НезаРазные истории [Елена Фили] (fb2) читать онлайн

От автора идеи сборника

Весну 2020 года мы запомним надолго.

Несмотря на то, что коронавирусная инфекция не стоит в ряду самых страшных пандемий, которые перенесло человечество, ее глобальные последствия затронут практически каждого и разделят реальность на до и после.

Трудно оставаться безучастным во времена всеобщей паники и волнений, особенно если ты человек пера. Перед вами сборник рассказов, который появился на свет благодаря совместным усилиям неравнодушных авторов, желающих отобразить и сохранить в истории свое видение сегодняшних беспрецедентных событий.

Сборник состоит из работ, созданных в условиях самоизоляции выпускниками Школы творческих профессий @band.ru— в ходе литературного марафона и после его завершения.

Мы надеемся, что «НезаРазные истории» заинтересуют тех, кому небезразличен окружающий мир, и тех, кто захочет сохранить в памяти событие, через которое мы прошли все вместе!

Совместная работа также положила начало новому творческому объединению «ЛитBANDиТЫ», которое поможет как начинающим, так и более опытным авторам расширить границы познания, литературного самовыражения и писательского мастерства.

В конце сборника вас ждет бонус!

До новых встреч, друзья!

Линда Сауле

Над сборником работали

Автор идеи: Линда Сауле @linda_saule

Координатор проекта: Мира Лев @justbemira

Литературный редактор: Юлия Гусева @julie_the_editor

Иллюстратор: @eightera_wood_art

Дизайн обложки: Мария Эльстер @maria.elster

Творческое объединение «ЛитBANDиТЫ»:

Мария Эльстер, Оксана Сотникова, Хелла Гуд, Анна Чудинова, Линда Сауле, Дарья Грицаенко, Светлана Красикова, Коля Перикатиполе, Елена Фили, Андрей Ходыкин, Мира Лев, Юлия Паласиос, Алла Гугель, Мари Анатоль, Любовь Мартынова, Ангелина Лисицкая, Виктория Павловская-Кравчук, Ксения Жааф, Наталия Фирсова, Анна Палома, Алена Перепада.

Вопросы и предложения: litbanditi@yandex.ru

Мария Эльстер

@maria.elster

Число Ноя

20 марта 2020 года по прозрачным водам Гранд-канала города Венеции плыли дельфины и лебеди. Лука Нери, поспевая за ними по безлюдной Рива дель Вин, отметил, что животные и птицы держались по двое.

«Число Ноя, – прогудело в мыслях Нери. – Испокон веков знамения в этом городе приходили по воде».

Так накануне нового 2020 года в Венеции случился сильнейший за столетия потоп. И в день празднования освобождения города от чумы к дверям храма Санта-Мария-делла-Салюте вода принесла ржавые кровати из заброшенного чумного лазарета с острова Повелья. Затем вода и вовсе ушла, оголив серые днища. И по ночам в пустых каналах стоял жалобный скрежет – покинутые судна скребли во сне килем по дну, предчувствуя, что вскоре навсегда останутся на привязи.

«Земля – ковчег в бескрайней ночи, где каждой твари найдется пара, чтобы продолжить жизнь. И ковчег этот спасает сам себя, очищая берега от тех, кто мутит воды», – мысли Луки Нери следовали за лебедиными фигурами вдоль набережной. И в закатном свете казалось, будто плыла по воздуху огненная пара двоек. Город стоял пустой, как закрытый музей.

Нери пересек мост Риалто и поторопился домой, пока сумерки не растворили его шаткий силуэт. Не открывая замка, он скользнул в узкую щель под дверью. Как и прочие жители города, этой весной, после большого потопа, из плоти и крови он превратился в зыбкую тень.

Оксана Сотникова

o.sot@mail.ru

sotnikova-o.tilda.ws

Недоразумение

Валентин Петрович вот уже полчаса стоял на любимом балконе любимого третьего этажа и тревожно вглядывался в дальний угол двора. Там кто-то был – вопреки здравому смыслу и логике. А никого быть не должно. В такую рань магазин закрыт, аптека тоже, собачники из 5-й, 19-й, 46-й и 49-й квартир ещё даже не проснулись. Он-то знает. Он вообще знает почти всё, только как донести эти знания до других? Похоже тот, в углу у мусорного контейнера, не подозревает о грозящей ему жуткой опасности. Вот если бы в мире существовала какая-нибудь система распространения нужной и важной информации среди всех жителей планеты, надсеть человечества! Так Валентин Петрович её называл в своих размышлениях, и это стало его идеей фикс. Ну кому, если не ему, дано сделать, возможно, величайшее открытие нового столетия?

Своё приближающееся сорокалетие Валентин Петрович ожидал с трепетом. Как же, такой важный возраст – ему надо теперь встретить красивую добрую девушку, родить ребёнка. А вот дерево он уже посадил. Подумал об этом, и его взор на минуточку остановился на небольшой ёлочке прямо под балконом. Сколько волнений пришлось пережить: вдруг жильцы дома будут недовольны, или собаки поломают, или не приживётся и пожелтеет деревце. Спасибо соседу Василию – помог всё устроить. Вообще нормальный он мужик, хоть и недалёкий. Когда идёт мимо балкона, всегда спросит: «Ну что, Петрович, как твоя сеть, уже готова?» Да как готова, такие дела быстро не делаются. Валентин перебрал все способы, все пути соединения каждого отдельного человечка в единый мозговой центр. Идею синхронизации звонков он отмёл почти сразу. Дорого и технически почти невозможно сделать звонок на все телефоны сразу. Уж он-то знает. Как-то во время учебы на последнем курсе к ним в группу пришли из самой «КосмоМиртелеком», тогда работу предложили только ему, как самому лучшему и перспективному студенту. Ну ещё Димке Сидоркину, но тот всегда без мыла везде пролезал. Даа, Сидоркин-Пидоркин теперь у них начальник, но Валентин Петрович никогда не хотел быть в руководстве. Без него и так в компании как без рук. Кто ещё так быстро и ловко найдёт и починит обрыв кабеля? А много ходить человеку очень-очень полезно. Ботиночки – сносу им нет – не подвели ни разу. Только жена Василия всегда так странно на них смотрит. Завидует, наверное, таких сейчас не делают…

А Вася всё спрашивает, чем его компания занимается. Зачем голову засорять чем попало? Он привык на общих собраниях отключаться и просто делать вид, что слушает. Ведь только дебилы вечно болтают ни о чём и всё пялятся в свои телефоны. Так мама говорит, а она знает, что говорит. Что они там не видели? Лучше бы посмотрели телеканал «Планета животных». И познавательно, и полезно, и жизни учит – кто кому друг, кто враг. Валентин Петрович каждый вечер к телеку, как на свидание. И ещё любит про науку и технику, про вирусологию сейчас особенно ему нравится, если передачка попадается. Он прямо всё понял про напасть, из-за которой и выйти-то нельзя на улицу. Мама так и сказала, что грязнули и дураки умрут первыми. Валентину последнюю неделю и так было не до прогулок. Он жил в предвкушении дня рождения, ведь ему будет позволено подключить ещё шесть ТВ-каналов как совершенно взрослому самостоятельному человеку.

Однако этим ранним утром приятный хоровод мыслей по выбору телепрограмм был сбит мельтешением маленькой фигурки между мусорником и забором. Валентин Петрович постоял ещё минут десять, но картина в углу не поменялась. Тогда он решился. Если бы кто-то в этот час посмотрел во двор, то увидел бы мужчину средних лет в шапке, куртке, респираторе, очках для плавания и жёлтых резиновых перчатках. Тот решительно шагал к играющему ребёнку, почему-то оказавшемуся здесь так рано и без взрослых. Игра была незатейлива, но увлекательна и не требовала других участников. Тем более, что из телефона в руках мальчишки доносились то звуки стрельбы, то громкие вопли и ругательства.

Валентин Петрович с большой опаской подошёл поближе к существу высотой около метра и громко сказал: «Эй, малыш!», но не получил никакой реакции. «Ребёнок, карапуз», – снова позвал Валентин. Мальчишка поглядел на него и засмеялся: «Ты что, родился? Ты Лунтик?»

«Лунтик?!», – тоже развеселился Валентин Петрович. Вот же выдумает на ходу… А и правда, смешно. Луна, лунный пришелец – Лунтик – он чуть не уплыл в привычные рассуждения. Однако надо было спасать эту крошку.

«Послушай, как там тебя…, наверное, ты не знаешь, но сейчас ходить по дворам и улицам смерти подобно. Всюду летают, э… ну как тебе объяснить… вот попал я, зачем мне это надо». Но мелкий совсем не слушал странного толстяка, а деловито копался в телефоне. Валентин Петрович растерянно стоял и пытался найти слова, но вдруг услышал до боли знакомую и одновременно интригующую мелодию…

Вообще-то мама довольно часто приглашала его в свою комнату поболтать о том о сём, побеседовать о жизни и текущих делах. Просто так заходить в её комнату было моветоном. Так уж он воспитан, что у каждого должны быть свои границы, в том числе территориальные. Правда в его берлогу мама периодически наведывалась, но ведь должен кто-то наводить в ней порядок. Нельзя утопать в грязи и мусоре, в нынешней ситуации и подавно. А уборка – это чисто женская обязанность.

Так вот однажды Валентин услышал из маминой комнаты необычные звуки, вроде как песню или что-то на неё похожее. Это было странно, так как маман всегда слушала классическую музыку или на худой конец песни советских времён. А тут доносилось «вапапабумбум», и он чуть с ума не сошёл. Потом мама его успокоила, что это по ТВ-каналу для взрослых наткнулась она на сие произведение, но успела быстро переключить.

И вот Валентин снова услышал «вапапа» из телефона этого невзрачного дитяти. Как такое могло быть, он не представлял. Как телевещание может быть встроено в телефон? Или это рингтон такой? «Дай сюда», – он почти вырвал гаджет с намерением разобраться и остолбенел. Кнопок на панели не было, экран – во весь корпус, а на нём с озабоченным выражением лица под вапапашную мелодию синхронно качались, подпрыгивали, делали неприличные движения руками разные люди.

«Что же это, почему?» – доверчиво спросил Валентин Петрович мальчика. Тот больше не смеялся, похоже, он проникся важностью своего положения. Мол, ох эти взрослые, откуда такие берётесь! «Смотри, Лунтик», – и пацан стал ловко жать значки и листать вкладки, выдавая по ходу невнятные «инструкции». Валентин не сильно вслушивался в лопотанье, но очень внимательно следил за движеньями маленьких пальцев. Пять минут, и он понял принцип – зря он что ли был первым по успеваемости на своём курсе. Кровь прихлынула к лицу, взгляд замер, в душу прокрался ужасный холод. Каким-то непостижимым образом он пропустил такое событие! Его лелеемое детище, его мировая надсеть изобретена и спокойненько работает, пока он тут мучается, вдохновляется, размышляет и выдумывает различные схемы. Вот эта метровая букашка в курсе, а он нет.

Так, если видео с качающимися персонажами есть у всех, если он слышал эту музыку из маминой комнаты… Страшное подозрение закралось в душу Валентина. Он не помнил, как добрался до подъезда, взлетел на третий этаж и прямо в ботинках пробежал в запретную зону. Некоторое время он оглядывался, думал, прикидывал, где может храниться то, что он сейчас ищет. Сразу полез под подушку и удивился, как быстро обнаружил – «Боже, как банально!» Волны страха и безумной ярости прошлись по телу, последнее победило, руки сами нащупали плоский прямоугольник размером с канцелярскую папку, раскрыли его, как книгу, и нашли нужную картиночку.

И открылись врата то ли ада, то ли рая, Валя не понял, и наступило безвременье. В бледно-серой кисейной комнатке ничего не происходило. Только круг часов на стене, как равнодушный глаз, пялился на согнутую спину на полу, дёргая веком минутной стрелки. Да часовая всё ниже склонялась, как будто всё больше интересуясь, что там такого можно увидеть в этой цветной карусели человеческой жизни, которая мелькала в окошке между дрожащими ладонями. Валентин Петрович не глядя пролистывал сводки цифр человеческих жертв невидимой обычному глазу беды, захватившей весь мир, и в этот момент краем сознания услышал такое знакомое неспешное шарканье и лёгкие вздохи в коридоре. Единственное, о чём он успел подумать, что не снял ботинки при входе. Эта капля ужаса оказалась последней, и тьма поглотила Валентина Петровича.

Хелла

Гуд

@hella_good_me

Яндекс Дзен: Hella Good

О том, как Саша Беспалова за гречей ходила

Меня зовут Саша Беспалова. Я добропорядочная и ответственная. Сказали – сидеть дома, спасать мир, – сижу и спасаю! Листаю «Инстаграмчик». Выкусили вы, фифы нагламуренные? Хрен вам, а не Майями этим летом. Сидят все по клеточкам – красота. Все, как я, сидят. Вот и известная певица узнала, каково это провести 24 часа дома с детьми без няни. Посмотрим, как она теперь запоет. А у блогерши-миллионницы в «Пятерочке» под домом всю гречу с полок смели. Во дела… дожили!

Мужик от меня сбежал в прошлом году, сказал, что я – не для семьи. Ну и скатертью дорога. Зато какая у меня работа была – помощницей руководителя департамента! Круглосуточно на связи и во всеоружии! Жаль, что департамент сократили… карантин, мать его. Сейчас у меня нет ни мужика, ни работы. К слову, и денег не особо осталось.

Так-то я не боюсь карантина, наоборот, кайфую. Смотришь себе сериальчики и пользу приносишь. Не жизнь, а сказка! Но тут, как ножом по сердцу: гречи нет, лимоны по 500 рублей… Занервничала.

Как же я ждала окончания 2019-го, не знав, что это была скромная репетиция перед поистине грандиозным выходом гребаного 20-го.

Ну, думаю, пора на охоту. А то останусь, такая добропорядочная и ответственная, и без гречи.

Пойду в «Пятерочку». Плащ надела и очки солнечные. Ну и пофиг, что дождь. Зато выгляжу, как девушка Бонда. Губы красным накрасила – не каждый же день из дома выходишь. Маску не надену. Я смелая. Да и губы опять же… Миссия «Греча» активирована.

Вышла из дома – смотрю влево-вправо. Никого. Нет, я не шифруюсь. Просто говорят, что кругом ходят росгвардейцы и всех отправляют по домам. А без гречи я возвращаться не желаю. Нырнула во дворы. Тут вижу – на перетянутой лентами детской площадке гуляет мать-киргизка с четырьмя детьми. Пятый болтается в слинге на груди. Остальные долбят друг друга палками по головам. Она грызет семечки и делает вид, что это не ее дети. А я все думала, что это я смелая. Нееет. Вот кому не страшен вирус. Потому что гораздо страшнее оставаться в четырех стенах с набором из четырех первоклассных разрушителей.

Иду дальше. Лавочка. Двое сидят, точнее уже полулежат. Спиртом несёт за версту. За жизнь трут. «Галька, тварь такая, бутылку спрятала». А вот и Галька выплывает. По походке очевидно, что спрятала, как учил котенок Гав, «в животике». Дальше было много мата и дружная шлифовка пивом. А я все думала, что это я умная. Нееет. Вирус не страшен тем, кто обеззаразился. А страшнее вируса может быть только Галька.

Ладно, иду дальше. Две бабульки, как пить дать, потенциальные жертвы пандемии, трындят про Лещенко. Без масок, впритык друг к другу, считай. Сердобольно так обсуждают, заболел, дескать, бедолага. Так и хочется спросить: а вы-то вот, не боитесь? Но нееет. Наша добродетель всех вирусов сильней. Так вот не обсудишь артиста с Анной Петровной, где он, бедняга, энергию на выздоровление возьмёт?

Иду дальше. Что за…? Топает, значит, краля. Волосок к волоску. И, минуточку, свеженький маникюр! Мельком взглянув на свои огрызки ногтей с отросшей до ушей кутикулой, я очень захотела плюнуть ей в лицо. Ну или вызвать Росгвардию. Потому что это преступление против человечества – ухоженные ногти в карантин. И гречей у нее поди две полки заставлены… Сучка! Я прям, глядя на нее, совсем осмелела. Ведь даже вирус боится бабы, которой запретили ходить на маникюр. «Завтра же найду мастера», – подумала я и демонстративно-пандемийно покашляла возле проходящей мимо крали. Немного напряжения на ее беззаботном лице не повредит.

Очень довольная собой захожу в «Пятерочку». Гречки – жопой жуй! Ни одной пустой полки. Но на всякий надо брать. Инстаграм не врет. 2 пакета набрала всякого. Миссия «Греча» выполнена. Дома сварила добычу, новости слушаю. Карантин продлили до 31 мая. Смотрю на ногти, грустно вздыхаю… А потом вспоминаю свою вылазку, улыбаюсь и думаю: «Нашего брата голыми руками не возьмёшь. Хоть на год усадите». Есть у нас рецепты выживания в любых условиях. Просто пройдитесь до ближайшей «Пятерочки» и сами увидите.

Сочинение на тему «Жизнь нашей семьи в самоизоляции»

Росинкин Федя 5 «В»

(все совпадения, разумеется, случайны :)

Жизнь нашей семьи в самоизоляции в целом-то неплохая. Была бы. Если б не папа. А с ним – ну совсем невыносимая. И вот почему. Он все за нас решает. Мама говорит, это потому, что он глава семьи. И ему видней, как надо. А я все думаю, откуда вот он знает, что для нас лучше? Хотел купить кота – папа говорит «нет».

– Почему?

– Потому!

Устроил забастовку – попал под домашний арест. Нельзя в нашей семье выражать свое мнение, если оно не совпадает с папиным…

Неужели если ты невысокий, почти лысый и хорошо владеешь «дзюдо» – этого достаточно, чтобы решать за всех? Лично я папу не выбирал. Он говорит, что мама его выбрала. И ведь правда, выбрала… Но что-то я не вижу, чтобы мама была счастливой… Ни шубы дорогой у нее нет, ни домика у моря, как она мечтала. Вот зачем ей такой папа-то? Она только смеется и говорит, мол, да, самодур наш папа, но поди найди лучше! Нет никого.

Также и сейчас. Папа сказал, что мы все сидим дома – полная самоизоляция. А сам при этом ходит на работу. Говорит, что у него сфера деятельности какая-то важная, видимо, настолько важная, что даже вирус таких не трогает. А мне – даже гулять нельзя. Хотя вот Лисичкин гуляет. И ничего. Не болеет. Его папа говорит, что надо укреплять иммунитет, спортом заниматься. И воздухом дышать. Мне нравится его папа. А мой – совсем нет. Мой говорит:

– Все сидим дома, только в магазин можно с мамой ходить, и то в маске и перчатках. И, знаете, я ещё должен «заработать» на эти маски и перчатки. А нет их – нельзя в магазин. Папа так придумал. За вымытую посуду он выдает мне набор. Говорит, что все сейчас должны платить за маски. А я чем лучше? Но обещал назначить денежную премию, если мыть буду особенно хорошо и помогать с младшим братиком. 100 рублей обещал. Говорит, мама выдаст. Но она не выдает почему-то. То некогда, то нет наличных… Но суть одна.

В гости к другим, значит, мне тоже нельзя, и это очень досадно. У меня вот друг есть – Паша Римский. У них в гостях хорошо. Его мама так вкусно готовит! Пиццу с помидорами и сыром! Спагетти с соусом! Пальчики оближешь! И вот недавно мама Римского заболела этим вирусом, даже в больницу положили. У Паши – тоже положительный тест, благо, без симптомов. Папа Римский (не помню, как его зовут) вроде чист. Паша говорит, это потому что он верующий! Ему Бог помогает. Вот любил я у них в гостях побывать. Но теперь ни к кому нельзя, даже к Лисичкиным, хоть у них все здоровы. Папа говорит:

– Хочешь, чтобы как у Римских было?

Не хочу, конечно… Скорей бы они поправились. Хорошие люди, душевные!

Но это все бы ничего… У меня ведь любовь есть! Саша Замеркина. Она, сами знаете, какая красивая! Самая модная в классе. Длинноволосая блондинка. Умеет говорить на английском. Всегда угощает сникерсами и жвачкой. А какая у нее улыбка! Не девочка – мечта… Но мы, мама говорит, как Ромео и Джульетта… Потому что папа мой Замеркиных недолюбливает. Считает, что они за спиной что-то там выдумывают. Неискренние, говорит. Так вот идём, бывало, с папой, смотрим – колесо у нашей «Лады» проколото. Папа ругается и сетует, что это Замеркины постарались. Даже если сам на гвоздь наехал. Все равно – Замеркины. Они даже в плохой погоде вроде бы виноваты. Ну и папа, конечно, им всегда ответит. Выложил тогда на их белый «Додж» собачью какашку, прям на капот, и размазал палкой. Вроде и весело было, но Замеркиных жалко. Лично мне совсем не кажется, что они причина всех наших бед. Хотя, конечно, после Сашиных сникерсов мне иногда бывает плохо… Но ведь мог бы и не есть, правда? А Саша классная… Но против папы не попрешь.

Живем мы в бывшей коммуналке, поэтому квартира у нас огромная.

Одни соседи съехали. У других мы, как бы это сказать, отжали комнату. К нашим присоединили. И сделали гостиную. Папа говорит, мол, у всех есть по комнате, а гостей где встречать? Отдыхать после тяжёлого дня всей семьёй где? Вот и отжали. Все равно они редко появляются. Слышал, что им квартиру дали в доме Замеркиных. Вот и нет их почти никогда. Комната, мягко говоря, запущена. Надо обои переклеить, диван новый купить. Работы ещё много. Эти соседи как-то приехали, говорят:

– Вы что это, присвоили себе нашу комнату.

А папа бескомпромиссно отвечает:

– Было ваше – стало наше.

И все. Говорит, исторически она нам принадлежит, раньше дед тут жил. Так что, мол, давайте отсюда, в дом Замеркиных. Папа у меня не очень дипломат, конечно. Поэтому в округе нас недолюбливают. Как-то после этого мы Замеркина встретили на улице, а он папе говорит:

– Не стыдно тебе, Росинкин? У Хохловых квартиру отжал!

Ну папа ему популярно объяснил, что если ещё раз нос сунет не в свое дело, мы вспомним и про гараж, который когда-то Замеркиным за бесценок продали. Тоже забрать мигом можем. Кажется, как раз после этого разговора у нас и прокололось колесо.

Ну ладно, я ж про карантин пишу сочинение. Отвлекся. Прошу простить и обнулить все, что было выше. Дальше исключительно по делу! Да и дело, признаюсь, идёт к концу!

Сижу я, значит, смотрю в окно. Солнышко светит. Птички поют. Лисичкины мимо проходят всей семьей. Без масок. Счастливые такие проходят. И что-то так мне стало обидно. Аж слезы навернулись. Ну и пока мама борщ варила, я хвать свой плащик, прыг в кеды и бегом из дома. Выбежал. Дышу полной грудью. Открытым ртом и носом жадно глотаю свободу. Какой же воздух-то, оказывается, вкусный. Смотрю – на перевязанной лентами детской площадке мужик сидит с бутылкой. На лавочке прям сидит. Ну я и пошел к нему. Мужик был седой весь, с бородой и очень добрыми глазами. Сел рядом с ним и что-то как разревусь. Мужик хлебнул из бутылки и говорит мне, мол, ты чего, парень, нюни распустил. Ну я ему все вкратце и рассказал. А он говорит, пошатываясь:

– Да пошли они все к черту, Федя. Только и думают, как кусок да побольше урвать. Только и смотрят, что у других трава зеленее. Вот и правильно. Пусть посидят, подумают, что действительно в жизни ценно. Считают, что они такие умные, короли мира, (потом было неприличное слово, я его писать не буду). А тут я им: нате вирус (несет чушь какую-то, выпивоха же).

Мужик снова глотнул из бутылки. И продолжил:

– Смотри, какая березка красивая. На ветру листья колышутся. Вот что поистине ценно.

И правда красивая.

Мужик затянул протяжную песню, а я сидел, любовался березкой и думал. «У Лисичкиных хорошо, у Замеркиных, наверное, тоже… Но почему же нет роднее места, чем наша квартира?.. Нет вкуснее еды, чем мамин борщ… Скоро вот папа вернется, увидит, что меня дома нет – даст по жопе и штраф назначит. Но, знаете, я его все равно люблю. И мне кажется, мы с ним чем-то даже похожи».

– Эх, пойду домой! – говорю седому, а его уже и след простыл…

Конец.

Вход воспрещен

В Москве бушевал вирус. Тишина на улицах. Лишь птицы щебетали, рассыпая заливистые трели с высоты зеленеющих деревьев. Редко какая машина нарушала это благозвучие гулом мотора. В центре города – пустынно и просторно. Нет ни толпы узкоглазых туристов, ни бегущих пиджаков с бумажными кофейными стаканчиками, ни зеленоволосых прыщавых скейтеров, разбавляющих яркими кляксами поток из серых прохожих. Ни души. Лишь архитектура и пение птиц. Любо-дорого посмотреть.

В тиши центральных московских двориков красовался особняк, выставляя на показ свои причудливые барельефы. Впрочем, как сказать – на показ – показываться было особо и некому. В нем располагался офис одной логистической компании, но он уже месяц как был закрыт на карантин. И вот когда особняк потерял всякую надежду быть хоть сколько востребованным, из арки показались трое.

Двое мужчин слегка за 40. Один – с сединой и пузцом, которое порой он почесывал очень волосатой рукой в «Ролексах», другой – щуплый и почти лысый, семенил возле и будто постоянно кивал. Их общество разбавляла миловидная брюнетка, на вид ей было где-то между двадцатью и пятьюдесятью. Определить возраст ухоженной деловой дамы – та ещё задача, решить которую под силу разве что патологоанатому…

– Вань, сейчас надо сливать, я тебе говорю, и только доллары! Ты прям как младенец рассуждаешь, ей Богу, – импульсивно выступал пузатый, будто заколачивая своим авторитетом гвозди в голову кивающего. Женщина, обладая природной мудростью и добрым сердцем, увела разговор в сторону:

– Сергей Вадимович, извините, что перебиваю, но хочу напомнить, что у меня немного времени, мне сегодня надо…

– Да, Мария Михайловна, я все помню, – отрезал начальник и продолжил морально уничтожать успевшего выдохнуть Ивана, который, в свою очередь, устремился ко входу в здание быстрее остальных, чтобы то ли спастись от гнета начальника, то ли по-джентльменски открыть дверь перед дамой.

Сергей Вадимович спешил больше всех – на кону была важная сделка, поэтому он первым вошел в дверь, любезно распахнутую его заместителем Иваном Андреевичем.

Но вот незадача! Высоченный шкаф в маске – сотрудник охраны – преградил путь пузатому начальнику.

– Внутрь нельзя! Указ генерального директора: никого в офис не пускать в связи с карантином.

Сергей Вадимович театрально рассмеялся, смех подхватили коллеги. Посмотрев на табличку с именем на куртке дерзкого охранника, начальник зааплодировал.

– Браво, Вячеслав, браво! Вы отлично выполняете свою работу! Только я и есть генеральный директор! Арутюнов Сергей Вадимович, – довольно строго добавил он и попытался продолжить свой путь. Но Славик снова сурово его преградил.

– Я знаю, кто вы, Сергей Вадимович! Но вы же читали свое постановление? Вот, четко написано: НИКОГО НЕ ПУСКАТЬ! ПОДПИСЬ. ПЕЧАТЬ, – показывая на закрепленную на стене бумагу, сообщил охранник и добавил со всей искренностью: – Как я могу нарушить ваш приказ?

Арутюнов нервно рассмеялся:

– Похвально! Но давайте закончим этот цирк. Мне нужно срочно попасть в мой собственный офис.

Мария Михайловна, как идеальная помощница руководителя, уже звонила в службу охраны, чтобы найти управу на нерадивого сотрудника, но карантин… трубку не берут.

Славик, поправив медицинскую маску на лице, глядя в глаза начальнику, невозмутимо отвечал:

– Я работаю по совести, Сергей Вадимович! Есть приказ – надо выполнять. И взятки можете не предлагать – не возьму!

– Я вас умоляю, какие взятки! – Иван Андреевич, почувствовав свой звездный час, решил взять дело в свои руки и пойти напролом, пытаясь убрать руку охранника. Но гора по имени Славик остановила и замдиректора.

Арутюнов закатил глаза, видя жалкие попытки плюгавого заместителя прорваться через несокрушимую мускулистую стену в виде невесть откуда взявшегося честного охранника.

Мария Михайловна продолжала безуспешно дозваниваться и нервничать, глядя на часы.

– Так, хорошо, что вам нужно? Новый приказ? Я сейчас же его напишу. Вань, ручку и лист. Как это нет? Найди! Купи, – злился начальник.

– Это здорово будет, но без печати – недействительно, – справедливо заметил Славик.

– Печать наверху, в сейфе. Вы издеваетесь, я не пойму? – Арутюнов уже орал. – Дайте пройти, и будет вам печать. Хоть на жопе!

Охранник даже на такую дерзость отвечал очень вежливо и учтиво:

– На жопе не надо. Надо на листике, где ваша подпись. А пропустить наверх не могу! – Славик склонился над начальником и, пожимая плечами, шепотом добавил: – Приказ генерального!

– Дебилизм! Дурдом! – взорвался Арутюнов. Иван Андреевич, будто эхом, скопировал возмущение руководителя.

– А вы можете сами принести печать, уважаемый? – вдруг предложила Мария Михайловна, потеряв всякую надежду дозвониться до начальника службы охраны.

Арутюнов с заместителем резко прекратили кричать, переглянулись и начали шептаться. Иван Андреевич, будучи любителем шпионских боевиков, попытался изобразить выражение лица Джейсона Стэтэма и заговорщицки прошептал девушке:

– Там сейф же, деньги, много. Нельзя.

Мария, пристально глядя в глаза коллеге, спросила:

– И что вы предлагаете? Не отправлять договор? Терять сделку?

Переведя взгляд на Арутюнова, девушка добавила:

– И мне уже давно пора, Сергей Вадимович. Вы же помните? – Посмотрев вниз, она робко промямлила: – Эпиляция… Я не думала, что мы так застрянем.

– Да, Машенька, идите. Иван Андреевич, надеюсь, справится с кофемашиной. Но постарайтесь еще раз дозвониться до руководителя этого самодура!

Грациозно виляя крепким задом и постукивая каблуками, Мария Михайловна удалилась, обратив на себя взгляды троих мужчин и заставив их на долю секунды забыть о возникшей ситуации.

Опомнившись, Арутюнов с замом продолжили совещаться. Славик невозмутимо насвистывал откуда-то возникший в его голове трек «На “лабутенах”…» группы «Ленинград». Вдруг перед ним возникла щуплая фигура Ивана Андреевича. Зам, снова перевоплотившись в Джейсона Стэтема, протянул Славику бумагу с паролем от сейфа и инструкцию. Арутюнов смотрел на охранника с ненавистью, как бравый солдат, которого противники скрутили и взяли в плен. Славик, гордо отдав честь Ивану Андреевичу, вошёл в офис, закрыв за собой дверь, чтобы ни один чужак не проник на охраняемую им территорию.

– Дурдом. На хрен разгоню. Ну надо таким тупым быть. Приказ у него. Сейчас выйдет, узнай фамилию. Все запиши. И уволить первым делом, – бубнил Арутюнов.

Москва была все также пустынна и прекрасна. Солнце отражалось в окнах красивейшего особняка на Остоженке, в котором располагался офис одной логистической компании. Возможно, именно сейчас ее генеральный директор впервые нашел время обратить внимание на эти причудливые барельефы.

А мимо проезжал новенький «Мерседес» Марии Михайловны, в который только что запрыгнул ее бойфренд Славик с большим черным дипломатом. Сняв с лица медицинскую маску, Славик поцеловал любимую и, подбросив вверх ключи от черного входа, сказал:

– Ну что, моя королева, изолируемся с шиком?!

Маша включила музыку и под «Лабутены» «Ленинграда» нажала на газ.

Консервы

Каждый новый день давно был похож на предыдущий. Утро Тимура уже полгода начиналось с завтрака и порции виски со льдом. Затем он медленно, с наслаждением выкуривал сигарету, умывался и только потом надевал специальный защитный костюм с маской. Мужчине было ровно 40. Сегодня. Что за день рождения, если его нельзя провести в баре за углом, зацепив там какую-нибудь пьяную татуированную дурочку?

С тех пор, как эпидемия захватила город, ставки сильно возросли. Контакт с инфицированным – сутки-двое – остановка сердца. Вирус передавался по воздуху, впитывался через кожу, поэтому никто не открывал окна, и даже дома люди старались находиться «в защите», снимая ее лишь для экстренных нужд. Тимур жил один в съемной студии на малой Бронной. Так как дизайнерский талант позволял ему работать из дома, его финансовое положение не страдало. А вот личная жизнь уже давно трещала по швам. Он стоял перед зеркалом, откуда на него смотрел двухметровый верзила в черном комбинезоне и маске, напоминающей противогаз. В этот момент раздался звонок в дверь. Такой пронзительный и резкий, что верзила аж вздрогнул. Ведь Тимур уже и не помнил, когда общался с кем-то вживую. К тому же, так звонить в дверь могла только она. Посмотрев в глазок, он глубоко вздохнул. Возможно, открывать не стоило. Но почему она приехала? Они расстались много лет назад, полностью разорвав отношения. Из соцсетей он вынужден был знать о ее счастливом замужестве и материнстве. Тимур повернул замок.

