Боль [Табита Сузума] (fb2) читать постранично

Табита Сузума Боль

«Грехи нельзя исправить, их можно только простить».

Игорь Стравинский

Переводчик, редактор, оформитель:

Светлана Дорохова

ПРОЛОГ

Только он открывает глаза, как тут же осознает: что-то не так. Чувствует это кожей, нервами, синапсами, несмотря на то что лежит, распластавшись на спине, и видит лишь матовый светильник на потолке своей спальни. Комната белая, очень яркая; стоит солнечный день, а он забыл задернуть шторы. По врезающемуся в бок поясу, джинсах на ногах, прилипшему к груди влажному хлопку он понимает, что спал в одежде. Выгибая стопы и чувствуя на них тяжесть, поднимает голову достаточно высоко, чтобы увидеть, что даже не снял ботинки. А потом его взгляд медленно скользит поверх покрытых грязью кроссовок и охватывает всю комнату. На мгновение он задерживает дыхание — ему кажется, что он все еще спит. А затем, задыхаясь от ужаса, резко садится, как после кошмара.

Стены вокруг него начинают мгновенно раскачиваться, цвета сливаются друг с другом, расползаясь по краям. Он крепко зажмуривает глаза, а потом снова их открывает, надеясь не просто очистить голову, но и избавиться от видения — хаоса окружающей его пьяной спальни. Однако просачивающийся сквозь окна солнечный свет озаряет анархию этого обычно безупречного места. Сломанная мебель, покосившиеся предметы, разорванные вещи и разбитое стекло — все, что осталось. Комната выглядит как сцена из какого-то сериала о преступлениях. Дыхание мучительно вырывается из его легких. Вещи начинают принимать особенно ощутимый, отчетливый, насыщенный вид. Он прижимает ладонь к губам и кусает заусенцы, а потом просто сидит, застряв, как старая виниловая пластинка, которая больше не играет.

За окнами спокойный день. Ветви деревьев неподвижны, небо глубокое, невероятно голубое. На несколько секунд солнце сияет ярче. Словно пребывая в каком-то трансе, он оглядывает комнату с настороженностью и ужасной притягательностью. На стене висит зверски изогнутая фоторамка, будто кто-то вынул ее из печи. На столе осколки разбитой чашки отражают свет позднего утра, как и плавающие в луже кофе стеклянные крошки, ее поверхность мерцает маслянистыми переливами. Под книжными полками раскинут гобелен из вывернутых наружу книг, страницы вырваны из корешков и разбросаны как листья. Разломанные на куски трофеи по прыжкам в воду лежат рядом, словно содержимое затерянного в море чемодана. Нет ни одной поверхности, ни одного участка ковра, не покрытого обломками ночного кораблекрушения.

Он медленно подползает к краю кровати и поднимается на ноги — трудоемкий маневр, требующий большой силы воли и гармоничной согласованности. Мышцы напряжены, болят и не сгибаются. Ногу пронзает острая жгучая боль — он смотрит вниз и видит дыру на джинсах чуть выше левого колена, нити потемнели от крови и прилипли к коже. Покалывание на руках открывает взору множество ссадин и царапин. Боль разъедает все его тело: голову, шею, кожу вдоль всего позвоночника и задние части ног. Он сосредотачивается на жужжании в черепе, водовороте в голове. Под ним свободно парит его тело. А потом внезапно из него выбивают весь дух и толкают на жесткий холодный бетонный пол его жизни.

Изучая комнату, он делает шаг вперед. Малодушный ужас проскальзывает под кожу, без спроса зарываясь в тело: его руки — это руки ужаса, и они полны потусторонней силы. Страх, как пинбол^[1], отскакивает от его сердца, головы, горла, пока, наконец, жесткий и холодный не останавливается в животе. В груди скапливаются неопределенные, ужасные мысли. Ему хочется кому-нибудь сделать больно за всю ту боль, что он испытывает сейчас. Ему хочется, чтобы его сбили с ног и удерживали в таком положении, пока мир не исчезнет.

Первая его мысль обращается к брату. Он дергает дверь спальни, скользит по мраморной лестничной площадке и останавливается в дверях соседней спальни, глядя на идеально заправленную постель, все еще свежие полоски от пылесоса на ковре. Он продолжает двигаться к остальным комнатам, пустой, глухой дом вдруг кажется зловещим и призрачным, как мавзолей. Но все на своих местах, в своем обычном безупречном состоянии. Входная дверь, задняя дверь, окна — все заперто. Никаких признаков того, что что-то пропало — украдено. Никаких признаков взлома.

Возвращаясь в свою комнату, он как будто смотрит сквозь разбитое ветровое стекло. Его разум работает в нескольких направлениях одновременно. Все, что он видит, кажется обремененным смыслом, но ему не удается сложить все кусочки воедино, чтобы создать понятное целое. Его мозг возвращается к предыдущей ночи и гонится за ней, но безуспешно — происходящее разбивается и исчезает. Воспоминания растягиваются, изгибаются, смешиваясь и сливаясь, словно акварель на абстрактном полотне. Прижатый к стене, он катается на аттракционе,