Энтропия [Соня Кляйн] (fb2) читать онлайн

Соня Кляйн Энтропия

Глава 1

– Ну как, готов?

– Да тише ты! Все готово. Давай запись.

Шуршание в полумраке перед светящимся монитором прервалось покашливанием.

– Ой, успокойся. Все нормально будет, – беспечно бросил Кевин, высокий худощавый парень в очках.

– Давай быстрее!

– Нас все равно засекут, главное – успеть пустить в эфир…

– Да с чего ты взяла, что засекут? – Кевин усмехнулся с предвкушением и наконец нажал на кнопку. – А, и пускай… Вот будет скандал!

Чернота за гигантским окном вспыхнула ядовито-голубым светом. На огромном экране напротив здания – здесь, на главной улице – появилась запись. И точно так же вспыхнули тысячи других экранов по всей столице и по другим городам. Централизованное телевидение – воскресший пережиток прошлого. Они не скрывали своих лиц, уверенно глядя с экрана. Теперь это сообщение увидят все. ВСЕ. И теперь их уже никто не остановит.

***

«Сначала было слово. Идея. Благородная идея о всемогущих сверхточных механизмах и совершенных компьютерах. О машинах, превосходящих по своим возможностям человека, но полностью контролируемых. О совершенной медицине, продлении жизни для старых и излечении безнадежных больных. Идея, которую нельзя не поддержать. Идея жизни в чистом ее воплощении. У нас были возможности развиваться – и мы развивались, как предусмотрено эволюцией. Но люди слабы, и развитие может повернуть не в ту сторону. Эволюция бывает жестока, но это становится заметно не сразу. Мы двигались вперед, и, вдохновленные успехами, однажды решили, что можем двигаться еще быстрее. Какую цену придется заплатить за это, мы не хотели знать. И нам не сообщали.

Задумайтесь. Совершенный медицинский аппарат, который лечит почти все болезни, на пять процентов состоит из человеческого мозга, заключенного в гигантский стальной процессор. Космический аппарат, который прямо сейчас исследует Венеру, управляется человеческим мозгом, из которого состоит на семь процентов. А сверхточные компьютеры государства, состоящие из мозговых клеток в сочетании с нейросетью, в мельчайших деталях отслеживают экономические показатели 24/7, давая прогноз на месяцы вперед.

Мы получили не совсем то, к чему стремились, но на тот момент это уже никого не волновало. Сейчас мы смотрим вокруг и видим то, чего не могли вообразить еще пять лет назад. Но хотя бы на миг вспомните: с чего все началось? Что мы сказали бы тогда, если бы нам сообщили, что станет с нашим обществом через несколько лет? Окно Овертона. Давайте посмотрим на себя и хотя бы на миг – о большем не прошу – задумаемся, что с нами стало? Мы продали идеал гуманизма за удовлетворение своих потребностей, за возможность безграничного познания, за экономическое благополучие. Мы отдали бесценное за материальный комфорт. И в последний раз попрошу: задумайтесь. Разделить человека на нужные и ненужные элементы, вытащить его мозг для того, чтобы поместить его в гигантскую груду металла и микросхем для усовершенствования – миллионы лет эволюции прошли для того, чтобы такое оправдывалось чьим-то удобством? Чтобы чьи-то жизни приносились в жертву экономическим потребностям?

Впервые за всю историю человечества мы не стыдимся глубины своего падения. Знаете, какой самый страшный грех? Молчание. Мы все знаем, что происходит. И мы не обсуждаем это. Но окно Овертона не может расширяться бесконечно. Прошу, задумайтесь лишь на миг – куда мы идем? Не в светлое будущее фантастических технологий, нет. Дегуманизация не может идти под руку с прогрессом. Кто мы такие и куда мы идем? Задумайтесь: не страшно ли вам, что ждет нас в конце этого пути? Нам – страшно».

***

Офицер прищурился и посветил фонарем в темноту главного офиса телевещания. Яркий луч выхватил быстро убегающие фигуры, которые тут же скрылись за раздвижными стеклянными панелями, ведущими к эскалатору.

– Включить свет, – махнул рукой офицер. – И обесточить лифт.

Можно было бы еще и заблокировать все двери, но Максимиллиан не стал этого делать – ему хотелось посмотреть, как эти непуганые оленята будут метаться по зданию, пока сами не прибегут к нему в руки. Ведь они даже не додумались обойти помещение со звуковыми датчиками – что за легкомысленный подход…

Сержант ввел пароль на щитке, и вспыхнули лампы под высоким потолком. Четыре полисмена повернули к проходу, ведущему в сторону запасного выхода.

– Я просто поверить не могу, – покачал головой второй офицер, – Это же бессмысленно. Как они сами не понимают?

Максимиллиан усмехнулся:

– Пройдет несколько лет, и эти ребята займут высокие посты в тех компаниях, против которых они сейчас пытаются поднять бунт. Те, кого они пытаются защитить, будут ненавидеть их еще больше, чем нас.

– Если бы это были мои дети, я бы с этим разобрался – нахмурился второй офицер. – Если не поставить на место этих неуемных подростков, бардак никогда не закончится. Конечно, молодежи всегда нужно против чего-то бунтовать…

Максимиллиан проигнорировал эти слова. Он прищурился и удовлетворенно кивнул, когда в глубине коридора показались полисмены, ведущие закованных в наручники виновников беспорядка.

– Знаешь, это закончится даже быстрее, чем ты думаешь, – улыбнулся он. – К делу ведь нужно подходить с холодной головой, а не с горячим сердцем. Но для них холодная голова – это слишком скучно.

Его напарник пожал плечами и утомленно посмотрел вглубь коридора, где уже маячили фигуры виновников происшествия, которых вели полицейские. Вскоре они предстали перед Максимиллианом – закованные в наручники, взлохмаченные и слишком надменные для своего положения. Максимиллиан скептически покачал головой. Так сказать, декабристы своего времени – детки богатых и влиятельных «хозяев жизни», которым с чего-то вдруг захотелось пойти против системы, взбрыкнуть и показать зубы своим родителям. Детки своего гуманного времени – они знают, что им ничего не будет за все их шалости, и поэтому на их лицах такое вопиющее самодовольство.

– В фургон, – коротко скомандовал Максимиллиан и быстро направился к машине.

Оказавшись на улице, Нела невольно зажмурилась. Яркий свет прожекторов слепил глаза. Холодный осенний ветер трепал волосы и одежду. Дурацкая мода на шуршащую ткань у Лилли – именно она подвела. Как можно было не учесть звуковые датчики? Смешно, какая мелочь. Хотя и слегка досадно за свою глупость. Нела спокойно подставила запястья и позволила надеть на себя наручники. Бояться ей было нечего. Только не ей. План был хорош и удался на девяносто девять процентов, за исключением завершающего этапа. Пусть их сейчас запрут в камеру, дело уже сделано, и Корпорации придется хорошо потрудиться, чтобы скрыть это происшествие. И все равно, это первый значительный шаг в их программе. Весь предыдущий год они избегали решительных действий, ограничиваясь "просветительской деятельностью" в интернете. Интернет вообще хитрая штука: иногда какая-то мелочь разлетается, как вирус, по всем новостям и социальным сетям, а иногда ты просто кричишь в пустоту, а пустота равнодушна и безмолвна. Особенно когда твоя правда непопулярна. И это несмотря на все потраченные средства и усилия.

Кевин, чья мать заправляла поставками всех электронных систем корпорации, дерзко улыбался, пока офицер пытался надеть на него наручники. Нела встретила его взгляд – торжествующий и уверенный. Он несколько раз сделал попытку заехать офицеру в челюсть, пока тот аккуратно не скрутил его. Ключевое слово – аккуратно. Каждый из них осознавал свою неприкосновенность, а офицеры осознавали ее еще лучше. Эпатажная Лилли – дочь руководителя по работе с корпоративными клиентами – что-то прокричала Кевину и громко расхохоталась, запрокинув голову. Ее оранжевые волосы разметались огненным цветком на фоне черной бездонной ночи.

Максимиллиан презрительно покосился на эту безумную парочку. Они вызывали у него даже не раздражение, а скорее отвращение. Еще один парень в стороне посмеивался, глядя на суровые лица офицеров.

– Вы бы поосторожней себя вели со мной, – заметил один из них, кривовато улыбаясь Максимиллиану. – А то, знаете, вы много чем рискуете…

– А чем рискуешь ты? – прищурившись, спросил Максимиллиан.

Он остановился напротив этого парня. Кажется, его звали Джош – сын топ-менеджера по связям с общественностью одной из дочерних компаний. Парень пожал плечами, и его улыбка стала шире.

– В том-то и дело, что ничем. А вот вы…

– Тогда сотри с лица эту улыбку, тебе и гордиться-то нечем, – оборвал его Максимиллиан. – Повернись. Вот так.

Он проверил наручники и отошел, еще раз поглядев на эту разношерстную компанию. Пластиковые мальчики и девочки – жертвы скуки, моды и собственного эго. Нела стояла немного поодаль от остальных, рядом с ней был еще один – лохматый невысокий парень, Энтони, сын топ-менеджера отдела рекламы в корпорации. Именно он смог обойти мощную систему защиты. Победитель государственной олимпиады по информатике, которого уже заранее готовы были принять все ведущие университеты страны. Вероятно, после этого случая, они пересмотрят свое решение. Но он не боится этого – с такими мозгами и деньгами его родителей ему не нужно волноваться насчет своего будущего.

Нела стояла молча. Максимиллиан поймал на себе взгляд этой девчонки – полный ненависти, пронзительный. Ему вдруг захотелось подойти к ней и задать тот же самый вопрос – а чем рискуешь ты? Возможно, она даст более оригинальный ответ. Но он только подал знак подчиненным, и задержанных усадили в машину. Сейчас нет времени на эти спектакли. Он зайдет к ней позже.

***

Охранник мягко втолкнул Нелу в камеру и закрыл дверь на ключ. Нела подняла брови и покосилась на него – тот быстро, не оглядываясь, ушел. За прозрачной дверью камеры была только темно-серая неровная стена, на которой мигал блик лампы. Нела осмотрелась. Маленькое помещение, три шага в длину и в ширину. Окна нет, только крошечная тускло-желтая лампочка под высоким потолком, стены такие же пыльно-серые, как в коридоре, с желтоватым оттенком. Металлический стол и табуретка, в углу – санузел за тонкой перегородкой. Узкая жесткая кушетка у стены. Нела забралась на нее с ногами и уставилась на вьющуюся вокруг лампочки муху.

Остаток ночи придется провести здесь. Но это не страшно, главное, что их послание увидела вся страна. Нела счастливо улыбнулась. Теперь, наконец, их дело сдвинется с мертвой точки! Людям придется услышать правду, Корпорация больше не сможет это замалчивать. Нела прикрыла глаза, хотя знала, что не заснет. Ее наполняло чувство удовлетворенности собой и своими действиями. И все, что было вокруг нее, теперь имело свой смысл.

Лязг открывающейся двери вырвал ее из своих мыслей. Нела быстро вскочила, увидев в дверях широкоплечую фигуру в военной форме. Лицо офицера было скрыто в тени, но Нела узнала его. Насмешка судьбы (или же насмешка отца?), что этот человек собственной персоной отправился, чтобы доставить сюда Нелу и ее друзей.

Максимиллиан. Тот, кого она знала с детства и с некоторых пор ненавидела всеми фибрами души. Нела встала боком и покосилась на него, сложив руки на груди, пока тот открывал замок.

– Что тебе нужно? – не выдержала она, когда дверь открылась.

Ответа не последовало. Максимиллиан медленно вошел в камеру и так же молча прикрыл за собой дверь. Его шаги гулко отдавались в тишине камеры. В свете лампочки на потолке появилось его лицо – холодное и надменное. Она никогда не могла понять, о чем он думает. Раньше это просто удивляло ее, сейчас это пугало.

– Я догадывался, что когда-нибудь встречу тебя в таком месте, – наконец проговорил он, остановившись в двух шагах от нее.

Нела взглянула на него исподлобья.

– А я бы предпочла встретить кого угодно, кроме тебя.

Максимиллиан чуть улыбнулся одними губами и наклонился к ней, проговорив почти шепотом:

– Лучше бы ты предпочла подумать головой. Вот ты считаешь себя гуманисткой и революционеркой – на самом же деле ты всего лишь скучающая богатенькая девочка, которой захотелось взбунтоваться против отца и мимоходом покритиковать власть. Какая наивность, – он усмехнулся. – Ты совсем не повзрослела с тех пор, когда тебе было четырнадцать. Просто обзавелась серьезными тараканами в голове.

Нела, прищурившись, посмотрела ему в глаза:

– А с каких пор ты стал хранителем власти? Я помню твой разговор с моим отцом пару лет назад. Ты, как и отец, не очень-то жаловал правительство. Напомни, ты тогда занимал не такую высокую должность… Два года назад. А как только вам дали добро на эксперименты, едва ли не частную армию создали?

Максимиллиан, сложил руки за спиной и заинтересованно наклонил голову:

– Ну если говорить об этом, то и ты два года назад не считала своего отца врагом, – в его голосе была бесцеремонная ирония. – Все меняется, да?

Нела сжала зубы. Ей хотелось сказать ему, что есть вещи, о которых иронизировать нельзя. И одной из таких вещей были ее отношения с отцом. Болезненная попытка сохранить то, что ты сам ежедневно разрушаешь – и болезненное отрицание этого факта. Нела моргнула и отвела взгляд, в какой-то момент ей стало не просто неприятно, а невыносимо находиться здесь, стоять под немигающим змеиным взглядом Максимиллиана. Он слишком хорошо ее знал. Она сделала шаг назад и ощутила спиной холодную бетонную стену. Эта попытка бегства не укрылась от глаз Максимиллиана и он снова чуть улыбнулся. Нела упрямо посмотрела ему в глаза – холодные, темно-карие, прищуренные. В неярком свете лампы они казались почти черными. Но Нела помнила, что когда-то взгляд этих глаз был теплым, бархатным. Точнее, казался ей таким. В четырнадцать лет многое кажется.

– Тебя не касаются мои отношения с отцом, – бросила она. – И я не обязана оправдываться перед тобой.

Макисмиллиан снова задумчиво посмотрел не нее. Худое лицо, прямой нос с горбинкой, острые скулы, особенно выступающие в полумраке камеры. Кажется, черты лица еще больше заострились за те пару лет, что Нела не видела его. Взгляд у него был спокойным и каким-то заинтересованно-разочарованным. Взгляд человека, который не слишком доволен тем, что он видит, но с интересом наблюдает, ожидает чего-то. Он все еще стоял, заложив руки за спину, и Нела упрямо смотрела на него.

– Ну конечно, не обязана, – сказал наконец он. – Честно сказать, мне… жаль. Жаль твоего отца. Жаль, что ты занимаешься бессмысленной ерундой. Я не ожидал, что ты останешься такой наивной.

– Вот ведь жаль, что не оправдала твои ожидания, – Нела вскинула голову. – И ты бы лучше не моего отца жалел, а тех людей, о которых даже не принято говорить – что, стыдно? Вы же просто… пускаете их на мясо. Нет? – она прищурилась, заглядывая ему в глаза, будто не теряя надежды что-то в них разглядеть, – Скажи мне честно, за твоими нравоучениями есть стыд? Или просто лицемерие? Мы же такие прогрессивные, такие успешные, что нам до каких-то беспризорников и маргиналов, да? Это же просто расходный материал для ваших экспериментов с искусственным интеллектом?

Она мотнула головой, когда ее голос предательски сорвался.

Максимиллиан успокаивающе поднял ладонь и уже серьезно сказал:

– Не кричи. А теперь успокойся и послушай меня. То, что происходит в стране – результат эволюции, которая не имеет никакого отношения ни к лицемерию, ни к гуманизму. Теория Дарвина. Когда ты ешь стейк или бекон, ты плачешь от жалости к корове? Ты просто не задумываешься об этом. А если и задумаешься, то сразу отбросишь эти мысли и будешь наслаждаться вкусом сочного мяса. Твое счастье, что ты не страдаешь неизлечимой болезнью, от которой могут спасти только наши нейроисследования. А я знаю тех, кто жив только благодаря им.И они готовы на что угодно ради нашей помощи.

Нела с неприязнью покачала головой:

– Какое жалкое оправдание. Я знаю тебя, знаю, что ты готов оправдать все, что угодно, если это приносит лично тебе выгоду. Как и все остальные твари, которые называют свою жестокость прогрессом.

Максимиллиан ухмыльнулся:

– Своего отца ты тоже считаешь тварью? Вот же не повезло ему иметь такую неблагодарную дочурку…

В камере повисла тишина. Нела снова посмотрела в глаза Максимиллиану, тот выжидающе смотрел на нее, наклонив голову набок и слегка улыбаясь. Нела выдохнула и постаралась успокоиться. Он не спровоцирует ее, пусть даже не надеется.

– Мой отец просто… слишком любит традиции. Скажем так. И свое положение в обществе.

– Точно, – хмыкнул Максимиллиан. – Кто же откажется от поста генерального директора Корпорации?

– Никто. Так же, как и ты не отказался от поста директора по безопасности, – Нела отвернулась. – И никто не откажется от благ цивилизации по своей воле. И правда, зачем?

Она горько усмехнулась. Максимиллиан, едва улыбнувшись, слегка наклонился к ней и повторил:

– И правда. Так что же, ты расскажешь им правду? Откроешь… страшную тайну?

Его улыбка была откровенно насмешливой. Борясь с подступающим к горлу гневом, Нела с горечью отметила, что раньше она вообще не задумывалась над тем, чем же занимается Максимиллиан. А он ведь уже тогда защищал не только безопасность самой Корпорации, но и безопасность той информации, которую полагалось скрывать… Для Нелы это стало очевидно позднее. Теперь перед ней стоял тот человек, который на втором месте после ее отца отвечал за все, что происходило в Корпорации. Ведь кто знает, как отреагировали бы люди, узнай они правду сразу… Именно Максимиллиан заботливо оберегал тайну от возможных возмущений общественности. Эта правда росла, как младенец, питаясь соками полученной выгоды, и постепенно обрастала оправданиями. И теперь она, просочившись по крупицам слухами, уже не выглядит такой ужасной.

Нелу почти трясло от подступающего гнева. Он, самодовольный и уверенный – даже не в своей правоте, а в своих силах – стоял перед ней, словно хотел знать, что же она сможет противопоставить. Но Нела, закусив губу, сделала глубокий вдох и покачала головой:

– Можешь говорить, что хочешь. Ты сам все увидишь. Знаешь, это… отвратительно. Говорить с тобой, – она медленно подняла голову и с вызовом посмотрела ему в глаза. – Это отвратительно. Ты отвратителен.

Ни один мускул на лице Максимиллиана не дрогнул. Нела почти физически слышала нарастающий гул в ушах, казалось, напряжение дошло до предела. Она с вызовом смотрела на офицера. Но ничего не произошло. Он, не отводя взгляда, только покачал головой. Еле заметная улыбка скривила его губы.

– Ну что ж, покажи мне, что будет. Я с удовольствием посмотрю на это.

Он еще пару секунд смотрел ей в глаза, затем повернулся и спокойно вышел, так же заперев камеру на ключ. Нела на ватных ногах подошла к двери и наблюдала, как его фигура удаляется в глубине коридора. Неприятное чувство от разговора в душе обрастало все новыми пластами, и Нела постаралась успокоить громко стучащее сердце.

***

Максимиллиан задумчиво смотрел на протокол сегодняшнего дела. Он еще раз пролистал его, хотя и так знал все детали, и медленно отодвинул на край стола. Ему часто приходилось задерживаться на ночь по долгу службы, но именно сегодняшней ночью дел было больше, чем когда-либо. Однако, он отлично знал, какие из них подождут утра. Стояло затишье перед бурей, которая должна была разразиться утром – поэтому сейчас можно было ненадолго насладиться им и отложить все дела. Кроме одного. Закурив, он выжидающе посмотрел на часы. Они висели на стене с тех пор, как он занял этот кабинет – почти два года. Лаконичный белый круг без циферблата. Бесцельно блуждающая стрелка – дань моде. Скоро на часах, наверное, не будет и стрелок, останется просто белый круг. Чистая символика. Он перевел взгляд на монитор компьютера, где время отображалось уже в привычном для него формате. Четвертый час ночи, лучшее время для душеспасительных бесед и визита к тем, кто не может спокойно смотреть на тебя. В другое время Максимиллиан предпочел бы теплую постель и десятый сон, но сегодня выдалась горячая ночка не только у него. И дело даже не в том, что эти наивные детки устроили какую-то пакость, а в том, что за эту пакость придется краснеть нескольким весьма высокопоставленным людям. И Максимиллиан входил в их число.

Максимиллиан нажал на кнопку внутренней связи, и охрана внизу сообщила, что Корнелий ожидает его в своем кабинете. Максимиллиан медленно выкурил еще одну сигарету и не спеша подошел к окну. Тридцать четвертый этаж. Вашинтон виден, как на ладони. Такой огромный, раскинувшийся на сотню километров за последние годы, поглотивший несколько ближайших городков. Он светится и пульсирует, как живой организм. Такой живой, сытый, вскормленный и управляемый Корпорацией. Той самой корпорацией, генеральный директор которой сейчас сидит в приемной и ждет его, Максимиллиана, чтобы поговорить о своей непутевой доченьке. Чтобы сказать, что директор по безопасности несет даже больше ответственности за произошедшее, чем отец Нелы. Это на первый взгляд. И именно сегодня Корнелию придется подождать еще пару минут.

Максимиллиан не спеша докурил сигарету, затем вышел из комнаты и в предвкушении направился в кабинет генерального директора. Этот разговор обещал быть интересным. Конечно же ему, директору по безопасности и старшему офицеру, придется убедительно оправдываться – но эта формальность будет лишь для деликатного прикрытия истинных чувств самого Корнелия. Ибо кто же еще, если не грешить против правды, отвечает за действия своей несовершеннолетней дочурки? Но Максимиллиан, конечно, подыграет – принесет извинения за халатность охраны и все тому подобное. Это не трудно и даже забавно, когда понимаешь, насколько бессмысленно-необходим этот формальный рабочий этикет.

Корнелий сидел в своем кресле, задумчиво перебирая документы на столе. Увидев Максимиллиана, он кивнул ему на соседнее кресло – глубокое и мягкое. Максимиллиан сел и какое-то время наблюдал, как Корнелий убирает со стола документы, словно не замечая его. Его лицо не выражало ничего. Наконец он убрал на полку последнюю папку и повернулся к Максимиллиану, как бы между делом спросив:

– Итак, напомните мне, сколько лет вы уже занимаете эту должность?

– Почти два года, сэр, – ответил Максимиллиан, встретившись взглядом с Корнелием. – Вскоре после того, как вы заняли свой пост.

Корнелий медленно кивнул и обвел взглядом кабинет.

– Как вы думаете, почему я доверил вам такое важное дело, как охрану всей Корпорации? Именно вам.

Максимиллиан внимательно посмотрел на Корнелия, пытаясь понять, какой ответ тот желает получить. Ну и странный же вопрос. Корнелий выжидающе смотрел на него, спокойно и словно уже зная ответ. Максимиллиан вслед за Корнелием тоже обвел кабинет взглядом. Почти пустое пространство, светло-серые стены, антикварная мебель из черного дерева – симбиоз традиций и новых технологий.

У пустой стены стоял большой аквариум на минималистичной подставке. Белая арована размеренно плавала в нем с тех самых пор, как Корнелий стал генеральным директором Корпорации. Безупречный платиновый окрас, не характерный для арован, сделал эту рыбку редчайшей. «Какая ирония, – как-то сказал Корнелий Максимиллиану, – Самая дорогая рыба в мире – жертва случайной генетической мутации».

– Полагаю, потому что вы посчитали, что я лучше других справлюсь с этой должностью, – спокойно произнес Максимиллиан, наблюдая, как ослепительно белый продолговатый силуэт пронизывает водную гладь.

Он нехотя перевел взгляд на Корнелия. Тот задумчиво кивнул, и поднял брови, как всегда внезапно перейдя на "ты":

– Я знаю, о чем ты сейчас думаешь. Ответственность – вещь субъективная. Я делаю то, что должен. И ты – тоже. Но иногда этого бывает недостаточно.

Корнелий замолчал. Он всегда выглядел таким уверенным и спокойным, что эта маска, казалось, уже приросла к его лицу. Максимиллиан внимательно посмотрел на него, пытаясь понять, злится ли он или просто… расстроен. Он знал Корнелия с тех самых пор, как пришел сюда юнцом из военной академии. Сначала Корнелий относился к нему как-то отечески, что не могло не раздражать Максимиллиана, но вместе с тем дало ему хороший старт. Максимиллиан оказался достаточно умен, чтобы закрепиться в Корпорации. Особым образом Корнелий отметил случай, когда однажды после утечки данных Максимиллиан за один вечер сумел предотвратить последствия, найти виновных и тех, кто мог пустить ненужные толки – даже руководитель отдела по связям с общественностью отзывалась о нем с восхищением. Корнелий тогда спросил у Максимиллиана, стоит ли ему знать обо всех подробностях проделанной работы, на что Максимиллиан широко улыбнулся и заверил его, что он позаботится об этом, чтобы сам Корнелий мог не тратить свое время на столь незначительные инциденты. Тогда Корнелий утвердился в своем решении доверить Максимиллиану руководящую должность, несмотря на то, что ему тогда было только двадцать шесть. И что-то подсказывало Максимиллиану, что карты легли удачно для него – лучший момент, чтобы проявить себя, и представить было сложно. Корнелию тогда неплохо удавалось скрывать свое подавленное состояние ото всех остальных, но Максимиллиан сразу понял, что это лучший момент, чтобы укрепиться самому, оказав поддержку Корнелию.

Максимиллиан помнил, что до смерти жены Корнелий был не таким. Причем, загадочные обстоятельства смерти его жены так старательно замалчивались, что даже самые приближенные Корнелия едва ли знали всю правду. Несчастный случай, после которого Корнелий остался вдовцом, произошел вскоре после вступления Корнелия на новую должность. И изменения в характере Корнелия все связывали скорее с его новым служебным положением, нежели с кончиной жены. Генеральный директор Корпорации – положение обязывает быть невозмутимым, где уж тут найти место человеческим слабостям. Но Максимиллиан знал правду. Знал то же, что и Корнелий, хоть они и никогда не говорили об этом.

– На самом деле, – вдруг сказал Корнелий, – я выбрал вас на эту должность по той причине, что у вас есть одна замечательная черта. Вы знаете, кто вы такой, – он усмехнулся. – Многие об этом забывают.

Максимиллиан отвел взгляд и кивнул. Молча. Подняв брови, он пожал плечами. Он собирался что-то сказать, но в итоге не нашелся. Полминуты тишины прерывались только тиканьем часов. Корнелий наконец сказал:

– Моя дочь… Похожа на меня, когда я был в ее возрасте. Скоро она повзрослеет и научится признавать ошибки, – он помассировал виски, задумчиво глядя на аквариум. – Хотя я и не жду ее извинений.

Максимиллиан задумчиво посмотрел на него. Как бы то ни было, Корнелий имел право на это надеяться, ведь Неле было только шестнадцать. Он ведь не просто так назвал дочь в честь себя. В конце концов, можно ли считать подростковый инфантилизм и наивность синонимами глупости? Она была забавной. Иногда Максимиллиана раздражало это, иногда просто забавляло. И хотя он не мог назвать ее глупой, Максимиллиан все же надеялся, что когда-нибудь Нела поумнеет. А ведь каких-то два года назад она была совсем другой – типичная избалованная девчонка, задиристый подросток, подчеркнуто безразличный и якобы пресыщенный – ну еще бы, с положением ее папочки это не удивительно. Максимиллиан помнил, что раньше она часто приходила к отцу. Точнее, она приходила просто «к папе на работу». И почему-то она каждый раз случайно оказывалась возле кабинета Максимиллиана – стояла, прислонившись к стене, что-то печатая в телефоне, или же сидела на подоконнике, болтая ногами – а когда Максимиллиан выходил из своего кабинета, быстро переводила взгляд в окно, делая скучающий вид. Когда Максимиллиан встречал ее, что было довольно часто, она порой пыталась по-детски неумело кокетничать и задирать его, что порой перерастало в шуточную перепалку. Максимиллиану казалось это забавным, в определенном смысле он относился к ней как к младшей сестре. Ему тогда было двадцать пять, а ей – четырнадцать. Девочки-подростки часто влюбляются в тех, кто кажется им взрослым и уверенным.

Тогда Нела даже не пыталась оценивать деятельность отца с моральной точки зрения. Конечно, это можно было бы списать на возраст… Но как же резко все переменилось. Теперь Нела ненавидит и дорогого папочку, и самого Максимиллиана, и отчаянно протестует вместе со своими скучающими дружками. Наивное создание.

– Я прослежу за тем, чтобы на телевещании доработали охранную систему, – наконец сказал Максимиллиан, прерывая долгую неловкую паузу. – Может быть, стоит сделать опровержение?

Корнелий поморщился и поднял руку:

– Вот уж не стоит. Пусть центральное телевидение этим займется. Пустим в СМИ анонс новых продуктов. Планировалось позднее, но… Людям будет что обсудить. Эту неловкость мы забудем. И они забудут. Им выгодно забыть, – Корнелий вяло усмехнулся.

Максимиллиан взглянул на него:

– Но разумно ли будет оставить это без ответа? Это что, право на так называемую свободу слова?

– Свобода слова изжила себя в то время, когда ее стало слишком много, – Корнелий пожал плечами. – Люди устают от хаоса. На самом деле, им нужна одна единственная точка зрения, которая будет устраивать большинство.

Максимиллиан кивнул и задумчиво проговорил:

– Если свобода слова нужна лишь тем, кто не в состоянии ее отстоять, то нам беспокоиться не о чем.

Корнелий внимательно посмотрел на него и отвернулся к окну.

За этим окном никогда не было темно, свет окон, ночных фонарей и неоновых небоскребов делал ночи какими-то дымчато-розоватыми, а под этим прозрачным небом стоял несмолкающий гул и сверкали яркие вывески. Рассвет еще не скоро. А когда он придет, все станет еще сложнее.

Максимиллиан в очередной раз сделал вид, что ничего не заметил, переведя взгляд на аровану. Прекрасное создание. Безупречное в своей неестественности, безупречное по праву рождения. Он, Максимиллиан, любил все безупречное. Цельное. Настоящее. Лжи хватало и во всем, что его окружало.

– Совет директоров завтра в двенадцать, – наконец сказал Корнелий. – До этого времени вы должны представить отчет о принятых мерах.

Максимиллиан кивнул:

– Конечно, сэр. Сегодня ночью не только нам не придется спать.

Корнелий медленно повернулся к нему и, посмотрев ему в глаза, тихо проговорил:

– Учитывая деликатность ситуации, вы же понимаете, что отчет должен содержать… , – он замялся.

Максимиллиан мягко прервал его и с готовностью кивнул:

– Я знаю, что нужно делать, сэр. Не беспокойтесь.

Корнелий кивнул, отпуская его, затем сел за стол и с какой-то нечеловеческой усталостью прикрыл веки, левой рукой массируя дергающийся уголок глаза. Максимиллиан, конечно же, не мог не заметить этого, но он уже направлялся к двери и вдруг подумал о том, что так и не спросил у Нелы, чем же она рискует. Он вздохнул и вышел за дверь. Как бы ему самому рисковать не пришлось…

***

До утра Нела просидела, напряженно буравя взглядом стену. Очнулась она от лязга открываемой металлической двери. Нела подняла голову и увидела отца. Он стоял в коридоре, немного поодаль, глядя в сторону. Будто он одновременно испытывал неловкость и за свою дочь, и перед ней.

Почти всю дорогу до дома Корнелий молчал. За окнами стремительно покидающей город машины сжималась темнота этой бесконечно длинной ночи. Вдалеке сияли золотые огни ночного Вашингтона, небо над которым казалось фиолетовым то ли от приближающегося рассвета, то ли от красноватой луны в свете неоновых окон ресторанов, расположенных в пентхаусах высоток.

Нела с трудом отвела взгляд от окна, мысленно желая оказаться где угодно, только не здесь – рядом с отцом, в вакууме гнетущей тишины. Она давно привыкла к молчанию отца, хотя иногда и испытывала искреннее желание подойти к нему и поговорить – как говорят дети со своими родителями, особенно, когда родитель остался только один… Но о чем полагалось говорить в таких случаях? Просто спросить у него, как прошел день? Рассказать о своих делах и планах? Несомненно, разговор тут же коснулся бы его работы, которую Нела ненавидела, и ее поведения, которое уже стояло у Корнелия поперек горла. Так что Нела каждый раз приходила к выводу, что лучше бы им говорить как можно реже.

Она думала, что и в этот раз все ограничится напряженным, звенящим молчанием. Но неожиданно Корнелий заговорил – глухо и как-то тихо, глядя на дорогу перед собой.

– Знаешь, когда-нибудь у тебя тоже будут дети. И тогда ты испытаешь то же, что сейчас испытываю я, глядя на тебя.

Нела посмотрела на него – он всегда был так тверд и уверен в себе, как и полагается главе крупнейшей в стране корпорации. Его лицо всегда было спокойным и немного надменным, и ни одна жилка не выдавала в нем обычного человека со своими слабостями (были ли они, эти слабости? – Нела не была уверена). Но сейчас ей почему-то стало жалко его. Он казался раньше времени постаревшим и каким-то усталым. Унизительное чувство стыда зародилось где-то в глубине сознания, и Нела отчаянно старалась его погасить, сжав руку в кулак и впиваясь ногтями в собственную ладонь.

– У меня такого не будет просто потому, что я – не ты, – сухо сказала она, пытаясь сделать голос увереннее. – Моим детям не будет стыдно.

Эти слова прозвучали слишком резко – она даже не узнала собственный голос. Неле захотелось сжаться в комочек, уменьшиться до размеров горошины. А лучше – манного зернышка. Это была просто жалкая попытка сохранить лицо.

– Пусть так, – пожал плечами Корнелий. – Не важно, какие у тебя убеждения. Но и ты однажды поймешь, каково это – когда твой ребенок идет против тебя. Дети не должны предавать родителей.

Нела отвернулась к окну, чтобы отец не увидел в ее глазах того, чего не должен был увидеть. Ей вдруг стало невыносимо холодно, хотя в машине отопление работало даже слишком хорошо. Наконец она проговорила:

– Я не предавала тебя. Я просто не согласна с тобой, и это мой выбор.

Она тщательно выбирала слова, чтобы отец не заподозрил ее в слабости. Корнелий, кажется, хотел что-то сказать, но только бессильно покачал головой.

– Осторожно! – вскрикнула Нела, когда на дороге мелькнула тень и исчезла под колесами.

Корнелий наконец поднял голову. Нела бросилась к окну и увидела резкий, размазанный по дороге темно-красный след и серые клочки, исчезнувшие под колесами следующей машины.

Корнелий молча смотрел вперед, на дорогу, не мигая. Затем он, не поворачивая головы, задумчиво спросил, словно бы ни к кому не обращаясь:

– Скажи, я действительно заслужил этот позор?

Нела застыла. Потом снова медленно, словно ощущая скрип, повернула голову назад, но в заднем окне, конечно, был только слепящий свет фар едущей следом машины. А вокруг – темнота.

– Пап. Кажется, ты сбил кошку. Или голубя…

Нела вжалась в холодное бежевое сиденье и так же, не мигая, смотрела на отца. Корнелий не отреагировал на ее слова. Несколько секунд звенящая тишина скребла коготками по ушным перепонкам. Фонарей впереди стало меньше. Машина выехала с центральных улиц Сиэтла, начались сонные изнеженные особняки и таун-хаусы Медины, спрятавшиеся в ночном тумане озера Вашингтон между многолетними вечнозелеными деревьями.

– Скоро ты пойдешь в Лабораторию.

Нела вздрогнула от голоса отца.

– Что?

– Ты будешь ассистентом медицинского аналитика, миссис Робертсон. Ты же знаешь ее?

Нела замотала головой:

– Что за хрень?! Это что, такое извращенное наказание? Что мне там делать?

Отец опустил стекло окна и сухо проговорил:

– Воспринимай это как хочешь. Иначе отправишься в закрытую школу в Луизиане. Или в Джорджии. Где все молятся и с утра идут подметать школьный двор. Я предпочту вообще тебя не видеть, чем смотреть на то, что ты творишь.

– Но…

– Ты что-то еще хотела сказать? – перебил ее отец.

Нела с тоской посмотрела в окно. Стыд, как ни странно, исчез без следа, оставив привычное чувство обиды на отца. И несмотря на то, что новость совершенно выбила ее из колеи, Нела немного даже успокоилась: ей действительно не за что стыдиться. Отец сделал все, чтобы она его ненавидела. Облегчение было каким-то неестественным.

– Ты сбил кошку, пап. Только это.

Они приехали домой, Нела молча вышла из машины, захлопнув дверцу, и не оборачиваясь прошла к дому. Двухэтажный классический особняк с видом на озеро утопал в зелени столетних кедров и Орегонских сосен, склонившихся над крышей и мощенной дорожкой, застилая ветвями холодный свет плоских грунтовых фонарей, спрятавшихся в траве газона.

Войдя в свою комнату, Нела остановилась, устало глядя в черноту окна, затем обернулась, чтобы проверить, закрыта ли дверь. Дверь была заперта, и Нела медленно села на кровать. Не включая свет, она набрала номер Кевина. Его мать должна была его забрать еще раньше, так что он уже наверняка был дома. После долгих гудков Нела с сожалением нажала «отбой» и с ненавистью покосилась на дверь, за которой были слышны тяжелые шаги отца.

Наверное, сейчас он готовит себе крепкий кофе с долей коньяка, как делает всегда, когда поступки дочери его не радуют. Проще говоря – часто. Или же пьет чистый крепкий кофе, ведь сегодня наверняка шума будет больше, чем покажут в сми. Кому же выгодно выставлять напоказ собственную несостоятельность… Именно поэтому Корнелий так обеспокоен. Страшно потерять такую должность – с высоты всегда падать больно. Корнелий взволнован, хоть и умеет скрывать это. Нела снова ощутила жжение в груди – предательское чувство вины. Она не хотела причинить вред отцу, никогда не хотела, как бы сильна не была ее ненависть к Корпорации. Ей вдруг стало страшно, что же будет, если ее отец лишится своей должности. Он не переживет этого…

Нела помнила, как много сил ее отец отдавал развитию Компании еще до того, как его возвели в ранг генерального директора. Он практически не ночевал дома, он жил на кофеине и не знал, когда день рождения у его дочери. Но Нелу это не обижало, как ни странно, она прекрасно понимала его упорство и уважала честолюбие. Она по-детски наивно гордилась отцом и его успехами, пока не произошло страшное… После того дня Нела лишилась иллюзий насчет достижений отца. Неоновый мир, наполненный яркими картинками и фантастическими благами цивилизации, съежился бумажной оберткой. В в тот день она лишилась матери.

В окнах брезжило утро, несвоевременное и сонно-бесцеремонное. Нела задернула шторы, моргнула и снова прислушалась к шагам за дверью. Шаги стихли, но Нела слышала, как отец на кухне с кем-то тихо говорит по телефону. Она поспешно отошла от двери, не желая слышать разговор. Скоро начнется то, ради чего все затевалось. А пока можно попытаться хоть на миг забыть о том, какими последствиями это может обернуться – и думать о том, что это может принести.

Глава 2

Джастин Саммерс сидел перед открытой дверцей закопченной печи и рассеянно бросал в огонь древесную кору, когда в дверь сильно постучали. Он нехотя отвел взгляд от танцующих языков пламени и бессильно посмотрел на дверь. Собственно, ему было все равно, кто стучит. Джастин знал, что в любом случае этот человек – не друг. Потому что у него не было друзей.

Когда офицеры вошли в комнату, он не удивился. Это считалось слухами – то, что они приходят за такими, как он. Но в глубине души Джастин знал, что так проще – считать слухом то, во что не хочешь верить.

– Джастин Саммерс? Ты идешь с нами. Возьми с собой документы.

Что ж, пусть будет так. Если это его последние минуты в родном доме, то он проведет их, стараясь запомнить все, что было здесь красивого и родного. И когда его вели в наручниках к стерильно-белому автомобилю, он вдыхал запах черемухи и ежевики, осенней сырости, и еще свежий колючий бриз приближающихся заморозков. Сегодня к чистому воздуху окраины Анакостии примешался отвратительный химический запах бензина. Офицер толкнул Джастина к дверце автомобиля, когда напарник ему прикрикнул:

– Давай порезче, у нас еще двое на очереди до обеда.

Джастин почти безразлично отметил про себя, что к нему лично даже не обращаются, он для них не более чем… материал. И все же Джастин как ни старался, не мог отключиться от происходящего, хоть ему в последнее время и казалось, что он уже готов ко всему.

В груди защемило от недавних воспоминаний о смерти матери. В свои семнадцать лет Джастин внезапно ощутил себя настолько беспомощным и одиноким, что на несколько недель попросту выпал из жизни. Он слабо помнил, что делал все это время. Кажется, смотрел в потолок, лежа на полу, и иногда подходил к окну, бессмысленно глядя куда-то. Соседка, миссис Палмер, заходила к нему время от времени, но Джастин был настолько подавлен, что не мог даже выказать минимального гостеприимства. Он словно застыл, отгородился ото всех. Не выходил из дома по нескольку дней, с трудом мог вспомнить, когда в последний раз ел. Апатия душила его, словно тяжелая подушка, придавленная к лицу. Хотя, в этом районе остаться лишний раз дома было только во благо.

Анакостия – "неправильная" сторона одноименной реки, которую сточные канализационные воды превратили в настоящее болото – как ее называют, "река, о которой забыли". Район, где половина домов заброшены, а вторая половина имеет решетки на окнах и по несколько самодельных сигнализаций, пересобранных из устаревших датчиков движения от осветительных систем и из старых мобильников, эти сигнализации предостерегающе мигают по ночам с каждой стороны дома, в отсутствие фонарей их зловещее сверкание напоминает какой-то апокалиптический рейв, на который некому заглянуть. Район, в который даже полиция избегает соваться. С тех пор, как пошли слухи о "людях в форме с логотипом лисы", которые могут забрать любого, кого никто не будет искать, уровень преступности здесь на время даже снизился, что было весьма удивительно для этого места. Но вскоре все вернулось на круги своя, ведь никакой страх не может быть сильнее голода. С некоторых пор в пустынных днем и опасных ночью трущобах даже собачий корм нельзя пронести из магазина без опасения быть ограбленным, и ведь отбирают его вовсе не для собак. На центральной улице Гуд Хоуп-Роуд – улице Доброй надежды, где ранее благотворительные организации регулярно раздавали еду и одежду, сейчас тихо и почти пусто. Разве что Церковь Божьих Агнцев изредка приезжает сюда с благотворительной миссией, но многие жители почему-то избегали пользоваться их помощью. Даже мать Джастина до последнего гордо качала головой: "Нам ничего не нужно, человек сам может справиться со всем, что ему уготовано судьбой".

Мать Джастина работала на хлопчатобумажной фабрике, пока ее не сократили в связи с "оптимизаций производства" около года назад. С тех пор настали тяжелые времена – пособие по безработице было крошечным, и то, мать до последнего не хотела вставать на учет по безработице. Сначала Джастин не понимал, почему. А когда мать ему рассказала, ей терять уже было нечего. "Не бойся за меня, – слегка печально улыбаясь, говорила она, – Теперь я имточно не пригожусь".

Джастин не помнил отца, мать почти ничего не рассказывала про него, и он каким-то особым чутьем понимал, что не имеет морального права заставлять ее говорить об этом. Джастин не знал, как именно погиб его отец. Иногда он пытался представить, каким отец мог быть, и был ли сам Джастин в чем-то на него похож. Мать только слабо улыбалась, когда в детстве он спрашивал об этом, и Джастин замолкал.

Оканчивая школу, он собирался уехать в город и поступить в колледж. У него не было планов насчет конкретного учебного заведения или специальности, как и практически у всех его одноклассников. Но Джастину только хотелось верить, что есть для него другая жизнь – чуть более сытая, и не так важно, на кого ему нужно будет выучиться для этого – взяли бы хоть куда-то. Строить более точные планы было страшно, а подспудное чувство безнадежности этой затеи заглушало все мысли, оставляя только одну – "там посмотрим". Конечно, для этого сначала ему пришлось бы найти работу, ведь зарплаты матери еле хватало на жизнь. Это само по себе было непростой задачей, ведь за каких-то пять лет доля неквалифицированного труда снизилась в три раза – это упрощало жизнь предпринимателям и до предела усложняло ее людям, не имеющим образования. Но Джастин старался не думать о трудностях – лучше справляться с ними по мере их поступления, а там, может быть, жизнь сама подбросит ему какой-нибудь шанс. Он не раз слышал от матери, что такой подход слишком наивен. «Жизнь не такая, какой ты ее представляешь, – говорила Элен, – Честно сказать, я не хочу, чтобы ты уезжал. Большой город не для тебя». Джастин не понимал этой фразы, а на его вопросы мать отвечала редко. "А разве осталось сейчас что-то кроме больших городов?" – спрашивал Джастин.

Когда Джастин узнал о болезни матери, он даже не успел испугаться – мать до последнего говорила, что это обычная простуда, которая скоро пройдет. И когда Джастин стал подозревать, что симптомы не совсем похожи на простуду, было уже слишком поздно.

Дни поплыли как в тумане. Его словно парализовало осознание того, что он остался совершенно один. А потом… пришли ОНИ.

Джастин знал, точнее, слышал (а кто не слышал?), что иногда к таким, как он – сиротам и беспризорникам – приходят ОНИ – служители Корпорации ЛИСА. Это было даже не слухом, а скорее призраком, живущим где-то глубоко в сознании всех, кто его окружал, хоть об этом и предпочитали не говорить.

Лаборатория Интегрированных Систем Автоматизации (ЛИСА) с самого начала почти не скрывала, что источник колоссального прорыва не совсем гуманен. Но если без жертв ничего не достичь, то главное, чтобы достигнутые цели стоили этих жертв – таков был посыл ЛИСА. И цели действительно стоили того – в этом мог убедиться любой житель государства. Точнее, центральных городов. Развитие экономики достигло небывалых высот, автоматизация труда, а следом, и многих других процессов, дала мощнейший толчок для всех видов бизнеса. Но развитие экономики было лишь частью того процесса, который начался с приходом к власти Корпорации. Прошло всего несколько лет, и человечество получило ответ на многие вопросы, над которыми ученые бились десятилетиями. Головокружением это назвать было нельзя – это позиционировалось как разумная закономерность, ожидаемая и абсолютно логичная. Ведь где есть головокружение, там есть и сомнение, хотя бы капля.

Индивидуализм, пришедший на смену коллективизму, разобщил людей, но одновременно дал и небывалую свободу. Ты можешь добиться небывалых высот, все зависит только от тебя. Если хватит сил и ума – молодец, победителей не судят. А если не смог – значит, ума и сил не хватило. Естественный отбор. Все зависит только от тебя.

Офицер сел рядом с Джастином и захлопнул дверцу машины. Джастин вздрогнул от этого звука, обернувшись, и поймал на себе взгляд офицера. Тот с любопытством, с каким-то выжиданием продолжал смотреть на него еще несколько секунд. Его светлые глаза, внимательные и прищуренные, словно спрашивали его о чем-то. Он смотрел как на подопытное животное – опыт еще не начался, но любопытство уже пробудилось. Второй офицер завел машину, и Джастин как в замедленной съемке наблюдал, как его дом исчезает из виду за мутным стеклом окна. Они даже не закрыли дверь в дом… Хотя, кому теперь есть до этого дело? Джастин сюда уже не вернется. А больше и некому.

Странная апатия сменилась горечью – тихой, едва зарождающейся. После пережитых волнений у него не осталось сил на полноценные эмоции, только их тени. Понимание того, что все эти слухи – правда, должны были напугать его. Заставить паниковать. Но Джастин не знал, каково это. Он не умел паниковать. И сейчас тот офицер, сидящий рядом с ним, внимательно посматривал на него, явно ожидая какой-то выходки. Джастин наблюдал за этим краем глаза, потом посмотрел ему в глаза. Равнодушно, насколько это возможно. Его горечь нельзя было увидеть, но равнодушие он умел демонстрировать блестяще. Офицер отвел взгляд, а потом, кажется, слегка усмехнулся. Джастин вновь отвернулся к окну. Родной пригород остался позади, потянулись однообразные здания складов и какие-то производственные строения, серые и высокие.

