Ипохондрия [Григорий Андреевич Грачов] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Григорий Грачов Ипохондрия

Глава 1

Несмотря на опустившуюся на город ночь, за дверью гостиной все ещё продолжала кипеть жизнь: два старых приятеля, которые знают друг друга ещё со времён службы в армии, оживленно болтали на самые разнообразные темы.

Тесная комнатушка постепенно наполнялась басистыми речами и сигаретным дымом, отчего становилось лишь только уютнее.

– Слыхал про случай, – после непродолжительного молчания начал говорить мужчина в чёрной кофте. Затушив сигарету, он привстал и начал расхаживать по комнате. – Когда девушка вышла в окно во время лунатизма?

– Ну-ка, – на лице собеседника буквально на секунду промелькнула нотка непонимания и удивления. Он вальяжно закинул одну ногу на другую, а руки откинул на спинку дивана, облокотившись тем самым на него, – Просвети!

– Представь себе, где-то неподалёку от нас случилось. Люди говорят, что девушка эта совершенно нормальная была. Молодая, красивая… все в шоке пребывали. М-да уж, чего только не происходит в мире.

– Высоко было-то?

– Да, с одиннадцатого этажа махнула.

– Тьфу ты!

– Причём её молодой человек спал в это время. Просто представь на секунду его удивление: он просыпается, а любимой-то и нет вовсе! Щучкой нырнула в никуда, ха! – Альберт усмехнулся и принялся доставать новую сигарету.

– Да ну тебя! Любишь же ты свои глупые шутки в неподходящее время вставлять.

– Петь, я тебе вот что скажу: я конкретно опешил, когда только вычитал эту новость в газете. Ситуация, конечно, очень страшная… – выражение лица Альберта резко сменилось с веселого на задумчивое. Он вышел на балкон и молча уставился в окно.

Петя замер в одной позе: взгляд его устремился куда-то в потолок, а в зубах догорала одинокая папироса. На ближайшие несколько минут молчания Пётр резко превратился в квиетиста. Ощущалось, что он вовсе выпал из мира.

В этот день ночь была как никогда красива: полная луна всевластно возвышалась на небе, будто заявляя всему миру: «Узрите же, смертные, насколько ярок мой свет!». А вот звёзды все куда-то попрятались, будто испугавшись злобной ауры огромного тщеславного светила…

– Ладно, – прервав мёртвую тишину, Альберт вышел с балкона, аккуратно закрыв за собой дверь. – Я вынужден откланяться, дела ещё ждут.

– В столь поздний час? Не лучше ли остаться?

– Петь, я же не ребёнок, – ехидно осклабился Альберт.

Через пару минут хозяин квартиры остался наедине со своими мыслями. Он ещё долго размышлял о фраппировавшей его истории, прежде чем уснул.


Глава 2

Вскоре, когда погас последний свет, темнота начала поглощать всё вокруг. Она укрывала в себе всё, что попадалось на её тернистом пути. С одной стороны, покров мрака защищал человечество от всякой скверны, заботливо обволакивая беззащитных людишек в ширму тепла и уюта, но с другой же, весь мир начинал утопать в этом беспросветном царстве вечной темноты, и от него оставалась лишь пустота. Гнусная и безжалостная пустота, которая в то же время может быть и милой…

Но постепенно влияние тьмы заметно ослабевало. Среди этой непроглядной глуши уже можно было разглядеть очертания каких-то объектов: вот уже виднеются острые края обшарканного подоконника, из темноты невзрачно выглядывает громоздкий шкаф, а где-то на полу валяется какая-то неприбранная сумка, которая всем своим существованием намекает на то, что ей давно уже пора на помойку (к слову, со всем остальным в этой небольшой комнатке был полный порядок, ведь Пётр всегда следил за чистотой своего жилища). Создавалось ощущение, что луна на какое-то время просто скрылась с неба, будто её выключили, как какую-то лампочку, а потом вдруг ни с того ни с сего вернулась, поблуждав по небытию какое-то время.

