

– Но, есть ещё и следующий уровень сложности, – продолжал Бельский, – сделать не параллелепипед, а кубик, где все углы прямые, и все стороны одинакового размера. А ещё сложнее, сделать вручную кубик заданного размера. Понимаешь, в чем сложность?

– Понимаю, пилить мне и пилить, – заскучал Егор.

– Сложность не в том, чтобы пилить. Ты можешь сделать кубик, хоть из картошки. Сложность в соблюдении размеров и недопустимости ошибки. Если лишнее с любой стороны отрезал, назад не приклеишь. Если размер задан, и уменьшать кубик нельзя, что тогда? Ничего – брак! Бери новую картошку, и начинай всё сначала.

– Картошку?

– Только, мы работаем не с картошкой, а с самой прочной сталью. В одном месте спилил лишнюю сотую миллиметра, с любой стороны, всё – брак! Начинай всё сначала. А только для того, чтобы отрезать нужный кусок стали, уже придётся потрудится. Понял теперь?

– Понял, кажется…, – Егор понял, что ничего не понял. При чём тут картошка?

– Это работа не руками, а головой. Вот домой пойдёшь, попробуй с картошкой. Ладно, мне работать надо. Думай, думай…

– А что, если я не смогу, не получится у меня?

– Не получится? Экзамен не сдашь, на разряд. В подсобники переведут.

– Какой ещё экзамен?

– Тебе и этого не объяснили? Что же ты тут делал, столько времени? Неужели, так на себя наплевать? Ты, хоть итог подведи. Зачем жил три месяца, чему научился. Неужели непонятно, что держать тебя вечно в учениках никто не будет? Не могут они, это завод, а не школа. Переведут в подсобники, поднять-да-бросить. Подметать будешь, без работы не останешься.

Новость ошарашила. Оказывается, и здесь цепляются, и в покое не оставят. Ещё хуже, чем в школе.

_{Глава одиннадцатая} Элита и сволочь

В курилку в этот день Егор не пошёл, обиделся на «друзей», что не подсказали про напильник. Болтался по цеху, разглядывая всё новыми глазами. В отличие от остальных, верстаки инструментальщиков высшей квалификации стояли вдоль окон, где посветлее. Егор уже знал, раз им много платят, значит народ не простой.

Вечно чумазый Сеня, наверное, гордился своим никогда не стиранным, невозможно замызганным и засаленным комбинезоном, и таким же замызганным беретом. А рядом, за соседним верстаком работал Арон всегда одетый одинаково, в белую рубашку с отвёрнутыми манжетами, в наглаженных брюках, и, невозможно поверить, в лакированных туфлях. И Сеня и Арон, оба были инструментальщиками и делали одинаковую работу. Как один ухитрялся измазаться с ног до головы, а другой при этом оставаться похожим на случайно забежавшего официанта из дорогого ресторана. Как он ухитрялся не исцарапать лакированные туфли, понять было совершенно невозможно.

Очень непохожего на других, представительного Арона, Егор довольно долго считал начальником цеха и не мог понять, почему он всё время крутится у верстака, как будто у начальников нет других занятий. Когда узнал, что Арон один из инструментальщиков, присмотрелся поближе. У Арона были золотистые вьющиеся волосы, а во рту под цвет волос сверкала золотая фикса. Арон никак не вписывался в общую обстановку цеха, в разговор вступал лишь по необходимости и вообще казался каким-то временным. Тем не менее, он был одним из лучших.

За следующим верстаком трудился очень тощий Герасим. Одевался он в чистую, застёгнутую на все пуговицы чёрную куртку-спецовку, но впереди наподобие жабо он носил пышный, пёстрый, женский платок. Говорили, что Герасим оттого такой тощий, что его заездили бабы, потому, что он живёт сразу с двумя. И что его уже ветром качает и, если он одну не выгонит, то скоро загнётся.

Следующим, в самом углу, стоял верстак одноногого Кулакова. Он ходил на протезе, опираясь на палку, и всегда был в кепке. Кулаков был старым специалистом по замкам, мог открыть любой сейф. Однажды открыл сейф начальника цеха, когда тот забыл дома ключи. Кулаков был пенсионного возраста, но продолжал работать. Говорили, что у него никого нет, и без завода он сопьётся, хотя пьяным его никто не видел. Замков цех не делал, поэтому Кулаков делал штампы.

Верстак Бельского был в этом же ряду посредине. Лысый спереди, и лохматый и кучерявый на затылке, невысокий с низко опущенными плечами и длинными руками, к удивлению окружающих, Бельский, без посторонней помощи поднимал тяжеленные болванки. Ходил в чистой ковбойке, с завёрнутыми рукавами и штанах от рабочей спецовки.

В цеху работало много слесарей, но эти были элитой с огромной зарплатой. Никого из них, Егор действительно не нашёл на Доске почёта. В курилке они никогда не сидели, и даже не смотрели в ту сторону. Не похоже было, что они вообще курили. Они уходили и приходили, когда хотели и могли вообще не прийти на работу. И все привыкли, что им можно. Но, странное дело, они всегда были на работе.

Стать таким как они, и есть его светлое будущее, к которому надо стремиться? Или, плюнуть на всё, и просто катать тачку с железяками и мусором? О деньгах, о зарплате Егор пока не думал, кормили родители, и казалось, что так будет вечно.

– Слышь, Матрос, ты давно знаешь Бельского?

– Что, понял уже? Это тебе, не тот Наставник. С Бельским жизни не будет, та ещё сволочь, – Матрос был рад, что Егор к нему обратился, – он же, с начальством якшается. Чуть что, всё ему, самые выгодные заказы. Вроде, он такой незаменимый. По блату всё! Ты меня держись, я своих не продаю. На меня не обижайся, пойми, ты салага, а салаг нужно учить…

По дороге домой, Егор мысленно подводил итог, чему научился за три месяца жизни. Первым на ум пришло, что знает, как украсть кабель. Что на заводе, оказывается, воруют и через проходную можно вынести, не только кабель. Он научился пить пиво и курить. Повторять бородатые матерные анекдоты. Он узнал, как и где добыть спирт. Егор узнал, как нужно дышать, когда скажут «дыхнуть». Как выкручиваться, когда опоздаешь на работу. Как дремать на рабочем месте, чтобы не заметили. А вот, как работать с металлом, хотя бы выточить простой прямой угол, он так и не научился…

_{Глава двенадцатая} Пуансон это не фамилия

Дома Егор стал кромсать картошку, стараясь сделать правильный кубик. Мать пришла в ужас от перепорченного продукта. Но ещё больше, её расстроила очевидная странность поведения сына, который как-то рассеянно и невнимательно реагировал на её замечания. Может, ребёнок просто не высыпается? А может, его нужно показать специалисту?…

Утром Егор сразу пошёл к Бельскому и потребовал нормальный напильник. Бельский, без лишних слов, отвёл его в общую кладовую, где были напильники и вообще все инструменты, на любой вкус. Оказывается, Егор имел права пользоваться всем этим, наравне с остальными работниками цеха. Стоило лишь сказать кладовщице что нужно, и это молча выдавалось. К горлу подкатилась обида, почему никто не сказал? Зачем нужно было, три месяца тупо мучиться с напильником, который больше похож на тёрку для моркови? Хотя в душе Егор уже понимал, водить за руку не будут, здесь не школа. Раз не спрашиваешь, значит тебе не надо.

– Так, сейчас пойдёшь к термитчикам, нужно отжечь пуансон.

Чего отжечь? Это что такое? – Егор заподозрил, что Бельский тоже решил над ним пошутить. Слово это, «пуансон» он слышал и сначала думал, что это фамилия Арона. А потом вообще решил, что это, что-то неприличное, какое-то местное ругательство, А тут «это», нужно… «отжечь»?

– А, ведро кислорода, принести не надо? – Это было первая тупая дежурная шутка, которую Егор услышал, когда попал на завод.

– Я не шучу, тебе часто придётся это делать. Пойди, посмотри как.

– Ага, отжигать … Насекомыми?

– Какими насекомыми?

– Термитами. Ты же сказал, иди к термитчикам.

– Да не насекомыми, не термитами. Это от слова «термо» – температура, ну, как термос. Понимаешь? Давай быстрее, спросишь там, где термитчики находятся.

Пуансоном оказался вытянутый стальной цилиндр. Егор отдал его первому, кто назвал себя термитчиком. Тот молча взял длинными щипцами и стал медленно помахивать в воздухе перед каким-то устройством. Край пуансона быстро покраснел и стал ярко светиться. Зрелище завораживало. Термитчик напоминал фокусника из цирка. Он ещё помахал, и когда пуансон перестал светиться, сунул его в воду. Через минуту, ещё тёплым, он уже был в руках у Егора. Что дальше делать, Егор не знал.

– У тебя, ещё что-то? – спросил термитчик.

– Это что, всё?

– Всё. А тебе мало?

– Пуансон – это часть штампа, то чем дырки пробивают, – объяснил Бельский, – он очень твёрдый, почти как сверло, потому, что закалённый. Но чтобы он не вываливался, чтобы его закрепить, одну сторону нужно расклепать. А для этого, нужно сталь сделать мягкой, отжечь, или отпустить. Вот, ты это и сделал,

Егор снова пилил, ту же самую болванку. Но, теперь, он «не тачку катал», а учился и добивался поставленной цели! Его злило, что прямой угол, и просто плоскость, не получаются. Теперь Егору было уже не до курилки. Было стыдно показывать Бельскому, что он не может справиться, что он – тупой…. К концу свой четырёх часовой смены, он так ничего и не добился, и решил остаться до конца общей смены. Но, пришёл мастер и наорал. Детям не положено работать сверхурочно! И выгнал из цеха. А Бельский, вместо того, чтобы поддержать, просто улыбался! Матрос прав, та ещё….