На пороге стояла залитая солнцем рыжеволосая девчонка. Черт, почему время над ней не властно? Веснушки рассыпались по ее лицу, как сотни звёзд. Она была такая летняя и теплая, но отчего-то по телу Тимура пробежали мурашки.

– С днем рождения, терминатор! – звонко сказала Аня, будто вырезав из памяти все те годы, когда ее не было рядом.

– Ты с ума сошла?! Ты почему без маски? Жить надоело?!

– Жить вот так – да. Так больше не хочу. Устала бояться.

Тимур разозлился:

– Ничего не меняется, ты думаешь только о себе. У тебя семья, а ты все… прыгаешь.

Аня сделала вид, что не услышала упрека:

– Как ты тут живешь, показывай! Я войду? – не дожидаясь ответа, она сняла обувь и прошла в комнату. – Ого, перестановочка! Одобряю!

Отодвинув маску, Тимур опрокинул очередную порцию виски.

– А ты все бухаешь? Жить надоело? – передразнивая, спросила девушка.

Тимур закатил глаза.

– Ты как ехала? Давно сняла защиту?

– На велике, – Аня задорно улыбнулась, – сняла в 10 ещё, когда анализ сделала.

Тимур молчал, схватившись за голову. Она продолжала.

– К утру меня, скорей всего, не станет. Контакт с инфицированным. Я хотела попрощаться. Чтобы не как тогда…

Помолчав, она озорно добавила:

– Наливай!

– Аня…

– Ну давай же, не теряй время. Его у меня крайне мало, ты знаешь.

Тимур налил ей виски.

– За нас! – громогласно выпалила Аня.

Тимур молчал. Он прекрасно помнил то недолгое время, когда ее лёгкость его привлекала. Также он прекрасно помнил, как тяжело было выбросить ее из своей монохромной жизни.

– Ты ведь можешь и меня заразить. И неужели ты не хочешь побыть с семьёй?

– Я с ними уже попрощалась. Не хочу, чтобы дочь видела мое мертвое тело. Поэтому мама улетела на звёздочку и будет за ней оттуда присматривать.

– Благородно… но с чего ты решила, что твое мертвое тело хочу видеть я?

Аня рассмеялась так ярко и звонко, что у Тимура защемило в груди. Она была воплощением самой жизни.

– Я скучала по твоим шуткам, – вдруг добавила она серьезно. – Почему ты прогнал меня, Тимур? Я много лет размышляю над этим и не нахожу ответа…

– Зачем ворошить прошлое? Благодаря нашему разрыву ты встретила свою любовь, построила семью.

– Хочешь честно? Я с Митей пыталась забыться… Хотелось тебе доказать, что я годная женщина…

– М… круто забылась! Замуж вышла, Еву родила.

– Да, – рассмеялась девушка тысячей осколков в груди Тимура. – Но меня так и мучает вопрос… До сих пор. Почему ты бросил меня?

– Не знаю. Испугался, наверное. Я одиночка по своей природе.

– Продолжай, – глотнув виски, настаивала Аня.

– Ну мы разные, понимаешь? Ты живёшь на радуге. А я в бункере. Мы бы уничтожили друг друга. И все то светлое, что у нас было…

– И есть? – спросила девушка так резко, что Тимур будто почувствовал острое лезвие возле своего горла. Девушка не унималась:

– Ну раз оно было, и мы «вовремя» расстались… Значит, оно сохранилось? Как консервы?

– Чего?!

– Так вот, я пришла, чтобы открыть банку. Мне важно знать. Ты меня любишь, Тим? Ты только не ври. Скажи как есть.

– Нет, – Тимур ощетинился, готовый давать отпор упертому рыжеволосому консервному ножу.

– Ладно, ты прости за эту прямоту. Мне просто, сам понимаешь, нечего терять. Вот я и… А давай киношку посмотрим. Нашу какую-нибудь! «Звёздные войны» давай! Ты, кстати, сейчас как никогда похож на Дарта Вейдера, просто копия.

Они оба засмеялись. Тимур скорее от того, что неприятная ему тема резко была закрыта. Ведь он не из тех, кто сожалеет о прошлом. Не из тех, кто пересматривает совместные фото каждый день. И уж точно не из тех, кто уже несколько лет любит чужую жену.

Вслед за фильмом Аня попросила включить музыку. Она танцевала, как в последний раз. Грациозно, живо, экспрессивно. Тимур наблюдал со стороны, улыбаясь где-то глубоко под непроницаемой маской. Этот вирус был свирепый, но такой удобный, чтобы прятаться от всего настоящего.

– Ну, а теперь не откажи мне в медленном танце! Уже полночь. Я хочу все успеть!

– Давай без этого, – отвечал Тимур, не очень-то рьяно освобождаясь от ее объятий.

– Даже перед смертной казнью есть последнее желание! – прошептала ему на ухо Аня и дерзко улыбнулась, вспугнув стаю бабочек, давно дремавших внутри мужчины.

С наигранным нежеланием Тимур ответил:

– Хорошо. Эта песня тебе понравится.

Он обнимал ее стройное тело, роняя броню. Чувствовал ее запах, видел, как поднимается ее грудь при вздохе…

В жизни он боялся всего двух вещей: что она однажды его бросит и смерти. И если с первой он все ловко придумал, то что делать со второй, он никак не знал.

Тимур приподнял маску.

– Одень живо! – завопила Аня.

– Открыла консервы – ешь, а то… испортятся, – невозмутимо ответил Тим.

– Ты меня не любишь, но готов умереть из-за меня? – с сарказмом спросила Аня.

– Вот такой вот я противоречивый персонаж, – мужчина улыбнулся и прижал ее к себе крепче.

– Какой ты дурак… Мы могли быть так счастливы!

Тимур помолчал, любуясь пытливым взглядом девушки, а потом предложил:

– Выпьем? Хочу обеззаразиться.

Она снова залилась хохотом:

– Раз ты такой смелый, спать я буду с тобой, – сказала порядком опьяневшая Аня, положив ему голову на плечо. – Только очень прошу, если меня не станет этой ночью, не звони Мите… Он огорчится, узнав, что я была тут, – добавила она очень серьезно и плюхнулась на кровать не раздеваясь.

Тимур лег рядом, слушая в темноте каждый ее вдох и выдох. Чтобы чувствовать пульс, он взял ее за руку.

– Я люблю тебя больше всех на свете, – промурлыкала сонная Аня.

Тимур молчал. Даже сейчас она приехала, чтобы в конечном итоге его бросить, оставить одного. Он просто гладил ее по волосам и впервые в жизни молился. Всю ночь Тим не мог сомкнуть глаз, охраняя, как верный пес, последние мгновения такой любимой нелюбимой женщины.

Утреннее солнце заливало комнату оранжевым, подсвечивая огненные волосы Ани. Тимур сидел на краю кровати и любовался жизнью, которая была в каждой ее клеточке, каждой реснице… Какое счастье, что свой последний день она провела именно с ним. На этой мысли Тимур отрубился.

Проснувшись, мужчина взялся за болевшую с похмелья голову и неожиданно почувствовал свое живое лицо, без маски. Это было так непривычно, но так приятно – прикасаться к собственной коже. В следующую секунду он перевел взгляд на Аню, которой уже не стало. Ее и правда нигде не было. Хватившись, он выбежал, как есть, в коридор, а потом – из подъезда. Ни души. Тимур стоял на пустой улице. Кожу обвевал свежий летний ветерок. Мужчина вдыхал полной грудью весь этот воздух, в котором совершенно точно можно было уловить нотки запаха рыжеволосой девушки. В жизни он боялся всего двух вещей: что она однажды его бросит и смерти. И если со второй он будто бы уже смирился, то что делать с первой, он снова никак не знал.

Анна Чудинова

@chudanechka

Яндекс Дзен: Анна Чудинова

Монстр

За плотными шторами уже давно кипело солнце, когда Фрэнк снова услышал крик. Он быстро откинул одеяло, скользнул в домашние шлепанцы и вышел в коридор.

Утренние лучи бежали стройными рядами по лиловым стенам и утыкались в детскую.

– Папа, прости, что разбудил, – тоненький голосок Нормана позвал из-за приоткрытой двери.

– Ничего, – Фрэнк прошел в маленькую комнатку с веселыми обоями в цветочек и сел на край кровати. – Опять слышал это?

– Нет, я спал, – помотал темной курчавой головой Норман, устраиваясь поудобнее в мягком подушечном замке. – Просто приснился кошмар.

Фрэнк с Меридит усыновили Нормана в конце прошлого года, еще до проклятой пандемии. Милый, чувствительный мальчик семи лет, с добрым сердцем, как у Лили. В доме не хватало детского смеха после смерти их шестилетней дочери, а так хотелось снова почувствовать себя семьей. Вернуть в дом теплый коричный аромат, мандариновую пастилу и смешные записки. Особенно в Рождество. Когда все вместе.

Но Меридит не справилась. Не смогла принять приемного сына и ушла, не слушая мужа, который был убежден: им обоим нужен этот малыш.

Фрэнк ни в чем не винил жену. Когда же объявили режим самоизоляции из-за страшного вируса, Фрэнк даже обрадовался. Он был уверен, что это сблизит его с мальчиком. И вдвоем им будет ничуть не хуже! Они обязательно найдут, чем заняться, и придумают, как весело скоротать тягучие карантинные дни.

Два месяца Фрэнк и Норман жили спокойно, но с приходом теплых апрельских дней их уютный дом превратился в склеп с темными глазницами вместо окон.

По ночам Фрэнк стал слышать истошные вопли из комнаты сына. Он прибегал к нему и видел Нормана оцепеневшим от страха. И каждый раз мальчик говорил, что слышал, как монстр скребет когтями над его головой.

– Хочешь, поговорим об этом? – Фрэнк подошел к окну, резко откинул шторы и зажмурился от вспышки света.

Мальчик сидел неподвижно и смотрел перед собой. Казалось, будто голубые озерца его глаз мертвенно застыли.

– Папа, мне кажется, я скоро умру, – наконец он перевел взгляд на отца. – Монстр вот-вот доберется до меня, схватит своими огромными клешнями и разорвет на тысячи кусочков. Знаешь, теперь он стал приходить каждую ночь. Слышишь, пап, каждую! Когда ты уходишь к себе, и я закрываю глаза, мне становится так страшно, что я даже не могу пошевелиться. Я лежу и считаю выдохи – раз… два… три. И тогда я хочу только одного.

Норман внезапно замолчал.

– Чего же? – в горле Фрэнка пересохло.

– Заснуть раньше, чем он придет.

– Норман, – отец сел рядом с мальчиком. – Все хорошо.

Норман схватил отца за руку озябшими пальцами и прижался к нему. Фрэнк почувствовал, как пойманной птицей бьется маленькое сердце.

– Папа, как ты думаешь, мама вернется?

– Я бы что угодно сделал, лишь бы вернулась, ведь мне ее так не хватает, – в голосе Фрэнка зазвучали колкие нотки досады.

– Она ушла из-за меня?

– Нет, Норман, – ответил Фрэнк, не переставая теребить пуговицу на пижаме.

– Да, папа, да, – всхлипывая, закричал мальчик. – Потому что я – чудовище… Монстр!

– Ну, конечно, нет, Норман. С чего ты взял?

– Я слышал, как мама плакала и кричала: «Я его ненавижу! Он сводит меня с ума!».

– Иногда трудно принять жизнь, малыш.

Часы пробили девять.

– А знаешь, что? Давай-ка мы с тобой пойдем на чердак, и я тебе покажу, что там никого нет?

– Я снова не смогу.

– Попытка не пытка.

В коридоре пахло мореным деревом и легкой сыростью. Чердачная дверь зияла своей черной пастью, и иголки страха впились в затылок мальчика. Фрэнк мягко повернул ручку двери. Норман сжал кулаки и сделал шаг вперед.

Чердак был почти пустой. У двери рассыпавшимися кубиками стояли пыльные коробки со старыми бумагами, пластинками и игрушками Лили.

В густо-синие прямоугольники чердачных окон солнце спускало прозрачные золотистые рукава, в которых медленно кружились пылинки.

В углу, ощерившись, валялись дырявые коньки, устало грустили клюшки, да старенький граммофон мертвецки застыл с открытым ртом.

Больше на чердаке ничего не было.

– Видишь, никакой опасности, – Фрэнк включил свет.

– Вижу. Значит, это только у меня в голове,да?

– Доктор Дюк сказал, что может быть и так.

– Я так хочу, чтобы это прекратилось, папа!

– Прекратится, малыш, – отец, запнувшись, прошел к углу и взял конек. – Мы еще с тобой обязательно погоняем шайбу зимой. Вот только озеро схватит крепкий лед.

Норман кивнул, и уголки его рта тронула улыбка.

Весь день Норман ощущал невыразимый трепет. Сначала он играл, потом смотрел в окно на пестрых уток на озере и мечтал о том моменте, когда они с папой смогут выйти погулять. Утки шныряли туда-сюда – на берег и обратно в воду, а вокруг плясали деревья в своих новых светло-зеленых платьях.

Вечером они поужинали тыквенным супом и жареными отбивными с горошком. Затопили в гостиной камин. Потом отец с сыном сидели в детской и читали сказки.

Когда часы пробили девять, Фрэнк закрыл книгу.

– Ну что, пора спать.

– Хорошо, папа. Я постараюсь поскорее заснуть.

– Да, Норман, завтра будет новый день!

Фрэнк встал с кровати мальчика, поправил подушку и выключил ночник.

Когда дверь закрылась, Норман впервые за долгое время не почувствовал тонких когтистых лап страха у себя на плечах. Он спокойно провалился в квадратное облако из перьев и закрыл глаза.

Фрэнк пошел к себе, лег в постель и немного почитал газету. Посмотрев на часы, надел домашние шлепанцы и спустился на кухню. Налил стакан воды, поднялся на второй этаж. Поставил стакан на тумбу у зеркала, взял карандаш вместо расчески и старательно пригладил им волосы. Потом тихо открыл чердачную дверь и вошел внутрь. Не включая свет, он бесшумно проскользнул к углу, взял клюшку, уродливо оскалился и начал ритмично скрести ее тупым крюком по стене.

Линда Сауле

@linda_saule

Выбор

В зашторенной комнате на кровати лежали двое. Пахло теплым утром и чем-то временным. На прикроватной тумбочке в тарелке увядали кружки колбасы и дольки лимона, схватившиеся пожелтевшей сахарной коркой. Рядом белела пустая бутылка из-под водки и две мутные, захватанные стопки.

Женщина не спала. Ее бледное, покрытое испариной лицо излучало любовь. Она рассматривала строгий мужской профиль, жадно поглощая глазами каждый сантиметр гладко выбритой кожи, ровный нос, широкие, темные брови, припухшие от ночных поцелуев губы. Потом взгляд упал ниже, на крупную, мужественную руку, отдыхавшую на смятой простыне. На безымянном пальце дразнилось в утреннем свете узкое колечко. Но этим утром золотой блеск словно потускнел. Скосив глаза на массивные мужские часы, на которых обе стрелки показывали девять, Лара удовлетворенно улыбнулась. Получилось! Теперь целый месяц – рядом, она и мечтать о таком не могла.

Словно почувствовав ее взгляд, мужчина шевельнулся. Шумно вдохнув всей грудью, он открыл глаза и проморгался, оглядывая комнату заспанными, темно-карими глазами.

– Ты чего меня не разбудила? – хриплым шепотом произнес он.

– Сегодня ж карантин начался, – прижалась она к нему, ощущая, как тело пробивает озноб. Она прижалась сильнее, стараясь согреться.

– Знаю, потому и спрашиваю, – отозвался он. – Ты о чем думала?

– Я плохо себя чувствую, Тош, —тихо произнесла она. – А вдруг я уже больна?

– Веришь во всю эту хрень?

– Верю, – вздохнула она. – Не зря же, говорят, он только женщин убивает. Наверное, слишком много нас стало.

– Женщин много не бывает.

– Ну конечно.

Она устало вздохнула и, помолчав, добавила:

– А знаешь, что еще говорят?

– М? —хмыкнул он.

– Что вакцина уже есть, но стоит полтора ляма. И вообще ее не достать, – она бросила на него взгляд, полный надежды. – Ты раздобудешь для меня одну?

– Зачем тебе? – воскликнул он.

– Мне кажется, я заразилась. В груди так холодно и ног почти не чувствую, словно одеревенели.

– Ах ты, маленькая притвора, – ухмыльнулся он и схватил ее за голую грудь. – Я для тебя достану все, что только пожелаешь!

– Больно же, Тош!

Она притворно взвизгнула, а потом посерьезнела:

– Ты же не уедешь? —произнесла она с тоской в голосе, пытаясь поймать его рассеянный взгляд. – Сейчас и выходить-то никуда нельзя, куда ты поедешь? Скажи, что застрял на работе, придумай что-нибудь, только не бросай. Ты много продуктов привез, нам на месяц хватит!

– Девочка моя, – потянулся он губами к ее холодному лбу и замер, прикрыв глаза.

– Уедешь значит, – горестно произнесла она. – Тебя ж повяжут на первом повороте!

– Если еще поваляться с часок, тогда уж точно повяжут. Надо ехать, – он резко встал с постели и прислушался к звукам на улице. Подойдя к балкону, он дернул дверь, чуть не сорвав белый отрез тюля со следами кошачьих когтей по всему краю. Резкий порыв апрельского воздуха – асфальтно-дождливый, беспокойный – ворвался в комнату и с тихим шорохом опал.

Лара тоже встала, как была, нагишом, и, пошатываясь, подошла к Антону. Прижавшись сзади, обхватила его грудь руками. Ее била мелкая дрожь. Две фигуры замерли у открытой балконной двери, его – крепкая, не пропускающая свет, ее – нежная, невесомая, похожая на тень. Они глядели вниз, где по пустой улице между девятиэтажками медленно катился старенький грузовик. Из прикрепленного к кузову громкоговорителя разносился монотонный ржавый голос.

– Оставайтесь дома. Для вашей безопасности – оставайтесь дома.

– Точно надо ехать, – решительно сказал Антон и развернулся, сорвав замок ее рук. Они упали, словно обрубленные ивовые ветви, вдоль белесых, ослабших бедер.

Через пять минут он уже стоял у дверей одетый, в наглухо застегнутой плащевой куртке. Взгляд сосредоточенный, почти чужой.

– Тош… Ты же привезешь мне вакцину? – произнесла она вместо прощания, ощущая дрожащую слабость собственных конечностей.

– С тобой все в порядке, это просто похмелье.

– Я люблю тебя.

– Я тоже.

Выйдя из подъезда, Антон прошел до угла дома, сел в затемненную по всему периметру стекол БМВ и завел мотор. Первым делом обнюхал себя и, поморщившись, полез в бардачок. Он достал парфюм и сделал четыре пшика – два на шею, два на рубашку. Бросил флакон обратно, но закрывать бардачок не спешил. Рука его потянулась глубже, сквозь стопки документов и накопившейся мелочевки. Он выудил оттуда плоский пластиковый пакетик и внимательно посмотрел на этикетку. «СТОПВИР-21», – гласили отпечатанные на прямоугольнике буквы. Чуть сдавив, он нащупал тонкий шприц и небольшую продолговатую ампулку.

– Полтора ляма, – пробормотал он. – А два – не хочешь?

Обернувшись, посмотрел на окна только что покинутой квартиры: балкон был закрыт, силуэта не видно. Видно, легла. Неужели, и правда, больна? Он снова взглянул на пакетик, раздумывая, сжав губы добела, нахмурив брови. Потом метнул его обратно в бардачок и решительно захлопнул дверку. Включив музыку, он рванул вперед, оставляя позади сонные, безнадежно притихшие девятиэтажки.

Нужно было торопиться. Жена не любила завтракать одна.

Дурман-трава

Гроб был закрытым, грязно-бурого цвета, и больше походил на продолговатый ящик. На боковых впадинах его лежал плотный, застарелый слой пыли. Вокруг гроба ходил священник и размахивал кадилом на железной бечевке. Улетая вперед, кадило запрокидывалось и тихонько лязгало, а возвращаясь, выпускало струю тягучего белесого дыма. От него вскоре начали кашлять, и пара человек, пригнувшись от неловкости, стали протискиваться к выходу. Остальные с завистью глядели им вслед и едва слышно вздыхали.

Ближе к изголовью гроба, возле портрета, стояла Софья Петровна, жена покойного. Темный платок, плотно повязанный на ее голове, вдавил поперечную линию в высокий, прохладный лоб и залёг безмолвной полосой над сухими от слез глазами.

– Софочка, гроб-то протереть надо, – прошептала ей на ухо сестра покойного, баб Зина.

Софья Петровна обвела гроб глазами и кивнула, оставшись стоять без движения. Священник, ритмично покачиваясь в такт кадилу, прошагал мимо, и резкий запах ладана окутал Софью Петровну и старушку.

– Бедный братик! – прошипела она, качая головой, чтобы рассмотреть гроб через белые клубы дыма. – Попрощаться не дали, еще и в пыльном гробу в земельку пойдет!

– Отдали, и на том спасибо, – ответила Софья Петровна и вновь сомкнула губы.

Покойного звали Александр. Он работал в Москве, на бумажном производстве. Что именно случилось в тот день, Софье Петровне толком и не объяснили. Она поняла одно – температура поднялась так стремительно и так высоко, что в «Коммунарке» муж впал в кому, из которой больше не вышел. Коронавирус не изменил своей любви к людям преклонного возраста, сожрав легкие ее мужа за несколько недель до пенсии. Только спустя два с половиной месяца, когда пандемия ослабила свою неистовую хватку, наглухо запечатанный гроб вернулся в родной город. Помогли институтские связи Саши, не то лежать ему вовек на дальнем краю столичного кладбища, без заботы и доброго поклона.

Священник дочитал заупокойную, и Софья Петровна напоследок прикоснулась к гробу под гулко-церковное всхлипывание родственников и друзей. Женщина провела рукой по боковым пристенкам, стараясь смахнуть на пол пыль, но она так и осталась на пальцах, застарелая и липкая. Софья Петровна ощущала эту пыль, когда ехала на кладбище в нанятом микроавтобусе с табличкой «Проезд 60 руб.», когда глядела, как ползет на ремнях в рыжую землю гроб с телом, когда зеленые еще пацаны в черных майках взялись за лопаты. Только когда собрала тугой ком растревоженной земли и бросила вниз, и глядела, как летят цветы на высокий холмик под деревянным крестом, это ощущение наконец-то ее покинуло.

На поминках оживились, разговорились. Сначала тарелки, а потом и гости. Черные ломти спускались с рюмок и ныряли в мясную подливу, рты, по-земляковски, без масок, усиленно жевали, обжигающий куриный бульон обволакивал внутренности, заиндевевшие рюмки не оттаивали. Гости пили не чокаясь и, вставая, всякий раз наполняли пустой зал столовой грохотом отодвигаемых стульев. Когда звучала траурная речь, Софья Петровна принималась плакать, и еще немного плакала, когда она заканчивалась. Так она проплакала почти все первое, а когда подали второе, Софья Петровна медленно поднялась, и за столом воцарилось внимательное молчание.

– Мы с Сашенькой жили долго, – сказала она, глядя на вниз, на край скатерти. – Работал он много, себя не жалел. Все для нас с Кирюшей собирал, каждый месяц, как по часам, присылал, – она всхлипнула. – Да он и тратить-то не умел! – вдруг с истеричной ноткой вскрикнула Софья Петровна, и над столом пронесся печальный смех. – Дом пятнадцать лет строили! – она взвила кверху левую руку. – В этом году последнюю доску в забор поставила. А вот как судьба с нами.

При словах «дом строили» за столом раздались всхлипы, и несколько человек принялись плакать.

– Я вам хочу сказать. Вы все здесь Сашины друзья, мои друзья, правильно говорю? Кирюши только нет, но вы и сами знаете, где он сейчас, – за столом обреченно закивали. – Вы знаете, что за жизнь там у них, что ни день, то мука. А уж на карантине… Одно его спасало, что мамка с папкой тут на воле, здоровые живут. Заклинаю вас, дорогие мои, – она с силой вдавила руку себе в грудь, приминая отворот платья и обводя умоляющим взглядом всех присутствующих, – не говорите ему, что с отцом случилось. Христом Богом молю – не дайте знать, что Саши больше нет. Не перенесет мальчик. Я крепкая, справлюсь, а он не сдюжит.

– Да кто ж ему скажет!

– Понимаем…

– Софочка, не скажем, не плачь.

– Не узнает он, я тебе слово даю.

Раздались бравые возгласы, и Софья Петровна, часто моргая, благодарно кивнула.

– Он мне вчера звонил, спрашивал, отец где, не вернулся ли еще, не заболел ли в Москве этой, чумной? Я говорю, нет, работает, а не звонит, потому что занят очень, бумагу туалетную печатает. И смех, и грех, – горько икнула она. – А он мне знаете что? Ничего, говорит, приедет, да и отдохнет.

– Дома он теперь, Софочка, не рви себе душу, – пробасил мужской голос с дальнего конца стола, опережая приступ вдовей печали. – Отдыхает, земля ему пухом.

При этих словах Софья Петровна, по-крестьянски тяжело махнув рукой, молча присела. Уперев локти по бокам от тарелки с остывшим пюре, она уставилась на хаотичные пятна подливы и кружки огурца.

– А помните, как он… – начала она, и лица, осветившись детским любопытством, повернулись к ней. Тронулся лед воспоминаний и в памяти гостей, как карточки волшебного фонаря, взбудоражились и поплыли короткие и длинные связи с покойным. Вдруг зашевелились и ожили забытые детали, нюансы неприметного облика. Вспомнились несмешные шутки, и раздражавшие некогда черты вдруг стали обретать удивительное, почти безупречное совершенство. Брошенное когда-либо слово приобретало сакральный смысл, а некоторые поступки, вроде того, что покойный незадолго до смерти переписал на жену свой автомобиль, выстраивались в зловещее предзнаменование. В конце концов, доведя до критического идеала облик почившего, гости стали собираться. Софья Петровна, чуть покачиваясь, пыталась было помочь молчаливым официантам в белых, одноразовых перчатках, но, столкнувшись с почтительной укоризной, решила все же отправиться домой.

Потекли дни, в которых все было почти по-прежнему. Пустой дом примирился со своей участью, а Софья Петровна укротила, наконец, кусты малины, придав неприлично-буйной растительности подобающий вид. Дом ее стоял за городом. Вокруг лежали поля, мирно дребезжали соседские стройки, а ниже по склону текла река. Женщина часто спускалась туда, осторожно обходя заросли дурман-травы, а по возвращению садилась у открытого окна и, слушая вибрирующие трели соседской бензопилы, представляла себе Кирюшу. Вот он, в чисто-стиранной тюремной робе разгружает провизию, а вот таскает кирпичи или стелет асфальт. Представлять сына за работой ей было приятно. Сложнее было представить, как в пять вечера он насмерть пробил прохожему легкое складным ножом.

По вечерам, отмыв руки от чернозема и, по привычке, сбрызнув антисептическим раствором, она наливала большую кружку травяного чая и бралась за телефон. Словно назойливая муха, бьющаяся о стекло в своем безнадежном танце, Софья Петровна повторяла собственноручно созданный ритуал. Наскоро разделавшись с приветствием, она переходила к главному. «А вдруг кто проговорился?» «А Коля, когда Кирюше звонил, не сказал?» «Нет?» «А Аня точно не написала?» – засыпала она вопросами одного за другим. Ей отвечали с пристрастием, разделяя опасения, поддакивая и заверяя. Друзья и близкие включились в эту игру и выполняли ее условия с кровной приверженностью, тщательно оберегая совместно взращенную тайну. Однажды высказанная просьба обзавелась группой заговорщиков, и они принялись за дело с энтузиазмом стариков и с поистине монастырской выносливостью. В любой компании теперь, едва касались имени покойного, его вдовы или сына, тотчас загоралась невидимая предупредительная лампочка, и беседа, плавно огибая опасные участки, возвращалась в мирное, безопасное русло.

Привыкнув за последние месяцы проводить время взаперти, Софья Петровна не ведала об этой преданности. Напротив, ей стало казаться, что в зазубренных, однообразных ответах ее собеседников стала проскальзывать недосказанность. Если ей отвечали «нет», она слышала «да». Если в разговоре возникали паузы, она воспринимала их как предательское подтверждение собственных подозрений. Она стала раздражительной и удивляла друзей не свойственной ей говорливостью. Не желая слушать о погоде или чужих внуках, она терзала подруг и друзей, вытряхивая из их измученных душ несуществующее признание. Оскорбленные в своих самых высоких чувствах, они начали ее сторониться. Вместо голосов Софья Петровна все чаще стала слышать долгие гудки, и это несоотносимое с ее внутренним терзанием равнодушие – больно ранило ее.

Тогда она принялась писать письма сыну, чего раньше никогда не делала, предпочитая телефонные переговоры. Она распечатала упаковку бумаги, вручную разлиновала ее и принялась за дело. Это были не обычные письма, где найдется место и хорошему, и плохому, как обычно случается. То были письма, насквозь пронизанные лучами жизни, залитые безоблачным сиянием восхитительного, поистине райского существования двух влюбленных друг в друга пенсионеров. В этих посланиях страшная эпидемия так и не добралась до их поселка и не коснулась никого из рабочей бригады отца. В них сквозила радостная, долгожданная усталость от долгих лет труда и забот, беспрестанно пели птицы и летали безжалые пчелы, в них не заканчивались прогулки вдоль сытой рыбой реки и не пересыхал колодец с ключевой водой во дворе. Там не догорал костер с бурлящей в котле нежной говядиной и картошкой, собранной отцом, который, изо дня в день только и делал, что забесплатно поправлял свое здоровье. Он так полюбил лежать в гамаке на крыльце их нового дома, что из-за такой любви разбитый на заднем дворе сад стал давать неслыханные урожаи черешни и персиков. Вот какая была жизнь в этих письмах. И Софья Петровна до того полюбила их писать, что позабыла и про ежедневные контрольные звонки, и про пыль на крышке гроба, и про последний разговор с Сашей, где он, излишне храбрясь, говорил о сотнях и тысячах умерших от китайской заразы москвичей. Все осталось где-то за краем приусадебного участка, который зазеленел и расцвел белыми всполохами душистых, пьянящих цветов дурман-травы, тихо прокравшихся сюда от самой реки.

Время от времени Софья Петровна подсчитывала, сколько лет осталось сидеть Кирюше, – получалось где-то около семи. Иногда эта цифра казалось ей незначительной, а иногда нависала большой грозной тенью. Тогда она хваталась за ручку, задумывая письмо лучше прежнего, чтобы сыну о доме думалось легко, а работа шла только на пользу. И черная тень тогда послушно бледнела, превращаясь в мирные дни и месяцы, в ясные, отдохновенные годы. Софья Петровна вытягивала очередной чистый лист из пачки и начинала аккуратно, неторопливо на нем выводить: «Здравствуй, сын!»

Дарья Грицаенко

dariyagritsaenko@gmail.com

Перспектива

На остановке общественного транспорта возле станции метро ходит парень. Он, как и все, камуфлирован в маску и перчатки. Впрочем, что маски, что перчатки – на людях разные. По ним можно определить уровень дохода и социальный статус, а по некоторым – даже профессию и возраст. Но наш человек максимально обезличен. У него все какое-то никакое, нечто в серо-коричневом цвете.

Пространство вокруг заряжено обреченностью, изо всех щелей мерещатся хвори, вирус незримо присутствует рядом с каждым. Но несмотря на это, человечество натужно пытается изображать жизнь – «как будто все нормально». Ведь если делать вид, что мы побеждаем, в это можно начать верить, а поверив, убежденно двигаться к цели, ну а движение, как известно, – жизнь.

Впрочем, есть те, кому вся эта философия не нужна, они и так с легкостью не замечают угрозы и делают то же, что и всегда.

Например, тот, за кем мы следим. Он всматривается в снующих мимо прохожих, провожает их взглядом, обращая внимание на карманы и сумки. На то, как люди достают и убирают кошельки. Для него в природе существует только такой вот «кошельковорот».

Недалеко остановились две девушки. Одна другой что-то показывает в своем смартфоне, вторая удивляется, достает свой и что-то показывает в ответ. Они смотрят друг на друга и смеются. Но это происходит как бы на заднем фоне. Наш исследователь видит другое: когда вторая девушка достает мобильный, она не закрывает сумку, и оттуда виден краешек кошелька.

Парень приближается к ним, удерживая в поле зрения открытую сумку. Подходит совсем близко, но тут одна из девушек отчего-то вскрикивает, и рука в коричневой перчатке, уже протянувшаяся за добычей, вздрагивает. Вор, а теперь мы это уже знаем точно, проходит мимо, как бы прогуливаясь.

