...султан моей души (СИ) [Кирин из райских садов] (fb2) читать онлайн

========== …госпожа? ==========

— Ты ещё пожалеешь об этом, хатун!!! — весь гарем услышал своего повелителя, а Лале бежала прочь, хотя бы в сад, где может скрыться. Все девушки её слышали, узнают и паши, и ничего уже не изменить. Ходжам Мустафа должен был её подстраховать. В конце концов, в ней тоже есть кровь династии и на подобное решение она имеет право. Правда, что дядя Мурад подумает, когда узнает?

Бежала, она бежала до самого домика Хюмы-хатун. Как оказалось, матери Мехмеда. Называть его падишахом язык не поворачивался. Даже она знает, что паши, оставленные ему дядей, настроены друг против друга. А ещё Венеция, Византия и Рим хотят напасть — иногда Лале жалеет, что много знает. А Мехмед только праздную жизнь ведёт! Однако стоит сказать, что в будущем, если ей предстоит его застать, именно Мехмед, её двоюродный брат, войдёт в Константинополь победителем. И Айя-София будет принадлежать османам.

Гюзалик встретила хозяйку радостным лаем, не улыбнуться ни в чём не виноватой собаке девушка не смогла. Она присела рядом с прудом, который всё сильнее зарастал водорослями, и стала играть с питомцем. А виски пульсируют и сердце бешено стучится! Страшно. Да и кому не станет страшно после такой выходки? С другой стороны, Лале даже не нагрубила брату-султану. И не унижала. Не возражала. Наверное, не только от неожиданности он отпустил её. Ещё и из-за уважения других.

«Надеюсь, оно будет помогать мне и дальше».

Лале посмотрела в сторону, где спрятала портрет Хасана: старая и непримечательная стена. Прижала палец к губам, и понятливая Гюзалик затихла. И хозяйка и собака прислушивались, нет ли кого поблизости. И убедившись в этом, Лале пошла к портрету. Осторожно достала его, но на свет выносить не стала.

Хасан… добрый и благородный, казался таким живым. А может, она действительно всё ещё тоскует по нему?

Гюзалик бегала вокруг ног. Посмотрев на неё, Лале улыбнулась и опустилась на колени. Да, чтобы показать ей портрет хозяина. Гюзалик тут же осунулась и так жалостливо заскулила. Этого хозяина больше нет, осталось только хозяйка. Даже её друзья пропали. Хоть и понятливая, но как собаке объяснить, где и почему оказались Аслан и Влад. Да, в казармах обучались пленённые юноши, без всякого роду за своей спиной. Но Аслан и Влад должны были вернуться в свои государства, вернуться туда добрыми друзьями османов…

«Снова я думаю о Мехмеде!.. и снова он меня расстраивает!»

Лале обняла портрет. Хасана не хватало. Останься он в живых, всё было бы совершенно по-другому. Аслан и Влад остались бы здесь. Их бы уважили. И возможно, с погибшим шехзаде они подружились. Лале тихонько покачала головой: её мечты, что не сбудутся. Она отпрянула от портрета, чтобы поцеловать нарисованные губы.

«Простите, шехзаде, за мою дерзость, но теперь я останусь свободной».

Но глаза Хасана, светлые и добрые, нисколько не злились. Наоборот, как будто давали своё благословение.

†††

В казармах действительно жилось отвратно. Однако здесь не так уж и враждовали, но и не дружили. Аслану и Владу, и другим знатным мальчишкам, которым довелось обучаться в дворцовой школе, тёплого приёма не оказали. Хотя мальчишки из Валахии были рады встретиться со своим будущим правителем. С ним же и надеялись вернуться. Аслану даже стало неуютно. Владу были хоть немного рады, а здесь даже никто не мог сказать, являются ли они с Асланом земляками. Совершенно разные ситуации. Но Влад в своей компании не остался и друга не бросил. Земляки решение сына господаря уважили. И помогали им влиться и другим безродным оскорблять их не позволяли. В общем, не сильно Мехмед и выиграл, выслав рабов из дворца.

Спустя полгода они привыкли. Только одно не давало им двоим покоя: как справляется Лале? Ведь, хорошо подумав, можно понять, что она одна против всех. На её стороне разве что художник Димитрис и ходжам Мустафа. Даже собственная наставница против неё: всё лелеет сделать из неё жену султана.

Может, Влад и Аслан подружились, но уступать Лале другому никто не хотел, особенно Мехмеду. Хотя была проблема серьёзнее: кто отдаст мусульманку за иноверца, будь он хоть самым верным другом османов. И всё, что они могли сделать, — стать сильнее и заполучить всеобщее уважение. А дальше одни небеса знают…

Аслан в последнее время старается не использовать левую руку и внимательно следит за каждым движением Влада. Конечно, они тренируются со всеми, поскольку одни бои между собой не дадут прогресса. А поэтому побеждать с каждым разом труднее! Зато как интересно за ними другим наблюдать! Одни болеют за Влада, другие за Аслана. Кто-то вообще не знает, чьё имя выкрикивать, а кто-то только рот раскрыть и может. Взмах и удар, защита, маленькая военная хитрость, то есть подлость, но без неё никак. Никто в реальном бою не будет думать о чести — выжить, вот главная задача. За время пребывания в казармах они хорошо усвоили урок.

Пока больше побед было у Аслана, но это только пока! Ничья также бывала, но на неё реагировали не так бурно. А потому крик стоял и за стенами казармы, когда победил Влад. А потом тренировки окончились. Уклад жизни здесь был, как у янычар, то есть сами о себе заботились. И ребята начали расходиться, кто стирал, кто готовил, кто убирал, а кому-то сегодня и отдых перепал. Например, тем, кто на тренировке приложил усилий больше, чем остальные.

Почти никого не осталось, когда на поле прибежал молодой венгерский князь. Новости из дворца, кто раньше там жил, узнавали от него. С ним раньше не особо общались, да и он не спешил сближаться. Но теперь рабы сплотились. Не все и не с каждым. Однако узнать последние новости имел право любой из них.

— Аслан, Влад, слышали, что во дворце произошло? — опиравшиеся на ограждение, юноши посмотрели на товарища, иронично улыбаясь. Княжич рукой махнул. — Янычары, кажется, восстание поднимут, говорят, деньги обесцениваться начали, — Влад на это только ухмыльнулся.

— Нам-то что? — им жалование не выдают, так, иногда, в хорошем настроении. Как кость кидает! Аслан, заметив, что Влад снова начинает злиться на горе-падишаха, положил руку на его плечо и сжал. Может, все и свои, но не стоит открыто критиковать действующего султана.

— Действительно, — венгр закатил глаза. — Если восстание будет, Мехмеду придётся задуматься о передаче трона отцу, — а потом совсем тихо, словно голоса и нет, добавил: — Когда он поймёт, что марионетка в руках пашей? — Влад убрал руку Аслана, фыркнув. Он надеется, что доживёт до этого дня. Аслан только головой покачал.

— А в остальном что? — товарищ посмотрел на Аслана, хитро улыбнувшись. Он, может, и не общительный, зато наблюдательный. Ясно дело, интересуются жизнью госпожи.

— Хах, с этого и надо было начать, да?! — в глазах юного венгра загорелся огонь некого ужаса и вместе с тем восхищения. Что́ заставило друзей напрячься. — Лале-хатун ваша траур по шехзаде Хасану всю жизнь носить будет! — и хлопнул в ладоши. Под этот звук что Влад, что Аслан, словно застыли. И княжич поспешил объясниться: — Да не бойтесь, не всё так однозначно. Такого раньше не было, кади и шейхуль-ислам ищут ответы в Коране, но Лале-хатун так упряма, что только сул… дядя её переубедить и может, — эта госпожа многих пленных поражала. Даже с детства.

— Траур? Но как? — Аслан покосился на Влада, задавшего этот вопрос. Серьёзно?

— Влад, ты конечно хороший человек, но, как мне сказали, Мехмед отнюдь не такой. Хотел он её в свой гарем, но та при всех калфах и евнухах как закричала: «Не посмеешь ты жену брата взять! Траур носить буду», — однако руки венгр развёл. Сами понимаете, информация не из первых уст.

— Но они не успели пожениться, — кому-кому, а Аслану обратного не докажешь. Он знает, когда покойный шехзаде решился на подобный шаг. В тот же день и умер.

— Поэтому умнейшие мужи, уважив волю любимой племянницы Мурада, и ищут нужное решение, — горя их княжич не разделял. Однако и радоваться не спешил, просто интересно и весело стало жить в один момент; репутация султана Мехмеда, кажется, опускается до болота. А потом он ушёл, оставив двоих, задумавшихся.

— Лале, Лале, что ж ты делаешь… — Аслан вздохнул. — Возвращаемся? — до ужина можно было и отдохнуть.

— Ты иди, а я здесь пока буду, — пойдёт, по лесу прогуляется. Аслан ещё постоял немного, а затем ушёл, не стал давить на друга. Да и самому хотелось подумать в одиночестве, только признаваться не спешил.

†††

— Лале-хатун, а что значит носить траур? — оставить Раду во дворец Лале всё же удалось. Хотя понять, почему Мехмед согласился оставить мальчика на её заботу, она так и не смогла. Но сам Раду был довольно счастлив. И пока он тренировал письмо, Лале вышивала тюльпаны, символ династии.

— А почему ты спрашиваешь? — к таким вопросам девушка успела подготовиться морально. Она оторвалась от пялец и посмотрела на мальчика в ответ. Тот нахмурился — и как похож на Влада! Волосы, глаза, форма лица… но такой хорошенький! Сколько девичьих сердец пропадёт, когда он подрастёт?

— Я слышал, как Шахи-хатун жаловалась Дайе-хатун на тебя. Говорит, может, она с ума сошла? Траур? В её возрасте? — мальчик начал пародировать. И получилось отменно! Лале рассмеялась, стараясь запомнить его личико. Так хотелось нарисовать мальчугана. — А ещё она злилась, что ты написала об этом своему дяде… — он опустил голову, стыдясь. Хорошие дети ведь не подслушивают и не ябедничают. Лале отложила вышивку, подошла к нему и взяла на руки:

— Раду, ты такой храбрый львёнок, — она широко улыбнулась. — Спасибо, что рассказал, это очень важно для меня, — щёчки Раду покраснели, и он поспешил обнять госпожу.

— Так что это значит? — он всё ещё обнимал. Лале присела на кровать и пояснила:

— Когда близкий человек умирает, мы скорбим по нему, скучаем, тоскуем, — и получалось у неё хорошо. Он отпрянул от неё, и Лале посадила Раду так, чтобы они смотрели друг другу в глаза. — Понимаешь, Раду, пока вы с братом не приехали, здесь жил другой шехзаде, он хотел, чтобы я стала его женой. И знаешь, я тоже этого хотела, — она взяла в ладонь его ручку и стала перебирать пальчики. — Может, я не совсем правильно понимала это, однако очень хотела. Но шехзаде умер, оставил меня, а я, — ложь, большая и наглая ложь, но ведь Хасан хотел бы услышать что-то такое? Или он был бы рад, будь она с любимым человеком. Однако жизнь приняла иное решение… — я не хочу ни за кого другого. Буду теперь одна, но помнить его, — Раду опустил голову и уткнулся в девичье плечо.

