Святой (СИ) [Юрий Мори] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
Настоятель Скориан, вопреки всем правилам, был официально признан Святым ещё при жизни. Лично конвенарх Церкви Единого Создателя во всём блеске властителя приезжал в прошлом году в их скромную обитель, собрал братию и объявил. И семилучевую звезду повесил на шею Скориана, на тяжеленной цепи, всё, как полагается.
- Носите, Святой, заслужили!
Только вот... Сложения Скориан хрупкого, голову не поднять, если носить эти пятнадцать стоунов золота, эмали и слишком броских - на его вкус, конечно, многие бы поспорили! - драгоценных камней. Да и пустая это роскошь, ненужная... Поэтому повесил на крюк в келье, пусть так.
А сам продолжил своё скромное служение: молитвы, посты, приём страждущих и редкие, но необходимые выезды в окрестные деревни и замки. До коронного города Римаут добирался не чаще раза в год, да и то было испытанием для души и благочестия. Очень уж греховно там всё: вороватые содержатели питейных и прочих заведений, гулящие девки, вечно пьяный бургомистр. А уж уличные музыканты и иные лицедеи!..
- За грехи наши это, за грехи, - приговаривал Скориан, стараясь и молебен не затягивать, и от приглашения на пир в ратушу отделаться как-нибудь... вежливо. - Спаси Создатель чад своих неразумных семью лучами благодати!
Господь Единый помалкивал в ответ, ну да и не ждал новоявленный святой ничего такого. Пятьдесят три года прожил, понял, что не откликнется.
- Кис-кис, тварь неразумная! Ну-ка перестань!
Это уже котёнку. Принесли братья в келью по его же, Скориана, просьбе. Чтобы веселее вечерами было. Но - дюже игрив неразумный, сшибает всё, третьего дня чуть чернилами весь стол не угваздал. И сейчас вот разбегается, наклонив ушастую и лобастую головку, подпрыгивает и норовит когтями звезду уцепить. Еле касается, мал ещё, награда на цепи раскачивается не хуже Святого маятника в столичном соборе, ещё больше интерес разжигает.
- Вот дурень-то, прости Единый, - ворчит Скориан и начинает отгонять котёнка в сторону. Где добрым словом, а где и носком грубой неудобной сандалии. Стучат подошвы по каменному полу, будто танцует святой запретную для всех служителей сарамонгу.
- Настоятель! - доносится из открытой двери. Святым братии он себя звать запретил настрого, под угрозой изгнания, поэтому так и окликнули. По должности.
- Что? - застывает Скориан в нелепой позе: одна нога согнута, вторая приподнята, а ещё и руки растопырены. Сквозняк из открытой двери качает пламя толстых свечей, теребит хохолок седоватых волос на затылке - от верхушки лба-то выбрито всё согласно канонам до самого затылка.
- К вам... - брат Еклиз мнётся, не зная, как лучше доложить. - Посетитель к вам, настоятель. Дворянин, похоже.
- К ночи? - удивляется Скориан, но руки опускает. Да и обеими ногами теперь на полу, принимая позу пусть не важную, но соответствующую сану. - Что за спешка? Завтра после заутрени приму.
Котёнок, поняв, что становится людно, несётся бегом к двери. Если бы не шустрый брат Еклиз, умчался бы, лови его потом по всем трём этажам обители. А так попался, устраивается вон на руках, еле слышно мурлыкает.
- Говорит, дело спешное. Спасение души, настоятель, такими вещами даже мирские не шутят.
- Посади его на стол, что ли... - задумчиво говорит Скориан, имея в виду пушистого бесёнка, а отнюдь не ночного гостя. - Веди сюда, что ж поделать.
Спасение души - дело такое. Видимо, прижало что-то дворянчика, грехи на тёмную сторону волокут. Сами не справляются, вот и бегут к нам.
Брат Еклиз сажает котёнка на стол, кивает и скрывается в коридоре, не забыв притворить дверь. Пламя над свечами успокаивается, останавливается танец теней в келье. Лепота, первый час ночи, спасибо Единому, скоро и новый день.
