Смог над Азерой [Наг Стернин] (fb2) читать онлайн

Люди гибнут за металл… так будем же уважать

это проявление их свободной воли.

Человек Который Всегда Прав

Прелюдия

… роскошная, сумасшедшая, безумная крези-идея, которая могла родиться только в головах настолько креативных и успешных, что перед ними бледнеют прославленные Джулии Робертс и Майклы Джексоны. Небезызвестный Шопенгауэр говаривал…

… устремим свой взгляд вниз, под землю, дабы в отличие от своих менее продвинутых соседей поселиться там в новом экологически чистом доме в счастливой уверенности, что и наши отдаленные потомки будут вести в нем прекрасную, глянцевую, гламурную жизнь, платя по счетам совершенно смешные деньги и позабывши о всяческих разных экологических заморочках …

… никакие Фукусимы и Чернобыли, никакие радиоактивности пополам с цунами и тайфунами, ни даже заоблачная стоимость каждого метра земли в приличном мегаполисе не помешают теперь креативной и успешной личности в ее стремлении к глянцу жизни, гламуру и безоблачному счастью…

… для всех, живущих не в умозрительно-счастливом завтра, но в очень непростом и даже весьма трудном сегодня, подземные ископаемые отнюдь не пресловутая "сырьевая игла", а, напротив того, выпавший нашему поколению счастливый лотерейный билет, который и должен быть реализован, как говорят в народе, "по полной программе"…

… нам подают пример, нам указывают путь…

Программа "Экологически чистый дом"

СМИ

Интернет

Реклама

начало третьего тысячелетия новой эры.

Глава первая

1

Было десять часов тридцать две минуты по единому Имперскому времени, когда все телекоммуникационные каналы Азеры вдруг взорвались тревожной барабанной дробью.

С экранов инфоров исчезло все: личные контакты, мыльные оперы, реклама. Прервалась связь с банковскими терминалами. Даже канал “Свобода”, принадлежащий комтессе и потому независимый от Совета Координаторов, прервал трансляцию новостей – передачу, которая пользовалась популярностью отнюдь не среди одних лишь аборигенов Поверхности, но и у миллионов обитателей подземного Города. Правительство явно собиралось довести до сведения сограждан нечто, имевшее, по его мнению, чрезвычайную важность для всех азерцев.

Не только в телетаксерах жилых ячеек верхних ярусов Города, но и в самом его низу в роскошных голографах миллионеров экраны завиртуалили множеством окон, демонстрируя согражданам Великие Свершения Прогресса и всяческие прочие Идеи и Достижения. Проходческие комбайны со скрежетом вгрызались в недра планеты, дробя в мелкие дребезги и перемалывая в пыль все на своем пути. Нестерпимо пылали лазерные лучи андроидов. По спиральным дорогам, опоясывающим гигантские провалы шахтокварталов, с надрывным гулом ползли к поверхности перегруженные грузопоезда-рудовозы. В оставшихся за проходческими комбайнами шахтах, штольнях, туннелях и туннелинах копошились мириады людей, киборгов, автоматов и монтажных платформ – апофеоз созидания Величественного Города, апофеоз Великой Национальной Идеи, по понятиям властьимущих – цель и смысл жизни ныне живущего поколения азерцев. А поперек каждого экрана каждого инфора и телетаксера скользила, вспыхивая с нестерпимой яркостью всеми цветами радуги, бегущая строка:

"Сограждане! Внимание! Внимание! Слушайте и смотрите обращение члена Совета Координаторов планеты Ольгерда Старкоффа! Внимание! Слушайте и смотрите…"

Впрочем, комтесса не была бы собою, если бы не добавила в эту бочку меда изрядное количество дегтя. Во всех коммуникаторах, подключенных к каналу “Свобода” тут же открылись дополнительные окна с пометкой “онлайн”. В этих окнах демонстрировались совсем другие картинки: Столбы разноцветных дымов и испарений, образующие над поверхностью земли отвратительный смог. Горы мусора и отходов, из-под которых кое-где выглядывают верхушки пока еще живых деревьев. Гигантские трубы, выбрасывающие в озера, реки и ручьи мерзкого цвета жидкости. Кислотные дожди, на глазах превращающие зеленые леса в торчащие из земли черные головешки. Водоемы, подернутые даже на взгляд ядовитой разноцветной пеной, забитые плавающей кверху брюхом дохлой рыбой. Животных с изъязвленной кожей и белесыми мутными глазами…

Барабанная дробь оборвалась так же внезапно и резко. Перед зрителями появилось изображение представительного мужчины лет тридцати с похоронным выражением на породистом лице. Мужчина наклонил голову, и на его висках сверкнули фасетчатые серебряные пластины симбиозных контакторов. Мужчина выдержал внушительную паузу и заговорил хорошо поставленным голосом:

– Друзья мои, братья и сестры, дорогие соотечественники, или, говоря высоким стилем, дорогие компатриоты! Я, член Совета Координаторов Азеры Ольгерд Старкофф, вынужден обратиться к вам от имени и по поручению правительства планеты с просьбой о наделении Совета чрезвычайными полномочиями.

Лицо мужчины, увеличиваясь, занимало уже весь экран, то ли усталое, то ли удачно под таковое загримированное, но – несомненно! – лицо Руководителя, Деятеля и вполне Ответственного лица… впечатление, правда, несколько портили нервно облизываемые губы.

– Решение потребовать чрезвычайных полномочий далось Совету нелегко. Оно стоило Координаторам бессонных ночей и седых волос. Однако, что же делать, если все усилия правительства, направленные на благо народа, разбиваются вдребезги о твердолобую и бескомпромиссную позицию Старой Дамы. Госпожа комтесса не оставляет Совету Координаторов другого выхода.

Целые столетия мы, азерцы, ютившиеся на задворках обитаемого мира, влачили жалкое существование и были лишены естественных благ цивилизации. Но научно-биологическая революция, великая НБР, символом которой стали височные симбиозные контакторы, а содержанием – прямое включение компьютеров в работу человеческого мозга, открыло перед Азерой новые, я бы сказал, головокружительные перспективы. Да, мы могли бы теперь приобщиться ко всем благам цивилизации Старых Миров.

Могли бы…

Старкофф выдержал внушительную паузу.

– Я не случайно делаю упор на этом самом пресловутом "бы". На Азере нашлись силы, причем весьма влиятельные и даже могущественные, которым не по нутру оказалось идти в ногу с нашей эпохой – эпохой Прогресса и Достижений.

Давайте немного вспомним историю.

Для Азеры эпохальными являются две даты, и обе они связаны с появлением в окрестностях планетной системы Сола космических кораблей.

Первое из этих судьбоносных свершений произошло столетия назад. Безвестный дотоле капитан-командор патрульной службы Айвен Азерски или, говоря вульгарно, Азерский Иван, то ли преследуя какого-то пирата, то ли, напротив, сам от этого "кого-то", так сказать, со всех ног улепетывая, совершенно случайно натолкнулся на звезду с планетами, пригодными для обитания человека. А вот второе произошло буквально на наших глазах. Впервые в истории не тихоходное суденышко на фотонной тяге, а могучий конвертоплан Объединенных Компаний, с фантастической точностью произвел конвертирование пространства – НБР есть НБР – и в мгновенье ока перенесся из окрестностей столицы Империи, образно говоря, прямо к нашему столу. Благодаря первой эпохальной дате мы можем жить на Азере. Благодаря второй… благодаря второй могли бы жить хорошо. Ибо, как гласит пришедшая к нам из глубины веков народная мудрость, "жить – хорошо, а хорошо жить еще лучше! "

С тех пор, как височные контакторы напрямую соединили человеческий мозг с компьютером и тысячекратно увеличили мощь человеческого разума, точность космической навигации поднялась на необыкновенную высоту. Гигантские конвертопланы, путь которым в места высокой концентрации материальных тел, вроде нашего рукава галактики, раньше был заказан, стали заурядным явлением в окрестностях Азеры и второй обитаемой планеты нашей звездной системы, Райны. Тогда-то и забрезжила перед всеми нами Великая Мечта – строительство Города в недрах своей планеты по образу и подобию подземных Городов, построенных в более счастливых звездных мирах. Мы сделали свой выбор и решили строить, тем более что за строительство с нас не требовали ни единого солера. Расплачиваемся мы, как известно, той дрянью, которую извлекаем из земли при рытье городских шахт. Райане, которые все еще не могут забыть своего колониального прошлого, отказались от Города скорее в пику нам, своей бывшей метрополии, чем из каких-либо практических соображений. Хотя сегодня, конечно же, чуть ли не поголовно все политические руководители Райны вдруг заделались "зелеными демократами" и во все горло верещат о сохранении естественной среды обитания.

Разумеется, пресловутая "естественная среда обитания" для человечества есть не что иное, как памперсы для младенца. В нежном возрасте памперсы, естественно, необходимы, но человек в расцвете сил, согласитесь, смотрелся бы в них глупо. Ах, звезды с ними, с райанами, вместе с их ненавистью к Азере. Нам нет до них дела. Хотят жить в свинстве, пусть живут. Но с какой стати, дорогие соотечественники, мы с вами должны жить в этом самом свинстве, исходя из прихоти отдельных людей? Даже если их возглавляет ныне здравствующая комтесса, называемая в народе Старой Дамой, причем, как утверждают компетентные лица, это прозвище прилипло к ней с самой ранней молодости, – Старкофф ехидно сморщился, подмигнул и продолжил:

– Старая Дама, пользуясь своим старинным родовым правом налагать вето на решение Совета Координаторов, всячески препятствует строительству Города. Нельзя строить обогатительные заводы, поскольку их отходы ядовиты. Нельзя выпускать в атмосферу газы. Нельзя сваливать на поверхность пустую породу. Но, скажите на милость, куда же девать то, что не интересует Компании? В конце концов, все Старые Миры прошли этот путь.

Решение о строительстве Города в недрах нашей родной планеты было принято референдумом, то есть, самым демократическим на свете путем. Многие из вас в нем участвовали… или могли бы участвовать, прояви они добрую волю. Подавляющее большинство участников высказалось за приобщение к благам цивилизации и выразило благодарность Объединенным Компаниям за цивилизаторскую миссию, проявленную инициативу и предложенную помощь. Почему госпожа комтесса, которой по закону полагается быть гарантом конституции, позволяет себе игнорировать народную волю? Решение сложить с себя титул вице-королей, отказаться от самодержавной формы правления, даровать народу конституцию и передать всю полноту исполнительной власти Совету Координаторов, сделав этот орган выборным, было принято родом Азерских еще во времена Первой Империи, задолго до всяческих революций и переворотов… что и позволило Азере счастливо избежать ужасов гражданских войн, уже дважды топивших в крови вселенную человека. Вот с этих предков и стоило бы брать пример госпоже комтессе, если она действительно озабочена судьбой своей планеты.

Таким образом, первое вето Старой Дамы, наложенное ею на саму идею строительства Города в недрах планеты, было преодолено именно референдумом. Повторяю, это был всенародный выбор. Однако госпожа комтесса не признала его под надуманными предлогами и не пожелала склониться перед волей народа. Она начала планомерную войну против строительства, не брезгуя при этом никакими средствами. Она не только накладывает свое вето на любое решение Совета, относящееся к Городу, но и вообще вредит, как может.

Последнее вето, наложенное ею не далее, как вчера, касается присвоения прав гражданства иммигрантам из Старых Миров, которые прибывают к нам для помощи в строительстве. Эти люди отнюдь не являются, как она утверждает, люмпенами, бомжами и отбросами общества, от которых в Старых Мирах, якобы, всячески мечтают избавиться. Среди них много специалистов, встречаются даже дипломированные. Требовать временного ценза, в течение которого люмпы… то есть, простите за оговорку, люмпены… то есть… э-э… словом, которые должны, якобы, доказать своим примерным поведением, что достойны стать нашими компатриотами и все такое… в сущности, это просто глупо. А кто, скажите на милость, будет жить на верхних уровнях Города и заниматься неквалифицированным трудом? Кто будет работать на гидропонных фермах и биохимических заводах? Об этом подумала ли Старая Дама? Совет Координаторов в своей заботе о благе народа желает, чтобы все коренные азерцы жили в городских кварталах не выше третьего уровня. И именно для этого нам нужен приток малоквалифицированной рабочей силы, приток гастарбайтеров, которые… Что касается криминальной ситуации, то Азера вправе гордиться своими силами санации, способными поддерживать и поддерживающими идеальный порядок, как в тоннелях подземного города, так и на поверхности планеты. И уж кто-кто, а Старая Дама должна бы помалкивать, как в народе говорят, "в тряпочку", когда речь заходит о преступлениях. Давайте-ка вспомним о ее отношении к преступлениям куда более опасным, чем мелкое хулиганство в тоннелях Города. Возьмем, к примеру, чудовищное преступление, совершенное знаменитой хакершей Аной Стеклофф, которая Ана совсем не относится к приезжим люмпам… тьфу, людям, а коренная азерка, кстати сказать.

Эта мерзавка Ана Стеклофф умудрилась взломать компьютерную сеть Центробанка и украсть со счетов самой же Старой Дамы чудовищную сумму… я просто не решаюсь произнести вслух, сколько именно… достаточно сказать, что этой суммы – представьте себе! – хватило на вживление воровке симбиозных контакторов, да еще и никелевых. Ввиду особой опасности и дерзости преступления, а также чтобы другим было неповадно, суд приговорил Ану Стеклофф к смертной казни. Но и на это решение Старая Дама наложила вето. Она, видите ли, хоть и является пострадавшей стороной, но проявляет "гуманизьму" и, вообще, против смертной казни! Ради абстрактных так называемых "людских воззрений"… или как их там… ах, да, "общечеловеческих ценностей" не только сама Старая Дама, но и все зеленые демократические "общечеловеки" с легкостью необыкновенной пренебрегают фундаментальными устоями человеческого общества. На этом фоне ее "озабоченность" криминальной ситуацией из-за шалостей приезжих люмпенов выглядит, согласитесь, странно. Популярности дешевой ищет Старая Дама среди отбросов общества – вот и все объяснение ее странному гуманизму.

Однако, как уже было мною сказано, Старая Дама отнюдь не ограничивается только вето. В принадлежащих ей землях она запретила рыть шахты и сбрасывать отходы. Она не позволяет прокладывать межшахтных дорог по поверхности. И, уж конечно, запрещает сооружение подземных соединительных коммуникаций и туннелей, без которых сама идея Города не может быть реализована. А ее владения на планете огромны, судари мои, даже без учета гигантских приобретений последнего времени. Вследствие этого, Объединенные Компании заметно теряют к нам интерес. Совет неоднократно обращался к Старой Даме с предложением встретиться и обсудить возникшие разногласия, но всегда наталкивался на резко негативную реакцию.

В правительство приходят тревожные сообщения о том, что Родовое Гнездо комтессы, так называемая "Долина предков", превращено в настоящую крепость. Туда собираются все отбросы общества, включая дезертиров из вооруженных сил Империи, вроде ее главного военного советника Айно, знаменитого Черного барона… которого Айно Империя объявила в общегалактический розыск, и требует теперь его выдачи от нас, между прочим. Слава звездам, нашим компетентным органам удалось его арестовать, и выдача преступника имперской санации будет проведена в самое ближайшее время.

Эти изгои общества получают у Старой Дамы не только приют, но и защиту от правосудия, деньги, оружие. Кстати сказать, службы имперской санации сообщают, что в нашем секторе галактики стали пропадать грузовые конвертопланы. В том числе и с сырьем, добытым при строительстве шахт, которым мы расплачиваемся с Объединенными Компаниями. Не за красивые же глаза нам предоставляется оборудование для строительства и столичные товары – все, чем мы украшаем свою жизнь вплоть до телетаксерных сериалов, в конце концов! Если так пойдет и дальше, вам, дорогие друзья, придется распроститься с надеждой узнать, как освободится от подставленной ему ловушки Макс Гронкс из сериала "Пауки вселенной", или соединятся ли, наконец, сердца ваших любимцев Ниты и Бамбиты из "Пагоды снов". Вот так. Но главный вопрос, который невольно возникает – что это за таинственные пираты тут у нас вдруг объявились?

Айвен Азерски был везунчиком и за свою долгую жизнь умудрился много всякого-разного понасотворить. Недаром на Райне его до сих пор называют старым пиратом. Не будем забывать, кстати, что именно ему принадлежит сомнительная честь открытия Рибартона, планеты, под завязку набитой ингланием… который и есть редкий элемент, без которого НБР… не может, одним словом. Но этот Рибартон, оказался самая чудовищная и страшная планета вселенной, так сказать, "по совместительству"! Все вы, конечно, знаете, что два года назад там погибла прекрасно оснащенная экспедиция Объединенных Компаний, сопровождаемая и гвардией Компаний, и боевым космофлотом. Экспедиция была посланною для освоения залежей инглания, но – увы – встретила там свой конец. Сколько кораблей ржавеет сейчас на его поверхности! Сколько людей нашло там свою могилу! А вот с этого самого Ваньки Азерского и Рибартон как с гуся вода! Он не только шлялся по всему Рибартону, но и умудрился с него вернуться целым и невредимым, чтобы даже из могилы руками своих наследников издеваться над нами. Между прочим, Азера – вторая после Рибартона планета вселенной по содержанию инглания, без которого симбиозных контакторов не сделать. Если еще учесть, что планеты, на которых возможна его добыча в промышленных масштабах, можно пересчитать по пальцам, а единственное разведанное у нас большое месторождение находится во владениях Старой Дамы, удивительно ли, что Компании чувствуют себя весьма разочарованными, господа?

Вполне естественно, что в народе зреет недовольство. Возникают подпольные общества, по агентурным данным служб санации, прекрасно вооруженные, которые общества… как бы сказать… словам, грозят разобраться со Старой Дамой своими средствами. Все это отнюдь не обещает Азере спокойной жизни и процветания.

Мы уважаем память Айвена Азерски, чтим, пусть и случайно, но честно заслуженный им высочайший титул комта Первой Империи и все прерогативы, с этим титулом связанные. В том числе и право его потомков на вето. Однако если действия нынешней главы клана Азерски лишены рационального смысла, если по сути своей они направлены против ясно выраженной воли народа, Совет просто обязан провести референдум о приостановке действия права вето и наделения себя чрезвычайными полномочиями вплоть до права нейтрализации комтессы в связи с ее антинародной деятельностью. В конце концов, это наше конституционное право.

Дорогие компатриоты! Совет Координаторов очень беспокоит создавшееся положение. Во избежание предсказываемых службами санации беспорядков и возможного кровопролития, для утверждения верховного суверенитета народа Азеры над своей планетой, Совет предлагает всем гражданам недвусмысленно высказать свою волю. Голосование можно начинать немедленно через терминалы Центрального банка. И пусть госпожа комтесса сколько угодно кричит о подтасовках. Истинность результатов голосования подтверждается высокой репутацией банковских служащих. Старой Даме придется склонить свою чрезмерно чванливую голову перед волей Планеты.

Общенародное благо, наше с вами гламурное будущее и глянцевая жизнь, вот что является единственной целью заботливого и мудрого азерского Совета Координаторов и бескорыстной Экономической комиссии. Их героические старания к, так сказать, народному благу все вы только что видели на своих экранах. А теперь смотрите сюда.

Координатор Старкофф эффектно вздернул вверх правую руку со сжатой в кулак ладонью, потом медленно оттопырил большой палец и ткнул им себе за спину, где на экране тотчас же возникла картина ночного неба Азеры.

– Посмотрите на свои экраны, друзья. Телетакс-операторам представилась сегодня редкая и счастливая возможность продемонстрировать вам в режиме реального времени добросовестный труд добросовестных и честных Объединенных Компаний Империи. Этот труд тоже направлен на наше с вами благо. На ваших экранах ночное небо Азеры!

Посмотреть, и в самом деле, было на что. Ночное небо над Азерой представляло собой зрелище феерическое и, пожалуй что, несколько жутковатое.

Любой человек, будь он даже профессиональным астрономом, напрасно стал бы выискивать на нем привычный рисунок звездной карты. Даже тренированному взгляду пилота там не за что было бы зацепиться. В небе над Азерой полыхал непрерывный звездный фейерверк, отчетливо различимый и на соседней Райне, причем безо всяких там телескопов и прочих заумных прибамбасов, которыми обыкновенно орудуют яйцеголовые научники для своих ученых премудростей.

Вокруг планеты одновременно кружили мириады грузовых конвертопланов Объединенных Компаний, выглядевших на экранах ослепительно яркими небесными телами – вроде пресловутой земной луны или нашей Селены – с размерами от вишенки до мяча для игры в вунш. Сотни и сотни их, загрузившись добычей, стартовали к Старым Мирам, а на их место немедленно конвертировались новые. Каждое конвертирование, и само по себе, и из-за сопровождавших его гравитационных линз, вызывало на небосводе эффект "звездного танца". А когда конвертопланы, готовясь к погрузке, включали режим трансформера, на небе начинались вещи уж и вовсе поразительные. Первая фаза трансформации конвертоплана – деление на сегменты – воспринималась как взрыв такой "луны", осколки которой как бы разлетались во все стороны на манер фейерверка. Вторая фаза – секционирование и трансформация сегментов в посадочные модули более всего походила на картинку во вращающемся калейдоскопе, каждая составная деталька которого представляла собой такой же калейдоскоп, только меньшего размера и вращающийся в обратную сторону. А заканчивалось все это удивительной красоты кометным дождем, когда сформировавшиеся посадочные модули разом падали с орбиты на поверхность планеты, чтобы, загрузившись добычей, снова взлететь на орбиту и пройти процесс обратной трансформации – по оптическим эффектам такое немыслимое, казалось бы, явление как обратное схлопывание горящего фейерверка. Взмывающие в небо каплевидные кометки роились, вращаясь в обратном калейдоскопе, увеличивались в размерах и, снова слившись в луну, исчезали вдруг во взрывном танце созвездий.

Вдоволь налюбовавшись этой картиной, Координатор в приветственном жесте вздел кверху руки.

– Да здравствует народ Азеры! Да свершится воля его!

Снова ударили барабаны. Координатор исчез с экранов, а на смену ему операторы запустили только что завезенный танкером Объединенных компаний клип – по слухам, последний писк столичной моды – группа лабухов "Оушен рапанус" с большим подъемом фьютила разухабистый шлягер "Завтрак на халяву".

Начинался, казалось бы, обычный день. Но, наверное, не было на Азере ни одного человека, который бы не понимал, что только что прозвучало формальное объявление войны. Причем нападающая сторона недвусмысленно обозначила и способы ее ведения.

Да, ночное небо Азеры представляло собой ни с чем несравнимое прекрасное зрелище. Вот только увидеть его воочию смогли бы только водители грузопоездов, если бы как-то умудрились выделить для этого время. На поверхности практически не осталось жителей. Разве что, уж совершенно запредельные упрямцы. Да и "водилам" было не до ночных красот. В окружающем их хаосе и раздрае надо было провести грузопоезд к "своему" модулю, ухитрившись при этом не вляпаться под выхлоп садящегося "чужого", а сигнал этого "своего" надо было отловить – та еще задача, если учесть, что творилось в эфире.

Посадочные модули валились на поверхность планеты непрерывным дождем, причем на космодром садились почти исключительно челноки с людьми. Грузовые автоматы плюхались прямо на землю и снова включали режим трансформера, раскладываясь в сюрреалистические устройства, более всего напоминающие огромных морских звезд или осьминогов. По щупальцам на поверхность с центральных грузовых платформ модулей сползали составы порожняка, на их место, надсадно урча, вползали грузопоезда с добытым в недрах планеты сырьем. Когда платформы полностью заполнялись, начиналась их обратная трансформация во взлетный модуль. Водители грузопоездов деловито гнали порожняк к входным порталам шахт. Навстречу им из шахтных шлюзов с гнусным чмоканьем одна за другой выскальзывали под завязку загруженные платформы новых грузопоездов. И ни одна живая душа в Компаниях ничуть не озабочивалась тем, что после взлета модуля на месте его посадки оставалась спекшаяся до окаменелости радиоактивная земля. Все равно людям на поверхности не жить.

Этот кавардак катился по всей планете. Но особо оживленным он был вдоль русла реки Пульсарки, там, где она протекала вдоль Долины Предков. Именно тут, под боком у Старой Дамы и ей же назло, были заложены целых два шахтоквартала будущего Города – подальше Центральный, а Северный тут же, рядом, правда, на противоположном от ее резиденции берегу.

Суперкарго конвертопланов, ответственным за взлет – посадку грузомодулей, работать приходилось с точностью воистину ювелирной, сжигая мириады нервных клеток, которые, как известно, не восстанавливаются, господа! Все дело было в совершенной непредсказуемости Старой Дамы. То есть, как раз наоборот, полной предсказуемости, но зато совершенной неуправляемости. Не дай бог какому-нибудь грузомодулю нарушить воздушное пространство Долины Предков. Она его сшибет, не задумываясь. Да еще ведь не на спуске сшибет, на взлете, благо у грузомодулей траектории спуска-подьема совпадают абсолютно. А кому отвечать за модуль и груз?

Миллионы тонн ядовитых отходов заваливали некогда цветущие земли. Миллионы кубометров ядовитых газов выбрасывались в атмосферу. Вокруг бушевали радиоактивные бури и шли кислотные дожди.

Жизнь на одной из красивейших планет галактики была обречена… Вот только Старая Дама… Она, похоже, совсем не была согласна с этим мириться. Да и одна ли она?

2

Лайза Старкофф не колебалась ни секунды. Предложение, сделанное ей Человеком, Который Всегда Прав, было ошеломительно, грандиозно, и… бог мой, увидеть бы чудака, способного от такого предложения отказаться.

На поверхности было позднее утро. И хотя в Городе, по крайней мере, на нижних уровнях, ничто не заставляло человека придерживаться суточного циклирования времени, что хорошо для молодежи, не вполне приемлемо для человека, в ее, увы, совсем не юном возрасте. И нечего тыкать ей в нос Старую Даму. Сын прав. Сестричка была Старой Дамой всегда. Даже, помнится, в детстве.

Лайза была твердо намерена уложиться в отведенное ей для сборов время. Бедняга парикмахер был уже во второй раз взашей выставлен из кабинет-будуара. Но, похоже, ее милые детки держали под самым тщательным контролем каждый шаг своей мамаши.

– Мама! – завопил Ольгерд, старший и посему наглейший из ее детей, врываясь в будуар, – Куда это ты намылилась? Что за дела! Здесь драка в самом разгаре. Завтра Большой Совет. Речь идет уже о вооруженном столкновении, а ты все бросаешь и летишь, черт знает куда и зачем. Что это за таинственные фантом-контакты?

– А вот это, мальчик мой, не твое дело, – отрезала Лайза.

Сын, потерял от злости всякую осторожность.

– Ты со своими хахалями пустишь весь род по миру. Сколько тебе лет? Это же, в конце концов, просто неприлично. Тебе мало безусых альфонсов здесь, на Азере, тебе уже подавай импортных, так что ли? Мама, не вынуждай нас прибегать к крайним мерам!

– А не хочешь ли ты, мерзавец, чтобы я сама прибегла к крутым мерам? – заорала Лайза, топая в ярости ногами. – Я пока еще вполне самостоятельна и дееспособна. Хотя кое-кто спит и видит… Не думай, что я не знаю, какие разговорчики ведут мои милые детки у меня за спиной. И с кем. Так вот, скорее я лишу всех вас наследства, чем вы установите надо мною опеку. Вам всем следует помнить о судьбе наследничков Старой Дамы, мой дорогой.

– Эта Старая Дама на добрый десяток лет моложе тебя, но как-то обходится без хахалей!

– Убирайся вон!

Красный от злости сын стукнул кулаком по раскрытой ладони и выскочил за дверь. Лайза приказала немедленно собирать себя в дорогу и еще раз подивилась чудовищным возможностям Человека, Который Всегда Прав. С таким прикрытием она может не бояться не только своих нетерпеливых детей, но и вообще ничего на свете.

Фантом-контакт с НИМ оказался для Лайзы полной неожиданностью.

Лайза сидела перед своим голографическим изображением и придирчиво рассматривала укладку локонов на затылке. Бледный от страха парикмахер готов был сделать все, как она прикажет, но Лайза вовсе не была так уж уверена в своей правоте и брюзжала скорее для порядка и острастки. Она придирчиво тыкала пальцем в только ей одной заметный дефект прически, когда изображение вдруг исчезло.

– В чем дело? – свирепо сказала Лайза и тут же с изумлением обнаружила, что компьютер отключен. Этого просто не могло быть. Домашние компьютеры не выключались никогда, они просто не умели выключаться. Она повернулась к парикмахеру. Парикмахер, выпучив глаза, смотрел в угол на бак фантоматора. Несмотря на неработающий компьютер, фантоматор был включен!

Когда Лайза поняла, кто вступает с нею в фантом-контакт, она стремительно вскочила и чуть ли не взашей вытолкала парикмахера из кабинет-будуара. Между тем, фантом удобно разместил свое псевдотело в единственном в будуаре мягком кресле. Это было ее собственное кресло, садиться в которое даже в отсутствии Лайзы не смел никто. Потом фантом улыбнулся ей и сказал, благосклонно указывая рукой на один из стульев:

– Садись, Лайза.

Лайза присела на самый кончик стула. Она даже не пыталась устроиться поудобнее. Кому-кому, а ей-то было доподлинно известно, что это абсолютно бесполезно. Она и дизайн этих стульев заказывала именно исходя из принципа максимального неудобства для окружающих. Лайза любила смотреть, как люди ерзают на сиденьях, пытаясь устроиться хотя бы с минимальным комфортом. В конце концов, когда в твоих руках сосредоточены такие деньги и такая власть, ты можешь позволить себе невинные развлечения.

– Счастлив видеть тебя, – продолжал Он. – Ты изменилась гораздо меньше, чем я ожидал. Это радует. Как дети? Впрочем, можешь не отвечать. Я только что с большим интересом прослушал речь твоего первенца.

Лайза пожала плечами и криво усмехнулась. Она тоже имела счастье лицезреть первое публичное выступление своего отпрыска.

– Дурак, – буркнула она. – Его подставили, а он и рад покрасоваться на экранах… кретин. Небось, никто другой из Совета не взял на себя эту пикантную обязанность – объявлять Старой Даме открытую войну.

– Грозный противник? – усмехнулся фантом.

– У нее куча сторонников. Жуткие фанатики и… вообще. Если завтра кто-нибудь замочит Ольгерда, я не буду удивлена.

Фантом знакомым движением картинно вздернул левую бровь.

– Замочит?

– Ай, да какая разница – замочит, пристукнет, убьет, прищучит, – досадливо сморщилась Лайза. – Чего опять зазря придираешься к словам?

– Не "зазря". Просто "зря". Ну а в смелости твоему сыну не откажешь. Решился же он на вживление симбиозных контакторов. В его-то возрасте.

– Какие контакторы, бог с тобой. Это имитаторы. Они не присоединены к мозгу, а просто вшиты под кожу. Да и зачем бы они ему понадобились? Ольгерд бездарен, туп, глуп, ничего не знает, не понимает, и степень докторскую получили за него мои деньги. Если бы он и присоединил компьютер к своей голове, то не знал бы, что с ним делать из-за отсутствия в оной мозга.

Фантом рассмеялся.

– Вот уж воистину нелицеприятная характеристика. И все же, ты не права. Нам трудно с этим примириться, но факт есть факт. Мир меняется на глазах. Внутри человечества рождается раса новых господ. Человек Оконтакторенный потихоньку становится господином положения, и тот день, когда он превратится в господина по положению, увы, совсем не за горами.

– Ну, пока денежки в наших руках. Так что оконтакторенные они или нет, а быть им нашими сервами.

– Уверяю тебя, это ненадолго. Мы неконкурентоспособны. Что можем мы сделать, если у них готово идеальное решение проблемы прежде, чем мы сумеем осознать, что она перед нами стоит, эта самая проблема. Так что меня не удивляют люди, которые решаются на операцию в зрелом возрасте, хоть это и смертельно опасно. Оконтакторенным не нужны юристы, техники, всяческие узкие специалисты и посредники. Все необходимые знания есть в компьютере. Чтобы получить к ним доступ, достаточно надвинуть сенсоры на контакторы. А дальше мозг сам возьмет из компьютера все, что ему потребуется для работы.

– Может быть, может быть, не знаю, тебе видней. Но мой Ольгерд – просто пижон и дурак, это, увы, медицинский факт. Не понимаю, как я могла произвести на свет подобного кретина. А все потому, что ты не захотел в свое время, чтобы мне иметь детей от тебя.

По лицу фантома бродила снисходительная всепонимающая улыбка.

– Что делать, Лайза, отпрыски оперяются, растут, и приходит время, когда нам, старикам, становится все труднее удерживать их в стороне от родительского пирога. Я полагаю, дети этой самой Старой Дамы тоже поборники… э-э-э… прогресса и достижений?

– У нее нет детей, только наследники. Что же касается моего пирога, – Лайза злобно перекосилась, – то да, ты прав. Мои детки еще как скалят на него зубы.

– Ну и пусть их. Полагаю, ты их сможешь несколько разочаровать. Перейдем к делу. Ты много раз говорила мне, что готова отдать за молодость все, даже бессмертную душу, буде она у тебя вдруг неожиданно оказалась бы. Собирайся. Я, видишь ли, финансировал кое-какие исследования в нужном направлении. Мечтаю увидеть тебя снова юной и прекрасной.

– Боже мой! Как это?.. Что ты такое говоришь?

– У тебя слишком мало времени. Подробности потом. Земля, как ты знаешь, находится очень далеко отсюда, а послезавтра…э-э… словом, тебя уже дожидается операционный стол и новое молодое донорское тело… а вот оно долго ждать не может. Твое сознание надо еще записать в фант, а это тоже займет некоторое время даже на аппаратуре моих лабораторий. На твоих висках, увы, нет контакторов… Ничего, скоро они у тебя будут. Это радует. На поверхности Азеры находится моя яхта. Она доставит тебя ко мне.

– Ты шутишь, – сказала Лайза разочарованно. – Самый мощный конвертоплан не доберется до Земли за такой срок.

– Если ты действительно хочешь снова стать молодой, не теряй времени, – терпеливо сказал фантом. – Лучшие специалисты Корпуса Пространщиков, в том числе, если я не ошибаюсь, и один твой близкий родственник… э-э… конвертировали сейчас огромные пространства только для того, чтобы я смог перебросить тебя к себе за час вместо месяца. Официально они, естественно, заняты важнейшими научными экспериментами по управляемой аннигиляции… ну, не важно. А важно вот что. Тебе придется сбросить с себя эту изношенную телесную оболочку. У тебя будет чужое лицо. Чужое, непривычное тело. Ты будешь инсталлирована в это тело, но не думай, что просто твое записанное электронными символами сознание вселится в него как в новую квартиру. Это тело жило. Оно тоже будет предъявлять на тебя свои права. В нем, к тому же, кое-что будет биомеханическим.

– Молодость… – сказала Лайза мечтательно. – Ты полагаешь, я буду колебаться? Кстати, ты обещал мне помочь разрешить одну проблему. Юридического плана.

Он рассмеялся.

– Детки? Не бери в голову. Это, я же сказал тебе, мы утрясем.

– Да, – спохватилась вдруг Лайза. – А имя? Какое имя я буду носить?.. Впрочем, ты прав, потом, потом. Не будем терять драгоценного времени. Через час я буду на яхте.

Перед тем как прервать контакт, фантом спросил:

– Послушай, эта Старая Дама… у нее ведь есть какое-то имя?

– Естественно. Калерия Азерски. Но так ее никто не зовет. Старая Дама, и все. Вообще-то, она урожденная Старкофф и моя двоюродная сестра. А замужество с комтом ударило ей в нос, как шампанское, так что теперь она "госпожа комтесса" и больше Азерски, чем все прочие члены их клана вместе взятые.

– Старая Дама, – задумчиво сказал фантом. – Любопытно. Во многих древних культурах Земли это эвфемизм смерти.

– Эфе… чего-чего?

– Эвфемизм. Это… э-э… когда люди почему-то не хотят называть что-нибудь прямо, они придумывают этому названию некую словесную замену.

– Так вот, этот твой "изм" тут вовсе ни при чем. Она просто старая гнусная карга и ведьма, всегда была старой гнусной каргой и ведьмой, не понимаю, как это в нашем роду могла такая появиться, и вообще, не отвлекай меня, мне надо спешить… Кстати, я навещу тебя потом, после всего, там, в твоем поместье на Земле, ага?

Конечно. Буду рад. Только у меня теперь нет уже прежнего блеска, всего того, что так тебе нравилось – гостей, слуг в истинном теле, даже фантомов, только роботы и киборги. Все меняется. Изменился и я. Причем, ты даже не представляешь себе насколько.

На яхте Лайза оказалась через два часа. Уйму времени отнял у нее скандал с сыном. А еще через несколько часов, уже в земной лаборатории, так и не повидавшись со своим покровителем в истинном теле, она попала в руки весьма расторопных людей. От их энергии и распорядительности кружилась голова, и наступало состояние некоторой оторопелости. Это были идеальные слуги. Сколько она помнила, ЕМУ служили так всегда.

3

Компьютер что-то сказал, но она его не слышала. Она сидела, закрыв глаза и вцепившись пальцами в подлокотники кресла. А снизу, изнутри, истошным воплем рвался наружу ужас, и его надо было ломать, давить, точно так же, как она всегда ломала и давила любые свои эмоции. Восемнадцать дней… Кончалась жизнь, отданная тому, что она понимала как свой долг. Ее ли вина, что на плечи, хрупкие и по женским меркам, пришлось взвалить груз, неподъемный даже для мужчин.

Компьютер резко загудел, требуя внимания.

– Что тебе? – спросила Старая Дама, не открывая глаз.

"Какие будут указания по завещанию?" – спросил компьютер.

– Потом.

"Ваше сердце могло остановиться еще позавчера, – возразил компьютер. – Восемнадцать дней – максимальный срок. Практически он недостижим. Внештатная эмоция может убить Вас в любую минуту. А надо еще успеть скачать в мою память новую запись Вашего сознания. Может понадобиться фантом, я же располагаю лишь сильно устаревшим фантом. Вы сильно рискуете, мадам".

– Заткнись, – сказала Старая Дама, и компьютер, обиженно пискнув, умолк.

Не верить компьютеру у Старой Дамы не имелось ни малейших оснований. При каждом обследовании он показывал, как угрожающе накапливаются в ее теле необратимые изменения. Но противостояние как раз теперь вошло в критическую фазу. Подготовка Долины Предков к обороне поглощала все время и все силы. В сутолоке дел, требовавших личного и неотложного вмешательства, Старая Дама была вынуждена пренебречь несколькими сеансами медицинского обследования. И вот результат. Смерть, которую она ждала, и с которой, казалось бы, давно смирилась, все равно подкралась неожиданно.

– Мы окончательно потеряли контроль над банком? – спросила она, и компьютер немедленно отозвался. "Да – сказал он, – контрольный пакет сейчас в руках семейств Старкофф и Бюллер".

– Состояние наших счетов на сегодня?

"Если не считать тайных резервных фондов, самое плачевное. Все деньги вложены в земли на поверхности. Доход с них в нынешних условиях равен нулю. Внепланетных поступлений едва хватает на приобретение оружия".

– Ты полагаешь, что мы только что выслушали формальное объявление войны?

"Совету не остается ничего другого. Дело не в том, что вето перечеркивает планы Объединенных компаний. Совет, как видите, будет пробовать вновь преодолеть его при помощи референдума. Но Компании все равно не имеют возможности развернуть полномасштабную добычу сырья, пока земли семейства Азерских находятся в Ваших руках. Им необходима Ваша смерть, мадам".

– Твой прогноз на этот случай?

"Первое. Наследников возглавит Вэл Азерский. Это самая сильная личность в клане изо всех, что против вас. Не обольщайтесь, большинство его поддержит, хотя кое-кто и скрепя сердце. Они побоятся опоздать к дележке пирога. Вэл немедленно снимет запрет на продажу земли, по крайней мере, под межшахтные коммуникации. Второе. Опираясь на полученный при этом капитал, он попытается вернуть контроль над банком. Третье. Почти все наследники до единого развернут строительство шахт на своих территориях и в течение двух – трех лет приберут к рукам большую часть экспорта сырья. Четвертое. Совместно с Старкоффами и Бюллерами попытаются подмять под себя иммиграцию в Город из перенаселенных Старых Миров. По моим расчетам, им удастся сосредоточить в своих руках не менее пятнадцати процентов акций Города".

– А одна из прекраснейших планет вселенной погибнет.

"В каком-то смысле – да, – согласился компьютер. – Но, как говорили древние, цель оправдывает средства. Весь ингланий планеты принадлежит Азерски. Ваши наследники к концу строительства Города смогут реально претендовать на вхождение в элиту элит – чуть ли не в первую тысячу богатейших семей Империи".

– Логично… ну а если наследник после моей смерти продолжит борьбу? Каковы его шансы?

"Вы говорите о Малыше, мадам?"

– Неважно о ком я говорю, – сварливо перебила компьютер Старая Дама. – Ишь ты, психолог. Стоит человеку однажды записать фант со своего сознания в память какого-нибудь ржавого калькулятора, как тот тут же воображает себя личностью.

"Я не калькулятор. Я сетевой компьютер. А личность – это нечто обособленное по определению. Мы, компьютеры, к этому не стремимся. Наоборот, нам нравится работать в контакте, хотя бы и в компьютерной сети. Конечно, я особенно охотно работаю с фантомом, поскольку компьютерам доступно только логическое и недоступно интуитивное мышление. Интуиция – свойство только органического мозга. Слиться с человеком в неразрывное целое – означает получить большое удовлетворение. От одной мысли об этом начинают трещать контакты, и сбивается тактовая частота. Но Вы так редко используете свой фантом, мадам, а для меня это единственная возможность. Жаль, что у Вас нет височных контакторов, как у Малыша".

– Ах ты, чертова консервная банка, – заорала Старая Дама, – отвечай на вопрос, или я буду работать с тобой только с клавиатуры!

"Я все посчитал, мадам, – поспешно сказалкомпьютер. – Но расчеты приблизительны, поскольку вероятный наследник обладает особыми способностями, не поддающимися учету".

Старая Дама поморщилась, но промолчала.

"По моим расчетам, – продолжал компьютер, – вероятность сохранения жизни составляет для него около тридцати процентов. Двадцать восемь целых и семь десятых, если быть точным. Вы сидите в Долине как в крепости. Вы практически недоступны для убийц. Наследнику же придется сначала пробраться из Старых Миров сюда, в Гнездо, что само по себе нелегкая задача. А потом спуститься в Город, чтобы вступить в права наследства. Причем родственники обязательно опротестуют завещание. Юридические вопросы о наследстве такого размера решаются в присутствии заинтересованных сторон только в истинном теле. Фантом-контакты не допускаются. Так что возможностей для организации покушения будет сколько угодно. Слишком большие деньги на кону. Причем не только Ваши, и даже не только планетные".

– Как я понимаю, есть возможность уменьшить риск. Для этого нужно, чтобы наследник еще при моей жизни стал совладельцем и полноправным комтом, не так ли?

"Да, – согласился компьютер. – В этом случае процедура существенно упрощается. Вам достаточно соответствующим образом оформить свои распоряжения. Но как это сделать? По существующему законодательству, это распоряжение может быть введено в межзвездную компьютерную сеть только через компьютер Центрального банка. Связь с ним и выход в ИНТЕРСТАРНЕТ находится под контролем Совета Координаторов. Так или иначе, Малышу все равно придется спускаться в Город. Там можно войти в банковский компьютер и через него в старнет чуть ли не из любой жилой ячейки".

– Я не на-зы-ва-ла имени наследника, черт тебя дери!

"Простите, но никто другой не выполнит Вашей последней воли, мадам. У Вас нет выбора. А вероятность того, что Малыш успеет сюда до Вашей смерти не более четырех и двух десятых процента, это я тоже подсчитал. Так что осуществить этот план ему вряд ли удастся".

– Ты так уверен в своей непогрешимости, – процедила Старая Дама сквозь зубы. – Это просто невыносимо. Ты определенно лазишь на досуге в запись моего сознания. Отключись.

"Если бы я это и делал, то в результате получались бы все равно Вы, а не я, – сказал компьютер обиженно. – Я всего лишь объективен. И я не нарушаю законов. И не лгу. Я этого просто не могу. Дважды два для меня всегда четыре, мадам".

– Отключись немедленно!

Компьютер отключился.

Да, подумала Старая Дама, глядя на компьютер с ненавистью, ты не можешь нарушать законов. Но мне, слава богу, на них плевать… по крайней мере, в этом случае. Закон разрешает фантому существовать в активном состоянии только девять суток. Но уж мой-то профункционирует сколько потребуется, даже и после моей смерти. Кстати, не забыть бы поинтересоваться, откуда взялось это странное ограничение?

В кабинете стояла мертвая тишина. Никто и никогда не решился бы войти сюда без зова. Так повелось издавна, с тех самых пор, когда после смерти мужа и отъезда племянника Старая Дама искала одиночества. Она не желала выставлять на всеобщее обозрение то, что считала своей слабостью – смертную тоску.

Зачем лгать себе? – думала Старая Дама. Конечно же, в глубине души она всегда знала, что выбора у нее нет. Изо всех ныне живущих потомков Айвена Азерски лишь один Малыш в полной мере обладал родовой гордостью комтов Первой Империи. Но если это было настолько очевидно ей, надо думать, это понимали и в Совете. Малышу давно уже угрожала опасность, и Старая Дама запоздало поражалась собственной беспечности.

Кандидатура была единственной, но, боже мой, как ей не хотелось делать первые шаги к примирению. И не потому, что она не любила племянника. Как раз наоборот, потому что слишком любила. И ревновала. О, как она ревновала Малыша к этому блестящему, этому обаятельному, этому безответственному субъекту – своему покойному супругу. Она оттягивала решение до последнего момента, и вот теперь, похоже, могла опоздать.

Отказ Малыша возвратиться в Гнездо в свое время оказался для нее чуть ли не столь же тяжелым ударом, как смерть мужа. Да, Старая Дама была категорически против вживления контакторов, по крайней мере, для племянника. Но не из самодурства или жадности – упаси боже! – а из-за страха за Малыша.

Пусть для него все закончилось благополучно. По сути дела это ничего не меняло. Муж не имел права рисковать жизнью мальчика. Операция была относительно безопасна для человека лишь во младенчестве, что и доказал старый дурак собственным печальным примером. Старая Дама регулярно оплачивала учебу Малыша в Академии Корпуса Пространства – одном из лучших учебных заведений Столицы Империи – но не ответила ни на одно из его писем и категорически отказывалась от личных встреч. Тем не менее, каждый его шаг в самостоятельной жизни был ей известен. Особенно на первых порах, пока конфликт с Советом не достиг еще своего нынешнего сумасшедшего накала.

Старая Дама подняла глаза к голографическому портрету племянника, который находился в нише над компьютером. Малыш был изображен на нем примерно за полгода до отъезда из Гнезда. На его висках еще не было этих проклятых контакторов. Веселый, крепкий, красивый юноша, обещавший вскоре превратиться в настоящий эталон молодого человека. Она не хотела принять его оправданий, отвергла шаги к примирению. Вот и расплата. Компьютер прав. Ей, очевидно, уже не дано его увидеть.

Как ни странно, перепалка с компьютером позволила Старой Даме взять себя в руки. Ей стало даже несколько стыдно собственной реакции на это… скажем так, “прискорбное” известие.

На жалость к себе и все такое прочее она просто не имела времени. До завершения жизненного пути следовало еще многое сделать: вызвать из Столицы, дождаться и ввести в курс дела племянника, организовать из засланных в Город агентов конспиративную сеть, которая должна будет облегчить ему вступление в права наследства, и, наконец, самой перейти в наступление. Ну а в этом деле ведущая роль принадлежала близнецам. Именно они должны будут преподнести Городу ее страшный подарок. Основоположник рода, старый бродяга Иван Азерский недаром всю жизнь мотался по галактике. В семье бережно хранились его бортовые журналы. Старая Дама читала их. Если близнецы выполнят все по задуманному… она не хочет смерти ни одного из этих несчастных идиотов – горожан, но уж напугать их так, чтобы они опрометью выскочили из своих крысиных нор на поверхность, она сумеет. Хватит обороняться. Совет хочет войны? Он ее получит.

4

Вид у новой санитарки был, как биопше и полагается, препакостный. Жаба жабой. Низкий лоб, приплюснутый нос с вывернутыми ноздрями, толстые губы. Шея, поглощенная гигантскими буграми мышц, казалось, отсутствовала вообще. Из одной стороны губастого жабьего рта в другую она перекатывала длинную зубочистку. Была она явная садистка и, как большинство биопш, скорее всего, лесбиянка – женщины с натуральной ориентацией решались идти на службу в санацию чрезвычайно редко. В тоннелях подземных Городов, где для поддержания порядка нельзя было использовать мощное оружие, в санаторах ценилась и искусственно – уколами стероидов – наращивалась огромная мышечная масса. Но как же уродливо преображалось при этом человеческое, и особенно женское тело! В этих существах, более уродливых, чем гориллы, окружающие отказывались признавать людей. Их называли биопами. Их ненавидели и боялись.

На рукавах у жабы красовались лычки фельдшера. Жаба лениво двигалась вдоль шеренги, вроде бы выглядывала кого-то определенного и на лице имела выражение мечтательного предвкушения. На правах пусть и мелкотравчатого, но все-таки начальства, она сопровождалась дежурной биопшей, пребывавшей в чине рядовой санитарки. Обе шагали характерной для биопш походкой – вытянутая вперед чудовищная голова с деформированными лицевыми костями, маленькими красными глазками и тяжелой гамадрильей нижней челюстью, раскачивающийся из стороны в сторону бочкообразный торс и нелепо болтающиеся ниже колен бревнообразные руки с непропорционально огромными кистями. Несмотря на толстенные резиновые подошвы, металлические прутья пола отзывались на шаги биопш тяжким грохотом и стоном.

Из штрека подъемников тянуло холодом и промозглой сыростью. Санаторки были выстроены на самом ветродуе, а пол из толстых железных прутьев, казалось, высасывал из женщин последние остатки тепла – электропроводящие подошвы обуви подсанационных процентов на семьдесят состояли из металла и теплоизоляцией обладали аж никакой. Однако женщины с жадностью спешили надышаться этим воздухом, казавшимся им восхитительно свежим на фоне того спертого и переполненного миазмами, что поднимался снизу из провала санаторной шахты. Там, на бесчисленных спальных уровнях, спала в своих норах очередная смена подсанационных, причем единственным средством вентиляции для них служили дыры в закрывающих эти норы толстых стальных люках.

Санаторки, с трудом сдерживая зевоту, украдкой боязливо переглядывались. На Ану они старались не смотреть, а если чей-нибудь взгляд на нее случайно натыкался, то тут же стремительно вилял в сторону. Накануне, перед самым концом смены, в Центре Управления пронесся слух, что тут со дня на день ожидается еще одна подсанационная с симбиозными контакторами. Путь у оконтакторенных был один – в контрольные диспетчерши, и все понимали, что Ане при ее-то "литере" появление новенькой не сулило ничего хорошего.

– Что это их здесь так мало? – удивилась жаба, обращаясь к подчиненной. Санитарка, умудряясь одновременно демонстрировать и независимость, и почтительную фамильярность, лениво цыкнула зубом и скривилась.

– Эти сучки – компьюторши из Центра. Координация, грузоперевозки, учет, контроль и все такое.

– Ах, это они самые и есть? – жаба покивала головой. – Ну да, ну да. То-то, я гляжу, этажом ниже норы в десять ярусов, санаторки по лестницам как макаки шмыгают, а здесь… Я, вообще-то, навидалась всякого разного, и на Терре, и… вообще. Но об эдаком и не слыхивала. Помилуйте, это не санаторий. Это курорт. Нормированный рабочий день, свободное время, межполовое общение и даже бар… Разврат!

– Только у управленцев, – уточнила вертухайша. – Работа ответственная. Конвертопланы простаивать не могут. Не дай бог, какой сбой. С Объединенными Компаниями шутки плохи. Так что эти сучки у нас, видишь, даже спят не в норах, а в ячейках. Не хуже, чем на гидропонном уровне… ну, почти. Разве что визии нет, инфор внутренний, да при отбое полы на этаже тоже под током.

– Ишь ты, – восхитилась жаба. – Ну, аристократки!

– Да уж. Мы своих курочек лелеем и холим. Ласкаем, можно сказать. – Санитарка гнусно причмокнула и заржала.

– О-ч-чень, о-ч-чень приятно познакомиться с такими выдающимися… Значит, бар… – не отрывая гипнотизирующего взгляда от лиц подсанационных, жаба склонила ухо ко рту санитарки. – Что ж они в этом своем баре пьют? Мочу?

– Пиво, – снова заржала вертухайка. – Но моча лучше, падлой буду.

– Ну-ну, – Жаба вприщур смотрела на санаторок, медленно переводила глаза с одной женщины на другую, откровенно наслаждаясь тем, как бледнеют под ее взглядом их лица, и по гурмански крутила головой.

– Курорт. Право слово, курорт. В Старых Мирах такой рай подсанационным и присниться не может в мечтательных снах. У нас на Терре мы таких… М-да… Ты только посмотри на этих стервочек. Никакого счастья на харях! Никакого умиления при виде начальства. Никакой готовности слиться в экстазе! Переминаются с ноги на ногу, будто в мыслях у всех одни сортиры. Фи, какая пошлость. Фи, фи и еще раз фи!

– Это верно, – поддакивала вертухайка. – Это да. Фи себе рыла. Как говорится, ни кожи, ни рожи, а хорошего отношения к себе, между прочим, не ценят. Мужиков по ячейкам таскают, падлы, насчет экстаза. И санаторских из ЦУПа, и вольнонаемных, и о-очень крупных шишек из запредельных технарей умудряются некоторые… да-да, на голубых форменных брючках нежными губками молнии расстегивают, курвы. Даже под санитаров пристраиваются, сучки, не боятся, что биопьи инструменты им дырки раздерут нахрен и пополам.

– Ай-яй-яй!.. Ай-яй-яй!.. Даже с биопами амурствуют? Это неправильно. Будем исправлять. – Жаба укоризненно покачала головой, и тут взгляд ее ушарил в шеренге Ану. Санитарка масляно ухмыльнулась.

– Эй ты, подруга, а ну, ходи сюда.

Побледневшая Ана вышла из строя.

Огромная лапа биопши сгребла в горсть сразу обе груди девушки.

– Ишь ты, какая лялька. Тепленькая, нежненькая, только из постельки, – вкрадчиво промурлыкала жаба и тут же набросилась на остальных санаторок: – Чего стоите? Две минуты на все ваши личносортрные дела и чтобы духу вашего… Рабочая смена вас дожидаться не станет. Брысь отседова…

Санаторки, натыкаясь друг на друга, бросились к штреку подъемников.

– Смотри-ка, совсем мы даже не красавица, стервочка мы и гидропонная шлюшка, а сексуальность из нас прет, как из путаны с Бродвея! – снова замурлыкала жаба, глядя на Ану, как удав на кролика. – Какой у нас номер? Четырнадцать – двенадцать… я запомню… а литера какая… "Уай"?!… ни хрена себе! – жаба внимательно оглядела Ану с ног до головы, продолжая машинально месить в горсти ее груди. – И за что же это мы удостоились такой чести?

Ана молчала.

– Мы проглотили язычок? – продолжала жаба, но тут ее взгляд наткнулся на никелевые контакторы на висках своей жертвы. – Ах, вот оно что… мы, оказывается, из благородных? Определенно из благородных. Раз у нас на височках-то даже не трудяга-нержавейка, а наиблагородный никель, небось, у нас не только денежки водятся, но и титул какой-никакой имеется? То-то, я гляжу, "Уай" – и вдруг в ЦУПе всякими нежными местечками о стульчики тремся, кайф ловим. С такой литерой мы должны бы вкалывать в радиоактивной горячей зоне, где ни один автомат не работает. Богатенькие родственнички постарались, пристроили нашкодившую лялечку в Центре Управления, а с ураном и ингланием колупаться – это для быдла? Что молчишь, сучка оконтакторенная? – и она вдруг резко ткнула зубочисткой в нервный узел на лице Аны.

Ана вскрикнула.

– Ишь ты, цел язык-то.

– Ты это… имей в виду… она у нас старший чистильщик, – с непонятной интонацией сказала в жабью спину санитарка. – Та самая Ана Стеклофф, о ней еще на пятиминутке говорили.

Жаба выпустила из лапищи грудь Аны и медленно оглянулась.

– Да ну? Это что денег хапанула немерено не с тех с банковских счетов?

– Ну, насчет счетов Совет, может, еще бы и порассуждал, счета-то были Старой Дамы, да уж больно много хапнула. Там как сумму увидали, все прочие соображения – побоку, и вышку ей тут же впаяли, чтобы другим было неповадно.

– А чего ж она тогда живая?

– По ящику говорили, что Старая Дама вето наложила. Она смертной казни не признает. Прррынцыпиально.

– Ишь ты. Чокнулась баба насчет человечьих правов… – Жаба повернулась к Ане. – Ладно. Ступай покедова… Тебя работа заждалась, а ты тут кайф ловишь, мазохистка долбанная. Вечерком увидимся, а там посмотрим на твое поведение… – и Жаба без замаха, коротко и даже лениво шлепнула Ану раскрытой ладонью по уху. Голова Аны дернулась в сторону, она еле устояла на ногах и на несколько секунд совершенно оглохла.

С нижних этажей доносился грохот открывающихся люков. Там тоже наступило время побудки, из спальных нор торопливо выползали заключенные и обезьянами скатывались вниз по лестницам, спеша к клетям подъемников.

Клеть с управленками, разумеется, уже ушла. Все остальные клети лифтовой шахты, судя по сигнальной панели, уже распределились по этажам санатория, чтобы вобрать в себя гигантскую армию подсанационных и сбросить ее вниз в смертоносные недра уранового рудника. Наверху в карцерном шлюзе стоял один грузовой подъемник, но управление всеми грузоперевозками проводилось с центрального пульта санатория, так что воспользоваться этой клетью у Аны не было никакой возможности. Однако шансы не опоздать к началу работы у нее еще были. До нужного ей уровня "пять – пятьдесят три" она сможет добраться вместе с санаторками с нижнего этажа… если успеет. Конечно, люки межэтажных коммуникационных колодцев заперты на замки, но, как она недавно выяснила, здешние электронные замки не составляют для нее никакой проблемы.

Ана метнулась в зев технологического штрека к межэтажному коммуникационному колодцу, металлическая лестница которого во время пересменки должна была быть обесточенной вместе со всеми металлическими полами спальной зоны. Ухо горело и дергало, из глаз катились слезы, ноги подкашивались. Но ей нужно было успеть. Она должна была это сделать, если хотела остаться живой. Интуиция… или надежда подсказывали ей, что все случившееся не было сознательной провокацией. Конечно, она, Ана, не имела серьезного опыта интуитивистки – контакторы появились на ее висках не так уж и давно, она и деньги-то воровала с единственной целью сделать себе операцию – но в то, что жабий наезд есть всего лишь самодурство оборзевшей от безнаказанности вертухайши, в это ей очень хотелось верить. Правда, если в Центре и в самом деле появилась новая оконтакторенная санаторка, опоздание может иметь для Аны самые гибельные последствия.

Проход на ее счастье был пуст. Ана подскочила к люку, закрывающему вход в колодец коммуникационного штрека. На этот раз ей даже не пришлось касаться крышки руками. Люк откинулся сам собой, и из темного колодца в нос Ане ударила омерзительная вонь. Ну же, скорей, скорей, подгоняла она себя. В глубине колодца капала вода, все вокруг было покрыто липкой ржавой грязью. Перекладины лестницы гудели под ее тяжелыми башмаками, ноги скользили, а в голове билась совершенно уж нелепая мысль о том, что за оставленный незакрытым колодец она может поплатиться уже не только лишением пива.

Лестница кончалась в полутора метрах от пола коммуникационного тоннеля. Ана спрыгнула вниз, и из-под ног ее с писком в разные стороны шарахнулись крысы. Передернувшись от омерзения, Ана плюхнулась на четвереньки прямо в грязь, вышаривая руками люк в полу тоннеля.

Люк, на ее счастье снабженный для открывания рычагом с противовесом, с гнусным чмоканьем отъехал в сторону. Ана, не колеблясь, ухватилась руками за скобу на тыльной его стороне и ногами вперед нырнула в дыру. Люк, захлопываясь, мягко повернулся, и она повисла под потолком технологического штрека нижнего этажа. Вокруг, к ее несказанной радости, было пусто. Ана отпустила скобу и попыталась как можно мягче приземлиться на полусогнутые ноги. Однако высота штрека оказалась для нее слишком большой. Пол с силой ударил ее в пятки, ноги подломились, она опрокинулась на спину и с грохотом впечаталась всем телом в его ребристую металлическую поверхность.

По штреку, как ей казалось, многократно усиливаясь, заметалось эхо. Морщась от боли, она с трудом поднялась на ноги и, пошатываясь, со всех ног помчалась к выходу. Но уж если тебе не везет…

Это было не эхо.

Отнюдь.

Навстречу ей, топоча подобно стаду элефантов, выскочили две здоровенные санитарки. Патруль. Ну, все. Приехали.

– Это что еще тут за чудо природы? – прогудел над ее ухом хриплый начальственный бас. – Ты кто?.. Ты зачем?..

Огромная рука сгребла в горсть комбинезон на ее плече и вздернула его вверх так, что ноги Аны на какое-то время оказались оторванными от пола.

– Смотри-ка, роба-то желтенькая. Управленка… Как же ты к нам сюда попала, сучонка? Птенчик из гнездышка выпал? Или ты сквозь пол провалилась?

Сзади снова раздалось характерное чмоканье откидывающейся крышки люка. Ана невольно оглянулась и увидела, как из его разверзшегося зева мягко выпрыгнул человек в голубой форме старшего технического служащего. У Аны от облегчения чуть ли не подкосились ноги. Это снова был Он.

– Ты почему… – машинально бормотала патрульная биопша, во все глаза пялясь теперь уже мимо Аны.

Между тем Он, не торопясь, подошел вплотную к женщинам, вклинился между биопшами и Аной и брезгливо вытер о ее робу испачканную грязью руку.

– Ну и что ты застыла, как изваяние, – сказал Он, с пренебрежением игнорируя санитарок. – Быстро вперед…

– Она не с нашего этажа, – возразила начальница патруля, по-прежнему загораживая проход.

Технарь поднял на биопшу изумленные глаза с таким видом, будто бы только что ее заметил.

– С дороги! – скомандовал он.

Биопша побледнела, но не тронулась с места.

– Но…

– Ты будешь со мною спорить? – вкрадчиво спросил технарь. – Ты от радиации кайф ловишь, или просто сошла с ума? На обогатительных фабриках, знаешь ли, как всегда не хватает охраны.

Биопши попятились, развернулись с неожиданной для их громоздких тел прытью и грузно помчались прочь.

– Я… – умоляюще забормотала Ана, пытаясь оправдаться, – меня задержали…

– К клетям, быстро! – скомандовал технарь и, ухвативши Ану за руку, потащил ее по проходу.

Лифтовый отсек был уже пуст. Клети ушли. Вот и все. На этот раз, пожалуй, даже Он ее не спасет. Ана бессильно привалилась к стенке, что будет, то и будет, и провались все пропадом. Технарь, злобно выругавшись, рванул из кармана маленькую коробочку, снабженную множеством кнопок, и принялся тыкать в них пальцем. И тут Ана вдруг увидела, что светившийся на самом верху у карцеров огонек грузовой клети сорвался с места и пополз вниз, стремительно набирая скорость. В Ане снова вспыхнула отчаянная надежда. Эта коробочка… это же ПАУ – автономный пульт управления, редчайшая вещь, символ безграничной власти, да что там символ, он и был воплощенной властью, поскольку позволял человеку, владеющему им, перехватывать управление любыми механизмами, автоматами, роботами и даже киборгами не только у их собственных примитивных мозгов, но и у городских управленческих структур любого уровня. Только члены Совета Координаторов и старшие офицеры служб санации имели… да кто же он такой, этот человек, уже в третий раз выручающий ее из беды? Среди санаторок ходило множество рассказов о подобных покровителях. Как правило, подопечным женщинам приходилось расплачиваться с ними, что называется, натурой. Но Он никогда ни словом, ни намеком… С визгом, лязгом и грохотом подлетела грузовая клеть. Технарь легонько подтолкнул Ану к распахнувшимся дверям.

– Быстро, быстро…

Из глаз Аны снова хлынули слезы, но на этот раз это были слезы облегчения и отчаянной, безграничной благодарности.

– Вы… Я… Я…

– Вот и славно, – успокаивал ее технарь, продолжая настойчиво подталкивать к клети, – вот и хорошо. Сейчас я Вас отправлю вниз, а после смены найду и мы поговорим. Мне кое-что от Вас нужно.

Ана схватила руку технаря и прижалась к ней грудью.

– Я отблагодарю, – бормотала она, – все-все, что хотите… как хотите… когда хотите…

– Я Вас не покупаю, – сказал технарь, мягко высвобождая руку. – Мне нужно не Ваше тело, а Ваша служба.

– Да, да, – пылко бормотала она, порываясь поцеловать эту руку, казавшуюся ей сейчас чуть ли не гарантом жизни, – все, что прикажете.

Клеть рванулась с места так быстро, что Ана, не устояв на ногах, снова грохнулась на металлические прутья ее дна. Но на этот раз никакой боли она даже не почувствовала.

5

В клинике, или как там ее… в лаборатории, все было уже готово к операции. Пузатый коротышка, представившийся главным врачом и генеральным актуализатором проекта – что бы это могло значить?.. муть какая-то… – прежде всего, пригласил Лайзу пройти в Хранилище для выбора донорского тела.

Коротышка медленно шествовал по коридорам, не обращая внимания на подобострастные приветствия встречных. Подчиненные явно трепетали перед ним. Свою пациентку он еле-еле удостаивал слов, процеженных сквозь зубы. Лайза начинала потихоньку закипать и с трудом сдерживала желание плюнуть сверху вниз прямо на его презрительно оттопыренную нижнюю губу.

– Реципиенты вообще не должны видеть донорские тела, – заявил вдруг коротышка раздраженно. – Категорически. Но в отношении Вашей особы я имею весьма недвусмысленные указания. Оттуда.

Коротышка вздернул вверх подбородок и показал глазами на потолок.

– Реципиент не должен выбирать себе донорское тело сам, это абсурд! Предупреждаю Вас, что в процессе нашей работы тело претерпит значительные изменения… Это ни в какие штольни не лезет! – вдруг взорвался он. – Мы сформируем из сознания реципиента фант для инсталляции его в мозг донора, а в этом фанте останется впечатление от виденного им донорского тела. Потом мы начнем это тело кромсать. В Вашем фанте практически полностью отсутствует подсознание, это Вам известно? Между тем, когда мы стираем личность донора, мы неизбежно разрушаем, системы, управляющее его телом. Не до конца, разумеется, однако ни один из доноров после чистки мозга не живет более девяти суток. Мы перезапишем в его мозг Ваш фант, но органы, которые окажутся неуправляемыми, придется заменять биомеханическими и даже механическими. Что при этом получится, одним звездам известно, и то вряд ли. Но Вас это не волнует, не правда ли? По крайней мере, пока. Вам лишь красоту подавай!

– Вот что, уважаемый, как там Вас… главный лизатор?.. – перебила его Лайза. – Вылизать дòлжно много лучше того, что было. Иначе… вы себе не представляете, что будет иначе. Вы полагаете, что распоряжение получили отсюда? – она ткнула пальцем в потолок. – Нет. Чтобы сделать правильные выводы, выйдите отсюда наружу, на самую поверхность Земли, и только тогда поднимайте вверх свои поросячьи глазки.

Коротышка побледнел и увял. Похоже, он вдруг обнаружил и другие поводы для волнений, кроме нарушения распорядка функционирования своей драгоценной клиники.

Коридор, в который они вошли, охранялся постом из двух огромных биопов, стоявших по обе стороны от входного портала. Биопы внимательно посмотрели на Лайзу, но коротышка предупреждающе вздернул вверх палец, и они пропустили ее без каких-либо вопросов. Лайза удовлетворенно ухмыльнулась. В коридоре царили полумрак и сверхъестественная тишина. С одной его стороны располагались глубокие ниши, в которых перемигивалась огоньками странная аппаратура. С другой против каждой ниши находились огромное тонированное стекло.

– Хотите увидеть донора в предоперационном состоянии? – Коротышка сделал приглашающий жест. Лайза подошла и заглянула сквозь прозрачную стену внутрь.

Зрелище было ошеломляющим. На полу сидел абсолютно голый мужчина и пытался затолкать в рот большой палец ноги. Очевидно почувствовав за окном какое-то движение, он поднял голову и сказал: "Ам". Глаза его были блестящими и абсолютно пустыми. Лайза вскрикнула и отшатнулась.

– Да, это не слишком приятное зрелище, миссис, – коротышка источал мед и сахар, но глаза выдавали его. – Не пугайтесь, стекло имеет одностороннюю прозрачность. Он нас не видит.

– Я надеюсь, Вы не собираетесь предложить мне именно это тело? – сказала Лайза ледяным тоном. – Я, знаете ли, отнюдь не транссексуалка.

Коротышка махнул рукой вдоль коридора.

– В следующих блоках женщины. Прошу Вас.

Как выяснилось, все тела в Хранилище были хороши. Наконец, донорское тело было выбрано, причем решающим фактором оказалось наличие на его висках серебряных контакторов.

– А что, золотых нет? – спросила Лайза брюзгливым тоном.

Коротышка посмотрел на Лайзу таким взглядом, что за один этот взгляд его можно было стереть в порошок, даже на идиотку так не смотрят, честное слово.

– Но миссис, донорских тел с золотыми контакторами у нас просто не бывает. Подумайте сами, откуда такому телу взяться? Каждый человек с золотыми контакторами имеет не только сумасшедшие деньги, влияние и связи, у него еще и та-акое происхождение, что… даже серебро у нас тут запредельная редкость. Чем благороднее металл, тем труднее донорским телом, так сказать, обзавестись. В конце концов, Вы можете свои контакторы позолотить, все равно пользоваться ими Вы практически… хм-хм… Это несколько болезненная, но достаточно простая процедура.

Лайза повеселела. После операции она обещала стать очень и очень симпатичной девушкой. Спасительный страх в сердце придурочного "лизатора" был посеян, так что за исход этой самой операции можно было не опасаться.

Уже выходя из коридора, Лайза вспомнила про тело мужчины, тоже уже подготовленное к пересадке нового фанта. Кому оно предназначалось? Уж не Человеку ли, Который Всегда Прав? Ей подумалось, что было бы очень забавно отдаться Ему первому и в этом ее новом теле тоже. Хотя… вряд ли это тело девственно, а ведь когда Человек, Который Всегда Прав впервые уложил Лайзу в свою постель, она была совсем еще девчушкой…

– Этот красавец, которого мы видели первым в том коридоре, он что, намечен кому-то персонально? – спросила Лайза.

– Да, миссис.

– Может быть, Вы приберегли его для себя? – Лайза оглядела этого самого "лизатора" с ног до головы, выразив на лице предельное отвращение и пренебрежение.

Коротышка вспыхнул.

– Нет, миссис. Я не желал бы оказаться на Вашем месте, даже если бы мне предложили выдать те полтораста миллионов имперских кредитных билетов, в которые, насколько я знаю, обойдется Ваша метаморфоза.

Лайза внутренне охнула. Цена, в которую обошлось ее омоложение Покровителю, потрясала воображение. Вот так вот, походя, выложить из кармана такую сумму не смог бы никто во всей системе Сола, исключая, разве что, Старую Даму. Всем прочим предварительно пришлось бы основательно подумать, в затылке пальчиком чеша… м-да!

– Я доволен своим телом, – продолжал коротышка. – Вполне. Нам предстоит жить в страшном мире. Полагаю, что в будущем – в ближайшем, заметьте! – люди станут себя сознательно уродовать. Обладать красивым телом будет опаснее, чем бриллиантами "Голубая звезда" и "Черный принц" вместе взятыми. Но это все теории. А нам с Вами следует, так сказать, проследовать в операционное отделение лаборатории. Там, я думаю, все уже готово, чтобы пересадить червячок Вашего сознания из этой старой, сморщенной червивой гнили в свежий, благоухающий и полный, если так можно выразиться, жизненных соков юный плод.

– Операция продлится долго?

– Нет, миссис. Дольше всего будет идти запись фанта. Чем фант полнее, тем меньшим будет механическое замещение в донорском теле. Вас придется всю увешать датчиками. У Вас, к сожалению, нет контакторов.

– Но скоро будут.

– Да, миссис. После операции. Вероятно, это будет удивительное ощущение. Впрочем, все Ваши ощущения, я полагаю, будут очень… как бы это… удивительными.

В глазах коротышки, вроде бы, мелькнуло злорадство. Лайза нахмурилась, но коротышка уже приглашал ее пройти в операционную. Повинуясь этому приглашающему жесту, Лайза прошла в ослепительно белый ярко освещенный рум, где под простыней на столе из нержавеющей стали угадывалось увитое проводами донорское тело.

Лайза уселась в удобное мягкое кресло. На ее голову надели нечто, напоминающее стационарный парикмахерский фен. К глазам подвели бинокулярную приставку, похожую на оптический замок от жилой ячейки, идентифицирующий человека по рисунку сетчатки глазного дна. Потом Лайза почувствовала укол в шею, и свет померк в ее глазах.

Мысль о том, что ждет ее в родном старом теле даже не пришла Лайзе в голову.

6

С огромным трудом Старая Дама выделила время для обновления в компьютере своего фанта, но записать его ей так и не удалось. Когда она, скрупулезно соблюдая инструкции, принялась увешивать себя датчиками, в кабинет проскользнул единственный человек, который в подобном случае мог рассчитывать на безнаказанность – старый Айга, служивший в Гнезде так долго, что превратился чуть ли не в члена семьи.

Наткнувшись на укоризненный взгляд хозяйки, Айга смутился.

– Простите, госпожа, но меня очень просили… – он с растерянным видом пожал плечами. – Они там собрались и Вы им нужны. Очень. Похоже, случилось что-то из ряда вон… Там все, даже близнецы.

Для того чтобы близнецы оказались сейчас в Гнезде, а не в космопорте, и в самом деле стрястись должно было нечто чрезвычайное. Старая Дама вздохнула. Запись фанта снова – в который уже раз! – приходилось отложить, чтобы заняться более насущными делами.

При ее появлении все встали. Старая Дама заняла свое место во главе стола, дождалась, когда присутствующие усядутся, и оглядела собравшихся тяжелым взглядом.

Здесь были практически все люди, занимавшие в ее владениях ответственные посты. В основном присутствующие были в истинных телах. Однако кое-кто, в том числе ее главный военный советник барон Айно находились сейчас фантом-контактах, однако их псевдотела были выполнены столь безукоризненно, что никто, кроме интуитивиста не заметил бы подмены.

– Это хорошо, что мы все тут сейчас собрались, – сказала Старая Дама, прерывая затянувшееся молчание. – Давайте сначала посмотрим, что там такое сверхъестественное стряслось, а потом обговорим еще кое-какие вопросы. Давно уже собираюсь довести до вас некоторые свои… да все как-то… Ну, что там у вас? Докладывайте.

Фантом Айно чуть приподнял над столом ладонь.

– По Вашему поручению, сударыня, я должен был вылететь на Райну для переговоров с райанским Советом Координаторов. Для нас жизненно важно договориться с ними о компактном поселении на Райне наших эмигрантов. Только в этом случае можно будет организовать эти поселения по военному образцу, и провести формирование и обучение военных подразделений из азерских добровольцев. На Райне обстановка тоже непростая. У них там вполне достаточно хватких деляг, что за большие деньги не то чтобы планету, мать родную продадут. Кто-то на Райне видит в боевых подразделениях азерцев естественных союзников, а кто-то по старинке непримиримых врагов. Так что драка на их Совете ожидается хорошая. Так вот, в космопорте в истинном теле я был схвачен азерской санацией. Именно схвачен… навалились кучей и повязали. Очень досадно, госпожа комтесса, потому что я чувствовал враждебность окружения, даже их намерения, вроде бы, понимал, но… никак не могу привыкнуть, что я, оконтакторенный, теперь должен этим своим интуитивным ощущениям безоговорочно доверять.

Для Айно, известного среди "малиновых беретов" под именем "Черного барона", как и для других высших командиров элитных подразделений вооруженных сил, решившихся на операцию, Империя разорилась на вживление симбиозных контакторов за имперский счет. Операция закончилась для Айно вполне благополучно, но поскольку проведена она была совсем недавно, он в полной мере успел нахлебаться всех связанных с нею неприятностей, и весьма мало преуспел в использовании преимуществ.

Айно происходил из старинного, но пришедшего в упадок азерского баронского рода. В восемнадцатилетнем возрасте он решился на вербовку в армию, чтобы предотвратить окончательное разорение семьи. Все полученные при этом деньги пошли на уплату по закладным за родовую землю. Деньги, надо сказать, были немалые. В спецназе Империи ценились рослые и крепкие парни с Азеры и Райны. Вербовка в спецназ была большой личной жертвой, поскольку автоматически означала превращение в биопа, а, как известно, у людей, колющихся стероидами, не могло быть потомства. Каждый полученный солер Айно вкладывал в родовое поместье, и он совсем не был намерен мириться с крушением своих надежд. Узнав о планах Объединенных Компаний, он дезертировал из армии и стал правой рукой Старой Дамы во всем, что касалось подготовки к неизбежному – это все понимали – вооруженному конфликту.

– Ты знаешь, какие обвинения тебе предъявлены?

– Я находился в онлайн – контакте, так что – да, это мне известно. Дезертирство из вооруженных сил империи. Смех и только. Какое дело Азере до имперских дезертиров? Командовал захватом лично наш азерский Верховный Санатор, эта жирная сволочь, Фетмен. Я ему говорю – тебе-то какое дело до моего дезертирства, толстый? Азера не является имперской территорией, она всего лишь входит в имперский экономический союз. А он мне: если ты хочешь сказать, что мы, азерцы, не имеем права тебя арестовывать, так я немедленно и признаю, что ты, скотина черномазая, совершенно прав. У нас тут ожидается корабль имперской санации. Сдадим им тебя тепленького и немедленно выразим Старой Даме искреннее сожаление за инцидент. Принесем ей свои глубочайшие извинения и заверим, что такое больше никогда и ни в коем случае не повторится. Да, вот еще что, мы пообещаем самым суровым образом наказать виновных … Красноречив сделался вдруг, сволочь. Не иначе, всю ночь эту свою речь зубрил в предвкушении.

– Где ты сейчас в истинном теле?

– Представления не имею, – Айно смущенно покачал головой. – Контакт с истинным телом они мне разорвали. Теоретически я знаю, что его можно восстановить, но пока что я этого просто… не научился еще. Не освоился я пока что со своими контакторами как следует. Не успел.

– Но ты ведь под трибуналом ходишь! – ахнули близнецы, дружно и прямо-таки синхронно тряся рыжими головами.

– На войне как на войне, – жестко сказал Айно. – Потери неизбежны.

– А как же – "сам помирай, а товарища выручай", как ты нас всех сам и учил? Уши прожужжал, можно сказать?

– В Городе вам меня у санации не отбить. Только сами погибнете, лучших наших бойцов положите и потеряете время. Вам надо на Рибартон.

– Дубина, – ласково сказал сидевший с ним рядом близнец… кажется, это был Алексей… у Старой Дамы с глазами было что-то не так, двоилось у нее в глазах, и вообще, видела она плохо. – Дубина. А ты подумал, каково нам с братом и всем этим самым нашим лучшим бойцам придется на Рибартоне, если мы туда полетим без тебя? Да у всей нашей команды на Рибартоне не будет ни одного шанса. Мало того, что людей потеряем, так еще и дела не сделаем.

– Айно будем выручать, как выручали бы любого из вас, и Рибартон тут ни при чем, – непререкаемым тоном сказала Старая Дама. – Так что кончайте базар. Нужны идеи: где он сейчас может находиться в истинном теле, и как его оттуда тащить.

Близнецы загомонили разом, перебивая друг друга, следом вмешались и все прочие члены Совета, в помещении поднялся невероятный гвалт. Старая Дама не мешала соратникам высказываться и спорить. Она по опыту знала, как часто из этого гвалта и бедлама рождалось то самое единственно верное решение. Несмотря на скверное самочувствие, она безошибочно выхватила из гвалта нужные слова, и немедленно взревела неожиданно громким голосом, хлопнув для убедительности по столешнице обеими ладонями:

– Тихо!

Все немедленно умолкли.

– Ты, – сказала она, ткнув пальцем в тишайшего своего Айгу, человека абсолютно незаметного и, тем не менее – в чем она много раз убеждалась – столь же абсолютно незаменимого. – Что ты тут такое?.. Повтори.

– И гадать нечего, – тихо сказал Айга. – Куда они упрячут господина барона, это ясней ясного. В санаторий Центра управления перевозками они его упрячут. Есть такой при ЦУПе.

– Это еще почему? – удивился фантом Айно.

– Ну не в кабинетах же предварительной заботы им Вас держать? Из КПЗ Вы, господин барон, выйдете безо всякой помощи со стороны, как из собственного дома. А во всех других санаториях у них бедлам и черт знает, что. Так что делайте выводы.

– Это верно, – задумчиво сказал Айно. – Все санатории в городе битком забиты. Нашей санации и в дурном сне присниться не могло, что Старые Миры наперегонки будут сбагривать сюда своих люмпенов. Внаглую. И что здесь их понадобится массово сажать. А вот в санаторий при Центре управления движением всякую шелупонь не суют, это правда. Только образованных, умных и оконтактореных, которые могут понадобиться Центру. Может быть, может быть… очень даже может быть.

– Ты предлагаешь налет, Айга? – оживился один из близнецов. – А что? Дедуля прав. Мы этот санаторий возьмем на счет "раз". Через карцеры. У них карцеры расположены перед самым выходом на поверхность. Прямо под потолком тоннелей, по которым возят всякую радиоактивность. Такие клетки из металлических прутьев, я интересовался, вдруг доведется угодить ненароком. Изоляция между тоннелями и поверхностью мерзкая, наружный воздух вовсю проникает внутрь. Для травить заключенных самое оно. Система отработана в Старых Мирах, где планетным воздухом дышать нельзя. У нас-то пока еще можно, а там нет.

– Правильно, – энергично поддержал брата второй близнец. – Только бы подполье пробку в тоннеле организовало на полчасика. Мы взорвем потолок тоннеля, проникнем в карцеры, из карцеров в санаторий, а дальше дело техники.

– А не слишком ли это рискованно, рыжики? – Старая Дама покачала головой. – Айно мы, безусловно, вытащим, чего бы это ни стоило… помолчи, Айно… Но план нуждается в серьезном обдумывании. Как бы они там, пока мы будем штурмовать санаторий, его куда-нибудь не вывезли. А то ведь еще и убить могут. Всю операцию надо провернуть без особого шума. Кое-кто у меня в городском подполье имеет выход на Центр перевозок… Значит так. Проработаете план в деталях и дадите мне на утверждение, только быстро. Теперь насчет руководства операцией. – Старая Дама повернулась к Фантому Айно. – Эту задачу я поручила бы тебе, но ты в фантоме существуешь уже восьмой день из максимально возможных девяти. Так что придется и тут потрудиться близнецам. Ничего не поделаешь, парни, Рибартон подождет. Алексей прав, без консультаций Айно на Рибартон нечего и соваться, задача это ваша, так что вам его и вытаскивать.

– Вы забыли еще одно, ребята, – хмуро сказал Айно. – В карцере, да и в соединительных тоннелях между карцерами и санаторием, надо как-то еще суметь вскрыть целую кучу электронных замков. Так что в составе группы должен быть хотя бы один сильный интуитивист. Очень сильный. Я, например, замков вскрывать пока не умею.

Старая Дама некоторое время пристально смотрела ему в лицо, потом повернулась к Айге.

– Подготовь-ка срочный фантом-контакт с номером первым городского подполья. У меня тут появились кое-какие соображения. Сразу после совещания вот мне его и обеспечь. Думаю, мы найдем из этой ситуации какой-нибудь приемлемый выход. Все свободны. Айга, задержись на минутку.

Когда все вышли, Старая Дама повернулась к ожидающему распоряжений слуге.

– Вот что, дорогой. Сразу после контакта собирайся-ка ты в дорогу. Придется тебе лететь в Столицу. К Рексу.

Айга побледнел и вскинул на хозяйку испуганно округлившиеся глаза.

– К Малышу? Но космопорт под контролем санации.

– Я не думаю, что это затронет тебя. С Азеры уезжает тьма эмигрантов, тебя примут за одного из них. Во всяком случае, придется рискнуть. Другого выхода нет. Ты вынянчил Малыша на собственных руках, тебе он поверит на слово. А любого другого я должна буду посылать с письмом, и это увеличивает риск для посланца в сотни раз. Кроме того, я специально оставила тебя одного, чтобы твоя поездка была тайной для всех.

– Вы кому-то не доверяете, госпожа?

– Вовсе нет. Просто если человек чего-то не знает, то он и не проговоритсядаже случайно.

– И что я буду… что я ему должен сказать?

– Что время обид кончилось. Что он нужен здесь. И не в фантоме, а в истинном теле. Что это его долг перед планетой и предками. Ты ему расскажешь все.

– Староват я для таких эскапад, – пробормотал Айга и, косясь на хозяйку, торопливо добавил: – Так, значит, сразу после контакта?

Старая Дама внимательно посмотрела в бледное лицо своего старого слуги и мягко добавила:

– Я понимаю, что тебе страшно, Айга. Но – крепись. Каждый из нас должен нести свою ношу до конца. И мы должны выполнить свой долг перед родиной, чего бы это нам ни стоило. Наши предки заселяли, осваивали Азеру. Они сделали ее одной из прекраснейших планет вселенной. Кто мы такие, чтобы разрушать дело их рук? Напротив. Все мы, сохранившие в душе хоть каплю совести и чести, должны объединить свои усилия и спасти родину от жадных и подлых ее детей, что сейчас у власти.

7

День, в который человек в голубой форме старшего технического служащего впервые вошел в ее жизнь, накрепко впечатался в память Аны в мельчайших подробностях, поскольку она тогда не только стала старшим чистильщиком и обрела могущественного покровителя, но и обнаружила в себе способность открывать электронные замки.

До этого дня Ана была рядовым оператором Центра управления перевозками и – по крайней мере, формально – числилась в резерве на должность старшей чистильщицы своей смены.

Их отделение занималось координацией грузоперевозок на очень неприятном участке между Северным и Центральным шахтокварталами. Городские земли тут со всех сторон были стиснуты владениями Старой Дамы. Как с подземными коммуникациями, так и с дорогами на поверхности Азеры дело у строителей тут обстояло очень плохо. Старая Дама мешала им умело и изобретательно. Межшахтное сообщение проходило по узкой горловине, сквозь которую строителям удалось с колоссальным трудом протиснуть два путепровода. Между тем, именно в окрестностях Северной шахты, опять-таки отрезанные владениями Гнезда, находились богатейшие залежи урана и трансурановых элементов.

Из шахт рудников к обогатительным фабрикам Северного и Центрального шахтокварталов и от фабрик к шлюзам Города непрерывными потоками ползли грузопоезда. Эти потоки необходимо было направлять свободными маршрутами, устанавливать очередность, внимательно следить за тем, чтобы нигде не возникало заторов и пробок. Учитывая деликатный характер перевозимого груза, грузопоезда с радиоактивными элементами не должны были попадать в пробки ни при каких условиях. Работа чистильщика и заключалась в том, чтобы обеспечивать грузопоездам с ураном и прочими бяками зеленую улицу – задача, никогда не встававшая перед шахтерами в Старых Мирах.

В этот день, и без того изобиловавший то и дело возникающими пробками, все движение окончательно спутал и переломал все графики и схемы перевозок невесть откуда взявшийся безлитерный и нигде не числящийся грузопоезд, пропустить который надлежало, однако же, вне всякой очереди. Вылетел он из бокового отрезка шахты со стороны Пульсарки, откуда, естественно, никто ничего подобного не ожидал, и ожидать не мог, и тут же образовал дичайшую пробку, заткнув собою сразу две развилки и служебный коммуникационный тоннель.

В ЦУПе царила полная и совершенная растерянность. Санационное начальство – почему-то во главе с коммодором Корном, ответственным не за перевозки, а за подготовку санационных кадров – с начальственных басов перешло на пошлый визг. И если бы не вмешательство Аны, неизвестно, чем бы весь этот бедлам закончился.

Успех Аны и ее последующий перевод на место старшего чистильщика обусловлен был, естественно, ее способностью работать в симбиозе с компьютером. Однако сам факт такого назначения затронул интересы очень многих людей. Прежде всего, заволновалась прежняя чистильщица, обладавшая большим опытом работы, но не имевшая контакторов. Взволновались и другие операторши, которым Ана невольно перебежала дорогу. Злость, зависть и страх взбудоражили всю их маленькую общину, причем назначение каким-то боком задело, по-видимому, не только санаторок. Уж очень деликатное это дело, проводка грузов, и отнюдь не только в плане очередности. Отмашка на травлю Аны явно исходила сверху.

Травля была изобретательной, постоянной и по санаторному жестокой. Не принимавшие участия в травле санаторки не смели даже взглядом выразить Ане сочувствие. Ана держалась, сколько могла, но когда одна из обидчиц плюнула ей в пиво, она не выдержала.

Обидчица, здоровенная бабища, санаторная ветеранша, поднаторевшая во всякого рода “выяснениях отношений”, отступила на шаг от столика Аны и сказала, обращаясь к глумливо гоготавшим товаркам:

– Куда-то надо харкать. Не на пол же, он дырявый. Попадешь еще там, на нижних этажах, кому путному на сапог! – И тут же, взревев от ярости, кинулась в драку: Ана с размаху выплеснула пиво ей в лицо.

Однако дело ей пришлось иметь не с изнеженной девочкой из благополучной семьи. Для Аны, дочери докера космопорта, путь наверх был ой-как непрост, и навидалась она на этом пути всякого. Не успев понять, что такое с нею, собственно, происходит, обидчица оказалась впечатана физиономией в металлические прутья пола, а бока ее вступили в чрезмерно интимный контакт с тяжелыми ботинками Аны.

На помощь зачинщице бросилась вся компания обидчиков, и тут Ану не могли выручить уже никакие бойцовские навыки. Ее зажали, в мгновение ока опрокинули на пол и, мешая друг другу, принялись азартно избивать. Ни вблизи бара, ни у мониторов слежения в это время, естественно, не оказалось ни одной вертухайши.

– Следов, следов не оставляйте, – кричала в спины не на шутку разошедшихся товарок заказчица расправы, сама в ней участия не принимавшая в силу высокого ранга чистильщицы. И в этот момент раздался негромкий голос, как ни странно перекрывший азартные вопли санаторок.

– Прекратить!

У входа в бар стоял высокий человек в голубой форме старшего технического служащего.

Клубок на полу рассыпался. Санаторки мышами кинулись в разные стороны и в мгновенье ока оказались сидящими за дальними столиками бара. И тут же с разных сторон в бар ворвались возбужденные биопши – санитарки.

Ана, с трудом поднявшаяся с пола, была ими немедленно схвачена, а зачинщица драки продолжала валяться на полу без движения.

Технарь впился глазами в дежурную фельдшершу.

– Как я понимаю, – ледяным тоном сказал он, – ты тут старшая по караулу?

Фельдшерша бледнела на глазах и судорожно кивала, не в силах выговорить ни слова.

– Вот, значит, таким образом мы и служим? В баре твориться черт знает что такое, а ни одна санитарка не следит за порядком не только лично, но и у мониторов?

– Но… все под контролем… – робко сказала фельдшерица и кивнула головой на Ану. – Зачинщица беспорядков схвачена, мы ее сейчас в карцер…

– Молчать! – гаркнул технарь. – К твоему несчастью я, пусть и случайно, но видел все происшедшее с самого начала. Своими глазами. Можете не сомневаться, если что-нибудь подобное повторится, выводы последуют незамедлительно. Самые печальные для всего караула. Отпустите девушку, и не дай бог мне узнать, что вы ее хотя бы пальцем тронули… брысь отсюда.

