Ячмень [Анастасия Муравьева] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

поравнявшись с ним, и новичок вырвал сумку из ее рук, марлевые бинты разлетелись по классу, кто бы мог подумать, что глазной ячмень требует столько заботы.

Анжелика замерла, оцепенение было ее привычной реакцией на любую угрозу. Она молча наблюдала, как новичок швырнул добычу кому-то еще, а тот передал дальше, и скоро весь класс грохотал, ловя летающие бинты. Анжелика стояла как вкопанная, закрыв больной глаз ладонью, хотя в этом не было необходимости, поскольку он и так был заклеен.

Вошла учительница и принялась отчитывать мальчишек, решив, что они довели девочку до слез, но Анжелика не плакала. Она лишь стояла, закрыв один глаз, как в игре в прятки, и открыла его, лишь когда новенький подошел вплотную, чтобы заглянуть ей в лицо.

К счастью, Анжелике оставалось отсидеть последний урок, поэтому бежать домой для процедур не понадобилось, но она задержалась, подбирая бинты и клочья ваты. Она подумала, что похожа на мумию, которую размотали, разбросав бинты по классу, и теперь от нее ничего не осталось, даже костей, последней преграды, за которой пульсировало, сжимаясь в бессильный кулак, сердце.

Выйдя на крыльцо школы, Анжелика знала, что встретит его. Было видно, что новичок ждет давно – воротник куртки поднят, в уголке рта спичка (курить в школе запрещалось).

– Как глаз? – спросил он.

– Болит, – ответила Анжелика, во второй раз проходя мимо него, не поднимая головы. Они вышли за школьную ограду, она протянула ему сумку, и он взял.

– Я знала, что ты меня ждать будешь, – сказала Анжелика, глядя на него здоровым глазом в упор и не моргая.

Вскоре выяснилось, что Анжелика знала наперед не только это. У нее словно открылся третий глаз: она заранее говорила, кто какую оценку получит на контрольной, кого вызовут к доске, что произойдет завтра или через час.


Невинные предсказания, сделанные ради забавы, закончились, когда с глаза сняли повязку. Теперь Анжелика видела куда больше. Она видела каждую встречную машину, раковую клетку или склизкий тромб, которые уже вылупились из своего змеиного гнезда, и теперь неслись наперерез чьей-то судьбе, а Анжелика, моргая прояснившимся глазом, знала чьей.

Ей не нужны были ни карты, ни свечи, ни прочий антураж, ей не нужно было даже приглашение. Анжелика брала за руку первого встречного и говорила – все, что ждет его в будущем, – ровным, спокойным голосом, дрожь жертвы не передавалась ей.

Она внушала ужас, как пифия, от нее отшатывались, ее обходили, едва завидев в школьном коридоре.


Только новичок не боялся ни черта, ни дьявола. Он по-прежнему ходил с Анжеликой, пока ее свободный от повязки глаз скользил по всем, словно прожектор, на ощупь выбирая добычу.

Однажды, уже перед самым выпуском, он затащил Анжелику на крышу школы. Ветер бил в лицо, и глаз у Анжелики, хотя почти выздоровел, слезился. Новичок тащил ее к самому краю, ноги опасно скользили, а он больше цеплялся за нее, чем держался сам.

– Говори, раз будущее видишь: сброшу я тебя вниз или нет? – заорал он, перекрикивая порывы ветра.

Если бы на месте Анжелики была Кассандра – мрачная прорицательница, которой никто не верил, все могло закончиться по-другому. Но Анжелика Кассандрой не была. Она знала чужое будущее, а свое видела плохо, наверное, из-за того, что долго проходила в повязке. Поэтому приглашение пойти на крышу не насторожило ее. Анжелика была уверена, что новичок зовет ее на чердак признаться в любви. Когда он, больно вывихнув руку, тащил ее к самому краю, она подставляла губы для поцелуя.

– Ты все знаешь наперед, а ну, отвечай! – он тряхнул ее за плечи. – Скажешь «да», умрешь. Скажешь «нет», тоже умрешь! Я назло тебя сброшу!

Анжелика молчала, оцепенев третий (и последний) раз за свою жизнь.

– Никто не догадается! Все подумают, несчастный случай! Полезли на крышу обжиматься, а я скажу: «Она не удержалась, оступилась и упала» – понимаешь? Никто не узнает, что я тебя столкнул!

Он прошипел последние слова ей в самое ухо, она почувствовала запах спиртного, перебитый мятной жвачкой. Анжелика, не мигая, смотрела в его искаженное лицо. Открытое и смелое, оно сморщилось, как от боли, и ясные черты перерезал больной нерв, словно складка собралась на разостланной скатерти.

После разговора на крыше прошло много лет. Он не столкнул ее, и об этом, конечно, знала обладающая третьим глазом Анжелика.

Теперь им за сорок, они сидят на кухне и ждут, пока Анжелика, зачерпнув половником борщ, разольет его по тарелкам – мужу, сыну, дочери. Она со смехом рассказывает, как давным-давно, когда они были еще школьниками, отец затащил ее на крышу и угрожал сбросить вниз, если она откажется выйти за него замуж.

Дети послушно кивали, как кивал любой, кто слышал ее не терпящий возражений ровный голос. Они смотрели на потное, мясистое лицо матери, с прядью волос, заколотой у лба невидимкой. Они пытались поймать взгляд отца, но он всегда опускал голову так низко, что было видно темя с поредевшими волосами. Переглянувшись, дети подумали, что жениться на ней можно было лишь