Шаги в коридоре слышно даже из-за прикрытой двери: звонко щёлкают по камню подковки сапог - ну точно дворянин, не крестьянин же так обуется! Грубый голос что-то уточняет, какие повелительные интонации, однако! Не простой дворянчик, некто из сильных мира сего.
- Здесь, что ли? - спрашивает гость.
- Да, ваше великолепие. Настоятель ждёт вас.
Когда они заходят, Скориан уже сидит за столом, гладит разомлевшего котёнка - надо бы ему имя какое дать, да всё недосуг.
- Ты это... Монашек, иди, у нас разговор сложный, - бурчит гость. Футов шести роста, крепкий, плащ понизу весь грязью забрызган. Торопился, стало быть. Лицо... Да обычное, лет тридцати пяти господин, с роскошными усами и бородкой клинышком. Даже в неярком свечном свете виден шрам: от левой брови и по щеке полосой. Шпагой, похоже, нарисовано.
Настоятель кивает ожидающему брату Еклизу: иди, иди, разберусь. Тот молча уходит, закрывая дверь.
- Садитесь, мне неудобно задирать голову при разговоре, - тихо говорит Скориан, свободно рукой перебирая чётки. Волнуется гость, видно же, что напряжён.
- Я... Мне... А впрочем, да! - выпаливает дворянин. Ищет глазами, куда сесть, подтягивает, скребя по полу, грубый табурет и падает на него. Доносится густой дух немытого тела, лошадиного пота, кожи и довольно дорогих духов. Амбре ещё то, но настоятель не морщится.
- Как вас зовут? - спрашивает Скориан. Он опускает вежливое "ваше великолепие" и прочую мирскую суету.
- Крон-граф Лемелье, маркиз Ансс.
- Всё это мишура и мирские клички. Мне нужно имя при осенении звездой, славься лучи Единого.
- А-а-а, имя? Мартин. Как батюшка и дед. У нас это в традиции.
- Прекрасно...
Котёнок тоже принюхивается к гостю, чихает и спрыгивает со стола, норовя оказаться подальше. Граф и маркиз недоумённо оглядывается по сторонам: ну да, извини, никакой роскоши - узкая койка у стены, стол, шкаф с манускриптами и звезда на цепи на крюке. Вот и вся обстановка. Ну и приоткрытое высокое узкое окно, из которого веет прохладой ранней осени, сырой землёй и запахами скошенной травы.
- Да что здесь прекрасного! - взрывается дворянин. - Вы же Святой Скориан? Помогите мне, пока не поздно! Или...
Он не договаривает, весь как-то оседает, сдувается, превращаясь из придворного задиры, явного бретёра и любимца женщин в человека слабого, побитого неведомыми горестями.
- Да, я и есть Скориан, - "святого" настоятель опускает, странно звать так самого себя. - Начните с начала, а я подумаю, можно ли вам помочь.
История оказывается не особо длинной, да и новизны в ней не сильно много.
С неделю назад крон-граф играет в замке своего хорошего знакомого в пике-пике, разумеется, проигрывается в пух и прах, а владения и так уже заложены, как и драгоценности жены. Карточный долг... Ну, вы понимаете, остаётся только в петлю.
Скориан, в жизни не бравший в руки карты, участливо кивает, не говоря ни слова.
Крон-граф продолжает невесёлую историю, в которой всплывает разговор с одним из гостей замка. Тот - имя его не называется - предлагает нехитрую сделку: продать душу за выплату всех долгов и солидную сумму в золотых сверху. Плюс к тому графу и маркизу обещается изрядная удача в картах в дальнейшем.
Настоятель неторопливо зажигает от одной свечи ещё пару огарков: ему хочется лучше видеть гостя, а зрение давно уже не то.
- И вы согласились?
- И я... Ну да, а что оставалось делать?! - почти кричит тот.
- Не шумите так, Мартин, всё же ночь на дворе. Давно прошёл... обряд? О сути не спрашиваю, наслышан.
- Четыре дня. Четыре долбаных дня, святой, но дни-то ещё ладно... Четыре страшных ночи. Чего я только не навидался за это время!
Неразличимый в темноте за шкафом котёнок издаёт некий невнятный, но громкий звук.
Крон-граф резко поднимает голову, потом вновь роняет её:
- Да... Если это бесы, я крепко прогадал. Никакое золото не стоит вечности в их компании после... после...