Он опять ищет свой случай и замечает женщину, которая покупает сигареты. Она расплачивается и кладет свой кошелек в карман. У нее тоже на руках перчатки, они красного цвета, а на лице красивая черная маска с рисунком в виде улыбки.

Вор подходит к ней со спины и как бы случайно толкает. При этом его рука лезет в ее карман.

– Простите.

Рыбка поймалась, но жертва этого даже не заметила.

Вор отходит подальше, не спуская взгляда с обворованной им женщины. Та становится в очередь на маршрутку. Вор осматривает украденное: там не много купюр, но есть банковская карточка. Он берет деньги и карточку, а остальное бросает в мусорный бак. Оглядываясь, на своем смартфоне заходит в Google, сканирует украденную карту и подвязывает ее к своему аккаунту. Ищет страничку переводов, при этом продолжая наблюдать за женщиной в красных перчатках. Система запрашивает сумму. Вор прикидывает состояние жертвы и вводит «20 000». Задумывается, стирает, пишет «50 000» и жмёт на кнопку.

На экране всплывает окошко отказа.

– Собака!!!

Ещё раз вводит «20 000». И снова – отказ. «10 000» – отказ.

– Черт, черт!!! Гадские лимиты! Все такие умные стали, защиту на карты понаставили, аж бесит!

Вор начинает осматривать надписи на ларьках. Мелькают логотипы Visa и Mastercard, люди расплачиваются карточками, слышаться звуки оплаты. Его взгляд останавливается на наклейках Paypass, там карточки и телефоны только подносят к терминалу, причем не очень близко.

Вор вкладывает карточку себе под перчатку, накидывает капюшон и надевает защитные очки. Вплотную подходит к первому такому ларьку и как бы невзначай в момент, когда очередной покупатель начинает подносить для оплаты свой смартфон, проводит рукой недалеко от терминала, и покупка осуществляется с украденной карточки.

Женщине на телефон приходит сообщение. Она читает его – это уведомление о списании со счета. Удивляется, начинает паниковать. Хаотично ищет свой кошек, роется в сумке, заполненной всякой всячиной. Но если раньше женская сумка была больше похожа на косметичку, то теперь скорее напоминает филиал аптеки. Она снимает свои красные перчатки и ещё раз все пересматривает, выворачивает карманы, осматривается вокруг… Всхлипывает, растерянно оглядываться по сторонам.

– Господи, Господи, Господи… Кошелек… А… Мой кошелек украли. И карту. Мамочки… За что мне это? Ну почему я?

К ней подходит наш парень в очках.

– Могу ли я вам чем-нибудь помочь?

Женщина начинает плакать.

– Кошелек украли! Карточку украли! Деньги уже списывают! Я не знаю, что делать!!! А мне они сейчас так нужны.

– Спокойно. Я вам помогу. Нужно просто заблокировать карту на сайте банка. Вы ведь помните свой пароль?

Она кивает, продолжая нервничать и суетится, и несколько раз чуть не роняет свой мобильный.

– Быстрее, быстрее! – торопит ее парень. – Зайдите на сайт банка. Найдите вкладку «Заблокировать».

Она пытается выполнить то, о чем ей говорят, но у нее не получается.

– Не вижу! Ааа!!! Не могу найти! Черт!

– Давайте я вам помогу.

Парень берет ее смартфон, заходит в онлайн-сервис банка и как будто случайно блокирует мобильный.

– Йой…

Вор поднимает на женщину старательно извиняющийся взгляд и отдает ей телефон. Та лихорадочно вводит код разблокировки экрана. При этом парень все видит, и когда женщина вводит код, проговаривает его губами.

– Ваш логин, скорее!

– Номер телефона.

– Вводите! Быстрее!!!

Она в панике набирает номер.

– Теперь пароль! Быстрее!!!

Ничего уже не соображая, она вводит и его тоже. Руки трясутся, пальцы еле попадают на кнопки.

– Давайте дальше я сам.

– Да, да, да. Держите.

Она отдает ему смартфон. И тут к ним подходит сотрудник полиции. Он подносит руку к козырьку головного убора:

– Лейтенант Петров, ваши документы.

Женщина протягивает ему свой паспорт. У него не получается просмотреть его в перчатках, и он их снимает, а когда отдает документ, слегка касается ее пальцев. Она, то и дело всхлипывая, истерично и комкано начинает рассказывать, что произошло:

– Кошелек… Они украли… И списывают. Вы же их остановите?

– Кто они? У кого украли? Идемте в отделение для дачи показаний.

Полицейский разворачивает женщину и уводит, а она ему продолжает рассказывать:

– У меня кошелёк украли, а потом пришла смска о списании денег и… Ой, телефон…

Несчастная понимает, что она оставила мобильный у парня.

– Извините, я сейчас… Я телефон забыла, сейчас заберу, подождите, подождите!

Она возвращается, но парня уже нет, оглядывается на полицейского, но и тот тоже скрылся. Смотрит вокруг, опускает руки, устало вздыхает, медленно одевает свои красные перчатки.

– Господи, какая же я дура!

– Дура, в банк нужно звонить, – колко замечает стоящая рядом незнакомка.

– А вы не могли бы…

– Э, нет, милочка, вон таксофон, иди звони.

Потерпевшая подбегает к телефонной будке, берет трубку, смотрит на нее в попытке вспомнить, как ей пользоваться.

– Да, бесплатно уже. Вот бы раньше… – подсказывает сидящая на остановке старушка.

– Я же номера не знаю…

– Чего тут знать, «02» звони, – говорит сердобольная бабулечка.

Женщина набирает две цифры, качает головой и набирает три.

– Алло, алло полиция! У меня украли карточку и телефон, и в банк… а я номера не знаю… Фамилия… Иванова Инна Ивановна.

Потерпевшая что-то еще говорит, лихорадочно достает ручку и что-то пишет, потом кладет трубку, опять ее берет, набирает номер.

А где-то, чуть дальше, вместе идут вор и подставной полицейский. Полицейский курит, а вор что-то ему экспрессивно рассказывает, размахивает руками, берет у полицейского сигарету, затягивается и отдает обратно. Они смеются и шутя хлопают друг друга по плечам.

В больнице, в кабинете врача, руки в синих медицинских перчатках держат больничную карту Ивановой Инны Ивановны. Врач листает странички, изучает историю болезни, доходит до последней записи и ставит новую дату.

– И много успели украсть?

– Да нет, не слишком. Наверное, думали, что у них больше времени. Доктор, а могут они…

– Должны. Может, я с ними и познакомлюсь. Как, говоришь, выглядят?

На карантине

Из бабушкиной комнаты доносились слова молитвы, и пахло, как в церкви. Запах через нос проникал прямо в мозг и давил там на какую-то очень больную мозоль. И бубнеж этот.

– И отца, и сына…

Сейчас должны из офиса позвонить, по Skype. Блин, связь только здесь берет. Это какой-то дурдом.

В очередной раз залетела Алинка.

– Папа, папа, Костя опять выключил «Машу».

– Да сколько ее вообще можно смотреть, Аль, уйди. Не видишь, папа работает?

– А можно…

– Можно! Иди.

Хлопнула дверь балкона.

– Андрей, ну я тебя прошу уже в сотый раз!

Да два раза попросила, не больше, и опять.

– Ну, невозможно, эти твои колеса! Я себе скоро ноги переломаю!!!

– Папа, а Алина …

– Костя, свалил! Не могу больше слушать, что вы там не поделили!

– Как ты с ребенком разговариваешь!

– Выйдите отсюда, у меня работа!

Теперь уже хлопнула входная дверь. Кого еще принесло?

– У тебя работа. А я, по-твоему, не на работе? Тоже, между прочим, на удаленке. Но и дети, и уроки эти, и пожрать приготовить…

– Есть кто дома?

Твою мать, Толя. Вот это номер. Кто ему только дверь открыл.

Звонят, Господи, как не вовремя.

– Слушаю, Николай Семёнович. Да, я посмотрел.

– Дома кто-нибудь есть?! Вы так шумите, неужели мне не рады?

Сука, что делать.

– Да, Николай Семёнович.

– Ты охренел?! Иди убери его из нашего дома! Кто мне говорил, что этого больше не будет? Ты мне обещал… Боже, все, как всегда.

– Нико… Николай… Николай Семёнович, я, это… Не может этого быть, я…

– Толя, вали туда, откуда пришел, я тебе ещё в прошлый раз сказала.

Да твою ж…

– Папа, Аля колеса на балконе…

– Хватит! Нет, это не Вам! Николай… Да я не…

– Ты, руки от меня убрала!

– Николай Семёнович, я вам перезвоню. Я не… Ну что вы… Нет, я хочу! Да я, что угодно…

– Андрей, тут всякие уроды руки распускают!

– Ты, кого уродом назвала?! Андрюх, я не посмотрю…

– Я сказала, убирайся!!!

– Папа, там Алина щас грохнется!

– Боже всемогущий! Аллилуйя, Аллилуйя, Аллилуйя.

– Руки убрала!!!

– Папа!

– Я понимаю, что в последний раз. Я приложу… Да, я внимательно слушаю.

– Пошел вон, козел!!!

– Ну все, ты меня достала!!!

– Папа!!! Там Аля с балкона прыгнула!

– Господи, помилуй нас…

Такая тишина. Они что-то говорят, а я не слышу. Несусь на балкон, а в районе сердца так горячо. И жар волнами разливается по телу, из груди в ноги, и опять, и опять, и с каждым разом сильней. Выбегаю на балкон и не вижу Алю. Хаотично оглядываю все – и не вижу. Никого нет, и Кости тоже нет. Смотрю вниз. В глазах белые всполохи. Ничего не вижу. То, что пекло внутри, становится нестерпимым. Напрягаю зрение, но ничего не могу понять: сплошные деревья и кусты. Я не вижу их, я их не вижу.

Разворачиваюсь и бегу к двери. Меня хватают и начинают трясти. Пытаюсь вырваться, мне надо, очень надо спешить. Чужие руки, как каменные, схватили за ворот и душат. И уже ярость ураганом захлестывает. Замах. Меня уже никто не держит. В глазах замелькали ступеньки. Разворот, бросок. Да, что ж такое-то. Убью! На! На! Выбегаю во двор, под балкон. Их нет нигде! Кусты, кусты! Их нет. Нет. Дыши. Все, успокойся. Нет – это хорошо.

– Пап!

Поднимаю голову наверх.

– Пап, а Костя в шкафу прячется. Я тоже хочу, а он меня выталкивает.

Сейчас, немножечко отдышусь, чуть-чуть. Чтоб острая спица под лопаткой отпустила.

– Ты чего лег, мужик? Слышь, вставай. Валяются тут. Бухой что ли. Эй!

Светлана Красикова

@ssvetlana_sid

Яндекс Дзен: Светлана Красикова (бизнесмама)

Коммерческая тайна

Еще недавно Алена мечтала о длинных выходных, о том, чтобы не вставать по будильнику рано утром, не краситься и не укладывать в прическу свои кудрявые волосы, не толкаться в переполненном метро в час пик по дороге на учебу. Она хотела проводить время с любимым в их уютной однокомнатной квартирке, смотреть видео на компьютере, готовить и есть вкусную еду. Но, как говорится, будь осторожен в своих желаниях, ведь они могут исполниться.

Шла третья неделя карантина, и Алене уже до чертиков надоели институтские онлайн-лекции в Зуме, отросшие ногти, некрашеные корни волос, невозможность встреч с друзьями и отсутствие подработки. Ее жених Олег был, как и мечталось, все время дома, но постоянно занят. Когда всех перевели на хоум-офис, системный администратор стал самым востребованным сотрудником небольшой компании «Зуевы и Ко». Он целыми днями сидел перед компьютером за кухонным столом, без остановки работал и что-то жевал.

Аленина деятельная натура очень страдала в самоизоляции. Девушка уже перемыла все окна, разобрала кладовку, убрала зимнюю одежду и достала летнюю. Все крупные дела закончились, и главным ее развлечением остался выбор красивого блюда из бабушкиной кулинарной книги, покупка продуктов для его приготовления и непосредственно исполнение кулинарного шедевра. Так что сразу после утренних лекций девушка ушла в магазин. А когда вернулась, обнаружила, что Олег застыл перед темным экраном, обхватив голову руками.

– Представляешь, меня уволили, – прошептал он.

– Что? – переспросила девушка. Ей показалось, будто она ослышалась.

– Я превратился во «врага компании»: меня обвинили в разглашении коммерческой тайны и написали заявление в полицию.

– Этого не может быть! Скорее всего, какая-то ошибка!

Через несколько минут молодые люди немного пришли в себя от шока. Тогда парень смог рассказать о произошедшем более подробно. Вчера по просьбе руководства он организовал платформу для закрытой онлайн-конференции, чтобы провести собрание учредителей и их давнего конкурента. Олег подписал соглашение о неразглашении, запустил встречу, убедился, что все работает, и перешел в режим офлайн. Сейчас звонил босс и долго орал в трубку. Но в чем конкретно его обвиняют, Олег так и не понял.

– Мы с этим разберемся, – твердо сказала Алена и обняла жениха. – Не зря ты называешь меня своим любимым детективом.

– Найти мой потерянный носок и узнать, кто меня подставил, – это не одно и тоже, – грустно возразил парень.

Девушка пропустила мимо ушей его язвительную шутку: сейчас не время ссориться. Она решила начать свое расследование с хода конем и позвонила учредителю. Назвалась представителем трудинспекции, объявила о проверке, проводимой в связи с жалобой о незаконном увольнении сотрудника. Алена была столь убедительна, что уже через пятнадцать минут молодой человек узнал от нее суть своей проблемы. Оказывается, из-за карантина дела компании шли из рук вон плохо: поставщики подводили, клиенты срывали сроки оплат. Потом была проведена одна крупная, но рискованная сделка, которая закончилась неудачей и окончательно разорила фирму. Чтобы сохранить вложенные в бизнес деньги, учредители решили продать свои акции конкуренту, Михаилу Михайловичу Дронову, который держался на плаву и мечтал заполучить клиентов «Зуевы и Ко». Но кто-то рассказал покупателю об истинном положении дел, и последний снизил цену почти до ноля. О встрече знали только ее участники. Учредители не могли сами себя подставить и разорить. Поэтому они написали заявление на Олега.

– Хоть ты и не разрешаешь мне совать нос в твою работу, сейчас придется нарушить это правило. Расскажи-ка мне про владельцев компании, – деловито попросила Алена. Она уже полностью вжилась в свою новую роль детектива.

– Управляют фирмой муж и жена, Иван и Ольга Зуевы.

– И как им работается вместе?

– Нормально. У них довольно жесткое разделение обязанностей, и они не ссорятся на работе: кто в вопросе главный, за тем последнее слово.

– А кто чем занимается?

– Иван – сделками, Ольга финансами.

– И что, прямо ни одного скандала не было?

– Ну, ходят, правда, кое-какие слухи по офису…

– Слухи? Про кого? Расскажи.

– Про Ивана. Будто у него была интрижка с секретаршей. Потом его жена попала в больницу, и пока он ухаживал за больной женщиной, помощница уволилась. Но я не очень верю в историю с романом.

– Почему?

– Видела бы ты Ольгу. Огонь-женщина: красивая и умная.

Алена насмешливо подняла брови, и Олег густо покраснел:

– Ну ты же не ревнуешь? Я люблю только тебя!

– Знаю, – подмигнула девушка. – А еще я самая очаровательная, сообразительная и скромная.

Молодые люди засмеялись: шутка разрядила обстановку, и стресс начал отступать. Алена знала, как успокоить любимого, ведь они были во многом похожи: одинаковое чувство юмора, подобные вкусы и даже внешность – оба кудрявые стройные обладатели огромных карих глаз. Только девушка была дюймовочкой, рядом с которой Олег чувствовал себя великаном.

– Давай проверим эту секретаршу, – предложила Алена. – Как ее зовут?

– Лиза Горшкова. Ты думаешь, она причастна?

– Возможно. На что только не идут обиженные женщины.

– Хорошо. Как будем действовать?

– Ты должен дать мне доступ к имейлам Ольги, Ивана и Лизы. Сможешь?

– Легко. Я же их настраивал. Сейчас кину тебе линки на их мыло.

Алена села за свой компьютер проверять чужую почту, а Олега отправила в зал на разложенный диван, служивший им кроватью. Из-за стресса у него сильно разболелась голова.

– Что-нибудь нарыла? – спросил он, вернувшись через час с бодрым видом. Головная боль отпустила, и Олег собрался горы свернуть, чтобы обелить свое имя.

– Лиза действительно была любовницей Ивана. И ушла из компании не сама, ее уволил Зуев.

– Так… Продолжай.

– Я узнала кое-что о той неудачной сделке. Ее заключала Ольга. А знаешь, кто директор фирмы, с которой она работала?

– Кто?

– Андрей Горшков.

– Подожди, у него такая же фамилия, как у Лизы? И кем он ей приходится?

– Братом.

– Как ты узнала?

– Уж тебе ли не догадаться? В соцсетях, конечно! Я нашла Лизу в твоих друзьях в Фейсбуке, поискала в ее контактах Андрея, а он оказался в списке членов семьи.

– Ты моя умница! Получается, это все ее рук дело?

– Вроде да.

– Почему я слышу сомнение в твоем голосе?

– Судя по переписке, Лиза не была знакома с Дроновым. И в компании она уже месяц, как не работает.

– Тогда нужно найти ее связь с конкурентом.

– Этим я и займусь, – кивнула Алена. – У тебя есть номер мобильного телефона Дронова?

– Конечно. Я же его коннектил к конфе. Сейчас скину.

– Придется мне обратиться за помощью к моему бывшему однокласснику, который работает в полиции. Он поможет узнать, с кем созванивался Михаил Михайлович за последний месяц, и получить карту его передвижений.

– Ты что, собираешься звонить Саше? Который был в тебя влюблен в старших классах? – нервно спросил Олег.

– А теперь ты ревнуешь? Приятно, – усмехнулась Алена, чмокнула его в кончик носа и с мобильным в руках упорхнула в комнату, закрыв за собой дверь.

На следующий день она получила по электронной почте два огромных файла. Молодые люди распечатали первый файл и до ночи выделяли на большой карте места, куда, судя по геолокации, ездил Дронов. Анализ показал, что Михаил Михайлович был трудоголиком и домоседом. До наступления самоизоляции он допоздна сидел у себя в офисе или посещал офисы клиентов, а потом ехал в свою квартиру в престижном доме в центре города. Но по вторникам и пятницам, с 8 до 10 вечера Дронов проводил время в гостинице «Восход».

– Ты что-нибудь понимаешь? – спросил Олег, устало зевая.

– Думаю, у конкурента была любовница, – предположила Алена. – Я проверю свою теорию завтра. А теперь пора спать.

На следующее утро девушка еще до завтрака позвонила в гостиницу. В этот раз она представилась секретаршей Дронова и попросила забронировать для него номер на ближайший вторник. Она предупредила, что дама босса придет раньше и ключ нужно отдать ей. Девушка с ресепшен на другом конце провода очень хотела угодить секретарю постоянного клиента. Особенно сейчас, когда отель заполнен всего на пять процентов, и ей было ужасно скучно коротать дни на работе. Развлекая администратора болтовней, Алена сказала ей по секрету, что умирает от желания узнать, правильно ли она догадалась, с кем встречается ее босс. Она описала внешность маленькой блондинки Лизы. Но это оказалась не она. Девушка из гостиницы сказала, что к Михаилу Михайловичу приходит брюнетка в темных очках на пол-лица.

– Я оказалась права насчет любовницы, – похвасталась начинающий детектив за завтраком. – Давай поищем загадочную женщину в номерах, с которыми созванивался Дронов.

Молодые люди сели анализировать второй файл: выбирали из него часто повторяющиеся номера, прогоняли их через интернет, чтобы узнать, кому они принадлежат. Потом владельцев телефонов искали в социальных сетях, чтобы установить, кем эти люди приходятся Дронову. Через два дня был составлен список родственников, клиентов и друзей Михаила Михайловича. Но никто из них оказался не связан с фирмой, в которой работал Олег. А еще обнаружилось, что самый часто встречающийся в распечатке номер был без регистрации.

Алене снова пришлось обращаться к однокласснику Саше, чтобы получить геолокацию и звонки этого загадочного номера.

– Как честный человек, ты должна будешь выйти за Сашу замуж после того, как спасешь меня, – невесело пошутил Олег.

– Нет, я обещала его пригласить на нашу следующую студенческую вечеринку. Ты же знаешь, какие у меня красивые однокурсницы. Не такие, как я, конечно. Но тоже ничего, – подмигнула она ему.

– Хитрости и скромности тебе не занимать, – с облегчением засмеялся парень.

Когда ребята получили файлы от Саши и обработали их, они поняли, что напали на след.

Это был тайный номер, который часто оставался выключенным. Геолокация показывала его включение в офисе компании Олега, откуда звонки и смс шли на номер Дронова. Вечером по вторникам и пятницам мобильный находился в гостинице «Восход». А еще хозяин номера созванивался несколько раз с Андреем Горшковым, причем во время его сделки с компанией «Зуевы и Ко».

– Понятно, что этот телефон принадлежит любовнице Михаила Михайловича, которая раскрыла коммерческую тайну, подставила меня и разорила учредителей. Она же подстроила провал сделки, чтобы обанкротить компанию, – размышлял Олег. – Это кто-то из моих коллег: офис-менеджер Наташа, бухгалтер Надя или маркетолог Лариса. Но кто конкретно, не понятно.

– По словам администратора гостиницы, любовница Дронова – брюнетка. Есть среди женщин в твоей компании темненькие?

– Наташа, Лариса и учредитель Ольга.

– Значит, трое? – расстроилась Алена. – Эх, если бы можно было проследить за Дроновым и его любовницей. Но с этой самоизоляцией, он не выходит из дома и ни с кем не встречается.

– А может, почитать сообщения этого анонима? Вдруг мотив злодейки стал бы понятен? – размышлял вслух Олег.

– Я давно об этом думала. Но Саша сказал, что с этим помочь не сможет.

– Все айтишники знают, что в Даркнете можно купить прогу, чтобы хакнуть смартфон и читать смски. Дай мне время, я попробую с этим разобраться.

– А это не опасно? Я такое слышала про эту сеть, – испугалась девушка.

– Это так же опасно и незаконно, как и помощь, которую мы получили от Саши, – ответил Олег.

– С другой стороны, обвинять тебя в том, чего ты не совершал, и увольнять с работы тоже незаконно. А преследование полицией по заявлению еще более опасно, – согласилась Алена.

В эту ночь Олег не ложился спать. Он сидел на форумах компьютерщиков, качал, искал, покупал, устанавливал и запускал программы. К утру, когда наконец доступ к сообщениям был открыт, он еле держался на ногах. Проснувшаяся Алена отправила его спать, а сама села читать смски.

Когда жених встал, девушка рассказала ему все, что узнала, и попросила организовать онлайн-конференцию с учредителями компании «Зуевы и Ко», Дроновым и Лизой.

– Добрый день, – начала конференцию Алена. – Спасибо, что присоединились к встрече! Меня зовут Елена Белецкая. Я частный детектив, вела дело о разглашении коммерческой тайны и о разорении супругов Зуевых по просьбе Олега Мана. Я поделюсь с вами результатами расследования.

– Нашли виновного? Сейчас вы скажете, что это не Олег? – насмешливо сказал Иван.

– Вы правы: нашла. И это не Олег, – подтвердила девушка. – Это Ольга.

– Что?! – резко спросил Зуев.

– Я расскажу вам, что узнала из тайной переписки вашей супруги с незарегистрированного телефона. Вы не возражаете, Ольга?

Женщина промолчала, и Алена продолжила:

– Ваша беременная супруга, Иван, узнала об измене, у нее случился нервный срыв и выкидыш.

– Это я и без вас знаю, – перебил ее Зуев.

– После выхода из больницы женщина решила отомстить мужу и его любовнице. Красавица Ольга легко окрутила холостого конкурента и предложила ему продать свою компанию за копейки с условием, что она станет совладелицей новой объединенной фирмы. Я предоставлю в суд данные сотового оператора по их звонкам и переписке, а администратор гостиницы «Восход» готов рассказать о свиданиях в номере 308.

– Она меня не «окрутила», как вы выразились. Я давновосхищаюсь этой женщиной, – вступился за любовницу Дронов.

– Как скажете. Я не буду спорить, а просто продолжу, – миролюбиво ответила Алена. – Для того, чтобы обесценить свою фирму и подставить секретаршу, Ольга взяла на себя работу мужа и провела заведомо невыгодную сделку с компанией брата Лизы, Андрея, о чем Горшкова даже не подозревала. Иван, вас не удивил тот факт, что ваша жена, которая никогда не лезла в вашу зону ответственности на работе, вдруг начала заниматься сделками?

– Я, конечно, удивился. Но Ольга так рьяно взялась за это дело, что я не стал возражать, чтобы с ней не ссориться. Теперь-то понятно ее рвение.

– Да, ее план удался, – подытожила Алена. – Во время расследования сразу стало очевидно, что виновата бывшая любовница Ивана.

– Зачем вы меня подставили? – истерично спросила Лиза, обращаясь к бывшей начальнице. – Меня ваш муж уже бросил, а потом еще и с работы уволил.

– А ты знаешь, – закричала Ольга, которая в этот момент стала откровенно некрасивой: злость перекосила идеальные черты ее лица, – что этот выкидыш навсегда лишил меня возможности иметь детей! Очень жаль, что Елена частично разрушила мой план. Но пусть хоть Иван останется ни с чем. Без меня этот тюфяк не преуспеет.

Ольга с силой ударила по мышке и отключилась от конференции.

– Я передам все собранные доказательства в полицию, – предупредила Алена.

– Постойте, – прервал ее Иван, – мы отзовем наше заявление. Я не готов трясти грязным бельем в суде.

* * *

Во время романтического ужина, который устроил Олег для невесты, она протянула ему салфетку с надписью: «Детективное агентство БелецМан».

– А не открыть ли нам своё дело, раз уж твой работодатель разорен? – с улыбкой спросила Алена.

– Идея неплохая. Но над названием еще нужно подумать, мой любимый детектив, – улыбнулся в ответ Олег.

Карантинные зарисовки

Дача наша строится много лет и все никак не достроится. Конечно, если бы кто-то предупредил заранее, что нам придется провести несколько месяцев взаперти, мы поднажали бы и сделали ее пригодной для жизни к концу марта. Но карантин наступил неожиданно, и пришлось нам самоизолироваться в квартире с дочерью-подростком, четырехлетним сыном и собакой.

* * *

Еще в начале 2000-х годов маленькая собачка была важным модным аксессуаром богемной звезды и светской львицы. И вот мода вернулась. Правда, как обычно, с определенными коррективами. Теперь модный аксессуар – не только маленькая, но и средненькая и даже огромненькая собачка. А все потому, что лучший друг человека, наравне с зеленым рюкзаком «Яндекс.Доставки», стал пропуском на улицу в режиме самоизоляции.

Недавно на прогулке я видела несколько хозяев, которые вынесли питомцев специально, чтобы встретиться с друзьями на импровизированной первомайской демонстрации. Этих собак даже ни разу не поставили на землю за все время прогулки. Они гордо восседали на руках своих человеческих родителей в красивых костюмчиках и сверху вниз смотрели на идущих на поводках сородичей.

У нас тоже есть собака. В правилах ухода, которые прислала нам заводчица перед покупкой щенка, было написано, что его нельзя выводить в дождь и выгуливать по холоду. Неблагоприятные погодные условия вызывают у этой породы простуду вплоть до воспаления легких. Мы предпочли перестраховаться, ведь лечение зверей сегодня стоит, как медицина для людей, – а иногда и дороже. Наш маленький песик приучен к пеленке. Прогулки для него – это такое же удовольствие, как вареная индейка вместо сухого корма.

Но на карантине звезды сошлись: погода установилась сухая и солнечная, и походить по травке захотелось не только собаке, но и ее хозяевам. Поэтому мы с удовольствием регулярно выводили на прогулку наш пропуск на улицу. Но держались за пятьдесят метров от других счастливых обладателей похожего модного аксессуара.

Потому что самоизоляция – залог здоровья.

* * *

Как и следовало ожидать от активного четырехлетки, за первую неделю карантина дом оказался перевернут с ног на голову. С антресолей достали все, что хоть как-то напоминало игрушки, включая бытовую и кухонную технику. И настоящие игрушки, месяцами грустно пылившиеся в углу гостиной, вдруг тоже вызвали живой интерес. Все эти вещи разложили по полу, на диванах, на креслах.

Передвижение по квартире превратилось в ходьбу по минному полю. Родители лишись возможности сесть на диван, потому что на нем оборудована детская кухня. На пол наступать нельзя – там расположился автодром. А в кресло помещен игрушечный инкубатор с настоящими яйцами.

Еще через неделю маленький человек добрался до кухни и устроил домик в ящике, откуда предварительно были изгнаны все продуктовые запасы. Теперь время готовки увеличилось в два раза: даже поиск соли превращался в историю, достойную пера Конан Дойла.

Родители были очень рады возможности проводить с ребенком больше времени. Но, в реалиях экономического кризиса, они были также рады возможности работать из дома и получать за это зарплату.

Конечно, по всем правилам жанра, как только начиналось онлайн-совещание или звонил сложный клиент, в комнату врывались сын и собака, чтобы устроить потасовку с криками и лаем. Родители краснели и потели, не в состоянии справиться с незапланированной анимацией рабочих процессов.

Уже со второй недели карантина совещания начали превращаться в карнавалы. Родители с улыбкой наблюдали за коллегами, которые работали в таких же условиях. Папы в масках Дарта Вейдера отбивались световыми мечами от маленьких Скайвокеров, параллельно объясняя схемы увеличения продаж. Мамы с креативными прическами, сделанными дочками-парикмахерами, улыбаясь, презентовали планы по продвижению интернет-магазинов, пока домашние визажисты красили им глаза ярко-синими тенями, заходя немного на лоб и на виски. И больше никому не было стыдно или неудобно. Совмещение работы руководителя, маркетолога или менеджера по продажам с профессией аниматора стало новой нормой корпоративной культуры.

В общем, как самоизоляция – залог здоровья, так ребенок и собака – залог веселой интересной жизни, даже на карантине.

* * *

Первые пару недель сидения дома я с удовольствием делала все то, на что в обычной жизни не хватало времени и сил: улучшала себя любимую и мир вокруг. Дистанционно обучалась на бизнес-курсах, ела полезную еду, прыгала по полчаса с гантелями посреди гостиной, накладывала на лицо маски и патчи, готовила вкусные низкокалорийные блюда, мыла окна, разбирала антресоли. В общем, включила режим суперженщины: спортсменки, комсомолки и просто красавицы. Но заряд у нового режима держался так же плохо, как у старенького айфона. Закончился он слишком быстро, а день сурка, как оказалось, не способствует подзарядке. Я расстроилась, мне захотелось торта и на ручки.

И вот от поедания шоколада и тортов суперженщина перестала влезать в свой латексный комбинезон. Идеальная хозяйка все чаще предпочитала запустить робота-пылесоса, чтобы почитать или пописать, лежа на диване. А крутая бизнес-леди одновременно делала презентацию, смотрела сериалы и лепила для сына пластилиновых улиток на полянке. Но самое страшное, что я от всего этого безобразия начала получать настоящее удовольствие. А может, это вовсе не страшно? А вот что действительно страшно – это когда вирус заражает мозг. Симптомы болезни таковы: паника, депрессия, скука, бессонница, пьянство и желание развестись. К счастью, это несчастье меня миновало.

В общем, как пел Бобби Макферрин, «Don’t worry, be happy», что приблизительно значит «Не парься, будь счастлив». А это – залог крепкого иммунитета мозга.

* * *

У меня ощущение, что легче всех самоизоляцию переносили подростки. Это поколение даже в режиме обычной жизни почти все время проводит в онлайне. Переписка с друзьями в ВК вместо личных разговоров, игра в «Майнкрафт» по сети, совместный просмотр сериалов из разных частей города, а то и из разных стран, одностороннее общение с блогерами – вот 50% привычных развлечений тинэйджеров.

К учебе в «Зуме» они быстро приспособились и нашли в ней свои плюсы. Можно подольше поспать и продрать глаза за 3 минуты до начала первого урока, на перемене забежать на кухню за завтраком и жевать в течение всей лекции по биологии или по истории, а на контрольную по английскому позвать маму для моральной и интеллектуальной поддержки.

К счастью, вирус не заражает мозг этих людей. Чувство самосохранения у них недоразвито, поэтому панике они не поддаются. А креативность и изобретательность, наоборот, высокоразвиты. Вот лишь пара замечательных идей для решения острых изоляционных проблем. Некуда нарядно одеться и накраситься? А почему бы не сделать красивые селфи и не залить их в соцсети? Стало вдруг скучно? Не беда: можно опубликовать много забавных мемов, насмешить друзей и самому хайпануть.

Для подростков самоизоляция – залог веселой жизни в интернете.