Пётр медленно поднял веки. Как ни странно, но сна не было у него ни в одном глазу, что, пожалуй, для такого человека как он – большая редкость. Тем не менее, какое-то время он просто лежал и не двигался, как бы приходя в себя. Его поразила та немая тишина, которая поглотила всю его комнату. Хотелось встать и выйти на балкон, дабы подышать свежим воздухом, но лень разбивала все желания в пух и прах.

Не прошло и пяти минут как Пётр осознал, что не может встать. Он принимал отчаянные попытки двинуть хотя бы одной из подконтрольных ему частей тела, но ничто его не слушалось. Удавалось вертеть лишь только шеей, но язык, как ни странно, тоже отказывался подчиняться хозяину. Башка трещала невероятно – все мысли сливались воедино, образуя собой неясную сумасшедшую кутерьму. Перед глазами была какая-то тонкая туманная пелена, которая ощутимо снижала способность видеть.

Парень чувствовал себя так, будто его заковали в цепи и положили в саркофаг, оставив одну только голову снаружи. Этакая своеобразная смирительная рубашка. Душило так, словно в горло кость попала, а тело невозможно было сдвинуть ни на толику.

«Что, чёрт возьми, происходит?» – орал про себя отчаянно пытавшийся вырваться мужчина. Ему казалось, что сами небеса пригвоздили его к кровати, ибо давление было нечеловеческое.

Мучения страдальца продолжались ещё недолго – то, что он увидел, заставило его не только перестать совершать не самые удачные попытки выбраться, но и попросту застыть от ужаса: в дверном проёме стояла какая-то одиозная размытая фигура. Сначала Пётр подумал, что ему почудилось. Он с отчаянной силой сжимал глаза до слёз, но таинственный образ никуда не пропадал. То был огромный человек в шляпе: у него не было лица, а одеяний его различить было нельзя. Громадная чёрная фигура замерла на месте, выглядывая на бедного Петю из-за приоткрытой двери. Ясно можно было разглядеть лишь его строгую чёрную шляпу с такого же цвета обвивающейся лентой посередине. Устрашающий силуэт не предпринимал никаких действий: несмотря на то, что у него не было лица, всё равно было понятно, что его фантомный взгляд был устремлён на прикованное к постели беспомощное тело. Это существо вызывало собой тонну самых разнообразных чувств, основные из которых – страх и отвращение. Неясно почему, но на фигуру эту было ужасно противно смотреть.

Постепенно немое оцепенение перешло в живой ужас: до смерти запуганный парень сильно дёргался и пытался заорать, но на выходе получал лишь приглушённое мычание. А незваный гость, казалось, всё не собирался никуда уходить…


Глава 3

– Да хватит, чёрт тебя дери!

– Ну и чего ты так завёлся, а? Приснился кошмар и приснился… что теперь панику разводить на пустом месте?

– То есть тот факт, что мне уже лет десять как ничего не снится, а после твоего рассказа вдруг взяло да приснилось тебе ни о чём не говорит?

– Все это плутни королевы Маб, – ехидно улыбаясь, Альберт плюхнулся на диван.

– У этой самой двери, – Пётр, как ни старался, всё не мог отойти от ужасов прошлой ночи. – Все это было настолько настоящим, что мне казалось, будто всё это происходит со мной в реальном мире. Я действительно чувствовал этот страх, меня будто цепями скрутило…

– Да-да, я понял, ты это уже раза три повторяешь.

– Но ты ведь не хочешь воспринимать мои слова всерьёз!

– Да потому что это бредни самые настоящие! Мы же с тобой уже не дети, чтобы призраков да духов пугаться!

– Ой, да ну тебя!

Петя не мог найти себе места. Он нервно расхаживал по комнате взад-вперёд, то и дело посматривая на спокойное и умиротворённое лицо своего друга. Маятник часов будто следовал шагу встревоженного парня, отбивая схожий с ним ритм. Тонкий марафет в квартире Петра нарушали лишь пепельницы и бычки, беспорядочно раскиданные по самым разным местам помещения. Солнечные лучи с трудом проникали через неплотно закрытые занавески, воздух был спёртым, а сама комната, как обычно, была устлана сигаретным дымом.

