Удар шпаги [Эндрю Бальфур] (fb2) читать постранично, страница - 2

пистолета, который я стащил из ящика отцовского стола. Но больше всего, однако, я любил раздеться догола и погрузиться в прозрачную зеленоватую бездну, резвясь от души среди морских волн, омывающих скалистый берег, в результате чего я почти превратился в рыбу, научившись прыгать, нырять и кувыркаться в воде — я утверждаю это, несмотря на свою скромность, — с поразительной ловкостью.

К сожалению, мне не с кем было делить эти скромные радости, потому что другие мальчишки сторонились меня, сколько я ни пытался присоединиться к их играм и развлечениям. Они меня побаивались, и некоторые даже распускали слухи, будто у меня дурной глаз. В конце концов я их невзлюбил и с горечью в сердце продолжал бродить без цели в одиночестве, с грустью размышляя о своей печальной судьбе и укрепляя силу рук к тому времени, когда мне придется наказывать розгами их нерадивых детей.

Так было и в тот день поздней осенью, когда я отправился гулять вдоль побережья, хоть и не должен был бы этого делать, ибо в признаках приближавшегося шторма не было недостатка.

Ранним утром небо над Фертом было совершенно чистым, и Львиный холм, возвышавшийся неподалеку от города Эдинбурга, виднелся так отчетливо, словно находился всего в нескольких милях, а здание городской ратуши в Берике виднелось еще четче.

Тучи начали накапливаться по мере того, как разгорался день, и ветер, налетая сначала короткими шквалистыми порывами с дождем, постепенно набирал силу и спустя час после начала моей прогулки заревел на берегу в полный голос, свистя и завывая в верхушках деревьев, срывая мертвые листья и кружа их перед собой.

Я брел все дальше, совершенно равнодушный ко всему этому, пока не оказался милях в восьми от Керктауна, в месте диком и безлюдном, где вся прибрежная полоса была усеяна скалистыми рифами, уходящими далеко в море, мрачными и зловещими. Не успел я подумать об укрытии, ибо мелкий моросящий дождь становился все сильнее и холоднее, как вдруг с залива донесся грохот пушечного выстрела, а за ним и второй. Я устремил взгляд в сторону моря и напряг зрение, чтобы преодолеть сгустившийся сумрак, но ничего не увидел. Я уже повернул было к лесу, когда краем глаза уловил вдалеке сверкнувший огонь, за которым снова последовал унылый гром выстрела.

В тот же момент туман немного рассеялся, и передо мной, едва в двухстах ярдах от границы рифов, появился большой корабль с двумя стройными мачтами, прямыми парусами и высоко задранной вверх кормой, беспомощно ныряющий и пляшущий среди свирепых седых волн разбушевавшегося моря.

Пока я с удивлением разглядывал его, до меня через водное пространство долетел отчаянный крик, и корабль тяжело развернулся лагом к волне, так что мне стали видны жерла орудий, зловеще скалившиеся из его раскрытых портов; желтая полоса, проходившая вдоль его корпуса и плоские полотнища парусов, прижатых ветром к мачтам. Корабль раскачивало и трясло, как собака трясет крысу; затем наконец медленно, повинуясь рулю, его нос повернул в сторону от меня, паруса заполоскали и наполнились ветром. Но тут вместе с дождем и туманом, закрывшим от меня судно, налетел очередной яростный порыв ветра; я замер в ожидании, оцепенев от ужаса, ибо еще до того, как туман сомкнулся вокруг корабля, я заметил, что нос его опять скатился под ветер, и понял, что, если шквал продолжится еще несколько секунд, его вынесет на рифы.

Ветер утих, но только на какой-то момент, словно для того, чтобы вернуться с новой силой и яростью, и тут до моих ушей донесся звук, заставивший меня броситься, карабкаясь и цепляясь пальцами за неровную поверхность мокрого камня, на длинную скалистую косу, протянувшуюся между огромными, седыми, покрытыми пеной волнами далеко в море. Это был дикий крик ужаса, истошный вопль и стенания гибнущих душ, заглушивший вой и рев шторма и грохот и плеск валов, разбивающихся о заросшие водорослями прибрежные утесы.

Я карабкался все дальше, промокнув до нитки и затаив дыхание, но едва успел продвинуться вперед ярдов на пятьдесят, как услыхал громкий удар, треск, скрежет рвущейся обшивки и еще один отчаянный вопль, после чего наступило молчание, если не считать голосов ветра и волн и испуганных криков морских птиц, носившихся в воздухе, точно листья, сорванные бурей.

Я скорчился с подветренной стороны утеса, потому что прилив почти достиг своего апогея и вода залила косу, разделив ее на две половины, так что я должен был вплавь преодолеть эту преграду, если хотел продвигаться дальше.

Я действительно намеревался продолжать свой путь, ибо меня охватила необычная тревога; дождавшись, когда дыхание мое вернется в норму, я выглянул из-за укрытия и увидел страшное свидетельство гибельной работы рифов, ветра и волн.

Искореженные обломки кораблекрушения с болтающимися на них обрывками перепутанных снастей кружили в яростных водоворотах между рифами; огромные валы, подхватив их на свои вспененные вершины, несли их с собой к берегу и, отхлынув назад, уносили снова в