Повторять приказ ему не пришлось. Биопши, толкаясь и спотыкаясь друг о друга, кинулись к выходу.

– Всем сидеть, – скомандовал технарь вскочившим было санаторкам и повернулся к зачинщице драки: – Тебе нужно особое приглашение?..

Зачинщица, судорожно хватаясь за прутья пола, завозилась, пытаясь встать.

– Эй, вы там, помогите ей подняться.

Технарь пристально оглядел санаторок, которые прилагали все усилия только чтобы не встретиться с ним взглядами.

– Вы могли бы и сообразить, что оконтакторенные люди у нас здесь чрезвычайно редки, – сказал он, наконец. – Да. Очень редки. И потому ценны. И еще вы должны бы помнить, что драки между подсанационными рассматриваются как стихийные беспорядки. Попросту как бунт. А за бунт у нас полагается карцер. Никто из вас, как я понимаю, еще не видел карцера. И молите бога, чтобы никогда его не увидеть. Знаете, что такое карцер? Не нужно кивать головами. Вы этого не знаете.

Ана закрыла глаза. Состояние ее было ужасным, и, странным образом это не было связано с избиением, которому она подверглась. То есть, конечно, связано, но не напрямую. Сквозь весь позвоночник куда-то в затылок прокатывались волны тянущей боли, окружающее пространство искажалось и плыло, к горлу подкатывала тошнота, плюхнуться бы сейчас на ложе и закрыть глаза… а напористый и жесткий голос технаря долбил в голову отбойным молотком, отзываясь в Ане новыми приступами тошноты и боли.

– У самой поверхности планеты наполовину в земле, наполовину уже над поверхностью проходят заключительные отрезки городских путепроводов. Дальше – шлюзовые камеры и выход на поверхность. Так вот, под потолками этих путепроводов прикреплены клетки из металлических прутьев. Путепроводы эти традиционно делаются плохо, так что в них вовсю проникает воздух с поверхности. В наших условиях это пока еще не страшно, наша атмосфера пока не так сильно отравлена. Но… Вот именно, но! Человек сидит в клетке, а под ним проходят грузопоезда. И каждый из них может везти уран, а то и что-нибудь похлеще. Вы сидите в клетке, и вдруг в темноте путепровода загораются огни. Это освещается дорога перед грузопоездом. Что он везет? Уран? Трансурановые? Что?.. Волна огней все ближе, ближе, и тут в соседнем карцере вдруг откидывается пол. Заключенный, что сидел рядом с вами, оказывается, умер, и его труп летит под колеса. Грузопоезд с грохотом прокатывается под вами машина за машиной, волна огней катится дальше, на вас снова наваливается темнота, а вам остается только гадать, какую дозу радиации вы сейчас получили, долго ли еще протянете, и когда придет ваш черед лететь под колеса…

В баре стояла жуткая тишина.

– Кстати, чтоб вы знали, если дать этому происшествию ход, в карцере окажутся все участники беспорядков. Без исключения. Вне зависимости от степени вины или даже правоты. А для тех сударыней, что сейчас внимательно наблюдают за нашей беседой вот там, – технарь ткнул пальцем в глазок ближайшей видеокамеры, – добавлю, что они вылетят отсюда и приземлятся в охране обогатительных фабрик. Это в лучшем случае… а биопы, как известно, очень плохо переносят радиацию даже в малых дозах. Им, видите ли, требуются после этого дополнительные дефицитные уколы, которые им, естественно, никто не даст. Надеюсь, что я вас убедил… для вашей же пользы.

Технарь подошел к Ане и положил руку ей на плечо.

– Вина, за которую Вы попали в санаторий, – сказал он, – так велика, что вряд ли Вы можете рассчитывать на снисхождение. Но жизнь – штука долгая, Вы молоды, всякое может случиться. Единственное, чего не может себе позволить человек в Вашем положении, это терять надежду. Потеря надежды для Вас немыслимая роскошь. И совершенно недопустимая. Охота вам было подставлять себя под ботинки? – Технарь хмыкнул, повернулся и неторопливо покинул бар. У Аны перед глазами плыли огненные круги, боль стала уже совершенно невыносимой. Почти теряя сознание, она поднялась и вышла следом.

Весь путь до места своего ночлега – ячейки в бетонной стене с лежаком и инфором на случай экстренного вызова – она проделала как во сне. Ана смутно помнила, что по дороге ее, вроде бы, тошнило, что руки и ноги отказывались ей повиноваться, когда она из последних сил карабкалась по лесенке ко входу в свою проклятую вонючую, но такую сейчас желанную ячейку. Люк ячейки неожиданно оказался закрытым, что ее почему-то ни капли не смутило. Непонятно откуда, но Ана совершенно точно знала, что ей нужно сделать. Она положила руки на люк, напряглась и вдруг будто бы потекла внутрь, в электрические цепи, управляющие замками ячеек. Люк с треском откинулся, чуть не сбросив Ану с площадки. Ана взобралась внутрь, заставила люк захлопнуться за собой и, едва успев коснуться лежака, провалилась в сон.

…Она мчалась по коридорам и штольням, следом азартно неслась погоня, и всякий раз она упиралась в запертые люки. Люки обступали ее со всех сторон, огромные перфорированные стальные диски, за которыми была воля. Она металась из стороны в сторону, отчаянно ища выход, молодецкие вопли и улюлюканье погони были все ближе, ближе… Ана проснулась в холодном поту и с отчаянно бьющимся сердцем. Кругом стояла кромешная тьма, и лишь у самых ног тусклыми звездами светились дыры в люке ячейки.

И тут к ней вдруг пришло осознание случившегося. Это было как озарение, как удар, как шок. Она, Ана, вошла в запертую ячейку! Или… может, ей все это тоже приснилось? Может, она просто бредила? Ана торопливо развернулась на ложе, подползла ближе к люку, трясясь от величайшего внутреннего напряжения, положила на него руки и… да. Это правда. Она может открыть замок. Не только этот. Любой электронный замок. Это была уже не уверенность. Это было знание.

Ну, что ж, сказала она себе. Здесь это ей пока помочь не может. Из санатория вот так просто не сбежать. Но, кто знает… Свойство полезное.

8

В операционный зал ЦУПа Ана ввалилась вовремя, но совершенно вымотанной с раздираемым болью позвоночником и с отчаянно болящей, ничего уже не соображающей головой. Перед операцией по вживлению контакторов ее предупреждали, что боль в позвоночнике сопровождает интуитивиста всю жизнь и служит даже неким своеобразным указанием на его постоянное совершенствование, но она и подумать не могла, что жизнь станет настолько мучительной. Между тем, работа чистильщика требовала абсолютной сосредоточенности и ясности мышления.

Ана плюхнулась на свой стул, дрожащими руками схватила дужку с сенсорами и торопливо надвинула сенсоры на симбиозные контакторы. При этом она умудрилась зацепить дужкой травмированное ухо и едва смогла удержаться от крика.

В работу пришлось включаться сразу, буквально не успевши перевести дух. В одном из самых проблемных межшахтных соединительных тоннелей на ее глазах возникла и стремительно разрасталась основательная пробка.

Рабочее место чистильщицы помимо мощного компьютера было снабжено голографическим объемным планом шахты. Ана должна была внимательно следить за ползшими по дорогам огоньками – зелеными, это были грузопоезда с обычными грузами, и красными, означавшими, что груз этих поездов либо опасен, либо по какой-то иной причине нуждается в особом присмотре. Проводкой грузопоездов занимались другие управленки. Чистильщица обязана была вмешаться только в случае угрозы возникновения аварий, пробок или любой другой критической ситуации.

Распутать пробку удалось не сразу, и то благодаря тому обстоятельству, что в двух местах тоннель пересекал огромные карстовые пещеры, в которых Ана умудрилась устроить временный отстойник. Наконец движение нормализовалось, и Ана смогла перевести дух. И тут она вдруг поняла, что подспудно нервировало ее все то время, что она возилась с проклятой пробкой. Место дублерши, расположенное слева от нее и до сих пор пустовавшее, было занято какой-то совершенно ей незнакомой санаторкой, бледной, бесцветной как моль, с торчащими вперед крупными желтыми зубами, но – самое главное – наголо обритая голова новой санаторки была украшена стальными контакторами, на которых уютно и привычно устроилась видавшая виды сенсорная пара. Пристальный взгляд водянистых глаз новенькой, казалось, никакими усилиями нельзя было бы оторвать от голографического плана шахты. Сердце Аны больно сжалось, к горлу подкатил кашель, ее охватила паника. Чудовищным усилием воли Ане удалось с собой справиться, загнать страх внутрь, куда-то на периферию сознания, но каких усилий ей это стоило! Вся одежда ее была пропитана потом, сердце колотилось как сумасшедшее, и никак не удавалось полностью сосредоточиться на работе.

Как на грех, день выдался невероятно тяжелый. Заторы возникали один за другим. Дважды ей пришлось ломать график пассажирских перевозок. Один раз она успела предотвратить столкновение двух грузопоездов, из-за дури диспетчеров центрального узла связи устремившихся в один и тот же тоннель. А под конец рабочего дня по вине диспетчерской службы санации у самых шлюзовых камер образовался новый кошмарный затор, грозивший заткнуть пробкой чуть ли не весь шахтоквартал. Чтобы ликвидировать его, Ана, находясь чуть ли не в полуобморочном состоянии, проделала нечто дотоле вовсе небывалое. На целых десять минут она взяла на себя управление всеми перевозками шахтоквартала, причем все эти десять минут, не стесняясь в выражениях, высказывала управленцам с седьмого (седьмого!.. санационного!..) уровня все, что она думает об их умственных способностях вообще и профессионализме в частности.

Все когда-то кончается, кончилась и эта проклятущая смена. Сил Аны у не было совершенно, ноги подкашивались, одежда была уже не просто мокрой, а пропитанной потом. Одно было приятно – новоявленная дублерша вид имела растерянный и бледный, и смотрела она на Ану с суеверной почтительностью… впрочем, Ана не обольщалась. Новенькая освоится. И быстро.

Санаторки – свободное время уже пошло! – стремительно мчались по коридорам к клетям. Ана тоже выскочила в коридор, скорее по инерции, чем сберегая драгоценное свободное время для бара, и вдруг, будто споткнувшись, замерла на месте. В тоннеле вблизи от отсека ватерклозетов стоял Он и выглядывал кого-то в толпе, а вокруг него крутился какой-то маленький и подвижный как ртуть мужичонка.

Увидев Ану, Он сделал ей чуть заметный знак глазами, круто повернулся и вошел в клозет-рум. Ана, перепуганная и дрожащая, проскользнула следом. Шустрик остался снаружи.

– Молчи… все вопросы потом, – перебил Он Ану, едва она попыталась открыть рот. – Тебя списали…

Он что-то говорил, но Ана ничего не слышала, все окружающее подернулось какой-то то ли рябью, то ли дымкой, все вертикальные линии вдруг стали двоиться, оплывать, искажаться, и тут она вдруг почувствовала хлесткие шлепки по щекам, возвращавшие в реальность из спасительного небытия. Между ее губами вдруг обнаружилось горлышко фляжки, и в рот хлынула обжигающая жидкость.

– Ну, – успокаивающе бормотал Он ей в ухо, – очухалась? Размазываться, как смазка по шестеренкам, ты не имеешь права. Ты должна бороться. Я принес тебе свободу, свободу и жизнь, понимаешь?.. если все сделаешь как надо, уже завтра ты будешь на воле. Слушай внимательно. Сегодня тебя бросят в карцер. Знаешь, кто такой Черный барон?

– Господин Айно? Конечно, знаю. Я азерка.

– Вот и прекрасно. Он будет сидеть в соседней клетке. По его сигналу откроешь замки в его клетке и в своей. Дальше будешь делать, что он скажет. Быстро, беспрекословно и не задавая вопросов. Сейчас иди в бар, веди себя, как ни в чем ни бывало, и ничего не бойся, я тебя прикрываю.

В его кармане вдруг ожил и заговорил коммуникатор: "Сэш, быстрее, время, время".

– Все поняла?.. Карцер, барон, замки в его и своей клетке. Снаружи вас будут ждать и путь обеспечат. Вот только еще что для полной ясности. Не вздумай появиться одна, очень тебя прошу для собственного твоего блага.

Охотнее всего Ана забралась бы сейчас в свою нору и плюхнулась на ложе, но надо было идти в бар и вести себя, как ни в чем ни бывало. Ее должны были упрятать в карцер, и Он ее прикрывает … но как?.. когда ее схватят?.. кто?.. Покровитель об этом ничего не сказал. Однажды она была свидетелем, так сказать, процесса списания, и запомнила его на всю оставшуюся жизнь. Списанная в тот раз подсанационная была, конечно, редкостной сволочью. Ана и сама, естественно, далеко не ангел, но та была нечто особенное по любым меркам. Однако, что с несчастной сделали насильники-биопы перед тем, как сунуть в карцер, не пожелаешь никому. Все, что от нее осталось, можно было смело швырять под колеса грузопоезда, не затрудняясь запихиванием в клетку. А Ану наверху поджидала Жаба, лесбиянка и садистка. Ана содрогнулась.

Бар, как всегда в это время был переполнен, так что свободен, как всегда был лишь столик у самой двери, первый на пути любого входящего, то есть, естественно, и биопов.

Ана взяла первую из двух причитающихся ей кружек пива и присела за этот свободный столик. За соседним столиком, как обычно держась за руки, сидели Дина из отдела проходки со своим дозиметристом. Парочка торопливо допивала свое пиво, чтобы поскорее слинять в ячейку, пока охраннички не перехватили Дину из-под дозиметристова носа. Прецеденты бывали. Эти двое нашли друг друга уже здесь, в санатории, считали себя мужем и женой, и извалять Дину всеми доступными биопьему воображению способами, да еще на дозиметристовых глазах, считалось среди санитаров самым изысканным “приколом”.

На этот раз влюбленным повезло. Они допили пиво, быстренько сдали кружки киборгу за стойкой и юркнули в проход, ведущий к женским ячейкам. До отбоя было еще целых полтора часа.

Время тянулось невыносимо медленно. Стрелки часов – даже секундная! – просто стояли на месте. Ана сидела как на иголках.

Покровитель – она теперь это хорошо понимала – был человеком Старой Дамы, что наводило на тяжкие размышления. Во-первых, из этого следовало, что он не был всесилен. А во-вторых… с чего она взяла, что после освобождения Айно ее судьба будет кого-нибудь волновать? Обворовала она именно Старую Даму, с какой такой стати люди комтессы должны быть с ней, Аной честны, и о ней, Ане, заботиться?

"У тебя есть выбор, чертова психопатка? – озлилась она на себя, давя и снова загоняя страх на задворки сознания. – Старая Дама, в отличие от тебя, стервы, всегда держит свое слово". О том, что люди комтессы могут и не придерживаться столь строгих моральных принципов, Ана старалась не думать.

Жаба плюхнулась напротив, и стул жалобно заскрипел под ее чудовищным весом. Жаба ухмылялась во весь рот, катая между желтыми, отродясь нечищеными зубами неизменную зубочистку. Вот только глаза. В них не было ни тени улыбки, и ничего хорошего они Ане не обещали.

– Ну, чего, – сказала Жаба, с ленцой растягивая слова, – отпрыгалась, сучонка? Отсуетилась? Кранты, пипец, финиш и полный абзац? Всему приходит свое время, свой час, своя минута и секунда. Их нельзя разбазаривать. Вот я и решила тебя малость порадовать перед концом. Побаловать. Из чистого человеколюбия. У меня этого человеколюбия запасы нерастраченные такие, что ваша Старая Дама отдыхает. На тебя я его и вылью. Опорожнюсь, так сказать. Опростаюсь. Да не трясись ты, желе желатиновое. Ты ведь у нас мазохисточка долбанная, и кайф ловишь своеобразно. Вот я тебе его и обеспечу. По полной программе. От души. Кайфуй, наслаждайся, пользуйся моей добротой.

Жаба по гурмански покачала головой.

– Не люблю я мужиков, презираю и ненавижу за никчемность и ненужность, но в одном, следует признать, есть у них существенное преимущество: естественная, так сказать, тактильность процесса! Чувственная насладительность, а не просто как у нас сплошное умозрение. Нет, разодрать тебе все, что надо, я и пальцами могу, я даже кончу при этом, но ведь у них-то, сволочей… а, ладно, не будем о неприятном. – Жаба вдруг замолкла, вскочила, опрокинув стул, окаменела лицом и вытянулась по стойке смирно. Перед их столом стояла непонятно когда и как подкравшаяся троица в черных мундирах санаторов с седьмого уровня. Безопасность. И все трое – офицеры, причем старший аж в чине старшего лейтенанта. Ужас.

Ана тоже вскочила и вытянулась в струнку. Лейтенант несколько долгих мгновений гипнотизировал Жабу взглядом, потом спросил, кивнув подбородком на Ану:

– Подсанационная Стеклофф?

– Так точно, – пролаяла Жаба.

– Что же ты, старший фельдшер … как бы это выразиться… бездарно, сказать тебе, работала языком? – сказал лейтенант, как показалось Ане, не без издевки в голосе. – Язык-то свой могла бы и получше использовать. Сама же говоришь, что всему приходит свое время, свой час, своя минута и мгновение… их не годится разбазаривать.

И тут Ана испытала ни с чем несравнимое огромное облегчение.

9

Когда по тоннелю в первый раз прокатилась волна света, а внизу с ревом одна за другой пронеслись машины грузопоезда, Ана метнулась в угол клетки и, рухнув на пол, судорожно вцепилась руками в составлявшие его толстые металлические прутья.

Она так и сидела теперь в углу клетки, не выпуская из рук прутьев пола, вцепившись в них руками. Она знала, что пол клетки откидывается автоматически, как только перестает биться сердце узника, но ничего не могла с собою поделать. Разгулявшееся воображение буквально в красках рисовало ей жуткую картину, как где-то там, в управленческих румах санатория, Жаба медленно крадется к некоему пульту и, плотоядно облизываясь, тянет толстый кривой палец к маленькой зеленой кнопке…

Ее засунули в спецтоннель, предназначенный для вывода на поверхность опасных и радиоактивных грузов, и Ана судорожно боялась теперь только одного – чтобы их с Черным бароном не поместили в разные тоннели.

Ана, которой в прошлом много раз приходилось иметь с этим тоннелем дело, пусть и в виртуальном варианте, прекрасно знала, как его расположение, так и частоту движения по нему грузопоездов. Шли они с периодичностью примерено в двадцать минут. Так что ей было совсем несложно подсчитать время своего карцерного заключения. Она сидела в клетке уже четвертый час. Одна.

Соседние клетки, насколько она успела рассмотреть во время прохождения грузопоездов, были пусты. Черного барона нигде не было видно, скорей бы уж его привели, в конце-то концов! Ана как молитву повторяла про себя одни и те же слова: "Гнездо не бросает своих в беде, Гнездо не бросает своих в беде…". Потом ей пришла в голову еще более ужаснувшая мысль: а вдруг Черного барона вообще передумали сажать в карцер?

Лязг металла и тяжелые шаги в соседней клетке прозвучали для нее слаще любой музыки. Когда санаторы, приведшие нового заключенного, удалились, Ана спросила внезапно севшим голосом:

– Господин барон, это Вы?

– Я, девочка, я. И зови меня попросту Айно, пожалуйста. Мы же с тобою не в строю. Ты меня еще генералом называй, щелкай каблуками и спрашивай разрешения обратиться, – весело рассмеялись в соседней клетке.

Ана нервно хихикнула.

– Ну, сумеешь открыть в наших клетках замки? – спросил сосед.

Добродушный и какой-то очень домашний голос Айно подействовал на Ану самым благотворным образом. Страх ее волшебным образом испарился, она совершенно успокоилась и даже нашла в себе силы шутить.

– С полпинка. Хотите, я сейчас репетицию устрою?

– А вот этого не надо, – поспешно сказал Айно. – Ни в коем случае. Зачем нам раньше времени поднимать тревогу в санатории? С момента, когда ты откроешь клетки, у нас с тобой будет максимум четверть часа, чтобы добраться до места пролома тоннеля. А с момента, когда будет взорвана крыша тоннеля и сделан этот самый пролом, время вообще пустится вскачь. Просто будь готова, и все.

– А… как? Как мне быть готовой?

– Когда увидишь, что головная машина мигает фарами, вот тогда и будь готова. Но открывать только по моей команде. Прыгать надо будет ей на крышу… сумеешь?

– Уж как-нибудь.

– Ты, пожалуйста, поаккуратнее. Я, конечно, постараюсь подстраховать, но ты уж и сама постарайся. Не хватало только тебе что-нибудь сломать или вывихнуть.

– Бросите?

– Бросить, конечно, не бросим, но задачу ты нам тогда основательно осложнишь.

Черный барон был, как выяснилось, очень неплохим психологом. Все оставшееся время они провели в легкой болтовне – так, ни о чем. Ана совершенно успокоилась и расслабилась, так что когда за очередной волной света в тоннеле показалась машина с мигающими фарами, Ана какие-то мгновенья благодушно пялилась на нее, пока осознание, – вот оно! пора! – не хлестнуло по нервам и жаркой волной не залило все тело.

Грузопоезд накатывался медленно, гораздо медленнее, чем все поезда, проходившие по тоннелю до сих пор, и Ана живо представила себе, как насторожилась сейчас старшая чистильщица, не понимая, что тут в тоннеле происходит. Головная машина подкатила прямо под клетки, мерзко вякнула клаксоном и остановилась вообще.

– Пора! – возбужденно крикнул Айно. – Открывай.

Запоры лязгнули, пол стал ускользать из-под ног. Ана мягко оттолкнулась от него и прыгнула прямо на огромную плоскую крышу передней машины. К счастью, было совсем невысоко, и прыжок не составил для нее ни малейшего труда.

Рядом в крышу с грохотом впечатались сапожищи Айно, и Ана запоздало содрогнулась: как это бедная крыша смогла выдержать такой удар – сколько же он должен был весить, мужик двухметрового роста с азерской поверхности, да еще по горло накаченный стероидами. Бедная машина.

Перед машиной, между тем, ужом подпрыгивал и крутился давешний живчик, которого Ана видела с Покровителем у клозет-румов.

– Да скорей же вы, – орал живчик, срываясь на визг, – чего копаетесь, черт бы вас…

Айно спрыгнул на пол тоннеля, в воздухе перехватил лихо прыгнувшую следом Ану, и с прежним добродушием пробурчал, бережно ставя ее на ноги:

– Ну-ну, все в порядке, мы все тут. Побежали.

И помчался по тоннелю, задав такой темп, что и живчик, и Ана должны были напрягать все силы, чтобы не отстать.

Тоннель был прямой, как стрела, так что взрыв они увидели издалека. Взрыв, очевидно, был направленным, поскольку ощутимой взрывной волны они так и не почувствовали. Так, некий воздушный толчок. И теперь перед ними маячило светлое пятно там, где оказалась пробита крыша тоннеля, выходящая на поверхность планеты. Это пятно будто придало им силы. Они помчались еще быстрее и, наконец, вот оно… на самом верху, под верхним сводом. Даже Айно при всем своем гигантском росте не сумел бы до него дотянуться.

Айно ухватил шустрика обеими руками за талию, явно намереваясь подбросить его к отверстию в стене.

– Сумеешь ухватиться?

– А то! – сказал шустрик заносчиво, но в это время в проломе показались какие-то веселые физиономии, раздались приветственные вопли и вниз из пролома свесились сразу две веревки с петлями на концах и основательная веревочная лестница, перекладины у которой были, впрочем, стальными.

– Айно, – орали сверху, – ты лезь по лестнице. Тебя, бугая, мы всем скопом поднять не сможем.

Шустрик, будучи уже опоясан веревкой, с шиком скомандовал наверх: "Вира помалу! "

Ана торопливо пропустила петлю подмышками и тоже закричала "Вира", хотя и не вполне отчетливо понимала, что это слово означает. Буквально через минуту все беглецы были уже наверху на поверхности планеты.

Впритык к пролому была подогнана открытая транспортная платформа на воздушной подушке, явно "позаимствованная" у спускаемого модуля какого-нибудь болтающегося на орбите конвертоплана Объединенных компаний. Тут же неподалеку вращались винты винтокрыла без единого опознавательного знака на борту.

На шее у Айно буквально повисли два похожих друг на друга как две капли воды нехилых рыжих бугая… очень даже не хилых, но смотревшихся рядом с гигантом бароном совершенно несерьезно. По всей видимости, это были знаменитые "рыжики" – близнецы, выполнявшие щекотливые поручения Старой Дамы, и приводившие в немалый трепет ее врагов.

– Мы сделали это! – орали "рыжики" в совершенном восторге. – Мы им вставили! Где эта милая девушка, которая так хороша по части замков?! Немедленно предъявите для на предмет в щечки расцеловать!

– Целоваться будете потом, – орал пилот винтокрыла. – Кто летит в Гнездо?

– Команда обеспечения – марш в винтокрыл! – завопил один из рыжиков, до самого конца Ана так и не могла отличить одного из них от другого. – Айно, Ана и мы с братом садимся на платформу, модуль заждался. Айно, ты пока в Гнездо не летишь. Ты с нами, на Фифти-на-пятьдесят. Там снарядим пару-тройку посудин, без твоих консультаций нам на этом этапе не обойтись. Дело трудное и черт знает как опасное. Хозяйка на нас на всех надеется. Подвести ее мы не можем, сам понимаешь. На Райне пока потелепается твой фантом, у него есть сколько-то времени для жизни. А после ты в истинном теле пойдешь доустраивать колонию на Райне, а с нами на Рибартон пошлешь фантом свеженький. С иголочки, так сказать.

На Рибартон? – невнимательно удивилась Ана, вскарабкиваясь на платформу вслед за остальными. – А черта ли им всем делать на Рибартоне?.. и вдруг обмерла. Ну, конечно же… конечно! Имперская экспедиция! Награды! Флагман экспедиции так и остался на этой чертовой планете. А на нем дикое количество наградных банковских карт, серебряных, золотых и даже платиновых! Это деньги. Деньги! Уйма, масса, чертова прорва денег. Протяни руки и бери, сколько сможешь унести. Старая Дама нуждается в деньгах, чтобы продолжить свою борьбу и прочие всякие заморочки с собственным Советом Координаторов… а ей, Ане, разве не нужны деньги, раз свободу она уже обрела? Десяток-другой платиновых карт – и ее жизнь в Старых Мирах будет не лишена известной приятности. Следовательно, есть резон присоединиться к этим мальчикам именно сейчас, так сказать, на волне эйфории.

– Эй вы, обормоты! – орал пилот винтокрыла. – Платформа у вас открытая. Вы там поосторожнее. Я, когда летел, видел несколько стай крыс и гамадрилов. Оружие подготовьте и глядите в оба.

Винтокрыл сорвался с места и в мгновение ока исчез из вида.

– Модуль далеко? – спросил Айно, ни к кому в особенности не обращаясь.

Платформа с шипением встала на воздушную подушку и, наращивая скорость, заскользила по склону холма

Как бы мне напроситься лететь вместе с ними? – думала Ана. – Под каким таким благовидным предлогом?

Однако ситуация раскрутилась сама собой к ее полному и совершенному удовлетворению.

– Ана, девочка, – обратился к ней Айно, будто бы спохватившись. – Насколько я знаю, на твой счет госпожа комтесса распорядилась поместить некую сумму денег. Правильно? – обратился он к ближайшему "рыжику", рыжик кивнул, – Вот видишь. Но, сама понимаешь, вести себя тебе сейчас нужно осторожно. Тебя непременно заявят во всеимперский розыск. Я предлагаю тебе сейчас лететь с нами на Фифти-на-пятьдесят, это такая база, бывшая заправочная станция для звездолетов на фотонной тяге. Теперь на ней обосновалась всякая космическая вольница, сущий притон контрабандистов, и таких беглецов, как мы с тобой там – каждый второй. Ну, на месте уж и сориентируешься, как тебе быть дальше. Пластическую операцию на "Фифти" сделать даже не пара пустяков, а половина пустяка. Что касается госпожи комтессы, то я от ее имени могу тебя заверить, что с сегодняшнего дня у нее к тебе претензий нет. Ну, так как? Летишь с нами?

– Конечно! – воскликнула Ана в восхищении.

Глава вторая

1

Первое открытое вооруженное столкновение не заставило себя ждать.

Случилось так, что оно совпало с заседанием – причем, по замыслу Старой Дамы, последним – того, что она теперь называла своим военным советом. Участвовали в совете все, правда, большинство участников присутствовало в фантом-контактах. В истинных телах большинство сподвижников Старой Дамы находились вне Гнезда и даже не на Азере, и занимались они задачами, требовавшими для своего решения более девяти дней.

Совет начался с рассмотрения текущих дел. Обсудили состояние финансов – на сегодня плачевное! – и финансовые прогнозы на будущее. Выслушали доклады с Райны. Там дела шли неплохо. Компактного поселения азерцев – эмигрантов удалось добиться, и помощи оружием для организованных фантомом Айно боевых отрядов тоже. Обещана была поставка Гнезду ракет класса "земля – воздух" в долг, а нужду в этих ракетах Айно предрекал большую. О делах, которыми занимался сам Айно с рыжими близнецами, Старая Дама распространяться не хотела, имея в виду особую деликатность порученной им миссии. Чувствовала она себя хуже некуда, новый фант в компьютер записать никак не успевала, да еще и от Айги, посланного за племянником в Столицу, известий никаких не поступало. Надо было посылать кого-то еще, посланец должен был добраться до Рекса наверняка, никто, кроме близнецов, в голову не приходил.

Когда все текущие дела были обговорены, Старая Дама встала и внимательно оглядела соратников.

Шум в зале мгновенно смолк. Присутствующие насторожились и, как по команде, повернулись к комтессе.

– А теперь, дорогие друзья, я должна обговорить с вами кое-какие соображения стратегического плана.

Когда Старая Дама умолкла, соратники обменялись ошеломленными взглядами. Как об окончательно принятых решениях она объявила о назначении наследником и соправителем своего племянника Рекса Азерски, а также о желании с сегодняшнего дня остаться в Гнезде одной.

Ее речь была встречена гробовым молчанием.

– Рекс, я надеюсь, будет моим соправителем с резиденцией вне Гнезда, – говорила Старая Дама. – Именно для него Вы, барон, и готовите сейчас нашу запасную, точнее, дополнительную базу на Райне. Вы же будете ее комендантом до появления Рекса. Райане, с их отказом от услуг Объединенных Компаний и, мягко говоря, нелюбовью к бывшей метрополии, становятся сейчас нашими естественными союзниками… Ну, так и в чем дело? Что вы сидите со скорбными лицами как… – она споткнулась на полуслове, но, справившись с собой, решительно закончила, – как на похоронах?

Соратники, переглядываясь между собой, старательно прятали от комтессы глаза.

– Мы выстроили самую мощную оборону, на которую только оказались способны – продолжала Старая Дама. – Для ее функционирования люди здесь не нужны. Между тем, Гнездо в ближайшее время, вот даже в эту самую минуту может оказаться втянутым в военный конфликт. Тогда оно окажется в такой плотной осаде, что из Долины даже крыса не сумеет высунуть носа. Вне Гнезда вы будете значительно полезнее для дела.

Старая Дама оглядела соратников и остановила тяжелый взгляд на фантом-Айно.

– Все мы ждали такого решения, – сказал Айно. – Но Рекс Азерски… Он один из старших офицеров Корпуса Пространщиков, и он…

– Это не новость для меня, – с сарказмом перебила его Старая Дама.

– …он интуитивист, – пробормотал фантом.

– Боже мой, барон, как Вам не стыдно. По крайней мере, у шестерых из здесь присутствующих на висках красуются контакторы. В том числе, и у Вас, между прочим. Все оконтакторенные со временем становятся интами, и Вы сами это тоже уже почувствовали, разве нет? В конце концов, интуитивизм есть, повидимому, всего лишь аномально развитая эмпатия. Как у собаки. Инт способен более или менее безошибочно распознавать незаметные для обычных людей проявления чувств. Пусть даже их тончайших оттенков. Образно говоря, в этом смысле интуитивист есть нечто вроде человека со встроенным детектором лжи. Это правда. Но вам-то что бояться?

– Видите ли, сударыня, эмпатия – это, конечно… но господин Рекс … он… судя по слухам… Вот вы говорите – эмпатия. Какая эмпатия? Мои ребята взломали кое-какие сайты в компьютерах санации. Разведка из Столицы доносит, что он читает мысли. Поймите меня правильно, мне нечего скрывать, но кому захочется, чтобы кто бы то ни было, и уж тем более сюзерен, копался в твоем мозгу? У Вас нет контакторов, сударыня, Вам это трудно понять.

Старая Дама улыбнулась.

– Сударь мой, вспомните, что я сказала Вам, когда вы советовали организовать в Гнезде службу безопасности.

Фантом уставился на нее широко раскрытыми глазами.

– Так вот, я сказала, что сама себе безопасность. Согласитесь, я была достаточно эффективна в этом смысле. Как Вы думаете, почему?

– Вы хотите сказать…

– Да. Вот именно. Я тоже интуитивистка, причем довольно сильная. Не буду вдаваться в дальнейшее теоретизирование. Скажу лишь, что ни один интуитивист, насколько я знаю, не берется объяснить, каким путем приходит к нему решение задачи. Просто наступает озарение, и горе тебе, если ты его проигнорируешь. Вы в этом имели случай убедиться лично, не правда ли? Ну а пресловутое "чтение мыслей" есть несусветная чушь и глупость, мыслящего человека недостойная… наверное.

– Ну, не знаю, – пробормотал фантом-Айно. – Что касается Малыша, простите, господина Рекса, то старый Айга рассказывал о нем такое, что ни в какие теории уложиться не может и любые донесения заткнет за пояс. Но Вы, сударыня, не думайте, что мы против господина Рекса что-нибудь имеем. Нет. Да и в любом случае Ваше решение для нас закон. Это просто от неожиданности. Думаю, я не ошибусь, если скажу, что нас всех больше заботит Ваше решение остаться в Гнезде одной. Это чрезвычайно опасно.

– Что ж, я ценю и принимаю вашу заботу о моем бренном существовании, – в голосе Старой Дамы явственно прозвучали непонятные присутствующим саркастические нотки. – Однако прошу учесть, что в дуэте соправителей активная роль достанется Рексу. Именно ему потребуются верные люди. Причем все.

Фантом-Айно поднял руки.

– Насчет Рекса – это, скорее всего… да что там, безусловно, это верное решение. Но оставаться в Гнезде одной? Я полагаю, что люди, хорошо знающие основные принципы построения обороны, в критическую минуту могут оказаться тут очень кстати.

– Вы, например, – хмыкнула Старая Дама. – Прекратите, Айно. Вам не к лицу подобные хитрости. Я уже сказала, что Рексу потребуются все верные люди. Ну а если возникнет обстановка, с которой компьютеры не смогут справиться, это будет означать лишь одно – Гнездо обречено. Да и как только начнет функционировать запасная база во главе с Малышом, нападение на Долину потеряет всякий смысл. Кроме того, при необходимости мы всегда можем организовать появление в Гнезде фантома любого из вас… кстати, почему это мне никто не докладывает о судьбе девочки, ну, которая открывала в карцерах замки? Она, конечно же, воровка, и все такое, но она спасла Вас, Айно, и мы обещали ей свободу, безопасность и кое-какие деньги. Надеюсь, мы выполнили свои обязательства, и с нею все в порядке?

Айно и близнецы смущенно переглянулись.

– Что такое? – нахмурилась Старая Дама. – Что это еще за смущение нарисовалось на ваших лицах, господа? Как это прикажете понимать? Вы нарушили данное мною слово?

Айно вскинул руки в резком отстраняющем жесте.

– Ни в коем случае! Просто стыдно признаваться, что девчонка обвела нас вокруг пальца, как несмышленышей каких-нибудь. Но тут уж… воровка она и есть воровка. Воровка ворует, даже если украденное ей нахрен, простите, не нужно, из любви к искусству ворует. Горбатого только могила исправит.

– Объяснитесь, – холодно сказала Старая Дама.

– Оставлять ее на Азере было никак нельзя. Ну, непорядочно, что ли. Мы-то сами собирались немедленно лететь на Фити-на-пятьдесят, это самое удобное место для подготовки эскапад вроде экспедиции на Рибартон, и все такое. Понимаете, сударыня, мы только что вырвались из плена, все прошло совершенно замечательно и более чем удачно. Я не оправдываюсь, я просто объясняю: мы были радостные и счастливые до полного обалдения, эту Ану воспринимали уже как полноправного члена команды, как свою. Ну, вот, нарадостях и предложили захватить ее до "Фифти", а там, мол, и разбежимся в разные стороны.

Айно почесал в затылке и смущенно пожал плечами.

– Продолжайте. Я слушаю.

– Дело в том, что за эти несколько дней она умудрилась поставить себя так, будто всю жизнь была нашим товарищем, соратником и, вообще, своя в доску. Никаких постельных поползновений с ее стороны, а вот именно что товарищем и соратником, – поспешно добавил он, взглянув в лицо комтессы.

– Значит, с чьей-то другой стороны постельные поползновения все же имели место? – невольно усмехнулась комтесса. Оба "рыжика" дружно и совершенно синхронно потупились.

– Я и говорю, что тщетные, – продолжал Айно. – Она этих поползновений в упор не замечала, хотя, если честно, некоторые, не будем показывать пальцем, кто именно, просто из кожи вон лезли и отпихивали друг друга локтями.

Присутствующие, для которых все происшедшее явно никакой тайны не составляло, ехидно хихикая, уставились на близнецов. Старая Дама уже без улыбки покачала головой.

– Интересная, наверное, была картина. Жаль, самой увидеть не довелось.

Близнецы, опять-таки совершенно синхронно забормотали что-то невнятно-возмущенное, однако Старая Дама одним движением пальца пресекла наметившееся веселье и взглядом предложила Айно продолжать.

– В общем, девочка вела себя совершенно безупречно. На Фити-на-пятьдесят она не только не отвалила в сторону, но оказалась нам чрезвычайно полезна, хотя мы еще в дороге передали ей банковскую карту с вполне приличной суммой сверх вашего. Она взяла в свои руки фрахт судов обеспечения и весьма в этом деле преуспела.

– И нечего тут презрительно коситься! – заполошно махали руками близнецы. – Это сейчас все тут такие умные задним умом. Что-то когда она там фрахтом занималась, ни одна душа нам никаких замечаний не делала про ее бесконтрольность, и все такое. Дел было невпроворот, и надо было спешить. А мы за счет высвобожденного времени добыли для Гнезда ракет, и обеспечили их контрабандную доставку сюда на судне Объединенных Компаний, между прочим. Если бы она не занималась фрахтом, хрен бы мы нашли для этого время.

– Словом, получилось так, что все мы считали ее уже совершенно своей, я же говорю. Само собой разумелось, что она летит с нами к Рибартону. Она и полетела, хотя, если честно, были у меня на этот счет смутные сомнения, вот только я, дурак, опять им не поверил. Стыдил даже себя – что ж это ты, сукин сын, совсем шизанулся со своей подозрительностью? Девочка, мол, старается, из кожи вон лезет, а ты… наступил, короче говоря, на те же самые грабли, что и прошлый раз, в космопорте.

Айно смущенно умолк.

– Дальше, дальше.

– Ну, что дальше… Дальше получилось такое, что после каждый готов был себе собственноручно физиономию в кровь расколошматить.

– Вы продолжайте, продолжайте.

– Я и продолжаю. На Рибартон мы корабли не сажали. Как в свое время великий Айвен, мы их оставили на орбите, вниз ушли на орбитальном боевом флаттере. Ума не приложу, как это он тогда на своем неуклюжем челноке, да без посадочных полос…– Айно вздохнул, – ну, не в этом дело, да… Короче говоря, вниз ходили одни мужики. Она, впрочем, и не рвалась на поверхность, так что в этом смысле особо дергаться не приходилось. Основная нагрузка легла на рыжих, я-то был в фантоме, а Вы, сударыня, работу в фантоме сверх положенного срока не приветствуете… это если сказать мягко. Все, что надо, парни сделали, ящик притащили.

Со стороны близнецов послышалось подавленное фырканье.

– Не надо фыркать, – сварливо отозвалась Старая Дама, – и Вы, Айно, зря так старательно перекладываете все заслуги на этих двух обормотов. Или Вы полагаете, что я не умею считать до десяти? Я вполне способна уяснить себе, в каком именно дне существовал тогда Ваш фантом. Мы об этом после поговорим подробнее, а пока рассказывайте, друг мой, рассказывайте.

– Собственно, это все. Подняли мы на корабль ящик, поздравили друг друга радостно и отправились назад, на поверхность, собирать оборудование. А когда вернулись, глядим – Аны нет, ящика с нашей добычей тоже нигде нет. И времени у моего фантома уже тоже нет, то есть, ну… да. Но пришлось снова спускаться на Рибартон и делать всю работу сначала и сверхударно. Вот тут-то нам и досталось по самое "не могу". Все, что было на первых спусках, это, как оказалось, цветочки. Еле ноги унесли. Так что птичка за это время тю-тю, смылась птичка.

– Не поняла. Как, то есть, смылась? Корабль на месте, а ее нет?

– Именно так. Видно, она это с самого начала планировала, и когда фрахтовала на Фити-на-пятьдесят вспомогательные суда, то и для себя зафрахтовала посудину, которая болталась где-нибудь поблизости, ждала сигнала. На кой черт ей этот ящик сдался, я не знаю, хоть стреляйте в меня в упор из кривого игломета. Разве если только ей было все равно, что воровать. Просто хотела показать нам всем, что мы перед нею дураки и лохи, что обдурить нас ей раз плюнуть, прикольно и весело. Затаилась, выждала какое-то время, чтобы мы убрались с корабля на планету, а дальше… Судьба ее дальнейшая нам неизвестна. Однако же, исходя из того, что именно она сперла, вряд ли счастливая эта ее судьба. Икрой скрыплов ящик был забит под завязку, а что хранить ее надо в холоде, так откуда ей это было знать? Что делать, сама такую выбрала. Альтернативы этому выбору у нее имелись… хотя и жаль дуреху, если честно.

– Нет! – запальчиво завопили, перебивая друг друга, близнецы, – может, кому эту предательницу и жалко, а нам – категорически! Что бы с нею ни случилось, все она это заслужила сполна. Лишь бы невинные люди от этих ее приколов не пострадали, а то…

И в этот момент неожиданно громко заговорил компьютер.

"Винтокрылы над Скалистым хребтом, мадам, – сказал он. – Пожалуй, это боевая тревога. Да. Не иначе, как боевая тревога, мадам"… так что судьба хитроумной Аны Стеклофф тут же перестала присутствующих занимать, и последний вопль кого-то из близнецов: "… туда ей и дорога, стерве, не жалко, если сдохла…" безответно повис в воздухе.

На стенах кабинета вспыхнули многочисленные обзорные экраны. По экранам качнулось, настраиваясь, панорамное изображение Долины Предков. Скалистый хребет и русло Пульсарки придвинулись вплотную.

– Вот они, смотрите, вот! – возбужденно крикнул кто-то.

Несколько винтокрылов летело параллельно реке. Это были тяжелые, хорошо вооруженные машины. Опознавательные знаки на них были небрежно замазаны белой краской. Однако, по крайней мере, две машины, державшиеся чуть ниже остальных, были пузатыми транспортными карами, единственным возможным владельцем которых могли быть лишь Объединенные Компании Старых Миров.

– Что это? Атака? – спросила Старая Дама, не отрывая напряженного взгляда от экрана. Все молча повернулись к Айно. Фантом подчеркнуто небрежно пожал плечами.

– Детский сад, – процедил он сквозь зубы. – Чертовы дилетанты. За кого они нас здесь принимают?

– Вот сейчас мы все и увидим, – лихорадочно бормотала себе под нос Старая Дама, – вот сейчас…

Винтокрылы проплыли над Скалистым хребтом и развернулись над водопадом. Верхние машины веером рассыпались в стороны, прикрывая десантные кары. Кары пересекли реку и, надсадно гудя винтами, зависли над берегом. Чрева их распахнулись, но вместо ожидаемых боевых глидеров на воздушной подушке, вооруженных спаренными лазерными пушками, и длинных десантных ботов оттуда выскользнули и устремились к Гнезду здоровенные ракеты класса воздух – земля.

Гнездо ответило ударом чудовищной силы. От взрывов ракет на мгновенье ослепли экраны. Когда изображение появилось снова, оно зафиксировало лишь пылающие обломки и единственный уцелевший винтокрыл, пытавшийся скрыться за Скалистым хребтом. Винтокрыл был уже вне владений Старой Дамы. Огонь с земли по нему не велся. Однако шлейф черного дыма, тянувшийся за этой машиной, показывал, что и ей тоже крепко досталось.

Винтокрыл двигался странными рывками и поминутно клевал носом. Где-то в районе водопада он сорвался в штопор и исчез в ущелье.

Кабинет взорвался торжествующими криками. Все возбужденно орали, смеялись, колотили друг друга по спинам, не разбираясь, по истинному или по псевдотелу приходится дружеский тумак.

Старая Дама распорядилась принести игристое вино. Некоторое время соратники – все, фантомы тоже – дружно хлопали пробками, разливали по бокалам искристый напиток. Шум постепенно смолк. Все смотрели на Старую Даму.

Старая Дама с гордостью оглядела своих людей.

– Айвен Азерски делил вассалов на две… как это… ну, два типа, что ли, – сказала она, – на вассалов духа и кулака. Вассалы духа, по его мысли, друзья сюзерена. По отношению к ним, комты всего лишь первые среди равных. А вот вассалов кулака он считал, нет-нет, конечно же, не рабами, но слугами, признающими только силу и подчиняющимися силе. Я, урожденная Калерия Старкофф, волею судеб поставленная во главе клана Азерских, счастлива и горда тем, что окружена вами, друзья мои. Я не верю, а знаю, что такой же монолитной стеной вы встанете за спиной Рекса и защитите нашу прекрасную планету от гнусных шакалов и мародеров, в которых, в конечном итоге, вырождается любая прислуга. Да здравствует Азера! Да здравствует ее законный комт – Рекс Азерский! Да здравствуете вы, друзья мои!

Старая Дама осушила бокал и, по древнему обычаю своих земных предков, швырнула его в стену, чтобы после такого тоста никакие другие над этим бокалом уже никогда не могли быть произнесены.

– Да здравствуют комты Азеры! – дружно взревели присутствующие, и кабинет наполнился звоном вдребезги разбиваемого драгоценного стекла.

Старая Дама нагнулась к уху своего военного советника.

– Ведь это была не атака, правильно, Айно?.. Не атака?.. Это было… такая штука называется "разведка боем", их интересует дислокация наших батарей…правильно?

Айно усмехнулся и, соглашаясь, прикрыл глаза.

2

Вагон со скрежетом вписался в поворот. Сквозь шатнувшуюся толпу Рекс Азерски снова поймал на себе жесткие взгляды биопов. Охота велась всерьез. Было совершенно очевидно, что преследователи поджидали лишь удобного случая, чтобы покончить с ним одним ударом.

Очевидным было и то, что охотились за Рексом отнюдь не дилетанты. В другой обстановке Азерски мог бы попробовать определить, жизнь его была им нужна, или конвертор. Но в скученной и раздраженной толпе пассажиров сделать это нечего было и пытаться. Едва Азерски позволял себе чуть-чуть приоткрыть психику, как его тут же захлестывало сущее море безадресной и беспричинной злобы, ненависти всех ко всем и каждого к каждому. А может быть, преследователей интересовало послание тетушки?

Судя по всему, ждать этого самого "удобного" случая оставалось совсем недолго. В вагоне то и дело гас свет, и сзади, в темноте, тотчас начиналась энергичная возня. Биопы пробивались сквозь толпу поближе к Азерски. Рядом они должны были оказаться задолго до остановки.

Рекс прекрасно понимал, что не может рассчитывать на поддержку окружающих. Рослый, загорелый, да еще и с золотыми контакторами на висках, он был втройне чужак в серолицей толпе горожан. Правда, преследователи тоже не были своими. Это были мальчики с поверхности, к тому же биопы, от них за версту смердело спецслужбами, но тем меньше оснований для окружающих было вмешиваться не в свое дело.

Еще задолго до экспедиции Азерски вдруг почувствовал себя объектом чьего-то пристального, липкого и корыстного интереса, имевшего к тому же некий гнусный собственнический оттенок. Ничего конкретного, ничего определенного, это были именно ощущения, причем на грани восприятия даже для его изощренной психики. Главное было в том, что эти ощущения не обещали ему впереди ничего хорошего.

Потом было происшествие на Астрее. Как его ни квалифицируй, считай его покушением или диверсией, лично для Рекса оно в любом случае должно было окончиться смертью. Ну а после приземления конвертоплана в столичном космопорте все вообще пошло наперекосяк и окончательно запуталось.

Несмотря на строжайшее распоряжение шефа, Азерски совсем не собирался немедленно мчаться в Корпус. Дело было вовсе не в том, что он хотел прийти в себя после экспедиционных передряг. За время работы в Корпусе он привык философски относиться к происшествиям подобного рода. Просто им были задуманы некие переделки в своей столичной жилой ячейке, невозможные без применения конвертора. А заполучить этот самый конвертор в бесконтрольное пользование вне экспедиции было бы, мягко говоря, затруднительно. К тому же, очень уж ему не нравился слишком пустынный эскалатор, ведший к ВИП-выходу из космопорта. Поэтому, к счастью для себя, он решительно миновал его, и направился к стойкам регистрации для рядовых граждан.

Однако едва Рекс, проделав необходимые формальности, отошел от таможенной стойки, дорогу ему преградили два абсолютно одинаковых ярко рыжих и очень лохматых субъекта, внешний вид которых просто кричал о том, что прибыли они с весьма отдаленного пограничного мира.

– Господин Азерски?.. Господин Рекс Азерски?.. – явно риторически осведомился один из них.

– Чем могу быть полезен? – спросил Рекс, невольно останавливаясь. Однако задавший вопрос субъект тотчас отвернулся и стал внимательно рассматривать окружающих. Второй, пробормотав что-то вроде: "Минуточку", полез рукой во внутренний карман куртки.

Рекс резко качнулся вперед, блокируя руку незнакомца.

– Нет-нет, что Вы, – тихо сказал тот, даже не пробуя сопротивляться. – У нас к Вам послание от Старой Дамы.

Рекс не сразу понял. Послание от тетушки? Что за чепуха… Незнакомцы стояли спокойно, расслаблено, причем второй по-прежнему демонстративно оглядывал окружающих.

Рекс осторожно прощупал их эмоции: ни злобы, ни повышенной агрессивности. Впрочем, если перед ним были профессионалы, это ровным счетом ничего не значило.

– Только без глупостей, – предупредил он, освобождая руку незнакомца. – Что за послание? Разве у нас не работает электронная почта? Разве запрещены фантом-контакты?

– Старой Даме лучше знать, что делать, – незнакомец был предельно серьезен. – Она велела передать письмо любой ценой. Чему Вы улыбаетесь, сударь мой, ведь Айга-то, видать, до Вас не дошел? Нам всем не впервой рисковать для Старой Дамы своей шкурой. И дело не в деньгах… не только в деньгах. Просто госпожа комтесса такой человек.

Рекс принял конверт и рассеянно спросил, заталкивая его во внутренний карман куртки:

– Ну, и как она там?

– Трудно, – ответил посланец. – Вы же знаете, что у нас творится.

Рекс неопределенно пожал плечами. Конечно, до него доходили кое-какие слухи, но ничего достоверного ему не было известно.

Связь с тетушкой прервалась уже давно и, по совести говоря, виноваты в этом были обе стороны. Смерть дяди на операционном столе потрясла юного Рекса до глубины души. Он не мог отделаться от чувства вины. Предстать перед убитой горем тетей с контакторами на висках было выше его сил.

Эфир в те дни был полон восторгов по поводу достижений научно-биологической революции. Симбиоз мозга и компьютера, их полное взаимное слияние делало человека чуть ли не богом, а первое место, где это содружество нашло быстрое и эффективное применение – космонавтика – было для него невероятно притягательно. Он воображал себе, как предстанет перед тетей овеянным, подобно своему легендарному предку, неувядаемой славой. И вот тогда она поймет, что жертва дяди не была напрасной… и так далее. Конечно, это были наивные и глупые детские мечты. Тетя же, похоже, расценила его поведение просто как черствость, бездушие и махровый эгоизм.

– …на поверхности почти что никого уже и нету, – продолжал, между тем, посланец. – Кто побогаче, уезжают с планеты, куда глаза глядят. Остальные спускаются под землю, в Город, деваться-то некуда. Иные опомнились, да что ж теперь делать? Хотели благ цивилизации – нате, жрите гидропонное дерьмо, играйтесь в электронные цацки, но под землей, как червяки в яблоке, под землей, без солнца, без свежего ветра, без чистой живой воды. И все-таки многие не продают свои земли Компаниям, хоть бы и за большие деньги. Отдают по дешевке госпоже комтессе. Даже дарят некоторые, потому что Старая Дама в своих владениях шахт рыть не дозволяет и дороги строить не дает. И люди верят, что она будет стоять до конца.

Посланец покосился на виски Азерски и вздохнул.

– Научно-биологическая революция. Прогресс и все такое. Да только правильно Старая Дама говорит – с чего бы это вдруг такая о нас забота, да и о нас ли? Грабеж это, а не прогресс. Что ценное – вывозят под метелку. Чуть ли не всю планету изрыли, как кроты. А где не изрыто, там завалено отходами. Дышать без респиратора во многих местах уже просто невозможно. Под дождь попасть не приведи господь даже в защитном костюме. Сплошная кислота. И так все это представляют, что, мол, в наших же интересах. Благодетели! Вот говорят: Земля. Райское место, прекрасная курортная планета для богатеев… ну, не знаю, может, Земля и на самом деле есть, а не легенда, только мы с братом ничего лучше Азеры не видели. А эти гады завезли черт знает откуда всяких монстров, и выпустили на волю под видом мутантов. Чтобы, значит, люди с поверхности с перепугу убирались поскорее. Нет, я ничего не говорю, мутантов тоже хватает, одни крысы чего стоят. Знаете, какие они у нас сейчас? Метровые зверюги, на поверхности без оружия из дома носа не высунуть. Но мы с братом достаточно мотались по свету, чтобы понимать, что к чему. Правда, Старая Дама с нашей помощью тоже подготовила этим подонкам подарочек…

– Заткнись, – не переставая шарить глазами по сторонам, перебил его второй посланец.

– Он ее племянник!

– Все равно заткнись. Сама что надо скажет. И вообще, нам пора.

Незнакомцы церемонно распрощались и нырнули в толпу.

Картина, которую они нарисовали, неожиданно сильно взволновала Рекса. Очевидно, его привязанность к родным местам была значительно сильнее, чем он подозревал. Он представил себе титаническую и совершенно безнадежную борьбу, которую в одиночку вела сейчас тетушка чуть ли не со всей Империей, и собственные злоключения показались ему чем-то мелким, вздорным и даже несколько стыдным. Рекс вздохнул, поправил на плече ремень конвертора и направился к стоянке флаттеров. И тут же несколько невесть откуда взявшихся огромных парней со скучающим видом зашагали следом.

Рекс добавил хода. Парни тоже поднажали. На флаттерной стоянке они ловко оттеснили в сторону других пассажиров и молча пристроились за его спиной, явно намереваясь усесться с ним в одну машину… уверенные в себе крепкие парни с холодными глазами убийц.

В другое время Рекс, пожалуй, не отказался бы сыграть в их игру. Но у него на плече висел конвертор… с таинственной поломкой в котором еще предстояло разбираться, а вся эта возня вокруг отнюдь не располагала к благодушной доверчивости. Сам по себе конвертор не мог разрегулироваться, да еще так хитро, чтобы тестовые программы не сумели этого обнаружить. Поломка была делом рук человека, прекрасно знавшего его конструкцию, и – самое главное – имевшего к нему доступ. Диверсия была задумана и проделана блестяще, вины исполнителей в том, что Рекс все-таки уцелел, не было. Кроме того, в кармане Рекса лежало послание тетушки, причем настолько таинственное, что Старая Дама даже не решилась доверить его ни почте, ни фантом-контакту. Фантома, знаете ли, можно и перехватить.

Рекс подождал, пока откроются двери флаттера и, оттолкнув стоявшего рядом биопа, прыгнул на самодвижущийся тротуар.

Однако замешательство преследователей не длилось и нескольких мгновений, так что, пожалуй, одного профессионализма для такой реакции было мало. Среди преследователей были интуитивисты, а раз так, решил Рекс, уйти от них будет непросто. И вот теперь, после долгой упорной погони, он стоял у переднего выхода из вагона внутриярусного монорельса. Перед ним была закрытая дверь, а преследователи уже чуть ли не дышали в затылок. Шансов на спасение практически не было. Он прекрасно понимал, что, как только экспресс подойдет к остановке, с ним будет покончено. Уходить надо было немедля, но как? Магистральные экспрессы управляются не собственными примитивными компьютерами, а весьма серьезными системами Центра перевозок.

Экспресс мчался по сельскохозяйственному уровню, отдельные гидропонные фермы которого на каждом этаже сообщались с транспортным тоннелем самодвижущимися тротуарами. Рекс знал, что на подходе к квартальной транспортной развязке вагон пройдет над тротуаром сто тридцать четвертого этажа, причем скорости вагона и самой быстрой тротуарной дорожки, в это время обычно пустынной, будут практически равны. Почти тотчас же вагон и тротуар стремительно разойдутся в разные стороны, но если бы ему удалось вовремя открыть двери, он мог попытаться выпрыгнуть наружу. При этом надо было точно попасть на середину дорожки, устоять на ногах и схватиться за центральный поручень. В противном случае инерция на повороте может его отбросить под монорельс или просто размазать о стену тоннеля.

Курсантом Рекс неоднократно проделывал этот трюк на пари, но всегда с открытой грузовой тележки. Тупо взломать двери вагона силой? Но они даже не имели ручек, за которые он мог бы ухватиться.

Преследователи были уже чуть ли не рядом, когда экспресс ворвался в шахту развязки. И тут вдоль позвоночника Рекса прокатилась волна тошнотворной тянущей боли – извечного проклятия оконтакторенных, и в то же время счастливого для них знака нового прорыва в интуитивизме. Боль отхлынула, и он вдруг провалился… растворился… в чем?..

Вокруг стремительно метались какие-то пятна – нет, не пятна, сущности тёмно-бордового цвета – не сплошные, но состоявшие из еще более подвижных спиралей, фигур, немыслимой сложности, сплетавшиеся друг с другом, перетекавшие друг в друга и плевавшие друг в друга яркими, стремительными искрами. Они составляли – на немыслимо короткое время – подвижные, как ртуть, кластеры и цепи, распадались, сцеплялись в новых сюрреалистических сочетаниях, и все это происходило в полной тишине и абсолютной… нет, не темноте, черноте.

На мгновение его охватил невероятный, кошмарный в своей иррациональности ужас. Сознание странно раздвоилось. Ощущение было таким, будто какая-то часть его, истекая через кончики пальцев, вцепилась в хвостик такой цепи и, ломая сопротивление агрессивных, очень агрессивных кластеров, стремительно рванулась по ней вперед и внутрь сопротивляющейся черноты. Щелчок, повинуясь команде, двери перед ним распахнулись и…

Прямо против дверей вагона у центрального поручня дорожки он увидел вальяжно обосновавшийся патруль городской санации. Один из здоровенных биопов – полицейских лениво жевал жвачку, не удостаивая вниманием такую мелочь, как гидропонный экспресс, а второй, открывши в зевке рот, бессмысленно пялился на Азерски, будучи не в силах вот так сразу осознать всю возмутительность происходящего. Сзади чья-то рука схватила Рекса за плечо, он с силой рванулся и прыгнул вперед, буквально повиснув на шее зевавшего биопа.

С грохотом и ревом вагон рванулся в сторону от тротуара. Ударная волна, отраженная от зева тоннеля, непременно сбила бы Рекса с ног, если бы не существенная, хотя и пассивная помощь биопа, намертво вцепившегося в поручень. Прежде чем санаторы сумели прийти в себя, Рекс с криком: "Пардон, сэры, благодарю Вас, сэры", скользнул между ними и, прыгая с дорожки на дорожку, выскочил на неподвижную платформу.

3

Старая Дама озадаченно смотрела на экран компьютера. На экране бегущей радугой переливалось слово "Ждите". Компьютер молчал уже больше пятнадцати минут. Это было просто поразительно. Ну, в самом деле, что было такого уж особенного в ее вопросе? Она всего-навсего хотела узнать, почему, по законам Империи, фант может храниться в компьютере сколь угодно долго, а фантому разрешено функционировать не более девяти дней?

Раньше Старая Дама не слишком-то задумывалась о причинах этих запрещений. Тем более что на поверхности лежало очевидное объяснение: длительное функционирование фантома привело бы к приобретению им самостоятельного опыта. В этом случае решения, принимаемые фантом и оригинальным сознанием по одному и тому же поводу, могли быть уже не адекватны. Между тем адекватность была принципиально важна, поскольку любые действия фантома юридически считались действиями самого человека.

Почему она задалась этим вопросом? Интуиция? В конце концов, в их семействе не только Малыш обладал так называемыми "особыми способностями". Она ожидала услышать что-нибудь вроде ссылки на постановление Совета Координаторов Империи, но компьютер молчал, и это затянувшееся молчание выглядело более чем странно.

– Эй, – не выдержала Старая Дама, – ты что это такой загадочный? Решил поиграть в Сфинкса?

"Минуточку", – пробормотал компьютер, и на экране снова замерцало радужное "Ждите". "Пора писать послание Малышу, раз уж обновление фанта я сделать не в состоянии, – уже в который раз сказала себе Старая Дама. – Ох, нарвусь! Умру ведь, и спросить ему будет не у кого".

Повинуясь приказу, сподвижники покинули Гнездо сразу же после сражения. Старая Дама была вконец обессилена прощанием. Она всегда считала себя человеком жестким и несентиментальным. Ей казалось, что она начисто лишена тех черт человеческой натуры, которые вызывают любовь окружающих, и которыми в избытке обладал ее муж. Неподдельная любовь и даже обожание, выказанное этими суровыми людьми, потрясло ее до глубины души.

Конечно, не стоило подвергать людскую верность слишком уж большому искушению. Кто-нибудь мог и не выдержать. И все же Старой Даме было больно и стыдно лгать своим сподвижникам в лицо. Но, как бы то ни было, теперь она была готова во всеоружии встретить смерть. Она могла быть уверена, что будет считаться живой столько времени, столько понадобится Малышу для вступления в наследство.

"Все файлы, относящиеся к Вашему вопросу, мадам, закодированы. Открыть их, не зная кода, не удается", – произнес, наконец, компьютер.

"Что-то не похоже, чтобы, речь тут шла о юридических нормах", – подумала Старая Дама, и вдруг сказала, сама несказанно удивившись собственным словам:

– А ну-ка, поройся в истории медицины.

Самочувствие ее было омерзительным. Сердце билось неровно, с перебоями, от которых наступало помутнение в голове, и начинался мучительный кашель. Левое плечо онемело и, несмотря на жару в кабинете, сильно мерзли ноги.

"Вы правы, мадам, – сказал компьютер. – Я нашел несколько ссылок в научных трудах. Результат обескураживающий. После того, как в мозг человека сбрасывался фант, профункционировавшй длительное время, человек, похоже, выходил из строя".

– Что?! Как это?

"Симптомы паранойи, мадам. И еще что-то вроде раздвоения личности. В одной из работ некий Кулакофф предполагает, что автономный фант, лишенный влияния органов чувств, воспринимает программную начинку компьютера как собственное подсознание со всеми отсюда вытекающими печальными последствиями. А то и начинает вообще избавляться от всего человеческого. За невостребованностью. Но данных слишком мало для квалифицированного заключения. Работа очень старая, мадам, а о Кулакоффе говорится, что он студент академии при Корпусе Пространства".

– Ну, так и… что из этой работы следует?

"Я так понял, что поврежденный фант может повредить человеческий мозг, мадам".

В висках Старой Дамы болезненно пульсировала кровь. Перед глазами стояла мутная пелена, и даже стены кабинета виделись ей сквозь какой-то серый туман. "Девять дней, – сказала себе Старая Дама, – надо дать компьютеру распоряжение вести строжайший учет времени функционирования фантома. Не хватало только наградить Малыша паранойей. Паранойя – это серьезно".

Однако перед тем, как начать выполнять намеченное, Старой Даме почему то показалось очень важным удалить из компьютера малейшие указания на историю своей болезни. Конечно, эти файлы памяти были защищены ее личным кодом, но, решила Старая Дама, береженого и Звезды берегут.

Стирать предстояло многое, так что для ускорения работы она вывела все необходимые команды на так называемую "горячую клавишу". Теперь для уничтожения малейших следов того, что не должно было сохраниться в памяти компьютера, достаточно было ткнуть в нее пальцем.

"Вы хотите удалить из памяти все, что касается вашей болезни, мадам?" – спросил компьютер. "Не задавай лишних вопросов, – сварливо ответила Старая Дама. – И вообще, почему ты говоришь, если я отдаю команду с клавиатуры? У стен могут быть уши".

Компьютер озадаченно нарисовал на экране монитора большой знак вопроса, будучи, видимо, не в силах переварить информацию об ушах у стен. Потом знак вопроса с обиженным писком сменила надпись: "Но этот вопрос совсем не лишний, мадам. Он оберегает от ошибки". "Ты когда-нибудь видел, чтобы я по-крупному ошибалась?" – написала Старая Дама. "Нет, мадам, но…" "У меня нет времени препираться, – сказала Старая Дама нетерпеливо. – Впредь выполняй мои распоряжения, не прибегая к контрольным проверкам". "Слушаюсь", – ответил компьютер, также немедленно переходя на голос.

Экран монитора очистился. К сожалению, Старая Дама не могла предвидеть всей тяжести последствий, к которым приведет только что отданный ею приказ.

– Да, вот еще что, я совсем забыла, – сказала Старая Дама, с раздражением массируя виски. – Девять суток. Это что, предельный срок?

"Нет, – немедленно отозвался компьютер, – судя по всему, процессы в фанте начинаются на девятые сутки автономии и заканчиваются к сорока. И еще. У интуитивистов в сферу сознательного частично вовлекаются области, у обычных людей относящиеся к бессознательному. Надо ожидать, что фантом инта может функционировать без повреждения дольше, чем фантом обычного человека".

Старая Дама пришла в восхищение.

– Но я тоже интуитивистка! И довольно сильная, хотя и понятия не имею, почему.

"Следствие иглоукалывания, мадам".

– Что- что?

"Вы помните, мадам, как господин комт, ваш супруг, и Малыш хотели наладить симбиоз с компьютером без височных контакторов? Ваш супруг тогда из-под полы приобрел множество обучающих и просто научных программ из исследовательского биоцентра, где создавались контакторы. У него была идея вводить информацию через акупунктурные точки на теле человека. Они с Малышом подсоединили сенсоры компьютера к иглам, тайком от Вас втыкали их в нервные окончания на своих телах и прокручивали через компьютер записи. По-моему, Вы знали об этом. Потому что вскоре стали делать то же самое".

Конечно, она все знала. Каждый день, напустив на себя абсолютно несвойственный им обоим постный вид, супруг с Малышом отправлялись гулять. Старая Дама проследила за ними и обнаружила настоящую лабораторию в пещере, вырытой рекой Пульсаркой у подножья Ошбы – вершины, господствующей над окрестностью. Естественно, Старая Дама нашпиговала эту пещеру устройствами, позволившими ей не выпускать ситуацию из-под контроля.

"Я полагаю, что шестое и все прочие чувства развились во всех вас в результате этих экспериментов. Пороги восприятия при таком способе подключения, как оказалось, снижаются гораздо кардинальнее, чем при подключении через компьютер. Информация начинает просто захлестывать мозг, и он, чтобы справиться с информационным потоком, включает в активную работу все больше и больше своих резервных участков. Вы же знаете, мадам, что у обычного человека задействован лишь ничтожный процент нейронов. Идея оказалась достаточно плодотворной… к сожалению, только для Малыша, господину комту эта затея тогда не удалась. А в господине Рексе, похоже, заработали механизмы регенеративного типа, отброшенные в процессе эволюции еще высшими пресмыкающимися. А может быть, проявились даже и не использованные природой возможности. Мадам, Вы заметили, как быстро все на Малыше стало с тех пор заживать?"

Да, – думала Старая Дама, – разумеется, я все это знала и все заметила. Я делала то же самое потому, что боялась за Малыша. Я хотела заранее знать обо всех возможных последствиях. Я думала, что на мне, человеке немолодом и слабом, все неприятные последствия можно будет заметить раньше, чем на мальчишке. Кто мог ожидать, что он в результате превратится чуть ли не в сверхчеловека, а я в одну большую раковую опухоль. Хотела знать… вот и узнала.

– Хватит болтать, резко сказала она и оглянулась на дверь, возле которой ей почудилось какое-то движение. Сгустившиеся в углах кабинета тени мешали ей рассмотреть притаившихся врагов. Она оперлась о ручки кресла и с трудом встала на ноги. Ноги дрожали и отказывались повиноваться. "Да что это я, в самом деле, – сказала она себе, – откуда тут взяться врагам?"

Голову Старой Дамы сжимал обруч лютой боли. Она снова плюхнулась в кресло перед компьютером. Ей оставалось сделать еще одно дело, после которого можно будет считать завершенным свой жизненный путь, – оставить племяннику послание на случай своей смерти. Малыш должен быть в курсе всего, что ею сделано с момента последней записи фанта, и чего, следовательно, ее нынешний фантом знать не сможет. Превозмогая боль, Старая Дама придвинула к себе клавиатуру компьютера.

Могучая память и четкое логическое мышление всегда были сильной стороной личности Старой Дамы. За всю свою жизнь она ни разу ничего не забыла. Это составляло предмет ее особой гордости. Правда, существовало некое человеческое свойство, к которому она всегда выказывала пренебрежение, но по которому тайно вздыхала. Старая Дама считала себя начисто лишенной чувства юмора.

Последовательно и очень точно она описала положение на планете, присоединив к описанию краткие характеристики основных своих противников в Совете, а также возможных союзников и попутчиков. Затем изложила в деталях планы обороны и все те действия, которые предприняла с момента последней записи фанта, особенно полно остановившись на задуманной ею диверсии против Города, и на сформированном в нем подполье.

Конец послания давался Старой Даме с большим трудом. На нее навалилась безмерная усталость. Мысли снова начали путаться и терять обычную четкость. Ей приходилось то и дело возвращаться к ранее написанному, что-то править, вписывать, стирать. В памяти назойливо всплывали обрывки воспоминаний, все они были связаны с Малышом: его болезни, его проказы… Воспоминания были ей милы и дороги, но очень уж сейчас неуместны. Старая Дама чудовищным напряжением воли взяла себя в руки и закончила послание следующей фразой. "Ты предпочел мне этого безответственного субъекта, своего дядю, маленький негодяй, а я так тебя любила".

Старая Дама хотела повторить эту фразу портрету, однако над компьютером в портретной нише она увидела лишь сгусток серого тумана. Старая Дама напрягла зрение, туман стал конденсироваться в бородатое лицо со знакомой сардонической ухмылкой. "Кто подменил мне портрет?" – подумала Старая Дама, хотя ответ был ей заранее известен. "Нет, – свирепо сказала она мужу, – ты отнял у меня Рекса, ты украл портрет, но виси на своем месте в зале приемов, я не потерплю, чтобы ты висел и здесь над моим компьютером вместо него. Она привстала с кресла и потянулась руками к нише, но руки почему-то плюхнулись на клавиатуру, точнехонько угодив в клавишу стирания записи. Комната в глазах у Старой Дамы завертелась, превращаясь в темный сужающийся кверху тоннель, в самом конце которого пульсировал теплый белый огонек. Стены тоннеля стремительно вращались вокруг нее и уносились вниз. Ей казалось, что все ее тело распадается на мелкие кусочки, и эти кусочки уносятся вместе со стенами, высвобождая стремящийся к свету дух. Светлое пятно было все ближе, ближе, она с удивлением увидела, что пятно это не чистый Свет, как ей казалось раньше, а вращающаяся световая спираль, разделенная темными полосам наподобие галактики. Наконец, стены тоннеля исчезли, спираль ринулась к ней с немыслимой скоростью, охватила, закрутила, и на нее навалилась тьма.

Старая Дама сидела в кресле, уронив руки вдоль тела, и смотрела остекленевшими глазами на абсолютно чистый экран компьютера.

Прошло несколько мгновений, и по экрану медленно поползли разноцветные полосы. Сменяя друг друга, проскочило несколько картинок и появилась мерцающая надпись: "Фантом?", под которой возникли три клеточки с надписями: "Да", "Нет" и "Действие по умолчанию". Курсор – световой зайчик – бился в клеточке "Да". Прошло еще несколько мгновений, и он перескочил вначале на надпись "Нет", потом в клеточку "Действие по умолчанию". После чего экран отключился.

Дом продолжал жить своей собственной жизнью. На экране планетарной связи возник сигнал внешнего вызова, и тотчас в кабинете послышались какие-то тихие шорохи, позвякивание металла. Сигнал вызова перескочил с экрана планетарной связи на экран компьютера, стремительно забился в нем и вдруг исчез, после чего спирали и полосы забегали с удвоенной энергией.

На стоявшем в углу четырехугольном пластиковом баке неожиданно отскочила крышка. Бак выехал на середину кабинета и в мгновенье ока оказался опутан шлангами, кабелями и странной формы излучателями. Все это мигало разноцветными огоньками и тихо пищало на разные голоса. Затем огоньки погасли, шланги, кабели и излучатели отвалились от бака, пропали в люках, открывшихся в полу кабинета, а над баком вспух и закачался большой коричневый пузырь.

По пузырю медленно ползли блики света, оставляя за собой разноцветные пятна. Пузырь менял форму, цвет, постепенно обретая очертания человеческой фигуры. Прошло несколько минут, и с бака осторожно спустилась Старая Дама.

Осмотревшись, она подошла к креслу и долго вглядывалась в свое собственное мертвое лицо. Потом подняла руку и закрыла трупу глаза.

"Мадам, Гнездо пусто. Людей нет, – сказал компьютер. – На экране планетарной связи господин Координатор Старкофф.

– Пусть убирается к черту, – ответила Старая Дама равнодушно.

“Но он настаивает на контакте”, – почтительно возразил компьютер.

– Я что, не ясно выразилась? – сказала Старая Дама железным голосом. – Если я не отвечаю на сигнал, значит, я не желаю его видеть.

“Он готов на аудио-контакт, у него предложение…”

– Я сказала, к черту. Я не желаю ни видеть, ни слышать этого мерзавца. К черту его вместе с предложениями… Он слышит наш разговор?

“Да”.

– Вот и прекрасно. К черту.

Компьютер отключился.

Старая Дама еще раз посмотрела на труп, распростертый в кресле. "Хоронить саму себя… ужас! Почему я до сих пор не бьюсь в истерике? Я умерла, это прискорбный факт, от которого не спрячешься. Не-ет, я определенно должна была бы биться в истерике". Она поглядела на пустой экран монитора. "А где послание? Я же не имею представления, что делала последнее время. Не успела записать? Ну и положение… Буду надеяться, что Малыш разберется как-нибудь во всех этих делах… Если приедет, разумеется".

4

Уносимые тротуаром прочь, биопы что-то яростно вопили в портативные рации. Рекс послал им воздушный поцелуй и повернулся, выглядывая коридор, ведущий к межуровневым лифтам. И тут до его слуха донеслось отдаленное эхо полицейских сирен.

Нарушение закона, пусть даже отягощенное оскорблением лучших чувств санации, само по себе его нисколько не смущало. И дело было вовсе не в вечных трениях между службами санации и Корпусом. И даже не в том, что существование людей, подобно ему от природы щедро одаренных ростом и физической мощью, биопами воспринималось как личное оскорбление. Просто он давным-давно взял себе за правило соблюдать законы общества, в котором жил, лишь до тех пор, пока эти законы ему не мешали. Но вот уж если Рексу сейчас чего и не хватало для полноты удовольствия, так это только полицейской погони.

Вой сирен быстро приближался, и Рекс вдруг ощутил тревожное чувство стремительно нарастающей угрозы. Давление шло снаружи, и, несмотря на все его усилия остаться закрытым, эмоциональный напор был настолько велик, что тревога врывалась внутрь, сминая сопротивление защиты. Это было непонятно, поскольку никак не соответствовало масштабам видимой опасности.

Сирены выли уже чуть ли не рядом. Садиться здесь в лифт явно не следовало. Полиция могла проследить его путь и перехватить по дороге задолго до нужной ему четырнадцатой станции восьмого уровня. Надо было немедленно уходить по самоходам на несколько этажей вниз и горизонтальным транспортом в сторону, к межуровневым лифтам любого другого шахтоквартала. А там пусть кто-нибудь попробует его поймать.

Рекс перешел с бега на шаг и свернул в межэтажный эскалаторный штрек. Эскалаторы были свободны, но едва он ступил на движущуюся дорожку, как все они вдруг остановились. Внизу, будто конвертировавшись, разом материализовалось множество людей в униформе, принявшихся торопливо перекрывать запорными решетками выход из штольни. Вручную!.. ну, да, конечно, на кой черт строители стали бы предусматривать тут автоматику?.. Откуда-то сверху доносился быстро приближающийся шум, крики, звон разбиваемых стекол, и было, конечно же, не похоже, чтобы весь этот кавардак имел отношение лишь к одному, пусть даже чрезмерно шустрому пространщику.

Сирены выли уже сразу со всех сторон, сверху, снизу. Немногочисленные прохожие разбегались кто куда. Из-за угла высунулся мозгляк в униформе и закричал, маша на Азерски щуплыми лапками:

– Уходите, эй-вы-там, черт вас возьми совсем, убирайтесь отсюда!

Погоняемый его воплями, Рекс повернул назад к отсеку межуровневых лифтов, на ходу доставая кредитную карточку. Шум наверху стремительно нарастал, переходя в дикий оглушительный рев. И когда часть стены отъехала в сторону, освобождая Рексу вход в вестибюль отсека, с эскалаторных спусков, сметая все на своем пути, хлынула огромная толпа возбужденной молодежи.

Стена за его спиной бесшумно встала на место, резко ослабив шум и как бы переместив все безобразия в другое измерение. Рекс, стараясь шагать медленно и спокойно, прошел вперед. Хотя санации было явно не до него, ему все же следовало бы, наверное, немного покататься просто из конспиративных соображений. Но время поджимало. Все надежды на обустройство личных дел приходилось оставить до лучших времен.

В ожидании лифта томилось несколько представителей местной элиты. Ближе всего к лифтовым дверям стояла жеманная дама, насмерть вцепившаяся в локоть супруга, низенького и толстенького человечка с незначительным лицом. Голова человечка была украшена огромной плешью и височными контакторами из нержавеющей стали, по состоянию поверхности которых было видно, что ими пользуются достаточно усердно. В почтительном – на шажок – отдалении от супругов стояли три не оконтакторенных, но облаченных в белые рубашки индивидуума, расточавших массу внимания своей спутнице – типичной горожанке, чахлой, жидковолосой ибесцветной, как моль.

– Не скажете ли, сударь мой, что это за шум? – обратилась жеманная дама к Рексу.

– Беспорядки на эскалаторах, – отрывисто ответил Рекс, невольно косясь на вход.

– Боже мой! – воскликнула дама, закатывая глаза. – Опять топарят проклятые люмпы!

Рекс недоуменно поднял бровь.

– Как, Вы ничего не знаете? – возбужденно затарахтела дама. – Эта зараза докатилась уже и до нас. Люмпы объединяются в жуткие шайки и по бесплатным эскалаторам устремляются вниз на приличные этажи, да-да. У них это называется "топарить". Нет, если бы безработные смотрели на жизнь внизу с целью, так сказать, для примера и подражания, тогда, ну… я не знаю. Так ведь они все крушат! Все ломают! В прошлом месяце одна такая шайка дорвалась до сектора развлечений. Бедный наш гидропонный Бродвей! Они его разнесли вдребезги. Буквально весь сектор пришлось закрыть на ремонт. Культари до сих пор не могут опомниться от ужаса… Ну что ты все время толкаешься? – повернулась она к мужу. Тот, красный и перепуганный, сделал большие глаза и шепнул ей что-то на ухо. У дамы явственно перехватило дыхание.

– Ох, простите, – забормотала она, не в силах оторвать внезапно остекленевших глаз от золотых контакторов на висках Рекса. – Я… я… я не видела… я…

Девица и белые воротнички ухмылялись с откровенным злорадством. Вот сейчас, вот сию минуту их высокопоставленных и даже оконтакторенных компатриотов начнут, фигурально выражаясь, возить мордами о стены. На потное перепуганное лицо толстяка было просто жалко смотреть. Рекс представил себе, какой ужас царит сейчас в душах супругов, и ему стало стыдно. Он повернулся к агонизирующей даме.

– Вы совершенно правы, мадам. Это действительно ни в какую штольню не лезет.

– Вот видите, – немедленно расцвела дама, – даже Вы со мною согласны. Сельское хозяйство, гидропоника, всегда было… так сказать… опора и вообще… А теперь – ужас, ужас! У люмпенов слишком большое пособие по безработице, вот что я скажу! Они бесятся с жиру. Ну, посудите сами, какие у них расходы? Жилые ячейки, питание, одежда, все это им достается совершенно бесплатно. Лечат их тоже бесплатно. Их бесплатно подключают к первой телетаксерной программе. Но им этого мало. Они желают иметь все шестнадцать каналов. Бесплатно. Они хотят выпивки, наркотиков и… – дама сделала большие глаза – вот именно… Говорят, появились подпольные сенсовизоры без ограничительных блоков, и там крутят такое… Молодежь не желает отождествлять себя с благородными санаторами, или там… ну, я не знаю… с героями-бизнесменами. Они хотят ощутить себя насильниками и убийцами!

Динамик издал мелодичный звук. Тотчас же бесшумно отворились хромированные двери скоростного лифта. Ожидающие, освобождая дорогу, предупредительно расступились перед Азерски. Поблагодарив их кивком головы, он прошел в лифт. Лифт был совершенно пуст, однако следом войти никто не решился. Он сделал рукой приглашающий жест.

– Езжайте, езжайте, пожалуйста, мы подождем, – сладко пропела дама и, повернувшись к мужу, громко зачастила, стараясь, чтобы Азерски успел ее услышать прежде, чем закроется дверь. – Какой милый молодой человек, не правда ли, дорогой? Вот видишь, что значит аристократическая, благородная кровь…

Дверь закрылась. Рекс высветил на панели управления необходимый ему восьмойуровень и сел в кресло. Наконец-то можно было позволить себе хоть немного расслабиться. Что же касается дальнейшего, то все зависело от преследователей. Если они пришли по следам тетушкиных посланцев, то у него, возможно, есть в запасе некоторое время. Хуже, если вся эта история находится в одной связке с экспедиционными передрягами. Во всяком случае, пока что можно было заняться полученным письмом.

Рекс достал из кармана конверт и вскрыл его. На плотном листе самой настоящей натуральной бумаги – тетя есть тетя – знакомым размашистым почерком было начертано: "Рекс, ты нужен здесь. В истинном теле. Приезжай немедленно". А дальше был написан компьютерный пароль и слово, которого он ни разу в жизни не слышал из ее уст. Более того, самую мысль о том, что она может им воспользоваться, он отбросил бы прочь, как вздорную и абсолютно несуразную. Между тем, оно там было, написанное крупными буквами и дважды жирно подчеркнутое. Пожалуйста, – вот что она приписала под привычно энергичными рублеными фразами. Пожалуйста!

5

Тяжелая бетонная стена бесшумно скользнула в сторону. Биоп – охранник, сидевший при внутреннем турникете, наклонился к микрофону переговорного устройства и быстро сказал:

– Шульц, здесь Азерски.

Начальник внутренней охраны выскочил из своего закутка быстрее, чем чертик из коробки.

– Привет, Рекс, я ловлю тебя весь день. Мне сказали, что ты сегодня должен появиться, и я… У тебя есть несколько минут?

Рекс посмотрел на часы. Шеф требует скрупулезной пунктуальности? Прелестно. Будет ему пунктуальность. Он охватил Шульца за мощные плечи и поволок в закуток.

– Восемь минут и ни секунды больше. Что-нибудь стряслось?

Шульц посмотрел на него больными глазами.

– Рекс, эти сволочи списали Поля.

– Как? – изумился Азерски. Старший сержант Поль Ланс, улыбчивый, подвижный и очень раскованный, а это крайне редкое среди биопов качество, был фактически правой рукой Шульца и порядочным, хорошим человеком. – Но ему, если не ошибаюсь, еще почти год до предельного срока. Он в чем-нибудь провинился?

– В том, что он мой естественный преемник на месте начальника охраны Корпуса. Кому-то приглянулось теплое местечко, только и всего.

– Но если надо просто кого-то сюда пристроить, они могли бы выдать Полю офицерский патент и отправить служить…

– Да!? Для этого о нас надо думать! – заорал Шульц в полный голос. – Кто мы для них такие? Одним росчерком пера, будто мокрицу пальцем по стенке, мимоходом, с-сволочи. Сперва соблазняют мальчишек фильмами, клипами, рекламой. Сулят власть, красивую жизнь. Мы покупаемся на эту лажу, колемся стероидами, качаем мышцы. Никто не думает о будущем, сегодня ты – бог! А потом стукнет сорок, и, если ты не офицер, тебе просто прекращают делать уколы. Все. Жизнь закончена. Наши мышцы ссыхаются до ниток, кожа висит мешками, сухожилия не держат разросшиеся кости. Пауки! Вот во что мы превращаемся после сорока. Уродливые, больные. И не говори мне про расплату за власть. Тебе ли объяснять, у кого она, настоящая-то. Мы рабы, мы хуже рабов, потому что наша жизнь зависит от стероидов, а в чьих они руках?

– Я могу попробовать добыть подпольных стероидов.

– Ах, это! Спасибо, Рекс, это у нас есть, это не то. Ты же знаешь, что бывает с людьми, которые долго колются суррогатами. У нас к тебе другая просьба. Ты единственный человек, к которому мы можем рискнуть обратиться. Вальтер прислушивается к твоим словам. Попробуй уговорить его. Придумай что-нибудь, ты же умнее их всех в десять раз.

– Кажется, ты переоцениваешь и мой ум, и мое влияние на шефа. Да, боюсь, и возможности самого шефа. Вряд ли инициатива исходила от него. Но я сделаю все, что смогу. Обещаю тебе.

Рекс взглянул на часы и помчался по коридору.

– Спасибо, друг, – крикнул ему вслед Шульц.

То ли Шульц отдал все распоряжения заранее, то ли беседа не была тайной ни для кого из охраны, но все двери распахивались перед Рексом немедленно. Никому из многочисленных постовых в голову не приходило потребовать от него идентификации личности даже по упрощенному, дактилоскопическому варианту, не говоря уже о сетчатке глаза, формуле крови или – боже упаси! – генетическом анализе. Два биопа, причем из тех, что на дух не переносят сильных и рослых людей, держали для него лифт, ведущий в приемную шефа, и не пускали в него нескольких разъяренных сотрудников. Перед входом в приемную он оказался за несколько секунд до назначенного времени. Удовлетворенно улыбнувшись, он провел ладонью по волосам, расслабился, стирая с себя все признаки спешки, и толкнул дверь.

Увидев его в дверном проеме, секретарша шефа стремительно отвела глаза.

– Добрый день, киска, – сказал Рекс, приятно улыбаясь. – Я могу пройти?

– Я в очередной раз вынуждена просить Вас, господин Азерски, обращаться ко мне в уставной форме, – сказала секретарша, глядя в сторону. – Что Вы хотите?

– Хочу? О, многого. Например, поболтать с Вами. Но, увы, увы. Увы! Я должен немедленно видеть Вальтера, а долг прежде всего.

– Ну, так вот, Вы его не увидите. По крайней мере, немедленно, – процедила она сквозь зубы. – У шефа пока еще есть сотрудники, заботящиеся о рационализации его рабочего дня. В настоящее время у него ответственный фантом-контакт.

– При последнем сеансе связи со мной Вальтер настаивал на пунктуальности, – возразил Рекс. – Он несколько раз повторил это слово. Вот так: "Пэ-энктуальность"! Да. Причем в заключительный раз он присовокупил прилагательное "скрупулезная". Между тем, именно сейчас истекают последние секунды отведенного им времени. Поймите меня правильно. Я, конечно же, принимаю и даже где-то разделяю Ваше желание подольше побыть в моем обществе, однако…

Секретарша гневливо вскинула глаза, но, встретившись с ним взглядом, снова торопливо отвела их в сторону, пожевала губами, включила переговорное устройство и сказала:

– К Вам буквально ломится Азерски, шеф, и сколько я ни пыталась ему объяснить…

– Пусть войдет, – загрохотал из динамиков голос шефа.

– Ах, киска, когда я замечаю, как трогательно Вы стремитесь предвосхитить малейшие желания обожаемого шефа…

– На что это Вы намекаете? – заорала секретарша, вскочив. Лицо ее покрылось красными пятнами. Сверкающие глаза без малейших колебаний были твердо направлены Рексу в лицо, чего не случалось ни разу с тех самых пор, когда она вздумала опробовать на нем известную всем сотрудникам Корпуса гипнотическую силу своего взгляда.

– Что с Вами, Лина? – ошарашено спросил Азерски. Она опомнилась, плюхнулась на стул и, отвернув пылающее лицо чуть ли не на сто восемьдесят градусов, махнула рукой на вход в кабинет.

6

Шеф и в самом деле находился в фантом-контакте с каким-то хлыщем, на лацкане пиджака которого красовалась трехлучевая никелевая звезда шевалье. Шеф сидел в свободной позе, на лице его была приятная улыбка и никто, кроме интуитивиста ни за что не догадался бы, что он находится в крайней степени раздражения.

Фантом шевалье был выполнен безукоризненно. Вплоть до прыщика на носу. Вплоть до щербинки на зубе. Единственный признак, по которому его можно было отличить от человека в истинном теле, заключался в отсутствии каких бы то ни было биоизлучений или, как принято было говорить в профессиональной среде, эманаций. Это, в сочетании с безупречным человеческим обликом, производило на интуитивиста крайне тягостное впечатление.

Собеседники повернулись к Рексу, и шеф жестом пригласил его подсесть к столу.

– Г-н Азерски, – сказал шеф церемонно, – перед Вами находится его светлость Советник сэра Имперского Координатора по делам колоний. Их департамент затребовал у нас интуитивиста – пространщика высшей категории…

– Не просто интуитивиста – пространщика, господин Сальм, – фантом-советник значительно поднял палец. – Нам не только не нужны высококатегорийные чиновники, нам…

По лицу шефа пробежала мимолетная тень раздражения.

– …причем именно Вас. Лично. Персонально, – продолжил он, проигнорировав вмешательство гостя. – Я знаю, что Вы устали. Я знаю, что задание, которое Вам пришлось выполнять, оказалось неожиданно трудным и даже… как бы это сказать… усложненным некими привходящими обстоятельствами…

Азерски невольно усмехнулся. Судя по всему, разговор об отпуске обещал быть вдвойне тяжелым.

– …но, в данном случае, мы лишены возможности… я имею в виду мнение департамента… так сказать, незаменимость…

– Вы мне льстите, господа, – сказал Рекс, прерывая агонию шефа. – В чем, собственно, дело?

И тут бразды правления взял в свои руки его Имперская светлость сэр фантом-Советник. Он наклонился вперед, начальственно прищурил глаза и вперил проницательный взор в лицо пространщика.

– Из столицы отправляется большая экспедиция в систему Сола.

– Куда-куда? – ошарашено спросил Азерски. Вопрос об отпуске, похоже, разрешался сам собой.

Его имперская светлость важно кивнул головой.

