ЭММА [Вероника Татаркова] (fb2) читать онлайн

Глава 1

Так. Что я вижу, да? Я вижу свое племя. Понимаю теперь, почему нас называют стадом. Около десяти мужчин и примерно столько же женщин. Мы все укутаны в шкуры. Идем вразнобой. Волосы у всех спутаны и засалены, мы явно не знаем, что такое расческа и шампунь. Мой соплеменник поднял голову вверх и, открыв рот, обнажил гнилые зубы, выглядит завораживающе отвратительно. Вместо обуви у нас тоже шкуры, они небрежно обмотаны вокруг ног и закреплены нитями сухожилий до колен. Я не могу назвать нас дикими, но все же повадки такие есть. Женщина с огромным количеством костяных бус и перьев на шее решила справить нужду прямо у всех на виду, и это не вызвало у кого-либо удивления.

Мне холодно, и я устала. Мы идем по бескрайним заснеженным полям. Я несу на плечах тяжеленные сумки с мясом мамонта. Мне очень тяжело, ноги еле волочатся. Как же хочется кричать, что дальше невозможно идти, но я терплю. Ноги волочатся по земле и дрожат от усталости, но тяжелее всего у меня в душе. Не пойму что, но что-то гложет. Холодно, скверно, тяжело. Не могу лучше описать эти чувства. Я все вижу, все ощущаю, но не могу управлять своим телом, да ведь оно и не мое… Голова кружится, я теряю сознание.

– 5, 4, 3, 2, 1, Елена, иди на мой голос! – слышу я будто сквозь сон и открываю глаза.

Осмотревшись по сторонам, с трудом вспоминаю, как здесь оказалась. Постепенно прихожу в себя и восстанавливаю картину случившегося в голове. Я сейчас нахожусь в некотором смятении. Не могу понять – что это было? Сон? Галлюцинация? Действительно ли я видела саму себя в прошлой жизни? Или это все фантазия моего больного воображения? Ну вот! Теперь вопросов больше, чем ответов! Я потягиваюсь на диване, как будто после долгого сна, и оглядываюсь по сторонам в поисках своего стакана воды. Перед сеансом я оставила его на подлокотнике, точно, он здесь. Я залпом опустошаю стакан. Тогда я не хотела пить, но Ашшур предупредила, что после, возможно, будет сухость во рту. Ах да, Ашшур, я вспомнила, как ее зовут, значит, постепенно сознание возвращается.

Пару часов, или минут, или дней назад… Боже, я потерялась во времени… Помню, я стояла под дверью ее квартиры и считала, что это шарлатанка, которую зовут Шурка, а имя шумерского бога та взяла намеренно, чтобы лучше вводить людей в заблуждение. Мне рассказывали, как она своими ритуалами помогала людям наладить жизнь. А я не верю в чудеса! Я вообще уже ни во что не верю! Или не верила… Я помню, она тогда сказала, что психолог или парапсихолог и что поможет мне войти в транс, и я смогу взглянуть в прошлую жизнь, чтобы в этой жизни исправить ошибки прошлого и наладить будущее. Она описала мне будущее путешествие очень заманчиво. Но тогда я и представить себе не могла, что в реальности это будет так фантастически прекрасно.

Обычно я вижу людей насквозь благодаря моему большому опыту работы с ними. Я понимаю, что человек собой представляет, пообщавшись с ним всего несколько минут. Но Ашшур – женщина непростая. Если разговаривать с ней с закрытыми глазами, то можно подумать, что это молодая женщина, и ей не более 30 лет. Только, если разглядывать ее лицо, можно увидеть глубокие морщины пожилого человека. В ее карих, почти черных глазах отражаются спокойствие и мудрость. А про характер вообще ничего не могу сказать. Я его не понимаю. Добрая или злая, счастливая или печальная, ее выражение лица и интонация в голосе меняются быстрее, чем я моргаю. И тем не менее есть в этой женщине что-то притягательное. Я общалась всего пару часов с ней до сеанса, а ощущение было, что мы знакомы целую вечность.

Сейчас она спокойно смотрит на меня, как будто изучает, ничего не спрашивая. В руках она держит простую школьную тетрадь и графический карандаш. Наверное, записывала то, что я рассказывала. А я действительно это видела и говорила или просто спала?!

– Ну как? – спросила Ашшур, прервав мой мысленный монолог.

– Все в порядке, – отвечаю я, – все так, как вы говорили! Я видела все глазами Ло, ее так зовут соплеменники, или, правильнее сказать, меня так зовут. Ощущение было, что я – это она, но я не могла ею управлять, вернее собой… Ой, я совсем запуталась… Даже чувствовала то, что чувствует Ло. И когда она упала в обморок, голова закружилась и у меня. А когда очнулась, во рту пересохло так, будто я брела целый день без воды по пустыне.

– Да, это плюс и одновременно минус таких путешествий – все чувствовать. Если будет очень тяжело, предупреждай, я тебя выведу к двери. И, кстати, ты закрыла ее? – спрашивает она.

– Дверь? – задаю сама себе вопрос, пытаясь сообразить, о чем она. Ах да, точно, дверь в коридоре моего подсознания! – Нет, – отвечаю я, неловко улыбаясь от волнения.

– Придется вернуться и закрыть! – говорит она взволнованно.

– А что будет, если оставить так? – спрашиваю я и уже слышу, как бешено стучит мое сердце от волнения.

– Можешь сойти с ума, – с колоссально спокойным лицом и интонацией отвечает Ашшур. Надеюсь, она шутит. – Был в моей практике один случай… Но не будем думать о плохом. Сейчас я верну тебя в жизнь Ло, и не забудь закрыть дверь.

– Хорошо, – отвечаю я и, укладываясь в удобную позу, закрываю глаза.

Глава 2

И вот я в полусонном состоянии погружаюсь в воспоминания. Я маленькая девочка, в белых бантах, висящих на длинных каштановых волосах, собранных в хвосты, в школьной форме и туфельках, которые немного великоваты. Мне их купили на вырост… «Хм, наверное, на несколько лет вперед», – сказала бы я сейчас маме с сарказмом. Мы идем со школьной линейки 1 сентября. Небо невероятно красивого синего цвета, вокруг заросли репейника и гигантские цветы-васильки. Не знаю почему, но они казались мне гигантскими, и я ощущала себя как коротышка из Цветочного города. Рядом идет мама и молчит, уставшая, как всегда, без настроения и просит меня молчать. Но я летаю где-то в своем прекрасном волшебном мире, петь приходится полушепотом, и туфли болтаются на ногах, затрудняя мне ходьбу, но я все равно счастлива!

Я слышу ритмичную музыку. И вот в один миг я стою в лабиринте из дверей. Делаю шаг в открытую…

Теперь я вижу, что я в тундре, на мне шкура, я стою перед жилищем. Оно похоже на юрту из шкур, я подхожу ближе, приподнимаю край шкуры и вижу под ней огромные кости. Это однозначно кости мамонта.

Я вхожу внутрь и скидываю шкуру с тела. Посреди жилища горит костер, от него так жарко, что здесь мы ходим в набедренных повязках с обнаженной грудью. Странно, но я совсем не чувствую стыда за обнаженную грудь, никто и внимания на меня не обращает. Я продолжаю озираться по сторонам. Некоторые спят, а две женщины разделывают мясо, судя по всему это мясо бизона. Некрасивая женщина, которая справляла нужду по дороге, сидит на коленях и что-то поедает из глиняной тарелки. Я чувствую, что голодна, и подхожу к ней, заглядывая в миску. Подойдя впритык, вытягиваю голову, чтобы посмотреть, что она ест, но в эту секунду получаю удар по бедрам огромной палкой. Издаю звук, похожий на шипение змеи, и отпрыгиваю от нее. Больно. Зачем я вообще к ней подошла, что за варварские повадки. Жаль, что не могу владеть сейчас этим телом, иначе бы не получила удар палкой. И почему она ест, а мне нельзя?! Похоже, она знатнее меня, судя по украшениям. Что за иерархия в каменный-то век!

Расстроенная и голодная, я сажусь на пол, выстланный шкурами, и принимаюсь за шитье. Нити из сухожилий животных я аккуратно продеваю в струги и сшиваю между собой шкуры песца. Я так увлечена шитьем, что, услышав зазывный звук с улицы, не тороплюсь идти и, забыв про голод, завершаю работу. Мое изделие чем-то напоминает жилет, только рукав один и он треугольной формы.

Накидываю шкуру и выхожу на улицу. Горит большой костер. Первое, что я замечаю, это то, что возле костра лежит мясо, которое скоро пожарят. Наконец-то я поем. Думаю, в прошлый раз я упала в обморок от голода. Племя тоже сидит вокруг огня в ожидании пищи, я приземляюсь рядом с женщиной в бусах, которая ударила меня. Веду себя так, как будто никакой обиды нет. Но все же чувствую, что осадок неприязни к ней остался. Она часто возводит руки к небу, как будто молится, и закатывает глаза. Странно, но по имени ее никто не зовет, только она ко многим обращается. Я буду называть ее шаманкой. Шаманка рассказывает истории. Странно, но я понимаю, о чем она говорит, хоть и не знаю этот язык.

Она говорит, что прошло немного времени после катастрофы, когда на небе застыло огромное серое облако, солнце погасло, стало холодно. Казалось, что пепел покрыл всю планету и шансов выжить нет…

Многие потеряли в том пепле своих близких. Она тыкнула пальцем в нескольких людей, чьи близкие погибли. Так я узнала, что погибла и моя мама.

– Эмма позаботится о ней и обо всех ушедших людях племени, – сказала шаманка. И добавила, повернувшись к ребенку из племени: – Эмма – наша богиня, прародительница, первая мать на земле. Когда человек начинает говорить первые слова после рождения, вначале он произносит ее имя – Эм-ма. С нее началась жизнь, это знают все! Мы видели, как животные, на которых мы охотимся, мигрировали в другие края, это дало нам надежду на жизнь. И вот это место теперь будет нашим новым домом.

Я так заслушалась этими историями, что не заметила, что на костер уже бросили мясо. Этот запах возбуждает во мне все больший аппетит. Оно готово и разложено на камнях вокруг костра. Каждый берет себе кусок, как и я, не дождавшись, пока он остынет. Мне нравится этот вкус, несмотря на то что оно несоленое. Оно такое сытное, что я наедаюсь с одного куска и уже чувствую себя лучше. Кости мы разложили возле костра, скорее всего, когда они высохнут, пойдут на создание предметов быта и украшений. И вот, наевшись вдоволь и наговорившись, а разговариваем мы много и эмоционально, некоторые даже пародируют различных животных при разговоре, большинство, в том числе и я, идут ложиться спать. Возле костра остается шаманка, которая кидает камни, и двое женщин с мужчиной. Похоже на сеанс гадания. Я хотела бы посмотреть, но не могу управлять этим телом… Сбрасываю шкуру и, сжимаясь комочком на ней, укладываюсь спать. Но мне не удается уснуть, кто-то укладывается сзади и вплотную прижимается к моему телу, оборачиваюсь и сажусь на колени, это мой соплеменник, зовут его вроде Ацы. Он красив и силен, но я не хочу проводить с ним ночь. Я говорю ему, чтоб ушел, но он садится напротив меня и крепко зажимает мое тело, так что трудно дышать. Я нащупала рукой статуэтку, резким движением бью его по спине. Он разжимает объятья и уходит с расстроенным видом. На меня смотрят соплеменники с полным безразличием, будто ничего не произошло. Похоже, это типичная ситуация. В этом племени практикуются свободные отношения. Я очень взволнована, обнимаю эту же статуэтку богини Эмма и погружаюсь в сон.

Казалось, что спала я всего пару секунд, но чувствую себя намного лучше, вчерашние обиды абсолютно меня не беспокоят. Я приподнялась на колени и, потерев глаза, разглядываю обстановку вокруг. Мои одноплеменники заняты каждый своим делом. Кто-то предается любви, один все еще спит, девушка шьет, дети играют с цветными камушками шаманки, а шаманку, Ацы и еще нескольких мужчин я не нахожу глазами.

Я выхожу на улицу, накинув шкуру, и вижу фигуры мужчин вдали. Наверное, они пошли на охоту.

У меня в сердце появилось дикое желание – бежать! И не за ними, а просто куда-нибудь далеко. На моих ногах опять намотаны шкуры, как портянки. И интересно, как мне в них бежать? Оказывается, легко! Я ощущаю ни с чем не сравнимое прекрасное чувство легкости и свободы. Я даже ни о чем не думаю. Меня не волнуют склоки в племени, голод, усталость или что-либо еще. Я просто бегу беззаботно, вместе с ветром. Наверное, из-за таких пробежек мое тело очень мускулистое, особенно ноги.

Я добежала до холма. Я слышу шум воды. Спускаюсь к ней. Это водоем с очень чистой, прозрачной водой. Я вижу свое отражение! Это просто фантастика! Я вижу Ло! У нее карие глазки, аккуратные губки и длинные вьющиеся волосы. Да я в прошлой жизни была красоткой!

Есть странное ощущение, будто кто-то наблюдает, оглядываюсь, но никого не вижу. Я спускаюсь к воде. Здесь небольшая пещера, я вхожу внутрь, принюхиваюсь, запаха жизни здесь нет. На выходе промелькнула фигура зверя! Или мне кажется. Я должна проверить. Я хватаю лежащий рядом камень и с размаха бросаю прямо в цель. Раздается дикий вой, похожий на вой медведя. Первая моя мысль – я раздобыла мясо! В ту же секунду кидаюсь к нему, взяв камень еще больше. Но… что-то не так: подбежав к зверю, я застываю на месте от ужаса! Это не просто зверь, а зверь, похожий на меня, на человека! Он такого же размера, как я, но только с большой головой, широким лбом и большим носом. Его волосы огненного цвета, зеленые глаза и кожа белая, почти как снег. Что это за зверь? Я никак не могу понять. И в одно мгновение, я не замечаю как, но он ловко подбивает меня ногами, схватив свое копье. Я падаю рядом. И вот уже я становлюсь объектом исследования. Он поднял копьем край моей шкуры и стал рассматривать тело, я боюсь пошевелиться, чтобы не оказаться убитой. А тем временем я, лежа, рассматриваю его. Моему взору открылось невиданное ранее существо, которое больше походило на человека, чем на животное, он очень сильный, с длинными руками, но короткой шеей. Сердце бешено бьется, мне страшно, но любопытно. И вот он убирает копье и скрывается молниеносно из виду. Не могу поверить, что кто-то бегает быстрее меня.

Я возвращаюсь на стоянку, ложусь на шкуру и думаю об этой встрече. Я думаю, что, может, это уродливый человек. Такие рождаются, когда мать, вынашивающая ребенка, болеет или ест неправильную пищу.

Эти мысли прерывает запах мяса, его опять жарят на улице, и опять когда стемнело. Видимо, мы едим один раз в день. Я встаю и чувствую головокружение, в глазах темнеет.

Кажется, снова обморок.

– Елена, очнись! – слышу я и, открыв глаза, вижу протянутую мне руку со стаканом воды. Понимаю, что вернулась в свое тело и передо мной Ашшур.

– Я что-то в этот раз не слышала, как вы звали меня, и обратного отсчета, – бормочу я ослабелым голосом. – И дверь я опять не закрыла.

– Ничего страшного. Я испугалась, когда ты упала в обморок. Боюсь, что, если ты умрешь в теле Ло, я не смогу вернуть тебя в реальность.

Глава 3

Я прощаюсь и быстро сбегаю по ступеням с третьего этажа на улицу. Первым делом закуриваю сигарету и пытаюсь обдумать все, что сегодня произошло. Курение – это моя ужасная привычка, но она помогает сосредоточиться. И к тому же я не собираюсь жить долго, а если б и собиралась, то с моими проблемами в жизни не вышло бы.

