Роберт Фрипп — От Алого Короля до Искусного Мастера [Эрик Тамм Pablo] (fb2) читать постранично, страница - 2

Фрипп за все эти годы обнародовал свои взгляды на музыку и другие предметы во множестве печатных изданий; я широко использовал эти источники в своём исследовании. Помимо большого количества интервью, появившихся в рок-прессе, он писал информативные (хоть и не совсем лёгкие для понимания) заметки на некоторых своих альбомах (в частности, The Young Person’s Guide To King Crimson, God Save The Queen/Under Heavy Manners, Frippertronics/Let The Power Fall и The League Of Crafty Guitarists Live!). В начале 80-х Фрипп работал пишущим редактором в журнале Musician Player And Listener, и сочинил большую серию эссе о музыке, музыкальной индустрии и аспектах собственной работы. В более поздние годы он начал публиковать серию «Монографий по Гитарному Мастерству», относящихся к его текущей наставнической практике — отголоски этого материала присутствуют в его теперешней колонке в журнале Guitar Player.

В этой книге я даю (как мне кажется) объективное изложение и толкование основных идей Фриппа на основе цитат из вышеназванных источников; критическую и временами аналитическую оценку его записанной музыки (сформированную, естественно, суммой моего музыкального опыта и образования и моим собственным вкусом); представительную подборку опубликованных комментариев других критиков; персональный отчёт о своих впечатлениях в качестве студента «Гитар-Крафта»; и наконец, оценку смысла всего объёма его работы, глядя на историю музыки как историк, а на музыку — как музыкант.

Впервые я услышал музыку Роберта Фриппа в 1969-м. Мне было 14 и я ходил в школу-интернат в Филлипс-Академии в Андовере, Массачусетс. Насколько помню, я купил первую пластинку King Crimson In The Court Of The Crimson King из-за обложки: я посчитал, что пластинка со столь причудливой обложкой должна быть тяжёлой. И, как ни странно, так оно и было: даже на моём крошечном дубовом пластмассово-дерматиновом моно-проигрывателе 21^st Century Schizoid Man леденил душу, а Epitaph звучала как поминальная песнь по всему технологическому стилю жизни. Я бы вполне мог обойтись без некоторых частей Moonchild на второй стороне (я и в самом деле обычно слушал только первую сторону), но чувствовал, что эта музыка стала для меня глубоким откровением — особую пикантность этому придавал тот факт, что ни один из моих друзей не понимал, что же в King Crimson такого особенного. Я выучил «Эпитафию» на слух и помню, как торжественно и мрачно пел её, подыгрывая себе на пианино, в доме родителей в Род-Айленде.

Не знаю, как так получилось (это были беспорядочные времена), но я совершенно пропустил второй альбом Crimson — In The Wake Of Poseidon. Их третий — Lizard — я заказал через один пластиночный клуб, и хотя теперь у меня уже была настоящая стереосистема, музыка показалась мне какой-то странно бессвязной — как некая эксцентричная попытка сплава стилей, которая в моём уме почему-то не становилась гелем. По большей части, она меня раздражала — но в каких-то кратких моментах очаровывала. В 16 лет у меня были довольно широкие музыкальные горизонты — от бибопа до Beatles и от симфоний Бетховена до Switched-On Bach^[1], но в Lizard я никак не мог разобраться, хотя с беспокойством подозревал, что вина тут моя собственная (по крайней мере часть её).

Потом я на несколько лет забыл о King Crimson. Это необычное название вновь вошло в мою жизнь примерно в 1978-м, когда оказалось, что мой лучший друг в колледже — Крис Робертс, басист и композитор — страстно увлекается Фриппом и Crimson. К моему удивлению, Крис с лёгкостью играл всевозможные мучительно трудные гитарные и басовые ходы Crimson, и, к моему огорчению, постоянно пытался заставить меня послушать трилогию, выпущенную группой перед распадом в 1974 г.: Larks’ Tongues In Aspic, Starless And Bible Black и Red. Хотя в то время я увлечённо играл джемы и изредка выступал в тесном кругу лос-анджелесских нововолновых музыкантов, мои интересы лежали, по существу, в другой области — в классической традиции XX века, традиции Малера, Дебюсси, Стравинского и Бартока, которых я изучал в колледже, наивно готовясь стать композитором. Мне казалось, что между такими занятиями и Фриппом не может быть особой связи.

В 1985 г. я выдвинулся на соискание степени доктора музыковедения в Калифорнийском университете в Беркли, и мне постепенно стало ясно, что я должен писать эту чудовищную штуку под названием «докторская диссертация» и мне нужно найти предмет, о котором писать. Традиционные темы — такие, как история мотета в XVI в. или анализ записных книжек Бетховена — не привлекали моего внимания. Мне нравилась классическая традиция, но внутри до сих пор жила инстинктивная страсть к рок-н-роллу. В выборе темы я остановился на «прогрессивном роке» 70-х — музыке, у которой голова классической утончённости была, как у чудища Франкенштейна, пришита к эротическому телу рока. Мои боязливые консультанты сказали, что тема в целом слишком обширна, и что нужно выбрать какую-то одну группу. В тот момент мне показалось, что King Crimson — это идеальный выбор: их стиль всегда был интригующе переменчив — грубое, почти непристойное