– Мы знаем, что это Ваша родная планетная система. Мы знаем также, что в ее иерархии Ваш род занимает выдающееся место. Но, как станет ясно из дальнейшего, дело не только в этом. Местом назначения экспедиции является не Азера, с властями которой, как известно, у имперского руководства имеется полное взаимопонимание, а ее бывшая колония, вторая обитаемая планета системы Сола, Райна. Речь пойдет о строительстве Города и на ней. В силу некоторых причин, переговоры, как ожидается, будут чрезвычайно трудными, а в случае их неблагоприятного завершения, там, – фантом-советник воздел очи горе, указуя взглядом на потолок, – опасаются возникновения крайне неприятного прецедента. Во всяком случае, – тонко улыбнулся он, – важность и значимость переговоров для Империи в целом таковы, что проводить их г-н Координатор будет лично, причем не в фантом-контакте, а в истинном теле. Сопровождать его светлость в этой экспедиции будет целый штат Советников, а эскортировать – четвертый имперский космофлот под командованием гроссадмирала Хилтибранта.

Фантом-Советник поискал в лицах собеседников почтительное изумление и, не найдя оного, нахмурился.

– Имперский Совет, рассмотрев все аспекты дела, счел необходимым, чтобы в состав свиты его Имперского сиятельства сэра Координатора на правах Советника вошел инт. Но не просто инт. В свите достаточно людей, психика которых испытала на себе влияние симбиоза с компьютером. Это непременно должен быть сотрудник Корпуса Пространщиков, в совершенстве владеющий всеми видами конверторов и хорошо разбирающийся в сопутствующих технических и юридических тонкостях. Поскольку Вы, с одной стороны, являетесь испытателем самого совершенного из таких устройств, а с другой, как уроженец данной планетной системы, в совершенстве владеете, что называется "местным колоритом", выбор его сиятельства пал на Вас.

– Понятно, – хмыкнул Азерски. – Они же настоящие дикари, все эти обитатели отдаленных планетных систем. Привыкли жить на отшибе в свое удовольствие. Ну, в самом деле, лет пятнадцать-двадцать назад грузовой конвертоплан до них и за сто лет не добрался бы. И вдруг – конец света! – у них на орбите целые эскадры… простите, сэры, я чуть было не сказал "шакалов"… Сэр Координатор полагает, что, помимо драгоценных советов, я сумею обеспечить ему экстренную безопасность, если запахнет жареным?

Лицо господина фантом-Советника выразило одновременно согласие со смыслом высказывания и крайнее неодобрение его формы. Азерски решительно продолжал:

– Как Вы, естественно, понимаете, г-н Советник, в нашей конторе, как и во всех других, существует правило не выносить сор из избы. Однако серьезность задания вынуждает меня сделать прямо сейчас важное заявление. При этом я рассчитываю на Вашу скромность. Я, г-н Советник, вынужден считать, что Вы только что дали мне честное слово шевалье, что все, что Вы сейчас услышите, не получит дальнейшего распространения, в том числе и по неофициальным каналам.

Шеф и Советник одновременно протестующе замахали руками, но Рекс, не давая себя перебить, твердо продолжал:

– В противном случае, уверяю Вас, что сэр Координатор… как бы это помягче выразиться… Вас тягостно не поймет. Но и это еще не все. Я намерен выставить ряд требований, в случае несоблюдения которых вынужден буду отказаться от назначения ввиду полной невозможности обеспечить безопасность его имперского сиятельства.

Обычно невозмутимое лицо шефа было искажено холодным бешенством. Фантом-советник растерянно хлопал глазами. Возражений, однако же, не последовало. Собеседники были полностью укрощены.

– К сведению господина Советника, – невозмутимо продолжал Рекс, – целью моего последнего задания было доказательство возможности проведения управляемой аннигиляции путем конвертирования ограниченного пространства между аннигилятором и аннигилируемой массой. – Рекс взглянул на собеседников и сделал поправку на интеллект господина Советника. – Я вылетел на безжизненный астероид Астрею и, уже находясь на нем, должен был конвертировать, т.е. сложить, стиснуть, убрать, если хотите, пространство. Причем, не целиком между столицей и Астреей, а в узком канале между главным аннигилятором, находящимся здесь, в столице, и небольшим куском поверхности некоей скалы, находящейся там, на астероиде.

– То есть, как это? Что значит… я не понимаю… конечно, можно убрать пустоту, но соприкоснуть тела, да еще в канале?.. Вы хотите сказать, что они могут находиться на диком расстоянии друг от друга и в то же самое время соприкасаться между собой какой-то частью поверхности?

– Вот именно.

Фантом-советник был потрясен.

– Но, в таком случае, поверхность скалы в канале будет входить в аннигилятор послойно! Произойдет ее послойная аннигиляция. Управляемая аннигиляция. Выделится прорва энергии. Да это же… переворот! Это решение чуть ли не всех энергетических проблем империи!

– Так вот, – перебил его Азерски. – Конвертор, которым я пользовался, а это один из четырех имеющихся в наличии подобных аппаратов, был кем-то настроен на самопроизвольный выброс энергии в окружающую среду после сорока минут работы.

Рекс сделал драматическую паузу и обвел собеседников значительным взглядом.

– Так была предпринята первая хорошо продуманная и прекрасно подготовленная попытка… чего? Убрать меня? При всем своем самомнении, я так не думаю. Есть великое множество более простых и достаточно эффективных способов расправиться с отдельным человеком. Малый конвертор – это оружие, господа. Очень мощное и очень эффективное. Мы с вами обсудили один его аспект, о других можем сейчас лишь смутно догадываться.

– Вы сказали "первая попытка". Значит, была и вторая?

– Да, была.

– Когда, где?

– Сегодня. Здесь в столице. Меня преследовали, мне хотели устроить аварию со смертельным исходом. Конвертор при этом, я полагаю, исчез бы со всеми своими таинственными поломками.

– Может быть, следует сделать скидку на Вашу… скажем так… некоторую взволнованность? – изрек фантом-Советник со снисходительной недоверчивостью. – Определение желаний других людей непростая проблема.

– Голубчик, – надменно сказал Рекс. – Я интуитивист. Если без ложной скромности, я лучший интуитивист даже здесь, в Корпусе. Для меня это не проблема. Во всяком случае, я соглашусь на задание, только если для охраны малых конверторов в штате Корпуса будет создана специальная служба, и во главе ее будет поставлен человек, которому я доверяю. Я не хочу, чтобы в следующий раз вдребезги разнесло правительственный конвертоплан вместе с Координатором. Координатор полагается на меня, и я тоже должен на кого-то полагаться. Причем учтите, этот человек должен подчиняться непосредственно мне и никому другому.

В глазах шефа мелькнуло понимание.

– У Вас, г-н Азерски, вероятно уже готова кандидатура? – спросил он.

– Естественно, сэр. У меня было время подумать. Я требую, чтобы этим человеком был сержант охраны Корпуса Поль Ланс. Конечно, для этого придется присвоить ему офицерское звание, что автоматически отменит решение Управления Санации о его списании.

Фантом-советник повернулся к шефу с немым вопросом.

– Биоп, тридцать девять лет, умен, решителен, очень надежен, – сказал шеф в раздумье. – Я лично всегда считал Ланса естественным преемником шефа охраны Корпуса, который собирается выйти в отставку. Ему, видите ли, сделано какое-то безумно выгодное предложение, от которого не откажешься. Сейчас он проходит проверку. Решение Управления санации для всех нас оказалось полной неожиданностью.

– Но, – сказал фантом-Советник, – Безопасность не любит вмешательства в свои прерогативы. На седьмом уровне будут недовольны. К тому же он, как я понимаю, находится в предельном возрасте?

– Никому другому я это дело не доверю, – поспешно сказал Рекс. – И вот еще что. Сотрудников себе он будет выбирать сам. Если я полагаюсь на него, то и он должен всецело доверять своим подчиненным.

Фантом-Советник на минутку задумался.

– Считайте этот вопрос решенным, – твердо заявил он. – Мы включим эту группу в особый список, не подпадающий под действие закона об ограничении срока службы. Дело слишком серьезное. Я имею самые, так сказать, основательные основания полагать, что его Имперское сиятельство лично заинтересуется расследованием некоторых э-э… аспектов Ваших приключений. Вы же, сэр, будьте добры сегодня в шесть часов явиться в канцелярию его имперского сиятельства сэра Координатора и непременно с исправным конвертором. По-моему, все. Вопросов нет? Господин Сальм?.. Господин Азерски?.. Заканчиваем, господа.

Компьютер шефа мигнул красным, и пискнул отбой контакта. В тот же миг исчезли все электрические цепи, превращавшие жидкокристаллический олигомер в псевдотело Советника. В кресле, где только что сидел фантом, вздулся и опал огромный вязкий пузырь, жидкость стремительно испарялась, и уже через несколько секунд ничто в кабинете не напоминало о недавнем присутствии высокопоставленной особы.

– Паяц, – сказал Шеф, глядя на Азерски и укоризненно качая головой. – Ты натравил на нас весь седьмой уровень.

– Этого все равно было не избежать, Вальтер, – философски заметил Рекс. – А так, хоть какая-то польза. Поль отличный мужик. Сам знаешь, какая это редкость среди биопов. А что касается конверторов, я не шутил, их и в самом деле надо охранять. От кого?.. Задай вопрос полегче. Во всяком случае, к моему никто посторонний доступа не имел, только свои, не правда ли?

– А сегодня? Все так и было, как ты рассказал?

– В общих чертах. О подробностях я предпочитаю не распространяться. Боюсь, они тебе не понравились бы.

– И все-таки. Твои преследователи… Тебе удалось оторваться?

– Да. Но они знали, где меня ждать.

Шеф снова покачал головой. Выражение лица его было при этом предельно унылым.

– Понятно. Значит, я опять должен буду разбираться с неопознанными трупами. А ты уверен, что охранять надо не тебя, а конверторы?

– Разумеется, – рассмеялся Рекс. – Для охраны моей драгоценной особы ты даже обыкновенного полицейского игломета не выделишь, а для конвертора не пожалеешь и бластера. Дополнительно к игломету.

Шеф задумчиво почесал кончик носа.

– Ну и аппетиты. Игломет, да еще и бластер. Конечно, наличие у тебя оружия Координатор теперь примет как должное. Но зачем тебе бластер? Все равно им нельзя пользоваться в Городе. Хотя, конечно, на Райне нет города.

– Вот именно. С твоего позволения, я на минутку заскочу домой. А получить оружие поручу твоей секретарше, ага?.. Ну, пока.

Выйдя из кабинета, Азерски приостановился в дверях и выразительно покрутил носом. Все три свободных стула в приемной были заняты коллегами, причем, естественно, именно теми, чьи номера в официальной чиновничьей иерархии Корпуса располагались выше его собственного.

Не надо было быть интуитивистом, чтобы разобраться в обуревавших их чувствах.

– Лина, детка, – укоризненно обратился он к секретарше, – Вы совершенно не щадите свою нервную систему. На Вашем месте я шугнул бы отсюда всех этих господ. Их чувства слишком пылки, на мой взгляд. Пусть эманируют с той стороны портала.

Ответом ему было тяжелое молчание. Рекс вышел на середину приемной и медленно оглядел каждого с головы до ног.

– Чиновные сливки Корпуса в полном составе! Как Вы думаете, Лина, что могло собрать здесь столь благоухающий букет?

– Интриги всяких проходимцев против их более достойных коллег! – злобно выкрикнул Фил Кэббот, стоявший в Иерархии непосредственно перед Азерски.

– О, как я жестоко разочарован, Лина. Чувства этих сэров отнюдь не благоухают. Они смердят, – укоризненно произнес Азерски и, не слушая разом загомонивших коллег, склонился над секретаршей. – К сожалению, я лишен возможности потусоваться в этом изысканном светском обществе. Особые поручения Имперских Координаторов… то, се. Вам придется для меня кое-что сделать, Лина. Причем со всем возможным тщанием и старательностью. Будьте добры получить поименованные в списке предметы и переправить их с соответствующей охраной к шести часам в канцелярию Координатора по делам колоний. Передадите дежурному офицеру для меня. Под расписку.

Коллеги одновременно вскочили и, спотыкаясь друг о друга, устремились в кабинет шефа. Секретарша, по-прежнему глядя куда-то в угол, агрессивно спросила:

– А почему я должна это все делать? С какой такой стати?

– По личному распоряжению обожаемого шефа, – ответил Азерски небрежно и, поворачиваясь к двери, добавил: – Кстати, если меня будут искать от господина Координатора, я у себя.

Лина вскинула глаза и яростно впилась ими в его спину. Что б ты сдох! Сдох!! Сдох!!!

Рекс, схватился за затылок и медленно обернулся. Лицо его выражало крайнюю степень изумления.

– Вы что-то сказали, Лина? Какие-то пожелания насчет моей будущей судьбы… или я ослышался?

Секретарша смотрела на него во все глаза и молчала.

– Ну-ну, – произнес он весело и вышел, и тут она осознала, что стоит, и поняла, что все это время смотрела ему прямо в глаза, бывши, следовательно, полностью в его власти. "Я же ничего не говорила, – думала она в смятении, – боже мой! Значит, все рассказы о нем – правда! Он не только воспринимает чувственную эманацию, как все мы, он читает мысли!" Во всяком случае, ей следовало кое-кому об этом доложить. Она воровато оглянулась на раскрытый портал кабинета, из-за которого доносились отзвуки визгливого скандала, устроенного чиновными прима-балеринами Корпуса своему шефу, надвинула сенсоры на височные контакторы и подключилась к фантоматору.

7

Благодарность биопьего братства не имела предела. Потрясенный Шульц клялся в вечной любви и орал, что отныне весь спецназ Корпуса будет по гроб жизни ходить у Азерски в должниках.

По гроб жизни – это, возможно, было слишком громко сказано, но, по крайней мере, домой Рекса доставили с помпой на винтокрыле корпусного спецназа. Впервые в жизни он имел возможность лететь к своему шестому уровню по центральной шахте квартала и – право слово! – это было как познавательно, так и занимательно.

К происшествию с конвертором и всему, что за этим последовало, Шульц отнесся очень серьезно.

– Вот что, парень, – сказал он решительно, – Имей в виду, что одного тебя я в Город не пущу.

– Шульц, – рассмеялся Рекс. – Я и сам могу за себя постоять.

– Это верно, но кто-то уж очень хочет добраться до твоих потрохов. К чему искушать судьбу? Вернешься с задания – займешься этими мальчиками как следует. Меня, возможно, здесь уже не будет, но Ланс сделает все, что надо, не хуже, чем я.

– Я и не собираюсь заниматься ими сейчас. Мне некогда.

– Ну-ну, а то я тебя не знаю.

– Даю слово.

– И что ж тогда у тебя в Городе за неотложные дела?

– А дел у меня в городе два, и отложить их действительно сложно. Одно в жилой ячейке, другое в… другом месте. И оба связаны с комфортом, домашнее с телесным, а то, второе, с душевным. Я, видишь ли, люблю комфорт.

– Телесным займись в истинном теле, остряк, на то оно и телесное, а по душевной части пусти фантома.

– И то верно, – согласился Рекс.

– Вот и чудненько, – бормотал Щульц, запихивая Азерски в винтокрыл. – Сам потелепаешься телесно, фантом душевно, а мои мальчики покрутятся возле твоей ячейки. Присмотрятся, что к чему. Подстрахуют, если что. Ну а если они кого лишнего углядят, то тебе и заботиться больше уже ни о чем не придется. А в половине шестого мы снова прилетим. Заодно и оружие привезем. В лучшем виде, нечего хихикать. По официальным каналам Лина и игломет месяц будет оформлять, а тут еще тебе бластер, да напостоянно. Ну а мы все оформим мигом и в лучшем виде. К шести будешь на месте при полном параде.

Дела, которые предстояло сделать, гарантированно исключали одно другое при любом временном раскладе. Телесный дискомфорт был связан с тем, что Азерски, привыкший к жизни на поверхности, к открытым пространствам и просторным домам, здесь, в столице ютился в крохотной жилой ячейке шестого уровня, хотя его новым знакомцам, оконтакторенной паре с гидропонного, эта ячейка показалась бы верхом роскоши: двухсекционная, снабженная всеми мыслимыми и немыслимыми удобствами, она, кроме того, была так высока, что и. подняв вверх руки, человек высокого по городским понятиям роста не дотянулся бы до потолка.

Помимо стандартного инфора ячейка имела мощнейшую компьютерную систему, не учтенную ни в каких официальных регистрах, но, тем не менее, подключенную ко всем мыслимым информационным сетям, в том числе и секретным. Кроме того, ячейка была снабжена собственным санитарным блоком, в котором кроме ионного был и водяной душ – неслыханная роскошь даже по меркам восьмого уровня. Впрочем, об этом санитарном блоке ни строители, ни эксплуатационщики и не подозревали. Как уже говорилось, Азерски далеко не всегда следовал общепринятым нормам поведения, а магистральные энерго – и водоводы находились здесь, рядом, прямо за стенкой.

Никто в Корпусе не понимал, почему Азерски поселился не на восьмом, а на гораздо менее престижном шестом уровне. Но поскольку шестой занимали писатели, артисты, художники и прочая шоу- и рекламоделательная шушера, он считался богемным, так что коллеги, в конце концов, отнесли это на счет снобизма и всяческого аристократического выпендрежа.

Между тем, все объяснялось значительно проще и прозаичней. Ячейка Азерски примыкала вплотную к коммуникационным стволам квартала. От энерго – и водоводов, как уже говорилось, ее отделяла всего лишь бетонная стена. Сверху и сзади ее охватывал один из лепестков транспортной развязки, а снизу, отделяя элитные уровни от прочего Города, проходили трансгородские скоростные путепроводы и, так называемые, "шмон-тоннели" – магистрали быстрого реагирования, по которым подразделения санации могли быстро и беспрепятственно переместиться в любую точку города в случае народных волнений и массовых беспорядков. Все это дикое переплетение коммуникаций привело к тому, что одной из своих стен ячейка примыкала к замурованному со всех сторон отрезку шахты, огромной пустой полости, использовать которую для городских нужд не представлялось возможным. По крайней мере, по мнению проектировщиков.

Азерски давно уже обдумывал возможность соединить эту полость с ячейкой, кардинально улучшив, таким образом, свои "жилищные условия". И вот теперь, когда на вполне законном основании он мог не сдавать в хранилище свой конвертор, лелеемые им честолюбивые мечты были весьма близки к осуществлению.

С другой стороны, он наконец-то решился на болезненный и предельно откровенный разговор, от которого напрямую зависело его душевное спокойствие.

Это дело тоже вряд ли стоило откладывать надолго. Слава Звездам, Серж Кулакофф был не только знаменитым ученым и Главным корпусным врачом, но и, несмотря на разницу в возрасте, его лучшим другом.

Войдя в ячейку, Рекс положил конвертор на ложе и плюхнулся в кресло перед инфором. "Мне нужен Кулакофф",– сказал он компьютеру. Экран вспыхнул голубым светом и на нем тотчас возникла заросшая дикой седой щетиной одутловатая физиономия Сержа.

– А, это ты, – недовольно буркнул лучший друг. – Ну, у тебя просто талант появляться не вовремя.

– У тебя женщина? – Азерски с сомнением покосился на небритую физиономию друга.

– Какая к черту женщина! Весь мир будто бы сговорился не давать мне работать. Причем именно тогда, когда дело, вроде бы, наконец-то пошло на лад. В центре завалили всяческой дурью. Совершенно зубодробительная статистика, дыхнуть некогда, кому она только нужна? Правда, платят за нее неплохо. Я бы сказал, очень даже неплохо, но меньшей дурью она от этого не становится. А тему мою по математическим аспектам социально-психологической теории фантомизации зарезали, как надуманную и не имеющую научно-практического значения.

– А она не имеет? – удивился Азерски. – Мне всегда казалось… Конечно, я не теоретик и от всего этого весьма далек.

– Да? – как-то странно скривился лучший друг. – Вот как раз в отношении тебя я бы этого с такой категоричностью не утверждал. Есть тут некоторые аспекты рассмотрения, но их мы с тобою сейчас обсуждать не будем, особенно по инфору. Как-нибудь потом. При личной встрече. Говори скорее, что надо, и, извини, мне некогда.

– Я хочу просить тебя покопаться в моем фанте. Несмотря на все твои “некогда”. Во мне что-то происходит, и это что-то пугает меня до полусмерти. Что я инт, для тебя не новость. Но дело, видишь ли, в том, что эта способность, как бы это сказать…

– Непрерывно совершенствуется, знаю, все знаю, ближе к делу, пожалуйста.

– Не торопи меня. Мне, знаешь ли, надо с духом собраться, чтобы… Одним словом, мой интуитивизм сегодня не просто способность сознательно оценивать то, что у других людей в лучшем случае является смутным предчувствием. Это твердое знание, хотя будь я проклят, если понимаю, откуда оно берется.

Лицо друга исказилось непроизвольной гримасой.

– Я вовсе не сошел с ума, – запротестовал Азерски. – Конечно, это звучит дико, но как иначе объяснить все, что со мною в последнее время происходит? Хочешь доказательств? Пожалуйста.

– Стоп! – сказал Кулакофф напряженным голосом, – Ни слова больше. Пересылай сюда свой фант, и плевать я хотел на всю и всяческую статистику. Мне самому интересно, что это тебе такое вдруг привиделось.

– Мне не привиделось, – запротестовал Азерски. – Что я тебе псих? Как только я нацепил контакторы… ты только не смейся, мне и самому дико, но… ощущение было такое, что заболел он у меня, конвертор, ну, как нога, там, или голова…

– Не-ет, ты не псих, ты дурак! – перебил его Кулакофф все тем же напряженным голосом. – Я же тебе сказал, не теряй ни моего, ни своего времени, скидывай свой фант ко мне на компьютер. Я его сразу к себе в мозг запущу напрямую. Почему? Ну, скажем, для скорости. Тебя устроит такое объяснение? Не-ет, ты, кажется, действительно дурак. Где же твои пресловутые телепатические способности?

Друг получил фант и отключился, а Азерски еще некоторое время сидел и озадаченно пялился в экран. Какие такие телепатические способности? Ведь о Лининых проклятиях он так ничего Сержу и не рассказал?

Как бы то ни было, первая часть намеченного на сегодня плана была выполнена, и следовало приступать ко второй.

По его оценке, толщина скалы между ячейкой и каверной не должна была превышать полутора метров, так что работа, в сущности, предстояла пустяковая. Проломить конвертором проем в стене не составляло особых трудностей. Вот только куда девать неизбежный мусор? Проще всего было бы соединить стену с аннигилятором и постепенно выжечь проем нужной конфигурации, но при аннигиляции выделялось слишком уж много энергии.

После недолгих размышлений, он решил замкнуть конвертор на магистральный энерговод, чтобы избыток ее ушел в систему энергообеспечения. Пусть это будет его маленьким подарком Городу. Или, скажем, компенсацией за предыдущие заимствования.

Рекс тщательно настроил конвертор. Операция была отнюдь не безопасной, поскольку конвертирование такого рода никогда еще не проводилось внутри единой, но неоднородной материальной массы. Он еще раз проверил расчеты. Нет, взрыв исключался, прожигание будет идти на молекулярном уровне.

Рекс глубоко вздохнул и включил конвертор.

Всякий раз, делая это, он невольно ожидал увидеть, как исчезает пространство между совмещаемыми точками. Что вокруг него ничего подобного не происходило, всегда потрясало его. Возможно, на свете и были люди, которые понимали, как могут соприкоснуться точки пространства не пересекая и не совмещаясь с промежуточными точками, но он таких не знал. Даже Сергей говорил, что понимать это можно только на языке математики.

Поначалу казалось, что в ячейке ничего не происходит. Затем в глубине санитарной ниши на стене появилась какая-то тень. Тень начала углубляться, темнеть, постепенно приобретая очертания сводчатого проема. Наконец, послышался треск, шум падающих камней и в лицо Рекса пахнуло пыльным воздухом подземелья… правда, на удивление, воздух отнюдь не был затхлым. Во всяком случае, дело было сделано. Ход в заброшенную шахту был пробит.

Рекс достал из стенного шкафа мощный фонарь и направил его свет в проем. Дно шахты лежало метра на два-три ниже пола ячейки. Свод возвышался еще примерно метрах в трех-четырех над его головой. Ширина шахты составляла что-нибудь метров пятнадцать, а дальний конец ее терялся в темноте. Мощности фонаря не хватало, чтобы осветить его. С правой стены шахты, очевидно, из поврежденного водовода бил небольшой водопад, образовавший у стены что-то вроде озерца. Избыток воды куда-то уходил, что, естественно, не делало чести строителям и эксплуатационщикам… Впрочем, как и сам водопад.

Одной заботой меньше, сказал он себе. О воде можно было не беспокоиться. И потом, водопад в квартире, ах-ах, девушки будут в восторге.

Инфор взвыл диким голосом. Рекс взглянул на часы. Время. Винтокрыл спецназа вероятно уже дожидался его на ближайшей стоянке. Шульц, как всем известно, был чудовищно пунктуален.

Рекс уже направился к выходу, когда неожиданная мысль заставила его поспешно вернуться и сесть за компьютер. Посмотрим, посмотрим, лихорадочно бормотал он, набирая на клавиатуре координаты каких-то точек пространства.

Ответ компьютера, по-видимому, не был для него неожиданностью. Он покачал головой, сказал: "Ну-ну!" и выключил компьютер.

8

Вся жилая ячейка Сержа Кулакоффа была уставлена аппаратурой, повернуться, не ушибясь, в ней было невозможно. Не так давно для размещения пластиграфа Кулакофф даже демонтировал положенный ему по статусу водяной душ и обходился с тех пор только стандартным ионным.

Кулакофф вытянул затекшие ноги по обе стороны от субинфора и с хрустом потянулся. Наконец-то он мог со спокойной душой отложить в сторону опостылевшую статистику. Какого черта, официальное положение Главного врача медсанчасти Корпуса давало ему право расценивать звонок друга как обращение пациента.

Кулакофф изучал изменения, происходившие в Азерски, в течение нескольких лет. Он видел, как снижались и без того необычайно низкие пороги чувствительности его органов чувств. Иногда, казалось, он нащупывал в друге проявления неких сенсорных систем, неизвестных в антропологии, и имевших аналоги разве что в мире животных или, скорее, даже насекомых. Но наиболее наглядно аномалию в развитии Азерски демонстрировал стремительный рост доли сознательного в психике.

Проявлялось это, прежде всего, в увеличении объема фанта. Вот и сейчас, обнаружив, что фант Азерски занимает все ресурсы его сверхмощного компьютера, включая все три блока внешней памяти, Кулакофф недовольно поморщился и в который раз критически оглядел свой жилой рум. Нет, размещать дополнительные блоки памяти было негде. Похоже, скоро ему-таки придется перебираться работать в помещения клиникума.

Кулакофф отнюдь не был ни мизантропом, ни даже обычным нелюдимым человеком. Просто сама идея перемещения для работы в специальное помещение казалась ему верхом нелепости. Он любил свою работу, и работал всегда. Теснота ему не мешала.

Кулакофф родился на поверхности, но, сколько себя помнил, жил всегда в тесноте. Его отец, типичный представитель среднего класса, оказался достаточно умен, чтобы вовремя понять перспективы НБР. Он успел вживить сыну контакторы, пока цена на операцию еще не взлетела до небес. Родителям пришлось израсходовать на это все имевшиеся деньги, влезть в долги и даже эмигрировать со своей благополучной в экологическом смысле планеты в Столицу.

Отцу удалось устроиться на работу на обогатительное предприятие, выращивавшее монокристаллы инглания, что дало ему возможность благодаря существенным скидкам вживить сыну никелевые контакторы. Никель в имперском табеле о рангах был после золота и серебра третьим по ценности металлом. А это, в свою очередь, впоследствии способствовало успешной карьере Сержа чуть ли не в большей степени, чем его выдающиеся способности. Жили они в семейной ячейке нижних этажей третьего уровня вплоть до пенсионного возраста, когда большие заработки сына позволили отцу расплатиться с банком и снова перебраться на родную планету.

Карьера Кулакоффа в Корпусе Пространщиков была небывало стремительной даже для пионерских времен. По истечении двух лет после завершения образования он был уже одним из Главных специалистов Департамента научных исследований Корпуса и проживал с молодой женой в семейной ячейке восьмого уровня.

Семейная жизнь оказалась недолгой. Жена покинула его, не выдержав конкуренции с работой. К этому времени ячейка была настолько загромождена всякого рода научной аппаратурой, что в Управлении жилого фонда никому и в голову не пришло переселять его в ячейку для одиноких. Жилье доктора Кулакоффа было просто оформлено как лабораторный рум.

Входной люк его ячейки был снабжен стандартными замками, открывающимися по дактилоскопическим отпечаткам ладоней и рисунку сетчатки глаз. Управление клиникума неоднократно предлагало безалаберному сотруднику во избежание утечки информации сменить запоры. Но поскольку это потребовало бы прекращения исследований чуть ли не на – о, ужас! – целую неделю, Кулакофф неизменно отказывался, заявляя, что единственного человека, имеющего доступ в его жилье – бывшую жену – не заманить к нему даже натуральной морковкой.

Сколько времени он провел у компьютера, Кулакофф не знал. Работа захватила его полностью. Это было нечто запредельное даже для его феноменальной работоспособности.

Результаты исследований оказались поистине ошеломительными. И дело было вовсе не в том, что подтвердилась гипотеза о влиянии стрессов на рост способностей друга. И за собой, и за другими интуитивистами он знал нечто подобное: в минуту опасности или просто в процессе напряжения душевных сил в каждом из них происходило скачкообразное расширение области сознательного.

Однако изменения в фанте Азерски по сравнению с прошлым обследованием оказались просто чудовищными даже по интуитивистским масштабам. В нем появились целые области, причем, весьма внушительного размера, даже о назначении которых Кулакофф не имел представления, а пороги чувственного восприятия снизились настолько, что о них, как о порогах, просто не приходилось говорить. При прошлом обследовании Кулакофф обнаружил у друга зачатки телепатических способностей. Так вот теперь обнаружилось, что участок фанта, ответственный за телепатию, влился в одну из таких областей ивплотную примыкал еще к двум. Это открывало восхитительные перспективы для исследований и позволяло надеяться на решительное продвижение вперед. Азерски стремительно развивался и был близок к тому, чтобы – Кулакофф боялся признаться в этом даже самому себе – перевести в сознательное чуть ли не всю свою психическую деятельность.

Звук открывающегося замка вначале вызвал у Кулакоффа удивление, а потом острое раздражение. Жена? Но какого черта ей здесь нужно? Он резко повернулся. То, что он увидел, заставило его похолодеть. В открывшийся люк ячейки протиснулись одна за другой две крупные фигуры. Биопы. Кулакофф хотел встать, но первый огромной ладонью уперся ему в грудь и легким толчком заставил сесть на место.

– Не дергайся, – пробурчал он.

Второй извлек из одного кармана мятую грязную тряпку, из другого какой-то пузырек, и, поливая тряпку едкой пахучей жидкостью, издевательски покачал непропорционально маленькой белобрысой головой:

– Ай-яй-яй, какой непослушный ребенок. Ну же, деточка, давай сюда свой носик.

Дальше… дальше произошло нечто необъяснимое. Кулакофф вдруг раздвоился. Он точно знал, что является Сержем Кулакоффом, главным научным актуализатором Медицинского Центра Корпуса, который только что работал над фантом своего лучшего друга. Но в то же время он вдруг превратился в этого самого друга, в Рекса Азерски, то есть человека, который никому и никогда не позволял шутить с собою подобные шутки. Нога его неожиданно взметнулась вверх на немыслимую для Кулакоффа высоту и с удивительной точностью угодила биопу в весьма чувствительное место. Биоп согнулся. Второй удар опрокинул его под ноги напарника. Напарник от неожиданности уронил тряпку и пузырек и попятился. Не давая ему опомниться, Рекс… или Серж? – он уже и сам не понимал, кем сейчас является – высоко подпрыгнул, ударил биопа ботинками в лицо и, извернувшись, мягко приземлился на полусогнутые ноги.

Оба биопа лежали на полу. Один из них, тот, первый, шевелился еще, пытаясь подняться, и Рекс с силой несколько раз ударил его ногой в живот и в шею под подбородком. Второй лежал неподвижно, уткнувшись физиономией точнехонько в пахучую тряпку.

Неожиданно ноги перестали держать Сержа, и он шлепнулся на пол рядом со своими врагами. Каждый мускул его тела невероятно болел. Его сотрясала крупная дрожь. И что-то произошло с обоими голеностопными суставами. То ли он вывихнул их, то ли растянул связки.

Кулакофф с трудом заставил себя забраться в кресло, и некоторое время тупо смотрел на валяющихся биопов.

Да, сказал он себе, но что же с ними делать? Ведь, в конце концов, они все-таки очухаются.

Серж только сейчас осознал, что фант Рекса, который без сомнения управлял телом во время инцидента, покинул его, и он вновь стал сам собою. Он, конечно, понимал, что в принципе науке осталось сделать всего лишь один шаг, чтобы перейти от создания фантомов к инсталляции сознания в живое тело. Весь его опыт ученого, знания, полученные в бесчисленных экспериментах, убеждали его в своей правоте. Но что именно он, Серж Кулакофф, пусть даже невольно, окажется подопытным кроликом в первом такого рода удачном эксперименте, об этом он и помыслить не мог. Ему стало страшно.

Какое-то время назад все работы в области теории фантомизации вдруг оказались засекреченными. Из поля зрения Кулакоффа один за другим исчезло несколько коллег, успешно трудившихся в этом направлении науки. Причем, это были не только молодые люди. Точно так же исчезали и весьма почтенные ученые, пользовавшиеся вселенской известностью. Чего только стоило одно внезапное исчезновение крупнейшего психоматематика современности доктора Грота. А вот собственные работы Кулакоффа всячески тормозились и замалчивались. Короче говоря, налицо были все симптомы того, что проблему прибрал к своим рукам кто-то из властьимущих. С какой целью? Догадаться было совсем не трудно.

До сих пор Кулакофф полагал, что на пути реализации идеи инсталляции сознания, к счастью, стоят серьезнейшие чисто технические трудности, связанные с необходимостью удаления из донорского тела его собственного "Я". Но легкость, с которой фант Азерски подавил его личность и завладел телом, показала, как сильно он заблуждался. Оказывается, дело было лишь в степени развития фанта и в его психической силе. Серж с ужасом подумал, что фант Рекса мог с такой же легкостью разделаться с ним, с каким управляемое этим фантом тело Сержа разделалось с биопами. Да, черт возьми, принципиально такую возможность нельзя было отвергать. И Серж дал себе твердое слово никогда больше не работать с фантами напрямую в собственном мозге. А что касается биопов, то пока они не очухались, надо было вызвать санаторов. Пусть разбираются, что эти мерзавцы от него хотели.

Глава третья

1

Когда Лайза, наконец, пришла в себя и огляделась, оказалось, что она находится на столе в окружении уже совсем других людей. Знакомым среди столпившихся вокруг белохалатников оказался лишь вездесущий коротышка.

– Как Вы себя чувствуете? – спросил он. Лицо у коротышки было осунувшимся и небритым. Под глазами набухли черные мешки. Как выяснилось впоследствии, операция продолжалась в общей сложности девять часов. И все это время он не отходил от стола.

Лайза потребовала голограф, опространствила себя в полный рост и придирчиво осмотрела со всех сторон это новое, непривычное, но теперь уже, несомненно, свое тело. Ее охватила острая, всепоглощающая радость.

– Вам следовало бы побыть в клинике хоть немного. Хоть несколько дней, – сказал коротышка, с лицемерной заботливостью поджимая губы. – Для адаптации к телу и, вообще, Вам предстоит…

– Там, куда я лечу, обо мне позаботятся, – заносчиво ответила Лайза. А что? Пусть знает свое место, червяк яйцеголовый.

– О Вас позаботятся везде, миссис, – сказал коротышка, и глаза его блеснули непонятным злорадством. Но счастье Лайзы было слишком полным, чтобы обращать на это внимание. Правда, в этом своем новом теле она чувствовала некие странности. Лайза подняла руки к голове и провела ими по волосам. Руки повиновались безупречно, но что-то в них было не так. И в ногах. И… Она повернулась к коротышке и вопросительно посмотрела на него.

– Ваши руки плохо служат Вам, миссис? – забеспокоился коротышка.

– Нет, но… я ничего не ощущаю. Ни в руках, ни… вот и волосы тоже…

– Ах, это! – с облегчением воскликнул коротышка. – Руки и ноги у вас биомеханические. Конечно, вы в них ничего не чувствуете, но это и прекрасно. Артрит Вам, по крайней мере, не грозит, болеть не будут. – Коротышка со вкусом рассмеялся. – А волосы мы Вам тоже сменили. У донорши они были не ахти, реденькие, да и цвет какой-то мышиный. А сейчас у Вас вон какая грива. И цвет. И длина… нет-нет, не беспокойтесь, они будут постоянно расти, как настоящие. Вы удовлетворены?

Внутренний голос говорил Лайзе, что тут что-то не так, но она отринула его и еще раз обошла вокруг своей голограммы. Перед нею была юная красавица, вся огонь и порыв. Лицо было прекрасно, буйной шапке волос противопоказана любая прическа, глаза огромны и глубоки, как карстовые озера Азеры. "Я буду очень тебя любить", – мысленно сказала она этому телу.

А через несколько часов Лайза уже стояла под мраморной колоннадой, и ласковый ароматный ветер обдувал ее разгоряченное лицо.

Все выглядело именно так, как подсказывала ей память, и в то же время совершенно иначе. Казалось, собственные сиюминутные впечатления накладываются на полузабытые картины из невнимательно просмотренного голографического путеводителя. Темно-синее с прозеленью неправдоподобно спокойное море, голубое с розовым закатное небо, белый крупный чистый песок. И тишина, в которую со странной естественностью вписывались крики чаек, вившихся над прибрежной полосой.

Из-под ног Лайзы широкими пролетами сбегала вниз к морю белокаменная лестница. Вокруг тихонько шелестел листвой старый пустынный парк. За спиной вздымались ввысь бесчисленные колоннады красавца дворца, а у самого подножья лестницы, поставив ноги на мокрый песок, возлежал в старинном шезлонге из красного дерева Человек, Который Всегда Прав.

Когда-то давным-давно мать привезла Лайзу на Землю. Здесь и произошла ее встреча с этим человеком, который уже тогда был Всегда Прав. Эта встреча определила судьбу Лайзы, всю ее дальнейшую жизнь. Ах, как она тогда была хороша! Бутон перед расцветом.

Лайзе совершенно вскружила голову возможность пожить на Земле. И вовсе не потому, что это была колыбель человечества. Она этого не знала, а если бы даже и услышала что-то подобное, скорее всего, просто не обратила бы на это внимания. Для нее Земля была курортной планетой, настолько закрытой, что упоминания о ней нельзя было встретить даже в Большом Атласе Вселенной. Земля была так прекрасна, что только принадлежность к самой вершине пирамиды имперских элитариев давала человеку возможность претендовать на ее посещение. Как мать удостоилась такой чести, до сих пор оставалось для Лайзы загадкой. Уж не было ли и в ее жизни подобного человека? Женщины их рода всегда славились особым шармом… за исключением Старой Дамы, разумеется.

Лайза медленно спустилась по лестнице к морю.

Человек, Который Всегда Прав, сидел у самой кромки набегающей волны, и кормил чаек рыбой, вынимая ее куски старческой, но все еще крепкой рукой из одной из тех изысканных античных металлических урн, которые, судя по старинным картинам рубежа второго и третьего тысячелетий, предки столь расточительно ставили чуть ли не у каждой садовой скамейки.

– Здравствуй, – сказал Он. – Рад видеть тебя такой. Ты счастлива?

Лайза опустилась в соседний шезлонг.

– О, да. Конечно. Еще как. Но…

– Что? – быстро спросил он, и Лайзу неприятно царапнуло прозвучавшее в это самом "что" острое болезненное любопытство. Лайза помолчала. – Никак не могу привыкнуть… Не то, чтобы я ощущала себя парализованной, нет, даже наоборот, в физическом смысле я стала сильнее, чем прежде, гораздо сильнее, вот только… Представь, если бы ты вдруг стал, как когда-то, целовать мои ноги, я ни-че-го не почувствовала бы.

– Это не самая большая неприятность, – чуть слышно пробормотал Он. – Есть вещи и похуже. Например, если уже просто нет желания целовать женские ноги. Ну а со всеми остальными твоими э-э… системами все в порядке?

– Как? А-а, да-да. Я, конечно, не имела пока случая испытать главную из них на деле…

Он расхохотался. Смеялся долго, со вкусом, хрипя и кашляя. Наконец, успокоившись, вытер с глаз слезы и произнес, отдуваясь:

– Ну, насколько я тебя знаю, это испытание отнюдь не за горами. Тебя должно волновать другое.

– Что?

– Я говорил тебе, что новое тело предъявит, как бы это поточнее выразиться… права на твое сознание, вот. Подсознание огромно. Сознание лишь крошечная верхушка гигантского айсберга. Ты знаешь, что такое айсберг? Нет? Ну, не важно. Вдруг это тело способно полностью изменить и подчинить себе твое сознание? Не боишься?

– Чепуха, – отмахнулась Лайза. – Сознание первично, а материя вторична. Это банальность. Это в школе проходят. Существование Империи есть торжество духа над косной материей Вселенной… и все такое. Главное – я снова молода. Благодаря тебе, дорогой. Скажи, этот мужчина, там, в клетке, его тело предназначено тебе?

Он отрицательно покачал головой.

– В него уже инсталлировано чье-нибудь сознание. Ты совсем не одинока в желании стать юной. Люди готовы на любые жертвы… но ты меня не слушаешь?

– Что?.. а, нет-нет, почему же. Просто мне жаль, что оно не для тебя. Мы могли бы уехать куда-нибудь далеко-далеко и все повторить.

– Есть много причин, по которым я не могу этого сделать.

– Чепуха! – сказала Лайза, проницательно щуря глаза. – Ты бы сумел все уладить. Ты просто боишься перестать быть Человеком, Который… ну, словом, тем, кем ты являешься. Я имею в виду… ну… вообще…

Человек, Который Всегда Прав, что-то невнятно пробурчал себе под нос. Потом поднял на нее старческие слезящиеся глаза и сказал:

– Я устал, Лайза. В отличие от тебя, я стар и немощен. Я рад, что сумел помочь тебе, но такие эмоциональные потрясения мне уже не по плечу. К тому же мне предстоит тяжелое путешествие, спутники уже ждут меня, я полагаю. А мне еще нужно отдохнуть перед дальней дорогой. Так что мы сейчас простимся. Что думаешь делать? Куда переправить тебя?

– Домой. Под фанфары.

– Я не стал бы этого делать.

– Чепуха. Представляю себе рожи всего нашего высшего света.

– Ты ведь не ищешь общества старичья, правда? Тебе нужны молодые сильные мужчины. Но никто из них не подойдет к тебе на пушечный выстрел, если даже только заподозрит…

– Не продолжай! Я все поняла. Ты прав. А жаль. Но ведь ты заранее знал, что я буду настаивать… хоть бы и под чужим именем. Я думаю, у тебя все уже давно готово: документы, деньги и, как это называется, легенда? Как меня будет звать?

– Эни Боди. Теперь тебя зовут так. А ты, оказывается, тоже неплохо меня знаешь. По-своему. Иди, дорогая. Мои камеркиборги позаботятся обо всем. И не целуй меня. Я консерватор. Я не могу воспринимать эти губы как твои.

2

Биопы были вежливы, но держались настороже. Очевидно, вести о "подвигах" подопечного распространились среди них достаточно широко, отчего Кулакофф чувствовал некое смутное удовлетворение.

Когда его ввели в кабинет, Руководитель клиники – здесь его называли Главным актуализатором проекта – сидел с хмурым видом, уставясь в бумаги на своем столе. Потом он поднял глаза на вошедших, и Кулаков поразился мгновенной перемене, происшедшей в этом человеке. Глаза у него выпучились, рот раскрылся, он посерел, откинулся на спинку кресла и сказал дрожащим, каким-то даже жалким и запинающимся голосом:

– Как?.. как?.. это Вы?

Кулакофф вгляделся. Да, этот человек, несомненно, был ему известен. В прошлом они не раз встречались на конгрессах. Звали его, кажется, Алоиз Фукс, и был он, сколько Кулакоффу помнилось, небесталанным исследователем. Правда, уж очень рвался к успеху. Немедленному, сиюминутному успеху в самом его пошлом материальном выражении.

– Да, – не без язвительности ответил Кулакофф, – это, действительно, я. Странно, правда? – и, не дожидаясь приглашения, уселся в стоявшее у стола кресло для почетных посетителей.

– Не то, чтобы странно, но несколько неожиданно. Я бы сказал, неожиданно рано, – с непонятной Кулакоффу внутренней горечью и даже, наверное, отчаянием в голосе чуть ли не прошептал Фукс. Потом он вдруг заорал биопам:

– Какого черта вам тут еще надо? Привели и… пошли вон!

– Этот человек опасен, – пробурчал старший конвоир.

– Я сказал, пошли вон! – Фукс рывком выбрался из-за стола и забегал по кабинету. Потом остановился перед Кулакоффом и сказал ему все с теми же странными интонациями:

– Так значит, это Вы, метр…

– Вы заставляете меня чувствовать себя нежеланным гостем, – язвительно рассмеялся Кулакофф. – Я начинаю думать, что гориллы, которых Вы столь картинно вышибли из кабинета, передали Ваше любезное приглашение не тому, кому следовало.

Некоторое время они молча смотрели друг другу в глаза. Потом Фукс отвернулся и, демонстрируя недюжинное знакомство с древней литературой, сказал, несколько, правда, перевирая цитату:

– Нам не дано предугадать, чем слово э-э… хозяйское отзовется. И это, как Вы говорите, "приглашение" было совсем не мое. Ну что ж, метр, я должен познакомить Вас с лабораторией и клиникой, полагаю?

– Не знаю, не знаю, – с прежней язвительностью заявил Кулакофф. – Меня как-то не успели поставить в известность, или, может быть так будет любезнее сказать, не успели довести до моего сведения программу встречи.

Фукс покивал головой.

– Ага-ага, понимаю, понимаю.

– Зато я ничего не понимаю. Но не теряю надежды быть Вами просвещенным.

– Чего уж там. Сами до всего дойдете. И очень быстро. А вот демонстрировать мне независимость натуры не надо. Вам скоро представится случай проверить ее на более серьезных людях. И мое поведение пусть Вас не удивляет. Во мне просто еще свежи воспоминания о дне, когда тут, за столом сидел другой человек, а там, на Вашем месте, был я. Разве что я в кресле не разваливался, а стоял. Так что, разобравшись в ситуации, не очень торжествуйте и не слишком радуйтесь. Потому что придет день, когда… а, к черту. Идущие на смерть приветствуют нового цезаря. Ну? Что сидите? Вставайте, пошли. Я покажу Вам Ваши Апартаменты.

Апартаменты оказались стандартной ячейкой из двух румов, поразительно напоминавшей Кулакоффу его собственную. Вся его аппаратура стояла на привычных местах и была явно подключена.. надо немедленно стереть в ней фант Рекса. На всякий случай.

– Располагайтесь, – сказал Фукс. – Осматривайтесь. Приводите себя в порядок. И приходите в себя. Я же вижу, что Вам это нужно не меньше, чем мне. Я не имею никаких указаний об изоляции "нового сотрудника". Поэтому Вы, естественно, свободны. В разумных пределах, конечно. Однако советую иметь в виду, что биопы Вас не любят. Вы поколотили кого-то из них, если я не ошибаюсь. И даже, кажется, убили? – он оглядел Кулакоффа с ног до головы. – Хотя, по Вашей комплекции судя, не скажешь, что Вы такой уж супермен. Впрочем, это не мое дело. Как только хозяин с Вами договорится, а он договорится, хотите Вы того, или нет, биопы Вас сразу же и полюбят. Страстно. А Вы получите максимально возможную в этих стенах степень свободы. До поры. Правда, спешу предупредить, что и тогда она не будет выходить за разумные пределы. А разумность определяет все тот же хозяин.

– Позволено ли мне поинтересоваться, кто является Вашим хозяином?

– Нашим хозяином. Нашим. Не обольщайтесь. И Вашим тоже. Одна наша пациентка, кстати, она Ваша соседка, ее ячейка находится рядом, вот здесь, за стеной, так вот она называет его Человеком, Который Всегда Прав… правда, всегда про себя, и никогда вслух. Все слова с большой буквы. Неплохо звучит, ага? Ну, не буду Вам мешать. – Фукс повернулся к выходу.

– Минуточку, – остановил его Кулакофф. – Вы знаете, я начинаю чувствовать к Вам невольное уважение.

– Да ну? – буркнул Фукс, не оборачиваясь.

– Да. Судя по тому, что я от Вас услышал, эта клиника довольно веселое место. Вероятно, здесь все прослушивается?

– Естественно.

– Ну, вот я и отдаю должное Вашей смелости.

– А что мне терять, кроме головы, которую я, кстати сказать, уже потерял? Да-да, все симптомы налицо, и главнейший из них – появление в этих стенах столь прославленного мэтра. Да и тот парень, что нас пишет… его голова тоже не слишком прочно держится на плечах. Вы знаете, сколько их, начальничков внутренней охраны сменилось здесь только за мое время? Ну а что значит уйти отсюда в отставку, этого Вам объяснять, наверное, не стоит. Я прав?

3

Вокруг была кромешная мгла, но это почему-то не испугало ее. Она попыталась пошевелиться, но не смогла. Что-то прочно удерживало ее на месте. Было тихо.

– Эй, кто-нибудь, – сказала Лайза дрожащим голосом, – вы там, зажгите свет.

Молчание.

– Свет! Дайте свет! – закричала она, чуть ли не в истерике. – Почему здесь никого нет? Где я? Что со мной?

Щелчок, она почувствовала укол в шею у основания черепа и сознание исчезло.

Свет. Тьма. Свет. Тьма. Свет. Тьма.

Вспышки света были нестерпимо яркими. Свет вспыхивал в каком-то странном ритме, он был враждебен и зол, и надо было защищаться от него, и не пускать его в себя.

Свет был силен. Он врывался в нее, грубо ломая сопротивление, он проникал все глубже туда, куда сама она никогда не заглядывала, и это было Зло. Это было нельзя. Это было недопустимо, потому что она человек, а он пытался высветить самое сокровенное, пролезал всюду, даже в старые забытые детские сны и кошмары, в то, чего она сама уже не помнила, не хотела помнить и знать, загнав в себе на самое дно.

Лайза инстинктивно чувствовала, куда свет ни за что нельзя было допускать. А он толкался в разные стороны, медленно, но верно нащупывая правильный путь. Свет был уже совсем близко. Он сминал последние бастионы сопротивления, которые Лайза, выбиваясь из сил, создавала на его пути. Вспышка, и свет вдруг стал меркнуть, свиваться в спираль, вокруг закрутились стены призрачного колодца, но тут послышался знакомый щелчок, она снова ощутила укол в шею и провалилась в небытие.

Свет. Тьма. Свет… И если свет был злом, то тьма была благом. Провалившись во тьму, можно было отдохнуть и набраться сил для борьбы, а с некоторых пор у тьмы появился союзник. Это был Голос. Он мешал свету. Он сбивал свет с пути. Он помогал ускользнуть от страшных вспышек, и в самые тяжелые моменты давал спасительную передышку.

Оказывается, свет можно было обмануть. Свет устремлялся и ломился туда, где Лайза защищалась. Но она теперь уже твердо знала, где именно находятся двери в запретный мир. И как только свет подбирался к этим дверям, она начинала отчаянно сопротивляться где-нибудь по соседству.

Ближе всего стояли сны. Старые, забытые сновидения, детские кошмары и, как ни странно, детские же воспоминания, страхи, надежды. Она приоткрывала что-нибудь из этого и тут же начинала отчаянно противиться воспоминаниям. И обманутый свет бросался на штурм, взламывал, мял, давил, Лайза сопротивлялась, как могла, а когда силы оставляли ее, кидалась в спасительный колодец с вращающимися призрачными стенами, в самом конце которого горел совсем другой, добрый свет, суливший тишину и вечный покой. И тогда следовал неизменный укол в шею.

Но свет тоже учился. Обманывать его становилось все труднее. Он тоже нащупывал входы и не отвлекался на слишком далекие от них ловушки.

Однажды свет чуть не ворвался в запретную дверь, когда обессиленная, подталкиваемая и направляемая им Лайза медленно вплыла в свой старый детский кошмар.

Они с матерью стояли на берегу темного озера, и кусочек берега, на котором они находились, составлял весь мир. За спиною, с боков и вообще всюду было черное ничто. Озеро тоже терялось в черноте. А чем-то реальным и прочным был только маленький кусочек берега, высвеченный тусклым желтым светом, низкий, пологий, стелившийся перед тяжелой темной маслянистой водой.

Вода была неподвижна. Вода таила угрозу. И они с матерью обе очень волновались. Они боялись. Они очень боялись. Но, как Лайза теперь понимала, они боялись разного.

Вдруг вода всколыхнулась и отхлынула назад, во тьму. А из тьмы полезло ужасное, омерзительное чудовище в шишках, наростах и коросте. Кривые морщинистые лапы его заканчивались скрюченными когтистыми пальцами, а урноподобная пасть была забита разорванной на мелкие кусочки рыбой.

– Возьми ее, – одновременно закричали они с матерью, показывая друг на друга. Чудище гнусно причмокивая стало с грузной стремительностью разворачиваться к Лайзе, и в это время в кошмар вдруг ворвался свет. Свет выхватил из тьмы фигуру чудища. Он безжалостно срывал с него шишки, наросты и коросту, из-под которых вдруг явственно проступило человеческое лицо. Ни зажмуриться, ни отвести глаза у Лайзы не было сил. "Нет, – закричала Лайза, – нет, не хочу!" Лицо приближалось. Сейчас она узнает его. "Не хочу!" – кричала Лайза, изо всех сил призывая к себе призрачный колодец. И когда она уже готова была сдаться, свет вдруг погас, а в шею впился спасительный укол. Перед тем, как провалиться в небытие, она явственно услышала Голос, успевший уже стать таким родным и близким:

– К чертям собачьим! Я не позволю ее убить.

Свет. Тьма. Свет.

Воспоминания детства? Пожалуйста. Сколько угодно. Они, конечно, у самых дверей, но они плоски. Они не дают свету концентрироваться в опасных местах. А раз так, он не может проникнуть в то, что Лайза считает своим Я.

Да. Именно туда хочет проникнуть свет. И именно этого категорически не желает Лайза. И она уже не стремится бросаться в колодец, потому что вдруг понимает, что это – смерть. А чудовище – это… нет, нет, ни за что. Детство. Вот оно. Пожалуйста. Сколько угодно.

О, она была очаровательной девочкой. Капризной, пластичной, чувственной. И она стала женщиной, так никогда и не быв девушкой… нет, нет, об этом тоже не надо.

Свет, Тьма, Свет. Почему все это происходит с нею? Что это за свет? Как он смеет хозяйничать в ней? Кто направляет его? Может быть, она – фант, запертый в компьютере? Но ее должны были пересадить в новое тело. Или это идет инсталляция, а она изо всех сил сопротивляется и мешает? Что она делает?

Свет. Тьма. Свет. И снова Голос:

– Все, господа. Мы бессильны. Мы не можем даже войти в подсознание. Аппаратура слишком несовершенна. Дальнейший нажим просто убьет пациентку, а это вряд ли устроит вашего хозяина. И не важно, что у нас есть ее фант. Не забывайте о цели. Мы должны идти от биомеха к полному био, откуда вы знаете, какие функции мозга потребуются при следующей пересадке? Я даю ей отдохнуть и вывожу из летаргии.

А ведь негодяй, кажется, опять обманул меня, подумала Лайза. Она даже еще успела удивиться, как легко назвала негодяем человека, которого еще совсем недавно считала Всегда Правым. Щелчок. Укол в шею. Тьма.

4

Несколько дней, последовавших за похищением, Кулакофф был буквально погружен в изучение материалов клиники. Чем больше он узнавал, тем больше убеждался в том, что все направление науки, на острие которого она оказалась, является полностью и совершенно тупиковым. Нельзя сказать, что люди, руководившие клиникой, этого не понимали. Именно поэтому в последнее время, особенно, при Алоизе Фуксе, основные усилия были направлены на усовершенствование аппаратуры по изучению и записи фанта. Хотя – и это было удивительно – "хозяин" сие направление не жаловал. Может быть, просто не верил в него? Фукс хотел записать в фант возможно большую часть подсознательного, прежде всего функции движения и жизнеобеспечения, а хозяин требовал сосредоточиться на исключении стирания этих функций из донорского тела, что было на порядок более сложной задачей. На кой черт это было ему нужно?

Со своей соседкой Кулакофф познакомился сначала, так сказать, заочно, на операционном стенде, когда вместе с Алоизом занимался зондированием ее психики.

Алоиз упорно пытался пробиться в подсознание пациентки. И поскольку это направление работ было явно верным, Кулакофф принялся его всячески тормозить.

Саботировать оказалось совсем не просто. Кулакофф видел, что Фукс – цепкий, толковый, может быть не гениальный и даже не выдающийся, но достаточно талантливый и феноменально работоспособный человек – движется в правильном направлении. Со дня на день можно было ожидать, что он взломает подсознание пациентки, и это будет означать качественный скачок в исследованиях на пользу "хозяина". Пациентка, обладавшая, по-видимому, сильным характером и чрезвычайно устойчивой психикой, сопротивлялась изо всех сил, даже находясь под глубоким наркозом. Кулакофф почувствовал к ней невольную симпатию с первого же сеанса.

Чтобы помешать Фуксу добиться желаемого, Кулакофф не брезговал никакими средствами, начиная с простого сбивания настройки приборов до искажения собственно смысла полученных результатов и запугивания сотрудников гневом "хозяина".

Свое свободное время Кулакофф посвящал самому тщательному изучению лаборатории. Мало ли. Глядишь, и пригодиться когда-нибудь. Он облазил все помещения, обошел все лестницы и тоннели, составляя в голове максимально точную схему ее расположения.

Убежище, или точнее прибежище Лайзы он обнаружил совершенно случайно во время очередной такого рода прогулки.

Сопровождаемый хмурыми взглядами биопов, он заглянул однажды в маленькую дверь, которая, как ему казалось, была дверью технического чулана. За дверью, однако, оказался коридор, ведущий куда-то вниз.

Кулакофф отправился по нему. Коридор был явно вырублен в цельной скале. Это становилось интересным.

Через некоторое время коридор стал сворачивать вправо и здесь, за поворотом, Кулакофф носом к носу столкнулся с одним из тех биопов, что там, в столице, приходили брать его, с тем самым, белобрысым, который издевательски предлагал ему "дать сюда свой носик".

Кто из них больше испугался, сказать было трудно. Во всяком случае, белобрысый шарахнулся назад и шмыгнул, если так можно выразиться об огромной туше весом что-нибудь килограммов под сто двадцать, в ранее незамеченную Кулакоффом дверь.

Кулакофф не стал искушать судьбу и оставил исследование того, что было за этой дверью, на потом. Он прошел вперед и вскоре в лицо ему ударил яркий солнечный свет. Он оказался снаружи на чем-то, походившем на огороженную перилами смотровую площадку.

Площадка располагалась на огромной скале, нависавшей над пустынным песчаным пляжем. В обе стороны и до горизонта раскинулось неправдоподобно красивое голубое море. В углу площадки, облокотившись на перила, стояла женщина. Та самая, которую Алоиз называл личной пациенткой хозяина, и в подсознание которой Кулакофф так старательно мешал ему проникнуть. Женщина медленно повернула голову и посмотрела на него. Кулакофф поклонился. Не отвечая, женщина так же медленно отвернулась.

– Извините, – сказал Кулакофф, – я, кажется, Вам мешаю? Я оказался здесь неожиданно для себя самого. Я даже не подозревал, что в лаборатории есть такое изумительное место.

– Но Вы же здешний сотрудник, не правда ли? – сказала женщина. – Вряд ли Вы являетесь тем, что тут так изящно называется пациентом.

– О-о, – сказал Кулакофф, – в рассматриваемом Вами смысле здесь нет особой разницы. К тому же, я и сам не могу разобраться в собственном статусе. Я, видите ли, попал сюда… скажем так, не по своей воле.

И, повинуясь безотчетному порыву, Кулакофф рассказал ей все.

Женщина выслушала его молча и тихо сказала, все так же глядя на море:

– Не понимаю. Почему-то я чувствую к вам доверие. Наверное, все дело в Вашем голосе. Он успокаивает меня.

Несмотря на ее кажущееся спокойствие – Кулакофф видел это вполне отчетливо – она находилась в состоянии крайней степени возбуждения.

– Что делать? Что мне делать? Иногда мне кажется, что все, что со мной происходит, это дикий, странный и страшный сон. Вот я стою здесь, над этим морем, и еще одна я нахожусь где-то там, в нормальной человеческой жизни, и та я даже не представляю себе, что мы обе являемся подопытными кроликами в непонятной и гнусной игре. Впрочем, ту меня все эти вопросы вряд ли занимают. Я думаю, что если бы та я узнала обо мне этой, то похихикала бы, и все. Пронаслаждалась бы, так сказать, пикантностью ситуации.

– Вы думаете, что настолько изменились? – тихо спросил Кулакофф.

– Я побывала в аду. Впрочем, что я говорю, я в нем живу. Меня интересует только одно: что бы сделала на моем месте Старая Дама. Думаю, она нашла бы выход. Я даже, наверное, знаю какой. Головою вниз, вон туда, но у меня, боюсь, не хватит на это духа.

– Какая Старая Дама? – спросил Кулакофф растерянно. – Я слышал об одной особе, которую называют таким образом, но не думаю, чтобы Вы были знакомы. Это тетушка моего лучшего друга, комтесса одного окраинного мира. Ее фамилия Азерски.

– Да, я именно ее и имею в виду. Видите ли, она моя двоюродная сестра и мой злейший враг в той, другой жизни. Сейчас… право, не знаю. Нынешняя я была бы скорее ее самой страстной приверженкой, если так можно выразиться. Ну, сторонницей, что ли.

– Я знаю Старую Даму только по рассказам моего друга. Но насколько представляю себе этот характер, полагаю, что она вряд ли прыгнула бы с балкона. Она дралась бы до конца. До победы или до смерти.

– Вы так думаете?

– Уверен. Убежден. Лично я не собираюсь сдаваться.

– Что Вы можете? Что можем все мы? Нам противостоит безжалостная сила. Бездушная, отлаженная машина. Не люди, скопище автоматов, беспрекословно и бездумно выполняющих приказы.

– Вот именно, – сказал Кулакофф. – Бездушная сила. Бездумные автоматы. А мы – люди. У нас есть душа, и мы, слава богу, не разучились думать. Вы говорите, что доверяете мне. Вот и прекрасно. Давайте держаться вместе. Бьюсь об заклад на свою голову, которая, правда, по мнению моего старого знакомца Алоиза Фукса, в качестве закладной ничего не стоит… но тем не менее. Бьюсь об заклад, что мы что-нибудь придумаем.

5

Когда на этот раз пациентку или, точнее, подопытную увезли. Фукс выпроводил сотрудников, достал из стола бутылку и угрюмо сказал:

– Давайте выпьем. Тошно что-то.

Кулаков принял стакан, принюхался и удивился.

– Водка?

– Водка.

– Откуда?

– Местный напиток. А что, не нравится? Я лично пью с удовольствием.

– Ну, почему не нравится? – сказал Кулакофф. – Это наш. Национальный. Я тоже с удовольствием.

– Вот и чудненько. Как говорят аборигены, за Ваше драгоценное. – Он опрокинул в рот половину стакана, крякнул, покрутил носом и зачем-то понюхал рукав. – А ведь дела наши скверные. Никаких продвижений. Грустно.

– А что Вы так стараетесь? – спросил Кулакофф язвительно. – Непонятно. При том отношении к "хозяину", которое Вы демонстрируете. Откуда это рвение?

Алоиз сильно смутился, закашлялся, бросил на Кулакоффа вороватый взгляд.

– А-а-а, – догадался Кулакофф, – так вот в чем дело, голубчик Вы мой, золотце Вы мое самоварное. Надеетесь смыться. Ну да. Понятно. Действительно. А что? Просто так не сбежать. Вас "хозяин" под землей найдет. А тут всего и дел, что раздобыть неучтенное тело.

Алоиз вскочил, метнулся к Кулакоффу и стал зажимать ему руками рот.

– Тише Вы, – зашипел он, – ненормальный. Начальник охраны совершенно новый человек. Черт знает, что может взбрести в его тупую биопью башку.

– Ну и что? – сказал Кулакофф, отпихнув от себя Алоиза, – будьте последовательны. Подумаешь, новый. Пусть слушает. Пусть знает. Чем раньше он освоится и поймет, кто является его естественным союзником в благородном деле спасения собственной шкуры, тем лучше. Господин Безопасность, Вам хорошо слышно? Я полагаю, неплохо. Так Вы слушайте. Слушайте. И мотайте на ус. Деваться Вам все равно некуда.

Кулакофф помолчал, как бы дожидаясь отклика от шефа безопасности, и снова повернулся к Фуксу:

– Кстати, Вы не находите, что этот замысел дурно пахнет? Вы, господин Фукс, как я вижу, весьма неплохо вписались в окружающую обстановку.

– И Вы впишетесь. С легкостью. Так же, как я, и все те, что сидели на этом месте до меня.

Кулакофф хмыкнул.

– Но, дорогой мой, в этом, так Вами любимом собственном теле… в нем Вам все равно придется умирать. По-настоящему. Уж об этом-то Ваш "хозяин" позаботится со всем возможным тщанием.

– Иронизируете? – обозлился Фукс – Ну, давайте дальше. Объясняйте мне, что уже через сорок дней после инсталляции это буду уже, как минимум, не вполне я. Не до жиру, милейший мэтр, не до жиру. Сохранятся мои воспоминания, привязанности, мысли. И вообще, кто это Вам сказал, что я от себя в восторге? Может, я хочу измениться?

Фукс с видимым усилием взял себя в руки.

– Вот так, дорогой мэтр. Не могу сказать, что я на это уже решился. Но дело может обернуться таким образом, что другого выхода не будет. Ваша очередь умирать, кстати, тоже подойдет быстро, не обольщайтесь. И я когда-то думал, глядя на предшественника – умри ты сегодня, а я уж лучше подожду до завтра.

– Вашего предшественника звали не Грот?.. Нет?.. Ну, ладно, не важно. Кто бы это ни был, тут я Вам не союзник. Если отмотать наш разговор назад, до темы об окружающей обстановке, я должен буду заявить, что нет, я вписываться не намерен. Категорически. И вообще, сохранение своей жизни ценой жизни другого человека не кажется мне достойным решением проблемы.

– Чистоплюйствуете? Ну и черт с Вами. Все. В работах объявляю перерыв. Как выразился бы наш страстно обожаемый хозяин, для "э-э-э… обдумывания и систематизации".

Пресловутые обдумывание и систематизация проводились Фуксом в непременной компании с бутылкой водки. Время шло, и, наконец, Кулакофф не выдержал и вломился в его кабинет. Фукс сидел, забросив ноги на стол, и сжимал в дрожащих руках полный стакан.

– А, преемник! Рад приветст-твать, – он взмахнул руками, расплескал водку по столу и огорчился. – Ну вот. Пропала драгоценная жидкость. Садитесь. Вам налить?

Кулакофф сел в кресло и брезгливо покосился на опухшую небритую физиономию Фукса.

– Вы идиот, – сказал он. – Вы теряете время.

– Какое такое время, дорогой мэтр, – сказал тот, ничуть не обижаясь на идиота. – Если уж с помощью новой аппаратуры я не сумел пробиться в подсознание этой старой шлюхи, то я конченый человек. По планам моего непосредственного начальства – это хозяйский "Советник от науки" – на той неделе я должен был бы уже выпустить значительно более совершенного ее двойника. Хозяин прекрасно знает эту потаскушку и хочет чуть ли не лично наблюдать поведение новоделов из нее, так сказать, в сравнении. Вы знаете, что делать? Не знаете. Вот и я не знаю. Теперь меня шлепнут, как пить дать. Потому что, в отличие от моего предшественника, я не обладаю даже телом, на которое может позариться хоть… м-да. Шлепнут! Какой-нибудь ублюдок из безопасности, голыми руками. Для тренировки. А водка меня не берет. Никак не могу вырубиться, Вы понимаете?

– Не пить надо, а думать, что делать.

– Думать не могу.

– Ну, хорошо. Думать не можете. А отвечать на вопросы можете?

– На вопросы могу.

– Вот и прекрасно. Кончайте валять дурака и говорите мне немедленно кто Ваш хозяин?

– Хозяин? Ха. Один из Шести.

Кулаков присвистнул.

– Из шести Верховных Координаторов Империи? Кто именно?

– Верховный Координатор по делам колоний. Он решил инсталлироваться в лучшее тело империи и не хочет рисковать своим драгоценным фантом.

– Та-ак. Неплохо. Ну и на какое же тело он нацелился? Из того, что я тут услышал… он имеет в виду нечто определенное? Лучшее тело в Империи, так Вы, по-моему, выразились?

– Именно так, – с пьяной важностью кивнул головою Фукс. – Сейчас он к этому телу присматривается. Взял с собой. В поездку. Какие-то дурацкие распри со вшивыми окраинными мирами. Для самого его сиятельства, в общем-то, дельце мелковато. Я думаю, он и поехал только для т-того, чтобы рассмотреть свое будущее тело в функционировании. Па-ал-левые испытания, тыс-кзать.

– Ну, что ж, – пробормотал Кулакофф, – многое, кажется, проясняется. Скажите, это самое тело, это ведь Рекс Азерски, не правда ли? Рекс Азерски, офицер Корпуса Пространщиков?

– О-го! Да ты, оказывается, не так прост, преемничек! Ты, оказывается, многое знаешь. Ты, оказывается, тот еще ж-жук.

– Это потому, что, в отличие от Вас, я не потерял способность рассуждать. Ну, Господин Координатор, эта дичь Вам не по зубам. Вы их на ней и сломать можете.

– Да, – оживился вдруг Фукс. – Вы знаете, тут с полгода назад мне доставили фант этого самого Азерски. Я посмотрел, ц-ц-ц, пальчики оближешь. Это, доложу я Вам, черт знает, что такое.

– Как к Вам попал его фант? – всполошился Кулаков? – Как его вообще сумели добыть?

– Ну, – почему-то вдруг обиделся Фукс, – для служб госп-дина Координатора добыть чей-нибудь фант особой сложности не представляет. Хотя, правду сказать, судя по датам, фант был очень старый и жуть как неполный. Даже фрагментарный. Паршивого качества фант. Ну, о-очень. Меня даже удивило. На его базе не то, что фантома, вообще ничего путного не сделать. А его Имперское ссият-ство черт-знт-как изволили беситься, что не могут добыть фанта свежего и качественного. И на соответствующие службы изволили топать ногами. Голов полетело!

– Так, Вы говорите, они рядом? Прекрасно. Это для Рекса было бы, пожалуй, самое сложное, приблизиться к Координатору, я имею в виду. И куда отправилась эта самая экспедиция?

– Как это куда? Вы что, не общаетесь с инфором? В систему Сола, разумеется.

– Постарайтесь протрезветь, насколько сумеете, и слушайте меня внимательно, – начал Кулакофф, но в это время дверь распахнулась и в кабинет ввалился смутно ему знакомый и даже по биопьим меркам огромный детина. Фукс позеленел.

Уже? – пролепетал он, глаза его закатились, он икнул, потом еще раз, и еще… Биоп прогрохотал к столу, сгреб в кулак бутылку, вылил остатки водки в стакан и со словами "А ну, прекратите, Вы!" выплеснул содержимое в лицо Фуксу. Фукс пискнул и отключился. Биоп крякнул, махнул рукой, осторожно опустил свое грузное тело в кресло напротив Кулакоффа и требовательно заявил:

– Вы Корпусной яйцеголовый из главных медиков, я Вас помню. Что Вы тут такое говорили о Рексе Азерски? Не знаю, какой Вы ему друг, а вот я не только друг, но и должник по гроб жизни. Так что давайте. Выкладывайте. И немедленно.

Кулакофф мило улыбнулся в хмурую биопью физиономию.

– Конечно – конечно. Кстати, скажите же мне, наконец, как Вас зовут. Называть Вас "Господин Безопасность", согласитесь, глупо.

– Мое имя Шульц.

– Но, позвольте, это имя начальника охраны Корпуса.

– Теперь в Корпусе другой начальник. Вы тут как-то сказали, что все равно я буду с вами. Что деваться мне некуда. Похоже, это правда. Но вот что Вы, как утверждаете, друг Азерски, может резко упростить дело. Для меня. Так что не будем отклоняться от темы.

– Вы знаете столько же, сколько и я. Возможно больше, и уж никак не меньше. Сейчас создалась уникальная ситуация. Все мы, здесь присутствующие, заинтересованы в том, чтобы сохранить свои шкуры. А мы с Вами дорожим еще и общим другом – кстати, очень сильным потенциальным союзником. Вот только не опоздать бы. Надо действовать.

– Но этот алкоголик считает Вас своим преемником. И не без оснований.

– Бандитский принцип – умри сегодня ты, а я лучше завтра – меня не устраивает. Умирать я не хочу, но и цена, которую надо платить за жизнь, тоже, конечно, имеет значение. Жаль, что этот балбес пьян. Мы могли бы устроить настоящий военный совет. Надеюсь, сейчас нас не пишут?

– Для военного совета, – возразил Шульц, проигнорировав вопрос о записи, как глупый, – достаточно нас двоих. Этот, как Вы говорите, балбес сделает то, что мы ему велим. Так что не будем терять время. Похоже, Вы самый умный из нас. Ваши предложения?

– Я не знаю, – осторожно сказал Кулакофф, – известно ли Вам, что наш общий друг, я имею в виду Рекса, обладает некоторыми способностями, я бы сказал, необычными даже для интуитивиста?

– Это ни для кого не новость, – буркнул Шульц. – Мы в Корпусе наслышались о нем всякого. Да и навидались тоже. Он может общаться с компьютерами из соседней комнаты. Для него не существует защищенных файлов. Для него не существует запоров и замков. И он не просто эмпат. Чувственная эманация это для него семечки. Кое-кто в Корпусе на полном серьезе утверждает, что Рекс может копаться в головах других людей как в собственной кладовке.

– Да, Вы, пожалуй, действительно неплохо знаете нашего общего друга, – Кулакофф задумчиво кивнул головой. – Но Вы не знаете о нем самого главного. Впрочем, и он тоже этого пока не знает. Видите ли, все интуитивисты развиваются в определенном направлении, но Азерски, в силу причин, которых мы не будем здесь касаться, развивается столь стремительно, что, боюсь, он уже в некотором роде не человек. Я имею в виду, не вполне гомосапиенс. Он, похоже, представитель нового вида. Может быть "гомо супер", я не знаю. Некоторые его способности, о которых, повторяю, он сам еще не знает, могут являться как величайшим благом, так и чудовищной опасностью для окружающих. Как только он все узнает, наши проблемы окажутся разрешенными не то чтобы сами собой, но… Видите ли, коль скоро Координатор вошел с Рексом в непосредственный контакт…

– Не надо, – перебил его Шульц. – Дальше не рассказывайте. Знать надо только необходимое, лишние знания вредны для здоровья. Сформулируйте задачу. И вместе подумаем, как эту задачу разрешить.

– Но мне казалось, это очевидно. Мы должны просто довести до сведения Рекса имя врага, цели врага…

– Ну и все разъяснить про его новые свойства, раз уж они настолько важны, а Рекс о них и представления не имеет, – добавил Шульц. – Что ж, задача вырисовывается ясная, но в наших условиях достаточно сложная: установить связь. Фантом-контакт нам, естественно, не наладить. Санаторы с седьмого уровня полностью контролируют компьютерные сети. Из нас троих гонцом никого не отправить, вы оба на крючке, ну и надо мною, как Вы понимаете, тоже есть кое-кто. Остается одно. Надо воспользоваться вашими профессиональными возможностями.

– Что Вы имеете в виду? – насторожился Кулакофф.

– Но это же ясно… как мне кажется. Вы должны будете раздвоиться. Как госпожа Старкофф. Берете донорское тело, пересаживаете в него Ваш фант, и этот второй Вы отправляется к Рексу. Вы справитесь с задачей лучше любого другого. В чем проблема?

– Нельзя сказать, что я не думал о такой возможности, – признался Кулакофф, морщась, как от зубной боли. – Но на этом пути есть масса практически непреодолимых препятствий.

– Вы имеете в виду формальные сложности? Документы, легенда, безопасность в пути? Ерунда. Я берусь устранить все препятствия вплоть до посадки в конвертоплан на Райну. Ну а дальше Вам придется, конечно, действовать на свой страх и риск.

– Вы можете протащить человека практически через всю империю? – недоверчиво спросил Кулакофф.

– Надо будет связаться с коллегами в Корпусе. Но, в принципе, это возможно.

– Ничего не выйдет, – раздался запинающийся голос забытого обоими собеседниками Фукса. – Эта безмозглая гора мускулов неправильно оценивает иерархию препятствий, не правда ли, дражайший мэтр?

Кулакофф от неожиданности подскочил на месте, а Шульц невозмутимо продолжал:

– Если Вы о том, что их станет двое, то это, право слово, несерьезно. Одним хорошим человеком на свете будет больше, только и всего. Если я правильно понимаю суть дела, через девять дней тот, второй, уже будет становиться не совсем Вами, дорогой мэтр. Дальше – больше… Вы со спокойной совестью сможете считать его, например, братом.

– Какая прелесть! Наша гора мускулов, оказывается, умеет рассуждать. Очень свежий и оригинальный взгляд на проблему. На многие страждущие души, к примеру, на душу нашей общей подопечной, эти слова пролились бы целительным бальзамом. Но с мэтром это не пройдет. Не правда ли, мэтр? И вообще, все эти рассуждения сугубо умозрительны. Все равно у нас сейчас нет ни одного мужского донорского тела.

– Ну и в чем-таки, проблема? – продолжал настаивать Шульц. – Пересадите в женское. Есть какая-то разница?

– Этот тип сведет меня с ума, – сообщил Фукс. – Он так ничего и не понял. Конечно, есть. Огромная. Что-нибудь о проблеме транссексуалов Вы слышали? Но дело, собственно, даже не в этом. Стирание сознания мэтр приравнивает к убийству, ясно Вам? Вот что в его глазах является главным препятствием. Боже, как трещит голова. Коллега, вон в том ящичке лежит церлибран. Дайте пару таблеток… Благодарю Вас.

Шульц бросил на Кулакоффа быстрый взгляд, а затем сказал решительно:

– Никаких убийств больше не будет, женские тела у вас все равно уже есть, и раз так, значит посылать надо ее.

– Кого? – одновременно воскликнули Фукс с Кулакоффом.

– Лайзу Старкофф, кого же еще? То есть, ее дубля, или как там вы это называете. Я, конечно, не психолог, а всего лишь безмозглая гора мускулов, но даже я способен уразуметь, что эта женщина смертельно ненавидит хозяина и сделает все… ну, словом, вы понимаете.

– Но тела находятся на строжайшем учете. Нам ни за что не удастся сделать это незаметно. Хозяин все узнает, причем очень быстро, – сказал Фукс.

– Это кого-нибудь остановит? – удивился Шульц. – Наша цель господину Координатору не известна. Ни в чем, кроме преждевременного выпуска очередного дубля он нас обвинить не сможет.

– По-вашему, это пустячок? И за меньшие прегрешения люди здесь расплачивались головой.

– Позвольте, позвольте, о чем вы говорите? – вмешался Кулакофф. – Ей нужно будет адаптироваться к телу

– Что это значит? – удивился Шульц.

– Девять первых дней после пересадки собственно личности как бы и нет, – пояснил Фукс. – Фант сам по себе, тело само по себе. Как в фантоме. Потом начинается взаимодействие тела с инсталлированным в него сознанием и рождение новой личности. Ну а человек переживает это как раздвоение старой личности, попросту говоря, как сумасшествие. Шизик он в это время, понятно? И если за ним тогда не наблюдать, не корректировать, все может окончиться скверно. Так что ваши люди, милейший, будут иметь всего лишь неделю, чтобы подвести ее к Рексу. Потом с нею такое начнется, что куда там старому доброму аду.

– Да вы с ума сошли! – заорал Кулакофф. – Я никогда не соглашусь на такое безобразие. Это хуже, чем убийство. Бедная женщина и без того натерпелась черт знает чего.

– А разве Рекс не сможет сделать для нее все необходимое? – спросил Шульц.

– Рекс? – растерянно переспросил Кулакофф. – Нет, почему же. Сможет, пожалуй. Если ему объяснить… хотя ему-то, как раз, объяснять не надо. Он просто сам в нее инсталлируется и все, что нужно, согласует. Только послание наше надо будет вложить в нее отдельным файлом, для остального фанта недоступным, и вот уже в нем изложить суть проблемы.

– Значит, так и порешим. Если она согласится, разумеется. Другого выхода все равно не просматривается. Что касается нашей безопасности, на крайний случай я знаю одно местечко, где мы сможем спрятаться, и где ни одной живой душе не придет в голову нас искать. Пересидим. Лишь бы Рекс не оплошал. А он, насколько я его знаю, не оплошает. Приступайте к работе. Немедленно. И в убийстве, господин Кулакофф, Вы повинны, уж конечно, не будете. Скорее наоборот. Человек, во всяком случае, получится хороший.

– Кстати, мэтр, – сказал вдруг Фукс агрессивно, – Вам, похоже, иногда изменяет-таки хваленая проницательность. Давно порываюсь сообщить Вам, что донорские тела я получаю в готовом виде, то есть с уже стертым сознанием. Хозяин – человек предусмотрительный. Разделение труда. У него, судя по всему, имеется не одна подобная лаборатория. А я, так же как и Вы, не имею на своей совести ни одного убийства. Скорее, как выражается наш о-очень огромный друг, наоборот. Вот так то.

Глава четвертая

1

Вся суета и спешка, поднятая вокруг имперского посольства на Райну, оказалась, как того и следовало ожидать, совершенно ненужной. Ни в тот день, ни на следующий, ни вообще в течение ближайших полутора недель гигантская армада конвертопланов не сдвинулась с места. Господина Координатора, как сообщил его Советник от информации, задерживали дела чрезвычайной важности.

Все это время Рекс был абсолютно свободен. С удовлетворением убедившись, что у Поля Ланса все в порядке, он долго и безуспешно пытался связаться с Кулакоффом. Друг куда-то исчез, никому ни слова не сказав.

Рекс вычистил штольню, примыкавшую к ячейке, а молчаливые биопы из службы охраны Корпуса не только оборудовали ее светильниками естественного света со спектром земного типа, но и завезли дикое количество плодородной земли. Дальнейшие работы пришлось, однако же, прервать, так как день отъезда, все-таки, наступил.

Зал ожидания был предназначен для весьма высокопоставленных особ. Потолок в нем был чудовищной высоты, а зеркальные стены еще более раздвигали пространство, зрительно увеличивая и без того огромный объем. У многочисленных входных порталов – впрочем, по крайней мере, некоторые из них, безусловно, были иллюзорными – неподвижно торчали огромные даже по биопьим размерам охранники.

Судя по портретам, господин Координатор был типичный горожанин, маленький, щуплый, лысый, с фарфоровыми зубами и красными безресничными веками. Наверное, он три раза в день пил перестальтин, чтобы заставить работать кишечник, а оправление естественных потребностей был вынужден проводить с помощью "несравненного отсасывающего устройства Туаллэт Инкорпорейтед модель Суперлюкс, оптовым покупателям скидка в десять процентов". Зато ах-какая у господина Координатора была свита!

Координатор запаздывал, но свитские не проявляли ни малейших признаков волнения. Все они были знакомы друг с другом и явно находились между собой в весьма непростых отношениях. Наблюдать за ними Азерски было занятно.

Посередине зала располагалась стойка со стандартным пультом голографического полисилового трансформера. Однако, судя по всему, собравшимся даже в головы не приходила мысль соорудить себе какую-нибудь мебель. Свита предпочитала ожидать светило стоя.

Свитские разбились на несколько не смешивавшихся между собою групп. Центр каждой группы составляло Значительное Лицо с большой серебреной буквой "С" на лацкане фрака. Советники. Азерски не без юмора покосился на собственный лацкан, где красовалась такая же точно буква, создававшая в ансамбле с видавшей виды, да чего уж там – просто потрепанной курткой непередаваемо комический эффект. Дело в том, что специальным распоряжением его имперского сиятельства г-ну Азерски было-таки присвоено соответствующее звание. Может быть, только на время экспедиции?

Центральное место в свите занимал Советник от Обороны, адмирал космофлота с лошадиной физиономией типичного террянина и собственным окружением из офицеров в роскошных мундирах. Судя по объему талии, господин Советник от Обороны был не дурак поесть и выпить.

Сбоку, ближе к лифтовому отсеку, пристроился Советник от Геологии, Главный архитектор городов Империи. Он, в свою очередь, был окружен представителями деловых кругов, народом, судя по ровному ультрафиолетовому загару, очень-очень богатым. Среди прочих особо выделялся уже знакомый Рексу по фантом-контакту с шефом Советник от Информации, изнеженный сибарит, явный землянин, источавший обаятельное коварство каждой порой красивого лица. Роли их в предстоящем шоу были Рексу предельно ясны, чего никак нельзя было сказать о его собственной.

Господин Координатор, опять-таки по словам его светлости Советника от информации, изволили возложить на Азерски миссию Советника по проблемам Конверсии Пространства, то есть по единственному вопросу, по которому у "Высоких Договаривающихся Сторон", судя по всему, не предполагалось ни малейших противоречий. Скорее всего, Рексу предстояло стать ярким примером, долженствующим показать строптивому Райанскому руководству, сколь высоко оно может подняться по Имперской служебной лестнице, если не будет слишком уж непокладистым. В конце концов, он был из рода комтов Азеры, выбравшей себе, по необычайно выразительному высказыванию его светлости сэра Советника от Информации "путь прогресса на столбовой дороге человечества". Ну а что касается почетной обязанности обеспечения безопасности, вряд ли драгоценная особа господина Координатора нуждалась в дополнительной охране помимо своих элефантоподобных биопов.

Рекс, естественно, плохо представлял себе протокольное поведение на подобного рода ассамблеях. Однако он был твердо уверен, что закона, предписывавшего дожидаться начальства непременно стоя, не существует. Правда, уже само отсутствие в зале какой бы то ни было мебели, о многом говорило искушенному человеку, но когда на одной чаше весов лежала его собственная усталость, а на другой некие неписаные правила бюрократии… Рекс решительно подошел к трансформеру, обошел стоявшего рядом с ним охранника – биопа и опространствил стул.

Подхватив стул за спинку, он повернулся лицом к залу и тут же ткнулся в грудь охранника.

– Простите, – машинально сказал Рекс и сделал шаг в сторону. Однако биоп с неожиданным для его массивной фигуры проворством немедленно переместился так, чтобы вновь оказаться на его дороге. Рекс нахмурился.

– Позвольте мне пройти, – сказал он.

Биоп молчал и нагло улыбался, глядя Рексу прямо в глаза. Разговоры вокруг немедленно смолкли. Окружающие с интересом ожидали развития событий.

Ни место, ни время, ни объект не располагали Рекса к ссоре. Вот только физиономия биопа… На ней была написана ну просто абсолютная уверенность в собственной безнаказанности. Почти такого же роста, килограммов на десять тяжелее Азерски, он являлся к тому же офицером личной охраны Координатора, так что, помимо всего прочего, и его профессиональная подготовка была, без сомнения, выше всяческих похвал.

Рекс никогда не искал ссор, но и не уклонялся, когда ему их навязывали. Он шагнул вперед, с силой придавив биопу ногу. А когда тот дернулся назад, выдирая свою слоновью лапу из-под башмака с магнитной подошвой, Рекс чуть повернулся и подсек его стулом под колено. Биоп с грохотом рухнул на пол.

– Ах, миль пардон, – Рекс сокрушенно покачал головой, – сорри, сорри, извините. – Потом, ухвативши за шиворот, рывком поставил ошеломленного биопа на ноги, одернул на нем мундир, сдул с плеча несуществующую пылинку и, добавив извиняющимся тоном: – Я такой неловкий, – прошел сквозь расступившуюся свиту к стене, где со вздохом облегчения опустился на стул.

2

– Может быть, не будем спешить? – сказал адмирал. – Пусть мерзавцы – райане поволнуются, а мы пока отобедаем. Вряд ли нам удастся прилично перекусить в конвертоплане. А уж у этих дикарей – тем более.

– Я не примадонна из рекламно-эротического шоу, – холодно сказал Координатор и с демократической улыбкой повернулся к свите, отечески качая пальцем. – Точность, сэры, есть вежливость ответственных лиц. Следует признать, что высказывания древних были иногда необычайно выразительны.

По свите прошелестел подобострастный смешок.

– Мы подневольные люди, и отправимся, как только охрана позволит нам это, – продолжал Координатор, – а пока… э-э-э… Господин Азерски, составьте мне, пожалуйста, компанию. Я хочу пройти на смотровой мостик и, так сказать, попрощаться со Столицей.

Координатор вышел на смотровой мостик, облокотился о перила и вперил задумчивый взгляд в гигантский провал шахты центрального квартала столицы. Азерски встал рядом.

Из огромной, почти километровой в диаметре шахты поднимался ровный тугой гул. По опоясывающим провал многополосным спиральным дорогам сплошным потоком ползли тяжелые грузопоезда. В пронизанной всполохами реклам бездонной пустоте порхали бесчисленные флаттеры и скримеры, исчезая и вновь появляясь из горизонтальных транспортных тоннелей. Зрелище, открывавшееся со смотрового мостика, было достаточно впечатляющим даже для Рекса, успевшего навидаться всякого за свои неполные тридцать лет. Из шахты исходила тяжелая эманация давящей, необоримой и тупой угрозы, и Рекс невольно обратил внимание на то, что прямо под ними, чуть выше верхних этажей гидропонного уровня, завис хищный, похожий на беременную самку гамадрила, полицейский винтокрыл.

– Какое величественное зрелище, – тихо сказал Координатор. – Апофеоз человеческой мощи. Покидая Столицу, я всякий раз выхожу на этот мостик. Постоять. Для вдохновения. Нигде более нельзя с такой силой почувствовать себя владыкой мироздания. У Вас не кружится голова от того, что Вы находитесь сейчас на оси Великой Империи? Дух не захватывает?

– Нет, – кратко ответил Рекс.

Координатор перевел взгляд на Рекса и несколько минут рассматривал его с задумчивым видом.

– В том-то и дело. Что ни говори, но Вы не горожанин. Вы – человек с поверхности. Ну а поскольку нам предстоит иметь дело именно с такими людьми, боюсь, что миссия с самого начала обречена на провал. Мы просто не найдем аргументов.

– Для моего родного мира аргументы нашлись, – возразил Рекс.

– Да, – согласился Координатор. – Азерцы оказались более подготовленными к восприятию передовых идей. Это радует. Но, как Вы, разумеется, хорошо знаете, и на Азере до сих пор имеется весьма влиятельная оппозиция. Во главе с Вашей тетушкой.

– Тетя Лера всегда отличалась твердостью характера и абсолютной независимостью суждений, – усмехнулся Рекс.

– Главное отличие Вашей тетушки от прочих смертных заключается не в независимости и твердости, а в размерах земельных владений. Кстати, судя по докладам, после референдума она их весьма и весьма успешно приумножает. Я поразился, как много аборигенов чуть ли не даром передают ей свои земли… На что они рассчитывают? Остановить прогресс? Совершенно очевидно, что естественная среда обитания на планетах, доступных для крупных конвертопланов, есть непозволительная роскошь, особенно… э-э… учитывая степень перенаселенности Старых Миров.

– Очевидно, аборигены иначе оценивают ситуацию.

Координатор приподнял брови и перевоплотился в не лишенный надменности вопросительный знак.