— Одна-одна? До самой старости? — удивлённый шёпот, совсем не верит.

— Если дядя позволит, так тому и быть, —Лале остановилась, прежде чем поцеловать мальчик в макушку, но потом решилась.

— А мне разрешат с тобой остаться? — может, он и не говорил, но скучал по старшему брату. Пусть тот и отругал его перед отъездом. И не понимает ведь, за что. Что такого плохого в том, чтобы узнать это место получше? Даже Лале-хатун помогает ему!

— Я тебя так просто не отдам, хороший мой, — запнувшись, но назвала-таки. Может, поэтому Раду так быстро и привязался к ней.

†††

В Манисе султан Мурад старался жить спокойно, отдалившись от управления империей. Однако границы защищать продолжил. Поздравления с победой присылали все, но радостнее всего было читать письмо Лале. Да не оставит Аллах это светлое дитя. Однако, не успев получить поздравления, пришли другие письма. Мужчина не раз тяжело вздохнул. И не раз спросил верного помощника, как поступить. Но что тот мог предложить? Он верил: господин примет верное решение.

А в Эдирне Лале то запиралась в своей комнате, то сбегала в заброшенный домик. Шахи-хатун и Дайе-хатун всё реже ходили туда. Что́ только на руку самой Лале. Водить в домик она стала и Раду, но только иногда. Тот так любил играть с Гюзалик, а какой потом счастливой бегала вокруг сама собака! Только портрет не показывала. И наброски другого тоже скрывала. Димитрис очень переживал: ведь она приходила за тем чудесным составом. Портрет Хасана так просто не найдут, а вот судьба второго будет непредсказуема. Но художник ещё больше переживал потому, что видел огонь в глазах госпожи. На портрете маленького Раду ничего не закончится, а только начнётся. Но разве может этот слуга ей отказать?

И пока Лале пряталась от всего османского двора, даже с Сафие-хатун не виделась, в Манисе султан Мурад думал беспрерывно.

В своих покоях он, сгорбившись, сидел на кровати и перебирал чётки. Бусина за бусиной. Ох, как хотелось ему оказаться сейчас в Эдирне, в тюрбе. Отец не мог дать ответ за сына. Хасан… Сложившаяся ситуация пугала. Что же Мехмед учудил?

А ведь и он, Мурад II, хотел бы, чтобы племянница стала женой его приемника. Но заставлять её падишах не посмеет. Спрятав лицо в ладонях, несчастный отец воззвал к воле Всевышнего:

«О, Аллах, ведь мой сынок не пожелал бы такого для неё?»

Нет, Хасан бы не посмел. Но знай он о подобной ситуации, что мог бы посоветовать?

†††

— Ходжам Димитрис, — Лале поприветствовала учителя и, раз никого в мастерской не оказалось, поспешила передать записку. Она не спрашивала у грека, почему он так рискует, чтобы помочь ей, но не переставала думать о возможности отблагодарить его. Она передала письмо Владу: Раду здоров и весел, не отлынивает от учёбы и ведёт себя хорошо.

— Лале-хатун, решение вашего дяди уже известно? — мужчина спрятала вверенную ему записку и продолжил работу над новой картиной. Великий визирь хочет сделать подарок византийскому послу. Хрупкий мир в преддверии войны?

— Сегодня султан Мехмед пожелал, чтобы я со своей наставницей и Раду пообедали вместе с ним. Как сказала Шахи-хатун, пришло письмо из Манисы, — Лале поёжилась. Весна только вступала в силу. Но не холода погоды, а души заставляли её частенько вздрагивать.

— Неопределённость закончится, это хорошо, — грек кивнул своим мыслям, а затем осторожно спросил: — Письмо ведь юному Владу? Хотите передать что-нибудь ещё? — этот учитель так ценит юность. Лале чуть покраснела и заправила прядь за ухо.

— Не совсем понимаю вас, ходжам Димитрис, — девушка отвернулась, вопрос был явно лишним. И мужчина извинился.

— Я уверен, из Манисы вы получите поддержку. И шейхуль-ислам вместе с кадиями не станут возражать, — конечно, он мог и напутать в чинах, которые выносят решения по подобным вопросам. Но в целом прав. Лале улыбнулась учителю на прощание и отправилась за Раду, к встрече с падишахом всё же надо готовиться.

†††

Даже наряжаться не стала: Шахи-хатун всё сетовала и до последнего просила одуматься. Но вот теперь они сидят за столом и в молчании обедают с юным султаном. Тот смотрит с интересом, зло даже. Но Лале лишь дышит тише и спокойнее. Раду с любопытством поглядывает на каждого, исподлобья. Встречается взглядом с султаном и тут же прижимает голову к плечам, Мехмед смеётся.

— И не боишься смотреть на меня? — отпив шербета, Мехмед смотрит на выпрямившуюся Лале. Она тут же повернула голову к мальчишке.

— Нет, великий падишах, — наставницы, видя, что Мехмед нисколько не разозлился, рассмеялись. Шахи-хатун погладила мальчугана по голове.

— Вот видишь, дорогая сестра, даже этот раб не боится, а ты в мою сторону и головы не воротишь, — конечно, сейчас от этого никуда не деться. Лале подняла голову и с гордостью посмотрела в глаза падишаха.

— Я посмела отказать вам на глазах у всех, не думала, что вы ещё хотите этого, — и продолжила смотреть. Наставницы переглянулись: кажется, им здесь совсем не место. Но Мехмед толком Дайе и не услышал, только рукой махнул. Ну, а Раду забрать Лале не позволила. Схватила за руку, что Шахи-хатун даже пытаться не стала. Надо будет, смышлёныш сам убежит. А Мехмед снова рассмеялся. И не скажешь ведь, что… кхм, госпоже так не пристало выражаться.

— И как такой хороший мальчик может быть на попечении такой вредной гурии? — Лале нахмурилась. Возможно, скажи подобное кто-нибудь другой, ей было бы приятно. Слава Всевышнему, Раду не стал спрашивать, кто такие гурии.

— Лале-хатун не вредная, великий падишах, она просто много думает и часто хмурится, — мальчик посмотрел на госпожу и улыбнулся. Кое-как у неё получилось выдавить улыбку в ответ. Но когда она смотрела в глаза Мехмеда, он мог почувствовать её негодование и волнение. И всё же, как ни тяжело девушке находиться здесь, она осторожна, внимательна и учтива.

— И о чём же? — от этого только и хочется вывести её из себя. Пусть вспылит, чтобы вместо наказания велеть ей отказаться от траура. Теперь нет никаких рабов рядом, а будет себя хорошо вести…

Раду только плечами пожал.

— Раду, так? — Мехмед изогнул бровь. Мальчик кивнул. — Тебе здесь нравится? — даже если Лале будет учтива и воздержана, любые слова ребёнка могут спровоцировать конфликт. Лале быстро, но легко убрала спавшие и вспотевшие локоны со лба.

— Очень, — Раду усердно закивал. И ответил на самые лёгкие вопросы. Но расспрашивать его просто так Мехмед не собирался. Он вёл свою игру:

— Скажи, а ты хотел бы вернуться на свою землю и править там? — взяв кубок в руки, он стал пить, медленно. Лале не могла видеть его лица, а потому посмотрела на Раду, но тот вовсе и забыл о ней.

— Править? А разве не Влад должен? — кубок с тихим, но пронзительным звуком опущен на стол. И Мехмед, и Лале смотрят на мальчишку.

— У нас в стране не так, кто достоин из братьев, тот и правит, — Лале опустила голову.

— А разве у вас остались братья? — Раду был настолько невинен, что Мехмед на него вовсе не разозлился.

— На всё воля Аллаха, — причём так самодовольно прозвучало. Да неужели ради тебя Аллах забрал трёх достойных шехзаде? Лале уже не могла дышать спокойно.

— Султан, я думаю, Раду ещё рано думать об этом, он слишком юн. Впрочем, как и его брату, — Лале отпустила руку Раду, чтобы он смог быстро встать и отбежать. Ведь она попалась в сети.

— Мы с ним одного возраста считай. Значит, я не могу быть падишахом? Но всё в твоём лице говорит, что тот раб достоин править, — он наклонился к ней непозволительно близко. Гримаса гнева исказила лицо настолько, что ни о чём ином речи быть не могло. Ничего такого вслух девчонка не сказала, но явно подумала. И тем самым снова оскорбила его! Султана Мехмед Хана!

— Не надо! — Лале не знала, чего испугался Раду. Возможно, и сам Мехмед не понял, что собрался сделать. Но мальчик прильнул к Лале и повалил её на пол. Он больше не смотрел в глаза Мехмеда, лишь на руки, которые должны были потянуться к девичьей шее.

Мехмед возвышался над ними, глубоко дыша. Его полный злобы взгляд мог бы обратить в прах. И рот приоткрыл, словно лев, который хотел пустить клыки в ход. Лале обхватила Раду, собираясь закрыть его собой. Стала осторожно подниматься.

— Лале-хатун, отец дал добро на твой траур. Жаль, что я не могу выслать тебя из Эдирне, ведь ты должна быть рядом с мужем. Однако, раз ты теперь в трауре, твоё жалованье я снижу до того, что получает простой янычар в месяц. Приданное распродай, если хочешь больше, тебе оно уже не понадобится, — и грозил пальцем всё это время. — А ты, мальчик, хорошенько подумай, хочешь ли с ней остаться, поскольку эта хатун больше не будет жить в роскоши. Вон! Во-о-он Я сказал! — но ещё до этого Лале встала и машинально поклонилась, а после унесла Раду на руках.

Если бы она была хоть немного послушней! Возможно, он бы сказал, что отец разрешил отказаться ей от траура в любое время и выйти за достойного мусульманина, которого выберет сама. Но Мехмед, всё ещё злой, но довольный своей хитростью, покачал головой. Никакого ей брака! Никакого выбора! Любимая племянница отца? Обойдётся!

— Лале-хатун? — Раду молчал, пока они не вернулись в свои покои. — Мы теперь не будем здесь жить? — девушка попыталась улыбнуться, всё же подобный вопрос обнадёживает.

— А ты останешься со мной? — Раду только кивнуть успел, как ворвалась взволнованная Шахи-хатун. Наставница теперь не даст житья.

†††

Получив письмо, Влад тайком выбрался в лес после ужина. У него там нашлось уютное место на одном из старых деревьев. А потому он поспешил туда, чтобы прочесть письмо, а затем избавиться, закопав, как делал иногда. Ведь в основном они с Асланом сжигали их на кухне.

И вот, взобравшись на облюбованную ветку и удобно устроившись, Влад поспешил раскрыть письмо. И удивился, раскрыв широко глаза — родной язык, валашский! Но почерк… ужасен. Он немного посмеялся, но быстро взял себя в руки, чтобы прочесть, улыбаясь. Было много ошибок, но он их не замечал вовсе.

Здравствуй, Влад. Пишу тебе сообщить, что у нас с Раду всё хорошо. Мы здоровы. Не болеем. Твой брат в учёбе усерден. А чтобы не забывал родной язык, я надиктовала ему письмо, но сама переписала. Надо было отправить его, потому что там красивые буквы.

Я говорю глупости?