– Ну я же серьёзно! – спустя пару минут молчания, переживания Петьки вновь выплеснулись наружу.

– Да и я тоже серьёзно! – насмешливо осклабился Альберт.

– Нет, ты не понимаешь! Ну разве это может быть обычным совпадением, а? Ну ты сам подумай! Нет, хватит так улыбаться, будто я что-то смешное говорю! Ты когда-нибудь сам вообще задумывался, почему нам снятся такие сны? Может, это дар свыше? Может быть этот мой сон – это какое-то предостережение от тех, кто сидит на небесах и управляет нами? А что, если это вещий сон, а? Да хватит ржать!

– Ты меня со своими паранойями до могилы доведёшь, честное слово.

– Бог ведь очень любил являться во снах…

– Ещё на что отсылаться будешь? – Альберт смеялся во весь голос. – Может, вообще пойдём у звёзд будущее узнавать?! Или же пойдём «Апокалипсис» в унисон зачтём?

Пётр какое-то время дулся на своего приятеля, но спустя несколько рюмок их разговор зашёл совсем в другое русло. Очередной день промчался так же быстро и незаметно, как пролетают сотни других таких же обычных беззаботных деньков.

– Может, ещё посидим?

– Не, мне завтра на работу, – пока Альберт одевался, Пётр грустно глядел куда-то вниз. – Слушай, ты не зацикливайся особо на этом всём… это обычный сон, пойми же! Тебе просто раньше не снилось ничего столь реалистичного, потому ты так и удивился, – закончив процесс одевания, Альберт приобнял своего друга и одарил его своей добрейшей улыбкой, отчего у последнего аж резко тепло на душе стало. – Ну, бывай!

И снова день закончился тем, что Пётр остался наедине со своими мыслями. Сначала он не знал, что и думать, а также его мучила бессонница. Парень решил устроить ночной моцион, дабы Морфей наконец-то услышал его молитвы. Созерцая прекрасную луну, Пётр быстро забывал о том страшном сне, который постиг его прошлой ночью. Ночное небесное светило придавало ему сил, потому думать о чём-то мрачном не хотелось. Воздух был свежий, погодка хорошая… совсем не до тусклых мыслей.


Глава 4

Всё когда-то зарождалось из тьмы. Всеобъемлющая пустота медленно порождала материю, аккуратно и с изыском придавая ей различные формы. В зеркале мироздания когда-то и вовсе не было стекла, но постепенно мозаика собиралась, создавая из множества мелких осколков единую сущность. Так же получалось и с миром Петра, в который он попадал совершенно невольно – как только томные веки парня сомкнулись, портал в какие-то отдалённые неизведанные пространства приветливо распахнул свои двери. Вселенная снов, доступная лишь в пространстве забвения, пестрила разнообразием образов, словно калейдоскоп. Сознание Петра путешествовало через этот портал уже не в первый раз, но впервые за всю его жизнь встречалось с феноменом продолжения сна. Поговаривают, что снаряд дважды в одну воронку не падает, но в этом случае это утверждение несправедливо.

Жуткий мистический сон повторился вновь. Сценарий был абсолютно тот же, как и в прошлый раз. Пётр снова проснулся от собственных воплей: всё тело его было в холодном поту, глаза нервно подёргивались, а пальцы и вовсе подверглись тремору. Сильный испуг ощутимо расшатал и без того не самые крепкие нервы студента, а сам парень просидел на кровати в немом шоке около получаса, вследствие чего опоздал на учёбу.

Сегодняшний вечер обещал быть интересным, ибо компанию, обычно состоявшую из двух друзей, сегодня ожидало пополнение.

– Друг мой, давай поступим вот как, – спокойно говорил Альберт, стряхивая пепел сигареты в окно. – Если тебе ещё хоть раз такое приснится – отправим тебя в больницу. Это, братец, явление нездоровое.

