Алина и Марта, любимые подружки [Максим Зур] (fb2) читать постранично, страница - 7

кедах. Миша смотрел меню. Алина подошла к нему и обняла его, чего он не ожидал. Потом она села к тем, кого уже знала, и попыталась начать живой разговор. Миша подключился. Немного придя в себя, он стал активничать, знакомить, находить темы, но чувствовал натужность и досаду. Алина выдёргивала из сна мальчиков с хвостами, смогла насмешиться рассказами прибранного молодого человека, ей стало даже немного интересно. Потом она говорила о себе для школьных знакомых. Когда всю еду принесли, Миша присел и задумался, пока считал сумму заказа. Алина только сейчас обратила внимание на то, как он смотрит, когда думает: показалось, что хочет обо всех позаботиться. И как он руки кладёт – то локти веером, то пальцы слишком осторожно и нежно двигаются. Она полусознательно стала изучать и повторять это, а когда Миша заметил, то не понял, почему она всматривается в него.

Алина поболтала с соседями ещё минут десять и собралась идти. Миша подошёл попрощаться и сказал спасибо. Алина замерла на секунду и хотела что-то добавить, но попрощалась.

В институте А. и М. готовили этюды для экзаменов, когда в аудитории на на них напала хандра. И Аля сидела на авансцене, обхватив колени, проверяя телефон каждые пару минут. Марта застыла в углу под тихую музыку. Аля стала жевать, потом выплюнула в урну и пошла в курилку. Марта осталась, а потом выключила музыку и пошла за Алиной.

– Это было что? – спросила М.

– Что?

– Ничто. Пока-пока, – стала обижаться М.

– Ты сумасшедшая? Марта, в чём дело!

Алина догнала её, когда Марта забирала вещи из аудитории. «Давай расскажу, мне есть, что сказать», – просила она подругу, и Марта аккуратно села на ступеньки, её тряпичная сумка развалилась.

– На самом деле, не знаю, как сказать… Я сегодня поняла, что перестала учиться, и у меня вдохновение перекрыто. Я уже не наблюдаю никого и ничего не могу перенять, понимаешь? У меня в голове одни шаблоны: вот «простой человек», типа рабочий, слесарь он или кто. Да блин, я даже не знаю, кто это, что это значит – как я могу играть его жену, любовницу, простую бабу, феминистку, наркоманку, кассиршу – я не знаю. Мне хотелось похожих ролей раньше, чтобы на меня было похоже, но это тоже какой-то шаблон, который всё ценное в голове подавил. И у меня плохое чувство есть, что у нас в мастерской никто этого не видит, все играют хрен знает что. У нас курс роботов каких-то, все техничные, но я даже не знаю, у кого смотреть игру нешаблонную.

– Понятно. Наверное, я не знаю. Мне не нравится, что мы как будто ненавидим друг друга. Как можно тогда что-нибудь делать. Артём талантливый, смотри у него игру без шаблонов.

– Да нужно на других людей смотреть, понимаешь, у Артёма и у нас всех одни и те же ошибки, потому что мы только друг друга и видим. И ещё противно, что все как бы уже, ты знаешь, спали со всеми, и круг немножко узкий такой… Эти наши – если хотят сыграть мужика из Тулы, то они по телеку его увидят и превратят в актера из ГИТИСа, это же просто …. – У Алины соскакивал голос почти до пения, а глаза краснели. – Эти мужики получаются у всех как в советских фильмах, рабочий класс, но блин, где это сейчас видно, они что – такие же? Крестьяне, НЭП, шестидесятые, и дядя Юра, который у нас чинит свет? А студенты? Я видела Мишу и его друзей, там, на дне рождения – и меня схватило просто, они – никакие. Но как это сыграть?! Нужно брать их и превращать во что-то! Надо же каждую чёрточку усваивать и приделывать её к образу, но блин – это даже мне сейчас интересно, а завтра нет, завтра мне надоест на других смотреть! А как я себя изменю? Всех полюблю на свете, чтобы всех наблюдать внимательно? Как можно вот этих никаких ребят полюбить, хотя жалко их, но… ёёё, я не знаю! – Алина опустилась в кресло.

– Так всё, хватит, Алин, ты очень серьёзная моя Алечка, это странно даже как-то…

– Даа, а надо странно! Уже не надо нормально, надо странно! Я уже не могу вариться в нашем этом соку, Марусь! Я позову Мишу и, может, ещё каких-то людей посторонних и, пожалуйста, давай попробуем, чтобы они вот получились самими собой плюс то, что мы именно для каждого из них придумаем – и чтобы не похожи были ни на кого во-о-бще!

– Да, а потом мы просто скажем «Миша, до свидания» и ничего на этюдах не покажем… Потому что ты понимаешь, какая это ё-моё ответственность, я не умею работать с нулём, я сама ещё почти что ноль!

– Но это же не совсем ноль, я вот сегодня увидела у Миши пластику, которую можно использовать, и так у каждого из них – кто-то сидит на стуле как другой не умеет, кто-то в кофте дурацкой закутался и ржёт, ну правда! Если начать их запоминать, и если они на сцене будут такими же, только будут ещё что-то делать, ну и там будет драматургия, – то всё! – и улыбка уже подбрасывала Алинины брови. – И мы сможем материал подобрать, когда поймём, что из них получается, тогда как раз правильно, да? Я имею в виду, правильно, что сначала человек, потом уже пьеса, которая ему подходит… И мы будем искать общее для всех, или делать серию этюдов про каждого… Надо только искать людей, про