Рассказы из далекого прошлого [Петр Павлович Суворов] (fb2) читать постранично, страница - 92


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

я ее снова воздвигну!

Крутая рѣчь, но какъ она характерна, открыта, честна! Она не ставитъ врага въ двусмысленное положеніе. Въ рѣчи какъ бы повторяется знаменитый возгласъ Святослава: «Иду на васъ!»

Не такъ дѣйствовали и дѣйствуютъ поляки. Хитрость и обманъ, клятвопреступленіе, измѣна — благословляются ксендзами, когда дѣло касается отношеній поляка къ русскому.

Вспомните Костюшку, составляющаго гордость польской національности. Императоръ Павелъ лично освободилъ его изъ крѣпости, чествовалъ, какъ героя, подарилъ ему нѣсколько тысячъ душъ крестьянъ. И чѣмъ Костюшка отблагодарилъ великодушнаго государя? Онъ уѣхалъ въ Америку и прислалъ царю оскорбительное письмо.

Кочубовскіе суть также маленькіе Костюшки. Они воспитываются на русскій счетъ, принимаютъ присягу на вѣрность своему монарху, пользуются привилегіями наравнѣ съ нашими коренными чиновниками, и, при первомъ удобномъ случаѣ, во всей яркости проявляютъ ненависть къ русскому народу, къ самодержавной православной державѣ. Не знаю, судить ли послѣ сказаннаго старуху Опочиньеву за то, что она напрямки называла поляковъ врагами Россіи; что она и мысли не допускала о какомъ-либо сближеніи между своей дочерью и офицеромъ-полякомъ? Въ истинно русскомъ сердцѣ польская ненависть непремѣнно отзовется эхомъ. Поэтому, нечего утѣшаться мыслью, что между русскими и ихъ покоренными соплеменниками можетъ установиться дружба, или искреннее сліяніе. Для нихъ довольно взаимной терпимости и сознанія необходимости совмѣстно жить въ политическихъ условіяхъ, завѣщанныхъ тяжелымъ прошлымъ.

IX.
Не такъ думала Наташа. Она видѣла въ Кочубовскомъ ни русскаго, ни поляка, но человѣка, котораго нужно спасти. Увлекшись этой идеей, она, быть-можетъ, и полюбила того, кто возбудилъ въ ней столь сильное чувство, кто сосредоточилъ на себѣ столько ея заботъ, столько думъ въ безсонныя, длинныя ночи. Княжна была au courant всего политическаго дѣла, разсматривавшагося въ Приволжскѣ. Оно тянулось всю осень, всю зиму, все лѣто, и только въ іюлѣ будущаго года наряженъ былъ военно-полевой судъ надъ виновными лицами. Судъ происходилъ въ одной изъ дворцовыхъ комнатъ нижняго этажа, гдѣ мрачно нависли каменные своды. Комната была въ три окна, а посреди ея стоялъ длинный столъ, покрытый краснымъ сукномъ. На столѣ лежали двѣ скрещенныя сабли. Шесть штабъ и оберъ-офицеровъ съ генераломъ во главѣ, въ полной парадной формѣ, сидѣли за столомъ и чинили разборъ надъ преступниками. Ни день, ни ночь для нихъ не имѣли значенія. Роковыхъ двадцати четырехъ часовъ было довольно, чтобы рѣшить участь нѣсколькихъ десятковъ человѣкъ. Но изъ нихъ къ смерти приговорено только семеро. Между ними находились: Кастальскій, Кочубовскій и Челевичъ. Уральцеву и Драницыну судъ нашелъ смягчающія обстоятельства. Ихъ подвергли высылкѣ на два года въ Вологодскую губернію. Казнь черезъ повѣшеніе генералъ-губернаторъ собственноручно вычеркнулъ и замѣнилъ ее разстрѣляніемъ.

Въ ночь подписанія приговора Наташа знала о немъ и задумала остановить его исполненіе. Рано утромъ, въ день казни, она проснулась и быстро привела въ порядокъ свой туалетъ. Прасковья Яковлевна спала глубокимъ сномъ, и не подозрѣвала, что ея дочь зашла въ ея спальную и со слезами на глазахъ остановилась надъ спящимъ дорогимъ существомъ. Княжна долго смотрѣла на мать, потомъ поклонилась ей до земли.

— Прости меня, мама! шептали уста Наташи. Я не могу совладѣть съ собою!

Она приказала горничной доложить княгинѣ, что отправилась къ ранней обѣднѣ. Въ ближайшей церкви она приложилась къ иконамъ и поѣхала во дворецъ. Внизу, въ пріемной, Опочиньева спросила дежурнаго адъютанта:

— Всталъ ли генералъ Зетъ?

Услышавъ, что онъ сидитъ въ кабинетѣ, она просила о себѣ доложить. Наташа поднялась по широкой каменной лѣстницѣ и вошла въ небольшую комнату. Прошло минутъ пять томительнаго ожиданія. Вдругъ одна половинка дубовыхъ дверей шумно распахнулась и въ ней показался стройный мущина среднихъ лѣтъ въ генералъ-адъютантской формѣ. Онъ подошелъ къ княжнѣ, поклонился и рукою пригласилъ ее въ свой кабинетъ. Громадный письменный столъ занималъ середину помѣщенія. Съ трехъ сторонъ его разбросаны массивныя, низкія кресла, обитыя зеленымъ сафьяномъ. Окна, выходившія къ рѣкѣ Волжанкѣ, драпированы тяжелыми бархатными занавѣсями, также темно-зеленаго цвѣта. Генералъ придвинулъ кресло своей гостьѣ, и, когда она сѣла, помѣстился противъ нея.

Наташа откинула вуаль. Ея блѣдное и измученное лицо было, все-таки, прекрасно. Глаза нѣсколько опухли отъ слезъ, но лихорадочно блестѣли. Она долго молчала и прижимала лѣвую руку къ груди. Видя ея волненіе, генералъ спросилъ:

— Чѣмъ я вамъ могу служить, княжна?

Металлическій звукъ голоса рѣзко коснулся ея уха.

Наташа втянула въ себя сильно воздухъ и судорожно произнесла:

— Генералъ! Пощадите его! Онъ такъ молодъ! Онъ можетъ еще исправиться!

— Кто онъ? И какое отношеніе вы лично имѣете къ