За окном начал моросить дождик, серо-сиреневое небо было давяще мягким. Такая погода лучше всего подходит для равнодушия. Подходящий день для такого события. Джастин даже чуть усмехнулся в ответ, но вместо усмешки вышла лишь кривая и дрожащая полуулыбка. Офицер повернулся к нему. Джастин подумал, что это подходящий момент для того, чтобы задать какой-то вопрос, если бы он у него был. Но он лишь равнодушно уставился в серую спинку сиденья сидящего впереди водителя. Главное сейчас – не думать. Ни о чем. Равнодушие… сохранить его хотя бы искусственно до тех пор, пока действительно не станет все равно.

***

Нела проснулась поздно, ближе к вечеру. Ночью, после возвращения домой, она долго не могла заснуть. Прокручивая в голове слова отца, Нела отчаянно надеялась, что он не сдержит обещание. Отправить ее в лабораторию помощником кого-то из сотрудников – значит дискредитировать все ее убеждения. Кто поверит ее словам, разоблачающим Корпорацию, когда выяснится, что она сама работает в Лаборатории? Несомненно, это тут же станет известно всем. Дочка Корнелия идет по стопам отца. Ну конечно, как же иначе – Нела уже видела перед глазами снисходительную улыбку Корнелия, когда ему кто-то задаст вопрос, чем же занимается его непутевая дочурка. Разумеется, готовится продолжить его дело – так он скажет. Ведь Корнелий больше всего на свете хочет, чтобы так оно и было, и все еще надеется на это. Недаром назвал ее в честь себя. Какое самолюбование… А пока хватит и того, чтобы в это поверили окружающие.

Нела уже знала, что от занятий в школе ее на сегодня освободили – отец коротко сообщил ей это еще ночью перед тем, как уйти. Она из любопытства проверила дверь – конечно, отец запер ее. И так достаточно шумихи устроила… Нелу охватило радостное волнение. Раз отец был так встревожен, значит, они все сделали правильно, и пора проверить. Сколько бы власти ни пытались контролировать интернет, он все равно оставался пространством свободы, хотя эта свобода и становилась все более относительной. Порой страшно было думать, что однажды и здесь не будет места для свободного выражения мнений. Относительно свободного, разумеется.

«Молодежь пропагандирует отказ от новых технологий», «Дети владельцев Корпорации бунтуют против родителей», «Золотая молодежь подняла бунт».

«Дочь Генерального директора Корпорации хочет отстранения отца».

Прочитав последний заголовок, Нела замерла. Что ж, следовало ожидать подобного. Пресса готова перевернуть все с ног на голову ради яркого названия статьи. Тем не менее, Нела не хотела даже думать, какими последствиями это может обернуться для отца… Она медленно отвернулась от экрана и, не глядя, захлопнула крышку ноутбука. Что ж, нужно было подготовиться к этому. Конечно, сейчас никому не объяснить, что она хотела вовсе не отставки отца, а прекращения деятельности самой Корпорации… Но сейчас нельзя об этом думать. На кону стоит гораздо большее, чем чья-то карьера. И все же радость от того, что их заметили, как-то сразу померкла.

«Ты не волнуйся, моя дорогая. Папа сделает все, чтобы твоя жизнь сложилась хорошо, ты не представляешь, как он любит тебя». У Нелы непроизвольно сжались кулаки от злости на отца, когда она вспомнила слова матери. Она сказала это незадолго до смерти. Буквально за неделю до того, как ее тело оказалось на асфальте перед небоскребом. Нела вспомнила, как на похоронах стояла перед закрытым гробом – то, что осталось от тела, летевшего с двадцать четвертого этажа, можно было хоронить только в закрытом гробу. «Несчастный случай». Пресса и не могла написать другого, потому что правду никто не мог и представить. Что ж, этого воспоминания было достаточно, чтобы сомнения ушли. Нела вздохнула с долей облегчения, так как чувство вины ушло. Корпорация уже отняла у нее семью. Теперь ей не за что себя винить.

***

Джастин не мог сказать, сколько времени они ехали. Машина остановилась, и офицер коротким жестом приказал Джастину выйти. Он равнодушно вышел вслед за офицером. Перед ним возвышалось здание Лаборатории – чисто-белая громада, на пятьдесят этажей уходящая в небо, с одинаковыми продолговатыми окнами и едва заметными огоньками мощнейшей охранной системы, мигавшими по всему периметру. Здание окружала широкая аллея белоснежного тротуара, аккуратно подстриженные кусты обрамляли ее безупречным прямоугольником. Разумеется, чтобы поддерживать такую строгую геометрию, из которой не выбивается ни один листик, каждое утро сюда выпускают специального робота. Робот справится быстрее и выполнит работу качественнее, чем живой садовник, да и затраты на энергию куда ниже, чем на оплату труда живого человека. И никакой живой охранник не заменит совершенную пропускную систему, способную за долю секунды идентифицировать пришедшего по всем параметрам. Высокая ограда из светлого металла, окружавшая территорию – скорее дань традиции, чем реальная необходимость. Электрический барьер, располагавшийся сразу за оградой, куда надежнее, но все же управление Корпорации не спешило отказываться от традиционного ограждения.

Джастин ожидал, что на него наденут наручники, но офицер просто махнул ему рукой и пошел вперед, словно доверяя, что он никуда не сбежит. Джастин ради любопытства оглянулся – что ж, как он и ожидал – за ним следовал второй офицер, не сводя глаз с Джастина. Бежать было действительно некуда. Стояла тишина – редкое явление для города. Это не центр, но такая тишина все равно была необычна для мегаполиса. Даже зная, зачем его сюда привезли, Джастин невольно залюбовался этим местом. Оно совсем не казалось опасным, даже не верилось, что здесь могут твориться какие-то страшные вещи. И в какой-то момент у Джастина мелькнула робкая мысль, что, быть может, это всего лишь слухи – то, что говорят о Лаборатории? Ведь не может быть, чтобы в таком красивом, спокойном и ухоженном месте творились такие мерзости… Может быть, и правда, они используют только мертвые мозговые клетки для своих систем? Это же такая нелепость – взять и просто привезти человека для того, чтобы вытащить его мозг… Это невозможно, в наш век, когда все информационные системы работают на благо человека – как можно приносить самого человека в жертву этим системам? Эта мысль так внезапно озарила Джастина, что он невольно остановился, взглянув новыми глазами на все происходящее. Его привезли сюда по какой-то другой причине!

Из размышлений Джастина вывел голос офицера:

– Мистер Саммерс, идите вперед.

Голос звучал спокойно, он даже не был строгим. И Джастину отчаянно хотелось верить, что он прав в своих догадках. Он послушно пошел вперед. Перед входом первый офицер остановился у стойки сканирования, затем набрал код и коротко что-то сказал в передатчик. Светящаяся стойка погасла и двери открылись, офицер прошел внутрь. Джастин следовал за ним, теперь ему не терпелось задать главный вопрос. Но что-то внутри останавливало его, робкая надежда смешивалась со страхом услышать не тот ответ, на который он надеялся…

***

Здание Лаборатории было построено с размахом – широкие коридоры и высокие потолки, стерильно-белые стены и большие окна. Даже снаружи они не казались такими большими. В коридорах было светло, даже слишком. Лампы под потолком словно были созданы для того, чтобы ни одна мелочь не ускользнула от глаз ученых, работавших здесь. Под этими лампами Джастин ощущал себя будто под микроскопом. Офицер провел Джастина по длинному коридору с одинаковыми дверями, на которых были непонятные обозначения – «Секция 1.08», «Секция С11». Люди, работающие здесь, не обращали на него особого внимания. На них даже не было медицинской формы, как представлял себе Джастин. Одетые в обычные костюмы, они не были похожи на врачей или ученых. Джастин снова ощутил легкое облегчение. Все эти слухи о медицинских экспериментах никак не связывались у него в голове с этими людьми, которые несли какие-то документы, говорили по телефону, шутили и обсуждали расчетные листы за прошлый месяц.

Наконец охранник остановился перед прозрачным лифтом, возле которого уже ждала женщина лет тридцати пяти, с короткими каштановыми волосами.

– Добрый день, миссис Робертсон.

– Добрый день, – она тепло улыбнулась и посмотрела на экран своего планшета, судя по всему, сверяя данные. – Это Уиксон?

– Нет, это Саммерс. За Уиксоном отправимся после обеда.

Подняв брови, женщина сделала у себя пометку и кивнула офицеру уже без улыбки.

– Хорошо. Только в следующий раз попрошу не отклоняться от списка.

Она вошла в лифт и велела Джастину следовать за ней. Первый офицер удалился, второй же вошел в лифт вслед за ними, и Джастин задался вопросом, уместно ли будет сейчас обратиться к женщине. Но после своего озарения ждать он уже не мог и все же спросил:

– Простите, можно узнать?

Женщина не сразу повернулась к нему, что-то отмечая у себя в планшете. Затем неохотно оторвалась и посмотрела на него, словно просканировав с ног до головы.

– Я хотел узнать… Для чего меня сюда привезли, – выдавил он.

Женщина на пару секунд задержала на нем взгляд, затем снова посмотрела на свой планшет. Наконец лифт остановился, и Джастин увидел на лице женщины облегчение. Она вышла и быстро направилась вперед. Офицер слегка подтолкнул Джастина:

– Иди вперед.

– А вы можете мне сказать, – повернулся к нему Джастин, – Зачем я здесь?

Офицер нахмурился:

– Ты не понял?

Джастин замер. К чему относились эти слова? Но он пошел вперед, вслед за женщиной. Возле одной из дверей она остановилась и сказала офицеру, что он может идти. Джастин заметил, что она так ни разу и не посмотрела ему в глаза с тех пор, как он задал вопрос. Он только сейчас вдруг понял, что на этом этаже ходят люди в белых халатах.

– Проходи.

В кабинете было так же светло, как и в коридорах. Седой врач поднялся из-за стола и внимательно, оценивающе посмотрел на Джастина. Затем кивнул и сел обратно.

– Документы.

Джастин в растерянности протянул документы. Повисла мучительная тишина, пока врач вносил данные, тыкая стилусом в монитор, зависший над столом. На халате у него был бейдж с именем: «Доктор Д. Эрих». Казалось, он забыл, что Джастин все еще здесь. Женщина, приведшая его сюда, молча стояла у двери. Джастин заставил себя повернуть голову и посмотреть на нее. Ему казалось, что как только он посмотрит ей в лицо, то сразу узнает ответ на свой вопрос. Но ее глаза ничего не выражали. Она смотрела в окно, словно застыла. И видя ее неестественное спокойствие, ему вдруг стало очень страшно. Он по-прежнему не знал ответа на свой вопрос, но сейчас ему стало страшно даже не из-за этого.

– Подойди сюда, – поманил его врач, встав из-за стола и пройдя в смежное помещение.

Судя по всему, здесь проходило что-то вроде осмотра. Кабинет был достаточно большим, и большую его часть занимало оборудование неизвестного Джастину назначения. В этой комнате без окон холодный свет ламп казался каким-то стерильно-колючим. Джастин напрягся и твердо посмотрел в глаза женщине:

– Простите, но… вы не ответили. Зачем я здесь?

Женщина, не говоря ни слова, повернулась и вышла за дверь, все так же избегая встречаться с ним взглядом. Врач сделал шаг навстречу Джастину, но тот попятился, пристально глядя ему в лицо. Врач поднял брови, остановился и кивнул:

– Хорошо. Мисс Томас, подойдите сюда.

Из дальней двери вышла девушка лет двадцати пяти и, не глядя на Джастина, подошла к доктору. Тот кивнул ей на Джастина:

– Только что прибыл. Помогите ему… освоиться.

Джастин напрягся и замер. Все внутри кричало о том, что перед ним опасность. И все же в глубине души он отчаянно не хотел в это верить. Но даже если так, то куда бежать? Даже эта дверь перед ним защищена кодом, который он не знает, не говоря уже о тех дверях, для которых нужен специальный пропуск, отпечаток пальца и еще Бог знает что… Девушка кивнула врачу и повернулась к Джастину. Ее теплая улыбка и солнечные блики в голубых глазах как-то заставили его растеряться. Она была очень симпатичной. "Клэр Томас. Процедурная медицинская сестра" – прочитал Джастин на ее бейджике. Девушка подошла к нему, и с улыбкой погладила его по голове:

– Не бойся. Как тебя зовут?

Ее голос был нежным и ласковым, так что Джастин даже в какой-то миг вспомнил о матери – у нее был похожий голос. Она точно не могла причинить кому-то вред.

– Джастин, – спокойно и все еще немного растерянно ответил он.

– Хорошо, Джастин. Подойди сюда, пожалуйста.

Девушка повернулась к нему спиной и что-то достала из шкафчика, Джастин смотрел на ее светлые рыжеватые волосы – они лежали волнами на плечах, заколотые медными невидимками. Он подумал о весеннем солнце, о золотых полях далеко за окраиной города. А ее голубые глаза с оттенком сиреневого были похожи на цветы Аконита, которые росли у матери Джастина в саду. Мать запрещала Джастину подходить к ним, но не хотела убирать их участка. Изящные фиолетовые чашечки цветов радовали глаз вплоть до серьезных холодов, оставаясь в предзимье последним украшением сада.

Наверняка эта девушка, как любой житель мегаполиса, ни разу не видела их вживую.

Девушка повернулась и снова улыбнулась ему.

– Сядь вот сюда, хорошо?

Джастин сел на табурет и ощутил легкий травянистый запах ее парфюма – кажется, бергамот, ромашка… и, возможно, жасмин. Джастин хорошо помнил запах жасмина – эти цветы росли прямо у него под окном. Раньше мать сама ухаживала за ними, но, когда она стала сутками пропадать на работе, Джастин взял на себя заботу о ее саде и цветах, считая это лучшим, что он мог для нее сделать.

Девушка обошла его сзади, и Джастин почувствовал, как она приподняла его волосы. А затем что-то холодное сомкнулось вокруг его шеи. Обернувшись, он увидел, как девушка направляется к выходу. Уже возле двери она остановилась рядом с врачом и тихо сказала:

– Доктор Эрих, зачем вы отпустили охранника? Не нужно так рисковать.

Доктор лишь кивнул ей дверь. Напоследок девушка обернулась – оценивающе, чтобы убедиться, что все в порядке. Джастин поразился, как изменилось ее лицо. В нем больше не было той теплоты и душевности, и даже голос ее изменился, он стал холодным и резким. Девушка быстро вышла из кабинета, оставив после себя только флер жасминового аромата, и Джастин прикоснулся к своей шее. Металлическая полоса была плотно закреплена.

Врач, до этого стоявший в стороне, вновь подошел к нему и вздохнул:

– Ну вот и разобрались. Ты же знаешь, как это работает?

Джастин знал. Об этом тоже говорили – так же, вскользь, не веря или не желая верить. Он знал, что эта штука не снимается, а если все же снять, тело пронзит смертельный электрический импульс. Теперь все встало на свои места. И даже удивления не было. Джастин был готов к этому, как ни старался обмануть себя. Он знал, что чудес не бывает.

Как в тумане, Джастин прошел за врачом в соседнее помещение, где было несколько других врачей. Они, такие же безмолвные, не обращаясь к нему, провели какие-то измерения, отмечали что-то – Джастину уже было все равно. Ему велели раздеться, измерили его рост, вес, затем сделали что-то вроде рентгена, взяли анализ крови. Что ж, вряд ли его убьют прямо сейчас. Поэтому Джастин снова попытался просто не думать – ни о чем не думать, пока это возможно.

***

Когда все закончилось, Джастину дали другую одежду – белые штаны с футболкой, похожие на пижаму. На спине была эмблема Лаборатории и номер – L45-2. Один из врачей похлопал его по плечу:

– Пойдем.

– Куда? – безразлично спросил Джастин.

В голове шумело море. То самое гудение, которое можно принять за тишину, если привыкнуть.

– Увидишь.

С виду этот врач был чуть более приветлив, чем остальные. Но Джастина устроил его ответ. Впрочем, его устроило бы и молчание. Какая разница, если на главный вопрос ответ уже известен?

По пути к лифту Джастин еще раз окинул взглядом коридор. Много света, повороты и двери, неотличимые одна от другой, люди в одинаковой униформе порой внимательно смотрят на него. Он для них – объект исследования. Будущая… деталь. Джастин нервно сглотнул. Действительно, лучше было не думать об этом.

Поднявшись на этаж выше, врач прошел до той части коридора, которая отделялась матовыми стеклянными дверями. За ними Джастин увидел длинный ряд небольших отсеков, отделенных друг от друга такими же матовыми перегородками. От основного же коридора их отделяли полностью прозрачные двери. Джастин успел заметить, что в каждом отсеке кто-то был. Насколько он успел разглядеть, это были такие же молодые люди и девушки, его ровесники. Но врач шел быстро, и Джастин не успел как следует их рассмотреть. Видя пустой отсек в ряду, Джастин смутно догадывался, что это для него. Действительно, врач открыл дверь и подтолкнул Джастина внутрь. Перед тем, как захлопнуть дверь, он сказал:

– Тебе повезло. Обед принесут через час.

Джастин покосился на голографические часы под потолком. Прошел всего час с того момента, как его сюда привезли. Ему не верилось, что все могло так мимолетно измениться. Как так вышло, что он здесь, и его готовят стать деталью какого-то суперпроцессора, более важного, чем человеческая жизнь? Еще сегодня утром он смотрел на птиц за окном и вяло думал о том, что до зимы нужно найти работу, а то нечем будет отапливать дом… И вот сейчас это все уже не имеет значения. Птиц он больше никогда не увидит, да и работа ему не понадобится. Джастин сел на узкую кушетку и прикрыл глаза. «Тебе повезло» – злая шутка. Наверняка врач даже не осознает, насколько. А ведь врач не похож на злого человека. Но, наверное, от работы в таком месте грани между добром и злом стираются… Но даже это уже не имеет значения. Джастин хотел одного – чтобы шум в голове стал громче и заглушил все эти бесполезные мысли.

***

– Ох, ну наконец-то, – выдохнула Нела, когда Лилли подошла к ней быстрым шагом, запыхавшись и докуривая сигарету.

После всех ночных событий вырваться из дома было непростым занятием. Но кем бы она была, если бы не хранила запасной ключ от подвального выхода на случай необходимости? Брать с собой телефоны было опасно: закон об обязательном определении геолокации давал возможность родителям несовершеннолетних постоянно отслеживать местонахождение ребенка, куда бы он ни направился. Отключить эту функцию в современных устройствах было невозможно, а взлом программного обеспечения с целью скрыть свое местонахождение был уголовно наказуем. Разумеется, это позиционировалось как средство удобства: ваше устройство даст наиболее точные советы, исходя из вашего местонахождения – вам даже не нужно нажимать ни одной кнопки, просто задайте вопрос – ваш мобильный помощник уже знает, на сколько кварталов от вас стоят пробки, в каких ближайших магазинах идут акции и не замедлит сообщить, что в клубе через каких-то сто метров идет вечеринка, где присутствуют те, с кем ты познакомился на тусовке неделю назад. То, что кто-то может просто не брать с собой телефон, казалось невероятным. Современный человек скорее забудет обуться или одеться, чем выйдет из дома без телефона.

Кевин и Джош появились в свете фонаря, вскоре подошел и Энтони. Узкий переулок заканчивался тупиком, упираясь в высокую кирпичную стену. Слева – забор в пару метров высотой, за которым чернели в темноте этажи остова недостроенного торгового центра. Справа было жилое здание, каменный дом старой постройки на двадцать этажей. Когда-то это был почти центр города, теперь же сюда переместились неблагополучные окраины и производственные строения со своими складами. Нынешний центр сосредоточился вокруг главного здания Корпорации, которая дотянулась своими невидимыми цепкими руками до всего, что ранее имело хоть какое-то влияние.

Фонарей здесь было мало, и их неяркий желтовато-металлический свет растворялся в мелких капельках дождя. Где-то вдалеке слышался лай собак, который сливался с гулом работающих вентиляционных механизмов за забором. Похоже, что там тоже находилась какое-то производство. Пустынные темные окраины вовсе не были пустыми. Этот город никогда не будет пуст, каких бы жертв он ни требовал.

Всеобщее молчание настораживало. Нела впервые за все время, проведенное с ребятами, почувствовала неуверенность. Казалось, что после вчерашнего им будет чем поделиться. Судя по всему, так оно и было. Но гробовая тишина свидетельствовала о том, что есть что-то еще. Остановившись рядом с Кевином, Лилли зябко поежилась и покосилась на остальных:

– Ну и местечко вы выбрали…

Нела вздохнула, запрокинув голову:

– Нам еле удалось собраться вместе…

– Вот уж повезло, – фыркнул Джош, с раздражением пнув камень на выщербленном асфальте.

Нела внимательно посмотрела на друзей. Она почти физически ощущала висящее в воздухе напряжение. Это был тот самый случай, когда всем присутствующим есть что сказать, но гнетущее молчание затягивается, и с каждой секундой все сложнее его нарушить. Нела понимала, что прошлая ночь была тяжелой не только для нее. Но, черт возьми, разве они не были к этому готовы?

– Какие-то проблемы? – она сама удивилась своей резкости.

Джош нахмурился:

– Хороший вопрос, – хмыкнув, он повернулся к ней. – Ты собралась обсудить успех, да? Отпраздновать несуществующую победу?

– Ну, победу праздновать пока рано, но мы сработали хорошо, – подчеркнуто спокойно проговорила Нела. – Разве нет?

Джош, сжав губы, задержал на ней взгляд на несколько секунд, затем отвернулся и взъерошил свой топорщащийся "ежик" светлых волос. Снова повисла недобрая тишина. Лилли закурила вторую сигарету, сосредоточенно глядя на землю. Кевин обнял ее, избегая встречаться взглядом с Нелой.

– Слушай, ты утром едешь? – вяло посмотрел он на угрюмого Джоша.

Казалось, Джош еле сдерживается, чтобы не сорваться. Он мерял шагами расстояние от стены до забора и обратно, затем неохотно покосился на Кевина:

– Днем. Мать не управится с документами за утро. До границы штата вместе поедем.

Нела закусила губу, опустив голову. Похоже, эта ночь имела больше последствий, чем она рассчитывала. Энтони и Лилли тоже избегали смотреть на нее.

– Ты уезжаешь? Надолго? – она старалась, чтобы ее голос звучал мягче, но это удавалось с трудом.

Кевин посмотрел на нее с нескрываемой обидой и тихо, будто в сторону, сказал:

– Не только он. Ты не понимаешь, видимо, но это только тебе все сойдет с рук…

– Да чего там, высылают нас нахрен куда подальше, – бросил Джош со злостью. – А ты правда думала, что нам ничего не будет?

– Тебя и Кевина? Куда?

Лилли выбросила недокуренную сигарету и пробормотала:

– Ну а как ты думаешь? Не только их. Твой папа, между прочим, постарался, – теперь она буравила взглядом забор, не глядя на Нелу, – Нас рассылают в разные концы страны, подальше от столицы и друг от друга. Вот так вот просто все закончилось.

Она еле слышно усмехнулась фиолетовыми губами, привалившись к кирпичной стене. На улице внезапно стало очень холодно. Нела почувствовала то ледяное отчуждение, которое повисло между ней и ее друзьями. А были ли они друзьями? Какая нелепая мысль! Она тряхнула головой, отгоняя ее. Они все еще друзья. Ничего не изменилось – просто сейчас станет немного сложнее. Ни в коем случае нельзя останавливаться. Только не сейчас.

– Это не может так просто закончиться! – она старалась, чтобы ее голос звучал увереннее. – Это ничего не значит. Пусть так, мы все равно можем на что-то повлиять! Я остаюсь здесь, и никто не может запретить нам общаться друг с другом! Это вовсе не конец, мы еще можем действовать!

– Отлично. Действуй! – коротко бросил Джош с нескрываемой неприязнью.

Нела в растерянности наблюдала, как он развернулся и быстрым шагом направился прочь. Она чувствовала, что должна что-то сказать, но только глотала холодный воздух. Еще одна ошибка – она не была к этому готова. Сделав глубокий вдох, она повернулась и встретилась глазами с Кевином. Тот смотрел с сожалением и его голос был каким-то глухим:

– Ладно… Это все ж не конец света. Но для нас…

Нела покачала головой:

– Мы не можем вот так сдаться. Мы же только начали… Никто и не говорил, что будет легко. Но это и правда не конец, вас же не навсегда туда отправляют! Через пару месяцев можно будет вернуться и продолжить.

Энтони, до того молчавший, вдруг заговорил:

– Да ты вообще ничего не знаешь. Нам запретили возвращаться до конца школы. То есть, еще полтора года.

– …А к тому времени о нас уже все забудут, да и очень многое может измениться до тех пор, – закончила его мысль Лилли.

Нела прикрыла глаза и постаралась взять себя в руки. Изображать уверенность уже не было смысла, но и думать о том, что все закончится ВОТ ТАК, было невыносимо. Слишком много надежд было возложено, слишком много планов впереди – и теперь, вот так внезапно, она остается одна. «Что я должна с этим делать?» – хотелось ей спросить. Но спросить было не у кого, а неуверенность сейчас – самое страшное, что может случиться.

– И все равно, – твердо сказала она, – Это не конец. Мы придумаем что-то, нельзя все бросать. Все может измениться в лучшую сторону.

Кевин задумчиво покачал головой, гладя по волосам Лилли, и его тон стал раздражительно-снисходительным.

– Нела, это бесполезно. Завтра мы уезжаем. Я и сам не верю до сих пор, но вариантов нет. Глупо было думать, что Корпорация позволит нам вот так портить им репутацию.

Нела сжала зубы. Похоже, что выбора действительно нет. У них связаны руки.

– И что же, мы собрались, чтобы сказать… что все кончено? – ей так не хотелось произносить эти слова, и они прозвучали так неестественно…

– Ну да. Вроде, об этом не говорят по телефону или по смс, – Кевин старался говорить равнодушно, но Нела видела, что это равнодушие напускное. – Так что… Да. Может, когда-нибудь позднее… Не знаю, когда, и не знаю, кто, продолжит все это… Но сейчас… Ладно. Времени осталось мало.

Он чуть улыбнулся дежурной неестественной улыбкой и медленно пошел прочь. Нела обратила взгляд на Лилли и Энтони. Не только ей было сейчас больно. Но виноватой оказалась она – это была ее идея. И это она была свято уверена, что за их поступком не последует никаких мер. Как она могла быть так наивна…

Лилли с сожалением посмотрела на Энтони и на саму Нелу, напоследок тихо бросив, словно в сторону:

– И особенно хочу тебя поблагодарить, что мы с Кевином не увидимся следующие полтора года. Благодаря тебе. Думай обо мне что хочешь, но… оно того не стоило.

В этих словах звучала нескрываемая горечь. И Нела так и не нашла, что сказать в ответ – Лилли быстро догнала Кевина и они скрылись за поворотом.

Запрокинув лицо, Нела снова покачала головой, отчаянно не желая верить в то, насколько легко были разрушены все их планы. Мелкие прохладные капельки дождя падали на горящее лицо, сверкая золотом в свете фонаря, и Нела снова подумала о том, что она даже не имеет права злиться – она-то, по их мнению, пострадала меньше всех. И теперь они просто ушли.

Почувствовав на плече руку Энтони, Нела вздрогнула, а затем, собравшись с мыслями, тихо сказала:

– Извини. Видимо, я ошиблась.

– Мы все ошиблись. Это несправедливо, – утешающе вздохнул Энтони. – Ты не виновата. Но никто не ожидал, ты же сама понимаешь.

Нела медленно кивнула. Энтони всегда говорил меньше всех, но именно он был первым, кто поддержал ее идею. Сейчас Неле казалось, что только он и понимал ее идею по-настоящему. И именно поэтому он не осуждал – не осуждал никого и никогда. Ни Корнелия, ни Корпорацию, ни саму Нелу. Он знал, что каждый выполняет свою работу – каждый, кого ты ненавидишь, каждый, с кем ты не согласен. Когда приходит понимание этой простой истины, все становится проще… и сложнее одновременно.

– А ты как думаешь… Оно того стоило? – задумчиво спросила Нела, отойдя к холодной стене и привалившись к ней спиной.

Энтони пожал плечами, накинув капюшон на темные волосы:

– Кто знает… Увидим. В любом случае, это было не зря. И потом, ты ведь остаешься здесь, – он подмигнул ей, слегка улыбнувшись, насколько это было уместно в такой ситуации. – Вряд ли я смогу помочь тебе, но ничего еще не кончено.

Нела тоже постаралась улыбнуться. Она была безмерно благодарна ему за эту незамысловатую поддержку, как и за то, что он единственный не осуждал. И сейчас она старалась сдержаться, чтобы не выпустить наружу нелепые и неуместные слезы. Она знала, что сдержится – как и всегда. Главное, чтобы оно того стоило.

Глава 3

Прошло пять дней. Пять дней, за которые пресса успела не только обсосать со всех сторон произошедшее, но и благополучно закрыть неловкую тему. Так называемый «лайт-скандал», как назвала его Нела. И свобода слова соблюдена, и большой шумихи нет – все в рамках, все рассчитано. Нела не сомневалась, что Корпорация проконтролировала от начала до конца действия СМИ по этому поводу. И тем не менее, все было не зря – в интернете оживлялись обсуждения. Несмотря на свою власть, Корпорация не могла контролировать всемирную сеть. Пока не могла, как бы ей этого ни хотелось. Но что значили эти обсуждения? Без ведущей силы они не могли ничего изменить. Нела ощутила всю остроту одиночества за эти дни, когда нужно было действовать, не теряя времени, но рассчитывать теперь стало не на кого. Она подозревала, что друзьям запретили даже отвечать на ее звонки и письма – иначе как объяснить, что за эти дни она не получила ни одного ответа на свои попытки связаться с ними? Конечно, они были обижены на нее, но это синхронное молчание все равно выглядело странно. По крайней мере, Джош и Лилли ответили бы ей хотя бы для того, чтобы еще раз укорить в недальновидности и эгоизме.

В душе поднималось невыносимое ощущение собственной бесполезности. Когда дверь, в которую ты так долго стучался, наконец приоткрылась, но ты не можешь сделать ни шагу. И мучительный вопрос: неужели она сама ничего не может? Неужели все, чего они добились, было исключительно заслугой ее друзей? А она сама ни на что не способна? Нела говорила себе, что это не так. Идея с сообщением принадлежала ей – но речь написала Лилли, охранные системы взломал Энтони, а сам план разработал Джош. Куда же двигаться теперь? Где этическое чутье Лилли, где прекрасные стратегии Кевина и Джоша, где острый ум компьютерного вундеркинда Энтони?

В школе имени Николаса Эйнвуда, где училась Нела, были свои негласные законы. И самый главный из них гласил: скажи мне, кто твои родители, и я скажу, кто ты. Однако, на Нелу этот закон не распространялся. По правде сказать, это оставалось загадкой для всех: почему она, которая может по праву быть королевой школы, остается персоной нон грата? В школе у Нелы не было друзей, да она и не стремилась ими обзавестись. Она могла пройти, не поздоровавшись ни с кем из класса, могла без объяснений не явиться на торжественное мероприятие, могла с вызовом ответить учителю. Конечно, зная, что ей ничего за это не будет – ведь, несмотря ни на что, она была дочерью Корнелия, а этот факт сам по себе закрывал многие вопросы. И тем не менее, всех удивляло, что Нела будто даже стыдилась должности своего отца.

В школе было тихо – Нела в очередной раз опоздала на урок. Ей нравилась эта тишина, пустые светлые коридоры, будничные объявления об успеваемости или внеклассных мероприятиях по громкой связи, и даже дежурные улыбки учителей. В этой школе она училась с детства, и школа будто бы оставалась последним оплотом стабильности – порталом в то время, когда все было просто и жить было комфортно, когда отец еще не стал главой корпорации. Когда мать была жива, и Нела имела наивность ничего не стыдиться.

Подойдя к двери класса, она по привычке прислушалась и тихо постучала в дверь.

– Здравствуйте, извините за опоздание – привычно проговорила она, заходя в класс.

Учительница, миссис Блант, кивнула, и Нела прошла к своей парте у стены. Ее сосед по парте Джон не повернул головы – Нела знала, что его мать работает на одном из центральных телеканалов, который регулярно обозревает достижения и заслуги лаборатории.

– Корнелия, ты пропустила домашнее задание – Джон тебе его скажет. Сдать нужно на следующей неделе. И постарайся пореже опаздывать, – Миссис Блант проговорила последнюю фразу привычным нейтральным тоном, но Нела отметила, что она впервые говорит про ее опоздания – раньше все смотрели на это сквозь пальцы.

Джон, не глядя на соседку по парте, молча подвинул ей свой электронный планшет с записанным заданием. Нела кивнула, копируя задание:

– Спасибо.

Джон никак не отреагировал, подтянув обратно к себе планшет и подняв голову на электронную доску, где миссис Блант вывела на экран слайды с диаграмами.

– Все эти формулы доступны у вас в учебнике, но большую часть из них мы с вами разобрали здесь – к экзамену нужно будет запомнить их как свои пять пальцев. Давайте повторим то, что вы должны были выучить. Кларк, начнем с твоего доклада.

Кларк Рубинс, дочь крупного магната по продаже медицинского оборудования, взяла свой доклад и начала читать.

– Как вы знаете, экономика с начала двадцать первого века претерпела серьезные изменения. Согласно формуле норм интереса как коэффициента эффективности, где Е – как нормативный коэффициент эффективности равняется разнице цены продукции по ценам реализации, и себестоимости, умножается на объем…

– Кларк, можешь не повторять эту формулу, мы это запомнили уже неделю назад – переходи к сути, – проговорила миссис Блант.

– Конечно, я просто повторяю на случай, если кто-то не запомнил, – улыбнулась Кларк, быстро бросив взгляд на Нелу.

– Тем, кто не запомнил, следует чаще бывать на уроках и не опаздывать, – миссис Блант понимающе улыбнулась в ответ.

Она не смотрела на Нелу, но та почувствовала на себе взгляды одноклассников.

– …И поэтому я еще раз настоятельно рекомендую вам заняться делом, если до этого у кого-то из вас до учебы руки не доходили. Потому что перед экзаменом все будут равны.

В классе раздались усмешки и Нела не выдержала:

– Я рада, что хоть где-то все равны.

Учительница без улыбки посмотрела на нее:

– Корнелия, не принимай на свой счет, это рекомендация для всех. Но если чувствуешь, что к тебе это относится, то воспользуйся оставшимся временем с умом – до экзамена осталось совсем не долго.

Смешки в классе стихли.

После того, как Кларк закончила читать доклад, Миссис Блант еще раз окинула взглядом класс и добавила:

– Также напоминаю, что домашнее задание в этот раз мы все делаем в парах. В начале урока мы это уже обсудили. Корнелия, кто будет твоим партнером?

Нела пожала плечами:

– Пока не знаю, еще не нашла.

– Тебе нужно найти быстрее. Все, кроме тебя, уже нашли.

Нела повернулась к Джону:

– Джон… Слушай, я могу быть твоим партнером по заданию?

Джон, также не глядя на нее, проговорил спустя пару секунд:

– У меня уже есть партнер.

– Кто? Может, я могу быть третьей?

– Нам сказали – по парам.

Нела сглотнула, понимая, что в тишине класса этот диалог услышали все. Где-то у окна она услышала шепот и снова поймала на себе насмешливый взгляд Кларк. Нела подняла руку:

– Но у нас в классе теперь нечетное количество человек.Если у всех уже есть пары, я могу сделать одна?

Миссис Блант подняла голову:

– Ах, да – с недавних пор мы лишились Кевина, Лилли и Энтони. Что ж…

– Так я могу сделать задание одна? – перебила ее Нела.

Миссис Блант сложила руки на груди:

– Что ж, присоединитесь к кому-то третьей. Джон, пусть Корнелия присоединится к вам с Анникой.

Джон вскинул голову:

– Но… Миссис Блант, вы же раньше разрешали делать и по одному, если нет пары?

– Кстати, я согласен с Джоном, – раздался насмешливый голос с последней парты его друга Майкла, – Разве это не нарушение прав учеников? Я имею в виду, это нарушение прав Корнелии – то, что вы не позволяете ей сделать одной?

Теперь Нела впервые почувствовала дискомфорт от отчуждения. До этого ее положение было неоднозначным. Она не скрывала свою позицию, ее призывы в интернете и посты в соцсетях (которые вовремя удалялись службой безопасности) ясно показывали ее мнение и привлекали внимание, хоть и не снискали особой поддержки. Но захоти она, и все эти люди стали бы ее друзьями. Однако, теперь, когда она четко обозначила свою позицию, негласный закон впервые дал заметную слабину.

Нела опустила голову, подавляя желание встать и уйти из класса:

– Мне все равно. Как скажете, так и сделаю.

Миссис Блант задумчиво и снисходительно посмотрела на нее:

– Очень жаль, что тебе все равно, Корнелия.

Нела пожала плечами, уставившись в парту и стараясь не слышать смешков с задних парт. Оставаясь дочерью главы ЛИСА, она вдруг перешла в раздел врагов Корпорации. И глупо было бы недооценивать влияние того, что родители многих учеников привилегированной школы имени Николаса Эйнвуда так или иначе были связаны с Корпорацией. И сейчас Нела впервые ощутила странную пустоту от осознания того, что даже если она скажет «Привет», ей вряд ли ответят. Никто не хочет оказаться связанным с ней. Ведь то, что простят ей, не простят им. И их родителям.

Однако, только Нела понимала, насколько относительна ее неприкосновенность: да, ее не сослали в провинцию. Но только потому, что отец боялся окончательно потерять контроль над ней. Также она знала и то, что отец действительно может исполнить свое обещание – и исполнит. Исполнит хотя бы потому, что не может ей простить предательство.

***

Стеклянные двери Лаборатории раздвинулись. Нела замерла в дверях, безнадежно покосившись на стоящего у нее за спиной водителя. Тот вопросительно поднял брови и кивнул ей на дверь. Рэя провести не удастся, Корнелий для того и послал своего личного водителя, чтобы не допустить сюрпризов.

– Здравствуй, Нела, – приветливо улыбнулась миссис Робертсон. – Пойдем со мной.

В коридорах было мало народа, идаже свет горел как-то приглушенно – Нела вспомнила, что сегодня воскресенье, наверняка почти у всех сотрудников выходной. И все равно, она не могла подавить поднимавшуюся из глубины ненависть к этому месту. Это было ощущение, похожее на тошноту, только раздражитель находится не внутри тебя, а снаружи. Подумать только, она не была здесь два года, а казалось, будто сто лет. И всего два года назад это место было совсем другим – разумеется, уже тогда были начаты разработки, но она-то этого не знала… Тогда это была просто компания, где работал ее отец – не более. И миссис Робертсон, которую она не видела те же два года, совсем не изменилась. Доброжелательная, милая женщина лет тридцати пяти с классичесими чертами лица и темными волосами, заколотыми в пучок. И казалось, что она все так же рада видеть Нелу, как и раньше, будто это не она, Нела, совсем недавно устроила скандал в СМИ и обвинила Лабораторию в ужаснейших вещах, которые были правдой.

– Сегодня у нас выходной, – будто извиняясь, с прежней улыбкой в голосе произнесла миссис Робертсон, – Обычно здесь оживленно. Но ты это и так помнишь, верно?

Нела промолчала. Эта дружелюбная женщина не заслуживала того, чтобы высказать ей все, что Нела думала об этом месте. Миссис Робертсон заправила за ухо прядь темных волос, которые выбились из гладкого туго заколотого пучка на затылке.

– Зачем я здесь? – просто спросила Нела.

– Ты не знаешь? – с удивлением в голосе тут же спросила миссис Робертсон. – Ладно. Сейчас мы с тобой поднимемся в отдел делопроизводства. У нас скопилось очень много отчетности за предыдущий месяц, ты ее посмотришь и рассортируешь. Хорошо?

Она снова улыбнулась, и Нела вспомнила эту пластмассовую улыбку. На похоронах ее матери миссис Робертсон так же улыбалась ей, когда Нела не смогла произнести речь, которую заготовил для нее отец. Тогда она просто замерла, невидящим взглядом буравя стену, Корнелий подал знак, и миссис Робертсон ласково обняла ее за плечи, утешающе что-то говорила, пока вела к машине. Потом погладила по волосам и помахала рукой, все так же улыбаясь – как будто действительно ничего не случилось, как будто эта искусственная улыбка могла все исправить…

– А ваши интеллектуальные компьютеры не могут сами рассортировать эти отчеты? – скептически хмыкнула Нела, отбрасывая воспоминания.

– Конечно, могут, – еще приветливее улыбнулась миссис Робертсон, будто Нела сказала что-то забавное, – Но твой отец пожелал, чтобы ты их сначала прочитала. Хорошо?

– А если мне плевать, чего пожелал мой отец? – все так же спокойно спросила Нела, наблюдая за улыбкой женщины.

Пластмассовая улыбка никуда и не могла исчезнуть. Миссис Робертсон проигнорировала ее слова, не изменившись в лице. Миновав несколько поворотов, они поднялись на седьмой этаж. Здесь тоже было тихо. Нела с грустью отметила про себя, что это место не заслуживает быть таким красивым. Закатные солнечные лучи медленно ползли по белым плитам пола. Просторные белые коридоры и огромные окна создавали ощущение свободы. Раньше Нела восхищалась этим зданием…

– А я вот еще хотела спросить, – снова заговорила Нела, – Вы не боитесь пускать меня сюда? Ну, я же… сами понимаете… Вдруг я что-нибудь сделаю? Мало ли, вот, например, взорву все здание? Как, например, пытались сделать Луддиты?

– Нела…

– …Это же как впустить террориста, – Нела с вызовом посмотрела на миссис Робертсон, пытаясь поймать ее взгляд. – Не верю, что вы об этом не подумали.

– Ты не террористка, Нела, – в голосе миссис Робертсон впервые чувствовалось какое-то снисходительное сочувствие. – Не преувеличивай. Иди за мной, пожалуйста.

В кабинете, куда они пришли, тут же вспыхнуло четыре монитора. Миссис Робертсон принялась что-то искать в документах, Нела же осмотрелась – окон не было, только мониторы, провода в щитке, вмонтированном в стену, даже нет никаких бумажных папок. И ей придется провести здесь четыре часа… с ума сойти. Она демонстративно вздохнула и посмотрела на миссис Робертсон:

– И я так каждый день буду сортировать отчеты? Мой отец не сказал, сколько мне придется тут торчать?

Женщина неопределенно пожала плечами. Нела поняла, что определенного срока нет – она будет это делать столько, сколько посчитает нужным Корнелий.

– Вот, смотри. Это финансовая документация. Расходы и доходы, аналитика по сравнению с прошлыми годами, влияние на финансовый рынок, отчеты за последний год. Сюда же экономические данные. А это информационная статистика. Все инновации и запланированные проекты. Ну и медицинские исследования – уверена, они тебя больше всего впечатлят. Результаты в сфере имплантологии и нейрохирургии, нейропротезирование и победа над онкозаболеваниями. Уверена, ты не знаешь большей части из этого.

Миссис Робертсон улыбнулась ей и вышла из комнаты. Нела скептически покосилась на дверь. Что ж, мегабайты текстовых файлов можно разбирать очень долго. Конечно, это далеко не секретная информация – иначе ее бы и не пустили сюда. И, конечно, скорее всего, эти отчеты показывают лишь то, что хочет показать ей Корнелий. Только какой в этом смысл? Те, кому предназначалась эта информация, давно уже с ней ознакомились. Нела нехотя открыла первый файл. Что и требовалась доказать – Корнелий довольно-таки предсказуем. Она усмехнулась. Снижение затрат на производство на 40%, увеличение доли среднего и крупного бизнеса в ВВП, итоговые разработки электронных имплантов за последние полгода… Судя по всему, Корнелий надеялся, что эти данные произведут на нее впечатление. Не дочитав, Нела закрыла очередной документ и отправила его в соответствующую папку. Она решила, что теперь на каждый документ будет тратить не более пяти секунд, чтобы не вчитываться. Не то чтобы она боялась усомниться в своих воззрениях, но эти факты заставляли мозг работать не в том направлении, которое требовалось для достижения цели.

Закрыв папку, Нела решила проверить, нет ли на компьютере еще чего-то интересного. Конечно, маловероятно, но все же… Порывшись в доступных папках, Нела убедилась, что никакой важной для нее информации в доступе нет – было бы странно, если бы ее оставили. Однако, в корзине она нашла файл удаленного письма, которое ей удалось открыть – письмо для миссис Робертсон от некоего доктора Эриха – тот просил ее ознакомиться с данными в архиве о новоприбывших испытуемых, там же была ссылка на архив. С робкой надеждой Нела попыталась ее открыть, но безуспешно – миссис Робертсон неплохо постаралась, закрывая для нее доступ ко всей важной информации.

Устав от этой бессмысленной работы, Нела встала и принялась бродить по кабинету. Разумеется, дверь в коридор была заперта. Но вторая дверь, ведущая в техническое помещение, оказалась открыта. Нела разочарованно окинула взглядом крошечную комнату, где не было ничего, кроме проводов, торчащих из щитка, и нескольких устаревших системных блоков. Однако, в комнате была еще одна дверь. Судя по всему, ею пользовались редко, так как на ней был устаревший электронный замок, к тому же неисправный. Обнаружив это, Нела осторожно приоткрыла дверь – она вела в коридор. Эта ветвь коридора была узкой и заканчивалась тупиком, в конце которого был люк в вентиляционную шахту и решетка, за которой мерно вращались лопасти вентиляторов. Нела вышла на основную секцию этажа и, оглядываясь, осторожно направилась вперед.

Пустая тишина, висящая в коридорах, давила и манила одновременно. За поворотом коридора Нела увидела яркий свет из-за стеклянной двери. Женский силуэт показался из-за двери и скрылся на лестнице. Нела с любопытством пошла на свет, осторожно оглядываясь по сторонам. Что-то подсказывало ей, что эта женщина со значком медицинского корпуса на халате имеет отношение к чему-то такому, что Неле тоже не помешало бы узнать. Подойдя к двери, она в нерешительности остановилась, заглянув в стекло. Длинный проходной коридор за дверью заканчивался поворотом. Но в этом коридоре стояли люди, кто-то навалился на стену, кто-то сидел на полу… Выглядели они даже не то чтобы изможденными, а скорее потерянными. Приглядевшись, Нела с удивлением заметила, что эти молодые люди и девушки – практически ее ровесники. Вряд ли они могут работать здесь… Да и их одежда – безликая, белая, с учетными номерами на спине, не походила на форму медицинского персонала.

Нела застыла перед дверью, не в силах сделать шаг. Легко было рассуждать об этом, находясь далеко отсюда… А сейчас ее парализовал какой-то глубинный страх, живущий даже не в ней, а вокруг, не только в Лаборатории, а простирающийся гораздо дальше… Мутный страх, в совершенно отвратительной пропорции смешанный с горьким стыдом. Отвратное пойло.

За спиной послышались шаги. Нела все так же стояла, застывшими глазами глядя на коридор за стеклом.

– Простите, вы из какой секции? – послышался за спиной голос.

Нела моментально вышла из оцепенения.

– Я… я медсестра. Стажер, – быстро сказала она, схватившись за свой бейджик и показывая его вернувшейся женщине.

Предусмотрительно прикрыв пальцами имя на бейджике, Нела показала только должность. Она опустила лицо и тряхнула волосами, чтобы они упали на лоб, надеясь, что в сегодняшнем полумраке коридора врач не узнает ее. Ведь совсем недавно ее лицо показывали в новостях, да и многие знали, как выглядит дочь Корнелия.

К счастью, женщина не стала присматриваться. Только спросила, уже приоткрыв дверь:

– Какой отдел?

– Этот, – чуть помедлив, сказала Нела, отчаянно надеясь, что ее ложь не выглядит слишком наивно.

– Иди за мной, – кивнула женщина, войдя в коридор за стеклянной дверью.