Сегодня морозный денек. Снежок хрустит под ногами, и я все еще помню, как холодно было там, в прошлом. И как я была голодна, и как упала в обморок. Кто же такая Ашшур и как она это делает? Скорее всего, она психолог и пишет диссертацию или увлекается парапсихологией. Надо будет расспросить ее. Вообще я ненавижу психологов. В детстве, когда отчим бил меня, мама привела меня к одной из них. Но эта горе-врач, вместо того чтобы вызвать какие-то соцслужбы, рекомендовала мне подушку с валерьянкой от нервов. Вспоминаю сейчас уже это с усмешкой, а раньше было горько.

Вот и мой автобус. Надо перестать обо всем этом думать и ехать на работу. Вот она, родная остановка. Нужно вернуться к реальной жизни. Салон красоты «Клеопатра», самое банальное название из всех, что могла придумать хозяйка. Каждый день с девяти утра до девяти вечера, а то и дольше мне приходится здесь трудиться парикмахером.

– Почему так долго? – сходу спрашивает администратор салона.

Она сидит, как гордый павлин. Рыжая, разукрашенная ярким макияжем и с куриными пальчиками. Ее пальцы похожи на куриные лапки, даже такие же синие, как у дохлых куриц. Она, конечно, ухоженная женщина, и черты лица красивые, но я давно сделала для себя вывод, что, когда человек злой, он страшный, как бы она ни красила лицо, это не закрасит ее мерзкие поступки, любовь к сплетням и козням. Удивительно, что она, готовя нам кофе и подметая пол, считает себя начальницей. Владелица салона – ее одноклассница, поэтому администратор Раиса возомнила из себя главную.

– Очередь, – вру я, даже не краснея. Я соврала, что иду к врачу, чтобы не было поводов для сплетен и насмешек. Да и вообще здесь врут все! И на словах, и своим внешним видом. Каждый день сплетни, злоба, козни друг против друга. Клиентки приходят, чтобы пожаловаться на мужей и детей. Мои коллеги улыбаются и делают вид, что им интересно это слушать. А многие наши клиентки зачем-то пытаются обмануть природу. Я никогда не понимала, зачем красить волосы в белый цвет, если они черные, или черные в белые… Если это только не для того, чтобы обмануть мужчин, судьбу или природу. Подумав об этом, я спрашиваю у администраторши:

– Как ты думаешь, если изменить цвет волос, можно обмануть судьбу? Например, блондинке суждено было умереть, а она красится в черный цвет и «смерть с косой» ее не узнает. Или наоборот: брюнетке суждено выиграть в лотерею, а она осветлит волосы – и фортуна от нее отвернется.

– Что за чепуху несешь? Иди работать, философ, – отвечает она с безразличным выражением лица.

Я молча подхожу к своему креслу, надеваю фартук и покорно жду клиентов. Осталось отработать семь часов, это почти целая вечность. Но и этот день быстро закончился. Как, впрочем, и все остальные дни…

Мне 25 лет, у меня нет ни семьи, ни образования, ни даже своего угла. Я живу с матерью-алкашкой и отчимом. У меня, конечно, нет материальных ценностей, но есть что-то духовное, или изюминка, как многие это называют. Вот как поется в песне Сюткина: «Я не красавчик, чтоб все с ума сходили, да и не сходят, так даже веселей, Но девочки всегда во мне чего-то находили, не знаю что, но девочкам видней!» В общем, мужчины всегда во мне что-то находят, многие оказывают знаки внимания. Это странно, ведь я действительно не красавица, привлекательные во мне, наверное, только выразительные голубые глаза. А остальные черты лица абсолютно не совершенны, тонкие губы и неправильной формы нос, я так считаю. Правда, у меня очень красивые волосы, натуральные, светло-русые, я всегда их собираю в косу и распускаю на праздники.

И вот я прихожу домой и, сняв обувь, плюхаюсь на кровать прямо в одежде, время 10 вечера, никогда еще не чувствовала такой усталости, как сегодня, как будто это я бегала по тундре, а не Ло. Меня заволакивает сонная нега в свои объятья, завтра выходной, и я вырубила телефон, никто не вызовет меня внезапно на работу.

Но мой сладкий сон резко прервали. Открылась дверь моей комнаты, похоже, резким толчком и с ноги. Я подлетаю в гневе на кровати. На пороге стоит отчим. Пьяный в стельку, с расплывчатой, красной, тоскливой физиономией и бормочет, еле воротя языком:

– Ты это… ну это, не спишь? За-а-айми бате-е на хлебушек.

В моих висках пульсируют вены от гнева. Я делаю глубокий вдох носом и выдох ртом и, немного успокоившись, достаю из сумки кошелек, резко вытягиваю тысячную купюру и протягиваю ее молча.

– Дай Бог здоровья моей дочечке, моей кормилице! – лепечет он уже в приподнятом настроении и с улыбкой на лице. Он забирает деньги трясущимися руками и выходит, держась за стену, не закрывая дверь.

На хлебушек ему, конечно! А то я не знаю этот хлебушек питьевой, спиртовой! Мы уже это проходили. Когда я была маленькой, мама пропила в доме все вещи. Особенно никогда не забуду и не прощу ей бабушкины сережки, которые достались мне от покойницы. Я плакала, не хотела отдавать, ведь бабушка подарила мне их незадолго до смерти, но мама настояла, что деньги нужны на хлебушек, и я, глупая, сдалась, отдала. Ненавижу иногда их, очень сильно! Этих алкоголиков! Да и сама я из их разряда. Люблю выпить после каждой стрессовой ситуации, а их у меня бывает и по нескольку раз в день. И именно от матери с отчимом. Я понимаю, что, когда человек пьет, в нем отключается все человеческое, я вижу со стороны, как мать с отчимом становятся австралопитеками. Водка сулит возвращение к корням и без моих сеансов посещения прошлой жизни. Пиво действует слабее на моих родственников, но с него все начинается, потом они хотят что-то покрепче. Я бы съехала от них, и жизнь, наверное, бы наладилась. Но мне приходится здесь жить. Эти деньги, что отчим попрошайничает, – как плата за аренду. Это ведь квартира отчима, а наш дом мама давно пропила. Я могла бы не давать ему денег, но тогда бы был скандал. А я не люблю скандалы. И вообще надо надеть ночнушку, подпереть дверь, так как два замка на ней были взломаны, а ставить новые нет смысла, и ложиться спать. И почему я сразу не подперла ее стулом, ах да, вспомнила – я зверски устала. Переодевшись в ночную рубашку и почистив зубы, я ложусь спать, время 22:30.

Но не тут-то было! Не судьба мне сегодня уснуть. Я слышу, как отчим гремит «хлебушком» в бутылках. И мамочка его встречает. Я крепко прижимаю подушку к лицу и кричу в нее. Ненавижу все это! Ненавижу эту жизнь! Еще немного – и у меня будет нервный срыв. Я больше не могу, не могу и еще раз не могу это терпеть! Надо что-то менять!

Я беру телефон и, чтоб как-то успокоиться, звоню Кристи. Ее зовут Кристина, но для близких она Кристи. Она, как всегда, подбадривает добрыми словами и предлагает прийти к ней, выпить. Ну что ж, пойду, только не буду пить, а может и буду, назло всему миру. Напьюсь в стельку и приду домой скандалить. Буду как ОНИ, все! А послезавтра на работе пусть уволят. Ладно, надо взять себя в руки и аккуратно сбежать из дома. Я переодеваюсь в джинсы и пуловер. Выхожу в коридор, оттуда видно, что моя так называемая семейка уже на кухне, батя пьет, а мамаша готовит закусон. Самое время утекать. Я хватаю сапоги и куртку и, захлопнув дверь, прокрадываюсь с ними в руках на лестничную клетку. И, только миновав два этажа до самого низа, я одеваюсь. Не знаю, почему я так боюсь, это, наверное, что-то подсознательное. В детстве отчим бил меня, и я часто сбегала из дома, возможно, это рефлексы сохранились. Хотя теперь я его не боюсь. Он пытался поднять на меня руку по пьяни, но я толкнула его ногой в живот так, что он упал и сломал ребро. Долго, конечно, бесился, хотел из квартиры выгнать, но теперь зато побаивается.

Кристи живет в соседнем подъезде. Она любит тусовки, мужчин, алкоголь. У нее есть семилетний сын, которого воспитывает ее мать. Она отдала ребенка бабушке сразу после рождения. Это, конечно, ужасно, но я ее не сужу. Здесь ребенку было бы хуже. Ведь Крис живет не в простой квартире. Раньше это был «Скинхауз». Здесь собирались скинхеды, эта квартирка принадлежит их главному, его так и звали Скин. Кристи родила от него. Но пару лет назад он сел в тюрьму за причинение тяжкого вреда здоровью человека. Человек был не простой, а армянин с родственниками в местном суде, поэтому парень сел надолго. Кристи осталась здесь жить, тусовку разогнала полиция, которая прознала про это место и периодически приходила выискивать здесь наркоманов. Войти сюда было раньше легко, ведь квартира была без двери и вообще напоминала бомжатник. Благодаря Крис она приобрела естественный для жилища вид, она на свои заработанные деньги сделала ремонт. Работает она в ресторане официанткой, кажется, столько лет, сколько я ее знаю. Мне бы уже на ее месте надоело бы сидеть там так долго.

И вот я стою перед железной дверью с глазком, перед совершенно обычной квартирой, для тех, кто не в курсе ее истории. Звоню тремя нажатиями, один короткий и два длинных. Это наш условный знак.

– Бегу, моя девочка, – слышу я.

Меня в дверях встречает слегка располневшая девушка в длинном голубом платье с огромными цветами. Она весело смотрит на меня пьяненькими глазками. Кристи поправилась после родов, и ни одна диета не помогла вернуть прежнюю форму. А может, она не худеет из-за того, что пьет много пива, не знаю. Хоть она и полненькая, но она нравится мужчинам из-за своего прелестного личика. У нее очень пухлые губки и длинные реснички. Мы проходим в зал, и она тут же протягивает мне бокал пива. Я делаю глоток и осматриваю желтые обои в комнате, конечно, не фейерверк, но все же лучше, чем было.

– Ты про эти обои говорила? – задаю я банальный вопрос ради приличия, хотя это очевидно.

– Да, я их на прошлой недели поклеила. Нравятся? – спрашивает она.

– Клевые! – вру я. Вообще в последнее время я много вру. Надо завязывать с этим.

Я делаю еще пару глотков, хотя пиво мне не нравится, но хочется пить. И вообще хочется спать. Да еще и состояние такое, будто из меня высосали все силы и сейчас на диване сидит абсолютно безжизненное создание. Даже курить не хочется, но по привычке тянусь за сигаретой.

Я все подробно рассказываю Кристи про то, как мне не дали поспать, она жалеет меня, подбадривает. Но я ни слова не говорю об Ашшур и о путешествии в прошлую жизнь. Не то чтобы я ей не доверяла. Просто я боюсь ее насмешек. С ее стороны было много высмеиваний моих увлечений. Если я немного отхожу от того, что она считает нормальным, то она непременно мне указывает на это, и очень обидно.

И тут она очень настойчиво предлагает пойти развлечься в ночной клуб. Я думала, мое сегодняшнее и без того насыщенное приключение закончится тем, что я усну на диване у подруги, но, кажется, у судьбы на меня другие планы. Самое ужасное, что я не могу никак повлиять на ситуацию и лечь уже где-нибудь поспать. Домой меня или не пустят, или пустят очень шумно, со скандалом, туда возвращаться не вариант. А в чужой квартире я не могу остаться без хозяйки. У меня даже уже нет сил злиться на эту жизнь. Я пытаюсь объяснить Кристи, что одета не для клуба, что у меня домашний пуловер и джинсы, а она в ответ молча подходит к шкафу и бросает мне оттуда трикотажную черную кофту, украшенную пайетками, с огромным вырезом на декольте.

– Это тебя преобразит, детка! – говорит она, изменив голос в шуточной форме.

– Это твое? – спрашиваю я в надежде, что размер не подойдет.

– Она тянется! – отвечает Кристи и смеется во весь голос, поняв мой намек.

И вот я в клубе, я очутилась здесь так быстро, будто телепортировалась. В голове только звенит: «Спать!». Я не могу думать сейчас ни о чем. Ни о путешествии в прошлое, ни о попойке родни дома, ни тем более о развлечении в этом клубе. Хочу покоя. И опять мои мысли обрывает рука Кристи, протягивающая какой-то напиток, похожий на мохито. Я в них не разбираюсь. Мы начинаем с пива, а потом, как правило, идут мартини, виски и всякие коктейли, названия которых я не выговариваю, потому что обычно уже пьяна к тому времени. Я нехотя выпиваю залпом стакан. Вокруг люди, шумят, танцуют. Какие-то знакомые лица подошли к нам компанией. И я уже в том состоянии, что не понимаю о чем они говорят. Я выползаю покурить на улицу. Именно выползаю, потому что уже не стою на ногах, по дороге падаю, но девушка, которая теперь в нашей тусовке, меня ловит. Еще одна девчонка рекомендует мне пойти в туалет и вырваться, но я отказываюсь и прошу сигарету. Кристи прикуривает и протягивает мне ее. Кажется, я самая пьяная из всех. Всегда так, выпью стакан – и уже в хлам, и как моя мамка может одна бутылку водки выпить?! Мы прикалываемся, хотя скорее они. Мои мысли идут быстро, а вот язык еле ворочается. Кто-то пошутил про мою вываливающуюся грудь из кофты, я что-то ответила про ее мандаринчики вместо грудей. Одна из наших новых знакомых стала громко кричать, что видит мужика в платье. Вторая ей ответила, что это монах, а я выпалила, даже не видя, где он:

– Поп, ты зачем платье женское одел? – после этого стала громко смеяться. Но вдруг стало не до смеха. Я почувствовала, как сильная мужская рука коснулась моего плеча и чужой, но в то же время знакомый голос произнес:

– Елена? Это ты?

Я, уже не держась на ногах от хмеля и от неожиданности, падаю ему прямо в объятья. Провалиться бы мне сквозь землю! Сквозь пелену пьяных глаз я вижу знакомое лицо! Это Саша! И я сейчас навалилась на него, а он не отталкивает, а крепко прижимает. Кажется, я сейчас резко протрезвела! Немного оттолкнувшись от его мощной груди, принимаю положение стоя, поправляю одежду и волосы. Он смотрит с таким же удивлением на меня, как и я на него. Не могу поверить, что это все происходит и что это он, еще и в рясе. И, наконец, немного придя в чувство, произношу:

– Позвонишь мне?

– Я не знаю твоего номера, – говорит он и смущенно протягивает мне свой сотовый. – Можешь записать.

Я быстро вбиваю свой номер, понимая, как противно ему стоять тут с алкашками, которые еще над ним и насмехались. Мне кажется, я уже в абсолютно здравом уме, и мои движения пальцами четко и быстро выполняют свою цель. Я даже заметила, что контакта с именем Елена в его телефоне нет, и уже этой мелочи в душе обрадовалась.

Саша ушел, а мы вваливаемся обратно в клуб. Я, садясь на диванчик, чувствую опять опьянение. Видимо, я трезвела только на несколько минут. Или здесь такая обстановка – пьяная. Теперь все обсуждают эту тему. Для них, конечно, смешно вышло прикалываться над монахом. Или священником, я не знаю, кто он и как их различать. Да это и вообще сейчас не важно. Это был Саша, вот что важно. Я никогда в жизни не рассчитывала увидеть его снова. И как мы узнали друг друга, после того как не виделись 12 лет? Хватаюсь за голову и пытаюсь собрать рассеянные мысли. Я же протрезвела на улице, и сейчас надо сделать так же. Вот уже четче вижу лица людей из компании, и становится понятна речь.

