Зоя, дочь Герострата [Максим Брискер] (fb2) читать постранично, страница - 2

будильник, и она вскочила с кровати, будто ее ущипнули.

Зоя обожала ТВ.

Она могла смотреть его целыми сутками, почти все без разбору. Единственное, что она не выносила, был секс. Когда показывали постельные сцены, она отворачивалась, ее тошнило, сразу хотелось в туалет. А так – смотрела и обязательно ела что-нибудь. Без еды телик ее не устраивал. Особенно Зоя любила ток-шоу. Их она могла смотреть без остановки. Она ела, смотрела и мечтала. И воображала себя героиней. Это было настоящее, ни с чем не сравнимое удовольствие.

После тех двух случаев

Зоя пырнула еще нескольких. И всегда получалось, что они были в чем-то виноваты. И всегда это были мужчины. Она уже и не помнила, сколько раз это произошло. Ей в сущности было все равно. На работе она была спокойная и смирная, как и всегда, – никаких перемен. А вот когда смена заканчивалась, в нее словно кто-то вселялся. Она просто делала, что считала нужным, и шла дальше. Она стала роботом с механизмом, нацеленным на месть. Она решила никому не спускать.

Какой по счету?

Он догнал ее и стал к ней приставать. Она подпустила его вплотную – в темноте не видно было лица, но поняла, что довольно молодой, лет 27-28. Он ей в живот чем-то тыкался – потом она поняла, что это такое. Ну, и она ему тоже ткнула. Он заскулил, согнулся. Она отвернулась и пошла дальше, не оглядываясь.

Дома она сидела и жевала медленно перед теликом, смотрела ток-шоу, которое любила ее мать. Они часто смотрели его вместе. Ей было спокойно и хорошо, она думала только о наслаждении. И еще о том, что ничего не может быть слаще чем еда и телевизор.

Когда Зою в числе других привезли на опознание,

ни одна из жертв ее не признала. И никто из них, оказывается, не умер. Вот так сюрприз! А она сама некоторых даже вспомнила.

Все указали на другую, ни в чем не повинную женщину. Напрасно ее адвокат (сморчок-дуремар в огромной замызганной шапке, свисающей на безвольные уши-лопухи) пытался протестовать. Получив тычок под ребра от мента, он тут же посоветовал запуганной женщине признать свою вину.

Ей дали восемь лет за попытку покушения.

Она плакала после оглашения приговора. А Зоя сидела в зале суда и громко грызла орешки. На нее даже шикнул впереди сидящий мужчина: потише, пожалуйста! Суд ведь идет! В ответ Зоя молча плюнула ему в затылок. Мужчина онемел от такой наглости, потом стряхнул обслюнявленную скорлупу с волос, обернулся и с негодованием посмотрел на нее. Зоя невозмутимо встала со своего места, деловито очистила пальто от скорлупы, которая нападала с орехов, и, пнув на прощанье стул мужчины, пошла к проходу. Тот с недоумением и безотчетным страхом посмотрел ей вслед. Как раз в это время женщину, осужденную на восемь лет, конвой вел к выходу. Зоя, проходя мимо них, довольно громко буркнула:

– Да я, я их убивала! Я! Вот только жаль, что не убила никого.

И как ни в чем не бывало пошла к выходу, продолжая грызть свои орехи. В зале повисла тишина.

Мужчина, на которого Зоя плюнула ореховой скорлупой,

хотел было вскочить, он и правда вскочил, в висках застучало, он вспотел от волнения.

– Ваша честь, Ваша честь!

–Заседание окончено! Всем разойтись!

Стук молотка по столу, грузное тело судьи колыхнулось под мантией, бульдожьи брыдла на лице заходили ходуном.

…Мужчина, оставшись один в зале суда, никак не мог отойти от потрясения. Неужели и вправду невинную засудили? Вздрогнул – на него уже кричал служащий с красной мордой:

– Выходите, не задерживайте, мне зал закрывать надо!

Вышел поспешно. Его тошнило. Совесть, совесть, ох уж эта совесть!

Мужчина, в которого плюнула Зоя ореховой скорлупой,

шел домой и думал, что же на самом деле произошло и кто виноват, и что делать. Как в романе Чернышевского, усмехнулся он. Мысли неслись сумасшедшим галопом: «Все сделали вид, будто не услышали, что она сказала. Или подумали: вот, еще одна сумасшедшая! И правда, от скуки и не на это можно пойти! От скуки самые страшные преступления совершаются! По-моему, здесь явный комплекс Герострата – стремление остаться в памяти мира любой ценой, сделать свою жизнь более значимой и менее жалкой. Герострат ради этого сжег храм. И герой одного японского романа, по-моему, тоже. Читал что-то в юности. А что она? Сделала ли она это, или же просто от скуки или от нервного расстройства оговорила себя? Одно очевидно: когда жизнь твоя бессмысленна, ее совсем не жалко. А еще очевидно, что дело здесь не чисто».

Зоя пришла домой,

сняла пальто и повесила его на вешалку, прошла на кухню, поставила на плиту чайник, такой же замызганный, в мелких потеках и жировой накипи – ну точно как шапка у того дуремара в суде, почему-то подумалось ей… Вскоре чайник отвлек ее от этой лениво ползущей, словно гусеница в жару, мысли – противно