Может, ты уже знаешь, что… когда ты читаешь это письмо, я, возможно, официально ношу траур по принцу(?) Хасану. Это так. Произошло кое-что. У меня не было другого выхода. Не знаю, почему оправдываюсь перед тобой. Но я надеюсь на твоё понимание. И поддержку. Аслан точно не захочет принять подобный выбор. Всё равно что похоронить себя заживо…

И ещё я хотела бы узнать, как вы. Пожалуйста, если будет возможность, пришли ответ.

Однако улыбался Влад только вначале. На момент написания письма у них всё было хорошо. А сейчас? На сердце стало неспокойно.

«Конечно ты будешь думать о глупостях…»

Ведь жизнь во дворце теперь неспокойная. И это кое-что, которое не оставило иного выхода. Что?! Край письма он помял, сжав кулак до белых костяшек. Но гнев ему не товарищ. Однако понять и поддержать… выполнимая просьба, пусть и больно.

Когда он увидел Лале в первый раз, не обратил никакого внимания, как и на Нурай. Их вместе можно было заметить лишь потому, что девушки совершенно разные. И обе рядом с Асланом, самым заметным из всех чужаков, что он увидел на том занятии. Такой же яркий, как и Раду. Последнего и из башни замка в толпе детей разглядеть можно было.

Теперь они здесь, а Раду и Лале там. Одни. Несмотря на ужасный почерк, который должен был развеселить Влада, чувствовалось напряжение.

А потом они столкнулись после того занятия. И обзавелись собакой. Да, обзавелись. Пусть Гюзалик и обожала Лале, и бегала вокруг неё, а хозяином всё же считала его. Видимо, увидела в нём погибшего шехзаде.

Влад вспомнил и тюрбе, и тот гроб. Лале была нужна поддержка, но, даже захотев, он не посмел бы так рисковать. А ещё это явное неуважение покойному шехзаде.

И снова он, человек по имени Хасан, покинувший этот мир. Вполне логично, что он стал заменой. Вопроса, почему не Аслан, не возникло. Он друг детства, и, видимо, никак не может стать Хасаном. Только вот будущий господарь не чувствовал обиды, может, немного ревновал. И старался убедить себя в обратном. Почему?

Они ведь наедине толком и не были. Хотя… присутствие друга нисколько не мешало любоваться красотой девушки. Тёмная кожа и тёмные волосы не очень-то и нравились. И глаза были тёмно-карие, но такие выразительные. И каждое выражение лица не могло уйти из памяти. И голос, который он мог бы услышать издалека, даже в большой толпе.

Так мало о ней воспоминаний. И каждое прокручивать в голове от начала до конца, не упуская ничего, — он же сойдёт с ума! Одна беда. Она мусульманка, дочь династии османов, а он православный и раб.

Неожиданно, но от письма пахнет мятой, как и её волосы. Потому что Лале как-то обмолвилась, что запах мяты напоминает ночь. Точно, это ведь тогда, когда они на звёзды смотрели. Аслан ещё сказал, что все лекари только и делают, что варят так, что дышать невозможно. А у Лале и рецепта никакого нет — и каждый раз хорошо получается.

«Просто капну немного на подушку — после тяжёлого дня лучше не придумаешь!» — и голос в голове так приятно звучит. Как быстро он забудет? Но несмотря на желание сохранить письмо, Влад закапывает его и спешит в казармы. Не хватало ещё, чтобы искать начали.

†††

Шахи-хатун действительно злилась, но не оставила свою любимицу, даже когда их отправили в самые холодные покои. Отдать в казну женщина решила только самые не нужные вещи. Учиться Лале никто не запрещал, а потому она продолжила посещать занятия. Раду делал то же самое, только теперь он жил не так хорошо. Но пока Лале-хатун рядом, мальчик готов терпеть. Нурай даже не стала подшучивать. Они конечно разные. Но друг друга уважали. На одном уроке девушка даже подсела к ней, чтобы сказать:

— Если что-нибудь понадобиться, намекни, — но вместе с тем продолжала налаживать отношения с Мехмедом. Кто знает, может она пройдёт по золотому пути и родит ему наследников. Однако думать об этом было неприятно, Лале поёжилась. И вспомнила о дяде. Да, на первый взгляд, не скажешь, но дворец стал совершенно другим.

Рисовать она не перестала. Даже больше. Но только пейзажи, за которые можно было выручить деньги. Однако как-то посмотрев в зеркало и подумав, как хорошо сидит на ней это чёрное платье, захотелось нарисовать себя. И пока она рисовала свой портрет, думала об Аслане и Владе. О Владе конечно больше.

Во-первых, она заботилась о Раду. Во-вторых, из-за того решающего разговора она могла навлечь на старшего брата беду. В-третьих, рисуя глаза Раду, она вспомнила о глазах Влада. Они были более яркими и чистыми. И перестать вспоминать его после этого стало невозможно. Занимаясь автопортретом, она как-то прервалась и задумалась. До того госпожа расслабилась, что даже портрет Хасана не спрятала. Заметила его «взгляд» и виновато опустила голову.

— Могли бы хоть немного расстроиться, шехзаде, — и поспешила спрятать все холсты. Да, если их найдут, её ничто не спасёт. Но, кажется, Мехмеду совсем не до неё стало. Недавно янычары подняли восстание, а это о многом говорит. Шахи-хатун как-то обмолвилась, что возвращение султана Мурада и его второе восшествие на трон возможно. Но так тихо-тихо женщина произнесла это, что больше смахивало на иллюзию злых джиннов, которые заставили Лале произнести вслух опасное и сокровенное.

†††

— Мама мне часто колыбельные пела. Она тоже много чего боялась, заметно было, — Лале широко улыбнулась мальчику. Ничего она не боится! Может, чуть-чуть, но не так сильно, как он представляет. В последнее время Раду трудно уложить спать. Но оказалось, что Лале не знает колыбельных. А потому уговорила Раду на сказки, которые часто рассказывают шехзаде.

Когда мальчик уснул, Шахи-хатун молча, но с явным недовольством на лице отдала ей записку. Лале с ужасном на неё посмотрела.

— Не читала я, драгоценная моя, но сожги её быстрее, — и затем женщина отправилась к себе. Свеча горела хорошо, девушка наклонилась к ней ближе.

Я не знаю, как отблагодарить тебя. Быть может, я могу остаться на твоей стороне?

Живой и помнящий о твоих наставлениях Влад.

Напиши рыжему, ревнует.

Лале зажала рот ладошкой, чтобы не засмеяться. Он на её стороне, он понял. Как же хорошо! Она выдохнула, гора с плеч. И не одна.

«Живой и помнящий…» — передразнила про себя, покрутившись на одном месте. Последнее предложение, как по-нашему, убило. Присев на пол кое-как она ещё несколько раз пробежалась по скромному ответу. Рыжий? Аслан ревнует? Да, некрасиво вышло, надо и ему написать.

Сжигая долгожданную весточку, Лале попробовала представить, как Влад говорит это. И почему-то покраснела. Подскочила, как только ничего не осталось и несильно запахло горелым, поспешила в кровать. Поскорее уснуть. Уснуть и забыть. Только как забыть, если сердце ёкнуло так знакомо, но почему-то в десятки раз сильнее.

========== …как раньше? ==========

Лале оказалась во тьме, она ничего не видела. И было так тихо, что стук сердца разносился всюду. Но она решилась осторожно идти вперёд, выставив руки перед собой. Шла. Сколько? Не знала. Но сердце стучало всё тише, и становилось легко, спокойно. Затем она услышала молитвы, что читали женщины в гареме после похорон шехзаде Хасана. Она так хорошо запомнила их голоса? Жутко. И в то же время Лале почувствовала себя в безопасности. Тьма перестала казаться страшной. А потом становилась всё светлей, и вот, через черноватую полупрозрачную дымку ей видится сад. Не похож на дворцовый. А может это он, только когда она была маленькой? Или вовсе до её рождения.

Стало неприятно. Но почему, Лале не смогла бы ответить. Как будто что-то схватило её сердце и сжало его. Но не было настолько больно, чтобы согнуться и упасть. Трава под босыми ногами стала мягче. Захотелось вдохнуть глубже, но не получалось. Лале поняла, что не дышит. Подобное не могло не взволновать. И ей стало не по себе, просто потому что испугалась. Лучше бы и дальше не замечала.

— Лале! —на плечи опустились знакомые руки. До сих пор помнит. И тут же оборачивается.

— Шехзаде… — Хасан! Он улыбнулся ей тепло. То, что удерживало её сердце, исчезло. Наконец-то стало по-настоящему легко. Тьма окончательно расступилась. И Лале почувствовала небывалый прилив сил. Что-то чужое, непривычное, но в то же время такое родное.

— Всё хорошо, теперь всё будет хорошо, — она выпрямилась, и юноша убрал руки с её плеч. Ухватился за ладонь и крепче сжал. — Только ты не туда идёшь, — его глаза сияли ярче, чем на портрете. Лале на мгновение застыла, а затем посмотрела в сторону, куда шла. Вдалеке она увидела женщину и двоих юношей. Первого она едва узнавала, но сердце подсказывало, что это шехзаде Ахмед. Он умер, когда ей было семь лет. И шехзаде Алааддин, который неожиданно скончался два года назад. Лекари так и не установили причину. Женщина… это была её мать, Айше-султан. И всех их она любила. И все они были прекрасными людьми.

— Шехзаде Хасан? — она посмотрела на него с непониманием. Умерла? Но если идёт не туда, жива?

— Отец расстроится, если и тебя не станет, не думаешь? — Хасан осторожно провёл пальцами по её щеке и заправил пряди за ухо, потом с другой стороны. Никак не давил на неё, ни в чём не убеждал. — Ты сама можешь принять решение. Вернёшься, мы поможем, — после этих слов она ещё раз взглянула на старших шехзаде и мать. Они все улыбались ей. Стояли далеко, но Лале хорошо видела их лица.

А там, в другой стороне, её ждёт дядя Мурад?

Не успела подумать, как донёсся боевой клич янычар. Лале оглянулась — никого!

— Ты слышишь их? Отец в Эдирне, — шехзаде посмотрел в сторону, откуда ей послышался звук. Дорога назад. И он улыбался, глядя в ту сторону.

— Шехзаде? — Лале позвала его. И, повернув к ней голову, он мягко положил ладони на её щёки, наклонился и поцеловал в лоб.

— Кажется, большее мне не дозволено, — и дотронулся пальцем до её губ. Не надо вопросов. А затем снова взял за руку, крепко-крепко. Как будто в последний раз. И они направились туда, откуда она пришла. Лале обернулась: мать и шехзаде всё также улыбались. Брат Алааддин даже помахал рукой. Лале широко улыбнулась и помахала в ответ. Не смотреть под ноги не страшно. Сейчас юная госпожа чувствовала себя в полной безопасности. Казалось, что душа наполнилась необычайным светом. Крики янычар и уже простого народа становились сильней. Но их не было видно.

— Теперь, — вместо тьмы всё заполнил свет, который нисколько не ослеплял. А крики заглушал голос Хасана, — тебе предстоит нелёгкий путь. Но, Лале, позволь назвать тебя по имени ещё раз, — лоб ко лбу. Настоящее прощание. — Лале, не забывай, ты госпожа. Сильная и умная. И присмотри за отцом вместо меня, — последние слова звучали всё тише. Но вместе с ними пропадали и крики людей.