* * *

Когда карантин закончится, нам придется снова привыкать к старой, насыщенной, разнообразной жизни вне квартир и дач: к пробкам на дорогах, толпам в метро в час пик, встречам с детьми поздно вечером и на выходных, к шуму, к пыли, к режиму белок в колесе. Мы наденем свои супергеройские костюмы, вернемся в изоляцию офисов и будем с ностальгией вспоминать дни, которые мы посвятили себе и своим близким.

Сочинение пятиклассника: Наша необычная самоизоляция

Моя семья проводит карантин хорошо. Мы самоизолировались… в Таиланде.

Когда мама с папой узнали, что в России начинаются двухнедельные выходные, они собрали чемоданы и решили съездить в отпуск к морю. Бабушка с дедушкой почему-то очень ругались по телефону. Но президент ведь главнее них, он сказал, что работать в это время не нужно, а значит, нужно отдыхать. Это мы и собирались делать.

В дорогу вся семья оделась одинаково: в черные джинсы, черные худи с капюшонами, черные маски и черные перчатки. Моя мама – блогер, ей важен «фэмили лук» на фотографиях. Дедушка часто над нами шутит, что мы инкубаторские.

– Вам, наверное, в другую машину, – сказал таксист, увидев нас. – Я на кладбище не еду.

– Мы в аэропорт, – невозмутимо ответила мама.

Мы загрузились в такси и уже через 25 минут были на месте. Дороги оказались почти пустые.

– Апокалипсис, – вздохнул папа, когда мы подъехали.

В аэропорту выжили немногие: мы, пара охранников на входе и тетенька на стойке регистрации. Последняя разговаривала с родителями, как с сумасшедшими. Так мама сказала, когда нам выдали посадочные талоны и мы пошли на паспортный контроль. В почти пустом самолете мы прилетели в Бангкок и с пересадкой прибыли на остров Панган.

Забронированный родителями отель оказался закрыт. На ресепшн мама ругалась и грозилась «поведать всему интернету о том, как здесь принимают туристов». Маленькая тайка-администратор в ответ улыбалась, кланялась и отвечала на непонятном языке. Она была похожа на китайского болванчика – статуэтку, подаренную маме какой-то фолловершей. Маму отвлекло сообщение, пришедшее на телефон. Бабушка писала, что Таиланд закрыл отели для туристов, и все русские массово возвращаются домой. Она просила нас тоже быстрее вернуться.

Если вы думаете, что после этой новости мы поехали обратно в аэропорт, то вы не знаете моих родителей. Я-то с ними живу уже 11 лет: они не свернут с намеченного пути, скорее соорудят хижину и поселятся в ней, как Робинзон Крузо из книги, которую мы проходили в этом году в школе. К счастью, строить халабуду из веток нам не пришлось. Мы быстро нашли и арендовали симпатичный деревянный домик с большой освещенной разноцветными лампочками верандой.

На следующее утро я обнаружил, что мы поселились прямо на краю пляжа с белым песком и пальмой. Просто кадр из рекламы шоколадки «Баунти». Мама, как обычно, разбудила папу на рассвете и заставила фотографировать ее в море, на веранде, под пальмой, на пальме, за пальмой, около пальмы… В общем, когда я встал в девять утра, папа был голодный, злой и сонный. Мне стало его жалко, и я поставил чайник и сделал ему большой бутерброд с вареной колбасой, которую мы привезли из дома.

На следующий день со мной по «Вотсапу» связалась бабушка, папина мама. Она сказала, что не может дозвониться маме, и попросила передать ей трубку. Погрустневшая вдруг мама показала по видеосвязи наш дом и холодильник, в который мы уже закупили продукты. Бабушка дала советы по уборке, готовке и заботе обо мне и папе. Потом она начала звонить каждые два дня, как делает это дома, потому что, по ее словам, «иначе мы зарастем грязью и умрем от голода».

Некоторое время наш отдых шел своим чередом: мы с папой плавали в море и загорали в солнечную погоду, или смотрели сериалы и играли в компьютерные игры, если на улице шел дождь. Мама, как всегда, «пилила сториз», готовила и фотографировала красивую, но не всегда вкусную еду, делала селфи и общалась с подписчиками. Только друзей у меня на курорте не было. Мама запретила подходить к другим детям: «у нас самоизоляция».

Через пару недель у папы началась дистанционная работа. И наша классная руководительница написала нам в чате, что учеба в школе возобновляется. Тоже дистанционно. Нас это очень порадовало, ведь пойти в школу и в офис мы сейчас не могли. Я быстро установил Зум и зарегистрировался в электронном дневнике. Потом помог бабушке. Она учитель русского и литературы, и очень далека от компьютера и всего, что с этим связано. Бабушка всегда ругалась, что я ковыряюсь в планшете вместо того, чтобы читать книжки. Зато, после того, как я через удаленный доступ скачал ей все нужные приложения и научил с ними работать, ее мнение обо мне изменилось: я теперь ее умный внук!

Первые уроки в школе прошли весело: кто-то из одноклассников заходил под чужим именем и писал глупости в чатах. Но через неделю учителя научились блокировать этих непрошеных гостей, и забавы прекратились. Дистанционная учеба мне нравилась: папа помогал мне на контрольных, и я стал почти-отличником. Оказалось, что мой папа не силен в геометрии и биологии, а моих собственных знаний хватило только на четверки. Но всего две четверки в четверти меня очень обрадовали. А вот маму не очень.

– А почему не все пятерки? – разочарованно поджала она губы.

– Так получилось! Как жаль: тебе нечем будет похвастаться перед подписчиками, – ответил за меня папа.

Карантин продолжается и, по стечению обстоятельств, наш отдых в Таиланде тоже. Да здравствует самоизоляция!

Коля Перикатиполе

коляперекатиполе.рф

kolyaperekatipole.ru

kolya.perikatipole@bk.ru

Потерянная жизнь

Киселёв сидел у монитора компьютера. Он пытался концентрироваться на словах Александра Антоновича, а тот вот уже пять минут без перерыва разъяснял последовательность действий.

– Вы меня хорошо поняли? – спросил Александр Антонович в конце своей речи.

Ничего не ответив, лишь кивая головой, Киселёв продолжал смотреть в монитор, расфокусировав глаза. Он уже не видел профессора на экране и лишь отдаленно слышал его слова, словно это был шум, наложенный на какую-то знакомую народную песню.

Дмитрий с детства увлекался наукой, хоть особой возможности у него тогда не было: детдом не мог предоставить хорошего уровня образования. Он рос хилым мальчиком, в детдоме его часто били, называли очкариком и зубрилой, лишь в уединении с учебниками и книгами он обрел радость жизни.

Тогда он себе и сказал, что во что бы то ни стало должен стать знаменитым и что этот выскочка Шмурдяков из 10 класса, ещё пожалеет. В его памяти навсегда запечатлелись те сцены из детства.

– Ну чё! Кисель очкастый? Ты мне домашку сделал? – Шмурдяков подошел к Диме и взял его за шиворот, немного приподняв над землей, от чего тот почти выпал из собственной одежды.

– Сделал, сделал! Отпусти! – поправляя очки, вставая на ноги и стараясь выпутаться из огромных лапищ Шмурдякова, простонал Дима. – Я тебе всё оставил на твоём столе! Чего ты ко мне пристал? Я ничего больше не должен.

– Ты чё, Кисель! Нюх потерял? Зубы мне будешь ещё скалить? – Шмурдяков, нагнувшись ближе к лицу Димы, заглянул ему в глаза. Изо рта Шмурдякова воняло только что съеденным обедом вперемешку с луком.

«Нюх, к сожалению, я не потерял», – подумал про себя Дима. От неприятного запаха и от страха он зажмурил глаза и опустил голову вниз. Но всё равно получил мощную оплеуху, от чего в голове загудело.

Шмурдяков целые дни проводил с спортзале или на школьном дворе, играя в футбол. Его огромный рост был обратно пропорционален его интеллекту. Небольшая голова неуклюже смотрелась на мощном теле, всё его лицо было изрыто подростковыми угрями, а большой нос был, судя по всему, не раз переломан. Без того неприятную внешность к тому же усиливали мерзкие, едва отросшие усики, которые топорщились в разные стороны.

– Короче, Кисель, у меня плохое настроение сегодня, поэтому ты будешь сидеть в туалете! Понял? – Шмурдяков, не дожидаясь реакции Димы, снова взял его за шиворот и потащил практически волоком через длинный коридор.

Волочась и перебирая ногами по полу, Дима боковым зрением косился на мелькающие лица. Кто-то из детей сочувственно смотрел, кто-то хихикал и показывал пальцем, были и те, кто, казалось, не замечал происходящего. В детдоме это была обычная ситуация: старшие верзилы издеваются над более слабыми – знания здесь ценились меньше, чем сила.

В этот момент была там и она, Лидочка! Она давно нравилась Диме, правда, он не то что подойти не решался – ему было даже стыдно на неё взглянуть. В этот раз она проводила взглядом Диму и Шмурдякова, сначала хотела что-то крикнуть или сказать, а потом, передумав, продолжила разговаривать с подругами.

Дотащив Диму до туалета, Шмурдяков открыл дверь, развернул парня задом к себе и со всей силы пнул, да так, что тот пролетел пару метров и приземлился на коричневый кафель, а его голова, как мяч для боулинга, протаранила мусорное ведро, по ходу движения уронив его и рассыпав содержимое. Шмурдяков был доволен своим страйком: Дима за спиной услышал раскатистый хохот обидчика.

– Ну вот! Сиди теперь здесь, чтоб в следующий раз мне не огрызался! Не вздумай жаловаться, а то я тебя урою, Кисель! – выкрикнул Шмурдяков, вытирая руки о штаны.

Подобные сцены ещё не раз повторялись, пока Дима не выпустился из детдома.

После выпуска он смог поступить в московский вуз, где за свою усидчивость и настырность был награжден красным дипломом. Потом он перешел работать в НИИ вирусологии, уже здесь он познакомился со своим руководителем Александром Антоновичем Прохановым.

В НИИ он проводил всё своё время, стараясь быть максимально полезным, выполняя сложную работу и внимая любому слову профессора. Так он проработал несколько лет.

Очередным унылым днем Киселёв вернулся с работы в съёмную полупустую квартиру. Не зажигая свет, дабы не высветлять всю убогость обстановки, он прошел на кухню и открыл старенький холодильник. Там, как и вчера, ничего нового не было, а лишь стандартный набор холостяка: яйца, майонез, несколько сосисок и засохший, слегка заплесневелый сыр. Молча посмотрев в холодильник, он взял одну сосиску, обмакнул её в майонез и на ходу начал жевать без особого энтузиазма. Потом уселся на табурет и хаотично стал перещелкивать кнопки каналов на пульте. Он не особо смотрел на происходящее в телевизоре, но вдруг увидел Лидочку. Подойдя немного ближе к маленькому телевизору, он присмотрелся к мерцающему экрану. Теперь он точно знал: это была Лидочка, только она выступала под псевдонимом. С тех самых детдомовских пор он ничего не слышал о ней. Из любопытства, желая узнать её судьбу, он как-то пытался найти её в соцсетях, но у него ничего не вышло.

Сейчас же она появилась в одном из шоу центрального канала. Ещё в детдоме Лидочка начала выступать на разных концертах, восхищая всех своим феноменальным звучанием и прекрасными формами.

Он смотрел на нее, поющую народную песню в современной обработке, всю такую успешную, в кричащем обтягивающем платье, манящим своей красотой, а затем ещё раз окинул взглядом унылую обстановку кухни, печально выдохнул и откусил очередной кусок сосиски.

«Моя жизнь такая же пресная, как эта дешёвая сосиска», – подумалось Дмитрию.

– Я не могу и не хочу так больше жить, надо что-то менять, – сказал он уверенно уже вслух.

Может быть, впервые в своей жизни Киселёв решил рискнуть. На следующий день, пренебрегая всеми заповедями учёного, он попытался скрестить несколько вирусов. Он взял образцы вируса человека и домашней кошки, добавив в них первоначальные вирусы панголина и летучей мыши. Кошки были выбраны неспроста: это самые распространенные домашние животные во всём мире, и они зачастую являлись разносчиками заразы.

Чтобы запустить цепочку мутаций, он инфицировал себя штаммом вируса этих двух животных, а кошкам занес вирус от человека. После мутации он рассчитывал смешать все эти виды, инфицировав себя уже итоговым, мутирующим вирусом.

Киселёв осознавал весь риск, на который шел. Но также он понимал, что разработанные вакцины никак не останавливали коронавирус, он слишком быстро изменялся, мутируя и переходя в новые виды, так что требовался новый подход. Тот, кто его найдет, станет знаменит – и не только в научных кругах, а, может, еще и богат.

Заразить кошек и себя коронавирусом Киселёв решил тайком. Коллегам по лаборатории, а уж тем более профессору, он не хотел пока говорить о своих планах, официально он просто изучал новые штаммы гриппа.

Изначально коронавирус узнали как одну из разновидностей гриппа и многие не восприняли его всерьёз. Как все тогда считали, первый пациент был инфицирован в китайском городе Ухань. Хотя позже выяснилось, что первичное заражение произошло в США. Вирус был плодом работы американских учёных, и был он создан за месяц до того, как распространился в Китае.

Один из учёных, разрабатывавших вирус, был китайского происхождения. Случайно заразившись в лаборатории, не зная этого, он перенёс болезнь бессимптомно, но при этом заразив жрицу любви, с которой встретился накануне. Та в свою очередь, вернувшись на родину в Ухань, начала инфицировать сородичей. Таким образом, в течении трех месяцев вирус проник почти в каждый уголок мира.

Через полгода, когда почти все страны сняли карантин в надежде, что опасность миновала и пандемия пошла на спад, вирус благополучно начал свою мутацию внутри инфицированных людей и их домашних животных, при этом он никак не проявлял себя.

В дальнейшем он усилил себя новыми мутациями, перешедшими от человека к собаке или кошке и обратно, меняя и приспосабливаясь к новым условиям. В результате этих манипуляций вирус стал почти неуязвим и начал косить сотни миллионов людей и животных. Самоизоляция уже никак не могла помочь, ведь вирус уже жил почти в каждом организме. Учёные слишком поздно заметили эти многочисленные мутации, констатируя лишь мощное изменение вируса и его способность выживать в любом организме, до поры до времени не влияя на хозяина.

Киселёв решил, что сможет понять, каким образом можно бороться с вирусом, если он сам будет управлять процессом, самостоятельно выстроив всю цепочку мутаций.

Лабораторные кошки первые пару дней вели себя обычно, по крайней мере внешне их поведение никак не изменилось. Учёный тоже чувствовал себя вполне здоровым. Он старался фиксировать все изменения в поведении кошек и динамику результатов их анализов.

На пятый день он начал замечать, что кошки пытаются вставать на задние лапы. Сначала это происходило изредка, и учёный не придал этому значения. Но ещё через три дня уже почти половина кошек проводила на задних лапах большую часть времени, оставшаяся половина ходила по-человечески по несколько часов в день.

Понимая, что такие изменения в поведении кошек не смогут оставаться долго незамеченными коллегами, если те будут заходить к нему в лабораторию, он ночью, тайком, обманув охранника липовым пропуском, перевез подопытных животных на дачу, о которой никто не знал. Не оставив никому своего нового адреса, Киселёв лишь написал, что будет продолжать свои исследования в другом месте и сообщит их результат попозже.

Привезя кошек на дачу, Киселёв не забыл захватить научное оборудование – без него пребывание животных в доме было бы бессмысленным. Ежедневные пробы крови он начал с кота по кличке Жирик, этот кот жил в лаборатории уже несколько лет и последнее время всё больше и больше соответствовал своей кличке, но, несмотря на свой вес, он всегда первый прибегал к кормушке и отбирал еду у котов помоложе.

Жирик сам подошел на задних лапах к двери калитки и, здороваясь, протянул учёному свою переднюю лапу, глядя ему прямо в глаза.

– Ничего себе, какой ты смышленый! Тебя бы к Куклачеву отдать, а не в лаборатории для опытов держать.

Жирик, услышав фамилию дрессировщика, состроил недовольную гримасу и помотал отрицательно головой. Киселёв не знал, что этот кот и был доставлен в лабораторию именно из театра Куклачёва.

Он как обычно взял кровь у кота, а потом инфицировал себя мутирующим кошачьим вирусом, тем самым завершая цепочку мутаций. Через пару часов он решил взять пробы своей крови и изучить их под микроскопом. Изменения были видны, но пока совсем не понятны Киселёву.

На следующий день, проснувшись рано утром, Киселев не чистя зубы пошел осматривать своих котов. Теперь уже все коты ходили на задних лапах. Видно было, что им неудобно, уставая они то и дело ложились отдыхать. Увидев Киселева, они начали мяукать. Но нет, это было даже не мяукание, а скорее некое мурчание и кряхтение. Потом вдруг мурчание прекратилось, Киселёв заметил, что это произошло именно в тот момент, когда Жирик поднял свою правую лапу вверх. Он удивлённо вытаращился на кота.

– Совпадение? Не думаю! – сказал вслух Киселев и подошел поближе к клетке.

Кот вразвалку тоже подошел на задних лапах к краю клетки и начал то ли мяукать, то ли кряхтеть, как бы объясняя что-то Киселёву. Он делал это так, словно был не просто подопытным котом, а опытным политиком, и вещал с большой трибуны. У него была совершенно человеческая мимика и эмоциональные жесты, слов, правда, от кота не исходило, это по-прежнему было кряхтение с элементами кошачьего мяуканья и фырканья, с той лишь разницей, что звуки были как бы разделены на отдельные фразы и слова какого-то кошачьего языка.

Киселёв не осознавал, что происходит, да и не хотел верить в реальность происходящего. Он потёр на всякий случай глаза руками и постучал раскрытой ладонью по уху, прыгая на одной ноге, словно хотел вытряхнуть оттуда воду. Звуки, издаваемые котом, не прекратились.

Так и не поняв до конца, что ему с этим делать, Киселёв решил для начала почистить зубы и выпить кофе, а уж потом изучить ситуацию и найти ей научное объяснение.

Помешивая кофе в турке, сконцентрировавшись на своих мыслях, Киселёв чувствовал, что в организме у него что-то происходит. Он не ощущал себя больным или ослабевшим, просто по-другому. Он отчетливее стал чувствовать запахи, да и звуки различал тоже лучше. Налив себе кофе в чашку и сделав глоток, ученый удивился, насколько яркие ощущение он начал получать от простого кофе – это была самая обыкновенная дешевая арабика, купленная им в «Пятерочке» по акции, пролежавшая на даче, наверное, год. Но сегодня этот кофе казался ему великолепным, божественным напитком, раскрывшимся всеми гранями кофейного зерна. Ему даже померещилось, что он точно знает, где именно собрали эти зёрна. Он вдруг увидел, как жилистые чернокожие женщины в причудливых цветных нарядах то и дело тянутся к кофейному кусту, наполняя свои плетёные корзины.

После завтрака он измерил себе температуру – 37,2, затем взял из вены пробу крови и, не в силах сдержать любопытство, почти побежал на второй этаж, где стояло всё научное оборудование. Там он прильнул к микроскопу, начал изучать поведение вируса и обнаружил, что новые скрещенные вирусы снова начали мутировать, паразитируя на других видах. Подобные РНК-вирусы ему уже были известны как ретровирусы, но эти были уникальны: они могли интегрироваться в хромосомную ДНК. Таким образом, проникая в ДНК жертвы, они подчиняют себе её полностью, овладевая и контролируя её нервную систему и имея возможность программировать посылаемые сигналы в мозг.

Получается, что вирус делал из своей жертвы управляемое существо.

Осознав всё происходящее, Киселёв решил срочно связаться с профессором Прохановым. Но перед этим всё же еще раз захотел проверить котов. Зайдя в их комнату, он увидел, что те прохаживались из угла в угол на передних лапах. Несколько котов ловко перекидывали смятый клочок бумаги, играя по футбольным правилам. Делали они это столь увлекательно и профессионально, что Киселёв даже забыл, зачем сюда шел, и на минуту завис, наблюдая азартную игру котов. Особенно умело играл серый кот по прозвищу Дудь, названный профессором Прохановым в честь знаменитого футболиста.

Дудь, увидев Киселёва, взял комок бумаги двумя лапами, прицелился и сделал мощный удар, попав учёному прямо в глаз. Остальные коты, как по команде, начали дёргаться, хватаясь за животы, и издавать нечто похожее на смех. Киселёв сначала немного опешил, обидевшись на удар в глаз и на смех котов, потом понял, что это абсурд, и конечно коты не умеют смеяться. Возможно, ему это и вовсе показалось. Но всё же странное поведение котов игнорировать уже было бессмысленно.

Отмахнувшись несколько раз рукой от увиденного, как если бы возле его лица летала назойливая муха, Киселёв попятился прочь от кошек. Он пошел в ванную, открыл кран и долго смотрел на льющуюся воду, упёршись руками в умывальник и пытаясь прийти в себя. Затем он сполоснул лицо водой и посмотрел на себя в зеркало. Из зеркала на него смотрела мокрая кошачья мордочка: большие зелёные глаза, полосатый окрас, на длинных усах поблескивали и переливались разными цветами капельки воды. Киселев зачарованно разглядывал кота в зеркале, изучая детально каждый нюанс, кот определённо был похож на него. Потом он поднял руку, чтобы потрогать своё лицо, а в отражении увидел кошачью лапу, тянущуюся к кошачьей морде. Он потряс головой в надежде, что картинка исчезнет, зажмурил глаза и начал их жестко, до боли тереть руками. После этой процедуры он открыл глаза – картинка проявлялась постепенно, выходя из искрящейся темноты. Потом стало появляться зеркало и отражение в нём. Там по-прежнему можно было видеть кота с удивлением на мордочке. Киселев повернулся влево, кот тоже повернулся. Киселев поднял руку, отражение также стояло с поднятой лапой. Учёный попеременно закрывал то левый, то правый глаз, стараясь поймать на несоответствии кота в зеркале. Но нет. Сомнений у Киселёва не осталось, кот и он являлись одним и тем же существом.

Киселёв не выдержал напряжения и, снося всё на своём пути, устремился к компьютеру. Он решил срочно набрать по скайпу своего научного руководителя.

Дозвонившись до Александра Антоновича, он отключил видео, дабы не шокировать профессора своим внешним видом.

– Алло! Александр Антонович, вы сейчас в лаборатории?

– Киселев! Это вы? Куда вы увезли котов и оборудование?! Вы с ума сошли? Это подсудное дело! Вы подвергаете опасности свою жизнь и здоровье других людей! Немедленно сообщите ваши координаты!

– Александр Антонович, не нервничайте! Я сейчас вам всё объясню. Вы можете открыть файл, который я вам сейчас вышлю?

– Конечно, высылайте! А что там?

– Там итоги моих исследований. Александр Антонович, вы меня только простите, я просто пока не хотел вам говорить, но мне кажется, со мной что-то происходит. Я недавно инфицировал себя мутировавшим вирусом и сейчас чувствую изменения в своем организме. Я бы сказал, что они кардинальны. Да и коты ведут себя необычным образом, мне кажется, у них начинают проявляться повадки, схожие с человеческими.

– Киселёв! Что вы такое говорите? Какое вы имели право это делать? Зачем вы подвергли себя такому риску? Вы в своём уме вообще?

– Александр Антонович, сейчас нет смысла это обсуждать, это уже сделано. Давайте лучше поговорим о последствиях.

– А что за последствия? Вы… Вы вообще сейчас где? И как вы себя чувствуете? Давайте я срочно вызову к вам бригаду!

– Подождите, для начала я должен… МЯУ-мяу… я должен вам всё объяс…Муррр…Мяу…

Киселев хотел закончить слово и после этого отправить файлы, но почувствовал, как его связки онемели, он перестал их контролировать. Хотел сказать слова, а вместо этого изо рта вырывалось только мяуканье.

– Алло! Киселев! Вы почему замолчали? И успокойте, наконец, этих котов! У вас что-то со связью, почему я слышу только мяуканье?

Рука Киселева потянулась к компьютеру, он не управлял ей, она сама двигалась, Киселёв увидел, как все результаты исследований удаляются, потом рука нажала на кнопку включения видео.

– О, Киселёв! Наконец-то, вы включили видео. А то я уж думал, что вы отключились. О боже Киселёв! Что с вами? Да вы на себя не похожи! У вас совершенно уставший вид и болезненное лицо! Что у вас с температурой? Так вот, слушайте мои чёткие инструкции, я сейчас вам дам план действий. К вам должна выехать бригада, чтобы изолировать вас и проверить ваше состояние!

Профессор принялся долго объяснять, что должен сейчас сделать Киселёв, чтобы к нему приехала бригада врачей и забрала его в безопасное место.

– Вы меня хорошо поняли?

Киселёв хотел было что-то сказать, но не смог.

Он только кивал и смотрел в монитор, не в силах сконцентрироваться ни на словах, ни на лице профессора. Изображение было расфокусировано, а слова профессора потихоньку превратились в непонятный шум, наложенный на звуки какой-то знакомой народной песни.

Двое крепких здоровяков в костюмах санитаров упаковывали в смирительную рубашку человека, при этом продолжая непринужденно беседовать между собой.

– Ещё один, твою ж мать! Уже третий буйный за сегодня, этого вчера к нам с другого отделения перевели.

– Ага, весна, у них всегда в это время обострение.

– Поаккуратней, а то царапается! Мне сказали, он кинулся на медсестричку, чуть не разодрал ей шею.

– Да я вижу, что с ним нужно пожестче. Этот придурок прикидывается котом, у него вроде «шурочка», а на той неделе мне пришлось с дерева «скворечника» снимать, ну того мужика, который вечно в черных пиджаках ещё ходит и считает, что он грач. У него ещё фамилия звучная такая, птичья, как же его… Птицын… Воробьев… А, точно! Вспомнил! Соловьев!

– Смешно, твою мать, фамилия Соловьев, а считает себя грачом. По ходу с фантазией у него не алё! Это тот, который ходил во дворе и жучков, да кошачьи какахи с земли клевал носом?

– Ага! Он самый. Забавный типок. Хорошо, что успели снять, а то он хотел с дерева сигануть, увидел, что грачи прилетели, уже руками начал махать и каркать, а у него ещё швы толком не зажили после трепанации.

– Да уж, весело! Слушай, ты футбол вчера смотрел?

– Не… не получилось, я тёще на даче помогал, запрягла меня, не отвертишься.

– Федя, а ну тормози! Дай-ка я посмотрю его морду! – самый крупный из санитаров взял своей ручищей лицо Киселева и посмотрел ему в глаза, ворочая его лицо из стороны в сторону, пытаясь разглядеть внимательно его черты.

– Кисель! Ты, что ли? —заржав в конце фразы, как конь, спросил санитар.

Киселёв посмотрел на здоровяка, пытаясь напрячь память, потом его глаза резко расширились, он яростно зашипел и, резко дёрнувшись, чуть не схватил Шмурдякова за его огромный переломанный нос. Санитар отскочил от него и наотмашь припечатал Киселёва оплеухой.

– Прикинь! – обратился Шмурдяков к своему коллеге. – Я с этим придурком в одном детдоме учился! Он и тогда от меня выхватывал лещей. Ботан страшный был. Вечно зубрил, книжки какие-то умные читал. Забавно его теперь здесь видеть, видать, переборщил с книгами.

Два санитара в унисон заржали, как жеребцы.

В этот момент в комнату вошел профессор Проханов.

– Что происходит? Зачем вы на него надеваете смирительную рубашку?

– Ну дак, это… Нам главврач сказал, если чё! Этот вчера пол дня пялился в зеркало, а потом взбесился неожиданно, ну и… и начал на всех кидаться, царапать. Думали, успокоится, а он сегодня на медсестру напал. Ну вот мы его и упаковываем, если чё.

– Ну что же ты наделал с собой, Дима! Зачем ты на это пошел? Каждый раз не могу на это спокойно смотреть, – профессор с каким-то отцовским теплом посмотрел на Киселёва.

Профессор Проханов навещал своего ученика уже около полугода, с тех пор, как тот сюда попал.

Александр Антонович был деканом факультета журналистики МГУ, в этом университете пять лет назад учился Дмитрий Киселёв. Раньше, во время учёбы, парень очень ценил своего наставника и старался всегда к нему прислушиваться. Профессор Проханов для него являлся авторитетом и в журналистике, и в жизни.

На самом деле, до болезни Киселёв был журналистом, во время пандемии он делал большой репортаж о коронавирусе, хотел разоблачить вселенский заговор.

Пытаясь доказать свою теорию, он использовал любые возможности, но любопытство завело его слишком далеко. Рассчитывая сделать сенсацию, особо не разбираясь ни в вирусологии, ни в медицине, он умышленно инфицировал себя коронавирусом, чтобы вести репортаж, так сказать, с первой линии фронта, доказывая свою правоту.

Но всё пошло не по его сценарию, и через пять дней Киселев в тяжелом состоянии попал в реанимацию. Вирус спровоцировал осложнения, в результате чего был серьёзно повреждён мозг. Он провёл в реанимации неделю, жизнь ему всё же спасли, но у Дмитрия развилась маниакально-депрессивная шизофрения. Возможно, подвижная психика творческого человека не выдержала и усугубила развитие болезни.

Его пробовали лечить медикаментозно, но это не давало никаких результатов. Он впадал в бред, разговаривая сам с собой, везде ему чудились враги, он часто был агрессивен.

Через месяц его перевели в психиатрическую клинику. Родственников у него не было, да и близких друзей не завёл.

Поначалу он долго считал себя телеведущим, сидел и комментировал новости, услышанные по телевизору, потом – великим учёным, занимающимся изучением вирусов и поиском лекарства от коронавируса. По-видимому, сработала фиксация на последней теме, интересовавшей его до болезни. Он жил в своём, выдуманном абстрактном и иллюзорном мире. Какие-то крупицы его прошлой жизни оставались в его голове не тронутыми, в основном это были моменты из его детства и юности. Другой мир он создавал внутри своего больного мозга, перемешивая с элементами прошлого. В последнее время, он представлял, что работает в лаборатории и ставит опыты на кошках, изучая вирус, а профессор Проханов – его научный руководитель.

Он мог часами смотреть в выключенный телевизор, разговаривать сам с собой или спорить с воображаемыми собеседниками, записывая в тетрадку какие-то каракули.

Временами ему разрешали созваниваться с его другом и учителем, профессором Прохановым. Он мог ему подолгу рассказывать о своих опытах и успехах в борьбе с вирусами. Лечащий врач верил, что общение со знакомыми людьми поможет пациенту вернуться в реальность.

Киселев полюбил местных котов, которые обычно кружились на территории клиники в надежде урвать что-то съестное. Животные отвечали ему тем же и сбивались вокруг него в кучи, как только он выходил в прогулочный двор.

Он подкармливал их, ухаживал и о чём-то подолгу беседовал с ними.

Через пару месяцев немногочисленные друзья Дмитрия Киселёва перестали его навещать, а коллеги журналисты, поначалу набросившиеся на него, желая сделать из его случая сенсацию, тоже потеряли интерес. Коронавирус к тому времени уже перестал быть новостью номер один, журналистов больше интересовали истории крупных банкротств и разорений, ставших следствием пандемии.

Лишь профессор Проханов иногда проведывал больного, рассказывал ему о реальном мире и читал Киселёву его старые репортажи.

Киселёв был сиротой и относился к профессору почти как отцу, внимая каждому его слову. В своё время парень подавал большие надежды и был гордостью Александра Антоновича. Раньше он делал репортажи с разоблачениями и расследованиями, клеймя оппонентов едкими ярлыками. Даже получил несколько журналистских премий. Не раз он был в центре скандалов из-за его неоднозначных расследований, но всегда изворачивался и находил возможность оставаться на своём месте.

Но, похоже, с вирусом он всё же перестарался. Прогнозы на его выздоровление были неутешительны. Теперь, скорее всего, остаток своей жизни он может провести в психиатрических лечебницах. А его случай станет хрестоматийным и ляжет в основу изучения влияния вирусов на психику человека.

Позже болезнь у Дмитрия стала прогрессировать, его поведение сильно ухудшилось: он начал вылизывать себя по-кошачьи, пить и есть исключительно из миски, мяукал, шипел на телевизор, когда ему не нравилась какая-то передача или когда видел собаку, и совершенно перестал разговаривать. Его решили перевести в другое отделение лечебницы.

В таком виде в последний свой приход и увидел его профессор Проханов.

Все персонажи являются вымышленными, и любое совпадение с реально живущими или жившими людьми случайно.

Елена Фили

www.elenafili.ru

Мышиный футбол

Солнце светило ярко, с подветренной стороны припекало, но стоило выйти из-под прикрытия надежного бревенчатого дома, как ледяной ветер налетал, накидывался, рвал полы куртки. В это время года всегда стояла такая погода. Цвела черемуха, от чего на участке воцарялся восхитительный запах! В начале цветения это был нежный легкий аромат, а когда цветение заканчивалось – одуряюще тяжелый, плотный.