– Это был твой дружок? – слышу я женский голос с насмешкой.

– Что? – в шоке спрашиваю я и в надежде, что не расслышала.

Раздается хохот всей компании, в том числе и Кристи. Предательница!

– Это, наверное, бывший дружок, который не дождался ответа ее чувств ушел в монастырь, – выпаливает она и заливается смехом, а следом за ней и остальные.

И что я вообще здесь делаю?! Спорить с этими тупицами или просто уйти… Пожалуй, нет, не могу просто уйти. Они, можно сказать, насмехаются над религией. Хотя кого я обманываю, саму себя, мне плевать на религию, они насмехаются над Сашей! И я, рефлекторно стиснув зубы, процеживаю:

– Он же священнослужитель! Вам не стыдно насмехаться? – произнеся это, я заметила, что некоторые задумались, а Кристи еще больше завелась.

– Ой, какие мы святые стали, – будто прошипела она, – типа я не видела, как ты его чуть не трахнула на улице!

Что? Да как она смеет так пошло обо всем этом говорить. Я заливаюсь краской от стыда и злобы. Это называется подруга. А тут еще не наши знакомые подключаются. Девчонка, которую я понятия не имею как зовут, но лицо ее мне знакомо, говорит:

– Если б она даже и хотела, то не затащила бы его в постель, пришлось бы жениться. Ой, то есть выходить замуж потом, ха!

– Если бы захотела, я бы кого угодно затащила! – говорю я, сама не веря своим ушам, что несу.

– Да, ты такая, детка! – говорит Кристи и подмигивает.

– Попробуй, – говорит знакомая, – спорим, что не выйдет ничего! – и смотрит на меня испытывающим взглядом.

– Спорим! – отвечаю я. И тысяча зрителей в моей голове хватаются за головы и закидывают меня помидорами… «Что я нат-во-ри-ла?» – спрашиваю у своего разума медленно, по слогам… но он игнорирует меня. И я слышу крики наших знакомых, протягиваю руку для спора, наши руки разбивают, как она говорит, что у меня 40 дней, потому что число такое, сакральное. В Впечатление у меня сейчас такое, что это происходит не в реальности, что это всего лишь сон.

Глава 4

Но это был, увы, не сон. Поняла я это, проснувшись на кровати Мары и услышав телефонный звонок. Номер незнакомый, но я уже понимаю чей. Нажимаю «Принять вызов» и, сама не узнав свой хриплый голос, произношу с большим трудом:

– Алло.

– Доброе утро, Елена! – слышу приятный мужской голос в ответ.

– Саша? – спрашиваю я, хотя это и так очевидно. Но что еще сказать, не знаю, голова отказывается думать.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает он.

Какой неуместный вопрос. Как я могу себя чувствовать после такой глобальной попойки?! Ха!

– Нормально, – почти шепчу я, чтоб не пугаться своего голоса. Он молчит в трубку, а я вообще не хочу сейчас разговаривать. – Саша, – говорю я, – давай я тебе позже позвоню, я сейчас немного занята.

– Хорошо, – говорит он.

Я кладу трубку и с облегчением выдыхаю. Не хочу сейчас ни с кем говорить, тем более с монахом, священником или как там его там правильно. Сегодня мне идти к Ашшур. Надо привести себя в порядок. Я смотрю на часы, время 7:10, не могу поверить, что он позвонил в такую рань. Мне так плохо, и я очень помятая. Не только мятая одежда, а внутри что-то смялось. Как некрасиво вчера вышло с Сашей. А этот спор вообще смешон. Я не буду выполнять условия. Черт с ним, если проиграю. Черт или дьявол меня направлял говорить такие вещи. Не помню даже, какой приз победителю. Что это вообще была за компания, может, я их больше и не увижу. И как мы добрались домой? Смутно помню, как Кристи ловила такси. Я шагами улитки плетусь в туалет. По нему тоже плачет ремонт или хотя бы уборка. Желтые раковина и унитаз, как будто с советских времен. На стенах обрывки плакатов с голыми женщинами. Бывший хозяин со своими друзьями любил разглядывать их в туалете. И не только разглядывать. Я помню, как его друг открыто говорил, как он будет медитировать на эти плакаты. Вспоминать противно. Зато нам с Кристи было весело их отдирать. Мы прикалывались, что не будет больше баб с идеальной фигурой, а будем только мы, естественные. Я умылась и прополоскала рот водой с зубной пастой, чтобы избавиться от перегара. Еще бы причесаться, но расческу я не нашла. Кристи спит и мило похрапывает. Я возвращаюсь в зал, где спала, в поисках своей кофты и телефона. Не возвращаться же мне домой с таким огромным вырезом. Меня и так там оскорбляют последними словами, и частенько отчим намекал, что не верит, что я только парикмахером работаю. А иногда и в открытую говорил, что я на дороге по ночам стою. А Крис вообще называет моей сутенершей. Ему бы книги писать с такой фантазией! Нашла кофту, Ура!

Я тихонько иду домой. Наверняка они спят, я бы тоже спала, если б Саша не позвонил. Но на всякий случай я очень тихо прокрадываюсь. Поворачиваю медленно ключ. И чудо! Гробовая тишина! Обожаю эти моменты, когда все спят и никто не ругается, это такая редкость. Заползаю в комнату, а здесь прямо на моей кровати спит отчим.

Блин! Я вообще тоже хотела вздремнуть. Наверное, опять мама его выгнала из их спальни за то, что руки распускал. Растолкать его или оставить здесь? А если и разбужу, скажет, что его дом и спать будет где хочет. «Welcome to my life», – произношу я себе под нос, и на глазах выступают слезы. К Кристи уже не вернуться. Он храпит, наверное, еще не протрезвел, может, вообще лег недавно. Почему я ничего не могу сделать со своей жизнью, я такая беспомощная. И я принимаю решение: кинув в сумку две расчески, одну щетку и одну для пробора, я ухожу из дома, хлопнув дверью. И плевать мне, если я кого-то разбудила. Спустившись на первый этаж подъезда, понимаю, что отчаяние с которым я ушла, побороло мой страх. Время 7:59. Я причесываюсь, прямо здесь, заплетаю косу и, долго не думав, звоню Саше. Может, у него перекантуюсь до 12, до встречи с Ашшур.

Но мои планы, конечно, как всегда рухнули! Если есть самое нелюбимое создание на земле у фортуны, то это я! Саша не взял трубку. Интересно почему. И тут я услышала колокольный звон, как будто ответ на мой вопрос. Странно, я его никогда раньше не слышала или не обращала внимания. И вообще думала, что церковь далеко от моего дома. У него наверное, служба. Первая же мысль: может, сходить туда, но ведь надо в платке, а у меня его нет с собой, не возвращаться же домой. Да и что мне там делать? Стоять, конечно, в тепле, но слушать проповеди что-то не хочется. Блин!

И вот история моей жизни снова повторяется, как тринадцать лет назад. Я голодная и бездомная брожу по улице. В 12 лет со мной происходило подобное. Я также не могла пойти ни к подругам, ни домой. Сирота при живых родителях! Такова моя горькая участь. Опять выступили слезы, но не буду же я плакать на морозе. Я, конечно, слишком большая, чтобы верить в мамины сказки, которые она плела в детстве, что появятся сосульки на глазах. Но все-таки есть какая-то внутренняя предосторожность.

Я иду в сторону дома Ашшур. Как раз пешком туда идти около часа. Я бы могла пойти на работу и попить кофе, но этих стерв я не хочу видеть, еще и работать попросят. А у меня планы на сегодня. Может, оно и к лучшему, можно спокойно сейчас обдумать, что произошло в моей жизни. Наконец-то я одна. Да и говорят, что голова хорошо думает в холоде.

И меня осенило! Я вспомнила, на что мы поспорили! Все в деталях. Вот ужас! Я вспомнила, как, теребя волосы руками, произнесла очень громко и эмоционально:

– Чтоб у меня волосы отвалились, если в постель его не затащу!

Они все долго ржали, и она сказала, что отличный вариант, если проиграю, должна побриться налысо. А если выиграю, с нее сто тысяч. Хорошие, конечно, деньги! Возможно, хватило бы для первого взноса на ипотеку.

Но это точно не могла сказать я, и правда ощущение, что кто-то в меня вселился. Может, кто-то из будущего, злая и пошлая стерва вошла в мое тело, как я в Ло, и исследовала свою прошлую жизнь. И они там в будущем научились управлять другими телами. Глупая, конечно, мысль, но сейчас я вижу, что любое сумасшествие может быть правдой. Спрошу у Ашшур. Вот она точно меня поймет. А не будет говорить, что я чокнутая, какой обычно считают меня девочки на работе. Они даже смеялись, когда я историю изучала. Глупые инстаграмщицы.

Вот я уже сама не заметила, как оказалась у двери Ашшур. Время только 10, она ждет меня к 12. Позвонить в дверь или пойти еще погулять? Она психолог и, наверное, увидит, что мне плохо и некуда идти. А вдруг у нее клиент, ну или пациент, не знаю, как правильно… Я слышу звук отпирания замка. Женщина, раскрыв широко дверь, смотрит на меня и радушным голосом предлагает зайти.

– Я крайне удивлена этому событию, – произношу я опять словно не своими словами.

– Хм, пожалуйста, присаживайся – произносит Ашшур, внимательно посмотрев на меня и указывая на диван.

Я повесила куртку и покорно села. Видно было, что она в нетерпении начать разговор.

– Я вижу, что в тебе что-то изменилось, – начинает она.

Я в ответ утвердительно киваю и в нетерпении начинаю рассказывать:

– Вчера я была не в себе, сама не своя! Говорила, как будто я и не я совсем! И сейчас при входе как будто была не я! Я даже подумала, что кто-то вселился в мое тело и управляет моим языком, кто-то из будущего. Как вы думаете?

Она внимательно выслушала, даже не перебив. Но мне на мгновение показалось, что она посмотрела с усмешкой, надменно на меня. Так, будто она все знает, а я не вижу очевидного. Затем она начала высказывать свою гипотезу на этот счет:

– Это игры твоего подсознания. Из-за того, что дверь в нем осталась открытой, оно играет с твоим разумом. Еще оно часто просыпается, когда человек находится под психотропными веществами. В общем, когда он не совсем в сознании.

– Но сегодня я не пила! А вчера и правда выпила, но совсем немного, – опять вру самой себе! Выпила я как раз таки очень много.

– А ты выспалась? – спрашивает Ашшур.

– Нет, – говорю, будто припоминая, я.

– Ну вот, разум помутнен! И сейчас хорошо работает подсознание. Мы сегодня много можем с тобой увидеть, – пытаясь сменить тему, говорит она и направляется на кухню и громко спрашивает: – Будешь чай?

– Да, спасибо, с удовольствием, я промерзла, – отвечаю я и, подумав, спрашиваю: – А как вы узнали, что я за дверью?

– У меня тоже очень хорошо работает подсознание, – громко говорит она. – А именно интуиция! Особенно интуиция к дверям! – слышу я приближающийся голос Ашшур, которая несет чашки. – Полжизни их открываю. Но давай не будем обо мне, у нас мало времени.

Она берет тетрадь и начинает напоминать, что было на прошлом сеансе, хотя это я без того помню.

– У меня было ощущение, что я – это она, Ло. Будто я действительно была частью этого стада со спутанными волосами. Я разглядывала настоящего неандертальца…

– Мне очень интересен твой сленг, – обрывает мой рассказ Ашшур. – И вообще я вижу, что ты умная и начитанная девушка. Ты говорила, что парикмахер? Тебе нравится эта профессия? Я вижу в тебе другие наклонности, Елена!

– Парикмахер, – говорю я, довольная тем, что хоть кто-то сделал комплимент моему уму, а не внешности. – Дело в том, – объясняю я, – что я мечтала стать археологом. Я прочитала массу литературы по палеолиту, больше всего почему-то меня тянуло к этой эпохе. Мне смешно, когда человек не может отличить австралопитека от неандертальца или кроманьонца.

– А почему ты не стала археологом? – перебила мой рассказ Ашшур.

– Из-за родственников и друзей! – твердо заявляю я.

– Они тебя привязали к батарее и не отпускали в институт, – с сарказмом говорит Ашшур и при этом не улыбается.

– Смешно! – отвечаю я.

– Совсем нет! – в таком же тоне отвечает она. – Грустно! Печально! И даже очень трагично, когда во всех своих неудачах мы виним близких.

– Да вы не понимаете! – почти истерично произношу я. – Они так насмехались надо мной! Подруга говорила опуститься на землю. Парикмахер для нашего города – более реальная профессия. Мать ученой меня называла, когда пьяная была, в таком тоне всем рассказывала, что я умная и книжки читаю, мне и вспоминать противно. А отчим вообще сказал, что если люблю откапывать кости, то лучше мне пойти рыть могилы, там типа больше платят. – выговорилась я почти на грани эмоций. Еще немного – и зареву.

– И часто ты себя жалеешь? – спросила вдруг Ашшур.

Для меня это было так неожиданно, что даже мозг включился. А она права. Всю жизнь ищу себе оправдания, почему я эту жизнь не меняю. Все спихиваю на обстоятельства и людей вокруг. И строю из себя несчастную, ничего не делая для того, чтобы добиться лучшей жизни. Я успокоилась и многое сейчас поняла.

– Я поняла, подумаю над этим! – говорю я и тихо добавляю: – Спасибо!

Ашшур в ответ кивает мне головой в знак того, что именно это хотела донести.

Мне приходит в голову мысль спросить ее настоящее имя. Этот вопрос почему-то неловок для меня, но я скромно спрашиваю:

– Ашшур – это ваше настоящее имя?

– Да, – кратко отвечает она.

– Удивительное, – продолжаю я эту тему, – даже скорее необыкновенное. Я знаю, что так звали бога в Вавилоне и, кажется, город в честь него.

– Бога? – переспрашивает Ашшур и заметно при этом нервничает. Потом сама отвечает на свой вопрос. – Так зовут богиню. Она женщина! Вечно эти историки все перевернут! Не знают толком ничего, а только предполагают.

Это было произнесено с таким акцентом, будто тема закрыта. И я не стала спрашивать, почему зовут, а не звали. И откуда у нее вообще такая информация.

Я разваливаюсь на диване, который уже почти родной для меня. Ашшур поудобнее устраивается на кресле.

– Начинай отчитывать от десяти до одного, – слышу я знакомую команду. – А теперь вспомни самое счастливое время из своего детства!

И я не нахожу ничего лучше, как вспомнить себя в изоляторе реабилитационного центра для несовершеннолетних. Я наголо обритая, а за стеной Саша, рассказывающий о житии святых. Я пытаюсь отогнать эти воспоминания ипредставить себе травку, песочницу, карусели, что-то другое. Но Саша не выходит из моей головы.

– Не получается, – с трудом, как будто сквозь сон произношу я.

– Почему? Что ты видишь? – ответила Ашшур.

– Вижу несчастливое детство… – опять с трудом поворачивая язык, произношу я.

Глава 5

– Это ты решила, что оно несчастливое? Подсознание показывает воспоминания, которые тебе действительно дороги. Не пытайся переключаться, – с уверенностью отвечает Ашшур.

И, полностью ей доверившись, я погружаюсь в них. Я помню приезд в это место. У меня болит голова, медсестра говорит, что у меня температура и надо отправить в изолятор. Я тогда в очередной раз ушла из дома и пряталась по подвалам в домах, видимо, там простыла и подцепила вшей. Толстая воспитатель перебирала волосы и, найдя вшей, грубым голосом сказала, что придется обстричь. Меня сразу побрили налысо, и добрая молодая медсестра сочувствующе причитала, что нужно было сделать хотя бы каре. Я помню это чувство, когда меня обривали, с каждым волоском на пол падала моя жизненная сила. Покорно войдя в изолятор, я ощущала себя мертвой и безразличной ко всему. Мне даже уже плевать, что на окне решетка.