Глубоко вдохнув, Лале открыла глаза. То ли стон, то ли хрип вырвался из груди. И девушка, которая сидела, склонившись над ней, подскочила. Зара-хатун?

— Лале-хатун, вы очнулись! — из красных глаз полились слёзы. Она обратилась к служанке у дверей: — Скорее лекаршу зови! — а затем Зара повернулась к госпоже. Всё это время, что Лале была без сознания, Зара находилась рядом. И даже не посещала школу. Ходжам Мустафа разрешил. Он тоже переживал за молодую госпожу. — Хотите пить? Разрешили, если вы очнётесь, — если… но Лале кивнула. Девушка помогла ей сесть и поправила подушки. А затем протянула стакан воды. В руки не давала, Лале была слаба. И не могла не заметить этого.

Последнее, что она помнит, — испуганное лицо Раду. Но она ведь просто выпила шербета. Хм… теперь всё более-менее ясно. Без Мехмеда не обошлось. Прочистив голос, она спросила:

— Что сейчас происходит во дворце? — Зара в ответ головой покачала. Госпожа так ослабла, голос такой тихий. И интересуется не своим здоровьем, а дворцом! О, Всевышний, дай ей терпения! И всё же Зара ответила:

— Вы очнулись в такой хороший день: султан Мурад уже должен быть в столице. Вы открыли глаза, и это его точно обрадует! — значит, Халил-паша всё же уговорил дядю вернуться. Мехмед всё ещё единственный наследник, ему ничего не будет. И всё же, если он уговорил Раду подмешать ей яд, не совсем понятно, почему. Надо будет поговорить об этом с мальчиком. Пусть ей стало очень плохо, она ещё помнит, как он перепугался не на шутку. Возможно, ему не сказали правды. Или он вовсе не причастен. Хотелось бы, чтобы так и было.

— А где Раду? — Зара улыбнулась: госпожа опять не о себе.

— С Шахи-хатун встречать султана будет, — и улыбнулась ещё шире. — Он так за вас переживал, почти не отходил. Такой хороший ребёнок. Иншалла, верный друг династии растёт, — Лале посмотрела на отставленный в сторону кубок.

— Иншалла, — и вздохнула.

†††

Для всех мальчишек из дворца стало неожиданностью и приятной новостью возвращение султана Мурада. Ещё больше они удивились, когда Али-бей велел им в нужный день встречать падишаха у ворот. Мурад знал, что делал его сын. Первым делом он начал с небольших изменений. Как и хотел, будущие вассалы вернутся во дворец и будут желанными гостями, кто бы что ни говорил об этом. Они должны были стать в конце строя, во главе которого султан Мурад вернётся во дворец. Аслан почему-то предвкушал какое-то зрелище, но Влад его настроений не разделял. От Лале не было вестей в последнее время. Да и из дворца в целом. Януш, тот самый венгр, так и ходил недовольный от незнания.

И всё же в день возвращения султана Мурада они ждали его на лошадях почти у самых ворот. Янычары стояли вдоль дороги смирно и молчаливо, а за ними обычные жители Эдирне. О чём только не переговаривались. Влад их не слушал. Он смотрел на открытые ворота, за горизонт. Иногда переглядывался с Асланом. Тот всё улыбался, как будто говорил, сейчас увидишь нечто… какое нечто? Оставалось загадкой.

Он больше напрягся, чем обрадовался, когда на горизонте во главе янычар показался султан Мурад. Разглядеть мужчину пока было невозможно. Другие юноши из их компании, позади, не видели и этого. Перешёптывались. Хорошо было слышно Януша: «Возвращение отца — хуже для Мехмеда участи не придумаешь». Кто-то поспешил его одёрнуть, не стоило шептаться о шехзаде. Судьба его пусть и туманна, но самое страшное обойдёт его стороной.

И вот под лучами благословляющего эту землю солнца в город въехал сам султан Мурад. Янычары подняли ятаганы. Стали восхвалять Аллаха, падишаха и желать ему долгих лет. Люди за ними также начали приветствовать султана. Ещё не вернул трон, но уже повелитель, словно никуда не уезжал. Аслан не скрывал своего восхищения. Пусть османы и подчинили его родной край, всё же оспаривать их величие он не мог.

Влад же застыл. От угасающего старика, которого он встретил в тюрбе, а то была его первая встреча с Мурадом II, ничего не осталось. Или же… да, он не показывал своей печали. С прямой спиной, гордым взглядом. Этот человек предстал перед народом победителем и неоспоримым правителем мира. Такого величия не исходило ни от кого, даже от его родного отца. Мурад слабо улыбнулся. И это было похоже на милостивое благословение. По всей столице, пусть и не видели вблизи, приветствовали падишаха. А сколько силы в этом слове? И как на него откликаются люди!

— Пора, — Али-бей махнул рукой, и юноши направили лошадей за ним. Мурад давно проехал мимо, но возникший образ не уходил из головы будущего господаря. Янычары перед ними быстро разъезжались по сторонам в свои полки. И гости снова оказались вблизи султана. У дворца они спешились, Мурад позвал их за собой.

— Всё позади, вы снова мои гости. Надеюсь, вы не в обиде, — султан оставался напряжённым. Юноши дружно ответили, что не осмелились бы на такую дерзость. Мурад посмеялся: казармы дисциплинируют. Даже слишком. А так не хватало их поведения до его отъезда из Эдирне.

Обычно во дворце султана встречал гарем, но его наложницы и преданные слуги вернутся только через неделю. А пока его вышли встречать Шахи-хатун и Дайе-хатун. За первой прятался мальчишка, опустивший голову. Раду… подрос за два года. Племянница выйти не могла, и он знал об этом. А потому не стал спрашивать. Поклонились. Шахи-хатун приподняла голову: в её глазах была надежда и радость. Возможно, присутствие любимого дяди поможет Лале-хатун очнуться. А вот Дайе старалась не смотреть на него. Отчитывать её здесь мужчина не собирался. И он сделал глубокий вдох, со свистом. И покачал головой. Не успел главный евнух подбежать, как Мурад повелел:

— Определить наших гостей в покои, что у них были раньше, — евнух тут же послушался. Махнул рукой юношам, зовя их идти по другой дороге. Но Влад не сдвинулся с места. Султан обернулся на него и закивал. А затем обернулся к младшему из братьев.

— Что же, не пойдёшь с братом? Вы так давно не виделись, — на это Раду поднял голову и тут же опустил, так виновато.

— Если вы позволите, — люди кругом называли своим правителем двух людей, и Раду запутался. Потому и попытался избежать какого-либо обращения. Мурад улыбнулся.

— Позволяю, — мальчик даже забыл, что надо бы и поблагодарить, сразу побежал к Владу и схватил за руку. Но головы не поднял. Мурад махнул рукой, мол, идите уже. И как только братья ушли по другому пути, обратился к наставницам:

— Что же вы не доглядели? Я доверил вам этих детей в надежде, что вы убережёте их, а что в итоге… моя душа страдает, — Шахи было стыдно, чего нельзя сказать о Дайе. — С сыном я поговорю сам, не идите за мной, — женщины поклонились и переглянулись. Когда султан скрылся из виду, Шахи-хатун тихо заговорила:

— Мы были хорошими подругами, но Аллах пожелал иного, — укор, нет, обвинение. Только Дайе гордо выпятила грудь и серьёзно сказала:

— Я не желаю девочке зла, но иного выхода не было. Если она выживет, что скажет султану, что после будет с моим Мехмедом? Ты защищаешь её, а я его, — на это ответить было нечего. Но Шахи тоже выпрямилась и гордо посмотрела на старую подругу:

— Травить её было лишним, — и отправилась к Лале. Но ничего, ей навстречу уже бежит евнух с доброй вестью. Машалла, и султан Мурад обрадуется.

†††

— Лале писала, что ты хорошо себя вёл, — Влад использовал валашский. Раду даже как-то удивился. Лале-хатун делала всё, чтобы он не забыл родной язык. Но мальчик не ожидал, что услышит его сейчас. Было ли приятно? Или наоборот? Он не мог определиться. — Ты так вымахал, для восьми лет довольно высокий, — как-то госпожа предлагала ему написать брату. Только Раду побоялся. Он ещё помнил, как брат разозлился на него. Но сейчас совсем по-другому.

— Лале тоже так говорит, — валашский из его уст звучал неуверенно. Влад вздохнул. В принципе, это было ожидаемо.

— А ещё она говорила, ты хорошо учишься, — вот это уже больше похоже на похвалу! Так держать, Влад! Вокруг ни души, только слуги показываются и исчезают. Они почти у своих прошлых покоев.

— Есть вещи, которые мне не нравятся. Османы даже звёзды наблюдают не так, как делала мама, — мальчик закусил губу и посмотрел на брата. Такой высокий, ужас!

— Ты помнишь? — Влад опустил голову, и Раду смог увидеть его улыбку. Он кивнул в ответ, его руку сжали чуть крепче.

— А ты… стал чересчур высоким. Даже выше папы и брата Мирчи? — Влад покачал головой. Этого он знать не может. Даже вестей от родителей не получал. А может, не позволял кто-то другой. Пока шли к покоям, говорили о всякой ерунде. Раду проявил инициативу. Влад был рад. Увы, ведь правда в том, что мальчик не хотел говорить о Лале-хатун. По его вине она могла умереть. Нет! Если он будет думать об этом, то расплачется. И Влад точно поймёт. И разозлится?! Раду этого совсем не хочет.

— Вот вы где? Нас по-другому тут расселили. Так что я к вам третьим лишним, — Раду выпучил глаза.

— Я теперь здесь буду жить? — Аслан, посмотрев на него, ободряюще улыбнулся.

— Я ведь вернулся, так что да, — после слов брата мальчик опустил голову. Аслан сощурился, переглянулся с Владом. А затем подшутил:

— С красавицей-госпожой жить куда лучше, да, Раду? — мальчик тут же заалел. И пнул рыжего в ногу. А затем посмотрел, пыхтя. Аслан ещё сильнее рассмеялся.

— Вла-а-а-ад, — мальчик явно растерялся. Всё-таки ему нужна поддержка старшего брата. И он её получил. Наклонившись, Влад прошептал, но так, чтобы Аслан тоже услышал:

— Он просто завидует, ведь всё внимание госпожи было у тебя, — и посмотрел на друга. Тот губами прошептал: «Предатель». Но Влад остался доволен. Подошла калфа и сообщила, что всё готово. Они зашли в комнату: с казармами и сравнивать нельзя. Рай и Ад — можно догадаться, что чем является.

— А здесь куда лучше, чем комната Лале-хатун, — юноши посмотрели на мальчика. — А вы незнали? — захлопал он пушистыми ресницами. — Сул… шехзаде Мехмед выселил нас в самые холодные покои. И выдавал жалование, — Раду напрягся, припоминая те роковые слова, — как месячное жалование янычара, — и пошёл к столику, взять лукум, который недавно принесли. Может, стоит отнести его Лале? Хотя теперь ей никто не посмеет отказать в чём-либо, и ему не нужно выпрашивать сладости у какой-нибудь калфы или евнухов.