Дома Егор снова стал резать картошку, стараясь не привлекать внимания. Но был уличён, пришлось объясняться, зачем он это делает. Егор честно рассказал, но мама так и не поняла, зачем резать картошку. У неё поднялось давление, она перевязала голову и пошла лежать. А отец, кажется понял, и не осудил. Сказал, что картошку резать можно, но желательно так, чтобы потом её можно было поджарить. А с мамой он поговорит.

_{Глава тринадцатая} Превосходство слесаря

На следующий день Егор сразу начал пилить по заранее продуманному плану. Однако пришёл Бельский, и помешал допросами. В частности его интересовало, когда Егор планирует получить желанный угол? Егор пообещал, что управится за неделю, если никто не будет мешать. Бельский посмеялся, что это не реально и ушёл. Егор снова набросился на болванку, полностью растворившись в процессе и даже разозлился, когда захотелось в туалет.

– Вон, смотри, смотри, – дёргал за рукав Матрос, – я же тебе говорил, блатной.

Возле верстака Бельского, обступив его с трёх сторон, стояли мастер, начальник цеха и ещё какой-то незнакомый мужик. Бельский склонился над чертежами, а незнакомый мужик что-то объяснял, размахивая руками.

– А, кто это руками машет, не знаешь? – необычная сценка Егора заинтересовала. Начальник цеха сидел в кабинете и тут появлялся редко.

– Это из конструкторского бюро, инженер, наверное.

– А почему начальник цеха сюда пришёл?

– Я же говорю, блатной. Заказ, наверное, выгодный или халтура.

Разговор затягивался, теперь уже махали руками все. Через какое-то время успокоились, Бельский покивал головой и остался с чертежами один. Егора разбирало любопытство. Он вытащил свою болванку из тисков и пошёл к Бельскому, якобы возник вопрос. Бельский смотрел в одну точку и не сразу заметил Егора.

– Что ты хотел?

– А кто этот третий мужик, я раньше его не видел? – Егор решил не валять дурака и спросил в лоб.

– Инженер-конструктор, разработчик штампа. Слушай, может я потом расскажу? Мне тут надо подумать.

– А это правда, что ты блатной?

– Это Матрос наболтал? Вот же язык поганый. Дурак он, так ему и передай.

– А почему начальник цеха сам пришёл, а не тебя к себе вызвал?

– Эка невидаль, начальник цеха. Тут скоро и директор придёт, у них уже пятки горят. В первый раз что ли.

– Директор придёт? – не поверил Егор.

– А куда он денется? Ладно, пойдём во двор, подышим. Всё равно ты меня перебил. Я занят буду, говорить не сможем, думаю, неделю не меньше. Так что ты уж сам постарайся, задача тебе поставлена.

Сидя во дворе на лавочке, Бельский рассказал, что проблема возникла у всего завода. Был подготовлен к выпуску флагманский продукт, роскошная радиола класса люкс, в деревянном корпусе из дорогих пород дерева. Прототип выиграл приз на международном конкурсе. Планировали выпустить миллионы копий, в том числе на экспорт. Чуть ли не основной продукт завода на ближайшие годы. И вот, весь проект встал, из-за малозначительной детали, декоративной задней крышки-стенки, сделанной из специального картона. Штамп для этой крышки делал тот самый, уволившийся Наставник Егора. Он всё сделал по чертежам, и претензий к нему нет. Но штамп не работает.

Проблема в том, что задняя стенка радиолы должна быть с множеством отверстий для вентиляции. Получается, практически решётка. Из-за этих отверстий картон, при ударе пресса, застревает в штампе. Никто, ни конструкторы, ни наладчики не понимают почему, и не знают, как это исправить. Как выход, даже предложили крышку сделать без дырок. Но это опасно, внутри радиолы греющиеся детали. Если лишить вентиляции, радиолы могут загораться, даже в домах покупателей. Склады завода уже завалены недоделанными радиолами, конвейер продолжает их клепать, а отгружать невозможно. Срываются экспортные поставки. Скоро полетят премии у всего завода, начнутся скандалы и разборки. Разгонят начальство, могут уволить директора.

– То есть, всё теперь зависит только от тебя?

– Выходит, что так. Золотые горы обещают. Но ведь обманут, не в первый раз уже.

– А ты, справишься?

– Не знаю пока.

– А что будет, если не справишься?

– Плохо будет, я же тебе сказал. Всем плохо. Заводу плохо.

– И тебе?

– Ну, я то без работы не останусь, но позорно….

– А чего же мы здесь сидим, если всё горит?

– Для тебя сидим, чтобы ты понял, чем мы тут занимаемся. Да и мне подумать нужно. Нужно с этим переспать…

– Как переспать?

– Утро вечера, мудренее!

– Неужели, другого выхода нет?

– Есть, они уже делают. Нужно разработать новый штамп, всё рассчитать, сконструировать, изготовить и опробовать. Поставить на конвейер, это минимум 2 месяца работы. А вдруг новый штамп, тоже не будет работать? Что тогда? Да и двух месяцев этих нет.

– Бельский, ты чего тут прохлаждаешься?! Директор завода пришёл, все тебя ищут! – мастер едва не выпрыгивал из штанов.

– Я думаю, – спокойно сказал Бельский

– Думает он! Думает! Может, заказ другому отдать?!

– А я, его ещё и не брал. Я сказал – подумаю. Отдавайте.

– Бельский! Бельский! Бельский! Что ты меня, убиваешь?! Ты же знаешь, что я пошутил! Пожалуйста, иди, директор ждёт! – не меняя тона орал мастер…

– Ну что, убедился? Я же говорил, блатной, директора родственник, – Матрос злобно лупил молотком по ручке тисков, – директор пришёл, а эти все забегали. Где Бельский? Где Бельский? У-у, смотреть противно! Я, об этом на общем собрании скажу! Развели тут…. Ты, держись от него подальше.

– Тиски не сломаешь?

–Не сломаю, – Матрос престал стучать…

_{Глава четырнадцатая} Гегемон и одеколон

Вечером Егор впервые рассказал родителям и про Наставника, и про Бельского, и про Матроса, и про то, как приходил директор.

– Папа, а разве так бывает, чтобы директор за слесарем ходил? Он же может приказать, и тот должен сделать. А если не сделает, его же могут уволить.

– Бывает, всякое бывает, когда приспичит. Приказать можно яму копать, или мешки таскать. А, музыку сочинять, не заставишь. Такое, человек делает, только если сам хочет. Понимаешь?

– Как же сам, а крепостные? Целые театры были. Нам в школе рассказывали. Там крепостные и артисты, и музыканты, и художники. Барин приказал, вот они и пляшут.

– Э-э, нет. Они пляшут не потому, что барин приказал, а потому, что сами хотят плясать. Вот, если тебе прикажут меня нарисовать, чтоб похоже было. Ты, сможешь?

– Ну, я же не художник?

– Ладно, ты не художник. А на балалайке, сыграешь? Если прикажут? А, ну да, ты же не музыкант. Балалайку видел? Там же всего три струны. Чего тебе стоит?

– Ну, научиться можно…

– Научиться то, можно. Тяп ляп, любой дурак может научиться. Ты вон, пятый месяц болванку пилишь. А если тебе прикажут, завтра сделаешь? Вот, то-то и оно. Понимаешь, бывают люди с природным талантом. Они делают то, что другие не могут. Я одного такого знал. Конченный алкоголик, пил всё, что горит. Он когда в туалете мочился, после него одеколоном пахло. Представляешь?

– Как, одеколоном?

– Он, одеколон пил потому, что одеколон был дешевле водки.

– Фу, гадость какая…

– Звали его, Антон. Так вот этот Антон был гравёром, работал на полиграфкомбинате. Прежде, чем книжку печатать, её очень долго готовят. Много людей работают, оборудование настраивают, месяцы занимает. И вдруг в последний момент обнаруживают ошибку в тексте. Всего одна маленькая буква перепутана, а за неё можно и в тюрьму.

– За одну букву? В тюрьму? Это, что же за буква такая?

– Ну, смотри. Вот текст: «Товарищ Сталин сказал…» Но произошла ошибка, и стало: «Товарищ Сралин…». А тираж успели раскупить. Всё, тюрьма, Сибирь!

– Папа, эти сказки, про дедушку Сталина, всем давно надоели. Какой-то лопух пропустил. Ну, как можно такое не заметить? Ты всегда что-то рассказываешь, рассказываешь, а на вопрос не отвечаешь.

– Ладно, не хочешь слушать, тогда не спрашивай.

– Но, я же не про Сталина спрашивал. При чем тут Сталин?

– Научись слушать, балбес! Я так рассказываю, чтобы тебе было легче понять. Следи за мыслью. Эх, попусту время на тебя трачу. Ладно, я на работе устал.

– Папа извини, я молчу, слушаю, слушаю, расскажи.

– Ладно, так вот, ошибки совершают все и всюду. Ты говоришь, не заметили. Однажды у нас не заметили, пока не напечатали тираж, что прямо на обложке книги, большими буквами, в заглавии было напечатано – «Энциклопудия», вместо «Энциклопедия». Никто не обратил внимания. Ни в издательстве, ни в типографии. Десятки людей видели. Никто просто не смотрел на обложку.

– Ну да? И что сделали? Продавали так? Вот бы, купить. Это же, как марки, или монеты с ошибками делают. Уникальные!