Нела послушно двинулась за ней. Женщина, не глядя на стоящих у стены, быстро прошла мимо и скрылась за поворотом. Нела еще ниже опустила лицо, думая лишь о том, чтобы как можно скорее проскочить мимо них. Ноги словно стали ватными, глубинное, иррациональное чувство вины поднималось и заполняло ее, словно это она виновна в том, что здесь происходит. Она виновна уже в том, что является дочерью Корнелия… Должно быть, сейчас все они смотрят на нее с осуждением и болью, ведь именно сейчас она – одна из работников Лаборатории, в халате медсестры, с мерзким бейджиком стажера… Чего стоят все ее попытки что-то изменить, если именно сейчас, когда это больше всего нужно, она не может ничем помочь им?

Сделав глубокий вдох, она постаралась успокоиться. Паника здесь не поможет. Надо действовать, а для этого необходимо сохранять холодный рассудок. Хотя, что она может, если даже не знает, что именно сейчас происходит? Наконец миновав коридор, Нела свернула за угол, найдя глазами врача. Женщина подошла к одной из дверей и открыла ее своей карточкой-пропуском. Нела прошмыгнула вслед за ней.

– Подготовь аппараты для обследования, – коротко бросила женщина.

Нела сглотнула. Она находилась в большом помещении, заполненном разнообразными приспособлениями. О назначении некоторых Нела догадывалась, другие же она видела впервые. С некоторых пор медицинское оборудование вызывало у нее страх и отвращение.

– Эмм… да, хорошо. Какие именно? – спросила Нела, стараясь не подать виду, что она понятия не имеет, о чем идет речь.

– А ты не знаешь, что используется для плановых обследований? – женщина удивленно и недовольно повернулась к ней. – Сначала вот эти.

– Что вы, конечно, знаю, – поспешно кивнула Нела, подходя к большому монитору, который, судя по всему, представлял модификацию рентгеновского аппарата.

На него указала женщина, и Нела сейчас обошла его кругом. Закусив губу, она безнадежно окинула его взглядом. Нела даже не была уверена, что он предназначается для рентгена, а уж как его подготовить, она тем более не представляла.

– Серьезно? Ты не знаешь, как включается рентгеновский аппарат?

– Просто нас учили по другим моделям, – пробормотала Нела, сама чувствуя, насколько беспомощной выглядит ее ложь.

Нела отвернулась и увидела столик с лежащими инструментами и салфетками. Быстро пройдя мимо него, она как бы невзначай зацепила его ногой, инструменты с сам столик с грохотом обрушились на пол.

– Простите, я подниму, – сказала Нела.

– Никакого толку, – поморщилась женщина. – В последнее время вас, стажеров, готовят все хуже и хуже. А теперь иди и продезинфицируй инструменты. Шкаф дезинфекции, надеюсь, не сломаешь.

Шкафом дезинфекции Нела пользоваться умела. Она и сама не понимала толком, что она тут делает – в этом кабинете, в этой секции. Она могла бы уже давно разобраться с порученными ей документами и уйти домой. Но что-то внутри подсказывало ей, что нельзя уходить сейчас, когда появился уникальный шанс проникнуть глубже в структуру всего, что здесь происходит. Конечно, в итоге все равно врач поймет, что никакой она не стажер, и ее отправят отсюда с жалобой миссис Робертсон. Но до тех пор нужно узнать как можно больше.

После дезинфекции Нела вернулась в кабинет.

– Кто твой куратор? – спросила женщина, настраивая рентгеновский аппарат, – И как твоя фамилия?

– М…Миссис Робертсон – она мой куратор. А моя фамилия – Бренсон. Эмили Бренсон, – быстро ответила Нела, и, подумав, добавила: – Вы извините, я такая неуклюжая. Я тут недавно, и еще осваиваюсь.

Женщина чуть приподняла брови и молча кивнула. Потом, отойдя к следующему прибору, сказала:

– И все равно, ты должна быть аккуратнее. И внимательнее. В нашей работе без этого нельзя – в академии вам наверняка рассказывали про тот прошлогодний случай в четвертом корпусе? Как помнишь, это произошло из-за халатности таких же новичков, как ты.

Нела насторожилась.

– Да, я кое-что слышала про это, – осторожно проговорила она, – Но не совсем поняла, отчего это произошло.

Женщина тяжело вздохнула.

– Там работала медсестра, новичок. Потеряла пропуск, его нашел испытуемый, ну и… сама понимаешь.

Женщина вздохнула.

– И что? Он… сбежал? – спросила Нела.

Нахмурившись, женщина снова подозрительно покосилась на Нелу:

– Не шути так. Не верю, что вам не рассказывали. Конечно, никуда он не мог сбежать, он и до первого уровня не добрался. Но успел сломать руку охраннику и стащить из кабинета анлокер ошейника – вот это было уже серьезно, – женщина вздохнула, предупреждающе глядя на Нелу. – Несколько человек лишились работы и понесли наказание, включая ту неуклюжую медсестру.

Нела сглотнула, переваривая полученную информацию. Позднее она подумает, как это можно использовать, а пока надо просто запоминать все, что происходит здесь. Она готова была дать голову на отсечение, что использует это – они ошибаются, если думают, что она не сможет действовать одна. Они все ошибаются, если думают, что все будет идти по их плану.

– Да уж, нехорошо получилось, – пробормотала Нела. – Я постараюсь быть аккуратнее.

– Да уж постарайся, – усмехнулась врач.

Судя по всему, она ничего не заподозрила, потому что тут же сказала:

– Ладно, приведи их сюда. Пусть заходят по одному, остальные – в том отсеке. А ты будешь смотреть и учиться, ну и помогать мне.

У Нелы снова сжалось сердце. На эти минуты ей удалось забыть о том, кто эта женщина и что здесь должно происходить. И кто теперь она сама. Это всего лишь обследование – напомнила она себе. Еще есть время, главное – правильно его использовать. Но она понятия не имела, как это сделать. И от этого сердце сжималось еще сильнее.

Медленно повернувшись, она вышла в коридор. Ее отделяло от этих людей не более десяти шагов, а она не могла сделать и шага. Посмотреть им в глаза… в эту минуту ей показалось, что легче было бы убить своего отца, чем сказать хоть слово этим людям, будучи в статусе стажера Лаборатории. Ей стало вдвойне страшно от этой мысли.

Ей вовсе не обязательно заговаривать с ними, как и возвращаться в тот кабинет. Нела с облегчением осознала это, вспомнив, что на самом деле ее здесь быть не должно – да и миссис Робертсон наверняка скоро вернется и, не найдя ее, поднимет на уши весь персонал. Но чтобы вернуться, все равно сначала нужно пройти мимо них… Нела еще раз робко подняла на Испытуемых взгляд. Похоже, что им давали какие-то транквилизаторы, потому что никто из них даже не делал попыток заговорить друг с другом. Некоторые были как в полусне, другие просто казались пугающе равнодушными. Приглядевшись, Нела заметила на шее у каждого из них узкую металлическую полосу – про этот ошейник говорила женщина-врач.

Нела медленно пошла вперед, чтобы успеть вернуться, пока ее не хватились. Несколько шагов… Просто пройти мимо. Просто не поднимать взгляд… Это было сложно.

– Прости, – пробормотала она как-то неожиданно тонко и тихо, едва задев ногу одного из Испытуемых.

Будь это кто-то другой, она и не обратила бы внимания… Но теперь даже такая мелочь вызывала жгучий стыд. Будто бы она несла на себе груз ответственности за все деяния Лаборатории, Корпорации и своего отца. Груз, который переложить было не на кого, а сбросить невозможно.

– Что?

Нела замерла, вдруг осознав нелепость своего извинения. Вот так вот, врать можно сколько угодно, а выдаст тебя такая ерунда, как жалкое нескрываемое чувство вины.

– Что это? Пожалуйста, подожди.

Этот голос заставил ее остановиться. Поразительно похожий на ее собственный, но он был мужским. Удивленным и неуверенным. Нела остановилась. Парень примерно ее возраста держал в руках ее бейджик, быстро переводя взгляд то на ее лицо, то на имя. Светлые волосы у него были тонкими и слегка вились на кончиках, придавая ему какое-то наивное выражение лица. Светлые серо-голубые глаза на тонком лице в упор смотрели на нее, шокированно и… выжидающе. Он был чуть выше среднего роста и очень худощав. Нела некстати подумала, что если бы ему повезло чуть больше, он мог бы стать моделью – именно такие хрупкие мальчики с эльфийской внешностью очень ценятся на подиуме.

– Может, я ошибся, но… Это же была ты, да? Корнелия? То послание… на экранах, неделю назад…

Нела судорожно оглянулась. Остальные Испытуемые стояли поодаль, все так же, в пугающем равнодушии. Не зная, что сказать, она только кивнула. Это было настолько неожиданно – то, что кто-то из них узнал ее. Узнал ее не как дочь того самого Корнелия, не как стажера Лаборатории.

– Да. Это я, – от своего признания ей стало немного легче. – Ты видел то послание?

Он кивнул. Нела подумала, что это закономерно. Наверняка его доставили сюда недавно, поэтому он еще выглядит живым, в отличие от остальных, которых давно накачивают транквилизаторами.

– Да. Меня тогда еще не было здесь, – он смотрел на нее с надеждой. – Меня зовут Джастин. Джастин Саммерс. Я только не понимаю… что ты делаешь здесь?

Нела смущенно поджала губы. У нее вдруг защемило сердце от слов Джастина о том, что его привезли сюда не более недели назад. От того, насколько важен каждый день. Еще неделю назад этот парень был обычным человеком, и вот он здесь – как принять это?

– Так нужно. Я собираю информацию, – быстро сказала она.

Нела подумала, как неловко это прозвучало – она ведь даже не знает толком, чем ей могут пригодиться эти немногие сведения. Джастин кивнул. Робко взглянув на него, Нела увидела сомнение в его глазах. Потом он проговорил тихо и как-то слишком ровно, как будто он очень хотел верить ей, но не мог:

– Может быть, ты действительно все изменишь. Если не для меня, то хотя бы для других.

– Почему ты думаешь, что не для тебя? – вырвалось у Нелы.

Джастин отвел взгляд:

– У меня осталось мало времени. Месяц или два – максимум, со всеми тестами и процедурами. Но это ничего, – он сделал глубокий вдох и посмотрел Неле в глаза, – Я действительно верю в тебя. Мне очень понравилось то сообщение в эфире. И… я рад, что познакомился с тобой.

Нела опустила лицо. Казалось, весь мир вокруг застыл. Она с трудом заставила себя поднять голову, и сказала:

– Я сделаю все, что смогу. Обещаю тебе… я… просто обещаю.

Все еще не смея посмотреть ему в глаза, она моргнула и отвернулась. Джастин кивнул. Нела ждала, что вот сейчас он скажет ей не давать обещаний, которые она не может исполнить… Но он этого не сказал. Он просто смотрел на нее – задумчиво, молча. И Нела не знала, сколько еще они так стояли бы, пока распинающая душу тишина выкачивала воздух из легких.

От звука открывшейся двери они оба вздрогнули. Миссис Робертсон стояла в дверях, за ее спиной маячили два охранника. Из другой двери тут же вышла женщина-врач, торжествующе глядя на Нелу. Ее голос был стальным:

– Стажера по имени Эмили Бренсон нет в списках. Миссис Робертсон, я попросила бы вас получше присматривать за Корнелией, раз уж… она находится здесь.

Миссис Робертсон кинула на нее предостерегающий взгляд и быстро кивнула Неле:

– Идем. Немедленно.

Нела подумала о том, что тому парню – Джастину, кажется – может достаться за разговор с ней. Она быстро отвернулась и направилась за Миссис Робертсон. В молчании они покинули секцию, один охранник все еще следовал за ними, второй же остался в секции. Миссис Робертсон шла впереди. Судя по ее лицу, ситуация была почти критической несмотря на то, что с виду ничего не произошло. Нела подумала о том, что ей, конечно, ничего не грозит, но в следующий раз выбраться будет не так легко.

– Простите, если я не должна была выходить, – сказала она, стараясь сделать голос спокойным и уверенным, – Но я просто хотела осмотреться. Я давно здесь не была, и… мне было интересно, как тут все устроено.

Она не надеялась, что миссис Робертсон ей поверит. Но та молчала. Наконец они вернулись в кабинет, где Нела работала с документами.

– Алло, да, сэр, она здесь. Нет, ничего не произошло. Но она покинула кабинет и проникла в медицинскую секцию. Нет, все в порядке. Да, сэр. Она… разговаривала с одним из Испытуемых.

Пока миссис Робертсон говорила по телефону с Корнелием, Нела стояла, отвернувшись к окну. Ей не хотелось знать, что ответит отец. Она с удивлением обнаружила, что куда-то пропало желание спорить с миссис Робертсон и ругаться с отцом. В какой-то миг это стало совершенно бессмысленным. Она прошла к шкафу и молча взяла свою куртку, оделась и встала у двери. Миссис Робертсон закончила разговор и подошла к Неле. Остановившись напротив, она заглянула ей в глаза – вопросительно, требовательно. Нела посмотрела на нее равнодушно. Она ощущала какое-то странное спокойствие, словно беспорядочное движение приобрело форму, и теперь уже не нужно было что-то доказывать. Вернее, не ей, и не таким способом.

– Я готова. Можно идти? – спросила Нела.

Миссис Роберсон, помолчав, качнула головой:

– Иди. Охранник тебя проводит.

Затем, уже на пороге, она еще раз окликнула Нелу:

– Послушай. Твой отец все еще надеется, что ты сможешь понять все правильно. И не сделаешь ничего такого, о чем будешь жалеть.

Нела усмехнулась от того, насколько двойственное значение имела эта фраза.

– Не волнуйтесь. Не сделаю.

***

Осмотры были почти ежедневными. Джастин вспомнил всего один день, когда их никуда не выводили и не проводили никаких процедур. Во все остальные дни распорядок был одинаковым: завтрак в десять утра, в узкое окошко под металлической дверью его доставлял небольшой робот на колесиках. Затем в двенадцать – профилактический осмотр. Длился он всего минут пятнадцать, врач в сопровождении двух охранников заходил в отсек, приказывал раздеться, измерял пульс и давление, делал забор крови. В двенадцать их вели на процедуры, которые состояли из тестирования на компьютере, которое продолжалось два часа и состояло из девяноста заданий на самые разные виды мышления. Здесь проверялся и логический интеллект, и образное мышление, и эрудиция, и быстрота принятия решений, и сообразительность в нестандартных заданиях. Во время всего тестирования датчики, крепившиеся к вискам, измеряли показатели работы мозга. После этих тестов Джастин всегда чувствовал себя выжатым, как лимон, однако, результаты тестов у него были куда выше средних по группе. Наивная гордость вновь сменилась затаенным отчаянием, когда на пятый день одного парня с наиболее высокими показателями увели прямо с тестирования, сразу после того, как похвалили за высокие результаты. Вечером Джастин не увидел его на обследовании, и когда возвращался в свой отсек под конвоем охраны, он украдкой заметил, что секция того парня пуста.

После тестов все возвращались в свои отсеки, любое общение пресекалось, да и времени на это не давали. Впрочем, транквилизаторы делали свое дело – почти никто не пытался завести разговор, даже когда возможность была. В три часа дня приносили обед. В окошко под дверью робот точно так же доставлял поднос. Пища была на удивление приличной, давали овощи, котлеты и супы. Джастин подумал, что это должно было успокоить Испытуемых, т.к. многие из них до этого жили гораздо хуже, чем он, и теперешнее положение не казалось им плохим. Если не задумываться о своем недалеком будущем.

В шесть часов было еще одно обследование. На этот раз проверяли чисто физические показали. Измеряли волны мозговой активности, делали снимки черепа, проверяли электрическую активность сердца. Названия других процедур Джастин даже не знал. Именно в это время у Испытуемых появлялась призрачная возможность для общения. Во время ожидания в узеньком коридорчике они были практически одни. За дверью стоял охранник, но так как бежать было некуда (обе двери запирались, кроме того, стояла сигнализация, реагирующая на любую подозрительную активность), охрана не обращала особого внимания на отрывочные фразы и робкие попытки разговоров. Но в этом было мало смысла – транквилизатор подавлял не только возможную агрессию и беспокойство, но и вообще какую-либо самостоятельную активность.

В восемь часов – ужин. Сразу после ужина, в десять часов, снова приходил врач и ставил укол, как Джастин узнал позднее, это и был бензодиазепиновый транквилизатор.

В тот вечер, когда исчез парень с самыми высокими показателями тестов, Джастин впервые словно очнулся ото сна. До этого все происходило как бы не наяву, за пеленой, которую не хотелось отдергивать. Будто во сне, Джастин делал то, что ему говорили, шел туда, куда говорили идти. И это было вовсе не из-за транквилизатора. И вот теперь он с удивлением и страхом начал осознавать, что все эти вещи творятся на самом деле. И началось это с того паренька, которого хвалили больше всех. До этого все казалось каким-то нереальным, а теперь невидимая опасность словно встала у него прямо за спиной.

Судя по всему, заметил это не только Джастин. Энри, парень из соседнего отсека, тоже из новоприбывших, на следующий день тихо сказал ему в коридоре:

– Слушай, я понял. Нельзя быть слишком умным, им такие и нужны.

– Может, он еще вернется, – пожал плечами Джастин.

Энри упрямо покосился на него:

– Я тебе точно говорю, продолжишь умничать на тестах – ты следующий. А я вот сегодня напишу на самый низкий балл, и тебе советую. Посмотрим, что будет.

Джастин открыл рот, чтобы ему возразить, но промолчал. Ему отчаянно хотелось верить, что Энри прав, что у них есть какой-то выбор. Хотя внутри все кричало, что эта бесполезная ложь может только все усугубить. Поэтому он решил лишь частично прислушаться – снизить свой балл до среднего. А насчет Энри – действительно, посмотрим – решил он. Хотя, где-то в глубине души он все еще ощущал пугающе-соблазнительное безразличие, и не знал, бороться с ним или поддаться ему. Какая разница, в каком порядке их заберут, если живым отсюда все равно никого не выпустят? Как заставить себя поверить, что всегда есть выход, если ты отчетливо видишь, что выхода нет? От этого сердце колотилось сильнее, хоть он и отчаянно пытался успокоиться.

Спустя три дня исчез Энри. Его результат теста был откровенно неудовлетворительным на протяжении нескольких дней (к слову, он с самого начала был не слишком высок, так что еще большее снижение, по-видимому, врачей не слишком удивило). При всей своей наивности Джастин понимал, что Энри ни за что не отпустят, даже если бы Лаборатория решила, что от него нет толку. Поэтому единственной стратегией было держаться на среднем уровне, не отклоняясь ни в плюс, ни в минус. «Не будь слишком сладким, а то тебя съедят, не будь слишком горьким, а то тебя выплюнут» – Джастин некстати вспомнил слова матери.

И вот, однажды случилось то, что Джастин никак не мог предположить даже в самых смелых надеждах. Хотя, особой смелостью его надежды и не отличались.

Он помнил то сообщение на экранах. Удивительно, но до этого Джастин старался просто не думать о происходящем в Корпорации. Конечно, слухи доходили и до него, но ведь у каждого есть чудесное право – не верить… Кто бы мог подумать, что на следующий день его заберут в Лабораторию, как очередного Испытуемого. Но еще тогда у него мелькнула мысль, насколько же это безрассудный, глупый, и в то же время восхитительный поступок. Мало кому вообще пришло бы в голову сделать такое. А эта девчонка, Корнелия, еще и дочь главы Корпорации – что могло заставить ее пойти на это?

…И вот сейчас она стоит перед ним, неизвестно откуда взявшаяся, судя по всему, чем-то смущенная и вовсе не такая уверенная, как тогда, на экране. Он сам не знал, что заставило его окликнуть ее. Сейчас Джастину вовсе не казалось, что она способна ему помочь. В конце концов, она просто девчонка, даже несовершеннолетняя, как и он. При всем желании вряд ли она сможет что-то сделать…

– Я собираю информацию, – сказала она.

Он кивнул. Наверняка для очередного сообщения с экранов или в интернете. Как бы то ни было, это хорошо. Даже если не сейчас, когда-нибудь это должно принести результат. От этой мысли впервые за долгое время на душе у Джастина стало тепло. У нее должно получиться. Ему хотелось в это верить.

– Может быть, ты действительно все изменишь. Если не для меня, то хотя бы для других, – проговорил он.

И опять же, впервые у него появилась мысль о «других». До этого все происходящее здесь было его личной трагедией, и вот сейчас Джастин замер от осознания того, насколько это глобально.

– …Я рад, что познакомился с тобой.

Последняя фраза вырвалась у него против воли. Он замер от того, насколько неожиданно это прозвучало. Нела, казалось, была смущена еще больше. Она опустила голову, и пряди коротких темных волос упали ей на лоб.

– Я сделаю все, что смогу. Обещаю тебе… я… просто обещаю.

Эти слова еще долго горели в воздухе огненными буквами у него перед глазами. И в душе разливалось бархатное тепло, иррациональная, необъяснимая радость. Как будто в эту самую секунду изменилось все, и мир стал другим, и он сам стал другим.

***

– Мистер Холлард, прежде всего хотим поздравить вас с премией научных разработок. Сенатор штата выражает вам огромную благодарность после пройденного лечения. Говорят, что сейчас собираются устанавливать ваш монумент в национальном исследовательском институте.

– Думаю, этих почестей заслуживают скорее наши учёные, – улыбается Корнелий, откидываясь назад. Самодовольная Улыбка даёт понять, как ему приятно. Моя заслуга только в том, что я нахожу лучших. И могу направить их таланты в нужное русло.

– Говорят, в число ваших спонсоров вошёл национальный банк?

– Да, – оживляется Корнелий, – И они подготовили льготные программы кредитования для наших клиентов.

– Это замечательно, – серьезно кивает ведущий, – Конечно, такие разработки стоят больших денег.

– Мы делаем все, чтобы в будущем наши методы лечения стали доступны для всех.

– Да, нам повезло жить в такое время, когда самые сложные патологии лечатся. И все же, многим пока ещё недоступны самые передовые разработки.

– К слову, у нас также есть… специальные исследовательские программы. Как вы понимаете, внедрение новых метолов требует времени. И опыта. Однако, мы даём бесценную возможность кому-то встать на заре изобретения нового метода лечения. Разумеется, по льготной цене.

– О, это великолепно. Позвольте задать вопрос… насколько часто такие эксперименты заканчиваются неудачно?

– Что вы подразумеваете по словом неудача? Успех – это результат упорного труда, а не фортуны. А результаты наших трудов вы можете видеть сами. И мы как никто другой умеем минимизировать ошибки. И из всего извлекать бесценный опыт. Что касается цифр… Даже в таком случае мы имеем более 95% удачных случаев. Это честная статистика.

Из интервью на шоу «Лица эпохи»

Глава 4

Два дня, прошедшие с тех пор, как Джастин познакомился с Нелой, тянулись в мучительном ожидании. Джастин не знал, чего он ждал. Что его спасут? Вряд ли. Он был мечтателем, но не настолько. Что его… заберут? Нет. Его не могут забрать. Что-то изменилось за эти два дня, изменилось в нем самом, и теперь Джастин решительно отказывался верить, что его жизнь закончится вот так, через неделю или чуть больше – как решат исследователи. Он всеми силами старался не показывать этого нового состояния и сам не мог понять, что происходит с ним и главное – что ему теперь делать? Он все так же был беспомощным подопытным, который вынужден завтракать по распорядку, проходить плановое обследование, стараясь не выдать невесть откуда взявшееся волнение, не проходящее даже после укола транквилизатора. Он смотрел на глянцевого робота с бесшумными колесиками, привозившего завтрак, и пытался осмыслить свое нынешнее состояние – протест? Страх? Ненависть? Нет, ничего из этого. Словно какая-то бесформенная энергия зародилась в нем, она должна была во что-то сформироваться, но он пока не знал, во что.

На третий день, когда Джастин возвращался с обследования вместе с остальными, произошел странный случай. Медсестра, которая шла впереди, внезапно остановилась. Джастин увидел, как она говорит по рации, изредка поглядывая на Испытуемых – беспокоиться было не о чем, так как рядом с медсестрой стоял вооруженный охранник, и замыкал шеренгу еще один. Судя по всему, разговор был срочным. Джастина поразило спокойствие, отражавшееся на лицах других Испытуемых. Даже учитывая, что некоторые из них находятся здесь дольше, чем он, это все равно было странно. Неужели только на него не действует транквилизатор? Да нет же – Джастин вспомнил, как несколько дней назад он чувствовал себя менее живым, чем теперь. И все же… тогда было проще.

В тот момент, когда эта странная мысль пришла ему в голову, Джастин внезапно заметил боковым зрением дверь к выходу на эскалатор и к лифтам, которая была приоткрыта – что само по себе казалось невозможным в этом помещении. Джастин покосился на медсестру, она то говорила что-то по рации, то поворачивалась к охраннику, стоявшему рядом. Стараясь особенно не вертеться, он осторожно обернулся на охранника, замыкающего их ряд. Тот внимательно и обеспокоенно смотрел на медсестру, видимо, сожалея, что не имеет права покинуть свою позицию, чтобы подойти к ней и узнать, в чем дело.

Дверь была всего в метре от Джастина, и манила так, что он не смог бы простить себе такую упущенную возможность. Может быть, это путь к свободе? Нет, конечно, вряд ли… Но что, если такой шанс выпадает лишь раз? Джастин глубоко вздохнул и еще раз покосился на охранника, стоявшего впереди. Сделать это незаметно, наверное, не получится. Но медсестра и охрана явно заняты какой-то проблемой, поэтому…

Он осторожно сделал шаг в сторону. Маленький, сантиметров на десять, не более. Затем еще один. Снова оглянувшись на охранника, он резко замер – охранник вдруг сдвинулся с места и направился к нему. Но Джастин не успел испугаться – охранник прошел мимо него и, видимо, все-таки решился подойти к медсестре. Джастин выдохнул. Теперь это точно должно означать шанс для него – как иначе объяснить то, что охранник покинул свой пост? Джастин на дрожащих ногах сделал еще шаг в сторону двери. Конечно, там не может быть выхода на улицу – не может быть все так просто. Но он должен был туда заглянуть – просто должен, совершенно новое состояние, которое диктовало ему это стремление, наивное любопытство и странную робкую смелость, сбивало его с толку и даже пугало.

Стоящие рядом с ним не обращали внимания, и даже бдительные охранники не поворачивались в его сторону. В глубине души Джастин уже просто мечтал, чтобы они повернулись, и ему можно было бы с чистой совестью вернуться в колонну и не пришлось бы так рисковать. Хотя, чем он рискует? Убьют на несколько дней раньше, чем планировали? Нет. Он снова вспомнил встречу с той девчонкой, Корнелией. Похоже, теперь ему было чем рисковать.

И, похоже, он начинал понимать, ради чего рискует. Джастин сделал еще один крошечный робкий шаг, и еще… Осмелев, он сделал шаг побольше. И именно в этот момент услышал возглас медсестры:

– Сэр, мы ждали вас!

Джастин замер, боясь взглянуть в ее сторону. Он не знал и не хотел знать, к кому обращены эти слова. Джастин находился всего в двадцати сантиметрах от двери. И она манила своим светом, который мог означать что угодно, но сейчас он означал одно – надежду. Нелогичную и маловероятную – ту самую невозможную надежду, которая только и могла быть сейчас у такого, как он.

И он сделал последний шаг, почти вплотную приблизившись к двери. За секунду до того, как услышал оглушительный звук шагов в конце коридора. Он снова замер, спиной чувствуя, как сокращается расстояние между ним и идущим. Он явно не успеет встать в колонну, а суетливые движения в этом спящем строю только привлекут внимание.

– Повернись.

Этот холодный голос сковал его, и Джастин не мог даже повернуть голову. Он так и стоял спиной к подошедшему сзади. Наконец он услышал звук еще трех шагов – и офицер встал перед ним. Холодными пальцами он взял его за подбородок и заставил поднять лицо.

– Как тебя зовут?

Ледяной взгляд этих темных глаз словно пригвоздил его к полу. Он был как акула – равнодушие пополам с хладнокровной волей. Темные волосы, зачесанные назад, острое лицо с выступающими скулами, плотно сжатые губы – о такого человека можно порезаться.

– Я задал тебе вопрос.

Джастин заставил себя открыть рот и тихо выдавить:

– Джастин… Саммерс.

– Джастин Саммерс, – повторил его имя офицер, словно пробуя на вкус.

Он все так же не сводил с него свой немигающий взгляд, и Джастин тоже не мог отвести глаза, он словно застыл или врос в пространство. Вдруг офицер неожиданно отвернулся, словно внезапно потеряв интерес, и направился к медсестре.

– Мисс Лэйн, – бросил он, – Вы не считаете, что нужно увеличить дозу для мистера Саммерса? Либо принять другие меры. Обсудите это с доктором.

Джастин похолодел и на негнущихся ногах вернулся на свое место. Он готов был отдать что угодно, лишь бы только снова не окунуться в это вязкое безразличие, которое культивировалось здесь, и которое, как ему казалось, спасало его, когда он сюда приехал. Сейчас оно ужасало его. И теперь, сколько бы дней ему ни осталось, он хотел прочувствовать их, прожить по максимуму – насколько это было возможно в его ситуации.

***

Максимиллиан мрачно взглянул на монитор пропускного датчика, затем на карточку-пропуск.

– И когда вы собирались об этом сказать? – перевел он взгляд на старшего сотрудника охраны.

– Простите, но через неделю назначена плановая замена датчиков, мы не хотели что-то менять до тех пор…

– То есть, до тех пор вы собирались оставить эту дверь без охраны? – перебил его Максимиллиан.

– Я все объясню, сэр, – раздался мягкий голос у Максимиллиана за спиной.

Он поморщился. Этот голос был знакомым и приторно-сладким, той неестественной сладостью, которая ощущается в испорченном блюде, когда вкус пытаются исправить с помощью избытка сахара.

– Мисс Томас, вас это дело не касается, уж извольте, – с раздражением бросил он.

– Как скажете, сэр, – снова раздалось за спиной, – но позвольте напомнить, что именно сейчас небезопасно менять датчики, так как…

– Так как? – нетерпеливо обернулся Максимиллиан.

Кэтрин Томас тут же поймала его взгляд. Ее золотистые глаза всегда улыбались, поначалу Максимиллиану это нравилось – когда он впервые увидел ее. Эта девушка была похожа то ли на кошку, то ли на волшебницу. На голодную кошку, или на волшебницу без волшебной палочки. Девушка все так же смотрела на него, и легкая улыбка проявлялась на ее губах.

– Ближе к делу, мисс Томас, – поднял брови Максимиллиан. – Почему же это небезопасно?

Девушка неохотно отвела взгляд:

– Все дело в… в том, что сейчас не стоит ослаблять охранную систему – ведь во время замены датчика придется на время отключить охранную систему всего сектора. Вы же наверняка знаете, что дочь Корнелия сейчас периодически появляется здесь…

Максимиллиан отвернулся:

– Да, я в курсе, – коротко бросил он. – И это не оправдание. Я прямо сейчас пришлю техников. Поторопитесь, чтобы к завтрашнему дню все было закончено. Я вызову дополнительную группу охраны на это время. А вас, мисс Томас, я попрошу сосредоточиться на своих обязанностях.

Он развернулся и быстро направился к лифту. Он совсем забыл, что Корнелий пожелал посвятить свою дочь в дела Корпорации. Что это значило? Максимиллиан нетерпеливо посмотрел на мигнувшую кнопку вызова лифта.

С появления того скандального сообщения на экранах прошло больше недели, и за это время он не видел Нелу, не говорил с ней и больше ничего не слышал о ней. Это было как минимум подозрительно. Максимиллиан знал эту девчонку уже несколько лет, и в их последнюю встречу в камере она явно дала понять, что успокаиваться не собирается. Конечно, можно подумать, что разлука с друзьями усмирила ее – но Максимиллиан в это не верил. Он достаточно наблюдал за ней, это было довольно-таки увлекательное занятие. И Максимиллиан знал, что скоро Нела выкинет что-нибудь еще. Она не сможет долго сдерживаться. Он почти ждал, когда это случится. Это было двойственное чувство, потому что он знал – любая ее выходка может навредить его карьере. Поэтому нельзя выпускать из виду эту неразумную девчонку. И тем не менее, ему было любопытно – насколько далеко она сможет зайти? И во что в итоге это выльется? Конечно, он, Максимиллиан, все будет держать под контролем. И все же он ждал. Она не сможет остановиться. Это было бы так… разочаровательно.

***

Нела взволнованно покосилась на дверь своей комнаты, устанавливая соединение на большом сенсорном мониторе, висящем на стене. Ругая себя за подозрительность, она еще раз вышла из комнаты и обошла дом – отца действительно не было весь день. Что ж, в ее ситуации осторожность не помешает. Кто знает, что еще придет отцу в голову, если он поймет, что она все-таки нашла способ связаться с друзьями для продолжения начатого?

По правде говоря, сейчас ей нужен был только один из них – Энтони. И сейчас Нела, напряженно глядя в экран, ждала, пока шел вызов. Наконец на экране, одновременно с вопросом «Кто это?», появилось удивленное лицо Энтони. Увидев Нелу, он присвистнул и нахмурился:

– Окей, я впечатлен. Только скажи… как? Даже мне не удалось обойти защиту…

Нела смущенно покачала головой:

– С твоей стороны защита должна быть сильнее. Ты же помнишь защищенный канал,который мы хотели использовать для связи с…

Энтони поднял густые брови и оборвал ее:

– Да, это была плохая идея. Поэтому так и не использовали.

– Может, просто скажешь, что рад меня видеть? – натянуто улыбнувшись, спросила Нела, сама не понимая, зачем.

Какой глупый вопрос. Но не начинать же разговор со слов «Мне нужно, чтобы ты…». Энтони в упор посмотрел на нее, словно еще сомневаясь, что это именно она. Потом, замявшись, будто нехотя пробормотал:

– К сожалению, не могу этого сказать.

Нела, еще больше смутившись, отвела взгляд.

– Я думала, ты не винишь меня.

Энтони, снова нахмурившись, покачал головой:

– Нет, дело не в этом. Просто… Думаю, ты не понимаешь мою ситуацию…

Нела снова покосилась на дверь.

– Веришь или нет, я за это время не сделала ничего, за что меня можно было бы наказать. Тем более, как они могут узнать? Соединение защищено, я никому не говорила…

– Нела, ты действительно не понимаешь? Ты вправду думаешь, что в этой академии ученикам разрешено пользоваться защищенным соединением? Да им достаточно будет поднять логи, чтобы увидеть, с кем я общался!

Нела закатила глаза:

– Ну и что, они каждый день проверяют логи? Расслабься. Пожалуйста. Можно, я задам всего один вопрос, абсолютно невинный? Ты все так же хорош в программировании?

Энтони развел руками, недовольно глядя на нее. Он ничего не сказал, но в его взгляде читалось сожаление, и обида, и извинение… Нела в очередной раз ощутила укол совести, что опять подвергает своего друга риску. Ничего, однажды он поймет, что это того стоило… если только у нее все получится. «Лишь бы только оно того стоило» – снова подумала она.

***

Вечер выдался теплый, на редкость солнечный для осени. Нела шла в Лабораторию в задумчивости, пытаясь выдернуть себя из этого подавленного состояния. Разговор с Энтони заставил ее почувствовать себя как никогда одинокой. И, что самое страшное, Нела впервые почувствовала собственную… ненужность. Теперь ее действия абсолютно никто не поддерживает. Не считая каких-то редких незнакомых людей в интернете, но они почти никак не проявляли свою позицию. Нела понимала, почему, но легче от этого не становилось. Это ощущение казалось настолько жалким, что Неле стало противно от самой себя. Какая глупость… и слабость. Есть, по крайней мере, один человек, который надеется на нее – это Джастин. И есть десятки других, жизнь которых может оборваться в любой момент, если не вмешаться. Как странно, что сейчас это не заботит никого, кроме нее. Но скоро все изменится, надо только… постараться.

Немного приободрившись, Нела взглянула на часы и ускорила шаг. Сегодня она даже удивилась, когда отец позволил ей пойти в Лабораторию пешком – у Рэя был выходной, а когда отец хотел заказать такси, Нела высказала робкую мысль прогуляться по пути, и отец, к ее удивлению, разрешил – видимо, очень уж ему хотелось верить, что Нела исправилась и смирилась с этими визитами. В чем-то он был прав – сбегать куда-то Неле действительно не было сейчас смысла.

Вечерний город был красив, и даже пасмурная погода не делала его мрачным. Розовато-фиолетовое небо на горизонте стальных небоскребов становилось серо-оранжевым из-за света ярких фонарей. Гигантские голограммы реклам на центральных улицах медленно поворачивались вокруг своей оси. Кудрявый пухлощекий малыш с сахарной улыбкой на одной из них с аппетитом облизывал ложку: "Джерри расскажет вам о лучших йогуртах!"

Это все было красиво, если не поворачивать голову. Нела помнила, что еще пару лет назад в этом пустынном переулке, как и в спальных районах на окраине, часто можно было встретить слоган "Компьютеры нас не заменят", чуть позднее – "Мы не служим цифровому богу". Наверняка это были труды Новых Луддитов или тех немногих, кто разделял их убеждения. В то время Нела искренне возмущалась таким вандализмом и, помнится, даже пару раз фотографировала эти надписи и отправляла на сайт департамента города, куда любой сознательный гражданин мог сообщить о хулиганстве и вандализме. Помнится, когда Нела в тот день за ужином с гордостью рассказала об этом родителям, отец расплылся в улыбке и потрепал ее по волосам, а мать только со стуком отставила бокал вина и вышла из комнаты.

Теперь в этом проулке, ведущем к служебным входам в парк, на черном фундаменте здания виднелась серовато-белая надпись баллончиком граффити: "Мы Агнцы Божии и несем на себе грехи мира". Нела только прошла мимо – теперь она была бы рада увидеть прежние надписи, но, похоже, то время безвозвратно упущено…

Через несколько метров за спиной раздались поспешные шаркающие шаги и ее догнала пожилая женщина в потрепанном платье и с капюшоном на голове. Она молча, внимательно глядя в глаза, сунула ей в руку листовку, Нела подняла ее и прочитала: "Храм Агнцев Божиих ждет тебя. Обрети свой путь, отпустив мирские страдания". Нела хотела бросить листовку в ближайшую урну, но, чувствуя на себе взгляд женщины, просто сунула ее в карман куртки.

Светящиеся контуры "умных" автомобилей проносились мимо на огромной скорости. Нела с тоской подумала о том времени, когда всего этого еще не было… Когда мама была жива. Когда Корпорация еще не открыла свой грязный секрет успеха… А ведь это произошло вскоре после того, как Корнелий пришел к правлению. Именно он дал ход этим исследованиям, на что не решались другие. Не решались, потому что боялись реакции общественности. А Корнелий не испугался, и в своих ожиданиях оказался прав – почти никакой реакции не последовало. Людям действительно было все равно.

Нела почувствовала дрожь от этих мыслей. Кто сказал, что дети не отвечают за грехи родителей?

Миссис Робертсон снова встретила ее в ярко освещенном холле Лаборатории. С той же естественно-искусственной улыбкой она провела ее к лифту. Сегодня здесь было людно, и Нела чувствовала, как все встречные сотрудники Лаборатории избегают встречаться с ней взглядом, хотя и обращают внимание на нее. Но тут же отводят взгляд. Словно вокруг нее образовался вакуум. Что это – неприязнь? Или тщательно скрываемое ощущение собственной неправоты? Или то, что называют игнорированием «неудобной реальности»? Она была той самой «неудобной реальностью», и каждый игнорировал ее по своим причинам. После недолгого молчания миссис Робертсон сказала:

– Ну как, Нела, какие впечатления у тебя остались от предыдущего визита сюда?

– Как бы вам сказать…, – Нела вовремя прикусила язык и вспомнила о необходимости играть роль «исправившейся девочки», – Я думала над этим. Может быть, мне действительно стоит побольше узнать о том, как тут все устроено… Я ведь раньше совсем не интересовалась этим.

Миссис Робертсон внимательно посмотрела на нее.

– Хотелось бы верить, что твой интерес действительно искренний.

Нела слушала ее, механически улыбаясь. Выйдя из лифта, миссис Робертсон направилась к тому же кабинету, где Нела успела побывать в прошлый раз. С облегчением вздохнув, Нела нащупала в кармане флешку и с волнением подумала о том, что ей предстояло сделать. Энтони все же исполнил ее просьбу. «Если ты мой друг, помоги мне», – попросила его Нела. «А если ты мой друг, больше не проси меня о том, что может мне навредить», – резонно ответил Энтони.

И сейчас на этой флешке у нее в кармане было то, что могло, конечно, не спасти Испытуемых, но хотя бы продлить их жизнь на пару недель. Или чуть меньше. Пока она не придумает что-то еще.

Коридор был длинным, и пока они шли, Нела сосредоточенно прокручивала в голове все детали своего плана, машинально скользя взглядом по лицам проходящих мимо сотрудников. Внезапно сердце сделало паузу, Нела замерла, увидев знакомое лицо. До дрожи знакомое. Максимиллиан едва заметно улыбнулся ей, затем кивнул миссис Робертсон в знак приветствия и скрылся за поворотом.

– Что… – вырвалось у Нелы; поймав вопросительный взгляд миссис Роберсон, онаосторожно спросила, – Я имею в виду… разве Максимиллиан не должен находиться в головном офисе?

Миссис Робертсон неопределенно пожала плечами:

– Ну, он же директор по безопасности, он часто бывает здесь. А безопасность самой Лаборатории – наш приоритет. Тем более, сейчас проводится модернизация охранных систем.

Нела хотела спросить, что именно модернизируют, но сдержала себя. Сейчас излишнее любопытство только навредит. Она не хотела видеть здесь Максимиллиана, это все усложняет, как всегда.

В кабинете миссис Робертсон расслабленно улыбнулась, повесив халат униформы на вешалку. Нела ждала, что она включит компьютер, но миссис Робертсон не торопилась. Она опустила жалюзи и отрегулировала кондиционер, взяла планшет, затем провела Нелу в соседний кабинет и указала на кресло приятного голубого цвета, усевшись в такое же кресло напротив нее:

– Я думаю, тебе надоело разбирать файлы в прошлый раз. Не возражаешь, если мы сегодня просто поговорим?

Это напоминало сеанс у психолога. Нела возражала. Ей во что бы то ни стало нужен был доступ к компьютеру, а миссис Робертсон приспичило поговорить по душам!

– Конечно, – пожала плечами она, – О чем?

Миссис Робертсон внимательно посмотрела на Нелу. Казалось, она оценивала – оценивала ее состояние, оценивала риски, оценивала значимость слов, которые собиралась произнести. Это выражение лица было хорошо знакомо Неле. Ее отец точно так же привык все оценивать. Наконец миссис Робертсон откинулась на спинку и с доброжелательно-стерильной улыбкой спросила абсолютно нейтральным голосом:

– Мне хотелось тебя спросить. В прошлый раз ты ушла из кабинета и дошла до диагностического крыла.

Нела опустила голову и поджала губы. Она лихорадочно подбирала оправдания, которые бы не выдали ее истинные чувства от той встречи и не выглядели бы слишком искусственно. Однако, миссис Робертсон, судя по всему, оказалась мудрее и не стала требовать оправданий.

– …Это не страшно. Мне просто нужно знать, что произошло. Не подумай, что я тебя контролирую, Нела, я просто хочу убедиться, что ты понимаешь все правильно. Поэтому, расскажи, пожалуйста, о чем ты говорила с тем Испытуемым?

– Я…

Нела нервно сглотнула. Что бы она ни сказала в свое оправдание, это выглядело бы откровенной ложью, потому что никто не может так измениться за один день. А сказать правду – навлечь беду на Джастина и надолго закрыть себе путь сюда. Сейчас она не могла этого допустить. Только не сейчас.

Миссис Робертсон терпеливо ждала, глядя на нее все так же внимательно, чуть склонив голову. В кабинете стояла колючая, напряженная тишина.

– Я… Я как раз хотела поговорить с вами об этом, – осторожно начала Нела. – Это… непросто объяснить. И я не могу рассказать никому кроме вас.

Она замолчала, неуверенно глядя на миссис Робертсон. Ожидая, купится ли она на эту фальшивую откровенность. Та доброжелательно кивнула, придвинувшись ближе и усевшись поудобнее в кресле:

– Нела, ты знаешь, что всегда можешь поговорить со мной. Что тебя смущает? Расскажи.

– Я лучше покажу. Есть кое-то, что меня смутило… в тех документах, которые я читала в прошлый раз. Можно взглянуть на них?

Нела отчаянно надеялась, что миссис Робертсон не догадается об истинных причинах ее волнения.

– Конечно, можно, – кивнула женщина.

Нела с облегчением наблюдала, как миссис Робертсон включает компьютер и проходит аутентификацию. Что ж, дело за малым – нужно остаться за компьютером одной и загрузить вирус. А еще – не испортить тактику и не вызвать подозрений.

– Ну, так о чем ты хотела спросить? – повернулась к ней миссис Робертсон.

Нела кивнула и открыла один из документов, просмотренных ею в прошлый раз. Это был файл из статистических данных по экономике.

– Вот об этом.

Миссис Робертсон вопросительно посмотрела на нее.

– Здесь говорится о снижении доли неквалифицированного труда, так?

– Ну да, – женщина кивнула. – Это один из самых впечатляющих экономических результатов за последние годы. Что тебя смущает?

Нела помедлила с ответом. Ей нужно было не выдать себя, поэтому следовало соблюдать осторожность в формулировках.

– Я понимаю, насколько это выгодно работодателям и владельцам компаний. А что будет с тем, кто занимался неквалифицированным трудом?

Миссис Робертсон задумалась, глядя в экран, но лишь на пару секунд – затем она повернулась и посмотрела на Нелу так, будто та сказала что-то нелепое.

– Нела, это неизбежное следствие прогресса – необходимость либо повышать квалификацию, либо…

– Либо? – спросила Нела, надеясь, что ее голос звучит не слишком требовательно.

…Либо оказаться в Лаборатории в качестве Испытуемых – Нела уже знала ответ на свой вопрос. В какой-то момент она отметила, что у всегда невозмутимой миссис Робертсон стал недовольный и даже непонимающий вид. Но лишь на пару мгновений – эта женщина прекрасно владела собой. Потом она улыбнулась, и покачала головой:

– Нела, не нужно беспокоиться об этом. Экономический баланс не будет нарушен, если ты об этом. Мы еще поговорим на эту тему.

Нела тоже улыбнулась:

– Это хорошо, что экономический баланс не будет нарушен. Я об этом и говорила.

Миссис Робертсон, все так же невозмутимо улыбаясь, вздохнула, будто не заметив сарказма.

– Что ж, уже вечер, а у меня сегодня не было времени сходить на обед, представляешь? Не хочешь есть? В левом крыле есть кафе для сотрудников, можем там и поговорить.

Нела покачала головой:

– Может, просто попьем чаю здесь? У вас был прекрасный вишневый чай, когда я приходила раньше. Пару лет назад. Вы все еще его пьете?

Миссис Робертсон кивнула, и впервые за долгое время по-настоящему теплая улыбка появилась на ее лице:

– Я рада, что ты помнишь. Возьмешь чайник из моего кабинета? А я принесу печенье.

Когда Нела вернулась в кабинет с чайником, миссис Робертсон еще не было. С облегчением вздохнув, Нела заперла дверь и бросилась к компьютеру. Она быстро вставила флешку, отчаянно надеясь, что Энтони прав, и компьютер не имеет достаточной защиты от такого рода вирусов. Этот вирус был создан Энтони не для взлома компьютеров Лаборатории, а для проникновения в управление одним известным порталом СМИ, в котором они планировали запустить свое обращение изначально. Однако, позднее планы поменялись. Сам вирус ждал своего часа, пока Нела не попросила Энтони скорректировать его для уничтожения данных об Испытуемых в локальной сети за последнюю неделю. Конечно, данные будут восстановлены – но это займет какое-то время, и у Нелы, возможно, будет лишняя неделя-две, чтобы придумать приличный план спасения Джастина и остальных.

