Brunello di Montalcino [Елена Владимировна Гришко] (fb2) читать постранично, страница - 4

выскользнул в ночь.

***

Его собеседник уже порядком ему надоел. Бравада и заносчивость сквозили в каждом его слове и движении. Сперва он разглагольствовал о благах прогресса. Затем, когда понял, что Марко не верит не единому его слову, принял другую тактику – недвусмысленные намёки и угрозы. Ха! Ему? Дону Инганнаморте?! Малец вообще в курсе, что Марко может прямо сейчас, несмотря на эту пару клоунов за спиной своего оппонента, нашпиговать его свинцом. И их заодно – «Ребята, ну кто так держит оружие?!» Да даже этой самой зубочисткой, которая сейчас у него в зубах, можно сделать парочку не самых приятных вещей. Или позволить побеседовать с синьором своим парням, после чего этот бесящий язык и размашисто жестикулирующие руки уже никогда не доставят неудобств его собеседникам. Вспомнить шальную молодость? «Брось собаке кость – и она замолчит». Нет, сейчас ему доставляли удовольствие другие методы. Он подозвал официанта и попросил принести заказ. Собеседник удивился, но промолчал. На столе появилось огромное блюдо. Марко поднял крышку. На блестящей поверхности покоился всего один маленький предмет. Марко знал, что раньше его собеседник мог часами любоваться этим предметом. Теперь же он нервно сглотнул, пошарил за пазухой в поисках ключика на цепочке и с плохо скрывающим ужасом уставился на Марко.

«Надеюсь, мы поняли друг друга?» – произнёс Марко, поднимаясь из-за стола и кладя зубочистку на блюдо.

Не дожидаясь ответа, он направился к выходу. Он знал, что его собеседник обливается холодным потом.

***

Марко решил ознакомиться с прессой и бумагами не в кабинете, а в зале, где в это время занимался маленький Донато. В очередной раз. Разумеется, она тоже была там. Он уже давно всё прочёл, но продолжал делать вид, что размышляет над письмами только чтобы подольше побыть здесь. А мысли его были совсем не о письмах. Он снова вернулся к тому моменту, когда она впервые появилась у них. Боль от потери матери. Сперва гувернантка вызывала некую настороженность – очередная прихоть Орэбеллы – но очень скоро она заменила и даже преумножила для Донато, всё, чем была бабушка. Она была разносторонне развита, имела обширные знания и навыки, любила заботилась о Донато как о родном, обучала малыша сразу многим вещам в такой форме, что ребёнок сам жаждал. Он впитывал всё, как губка, при этом оставаясь всё тем же озорным непоседой. Она разделяла страсть Донато к лошадям, экспериментам и творчеству. А ещё в их доме всё чаще стали появляться книги – малышу уже было недостаточно просто пересказа какой-нибудь известной сказки перед сном и чтение вместо этого уже стало их маленькой традицией. Став несколько раз случайно свидетелем этих сцен, Марко поймал себя на мысли, что ему нравится слушать, как она что-то читает или объясняет малышу. Да и самому приятнее иногда поработать в таких условиях, нежели в давящей атмосфере кабинета. Поэтому у него вошло в привычку иногда разбирать корреспонденцию во время игр или занятий Донато. Быть поближе к сыну, это так замечательно! Видеть, какой он смышлёный малый. Как он думает и шалит, веселится и грустит. Как тот порой засыпает у неё на руках и он, Марко, нежно и аккуратно относит его в детскую, а она на цыпочках, боясь разбудить и едва дыша, крадётся рядом. Однажды Марко осознал, как приятно самому повозиться с малышом, особенно если она просто молча или занимаясь рукоделием сидит в уголке. А как здорово рассказать какую-нибудь забавную историю, слушать звонкий переливчатый смех Донато и ухмыльнуться в ответ на сдавленный смешок Лиан. А порой она сама, уже немного осмелев, с лукавым прищуром предлагала Донато переадресовать вопрос отцу. Марко же в ответ – делать вид, что он раздумывает, а не отправить ли назойливое чадо спать или учить что-нибудь, и, в конце концов, будто сдаваясь, начинать свой рассказ. Ему нравилось, как в процессе этого маленького представления светятся любопытством глаза сына, как он жадно ловит каждое его слово, восхищается им. Да и она, кажется, тоже. А иногда, когда в гостях у них были Уго или Руджеро со своей ребятнёй, и те с удовольствием становились частью действия.

В то же время она удивительно тонко чувствовала его настроение, когда что-то менялось и следовало сосредоточиться на делах. Она умела быстро найти предлог, переключить Донато на что-то другое и увести. Он был благодарен ей за это.

Несколько раз они случайно пересекались с Лиан вне «рабочей» обстановки. Признаться, она открыла себя с других сторон и поразила его ещё больше. Её кажущаяся зажатость и чопорность уступали место неподдельному интересу, рвению и почти детскому восторгу, которые были так заразительны. Она могла с огнём в глазах увлечённо рассказывать и расспрашивать. А ещё она умела слушать. Да так, что хотелось выложить как можно больше, чтобы только жадный пламень в этих глазах не угасал. А ещё она уже не раз помогла ему с поиском экспонатов для его коллекции.

А Орэбелла тем временем нашла для себя новое увлечение – ей нравился лоск