Стукач (СИ) [Фёдор Фёдорович Васько] (fb2) читать постранично

   Когда в дверь постучали, Аркадий сразу понял, что это не к добру. Не торопясь, встал, одел новые брюки, сделал задумчивое лицо, чтобы пришедшим было стыднее за причинённое беспокойство. Но пришедшим стыдно не было, потому что они не пришли. А может не пришли из-за того, что их не было.

   Соседка по общей кухне варила в высокой "люминевой" кастрюле "боршч", плохо постриженный мальчик ездил на "лисапеде" вперёд-назад по узкому коридору, радостно вскрикивая, по причине беззаботного детства. Хотелось умыть лицо, чтобы почувствовать, как "прекрасен этот мир", но для этого необходимо пройти мимо всех комнат, здороваясь с высовывающимися соседями. Так бы и надавал по этим головам, из-за которых частенько оставался неумытым. Снял новые брюки, одел "неновые", лёг на прежнее место.

   Решился думать о чём-то хорошем, но в голову лезла всякая дрянь. Кто просил этого идиота стучать в дверь в такое время, когда ещё никого не надо? Хотя бы не убегал, а честно признался: "Простите, это всё моя странная, неизлечимая болезнь..." Аркадий, наверное, простил бы и даже подсказал комнату, где никто не живёт, куда можно стучать с раннего утра и до позднего вечера, изображая далёкого родственника или близкого друга. Но теперь, когда всё случилось как случилось, не умел успокоиться, снова и снова представляя этого злого человека.

   Вот он крадётся, прячась от соседки и велосипедного мальчика. Нельзя не заметить, как ребёнок дурно пострижен, понятно, что эта примета плохая, но уже ничего не изменить. Он продолжает своё чёрное дело, держа наготове хищно скрюченные руки, осторожно ступая босыми ногами, длинные ногти которых оставляют на недавно крашенном полу заметные царапины.

   Достигнув своей грязной цели (дверь у Аркаши вся изрисована, ещё не умеющими писать слова, дошкольниками), долго стоит, прислушиваясь. Потом, театрально откинув назад гриву нестриженных волос, припадает к замочной скважине и стучит костяшками чёрных пальцев. Делает это быстро и отчётливо, как пианист во время "Полёта шмеля". Не дожидаясь аплодисментов, стремительно отшатывается и собирается бежать вниз по лестнице, до которой рукой подать.

   Мальчишка, из-за велосипеда, "чижолого" в управлении, из-за чёлки, закрывающей глаза, из-за родителей, подаривших сомнительную наследственность, не успевает свернуть. Стукач падает, кубарем летит вниз до батареи отопления, "биясь" позвоночником и остальными суставами о высокие ступени, построенного ещё до войны, здания. А дальше, обняв холодную талию мусоропровода, постепенно (чтобы мучительнее), теряет сознание. Сломаны ноги, руки, четыре ребра и нос.

   Вызвали скорую, и она не замедлила. Но санитары не могут развернуться с носилками в узких коридорах, бросают носилки и бегут с пустыми руками. Быстро бегут, но бестолково - не в ту сторону. На четвёртый этаж нужно сверху, с пятого, а они по старинке - с третьего. А там второй год ремонт. Вахтеры клянутся, что на лестнице, между этажами, кто-то живёт, но им никто не верит. Пока санитары "разобралися что-куды", их помощь уже ни разу не нужна. Пришли, увидели то, что увидели, сели на высокие ступени и загрустили. Обидно стало, что зря торопились.

   Дальше, конечно, появляется милиционер. Моментально появляется, откуда-то сбоку, как бы из-за колонны, хотя никакой колонны нет. Но всё равно, как бы делает, как бы шаг, как бы в сторону, немного приседает, взмахивает руками - и вот он я, "любуйтеся". Выбора нет, все любуются. Да и есть на что: большой, с румяными щеками, с оттопыренными ушами, с улыбкой через весь рот, с огромной собакой. Самой собаки не видно, но, всем понятно, что она где-то рядом.

   Милиционер по изображению лица догадывается, что пострадавший не имеет прописки на жительство и предъявлен в розыске. Достаёт из бокового кармана наручники, пристёгивает себя к уголовному элементу и вызывает по рации "на подмогу". Рация тоже из бокового кармана - у него всё "оттудава". И называются такие штаны - "галифе", в них можно хранить целый дом. Дворник рассказывал, что один отставной полковник носил в таком "галифе" трельяжное зеркало, перед которым, придя на службу, причёсывал волосы, чтобы удачнее прятать большую, в полголовы, лысину. Аркадий так ясно представил всё это, что невольно улыбнулся. А улыбка у него замечательная: щечки раздуваются, лобик прорезают глубокие морщины, изо рта в разные стороны торчат кривые зубки...

   Стук в дверь развеял миражи и вспугнул надвигающуюся улыбку. Новые брюки, для скорости одетые поверх старых, преобразили Аркашу. Он стал красивым, но неуклюжим. Упал, не сделав ни шага, ни полшага, как подкошенный шальной пулей красный командир. Оказалось, ступил ногой в свесившуюся "одеялу". Лежал, не желая вставать и прислушивался, не желая слышать. За дверью было тихо, на