Прислушиваясь, не раздадутся ли шаги за дверью, Нела нетерпеливо стучала пальцами по столу. В какой-то миг ей показалось, что компьютер не видит внешнее оборудование. Но Энтони не мог ошибиться – и вот на экране появился долгожданный значок запуска. Не отводя взгляда, Нела проследила каждый миллиметр убийственно медленно ползущей строки загрузки. За дверью раздались шаги. Значок исчез – остается надеяться, что загрузка прошла без ошибок. Остается активировать…

Нела бросилась к двери, быстро вытащив флешку, и открыла ее за секунду до того, как в коридоре раздался протяжный гул сигнализации. Миссис Робертсон только показалась на пороге и с удивлением обернулась.

«Все пропало», – успела подумать Нела. Но в этот миг гул сигнализации прекратился. Нела выдохнула, краем глаза покосившись на монитор компьютера – он не подавал никаких признаков того, что что-то произошло. Она только надеялась, что миссис Робертсон примет ее испуг за удивление из-за внезапно включившейся сигнализации – но ведь не может быть, чтобы она включилась из-за какого-то компьютерного сбоя? Всего спустя пару секунд…

– Побудь здесь, хорошо? – сказала миссис Робертсон обеспокоенно. – Я скоро вернусь. Никуда не уходи.

Нела поспешно кивнула, стараясь унять волнение. Миссис Робертсон вышла за дверь, и Нела сделала несколько шагов по кабинету, пытаясь успокоиться. Она надеялась, что вирус сработал, но проверить это сейчас не было никакой возможности. Как же сейчас не хватает Энтони! Уж он-то знал бы, что теперь делать.

Не в силах оставаться в кабинете, Нела осторожно выглянула в коридор. Нет, выходить опасно – чем меньше сотрудников увидят ее здесь, тем меньше вероятность, что в произошедшем обвинят ее. Нела с сожалением вернулась обратно и прикрыла дверь дрожащими руками. Ждать было невыносимо.

Но долго ждать и не пришлось. Когда дверь открылась, Нела уже приготовилась спросить миссис Робертсон о случившемся. Однако, сейчас ей предстояло объясняться не с миссис Робертсон.

На пороге стоял тот, кого Неле сейчас меньше всего хотелось видеть. Максимиллиан мрачно смерил ее взглядом и завел руки за спину.

– Я и не сомневался, что это ты. Как предсказуемо, – Внимательный взгляд его темных глаз, казалось, пронзал ее насквозь, – Иди за мной.

Нела сделала глубокий вдох. Что ж, сейчас нужно сохранять спокойствие. Он ни в чем ее не уличит. Нела встала и на ватных ногах поплелась за Максимиллианом. Сейчас нужно делать вид, что она не причем – это сложно, учитывая, что, когда они говорили в последний раз, Нела кричала, что ненавидит Максимиллиана. Так что теперь разговор будет не из приятных.

Максимиллиан, не оборачиваясь, провел ее к своему кабинету и галантно распахнул дверь. Нела скептически покосилась на него – Максимиллиан выжидающе смотрел на нее, и на губах у него медленно проступала улыбка. Нела закатила глаза и, сложив руки на груди, вошла в кабинет. Офицер закрыл за нею дверь и жестом указал ей на кресло. Оно было черного цвета, кожаное и глубокое. Нела уселась и мрачно посмотрела на Максимиллиана. Она пыталась успокоить свое непонятно из-за чего бешено бьющееся сердце, ей хотелось высказать ему, что это было невежливо – обвинить ее без доказательств, добавить, что у него паранойя, и что кресло – полная безвкусица. Нела глубоко вздохнула. Сейчас нужно было сохранять спокойствие, иначе она выдаст себя.

Нела наблюдала, как Максимиллиан выводит на экран запись с камеры наблюдения, и ей хотелось материться. Как можно было так проколоться? Кто бы мог подумать, что в таком крошечном, ничем не примечательном кабинете, будет установлена скрытая камера…

– Вот и попалась.

Максимиллиан сказал это, глядя на Нелу в упор, потом снова замолчал. Она так и сидела, вжавшись в холодное кожаное кресло, и видела, как Максимиллиан отвернулся и медленно обошел свой кабинет, заложив руки за спину, в своей черной военной форме. Он задумчиво смотрел перед собой, словно не мог решить какую-то дилемму. Нела подумала, что многое бы отдала, чтобы узнать, о чем он сейчас размышляет.

– Теперь-то что? – спросила она, не выдержав тишины.

Ее голос прозвучал слишком неуверенно. Она знала, что может встать и уйти в любой момент. Максимиллиан просто не сможет ничего сделать, как бы ни хотел – свою карьеру он любит больше, чем издеваться над ней. Нела снова удрученно подумала, что ей, наверное, стоит просто покинуть комнату, и пусть он потом все расскажет отцу – будет еще один домашний скандал, ничего нового. И тем не менее, она не могла уйти, не получив ответ.

Максимиллиан сделал еще несколько шагов и остановился. Нела выжидающе смотрела на него. Наконец, он встал перед ней, опершись на свой стол, и пожал плечами:

– Детка, я не твой отец, и не собираюсь читать тебе нотации. Мне вот только интересно… представим, что ты добьешься своего, и твоего отца отстранят, может, тебе это и не важно…, – Максимиллиан говорил это так спокойно, будто его совсем не обеспокоил ее поступок, – Конечно, этого не будет, я просто теоретизирую. Что тогда? Думаешь, все изменится?

Нела почувствовала разочарование. Пресное послевкусие недосоленной пищи. И странно было, что сейчас ей совсем не хотелось вести идеологические споры. Она внезапно поняла, что ожидала совсем не этих слов.

– Это не важно, – она встала, – Я не знаю, что будет потом. Но я положу этому конец, обещаю тебе. И тебе придется постараться, чтобы меня остановить.

Нела встала и быстро направилась к выходу, краем глаза заметив появившуюся улыбку на лице Максимиллиана и его внимательный холодный взгляд. Теперь ей хотелось просто уйти, как можно скорее. Она пожалела, что не ушла сразу же – в какой-то момент вдруг стало невыносимо находиться рядом с этим человеком. Он словно держал ее на крючке, и спорить с ним становилось все сложнее. Но самым противным чувством был непонятный сосущий под ложечкой страх, смешанный с непонятным волнением и ожиданием неизвестно чего – хотя она понимала, что объективно ей бояться нечего. И поэтому просто необходимо было уйти немедленно.

Всего несколько быстрых шагов. Почти физически Нела ощущала спиной взгляд и присутствие Максимиллиана, и каждую секунду ей казалось, что сейчас его рука ляжет ей на плечо. Оказавшись у двери, Нела с размаху толкнула ее. И больно ушибла плечо. Дверь была заперта.

Максимиллиан не спеша подошел сзади и остановился в паре шагов у нее за спиной. Нела не оборачивалась. Затянувшееся молчание давило на виски, будто плотность воздуха в один момент повысилась в разы. Наконец Нела, не выдержав, пробормотала:

– Выпусти меня.

За спиной раздалась тихая усмешка. Нела с досадой подумала, что Максимиллиан ожидал, когда она это скажет. Все так же, не оборачиваясь, она почувствовала, что он сдвинулся с места. Максимиллиан медленно подошел к ней и остановился рядом, внимательно глядя ей в лицо. Нела подняла взгляд и упрямо посмотрела ему в глаза. Он казался совершенно спокойным, как и всегда, но во взгляде его темных глаз светилось любопытство. Нела напряженно отметила, что он смотрит на нее, как будто проводит эксперимент.

– Не хочу, – наконец ответил он.

– Почему? – с трудом выдавила Нела.

– Мне кажется, или ты покраснела?

Лицо словно обдало жаром, который плавно стекал по шее на грудь. Только этого сейчас не хватало – покраснеть. Главное сейчас – не отводить взгляд. Все так же упрямо, глядя Максимиллиану в глаза, она твердо сказала:

– Это потому что ты меня раздражаешь. Это от злости.

Казалось, взгляд Максимиллиана сейчас прожжет в ней дыру. Он смотрел так, словно видел ее насквозь, каждую клеточку ее тела, и это приводило Нелу в смятение. Жар спустился ниже и поселился в животе. Нела в панике подумала, что если Максимиллиан сейчас не откроет дверь, то придется ее выбить – она даже не думала, сможет ли, но находиться здесь было уже невыносимо.

И в этот момент, словно небеса услышали ее мольбы, в дверь постучали. Еще на секунду задержав взгляд, Максимиллиан неохотно повернулся и открыл дверь. Миссис Робертсон облегченно вздохнула, увидев Нелу:

– А я везде тебя ищу.

Нела наконец-то смогла выдохнуть. Она попыталась придумать, что сказать миссис Робертсон, но в голове будто все перемешалось. Максимиллиан, будто выручив ее, уверенно улыбнулся, положив руку на ее плечо:

– Мы поговорили о планах Нелы после окончания школы, – он с улыбкой посмотрел на нее, – Она и вам расскажет, чем планирует дальше заниматься. Правда, Нела?

Дернув плечом, Нела сбросила его руку и быстро вышла за дверь, встав возле миссис Робертсон.

– Конечно, – процедила она, потом обратилась к миссис Робертсон, – Мне нужно домой. Много задали в школе, поговорим в другой раз, хорошо?

Миссис Робертсон, пожав плечами, кивнула. Казалось, сейчас ее беспокоит совсем другое. Нахмурившись, она посмотрела на Максимиллиана:

– Я пыталась узнать, что это была за тревога? Я даже не успела включить связь, а мониторинг еще проводит проверку…

– Это ложная тревога, – перебил ее Максимиллиан, как-то слишком поспешно, – Это все из-за реконструкции охранной системы. Не беспокойтесь.

Миссис Робертсон с облегчением улыбнулась и повернулась к Неле:

– Ну что ж, это хорошо. Ладно, пойдем, Нела. Я тебя провожу.

Нела быстро пошла за ней, напоследок краем глаза уловив внимательный взгляд Максимиллиана. Здравый смысл подсказывал ей, что это не сойдет ей с рук, во всяком случае, так легко.

***

Миссис Робертсон допивает чашку вишневого зеленого чая, стоя у панорамного окна и, устало посмотрев на Часы, отходит к чайнику, чтобы заварить себе еще. У Корнелия в кабинете всегда есть ее любимый чай, хотя сам Корнелий пьет только кофе. Еще у него в смежной с кабинетом комнате есть мини-бар, спрятанный в нише стены возле двуспальной кровати. Расслабляться после работы Корнелию порой приходится, не уходя из офиса. Миссис Робертсон всегда удивляется, как ему удается отдыхать от работы, если он по нескольку дней фактически живет здесь. Хотя, чего греха таить – она и сама после работы не всегда находит силы, чтобы ехать домой. Собственно, из-за этого от ее брака и осталась одно только название и фамилия мужа. И сейчас уже сложно сказать, это Корнелий так ценит ее за особое отношение к работе, или сам Корнелий явился причиной того, что работа стала для нее чем-то глубоко личным?

Миссис Робертсон открывает дверь в смежную комнату своим электронным ключом и задумчиво останавливается в дверях. В комнате мягко загорается свет, и миссис Робертсон, потерев глаза, вынимает заколку из пучка на голове, ее темные волосы до лопаток рассыпаются волной по плечам. Помассировав виски, она сбрасывает туфли и ступает по мякому ковру, подходя к окну – это окно выходит на другую сторону, и из него открывается вид на реку Потомак – живописные причалы загадочно сияют зеленоватыми огнями, мосты с золочеными статуями перекинулись через реку, соединяя Вашингтон с Арлингтоном и другими пригородами.

Миссис Робертсон допивает уже вторую чашку чая, когда за спиной у нее раздаются знакомые неторопливые шаги, и теплая рука ложится ей на плечо.

– Я рад, что ты сегодня осталась.

Миссис Робертсон накрывает ладонь Корнелия своей и оставляет чашку на подоконник, все так же глядя в темноту за окном. Несколько секунд умиротворенного молчания наполнены незаданным вопросом, и миссис Робертсон наконец решает его задать:

– Корнелий… Не мучай ни себя, ни дочь. Оставь Нелу в покое. Что ей здесь делать?

Корнелий молчит, и только его тяжелый вздох служит ответом. Миссис Робертсон поворачивается к нему и продолжает:

– Оставь, вырастет – поймет. Она заканчивает школу, пусть лучше готовится к поступлению.

– Она вообще не думает об учебе.

В голосе Корнелия слышится досада.

– Может, поэтому и не думает?, – Миссис Робертсон кладет руку ему на плечо, страясь, чтобы эти слова звучали мягче, – Корнелий, ты живешь работой и не видишь жизни за этими стенами. Это наша с тобой жизнь, не ее. Дай ей самой разобраться.

Корнелий отворачивается и, помрачнев, отходит от окна. Он делает пару шагов, останавливаясь будто в растерянности, потом снимает пиджак и убирает в шкаф, садится на кровать. И только потом поднимает голову, в его карих глазах под нахмуренными бровями миссис Робертсон видит ту же твердость и непоколебимое упрямство, которое она узнает в Неле. Может, убеждения и не передаются по наследству, а вот характер – вполне.

– Ты не понимаешь, Лукреция, – Корнелий смотрит на нее исподлобья, – Дело не в выборе. Она должна понять, как важна наша работа именно сейчас. Нет ничего страшнее в обществе, чем оказаться ненужным обществу.

– Брось, – миссис Робертсон качает головой, – С твоими возможностями она сможет стать кем угодно.

– Я не хочу поддерживать ее инфантилизм, – Корнелий поджимает губы, – Пусть спустится на землю грешную. Я не заставляю ее следовать моим путем, но… она должна понять, ради чего мы работаем, и как устроена эта жизнь. А там пусть решает сама, чем будет заниматься.

Миссис Робертсон задумчиво кивает, берет чашку с подоконника и допивает свой чай в молчании. Затем садится рядом с Корнелием и берет его за руку:

– Ладно. Как скажешь.

Корнелий наконец смотрит на нее, и его взгляд смягчается:

– Где она сейчас?

Миссис Робертсон вздыхает с улыбкой:

– Рэй отвез ее домой, – затем, подумав, она добавляет: – А ты не поедешь?

– Я останусь здесь, – Корнелий протягивает руку и с усталой улыбкой заправляет прядь ее волос за ухо, – Только с тобой я чувствую себя дома.

Миссис Робертсон со вздохом поворачивается к нему:

– Корнелий… Лучше вернись сегодня домой.

Глава 5

Вернувшись домой, Нела упала на кровать, глядя на темный потолок, и закрыла лицо руками. Но даже в полной темноте у нее перед глазами стояло лицо Максимиллиана – самодовольное и уверенное, с хитрыми прищуренными глазами и снисходительной улыбкой. Жар в груди не утихал, а все мысли в голове находились в таком беспорядке, будто там прошлось цунами. Нела перевернулась на живот и уткнулась лицом в подушку, зарывшись в спасительную черноту, но потом со злостью отшвырнула подушку в другой конец комнаты и снова уставилась в потолок. Она была напряжена до предела, но при этом чувствовала себя совершенно опустошенной. И, главное, из-за чего? Из-за кого? От этих мыслей ей снова захотелось запустить подушкой в стену, но подушка уже лежала в углу, а других предметов, на которых можно было бы выместить злость на себя, поблизости не было.

Нела попыталась задержать дыхание, а затем сделать глубокий вдох, как когда-то учил ее отец, чтобы успокоиться. Еще один вдох, и еще. Прошло несколько минут, прежде чем сердцебиение начало успокаиваться и Нела попыталась разобрать свои скомканные мысли. Она не знала, что на нее нашло, но была уверена в одном: нужно сосредоточиться, иначе – все было зря. Максимиллиан был сволочью, и в то же время глубоко в душе она чувствовала, что местами он говорит здравые вещи – и поэтому он ее раздражал ее еще больше. И это было единственной возможной причиной ее волнений. Остальное нужно выбросить из головы немедленно.

Нела сделала тяжелый вдох и почти поверила в это. Она сделала еще один вдох, затем встала и в задумчивости прошла на кухню, не включая свет, налила стакан воды и быстро выпила. Что ж, теперь она чувствовала себя значительно лучше.

Нужно узнать, что произошло с файлами. Нела в задумчивости прошла обратно в комнату. Отца дома не было, несмотря на поздний вечер. Обычно Нелу это не беспокоило, но теперь почему-то она ощущала странную пустоту. Ей не хотелось говорить с отцом, потому что, как и раньше, говорить им было просто не о чем, но хотелось хотя бы просто знать, что он дома.

Конечно, он сейчас занят, как всегда. Нела остановилась у окна и впервые за долгое время подумала о том, что скучает по друзьям. Не потому, что у них было общее дело, которым теперь придется заниматься ей одной, а просто потому, что есть моменты, когда ты понимаешь, насколько катастрофически ты одинок. И от этого все воспринимается острее. И когда ты привыкаешь держаться особняком, одна лишь робкая мысль о возможности подпустить кого-то к себе приводит душу в смятение.

Но ей и некого было подпускать! Нела нахмурилась и налила себе еще один стакан воды, затем выпила его большими глотками.

Вернувшись в комнату, Нела почувствовала себя откровенно разбитой. Это было то странное чувство, которое приходит на смену злости – бессильная обида на самого себя. Противное, словно большая слизкая змея, расположившая свои кольца где-то в глубине твоей черепной коробки.

Однако, Нела не успела прислушаться к этому чувству, потому что в коридоре раздался звук открываемой двери. Едва приоткрыв дверь комнаты, Нела в щель наблюдала, как отец прошел к себе в комнату, затем – в кухню. Она слышала, как он достает из холодильника что-то в шуршащей упаковке, затем ставит на стол бутылку и наливает себе – наверняка это виски.

– Эй, не стой там, я тебя видел. Иди сюда, – раздался голос отца.

Нела немного помедлила, затем вздохнула и осторожно вышла в кухню. Интересно, зачем отец ее зовет? Неужели Максимиллиан ему все рассказал? Боже, только не это. Нела поморщилась от одного воспоминании о Максимиллиане и пообещала себе в ближайшее время не думать о нем. Не вспоминать даже его имени. Да, это было бы прекрасно.

Корнелий сидел за столом, навалившись на стену, и ел из упаковки только что купленную лазанью. Холодную, не разогретую. Рядом стоял бокал виски. Нела остановилась в дверях.

– Может, разогреть? – наконец спросила она, спустя пол минуты молчания.

Корнелий задумчиво покосился сначала на лазанью, потом на Нелу.

– Не нужно, – вздохнул он, – Лучше скажи, как прошел день?

Неле неопределенно пожала плечами. Она понимала, что отец спрашивает ее о походе в Лабораторию, но что ответить – она решительно не знала. Не знала, в курсе ли отец о том, что произошло? В курсе ли он, кто виноват? А, может, то, что она сделала, настолько незначительно, что Корнелию даже ничего не сообщили? От этой мысли на почувствовала постыдное… облегчение. Любая мысль о том, что она действует против интересов отца, против дела всей его жизни, отзывалась головной болью и мучительным чувством вины.

– Нормально, – не сразу ответила она. – Поговорили с Миссис Робертсон об экономике. В прошлый раз она дала мне почитать отчеты. Было… любопытно.

Корнелий кивнул, не глядя на дочь. Нела не поняла, удовлетворил ли его этот незамысловатый ответ, но других вопросов на эту тему он задавать не стал. Нела с благодарностью подумала, что это было не только умно, но и вежливо с его стороны. И снова поверх чувства благодарности красными пятнами проступало усилившееся чувство стыда.

– Уже неплохо. Скажи, тебе нравится миссис Робертсон?

Нела снова пожала плечами:

– Если ты спрашиваешь потому, что с ней встречаешься, то я не против.

Корнелий впервые за время разговора в упор посмотрел на Нелу и вяло усмехнулся.

– Твоя прямота меня поражает. Нела, все же знай, что другие могут расценить это как невежливость.

Нела подошла к окну и присела на подоконник.

– Ну, что ж, прямота – это невежливо, а вранье тоже никому не нравится… Я действительно не против. По крайней мере, она сможет разогревать тебе лазанью. Или даже готовить.

Корнелий снова улыбнулся. Нела отвела взгляд и отвернулась к окну, пряча неловкую улыбку. Это было настолько похоже на обычный разговор отца и дочери, что ей вдруг резко захотелось уйти. Что, если после всего этого Корнелий захочет спросить ее о чем-то личном? О походе в Лабораторию… снова? Ей снова придется врать. Или о… Максимиллиане? Глупости. С чего бы Корнелию о нем спрашивать? Нела снова почувствовала досаду непонятного происхождения. Сегодня какой-то совершенно дурацкий день. И какая-то ерунда лезет в голову.

– Знаешь, ты мне сейчас кое о чем напомнила, – оживился вдруг Корнелий, – Когда тебе было лет шесть, мы все вместе ездили отдыхать на Санта-Мариоку. Ты увидела медуз в аквариуме и захотела их потрогать. Это было запрещено, потому что те медузы могли ударить током. Но тебя это не остановило, ты все равно пролезла туда и дотронулась до одной из них. Не знаю, помнишь ли ты, но мы с мамой тогда здорово перепугались. А когда ты очнулась в больнице, ты почему-то была такой радостной.

Нела подавила вздох и, не шевелясь, осталась стоять у окна. Она не хотела поворачивать голову, так как чувствовала на себе взгляд Корнелия.

– Ты очень скучаешь по маме? – наконец спросил он.

Нела моргнула, не отводя взгляд от черноты за окном и мигающих вдалеке неоновых гирлянд. Что можно было ответить на такой вопрос?

– Можешь не отвечать.

Корнелий сказал это спустя минуту, и его голос звучал глухо. Нела почувствовала предательский ком в горле.

– А зачем тогда ты спросил?

На этот раз промолчал Корнелий. В воздухе висела пустота, словно густой смог, мешающий дышать. Нела подумала, что пустота – это не просто отсутствие чего-то абстрактного. Это материальная величина, отсутствие чего-то необходимого – нужных слов, эмоций. Людей. Людей, конечно, в первую очередь. Как вакуум в космосе.

– А зачем скучать? Ведь есть миссис Робертсон.

Эти слова вырвались у Нелы сами собой. Она не ожидала, что они прозвучат так обвиняюще. Ей внезапно стало ужасно стыдно за них. Нела развернулась и быстро вышла из кухни, надеясь, что отец не видел выражение ее лица.

Вернувшись в комнату, Нела почувствовала себя еще более разбитой, чем до этого – хотя, казалось бы, куда уж больше. В темноте было почти тихо, не считая попискивания датчика температуры и еле слышимого гудения компьютера. Ночь клубилась мягким бархатом под потолком, стелилась по полу и обволакивала стены. Неле хотелось провалиться в нее и больше никогда не говорить ни с отцом, ни с Максимиллианом, ни тем более с Джастином. Бедным Джастином, которого она неосторожно обещала спасти, а в итоге только еще раз убедилась, что без своих друзей она ни на что не способна. Она подумала, что сейчас нужно лечь спать – что еще остается… Завтра будет новый день, и миссис Робертсон снова ждет ее в Лаборатории. Суббота. Завтра там не должно быть Максимиллиана – на выходные остается только дежурный персонал. Нела почувствовала слабое облегчение.

Когда раздался стук в дверь, Нела вздрогнула. Отец слегка приоткрыл дверь, и Нела увидела его непривычно растерянное лицо. Еще бы, раньше они вообще почти не разговаривали. А теперь вот поругались. Прогресс. Нела поморщилась. Возможно, ей стало бы легче, если бы Максимиллиан рассказал Корнелию о том, что она сделала. Но он не расскажет – она это знала. Максимиллиан хочет быть единственным хранителем ее тайны, которая позволит ему и дальше преследовать ее. Священником, который никогда не отпускает грехи. Она поморщилась от этой мысли. Слишком извращенное сравнение.

– Нела? К тебе можно? – Отец медленно вошел и присел на край кровати рядом с ней.

Пожав плечами, Нела отвернулась. Ей ужасно хотелось извиниться за эти нечаянные слова, но всякий раз перед перспективой искренности словно возникал какой-то ментальный барьер, крепче титановой стены. И Нела знала, что ей лучше молчать, потому что если она что-то и скажет, то это будет что-то такое же равнодушно-циничное.

Корнелий вздохнул:

– Нела, может, я и не идеальный отец. Но ты постоянно закрываешься от меня. У тебя нет повода обвинить меня в неуважении к памяти матери.

Нела дернула плечом:

– Причем тут это? Делай что хочешь, это уже вообще не важно.

– Это не так, – мягко возразил Корнелий. – Ты моя дочь. Мне всегда важно твое мнение.

Подавив нервную усмешку, Нела бросила:

– С каких это пор? А мамино мнение тебе было не так важно? Ты довел ее до…, – она сглотнула, опуская слово "самоубийство", – Какая теперь разница, с кем ты будешь или не будешь встречаться?

Корнелий встал. Нела не видела его лица в темноте, но ей и не хотела поднимать голову. Она знала, что снова наговорила лишнего. Специально, как всегда. Но… это была правда. Что за лицемерие – говорить, что для него важно ее мнение… А для нее еще большее лицемерие – притворяться хорошей дочерью.

Помолчав, Корнелий направился к двери. Нела втайне хотела, чтобы он что-то ответил. Не важно, что – даже если бы он закричал на нее, у нее было бы право на него злиться. Но Корнелий ничего не сказал, и ей оставалось злиться лишь на себя. И даже медленные шаги отца, пока он шел к двери, только сильнее пробуждали у Нелы чувство вины за неосторожные слова. Перед тем, как выйти, он все же повернулся и тихо проговорил:

– Не забудь, что ты завтра утром идешь в Лабораторию. Для тебя там есть интересное задание.

– Угу, – хмыкнула Нела, – С миссис Робертсон.

Отец больше ничего не ответил. Нела какое-то время, замерев, смотрела на дверь. Казалось, что где-то глубоко в грудной клетке капнули серной кислотой. Не включая свет, Нела легла в свою постель, не моргая, глядя в темный потолок, и чувствуя, как прохладные капли по вискам стекают в уши. Она заслужила эту разъедающую пустоту. А отец, как ни крути, заслужил эти слова. Может быть, все правильно – каждый получает то, что заслуживает…

В зыбком полусне ей то ли чудилось, то ли снилось, как отец снова заходит в ее комнату и стоит рядом с ее кроватью, задумчиво глядя на нее, потом молча гладит по волосам и уходит.

***

Кларк Рубинс только вернулась из школы, и едва бросив сумку в угол своей большой комнаты, расслабленно упала на диван, попутно скидывая туфли на высоких каблуках со своих длинных ног. Первым делом она сделала то, что делает любой блоггер-миллионник в любую свободную минуту – открыла свой инстаграм и беглым взглядом пролистала комментарии, сравнила активность под последним постом с предыдущими и удовлетворенно улыбнулась. Всего несколько секунд она она полистала ленту, но тут же без интереса вернулась обратно на свою страницу – собственный профиль ее интересовал намного больше, чем чужие. Открыв галерею, она решила выбрать фото для запланированной публикации. Уже 3,9 миллиона подписчиков – на это обязательно нужно обратить внимание. Еще пара постов в таком темпе – и можно будет принимать поздравления с четырьмя миллионами. Задумчиво постучав ногтем по гладкому матовому чехлу смартфона, она открыла почту – если следующий рекламный пост будет хорошим, то праздновать заветные четыре миллиона можно будет уже сегодня-завтра.

Большую часть рекламы она привычно игнорировала – Кларк не какая-то там дорвавшаяся до популярности простушка. Ей не было никакой необходимости пиарить всякие малоизвестные шоурумы и начинающих блогеров, а ведь находились даже такие идиоты, которые пытались предлагать ей свои услуги по бартеру! Кларк деликатно сдерживалась, чтобы не объяснять им, что для нее такие предложения просто оскорбительны.

Родители поначалу пытались препятствовать ее работе с рекламой, но потом успокоились, когда убедились, что Кларк прекрасно умеет выбирать предложения сотрудничества. Последняя совместная реклама с Малышом Джерри имела большой успех, хотя у Кларк все еще сводило скулы от количества съеденного йогурта на съемках. Пухлощекого восьмилетнего Джерри даже стошнило на съемках, хотя он и так всю съемку глотал таблетки. "Ничего страшного, – пояснила его мать, – Эти таблетки всегда помогают"

И вот сейчас Кларк со скукой удалила десяток сегодняшних сообщений, пока одно из них не заинтересовало ее. Нахмурившись, она несколько раз перечитала его, не сразу понимая, чего хочет рекламодатель. Оно было явно не похоже на остальные. Наконец на ее лице медленно проступила улыбка. Вот ради таких предложений и стоит быть блогером, хотя подобное этому ей предлагали впервые.

Кларк встала и медленно прошлась до кухни, налив себе яблочный сок, в голове у нее уже вертелись варианты – все нужно хорошо обдумать, хотя рекламодатель и настаивал на публикации в самое ближайшее время. Сделав еще пару кругов по пустой квартире, она обошла все шесть комнат, включая большой зал, где на стенах были развешаны ее фото с лучших выходов в свет – вот она в крошечном платье на приватной вечеринке после показа Жакемус в компании моделей, закрывающих показ. А вот – на молодежной бизнес-конференции в Барселоне, где выступали ученики лучших школ, чтобы показать себя в хорошем свете перед представителями самых значимых университетов. Родители Кларк тщательно работали надее имиджем – к их сожалению, Кларк не проявляла особого интереса к науке, но тем не менее была рада поучаствовать везде, где можно красиво показать себя в той или иной области. Выбор у нее был большой, и родители пока не слишком ограничивали ее в этом выборе.

Опустившись в мягкое кресло, Кларк взяла в руки телефон. "Приветствую вас, мои дорогие подписчики! И что у нас сегодня на повестке дня? Хочу вам рассказать кое-что интересное. Совсем недавно мы имели честь наблюдать довольно интересное выступление по центральному каналу, где многие из вас узнали дочь многоуважаемого Корнелия Холларда. Наверняка это весьма удивило вас, не так ли? Хочу прояснить один момент. Не все из вас в курсе, что Корнелия Холлард на самом деле давно сотрудничает с Корпорацией Интегрированных Технологий, и уже сейчас, насколько это возможно, поддерживает дело своего отца. Я говорю это, потому что мне невыносимо видеть грязные слухи, будто она предает отца тем более, будто она выступает против Корпорации. Это просто смешно! Как ее подруга и одноклассница, я вижу, как страдает Корнелия. Не все понимают, что она пошла на эту жертву с самой благой целью. В последних новостях вы могли видеть, что за последнюю неделю арестованы трое представителей Новых Луддитов. Именно благодаря Корнелии удалось выманить этих экстремистов, и они больше не угрожают обществу. Согласитесь, далеко не каждый пошел бы на такие жертвы и осмелился бы рисковать репутацией ради поддержки дела своего отца. Я прикладываю фото из личного архива – она давно сотрудничает с отцом и, поверьте, уж у кого – а нее даже в мыслях не может быть пойти против семьи. Даже представить себе не могу, что она чувствует после всего этого хейта. Поэтому, мои дорогие, я знаю, что вы у меня умные, и вы правильно понимаете ситуацию. Как ее подруге, мне больно смотреть на все эти грязные сплетни, и уж поверьте мне – если бы все было иначе, я бы об этом знала."

Кларк еще раз перечитала написанное и, закусив губу, рассмеялась. А она хороша! Почти четыре миллиона подписались на нее не просто так. Еще раз сверившись с текстом из письма, она дописала: "Я искренне горжусь своей подругой. Мало кто способен ценить семейное дело так бескорыстно, как она. Возможно, мне не следовало этого писать до ее официального заявления, но я не могу смотреть на то, как Корнелия переживает оттого, как много людей восприняли ее необходимую провокацию всерьез. Но это лишь означает, что она сыграла свою роль на десять баллов из десяти. Даже на одиннадцать."

Кларк напоследок пробежала глазами текст, удовлетворенно кивнула и опубликовала запись. Отложив телефон, она снова прошла на кухню и налила себе еще один стакан сока. Постучав пальцами по столу, она вернулась в комнату и нетерпеливо взяла телефон – кажется, он скоро уже прирастет к рукам. Пост успел собрать уже несколько комментариев, и по лицу Кларк расползалась улыбка, когда она читала их: "Вот бы мне такую подругу, как ты", "Я и не сомневалась", "Сложно, но хоть какое-то объяснение действиям Корнелии". Кларк не могла сдержать смех, читая комментарии, но вдруг она нахмурилась: "Кажется, я пропустил тот момент, когда вы с Корнелией стали подругами. Ты ничего не путаешь?"

Этот комментарий оставил ее одноклассник Майкл. Кларк сделала скриншот, затем быстро удалила комментарий и написала Майклу сообщение: "Больше такого не пиши. Я знаю, что делаю. Мой блог читают миллионы, и, надеюсь, ты понимаешь, для какой аудитории я это публикую".

Кларк сердито выдохнула и отпила сок. Затем написала своей ассистентке, приложив скриншот: "Алиша, отложи пока посты следующей недели. Есть срочное дельце. Избавь мой последний пост от подобных комментариев". Она отправила сообщение и, снова нахмурившись, дописала: "Запомни, ты должна удалять их сразу. Обновляй страничку каждые пол минуты, я закрою комменты ночью, а до тех пор держи все в своих цепких ручках".

***

Утро выдалось непривычно холодным. Нела шла мимо высотных зданий, верхние этажи которых утопали в белесом утреннем тумане городского неба, пропитанного запахами бензина, морозного осеннего утра и желто-голубыми огнями невыключенных ночных фонарей. Она прошла вдоль широкой аллеи центрального парка. Совершенно некстати в голову пришли воспоминания, как в детстве она ходила сюда с родителями. Или это была тетя Роузи? В голове все перемешалось, и Нела поморщилась от этих вязких и мутных воспоминаний. Кто бы мог подумать… Прошло всего два года, а можно подумать, что десять лет. Все изменилось. Нела прошла вдоль набережной, от воды ее отделяла черная ажурная ограда. Над рекой стелился все тот же утренний туман. Казалось, у нее в голове был такой же туман.

Там, за рекой, если пройти по аллее парка и свернуть направо, начинались престижные жилые районы. Раньше, еще до переезда в новый дом и до того, как Корнелий стал главой корпорации, их семья жила в том районе. Некоторое время назад.

На широкой эспланаде, вымощенной большими гладкими белыми плитами, стоял бюст Николаса Эйнвуда. Белое, ничего не выражающее лицо выглядело пугающе бессмысленным – огрех скульптора или насмешка провидения? Нела вспомнила, что раньше на этом месте стояла медная статуя Икара. Его крылья еще были целы, и лицо горело вдохновением. В какой момент это произошло? В какой момент его крылья стали слишком слабы для той высоты, на которую он поднялся? И когда стало слишком поздно, чтобы вернуться – он опоздал, или же… не хотел возвращаться?

Нела поморщилась своим мыслям. Ей не хотелось идти в Лабораторию сегодня. Впрочем, как и всегда. Но если раньше у нее была цель, то теперь Нела чувствовала отвратительную беспомощность – Максимиллиан теперь точно примет все меры, чтобы она больше ничего не натворила. А документы… вероятно, их уже почти восстановили.

***

Куриный суп сегодня имел необычный вкус. Джастин медленно помешал его ложкой и украдкой покосился на стеклянную дверь. Интересно, заметили ли что-то его соседи? С недавних пор робот, развозивший завтрак, доставлял ему тарелку в последнюю очередь и останавливался за дверью, словно фиксируя происходящее в отсеке. Собственно, там и фиксировать было нечего, так как Джастин при всем желании не мог заняться ничем подозрительным – это сложно, когда в крошечном отсеке у тебя есть только узкая жесткая кровать, небольшой стол для еды и уборная, которая даже не имеет двери и прекрасно просматривается из коридора. Однако, врачи, по-видимому, чем-то заинтересовались, раз стали наблюдать за ним пристальнее. Джастин не знал, что могло их обеспокоить. Но он старался как можно меньше привлекать к себе внимание. Теперь он не позволял себе таких неосторожных поступков, как в тот раз, когда его засек офицер… У Джастина до сих пор пробегали мурашки по коже, когда он вспоминал этого человека. Прикасаясь перед сном к своему тонкому металлическому ошейнику, Джастин порой задумывался, действительно ли его могут убить за малейшее неповиновение? Как возможно вообще так внезапно оборвать человеческую жизнь? Этот вопрос казалс нелепым, учитывая его положение.

Хотя, какая разница… Все равно, в итоге – конец один. Их всех это ждет. То, о чем Джастин предпочитал не думать. Потому что, когда эти мысли все же просачивались в голову (а это было неизбежно), Джастин начинал хотеть, чтобы его убили разрядом тока из ошейника. Лучше так, чем то, что им здесь уготовано. Об этом никто не говорил вслух, и эта тема никогда не поднималась даже вскользь – ни на осмотрах, ни во время тестов. Врачи с легкой дежурной улыбкой могли спросить, как дела. Иногда не глядя на него, чисто для поддержания минимального градуса теплоты в речи. Иногда – пристально глядя в глаза. Джастин знал, что они просто оценивают состояние зрачков, скорость реакции. Вкупе с транквилизаторами эта тактика действовала на большинство.

Джастин словно наблюдал за всем этим со стороны, будто бы его это вовсе не касалось. Будто бы у него был план, и ему было не о чем беспокоиться. Конечно, Джастин осознавал, что никакого плана у него нет и быть не может. Эти редкие мысли все еще отдавались в груди замиранием сердца. Но вместе с этим ранее он ощущал какое-то странное спокойствие, разбавленное не менее странной эйфорией. Транквилизаторы последнего поколения действовали очень мягко.

Теперь все было как-то иначе. Все переменилось с недавних пор. И он знал, кто был тому причиной. Джастин постоянно думал о том, что она наверняка снова придет, придет к нему. Корнелия. От этих мыслей у него сердце начинало биться чаще. Она пообещала его спасти. Он помнил эту отчаянную решимость в ее взгляде. Ту твердость, которой у него самого никогда не было, ту чистую и сильную энергию, которая словно исходила от нее. Корнелия. Она носит имя своего отца, но она – его противоположность. Он часто шепотом повторял ее имя, и от этого на душе словно становилось светлее.

Пусть она и не спасет его. Джастин старался не думать об этом – слишком смелые надежды. Все равно, это было прекрасно само по себе. В конце концов, смысл даже не в том, способна ли она его спасти.

Днем, когда их ровным строем вели на плановый осмотр, Джастин заметил, что в колонне не хватает нескольких человек. Он вспомнил про парня, который агитировал его проваливать все тесты, чтобы врачи сочли его неподходящим. Видимо, так и случилось. Джастину хотелось знать, что произошло с тем парнем. Он подумал о том, что можно попробовать ненавязчиво задать вопрос врачам. Хотя, он же вроде как должен находиться под транквилизаторами. Другие ничего не заметили, значит, и он не должен был. Можно спросить у Корнелии, когда она придет. Быть может, ей удастся узнать.

Нет. Он не хотел задавать ей такие вопросы. Уж лучше он спросит у нее, какой ее любимый цвет или чем она любит заниматься в свободное от вылазок в Лабораторию время. Есть же столько вопросов, которые он хотел бы ей задать… Джастин внезапно подумал, что ему не так уж хочется знать, что произошло с тем парнем.

***

Последние визиты Нелы в Лабораторию нельзя было назвать продуктивными, но кое-что они принесли: Нела узнала распорядок дня Испытуемых, а также научилась безошибочно определять наличие камер слежения в коридорах. Не то, чтобы их пытались спрятать, но все же новейшие камеры наблюдения были настолько маленькими, что заметить их было не так-то просто. Нела еще не знала, чем ей это должно помочь: у нее не было даже примерного плана действий, и это убивало. Чем больше она узнавала о Лаборатории, тем больше приходила в отчаяние от того, что ее возможностей категорически не хватало на осуществление любого плана. И тем не менее, Нела была уверена на двести процентов, что она что-нибудь придумает. Во что бы то ни стало, придумает, потому что иначе просто не может быть. Нужно только немного времени… Но время текло сквозь пальцы, а идеальный план так и не приходил в голову. Даже не смотря на ту крошечную отсрочку, которую она получила благодаря уничтожению документов.

В Лаборатории было тихо и пусто, угнетающе тихо. Миссис Робертсон снова дала Неле задание, связанное с разбором документов. Казалось, эта нудная работа была создана для того, чтобы погрузить в транс и отвлечь от любых мыслей, которые могли прийти в голову.

Теперь миссис Робертсон не оставляла ее одну. После происшествия с вирусом больше никто не говорил с Нелой об этом открыто – она все еще задавалась вопросом, рассказал ли Максимиллиан об этом ее отцу или хотя бы миссис Робертсон? Если бы рассказал, то они наверняка не стали бы молчать. Но тогда почему миссис Робертсон теперь не отходит от нее ни на шаг, когда Нела приходит в Лабораторию?

Внезапно Нела подумала о том, что ей следовало провернуть свою затею с уничтожением файлов сегодня – в выходной, когда почти никого из персонала нет. И Максимиллиана нет. Но какая же глупость – почему ей пришло в голову сделать это именно тогда, когда был такой риск попасться?

Она с досадой отвернулась от монитора. Все это было неправильно. Но что сделано, то сделано. Нела встала из-за стола, разминая затекшие конечности. Неудивительно, что все сотрудники тут как зомби. Нела подошла к окну и выглянула наружу.

Миссис Робертсон оторвалась от монитора соседнего компьютера и повернулась к ней:

– Устала?

Нела выдавила из себя улыбку:

– Да, пожалуй. Я бы хотела перекусить, если можно.

Миссис Робертсон сняла очки и устало прикрыла глаза. Затем снова задумчиво посмотрела на монитор и встала:

– Хорошо, мне тоже пора пообедать. Хотя по времени это уже скорее ужин, – она улыбнулась.

Под ее внимательным взглядом Нела вышла из кабинета. Миссис Робертсон проверила блокировку компьютера перед выходом, хотя в кабинете никого не было, закрыла дверь и также ее проверила, прежде чем направиться к лифту, не сводя глаз с Нелы.

Тишина коридора нарушалась только звуками их шагов, и Неле стало неловко от этой тишины. В полумраке коридора, где по вечерам горела только половина ламп, эти звуки шагов казались почти зловещими.

– Вы каждый день работаете допоздна? – спросила Нела, – До скольки вы тут задерживаетесь?

Миссис Робертсон посмотрела на нее, будто оценивая, зачем она задает этот вопрос.

– По-разному, иногда часов до десяти, иногда и до двенадцати. А еще у меня в кабинете есть диван на случай, если слишком устану, чтобы идти домой, – она улыбнулась немного сонно.

– Вы прямо как мой отец, – хмыкнула Нела, – Неужели у медицинских аналитиков сейчас так много работы? Имею в виду, разве ваши крутые компьютеры с этим не справляются? Зачем тогда они нужны?

Миссис Робертсон пожала плечами:

– Когда-нибудь большую часть нашей работы тоже будут делать компьютеры. Но сейчас до этого пока далеко.

Нела посмотрела ей в лицо и осторожно спросила:

– А вы не боитесь, что однажды и вас заменит компьютер? Разве это не грустно? Вы же любите свою работу?

Они вошли в лифт и миссис Робертсон встала рядом с Нелой, задумчиво глядя на мелькающие этажи за стеклом шахты лифта.

– Знаешь, как говорят – ученик должен превзойти своего учителя. Так и творение должно превзойти своего создателя. Это не грустно, это только покажет, на что мы способны. Это работа на результат.

– Но ведь тогда вы тоже, как бы сказать… окажетесь не нужны? Нет?

Нела внимательно посмотрела на миссис Робертсон, боясь, что ее слова прозвучали слишком резко. Ей не хотелось обижать миссис Робертсон, но та лишь покачала головой:

– Нам всегда хватит работы. Когда наша аналитика будет большей частью выполняться силами фреймворков Big Data, мы будем заниматься усовершенствованием и новыми проектами. Мы автоматизируем работу, чтобы заниматься более сложной работой, затем автоматизируем и ее, и так до бесконечности. Мы работаем на результат, но этот результат никогда не может быть конечным, поэтому в глобальном смысле это бесконечный процесс.

Нела не нашлась, что ответить, думая над словами миссис Робертсон, пока они шли к кафе. Она продолжала думать над ее словами, когда совершенно некстати ей пришла в голову мысль, что на этом же этаже находится кабинет Максимиллиана. Она постаралась выбросить из головы неприятные воспоминания, еще раз напомнив себе, что сегодня Максимиллиана здесь нет и пока можно о нем забыть.

В кафе было пусто – последний сотрудник выходил из стеклянных дверей как раз когда Нела и миссис Робертсон вошли. Просторный светлый зал с небольшими белыми столиками, Большая панель у стены для заказа блюд работала в автоматическом режиме. Голубоватые мигающие сектора обозначали доступные пункты меню. Огромное панорамное окно во всю стену, из которого открывался вид на вечерний город. Нела быстро отвела взгляд. Когда она была здесь в последний раз, тут все было иначе. Миссис Робертсон заказала суп с грибами и сыром, и улыбнулась:

– Выбирай, – кстати, тут есть отличные равиоли – знаю, что ты их любишь.

Нела замерла возле меню. Ей почему-то теперь совсем не хотелось есть. Она напомнила себе, что это она попросила миссис Робертсон пойти на перекус, и взяла себе зеленый чай с греческим салатом. Миссис Робертсон уже сидела за столиком у окна, но заметив тяжелый взгляд Нелы, тут же предложила:

– Если хочешь, пересядем?

Нела покачала головой:

– Нет, все в порядке. Правда.

Помедлив, она села напротив, глядя в тарелку и не поднимая головы. Миссис Робертсон снова посмотрела на нее обеспокоенно:

– Все хорошо?

Нела кивнула, тряхнув волосами, пытаясь сделать так, чтобы они завесили ей сторону окна, но волосы были слишком короткими, чтобы завесить боковое зрение, которое словно еще навязчивее фокусировалось на гигантской высоте, словно пропасти, за стеклом.

Помидоры и оливки в тарелке казались пластмассовыми. Нела сглотнула и отвернулась, снова переведя взгляд на голубоватое мерцание панели меню. Это не успокаивало, но будто вводило в транс.

– Да, просто… Здесь все так изменилось. Раньше было лучше, – она попыталась выдавить смешок.

Миссис Робертсон деликатно сделала вид, что ничего не заметила.

– Возможно. Год назад тут ремонтировали три этажа после… Того, что случилось в сентябре. Тогда и все тут поменяли.

Нела качнула головой:

– Новые Луддиты¹? Понятно. Бомба оказалась слабовата, не рассчитали…

Она хотела сдержать свои слова, но сердце колотилось все сильнее, а взгляд так и стремился к стеклу, до которого можно было дотронуться рукой – оно выглядело таким тонким, будто его и не было вовсе, только безграничная высота, с которой можно падать несколько минут. Или меньше? Нела отодвинула свой стул – всего на несколько сантиметров, но все же подальше от окна. Скрежет металлических ножек стула по гладкому полу в тишине, казалось, раздался на весь этаж. Миссис Робертсон коснулась ее руки:

– Нела, надеюсь, даже ты понимаешь – то, что они сделали, только дискредитировало их движение. Если отстаивать права рабочего класса с помощью терроризма, то это уже вопрос не политики, а национальной безопасности.

– Как будто Луддитов до этого слушали, – Нела подняла голову на миссис Робертсон, – Любого можно довести до отчаяния.

– Нела, а это уже вопрос адекватности, – миссис Робертсон заглянула ей в глаза, – В любой ситуации надо сохранять здравый смысл. Хотя бы потому, что безумцев никто не станет воспринимать всерьез.

Нела почувствовала, как кровь прилила к вискам, боковое зрение снова предательски стремилось к пропасти за окном. Перед глазами возник образ матери – вот она стоит с бокалом вина каждый вечер, всем телом прислонившись к такому же окну двадцать четвертого этажа над необъятным, мерцающим в ночи городом. Вот она глотает таблетки, от которых ей должно было стать легче, но почему-то не становилось, и снова стоит у окна уже с бутылкой вина. "Мы с тобой никогда не будем свободны, моя девочка, – говорила мать, – Будь счастлива тому, что имеешь, потому что ничего другого у тебя не будет". Нела не сразу смогла понять ее слова, а когда поняла – уже стояла перед закрытым гробом.

