Три дня Коленьки Данцевича [Николай Михайлович Долматович] (fb2) читать постранично, страница - 56

неукротимо – опасного, повеяло каким – то необъяснимым страхом.

Казалось, приблизившись, жеребец в один миг легко, словно траву, сомнет всё оказавшееся на его пути, растопчет, перемелет в дорожную пыль и всех этих устало бредущих, нагруженных инструментом людей. Всё свидетельствовало об этом в облике гарцующего в оглоблях сытого откормленного жеребца. И та излишняя частота и легкость с которой он высоко их поднимая перебирал сильными копытами, и мощь буграми выступавших на широкой груди ходивших ходуном мускулов, и сила изогнутой шеи с развивающейся на встречном ветру гривой.

– Власть возвращается с купания, – догадливо промелькнуло в сознании испуганного Коленьки.

Но скоро, видимо из соображения безопасности или, пожалев, чтоб не запылить большое число идущих, управляемый твердой рукой возницы конь умерил свой бег, перешёл на более спокойный шаг и начал набирать с дороги в сторону, вправо на растущую у дороги траву, держась подальше от впереди идущих людей.

Шурша по верхушкам высокой травы, бричка с сидящими в ней отцом и мамой Нэльки, поравнялась с идущими.

– А почему это с ними опять Нэльки нет? – подумалось Коленьке.

Возница при этом натянув вожжи, по прежнему удерживал резвого жеребца на тихом ходу, чтоб более скромно проехать возле устало идущего трудового народа, словно пытаясь оказать этим самым ему уважение.

Редкие, поочередные озирки вправо, на проезжавшую невдалеке бричку, шедших с мамой женщин, до этого молчавших, словно разглядев в ней сидящих, начали сопровождаться тихими между собой перешептываниями.

– Разоделась, накупалась в чистой воде барыня. Ишь как развалилась в бричке, – доносилось отдельное до слуха шедших сзади детей.

– Здравствуйте, здравствуйте, товарищи! Здравствуйте, товарищи! – обращенное к народу зазвучало в устах секретаря.

Поменяв положение тела из вальяжного на более скромное, чуть потише, и как – то пряча глаза, вслед за мужем тоже самое заговорила и жена.

– Ох детки, как устали за день, замучились поди, – переводя свой взор со взрослых на идущих сзади детей, вдруг с жалостью произнесла Нэлькина мама.

– Детям ведь по закону нельзя работать, – напомнив о недавно вышедшем в стране законе, проговорила она.

– Почему ж это нельзя, а как иначе. Без помощников нам с этим сеном и не справиться, – тут же зазвучало в устах одной из женщин.

– Да если человека с детства к работе не приучишь, то потом его и палкой работать не заставишь, – полетело ей в ответ возражение из уст другой.

– Ничего, мы тоже в детстве много работали. И война была, работали ещё больше. И в худших условиях, в голоде, – полетели ещё дополнения из уст других женщин.

Окончательно побежденная в споре библиотекарша замолчала, вороной почувствовав отпущенные вожжи, вновь перешел на быстрый шаг.

– Что ж, Лариса Иосифовна, отправила дочку в Артек? – вдруг раздалось громкое в сторону удаляющейся брички из уст Светкиной мамы.

– Да! Уж неделю как в Черном море купается, – донеслось от туда хвастливое в ответ.

– Вот, жиды чёртовы, – умеют в жизни устраиваться. Так как мы, дураки, не работают, а с нас испокон веку кровь сосут. Христопродавцы! – уже громко, не боясь, что будет услышано, раздалось в кругу идущих впереди женщин.

От услышанного Коленьку охватила оторопь. Он отделился от детского круга, забежал вперед идущим группой женщинам и перегородил дорогу маме. Своими удивленными, выпученными глазами взглянул ей в лицо, ожидая от неё разъяснений.

– Мама?! – всего и вырвалось у Коленьки при этом.

Без слов мама всё поняла. Она остановилась, отделившись от остальных женщин, с которыми шла, опустила концом в землю несущую на плече связку инструмента. Глядя в глаза друг друга, они долго молча стояли на дороге, не замечая удивленных взглядов озиравшихся на них удаляющихся женщин и обходящих их ребят.

– Как же так, мама? Почему так всё это получилось? Ты знала об этом и мне не сказала? – отойдя немного от шока, начал он спрашивать маму.

Не сразу начала отвечать мать.

– Сынок, хотела я тебе это сказать, да не получилось у меня. Тебя было жалко, – тихо и спокойно, но с начинавшими появляться на глазах слезами, начала говорить она. А от обиды за произошедшую несправедливость, слезы уже ручьем начинали катиться и по грязным щекам Коленьки.

– Отказались мы с отцом, сынок, от всего этого. Ну, нет у нас денег, чтоб тебя как следует собрать, да туда отправить, – говорила мать, глотая слезы.

Увидев плачущую маму, Коленьке стало её жалко. Ее слезы, и вид, всегда красивой, но вдруг ставшей какой – то поникшей, жалкой в этот момент её стати, вмиг освободили его душу от бурлившей до этого там обиды и ненависти, и Коленька почувствовал как туда всё больше начала вселяться жалость и любовь к маме. Слезы перестали течь, и он сошёл с её пути. Мать распрямилась, вздохнув, положила связку опять на плечо и они, не сговариваясь вместе молча пошли вперед догонять далеко ушедших остальных.

– Пойми меня, сынок, – вдруг тихо