«Было бы у меня лезвие, я бы вскрылась, или повисла бы под потолком на веревке. Но раз этого нет, сдохну без воды, надо всего-то три дня!» – с этими мыслями я подошла к окну.

И произошло чудо! Я услышала молитву. Кто-то шепотом ее читал. А может, это не молитва и мне мерещится?! Нет, я отчетливо слышу: «Во имя Отца, и Сына и Святаго духа»! Это в соседней палате, возле окна. Я немного пробудилась от своей смертной хандры.

– Ты кто? – спросила я дерзко. Но ответа не последовало, а продолжалась молитва.

Только спустя несколько минут, как только голос закончил шептать и было произнесено «Аминь», мне ответили:

– Я Александр, – это был очень приятный мальчишеский голос.

– А что ты здесь делаешь? – с безразличием в голосе попыталась спросить я, хотя мне было очень интересно.

– Молюсь, – ответил он.

– А ты многословен! – отметила я с сарказмом. – И как, помогает?

– Конечно! С верой всегда легче жить! Вот только попробуй помолиться – и все печали уйдут! – откровенно ответил он с такой уверенностью и призывом в голосе, что я почти согласилась.

– Я не умею, – ответила я и резким движением закрыла окно.

– Это не трудно. Нужно говорить все, что у тебя на душе, и благодарить Бога! – не умолкал голос с соседнего окна.

– Что? – не выдержав крикнула я и снова открыла окно. – За что благодарить? За то, что меня бросила родная мать? За избиения отчима? За то, что я теперь уродливый бездомный марсианин? За что Бог мне это послал?

– Я не знаю, – ответил Саша с сожалением в голосе. – Но я слышал, что Он посылает испытания тем, кого любит. Знаешь, как я всегда говорю, когда мне плохо?

– Откуда я знаю? – с поддельным безразличием спросила я тогда.

– Господи, дай мне пережить то, что я не в силах изменить!

Как красиво сказано, подумала я тогда, и как глубоко. Мне нужны были эти слова. Но я не хотела больше это обсуждать и задала вопрос на другую тему:

– Ты тоже лысый, как марсианин? – спросила я.

– Хуже, – ответил мальчик. – У меня лицо фиолетового цвета.

– Что с тобой случилось? – чуть ли не закричала я от жалости, ведь побои на тот момент были моей больной темой.

– Я пострадал за веру! – ответил он с гордостью.

Он рассказал, как мальчики дразнили его за то, что он молился. А один обидчиков не ограничился словами и избил Сашу ракеткой для бадминтона, потому что Саша не прекратил молиться по его приказу. Я слушала это с замиранием сердца. Мне захотелось в тот момент взять биту, разбить дверь и разнести этого злодея в пух и прах и даже тех, кто смеялся. Хотела стать суперменом в один момент. Ведь я все равно непременно скоро умру. Эта мысль не покидала меня. Я надеялась заснуть и не открыть глаза больше никогда! И пусть бы все в мире знали, что я умерла от горя и обиды. Я представляла, как узнают мама с отчимом и поймут, что это произошло из-за их пьянки, и они изменятся, протрезвеют, родят прилежных, красивых детей и будут вспоминать меня с восхищением и горечью. Я стану мученицей, обо мне напишут в газетах, покажут в новостях и расскажут по радио. Но это были глупые детские фантазии. К тому же им не суждено было сбыться, так как появился человек, который вдохнул в меня жизнь.

Воспоминания внезапно прервались… Я снова очутилась в коридоре со множеством дверей. Одна из них была открыта, и оттуда веяло морозом.

– Я вхожу.

Глава 6

И вот я снова в теле Ло. Интересно, прошел один день в ее жизни, как у меня, или больше? Вокруг не спеша передвигаются мои соплеменники. Посреди жилища горит очаг, и женщина из племени подкидывает в него ветки. Все чем-то заняты, кроме меня. Я лежу на шкуре, сжавшись клубком, и держу в руках статуэтку Эмма. Я знаю, что мне надо шить, но я не хочу. Слабость обволакивает мое тело, опять хочется кушать. Не понимаю, почему мы едим один раз в день и только на заходе солнца. Шаманка говорила, что еда отнимает энергию, а я думаю по-другому, ведь у меня голодной нет энергии, а только слабость. Да и мысли летают вокруг «Зверя», которого я видела. Не могу понять, кто он? Такой, как я? Или зверь? И если зверь, то почему не порвал мое тело на части и не съел? Эти мысли прерывает палка, ударившая по моей голове. Я сначала не поняла, что это, но, повернувшись, увидела шаманку. В этот раз пошла кровь. Почему она так жестока? Шаманка кричит, что надо шить. Я, не вставая с пола, протягиваю окровавленную руку, которой только что трогала голову, к ней и получаю еще один удар по руке. Я беру дрожащими руками шкуру и нити из сухожилий, оборачиваюсь вокруг в поисках иглы и получаю еще один удар от шаманки по спине. Это последняя капля. Я не буду больше это терпеть! Мне нужно покинуть это место! Примерно такие мысли летают в голове Ло. Я ощущаю ее, вернее свою боль и физическую и душевную. По руке стекает кровь, перебита вена на внешней стороне ладони, болит голова, а сердце сжимается от обиды. И почему она решила, что она главная, что она главная дочь богини Эмма?

В голову настойчиво бьет мысль: «Бежать!» И я. глядя в глаза шаманки, бросаю ей на лицо шкуру, которую нужно шить, кусаю за больную ногу. Пока она кричит своим противным голосом и в конвульсиях бьется на полу, хватаю свою шкуру с пола и статуэтку богини, а затем, не оглядываясь, бегу что есть силы. Странно, что никто не остановил и не догоняет меня. Наверное, ее все не любят. Я даже не поняла, когда успела накинуть на себя шкуру. Бегу босиком. Холодно ногам. Мне бы безопасный привал. Я и не думая, подсознательно добежала до пещеры, где встретила Зверя. У меня сейчас бешено стучит сердце и огромный прилив энергии. Я словно не переживала этого стресса, о больной голове не думаю, кровь уже не идет. Удобно устроившись в углу пещеры, я беру два камня, разбиваю один на тонкие резательные пластины, и у меня готов нож. Я снимаю шкуру, вырезаю два квадрата и три тонкие полоски, одной обматываю кровавую руку, а другими шкуры вокруг ног. Шуба, конечно, укоротилась, зато ногам тепло. Осталось развести огонь и сделать копье, или камнями забью мелкую дичь. Такие мысли сейчас в голове Ло. Но какая-то сильная слабость обволакивает мое тело. Нет сил ни на что, голова кружится снова. Хочется спать. А теперь все вокруг расплывается, становится темно…

С трудом открываю глаза. Передо мной костер. Я лежу на правом боку, засыпанная какими-то травами и цветами. Я дотрагиваюсь до головы, следов крови нет, и рука уже чистая и не перевязана, осталась только царапина. Напротив меня «Зверь», вернее неандерталец. Ло по-прежнему считает его то ли животным, то ли уродливым человеком. Но я буду называть его так, как знаю. Увидев, что я очнулась, он с радостным криком подбегает и гладит меня по спине и показывает зубы. Это даже чем-то напоминает обезьяний оскал. Я даже сжалась от неожиданности, ожидая удара. Но теперь понимаю, что он не причинит вреда. Я сажусь поудобнее, а он устраивается рядом и показывает рыбу, еще влажную, свежую. Радость наполняет мое тело, наконец-то еда. Он бросает рыбу на камни, а я вытягиваю руки, не в силах больше ждать, пытаясь схватить сырую. Он бережно, но сильным движением отодвигает мои руки от огня, издав при этом звук щелчка. Я протягиваю звук «э», а в ответ снова слышу щелканье из его рта. Никогда прежде такого языка не слышала. Наконец-то я из прошлого – Ло начинаю понимать, что это человек. И он уже не кажется мне некрасивым. Даже напротив. Думаю, красота души ценилась и в то время, ведь он добр ко мне, и это притягивает.

Я оглядываюсь по сторонам, хотя мысли по-прежнему только о еде, мы в пещере. Только в другой, не в той, где я вырубилась. Не могу понять где и как он меня притащил сюда. Это небольшое помещение, кажется, что без входа и выхода. Здесь нет даже дыр и щелей. В землю воткнуты кругом сосульки, которые растут на крыше пещеры, вроде они называются сталактиты. Запах хрустящей жареной рыбы прерывает мои мысли. Мой новый друг вытягивает две рыбки палками и аккуратно заворачивает в лист, похожий на лист лопуха. Странно, что у него нет посуды. И где его племя, придут ли они сюда? Если бы он только говорил со мной на одном языке, но он не понимает. Мне знаком язык тигра и птиц. Я издаю несколько звуков, но он также меня не понял, а только продолжает щелкать и цокать. Тогда я произношу «Ло», дотронувшись при этом рукой до своей головы. Он понял. Радостно оскалив зубы и вскинув голову, он также произнес свое имя, показывая рукой на голову. Имя оказалось огромным, с кучей непонятных звуков. Буду звать его теми, которые я расслышала – Циз.

Я рассмотрела отверстие в стене, небольшое, но человек может в него пролезть. Еще я заметила тотем из черепов, подхожу к нему и, заинтересовавшись, поднимаю череп, осматриваю. Они без дыр, абсолютно целые, или их убили не в голову, или эти медведи умерли сами. Циз внимательно следит за мной, боится, что разобью. Я делаю вид, что роняю череп, но ловко ловлю другой рукой. Он забирает череп, и я вижу недружелюбный звериный оскал. Сажусь у огня, а он приносит мне перья, много, разных цветов. Ло знает, что это одежда птиц, но прежде она не видела таких красивых. Шаманка носила только черные у себя на шее. Циз нежно привязывает перья к моим волосам. И что-то говорит на своем странном языке. Я не понимаю, но мне это приятно. Мне нравится этот неандерталец так же сильно, как и Ло. Его глаза блестящие и добрые, и даже широкий лоб над ними придает ему шарма. А зубы не такие гнилые, как у моих соплеменников, они крепкие и ровные. Он невероятно мужествен. Здесь жарко, поэтому он так же, как и я, раздет по пояс. На теле Циз больше волос, чем у мужчин из моего племени, но и больше мускулов. Он такой необыкновенный… И как я сперва подумала, что он животное или просто уродец? Он прекрасен как в душе, так и наружностью. Он согрел, накормил и спрятал меня. А сейчас своими сильными руками украшает, возможно, у него свои цели. Интересно, я привлекательна для него или он видит меня уродом, как я его прежде? Он так приятно гладит мои волосы, мне хотелось бы, чтобы он гладил все мое тело так же нежно. Хочу ощутить его запах и мощное волосатое тело на себе. Он берет меня за руку и ведет к алтарю из сталактитов. Кидает на землю шкуру, и я понимаю, что хочет он того же, что и я.

Его ласки сводят меня с ума. Он невероятно нежен. Мое сердце, кажется, не выдержит этого! Я сгораю от страсти! И, кажется, опять потеряю сознание.

– Елена, очнись! Елена! Леночка! – слышу я крик и резко подскакиваю. Да я вся в поту. Будто я сама кувыркалась с неандертальцем, а не мое прошлое воплощение. – Ты в порядке? – слышу я испуганный голос Ашшур.

– Кажется, да, – отвечаю я и рассказываю, почти задыхаясь. – Просто все было так реалистично. И сердце вырывалось из груди. Столько чувств меня захлестнуло… И жалость к себе. Ло тоже это чувствовала, в племени она была жертвой грубости и насилия, а это создание – сама нежность. Думаю, что, если бы я встретила сейчас в нашем современном мире такого неандертальца, я бы полюбила его так же, всем сердцем, как Ло. Я и сейчас будто влюблена.

Ашшур протягивает мне платок и, не скрывая улыбки, говорит:

– Так, может, ты уже встретила своего неандертальца.

Я прекращаю рыдать и смотрю на нее взглядом человека, расколовшегося на допросе. Возможно, и встретила.

Глава 7

Я вернулась домой с сеанса взволнованная, уставшая, и выплакала я, кажется, все, что можно было. К счастью, отчима нет дома, а мама спит. Заваливаюсь на кровать. Уже 3 часа дня, я долго была у Ашшур. Пытаюсь уснуть. А в голову лезут мысли о прошлой жизни… и о Саше. Удивительным образом они сплетаются в одну. Это возбужденное состояние не дает мне покоя. А может, я придумала себе эту страсть к Александру. Он был жалок тогда в приюте, да и теперь. Тоже мне мечта, стать монахом. Он всегда говорил, что станет каким-то архиереем или архиепископом. Да для меня это все темный лес! Да только псих об этом мечтает или необразованный болван. О нет! Как я смею называть его болваном, это я дура. Мне просто нужен отдых. Может посмотреть телевизор или дочитать Сенкевича.

Раньше я много читала, но, кажется, есть истина в цитате «Бытие определяет сознание». Я работаю допоздна. Вечером прихожу к Кристи, курю с ней, иногда пьем пиво, и потом, замученная, прихожу домой спать. Я понимаю в глубине души, что такой образ жизни губит мое здоровье и осложняет и без того мою трудную жизнь. Я могла бы откладывать деньги, которые я спускаю на развлечения, и уже купила бы себе квартиру, поступила бы в институт или даже уже закончила, но я все проматываю. Возможно, мне бы не пришлось сидеть на этой поганой работе, которую я ненавижу, а я бы гордо показывала в музее свои находки. Думаю об этом, и душа радуется! Но это всего лишь мечты, и я сама их разбила своим образом жизни. Им не сбыться. Ложусь на кровать, кладу руки под голову, и опять в моей голове ОН!

Воспоминания не покидают меня. Я хорошо помню только это время из своего детства, помню детально, со всеми эмоциями. Быть может, это действительно было самое счастливое время в моей жизни…

Он вышел из изолятора раньше меня. Я долго представляла себе, какой он внешне. Уже тогда я чувствовала, что мне не важна его внешность. У него были красивые поступки и голос. Голос нежный и успокаивающий и совсем не детский, скорее рассудительный не по годам. Слушать бы его вечно.

Я вышла оттуда уже с каким-то внутренним огнем. После нашего общения с Сашей в сердце будто взошло солнце. Мне хотелось жить, радоваться и любить. Меня отправили в женский корпус. Там я быстро познакомилась со всеми и выяснила у одной из девочек, кто этот странный мальчик Саша из изолятора и где мужской корпус. Я специально называла его странным и расспрашивала с безразличием, будто просто хотела узнать ради интереса. Мне было страшно, что если кто догадается, что у меня симпатия к нему, будет издеваться. Я раньше была очень зажатой и необщительной. Но предательство матери и рукоприкладство отчима навсегда изменили мой характер. Я не сломалась в тот момент, когда хотела умереть, а наоборот – во мне появилась тогда новая жила. Я уже к обеду обрела двух подруг, которые так же, как и я, были обижены судьбой. Когда пришло время идти в столовую, я стала сама не своя. Именно там мы видимся с мальчиками. 3 раза в день, возможно, только там я увижу Сашу. А он увидит меня, лысого и некрасивого марсианина. Но я не упала духом, мой взгляд пал на детский уголок с переодеванием. Там висело огромное количество платков, юбок и карнавальных костюмов. Я нашла подходящий кроваво-красного цвета и замотала свою лысину. Теперь на меня смотрела почти восточная красавица с темными бровями и яркими голубыми глазами, наполненными одновременно горем и счастьем. Этот образ преследует меня до сих пор. Я даже не узнала себя в тот момент. Глаза говорили обо всем пережитом, о боли, любви, отчаянии и о вере! В тот момент я верила, что все у меня будет хорошо, ведь я любимое дитя Божье! «Ах, Саша, Саша, каким хорошим ты был психологом, сам того не зная», – сказала бы я ему сейчас!