Аслан и Влад переглянулись.

— Раду, а где сейчас сама Лале? Почему она не вышла встречать султана Мурада? — мальчик перед ними выронил весь лукум из рук. Сжался и замотал головой.

— Не знаю, она просто долго спала. Дядя ведь не разозлится на племянницу за это, — Влад сощурился: брат решил дурачком прикинуться. Действительно смышлён.

— Нет, ты знаешь, Раду, — Влад старался не злиться. Он не любил ложь ещё с тех времён, когда они с семьёй преклоняли колени то перед венграми, то перед турками. Мама очень часто врала, что всё будет хорошо — их положение было слишком шатким. Отец стал господарём Валахии, но что отдал взамен — детей в плен? А получил жизнь в страхе. В любой момент этот трон могли отобрать… и не знаешь, кто ударит в спину, а кто с самого начала против тебя.

И как бы хорошо султан Мурад к ним ни относился, в глазах османов они чужие, люди нечестивой веры, а значит ниже их.

— Не знаю, — заупрямился мальчик. Аслан заметил: что-то тут не так. Само собой, Раду врал. Но поведение Влада! Нельзя не заметить.

— Хорошо, Раду, — он схватил Влада за плечо, — мы поняли, ты ничего не знаешь, — а затем посмотрел Владу в глаза: — Он ничего не знает. Выясним у евнухов, например, у Амбера-аги, — Влад кивнул, но посмотрел на Раду с неодобрением. Они сели в разные углы комнаты. Аслан не решался расспросить, а потому предложил мальчику выйти в сад. Тот охотно согласился.

Влад сел, опираясь руками на колени. Сжал ладони в замок, скрестив пальцы. И закрыл глаза, опустив голову. Что с Лале? Жива ведь?

«Если нет, то во дворце должен быть траур. Хотя Мехмед…» — закусил губу. Судя по письмам, Раду привязался к ней. Значит, она точно не умерла. Этот ребёнок всё ещё открыто проявляет эмоции. И лгать совсем не умеет.

Ах, Влад, тебя ему не обмануть. Но это дитя повинно лишь в том, что так легко доверяет людям. Мальчик поздно понял, что он сделал. А госпожа жива, и она уже простила его. И ты прости… если узнаешь.

†††

Хоть султан и сказал, что поговорит с Мехмедом наедине, он ни с кем не виделся. Ни в день приезда. Ни в следующий, ни в тот, что за следующим. Только на четвёртый день позвал к себе шехзаде и племянницу. Сначала он прошёлся по всем ошибкам Мехмеда. И его последнее слово не могло не задеть, не обидеть:

— Рано я на тебя понадеялся, — и потёр лоб рукой. — Более того, сестру попытался убить. И за что? — Мурад смотрел на сапоги, не желая смотреть в глаза сына. Он боялся увидеть нечто, что его напугает, или разочарует окончательно. Однако Мехмед понял это иначе. Но говорить что-либо не стал. — Ведь не за что. Свои ошибки увидел чужими глазами, а признать не смог. Поэтому завтра ты отправляешься в Манису, и не посмеешь покинуть санджак без моего дозволения, — Мехмед со злостью сжал кулаки. Лале, опустившая голову, видела, как проступают вены. Почему-то вспомнились слова дяди в день приезда Мехмеда. Его вина, говорил он. Отвечает за свои грехи.

— Как скажете, повелитель, — и всё же, каким бы он гадом ни был, а мог вести себя достойно, как подобает шехзаде.

— Это не всё, Мехмед. Ничего не хочешь сказать Лале? — шехзаде тут же посмотрел на неё. И снова этот взгляд, который мог бы обратить её в прах. Тяжёлое дыхание. Но как-то нет желания получить извинения. Зачем?

— Султан… — она чуть подняла голову, чтобы увидеть реакцию дяди. Он кивнул, и Лале смело продолжила: — В произошедшем есть и моя вина. Возможно, я была слишком самоуверенна, тем самым настроив шехзаде против себя, — и опустила голову. Главное, не перебирать складки на платье. Не стоит подавать виду, как страшно на самом деле. Эти три дня прошли нелегко, в осознании того факта, что она могла умереть по-настоящему. Но вместе с тем в душе было необъятное тепло, поддерживающее её. Зара-хатун сказала: «Очнувшись, вы светите подобно солнцу. Иншалла, это добрый знак». Хватит ли его для этого дворца?

Мурад видел, что извинения Лале Мехмеду не нужны. Упрямец, уже всё решил. Но и она отказалась от его извинений. Стоит ли спрашивать, как шехзаде истолковал сей поступок?

— Шехзаде, ты можешь идти готовиться к отъезду, завтра рано вставать, — лучше этому гордецу покинуть Эдирне, когда никто не увидит. Возможно, он думает, что лучше уехать среди бела дня. Почему «возможно»? Так и думает. Хорошо, если уедет позже, отец ничего не скажет. Тогда мальчишка поймёт его правоту.

Двери за ним закрылись. Дядя и племянница ещё немного посмотрели на них, а затем неуверенно друг на друга. Мурад отсел в сторону и похлопал рядом с собой. Лале присела, ноги ещё подводили. А за дверьми ждала Зара, которая помогает ей передвигаться по дворцу.

— Моя дорогая Лале, — лёгкий и родной поцелуй в лоб. — Ты могла умереть, неужели нисколько не злишься? Почему отпустила обидчика так легко? — положил руку на её плечо. И Лале поняла, как сильно скучала по этому человеку. Ведь он ей как отец.

— Я ведь ваша племянница, дядя Мурад. Если мир возможен, я предпочту его, — и это правда. Если враги предложат мир, Мурад на него согласится. Мужчина улыбнулся.

— И твой дядя горд за тебя, — но почему такой тяжкий вздох? — Я чувствую себя таким старым, а мне только сорок два года… видимо, невозможно быть полным сил, совершив столько ошибок, — взгляд в сторону балкона, двери открыты, а потому видны верхушки деревьев. Лале осторожно прильнула к нему, обняв руку, как в детстве. Шахи-хатун говорила, что дядя вовсе не желал трона. Но так сложилось, что он стал победителем, а не кто-то из его братьев. Аллах дал своё благословение, но ослеплённые братья погибли от чумы.

Лале никогда не заговаривала об этом. Но иногда, когда они проводили время вместе, а дядя глубоко задумывался, казалось, он думал о них. И о том, что не хотел править. И лучше бы эта участь постигла его. Но… как же собственные дети? Три сына так рано погибли, и всё равно они были благословением Всевышнего.

— Дядя, — вспомнились слова Хасана. Был ли он, или виденье, Лале не хотела мучиться сомнениями. Ей нужно одно, — всё будет хорошо. Иншалла, шехзаде Мехмед станет достойным представителем рода османов, вы будете гордиться и им, — Мурад неодобрительно замычал. Лале поспешила встать и поклониться. Она расстроила его. Потому что подобралась слишком близко к наболевшему. Он отказался от этого ребёнка, который, само собой, не мог вырасти таким, каким бы хотел его видеть отец. И как таким гордиться?

— Я всё легко тебе прощаю, Лале. Но однажды меня не станет, и, будем надеется, твой сегодняшний поступок не позволит Мехмеду совершить зла, — Лале растерялась. Дядя так быстро сменил тему. Это не просто везение, султан дорожит ей очень сильно. И не стоило давить на больное, не просили ведь. — До того времени тебе бы выйти замуж, за человека, который сумеет защитить, — Лале растерялась ещё больше.

— Но траур… — Мурад сощурился: что не так?

— Да, я позволил тебе носить траур, но также разрешил отказаться от него, если ты сочтёшь нужным выйти замуж за того, кого выберешь сама. Я думаю, найдётся многих достойных молодых пашей, один из которых мог бы быть тебе по сердцу, — Лале опустила голову. Мусульманку за иноверца не отдадут.

— Я ещё ношу траур, — сглотнула. — И думаю, что человека достойнее, чем шехзаде Хасан, будет сложно отыскать, — уточнять, что мусульманина, она не стала. Такие намёки… не стоит так дерзить, даже родственнице султана.

Мурад понял, что об этом девушка не знала. И могла бы не узнать, если бы он не посчитал нужным напомнить. Снова покачал головой: Мехмед, Мехмед… а ведь в будущем он снова откажется от трона в его пользу. И больше не вернётся. И что же сделает этот ребёнок? Как ни странное, многое. И великое.

†††

Мурад отпустил племянницу только к вечеру. Расспрашивал обо всём: что слышала, что видела, что изучила, что на душе. Лале не могла не радовать: растёт, становится мудрее, хорошеет. Уже во многом лучше своей матери.

Лале покинула покои султана и сильно удивилась, увидев Зару. Та ждала её до сих пор.

— Зара-хатун? Ты должно быть устала, — но девушка подставила свою руку, позволив госпоже ухватиться.

— Подышим свежим воздухом, нагуляем аппетит перед ужином? — Лале неохотно кивнула. Она не хотела говорить в стенах, за которыми мог кто-то прятаться и подслушивать. И только после того, как они вышли, девушка снова спросила: — С Раду всё будет в порядке? — до того, как пойти к султану, Лале попросила привести мальчика, чтобы спокойно поговорить о случившемся. Раду честно рассказал, как поверил словам шезхаде: «Подольёшь ей это в питьё, и Лале-хатун подобреет ко мне, мы подружимся, и никакой вины ты чувствовать не будешь». И конечно она поспешила объяснить всё дяде. «Я знаю», — прозвучало так снисходительно. Мурад дал слово, что не накажет мальчика. Но это в последний раз. Лале повторила слово в слово.

— Так что одной заботой меньше. Кстати, о Раду. Он теперь с Владом? — Зара тут же кивнула.

— Так правильнее, Лале-хатун, — и улыбнулась для пущей убедительности.

— И всё же меня беспокоит Мехмед. Что он успел внушить ему, что Раду так послушно исполнил его волю, — она наклонилась и прошептала тихо-тихо. Зара осторожно оглянулась.

— Пустое, Лале-хатун, Раду ребёнок. И теперь шехзаде будет в Манисе. Его влияние на мальчика пройдёт, — а в саду спокойно. У одной из развилок они остановились. Лале попросила пойти подготовить ужин: до домика Хюмы-хатун как-нибудь дойдёт. По словам Зары, Гюзалик кормили. Но нужно проведать и её!

Извинившись перед своим убежищем за долгое отсутствие, Лале опёрлась о стену и пошла вдоль неё. Дворик всё такой же заросший, тихий. Красивый.

— Ты должна быть более осмотрительной, — от неожиданности девушка схватилась за сердце. Голос раздался справа, но отскакивать ей некуда. Позади стена, а отойти чуть влево — упадёшь. Хорошо, хоть не закричала. А ему весело!

— Влад? — он изменился, повзрослел. Подрос, определенно стал сильнее, мужественнее. Два года ведь прошло. И голос… изменился. Так и должно быть, но почему-то Лале забыла об этом. Теперь он звучал… глубже, приятнее, увереннее.

— А что, тут появился кто-то похожий на меня? — Гюзалик, стоящая возле него, гавкнула, словно услышала нечто возмутительное. Он наклонился и почесал ей за ухом. А затем снова выпрямился. По правде, ни разу не представлял день их воссоединения. Но вот стоять вблизи и смотреть на неё — достаточно.