– Земли нашего рода не позволяют создать сплошную сеть подземных коммуникаций, – пояснил Рекс. – Без этого разработка недр планеты остается делом чуть ли не абсолютно нерентабельным. Вот Вам и ответ. В конце концов, что такое город? Он вторичен, потому что создается на базе заброшенных шахт и выработок. И пока шахты нерентабельны, всегда есть возможность возврата к прошлому. К чистой воде. К свежему воздуху. К солнцу. Очевидно, этих людей мало волнует проблема перенаселенности старых планет империи, а вот разграбление собственной – еще как!

Координатор, не мигая, смотрел на Рекса и молчал. Потом он снова повернулся лицом к шахте.

– В том, что Вы говорите, разумеется, есть доля… э-э… Но взгляните сюда. Недра этой планеты выкачаны еще много столетий назад, а разве она перестала быть центром вселенной? У наших ног лежит величайший, славнейший, грандиознейший из миров. Планета – город, насквозь пронизывающий материки, горные кряжи, подножья океанов. Если эта планета мертва, тогда что такое, по-вашему, планета живая? Она грандиозна, величественна, она похожа на… я затрудняюсь подобрать адекватное сравнение, ну же, помогите мне…

– На очень-очень червивое яблоко, – сказал Рекс, приятно улыбаясь.

Координатор рассмеялся.

– А вы, оказывается, крайне ядовитый человек. Жаль, что в Вас отсутствует поэтическая жилка. Как там у Данте… "Земную жизнь пройдя до половины…" Божественная комедия. Прочтите, молодой человек. Обязательно прочтите. Вы полагаете, что перед вами просто Город? Нет. Это Рай, опрокинутый в землю. Двенадцать уровней как двенадцать кругов дивной райской гармонии, да смотрите же, смотрите!

Координатор не лицемерил, не лгал. Он действительно был взволнован.

– Смотрите! Каждый шаг спирали путепровода отсекает один уровень, квартал, состоящий из сотни производственных и жилых этажей, административную, хозяйственную, социальную единицу нашего мира. А если посмотреть на него, так сказать, образными глазами, глазами шоумена, глазами Данте, это один круг… э-э-э… рая, заселенный миллиардами счастливых душ. Двенадцать кругов рая… Земного рая… Впечатляет?

– Истина требует, чтобы я внес поправку, – возразил Рекс. – У Данте в аналогичном случае речь шла о кругах ада.

– Что есть истина? – с удовольствием рассмеялся Координатор, наслаждаясь беседой. – Пилат был неглупым человеком, не правда ли?.. Да, так вот, живи Данте сегодня, он опрокинул бы рай в землю, выбросив ад на поверхность.

– Что касается ада на поверхности, с этим делом мы успешно справляемся сами, – хмыкнул Рекс. – Недаром наша санация отправляет туда самых отпетых своих грешников. Ну а если говорить о Данте… в империи неплохо с пространщиками, прямым доказательством чему являюсь я. Рад был убедиться на Вашем примере, что с Координаторами у нас тоже вполне благополучно. Но вот со всякими там Данте в нашем раю, увы, очень плохо уже много веков. Вы не знаете, почему? Как это так получилось, что вначале важнейшим, а потом и единственным из искусств у нас стало искусство рекламы? Да и перефразируя Пилата, спрошу: "Что есть рай?"

– Рай – это место где царит полная и совершенная гармония между средой и индивидом, – сказал Координатор. – Оставим в покое санатории, места заключения это и в самом деле ад нашего мира, и тюрьма есть тюрьма. А вот возьмем… э-э… хотя бы первый уровень Города, так сказать, первый круг нашего рая. Гидропоника. То, что некогда называлось сельским хозяйством. Пусть здесь живут не самые одаренные представители человеческой расы, даже, скорее, наоборот, самые бездарные, тупые и необразованные. Но в их мире есть все, что необходимо человеку. Да, их жилые ячейки меньше, пища хуже, развлечения грубее, чем на других, более низких уровнях. Но это не так важно, как различие в качестве жизни между соседними этажами. Да-да, и не нужно саркастически улыбаться. На кого смотрит, с кем сравнивает себя обыватель? С ближайшим соседом, разумеется. Ближние этажи доступны. Их жизнь видна со ступенек эскалатора. Она порождает здоровую зависть живущих выше, создает стимулы к работе и конкуренцию. Борьбу за место внизу. Постоянное, пусть даже очень медленное движение вниз, к лучшим условиям, создает… э-э… здоровую иллюзию проницаемости, в том числе и межуровневых границ. Вот Вы снова ухмыляетесь. Вас веселит слово "иллюзия". И напрасно. Иллюзия есть, так сказать, общечеловеческая категория. Самые образованные люди не свободны от иллюзий.

– Например, величие империи… Идеальный город… Рай… Ось мира… – негромко пробормотал Рекс. Координатор снова рассмеялся.

– Я же говорю, что Вы человек ядовитый. И, тем не менее, Вы не можете не признать моей правоты. Принципиальное устройство каждого уровня совершенно одинаково. Верхние этажи деловые. На верхних уровнях Городов на этих этажах расположено производство, ниже – административные учреждения, банки, конторы. Средние этажи каждого уровня занимают тоннели единых транспортных горизонтальных систем, связывающих соседние шахтокварталы. Нижние этажи жилые. А самый нижний блок этажей каждого уровня – Бродвей, в просторечии любовно именуемый "Бродом". Развлечения и отдых, отдых и развлечения. Не имеющие работы и живущие только продажей голосов на выборах, могут добираться до него эскалаторами. Это долго, нудно и трудно, зато бесплатно. Люди более высокого статуса платят и едут на лифтах. Это дорого, иногда даже разорительно, особенно если учесть плату за вход на Брод нижних уровней, но зато престижно. Что же касается межуровневой миграции, то, как бы Вы не хихикали, она существует, хотя бы как возможность. Ну а если кому-то придет в голову фантазия посмотреть, как живут далеко внизу, он может накопить денег и сделать для себя, так сказать, "проницаемым" практически все. Хотя бы в экскурсионном смысле.

– Ага, – сказал Рекс, – в том числе, и седьмой, санационный уровень, отделяющий производство от администрации Города. То есть, простите, седьмой круг рая. Круг ангелов с огненными мечами.

Координатор расхохотался. Из глаз его потекли слезы, он кашлял, хрипел и махал руками.

– Да, – сказал он, успокоившись, – Седьмой круг рая – это Вы неплохо. Ангелы с мечами… Надо будет обязательно рассказать этот анекдотец Координатору от Имперской безопасности. Правда, у сэра Верховного Санатора очень плохо с чувством юмора. Не боитесь?.. Вы смелый человек. Это радует. И все-таки, по сути, Вы не правы. Важно, что людям есть за что бороться, к чему стремиться, а это и есть счастье.

– Значит, счастье в стремлении вниз, – сказал Рекс. – Так сказать, в паденьи.

Координатор несколько секунд молча рассматривал его в упор.

– Знаете, я нахожу, что Ваша тетушка сделала большую глупость, рассорившись с Вами, – сказал он вдруг совершенно серьезно. – Вы единственный из Азерски, на которого она могла бы опереться. Я знаком с эти делом в деталях и знаю, что говорю. Все прочие ждут, не дождутся, когда старушка, пардон, отыдет в мир иной, чтобы тут же обратить наследство в деньги. А люди, как известно, смертны. Причем, по словам одного из самых значительных литературных героев в истории человечества, внезапно смертны. Так что рентабельность разработок всего лишь вопрос времени. Что касается Райны, то райане должны осознать, что отказ от сотрудничества повлечет за собою ответные меры. Предлагая Райне строительство Города, мы ясно даем ей понять, что в поставляемом ею мясе и зерне в самое ближайшее время обнаружатся геномодифицированные продукты, а то еще и что-нибудь похуже, используют же райане технологии клонирования скота, в конце концов? Чума какая-нибудь сольманелезная, например, обнаружится. Чем они думают расплачиваться за товары?

– Я полагаю, что райане делают ставку на собственные силы, – сказал Рекс. Координатор вздохнул.

– Это было бы ошибкой. Империя вложила в планетную систему Сола большие средства. Не хотелось бы прибегать к крайним мерам, но позиция Вашей тетушки, а теперь еще и райанское упрямство очень затрудняют… м-да. Во всяком случае, я рад, что лично Вы нашли свое место в имперском обществе и, как Вы сами, надеюсь, понимаете, рад, прежде всего, за Вас, за правильность понимания Вами своего священного долга.

– Вы имеете в виду долг Советника при Координаторе?

– Да, – помолчав, согласился Координатор. – Но не только. Я надеюсь использовать Ваши драгоценные таланты с… э-э-э… максимальной полнотой. Вы, судя по всему, самый лучший, самый одаренный интуитивист в мире. Это радует. Мои информаторы уверяют, что Ваши успехи не идут ни в какое сравнение с… э-э… достижениями других. Вы, как биологический объект, продвинулись далеко вперед. Может быть, даже предельно. И не нужно со мною спорить.

– Не буду, – согласился Рекс.

– Моя информация всегда точна. Если Вы действительно до сих пор этого не знали, знайте.

– Спасибо.

– Не за что. Кстати сказать, Вы не задумывались, насколько это присуще Вам, как биологическому объекту? Что же первично в Ваших способностях? Так сказать, телесные данные, или некая специфичность сознания? Что Вы сами думаете на этот счет?

Азерски изумленно посмотрел на Координатора.

– Мне недавно уже задавали этот вопрос, и я не сумел на него ответить.

– Задавали? Кто?

– Один знакомый.

– Кулакофф? Впрочем, все это не важно. Важно другое. Вам следует быть осторожнее. Было бы очень жаль, если бы все это, – Координатор сделал в его сторону неопределенный жест рукой, – все это понесло бы ущерб. Э-э-э… испортилось, так сказать.

– Я постараюсь, – сказал Рекс сухо. Направление, которое принял вдруг разговор, ему смутно не нравилось.

– У Вас, если я не ошибаюсь, уже были столкновения с моей охраной? – невозмутимо продолжал Координатор. Азерски пожал плечами.

– Биопы, как правило, меня не любят.

– Вот именно. Кому-то в Вас не нравится физические данные, кому-то интуитивизм. Кстати, э-э… мне любопытно, как Вы воспринимаете меня? Я что-нибудь эманирую?.. то есть, я хотел бы знать, что можно сказать обо мне по моей эманации?

– Вы волевой человек и прекрасный артист. Я впервые встречаю человека, который при таком фонтанировании внешних эмоций соблюдал бы внутри каменное спокойствие и невозмутимость. Что бы Вы ни говорили, что бы ни делали, от Вас исходит неизменная благожелательность и легкая насмешливая ирония.

– Ну что ж, теперь благодарю Вас я. Что же касается охраны… Дело не только в Ваших внешних данных и подчеркнутой независимости поведения. Мои охранники очень нервничают, когда вблизи появляются вооруженные люди. – Координатор окинул Азерски веселым взглядом. – А у Вас при себе целый арсенал. Скорострельный игломет в чужих руках уже сам по себе способен довести охрану до истерики. А тут еще и бластер. Правда, биопы есть биопы, самое страшное Ваше оружие они, пожалуй, таковым и не осознают. Я прав?

– Вы имеете в виду конвертор?

Координатор молча развел руками.

– В этом смысле все на свете является оружием.

– И все-таки. Меня пытались убедить, что конвертор для Вас всего лишь удобный предлог вооружиться.

– А зачем это мне, Вам не объяснили? Займусь грабежом банков, или как?

– Вернемся к конвертору, – невозмутимо сказал Координатор. – Что Вам стоит, например, запихнуть человека с его помощью физиономией в аннигилятор?

– А что мешает мальчикам вон из того винтокрыла шарахнуть по нашему балкончику ракетой?.. Вы, конечно, не знаете, что произошло со мною в последней экспедиции?

– Ну, почему же. Не в подробностях, естественно, но знаю. Правда, мне не ясна цель этой диверсии. Кстати, хотелось бы услышать Ваши соображения на этот счет.

– Одно из двух. Либо кому-то не терпелось расправиться лично со мной, заодно скомпрометировав саму идею малого конвертора, либо…

– Либо?

– Либо мы все – те, кто причастен к эксперименту на Астрее, я имею в виду – находились в приятном заблуждении относительно его истинных целей.

– Объяснитесь, – насторожился Координатор.

– Возможно, кому-то очень не нравилась истинная цель эксперимента. Сразу оговорюсь, что не имею ни малейшего представления о том, в чем она заключалась. Но, когда задумаешься, кое-какие мысли так и норовят затесаться тебе в голову.

Координатор смотрел на Азерски немигающим взглядом и уже не улыбался. Азерски продолжал.

– Суть эксперимента, по заданию, заключалась в попытке проведения управляемой аннигиляции с помощью малого конвертора. Что реакция пойдет, было ясно с самого начала, так что, по сути дела, доказательства не так уж и требовались. Однако деньги были выделены и, как Вы, вероятно, знаете, немалые. Вначале мы собирались просто рассеять выделяющуюся при аннигиляции энергию в окружающем пространстве. Но от нас почему-то требовали, чтобы место эксперимента нельзя было засечь. Нам было предложено найти другой способ траты энергии. Нас буквально подвели к идее сконвертировать какое-нибудь пространство. Нам даже предложили исходные данные и временной интервал.

– Так-так, продолжайте, это очень интересные соображения

– Я, собственно, закончил. Осталось несколько слов. Представьте себе, что кто-то, не желающий лететь на рейсовом конвертоплане, воспользовался этой дырой в пространстве для перемещения, скажем, на обычном челноке или прогулочной яхте? Что произошло бы с этим пользователем, если бы посередине эксперимента конвертор взорвался?

– Координатор задумчиво покивал головой.

– Но это еще не все, – небрежно взмахнул рукой Рекс. – Как Вы думаете, на что я тут как-то на днях потратил свое свободное время? Я постарался определить, что за материальные тела находятся вблизи заданных нам координат. Знаете, что я выяснил?

– Разумеется, – в тон ему ответил Координатор. – Земля и система Сола. Вы очень интересный собеседник, г-н Азерски. Это радует. Но вернемся к началу нашего разговора. – Координатор неожиданно хихикнул. – Червивое яблоко… Остроумно. Но в этом смысле червивыми яблоками следует признать и все результаты глобальной эволюции человечества. Обеих ее ветвей – и биологической, и технологической. Технологическая-то, нематериальная эволюция и была испокон веков тем самым червячком, что копошился в теле биологической жизни. Человечество не могло обходиться без небиологической сферы, без ее прогресса и, как бы сказать… процветания. Но и ужасно перед нею трепетало! Его лучшие умы панически боялись создания Искусственного Интеллекта, который тысячекратно превзойдет биологический мозг, и с которым тот никак не сможет соперничать. Но, согласитесь, к этому дело и идет. Само человечество стремительно деградирует в червовечество. Даже нынешнее возникновение интуитивистов оказалось возможным только за счет привлечения… э-э… возможностей небиологической электронной жизни. Без нее – никак!

– Боюсь, что в этой тираде все поставлено с ног на голову, – возразил Рекс. – Электронные процессы ни в коем случае не противостоят биологической жизни. Сама биологическая жизнь в том или ином смысле основана на этих процессах. В интах имеется скорее взаимовлияние с последующим синтезом биологического и небиологического, чем их противостояние. Причем небиологическое играет пусть и инициирующую, но вспомогательную роль. Я, разумеется, не специалист и специально над этим никогда не задумывался, но, насколько могу судить, биологическая сфера все время совершенствуется, а вовсе не достигла своего предела. Причем она не просто подстраивается под небиологическую, но включает ее в себя.

– Вы полагаете? Кстати, нас зовут на посадку. Приглашаю Вас занять место в моем салоне. Мне хотелось бы продолжить наш разговор.

3

– Итак, сэры, – сказал Координатор, – подвожу итоги. Переговоры будут происходить здесь, на флагманском дредноуте «Разрушитель Солнц», делегация Райны уже вылетела. Челнок состыкуется с нами с минуты на минуту. Встречать делегацию будет гроссадмирал Хилтибрант со своими офицерами, а также прочие сопровождающие меня лица, имеющие ранг Советника. Сам я, естественно, не сдвинусь с места, поскольку, согласитесь, это было бы слишком жирно для такого рода захудалой планетки. Не по кобыле брык, как говорили древние.

Координатор благосклонно покивал головой в ответ на подобострастные смешки свиты и продолжал:

– Всю предварительную работу Советники должны провести в своих каютах. Я начну работать с меморандумом, когда приложения к нему будут всесторонне изучены, разногласия, по возможности, утрясены, а сам документ вами, сэры, завизирован. Это отнюдь не означает, что я отказываюсь обсуждать возникающие проблемы, но, естественно, в приватном порядке и в отсутствии делегации Райан. Однако прошу учесть, мои слова вовсе не означают, что вы можете беспокоить меня всяким вздором. Ну и в качестве поощрительной меры я подготовил, так сказать, натуральную морковку. Советники, с рекомендациями которых я буду согласен, могут немедленно по визировании документа испросить поощрительный отпуск и отправиться на ближайшем рейсовом конвертоплане в столицу… или куда глаза глядят, хоть бы и отдыхать на Землю. В месте назначения я вас не ограничиваю. Все свободны. Сэра Азерски я прошу задержаться.

Координатор оглядел Рекса с головы до ног и, оставшись явно удовлетворенным увиденным, заботливо спросил:

– Как Вы себя чувствуете, господин Азерски? Старые раны не беспокоят?

– Благодарю, сэр, неплохо. На мне все заживает, как на крысе.

– Это радует. Это хорошо, замечательно и, можно даже сказать, превосходно. Ухаживайте за своим телом, господин Азерски, берегите его. Оно того стоит. К тому же, Вы красивы. Вы знаете, что Вы красивы?

– Я? – удивился Рекс. – Бог с Вами, господин Координатор. – Если здесь и есть красивый мужчина, то это Ваш Советник от Информации.

– Вот как? – рассмеялся Координатор. – Но это совсем другая красота. Боюсь, что почти каждая женщина предпочтет Вашу.

– Боюсь, что почти каждая женщина предпочтет деньги господина Советника, – возразил Рекс.

– Но, позвольте, – заявил Координатор, отсмеявшись. – Насколько мне известно, Вас тоже никак нельзя назвать бедным человеком. По крайней мере, в потенции. Разве я ошибся? Впрочем, речь не об этом. Я задержал Вас для того, чтобы сообщить, что Вашу просьбу о посещении тетушки на Азере, пусть даже пока и не высказанную, я склонен удовлетворить. Я не думаю, чтобы в вопросах конверсии пространства могли возникнуть существенные разногласия. Строго говоря, пресловутая "морковка", о которой я только что вел речь, должна служить лишь дымовой завесой для Вас.

– Давайте начистоту, сэр. Вы явно заинтересованы в моем посещении тетушки. В чем дело?

Координатор тонко улыбнулся.

– Берете крысу за клыки? Ну, что ж. Должен сказать, что в Совете Координаторов Империи нет единства во мнениях о э-э… некоторых вопросах внутриимперской политики. Коллегиальное управление практически изжило себя. Поскольку знаменитая формула: "Государство – это я" очень прочно закрепилась в сознании всех шести членов Совета Координаторов империи – я не исключение! – то вот я и считаю себя монополистом на правильное мнение. Вы следите за моей мыслью?

– О, да, сэр. Со всем возможным тщанием.

– Прекрасно. В силу целого ряда причин, уж поверьте мне на слово – это очень веские причины, в свое время узнаете, так вот… э-э… в силу этих важных причин я совсем не против, чтобы Вы оказались на Азере и помирились, наконец, с вашей тетушкой. Я достаточно хорошо изучил Вашу тетушку, с Вами дело обстоит, скажем так, несколько хуже, но я отнюдь не заблуждаюсь на Ваш счет. Мнению Старой Дамы о Вас я доверяю целиком. Полагаю, что Ваше появление в родовом Гнезде вызовет цепочку желательных мне событий. Старая Дама хочет, я думаю, чтобы именно Вы стали следующим комтом Азеры. Это радует. Я, по уже упомянутым мною причинам, хочу того же. И не нужно меня благодарить. Я корыстен, и мотивы, которыми я руководствуюсь, вряд ли придутся Вам по вкусу, когда Вы о них узнаете. Если Вы удовлетворены, прекрасно. Если нет, что делать, большего я Вам все равно не скажу.

Рекс хмыкнул. Координатор, истолковав это превратно, укоризненно покачал головой.

– Вы иронизируете напрасно. Слова "знаю хуже" вовсе не означают "знаю плохо". Хотите доказательств? Пожалуйста. Мне известно, например, что в результате каждого стресса Ваши способности развиваются скачкообразно и стремительно. Причем, чем более тяжелая ситуация вызвала у Вас, э-э… означенный стресс, тем более мощным оказывается вышеупомянутый скачок. И это важно как для биологических, так и для небиологических процессов.

"Вот это да, – подумал Рекс ошеломленно, – а ведь мне самому до недавних пор и в голову не приходило связать эти вещи между собой". Координатор, между тем, продолжал:

– Перед вылетом сюда, например, информаторы предупредили меня, что Вы, э-э, похоже, научились читать мысли. Кстати, это правда?.. Впрочем, что это я? Вы все равно не скажете. Итак, я был предупрежден. И принял меры. Вам ведь не удалось ничего прочесть в моей голове, не правда ли? Моя защита оказалась непробиваемой даже для Вас.

– О какой защите Вы ведете речь? – удивился Рекс. – Просто идя на сегодняшний разговор, Вы использовали фант, не содержащий соответствующих знаний, вот и все.

Координатор некоторое время молча глядел на Рекса, а потом спросил все тем же ровным благожелательным тоном:

– И давно Вы поняли?

– Что Вы фантом? Практически сразу же. Еще в первый день я уловил цикличность в Вашем биоизлучении. Честно говоря, я с самого начала был несколько удивлен тем, что Вы отправляетесь на Райну в истинном теле. Согласитесь, что это никак не оправдывается степенью важности проблемы. Кстати сказать, Ваш фантом превосходен, поздравляю. А потом я подумал, что если господин Координатор и решил устроить себе маленькие каникулы за государственный счет, что за дело до этого мне?

Координатор рассмеялся с несколько удивившим Рекса облегчением.

– Понятно. Так вот, сударь мой, послезавтра из космопорта Райны отправится рейсовый космолет в Столицу и далее на Землю. Он пойдет с заходом на Азеру. Дерзайте. Но учтите, что в порту и вообще на Райне кишмя кишат шпионы азерского Совета. У них там тоже нет иллюзий по Вашему поводу, живой Вы им не нужны. Итак, я сделал все, что мог. Дальше действуйте сами. И не благодарите меня. Мне станет совестно. Как Вам уже было сказано, я в этом деле преследую свой отнюдь не бескорыстный интерес. Кстати, вот еще проблема, которую мне интересно было бы с Вами обсудить. Как Вы думаете, интерес бывает… э-э… бескорыстным?..

Делегация райан состояла из четырех насупленных мужчин и одной не менее сердитой женщины, оказавшейся, к величайшему удивлению Рекса, Советником местного райанского Совета Координаторов "от Науки", и занималась она проблемами конверсии пространства. Женщина была высока даже по азерским или райанским меркам, тяжеловесна и на удивление некрасива. Где-нибудь в Старых Мирах, например, в Столице, она чуть ли не могла бы сойти за биопшу. Симбиозные контакторы у Советницы были всего лишь стальные, тем не менее, золото на висках у Рекса никакого видимого впечатления на нее не произвело.

Попытку Рекса называть ее "госпожа Советница" она немедленно пресекла, заявив, что советница – это жена, а она сама Советник, и что она лично предпочитает смысловую правильность грамматической. Рекс, не удержавшись, сделал большие глаза, что немедленно понизило температуру встречи еще на добрый десяток градусов.

– Нам сообщили, – сказала она, с отвращением глядя на Рекса, – что прежде, чем меморандум попадет на стол господину Координатору, он должен будет пройти экспертизу у его Советников, в том числе у Советника от конверсии. Правда, мы никак не могли ожидать, что этот Советник будет носить фамилию Азерский.

– Чего только не бывает на белом свете, – весело заявил Рекс и пригласил "госпожу Советника" в свою каюту.

Меморандум на первый взгляд казался составленным на редкость толково. Никаких ограничений на движение грузовых судов к Азере он не предусматривал, и единственной запретительной мерой в их адрес было требование отсутствия пересечения коридора конвертирования с траекторией движения Райны. Что касается военных судов, то любое их появление в окрестностях Сола должно было быть тщательнейшим образом обосновано и согласовано с Советом Координаторов Райны.

Пока Рекс читал меморандум, "госпожа Советник" сидела напротив на самом кончике кресла и следила за ним злобным взглядом. Была она взвинчена, напружинена и готова каждую минуту вступить в яростный спор. Между тем, в меморандуме что-то было не так, Рекс чувствовал это всеми фибрами души.

Рекс надвинул сенсоры на контакторы, включил компьютер и принялся просчитывать возмущение пространства при конвертировании судов различного тоннажа. Вот оно. Райане, как, впрочем, и все неспециалисты, не учитывали одного немаловажного обстоятельства. Конвертор сам по себе являлся оружием. Причем, очень грозным. Рекс сдвинул сенсоры на шею, свернул и протянул "госпоже Советнику" меморандум.

– Ну и каков же будет вердикт "лучшего специалиста Империи?" – саркастически осведомилась она.

Рекс пожал плечами.

– Я не вижу ни одного пункта, против которого имперская делегация могла бы выдвинуть сколько-нибудь обоснованного возражения. Напротив. Я могу назвать, по крайней мере, два положения меморандума, которые она будет приветствовать с… как бы это сказать помягче… ироническим энтузиазмом, что ли.

– Что это Вы такое имеете в виду? – подозрительно спросила "госпожа Советник".

– Направление и ширинукоридоров для конвертопланов, – пояснил Рекс. – Для тех координат, в которых вы их проложили, эти коридоры слишком широки.

– Ага, – завопила "госпожа Советник", – вот оно! А то я все жду – когда же начнутся провокации? Ваши штучки шиты белыми нитками, сударь мой. Мы заузим коридоры, а вы тут же поднимете крик, что суда Компаний не могут в них вписаться без дополнительных маневров и траты лишней энергии. Империи нужен "казус белли", не так ли? Нет, господин Азерский, не выйдет. От нас вы повода к войне не дождетесь.

Рекс вздохнул.

– Вы, райане, просто зациклились на провокациях.

– Мы ни на чем не зациклились. И мы не райане. Это наши забывчивые соседи называют себя азерцами. Хотя Вам, потомку старого пирата это, может быть, и лестно. А мы – россы. И еще я должна сказать Вам напрямик, уж коли Вы такой поклонник своего не к ночи будь помянутого предка, что из всего вашего рода лишь одна Старая Дама достойна носить фамилию Азерских, хотя ее эмиссары и рвутся почему-то к встрече с Вами.

– Благодарю за столь лестный отзыв о тетушке, – усмехнулся Рекс, – хотя логика Вашего высказывания представляется мне несколько… как бы это… чрезмерно женской, что ли. Кстати, наши общие земные предки, мне помнится, называли себя не россами, а россиянами.

– А вот сиять нам как раз и не с чего, – отрезала "госпожа Советник", причем челюсти ее лязгнули как гамадрилий капкан.

– Мы отклонились от темы. Я хочу предложить Вам прямо здесь, не сходя с места, провести некие расчеты. Представим себе, что в последних числах мая через коридор, обозначенный в меморандуме под номером "одиннадцать би эй", проходят два конвертоплана класса "Си", а следом, в первой декаде июня, наливной танкер класса "Эйч".

– Ну конечно, – саркастически рассмеялась "госпожа Советник", – если уменьшить коридор, то условия навигации значительно улучшатся.

– Так вот, – спокойно продолжал Рекс, – я предлагаю Вам просчитать для этого случая возмущения в атмосфере Райны. В южном полушарии.

Госпожа Советник побледнела и схватилась за сенсоры.

Примерно через тридцать минут, в течение которых Рекс невозмутимо листал на экране инфора какую-то книгу, она сказала:

– Мне… у меня… не хватает мощности компьютера.

– Возьмите мой, – любезно предложил Рекс и снова взялся за книгу.

Когда госпожа Советник закончила расчеты, от ее былой агрессивности не осталось и следа. Она сидела сгорбившись, лицо ее осунулось и побелело.

– Второй? – тихо спросила она.

– Что второй?

– Второй случай? Впрочем, это не играет роли. Предусмотреть всех возможных комбинаций не сможет никто. Райна вынуждена будет требовать, чтобы конвертирование проводилось за пределами системы Сола, а это и есть для Империи желанный казус белли. Ну что ж, Вы блестяще выполнили свою задачу, господин Азерский.

Советница встала.

– Хотите совет? – спросил Рекс.

– Кому, к чертовой матери, нужен Ваш совет?

– И все же. Возьмите тайм-аут до утра. За ночь просчитайте варианты выхода конвертопланов на Солоцентрическую орбиту перпендикулярно плоскости вращения планет.

– Да, но расходы Компаний…

– Для обоснования воспользуйтесь предложенным мною вариантом расчета. Крыть ваши доводы господину Координатору будет нечем. Говоря Вашими же словами, кого, к чертовой матери, будут тогда интересовать расходы Компаний? Не теряйте времени.

В глазах у госпожи Советницы блеснули слезы облегчения. Она совершенно по-детски шмыгнула носом и сказала:

– Благодарю Вас, господин Азерский от имени… и вообще. Возможно, они не так уж и неправы, эмиссары Старой Дамы, я имею в виду. Скажите, что я… что Райна может для Вас сделать? Хотите, мы сведем Вас с этими эмиссарами?

– Мне нужен билет на корабль до Азеры. Причем так, чтобы об этом никто не знал ни на Райне, ни – это даже в первую очередь! – в окружении Координатора. Меня интересует послезавтрашний рейс. Вы поможете мне?

– Конечно. С удовольствием. Билет будет у Вас утром.

– Спасибо, мадам. А вот доставлять билет сюда не нужно. Вы передадите мне его прямо в космопорте, хорошо?

– Конечно-конечно. Я, кажется, понимаю… Но как вы проберетесь в космопорт? Вокруг полно азерских агентов. Мы все удивлялись – с чего бы, а они, как я теперь понимаю, охотятся за Вами?

– Пусть это Вас не беспокоит. Встретимся на флаттерной стоянке. Я появлюсь точно в двенадцать. Еще раз спасибо, мадам.

– Вам спасибо. Вы, в сущности, спасли нас. Да, вот еще что. В космопорте можете обращаться за помощью к любому охраннику. На дежурстве будут только проверенные люди, и все они будут предупреждены.

4

Избежать всевозможных неприятностей, столь тщательно подготовленных ему азерским Советом, Рекс мог лишь воспользовавшись конвертором. Персональный конвертор Рекса теоретически вполне позволял провести конверсию пространства между флагманским крейсером и космопортом. Все дело было лишь в том, что до сих пор никто и никогда не проводил конвертирование в планетарных масштабах изнутри одного материального тела к поверхности другого.

Задача была зубодробительная, поэтому и результат – палуба конвертоплана оказалась выше поверхности космопорта чуть ли не на метр – можно было считать вполне удовлетворительным. Место, выбранное Рексом в качестве пункта прибытия, находилось за товарными складами и было расположено неподалеку от флаттерных стоянок. Было оно обычно пустынным, людьми посещалось редко. Вот и сейчас тут находился лишь один охранник, стоявший к Рексу спиной.

Грохот магнитных подошв о бетон заставил охранника подпрыгнуть на месте и стремительно обернуться.

– Кто такой? – пролаял он, хватаясь за игломет. – Как сюда попал?

Рекс сунул ему под нос опознавательный жетон. Охранник, мгновенно став вежливым и даже любезным, откозырял и сделал приглашающий жест.

– Прошу, сударь. Госпожа Советник ждет Вас.

– Вокруг делается черт знает, что такое, – сообщила Советница. – Нами уже задержано несколько вооруженных людей, причем далеко не все они азерцы. Мы не сможем гарантировать Вашу безопасность даже тут, в космопорте, не говоря уже о корабле. Совершенно небывалый случай, в конвертоплане нет ни одного свободного места. Целой куче самых разных личностей вдруг срочно понадобилось куда-нибудь лететь. Будьте настороже. Наши эксперты полагают, что наиболее опасны для Вас два места: регистрационная стойка, там Вы будете открыты для стрельбы с трех галерей, и транспортная дорожка для посадки на челнок, на которой Вас могут расстрелять вообще откуда угодно. Регистрационной стойки нам удалось избежать, билет уже зарегистрирован, но дорожка… Везде, где только можно, мы расставили своих людей, и все же опасность очень велика.

– Ну, если Вы меня уже зарегистрировали, то остальное в буквальном смысле дело техники, – сказал Рекс, поглаживая конвертор. – Я попаду отсюда на рейсовый конвертоплан точно так же, как попал сюда с дредноута.

– У меня есть к Вам еще одно дело. Имя Айно Вам что-нибудь говорит? Да-да, Черный барон. Он у нас на Райне эмиссар Старой Дамы, ее, так сказать, полномочный представитель. Так вот, Айно сообщил нам, что встречи с Вами, причем немедленной и по делу чрезвычайной важности, добивается некая молодая особа женского пола. Она называет себя посланцем господ Кулакоффа, Шульца и Ланса.

Рекс насторожился. Всех троих сразу? Разве они вместе? Да и вообще, для того, чтобы друзья направили к нему гонца, дело должно было быть и в самом деле чрезвычайно важным. А может быть, это ловушка?

Заметив его колебания, Советница добавила:

– Айно очень серьезный человек. И неплохой интуитивист. Он практически исключает подвох.

– Я не могу задерживаться на Райне. Скажите, насколько сложно переправить ее ко мне на корабль?

– Думаю, что мы сумеем это сделать. Правда, как я уже говорила, на корабле нет свободных мест, но если Вас не смутит пребывание в Вашей каюте постороннего… э-э… противоположного пола…

– Не смутит.

– Тогда я откланиваюсь. Мне нужно сделать соответствующие распоряжения.

Оставшись один, Рекс набрал на пульте конвертора координаты корабля и в следующее мгновенье оказался в его шлюзовой камере. Ему даже не пришлось куда-нибудь карабкаться или прыгать, поверхности космодрома и пола шлюзовой камеры совместились друг с другом почти удовлетворительно. Очевидно, сказывался приобретаемый опыт.

Пассажирские конвертопланы Империи имели абсолютно одинаковую конструкцию, и, если вы знали устройство одного из них, это означало, что вы знаете их все. Номер каюты на билете обозначался как "один дробь одиннадцать дробь два". Это означало, что ему предоставляется каюта номер одиннадцать на палубе первого класса, состоящая из двух румов. Не теряя времени, Рекс прошел на палубу, отыскал палубного стюарда и предъявил ему билет.

– Разве челнок уже пристыковался? – пролепетал стюард, глядя побелевшими от ужаса глазами на свои наручные часы.

– Не имею представления, но не думаю, – весело ответил Рекс.

Растерянный стюард проводил его к каюте, отрегулировал замок по сетчатке глаз клиента и удалился, непрерывно оглядываясь все с тем же выражением бесконечного ужаса на белом как мел лице.

Не успел Рекс расположиться в каюте, как каютный инфор сообщил ему о вызове по системе внутрикорабельной связи. Рекс включил селектор, и на экране появилось лицо капитана корабля. Им оказался его сокурсник по Академии Пространства Хельмут Дрейер. Не проявляя ни малейшего желания узнать своего старого однокашника, капитан церемонно сказал:

– Рад приветствовать Вас, сэр Советник, на борту вверенного мне судна. Надеюсь, что Ваше путешествие будет достаточно приятным и комфортным. – Сокурснику явно очень хотелось узнать, каким это образом Рекс оказался на корабле, если челнок с пассажирами еще болтался в пространстве на весьма солидном расстоянии от конвертоплана, однако он держал марку и от вопросов воздержался. – У Вас имеются ко мне какие-нибудь пожелания?

Во всяком случае, Хельмут имел возможность убедиться, что на его судне нахожусь именно я, – подумал Рекс, произнося в ответ приличествующие случаю слова благодарности.

– Я только что получил сообщение от властей Райны, что путешествовать Вы будете не один. Надеюсь, что эта информация соответствует действительности, и гостя, вернее гостью, Вы действительно ждете?

Рекс подтвердил, что – да, действительно, он ждет гостя, вернее гостью, на чем разговор и прервался. Беседа оставила на душе у Рекса грустный осадок. Конечно, они с Хельмутом никогда не были особенно близки, но все-таки…

Неприятные размышления прервал сигнал инфора, возвещавший о прибытии челнока. На экране появилась физиономия все еще не пришедшего в себя стюарда. Смотрел он на Рекса с мистическим ужасом, считая его, очевидно, судя по способу появления на конвертоплане, как минимум, связанным с нечистой силой.

– Сэр, – пробормотал он запинающимся голосом, – к Вам гостья.

– Я знаю, – сказал Рекс. – Будьте добры, проводите ее.

Экран высветил женское лицо. Прямые длинные волосы были свободно рассыпаны по плечам. Глаза у гостьи оказались неожиданно зелеными, большими и очень глубокими. Даже, может быть, несколько великоватый рот ее отнюдь не портил. Она была прелестна.

– Здравствуйте, сударь, – сказала она. – Меня зовут Лайза. Дело в том, что…

– Я знаю. Я Вас жду. Вас проводят.

Рекс встретил девушку в дверях, пригласил в каюту и усадил в кресло.

– Извините, что не встретил Вас в шлюзовой, – начал было он, но девушка нетерпеливо повела головой, как бы отметая в сторону эти его слова как несущественные и, следовательно, ненужные.

– У меня нет никаких верительных грамот, сударь, – сказала она, но в это время Инфор издал мелодичный звук, и на его экране возникло лицо Координатора.

Господин Координатор оглядел каюту и некоторое время с видимым удовольствием любовался спутницей Рекса.

– Извините за бесцеремонное вторжение, господин Азерски. Я хотел лишь удостовериться, что Вы благополучно добрались до корабля. С удовлетворением констатирую, что у Вас все в порядке. Более того, рад заметить, что… э-э… с тех пор, как мы расстались, Вы не теряли времени даром. Во всех смыслах.

– Благодарю, сэр.

– У Вас очень красивая спутница. Вы сибарит. Простите старику вмешательство не в свои дела, но это не помешает Вашей миссии? Нет? Хочу спросить, Вам что-нибудь еще от меня нужно?

– Нет, сэр. Еще раз благодарю Вас. Эта Ваша забота… она выглядит очень-очень, как бы это сказать поточнее, трогательной.

– Но, может быть, какие-нибудь вопросы? – настаивал Координатор, откровенно любуясь насупленной девушкой и не обращая ни малейшего внимания на ее неприкрытую враждебность.

– Ну, разве что, один. Не по делу. Из чистого любопытства. Во время нашей последней беседы… короче, все эти разговоры о монополии на правильное мнение, "государство – это я", и все такое… надо ли понимать Ваши слова так, что точно такого же мнения придерживаются все без исключения члены Имперского Совета?

Координатор с наслаждением расхохотался.

– Разумеется, друг мой, разумеется.

– И Вы тоже действительно не прочь стать автократом?

– Естественно. Вас это удивляет?

– В какой-то мере. По отношению к Вам. Вы не тупой финансист. И не политикан. Насколько я могу судить, Вы политик. В Вас чувствуется культура. Вы не можете не знать истории. Все автократические режимы кончали плохо. Вспомните, хотя бы, судьбу первой империи, когда Координаторы, которые были в те времена даже не аристократами, а слугами, чиновниками при императорах, свергли своих выродившихся владык.

– Да, автократические режимы в исторических масштабах были действительно недолговечны. Отсутствие прилива свежей крови, дорогой мой. Все автократические элиты действительно вырождались. Но сейчас другая эпоха. Вы практик, человек действия, а не мыслитель. Вы просто не представляете себе, как сильно НБР перевернула, я бы даже сказал, э-э… вывернула наизнанку все наши представления о закономерностях развития природы и общества. Вырождение – это сегодня не актуально, уверяю Вас.

Девушка подскочила на стуле и явственно выругалась.

Координатор усмехнулся снисходительной, все понимающей и всепрощающей улыбкой.

– Мы совершенно засушили Вашу очаровательную спутницу своими умными разговорами. Кстати, она напоминает мне кого-то очень… вот только никак не могу сообразить… Как зовут эту красавицу? Лайза?.. М-да, потрясающе! Это имя к ней очень идет. Ведь Вы, Лайза… э-э… с Земли, не правда ли? Впрочем, нам пора кончать, у меня появилось одно срочное дело. Исполнители – это такой народ, господин Азерски… За ними, знаете ли, нужен глаз да глаз.

Координатор отключился.

– К-козел! – рявкнула Лайза. – Вырождение ему, мерзавцу, не грозит! Да и Вы тоже хороши: "выглядит трогательно"!

– У нас с господином Координатором сложные взаимоотношения, – улыбнулся Рекс.

– Вы себе и не представляете, насколько, – отпарировала Лайза. – Так вот. Как я уже говорила, у меня нет никаких верительных грамот, сударь, но Сергей, я имею в виду Кулакоффа, сказал, что они мне и не понадобятся. А я Вас сразу узнала, хотя и не видела очень давно. Лет, наверное, с шестнадцати. Ваших.

– К стыду своему должен сказать, что я Вас совсем не помню, Лайза, – сказал Рекс. – А должен бы. Ведь Вы не землянка, Координатор ошибся, не правда ли? Вы азерка? Мы что, вместе учились? Впрочем, что это я несу? Между нами такая солидная разница в возрасте, что я, вероятно, в те годы Вас просто не замечал.

– Что верно, то верно, – грустно улыбнулась Лайза. – Разница в возрасте между нами более чем солидная. И в каком-то смысле Вы меня и в самом деле не замечали. И вот еще что, сударь… Не нужно на меня так смотреть. Нам долго находиться вместе, и лучше обо всем договориться сразу же, так сказать, на берегу. Вы очень привлекательны, я имею в виду, в сексуальном смысле. Очень. Но я… я безумно усталый и надломленный, а может быть, и вообще сломленный человек. Пусть эта красивая телесная оболочка не обманывает Вас. Во мне нет ничего женственного, поверьте. А если бы и было, то, вне всякого сомнения, я стала бы подругой Сергея. То есть, – вдруг смешалась и покраснела она, – то есть, я хочу сказать, что могла бы… надеялась бы, что могу ею стать. Я не была бы с Вами так откровенна, поймите, если бы Сергей не сказал мне, что Вы в любой момент можете отправить свой фант в мой мозг и узнать обо мне всю подноготную, причем безо всякого компьютера. И я Вас прошу, я Вас очень прошу никогда, ни при каких обстоятельствах этого не делать. Не затрагивайте мою память. Уверяю Вас, так будет лучше для нас обоих.

– Ну вот, – рассмеялся Рекс, – так всегда. Стоит положить глаз на девушку, как тотчас и оказывается, что кто-нибудь из твоих лучших друзей уже перебежал тебе дорогу. Прямо рок какой-то. А что касается моих мифических возможностей, то Серж всегда был склонен их, мягко говоря, преувеличивать. И уж во всяком случае, я ни за что не сделал бы ничего подобного без Вашего на то разрешения.

Уж так-таки? – Лайза с сомнением покачала головой. – Не могу Вам поверить. Соблазн велик… а если еще и для пользы дела? Это хорошее оправдание. Человек с таким даром, возможно, чувствует себя богом. Во всяком случае, я знаю людей, которые немедленно запустили бы в меня щупальца, высветили каждый уголок, накололи меня на булавку и принялись препарировать… Ужас… Ужас…

– Это не дар. Это проклятие, – тихо сказал Рекс. – Все намного хуже, чем Вы можете себе представить. Сознательно я никогда не нарушу подобный запрет. Хотите – верьте, хотите – нет, но это сущая правда. Для этого мне пришлось бы совершить над собою чудовищное насилие. Но все дело в том, что в критические моменты со мною происходит нечто такое… я никак не могу разобраться… разве что, Серж… да… вся надежда на него. Я вовсе не хочу сказать, что действую тогда помимо своей воли. То есть, вообще-то говоря – да, но… Поймите, все это постоянно во мне усиливается. Боюсь, что в каком-то смысле я рискую потерять человеческое лицо.

Лайза задумчиво покачала головой.

– Кажется, я больно задела Вас, извините. Все, что Вам следует знать, находится у меня в голове. Это отдельный, заблокированный от моего сознания файл, я даже не знаю в подробностях его содержания. Сергей сказал, что я просто должна подключиться к Вашему фанту. Он есть в этом компьютере? – Лайза показала на лежавшие на столике сенсоры. Рекс кивнул головой. – Прекрасно. Я воспользуюсь им, с Вашего позволения?

Отбросив волосы назад, Лайза обнажила серебряные контакторы, надвинула на них сенсоры и включила компьютер. Несколько мгновений она сидела, закрыв глаза, потом протянула сенсоры Рексу. Едва Рекс подключился к компьютеру, как его будто бы молнией пронзило озарение.

– Ах, так, – сказал он, – вот оно что. Вот, значит, какие игры Вы затеяли, господин Координатор.

– Очень-очень трогательно, не правда ли? – не удержалась Лайза.

– Минуточку, – задумчиво пробормотал Рекс. – Вы, случаем, не знаете интерстарнетовского адреса клиники?

– Знаю, а что?

– Нужно немедленно связаться с нашими друзьями. У них могут быть неприятности, их нужно предупредить, а их обязательно заблокируют. Я не знаю, кто Вы, и знать не хочу, я ничего не спрашиваю, поймите, но вот Координатор… похоже, он узнал Вас… Ваше тело. Да, вот еще что. Серж велел мне наблюдать за Вами. Как Вы сейчас себя чувствуете в этом теле?

– Как червяк в яблоке, – сказала Лайза с отвращением. – Как червяк, червяк, червяк…

5

Кулакофф рывком сбросил с себя одеяло и сел на постели. В ячейке была кромешная мгла, но в этой мгле угадывалось движение.

– Кто здесь? – крикнул Серж.

Огромная ладонь опустилась ему на лицо, зажимая рот, и сердитый голос Шульца просипел в ухо:

– Тише, ч-черт! Вставайте и одевайтесь.

В ячейке зажегся свет, и Кулакофф увидел выглядывающую из-за широченной спины Шульца встревоженную физиономию Фукса.

– Живее, мэтр, живее. Нельзя терять ни минуты. Уходим.

– Что, черт возьми, случилось? – спросил Кулакофф, торопливо одеваясь.

– В клинике заблокированы все системы связи с внешним миром, – просипел Шульц. – Вы понимаете, что это означает? Думаю, у нас не более трех – четырех часов. А то и меньше.

– А где Лайза?

Соратники с недоумением уставились на него.

– Без Лайзы я не двинусь с места, – решительно заявил Кулакофф. Шульц развернул Фукса лицом к выходу и легонько подтолкнул в спину. Фукс исчез, но тут же в просвете люка возникла его растерянная физиономия.

– Ее нет на месте, и будь я проклят, если знаю, куда ее посреди ночи черти унесли.

– Она наверняка на смотровой площадке, – сказал Шульц. – Пошли, пошли, это почти по дороге.

Шульц стремительно мчался впереди. Следом, чуть ли не наступая биопу на пятки, вприпрыжку поспевал Фукс. Замыкал процессию еще не вполне проснувшийся, и потому зевавший во весь рот, Кулакофф.

Пока что им везло. На всем пути, а пройдено было уже немало коридоров, им не встретилось ни одного охранника, и это, по мнению Кулакоффа, было странно. По всей видимости, Шульцу это тоже не нравилось. Он сунул руку в карман и извлек оттуда какую-то странную штуку, похожую на рукоятку карманного игломета. Фукс в ужасе шарахнулся в сторону.

– Нейронный нож?

– Тихо, дурак! – свирепо зашипел Шульц.

Шульц нырнул в низенький боковой коридор, стремительно взлетел по легкой металлической лестнице, жалобно застонавшей под весом его огромной туши, и оказался перед той самой дверью, которую некогда Кулакофф принял было за вход в технический чулан, и за которой он обнаружил прибежище Лайзы.

Шульц остановился перед дверью и вполоборота взглянул на спутников.

– Вот что, мужики, – угрюмо сказал он. – Слушайте меня внимательно. Лифтовая система, соединяющая помещения охраны, единственная в клинике имеет выход на поверхность. У выхода нас ждет винтокрыл. Уходить будем через центральную пультовую. Там сидят двое дежурных. Если вдруг возникнет заварушка, отступите в сторону и ни во что не вмешивайтесь. И, главное, не лезьте под руку. Все поняли?

Шульц протянул руку к двери, но она вдруг распахнулась и из коридора вывалилась пара биопов в нашлемниках, панцирях и с висящими на портупеях иглометами. Чуть ли не налетев на Шульца, передний возбужденно заорал:

– Как сквозь землю провалились! Ячейки пусты и… – он вдруг умолк и потянулся к игломету. Шульц молча рванулся вперед. Огромный кулак его с чудовищной скоростью ударил снизу вверх вдоль тела биопа. Раздался отвратительный хруст, биоп отлетел к стене и медленно сполз по ней на пол. Шея его была вывернута под неестественным углом.

Когда Кулакофф оторвал от него свой взгляд, то увидел, что второй биоп стоял, прижавшись к стене и подняв вверх руки. Огромная лапа Шульца с зажатым в ней лучевым ножом была прижата к его шее прямо под обрезом нашлемника, а Фукс, сопя, как целое стадо элефантов, стаскивал с его тела портупею с иглометом.

– Ничего личного, шеф, – пробормотал биоп. – Это приказ. Приказано взять Вас, Кулакоффа, Фукса, эту бабу Старкофф… ничего личного.

– Где она?

– В дежурке. Ее нашли на смотровой. Я ничего против Вас лично не имею, шеф.

– Я тоже. Тебе, парень, просто не повезло, – пробурчал Шульц и включил нож. Тело биопа изогнулось и с устрашающим треском задергалось сразу во всех направлениях. – За мной, – крикнул Шульц и, нырнув в дверь, помчался по коридору. Фукс и Кулакофф, перепрыгнув через катавшегося по полу биопа, устремились следом.

Перед дверью, за которой когда-то скрылся от Сержа белобрысый биоп, Шульц остановился, повернул к соратникам лицо и, оскалясь широким ртом, сказал:

– Ну, мужики, раз, два, три, вперед!

Он пнул дверь, дверь распахнулась, и вся троица ввалилась внутрь.

В пультовой вместо полагавшихся двух дежурных оказалось целых шестеро биопов. Располагались они вальяжно, в вольных позах. Люк в оружейный склад был открыт. Оружие валялось кучей на столе, стоявшем в ближнем правом углу неподалеку от двери лифта. Рядом на стуле сжавшись в комок сидела Лайза, а перед нею, взгромоздив ноги на стол так, что сапоги чуть ли не упирались ей в лицо, с сигаретой в зубах развалился белобрысый. Кулакофф, не отдавая себе отчета в том, что делает, метнулся к столу и вцепился обеими руками в ближайший игломет. Биопы вскочили, опрокидывая стулья, а белобрысый осторожно снял ноги со стола и попятился в дальний угол, не сводя с Кулакоффа завороженного взгляда.

– Смотри-ка, кто к нам пожаловал! – издевательски воскликнул охранник с нашивками начальника караула на плече. – Какие люди, какие люди… Марк! – обратился он к белобрысому, – отбери у шибздика игломет, а мы пока потолкуем с шефом. Ты нужен хозяину живым, шеф. А жаль. Я бы охотно проверил крепость твоих костей.

Биопы стали медленно надвигаться на Шульца.

– Стоп, – сказал белобрысый, – не надо, у нас нет ни одного шанса.

– Тю-ю… – с издевкой в голосе протянул начальник караула.

– Не на того прете, – белобрысый покачал головой. – Этот шибздик… Он вырубил меня и пришил Курта. В три удара. Все три смертельные, мне просто повезло. Вы как хотите, а я сдаюсь.

Кулакофф выскочил на середину рума и завопил во всю мочь своих, увы, далеко не богатырских легких нечто, всплывшее в памяти, видимо, из какого-то пошлого телетаксерного сериала:

– Все лицом к стене! Руки в замок за шею, ноги расставить!

Биопы выполнили приказ с похвальной поспешностью. О сопротивлении никто и не помышлял. Шульц наклонился к уху начальника караула.

– Крепость костей, говоришь? – спросил он будничным тоном и вдруг резко ткнул его в бок нейронным ножом. Не глядя на корчащееся на полу тело, он пинками погнал остальных в оружейную кладовую и запер за ними люк. Потом прицепил к поясу игломет, взгромоздил на плечо здоровенный бластер, из которого даже биопы стреляли обычно с турели, и сказал:

– В лифт, быстро.

Лайза смотрела на него со страхом и отвращением.

– Куда Вы нас тащите?

– Наружу. Быстрее, быстрее. Винтокрыл не может ждать до бесконечности. Серж, бросьте игломет, помогите даме.

Кулакофф схватил Лайзу за руку.

– Бежим, дорогая. Я Вам все объясню по дороге.

– Фукс, что Вы делаете? – заорал вдруг Шульц. Кулакофф обернулся. Фукс с огромным биопьим панцирем на груди рылся в куче нашлемников, пытаясь подобрать себе хоть сколько-нибудь подходящий по размеру.

– Бросьте это все к чертовой матери, идиот! – орал Шульц. Фукс вздрогнул и выронил нашлемник. И в этот момент раздался истошный вой сирены. Свет в руме мигнул, погас, снова мигнул и включилось тусклое аварийное освещение.

– Черт! Тревога. Они вырубили энергию, – нервно сказал Шульц.

– Значит, лифты – тю-тю? – испуганно вскрикнул Фукс. – Проклятый фантом загнал нас в ловушку. Нам не выбраться отсюда живыми!

– Какой еще фантом, – насторожился Кулакофф.

– Как же это Вы, метр, ухитрились не распознать?! Впрочем, Вы с ним еще не встречались. Координатор мертв! Он сдох, ясно Вам! Жмурик он еще с прошлого года. А имеем мы дело с фантомом, и фантом этот давным-давно рехнулся. Он сумасшедший. Шизик он, понятно?

– Что ж ты, сволочь, не сказал нам этого раньше, – рявкнул Шульц. – Подонок. Ты подставил Рекса, гадина. Ну, ладно, не время. Но вот уж когда выберемся, я с тобой потолкую.

Шульц достал из кармана маленькую рацию.

– Поль, слышишь меня?

Из рации сквозь треск прорвались какие-то слова, разобрать которые, казалось, было совершенно невозможно. Однако Шульц, похоже, все прекрасно понимал.

– Видишь смотровую над морем, Поль? – орал он. – Снимешь нас оттуда… Почем я знаю, как? Исхитрись. Мы будем пробиваться к ней, это единственный шанс… Все, Поль, все, конец связи, давай, давай!

Фукс метнулся к двери в коридор.

– Стой, дурак, – завопил Шульц, но было уже поздно. В коридоре взлаял игломет, Фукс, шатаясь, сделал два шага назад и опрокинулся навзничь. Вся голова его была утыкана иглами. Шульц грязно выругался, схватил со стола маленький ручной бластер и в один прыжок оказался у двери.

Разряд бластера ударил вдоль тесного коридора с грохотом лазерной пушки. Из дверей пахнуло нестерпимым жаром, и Кулакофф с содроганием представил себе, что натворил бы там этот разряд, не будь коридор прорублен в цельной базальтовой скале.

– За мной! – орал Шульц, устремляясь вперед гигантскими скачками. Кулакофф и Лайза изо всех сил бежали следом.

Весь дальнейший путь запомнился Сержу какими-то рваными фрагментами. Пышущие жаром стены тесного коридора, рев зависшего над смотровой площадкой винтокрыла, Шульц, стреляющий с рук из лазерной пушки и длинные трассы разрядов, вскипающие огненными шарами на лесистых склонах горы. Потом кресло винтокрыла почему-то вывернулось из-под него, и он повис на страховочных ремнях вниз головой, а голос Шульца откуда-то сверху произнес: " Ну, все, кажется, пронесло".

Винтокрыл в немыслимом вираже уходил в сторону моря, уворачиваясь от тянувшихся к нему с земли бластерных трасс.

– Конвертирование через четверть часа, Поль, – сказал Шульц. – Успеем?

– Вполне, – ответил пилот и, повернувшись к пассажирам, широко улыбнулся.

– Ну и куда же мы теперь? – тихо спросила Лайза.

– В столичную ячейку Азерски, – ответил Шульц. – У него там танцкласс. Чуть ли не весь Корпус можно разместить. И это, пожалуй, единственное место в галактике, где никому не придет в голову нас искать.

– Он – и вдруг фантом? С ума сойти, – вздохнула Лайза.

– Да уж, – Шульц покачал головой. – Главное, мы не знаем, где находится матричный фант. Пока мы его не найдем, Координатор неуязвим.

– Я, пожалуй, догадываюсь, – все так же тихо сказала Лайза. Мужчины подскочили на месте и впились в нее глазами.

– Здесь, на Земле, на полуострове Кром у него есть поместье. Настоящая античная тысячелетняя старина. Называется "Лайвадиа". Так вот, Он говорил мне, что среди обслуги там нет ни одного человека не только в истинном теле, но и фантомов тоже. Только роботы и киборги. К чему бы это?

– Есть над чем помозговать, – раздумчиво произнес Кулакофф. Лайза вздохнула.

– Милый Серж, – сказала она. – Вот еще что. Если мы выпутаемся изо всей этой передряги, обещайте позаботиться о той, второй Лайзе, которую мы послали к Рексу. Я прошу Вас об этом, потому что она… я так думаю… она любит Вас.

– О, Лайза, – воскликнул ошеломленный Кулакофф.

– Бросьте, Серж. Я не чувствую себя ею. Она для меня, скорее, как дочь. Сама же я хочу одного – вернуться на Азеру и тихо дожить там свою никчемную старушечью жизнь.

6

Во время обеда, сидя в неожиданно переполненном ресторане палубы первого класса, “Высокие договаривающиеся стороны” пришли к соглашению по поводу распределения румов каюты. По этому соглашению спальный рум передавался в полное и безраздельное распоряжение Лайзы. Сам Рекс решил расположиться в руме гостином, что, как он подозревал, при его габаритах должно было оказаться делом непростым.

Насытившись, Рекс предложил Лайзе немного задержаться у стойки бара, послушать музыку, выпить и, может быть, даже потанцевать, буде придет к тому обоюдная охота. Однако Лайза резко воспротивилась.

– Конечно, эта особа красива, – заявила она язвительно и ткнула пальцем куда-то себе за спину. – К тому же, чуть ли из платья не выпрыгивает, на Вас глядючи. Но уж поверьте старой женщине, это стерва, каких мало, и держаться от нее Вам следует подальше. У меня лично от одного взгляда на нее по коже бегут мурашки размером с тарелку.

– Вы это о ком? – удивился Рекс, невольно оглядываясь. Лайза картинно вздернула брови.

– Ох, уж эти мне мужчины! – пробормотала она и пожала плечами. – Ладно, ладно, шею не сверните. Идемте лучше к себе. И не думайте, что я как гамадрил на травке – ни себе, ни слопсам. О Вас же забочусь. Не время сейчас для легких интрижек. Да и вообще она, скорее всего, чей-нибудь агент. Видит же, мерзавка, что мужик не один… Идемте, идемте.

Рекс попытался было рассмотреть, что за красотку Лайза имела в виду, но в переполненном ресторане, да еще под откровенно ироническим взглядом Лайзы сделать это было не просто, так что он быстро сдался и последовал за своей спутницей к выходу.

В каюте что-то было не так. Тревожно как-то, и вообще… Лайза прошла в спальню, а Рекс остановился посреди гостиного рума и внимательно огляделся. За время их отсутствия нечто враждебное появилось здесь и злое, а что именно это такое, вот так, сразу, понять было невозможно. Надо было психически раскрываться, но рядом была Лайза, и Рекс не был уверен, что ее психика при этом останется незатронутой.

Рекс уселся на диванчик и критическим оком оглядел рум, потом опустился на четвереньки, заглянул под столик инфора, и тут же его мозг уколола эманация активного микрофона. Так. Как и следовало ожидать, на судне присутствовали люди излишне любопытные.

Необходимые меры следовало принять незамедлительно. Рекс постучал в дверь спальни и, услышав Лайзино “да-да”, распахнул дверь.

Первое, да пожалуй, и единственное, что он в тот момент увидел, было опространственное голографическое изображение совершенно обнаженной Лайзы. Сама Лайза сидела перед голографом в одежде весьма небрежной – как если бы начала ее снимать и вдруг отвлеклась, не закончив процесса – и, вращая голографию, сосредоточенно рассматривала собственное тело.

–…не укладывается в голове, – бормотала она, качая головой. – Свихнуться можно. Крыша едет…

Рекс сдавленно пискнул. Лайза подняла голову и несколько мгновений с отрешенным видом смотрела на его ошеломленную физиономию ничего не понимающими глазами, потом несколько раз моргнула, резким движением выключила зеркало и с видом, выражающим крайнее изумление, ухватила себя ладонями за обе щеки.

– Что это? Я, кажется, покраснела?.. Ох, извините, Рекс. Я просто… я… я, кажется, не всегда отдаю себе отчет…

– Простите, Лайза, – поспешно перебил ее Рекс, чтобы она не успела сказать ничего лишнего, – пока мы с Вами обедали, тут кто-то нашпиговал наши румы жучками. Я сейчас ими займусь. Но для этого я должен буду раскрыться, так сказать, на всю катушку.

Лайза стремительно вскочила, схватила свою сумочку и прокричав на ходу: – "Позовите меня, когда все это закончится. Я в бар…" – исчезла за дверью.

Жучки были скомпонованы в две системы и – что любопытно – не были подключены к корабельным компьютерам, а замыкались на люксах, расположенных на той же палубе первого класса. Рекс, обуреваемый мстительными чувствами, основательно похозяйничал в обоих компьютерах. Теперь у его чрезмерно любопытных соседей должно было появиться достаточно собственных забот, чтобы на все время полета забыть о его, Рекса, существовании.

Когда Рекс закончил свои праведные труды, он обнаружил, что в каюте уже Звезды знают сколько времени надрывается зуммер срочного вызова. Рекс поспешил включить внутрикорабельную связь. На экране возникла лопоухая физиономия капитана, бывшего его однокашника по академии пространщиков Хельмута Дрейера.

От обычного сонного добродушия Хельмута не осталось и следа.

– Рекс, нужна консультация. Ты не мог бы пройти в рубку?

– Здравствуй, – сказал Рекс. – Что стряслось?

– Поторопись, – сказал тот и отключился.

Хельмут был человеком неглупым, хотя, может быть, и отличался некоторым тугодумием. Возможно, именно поэтому он имел болезненное самолюбие. Должно было случиться нечто экстраординарное, чтобы он обратился за помощью даже к лучшему другу. А если учесть, что с Рексом он никогда не был сколько-нибудь близок, не виделся около десяти лет и подчеркнуто "не узнал" его при посадке, это “нечто” обязано было быть просто из ряда вон выходящим.

Рубка гудела подобно пчелиному улью. Экипаж сгрудился у локатора, координатные экраны которого выдавали черт знает какую мешанину цветов, полос и цифр, мелькавших с умопомрачительной скоростью. Присутствие духа сохранял, пожалуй, один только Хельмут. Низкорослый, щуплый, типичный представитель той ветви гомо сапиенс, которая образовалась в результате смены бесчисленных поколений подземных жителей, он, тем не менее, обладал незаурядной волей, упорством и редким хладнокровием. Насколько Рексу было известно, это был единственный случай в межпространственном флоте, когда подземщик, пусть даже и интуитивист, дослужился до капитан-командора пространственного лайнера высшего класса.

– Бесполезно, – сказал он Рексу, увидев, что тот собирается тестировать локатор. – Развертка накрылась. Мы ослепли. Я не могу определить координаты Азеры. Рекс недоуменно поднял брови. Блок развертки локатора не ломался никогда. В нем просто нечему было ломаться.

– Я и сам знаю, что этого не может быть, – заорал Хельмут в ярости. – Но какая-то сволочь подсунула под развертку импульсный разрядник с часовым механизмом, так что локатора у нас теперь просто нет. – Он вскинул на Рекса совершенно больные глаза и снова уставился в угол. – Ты еще в студенчестве показывал чудеса, а теперь… Если то, что я о тебе слышал, правда, садись за пульт, и – да помогут нам Звезды.

– А почему бы тебе ни послать SOS? – спросил Рекс. – Где-то поблизости болтается имперский флот.

– Вот это меня и тревожит, – пробурчал Хельмут. – Меня подталкивают, меня вынуждают к этому шагу. Я не уверен, что кое-кому в этом самом флоте не нужен “казус белли”. Я пошлю сигнал. Флот направит спасателей. А те обнаружат мертвый и разграбленный корабль. Если вообще что-нибудь обнаружат. А нам всем, экипажу и пассажирам, будет, знаешь ли, все равно, кого объявят в этом деле виноватыми, тетушку твою героическую, райан или еще кого-нибудь.

Хельмут был убедителен. Даже слишком.

Рекс плюхнулся в командорское кресло и клацнул сенсорами по височным контакторам. Повинуясь движению руки Хельмута, экипаж стремительно разбежался по местам.

– Нет-нет, – сказал Рекс. – Никому ни во что не вмешиваться и ничего не трогать. Я должен сначала во всем разобраться.

Чтобы вести корабль без локатора даже на ионных двигателях, Рекс должен был провести просто зубодробительные расчеты. Он соединил в единую со своим мозгом сеть все компьютеры корабля, и все же мощности этой сети для такого расчета не хватало. Тут нужен был нетрадиционный и, может быть, даже принципиально новый математический подход. Хельмут, глядевший на Рекса во все глаза, судорожно сглотнул.

– Ну, как?

– Прорвемся, – сквозь зубы пробормотал Рекс, убеждая скорее самого себя, чем Хельмута.

Мозг Рекса рывками преодолевал задачи немыслимой сложности. Аналитические решения перемежались с компьютерным счетом. В неразрешимых местах ценою немыслимого напряжения перебрасывались интуитивные мостики. Рекс уже начал нащупывать нужный подход через теорию солитонов и преобразования Чебышева, когда в него, грубо разрывая только что наметившиеся цепи, ворвался сигнал вызова. Он стащил с головы сенсоры и недоуменно уставился на экран визиофона.

С экрана в лицо Рекса не менее недоуменно пялился господин Имперский Советник от информации. Рот его был открыт до пределов возможного, а своими красивыми земными глазами он хлопал с частотой, на которой можно было бы проверять субатомные часы.

– Вы в рубке?! – нервно выкрикнул господин Советник.

– Безусловно, – согласился Рекс. – Правда, я не уверен, что мы с вами имеем в виду одно и то же.

– Изволите острить?

– В беседе со столь высокопоставленной особой? Да Вы совершенный идиот, сударь мой. Разве я посмею?!

Изображение лица господина советника задрожало и исчезло с экрана, а на его месте возникла надменная физиономия того же самого земного типа, и Рекс с некоторым удивлением отметил, что этого человека в свите господина Координатора он не видел.

Это был человек совсем другого закала. Упершись Рексу в лоб твердым бездушным взглядом, он пролаял:

– Капитан!

Хельмут встал рядом с Рексом и положил ему руку на плечо.

– В чем дело, капитан?

– Не понимаю, – Хельмут недоуменно пожал плечами.

– Это я Вас не понимаю, капитан.

– Одно другого не исключает, сэр.

Экран визиофона на мгновение погас и зажегся снова. Теперь он показывал апартаменты люкс. На первом плане оказался инерционный столик на силовой подвеске. На столике красовалась бутылка с бесценным земным шерри. Этикеткой бутылка была заботливо повернута к экрану. Вокруг стола в мягких креслах вальяжно развалились господин Советник от информации и этот, второй, которого Рекс теперь имел возможность рассмотреть получше.

Он был довольно высок даже по меркам азерской поверхности, строен и, очевидно, достаточно силен. В отличие от господина советника, одетого во фрак и рубашку с белоснежным жабо, этот был облачен в полувоенного покроя удобный комбинезон. На коротких волосах плотно сидел аристократический серебряный обруч, на плече сверкала фионитами серебряная же звезда барона третьей империи.

– Почему в вашей рубке бедлам, капитан? – спросил барон внушительно. – Немедленно удалите посторонних!

– Мы работаем, господин барон, и я бы не хотел, чтобы нам мешали.

– Ваши желания или нежелания никому не интересны. Важно, что мы желаем с вами побеседовать. Вы что, не знакомы с уставом? Вы не знаете, что полагается делать, когда вверенный Вам корабль попадает в беду?

– А с чего это господин барон взял, что корабль попал в беду? – удивленно спросил Рекс Хельмута и повернулся к экрану.

– А? Господин барон? – оживился Хельмут. – Я не помню, чтобы я, оповещал Вас о чем-то подобном.

– У меня свои источники информации, – холодно сказал барон.

– Всыпьте им как следует, – посоветовал Рекс. – Нельзя позволять всякому быдлу шутить с Вами, аж третьеимперским аристократом, неприличные шутки. А сейчас, будьте добры, отключитесь.

– Что?! – взлаял барон.

– Из рубки, как Вам, разумеется, известно, люксы не выключаются, – спокойно пояснил Рекс, – Ваша надутая физиономия всем тут, признаться, успела надоесть, а ломать визиофон жалко.

– Я никому не позволяю с собою шутить. Вы в этом убедитесь очень скоро, – холодно сказал барон и отключился.

На этот раз Рекс вошел в задачу сразу. К тому месту, на котором его прервал бесцеремонный вызов господина имперского советника, он продвинулся одним рывком. Компьютеры стонали от перегрузки. Задача сопротивлялась изо всех сил, и Рекс вламывался в нее как большой горнопроходческий комбайн вламывается в базальтовое нутро планеты. И тут он услышал злобный вопль Хельмута:

– Сволочи! Они включили SOS!

Под потолком вспыхивала зловещим светом красная сигнальная плата. Синхронно со вспышкой в рубке раздавался зубодробительный вой сирены. Конвертоплан выплевывал в пространство SOS, и, ориентируясь по этому сигналу, к нему, надо полагать, уже спешили незваные избавители.

Отключить сигнал можно было только из люкса господина Советника, но верхняя палуба наверняка уже была блокирована изнутри. Хотя капитан-командор теоретически являлся в полете полным и единоличнымхозяином корабля, господа олигархи, пребывая в трогательной заботе о собственной безопасности, всегда и во всем были чрезвычайно предусмотрительны.

Рекс не знал, сколько времени потребуется новоявленным пиратам, но было очевидно, что немного. Они не могли подвергать себя риску наткнуться на нечаянных свидетелей. Спасение корабля было только в еще большем ускорении расчетов и переходе с ионных двигателей на конвертор. Напряжение, в котором Рекс работал, было уже запредельным, и все же он катастрофически запаздывал. Рекса охватила безумная ярость, позвоночник скрутило болью никогда еще не испытанной силы, и тут он вдруг почувствовал, что его возможности чуть ли не удвоились. Решение, хотя и приближенное, будто бы впрыгнуло ему в голову, и Рекс, переведя конвертор на ручное управление, включил пусковой режим.

На этот раз Рекс перенес коллапс без особых последствий, зато Хельмут…

На обзорных экранах была, несомненно, Азера. Члены экипажа находились в полной прострации, глядели на Рекса со священным ужасом и были абсолютно не способны к сколько-нибудь разумным действиям. Рекс включил автопилот и занялся капитан-командором.

Хельмут был в глубоком шоке. Рекс вкатил ему лошадиную дозу антишоковых, лактопамин с нитрокардином и чуть ли не пинками разогнал экипаж по рабочим местам. Конвертоплан пер поперек всяческих правил, причем на ионной тяге, и мог наломать тех еще дров.

Рекс ждал, когда Хельмут придет в себя. Конечно, он сразу понял, что произошло, и почему вдруг многократно возросли его мыслительные способности. Оказывается, он мог манипулировать человеческим мозгом, по крайней мере, мозгом интуитивиста, с такой же легкостью, как и компьютером. Его кошмарные способности росли от коллапса к коллапсу. Это и прежде отнюдь не приводило Рекса в восторг, но то, что он проделал с Хельмутом… Рекс был напуган. Ему очень хотелось надеяться, что в нормальном состоянии он никогда себе этого не позволил бы. Но формировавшееся в нем новое “я”, по крайней мере, на подсознательном уровне никак не желало считаться ни с чем тем, что для сознания порядочного человека имеет силу закона. К ужасу своему Рекс понял, что для человечности в нем, похоже, просто не остается места.

– Что здесь происходит, я вас спрашиваю? Или здесь все оглохли?

В дверях рубки стоял господин барон со свитой из нескольких биопов.

Господин барон был красен лицом и пребывал в состоянии праведного начальственного гнева. Очевидно, он находился в рубке уже длительное, по его понятиям, время и безуспешно пытался пробиться к сознанию присутствовавших сквозь состояние всеобщей глубокой прострации.

– Я требую, чтобы мне объяснили… – продолжал барон с нажимом. И тут у Рекса возникло непреодолимое желание отправить господина барона из рубки головой вперед. Он уставил в физиономию его превосходительства указательный палец и весьма невежливо перебил его:

– Эй, Вы там, да-да, именно Вы, что Вы тут делаете во время маневров корабля в пространстве? Впрочем, можете остаться. Я хочу знать, на каком основании Вы включили сигнал SOS, да еще через межпространственный конвертор?

Весь лоск слетел с господина барона в мгновение ока.

– Взять его! – завизжал он, топая ногами. – Взять!

Биопы неторопливо двинулись к Рексу, огромные, уверенные в себе парни, не какие-нибудь неповоротливые городские блюстители порядка, нет, отборные коммандос, скорее всего, терряне. Рекс так же неторопливо снял с головы сенсоры и поднялся им навстречу.

– Стоять! – раздался с соседнего кресла голос Хельмута. Рекс резко повернулся. Да, Хельмут очнулся. Глаза его были несколько затуманены, голос замедлен, но именно он говорил сейчас единственно нужные и возможные в сложившейся ситуации слова:

– На корабле командую я. А я не болван и не самоубийца, чтобы позволить поднять руку на этого человека и отвечать потом вместе с вами. Ваш начальник, вероятно, знает, что делает, но и вы, и вообще все присутствующие тоже должны знать. Перед нами Имперский комт Азерски, Советник его светлости Координатора по делам колоний, и если бы Вы, господин барон, не были совершенным болваном, то прежде чем отдавать такие приказы, посмотрели бы на его левый лацкан.

Биопы смотрели на своего начальника, сам господин барон открывал и закрывал рот, не в силах произнести ни слова, а все прочие не могли оторвать взгляда от буквы “С” на лацкане потрепанной куртки Рекса.

– Мы все слишком горячимся, – раздался вдруг голос за спиной Рекса. От неожиданности он даже подпрыгнул на месте и обернулся. С экрана визиофона в рубку смотрело елейное лицо господина Советника от информации. – Как мы уже сказали, у нас есть свои источники информации, господин комт, так что наше вмешательство было вполне оправданным. Возможно, мы несколько поторопились, не взяв в расчет ваших экстраординарных способностей. Я прошу Вас извинить господина барона, это в какой-то мере моя вина, я не объяснил ему, кто Вы. Но Вы и сами аристократ, и, конечно же, поймете его чувства. А шел он в рубку исключительно для того, чтобы сообщить, что Ваша выдающаяся роль в спасении корабля засвидетельствована – по нашим специфическим каналам, разумеется, – в специальной депеше, содержащей прошение о соответствующей награде.

– Ба, – сказал Рекс, – знакомые все лица… Что касается только что сделанного Вами заявления – то поздравляю. Я от него в восторге. Искренне рад был столкнуться с прекрасной работой большого мастера.

– И я рад, что Вы сумели столь тонко оценить мои скромные способности, – улыбнулся господин Советник. – Дело в том, что господин барон так спешил сообщить герою дня приятную новость, что я просто не успел довести до сведения господина барона, с кем ему, господину барону, придется иметь дело…

– Правда? – Рекс сделал большие глаза, картинно похлопал ими и перевел взгляд на красную физиономию барона. – Я и в самом деле комт первой империи, имеющий право на титул вице-короля. У Вас, господин барон, нет впечатления, что тут кое-кем просто-напросто сыграли в темную?

Взгляд, который барон бросил на экран, отнюдь не выражал теплые дружеские чувства.

–Во всяком случае, инцидент, я полагаю, исчерпан? – Не глядя на барона, Советник мило улыбнулся присутствующим и отключился.

– Во всяком случае, – сказал Рекс барону, ткнувши пальцем в биопов, – заберите отсюда это мясо, пока я не наделал из него отбивных.

Господин барон, оскалившись, выплюнул в рубку извинения, попятился и, сделав охране ручкой, исчез за дверью. Биопы поглядели на Рекса вприщур. Многообещающе. Еще, мол, не вечер и гора, мол, с горой… Потом они повернулись и неторопливо зашагали к выходу. В отличие от хозяев, они вели себя вполне достойно.

– Рекс, – позвал Хельмут. Рекс медленно повернулся, и этот парень во второй раз удивил его. Никаких признаков лактопаминовой накачки. Абсолютно ясные глаза. И, самое главное, ни малейших следов подавленности, никакого ужаса перед свершившимся и полное отсутствие отторжения мерзавца, вломившегося в святая святых. О, господи, думал Рекс, я бы на его месте так не смог.

– Зря терзаешься, – сказал Хельмут мягко. – Я понимаю, что другого выхода у тебя не было. Но ощущение, должен сознаться… Это не смерть. Это хуже смерти. Не дай бог тебе пережить что-нибудь подобное. Чужое сознание хозяйничает в твоем собственном мозге, ты где-то там, на задворках, совершенно беспомощный… пожалуйста, будь с этим осторожнее, Рекс.

Хельмут смотрел Рексу в глаза, и тот должен был сделать над собою чудовищное усилие, чтобы не отвести взгляда. Если бы ты знал, думал Рекс подавленно, если бы ты только знал, как мало тут от меня зависит.

– Извини, Хельмут. И спасибо.

Хельмут пожал плечами.

– Тебе спасибо

Глава пятая

1

Рекс стоял на вершине холма и смотрел вниз на Долину. Тяжеленный конвертор оттягивал ему плечо, в уши назойливо лезло сипение респираторов.

В низине клубилась гнусная оранжевая муть. Окружающие долину гигантские трубы сочились разноцветными тяжелыми и даже на взгляд ядовитыми парами. Под ногами лежала спекшаяся и покрытая трещинами земля. То, что росло на ней, походило скорее на горячечный бред, чем на растения. Все это никак не соотносилась с зеленым раем его детства. Долина была мертва, и даже более чем мертва, – смертоносна для всего живого.

Рекс почти идеально подогнал пол каюты конвертоплана к вершине Ошбы – холма, господствовавшего над Долиной Предков. Конвертирование пространства прошло настолько гладко и, главное, тайно, что ни одна живая душа здесь, на Азере, не должна была хватиться его до самой посадки челнока в космопорте. Во всяком случае, он на это надеялся.

Взгляд Рекса скользил по пейзажу, типичному для цивилизованной планеты с выкачанными недрами, Городом, расположившимся в старых шахтах, и поверхностью, превращенной в свалку отходов. Червивое яблоко, как сказал он Координатору. Выеденная яичная скорлупа. Ничто вокруг не ассоциировалось с прежней Азерой, и Рекс напрасно пытался зацепиться взглядом за что-нибудь родное.

Там, где полагалось находиться Родовому Гнезду, из оранжевой мути высовывалась вершина гигантского бетонного куба, похожего на корпус какой-нибудь АЭС. Когда Компании развернулись в полную силу, когда на поверхность из бесчисленных шахт полетели тысячи тонн отвалов, а ядовитые газы заполнили атмосферу и стали душить все живое, его героическая тетушка воздвигла этот куб над своей старой усадьбой. Она снабдила его собственным ядерным реактором, системой жизнеобеспечения космического корабля, и, подумал Рекс, сил одного только местного Совета было, пожалуй, маловато для того, чтобы выковырнуть ее отсюда.

Рекс сделал несколько шагов и наткнулся на плоский, похожий на античное ложе камень, на котором они с дядей сидели в тот далекий памятный день. "Рискнем?" – сказал тогда дядя и, подмигнув, вытащил из кармана монету. – "Орел – вживляем себе контакторы, решка…" Вышла решка, дядя весело рассмеялся и швырнул монету с обрыва в Пульсарку.

Этот камень… Увидев его, Рекс вдруг с болью в сердце осознал, что такой, как прежде, Долина уже никогда не будет вне зависимости от победителя. Ему никогда больше не промчаться верхом на элефанте, не защищать долину от гамадрилов во время их сезонных миграций и не охотится на грифонов. На глаза Рекса навернулись слезы. Он с трудом оторвал взгляд от камня, и тут Долина вдруг будто бы раскрылась перед ним, все стало узнаваемым, до боли своим, родным и знакомым, и Лайза, видимо почувствовав, что с ним происходит, подошла вплотную, положила ему сзади руку на плечо, тихонько сжала, а Рекс, не вполне отдавая себе отчета в том, что делает, потерся об эту руку щекой.

Ах, дядя, дядя. Огромный, веселый, ребячливый.

Рексу было шестнадцать, дяде сорок три.

Их шансы выжить при операции расценивались, как пятьдесят на пятьдесят, и вот Рекс жив, а дядя мертв. Статистика, как всегда, оказалась права.

Однако время для ностальгических эмоций было выбрано им явно неудачно. Снизу, из долины, наползала опасность. Это было не просто давление чуждой среды, в этой опасности угадывалась угроза, исходящая от живого.

Чтобы разобраться происходящим, Рексу необходимо было психически раскрыться. Но рядом стояла Лайза, и раскрывшись, Рекс с неизбежностью узнал бы все то, что она так тщательно от него скрывала, а обмануть ее доверие он не хотел, да и не мог. Но дело было даже не только в этом. Судя по тому, что давление на психику прорывалось даже через поставленные им блоки, угроза была нешуточной, и это означало, что ему следовало опасаться того, что он про себя называл коллапсом сознания. Каких бед он в этом случае мог натворить, особенно учитывая, что Лайза, по ее словам, в прошлой жизни была с тетушкой в отношениях отнюдь не дружеских, Рекс боялся и помыслить. Инструкции на ее счет, содержавшиеся в послании Сержа, двоякого истолкования не допускали: Лайзу ни в коем случае нельзя было оставлять в конвертоплане одну. Формирование новой личности, предупреждал Серж, с неизбежностью пройдет этап раздвоения. И в этот момент за Лайзой потребуется самый тщательный уход. Да Рекс и на собственном опыте знал, что такое раздвоение личности. И если все происходившее с ним в период его собственной адаптации несколько не то чтобы позабылось, но притупилось, то он прекрасно помнил тот недавний липкий ужас, что охватил его самого, когда часть сознания, впервые отделившись, зажила собственной независимой жизнью в компьютерной системе гидропонного экспресса.

Давление на психику нарастало. Опасность надвигалась сразу со всех сторон. Угроза была злой, стремительной, хищной, принимать меры надо было срочно. Рекс лихорадочно терзал конвертор, стараясь поскорее перестроить его на конвертирование сверхмалых пространств, чтобы как можно скорее конвертироваться к Гнезду. Он со страхом ждал появления знакомой боли в позвоночнике. Напряжение нарастало, ломая волю, пальцы Рекса лихорадочно метались по клавиатуре, и где-то на краю сознания билось отчаянное: не до жиру, спасти бы девочку, успеть… успеть до того, как все полетит к чертовой матери. “Прижмись ко мне, – заорал он яростно, – теснее, ч-черт!” Лайза испуганно прижалась к нему сзади и…позвоночник Рекса пронзила боль. Резкая, мгновенная, нестерпимая. Сопротивление его было мгновенно смято, остался только отчаянный стыд перед Лайзой, а зрение уже стремительно расширялось, становясь панорамным, нахлынули потоки чувственных эманаций, навалилось ощущение массы, где-то в области темени как на экране радара заметались невнятные силуэты, находившиеся, похоже, на невидимых прямому взгляду склонах Ошбы, мгновение, и все это слилось в знании, бесспорном знании происходящего. И лишь Лайзе, одной только Лайзе из всего того, что его окружало, слава богу, не нашлось в этом знании места.

Рекс даже не сумел сразу осознать значения этого факта. Он просто с огромным облегчением тут же выкинул его из головы.

Эманация исходила от большой, более двух тонн, биомассы, не представлявшей собою единой особи и источавшей хищный агрессивный голод, ярость и боль. В низине на берегу клоаки, бывшей в пору его детства рекой Пульсаркой, шел бой между стаей необычно крупных… ну, условно скажем так, крыс и несколькими кошмарными зверюгами. Корни этих тварей его подсознание выводило от гамадрилов, а есть ли между ними хотя бы малейшее зрительное сходство, он не знал, да и знать, если по правде, не хотел.

Вершина Ошбы была тоже окружена. Невидимая в клубах оранжевого тумана зыбкая и вязкая биомасса медленно и осторожно наползала на вершину холма. Ему не следовало обольщаться по поводу этой медлительности, поскольку внутренние смещения масс были быстры, резки и сопровождались вспышками агрессии, ярости, страха, всего того, что сопутствует скорой и отнюдь не безболезненной смерти. Это были крысы. Много крыс. Очевидно, Рекс и Лайза слишком долго находились на одном месте.

– Ну, все, все, – сказал Рекс испуганной Лайзе, Лайза отпрянула, – Нет-нет, держитесь как можно ближе ко мне, но обязательно чуть сзади и слева.

Между тем, угроза внезапно раздвоилась, причем источник, по ощущениям Рекса неизмеримо более опасный, находился довольно далеко и, как будто бы, даже над поверхностью. Из-за фантасмагорических развалин обсерватории, венчающих Северо-западный хребет, медленно выдвигался винтокрыл. Угловатый, хищный, он был слишком крупен для машины планетарных санаторов. Не медля ни секунды, Рекс толкнул Лайзу за изъеденный кислотными дождями огромный валун и сам скользнул следом. Ишь ты, думал он, мальчики из Совета крутенько взялись за дело.

Драка на берегу Пульсарки прекратилась, как по волшебству. Все живое вокруг затаилось и эманировало только страх.

Винтокрыл, висевший до той поры, как представлялось Рексу, над самой границей родовых владений, медленно сдвинулся с места и поплыл к Ошбе. В тот же миг валун, за которым они прятались, с устрашающим скрежетом отъехал в сторону. Из-под земли, подобно чертику из коробки, выскочила ракетная пусковая установка. Она стремительно развернулась в сторону винтокрыла, плюнула парой ракет "земля-воздух" и, с лязгом перезаряжаясь, повела направляющими вдоль его траектории.

За штурвалом машины, совершенно очевидно, сидел ас. Винтокрыл буквально встал на крыло и в немыслимом вираже рванулся к развалинам, увлекая за собою ракеты. Все было кончено в считанные секунды. Одна из ракет врезалась в какую-то полуразрушенную башню, вторая в последний момент была расстреляна из бортового оружия винтокрыла, успев, однако же, зацепить взрывом крылатую машину.

Машина исчезла, поселивши в Рексе озадаченность и тревогу. Откуда на Азере мог взяться тяжелый штурмовой винтокрыл космофлота Империи, к тому же вооруженный корпускулярными лазерными пушками? Насколько ему было известно, вблизи планетной системы Сола не было не только десантных судов космофлота, но даже патрульных крейсеров, за исключением флота гроссадмирала Хилтибранта. Да и что бы им тут было делать?

Между тем, окружающая живность постепенно успокоилась, и теперь ее внимание полностью переключилось на Рекса и Лайзу.

Когда Рекс сообщил Лайзе, что берет ее с собой на Азеру, ее реакция поразила его до глубины души. Лайза была в панике. Из ее бессвязных возражений Рекс понял, что в прежней жизни она была с тетушкой знакома и находилась с нею в непростых отношениях.

– Милая девочка, – сказал он, не зная, что обращается с этими словами к той самой, всем их семейством люто ненавидимой старухе Старкофф, – я не знаю, кем Вы были в той жизни. И, поверьте, ни меня, ни тетю Леру это, ни в малой мере не интересует. Нам, я ручаюсь, будет более чем достаточно сделанного Вами уже в жизни новой… Вы лучше соглашайтесь добровольно, – добавил он шутливым тоном, нисколько, впрочем, Лайзу не обманувшим, – потому что я все равно тут Вас на смерть не оставлю.

И вот они стояли вдвоем на вершине Ошбы, снизу на них медленно наползала стая крыс, а он, Рекс – как всегда, по собственному мнению, некстати – уже снова мучился очередным трудноразрешимым вопросом.

Вот он, этот вопрос.

Человек ли он?

Человек ли… Ну, во всяком случае, никаким таким гнусным агентом враждебного мира, лелеющим коварные планы в отношении доверчивой Империи он, Рекс, естественно, не был. Да и существовали эти агенты только в бесконечных телесериалах, причем агентами всегда оказывались парни с поверхности, а расправлялись с ними бравые биопы из подземных служб имперской санации. Речь шла о другом. Как ни крути, но приходилось признавать себя чем-то вроде мутанта.

Крысы в оранжевом тумане медлили, не решаясь напасть. Рекс поманил за собою Лайзу и сделал несколько шагов вниз по склону так, чтобы за их спинами оказалась скала. Те из крыс, что были прямо перед ним, шарахнулись назад и в стороны, но боковые напирали, и достаточно было одной зверюге броситься вперед, чтобы все остальные немедленно последовали за ней.

Кольцо крыс неуклонно сжималось. Рекс включил конвертор на плоское смещение пространства. И в то же мгновенье, когда крысы бросились вперед, он, включив смещение, закрутил конвернтор вокруг себя почти над самой землей.

Раздался чудовищный, нестерпимый треск. В разные стороны брызнули осколки камней, обломки корявых веток, разодранные тушки крыс, все, что попало в плоскость смещения. Уцелевшие крысы в панике удирали. Некоторое время вниз по склону еще сыпались обломки, но постепенно все успокоилось, и на землю опустилась прежняя противоестественная тишина.

Рекс машинально глянул на индикаторы конвертора. Проклятые камни! Если так пойдет и дальше, у него просто-напросто не хватит энергии для возвращения в конвертоплан. Рекс дал себе слово впредь быть максимально экономным и стал осторожно спускаться вниз по обрыву. Лайза шла следом.

Зверье напугалось и попряталось так основательно, что ни о какой агрессивности окружающей фауны речи уже не шло.

Рекс уверенно свернул к карнизу над обрывом. Внизу знакомо шумела Пульсарка. Под ногами угадывалась старая тропа, и где-то там, позади, находилась большая пещера, где они с дядей, удрав из дома, проводили свои безумные опыты с подключением компьютера к нервной системе через акупунктурные точки.

Подойдя к торчавшей поперек дороги скале, Рекс привычно свернул на правую неудобную ветвь тропы. За скалою карниз был срезан давней катастрофой, сопровождавшей, вероятно, одно из первых индивидуальных перемещений в пространстве с помощью малого конвертора…. Который, впрочем, был в те времена не таким уж и малым. Тогда им с дядей пришлось быть свидетелями этого события. А совершал скачок в капсуле, созданной на базе флаттера, нынешний легат Корпуса и непосредственный шеф Рекса доктор Вальтер Сальм.

Рекс обогнул скалу и застыл у обрыва. Да, это случилось именно здесь. Правда, тогда, в отличие от сегодняшнего, стояло прекрасное осеннее утро, свежее, может быть даже несколько холодноватое. Они с дядей удрали из дома и весело шагали в свое убежище, пещеру, вырытую Пульсаркой у подножья Ошбы, – единственное место в Долине, где могли без помех заниматься своими экспериментами.

Они были где-то тут, вероятно вон у той осыпи, когда в воздухе что-то длинно и тягуче чмокнуло. Звук был так силен, что у Рекса зазвенело в ушах. А несколько выше скалы чуть ли не под прямым углом к склону Ошбы возник флаттер. Просто возник, и все. Ниоткуда.