Никогда не забуду этот момент, я вхожу в столовую, многие осматривают меня как новенькую, а я вожу взглядом, ища его. Мальчиков там было около 20 человек. Но взгляд пал на одного-единственного с огромным крестиком на груди. Он брюнет с большими миндалевидными карими глазами, красивый! Невероятно красивый! Только очень худой, как будто из концлагеря вернулся. Осунувшееся лицо, тонкие руки и выпирающие ключицы. Интересно, что с ним произошло? Он говорил, что мама умерла и что он остался один с тремя младшими братьями, поэтому его забрали. Наверное, голодал. Я тоже голодала, когда пряталась по подвалам, но, судя по его виду, ему было хуже, чем мне. Я не могла отвести глаз, а он улыбнулся в ответ, будто бы сказал: «Да, ты меня нашла! Молодец! Выполнила задание». Села я тогда с новоиспеченными подругами. Кстати, одна из них сказала мне позже, что он совсем не симпатичный, когда мы обсуждали тех, кто нам нравится. Я абсолютно не согласна, пусть думает как хочет, но для меня он самый красивый, самый лучший. Это была сумасшедшая влюбленность, но абсолютно безответная. Я переживала, что видеться мы будем только в столовой, но это происходило чаще. Нам разрешали посещать компьютерный класс, мальчикам и девочкам вместе. Раз в неделю была дискотека, а еще кружки и секции. А иногда концерты. Я помню, как на одном концерте я согласилась петь русскую народную песню, так как мою лысую голову можно прикрыть платком. Мне подрумянили щечки и накрасили губки. В зеркало смотрю – и глаз не оторвать. И он сидел в зале. А я пела, изо всех сил вытягивая ноты, но Саша смотрел в пол, не на меня. Тогда за мной стали бегать сразу несколько мальчиков, хулиганов и красавцев. А иногда внешне ни о чем, но много на себя берущих. Но они мне были не нужны. Я засыпала с мыслью о Саше. Мечтала тогда, чтобы он согласился хотя бы на один поцелуй. Это было глупо, знаю, просто я целовалась с одноклассником несколько месяцев назад, когда мы вместе прогуливали уроки, и он сказал тогда, что я огонь. Вот я и хотела тогда зажечь Сашу своим поцелуем, но он как будто специально игнорировал все мои попытки. Даже не разговаривал со мной. Не ходил на дискотеки, иногда улыбался мне в знак приветствия, а потом отводил взгляд. А я так хотела станцевать с ним «медляк» под мистера Кредо. В какой-то момент это было даже как паранойя для меня. Я не то чтобы мечтала танцевать с ним, а видела этот момент как наяву, и, когда приходила в себя, становилось печально от того, что это не по правде. И я не знала, вообще услышу ли я снова этот любимый голос. До одного случая.

Я шла на кружок макраме, несла в руках трехлитровую банку, которую оплетала узорами. В пути я услышала бурные мальчишеские разборки из кабинета музыки. Помню только фразу «Это не по понятиям, поясни по понятиям», а затем грохот, будто что-то тяжелое упало на пол. Странное предчувствие посетило меня в тот момент, и я находилась словно в прострации, распахнула дверь. На полу был Саша. Он сидел, опустив голову на колени, из носа капала кровь, а хулиган стоял над ним и заносил руки и ноги, имитируя удары, как бы прицеливаясь. Не понимаю, о чем я тогда думала. Рядом еще были мальчики, но их я не замечала. В этот момент я видела только Сашу и этого злодея. Я направилась уверенными шагами прямо к цели и резким движением разбила банку о голову обидчика. Потом посыпался мат, полилась кровь. Саша вскочил резко на ноги. Я сейчас помню все будто во сне, он схватил мою руку, и мы побежали. На крики примчались воспитатели, а кто-то из друзей хулигана бежал за нами, но воспитатель его остановила. Повторюсь, это было смутно и будто во сне, четко помню только его холодную, но нежную и сильную руку, крепко держащую мою. Мы молчали, я думаю, потому что стеснялись, ведь эмоции зашкаливали. Я до сих пор не понимаю, взаимны ли были его чувства тогда или он любит всех ближних одинаково.

Странно сейчас вспоминать тот инцидент, это был первый и последний момент в моей жизни, когда я полезла в драку. Я и за себя-то не могла никогда постоять, а тут вступилась за мальчика. Потом в наказание мне был изолятор. Вышла я оттуда через неделю, а Саши уже не было. Я не знала, что с ним и где он, но догадывалась, что, скорее всего, в детском доме. Обидно было, что мы так и не станцевали вместе.

Вдруг я поняла, что мне надо ему перезвонить. Я берусь за телефон, а там снова пропущенный вызов от него. Телефон был на режиме без звука. И как я забыла его включить? Я присаживаюсь на край кровати и, нервно ковыряя болячку на колене, полученную где-то после гулянки с Кристи на днях, перезваниваю ему. И безрезультатно. Абонент недоступен. Откидываюсь на кровать в полном бессилии и с горечью засыпаю.

Глава 8

Утро добрым не бывает! По крайней мере, у меня. Прошла уже неделя после моего посещения Ашшур, Саша перезвонил в тот же день, когда я спала, и я опять забыла включить режим со звуком в телефоне. Да и мое желание перезвонить ему перегорело. Какой же у меня скверный и непостоянный характер. Иногда сердце горит огнем и побуждает к действиям, а порой наступает полная апатия к жизни, вот как сейчас. Ничего не хочу, ни любви, ни денег, ни развлечений.

И к Ашшур не хочу, может, она и портит мою психику. Гипнотизирует и нагоняет эти глупые видения. Я ничего не хочу. И вообще не понимаю, зачем я живу. Хочу напиться, уснуть под забором и никогда не просыпаться. Если бы можно было передать все мои чувства словами! Мою усталость от этой семьи алкоголиков, работы в услужение богатеньким дурочкам, моей зависимости от курения. Я столько раз пыталась бросить пить и курить. Ведь я мыслящий человек, а не маргинал. Мой разум должен управлять телом. Но, кажется, я родилась без силы воли, без внутреннего стержня. Стержень был, была самоуверенность, но в определенный момент все рухнуло вместе с верой в Бога, даже это чувство я растеряла со временем. Я ничегошеньки не могу изменить в своей жизни! Даже приказать себе избавиться от вредных привычек. Даже если продержусь один день, как только позовет кто-то за угол выпить или покурить, побегу, сверкая пятками. Ненавижу себя! Я и себе такая не нужна, а Саше тем более. У него наверняка есть принципы. Да и взял бы он меня такую? Девушку, которая стояла на коленях не перед одним мужчиной. Нужно ли ему опошленное беспринципное чудовище с ангельской внешностью? К тому же со всеми своими проблемами и вредными привычками. А он, наверное, хочет взять в жены невинную девушку. А еще и этот глупый спор…

– Елена! – слышу я голос администраторши, оторвавший меня от этих рассуждений. Она кричит со стойки через весь зал, даже не соизволив поднять свою пятую точку. – Работать будешь? Твоя постоянная клиентка пришла.

Я молча отодвигаю чашку из-под кофе, которая давно пуста. С неохотой поднимаю на нее глаза и кратко отвечаю:

– Да.

Затем встаю и, подходя к зеркалу моментом, не узнаю своего лица. Мои глаза безжизненные и пустые. Я опять в них вижу ту же скорбь, что и в 13 лет, в приюте. И опять жалею себя… Это, наверное, от безделья. Пойду работать, и грусть уйдет!

Нет, подходит день к концу, а мне все также печально, грусть и тоска ползают в моем теле мерзкими таракашками и съедают. Вроде все как обычно, ничего не произошло, но что со мной? Опять болит голова, да еще горло, надо поспать. Я слышала, что сон все лечит, может, и мои душевные раны тоже исцелит.

Ну вот, проспала 8 часов, а ощущение недосыпа и печали меня не покинули. Сегодня мой первый клиент придет в час дня, я успею сбегать к Ашшур. Мы созвонились, и я не пойму, мне показалось или у нее был грустный голос. Надо обратить внимание, когда приду к ней. Может, что-то случилось у человека. Вообще идти не хочется, я чувствую себя неважно, но сколько можно переносить сеанс?!

* * *

– Наконец-то добралась, моя хорошая! – слышу я уже почти родной голос. Ашшур будто стала моей родственницей. Порой мне кажется, что этот человек знает меня с детства и читает мои мысли. Хотя виделись мы всего пару раз в жизни.

– Здравствуйте! – отвечаю я тихим голосом, так как горло першит. – У меня была тяжелая неделька, времени не было выбраться.

– Ты заболела? – спрашивает она, взяв меня нежно за обе руки и внимательно вглядываясь в лицо.

– Болит голова и горло, – отвечаю я.

– Это все работа, – говорит Ашшур. – Когда человек устает, у него возникает ощущение, будто что-то или кто-то хватает его за горло. От стрессов и усталости появляются все болезни.

– И правда, у меня было такое ощущение, но я не верю в эти суеверия… – отвечаю я.

– Это твое право, верить или нет! И это не суеверия, а наука – психосоматика. Рекомендую к изучению, – отвечает Ашшур и в завершение темы открывает тетрадь. – На чем мы там остановились? На каменной двери, да? Ты закрыла ее или нет? Если не закрывала, то закрой сейчас.

– Хорошо, – отвечаю я. И ловлю себя на мысли, что мне очень хочется заглянуть в тетрадь. Интересно, что там: наверное, мой психотип, повадки и вообще куча научных психологических подробностей. А как она описывает там мои видения? Может, загляну, если она отойдет на минуту.

– Ты готова? – спрашивает Ашшур таким тоном, будто я космонавт, приготовившийся к полету.

– Да, – тем же тоном рапортую я, забыв про все свои скорби и головно-горловые боли. Я улечу с этой проклятой ненавистной земли сейчас в космос. С этими мыслями я покидаю свое тело и оказываюсь в знакомом, родном коридоре дверей.

Каменная дверь, где живу я в теле кроманьонки, закрыта, не понимаю как, но это не важно. Сейчас передо мной около 15–20 разных дверей. И я в растерянности, в какую войти. В первый раз я не сомневалась, эта дверь из камня была самой первой, да и вид у нее был необычный. Как будто в пещере вырубили прямоугольник и в нем же дверную ручку. В общем, мое подсознание творит чудеса. Я делаю шаг в сторону, здесь дверь похожа на вход в сарай или в аул, для меня это почти одно и то же, не хочу туда. Делаю еще шаг, здесь деревянная дверь, похожа на арку с железным засовом, похоже вход в замок или башню, а возможно и в темницу. Скорее всего – средневековье. Интересно, конечно, но я не хочу видеть эти ужасы. Как по мне, так это самая страшная эпоха: казни, охота на ведьм, антисанитария, умирающие на улицах от голода и чумы люди. Нет! Туда я не войду. Остальные двери не так выделяются на фоне этих трех. Здесь есть деревянные и железные, по форме створчатые и раздвижные, похоже на поздние эпохи. Если я правильно думаю, то дверь символизирует определенную эпоху. Каменная – каменный век, палеолит. Дверь аула – неолит, дверь замка – средневековье и т. п. Я решила! Пойду туда, куда велит сердце. Я закрываю глаза, делаю несколько шагов вправо, не считая, и хватаюсь за дверную ручку…

Глава 9

И вот я в другом теле. Сижу на неудобном деревянном стуле, скрестив ноги. Сейчас ночь. Вокруг кромешная тьма, только керосиновая лампа на столе немного освещает часть комнаты, в которой я сижу. Я в длинной одежде, похоже на пеньюар, светло-русые волосы рассыпаны по плечам. Я кладу локоть на стол и тру переносицу. Мне нужно принять важное решение. Меня охватывает множество мыслей и противоречивых чувств. Я слышу легкие уверенные шаги, кто-то приближается из темноты.

Мужской голос спрашивает на русском, вполне понятном мне языке, почему я сижу без электричества. Я отвечаю тоже на русском, что мне и так неплохо, а многие бедные люди вообще живут без электричества и так обходятся. Я заметила, что у меня есть небольшой, совершенно незначительный акцент в произношении. Мужчина подходит ближе и садится на корточки передо мной и берет за руки. Мне это неприятно, но не сопротивляюсь. Теперь вижу его лицо. Короткие темные волосы, небольшая коротко стриженная борода, лицо очень приятное и симпатичное. Он расспрашивает, что со мной происходит. Почему я не иду в спальню. И какую литературу я читала. А я уже не смотрю на него и не отвечаю, отвернула голову в темноту. Мне так горько сейчас. Я убираю его руки и резко встаю. Подхожу к шкафу, его дверца открыта, и, беря в руки маленькую стеклянную бутылку, говорю о ней. Говорю, что хорошо, что уксус придумали наливать в трехгранные бутылки, которые прощупываются в темноте, а то можно было бы принять за мерзавчик, например, и, выпив, отравиться. Я не понимаю, о чем она, да и сама она, кажется, не совсем в себе сейчас. Мужчина подходит, обнимает меня за плечи, в этот момент я начинаю горько рыдать и говорить ему, какой он хороший и добрый человек. Я назвала его по имени – Саша.

Я говорю, что ухожу от него. Саша отходит и не спеша садится на стул. Его лицо освещает лампа, по выражению его лица видно, что это не новость, как будто он знал. Я говорю о том, что наши дети маленькие, и перечисляю: Саше 8, Феде 6, Инне 4, а Варе и 2 лет нет, им нужна мама. Он соглашается. Просто говорит – да. Не ругается, не кричит, а, кажется, спокойно меня отпускает. Меня эта реакция убивает. Я снова плачу. И извиняюсь, много, много раз извиняюсь. Он встает, и мы обнимаемся, крепко, как самые близкие родственники и самые лучшие друзья. Стоим так, наверное, несколько минут. Он говорит идти спать и что утро вечера мудренее. Он дает мне в руки лампу и провожает до спальни, а сам потом почти в темноте идет в свою.

Я гашу керосиновую лампу, но спать не ложусь, а сажусь на край кровати и смотрю в окно. Понятия не имею, сколько сейчас времени. Но за окном светает, может, сейчас 4, 5 или 6 часов. Я уже не плачу, слез больше нет. Я встаю с кровати, подхожу к зеркалу, но не смотрю на свое отражение, просто сажусь напротив и смотрю на колени. Помимо горечи мое сердце наполнено любовью и необыкновенно пылающим огнем. Странно, что я говорила про уксус на кухне, я люблю жизнь. Хочу жить, любить и творить. Внезапно мое настроение меняется. Странные мысли приходят в голову, будто весь мир хочу перевернуть. Уже совсем светло, и слышно кукареканье петухов и пение птиц. Мне становится радостно, ведь я скоро встречусь с любимым человеком. Все вообще очень хорошо пошло. Грусть растворилась в рассвете, заполнившем мою комнату. Я поднимаю глаза на содержимое трюмо, здесь лежат: электрический прибор от морщин, аккуратно сложенный в коробочку, шкатулка, пудра, что-то похожее на карандаш (наверное, для глаз), множество заколок и расческа. И еще полное собрание графа Толстого «Крейцерова соната», я окидываю его взглядом, но долго не задерживаюсь, год рассмотреть не удалось, но, судя по интерьеру и одежде, я сейчас в 18-м веке. И это определенно очень богатый дом. Мои ручки без мозолей, нежные и ухоженные. Видимо, в доме есть прислуга. Я ухожу к человеку, которого люблю, но, видимо, от того, кто так же сильно любит меня. Как же тяжело от всего этого, но я верю, что буду счастлива. В моей комнате преобладают светлые тона, стены, потолок и даже столик у окна белоснежные. А трюмо кремового цвета. Комната и вправду выглядит богато. Я чувствую что устала, а дорога будет долгой, надо поспать.