- ...смерти, - договаривает за него настоятель. - Увы, но так. Давайте приступим к делу. Вам придётся снять плащ... Да и сапоги, кстати, мне там ещё спать, и лечь на койку. Посмотрим, что можно сделать.
Мартин послушно стаскивает плащ, не найдя иного места бросает его на пол. Потом, кряхтя, снимает сперва левый, а потом и правый сапог, кидая их со стуком рядом. Вонь усиливается, но Скориан уже не обращает на неё ни малейшего внимания.
- Ложитесь на спину, руки по швам. Глаза лучше прикройте.
Крон-граф выполняет всё молча, быстро и чётко, подобно заводному механическому солдатику.
Настоятель подходит к койке, держа чётки обеими руками, чуть наклоняется над лежащим и начинает... Нет, не молиться, это не поможет - всматриваться в глубину грешника, словно перед ним не человек, а яма, узкая пропасть, очерченная силуэтом тела. Оттуда, из неведомого разлома между зримым и невозможным, густо воняет тухлятиной, давно пропавшими яйцами, несвежей кровью и ещё чем-то неизмеримо мерзким, чему и слов подходящих в языке нет. Да и не надо - слова, если их придумать, будут столь же гадкими и царапающими язык, как и ощущения.
- Лежите спокойно, граф! - жёстко говорит Скориан, заметив, что тот начинает мелко дрожать, словно в лихорадке. Это помогает, очертания пропасти вновь становятся чёткими.
Зато наружу выплёскивается жирная чёрная грязь, поднимаясь горбом над лежащим, пузырясь и булькая. Настоятеля обдаёт жаром, но он не сдаётся. Несчастный котёнок воет, не переставая, но и это подождёт.
Принесла же нелёгкая эдакого гостя...
Пол под ногами дрожит, воздух сгущается до непроглядного тумана, воняющего серой и жгучей как перец гарью, разъедает глаза.
Скориан не сдаётся. Его скромное дело сейчас состоит только в одном: высмотреть в глубине всего этого наполовину человеческого, наполовину бесовского источник зла.
В приоткрытое окно шумно, снося стекла и скрипя слишком тесной рамой, влетает бесформенная масса, роняет, как бумажный, стол - слышно, что разлетается посуда, несчастная чернильница, которой точно конец. Свечи гаснут, но и это не останавливает настоятеля. Он ищет. За его спиной жуткая масса смерчем проходится по келье, сбивает с грохотом шкаф. Котёнок уже не воет - хрипло пищит где-то.
Мрак оформляется в нечто человекообразное, крылатого чёрного демона, у которого одна цель - остановить Скориана. Как угодно, любой ценой.
- Изыди, - не оборачиваясь, говорит настоятель. Демон рвётся к нему, но его отбрасывает нечто, всего в полушаге от желанной добычи.
Крон-граф, которого и не рассмотреть сейчас из-за выплесков жирной чёрной грязи изнутри, начинает стонать. Невнятную темноту, исходящую наружу, будто простреливают короткие багровые молнии. Отлично, Скориан понимает: искомое близко. Совсем близко.
Демон за спиной отшатывается к стене, хватает, обломав крюк, цепь со звездой Святого - в которой, несмотря ни на что, святости ни на грош - и начинает со свистом раскручивать в воздухе, задевая стены, царапая, снося с награды выступающие лучи.
- Тебе не достать! - ревёт крылатый.
- Не в первый раз, - несуетливо откликается Скориан. - Уходи, я сильнее.
Вот оно, вот! Багровые молнии сочетаются теперь в некий бесформенный, некрасивый узор, в середине которого в такт грешному сердцу крон-графа то надувается, то опадает небольшой, с лесной орех, тёмно-красный клубок.
- Именем Единого Создателя! - шепчет настоятель и протягивает руку, форменным образом выдирая этот корень зла. Пальцы обжигает, будто он сунул их в кислоту, но Скориан не сдаётся. Он достаёт этот странный клубок и тот словно скатывается на ладонь, пуская корни в виде всё тех же молний, врастает ему в руку.
Крон-граф истошно вопит, несколько раз вздрагивает, как от ударов, едва не падает на пол.