Ира грелась на солнышке в старом кресле-качалке, его скрип разносился по всей улице дачного поселка. Иру привез на дачу внук, строжайше соблюдая меры предосторожности. Заказал электронный пропуск. Целью получения документа, почесав заросший щетиной подбородок, указал: «Проверка технического состояния дома». И всю дорогу ворчал, мол, что ж вы, старики, не сидите дома? Сидели бы, вязали свои носки. Такая зараза бродит по Москве! Да что там, по Москве. Весь мир кашляет и чихает. Ира тогда слушала вполуха, удивляясь, какая нынче молодежь нервная. Ну, да. Компьютерная томограмма показала небольшое затемнение в левом легком. И кашель по ночам стал совсем невыносим. Но она же сдала этот тест? Все проверят, карантин кончится, небо станет чистым, и она снова начнет ходить с такими же по возрасту «девочками» на выставки и в театры. А пока хмурый внук привез ее на дачу. Через некоторое время привез и мужа. Тот не захотел жить один, как он выразился, в «чумной Москве». Ира улыбнулась. Дача весной – это замечательно. Много-много свежего воздуха, молодая трава, желтые головки одуванчиков. И вот эта черемуха – хоть сама ужестарая, корявая, но не сдается, цветет каждый год, на зависть соседям.

На свежем воздухе радовалась теплому сухому дню и «домашняя скотина» – так Ира называла своих питомцев. Кот Эм, французская бульдожка Пуля и черный громадный пес. Пса купил муж. Ему сказали, что это специальная порода овчарок, лучшей охраны не найти. Выросло же не пойми что, да еще со странным характером: пес ненавидел всех собак и кошек, кроме своих. Людей же игнорировал. Иногда прорывался за ворота, после чего Ира обходила соседей с извинениями и пирогами. Пса звали Джеймс. Пулю подарил сын. Принес в толстом теплом пледе, из которого выглядывала приплюснутая мордаха с выпученными слезящимися глазками. Кот Эм нашелся однажды в вольере Джеймса, голодный, обессиленный. Джеймс разрешил ему поесть из своей миски, и кот остался в семье.

Вся скотина появилась примерно в одно время. Ира тогда увлеклась романами о Джеймсе Бонде, поэтому имена им, недолго думая, дала из книг. Джеймс получил имя за то, что бесстрашно шел к цели, шикарно дрался и не давал спуску врагам. Эм – за тихое восхищение Джеймсом и политическую изворотливость: он не любил и не умел драться, ловко избегал встреч с соседскими котами и уличных потасовок, а также был равнодушен к провокациям зеленоглазых кошек. Ира подозревала, что причиной равнодушия была давняя кастрация. Ну и что. Француженка с плоской мордой быстро бегала, ее нарекли Пулей.

Сегодня коллектив развлекался футболом. Ира опустила на нос очки для чтения, отложила книгу и замерла в предвкушении. Она любила наблюдать за своей скотиной. Короткое «мря!», и на забор вскакивает Эм с дохлой мышью в зубах. Внизу уже ждут Пуля и Джеймс. Тушка падает на газон, первым к ней бросается Джеймс, пас! Пуля отбивает удар, подключается спрыгнувший Эм, завертелось!

Сверху послышался шорох – это подтянулся еще один болельщик. Черный. Противный был кот. Сам черный, и душа такая же. Завидовал, гадил, воровал дяди Петиных цыплят. А уж как доставалось от него Эм! Казалось, он специально выслеживал, когда котишка оставался один среди грядок, налетал на него черным ураганом и нещадно трепал, огород тогда оглашался протяжным кошачьим воем: жалобным – Эм и торжествующим – Черного. А Джеймс беспомощно метался по закрытому вольеру, рычал, лаял, бросался на сетку. Когда Эм, изрядно побитый, убегал, Черный красиво вытягивался возле вольера и долго издевательски вылизывался. Ира сама однажды видела это из окна, когда, привлеченная шумом, подошла, как оказалось, к самому концу драмы. А Джеймс смотрел на это с бессильной злобой.

Сейчас Черный делал вид, что ему неинтересно, а сам со злым блеском в глазенках следил за игрой. Через десять минут игра закончилась: на газоне лежал запыхавшийся Джеймс с высунутым языком, прижимая к себе лапой Пулю, а кот Эм продолжал подталкивать растрепанную в хлам дохлую мышь к забору, словно хотел вернуть на место, в дяди Петин курятник. Оттуда он добывал футбольные мячи для поединков. Дядя Петя, ближайший Ирин сосед, держал кур, и мыши плодились под полом курятника невероятно быстро. Эм пользовался этим, как бесплатной столовой и складом будущих футбольных мячей.

На поле тем временем остался только Эм, он все еще упрямо толкал мышь по направлению к курятнику. Пуля, видимо, умчалась по своим делам, а Джеймс вообще ушел за дом: там, возле ворот всегда журчал искусственный ручеек, и пес любил лакать из него воду, при этом громко фыркал и жмурился от летящих брызг.

Едва Ира подтянула поближе книжку и поправила очки, как мимо пролетела черная молния. Соседский кот не смог удержаться от соблазна, как же, как же! Упустить такой момент! В невысокой траве завязалась отчаянная схватка, серый Эм и Черный, как два куска слипшегося пластилина, катались по газону, летели куски шерсти. Ира в ярости подскочила, схватила первое, что попало под руку – это оказался уличный веник, серый, жесткий, то, что надо! И вдруг увидела мужа: он тихо смеялся, прижимая указательный палец ко рту, мол, тихо, и кивал себе за спину. Вдоль забора за кустами смородины крался Джеймс. В это время с громким лаем, переходящим временами в визг, отвлекая на себя внимание, на поле битвы ворвалась Пуля. Она наскакивала на котов, пытаясь цапнуть черный комок, и в какой-то момент ей это удалось. Черный выпал из драки и отпрыгнул в сторону родного забора. А там его уже поджидал Джеймс. Пес торжествующе переступил толстыми лапами, свирепо рыкнул и бросился на обидчика. Если до этого Ира держала веник в руке, чтобы вмешаться и помочь Эм, то теперь она понимала, что помощь понадобится Черному. Или уже не понадобится. И Черный тоже это понял.

В тот момент, когда Джеймс придавил Черного к траве всей тяжестью своего огромного тела и раскрыл пасть, сверкнув на солнце страшными клыками, Черный изогнулся под невероятным углом и все-таки сумел выскочить. А в пасти удивленного Джеймса осталась половинка черного хвоста.

Раздались жидкие хлопки. Дядя Петя, наблюдавший за боем со своей стороны забора, показал одобрительно большой палец и скрылся. Никто не любил Черного.

– А что это сейчас было? – муж забрал веник у Иры и прислонил на прежнее место.

– Это? Это было чудо взаимопомощи и взаимовыручки, – Ира аккуратно сложила плед, сверху пристроила книгу и пошла ставить тесто для пирогов. С ними и с половинкой хвоста она и пойдет извиняться перед соседкой, хозяйкой Черного. И главное. Главное – не забыть перчатки и маску. Такие времена…

Адреналин

Ленька с трудом выволок из машины огромный, набитый трофеями рюкзак, закурил, отдыхая перед подъемом на родной четвертый этаж, и оглядел свой двор. Глаза с усмешкой отметили огороженные яркой сигнальной лентой детские песочницы и пустые лавочки перед подъездами. «Попрятались, божьи одуванчики… Пневмонии боятся», – насмешливо прищурился Ленька. Это просто отлично. Как вовремя объявился этот коронавирус! Меньше старушечьих соседских глаз, оценивающих и ощупывающих его рюкзак после очередной экспедиции. Именно сегодня среди его трофеев, кроме подков с немецких сапог, блях и пуговиц от обмундирования, числились три пистолета: два маузера и парабеллум. Так удачно Леня еще ни разу не копал. Правда, ехать пришлось далеко. За Ржев. А потом еще идти двадцать километров. Да еще два раза ночевать в палатке под стылым апрельским небом, среди мокрых черных стволов деревьев. Но будоражащий нервы холодок адреналина от опасностей, подстерегающих одинокого путника в незнакомом лесу, был наградой. Ах, как любил Ленька это хождение по самому краю, когда адреналин бурлит в крови! Он и в «черные следопыты» пошел ради этого. Угроза встречи с правоохранительными органами добавляла остроты. Поиски и продажа трофейного оружия – это статья. Не раз миноискатель натыкался на оперение авиабомб, а уж мин сколько он нашел за то время, что занимался копательством! Там вообще не нужна даже чистка – подсоединил детонатор, и практически готово оружие, можно продавать. И так же бурлил адреналин при раскопках – опасно! Некоторые следопыты разбирали мины из любопытства и оставались без глаз, без пальцев. Леньке везло. Он вообще считал себя счастливчиком – уходил от погони, ни разу не попался при продажах, разборки с такими же, как он – солдатами удачи, заканчивались в его пользу.

В эту весну Ленька затосковал. Он и так не работал – его бизнес позволял неплохо жить, заказы на трофейное оружие поступали от коллекционеров регулярно. Нужно было только это заказанное оружие выхолостить, чтобы оно никогда не выстрелило. Не хотел Ленька быть причиной чьей-то смерти. Но привычка ощущать над собой нависшую, словно дамоклов меч, опасность (поиски в местах бывших боев, незаконная торговля!) щекотала нервы. А из-за дурацкого режима самоизоляции, придуманного, как он считал, государством непонятно для чего, у Леньки слетели две важные сделки. Покупатели, видите ли, решили подождать окончания карантина. К тому же не было тайных тусовок среди «своих» копателей. Даже перезванивались они между собой как-то вяло, говорить было особо не о чем. Не о вирусе же?

Поначалу Ленька протестовал. С конца марта до середины апреля он демонстративно ездил целыми днями на метро, замирая от предчувствия вроде бы надвигающегося на него гриппа. Даже обрадовался, когда заболел. Но оказалось, это его обычный гайморит дал о себе знать. Весеннее обострение. Никакой пневмонии, сухого кашля и высокой температуры. И Ленька сорвался. Плюнул на погоду, на холодную весну и умчался на раскопки.

Сейчас он стоял возле подъезда – высокий, широкоплечий, с развевающимися на прохладном ветерке русыми прядями, с рюкзаком, полном отличных находок, – с видом победителя.

С добычей в руках Ленька не торопясь прошел тамбур подъезда и сразу почувствовал исходящую сверху опасность. Он замер, мгновенно закинув рюкзак за спину – руки должны быть свободными, если придется драться. Несколько фигур в странных белых балахонах, бахилах и масках с огромными очками спускали вниз что-то бесформенное, завернутое в черный продолговатый мешок. На этаже приоткрылась дверь.

– Иди сюда, деточка, – из-под знакомых старушечьих очков на медицинскую маску текли слезы.

– Что случилось, теть Паш? – Ленька птицей перелетел вместе с рюкзаком небольшой лестничный пролет и закрыл за собой тяжелую дверь.

– Валечка с четвертого этажа, соседка твоя, померла. Вот приехали за ней. Говорят, коронавирус этот проклятый. Квартиру опечатают. Со всех жильцов подъезда анализ возьмут. На карантине будем. Две недели пока, дальше видно будет.

– Она же дома все время сидела? Откуда у нее? – Ленька похолодел от предчувствия вины. Он вспомнил, как таскал для тети Вали продукты из «Пятерочки». У нее часто опухали колени, и она сама не могла двигаться. Тетя Валя звонила ему, надиктовывала по телефону список, и он исправно приносил ей пакеты. И в марте приносил. И в начале апреля тоже, когда болел, как ему тогда казалось, гайморитом. Неужели, это из-за него…

…Анализы показали, что в подъезде есть зараженный. Леонид Стрельцов. С четвертого этажа. Весь подъезд просидел на положенном карантине.

Весь подъезд, кроме Леньки. Он снова уехал. В свой родной лес. Туда, где медленно просыпались после зимы березы, смотрели в серое небо равнодушные сосны и тихо хихикали толстенькие молодые елки. Бродил, вспоминал оклеенную предупреждающими плакатами дверь соседки тети Вали и плакал. Ничего не копал. Просто прощался с прежней жизнью.

* * *

Через пять лет Леня закончил педагогический университет и пошел работать в школу преподавателем физической культуры. Еще через три года секция красных следопытов, которую он организовал, гремела на всю Москву.

– Леонид Алексеевич – учитель от Бога, – хвасталась директриса на очередном учительском съезде, – он рассказывает ребятам о боях в Подмосковье, они помогают восстанавливать имена погибших, а главное, он учит их безопасности. Девиз поискового отряда нашей школы: «Помни, от тебя зависит жизнь других».

Андрей Ходыкин

@andreywriter

Яндекс Дзен: Андрей Ходыкин

Огненный лед

В помещении было темно, и только ветер заставлял скрипеть оконные рамы. Спокойствие нарушил хруст снега под ногами. Два человека тащили третьего. Дверь поначалу не поддавалась. Коренастый мужчина без лишних слов ударил ногой по замку, после чего сердечник вылетел с другой стороны. Люди вошли, наполнив помещение клубами пара. Вслед за ними в открытую дверь ворвался вихрь колючего снега. Раненого положили на стоявший посередине комнаты стол, предварительно смахнув на пол нехитрый набор предметов.

Человек на столе безостановочно стонал. Двое других посмотрели на его ногу. Прямо из штанины торчала кость.

– Спирт поищи! – приказал седой мужчина, скидывая капюшон.

Парень метнулся куда-то, но старший положил руку ему на плечо и добавил шепотом:

– И ножовку.

Когда тот исчез, мужчина выдохнул. Крик раненого усилился. Снег стал оттаивать, и запекшиеся пятна превращались в мокрые круглые точки красного цвета.

– Васин! – прохрипел раненый. Мужчина подошёл поближе. – Я знаю, что ты задумал, падла. Я жив только из-за мальчишки, да?

– Ты всё равно подохнешь, Салавахин! – сипло ответил седой мужик.

Тот снова застонал, корчась от боли.

– Мы оба знаем, что ты поступил бы так же, – добавил стоящий и начал разминать виски.

– Иди ты к черту! Я тоже хочу узнать, что произошло с этим чёртовым миром, – громко выкрикнул Салавахин.

– Тише, тише, – начал успокаивать лежавшего седой, гладя его по голове, словно сына.

– Здесь тоже никого? Я правильно понимаю? Всех эвакуировали, как мы и думали. Полярников больше нет, рации отключены.

– Похоже на то, – согласился Васин, вытирая рукой пот со лба.

– Это всё из-за той находки! Вы меня не слушали, вы не смотрели ему в глаза тогда! А я знал, знал, что всё чем-то таким и обернется.

– И что было в его глазах? – с насмешкой уточнил Васин.

– Ужас. Ожидание мести. Кара!

– Кара? Ты мне ещё про дождь из лягушек начни рассказывать, – усмехнулся Васин. – Не мы ж его убили. Наоборот, можно сказать, освободили из ледяного плена.

– Может, поэтому мы до сих пор и живы? – прохрипел Салавахин.

Васин задумался, пока его коллега корчился от боли в очередном припадке. Позже раненый вытащил из кармана книжечку, положил её на живот, придерживая рукой, и начал громко молиться.

– Хватит! – прикрикнул Васин. – То стонешь, то молишься. Я тут скоро с ума сойду с вами двумя.

Но Салавахин не прекращал. Он повторял какую-то молитву, словно мантру, а непродолжительные паузы сопровождались стонами. Васин подошёл к столу вплотную.

– Ты заткнешься или нет? – но тот словно бредил в агонии и не мог остановиться.

Тогда Васин наклонился и со всей силой сдавил горло несчастному. На мгновение убийца ослабил хватку – ему показалось, что с раненым происходят странные метаморфозы. Сначала его кожа была холодной, как лед. Но уже через секунду Васин почувствовал, что его пальцы буквально обожгло. При этом Салавахин не прекращал бредить и кричал только сильнее.

– Да заткнись ты!

Человек на столе хрипел, но не сдавался. Он ворочался, пытаясь ухватиться за мощные руки душителя. В этот момент он выпустил записную книжку, и она упала на пол. Тело Салавахина обмякло, а голова опустилась на стол. Васин обхватил виски и сел рядом на какой-то ящик.

В комнату на крик прибежал парень.

– Что случилось?

– Садись, Егоров, успокойся, посиди, – в приказном тоне посоветовал Васин.

– Что с ним? – спросил парень, разглядывая раненого коллегу. Тот начал остывать. Лицо быстро теряло цвет.

Васин не отвечал, только сильнее сжимал виски ладонями, но Егоров и сам всё понял. Он увидел бурые пятна на шее несчастного, заметил явные следы борьбы. Подняв с пола небольшой блокнот, Егоров начал медленно пятиться к выходу.

– Да не дури ты. Тебя я не трону, – заворчал Васин. – Он пять дней не давал нам жить, а сейчас пришлось бы отпиливать ему ногу. Ты вообще представляешь, что это такое? Он бы всё равно не выжил.

– Но это был наш коллега, – попытался возразить Егоров, отгораживаясь от Васина небольшой пилой и продолжая осторожно отступать к двери. Васин встал.

– Как же вы меня достали, интеллигенция хренова. Геологи, инженеры, в бога верите?

Он двигался медленно, как удав. Молодой попытался метнуться к двери, но старший в один прыжок догнал его и уложил одним мощным ударом кулака.

Егоров осел и заскулил. Он кривился от боли, пока Васин ходил по кругу.

– Да не трону я тебя. Ты, главное, успокойся. И без глупостей.

Егоров молча забился в угол. Он вытащил книжечку, открыл и стал медленно читать.

Васин осмотрел помещение. На стене висел плакат с пингвином и надписью на непонятном ему языке.

– Геолог, это какой язык?

– Финский.

– И что здесь написано?

– Берегите пингвинов, – немного успокоившись сообщил парень.

– Тебя, что ли, беречь? – рассмеявшись, спросил Васин.

На Егорова эта шутка не произвела впечатления. Он предпочел промолчать и продолжил читать.

– Что Салавахин записывал? – поинтересовался Васин, чтобы хоть как-то смягчить обстановку.

– Разное, – спокойно ответил Егоров. – Кажется, он связывал мамонта с этой ситуацией.

Васина это взбесило ещё сильнее. Он вырвал блокнот из рук Егорова и начал расхаживать по комнате, зачитывая текст на открытой странице.

«Тридцать второй день пребывания на полярной станции «Восток-2». Сегодня со стороны океана к берегу прибило льдину тридцать метров шириной и пять в высоту. Было решено распилить её на блоки и использовать как запас пресной воды. После снятия первых трех метров льда команда ледорубов заметила в центре глыбы крупный темный объект. Начальник станции приказал подобраться к нему, но не извлекать. Находкой оказалось крупное животное, предположительно, мамонт, застывший во льду. Из боков его торчало порядка пяти копий, а мясо в некоторых местах сгрызено до костей.

Начальником станции было принято решение отправить находку для дальнейшего исследования на большую землю. По рации нам подтвердили, что Институт археологии дал добро и сможет принять замороженное существо, для изучения.

P.S. Лично на меня сильное впечатление произвел испуганный и в то же время зловещий взгляд животного, смотревший сквозь тридцатисантиметровую толщу льда. Он словно замер в ожидании, зная, что глупый человек разморозит его, и он расправит свои мощные кости и отомстит всему человеческому роду за истребление своего».

Васин дочитал отрывок с нескрываемым удовольствием.

– Ну и придурок был этот твой Салавахин. Вставай, надоело уже. Жрать хочу. Будешь надписи переводить. Может, у них здесь что-нибудь осталось из жрачки.

Он поднял парня за шкирку и пинком сопроводил к двери. Планировка всех станций была примерно одинаковой, и оба знали, где располагалась столовая. Пройдя по извилистому коридору, они добрались до помещения с поднятыми на столы стульями. За зоной раздачи находилась кухня с холодильной камерой, в которой хранились продукты. На дверях висел листок бумаги с напечатанным текстом. Васин сорвал его и сунул Егорову в руки.

– Что здесь написано?

– Перечень продуктов, – ответил Егоров без интереса.

– Я с вами уродами уже шесть дней ничего не ел нормального. Зачем мы вообще кормили этого Салавахина. Надо было всё сразу сделать по уму, – ворчал Васин.

Вокруг было темно, лишь свет из окон падал, отражаясь в блестящей посуде.

– Главное, чтобы консервы были.

Васин потёр руки и открыл дверь холодильника. Изнутри вырвался запах гнилого мяса. Это его не остановило, и он, закрывая нос рукавом, двинулся внутрь. Внезапно дверь за его спиной закрылась. Васин стал отчаянно стучать и выкрикивать проклятья Егорову.

Но тот уже не слушал. Он облокотился на дверь запертого им же холодильника и медленно оседал вниз. В дрожащей руке он держал листок бумаги с напечатанным текстом, снизу вручную была сделана приписка. Распечатка была с сайта и гласила следующее:

«На сегодня уже больше двух третей населения планеты погибли от жуткой болезни под названием «огненный лёд». Причиной пандемии стала находка, которую доставили с полярной станции «Восток-2». Почти все страны мира согласились, что полярники этой станции не заслужили спасения. Сотрудники с других баз будут по возможности вывезены. Сегодня важен каждый здоровый человек!»

Ниже шла запись:

«Здесь находятся зараженные вирусом полярники, которых нельзя извлекать из контейнера ни при каких обстоятельствах». За текстом шел список финских фамилий.

Крик и ругань за дверью потихоньку стихали. Егоров закрыл глаза и погрузился в долгожданный, глубокий сон.

Мира Лев

@justbemira

Пробуждение

Счет времени давно уже был потерян, да и есть ли смысл смотреть на часы, когда дни одинаково тусклые и плоские? Нервно-дребезжащий будильник, прохладный душ, гимнастика, завтрак. Все эти утренние процедуры строго соблюдались в попытках воссоздать хоть какую-то наполненность, сделать вид, что все так же занята и живешь активной и насыщенной жизнью, как раньше.

После завтрака что-то шло не так, энтузиазм резко исчезал и, за неимением никаких важных дел, Лия оставалась сидеть на диване до самого вечера. Поначалу она еще пыталась развлекать себя сериалами, книгами, даже прослушала какой-то модный онлайн курс, но эти занятия быстро надоели. Она понимала, что это – лишь видимость, самообман. Ей это все не нужно и неинтересно. Ее прекрасный подающий надежды проект развалился в одночасье, друзья были далеко, заняты своими проблемами, семья – в другом городе.

Сил бороться оставалось все меньше, и она часами сидела на диване у окна, глядя куда-то в пространство.

В тот день Лия, как обычно, погруженная в свои мысли, не замечала ничего вокруг. Девушка будто спала с открытыми глазами и видела прекрасные сны. Они были нечеткие, как импрессионистические мазки, зато давали ощущение чего-то легкого, воздушного, как теплый ветерок, и щемяще прекрасного, как воспоминания о детстве.

Пейзаж перед глазами был лишь фоном. Вдруг в ее эфирные картинки настойчиво и уверенно просочился скрип качелей. Он становился все громче и громче. Глядя сквозь фантазийную картинку из ощущений, Лия перевела взгляд на детскую площадку под окном. Там на качелях качался мальчишка. Она улыбнулась. Детские игры так вдохновляют. Чувствуешь беззаботность и чистую радость.

Лие захотелось рассмотреть ребенка, она напрягла взгляд, чтобы немного рассеять остатки видения, и обнаружила, что на качелях никого нет. Старая, обшарпанная металлическая конструкция стояла совершенно неподвижно. Она еще больше напрягла глаза. Скрип был абсолютно явственным. Но качели сохраняли замершую статичность.

В следующее мгновение Лия услышала, как ветер доносит хаотичные куски фраз и обрывки смеха – похоже, по тротуару шли люди и громко разговаривали. Она перевела взгляд в их сторону. Дорожка была пуста. Ни впереди, ни сзади никто никуда не шел. А шум голосов будто завис в воздухе. Только облезлая серая кошка жалась к бордюру, поджав хвост, потом резко повернулась и юркнула в кусты.

Видения окончательно исчезли, и теперь перед глазами раскрылся серый городской пейзаж во всем многообразии оттенков. Он был пронзительно недвижим. И ветер лишь подчеркивал статичность открывшегося вида. Лия резко закрыла глаза. Реальность пугала ее и отнимала способность чувствовать. Глубоко вздохнув, она немного подождала, и белый лист вновь начал наполнятся красочными мазками невидимой кисти. В них была жизнь, ощущения, запахи, эмоции и восторг.

Когда Лия вновь открыла глаза, перед ней воплотился образ ее сестры Милы. Девушка подумала, что продолжается спать и грезить, но Мила заговорила:

– Хорошо, что ты очнулась! Спишь уже вторые сутки!

– Как ты тут очутилась? – удивленно проговорила Лия, еще не до конца придя в себя.

– Элементарно. Ты же помнишь, что у меня есть ключи? Я не смогла до тебя дозвониться, и решила, что что-то случилась, приехала к тебе, а ты спишь. Наш семейный доктор сказал, что так бывает, но нужно, чтобы кто-то был рядом и следил за твоим состоянием.

– Милка! Я так рада тебя видеть! – радостно воскликнула Лия и кинулась на шею сестре, и тут же, отстранившись, грустно спросила, – Ты теперь уедешь обратно?

– Не надейся. Мне с тобой тут минимум две недели сидеть, соблюдать карантин. Наболтаемся от души, а еще давай вещи все разберем? Ты вроде бы давно хотела.

– Спасибо, сестренка, – сказала Лия, улыбаясь.

В этот момент она открыла глаза и проснулась. Сестры рядом не оказалось, и девушка поняла, что это был сон во сне.

Несмотря на это, ей было так хорошо и тепло на душе, будто сестра и правда заглядывала к ней в гости. Лия встала с дивана, раздвинула шторы, включила любимую музыку и принялась за уборку. Теперь она точно знала, что со всем справится, и все будет хорошо.

Голос

Конец марта. Год 2020. Место действия – кухня в небольшой квартирке, расположенной в одном из спальных районов Москвы.

«Мишаааня. Кукуха-то уехала. Без тебя. А ты остался. Ну это уже никуда не годится», – пронеслось у Мишани в голове, когда он, наводя порядок на кухне, нечаянно убрал кота в холодильник. До этого он пытался позвонить товарищу по пульту для телевизора, и, так и не дозвонившись, с горя выкурил пять сигарет подряд.

Тяжело вздохнув, Мишаня приземлился на табуретку и принялся смотреть в трещинку на полу и напевать себе под нос:

«Дома я сижу один,

Объявили карантин».

– На что жалуетесь, голубчик? – перебил Мишанино бормотание вкрадчивый мужской Голос.

Мишаня вздрогнул и испуганно посмотрел по сторонам.

– Чего ты вертишься, дурень? Я в твоей голове.

Мишаня не нашел, что ответить, и нервно сглотнул.

– Да успокойся уже наконец. Я твой Ангел-Хранитель.

– Мой ктоооо? – от удивления Мишаня так сильно раскрыл рот, что оттуда потекла слюна.

– Можно подумать, ты не догадывался о моем существовании. Как прижмет, так сразу меня зовешь, только вот сейчас что-то обо мне забыл.

– А может, я сошел с ума, и это у меня раздвоение личности случилось? – предположил Мишаня.

– Может быть. Если тебе эта версия нравится больше – думай так, – согласился Голос.

Мишаня отрицательно замотал головой.

– Так-то лучше.

– А почему я раньше тебя не слышал?

– Повода не было. А сейчас ты что-то совсем расклеился.

– А ты что, следишь за мной?

– Я всегда рядом.

Мишаня сразу вспомнил про открытый на компе файл с порнушкой и густо покраснел. Голос рассмеялся.

– Не переживай, меня твои бытовые штучки не интересуют. И так забот полно. Я слежу за тем, чтобы у тебя все было в порядке. Остальное не входит в мои обязанности.

Мишаня закивал и приготовился внимать.

– Что-то ты последнее время беспокойный стал. Новостей, что ли, пересмотрел? Все ж нормально было.

Мишаня потянулся за очередной сигаретой.

– Брось заразу, – прикрикнул голос, – накурился уже! Ты чего как тряпка себя ведешь? Соберись уже и послушай. Авось полегчает.

Мишаня покорно отложил пачку в сторону. Голос продолжал:

– Согласен. Ситуация нынче – дерьмо. Прямо самое натуральное. Но тут, как с погодой: не будешь же ты возмущаться, что дождь пошел, когда ты на пикник собрался? Хотя нет, ты будешь. Неудачный пример. Короче, Мишаня, ты пойми, тут нет смысла тратить свои нервы. Помнишь мудрость? «Измени отношение к вещам, которые тебя беспокоят, и ты будешь от них в безопасности». Между прочим, это Марк Аврелий сказал, умный был мужик. Не то что некоторые.

Мишаня обиженно поджал губу.

– Ладно, не дуйся, я же не ругать тебя пришел, а помочь.

– Чем тут поможешь. Раньше хоть какая-то стабильность была, а теперь… – Мишаня безнадежно махнул рукой.

Голос усмехнулся и изрек:

– Одна из популярных людских иллюзий. Вечно думают, что точно все знают наперед.

Мишаня задумался.

– Ты не можешь изменить реальность вокруг, – продолжал голос, – но ты можешь измениться сам. Да, все сложно, ситуация непривычная, вокруг все нагнетают, хороших новостей почти нет. Вот тебе первый совет: расслабься. Ты, слава Богу, не президент, не политик, не врач. Ты менеджер. Радуйся, что на тебе не лежит груз ответственности за чужие жизни. А вот о своей подумай. Совет второй – привет Булгакову: никаких новостей до обеда. Забудь вообще. Встал, сделал зарядочку, пошел позавтракал. Написал себе распорядок дня. И вперед, по списку.

Мишаня почесал затылок и одобрительно хмыкнул, но тут же возмущенно произнес:

–А что, если я не хочу тут торчать? Достало все.

– Фу. Не ной, пожалуйста. Тошно становится. Кто жаловался на нехватку свободного времени, чтобы получить новые знания и открыть свое дело? Считай, что вселенная услышала твои мольбы. Твой час настал, Мишаня. Сиди себе и занимайся.

– Так теперь неизвестно, что там еще с экономикой будет. Может, мои знания и не понадобятся никому.

– Мишаня-Мишаня. Трудный ты, конечно, человек. Во-первых, никаких знаний еще нет, чтобы судить, пригодятся они или нет. Во-вторых, в том-то и прелесть, что ничего неизвестно, так с чего ты проигрываешь негативный сценарий? Делай дело, а там видно будет – куда что применить. Очутись здесь и сейчас. Будущее – это иллюзия в твоей голове. У тебя есть только настоящее, которое ты вечно упускаешь, глядя по сторонам, вместо того, чтоб смотреть перед собой.

– А если мне погулять захотелось? – не сдавался Мишаня.

– Прекрасно. Нормальное человеческое желание.

– Это значит можно, что ли?

– Я этого не сказал. Хотеть ты можешь чего угодно. Хоти себе на здоровье. Но сиди дома при этом.

– А с тобой нельзя?

– Ну, дорогой, ты хочешь всего и сразу. Я и так тебе говорю больше, чем должен. Просто ты мужик неплохой. Может, образумишься. Жалко мне тебя. Хочешь погулять – открой окно и дыши себе сколько влезет. Тем более машин сейчас почти нет, воздух почище стал.

Мишаня выглянул в окно. На лавочке во дворе сидела компания из трех человек, радостно распивающих алкогольные напитки.

– А че, вы этих не предупреждайте, что ли? – скептически поинтересовался осмелевший Мишаня.

Голос тяжело вздохнул.

– Эх, Мишаня, Мишаня. Мы всех предупреждаем. Да только не каждый нас готов услышать. Приходится им через более тяжелые испытания проходить. Но каждый сам выбирает свой путь. Наше дело предостеречь, а там уж на все воля Божья.

Юлия Паласиос

@yooleart.es

Нескучное домоседство

Встал поутру, умылся, привел себя в порядок – и сразу же приведи в порядок свою планету. Иначе она вся зарастет баобабами.

«Маленький принц» (Антуан де Сент-Экзюпери)

Земля на карантине. Наш восьмилетний сын Этьен слепил земной шар из пластилина ярко-голубого и зеленого цветов. Из черного пластилина скатал маленькую «колбаску» и крохотные шарики, которые расплющил в шайбы и приклеил к пластилиновой планете. Две черные маленькие точки – глаза, а продолговатый кусочек – губы. Получилась голова.

Бывают такие планеты – ужасно скучные… А наша Земля такая разная: веселая, грустная, мрачная, даже злая.

Рот изогнут, что коромысло, уголки губ опускаются – Земля кручинится. Приподняты края уголков – улыбается планета.

Одно движение детской руки, словно трюк фокусника, и пластилиновый жгутик перемещается, нет больше рта, тот исчез с лица Земли. На этот раз Земля выгнула черные, как уголья, брови – вечно голубая планета сердится.

– От чего твоя планета так красиво злится, милый мой сыночек?

– Мам, как ты не понимаешь! Земля загрязнена до невозможности.

– Я, кажется, понимаю… Заросла «баобабами». Радоваться здесь особо нечему…

– Просто люди замусорили океаны, и Земля обратилась за помощью к своему другу – Вирусу.