Пётр смиренно кивнул. Несмотря на то, что его внутренняя тревога всё больше усиливалась, в этот раз он держал себя куда спокойнее и сдержаннее обычного.

– Ну а сейчас, – Альберт, докурив, плавно повернулся к своему товарищу и улыбнулся ему своей самой обычной улыбкой, – Изволь присоединиться к тем замечательным господам, кои ждут нас в гостиной.

В этот раз в доме Петра было намного более людно, чем обычно. На диване сидел симпатичной наружности мужчина лет тридцати, горячо что-то обсуждавший с сидевшей на кресле напротив молодой девушкой, которой на вид было не больше восемнадцати. Речь шла о грехах и подвигах господина Бонапарта.

– Женщина, ты ничего не смыслишь в истории.

– Ты будто смыслишь!

– Ещё как!

– Ага-ага. В гробу я видала таких вот мыслителей! – девушка обидчиво надула губки, отвернувшись в другую сторону.

– Полно вам, родные мои, полно, – Альберт сходу вмешался в разговор. – Коли тебе, Annette (он сделал особый акцент на этом слове), нравятся деяния господина Bonaparte, то не думай, что такого рода романтику могут оценить и другие.

Николай искренне и во весь голос засмеялся. Анна никак не отреагировала на звон его хриплого баса, а лишь с милой кокетливой улыбкой посмотрела на Альберта, спустив ему с рук эту шутку.

– Вот за это я тебя, братец, и люблю! Каково остроумие! – с трудом проговаривал через смех Николай. – Ещё и этот твой слог изящный! Любишь же ты под старину косить.

– Ты не пробовал в политику пойти с твоей-то риторикой? – не сгоняя улыбку с лица, спрашивала Анна.

– Да ну, зачем оно мне? Только людей дурить простых.

– Отчего же так?

– Ну как это? Я считаю, все вот эти бюрократы с высшего света – мошенники поголовно. У них у всех язык подвязанный. Как разведут свою демагогию, запоют красивыми словами… так и не поймёшь-то сразу, что надурили тебя.

– Дело говоришь, – подключился к диалогу доселе наблюдавший со стороны Пётр.

– Конечно! Вопрос ведь один только: «Где деньги?». А в ответ получаем что? Столько воды нет в Тихом океане, сколько они нам в уши заливают.

– А мне совсем так не кажется, – наивно продолжала гнуть свою точку зрения Анна.

– Ты, матушка, совсем что ли газет не читаешь? Если ты живёшь хорошо, не значит, что и со всеми так, – вставил между делом свою лепту Николай.

– У меня на этот счёт есть одна занимательная история, – перебил Альберт. – Петька, помнишь паренька с соседней казармы, который всё время у нас околачивался? Денисом звали, вроде.

– Слабо, но да, что-то было такое.

– Так вот. Рассказывать любил он очень всякое и делал это, к слову, очень хорошо и с какой-то своей особой поэзией. Дело было перед отбоем – собрались солдаты все вокруг кровати нашей, Дениса слушая. Рассказывал он про одного туземца, который в своём племени сверг всех старейшин и сам стал вожаком. Прослыл он на тот момент человеком честным, добрым и самым надёжным среди всех жителей. Сперва дела у них хорошо шли, но вскоре трон вскружил голову бедолаге. И тут – чистое дело марш! – судьба его дальнейшая стала ясна как божий день. Он стал людей обманывать на каждом шагу – жадность обвилась вокруг его ненасытной толстой шеи. Прибирал он к рукам всё, что ему не принадлежало. Из-за его меркантильности погибло много народу. Ну а вскоре, когда люди поняли, что их за нос водят – кол настиг мерзавца.

– Но зачем же они так? – взволнованно проговорила Анна. – Он ведь тоже человек! Посадили бы его в тюрьму или работать бы заставили, ну!

– Анечка, милая. Тогда ещё никто в тюрьму не сажал. Ни о какой гуманности речи не было.

– Совсем ты, женщина, ничего в истории не смыслишь, – усмехнувшись, вставил Николай.