"Твоя мама была не здорова, – говорил ей Корнелий после похорон, слишком сосредоточенно глядя, как в бокале виски пузырятся и тают кубики льда, – Не думай о ее словах. Никто не заменит нам ее, но меня утешает то, что я всегда буду видеть ее в тебе. Как и себя. Я хочу видеть в тебе лучшее от нас обоих"

Нела зажмурилась и усилием воли отвернулась от окна.

– Да. Я понимаю, – она сглотнула, – Извините. Просто… я не могу здесь сидеть. Простите.

– Конечно, – миссис Робертсон понимающе кивнула, – Пересядем за другой столик?

– Я уже поела, спасибо, – Нела сделала глубокий вдох, стараясь унять дрожь в голосе, – Я пойду… в туалет.

Миссис Робертсон кивнула. Когда Нела уже шла к двери, та окликнула ее:

– Послушай… Твоя боязнь высоты еще не прошла?

– Почти прошла, – слабо улыбнулась Нела, – Правда. Все уже в порядке.

Нела осторожно вышла и бесцельно пошла вперед – меньше всего ей хотелось встретиться с кем-то из дежурных сотрудников и объяснять, кто она такая. Ей хотелось одиночества, и уж точно не общества миссис Робертсон, от которой ей все же не удалось скрыть свою слабость.

Тишина завораживала. Запертые двери еле заметно мигали индикаторами защиты, лампы высоко под потолком светили приглушенным холодным светом.

Нела сама не поняла, как оказалась возле кабинета Максимиллиана. Остановившись, она с сомнением покосилась на дверь. Затем, не удержавшись и подойдя ближе, она, сама не зная зачем, прислонилась ухом к двери – за дверью была тишина. Не удивительно – у Максимиллиана выходной. Как хорошо.

Нела осторожно провела рукой по двери, и перед глазами сразу возник Максимиллиан – как он, не сводя с нее глаз, сообщает ей, что раскрыл ее план. Как она отчаянно пытается открыть дверь, а Максимиллиан выжидающе и внимательно смотрит на нее, и в уголках его губ змеится еле-заметная улыбка.

Нела отдернула руку и нахмурилась, в груди снова разливался жар, а в голове внезапно возникло спонтанное желание, которое затмевало все остальные – если бы он только был на ее стороне, если бы Максимиллиан поддерживал ее – с его умом и хладнокровной рассудительностью… Насколько все было бы иначе! Но это совершенно невозможно – смешно даже представить такое. "Не он, а такой человек, как он", – возмущенно поправила себя Нела. Какая глупая мысль!

Она развернулась и пошла обратно – пора возвращаться. Миссис Робертсон, сама того не желая, подала ей идею. Не самую лучшую, но других у нее пока не было.

***

Холодная дверь из лакированного серого бука была заперта. Тонкая полоска света под дверью прерывалась шагами, в которые напряжённо всматривалась девочка, то прижимаясь к двери, чтобы услышать голоса, то испуганно отстраняясь.

– Уйди, пожалуйста…, – тихий женский голос звучал неуверенно.

– Не беспокойся, я лягу в своём кабинете, – помедлив, глухо ответил мужской голос.

– Ты слышишь меня? Я не могу находиться с тобой в этом доме.

Тени остановились, и полоска под дверью замерла. Девочка прильнула к двери.

– Если ты не забыла, это мой дом. Но… я никогда не попрошу тебя уйти.

В тишине девочка отчетливо различала тяжелое дыхание обоих.

– Почему? Кем бы ты ни стал, я все ещё свободный человек – или мне даже это уже не гарантируется?

– Лили… Разве я в чем-то тебя когда-нибудь ограничивал? Разве я не делал все для тебя и дочери?

– Мне уже ничего от тебя не нужно, я ничего не прошу. И моей дочери ничего не нужно от такого человека, как ты.

– Что ж… Что нужно моей дочери, я решу сам. Но когда-то ты стала женой такого человека, как я.

– Просто позволь мне уйти!

Тени снова замерли и повисла тишина.

– Если так хочешь уйти – уходи. Но Корнелия останется со мной. И имей в виду, если ты уйдешь, то больше никогда не увидишь свою дочь – я смогу это обеспечить, уж поверь.

Тени отстранились друг от друга.

– Ты не можешь! Ей нужна мать…

– А мне нужна моя семья. Ты же знаешь, что я больше не смогу иметь детей. Поэтому я надеюсь, что ты передумаешь. Лили… Не будь такой… максималисткой. Для нас ничего не изменилось. Ради чего ты готова разрушить семью?

Тень сделала шаг вперед, и внова вторая тень метнулась назад.

– Не трогай меня!

– Лили… Разве я когда-то причинял тебе вред? Как ты можешь думать, что я способен поднять на тебя руку?

– Я… уже не знаю, с кем я живу. Не узнаю тебя, Корнелий. Я не за такого человека выходила.

– Хорошо… Хорошо, – голос на мгновение замолк и в нем появились угрожающие нотки, – А ты вспомни, как я взял тебя замуж. Из какой нищеты я тебя вытащил? Ты хочешь вернуться туда? Так возвращайся. Но утащить туда дочь я тебе не позволю.

– Корнелий… Я отлично все помню, откуда я, и кто я. И то, что я легко могла бы оказаться на месте тех несчастных, если бы мне в свое время повезло чуть меньше. Чем я отличаюсь от них?

– Лили… Не начинай, пожалуйста. Ты моя жена, и этим все сказано.

– Просто дай нам уйти! Ты назвал ее в честь себя, но она не твоя собственность. Ты не можешь разлучить меня с дочерью.

– Я и не хочу этого. Поэтому все еще прошу тебя остаться.

Снова повисла тишина, затем женский голос раздался тихо, в нем звучал холод и предельная отстраненность:

– Ты же понимаешь, что если бы не Нела, моей ноги бы здесь не было?

– Я все сказал, Лили. Приди в себя и подумай. И если тебе нужна дочь – ты останешься.

Мужской голос четко произнес последние слова, затем раздались тихие шаги и одна из теней растворилась в коридоре.

Четырнадцатилетняя Нела на цыпочках отошла от двери и в темноте комнаты вернулась в свою кровать, непонимание и тысяча вопросов наполняли ее голову, пока сон не сморил ее. Мама вела себя странно и почему-то не отвечала на ее вопросы, а папа… папа всегда любил ее – и будет любить их обеих, всегда. И от этого Нела немного даже злилась на мать.

***

Нела проснулась в четвертом часу ночи, поежившись то ли от дрожи, то ли от жары. Несколько минут она буравила невидящим взглядом черноту потолка и сжимала одеяло, отгоняя непрошенный сон, затем взяла в руки телефон и открыла зашифрованный мессенджер – с Энтони она обещала больше не связываться, но с Кевином связаться проще, и сейчас он наконец ответил:

"Ладно, раз настаиваешь – вот ссылка, которую ты просила. Но еще раз подумай, стоит ли выходить с ними на связь? Мы уже обсуждали. Это плохой вариант"

Нела с облегчением вздохнула и быстро напечатала:

"Спасибо. Я уже не уверена, что у нас есть другие варианты"

***

– Мистер Патерсон, позвольте спросить. Вы стояли на заре исследований Корпорации, и вы открыли метод нейроинтегрированного Смарт-сигнала. Что вы думаете о разработке имплантированного смартфона, который анонсировала Корпорация?

Герберт Патерсон склонил голову, прикрыв рот тонкими пальцами.

– Не могу сказать, что я рад столь поспешной реализации этой технологии. Я разрабатывал эту систему прежде всего для имплантов и искусственных органов. И ее ещё следует доработать. На мой взгляд, лучше проявить осторожность с подобными технологиями.

– После вашего ухода из Корпорации появилось множество слухов…

– Люди не терпят неосведомленности. Я могу их понять.

– В частности, насчёт ареста ваших счетов…

– Поверьте, у меня нет проблем с законом, что бы там ни говорили.

– Тем не менее, у вашего сына, Джозефа, возникли проблемы с выездом из страны, насколько нам известно? Вам известна причина?

– Мой сын планировал продолжать учебу в одном из английских колледжей, здесь нет ничего странного. Мы сейчас решаем вопрос насчёт визы. Судя по всему, кто-то из моих ассистентов ошибся с документами.

Беспомощная улыбка искажает его лицо.

– Конечно. Уверен, что все разрешится. И все же, вы готовы при необходимости подтвердить, что вы не одобряете использование вашей технологии?

– Меня слегка коробят ваши вопросы, – извиняющимся тоном усмехается Гербер Патерсон, – Надеюсь, это не дойдёт до официальных дебатов с Корнелием Холлардом. Мы все ещё друзья, и этот вопрос неоднократно обсуждали. У него своё мнение.

– Так почему вас коробит вопрос, если вы уже определили свою позицию?

– Знаете, теперь я уже не имею отношения к Корпорации, а мои исследования…, – Герберт пожевал губами, подбирая подходящие слова, – Я уверен, что мистер Холлард найдёт им самое достойное применение. В остальном для меня этот вопрос закрыт.

Из интервью на шоу «Бизнес и факты»

Глава 6

Вечерние центральные проспекты залиты солнцем, на первый взгляд даже более ярким, чем должно быть в это время суток – это обманчивое впечатление, потому что в зеркальных стенах солнце отражается, создавая бесконечные коридоры света, которые скользят потоком по широким улицам. Но свет с улиц проникает не везде – между оживленными кварталами теснятся узкие проулки, ведущие к спальным районам и окраинам.

В одном из таких переулков, в запыленной кирпичной стене будто из прошлого века, есть металлическая дверь с подтеками ржавчины, которая должна быть заперта. Но ее никогда не запирают – светловолосая девушка знает это. Осторожно крутя рычаги инвалидной коляски, она съезжает со светлого перекрестка в полумрак арки, в дали которой виднеется свет параллельной улицы. Гладкая плитка вскоре заканчивается, и вот она уже едет по старому выщербленному асфальту. Здесь девушка чувствует себя немного комфортнее – тут меньше людей, а она не любит встречать взгляды прохожих. Колеса вибрируют на неровной поверхности асфальта, но девушка начинает крутить рычаги быстрее, потому что ее не должны увидеть.

Остановившись перед дверью, она быстро оглядывается – переулок пуст. Неспешно идущие по проспекту люди обычно не обращают внимание на темный коридор арки. Девушка прикладывает ухо к двери и затем тихонько тянет на себя железную ручку. За дверью длинный узкий коридор со множеством ответвлений, но сейчас здесь никого не просматривается, хотя где-то в глубине звучат голоса. Девушка делает вдох и с трудом въезжает на небольшой порог. Коляска буксует, и девушка снова взволнованно оглядывается по сторонам. Но вот ей удается преодолеть препятствие, и она оказывается в коридоре, освещенном редкими желтыми лампочками, висящими вдоль кирпичной стены на черном тусклом проводе. Колеса мягко едут по гладкому бетонному полу. Девушка быстро достает мятую холщовую сумку и подъезжает к большому контейнеру у стены – здесь лежат использованные солнечные батареи, предназначенные для утилизации. Она аккуратно открывает контейнер и, опять оглядываясь, начинает перекладывать батареи в сумку – медленно, не создавая шума. Она выбирает те, что поменьше, потому что их больше можно взять.

Набив сумку, она с трудом вешает ее на ручку коляски, прикрывает контейнер, и крутит рычаги коляски по направлению к выходу. Не доезжая метр до двери, она останавливается – ей кажется, что в переулке она слышит шаги. Но за дверью тишина, и девушка, еще раз оглянувшись, снова движется к двери. Она толкает дверь и привычно тратит несколько секунд на то, чтобы преодолеть порог – с этим каждый раз возникает проблема, и она уже привыкла, хотя промедление все равно опасно. Но вот она минует порог и с облегчением вздыхает, закрывая дверь.

Девушка уже готовится повернуть к освещенной улице, как чувствует, что колеса не двигаются – кто-то держит ручку ее коляски. Девушка останавливается и медленно оглядывается, молниеносно прокручивая в голове десяток оправданий, которые она заранее подготовила на подобный случай. Они мало чем могут помочь, но это лучше, чем стыдливое молчание – можно надеяться, что подействует обаяние ее милого личика, или в крайнем случае можно хотя бы надавить на жалость, хоть она и ненавидит это. Но лучше жалость, чем полиция.

Однако, увидев человека за спиной, девушка замирает с открытым ртом. Преподаватель молча смотрит на нее.

– Мисс Клэр Томас. Студентке престижного университета не стоит заниматься такими вещами.

Девушка приходит в себя и, все еще удивленно, поднимает глаза:

– Доктор Эрих… Что вы тут делаете?

Она едва помнит, когда последний раз видела преподавателя – кажется, уже пару месяцев он не ведет пары, как говорят. Собственно, он никогда и не был преподавателем у Клэр. Но она вспоминает, что несколько недель назад он появлялся в университете, организовывал встречу с аспирантами насчет работы в Лаборатории Интегрированных Систем Автоматизации. И, кажется, так никого и не выбрал – студенты уходили с собрания разочарованными, как она узнавала у них. А потом он присутствовал на другом собрании – когда студенты всех курсов представляли свои исследования. Клэр выступала со своего места, зачитывая и демонстрируя свою работу. «Замечательно, – сказал тогда доктор Эрих, впервые подав голос на собрании, – Это очень глубокий подход. Встаньте, чтобы мы все вам поаплодировали». Клэр молчала в замешательстве, радость от похвалы сразу потухла. Затем один из преподавателей что-то прошептал на ухо доктору Эриху, и тот смущенно кивнул: «Прошу прощения. Как я уже сказал – ваша работа определенно выделяется и имеет огромный потенциал. Вас ждет отличное будущее, мисс. Давайте поаплодируем Клэр Томас!»

Сейчас доктор Эрих стоит перед ней и вовсе не выглядит удивленным – Клэр делает вывод, что он встретил ее вовсе не случайно.

– Мисс Томас, я хотел с вами поговорить.

Клэр мотает головой:

– Сэр, простите, я все объясню… Мне очень нужно оплатить следующий год – эти батареи все равно отправлены на утилизацию, и я…

Доктор понимающе кивает:

– Клэр, вам не нужно оправдываться. Ваши действия более чем заслуживают уважения.

Девушка замолкает и непонимающе смотрит на доктора.

– Мисс, я понимаю вашу ситуацию, и как вам нелегко. Семья с трудом оплачивает вашу учебу. Но с вашими способностями вам определенно уготовано прекрасное будущее, и мне не хочется, чтобы вы его тратили на подобные вещи. Я могу вам предложить гораздо больше.

Клэр в растерянности смотрит на доктора:

– Вы про… работу в Лаборатории? Но вы же ищете выпускников, а мне учиться еще несколько лет…

Доктор кивает, и на его лице медленно появляется улыбка:

– Не только, мисс Томас. Я ищу талантливых людей, готовых преданно работать с нами. А мы взамен готовы предложить вам результаты наших передовых разработок. В частности… Я ознакомился с вашей медицинской картой. Ранее врачи говорили вам, что это не лечится, так?

Он переводит взгляд на ее худые ноги в инвалидной коляске. Клэр отводит глаза и неохотно говорит:

– Если вы читали мою медкарту, сэр, то вы знаете, что это родовая патология. Она действительно не лечится.

Доктор Эрих кивает и делает шаг вперед:

– Так было ранее, но ведь для этого медицина и нужна. Наши последние исследования могут обещать отличные результаты в лечении вашей патологии. А мы предлагаем вам должность медицинской сестры в Лаборатории для начала, с последующим ростом. Стоимость лечения покроют семьдесят процентов вашей зарплаты в течение следующих пятнадцати лет.

У Клэр перехватывает дыхание:

– Сэр, это невозможно… Вы… Вы можете обещать… Что… я смогу ходить?

Доктор Эрих снова понимающе кивает:

– Да, Клэр. Контракт будет действовать только в случае положительного результата.

***

Свет становится все ярче. Веки начинают дрожать. Пытаясь пошевелить головой, Клэр чувствует ухом холодную кожу кушетки и ей наконец удается открыть глаза. Постепенно взгляд фокусируется на ближайших предметах, и она видит капельницу. Спустя несколько секунд она переводит взгляд на яркий свет лампы под потолком и стеклянную дверь, которая то и дело расплывается. Клэр пытается моргнуть, щурясь от яркой лампы и одновременно стараясь понять, как она оказалась здесь. Последнее, что ей удается вспомнить, это солнечные батареи, предназначенные для утилизации. И доктор Эрих… Клэр пытается пошевелить рукой, а затем поднять голову. Это тяжело, но она с трудом приподнимается – это удается только спустя несколько минут. Голова кажется такой тяжелой… Клэр вспоминает, что доктор Эрих говорил что-то про ее ноги. Она переводит взгляд на них, и изо всех сил пытается подтянуть дрожащую руку и откинуть пеленку, которой она накрыта. Наконец это удается, и Клэр сдергивает ее. Она несколько секунд смотрит на свои ноги и пытается понять, смогут ли они пошевелиться. Это кажется невозможным. Но Клэр приподнимается на локтях, чувствуя непривычное напряжение в мышцах бедер, она тянется рукой и касается своего колена, затем стопы. Один раз, и другой, и третий. И наконец она чувствует щекотание, и видит, как ее стопа дергается – неужели ей не показалось? Клэр мотает головой, яркий свет ламп бьет в глаза, палата начинает кружиться. Клэр делает вдох, наблюдая, как втягивается и расслабляется живот, затем подтягивает к себе таз, садясь прямо. И видит, как шевелятся колени. Снова пытается пошевелить коленом – и это получается. Клэр видит, как стеклянная дверь перед ней расплывается, как в тумане – слезы застилают взгляд. Она пытается пошевелить ногами, помогая руками и спуская их на пол. Холодный пол. Какое странное ощущение… Клэр падает на гладкую плитку и ползет к двери, чувствуя коленями поверхность. Она хватается за ручку двери и открывает ее, затем подтягивается, чувствуя, как напрягаются мышцы голеней – до этого они никогда не напрягались. Клэр пытается поставить на пол стопу, держась за дверь, чувствует дрожь в коленях, и наконец это удается, затем вторую…

– Я могу… Могу…, – тихо бормочет она, глядя на фигуру в конце коридора, которая то и дело расплывается.

Теперь Клэр все же медленно почти удается встать на ноги, держась за стену – ноги дрожат. Это настолько непривычное ощущение, ведь раньше Клэр почти не чувствовала их…

Фигура в конце коридора приближается – это офицер в военной форме. Он смотрит обеспокоенно, оглядываясь по сторонам, затем смотрит на дверь палаты из которой Клэр только что вышла.

Офицер подходит к Клэр и подхватывает ее, когда та пытается устоять на ногах, держась за стену. Ноги еще совсем слабы, и Клэр почти падает, но оказывается в руках офицера. Тот пытается достать рацию, одновременно удерживая девушку.

– Сэр, все в порядке, – раздается голос, и к ним приближается женщина в медицинском халате, – Это экспериментальный проект доктора Эриха, нужно вернуть ее в палату.

Теперь офицер улыбается, и Клэр хочется улыбаться ему в ответ, более того – ей хочется улыбаться всему миру, ей кажется, что это сон.

– Это правда… Я могу ходить? – говорит Клэр, глядя на офицера, когда тот заботливо держит ее за талию. Ее голос еще слаб.

Офицер доброжелательно кивает, глядя ей в глаза, и кивает на дверь палаты:

– Все хорошо, не бойся. Сейчас тебе надо прилечь.

Вместе с женщиной-врачом они возвращают Клэр в палату.

– Да, дорогая,– улыбается женщина, – Ты сможешь ходить. Но сейчас тебе надо восстановиться, ложись.

Клэр снова чувствует головой холодную кушетку, но теперь ее наполняет восторг. Доктор Эрих был прав! Она пытается пошевелить пальцами ног, и ощущает, как одна нога касается другой.

Офицер выходит из палаты, а женщина снова устанавливает капельницу, одновременно говоря по рации:

– Доктор… Она очнулась. Кажется, все в порядке, на этот раз результат положительный.

Клэр все еще кажется, что это сон. Но если нет, то она бесконечно благодарна этому миру, и доктору Эриху, и этой женщине, и тому офицеру – и всей этой лаборатории, за то, что они сделали.

***

В субботу Нела только надеялась, что отца не будет дома вечером. Иначе его явно смутит тот факт, что она оставила телефон у себя в комнате, когда ее самой дома нет. Конечно, можно было бы оставить телефон где-то еще, но теперь у нее поблизости даже не было друзей, которых можно было бы попросить «приютить» ее смартфон на случай отслеживания, а оставлять его в каких-то случайных местах было небезопасно – слишком много важной информации в нем хранилось.

Поэтому с утра Нела как бы невзначай поинтересовалась у отца, будет ли он ужинать дома: «Я собиралась заказать роллы Таношими, а они идут большим сетом – помню, что тебе они тоже нравились». Отец тепло улыбнулся и с сожалением покачал головой, сказав, что вернется поздно: «Но я рад, что ты помнишь. Можем в другой раз заказать японской еды и вместе поужинать. Или даже сходить в японский ресторанчик. Как насчет следующих выходных? Если я не буду занят». Нела кивнула и сказала, что будет рада, хотя изобразить радость было трудно, зная, что именно она собирается сделать.

Вечером она надела темно-серое худи с глубоким капюшоном, под которым можно было спрятать лицо, и черные штаны, на ногах – кроссовки, чтобы можно было быстро скрыться при необходимости. Конечно, если ее заметит полиция, то это вряд ли поможет, но она надеялась, что приняла все возможные меры.

Уже смеркалось, когда она пешком добралась до промышленного района на окраине – пользоваться транспортом было бы опрометчиво. Здесь стояла тишина, если не считать звуков демолятора для сноса зданий через два квартала. Торчащие остовы недостроенных жилых домов, взметнувшиеся в серо-бардовое пыльное небо, казались черными скелетами , к которым словно тянули металлические руки полуразрушенные балки автомобильного моста. Когда-то в этом районе располагалась хлопчатобумажная фабрика, для работников которой и строился этот жилой квартал. Теперь здесь местами устраивали притоны бездомные. Регулярное наблюдение дронов с воздуха и полицейские рейды препятствовали этому, но таких мер хватало ненадолго, поэтому с недавних пор здесь начался демонтаж зданий – правда, пока только на другом конце района.

Нела остановилась у бетонного основания моста, осторожно озираясь по сторонам. Теплый осенний ветерок доносил запах бензина, где-то среди разросшихся кустов в развалинах дома пели птицы. Нела давно не слышала пения птиц – в городе их было и так мало, и даже тех не было слышно в ежедневном шуме машин и постоянно работающих вентиляторов, перерабатывающего и прочего незатихающего оборудования.

Нела посмотрела на часы – механические, не электронные – и прислонилась к ржавому остову моста, снова опасливо оглядываясь по сторонам. Не хотелось бы ей случайно встретить здесь кого-то. Наконец из-за поворота за арматурами фабрики в облаке пыли показался автомобиль старой модели с затемненными стеклами.

Нела не спешила показываться, но автомобиль остановился и спустя пол минуты из него вышел мужчина в костюме-милитари и затемненным шлемом на голове, он остановился на дороге и осмотрелся, затем повернул голову в ее сторону:

– Выходи, медленно.

Сделав глубокий вдох, Нела осторожно вышла из своего укрытия. Она все еще не была уверена, хорошая ли это идея.

– Покажи руки.

Нела подняла ладони, подходя ближе на негнущихся ногах.

Мужчина быстро обыскал ее и спросил на всякий случай:

– Нет телефона? Других отслеживающих устройств?

– Нет, – качнула головой Нела.

Мужчина усадил ее в машину и захлопнул дверцу. В салоне авто Нела увидела темноволосую женщину в такой же форме, ее лицо наполовину было скрыто маской. Нела открыла рот, чтобы задать вопрос, но женщина качнула головой:

– Поговорим, когда приедем.

Она достала черную повязку и потянулась к Неле, чтобы завязать ей глаза.

– Ты же понимаешь, что это необходимо, – услышала Нела ее голос слева, когда ткань плотно накрыла ее веки.

Нела понимала. В горле у нее пересохло. Она уже совершенно не была уверена, что поступает правильно.

Автомобиль ехал долго – хотя, может быть, Неле только так показалось. Дорога была неровной, Нела чувствовала, что они едут по кочкам и выбоинам, из чего она заключила, что это все еще город, но такие же разрушенные окраины – за пределами города трасса ровнее. Мужчина и женщина молчали всю поездку, да и у Нелы как-то внезапно пропало желание задавать вопросы.

Наконец автомобиль остановился и Нела почувствовала, как снимают ее повязку. Мужчина открыл дверь:

– Пошли.

Нела вышла из машины. Судя по всему, они находились наподземной парковке, стоял полумрак, вокруг почти не было машин. Мужчина махнул рукой идти за ним, и направился вперед, женщина шла рядом с Нелой. Впереди мигала желтая лампа над белой железной дверью, мужчина набрал код и камера под потолком повернулась к ним:

– Это Беннет, мы ее привезли, – проговорил он в микрофон рации на рукаве.

Раздался щелчок, дверь открылась и они пошли вперед по узкому коридору. Шаги по бетонному полу звучно отдавались эхом, отражаясь от темно-серых каменных стен. Дойдя до лифта, мужчина снова включил рацию:

– Куда нам?

– Давай на четвертый этаж.

Нела впервые видела такой старый лифт – даже в исторических зданиях лифты давно были модернизированы. Темно-коричневые стенки лифта, казалось, остались еще с позапрошлого века.

Лифт поднимался с шумом. Нела уже почти забыла все слова, которые подготовила. Она уже вообще не была уверена, что понимает, зачем вышла на связь с Новыми Луддитами. Но зачем-то же они согласились на встречу с ней?

Лифт с рывком остановился и двери открылись с громким звуком. Нела почувствовала, как женщина слегка подтолкнула ее в спину:

– Почти пришли.

Нела не успела толком оглядеться на этаже, как мужчина направился к ближайшей двери и махнул ей рукой:

– Заходи.

Небольшая комната, похожая на переговорную, не имела окон, здесь было почти пусто, не считая лаконичного металлического стола с несколькими стульями и кожаного дивана в углу комнаты. Беленные стены с местами облупившейся штукатуркой не несли никакой информации об этом месте, кроме того, что зданию было уже много лет.

Не успела Нела задать вопрос, как в комнату вошел мужчина лет сорока в черной футболке и армейских брюках, он запер дверь и остановился, посмотрев на Нелу заинтересованно, затем указал ей на стул:

– Здравствуй, Корнелия. Что ж, садись.

Сам он не торопясь подошел и сел напротив нее, женщина сняла маску и села рядом с ним. Второй мужчина, который привез ее сюда, тоже снял шлем и, тоже сев рядом, положил шлем на стол.

– Меня зовут Нокс.

Нела кивнула и попыталась улыбнуться, чтобы выглядеть увереннее. Мужчина казался доброжелательным – его черты лица были мягкими, но жесткий взгляд темно-серых глаз диссонировал с его улыбкой. Нела увидела, что его голову и короткие темные волосы с проседью пересекает длинный шрам.

– Давай познакомимся. Ты так хотела встретиться с нами. Расскажи об этом.

Нела сделала глубокий вдох:

– Я… Действительно хотела с вами встреться. Потому что я… хотела бы помогать вам, – она сделала паузу, видя, как Нокс скептически поднял брови, но все же ничего не сказал, – Может быть, вы видели наше недавнее обращение. Теперь мои друзья не рядом со мной. Мы очень многое не успели сделать…

Нела замолчала. Слова путались у нее в голове, а ведь она составила целую речь перед тем, как идти сюда. Она подняла глаза и посмотрела на сидящих перед ней – Нокс все еще смотрел на нее беспристрастным взглядом, по этому взгляду невозможно было оценить его реакцию, будто он точно так же не слишком понимал, зачем она здесь. Наконец женщина, сидящая рядом с ним заговорила:

– Лучше скажи, зачем тебе это. У тебя-то какой мотив?

Нела вскинула голову и проговорила еще раз то, что и так казалось очевидным:

– Я против того, что делает Корпорация. Я хочу, чтобы они прекратили разработки на основе мозговых клеток. Знаю, что вы тоже против, это противоестественно и негуманно. Я… хочу добиться освобождения Испытуемых, которых держат в Лаборатории. И остановить дальнейшие исследования в этом направлении.

Нокс повернулся к женщине:

– Ты слышала, Мира? Это негуманно.

Та поджала губы, пытаясь скрыть улыбку. Нокс перевел взгляд на Нелу. Его руки были сложены на груди. Подождав полминуты он покачал головой:

– Не уверен, что ты вообще понимаешь, чем мы тут занимаемся. И почему мы против Корпорации.

Нела смотрела на него, пытаясь прийти в себя. Разговор шел совершенно не так, как она ожидала. Женщина, Мира, подперла голову рукой, и снова обратилась к Неле:

– Ты же слышала о том, что было пол года назад? Как ты думаешь, чего мы добивались, когда произошел взрыв на поезде, который вез результаты разработок на новый сектор медицинского института?

Нела отвела взгляд, она уже не решалась озвучивать самый очевидный ответ.

– А я тебе подскажу. Думаешь, почему взрыв произошел именно в отсеке с последними результатами разработок? Думаешь, пресс-службы твоего отца врали, когда говорили, что разработки не содержат гремучую ртуть, следы которой нашли на месте взрыва? Так вот, знай – хоть в этом они не врали. Думаешь, взрыв случайно произошел, когда поезд проезжал пассажирскую станцию? Ты правда думаешь, что тот десяток гражданских, которые пострадали от взрыва, просто случайно оказались не в то время и не в том месте?

Нела потрясла головой, всматриваясь в свое обескураженное отражение в блестящей поверхности стола:

– Корпорация опровергла, что результаты разработок взрывоопасны. Многие думали, что взрыв произошел из-за замыкания при торможении поезда на станции…

Мира печально усмехнулась:

– Пресс-служба хорошо постаралась. Они даже не афишировали то, что почти все погибшие находились на грошовом пособии по безработице. В копилку статистики… Благодаря нам этот факт все же попал в прессу, хоть и ненадолго. Но те гражданские погибли при взрыве вовсе не за гуманизм.

Нела постаралась сохранять невозмутимость, хотя в голове стоял шум. Она пыталась переварить полученную информацию, хотя внутренний голос все настойчивее напоминал, что в глубине души она догадывалась о подобном. О том, что Луддиты не ограничиваются мирными методами, и что на войне все средства хороши… Но теперь, сидя рядом с Луддитами лицом к лицу, уже поздно давать заднюю. Нела заставила себя кивнуть, подняв глаза на женщину:

– Я… понимаю, что вы хотите сказать. Вы думаете, что я идеалистка. Но даже моих познаний в экономике достаточно, чтобы понять, что государство назовет любой уровень безработицы приемлемым, если решения принимают те, кому это выгодно. Убедить народ, что разработки опасны, это… тоже один из вариантов. Я не идеалистка. Думаю, что если бы вы могли обойтись без жертв… вы бы без них обошлись.

Мира отвела взгляд. Нокс еще раз оценивающе посмотрел на Нелу, словно пытаясь понять, верит ли она сама в свои слова. Потом он отвернулся и, будто ни к кому не обращаясь, в сторону сказал:

– Когда полтора года назад начался кризис, мы все хотели подстраховаться и найти вторую работу, пока есть первая. Но есть вещи, от которых застраховаться невозможно. По крайней мере, таким как мы, – Нокс перевел взгляд на Нелу, и она увидела в нем печаль и все то же… сожаление. – Вопрос в том, что ты об этом знаешь. А ты не знаешь об этом ничего.

Нела почувствовала, что все ее слова падают в пустоту. Что бы она ни говорила, она останется для них заскучавшей богатенькой девочкой – дочкой главы Корпорации, чем только еще больше раздражает их, и ей никогда не удастся объяснить им, почему для нее это так важно.

– Вы думаете, что я для вас бесполезна, – наконец проговорила она тихо, будто спеша закончить разговор, – Очень жаль, что я не могу доказать обратное. Извините, что… я вас побеспокоила.

Мира тяжело вздохнула и вопросительно посмотрела на Нокса. Его молчание снова было непроницаемо. Наконец он покачал головой:

– Ну что ты… Это не так. Ты еще можешь быть для нас полезна. Хоть и в другом качестве.

***

Джастин Саммерс рассматривал рельеф на светло-желтой стене коридора, ожидая очередного осмотра. Выступающие бугорки имели разную форму – некоторые были похожи на кляксы, некоторые – на куриные наггетсы, а большинство – на кучевые облака. Джастин прижимал к ним ладонь, чувствуя бетонно-бархатистый холод стены. В его отсеке все было катастрофически гладкое, белое, будто стертое ластиком – даже прикоснуться не к чему.

Остальные Испытуемые стояли или сидели на кушетке рядом с ним. Врач впускала их по одному. Не сказать, что осмотр длился долго, но Джастин успел пересчитать бугорки примерно на трети стены, пока предыдущий Испытуемый вышел, и зашел следующий.

– Эй, Бекка… Тебе тоже утром давали куриный суп?

Джастин услышал шепот справа и осторожно повернул голову. Темноволосый парень обратился к девушке с рыжеватыми кудряшками. Та едва взглянула на него:

– И что?

– Да ничего. Странный он какой-то. Не такой, как раньше.

Девушка пожала плечами:

– Да какая разница?

Только Джастин успел удивиться, как хмурый медбрат подошел и остановился прямо напротив парня:

– Если есть вопросы, ты сможешь задать их врачу.

Его голос звучал ровно, но Джастину от этого стало не по себе – абсолютная непроницаемость, с которой медбрат смотрел на них, не отходя, заставила и парня, и девушку опустить глаза. Когда из кабинета вышел очередной Испытуемый, медбрат коснулся плеча того парня и направил в сторону кабинета:

– Ты следующий.

Когда спустя пол часа в кабинете оказался Джастин, после осмотра и привычных вопросов о самочувствии он услышал новый вопрос:

– Как тебе еда?

– Нормально, – ответил Джастин.

Врач удовлетворенно кивнула и как бы мимоходом уточнила:

– Все как обычно?

Джастин на минуту замялся, а потом, встретив внимательный взгляд женщины, внезапно сказал:

– Куриный суп какой-то странный.

Он сам не понял, зачем это ляпнул. Но в этом бесконечном течении дней он уже перестал осознавать, сколько времени прошло. Неделя? Две недели? Месяц? Джастин понимал, что надеяться ему не на что. Но тянущиеся бесконечной пеленой дни в ожидании неизбежного поднимали в душе глубокую, затаенную тоску, которую до этого он старался глушить всеми способами. На предыдущем осмотре, когда их ровной колонной вели по коридору, Джастин видел, как один парень бросился к окну и изо всех сил ударился в него всем телом. Конечно, окно даже не дрогнуло. А остальная колонна Испытуемых осталась стоять, словно они и не заметили ничего, словно этот парень не имел к ним никакого отношения. И Джастин тоже остался стоять, как и все, молча, и даже опустив голову.

Но сейчас он сам не понял, зачем повторил слова тех ребят в коридоре. Что это могло значить? Да ничего. Ровным счетом ничего.

– Вот как? – врач с интересом еще раз заглянула в его медицинскую карту на мониторе и еще раз оценивающе посмотрела на Джастина, – Хорошо, можешь идти.

Второй медбрат, только что проводивший предыдущего Испытуемого, вывел Джастина в коридор.

Когда Джастина привели в кабинет для тестирования, он уже выбросил из головы то, что сказал врачу. Судя по всему, это не имело значения. Джастин не был удивлен – он уже привык, что от него здесь ровным счетом ничего не зависит.

Он прошел на свое место у компьютера, к которому его, как всегда, подвел медбрат. Датчики были закреплены на его висках и браслете, они пульсировали ровным зеленым светом. Джастин окинул взглядом кабинет – другие Испытуемые погрузились в свои задания и казались безучастными ко всему.

Компьютеры располагались на расстоянии друг от друга, чтобы избежать контакта между Испытуемыми во время выполнения заданий. Почти пустой кабинет погружен в тишину, не считая редкого шуршания бумаги – всем Испытуемым выдавались листы с лазерным карандашом для черновиков.

Привычные задания на логику, на уровень IQ, математические задачки и упражнения на смекалку. Раньше Джастин думал, как его ответы могут повлиять на его судьбу и порой старался не слишком умничать, но в то же время держаться на «среднем уровне». Сейчас Джастин расслабился и понял, что это не имеет большого значения – судя по всему, «слишком умным» он и так не являлся, раз его не забрали до сих пор. Он как раз и был тем середнячком, которого заберут в свой срок. Поэтому Джастин делал то, что мог – как ни крути, эти задания были единственным развлечением и единственным способом занять голову чем-то кроме мыслей о предстоящем.

Времени на задания отводилось больше, чем Джастину было нужно, и когда он закончил, то какое-то время продолжал равнодушно смотреть в окно. Оно выходило на строения Лаборатории, одинаковые серые корпуса, стоящие в строгой геометрический последовательности. Джастин даже не обращал внимания, какой это этаж. Должно быть, пятнадцатый. Или двадцатый. Какая разница? Он вздохнул и снова взял в руки листок бумаги, перевернул его и повертел в пальцах карандаш. Джастин неплохо рисовал, и только сейчас подумал, что это, в общем-то, не запрещено – по крайней мере, здесь, в кабинете. Конечно, выносить отсюда ничего нельзя, но сейчас-то его отсюда еще не увели. Он провел несколько линий, и на его лице сама собой появилась улыбка. Может быть, так люди и привыкают – учатся радоваться простым мелочам. Вкусный куриный суп, солнце за окном, на которое можно хотя бы изредка смотреть, листок бумаги, на котором можно что-то изобразить. Линии ложились на бумагу легко, хоть он и давно не видел ту девушку. Но ее лицо все еще четко стояло в его памяти, взволнованное, смелое и неуверенное одновременно. Корнелия, с которой он встретился всего раз, но был уверен, что не забудет ее.

– Ты закончил? – раздался над ухом голос медсестры Клэр Томас.

Джастин поспешно перевернул листок и кивнул:

– Да, уже все.

Медсестра с глазами цвета лепестков Аконита сняла датчики и Джастин встал, быстро посмотрев на листок на краю стола. Но медсестра только кивнула ему:

– Идем.

Джастин вернулся в свой отсек и привычно опустился на кушетку, но буквально через пол часа его дверь вновь распахнулась:

– Пошли, – раздался звучный голос той же медсестры – Джастин даже не запомнил ее имя, медсестры постоянно менялись.

– Куда? – только спросил Джастин.

В это время уже не было осмотров или тестирований, насколько он помнил.

– Вставай и пошли, – повторила медсестра, – Тебя переводят.

Джастин встал. Он уже привык к тому, что тысяча вопросов всегда останется без ответа.

Медсестра прошла с ним до лифта, в полной тишине. Он только видел то ли любопытные, то ли удивленные взгляды других Испытуемых из своих отсеков из-за стекла, когда его вели мимо. Медсестра прошла с ним к лифту, Джастин обернулся и увидел вездесущего охранника, который следовал за ними, положив руку на кобуру.

Они поднялись на этаж выше, медсестра своим пропуском открыла дверь сектора, дверь мягко сдвинулась с тонким длинным писком датчика. В тишине медсестра провела его к новому отсеку и открыла дверь. На двери отсека значилось: «L45-2. Джастин Саммерс – Этап 2». Джастин помнил, что до этого находился на этапе 1.

– Подождите, – в какой-то момент очнулся он, – Дело в курином супе? Я соврал! Я не чувствовал разницы, я просто подслушал!

Медсестра остановилась, и, словно сомневаясь, повернулась к нему:

– Это не имеет значения, – проговорила она, заперев дверь.

– Тогда почему я на втором этапе? Сейчас? – Джастин занес руку, чтобы ударить в стеклянную дверь кулаком, но почему-то просто прислонил ладонь к стеклу.

Собственный голос слышался ему каким-то растерянным. Медсестра отвела взгляд и молча прошла вперед. Только сейчас Джастин понял, что отсек звуконепроницаемый, и из коридора никто ему не ответит.

Джастин наконец ударил кулаком в стекло, уже ни к кому не обращаясь:

– Нет! Я хочу знать, почему…

Медсестра ушла, как ушел и охранник, и теперь через стеклянную дверь Джастин мог видеть только пустую белую стену коридора. Джастин еще несколько секунд – или минут – стоял, прижавшись к стеклу, и вслушивался в тишину. Казалось, воздух давил на ушные перепонки. Джастин наконец потряс головой и отошел от двери. В отсеке был легкий полумрак. Помещение было точной копией его предыдущего отсека – можно даже представить, что ничего не изменилось. Но Джастин понимал, что теперь он еще на шаг ближе к своей смерти. Или… не смерти? Как это назвать? Кажется, в одном из разговоров медсестер он мельком слышал термин… Изъятие. Хотя Испытуемым его никогда открыто не озвучивали, и даже не затрагивали тему того, что будет с ними на последнем этапе. Какая разница, как это называть?

В конце концов, его клетки мозга продолжат жить в структуре какого-то механизма, хоть в них и не останется сознания его личности. Или все-таки что-то может остаться? Это никогда не обсуждали – казалось неэтичным допустить, что чье-то сознание может сохраниться в мозговых клетках центрального аналитического процессора, или радиографической рентгеновской системы. Интересно, частью какого механизма станет его мозг? Интересно, стать частью космического зонда престижнее, чем медицинского оборудования?

Он снова потряс головой, медленно садясь на кушетку. На прикроватном столике Джастин увидел стакан с водой. Первой мыслью было запустить его в стену, но Джастин только долго смотрел на стакан. Он представлял поле с волнующимися от ветра золотыми колосьями, белыми ромашками и сиреневым аконитом, когда ветер прекращается и поле успокаивается. Бушующий океан, когда шторм сходит на нет и на месте волн появляется тихая водная гладь. Джастин взял в руку стакан и понюхал – судя по всему, сюда добавлены какие-то лекарства. Или транквилизаторы. Он медленно выпил воду – пусть это будут транквилизаторы.

***

Когда вечер опускался на город и по периметру главного здания Корпорации уже вспыхнули огни, Корнелий заварил себе кофе, стоя у аквариума и провожая взглядом сияющий силуэт арованы – она ненадолго показывалась, скользя по поверхности, а потом снова скрывалась в темной толще воды, петляя по дну.

Корнелий только что вернулся с совещания директоров, и мельком увидел в почте отчеты от пресс-службы. В последнее время у службы по связям с общественностью много работы. Корнелий старался отгонять ненавистное чувство, которое возникало у него всякий раз, когда он слушал эти бодрые отчеты о том, как много они сделали, чтобы замять недавнюю ситуацию. И чем одобрительнее он кивал – мол, отлично постарались, молодцы, – тем хуже было на душе. В воздухе незримо витал всеобщий укор в его адрес. Это чувствовалось во всем – в самодовольных рапортах о принятых мерах, в подобострастных улыбках на лицах сотрудников, в тишине, которая окружала его при приближении к болтающим руководителям отделов. Завидев Корнелия, они тут же замолкали, улыбаясь даже услужливее, чем обычно, жали ему руку и начинали подробно рассказывать о своих успехах, как будто тем самым намекая, чьи именно промахи они так старательно исправляют. Корнелий хвалил их, одобрительно кивал и удалялся своей вальяжной размеренной походкой.

Совет директоров был не столь лицемерен и откровенно говорил, что подобные возмутительные вещи не должны повториться, иначе, несмотря на все заслуги Корнелия, его нахождение на посту генерального директора будет вызывать все больше вопросов.

Но теперь Корнелий надеялся, что необходимые меры приняты. Во всяком случае, сейчас все станет проще.

Стоило ему об этом подумать, как раздался звонок. Взглянув на имя звонящего, Корнелий поджал губы. «Сэр, у меня для вас не самые приятные новости, – раздалось в трубке, – У вас нет предположений, почему ваша дочь движется в направлении заброшенного металлургического завода в районе северной дамбы?»

***

Около девяти часов вечера Максимиллиан уже собирался покинуть главное здание Лаборатории после плановой проверки модернизированных охранных систем, когда в дверь кабинета постучали.

– Сэр, здравствуйте, – улыбнулась Клэр Томас, осторожно прикрывая за собой дверь.

Максимиллиан вопросительно посмотрел на нее:

– Да, мисс Томас?

Медсестра смущенно улыбнулась, оглядывая его кабинет и затем спросила:

– Вы уже уходите?

Максимиллиан молча кивнул, включая с пульта сигнализацию и выключая широкий дисплей компьютера на стене – заметив, что Клэр не спешит говорить, он задал вопрос:

– У вас что-то случилось?

Еще немного помедлив, Клэр ответила:

– Да, сэр. Как сказать – может быть, это не важно. Но я думаю, что вам стоит узнать. Сегодня один Испытуемый, рисовал портрет… Корнелии Холлард, – медсестра замялась, протягивая листок бумаги Максимиллиану, – Ну, дочери нашего Корнелия, – пояснила она, подняв брови.

– Я понял, – кивнул офицер, – И что? Он мог видеть ее еще до попадания сюда. Хотя бы во время той небезызвестной трансляции.

Клэр задумчиво кивнула, и продолжила:

– Да, но теперь он здесь. И она… приходит сюда, насколько мне известно. Более того, я слышала от врача, что Корнелия говорила с одним из Испытуемых. Я не знаю, с кем именно, но…

– Я это проверю по камерам, – кивнул Максимиллиан, подходя ближе и беря листок из ее рук, – А вот почему Испытуемые могут говорить с кем хотят – это вопрос к вам.

Медсестра вопросительно подняла глаза:

– Но, сэр, за действия Корнелии здесь отвечает миссис Робертсон – формально, Корнелия – ее ассистент.

Максимиллиан улыбнулся одними уголками губ:

– А за действия своих Испытуемых отвечаете вы. А за возможную утечку информации или другие последствия – отвечаю я. Мы в одной лодке. Понимаете?

– Конечно, – кивнула Клэр, она казалась смущенной, – Поэтому я и пришла. Кстати, того Испытуемого уже перевели на второй этап.

Максимиллиан наконец взглянул на листок с рисунком – мельком, успев заметить заранее указанное на листах для черновиков имя: «Джастин Саммерс», и протянул его обратно медсестре:

– Можете это выбросить. И следите за вашими Испытуемыми как следует. За тем парнем – особенно. Если дочка Корнелия снова здесь появится, она не должна к ним подходить. С миссис Робертсон я тоже поговорю.

Клэр сдержанно улыбнулась и кивнула:

– Хорошо, сэр, – она как-то неуверенно оглядывалась по сторонам, пока Максимиллиан не посмотрел на нее вопросительно, направляясь к двери, и она продолжила, – Сэр, вы по пути к выходу не собираетесь посмотреть сканеры распознавания лица на лифтах первого сектора? Их заменили только сегодня, я могу спуститься с вами и показать…

Максимиллиан качнул головой:

– Не нужно, я сегодня уже…

В этот момент раздался телефонный звонок, и Максимиллиан выразительно посмотрел на медсестру, но, судя по всему, она не так поняла его взгляд, потому что продолжала стоять.

Услышав голос в трубке, Максимиллиан помрачнел:

– Как это случилось? Да. Я уже еду.

Он положил трубку и, увидев вопросительный взгляд медсестры, только бросил:

– Вам пора идти.

***

Выйдя вслед за Максимиллианом в коридор, Клэр наблюдала, как его фигура быстро удаляется по направлению к лифту. Она вспоминала, как на полу такого же коридора – а они на всех этажах были практически одинаковыми – она впервые пыталась встать на свои ноги, и Максимиллиан, именно он, помогал ей. Почему-то тогда его взгляд казался ей таким внимательным, а его руки – такими заботливыми. Ведь он помогал ей не только в тот первый день, когда она, едва держась за стену, только выползла из своей палаты. В другие дни она тоже видела его – кажется, он говорил с доктором Эрихом о палатах каких-то экспериментальных проектов, которые находились на том же этаже, что и ее палата. Однажды, когда она уже почти ходила самостоятельно, пусть и с помощью костылей, она подошла к одной из таких палат и попробовала заглянуть в окошко на двери, но почувствовала руки Максимиллиана у себя на талии: «Как вы себя чувствуете? Я рад, что вы так быстро восстанавливаетесь». Клэр тут же повернулась к нему, и широкая улыбка появилась на ее лице. Он смотрел на нее так, будто для него лично было важно поставить ее на ноги. «Вам не нужно сюда. Вам пора на физиопроцедуры», – сказал Максимиллиан, мягко повернув ее от двери. Клэр, радостно кивала: «Спасибо… Что заботитесь обо мне. И вы, и доктор. Вы помогаете ему?» Максимиллиан доброжелательно кивнул: «Мы же в одной лодке». Клэр была рада тоже быть в этой лодке. «Мне очень повезло» – проговорила она. Максимиллиан кивнул, улыбаясь ей в ответ: «Действительно». Когда Клэр как-то в следующий раз подошла к одной из других палат на том же этаже, окно на двери уже было закрыто. Но Клэр гораздо больше волновало собственное восстановление, а также симпатичный и внимательный офицер. Ну и, конечно, предстоящая работа в Корпорации. Собственно, когда Клэр уже приступила к работе, она поняла, насколько же ей повезло в тот раз по сравнению с участниками других экспериментальных проектов.

