Святой (СИ) [Юрий Мори] (fb2) читать постранично, страница - 2

неярком свечном свете виден шрам: от левой брови и по щеке полосой. Шпагой, похоже, нарисовано.

  Настоятель кивает ожидающему брату Еклизу: иди, иди, разберусь. Тот молча уходит, закрывая дверь.

  - Садитесь, мне неудобно задирать голову при разговоре, - тихо говорит Скориан, свободно рукой перебирая чётки. Волнуется гость, видно же, что напряжён.

  - Я... Мне... А впрочем, да! - выпаливает дворянин. Ищет глазами, куда сесть, подтягивает, скребя по полу, грубый табурет и падает на него. Доносится густой дух немытого тела, лошадиного пота, кожи и довольно дорогих духов. Амбре ещё то, но настоятель не морщится.

  - Как вас зовут? - спрашивает Скориан. Он опускает вежливое "ваше великолепие" и прочую мирскую суету.

  - Крон-граф Лемелье, маркиз Ансс.

  - Всё это мишура и мирские клички. Мне нужно имя при осенении звездой, славься лучи Единого.

  - А-а-а, имя? Мартин. Как батюшка и дед. У нас это в традиции.

  - Прекрасно...

  Котёнок тоже принюхивается к гостю, чихает и спрыгивает со стола, норовя оказаться подальше. Граф и маркиз недоумённо оглядывается по сторонам: ну да, извини, никакой роскоши - узкая койка у стены, стол, шкаф с манускриптами и звезда на цепи на крюке. Вот и вся обстановка. Ну и приоткрытое высокое узкое окно, из которого веет прохладой ранней осени, сырой землёй и запахами скошенной травы.

  - Да что здесь прекрасного! - взрывается дворянин. - Вы же Святой Скориан? Помогите мне, пока не поздно! Или...

  Он не договаривает, весь как-то оседает, сдувается, превращаясь из придворного задиры, явного бретёра и любимца женщин в человека слабого, побитого неведомыми горестями.

  - Да, я и есть Скориан, - "святого" настоятель опускает, странно звать так самого себя. - Начните с начала, а я подумаю, можно ли вам помочь.

  История оказывается не особо длинной, да и новизны в ней не сильно много.

  С неделю назад крон-граф играет в замке своего хорошего знакомого в пике-пике, разумеется, проигрывается в пух и прах, а владения и так уже заложены, как и драгоценности жены. Карточный долг... Ну, вы понимаете, остаётся только в петлю.

  Скориан, в жизни не бравший в руки карты, участливо кивает, не говоря ни слова.

  Крон-граф продолжает невесёлую историю, в которой всплывает разговор с одним из гостей замка. Тот - имя его не называется - предлагает нехитрую сделку: продать душу за выплату всех долгов и солидную сумму в золотых сверху. Плюс к тому графу и маркизу обещается изрядная удача в картах в дальнейшем.

  Настоятель неторопливо зажигает от одной свечи ещё пару огарков: ему хочется лучше видеть гостя, а зрение давно уже не то.

  - И вы согласились?

  - И я... Ну да, а что оставалось делать?! - почти кричит тот.

  - Не шумите так, Мартин, всё же ночь на дворе. Давно прошёл... обряд? О сути не спрашиваю, наслышан.

  - Четыре дня. Четыре долбаных дня, святой, но дни-то ещё ладно... Четыре страшных ночи. Чего я только не навидался за это время!

  Неразличимый в темноте за шкафом котёнок издаёт некий невнятный, но громкий звук.

  Крон-граф резко поднимает голову, потом вновь роняет её:

  - Да... Если это бесы, я крепко прогадал. Никакое золото не стоит вечности в их компании после... после...

  - ...смерти, - договаривает за него настоятель. - Увы, но так. Давайте приступим к делу. Вам придётся снять плащ... Да и сапоги, кстати, мне там ещё спать, и лечь на койку. Посмотрим, что можно сделать.

  Мартин послушно стаскивает плащ, не найдя иного места бросает его на пол. Потом, кряхтя, снимает сперва левый, а потом и правый сапог, кидая их со стуком рядом. Вонь усиливается, но Скориан уже не обращает на неё ни малейшего внимания.

  - Ложитесь на спину, руки по швам. Глаза лучше прикройте.

  Крон-граф выполняет всё молча, быстро и чётко, подобно заводному механическому солдатику.

  Настоятель подходит к койке, держа чётки обеими руками, чуть наклоняется над лежащим и начинает... Нет, не молиться, это не поможет - всматриваться в глубину грешника, словно перед ним не человек, а яма, узкая пропасть, очерченная силуэтом тела. Оттуда, из неведомого разлома между зримым и невозможным, густо воняет тухлятиной, давно пропавшими яйцами, несвежей кровью и ещё чем-то неизмеримо мерзким, чему и слов подходящих в языке нет. Да и не надо - слова, если их придумать,