– Но ведь это так бесчеловечно!

– Но ведь он убивал людей!

– Коля, ты такой жестокий!

– Я считаю, – внезапно оживился Пётр, – что какой бы человек ни был: плохой иль хороший – убивать его нельзя ни в коем случае.

– Но почему же? Он ведь убийца!

– В таком случае мы тоже уподобляемся убийцам. Чем мы их лучше, а? Мы не имеем права решать, кто жить может, а кто – нет. Мы можем лишь наказать его за преступления, ограничив ему свободу, но убивать – это табу! И без того всё человечество в крови утопает, так куда же ещё хуже, м?

– Да, да! – весело захлопав в ладоши, соглашалась Анна.

– Дело говоришь, брат, – одобрительно кивая, поддакивал Альберт.

Настроение Петра после своего небольшого триумфального монолога ощутимо поднялось. Он снова на время отдалился от тоски и беспокойств, связанных с его жуткими снами. Сейчас его заботили лишь весёлые беседы в кругу друзей, но не более.


Глава 5

Время шло, на дворе была уже глубокая ночь. Улица, погрузившись во мрак, не издавала ни единого звука, будто бы опасаясь чего-то. Холодные Петербургские ветра ворошили эту мрачную тишину – они негромко стучались в трясущиеся окна, пытаясь разбудить людей, чего у них сделать, к счастью, не удавалось. В квартире Петра по-прежнему были слышны светские беседы, раздавался громкий заливной смех и даже зачитывались стихи. Ночь для молодёжи – не помеха.

– Господа, мы вообще спать собираемся? Вот барыня наша дремлет себе спокойно, а мы всё сидим да сидим.

– А надо ли?

Несмотря на оживлённость и царившую в квартире весёлую атмосферу, где-то через полчаса вся компания почти полностью погрузилась в царство снов: стройная миловидная блондинка в розовом сарафане уже продолжительное время почивала на одноместной кровати отдельно от всех; громоздкий рыжеволосый мужик с шикарной ухоженной бородой и старомодными усами небрежно развалился на небольшом диване, а Альберт с Петром ещё некоторое время философствовали на балконе, ибо из-за своего повышенного возбуждённого настроения второй всё никак не желал отходить ко сну.

Вопреки всем страхам и опасениям Петра, в эту ночь мистический господин в шляпе не соизволил посетить его разум. Всё произошло совершенно наоборот – пребывая в самом что ни на есть весёлом расположении духа, счастливый студент спал крепче обычного. Во сне ему привиделось переливающееся всеми цветами радуги деревенское озеро из его далёкого детства. Его миниатюрное юношеское тело буквально утопало в зарослях высоких алых цветов, на закрытых веках шустро семафорили фосфены, а прохладная летняя роса освежала его вспотевший лоб. Счастливый озорной детский смех, гордое пение соловья, экспансивный лягушачий хор и тёплые лучи полуденного солнца – что может быть лучше?

Этим утром Пётр был бодр и энергичен как никогда прежде: ничего не болело, ничего не ныло; душе хотелось петь, сердцу танцевать, а в голове была лишь одна мысль: «Ах, друзья мои, какова поэзия!». Парень даже поцеловал тоненькую ручку милой подруги своей, а Николая одарил тёплыми дружескими объятиями. И делал он всё это абсолютно искренне, несмотря на то, что сентиментальность этому человеку никогда не была свойственна.


Глава 6

Тем же утром Альберт объявил о своём предстоящем отъезде из Петербурга. Эта встреча была последняя для друзей на ближайшую неделю. Альберт, словно заботливый родитель, наказал Петру не унывать и посоветовал на это время полностью отдаться учёбе.

Сумерки неумолимо приближались. Вечерний Петербург фанфаронил своим семенящим фонарным светом: множество маленьких, но ярких огоньков покрывали весь город. Казалось, словно тысячи крошечных человечков объединились между собой, дабы станцевать фееричный вальс, посвящённый уходящему солнцу. Дворовую тишину нарушало практически всё: громкий говор молодёжи, нервный лай собаки или же неприятный для ушей свист разгулявшегося ветра. Люди, несмотря на довольно поздний час, всё шли и шли куда-то. Вот же неугомонные существа!