***

Максимиллиан доехал до главного здания Корпорации меньше, чем за 10 минут, и тут же прошел в кабинет к Корнелию. Тот ходил взад и вперед, отхлебывая кофе из кружки. Максимиллиан никогда не видел его таким обеспокоенным, даже когда их исследования проходили согласование с правительством и был риск закрытия – Корнелий так не волновался. В кабинете возле компьютера сидел и ассистент Корнелия из службы безопасности, а также женщина из отдела системного программирования.

Увидев Максимиллиана, Корнелий тут же со стуком отставил кружку на стол:

– Мы получили от них сообщение, – он вывел на экран видео.

На экране Максимиллиан увидел пустую комнату с белыми стенами, посреди которой на стуле сидела Нела – ее руки были связаны за спиной, а рот заклеен. Затем в кадре появился человек, лицо которого было закрыто маской, а глаза под темными очками. Когда человек заговорил, Максимиллиан понял, что голос изменен – даже невозможно было понять, мужчина это или женщина: «Мы перейдем сразу к делу. Корнелия Холлард у нас. И если вы хотите увидеть ее живой, вот наши требования: на экране вы видите имена тех, кого вы должны освободить из заключения. Кроме того, мы требуем возобновления человеческого труда на десяти системно-значимых заводах, а также фабрик и производств, закрытых в прошлом году, и гарантий неприкосновенности труда всех сотрудников. Иными словами, мы требуем отозвать автоматизированное вами оборудование из этих производств. Как видите, наши требования вполне выполнимы. Мы даем три дня на то, чтобы выступить с заявлением в СМИ. И две недели на то, чтобы приступить к реализации этой программы. Если через три дня мы не получим первые подтверждения вашего согласия, то начнем возвращать вам Корнелию Холлард. По частям. И, кстати… мы не похищали ее. Она сама пришла к нам».

На этом запись прервалась. Максимиллиан заметил, что на моменте, когда человек на видео стал озвучивать сроки, Нела задергалась – будто ожидала другого. Максимиллиан заложил руки за спину и обратил взгляд к Корнелию:

– Сэр?

Тот прикрыл глаза и опустился в кресло:

– Это видео пока только у нас. Уж позаботьтесь, чтобы оно больше ни к кому не попало.

Корнелий медленно поднял глаза, и Максимиллиан увидел в них то, чего никогда не ожидал увидеть. Корнелий продолжил:

– Максимиллиан, это будет самое сложное ваше задание за весь период вашей работы. Покажите мне, что я в вас не ошибся.

Максимиллиан выпрямился и проговорил:

– Я готов сделать абсолютно все, что от меня зависит, сэр.

Глава 7

Нела заподозрила неладное, когда Нокс помолчал и затем встал из-за стола:

– Ладно. Пойдем.

Нела вопросительно посмотрела на него, и тот, помолчав пол минуты, задумчиво глядя то на нее, то на Миру, пояснил:

– Нужно решить один вопрос.

Нела перевела взгляд на Миру и на второго мужчину – кажется, Беннетта, который все это время молчал – но те смотрели так, будто все уже было решено. Нела встала. Нокс открыл дверь ключом, затем взял Нелу за плечо, мягко направил к выходу и далее по коридору. В молчании они прошли несколько дверей, Нела только слышала, как Мира и Беннетт следуют за ними. Беспокойство все усиливалось.

Нелу подвели к открытой двери, за которой Нела увидела крошечную белую комнату с парой стульев. Остановившись на пороге, Нела наконец спросила:

– Я должна остаться здесь?

Нокс снова посмотрел на нее непроницаемо и пожал плечами:

– Ты сама пришла сюда.

Нела внимательно посмотрела ему в глаза, пытаясь понять его намерения:

– Вы не отпустите меня домой?

– Ты же сама хотела быть нам полезной, – ответил Нокс.

Его голос был таким же нейтральным, как и в начале, а лицо ничего не выражало. Нела подумала, что он, должно быть, с самого начала уже все для себя решил, а разговор между ними ни на что не мог повлиять.

Нелу втолкнули в комнату и она услышала звук ключа в замочной скважине. Она приложила ухо к двери, надеясь услышать хоть что-то, что прояснило бы ситуацию, но в коридоре раздавались лишь удаляющиеся шаги.

На всякий случай толкнув дверь пару раз, Нела почувствовала слабость в ногах. Она закусила губу и огляделась. Комната напоминала камеру – примерно два на три метра, от стены до стены можно сделать всего пару шагов. Окон нет, облупившаяся побелка обнажает серую шпаклевку на стенах. Сделав глубокий вдох, Нела села на стул – сейчас ничего не остается, кроме как ждать.

Однако, ждать пришлось недолго. Не прошло и получаса, как снова раздался звук открываемой двери и на пороге появился Беннетт. Нела в упор посмотрела на него, не задавая вопросов. Беннетт кивнул:

– Идем.

Нела молча встала и пошла за ним. Не проронив ни слова, Беннетт довел ее до уже знакомой переговорной. Нела увидела Миру, которая держала в руках видеокамеру, рядом с ней стояло еще несколько человек, которые замолкли, увидев Нелу. Нокс медленно повернулся. Не успела Нела задать вопрос, как он кивнул на одиноко стоящий у пустой стены стул.

– Присаживайся.

Под взглядами всех присутствующих Нела медленно опустилась на стул.

– Значит, вы свой вопрос уже решили? – наконец сказала она.

Нокс впервые за все время слегка улыбнулся:

– Ты нам поможешь его решить.

Нела почувствовала, как ее руки быстро завели за спинку стула и скрепили изолентой. Нокс продолжил:

– Не переживай. Быть заложницей для тебя не так уж плохо, если ты действительно хотела нам помочь.

Нельзя сказать, что Нела была удивлена. К этому моменту у нее в голове промелькнуло уже столько вариантов развития событий, что этот был далеко не самым худшим. И все же она замерла от слов Нокса. Парадоксально, но грустно ей было лишь оттого, что она, оказывается, может быть полезна только в качестве заложника. И никого более. Нела почувствовала, как уголки ее губ дергаются в невеселой улыбке. Она подняла голову – Мира уже приближалась к ней с куском изоленты. Они опять хотят заткнуть ей рот. Никто даже не смотрел на нее. Они смотрели лишь на то, хорошо ли закреплены ее руки, и ждали, когда ее рот будет закрыт, чтобы записать обращение с требованием. Но никто не смотрел ей в лицо. Их взгляды ей что-то напоминали. Нела ощутила горечь во рту. Именно так врач смотрела на Испытуемых в Лаборатории.

Нела тряхнула головой перед тем, как ей на губы опустилась изолента:

– Я только об одном хочу попросить… Заставьте их освободить из Лаборатории Испытуемых. Пожалуйста. Их должны отпустить.

***

Максимиллиан предельно собран, он смотрит, не мигая, как Корнелий стоит рядом с миссис Грин, системным программистом, положив руку на спинку ее кресла, пока та пытается выяснить точное местонахождение цели. Ассистент Корнелия сидит рядом с ней и со своего ноутбука просматривает фото навигатора с найденной местности.

– Это слишком близко к городу. Странно, что они так рискуют, – замечает ассистент Корнелия.

Миссис Грин качает головой, хмуря брови:

– Данные разнятся. Сигнал отправления видео идет с другого адреса, чем от чипа.

Корнелий бросает, отходя от кресла:

– Забудьте про сигнал отправления. Они хотят нас запутать. Отслеживайте чип.

Корнелий сдержан, как и всегда, и только Максимилиан видит, как он постукивает пальцами по своей кружке, как потирает рукав пиджака другой рукой, подходя своей обычной степенной походкой к аквариуму.

Белая арована. Редчайшая рыбка-мутант, рыбка-сокровище. Сокровище не из-за своей цены в четыреста тысяч долларов. Несколько лет назад мать Нелы, Лили, подарила его дочери. Как же Нела любила эту рыбку! Считается, что арованы обладают высоким интеллектом и даже способны запоминать лица. Поначалу Нела не слишком ответственно относилась к подарку, и в основном за рыбкой ухаживала Лили. После смерти матери Нела не могла смотреть на рыбку без слез – говорила, что рыбка слишком скучает по Лили. Корнелий забрал ее, несмотря на протесты Нелы – она говорила, что рыбке будет еще тяжелее, если она не будет видеть и ее. Корнелий считал это блажью. Поэтому теперь арована плавает в его кабинете. А Корнелий снова и снова говорит Неле, что она может приходить к нему в кабинет, когда захочет, чтобы посмотреть на рыбку. Но Нела не заходит.

– Есть. Как вы и сказали, северная дамба, – миссис Грин торжествующе поднимает голову.

Корнелий поворачивается:

– Отлично. Группа быстрого реагирования готова? – он смотрит на Максимиллиана.

Тот с готовностью кивает:

– Конечно, сэр.

Корнелий позаботился о постоянной готовности армии наемников задолго до того, как их работа впервые потребовалась. Совет директоров считал такие траты излишними, но Корнелий предвидел появление Новых Луддитов еще до того как направил Корпорацию по пути использования мозговых клеток. И позже он заставил весь совет признать его правоту в этом решении.

– Сэр, – обращается к Корнелию ассистент, – Это территория старого завода. Там должна быть сеть подвалов, через которую можно подобраться.

Максимиллиан резко обрывает его:

– Плохая идея. Луддиты будут поджидать именно там. Мы зайдем с воздуха – скоростные вертолеты этого года еще не аккредитованы для продажи, Луддиты не могут это предвидеть. Они и глазом не моргнут, как мы окажемся рядом.

Максимиллиан ловит взгляд Корнелия – сомневающийся – это можно понять. Но в то же время полный надежды на успех. Под густыми нахмуренными бровями Корнелия всем остальным этот взгляд кажется привычно-уверенным, как и всегда.

– Пойдемте со мной, – кивает ему Корнелий.

Кивнув, Максимиллиан следует за Корнелием в отдельное помещение его кабинета. Здесь у Корнелия что-то вроде жилой комнаты – стоит раскладной диван – сложенный, прикрытый пледом, стеклянный прикроватный столик и даже холодильник. Мало кто мог бы похвастаться тем, что бывал здесь. Корнелий прикрывает дверь и делает несколько шагов по мягкому ковру, затем поворачивается:

– Максимиллиан. Вы знаете, что я не могу никому доверять так, как вам.

Глядя прямо к глаза Корнелию, Максимиллиан кивает:

– Я знаю, сэр. Я не подведу вас.

Корнелий качает головой:

– Сейчас я прошу вас не в интересах Корпорации, а в своих интересах. Надеюсь, вы понимаете, что это значит.

– Разумеется. Сэр, – говорит Максимиллиан и, понимая, что этого недостаточно, продолжает, – Я обязан вам всем, что я имею. Обещаю, что ваша дочь будет под моей личной защитой.

Корнелий складывает руки за спиной, обводит взглядом комнату и затем задумчиво смотрит в лицо Максимиллиану:

– Мне всегда казалось, что вы очень похожи на меня. И… я всегда мечтал о таком сыне, как вы. Надеюсь, вы правильно это поймете.

– Для меня это честь, сэр, – говорит Максимиллиан, поднимая голову в военной выправке.

Корнелий направляется к выходу и, уже открывая дверь, говорит:

– Надеюсь, вы помните, что эта ситуация все равно должна остаться нашей тайной. Постарайтесь обойтись без лишнего шума.

Максимиллиан автоматически кивает несмотря на то, что Корнелий идет впереди и не видит этого.

***

Сразу после записи обращения Нелу увели в уже знакомое помещение. Едва захлопнулась дверь, она застучала кулаками по двери:

– Послушайте! Эй!

За дверью стояла тишина, не считая звуков шагов вдалеке.

– Я хочу поговорить! Вы слышите меня?

Ответа не было. Подождав с минуту, Нела медленно отошла и в нерешительности опустилась на стул, ножки которого скрипнули – кажется, стул деревянный. Высоко под потолком тускло горела желтая лампочка. Нела рассматривала ее пару минут – такие лампы давно уже почти нигде не использовались. Только попав сюда, она поняла, как мало знала о Луддитах, и о том, как живут люди за пределами центра. От этого становилось… стыдно. Нела сама не знала, за что – в своем привычном мире, напичканном новейшими технологиями, она не могла сталкиваться с реальной жизнью людей, живущих на обочине цивилизации, хоть и знала, что их жизнь кардинально отличается от ее. Но ей хотелось верить, что в ее искреннем желании прекратить бесчеловечные исследования Корпорации она найдет поддержку у этих людей. Как оказалось, их волновала совсем другая сторона вопроса.

Нела не знала, сколько прошло времени – может быть, час или больше – но дверь снова открылась, и Нела увидела Миру, рядом с которой стоял незнакомый охранник. В руках Мира держала тарелку с едой. Она оценивающе посмотрела на Нелу, будто ожидая, не выкинет ли та что-нибудь, затем прошла вперед и поставила тарелку на соседний стул. Нела бросила равнодушный взгляд на тарелку с макаронами:

– Я не хочу есть.

Мира только пожала плечами:

– Поешь, когда захочешь. Ты здесь надолго.

Она уже направилась к выходу, как Нела ее окликнула:

– Не уходите. Я хочу поговорить.

Женщина остановилась в задумчивости, и все же повернулась:

– Хорошо. Давай поговорим.

Переставив тарелку на пол, она села на соседний стул, охранник тоже вошел в комнату и закрыл дверь. Повисла неловкая тишина, наконец Нела спросила:

– А других заложников вы не кормите?

Мира скептически подняла темные брови:

– Думаешь, мы так часто берем заложников?

Нела пожала плечами:

– Не знаю. Просто здесь нет стола.

Мира не сдержала снисходительную улыбку:

– Когда человека берут в заложники, наличие стола его волнует в последнюю очередь.

Нела снова пожала плечами, и вновь воцарилось неловкое молчание. Она поймала на себе недовольный взгляд охранника, будто тот не понимал, зачем она затеяла этот разговор.

– Можно спросить? Почему вы не потребовали отпустить Испытуемых? – тихо спросила она.

Мира поджала губы и посмотрела на Нелу, так, словно ожидала этого вопроса:

– А ты не понимаешь? Есть вещи, на которые Корпорация не пойдет даже ради дочки директора. Да и… Посмотри чуть дальше своего носа! Даже если освободить эту партию Испытуемых, что помешает им завтра набрать новую?

Нела замотала головой:

– Как-то странно вы боретесь против исследований Корпорации…

– Будь реалисткой, – Мира откинулась на спинку стула и сложила руки на груди, – Никто не в силах прекратить эти исследования, пока их поддерживает государство. Они даже онкобольного ребенка готовы сделать звездой, чтобы потом пропиариться на его лечении. Кто способен их остановить? Мы хотим элементарного – права людей на честный труд и заработок.

– Тогда зачем был тот терракт на платформе?

Мира глубоко вздохнула и посмотрела на свои сапоги:

– Если бы люди поверили, что эти разработки опасны, они не стали бы повсеместно использовать их. Не будет такого спроса – вернется человеческий труд. Конечно, Корпорация не откажется полностью от своих разработок. Но достаточно будет снизить их использование хотя бы в производстве и других отраслях, чтобы люди имели работу.

Нела несколько секунд внимательно смотрела на женщину, затем отвела взгляд. Мира тоже молчала.

– Можно еще вопрос? – подняла голову Нела, – Для чего был нужен терракт в прошлом году? Вы распылили химическое оружие, вирус, из-за которого мы носили костюмы химзащиты два месяца. Я долго думала, но так и не поняла. Скажите, чем это вам помогло?

Мира медленно подняла голову. Несколько секунд она смотрела на Нелу, пытаясь понять, не шутит ли она, затем женщина покачала головой:

– И ты действительно не поняла. Как и большинство.

Нела продолжала смотреть – выжидающе и непонимающе.

– А вот к этому мы не имели отношения, – Мира покачала головой и горько усмехнулась, – Что ты вообще понимаешь… Никакого терракта мы не устраивали. По крайней мере, в тот раз. Никакого химического оружия. У нас вообще его нет.

Нела замерла. Какой смысл им врать… сейчас?

– Но… что же тогда…

– А ты не видишь? – оборвала ее Мира, – Диагностика Корпорации якобы всех спасла. А тем, кто болен, сделали прививки. И тем самым доказали незаменимость исследований. Неужели ты правда не понимаешь?

Нела, не сводя глаз с Миры, глухо повторила:

– Что же тогда..

Та прикрыла глаза:

– Да что тут непонятного. Никакого химического оружия не было в принципе. Эти прививки были обычным плацебо. Зато как взлетели акции Корпорации… Великая корпорация, победившая химическую атаку… Которой не было. Догадайся с одного раза, кому это было выгодно.

Мира встала, и на какой-то миг Неле показалось, что она злится именно на нее. Но женщина просто направилась к двери со словами:

– Мозги у тебя промыты, как и у всех. А ты еще куда-то лезешь… Тебе не следовало приходить сюда.

***

Нела снова осталась одна. Сначала ей казалось, что она ни за что не уснет, хоть и была ночь. Она могла это знать только по циферблату часов, которые показывали половину третьего. Так как окна в помещении не было, это было странно – ей казалось, что прошло уже не меньше суток. Иррациональное спокойствие сменялось тревогой, которое снова сменялось тягучей задумчивостью. Разговор с Мирой оставил больше вопросов, чем ответов. Тем не менее, Нела вовсе не жалела, что оказалась здесь, и чем дольше она слушала тиканье часов в гнетущей тишине, тем сильнее была уверена в том, что все идет своим чередом. При всем том, что она рассчитывала совсем на другой результат, а став заложницей, рассчитывала совсем на другие требования Луддитов, она в глубине души была готова к тому, что все может пойти не по плану. И даже тот вклад в борьбу против Корпорации, который она могла внести своим нахождением здесь, вселял некоторое долгожданное чувство удовлетворения, которое она испытывала так редко.

Когда молча вошел незнакомый охранник и принес кушетку, она не знала, радоваться ли этому, но лишь так же молча проследила за тем, как он вышел, и, выждав еще несколько минут, подошла и села на мягкую кожаную поверхность. Если ей придется здесь остаться на несколько дней, то стоит поспать. В конце концов, что еще делать…

Нела легла на кушетку на бок, положив руку под голову. Конечно, никакого одеяла или хотя бы простыни ей не принесли, но Нела была рада и этому. Не потому, что ей хотелось спать, но потому, что это, как ей казалось, означало относительную поддержку Луддитов. Она не могла допустить мысли, что отец не согласится выполнить поставленных условий, но как скоро он сможет это сделать… Ведь есть еще и совет директоров, и удастся ли Корнелию убедить их за предоставленные три дня – вызывало сомнения. Но раз ей дали кушетку, то, вероятно, к ней относятся не так уж плохо. Нела надеялась, что ее вопросы не настроили Миру против нее, и даже съела принесенные макароны, хоть у нее и не было аппетита. Чувствуя щекой холодную кожу кушетки, она в задумчивости долго смотрела то на запертую дверь, то на одиноко стоящую на стуле пустую тарелку из-под макарон, пока тарелка не начала расплываться, и сон наконец сморил ее.

***

Шелдождь, когда вертолет завис над блестящей крышей темного здания, в окнах которого не горело ни одного огонька. Но датчики видеокамер по углам крыши поблескивали в ночи еле заметным синим светом.

– Стой, – предостерегающе поднял руку Максимиллиан, – Сделай еще круг по периметру.

На крыше было пусто, и четверо офицеров в черных костюмах неслышно приблизились к люку на крыше для входа внутрь. Один офицер осторожно приладил гранатомет с пламегасом, и дверь дрогнула под вышибным зарядом.

***

– Вставай!

Нела резко вскочила от громкого голоса. Из-за внезапного пробуждения сердце сильно стучало, и она только судорожно оглядывалась по сторонам, когда двое охранников схватили ее за плечи и стащили с кушетки, ставя на ноги.

– У тебя есть устройства отслеживания? Отвечай! – перед Нелой возникло разъяренное лицо Нокса, который схватил ее за подбородок и дернул вверх, – Немедленно!

– Нету, я же говорила, – бормотала Нела, ничего не понимая, – Меня же обыскивали…

– Плохо обыскивали, – бросил Нокс, – Раздевайся!

– Что? – Нела потрясла головой, – Я же сама к вам пришла, зачем бы я стала…

В дверях возникла Мира, и Нела увидела, как на нее смотрит дуло пистолета:

– Раздевайся, если не хочешь получить пулю.

Под пристальными взглядами Нела медленно стянула штаны, как назло, запутавшись в штанинах.

– Быстрее! – окрикнула ее Мира.

Дрожащими руками Нела сняла толстовку через голову, и вопросительно посмотрела на Миру. Нела подумала о том, как же наивно было полагать, будто эти люди неплохо к ней настроены. Она для них с самого начала была заложником. Заложником, которому оказали честь побеседовать с ним по душам, и то, лишь потому что этот заложник пришел сам.

– Достаточно? – спросила она, неловко стоя в нижнем белье под пристальными взглядами Нокса и окружавших его мужчин, и глядя на все еще нацеленный на нее пистолет.

– Обувь тоже, – скомандовал Нокс, – Теперь повернись.

Чьи-то холодные руки ощупали ее бока сзади, Нела отдернулась, когда они коснулись резинки ее трусов. Она в панике переводила взгляд с одного лица на другое, пытаясь понять, к чему этот внезапный унизительный осмотр. Руки поднялись по ее спине, прошлись по плечам, ощупывая каждый сантиметр ее тела.

– Так. Кажется, вот оно, – услышала она голос за спиной голос Миры, почувствовав, как ее пальцы остановились на шее.

Нокс подошел к женщине, и еще одна рука настойчиво надавила на шею в нескольких местах.

– Черт… Да, у нее чип. Машина готова?

Тот направился к двери.

– Да, машина на парковке. Мира, нож у тебя есть. Быстро!

Нелу резко толкнули вперед:

– Сука!

Нела, еле устояв на ногах, в панике оглядывалась по сторонам:

– Какой чип? Что случилось?

Две пары рук прижали ее к стене, держа за плечи и зафиксировав шею.

– Не дергайся…

–Аай! – Нела вздрогнула от острия лезвия, проткнувшего кожу, от чего ее плечо только сильнее впечатали в стену.

– Тебе же хуже, если будешь дергаться.

Нела задержала дыхание, прикусив губу и чувствуя, как металл ножа двигается под кожей. Наконец нож что-то подцепил – от резкой боли Нела снова дернула плечом, и лезвие наконец покинуло ее кожу. Руки на ее шее тоже ослабили хватку и Нела осторожно повернулась.

Мира передала одному из охранников крошечный блестящий кусочек металла, и бросила Неле в руки одежду:

– Одевайся. Живо.

– Что за чип? – снова спросила Нела, второпях натягивая штаны и толстовку, которая прилипала к крови, текущей по спине.

Она переводила взгляд с одного лица на другое, но охранники уже один за другим направлялись к выходу, а Нокс вместо ответа защелкнул наручники у Нелы на запястьях. Мира бросила на нее злой взгляд и вышла из комнаты.

– Ответьте! – Нела заглянула в лицо Нокса.

Но ее только вновь толкнули вперед – на этот раз по направлению к коридору, и Нела вынуждена была идти за Ноксом. Охранники замыкали путь, и Нела лишь в панике оглядывала бетонные стены, вместе с остальными шагая по бетонному полу.

Снова лифт, в который вместе с ней набились помимо Миры и Нокса куча охраны. На парковке ее снова держали за плечи – она не видела, кто – и усадили в машину на заднее сиденье.

В машине между нею и Ноксом, сидевшим за рулем, была сетчатая перегородка, через которую Нела видела, как Нокс быстро надел на голову шлем и передал автомат сидевшему рядом охраннику.

Машина резко рванулась вперед. Нела обернулась и увидела в заднем окне, как следом за ними едут еще две машины.

Нела поняла, что они выехали с парковки, когда пыльно-желтый полумрак сменился темнотой ночи. В окна машины стучал дождь, а Нела, как ни оглядывалась по сторонам, не могла разглядеть в кромешной темноте ничего – только позади светили фарами мчащиеся следом машины. Наверное, потому ей и не завязали глаза в этот раз. Или просто времени не было? Или… их местоположение и так уже раскрыли? Иначе зачем этот внезапный обыск?

Нела снова в панике принялась оглядываться, всматриваясь в двоящиеся огни позади, и пытаясь понять – это из-за дождя они двоятся, или за ними едет кто-то еще?

Машина неслась, подскакивая на неровной дороге и то и дело проваливаясь в рытвины. Это значило, что они выехали на какую-то заброшенную дорогу.

Нела подняла голову и посмотрела на Нокса и охранника, которые только изредка коротко переговаривались по рации с кем-то из своих, так что Нела даже не могла разобрать их речь. Она протянула руку и коснулась перегородки, борясь с желанием снова задать вопрос, на который так и не получила ответ. Но тут же с сожалением отдернула руку.

Ей было стыдно задавать этот вопрос, потому что если она, даже сама того не зная, привела к ним полицию или наемников Корпорации, то ей лучше молчать. И радоваться, что она еще жива. Хотя радости не было ни капли. Только тяжелое, невыносимое чувство вины, которое придавило ее к сиденью и наступало на грудь так, что стало трудно дышать.

Наконец машина замедлила свой ход. Нела увидела, как охранник показал Ноксу на датчик бензина и тот кивнул:

– Давай быстро.

Машина остановилась, охранник вышел и направился к багажнику. Нокс нетерпеливо стукнул по рулю, затем проговорил в рацию:

– Где они? Ты… Мать твою! Когда вылетели?

Он выругался и, еще раз ударив по рулю, вышел из машины и захлопнул дверь. Нела осталась сидеть за перегородкой в одиночестве, она пыталась разглядеть хоть что-то за темным стеклом, но это было бесполезно – здесь нет никаких фонарей, если они отъехали далеко от города. В заднем окне машины было видно только поднятую крышку багажника. Нела с досадой отвернулась. Мысли метались у нее в голове. Безо всякой надежды, просто чтобы убедиться, Нела дернула ручку двери – конечно же, она была заперта. Нела не собиралась бежать, но неопределенность сводила с ума.

Дверь машины внезапно открылась, и Нокс быстро уселся за руль, заводя мотор. Затем показал сидящему рядом охраннику на индикатор бензина:

– Это все, что есть?

Тот кивнул:

– Я спрошу Беннетта. У него должен быть запас.

Нела смотрела сквозь перегородку, как охранник пытается сделать вызов, затем кладет рацию в карман:

– Не отвечает.

Снова повисло тяжелое молчание. Автомобиль мчался вперед, а Нела уже не видела позади огней второй машины – вероятно, она отстала, или что-то случилось?

– Так, Беннетт здесь, – проговорил охранник.

Машина замедлила ход. Нокс махнул рукой:

– Быстро, как сможешь.

Охранник вышел из машины и Нела увидела позади приближающиеся огни второго автомобиля. Нокс молча сидел за рулем. Где-то позади автомобиля Нела слышала голоса, силуэты в свете автомобильных фар суетились вокруг багажника. Капли дождя стучали в стекло окна из темноты, а толстовка сзади намокла от крови. Когда Нокс заговорил, Нела даже не сразу поняла, что тот обращается к ней.

– Твой папаша оказался хитрее, чем мы думали.

Нела медленно поднял на него глаза, не зная, что ответить.

– Мне очень жаль, – тихо проговорила она, и осторожно добавила, – Они уже отследили сигнал?

– Мы довезем тебя до бункера. Если успеем, – помедлив, сказал Нокс.

Нела кивнула. Осознание давалось тяжело и никак не укладывалось в голове.

– Мне правда очень жаль. Я не знала, что у меня чип, – снова сказала она.

Нокс в раздражении мотнул головой:

– Прекрати, чертова идиотка. Тебе вообще не стоило приезжать.

В машине стало холодно, и Нела обняла себя руками, чтобы унять дрожь.

– Наверное. Я просто… Хотела быть полезной. Думала, что могу помочь вам… Хотя бы остаться заложником. Думала, что так будет правильно.

Нела поморщилась от своих собственных слов. Что бы она ни говорила, все звучало как-то неуместно. Нокс мрачно усмехнулся:

– Все люди думают, что поступают правильно. Но на самом деле мы все просто отстаиваем свои личные интересы, не более. И у тебя тоже наверняка есть личные интересы – не спорь. А если нет, то ты просто лезешь в это от скуки, что бы ты там себе ни придумала.

Нела поежилась от холода и посмотрела в свое отражение в темном окне. Полумрак в машине делал ее лицо в отражении каким-то чужим.

– Два года назад моя мать…

Нокс вскинул руку:

– Я не хочу слушать про твою мать. Лучше молись, чтобы мы оторвались от наемников твоего папаши. Иначе…

Он не договорил, открыв дверцу машины, и рявкнул в темноту:

– Беннетт, что у вас там творится? Мы можем ехать или нет?

Нела запрокинула голову, уставившись в серый мягкий потолок древнего автомобиля, нависший над ней всего в нескольких сантиметрах. Такое знакомое ощущение падающего, давящего сверху потолка материализовалось в этой машине, где она сидит в наручниках и растирает на пальцах собственную липкую кровь, которая стекает у нее по спине. Издалека она слышит крики людей, суетящихся возле багажника, и других, бегущих к ним – заправить бензин или что там у них случилось с мотором… Крики разъяренных людей, которые ее ненавидят и не убили до сих пор лишь потому, что она может быть полезна. А где-то позади их пытаются нагнать другие люди – которые тоже ее ненавидят, но, видимо, пытаются спасти лишь потому, что боятся ее отца. И чему тут удивляться? Нела прикрыла глаза. За что им всем ее любить? Нет, не правильный вопрос. За что им всем ее хотя бы не ненавидеть? Разве хоть кому-то из них она не принесла неприятностей?

Нела как в тумане услышала, как хлопнула дверца машины, как где-то вдалеке раздался визг тормозов.

– Подремать решила?

Голос Нокса тоже звучал как в тумане.

– Слушай!

Нела вздрогнула и резко открыла глаза, когда Нокс ударил кулаком в перегородку. Она уставилась на его разъяренное лицо за перегородкой. Пару секунд посмотрев ей в глаза, он отвернулся, затем достал пистолет и, насколько Неле было видно, зарядил его.

– Слышишь, что там творится?

Откуда-то издалека позади раздался выстрел, затем еще, и еще. Снова визг тормозов и, кажется, шум вертолета.

– Думаешь, за что они убивают?

Нела молчала.

– За тебя? Нет, – Нокс усмехнулся, – Конечно, нет.

С этими словами Нокс снова вышел из машины, Нела не успела ничего сообразить, как в следующий момент задняя дверь открылась и ее вытащили из машины. Нела только почувствовала, как руки Нокса тащат ее вперед. Позади машины было всего несколько человек из Луддитов, они отступали назад. Краем глаза Нела успела заметить, что в стороне на земле лежало двое – на земле, под льющимся дождем. Автомат рядом с одним из них чья-то темная фигура отпихнула ногой, отступая к машине и держа в руках оружие. В нескольких метрах позади виднелся второй автомобиль, а чуть дальше маячил силуэт вертолета, освещенный ослепляющим светом фар. В этом свете перед Нелой и Ноксом стояли четверо военных. Лица их были скрыты под темными шлемами, только у одного забрало шлема было поднято, но его лицо было в тени. Нела не успела приглядеться, как ее встряхнули и ее голова дернулась от толчка холодного металла в висок.

Еще несколько Луддитов замерли с автоматами рядом с Ноксом, когда тот, левой рукой держа Нелу за шею, правой приставил пистолет к ее виску:

– Бросай оружие. Все – бросайте на землю. Живо!

***

Максимиллиан смотрел на него в упор, без страха, затем медленно поднял автомат, держа его за ствол. После чего кивнул своим.

– Что вы делаете? – толкнул его в бок напарник, – Не слушайте его!

– Молчать, – процедил сквозь зубы Максимиллиан, – Делай, что сказано. Бросай.

– Послушайте меня, – сержант заглянул ему в лицо, – Не велика ли цена за одну девчонку? Да от нее же одни проблемы… Нам это простят, так всем будет лучше. Корнелий смирится, а совет только порадуется!

– Заткнись, и помни, на кого ты работаешь. Бросай.

Максимиллиан первый сделал шаг вперед. В свете фар он остановился, медленно протянул в руке вперед автомат и бросил его. Оружие с громким стуком упало на мокрый асфальт. Несколько напряженных секунд – и еще три автомата упало на землю.

– У нас есть предложение, – проговорил Максимиллиан.

Он сделал еще шаг вперед.

– Стой на месте, наемник – Нокс вскинул голову, – Ты не в том положении, чтобы ставить условия.

– Все в порядке, у меня нет оружия, – Максимиллиан примирительно показал пустые руки в перчатках.

Его голос звучал ровно, будто ничего особенного не происходит.

– Мы уже озвучили свои условия, – Нокс снова ткнул Нелу в висок пистолетом, – А ты, сделаешь еще шаг – и девчонке конец.

– Вы меня не поняли, – Максимиллиан слегка склонил голову набок и на его губах появилась улыбка, – Нам она не нужна.

– Наемники Корпорации пришли сюда, устроили погром и убили моих людей, преследовали нас пол ночи, и теперь ты говоришь, что вы пришли не за ней? – Нокс криво усмехнулся, – Ты за идиота меня держишь?

Максимиллиан понимающе кивнул:

– Мы пришли от имени Корпорации. И мы заинтересованы в том, чтобы…, – он обвел темными глазами площадку, на мгновение задержав взгляд на лежащих на земле темных фигурах, – Решить вопрос скорее и с минимальными последствиями.

***

В следующий миг всепоглощающий гул раздался с такой силой, что несколько секунд Нела безуспешно пыталась зажать уши руками, скованными в наручники, едва зажав одно ухо, отчаянно пытаясь достать до второго, сдирая кожу под наручниками, пока нарастающий гул не погасил все остальное, и ее руки опустились, ослабнув, а на глаза опустилась тьма.

– Очнись. Ну, хватит валяться.

Откуда-то издалека Нела снова услышала выстрелы, а потом ее желудок скрутили такие спазмы, будто все ее внутренности разом решили покинуть ее утробу. Гул в голове все еще сжимал виски, но постепенно, очень медленно, затихал, пока Нела корчилась на асфальте, пытаясь откашляться и открыть глаза, которые все еще застилала чернота.

Затем раздался еще один выстрел, и голос издалека, в то же время прозвучавший будто над самым ухом:

– Это последний? Тогда глуши.

Прошло еще несколько мгновений, прежде чем гул инфразвуковых излучателей внезапно практически исчез, словно вокруг воцарился вакуум, или к вискам прижали огромную подушку.

– Вставай.

Нела не знала, сколько еще прошло времени, пока она наконец смогла открыть глаза. Над ней нависло лицо Максимиллиана, оно казалось темным в далеком свете от вертолета. Все плыло, и зрение отказывалось фокусироваться. Чьи-то руки подняли Нелу за плечи и поставили на ноги. Сзади раздался щелчок – наручники соскользнули с ее запястий. Понемногу приходя в себя, Нела пыталась унять дрожь.

– Ты в порядке? – Максимиллиан быстро окинул ее взглядом, – Тогда идем.

Его голос звучал нейтрально-отстраненно, будто Нела была лишь случайным свидетелем всего произошедшего. Не дожидаясь ответа, офицер подхватил ее за плечо и потащил к вертолету, с другой стороны ее подхватил другой военный – голова у Нелы все еще кружилась от затихающего звона в ушах, а земля не ощущалась под ногами.

Как в замедленной съемке промелькнули разбитые фары двух автомобилей, лежащие на засфальте тела – Нокса и других, простреленные, выпавшее из рук оружие, осколки стекла… Нелу вновь толкнули в спину, сажая уже в вертолет, который моментально взмыл в воздух.

Все еще будто в отдалении, и в то же время над самым ухом, Нела услышала голос Максимиллиана, говорящего по телефону:

– Сэр, все в порядке. Она с нами, мы возвращаемся. Да, есть немного. Я пришлю людей, чтобы все здесь убрали.

Вертолет поднимался все выше и выше, и загородная дорога посреди редких деревьев становилась все меньше, пока темные фигурки на земле не превратились в далекие точки.

Вдалеке, на границе с небом, начинался рассвет, и оранжевые лучи едва проникали в затемненное стекло вертолета. Уже на подлете к городу Нела увидела еще один вертолет, летящий навстречу мимо них, прямо к месту происшествия. Тоже с эмблемой Корпорации. Скоро на пустынной дороге не останется и следа от того, что случилось этой ночью.

– Машина на месте? – услышала Нела голос Максимиллиана с переднего сиденья, – Тогда снижаемся. Я отвезу ее домой. Вертушку отгоните по-тихому.

Нелу пересадили в служебный автомобиль на заднее сиденье, и Максимиллиан сам захлопнул за ней дверь. Он сел за руль, и у Нелы впервые за эту ночь сжалось сердце от тяжелого молчания, которое повисло в машине. Оставшись наедине с Максимиллианом, она впервые хотела провалиться сквозь землю. Максимиллиан завел мотор, и машина медленно тронулась с места, а Нела подняла глаза и посмотрела в зеркало над передним сиденьем – и тут же встретилась в нем взглядом с Максимиллианом. Она тотчас же отвернулась к окну, чувствуя, как жар заливает щеки и жалея только о том, что ее темные волосы слишком короткие, чтобы скрыть ее лицо.

В гнетущей тишине они ехали по почти пустым еще дорогам, когда робкий рассвет уже окрасил улицы сиреневой дымкой, и сияющие оранжевые лучи, пробивающиеся между серых высоток, казались насмешкой над событиями этой ночи.

«Влюбленный жираф» – так называла этот цвет ее мать – Нела вспомнила это совсем не кстати. В той самой квартире на двадцать четвертом этаже окна выходили на солнечную сторону, и каждое утро мама выходила поливать орхидеи, залитые тем самым оранжевым светом. Она говорила, что их поцеловал влюбленный жираф, и потому они цветут так пышно. Незадолго до ее смерти орхидеи завяли – мать по утрам мучилась от головных болей и лишь изредка насмешливо выливала в горшок с цветами недопитый бокал вина или виски. «Мои цветы будут пить то же, что и я», – говорила она, прижав ладони к окну и глядя с высоты на суету города.

Тишина в машине заполняла все пространство, хуже инфразвуковых волн, выворачивающих внутренности. Неле казалось, что вот сейчас Максимиллиан начнет говорить ей что-то – не важно, что – даже если снова начнет обвинять ее и ругать, как раньше, это будет легче вынести, чем ехать с ним наедине в молчании.

Когда до дома оставался всего один поворот и они остановились на светофоре, Максимиллиан только спросил:

– Они вытащили твой чип?

Нела ответила, глядя себе под ноги:

– Если б знала, сама бы вытащила.

Подняв глаза, она увидела, что Максимиллиан обернулся и смотрит на нее в упор – серьезно и задумчиво, так, что под этим взглядом ей снова захотелось провалиться сквозь землю – сквозь пол машины, сквозь асфальт, сквозь земную кору… Но уже через секунду светофор вспыхнул зеленым светом, Максимиллиан повернулся обратно и машина направилась к ее кварталу.

– С тебя лучше вообще не снимать наручники, – бросил Максимиллиан.

Нела прислонилась головой к окну. Максимиллиан больше ничего не сказал. Нела смотрела на залитые солнцем коттеджи, чувствуя ноющую боль в шее. Перед глазами мелькали то лежащие на земле под дождем темные фигуры людей, у которых она еще недавно была заложницей, то лицо Максимиллиана, склонившееся над ней, то ее собственные слова – «Я хочу вам помочь» – сказанные Мире и Ноксу, которых теперь уже нет в живых – они остались лежать теми самыми фигурами под дождем. Слова, которые теперь казались насмешкой над здравым смыслом.

А по улице, высыхающей после дождя, насмешливо шествовали влюбленные жирафы, и ярко-оранжевые лучи покрывали золотом блестящие окна таунхаусов, будто и не было этой ночи.

***

Шоу начинается рекламой, которая идеально вписывается в контекст – нет такого человека, который в последние полгода не видел бы на экране этого симпатичного мальчонку, с аппетитом поедающего йогурты самых разных вкусов. Еще – одежду и, кажется, велосипеды, но йогурты – это его фишка.

– Малыш Джерри, Боже! Самый очаровательный ребенок Америки снова с нами! – ведущий треплет макушку мальчика с задорными кудряшками, – Как мы рады видеть тебя здоровым и веселым. Кто еще расскажет нам о лучших йогуртах, если не ты?

Пухлощекий малыш лет восьми привычно улыбается ведущему и смело машет рукой в камеру – ему не привыкать ко всеобщему вниманию.

– Миссис Грант, от всей души я рад за вас – у меня самого есть дети. Не могу представить, что вы пережили. Но, к счастью, теперь это позади, – ведущий жмет руку матери ребенка, которая только благодарно кивает, неуверенно блуждая глазами по студии.

Это ее сын научен вести себя перед камерами, а ей самой, похоже, никогда это было не нужно.

– Расскажите нам, сложно ли было решиться на экспериментальное лечение? Для многих ваш опыт будет очень ценным.

– У нас других вариантов и не было, чтобы сомневаться, – женщина пожимает плечами, и тут же, спохватившись, добавляет, – Конечно, у меня с самого начала не было сомнений. Есть все основания доверять этой методике. Как видите, ожидания оправдались, и малыш Джерри теперь здоров!

– Расскажите, как вы узнали о болезни? Как понимаю, у вас все было отлично – столько контрактов, так быстро пришла популярность, Джерри признали самым очаровательным ребенком Америки. И тут такое…

– Да, нас позвали сниматься в рекламе в тяжелый для нас период. Мы тогда только узнали о диагнозе и не только о рекламе думать не могли, а вообще ни о чем…, – женщина опускает взгляд под тяжестью воспоминаний.

– Простите, а разве малыша Джерри позвали в рекламу не до того, как он узнал о болезни? Он заболел позднее, верно? – ведущий настойчиво смотрит ей в глаза, подняв брови.

– Простите… Да, точно. У меня уже в голове все перемешалось, – она со смущенной улыбкой качает головой.

Восьмилетний мальчик хлопает глазами и вопросительно смотрит на мать, открывая рот и пытаясь что-то сказать.

– Конечно, – с глубоким пониманием кивает ведущий, – Не дай Боже такое пережить. Пусть все дети мира будут здоровы.

Он убедительно смотрит в камеру, прижимая руку к груди, и затем наклоняется к мальчику с микрофоном:

– Малыш Джерри, скажи, теперь ты себя хорошо чувствуешь?

Парнишка привычно улыбается:

– Да, хорошо…, – он вопросительно смотрит на ведущего, который ждет продолжение, – Теперь у меня голова не болит. Вообще никогда. И даже на съемках не надо таблетки пить.

По зрительскому залу прокатывается недовольный ропот. Ведущий не ведет и бровью – публика здесь только для массовки.

– Джерри хочет сказать, что когда появились симптомы, мы заканчивали съемку, – оправдывается мать, глядя в зал, – Всего один день на съемках он пил таблетки…

Джерри непонимающе хмурится, но успокаивается, когда мать строго похлопывает его по плечу. Маме лучше знать, сколько это продолжалось.

– Просто малыш Джерри очень ответственный…, – улыбается женщина, – Мы предлагали ему закончить. Но он сам говорил – «Мам, контракт есть контракт!»

Ведущий смеется вместе с ней, глядя на мальчика с умилением. «Контракт есть контракт» – эти слова Джерри понимает. Только не он говорил их матери, а постоянно слышал от нее. Но маме лучше знать.

Вдруг из зала раздается громкий вопрос:

– А вы уверены, что эти клетки взяты из мертвого мозга? И даже если так, вас это не смущает?

Ведущий только улыбается в камеру, а затем смотрит в свои вопросы.

– Простите, мы должны что-то ответить? – шепотом обращается к нему миссис Грант.

Ведущий все с той же улыбкой шепчет ей на ухо:

– Здесь будет звук аплодисментов.

Из интервью семейного шоу «Счастливый час»

Глава 8

15-летний Джозеф Патерсон уже второй день прятался в подвале расселенного дома, предназначенного под снос на южной окраине Вашингтона. Он нашел помещение с дверью, которая запиралась изнутри, что было удачей – остальные входы в подвал не запирались, поэтому он не мог рисковать, оставаясь там. Первую ночь после побега из дома он провел, прячась в кустах парка. Это было относительно безопасно, учитывая, что смотрители парка, полуметровые роботы-Стрижи, не выходили подстригать растения раньше четырех часов утра.

В ту ночь Джозеф дождался раннего утра, почти не смыкая глаз, и, держась вдоль забора, осторожно выбрался из парка, когда уже открылись двери для посетителей – ночью никто не мог ни войти в парк, ни покинуть его.

Странно, насколько другим кажется город, когда ты осознаешь, что тебе некуда пойти. Стеклянные веранды ресторанов сияли в лучах восходящего солнца, и Джозеф под урчание живота уже в десятый раз с отчаянием обшарил свои карманы штанов – конечно, наличные давно почти нигде не использовались, но мало ли… Он проводил хмурым взглядом робота, развозящего заказы и остановился в тени дерева, наблюдая за скучающей молодой парой, сидящей за угловым столиком. Они даже не смотрели на свои тарелки, а вот Джозеф не мог отвести взгляд от их стола. Грибной жульен и паста с омарами – Джозеф прекрасно помнил сливочно-нежный вкус фирменного соуса своих любимых блюд, ведь он сам еще недавно частенько обедал в этом ресторане, а его отец регулярно брал здесь еду на вынос. Сжав зубы, Джозеф заставил себя отвернуться и пойти по направлению к дому своего друга и одноклассника Питера, родители которого еще недавно были рады видеть Джозефа в своем доме. Оставалось надеяться, что теперь, после того, как отца Джозефа арестовали за крупную растрату, родители Питера все еще будут согласны впустить его.

«Слышал, у твоего отца проблемы, – сказал Питер в последнюю их встречу месяц назад, – Мои родители волнуются из-за этого». Джозеф тогда беспечно улыбнулся: «Забей, мой папаня выкрутится из любого дерьма. У него такие адвокаты, что любого в порошок сотрут»

Теперь Джозеф понял, что на любого крутого адвоката найдется прокурор покруче.

Весь последний месяц отец не позволял Джозефу выходить из дома, не объясняя причин, что крайне раздражало Джозефа. Однако, отец уверял, что у него все под контролем, а аресты со счетов и имущества вот-вот будут сняты. Джозеф не сомневался, что так и будет, и еще больше бесился от невозможности встречаться с друзьями и посещать привычную школу вместо домашнего обучения. Но в последнюю неделю все переменилось: сначала отец объявил, что Джозеф едет учиться в частную школу в Лондоне, потом – что отправляет его пожить у дальних родственников в Австралии, а в последние дни вручил ему карту какого-то иностранного банка и велел не делать с нее крупных покупок, еще раз напомнив, что совсем скоро все наладится. «Зачем мне эта карта, если ты все равно никуда меня не выпускаешь?» – спросил тогда Джозеф.

Но когда в очередной вечер в их квартиру внезапно стала ломиться полиция, отец в панике крикнул Джозефу спрятаться в нише для белья за диваном и не высовываться. Джозеф просидел там еще час после ухода полиции, с бешено стучащим сердцем. Когда он наконец решился вылезти, то на негнущихся ногах обошел пустую квартиру, из которой все ценное имущество уже было вывезено несколькими днями ранее.

