Тонкие материи (СИ) [Stephaniya] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

========== Семейные ценности островитян ==========

 

Последний осенний закат горел багрянцем. Солнце, пробиваясь сквозь обрывки тяжелых, подкрашенных алым облаков, опускалось за смутный абрис скалистых островов. Море, пролежавшее в спокойной задумчивости большую часть дня, пробуждалось, поднимая одну волну за другой, набрасывалось на серый каменный берег и отступало, собирая силы для нового наступления. Ветер усиливался, грозя наступающим хрустким морозом, и на холме, открытом его резким порывам, сидеть становилось решительно невозможно.

Гуус досадливо поморщился. Он был готов к тому, что вечерний свет поймать удастся лишь на несколько кратких минут, но надеялся хотя бы подобрать цвета и сделать первый набросок, чтобы потом, когда снова встанет солнце, закончить картину уже по памяти. Но от ширящегося, всепроникающего холода пальцы леденели и не слушались — так, что было едва возможно удержать в них кисть. Нужно было возвращаться под крышу, развести огонь и смириться с тем, что величие природы, желавшее остаться незапечатленным, снова победило его. Он сделал последний яркий мазок — краска ложилась на холст неровно, комками, но Гуус давно решил, что вылощенный стиль, которому он учился с детства, для его новых картин совершенно не подходил, и только грубыми мазками, с огрехами и слишком резкими переходами от цвета к цвету и можно было изобразить то, что он видел вокруг себя каждый день. Ветер подхватил горсть легкого блестящего снега с каменной верхушки холма, осыпал им и художника, и его работу, и Гуус, фыркнув, глянул в небо. Живя на Скеллиге, сложно было не начать верить в могучих богов стихий, желавших контролировать каждую мелкую букашку, попадавшуюся пред их очами. Даже если букашка эта пыталась всего лишь зарисовать красивый закат.

Он стряхнул снег с волос и огляделся. По тропе, ведущей со стороны Харвикена, двигалась высокая фигура, закутанная в тяжелый темный плащ. Путник не пригибался под порывами ветра, шел быстро и уверенно, казалось, почти не приминая свежий слой чистого снега, не оставляя на нем следов. Гуус отложил кисть, спрятал покрасневшие ладони в отороченных заячьим мехом рукавах и теперь терпеливо наблюдал за фигурой. Путник, конечно, заметил его издалека, но не подал вида — не махнул приветственно рукой и даже не ускорил шага, точно совсем не собирался сворачивать со своего пути, и пара лишних глаз, наблюдавших за ним, его ничуть не волновала. Новый порыв подхватил и разметал полы плаща, открывая длинные многослойные юбки, в умирающем свете дня сверкнуло кичливое золотое шитье по подолу. Путник одной рукой придержал тяжелую суму на плече, а второй попытался снова запахнуться, чтобы не дать холоду проникнуть под юбки. Но ветер, не желая сдаваться, следующим ударом скинул с головы упрямой фигуры капюшон, подхватил длинные темные канаты тугих кос, а потом, словно смилостивившись, отступил. Даже со своего места Гуус видел на лице приближавшегося путника озорную улыбку — его эта привычная битва с суровой стихией неизменно забавляла.

По тропе на вершину холма путник взбежал за считанные минуты. Остановился рядом с Гуусом и критически глянул на едва начатое полотно. Последние алые лучи заиграли на длинных золотых серьгах в островерхих точеных ушах, подсветили белую, совсем не тронутую вечерним морозом кожу собственным закатным отблеском.

— Красиво, — заметил Иан, склонив голову к плечу, вглядываясь в картину внимательней. Его голос звучал выше обыкновенного — слегка ломался и хрипел, как обычно, когда действие хитрого отвара, что он принимал перед тем, как спуститься в деревню, сходило на нет.

— Я ничего не успел, — пожаловался Гуус со вздохом, тоже глянув на картину. Он медленно поднялся на ноги, отряхнулся от снега и шагнул к Иану. Тот, улыбаясь, принял его в быстрые объятия.

— Ты совсем замерз, — заметил он, оставив на колючей щеке быстрый порхающий поцелуй, — идем домой, пока оба не околели.

Гуус снова с сожалением глянул на буйство заката, потом покладисто кивнул — от холода он и впрямь уже не чувствовал рук.

В дом уже успели просочиться холод и мгла, и Иан, едва переступив порог, не сняв плаща, принялся зажигать свечи, запалив длинную тонкую лучину. Гуус, сложив на стол кисти, ящичек с красками и прислонив к стене едва начатую картину, взял два крупных полена с высокой стойки у очага и уложил их поверх едва тлевших углей.

— Я надеялся, ты к моему приходу хотя бы огонь разведешь, раз уж горячего ужина от тебя не дождешься, — ворчливо заметил Иан, перенося оранжевый огонек с одного фитиля на другой.

Гуус, плеснув на дрова несколько капель горючего ароматного масла, фыркнул, глянув на эльфа через плечо.

— Я надеялся, ты будешь для меня готовить, раз уж я взял тебя в жены, — заявил он с притворным недовольством.

— Я бы готовил, — не