Пётр тоже медленно расхаживал по улице, наслаждаясь вечерней свежестью. У него не было никаких особо дел, и он ничего не искал в этих серых Питерских дворах. Он гулял лишь с одной целью – для парня вечерний моцион уже стал своеобразной традицией. Его рыжие патлатые кудри изредка подскакивали на прохладном ветру, а красно-бурое шерстяное пальто выполняло роль флюгера, гармонично расстилаясь по направлению воздушной длани. На смуглое веснушчатое лицо падали редкие капли дождя, стекавшие с мокрых кончиков волос. Минуя многочисленные лужи и дорожные выбоины, Пётр постепенно приближался к своему дому.

Вскоре мир вновь погрузился во тьму, а над головами миллионов людей патетично возвысилась гордая луна. Доселе пустой небосвод наполнился неисчислимым количеством звёзд: маленькие серебристые точки располагались на бесконечном небе столь хаотично, словно какой-то уличный художник пару раз небрежно взмахнул рукой, всюду расплескав имевшуюся на тонких щетинках кисти белую краску.

«А звёзды ведь очень похожи на людей, – размышлял Пётр, разглядывая ночное небо. – Их, так же, как и нас, миллиарды. Каждая маленькая звёздочка – часть огромного звёздного мира, – парень закурил сигарету и продолжил философствовать. – Если убрать с неба какую-то маленькую неприметную звезду, которая выглядит так же, как и тысячи других её сестёр и не входит ни в какие созвездия, то, по сути, вообще ничего не изменится. Ни один астроном и ни одна другая звезда не заметят этого исчезновения. Всем будет совершенно наплевать, ведь что она есть, что её нет – всё едино. А вот, если удалить с неба Полярную звезду, то и вся Малая Медведица рухнет. И тогда весь мир ахнет, а миллионы заголовков газет будут пестрить новостями о смерти легендарной звезды…»

Внезапно Пётр осознал, что он совершенно ничего не значит для этого огромного мира. В его сознании сейчас рисовалась чёткая картина: он представлял огромный поток людей, идущий прямо на него. Люди всё шли и шли, не обращая на стоящего на месте парня никакого внимания. В то время как некоторые звёзды являются неотъемлемой частью созвездий, другие же не означают для всего космоса в целом совершенно ничего. Именно это чувство и ввело парня в очередную ипохондрию. Его меланхоличные мысли заставляли его рассуждать о собственной важности для отдельно взятых людей.

«Кому я, собственно говоря, нужен, кроме родителей и Альберта?» – думал уставший студент. Если бы у парня была фамилия Безухов, то, возможно, столь мрачные мысли его бы и не беспокоили вовсе. Но, увы, реальность всё же жестока – Пётр это прекрасно понимал. Именно поэтому он не мог уподобиться в философском плане своей тёзке и признать, что он – маленькая частичка этого мира, а не тусклое небесное светило, чьё существование совершенно никому неинтересно.


Глава 7

Пётр резко открыл глаза. Он вновь ощутил, что намертво прикован к постели, будто его контузило от взрыва. В его тяжеленной голове прерывисто звучали мерзкие шёпоты, которые то отдалялись, то снова приближались… либо же и вовсе обращались в гулкое эхо. Он не мог понять, слышит ли он все эти звуки на самом деле: ему казалось, что какая-то невидимая чертовщина вплотную прижимается к его беспомощному телу и проникает прямо в его хрупкое сознание. К шёпотам добавилась сильная головная боль, которая ощущалась, словно кто-то напрямую в мозг вставил какую-то длинную острую спицу. Кожа сжималась и душила Петра, заставляя его думать, что он вот-вот лишится кислорода, а затем и рассудка.