– Елена! – снова слышу голос Ашшур. – Иди на мой голос!

И я снова в своем теле. Теперь это состояние перемещения стало для меня более привычным. Я быстро прихожу в себя, и даже уже не так сильно хочется пить, но все же тянусь за стаканом.

– Интересно, – говорю я. – Я мать четверых детей, ухожу от любящего, красивого мужа ради мимолетной страсти. Вот так поворот! Может, сейчас мне в наказание за это Бог не дает найти любовь, – сказала слово «Бог» и засомневалась: может, правильнее было бы сказать «высшие силы».

– Возможно, – отвечает Ашшур. – Но, я думаю, путешествие не окончено и тебе многое предстоит узнать…

Сказала она это крайне интригующе. Будто знает больше меня.

– Ашшур! – продолжаю я. – А что вы говорили на первом сеансе про открытую дверь? Мне не грозит сумасшествие? Хотя мне кажется, что я давно того… Что я ненормальная!

– Ну за пару дней ничего не случится, ты только приходи почаще. И я бы охарактеризовала тебя другим словом – уникальная! – отвечает Ашшур.

Какая все же приятная женщина! Она мне определенно нравится. У меня даже поднялось настроение, и захотелось позвонить Саше. Вечером позвоню.

* * *

Ну вот, забегалась я сегодня, на работе был завал. Сейчас почти полночь. Я не могу звонить человеку в такое время, тем более монаху, он, наверное, спит перед утренней службой. Но мне так хочется с ним встретиться сейчас, как никогда раньше. А может, написать ему СМС, он утром прочтет и ответит… Вот всегда так, то я равнодушна ко всему на свете, то наполнена глупыми порывами что-то сотворить. Какой же ужасный, дрянной и переменный у меня характер. Мои мысли резко прерывает звук сообщения на телефоне.

И оно от Саши. Вот это чудо! Неужели нас одновременно тянет друг к другу? При этой мысли волнение накрывает меня еще большей волной. Я открываю его и читаю: «Елена, прости, что поздно пишу, но я волнуюсь! Ты так и не перезвонила. У тебя все хорошо? Позвони мне, как будет время. В любое время!»

Он волнуется! Вот это да! Я нравлюсь ему? А может, я рано радуюсь, может, он за всех знакомых волнуется. Звоню. Или не стоит? Не стоит так быстро, он подумает, что только и ждала СМС-ки и сходила с ума. Но, в принципе, так оно и было… Решено. Звоню.

Он взял трубку с первого гудка. Я неожиданности потеряла дар речи, услышав в трубку его «Алло». Хорошо он начал.

– Здравствуй, сестра! У тебя все хорошо?

Сестра?! А это еще неожиданней и очень обидно. Но я не буду спрашивать, почему он меня так назвал. И мне теперь все понятно. Блин! Сейчас разревусь…

Я все еще молчу.

А он продолжает в трубку:

– Елена! Елена, у тебя все в порядке?

Ну наконец-то хотя бы по имени назвал! А то тоже мне придумал – сестра.

– Наверное, – отвечаю я. – Может, в порядке, а может, и нет!

– Что это значит? Почему говоришь загадками? – спрашивает он, и я чувствую волнение и в его голосе. – К тебе приехать?

И вот я включаю обиженную стерву:

– Не стоит, Александр, уже слишком поздно. Я устала после работы. А в порядке я или нет, я просто еще не решила.

Сама себя не узнаю, что за чушь я несу.

– Прости, не хотел тебя тревожить, – очень жалостливо произносит он. И от этих слов я прихожу в себя.

– Это ты прости, Саша, я просто правда устала, был тяжелый день…

И тут в один голос мы произносим: «Давай встретимся!»

Это просто невероятно! Неужели он не видит, как мы близки? И как посмел обозвать меня сестрой!

Мы договорились о встрече в парке через 2 дня. Ну это уже что-то, думаю, там я выясню его отношение ко мне. Решу, что мне делать с глупым спором. Ну, спать я с ним точно не буду. А может, буду. До сих пор помню его мощные руки, держащие меня пьяную, и его мощную богатырскую грудь, на которую я упала. Вот только лицо я плохо помню. Казалось, мы смотрели друг на друга всего пару секунд. Я помню его подростком. Этот образ худого мальчика-сиротки с карими глазами преследует меня уже много лет. А может, мы еще и станцуем с ним под «Медляк». С этими приятными мыслями и мечтами о встрече я ложусь спать.

Глава 10

Прошло два дня. Сегодня все случится. Я встречусь с Сашей. Это так волнительно. Я с утра в приподнятом настроении и уже перерыла весь шкаф в поисках подходящей одежды. Оденусь красиво – поймет, что пытаюсь понравиться, а в повседневной одежде боюсь, что не понравлюсь. Ох, было бы у меня одно платье на все случаи жизни, не приходилось бы так заморачиваться. Я выбираю джинсы и черную футболку с длинным рукавом. Ведь вряд ли я сниму сегодня куртку перед ним. Или сниму? Опять мои мысли уходят в другую сторону. А можно подумать, что он пригласит меня на развлечение в кафе или ресторан. На это не стоит и надеяться. Да и вообще об этом рано думать, до 5 вечера времени много. Сначала я схожу к Ашшур.

Прибегаю я к ней в приподнятом настроении духа. Она это замечает. И говорит мне с улыбкой с порога:

– Любовь приходит, боль уходит! Я же говорила, психосоматика – великая наука. Спорим, у тебя ничего не болит теперь, ни голова, ни горло…

– Вы меня смущаете такими разговорами, – говорю я, и настроение поднимается еще на пару баллов выше. И я понимаю, что она действительно была права.

– Теперь можешь и курить бросать! – говорит она также с улыбкой.

– Я не знаю, – говорю я с неподдельной горечью в голосе. – Пыталась много раз, но не получалось…

– Ты не понимаешь, – продолжает Ашшур. – Надо сейчас бросать! Ведь сигареты, алкоголь и любовь – это все зажигает огонь в сердце. У тебя не было любви, вот ты и поджигаешь ее этими ядами, которые травят организм и мозг. Теперь они тебе не нужны.

И она произнесла последнее предложение почти шепотом, очень трогательно и заботливо. Эта такая глубокая мысль! И я не могу уже сдерживать эмоции и начинаю говорить взахлеб слова благодарности:

– Ашшур, – говорю я, – вы истинный психолог. Это ваше призвание – лечить душу! Я никогда бы сама не пришла к тому, о чем вы говорите. Даже если там, в коридоре дверей, я не найду свой смысл жизни, я чувствую, что благодаря вам встала на правильный путь.

И мы в хорошем настроении теперь приступаем к сеансу. Снова приятный запах благовоний, детские воспоминания. Теперь уже более старые, как я готовила в игрушечной посудке еду из грязи и травы. Это был приятный и очень увлекательный процесс. Но тут я открываю глаза и обрываю сеанс, мне в голову пришла странная мысль…

– Ашшур, – резко говорю я смотрящей на меня в недоумении женщине.

– Что случилось? – спрашивает она.

– Простите, что прервала сеанс, я хотела спросить… Дело в том, что… Даже не знаю, как объяснить. Когда я вспоминаю моменты детства, это те моменты, когда мне казалось, что кто-то следит за мной. Когда была совсем маленькой, думала, что кто-то следит за моей жизнью так же, как я смотрю фильм, только самые значимые моменты… Потом, как стала подростком и начала верить в Бога, думала, он следит. Я даже иногда стеснялась сделать что-то неблагоразумное, ведь была уверена, что за мной следят. Но это было только моментами. И теми моментами, которые сейчас вспоминаю на сеансе. Я вот вам рассказываю, и у меня мурашки по коже.

Ашшур смотрит на меня задумчиво и спустя несколько секунд отвечает:

– Интересно… Я впервые сталкиваюсь с таким случаем. А может, ты просто более внимательна, чем другие. Ты же у меня уникальная, – говорит она снова с приятной, подбадривающей улыбкой.

И я возвращаюсь в воспоминания, только теперь другие. Сбор колорадских жуков. И странно, я боюсь букашек сейчас, но воспоминания не кажутся мне неприятными. Мне 4 или 5 лет, я хожу между грядками картошки и собираю жучков в бутылку, светит солнышко, я пою песню на «калякском», ни для кого не понятном языке. Может, я кинозвезда, певица или спортсменка в мечтах в тот момент, уже не помню, но помню только то, что я была счастлива.

И я снова в 19-м веке, в теле богатой дворянки. Только теперь я пребываю в глубокой скорби. Нерасчесанные волосы заплетены небрежно в косу, на мне черное длинное платье. Похоже, что-то произошло. На столе бардак, раскиданы печенье и чай в железных коробках, они смяты. Вошла какая-то девушка, похоже прислуга и спрашивает, помочь ли мне. Я прошу открыть чай и в это же время ударяю эту коробку об стол и говорю, что она не открывается. Я в истерике. Душевная боль гложет меня. Девушка подбегает и открывает ключом коробку. Я успокаиваюсь, благодарю ее и прошу уйти. Мне не нужен этот чай, просто не знаю, куда себя деть, за что браться? Хочу разгромить весь дом, всю страну, весь мир! «Вовы больше нет!» – шепчу я себе под нос. «Его больше нет!» – повторяю я себе снова и снова.

В комнату торопливыми шагами вбегает мужчина. Это Саша. Бывший муж, от которого я ушла с детьми. Он обнимает меня. Говорит, что у меня жар, и берет на руки, несет в комнату. Говорит, что надо поспать. А я не хочу спать, я хочу к нему, к единственному, любимому, к Вове! Хочу к нему! Мои мысли только и кричат об этом. Я не заметила, как уже оказалась в кровати, слезы не останавливаются. В комнату входит доктор, он говорит на немецком. Я его не слушаю. Он протягивает мне ложку с лекарством, Саша кивает, чтобы я выпила. Доктор говорит: «Glück und Glas, wie leicht bricht das». Это значит – радость не вечна, печаль не бесконечна. И я в полном бессилии засыпаю.

Глава 11

Плохо помню, как ушла от Ашшур. Траур этой девушки преследует меня. И мне так жаль ее. Она ушла от Саши, а он до сих пор заботится о ней и утешает. Вот это истинная любовь! А она страдает по мимолетному влечению, глупая! Как она не видит своего счастья!

Я точно наказана в этой жизни за ее грехи.

И я тоже сейчас плачу, не пойму – из-за нее или из-за себя.

– Елена! – слышу я голос Саши. Опять я не заметила, как пришла к условленному месту. – Ты плакала? – спрашивает удивленно он.

Я секунду стою в ступоре, не зная, что ответить, а потом выпаливаю:

– Это мороз! Щиплет глаза, – и съеживаюсь от этого дурацкого детского оправдания. Ну не могу же я ему сказать, что путешествую по прошлым жизням, а потом страдаю, как тот, кого я посетила. Даже для самой себя это звучит глупо.

– Вроде сегодня не холодно, – отвечает он. – Но, если хочешь, пойдем в кафе или еще куда-нибудь!

– Нет, давай лучше погуляем, мне нужно проветриться, – произношу я, понимая, что опять говорю глупости. Сейчас он подумает, что я опять пила и хочу выветрить перегар.

Но он отвечает достаточно вежливо:

– Да, дышать свежим воздухом полезно, и на холоде мысли становятся яснее.

Мы подходим к заваленной снегом лавочке, и Саша расчищает ее рукавом. Мы садимся, и сейчас я понимаю, что только шла на его голос и даже не смотрела в лицо. Не пойму, что со мной происходит, мне не свойственна такая растерянность, как сегодня. Может, это из-за того, что забыла закрыть дверь.

Глубоко вдыхаю и выдыхаю, вроде прихожу в себя. Саша, видя мое состояние, наклоняет голову в мою сторону и смотрит мне прямо в глаза и опять интересуется:

– У тебя точно все хорошо, Елена?

О Боже! Теперь я вижу его лицо, четко, ясно, как же оно красиво! И эти огромные сиротские глаза, они ни капли не изменились. В этих глазах, мне кажется, отражается горе, мудрость, страсть к жизни и в то же время скорбь. И у него теперь борода! С ней он стал еще красивее. И не такая борода, как у моего мужа из 19-го века, а длинная, пышная, я называю такой стиль «султанский». С такой бы бородой – на конкурс красоты. И в какое-то мгновение я понимаю, что я как мастер ее бы подровняла, а потом гладила бы своими пальцами, пробралась бы ими до подбородка и притянула бы его к своим губам…

– Елена – ты слышишь! – снова спрашивает он и кладет руку на плечо, а потом резко убирает.

– Да, – отвечаю я, теперь уже окончательно придя в себя. Мои руки на автомате потянулись к сумке, в которой сигареты, но я опомнилась. Не буду курить при нем.

– Сегодня и правда не холодно, а очень даже солнечно, – начинаю разговор я и тут же вспоминаю про слезы и добавляю в оправдание: – А глаза слезились в тени.

Он будто кивнул, услышав мое глупое оправдание, и, кажется, усмехается.

– Мне не верится, что мы встретились, – говорит он.

– И мне, –продолжаю я. – Жаль только, что при таких обстоятельствах… – говорю я расстроенным голосом.

– Все хорошо, Елена, обстоятельства не важны, главное, что мы встретились, сестра.

Сестра! Я, услышав это слово, злобно смотрю на него и телепатически передаю весь гнев от своей реакции на это слово. Судя по всему, он почувствовал.

– Или ты не рада, что мы встретились? – спрашивает Саша. И меня он уже начинает раздражать, я считала, что мы на одной волне, а он ничегошеньки не понимает. Еще раз назовет меня «сестра» – я развернусь и уйду. Не знаю почему, но меня это бесит. Хотя нет, знаю, но не признаю, я не рассматриваю его как брата, как можно этого не понимать. В душе уже все кричит, рвет и мечет. Может, я действительно схожу с ума, или это все впечатления от путешествия в прошлое? Опять я задумалась и понимаю, что он вопросительно смотрит и ждет ответа.

– Конечно, рада, – полушепотом отвечаю я, и сердце бьется, почти вырываясь из груди. – Как ты жил все это время?

И Саша начал свой длинный рассказ о том, как попал в детский дом, потом он написал письмо в Троице-Сергиеву Лавру, и его взяли сначала в православный центр, школу-интернат, там он получил среднее образование, а потом окончил духовную академию. Это все, что я запомнила, дальше пошли рассказы о духовных санах, житиях святых, благодаря которым он избрал свой путь, о вере в общем. Но от одного момента в рассказе я покрылась холодным потом.

– Что? Ты дал обет безбрачия? – переспрашиваю я, пытаясь не заплакать и надеясь, что ослышалась.

– Да, так я добьюсь более высокого сана, – отвечает он спокойно, даже глазом не моргнув.

А у меня уже дергается глаз, но я не покажу этому бесчувственному святоше, что расстроилась. Я грубо говорю:

– А знаешь, я тоже раньше верила в Бога! Но потом разочаровалась!

После этих слов он берет меня за руки и, смотря красивыми глазами, тараторит:

– Не говори так никогда! Елена, слышишь! Это грех! Как ты можешь! – он закрывает глаза и снижает голос. – Я знаю, сколько всего ты пережила, но Он не посылает нам непосильных испытаний! Благодари Его, ведь ты любимое дитя Божье, я уверен в этом!

– А ты? – дерзко говорю я. – А ты голодающий ребенок без матери, разлученный с семьей, скиталец без развлечений в жизни… – я остановилась: кажется, наговорила лишнего. Может, если бы я сейчас заплакала, ситуация бы смягчилась, но удивительным образом, как назло, не могу выдавить ни одной слезинки.