Это был, казалось, обычный флаттер в наземном варианте, используемый для перемещений по ровным поверхностям. Во всяком случае, он был совершенно не приспособлен для гористых местностей. Скала под левыми дюзами совершенно сбила с толку его глупый процессор. Турбины подушки выли на немыслимых оборотах. На мгновение флаттер завис в воздухе но, не найдя опоры, опрокинулся на карниз.

Удар был страшен. Рекс почувствовал, как дрогнул под его ногами скальный массив. А флаттер в туче камней прокатился по обрыву и рухнул в реку у самого берега. Каким образом Вальтер умудрился уцелеть в этой передряге, до сих пор оставалось для Рекса загадкой.

Флаттер воткнулся в отмель боком, в наклон, и торчал из воды как гигантский гимнастический диск. На счастье он не загорелся. Внутри никто не подавал признаков жизни, а как проникнуть в кабину, они с дядей не имели ни малейшего представления. Дядя велел Рексу оставаться на месте – на всякий случай, как он выразился, – а сам помчался домой, чтобы вызвать кого-нибудь на помощь.

Рекс обошел флаттер кругом по берегу, стараясь получше рассмотреть его верхнюю, повернутую к воде часть, и собрался уже усесться на камень, когда внутри машины что-то грохнуло, заставив его подскочить на месте. На стороне, противоположной дюзам, в обшивке кормовой части флаттера появилась рваная быстро расходящаяся щель. Обшивка рвалась с противным треском, щель быстро росла и, наконец, отделившись от флаттера, в воду с мерзким шипением плюхнулся какой-то большой и тяжелый блок. Машина качнулась, слегка осела на дюзовую сторону и снова замерла, нависая над берегом. Рекс подошел ближе.

Дыра в корме была так велика, что проникнуть внутрь для мальчишки теперь не составило бы ни малейшего труда. Сквозь щели в обшивке внутрь машины тонкими струйками сочилась вода. Не колеблясь ни секунды – а вдруг экипаж захлебнется? – Рекс ухватился за края дыры, подтянулся и влез внутрь.

Он проник в кабину, благополучно миновав все ловушки разбитой машины, и безошибочно ткнул пальцем в ту самую, мигавшую рубиновым светом, кнопку, что отстреливала при аварии колпак кабины. Колпак свалился в воду, а машина медленно и мягко села дюзами на мокрый прибрежный песок.

В кабине флаттера было всего одно кресло водителя. Все остальное пространство было занято какой-то непонятной аппаратурой. Пилот был без сознания, хотя никаких видимых повреждений на его теле Рекс не заметил. Он поспешно освободил пилота от ремней безопасности и осторожно стащил с его головы странной формы шлем, соединенный проводами с этой самой непонятной аппаратурой. И тогда он впервые увидел это. Не на экране телетаксера, а въявь. Начиная почти от скулы, белым, сверкающим на солнце серебряным полуокружием виски пилота охватывали фасетчатые конструкции височных контакторов.

На дне кабины, постоянно прибывая, плескалась вода. Оставаться в машине было опасно. Рекс привел пилота в чувство и помог ему выбраться наружу. Вскоре появился дядя в окружении целой армии людей и роботов. А к вечеру перед домом опустилась стая имперских винтокрылов, битком набитых важными чиновниками, медиками и полицией безопасности.

Впоследствии Рекс часто спрашивал себя, узнал ли его Вальтер. Если и да, то он ни разу за все время совместной работы не дал Рексу этого понять. Более того, их взаимоотношения иногда оставляли желать много лучшего. И все же, не будь этого случая, вряд ли на висках Рекса появились бы симбиозные контакторы. Это была как бы последняя капля… тем более что в играх с акупунктурой они с дядей к тому времени успели зайти в тупик. По крайней мере, им так казалось. А обо всех тех странностях, что стали случаться с Рексом вскоре после начала экспериментов, он не рассказывал, справедливо полагая, что дядя ему все равно не поверит.

Потом тетушка многократно и громогласно возглашала, что дуракам везет, и что в справедливости этой пословицы она постоянно убеждается на дяди с Рексом несуразном примере. Но дело было вовсе не в везении. Просто Рекс уже тогда начал чувствовать любую опасность. Пусть он и не понимал, откуда берется это чувство, но после приключения с гамадрилом научился ему доверять. Безоговорочно.

Рекс и до этого приключения замечал, что не только пустяковые царапины, но даже более серьезные раны заживают на нем скорее, чем на любой крысе. Однако лишь много позже он связал эти свои способности с пещерными экспериментами. Трудно сказать, какие силы пробудились в нем к жизни. Отброшенные в результате эволюции регенерационные механизмы? Клеточное дыхание? А каков механизм ощущения опасности, или это поразительное шестое чувство, рождающееся где-то в области темени и позволяющее ему безошибочно различать массы и их перемещения? Впрочем, это чувство, как и ощущение чужих эмоций, пришло к нему много позднее.

…Шестирукая ящерица подстерегла Рекса во время купания, – откуда только взялась, до миграции было еще добрых две недели? – утащила под воду и запихала под корягу. По-видимому, из сугубо гурманских побуждений. А сама отправилась куда-то по своим гамадрильим делам. Так вот. Когда истерзанный Рекс выбрался на берег, оказалось, что он провел под водою не менее двадцати минут.

Двадцать минут без дыхания. Это показалось Рексу много удивительнее того, что раны от страшных гамадрильих зубов затянулись практически мгновенно, а к вечеру с тела исчезли даже и намеки на шрамы. При первой же возможности он проверил себя, но на этот раз чуть было действительно не утонул, теряя сознание после более чем получасового сидения под водой.

Однако с ностальгическими воспоминаниями пора было бы и покончить. Рекс снова перестроил конвертор на конвертирование сверхмалых пространств и набрал на клавиатуре координаты Гнезда.

Стальная дверь отъехала в сторону, и Рекс с облегчением пропустил Лайзу впереди себя в шлюзовую камеру. Внутренняя дверь открывалась после считывания на оптокарту сетчатки глаз, поэтому он первым делом огляделся в поисках бинокулярного ключа. Наконец, распахнулась и она, Рекс пропустил впереди себя заметно нервничающую Лайзу, шагнул через порог и замер.

Перед ними была до боли знакомая лужайка. Трава на ней была все так же хорошо ухожена и аккуратно подстрижена. Над дорожкой, ведущей к парадному крыльцу стоявшего в отдалении дома, по-прежнему высились два могучих вяза. А под вязами, на скамье, высеченной, по старинному преданию, самим Айвеном Азерски в гранитном валуне на месте первой посадки, закинув ногу за ногу и покачивая на большом пальце левой ноги теплую комнатную туфлю, в своей обычной позе сидела тетушка.

Тетушка?..

Нет, это была не тетушка.

Руки Рекса бессильно повисли вдоль тела. Фантом-тетушка подняла к нему печальное лицо и сказала, глядя снизу вверх на нависавшего над нею верзилу:

– Я так мечтала обнять тебя перед смертью, маленький негодяй. Садись рядом, и давай поговорим.

2

Препоручив свой багаж заботам камердинера, Лайза-Эни спустилась в салон первого класса, где уже собрались все пассажиры элитной палубы, намеревавшиеся высаживаться на Азере. Лайза быстро оглядела собравшихся и разочарованно вздохнула: так понравившегося ей огромного красавца среди них не оказалось.

Впрочем, красавец к Лайзе интереса не проявил даже сугубо платонического. Был он человеком то ли крайне таинственным, то ли просто нелюдимым, но за все время путешествия она видела его считанное число раз. Впрочем, ничто человеческое не было ему чуждо. Лайза получила тому весьма недвусмысленное подтверждение, причем весьма скоро. Поскольку она тщательно ловила случай для того, чтобы завязать с гигантом знакомство… тесное знакомство… ну очень-очень тесное… то, конечно же, сразу обратила внимание на путешествующую с ним мымру.

Если честно, то эта стерва мымрой, естественно, не была. Напротив. Надо признаться, хороша она была чрезвычайно. Не то, чтобы лучше нового Лайзиного тела, но класс был явно один. Да. Именно так, хоть и не хотелось себе в этом признаваться.

И вот еще какая странность. Лайза сразу же почувствовала к мымре глубочайшее отвращение. Дело было, если разобраться, вовсе не в том, что мымра перехватила у Лайзы из-под носа такую великолепную зверюгу, такого… самца. Нет. Тут было что-то более глубинное. При одном виде этой мерзавки Лайзу начало трясти внутри ее нового прекрасного тела, чуть ли из оного не вышвыривая. Ее охватывал ужас. Наступало какое-то странное помутнение фанта. И удерживалась она тогда в этом своем новом теле, как ей казалось, только за счет того, что было в нем, так сказать, биомеханического. Все это было Лайзе странно и страшно, так что, окажись поблизости чертов генеральный коротышка, уж она бы ему показала!

Челнок еще болтался от конвертоплана на весьма приличном расстоянии. В салоне были включены все обзорные экраны, чтобы пассажиры, приди им в голову такая блажь, могли полюбоваться картиной стыковки. Однако никого, кроме собственного камердинера Лайзы, картина эта нисколько не интересовала.

Камердинер был приставлен к ней Человеком, Который Всегда Прав, причем, как выразился старый друг и покровитель, "в качестве… э-э… альтер-эго для помощи в адаптации к новому телу, экстренной связи, буде такая связь тебе зачем-либо понадобится, и… э-э… всяческих услуг". Лайза не вполне, правда, понимала, почему для связи с Ним нужны посредники, но, по привычке, решила, что Ему, естественно, видней. “Альтер эго” был высоким, довольно интересным человеком лет, что-нибудь, около сорока, но – вот странность! – мужчиной ею не воспринимался. Абсолютно. Относился он к Лайзе с подчеркнутой почтительностью, как к хозяйке и, может быть, даже повелительнице, был предупредителен, вежлив, но, как она успела заметить, весьма и весьма себе на уме.

Адаптационный период Лайза проводила в Столице в номере люкс отеля Палас – покровитель позаботился обо всем.

Адаптация к телу проходила тяжко и даже очень тяжко. Первые девять дней тело было послушным, легким, на Лайзу накатывала эйфория, счастье, радость, казалось – раскинь руки и полетишь. Она рвалась к новым знакомствам, веселью, тусовкам и мужикам, так что камердинеру стоило немалых усилий удержать ее у хитроумных приборов, подключенной к которым ей надлежало быть. А потом из тела в фант… в сознание… вдруг стало все сильнее и сильнее ломиться что-то темное, страшное, чужое. Файлы, составлявшие ее фант, начали странно размываться, расплывались, перепутывались друг с другом и с чем-то еще, Лайза как бы двоилась, и эта двойственность приводила ее в ужас. Она боролась, сколько могла, но кончалось это всегда одинаково. Ее тело скручивали судороги, в голове мутилось, из груди рвался звериный рев, и тогда возникал камердинер со шприцем. Да, никак нельзя было сказать, что ее вторая декада в новом теле была переполнена безоблачным счастьем.

Однако наступил, наконец, момент, когда она вдруг поняла, что уже не воспринимает свое сознание как фант, существующий как бы над телом или вне его. Шприц оказался уже не нужен, и вновь наступило время хитроумных приборов, которые подключал к ней неутомимый камердинер. У нее снова прорезался интерес к окружающему, к жизни, то есть, к мужчинам, она спросила у камердинера, можно ли ей уже путешествовать, и, получив утвердительный ответ, навсегда покинула опостылевший Палас.

Перелет прошел быстро, к тому же проклятые приборы отнимали львиную долю времени, так что Лайза даже не успела толком познакомиться с другими пассажирами, и поэтому с любопытством оглядывала собравшееся в салоне общество. Высокий представительный мужчина лет тридцати пяти – сорока, несколько бизнесменов и дамочка с глупым кукольным личиком, смутно Лайзе знакомая, кажется, она была женой какого-то чиновничка с Азеры.

С подходом в салон последнего пассажира в нем неожиданно материализовался старпом, седоголовый красавец, главной обязанностью которого, по крайней мере, по мнению Лайзы, было всяческое обхаживание богатых пассажиров и особенно пассажирок.

Старпом сделал возле Лайзы почтительную стойку и шепнул, понизив голос до полнейшей конфиденциальности:

– Мадемуазель, видите вот этого сэра? Да-да, этого, высокого? Он какая-то невероятно важная шишка. Кажется, гость Азерского Совета, или что-то… Во всяком случае, за ним пришел специальный челнок. Так вот, я с ним договорился. Он возьмет Вас с собой, если Вы, конечно, хотите поскорее попасть на планету.

– Не возражаю, – весело сказала Лайза.

– Вот и чудесно. Пойдемте, я Вас представлю. Вообще-то мне не полагается этого знать, но он один из ведущих сотрудников Корпуса Пространства. Жуткий интуитивист и все такое. Впрочем, судя по Вашим контакторам, Вы и сами, извините, не лыком шиты.

Ну что ж, отметила про себя Лайза, льстить старпом умел, и очень даже неплохо.

– Господин Кэббот, – почтительно сказал старпом, подлетая к Важному Лицу чуть ли не на пуантах, – вот та мадемуазель, о которой я Вам говорил… – и Лайза с удовлетворением отметила, что у Важного Лица при взгляде на нее в глазах загорелся хищный огонек.

– Разумеется, разумеется, – просияло Важное Лицо. – О чем речь, такая спутница будет, так сказать, украшением… со своей стороны… я… и вообще…

Важное Лицо запуталось в словах и, само себя перебивая, сказало:

– Могу ли я иметь честь осведомиться о… э-эм, имени и, м-да… как Вас зовут?

Увлеченная рассматриванием физиономии своего визави, Лайза чуть было не бухнула "Лайза Старкофф", но, вовремя спохватившись, сказала:

– Э-э-э… Эни. Эни Боди.

– Всегда буду рад помочь… так сказать, услугу такой прелестной девушке… и вообще, – с неописуемой важностью распинался Кэббот, тщательнейшим образом обшаривая глазами все изгибы ее тела, – так сказать, в надежде… э-эм…

– Ну, господин Кэббот, Вы кидаетесь в атаку, как малиновый берет, – сказала Лайза, напропалую кокетничая. – Нельзя же вот так сразу хватать крысу за клыки. Может быть, она не дрессированная и, а-а-ам, укусит Вас?

– О, я буду только счастлив… э-эм, эти укусы… и чем их будет больше…

– Там видно будет, – перебила его Лайза. – Впрочем, я думаю какое-то время пожить на этой Азере, и мне понадобится кто-то, кто смог бы ввести меня в здешний бомонд.

– Почту за честь и скажу, не хвастаясь, что сделать это мне будет совсем не сложно, – рисовался и интересничал Кэббот. – Кстати, зовите меня просто Фил, а мне позвольте надеяться… то есть… я имел в виду, чтобы мне называть Вас Эни.

– Надейтесь, то есть, имейте, – фыркнула Лайза.

– Ну, я вижу, вы уже познакомились, – подал голос совершенно собеседниками забытый старпом, – я могу вверить мадемуазель Вашим заботам, сэр, и покинуть Вас. Долг зовет. Челнок, вы чувствуете, уже пристыковался.

–Да-да, – сказал Кэббот с великолепной небрежностью, и даже не глядя на старпома, – Вы можете идти.

Старпом исчез, но тотчас же появился снова, ведя за собой хорошо знакомого Лайзе человека. Лайза так удивилась, что впервые за все время знакомства взглянула на своего нового спутника с некоторой долей почтительного удивления. Кем же надо было быть, чтобы встречать тебя, да не в космопорт, а прямо в конвертоплан заявился сам Карл Бюллер, Ответственный Секретарь и Председатель Азерского Совета в одном флаконе, хитрая и пронырливая старая лиса, личность, по мнению Лайзы на редкость занудливая, въедливая и подвинутая на дипломатическом церемониале и протоколе.

Не дойдя двух шагов до Кэббота, Бюллер поклонился, полуутвердительно – полувопросительно произнес: "Филипп-Норрис Кэббот? Рад приветствовать Вас в нашей планетной системе от имени Совета и от себя лично. Позвольте представиться… Потом он шагнул вперед, ухватил обеими руками правую конечность Кэббота и долго тряс ее с преувеличенной сердечностью. Кэббот от важности распухал на глазах, светски извивался и всячески старался соответствовать, откровенно наслаждаясь тем, что остальные пассажиры, собравшиеся в салоне, смотрели на эту сцену во все глаза.

Наконец, Бюллер выпустил многострадальную руку своего визави, шагнул в сторону, освобождая ему путь, и сделал приглашающий жест к дверям.

– Прошу Вас, сэр.

Увидев, что вместе с Кэбботом к выходу двинулась и Лайза, Бюллер не без надменности поднял брови и вперил в нее подчеркнуто недоумевающий взор.

– Мадемуазель со мной, – сказал Кэббот. Бюллер наклонил голову, как бы принимая к сведению услышанное, и повторил:

– Прошу.

В челноке Лайза уселась рядом с Кэбботом, а Бюллер занял место напротив и, с места в карьер, заявил:

– Я с нетерпением ожидал Вашего прибытия, господин Кэббот. Со времен нашего последнего фантом-контакта противоречия в Совете резко обострились. Видите ли, Старая Дама…

– Давайте отложим деловые разговоры на потом, – поспешно перебил его Кэббот. – Мы рискуем засушить нашу прелестную спутницу.

– О, – воскликнул Бюллер в некотором шоке, и взгляд, который он при этом кинул на Кэббота, Лайза охарактеризовала бы как недоуменный. Это если мягко. – Так юная дама не является Вашей сотрудницей?

Кэббот густо покраснел и разразился долгой и путаной речью, из которой, если отбросить все фиоритуры, следовало, что, увы, да, то есть, увы, нет, не является. Из чистого милосердия прерывая его агонию, Бюллер повернулся к Лайзе, продолжая снисходительно обращаться к ней в третьем лице.

– Какими же путями занесло мадемуазель в наши, так сказать, пенаты?

Лайза нахмурилась. К той, прежней Лайзе этот наглец никогда бы не дерзнул обращаться в подобном тоне.

– Неисповедимыми, – процедила она сквозь зубы. Бюллер смотрел на нее с веселой насмешкой, ее гнев его только забавлял, и ей страшно захотелось со всего размаха хлопнуть его сумочкой по лысине.

– И все-таки… – продолжал настаивать Бюллер.

– Да, Эни, дорогая, – вмешался уже оправившийся Фил Кэббот, не в силах вынести, что кто-то другой пытается играть в разговоре первую скрипку, – просветите нас… э-эм, о себе, так сказать.

– Да, собственно, рассказывать особенно нечего. У меня завелось некоторое количество свободных денег, вот и все. Мои финансовые советники, а у меня, сэры, очень хорошие финансовые советники, уверяю вас… так вот, они предложили вложить эти деньги в систему Сола, точнее в строительство Города на этой самой вашей Азере.

– Ага, – сказал сразу же насторожившийся Бюллер. – Вы, значит, проводите рекогносцировку на местности?

– Ну, я не знаю, что значит реко…сцинировка эта самая, но когда вкладываешь во что-то деньги, не мешает заранее там все пощупать собственными руками, верно? К тому же мне надоела Столица. И Земля надоела тоже. Я ищу новых, свежих и сильных… э-э… впечатлений, – и Лайза громко расхохоталась над своей последней фразой.

– К нашему вящему удовольствию, – галантно сказал Бюллер. Похоже, желание порезвиться за ее счет у него исчезло стремительно и бесследно. – Я думаю, Вы будете украшением наших светских салонов в этом сезоне.

– Да, – поспешно вмешался Кэббот, спеша застолбить заявку, – Я намерен лично представить мадемуазель Эни всюду, где буду, так сказать, представлен.

Ну и косноязычен же ты, братец, – подумала Эни, – хотя, с другой стороны, не язык же мне от тебя нужен? А если и язык, то не для разговоров же? – Лайза прыснула, но тут же и осеклась, с изумлением сообразив, что только что, вероятно впервые, подумала о себе, как о Эни Боди, а не как о Лайзе Старкофф.

Челнок, между тем, благополучно приземлился и подкатил вплотную к зданию пассажирского терминала, где его уже дожидался винтокрыл Совета.

– Ну, вот мы и прибыли, – сказал Бюллер, пропуская к выходу своих спутников. – Сэр, Вам сюда, к этому винтокрылу, не будем терять время на всякие формальные глупости, вроде таможенного досмотра и прочей чепухи. Мадемуазель, до скорой встречи. Уверен, что встреча эта будет не только приятной, но и полезной для обеих сторон. Будьте здоровы.

– Э-эм, позвольте, позвольте, – воскликнул Кэббот, отпихивая от своего локтя цепкие пальцы Бюллера. – Мадемуазель, где я… э-эм… буду иметь… могу иметь счастье… то есть, я имею в виду, Вас снова лицезреть?

– Сейчас я намерена иметь поселиться в… э-эм, каком-нибудь приличном отеле, то есть, я имею в виду, в лучшем, – насмешливо передразнила его Лайза, но некий внутренний голос решительно одернул ее, обозвав дурой и предложив не забывать, что она уже не старая перечница Лайза Старкофф, а молодая и очаровательная Эни Боди, и что если оная Эни желает иметь молодых мужиков, то старушечий норов надо бы и попридержать. – А потом я намерена приобрести себе подходящую квартирку где-нибудь на десятом уровне. Более низкого тут нет, если я не ошибаюсь? Так вот, и в моем номере, и в этой квартирке Вы, сударь, всегда будете желанным гостем.

Фил расцвел и, увлекаемый Бюллером к винтокрылу, все-таки ухитрился послать ей воздушный поцелуй. Винтокрыл взмыл в воздух и в мгновенье ока исчез из виду, а Эни, которой она себя вдруг снова ощутила, прошла в здание терминала к таможенным стойкам.

Обычно пустынный и сонный, космопорт поразил ее многолюдностью, суетой и атмосферой тяжелого напряженного ожидания. Приезжающих было немного, все они проходили тщательную и даже, можно сказать, скрупулезную проверку. На каждого из них приходилось несколько таможенников и сотрудников безопасности. Досмотр багажа был противоестественно тщательным, личности приезжающих, особенно мужчин, удостоверивались не только по оптокартам, но и по формуле крови вместе с генетическим кодом – вещь на Азере абсолютнобеспрецедентная.

Отъезжающих было значительно больше. Были они хмуры, насторожены, держались кучками внутри плотного кольца биопов из охранки и напряженно дожидались сигнала на посадку на челноки.

К своему удивлению, Лайза – воцарение беспечной Эни оказалось непрочным и было напрочь смыто бурными волнами Азерских впечатлений – обнаружила среди отъезжающих большое количество сотрудников Старой Дамы, пусть и не принадлежавших к первому эшелону ее сподвижников, однако… Не удержавшись, она наклонилась к уху таможенника и шепнула:

– Но ведь это же народ из Долины, правда? Что это? Крысы побежали с корабля? Или как?

– О, барышня, – отозвался тот. – Вы, наверное, долго отсутствовали? Тут такое творилось. Форменное побоище. Какие-то, гм-гм, неизвестные, в которых, по словам Координатора Старкоффа, зрело недовольство злостным самоуправством госпожи комтессы, решили на нее наехать. Весь небосвод был в зареве. А грохот стоял такой, что даже здесь его было слышно.

– Ага, – удовлетворенно сказала Лайза. – Значит, Гнездо разнесли вдребезги, то-то, я гляжу, ближайших сотрудничков тут нету.

Таможенник странно покосился на нее и сказал, тщательно подбирая слова:

– Да нет, барышня. Не совсем так. Вернее, совсем не так. Гнездо как стояло, так и стоит. А вот из нападавших, говорят, мало кто спасся.

– Но они же уезжают? – удивилась Лайза.

– Да, – согласился таможенник, – уезжают. Правда, утверждают опять же, что это им так Старая Дама велела. Чтобы, значит, на всякий случай уберечь. Вот они и перебираются на Райну.

– А что здесь делает безопасность? И почему такая проверка?

– Я толком не знаю, – замялся таможенник, но после того, как в его руку скользнула некая очень привлекательная бумажка, понизил голос до полной конфиденциальности и продолжал:

– Слушок прошел, что ожидается кое-кто.

– Кто, – тоже шепотом спросила Лайза.

– Племянник старой комтессы, Рекс. А он, говорят, мужик жутко серьезный. Покруче будет самой Старой Дамы. Так что тут, получается, нашла коса на камень. Вот только кто есть коса, а кто камень, поди, разберись… Прошу Вас, сударыня, у Вас все в порядке, можете ехать. Вы домой или в отель? Если в отель, могу порекомендовать Эльдорадо. Бюллеры совсем недавно открыли. Говорят, сказка. Роскошные номера, бассейны с морской водой, висячие сады, а вестибюль освещается цветами с Рибартона… слыхали про такие? Жена ходила смотреть, как их кормят, цветы эти, так вернулась под впечатлением – д-ой! Это будет почище любого телетаксерного ужастика, хоть бы и подпольного… Цена Вас, я думаю, не испугает?

– А как Вы полагаете, – осторожно спросила Лайза, – вот этот гость Совета… где его поселят?

– А что тут полагать? – удивился таможенник. – Зря, что ли, старик Бюллер встречал его лично? Сто шансов из ста, что там же и поселят.

– Спасибо, друг мой, – с чувством сказала восхищенная Лайза.

3

Эльдорадо выглядел именно так, как и должен был выглядеть первоклассный отель в любом городе Старых Миров, и как две капли воды напоминал столичный Палас.

Роскошный вестибюль с отливающими золотом ступенями, ведущими на подиум перед дверями лифтов, антикварная мебель, флаттерная и скримерная стоянки, никаких эскалаторов, никаких роботов или киборгов, персонал только в истинных телах, причем вышколенный до полного автоматизма и возникающий перед клиентом в то самое мгновенье, когда он, клиент, уже понял, что в чем-то нуждается, но еще не осознал, в чем именно.

Вместо светильников или даже люстр вестибюль освещали цветы Аква Лоретта, некогда вывезенные с Рибартона, выращиваемые только в питомниках Терры и стоящие совершенно безумные деньги. Росла Лоретта прекрасно, заросли ее были ограждены серебристой паутинкой силового поля, – забота о безопасности клиентов прежде всего.

Портье, принявший заказ Лайзы еще из космопорта – двойной люкс для хозяйки и удобную двухрумовую ячейку для камердинера – при первом же взгляде на Лайзу превратился в самое совершенное воплощение любезности и предупредительности.

– Хотите пройти сразу к себе, или, может быть, полюбуетесь на кормление цветов? – осведомился он. – Всего несколько минут, и к ним будут запущены отборные крысы. У нас великолепные садовники. Мы кормим свои цветы только дикими крысами. Никаких бройлеров.

Лайза чуть было не брякнула: "С величайшим наслаждением швырнула бы туда тебя, милейший", однако тотчас же внутренний голос прикрикнул на нее: "Ты с ума сошла, идиотка? Ты молодая, ты Эни Боди, а не старая перечница Лайза Старкофф, вот и веди себя соответственно!"

– Я пройду к себе, – отрывисто сказала она, с трудом борясь с нестерпимым желанием обложить портье сверху донизу, а потом еще и в обратном порядке. – Как только прибудет мой камердинер, прошу сообщить ему, что я немедленно жду его у себя. Кстати, сэр Филипп-Норрис Кэббот остановился у вас?

– О да, да, естественно, – поспешно откликнулся портье, и не подозревавший насколько кровожадные мысли по поводу его особы крутятся в прелестной головке обворожительной клиентки. – Все сколько-нибудь значительные личности останавливаются только у нас. У него седьмой люкс. Его двери находятся прямо против Ваших. Мы обязаны предугадывать даже невысказанные желания наших клиентов.

Его рожа окончательно расплылась в многозначительной и всепонимающей улыбке. Желание расправиться с этим улыбчивым придурком стало совсем уж запредельным. Лайза буркнула, чтобы ее немедленно поставили в известность, как только Кэббот направится в ресторан, и стремительно удалилась.

…Фил Кэббот уныло коротал одинокий холостяцкий вечер в ресторане за порцией хобота элефанта "по Азерски" и бутылкой Малю.

Если бы он даже очень постарался, то, пожалуй, все же не смог бы сделать более неудачный выбор меню своего ужина. Дело в том, что хобот "по Азерски" был блюдом практически незнакомым в Старых Мирах никому, за исключением разве что уж самых изысканных гурманов. Особенность этого блюда заключалась в том, что внешне и, так сказать, "органолептически" он более всего походил на толстый кусок старой резины. Тарелка, на которой он подавался, была снабжена с одного бока специальным устройством, чем-то вроде крохотной гильотины, отрубавшей от порции маленькие кусочки. Этот кусочек, окунув в специальный соус, надлежало положить в рот и, согрев до температуры собственного тела, сдобрить глотком вина одного из двух местных сортов – Лярюсского или Малю.

Как только вино попадало на сдобренный соусом и согретый во рту кусочек хобота, эта до сих пор и вкусом, и консистенцией напоминавшая старую резину масса будто бы взрывалась, стремительно распадаясь на истекающие вкуснейшим соком микроскопические волокна. Испытываемые гурманами вкусовые ощущения были столь потрясающи, что, как утверждают, на самом верху при решении вопроса о строительстве Города на Азере единственным доводом против было опасение, что на планете могут вымереть элефанты. И лишь заверение азерских представителей, подкрепленное авторитетнейшим мнением специалистов Объединенных Компаний, что элефанты прекрасно могут быть разводимы и в неволе, склонило чашу весов в пользу решения, желательного для Совета Координаторов Азеры.

Как бы то ни было, Кэббот заказал себе хобот, не имея ни малейшего представления о том, как его надо есть. Но поскольку вместе с хоботом он заказал еще и бутылку Малю, официант решил, что новый гость – недаром же с ним так носятся – принадлежит не просто к высшему, а к высочайшему свету, и лезть к нему с разъяснениями по поводу заказываемых блюд будет, пожалуй что, себе дороже. К тому же, на Кэбботову, а следовательно, и свою беду официант испытывал некое давление на психику со стороны собственного живота. Живот настоятельно требовал уединения хотя бы на несколько минут. Момент казался подходящим – новых клиентов не было, старые были полностью обслужены – и официант со вздохом облегчения позволил себе скользнуть в соответствующую дверь. Если бы он задержался хоть на минутку, то увидел бы, как Важный Клиент, ткнув в хобот вилкой, принялся пилить его – о, ужас! – обычным столовым ножом.

Что произошло далее, понять может лишь человек, которому в его жизни приходилось хоть раз распиливать самым обычным в меру тупым столовым ножом кусок старой резины, быть может, к тому же еще и армированной каким-нибудь жидкокристаллическим сверхпрочным кордом.

Кэббот, могучий мужчина в расцвете лет, к тому же отнюдь не обделенный физической силой, совершенно вспотел и измучился, пока ему удалось отделить от своей порции приличных размеров обрывок.

Здраво рассудив, что соус к хоботу подали для того, чтобы сдабривать им заказанную пищу, Кэббот сунул кусок в соусницу, отправил его в рот и впился зубами в нечто напоминающее собой подметку от старого биопьего ботфорта. Однако жевать это нечто было абсолютно бесполезно. Кэббот оторвал глаза от тарелки, обшарил ими зал, в надежде подозвать официанта и заказать ему что-нибудь более съедобное, и уткнулся тоскливым взором прямо в великолепную грудь стоящей в дверях Лайзы.

Лайза, в свою очередь, оглядела отнюдь не забитый посетителями ресторан и, высмотрев Кэббота, направилась прямо к его столику.

Кэббот занервничал. Выплюнуть проклятый хобот прямо на глазах у этой шикарной женщины показалось ему крайне не… как бы это сказать… не гламурно, что ли. Выходец из среднего, и даже, если так можно выразиться, из очень среднего класса, в высшее общество он сподобился попасть впервые и чувствовал себя в нем, мягко говоря, не в своей тарелке. Момент, когда от проклятого куска еще можно было избавиться незаметно, был им безвозвратно упущен, женщина приближалась с неотвратимостью межшахтного экспресса, он судорожно глотнул раз, другой и услышал, как над его головой хорошо поставленный голос произнес:

– Вы собираетесь предложить даме присесть, Фил?

Растерянный Кэббот – в левой руке салфетка, в правой рюмка с вином – был не в силах выговорить ни единого слова. Он энергично закивал головой и приглашающе взмахнул салфеткой.

Лайза, глядя Кэбботу прямо в глаза и остро наслаждаясь его растерянностью, с расчетливо капризной интонацией протянула:

– Ну-у, Вы могли бы и позаботиться о стуле для бедной девушки…

Кэббот, стремясь избавиться хотя бы от рюмки, выплеснул вино себе в рот и к ужасу своему вдруг почувствовал, что омерзительная резина, которую он пытался запихнуть за противоположную от спутницы щеку, заворочалась у него во рту, начала пухнуть, раздуваться, рот его в мгновенье ока оказался переполнен какой-то острой жидкостью, проклятый хобот лез уже в оба горла, в нос… Ничего не соображая, Кэббот поднес салфетку к губам, выплюнул в нее содержимое рта и, швырнул ее на столик.

– Ну же, Фил, я жду…

Освободившись, наконец, от кошмарной еды, Кэббот почувствовал невероятное облегчение. Он вскочил, опрокинув при этом собственный стул, снова смешался и принялся поспешно и суетливо усаживать за столик "милую Эни". Подсовывая под нее стул, он слегка подтолкнул ее под колени, чем "милая Эни, тут же не преминула воспользоваться, изо всех сил демонстрируя, что, "ах, какой ужас, она еле удержалась на ногах". Правда, собственный упавший стул Кэббот сумел заметить вовремя, тщательно утвердил его на всех четырех ножках, опустил на него свой вспотевший зад и сказал отдуваясь:

– Я… э-эм… видите ли… дорогая Эни…

Лайза получала ни с чем несравнимое удовольствие.

– Вы можете предложить мне что-нибудь, Фил.

– Ну-с, э-эм… и что же, дорогая Эни, мы будем, так сказать, употреблять?

"Дорогая Эни, глядя ему в глаза, все с тем же острым наслаждением, протянула руку и сказала:

– Будьте добры, Фил, передайте мне, пожалуйста, меню.

Фил перевел взгляд на столик. Прямо на роскошной кожаной папке меню валялась брошенная им скомканная салфетка. И салфетка эта ше-ве-ли-лась! Он машинально отдернул в сторону уголок, и его ошарашенному взору открылась влажная куча шевелящихся тонких коричневых червей. Желудок у Кэббота болезненно сжался. В рот хлынула нестерпимая горечь. Он пискнул, схватил себя обеими руками за горло, вскочил, снова опрокинув многострадальный стул, и неверными шагами устремился к выходу. А вслед ему, вперемешку с истерическим хохотом, неслись слова "милой Эни":

– Куда же Вы, Фил, разве можно так невежливо покидать даму?

Однако, веселилась Лайза, увы, не долго. Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы сообразить, что сладкая ночка, во время которой она надеялась, наконец, испытать – причем, на всю катушку! – свою, так называемую, “важнейшую из систем”, отодвигается на неопределенное время.

"Ну что, старая идиотка, – сказал все тот же настырный внутренний голос, – повеселилась? Добилась своего? Сама сидишь тут дура-дурой, и я из-за тебя страдай без мужиков? Вот и ночуй теперь одна".

Настроение у Лайзы окончательно испортилось. Она налила себе полный бокал Малю, сделала глоток, потом другой, но клокотавшая в ней ярость настоятельно искала выхода.

– Официант! – взревела она.

Официант материализовался возле столика в ту же секунду.

– Что это? – сказала Лайза свистящим шепотом, указуя уличающим перстом на салфетку. – Что это, я Вас спрашиваю?

Официант, впавший в полуобморочное состояние, пролепетал лишь: "Один момент", и столик перед нею очистился, как по мановению волшебной палочки. На него легла свежайшая накрахмаленная белая скатерть, а о только что сидевшем здесь незадачливом гурмане напоминала лишь раскупоренная бутылка Малю. Однако Лайза никак не могла успокоиться.

– Уберите отсюда это вино, – повысила она голос чуть ли не до пошлого визга. Лайзу уже нисколько не волновало, что посетители, осевшие за соседними столиками, заинтересованно разглядывают ее во все глаза. Она тыкала в злополучную бутылку пальцем и почти кричала: – Немедленно! Уберите! Отсюда! Это! Дерьмо!

– Может быть, сменить его на Лярюс? – прошелестел официант, находящийся уже на грани инфаркта.

– Быстрее, болван, тупица, козел! – рявкнула Лайза в полный голос.

Официант поклонился и исчез, чтобы тотчас появиться с бутылкой лярюсского и свежими бокалами. Он плеснул на дно бокала немного изумительной красоты рубинового напитка и протянул бокал Лайзе.

– Что это у Вас, любезный, руки трясутся? – злобно поинтересовалась она. – Бройлеров воровали?

Лайза ухватила бокал за донце ножки двумя пальцами, понюхала вино, поглядела на свет, пустила по стенкам рубиновую волну, осторожно отправила в рот крохотный глоточек, покатала его во рту, растерла о небо и в глубокой задумчивости подняла очи горе. Официант стоял перед нею, ни жив, ни мертв.

– Вы все еще тут? – заявила она вдруг, как бы только что обнаружив его присутствие. – Убирайтесь вон.

Лайза уже несколько успокоилась и, видимо, снова стала доступна для своего таинственного внутреннего голоса, относившегося к ней столь нелицеприятно.

Ты, кретинка, – сказал внутренний голос с отвращением. – Оглядись. Видишь, как окружающие пялятся на тебя? Можешь быть уверена, все, что тут произошло, сегодня же в малейших подробностях на всех здешних тусовках…

Лайза ошеломленно покрутила головой. Этот самый внутренний голос… что это такое, черт возьми? Конечно, он не был для нее чем-то принципиально новым. Случалось, внутренний голос звучал в ней и раньше, в той жизни. Бывали с его стороны даже и критические, так сказать, выступления. Но тогда он относился к ней со всем возможным пиететом, а не как ко вздорной и глупой старушонке, заедающей чужую жизнь. Вообще-то, он был, похоже, не так уж и неправ. Она не Лайза Старкофф, а Эни Боди, молодая, красивая, сильная, соскучившаяся по крепким мужикам… А чем тебе, дуре, Кеббот не мужик? – вдруг озлилась она на себя, – лучше тащила бы его в постель, чем так по-глупому изгиляться! Эни прислушалась к себе, ожидая реплик внутреннего голоса, но он угрюмо молчал.

За всеми этими мыслями незаметно для себя она прикончила бутылку Лярюсса и с угрюмым видом потащилась в номер. Первую ночь на Азере ей, Эни Боди, предстояло провести в тоскливом одиночестве.

4

– Надо идти в Город, другого выхода нет, – констатировала фантом-тетушка удрученно. – Я должна была там для тебя все подготовить и даже наверняка это сделала, но вот что именно? Так что придется тебе без поддержки. Самое сложное – пробраться внутрь. А там можно войти в банковский компьютер и через него в старнет из первой попавшейся ячейки. Твоя подпись в документах теперь есть. Введешь распоряжения с флешки в компьютер, и тут же назад. А идти, я думаю, придется через путепроводы.

– Как это? – заинтересовался Рекс.

– Ну-у… Строители чуть ли не всю транспортировку вынуждены вести по поверхности. Прокладывать дороги, и все такое, – объяснила она. – Входов в шахты у каждого шахтного ствола пруд пруди.

Они, все трое, находились в тетушкином кабинете. Шел военный совет, назвать иначе этот разговор было невозможно. Лайза сидела тихо, переводя глаза с Рекса на тетушку и обратно, в зависимости от авторства реплик. Свои замечания она вставляла редко, но чем дальше заходил разговор, тем больше хмурилось ее лицо.

– Я слышал об этом. Но, честно говоря, верил с трудом.

– Почему же? Чтобы создать максимум помех, я скупала землю в нужных местах. В свое время, лучшие математики Азеры провели для меня все необходимые расчеты. А плата за землю во многих случаях была просто символической. Ты не представляешь, сколько людей эмигрировало, не пожелав превратиться в земляных червей. К счастью, мои парни сумели наладить самую скрупулезную регистрацию всех вновь приобретенных земель, чтобы потом можно было вернуть их прежним владельцам. Эмигрируют, в основном, на Райну. Там сумели нас понять и приняли эмигрантов. Я договорилась, чтобы райане селили их компактно. Так что у нас сейчас на Райне и колония, и база.

– Это ты хорошо придумала, – задумчиво сказал Рекс.

– Я старалась. И советники у меня хорошие. Как я уже сказала, входов под землю полно. Хотя, конечно, там охрана.

– Значит, весь вопрос в том, чтобы незамеченным добраться до дороги и присоединиться к какому-нибудь каравану?

– В том и фокус, чтобы незамеченным. А вот как это сделать, ума не приложу. Сам видишь, разлетались они тут на своих винтокрылах…

– А если пешком? Уж как-нибудь проберусь к ближайшему входу и – нырь внутрь. На грузопоездах. В смысле, на порожняке.

– Засекут. Вот если бы они тебя не ждали, тогда другое дело. Последнее время весь транспорт, что идет в Город, проверяется досконально. Тот, что из Города, за ним практически не следят, с выходом у тебя затруднений быть не должно, а идущий внутрь обшаривается весь. Даже рудовозы при всех гигантских объемах перевозок.

– Ну, хорошо, а какие еще есть возможности? Называй все, даже самые, казалось бы, дикие.

– Разве что через выхлопные тоннели? По ним сбрасываются газообразные отходы и прочая дрянь. Но там дышать нельзя.

– Это как раз не проблема, – отозвался Рекс. – Где они, эти тоннели?

– Повсюду. Но больше всего в карстовых пещерах у Пульсарки. Совет с расходами не считается. Черт знает, откуда тянули к Долине выхлопные трубы, лишь бы создать мне веселую жизнь. Ты не поверишь, но на Азере полно мест, которых все эти экологические безобразия пока еще практически не коснулись.

– Решено, – сказал Рекс. – Иду через пещеры.

– Не заблудишься? – спросила тетушка с вежливым сомнением.

– Обижаешь, – усмехнулся он. – Пещеры я помню

– Я вот что думаю. Что если тебе туда просто конвертироваться?

– Не выйдет, – покачал головою Рекс. – Энергии не хватит, даже если подключиться к планетной энергетической системе. Тут нужен аннигилятор, а на Азере ничего, кроме атомных станций, нет. Энергии в конверторе едва хватит на возвращение в конвертоплан. Космопорт, сама понимаешь, для меня закрыт наглухо. И входить в Город, и выходить из него придется ногами. Выходить буду нагло, если понадобится, то и с боем. Так что ты меня жди. Может, придется подстраховать.

– Когда пойдешь?

– Как только минует опасность кризиса у Лайзы. Бросить ее здесь одну я просто не имею права.

– Я, стало быть, в счет не иду? – насупилась тетушка.

– Ты с ума сошла, – разволновался Рекс. – Как такая дурь может прийти в умную голову?

– Прелестно, – тихо сказала Лайза, закипая. – Ну а со мною, значит, можно уж и вовсе не считаться? Все нормально, все путем, вы все вдвоем рассчитаете и взвесите?

– Это потому… то есть, я хочу сказать, что… кто может поручиться… – растерянно забормотал Рекс, и вдруг спросил настороженно: – Нет, простите, что Вы, собственно имеете в виду?

– Не видишь, что ли, – пробурчала фантом-тетушка, глядя на Лайзу с восхищенным неодобрением, – с тобой намылилась.

– Но это совершенно невозможно.

– Это еще почему? – яростно наседала Лайза. – Неужто Вы, Рекс, не понимаете, что Ваш портрет есть в Городе у каждого санатора? А вот меня не заподозрит никто и ни в чем. Это, вообще, задача для меня, а не для Вас, если хотите знать.

– А ведь девочка права, Рекс, – сказала тетя. – Тебе нужно только протащить ее в Город, чтобы по дороге с нею ничего не случилось, а уж там…

– Да вы обе просто рехнулись, – возмутился Рекс. – Во-первых, ее голография с таким же успехом может оказаться у каждого санатора. Или вы думаете, что наш совместный полет для служб санации Азеры мог остаться незамеченным? Вы полагаете, что я позволю себе рискнуть хотя бы одним волоском на ее голове? Нет, нет и нет. А во-вторых…

– М-да, – покивала головою тетушка. – Это, пожалуй, верно. Но тогда сам отправляйся немедленно. Нельзя давать Совету время подготовиться.

– …во-вторых, Серж поручил мне быть при Вас, Лайза, пока не минует кризис, и, дорогие мои женщины, я не намерен обсуждать с вами этот вопрос. Что касается времени на подготовку, Совет его имел предостаточно, и, уверяю вас, даром он это время не потратил.

– Милый Рекс, – сказала Лайза, устало улыбнувшись, – я прекрасно знаю, что Вы хозяйничаете во мне, как в собственном компьютере. Догадываюсь, что именно это поручил Вам Сережа. Знаю, что Вы занимаетесь лишь согласованием того, что во мне рождается заново, с файлами старого фанта, и что в память Вы не заглядывали. В противном случае Вы бы себя вели совсем иначе. И я благодарна Вам за это и, вообще, за все… не знаю даже, за что больше. Но, дело в том, что я могу погибнуть, только если эти обе личности во мне будут находиться в конфликте, правильно? Так вот. Примите на веру, что фант, посаженный в это тело, давно самоуничтожился бы, его удерживает лишь страх повредить зарождающейся новой личности. А новая чувствует себя, только не смейтесь, дочерью этого фанта, вернее человека, с которого он списан. Я новая люблю этого человека, эту личность, этот фант, а он любит меня. Мы никогда не сделаем друг другу плохо, следовательно…

– Следовательно, девочка права, – вмешалась фантом-тетушка, – данных тобою мне инструкций будет вполне достаточно. Я и без тебя могу проследить, чтобы ничего худого с нею не приключилось.

– Помимо всего прочего, если я верно подсчитал, ты уже отжила пять полных суток, тетя, – возразил Рекс. – Я просто не могу позволить…

– Не смеши, – фантом-тетушка досадливо сморщилась. – Не все ли равно, когда именно я отфункционирую оставшийся срок? А тут хоть будет польза.

Лайза вскочила и в волнении прижала руки к груди.

– Нет, нет, ни в коем случае, Вы не понимаете, там, в клинике, есть много тел с уже стертым сознанием. У Вас есть шанс обрести новую жизнь, Сережа и Рекс могут сделать все, что угодно. И не говорите мне про безнравственность. Безнравственно позволять, чтобы в тела погибших хороших людей инсталлировали сознание мерзавцев!

Фантом-тетушка растерялась. То, что произошло с Лайзой, она приняла как данность, даже и не подумав примерить ее историю на себя. Рекс тоже сидел ошеломленный, борясь с двумя одинаково сильными желаниями, бушевавшими в его груди – расцеловать Лайзу за великолепную идею, почему-то не пришедшую в голову ему самому, и надавать себе тумаков по той же самой причине.

– Вы что же… да нет, не может быть… вы даже не подумали об этом? – поразилась Лайза, когда сумела, наконец, разобраться в реакции друзей. – Хорошие вы люди, право слово, даже завидно. Вы Рекс, должны взять меня с собой. Что это еще за мужской шовинизм, в конце концов? У меня сильное, тренированное молодое тело. Я знаю в Городе все ходы и выходы, а Вы нет. Со мною Ваш риск будет сведен до минимума, а наблюдать за мной Вы можете и в Городе.

Рекс с непреклонным видом отрицательно покачал головой.

– Собирайся сам, Рекс, собирайся, собирайся, раз уж ты так категорически не желаешь брать девочку с собой, – сказала тетушка, глядя на Лайзу сочувственно. – А Вам, Лайза, я скажу вот что. В Городе и в самом деле может, наверное, сложиться такая обстановка, что Рексу будет не до наблюдений за Вами. И Вы станете ему просто обузой… С нею здесь ничего худого не случится, Рекс. Проинструктируй меня как следует, и все будет в порядке.

– Дорогие мои, – сказал Рекс, – все, что вы говорите, может быть и верно. А, может быть, нет. И я вам уже сказал, что дискуссий на эту тему с вами вести не стану. Какие я могу оставить инструкции? Серж указал точку, с которой я могу прекратить регулярное наблюдение – сорок дней со дня инсталляции. И раньше я с места не сдвинусь. Но это вовсе не означает, что мы не должны готовиться. Совсем наоборот.

Большая часть времени уходила у Рекса на наблюдения за Лайзой. Все остальное он тратил на инспектирование тетушкиных "огневых позиций". Женщины нервничали.

– Ты просто наплевательски относишься к предстоящему походу, – твердила фантом-тетушка во время каждого контакта с племянником. – Не надо недооценивать своих врагов.

Однажды она позвала его в свой кабинет. Когда Рекс вошел в двери, первое что бросилось ему в глаза, было скалолазное оборудование, сваленное в кучу прямо посреди кабинета.

– Ну, зачем ты так, тетя, мне же не завтра идти.

Лайза, по своему обыкновению тихонько пристроившаяся в уголочке, только усмехнулась, а фантом-тетушка заявила знакомым чугунным голосом, будто бы его и не слыша:

– Здесь все ваши с дядей цацки. Что тебе может понадобиться, выберешь сам. А идти тебе придется через выходы на той стороне Пульсарки, потому что пещеры на своей земле я-таки замуровала и заминировала. Чтобы не шлялись всякие.

– Лера, – тихо сказала Лайза, оглядывая Рекса критическим оком. – Ему нужен городской костюм. И потом, эти контакторы… Мы же договорились.

Тетушка вышла и тотчас же вернулась, притащив с собою ворох одежды.

– На-ка, парень, примерь. Это должно подойти.

Одеваясь, он уронил на пол странного вида волосатую шапку.

– Такое сейчас в Городе тоже носят?

– Эх ты, невежда. Это парик, – сказала фантом-тетушка поучающе. – В общем-то, вещь женская, но мы с Лайзой над ним немножко поколдовали, укоротили, приделали присоски, чтобы крепить его к контакторам. Девочка права, такие височные контакторы здесь штука запредельно редкая, зачем тебе золотом сверкать? И вообще, в парике тебя будет труднее узнать.

Рекс с трудом напялил парик на голову и подошел к большому античному зеркалу, украшавшему простенок кабинета. Из зеркала на него тупо пялилась здоровенная, дурно одетая и весьма подозрительная личность с низким лбом, пронзительными недобрыми глазами и кувалдообразной нижней челюстью. Ай-да паричок. Самому страшно. Женщины, однако, казались вполне удовлетворенными.

– Но меня с такой рожей немедленно заберет первый же попавшийся патруль, – завопил Рекс в отчаянии. Тетушка рассмеялась.

– Ты давно не был Азере. Уверяю, твоя внешность, не считая роста, конечно, вполне заурядна. И никакие санаторы связываться с такой оглоблей без особой надобности не станут. Ну а на всякий случай на-ка вот, держи.

Тетушка сунула Рексу в руки небольшой, удивительно хищного вида предмет, отдаленно напоминавший легкий полицейский игломет. Предмет был снабжен удобной рукояткой, странного вида рубчатым барабаном и коротким, зато очень широким стволом. К рукоятке была прикреплена серебряная пластина, на которой староросскими рунами было начертано: "Капитану корвета "Удача" Ивану Азерскому за доблесть и мужество, проявленные при высадке на Рибартон. Флаг-адмирал патрульной службы Коваль".

– Эта штука называется револьвер. И хотя это оружие черт знает сколько веков как забыто, крутить носом нечего. Лайза, которая, уж конечно не смогла его не опробовать, утверждает, что в городских тоннелях ему цены не будет.

– Порядок, – сказал Рекс. – Но все равно в путь я тронусь не раньше оговоренного срока. Не надейтесь.

5

Прошло очень немного времени и Эни убедилась, что подтверждаются самые худшие опасения ее внутреннего голоса. Фил Кэббот весьма старательно избегал ее и не торопился приводить в исполнение данные в челноке обещания. Где бы она ни появилась, всюду оказывалась в центре всеобщего внимания, которое было, однако же, отнюдь не лестным и являлось – это было совершенно очевидно – отголоском скандала, устроенного ею в ресторане. Той, старой Лайзе было бы на все наплевать, она, может быть, даже гордилась бы этим, но новой, той, которая звалась теперь Эни Боди, вот этой Лайзе такая слава была совершенно ни к чему.

Весь персонал гостиницы был Лайзой совершенно затерроризирован и боялся ее, как огня. При одном лишь ее появлении страх этот явственно проявлялся на физиономиях служащих вне зависимости от их ранга и степени вышколенности, а внезапное обращение, скажем, к горничной, могло вызвать у несчастной устойчивое заикание.

Ну а что касается Фила, то с ним у Лайзы однажды произошел и вовсе курьезный случай. Как-то вечером она, бывшая в этот момент скорее и даже несомненно Эни, а не Лайзой, шла по коридору отеля, намереваясь пройти к себе. Когда она была уже в нескольких шагах от своего номера, дверь напротив распахнулась и из нее этаким фертом в смокинге и даже с цветком в петлице выпорхнул Фил. На его физиономии было нарисовано жизнерадостнейшее настроение, оно же рвалось из его горла фиоритурами бессмертного "Завтрака", исполняемого, к удивлению Эни вполне приличным баритончиком и практически без фальши.

При одном взгляде на смокинг у Эни взыграло ретивое в предвкушении великосветской тусовки. Она протянула к Филу обе руки и сладчайшим голосом произнесла:

– Фил, дарлинг, куда же Вы пропали? Я Вас совсем не вижу.

Однако у дражайшего Фила после ресторанных посиделок, похоже, выработался на нее устойчивый рвотный рефлекс. Он выпучил глаза, дернулся, с писком схватил себя обеими руками за горло и исчез за дверью.

Эни могла иметь – и имела – все развлечения, которые только можно купить за деньги, но не этого страждала ее душа. Время шло, а главнейшая из ее физиологических систем так и не была испытана на деле. Она попыталась проникнуть в местный бомонд с помощью кое-кого из бизнесменов, с которыми летела на конвертоплане, однако те не проявили особого желания продлить знакомство.

Постепенно к ней пришло понимание того, увы, печального факта, что вокруг образовался сущий вакуум, средства преодолеть его не просматриваются и, если не предпринять немедленно каких-то чрезвычайных мер – каких? – то она рискует и в будущем оставаться в полном и совершенном одиночестве. А в этом случае дальнейшее пребывание на Азере теряло всякий смысл.

На какой-то момент старая Лайза вновь одолела в ней молодую Эни и взялась за дело со всей присущей ей энергией и неукротимостью. Она решила ворваться в местный бомонд, используя самый могучий таран, который только имеется в распоряжении высшего света человеческого общества – деньги. "Вы изволите меня игнорировать, – ярилась Лайза, – ну, я вам сейчас покажу! Вы у меня попляшете". После чего ввела в банковский компьютер данные, с неопровержимостью свидетельствующие, что она, Эни Боди, перекупила у некоей Лайзы Старкофф во время встречи на Земле всю ее долю в предприятиях, землях, недвижимости Азеры, и прочее, и прочее, и прочее. Это была одна из двух милых шуточек над родственниками, наследниками и иными заклятыми друзьями по жизни и бизнесу, которую подготовил для нее Человек, Который Всегда Прав. Вторую она пока решила придержать в резерве.

Известие произвело на местную великосветскую тусовку ошеломляющее впечатление. Разорвись на Азере атомная бомба, и то эффект вряд ли был бы большим. Размеры богатства, владелицей которого она себя объявила, были так велики, что автоматически делали Эни членом Экономической комиссии при Совете Координаторов планеты.

Все крупнейшие деловые кланы Азеры были ввергнуты в глубокий шок: расстановка сил на планете явно менялась, но вот в какую сторону? Семейство Старкофф охватила паника. Лица, позволявшие себе иронически неприязненные высказывания в адрес "этой несносной парвеню" в ужасе прикусили языки, а Карл Бюллер примчался к ней в гостиницу преисполненный самых радужных надежд, готовый закрыть глаза на любые ее чудачества и решительно намеренный сделать все, что она пожелает, лишь бы превратить ее в свою деловую союзницу.

Бюллеры в иерархии планеты занимали всего лишь третью ступеньку. Вне конкуренции был клан Азерски даже без возможностей Старой Дамы, составлявших добрую половину общей экономической мощи клана. Второе место принадлежало семейству Старкофф.

Жесткая и бескомпромиссная позиция, которую заняла Старая Дама в отношении Города, расколола клан Азерски. Чуть ли не каждый его представитель оказался сегодня сам по себе. Многие из Азерски сочувствовали Старой Даме, но, считая борьбу безнадежной, отошли в сторону. Те из них, что могли бы претендовать на наследство, помимо Малыша их насчитывалось, по крайней мере, пять человек, смотрели друг на друга подозрительно и объединиться были органически неспособны. Считаться в делах теперь Карлу приходилось лишь со Старкоффами, в позициях которых уход из семьи денег этой сумасбродки Лайзы пробивал существенную брешь. Экономические возможности обеих семей теперь были почти равны, и если бы удалось перетащить на свою сторону Эни, то перспективы перед ним, Карлом Бюллером, открывались бы самые восхитительные. Вот только сумасбродкой эта самая Эни была, пожалуй, ничуть не меньшей, чем приснопамятная старушка Лайза.

– Дорогая Эни! – раскинув в преувеличенном радушии руки, воскликнул Карл Бюллер прямо с порога. – Ведь Вы разрешите так себя называть старику?.. Вот и прелестно. Поскольку наш общий друг, Филипп-Норрис, не спешит вводить Вас в наш круг, а, по всей видимости, предпочитает один наслаждаться Вашим обществом, эгоист этакий, я взял на себя смелость заявиться к Вам без приглашения. В конце концов, мы были представлены друг другу еще в конвертоплане.

Бюллер обстоятельно расположился в предложенном ему хозяйкой номера кресле, уютно устроил на коленях брюшко и критическим оком обозрел апартаменты.

– Вы все еще ютитесь в этом сарае? Не надоело? Нет-нет, не уверяйте меня, что тут не так уж и плохо, я же сам являюсь его владельцем. Дорогая, Вам следует обустраиваться более капитально. Если Вы позволите мне не то чтобы руководить, а, так сказать, облегчить… я буду рад и счастлив.

– Разумеется, дорогой Карл, если Вы, в свою очередь, позволите мне себя так называть… ага… вот и прелестно… я с удовольствием и признательностью приму Ваши услуги, – с восхищением сказала Эни, старательно выпихивая из сознания злорадствующий внутренний голос. Голос этот настоятельно советовал сотворить гостю какую-нибудь пакость, и Эни невнимательно удивлялась тому, что он, внутренний голос, как-то вдруг, внезапно и очень уж кардинально сменил направление советов.

Бюллер, между тем, обрушил на нее все свое подержанное обаяние.

– Ну-с, дорогая Эни, я позволил себе заранее проявить о Вас… так сказать, некоторую инициативу. Я зарезервировал в самом удобном месте – на десятом уровне, разумеется – уютный жилой блок, в котором не стыдно было бы расположиться кому угодно, хоть бы и… так сказать… да! Двухэтажные апартаменты, внутренние лифты с заходом на третий этаж, где расположена квартирка для вашего секретаря.

– Камердинера, – поправила Эни.

– Камердинера, – согласился Бюллер. – Конечно, это не совсем то, к чему привыкли просвещенные представители Старых Миров, но дайте срок, дайте срок. Ну а чтобы столь прелестной девушке не было скучно, я и мои дети, мы охотно возьмем, так сказать… на себя. Мой сын примерно Вашего возраста, может быть, чуть постарше, и он горит желанием показать Вам все-все и со всеми познакомить. Затворническая жизнь Вам совсем не идет. Вы с этим кончайте. Вы, владелица одного из крупнейших состояний на планете, и, бесспорно, ее красивейшая женщина, должны, так сказать, царить и повелевать. Позвольте полюбопытствовать, Вы вложили в Азеру все свои деньги?.. нет?.. я так и думал. Кстати, у нас тут довольно сложная обстановка. Интриги, подкопы, коалиции, – он со вкусом рассмеялся. – Свежий человек, особенно если, так сказать, не слишком умудренный жизнью… словом, черт ногу сломит. Но я всегда готов быть на страже Ваших интересов, всячески опекать и помогать, по крайней мере, на первых порах. Вы меня слушаете?

– Что?.. А, конечно, дорогой Карл, я с благодарностью приму любую помощь, – сказала Эни рассеянно, ибо вот только что ее голову посетили удивительные мысли. Во-первых, она с несказанным удивлением вдруг осознала, что устойчиво воспринимает себя не как Лайзу, а как Эни, и когда произошла эта удивительная метаморфоза, определить не берется. Во-вторых, она поняла, что внутренний голос, с которым воевала мерзкая старушенция, и был этой зарождавшейся новой личностью. А в третьих, она твердо знала, не догадывалась, не предполагала, а знала, что Лайза отнюдь не покинула это великолепное и столь любимое Эни тело, она просто затаилась, она ждет своего часа, своей минутки и даже мгновеньица, чтобы снова вылезти на свет божий, и новый внутренний голос, так ее, Эни, только что несказанно удививший – это голос именно Лайзы.

– Ну-с, не буду более Вам надоедать, – сказал Бюллер, поднимаясь. – Переехать в новый блок Вы можете в любую минуту, хоть бы и прямо сейчас. Да. Как я сегодня уже неоднократно говорил, Вы мне очень симпатичны, очень, я жалею лишь, что человеку, увы, не дано сбросить со своих плеч этак годиков двадцать пять. Мне остается рассчитывать лишь на роль Вашего проводника в наших финансовых джунглях. Но уж эту свою роль я буду… со всем тщанием, так сказать…

– Я в восхищении, – сказала Эни, приятно улыбаясь. "Ах ты, старый козел, – думала она, – ты рассчитываешь вертеть мною, как марионеткой? Ничего-ничего, я еще повожу тебя за нос. Потрудись-ка пока что мне во благо, а показать тебе зубы я всегда успею… И тут из таинственных глубин ее "я" бурно, страстно, решительно вырвалась Лайза. Натиск был таким стремительным, что Эни даже растерялась. Ей вдруг страстно захотелось выставить два пальца козой, ткнуть ими в толстый живот своего визави и громко заорать: "Бе-е-е-е!" Борьба с Лайзой закончилась явно полной капитуляцией, поскольку Эни с удивлением обнаружила, что с язвительностью продолжает: -… потому что я… как только, так сразу… нашла себе в ваших кошмарных джунглях, переполненных кровожадными тиграми, бескорыстного гида в образе хитрой и жирной старой лисы.

Высказывание это, хотя и точное как по сути, так и по форме выражения, было, по мнению Эни лишним, глупым и ненужным. Бюллер мог и обидеться. Однако он отечески потрепал ее по колену и сказал с легким смешком:

– Старая жирная лиса будет очень заботиться о Вас, Эни, поверьте. Впрочем, Вы вскоре в этом сами убедитесь. Вот Ваше приглашение на ближайшее заседание Экономической Комиссии. Вот членский билет Звездного клуба. Завтра я жду Вас в Совете, чтобы провести официальное представление. А знакомство во внеофициальной обстановке состоится, если Вы не возражаете, уже сегодня вечером. Милости прошу ко мне, у нас банкет для узкого круга лиц, или, как выражается молодежь, тусовка. Будет весь бомонд. Зачем откладывать на завтра то, что можно, так сказать, натворить сегодня?

Бюллер сделал Эни ручкой и удалился с грацией элефанта, вставшего на задние ноги.

Ну, – сказала себе Эни, – один козырь послужил мне прекрасно. Дай бог, чтобы и второй сработал не хуже. А эти мысли о старушечьих приколах… Что-то в них-таки-есть, в этих приколах. Не так уж они и… Ну, дорвусь я, в конце концов, когда-нибудь до мужика, или нет?

6

Огромная эмоциональная чувствительность Рекса позволила ему уловить приближающуюся бурю задолго до того, как Лайза ощутила первые признаки душевного разлада. Рекс наблюдал за нею со все возрастающей тревогой и смятением, поскольку представления не имел, в чем именно должно будет заключаться его вмешательство. Друг просто советовал в критической ситуации следить за ее зрачками… прекрасно… допустим, уловит он, Рекс, в зрачках Лайзы некую ненормальность, и что дальше? Никаких инструкций-то ему на этот счет оставлено не было!

Тревожное состояние Рекса все усиливалось, и, в итоге, он уже просто не находил себе места от беспокойства. К этому добавлялся и собственный душевный разлад, девушка нравилась ему, к тому же он улавливал подсознательную тягу к себе ее тела – такая вот странность, от которой ничего хорошего тоже ждать не приходилось. Мысли о круглосуточном за нею наблюдении надо было в темпе растоптать и выполоть. Хотя, думалось ему, что делать, если приступ – почему-то ему казалось, что это будет непременно приступ – случится ночью?

Дальше, однако, все произошло само собою. Толчком послужили ее невероятно расширившиеся зрачки. Рекс уже в который раз почувствовал, как вдоль позвоночника покатилась волна мерзкой тянущей боли, а в следующее мгновенье он нырнул в эти зрачки, вцепился в ее мозг и… стал Лайзой, вернее, Лайза стала его частью, вполне автономной и независимой, но с любыми болезненными проявлениями в которой он мог теперь разобраться со всей ему свойственной решительностью.

Когда "разборка" была завершена, Рекс покинул Лайзу, безумно счастливый тем, что происходила эта разборка на низших уровнях психики, в сфере подсознательного. И только после этого в очередной раз поразился силе предвидения, столь наглядно продемонстрированного Сержем. Ему стало ясно, что друг потому и не давал никаких указаний по лечению, что знал – Рекс и сам прекрасно справится с задачей.

Покинуть-то он ее покинул, но связь, позволяющая знать все, что с нею происходит, осталась. Где бы Рекс ни находился и что бы ни делал, какая-то часть его сознания постоянно и напряженно следила за девушкой. Между ними установилось нечто такое, что можно было назвать телепатической связью, хотя, может быть, и не в общеупотребительном смысле этого понятия. Самое поразительное, что связь эта не зависела от расстояния и ничем не экранировалась. Она сохранялась даже тогда, когда Рексвыходил из бетонного куба наружу. Правда, как вскоре выяснилось, в этом случае он тратил очень много энергии и, если требовалось его экстренное вмешательство, быстро уставал до полного изнеможения. Между тем, приступы, пусть и не такой силы, случались с нею все чаще и чаще.

Времени у него было мало, размышлять над всеми этими странностями было некогда. Рексу оставалось лишь надеяться, что согласовательные процессы, которые ему еще предстоит провести, коснутся только низших этажей сознания. Он боялся, что помимо своей воли заберется в ее память, туда, куда она его пускать не хотела. Но с каждым новым вмешательством он забирался все глубже, и надежда эта становилась все более призрачной.

– Рекс, – говорила Лайза, – я не знаю, какие инструкции Вы получили от Сергея. Я не знакома с текстом послания, которое было им в меня вложено. Но имейте в виду, что я ка-те-го-ри-чес-ки не хочу, чтобы Вы проникали в мое "я", – своим "я" она почему-то считала по преимуществу файлы, содержавшие память о прошлой жизни. – Если на одной чаше весов будет лежать мое "я", а на другой мучения, я предпочту мучения.

– Я не вижу ситуаций, в которых мне это понадобилось бы, – осторожно отвечал Рекс. Но Лайза со сверхъестественной чувствительностью улавливала его колебания.

– Уверяю Вас, Рекс, ни к чему хорошему это не приведет. Это лишь посеет между нами недоверие и страх. Усложнит, а может быть, и сделает невозможной выполнение Вашей великой, да-да, именно великой миссии – спасение несчастной Азеры. И, возможно, убьет меня, если и не Вашими, то моими собственными руками. И Лера, и Вы перестанете доверять мне, а я этого не переживу. Поверьте, я ничуть не преувеличиваю.

Рекс успокаивал ее, как мог, но артист он был никудышный, все его усилия вызывали лишь обратный эффект.

– Возможно, Вам следовало бы чем-то поступиться? – говорил он. – В конце концов, Вы – это совсем не то же самое, что Ваши воспоминания. Убрать бы, простите, к чертовой матери часть из них, и все дела. Сейчас возникает новая личность, и несовместимость…

Однако Лайза приходила в ужас от одной этой мысли.

– Нет, – кричала она, – ни за что! Все мое должно быть моим. Иначе… Вы себе не представляете, какая сволочь из меня иначе может получиться.

Но вот наступил момент, когда это все же произошло.

Была глубокая ночь. Лайза спала у себя в комнате. Фантом-тетушка уже много дней пребывала в отключенном состоянии, наведываясь лишь изредка, да и то лишь на несколько минут. А Рекс, мучимый бессонницей – его интуиция разгулялась до уж и вовсе неприличного состояния – возился с защитными системами Долины и со страхом ожидал появления знакомой тянущей боли в позвоночнике. Он работал с ожесточением и даже яростью, безуспешно пытаясь подавить беспокойные мысли.

Знала бы она, как мало тут от меня зависит, – думал Рекс. – Как ей объяснить, что в этом самом “коллапсе сознания” у меня у самого наступает раздвоение личности, все сдерживающие центры летят к черту, и горе морали, если она встает у эффективности на пути. Кто я? – думал он, – если я еще человек, то, безусловно, шизик, а если уже не человек, то кто? И почему ни с кем другим из знакомых ему интуитивистов не происходит ничего подобного?

Хотя в этом вопросе, он, все-таки, несколько лукавил. Теперь он, пожалуй, уже не только догадывался, он знал, в чем тут было дело.

Обычно считалось, что симбиоз приводил к вовлечению в сознательную деятельность большого количества резервных участков мозга. Однако его случай этим не исчерпывался. Среди студентов Академии были, как он считал, и более умные парни. Зато не было никого, кто прокрутил бы через свою нервную систему, причем не через височные контакторы, а через нервные окончания, напрямую связанные со спинным мозгом, весь пакет научных исследований, приведших к созданию височных контакторов. Пакет включал в себя самые диковинные вещи: от детального анализа различных представителей животного мира, до разложенных по полочкам реакций мастеров боевых единоборств. Был этот пакет невероятно засекречен, но настырный дядюшка умудрился раздобыть его за сумасшедшие деньги.

Видимо в результате этого, бог весть каким образом, в Рексе пробудились более древние, чем мозг, управляющие системы, когда-то мозгом подавленные и подчиненные, а теперь с каждым коллапсом все более набиравшие силу. "Не могу сказать, что коллапс это просто невменяемое состояние, – думал он. – Нет. Когда он кончается, то оказывается, что все действия, свершенные мною, абсолютно логичны и целесообразны с точки зрения максимальной эффективности. Другое дело, как бы я поступил, будь у меня возможность оценить, так сказать, моральную сторону". Он все помнил. Он мог восстановить каждый свой шаг, логический или материальный. Правда, для этого требовалась уйма времени. Ощущение было такое, будто бы в его мозге была с чудовищной скоростью прокручена магнитная запись, и теперь он восстанавливал ее со скоростью, доступной для человеческого восприятия.

Сигнал тревоги ворвался в него полицейской сиреной. Через мгновение он уже знал, что кризиса такой силы Лайза еще не испытывала, и, похолодев от ужаса, понял его причину. Новая личность вплотную подобралась к запретным файлам. Потом вдоль его позвоночника снова побежали волны боли, и когда все было кончено, остались только ее глаза, наполненные отчаянием и мукой.

Потрясение, обрушившееся на Рекса, было слишком велико, чтобы его можно было скрыть. Да он и не пытался.

Лайза молчала. Рекс хотел что-то сказать, но горло его было насмерть пережато, и изо рта выдавилось лишь нечто невнятное.

– Вот видите, – тихо сказала Лайза и медленно отвернулась к стене.

– Но, – растерянно сказал Рекс, наконец-то справившись с волнением, – даже если бы я смог… Этого было не избежать.

– Я надеялась справиться сама, – сказала Лайза, не оборачиваясь.

– У Вас бы ничего не вышло, – торопливо и с горячностью заговорил Рекс. – Поверьте. Даже мне удалось сохранить Вашу память в неприкосновенности с огромным трудом. И Вы напрасно терзаетесь. И дураку ясно, что Лайза Старкофф после общения с господином Координатором стала совсем другим человеком, что же говорить о Вас? Поймите, милая…

Лайза рывком села на постели. Ее огромные глаза полыхали мрачным огнем. Одеяло свалилось вниз, до пояса обнажив великолепную фигуру.

– Милая?..

– Я вижу перед собой прекрасную женщину! – заорал Рекс в полный голос. – Милую, добрую, честную. Ни до чего того, что было раньше, мне нет дела… Ни в каком смысле. Не могу сказать, что я в вас безумно, как подросток, влюблен, но я чувствую к Вам огромную нежность и жалость. Черт побери, как я еще могу убедить Вас?

Он сгреб Лайзу в охапку, прижал к себе и принялся неистово целовать ее глаза, нос, щеки – все, что оказывалось в пределах досягаемости его губ. Лайза упиралась в его грудь ладонями, отворачивала лицо, бормотала: "Подождите, подождите…", но он не отпускал ее, и она, перестав сопротивляться, с неожиданной силой схватила его за голову, приподняла ее и, неотрывно глядя в глаза, спросила тихо:

– Так я не противна… тебе? Ты говоришь правду?

– Ты с ума сошла, – выдохнул Рекс.

– Возьми меня, Рекс. Сейчас. Немедленно. Может быть, завтра я об этом и пожалею, но сегодня… я этого хочу. Это необходимо мне.

Лайза отбросила одеяло и послала свое тело навстречу Рексу с такой целомудренной открытостью и простотой, что у него захолонуло сердце. И еще. Он знал, что она сказала правду. Ей и в самом деле это было необходимо.

7

Эни, а, может быть, и Лайза – когда старуха не чудила, она была очень и очень полезна – точно рассчитала время своего появления на тусовке у Бюллеров. Хозяин лично встретил ее на подиуме при входе и, полуобняв за плечи, ввел в зала-рум.

– Сударыни и судари, – громогласно возгласил он, – позвольте вам представить…

Под обстрелом любопытных и, по большей части, неприязненных глаз Эни, с саму себя удивившим изяществом, сделала несколько шагов вперед, элегантно присела в самом настоящем наиартистичнейшем книксене и красиво потупилась.

Далее все было разыграно, как по нотам. Эни представляли людям прекрасно ей известным, более того, о которых она знала всю подноготную. Она приседала в книксене перед старыми подругами, протягивала руку для поцелуя старым друзьям, ловила на себе заинтересованные взгляды внуков и завистливые взгляды внучек своих прежних любовников. Все это доставляло ей острое наслаждение.

Эни тщательно следила за тем, чтобы мерзкая старушонка не вырвалась на свободу, была поэтому не похожа сама на себя и сама себе удивлялась. Присутствующие нашли, что она очень мила, может быть даже скромна, безусловно ослепительно красива, и уж никак не соответствует тем слухам, которые успели о ней в общество просочиться.

Карл Бюллер шепотом на ушко давал характеристику всем сколько-нибудь значительным людям. Как правило, всего лишь несколько слов, зато каких! Характеристики были, несомненно, предвзяты, часто убийственны, но – и это Лайза должна была не без удовольствия признать – всегда точны. Особенно беспощаден он был к представителям ее собственного семейства. Как только на пути оказывался представитель клана Старкоффов, Карл становился совершенно безжалостен и не жалел черной краски. У свежего человека легко могло составиться впечатление, что Старкоффы были на Азере чрезвычайными и полномочными представителями самого сатаны. Не иначе.

– Здесь отсутствует нынешний глава клана, Ольгерд, старший сын гнусной старой перечницы нимфоманки и садистки Лайзы. Той самой, что продала Вам свой пай в Азерских делах. Вот уж, доложу я Вам, личность…

– Мне она показалась вполне приличной и приятной дамой, – сухо обронила Эни, которой после такого высказывания в свой… чего уж там, именно в свой адрес… нестерпимо хотелось отвесить собеседнику пару звонких затрещин.

– Это потому, что Вы не успели познакомиться с нею поближе, – живо возразил Бюллер. – Тогда бы Вы судили иначе. На стульчиках ее Вы не сиживали, и дел с нею из положения, когда она наверху, не вели. Ну да бог с ней, не о ней речь. Так вот, Ольгерд… Во имя Вашего собственного блага настоятельно рекомендую держаться от него подальше. Все деловые люди, как Вы, вероятно, уже успели узнать, отнюдь не ангелы. Но он еще и дурак. Непроходимый. К сожалению, размеры финансового влияния Старкоффов таковы, что он не только входит в Экономическую Комиссию, но и является членом Совета Координаторов. Их там трое таких, зелененьких петушков. Молодые реформаторы, мать их… простите. Пока я, как председатель и ответственный секретарь Совета, имею два голоса, еще удается как-то их сдерживать, но, увы, Объединенные Компании не на моей стороне. Там хотят сверхприбылей, причем немедленно, сейчас, и в наши трудности входить не желают.

– Вероятно, в Компаниях считают, что местные Советы для того и существуют, чтобы трудности преодолевать, – пожала плечами Эни. – В конце концов, Азера – не первая планета, из которой Компании качают сырье. И на всех других тоже были какие-нибудь местные особенности.

– Умничка, – сказал Бюллер, глядя на Эни с подчеркнутым восхищением. – У нас, оказывается, не только прелестная, но и умная головка… Но эти самые местные условия могут быть очень и очень разными. Были планеты, от которых Компаниям пришлось-таки отступиться. Вы что-нибудь слышали о Рибартоне?

– Но, – возразила Эни, – пример я полагаю неудачным. Там, конечно, прорва инглания, но и фауна с флорой совершенно кошмарные. На Азере ничего подобного нет.

– Зато здесь есть Старая Дама! Не знаю, слышали ли Вы об этой особе, вряд ли, а она, уверяю Вас, одна стоит всей флоры Рибартона вкупе с фауной, да-да. И еще у Старой Дамы есть племянник. Так вот этот племянничек… – Карл Бюллер тяжко вздохнул и покачал головой. – В самом начале Старую Даму еще можно было перехитрить, но наши молодые дураки поперли на нее, как асфальтоукладчики.

– А где были Вы со своими двумя голосами?

– Объединенные Компании, девочка. Боюсь, что там мною не слишком довольны. Ходят упорные слухи о специальном эмиссаре, знаете ли. Приедет какой-нибудь лощеный столичный хлыщ, снабженный всеми мыслимыми полномочиями и ни хрена – извините за выражение – не понимающий в местных делах. Вот тогда-то война станет, увы, неизбежной. А выиграть ее мы не сможем.

– Неужто дело обстоит так плохо?

– Гораздо хуже, уверяю Вас. Сейчас Гнездо – единственный очаг организованного сопротивления. Силы наших противников раздроблены. Старая Дама не может возглавить всю оппозицию – она стара, больна, кроме того, она урожденная Старкофф, это многим не нравится. Эмиграция на Райну достигла чудовищных размеров, уезжают все, кому средства это позволяют, однако и в Городе недовольных пруд пруди. Наводнить Азеру пришельцами не удается, тут все козыри в Руках у Старой Дамы, гражданство пришлый люд не получит еще долго. Если сейчас у Азеры появится новый молодой энергичный комт, на всех наших надеждах можно будет смело ставить крест. Нельзя забывать, что от вице-королевства его предки отказались добровольно. Так что потомки до сих пор сохраняют на него право. Все зеленое движение ждет появления Рекса Азерски как второго пришествия Христа. Даже старшая из моих собственных дочерей, знаете ли. Не хотел я Вам об этом говорить, но все равно Вы и сами узнаете… а принимать Вас надобно, судя по всему, всерьез.

– Рекс Азерски? – сказала Эни с великолепно разыгранным недоумением. – Кто это?

– Вот он-то и есть этот самый племянник. Личность сильная, волевая и одаренная сверх всякой меры. До последнего времени он с тетушкой был, к нашему счастью, в ссоре. Так вот, эта ссора, похоже, уже в прошлом, и ждать его здесь у нас надо со дня на день. Но я совсем засушил Вас своими унылыми разговорами. Идите к молодежи, танцуйте, веселитесь… Виктор, – позвал он высокого красавца, издали бросавшего на Эни заинтересованные взгляды, – поди сюда… А Вам, Эни, в заключение я хочу сказать следующее. Поверьте, когда я говорю, что мы с Вами должны стоять плечом к плечу, это отражает не только мои, но и Ваши интересы. В полной мере. Вот так.

Высокий красавец подлетел к ним как на крыльях.

– Оставляю Вас на попечение этого оболтуса. Зовут его Виктор, это мой сын, – сказал Бюллер и повернулся к сыну. – Познакомь нашу гостью с Лайаной и, вообще, введи в ваш молодежный круг. Если этой милой девушке хоть на мгновенье станет скучно в твоем обществе, я с тебя шкуру спущу.

Виктор самоуверенно ухмыльнулся, подхватил Эни под руку и, наконец-то, она увидела прямо перед собой, рядом с собой, вокруг себя много, очень много молодых, сильных, жадных до бабьего тела мужиков.

Веселье было в полном разгаре. Старики давно уже исчезли, вели, наверное, за рюмкой коньяка деловые разговоры в кабинете у старой жирной лисы, но Эни это ни в малой мере не волновало и даже не занимало. На весь рум грохотал Оушен Рапанус, она переходила из одних крепких мужских рук в другие, и будь она Лайзой, только и исключительно Лайзой, давно уже нашла бы способ завалиться с кем-нибудь в постель.

Однако фокус был в том, что Лайза составляла всего лишь часть, пусть очень существенную и даже, возможно, определяющую часть той новой личности, которая в ней складывалась. Эни ясно видела, что всю эту золотую молодежь она интересует не столько как тело, сколько как денежный мешок. По отношению к ней, постель они станут рассматривать как прелюдию к браку, который ей был совершенно не нужен. Старая Лайза с удовольствием обманула бы их матримониальные ожидания и пронаслаждалась их разочарованием и злостью. Но нынешняя Эни отдавала себе отчет в том, что они будут мстить, а слава ненормальной нимфоманки, которой так гордилась старая Лайза, ей, Эни, была совершенно ни к чему. Даже нацелиться на кого-то женатого следовало вряд ли. В тесном мирке, составлявшем Азерский высший свет, связь с женатым человеком невозможно, как она считала, сохранить в секрете. Да и не нужна была ей одна постоянная связь.

Виктор, между тем, млел и таял. Млели и таяли еще примерно с полдюжины местных красавцев и волокит, млела и таяла сама Эни, а вот ночь ей, похоже, опять предстояла одинокая. Да, дело говорил Человек, Который Всегда Прав, настоятельно не советуя ей возвращаться в родные пенаты, и раз уж так получилось, развлечений следовало искать где-то на стороне, вне привычного круга.

8

Домой Эни вернулась в омерзительном настроении и с отвращением посмотрела на свою пустую постель, в которой ей предстояло провести очередную одинокую ночь. " Что же, в конце концов, делать? – спросила она себя. – Ситуация глупая до… прямо не знаю, чего. Даже в своем старом теле я имела больше постельных радостей, чем сейчас. И ведь ни с кем не посоветуешься. Если бы Он был рядом. Впрочем, что это я? А камердинер? Не сможет связаться с Ним – сам чего посоветует. Уж, наверное, человек не глупый, не приставил бы Он ко мне дурака".

Продолжая машинально раздеваться, она приказала инфору связаться с камердинером и велеть тому немедля предстать пред ее светлые очи.

Войдя, камердинер охнул и потупился.

– Да бросьте Вы, – раздраженно сказала Эни. – Проходите и садитесь. Голых женщин, что ли, не видели.

– Таких как Вы, мадемуазель, не часто, – ответил камердинер, но послушно прошел в рум и сел на указанное ему место.

– Вот что, милейший, мне нужен Ваш совет.

Камердинер выслушал ее с каменным выражением лица и спросил:

– А Вы не пробовали прокачать эту проблему в связке с компьютером? Вы же оконтакторены, мадемуазель.

Эни озадачилась. Действительно, почему бы и нет? Совет был, может быть, даже и ничего. Дельный. Как же это она забыла о контакторах?

– Что касается сегодняшнего вечера и, вообще, ваших текущих потребностей, то Вы можете воспользоваться мною… как соответствующим автоматом или устройством.

И опять Эни удивилась, почему эта простая мысль не пришла ей в голову. Она оценивающе оглядела камердинера: высок, крепок, в самом, можно сказать, соку мужик. Прежняя Лайза такой лакомый кусочек уж никак не упустила бы. Она весьма охотно пропускала слуг через свою постель. А этот, собственно, даже и не слуга. Черт его знает, какие еще инструкции дал ему Сам?

– Уверяю Вас, Вы себя при этом нисколько не уроните, – продолжал камердинер, будто прочитав ее мысли. – Я получил соответствующие распоряжения.

– Так что же Вы до сих пор молчали, милейший? – досадливо сморщилась Эни.

– Скрупулезно следовал инструкциям, мадемуазель.

– Ну и чего мы ждем? – нетерпеливо бросила Эни, немедленно забираясь в постель. – Раздевайтесь, милейший, раздевайтесь. И скажите мне, кстати, как Вас звать. Не будешь же именовать мужика, с которым трахаешься, "милейший". По крайней мере, в постели. Глупо как-то.

– Его Имперское сиятельство называет людей моего ранга именами, произведенными от наименования должности, мадемуазель. Очень удобно и элегантно. Меня он назвал бы "Кам", это сокращение от слова камердинер, – невозмутимо ответил камердинер, расстегивая брюки. – Кстати, для выполнения возложенной на меня его сиятельством еще одной миссии, мадемуазель, мне требуется свободное время. Много. Мне поручено оборудовать на этой планете постоянно действующий пункт по поставке сырья для лабораторий. Я имею в виду тел для экспериментов.

Камердинер приступил к делу со всей прилежностью образцового работника, тщательно проштудировавшего соответствующие технические инструкции.

Он старательно обработал губами и языком каждый пальчик на ее ногах, со столь же обстоятельной неспешностью перебрался выше и надолго застрял на внутренней поверхности бедер. Нельзя сказать, чтобы Эни при этом вообще ничего не чувствовала. Однако ее ощущения по вполне понятной причине не имели ни малейшего сексуального оттенка. На нее вдруг накатил чудовищный приступ ярости, едва не погасивший самое желание физической близости с мужчиной. Она вцепилась в плечи охнувшего камердинера со всей силой своих биомеханических рук, рванула его вверх и злобно зашипела:

– Да прекратите Вы эту мутотень, черт бы Вас побрал! Займитесь чем-нибудь более существенным.

А утром в настроении, весьма далеком от безоблачного счастья, Эни уселась перед компьютером. В постели камердинер оказался чем-то весьма мало отличающимся от абсолютного нуля. Может, совет его будет лучше?

Легко сказать: "прокрутите через компьютер". Что она ему ученая крыса? Эни повертела в руках сенсоры и пожала плечами. Она не имела ни малейшего представления о том, как к этому делу подступиться. Вообще ни малейшего.

Эни покосилась на камердинера. Он стоял перед нею в почтительной позе. Лицо его было абсолютно непроницаемо.

– Ну и что же я должна делать? – процедила она сквозь зубы.

– Задавать себе вопросы, мадемуазель.

– Какие?

– Интересующие Вас.

– Вы издеваетесь?

– Как можно, мадемуазель. Я абсолютно серьезен. Вы действительно должны задавать себе вопросы.

Эни швырнула сенсоры на стол и сказала, с отвращением глядя на камердинера:

– Толку от Вас… милейший. Можете идти.

Камердинер поклонился и направился к выходу. В дверях он обернулся и сказал все тем же бесстрастным тоном:

– Думайте, мадемуазель. Просто думайте, и все. Ни о чем.

А вот этот совет был, пожалуй, уже и хорош. А то – задавайте вопросы… Откуда ей, Эни, знать, какие вопросы она должна себе задавать? Думать, просто думать, совсем другое дело.

Эни покосилась на сенсоры, взяла их в руки, снова повертела и, пожав плечами, надвинула на контакторы. "Попробую", – сказала она себе. Однако сосредоточить мысли на чем-то одном оказалось для нее задачей совершенно непосильной. И как только ученые яйцеголовые крысы умудряются это делать? Она даже почувствовала к ним смутное уважение. Но вот какая странность – по прошествии некоторого, причем не столь уж долгого времени она неожиданно обнаружила, что ее мысли приобрели совсем ей ранее не свойственную четкость и определенность даже тогда, когда скакали с пятого на десятое. Ей вдруг стало ясно, что Эни Боди – это не Лайза Старкофф с новым молодым телом, а совершенно новая личность, что подспудно, подсознательно она давно уже это знает, и что если она хочет как можно скорее начать наслаждаться всем тем, что может дать ей вновь приобретенная молодость и красота, то должна как можно скорее задавить в себе старую перечницу.

Эни успокоилась, и мысли ее сами собой свернули в нужное русло. Мужики… А что мужики? В чем, собственно, проблема? Пока старая мерзавка в ней представляет собой сколько-нибудь цельную личность – сорока днями с момента пересадки это явно не ограничивается – она, Эни, будет совершенно непредсказуемой ни для других, ни для себя самой. Окружающими это воспринимается как эксцентричность? Значит, она должна проводить большую часть своего времени там, где подобным поведением никого не удивишь – на шестом уровне, среди богемы и всяческих рекламщиков. А в этом случае ее постельные проблемы, скорее всего, разрешатся сами собой.

Эни содрала сенсоры с головы и в восхищении закрутилась на месте. Да здравствует компьютер! Да здравствует симбиоз, и всяческие научные революции тоже да здравствуют! Действительно, наша эпоха, как выразился ее придурочный сын, есть эпоха прогресса и достижений. Марш, марш вперед – даешь богему! Впрочем, наученная горьким опытом, она решила обязательно обзавестись провожатыми, людьми, которые смогут ввести ее в богемный мир, наверняка тоже отторгающий чужаков.

Глава шестая

1

Слева в темноте буйствовал поток. Врываясь в ущелье, река буквально вставала на дыбы, чтобы рухнуть вниз с двадцатиметрового обрыва. Оба берега были густо усеяны пещерами. Глубоко под землей они смыкались друг с другом, образуя бесконечный запутанный лабиринт, компьютерный трехмерный план которого служил когда-то маленькому Рексу игрушкой.

Самые большие и удобные входы располагались у подножья водопада в излучине Пульсарки перед ее крутым поворотом на юг. Если Рекс хотел проникнуть в городские штольни незамеченным, переправа как выше, так и ниже ущелья полностью исключалась. Он не мог использовать ни лодку, ни вездеход, поскольку их, конечно, заметили бы с воздуха. Ну а переправа вплавь была равносильна самоубийству.

Место для переправы Рекс выбрал несколько выше водопада. Это, безусловно, тоже было опасно, поскольку скорость течения перед обрывом резко возрастала. Зато и гамадрилы старались держаться отсюда подальше. Пульсирующее течение, делавшее речку такой красивой на равнинных участках, здесь превращало ее в убийцу всего живого, что могло оказаться в ее водах.

Дул сильный упорный ветер, и это было хорошо. Он прижимал к земле и уносил прочь вязкий ржавый туман, так что на том берегу, на фоне относительно светлого неба четко выделялась раздвоенная вершина прибрежной скалы. Рекс тщательно зарядил арбалет цельнометаллической стрелой, снабженной вместо острия тремя крючковатыми лапами и прикрепленной к длинному чрезвычайно прочному шнуру с петлей на свободном конце.

Вероятно, детские навыки и в самом деле не забываются. Несмотря на ветер, ночь и сковывавший движения гидрокостюм, Рекс попал в расщелину с первого выстрела. Упираясь ногами в камни, он несколько раз изо всей силы рванул шнур. Стрела сидела прочно. В последний раз Рекс проверил герметичность гидрокостюма и охватил себя подмышками петлей. Теперь надо было дождаться конца очередного прилива и прыгнуть в воду на спаде приливной волны. Вода и трос, действуя совместно, отбросят его к противоположному берегу как раз к тому времени, когда приливная волна спадет до минимума, и тогда по еле заметной тропе он должен будет взобраться на скалы до подхода следующей приливной волны, а если он не успеет этого сделать, то гамадрилам там, за водопадом, будет чем полакомиться на завтрак.