Когда во время своих ужасных пыток парень случайным образом наклонил голову в сторону двери, всеобъемлющий страх поглотил его целиком и полностью: та самая чёрная шляпа, которая когда-то была на безымянном существе, сейчас мирно свисала с деревянного крючка вешалки. Он хорошо помнил её столь приевшуюся тёмную расцветку… При этом дверной проём стал намного шире, а пожирающая всё вокруг тьма, казалось, всё сочилась и сочилась оттуда.

Внезапно квартиру многострадального студента озарил громкий писклявый вскрик, от которого он же и проснулся. Упав с кровати, Пётр лихорадочно трясся и никак не мог прийти в себя – фриссон, одолевший его, достиг своей максимальной формы, какой не было доселе ещё никогда. Пальцы рук дёргались столь судорожно, словно флаг на сильном ветру. Помутневший разум парня транслировал ему всяческие экстравагантные галлюцинации, из-за которых Пётр изо всех своих оставшихся сил рефлекторно сжимал челюсть. Этот прикус был таким отчаянным, что казалось, будто он собирался этими зубами колоть орехи. Какие-то мутные едкие мириады фантомных искр кружили перед его сознанием, словно черти устроили пляски прямо у него на полу. Адское зрелище дополнял ужасный шум, доносящийся буквально отовсюду – хоровод смерти сопровождался какими-то одиозными воплями и отвратным ехидным смехом…

Где-то через полчаса Пётр уже окончательно оклемался. Он потерял вообще какое-либо представление о том, что сейчас с ним происходило. Зубы болели просто непереносимо, будто ему только что парочка ударов по челюсти прилетела. Не было никаких ни моральных, ни физических сил встать. Пустой взгляд страдальца был устремлён куда-то в потолок: из глаз текли горькие мученические слёзы, губы нервно подёргивались, а зубы неприятно скрипели и дрожали. Казалось, что он попросту потерял на какое-то время связь с реальностью, а его всё активнее поглощало сумасбродство…

Череда неожиданных сверхординарных событий дополнилась довольно громким грубым стуком в дверь. Пётр сегодня совсем никого не ждал, а из соседей к нему никогда ещё никто не заходил. Стук был предельно настойчив и грозен, но парню было совершенно не до этого – он, закрыв руками голову, сжался в комочек и тихо постанывал. Глухие удары эти теперь многократно отражались у него в голове: периодический стук по пульсирующим перепонкам множился в несколько раз и звучал всё отвратнее и отвратнее. Вскоре сознание Петра не выдержало таких бешеных нагрузок и попросту предало его немому забвению.

В последнее время Пётр все чаще начал поддаваться страху. Пребывая в ежедневных ипохондриях, которые лишь изредка нарушались обществом друзей, он загонял себя все глубже и глубже в царство паранойи. Нервы его уже трещали по швам, а эмоциональный фонд был опустошён и нарушен. Ему всё казалось, что вот-вот с ним что-то произойдёт. Мнимость уже достигла такого уровня, что, когда Пётр был один дома, его пугал каждый шорох в квартире. Любой скрип заставлял его нервно оглядываться по сторонам, а паника нарастала на пустом месте. Господин же в шляпе мерещился ему всюду – он старался не смотреть на людей в похожих головных уборах, ибо боялся, что попросту сойдёт с ума, когда увидит хоть малейшее сходство. Экзистенциальный кризис, паранойя и самокопания довели его шаткую психику до самого непригодного состояния. Несмотря на всю излишнюю суетливую осторожность, в итоге-таки получилось так, что шестое чувство парня всё же не подвело…

В тот день, когда Пётр выпал с окна, луна была особенно хороша. Её мрачный тусклый свет озарял труп очередного умершего лунатика настолько пронзительно, что казалось, будто каждая его сломанная косточка пропитывалась лунной энергией. Окровавленное бездыханное тело студента одиноко лежало на грубом бесчувственном асфальте, наслаждаясь ночной тишиной. Туманное небо закрыло собой звезды, и оттого одна лишь луна была единственным свидетелем столь нелепой и странной смерти. А ведь всё начиналось с какого-то глупого сна…