– Нет, слава богу, в продажу не пошло. Но, вот тираж пришлось спасать. Всё издательство, прямо в цеху комбината, месяц руками отрывали обложки от книжных блоков. Затем сделали новые обложки, и всё наново приклеили. Убытки – огромные!

– А при чём тут Бельский?

– Это ты, меня спорами своими заболтал. Я тебе про Антона рассказывал.

– Про алкоголика, и что?

– Так вот, этого Антона, хоть он и мочился одеколоном, уволить не могли. Даже увольняли, а потом назад брали. Дело в том, что только Антом мог исправить ошибки в тексте, прямо на печатной машине. Видел такие машины? Они двухэтажные, монстры. Он внутрь залазил, и вручную писал самый мелкий шрифт так, что от машинного не отличишь. Формы печатные, конечно, можно переделать. Но, это же наново всё налаживать. Сбивается весь производственный цикл. А Антон делал за час. Главное, не дать ему напиться. Директор, конечно, к нему не ходил. Антон за бутылку всё делал. А с твоим Бельским, видно всё посложнее. Бутылкой, не обойдёшься.

– Так он не пьёт. А почему его не любят? Если он такой хороший специалист, то почему его нет на Доске почёта? Он ни с кем не ругается, дисциплинированный.

– Кто его не любит, ты про вашего Матроса говоришь? Судя по тому, что ты рассказываешь, этот ваш Матрос, похоже – просто злое быдло.

– Быдло? Это что? Это, ругательство такое? Он говорит, что он – гегемон.

– Во, во, гегемон. Ты с ним так не говори, и вообще, поосторожнее с ним. Лишнего не болтай, просто слушай. Выглядит мне, что он крепко завидует твоему Бельскому, и хочет через тебя, к нему подобраться.

– Папа, это же рабочие, взрослые люди, а не школьники. Чего им делить? Зачем ему это?

– А никакой разницы нет. Хоть рабочий, хоть артист. Есть такие, что вобьют себе в голову что-то, и могут ходить за тобой всю жизнь. Зависть – страшная сила. Ты-то, пока никто, мальчишка, никому не интересен. А вот если проклюнешься, добьёшься чего-то, вот тогда смотри в оба.

Отец рассказывал странные вещи из непонятного взрослого мира. Егор мало что понимал и думал, что папа преувеличивает, просто боится за сына. Как мама раньше говорила, не беги, не упади, не тронь собачку, укусит…

– Так, почему Бельского нет на доске почёта?

– Ой, долго всё это объяснять. Причины обычно две. Во-первых, Доска почёта, это поощрение за старание. Почётно это, приятно. А твоему Бельскому, это зачем? Если я правильно понимаю, он из другой лиги. Не вздумай это повторять! Если ты когда-нибудь попадёшь на Доску почёта, мы с мамой будем очень тобой гордиться.

– Папа, ты сказал, что две причины. Какая вторая?– Егор, мало понимал из того, что говорил отец, но его радовало, что с ним разговаривают как со взрослым.

– Директор – молодец. Пришёл, уважил, попросил выручить. Все увидели. Теперь, Бельскому стыдно не сделать.

– Бельский сказал, что начальство всё равно обманет.

– Ха, Бельский тоже молодец. Может, и обманет. Поживём, увидим.

– А Доска почёта, что?

– Ой, сложно это. Да и рано тебе, не поймёшь. Начальство, таких Бельских всегда на коротком поводке держит, чтобы не превращались в идолов. У Бельского, и так авторитета много. Но если ему ещё и официальное признание дать…. Кто знает, куда его понесёт. Ему сколько лет, Бельскому-то?

– Тридцать, может тридцать пять…

– Ого! Нельзя, ни на Доску почёта, ни медали никакие. Вот будет 55-60 лет, вот тогда, пожалуйста.

_{Глава пятнадцатая} Дерзость

Утром, Егор первым делом решил поговорить с Бельским, но того на месте не оказалось. Никто не знал где он. Решили, что заболел, послали гонца домой. Дома его тоже не оказалось. Начальник цеха вызвал Егора. В кабинете уже сидел взъерошенный мастер. Обоих интересовала, куда пропал наставник. Допрашивали с пристрастием, о чём говорили тогда во дворе, когда приходил директор. Отпустили, лишь убедившись, что Егор действительно ничего не знает. Во время перерыва на обед, когда Егор уже собрался уходить, прошёл слух, что Бельского видели в кинотеатре…. Матрос этот слух прокомментировал лишь одним словом, – сволочь!

На следующий день сообщили, что к Бельскому ходили домой. Что он жив, здоров, смотрит телевизор, а ходоков послал туда, где раки свищут. Егор тоже волновался, но теперь уже теоретически подкованный экспериментами с картошкой, полностью погрузился в пиление болванки. Процесс, наконец, пошёл и Егор с радостью подумал, что справиться с заданием всё же сумеет.

На третий день, Бельского всё не было. Начальник цеха собрал у себя консилиум из выдающихся слесарей, наладчиков и конструкторов, и под большим секретом, чтобы не вызывать паники из-за возможной потери квартальной премии и тринадцатой зарплаты, честно обрисовал проблему образовавшуюся на заводе. Рассказал про пообещавшего, но внезапно исчезнувшего Бельского, и предложил всем, срочно подумать! Егора туда не пригласили, а выходившие с совещания, поглядывали на него с подозрением, как будто он что-то скрывает.

– Хорошо он тебя подставил, – шипел Матрос, перехватывая эти взгляды.

Сказать было нечего, и Егор упорно и целенаправленно пилил болванку.

– Слышь, Матрос, а ты болванку пилил?

– Все пилили.

– И Бельский пилил?

– Нет, этот не пилил. Он всех обманул! Отнёс болванку шлифовальщикам, те на станке шлифанули, а он сказал, что сам сделал. Видал, как?

– Ну да? Правда, что ли?

– Не веришь, спроси у мужиков. Вон, хоть у Кулаковского.

Как обманул? Новость не налазила на голову. Бельский – обманщик? Ещё полчаса Егор молча продолжал пилить. Потом не выдержал и пошёл к Кулаковскому.

– Скажите, а правда, что Бельский никогда не пилил, в смысле не делал прямой угол, а отнёс к шлифовальщикам?

– Чего пилил? – Кулаковскому было не до Егора. После совещания, слесаря обсуждали ситуацию.

– Ну, когда он в цех пришёл, учеником, как я. Он болванку сам пилил, или отдал шлифовальщикам?

– Что за дурацкие у тебя вопросы? Ты не видишь, что мы тут заняты? Все пилят, и ты пили, иди, не отлынивай.

– Да я не отлыниваю, просто Матрос говорил, что Бельский всех обманул. Отдал болванку шлифовальщикам, а всем сказал, что сам сделал…

– Кто говорит? Матрос? Вот же, язык поганый! Дурак он, твой Матрос! А ты, сплетни разносишь. Стыдно! Бельский тогда за месяц управился, и всех удивил. Я помню, он сделал прямоугольный параллелепипед, не отличить от машинного. А дурак этот, слышит звон, да не знает где он! А тебе стыдно, это же твой наставник.

– Да, это не я, это Матрос меня к Вам послал. Говорит, что Вы это видели.

– Вот же, дрянь человек! Я значит, ещё и свидетель? Ну, как баба. Запомни, на каждый роток, не накинешь платок.

Следующие полчаса Егор молча пилил свою болванку, вспоминая, о чём говорил отец. Теперь он, уже вместе со всем цехом проникся волнением, хотя ему, как ученику не светили, ни квартальная премия, ни тринадцатая зарплата. Где же Бельский?…

– Ну что, нашёл своего учителя? – Матрос улыбался, в предвкушении обеденного перерыва.

– Я спрашивал у Кулаковского про Бельского, – Егор смотрел прямо в глаза Матроса.

– И что, они его нашли? – напрягся Матрос.

– Нет, я спрашивал о том, что ты сказал, что Бельский всех обманул.

– Ты Кулакова спрашивал? И что? – в глазах Матроса появилось беспокойство, – нашёл, у кого спрашивать, они же друг друга покрывают.

– Он сказал, что ты врёшь!

– Что врёшь? Я тебе ничего не говорил. Не знаю, что ты там наболтал. Ты ещё и стукач, оказывается? – злобно бубня что-то себе под нос, Матрос ушёл.

Назавтра, Егор пришёл в цех заранее, когда ещё почти никого не было. И сразу увидел Бельского, возившегося у своего верстака. Егор так обрадовался, что едва не полез обниматься.

– Куда ты пропал? Тут весь цех на ушах?

– Мне нужно было подумать, тут же будут над душой стоять.

– Ты бы хоть сказал, когда будешь. Все волнуются. Хоть, меня бы предупредил.

– Это, не поможет. Хочется им бегать, пусть бегают. Я же сказал, мне нужна неделя.

– Бельский! Больничный принёс!? Ты где болтаешься, или дисциплина не для всех!? – неизвестно откуда-то выскочивший мастер, орал на весь цех.

Те, кто уже пришёл, невольно обернулись на эти крики. Ближе всех стоял улыбающийся, довольный Матрос.

– Слышь, иди сюда, – Бельский поманил пальцем мастера, как будто хотел сказать что-то на ухо. Когда тот, невольно поддавшись, приблизился, Бельский тихо сказал, – пошёл на х.. !

Мастер отпрянул, зыркнул на опустившего глаза Егора, понял, что тот всё слышал.

– Ну всё, я пошёл писать докладную! С меня хватит! – разъярённый мастер умчался.

– Ну вот, я же говорил, Ни подумать, ни поработать не дадут. Ты иди, не мешай. Я сейчас буду занят.