– Вирус – друг Земли?!

– Конечно. Вирус помогает. Он пинает всех людей домой. Люди пробудут в своих домах сто лет.

– А что внутри Земли?

– Это ребенок. Нуклео. Я зову его Нукляшем.

– Что станет с Землей, нашим общим домом?

– Апгрейд. Земля обновится, мама.

– Мда уж! Вот тебе и злодей-освободитель Коронавирус.

P.S. Пусть Карантин длится тысячу лет,

невозможно быть одиноким,

покуда есть еще в этом мире

бумажные книги, фейсбук, и ТЫР-нет.

Огурец

Намываю пупырчатый огурец с хозяйственным мылом под краном и невольно думаю: «Эх, сейчас бы “включить” внутреннюю Монику Белуччи!» При этом не то чтобы этого хочу. Просто так подумалось. Мимолетно. Пока огурец мыла…

Секс на карантине? Ну даже не знаю…

Принудительная самоизоляция. Если прежде мы «проживали» всего за один денек несколько различных ролей – супруга, сотрудника, родителя, любовника, – то в настоящий момент мы круглосуточно находимся в одном и том же амплуа.

В теперешних условиях действую в контексте «Я – родитель». А хочется сменить раздражающую обстановку и разнообразить происходящее вокруг, дабы переключаться между ролями и состояниями.

Счищаю кожицу с овоща и хихикаю про себя. Сподобит ли меня зеленый крепыш кончить сладкой судорогой в семь передёргов?…

На кухню влетает восьмилетний сын Этьен и спрашивает по-английски:

– What happens when Saturn's ring… (Что происходит, когда кольцо Сатурна…)

– What?! What Satan? Who is ringing? (Что?! Какой Сатана?! Кто звонит?!), – раздраженно переспрашиваю сына.

Ребенок настырен.

– Что произойдет, когда кольцо Сатурна ударит Землю?

– О, мой Бог! Ужас! Не знаю…Я обосрусь, словно птица в полете, если успею. Отстань!

– Это неверный ответ, мама.

– Ну, что тогда произойдет? Наверное, взрыв?!

– Нет, – отрезал сын. – Просто Землю расколет пополам!

– Ну да, ну, да. Это как вспышка коронавируса, который разделил мир на «до» и «после», – соглашаюсь с сыном, но он не дослушал и убежал играть.

«Скорее бы все закончилось», – думала я, ругая на чем свет стоит досадные помехи, по причине коих не получается пережить карантин с огоньком.

Приобрела в интернет-магазине для взрослых игрушку, которая давным-давно интриговала, – а почта не работает в период карантина. Суженый мой, добрый молодец, застрял «под короной» в соседнем городе… Введена двухнедельная принудительная изоляция.

Захотелось есть. И я положила нарезанный ломтиками свежий огурец на тарелку – рядом с филе пангасиуса, приготовленным в духовке на кокосовом масле.

Ну вот, так-то лучше. И надежда на то, что страны общими усилиями справятся с этим заболеванием, растет и крепнет.

Алла Гугель

facebook.com/alla.googel

Спать хочется

На шестой неделе карантина Елене приснился дурной сон. Мать четверых детей во сне собиралась уехать из своей малогабаритной квартиры на море совершенно одна. Без чемодана, с маленькой сумочкой, в которой лежали банковская карта и солнечные очки. Еще паспорт и розовый посадочный талон, отчего-то сильно мятый, и в таком виде больше напоминающий родовой сертификат. Истерзанный талон и паспорт Лена нетерпеливо перекладывала из кармана в сумочку и обратно. Провожала ее старшая дочь, верный друг и чистая душа, переживающая за маму: когда уже та расслабится и отдохнет от семейного счастья.

Дочь вела ее под локоток, по дороге подсказывая, где в данный момент находятся ее документы и какие указатели к которым гейтам ведут. Как и полагается в сновидениях, по пути им встречались разные нелепые препятствия в виде хрущевских подъездов, по которым нужно было долго идти, или маячащих перед глазами странных прохожих, подсказывающих все неправильно. Наконец, гейты возникли. Но где же паспорт и талон? В решающий момент дочь не смогла ответить, а затем и вовсе исчезла, как бывает в кошмарах. Именно в это страшное мгновение испуганная потная женщина нащупала злополучную бумажку там, где за 5 минут до этого было пусто, – в кармане джинсов. Конечно, посадку уже закрыли, стукнув перед ее носом перегородкой.

Проснулась Лена с учащенным сердцебиением, недосыпом и плохим настроением. «Видимо, что-то не доделаю сегодня», – хмыкнула она себе под нос. Но виду не показала. Карантинный день, похожий на все предыдущие, как однояйцевый близнец, понесся по проторенным рельсам. Зарядка из «Ютьюба». Две средние дочери делают завтрак, привычно забрызгивая кухню творогом. Старшая, переодев верхнюю часть пижамы, быстро заскакивает в «Зум» на первый урок. Младший – на мультиках, муж – в телефоне.

К обеду наша труженица сменила майку на менее заляпанную, зачем – неясно. Ведь супруг появляется из детской, где оборудован его home office, ровно к концу трапезы, так как его зум-переговоры ведутся именно в это неудобное время.

Вдруг кошка мяукнула и взлетела вверх, как будто увидела привидение. Дети ахнули – мама! В окне свисали две мужские ноги. В черных кроссовках и грубых штанах, вдоль которых сползала веревка. Лена от ужаса прикрыла рот рукой. Но тут же убрала – за ногами спустилось вполне живое тело и улыбающаяся голова. Мойщик окон привык к подобным встречам и заранее готовил welcome-лицо.

Лена поправила волосы и стала чуть медленнее нарезать салат. Альпинист, назовем его Иванов, с натренированным выражением «я не смотрю» повисел еще пару минут и спустился ниже. Лениных окон не было в списке помывки.

«Интересно, какой ему показалась наша семья? И я со стороны… Какими мы выглядим оттуда?» – пронеслось в мыслях уставшей, но все еще женщины. «Надоело, – зло шепнула она непонятно кому, – пойду спать. Может, успею на следующий рейс и увижу море…».

Однако четверо детей на карантине – это вам не жук чихнул. Младший решил, что тихий час для малявок, и приходил каждые пять минут – спросить, достаточно ли тихо он себя ведет. Средние ссорились, потом мирились. Сон не шел к замученной матери. Наконец, вроде «тепленькая пошла». Лена смотрит указатели в аэропорту, в руках у нее мятый розовый талон.

– Да, я хочу, чтобы к договору добавили еще 20 процентов на буклеты и визуалку… – муж продолжал зарабатывать деньги в любой точке квартиры, не меняя тембра голоса, иначе его неправильно расслышат, где надо, и не добавят, что нужно.

Лена открыла глаза, поморгала ими бессмысленно, протерла от невидимого песка. Встала и подошла к окну. Иванов висел на своих тросах, с ведром и щеткой. Он только что домыл соседнее окно и продолжал улыбаться, словно приглашая к путешествию. Резким движением женщина открыла свое большое грязное окно, страшно улыбнулась незнакомцу в ответ и вцепилась в него по-обезьяньи: «До моря подвезешь?».

Ошалевший от ужаса Иванов, крепко сжимая безумную тетку, осторожно спустился на землю – вокруг уже начали собираться прохожие с телефонами. Когда Лена встала ногами на твердую землю, в лицо ей кинулся свежий ветер свободы. «Ну что? Куда дальше?». Трясущийся мойщик растерянно попятился, и его тут же сдул ветер.

Лена проснулась. Она выспалась, как никогда. Дети сидели в гаджетах, которые им раздал муж, получивший добавку на буклеты. В джинсах у нее лежала конфета «Мечта», тихонько подброшенная младшим во время тихого часа. Лена сунула в рот карамельку, а розовый фантик смяла и положила обратно в карман.

Мари Анатоль

@mari.anatol.writer

Author.Today: Мари Анатоль

mari.anatol.writer@gmail.com

Тени

Я часто видел этого старика в парке, когда по вечерам гулял с собакой. Он всегда сидел на одной и той же скамейке в самой глубине аллеи и, казалось, ждал кого-то. Всё в его фигуре выдавало нетерпение, свойственное старикам в моменты особого волнения. Он то и дело поглядывал на часы, подслеповато щурясь сквозь очки в толстой роговой оправе. Поправлял туго затянутый под самую шею галстук, отряхивал старые, но тщательно отутюженные штанины. Шляпу он мял в руках, то и дело поправляя узловатыми пальцами седые волосы. Было видно, как его волнение нарастало с приближением сумерек.

Мне нравилось наблюдать за стариком и фантазировать. Интересно, кого он может здесь так долго поджидать каждый день? Я делал большой круг по парку, играл с Джеком на лужайке, бросал ему то палку, то мячик. Так проходило не менее часа. Но, когда мы, набегавшись, возвращались по аллее, старик по-прежнему сидел на своей скамейке и всё так же ждал кого-то.

«Может быть, он встречается здесь с другом, который имеет привычку опаздывать? – размышлял я, внимательно рассматривая странную фигуру. – Или он дожидается внука из школы, а тот не спешит на встречу, заигравшись с друзьями?» Чем чаще я видел этого загадочного старика, тем больше мне хотелось узнать, кого с такой настойчивостью он дожидается. Но я не мог дольше задерживаться в парке по вечерам, нужно было возвращаться домой к ужину.

А потом наступили страшные времена. Смертельный вирус стремительно охватил всю землю, погибло много людей и ужас поселился в наших душах. Во время карантина наш любимый парк закрыли. Мы с Джеком выходили совсем ненадолго и быстро пробегали мимо, грустно глядя на пустынные аллеи и одинокие лавочки. В такие минуты я часто думал о том старике – как он, жив ли? Так пролетели месяцы карантина.

Но эта история не о том, как тяжело они дались всем нам. Ведь всё когда-то кончается. Кончилось и наше заточение. Как только открыли парк, мы с Джеком возобновили ежевечерние прогулки. Осень вступала в свои права, разноцветные листья весело кружили над мостовой, а солнышко пригревало ещё совсем по-летнему. В один из таких вечеров я вновь увидел старика на скамейке и, наконец, узнал его тайну…

Старик сидел на привычном месте. Он был всё так же парадно одет, поверх костюма на нём был старательно выглаженный серый плащ, а рядом на лавочке лежал большой старомодный зонт. Он заметно похудел, был бледен, но по-прежнему гладко выбрит и аккуратно причёсан. Однако, фигура его немного обмякла и уже не выглядела такой напряжённой.

Ещё издали мне показалось, что старик с кем-то разговаривает. При этом он периодически взмахивал шляпой, как будто что-то рассказывал невидимому собеседнику. Я решил подойти поближе и замедлил шаг.

– А помнишь, – говорил старик хрипловатым голосом, – как мы первый раз с тобой танцевали? На площадке дома культуры, помнишь? Ты стояла с подружками в сторонке, стеснялась. Но я сразу тебя заприметил. У тебя было ярко-голубое платье и лента в косе, тоже голубая. И глаза такие же ясно-голубые, но печальные. Я тогда решил, что непременно должен тебя пригласить. А ведь мне и самому было боязно. Смешно, верно?

С этими словами старик посмотрел на скамейку возле себя и тихо засмеялся. На какой-то миг я решил, что бедняга говорит сам с собой. Но, взглянув ещё раз, я вдруг заметил странную вещь. На земле возле скамейки было две тени. Одна принадлежала самому старику, а вот вторая, рядом, по очертаниям походила… на женскую фигуру! Я остановился в оцепенении, пытаясь понять, как такое возможно.

Старик не обращал на меня никакого внимания, продолжая беседу. Иногда он замолкал, будто прислушиваясь к ответу. Кивал, словно соглашаясь, прикрывал глаза и счастливо улыбался. Это совершенно не походило на бормотание старого безумца. Это не был поток одиноких воспоминаний. Это был настоящий разговор, только я не мог услышать, что отвечала невидимая собеседница. Вероятно, её слова предназначались ему одному. Женская тень немного колыхалась в лучах заходящего солнца, временами склоняясь к тени старика, отчего казалась до мурашек реальной.

Я не стал подходить ближе, боясь разрушить волшебство. Мне не хотелось искать разгадку этого удивительного оптического эффекта. Вероятно, это лучи заходящего солнца и ветви соседнего дерева играли с моим воображением. Но мне было приятнее думать, что каждый вечер старик не зря с волнением готовится к встрече на скамейке. К свиданию с прошлым, которого не вернуть. Возможно, что именно ожидание этой встречи помогло ему пережить страшноевремя пандемии. И эта вера в чудо даёт ему силы жить дальше.

Любовь Мартынова

@l.mart.33

Яндекс Дзен: Эл Март

Нулевой пациент

Солнечный луч коснулся щеки Адама Тэйлора теплой ладонью. Мужчина открыл глаза и сладко потянулся: впереди ждал интересный рабочий день. Настроение моментально поднялось, словно взлетающий в небо шарик, наполненный гелием. Адам принял душ, плотно позавтракал и, прихватив необходимую аппаратуру, выдвинулся на работу. Самое громоздкое оборудование он предусмотрительно перевез на место заранее и сегодня отправлялся налегке. Мягкий ветерок приятно холодил кожу, и Адам наслаждался ощущением свежести. Скоро солнце заявит свои права на доступные его взгляду территории и заставит людей изнывать от летнего зноя. Купив бутылочку охлажденной воды, Адам направился к ближайшей станции метро. Он договорился встретиться здесь с приятелем, вместе с которым трудился в составе международной группы ученых геологов-палеонтологов. Сэм Тёрнер немного запаздывал. Стрелки на часах отстукивали звонкие такты, пока Адам взглядом искал приятеля среди прохожих: тот появился лишь за пять минут до отправления. Его взъерошенные волосы, покрасневшие глаза и слегка обезумевший взгляд удивили Адама.

– С тобой всё в порядке? – поинтересовался он у Сэма, продвигаясь ко входу в метро.

– Не в порядке! – схватив за руку Адама, ответил парень. – У меня было видение! Сон! Короче, не знаю, что это было!

В ответ на возглас Сэма лицо Адама скривилось от недоверия.

– Адам, я не сумасшедший! – продолжил Сэм. – Мы должны вернуть обратно всё, что тронули. Мы вскрываем ящик Пандоры! Этого нельзя допустить!

– Сэм, успокойся! Это просто стресс. Перелёт, другая страна, жара… Всё нормально! – Адам похлопал приятеля по плечу, притормозив вслед за столпившимися впереди людьми. – Сейчас вновь прибудем на место, ты удостоверишься, что ничего страшного там не нашли, и успокоишься!

Станция метро, к которой они подошли, была закрытого типа, и ее посадочную платформу окружал барьер в виде автоматических дверей. Как только они открылись, пассажиры потоком потекли к распахнутым недрам вагонов.

Выйдя из метро, мужчины направились к поджидавшему их автобусу, следующему к месту раскопок. По пути к ним присоединилась группа ученых, и к пункту назначения прибыли уже галдящей, веселой компанией. Сэм притих и старался держаться в стороне от искрящих весельем людей. Позже Адам потерял его из вида и встретился с приятелем только перед отправкой домой.

Весь день Адам провел на ногах, изнывая от жары и фиксируя на камеру всё происходящее на раскопках. А ведь его могло здесь и не быть, если бы не протекция Сэма, с которым Адам сотрудничал уже несколько лет. Мужчины познакомились в Штатах на конференции, посвященной палеонтологии – Адам выступал там с презентацией. И вот теперь они в Китае, в провинции Хубэй, неподалеку от города Ухань в составе международной группы ученых исследуют окаменелости одних из самых древних билатерий. Как объяснили биологи, это один из видов многоклеточных животных, отличающихся двусторонней симметрией и системой органов. О, как! Адам специально выучил наизусть эту формулировку, чтобы потом рассказывать друзьям о великом чуде, свидетелем которого он стал. Находку отнесли к Эдиакарскому периоду, а он, на секундочку, был почти 600 миллионов лет назад! Сама мысль об этом приводила Адама в трепет. Быть причастным к истории, что может быть лучше?!

А ведь ничего этого бы не случилось, если бы уханьские власти не задумали открыть новые производства на неосвоенных землях. Перед земляными работами решено было провести изыскания, в результате которых выяснились интересные факты. Во-первых, на месте предполагаемых работ под толщей земли находилась крупная гробница, предположительно представителя власти известной китайской династии, судя по найденным на месте захоронения артефактам. А во-вторых, что самое удивительное, – во время раскопок обнаружились пласты с находившимися в них древнейшими билатериями. И сейчас Адам, склонившись над одним из них, производил макросъемку его отдельных фрагментов. В левой части пласта виднелось образование, формой напоминавшее сплюснутую сферу. Адам приблизил камеру, чтобы сделать снимок, но случайно задел объективом краешек образования, от чего выпуклость лопнула, подняв небольшое облачко пыли с поверхности и выпуская наружу затхлый запах истории. Из плотной слизистой оболочки, что находилась внутри, вытекла мутная темная жидкость.

Сердце Адама сжалось в комок от страха. «Как можно быть таким неосторожным?! Вдруг это что-то, несущее историческую ценность, а он своей неуклюжестью всё испортил? А что, если его теперь отстранят?» – оглядываясь по сторонам, он пытался угадать, не видел ли кто произошедшего. Но все занимались своими делами, и на Адама никто не смотрел. Буквально через двадцать минут от жидкости не осталось и следа, её высушило палящее солнце. К счастью, остаток дня прошел без происшествий. Отсняв необходимые материалы, Адам собрал цифровые носители и направился к автобусу, доставлявшему персонал в город. Сэм стоял возле двери и нервно курил.

– Ты как? – поинтересовался Адам. – Получше?

– Угу, – кивнул Сэм и, отбросив окурок, забрался в автобус.

День был тяжелым, и Адам жутко устал, поэтому не стал приставать к другу с расспросами, и, откинувшись на мягкое сиденье, задремал. По прибытии в город распрощавшись с Сэмом и коллегами, он отправился прикупить что-нибудь на ужин, благо местный рынок работал допоздна.

Улыбчивые продавцы выскакивали из-за прилавков, и, хватая Адама за руку, предлагали попробовать заморские деликатесы. Прошмыгнув между рядов с экзотической пищей – летучими мышами, змеями и насекомыми, мужчина направился к отделу с морепродуктами. Затарившись креветками, овощами и пирожками из риса с начинкой, он поспешил на съемную квартиру.

На следующее утро Адам проспал, впервые в жизни не услышав настойчивого звона будильника. Причиной пробуждения стал резкий, режущий спазм в животе, скрутивший внутренности. Мужчина открыл глаза, вскочил с кровати и помчался в туалет. Не успел Адам вернуться в спальню, как его скрутил новый спазм, просверливая живот изнутри. Между следующими двумя приступами он успел проглотить горсть противодиарейных таблеток и схватить телефон – предупредить Сэма, что задержится. Но, набрав номер друга, услышал в ответ только протяжные, тревожные гудки. «И где его носит?» – пробормотал он и снова помчался в клозет. Этот и следующий день Адам промучился животом, поэтому о выходе на работу не могло быть и речи.

На третий день ему полегчало. Живот уже не сжимало болевыми пружинами, видимо, сказывалось накопительное действие таблеток. Сэм по-прежнему не отвечал. Выйдя на улицу, Адам передумал ловить такси и в целях экономии отправился к метро. В этот день здесь было особенно многолюдно. Создавалось впечатление, что треть жителей многомиллионного Уханя выбрались из своих квартир и ринулись в подземку в поисках укрытия от нестерпимой жары. Воспользоваться такси Адаму все же пришлось, так как автобус, обычно довозивший группу к раскопу, уже ушёл. Добравшись до места, Адам поспешил к палатке с оборудованием. Солнце пекло беспощадно, выжимая из людишек липкий, солёный пот. Вокруг царила дёрганая суета, но Сэма нигде не было. Адам подошел к одному из палеонтологов – Ричарду Пирсу, чтобы узнать, не видел ли тот его приятеля Сэма. Ричард отвёл взгляд и сообщил, что мистера Тёрнера арестовали. Адам в ступоре смотрел на ученого и не мог поверить услышанному, а очнувшись, начал засыпать Ричарда уточняющими вопросами. Оказалось, что два дня назад ночью Сэм заявился к раскопу и пытался уничтожить изъятые из земли материалы. Большую часть находок спасло только то, что все они уже были тщательно упакованы и готовы к транспортировке в лабораторию для дальнейшего изучения. Адам уточнил, где держат Сэма, попросил Ричарда перевезти собранное им оборудование в лабораторию вместе с остальным грузом и отправился в полицейский участок. Сэма он увидел съежившимся в углу душной, темной камеры. Полицейский, плохо понимавший по-английски, сжалился над Адамом и разрешил ему пятиминутное свидание с другом.

Заметив посетителя, Сэм вскочил, подбежал к решетке и, вцепившись в металлические прутья побелевшими пальцами, зашептал:

– Адам! Я хотел всё исправить! Я приехал туда ночью, хотел всё разрушить, чтобы предотвратить страшное, но не смог! И не потому, что меня остановили! Просто уже поздно! Всё! Адам, всё! Это конец! – глаза Сэма лихорадочно блестели. – Я видел это! Мы выпустили первого всадника апокалипсиса! Эта чума сожрет планету!

Адам с недоумением смотрел на друга – и когда только Сэм успел съехать с катушек?

– Дружище, стоп! Что ты несёшь? – пресек он бормотания Сэма. – Всадники, апокалипсисы, ящики Пандоры! С каких пор тебя понесло в религию и мистику? Ты же всю жизнь тесно связан с наукой! Это всё жара, она сводит тебя с ума. Здесь в Китае просто трудно дышать, – резюмировал Адам, подтверждая свои слова сухим, надрывным кашлем. И ободряющим тоном добавил: – Тебе нужно свалить отсюда, и всё сразу наладится!

Сэм грустно улыбнулся другу и ответил:

– Я знаю, что я прав! Весь мир содрогнётся от этой заразы. Знаешь, у русских есть такая пословица, что они долго запрягают, но быстро едут. С этой чумой будет так же!

– Я пойду, что-то мне нехорошо, – сказал Адам.

Дышать становилось всё сложнее, словно кто-то сковал легкие металлическим обручем.

– Увидимся, Сэм, – бросил ученый и с тяжелым сердцем направился к выходу.

– Время покажет, Адам, время покажет, – донеслись до него прощальные слова Сэма.

Эта фраза еще долго вертелась в голове у Адама, устраиваясь поудобнее в мозговых подкорках. И по дороге из участка домой, и в последующие трое суток, проведенные в бреду высокой температуры, и при госпитализации в уханьскую клинику с подозрением на пневмонию, где, лежа на кровати и глядя в потолок, он вспоминал мутную жижицу, выбравшуюся из лопнувшего пузыря.

На грани

Я с детства любила песни "The Beatles". Наверное, потому что их слушала мама, и это одно из немногих воспоминаний о ней. Вот и сейчас в голове крутится зажигательный "Twist and shout". Хотя ситуация, честно признаться, хуже некуда.

Всё началось в 2020-м с эпидемии коронавируса. Из Китая зараза расползлась по всему миру за считанные недели. Вслед за первой волной последовала вторая, более мощная. Люди, не выдержав такого напряжения, нарушали самозаточение и беспокойными массами вытекали на улицу, чем провоцировали еще больший рост числа инфицированных. Последовавшие за этим жесткие меры со стороны властей, а также вакцинирование и чипирование спровоцировали резкий взрыв преступности. Ленты соцсетей разбухали от нахлынувших роликов разбоев, мародерства, насилия и убийств. Жестокость стала чем-то обыденным, но не это было самым страшным. В процессе распространения вирус мутировал, что значительно усложнило борьбу с ним. Количество заражённых росло каждую секунду. Смертность достигла невероятных размеров. Человечество оказалось на грани вымирания. Объединившееся правительство крупнейших государств приняло решение покинуть Землю и попытаться спасти остатки цивилизации.

Мне повезло. За несколько лет до этих событий я была зачислена в школу-интернат для одаренных детей. Здесь же находились университет и засекреченный научно-исследовательский институт, где после окончания учебы я и работала вместе с именитыми физиками и математиками. Ввиду изолированности нашей территории, инфицированных среди нас не было. Наши коллеги экстренно разрабатывали планы спасения, поэтому все сотрудники НИИ были в курсе предстоящей спасательной операции. Так мы оказались на одном из «Космических ковчегов». Но, несмотря на стремительно сокращающуюся численность населения, спасательных мест на всех не хватило. Те, кто находились наверху «пищевой цепочки», выкупили себе дополнительные места, не оставив шансов простым смертным. Позже я часто задавалась вопросами «Чем эти люди могут помочь человечеству?», «Почему вместо умных, опытных специалистов спасают разжиревшие, эгоистичные туши толстосумов?» Но ответа на них у меня не было.

До выхода в открытый космос и определения маршрута следования кораблей нас поместили в капсулы гиперсна. После пробуждения нам предстояло просчитывать варианты выживания человечества. Возвращаться на Землю было нельзя, ведь поверхность планеты была обработана сильнейшим химикатом, распыленным с ковчегов и призванным погасить все возможные очаги вируса. Препарат не прошел проверку опытным путем из-за элементарного отсутствия времени. В итоге эта отрава начала уничтожать все живое на планете. Период распада вещества составлял двести пятьдесят лет. Два с половиной века человечеству был заказан путь на Землю. Тех, кого не добили вирусы, прикончили учёные… Что произойдет с планетой дальше, предсказывать никто не решался… Но обо всем об этом мы узнали уже после пробуждения, поэтому изменить ход истории были уже не в силах.

По распределению я попала в команду разведывательной группы. Нам предстояло проверить гипотезу о существовании пригодной для жизни планеты. Я была рада покинуть главный корабль: паника и психоз, царившие на борту, сильно действовали на нервы. Несколько месяцев мы летели по заданной траектории, но теперь, слыша грохот взрывов за переборкой, я осознаю, что наша миссия не увенчалась успехом. Преодолев столько миль космического пространства, практически достигнув цели, наш корабль терпит крушение. Астероид, пробивший обшивку нашего корабля, в один момент уничтожил надежду на спасение и всех членов нашего экипажа.

Я находилась в соседнем отсеке, это и спасло мне жизнь. Точнее, отсрочило смерть. Судя по приборам, запас кислорода стремительно тает. Поврежден генератор. Отправляю сигнал SOS. Хотя, есть ли смысл?! Автоматизированная система оповещения уже должна была сообщить о бедствии. Но помочь мне уже не успеют. Противная сирена, надрываясь, бьет по перепонкам. «Умирать, так с музыкой!» – пытаюсь не унывать я. Правда, произведение звучит довольно специфическое… Лампы, вторя сирене, мигают кроваво-красным. «О, и светомузыка подоспела!» – криво улыбаюсь своим мыслям.

Датчики на приборной панели закружились перед глазами в весёлом твисте. Неожиданно приходит радиосигнал. «Не может этого быть!» – не верю я, и тут же с радостью добавляю: «Это Земля, и там есть выжившие!!!». Краем глаза в иллюминаторе замечаю какое-то движение. По ту сторону обшивки, в открытом космосе, подмигивая мне отсветом вспышек, красуется спасательная капсула. Похоже, ее отбросило взрывом! Это мой шанс на спасение. Единственный шанс! Из последних сил втискиваюсь в жерло скафандра. Руки дрожат, не слушаются, сказывается недостаток кислорода. Надеваю шлем. Вдох, выдох. О, Боже, как же сладко дышать! Открываю люк. Космос, привет! Толчок. Плавно дрейфую. Только бы зацепиться… Рука обхватывает заматеревший, несгибаемый металл. Я внутри! Вбиваю спасительные координаты. Кажется, это Урал… Земля! Я лечу к тебе!

От переизбытка эмоций чувствую, как меня засасывает в пучину обморока. Угасающим сознанием вспоминаю любимую песню и тихонько шепчу:

Well, shake it up, baby, now,

Twist and shout

Come on, come on, come on, baby, now

Come on and work it on out…

Письмо бабушке

Здравствуй, бабушка!

Давно тебя не видел и решил написать тебе письмо, все равно нечем заняться. С конца марта у нас всё очень изменилось. Раньше мы просто жили с папой, мамой и котом в одной квартире и встречались дома вечером за ужином провести перекличку. Но с наступлением какого-то карантина все как с ума посходили. Я сначала подумал, что к нам приедет Тарантино, поэтому кругом началась такая суета – все бегали с тележками, закупались продуктами, наверное, ждали в гости великого режиссера. Но потом папа объяснил мне, что Тарантино ни при чем, а это всё из-за вируса КАКВИДА-19. Видимо, до этого уже было 18 видов, но мы не заметили.

По телевизору выступил президент и сказал всем изолироваться. Сначала я подумал, что мы все будем рисовать. Я обрадовался, так как ИЗО очень люблю. Но по хмурому папиному лицу понял, что с рисунками это никак не связано. Потом я решил, что изоляция – это что-то про преступников, так как их держат в изоляторе – камера такая, я в кино видел. Папа сказал, что я почти угадал. Раз всех загнали по домам, то теперь наш дом – тюрьма, и тогда всё стало понятным. Неясно только, за что нас посадили…

В самом начале мы, как и все, побежали закупаться гречкой и начали усиленно ее есть. Через неделю гречневой диеты папа не выдержал и заговорил стихами: «Параша – эта ваша каша». Мама стихи не оценила и, по-моему, обиделась, но кашу варить перестала. Зато мы попробовали гречневые блины, котлеты и даже торт.

Еще всем сказали, что из камеры, как папа стал называть нашу квартиру, можно выходить только в магазин и выкинуть мусор, но обязательно надо носить маску. Мама решила в магазин послать папу, так как ходить должен тот, кого не жалко. Я напросился с ним, потому что сидеть всё время дома было скучно, но папа сказал, что без маски нельзя. Я обрадовался, так как она у меня была. Но оказалось, что в маске Человека-паука в магазин не пускают – от вирусов она не спасает. Хотя я думал, так заразе будет страшнее.

Потом папа принес из гаража спирт, чтобы убивать микробы. Нам брызгал на руки, а себе в глаза заливал, – ну, так мама сказала, хотя, может, я что-то не так понял. После этого папа стал ходить весёлым и вирусов уже не боялся. Но вскоре ему позвонили и сказали, что он будет работать у Алёнки. Папа погрустнел, но никуда не уехал, а сделал себе кабинет дома. Ну и правильно, потому как мама бы не обрадовалась, если б папа уехал к незнакомой женщине. Вдруг она заразная? Да и вообще, на домашней работе можно надевать только пиджак, так гораздо удобнее. Папа закрывался в спальне и работал, а потом звонил оттуда маме и говорил, что будет дома поздно, так как на работе завал. Мама смеялась.

Сначала я много смотрел телевизор, но мультики скоро надоели. Я стал чаще выглядывать в окно и заметил, что на улицах появились люди, запакованные в защитные целлофановые одежды. Я как-то раньше видел такую же смешную тётю, только вместо шапочки у нее на голове был пакет. Она ходила по улицам и мило улыбалась, только все почему-то называли ее сумасшедшей. А она просто передала эстафету, сейчас это называется флэшмоб, опередила время, так сказать…

А наши соседи по лестничной клетке решили пригласить домой батюшку, чтобы очистить дом от всякой заразы, – я в глазок подглядывал. Батюшка к ним заходить не стал, а побрызгал в них от лифта из водяного пистолета и уехал. Думаю, дал им понять, что зараза к заразе не липнет. Эх, жалко, что я не батюшка, я бы и сам с пистолетиком побегал, но нельзя… изоляция…

А еще через месяц карантина мы вообще все как-то раздулись, словно твое тесто, – ты бы обрадовалась, если бы увидела. И все сильно изменились. Папе даже маска стала мала, слетает с ушей. А у мамы вот отклеились ресницы и пропали брови. А еще оказалось, что она не блондинка. Мы поначалу даже перестали ее узнавать, но сейчас уже привыкли.

Я бы тебе еще много чего написать о нашей жизни в изоляции, но заканчивается листочек. В следующий раз напишу.

Целую, твой внучок Сережа.

Ангелина Лисицкая

@papin_avtoportret

papinavtoportret@gmail.com

т.Т.

03.20.2020. 08:00 a.m. Офис крупного русскоязычного издательства на Madison Avenue, New York, NY

Она всегда приходила в офис раньше всех, любила уединиться с рукописями. Коллеги за спиной шептались, что это из-за несостоятельности в личной жизни. Сама же Ася улыбалась им широкой, перенятой у американцев улыбкой. Именно она была лучшим литературным агентом на протяжении последних лет шести. Не они. Точка.

– Анастасия Витольдовна, тут о-о-очень симпатичный курьер. Принёс пакет для вас, с пометкой «Лично в руки. Незамедлительно! т.Т.». Принимать?

