Роза [Анна Владимировна Рожкова] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

мелом на асфальте. А эта дурацкая косынка, которую она по-старинке завязывала под подбородком. Колька заглянул в замочную скважину. Мама сидела на первой парте, пряча заскорузлые ладони. Дрочиловна важно прохаживалась перед ней, заложив за спину руки. Колька задохнулся от возмущения. И эта та самая Дрочиловна, которую все презирали и над которой издевались старшеклассники? Она распрямила плечи и стала даже казаться выше ростом. Ее прямо-таки распирало от важности. Колька поморщился с досады. Вот сейчас мама даст ей отпор, что-нибудь скажет в его защиту. Но она продолжала тихо сидеть, комкая в руке платочек. Он с завистью вспомнил Витькину маму. Невысокая, плотная, как и сын, в коротенькой джинсовой юбке и высоченных ботфортах, она вплыла в кабинет к Дрочиловне, высоко подняв голову. Вскоре Витек стал заниматься дополнительно и его оценки значительно выросли. Анна Трофимовна отчаянно нуждалась в деньгах и 'брала' дополнительными занятиями. Но у Колькиной матери не было такой возможности. Да, что там говорить, ее скудных заработков едва хватало им на пропитание.

В советское время мама работала в конструкторском бюро, где и познакомилась с Колиным отцом. Он был намного старше и вскоре тихо ушел, оставив жене подрастающего сына и однокомнатную квартирку. Так Колька остался с мамой вдвоем. Вскоре начался развал СССР, конструкторское бюро приказало долго жить, и мать осталась без работы. Чтобы не оставлять сына одного, пошла мыть подъезды, а по ночам работала посудомойкой в ресторане за углом. 'А что, гибкий график работы и сын всегда под присмотром' – говорила она. К подросшему Коле она относилась как к единственному мужчине в семье. 'Сынок, я тебя умоляю, учись, учись, человеком будешь' – постоянно тростила мать. И Колька очень боялся не оправдать маминого доверия. Но трусоватый от природы парень способностями к учению не блистал, он был всегда середнячком. Не выдавался вперед, чтобы не прослыть батаном, которых частенько высмеивали, а то и могли поколотить, но и не прибивался к хулиганам и не был среди двоечников. Так, с серединки на половинку.

Очнувшись от раздумий, продрогший парень встал со скамейки и нехотя направился домой. Он уже поднимался по ступенькам, когда услышал, как его окрикнула соседка.

– Юноша, можно вас? – высоким голосом позвала Аглая Павловна, старушенция из квартиры напротив.

– Здравствуйте, Аглая Пална, – поморщившись, Колька с широкой улыбкой повернулся к соседке. 'Ну что за дурацкое слово, юноша'.

– Зайдите-ка на минутку, – соседка посторонилась, пропуская подростка внутрь.

Вообще-то Колька с трудом выносил общество неугомонной старушки, но в этот раз был рад любому предлогу, лишь бы не идти домой. В молодости Аглая Павловна работала учительницей математики, а бывших учителей, как известно, не бывает. Соседка везде совала свой остренький носик и была главной сплетницей в доме. Мимо выставленного у ее двери блокпоста мало кто мог прошмыгнуть незамеченным. У Кольки создалось впечатление, что Аглая Павловна не отходит от дверного глазка, разве что на кухню и в туалет. Вот и сейчас она поджидала его в засаде. По просьбе матери Аглая Павловна иногда подтягивала подростка по математике, за что соседка платила одинокой старушке вниманием и разными угощениями. Эти занятия были Кольке поперек горла. Несмотря на преклонный возраст, энергии бодрой старушенции было не занимать. Объясняя материал, она ходила взад-вперед с длинной линейкой наперевес, и стоило Кольке отвлечься, как линейка тут же с оглушающим треском била его по рукам. 'Не спите, молодой человек', – как ни в чем не бывало восклицала соседка, игнорируя возмущенное ойканье парня. Сейчас от Кольки требовалось всего-навсего заменить перегоревшую лампочку. Предоставив молодому человеку стремянку, соседка начала собираться в магазин, накинув поверх пальто большую вязаную крючком шаль.

– Какая красивая шаль, Аглая Павловна, – искренне восхитился Колька, спускаясь со стремянки.

– Спасибо, – ответила довольная старушка, кокетливо оглядывая себя в зеркало. – Вчера на местном рынке купила. А ты, я смотрю, все еще носишь портфель покойного Митрича. Хороший был человек, – вздохнула Аглая Павловна, закрывая за ними дверь.

Колька с отвращением оглядел портфель, доставшийся ему в наследство от Митрича, покойного мужа Аглаи Павловны. Мало того, что он выглядел настоящим профессорским портфелем, какие носили лет тридцать назад, так еще был порядком изношен, с местами потертой кожей.

– Ну, мам, – канючил Колька, увидев этого мастодонта, ровесника, наверное, самого царя Гороха, – ну меня же в школе засмеют.

– Не засмеют, – отрезала мать, – все ходят с синтетикой, а ты с настоящей кожей, тем более денег на рюкзак все равно нет. Пока походишь с этим.

Колька по опыту знал, что нет ничего более постоянного, чем временное. Ему очень хотелось ходить с синтетикой, как другие пацаны, но он промолчал. Что толку? Мама только что купила ему новые ботинки, хотя давно копила