И как долго ты будешь довольствоваться этим, Влад из рода Дракула?

— Нет, таких точно не будет, — Лале засмеялась, проронив несколько слезинок. Гюзалик подбежала к ней, забегала вокруг. И оба виновато опустили головы. — Точно! — Лале направилась к своему тайнику. Влад, убедившись, что никого по близости быть не может, велел Гюзалик сидеть. Верный друг не подведёт и даст знать о чужом приближении. Хозяин может спокойно пойти за хозяйкой.

— Вот, — уверенными движениями (за два года наловчилась) Лале достала небольшой портрет Раду и показала его. Влад удивился, от картины нелегко оторвать взгляд. И пока он смотрел на изображение своего брата, Лале изучала его лицо. И всё же глаза выделялись по-своему. По-прежнему яркие, чистые. Он посмотрел на неё, чтобы сказать, что это опасно! Рисовать лица нельзя! Кто… а, да, она уже осмелилась. Но Влад запнулся. Чуть покраснев, она смотрела в его глаза.

— Лале? — уши его тут же покраснели, и щёки немного. Возможно, она ищет одобрения, или поддержки, и только он неправильно понял.

— Да? — девушка подалась чуть вперёд. Одна картина разделяла их.

— Это прекрасно, но лучше спрятать её, — или вовсе избавиться. Девушка ойкнула и поспешила спрятать холст. Так засуетилась. Но лишнее волнение только отнимало силы. Падение вполне ожидаемо. Но какое? Они поспешили к выходу, когда ноги подкосились.

Достаточно было удержать её за талию. Так зачем же ты взял её на руки, Влад? Ведь кто-то мог увидеть. И увидел…

— Тебе не стоило сюда приходить, раз ещё слаба, — она ещё и виновата!

— Зато мы встретились, — повернула голову в сторону от него. Влад шумно вдохнул через нос. — На себя злись, это моё место… — Гюзалик залаяла, и Влад поспешил поставить Лале на землю, но она всё ещё держалась за него, когда во дворике показался Аслан.

Картина предстала интереснейшая: и девушка, и парень остолбенели, широко раскрыв глаза. И как не рассмеяться? Хоть и появляются в голове нежеланные мысли.

— Знал, что вы будете здесь, — Влад пригрозил ему кулаком и снова поймал Лале за талию. Кажется, это небольшое приключение оставило её без сил. И Аслан тут же оказался рядом с другой стороны: — Тебе лучше отправиться к себе, Лале, — в этот раз отпираться девушка не стала. Не хватало ещё на глазах слуг свалиться.

— Да, пойду, а вы позже за мной, — посмотрела на Аслана, на Влада. И постаралась широко улыбнуться: до покоев дойдёт, не свалится. Влад кивнул, верит. И всё же не мог не волноваться! Поэтому мальчишки втихую проследили. И надо же: не упала! А что было дальше, в коридорах гарема, они знать не могли. Оставалось уйти к себе. Не сегодня, так завтра они вернутся к занятиям. А за ними и Лале.

И будет, как раньше?

Вряд ли.

— Влад, я догадываюсь, что ты чувствуешь, но не забывай, Лале дочь династии османов, — вам никогда не быть вместе, хотел сказать он. Но только потому, что они друзья, не стал. И Влад не ответил, потому что они друзья. И хорошо. Ведь Аслан не постеснялся бы рассказать, что готов принять ислам, если есть шанс быть с Лале. А Влад на это не пойдёт. Такой выбор сведёт его с ума. Ему, правда, лучше вернуться в Валахию и стать там господарём, оставшись в родной вере. Иначе народ не примет его. А отказаться от народа… совершенно разные ситуации.

========== …прощай? ==========

До ипподрома впереди остальных мчались трое: Аслан, Влад и Лале. Ходжам Мустафа покачал головой им вслед. Нурай рассмеялась. А другие ученики, не посмевшие ослушаться учителя, спорили, кто из них троих выйдет победителем. Не бывалое нарушение всех традиций: Лале-хатун умнее многих, попробуй найти кого-то лучше неё. Талантливая художница и не брезгует рукоделием. Но как сидит на лошади! Януш ставит на неё свой кафтан! В этот раз Бардуш ему достался. То есть он специально его берёт, чтобы не проиграть свой кафтан. Хотя поговаривают, что султан Мурад новую лошадь купил, с Востока. Возможно, подарок для племянницы.

А этим троим было всё равно, что позади. Мчались, с азартом погоняя лошадей. Самая сильная лошадь, самый выносливый конь или самый шустрый — чей всадник сегодня окажется победителем? Гюзалик бежала поодаль, чтобы не попасть под чьи-то мощные копыта. Иногда громко лаяла.

— Кто проиграет, тот отмывает всех троих! — Лале вырвалась вперёд и погладила красавца, который ей достался на сегодня, Граната. Своего скакуна завести не получалось, не было той особой связи, как у Аслана с Гедже. Даже Владу приходилось время от времени менять лошадь. И хоть он был главным любимцем животных во дворце, однако именно Лале могла сказать, кто сегодня её друг, а к кому лучше не подходить. Это было странно, но она гордилась этим.

Наказание за проигрыш всегда определяла Лале до соревнования или после. Но отмывать скакунов приходилось раз в месяц, а тут и двух недель не прошло. Аслану такой расклад совсем не по душе. Но и Влад не отставал. Гюзалик залаяла и постаралась догнать и обогнать хозяйку.

Но Лале не обращала внимания, смотрела на дорогу. Только одного прыжка зайцу хватило, чтобы оказаться на её пути. Конь встал на дыбы, и девушка поспешила прижаться к нему.

— Тихо, хороший мой, тихо! — наконец-то конь встал на все четыре ноги. Злосчастного зайца уже не было. Аслан нагнал и обогнал её, успев только оглянуться. Но Лале была в порядке. А выскочившее на дорогу мелкое животное — непредвиденное обстоятельство. Конь топтался на месте, пока девушка пыталась восстановить дыхание. Нагнавший её Влад притормозил.

— Лале? — он оглянулся: никого. И протянул ей руку, девушка ухватилась за неё. Гюзалик гавкнула один раз, но под недовольным взглядом парня замолкла, прижав голову к груди.

— Просто заяц выскочил не вовремя, а он, — она посмотрела на коня, — перепугался. И я с ним, — чуть крепче сжав тёплую ладонь, Лале поспешила отпустить Влада. Он посмотрел вперёд и улыбнулся:

— Думаю, сегодня можно и проиграть, — Лале наклонила голову, стараясь заглянуть в его глаза. Он сощурился, но улыбаться не перестал.

— Тогда после занятий в конюшне? — тихо прозвучал вопрос. Влад кивнул. И Лале погнала коня вперёд, Гюзалик, глянув на него, побежала за хозяйкой. Конь Влада заржал с недовольством.

— Ну и пусть, — от проигрыша можно получить куда больше, чем от победы.

†††

Почти два года назад, после скромного воссоединения друзей, портрет Раду пропал. Однако похититель не выдал себя. Не выдал Лале. Девушка так перенервничала, что рассказала всё Заре, а их удачно подслушала Шахи-хатун. Да как начала выпытывать, не рисовала ли Лале кого-нибудь ещё. Портрет Хасана был страшной тайной троих: её, ходжам Димитриса и Сафие-хатун. Лале и дальше собиралась скрывать его. Но про свой сказала, иначе бы наставница не поверила. А потому вместе с Зарой Лале сожгла его. И с тех пор портреты не рисовала. Не рвались они из души.

Ходжам Димитрис пытался поддержать талантливую художницу, но в душе был рад, что опасность не так велика. Некоторое время Лале сильно грустила. Даже Нурай, которая осталась в Эдирне, предложила ей небольшую авантюру: позвала гадалку. Конечно же, у Нурай в будущем всё будет хорошо. Только гордости надо поубавить — девушка фыркнула на это. Сафие получила очень туманный ответ на вопрос о своём суженном. Толковать можно по-разному, но о самом ужасном эта хатун старалась не думать. Даже Заре погадали. На скромную жизнь в уважении остальных. Было бы неплохо. Зара-хатун очень хотела остаться при Лале, а в будущем, если госпожа пожелает, выйти замуж.

Лале всё свою очередь отодвигала. Но вот осталась она одна. Женщина в старой одежде, обвешенная амулетами и мешочками с травами, сощурилась, поджав губы .

— Капни-ка крови, — и пододвинула к ней тарелку с каким-то отваром. Лале оглянулась на девушек: только Зара согласилась так сделать. И всё же, проявив отвагу, Лале проколола палец и капнула даже несколько капель, а потом зажала палец платком. Женщина всматривалась в растворяющуюся в отваре кровь, а потом посмотрела в глаза Лале — и снова в отвар. — Странные вещи я вижу, госпожа, — и повертела головой. Бубенцы на её платке зазвенели.

Девушки позади с интересом поглядывали. Храбрились, только Сафие опустила голову, словно хотела уйти. У неё одной всё непонятно, а теперь и у Лале.

— Вы как цветок, который медленно завянет. Вокруг, — гадалка прикрыла глаза и вдохнула шумно через нос, — тьма! Она исходит от белой ткани, разрисованной… семь рулонов вижу. Из-за них тебя ждёт дурной конец, враг, что стоит вдали от твоего света и прячется во тьме, желает поражения, отчаяния, опустошения, — она снова посмотрела в отвар и заговорила быстро-быстро: — Земли чужие вижу, нечестивые. Человек, что хранит тебя в сердце, похоронит ещё при жизни, как только стены златого града падут. Не встретишь его после, умрёшь в одиночестве, утопая в воспоминаниях… — она подскочила, схватила миску и побежала к камину, выплеснула всё на дрова. — Если это всё, — почему-то от неё повеяло испугом, как будто она увидела намного больше, чем рассказала, — я пойду, — и поспешила к дверям. Зара за ней: золото отдать.

Нурай и Сафие переглянулись, а затем подбежали к Лале, которая не сдвинулась с места. Разрисованная ткань… семь портретов? Враг во тьме желает поражения… златой град падёт. Единственный золотой город — Константинополь! И единственный, кто намерен его завоевать, — Мехмед.

— Лале, вставай, — Нурай и Сафие подхватили её под руки. Неужели та женщина что-то сделала?

Она ещё будет рисовать?

Много дней ушло, и Лале забыла о злосчастном пророчестве. Рисовать портреты больше не хотелось. Но что-то в душе поднимало бурю. Как будто близились перемены для всего мира. Думать о чём-то великом страшно, и Лале старалась просто жить. Жить и любить, поддерживать дядю и друзей. Старалась нести им только хорошее. Но всё чаще ей казалось: чем больше она прикладывает сил, тем быстрее приближается нечто плохое.

Аллах даёт, Аллах забирает. Какие испытания для них уготованы?

†††

Раньше Лале часто оглядывалась, когда шла в конюшни на встречу с Владом. То есть делала всё, что привлекает внимание. Но он ей объяснил, что так нельзя. И после она стала уверенней в себе, и ходила туда спокойно. А сегодня хотелось лететь! На улице людей оказалось мало, в самой конюшне только Влад. Лошади стояли спокойно, головы повернули в сторону девушки, а после снова принялись за сено. Влад, как и должен был, уже отмыл Гедже, Бояна, своего коня, и теперь принялся за Граната, того «хорошего», испугавшегося зайца.