Через несколько минут появился начальник цеха в сопровождении мастера. Но увидев сосредоточенного Бельского, подходить не стал. Возможно, не хотел мешать, а может быть просто подумав, что тот и его пошлёт, и пострадает авторитет. Он развернулся и пошёл обратно. За ним нервно засеменил мастер.

– Ну вот, я же говорю, блатота, – прокомментировал Матрос, зорко следивший за ситуацией, как будто у него не было иной работы.

Знал ли Матрос, что происходит на заводе, было непонятно. Егор знал это от Бельского, и никому не говорил. Всех, кто был на совещании у начальника цеха, строго предупредили, чтобы не устраивали панику на заводе, пока всё не выяснится. Однако, с таинственными физиономиями шепчущиеся по углам слесаря, наоборот порождали ещё больше слухов среди рабочих. У Егора ничего не спрашивали, будучи уверенными, что малец ничего знать не может. А он, с удивлением, молча наблюдал взрослую жизнь, которая ещё совсем недавно его совершенно не интересовала.

Все понимали, что вокруг Бельского идёт какая-то возня. Говорили, что его хотят уволить за прогулы, и за то, что он что-то натворил. Но, слесаря, якобы его защищают, и это проблема для начальства. Заметив, что до конца недели, и даже в выходные, Бельский не уходит домой, а жена приносит ему ужин на проходную, народ заговорил, что тот покаялся, и теперь отрабатывает грехи.

_{Глава шестнадцатая} Белая рубашка

Если бы события не разворачивались так быстро, все бы конечно рано или поздно всё равно всё узнали. Однако, когда в наступивший понедельник Бельский опоздал, и мастер снова возмущённо забегал по цеху, снова поползли слухи.

– Ну что, студент, где профессор? – радостно зашипел Матрос.

Егор не знал. Слесаря советовались, остальные шушукались. Бельский появился около 10 часов и успел сказать Егору, что действительно проспал. Оказавшись в своей постели, после нескольких подряд ночей спанья на полу цеха, он «вырубился без задних ног».

– Кхе, кхе, – покашлял в кулак незаметно подкравшийся мастер, – Бельский, ты обещал, – орать он не решался, наверное, чтобы снова не послали.

– Всё готово, я просто проспал, – спокойно сказал Бельский

– Ну да? Неужели работает?

– Работает. Я там на штамповке, картона напортил, и не убрал.

– Так что, штамп уже там? Не дослушав ответ, мастер умчался. Через минуту появился снова, уже вместе с начальником цеха,– веди, показывай…

Первым возбудилась слесарная элита и гурьбой потянулась за начальником цеха. Егор, пользуясь правом ученика быть рядом с учителем, тоже затесался в группу. Штамп работал. Сделав на глазах у всех десяток задних стенок для радиолы, Бельский остановил пресс.

– Ну вот, как-то так. Дальше без меня.

– А что было-то? – загалдел народ, – объясни, интересно же.

– Я подумал, что из-за большого размера матрицы с большим количеством отверстий, матрицу при закалке металла, повело. Возникло внутреннее напряжение в металле, матрицу перекосило. Это стало ощутимо только потому, что отверстий слишком много. Мы с таким не сталкивались потому, что таких картонных решёток, до сих пор делать не приходилось.

– И что ты сделал? Дырки расточил?

– Если отверстия расточить, картон начнёт рвать. По-хорошему, такие сложные матрицы нужно делать из другой стали и закаливать особым способом.

– А ты что сделал? Новую матрицу, что ли?

– Нет, на это нужно много времени. Вот смотрите, я сделал дополнительный толкатель, ну и на всякий случай пружины съёмника поставил помощнее. Но это, даже лишнее.

– Темнишь Бельский, как ты узнал, куда толкатель ставить? Почему он в углу, а не посередине.

– Я, просто подумал…

Уже через неделю про инцидент все забыли. Бельскому заплатили и за заказ, и сверхурочные, и ещё премию, приказ о которой вывесили на общее обозрение. Бельский, на неё купил жене сапоги.

– Где справедливость? – возмущался Матрос, – почему одним всё, а другим ничего? Если бы я три дня прогулял, меня бы выгнали! А Бельскому, премия.

Жизнь пошла своим чередом. Егор неплохо продвинулся в пилении болванки, изучал разные марки стали, учился читать чертежи, знакомился со всем процессом производства, и готовился к сдаче экзамена на разряд. К своему удивлению он понял, что слесарь-инструментальщик, действительно, центральная фигура в подготовке производства.

Конструкторское бюро делало чертежи. По ним, резчики, сварщики, токари, фрезеровщики, шлифовальщики, и прочий рабочий народ готовили детали и компоненты штампов. Всё это стекалось к нему, к инструментальщику, кто должен оживить эту кучу железа и превратить в инструмент, который будет месяцами непрерывно вырубать, высекать, гнуть выгибать, сотни тысяч, а то и миллионы разных деталей из которых собиралась продукция завода. Инструментальщик, обнаружив ошибки, мог предложить изменить конструкцию и переделать чертежи. Слово инструментальщика было весомым, если вообще не решающим.

Чем лучше Егор это понимал, тем большим уважением он проникался к самому себе, почти инструментальщику. Он уже примерял на себя образ маститого спеца, подсчитывал будущую зарплату и даже мысленно совершал на неё покупки.

– А почему Арон всегда одет, как на свадьбу? – спросил он однажды у Бельского, – это же так неудобно, в белой рубашке. Чтобы её не испачкать, приходится работать вытягивая руки. И всё равно ведь испачкаешь.

Этот вопрос, рано или поздно возникал у всех, кто видел, как работает Арон. Егор представил себя вот таким же, в белой рубашке и лаковых туфлях, идущим по заводской столовой. Молодые, одетые в одинаковые халатики, симпатичные девушки из сборочного цеха смотрят на него, а он машет им рукой…

– Родители Арона хотели, чтобы он был музыкантом, скрипачом. Ты сам у него спроси.

Оба музыканты, родители мечтали видеть Арона на сцене, но он ненавидел скрипку, и считал своё детство загубленным гаммами и сольфеджио. Назло отцу, он пошёл работать на завод, чтобы скорее начать зарабатывать деньги, и стать независимым. Однажды, вернувшись со смены в испачканной одежде и почерневшими руками, он очень расстроил свою мать, которая вскоре после этого заболела и умерла. Не из-за музыки, а именно из-за грязной рабочей одежды, которой до Арона никому в семье носить не приходилось, мать решила, что сын непутёвый и будет в жизни несчастлив. В память о матери Арон поклялся, что никогда не снимет белую рубашку…

_{Глава семнадцатая} Отойди пацан

Под руководством Бельского, продолжая пилить болванку, Егор параллельно стал брать несложные, но почти самостоятельные заказы. Иногда он просто помогал Бельскому, осваивая при этом, стоявшее в цеху оборудование.

– Вот смотри, шляпки болтов нужно утопить, – Бельский заканчивал большой штамп и доверил операцию Егору, – для этого нужно просверлить отверстия на определённую глубину. Не меньше, ни больше. Если просверлишь глубже, чем нужно хоть одно отверстие, вся плита будет запорота, и я останусь без зарплаты. Понял? Это ответственное задание, справишься?

– Справлюсь, – Егор старался звучать уверенно, хотя в душе был взволнован неожиданным доверием. Это же, не глупую болванку пилить. Завершить целый важный проект, штамп, который уже ждут в соседнем цеху, могут доверить только настоящему инструментальщику.

– Да, и вот ещё что, предупреждаю ещё раз. С этим станком, будь внимательным, он очень мощный и с автоматическим усилением. Объясняю, сталь – твёрдая, отверстия большого диаметра. У тебя сил не хватит, давить на такое сверло. Поэтому станок сделан так, что реагирует на твои усилия. Как только нажмёшь чуть сильнее, включится усиление. Отпустишь – выключиться. Но это, штука опасная, чуть зеванёшь, может вырвать деталь. Поэтому никогда не сверли, не укрепив деталь, и обязательно с упором. Вот так, как я сейчас показываю. Запомни, это техника безопасности. Машины могут покалечить. Понял? – Бельский внимательно смотрел в глаза Егора, стараясь понять, действительно ли ученик проникся важностью сказанного, – не спеши, делай с толком.

– Понял, не подведу.

Егор взял сверло, оно было мощным и увесистым. Вставил в патрон. Плита, которую нужно было сверлить, была тяжелее, чем казалась. Острые углы резали руки. Егор подумал, что было бы неплохо ворочать её в рукавицах. Отошёл за ними всего на минуту, но станок уже заняли. Недавно вернувшийся из армии, тоже ученик, уже сидел перед станком.

– Эй, сейчас моя очередь, это моё сверло. Не видишь, что ли?

– Да мне только фаски снять, пять минут, а ты тут час будешь сидеть. Сверла жалко? – парень явно не собирался уступать.

В этот момент Егор увидел именно то, о чем говорил Бельский. Деталь, которую собрался сверлить нахальный парень, не была закреплена. Она вообще была слишком маленькой для этого станка.

– Так сверлить нельзя, деталь вырвет, нужно укрепить.

– Иди пацан, не учи учёного. Мне только фаски снять, пять минут, – он прикрутил струбцину к детали и ухватился за неё рукой, – видишь, никуда не денется, – для надёжности он просунул пальцы между винтами струбцины, – удержу, у меня руки сильные.

– Это нарушение техники безопасности. Станок, с усилением, – неуверенно сказал Егор.

