Обретя крылья. Повесть о Павле Точисском [Борис Евгеньевич Тумасов] (fb2) читать постранично, страница - 5

бунта». Впервые в Екатеринбурге он брал ее у Поленова еще в гимназии, но и сейчас перечитывал с не меньшим удовольствием.

Кто-то без стука открыл дверь, заплясал огонек свечи, Точисский оторвался от книги, поднял голову. Порог комнаты переступил бородатый мужик в тулупе и мохнатом треухе, надвинутом на глаза. Мужик поставил у ног ящик, скинул рукавицы, осмотрелся и только потом, поздоровавшись, сказал хрипло:

— Тесновато жилье. — И метнул на Павла из-под кустистых бровей зоркий взгляд. — Меня Егорнем кличут, по батюшке Зиновеичем, а тебя как, мил человек?

— Павлом. Павел Варфоломеич Точисский.

— Чудно!

— Отец поляк.

— Инородец, одним словом. Так какая моя постеля будет, мил человек?

Задвинув под кровать ящик, снял тулуп.

— Где работаешь, Павел Варфоломеич?

— На заводе Берда.

— А я на лесной бирже плотничаю. Не женат? Ну-ну… у меня в деревне баба на сносях. Деньжат подкоплю, вернусь, избу поставлю, хозяйством обзаведусь… Ну, спать будем.

Павел закрыл книгу, задул свечу.

По воскресным дням Петербург пробуждался не от фабричных гудков, а от колокольного перезвона. Звонили к заутренней в церквах от Невской лавры до Васильевского острова.

Новый жилец поднялся рано. Долго, основательно умывался. Выдвинув из-под кровати ящик, достал чистую сатиновую рубаху с густым рядом белых пуговиц. Заметив, что Павел открыл глаза, спросил:

— В церковь-то идешь, Варфоломеич?

— Не ходок, Егор Зиновеич.

Тот брови вскинул:

— Живешь не по-христиански.

— Верую, Егор Зиновеич, в святую идею, — усмехнулся Павел. — А чтоб не случилось из-за меня раздора между попами и ксендзами, так лучше ни к тем, ни к другим.

— Богохульствуешь? А от богохульства и до тюрьмы недалече. Бона сколь разных государевых преступников развелось. На помазанника божьего замахиваются. Господи, прости, страшно и помыслить…

Марию Павел застал не одну. За столом чаевничали и оживленно беседовали с сестрой удивительно похожие друг на друга девушка и юноша. Оба смуглые, черноволосые, носы с горбинкой. Юноша был почти ровесник Точисского.

— Знакомься, Павлуша, Верочка Лазарева, моя подруга по курсам, а это ее брат Дмитрий. Хорошо, что ты пришел сегодня. Мы как раз обсуждаем тут кое-что. Митя снял просторную квартиру, не поселиться ли вам вместе…

— Соглашайтесь, Павел, уверен, нам с вами будет неплохо, — подхватил Дмитрий.

— Принимайте приглашение, Павел, — подала голос Вера.

Точисский подвинул стул, сел.

— Ну, коли коммуною, диктую условия. — Прищурился, посмотрел на Лазарева: — Поступаем в ремесленное училище, раз.

— Сразу так категорично? Однако в ваших словах есть смысл. Меня не приняли в этом году в Технологический.

— Бессмысленного времяпрепровождения вам не обещаю, два. Книги любите?

— Они страсть Дмитрия, — оживилась Верочка. — У нас в доме довольно неплохая библиотека. Батюшка выписывал все сочинения.

— Постараюсь познакомить вас, Дмитрий, и с иной литературой, — сказал Точисский.

— Буду рад. Хотя замечу — я читал довольно любопытные книги, принадлежащие перу известных экономистов и философов. — Лазарев на какое-то время помедлил, будто решая, говорить дальше или нет, потом все-таки сказал: — Я даже знаком с «Манифестом Коммунистической партии». Встречалась ли вам эта книга?

Точисский засмеялся:

— Теперь я вдвойне убежден — нам необходимо поселиться вместе.

ГЛАВА 2

Новый год начался событием, не прошедшим незамеченно для официальной России. В Орехово-Зуеве с помощью солдат, полиции и жандармерии удалось подавить стачку ткачей на фабрике Морозова.

Были и раньше стачки на других фабриках и заводах России, но чтобы сразу тысячи выступили! Пришлось арестовать шестьсот мастеровых, тридцать три из них, признанных руководителями, отдать под суд.

Министр внутренних дел граф Дмитрий Андреевич Толстой лично докладывал Александру Третьему о причинах беспорядков, умышленно опустив часть из них. Однако министр не мог не отметить, что на фабрике только за два года пять раз снижалась заработная плата, а штрафы составили четверть от каждого заработанного рубля. Граф посмел также обратить внимание государя на то, что подобное встречается не только у Морозова, а события в Орехово-Зуеве могут зародить у фабричных пролетариев чувство собственной силы.

Последние слова министра внутренних дел вызвали неудовольствие его императорского величества.

После морозной зимы Петербург долго не мог согреться. Весна наступила промозглая, с ночными заморозками, ветрами с Невы, пронизывающими, сырыми.

Но тепло все-таки подступало, начали распускаться деревья, нежно зазеленело в Александровском саду. За чугунной оградой тонким ковром пробивалась первая трава. Ожили аллеи. Вечерами здесь становилось людно. Солдаты музыкальной команды усердствовали, военный оркестр играл марши и вальсы. В саду допоздна