Ася нервно дёрнула кончиком чёрной атласной туфельки. Ни дать ни взять очередной «шедевр»… Сколько причудливых (а порой и экстремальных) попыток начинающих писак привлечь её внимание было за десятилетний издательский стаж. Подкуп, соблазнение, угрозы, преследования, слезливые истории, – обрастаешь бронёй, дай Боже! Зато и интуиция прокачалась до high level, принеся Асе миллионные контракты вкупе с множеством статусных наград.

– Да. Распишись и сразу на стол. Но ПОСЛЕ меня ни для кого нет до 12:00, поняла?

– Хорошо, Анастасия Витольдовна. Код «Гори всё огнём» принят! – хихикнув голосом приходившей к девяти практикантки Оленьки, телефонный аппарат издал тихий щелчок обрываемого на том конце сеанса связи.

Через четыре часа предстояли важные переговоры. Ася встречалась с автором, чьей книге пророчили статус открытия года, плюс за ним охотилось еще несколько именитых агентов. Нужно было успеть внести пару штрихов в презентацию.

Однако та самая интуиция рьяно тянула заглянуть в пакет от «т.Т.»

Почему первая «т» маленькая? Автор – «товарищ» старой коммунистической закалки? Или какой-нибудь чудак, решивший написать от морды лица своего дражайшего терьера Трупера? Точным движением канцелярского ножа Ася вскрыла конверт.

Очнулась она ближе к одиннадцати. Застывший взгляд был прикован к незаконченному роману в руках. Сюжет вполне трафаретный: за ничего не подозревающей дамочкой средних лет, словно за бабочкой в банке, ведёт наблюдение педантичный незнакомец. Но вот героиня… Главная героиня, будто списана с самой Аси, один в один. Нет, не так. Это она и была! Что за чертовщина?!

По телу пробежала судорога леденящего ужаса. Автор рукописи в тончайших деталях знал потаённые стороны её личной и профессиональной жизни.

– Оля!

– Да, Анастасия Витольдовна?

– Как выглядел курьер?

– Какой курьер?

– «О-о-очень симпатичный», – Ася передразнила интонацию несообразительной помощницы. – Тот, что принёс два часа назад пакет на моё имя.

– Ах, этот! – смущенно пролепетала Оленька. – Мммм, высокий голубоглазый брюнет, атлетического телосложения, фирмы «FlashEx». Вызвать его?

– Не надо. Свяжись с «FlashEx», выясни данные отправителя. Все, что только можно.

Ася откинулась на спинку кресла. «Соберись, детка, соберись! Кто может столько про тебя знать? Грехи школьных времен известны одной только Катьке, подруге детства. Может, растрепала кому по прошествии лет или под градусом? Уж больно общительной она стала после развода с мужем-ревнивцем».

В университете Ася особо ни с кем не водилась: пыталась тянуть учёбу и зарабатывать на жизнь, хваталась за любую практику по специальности.

Замуж так и не вышла, детей не родила. Закадычных подруг со времен Катьки не завела. Даже кошкой или кактусом дома не пахло! Зато каждый книжный проект был полноценным детищем с бессонными ночами, маленькими бедками и авторскими капризами.

«Тем более всё это кажется вопиюще странным, даже неправдоподобным.

А про игры не по правилам ради заполучения перспективных авторов и любовные эксперименты? Ну, это знаете ли… Это точно должен быть какой-то маньяк и спецагент в одном лице, чтобы владеть такими подробностями, плюс знать все мои контакты, да ещё будто бы устроить каждому из них допрос с пристрастием».

– Анастасия Витольдовна, фиаско! – ожил телефон плаксивым голосом Оленьки. – Оплачено наличными. В графе «Отправитель» указано «До востребования».

– Адрес отделения, в котором приняли этот пакет?

– Прямо на углу Flatiron Building.

Внутри у Аси неприятно ойкнуло:

«Всего через квартал от моей квартиры. Ещё и издевается таким образом!»

Она схватила пиджак, смахнула со стола в пасть сумочки зеркальце, мобильный телефон и выскочила из кабинета.

– Передай Трегубову, что переговоры его.

– Но, Анастасия Витольдовна, Пал Андреич…

– Без меня!

Всю дорогу до отделения она пыталась понять, как кому-то удалось собрать воедино всю её жизнь с потаёнными закоулками.

Но больше всего Асю пугало то, что таинственный автор, точнее, незнакомец из рукописи, явно планировал убить героиню. А сам роман – был всего лишь смакованием предстоящего момента расправы.

Ещё это имя – Тася. Так её называла только бабушка, да та самая Катька, с которой они общались последний раз на встрече выпускников одиннадцать лет назад. Переехав в Нью-Йорк, Ася удалила из своей жизни пресловутую «Т», словно желая таким образом избавиться от пережитков захолустного детства.

– Простите, мисс, но у вас должно быть официальное распоряжение соответствующих инстанций, чтобы мы могли предоставить вам запись видеокамер.

Менеджер и руководитель отделения курьерской службы оказались принципиальными остолопами. Камон, ребят, и даже за приличное вознаграждение? Ведь благодаря регистрации каждого отправления и они, и Ася ровно до минуты знали, какой кусочек плёнки посмотреть, не нарушив больше ни чьи права. Но нет же!

– Можно ещё раз ваши документы, мисс? – вдруг прогундосил менеджер. – Анастасия Витольдовна Миллер, вам пакет.

На увесистом прямоугольнике из крафтовой бумаги филигранно, от руки было выведено: «Лично в руки! т.Т.»

Ася не помнила, как оказалась дома. Как разулась и вскрыла пакет. Вторая часть романа из напечатанного текста словно превратилась в биографический кинохоррор.

Внезапно воздух в квартире стал похож на тягучий кисель. Ася выронила рукопись. Из зеркала на противоположной стене холостяцкой квартиры на неё с вожделением смерти смотрела пара серых глаз.

– Ну что, детка, пришло время выбрать финал.

Последняя страница рукописи колыхнулась, обнажив подпись автора: «твоя Тася».

* * *

Тело Анастасии Витольдовны Миллер обнаружили не сразу.

Из офиса она ушла под выходные. 23-го марта объявили строгий карантин, – издательство судорожно перестраивалось на режим работы home-office. Соседи сверху ещё неделю назад умотали в Новую Зеландию, да так и застряли там из-за отмены рейсов.

Лишь миссис Голсуорсис из квартиры снизу, поглощающая детективы как семечки, 24-го вызвала службу спасения: что-то долго не было слышно цокота каблуков над головой, а дамочка сверху вот уже несколько лет исправно ночевала дома.

– Сама! – заключила бдительная старушенция, заглянув в квартиру следом за полицейским. – Посмотрите на положение рук.

Где живёт душа

Гриша был парнем городским. И по образу жизни, и по состоянию души. Вот только имя своё страсть как не любил: уж больно деревней, да Шолоховским «Тихим Доном» попахивало.

– Ничего-ничего! – возвращаясь под утро с очередных танцулек, обещал себе Гриша. – Закончу одиннадцатый и укачу в столицу. Может быть, даже имя сменю. Тогда жизнь вообще завертится!

Вот только после школы Григория сразу забрали в армию (столичную жизнь пришлось отложить на целый год). Мать сына «не дождалась». Выскочила замуж и даже родить успела.

Вернулся Гриша уже в новую семью. Отношения с отчимом совсем не заладились. Да Гриша и не пытался их выстраивать – затаил обиду на маму, чувствовал себя ненужным.

«Пересижу малец у деда, пока из-за этой «коронки» совсем нас не прикрыли, а там и видно будет!»

– От счастья не опухните! – только и кинул Григорий в захлопывающуюся за собой дверь.

Дед Митрич жил в четырехстах километрах от города. Гордость села. Да что там! Всего колхоза (то бишь сельскохозяйственного кооператива, на нынешний лад). Тракторист. Передовик труда, чья фотография лет тридцать не снималась с доски почёта.

Гриша помнил из детства, как тяжело ему давалась деревенская жизнь. Спать все ложились с курями, вставали с петухами. Ванны не было, чтобы нормально помыться. Лишь баня два раза в неделю, а в остальное время тазик да речка. Единственной радостью только и было – посидеть за рулём дедушкиного трактора. Принесет Григорий деду Мите платочек с едой, приготовленный бабушкой, и пока тот трапезничает, заберётся в душную кабину и давай изображать звуки трактора, руками по рулю водить (будто на самом деле едет). Куда уж шестилетке по-настоящему управиться с такой махиной?! Силёнок маловато, ноги до педалей не достают.

– Тунеядца в своем доме не потерплю! – с порога заявил Митрич объявившемуся внуку. – Карантин – не карантин, а посевные никто не отменял. Пойдёшь в мою бригаду. С лучшим трактористом Петром тебя посажу. Он парень хороший, толковый. С недельку с ним покатаешься, научишься самому необходимому.

– Неужто есть кто-то лучше тебя, дед? – широко улыбнулся Григорий.

– А то! – Митрич прищурился с хитрицой. – Ваше поколение должно превзойти нас. За то и стоим!

Однако Пётр новоявленному помощничку был не рад: план надо выполнять, а тут такая обуза. Да к тому ж Евдокия, за которой он уже два месяца ухаживал, на свиданках стала больно много говорить о приезжем. Но деваться некуда: дед Митя – начальство и уважаемый во всем кооперативе человек.

Как и постановил Митрич, провозился Пётр с городским целую неделю. Показывал все, что знает, умеет. Разжевывал, по полочкам. Но и лёгкой жизни ему не давал (проучить городского пижона хотел): то лишний раз на стан за водой питьевой пошлёт, то смену рабочую на два часа больше поставит. Но всё же видел, что из парня толк выйдет. Поэтому особо не серчал.

Сам же дед ежеутренне перед выходом в поле ввинчивал в голову внука:

– Трактор, он только с виду такая громадина. А душа у него, как и у любой техники, тонкая. Её чувствовать надо.

На восьмой день доверили Григорию собственный трактор и дальнюю пашню (решили сразу «боем» крестить). За полдня вымотался Гришка. Одному было уже не так просто и весело рулить в раскаленной от солнца кабине. С огромной радостью поспешил он на полевой стан за обедом. Хотел с дедом поделиться первыми успехами.

– Не было Митрича ещё! – бойко отрапортовала повариха Маруся.

– Как не было? – всполошились мужики за столом. – Митрич всегда первым обедает и возвращается в поле.

– Да не было ж, говорю! Что я, ума или глаз лишилась? Уж заметила бы, если б приходил! – обиделась стряпуха.

Телефон Митрича не отвечал.

– Небывалое это. Верно, случилось что. Ну-ка, парни, по кОням! – скомандовал Пётр. – Надо прочесать всю округу. А ты, Марусь, бросай кастрюли, дуй в деревню. Может, поплохело ему, и дома он. Если нет, беги к врачу и участковому. Ногами вернее будет. С этим карантином связь совсем не к лешему стала.

Трактористы, комбайнеры, техники, водители грузовиков побросали недоеденный обед, только хлеба с собой прихватили. Завели неостывшие машины, отправились на поиски.

Григорий направил свой трактор прямиком на дальнее поле, к самой его границе. Знал, что дед в первый рабочий день внука захочет проверить, что и как, наведаться до, а потом ещё и после работы. Натура такая, ничего не поделаешь.

По границе поля того неслась неглубокая, но широковатая речка. Даже летом вода в ней не прогревалась, оставалась холодной.

Григория будто что-то потянуло к реке, к тому месту, где она образует излучину.

– Что это? Неужто опоздал?! – посреди водного потока возвышалась половина кабины трактора Митрича. – Дед, держись! Я сейчас!

Гриша ринулся искать подмогу. Знал, что самому ему трактор не вытащить. А попытается добраться вплавь – и трактор потопит, и вместе с дедом ко дну пойдут.

Телефон в этой точке не ловил. Григорий стал отчаянно сигналить, пытаясь привлечь внимание машин, которые могли оказаться поблизости. Но никого даже на горизонте видно не было.

– Я сейчас… Сейчас…

Тем утром дед вышел в смену раньше всех. Проверив Гришино и соседние поля, решил ещё проинспектировать пашни за рекой. Вот только речка весной этого года разлилась больше обычного, будто хотела смыть заразу с земли. Дно излучины изменилось, сместив в сторону привычный брод, и трактор Митрича угодил двумя колесами в глубокую вымоину. От резко хлынувшей холодной воды ноги у Митрича отнялись – всё-таки возраст давал о себе знать. Хорошо хоть сердце держалось! Дышать-то он мог (кабину затопило наполовину), но вот шевелиться особо боялся – трактор того гляди завалится на бок, и тогда Митрич точно утопнет.

– Я сейчас… – Гриша стал спускаться на тракторе в воду, пытаясь колёсами нащупать обновлённый брод. Вспомнил, как дед учил его чувствовать машину, постарался буквально срастись с ней.

Казалось, прошло много часов, прежде чем он сумел подобраться к трактору деда и аккуратно зацепить его тросом. И почему в такие моменты пять, десять, пятнадцать минут уподобляются изнуряющей вечности?

На берегу появились трактор Петра и другие машины.

«Услышали всё-таки! Спасены…» – выдохнул Григорий.

Мужики вместе вытащили железного «утопленника» из реки, аккуратно достали и укутали перемёрзшего Митрича всем, что было в кабинах, и на одном из грузовиков отправили к доктору.

– Жив! Главное – жив! – из груди Гриши вырвались рыдания облегчения. – Спасибо, братцы!

Остро прочувствовал он тогда душу деревни: только здесь тебя знает каждый, каждому ты нужен; здесь тебе придут на помощь, дружно, не мешкая, о выгоде личной не думая. А в городе (тем более в столице) ты пешка одинокая, никому не нужный лишний болт. Хотя, возможно, злополучный вирус хоть что-то поменяет.

– Отличное всё-таки у меня имя. Согласны, мужики? – Гриша утёр опухшее от слёз лицо и поехал вслед за дедом в больницу.

Виктория Павловская-Кравчук

@pavlovskaiakravchuk

vpavlovskayakravchuk@gmail.com

Сладость запертой клетки

Дороже свободы для нее ничего не было. Зорко следила за тем, чтобы никакие внешние силы не препятствовали осуществлению задуманного. И это задуманное рождалось и сыпалось из ее головы, как зерно из бункера комбайна в удачный год хлебороба.

В детстве – привести домой дворовых собак в двухкомнатную квартиру в чистом элитном доме для научных работников. И не пару, а штук шесть одновременно. Помыть их в ванной и отдать свой обед. Вернувшись с работы, родители, конечно, отправляли собак восвояси. Но она не унывала: весело подмигивала виляющим хвостикам, встречающим ее из музыкальной школы, и заговорщически тихо шептала, что завтра снова устроит пир.

В юности – влюбится в маленького, невзрачного женатого рабочего наперекор родителям. Зачем? Главное – разрушить все нормы приличия тихой интеллигентной семьи и свободно парить над бушующей толпой.

Начитавшись детективов, создала образ адвоката, как самого умного, благородного и, что самое важное, – свободного человека.

И стала использовать закон для спасения преступников. Делала это виртуозно и почти неправдоподобно. Клиенты ее, все, как один, уходили от возмездия. Пока однажды пришедшая на прием женщина не оказалась потерпевшей, тем самым разрушив границы созданной свободы. Нашей героине в одночасье опротивело защищать преступников.

Ответ на вопрос «Что делать, чтобы люди не совершали преступления?» однажды свалился с небес.

Так как в скорости реализации собственных проектов равных ей не было, адвокатура была заброшена, а во двор ее школы уже наперегонки бежала счастливая детвора.

Впереди был бескрайний океанский горизонт: чистый, безоблачный и предсказуемый. Все ладилось. Мелкие проблемы мгновенно и профессионально, как чародейка в сказке, заживляла сама. Она знала, что это неправильно – все самой организовывать и контролировать. Но уж очень сочными и яркими получались плоды.

Маленькая тучка, на которую она не обращала внимание, – это ее нескончаемое служение родителям, чужим детям и сотрудникам. Оно полностью поглощало ее сущность. Муж уже даже перестал делать попытки злиться. Собственные дети, так быстро ставшие выпускниками, подшучивали, что она всю себя раздарила школе. С этим не соглашалась и считала, что семья хочет упрятать ее в золотую клетку.

Жизнь крутилась по строго определенному маршруту: вскочить, умыться, собраться и лететь в школу. Мыслей о завтраке даже не возникало: бегом, бегом, главное – не опоздать. Не страшно, что сын – диабетик: в школе накормят лучше, чем дома. Зато поспит лишние пол часа. А в школе утренние встречи, маленькие разговорчики – нужно успеть обняться, поцеловаться и выслушать всех. О том, что кот съел-таки попугайчика. О новом открытии – на капоте машины иней есть, а на асфальте нет. В чем адаптивная роль плача? Потом уроки. Нужно проверить, все ли в хорошем настроении. Кухня. Лестницы, коридоры, цветы. Конкурсы, турниры. Странички в «Фейсбуке». Планы. Английский. Игры, кружки, прогулки, экскурсии. А после шести – приказы и сотни писем от контролирующих органов. И все архиважное и не терпящее отлагательств или других рук. И ничего, что о свободе оставалось только мечтать. Она дула губки, когда, возвращаясь глубокой ночью, семья упрекала, что они не помнят уже запаха ее еды.

Ей нравилась эта ее вездесущая нужность. Она испытывала огромное удовольствие от того, что мгновенно и незримо связывала тысячи узелочков своего волшебного узора шелкового ковра под названием «Школа». Этими нехитрыми действиями она сплачивала семьи, позволяла родителям ощущать вкус наслаждения успехами своих детей.

А то, что собственная семья, по мнению родных, довольствовалась остатками ее внимания, она считала сгущением красок: ее любви хватит на многих. Не чувствовала, что в поисках свободы давно создала себе клетку. Не замечала, что ежедневно служит людям, совершенно безразличным к ее проблемам, людям, которые круглосуточно терзают ее мозг, тело, сердце и воруют ее время. Родные любили ее, жалели и смотрели на все, как на забавы близкого человека.

Так продолжалось 17 лет.

Казалось, ничто не может изменить режим такой жизни: колесо начинало крутиться в 8 утра и не останавливаясь било спицами до глубокой ночи.

Однажды вечером к ней зашел папа старшеклассницы и сообщил, что в Китае страшный вирус. Город закрыт. Лекарств нет. И вообще, это мировая эпидемия.

Первые известия о коронавирусе сбили на взлете планы посетить Южную Корею, выиграть международный конкурс научных работ и похитили немалые деньги, потраченные на билеты и гостиницы.

Но ей казалось, что Китай очень далеко. И это все не коснется ее страны и школы.

Такой же свободолюбивый был и мэр ее города. Когда вся страна объявила карантин, он заявил, что чушь этот коронавирус!

Она тоже не собиралась закрывать школу.

Но через день власти приняли закон, по которому в случае нарушения карантинных мер возбуждается уголовное дело и назначается штраф в размере отдыха на Канарских островах.

Впервые в жизни пришлось повиноваться. Добровольно войти в золотую клетку и плотно закрыть за собой дверь.

Проснувшись утром, поняла, что тянущая боль подкралась незаметно и заполнила все пространство ее клетки. Этот вязкий дёготь опустился на плечи. По стенкам живота тоскливо ныло, наматывало на кулак жилы и тянуло этот узел вниз, засасывая куда-то вглубь Земли. Посмотрела на себя в зеркало: уголки губ и глаз повисли. Слёзы сами собирались и тоненькой струйкой стекали по щекам. Мозг становился тягучим и непослушным.

С трудом осознала, что у неё отняли самое ценное – свободу. А без нее она не может больше дышать. Она вообще ничего не может: даже планировать завтрашний день. Мир рухнул в одночасье.

Все, чем жила, стало запрещено.

Нужно было придумать, как выбраться из клетки. Но прежде смириться. Смириться с этой тюремной жизнью.

Для этого нужно забыть о свободе.

Нужно научиться жить одним днём.

Но мозг бил в набат и кричал, что она академик планирования. Без планов на ближайшие двести лет жизнь теряет всякий смысл.

Робкие попытки успокоить сознание были безуспешны.

В голове звучал рефрен: «Цель. План ее достижения. Награды на грудь за выполненный план. В этом ты вся. И что сейчас? Ни цели. Ни плана. Ни наград. Это конец. Это похороны твоей свободы».

Всхлипывая вполголоса, приняла решение просто делать то, что нужно. Анализируя вечером прошедший день, хвалила себя за все, что делала последние четыре года, даже за то, что выгнала в прошлом году матёрых старух, которые отравляли жизнь нежеланием меняться. Ругала себя за то, что не все дожала. Доделав дистанционную школу – сейчас бы смотрели сериалы и пили кофе.

В конце первой недели карантина увидела почки нового сознания: оказывается, можно строить планы только на один день. И от этого ощутила детский восторг – награды себе теперь тоже можно раздавать каждый вечер.

А ещё через неделю прилетела идея: чтобы помочь людям, можно всего на 20 минут собирать всех вместе и говорить о хорошем, поднимать настроение, снимать чужие страхи силой своего духа. Так можно спрятать собственную боль.

В конце третьей недели она поняла, что все дети смотрят на неё и ждут примера. Сотрудники нуждаются в смехе, одобрении, признании их героического труда и благодарности. Проверив закоулки мозга, поняла, что ее страх испарился. В ту же минуту осознала, зачем ей дано было столько сил, энергии и любви.

Ей захотелось снова стать СВЕТОМ.

Она уже это делала – кому-то освещала дорожку, кого-то поднимала с колен. Опускала заломленные в истерике руки, а многим утирала слезы. Она не раз выгоняла чужой страх. Этот жуткий страх неизвестности. Но теперь задумалась: стоит ли растрачивать собственную жизнь на освещение пути в обновленный мир чужим людям?

Душа отвечала молчанием.

Прошёл ещё месяц. Она, как робот, действовала по совершенно чуждому ей раньше плану – жить без планов.

Дни сменялись днями. Постепенно исчезла грань между выходными и буднями, а с ней и страх не выспаться. Она не ставила будильник, но почему–то глаза сами открывались с первыми лучами солнца. Медленно выходила на веранду и вдыхала ароматы весны. Узнала, что каждый день пахнет по-своему. Вначале земляной, бархатно-пыльцовый, подснежниковый запах манил в лес. Его сменял фиалково-абрикосово-вишнево-цветуший, садовый. Запах черемухи приносил с собой леденящий колючий северный ветер. Потом сирень подключала всю симфонию весеннего буйства, от которого кружилась голова. Оказалось, она жила в стоголосом хоре лесных птиц. Душ и стакан тёплой воды неожиданно превратились в лучших друзей. Она с любовью стала болтать по утрам с мужем и провожать его на работу. Потом, пока дети спали, напевала и готовила им завтрак. Будила их нежно, а дразнящие запахи уже прокладывали тропинку на кухню. Смотрела, как они выросли, и ей чудилось, что она только что вернулась к ним из операционной, где находилась долгие годы. Работе достаточно выделить только три часа в день, а потом забыть о ней и заниматься тем, чем хочется в данную минуту. Можно часами наблюдать, как раскрываются ладошки ростков перца, и умиляться, как выстреливают, словно солдатики, огурчики. Оказалось, что копаться руками в пушистойземле и высаживать туда все, что цветет и растет, – это удовольствие, которое можно позволить себе только в мае. Вспоминала, как бабушка говорила ей: «Июнь, хоть плюнь. Посадишь – ничего не вырастет». Поэтому торопилась разбить розарий. Болтала с детьми и читала книги. Помирилась с мамой и набаловалась уже своими, родными собаками. Накрывала детям стол к обеду и чувствовала себя снова настоящей мамой-квочкой. Опять прилипла к мужу. Перетрогала все его морщинки и пересчитала желтые крапинки его зеленых глаз. И время ощущалось таким огромным и безразмерным. Заметила, что нежное поглаживание животика, целование ручек и других частей тела – это все, что нужно женщине для неземного счастья. Пекла торты и жарила, парила и варила блюда, которые не готовила многие годы. Устраивала праздничные ужины со свечами и приглашала всю семью за стол.

Ее дом постепенно наполнился ванильно-творожной духом, смехом, теплом, счастьем и покоем.

А ещё через неделю она вдруг почувствовала необычайную сладость в этой запертой клетке. Оказывается, эта клетка не ее ограничивала. Она сохранила для нее весь мир, разрушив то, что столько лет высасывало ее душу.

А потом неожиданно открылось, что то, что она считала клеткой, на самом деле – крепость ее души, замок ее семьи.

Только сейчас осознала, что всю жизнь искала свободу вне себя, вне своего дома и своей семьи. Боролась до крови за эту свободу. Рушила малейшие попытки накинуть на себя путы. Свет своей души щедро раздаривала людям, которые, возможно, уже не помнят ее имени. Да и не важно ей теперь, помнят или нет. А свобода – она внутри. Ее следует не искать, а беречь. А этот внутренний свет —укрыть от зависти, разбоя, непонимания, насмешек. Потому что он необходим себе, своей семье, своему роду. Из этого источника еще много, много столетий будут пить нектар твои потомки.

Она поняла, что находится внутри этой сладости запертой клетки – секрет жизни счастливой женщины. Секрет счастливой семьи, счастливых детей и секрет могучего рода.

Ксения Жааф

kseniyajaaf@gmail.com

Сон онлайн

Почти антиутопия

Он внезапно проснулся. Его трясло мелкой дрожью, словно лошадь, бившуюся в ознобе, такую большую и вместе с тем беспомощную. Колючий комок подступал к горлу и, словно бондарь, надевающий металлическое кольцо на круглую бочку, сжимал тиски вокруг его уже не такой накачанной груди, которая всё ещё пыталась дышать.

Сегодня он получил сообщение, что если он не пройдёт добровольную чипизацию, она будет сделана принудительно. «Ради вашего же блага. Вы же понимаете, мы все в одной лодке. Оставайтесь на линии».

«Да уж, в одной», – подумал он. Вот уже 93 дня он не видел ни одного живого человека, все живые были по ту сторону этого чёртова экрана. Все ушли в онлайн. Сначала это было модно, потом удобно, а затем и вовсе стало необходимо. Только вот необходимо кому?

Он чувствовал раздражение, оно всегда возникало и было для него маркером того, что им пытаются манипулировать, продавливая свой интерес. Цифровизация как прогресс на его глазах превращалась в тотальную систему контроля и антиутопию, становящуюся реальностью. Даже Оруэлл не мог такого предвидеть. Границы размывались – временные, пространственные, личностные. Индивидуальность стиралась, превращаясь лишь в чередование единиц и нулей Big Data.

Конечно, выход в онлайн не мог не радовать, ведь только так он мог видеть людей и иметь какую-то связь с внешним миром, который вдруг в одночасье стал потусторонним и почти недоступным. Вся жизнь сузилась до размеров экранов и создавала иллюзию единственно возможного бытия. В то же время он не мог не замечать надвигающейся, нет, уже надвинувшейся катастрофы. Как ловко их загнали по норам, убедив в необходимости социальной дистанции и изоляции. На его глазах временная, якобы для спасения, мера становилась постоянной. От своих мыслей и чётко прорисовавшейся картинки он вдруг взмок, как будто стоял в бане, забыв раздеться. Он судорожно думал, не пройдена ли точка невозврата, и что можно сделать, как всё отмотать назад. Нет, назад, скорее всего, уже не получится, но что можно ещё изменить, или не допустить?

Вдруг он услышал, как заиграла его любимая мелодия, как будто из прошлой жизни. Из той, когда ещё было всё живое и настоящее. Он спохватился – это утрачено. Безвозвратно? Его бросило в холодный игольчатый пот. Он проснулся. Оказывается, это звонил будильник. Он выдохнул. На столе возле клавиатуры компьютера его привычно ждал кот. Которого он тут же спугнул, бросившись, словно ловкая, стремительная пантера, грациозная в своём прыжке, он метнулся к столу и резким уверенным движением выдернул все эти чёрные провода, которые как хваткий бесчувственный спрут поглощали его жизнь.

Он заварил кофе, взял под мышку кота и смело вышел на улицу. Там простирался всё тот же пронзительный и такой долгожданный ещё неизведанный мир.

Наталия Фирсова

vk.com/firsmyaf

facebook.com/firsmyaf

Звук

Яшка проснулся от странного звука. «Похоже на…» – он не смог придумать, на что же это похоже, подтянул одеяло и перевернулся на бок. Вылезать сразу не хотелось – зябко. Родители ушли ещё затемно и, как водится, выключили печку. Огонь без присмотра оставлять нельзя, это даже Яшке понятно. Но вот что непонятно совсем – это откуда звук? Тук-тук. Тук-тук-тук. Нехотя мальчик вылез из постели и быстро оделся. Потёртые флисовые штаны, майка, свитер… Потянулся за шапкой и передумал. «Нормально. Обойдусь» – протянул он с отцовской интонацией. Тук-тики-тики-тук.

С первой вспышки эпидемии прошло 10 лет. Яшки тогда ещё не было. Вернее, никто о нём не знал. Родители были слишком заняты выживанием: колесили по городу в поисках продуктов и лекарств, перестраивались на удалёнку, работали, теряли работу, искали новую, волновались, смотрели новости… Поэтому о Яшке мать узнала лишь на третьем месяце, когда отчётливо начали проявляться признаки беременности. И, конечно же, тогда она ещё не могла представить, во что всё это выльется.

Первый год самоизоляции молодым родителям казался даже интересным: все эти онлайн-сервисы и дистанционное обучение, созвоны с друзьями, маски и защитные костюмы… Но постепенно радость сменила паника, потом отрицание, ну а когда вымерла половина земного шара, все поняли, что мир больше не будет прежним. Опасно было не только на улице, но и дома: грабители, убийцы, насильники и прочая шваль не гнушалась ничем. С тех пор семья начала укреплять дом. Отец наглухо заколотил окна, оклеил стены шумоизоляцией, обшил железом входную дверь. А когда и электричество отрубили, своими руками собрал печь. Яшка рос по картинкам и маминым рассказам. Отец был немногословен и большую часть времени проводил на улице, добывая продукты, дрова и всё, что попадётся. Но сегодня родители ушли вместе. Зачем??? Яшка не мог взять в толк. Снаружи ведь так опасно! Тррр… Тук!

Мальчик замер, ему стало не по себе. Он постарался успокоиться, повторяя, как мантру, про себя папины слова: “мой дом – моя крепость, мой дом – моя крепость, мой дом…” Тук-тук-тук. Яшка зажал уши. И зачем-то зажмурил глаза. Ему хотелось, чтобы родители пришли поскорее, а лучше – вот прямо сейчас! И чтобы это прекратилось… Тррррррр-тук! Звук прорывался даже сквозь пальцы. Мальчик всхлипнул и отнял руки от лица. Трррр.

Кажется, неизвестный стук заполнил собой всё пространство: кровать, линолеум, шкаф… Отовсюду доносилось: тук-тук-тук… И лишь вид заколоченного окна вселил в парня немного уверенности. И он решил осмотреться… Тук.

Осторожно вышел в коридор. Темнота окутала его, слегка надавив на плечи, перебирая холодными длинными пальцами рёбра: тук-тики-тики-тук. Он шёл, и живого в его теле оставалось всё меньше. Разве что сердце, которое изо всех сил пыталось гонять кровь по окоченевшим конечностям, согреть холодную спину и влить хоть каплю тепла в живот. Тук-тук.

Парень замер. Что-то было не так, не в порядке, неправильно… Тики-тук. Но что? Он не сразу понял. Тёмная, такая родная прихожая… Что-то в ней изменилось. Яшка всмотрелся пристальнее и с запозданием осознал, что она… бесконечна! Нет, не метафорически, а в прямом смысле слова: коридор уходил в темноту, а должен кончаться дверью. Большой толстой дверью с пятью, нет, с шестью замками! Но её там не было.

– Мама?

Справа он заметил шевеление.

– М-м-мам?

Из-за угла показалась тень. Яшка попытался крикнуть, но не смог! Что-то сдавило горло, стало тяжело дышать, он попятился: шаг, ещё один… Мальчик споткнулся и упал! Он схватил ртом воздух: ещё и ещё… И, наконец, сделал вдох и закричал:

– А-а-а-а-а-а-а-а!

– Не ори…

Из тени на него уставились две чёрные щёлки, будто сама темнота хотела поглотить Яшку. Ни отвести взгляд, ни шевельнуться. И откуда-то издалека в сознание пробился папин голос: «Падальщики!» Яшка сглотнул. «Нельзя поворачиваться к ним спиной, НИКОГДА!» Щёлки как будто тоже прислушались к голосу у мальчика в голове. «НИКОГДА НЕ ПОВОРАЧИВАЙСЯ СПИНОЙ».

Тук. Щёлки мигнули и повернулись в сторону звука. Всего на секунду… Но Яшке этого хватило. С диким воплем он бросился на тень и врезался во что-то большое, плотное, вонючее. Оно не удержало равновесие, пошатнулось и повалилось на пол.

– Твою ж…

Яшка не дослушал. Он цапнул первое, что попалось под руку, и начал колошматить этим лежащего на полу. Вдруг что-то схватило парня за шиворот, потянуло назад, и Яшка увидел перед собой лицо: грязная в рытвинах кожа, торчащие во все стороны волосы, искажённый гримасой рот и глаза – те самые чёрные щёлки.