– Слышь, пацан, иди на хер! Не каркай тут…

Спорить было бесполезно. Воспользовавшись невольной паузой, Егор не спеша пошёл в туалет. Возвращаясь, он издалека увидел, что станок освободился, и поспешил к нему, пока никто не перехватил. К сверлу зачем-то была привязана та самая деталь нахального парня, почему-то вместе со струбциной.

– Это что такое? – Егор глазами стал искать хозяина привязанной детали, и вдруг обратил внимание, что окружающие как-то странно смотрят на него. И никто не работал…

– Отойди оттуда, пацан!

Кто кричал, Егор не понял и подумал, что никуда он не пойдёт, потому, что сейчас его очередь. Он снова посмотрел на станок, и на сверло. Деталь со струбциной была привязана странной, бело-сине-красной, тонкой верёвкой, на конце которой, висел… человеческий палец. Только сейчас Егор заметил кровь. Он посмотрел вокруг. Ему махали, отойди мол…. До Егора, наконец, стало доходить, что тут произошло, пока он ходил в туалет. Ноги подогнулись, он сел на пол. В голове шумело. Его оттащили, посадили на стул…

Уже потом, на другой день объяснили, что верёвка, вовсе и не верёвка, а какие-то жилы вытянулись из руки парня от самого локтя, когда палец вырвало из кисти ….

Штамп, дырки под шляпки болтов, Бельский доделал сам, на том же станке, на следующий день. Производство ждать не могло.

_{Глава восемнадцатая} Надувательство

Жизнь цеха снова вошла в привычное русло. У Егора, наконец, начал получаться прямой угол. Поняв задачу, он добивался результата правдами и неправдами. Как сказал Бельский, это неважно, каким напильником ты пилишь, ты хоть зубами грызи, хоть языком лижи. Главное получить нужный результат. Иногда, для достижения результата делают специальные инструменты, нужной формы и твёрдости. Задача Егора, достичь высокой точности, овладеть процессом.

Дни шли, приближалось время сдачи экзамена на рабочий разряд. Егор, понятное дело волновался. Однако, в цехе снова произошло неординарное событие. Бельский написал не то жалобу, не то заявление, на самого директора завода. Егор немного обиделся, что Бельский ничего ему не сказал и слух дошёл от других. Помолчав с неделю, он всё же не выдержал и спросил Бельского напрямую.

– Помнишь, я тебе говорил, что всё равно обманут? – Бельский говорил без всякого энтузиазма, – вот и обманули. Помнишь тот штамп, из-за которого конвейер встал? Из-за задней стенки для радиолы. Так вот, директор, начальник цеха, мастер и конструктор, написали коллективное рационализаторское предложение, и к нему ещё патент. Теперь, все штампы такого типа, будут делать с учётом моей идеи. А меня, даже не вспомнили. Я спрашиваю, как же так? А они говорят, что я своё уже получил. Я, сверхурочные получил, а за идею мне никто не платил. Правда, премию дали. Вот из-за этой премии весь сыр бор и есть. Говорят, раз получил, то всё. Говорят, не надо было получать.

– Нужно было от денег отказаться, что ли? Зачем? Деньги лучше, кому нужны эти бумажки?

– Да вот в том то и дело, что они деньги уже получили, за изобретение. Говорят, что директор сыну машину купил.

– Ну да? Машину, это же куча денег!

– Сколько там денег было, я не знаю. Они же темнят. Но уж точно, не какая-то там премия, едва на сапоги хватило. Да и противно как-то, себя вписали, а меня нет. А это моя идея, между прочим! Хоть бы, для вида вписали.

Это что, за зарплата такая, патент? За что им заплатили, не пойму, – Егор услышал новое для себя слово, «патент».

– Мне так объяснили, они этот патент, или что там, заводу продали. Вот и деньги. Директор всё это оформил, и протолкнул. А этих вписал потому, что директор, сам сделать, как бы не мог. Он же в цеху не работает. Короче, все деньги себе, а этих до кучи, чтобы по закону.

– Так они что, денег не получат?

– Получат, уже получили, только малую часть. А им что, деньги всё равно, халявные. Так бы вообще ничего не получили. А тут тебе и деньги, и диплом изобретателя, и дружба с директором. Глядишь, и на Доску почёта попадут. А я им зачем, слесарь какой-то, премию получил и гуляй. Ну, понял теперь?

Ничего конечно Егор не понял. Всё это нужно обмозговать. Какой патент? Что за патент? Что такое патент? Причём тут деньги? Бельский, какой-то нервный. Надо у папы спросить.

– Такое, может быть, – сказал папа, – хотя, я не верю. Кто же столько заплатит. Никогда про такое не слышал. Может, и были какие-то деньги, но не столько. Может, просто так совпало. Услышал, что директор машину купил, вот и решил, что за патент. А патент, это такая бумажка. Если ты что-то новое придумаешь, то туда запишут, что придумал именно ты.

– А это зачем?

– Ну, вот видишь, директор придумал зачем.

– Разве взрослые такие? Разве могут обманывать? Ты мне всегда говорил, слушай старших, слушай старших. Я, на заводе, такого наслушался…

– Да, многого ты ещё не знаешь. Жизнь, она штука сложная. Может, они и не обманули вовсе. Это, ещё нужно разобраться.

– Я же говорила, рано ему на завод, – вмешалась мама, – чему его там научат.

– Не хотел учиться, пусть знает, как деньги достаются! – папа включил телевизор….

_{Глава девятнадцатая} Заткнуть рот

«Общее собрание работников инструментального цеха. Повестка – личное дело слесаря С.А.Бельского. Явка обязательна», – объявление висело напротив кассы, где все получали зарплату, рядом с кабинетом начальника цеха. Пройти мимо и не увидеть, было невозможно.

– Опять собрание! Опять Бельский, – шипел Матрос, – оставайся теперь из-за него, после работы. Рабочему человеку отдыхать нужно. Бардак!

– А что за личное дело, что это такое? Мне на собрание, обязательно, или не обязательно? – увидев Бельского спросил Егор, – можно, я не пойду? А то, мне лишних четыре часа на заводе сидеть. А потом ещё на собрании.

– Нет, тебе не нужно. Иди домой, отдыхай. Какое там личное дело, мне будут рот затыкать.

Поразмышляв, Егор всё же решил остаться и посмотреть, что будет на собрании. Это было первое взрослое собрание в его жизни. Он, конечно, не пошёл бы. Но ведь собрание про Бельского. Интересно, как же ему «будут рот затыкать»?

Инструментальный цех работал в одну смену, поэтому собрание началось прямо здесь же в цеху. Стульевбыло мало, народ мостился как попало, кто сидел, кто стоял, все были злые и проклинали Бельского, молча стоявшего у своего верстака.

Начальник цеха сидел на возвышении за столом мастера. Тот сидел рядом, у края стола и что-то писал.

– Так, товарищи! – громко сказал начальник цеха, – кто отсутствует?

– Давай быстрее, не тяните резину! – загудели недовольные голоса.

– Слово предоставляется мастеру цеха. Он введёт вас в курс дела, товарищи.

– Руководство цеха, товарищи, уже давно и совершенно напрасно, смотрит сквозь пальцы на нарушения трудовой дисциплины отдельными работниками цеха, – мастер вышел из-за стала и почему-то снял халат, в котором всегда ходил по цеху. Затем, собираясь с мыслями, налил стакан воды из графина и выпил. Собрание бубнило, но терпеливо ждало.

– Не тяни резину, мастер! – крикнул кто-то.

– Вот я и говорю, – продолжил мастер, – только за последний месяц, товарищи, в медвытрезвитель попали двое работников нашего цеха, что совершенно недопустимо. Дурной пример, товарищи, подают слесаря-инструментальщики, а некоторые вообще ходят на работу, когда хотят. На проходной давно заметили, что некоторые наши работники вызывающе опаздывают, или уходят со смены, когда им вздумается. Что себе возомнили эти товарищи! Мы так не можем, товарищи! У нас все равны! А не так давно, произошёл вообще вопиющий случай! Слесарь Бельский, три дня отсутствовал на работе! А когда я, по поручению начальника цеха, попытался выяснить, в чем дело, товарищи, он ответил мне нецензурными выражениями! Я спрашиваю вас товарищи, что же будет дальше? Не пора ли остановить безобразие!? В цеху забубнили громче.

– Уволить его!

– Ну, выпил человек, с кем не бывает…

– Кончай бодягу! Пошли домой.

– Товарищи! – снова взял слово начальник цеха, – какие будут мнения? Кто хочет выступить?

– Всё понятно, какие выступления, пора домой, – гудело собрание.

– Я хочу сказать! – вперёд вышел Матрос, – мало того, что некоторые получают немереные зарплаты, так им ещё и премии выписывают! Это же какое-то стяжательство. За что, спрашивается, дали премию Бельскому? За то, что он отсутствовал на работе?

Собрание затихло, тема премии заинтересовала.

– Зазнайство! – продолжал Матрос, – почему это покрывает руководство цеха? Извиняюсь за грубое слово, протекционизм! Я не знаю, товарищи, у кого какие родственники, но это не повод давать выгодные заказы, а потом ещё и премии выписывать!

– А что за премии? Какие премии? Расскажи, – снова загалдели вокруг.

– А, хамство Бельского, известно! Вы ещё не знаете, чему он своего ученика учит. Как такому вообще доверили ученика? А ведь за учеников тоже платят. Не побоюсь этого слова – стяжательство, товарищи!

– Матрос, ты про премию расскажи! – кричали одни.

– Заканчивай, давайте по домам! – кричали другие.