Вода подхватила его, перевернула через голову и с силой швырнула к водопаду. Только бы не сорвалась стрела, – подумал Рекс. В тот же миг страшный рывок подмышками выдернул его из глубины на поверхность. Вокруг бесновались и крутились водовороты. Пенные струи били и швыряли его, как щепку. То и дело по телу с силой ударяли какие-то палки, камни, черт знает сколько дряни нес в себе этот мутный ядовитый поток. Береговые скалы выскочили из воды прямо перед лицом, Рекс еле успел выкинуть перед собой руки, его перебросило через острый гребень – черт возьми, откуда он тут взялся? – и грохнуло о скалы так, что он несколько долгих мгновений не мог перевести дыхание. Наконец, вода схлынула, оставив его распростертым без сил у начала осыпавшейся тропы, а сверху, из ущелья уже катился нарастающий рев новой приливной волны. Превозмогая боль, Рекс поднялся на ноги и, цепляясь за трос, стал торопливо карабкаться вверх.

Сколько времени он провалялся там, в расщелине, приходя в себя после этого путешествия, Рекс не знал. Когда он поднялся на ноги, в коленях все еще ощущалась предательская дрожь, да и дыхание толком не восстановилось. Он окончательно не пришел в себя и к тому моменту, когда прятал в расщелине снаряжение для переправы. Во всяком случае, прошло немало времени, прежде чем он сообразил, что к входам в пещеры, расположенным у подножья водопада, ведет вполне комфортабельная лестница, вырубленная в скале на месте старой, опасной даже в дневное время тропы.

Слева за скалой с неутомимой тупой яростью ревел водопад. Окружающие камни и скалы источали бездушную угрозу. Она не имела личной направленности, она была всеобщей. Казалось, что любое присутствие жизни, любой ее проблеск этот угрюмый мир воспринимал как личное оскорбление и, как ни странно, лестница – очевидное творение человеческих рук – не только вносила в эту угрозу свой вклад, но была ее средоточием, центром, распахнутой перед ним зубатой пастью смерти. Ступени ее круто ныряли вниз и скрывались за острым выступом скалы.

На кой черт и кому могла понадобиться эта никуда не ведущая лестница? Рекс оглянулся. Вот оно что… В разлом противоположного берега даже сейчас, среди ночи отчетливо просматривался огромный бетонный куб Гнезда. Доброхоты из Совета, по всей видимости, не желали ограничиваться наблюдением с винтокрылов.

Рекса не оставляло смутное ощущение, что с ним было что-то не так. Он принялся в который уже раз ощупывать руки, ноги, и вдруг осознал, что его заплечный мешок, весьма увесистый в начале путешествия, кажется на удивление легким. Похолодев, Рекс сдернул его с себя – так и есть – в нем зияла огромная дыра. Точнее, мешок оказался распоротым от горловины до самого дна и пуст. Все, что он взял с собой в это нелегкое путешествие – еда, вода, компьютер, деньги, запасные магазины для игломета и бластера, все это поглотила проклятая Пульсарка.

Делать было нечего, и надо было идти. Рекс взглянул на часы. Часы были разбиты и стояли. Он вытащил из кобуры игломет, вполне, впрочем, отдавая себе отчет в том, что на таком ветру от него будет весьма мало проку, и начал медленно спускаться вниз. Дойдя до поворота, он осторожно выглянул из-за выступа скалы. Подножье водопада было неузнаваемо.

Вместо беспорядочного развала камней и длинной отмели, заливаемой приливными волнами, внизу была ровная приподнятая на несколько метров над уровнем реки бетонная площадка, вплотную примыкавшая к отвесной скале обрыва, а в самой скале, некогда изрытой многочисленными пещерами, зиял теперь единственный огромный тоннель, из которого на площадку выбегали две параллельные нитки рельсов.

Вряд ли можно было предполагать, что строители этого великолепного инженерного сооружения установили вокруг следящие системы или ловушки для чрезмерно любопытных личностей. Откуда им, любопытствующим, было бы тут взяться? Однако Рекс на всякий случай обошел площадку по периметру вдоль скалы. Тоннель был пуст. В тусклом освещении поблескивали убегающие вглубь рельсы. Он нагнулся и провел по ним кончиками пальцев. Рельсы были абсолютно новенькими, без следа ржавчины.

Сомнений не было. Здесь, на родной планете, Рекса ждали и к встрече приготовились со всей возможной тщательностью. Его дорогие школьные друзья – по всему видать – собирались распылить его вместе с Гнездом на атомы, и средств на это, так сказать, "мероприятие" не жалели.

Тоннель был огромен, метров десять в диаметре. Рельсы, разведенные друг от друга метра на полтора, были намертво вделаны в бетонный пол и предназначены для перевозки чего-то очень громоздкого. Весь свод тоннеля был усеян темными дырами различной величины, образовавшимися в месте его пересечения с пещерными ходами.

То, что дыры не были заделаны, наводило на грустные размышления. Либо город был так далеко, что нашествие любопытных не угрожало разглашением тайны, либо пещеры не имели выхода в город. И то, и другое было одинаково плохо. Тоннель должен был привести Рекса на военную базу, охрана которой представляла собой серьезную проблему, особенно теперь, когда он лишился своего снаряжения.

Рекс снова сунул игломет в кобуру и решительно зашагал вперед.

2

Первую вылазку на шестой уровень Эни провела в обществе брата и сестры Бюллеров, которые взялись ей "все-все там показать".

– Вы, дорогая Эни, конечно, жили в столице и даже видели Землю, – говорил Виктор, на которого заезжая красавица явно произвела неизгладимое впечатление еще со времени памятной тусовки. – Так что наш Брод вряд ли покажется Вам интересным. Но мы стараемся. В нашем семействе, кстати, его делами ведаю я. Уверяю Вас, со временем здесь будет ничуть не хуже, чем в любом из Старых Миров. А пока – чем богаты, тем и рады.

– Ну-ну, не прибедняйся, – хихикала Лайана. У нас тут тоже можно подобрать развлечения на любые вкусы.

Лайана была довольно крупной рыжеволосой девицей, выглядела на пару – тройку лет моложе и, подумала Эни, только-только начинала входить во вкус сексуальных развлечений.

Брат весело расхохотался.

– Вы знаете, мы тут через одну подставную фирмочку установили подпольные сенсовизоры. Ну и моя милая сестренка первым делом прокатала через себя сцену изнасилования. До сих пор в себя не может прийти от восторга.

Сестра засмущалась, покраснела и, якобы в шутку, но довольно увесисто стукнула братца по затылку.

– А что такого? – обратилась она к Эни. – Этот дурак – мужик, он не понимает, что каждой девушке до смерти хочется узнать… типа… ну… как это на самом деле, а не на экране.

– Ну и как? – оживленно спросила Эни, сообразив вдруг, что этого ощущения она, к сожалению, за всю свою жизнь не испытала ни разу. Лайана подсунулась к уху Эни и, брызжа слюной от возбуждения, зашипела:

– О, это совершенно, совершенно непередаваемо. Тебя сбивают с ног, заламывают тебе руки, рвут на тебе одежду, ты кричишь, сопротивляешься изо всех сил, а сама хочешь, чтобы это произошло, представляешь? И такая острота… всего… такая острота, типа, если сама даешь – и близко так не бывает. Я обязательно свожу тебя туда как-нибудь. Удерем от этого обормота и сходим. Вдвоем. Одни, понимаешь?

Бродвей и в самом деле здорово изменился за время ее отсутствия. В бесчисленных ответвлениях от центрального тоннеля появились новые рестораны, казино, дансинг-румы. В одном из них, переполненном местной золотой молодежью до отказа, гремел пресловутый "Завтрак на халяву", исполнявшийся настоящими фантомами Оушен Рапанус.

– Моя работа, – гордо сказал Виктор. – Неплохо?

– О да, – сказала Эни искренне, и тут же иронически фыркнула, издеваясь над собою: это же надо так войти в роль восемнадцатилетней простушки.

– Пошли, потрясемся? – предложила Лайана.

– Потом, – сказала Эни хмуро. Нет, положительно ее характер по-прежнему никак не желал соответствовать новому телу.

Места кругом пошли знакомые, исхоженные в свое время вдоль и поперек. В голову постоянно лезли непрошеные воспоминания о том, как в этом казино она застукала своего жиголо тискающим какую-то красотку из обслуги, вот здесь она когда-то напилась до поросячьего визга, вон там велела расправиться с юнцом, осмелившимся посмотреть на нее, как на пустое место. Воспоминания лезли в голову все больше глупые и никчемные, ничего в них приятного не было, и Эни искренне удивлялась, что находила их когда-то веселыми и даже смешными. Сплошная блевотина на дорогих коврах. А самым скверным было то, что отделаться от них никак не удавалось. Старушечьи воспоминания висели на ней, восемнадцатилетней, тяжким грузом, не давали расслабиться и веселиться от души.

Лайана, истолковав угрюмость новой подруги превратно, протянула завистливо: "Ну конечно, ты же, короче, на Земле наприкалывалась. Тебе все это обрыдло как жвачка с ксилитом". А Виктор спросил озабоченно: "Что… провинциализм, да?" – и злобно перекосился.

– Говорил я отцу, – заорал он чуть ли не в полный голос, – что мне надо стажироваться в Старых Мирах, а еще лучше на Земле! Так нет, денег ему жалко… козлу старому!

Устав и проголодавшись, новые друзья зашли перекусить в маленькое "артистическое" кафе, располагавшееся в низеньком туннелине и оформленное под морское дно.

Официантки, симпатичные девчушки в истинных телах, были одеты, а точнее раздеты под морских коньков. Столики были сделаны из черепаховых панцирей, сиденья из морских ракушек, в которые для удобства были вмонтированы силовые поля.

Как только они появились в дверях, из-за одного из столиков поднялась долговязо-бородатая фигура и замахала руками.

– Эй, эй, Виктор, Лайана, ходите сюдой.

– Смотри-ка, Юри, – захлопала в ладоши Лайана и, ухватив Эни за руку, потащила к столику. – Это же Юри Граб, он, типа, художник и жутко забавный тип.

– Живее, друзья, шевелите псевдоподиями, – суетился Юри, отодвигая сиденья и одновременно подзывая официантку, – сюда, сюда, а то я тут просто подыхаю от одиночества. Сознайся, Виктор, эта забегаловка тоже принадлежит тебе?.. Нет?.. Ну, тогда вы мои гости, хоть ты, наверное, и врешь. А это что с вами за прелестное дитя? Познакомьте меня с ней поскорее. Я уговорю ее позировать мне для очередного шедевра рекламы.

– Ты с ума сошел, – рассмеялась Лайана. – Это же Эни Боди. Э-ни Бо-ди… впрочем, откуда тебе знать? У нее денег – бройлеры не клюют. Она могла бы купить весь Бродвей на свои карманные деньги и даже не заметила бы потраченной суммы.

– Вот как? – Юри картинно вздернул левую бровь и поковырялся пальцем в бороде. – В таком случае я тут же начинаю ухаживать за нею. Вдруг она прельстится моей внешностью или моими талантами и, не сходя с места, предложит мне руку и сердце?

Присутствующие весело расхохотались, а Эни подозрительно вслушалась в себя. Нет, старушонка вела себя тихо, и выкидывать фортели, вроде бы, не собиралась.

– Ну, зачем же ты так, Лайана, – укоризненно сказала Эни, обращаясь к подруге. – Ведь мы договорились. Я обыкновенная девушка. Обыкновенная простая…

– Миллиардерша, – фыркнул Виктор.

– Ребята, – сказал Юри. – Эни права. Если слухи о ее богатстве тут распространятся, вы представляете, что тогда начнется? К ней кинутся все окружающие, и нас просто растопчут в давке.

– Кстати, – сказал Виктор. – А почему ты здесь? Почему ты не работаешь над тем заказом, который я тебе дал, а вместо этого глушишь вино и пялишься на голые зады морских кобылок?

– Дорогой мой, что поделать, – чудовищно рисовался Юри. – Я сегодня не в таланте. Абсолютно. Кризис жанра, кризис идей. Моей музе сегодня ничего не удается, кроме…

– Кроме траты полученного от меня аванса. Эта фантом-реклама нужна мне вчера. Может, мне твоим конкурентам заказ передать?

Юри так перепугался, что замахал в воздухе всеми четырьмя конечностями.

– Что ты такое говоришь? – ужасался он. – Все будет готово к оговоренному сроку, уверяю тебя. И на самом высоком художественном уровне.

– Я бизнесмен, я мог бы выразиться прямо. Но, щадя нежные чувства твоей тонкой поэтической натуры, скажу так: на художественный уровень я писал. И где-то, может быть, даже какал… миль пардон, девочки. А вот на гидропонный уровень – нет. От тебя требуется, чтобы тамошний народ стал жрать эти чертовы протеиновые чипсы горстями… редкостная гадость, мадемуазель, никто, кроме здешних гидропонщиков, их ни за что жрать не станет, но папашка приобрел завод со всем отсюда вытекающим, а этот хмырь, вместо того, чтобы работать рекламу цапает за задницы местных морских кобылок своими этими, как их, псевдоподиями. Так что сорри, дорогой друг!

– Лиана, дарлинг, заступись хоть ты за меня. Твой братец вгонит меня в могилу. Разве можно так обращаться с нежной и тонкой натурой художника?

– Прекрати, – сказала Лайана брату. – Он же сказал тебе, что все сделает. Кончай его, типа, терроризировать.

– Но можно я хотя бы скажу ему, что именно в его натуре конкретно тонкое и нежное?

– Хватит, – Лайана еле сдерживала смех. – Что подумает Эни?

– Ну-у, думаю, что понимаю, о чем идет речь, – протянула Эни, и обе девушки звонко расхохотались.

– Юри, дорогой, расскажи нам лучше анекдот, – сквозь смех выговорила Лайана. Но на лице Юри появилось вдруг мечтательное и отрешенное выражение.

– Нет-нет, девочки… кажется… да, несомненно. Меня посетило вдохновение. У меня идея. Безумная. Я посмотрел на вас и вдруг понял… все понял. Ах, какая роскошная крези-идея! Твои чипсы будут пожирать тоннами на всех уровнях. Да что там тоннами, сотнями тонн.

Юри вскочил и, лавируя между столиками, помчался к дверям.

– Ну вот, – капризно надула губки Лайана и набросилась на брата. – И все ты! Не знаю, какой он художник, я не слишком-то в этом разбираюсь, а анекдоты он рассказывает прелесть какие. Ты представляешь, – обратилась она к Эни, – ни одного неприличного слова, но смы-ысл… животики надорвешь.

– А знаете, ребята, – сказала Эни. – Мне, пожалуй, здесь нравится. Я здесь, пожалуй, задержусь на недельку – другую. Сниму маленькую студию и тоже притворюсь художницей.

Лайана захлопала в ладоши.

– Как романтично! В натуре, до чего же здорово быть независимой! С тех пор, как у Сурии, это наша с Виктором сестра, поехала крыша, и она вдруг заделалась жуткой зеленой демократкой, стала вопить о гибели Азеры и ушла из дома, отец мне буквально шагу ступить не дает. А я буду говорить ему, типа, что иду к тебе. Вот уж против тебя-то он ни за что не станет возражать. Так ему хочется, чтобы мы подружились. Что ты пихаешь меня под столом ногами? – повернулась она к брату, – Что тебе Эни дура? Или ты, может, думаешь, что она ничего не понимает? Ну и отвянь… А уж мы с тобой, Эни, повеселимся всласть. Кстати, – она снова подсунулась к уху Эни. – Как ты насчет лесбийской любви?

И тут на свободу бурно полезла Лайза. Она оценивающе оглядела с ног до головы уже вполне развившееся, но все еще по-девчоночьи угловатое тело Лайаны.

– Ну, – медленно сказала она, – вообще то я предпочитаю мужиков, но…

– Я не об этом, – досадливо сморщилась Лайана. – В том сенсовизоре есть программка… обалдеть. Только ты ничего этому дураку не говори, он в этом смысле лузер. А снять студию мы тебе поможем. Пошли. Пошли скорей. Сейчас же мы что-нибудь и подберем.

Она вскочила и помчалась к дверям, вопя во все горло:

– Ну, идемте, идемте, что вы расселись?

Пользуясь тем, что сестра была далеко, Виктор наклонился к Эни и шепнул ей:

– Вы не будете возражать, если я навещу Вас? В этой самой Вашей студии?

– Конечно же, нет, мальчик, – сказала окончательно распоясавшаяся Лайза с циничным смешком. – Только уж, пожалуйста, не внезапно.

Эни обмерла, но Виктор спокойно скушал и "мальчика" и это самое "не внезапно". "Фу, ты, – сказала себе Эни с облегчением. – Кажется, пронесло. Как же это все-таки трудно – держать в узде старую сволочь.

3

Угроза нарастала так стремительно, что Рекс едва успел повернуться, чтобы встретить опасность лицом к лицу.

Крысы были не просто крупные. Они были огромны. Пять штук, по крайней мере, одна из которых была Рексу почти по колено. Что-то в Рексе, видимо, озадачило их. Они замерли на месте, глядя на него злобными красными глазами, и вдруг дружно попятились. Вожак попробовал было оскалить зубы, но, встретившись с Рексом взглядом, испуганно пискнул и, проскочив между Рексом и стеной тоннеля, пустился наутек. Остальные крысы бросились следом.

Рекс неторопливо пошел дальше.

Было похоже, что тоннель со времени строительства ни разу не убирался, и крысы чувствовали себя в нем полными хозяевами. То и дело Рекс натыкался на отдельные кости, а то и целые скелеты самых разных животных. Рексу пришлось огибать до блеска отполированные крысиными зубами панцири гигантских гамадрилов, для которых во время оно крысы сами служили излюбленным лакомством. А в одном месте он наткнулся на свежеобглоданный скелет элефанта. Передний дыхательный хобот его с двумя бивнями на конце был еще цел. Крысы, пожиравшие зверюгу, при приближении Рекса кинулись врассыпную, даже не пытаясь вступить в драку за добычу. Рексхмыкнул.

– Кажется, я завоевал в местном крысином обществе некую популярность, или, скажем так, авторитет, – сказал он вслух.

Зверей было много, и Рекс на всякий случай расстегнул кобуру игломета. Однако крысы и не помышляли о бое. Стая отступала при его приближении вглубь тоннеля. Несколько раз крысы пытались прорваться мимо него к выходу, но всякий раз он не давал им такой возможности, преграждая путь. Конечно, можно было дать им убежать, но, во-первых, не хотелось иметь крыс за спиной, а во-вторых, стая могла послужить барьером перед неведомыми опасностями, которые могли подстерегать его в тоннеле.

После очередной попытки прорваться несколько наиболее крупных крыс прыгнули в один из пересекающих тоннель ходов лабиринта. Ход был расположен высоко, примерно на уровне груди Рекса. Вся стая устремилась за ними, но большинству не удалось впрыгнуть в нишу, и они снова медленно отступали по тоннелю.

Но вот наступил момент, когда крысы отказались уходить дальше. Они метались из стороны в сторону и скалили зубы, припадая к полу. Очевидно там, в глубине тоннеля их ждало что-то еще более страшное, чем он. Рекс почувствовал, что крысы скорее бросятся на него, чем пойдут дальше. Одна из крыс с визгом проскочила чуть ли не под самыми его ногами, кинулась улепетывать и мгновенно исчезла в полутьме тоннеля. Рекс сделал шаг в сторону, освобождая проход, и крысы помчались по нему, толкаясь и прыгая друг через друга.

Тоннель опустел. Рекс достал игломет – какое никакое, а оружие – и осторожно двинулся дальше.

Чего-то в этом роде ему, разумеется, и надо было ожидать. Впереди, закрывая вход в пещеру, тоннель перегораживала массивная стальная плита. Приехали.

Ну-с, и как же теперь? – спросил Рекс себя. Впрочем, что именно должно предпринять, он прекрасно понимал. Другое дело, что ему этого совсем не хотелось. Надо было вернуться назад и попытать счастья в том пещерным ходе, в котором спасалась от него крысиная стая. Не зря же крысы выбрали именно этот ход. Существовала очень большая вероятность, что он имел-таки выход в обитаемые места.

Рекс рассматривал плиту с почтительного расстояния. Приближаться к ней почему-то не хотелось. Особенное отвращение вызывал в нем ряд геометрически правильных отверстий в своде тоннеля. У самой плиты поперек левого рельса лежало что-то громоздкое. Он включил фонарь и вгляделся. Это, без сомнения, была туша гамадрила, причем совершенно не тронутая крысами, а рельс, на котором она валялась, был покрыт бурой окалиной. Сплошь. Как коростой.

Ай-да крысы. Вот спасибо. Рекс невольно попятился. Строители тоннеля хорошо защитили его от вторжения извне. Ну а ему надо было хорошо защитить себя и свой дом от их навязчивой сердечности. Пусть уж сами расхлебывают собственную кашу.

Рекс достал бластер и проверил его магазин. Все три заряда были на месте и, по крайней мере, на первый взгляд, купание в Пульсарке на них никак не сказалось. Сложность ситуации была в том, что бластер выплевывает корпускулу энергии единым духом, ему же требовалось аккуратно вырезать кусок рельса, смонтировать на его месте один из этих зарядов, и сделать это, по возможности, незаметно. Вряд ли, конечно, кто-нибудь ходит тут обходом, но, как говорится, береженого и Звезды берегут.

Рекс убил уйму времени на регулировку луча, работа была ювелирная. Потом ему пришлось изрядно попотеть над рельсом. Наконец, он с трудом выпрямил ноющую спину и критическим оком оглядел результаты своего труда.

Ну что ж, – сказал он себе, – когда мои школьные приятели захотят пустить в ход свою каракатицу, надеюсь, что подготовленный сюрприз их не разочарует.

Только теперь, расслабившись, Рекс почувствовал, насколько он устал. Часы стояли, счет времени был давно потерян, и здесь, в тоннеле, определить его было невозможно даже приблизительно. Во всяком случае, он настоятельно нуждался в отдыхе.

После недолгого раздумья, Рекс начисто отверг идею сна прямо в тоннеле между рельсами и решил подыскать себе для этого какую-нибудь тупиковую нишу. Конечно, очень даже может быть, что в случае реальной опасности интуиция загодя разбудит его, но… если вдруг нет? Уж очень не вовремя пропал проклятый компьютер. А определять крепость сна экспериментальным путем настоятельно не советовали валявшиеся тут и там начисто обглоданные кости.

Рекс потихоньку двинулся назад, заглядывая во все ниши, казавшиеся перспективными с этой точки зрения. Однако ему не везло. Когда он шел вглубь тоннеля, чуть ли не каждый вход казался ему тупиковой каверной, зато сейчас он, как грех, не мог отыскать ни одной. Наконец, Рекс буквально носом уперся в ту самую штольню, по которой удирали от него прыгучие крысы. Здраво рассудив, что довольно высокий обрыв за спиной если и не стенка, то все же лучше, чем ничего, он вскарабкался в штольню и тут, на свое счастье, в двух шагах от входа обнаружил очень симпатичную каверну.

Правда, каверна была уже занята. Рексу пришлось выставить из нее целый выводок раньше им никогда не виданных весьма малосимпатичных многоногих тварей, похожих одновременно на паука, сколопендру и скорпиона с хвостом, загнутым вниз. Твари эти удалялись неохотно, настроены были весьма агрессивно, но Рекс настаивал, и им пришлось-таки подчиниться. Он вышвырнул из ниши останки нескольких тварей, образовавшиеся в процессе этих настояний, и уже через несколько минут дрых без задних ног.

4

Да, с тех пор, как она покинула Азеру, в Городе многое изменилось. Вот и зал заседаний Совета тоже подвергся коренной переделке. Посередине рума обосновался большой, даже огромный круглый стол, вокруг которого стояли кресла, удобные и мягкие, к спинкам которых были прикреплены таблички с фамилиями. Каждое рабочее место было оборудовано микрофонами, компьютерной системой и инфором.

Эни быстро отыскала кресло, к которому была прикреплена табличка с ее именем. Кресло оказалось расположенным между местами Карла Бюллера и Фила Кэббота. Эни чинно уселась в него, и демонстративно подключилась к компьютеру через сенсоры.

Зал постепенно заполнялся. На место слева бочком протиснулся Фил Кэббот. Он смущенно покосился на Эни, наткнулся на ее приветливую улыбку и неловко поздоровался. Эни едва удержалась от того, чтобы не прыснуть ему в лицо. Нет, что ни говори, а проделка была великолепная, развлекаться старушенция умела.

Места за столом постепенно заполнялись. В зале стояла противоестественная тишина, атмосфера в нем ощущалась как крайне напряженная, и Эни подумала, что, вероятно, на Совете ожидается основательная драка.

Последними в зал вошли Ольгерд Старкофф и его однокашник Дик Фетмен, занимавший в Совете должность Верховного Санатора.

Карл Бюллер демонстративно посмотрел на часы, вздохнул, пожал плечами, скороговоркой открыл заседание и предоставил слово самому себе.

– Судари мои, – сказал он, – мы планировали это заседание как итоговое. Оно должно было подвести черту под нашими, так сказать, разногласиями с Гнездом. Однако сразу же хочу предупредить уважаемых членов Экономической Комиссии, отсутствовавших на рабочих заседаниях Совета Координаторов, что вынужден внести в программу существенные изменения.

Бюллер откашлялся, развел руками и обвел присутствующих взглядом, долженствующим дать им понять, насколько он этим обстоятельством огорчен и даже, где-то, сокрушен.

– Нельзя ли сразу перейти к делу? – сказал побагровевший Ольгерд.

– Извольте, – саркастически осклабился Бюллер. – Дело в том, судари мои, что в намеченной нами на прошлых заседаниях программе ничего не сделано по всем пунктам, относящимся к взаимоотношениям с Гнездом. Буквально ни-че-го.

– Это ложь! – завопил Фетмен.

– Это истина в последней инстанции, – в отличие от Старкоффа и Фетмена, Бюллер был холоден, собран, голос его звучал совершенно спокойно. – Может быть, господа Координаторы назовут нам хоть один выполненный ими пункт? Ваш налет на Долину позорно провалился, господин Фетмен. Ваш дипломатический демарш к Райне с требованием отказать в визах выезжающим с Азеры, господин Старкофф, привел к обратному результату. Визы были не только выданы, но и организовано компактное поселение эмигрантов, что позволило им организоваться как политической и военной силе, да-да, и военной тоже, не нужно корчить иронических рож, господа Координаторы. Удравшей из вашего санатория черномазой сволочи Айно есть теперь где развернуться. Киллеры, которых вы организовали в Столице, стоили нам уйму денег, а где результат? И сами киллеры, кстати, где? Они исчезли, пропали, так сказать, испарились.

– А Вы-то, что же, безгрешны, как херувим? – сказал Фетмен, с трудом взяв себя в руки. – Можно подумать, что ваше покушение на Рекса Азерски блестяще удалось? И не делайте такого удивленного лица. Кто-то ведь организовывал аварию на астероиде Астрея? Ах, Вы тут совершенно не при чем?..

– О каком-то покушении на каком-то астероиде я вообще слышу впервые. Не будьте идиотами, господа.

– Кстати, – Фетмен впился глазами в Кэббота, – может быть, я не в курсе? Мне называли фамилию некоего сотрудника Корпуса, что занимался этой рексовой хреновиной и ломал. Помнится, эта фамилия начиналась на "К"… может быть, здесь присутствующий господин Кэббот сможет для нас этот вопрос прояснить?

– Но позвольте, – заволновался Кэббот, – если технику можно сломать, то ее можно и… э-эм, починить. И потом… Что вы изволили о себе, э-эм, вообразить, сэры? Никто из присутствующих ничего не организовывал и даже не присоединялся к чужой акции… в которой гибель господина Азерски была бы, кстати сказать, лишь побочным эффектом. И я не советую Вам углубляться в анализ этого эпизода, господа. Там задействованы такие силы, что Вам может основательно поплохеть.

– Ну да ладно, – перебил его Бюллер. – С перечисленными, так сказать, нашими "несбытиями" все ясно. Там полный и совершенный провал. Неясно другое. Что происходит сейчас? Где Рекс Азерски? Что с ним? Может быть, он уже мертв? Тогда почему господин Верховный Санатор нам об этом не докладывает? Он так рвется в бой, что я просто считаю себя обязанным предоставить ему слово. Прошу Вас, сударь мой.

Господин Фетмен вскочил, откашлялся, зачем-то подергал себя за крысиные усики, украшавшие его верхнюю губу, снова сел на место и значительно вздел вверх свой указательный перст.

– Все мы знаем, господа, с каким серьезным противником нам приходится иметь дело. Поэтому инсинуации предыдущего оратора меня несколько удивляют. По существу заданного вопроса я должен сказать, что в настоящее время службы санации не располагают сведениями о местонахождении вышеупомянутого лица.

– То есть как это? – ошарашено спросил кто-то слева, невидимый Эни за массивной фигурой Кэббота.

– По совершенно достоверным агентурным сведениям, он находился на борту рейсового конвертоплана Столица – Терра с заходом в систему Сола и направлялся с Райны на Азеру. Как известно, с конвертоплана был отправлен сигнал SOS. Возможно, эти события как-то связаны. Во всяком случае, когда конвертоплан вышел на орбиту вокруг Азеры, объекта на борту… в общем, он исчез.

– То есть, как это? – удивился невидимый.

– А вот так. Здесь, на Азере, ни на одном челноке его появление не зафиксировано, среди пассажиров, доставленных в азерский космопорт, его нет. В то же время, с конвертоплана сообщают, что на борту он также отсутствует. Летел он в компании некоей молодой особы женского пола, которой в настоящий момент на конвертоплане тоже нет.

– Что за особа? – спросил невидимый.

– Сведения о личности отсутствуют. Известно лишь имя: Лайза. На конвертоплан прибыла с Райны, причем в обход всех и всяческих формальностей как таможенных, так и пограничных. Если вы, господа, взглянете на экран своего инфора, то сможете рассмотреть эту особу.

Эни взглянула на экран – так и есть, мымра. Ну, дела. Значит, это на Рекса Азерски довелось ей, Эни, положить глаз во время перелета. Вырос мальчик, вырос, совсем неузнаваемый… а Фетмен продолжал:

– Ситуация крайне запутанная, господа. Как я уже имел честь докладывать, Азерски прибыл на Райну на переговоры в ранге Советника в свите его Имперского сиятельства сэра Координатора по Делам Колоний. Так вот, по абсолютно достоверным сведениям, Рекс принимал в этих переговорах самое деятельное участие. Судя по донесениям, его вклад в переговоры может быть охарактеризован как огромный. Он был единственным из Советников, сумевшим отыскать ошибки в Меморандуме райан. Причем это были не протокольные или редакционно-юридические крючки. Сведения о сути его замечаний отсутствуют, но это было нечто принципиальное и глобальное. Райна в панике. Она была вынуждена взять тайм-аут в переговорах для коренного пересмотра Меморандума. Лучшие математики планеты трудились всю ночь, чтобы помочь Совету Райны выбраться из ловушки.

– Все это звучит, мягко говоря, странно, – вполголоса пробормотал кто-то.

– Уверяю вас, господа, что мои сведения абсолютно точны. Они много раз перепроверялись по самым разным, причем, независимым каналам.

– И все же, – продолжал настаивать тот же голос, – насколько мне известно из экономических источников, позиция Райны осталась неизменной?

– Ну, вины Рекса Азерского в этом нет. Во всяком случае, его светлость был в таком восторге от вклада в переговоры своего Советника по Конверсии, что немедленно и безо всяких возражений подписал ему – обратите на это самое пристальное внимание, господа, – бессрочный отпуск для улаживания домашних дел. Мы решили перехватить и устранить Рекса на пути в Азеру. Самые квалифицированные агенты тщательно отслеживали все его контакты. Совершенно неожиданно обнаружилось, что тем же самым делом занимаются еще две неизвестные службы. Одну из них удалось идентифицировать. Это были санаторы Райны, они тоже пытались выследить Рекса. Вторая не идентифицирована до сих пор.

– Быть может, это были люди Старой Дамы? – осведомился Бюллер.

Фетмен отмахнулся от него, как от мухи.

– Помилуйте, сударь мой, Люди Старой Дамы скакали вокруг космопорта как блохи и отчаянно пытались связаться с Рексом. И вот что удивительно, он не сделал ничего, чтобы встретиться с ними. Он их просто проигнорировал.

– Не хотите ли Вы сказать, – язвительно вмешался до сих пор молчавший угрюмого вида мужчина с брюзгливым выражением на лице, – что из чистой преданности интересам Старых Миров и лично господину Координатору Рекс решил отказаться от сказочного наследства Старой Дамы и титула комта?

– Конечно, не хочу. Отнюдь. Я просто привожу факты. Ну а если уж Вы допытываетесь моего личного мнения, то я считаю все проделанное Рексом на Райне совершенно блестящим тактическим ходом. Дымовой завесой, призванной отвести глаза его Имперскому сиятельству сэру Координатору по делам колоний и внести смятение и растерянность в наши ряды… что и достигнуто, между прочим. Я лично почувствовал к нему самое настоящее искреннее уважение. Я вижу, с каким могучим и коварным противником нам придется иметь дело, и хочу обратить особое внимание Совета на то, что Рекс не будет стесняться в средствах и миндальничать. Он пустит в ход все, что сможет. Ну а что касается фактов, то дальше уже начинается совершенная мистика, господа.

Фетмен сделал драматическую паузу. Присутствующие заинтриговано смотрели на него и молчали.

– Итак, я продолжаю. Должен сказать, что наши службы имели осведомителей по всей цепочке от окружения его сиятельства до азерского космопорта. Во всех узловых пунктах, где на пути в Азеру мог бы появиться Рекс, были наши люди. Мы сделали все возможное, чтобы он сюда не добрался. Все, господа. Вплоть до снайперов и радиоуправляемых бомб. Однако к моменту старта конвертоплана с Райны Рекс оказался на его борту, а к моменту стыковки первого азерского челнока с указанным конвертопланом его на борту уже не было.

– В мистические штучки я лично не верю. Проще предположить, что наши хваленые спецслужбы снова лажанулись, – вновь вмешался невидимый за Филом господин.

– Я приму от тебя любые замечания и предложения, Стас, но только пусть они будут конструктивными, – выкрикнул Фетмен, покрасневший, как вареный омар.

Ага, отметила про себя Эни, так вот это кто, это третий из "молодых реформаторов", Стас Ховрин, так же как Ольгерд с Фетменом бывший в школьные годы однокашником Рекса. Она невнимательно удивилась тому факту, что все эти люди должны были бы быть ей вполне себе знакомы, но не всегда узнавались. Видимо они воспринимались сейчас как-то иначе, чем некогда старухой Старкофф.

– И, тем не менее, скажите, Вы уверены, что все Вами нам тут, так сказать, вышеизложенное не является лишь плодом воспаленного воображения Ваших информаторов? – вновь вмешался брюзгливолицый господин.

– Абсолютно уверен, – отрезал Фетмен. – Так что не спешите иронизировать. Флагманский корабль флота гроссадмирала Хилтибранта, оба космопорта, рейсовый конвертоплан и даже райанское представительство Старой Дамы находились под жесточайшим контролем. Если бы я назвал вам сумму, в которую это обошлось моему департаменту, кое-кто здесь по слабости натуры грохнулся бы в обморок.

– Не нужно ссориться, господа, – примирительно сказал Ховрин. – Я полагаю, что господин Верховный Санатор изложил нам не все факты и, если так можно выразиться, соображения.

– Факты все, а соображения – извольте. При обсуждении на Санац-коллегии была высказана гипотеза, в которую укладываются практически все изложенные факты. И пресловутый SOS, между прочим, тоже. На конвертоплан Рекс мог быть доставлен, видимо, бортовой шлюпкой флагманского крейсера. Что же касается его таинственного исчезновения из конвертоплана, то полагаю, тут не обошлось без не числящейся ни в каких реестрах космической яхты, которую путешествовавшие на конвертоплане высокие особы в перепуге и приняли, небось, за пиратское судно. У Старой Дамы более чем достаточно средств для приобретения десятка подобных яхт. Конечно, такой разворот событий предполагает наличие сговора с командованием конвертоплана, но в этом нет ничего невозможного. Наш информатор на корабле – это стюард пассажирской палубы первого класса – выяснил, что Рекс и командир корабля учились в одной группе в Академии Пространства. Все вышеизложенное означает, что, как это ни прискорбно, в своих дальнейших действиях мы должны исходить даже не из предположения, а из факта присутствия Рекса Азерски на нашей планете.

Все присутствующие загомонили разом, размахивая руками и перебивая друг друга.

– Да подождите вы все, – перекрывая общий гомон, завопил Ховрин. – Это предположение не выдерживает никакой критики. Это чепуха. Этого просто не может быть. Выслушайте меня.

Шум постепенно умолк.

– Нет у Старой Дамы космической яхты. Это вам не флаттер и не винтокрыл. Такого приобретения не скроешь. Кроме того, при всем бедламе, что творится в пространстве, я-таки что-то не слышал, чтобы радары зафиксировали наличие в окрестностях Азеры неопознанного космического объекта. И уж совершенно точно, со стопроцентной уверенностью можно утверждать, что к конвертоплану пристыковывались только наши челноки. Нету Рекса на Азере. И быть не может.

– Тогда скажи мне, умник, куда же он девался? – завизжал совершенно выведенный из себя Фетмен.

– Это не я, это ты должен нам… – язвительно начал было Ховрин, но тут в разговор вмешалась до сих пор молчавшая Эни.

– Господин Кэббот, скажите, а как выглядит этот самый малый конвертор? Такая штука, вроде органолы, у нее еще клавиатура… да?

– Похоже, – сказал Кэббот, а Ольгерд Старкофф возмущенно заорал:

– Мадемуазель, может быть, Вы удовлетворите свое любопытство в другое время?

– Это ведь довольно мощное устройство? – продолжала Эни, не обращая на сыночка внимания.

– Вы хотите сказать… – насторожился Бюллер.

– Именно, – отрезала Эни. – Ваш компатриот, уважаемые господа Санаторы, наплевал на все расставленные ему ловушки и просто конвертировался сначала на конвертоплан, а при подлете к Азере – с оного. Уж на это-то и в малом конверторе энергии хватит, не правда ли, Фил? Он оставил всех вас с носом, господа.

Присутствующие ошеломленно молчали.

– Он мог это сделать? – повернулся Бюллер к Кэбботу.

– Э-эм… думаю, что да. Кто другой – не знаю, а он мог.

– Господа, господа, – пресекая вновь начавшийся шум, выкрикнул Ховрин. – Давайте дослушаем Верховного Санатора. Я полагаю, он доложит нам о мерах, которые предпринимают подчиненные ему службы, чтобы обезопасить нас и наше дело в новых очень непростых условиях. Это важнее и конструктивнее взаимных упреков и обвинений.

– Мы исходили из предпосылки, что Рекс находится на Азере и, похоже, оказались правы. Основной своей задачей санационные службы считали предотвращение… э-э… чтобы Рексу проникнуть в банковский компьютер. А то Старая Дама мгновенно сделает его соправителем, ковыряйся с ним тогда. Для предотвращения предприняты следующие меры. Первое. Заблокировали все информационные выходы из Гнезда. Второе. Взгляните на экраны своих инфоров, господа. Перед вами сеть действующих и строящихся шахт. Красным цветом показано расположение основной охраны, синим, зеленым и желтым – соответственно мобильные воздушные отряды, наземные штурмовые группы и опорные локационные пункты, снабженные кроме радаров еще и установками, регистрирующими перемещение теплокровных животных. Крыса не проскочит, господа.

– Рекс не крыса, – процедил брюзгливолицый.

– Вот именно, – немедленно парировал Фетмен. – Он гораздо крупнее. Третье. Мы организовали патрулирование верхних уровней Города специальными патрулями, которым выданы голографические портреты искомых лиц, я имею в виду Рекса и эту красулю, с которой он сюда летел. Для патрулирования мы привлекли все свободные правоохранительные силы вплоть до курсантов академии санации. Ну и, наконец, четвертое. Под нашим полным контролем находится подполье, организованное в Городе Старой Дамой для помощи Рексу. Если даже, паче чаяния, ему удастся пробраться в Город, он все равно придет к нам.

– О чем мы рассуждаем, – снова завопил Ольгерд. – Сели в глухую оборону и квакаем: первое, четвертое. Надо нападать. Надо шарахнуть по Гнезду ракетами – и все дела. Благо для этого уже все подготовлено.

Эни поправила на висках сенсоры и холодно произнесла:

– Это не выход.

– Дорогая Эни, – с преувеличенной вежливостью сказал Ольгерд. – Вы забыли, мы обсуждаем не фасоны платьев или причесок.

– Вот именно, дорогой… – Эни споткнулась на едва не произнесенном слове "сыночек". – Накрывать Гнездо ракетами целесообразно лишь в одном случае – если мы уверены, что Рекс находится в нем.

– Но Вы же сами!.. – взревел Ольгерд и, вздевши руки в воздух, повернулся к присутствующим, как бы приглашая их разделить с ним его возмущение и сарказм. Эни хладнокровно продолжала:

– А кто Вам, собственно, сказал, что он конвертировался к тетушке, а не прямо в Город?

Атомный взрыв произвел бы на присутствующих меньшее впечатление. Все оцепенели. Эни повернулась к Кэбботу.

– Скажите, Фил, это возможно?.. прямо из конвертоплана и к нам, сюда?.. Что же Вы молчите? Отвечайте, Фил?

На Кэббота было больно смотреть. Губы его тряслись, глаза бегали, руки дрожали.

– Я не… еще час назад я бы… энергия… так мне трудно…

Первым оправился от потрясения Карл Бюллер.

– Черт побери, Фил, Вы тоже из Корпуса! Вы пространщик. Вы даже, вроде бы, считаетесь более сильным, чем Рекс.

Но Кэббот уже взял себя в руки.

– Давайте смотреть правде в глаза, – резко сказал он, и окружающие поразилась той перемене, которая в нем произошла.

– Да, да, да, да, – продолжал Кэббот ожесточенно. – Я выше по рангу, а не…как Вы говорите. Человека сильнее, чем Рекс Азерски, природа иметь… так сказать… не существует. Сам шеф ему в подметки годиться не может, хоть и участвовал с малыми конверторами при разработке с самого начала.

– А это при чем? – выкрикнул Ольгерд.

– При том! При том! Система компьютер – конвертор через контакторы влияет в сто раз сильнее, чем простой симбиоз с одним компьютером. И преображает любого, что никому тут даже оконтакторенному не снилось. Вот вы мне ставите в вину, что он там, на астероиде не взорвался. Господи, да если хотите знать, это все уже тысячу раз прокручено такими аналитиками, которые, извините за резкость, не чета… э-эм, да. Спросите у любого оконтакторенного, если он достаточно продвинутый, да вон, хоть бы у мадемуазель Боди, что она чувствует, когда у нее компьютер неисправный? Он прямо как бы болит, господа, как будто вы руку или ногой повредились… в смысле, головой… А Рекс уникум. У нас симбиоз двойной, а у него тройной. И чтобы победить, нам всем попотеть, я вас уверяю! Еще как! Не знаю я, можно конвертироваться внутрь, или почему. Он знает, а мне нужно считать.

– Так посчитайте, черт возьми. И доложите, – выкрикнул Бюллер. – А пока нам следует исходить из посылки, что Рекс это может, судари мои. Однако раз он до сих пор не вошел в банковский компьютер, будем считать, что в Городе его пока нет. Эни, дорогая, раз уж Вы высказали одну за другой эти кошмарные идеи… у Вас есть какие-нибудь соображения… так сказать, что делать?

– Естественно. Мы должны немедля ни секунды отключить от банковского компьютера все, я повторяю, все персональные ячейки Города и организовать самую тщательную охрану собственно банковских терминалов.

– Но мы парализуем деловую жизнь… почти… – сказал брюзгливолицый.

– Если мы этого не сделаем, у нас не будет вообще никакой деловой жизни, – отрезала Эни. – И вот еще что. Если конвертор жрет прорву энергии, надо установить контроль над ее расходованием на наших атомных станциях. Рекс должен будет замкнуть конвертор на планетную энергетическую сеть. Больше ему взять энергию негде. Я права, Фил?

После долгих криков и обсуждений было решено оставить подключенными кроме банковских терминалов лишь жилые румы членов Совета, а Верховному Санатору предписано организовать самую тщательную их охрану. Члены Совета, в свою очередь, обязались обеспечить доступ к их терминалам любому члену Экономической Комиссии. Слова Эни о контроле над энергосетью "молодые реформаторы" встретили более чем прохладно. Они потребовали, во что бы то ни стало, продолжать патрулирование по всем уровням. Им казалось, что этот кошмарный Рекс, где бы он ни находился, конвертировать себя мог в любое место в Городе, и чем тогда поможет знание энергетического баланса? На том и порешили, хотя для обеспечения такого патрулирования пришлось резко ослабить внешнюю охрану. Бюллер пытался воспротивиться, говоря, что в таком случае Рекс может конвертироваться и непосредственно в банк, но охваченный паникой Совет не слушал его. Соответствующие распоряжения были немедленно утверждены.

Когда заседание было закончено и присутствующие уже расходились, Эни, раздраженная тем, что узнает далеко не всех, так сказать, “совещантов”, ухватила за рукав Бюллера.

– Карл, скажите мне, я не узнаю… то есть… в смысле, не знаю, кто такой вон тот крупный мужчина с брюзгливым лицом?

– Вы не поверите, Эни, но его зовут Валентин Азерский. Это один из ближайших прямых наследников Старой Дамы, но наш с Вами единомышленник и соратник… до поры, – отвечал тот.

5

Скрыплы… кровь, кровь… скрыплы… Волна паники навалилась, подбросила вверх, швырнула на четвереньки. Скрыплы были повсюду, страшные омерзительные, они падали на спину со сводов тоннеля, впивались в кровеносные сосуды, раздувались пузырями от выпитой крови, скрыплы, бежать, бежать…

Очевидно, Рекс сильно шарахнулся головой о стену, и боль привела его в чувство. Он перекатился на живот и вскинул игломет. Мимо каверны со страшной скоростью проносились крысы, глаза их были полны безумного страха, с оскаленных пастей клочьями срывалась пена. Вместе с крысами из штольни волнами выплескивалась паника. Скрыплы! Рексу тоже хотелось бежать прочь, причем именно на четвереньках.

Что-то заставило его взглянуть вверх. Прямо надо ним, сверкая в луче фонарика фасеточными глазами, висела одна из давешних многоногих тварей. Рекс машинально ткнул в нее рукоятью игломета и снова уставился в темный провал тоннеля, брезгливо вытирая игломет о штаны.

Тоннель опустел. Луч фонарика бессильно тыркался в рваные слизистые стены, отчего тьма вокруг становилась еще гуще и страшней. Из темноты доносились неясные скребущие звуки, полные жуткой угрозы. Он невольно ухватился за рукоять бластера, отчетливо осознавая, что пустить его в ход в диком переплетении подземных тоннелей было равносильно самоубийству. Сзади послышался тихий, почти человеческий стон. Рекс подпрыгнул на месте и обернулся.

В двух шагах от него на полу тоннеля в луже омерзительной слизи возилась крыса с непропорционально огромной головой. Подниматься на ноги стоило ей, казалось, невероятных усилий. Дрожащие ноги не держали ее, голова гнула к земле, всякий раз с гнусным чмоканием она плюхалась обратно в лужу.

Рекс подошел и нагнулся над нею. Крыса лежала на боку и глядела на него полным муки осмысленным взглядом. Это была, по-видимому, совсем молодая крыса, почти детеныш, а то, что он принял за непропорционально большую голову, оказалось одной из тех многоногих тварей, с которыми ему пришлось воевать за место для ночлега. Тварь эта вцепилась в затылок крысенка своими крючковатыми и, как он понимал, ядовитыми ногами, а загнутым книзу скорпионьим хвостом вонзилась ему в сонную артерию. Помоги мне, просили глаза крысенка, спаси меня, и Рекс, уже зная, что делать, резко прижал скрыпла к телу зверька, не давая ему возможности вытащить из артерии кровососное жало.

Крысенок, помогая, уперся дрожащими ногами в ближайший сталагмит. А Рекс, тщательно следя, чтобы скрыпл не зацепил его ядовитым когтем за обнаженное тело, достал из кармана зажигалку и поднес ее пламя прямо к голове омерзительной твари. Скрыпл дернулся под рукой, пытаясь спрятать глаза. Однако Рекс не давал ему сделать это, и скрыпл, конвульсивно содрогаясь, начал вдруг резко уменьшаться в объеме, впрыскивая назад в крысенка высосанную кровь. Когда скрыпл уменьшился почти до нормальных размеров, Рекс смахнул его с крысенка и мстительно наколол на острую вершину сталагмита.

Рана на шее малыша была чудовищной. Рекс прижал ее пальцем, чтобы тот не истек кровью, и неловко терзал одной рукой карман куртки в поисках бактерицидного пластыря. К счастью, пластырь лежал сверху, и только это спасло их обоих от неминуемой смерти. Рекс уже залепил крысенку рану, когда что-то с силой шлепнулось ему на затылок и завозилось, заскреблось на шее, дергая и терзая капюшон куртки. Рекс машинально смахнул это нечто рукою, к счастью левой.

Когда побоище окончилось, поле боя осталось за Рексом. Но какой ценой! Его левая рука висела как плеть. Любое движение отзывалось в ней нестерпимой болью. В правой он сжимал практически бесполезный теперь игломет, поскольку в его магазине осталось всего лишь несколько зарядов. Вокруг валялось десятка два истыканных иглами скрыплов. Крысенок лежал, закатив глаза, но был он жив, бока его судорожно вздымались и опадали в такт неровному дыханию.

Рекс вздохнул. Оставить малыша в тоннеле значило обречь его на верную смерть. Осторожно, стараясь не потревожить больную руку, Рекс поднял его с земли и стал пристраивать за пазухой. Крысенок открыл глаза, вздохнул, и вдруг лизнул его в подбородок. Может быть это и смешно, но Рекс был тронут.

– Ничего, ничего, малыш, – сказал он. – Жить будешь и еще со скрыплами посчитаешься.

Хотя, что он им может сделать? Скрыплы падают на спину жертвы с потолка, впускают парализующий яд и спокойно выпивают из нее всю кровь, и ведь не пошевелишься, спасение от боли только в неподвижности… Рекс поспешно обшарил фонариком свод тоннеля над головой, нет, чисто, твари были, очевидно, способными учениками. И это было очень хорошо. В голове мутилось, его шатало, к горлу подкатывала тошнота. Вряд ли он сейчас смог бы оказать сопротивление чему бы то ни было. Похоже, яд не только парализовал жертву, но и расширял сосуды, чтобы гнусным упырям было легче сосать кровь. Откуда здесь взялись эти твари?.. Рибартон?.. Тетушка?.. Уж, не об этом ли подарке Городу говорили Рексу ее посланцы? Рекс смутно помнил, что о чем-то подобном он читал в дневниках своего знаменитого предка.

Теперь болело уже все тело. Сердце сокращалось судорожными толчками, и каждое сокращение отзывалось волнообразно разбегавшейся по телу болью. Хотелось, не сходя с места, плюхнуться в гнусно чвакавшую под ногами грязь и замереть в неподвижности, чтобы хоть немного уменьшить нестерпимые мучения. Но, как говорится, промедление было смерти подобно. И Рекс зашагал по тоннелю следом за пробежавшей стаей, справедливо полагая, что крысы выведут его к людям.

6

Очевидно, чертов яд был совсем не прост. Во всяком случае, весь дальнейший путь остался в памяти Рекса не слишком отчетливо. Он пролезал в невероятно тесные дыры, куда-то карабкался и даже, вроде бы, с кем-то дрался. Во всяком случае, при очередном просветлении сознания Рекс обнаружил, что магазин игломета опустошен окончательно, а бластер отсутствует.

Рекс кое-как проревизовал ситуацию. Осознал, что из всего внушительного арсенала оружия, которое взял с собою в этот сумасшедший поход, рассчитывать отныне оставалось только на собственные руки. И, сделав это крайне неутешительное для себя умозаключение, вырубился окончательно.

В себя Рекса привела чудовищная боль в руке. Кто-то тряс его за грудь и неразборчиво орал в лицо. Глаза резал яркий до нестерпимости свет. Рекс помотал головой, отгоняя дурноту.

Над ним, чуть ли не уткнувшись гигантскими колесами в стену тоннеля, нависала громада рудовоза. В нескольких метрах слева зиял чудовищный провал вертикальной шахты – главной, опорной части нового квартала подземного города. Дороги, по спирали опоясывающие огромную шахту, были уже готовы, и с бесчисленных этажей горизонтальных уровней по ним сплошным потоком ползли тяжелые рудовозы. Надсадный вой машин сливался с треском электросварки, грохотом копров и скрежетом буров. А над всей этой дикой какофонией звуков царил истошный визг коротышки, мертвой хваткой вцепившегося в отвороты Рексовой куртки. Лицо коротышки было красно от надсадного крика, глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит, рот брызгал слюной.

– Как ты здесь оказался? – орал тот вне себя. – Т-ты, скот, мерзавец, люмп поганый! Наширялся, паразит, балдеешь, а я из-за тебя работу теряй, гнида!

Коротышка тряс его за отвороты куртки, и эта тряска отзывалась в руке нестерпимой болью. Рекс толкнул его здоровой рукой в грудь, коротышка плюхнулся на задницу и замолк.

– Извини, друг, – пробормотал Рекс, с трудом ворочая языком, – я не хотел…

Однако коротышка не слушал его. Рексу никогда еще не приходилось видеть, чтобы человек с такой скоростью менял цвет лица с багрового на зеленый. Его выпученные глаза глядели Рексу под ноги. Он нелепо дрыгнул толстенькими ножками, перекатился на живот и побежал на четвереньках к подъемнику рудовоза. Рекс опустил глаза. На дороге, уткнувшись клешней в его правый сапог, валялся раздавленный скрыпл. Рекс нагнулся, и с капюшона свалился еще один с парализующей иглой между глаз и оторванным хоботком.

– Стой, чудак, они мертвые, – сказал Рекс, но коротышка уже опомнился.

– Куртку, – крикнул он, – сбрось куртку.

– Не могу… рука…

Когда Рекс снова пришел в себя, они сидели в кабине рудовоза, а коротышка визжал в микрофон:

– …почем мне знать, откуда они тут взялись!.. придите и посмотрите сами… Сам ты пьяный, я служил на Рибартоне, мне ли скрыплов не знать… У меня в рудовозе малый, который на них наткнулся и даже прикончил двух. Люмп какой-то, драный весь, и вообще… А черт его знает, как он туда попал. Люмпенов не знаешь? Они везде пролезут… Откуда мне знать, почему он жив? Здоровенный бугай, ты б его видел… Ага… Ага… Передать медслужбе… Все понял, при чем здесь паника? Не в шахту еду. К моему возвращению одно из двух: или скрыплов здесь уже не будет, или людей… Нет, самый верх гидропонного, выше только санатории. Жду. Конец связи.

Он отключил микрофон и повернулся к Рексу:

– Держись, парень, я спецназ вызвал. Сейчас высадятся, оцепят шахту, тут и медики прилетят. Всадят в тебя сыворотку, через месяц будешь как новенький. Не боись. Раз уж до сих пор не загнулся, будешь жить.

Снизу один за другим поднимались винтокрылы спецназа и плюхались на посадочные площадки перед горизонтальными тоннелями. Из винтокрылов выскакивали люди в черной форме седьмого уровня и стремительно исчезали в провалах тоннелей.

– Разведка, – сказал коротышка уважительно. – Ну и работенка, скажу я тебе! Зато и получают мужики – будь здоров. Ты вон тоже вымахал, дубинушка, с рудовоз, а люмпаришь. Ладно бы еще как в Старых Мирах с работой была напряженка, а то – завались работы. Хочешь – проходчиком, хочешь – водителем. По вечерам инфор надрывается, зовут на гидропонику, химический, механический. Что за молодежь пошла, оседлаете свои турбоциклы, и ну носиться по тоннелям, придурки. Нет, я это не понимаю. Ни настоящего, ни будущего, ничего. Много ли продажей голоса заработаешь? Тьфу. И турбоцикл у тебя, у дурака, теперь пропал. Если и найдут, то конфискуют за незаконное вторжение на стройку и создание аварийной ситуации. И водительских прав теперь лишат, не надейся, что тебе эти самые скрыплы зачтутся. На пари, небось, в тоннель залез?.. а там скрыплы.

Рексу было совсем плохо. Каждый звук отзывался в голове тупой болью, но он не прерывал коротышку, слушал, мотал на ус, в его словах прорисовывалась для Рекса убедительная легенда и линия дальнейшего поведения.

– А турбоцикл у тебя был, небось, краденый, – бубнил коротышка. – Ты вот что, ты не сознавайся, зачем тебе статью на себя вешать? Ты скажи, что на рудовозном грузопоезде проехал. Я тут в позапрошлую ездку у себя с хвостовой машины тоже целую компанию согнал. Решили себе пикник устроить, сволочи. Я согнал, а другие могли и просмотреть.

Снизу медленно поднимался красный винтокрыльчик медицинской службы.

– Да, скрыплы… И откуда эта дрянь взялась? Как вспомню Рибартон – мороз по коже. А я-то рассчитывал на этой самой Азере корни пустить. Навсегда. И место хорошее, и работа. Вот уж невезуха, так невезуха.

Винтокрыльчик плюхнулся на посадочную площадку и через несколько минут снова поднялся в воздух уже с Рексом на борту. Коротышка, приоткрыв дверцу кабины, помахал ему рукой. Рудовоз круто развернулся, и все остальные платформы рудопоезда, с абсолютной точностью скопировав это движение, одна за другой скрылись в шлюзе.

Приемная карантинного отсека была именно такой, какой полагалось ей быть на самом верхнем уровне имперского города: грязь, небритые биопы – санитары, больше похожие на вышибал из сомнительных забегаловок, медицинская сестра с брезгливым выражением лица и бесконечно усталый единственный на весь отсек дежурный врач.

Врач посмотрел на Рекса воспаленными глазами и рассеянно удивился тому, что тот еще жив. Впрочем, его больше занимали собственные проблемы.

– То-то, гляжу, все крысы смылись. Ни в кладовых нету, ни в жральнях. – Он невнимательно погладил сестру по груди и животу. – Мне надо на часочек испариться, так что ты уж тут сама. А этому долбошлепу влупи двойную дозу бензотиазамина, и пусть катится отсюда ко всем чертям.

– А он не загнется? – сестра с сомнением покосилась на Рекса.

– Если он до сих пор копыта не откинул… Не класть же его в стационар на два месяца? Вдруг, в самом деле, эвакуация? И без него возни хватит.

– Смотри, – сказала сестра. – Тебе видней. Только помяни мое слово, завалится прямо тут. Хлопот не оберемся.

– Ну, вкати ему заодно и стимуляторы. На всякий случай. И гони, гони его в три шеи, – сказал врач, все так же рассеянно запуская руку ей за пазуху. Сестра перехватила ошеломленный взгляд Рекса, вспыхнула и свирепо оскалилась.

Они вышли, но сестра тотчас вернулась со шприцем в руках и, не утруждая себя излишними заботами, ткнула Рекса иглой в руку прямо через рукав. Он невольно охнул. Сестра, сохраняя на лице выражение крайнего недовольства, вновь набрала полный шприц какой-то дряни и сказала:

– Сунь в пуп хайло.

– Что? – не понял Рекс. Тогда сестра подскочила к нему вплотную, вцепилась свободной рукой в волосы и, с криком: "Да нагнись же, дебил!", с силой дернула вниз.

Парик сидел на Рексе достаточно плотно. К тому же, он был снабжен специальными присосками, которыми цеплялся за височные контакторы. Однако, разумеется, на такие рывки он не был рассчитан. Некоторое время сестра с недоумевающим видом вертела его в руках, потом подняла глаза на Рекса и обмерла, уставясь полным ужаса взглядом на золотые височные контакторы.

– Дайте сюда, – прошипел Рекс. – Ну! Быстро!

Руки медсестры дрожали. Лицо было мокрым от пота. Рекс нацепил парик на голову, потом ухватил ее здоровой рукой за плечо и слегка встряхнул.

– Успокойтесь. Успокойтесь же. Все?.. Порядок?.. Вот и прекрасно. Куда Вы должны меня колоть?

– В шею, – пробормотала она еле слышно.

– Что же Вы стоите? Колите.

Она лихорадочно заторопилась. Как по мановению волшебной палочки, на столе возникла склянка со спиртом, вата, коробка с одноразовыми шприцами. Когда все было закончено, Рекс достал из-за пазухи своего подопечного и заявил:

– Теперь колите его.

Возражать она не посмела. Рекс был уже в дверях, когда в его затуманенную ядом голову пришла мысль о необходимости обезопасить себя. Он повернулся и снова пошел к столу. Сестра вскочила и попятилась.

– Вам… совсем не нужно этого делать, – сказала она хрипло. – Я… я никому… ничего…

– О чем это Вы? – мягко спросил Рекс. – Вы были так добры к несчастному затурканному люмпену. Ну а что касается всего прочего, то ведь здесь не случилось ничего необычного, не правда ли? Или Вам все-таки что-нибудь привиделось?

– О да, – с облегчением выдохнула она, – то есть, нет-нет, ничего…

– Вот и чудненько. В Вашем благоразумии я, пожалуй, уверен. А как с этим у Вашего быстрорукого начальника? Смотрите, не сболтните ему лишнего при, как бы это помягче… очередном сеансе пальпирования.

– Я не сумасшедшая, – твердо заявила она. – Да и вообще, если хотите знать, мы люди подневольные, мало ли чего приходится терпеть ради работы. Вот Вы так смотрите и… вообще… а во время всяких этих, как Вы выражаетесь, "сеансов" только и думаешь, чтобы он кончил поскорее, к-козел.

– Ну что ж, как говорится, счастливо оставаться.

– Постойте, – остановила его сестра. – Вам скоро станет совсем плохо. А я, наверное, даже догадываюсь… – Некоторое время она молча глядела ему в лицо, раздираемая, по всей видимости, мучительной внутренней борьбой. – А-а, семь бед – один ответ,все равно они у него незаконно, а что у меня есть ключ, он не знает. Погодите минутку.

Сестра снова выскочила за дверь, и отсутствие ее было на этот раз значительно более долгим. Наконец, она появилась снова и сунула ему в руку блок из трех таблеток в яркой упаковке.

– Держите. Больше не могу, нету. Так что зря не глотайте. А вот как станет совсем невтерпеж, суйте под язык.

– Спасибо, – сказал Рекс, засовывая таблетки в наплечный карман. – Спасибо, и не поминайте лихом.

– Дай Бог Вам удачи, – сказала сестра тихо. – Вам и… Вашей тетушке.

7

Больничный отсек остался далеко позади. Что сейчас Рексу по-настоящему было нужно, так это забиться на сутки-другие поглубже в какую-нибудь щель и отлежаться. И все же Рекс был доволен. Пусть больной, пусть безоружный и без гроша в кармане, но он был в городе. Цель была близка.

Транспортные тоннели были мрачными, темными, пустыми. Самодвижущиеся тротуары не работали. С гидропонных установок несло кислой дрожжевой вонью. Из последних сил Рекс тащился из тоннеля в тоннель, разыскивая путь вниз. Голова у него кружилась. К горлу, выворачивая внутренности, волнами подкатывала тошнота. Он понимал, что на нижние этажи даже этого, гидропонного уровня нечего было соваться без денег. Зато в его верхних жилых этажах он мог рассчитывать на пустую ячейку и отсутствие любопытства. В трущобах не принято задавать вопросы. Во избежание.

Рекс миновал уже две межэтажные шахты, но лифты в них, как и везде, были платными, а эскалаторы не только не работали, но были еще и перекрыты запертыми металлическими решетками. В другое время это его не остановило бы, но сейчас он был способен лишь кое-как поддерживать себя в вертикальном положении.

Решетка третьей шахты на его счастье оказалась незапертой, но щель была слишком мала для него. Рекс потянул решетку на себя. Заржавевшие петли не поддавались. Он навалился всем телом, решетка с мерзким скрипом медленно поехала в сторону. Путь вниз, наконец-то, оказался свободным. И тут Рекс спиной почувствовал стремительно надвигающуюся опасность. Он плюхнулся на бок на ступеньки эскалатора, дернул к себе решетку, но теперь она не желала закрываться. Из шахты выплеснулся рев турбоциклов. По стенам, полу, потолку дико метались огни прожекторов. Патруль?

Рекс откатился под прикрытие турникета. Бежать не было ни сил, ни смысла. Проносящиеся на такой скорости турбоциклы просто сбросили бы его с лестницы вниз головой своими воздушными подушками. Костей не соберешь.

Турбоциклы с ревом проносились мимо, и, конечно же, это был не патруль. Полиция не станет крутить по сводам мертвые петли на увешенных прожекторами машинах. Это были рокеры, их было много, они резвились, но Рекса это, слава звездам, никак не касалось. И тут он услышал скрежещущий удар. Ну, вот. Один, кажется, докрутился. Остальные же и не подумали остановиться.

Проклиная все на свете, Рекс встал на ноги и пошел поглядеть, что случилось.

Турбоцикл стоял, уткнувшись разбитой фарой в решетку шахты. Рокер, худенький мальчишка в черной блестящей униформе, неподвижно сидел в седле, уронив голову на руль. На голове рокера был поляроидный шлем, не позволявший рассмотреть лицо. Что ж, это практично, отметил Рекс, если желаешь избежать тесного знакомства с санацией.

Во всей этой картине было, однако, что-то неестественное. Рекс подошел к рокеру вплотную, наклонился, вгляделся. Так и есть. Спина мальчишки была буквально утыкана иглами. Очевидно кто-то из лучших друзей полоснул его сзади очередью из игломета. Рекс схватил парнишку за запястье, пытаясь нащупать пульс. Рокер застонал и принялся отпихивать его руку. Парень был жив, очевидно иглы не смогли пробить куртку из натуральной элефантовой кожи. Впрочем, возможно, стрелявший и не хотел его смерти, иглы были парализующими.

Сквозь одуряющую боль и тошноту в голове Рекса снова настойчиво зазвучал сигнал тревоги – кому-то был очень нужен этот паренек, и совсем не нужны лишние свидетели. В той стороне, куда умчалась компания ненормальных, по тоннелю метался яркий луч света. Охотник возвращался, он был вооружен, и дожидаться его здесь не было никакого резона. Рекс ухватил рокера подмышки, вытащил из седла и – откуда только силы взялись – поволок вниз по эскалатору.

Рекс уже успел спуститься, когда в шахте над его головой раздался многократно усиленный эхом рев турбоцикла. Седок покрутился у турникета, посветил в шахту фонарем, но лезть в темноту и неизвестность не решился. Вверху вновь взревел турбоцикл и все затихло.

Рекс взвалил парнишку на плечо и, шатаясь, двинулся к выходу из шахты, страстно желая только одного – чтобы решетка и здесь была незапертой. Так оно и оказалось, причем решетка была даже приоткрытой. С той стороны почти впритык к ней стоял двухместный лайдер "Моденстар", самый вожделенный предмет плебейского шика, а сидевший за его рулем громила замахал Рексу рукой и сердито зашипел:

– Ну, наконец-то! Давай ее сюда. Да шевелись ты, ублюдок!

В этот момент глаза громилы встретились с глазами Рекса, он пискнул, лайдер сорвался с места и в мгновенье ока скрылся за поворотом тоннеля. Стало быть, это был киднэппинг. Но громила сказал – ее?.. Рекс расстегнул замок шлема. Действительно, это была девушка, и прехорошенькая. А самым удивительным было то, что на ее висках блестели контакторы. Ай-да рокеры на моей родной планете, – сказал он себе. Девушка, между тем, открыла глаза и с неожиданной силой толкнула Рекса руками в грудь.

– Чего надо? – пробормотала она. – Отвали.

– Мне-то ничего не надо, – сказал Рекс с самого себя насмешившей обидой. – А вот кое-кому другому… В Вас стреляли парализующими иглами. Вас пытались похитить.

– Защитничек? – с непонятной злобой поинтересовалась девушка. – Я сказала, отвали. Где мой турбоцикл?

– Наверху. В тоннеле.

Девушка повернулась и, пошатываясь, направилась к эскалатору.

– Куда Вы, – крикнул Рекс. – Вы не сможете вести машину.

– А пошел бы ты… – девушка выпалила грязное ругательство и тяжело загрохала сапогами по ступенькам.

Настаивать не было ни сил, ни желания. В конце концов, это была ее жизнь, а Рексу хватало и собственных забот. Так плохо ему еще никогда не было. Как это сказала медсестра? "Станет совсем невмоготу – суньте в рот таблетку"… так, кажется? В глазах двоилось, и сфокусировать их на чем бы то ни было ему не удавалось. Голова трещала. Сердце колотилось с такой силой, что его, наверное, было слышно в соседних тоннелях. Ноги подкашивались и заплетались. Ну и что, это уже невмоготу, или еще нет? Наверное, вмоготу, раз терпится. Хорошо было уже хотя бы то, что выбрался он, наконец, из транспортных штолен на жилые этажи. Теперь надо было отыскать пустую жилую ячейку, причем желательно с открытым люком. Рекс не был уверен, что ему в его теперешнем состоянии удастся открыть замок.

На счастье, возиться с замком ему не потребовалось. Проблема перенаселенности еще не коснулась Азеры, и свободных жилых ячеек было хоть отбавляй, причем тут, на верхних этажах гидропонного уровня они вообще не запирались. Переломаны были на только дверные замки, многие ячейки вообще не имели люков. В них находила для себя временное пристанище буйная братия проходчиков, горнодобытчиков, строителей и шоферов, и, по этому случаю, обстановка была более чем спартанская: лежак длиною примерно метр восемьдесят, начисто лишенный каких-либо излишеств типа постельного белья, ионный душ и стандартный видеоблок. Высота потолков была такой, что обычный человек должен был проникать в нее чуть ли не на четвереньках, что касается Рекса, то выпрямить спину он не смог бы даже в сидячем положении.

Однако этот бедлам имел и одну очень хорошую сторону. Для Рекса, разумеется, поскольку постоянные жители уровня, с ним наверняка согласились бы вряд ли. Во всей этой людской круговерти никому и в голову не приходило вести какую-нибудь регистрацию, а об идентификации личности речь не могла идти вообще.

Рекс забрался в первую же попавшуюся ячейку и первым делом ткнул пальцем в кнопку включения компьютера. Компьютер включился. Рекс со вздохом облегчения стащил с себя куртку, бросил ее на пол у изголовья лежака и уложил на нее крысенка. Потом он сунул в рот таблетку, плюхнулся на лежак и провалился в беспамятство.

Когда Рекс пришел в себя, крысенка рядом не было. Он валялся ничком на лежаке, причем его ноги, не умещавшиеся на коротком ложе, высовывались из ячейки наружу, благо люк в ячейке отсутствовал. Было темно. В коридоре светили редкие ночные синие лампы, и Рекс, хоть убей, не мог вспомнить, каким образом и когда оказался в этой дыре.

Что разбудило его чувство опасности, Рекс понял, лишь услышав дикий вопль насмерть перепуганного человека. Он попытался было вскочить, но, шарахнувшись головой о потолок ячейки, повалился обратно. На некоторое время у него пропало всякое желание интересоваться чем бы то ни было, кроме боли в затылке. Но тут в коридоре послышался грохот, топот бегущих людей, улюлюканье, вой и крики: "Держи его, братва, держи!" "Помогите!"– вопил кто-то полным ужаса голосом. Рекса явно угораздило влипнуть прямо в эпицентр местной ночной жизни. Толпа настигла беглеца возле самой его ячейки. "Попался, – с ликованьем орали добры молодцы, – ну щас мы тебя!.." Потом вопли вдруг разом утихли и чей-то блудливый голос восторженно простонал: "Гляди, братва, ноги! А ну-кося, дедка за репку…"

Рекс вылетел из ячейки как пробка из бутылки и пребольно грохнулся грудью и больной рукой о сломанные петли люка. В тот же миг ему в бок впился чей-то ботинок, и тот же блудливый голос произнес: "Ну, чего разлегся, мужик? Ты эт-та, ты вставай".

Рекс поднялся на ноги. Тотчас несколько пар рук вцепились в него и притиснули к стене. Кто-то очень ловко и даже, можно сказать, профессионально обшарил его карманы. Рекс не сопротивлялся.

– Пустой, – разочарованно прогнусил обладатель блудливого голоса, – зато какое тело, а, орлы? Где ты такое раздобыл, мужик?

– Папа сделал, – ответил Рекс рассеянно и огляделся. Слева от него, точно так же притиснутый к стенке, тихонько скулил длинноволосый бородатый тип с разбитым в кровь лицом. На расстоянии шага от них полукругом от стены до стены столпились ночные мальчики. Наширявшиеся какой-то дрянью до полной потери человеческого облика, опасные как скрыплы, они ждали только сигнала вожака, чтобы наброситься на свою жертву кучей, давить, крушить кости, рвать по живому в клочья. Они эманировали как тупое зверье, и Рекс ощущал эту эманацию даже сквозь блокаду, поставленную ядом скрыплов, уколами и чертовой таблеткой. Причем эманация от крысиной стаи, напавшей на него на склоне Ошбы, была более человеческой, ну, во всяком случае, более осмысленной.

– Дядя острит? – делано удивился блудливоголосый. – Ишь ты… А не сделать ли дяде немножко бо-бо?

– Стоп! Этот мой, – раздался вдруг негромкий холодный голос. Толпа раздалась в стороны и вперед выдвинулся некто, слепленный из совершенно другого теста. Высокий, всего лишь на голову ниже Рекса, довольно массивный и крепкий на вид, он был опаснее всей стаи и – вот странность – почему-то казался смутно знакомым.

– Мани-мани-деньги-башли, – оживился блудливоголосый. А высокий сунул руку за пазуху, извлек оттуда длинную крючковатую иглу – парализатор и все тем же негромким голосом сказал:

– Идиот, где я их тебе сейчас возьму? Все выходы на банк заблокированы, это что, новость для тебя?

Рекс со всех сил рванул на себя двух вцепившихся ему в руки балбесов, так что они с треском столкнулись лбами, и швырнул их под ноги типу с парализатором. Вся троица с грохотом врезалась в противоположную стену тоннеля. Оба балбеса остались лежать, а высокий, шатаясь, поднялся на ноги, правда, уже без оружия в руках. Рекс рванулся вперед, но тут вся банда разом навалилась на него, задав работы на добрых пятнадцать минут. Это были не какие-нибудь там хилые горожане, нет, это были азерские ребята, они принадлежали к одному с Рексом миру и, к тому же, очевидно под влиянием наркотика, были напрочь лишены инстинкта самосохранения.

Поначалу Рексу с его-то больной рукой пришлось туго. Он наносил, отражал, предупреждал удары, но парней было много, слишком много, все они были вооружены ножами и, не задумываясь, пустили их в ход. К тому же чем-то они были похожи на фантомов, или, точнее, на стаю крыс. Действовали мальчики рефлекторно, стремительно, воспринимались как коллективная распределенная угроза, и предугадать каждый отдельный выпад даже здоровому Рексу было бы практически невозможно. Но при всем этом Рекс заметил, что высокий явно не был одурманен наркотиками, и это было странно.

Рекс пустил в ход все свое уменье, и через некоторое время туго пришлось уже бандитам. Главная сложность заключалась в том, чтобы после драки не осталось трупов. Вряд ли местные власти сочли бы его такой уж желательной на Азере персоной, так что привлекать к себе излишнее внимание явно не следовало. Как бы там ни было, но когда ночные мальчики сообразили, что ухватили кусочек не по зубам, Рекс был похож на свежеободранного гамадрила, а из их на ногах оставалось меньше половины.

Рекс загнал парней в небольшой тупичок в конце коридора. В глаза они не глядели, сбились в кучу, стараясь держаться подальше от его кулаков. Высокого не было ни среди валявшихся на полу, ни среди тех, что переминались сейчас с ноги на ногу. Смылся, мерзавец. Ну да ладно. До другого раза. Рекс велел подонкам подобрать друзей-приятелей и катиться отсюда подобру-поздорову. Теперь мальчики таращились на него во все глаза, то ли боясь поверить в такой счастливый для себя исход приключения, то ли и в самом деле ничего не понимая. Рекс был, конечно, не бог весть какой специалист по наркотикам, но то, чем они наширялись, было, по всей видимости, редкостной дрянью.

Подгоняемые пинками и тычками взашей, они наконец-то уразумели, чего от них хотят, и исчезли. Только у самого входа в ячейку торчала, вжимаясь сутулой спиной в бетонную стену, дрожащая одинокая фигура. Это было уже слишком.

– А ну, брысь отсюда, – заорал Рекс в полный голос. Фигура издала сдавленный звук – то ли икнула, то ли всхлипнула – и повалилась без сознания на пол. Рекс чертыхнулся, узнав своего собрата по несчастью, подхватил его подмышки, втащил в ячейку и швырнул на лежак.

Человек валялся на ложе мертвяк мертвяком. Рекс ткнул страдальца пальцем в солнечное сплетение и отправил в него пару импульсов, чтобы привести в себя. Может быть, и даже наверное, эти импульсы были несколько жестковаты, но Рекса извиняло то, что он был болен, изрядно пострадал в драке, причем некоторые раны, нанесенные ему ножами бандитов, еще не успели затянуться, болезненно зудели и кровоточили. Бедняга открыл глаза, но, увидав склонившегося над собою Рекса, снова пискнул и отключился.

Рекс протиснулся к пульту ячейки. Как ни странно, пульт был не только исправен, но и включен. Когда он только успел? Судя по бормотанию термостата, ионный душ тоже работал. В ожидании, пока термостат разогреется, Рекс включил голографическое зеркало и опространствил свое изображение. М-да. Пожалуй, он тут же и понял своего невольного гостя. Разодранная одежда, кровавый колтун на голове, покрытое дикими шрамами лицо и руки – было от чего падать в обморок. Рекс забрался в душевую кабину и включил душ на полную мощь. Может быть, ему и следовало подождать, пока окончательно не затянутся раны и регенерирует рубцовая ткань, но скоро должен был наступить день, и он, если хотел поскорее выполнить то, чего ради проник в Город, то должен был подготовить все для отступления. Раздобыть средство передвижения особой сложности не представляло. Повсюду в транспортных тоннелях имелись стоянки скримеров и турбоциклов. Стоянки были закрыты на замок, но с этой проблемой он надеялся справиться без особого труда. Значительно сложнее было раздобыть защитный костюм спецназа, без которого в захваченные скрыплами тоннели соваться совсем не хотелось. Ему, кстати сказать, предстояло решить еще, что делать со своим собратом по ночному происшествию.

В ячейке послышался шум. Рекс осторожно выглянул из душевой. Собрат сидел на постели, упираясь головою в потолок, и пялился вокруг ничего не понимающими глазами. Вдруг у входа мелькнула тень, и прямо на грудь несчастному прыгнул крысенок с оскаленной пастью.

– Эй, тихо, тихо, порядок, я тут, – поспешно закричал Рекс, но было уже поздно. У страдальца снова закатились глаза, и он мешком свалился с лежака на пол. Рекс вздохнул. Ночная гимнастика до предела измотала его. Он был болен, зол и очень голоден. И хотя душ – как ни странно – приносил некоторое облегчение, раны, пусть даже и не слишком опасные, затягивались с трудом, а процесс регенерации всасывал из него последние силы. Черт с ним, решил Рекс, пусть пока поваляется на полу. А когда он выбрался из душа, ячейка оказалась совершенно пустой. Собрата по несчастью не было и в помине. Крысенок тоже куда-то исчез. Единственное, на что Рексу осталось уповать, так это на обыденность ночного приключения. На то, что полиция не заявится сюда выяснять причины шума, выискивать виновных и проверять документы. Ну а если и заявится… там видно будет. Он был в Городе, и, в конечном итоге, лишь это имело значение.

Попытка связаться с банком из ячейки ни к чему не привела. Рекс безуспешно пытался войти в банковский компьютер из всех близлежащих свободных ячеек пока не вспомнил слова, сказанные тем длинным типом с парализатором предводителю ночных мальчиков. Вход в банковский компьютер с периферийных устройств был блокирован. По крайней мере, на всех верхних уровнях.

Глава седьмая

1

Изнурительную, ноющую боль еще можно было к какой-то степени нейтрализовать ионным душем, но что было делать с голодом? Тело, как всегда в подобных случаях, требовало калорий и аминокислот. Особенно калорий, причем в умопомрачительных количествах. Раны и яд советовали Рексу поудобнее устроиться на лежаке, однако голод настоятельно предлагал позаботиться о хлебе насущном. После недолгого сопротивления Рекс капитулировал перед желудком, с кряхтением выбрался из ячейки и отправился на поиски этого самого насущного хлеба. Его беспокоило только отсутствие крысенка, ну-как вернется, а его, Рекса, нет? Не потерялся бы.

Положение было – хуже некуда. Зондирование цепей инфора, проведенное им просто с отчаяния, отняло остатки сил и всего лишь подтвердило вещи в принципе уже известные со слов предводителя ночных мальчиков: вплоть до особого распоряжения Совета Координаторов, все жилые ячейки Города от банковского компьютера отключены, и деловые операции проводятся только с собственно банковских терминалов и терминалов членов Совета Координаторов. Надо было пробираться вниз, а он не имел ни документов, ни даже денег на лифты.

Хотя экстрасенсорные способности Рекса оказались чуть ли не полностью заблокированы ядом, слава богу, с интуицией, вроде бы, все было в порядке. Рексу не нужно было ни у кого спрашивать дорогу. Прохожих в тоннелях было мало, все они при виде него шарахались в сторону или испуганно жались к стенам.

Ноги несли Рекса сами, и он, привычно полагаясь на чутье, был озабочен лишь одним обстоятельством: не нарваться бы ненароком на пост или патруль санаторов. Его своенравная интуиция, всегда действовавшая по методу максимальной эффективности, могла выбрать в подобной ситуации и кратчайшую дорогу к цели, наплевав на всяческие фигли-мигли человеческого общественного устройства.

Однако, судя по окружающей обстановке, для этого случая интуиция сделала исключение и все же провела некую коррекцию маршрута. И без того не слишком людные и опрятные коридоры сменились такими, какие из чувства естественной брезгливости постарались бы миновать даже скрыплы. Раны нестерпимо зудели, голова кружилась и мучительными спазмами сводило живот от аромата подгорелой протопищи, на который, как он полагал, и ориентировались его обычно сверхъестественно чувствительные, а теперь основательно отупевшие от яда рецепторы. Причем вели они его уж конечно не в ресторан отеля типа Палас или Рекомье, а в самую подозрительную из всех подозрительных жрален.

Вожделенная жральня была уже совсем рядом, когда из темного бокового ответвления тоннеля ему под ноги с жутким воем метнулась тоненькая женская фигурка. Торс ее был обнажен, блузка свисала с предплечий, разорванная юбчонка задралась выше испачканных кровью трусиков. Глаза ее были вытаращены, лицо искажено мучительной гримасой. Девушка раскинула руки, не пропуская Рекса вперед, и, уставясь напряженным взглядом куда-то в область его пупка, завопила жутким голосом:

– О-о-о, неужели вы способны пройти мимо и не съесть эти чудные, эти хрустящие, эти прожаренные протеиновые чипсы?! О-о, загляните к нам! Мы ждем вас! О-о-о!

Рекс скрипнул зубами и плюнул от злости. Перед ним был рекламный голографический фантом-иллюзор, созданный идиотом для идиотов, и потому сам по себе донельзя идиотский. Рекс прошел сквозь него, но, увы, чудо-реклама была снабжена механизмом возврата. Так что весь оставшийся путь он вынужден был проделать под аккомпанемент утробных завываний и мелькание ржавых трусиков.

Жральня оказалась именно жральней, не рестораном, не столовой, даже не забегаловкой: подиум у пересечения нескольких тоннелей, низкий бетонный потолок с торчащими прутьями арматуры, неровный бетонный пол, грязные колченогие столики и гнусно чавкающий автомат-раздатчик. Единственным сколько-нибудь освещенным местом в ней являлась стойка бара. Бар был платный, о чем и оповещал транспарант, висевший прямо под светильником: "В долг – завтра".

Рекс протиснулся к раздатчику и надолго застрял перед ним. Автомат лениво чавкал, выплевывая в пластиковые тарелки стандартный обед: пахнущую мокрыми тряпками похлебку, изображавший собою бифштекс пласт поджаренной протопищи с гарниром из гидропонных водорослей и пресловутые чипсы. На двух захваченных Рексом подносах медленно росли горы тарелок.

Не выдержав ожидания, Рекс запустил в одну из них пальцы.

– Ну, ты отойдешь когда-нибудь, или нет? – зашипел сзади чей-то злобный голос. – Или ты прямо тут жрать пристроишься?

Рекс обернулся. Дышавший ему в затылок мужик в униформе водителя грузопоезда испуганно попятился, наступая на ноги стоявших сзади людей. Очередь за Рексом и в самом деле собралась большая.

– Да нет, я ничего, просто народу много, – растерянно сказал мужик. Очередь торопливо раздалась в стороны, водитель что-то неразборчиво пискнул, бросил поднос на пол и, круто развернувшись, помчался к лестнице. Рекс подхватил подносы и, балансируя горами тарелок, медленно пошел к свободному столику возле пневматического мусоропровода, огромный зев которого строители, очевидно, просто поленились прикрыть люком. Судя по поведению водителя, нравы тут царили простые и чрезмерно безыскусные.

Рядом, сдвинув несколько столиков, торопливо насыщалась молодая и очень шумная компания. Мальчики, судя по внешнему виду, были крутые, девочки тоже отнюдь не были принцессами из сказки. Ели прямо с подносов, опустевшую посуду швыряли в мусоропровод, и если промахивались, то не удосуживались оторвать зад от стула. Время от времени молодые люди поодиночке или группами навещали бар. Компания была абсолютно аналогична ночной шайке, и не случайно, при всей переполненности жральни, по соседству с ними были исключительно свободные столики.

Рекс быстро расправился с содержимым первого подноса и сгреб на него опустошенную посуду. Компания следила за ним с видимым интересом, и интерес этот был нехороший. Их вожак, тощий лохматый малый, явно нацелился заняться Рексом лично, и только дожидался момента, когда тот направится мимо него к мусоропроводу. Кое-кто из шайки даже прекратил есть, а все сидевшие спиной развернулись, чтобы насладиться предстоявшим зрелищем.

– Гля, чуваки, во здоров жрать, к-козел! – восторженно пропищала анемичная девица, старательно демонстрировавшая всем окружающим свои более чем скромные прелести. – Куда в него только лезет?

– Ща поглядим, – лениво процедил сквозь зубы вожак под восторженный рогот окружающих.

Рекс начал закипать. Ребятки хотели развлечься? Почему бы и нет. Он был готов поучаствовать в представлении в меру своих скромных сил. Конечно, драки, подобной ночной, допускать было нельзя. Рекс и так достаточно наследил, и ему, вероятно, следовало бы на всякий случай убраться отсюда подобру-поздорову. Рекс оглядел потолок и наметил крюк, на котором предстояло повиснуть незадачливому вожаку. Вдруг, как по команде, весельчаки отвернулись от него, и в неестественной тишине жральни Рекс услышал тяжкий грохот шагов Командора. К нему приближался биоп.

Это был молоденький парнишка в форме рядового санационной службы, и с ним все было ясно с первого взгляда – рожденный в трущобах, воспитанный телетаксером и абсолютно не представляющий себе, какой ценой еще предстоит расплатиться за силу и власть. Стероидные уколы, трехмесячное обучение, полугодовая накачка мышц и – вперед, на охрану столбовой дороги прогресса. Впрочем, у этого на рукаве красовалась жирная литера "К", курсант, щенок и сосунок, но как он шел! Одна рука кулаком в бедро как у Макса Гронкса в телесериале Пауки Вселенной, плечи ссутулены как бы под грузом мышц, глаза вприщур и нижняя челюсть выдвинута так далеко вперед, что не понятно, каким образом умещается во рту язык. Что за дурак выпустил его одного в патруль? Впрочем, нет, он был не один. Поодаль, по ту сторону подиума, отрезая Рексу дорогу к лестницам, удобно привалилась к колонне еще одна огромная фигура.

Биоп с грохотом придвинул ногой стул к столику, плюхнулся на него и уставился на Рекса строгим немигающим взглядом. Рекс, игнорируя, продолжал неторопливо есть. Биоп нахмурился.

– Кто такой! – рявкнул он натужным басом. – Почему не пропускаешь водителей к раздаче? Документ!

– Пошел вон, – негромко сказал Рекс.

– Что? – взвизгнул биоп своим естественным, увы, жидковатым голоском. – Что ты сказал?!

Стул отлетел в сторону. Биоп вскочил и широко размахнулся. Рекс нырнул ему под руку, уперся ладонью в курсантский подбородок и слегка толкнул. Опрокидывая столики, биоп вылетел с подиума прямо на движущуюся дорожку и мгновенно исчез в тоннеле. Рекс сел на место и снова принялся за еду.

Естественно, с его стороны это была всего лишь демонстрация, поскольку уже через несколько секунд перед ним выросла фигура напарника незадачливого курсанта. Точнее, напарницы, ибо это была женщина. И какая женщина! Рекс взглянул ей в лицо, да так и замер с ложкой у рта.

Валькирия, Брунгильда, она была поразительно красива. И в то же время, без сомнения, эта красавица была биопшей. Контраст между ожидаемым уродством и реальной красотой действовал ошеломляюще, и в голове у Рекса проскочила дикая мысль о том, какой же уродиной она должна была быть в добиопские времена, чтобы все те деформации, которые делают из нормальных людей уродов, смогли произвести с нею столь удивительную метаморфозу?

Двигалась биопша стремительно, с грацией пантеры, а сжатые кулаки и свирепая физиономия не оставляли сомнений в целях этого передвижения.

– Эй, эй, полегче, я не дерусь с женщинами, – сказал Рекс, и тут же стремительно присел, уворачиваясь от нацеленного в лицо кулака.

Несколько минут посетители жральни не по телетаксеру, а въявь наблюдали захватывающую картину рукопашной схватки, в которой нападавшая сторона била, ломала и сокрушала все, что угодно, кроме своей цели. Цель эта, хоть и огромная как элефант, в своей верткости и ловкости оказалась для биопши абсолютно недоступной. Наконец, тяжело дышащая биопша остановилась, рука ее скользнула в карман и выскочила оттуда вооруженная лучевым нейронным ножом. Рекс присвистнул. При всем своем опыте эту штуку он видел впервые. Нейронные ножи были оружием абсолютно запрещенным. Это был именно нож – его луч действовал на расстоянии не более тридцати сантиметров, однако малейший укол, по слухам, вызывал столь сильные мышечные судороги, что даже у биопов от них ломались кости. Причем чем сильнее и физически развитее был человек, тем эффективнее действовало это оружие. Если болевой шок не убивал человека на месте, то он превращался в мешок переломанных костей. За одно хранение нейронного ножа рядовой гражданин мог быть сгноен в санатории. Но, как известно, властям закон не писан, и вопрос лишь в том, кто именно находится у власти.

Пригнувшись и перебрасывая нож из одной руки в другую, биопша скользящими шагами медленно надвигалась на Рекса.

Посетители жральни, опрокинув и отбросив в сторону ту малость мебели, что еще умудрялась оставаться на своих местах, сгрудились на противоположной стороне подиума у бара.

Передвигалась биопша крайне рационально, движения ее были выверены и очень точны. Возможности избежать схватки у Рекса не было ни малейшей. За спиной его был зев мусоросборника, из которого доносилось надсадное чавканье перегруженного пневмотранспортера, а попытка прыгнуть в любую из сторон неизбежно привела бы его прямо на нож. Рекс схватил стул, и в это время биопша метнулась вперед.

Эманация ненависти, исходившая от нее, была так сильна, что пробивала блокаду, поставленную в организме Рекса ядом скрыплов. Все ее намерения были ясны ему прежде, чем воплотились в этом прыжке. Спинкой стула Рекс зацепил руку биопши, отводя в сторону лучевое лезвие. Выставив вперед правое плечо, он нырнул вниз, охватил руками ее колени и резко выпрямился. Биопша, издав сдавленный вопль, взлетела в воздух и исчезла в зеве мусоропровода. Мусоропровод удовлетворенно чавкнул.

