Крепость Бреслау [Марек Краевский] (fb2) читать постранично, страница - 2
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (96) »
Вроцлав, вторник 25 апреля 1950 года, девять утра
Капитан Вацлав Баньяк опирал свое тяжелое тело об оконный подоконник, дул с раздражением в пыльные листья папоротника и смотрел тупо, как частицы пыли вращаются на солнце. Потом поворотил налитые кровью от недосыпа глаза на залитую солнцем улицу Лаковую, где стояли три «мерседеса» — в безопасности под бдительным оком двух охранников в мундирах KBW[2]. На пустой площади, где когда-то «превознесенная жемчужина еврейской архитектуры» — как выразился некий сотрудничающий с Баньяком абориген — то есть огромная синагога, подожженная нацистами в Хрустальную Ночь, несколько мальчиков, вместо того чтобы сидеть в школе, стреляли друг в друга из деревянных автоматов. Баньяка раздражали их крики, потому что оскорбляли серьезность места и организацию, которую он представлял. Если уж кто-то мог бы в этом месте кричать, то, конечно, не сопляки, лишь должны выть враги народной власти, которыми капитан Баньяк заполнял казематы бывшей штаб-квартиры гестапо на старгородском рву. Мысль о синагоге и иудеях не помогала ему отнюдь в лечении похмелья, которое спровоцировал вчера в ресторане «У Фонсия» тремя сотками водки и которое закрепил в своей квартире у площади Силезских Повстанцев, в чем смело помогал его шофер и две привезенные им вокзальные девки. Иудеи были связаны для него в первую очередь с начальником, майором Антоном Фридманом. Именно он просунул сегодня утром в кабинет Баньяка свою длинную голову и велел ему заняться делом, решение которого превышало умственные возможности и образовательные достижения Баньяка, ибо те ограничивались начальной школы и девятимесячными курсами для политических офицеров. Фридман, выпускник права в Университете Яна-Казимира во Львове, любил мучить Баньяка словами, которых тот не понимал. Бросая сегодня на его письменный стол бумаги определенного дела, о котором сказал, что «нельзя его отложить «ad Kalendas Graecas»[3], высовывал язык от радости, а его близко посаженные глаза бегали, как шарики. Баньяк сплюнул в угол комнаты и каблуком втер слюну в отполированные доски пола. Он прекрасно понимал, что блестящим продвижением по службе он был обязан не своей интеллигентности или скромному образованию, но упорству, смирению и умению держать язык за зубами. Даже в сильнейшем подпитии не говорил ни о чем другом, кроме о своем любимом Ухове на реке Нарвой, где привел девушку в сарай, за что получал от отца по морде, и о какой-то Марине, которая мускулистыми ногами утрамбовывала капусту в бочках. Надо все же знать, что светлое будущее открыл перед ним старый фронтовик, капитан Анатолий Клемято, который высмотрел его среди ревностных белостокских милиционеров, похвалил его лесное прошлое, увенчанное сотрудничеством с советскими партизанами, достижения в спорте и в стрельбе, а потом направил на законченный курс обучения для политруков. Капитану Клемято отплатил Баньяк непримиримой борьбой с реакцией на Белостокщине, что его благодетель оценил, хваля перед своими хозяевами простоту действий своего питомца: «Вот Вася Баньяк, молодец. Для него каждый, кто до войны сдал экзамен на аттестат зрелости, это- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (96) »
Последние комментарии
2 часов 38 минут назад
1 день 12 часов назад
1 день 21 часов назад
2 дней 3 часов назад
2 дней 5 часов назад
2 дней 10 часов назад