– Товарищи! – слово снова взял начальник цеха, – есть мнение, товарищи, поставить слесарю Бельскому на вид, и предупредить. Я думаю, обойдёмся на первый раз без голосования, я думаю и так всё ясно. Всё товарищи, собрание закончено. Расходимся, товарищи, расходимся.

Егор, под впечатлением от услышанного, стал проталкиваться к Бельскому.

– Слышь, Бельский, ты чего на рожон лезешь? Из-за тебя ещё расценки порежут, – недовольные Герасим и чумазый Сеня, уже обступили Бельского.

– Чего они от тебя хотят? Куда ты там влез? – спросил, приковылявший Кулаков.

– Устал я, мужики. Давайте завтра. А, ты ещё здесь? – увидел Егора Бельский, – слышь, ничего не говори, давай завтра.

Завтра, Егор ждал с нетерпением. Хотел рассказать отцу, но тот пришёл навеселе, и больше интересовался футболом по телевизору. Егор поймал себя на мысли, что самым неприятным на собрании был ни мастер, ни начальник цеха, которые, как Егор уже знал, преследовали свои собственные интересы, и даже не Матрос, готовый при каждом случае делать какую-нибудь гадость. Самое неприятное чувство, осталось от равнодушия людей, которым было совершенно наплевать на всё и на всех, и которым можно было сказать, что угодно. Приказ о премии Бельскому висел неделю, а они кричали, будто ничего не знают. Они сами радостно уволили бы, любого, лишь бы поскорее пойти домой. Даже слесаря, те, кто хорошо понимал, что тогда произошло, кто не мог не помнить, как Бельский спасал их премии, заботились лишь о том, чтобы их ничего не коснулось. Оказывается, взрослых совершенно не интересует справедливость.

_{Глава двадцатая} Сталь и скрипка

Он нёс её бережно, и с гордостью, боясь уронить. Она всецело принадлежала ему, была согрета и обласкана его руками и дыханием. Прижимая к своей груди, он не хотел с ней расставаться, понимая, что продолжения не будет, и всё уже закончилось. Трудно было поверить, что совсем недавно он не знал о её существовании, а когда увидел, долго ещё не понимал её холодной красоты. Казалось, что если сейчас он, не дай бог, случайно выпустит болванку из рук, прямой угол, наконец достигнутый по всей плоскости, может снова нарушиться. Хотя, с этим куском стали, вряд ли могло что-то случиться, если даже его сбросить с крыши цеха.

– Ну вот, получилось, молодец! – Бельский дотошно, и так, и этак, прикладывал угольник к болванке, – долго, ты это делал…. Не выбрасывай, покажешь комиссии.

– Я хотел про собрание спросить. Что теперь будет?

– Ничего не будет. Они пока только намекают, чтобы заткнулся. Флажками начали обставлять.

– Какими флажками? – не понял Егор.

– Ну, это так говориться. Знаешь, как на волков охотятся?

– Не знаю, откуда…

– Волки умные, их трудно поймать. Но, человека волки боятся. Охотники натягивают верёвку с флажками, волк знает, что это сделали люди, боится приближаться и бежит вдоль флажков. А сзади собаки гонятся. Так, волков загоняют туда, где сидят охотники с ружьями. Ну, понял?

– Так ты, получается, волк, что ли?

– Это они так думают. Но я то, могу и за флажки.

– Будешь воевать?

– Не знаю пока. Время неподходящее, жена беременная. Второго ребёнка ждём. Если меня уволят, я в деньгах потеряю. Когда ещё, новую работу найду.

– Так, что будешь делать?

– Вот это, всегда самые сложные вопросы – бить? Или, не бить? Буду думать. А ты, к экзамену готовься, не обращай внимания. Это не твоя забота. Запомни, в жизни никогда не будет всё гладко. Не отвлекайся, не давай себя сбивать.

И Егор готовился, даже сходил в заводскую библиотеку, почитал про марки стали, которые уже и так знал наизусть.

Экзамен больше напоминал формальность. Присутствовали мастер, какой-то незнакомый инженер и женщина из профкома. Бельский тоже сидел тут, на всякий случай. Инженер спросил про штампы и марки стали, женщина из профкома сказала о важности соблюдения техники безопасности и участии в жизни коллектива. Все покрутили в руках болванку, которую Егор предусмотрительно принёс с собой. И в заключение, мастер поздравил с присвоением второго разряда слесаря-инструментальщика, а заодно предупредил, что теперь Егор уже не будет получать ученическую зарплату, и должен зарабатывать сам, что оплата слесаря инструментальщика, сдельная. Сколько сделал, столько и получил. И что если сидеть в курилке, то вообще ничего не заработаешь. На этом процедура закончилась.

Егор был невероятно горд тем, что ему присвоили сразу второй разряд. Однако Бельский остудил его энтузиазм, объяснив, что первого разряда для инструментальщиков не бывает, и второй, это и есть минимально возможный результат. Но в то же время, он сказал, что родители вполне могут гордиться сыном. Потому, что он в 15 лет уже получил настоящую рабочую профессию, что у него теперь настоящая Трудовая книжка, с которой везде возьмут на работу, потому, что такие специалисты везде нужны!

– А ты, тоже второй разряд получал?

– Нет, мне сразу третий дали.

– А почему тебе третий?

– Я к тому времени, ещё учеником, сам уже плановые заказы стал делать. Кроме того, я на экзамен принёс прямоугольный параллелепипед, чего до меня никто не делал. Не верили, что руками сделал. В общем, дали сразу третий. Я тянул и на четвёртый, но сказали, что мало опыта. Я ведь всего пять месяцев работал.

– А когда я смогу сдать на третий?

– Если будешь стараться, то через год можно попробовать подать. А так, обычно подают через два года.

– Получается, что тебе надо было 5 месяцев, а мне для того же, 3 года нужно?

– Когда я пришёл на завод, мне было 20 лет, армию отслужил, а тебе только пятнадцать. А это очень большая разница. Инструментальщик ведь, прежде всего головой работает, а потом уже руками. Ты вон, почти четыре месяца здесь болтался, как будто у тебя головы вообще нет. В пятнадцать лет человек ещё не зрелый. Никто ещё не знает, что он сможет, когда старше станет. Ты сам про себя, ещё ничего не знаешь. Я вот жалею, что в институт не пошёл. Тут стало получаться, вот я и застрял.

– А зачем тебе институт? Ты же и так, больше всех зарабатываешь.

– Деньги это не всё, человек себя уважать должен. Может, с высшим образованием, я бы дальше пошёл. В цех, никогда не поздно вернуться. Вон, Герасим, Институт Культуры закончил, режиссёром был, а работает здесь. Видишь, какой шарфик носит? Культура, блин! Что-то видно не пошло. Но попробовал же, убедился, и спокойно себе живёт. А я мучаюсь, особенно, когда ноги об тебя вытирают. А ответить не можешь, потому что тёмный, как валенок.

– Мой папа говорит, что если у человека есть талант, то его сразу видно. У нас в школе Альтшулер был, так он уже в третьем классе, на скрипке на всех утренниках играл.

– Ну, да такое бывает, но это ничего не значит. Он эту скрипку может ещё забросить. Как наш Арон, он ведь тоже на скрипке играл. В раннем возрасте человек должен мир изучать, смотреть вокруг, что на свете бывает. Чтоб себя в нём найти, чтобы понять, чего ты хочешь. Только так человек может раскрыться, талант свой найти. Поэтому люди в школу ходят. А тут, чему ты можешь научиться? Если бы не я, ты бы так и ходил до самой пенсии, от курилки, до пивного ларька.

– А, зачем вообще разряды повышать, если всё равно оплата сдельная? Можно ведь и так зарабатывать?

– Вот видишь, какие у тебя вопросы. Зарабатывать можно, но не много. Сложную работу никто не доверит, если у тебя второй разряд. Будешь, какие-нибудь лопаты делать.

Домой Егор летел как на крыльях. Очень хотелось обрадовать родителей, что он теперь взрослый, самостоятельный мужчина, с профессией. Родители похвалили, поулыбались, но почему-то радовались не сильно.

– Ну, хорошо, молодец. Хоть что-то, – сказал отец.

– Сходи за хлебом, сынок, – сказала мама.

– Папа, а какой у тебя был разряд?

– Шестой.

– Ого, а когда же ты успел?

– Я, довольно долго работал. Работал и учился, на Рабфаке, потом в Институте.

– А что такое Рабфак.

– Это такие курсы, или школа, по подготовке к учёбе в институте.

– А как ты слесарем-инструментальщиком стал? Тебе, профессия понравилась?

– Нет, я тогда в этом ничего не понимал. Хотел учиться, но мне было нельзя, потому что на Рабфак брали только рабочих и крестьян.

– Так, а ты кто был?

– Я? – папа на минуту задумался, – я был горожанин. Поэтому, посоветовали пойти работать на завод, получить рабочую профессию, стать настоящим рабочим, и тогда примут на Рабфак.

– Так, ты пошёл работать, чтобы учиться?

– Да, – гордо сказал папа.

– А я, почему пошёл на завод?

– Потому, что ты учиться не хотел!

Егор задумался. Он не знал, хочет он учиться, или нет. Хочет ли он работать, он тоже не знал. Он вообще не знал, чего хочет. Но, он точно знал, что не хочет рано вставать.

– Папа, а тебе, сколько лет было, когда ты на завод пошёл?

– Семнадцать.

– А мне пятнадцать…. А где сейчас Рабфак?

Папа молча смотрел на Егора и думал о чём-то своём. Но, тот терпеливо ждал ответа.

– Нету сейчас Рабфака….