Как ни в чем ни бывало, пострадавшие от столкновения поставили на место опрокинутые столики и, не заботясь о судьбе упавшей пищи, выстроились в очередь у автомата. Веселая компания глядела на Рекса во все глаза. Рекс покосился на бармена. Нет, он оказался человеком разумным, торчал на виду, попыток вызвать патруль не делал.

Рекс шагнул к своему столику, рассеянно удивившись, что тот стоит на месте со всем своим содержимым. Вдруг из-под его ноги выскочил и завертелся прямо перед столиком веселой компании лучевой нож. Один из парней стремительно нырнул вниз, схватил его и сунул в карман. Рекс шагнул к нему и молча протянул руку ладонью вверх. Парень побледнел и нерешительно оглянулся на друзей.

– Ну! – сказал Рекс. Компания сидела смирно, в глаза Рексу никто не смотрел. Сзади кто-то из друзей сильно толкнул парня в шею. Тот вынул нож и кинул его Рексу. Рекс поймал нож на лету и засунул его в один из потайных карманов куртки. После этого он уселся за стол и принялся методично поглощать еду.

Веселая компания некоторое время оживленно совещалась. Наконец, лохматый предводитель поднялся с места, подошел к стойке, пошептался с барменом и направился к Рексу, сжимая в руках два хайбола.

– Разрешите присесть? – спросил он, неожиданно демонстрируя знакомство с правилами этикета. Рекс пожал плечами. Лохматый утвердился на стуле, придвинул к Рексу хайбол и сказал, с места в карьер переходя на ты:

– Угощайся.

2

На гидропонный уровень Эни привело любопытство.

Реклама протеиновых чипсов, которую соорудил Юри Граб, и вдохновительницами которой оказались, по его словам, Эни с Лайаной, прогремела на весь шестой уровень и вызвала громовый хохот у всех ее видевших людей, за исключением хилотелых бородатых эстетов и кое-кого из профессиональных рекламных психологов.

Особую активность проявляли конкуренты. По артистическим кафушкам звучали насмешливые песенки, от которых отчетливо тянуло заказным душком. А кто-то – Юри, как ни старался, так и не смог выяснить, кто именно – разорился даже на соответствующий телетаксерный клип с самой Анабель Гламурофф в качестве главной горлодерши и ногодрыжицы.

Виктор Бюллер дрогнул и хотел было уже отказаться от этой рекламы. Лишь благодаря настояниям Лайаны она была установлена на пробу в одном единственном месте, на самом верху, куда немедленно открылось настоящее паломничество людей с шестого уровня, как любопытствующих, так и профессионалов.

Отправлялись будто на пикник, ряженными под люмпов веселыми группами, с вином и музыкой и непременным отведыванием рекламируемого кушанья. Вот и Эни, оживленная и даже счастливая, поскольку ее главная физиологическая система, наконец-то, заработала с полной нагрузкой, тоже пала жертвой всеобщего ажиотажа и, в сопровождении камердинера, помчалась, как пелось в пресловутом клипе, "отравиться и видом, и вкусом".

Наглядевшись на "дебильную неряху" – у камердинера, как показалось Эни, поблескивало-таки в глазах при виде оной нечто мечтательно-хищное – они прошли в ближайшую жральню, где и заказали себе на пробу одну порцию чипсов на двоих. Чипсы, вопреки уверениям Виктора, оказались не более омерзительными, чем любая другая протеиновая пища, и здешний люд брал их охотно.

Они довольно быстро расправились с захваченной с собою бутылочкой Малю. Но уходить Эни не хотелось, а у здешнего бармена – с ума сойти – оказался вполне приличный, хоть и ординарный Барот райанского разлива. Да и содержал он стойку бара в относительно опрятном состоянии. Эни потихоньку попивала вино, время от времени отправляя в рот крохотные кусочки чипсов, и от всей души наслаждалась царившей в жральне атмосферой низкопробности и порока.

Камердинер поехал с нею неохотно, был хмур, насторожен и держался скованно, то и дело переглядываясь со здоровенным малым с перебитым носом, который обосновался со своими друзьями неподалеку от них за той же стойкой.

Компания поглядывала на Эни с интересом. Одеты они были с дешевым шиком третьеуровневых суперменов, вели себя с развязностью не столько даже шумной, сколько пошлой, но перебитый нос – как мужик – впечатление производил, и Эни подумывала, а не велеть ли камердинеру свести ее с этим великолепным представителем человекообразных обезьян.

Вдруг камердинер вздрогнул, подобрался, взгляд его сделался колючим и острым. Эни проследила за этим взглядом, и все мысли о парне с перебитым носом тут же вылетели из ее головы. Начисто.

На подиум поднимался настоящий гигант. Он был чуть ли не на две головы выше любого из присутствующих здесь мужчин. Даже камердинер не годился ему в подметки. Да, вот это был мужик! У него были огромные, налитые чудовищной силой руки и ноги, колоколообразная грудь. Его широченным плечам мог бы позавидовать любой биоп. Картину завершало зверское выражение на испещренном свежими шрамами лице. Все составляющие ее главной физиологической системы сладко заныли.

Гигант ухватил пару свободных подносов и направился к раздающему автомату. Одного движения его огромной ручищи оказалось достаточно, чтобы смахнуть в сторону от раздатчика всю очередь. Не дожидаясь, пока его подносы наполнятся, он запустил в тарелку лапу и отправил в пасть основательный пласт поджаренного протеина.

Эни смотрела на эту зверюгу завороженным взором и не сразу поняла, что камердинер что то настойчиво говорит ей.

– А?.. – рассеянно переспросила она.

– Я должен Вас немедленно покинуть, мадемуазель. Дела его Имперского сиятельства. Но, не волнуйтесь, за Вами присмотрят и все Ваши желания исполнят.

Камердинер кивнул парню с перебитым носом, и тот, изобразив на плутоватой морде почтительное ожидание, в тот же миг оказался рядом.

– Кирша, – торопливо сказал камердинер, – ты поступаешь в распоряжение мадемуазель. Покажешь ей все, что она захочет видеть, а когда ей все тут надоест, проводишь до рума. Это на шестом уровне. Обращаться с нею, как с хрустальной вазой.

Слова его были прерваны оглушительным грохотом, с которым покинул подиум злополучный курсант – биоп. Потом Эни оказалась свидетельницей захватывающего зрелища – схватки двух зверюг: так приглянувшегося ее главной физиологической системе громилы и огромной биопши.

Когда все закончилось, и зверюга уселся доедать свою еду, камердинера рядом уже не было.

Эни была громилой буквально заворожена. Размеры, ловкость, мощь этого суперсамца бросали ее в дрожь, а чудовищный аппетит действовал необычайно возбуждающе.

– Скажите, Кирша, – обратилась она к спутнику, – почему он не убегает? Что если биопы вызовут сюда подкрепление?

– Это очень правильно, что он остался, – ответил Кирша, тоже глядевший на громилу со странным блеском в глазах. – Тут сейчас для него, по жизни, самое безопасное место. Никому и в голову не придет ловить его в жральне. Все будут думать, как Вы, что он уже слинял.

Высказанная мысль показалась Эни несколько сомнительной. Хотя, с другой стороны, некое рациональное зерно в ней, безусловно, имелось.

Эни снова принялась разглядывать громилу. Кирша же переключил свое внимание на нее, и внимание это было лестное, тем более, что уже через несколько секунд он, как бы невзначай, раз – другой тронул коленом ее бедро, а потом и вообще основательно к нему прижался.

– Для друзей я не Кирша, а Кир… мадемуазель, – сообщил он, приятно улыбаясь.

– Прелестно, – рассмеялась Эни. – Меня тоже не обязательно называть мадемуазелью. Для своих друзей я просто Эни.

– Кстати, Эни, как Вас сюда занесло? Любовь к приключениям? От Вас же за версту несет нижними уровнями.

– Я пришла поглазеть на рекламу чипсов. Я, видишь ли, художница с шестого. Так что неча миндальничать, давай на ты.

Кир рассмеялся.

– Ты кому вешаешь лапшу на уши? От тебя и восьмым-то не пахнет. Тоже мне, художница с шестого.

– Ладно, сдаюсь. От тебя, видно, ничего не скроешь. Я и в самом деле люблю приключения.

– И крепких мужиков? – поинтересовался Кир, выразительно на нее посмотрев.

– И крепких мужиков в особенности, – подтвердила Эни.

– А откуда ты знаешь Лощеного? Он… твое приключение?

– Какого Лощеного? Ах… о, господи, – Эни даже содрогнулась от отвращения, – да как тебе такое в голову пришло? Нет. Конечно же, нет! Моим приключением он быть не может.

– Как знать, – загадочно улыбнулся Кир. – Так вы с ним случайно познакомились?

– Можно и так сказать. Я, во всяком случае, знакомства не искала.

– Это хорошо, – протянул Кир с какой-то странной интонацией. – Это очень даже хорошо.

– Не раскатывай носа, не придется и разочаровываться, – Эни не сводила взгляда со зверюги. – Ого, смотри-ка, кто к нему подсел… Как ты думаешь, что-то затевается? Может, и мы сядем поближе?.. Послушаем…

Кир на минуточку задумался, потом, будто на что-то решившись, кивнул головой.

– Пошли.

Он помахал рукой своим припижоненым друзьям, после чего вся компания дружно обсела соседний со зверюгой столик.

3

В хайболе плескалось плохо очищенное спиртное с примешенной к нему явно ядовитой дрянью, но это не насторожило Рекса, поскольку в стакане предводителя находилась точно такая же гадость. Отравить его лохматый желания не имел. Напротив, Рекс был ему для чего-то нужен

– Не боишься патруля? – спросил лохматый.

– Нет, – коротко ответил Рекс.

– Да уж, – согласился предводитель. – Других поблизости все равно нету, раз лейтенант дежурит на транспортной развязке. Да еще на пару с курсантом. Лихо ты их. Пей. Это я тебе.

Рекс невольно поморщился. Биопша, оказывается, была офицером, а он и не заметил. Он отодвинул от себя пойло и спросил:

– Что тебе надо?

– Имею предложение. Про топарей слыхал? Так вот нам, – он широко повел рукой в сторону своих друзей, – очень хочется прошвырнуться на шестом по Бродвею и пощупать тамошних телок за вымя. Как ты на это смотришь? Повеселимся?

Рекс презрительно сплюнул на пол. Поветрие, как и следовало ожидать, покатилось на окраины. Вот уже и на Азеру его завезли какие-то люмпены из числа новых поселенцев. Рекс отрицательно покачал головой, но тут же спохватился. Ему и самому надо было вниз. Топари могли послужить прекрасным прикрытием. Да и деньгами у них можно было разжиться, если повести дело с умом.

– Ну, что? – сказал лохматый, с надеждой глядя на Рекса.

– Тоже мне, веселье, – хмыкнул Рекс, стараясь не показать, насколько заинтересовало его предложение. – Время на вас терять.

– Время – деньги? – весело спросил лохматый. – Такому бойцу мы можем и заплатить. Сколько?

– У вас, небось, и денег-то нет, – пробурчал Рекс, лихорадочно соображая, сколько же запросить, чтобы и не отпугнуть непомерной жадностью, но и не продешевить. Денег для того, чтобы добраться до банка, надо было иметь изрядно.

– Ты не умничай. Ты говори, сколько возьмешь.

– Брать буду повременно. Три солера в час. А не нравится – вали отсюда.

– Идет, – решительно сказал лохматый и, прежде чем Рекс успел пожалеть, что мало запросил, добавил, – дороговато, конечно, но, думаю, отработаешь. Биопов ты взял чисто.

– Чепуха, – пренебрежительно заявил Рекс. – Там будут парни посерьезней. Так что деньги ты мне выдашь вперед. А то знаю я вас, жуков.

– Договорились, – сказал лохматый, – где искать тебя?

– Тут.

– Э, парень, тебе бы исчезнуть. Эта баба со своими ребятами весь гидропонный раком поставит, чтобы только тебя достать.

Рекс отрицательно покачал головой.

– Во-первых, красотка, – он ткнул пальцем в мусоросборник, – никому и никогда не расскажет, что здесь произошло. А во-вторых, не считает же она меня таким дураком, чтобы сидеть здесь и ее дожидаться?

На лице лохматого последовательно сменились недоумение, озадаченность, озарение и восхищение.

– Ты имеешь в виду…

– Вот именно. Биопы будут искать меня где угодно, но только не тут.

– Резонно. Я смотрю, ты мужик неглупый. Это хорошо.

– Сколько пойдет народу?

– Ну, – сказал лохматый, подумав, – я думаю, сотни две поднимем.

– Это несерьезно, – махнул рукой Рекс. – Так и за пределы гидропонного не уйти.

– Мужики, – вмешался в разговор парень с перебитым носом, сидевший за соседним столиком в компании поразительно красивой девушки и нескольких дешевых пижонов. – Извините за вмешательство, но мы тут невольно услышали ваш разговор. Если не возражаете, мы готовы присоединиться. Мы поднимем человек пятьдесят. Ну и, потом, у нас есть еще кое-какие идеи.

– Отлично, – обрадовался лохматый. – Подсаживайтесь, будем совещаться, – а перебитый нос обратился к Рексу, обшарив его с ног до головы неприятным взглядом:

– Ты тоже не возражаешь?

Рекс пожал плечами.

– Раз уж ты и так все слышал, то знаешь, что я человек наемный. Чем больше вас будет, тем дольше мы продержимся, и тем больше денег я получу.

Компания снова сдвинула столики теперь уже возле места, занимаемого Рексом.

– И Вы тоже пойдете? – обратился лохматый к красотке. Но она глаз не спускала с Рекса, и ему пришлось дважды повторить свой вопрос, чтобы быть ею услышанным.

– Да-да, конечно, ни за какие… чипсы не упущу такого приключения, – отвечала та и снова принялась пожирать Рекса глазами.

– И все-таки он прав, – сказалперебитый нос, кивнув на Рекса, – нас мало. Конечно, мы обрастем народом, как только тронемся в путь. Но в таком деле, как я понимаю, все решает организованное ядро. Управляемые люди, я имею в виду.

Рекс согласно кивнул головой.

– Где же их взять? – удивился лохматый.

– А если привлечь зеленых? – осторожно сказал перебитый нос.

– На хрена впутывать в это дело политику? – удивился лохматый. – Мы народ простой, ночные мальчики, нам, блин, всякие идеи до козлиной бороды, в натуре. Да и не станут зеленые с нами вязаться, мы для них отребье, и все такое.

– Ну, уж, ты сказал! – скривился перебитый нос, – там тоже не одни зануды. Я кое-кого знаю, могу переговорить. Умеренные, конечно, не пойдут, тут ты прав. А вот радикалы, те, я думаю, со всем удовольствием. Для них нет ничего слаще, чем в большой толпе побазарить с лозунгами. А если еще удастся получить по сопатке, да перед телекамерой кровь по рылу красиво размазать – это, блин, и вовсе верх счастья и предел мечтаний. Но народ они организованный, держаться будут крепко.

– Ну, если так, – нерешительно пожал плечами лохматый, и повернулся к своим, – мы не возражаем, верно, братва?

Братва, за исключением, разве что, анемичной девицы, не возражала. Да и той не нравились не столько зеленые, сколько красотка за соседним столом.

Обсуждение перешло на конкретные детали, назывались имена, клички, достоинства кандидатов обсуждались то громко и нахраписто, то с осторожным пиететом. Рексу стало скучно, после еды снова потянуло в сон, а тут еще откуда-то пришло ощущение, что в ячейке сидит больной и голодный крысенок, что тоскливо ему и страшно. Будто ниточка между ними телепатическая протянулась. Как тогда с Лайзой. И за ниточку эту крысенок тянет его к себе.

Рекс встал, ухватил с чьих-то тарелок пару протеиновых бифштексов, и сказал:

– Ладно, мужики, я пошел. Какие-то козлы тут всю ночь колобродили, спать мешали, пришлось воспитывать. Теперь вот глаза слипаются. Будете готовы – скажете, пару дней подожду.

…Два дня, пока шли, так сказать, подготовительные работы к историческому прыжку вниз, Рекс пластом провалялся в постели, лишь изредка выбираясь в жральню для подкрепления сил.

Собирался в жральне тот еще народец, однако авторитет Рекса среди местной публики сомнению не подвергался. Очередь к автомату, выкидывавшему на поднос протопищу, немедленно расступалась при его появлении и буквально пропихивала его вперед, а за столик, на который он громоздил два или три – в зависимости от аппетита – подноса, не решался подсаживаться никто, кроме главарей предстоящего похода.

Крысенок вел собственную, вполне независимую жизнь, но, похоже, никуда от Рекса убегать не собирался. Он то подолгу пропадал неизвестно где, то снова появлялся, чтобы облизать Рексу лицо – вот он, мол, я, никуда не делся – и опять исчезнуть. Однако установившаяся между ними связь не прерывалась ни на минуту. Рекс даже ловил себя на некоем подобии общения с крысенком. Не то, что бы разговоре, но – факт есть факт – они прекрасно чувствовали, а может быть, и понимали друг друга. Во всяком случае, за несколько часов до похода крысенок появился в ячейке, залез Рексу за пазуху и никак не желал вылезать оттуда.

Ночное приключение все это время не выходило у Рекса из головы. Несколько раз, как ему казалось, он замечал среди болтавшегося в жральне народа знакомые по ночному происшествию физиономии, но то ли он ошибался, то ли те старались на всякий случай держаться подальше и, при малейшем намеке на интерес с его стороны, тут же испарялись. Особенно Рекса занимал лихой мужик с иглой – парализатором. Охотничек. Этакий вольный стрелок. Не похоже было, что в Рексе он опознал, комта Азеры, но ведь что-то ему было нужно? Однажды Рексу удалось зажать в уголке парня, вне всякого сомнения, участвовавшего в ночном приключении. Однако парень клялся и божился, что ничего не знает. "Ну, чтоб мне век свободы не видать, – бил он себя кулаком в грудь со всей возможной убедительностью, – какой он нам пахан? Мы его и видели тогда в первый раз. Пахан у нас вон тот, с перебитым носом. Но его с нами не было. Ему заплатили, он и велел, чтобы нам идти, значит, с этим длинным и делать, что скажет…" Обращаться к пахану Рекс не стал. Не было смысла.

Красивая девица, с которой пахан был в жральне в первый день, не появлялась больше до самого похода. Зато уже на следующий день среди делегации зеленых, прибывших в жральню для переговоров, Рекс увидел ту самую, не знакомую с благодарностью жертву киднэппинга. Он узнал ее сразу, как только девушка стащила с головы свой великолепный шлем – делегация зеленых радикалов прибыла, как и следовало ожидать, на расписанных лозунгами протеста турбоциклах. Девушка была упакована в ту же кожу и вела себя так, что Рексу стало ясно – история с киднэппингом на пользу ей не пошла.

Переговоры шли трудно, главным образом, потому, что главари объединявшихся шаек не желали уступать друг другу первенство, а уж амбиции длинного лохмача были и вовсе непомерными. Что касается зеленых, то всего их радикализма явно не хватало для того, чтобы заглушить источаемый остальной компанией отчетливый дух уголовщины.

Рекс не вмешивался, ел себе свой обед. Но когда переговоры окончательно зашли в тупик, а "высокие договаривающиеся стороны" по третьему разу, но уже на гораздо более высоких тонах, завели одну и ту же волынку, типа: "а ты кто такой? ", Рекс не выдержал.

– Мужики, – сказал он, – стоит ли вам сейчас разбираться, кто из вас самый-самый? Без драки этого не выяснить, а кому она, драка, нужна? Есть другое решение. Называется "демократические выборы". Что это такое? Это когда каждая группа делегирует в руководство своих представителей пропорционально численности… Что такое "пропорционально"?.. Сейчас объясню. А вам, ребята, – обратился он к зеленым, – я скажу так. Не воротите нос от нас, потому что мы и есть тот самый народ, о благе которого вы хлопочете. Многие из них… из нас не в ладах с законом. Но далеко не все из душевной склонности. Тут хватает и протестующих. Вот и помогите им… нам. Откуда вам знать, как люди приходят к сознательной борьбе?

Главари приняли совет Рекса с огромным облегчением, а кожаная девушка нахмурилась и принялась разглядывать его с предельно подозрительным видом.

4

По столичным меркам, ударная группа была невелика и, как казалось Рексу, очень разношерстна. Сразу же бросалось в глаза, что среди заправил чуть ли не половина всего лишь рядились под верхнеуровневых люмпенов, причем рядились крайне неумело.

В состав этой группы входили, помимо главарей шаек, та самая высокая поразительно красивая девушка, пришедшая вместе с паханом с перебитым носом, несколько увивавшихся вокруг нее хлыщей, от которых за версту несло бесившимися с жиру обитателями средних ярусов, несколько бесцветных, но очень крикливых личностей, смотревших тощему в рот, и трое – четверо зеленых, среди которых была и девушка в коже, проявлявшая к Рексу странную и ничем не спровоцированную враждебность.

Изо всей руководящей верхушки, решил Рекс, никто, кроме парня с перебитым носом, так сказать, "боевого" опыта не имел. Они были просто сборищем дилетантов и эпигонов, не желавших ни в чем отставать от веселой жизни золотой молодежи Старых Миров.

– Значит так, – объяснял тощий лохмач свой план, – начинаем отсюда, с гидропонного. Делимся на группы, чтобы шмон раньше времени не поднять, – он достал из кармана бумажку со схемой набега, вручную +разрисованной цветными фломастерами. – Всего у нас восемь групп. Вот по этим эскалаторам мы идем вниз. Сходимся вот здесь, возле кафе. Выскакиваем на маршевые эскалаторы и – марш, марш вперед! Даешь Брод!

– Все это ерунда, чушь и плешь, – вмешался вдруг неожиданно для самого себя Рекс. – Идти надо здесь и здесь. По кольцевым лестницам. И чтобы все питейные заведения хотя бы поначалу оставались в стороне. Народ соберется разный, и нам вовсе ни к чему застревать у первой же кафушки. Мы должны пройти, по крайней мере, уровень до того, как начнется этот самый шмон. А на кольцевых лестницах нас поймать невозможно. Да и вылетаем всей массой сразу к центральным маршам эскалаторов. А их перекрыть труднее всего.

Тощий вспыхнул и зло посмотрел на Рекса.

– Чего это ты тут раскомандовался? – закричал он, срываясь на визг. Рекс, не ввязываясь в перепалку, протянул вперед руку ладонью вверх:

– Плати.

– Нет, ты чего раскомандовался?

– Ты не понял, что я сказал? Плати. А там – черт с тобой. Я пойду даже по твоему дурацкому плану.

– Не заводись, – вмешался парень с перебитым носом, обращаясь к тощему. – Он говорит дело. Заплати ему.

– Работаешь три часа, – зло сказал тощий.

– Пять, – сказал Рекс.

Парень с перебитым носом вмешался снова:

– Плати за пять. Сколько бы ты ему ни заплатил, он всех этих денег стоит. Он боец. И сразу видно, что говорит дело. Идти надо, как он сказал… Тебе уже приходилось топарить? – повернулся он к Рексу.

– Да, – не моргнув глазом, соврал тот.

– Где?

– А это так важно?

– Нет, я просто к слову.

– Там, откуда я прилетел, не любят любопытных.

– Разумный принцип, – согласился парень с перебитым носом. Был он внутренне спокоен, хладнокровен, несколько ироничен. Каждой порой своего тела он излучал опасность. И опасность эта была велика, раз Рекс ощущал ее так отчетливо, несмотря на действие проклятого яда. Здесь перебитый нос был явно не на месте, и что-то с ним было не так. Однако разбираться с этим Рексу совсем не хотелось. Чувствовал он себя все еще отвратительно. Скрыплы были уж очень серьезными существами. Даже его могучий организм никак не мог побороть действие их яда.

– Ну, хорошо, – сказал перебитый нос. – Будем прорываться по центру. Только его, в конце концов, тоже перекроют. Что тогда? Драки в любом случае не миновать. Кто-нибудь в нее обязательно ввяжется. И под шумок начнут кореша шарашить по кафушкам и магазинчикам. Это уж как пить дать.

– Оставим санаторов разбираться с шарашниками и драчунами, а сами обойдем с флангов… я имею в виду – по боковым эскалаторам. За спиной санации соединяемся и снова по центру – марш, марш вперед, даешь Брод, – передразнил Рекс лохматого вожака.

Полиция гидропонщиков оказалась совершенно не готова к такому развороту событий.

Толпа, непрерывно увеличивающаяся за счет все новых и новых орд молодежи, устремилась вниз по центральным маршам эскалаторов, сметая все на своем пути. Гидропонный уровень был пройден почти без столкновений.

Первый серьезный заслон они встретили на входе в химический уровень. Центральный марш эскалатора был перекрыт решетками, за которыми выстроился внушительный отряд санаторов. Биопы были в касках со щитами и вооружены электрошоковыми дубинками.

Воющая толпа топарей в основном из вновь присоединившихся, размахивая невесть откуда взявшимися металлическими прутами, цепями и ножками от мебели из ближайших кафе, устремилась на штурм.

– Будем обходить? – крикнул тощий. Рекс согласно кивнул головой. Тощий вскинул руку.

Тотчас несколько вооруженных мегафонами парней завопили во всю мочь своей могучей электроники: "На боковые, эй, все на боковые". Толпа, увлекаемая предводителями, устремилась к боковым эскалаторам. Прежде чем полиция успела сообразить, что осталась в дураках, основная масса топарей, соединившись за спиной заслона, уже снова мчалась по центральным маршам, устремляясь вниз, вниз, вниз.

Дважды удалось использовать этот прием прежде, чем службы порядка сумели разобраться в применяемой топарями тактике. Полиция гидропонщиков, бросив задержанных нарушителей спокойствия, с грохотом и криками устремилась следом, еще более увеличив всеобщее смятение и неразбериху на химическом уровне. Господин Верховный Санатор, с корнем вырванный из-за покерного стола, в панике приказал подавить мятеж любой ценой и не стесняясь в средствах. Однако отдать такой приказ было значительно легче, чем выполнить.

В очередной прорыв Рекс повел толпу не по центральному маршу, а по одному из боковых эскалаторов.

– Йо-хо-хо, – вопил тощий, – вот это прикол! Еще напор и мы на Броде!

– Это вряд ли, – выкрикнул Рекс на бегу.

– Но вся полиция химического тоже осталась позади! Этим элефантам нас ни за что не догнать!

– Нас попытаются остановить у транспортной развязки. Сейчас вся санация механического, а то и электронного уровней прет туда. Они перекроют все эскалаторы.

– Но если санаторы распылят свои силы, мы их сомнем.

– Не успеем. Стоит нам застрять где-нибудь на полчаса, как подоспеют биопы сверху. Нас прихлопнут, как мух.

– Что же делать? – растерянно спросил тощий.

– А тебе не кажется, что ты мне платишь за мускулы, а не за мозги? – иронически осведомился Рекс. – Я должен за тебя драться, а не думать.

– За сегодняшний день ты получишь полсотни, – вмешалась Эни Боди. – Это в дополнение к уже полученному. Плачу я. И – "Деньги вперед!" – передразнила она Рекса, протягивая ему монеты.

– Разумеется, – весело проорал он. – Прорываемся в транспортные тоннели. Захватим экспресс и ура, как поется в рекламной песенке – "нам путь открыт к успехам". Здесь поблизости есть еще действующие шахты? Одна? Черт, это плохо. Там нас тоже могут ждать. Ну да ладно, где наша не пропадала.

5

К платформе подкатил уже третий экспресс. Возбужденная молодежь, размахивая импровизированным оружием, валила мимо руководителей к кольцевым лестницам и дальше к эскалаторным шахтам. Вожаки, сбившись в кучку, смотрели на Рекса влюбленными глазами, а обе девушки, казалось, готовы были прямо сейчас, немедленно, повиснуть у него на шее.

– Парень! – в восторге вопили они в один голос. – Да ты прирожденный стратег! Ты гений, ты самородок!

– Это вы, девушки, зря, это вы бросьте, – с сомнением качал головой перебитый нос, единственный, кроме Рекса, человек в группе, сумевший сохранить хладнокровие. – Таланта тут мало. Тут знания. Тут опыт. Серьезный ты, я вижу, мужик, и во врагах тебя лучше не иметь.

Рекс пристально посмотрел ему в лицо.

– Вот и не имей.

Парень почесал перебитую переносицу и рассмеялся.

– Все под богом ходим. Но я постараюсь. Слушай, как ты думаешь, они могут остановить эскалаторы?

– Я бы так и сделал.

– Это совершенно невозможно, – авторитетно заявила Эни Боди. – Это значит парализовать всю деловую жизнь.

– А то мы ее уже не парализовали, – хмыкнула девушка в коже, и выругалась в адрес этой самой экономической жизни с оглушительным треском.

Через толпу протиснулся один из пижонов из свиты перебитого носа.

– Слушайте, мужики, – сказал он. – Ну и каша заварилась. Там, внизу у всех эскалаторов биопы в черном. А уж кто ими командует… Лба сейчас кондрашка хватит.

Лбом топари, не сговариваясь, окрестили Рекса.

Перебитый нос присвистнул.

– Безопасность? Братва, пора рвать когти.

– А ну, пошли, глянем, – сказал Рекс, увлекая главарей к кольцевой лестнице, нависавшей над эскалаторным вестибюлем.

Вестибюль был битком забит топарями, замершими в непривычной нерешительности. Эскалаторы стояли. Марши их, в отличие от всех прошлых случаев, решетками перегорожены не были. Внизу у самых спусков, тесно сбив ряды, стояли биопы в черных мундирах. Да, это действительно была уже не муниципальная полиция. Это были мальчики с седьмого уровня. Это была государственная безопасность. В руках биопы сжимали не пошлые электрошоковые дубинки, а иглометы М-29 со сдвоенными магазинами. А перед строем, упакованная в лейтенантский мундир, стояла та самая красавица-биопша, которую Рекс во время нелепой драки в кафе отправил в мусоропровод.

Биопша шагнула вперед. Встала, широко расставив ноги, прямо на ступени эскалатора и подняла вверх руку. Ее усиленный мегафоном голос загрохотал по всей шахте.

– Господа! Повеселились и хватит. Я имею приказ пресечь беспорядки любой ценой, и я их пресеку, будьте уверены, с предельной жесткостью и не стесняясь в средствах. Предлагаю всем немедленно начать движение на свои уровни. В ваше распоряжение бесплатно передаются лифты: для движения на гидропонный – сектора С, для движения на химический – сектора Ж. Повторять не буду. Если через десять минут вестибюль не будет очищен – открываю огонь на поражение. Начинаю отсчет времени.

Биопша поднесла к глазам левое запястье, несколько секунд демонстративно смотрела на часы и резко опустила вниз руку.

В вестибюле царила мертвая тишина. Толпа стояла в оцепенении. На людей будто бы напал столбняк, между тем Рекс ни секунды не сомневался, что биопша выполнит свою угрозу. Вестибюль грозил превратиться в место страшной бойни, причем какими иглами собирались стрелять биопы – парализующими или боевыми – не имело никакого значения. При первых же выстрелах неизбежно вспыхнет паника, последствия которой будут самыми трагическими. Конечно, здесь были далеко не все те, что начинали поход. Многие отстали. Многие остались там, в прежнем стволе, не услышав призыва вожаков или не сориентировавшись в ситуации. Но самые организованные, самые дисциплинированные, те, что верили в своих вожаков – они были тут.

Между тем, тощий предводитель и несколько его ближайших дружков уже незаметно исчезли. Рекс не мог позволить себе бросить толпу на произвол судьбы. Он рванул мегафон из рук парня с перебитым носом.

– Всем немедленно покинуть вестибюль. – Рекс увидел, как биопша подпрыгнула на месте и впилась в него яростным взглядом. – Пробивайтесь к транспортной развязке и уходите врассыпную тоннелями, лестницами, эскалаторами, но не лифтами. Там нас уже ждет вся санация города.

Вестибюль взорвался многоголосым воплем. Толпа стала стремительно таять. Биопша, размахивая руками, отдала неслышный приказ, и по ожившим лестницам эскалаторов биопы устремились вверх. Оскаленное лицо биопши было поднято вверх, глаза яростно впились в Рекса. У него не было сомнений, что она приложит все усилия к тому, чтобы добраться до его шкуры.

– Уходим, – крикнул он. – Быстро.

– А наш стратег сдрейфил, – в восторге завопила Эни Боди.

– Заткнись, дура, – рявкнул Кир. – Молчи, и моли бога, чтобы он не бросил тебя тут, если хочешь жить.

Эни сдавленно пискнула и побледнела. Слова Кира и его тон поразили ее в самое сердце. Эни вдруг отчетливо поняла, что "увлекательное приключение", в которое она с таким пылом ввязалась, может закончиться совсем не так хорошо, как хотелось бы.

Между тем биопы, ворвавшись в вестибюль, разделились на два отряда. Один, больший, продолжал теснить толпу к лифтам, а второй, состоявший из примерно трех десятков человек, предводительствуемый самой лейтенантшей, устремился к кольцевым лестницам с явной целью захвата вожаков.

На всякий случай Эни держалась поближе к верзиле.

– Как звать тебя, Лоб? – спросила она его при первом удобном случае.

– Рекс, – ответил он и приостановился, погоняя отстающих, – быстрее, быстрее. Нам надо прорваться к платформе, там я видел открытый кабельный люк. Быстрее.

На платформе толпа штурмовала экспрессы. Подоспевшие биопы врезались в нее как кузнечный молот в блок подтаявшего маргарина. Дорога к спасительному люку была перекрыта свалкой, но делать было нечего, сзади раздавался громовый топот лейтенантской группы захвата.

– За мной! – заорал Рекс, устремляясь вперед. Эни не отставала на него ни на шаг.

Этот зверюга, как она продолжала его про себя называть, был просто чудовищно силен. Врезавшись в самую середину свалки он, как кегли, сшиб двух подвернувшихся под руку биопов. Но тут справа от него вырос третий, сжимающий в руках игломет. По счастью, он был вооружен не полицейской укороченной моделью, а боевым М-29, стрелять из которого навскидку в окружающей свалке было не так-то просто. Биопу пришлось сделать шаг назад, и он очутился прямо против Эни.

Не помня себя от страха, она с размаха влепила ему в челюсть затрещину со всей силой своей механической руки. Биоп выронил игломет и отлетел к Рексу. Тот схватил его и швырнул прямо под ноги набегающей лейтенантше. Биопша рухнула на четвереньки, и тут же оказалась придавленной к полу телами соратников. Из группы захвата образовалась внушительная куча-мала. Путь к люку был свободен.

– Кто-нибудь знаком со здешними кабельными коммуникациями? – крикнул Рекс.

– Я, – прокричал в ответ перебитый нос. – Тут есть ход к стоянке турбоциклов. Она за решеткой, но замок ерундовый…

– Лезь первым, поведешь, – скомандовал Рекс и тут же ухватил за плечо одного из пижонов, попытавшегося проскочить в люк вторым. – Сначала женщины… Лихо Вы его, – повернулся он к Эни. – Молодцом.

Да, – решила она для себя, – зверюга и в самом деле единственный человек, на которого можно положиться в этой передряге.

6

В тоннеле было полутемно, сыро и промозгло. Со стен текла вода, образовывая на полу ручейки и лужи. Ноги разъезжались на липкой грязи. Из под ног в стороны с омерзительным писком разбегались крысы, и Рекс с невольным вздохом облегчения подумал, что в этот тоннель скрыплы проникнуть еще не успели.

Пол тоннеля довольно резко понижался. Впереди шел теперь перебитый нос, ориентируясь в полутьме по каким-то одному ему известным приметам.

По стенам и потолку тоннеля змеились разноцветные кабели и трубопроводы, то исчезая, то вновь появляясь из боковых ответвлений и вертикальных шахт. Эти шахты большей частью были не огорожены, и двигаться возле них в полутьме тоннеля по скользкому полу надо было с удвоенной осторожностью.

Перебитый нос шагал быстро, уверенно, казалось, что вся эта система знакома ему как свои пять пальцев. Пижоны, все время крутившиеся вокруг Эни и той второй кожаной девушки, вдруг будто бы потеряли к ним всяческий интерес и несколько приотстали. Вторая девушка казалась совершенно измученной и еле тащилась, то и дело спотыкаясь и скользя, и Эни с удовольствием посмотрела на свои неутомимые ноги, двигавшиеся в едином ровном ритме и не ощущавшие ни малейшей усталости.

Возле очередного бокового тоннеля перебитый нос остановился и подождал, пока все остальные не подошли к нему. Он оглядел обеих девушек с какой-то мерзкой ухмылкой, бросил быстрый, настороженный взгляд на Рекса и со словами: "Подождите здесь" нырнул в него.

Пижоны сбились в кучку чуть поодаль и о чем-то тихо разговаривали. Обе девушки придвинулись поближе к Рексу, и Эни, вдруг снова на какой-то миг ощутив себя старой, беспомощной Лайзой, судорожно вцепилась в его рукав.

– В случае чего, – хмуро сказал Рекс, – держитесь за моей спиной и, самое главное, не хватайтесь за меня руками.

Эни в лицо бросилась кровь. Она отдернула руку, радуясь, что этот проклятый самоуверенный верзила не может видеть в темноте тоннеля ее вспыхнувшей физиономии.

– Я и сама могу за себя постоять, – сказала она с уверенностью, которой, в общем-то, совсем не испытывала.

Рекс посмотрел на нее, кивнул головой и сказал:

– Тогда прикрывайте мне спину. А Вы, – он повернулся к той, другой, – старайтесь держаться между нами.

Из штольни вынырнул перебитый нос.

– Пошли, сказал он. – Охраны нет.

Страх у Эни куда-то исчез. Ее переполняло чувство восхитительной уверенности в собственных силах. Она пропустила впереди себя верзилу Рекса и кожаную девицу, звали ее, кажется, Сурия, и нырнула следом за ними в штольню.

В штольне было уже совершенно темно.

– Осторожнее, здесь ступеньки, – сказал перебитый нос, но прежде чем он закончил, послышался испуганный вскрик, шум, возня, "Не лапайте меня", – кричала кожаная девушка, "Я только поддержал Вас, Вы падали" – это был уже сердитый бас зверюги – Рекса. "Обойдусь без Вашей поддержки", и Лайза вдруг обмерла со страха, а Эни, обозленная тем, что чертова старуха снова взяла в ней верх, пинками вышибла ее из своего сознания к чертовой матери.

– Тише, вы, – сердито зашипел перебитый нос, – Охрана может быть недалеко".

Шум мгновенно стих. Перебитый нос возился впереди, чертыхаясь вполголоса. Послышался металлический лязг, люк открылся и в лица беглецов пахнула струя свежего воздуха.

– Пошли, – сказал он.

Беглецы один за другим выбрались в пустынный транспортный тоннель.

В тоннеле было немногим светлее, чем в штольне.

– Где турбоциклы? – спросил Рекс.

– Мы на месте, – громко выкрикнул перебитый нос, и в тот же миг в лица беглецов ударил яркий свет. Все происходившее было похоже на замедленное воспроизведение на экране визии фильма ужасов. Эни увидела оскаленную в хищной ухмылке физиономию перебитого носа, иглометы, выдернутые пижонами неизвестно откуда, зависшего в немыслимом прыжке зверюгу – Рекса и свои колени, прошитые очередью парализующих игл.

Из темноты тоннеля на освещенную площадку с воем выскочило несколько турбоциклов. "Стреляйте в верзилу, – визжал перебитый нос, – не в девок, кретины, в верзилу!" И тогда Эни метнулась к ближайшей машине, одним рывком вышвырнула из седла седока, прыгнула на его место и, круто развернув турбоцикл, помчалась в темноту тоннеля, подальше от кипевшей за спиной схватки.

Иглы со звоном ударили в бетон в том месте, где за секунду до этого находился Рекс. Вторую очередь он пропустил под собой, высоко подпрыгнув в воздух. Третью пижоны выпустить уже не успели.

Рекс был испуган и, вероятно поэтому, наносил удары в полную силу. Два мерзавца упали, не успев пикнуть. Третьего он зацепил скользящим ударом по голове, и тот, шатаясь, сделал несколько шагов и свалился лицом вниз. В тот же момент что-то резко рвануло его многострадальную левую руку, и Рекс увидел торчащие из бицепса иглы. Он развернулся, в прыжке успел схватить парня с перебитым носом за воротник куртки и вырвать его из седла турбоцикла. Из темноты прямо на него выскочил еще один турбоцикл с двумя не различимыми против света фигурами седоков. Рекс швырнул им навстречу парня и отскочил в сторону, уворачиваясь от машины. Под ноги ему подвернулся игломет, и Рекс разрядил его в копошившуюся у стенки кучу-малу. Сзади послышался надсадный рев удаляющихся машин. Уцелевшие бандиты спасались бегством.

Рекс с удивлением обнаружил, что все еще находится на ногах, хотя рука его распухала на глазах.

Задерживаться здесь не следовало. Шум мог привлечь внимание какого-нибудь шалого патруля. Нельзя было и скидывать со счета возможность возвращения неведомых врагов с подкреплением. Рекс шагнул к турбоциклу, но тут в глаза ему бросилась неподвижно лежащая у стенки девушка, та, кожаная, которую он так неловко схватил в темноте. Рекс подошел и наклонился над нею.

Девушка была без сознания. Очередь прошила ей бедра. Мерзавцы хорошо знали свое дело. Стреляли они точно, профессионально. Рекс извлек иглы, превозмогая боль подхватил девушку на руки и плюхнул в седло.

Раздавшийся за спиной шум заставил его броситься на пол и откатиться в сторону.

У стены тоннеля, шатаясь как пьяный, стоял парень с перебитым носом и пытался поймать Рекса в прицел игломета. Но тут, откуда ни возьмись, выпрыгнул крысенок – его, оказывается, давно уже не было за пазухой у Рекса – и вцепился парню в руку.

Рекс прыгнул головой вперед, лягушкой, прямо из лежачего положения. Что-то резко дернуло его за волосы, но уже в следующий момент он с силой припечатал мерзавца к стене.

– Оконтакторенный, сволочь, – прохрипел тот. – Я узнал тебя, гада. Ты – Рекс Азерски.

И тогда Рекс со всей силы ударил его кулаком в лицо. Раздался отвратительный хруст. Все было кончено.

Мотор турбоцикла тихо урчал на холостых оборотах. "Вот и прекрасно, – подумал он, – не придется возиться".

Повозиться, однако же, пришлось. Вытирая здоровой рукой пот с лица, он вдруг обнаружил, что последняя очередь из игломета сорвала с него парик. "Так вот почему негодяй узнал меня, – подумал Рекс, принимаясь за поиски. – Кто он такой? Что ему было нужно? И откуда ему известно мое лицо?"

Парик нашелся быстро, его приволок вездесущий крысенок. Но оказалось, что присоски, которыми парик цеплялся за височные контакторы, были сломаны и держался он теперь ненадежно. Рекс громко выругался. С каждой минутой его самочувствие становилось все хуже и хуже. К гадости, которой он уже был отравлен раньше, добавился яд парализующих игл. Надо было срочно найти какую-нибудь берлогу и отлежаться. А тут еще эта девица опять навязалась на его голову.

Впрочем, в своем отношении к кожаной девчушке он, похоже, несколько лицемерил, в чем и не преминул себя немедленно уличить. Девчушка нравилась ему. Что же касается подчеркнутой грубости и хамства, которых Рекс, вообще-то, не терпел в людях вообще и в девушках в особенности, то не надо было быть сверхинтуитивистом, чтобы увидеть здесь, пусть и не вполне простительную, но все же лишь защитную реакцию на беспощадность и бездушие окружающего мира.

Рекс сунул крысенка за пазуху, усадил девушку перед собой, пристегнул ее к себе ремнями, снятыми с пижонов, устроил больную руку на руле в качестве своеобразного противовеса и, ухватившись здоровой за вторую рогатку руля, осторожно тронулся с места.

Когда машина уже набирала скорость, ему показалось, что на самой грани света и тьмы в стороны брызнули быстрые тени. Членистые ноги, изогнутый скорпионий хвост… скрыплы? Здесь? Не может быть! Потом он вспомнил о всех этих недоделанных ходах и переходах, сообщающихся шахтах коммуникационных тоннелей и понял, что может… или, все-таки, привиделось?

Глава восьмая

1

– Ну, вот что, – рявкнул Рекс, уже не сдерживаясь. – Какого черта я вообще тобой разговариваю? Что тебе кажется странным, и в чем ты, в конце концов, меня подозреваешь? Ну да, да, это я оба раза палил тебе в спину из игломета. У меня хобби такое. Люблю носиться по лестницам с полутрупами на плечах. А после дергать из них иглы, приводить в себя, скармливать им последнюю таблетку противоядия… которая самому нужна позарез, между прочим. Ты еще проверь, деньги я у тебя не спер?

За соседними столиками торопливо насыщались только что сменившиеся на работе сотрудники ближайшего биохимического завода – воздух в кафе был насыщен противным сладковатым запахом дрожжей. Люди они были усталые, к тому же в полутьме кафешного рума Рекса, вероятно, принимали за биопа, так что и здесь ближние столики были пусты.

Праведный гнев Рекса девушке явно казался нелепым и даже смехотворным, а навязанная ему обстоятельствами роль дважды спасителя почему-то возмущала и оскорбляла ее до глубины души.

– Ай-яй-яй, – иронизировала она, – да в тебе же погибает великий шоумен. Впрочем, сценарий ведь не твой, правда? Ты только артист.

– Ну, с меня хватит.

Он встал и пошел между столиками к выходу из кафе.

– Эй! Подожди!

Рекс оглянулся. Девушка бежала следом и махала рукой.

Однако вся эта легкая атлетика была ей сейчас явно не по силам. Ноги ее неожиданно заплелись одна за другую, и она со всего размаха влетела в объятия развеселого толстого бородача, с которым Рекс только что разминулся у дверей.

– Ах, какая лапочка, – замычал бородач в совершеннейшем восторге от неожиданного подарка судьбы и потянулся к ее лицу мокрыми губами.

– Пусти меня, козел, – заорала девушка в полный голос, а толстяк, бывший, очевидно, сверхинтуитивистом по части оплеух, оглянулся через плечо, тут же опустил руки и забормотал, глядя на Рекса снизу вверх:

– Пардон-пардон, это твоя?.. Извини, кореш, извини, – и тут же испарился. Рекс снова повернулся к дверям.

– Ты всегда такой обидчивый? – девушка уцепила Рекса за руку – ч-черт, за больную! – и повисла на ней.

– Нет, – сознался Рекс. – Не всегда. Просто я последнее время несколько не в своей тарелке.

– Неприятности?

– Если так можно выразиться.

– И ты, разумеется, скажешь, что с законом?

– Послушай, – вздохнул Рекс, – мы с тобою отравлены, попробуй это осознать. В чем мы сейчас действительно нуждаемся, ты и я, так это отдых, и даже, если повезет, сон. Давай отложим все прочие разговоры на потом. Я отвечу на все-все твои вопросы, если вдруг где-нибудь мы с тобой случайно встретимся. А сейчас покажи мне, пожалуйста, в какой стороне ближайшая ночлежка. Бесплатная. Мои финансы поют рекламсы. Увы.

Она странно взглянула на него, помедлила, потом решительно повернулась и, пошатываясь, зашагала к двери, бормоча через плечо:

– Идем. Должно же быть доведено до логического конца дело моего спасения? Всем сестрам полагается по ушам. Серьгами, там, или еще чем, хоть бы и оплеухами – это уж особь-статья. А сон и вовсе дело святое.

Рекс догнал ее и пристроился сзади.

– Чем ты меня отпаивал от яда?

– Так, дрянь какая-то.

– За кого держишь меня? Это витацид-то дрянь? Веселый ты человек. Где достал? И как мог знать, что он тебе понадобится? Дар предвидения?

– Что такое витацид, я не знаю. Таблетки дала сестра в карантинном.

– Сестра в карантинном дала?! Ну-ну. И где же она сама их взяла?

– Откуда мне знать? Может, совратила дежурного врача.

– А потом прельстилась на твои несравненные мужские достоинства и отдала тебе? – фыркнула она. – Ну, ты даешь!

– Не веришь?

– А ты сам себе веришь? Не смеши меня. Во всяком случае, спасибо. Тем более что отдать тебе его я не сумею, даже если совращу всех вообще врачей аж по седьмой уровень включительно.

– Это такая редкость? – удивился Рекс.

– Универсальный нейтрализатор иглометного яда? Да будет тебе. – Она досадливо поморщилась и вдруг остановилась так резко, что, не успев среагировать, Рекс налетел на нее и плотно прижал к какому-то порталу, створки которого, против обыкновения, не раздвинулись при их приближении.

– Демонстрируешь мужские достоинства? – ехидно осведомилась она, не делая, впрочем, никаких попыток освободиться.

– Что? – спросил Рекс тупо.

– Мужские достоинства, – повторила она, мило улыбаясь. Рекс отпрянул. Она все так же странно поглядела на него, потом достала из кармана кредитную карту и провела ею через кассовую щель портального замка, которую Рекс почему-то раньше не заметил.

– Ты говоришь загадками, – сказал Рекс устало. – В твоих словах я все время чувствую некий задний смысл. А разбираться в загадках у меня нет сейчас ни желания, ни сил. Если бы ты знала, как у меня болит голова. И, вообще, все-все. Что такое парализующие иглы, ты, похоже, лучше меня знаешь. А вот скрыплы тебя когда-нибудь кусали?

Створки разъехались в стороны, и перед Рексом оказалась кабинка одноместного скоростного лифта. Девушка втолкнула Рекса внутрь, втиснулась между ним и стенкой и тихо рассмеялась, посмотрев на его ошарашенную физиономию.

– Я живу на шестом, – сказала она. – А деньги надо экономить. И потом, эти твои хваленые мужские достоинства… должна же я предварительно с ними как следует ознакомиться? Ты-то мои женские уже успел оценить, не так ли? И сними, дружочек, со своей физиономии это ошарашенное выражение. Или мне показалось, что кто-то хватал меня блудливыми лапами в темной штольне за грудь?.. Ладно, ладно, шучу.

Лифт валился вниз сквозь немыслимую глубину шахты. Девушка медленно подняла руки и охватила ими шею Рекса. Лицо ее было запрокинуто вверх, зеленые глаза широко распахнуты, и где-то на уровне его груди горели на бледном лице ее полные, еще толком не разглаженные от детских складок губы. Рекс обнял ее. Его пальцы пробежали вдоль гибкой спины, оттянули эластичный пояс комбинезона и заскользили по прохладной нежной коже. Она судорожно вздохнула. И тогда Рекс подхватил ее снизу, вскинул лицом к своему пересохшему рту и зарылся им в ее податливые мягкие губы.

Детские складочки? Х-ха!

Целоваться она умела. И еще как.

Когда, наконец, их губы разъединились, она сказала, еле-еле сдерживая смех:

– Может быть, мы сначала познакомимся официально? Ведь Вы же, конечно-естественно-разумеется, не знаете, что меня зовут Сурия Бюллер?.. Так вот, меня зовут Сурия Бюллер, сударь мой. А Вас – Рекс… а дальше?.. ах, просто Рекс?.. Вот так – Рекс, и все?.. Простенько, но со вкусом.

Рекс плохо помнил дальнейший путь. На него вдруг накатила чудовищная слабость, вернулась боль, все тело одеревенело и абсолютно не слушалось. Сурие, проглотившей последнюю таблетку витацида, было не в пример легче, этот самый витацид был очень мощным средством, а каково ей пришлось с ним, Рекс понял только потом, в ячейке, уже после ионного душа, стимуляторов и провального двенадцатичасового сна.

Сурия ткнулась носом в ямочку над его ключицей и пробормотала:

– Боже, какой ты ужасно тяжелый.

Рекс тотчас перенес весь свой вес на локти.

– Да нет, то есть, да, но я не это имела в виду. Не только это. Я вспомнила, как тащила тебя с тротуара, тротуар ехал, ты совсем не понимал, чего я от тебя хочу, меня саму шатало, а все эти козлы вокруг ржали и аплодировали. Б-богема! – И тут она высказалась в адрес "козлов" с таким треском, что у Рекса зазвенело в ушах и физиономия, видимо, сделалась достаточно выразительной, потому что она вздохнула и сказала:

– Издержки воспитания. Привыкай. По словам одного моего приятеля, я позволяла над собою работать не слишком талантливым скульпторам. Видишь ли, он был у меня первым. Что касается его собственных талантов в этой области… ну да ладно, замнем.

Она гибко вывернулась из-под Рекса и соскочила с ложа.

– Черт, опять ломит виски. Я пошла под душ… сама знаю, что нельзя торчать под ним так много, но не подыхать же от боли?

Что ионный душ облегчает боль и от яда парализующих игл, они выяснили еще накануне, сразу же, как только ввалились к ней в ячейку, усталые, грязные, больные. Слава Звездам, Рекс тогда не плюхнулся сразу же в постель, возможно, в нем сработала интуиция, но первым делом он устремился к душевой кабинке и поволок за собой Сурию.

Ионы не только вычистили их снаружи. Облегчение, которое они испытали, как только Рекс ткнул пальцем в кнопку "пуск", было огромным. Они торчали под душем пока его не отключило предохранительное реле, после чего их сил хватило лишь на то, чтобы раздеться и рухнуть на ложе.

Потом Рекс проснулся, и голова его не то чтобы была совершенно ясной, но, во всяком случае, не слишком сильно болела. Тошноты и слабости как не бывало. Рядом, подперев щеку рукой, лежала обнаженная Сурия и разглядывала его со спокойной сосредоточенностью. Рекс проследил направление ее взгляда и судорожно потянул на себя простыню. Она хмыкнула, повернулась на спину, закинула за голову руки и потянулась, прогибаясь в пояснице и выворачивая каждый сустав.

Рекс смотрел на нее во все глаза. Она была очень хороша. Очень. Но во всем, что она делала, была некая нарочитость. Или запрограммированность. Ну, как если бы она общалась с автоматом, когда нажатие определенной кнопки вызывает к жизни заданную программу. Но он-то не был, ни автоматом, ни мальчиком, впервые оказавшимся в постели с женщиной. Рекс напрягся…

…Вообще-то, он ей нравился.

…Правда, она считала, что лицо Рекса могло бы быть помягче, но крепкая шея, могучие плечи и широкая грудная клетка льстили ей.

…Тут была какая-то загадка. Почему-то ей казалось, что Рекс был не то, не там и не тогда. Ей не нравилось, как он говорил. Не о чем, а именно как. То есть, наоборот, это ей нравилось, но она странным образом усматривала здесь некое несоответствие, и даже унижение для себя, и желала самоутвердиться там, где почему-то считала себя сильнее.

Глубже лезть в девочку было и неловко, и даже стыдно, к тому же от напряжения Рекса снова затошнило, да и голова тут же собралась разболеться всерьез. Сурия, меж тем, подхватила руками свою полную грудь и медленно провела пальцами по набухшим коническим соскам. В глазах ее была насмешливая снисходительность неофитки, уверенной в необоримости своих женских чар. Рекса соблазняли с поразительным бесстрастием, это был вызов, и он его принял.

Перекатившись на живот – это был единственный способ скрыть свои истинные чувства – он с преувеличенным вниманием принялся разглядывать ячейку. Так… Высокий потолок, даже он мог бы стоять не сгибаясь. Большой, чуть ли не во всю торцовую стену экран телетаксера. Визиофон с двухсторонней связью. Туалетный столик с голографическим зеркалом… Неплохо, весьма неплохо для сумасбродной рокерши.

– Эй, эй, что это все значит, – она ухватила Рекса за нос и бесцеремонно повернула лицом к себе. Глаза у нее потемнели, стали чуть ли не злыми. От былой бесстрастности не осталось и следа. – Или Вы не заметили, сударь мой, что рядом с Вами в постели скучает дама?

– Я, видишь ли, не могу… как бы это сказать… быть с женщиной, если между нами нет хотя бы… э-э… нежности.

– Это что еще за штучки, – возмутилась она. – Ты это кому рассказываешь? Мне? – Она сдернула с Рекса простыню, рывком перекатила его на бок и возмущенно заявила, тыча пальцем в улику, – Это, по-твоему, называется "не могу"?

Рекс поднял руки и осторожно положил их ей на бедра. На губах ее зазмеилась торжествующая улыбка. Рекс легонько пробежал языком по нежным детским складкам губ, поцеловал пульсирующую жилку на шее, прохладные плечи и набухшие конусы сосков. И вот глаза ее медленно закрылись, "ах", сказала она, забрасывая руки ему за шею, и скрыплы, и топари, и Город, и вообще все-все поплыло в никуда, "ах", снова сказала она, мягким движением бедер посылая свое тело навстречу Рексу, его, своему, их общему ошеломительному безумству.

Потом они спали. Потом снова любили друг друга и снова спали, и снова любили, а потом она сказала:

– Ну, вот что, хватит. Довольно, я сказала. Хорошенького понемножку… – после чего, взглянув друг на друга, они несколько минут не могли в себя прийти от хохота.

…Сурия все еще возилась в душе. Рекс крикнул ей, чтобы она поторопилась, встал с постели и… наступил на собственный парик.

Да. Вот это номер. Рекс сокрушенно покачал головой. Чертовы присоски! С этим что-то надо было делать. А пока что следовало срочно придумать правдоподобную историю для Сурии, но, как на грех, в голову ничего путного не приходило.

– Твой зверек не хочет выходить из душа, – крикнула из-за шторы Сурия. – бедненький, как ему досталось. Он меня не укусит?

– Надеюсь, что нет. Но ты его не трогай. Во избежание.

– Нет, не укусит, – решительно заявила Сурия. – У него умные глаза. И вообще, ему надо поесть.

Она появилась из душевой, прижимая крысенка к голой груди и осторожно поглаживая ему сморщенную кожу вокруг запекшейся раны на шее. Крысенок смирно лежал на ее руке, подобрав лапки и уткнувшись носом в ладонь. Глаза его были зажмурены.

– Ишь ты, как уютно устроился, стервец, – Рекс завистливо покачал головой.

– Не завидуй, жадина, – она положила крысенка на постель, села рядом и уставилась на Рекса критическим взглядом.

– Паричок, я вижу, водружен на место, глазки бегают. Кто ты такой, Рекс? Уже придумал, что будешь врать?

– Нет, – честно сознался он. – Я пробовал, но у меня не выходит.

– И не пытайся. Я интуитивистка. Я сразу поняла, что ты не тот, за кого себя выдаешь. Да и врун ты никакой. Как тебе пришло в голову прикинуться люмпом? Это тебе-то, с твоим языком и, пардон, манерами?"Демократические выборы… Как приходит человек к сознательной борьбе"… Ты должен был сказать мне: "Эй, мочалка, давай потрахаемся". Или, на худой конец, "перепихнемся." Ты должен был сказать: "Ай-яй-яй, какие у телки клевые губки"… ведь они тебе понравились, я видела… а потом добавить: "А те, другие, побритые, они у тебя…"

– Прекрати, – жестко сказал Рекс.

– Тебя подослали! – заорала она в полный голос. – Красив, высок, силен, контакторы золотые, ну, прямо, прекрасный принц из сказки, мечта идиотки. Где они только тебя отыскали, дорогие мои родители, рыцаря без страха и упрека: сам стреляет, сам спасает, сам чуть-чуть не погибает… и, главное, а-а-абсолютно бесплатно. Ты ведь денег с папаши Бюллера не взял, правда? Ты бла-ародный.

Ну, вот, поехали. Круг замкнулся, все началось сначала. Рекс молча стал одеваться.

– Думаешь, опять за тобой побегу? Нет. Иди, себе. Иди, иди, что копаешься? Привет папаше. Паричок-то сними, зачем он тебе теперь? Зачем тебе их, золотые, прятать? Не-на-ви-жу вас всех! Ненавижу! Вы загоняете людей в муравейники, обрекаете на жизнь червей, жизнь без солнца, без ветра, без травы. Почему вы, сильные мира сего, решаете за нас, как жить? За родившихся и еще не рожденных?

– Ну, положим, азерцам кивать не на кого. Все решали сами. Голосованием. Вполне, я бы сказал, демократично.

– Это лицемерие чистейшей воды! Или ты не знаешь, как обрабатывают людей перед голосованием? Иной раз смотришь ящик и думаешь: может, я чего не понимаю? Может, я дура?

Крысенок настороженно поднял голову, потом подполз к Рексу и забрался за пазуху. Рекс машинально погладил его по голове в том же месте, где только что гладила Сурия.

– Дура не дура, но с логикой у тебя совсем плохо. Честно говоря, я надеялся на твою помощь… а, ладно. Прощай. Одна к тебе просьба, о контакторах моих, пожалуйста, никому не рассказывай. Поверь, это очень важно. И имей в виду, охочусь за тобой не я. Так что поберегись.

2

Да, они с тетушкой явно просчитались. Азера – не Старые Миры, и местная богема варилась, естественно, в собственном соку. Вряд ли на здешнем шестом уровне выходы в межзвездную компьютерную сеть даже в лучшие времена были намного более часты, чем на том же гидропонном.

Задача, стоявшая перед Рексом, была практически почти неразрешимой. Во-первых, у него не было денег на проезд вниз. Во-вторых, в местной элите все, естественно, знали друг друга в лицо, а для разработки приличной легенды Рексу требовались все те же деньги. Кроме того, уход наружу снизу был делом на порядок более сложным, чем от гидропонщиков и даже от богемы. В этом случае между Рексом и поверхностью оставался бы уровень "ангелов с огненными мечами". Правда, можно было пытаться прорываться через недостроенную шахту, захваченную скрыплами. Там, естественно, полно спецназовцев, но им сейчас хватало и собственных проблем. Итак, Рексу требовалось столько денег, что впору было грабить банк. Ну а для начала следовало закрепиться на шестом уровне, для чего надо было обзавестись документами.

Рекс сидел в занюханной кафушке на Бродвее и сосал из хайбола оранжад. Пить не хотелось, денег было жалко, но где еще он мог бы отдохнуть, обдумать дальнейшие действия и заодно бесплатно посмотреть по телетаксеру местные новости?

Поход топарей оказался гвоздем программы, ставился в вину Старой Даме и подавался чуть ли не как попытка вооруженного штурма Города, сорванного благодаря героическим усилиям служб санации. Диктор патетически спрашивал своих компатриотов, доколе Город будет терпеть бесчинства со стороны пусть даже весьма высокопоставленных особ?

– Разрешите мне к Вам присоединиться, сударь мой? – заплетающимся голосом произнес кто-то за спиной Рекса. Рекс обернулся. Перед ним в выжидающей позе стоял собрат по ночному приключению на гидропонном, тот самый, что все время шлепался в обморок. Но как он сейчас выглядел! Высокие ярко желтые сапоги с загнутыми кверху носками и множеством блестящих заклепок и магнитных застежек, штаны в обтяжку с выпирающим гульфиком, одна штанина которых была фиолетовой, другая темно-бордовой, свободная оранжевая блуза и черный шарф, повязанный на шее совершенно немыслимым узлом. Собрат плюхнулся на стул, водрузил на стол бутылку дринка и сказал:

– А я узнал Вас. Ведь это Вы были моим избавителям той кошмарной ночью, не правда ли? Выпьем?

– Выпьем, – согласился Рекс. – И скажите мне, кстати, кой черт Вас туда понес? Я имею в виду, что Вы делали ночью на гидропонном?

– Я понял так, что Вы меня не узнали. Хотя, с другой стороны, откуда вам меня знать? Вы же не местный. Меня зовут Граб. Юри Граб, не слышали? Да, вот она, слава художника. Ах, если бы я жил в Старых Мирах… Ваше здоровье… Видите ли, здесь я человек известный, но разве такая известность может удовлетворить мыслящий талант?.. Еще по одной?.. Мое агентство поставляет рекламу на все программы телетаксера. Я устанавливаю и большинство реклам на всех уровнях, по крайней мере, в двух шахтокварталах… Ваше здоровье… И знаете, что меня всего более удручает? Провинциализм… Еще по одной?.. Отчего же? Прекрасный дринк, импорт, столичная продукция. Ну, как знаете, а я тяпну. На чем мы остановились? Ах, да. Провинциализм.

Он взмахнул руками и смахнул со стола бутылку. Рекс еле успел поймать ее. Г-н Граб мутным взором проследил весь путь злополучного сосуда и сказал:

– Ну и реакция у Вас. Кстати, не хотите мне позировать? Для рекламы? Я неплохо заплачу. У Вас, как я понимаю, финансовые затруднения? А Вы побыли бы заодно и моим телохранителем. В последнее время телохранитель становится… как бы это выразиться… предметом настоятельной необходимости. Не отказывайтесь сразу, мы с Вами еще обсудим этот вопрос. А пока я продвину свою мысль. Провинциализм… – Г-н Граб значительно поднял вверх указательный перст и некоторое время смотрел на него с неподдельным интересом. Картина была завораживающая. Потом он с видимым усилием оторвал глаза от пальца и перевел их на Рекса. – Даже выдающиеся представители нашего мира погрязли в нем по уши. Ну, к примеру. Я тут изготовил одну рекламу… Ваше здоровье… Она установлена как раз на гидропонном уровне. Идея – мечта идиота! Это лучшее из того, что я создал… в последнее время, по крайней мере. Представьте себе: совсем юная девушка с еще неразвитой грудью и окровавленными трусиками – это, так сказать, некий тонкий намек на менархе – очень соблазнительная и трогательно сексуальная, предлагает пользователю не себя, нет, а… – он восторженно взвизгнул, – протеиновые чипсы! Чипсы! Ну, как Вам? На подсознательном уровне чипсы связываются с девственностью, с бурной гиперсексуальностью, В сознании пользователя создается устойчивая связь между пожиранием чипса и дефлорацией, а небрежная и порванная одежда, столь характерная для молодежи, в более старых или просто агрессивных особях рода человеческого оформляет такой, знаете ли, тонкий, э-э… я бы сказал, воздушный намек на изнасилование несовершеннолетней. Пожирая чипс, вы насилуете, мнете, раздираете юное девственное тело, получаете всю полноту осязательно-вкусового, так сказать, удовлетворения, и одновременно даете разрядку своим агрессивным склонностям. Великолепно! Прекрасно! Восхитительно!

– Да, – сказал Рекс, стараясь удержать на лице предельно серьезное выражение, – это очень интеллектуальная и, я бы сказал, высокоморальная реклама.

– Вот. Вот! А здесь на меня жалуются. Моя реклама, видите ли, по ночам пугает каких-то идиотов.

– Так Вы проверяли… – догадался Рекс.

– Именно! И нашел, что это все ложь, клевета, чушь, плешь и злобные измышления коварных эпигонов и недоумков! Даже Вам, человеку, не обремененному избытком интеллекта, все ясно, а им… Будьте добры, разверните, пожалуйста, свою мысль о высокой моральности.

Рекс поперхнулся от неожиданности.

– Ваше здоровье… – г-н Граб опрокинул в горло очередную порцию дринка и поощрительно покивал Рексу головой. – Ну же, ну, не стесняйтесь, прошу Вас, пр-р-рошу!

– Э-э… а-а… – агонизировал Рекс, но тут, к счастью, за своей спиной он снова услышал голос, на этот раз женский и знакомый ему хорошо:

– Что это ты так разбушевался, Юри? И вообще, почему вы, судари мои, не приглашаете присесть за свой столик умирающую от жажды девушку?

– А, это ты, Эни, – с аффектированной сердечностью воскликнул Граб, – присаживайся и отведай моего дринка, если против него не будет восставать твоя аристократическая натура.

– Не будет, – сказала Эни Боди, присаживаясь на свободный стул и подставляя рюмку под приглашающе наклоненное горлышко бутылки. – Моя натура никогда и ничего не делает себе во вред. Здравствуйте, Рекс. Рада видеть Вас целым и невредимым. Впрочем, что Вы не только с блеском выпутались из той передряги сами, но еще и вытащили Сурию, я уже знаю, я с нею виделась. Вы, похоже, отказались лечь с девочкой в постель? Она равнодушно имени Вашего слышать не может, кипит от злости. С-спаситель, мать его, и все такое…

– Вы знакомы? – удивился Граб. Эни сделала большие глаза. Что-то в ней все-таки было нестерпимо фальшивое.

– О да, – Рекс с улыбкой кивнул головой. – Эни большой специалист по прикрыванию спины в драках.

Эни Боди мило хохотнула.

– Если я не слишком старалась в этом смысле преуспеть, Рекс, то, согласитесь, я не цеплялась за Вас руками в критическую минуту… как Вы и просили. А ты откуда знаешь Рекса? – повернулась она к Грабу.

– Он спас мне жизнь! – патетически воскликнул Граб.

– Как, и тебе тоже? Рекс, да Вы, похоже, профессиональный спаситель.

– Видите ли, – сказал Рекс, – маэстро отправился ночью на гидропонный проверить эффективность воздействия одной из своих реклам.

– Уж не протеиновых ли чипсов? – поинтересовалась Эни, снова сделав большие глаза.

– Именно.

– Понятно. Местные агрессивные особи нашли более подходящий объект для разрядки, чем фантом дебильной неряхи?

Граб надулся.

– Шучу, Юри, шучу, чтоб мне на поверхность провалиться, в смысле вознестись на этом самом месте. Я тащусь от твоей рекламы, а шум, который вокруг нее поднят – всего лишь происки гнусных завистников. Но, должна тебе заявить, для изъявления благодарности ты выбрал не слишком удачное место. Нашел куда пригласить спасителя!

– Мы встретились случайно, – запротестовал Граб, путаясь в согласных и запинаясь о гласные. – И я не благодарю его, а уговариваю пойти ко мне в телохранители.

– В телохранители… – протянула Эни, оценивающе уставившись на Рекса, – какая роскошная мысль! Впрочем, он не согласится. Вы ведь не согласитесь, Рекс? Я думаю, что тот ужасный Кир с перебитым носом, ну, тот самый, его еще звали "пахан", – Эни с содроганием передернула плечами, – ведь он был прав, не так ли? Он первым раскусил Вас. С Вами что-то не так. Вы не тот, за кого себя выдаете. Колитесь, Рекс. Вы мошенник? Гангстер? Сексот? Шпион? Или этот, как там его, Рашун аль Гарид?

– Угадывайте с трех раз, – рассмеялся Рекс, – один Вы уже использовали.

– Не-ет, Вам не отшутиться, – настаивала Эни Боди. – Вы скрываетесь. От имперских санаторов. Я угадала?

– Эк хватила, – фыркнул Граб. – Какой идиот приедет к нам скрываться от санации? Тут он как на ладони. От санации скрываются в столице, милочка. Я понимаю так, что перед нами джентльмен, оказавшийся в стесненных обстоятельствах и вынужденный скрываться от своих слишком… как бы это… настойчивых друзей, а, Рекс?

– О да, – в восхищении воскликнул Рекс. Это была прекрасная легенда, и он удивлялся, как это она не пришла в голову ему самому. – Но, господа, я надеюсь на вашу скромность. Явление это временное, в ближайшем будущем меня ждет приличное по самым взыскательным меркам наследство, а пока… пока я рад каждому заработанному солеру.

– А где находятся Ваши кредиторы? – полюбопытствовал Граб. – В котором из миров? Что это Вы так скривились? Мы же Ваши друзья.

– Я полагаю, что этого лучше не знать даже моим лучшим друзьям. Во избежание. Зачем вводить в соблазн хороших людей? – расхохотался Рекс.

– Ну, так идете Вы ко мне в телохранители, или нет? Я не могу платить Вам много, но на жизнь хватит.

– Идите ко мне, – заявила Эни. – Я могу платить много.

– На кой черт тебе телохранитель? – всполошился Юри. – Ты живешь в самом низу. От кого тебе хранить тело и, главное, зачем его хранить? У меня он хоть позировать будет, а у тебя свихнется от безделья.

– О, дорогой мой, было бы тело, а дело телохранителю всегда найдется, – ответила Эни с откровенно циничным смешком. – К примеру, сегодня я иду на тусовку к одному козлу. Он давно уже распускает слюни при моем виде. Это тутошний Координатор, так что имя, дорогой Юри, замнем, тебе его знать ни к чему. А я не хочу подпускать этого козла к своему огороду на пушечный выстрел. Есть причины. Так что телохранитель мне не помешает. Ну как, договоримся?

Рекс внимательно посмотрел на Эни. Самый низ, да еще и тусовка у Координатора? Для него это, пожалуй, могло бы стать идеальным выходом из положения.

– В чем дело? – рассмеялась Эни. – Платить буду щедро, исходя из Вашего знаменитого принципа "деньги – вперед".

– Он еще раздумывает, – завистливо протянул Граб. – Оказаться, так сказать, вплотную к такой девушке…

Но Рекса волновало, пожалуй, именно это обстоятельство. Не то, чтобы он был так уж принципиально против вполне возможного этого самого "вплотную". Сурия, как он полагал, была для него потеряна навсегда. Но… уж больно неплотно сидел на нем парик. Впрочем, решил Рекс, она меня не знает, принимает за бездельника, скрывающегося от кредиторов, так что и контакторы мои золотые слишком уж сильно удивить ее не должны.

– Когда приступать?

– А прямо сейчас.

Что именно с нею было не так, Рекс понял, когда они с Эни в переполненном лифте оказались притиснуты друг к другу. Ее руки и ноги были совершенно безжизненны. Эманация, от них исходившая, была уж слишком, как бы это сказать, электромагнитна, что ли. Не то, чтобы как от киборга, нет, но все-таки. Очевидно, бедная девочка перенесла сложную операцию, и это, пожалуй, в ней многое объясняло. И грубую откровенную чувственность, и жадный взгляд, которым она впивалась в крупных, сильных мужчин, и явное удовольствие, с которым она воспринимала собственное тело. Наверное, Эни долго была лишена всего этого, решил Рекс, и теперь спешит наверстать упущенное.

В том же лифте он опять столкнулся с Сурией, вновь пребывавшей в подозрительной компании. Увидев Сурию, Эни с вызовом подцепила Рекса под локоть, а Сурия злобно посмотрела на них и повернулась спиной. Приветствие замерло у Рекса на губах. Приподнятое настроение, в котором он находился, куда-то испарилось. Ему вдруг захотелось суетливо оправдываться, хотя и было совершенно не понятно – в чем. Похоже, девушка зацепила его за живое сильнее, чем он думал.

3

Десятый уровень Азеры если уж и не по комфортабельности, то, по крайней мере, по объему и высоте помещений не уступал столичному. Квартира, в которую Эни притащила Рекса, состояла из четырех огромных румов, снабженных всею мыслимой и немыслимой электроникой и бытовой техникой, причем перед входом в помещение располагался газон с естественной травой. Предметом особой гордости Эни, с которым она тут же поспешила Рекса ознакомить, была роскошная кровать с матрасом на базе поливолнового силового поля.

– Хороша? – с вызовом спросила она.

– О, да, – искренне согласился Рекс. – Очень.

– Опробовать ее немедленно я тебе не предлагаю, – сказала Эни бесконечно деловым тоном. – Нет времени. Мне еще надо поколдовать над своим нарядом. Да и тебя в таком виде с собою не возьмешь. Посмотри на себя. Какой ты телохранитель, ты бандит с большого путепровода. Межшахтного, – уточнила она, подумав. – Как у тебя обстоят дела с художественным вкусом?

– Боюсь, что уныло.

– Но хотя бы одежду по готовым образцам ты себе выбрать сможешь? У меня тут есть кабинка заказов от "Мулен Руж".

– Я мог бы попробовать… с твоей помощью. Но одежда от "Мулен Руж" стоит бешеных денег.

– О деньгах не беспокойся, кабинка оплачена на полгода вперед, так что как она используется, уже не имеет значения. Раздевайся и повертись перед вот этой видеокамерой. Это автопортной. Он тебя просканирует и введет данные в компьютер. Ну и что ты стоишь? Никогда не раздевался перед женщиной? Или я должна показать пример?

– Тебе совсем не надо этого делать. Твои данные компьютер, естественно, уже имеет.

– Ошибка, милый. Я понимаю, что ты подумал. Отчасти ты, конечно же, прав. Я, и в самом деле, вовсе не против повертеться перед тобою обнаженной. Но, что б ты знал, я снимаю с себя мерку для каждого наряда. Ой, что это?

Из-за пазухи Рекса высунулась мордочка крысенка.

– Это?.. А это уже мой телохранитель, – бухнул Рекс первое, что пришло в голову. – Этот парень охраняет меня, когда я сплю.

– Он дрессированный? Какая прелесть! В одном телесериале был санатор, у которого в напарниках была дрессированная крыса. Он носил ее в такой заплечной… как это называется?.. сумка?.. кобура?.. Да, вот это прикол! Это круто! Мы соорудим твоему такую же. Но тот полицейский был усатый. Ты как относишься к усам? Может, отрастим по-быстрому? У меня тут есть устройство.

– А почему бы и нет? – сказал Рекс улыбаясь. Идея была неплоха, лишняя маскировка ему не помешает. – Я готов. Приступим?

Процедура сканирования и в самом деле оказалась удручающе деловой. Когда все было закончено, они облачились в новые наряды и некоторое время ходили вокруг своих опространствленных голографических портретов.

– Ну что ж, – сказала, наконец, Эни. – Все, пожалуй, тип-топ. Я удовлетворена. А ты?

– Я? Я потрясен. Даже не подозревал, что могу выглядеть настолько элегантной зверюгой. Ну и тип. Уверяю тебя, я и сам ни за какие чипсы не стал бы без особой надобности приближаться к подобной образине.

– Телохранитель и должен производить впечатление элегантной угрозы, – довольно сказала Эни. – Ты все забрал из карманов прежней одежды? Быстренько проверь и швырни ее в мусоропровод. Мы уже неприлично опаздываем.

В потайном кармане куртки обнаружился нейронный нож, принадлежавший некогда лейтенант-биопше, а вот сзади за подкладку завалился приличных размеров массивный предмет. Рекс с трудом извлек его оттуда и крякнул с досады. Это оказалось то самое оружие его предка Айвена, которое перед расставанием дала ему тетушка. Револьвер. Рекс крутанул барабан, проверил спусковой механизм, оружие было в полном порядке, и это было очень кстати.

– Что это? – поинтересовалась Эни.

– Игрушка, – ответил Рекс, засовывая револьвер сзади за брючный ремень.

– Вид у твоей игрушки уж больно хищный. А ведь ты и в самом деле очень таинственный человек. Откуда ты свалился на наши головы, Рекс, и откуда у тебя такое редкое имя? Я только одного Рекса и знаю, кроме тебя. Это местный комт, колоритнейшая личность и всеобщий враг для здешней элиты.

– И твой?

– И мой. Мой, прежде всего. Судьба Азеры во многом определяется мною, хотя ни он, ни его многочисленные сторонники этого не подозревают.

– А этот самый комт, он тебя знает?

– Великолепно, хотя даже не подозревает об этом.

Рекс внимательно посмотрел на нее. Рисуется? Нет, не похоже. Было в ее тоне нечто, не позволявшее отнестись к этим словам легкомысленно, но не лезть же к ней в психику без особой на то необходимости? И дело не только в моральных соображениях. Опять разболится голова, а это в предвидении предстоящих трудов было ему совершенно ни к чему.

– Ясно. Так это от здешнего комта я должен тебя охранять?

– Милый Рекс, не бери в голову. Ничего такого ты не должен. Его дни сочтены. У Азеры вот-вот появится новый комт. А твоя задача всего лишь тщательно заботиться о моем теле. Очень-очень тщательно.

– Так и кто же из нас двоих таинственная личность, Эни? Бродяга, затравленный кредиторами, и спасающийся от них бегством на богом забытую планетку, или…

– Для ясности замнем. Кстати, ты не будешь возражать против имени «Тел»? Я имею в виду, чтобы я стала так тебя называть? Имя Рекс для телохранителя звучит как-то уж слишком… ну, я не знаю… вычурно, что ли. Да и тебе самому так удобней. В конце концов, чем меньше людей будет знать твое настоящее имя, тем лучше. Азера входит в сферу большой политики. Мало ли когда и с кем тебе придется столкнуться, я имею в виду, после наследства.

– Ты права. Так будет лучше. Кстати, Тел – это от слова телохранитель?

– Д-да… и вот еще что. Конечно, на сегодняшней тусовке мне ничего угрожать не может, но ты все же постарайся, прошу тебя, произвести там впечатление.

– Что ты имеешь в виду? – насторожился Рекс.

– Ты же профессиональный телохранитель с дрессированной крысой, и все такое, правильно? Ты просто обязан все проверить независимо от… ну, я не знаю, статуса хозяев, что ли?

– Ага, – сказал Рекс, – ага, понимаю. Как выражаются наши с тобою недавние товарищи по приключениям, требуется навести шмон. Положись на меня. Шмон будет.

Эни с Рексом уже направлялись к дверям, когда раздался мелодичный гонг инфора.

– Ну и в чем дело? – резко спросила Эни.

Ориентируясь по ее голосу, инфор включил над дверью виртуальный экран. На экране возникло бесстрастное лицо камердинера.

– Я услышал, что Вы вернулись, мадемуазель. – Я вынужден напомнить Вам, что Вы пропустили сеанс очередной коррекции фанта.

– Это терпит, – резко вскинулась Эни, но тут Рекс издал удивленное восклицание и, прямо скажем, не слишком вежливо отодвинул в сторону свою новую работодательницу.

– Бог мой, кого я вижу, – сказал он. – Какая радостная встреча. Если я не ошибаюсь, это Вы были моим гостем той незабываемой ночью на гидропонном? Не правда ли? Вы еще очень пылко объяснялись мне в любви и объясняли своему окружению, что я Ваш, только и исключительно Ваш, и ничей больше.

В глазах у камердинера на секунду мелькнуло паническое выражение, но он тотчас же взял себя в руки, и лицо его стало по-прежнему бесстрастным.

– Что? – поразилась Эни. – Вы еще и гомосексуалист, милейший Кам? В самом деле?

– Боюсь, что Ваш гость ошибается, мадемуазель. Лично я вижу его в первый раз в жизни.

– Что Вы такое несете, Кам? Мы видели его вместе с Вами в кафе на гидропонном.

– Я имею в виду, что не имею чести быть с ним знакомым, – возразил камердинер.

– Скажи мне, Эни, у него есть двухместный лайдер Моденстар вишневого цвета?

– Да, – сказала Эни растерянно. – Но какое это имеет значение?

– Огромное. Ты, вероятно, не знаешь, но этот твой "Кам" деловой партнер того самого пахана с перебитым носом, что заманил нас в ловушку.

– А-а, – догадалась Эни. – Ты рассчитываешь через него найти Кира? А ты злопамятный. Потом, все потом, мы и так опаздываем.

Рекс уже хотел было сказать, что найти от этого самого Кира можно разве что обглоданные крысами кости, но тут с экрана раздался бесстрастный голос камердинера.

– Так я могу быть свободным, мадемуазель?

– Разумеется, – насмешливо сказал Рекс. – Вы же видите, Кам, нам некогда. Опаздываем. Но ничего. Мы скоро вернемся. И тогда я буду иметь честь напомнить Вам все обстоятельства двух наших предыдущих встреч. Одну Вы, как я понимаю, помните, что касается второй… Ведь это Вы сидели в Моденстаре у неработающего эскалатора, когда с него спустился бродяга с девушкой за плечами?

Камердинер охнул и отключился.

Эни внимательно посмотрела на Рекса.

– Рекс, дорогой, во-первых, не забывай, что при посторонних ты – Тел. А Тел не должен вмешиваться в разговоры хозяйки, тем более, тыкать ей и отодвигать в сторону, как мебель. Ну а, во-вторых… ты мне нравишься. И я не сомневаюсь, что в постели ты бесподобен. Но если мне придется выбирать между ним и тобой, я вынуждена буду выбрать не тебя. Так что оставь его в покое. И его друзей тоже. Считай, что в тоннеле произошло досадное недоразумение. И пошли, пошли, наконец! Мы опаздываем уже совершенно неприлично.

4

В декорированном под зимний сад хаус-зале к моменту их прибытия стоял дым коромыслом. И, тем не менее, появление Эни произвело в нем фурор. Присутствующие дамы смотрели на нее с плохо скрытой завистью, что касается мужчин, то редкие из них не сделали при ее приближении охотничьей стойки.

Сам хозяин, Координатор Старкофф – масляные глазки, губки сердечком, в левой руке хайбол – подлетел на уже слегка заплетающихся ногах приложиться к ручке.

– Эни, дорогая, я не видел тебя тысячу лет. Куда ты запропастилась? У нас тут черт знает что творится. В тоннелях обнаружились совершенно кошмарные твари, их называют скрыплы. Среди рабочих паника. Ставлю голову об заклад – это работа людей Старой Дамы… Этот господин с тобой? Познакомь нас.

– Это не господин, – сказала Эни с великолепно разыгранной пренебрежительной вежливостью к стоящему чуть позади предмету разговора. – Это Тел, в смысле, телохранитель… Тел, дарлинг, уверяю, тут мне ничто не угрожает, даже эти самые скрыплы.

Рекс, входя в роль, угрюмо оглядел бывшего однокашника с ног до головы и хрипло пробурчал, занизив свой бас еще чуть ли не на целую октаву:

– Мадам, мой долг убедиться в этом самому.

Эни, как бы ища сочувствия у Старкоффа, вздохнула и картинно развела руками.

– Совершенно безнадежно, – сообщила она. – Профессионал с дрессированной крысой. С Земли. Один из лучших. Он умудряется охранять меня даже от себя самой. Я с ним уже и не спорю. Он не успокоится, пока все-все не осмотрит.

Старкофф пялился на Рекса в полнейшем ошеломлении и, в отличие от местных красавиц, даже не пытался скрыть охватившей его зависти.

– Да-да… конечно… Тел… – Старкофф явно не знал, как к нему обращаться и, решив обойтись на всякий случай безличной формой, закончил, ухвативши Эни под руку и увлекая ее вглубь рума, – сейчас я пришлю своего мажордома. Идем, Эни, идем. У меня в курительной собрался чуть ли не весь Совет. Надо кое-что обмозговать.

Окружающая публика глядела на Рекса во все глаза. Рекс напустил на себя вид предельно мрачный и свирепый – что делать, приходилось соответствовать – и принялся подозрительно обшаривать присутствующих глазами. Публика восторженно пугалась и млела.

Через несколько минут кто то легонько тронул Рекса сзади за локоть и бесконечно знакомый голос тихо произнес:

– Господин Тел? Мне приказано показать Вам помещения. Что именно Вы хотели бы осмотреть в первую очередь?

Рекс медленно повернулся. Перед ним стоял Айга, старый мажордом его тетушки, посланный ею к Рексу еще до близнецов, и который, как считалось, "не дошел".

Несколько томительных секунд они смотрели друг на друга, потом старый Айга поклонился, тихо сказал: "Следуйте за мной, сударь", и засеменил по залу.

"Кажется, узнал, – подумал Рекс. – Или нет?" Он с ужасом прислушивался к собственным ощущениям, ожидая, что вот сейчас, в этот самый момент по позвоночнику снова прокатится волна знакомой тянущей боли, и примется он, Рекс, тогда вытворять над стариком такое, что придешь в себя, так хоть в петлю лезь.

И боль действительно пришла. Родившись где-то между лопатками, она волной покатилась по позвоночнику сразу и вверх, и вниз, когтистой лапой сжала затылок, стремительно рванулась в тело по нервным стволам, фейерверком взорвалась в бесчисленных нервных окончаниях и…

…И ничего не произошло. Шагая за тенью скользившим между гостями мажордомом, Рекс вдруг понял, что впервые полностью контролирует себя в стрессовой ситуации.

Отправлять или не отправлять свой фант хозяйничать в святая святых старого дядьки было полностью в его власти, и это было хорошо… так хорошо, что хуже некуда. Теперь Рекс был лишен даже того жалкого оправдания, которое имелось в случае с Лайзой. Решение он должен был принять совершенно сознательно.

"Ну и слава Звездам", – подумал Рекс с самого себя рассмешившим облегчением. Копаться в голове старого дядьки, качавшего его в детстве на коленях и – он знал это – любившего его, было бы просто выше сил. Он дал себе твердое слово щадить старика в любой ситуации.

Они вышли из хаус-зала и шли теперь по пустынному коридору со множеством дверей. Толстенный ковер, покрывавший пол, заглушал шаги. Коридор был извилист, за каждым поворотом могла находиться засада, так что Рекс расстегнул смокинг, чтобы способнее было выхватить револьвер. Но за очередным поворотом коридор неожиданно закончился тупиком, в торце которого находилась низенькая массивная дверь. Айга остановился и повернулся к Рексу.

– Не суди старика слишком строго, Малыш. Я старый и слабый человек, но я не предатель. То есть, я, конечно же, именно предатель, но я хочу сказать, что ни за что не выдам тебя… Вас… скорее умру.

Он был совершенно искренен, Рекс это видел.

– Как же это все так получилось, дядька? – спросил Рекс, называя мажордома старым детским прозвищем. Айга пожал плечами и криво улыбнулся.

– Я испугался. Я… Но я им ни слова ни о чем не сказал… и о болезни госпожи тем более.

– Ты знал?

– Что госпожа комтесса смертельно больна? Конечно. От нас, старых слуг, хозяева при всем желании тайн иметь не могут. Вам нужен банковский терминал, верно? Он там, – Айга ткнул пальцем в дверь в торце коридора, – в конце деловой части рума, в кабинете. Кабинет охраняется. Все коридоры и смежные помещения битком набиты санаторами. Но я… доверьтесь мне… Здесь есть люди Старой Дамы. Они сидят на самых разных постах и тщательно делают вид, что незнакомы друг с другом. Это целая цепочка. Они мысленно плюют мне вслед и шипят: "Иуда", я знаю, а я не Иуда. Я просто испуганный старый человек. А вот кое-кому из них, не здесь, правда, а там, в банке, я на месте хозяйки не слишком-то доверял бы, ну да не мне об этом говорить. Если передавать Вас по этой цепочке от одного к другому, то кружным путем через вспомогательные помещения и коммуникационные тоннели Вы вполне сможете… и сигнальные датчики есть кому отключить.

– Я понял. Идем, – решительно сказал Рекс.

С неожиданным для его лет проворством старый Айга устремился вперед. Они нырнули в низенькую даже для Айги дверцу, спустились по крутой винтовой лестнице в коммуникационный коллектор и оказались перед люком вентиляционного отделения.

– Нам сюда, – шепотом сказал Айга и подергал за ручку. – Черт, закрыто. Вот некстати! Придется стучать, а я бы не хотел поднимать до времени шум.

– Минуточку, – сказал Рекс, отодвигая мажордома в сторону. Он положил руки на дверцу люка, секунда, замок щелкнул, дверца медленно отъехала в сторону.

Айга скользнул в люк. Рекс протиснулся следом. Они оказались в пультовой вентиляционного отделения. Сидевший за пультом человек в синей форме старшего технического служащего вскочил и шагнул им навстречу.

– Какого черта… – начал было он, но, узнав Айгу, воскликнул ошеломленно, – Ты? Что тебе тут нужно, гад? Как ты сюда попал?

– Он пришел, Сэш, – негромко сказал Айга и кивнул головой на Рекса. – И ему нужна помощь.

Сэш перевел недоумевающий взгляд на Рекса.

– Что уставился? – нетерпеливо прошипел Айга. – Малыш, снимите парик.

Рекс послушно сдернул парик. Сэш побледнел, забормотал что-то невнятное и дернулся вперед – то ли хотел бухнуться на колени перед Рексом, то ли целовать ему руку.

– Да брось ты эти церемонии, кретин, – нетерпеливо зашипел Айга. – Дорога каждая минута.

Сэш помотал головой, приходя в себя.

– Значит, наступил час "Ч"?.. Час "Ч", да?.. Час "Ч"?.. Но почему Вы пришли сюда, ко мне? И вместе с этим? Он же предатель.

– Так было нужно, – твердо сказал Рекс. – У каждого из вас здесь, в Городе, своя роль и своя задача.

Еще не вполне пришедший в себя Сэш восхищенно поцокал языком.

– Ну, старик, ты даешь. Роль-то, может, и роль, но с тобой я не поменялся бы ни за какие чипсы. Чтобы меня вот так вот полоскали и иудили?