Она не успела подойти, как Влад обернулся, услышал её тихие шаги. Их скромные улыбки. А, осмотрев наряд Лале, Влад вернулся к работе:

— Госпоже не пристало в грязи пачкаться, — она подошла к коню с другой стороны. Надо вывести его за конюшню и там мыть.

— А ещё госпожа не должна учиться в школе с мальчиками, ей нужно прикрывать голову и вообще помалкивать, — Лале положила руки на спину коня, но тот только головой повёл в её сторону, фыркнул и продолжил стоять.

— Ух, какие мы сегодня злые, — Влад даже не посмотрел на неё, провёл руками по длинной гриве. — Надо обрезать, — Лале потянула к ней руку, погладила, а затем дотянулась до пальцев Влада. Он осмотрелся, а потом поспешил прильнуть к губам госпожи. Лёгкий, едва уловимый поцелуй. Рисковать нельзя. Расцепив руки, они повели коня на улицу. От помощи девушки отказались, ей оставалось только наблюдать.

В компании друг друга им было уютно и помолчать. Но Влад решил поговорить на запретную для них тему.

— Сегодня ходжам Мустафа снова предлагал нам, — то есть юным аристократам из вассальных государств, — подумать о принятии ислама. Учёные мужи говорят, что пора раздавать должности по заслугам, а в дворцовой школе обучается много талантов, — он сделал голос максимально похожим на учителя. Лале опустила голову. — Я решил подумать об этом… — Гранат послушно ждал, когда его вымоют. Но недовольно зафырчал, стоило Владу отложить мочалку.

— А как же Валахия? Я знаю, что ты хочешь вернуться и помочь своему княжеству добиться независимости, — даже если он готов отказаться от своей цели, Лале напомнит ему, поддержит.

— Наследник отца Мирча, не я, — он подошёл на расстоянии вытянутой руки.

— Когда-то Раду сказал, что править должен ты, — в ответ раздалось лишь удивлённое «о». Лале приподняла голову: кажется, ему смешно.

— Мама не считала, что Мирча способен править, я больше похож на нашего отца, — у старшего брата Влада действительно не было амбиций. Ах, Влад, именно поэтому… а впрочем, скоро узнаешь.

— Но если ты станешь здесь пашой, как ты добьёшься независимости? Ведь османам должен принадлежать весь мир, эта воля Аллаха и нашего предка Османа, — что значит, османы никогда не отступятся ни от какого клочка земли. Да что об этом говорить, когда Константинополь и Рим их самая большая мечта и главная цель? Влад сглотнул: иногда Лале чересчур упряма.

— Да, было бы проще, если бы дочь династии могла сменить веру и выйти за вассала, — и вернулся к коню. Пора заканчивать. А то ветер поднимается, не хватало ещё, что бы животное заболело из-за их тяжких разговоров. Лале снова опустила голову. Тупик.

«Земли чужие вижу, нечестивые. Человек, что хранит тебя в сердце, похоронит ещё при жизни, как только стены златого града падут. Не встретишь его после, умрёшь в одиночестве, утопая в воспоминаниях…»

Лале вздрогнула, и покрутилась на месте, оглядываясь. С чего бы ей сейчас вспомнить о словах старой женщины? Влад продолжал мыть коня, не заметив странностей. Почти закончил. Она переступила с ноги на ногу и шёпотом спросила:

— А если дядя не будет против? — чуть не выронив мочалку, Влад резко повернул к ней голову. Ясный и настойчивый взгляд Лале даже испугал.

— Ты?! — и он перешёл на шёпот. — Султан тебя любит, но не до такой степени, чтобы пойти против традиций, — и поспешил закончить с мытьём. Лале немного помолчала.

— Почему нет? Вот, например, Лале-хатун «умрёт», а в Валахии у тебя появится жена, такая же пленённая османами, например… назови какое-нибудь имя, — и всё шёпотом. Влад закончил, летнее тепло помогло быстро высушить коня. Гриву лучше обрезать в другой раз. Они зашли в конюшню, и всё это время Влад молчал. Лале начала нервничать. На улице уже не было слышно голосов. Считай, они здесь совершенно одни.

— Лале, не будь ты племянницей султана, я бы без раздумий согласился, — заперев стойло Граната, Влад подошёл к неё и осторожно взял ладони в свои. — Я очень рад, что ты так сильно доверяешь своему дяде. Но в лучшем случае он забудет об этом, в худшем — отдаст тебя за старого пашу, а моя голова полетит с плеч, — оба окажутся в проигрыше.

— Хорошо, я не говорю об этом, и буду всю жизнь одна. А что насчёт тебя? — Лале отвела взгляд на открытые ворота конюшни. Влад улыбнулся: да быть не может, что она ревнует. Но она ревнует. Не только вам с Асланом страдать, юный Дракула!

— Боишься, что я женюсь на какой-нибудь валашской молодой княжне? — он притянул к губам её ладони и поцеловал каждую.

— Да, — его госпожа всегда честна, и это так приятно.

— Этого не будет, — он лучше поддержит брата и останется один на всю жизнь.

— Правда? — Лале подошла непозволительно близко. Всегда именно она делала подобный шаг, начиная с тюрбе, заканчивая этой конюшней.

— Правда, — он не мог не обнять её сейчас, когда она так нуждается в этом.

— Дурак, — Лале уткнулась лбом ему в грудь. Макушка почти доставала подбородок. Бриллиантовая тиара, которую Лале почти никогда не снимала, впилась в шею. — Если так случится, то я буду рада, заведи ты семью, — слова прозвучали неохотно, тяжело произнести нечто подобное любимому человеку. Но на подобную искренность была способна только она!

— А если я попрошу о том же? — и поцеловал в макушку. Сегодня прямо день поцелуев; нельзя упускать такую возможность побыть вместе.

— Нет, — она тут же отошла от него и осторожно вытерла глаза.

— Ты же… Лале, не плачь, — но подойти девушка не дала, выставила руку вперёд.

— Я не плачу, не буду плакать, — тиара немного съехала на бок. Но сейчас не до украшения.

«Человек, что хранит тебя в сердце, похоронит ещё при жизни, как только стены златого града падут. Не встретишь его после, умрёшь в одиночестве, утопая в воспоминаниях…»

— Вла-а-ад, ты здесь?! — звал Аслан. Вообще, Влад ему многим обязан. Например, жизнью. Ревность такая штука, что может спровоцировать на убийство. А они живут в одной комнате — и Влад жив-здоров. Более того, Аслан постоянно хитрил, предупреждая их вот таким образом о своём приближении. И не важно, один он или с кем-то. Лале выпрямилась, подняла голову и часто задышала.

— Здесь! — Лале смотрела ему в спину. У входа показался Аслан вместе с Раду. Что удивило госпожу: у мальчика должны быть занятия. Так почему? Аслан со серьёзным лицом что-то сказал Владу, и братья ушли. Аслан повернулся к ней, и они пошли навстречу друг другу.

— Что такое? — не успела спросить, как Аслан схватил её за плечи.

— Врать не буду: султан позвал их к себе, так как из Валахии пришли дурные вести, — парень сглотнул. Сказал, он это сказал. И отвёл взгляд.

— Какие именно, Аслан? — Лале очень понятливая девушка. И довольно терпеливая. Будь она напористей, схватила бы его за грудки. Но не стала. Под этим пытливым взглядом было очень неуютно.

— Подробностей не знаю, но Влад II и его сын Мирча мертвы, — будущее, которое они с Владом представляли, было разным. И даже если оно виделось им порознь, оно не было настолько ужасным. Влад знал, что валашский трон несёт за собой страх потери и предательства, и всё-таки надеялся, что его семью эти ужасы обойдут стороной.

Лале почувствовала непонятную пустоту в груди. Стало трудно дышать. Аслан звал её, но она не отвечала, старалась вдохнуть глубже. Ноги вмиг так ослабли! Тиара упала, бусины на нитях оборвались и покатились в разные углы. Аслан поддержал её, взял на руки — тут не до церемоний. Ей нужен лекарь!

— Зачем ты так сильно переживаешь? — кажется, девушка не понимала, что он говорит. Но слышала. Они почти дошли до дворца — и всё же она потеряла сознание. В гарем его не пустили, евнух забрал госпожу. И ему оставалось только ждать на этом месте.

†††

Влад с трудом уложил Раду. Мальчик уснул с глазами полными слёз. Он плохо помнил брата, отца, мачеху вообще не знал. Но стоило услышать дурные вести, как из глаз полились слёзы. Отношения братьев были нейтральными. Но сегодня Раду ухватился за Влада и не отпускал. Даже сейчас, пусть хватка и ослабла, держал за руку. Влад поправил одеяло. В голове ни одной толковой мысли. Только неопределённость: что теперь будет?

На выходе из покоев он столкнулся с Асланом. Рыжий спрашивать не стал, но взгляд понимающий.

— Раду недавно уснул, а мне надо к султану, — Влад оглянулся на двери. Ему показалось, что брат позвал его.

— Я присмотрю за ним, — Аслан понял, что лучше не говорить о Лале. Обморок ведь, по крайней мере, евнух так сказал.

— Спасибо, — Влад опустил руку на его плечо и сжал, — правда, спасибо, — и отправился навстречу неизвестности. То есть действия султана вполне предсказуемы в таком случае. Хотя раньше с ним не особо делились происходящим в Валахии, а теперь от этого никуда не деться.

Войдя в покои султана, он увидел ещё двоих мужчин. Главный визирь и муфтий. Неужели потребуют клятвы на верность. Но, как ни странно, начали с объяснения последних событий в его родном княжестве. Отец так и не перестал бегать от турков к венграм и обратно.

— Влад Дракула помог Яношу Хуньяди отвоевать у нас крепость Джурджу возле Дуная, — причём разложили карту и показали. — Однако улучшить отношения с венграми твой отец не смог, более того, запретил использование венгерских монет. И недавно Хуньяди совершил поход для смещения твоего отца, — визирь смотрел на него без всякого презрения. Просто объяснял. — Они убили его и заживо похоронили твоего брата, теперь на валашском троне сидит Владислав Басараб-Данешти, — Влад кивнул, он помнил этого человека. И сжал кулаки: ах, если бы ему представилась возможность убить Владислава собственными руками.

— Твой отец нарушил мирный договор, но Аллах велит нам прощать, — уже заговорил муфтий, а Мурад молча наблюдал за ними. За реакцией своего гостя. — Мы дадим войско, отпустим с тобой валашских юношей, займёшь трон и отомстишь венграм, — Влад посмотрел на карту. Они стояли возле той части, где изображена Валахия.

— Если такова воля падишаха, — Влад посмотрел на султана Мурада, и тот кивнул, прикрыв глаза. Но разум подсказывал потомку Османа: этот гордый юноша не только отомстит венграм, но и от них отвернётся. Разве что…

— Готовьте поход, — великий визирь поклонился, — и ты будешь принимать непосредственное участие, — Влад поклонился. — И ещё, твой брат Раду останется здесь, — резким тоном Мурад дал понять: решения не подлежат обсуждению.