Как ни хотелось Джозефу остаться дома, даже в этой полупустой квартире и с абсолютно неясными перспективами насчет возвращения отца, он заставил себя быстро покинуть дом, захватив только ту самую банковскую карточку, которой он еще ни разу не пользовался.

Потому что за день до своего ареста отец сказал Джозефу: «Если вдруг за мной придут – не оставайся дома, слышишь? Не бери с собой телефон, он выдаст твое местоположение. Прячься, как можно лучше, доберись до бабушки в Денвере, денег на карте тебе хватит. Но я обещаю, что в любом случае выберусь. А до тех пор… Не давай властям знать, что ты один».

В первый же вечер Джозефа при попытке купить сэндвичи в супермаркете ждала новая проблема – карта оказалась заблокирована.

И вот теперь Джозеф, пройдя пешком порядка девяти километров, наконец стоял перед домом, где жил Питер со своими родителями.

Джозеф неуверенно поднялся по каменным ступеням и нажал на кнопку вызова возле дверей. Сканер распознавания лица зафиксировал изображение и на экране загорелась команда – «Пожалуйста, ожидайте приглашения». Джозеф привычно потоптался на крыльце, мимоходом бросив взгляд на свое отражение в зеркальном окне: его осветленные и окрашенные в зеленый дреды, покрытые пылью, растрепались и торчали во все стороны после сна на полу в подвале, хоть он и пытался их пригладить, а на желтой клетчатой рубашке красовались пятна – возможно, от жвачки или голубиного помета. По курносому веснушчатому носу и щеке протянулась длинная царапина от ветки колючего куста в парке, Джозеф с неприязнью отвел взгляд от отражения – ему хотелось верить, что пятна на рубашке все-таки от жвачки.

Экран мигнул: «Доступ воспрещен». Джозеф выругался и нажал на кнопку вызова повторно. Следующие две попытки также не увенчались успехом. «Доступ воспрещен» – упрямо показывал экран.

Борясь с желанием пнуть дверь, Джастин неуверенно развернулся и медленно направился обратно по тротуару, стараясь не смотреть на прохожих. В этом приглаженном благополучном райончике он впервые чувствовал себя лишним. Голодный желудок снова дал о себе знать, и Джозеф хмуро остановился перед раскидистой лиственницей у поворота. «Ты в курсе, что лиственницу можно есть?» – говорил Питер, когда они в детстве прыгали под этим деревом, пытаясь дотянуться до ветки. «Мы что, коровы, чтобы жрать иголки с деревьев?» – фыркнул тогда Джозеф. «Мне кажется, коровы их не едят, – задумался Питер, – И это листья, а не иголки. Да я же шучу. Мама вроде пиццу сегодня готовит, пойдем есть».

Сейчас Джозеф без проблем мог дотянуться до веток дерева. Он отщипнул пучок мягких листьев-иголок и засунул в рот. Кисловатый вкус даже показался приятным. Сжевав еще несколько небольших пучков, Джозеф задумчиво покосился на робота-стрижа на соседнем газоне, мерно двигавшегося по траве, на выглядывающую из окна соседку, на ее мужа, который, встав рядом с ней, подозрительно уставился на Джозефа, жующего листья.

С досадой сплюнув зелень на тротуар, Джозеф развернулся и решительно направился обратно к дому родителей Питера.

– Питер! Открой, мне нужна помощь! – заколотил он в дверь кулаками, снова услышав в окошке ненавистное «Доступ воспрещен», – Миссис Рэй! Пожалуйста, откройте! Мистер Рэй! Это же я, Джозеф Патерсон, вы же меня знаете!

Не переставая нажимать на кнопку вызова и слыша раз за разом один и тот же ответ, Джозеф со злостью стал пинать ногами в дверь:

– Откройте! Пожалуйста, мне же некуда пойти! Вам что, трудно? Миссис Рэй!

Джозефу казалось, что он готов от злости разнести эту дверь, когда на втором этаже открылось окно и из него высунулась недовольное усатое лицо мистера Рэя:

– Долго еще будешь ломиться? Мне полицию вызвать?

Джозеф замер:

– Извините, мистер Рэй… Но я ночую на улице уже три дня! Пожалуйста, пустите меня! Вы же знаете, что случилось с моим отцом!

– Уходи, Джозеф, – голос мистера Рэя смягчился, но в нем слышалось сожаление, – Я не хочу вызывать полицию, просто уйди.

– Я же друг вашего сына! – сорвался на крик Джозеф, – Вы же можете хотя бы дать мне еды и немного денег? Почему я не могу поговорить с Питером?

– Жалко твоего отца, – мистер Рэй поджал губы, – Но я тебя не могу впустить, уж извини. Могу вызвать органы опеки и они определят тебя, куда надо. Так будет правильно.

– Не надо…

Джозеф еще пару секунд постоял, глядя, как мистер Рэй, все так же поджав губы, кивает, опустив глаза, и поспешно закрывает окно, а потом снова выжидающе-недовольно смотрит на Джозефа из-за стекла – мол, иди давай, чего стоишь.

Джозеф развернулся и пошел, все еще не веря, что теперь ему здесь нет места. В этом доме, где он бывал с детского сада – с тех пор, как стал дружить с Питером! «Мои родители опасаются, – снова пришли на ум слова Питера, – Не знаю, почему. Может, их дела никак и не связаны с твоим папой, но кто их знает…»

Кто их знает. Теперь Джозеф понял, что никто никого не знает наверняка.

***

Джозеф шел, куда глаза глядят, обратно в центр, пока ноги не начали уставать. Хорошо хоть на ногах были дорогие кроссовки прямо с недели моды в Париже, купленные незадолго до всего этого – удобные и мягкие. Но даже в них пройденные километры дали о себе знать, и Джастин остановился у какой-то автобусной остановки, устало оглядываясь по сторонам. Хоть бы здесь росла какая-нибудь дикая яблоня – но в культурном центре города таким растениям не место. А листья пальмы не пожуешь… Хотя, может, попробовать? Джозеф выругался, проводя голодным взглядом серебристый дрон-доставщик еды из ресторана мексиканской кухни. Жаль, что он летит слишком высоко и быстро, чтобы его поймать. Джозеф вспомнил, что еще совсем недавно вместо дронов еду развозили небольшие машинки на автопилоте, но они были слишком медленными и часто давали сбои, а то и попадали в ДТП. А до этого, в раннем детстве Джозефа, кажется, еду возили обычные люди – это казалось странным. Зачем платить людям за то, что могут сделать автоматизированные устройства? Хотя, живого доставщика, наверное, ему сейчас было бы проще ограбить…

Эти размышления вылетели у Джозефа из головы, когда живот вновь скрутил спазм, и он, зарычав от злости, пнул столб автобусной остановки.

Пройдя еще несколько метров, Джозеф снова остановился, и его взгляд упал на слоган на стене: «Жертвуя малым, защитим обездоленных» – и стрелка вправо. Джозеф хмуро уставился на надпись.

Справа, под сенью деревьев, на с торца здания какого-то безымянного здания, над закрытой белой дверью светилась голубая надпись: «Храм Божьих Агнцев», и ниже: «Заблудшие души находят здесь свой путь».

Джозеф не знал, заблудшая ли он душа, и нужен ли ему путь, но он определенно признавал себя обездоленным в этой ситуации – как ни прискорбно это было. Он, Джозеф Патерсон, сын именитого ученого, еще недавно работавшего на Корпорацию! Джозеф тяжело вздохнул, с трудом отбрасывая такой приятный ореол былого величия отца, и сделал шаг вперед.

На миг Джозефа охватила паника, что и эта дверь будет заперта. Но, к его великому счастью, дверь со скрипом открылась, и Джозеф осторожно ступил внутрь длинного бетонного коридора, слабо освещенного редкими круглыми светильниками вдоль стен. В сумраке под низким потолком вились вокруг ламп ночные мотыльки. Над дверью звякнул колокольчик, Джозеф вздрогнул и остановился. В глубине коридора послышались суетливые шаги по бетонному полу.

– Добрый вечер!

Из полумрака коридора показалась пожилая женщина, закутанная в потрепанную одежду, и с длинной багровой шалью на голове. Она слегка улыбнулась, ее взгляд казался то ли заспанным, то ли просто уставшим, и одновременно внимательным.

– Добрый… вечер, – Джозеф тоже постарался улыбнуться в ответ, переминаясь с ноги на ногу на уставших конечностях.

– Вы здесь впервые, или уже состоите в нашем приходе? – сгорбленная женщина заглянула ему в лицо, под набрякшими веками ее бледные глаза казались рыбьими.

Джозеф слегка смущенно кивнул, не зная, что такое «приход»:

– Впервые. Я… просто увидел ваш… Храм. Сейчас мне некуда пойти… Мой отец… был арестован, – Джозеф замялся, слова застревали в горле, – Можно мне…

– Конечно, – женщина понимающе кивнула, – Мир у нас такой. Несправедливый и опасный. Пойдемте, я приготовлю вам чай, и вы сможете исповедаться перед Пастором.

Джозеф не был уверен, что ему есть, в чем исповедаться, но радостно дернул головой:

– Спасибо! Еще… Я три дня ничего не ел и ночевал в подвале. Вы же даете кров… ну, бездомным?

– Бедняжка, – женщина покачала головой в платке, – Дети всегда расплачиваются за грехи родителей. Не знаю, кто твои родители, но… У нас есть щи и лепешки из шпината. И место для тебя найдется.

Джозеф почувствовал, как усталая, счастливая и странная улыбка расплывается на его лице. Его согласились приютить как бездомного. А ведь он все еще является наследником всех домов, квартир и счетов своего отца, которых хватило бы для безбедного существования на всю жизнь… и которые сейчас арестованы за долги.

– Как тебя зовут, дитя? – женщина направилась вперед.

– Джозеф. Джозеф Патерсон.

Женщина кивнула:

– Мы будем молиться и за тебя, Джозеф. Зови меня сестрой Мэриетт. Мы молимся за всех, кто платит за грехи этого мира.

– Спасибо, – Джозеф смущенно кивнул.

Он был бы рад чашке супа гораздо больше, чем молитвам, но молча, хотя и торопливо, шел рядом. Дойдя до конца коридора, женщина повернула влево, и Джозеф повернул за ней. На серой бетонной стене посередине висел большой деревянный крест – местами потрескавшийся и шероховатый. Они прошли мимо широкого входа в просторный зал, двери которого были распахнуты, хоть в глубине и было темно, доносился тягучий запах ладана и горели свечи. Сестра Мэриетт прошла мимо, и, заметив интерес Джозефа кивнула:

– Ты познакомишься с пастором завтра. Сейчас он совершает вечернюю молитву за души всех наших прихожан. Он всегда делает это в одиночестве.

Женщина провела Джозефа на второй этаж в полумраке по узкой скрипучей лестнице, и здесь Джозеф увидел обширное помещение с двумя арочными окнами, в центре которого стоял длинный обеденный стол с деревянными стульями, а по стенам висели портреты незнакомых ему людей – портретов было несколько десятков, если не больше.

– Это самые уважаемые братья и сестры нашего прихода. Сохрани Всевышний их души, они сделали для всех нас много больше, чем ты можешь себе представить.

Мимо прошли двое мужчин в графитно-серых рясах, и сестра Мэриетт уважительно кивнула им, Джозеф также наклонил голову. В своей яркой одежде и с зелеными волосами он почувствовал себя неуютно в этом месте, и одернул рукав рубашки, пытаясь спрятать массивные золотые часы. Он уходил из дома в том, что попалось под руку. Может быть, здесь ему выдадут более подходящую для этого места одежду? На несколько дней, а потом он придумает, как добраться до бабушки. Если повезет, то, может быть, ему даже дадут немного денег на дорогу.

– Присаживайся, брат Джозеф, – ласково улыбнулась сестра Мэриетт, и на удивленный взгляд Джозефа качнула головой в бардовой шали, – Все мы здесь братья и сестры, и для каждого из нас здесь найдется свое место.

Джозеф сдержанно кивнул, зажимая урчащий живот, а спустя минут десять, которые показались вечностью, счастливо просиял, когда сестра Мэриетт поставила перед ним тарелку теплого супа с лепешками. Джозеф набросился на еду, и смел подчистую все, поставленное перед ним, за несколько минут.

– Спасибо! Я… не знаю, как вас благодарить! – он облизал губы, все еще наслаждаясь незамысловатым пресно-травянистым вкусом лепешек, – Я даже не задумывался, что в храмах не только молятся, но и… помогают…

Джозеф замялся – ему все еще было сложно осознать свое положение.

– Затем и нужно служить Всевышнему, чтобы иметь силы служить людям, – сестра Мэриетт скорбно склонила голову, – Только лишившись всего, человек постигает свою истинную сущность в этом жестоком мире. Этот храм существует на пожертвования тех, кто неравнодушен к судьбам тех, кого настигла несправедливость.

– Как только моего отца освободят, он отблагодарит вас, – Джозеф радостно улыбнулся, – Я имею в виду… он тоже сделает пожертвования. Для вашего доброго дела.

Сестра Мэриетт успокаивающе коснулась его руки:

– Главное, чтобы мы спасли еще одного агнца. Похоже, твоего отца также постигла несправедливость. Ты можешь облегчить душу – расскажи о своем отце?

***

Тете Роузи было тридцать пять – тот самый возраст, когда ты либо делаешь вывод, что жизнь вроде бы удается, либо – что она не задалась капитально. О тете Роузи нельзя было сказать ни того, ни другого, если хорошо ее знать. Будучи сестрой Корнелия, причем, не только по крови, она просто не могла быть неудачницей. Не позволит честолюбие, ум, вложенные средства и силы. Не позволит брат, которым она по праву гордилась, не позволит окружение. Наконец, не позволит привычка – Роуз Холлард никогда не позволяла себе довольствоваться малым.

Роуз занимала высокий пост в одной из дочерних компаний Корпорации, причем, получила она его еще до того, как Корнелий стал главой Корпорации. Со смерти матери Нелы прошло два года, и за это время Нела виделась с тетей всего несколько раз. Как-то уж так получилось, что родственные узы у них были не слишком крепкими. Нела знала, что тетя живет одна, редко бывает дома, любит классическую музыку и фастфуд, держит собаку, за которой ухаживает домашний робот. А еще она была против использования человеческого материала, за что Нела совсем недавно уважала ее – до тех пор, пока год назад тетя внезапно не опровергла свое же мнение, причем публично – на саммите о разработках в сфере искусственного интеллекта. На вопросы Нелы она отвечала односложно, никак не объясняя своего решения. Долгое время Нела чувствовала затаенную обиду, но еще сильнее было непонимание. И только в последнее время Нела постепенно начинала задумываться, что, возможно, заявление тети не выражало ее истинных взглядов. Но поговорить об этом не было возможности, да и желания: не смотря ни на что, у тети был выбор, даже если что-то заставило ее убедить себя в обратном.

Прошло два дня с той кошмарной ночи, которую Неле было стыдно вспоминать. В первый день она вообще почти не выходила из своей комнаты, и лишь глубже зарывалась лицом в подушку, слыша стук в дверь и голос отца, который все пытался поговорить с дочерью. Только поздно вечером, когда отца не было дома, Нела вышла на кухню, чтобы выпить кефира и снова погрузиться в сон.

Утром на третий день, отоспавшись, кажется, на неделю вперед, едва открыв дверь своей комнаты, Нела услышала знакомый голос. Она замерла, недоуменно покосившись на дверь зала, откуда доносились голоса, затем осторожно подошла и остановилась в проеме.

Роуз и Корнелий сидели на диване, напротив которого находился большой монитор в стене, а рядом – панорамное окно. На экране телевизора мелькали очередные новости, которые были лишь звуковым фоном для разговора, помогающим избежать неловкой тишины во время пауз. А, может, Корнелий включил их, все еще боясь, что произошедшее похищение может просочиться в СМИ.

По разговору Корнелия и Роуз нельзя было сказать, что это брат и сестра. Светски-холодная, неживая беседа – хотя Нела уже и не помнила, когда было по-другому.

– Ты же останешься? – спросил Корнелий, – Нела по тебе соскучилась.

– О, обязательно, – с готовностью кивнула Роуз. – Давно не виделаплемянницу. Понимаю, у вас с ней сейчас не все в порядке…

Корнелий предупредительно кашлянул, словно нехотя прерывая разговор:

– Мы со всем разберемся.

– Не сомневаюсь. Конечно.

Роуз снова кивнула, как-то слишком поспешно, и Нела впервые за несколько дней тихо усмехнулась. Тетя всегда умела скрыть сарказм. Услышав ее усмешку, Корнелий обернулся.

– Ты вовремя. Проходи, у нас гости.

Помедлив, Нела вошла в комнату, сразу отметив, как отец произнес эти слова. В его голосе чувствовалась тошнотворно-официозная нотка. Вот даже это – «у нас гости» – разве так говорят о родной сестре, которая живет в двух кварталах от тебя и которая когда-то раньше приходила едва ли не каждую неделю? Тем не менее, Нела была почти рада видеть тетю. Та нисколько не изменилась со времени их последней встречи, разве что каштановое каре стало короче, а карие глаза казались уставшими. Тетя улыбнулась и встала с дивана:

– Время летит. Ты повзрослела, Нела.

Корнелий хмыкнул, не отворачиваясь от экрана с новостями. Нела чуть смущенно попыталась улыбнуться тете:

– Так и должно быть. Ты давно не заходила…

– Да, давно, – Роуз подняла брови и добавила, чуть помедлив, – Случая не было.

– Видимо, сейчас появился, – хмыкнула Нела.

Тетя обняла ее рукой за плечо:

– Мы давно не разговаривали. Как у тебя сейчас дела? Поболтаем у тебя в комнате, не возражаешь?

Нела кивнула, обернувшись на отца. Тот сидел, демонстративно глядя в экран телевизора.

Вернувшись в комнату, Нела вопросительно посмотрела на тетю, хотя и догадываясь, зачем та пришла. Нела по привычке заперла дверь и слегка поджала уголки губ, изобразив улыбку.

– Думаю, ты знаешь, как у меня сейчас дела, – сказала она, подергав дверь для проверки. – В новостях недавно показывали. А про… самые последние новости тебе, наверное, папа рассказал.

– Еще бы, – вздохнула тетя, обойдя комнату по кругу и остановившись у окна. – Вообще-то, это он попросил меня поговорить с тобой.

Последние слова она добавила как будто нехотя, затем обернулась, выжидающе глядя на Нелу.

– Догадываюсь, – пробормотала Нела. – Не знаю, что еще он может придумать. После того, как поставил мне чип без моего ведома.

– Твоего отца можно понять, – пожала плечами тетя. – Не обижайся, но ты сама дала ему повод не доверять тебе.

Нела отвернулась и уселась на кровать.

– …И ты должна понимать, что только благодаря этому чипу ты все еще жива, – осторожно продолжила тетя.

– Знаешь… Они ведь не хотели, – Нела посмотрела в пол, чувствуя, как на глазах появляется влага. – Не хотели меня убивать… Меня бы отпустили, если бы отец выполнил их условия.

Тетя Роуз промолчала, и Нела, несколько раз моргнув, подняла глаза на тетю и встретила ее напряженный внимательный взгляд. Если тетя что-то и хотела спросить, то передумала. Она моргнула, и ее лицо снова стало понимающе-спокойным. Сев в кресло, Роуз медленно, подбирая слова, проговорила:

– Я понимаю, почему ты пошла к Луддитам. Но ты не должна была так рисковать. Террористам нельзя доверять. С тобой ведь могли сделать что угодно. Поверь, твоя жизнь намного ценнее, чем абстрактные требования Луддитов.

Нела посмотрела искоса:

– Ценнее, чем жизни тех Испытуемых в Лаборатории? Ценнее, чем право людей работать и иметь средства к существованию? Чем же так ценна моя жизнь?

Тетя Роуз перевела взгляд в окно, и Нела сделала вывод, что тете нечего сказать. Но та наконец со вздохом ответила:

– Нела, не бросайся громкими словами. Луддиты и не требовали освободить Испытуемых.

Нела слабо пожала плечами:

– Пусть так. Но они могли добиться хотя бы чего-то…

– Нет, Нела. Не могли.

Тетя Роуз смотрела на нее прямо и выжидающе, хоть ее слова и звучали мягко.

– Почему? Хочешь сказать, мой отец не согласился бы на их требования? Даже ради меня?

– Это не так работает, Нела, – тетя тяжело вздохнула, словно ей не хотелось пускаться в объяснения, – Твой отец не один принимает такие решения. Совет директоров скорее избавится от твоего отца, чем позволит ему на это пойти.

Нела промолчала, напряженно глядя в пол. Если все так, то действия Луддитов теряли всякий смысл. А больше всего пугало то, что их смерти теперь тоже были бессмысленными. Надо же… Она шла туда, не зная, что Луддиты не собираются брать ее в союзники. А они сделали ее заложницей, не зная, что их требования не могут быть выполнены. Сколько же… неизвестных в этом уравнении?

– Теперь ты понимаешь? – продолжила тетя, – Как тебе повезло, что тебя спасли? Поверь, однажды может оказаться, что жизнь дана тебе для чего-то большего, и ты будешь благодарна тому чипу, который помог тебя отследить. И службе безопасности, которая так быстро среагировала.

От этих слов у Нелы перед глазами встало лицо Максимилиллиана, которое она увидела, едва открыв глаза после инфразвуковой волны. Так или иначе, он тоже рисковал своими людьми, спасая ее. Робкое желание сказать простое «Спасибо» она снова отбросила с раздражением. Потому что одновременно с этим она не могла не вспомнить лица Нокса, Миры и Беннета, и других, имен которых она даже не знала. Когда фигуры лежали в темноте на асфальте, она не видела их лиц. Можно ли было надеяться, что кто-то из них остался жив после этой бойни? Нела всеми силами старалась не думать об этом, потому что в глубине души знала ответ.

Тетя Роуз вздохнула и встала с кресла, повернувшись к окну:

– Ни разу не была у тебя в комнате с тех пор, как вы с отцом переехали в этот дом. Со второго этажа вид…, – она замялась, – …Другой.

Нела посмотрела на нее в упор:

– Да. Другой.

– Наверное, мне нужно было видеться с тобой почаще. После того, что случилось с твоей мамой, – тетя Роуз задумчиво посмотрела на племянницу, – Тебе сейчас одиноко.

Нела снова поджала губы, не глядя на тетю:

– Мне одиноко, потому что моих друзей сослали невесть куда. И… я понимаю, почему ты не приходила раньше. Потому что ты знаешь, что я права. Ты всегда знала. Но одного я не понимаю… Почему ты встала на их сторону? Почему поддержала исследования?

Нела посмотрела в глаза тете Роуз, и та не отводя взгляд, ответила ей на удивление прямо, и в то же время уклончиво:

– Мало понимать, Нела. В силу возраста я видела в этой жизни чуть больше, чем ты. И, может быть, наш прогресс уже давно свернул куда-то не туда. Но этот процесс глобальнее, чем ты можешь себе представить. Это началось не с приходом Корпорации к власти. Это началось задолго до твоего рождения. Ты строишь иллюзии, будто твой выбор имеет значение. Но это выбор не одного человека – и наше общество уже сделало свой.

– Не правда. Выбор есть у каждого.

– Только лично для тебя, Нела. Но общую картину это не меняет.

Тетя Роуз бросила резкий взгляд на Нелу, затем отвернулась и снова посмотрела в окно.

– Слышала, ты увлекаешься физикой, – внезапно сказала тетя, – Почему ты не участвуешь в олимпиадах? Твои учителя говорили, что у тебя есть способности.

Нела снова поджала губы:

– Раньше увлекалась. Это папа тебе сказал?

Тетя Роуз пожала плечами, опершись руками о подоконник:

– Если у тебя к чему-то есть способности, нужно их развивать. Скоро ты окончишь школу, и…

– И что? – перебила ее Нела.

Минута молчания, и тетя Роуз качнула головой, ее руки соскользнули с подоконника:

– Ладно, – она миролюбиво подняла ладони, – Ладно. Тебе пришлось нелегко. Отдохни и… береги себя.

Она уже собиралась пройти к выходу, но внезапно задержала взгляд на мелочевке с подоконника:

– Что это? – тетя взяла в руки листовку с подоконника и прочитала, – «Церковь Божьих Агнцев»?

Она вопросительно перевела взгляд на Нелу. Та непонимающе нахмурилась:

– Что? А, это какая-то ерунда. Кажется, дали на улице.

– Не ходи туда, слышишь? – голос тети звучал напряженно, – Это тебе точно не нужно.

Нела дернула плечом и поморщилась:

– Да я и не собиралась. Видимо, забыла выбросить.

– Хорошо, – тетя внимательно посмотрела на Нелу, смяла листовку и зажала ее в кулаке, – Нела… Мы с тобой редко общались, но ты всегда можешь прийти ко мне. Если просто захочешь поговорить. Раньше мы были дружны с твоей мамой, так что… Ты же помнишь, где я живу?

Помедлив, Нела утвердительно кивнула, обхватив руками колени. Тетя Роуз задержала взгляд, видимо, собираясь добавить что-то еще, но только ободряюще положила руку ей на плечо на пару секунд и затем направилась к двери.

– Их убили из-за меня, – неожиданно громко вдруг сказала ей вслед Нела, буравя взглядом покрывало перед собой, – Я сделала только хуже.

Тетя Роуз остановилась перед дверью и, словно ожидала этих слов, спокойно сказала:

– Ты не хотела этого. Да и они были террористами, так что сами выбрали свою судьбу. Просто сделай выводы и ответь себе, почему так произошло.

– Потому что у меня был чип.

– Нет. Потому что тебе не следовало туда приходить.

Тетя вышла из комнаты, мягко прикрыв за собой дверь, и Нела в отчаянии сжала в кулаке покрывало. «Потому, что ты дочка Корнелия, и тебе никуда от этого не деться» – это хотела сказать тетя Роуз? С чипом или нет, она несет в себе часть своего отца, как бы ей ни хотелось от этого избавиться.

***

Процедурная медицинская сестра Клэр Томас быстро идет по коридору сектора С16 – здесь собраны Испытуемые третьего этапа. Защита дверей мощнее, чем на первых двух этапах, отсеки располагаются на расстоянии друг от друга, потому что каждый отсек нашпигован датчиками отслеживания биологических показателей. Чтобы открыть любую из дверей, нужен не только электронный пропуск, который теперь у всего медперсонала интегрирован с отпечатком пальца, но и дополнительный код-пароль, индивидуальный у каждого сотрудника, разовый для каждого посещения Испытуемых. Клэр понимает необходимость соблюдения этих мер, но все же считает их несколько чрезмерными – Испытуемые третьего этапа почти не проявляют физической активности, хотя их умственные показатели в отличном состоянии.

Клэр заходит в отсек очередного испытуемого – он лежит на кушетке, глядя в потолок, и едва поворачивает голову, когда она входит. Охранник останавливается перед дверью, держа руку на кобуре с оружием.

– Как ты, Марк? – спрашивает Клэр, подходя к защищенному бронированным стеклом шкафчику с датчиками и приборами.

– Хорошо, – отзывается Испытуемый.

Клэр проверяет уровни моноамина, показатели кислорода и сердечной активности, закрывает шкафчик.

– Это хорошо, – в тон отвечает она с легкой улыбкой и подходит к нему.

Клэр проверяет закрепленные датчики на браслете и на висках, защелкнутый ошейник и кривые его показателей на планшете.

Она выходит из отсека и идет к следующему. Безмолвный охранник движется за ней.

Девушка сидит на кушетке, навалившись на стену.

– Как ты, Сидни? – спрашивает Клэр, привычно открывая шкафчик.

– Нормально. Скажите, скоро меня заберут?

Клэр снова деликатно улыбается:

– Скоро. Совсем скоро.

Она подходит к девушке и проверяет браслет и ошейник. На каучуке она видит следы ногтей – материал сделан так, что на нем видно, пытались ли снять браслет.

Клэр возвращается к шкафчику, усиливает подачу дофамина и снижает уровень норадреналина.

Выйдя из отсека, она слышит голос в рации: "Клэр? Зайди ко мне в кабинет"

Клэр незамедлительно направляется в кабинет к доктору Эриху.

– Вы можете идти, я к доктору, – говорит она.

Охранник кивает и уходит. Клэр идет к эскалатору – она предпочитает подниматься по нему, хотя в лифте было бы немного быстрее. Рифленые ступени эсклатора медленно ползут вверх, и Клэр быстро шагает по ним, чувствуя, как напрягаются мышцы бедер и голени.

– Доктор Эрих? – она заходит в кабинет врача с улыбкой, закрывая за собой дверь.

– Проходи, Клэр, – врач откладывает папку с документами, снимает очки и устало потирает веки.

Клэр не спеша проходит к его столу и присаживается в просторное кресло, обитое зеленоватым хлопком, напротив доктора. Кабинет залит ярким солнцем, и Клэр хочется предложить доктору опустить жалюзи, но если ему это будет нужно, то он может сделать это голосовой командой – поэтому Клэр ничего не говорит и просто наблюдает, как лучи солнца ползут по бежевым стенам кабинета. Она уже и не помнит, когда в последний раз просто так сидела и расслабленно смотрела на стену. Странно, она даже не обращала внимания, что в это время года кабинет доктора так ярко освещен. Приходя в Лабораторию рано утром и возвращаясь поздно вечером, она обычно видит такое солнце только в окно.

– Клэр… Как у тебя дела? Что с третьим этапом – ты провела осмотр?

Она с готовностью кивает:

– Только что закончила. Все отлично, почти все уже готовы к Изъятию. Еще несколько дней – и показатели стабилизируются.

Доктор Эрих кивает:

– Хорошо. Я позвал тебя, чтобы обрадовать – ты скоро получишь повышение.

Клэр вскидывает голову:

– Правда?

– Конечно, – отвечает доктор, – Мы же обещали тебе.

– Но я же еще не продолжала учебу… С тех пор? – Клэр удивленно смотрит на доктора, – Я должна была учиться еще два курса, чтобы стать врачом. И потом…

– Это не нужно, – мягко прерывает ее доктор Эрих, – Со следующей недели ты будешь заведовать сектором С15. Контролировать состояние Испытуемых второго этапа. Ты достаточно хорошо показала себя, чтобы доверить тебе это дело.

Клэр кивает головой. На ее лице появляется робкая улыбка:

– Спасибо, доктор, что доверили такую ответственную должность. Однако… На будущее я все же хотела бы узнать. Когда я смогу продолжить обучение, чтобы стать полноценным врачом?

Доктор Эрих все еще смотрит на свои документы, затем будто нехотя поднимает на нее взгляд:

– Клэр, мы исходим из потребности в ресурсах. Сейчас твои силы нужны здесь. Что будет дальше – посмотрим.

Девушка понимающе кивает:

– Спасибо, доктор. Я буду стараться.

– Я не сомневаюсь, – улыбается доктор, под его седыми усами снова появляется улыбка, – Ты всегда оправдываешь мои ожидания. Кстати, я давно не спрашивал… Как твои ноги?

– Отлично, – Клэр широко улыбается и смотрит в глаза доктору, – Уже давно ничего не беспокоит. Я… действительно очень благодарна вам.

– Я рад, – доктор поглаживает короткую щетину на подбородке, и задумчиво повторяет: – Очень рад, что все получилось.

Он снова потирает веки и прикрывает глаза:

– Подай мне, пожалуйста, капли – на верхней полке, рядом с тобой.

Клэр с готовностью поворачивается и берет с полки стеллажа пузырек с каплями, протягивая врачу, наконец решается задать вопрос:

– Доктор… Я давно хотела спросить. Почему вы не исправите зрение? Разве это сейчас не лечится?

Доктор Эрих закапывает себе капли, глядя на потолок, ждет, когда жидкость рассредоточится по глазному яблоку, затем несколько раз моргает и морщит лоб:

– Не хочу быть в долгу у компании.

Он наконец открывает глаза и переводит взгляд на девушку, затем снова моргает, и его взгляд становится немного смущенным:

– Я имею в виду, все не слишком серьезно. Возможно, однажды и сделаю, но пока мне помогают и капли.

Клэр улыбается шире и встает, давая понять, что ее вовсе не смутили его слова:

– Хорошо, я просто тоже беспокоюсь за вас. Надеюсь, однажды мы сможем лечить практически все.

– Конечно, – улыбка доктора выглядит дружелюбной, – Ради этого мы и работаем.

Клэр выходит из кабинета. Она надеется, что доктора не покоробил ее вопрос. Она сама вовсе не против быть в долгу у Корпорации – она имеет все, что хотела, и только рада работать с самыми передовыми технологиями, пусть и пока в качестве медсестры. Клэр верит, что однажды ей все же позволят закончить учебу, и тогда она сможет принимать непосредственное участие в исследованиях, чтобы помогать лечить то, что никогда не лечили ранее – ведь это всегда была ее мечта, ради которой она и изучала медицину. И за то, что сделали эти люди для нее, она готова трудиться здесь день и ночь.

***

– Мисс Эмброуз, вы номинированы на Нобелевскую премию за ваш метод изъятия мозговых клеток через гибернационные капсулы. Скажете пару слов об этом?

Седоволосая женщина выдаёт заготовленную улыбку:

– Этот метод позволяет безопасно извлекать мозговые клетки, пока организм находится в состоянии искусственной гибернации. Процесс полностью автоматизирован, это обеспечивает максимально быстрое и точное извлечение и не повреждает материал.

– Простите, мы же говорим именно о нежизнеспособных носителях? О людях на грани смерти или недавно погибших и давших согласие на использование своих клеток.

– Разумеется. В основном. Знаете, когда мы говорим об открытиях такого масштаба, мы берём на себя ответственность за этический вопрос.

– Вы представили своё открытие почти сразу после того, как Корпорация получила разрешение на использование мозговых клеток. Многие удивлены, как быстро вам удалось создать капсулы. Можно ли говорить о том, что ваши разработки были начаты гораздо раньше?

– Можно говорить о том, что моя команда очень продуктивно работает, – тонко улыбнулась женщина, – Многим сложно представить, каких результатов можно достичь, если сосредоточиться на цели.

– Нас всех напугали недавние новости о покушении на вас. Насколько известно, за этим стоят противники использования мозгового материала?

– Спасибо, но моя охрана хорошо выполняет свою работу, – сдержанно улыбается женщина, и затем, будто вспомнив о чем-то, добавляет, – Хотя, покушение Новых Луддитов на меня и мою семью – это вопиющее варварство, и оно не должно остаться безнаказанным.

– Вы уверены, что за этим стоят террористы?

– Разумеется, этому есть доказательства. К сожалению, до сих пор остаются люди, которые в своей закостенелости протестуют против науки. Против исследований, которые спасают жизни…

– На видео с камер нападавшие кричали о том, что протестуют против использования мозговых клеток в бытовой электронике. Например, об использовании клеток в разработке имплантированных гаджетов…

– Они понятия не имеют, о чем говорят, – мисс Эмброуз снисходительно поджимает губы, – Все наши разработки имеют принципиальное значение для человечества. Пусть вспомнят об этом, когда им понадобится лечение, которое только мы сможем обеспечить. Вот на этом надо делать акцент, – женщина сурово посмотрела на ведущего, – А не на чем-то другом.

Из интервью научного шоу «Будущее уже здесь»

Глава 9

Следующие два дня отец не отправлял Нелу ни в школу, ни в Лабораторию. После разговора с тетей Роуз он дал Неле побыть наедине с собой – сначала Неле казалось, что он демонстративно игнорирует ее, уходя рано утром и возвращаясь почти ночью, отец не заходил к ней в комнату и больше не пытался обсудить с ней произошедшее. По вечерам, осторожно проходя на кухню, чтобы не столкнуться с отцом, Нела только слышала, как он говорит по телефону в своей спальне, негромкие звуки телевизора и еле слышный особый писк сигнализации от двери, который можно было отключить только ключом Корнелия – означающий, что ей снова запрещено выходить из дома. Собственно, Неле и не хотелось никуда выходить.

Тягостное понимание того, что она не только не смогла никому помочь, но и навредила тем, кого хотела подержать, сменилось пустотой. Идти было некуда и говорить было не с кем. Поэтому она была благодарна отцу, что тот не донимает ее душеспасительными беседами и больше не пытается пристыдить.

Потом ей стало понятно, что отец не игнорировал ее, а просто не знал, что еще он может сделать и что сказать дочери – может быть, он надеялся, что разговор с тетей как-то вразумит дочь.

На пятый день Нела, устав вариться в собственных мыслях и корить себя за свою бесполезность, решилась написать сообщение отцу, когда тот находился на работе, и попросить его разрешить ей вернуться в школу. Казалось странным, что ей первые было настолько одиноко наедине с собой, что предпочтительнее было вернуться в класс, где отношение к ней было мягко говоря… отстраненным.

***

В школу Нела шла со странным чувством – несмотря на то, что она пропустила несколько дней, и даже не выполняла регулярно приходящие на электронную почту задания, у нее впервые за долгое время появилось желание вернуться в привычную учебную атмосферу, снова слушать нудную речь преподователей, написать реферат, и даже – что было действительно странно – наладить отношения с одноклассниками. Нела сама удивлялась таким переменам, шагая в школу. “Почему ты идешь пешком?” – спросил отец, когда она утром отказалась от подготовленного отцом автомобиля с водителем, “Пока у тебя нет прав на вождение, водитель будет возить тебя в школу и обратно – так безопаснее”. Нела равнодушно пожала плечами: “Пап, у меня же стоит чип. Ты и так знаешь, куда я хожу. Куда уж безопаснее”.

Нела даже не опоздала. Она уже не помнила, когда в последний раз приходила в школу вовремя – учитывая, сколько она пропустила в связи с последними событиями, и учителя, и одноклассники уже давно не задавали вопросов насчет ее дисциплины. Коридоры школы были полны учеников перед началом занятий, Нела уже отвыкла от этого, но теперь оказалась неожиданно рада снова оказаться в гуще этой суматохи.

Нела сама не могла ответить себе, с чем связаны такие изменения. Несколько дней уединения, напряженного самокопания и попыток убежать от себя, похоже, привели ее сюда – где можно в толпе скрыться от навязчивых мыслей и, возможно, наконец заняться тем, о чем ей настойчиво напоминали и отец, и тетя Роуз, и учителя. Учебой. Каким бы предательством по отношению к себе ей это ни казалось.

Нела ожидала чего угодно – игнора, пассивной агрессии со стороны одноклассников и учителей, обвинении в пропусках. Но, как ни странно, ничего из этого она не встретила – ни пока шла к своему классу, настороженно поглядывая на знакомые лица в коридорах, ни в классе, проходя к своему месту рядом с Джоном.

– Привет, – бросил тот, глядя в свой планшет, – Домашку с прошлого занятия сегодня не будут проверять. Но ты запиши, в понедельник спросят. Если ты придешь, конечно.

Нела удивленно посмотрела на него.

– Привет, – она скопировала задание, все еще неуверенно поглядывая на Джастина, словно сомневаясь, что это он, – Спасибо. Я… приду.

***

Днем, по пути в школьное кафе, ее ждал новый сюрприз.

– Корнелия, – услышала она голос за спиной, – Постой.

Нела настороженно обернулась. Кларк Рубинс с решительной улыбкой направлялась к ней.

– Ты идешь на обед? Я пойду с тобой.

– Окей, – Нела недоуменно пожала плечами, ожидая подвоха.

– Тебя не было несколько дней, – как бы невзначай заметила Кларк, – Все в порядке?

– Да так, – Нела напряженно улыбнулась, все еще не понимая, чем вызвано внезапное дружелюбие Кларк, – Личные… дела. Бывает.

Кларк в ответ приподняла брови и с готовностью согласилась:

– Конечно. У всех бывает. Критические дни, например. Мало ли.

– Да, мало ли, – Нела, замявшись, кивнула.

Они подошли к дверям кафе, и Нела быстро окинула взглядом помещение. Высокие окна сочились светом. На первый взгляд все было в порядке. Даже внезапное дружелюбие Кларк уже не внушало опасений.

Элита класса уже заседала за лучшим столиком у окна

– Кто твой репетитор для экзаменов? – внезапно спросила Кларк, взяв электронное меню для заказа еды и направившись к столику.

– Пока никто, – Нела пожала плечами и неуверенно последовала за ней, все еще сомневаясь, будут ли рады друзья Кларк видеть ее за своим столиком, – Думаю, я сама справлюсь.

– Советую не рассчитывать только на себя, – коротко улыбнулась Кларк, – Это слишком ответственное дело.

– Могу согласиться, – Нела задумчиво кивнула, – Хотя и полагаться на других не всегда… полезно. Иногда от этого бывает только хуже.

– Смотря в чем. И смотря на кого, – пожала плечами Кларк. – Если выбираешь правильных людей, то и результат не заставит себя ждать. Попробуй, и убедишься. Я могу посоветовать очень хороших репетиторов.

– Может и стоит попробовать, – Нела пододвинула себе стул от соседнего столика, осторожно поглядывая на прячущего глаза Джона, на смотрящую в тарелку Милу – все они замолчали, завидев Нелу.

Чтобы избавиться от неловкости в этой тишине, Нела уткнулась в электронное меню и заказала себе чашку латте. Но Кларк быстро прервала тишину:

– Будет здорово, если ты поступишь в Кембридж вместе со мной, – она открыто улыбнулась, окинув друзей взглядом – то ли предупреждающим, то ли призывающим поддержать ее слова, – Или ты уже выбрала другой университет?

– Я…, – Нела замялась, – Вообще-то, я еще не думала…

– Что, вообще ничего? – Мила удивленно оторвалась от тарелки, и длинная макаронина повисла на ее вилке.

– То есть, я… еще выбираю.

– Надо поторопиться, – Мила пожала плечами и замолчала, отведя взгляд.

– Ничего, Мила, – улыбнулась Кларк, – У Корнелии есть возможность… выбирать. У нее есть время. Ведь так, Нела?

– Точно, – Нела кивнула, – У нас есть еще пол года. Я разберусь.

Автоматическая тележка, развозящая заказы, с тихим шуршанием подъехала, доставляя кофе Нелы.

– А я только рад, – усмехнулся Майкл, – Рад за тебя, Нела. Приятно возвращаться в реальную жизнь. Я понимаю. После реабилитации я тоже вернулся как с другой планеты. А ты случаем… не проходила реабилитацию?

– Нет, – Нела коротко улыбнулась.

Она даже не знала, что ее одноклассник проходил реабилитацию. Кажется, в прошлом году он отсутствовал какое-то время… Поговаривали, что из-за проблем с алкоголем. Видимо, она тоже все это время была "на другой планете", раз была не в курсе всего этого. Майкл растянул губы в улыбке и вернулся к своей овощной лазанье – сет "Вегетарианское меню", слоган на пластиковой тарелке – "Здоровый образ жизни – залог успешного будущего".

– Все рано или поздно возвращаются к нормальной жизни, – пожала плечами Кларк, – Разве может у нас быть по-другому?

– У нас – конечно.

Это слова вырвались у Нелы раньше, чем она успела их обдумать. Но, кажется, никто не придал ее словам того значения, которое она вкладывала в эти слова.

– Да, – Майкл хмыкнул, без аппетита тыкая вилкой свою лазанью, – Ладно хоть тебя никуда не сослали после… той фигни.

Конец фразы он произнес осторожно, будто не мог подобрать слова. Он искоса посмотрел на Нелу, потом покачал головой. Нела замерла, внезапно ощутив сильнейшее желание уйти отсюда – немедленно, да что она вообще здесь делает, среди этих людей, у которых с ней ничего общего?! Но она только постаралась сдержанно улыбнуться:

– Хм… Давайте не будем об этом. Это… в прошлом.

Эти слова дались ей с трудом, она сама не понимала, зачем говорит это.

– Конечно, – Майкл примирительно поднял ладони и внезапно задумался, – Я только все еще не понимаю, уж извини… Раз ты теперь в норме, развей мое любопытство, что это за ерунда была, с обращением по тв?

Мила оторвалась от смартфона и тоже заинтересованно поднял глаза на Нелу, ожидая ответа. Нела не могла выдавить ни слова, все это казалось чудовищной ошибкой – ее нахождение здесь… И как она могла подумать, что эти ребята могут стать ее друзьями? Неужели последние события ее настолько подкосили, что она готова искать чьей угодно дружбы, лишь бы не оставаться наедине с собственной беспомощностью?

Но внезапно ее снова выручила Кларк:

– Да зачем это дело ворошить, там у Нелы непростая история – вы всего не знаете, – она покачала головой с многозначительным видом, – Семейные дела, даже я в это не лезу.

Нела задумалась, что же Кларк имела в виду по этим – "даже я". Кларк очаровательно улыбнулась, напоследок коснувшись рукой волос Нелы:

– У тебя классные волосы. Давно ты так постриглась? Сейчас это самый тренд.

Нела хотела сказать, что она уже года полтора не меняла стрижку, но вместо этого улыбнулась:

– Спасибо. Мне тоже нравится.

Мила разочарованно вздохнула:

– Да не так уж и важно… это все.

Джон, до этого молчавший, подал голос:

– И правда. Нела, ты лучше закажи себе что-нибудь, обед скоро закончится.

Нела в очередной раз поежилась от ощущения неестественности этой беседы. С каких пор Джон интересуется ее обедом? Он, который еще недавно отказывался выполнять задание вместе с ней?

– Да я… Не хочу есть, – она выдавила вежливую улыбку, – Только выпью кофе.

Мила внезапно подняла голову:

– А ты… случаем не беременна?

Нела поперхнулась кофе:

– Что? Нет, конечно! – она даже рассмеялась от абсурдности ее слов, – Что за ерунда?

– Извини, если что, – Мила тоже слегка усмехнулась, – Просто ты часто пропускаешь занятия, и у тебя нет аппетита… Вот я и предположила.

Нела вздохнула, поглядывая на электронные чаты над входом в кафе – когда уже закончится этот обед, чтобы можно было уйти и не продолжать этот дурацкий разговор?

– Мила, некоторые умеют предохраняться получше, чем ты, – Кларк закатила глаза с усмешкой, приобняв Нелу за плечи, – … И им потом не приходится…

Мила вспыхнула, пронзив Кларк возмущенным взглядом, и Кларк, спрятав усмешку, уже осторожнее закончила:

– … Принимать нелегкие решения.

Она невинно улыбнулась и пожала плечами, подминув Неле. Нела не знала, стоит ли ей как-то на это реагировать, но в смущенной тишине зачем-то согласилась в благодарность за поддержку Кларк:

– Да уж…

Мила перевела тяжелый взгляд на Нелу:

– Нела, из-за меня хотя бы репутация моей семьи не страдает. А ты, Кларк… Что тебе знать о нелегких решениях? – она прищурилась, – Тяжело было решиться на продажные посты в инстаграме в защиту новой подружки? Или сниматься в рекламе с онкобольным ребенком?

Пока Нела пыталась сопоставить одно с другим, Кларк ничуть не смутилась, повернувшись к Миле:

– Зай, я же просто шучу. Твой гормональный фон еще не восстановился, побереги свои нервы. И не я заключала с Джерри контракт, когда он был болен. Но теперь он и звезда, и здоров. Пиар – это искусство, детка.

Но Мила не собиралась успокаиваться:

– А, так это… ради искусства?– она отложила вилку, вставая из-за стола, – Оттачиваешь свои навыки пиара на исправлении чужой репутации? Так вот, Кларк, ты еще дилетант, несмотря на свои миллионы подписчиков. А репутацию Нелы исправит только чудо, сколько ни сочиняй свои дурацкие посты, переобуваясь на ходу.

– Что? – Нела нахмурилась, переводя взгляд с Милы на невозмутимую Кларк, – Какие еще посты?

– В каких облаках ты витаешь? – Мила презрительно поморщилась, – Все в инстаграме, любуйся. Могла бы и подписаться на… свою новую подружку.

Еще раз бросив гневный взгляд на Кларк, Мила быстро направилась к выходу, пока Нела пыталась осмыслить сказанное.

– М-да, обед заканчивается, – спустя пару секунд многозначительно заметил Майкл, – Я, пожалуй, пойду.

Вместе с ним встал из-за стола и Джон, оставив Нелу в компании Кларк, которая проводила друзей задумчивым взглядом, допивая свой молочный коктейль.

– Не обращай внимания, – пожала плечами Кларк, – Мила слишком остро все воспринимает.

Нела покачала головой, поворачиваясь к ней:

– Какие посты? Тебе что… заплатил мой отец?