А он убирает руки от меня, садится, скрестив ноги и руки, и отвечает:

– А что, сестра, ты считаешь развлечением? Алкоголь, наркотики, сигареты, сомнительных друзей и танцы до утра?

Я заметила, что он опять назвал меня «сестра», но сейчас не время уходить. Поругаемся уже до конца. Пусть моя любовь к нему превратится в ненависть. Он продолжает философствовать:

– Это ошибочное утверждение, так ты только удаляешься от вечной жизни, – и внезапно он берет меня за руки и начинает шептать: – Покайся! Приди завтра на службу, помолись, исповедуйся. Я благословлю тебя на верный путь, прямо сейчас, слышишь! Елена! Никто не желает тебе добра так, как я и ОТЕЦ НАШ НЕБЕСНЫЙ!

– Ха, – отвечаю я, вспомнив все обиды. – Я никогда не прощу Ему всего, что он сделал, если Он вообще есть, я не верю в него. Ведь если бы он был, Он пришел бы на помощь, когда отчим избивал меня, когда я замерзала в подвале и голодала и когда инспектор по делам несовершеннолетних… – я остановилась. Ему не следует знать, что были мужчины, развращавшие меня с 12 лет, да и я хочу забыть… Зато мои родные горькие слезы тут как тут. Саша смотрит на меня глазами, которые, мне кажется, тоже готовы были полить распалившиеся от эмоций или, быть может, от мороза красные щечки. У этого человека все эмоции напоказ.

– Сколько раз я молила, чтобы кошмары моей жизни прекратились! А они с каждым годом все страшнее! Хватит! Я не хочу больше слушать твой бред про Бога, и если Он есть, то я Ему служить не буду!

С этими словами я вырываю руки из его почти объятий и ухожу. А Саша даже не пытается остановить. Я даже не буду оборачиваться на него! Теперь я его ненавижу!

Но спустя пару минут снова люблю.

Глава 12

Я просто очень хотела что-то сделать, куда-то деть себя, курение одной за одной не помогло, и я пришла в родную «Клеопатру» с твердым намерением завершить историю со спором. Администраторша что-то прошипела, что у меня выходной, но, когда я взяла в руки машинку для стрижки, она стала смотреть молча с любопытством. Клиентов не было, была только Катенька, которая точила ногти, и эта рыжая стерва. Я села в клиентское кресло и занесла предмет моей детской печали над головой, рука дрогнула, я опустила его. Но спустя мгновение, сжав зубы, запустила его четко против направления роста волос. Катенька опустила телефон и сказала «перезвоню», администраторша приложила руку к открытому от ужаса рту, а мои светлые роскошные волосы падали на пол, как листья с деревьев. И злорадная улыбка отражалась на моем лице в зеркалах родной парикмахерской.

– Ты что творишь! – стала кричать администраторша. – С ума совсем сошла?

Мне даже кажется, эта рыжуха испугалась моего взгляда на мгновение.

Катенька просто молча следит: видимо, до сих пор пребывает в шоке.

– А что? – говорю я сумасшедшим голосом с усмешкой. – Решила имидж сменить! А волосы продам, вам продам, своему салону. Только предупредите покупательниц, что они несчастливые! – говорю я уже в расстроенных чувствах. А потом молча встаю и выхожу на улицу. Но вспоминаю, что забыла попрощаться. Открываю дверь, а они уже обе на телефонах: «представляешь», «представляешь!» – слышу я. Увидев меня, вздрагивают поочередно с разницей в секунду.

– Пока, девочки, – говорю я. – Хорошего вечера!

Администраторша кивнула, оставаясь в шоке, а Катенька хлопала глазами.

И вот я иду мимо толпы людей по огромному городу – лысая. Некоторые оборачиваются, кому-то наплевать. А кто-то улыбается, и я им в ответ. Очень непривычное состояние быть безволосой, и немного холодновато. А на куртке даже нет капюшона. Ноги принесли меня к церкви. Здесь висят платки, именно на них у меня и пал взгляд. Внутрь не пойду, а вот платок одолжу. Это, наверное, для бедных, а я как раз духовно бедна. Я выбрала себе платок черного цвета, с большими цветами, он немного похож на тот, какой я носила в приюте. Теперь моей голове комфортней, а вот на душе ощущения не самые приятные.

Я пришла домой. Отчим с матерью опять празднуют, наверное, какой-нибудь День электрика или День дружбы. Они услышали, что я пришла. Отчим выбегает на встречу со словами:

– Моя родненькая, моя хорошая, моя кормилица пришла!

Я, понимая, что в продолжение будет прошение милостыни, или платы за аренду квартиры, или выбивание моих кровных, это по-разному можно назвать, а суть одна, я молча стягиваю платок. Отчим стоит, ничего не понимая. Кажется, даже протрезвел от шока, мне знаком этот взгляд.

– Привет, батя, – отвечаю я, нарушив гробовое молчание.

– Мать, – хриплым голосом говорит он. – Дочь наша того…

– Каво? Таво? – слышу я мамин пьяный голос.

– Свихнулась она! – сказал он и, махнув на меня рукой, пошел к маме, опрокинув полный стакан водки. А мать даже не вышла, не взглянула.

Я молча отправилась в свою комнату, подперла дверь стулом и села на подоконник слушать музыку в плеере. Хорошие песни занимают значительное место в моей жизни. Я радуюсь, танцуя под зажигательную музыку, и плачу, слушая мелодичный психолиричный рэп. Сейчас именно последнее. Включаю плеер, ставлю режим включения случайных песен, и первая выпадает песня группы «Триада» «Елена». Нет, она совершенно не про меня, а про девушку Нину с несчастной судьбой, которая ушла в монастырь и стала «сестрой Еленой», но именно это и берет за душу, мое имя и монастырь, а может, это знак. Бросить все и уйти в монастырь замаливать грехи за прошлые жизни. А ведь церковь не верит в прошлые жизни, о чем я говорю. Но зато Саша похвалил бы меня за такой поступок. А может, в этом всем нет никакого смысла, и мне надо просто найти повод, а на самом деле поплакать о своих волосах, которые отращивала 12 лет. Но тут включается «Покаянная» все той же группы, и я пялюсь в одну точку, видя в этом самый прямой смысл. Завтра пойду в храм!

А сегодня надо решить вопрос со спором, раз уж я выполнила уговор. Пусть все знают, что я человек слова. Я уже спокойна, как удав. Эмоций, кажется, нет вообще. Я надеваю платок и иду в кафе к Кристи. Она, увидев меня, тут же отпрашивается у начальницы, и мы пьем кофе, курим и беседуем.

– Что за старомодный платок? – спрашивает она первым делом.

– Он прячет мою плешивость, – спокойным голосом отвечаю я. И медленно стягиваю его с головы.

Тут раздается ее пронзительный хохот. Такого я не ожидала от лучшей подруги. Это абсолютно непредвидимая и самая обидная реакция из всех, которые могли быть. Она не чувствует моей боли, и эта ситуация ее смешит. И тут, не выдержав, говорю ей:

– Мне очень жаль, Кристина, что я потратила на нашу бессмысленную дружбу так много лет. Желаю вам всего хорошего в жизни! – и после этих слов встаю и поворачиваюсь к ней спиной, надевая куртку.

– Лена, ты чего? – продолжает она с хохотом. – Но это правда смешно, ты рассказывала, как в приюте была лысая, а я и не представляла.

Я разворачиваюсь и со всей грубостью и дерзостью отвечаю:

– Прощай!

– Ты че, больная? Шуток не понимаешь? Психичка неуравновешенная! – слышу я в спишу, уходя, но уже не оборачиваюсь.

Я вспомнила эту девушку, с которой спорила, я не знаю ее имени, но она всегда зависает в этом клубе, у нее богатые родители, и друзья часто отдыхают за ее счет.

На мое счастье она на месте, все за тем же столиком. Я не знаю людей, которые рядом с ней, значит, сильно не покраснею. Я просто подхожу к столу, говорю ей «привет» и снимаю платок. Компания молча смотрит на меня, и один из них спрашивает:

– Когда откинулась?

Девушка и я смотрим друг на друга, улыбаясь, и она отвечает:

– ОК!

Я выхожу уже в хорошем настроении, они обсуждают меня однозначно, но мне плевать. Да, ради этого «ОК» я сбрила все, что много лет растила. Ради этого поссорилась с подругой, а может, конечно, и увидела ее истинное лицо. Так что все к лучшему. Сухие кончики полезно убирать, а волосы тем более, вырастут толстые, пышные, здоровые.

Я прихожу домой, все спят, время 2 часа ночи, я тоже тихонько укладываюсь, ставя будильник на 7 утра.

Встаю по будильнику. Иду в церковь. Сама в это не верю. Я пришла одна из первых. Зашел батюшка и всех благословил. А Саши все нет. Уже 8 утра, началась служба. Может, они работают посменно. Я подхожу к женщине, которая продает свечи, и спрашиваю:

– Вы не подскажете где Саша, батюшка… – интересно, так ли его здесь зовут.

– Отец Александр? – поправляет она, я утвердительно киваю. – Ой, он вчера уехал, ему внезапно стало плохо, заболел. Хороший батюшка, умный, добрый, молодой, правда, еще. В гости к нам приезжал. Пожить здесь год хотел, а тут плохо со здоровьем стало, и домой поехал.

– Домой? – спрашиваю я взволнованно. – А где он живет?

– Так на Соловецких островах и живет, дом ему там выделили, – отвечает она.

– А вы скажете мне его адрес? – вдруг, сама не ожидая от себя такой наглости, спрашиваю я.

– Ой, не знаю, а вдруг он не позволит, – начинает оправдываться добрая бабуля.

– Да, спасибо, – говорю я и уже собираюсь уходить, как вспоминаю про платок. Чувствую себя воровкой. Снимаю платок при ней и вешаю к остальным, хоть и брала я его с улицы.

– Стойте! – вдруг ловит эта бабуля меня у входа. – Вы, наверное, из тех больных раком, которых отец Александр благословлял в больнице в прошлое воскресенье! Что же вы сразу не сказали, моя хорошая, конечно, он рад будет переписке с вами. Могу и номер телефона его дать.

– Спасибо, телефон не нужно, адреса достаточно, – отвечаю я, целенаправленно не говоря, что она находится в заблуждении. Пусть и на грех я иду, и прямо в церкви, но главное, что я раздобуду этот адрес.

Глава 13

Прошло 2 месяца. С Кристи я не общаюсь, она звонила, а я не брала трубку. Теперь и не звонит, и не приходит. Волосы немного отросли, торчат, как у ежика. Я все еще ношу платки. В парикмахерской девочки остерегаются меня, называют поехавшей. Мама как-то спокойно отреагировала на мой новый образ, только нервно улыбнулась.

У Ашшур была два раза за это время. В первый прием посетила 19-й век, вернее, это 20-й. Я узнала имя своей богатой девушки – Инесса. Она снова влюблена. Она, вернее я, опять не знаю, как будет правильней, стояла на собрании большевиков. Так я поняла, что это начало 20-го века.

Я стояла и смотрела на мужчину, гладко выбритого, с немного узкими глазами и темными волосами, он был одет в простую рабочую одежду, а выступал яро и пылко, как лидер. Я без ума от него. Ловила каждое слово и согласна со всем и на все. Даже сейчас вспоминаю его, я в своем нынешнем теле и тону в теплоте и нежности. Рядом со мной стояла женщина, которая и назвала меня по имени:

– Инессочка, вы говорили он симпатичный, а по мне – он некрасив.

Я, вернее Инесса, от этих слов хотела разбить ей лицо. Вот именно такая мысль появилась тогда в моей голове. Как она посмела так сказать! Слепая курица, не видит его красоты. Он самый лучший на свете! Я стояла как привороженная, как зомбированная и смотрела только на него. С этого дня никого для меня больше не существовало!

Потом мы с Ашшур закрыли дверь. И я решила войти в дверь, которую считала средневековьем. Я увидела Вавилонскую башню, огромный древний город, развитый в экономическом и культурном смысле. Я поняла, что это эпоха Вавилона или Аккада.

Вот как раз здесь мои страхи по поводу средневековья подтвердились, меня судили за колдовство по законам Хаммурапи. Я ждала своего приговора в темнице под землей без окон, наступая в этой комнатушке на тараканов и крыс. Суд приговорил меня к смерти. Меня привяжут к камню и утопят. Мне страшно! Очень! Я не хочу умирать.

Я хорошо помню суд, он мне даже приснился после сеанса. Мужчина на суде – видимо, благородный – сочувствующе смотрел на меня. Между нами есть что-то, я чувствовала еще на суде. Он был темнокожий, примерно как индус, борода и волосы вьющиеся. Хотя волосы не похожи на натуральные. Внешне он был не очень хорош собой, но что-то притягивало меня к нему. Его одежда больше походила на платье, чем на мужской прикид.

Но самое интересное, что я встретила на суде, так это статуэтка. Меня судили в частном доме: похоже, раньше особых зданий на это не было. У хозяина дома на полке находилось множество различных реликвий, но одна больше всего привлекла мое внимание, это статуэтка богини Эмма, которая принадлежала Ло.

А вечером мужчина с суда пришел ко мне в камеру. Говорил на иностранном языке, там было много согласных. Я все понимала и отвечала. Он говорил, что жена – дочь влиятельного человека, и она наказала избавиться от меня, и что он все равно будет любить меня вечно. Он обещал помочь с побегом, целовал мои руки, каждый пальчик на руке. А я верила ему, но вдыхала очень глубоко, потому что чувствовала, что могу не успеть надышаться на этом свете.

Потом я вышла и закрыла дверь. Не было сил смотреть на это больше.

Глава 14

Я попросила отпуск на работе, планирую съездить к Саше. А вдруг у него и правда проблемы со здоровьем. В любом случае – я тому причина! Поеду! Или лучше напишу. Опять проявляется эта неопределенность в моем характере. Вот прямо сейчас все решу! Чувствую, что надо написать. Ведь бабуля в церкви так посоветовала: пишите – и он будет рад, говорила она. А может, просто позвонить? Нет, этот вариант меня совсем не радует. С этими мыслями я хватаю блокнот на пружинках, вырываю лист для письма, потом скомкиваю и выбрасываю. Снова вырываю и пишу уже в блокноте:

«Дорогой Саша», зачеркиваю, «мой брат»! Тоже заштриховываю. Ладно, будет черновик, перепишу, думаю я. И так путем постоянных вычеркиваний и сомнений вышло вот это, перечитываю:

«Здравствуй, Саша! Хотела приехать к тебе или позвонить, но в итоге решила написать. Я думаю, тебе интересно будет знать, что я бросила курить, было трудно, но я справилась.

И я хожу в храм. Сначала просто приходила, даже без обхода икон, а теперь знаю каждую и почитаю все православные праздники. Я исповедалась уже 2 раза. В первый раз ощущала себя как-то не в своей тарелке, даже усмехнулась в душе. А вот на второй исповеди я излила всю душу священнику, и стало так спокойно, я очистилась. Мне нужно было выговориться в тот момент, и, когда батюшка сказал, что все мои грехи прощены, из глаз полился град слез. Я верую! Я истинно верую! И именно поэтому пишу тебе… Я верую и верю, что ты поймешь то важное, что я хочу сейчас сказать. Я хочу и тебе теперь покаяться…

Я люблю тебя! Люблю с самого первого дня, как слышала твой голос из-за решеток и не видела лица. А потом, как увидела лицо, полюбила еще больше. Твои глаза запали в мою душу на всю жизнь, когда я смотрю в них, растворяюсь в сладких мечтах о нас. Стыдно сказать, но даже в церкви, когда я слышу мелодию, ну ту, ты знаешь, под которую надо произносить «Господи, помилуй», под эту мелодию я представляю наше венчание, и даже иногда от таких мыслей у меня по щекам стекают слезы счастья. Эти фантазии так реальны, будто это происходит на самом деле. Ты не представляешь, как я мечтала о встрече с тобой после приюта. А теперь, когда встретила, ты ударил меня своими несколькими словами об обете безбрачия сильнее, чем отчим бил меня все годы кулаками. В сто раз сильнее этого! Не вздумай сейчас, когда привил мне веру, снова исчезнуть! Слышишь! Не вздумай! Я столько раз представляла нас вместе. У меня есть маленькая, но глупая мечта станцевать с тобой. Это еще с приюта, ты никогда не ходил на дискотеку, а я высматривала, ждала тебя, ни с кем не соглашалась танцевать. Было обидно. Знай, что я люблю тебя так сильно, как только возможно на этой земле! И если нам не судьба быть вместе, то я тоже сейчас перед тобой и перед Богом даю обет безбрачия!