И время стремительно понеслось. Поход подготовили за короткое время. Раду плакал: на следующее утро, сразу после рассвета его брат уедет. И вряд ли вернётся. Теперь их будут разделять не только интересы, но расстояние и окружение. План был таков, что к началу октября Влад Басараб Дракула станет правителем Валахии.

В ночь перед отъездом Влад и Аслан не спали. Они говорили обо всём: о разнице их воспитания, о планах на будущее, о прошедших в этом городе годах. О будущем Раду. Аслан заверил, что пока он здесь, присмотрит за мальчиком. Особенно он может положиться на Лале. Когда приблизилась середина ночи, Влад покинул комнату, а Аслан через некоторое время пошёл за ним. До этого времени будущий господарь перестал видеться с Лале. И эта ночь — последняя возможность встретиться.

А Аслан, он хотел помочь — и не хотел. И всё же пошёл за другом, чтобы привлечь к себе внимание охраны, если понадобится.

†††

Лале сидела перед загрязнённым прудом, Гюзалик уложила голову на её колени, уснула. А девушка гладила собаку, смотря на небо. Сегодня легкие тучи прятали звёзды от людских взоров. Луна только вступала в силу. Ни единой души вокруг, лишь ночные насекомые стрекочут. В накидке достаточно тепло. Тихие шаги выдаёт шелест проросшей через камни травы. Но Лале не оборачивается. Влад садится рядом, плечом к плечу.

— Не замёрзла? — в ответ девушка мотает головой. Гюзалик лениво открыла глаза и переложила голову на ноги хозяина. Он не стал спрашивать, давно ли она здесь. Просто прислонился лбом к её лбу. Тёплый. Сегодня она без тиары, кажется, она сейчас у ювелиров.

— Ты ведь сдержишь обещание, правда? То, что дал в конюшне, — он положил свою ладонь на её. Капнула слеза, за ней другая. Второй рукой Влад приподнял её лицо за подбородок и посмотрел в глаза, подобные ночи.

— Я когда-нибудь врал тебе? — его же глаза, цвета неба, источали свет солнца.

— Нет, — глаза были полны слёз. Лале моргнула, и они скатились по щекам, но теперь ничто не заполоняло взор.

— У меня есть подарок для тебя, — приложив руку к её щеке, большим пальцем вытер слёзы.

— У меня… тоже есть подарок, — Гюзалик заскулила. Оторвавшись друг от друга, они посмотрели на собаку. Та так жалобно смотрела. Влад осторожно поднял её и поставил немного подальше от них. Погладил, задобрив, и отправил погулять. Она ещё оглянулась на хозяев пару раз, неодобрительно так, обиделась…

Лале сдерживала свой смех, как могла. Влад снова прижался к её плечу, наклонив голову. Она сейчас так красива.

Успокоившись, Лале посмотрела на возлюбленного и улыбнулась. Может, не будет никакого расставания? Или же происходящее сон? Она подалась чуть вперёд, не закрыв глаза. И Влад сделал так же. Только это поцелуй уже не был таким невинным. Лале обвила его шею руками, запустив ладонь в чёрные волосы. Он обнял её за талию. Любящие, они так мило уступали другу друг поцелуи. Губы, щёки, шея… и снова губы. Их обуяла страсть. И когда Влад осознал это, остановился, поцеловав Лале в лоб.

— Не стоит, — она уткнулась носом в шею. Закрыла глаза. Так не хотелось отпускать.

— А если мы никогда больше не встретимся? — в ответ Влад сильнее прижал её к себе.

— Тем более, — и запустил руку в шелковистые волосы, которые раньше не любил. — Я вернусь за тобой, обещаю. Только дождись, Лале, — сглотнул.

«Человек, что хранит тебя в сердце, похоронит ещё при жизни, как только стены златого града падут. Не встретишь его после, умрёшь в одиночестве, утопая в воспоминаниях…»

— Подарок, отдавай мой подарок, — она отпрянула его и потянулась к внутреннему карману накидки.

— Я хочу первым получить, — в глазах сверкнули смешинки. Ну, это он уезжает, можно и уступить. Лале достала маленькую шкатулку и положила в его руку, накрыв пальцами.

— Откроешь, когда будешь в Валахии, — он послушно кивнул. А она была рада тому, что частичка её отныне всегда будет с ним. — Теперь ты, — Лале в нетерпении поджала губы. Из-за пазухи Влад достал какой-то мешочек. И точно также вложил в её руки. Что-то тяжёлое, не совсем правильной формы. Лале исподлобья посмотрела, спрашивая разрешения. По губам прочитала: «Открывай».

Необработанный камень ярко-голубого цвета — топаз. Лале поспешила спрятать его в мешочек, подняла голову в ожидании ответа. Весьма оригинально, но почему и откуда?

— Я подумал, будет дерзостью подарить тебе украшение. Это вызвало бы много вопросов у людей. Поэтому сделай из него, что пожелаешь, — голос с хрипотцой. Находится с ней рядом — мука, но желанная.

— Кулон, — уверенно сказала она, спрятав мешочек в карман.

Влад наклонился ближе и поцеловал. Последний раз в эту ночь. Он дал опереться ей на свою руку, так как ноги онемели и Лале могла упасть. А сам продолжил сидеть. Смотрел, как девушка расхаживается. Подойдя к выходу, она обернулась:

— Ты не идёшь? — и так удивилась.

— Ещё посижу, — совсем тихо прозвучал ответ. Лале сощурилась… а потом как поняла! Закрыла рот ладонями, но смех всё равно вырывался. Она явно была рада — какие ещё доказательства нужны? Щёки загорелись, снова стало жарко.

— Я тебе припомню это, — Влад опустил голову, снова поднял. Он хотел запомнить её лицо, как и она его. Захотелось нарисовать, чтобы помнить всё, даже ресницы. Но сейчас Лале продолжала радоваться. Смех закончился.

Улыбка на её лице, обрезанный справа локон и то, как она поворачивается спиной, уходит прочь…

…этот образ на протяжении долгих лет будет спасать Влада сотни раз. От неудач, предательства, смерти. Он обещал, он вернётся.

†††

Последний месяц года, а войска, помогавшие Владу III занять трон, вернулись ещё в начале ноября. Приближался новый год по лунному календарю. Как всегда, раньше, чем у европейцев. Такая красота была, такое счастье испытывала Лале. Всё так хорошо слаживалось. Теперь у неё полно решимости поговорить с дядей, хотя она обещала Владу не поднимать эту тему.

За совместным ужином окольными путями они подошли к разговору о любви. Поддавшись ностальгии Мурад даже помолодел, рассказывая о былом. И вспомнил Хюму, мать Мехмеда, только сказал о ней очень мало.

— Мне вот что интересно… твоё сердце, кем оно занято? — и так сощурился. Как будто что-то можно скрыть от падишаха.

— Честно, я не смею признаваться, — и поспешила отпить шербета. А поскольку они ужинали на балконе, то сразу же подбежала к каменными перилам и положила на них руки.

— Почему он? — служанки осторожно переглянулись: им тоже интересно — не говорите загадками!

— Кто, дядя? Я не знаю, о ком вы говорите, — и всё же вся решимость куда-то убежала. Да, думать легче, чем действовать.

— Задумки Аллаха всё чаще непонятны для меня. Он иноверец, но я видел, как вы смотрите друг на друга, — а ещё султан догадывается о секретных встречах. — Если он утвердится на троне и останется добрым другом османов, я подумаю, что можно сделать, — Лале обернулась, спиной прижавшись к перилам. Дядя улыбался, вокруг глаз собрались морщинки. — Ведь только Аллах ведает, что будет преступлением, отказать тебе или согласиться, — Лале кинулась к нему и крепко обняла. Сейчас он был простым и любящим дядей, а не правителем всего мира.

— Спасибо, да будет на то воля Аллаха, — мужчина крепко обнял племянницу. После они поговорили ещё немного о школе, о встрече нового года.

— Может, поможешь организовать праздник? Ты уже такая взрослая, почему бы и не заняться гаремом? — ему станет куда спокойнее, если во главе гарема будет Лале, а не кто-то из фавориток.

— Как пожелаете, — служанки снова переглянулись. Уважаемая всеми госпожа теперь обладает неоспоримой властью. Кажется, им станет легче жить.

После ужина султан пожелал остаться один. Он дал обещание племяннице и будет надеяться, что успеет исполнить его. Осталось подумать о Мехмеде. Ему нужно подыскать жену, дочь уважаемого в государстве человека. Человека, который мог бы осадить будущего султана, сдержать его неуправляемую натуру. И невестка должна быть такой.

А Лале поспешила к себе, служанки не успели догнать, чтобы поздравить. Она забежала в свои покои, где Зара сидела над каким-то старым свитком. Хатун подняла голову и, увидев радостную госпожу, подошла к ней. Девушки взялись за руки, сели на кровать. Лале поспешила рассказать ей, как прошёл ужин.

— Султан дал добро? — Зара выпучила глаза: кажется, свершилось невозможное. — Моя госпожа, иншалла, вы будете счастливы, — Лале закивала и обняла подругу. А Зара, помнившая то ужасное гадание, не стала напоминать.

Они проболтали до утра, а потому засыпали на уроках. Ходжам Мустафа разозлился не на шутку и выгнал обеих. Но видел, как светилось лицо любимой ученицы. Как только девушки покинули класс, он улыбнулся. Ему тоже было интересно, что же произошло.

Идя по саду, они наткнулись на Аслана, рядом с которым шёл гонец. Не турок. Одежда такая знакомая… от Влада? Девушки пошли к нему навстречу. Аслан, заметив их, велел посланцу отвернуться и поспешил к ним. И увести тоже поспешил. Гонец направился дальше за евнухом.

— Что такое? На тебе лица нет, — о, Лале, он чувствует себя таким виноватым. Потому что улыбка перестанет озарять твоё лицо. Зара, почуяв неладное, ненавязчиво подхватила госпожу под руку.

— Хуньяди вместе со своим ставленником пошёл на Валахию, — он сглотнул и шумно выдохнул. А потом быстро произнёс только два слова: — Влад исчез, — и отвёл взгляд. Как будто бы он могчто-то сделать.

— Исчез? — переспросила Лале и повернула голову к Заре, та смотрела с сожалением.

— Его сместили, но ему удалось покинуть княжество, а дальше… — Лале вырвала руку и побежала. Просто побежала, как будто можно было что-то изменить. Ноги привели её в домик Хюмы-хатун. Гюзалик залаяла, но хозяйка пробежала мимо. Она за ней.

Добравшись до тайника, Лале достала другой, уже готовый портрет Влада Дракулы, человека, которого полюбила. И чья участь теперь неизвестна. Неужели ей снова останется только одно — смотреть на портрет?

О словах гадалки она не вспомнила. Какая разница теперь? Он может быть мёртв, а об этом и не узнают. Чего ждать? Гюзалик оглянулась на двор, залаяла, и Лале поспешила спрятать портрет. Выйдя во двор, она увидела наставницу. Та смотрела с пониманием и грустью. Женщина раскрыла руки, и девушка кинулась в её объятия. И Шахи-хатун стала медленно раскачиваться из стороны в сторону:

— Поплачь, ненаглядная, поплачь…