_{Глава двадцать первая} Не бойся унизиться

Проболтавшись на подхвате ещё месяц, Егор наконец получил свой первый, самостоятельный заказ. Егор – инструментальщик! На выполнение ушёл целый месяц. Не всё получилось, как хотелось, но работу приняли. Егор поверить не мог, что зарплату за это начислили бешеную, втрое большую ученических. Правда, получить можно было только в конце месяца. На радостях он побежал хвастаться к Бельскому. Тот, как раз тоже сдал очередной заказ.

– Нравится работа?

– Нравится, конечно нравится! Куча денег!

– Это, тебе халтурку подбросили. Лёгкую работу. Подъёмные, так сказать. Чтобы ты во вкус вошёл. Только, такой работы в цеху немного. Так что, не сильно радуйся. Хочешь моего совета, уходить тебе надо. Назад в школу.

– Почему? – опешил Егор, – думаешь, я не справлюсь? Мне кажется, я смогу.

– Смочь, то ты сможешь. Я тебя понаблюдал. Ты не тупой, я таких как ты, знаю. Такие, могут делать любую работу. Хорошо могут делать. Только, это неправильная мотивация.

– Мотивация? Опять мотивация. Это что такое? Что за слово?

– Мотивация это то, почему ты что-то делаешь. Помнишь, я тебе рассказывал, как тачки катают.

– Помню, я не быдло!

– А ты, кто?

– Я сознательный. Делаю, потому, что это нужно заводу. Я не подведу.

– Вот видишь, ты делаешь потому, что кому-то нужно. Ты ответственный, будешь стараться и не подведёшь. А нужно, чтобы ты, хотел делать, сам хотел. Понимаешь?

– А я и хочу, мне деньги нужны. Я хочу зарабатывать.

– Это, неправильная мотивация. Ты катаешь тачку, потому что должен, потому, что это кому-то нужно и потому, что деньги платят. Так, ты никогда не будешь счастлив. Нужно, чтобы тебе самому, это было нужно. Чтобы ты, хотел это делать, даже если никто не платит. Нужно дом строить, а не тачки катать. Понимаешь?

– Не очень. Если так, то и ты, тоже тачку катаешь?

– Катаю, катаю. Потому, что не знаю, действительно ли это лучшее, что я могу. Я делаю потому, что тоже, должен. У меня двое детей. Поздно что-то менять. Но мужик, счастлив в деле своём. Мечта должна быть, цель, а не ярмо на шее.

– Разве семья, это – ярмо на шее?

– Ну, как же ты не понимаешь? Семья, это смысл жизни. Ты туда всё тащишь. Если ты счастлив, то в семью счастье тащишь. Нельзя в семью долг тащить. Но семья, это – тоже долг, потому что ответственность. И это, оправдание самому себе, почему ты дальше не идёшь. Ты себе говоришь, я бы дальше пошёл, большего бы достиг, если бы не нужно было семью кормить. Получается, что семья тебе мешает. А это не правильно. Ты, из семьи должен силы черпать. Семья – твой тыл, твоя поддержка и смысл всего. Дети, твоё продолжение, вечная жизнь в них.

– Так, чем ты недоволен? Тебе же все завидуют. Семья у тебя есть. А деньги, говорят, ты лопатой гребёшь.

– Люди всегда завидуют. Может, и правильно завидуют. А я, в детстве, стихи писал. А сейчас вот, не пишу. Только, тебя это не касается. Мы про тебя говорим. Ты пока, никому ничего не должен. Родители у тебя здоровые? Работают, так ведь? Вали отсюда, иди назад в школу. Если сейчас согласишься тачку катать, всё, тебя больше нет! Станешь гегемоном, как Матрос.

– Я никогда не стану, как Матрос.

– А что, он не пьяница, не разгильдяй. Правда, звёзд с неба не хватает и шипит на всех. Но, против начальства не прёт. Скоро, на Доску почёта повесят…

– Матроса, на Доску?

– А кого? Не меня же.

А действительно, кого? Егор впервые подумал, что миром правит несправедливость. Что на Доске почёта должен висеть именно Бельский, а не какой-то там Матрос. Потому что Бельский спас и премию и завод. И что сам Бельский, совсем не отказался бы висеть на Доске почёта. Но, знает, что это нереально….

– Отец думает, что я учиться не могу. Наверно думает, что я тупой. Куда я сейчас пойду?

– Отца, надо уважать. Но, мне кажется, он не прав. Я не вижу, что ты тупой. Ты не мотивированный. Это отец твой, должен был тебя мотивировать.

– Про тачку рассказывать, что ли?

– Эх ты… Неужели не понял, про тачку?

– Да, понял я.

– Если он сам слесарь-инструментальщик, и ещё инженер, почему же он не объяснил тебе, что такое, этот инструментальщик? Как можно, из работы делать наказание? Чтобы ты, работу ненавидел? Может, он думал, что ты поймёшь, что ничего не знаешь, и захочешь учиться? Так бывает, но не в 15 лет. Это же – западня. Вот, скажи честно, чего больше всего хочешь? Что ты любишь? Что тебя радует? Я не про девчонок спрашиваю.

– Кино люблю, книжки разные, про приключения. Футбол люблю смотреть…

– А пиво, водку, любишь?

– Не, водку не люблю.

– Врёшь, я же тебя пьяным видел.

– Да это так, друзья угостили. Неудобно было отказываться.

– Друзья? А если, они тебя воровать позовут, пойдёшь? Или откажешься…

– Конечно, откажусь…, – неуверенно промямлил Егор. Он вспомнил, как мужики воровали кабель и подумал, что если бы друзья из курилки просто попросили бы, вынести что-нибудь за проходную, то он, скорее всего, не смог бы им отказать.

– Тебе в школу надо, пока по возрасту подходишь. Там, с другими пацанами, и с учителями будешь разбираться, чего хочешь. А на завод вернуться, успеешь. Теперь, тебя возьмут, без всякой посторонней помощи. И на другой завод, тоже возьмут. Ты же, слесарь!

– Куда же мне идти? Я в старую школу не хочу, туда стыдно. Приду, как побитая собака.

– Ну, не знаю. Не бойся унизиться, ты же не сам школу бросил. Там поймут. Если нужно, в ГорОНО иди, проси, чтобы в школу взяли. На коленях ползай. Тебе, сейчас уже отпуск положен. Вот и потрать его на устройство в школу. А потом придёшь, Трудовую книжку заберёшь. Знаешь, это дорогого стоит. Теперь тебе и школа, и армия, всё в трудовой стаж войдёт. К пенсии твой стаж будет, аж 45 лет! Будешь всем рассказывать, что работал с пятнадцати лет! Это, редкость, я тебе скажу.

– Родители, не разрешат увольняться.

– С родителями, конечно, нужно считаться. Они за тебя волнуются. Ты, конечно, ещё не совсем самостоятельный. Но, право голоса, уже имеешь. С тех пор, как тебя сюда отправили, это уже твоя судьба. Так что, действуй смело, пора уже становиться самостоятельным. Да, я и не думаю, что они будут сильно возражать.

– Что, слесарь-гинеколог, в отпуск собрался? Без году неделю покрутился тут, а теперь значит отдыхать, будешь? – Матрос улыбался сквозь зубы, – а простава где? Мог бы, и пивом угостить, товарища. Разряд зажал, теперь отпуск зажимаешь? Скупой ты!

Егор молча наводил порядок в верстаке. Перебьёшься, без проставы, – думал он про себя. Матрос окончательно развеял его сомнения. Прав Бельский, вернуться сюда, никогда не поздно… Ещё несколько месяцев назад, Егор посчитал бы за честь, угощать пивом старшего товарища. Но, как учил его папа, он уже начал разбираться в людях, и уже знал, что не каждый взрослый, ему – лучший друг.

Уже выходя из цеха, Егор столкнулся с тем самым парнем, которому оторвало палец. Тот посмотрел на него так, как будто это Егор нарочно накаркал. От неожиданности, они разминулись, не сказав друг другу ни слова.

_{Глава последняя} Всё сначала

– Какой ещё, слесарь? – завотделом ГорОНО, к которому пришёл Егор, выпучил глаза, – как же это Вас, тебя, на завод занесло? Ах, отец отправил? На воспитание? Сколько же Вы говорите, Вам, тебе, лет? Ах, уже шестнадцать? И у Вас, значит, уже профессия есть? А, кто у нас папа? Интересный метод воспитания, оригинальный. А ты, значит, учиться хочешь? Ай-яй-яй…. А ГорОНО, чем может помочь? Ах, направление, в школу? Очень интересно… В какую же школу, мы хотим? А, почему в эту? Ах, на трамвае ехать. Ну, да, конечно, на трамвае, а как же ещё… Очень интересно… Ну, что же, закон позволяет… Закон, учиться – обязывает!

Получив с ГорОНО бумажку, Егор на завод больше не пошёл, бросив там свою Трудовую книжку. Какая к чёрту пенсия. Начинается новая жизнь!

Однако, Егор школу бросил, даже не доучившись до конца учебного года. Он, больше не мог находиться среди детей, с их детскими заботами. А когда класс повели на экскурсию, на производство, увидев слесарный верстак с тисками, Егор затосковал…. Но, на завод не вернулся.

Егор продолжал болтаться, пугая родителей своей непутёвостью и никчёмностью. Он менял работы, делал то что скажут, и пассивно созерцал жизнь вокруг. Когда надоедало, он просто сидел дома. А устраиваясь на новое место, врал, что до этого нигде не работал. Никто в этом и не сомневался потому, что в его возрасте большинство людей ещё не работают. Каждый раз, на каждом новом месте, для него заводили новую Трудовую книжку, и его рабочий стаж начинался сначала. По сути, он просто забывал о прожитой до этого жизни, как будто её не было. Он ни стал, ни хулиганом, ни пьяницей. Он был, никаким. Всё свободное время он сжигал на чтение книг, и на редкие и бессмысленные встречи с друзьями.