Пока! Надеюсь, до встречи! Крепко целую! (Совсем не по-сестрински!)

P. S.:

Еще, раз уж ты священник, то прости и другой мой грех. Твой адрес дала мне бабуля, продающая в церкви свечи, решив, что я больна раком. Я промолчала, тем самым ввела ее в заблуждение. Знаю, грех. Виновата, каюсь».

Закончив это письмо, я долго думала надухарить или поцеловать его. Все это глупо, пошло, да и я теперь вроде как верующий человек. Но в таком случае глупо вообще его писать и отправлять почтой, кто сейчас, в век цифровых технологий, этим занимается, только глупышки, чеканашки и такие поехавшие, как я! «Пожалуй, брызну пару капель духов», – улыбнувшись подумала я.

Прошел месяц. А он не ответил и не позвонил! Чувствую себя униженной и раздавленной. А вдруг с ним что-то произошло? Да кому я вру, сама себе?! Я бы узнала в храме. Я должна ему позвонить и все узнать сейчас, иначе я сломаю этот дом. Набираю его номер. И он почти сразу отвечает:

– Здравствуй, Елена!

– Пришло мое письмо? – с ходу спрашиваю я.

– Да, – начинает он.

Я слышу в его голосе неуверенность и так же нагло спрашиваю:

– Ответил?

Он начинает оправдываться:

– Нет…

И на этом я бросаю трубку. Я сделала выводы.

Глава 15

Прихожу к Ашшур. Вся вымотанная, грустная. А она даже не спрашивает, что случилось. Резко говорит:

– Садись, начнем.

Когда она стала такой грубой? Или всегда была, а я не замечала. Берет в руки карандаш и ту же тетрадь. И я снова отправляюсь в путешествие.

Не хочу открывать новых дверей, чувствую, что что-то упустила. Мне очень хочется открыть дверь Инессы, я резким движением делаю это. И я в постели с тем мужчиной с собрания. Он выглядит теперь мне более чем знакомо, лысина, борода, узкие глаза, и я сопоставляю все факты: он, 20-й век, Инесса… И я в ужасе понимаю, что я за Инесса! Он осыпает меня тысячей поцелуев, а я трепещу от любви. Нет, я не просто люблю его как мужчину, я люблю его как человека, лидера, вождя. Буду предана ему до смерти!

Мы ведем диалог о журнале. Я показываю ему статуэтку, которую раскопали археологи, и я сама не верю своим глазам, но это та же статуэтка богини Эмма. Она просто преследует меня! И что бы это значило?!

Мы рассматриваем ее и обсуждаем, для чего она. Владимир высказывает предположение, что талисман или детская игрушка, и вообще говорит, что это неважно. А я, сама не понимаю почему, но говорю, что, возможно, это богиня.

Хочу уйти. Ашшур не отвечает. Я делаю обратный отчет и снова оказываюсь в коридоре дверей.

Теперь меня интересует каменная дверь, что же там я упустила. Вхожу. Я вновь в обмороке, Цыз бросает на меня цветы, а стою рядом с телом и все вижу. Как же он страдает. Плачет, кричит, как зверь, и даже скулит! Переворачивает мое тело в разные стороны. Мне так больно смотреть на его скорбь. Ло умерла. Он берет статуэтку богини и падает перед ней, показывая на меня и прося о помощи. Просит, чтобы я ожила…

Я сама оказалась в коридоре, не понимаю, что происходит, все двери открыты. Я вхожу в Вавилон. И снова вижу себя со стороны, мое бледное, худое тело засасывает глубина все дальше в воду. Я не шевелюсь, глаза открыты. Вижу, как оно падает прямо напротив меня, вниз головой, следом за камнем. Я была рыжеволосой красавицей с зелеными глазами, они теперь пусты и мертвы, а когда-то любили и горели, наполненные жизнью. Сквозь воду наверху слышу знакомый голос в лодке, из которой меня выкинули. Я теперь дух, значит могу посмотреть. Ах, моя любовь – мой палач! Он плачет, роняя огромные слезы, это мой возлюбленный, который был на суде и в камере. Тот, который обещал спасти меня. Их всего двое в лодке. Если бы хотел, защитил бы меня и помог бы бежать, но он выбрал комфорт и спокойствие жизни вместо любви.

Предал ее, как меня предал Саша, ради своих интересов.

Меня перенесло в коридор, а потом перекинуло в 20-й век. И опять я вижу себя со стороны. Я в гробу, за ним идет Владимир. Он полон скорби и печали. Я иду рядом с ним. А он не видит духа, а только гроб с моим телом. Как же хочется вытереть ему лицо от слез, зацеловать и утешить, но я не могу, теперь я только прозрачная масса.

Он облокотился на свою жену, она практически тащит его на себе. Она очень сильная, мощная женщина, но некрасивая и не такая любимая, как я.

Мне хочется сказать, чтобы он не печалился. Мы ведь скоро встретимся снова…

И я опять в коридоре. Не могу выйти отсюда. Двери все нараспашку, я закрываю, а они открываются снова и снова, не могу войти в них и выйти отсюда. Не помогает и обратный отсчет. «Ашшур, где ты?» – пытаюсь кричать я.

Мои молитвы и крики о помощи были услышаны спустя долгое время. Я будто заморозилась в коридоре на несколько часов. А когда я пришла в себя, увидела Ашшур, которая странно смотрит. Я спрашиваю, что произошло с дверями и почему она долго возвращала меня, а она вдруг начинает резко начинает смеяться, садится на колени передо мной и говорит:

– Крыша-то у тебя поехала!

Я в полном недоумении действительно начинаю думать, что сошла с ума. А может, это Ашшур сумасшедшая, может, она не психолог, а псих! Я прикрываю рот рукой от удивления и от тошноты. Мне так плохо от того, что видела в прошлых жизнях и что вижу сейчас. Но дальше все пошло еще хуже. Она села на колени и вонзила карандаш себе в ногу. Кровь льется, а Ашшур продолжает смеяться. Что происходит, не пойму, но одной из нас точно нужна помощь. Я хватаю тетрадь со стола и свою куртку, быстро сбегаю со ступеней, периодически оборачиваюсь. Звоню в скорую, объяснила все, что произошло с этой женщиной и волочу ноги до остановки и домой. Прямо в пути открываю тетрадь, и… там все заштриховано, ничего не написано. Она реально сумасшедшая. Исчерчена вся тетрадь, и только на обложке написано «Эмма». Это похоже на страшный сон.

Точно. Приду домой и буду спать, хватит с меня этих глупых несуразных приключений.

Саша достал, звонит бесконечно. Я не возьму трубку, пусть сам приедет со своего не обитаемого нормальными людьми острова. Я снова расстроена и в религии, и в людях. Что же произошло с Ашшур? Прошло 13 дней, и я очень волнуюсь. Телефон не отвечает. Набравшись смелости, я еду к ней. Дверь опечатана. Странно, мне уже это не нравится. Я звоню к ее соседке и спрашиваю об Ашшур. На что она мне еще более странным образом отвечает вопросами на вопросы:

– Вы ее родственница? Как звали эту женщину? Ее никто не видел, не знаю, как ходила в магазин за продуктами. Никогда не выходила из квартиры, и вообще никто не помнит, как и когда она там появилась. Приехала скорая к ней на днях, а она выпрыгнула из окна, насмерть.

Я благодарю соседку за ответ, а сама в полном недоумении иду и размышляю. Если мыслить мистически, то она богиня, демон или ангел, показавшая мне волшебство и ушедшая внезапно из жизни.

А если логически мыслить, то я нафантазировала ее и все свои прошлые жизни, похоже, перечитала истории. Но почему тогда другие люди ее тоже видели? Но я в упор не помню, кто о ней рассказал, кто посоветовал пойти на сеанс. Сейчас такое ощущение, будто она сама сидела в парикмахерском кресле и рекомендовала себя. Но так же не может быть.

А может, я вообще сейчас лежу в психбольнице, и добрый психиатр, как во всех триллерах приводит меня к этому выводу, и моя шизофрения сейчас пройдет.

А самый логичный вывод, что она сама сбежала из психушки и решила почувствовать себя врачом, арендовав квартиру и пудря мне мозги тем, что, возможно, ей рассказывали врачи. Тогда понятно, откуда мне мерещится ее лицо в клиентском кресле. Я уже ничему не удивлюсь.

Да и правду никогда не узнаю. Мне жаль ее, кем бы она ни была.

* * *

Я сижу, поминаю Ашшур рюмкой водки с отчимом и мамой. Я сказала им, что подруга умерла, что она была такая же шизанутая, как и я. Меня они теперь только так называют после бритья налысо, конечно, одной рюмкой не обошлось, и я выпила уже 4. Мы, кажется, пропили сегодня всю мою зарплату. Зато в кругу семьи. Когда б еще я так сидела. Курю одну за другой, пью и отдыхаю, расслабляюсь. Мне плевать, что будет завтра.

Опять ОН! Саша уже просто бесит, он и на том свете достанет. Я ухожу в свою комнату с застолья и беру трубку.

– Елена, нам надо встретиться, – начинает он.

Но я обрываю фразой:

– Встретимся, в другой жизни! – и бросаю трубку.

А что, отличная идея! Может, там он не будет женатым вождем, алчным мужем, неандертальцем, монахом с предрассудками, а будет нормальным мужиком! Умру сейчас, и в следующей жизни попробуем сойтись снова, ведь судьба однозначно нас сведет.

Я достаю из шкафа ремень и иду в туалет. Цепляю ремень на турник, который отец моего отчима повесил в туалете еще в советское время, и крепко стягиваю вокруг шеи. Еще пару минут – и мои земные страдания закончатся. Я помню это прекрасное чувство после смерти. Становится легко и свободно…

Глава 16

– Доча! Доча! Что ты наделала! – слышу я рыдания и крики матери. – Вот горе! Ой!

Но почему я еще не вышла из тела?! Понятно. Мама помешала. Они с отчимом срезали ремень, и она сделала искусственное дыхание.

– Доча, родненькая, что ж ты делаешь, мы думали, ты умерла, зачем ты так? – все не успокаиваясь, причитает мама. – Тебе пить нельзя эту дрянь, у тебя белочка, – продолжает она. Отчим, видя эту сцену, ушел на кухню: видимо, дальше пить.

«А тебе можно?» – подумала я, но ничего не сказала.

– Ой, если б почтальон не пришел с письмом, померла бы ты, я бы не успела.

– Какое письмо? – спрашиваю я с быстро бьющимся сердцем. Сейчас вот отчетливо чувствую, что жива.

– Заказное. Тебе. Я расписалась. С островов каких-то, – продолжает она. – А я дверь закрываю за почтальоншей и вижу, как ты тут висишь, – мама уже в истерике, как в той, в которой меня откачивала.

А я, кажется, сейчас умру от разрыва сердца. Слезы наворачиваются на глаза то ли от радости, то ли от печали. Саша написал, он ответил мне!

– Мам, ты не переживай! Я больше так не буду! – говорю я и обнимаю ее. – Дай письмо.

– Никаких глупостей больше, – говорит она, – ты у меня одна, и я люблю тебя! Прости, что я такая плохая… – и снова начинает плакать.

– Я тоже тебя люблю, мам, – отвечаю я. И понимаю, что действительно люблю это курносое, худое, пьяненькое создание, которое дало мне жизнь. Какой бы она ни была, но все же мать.

И она от этих слов становится веселее и идет на кухню, грозя мне пальцем.

А я иду в комнату и вскрываю письмо:

«Здравствуй, Леночка! Я не умею писать таких красивых слов. Хотел встретиться и поговорить с глазу на глаз, но ты не берешь трубку. Я готов ответить на твое письмо. Твои чувства взаимны. Я люблю тебя с первого дня, как ты мне грубила из-за решетки, оскорбляла мою веру, а я был вежлив и приветлив, как только мог. Именно твоя наглость и запала мне в душу. Я всегда отводил глаза, когда ты выступала, потому что стеснялся твоей красоты. Никогда прежде я не видел таких, как ты, ты для меня милее всех на свете. А когда ты заступилась за меня и разбила банку о голову хулигана, я был так пылко влюблен, что чуть не поцеловал, когда мы сбежали, держась за руки. Всегда думал о тебе, часто становилось больно в душе от воспоминаний. Но я не могу выбрать – ты или служение Богу. Вера для меня занимает особое место в жизни.

Я выбираю и тебя, и службу в монастыре. Я остаюсь священником, но отказываюсь от обета. Ты для меня важнее, чем карьера. Выходи за меня замуж! Обещаю, что мы станцуем «медляк». Но только после свадьбы, дома, а то представляешь, как будет глупо, если мы оба будем в платьях. Можем хоть каждый день танцевать, всю оставшуюся жизнь. Ну что? Елена, ты готова стать женой священника? Отказаться от дьявольских развлечений? Жить со мной в любви и счастии всю жизнь и даже после?! Мы будем венчаны как на земле, так и на небе!

P. S.:

Я не могу отпустить тебе грехи удаленно. Давай при встрече. Я, кстати, тоже исповедовался из-за того, что нечаянно обманул Авдотью Михайловну, ту же бабулю, что и ты. В тот день, когда мы поругались в парке, она спросила – не болен ли я? А я ответил, что болен сердцем, имея в виду дела любовные. Но скромно промолчал, и все решили, что я молодой и скоро умру от болезни сердца, а я скромно молчал. Так что все мы грешны. Главное, покаяться. А почему тебя приняли за больную раком?»

Эпилог

Прошло 7 лет.

Я отпустила волосы и я сама делаю себе модные стрижки, но больше не работаю парикмахером. Я окончила университет, кафедру истории и древнего мира, и работаю по специальности, археологом. Самое главное, я стала любимой и любящей женой и заботливой матерью троих детей. Наша с Сашей любовь становится с каждым днем все сильней, но это уже другая история.

Мы переехали в Воронежскую область. Муж служит в церкви, а я веду раскопки в Костенках. Платки теперь всю жизнь будут моим основным атрибутом, так как я глубоко верующий человек. И пусть я верю в перерождение и кармическое влияние прошлых жизней, но я вижу определенную связь с христианством – жизнь вечная, бесконечная. Умереть может только тело, но не душа.

Вчера вечером в музее я случайно наткнулась на интересный артефакт и просто замерла на месте. Это та самая статуэтка богини Эмма, принадлежавшая Ло, это ее тотем. Я взяла ее в руки и почувствовала, что это знак! Определенно какой-то знак судьбы, и в тот момент статуэтка стала теплой в моих руках, словно живая. Иногда мне кажется, что я действительно сошла с ума. Но я не буду на этом зацикливаться.

В данный момент я счастлива, именно в этой жизни. А о прошлых больше не буду думать. Я с уверенностью могу сказать, что обрела смысл своей жизни!

* * *

Для подготовки обложки издания использована художественная работа Алены Татарковой.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Эпилог