Картвелеби. Книга вторая [Мариам Тиграни] (fb2) читать постранично, страница - 173

другой реальности. По моему искреннему мнению, так оно в итоге и случилось!..

Мэри недавно исполнилось девятнадцать, когда она поступила в наш дом горничной. Я тогда только что вернулся с фронта и напоминал бочку с порохом, но это её не отвратило. Она с женским чутьём и вниманием относилась ко всем моим срывам и солдатской дёрганости, и в конце концов я горячо её полюбил. Её семья – мать-швея, отец-фермер – жили небогато, и она с детских лет трудилась, чтобы помочь младшим братьям и сестре. В годы войны даже помогала в госпиталях. Сомневался ли я когда-нибудь в её искренности?.. Родные указывали мне на это, но, подслушав однажды подобный разговор, она внезапно пропала из наших жизней. Я долгие месяцы потратил на её поиски и, когда всё-таки нашёл, не захотел отпускать. Я был, есть и останусь самым безнадёжным романтиком, которого когда-либо видывал свет!..

Мы подходим к столу, и Мэри, пока я сажусь, берёт в руки салфетку и стирает со стола хлебные крошки. Я умиляюсь, видя её такой, мягко хватаю за локоть и медленно опускаю на стул напротив. Когда же она наконец поймёт, что уже давно мне не прислуга, а жена?..

– Ну, – начинаю я весело и кладу локти на стол. Княжеская кровь с обеих сторон вовсе мне не мешает! – Давай же. Что интересует тебя в первую очередь?..

Поленья в пылающем камине уютно трещат. Разлитый по кружечкам чай щекочет мне нос, как и аромат яблочной шарлотки, испечённой рукой моей жены. Я молод, любим и чувствую за спиной крылья. Чего ещё мне желать от жизни?..

– Для начала. – Мэри заинтригованно ёрзает на стуле. – Почему ты делаешь финал именно сейчас?

– Ты ведь знаешь, что я пишу о Кавказе, – устало вздыхаю я. – А для многих из них Кавказ на этом остался позади.

– Но это так грустно!.. Нельзя забывать своих предков.

– Именно поэтому я и пишу эту историю, душа моя. Я чту и люблю свою Родину и очень хочу познакомить американскую культуру с ней. Уверен, что для неё это будет большая диковинка!..

– Верно, генацвале, – бойко откликается жена и двигает ко мне поближе свою шарлотку. В её жилах течет кровь ирландских эмигрантов, но после моей книги и она неплохо разбирается, как называть членов своей семьи по-грузински – и по-армянски, и немного по-чеченски! – и я очень ею горжусь.

Чтобы уважить её, я отрезаю кусочек пирога и кладу его к себе в тарелку. Она улыбается, подносит к лицу свою кружечку и прячет в ней улыбку. А потом спрашивает:

– Хорошо! Скажи: Igor забрал с собой дочку?..

– Забрал, – киваю я, улыбаясь. Всё никак не привыкну к тому, как причудливо из её уст звучат имена моих родных. – Они уехали в Москву и до сих пор живут там. Ирина вышла замуж за революционера-большевика, и они теперь под его защитой.

– Ах! Но как же так?!

– Моя кузина – княжна только на одну четверть. Думаю, муж простил ей это.

– Да, но она ещё и еврейка!..

– Этот факт зять-большевик тоже замалчивает.

Я от всего сердца добавил, что, пока в России не случилась революция, мы много переписывались с мужем моей покойной тёти, о котором у моей родни остались самые тёплые воспоминания. Но сейчас связь с ними оборвалась. Точно также мы с трудом нашли сведения о моей тёте Ламаре, чей старший сын Дамир погиб в 1915 году при взятии русскими войсками крепости Перемышль. Сыну моей тёти Софико к началу войны исполнилось десять лет, и, к счастью, она его миновала точно так же, как и моего младшего брата. Моя блистательная тётя Саломе и её муж-медик – вот кто вылечил мне ухо! – взяли на воспитание ещё одну девочку, когда Сатеник Левоновна подросла и вышла замуж. Сыновей под их крышей не родилось, и, стало быть, некому было уходить на фронт. Через мою тётю Ламару нам удалось наладить переписку с Ирсаной Абалаевой – бывшей Ирсаной Айдемировой! – и она очень помогала мне при описании плена. Вспоминать о том времени мои родители не любят.

– Ну, надо же! – все удивляется Мэри. – А ты говоришь, что не о чем писать.

Я скромно отмалчиваюсь и жду её дальнейших расспросов.

– Ну, – произносит она опять. – Так что же с твоей тётей Софико? Она всё-таки вышла замуж за графа Каминского?..

Я с истинно горской гордостью сообщаю: нет, не вышла. Моя тётя около года гостила у своего брата и невестки в Италии и неожиданно для себя осознала, что скучала по Кавказу – только ли по нему?.. После смерти родителей она, правда, уехала оттуда опять – на этот раз в Париж, – но уже с мужем-горцем. Мэри хлопает в ладоши и выпытывает у меня, стал ли Ваграм Арамянц тем самым мужем, и я ей отвечаю.

– Michel мне понравился, – вдруг признаётся жена, – несмотря на то, что его было очень мало. Но, что ты так смотришь, будто ты – кот, а я – молочко?.. Ты ведь знаешь, как сложилась его судьба?..

О, да, я знаю! Я сказал ей больше: это одна из моих любимых линий в этой книге. Чтобы и вы поняли, почему я её так люблю, я даже опишу вам её поподробнее.

Маленькое, но очень популярное ателье на Монмартре открылось в то утро довольно рано. В свой День рождения Натали была печальна. Милый рere не смог приехать на её