Трудное детство (СИ) [Vladarg] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

========== Маленькая девочка ==========

Маленькая девочка горько плакала в темноте. Слезы капали куда-то вниз, но никто не видел их. Никто не обогреет. Не приласкает. Только побои, ненависть, злоба окружают ее, кажется, всю жизнь. Родственникам очень нравится унижать ее, даже прилюдно. К боли она уже почти привыкла, боль — самая верная ее подруга. С ней можно разговаривать, в ответ на нее можно кричать, но тихо. Она — единственная, кто обнимает это маленькое тело. Грязное, отвратительное самой себе тело.

Маленькая девочка не может спать. Раньше она училась в школе, где были и девочки, и мальчики, а теперь здесь только монашки и девочки. Это специальная школа для таких, как она, уродов. Это интернат. От нее избавились родные. Но маленькая девочка видит во сне того, кто зачеркнул все ее детство. Кто подарил ей больше всего боли и сделал так, что она не может спать. Она помнит его лицо, помнит его влажные пальцы, спустившие с нее трусики и трогающие… там. Помнит задыхающийся голос и страшную, дикую боль, которая разорвала ее пополам. Она не помнит ни кровь, ни то, как была хрипящим тельцем, ни даже огромные глаза директора, заставшего учителя за таким… непотребством.

Она совершенно не помнит отчаянно воющий амбуланс. Она не видела, как плакал парамедик. Зато она видела равнодушные глаза родственников там, в больнице, когда ее спасли. У нее никогда не будет детей, так сказал грустный доктор. Наверное, это хорошо, потому что уроды не должны иметь деток…

Маленькая девочка очень боится мальчиков, и больших, и маленьких. При виде мальчика у нее начинается паника. Она не боится боли… Уже. Маленькая девочка плачет в темноте карцера. Маленькой девочке очень холодно и страшно. Маленькую девочку никому не жалко.

Десять лет она живет на свете. Сегодня ее день рождения… должен был быть. Она получила жгучие подарки по попе и праздничный карцер. Наверное, надо радоваться, да?

Грустный доктор, стараясь не подходить близко, рассказывал родным, что она должна была умереть, потому что после на-си-ли-я в девять лет не выживают, но, наверное, Дева Мария сжалилась над девочкой и как-то помогла выжить. Зря, наверное… Маленькая девочка думала, что умереть было бы гораздо лучше, по крайней мере, больше бы не было боли. И молитв на коленях. И изнуряющих… Монашки считали ее развратной и грязной, поэтому заставляли молиться, а когда она плохо это делала или недостаточно усердно, то ей давали подарки вместо еды. Ей еще в первый день рассказали, что жгучие подарки — это подарки, потому что они делаются для ее блага. Поэтому их нельзя бояться, а нужно благодарить за заботу. И она благодарила…

Казалось, маленькая девочка сломалась, стала бездушной куклой, покорно выполняя все, к чему ее принуждали. Но нет, внутри нее зрело то, что в ней уже сумели воспитать — злоба, выдержка и ожидание момента. Выгрызть себе местечко получше, кусочек хлеба побольше, избежать наказания, подставить кого-нибудь другого. И самое главное — вцепиться зубами в горло.

С каждой слезинкой, каждым всхлипом девочку покидало добро и свет. Она просто не умела дружить, любить, да и улыбаться уже почти тоже. В страшных снах ее опять разрывали пополам. В ее кошмарах был дядя, который после того, как ее выписали… нет! Нельзя вспоминать. Это было вдвойне страшно, потому что от близкого не ожидаешь. После этого она прокляла этих родных и отказалась от них. После этого ее отправили сюда. Потому что она ранила дядю, правда, совсем откусить не смогла. Когда ее снова вылечили, а дядя уехал с полицейскими, она оказалась здесь. Навсегда. Ей так и сказали: она останется здесь навсегда, до последнего вздоха. Потому что будет монашкой.

Но маленькая девочка надеялась. Надеялась, когда слышала противный свист розги, надеялась, когда резал на части сушеный горох, надеялась, когда ее заставляли… надеялась, что вырвется отсюда и всем отомстит. Они все умоются кровью. Они будут ползать у ее ног и молить о пощаде. Все они. Все. А монашек она велит на кол посадить!

Маленькая девочка плакала. В очередной раз, когда незаживающие шрамы сзади и на спине сочились сукровицей, в очередной раз, когда не успела доползти на опухших ногах до туалета, в очередной раз, когда еду ей только показали издали.

Но все плохое заканчивается, правда, по мнению девочки, когда заканчивается плохое, начинается то, что еще хуже. Поэтому явление мужчины во всем черном, который с ненавистью на нее посмотрел, девочка встретила вполне адекватно — упала в обморок, а когда очнулась — отчаянно завизжала. Ее ничто не могло остановить — ни пощечины, ни угроза розог, ни даже обещания дать кусочек хлебушка. Девочка визжала, пока страшный мужчина не ушел. Потом она, конечно, получила подарки, за каждый из которых благодарила с подкупающей монашку искренностью. Так, что даже досталось ей гораздо меньше подарков, чем было обещано.