Но это уже не столь важно.
Теперь ощущение, что его целиком окунули в едкую, сдирающую кожу и пронзающую мясо жидкость, крепнет. Настоятель распрямляется, опускает руки и стоит, не делая ни единого движения, застыв наподобие статуи.
Внутренний огонь окатывает его, жжёт и снаружи, терзает, убивает, но... не может убить.
Крылатый демон со скрежетом отбрасывает искалеченные остатки цепи со звездой, воет и пытается ещё раз прорваться к Скориану. И вновь безуспешно.
Настоятель закрывает глаза, всё так же не двигаясь. Теперь он словно путешествует мысленно где-то внутри себя, по огромному безлюдному складу, стены которого до потолка уставлены шкафами с закрытыми ящичками. Никаких обозначений, ничего. Стеллажи и ручки - потяни нужный, если ты его знаешь.
Скориан идёт долго, сворачивая из коридора в коридор, везде одна картина. Наконец останавливается и открывает один из ящиков, вытягивает его на локоть наружу. Багровый клубок вновь проявляется на ладони, уже не жгучий, но безмерно опасный. Настоятель легко роняет его в ящик и задвигает тот на место.
- Хвала Создателю, Единому и Непогрешимому! - говорит Скориан и открывает глаза.
В разбитое окно, ломаясь лучами на висящей на одной петле изувеченной раме, во всю светит нежаркое осеннее солнце. Келья разгромлена полностью, сплошь обломки досок, чернильное пятно посередине, рассыпавшиеся звенья цепи, смятая и расплющенная звезда у стены.
- Где я? - жалобно спрашивает граф и маркиз. Он похудел за ночь не менее, чем наполовину, щёки запали, кожа обтянула череп. Даже усы, ещё ночью роскошные, торчащие в стороны, обвисли, будто облитые липкой смолой. Камзол на груди порван в клочья, через огромные прорехи виден словно выжженный на груди тот самый мерзкий бесформенный узор, но уже без главного - без клубка в центре.
- Вы в безопасности, Мартин. Дальше вам поможет братия.
Скориан проходит по келье, берёт на руки еле живого, трясущегося котёнка с застывшим в зрачках безумием, и прижимает к груди:
- Успокойся, малыш, ты-то здесь точно ни при чём. Как же тебя назвать?
Крон-граф с трудом сползает на пол, пытается стоять, но не может. Его, едва не упавшего лицом вниз, подхватывает брат Еклиз, на помощь приходят и остальные.
Слава Создателю, никто не задаёт вопросы. Никто не обращается к самому Скориану.
Никто не...
А настоятелю мучительно хочется теперь не только убивать и насиловать, жечь людей в забитых снаружи намертво избах и на кострах, топить в кипящем масле, вздёргивать на дыбу и полосовать остро отточенной бритвой в ночных переулках Римаута, продавать своих и чужих детей, вырывать зубы и отрезать языки, рубить руки и ноги, пытать и мучить, обращаться в волка лунными ночами и стоять в углу пентаграммы, вызывая зло. Нет, это всё остаётся внутри, накапливается с каждым увечным душой, с каждым, эту самую душу по дури и жадности продавшим.
С каждым грешником.
С каждым ящиком бесконечного склада.
Теперь ему хотелось сыграть в пике-пике, да на всю катушку, поставив на кон обитель и братию.
Но, конечно, этого не будет. Пока - или никогда - как повезёт. Насколько Единый плотно запечатал тот самый склад в душе Скориана, никак, конечно, не годящегося в святые, настолько далеко и отодвинут этот страшный момент расплаты за спасение остальных.
- Если не возражаете, уважаемый, я назову его Мартином, - качнул на руках свернувшегося клубком котёнка настоятель. - Такая вот причуда. А вы живите дальше праведно, если получится... И с картами осторожнее, они до добра не доведут. Держащаяся на соплях рама окна скрипит и всё-таки обрушивается на пол, но никто даже не вздрагивает.
Последние комментарии
14 часов 28 минут назад
20 часов 51 минут назад
20 часов 58 минут назад
21 часов 27 минут назад
21 часов 31 минут назад
21 часов 31 минут назад