– Сучоныш… – процедило лицо, и щёлки стали ещё уже. – Сдохни, мразь!

Воздух снова куда-то весь делся, перед глазами поползли тёмные круги, пальцы начали разжиматься… И тут Яшка почувствовал в них что-то холодное, тяжёлое. Из последних сил он обхватил это, замахнулся и ударил!

Щёлки на миг округлились, и Яшка увидел в них зрачки: обычные, человеческие, как у мамы и папы… А потом они начали уплывать вверх, под веки. Рука, державшая мальчика, ослабла, тело с грохотом откинулось назад.

Тяжело дыша, он несколько секунд смотрел на лежавшего перед ним человека, а потом перевёл взгляд на проём двери. Там зияла спасительная чернота подъезда. Яшка знал, что как минимум там есть ещё одна дверь, отделяющая его от внешнего мира. Этот последний щит спрячет от вируса, защитит от улицы… Он ещё раз посмотрел туда, а затем развернулся и уверенно зашагал к заколоченному окну.

Тук-тук-тук. Доски плотно прилегали одна к другой. Деловито перешагнув через поверженного врага, распластанного на пороге, Яшка наклонился над папиным сундуком с инструментами. Молоток, ножовка, мешок с гвоздями… Ага, вот она! Он вытащил монтировку, вернулся к окну и поддел ею край доски. Та не поддалась. Сзади послышался стон. Яшка обернулся – человек всё ещё был в отключке, но из приоткрытого рта доносился хрип. Сделав глубокий вдох, герой продолжил, но на этот раз стал действовать решительней. Он снова приложил один конец монтировки к доске, а другой резко дёрнул! Хрусть. Рука с инструментом взметнулась, парень пошатнулся и упал. И тут же зажмурился. Что-то ослепило его – тонкий золотистый лучик. Яшка отполз в сторону и, продолжая щуриться, поднял голову. В окне зияла дыра – маленький треугольник, сквозь который в комнату проникал свет. А там снаружи виднелось что-то жёлтое с чёрной точкой посередине… Оно мигнуло и исчезло. Послышался знакомый «тук-тук-тук» и какой-то новый непонятный шелестящий звук, постепенно уносящийся вдаль. Яшка осторожно заглянул в дыру: слепящая синева, свет, стена… А чуть выше – козырёк, на котором расселись какие-то птицы, тёмно-серые с синеватым отливом. Они махали крыльями, задирали друг друга, грелись на солнышке и стучали клювиками: тук-тик-тук. Тики-тики-тук.

Анна Палома

@paloma_blanka

a.paloma@ya.ru

Балкон

Ласковое утреннее солнце заливает лучами маленькую кухню типовой многоэтажки. Три на четыре, развернуться особо негде, но все вычищено до блеска. Солнце так весело играет в стакане с молоком, так радостно подсвечивает микроскопическую пыль в воздухе и горячий пар над плитой, где стоит кастрюля с кашей.

– Рома, завтрак! – зовёт сына мать, и в глубине квартиры тут же слышится топот маленьких ножек.

Тридцатилетняя Лида, поставив на стол тарелку с овсянкой, подошла к раскрытому окну и, осмотрев с шестого этажа двор, глубоко вдохнула майский воздух.

«Какой прекрасный день, – подумала она, – в такой хорошо бы повеситься».

На улице что-то сильно хлопнуло в воздухе, и Лиде показалось, что кто-то выстрелил. «Вот бы в меня…», – прозвучал голос внутри, и от этой мысли тело слегка задрожало в каком-то мучительном ожидании.

Этот голос появился давно. С тех пор, как она родила Рому, 5 лет назад. Когда вместо окситоциновой эйфории пришла тошнота от бессонницы, боль от растрескавшихся, кровоточащих сосков, мучительные сцеживания, когда в раковину вместе с желтоватым жирным молоком капали Лидины слезы. Когда из подруг остались только такие же замученные «счастливые мамочки в декрете». Когда пошли ссоры с мужем: он пытался вернуть ее убитое либидо не хорошим сном и личным временем, а игрушками из сексшопа. Каждую ночь Лида ложилась в кровать и с каким-то пугающим удовольствием думала: «Вот бы не проснуться».

Потом Рома подрос, все как-то вошло в рутинную колею, но легче не стало.

– У вас послеродовая депрессия, – сказала как-то педиатр, осматривая приболевшего Ромку, и посмотрела на отца семейства, – вам надо заняться женой, мужчина.

– Ты ленивая бестолочь, которая сидит на моей шее, – сказал муж, когда врач ушла, – многие с тремя работают, а ты с одним не справляешься. Вон, Ника: близнецы, свой бизнес, и мужик у неё довольный ходит, как кот.

– Ника, – грустно ухмыльнулась Лида. – Ты сам на неё смотришь, как кот.

Ещё через два года муж ушёл. («Ты безнадёжна, я не могу жить с живым трупом»). Рома тихо рос. Голос рос вместе с ним.

А потом началась эпидемия. Почти весь мир, от Азии до Европы, от Китая до России посадили на карантин, пытаясь бороться с бациллой неизвестного происхождения. Люди самоизолировались в своих квартирах, совершенно не понимая, чего ожидать.

Лида сохраняла спокойствие. Ее одинокая жизнь не сильно изменилась. Только Ромка перестал ходить в садик. Телефон не звонил. Магазин раз в три дня, сына —соседке. Вечером – нехитрый ужин и такая же нехитрая работа за компьютером. Бывший не появлялся пятый месяц. Голоса нарастали.

Именно этим утром Лида ощутила, что больше не сможет. Сосущая дыра в солнечном сплетении превратилась в чёрную воронку, пожирающую ее изнутри. В неё летело все: сын, бывший муж, вся ее прошлая жизнь.

– Ты поел? – не поворачиваясь, спросила Лида.

Сын в упор смотрел ей в спину, она знала этот его тревожный взгляд.

– Сынок, сходи, пожалуйста, к тёте Рите в соседнюю квартиру, скажи, мама просила посидеть с тобой полчасика.

– Но я не хочу, мам.

– А я прошу тебя. Скажи, маме очень надо.

Рома был чувствительным, слишком послушным ребёнком. Как бы страшно ему ни было, он не мог сделать что-то наперекор маме. Лида довела его до двери, открыла замок и вдруг крепко обняла.

– Иди. Тетя Рита позаботится о тебе, – и, спохватившись, протянула тканевую полоску. – На, маску надень.

Ребёнок топтался на месте.

– Это ненадолго, малыш.

Рома поплёлся в дальний конец общего коридора, в квартиру тети Риты, с которой мама изредка пила чай на кухне и могла оставить Рому, чтобы съездить по делам.

Лида прикрыла дверь. Закрыла глаза. Увидела маму. Безнадежно, непоправимо неживое тело, качающееся под потолком в общей ванной коммуналки на ул. Радищевской. Услышала скрип аварийной трубы и старой веревки. «Да, мама, я тебя понимаю. Я думала, что никогда не пойму». Лида закрыла балконную дверь снаружи, задрала подол домашнего платья, обнажив красивые ноги бывшей ученицы балетного училища, и начала карабкаться на карниз.

– Каждый имеет право на свой выбор. Это твоя жизнь, и ты имеешь право уйти, если тебе тяжело, – вязко, но убедительно звучал Голос.

– Рома! Ты изуродуешь его жизнь, – голос сознания слабо тянул ее назад.

Лицо матери смотрело в упор неживыми глазами.

Лида села на корточки на край балкона, держась рукой за стену. Молодая зелень внизу была такая… вечная, безмятежная. Рождалась, зрела, умирала, сгнивала под слоем снега и снова рождалась.

– Смерти нет. Есть переход. А потом снова рождение. Я просто отдохну. Столько, сколько мне нужно. Потом снова рожусь… А Роме будет лучше с отцом, теперь ему придётся вспомнить про сына. Это ведь лучше, чем расти с живым трупом, – бормотала Лида.

– Лида… —услышала она тихий Реальный голос ее соседки. Рита стояла в комнате, высунувшись на балкон в открытую форточку. – Лидочка, шшшшшшш… Не шевелись, умоляю тебя.

Лида вздрогнула, обернулась, увидела перепуганное лицо подруги, затем снова посмотрела вниз. Там уже замерли на газоне редкие прохожие, но держались поодаль, соблюдая социальную дистанцию. Толстая женщина закричала ей снизу: «Доченька, не надо!», и Лида поняла, что пора. Ещё минуту, и она не сможет.

– Лида, девочка… – аккуратно, словно боясь каждым словом опрокинуть женщину, говорила Рита. – Лидочка, Рома не переживёт. Ты для него все. Отцу он не нужен. Ты мать, он тебя любит больше всех на свете. Все будет хорошо.

– Пусть заткнется, она тебя не понимает, – завизжал Голос. – Муж ее на руках носит, родители под боком, смотрит на тебя, как на нищенку. Все знают, что ты плохая мать, просто никто не хочет проблем.

Мать открыла глаза:

– Да, теперь ты знаешь, каково это. Ты долго меня осуждала. А теперь ты знаешь.

– Пора, – сказала Лида и распрямилась на дрожащих ногах.

– Стой, баба! – кричали снизу.

Молодой парень достал мобильный и начал снимать.

– В полицию звоните!

Сзади кто-то невидимой рукой держит между лопаток. От руки в спину идет холод. Лида чувствует: мать. Ещё мгновение, и Лидино тело перевесит невидимую границу и, повинуясь законам гравитации, полетит вниз. Только Страх, животное наше начало, первичное и всеобщее, этот подлый страх, ещё держит ее.

– Ты искалечила меня, мама, – прошептала дочь. – У меня не было детства, одна боль. А теперь я больше не могу.

– Лида, милая, не слушай эту тварь в голове, – заплакала Рита, словно услышав ее мысли. – Ромка в детдом попадёт, всю жизнь ему сломаешь! Ты не твоя мать!

– Ты, как я, дочь. Ты тоже сдалась. Пойдём, – ласково позвала ее мама.

– Стой, не надо!!! – истерично завизжали внизу. – Слезай!

Мужской голос дико заорал:

– Ребёнок, там же ребёнок! Дуууууррраааа!

Ее качнуло, мягко, как тихой волной у берега, и потянуло вперёд и вниз…

– Нееет! – вдруг захрипела Лида, словно вынырнув из-под воды и начав задыхаться. – Я не ты! Я не предам его, как ты меня. Я не умру! Только не я!

В ту секунду, когда Лида свалилась назад, на гору картонных коробок, внизу раздался истошный бабий визг. Несколько мужчин рванулись к стене дома, толстая женщина скорчилась, как от удара в живот, и закрыла руками лицо, молодая девушка сухими губами забормотала молитву, а парень, снимавший на телефон, вышел в live.

Маленькое, вывернутое, как робот на шарнирах из Роминой коллекции, детское тело лежало в яркой, радостной новорожденной зеленой траве – вечной, беззаботной. Солнце сияло и ласково улыбалось всему миру.

Алена Перепада

@alenaperepada

facebook.com/kukolochka

Согласны ли вы…

«Согласны ли вы быть вместе и в горе, и в радости, и… на карантине?» – фраза репортера в сюжете о разводах прозвучала с экрана телефона, наводя Ольгу на определенные мысли. Молодая женщина никак не могла отойти от последней ссоры с мужем и в уме проигрывала разные сценарии их дальнейшей жизни.

Пандемия-2020 стала большим испытанием на прочность для многих семей. Эксперты делали прогнозы, что количество разводов увеличится минимум в 1,5 раза.

В голове не смолкали отголоски недавней ссоры. Опять вылезла на поверхность былая рана.

– Я никогда не забуду, как за моей спиной вы решили купить квартиру твоим поближе к нам, а про моих родителей никто не подумал. Это все ведь было сделано за наши деньги. Как ты мог?

– Да ты не знаешь всего. Эти деньги к тебе не имеют никакого отношения, – пробурчал Иван.

– Тогда чьи же они? Мои родители подарили нам квартиру, мы ее продали, немного добавили и только благодаря этому смогли переехать в центр. Иначе на 2 квартиры точно бы не набралось!

– Хватит! – перешел на крик муж.

– Нет, не хватит! Я этого не забуду и не прощу, пока моих поближе не перевезем. Они не становятся моложе. И вот сейчас карантин, а я даже не могу их навестить, помочь чем-то. Дети скучают по бабушке. Я тебе этого не прощу! Слышишь, никогда! – хлопнув дверью, она упала на подушку и разрыдалась.

Из головы не уходила последняя встреча с родителями.

Оставался последний день, когда можно было пользоваться своим авто: карантин решили ужесточить, полностью перекрыв транспортную артерию. Оля судорожно побежала по магазинам, чтобы отвезти продукты родителям. Не было понятно, когда все это закончится, а отец с матерью живут в 15 километрах от них. Прикупив букетик сирени, Ольга отправилась к ним, намереваясь оставить пакеты под дверью и сразу уехать. Ведь, как только в стране был объявлен карантин, ее дети сразу слегли с температурой 40. К врачам обращаться не стали, чтоб не загребли в больницу. Переболели, как обычно, и быстро пошли на поправку. Оля боялась быть потенциально заразной. А вдруг COVID-19? Душа сжималась от мысли, что даже не получится увидеться родными. Раздался звонок:

– Доча, ну что, ты приедешь? – спросил любимый голос на том конце.

– Да, еду уже, пап. Я оставлю пакет у двери, заходить не буду.

– Что же ты? Давай мы спустимся, хоть пообщаемся. Целоваться не будем, наденем маски.

Так и сделали. От сердца отлегло. Сидели на скамеечке возле дома, мило общались. Где-то вдалеке, средь бела дня, завязалась драка между несколькими мужчинами. Там был и милиционер, который то ли разнимал, то ли участвовал в потасовке.

– Наверное, нарушили предписания карантина, – предположила мать.

– Будет им. С ментами лучше не связываться. На руку дать немного и разойтись, – добавил отец.

К Олиной семье подошла соседка, пенсионерка, с просьбой помочь разобраться в телефоне с денежными приложениями. Родители очень подозрительно на нее смотрели пару минут, потом выдали:

– Что это вы так близко к нашей дочери встали? Нужно соблюдать социальную дистанцию! А вы прям навалились!

– Ой, да это все ерунда, – с этими словами соседка, поблагодарив за помощь, ушла восвояси. А они пошли к машине за пакетами с продуктами и прощаться. Им так было не по себе от того, что не обнять друг друга. Но более всего Ольгу тронул момент, когда она дала задний ход. Пока машина не скрылась за поворотом, мать с отцом стояли в своих масках, с полными пакетами в руках, и такие уже старенькие, родные, – и все смотрели вслед отдаляющейся дочери. Эта картинка, наверное, навсегда останется в ее памяти.

Оля все лежала и думала:

– Как же так. Я должна что-то предпринять. Вот закончится карантин, займусь поиском квартиры поблизости.

В сердце все ныла обида. Тут, будто для нее, заиграл новый романс популярной певицы: «Ты больше мне не говори обид, которых нет. От них бросает в дрожь… Моих ночных обид щемящее мерцанье, ты не терзай, не береди души». Песня была о расставании.

«Наверное, это знак», – подумала Ольга. Через пару месяцев она узнает, что песня молодой певицы вышла в момент разрыва звездной пары.

«Раз он не верит в законы жизни, которые гласят, что мужчина становится финансово успешным благодаря женщине, придется ему показать это на законодательном уровне страны», – все думала она.

Дети не давали затянуться конфликту.

– Мам, а если ты больше не будешь женой папы, вы можете пожениться на других?

– Теоретически да. Но вряд ли я захочу.

– Значит, у меня может появиться новый папа? – с горечью в голосе спросила дочь.

– Нет, папа навсегда останется твоим единственным папой. Он у вас замечательный отец. Вы будете видеться с ним, как только захотите. И мы всегда будем вас любить.

Карантинные дни, похожие друг на друга, тянулись долго. Однажды муж приболел, поднялась температура 38.5. Оле пришлось за ним ухаживать. Потихоньку стали разговаривать друг с другом:

– Надеюсь это не COVID. Как ты умудрился заболеть, если был постоянно дома? Или ты специально, чтоб привлечь мое внимание?

– Не знаю.

– Задай себе вопрос: зачем мне эта болезнь, и сразу станет все понятно, – вспомнила законы психосоматики Ольга. На следующий день Ване стало намного лучше, и он пошел на поправку.

Дети постоянно конфликтовали, видимо, брали пример с родителей. Пришлось частенько отправлять их в мультики. Но кода заканчивались мультфильмы, начиналась драка. Обстановка накалялась. Некуда было друг от друга деться, некуда было бежать. Уставшая от забот и хлопот Оля закрылась в своей комнате, попросив не беспокоить. Через некоторое время в дверь стали настойчиво и вымогающе стучать.

– Что нужно? – в ответ никто не отзывался. Разъярённая Оля схватила плащ и была готова обрушить весь гнев на стучавшего, а потом убежать на улицу, скрыться ото всех хотя бы в машине. За дверью стоял муж, держа в руках тарелку с горячим сэндвичем. И в этом было столько любви, от которой отчаявшаяся женщина разомлела, злость куда-то моментально испарилась.

Потом они вместе заказали ужин для родителей и решили собрать им продукты через доставку, но те отказались, заверив, что все есть, и поблагодарили за ужин.

– Дорогой, а мы можем купить квартиру поближе, а потом родители продадут свою и вернут нам деньги? – аккуратно подошла к вопросу Ольга.

– Что-что? – переспросил муж. Оля повторила. На что он ответил:

– Надо подумать. Очень хорошие дома на той стороне улице.

Дневниковые заметки карантина

Ну вот и до нашей страны добрался COVID-19. Думаю, этот период запомнится как один из самых удивительных в нашей жизни.

В какой-то момент многомиллионный город опустел, приостановилось оживленное движение, закрылись стройки. Лишь редко-редко можно было встретить напуганных, облаченных в маски и иногда в перчатки, прохожих, спешащих в магазин или аптеку. Это единственные два предлога, под которыми можно покидать свои дома. В остальных случаях провинившихся ждет приличный штраф.

Кажется, воздух стал чище, но его очень сложно вдыхать через маску.

Звонче запели птицы на фоне воцарившейся тишины.

Тишину, однако, периодически нарушает объявление в рупор от доблестных правоохранителей —предписание не выходить без крайней необходимости. После чего включаются всем известные песни народных артистов, те, что со словами: «Эй, азиз юртим, Сени куйлайман». Что в переводе означает: «Эй, моя дорогая родина, Я пою тебе!», или слова из другой песни «Я никому тебя не отдам, моя страна!» Для большего устрашения сотрудники милиции передвигаются на бронетранспортере. Это зрелище шокирует. Становится страшно до жути. Все это по меньшей мере напоминает войну.

* * *

Вспомнилось, в детстве я очень любила, когда вечером внезапно вырубали электричество. Свечей на всех не хватало, и мы собирались за одним столом, пили чай, общались, играли в настольные игры, шутили, смеялись. Мне так хотелось, чтобы свет не давали, и очень радовалась, когда электричества не было хотя бы 2-3 часа. Но иногда свет включали раньше, и все растекались по своим углам: отец садился перед телевизором, брат брался за книгу, мама возвращалась к пасьянсу. Я думала, что время на карантине вызовет у моих детей подобное чувство единения, когда всех сплотила непредвиденная ситуация. Не тут-то было. Младшенький пятилетка от избытка энергии и невозможности выгулять ее на улице крушит всё вокруг. Порой доходит даже до битья посуды. А однажды разъярённый малыш побежал на меня с вилкой.

Сегодня, после очередного «выхода из берегов», поругала обоих. А они в ответ выдали мне:

– Мама, ты же о нас мечтала! Разве можно так обращаться со своими мечтами?

– Да! Разве можно обижать свои мечты? – подхватил второй.

Занавес. Не обижайте свои мечты, дорогие друзья.

* * *

Прошло сколько-то дней карантина. Нам пришлось заново учиться понимать друг друга, выстраивать личные границы, утеплять отношения. Как-то все резко обострилось. Кажется, эта пауза нам дана для того, чтобы заново познакомиться друг с другом, узнать про каждого нечто важное. Да и жизнь свою переосмыслить, что ли… Вкусить все ее прелести в моменте «здесь и сейчас», понять, куда двигаться дальше.

Так мечталось взяться за стопку книг, с укоризной смотрящую с полки. Но почему-то времени ни на что не хватает, хоть и казалось, что его теперь вагон и большая телега. Мамы с двумя и более детьми поймут.

* * *

Сегодня на базаре нас встретил душ из антисептика. Если бы я знала, не взяла бы ребенка с собой. Бедная, прошла, ещё и вдохнула нечаянно. Кашляла потом всю дорогу. Уверили нас, что хлорки в составе нет. Я-то знаю, как она пахнет. Может, мы ее пить будем, чтоб уж наверняка? Злость берет, что я не в силах что-либо изменить.

UPD: через некоторое время объявили, что представители нацгвардии, стоящие у входа на рынок, будут разрешать детям обходить этот ужасный коридор из антисептика.

* * *

Мне кажется, мы живем в каком-то бреду. На нас надели намордники под предлогом вируса: чтоб не открывали рты. В странах Европы суды завалены исками, а мы слишком покорные и пугливые. Почему нельзя садиться за руль собственного автомобиля? Как я смогу заразить кого-либо?

На сегодняшний день, 21 апреля 2020, государство собрало штрафов на 38 миллионов долларов. Куда пойдут эти деньги? Помогли бы людям, которые выживали от зарплаты до зарплаты, а теперь их отправили в отпуск без содержания.

У подруги пожилая тётя лежит дома с приступом, совсем одна. Она не может перевезти ее к маме, чтоб та за ней присмотрела. Скорая отказывается, вызовов много. Маразм крепчает.

Сегодня меня выбила из колеи ещё одна ситуация. Пришли представители СЭС и облили хлоркой весь подъезд. А у нас в подъезде нет окон. Дверь открыть невозможно. Едкий запах щиплет нос и дерет горло. Будто тараканов травили, чтоб не вылезали из щелей. Очень неприятно. Перед тем, как выйти из дома, набрали с детьми воздух, задержали дыхание и понеслись вниз, с четвёртого этажа… На втором детям не хватило дыхания. Хочется плакать.

* * *

Сегодня попыталась зайти на работу, тексты начитать. Благо, офис находится неподалёку от дома. Меня не пустили. В списках не значилась. В интересное время живем. Человек хочет работать, не пускают. Кажется, людям уже дурно от безделья.

* * *

Ура, наш город вошёл в жёлтую зону. Теперь можно передвигаться свободно. Детям разрешили гулять. Но многие по-прежнему остаются дома, так как общественный транспорт не пустили.

Сегодня мою машину остановили, потому что я ехала без маски. Интересно, они считают, я могу кого-то заразить?

* * *

Задумалась сегодня: а ведь это все происходит с нами впервые. Мы живем в быстро меняющейся реальности. Этот отрезок времени останется на страницах истории, про него напишут книги и стихи, снимут не один триллер.

Подруги сегодня делились, какие инсайты случились с ними за этот непростой, но потрясающий период. Кто-то перешел на вегетарианство и здоровое питание, открыл для себя новый мир, без привычной еды. Кто-то впервые занялся благотворительностью. Одна подруга лучше узнала своего мужа. Оказалось, что он изменился за годы совместной жизни в лучшую сторону. Для родителей школьников карантин стал настоящим испытанием, для большинства – пыткой. Моей подруге пошло на пользу, сын стал отличником.

Одна девушка научилась снимать непонятные, но смешные ролики. Друзья требуют завести свой влог.

Многим понравилось это время, потому что не надо было никуда торопиться и бежать, что-то планировать, можно было просто выдохнуть и наслаждаться.

Стала задаваться вопросом: «Что за это время произошло со мной впервые»?

– Впервые попробовала заниматься йогой с онлайн-инструктором. Сильно переживала, когда закрылись фитнес-центры. Мое тело привыкло к физкультуре, и без спорта было бы очень плохо.

– Также освоила прямые эфиры. С дочкой в «Инстаграме» читали любимые сказки. Готовились к этому с особым трепетом.

– Хоть и не получилось прочитать то количество книг, которое хотелось, все же удалось осилить нечто значимое. Впервые прочитала книгу на английском языке. Моя подруга организовала крутой телеграм канал “readmamaread” по чтению романа Луизы Мэй Олкотт «Маленькие женщины» и помогла выполнить этот челендж всем желающим.

– Во время карантина нашу семью впервые пригласили на онлайн День Рождения. Курьер доставил нам пиццу с булочками «Синнабон». Мы собрались большой дружной компанией на Zoom вечеринку и задули свечки в честь именинницы. Подарки тоже пришлось отправить с курьером.

– Открыла для себя езду на самокате и прогулки пешком на дальние расстояния. Прошли с мужем десять с половиной километров.

– Именно в период карантина решилась на участие в писательском марафоне. Это был настоящий вызов, возможность заглянуть в прошлое, пережить снова какие-то ситуации и открыть что-то новое в них. Буду продолжать учиться этому искусству.

Весна 2020 была прекрасна, несмотря на то, что мы не смогли в полной мере насладиться красотой цветущих садов, пощеголять в демисезонных обновках. Эта была потрясающая возможность остановиться, заземлиться, посмотреть вглубь себя, понять, чего ты хочешь, что для тебя сложно, встретиться с каждым членом семьи лицом к лицу, понять их, помочь детям справиться с эмоциями. Для меня это была возможность вернуться в прошлое. Я будто заново оказалась в том месте, где отсидела 5 лет… и откуда сбежала сломя голову на работу. Правда, с поддержкой мужа было намного легче. Но я поняла, что обратно туда, в декрет, пока не хочу.

И хотя было достаточно много конфликтов, как с мужем, так и с детьми, это было волшебное время, которое мы пережили вместе. Возможно, это больше не повторится. Благодарна за этот наш опыт и, наверное, буду скучать…

Бонус для читателей. Мой карантин-2020: капсула времени

25 подсказок и занятий, которые могут развлечь детей на карантине

1. Создайте для детей позитивные воспоминания, чтобы они могли говорить об этом в будущем. Например, проводите еженедельные тематические вечера, создайте семейное дерево благодарности или позвольте детям разбить лагерь в гостиной. Сосредоточьтесь на общении, отношениях, благодарности и веселье.

2. Создайте обучающую среду, которая лучше всего подходит для вашей семьи. Не копируйте классную комнату. Положение каждой семьи уникально. Обеспечьте гибкость, веселье и творческий подход.

3. Дайте ребенку некоторую свободу выбора того, чему он хочет научиться.

4. Придумайте новую еженедельную семейную традицию, чтобы у каждого было что-то, чего можно ждать с нетерпением. Например, вы можете устраивать семейные киновечера, готовить по рецептам разных народов или каждую неделю организовать видеозвонок родственникам по очереди.

5. Пусть день начнется с «семейного времени». Каждый день новый член семьи решает, чем семья займется в течение первого часа дня. Например, это могут быть головоломки, карточные игры, семейная прогулка и т. д. Это даст возможность каждому члену семьи почувствовать, что он вместе со всеми распоряжается временем и контролирует каждый день.

6. В начале дня наполните коробку полезными закусками. Ваш ребенок сможет выбрать, когда и как часто ему перекусывать. Когда коробка опустеет, значит, на сегодня хватит.

7. Если трудно, возьмите паузу. Не загадывайте слишком далеко вперед. Делайте по одному шагу за раз.

8. Поощряйте детей учиться чему-то новому или пробовать то, чего они никогда раньше не делали.

9. Научитесь сами чему-нибудь новому! Например, практикуйте медитацию, пройдите курс позитивной психологии онлайн или изучите оригами. Показывая детям, что обучение – это действительно непрерывный процесс, мы подаем им прекрасный пример для подражания.

10. Выработайте распорядок дня, который подойдет для вашей семьи, добавив веселые мероприятия, такие как семейная йога или танцевальная вечеринка.

11. Научите детей полезным для жизни навыкам, например, стирке, уборке ванных комнат, ремонту бытовых мелочей и готовке. Пусть они придумают меню и приготовят одно блюдо по крайней мере раз в неделю.

12. Постройте крепость и спрячьте внутри нее книгу или плюшевую игрушку. Устройте в крепости воображаемый кемпинг, включая пикник.

13. Заведите карантинный дневник или капсулу времени. Следите за своими ежедневными действиями и записывайте их. Это будет забавный проект, на который можно оглянуться как-нибудь в будущем.

14. Заведите банку с этикеткой «Жду с нетерпением». Каждый раз, когда кто-то хочет сделать что-то конкретное, напишите желание на листочке и положите в банку, чтобы заняться этим после того, как ограничения закончатся.

15. Заполните небольшую коробку вещами, с которыми вашим детям хорошо (что-то плюшевое или мягкое на ощупь, тексты или цитаты из их любимых песен или шоу, их любимая книга, долгохранящаяся закуска, которую они любят, и т. д.). Пусть будут задействованы все пять чувств. Потянитесь за коробкой, как только кто-то почувствует скуку или подавленность из-за происходящих изменений или потерь. Это может помочь собраться и установить контакт.

16. Пусть будут семейные встречи и беседы о том, что работает, а что нужно улучшить.

17. Напишите список ежедневных «челленджей», скажем, прочитать столько-то страниц, создать художественный проект, собрать головоломку, позвонить другу или родственнику, или что-нибудь построить.

18. Придумайте игру! Вот идея: возьмите игровой кубик и кирпичики LEGO® (или что-то подобное). Бросьте кубик, и число, которое вы получите, – это количество кирпичиков, которые вы можете использовать в своей постройке. Продолжайте бросать кубик и создавайте удивительные и творческие проекты!

19. Организуйте собственную танцевальную вечеринку с приключениями! Бросьте кубик. Если выпадет 1 или 4: фризданс (танцуйте, пока музыка не остановится). Если выпадет 2 или 5: продолжайте двигаться (вы не можете перестать двигаться, пока песня не будет закончена). Если выпадет 3 или 6: танец с переодеванием (наденьте маску, накидку, костюм, смешную шляпу и т. д.). Веселитесь!

20. Найдите способы помочь соседям из дома. Делайте пожертвования в бесплатную столовую, шейте маски, доставляйте еду пожилым соседям и т. д.

21. Превратите коридор в дорожку для боулинга в дождливый день или организуйте такую дорожку во дворе в хорошую погоду. Кегли можно сделать из туалетной бумаги или придумать собственный дизайн кеглей из картона. Будьте креативными!

22. Тренируйтесь каждый день! Попросите детей сделать «спортивное видео» для своих друзей. Назначьте время для ежедневных семейных упражнений и отправляйтесь на прогулки, катайтесь на велосипедах, устраивайте танцевальные вечеринки и т. д.

23. Заведите сад или выращивайте комнатные растения или травы в контейнерах из переработанного материала. Узнайте, какие травы, овощи или фрукты хорошо растут в вашем регионе. Найдите для обучения видео или электронные книги по садоводству.

24. Заведите «банку веселья»! Проведите мозговой штурм, составьте список развлечений и запишите их на листках бумаги. Поместите их в банку. Когда кому-то становится скучно, выберите развлечение из банки, чтобы заняться им в одиночку или с кем-то из членов семьи.

25. Отправьтесь в «путешествие» или «отпуск» из дома. Ваши планы на отпуск сорвались или были отложены? Сделайте вид, что покупаете билеты на самолет или поезд. Исследуйте местность, смотрите видео о пункте назначения, готовьте еду, делайте открытки, снимайте забавное видео о своей поездке. Не забудьте сфотографироваться!

Бонус подготовила

Юлия Паласиос @yooleart.es

Иллюстрации @eightera_wood_art

Оглавление

От автора идеи сборника

Над сборником работали

Мария Эльстер

  Число Ноя

Оксана Сотникова

  Недоразумение

  О том, как Саша Беспалова за гречей ходила

  Сочинение на тему «Жизнь нашей семьи в самоизоляции»

  Вход воспрещен

  Консервы

Анна Чудинова

  Монстр

Линда Сауле

  Выбор

  Дурман-трава

Дарья Грицаенко

  Перспектива

  На карантине

Светлана Красикова

  Коммерческая тайна

  Карантинные зарисовки

  Сочинение пятиклассника: Наша необычная самоизоляция

Коля Перикатиполе

  Потерянная жизнь

Елена Фили

  Мышиный футбол

  Адреналин

Андрей Ходыкин

  Огненный лед

Мира Лев

  Пробуждение

  Голос

Юлия Паласиос

  Нескучное домоседство

  Огурец

Алла Гугель

  Спать хочется

Мари Анатоль

  Тени

Любовь Мартынова

  Нулевой пациент

  На грани

  Письмо бабушке

Ангелина Лисицкая

  т.Т.

  Где живёт душа

Виктория Павловская-Кравчук

  Сладость запертой клетки

Ксения Жааф

  Сон онлайн

Наталия Фирсова

  Звук

Анна Палома

  Балкон

Алена Перепада

  Согласны ли вы…

  Дневниковые заметки карантина

Бонус для читателей. Мой карантин-2020: капсула времени

25 подсказок изанятий, которые могут развлечь детей на карантине