Прекраснейший текст! Не текст, а горький мёд. Лучшее, из того, что написал Михаил Евграфович. Литературный язык - чистое наслаждение. Жемчужина отечественной словесности. А прочесть эту книгу, нужно уже поживши. Будучи никак не моложе тридцати.
Школьникам эту книгу не "прожить". Не прочувствовать, как красива родная речь в этом романе.
Интереснейшая история в замечательном переводе. Можжевельник. Мрачный северный город, где всегда зябко и сыро. Маррон Шед, жалкий никудышный человек. Тварь дрожащая, что право имеет. Но... ему сочувствуешь и сопереживаешь его рефлексиям. Замечательный текст!
Первые два романа "Чёрной гвардии" - это жемчужины тёмной фэнтези. И лучше Шведова никто историю Каркуна не перевёл. А последующий "Чёрный отряд" - третья книга и т. д., в других переводах - просто ремесловщина без грана таланта. Оригинальный текст автора реально изуродовали поденщики. Сюжет тащит, но читать не очень. Лишь первые две читаются замечательно.
Мне приятно ощущать себя почти Державиным, открывающим и благословляющим молодые таланты. В Москве, в начале 80-х, это был Михаил Щербаков, а в Израиле это Светлана и Александр Менделевы.
Юлий Ким
Моим маме и папе
Над каждым из нас в небе — звезда. Надо мной, как и над многими моими братьями по эмиграции, висят сразу несколько: октябрятская звёздочка, звезда Давида, звезда любви и звезда печали.
Такое вот созвездие небольшой еврейской медведицы. Они меняют силу в зависимости от сезона жизни и времени года. Но освещают тропу.
В моей системе координат
Всё под контролем, но что-то — над.
Пломбир в киоске и лимонад из детства…
Москва одарила меня детскими комплексами и художественной школой, где учителя кормили тех, кто не успел дома поесть, жареной картошкой. И чудной фразой моей одноклассницы: «А ты уверена, что ты еврейка? Ты ведь такая хорошая…»
Но только Израиль сделал меня тем, что я есть; срезал, как хороший скульптор, всё лишнее. Спас моих детей, когда было нужно. Знаете, это очень здорово: просто гордиться своей страной.
В моей системе координат
И комсомол был, и раввинат,
И в коммуналке — паркет из прошлого века.
А мне остался парад утрат,
Под кротким небом корявый сад,
И в жёлтых листьях сухой гранат,
И ветка…
Моя младшая дочь Тали (на иврите — росинка), рождённая в Израиле, как-то спросила: «Мама, меня назвали росинкой, потому что вы приехали из России?»
Хочу поблагодарить людей, без которых этот сборник не случился бы: маму с папой и Сашу — любимого человека и соавтора большей части моей жизни.
И дорогих друзей: Елену Минкину-Тайчер и Анну Халичеву.
Берегите друг друга.
Светлана Менделева
Часть I
Солнечный апельсин
Апельсин
Разделить бы жизнь на дольки, как апельсин,
И прожить бы каждую дольку в другой стране.
Но один растерянный взгляд. И всегда один
Миокард пульсирует ходиками во сне.
Разделить бы жизнь на вишни и смаковать.
Покупать на южном базаре по полкило.
Строить башни, на шаре девочку рисовать
И считать счастливым любое своё число.
Где-то резать вены, а где-то рожать детей.
Может, петь сиреной, а может, курить в окне —
От любви бедовой, которая тьмы темней.
От тоски медовой, которая яд во мне.
Научиться из всех страстей добывать огонь,
Чтоб горел спокойно и грел меня до седин.
А потом сложить все жизни в одну ладонь
И собрать обратно солнечный апельсин.
Иерусалим
В отражённом свете столицы
Вьют, как ласточки, гнёзда в скалах
Мои братья, иерусалимцы, —
Звонкий воздух у них в бокалах.
Пробиваясь за рамки улиц,
Поднимаясь ростком граната,
Этот город меняет угол
Отражённого в небе взгляда.
Он себе выбирает души,
Свой витраж украшая синим.
И не каждый, к нему идущий,
Может этот подъём осилить.
Здесь бледнее кусты сирени
На холмах, где царят оливы,
И, как угли, огни селений
Раздувает ночь торопливо.
Можешь в гору ползти упорно,
Можешь в город нести поклажу,
За прозрачным его забором
Остановит прохожих стража.
И, равны у заветной планки,
Все замрут без тоски и злости.
И врата стерегущий ангел
Нам кивнёт: «Проходите.
В гости».
Колечко
Марине
В южном городе, где кофе пахнет временем прошедшим,
Быть художником неплохо, быть не страшно сумасшедшим.
Можно вдаль глядеть нестрого, виноград под краном моя,
И любить любого бога у вздыхающего моря…
Нежен вкус прибрежной рыбы, соус — сливки с базиликом,
Соль прибоя, зной Магриба, смуглый месяц сердоликом.
А кольцо — пустая трата в лавке с золотом жеманным, —
Последние комментарии
11 часов 25 минут назад
18 часов 35 минут назад
19 часов 41 минут назад
20 часов 47 минут назад
21 часов 9 минут назад
21 часов 15 минут назад