Болтается между небом и землёй, – говорили родители. И, чтобы хоть что-то сделать для сына, его в очередной раз пристроили, теперь уже учиться в ПТУ. Большого интереса Егор к учёбе не испытывал, просто по привычке исправно тянул лямку. И возможно, как всегда, вскоре сбежал бы оттуда. Но вдруг, совершенно случайно увидел на столе у руководителя их группы, школьную тетрадку со своей фамилией на обложке. В кабинете никого не было, Егору передали, что нужно подождать. Просто от скуки, он стал листать тетрадь, ожидая увидеть какой-то учебный план, или ещё что-то в этом роде. Однако, это не было планом. В тетрадке дотошно записывалось всё, что с ним, Егором происходило. Каждый его шаг. Если он случайно споткнулся на лестнице, то там и это было записано. С указанием точного времени и даты события. При этом, ни одной позитивной записи не было. Только жалобы, претензии, и даже сплетни. Не говоря уже, о действительно совершённых проступках. Будучи по характеру спокойным и даже пассивным, Егор просто не успел ещё совершить ничего серьёзного, по чистой случайности он ещё никуда не вляпался. Поэтому, вся тетрадочка состояла исключительно из записей всяких пустяков. Но сам факт её существования, шокировал. Эта работа велась по-взрослому, была аккуратно и хорошо организована. Что это?

У Егора не было никаких конфликтов с преподавателем, да и вообще ни с кем. Он не помнил, чтобы давал кому-либо повод для неприязни. Зачем, преподаватель вёл это досье? Такая работа, требовала времени. Кто и зачем станет собирать компромат на никому ненужного балбеса-студента? Егор всерьёз был напуган. Он боялся прямо спросить преподавателя, зачем он это делает. Преподаватель, никогда не показывал никакого особого отношения к Егору. Наоборот, можно было подумать, что тот хорошо к нему относится.

Егор не решился рассказать об этом родителям, поняв, что они либо ему не поверят, либо сделают вывод, что он что-то натворил. Он впервые подумал, что и сам бы на их месте, не поверил бы ему. Уже больше трёх лет, он болтался неприкаянным создавая о себе репутацию, либо ни на что не способного, либо наоборот, способного на неожиданную выходку, но в любом случае пустого человека, даже в глазах собственных родителей.

Странным было то, почему его просто не выгонят? Если бы ему сказали уйти, он скорее всего, так бы молча и сделал, уже привыкнув менять места обитания. Зачем понадобились такие сложности? Его прежний опыт работы со взрослыми и аккуратность тетрадочки подсказывали, что преподаватель вероятно действует по чьему-то заданию. Что с ним, с Егором, ведут серьёзную борьбу. Почему?

Однако, теперь Егор был предупреждён. Он стал присматриваться к людям вокруг. Стал слушать, о чем говорят, и как на него смотрят. Кто они, чего хотят? Ему впервые стало жалко потраченного впустую времени, с того самого момента, когда отец забрал его из школы. Егор понял, что он, совершенно один. У него нет друзей, к которым можно было пойти, посоветоваться. У него нет никого, кто бы мог его защитить, или с кем можно, хотя бы поговорить. Что бы он теперь не делал, эти мысли его больше не отпускали. Кто-то хочет решить его судьбу, не спрашивая его об этом, и это не родители. Вот он, тот самый взрослый мир, о котором предупреждали отец и Бельский.

Ну, уж нет! Я, и только я сам, буду решать, что мне делать и кем мне быть. Неправильная мотивация, сказал бы Бельский. Человек должен жить в радости, а не в страхе, стихи должен сочинять. Здесь было не до этого. Кто-то хотел подвинуть Егора. Он кому-то мешал. И это достаточная мотивация, хотя бы для того, чтобы разобраться.

Егор понял, что суета здесь не поможет. Как тогда на заводе с той болванкой, её бесполезно было атаковать огромным напильником. Нужно сосредоточиться и постепенно, шаг за шагом разобраться, что происходит. Он стал следить за собой, стал обдумывать каждый свой шаг, чтобы случайно не споткнуться, и не дать повода для появления новой записи в тетрадочке. Он перестал опаздывать и тщательно готовился к занятиям, которые даже стали его увлекать. Одновременно с этим он продолжал слушать, смотреть и думать, «кто его заказал». Выяснил, что такие тетрадочки, ни на кого больше не ведут, и такое вообще не практикуется. Нужного ответа, он так и не нашёл, однако ПТУ закончил одним из лучших.

Ему понравилось быть лучшим. Он, экстерном сдал за недостающие классы средней школы, а позже, уже работая, заочно закончил институт. Ему повезло, он случайно встретил того самого преподавателя, который тогда вёл на него то самое досье. Он пришёл устраиваться на работу в тот самый отдел, который теперь возглавлял Егор. Та история с тетрадочкой, забылась, и больше не казалось важной. Но всё же любопытство осталась, и Егор честно рассказал, что видел тогда тетрадочку и листал её.

По словам бывшего преподавателя, его вызвал к себе директор ПТУ и поручил, во что бы то ни стало выгнать, или хотя бы собрать компромат на Егора. Именно он, поручил завести тетрадочку, подробно проинструктировав как её вести, и потребовал регулярно докладывать о ходе выполнения. Директор объяснил это тем, что он ненавидит блатных, разгильдяев, и прочих сынков. А этого ему навязали, вопреки всем правилам. Учащиеся в ПТУ, при поступлении, должны были иметь аттестаты средней школы, чего у этого не было. Но, директору «выкрутили руки», и вынудили принять, да ещё и после начала учебного года.

Вся затея с компроматом преподавателю не нравилась, но отказаться он не мог. Через некоторое время он убедился, что Егор такой же учащийся, как и все, ни хуже и ни лучше. Но, несмотря на отсутствие школьного аттестата, казался более взрослым и самостоятельным по сравнению с другими. Тетрадку преподаватель нарочно подсунул Егору, чтобы тот, якобы случайно, её нашёл. Что бы дальше ни произошло, он сказал бы директору, что это просто результат случайности. Преподаватель ожидал всего, чего угодно, но не тишины. Поначалу, даже заподозрил Егора в тупости, поскольку он ни разу не подал виду, что тетрадку видел.

Тетрадка перевернула жизнь Егора, стала тем самым спусковым крючком. Только в этот момент, он впервые испытал страх, поняв, что никому не нужен, и даже наоборот, что мешает. Его просто хотели убрать, как мусор с дороги, и с ним никто не собирался это обсуждать. Он не знал, кто же его враг, и чего хотел от него, но понял, что нужно не дать себя утопить.

Всё, что происходило до этого, Егор воспринимал как некое кино, где он был лишь зрителем. Отец пытался окунуть его во взрослую жизнь, но это не дало никаких результатов. У него было время обо всём подумать ещё тогда, когда он три месяца подряд тупо пилил болванку. Но возможно, возраст был недостаточным для самостоятельного мышления, а возможно отец просто не удосужился внятно объяснить, чего ждёт от сына. Раз не хочешь учиться, пойдёшь работать. Как бы Егор ни старался, он не смог бы полюбить свою первую в жизни работу потому, что нельзя полюбить наказание. Может быть, отец добивался того, чтобы сын понял, что учиться лучше, чем работать. Но и этого никто не объяснил. Егор не знал, на что нужно смотреть, и что стараться увидеть. Он тупо катал тачку, и в школе, и на заводе, и после этого.

Только сейчас он стал осознавать, что не знает людей и не понимает мотивов их поступков, как не мог понять Матроса. Почему те, кому точно также наплевать на него, как Матросу и первому Наставнику, отнеслись к нему иначе? Зачем Бельскому было возиться с ним? Зачем преподавателю вытаскивать малознакомого ученика, если из-за этого у него самого могли быть неприятности? А на что рассчитывали родители, бросая недоросля-сына как шарик в колесо рулетки, где жизнь его зависела от людей не связанных никакой ответственностью? По чистой случайности наставник на заводе поменялся, а на месте преподавателя не оказался Матрос…

Так сложилось, что Егор взрослел сложным и необычным путём, отличным от его сверстников. Так решили родители. В чем была их цель, кроме того, чтобы избавить себя от необходимости выслушивать претензии школьной учительницы к их сыну? Имело ли это какой-то смысл? Дало ли какой-то результат? Стал ли их сын от этого умнее? Что дало это, им самим? Как, было бы лучше? Стоит ли вообще об этом говорить….

Александр AL

2021

Оглавление

Глава первая Попаданец

Глава вторая Пилите, пилите

Глава третья Всё по-взрослому

Глава четвертая Изобретательность

Глава пятая Красная икра

Глава шестая Пальцами ног

Глава седьмая Прощай оружие

Глава восьмая Доска почёта

Глава девятая Мотивация катать тачку

Глава десятая Инструмент за 100 тысяч

Глава одиннадцатая Элита и сволочь

Глава двенадцатая Пуансон это не фамилия

Глава тринадцатая Превосходство слесаря

Глава четырнадцатая Гегемон и одеколон

Глава пятнадцатая Дерзость

Глава шестнадцатая Белая рубашка

Глава семнадцатая Отойди пацан

Глава восемнадцатая Надувательство

Глава девятнадцатая Заткнуть рот

Глава двадцатая Сталь и скрипка

Глава двадцать первая Не бойся унизиться

Глава последняя Всё сначала