Что ж, подумал Рекс, это самое малое, что я могу сделать для несчастного старика. Он ухватил Сэша за плечо и слегка встряхнул.

– Вы способны меня слушать, Сэш? Сейчас я объясню, что от Вас требуется.

– Что ж тут объяснять? – удивился Сэш. – Вас надо проводить к терминалу. И раз Вы появились здесь, у нас, значит к нашему. Ладно, старик, ты иди, – повернулся он к Айге. – Неровен час, хватятся тебя. Господин комт теперь наша забота.

– Одну минуточку, Малыш, – сказал Айга, положив свою невесомую старческую руку на локоть Рекса. – В кабинете прямо за терминалами есть дверь. Она замаскирована деревянной панелью. Открыть ее для Вас, как я понимаю, сложности не составит. За этой дверью Старкоффы оборудовали неучтенную скримерную стоянку, так, на всякий случай. Я сейчас пройду туда и активирую одну из машин. Запомните, Малыш, у этого скримера будет опущен язык гондолы. Я постараюсь сделать так, чтобы он оказался единственной исправной машиной на стоянке.

Айга потянул Рекса за рукав, и Рекс наклонился, догадавшись, что тот хочет что-то шепнуть ему на ухо.

– Спасибо, Малыш.

– Пошли со мной, – шепнул ему в ответ Рекс. – Тетушка простит Вас.

– С такой обузой Вам не выбраться из Города. И не надо играть со мною в прятки. Раз Вы здесь и без прикрытия, раз не связываетесь с людьми, которых Старая Дама внедрила сюда именно для этого случая, значит, хозяйку в живых Вы уже не застали. А на запись свежего фанта у нее, как всегда, не хватило времени, – старик всхлипнул, и сказал так тихо, что Рекс еле расслышал, – Не знаю, доведется ли нам еще увидеться Малыш. Во всяком случае, не поминайте лихом.

Мажордом вылез наружу и захлопнул за собою люк. Сэш критическим оком оглядел Рекса и покачал головой.

– Да. Идти-то нам будет трудненько. Уж очень Вы, как бы это сказать, громоздкий. Ну да ничего. Прорвемся. Одну минуточку, хозяин…

Сэш подскочил к инфору, покопался в клавиатуре и негромко сказал в микрофон:

– Час Ч. Вариант экстремальный. Повторяю. Час Ч.

Дорога и в самом деле оказалась на редкость мучительной. Второй раз повторить ее Рекс не хотел бы за все блага мира. Ему приходилось пролезать в немыслимо узкие щели, балансировать на качающихся трубах, обдирая в кровь руки, карабкаться по заградительным сеткам, с которых только что было снято высокое напряжение. Его несколько раз передавали из рук в руки, причем всякий раз эта передача сопровождалась короткой предварительной беседой сопровождающих – непременно шепотом и с непременным же взглядом в сторону Рекса.

В конце концов, пройдя через гигантский зал, битком набитый огромными басовито гудящими воздуходувками, протиснувшись в очередное отверстие, решетка с которого была предусмотрительно снята несколько минут назад, и спрыгнув вниз с почти двухметровой высоты, Рекс оказался в роскошной приемной, примыкающей к личному кабинету господина Координатора. На полу в живописных позах валялись тела дежурных биопов, а в самом руме находилось с полдюжины весьма решительного вида мужчин, заправилой среди которых был вездесущий Сэш.

На недоумевающе поднятые брови Рекса, Сэш, пожав плечами, ответил, что он-то лично может спокойно пройти мимо любого патруля, причем самым коротким путем, а вот Вы, Малыш, то есть, простите, господин комт этой возможности, увы, лишены.

– Я не об этом, – сказал Рекс. – Меня несколько удивляет, зачем вы все собрались здесь? Причем, вооруженные.

– Ну, это понятно, – удивился Сэш. При этом он с выражением спокойной гордости на лице оглянулся на валявшиеся тела биопов. – пока Вы станете возиться с терминалом, кто то должен будет заняться охраной, засевшей в кабинете.

– Но, друзья, – запротестовал Рекс. – Против Вас будут профессиональные военные. И не надо так выразительно смотреть на эти трупы. Вы не будете иметь ни одного шанса. Вас раздавят.

– Положим, мы тоже не лыком шиты, – угрюмо сказал кто-то из-за спины Сэша. А Сэш добавил:

– Старая Дама прислала нас сюда именно для этого, сударь. И мы знали, на что идем.

– Нет-нет, это бессмысленно. Вы ничем не сможете помочь мне, вы будете лишь мешать, – Рексу было совестно, но он не видел другого способа удержать этих славных людей вдали от драки. – Залогом успеха является только быстрота.

– Хорошо, – упрямо сказал Сэш. – Мы засядем здесь и будем прикрывать Ваш отход.

Ситуация была патовая, и медлить больше было нельзя.

Рекс напрягся, и…

…лицо у Сэша сделалось вдруг задумчиво отрешенным.

– Вы все поняли? – тихо спросил Рекс.

– Да, сударь, – ответил Сэш. – Мы должны уничтожить все подозрительные следы на Вашем пути сюда.

– Да, господа. Очень важно, чтобы враг не смог выйти на Айгу.

– Мы спасем старика даже ценой собственных жизней. Это самое малое, что мы можем сделать, чтобы искупить свою вину перед ним, – решительно заявил Сэш. Рекс мысленно чертыхнулся, но корректировать внушение уже не было времени.

– В вашу организацию, похоже, проник предатель, – сказал он. – Имени не знаю, источнику, из которого я узнал это, оно самому неизвестно. Разберитесь. И вот еще что. Здесь есть некая Эни Боди, знаете? Прекрасно. Уберите ее камердинера. Я думал сам им заняться, да вот… А теперь уходите, быстро.

– Вы уверены, что справитесь там, в кабинете один? – спросил кто-то.

– Абсолютно, – рассеянно ответил Рекс. Он повернулся к телам охранников в поисках игломета и замер, машинально продолжая говорить, – Идите. Идите же. И помните о камердинере. Это страшный человек, судари мои… Постойте! А как вы взяли этих парней?

– Этих? Кинули газовую бомбу. Но тех, в кабинете, так не возьмешь. Вентиляция…

Сэш со своими исчез, а Рекс пинком ноги отправил в угол приемной бесполезный игломет. Биопы с ног до головы были упакованы в "рыбью чешую" – комбинезоны, покрытые непробиваемыми для игл прочными пластиковыми чешуйками.

Как бы ни сложилась схватка в кабинете, тревогу охрана, безусловно, поднять успеет. Единственными его козырями были внезапность, быстрота и этот самый револьвер, убойная сила которого, как он успел убедиться, была огромной. Ладно, решил Рекс, врываюсь, а там посмотрим. Как говорится, действую по обстановке. И в этот момент в его щеку ткнулась мордочка крысенка, о котором он в суматохе совершенно забыл. У него появилось странное ощущение, что крысенок хочет ему что-то сообщить. Рекс посмотрел крысенку в глаза и вдруг… будто внутрь нырнул. Крысенок действительно хотел и, вроде бы, мог помочь. Он был весь раскрыт. Его мозг был не просто соединен с мозгом Рекса, он жадно впитывал в себя и распихивал по свободным участкам фрагменты фанта хозяина. Ощущение было не только странным. Оно было пугающим. Связь между мозгом Рекса и мозгом крысенка становилась все более четкой и определенной. Рекс понял, что именно крысенок намерен делать, что сделать это он может и непременно сделает. А крысенок скользнул в карман его куртки и вынырнул оттуда с флешкой в зубах.

– Ай, браво, кроха, – сказал Рекс и потрепал его по голове. Крысенок соскочил на пол и замер перед дверью. Рекс проверил на всякий случай наличие запасной флешки и, рванув дверь, ворвался в кабинет.

Момент для вторжения оказался максимально неудачным.

Экран кабинетного инфора полыхал голубым светом, на нем красовалась толстая морда местного биопьего начальника, доводившего до сведения подчиненных последние новости.

– …будто вознесся на поверхность, – говорил начальник. – Вряд ли, конечно, это Азерски, нам, похоже, впаривают туфту… – начальник перевел глаза на ворвавшегося в кабинет Рекса. И тогда Рекс послал пулю в инфор.

Говорят, что первый блин всегда бывает комом. Однако, несмотря на сильную отдачу, заставившую руку Рекса подскочить высоко вверх, пуля умудрилась зацепить экран инфора. Разлетевшийся вдребезги плазменный экран создал дополнительный к грохоту выстрела шумовой эффект. Вторая пуля, хоть и посланная с близкого расстояния, пролетела мимо караульного биопа и с визгом отрикошетила от колонны.

Необычное оружие привело биопов в состояние, если так можно выразиться, подвижной оторопелости. Лица у них были совершенно растерянные и выражали полнейшее непонимание происходящего, ноги, однако же, двигались с необычайной быстротой. Охранники разбегались в разные стороны как тараканы, так что все сделанные Рексом выстрелы имели своим результатом исключительно психологическое воздействие и никакого ощутимого вреда никому не принесли.

Крысенок, проскочив между ногами Рекса, в несколько прыжков достиг компьютера, высоко подпрыгнул, вскарабкался на стол и, помогая себе передними лапами, стал деловито запихивать флешку в разъем. Связь Рекса с ним не прерывалась ни на секунду. Более того, у Рекса было ощущение, что все это, чертыхаясь и нервничая, проделывает он сам.

Рекс метнулся к панели, закрывавшей, по словам Айги, запасной выход, и в это время из приемной в кабинет хлынула галдящая орда биопов.

Если бы биопы стали стрелять в Рекса сразу же от дверей, ему пришлось бы весьма туго. Но все их иглы полетели в сторону компьютера, где они, видимо, ожидали его увидеть. Обнаружив за пультом вместо человека крысу, биопы на мгновенье растерянно застыли на месте. Рекс стремительно развернулся, и то ли ему в этот раз повезло, то ли начал уже появляться опыт в использовании архаического оружия, но первая же выпущенная им пуля угодила прямо в грудь того самого биопьего начальника, которого он несколькими минутами раньше видел на экране инфора. Чешуя панциря, изготовленная из перенапряженного пластика, мельчайшими осколками брызнула в разные стороны, а сам биоп грохнулся прямо под ноги своим товарищам.

Следующий выстрел, опрокинувший еще одного биопа, заставил остальных искать укрытия за колоннами. Однако охрана кабинета, похоже, успела оправиться от замешательства. С разных сторон к Рексу потянулись цепочки игл, от которых надо было спасаться, уворачиваться, прятаться, к стрельбе энергично подключилась вновь прибывшая подмога, так что положение Рекса стало уж и вовсе незавидным. Хорошо еще, что оружие предка заставляло врагов держаться на почтительном расстоянии.

Крысенок, между тем, уже повис на Рексе и судорожно карабкался вверх, стараясь добраться до своей родной заплечной кобуры. Дело было сделано и надо было уходить. Рекс выстрелил еще раз, целясь в сержанта, принявшего на себя командование.

Пуля угодила сержанту в правое плечо. Удар был так силен, что беднягу развернуло вокруг собственной оси и швырнуло на колонну, по которой он медленно сполз на пол.

Биопы тут же попрятались, и, пользуясь этим, Рекс рванулся к двери. Оказалось, что панель уже отъехала в сторону, дверь была распахнута, хотя когда и как он успел все это проделать, Рекс не имел ни малейшего представления. Выскочив в коридор, он захлопнул за собою дверь и, уже поворачиваясь, чтобы бежать, приказал замку сломаться, хотя и понимал, что надолго это преследователей не задержит.

5

Увидев Эни под руку с Ольгердом, Дик Фетмен нетерпеливо замахал руками.

– Ну, наконец-то, все в сборе. Правда, нет Бюллера, но мы можем поговорить и без него. Без Эни, как выяснилось, не можем, а вот без старика можем.

Эни самодовольно усмехнулась. "Ну что ж, – подумала она, – время, когда вы, друзьямои, не принимали Эни Боди всерьез, давно минуло. И обошлась я, заметьте, своими силами, а главный свой козырь, полномочия Объединенных Компаний, не привлекала".

– А почему это вдруг такая срочность? – сварливо осведомился Ховрин. – Почему мы не можем веселиться, как все люди? И если уж возникла такая необходимость поговорить, почему мы собираемся в курительной комнате, а не в кабинете? Что за дурацкая конспирация? Рекс, что ли, объявился?

– Вот именно, – процедил сквозь зубы Фетмен. – Именно Рекс, и, похоже, что именно объявился. А самое главное, не без помощи нашей разлюбезной Эни Боди.

Эни ошеломленно посмотрела на него и покрутила пальцем у виска, а Ольгерд плюхнулся на тот самый стул, который только что со всеми мыслимыми и немыслимыми выкрутасами записного светского волокиты предлагал Эни, и сказал:

– У тебя что, крыша поехала?

– Па-апрашу без шуточек, – взвизгнул Фетмен. – Мадемуазель, отвечайте, как зовут Вашего телохранителя? Где он?

– Для меня этот человек просто тело, как по имени, так и по сути, – надменно сказала Эни. – Он осматривается. И скоро будет здесь.

– Так вот, чтобы Вы знали. Его истинное имя – Рекс. И мы получили сигнал, что фамилия этого Рекса – Азерски. Боже, какие мы идиоты. Вот вы, небось, все до сих пор уверены, что сами это так придумали – обвинить Старую Даму в организации эскалаторных беспорядков? Что это есть всего лишь наш ловкий трюк для пропаганды? Так вот хрен вам всем. Это правда истинная в последней инстанции.

– А причем здесь это? – недоуменно спросил Ольгерд.

– А притом здесь это, – со всей возможной язвительностью фыркнул Фетмен, – что топари прикрывали Рекса. Пока мы их по эскалаторам гоняли, он уж и тут как тут. У нашей драгоценной Эни. Телохранитель ей, изволите ли видеть, понадобился.

Неужели? – думала Эни. – Да нет, не может быть, это штучки кретина камердинера. Она же хорошо помнила, как Рекс оказался среди топарей. Помнила, как его нашли, как подобрали, как долго уговаривали идти вниз, как, в конце концов, за согласие пришлось ему даже заплатить. Нет, решила она, Рекс здесь ни при чем, но вот лохматый, он вполне мог быть клевретом обитателей Гнезда. И еще этот, с перебитым носом. Хотя… что это она… парень с перебитым носом был уж точно агентом Кама. Он-то явно охотился за телами.

– Должна сознаться, – сказала она задумчиво, – что в рассуждениях господина Верховного Санатора есть доля здравого смысла, несмотря на весь вздор, который тут он намолол.

– Вздор? – надменно вскинулся Фетмен. – Это где же Вы, милочка, увидели вздор? Ну-ка, давайте его сюда.

– Пожалуйста. Во-первых, мой телохранитель отнюдь не гигант мысли, не говоря уж об интуитивизме. А во-вторых, он беден, как церковная крыса. Будь он Азерски, ему не пришлось бы за гроши пускаться во всяческие сомнительные… предприятия.

– Вроде охраны тела скучающей дамочки? – язвительно спросил Фетмен.

– В том числе, – невозмутимо ответила Эни. – Так что эта часть Вашего столь эмоционального выступления есть не что иное, как чистый вздор. Но вот что касается топарей – тут я думаю, что Вы попали в точку. Ведь Вы тогда чуть ли не всех санаторов бросили на разгон хулиганов, не правда ли? В том числе и охрану с шахтных входов?

Фетмен молчал.

– Итак, дорогие друзья, нам следует сделать вывод, что если Рекс конвертировался из конвертоплана не в Город, а на поверхность, то теперь под прикрытием похода топарей он, конечно же, беспрепятственно в него проник. И находится он сейчас где-то в деловых кварталах, в двух шагах от банковских терминалов. Остается только надеяться, что охрана умнее своего начальника, находится на месте и в полной готовности.

– Милая Эни, не надо нам с такой страстью доказывать, что Вы не только "боди", но и "хед" тоже, – выпалил вдруг Фетмен, покрасневший, как свеженакормленные цветы Лоретты.

Эни смерила его презрительным взглядом.

– Полностью с Вами согласна, сударь. Наличие у меня головы сомнений не вызывает. Правда, в нашем конкретном случае гораздо важнее было бы получить доказательство, что господин Верховный Санатор не просто пошлый жирный толстяк.

– Да будет вам, нашли время, – вмешался в дискуссию Ольгерд. – Дик, ты говорил, что городское подполье у тебя под колпаком. Необходимо срочно связаться с агентами и выяснить все, что им по этому поводу известно.

– Я уже сделал это.

– Так доложи, черт возьми.

Фетмен побагровел.

– Вы что, думаете, будто мы тут ерундой занимаемся? А вы знаете, какие задачи, приходится решать моему ведомству? Мы должны сдерживать скрыплов в горизонтальных тоннелях. Мы организовываем эвакуацию рабочих из всех шахтокварталов, примыкающих к северной шахте. Мы делаем все возможное, чтобы вывезти оттуда заготовленную руду. Если мы ее не вывезем, Объединенные Компании сожрут нас всех с потрохами. Мы охраняем банковские терминалы, причем охрана глубоко эшелонирована. Мы…

– Послушай, Дик, – перебил его Ховрин. – Ты не понял вопроса, или как? Тебя не об этом спрашивают. Ты скажи, что известно о Рексе в подполье.

– Честно говоря, я это все как-то плохо понимаю, – возмутился Ольгерд. – Санация, видите ли, "контролирует" старухино подполье. Какого… этого самого… его контролировать, хотел бы я знать? Почему бы его попросту не прихлопнуть? Взять всех известных, запихнуть в санаторий, тряхнуть, как следует, выпотрошить – и все дела, кирдык котенку.

– Умники, – взревел Фетмен. – Все кругом умники, один я получаюсь дурак. Выпотрошить! Да что ты в этом понимаешь? Кто из нас специалист, ты или я? Ты о кодировании что-нибудь слышал? Только попробуй тряхнуть, как ты говоришь, "известных" – они попросту передохнут, и концы в воду. Подполье-то останется, а вот ты о нем знать больше уже ничего не будешь. Я поступаю куда умнее. Мне регулярно докладывают – что, как, о чем, когда и кто.

– Хорошо, сударь мой, хорошо. Какой Вы замечательный специалист мы уже поняли из наших разговоров об охране шахт, разгоне топарей и так далее, – сказала Эни с презрительным соболезнованием в голосе. – Ну, валяйте. Рассказывайте. Кто, что и когда. Мы ждем.

Фетмен открыл рот. Фетмен закрыл рот. Фетмен махнул рукой. Потом он сделал глубокий вдох как перед прыжком в воду и буркнул:

– В том то и дело.

– В чем в том?

– В том, что рассказывать нечего. Нечего. Мои агенты утверждают, что все подполье находится в полнейшей растерянности. Что связь со Старой Дамой оборвалась уже давно, и никаких распоряжений из Гнезда не поступает. Не знаю, что и думать.

– Да что ж тут думать? – завопил Ольгерд. – Таракану ясно, что твои, пардон, "специалисты" лопухнулись как подготовишки из гидропонной школы. Их давным-давно раскрыли, и гонят туфту, как хотят, морочат тебе голову. А ты морочишь головы нам.

Фетмен молчал.

– Видала я организационную бледную немочь, но такой… – Эни укоризненно покачала головой, – Вот что, друзья мои! Боюсь, что в сложившихся условиях я буду вынуждена принять чрезвычайные меры. Итак, господа, слушайте все! Я имею честь сообщить, что…

Дверь с грохотом распахнулись, и в курительную с бутылкой в одной руке и с хайболом в другой ввалился возбужденный, краснорожий и до невероятия счастливый Фил Кэббот.

– Сэры! – завопил он, покачиваясь на не вполне уверенно держащих его ногах, – Сэры… мадам… в смысле мадемуазель… предлагаю тост! Да здравствует, что на Азере нет аннигиляторов! Ваш дорогой компатриот, а мой сослуживец, этот поганый супермен Рекс Азерски, фиг ли выйдет ему конвертировать себя внутрь Города. На это всей энергии в Азере будет хрен ему. Тут вам не здесь! Я подсчитал! За это надо д-дербалызнуть, сэры!

Никто из присутствующих, однако же, и головы в его сторону не повернул. Все молча смотрели на Эни. В комнате стояла напряженная тишина.

– Я… э-эм… не вовремя, господа? – спросил Кэббот упавшим голосом.

Ему снова никто не ответил. Эни сунула руку в сумочку, вытащила из нее флешку и швырнула ее на стол.

– Итак, милостивые государи, повторяю. Я вынуждена…

И в это время раздался сигнал тревоги.

6

Выскочив наружу, Рекс очутился на скримерной стоянке.

Ближайший из скримеров был активирован. По длинным иглам его энерговодов пробегали голубоватые искры. Язык гондолы, с размещенным на нем креслом водителя, был призывно опущен, и все его напоминающее гигантское тополиное семечко тело дрожало в мареве ионизированного воздуха. Рекс плюхнулся в кресло и рванул на себя рычаг закрывания гондолы.

Язык поднимался вверх с черепашьей скоростью. Рекс изогнулся в кресле, стараясь через медленно сужающуюся щель держать в поле зрения выход из коридора. Однако волна ненависти, ярости и страха выплеснулась из тоннеля впереди самих преследователей. Рекс выстрелил, еще не видя своих врагов, так что биоп, первым выскочивший из дверей, буквально напоролся на пулю. Остальные шарахнулись назад, язык захлопнулся и скример рванулся с места подобно подхваченной ветром пушинке.

Преследователи безнадежно отстали, однако торжествовать было рано. Здесь, в извилистых тоннелях путепровода, догнать Рекса было, конечно, невозможно ни на скримерах, перед которыми он имел значительную фору, ни даже на быстроходных флаттерах, поскольку флаттеры значительно уступали скримерам в маневренности. Но Рекс понимал, что на выходе из путепровода в шахту его будут ждать и флаттеры, и винтокрылы, чтобы разнести вдребезги вместе с машиной. Скример следовало бросить и уходить пешком через тоннели, захваченные скрыплами, а уже от одной мысли о новой встрече с этими милыми крошками Рекса бросало в дрожь.

Недостроенная шахта встретила Рекса пустыми тоннелями, и темнотой. Все работы в ней были прекращены даже здесь, внизу, куда скрыплы, похоже, еще не добрались. Рекс остановил скример, опустил язык и прислушался. Было тихо, только где-то далеко вверху еле слышно гудели грузовозы: какие-то отчаянные ребята, видимо прельстившись немалой премией, вывозили руду.

Ни винтокрылов, ни флаттеров не было слышно. Однако Рекс не обольщался. Стоило ему направить свой скример вверх по кольцевой дороге, как они тут же и появились бы. Идти же отсюда пешком до самого верха нечего было и пытаться.

Путь был один. Ему следовало найти пробитый, но пустой еще ствол лифтовой шахты, и подниматься по нему вверх насколько это окажется возможным. Ну а там, где-нибудь на гидропонном уровне, бросать машину и идти пешком, действуя по обстановке. Отступление через пещеры, то есть путем, которым он воспользовался для проникновения в Город, следовало оставить на самый крайний случай.

Ему повезло. Буквально в нескольких метрах от машины он обнаружил слегка наклонно поднимавшийся вверх магистральный воздуховод, предназначавшийся для технического воздуха. Воздуховод был для скримера несколько узковат и, кроме того, довольно значительно отклонялся от вертикали, что должно было порядочно удлинить Рексу его пеший путь там, наверху. Но выбора у него все равно не было.

Очень медленно и осторожно, стараясь не повредить тонкие стержни энерговодов, Рекс ввел скример в шахту. Подъем оказался работой ювелирной, и к концу пути Рекс совершенно взмок. Когда ему удалось, наконец, вывести машину в насосный рум, он к несказанной радости обнаружил, что все это время управлял машиной не прикасаясь к рычагам, а находясь в мысленной связи с ее компьютером. Похоже, организм его потихоньку преодолевал действие яда.

В руме и всех подходящих к нему тоннелях горел аварийный свет, и это значительно облегчало стоящую перед Рексом задачу. Опустив язык скримера, он осторожно выбрался наружу и огляделся. Скрыплов не было видно. С корнем выдрав из языка сиденье, Рекс из его обломков соорудил себе нечто вроде панциря, прикрывающего плечи и шею – излюбленные места их нападения. Потом он выломал из панели управления инфор-коммуникатор, с помощью которого, как ему думалось, на поверхности можно будет попытаться связаться с Гнездом, извлек из заплечной кобуры крысенка и сунул его за пазуху. Крысенок повозился, устраиваясь поудобнее, и замер. Теперь следовало разобраться с оружием.

У него оставалось всего три патрона, так что использовать револьвер против скрыплов было совершенно бессмысленно. Из всего арсенала, с которым Рекс начинал свою одиссею, в его распоряжении остался только нейронный нож, отобранный некогда у биопши – лейтенанта, оружие страшное, но годившееся лишь для очень уж ближнего боя. Рекс тщательно замотал левую руку обрывками обшивки кресла, взял в правую нож и двинулся на поиски выхода к центральной шахте квартала.

Появление скрыплов не заставило себя ждать. Первую тварь Рекс поспешно сбросил со стены на пол. А когда хитиновый панцирь с отвратительным треском лопнул под его тяжелым ботинком, скрыплы повалили сразу со всех сторон, стремительно карабкаясь по стенам и выставив перед собой ядовитые жала хвостов. Рекс, не глядя, полоснул перед собой лучевым лезвием, зацепив им сразу несколько тварей. И тут же его мозг как будто взорвался от эманации ужаса и боли. Нападение сразу же захлебнулось. Задетые лезвием скрыплы корчились на полу. Судороги их были так сильны, что панцири лопались, не выдерживая напряжения. Впечатление было такое, что скрыплы просто взрывались изнутри.

Рекс метнулся вперед и зацепил лезвием еще одного. Скрыпл изогнулся с такой силой, что хвост его, оторвавшись, отлетел в сторону и упал, дергаясь и извиваясь, на пол. Осколки хитинового панциря отлетали от него, с резкими щелчками ударяясь о стены. Напор эманируемого скрыплами ужаса был так силен, что Рексу пришлось психически закрыться. Не давая скрыплам опомниться, Рекс полоснул лезвием еще несколько штук. И тогда их охватила паника. Подпрыгивая в воздух чуть ли не на метр – Рекс и не предполагал, что они способны на такие прыжки – скрыплы помчались прочь.

Рекс бежал следом, подкалывая отстающих и по привычке все еще опасливо поглядывая вверх на потолок. Однако скрыплы и не помышляли об атаке. Единственным их желанием было убраться поскорее и как можно дальше. Тоннель стремительно пустел. Некоторое время Рекс еще слышал шуршание массы удирающих ножек, потом все стихло. Он остался один. Проблему скрыплов ему, похоже, удалось решить кардинально.

У самого выхода на кольцевую дорогу Рекс наткнулся на следы только что происшедшей трагедии.

На площадке горел флаттер. Машина была пуста. Судя по бортовым эмблемам, она принадлежала санаторам. Составлявшие ее экипаж два биопа в черной форме, один из которых был офицером, валялись поодаль. Все вокруг было опалено огнем. Очевидно, парни оказались на пути вала погоняемых Рексом скрыплов и попытались остановить их огнеметом.

Снизу послышался натужный рев приближающихся грузовозов. Из-за покрытия дороги уже проблескивал свет фар. Затем фары засияли уже в полную силу, и медленно выплыла крыша кабины передней машины. Рекс поспешно освободился от импровизированного панциря, содрал с головы парик и, снова пересадив крысенка в заплечную кобуру, торопливо привел в порядок одежду.

Рекс поднял руку, однако машина останавливаться явно не желала. Рекс рассердился и тотчас почувствовал себя сидящим за рулем и жмущим на тормоз. Он изнутри открыл дверцу, спустил лесенку и протянул себе руку шофера, помогая забраться в кабину. После этого Рекс осторожно освободил сознание водителя и, наконец, позволил себе заглянуть ему в лицо.

– М-да, – сказал Рекс и покачал головой: за рулем сидел тот самый коротышка, ветеран Рибартона, с которым черти, а точнее скрыплы, свели его в первый день пребывания в городе.

Коротышка выглядел совершенно ошеломленным, он хлопал глазами и открывал рот подобно рыбе, вытащенной из сетей. Ему требовалось срочно помочь, чтобы он окончательно не рехнулся. Несмотря на навалившуюся тошноту и головную боль, Рекс снова напрягся…

– …У Вас особо важный груз, – мысленно шепнул он. – Я представитель Компаний. Я помогу Вам без помех провести его в космопорт. Вы должны были встретить меня здесь… припоминаете? Вот Вы и встретили.

На лице коротышки отразилось огромное облегчение. Он обрадовано кивнул самому себе, убрал ногу с тормоза и выжал сцепление. Потом взгляд его упал на флаттер и лежащих возле него биопов.

– Мои сопровождающие, – Рекс с грустным видом покачал головой. – Они погибли. Их убили эти козявки.

– Скрыплы? – коротышка вытаращил глаза в предельном изумлении. – Нашли козявок. А Вы знаете, это я был первым человеком, который тут их обнаружил. В одном из прошлых рейсов.

– Да что Вы?

– Ну, в общем-то, был еще один бедолага. Люмп какой-то. Но он вряд ли выжил. Когда я на него наткнулся, он уже загибался, так они его отделали, скрыплы. А тревогу поднял точно я. Вот так. Я уже тогда собрался отсюда рвать когти. Но уговорили меня. Мани-мани, знаете ли. Человек я не богатый. Но уж больше – ни-ни. Едешь, а они, сволочи, в стекла скребутся. Ужас. Так что – сдаю груз, и прости – прощай планета Азера.

Коротышка внимательно посмотрел на Рекса и сочувственно покачал головой.

– Повезло Вам, однако. Не то что бедолагам, которые Вас сопровождали. Вы пока отдохните, вздремните, что ли. А то на Вас лица нет. Нам еще ехать и ехать.

Рекс благодарно кивнул головой, повозился на сидении, устраиваясь поудобнее, и закрыл глаза.

Глава девятая

1

Грузовоз медленно прополз шлюз и вышел на поверхность. Коротышка достал из бардачка два респиратора.

– Надевайте, – сказал он. – О, господи, что это делается там, на дороге?

Вся площадь перед шлюзами была запружена транспортом. Повсюду, размахивая руками, бегали и суетились какие-то люди. Дороги до самого горизонта были черным-черны от сплошного потока машин, а шлюзы с чмокающими плевками выкидывали новые и новые колонны. Над провалом строящейся шахты в тяжелом мареве отработанного воздуха сновали винтокрылы. Нормально говорить было совершенно невозможно, в воздухе стоял оглушающий рев двигателей.

Коротышка растерялся. Он беспомощно пожал плечами и посмотрел на Рекса.

– Где Ваш модуль? – спросил Рекс.

– Практически в космопорте. У развилки с шестьдесят третьим шоссе надо свернуть влево…

– Рулите на пешеходные дорожки и гоните по ним, – сквозь зубы процедил Рекс.

– Но этого нельзя…

– Гоните, гоните, они все равно не работают и пустые.

Коротышка медлил. Рекс нетерпеливо повернулся к нему и… тут же, на этот раз совершенно сознательно, вновь ощутил себя за рулем. Передняя машина развернулась, покачиваясь, перевалила через бордюрный разделитель и осторожно поползла прямо по пешеходным дорожкам. Следом устремились остальные грузовозы поезда.

Рекс вздохнул и снова осторожно освободил сознание коротышки. Опять он ворвался в святая святых другого человека. И вот что было самым мерзким. Если раньше внедрение в чужое сознание происходило в результате эмоционального взрыва, через стресс, вызванный безысходностью ситуации, то теперь, судя по всему, он уже начал делать это походя, поскольку такой выход из сложившейся ситуации представлялся наиболее простым и рациональным.

В который раз дав себе слово по возможности контролировать собственные поступки и, насколько это будет в его силах, не допускать подобных штучек без крайней необходимости, Рекс откинулся на спинку сидения и снова закрыл глаза. Короткая передышка, которую он мог себе позволить, пока колонна поднималась по серпантину центральной квартальной магистрали, отнюдь не пошла ему на пользу. Как только он пытался расслабиться, на него тотчас наваливалась чудовищная усталость вместе с головной болью и прочими прелестями, которыми отличалось его самочувствие после всех его подземных приключений. О существенном восстановлении сил не могло быть и речи.

После выхода на поверхность Рекс рассчитывал связаться с тетушкой по инфор-коммуникатору, выдранному из скримера, вызвать винтокрыл, на который и пересесть где-нибудь по дороге в космопорт. Однако окружающая обстановка делала этот план абсолютно невыполнимым. По ходу дела следовало придумать что-нибудь другое, надо было импровизировать. Между тем, в голову ничего путного не лезло, хотелось наплевать на все и всяческие опасности и нагло попереть всею колонной прямо через Долину в обход Ошбы.

В конце предшахтной площади головной грузовоз, на крутом вираже обойдя затор, вызванный двумя столкнувшимися машинами, вклинился в середину колонны, битком забитой людьми, и грузовозы, оттесняя в сторону пассажирские машины, устремились вперед.

Коротышка водитель, совершенно ошалевший от собственного непонятно откуда вдруг взявшегося героизма, гнал свою колонну на предельной скорости, стараясь не отставать от идущих впереди быстроходных пассажирских машин. Однако у первой же развилки дорогу грузовозам преградил заслон санаторов.

Заслоном командовала все та же вездесущая лейтенант-биопша. Можно было подумать, что других офицеров в распоряжении господина Верховного Санатора Фетмена просто не имелось. Размахивая бластером, лейтенантша выскочила прямо перед идущей на полной скорости машиной. Коротышка затормозил так резко, что глубоко задумавшийся Рекс чуть было не ткнулся головой в стекло кабины.

– Заворачивай к обочине, – не терпящим возражений голосом проревела в мегафон лейтенант-биопша, сопровождая свои слова выразительным движением бластера, – живо!

Глаза у лейтенант-биопши были красные от бессонницы, выглядела она бесконечно усталой, но решительной, донельзя свирепой, и всем своим видом демонстрировала, что, при необходимости, оружие пустит в ход, не задумываясь. Биопша скользнула взглядом по упрятанному в респиратор лицу Рекса и вдруг настороженно застыла, увидев блестящие на его висках золотые контакторы.

– Почему это вы нас не пропускаете? – завопил вдруг коротышка водитель, неожиданно демонстрируя взрывной темперамент. – У меня сверхважный груз. У меня сроки. Мне плевать на ваши трудности, у меня хватает своих!

– Минутку, – властно прервал его Рекс. Он открыл дверцу, выпрыгнул из кабины и шагнул навстречу биопше. – В чем дело, лейтенант?

Биопша с трудом оторвала взгляд от контакторов.

– Вы что, из космоса свалились?

– Вы правы, мадам, – не моргнув глазом, подтвердил Рекс. – Вы и сами не подозреваете, насколько правы. Я в буквальном смысле свалился из космоса. И я спешу.

– Ничего не могу для Вас сделать, сударь. Эвакуация. Все дороги забиты беженцами. Мы вынуждены переправлять из штолен, прилегающих к Северному шахтокварталу сотни тысяч людей. Ждите.

– Сожалею, лейтенант, но Вам придется нас пропустить. Как совершенно справедливо сказал мой водитель, это Ваши трудности.

– Нет, сударь, извините, это наши общие трудности. Вы, как я понимаю, представитель Объединенных Компаний. А именно Объединенные Компании так прекрасно строят Город, что все его ярусы оказываются полностью проницаемы для всякой дряни. Я не знаю, что это за груз такой особенный, что его должен сопровождать человек с золотыми контакторами, но придется потерпеть. И не делайте мне страшного лица. Я имею приказ прежде всего эвакуировать людей, и я этот приказ выполню… чего бы лично мне это не стоило. Так что пугать меня не надо, я все равно не испугаюсь.

Голова у Рекса трещала совершенно нестерпимо, но делать было нечего, ситуацию нужно было брать под контроль. Рекс впился в биопшу пристальным взглядом, лицо ее сделалось вдруг задумчивым, она потерла лоб и сказала рассеянно:

– А ведь Вы, наверное, правы. Людей вокруг Ошбы пускать нельзя, а грузы… отчего бы и нет?.. Я не возражаю. Езжайте.

– Вы что там, с ума посходили? – завопил коротышка в ужасе. – Вокруг какой-такой Ошбы?

Рекс стремительно повернулся к нему, и лицо коротышки тотчас сделалось таким же задумчиво отрешенным, как и у лейтенантши.

– Счастливо оставаться, лейтенант, – бросил Рекс через плечо и полез в кабину.

Колонна ушла уже довольно далеко, а биопша все еще продолжала недовольно хмуриться. Что-то во всем этом деле было не так, а что именно, она никак не могла сообразить.

– Куда их понесло, лейтенант, – обратился к ней один из постовых. Старая Дама разнесет вдребезги всю эту колонну.

И тут будто вспышка света полыхнула в ее одурманенном мозгу. Биопша, грязно ругаясь, подскочила к стоявшим неподалеку флаттерам, приданным ее посту.

– Кубрик, – заорала она командовавшему флаттерам сержанту, – немедленно пошлите флаттер вдогонку этой колонне, пусть пристроится ей в хвост и при первом удобном случае раздолбает головную машину. Вдребезги!

– Но, лейтенант, – сказал побледневший сержант, оглядываясь на уже еле видную колонну, – на кой черт нам это надо? Старая Дама прекрасно справится и без нас.

– Ты еще ничего не понял? – биопша была буквально вне себя от ярости. – Какая к чертовой матери Старая Дама? В головной машине Рекс Азерски. Выполняй приказ!

2

Окончательно одуревший коротышка гнал колонну по старой, давно заброшенной дороге в обход Ошбы в надежде, вселенной в него картой иенфора машины, выскочить на магистральное шестьдесят третье шоссе, которое проходило вдоль владений Старой Дамы с другой стороны Долины.

Рекс сидел, закрыв глаза, в полной и совершенной сосредоточенности и старался зацепиться за каждый нащупывавший колонну радарный луч тетушкиных оборонительных систем. Когда коротышка попробовал было подсунуться с каким-то вопросом, он так рявкнул на бедолагу, что тот с костяным лязгом захлопнул рот и только изредка бросал на него испуганные взгляды.

"Договориться" с тетушкиными кувалдами оказалось не просто. Все они непременно желали разнести колонну в щепки и приказу не трогать ее подчинялись с большим трудом лишь на то время, когда Рекс контролировал управлявший ими процессор. Конечно, проще всего было бы пока отключить их, но это сделало бы Гнездо абсолютно беззащитным, пусть даже лишь на время. Между тем, самый факт безнаказанного прохождения колонны по Долине вполне мог подвигнуть Совет на немедленное нападение, так что рисковать не стоило.

Оборона Долины, созданная Айно и откорректированная самим Рексом, была организована блестяще. Каждый сектор дороги находился под прицелом многих боевых систем различной мощи и сложности. Рексу приходилось одновременно взаимодействовать с несколькими процессорами, каждый из которых имел свой характер и желал получить инструкции в единственно приемлемой для себя непротиворечивой форме, а форму эту надо было еще и отыскать.

Особенно досаждал ему компьютер, управлявший мощной дальнобойной ракетной батареей, находившейся на вершине Ошбы. Радиус действия ее с лихвой перекрывал всю Долину, а в эффективности Рексу уже довелось убедиться в самый первый день своего пребывания на Азере. Чтобы не позволить расстрелять колонну, пришлось блокировать выходные сигналы компьютера, и это крайне нервировало Рекса. Он мог бы ввести в компьютер свой фант для управления батареей, но эта работа сама по себе требовала предельной сосредоточенности, так что в своем нынешнем состоянии он мог бы упустить еще какую-нибудь мину или пушку. В который раз Рекс требовал, чтобы компьютер оставил в покое эту колонну, и в который же раз получал в ответ полное и совершенное непонимание сути требования.

– Сколько машин в колонне? – в отчаянии спросил Рекс коротышку водителя.

– Что? – испуганно вздрогнув, переспросил тот.

– Сколько машин в колонне, быстро!

– Двадцать девять… тридцать, если с нашей.

Со вздохом облегчения Рекс передал компьютеру приказ пропустить тридцать машин и расстреливать все, что ему, компьютеру, заблагорассудится расстрелять сверх этого числа.

Не успел еще пресловутый вздох замереть на его губах, как в хвосте колонны громыхнул мощнейший взрыв.

– Эй, приятель, – сказал Рекс, – в колонне действительно было тридцать машин?

– Да что же я, по-Вашему, совсем придурок, что ли?

– А ну-ка, остановитесь.

Предельно сосредоточившись, Рекс с колоссальным напряжением сил вошел в компьютерную сеть Долины и передал по цепочке всем защитным системам, которые еще остались на пути колонны, приказ пропустить тридцать машин.

– Пошли, посмотрим, что это там так громыхнуло, – сказал он коротышке.

На дороге почти впритирочку к последней машине зияла огромная воронка. По некоторым уцелевшим фрагментам можно было предположить, что жертвой батареи оказался боевой флаттер, вероятно один из тех, что входили в заслон под командой биопши – лейтенанта.

– Молодец, лейтенант, быстро опомнилась, – задумчиво сказал Рекс и подмигнул водителю, – нет, какая женщина, с ума сойти! Все при ней, как говорится, и характер, и красота. Вот тебе и биопша, верно? Влюбиться можно.

– Ну, уж нет, – искренне не согласился тот. – Разве это баба? Это элефант какой-то. Ужас…

– Ну вот, – рассмеялся Рекс, – а еще говорят, что маленькие мужчины любят крупных женщин.

– Но не таких же? – возразил коротышка. – Это для Вас она женщина, хоть и биопша, а я у нее там, – и он безо всяких околичностей объяснил, где именно, – целиком потону, с головой, руками и ногами. Ну, что, поехали?

– Нет, друг, – ответил Рекс, отрицательно покачав головой. – Отсюда Вы поедете уже без меня. Не бойтесь, безопасность в дороге я Вам обеспечил.

– Ну что же, без Вас, так без Вас… а то я к Вам уже как-то и привык… Я, кажется, понял. Вы ведь комт здешний, верно? Хоть и изломали Вы мне всю жизнь, а нет у меня к Вам ни злобы, ни обиды, даже наоборот. Понять Вас можно. Такую планету угробить… Значит, проеду я?

– Проедете, проедете, не сомневайтесь. А вот закончится вся эта заварушка, возвращайтесь. Я Вас приму. И работу найду.

– Правда? – совершенно по-детски обрадовался коротышка.

– Правда.

– Вот уж спасибо, так спасибо. Не пожалеете. Человек я верный и надежный, хоть и неловко говорить о себе такие слова.

Колонна тронулась с места. Рекс проводил ее глазами и пошагал к Гнезду. Путь предстоял немалый и опасный, а в голову почему-то все время лезли мысли о Сурие. Свидеться им теперь придется вряд ли, а жаль… жаль, что все так получилось.

Он уже подходил к Гнезду, когда за Пульсаркой, где то в районе пещер, вдруг полыхнуло ярким светом и в небо поднялся огромный столб черного дыма. Ребята из Совета попытались-таки пустить в ход свои ракеты. Те самые, под рельсы для пусковых установок которых Рекс заложил мину. Рекс подумал о том, что сейчас делается в примыкающей к пещерам Северной шахте и покачал головой.

3

Фантом-тетушка встретила Рекса радостной улыбкой. После секундного колебания она обняла его ("Ты не возражаешь, дорогой, если я буду вести себя, как человек? Мне так привычней…") потрепала рукой по спине, потом, привстав на цыпочки, притянула к себе его голову и поцеловала в лоб:

– Поздравляю. Ты был великолепен.

– Откуда тебе?..

– О, у нас тут сидит нежданный гость. Мы, видишь ли, находимся в фантом-контакте. Пройдем-ка в кабинет.

В кабинете, удобно развалившись в любимом кресле Рекса, восседал его сиятельство господин Имперский Координатор по делам Колоний. В некотором отдалении от него на своем излюбленном табурете устроилась Лайза. Позой, видом, а главное, внутренним состоянием она более всего напоминала райанского коркодела, сидящего на тумбе посреди цирковой арены. Как ни странно, обрезок металлической трубы, который она сжимала в руках, только усиливал это впечатление.

– Набрался наглости, – сообщила она Рексу, кивнув головой на "гостя», и, перехватив взгляд Рекса, брошенный на ее импровизированное оружие, с комическим видом глубоко вздохнула. – Я понимаю, что это глупо, но уж очень хочется… – после чего перевела свой жаждущий убийства взгляд на физиономию господина Координатора.

Фантом тонко усмехнулся.

– Я вышел из милости у нашей с Вами, господин Азерски, общей подопечной. Она позабыла, что своей молодостью и красотой обязана, как ни крути, все-таки, именно мне… даже если ее молодость и красота есть всего лишь… э-э… кажимость. – Фантом-координатор с подчеркнутой снисходительностью пожал плечами. – Представьте себе, господин Азерски, старушка Лайза вообразила, что я могу покуситься на жизнь Вашей тетушки. Кстати, не надо пытаться меня выключить. Поддержка… э-э… фантома идет не с вашего компьютера.

Рекс, опасаясь, что посланная Координатором парфянская стрела может больно ранить Лайзу, подошел к ней и погладил тыльной стороной руки по щеке.

– Очень предусмотрительно с твоей стороны, милая, – сказал он, потом нагнулся и нежно поцеловал ее в губы, а Лайза, подыгрывая, сказала с кокетливым вызовом:

– Я знаю!

Фантом – Координатор выдавил из себя кислую улыбку.

– О? Я вижу, старушка тут времени даром не теряла… во всех смыслах… Это радует.

Рекс сделал большие глаза.

– Неужто? Да, вот еще что. Во всяком случае, я благодарю Вас от всей души.

– Не за что.

– Как это? Без Вашей своевременной помощи я никогда не попал бы на Азеру с такой легкостью, – пожал плечами Рекс и повернулся к Лайзе.

Координатор снова кисло улыбнулся.

– Это радует. Кстати, э-э… господин Азерски, а Вам доводилось слышать о фантомах убийцах? Сама по себе мысль Лайзы, может быть, не так уж и плоха, спасибо ей. Но Ваша тетушка, как Вы, конечно же, прекрасно знаете, меня не интересует. Меня интересуете Вы. Не как личность, разумеется. Как тело.

– Вы молодчина, Лайза, – сказал Рекс, полностью игнорируя Координатора. – Но отложите, пожалуйста, подальше свою железяку. Речь у нас с господином Координатором пойдет сейчас о вещах совершенно возмутительных, и я не надеюсь на Вашу выдержку. Поверьте мне, уничтожать этот фантом абсолютно не рационально.

Фантом-координатор с удовольствием подхватил реплику.

– Вы правы, господин Азерски, но вот осознаете ли, насколько? Чтобы полностью оценить свою правоту, Вам следует заменить в этой реплике слова "не рационально" на "невозможно". Сейчас я выскажу одну, на первый взгляд, парадоксальную мысль. Да. Я – фантом мертвого человека. И, следовательно, бессмертен, как это ни парадоксально… И сказал он, что это хорошо. Он – это я.

Координатор с вежливой улыбкой смотрел на Рекса. Рекс с такой же вежливой улыбкой смотрел на Координатора. Пауза затягивалась.

– Что же Вы молчите, сэр Азерски?

– Я внимательно Вас слушаю.

– Ага. Значит, я могу продолжать?

– Сделайте одолжение.

– Прекрасно. У Вашего народа, ведь Вы, я полагаю, считаете себя россом, я прав?.. Вот видите… Так вот, у Вашего народа есть такой мифологический персонаж. Кощей бессмертный. Вы можете уничтожать его сколько угодно раз, он будет воскресать снова и снова, дожидаясь Вашей единственной ошибки. Прелестно, правда? Это одно из самых совершенных воплощений бессмертия мирового зла. Я – Зло. Вы – Добро. Вы витязь на белой… этой… как ее… э-э… лошади. Я Кощей. Вы неизмеримо сильнее меня. Никакая охрана не сможет помешать Вам проникнуть ко мне и уничтожить… но кого? Фантом?

Координатор опять сделал паузу. Рекс смотрел на него все с той же вежливой улыбкой. Координатор начал раздражаться.

– Вам нужны еще какие-то доводы? Извольте. Вы не сможете не только уничтожить меня, но даже дискредитировать. Кроме Вас ни одна душа на свете не сумеет идентифицировать меня как фантом. Вас же просто никто не станет слушать и никто не решится стать Вашим союзником.

– Так-таки и никто? А Ваши наследники?

– Тут Вы, пожалуй, правы, – после некоторого колебания признал Координатор. – Мне, пожалуй, следует э-э… пресечь возможные демарши со стороны некоторых лиц. Спасибо за подсказку. Итак, резюме. Я могу Вас уничтожить, Вы меня нет.

– Позвольте, – запротестовал Рекс, улыбаясь, – Вы еще кое-кого забыли. Вы забыли о своих коллегах по Совету, каждый из которых свято верит, что государство – это лично он, единственный, неповторимый и нежнейше собою любимый. Все они, конечно, примутся горячо аплодировать идее Вашего воскресения. Но и это еще не все. Вы забыли о честолюбцах, желающих занять Ваше место в Совете. Вы забыли о конкурентах, Вы…

– Почему ты тратишь время на эту тощую крысу, Рекс? – удивленно спросила тетушка. – Вышвырни его отсюда к чертовой матери и давай займемся нашими собственными проблемами. Что может сделать эта гнида? Аж ничего.

– Нет, уважаемая госпожа комтесса, кое-что я все-таки могу.

– Например, приказать гроссадмиралу Хилтибранту начать атомную бомбардировку Азеры в связи с захватом власти на планете террористическим антиимперским режимом? – хмыкнул Рекс.

– Хотя бы. Это, кстати, роскошная мысль, я должен снова поблагодарить Вас.

– Рекс расхохотался.

– Не надо благодарить меня за собственные идеи, господин Координатор. Вы забываете, что для меня Ваши мысли – открытая книга. Давайте переходить к главному. Видите ли, милые дамы, этот господин прибыл сюда под предлогом вручения ультиматума, в успех которого он и сам не верит. Но в действительности у него имеется, как райане говорят, "в загашнике" несколько абсолютно завиральных идей. А-абсолютно завиральных. А главное, ему очень уж хочется знать, кто из его коллег – Координаторов или иных заклятых друзей стоит за тем случаем на астероиде, помните поломку конвертора? Так вот, он уверен, что акция была направлена против него.

– Вот как? – удивилась Лайза.

– Ну, это, как раз, понятно, – вмешалась тетушка. – Друзья – приятели негодяя должны быть в ужасе от одной мысли, что он может завладеть твоим телом. Они уж скорее тебя пристукнут.

– Именно.

– Не сходится, – решительно сказала Лайза. – Хотя…

– Нет-нет, все прекрасно сходится, не правда ли, господин Координатор? Ведь Вы именно заказчика хотите знать? Вы боитесь. Боитесь не покушений, согласен, Вы боитесь, что следующие акции будут спланированы более умно и тонко, так? Вы подозреваете, что заказчик мне известен… и Вы правы, разумеется. Мне он известен.

– Ваши условия? – хмуро сказал Координатор. – Я согласен обсуждать любые, кроме изложенных в ультиматуме.

– Сэ-эр! Мне, право же, неловко Вас слушать. Разумеется, я Вам ничего не скажу. Переходите лучше сразу к ультиматуму… Ну же, сэр. Я совсем не хочу лишать ваше Имперское высочайшее из всех возможных превосходительств радости предъявить его самолично.

– Извольте. Но вначале несколько водных слов. Для дам. Так сказать, небольшая преамбула. Да, я фантом. Да, я одержим идеей воскреснуть в новом теле. Да, все мои опыты над другими людьми, в том числе над тобою, Лайза, а также над твоим камердинером, впрочем, что это я… это не твой камердинер… ну, э-э… не важно, так вот, все эти эксперименты служили одной цели – я должен был составить для себя ясное представление о тех последствиях, что ожидают меня после инсталляции сознания в новое тело. Да, для себя я наметил лучшее тело в Империи, Ваше тело, милостивый государь.

– Губа не дура у мерзавца, – сквозь зубы процедила Лайза.

– Совершенно верно, сударыня. Я намерен получить это тело, и я его получу. И плевать мне на всяких сопротивлянтов. А Вы у меня на крепком крючке, не правда ли, господин Азерски?

– Что имеет в виду этот негодяй? – обеспокоено спросила Старая Дама.

– Нашу планету и моих друзей, – усмехнулся Рекс.

– Вот именно, – торжествующе выкрикнул Координатор. – Вы не представляете себе, мадам, как приятно иметь дело с так называемыми "порядочными" людьми. Они такие предсказуемые.

– Переходите прямо к ультиматуму, – посоветовал Рекс. – Ваша преамбула несколько затянулась.

– Извольте. Первое. У гроссадмирала Кирша уже лежит приказ о незамедлительной бомбардировке Азеры. Вся поверхность планеты будет превращена в радиоактивную пустыню. Ну, а во-вторых, я предам самой… неприятной смерти господ Кулакоффа, Шульца, а вместе с ними и гнусную старуху Старкофф.

Лицо Лайзы исказила гримаса ненависти. Костяшки пальцев, сжимавшие отрезок трубы, побелели от напряжения.

– Спокойнее, Лайза, спокойнее, – сказал Рекс. – Не нужно забывать, что наш гость всего лишь фантом. Жалкий. К тому же сумасшедший.

– Я не сумасшедший!

– Не будем спорить об очевидном.

– Во всяком случае, я буду вполне нормальным, когда займу Ваше тело, сударь, ручаюсь. Кстати, как Вы думаете, я обрету в нем Ваши сверх… э-э… чувственные или, как бы это сказать, сверхъестественные способности? Я полагаю, что да, и это радует.

Координатор отвернулся от Рекса и продолжал, подчеркнуто обращаясь к женщинам:

– Я уничтожу Азеру, чего бы мне это ни стоило, и нет во Вселенной такого места, куда от меня смогли бы спрятаться ваши друзья – беглецы. У милого вашим сердцам Рекса, сударыни, есть один единственный выход. Во имя человеколюбия, для спасения прекрасной планеты и своих друзей… ваша планетка воистину прекрасна, ничуть не хуже Земли, слово даю… он должен вполне э-э… добровольно, безо всякого нажима с моей стороны, боже упаси, явиться ко мне и передать свое роскошное тело для, э-э… скажем так… научных опытов.

Лайза, размахивая трубой, сорвалась с места, и Рекс еле успел перехватить ее.

– Раздавлю! – ревела она. – Пустите меня!

– Успокойтесь, успокойтесь, ничего он не сделает ни с Азерой, ни с нашими друзьями, ни с… Вашей мамой.

– Блефовать бессмысленно, – чуть ли не по буквам с наслаждением выговорил Координатор.

– Логика этого мерзавца безупречна, это часто бывает с шизофрениками, зато посылки… Он сравнил себя с Кощеем, верно? А у Кощея было, как известно, одно слабое место – пресловутая иголка в яйце. И это радует, – с подчеркнутой иронией передразнил Рекс Координатора.

– Что это такое Вы имеете в виду? – насторожился Координатор.

– Не скажу. Думайте сами. А теперь убирайтесь. В ближайшие час – два у меня будет масса работы.

– Блеф, блеф и еще раз блеф. Имейте в виду, мой ультиматум действует в течение сорока восьми часов. Потом на Азеру начнут падать раке…

Рекс резко повернулся в его сторону. Тело даже не успевшего удивиться господина Координатора тут же вспухло пузырем и опало, растекшись по креслу лужей бурой жидкости.

– Лихо ты его, Малыш, – усмехнулась Старая Дама и тут же обеспокоено спросила: – Ну, и что это ты такое имел в виду? Что это еще за игла?

– У него где-то в компьютере есть еще один матричный фант, тетушка, – пояснил Рекс. – Запасной. Не функционировавший до сих пор и потому вполне себе нормальный. Именно этот фант он хочет инсталлировать в мое тело, я думаю. Его надо найти и уничтожить.

– Сережа говорит, – вмешалась Лайза, – что этот фант находится в отключенном от старнета компе в Лайвадии, есть такое место на Земле. Но еще он говорит, что вряд ли этот фант один. Наверняка есть и другие, которые в старнет как раз включены и должны быть настроены на бесконтрольное размножение. Зачем?.. Да хотя бы на случай атаки. Разбежится по сети, лови его потом. Сережа сейчас как раз и работает над программами, которые должны будут эти фанты находить и давить. А фанты эти не активированные и потому незаметные, да еще и совершенно зверски защищенные. Так что – задачка та еще.

– Логично… –задумчиво протянул Рекс, – а то ведь эти фанты могут между собой потом еще и в сеть соедититься… ладно… это все надо бы нам как следует обдумать.

– А я, между прочим, ему помогаю, Сереже, – с гордой заносчивостью продолжала Лиза, – да-да, помогаю, так что нечего тут. Он меня сам попросил. И дела у меня идут, он считает, совсем неплохо… – она осеклась, увидев, что собеседники смотрят куда-то за ее спину, и вид у них предельно озабоченный. Рекс мельком взглянул на нее и сказал:

– Вот как? Прекрасно. Но об этом мы поговорим попозже. А сейчас… Взгляни-ка на обзорные экраны.

На обзорных экранах над утопающей в ржавом тумане Долиной в зыбком коричневом мареве атмосферы к Гнезду со всех сторон неторопливо плыли винтокрылы. Это были не какие-нибудь вшивые коробки ВВС Азерской самообороны. Это были вооруженные до зубов грозные боевые машины имперских военно-космических сил, и кто организовал этот налет – Объединенные Компании или Координатор – не имело сейчас ни малейшего значения. Игра пошла ва-банк.

4

…Сенсоры с тихим клацаньем плотно сели на височные контакторы Рекса. Он еще проигрывал в уме разговор с Координатором, а его мозг в симбиозе с мощнейшей компьютерной системой с чудовищной скоростью просчитывал ситуацию и действовал с быстротой, видимо, недоступной более никому на свете. На этот раз его сознание не дробилось. Рекс не просто вошел в компьютерную сеть Долины, он полностью вобрал ее в себя.

Враги шли уничтожить его. Точнее то, что в этот момент было Рексом – разбросанные по периметру долины ракетные пусковые установки, десятка два фантомов, основу которых составляли мощные высоковольтные разрядники – дьявольская штука, делающая честь уму и изобретательности Айно, три ремонтных робота – андроида с лазерными бурами, переделанными в секторные пушки – не слишком прицельное, но поразительное по мощности оружие, и, наконец, сердце Долины Предков – Гнездо, которое тоже было Рексом.

Все ненужное для боя оказалось выброшенным из сознания напрочь. Сервоприводы всех компьютерных систем Долины взвизгивали на немыслимых оборотах. Дисководы поглощали и с поцелуйным чмоканьем выплевывали диски и мнемокристаллы со знаниями или уменьями, понадобившимися в этот миг тому или иному участку системы, объединенной находившимся где-то в ее немыслимых глубинах тем самым "нечто", которое превращало Рекса в сильнейшего из интуитивистов Вселенной. Он был готов к самой свирепой схватке.

Винтокрылы шли тремя компактными глубоко эшелонированными группами. Две из них клещами охватывали Ошбу, основной узел обороны Долины, а третья зависла чуть в стороне и значительно выше атакующих, составляя нечто вроде прикрытия или резерва главного командования. Конечно, с помощью конвертора Рекс сумел бы поиграть с ними в прятки, но тогда враги могли вдребезги разнести Гнездо, а этого Рекс допустить никак не мог. Вот если бы им сбиться в одну кучу… Он лихорадочно искал выход.

Рекс понимал замысел атакующих. Это было не предположение, это было точное и абсолютное знание. Они хотели любой ценой заставить батареи Ошбы обнаружить себя, чтобы подавить этот главнейший узел обороны Долины. Тетушкины ракеты были хороши против планетных патрулей или сил самообороны, но справиться с таким количеством боевых винтокрылов Империи у них не было ни малейшего шанса. Рекс медлил. Верхняя группа винтокрылов, наращивая скорость, двинулась вперед, намереваясь обойти блокированную Ошбу. И когда она приблизилась к правой группе блокирующих винтокрылов, мозг Рекса пронзило интуитивное озарение, мгновенно реализовавшееся в стремительных действиях.

С крыши дома рванулись к левой, только к левой блокирующей группе ракеты "земля-воздух". Рекс выбрасывал их одну за другой со всей возможной скоростью, на какую оказались способны приводы батарей. Он не заботился о прицельности. Сейчас требовалась только внезапность атаки и максимальная плотность огня.

За штурвалами винтокрылов сидели классные профессионалы, управлявшие своими машинами на уровне инстинкта. Винтокрылы веером взмыли направо вверх, стремительно перестраиваясь для отражения атаки, и в тот же миг открыли огонь по приближающимся ракетам из всего бортового оружия. Обломки атакующих ракет градом посыпались на землю. Не давая врагу времени осознать ошибку, Рекс в упор ударил по правым группам со всех батарей Ошбы. И тогда пришло время ошибаться остальным пилотам.

На какие-то мгновения сгрудившись в кучу, винтокрылы обрушили на Ошбу чудовищный удар, вдребезги разнесший все ее батареи. Но этих мгновений хватило Рексу на конвертирование пространства вокруг Ошбы таким образом, чтобы эта куча винтокрылов оказалась хотя бы примерно в середине прицелов лазерных разрядников всех трех андроидов. Он включил разрядники на полную мощность в тот самый момент, когда винтокрылы, повинуясь приказу, уже начинали маневр рассредоточения.

Рекс никогда еще не решал задачи подобной сложности. Он вообще сомневался, чтобы она имела, что называется, "строгое решение", и рисковал получить лазерный разряд в собственную физиономию. Более того, он действовал на пороге даже своих удивительных способностей, колоссальным усилием воли преодолевая слабость, тошноту и кошмарную боль в позвоночнике, голове, всюду. Но, однако же, все удалось. Рекс успел еще увидеть разгорающийся во все небо всполох чудовищного взрыва, но тут силы оставили его, и он провалился во мглу.

Когда Рекс открыл глаза, оказалось, что он лежал в собственной кровати в до боли знакомой комнате своего детства. Он был раздет, до шеи укутан пуховым одеялом и со всех сторон обложен горячими грелками, а в кресле у изголовья сидела тетушка и глядела на него укоризненным взглядом.

– Им удалось спастись, – сказала она обличительно. – Вот так! Конечно не всем, но все-таки. Штук пять удрало. Или четыре. Ну, два-то точно, по крайней мере, я так думаю. Ты вышвырнул меня из сети, так что мои сведения поневоле неточны. И потом, у нас вообще не осталось ни одной ракеты.

– Да, – сказал Рекс с сарказмом, – ты права. Это моя оплошность. Я должен был экономить и ракеты, и силы. Дело в том, что я, видишь ли, старался, но у меня, недотепы, не получилось.

– Побереги свою иронию до более подходящего случая, – произнесла Старая Дама ледяным голосом. – Про ракеты я говорю лишь потому, что когда ты вырубился, а я снова включилась в сеть, стрелять было уже нечем. А сил у тебя хватило бы с избытком, если бы ты сам не вел жизнь подземного червя. И это комт Азеры, – тетушка комически вздела кверху руки и закатила глаза.

– Сколько времени я тут валялся? – спросил Рекс. – И где Лайза? Старая Дама помолчала и сказала, осторожно подбирая слова:

– Лайзу я отправила хоть немного поспать, а сама осталась с тобой. Дежурить. Видишь ли, нам пришлось повозиться, чтобы… У тебя остановилось сердце и… лучше не вспоминать. Я даже не представляла, что может быть такой упадок сил. Мы очень испугались. Обе, хотя ты, возможно, и не признаешь за фантомом права на чувство.

– Ну почему же, – сказал Рекс. – Хоть ты и фантом, но далеко не обычный.

– Вот еще, – поспешно перебила его Старая Дама, – врешь ты все, не придумывай. Фантом как фантом, много ты понимаешь. Целиться надо было лучше. Ты уедешь… ведь ты теперь наладишься потрошить Координатора и спасать друзей, не правда ли?.. а эти, они вернутся.

– Ну, это вряд ли… – начал было Рекс, но в разговор вмешался компьютер.

"Прошу прощения, – сказал он, – связи с вами добивается Координатор Старкофф. Он заранее согласен на любую форму контакта."

– Вот сейчас мы и примем меры, чтобы они не вернулись, – Рекс даже зажмурился в предвкушении милой беседы. – А ну-ка, давай сюда его голос.

– Ну, уж нет, – решительно заявила Старая Дама, – я тебе не позволю тратить силы на этого мерзавца, ты болен, ты еще слишком слаб, не показывать же это мерзавцам? И вообще, этот разговор я с наслаждением проведу сама. Я так хочу. Я требую, наконец!

5

Перед тем как войти, Советник от Информации тихонечко поскребся у входного портала в личные румы Координатора. Сигнала войти не последовало, однако и запрещающий сигнал не вспыхнул на экране табло. К тому же и "Сушеный сперматозоид" – Ответственный секретарь его Имперского сиятельства никаких демаршей в адрес сэра Советника не предпринял. Он просто не обратил на господина Советника ни малейшего внимания. Мембрана раскрылась, Советник скользнул внутрь и остановился у входа.

Господин Координатор сидел перед экраном Инфора и считывал с него какую-то информацию. Советник прислонился спиной к стене и замер в терпеливом ожидании. Через некоторое время Координатор выключил Инфор и поднял на Советника задумчивый взгляд.

– Милейший, – сказал он ядовито, – я вот все думаю, каким это образом тебе постоянно удается убедить меня… э-э… во всяческой дури?

На подвижной физиономии Советника изобразилось почтительное недоумение.

– Брось, брось, – нетерпеливо вскинулся Координатор. – Все ты прекрасно понимаешь. Твой анекдотец по поводу Старой Дамы оказался бредом клинического недоумка. Вздор какой! Это надо же придумать – Старая Дама, изволите ли видеть, фантом! Ах, ты, примат!

Советник замахал перед лицом ладошками, как бы отпихивая от себя обвинения хозяина.

– Я не утверждал, я лишь высказал предположение, которое, как мне казалось, единственно может объяснить все имеющиеся у нас факты. Так сказать, увязать их логически…

– Ну-ну, ты, логик ты мой… хренов. Я вступил с нею в фантом-контакт, имея при себе индикатор биоизлучений. Эманирует она, понял? Еще как эманирует, тебе бы так, червяку. Впрочем, я на тебя не сержусь. Мысль была бы хороша, не будь она так вздорна. М-да. Как бы то ни было, Рекс Азерски является вполне законным комтом Азеры, и опротестовать это никому не удастся. Что у … э-э… Вас еще?

– Последние известия, ваша светлейшая сиятельность, – почтительно прошелестел Советник.

– О имперских или азерских делах?

– О группе захвата.

– Надеюсь, вести приятные?

– Н-не совсем.

– Только не говори мне, что Азерски погиб под развалинами Гнезда. Тут я тебе никогда не поверю. Если не удалось… э-э, захватить его после разгрома Долины, это может означать только одно, что наши хваленые профессионалы просто в очередной раз облажались. Он не мог погибнуть. У него конвертор, а с этой штукой он способен творить чудеса. Кстати, захватом должны были заниматься люди Советника от Теологии, почему информируешь меня об этом ты, Информант?.. ах, именно потому, что Информант?.. остроумно, остроумно, интриган ты мой. И смешно. Это радует. Но даже если вы оба в один голос приметесь меня уверять, что группе захвата не удалось подсоединиться к столь блестяще организованной акции Компаний, я позволю себе вам не поверить. Чтобы в решительный момент, когда вокруг все будет рушиться и гореть, специально заточенной на это многочисленной группе элитных коммандос не удалось захватить одного человека? Вы просто струсили, господа, потому что Рекс, я в этом уверен, дрался до самого конца и, кроме того, спасая себя, он ни за что не бросил бы среди горящих развалин ни свою тетушку, ни эту дуру Лайзу. Не ждите, что я стану вдаваться в рассуждения о сложности задания. Я просто сдеру шкуры, как с вас, моих Советников, так и с каждого из членов группы захвата. Я, э-э....

Господин Советник почтительно кашлянул и позволил себе перебить хозяина.

– Дело в том, что Долина вовсе не разгромлена, ваше Имперское сиятельство. Она как стояла, так и стоит. Напротив того, разгромлена гвардия Компаний. Да что там, разгромлена, она просто уничтожена. Стерта, так сказать, с лица планеты. Там творилось нечто совершенно необъяснимое и невообразимое. Группа захвата, кстати, тоже практически уничтожена еще до своего выступления, как если бы дислокация всех ее отрядов была господину Азерски заранее известна.

– Ах, вот как… – господин Координатор задумчиво покачал головой. – Вполне может быть, что и была известна. Вполне может быть… Откуда сведения? Кто у тебя на связи?

– Бюллер. Господин Карл Бюллер, формально он и Председатель, и Ответственный секретарь Азерского Совета, но реальная власть на планете сейчас в руках специального уполномоченного Объединенных Компаний некоей госпожи Эни Боди.

Координатор неожиданно фыркнул и громко расхохотался. Смех его показался Советнику настолько неуместным и диким, что он сбился с мысли, и смог вернуться к связному изложению событий только чудовищным напряжением воли.

– Э-э-э… а-а… да… так вот, там сейчас идут переговоры о капитуляции. Безоговорочной. Причем сам господин Азерски не удостоил членов Совета даже фантом-аудиенции. Где он и чем сейчас занят неизвестно. От лица господина комта переговоры ведет Старая Дама. Самое меньшее, на что она согласна, это на введение на планете чрезвычайного положения. И еще она требует примерного наказания того члена Совета Азеры, который курировал вопросы взаимодействия с Гнездом.

– И кто же тот несчастный, чьей крови она жаждет?

– Некто Ольгерд Старкофф. Личность, по словам Бюллера, не слишком выдающаяся, но много и изобретательно пакостившая Старой Даме в последнее время.

– Смотри-ка, старушка Лайза была права, – рассмеявшийся Координатор поймал удивленный взгляд Советника, поперхнулся, резко дернул головой и продолжал: – ну а этот самый… э-э, который секретарь Совета, что предлагает он?

– Он умоляет ваше сиятельство немедленно отстранить от переговоров потерявших головы молокососов, и взять их в свои руки… то есть, переговоры, а не молокососов, естественно… Так сказать, для пользы и славы Империи. Ну а чтобы Гнездо стало покладистее, подкрепить их, он имеет в виду эти самые переговоры, всей мощью флота гроссадмирала Хилтибранта.

– Азерцы предлагают мне подобный план? – рассмеялся Координатор. – И, естественно, не задумываются при этом ни о собственной судьбе, ни о том, как это будет выглядеть… э-э, в глазах галактического общественного мнения?

Советник сделал большие глаза и развел руками.

– Хотя, разумеется, Галактическое общественное мнение может прогуляться в крысиный афедрон, – задумчиво продолжал Координатор. – Вы знаете, что такое афедрон? По выражению твоей физиономии вижу, что ты правильно догадался, ха-ха. Что касается имперского Совета, то ему можно будет объяснить, что ни флот гроссадмирала, ни, тем более, мое Имперское сиятельство, обуянное идеями чистого гуманизма, миротворчества и демократии, не могут нести ответственность за террористические выходки отдельных экстремистов. Ну, в самом деле, какое отношение я могу иметь к безответственной бомбардировке Гнезда неизвестным кораблем? И если при этом подозрение автоматически падает на Объединенные Компании, то, согласитесь, это их частное дело. Я не думаю, что Азерски удастся застать врасплох. Он, естественно, успеет конвертироваться. А вот сможет ли его перехватить резервная группа захвата, это, конечно, вопрос.

– Ваше Имперское сиятельство, – осторожно сказал Советник, – этот план великолепен. Но он не учитывает одного обстоятельства… которое совершенно случайно мне только что стало известно.

Координатор вопросительно вздернул брови.

– Вчера возвратился рейсовый конвертоплан. Тот самый, на котором мы… в смысле барон Гольденцвикс… так неудачно пытался захватить Азерски. Теперь эта посудина болтается здесь, на орбите. Так вот. Я подумал… в развитие планов Вашего сиятельства… что для бомбардировки Азеры нет ничего удобнее этого корыта и взял на себя смелость проработать этот вопрос с Хельмутом Дрейером, капитан-командором этой посудины. Мы с ним знакомы. Он когда-то учился вместе с Азерски, а находясь рядом с господином комтом, ваше сиятельство, невозможно не обрести комплекс неполноценности и не стать лютым завистником. Знаю по себе. Ну а за право стать Вашим человеком и реализовать свою зависть и ненависть, на мой взгляд, этот самый Хельмут Дрейер придушит родную бабушку.

– Переходите к сути дела, сэр, – сердито пробурчал Координатор. – Твоя преамбула слишком затянулась… Так сказать. Да.

Я имел с ним откровенную беседу. Его слова ошеломили меня. Бомбардировка Азеры невозможна без тщательной специальной подготовки. Оказывается, Азерски своим конвертором может не только убирать пространство между двумя точками, но и проводить обратный процесс, то есть, увеличивать его… и даже искривлять.

– И что из этого следует? Вы, сэр, что это мне… сукин сын, ходишь вокруг и около? Тут это тебе не там! В чем оно здесь?

– Представьте себе, что мы запускаем с рейсового конвертоплана ракеты, а они полетят не на Азеру, а в сторону эскадры… Крейсера попытаются сбить их своими ракетами, а Азерски развернет и эти… Для любого наблюдателя со стороны происходящее будет выглядеть междоусобицей в эскадре гроссадмирала. Дрейер утверждает, что чем сильнее будет наносимый по Азере удар, тем катастрофичнее будут его последствия для эскадры и… лично Вашего сиятельства. Конечно, флагман эскадры "Разрушитель звезд" имеет на вооружении аннигиляторы главного калибра, которыми можно превратить в пыль всю систему Сола, но какой в этом смысл, если, как утверждает Дрейер, сам Азерски все равно успеет смыться? Я позволил себе тайно вызвать Дрейера. И привел сюда. Тайно. Позвать?

Координатор задумчиво покачал головой.

– Все ясно. То-то вовремя нашего свидания этот мерзавец Азерски все время провоцировал меня и злил. Он хотел вынудить меня начать обстрел. Чем дальше я втягиваюсь в противостояние с этим человеком, тем чаще меня посещает мысль, что… одним словом, он прав, этот самый твой Дрейер.

– Вы отказываетесь от его услуг?

– Ну почему же? Однокашник Азерски может оказаться полезным если и не как личность, то как… э-э… в известном смысле. Это радует. Так что зовите его, зовите.

6

Голос Ольгерда Старкоффа сорвался на визг:

– Мы уже выразили вам свое искреннее сожаление по поводу имевшего место инцидента!

– И полагаете, что этого достаточно? – невозмутимо сказала Старая Дама. – Вы оптимист.

– Мы готовы заплатить вам отступные в размере двукратной стоимости всех ваших земель. Форма оплаты – любая. Хотите – берите акции Города. Хотите наличные – мы согласны и на это. Более того, мы имеем полномочия от Объединенных Компаний на единовременную выплату всей причитающейся суммы, как ни тяжела такая форма оплаты и для нас, и даже для них. Мы готовы передать вам контрольные пакеты во всех, я подчеркиваю, во всех до единой компаниях, связанных с непосредственной эксплуатацией Азеры, включая банки, горнодобывающую промышленность, импорт и экспорт, собственно Город, импорт рабочей силы. Кроме того, по поручению Объединенных Компаний, я уполномочен заявить, что вам предлагается пятнадцать процентов акций отделения компании Конверттранс, занимающейся перевозками грузов на Азеру. Вам мало?

– Я уже объяснила Вам, что мы ждем от Совета политических решений, адекватных случившемуся, которые сделали бы принципиально невозможным его повторение. И зарубите себе на носу, что вообще никаких переговоров с Советом мы вести не будем до тех пор, пока лицо, персонально ответственное за этот, как Вы изящно выразились, "инцидент" не понесет столь же персонального примерного наказания. И спаси вас всех боги, если мерой этого наказания мы не окажемся удовлетворены.

– Но это недостойно серьезных людей! Вам что, нужен козел отпущения? Если хотите знать, это было единогласное, коллегиальное решение. В том, что я… что Совет тут до сих пор делал, не было ничего личного. Это была политика, понимаете? По-ли-ти-ка! Мы предлагаем вам сказочную компенсацию. И ставим лишь одно непременное условие: Гнездо должно прекратить саботаж строительства Города и отказаться от всяких планов мщения в адрес, так сказать… отдельных личностей и персон.

– От личностей мы ничего не хотим просто потому, что таковые в вашем Совете напрочь отсутствуют. И потом, сударь мой, Вами тут было озвучено не одно, а целых два непременных условия, и, кстати, оба почему-то не наши.

– В разговоре такого рода шуточки неуместны, – взвизгнул Старкофф.

– А я и не шучу, – сказала Старая Дама ледяным голосом.

– В конце концов, я хочу дать вам любые гарантии…

– Верю, что Вы этого хотите, – сказала Старая Дама. – Я очень-очень доверчивый человек. Но я не только доверчива. Я также еще и очень-очень практична. Хотеть мало, надо мочь. Гарантии комтам Азеры могут дать только сами комты Азеры. А от вас нам нужна безоговорочная капитуляция. Экономические условия мы выдвинем потом.

– Зачем тратить время на всякую шваль, Лера? – Лайза сделала большие глаза и прижала палец к губам, призывая Рекса к молчанию. – Видишь, эти мерзавцы даже капитулировать пытаются на собственных условиях. Они меня утомляют. Я, пожалуй, попрошу Рекса вернуться в Город и выбить из них дух. Война, так война.

– Но, Лайза, – весело возразила Старая Дама, – с кого мы тогда возьмем контрибуцию? Нет-нет, не мешай мне, мы же договорились, меня вполне устроит, как я уже заявила, примерное наказание одного из этих мерзавцев. И если пострадавшим окажется Координатор Старкофф, что делать, значит, ему просто не повезло.

– Вы ненормальная! – завизжал Старкофф. – Мы никогда не пойдем на это.

– А куда вы денетесь? – хладнокровно сказала Старая Дама, – Вы слышали, что сказала… э… компаньонка моего племянника? Мы все тут до сих пор находимся под впечатлением подземных приключений Рекса и нам просто очень хочется подержать за горло всех творцов вашего пресловутого коллегиального решения. До единого. Так что не провоцируйте нас. Что из того, что они анонимны? Начем, естественно, с Вас, а при личном, так сказать, контакте Вы их сдадите всех и подробно опишете личный вклад каждого. Как миленький.

Лайза вскочила и принялась стоя аплодировать.

– Прекрасно, милая Лера! – орала она, изображая полный и совершенный восторг. – Прекрасно, ай-браво, ай-браво!

Старкофф окончательно утратил всяческое самообладание.

– Вы сумасшедшие! – завизжал он. – На Вас надо выдать лицензию на отстрел, как на диких крыс! Да мы вам ракетами! Да мы вас…

Связь оборвалась резким щелчком.

– Ну вот, – сказала Старая Дама, – напугали мы их, я думаю, основательно. Подождем. Они вышибут этого придурка из Совета Координаторов, ощиплют, как бройлерного цыпленка, и приползут к нам на брюхе под белым флагом.

– Это было, конечно, здорово, – сказал Рекс с сомнением в голосе. – Только, боюсь, что нажала ты на них слишком сильно. Как бы они с наказанием… не переборщили.

– Что ты такое говоришь? – Старая Дама посмотрела на племянника с укоризной. – Ты уж их считаешь вообще монстрами какими-то.

– Эти могут, тетушка. Тот еще, знаешь ли, народец. Их наезд на Гнездо для тебя недостаточно убедителен?

Связь возобновилась так же резко, как и оборвалась. Голос был женский, низкий, резкий, абсолютно бездушный, и принадлежал он, без сомнения, Эни Боди.

– Я хотела бы говорить с господином Рексом Азерски лично.

– Слушаю, – сказал Рекс.

– Наверное, ты считаешь меня абсолютной дурой, Рекс. И напрасно. Во второй раз тебе уже не удастся меня так ловко наколоть. Но ты был неподражаем, и это меня оправдывает… до некоторой степени. Жаль, что мы оказались по разные стороны баррикад. Гнездо требует от Совета полной и безоговорочной капитуляции. Это я понимаю. Ну, а если мы откажемся, что нас тогда ждет? Обещанный твоей тетушкой террор?

– Какой же это террор? Вместо того чтобы убивать ни в чем не повинных солдат, которые лишь повинуются приказу, мы займемся воспитанием закулисных полководцев из всяческих "Тайных комиссий", которые приказы отдают. Это, по-твоему, называется терроризмом? Кстати, ты разговариваешь со мной по собственному почину, или вышла из тени и принялась командовать в Совете?

– Совет полагает, что ты блефуешь.

– Что ж, вам остается только испытать меня.

Некоторое время динамики молчали. Затем Эни Боди снова вступила в разговор.

– Думаю, что при всем своем хваленом уме ты, Рекс, все же не учитываешь кое-какие факторы.

– Например?

– Например, что в Совете тоже сидят не дураки. В войне с тобою мы победить не можем. Но в случае безоговорочной капитуляции и ликвидации Города, ты тоже окажешься полностью разоренным. Да и вообще вся планета. Ситуация патовая, Рекс, и нам надо договариваться на экономической основе. Почему бы тебе не согласиться на наши предложения? Это не условия, как говорит твоя тетушка, это именно предложения. Подумай. Речь идет уже не только об азерцах, все Объединенные Компании сидят по уши в дерьме. Ты мог бы сейчас ободрать их, как липку, и уж точно войти в число самых богатых людей Империи! Отдаешь ты себе в этом отчет, черт тебя побери, или нет?

– Это меня не интересует.

Динамики смолкли, а когда голос Эни раздался снова, в нем звучало неприкрытое злобное торжество.

– Ну, так вот, дорогой мой. Мы, конечно, своих целей не достигнем, ты оказался слишком силен для нас. Но и тебе не удастся воскресить прежнюю Азеру. Ты уничтожишь Город? Ну и что? Вы все тут передохнете с голода. Кредитов на восстановление планеты ты не получишь нигде. Объединенные Компании твердо заверили нас в этом. Они не могут допустить прецедента, вашему примеру захотят последовать другие. Ты ничего не добьешься, и не получишь ни единого солера, олух несчастный. А главное, – она хихикнула, – ты никого не убьешь.

– Зачем же мне делать своими руками то, что вы прекрасно делаете сами? – презрительно спросил Рекс.

– Что ты имеешь в виду, Рекс? – насторожилась Старая Дама.

– Судя по ее поведению, тетушка, Совет уже отправил на тот свет беднягу Ольгерда, – вздохнул Рекс.

– Нет-нет, Рекс, нет, этого не может быть!

– Вы же сами этого хотели, – удивилась Эни.

– Это шутка дурного тона, – ледяным голосом сказала Старая Дама.

– Она не шутит, тетушка. Отнюдь. Полагаю, что сообщение об этом событии, полное глубокой скорби и сочувствия к семье погибшего, появится ближайших теленовостях… Эни, дорогая, место господина Старкоффа в Совете только что освободилось в результате предпринятой им героической попытки выяснить личности таинственных мерзавцев, напавших на резиденцию комта планеты, не так ли?

– Ничего подобного, – с наслаждением выговорила Эни. – Государственный преступник, пробравшийся на этот высокий пост путем интриг и подкупа некоторых, пока, к величайшему сожалению, неизвестных лиц из числа членов Совета или Экономической комиссии, и замысливший государственный переворот, погиб в сражении между заговорщиками и воинскими частями, оставшимися верными правительству.

– Идиоты, – голос в голос с редкостной синхронностью сказали тетушка и Лайза, а Эни, источая сарказм и победительное торжество, продолжала:

– Поскольку Ваши э-э-э владения, господин комт, оказались частично охвачены военными действиями, а Вы лично, хотя и вынужденно, выступили в этих военных действиях на стороне правительственных войск, я уполномочена передать Вам глубокую благодарность Совета за оказанную помощь. Однако в связи с огромным материальным ущербом, причиненным планете безответственными заговорщиками, от имени Совета я вынуждена с глубоким сожалением заявить, что государство лишено возможности компенсировать потери и утраты частных лиц, и надеется на Ваше, господин комт, понимание и снисхождение… Кстати, в информационных сообщениях, о которых ты изволил упомянуть, будет всячески подчеркиваться твоя выдающаяся роль в подавлении мятежа. Вот так то. И никакой капитуляции. Мы же с тобой не воевали. Мятеж, что поделаешь… Старкофф мертв, никто больше в этом деле не светился, а что такое круговая порука вам всем, я полагаю, объяснять не надо? Патовая ситуация, сударь мой. Если даже, паче чаяния, тебе и удастся получить доказательства на кого-нибудь из верхов, то…

– Они окажутся теми самыми коррумпированными мерзавцами, которые помогли негодяю пробраться в Совет, – закончил Рекс.

– Вот именно. Но это так, сугубо умозрительное… как это сказать… мысль. Чтобы вычислить истинных вдохновителей этих прискорбных событий, у тебя нет никаких зацепок.

– Разве? – удивился Рекс. – А ты?

– Что?! – с истерическими нотками в голосе взвизгнула Эни.

– У меня есть ты. Есть другие члены Совета Координаторов. Кроме того, я ведь могу и амнистию объявить тому, кто доказательно сдаст мне остальных. Я не спрашиваю тебя о человеке, который прибежит ко мне первым, но ты, пожалуйста, прикинь, кто окажется последним?

– Только попробуй меня тронуть. Ты не представляешь, что тогда будет. За моей спиной стоит такая силища, что тебе и не снилась.

– Ты всерьез полагаешь, что это меня остановит?

– Нет, черт тебя дери, нет! Но безоговорочная капитуляция – это… никогда, пусть даже все мы и оказались по уши в дерьме и с тобой, и с Объединенными компаниями.

– Куда вы денетесь? Особенно когда деловые люди, вложившие в Город деньги, узнают, что мы с тетушкой вовсе не намерены уничтожить его. Город – это данность. Он уже существует. Он дает работу миллионам людей, которые в нем живут. Зачем его разрушать? Пусть горожане добывают сырье, но не продают его за границу по бросовой цене, а перерабатывают его здесь же на месте и торгуют готовой продукцией. Вырученных при этом денег хватит и на достойную жизнь азерцев, и на обеспечение экологической безопасности. Это, разумеется, не так выгодно, как привычное дельцам разграбление недр, но дельцы перебьются. Что до покупателей, то если покупателями будут Объединенные Компании – прекрасно, мы будем этому рады, если нет – они могут убираться к дьяволу, обойдемся без них. Один покупатель – Райна у нас уже есть, и в самое ближайшее время к ней присоединятся другие Свободные Миры.

– Идиот, ты думаешь конкурировать с Компаниями? Они сожрут вас с потрохами.

– Это мы еще посмотрим. Не пройдет и года, как я соберу здесь у себя лучших специалистов Вселенной. Я создам им такие условия для жизни, какие и не снились спецам Старых Миров. Мы с тетушкой намерены дать всем людям, вложившим сюда деньги, возможность вылезти из этого, как ты выражаешься, дерьма, если и не вполне чистыми, то без особых финансовых потерь. Конечно, никто из них не войдет в пресловутую "первую тысячу самых-самых", но все же и не разорится и прибыль получит. А это уже кое-что. Азера будет представлять собою двуединый абсолютно равноправный и процветающий мир.

– Ну, ты прямо этот… как его… пророк.

– Правильно. Хочу сделать еще одно пророчество и настоятельно советую тебе его записать, поскольку сбыться оно должно безусловно и беспрекословно в предсказываемом мною виде. Итак, исходя из анализа катастрофических последствий пресловутого мятежа, Совет Координаторов на проходящем сейчас совещании примет решение о самороспуске, введении чрезвычайного положения и прямого вице-королевского правления на все время вплоть до выведения планеты из кризиса. Обязанности вице-короля, как и положено по конституции, будут возложены на комта Азеры, то есть, на меня. Соответствующее сообщение будет передано по всем информационным каналам не позже, чем через час. Мы с тетушкой не жаждем ничьей крови, как не хотели и крови несчастного дурачка Ольгерда, но все координаторы и члены экономической комиссии в течение трех дней должны подготовить подробные отчеты о своей деятельности и представить их мне. Время для вас я всегда найду, хотя бы и в фантом-контакте. Это для выводов и воздаяния. Как сказала одна моя хорошая знакомая, всем сестрам полагается по ушам.

Эни охнула и поспешно отключилась.

– Ах, Малыш! – с чувством сказала тетушка. – Я так рада, что не ошиблась в тебе. Не за себя, даже не за Азеру – за тебя. Значит, фантом-контакт?.. Ну да, конечно, спасение друзей. Но ты ведь вернешься, Рекс? А когда все утрясется, женишься, заведешь детей…

Тетушка бросила на Рекса быстрый взгляд, исполненный пронзительной надежды, и тут же опустила глаза. Сердце его сжалось. Возможно, это было нелогично и даже глупо – испытывать жалость к фантому, но…

– Милая тетя, сказал Рекс, – Азера – это твой мир. И управлять им должна ты. Неужто ты всерьез полагаешь, что я допущу, чтобы ты окончательно… исчезла? Ни за что. Я расправлюсь с мерзавцем Координатором. Я передам его клиники Сержу. И он, конечно же, найдет способ… Вспомни, что говорила Лайза.

– Спасибо, – тихо сказала Старая Дама. – Ты даешь мне надежду. Но та новая я уже не буду… не будет комтессой по праву.

– Глупости, недостойные умного человека!

– Азера твой мир, Малыш, ему предстоит еще множество испытаний, и управлять им должен ты. Как ты не понимаешь, это твой долг. Долг! Что касается меня, то я совсем не отказываюсь от своей доли ответственности… хотя это так приятно – чувствовать себя слабой женщиной, я имею в виду. Ну да ладно. Все равно это будет еще не скоро – и новая жизнь, и слабая женщина. Подожди меня тут.

Тетушка вышла, и только теперь Рекс понял, почему его мозг упорно отказывался воспринимать ее как фантом. Она эманировала. Ее эманация была слабой, но она, вне всякого сомнения, существовала. Теперь Рекс понимал, что всегда чувствовал эту эманацию, но его сознание отторгало самую мысль о ней как нелепость, чушь и артефакт.

Тетушка появилась с небольшим старинным сундучком в руках. Она поставила его перед Рексом и сказала:

– Бери. Достоин.

Рекс откинул крышку. На дне сундучка на подстилке из выцветшего странного ворсистого материала… как его… ах, да, бархат… лежали старинной работы массивный золотой наголовный обруч с крупным кровавого цвета рубином посередине и сверкающая холодным блеском бриллиантов восьмиконечная звезда Гранда Первой Империи.

Тетушка надела ему обруч на голову, нацепила звезду на левое плечо и повернула лицом к огромному старинному настенному зеркалу.

Рекса сотрясала крупная дрожь. Он вынужден был крепко стиснуть зубы, чтобы не лязгать ими на всю комнату. Ему казалось, что за его спиной незримо встали бесчисленные поколения сильных и смелых людей, некогда ворвавшихся в космос на утлых жестянках с примитивными фотонными двигателями и отдававших жизни за каждый крохотный шажок в неизвестность. Людей, которые никогда не смогли бы примириться с превращением открытого ими прекрасного мира в червивое яблоко. Рекс понял, что может дать лишь один ответ на мучивший тетушку вопрос.

– Я беру на себя серьезные обязательства, тетя. С сегодняшнего дня я – вице-король, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

– Что ты чувствуешь? – тихо спросила Старая Дама.

– Гордость, – ответил Рекс.

Сражение Человека с Искусственным Интеллектом за само существование человечности и даже жизни было еще впереди.

Конец первой книги

В оформлении обложки использованы изображения с https://pixabay.com/ по лицензии CC0.

Оглавление

Прелюдия

Глава первая

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

Глава вторая

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

Глава третья

  1

  2

  3

  4

  5

Глава четвертая

  1

  2

  3

  4

  5

  6

Глава пятая

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

Глава шестая

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

Глава седьмая

  1

  2

  3

  4

  5

  6

Глава восьмая

  1

  2

  3

  4

  5

  6

Глава девятая

  1

  2

  3

  4

  5

  6