Кларк драматично вздохнула:

– Ну, допустим. Допустим, заплатил. Точнее, не он, а кто-то из его пиар-компании. И что? Это в твоих интересах, Нела. Твой отец – великий человек. Я согласилась из уважения к нему.

– Конечно…, – пробормотала Нела, лихорадочно заходя в соцсеть и с ненавистью впиваясь глазами в эти лживые строчки, – Да как иначе…

Она вскочила и направилась к выходу, уже не слыша какие-то слова Кларк за спиной сквозь нарастающий гул в ушах. Это казалось насмешкой. "Корнелия Холлард на самом деле давно сотрудничает с Корпорацией…". Нела вылетела в коридор, столкнувшись с кем-то из преподавателей, пробежала по коридору, снова в кого-то врезавшись и остановилась посреди просторного холла. "Мало кто способен так ценить семейное дело…" – эти строчки уничтожали все, ради чего она жила последние два года. Зияющая пустота глубоко в груди разрасталась, грозясь поглотить ее, словно черная дыра. Что осталось от всех ее усилий? Что? Она разрушила отношения с отцом и стала персоной нон-грата среди одноклассников. Она лишилась друзей и своими глазами видела смерть Луддитов. Так что же в итоге? Ей предлагают притвориться, что ничего этого не было, и прикрыть свою репутацию фиговым листком продажной дружбы со звездой класса, которая еще вчера насмехалась над ее жизнью?

У Нелы закружилась голова, в толпе бегущих на урок одноклассников, которые искоса поглядывали на Нелу и ускоряли шаг, все еще не зная, чему верить – фактам из новостей или постам интернет-звездочки. Нела прислонилась к мраморной колонне посреди холла, глядя на бьющие из окна солнечные лучи. Она смотрела на солнце, пока в глазах не потемнело, и ей хотелось провалиться в эту темноту. Несколько минут спустя звон в ушах постепенно затихал, и Нела, закрыв глаза, слушала стук собственного сердца. А потом раздался звонок на урок. Нела поплелась в класс. А что еще делать?

***

Нела с ненавистью смотрела на раздвигающиеся двери Лаборатории, и внутри все сильнее нарастала ненависть. Сегодня находиться здесь было в разы тяжелее. Где-то вдалеке, за другими стеклянными дверями раздался свист сигнализации – Нела не повернула голову, но ей отчаянно хотелось верить, что у них случилось что-то ужасное. Может быть, кто-то сбежал? Или что-то сломалось? Или несчастный случай? Что угодно, лишь бы в этот прилизанно-благополучный гадючник наконец снизошло то, чего они все заслуживают! Как это назвать – третье пришествие, или кара небес – не важно. Нела сжимала руки в кулаках еще несколько минут, пока приставленный охранник отца безмолвно стоял за ней, ожидая миссис Робертсон, чтобы передать Нелу «из рук в руки».

Мимо проскользнули пара врачей в халатах, молча и сурово направляясь к лифту, потом почти пробежали несколько прилизанных и взбудораженных молодых ребят в костюмах – наверняка из айтишников или аналитиков, туда сейчас набрали много юных специалистов – Нела уже знала это из прочитанных отчетов, которые ей подсовывала миссис Робертсон, мимоходом рассказывая, как много талантливых ребят из лучших экономических институтов страны сейчас счастливы оказаться здесь. «Мы даем шанс юным талантам, мы максимально открыты к новым инициативам и свежим идеям» – говорила миссис Робертсон с гордостью, – «У нас каждый раскрывает свой потенциал. Где еще идеи вчерашних студентов рассматривают на совещаниях вместе с предложениями профессоров? А мы даем шанс всем, кому есть что предложить. В институтах Лиги Плюща студенты борются за получение гранта на право стажировки в нашей Корпорации. Мы оцениваем каждого по его талантам, и только по ним».

И стоило вспомнить, как в конце коридора показалась миссис Робертсон, пряча телефон в карман, она неожиданно тепло улыбнулась, и в уголках ее все-понимающих карих глаз появились дружелюбные морщинки:

– Здравствуй, Нела. Я по тебе даже соскучилась, тебя давно не было.

Нела едва не задохнулась от этих слов. Эта женщина наверняка даже не знала, что произошло в эти дни! Или знала, и потому была так показательно дружелюбна?

– Пойдем. Я хочу тебе показать кое-что интересное, – миссис Робертсон загадочно улыбнулась, направляясь вперед.

Нела молча последовала за ней.

– Беккер, что там с дверями на первом этаже? – миссис Роберсон на ходу слегка дернула за рукав бородатого мужчину, который только что закончил говорить по телефону и недовольно повернулся к ней, – Когда уже пофиксят баг со старыми пропусками?

– Серьезно, легче выпустить новые! – всплеснул руками мужчина, – Старая кодировка на каждом пятом включает тревогу – я сразу говорил, что их надо перевыпускать, а они – мол, улучшайте распознавание, старая кодировка ничем не хуже…

– Так перевыпускайте их, Беккер, слышишь? – миссис Робертсон нахмурилась, – Всем плевать на кодировку, лишь бы работало как следует.

– Это уже вопрос не ко мне, – мужчина поднял брови, – Ты знаешь, кто не хочет менять кодировку, и ты знаешь меня – я бы поменял хоть небо с землей местами, если бы мне дали добро!

Миссис Робертсон цокнула языком и улыбнулась Неле:

– Не одно, так другое, – она приобняла Нелу за плечи, – Видишь, нам тут скучать не приходится.

Пробираясь через «офисные джунгли», Нела старалась успокоить поднимающуюся в груди бурю гнева, сменяющуюся волнами отчаяния. Каждый шаг по сверкающему белизной полу Лаборатории, каждый вдох этого воздуха, пронизанный стерильно-офисной повседневностью, неприличной для этого места – казались Неле предательством. Она здесь, она уже в который раз здесь. Но она ничего не предпринимает – ничего, что имело бы значение. Каждое слово, каждый шаг сотрудников Лаборатории – бесстыдно-громкий, оглушающий – это их победа, и ее поражение. А она, Нела – имеет ли она право говорить о своем поражении, даже не приложив достаточно усилий? А иначе, она – лишь молчаливый соучастник творящегося здесь ужаса.

В потоке мелькающих лиц – сосредоточенно-озабоченных и уверенно-требовательных, и спин – сгорбленно-напряженных и расслабленно-уставших, взгляд Нелы внезапно выцепил до боли знакомую фигуру. Сердце сделало паузу.

Точнее, это были две фигуры. Нела машинально остановилась, едва не запнувшись о свои ноги. Рядом с уверенной фигурой Максимиллиана шагала сестра Клэр Томас, изящно покачивая бедрами, и что-то щебетала, глядя на него с улыбкой, слишком очаровательной для рабочего разговора. Нела не видела лица Максимиллиана, так как находилась на несколько шагов позади, и сейчас две фигуры все дальше удалялись по коридору в сторону лифта.

– Нела? Ты идешь? – Миссис Робертсон обернулась на вставшую столбом среди толпы Нелу.

– Конечно, – с трудом выдавила Нела, заставив себя сдвинуться с места.

Казалось, уже ничего не могло сделать этот день еще хуже. Но вот эта смазливая медсестричка, что-то нашептывает Максимиллиану – возможно, хвастается результатами своей работы и Испытуемых, или обсуждает другие эксперименты, которыми они здесь занимаются – с такой довольно-подобострастной улыбкой, которая сама по себе уже заставляла Нелу сжимать кулаки.

Две фигуры двигались все еще впереди, и Нела старалась идти не так быстро, чтобы и миссис Робертсон замедлила шаг, и им не пришлось бы встретиться с Максимиллианом и его… спутницей. Миссис Робертсон продолжала что-то говорить, но Нела, не слыша ее, только старалась успокоить дыхание и бешеный стук сердца, убеждая себя, что тому причиной три чашки крепкого кофе, которые она выпила с утра после бессонной ночи. Кошмары все еще не отпускали ее, во сне Нела постоянно видела цинично- жесткое лицо Нокса, глядящего ей в глаза, и его слова о том, как Луддиты подстроили взрыв на станции, чтобы обвинить Корпорацию. А еще слова Миры о химическом оружии, созданном Корпорацией только для того, чтобы продвинуть свои исследования. «Есть вещи, от которых застраховаться невозможно», – говорил Нокс. А незадолго до пробуждения перед глазами неизбежно вставало лицо Максимиллиана, склонившегося над ней среди безмолвных тел – внимательное и строгое, которое внезапно превращалось в лицо отца, и от этого ей становилось еще более жутко, и просыпалась она в поту, в полном смятении и с рвущимся из груди сердцем.

Еще несколько таких ночей, и голова вообще перестанет соображать. Нела моргнула, найдя глазами миссис Робертсон, и заставила себя не вглядываться в эту толпу вокруг.

Еще несколько шагов, и вот на круглой площадке перед ними лифт – двери его уже зарываются. Нела остановилась, но командный голос миссис Робертсон раздался внезапно:

– Стой!

Рука в кожаной перчатке нажала на кнопку, и двери лифта вновь раздвинулись. Миссис Робертсон деловито оглянулась на Нелу и поспешила к лифту, Неле ничего не оставалось, кроме как войти следом за ней.

– Доброе утро, миссис Робертсон, – голос Максимиллиана звучал приветливо, но в нем сквозил холод.

Нела остановилась у самых дверей, буравя глазами сталь панели управления и покрытие пола, не желая встречаться взглядом с Максимиллианом. Еще меньше ей хотелось смотреть на ту девицу рядом с ним. Но голова ее сама собой повернулась на этот голос, ища его носителя хотя бы боковым зрением. Нела поймала себя на мысли, что ожидает продолжения фразы. Но, похоже, Максимиллиан предпочел демонстративно не замечать ее присутствия.

– Доброе, доброе, – голос миссис Робертсон звучал устало, несмотря на то, что было только утро, – Сэр, я к вам зайду чуть позже, насчет пропусков. Вы тоже на четвертый уровень?

Максимиллиан кивнул и уже собирался ответить, но Клэр Томас ответила раньше:

– Нет, нам на двенадцатый. Сэр, вы же посмотрите статистику второго этапа вместе со мной?

Слащавый женский голос резанул слух Нелы. И это «нам»… Она же медсестра, какие такие дела у нее с руководителем отдела безопасности?

– Я зайду ненадолго, – помолчав пару секунд, ответил Максимиллиан.

Нела задумалась, стал ли его голос теплее, когда он говорил с медсестрой? Кажется, нет – Нела не знала, почему испытала от этого облегчение. Но только потом до нее дошел смысл сказанных слов – медсестра говорит о статистике второго этапа Испытуемых! Конечно, это не должно было удивлять, Нела ведь не в первый раз об этом слышит. Но сейчас, в контексте их милой болтовни, эти слова, сказанные с сахарной улыбкой, звучали отвратительно. Нела даже не сомневалась, что они были лишь поводом для этой медсестры продолжить разговор с Максимиллианом. Нела медленно выдохнула, стараясь успокоить взметнувшуюся бурю возмущения в груди, и расслабить руки, которые все еще сжимались в кулаки от одного присутствия этой девицы.

– Спасибо, сэр! – снова раздался ее голос, – Я так давно хотела поговорить с вами об этом. И о моем повышении, вы же знаете, что меня назначили заведовать вторым этапом?

– Поздравляю, мисс Томас, – кажется, голос Максимиллиана потеплел, – Вы весьма достойно справляетесь.

Очередная волна необъяснимого гнева захлестнула Нелу, так, что у нее потемнело в глазах. Она дернула головой, желая увидеть лицо Максимиллиана – неужели он правда так тепло относится к этой лицемерной медсестричке?! Он что, даже улыбается ей? И смотрит так, что Нела не узнает его лица – она привыкла видеть в глазах Максимиллиана только холод, разочарование и иногда насмешку. Кажется, когда-то в далеком прошлом, два далеких года назад, Максимиллиан смотрел на Нелу почти так же, как сейчас на эту медсестру… С одобрением, легкой улыбкой. До всего этого…

Нела даже не заметила, как лифт мягко остановился, плавным сигналом оповестив о прибытии на четвертый уровень. Взгляд Нелы не укрылся от Максимиллиана, и он только шире улыбнулся медсестре, хоть эта улыбка и казалась неестественной:

– Да, вы справляетесь очень хорошо, даже отлично.

Миссис Ребертсон подтолкнула застывшую Нелу к выходу из лифта:

– Идем, сегодня нам сюда.

С трудом заставив себя сдвинуться с места, Нела вышла следом за ней, отчаянно стараясь не поворачиватьголову.

***

Последний в длинном коридоре кабинет на четвертом уровне был похож на комнату для совещаний – обширная светлая комната, уставленная рядами стульев, с широким экраном во всю стену.

– Нела, угадай, что я хочу тебе показать, – загадочно улыбнулась миссис Робертсон, деловито проходя к экрану.

Нела плелась следом, воодушевление в голосе миссис Робертсон скорее пугало и раздражало ее.

– Ты садись, это будет интересно! Скоро официальная презентация, но ты увидишь этот ролик одной из первых.

– М…миссис Робертсон.., – Нела замялась, опускаясь на стул, – А это надолго? Я сегодня просто вырубаюсь, почти не спала…

Женщина участливо вздохнула и покосилась на Нелу, хотя ее взгляд был скорее анализирующим: выглядит ли Нела неважно? Насколько неважно? Не симулирует ли она?

– Ничего, это ненадолго. Сегодня у меня тоже много дел, так что посмотришь презентацию с нашей недавней встречи – и ты свободна.

Нела прикусила язык – она хотела снова съязвить насчет понятия «свободы», но вовремя одернула себя. В последние дни она на нервах, еще и этот недосып… Никому не будет лучше, если она со всеми поругается. Да и миссис Робертсон – не плохой человек. Неле хотелось в это верить. В конце концов, если злиться на весь мир, хуже будет только тебе самому – так говорила ей мать. Как насмешка над этой мыслью, перед глазами у Нелы снова появилось лицо той медсестрички, хоть Нела и видела ее только мельком. М-да, а ее лучше просто не вспоминать.

– И так, – миссис Робертсон с гордостью просияла, когда на экране высветился логотип корпорации, обозначающий начало презентации – геометрическая мордочка лисицы, заключенная в разомкнутый прямоугольник.

Нела уставилась на экран, пообещав себе не отпускать резких комментариев хотя бы из вежливости к этой женщине.

Известный актер и меценат – лицо рекламы – пару минут выразительно о чем-то рассказывал с экрана на фоне башен и городских небоскребов, Нела не хотела вникать в его слова. Затем картинка сменилась, рекламный ролик – на экране появилась веранда кафе, где сидели двое – парень и девушка, со спины девушка показалось Неле знакомой. Парень взял в руки телефон и тут же горестно закатил глаза: «Черт, мой телефон разрядился! А ведь я специально брал модель с отличным аккумулятором! Кларк, не одолжишь мне свой?» Камера переместилась на лицо девушки, и Нела узнала одноклассницу – Кларк Рубинс! Нела не успела удивиться, как Кларк ослепительно улыбнулась с экрана: «Я бы рада, но могу предложить тебе кое-то получше!» Она подняла запястье, на котором сиял прямоугольник с иконками телефона: «Встроенный смартфон, который не нужно заряжать, привязан к твоей идентификационной карточке! Он всегда будет с тобой, его невозможно забыть или потерять, его никто не сможет украсть, – Кларк со своей отточенной мимикой модели подмигнула в камеру, – А самое главное – он всегда под рукой, точнее – в руке!» Кларк снова сверкнула своей сияющей улыбкой. К столику подошел третий персонаж – уже знакомый актер из начала видео, он присел за столик и вздохнул, с осуждающим видом посмотрев на парня: «Я слегка опоздал, не мог до тебя дозвониться и предупредить. А вот Кларк уже в курсе, ведь ее телефон всегда на связи!» – он поднял запястье, демонстрируя такой же светящийся прямоугольник. «Боже, ребят, я готов что угодно отдать за такой!» – парень восхищенно покачал головой. «Много отдавать не придется, – успокаивающе улыбнулась Кларк, – Продажи стартуют по весьма демократичным ценам, в линейке есть модели на любой вкус и кошелек». «Кстати про кошелек, – парень снова трагично опустил голову, – я не могу расплатиться за ужин, все мои карты в приложении, а телефон разряжен…». Актер покровительственно похлопал его по плечу: «Не волнуйся, я заплачу. Мои карты всегда доступны для оплаты, раз мой телефон всегда включен и под рукой». «Точнее, в руке!» – закончила за него Кларк, и они оба счастливо рассмеялись. Парень вскочил из-за стола с горящими глазами: «Ребят… Вы знаете, что мне срочно нужно!» В кадре снова появились счастливые лица Кларк и того актера: «Мы знаем, что тебе нужно!» – эти слова были обращены уже к зрителям.

– Отлично! – Нела вскочила со стула, возмущенно уставившись на миссис Робертсон, – Теперь я могу идти?

– Нела…, – миссис Робертсон вопросительно указала на экран рукой, – Ты не досмотрела.

– Да не нужно, – Нела горько усмехнулась, тяжело дыша, – Моему отцу мало того, что он установил мне чип. Теперь он будет отслеживать всех.

– Нела, ты не так поняла, – миссис Робертсон поставила ролик на паузу и уверенно повернулась к ней, – Эта разработка имеет много преимуществ, ты только досмотри презентацию…

Нела покачала головой, слова рвались из груди, но она только направилась к двери:

– Я… Я просто пойду, ладно? Рассказывайте про преимущества кому-то другому.

Миссис Робертсон хотела еще что-то сказать, но еще раз оценивающе поглядела на Нелу и примирительно улыбнулась:

– Ладно. Пойдем. Твой водитель подъедет через двадцать минут. Я провожу тебя.

Они вышли в коридор и направились к лифту, миссис Робертсон, будто между делом, предложила:

– Ты говорила, что у тебя проблемы со сном. Может, тебе дать снотворное?

– Транквилизаторы? Вы эти препараты даете Испытуемым?

Миссис Робертсон даже не удивилась ее словам, только снисходительно положила руку ей на плечо:

– Нет, Нела. Не эти.

Уже приблизившись к лифту, миссис Робертсон внезапно остановилась, заслышав писк рации:

– Да? Черт, он не может задержаться? Что, я должна его и об этом просить? Ладно, ладно. Сейчас буду.

Миссис Робертсон повернулась к Неле:

– У меня есть дело. Это ненадолго, иди за мной.

Нела молча вошла в лифт за миссис Робертсон и ее взгляд остановился на кнопке выбранного уровня. Двенадцатый.

– Ох, Николас, я неделю ждала, пока вы согласуете смену кодировки! – миссис Робертсон начала возмущенную тираду, едва переступив порог кабинета, – А теперь вы едва не ушли, не дождавшись меня!

Нела едва поспевала за ней. Осторожно войдя в кабинет, больше похожий на какой-то технический отсек, уставленный стройными рядами процессоров почти до потолка, Нела остановилась у двери. Только заметив краем глаза знакомые фигуры, она тут же отвернулась, не находя, на чем остановить взгляд, чтобы ее попытка избегать Максимиллиана и ту раздражающую медсестричку не была столь очевидной. С тоской поглядывая на выход, она все же боковым зрением следила за движением в кабинете.

Мужчина средних лет, в клетчатой рубашке и с лысиной, сухо поджал губы в ответ на тираду миссис Робертсон:

– Не будем, не будем. Если бы вы обратились к Максимиллиану, он бы вас оповестил о ходе работы.

– Видимо, он был слишком занят, – миссис Робертсон недовольно вздохнула, покосившись на Максимиллиана.

Нела наконец не удержалась и повернулась – медсестра стояла почти вплотную к Максимиллиану, едва не прижимаясь к нему со спины.

– Возможно, вы не заметили, – одними губами улыбнулся Максимиллиан, – Я вам отправил их еще на прошлой неделе. Но вы были очень заняты. Я понимаю.

Россыпь слов отдавалась раздражением в ушах Нелы, но вскоре превратилась в фоновый шум, который словно обхватывал голову плотным шлемом, заглушая все мысли и оставляя только раздражение. И усталость. Нела прикрыла глаза, привалившись к стене у входа, и решила просто терпеливо ждать, когда Миссис Робертсон наконец отправит ее домой. Стена дрогнула под хлопком двери, Нела открыла глаза – миссис Робертсон и Николаса уже не было в кабинете, и Нела не смогла сдержать тяжелый вздох, оставшись в кабинете вместе с Максимиллианом и… медсестричкой.

Раздражение усилилось, когда Нела поймала сочувственный взгляд медсестрички. Ее глаза казались такими мягкими, даже заискивающими, что Нела на секунду подумала, а не из жалости ли Максимиллиан проявляет к ней такую обходительность? Но тут же отмела это предположение. Максимиллиан и обходительность – можно ли представить что-то более несовместимое?

Клэр Томас снова быстро повернулась к Максимиллиану:

– Сэр, вы здесь до вечера? Или поедете в главный корпус?

– Пока не знаю, – не сразу ответил Максимиллиан.

– У меня сегодня сокращенный день, так       что я могу рассказать вам остальное за       обедом…, – на губах Клэр Томас играла нервно-кокетливая улыбка.

– Посмотрим, будет ли время, – сдержанно кивнул Максимиллиан, открывая один из щитков и проверяя микросхемы, одновременно сверяясь с планшетом, – Мисс Томас, отнесите идентификационные образцы техникам.

– Это для новых чипов? – Клэр, подняла       глаза на Максимиллиана, не глядя на       коробку с крошечными микросхемами в отдельных отсеках.

– Верно, мисс Томас. Именно для них.

В голосе Максимиллиана теперь чувствовались хорошо скрываемые нотки раздражения, что Нела отметила с затаенной радостью, но Клэр понимающе кивнула и направилась к выходу с коробкой в руках.

– Поосторожнее, не размагнитьте их ненароком, – бросил ей вслед Максимиллиан,       – Сегодня чипы должны быть готовы.

Когда медсестра вышла из кабинета, Неле хотелось слиться со стеной, но Максимиллиан, казалось, не замечал ее присутствия, все еще сосредоточенно обходя щитки один за другим. На несколько минут Нела немного расслабилась, ощущая спиной холод мраморных плит, но когда после звука от захлопнувшегося щитка она не услышала звук открывания следующего, беспокойство вернулось. С другой стороны, сейчас здесь хотя бы не было этой раздражающей девицы – Нела уже не знала, что хуже – остаться наедине с Максимиллианом, или находиться рядом с Клэр Томас. Меньше всего ей хотелось говорить с Максимиллианом, но его молчание обескураживало еще больше.

Раздался звук опустившегося на стол планшета. Нела продолжала буравить взглядом стену, сложив руки за спиной.

– Выглядишь неважно.

Нела не сразу повернулась. Максимиллиан наконец заметил ее присутствие?

– Просто не выспалась, – пробормотала она в ответ, надеясь, что по ее голосу не заметно, как у нее перехватило дыхание.

Максимиллиан навалился на стол, скрестив руки на груди, слегка поглаживая большим пальцем эмблему Корпорации на рукаве кителя, и только слегка поднял брови после ее ответа.

В дверях раздался смешок. Нела быстро повернулась – Клэр Томас вернулась неожиданно быстро.

– Сэр, вы умеете сделать комплимент       девушке, – подобострастно улыбнулась       она, покосившись на Нелу откровенно       насмешливо, и не увидев в лице Максимиллиана       ни намека на ответную улыбку, снова       перевела снисходительный взгляд на Нелу, – Не обижайся, он просто так шутит.

Нела поджала губы:

– Да, я в курсе.

– Просто тебе, наверное, стоит больше       спать, – пожала плечами Клэр, – Это полезно       для здоровья. И для настроения.

Нела вскинула голову прежде, чем вспомнила о своем решении держать язык за зубами:

– Ценю ваш совет. Уж вы точно знаете, кто и сколько здесь должен спать для       поддержания… здоровья и настроения.

Она выжидающе уставилась на Клэр Томас, и встретила в ответ растерянный взгляд ее золотистых глаз, которые тут же взметнулись на Максимиллиана, словно ища поддержки. Но Максимиллиан только поджал губы и отвернулся, а Неле показалось, что на секунду уголок его губ дрогнул в усмешке.

– Все заверили? – спросил Максимиллиан, снова беря в руки планшет.

– Конечно, – кивнула Клэр.

– Поставьте на стол. Только не рядом с магнитным процессором.

– Разумеется, сэр, – Клэр предусмотрительно опустила коробку на дальний конец       длинного стола.

Нела проводила взглядом ее порывисто-неуверенные движения. Клэр еще раз задумчиво посмотрела на массивный блок магнитного процессора у стены, синие огоньки которого плавно мигали, словно создавая какое-то послание азбукой Морзе, и переставила коробку еще дальше – на подоконник.

– Все в порядке, сэр, можете не беспокоиться, – помолчав, обратилась она к Максимиллиану, который по второму кругу обходил щитки.

Тот кивнул, не глядя:

– Хорошо, тогда можете идти.

– Сэр… я иду за кофе, вам принести? Могу еще что-нибудь захватить для вас в кафе…

Максимиллиан захлопнул дверцу очередного щитка и повернулся:

– Кажется, у вас должен быть плановый       обход. Не тратьте время впустую на своей новой       должности, – он в упор посмотрел на       медсестру, но поймав короткий любопытный взгляд Нелы, тут же посмотрел на Клэр гораздо мягче и даже изобразил подобие улыбки, – Я доволен вашей работой, мисс Томас. Возможно, я загляну в кафе, когда у вас будет обед. Я дам знать, а сейчас идите.

Нела исподлобья наблюдала, как пухлые губы Клэр Томас расплываются в улыбке, и она, радостно кивнув, выходит за дверь, обдав Нелу ароматом приторных цветочных духов.

Интересно, корпоративный дресс-код не запрещает так обильно поливаться духами? Нела скривилась.

Максимиллиан все еще смотрел в свой планшет, снова забыв о существовании Нелы. В тишине, едва нарушаемой слабым гудением процессоров, Нела тихо сделала шаг к подоконнику, на котором стояла слишком уж заботливо убранная медсестрой коробка с микросхемами.

Спустя несколько долгих минут в коридоре раздались знакомые шаги, и миссис Робертсон вошла с привычной деликатной улыбкой:

– Нела, спасибо, что подождала меня. Твой       водитель уже внизу,       – она перевела взгляд на Максимиллиана, который наконец соизволил повернуться, – И вам спасибо, сэр.

– Обращайтесь, если надо будет еще за       кем-нибудь присмотреть, – хмыкнул       Максимиллиан ей в ответ, демонстративно не замечая, как Нела закатила глаза.

Выйдя в коридор с чувством неудовлетворенного ожидания, Нела спустя несколько шагов услышала из кабинета разъяренный голос Максимиллиана в трубку рации: “Вам вообще ничего нельзя поручить, мисс Томас? Почему коробка с образцами стоит прямо на магнитном процессоре?”

Нела постаралась скрыть удовлетворенную улыбку. Ну, хоть что-то.

Шум на первом этаже ворвался в уши привычно-бесцеремонно. Миссис Робертсон быстро провела Нелу к выходу, уверенно лавируя между потоками людей, и по пути поднося к уху рацию:

– Что? Господи, какой кретин их размагнитил?       И когда переделают? Пните их там, чтобы       новые чипы были готовы до конца этой       недели. А эту идиотку пусть лишат премии. Похоже, вы так нахваливали эту Клэр       Томас, что у нее мозги отключились от радости.

Нела на миг замерла, когда стеклянные двери наконец выплюнули ее на холодный воздух. Миссис Робертсон с хмурым видом проводила Нелу до машины, а после попрощалась с ней своей фирменной, будто приклеенной к лицу улыбкой, глаза ее оставались устало-сердитыми. Когда машина двинулась с места, Нела, сама не понимая зачем, проследила, как Миссис Робертсон снова что-то кричит в трубку рации, гневно жестикулируя, пока не скрылась в непроницаемых дверях.

***

Нела прислонилась лбом к стеклу машины. Отчаянное желание закрыть глаза и забыть обо всем хотя бы во сне теперь осталось где-то на фоне. Она теребила в руках ремень безопасности, потом ручку своего рюкзака, а попытавшись успокоиться, вскоре ощутила боль в виске, когда сама не замечая стала накручивать прядь волос на палец, словно пытаясь ее оторвать.

Спокойно. Нужно просто поспать – говорила она себе, но перед глазами тут же вставало лицо Клэр Томас, говорившей то же самое, и теперь Нела злилась уже не на медсестру, а на себя.

– Высадите меня здесь, пожалуйста, – вырвалось у нее.

– Простите, не могу, – мотнул головой водитель, – Мне сказано отвезти вас       сразу домой.

– Мой       отец до вечера точно не вернется, – Нела раздраженно поджала губы, в упор       уставившись на водителя, – Я просто пройдусь до дома пешком.

Постояв несколько минут на перекрестке и проводив взглядом удаляющуюся машину, Нела бесцельно побрела вперед. Голова словно налилась свинцом, в висках ломило. Самым логичным сейчас было бы поехать домой – выпить таблетку и лечь спать, надеясь, что бессонница хоть на этот раз сжалится над ней и даст несколько часов спасительного сна.

Но от мысли о возвращении домой Неле стало невыносимо. Это место никогда не будет для нее спасительной гаванью. Ноги сами несли Нелу. До дома было несколько кварталов, и Нела нехотя свернула, запоздало отметив, что эта улица ведет к ее школе.

Школа. Даже там ей нет места. Недавний полу-конфликт с Кларк в кафе сейчас казался смешным. Как и реклама с Кларк, которую ей сегодня показала миссис Робертсон. Боже, как можно было из-за этого так распереживаться? Нела прислонила прохладную ладонь к пульсирующему виску и рассмеялась, столкнувшись плечом с прохожим.

Какая же глупость! Отец «купил» ей подружку? Логично, а как иначе заставить «правильных» людей дружить с его непослушной дочуркой? Смартфоны, имплантированные в руку? Всего лишь вопрос времени. И ведь их даже никто не попытается «выцарапать», как пыталась Нела вытащить чип из своей спины. Как удобно… для всех. Да разве это самое ужасное, что сделал Корнелий? Нела дернула плечом – боль в ране чуть пониже шеи все еще ощущалась, особенно по ночам.

Боль выдернула за памяти ту ночь – машина, несущаяся по кочкам в дождливой ночи, холод металлического дула у виска, оглушающий звон ультразвука в ушах… И тела, лежащие под дождем, мимо которых ее тащили к вертолету сильные руки Максимиллиана. И его запах – геля для душа, смешанный с потом и металлом бронежилета, с запахом серы и эмалита стекол в вертолете.

Нела крепко зажмурилась, прогоняя непрошеные воспоминания, и только благодаря этому вовремя остановилась на перекрестке – резкий гудок машины выдернул ее из омута мыслей. Под мерное отсчитывание секунд на светофоре Нела сделала глубокий вдох и постаралась прийти в себя.

Но когда она пересекла дорогу, взгляд невольно остановился на черной стене здания у проулка – уже знакомая светло-серая надпись граффити была продолжена: "Мы Агнцы Божии и несем на себе грехи мира ради тех, кто страдает без вины".

Нела запнулась на секунду, когда перед ней словно из ниоткуда возникла фигура старушки, которая месяц назад сунула ей в руку листовку. Закутанная в бардовую шаль женщина на этот раз остановилась прямо перед Нелой, заглянув ей в глаза. И Нела, вместо того, чтобы пройти мимо, также молча остановилась, встретившись с ней взглядом. Водянисто-серые глаза женщины прищурились в улыбке:

– Ты часто проходишь здесь, девочка моя. Можно по одной дороге десять раз пройти с закрытыми глазами, но только когда откроешь их, дорога приведет тебя в нужное место. Кажется, ты их уже открыла…

Глава 10

Будто в трансе, Нела поднималась по скрипучим ступеням деревянной лестницы вслед за женщиной. Кажется, она представилась Сестрой Мэриетт. Пряный аромат ладана усиливался ближе ко второму этажу, смешиваясь с приятным древесным запахом первого этажа. Длинные деревянные скамейки, стоящие на первом этаже вдоль стен, уходили вглубь коридора, который заканчивался темнотой. Деревянный крест с вырезанными словами (Нела заметила их мельком) верхним концом упирался в потолок первого этажа, а нижним вонзался в пол, будто держа на себе своды всего здания.

– Здесь ты сможешь быть, сколько захочешь.

– Это же… Храм, да? – Нела оглядывалась по сторонам, поднимаясь по лестнице вслед за женщиной.

– Да, и не только, – женщина оглянулась, прикоснувшись к плечу Нелы, и улыбнулась загадочно и в то же время успокаивающе, – Это место для всех, кто ищет покоя и не находит его в других местах.

– Да я вообще-то… Скорее случайно сюда зашла, – запнулась Нела.

– Ты в любой момент можешь уйти, дитя, – поспешила заметить сестра Мэриетт, – Но не забывай, дорогая, что ничего не происходит случайно.

Нела скептически поджала губы, но встретив внимательный взгляд дымчатых глаз женщины, постаралась улыбнуться.

Она сама толком не понимала, почему позволила этой женщине провести ее внутрь. Но это было лучше, чем продолжать вариться в котле собственных мыслей, бесцельно бродя по улицам.

Лестница завершилась широким проходным залом, если это место можно было так назвать. Из высоких арочных окон скользили лучи солнечного света, расползаясь по деревянному полу.

– Хочешь чаю? – спросила сестра Мэриетт, проводя Нелу к длинному столу, и не дожидаясь ответа, придвинула ей стул, – Ромашка или мелисса?

– Ну… Мелисса. Спасибо, – Нела все еще оглядывалась по сторонам, когда женщина кивнула и быстро удалилась.

Посидев с минуту за столом в растерянности, Нела встала и прошлась по пустому залу. Кроме обеденного стола она разглядывала портреты. Все люди были в пыльно-красных одеждах.

Одно из лиц показалось ей смутно знакомым – мужчина средних лет, с редкой бородкой и печальным пронзительным взглядом под напряженно приподнятыми бровями. Нела нахмурилась, пытаясь вспомнить, где она могла видеть этого человека.

Ее размышления прервал тихий стук чашки, поставленной на стол, а затем на плечо Нелы легла рука:

– Мы чтим достойных людей, и это только малая дань уважения, которую мы можем им отдать.

Нела обернулась и встретилась глазами с пожилым священником – она поняла это по темно-бардовой рясе. Мужчина слегка улыбнулся и сложил руки за спиной. Его каштановые волосы доходили до плеч, а улыбку обрамляла аккуратная бородка. Нела подняла брови:

– Я почти никого из них не знаю.

Ее взгляд снова остановился на знакомом лице в ряду портретов, но священник тут же мягко тронул ее за плечо.

– Так и есть, благие дела не требуют признания и не ищут славы. Пойдемте к столу, сестра Мэриетт готовит прекрасный чай.

Нела присела на деревянный стул и взяла в руки свою чашку, а сестра Мэриетт, все это время стоявшая за спиной священника, только что-то шепнула ему на ухо и удалилась. Мужчина сел напротив Нелы:

– Я пастор Джон Стоун. Эта обитель – мое детище, – он посмотрел в глаза Неле и улыбнулся, – Мы рады каждому, кто входит в наши двери.

Нела отпила свой чай, и спросила несколько неуверенно:

– Это же храм, правильно? Но это здание снаружи не совсем похоже не храм, я хочу сказать… Я даже не сразу поняла, что это за место.

Пастор улыбнулся:

– Мы не стремимся к показной пышности. Те, кому это нужно, и так найдут нас.

Нела кивнула, не зная, что еще сказать:

– У вас так… тихо.

– Сейчас время дневного уединения, когда каждый может побыть наедине со своими мыслями. Вечером состоится служба, ты тоже можешь поприсутствовать.

Нела пожала плечами:

– Я не уверена, что… В общем-то, я не очень религиозна.

– Конечно, это твое право, – пастор понимающе кивнул и взял в руки свою чашку, – Люди приходят к нам разными путями. Многие наши братья и сестры начали свой путь с благотворительности – наш фонд посещает детские приюты и питомники для животных. А в заповеднике мы возделываем растения выращиваем пшеницу для наших трапез.

Нела подняла брови:

– Разве не Стрижи ухаживают за растениями в заповедниках и пшеницей на фермах?

Пастор тяжело вздохнул:

– Дитя мое, разве роботы могут заменить духовность людского труда? Само существование этих машин противоречит высокому замыслу Создателя.

Пастор внимательно посмотрел на Нелу, и та не нашлась, что ответить, только опустив глаза. От этих слов ей одновременно стало стыдно здесь находиться, а с другой стороны – еще больше захотелось остаться здесь.

Пастор тоже помолчал несколько минут, словно позволяя Неле собраться со своими мыслями. Потом погладил свою бороду и в задумчивости проговорил, будто ни к кому не обращаясь:

– В конце концов, делать добро – это один из самых простых путей для нас искупить грехи этого мира. Разве не так, Корнелия?

Уже выйдя на улицу, когда ее проводила сестра Мэриетт, Нела вдруг задумалась, откуда пастор знает ее имя, ведь она ничего не говорила о себе. Но, возможно, из-за недосыпа она забыла, когда назвала свое имя? О другом варианте ей не хотелось думать – пусть хотя бы эти люди не знают, кто она такая.

***

Едва Нела открыла дверь домой, как в голове вспыхнул маячок беспокойства: в зале раздавались голоса, один из которых был до тошноты знакомым, хотя Неле безумно хотелось остановиться и прислушаться. Но она только нарочито с шумом захлопнула дверь, быстро подойдя ко входу в комнату:

– Добрый вечер.

Она произнесла это с вызовом, но слова замерли у нее на губах. На диване сидели Энтони и Кевин! Нела вопросительно посмотрела на отца, затем на Максимиллиана. Отец сидел в кресле, а Максимиллиан стоял у окна, сложив руки на груди. Нела осторожно прошла в комнату, лихорадочно думая, почему ее друзья здесь – почему именно Кевин и Энтони? Почему сейчас? И почему рядом с Кевином сидит его мать, в глазах которой растерянность сменилась обидой, едва она увидела Нелу? Почему отец Энтони предостерегающе взял сына за руку, как только Нела вошла?

– Заходи, Нела, – отец повернулся к ней, и его плотно поджатые губы и нахмуренные брови не предвещали ничего хорошего.

– Привет…, – неуверенно проговорила Нела, глядя на друзей.

Ответом ей послужило молчание. Кевин сидел, опустив лицо, а Энтони только поднял брови, словно пытаясь сказать, что эта встреча совсем не дружеская.

Корнелий повернулся в пол оборота, несколько секунд молча глядя на Нелу, затем тяжело вздохнул:

– На самом деле, мы уже закончили. Ты могла бы поучаствовать в разговоре, если бы вернулась вовремя. Так что скорее будет уместно попрощаться.

Нела непонимающе качнула головой:

– Что?

– Ну а что ты так смотришь? – отец наклонил голову вбок, еще раз окинув взглядом присутствующих, – Давай, попрощайся со своими приятелями. Перед тем, как они отправятся в колонию для несовершеннолетних.

– В.. в какую колонию? – Нела бросила сумку, – Энтони и Кевин? За что?!

Максимиллиан наконец отошел от окна, не торопясь приблизился к дивану и оперся на его спинку руками:

– После той ночи, когда ты исчезла, мы первым делом проверили твой телефон. Нела, зашифрованные каналы – на самом деле довольно бесполезная штука. И мы теперь знаем, кто свел тебя с террористами, – Максимиллиан сверху вниз посмотрел на Кевина, сидящего на диване, а затем перевел взгляд на Энтони, – И кто заигрался в хакера.

– Нет…, – Нела решительно подошла и встала перед отцом, – Это была моя идея!

– Проблема всегда не в идее, а в ее воплощении, – Корнелий запрокинул голову, откинувшись на спинку кресла, – Это будет уроком для всех, и для тебя в том числе. Стоило бы подумать, кому за это придется отвечать. У вас всех, ребята, с этим проблемы.

– Пожалуйста, – Нела замотала головой, переводя взгляд с отца на Максимиллиана, – Ладно, это была ошибка, хорошо! Но никто из них не заслужил колонии! Если кто и виноват, то это я!

Корнелий устало вздохнул и остановил ее жестом:

– Я же сказал. Это будет уроком и для тебя. Не волнуйся, на первый раз им дадут немного. Годик-другой – будет достаточно, чтобы сделать выводы и выйти законопослушными людьми.

– Но… Может, мы можем что-то сделать? Я обещаю, что этого больше не повторится!

Нела схватила отца за руку, но тот мягко убрал руку и кивнул Максимиллиану:

– Нела, давай не будем затягивать этот и без того неприятный разговор.

На плечо ей легла рука, и Максимиллиан уверенно направил ее к выходу.

– Я уверена, можно же что-то сделать! – пробормотала она, все еще оборачиваясь к отцу, который уже демонстративно отвернулся.

Перед тем, как выставить ее за дверь, Максимиллиан молча посмотрел на нее пару секунд – то ли предостерегающе, то ли сурово. Нела ожидала от него каких-то слов – не поддержки, конечно, но все же…

Но дверь захлопнулась прямо перед ее носом.

Нела простояла в коридоре несколько минут, пытаясь услышать хоть что-то, но звуконепроницаемые стены отвечали только тишиной. Вернувшись в свою комнату, она подошла к окну – на дороге перед домом стоял припаркованный автомобиль с эмблемой корпорации, мигая фарами под светом фонарей у ворот. Через несколько минут к автомобилю прошел Максимиллиан, за которым следовали Энтони и Кевин с родителями. Мать Кевина все еще пыталась что-то сказать, то и дело поворачиваясь к Корнелию, вальяжно шедшему позади. Отец Кевина только похлопал сына по плечу, усадив в машину, дверцу которой перед ними распахнул Максимиллиан.

Проводив взглядом машину, Нела запоздало вспомнила, что так и не попрощалась с друзьями.

***

Следующий день в Лаборатории прошел как в тумане. Разумеется, отец не предложил Неле сделать паузу и остаться дома – Нела только привычно увидела его сообщение о том, что после школы ее заберет водитель.

Нела отметила это почти безразлично. Возможно, помогло то, что в прошлую ночь она впервые за долгое время смогла выспаться. После вечерней встречи с Кевином и Энтони она просидела в своей комнате до тех пор, пока отец не лег спать. Он снова не пытался поговорить с Нелой, видимо, считая, что вечерняя встреча и так произвела нужный эффект.

А когда шаги отца в кухне затихли и свет в прихожей погас (Корнелий всегда гасил свет перед тем, как идти спать), Нела осторожно прошла на кухню и остановилась в темноте, глядя на огни над озером, и соседние особняки, утопающие в зелени орегонских сосен.

Открыв холодильник, она на пару минут замерла, все еще вслушиваясь в тишину дома – не раздадутся ли в коридоре или на лестнице шаги отца, а потом закрыла холодильник и прошла к мини-бару отца. Она достала бутылку коньяка и маленькую стопку отца, быстро налила и опрокинула пару стопок, поморщившись, Нела ополоснула стопку и убрала все обратно.

Это помогло, Нела уснула быстро и в кои-то веки спала без кошмаров.

И вот теперь, когда водитель снова привез ее в Лабораторию, Нела просто машинально шла за миссис Робертсон, читала ее документы, не вникая и не задумываясь. Утреннее помутнение после коньяка прошло, и сменилось пустотой – будто те пара стопок почти стерли из памяти вчерашнюю болезненную встречу с Кевином и Энтони. Конечно, Нела не могла забыть об этом, но все отошло на второй план, и Нела была уже рада этому.

Солнечный свет за окном, сквозивший между жалюзей, становился все мягче. И когда он сменился холодным сиянием прожекторов по периметру комплекса в сиреневой дымке заката, миссис Робертсон наконец сказала, что водитель ждет у входа. Нела молча встала и вышла вслед за женщиной в коридор.

На первом этаже сегодня было почти тихо, но проходя мимо стеклянных дверей, ведущих в левое крыло, Нела услышала голоса:

– … А я вам говорю, мисс Томас, что никто не станет это терпеть. Прекратите оправдываться. Корпорация дала вам шанс на лучшее будущее, и такая безответственность недопустима.

– Простите, сэр, но я… Я не ставила туда эту коробку! Я вам уже объяснила, не знаю, как она там оказалась…

– Не хочу слышать ваших оправданий. Из-за вас техникам придется делать двойную работу, а их рабочее время гораздо дороже, чем ваше. Так что лишение премии – это еще самое мягкое наказание. И не забывайте, в каком долгу вы перед Корпорацией. Все, что мы вам дали – мы можем и забрать, причем, в двойном размере. Никогда не забывайте об этом. Теперь идите, и не тратьте мое время.

Нела услышала стихающие шаги за стеклянной дверью, и сжавшийся силуэт девушки, быстро удаляющейся за матовым стеклом левого крыла. А в следующую секунду из-за двери вышел Максимиллиан – он, как всегда, держался прямо и быстрыми шагами направился к лифту. Но заметив миссис Робертсон, остановился и дежурно улыбнулся:

– Миссис Робертсон! Техники уже прислали вам новый отчет по замене пропусков, как вы просили.

– Отлично, я сейчас провожу Нелу и посмотрю, – кивнула женщина.

– Давайте я сам ее провожу, – внезапно предложил Максимиллиан, остановившись у них на пути, – Желательно дать ответ техникам в ближайшее время.

Миссис Робертсон пожала плечами:

– Хорошо. Может, хоть сегодня я смогу уйти домой вовремя, – женщина устало улыбнулась, – До встречи, Нела.

Нела в растерянности проследовала за Максимиллианом к выходу, буравя взглядом его широкую спину в черной униформе. Как только они оказались на улице и стеклянные двери мягко закрылись у них за спиной, Максимиллиан замедлил шаг и наконец проговорил:

– Нела, не принимай близко к сердцу то, что произошло вчера. Корнелий не враг твоим друзьям. В конце концов, их родители занимают высокие посты. С этими ребятами будут неплохо обращаться, да и вряд ли им дадут больше года.

Нела замерла, с удивлением посмотрев на Максимиллиана – он заговорил с ней впервые за долгое время. И его голос был… если не мягким, то нейтральным – совсем не таким, каким он разговаривал с медсестрой пару минут назад. Нела помолчала и ответила:

– Да… Но это скорее я виновата, я же попросила Кевина и Энтони мне помочь. Почему тогда меня не отправили в колонию?

Максмиллиан не ответил, только поджал губы и отвел взгляд.

– Да и… и еще, – Нела замялась, неуверенно посмотрев на него, – Насчет той медсестры… Я слышала ваш разговор. Ну, вообще-то, она не ставила коробку на процессор…

Нела не ожидала, что эти слова прозвучат таким извиняющимся тоном – уж точно не перед Максимиллианом ей стоило извиняться.

Тот с притворным удивлением поднял брови, выжидающе посмотрев на Нелу:

– Правда? И кто же ее туда поставил?

Нела пожала плечами:

– Ну… допустим, я.

В ответ Максимиллиан удовлетворенно усмехнулся:

– Рад, что ты это сказала. Но я и так догадался, что это твоих рук дело.

Нела нахмурилась:

– Тогда почему ее лишили премии? И о каком ее долге шла речь?

Максимиллиан вздохнул и остановился. До машины оставалось еще несколько метров, и водитель уже ждал, стоя у машины и сложив руки на груди.

– Нела, как ты не поймешь… За каждую ошибку всегда кто-то отвечает. А ты, зная свое положение, должна вдвойне это осознавать. Это же относится к вопросу о том, почему тебя не отправили в колонию.

Нела хотела еще что-то сказать, но только покачала головой и направилась к машине, напоследок бросив осторожный взгляд на Максимиллиана.

– Кстати…, – раздался ей вслед голос Максимиллиана, в котором чувствовалась ирония, – Не знаю, зачем ты это сделала. Ты же понимаешь, что микросхемы восстановят в два счета и нашей работе это не сильно повредит? Маленькая пакость, а на душе приятно?

Нела только поморщилась, не оборачиваясь и продолжая идти к машине.

– …Или это что-то личное? За что же ты хотела подпортить жизнь несчастной медсестре? – догнал ее голос, полный сарказма.

Нела остановилась, едва не запнувшись, и резко повернулась. Она увидела, как на лице Максимиллиана появилась самодовольная улыбка.

Ругая себя, Нела быстро повернулась обратно и, молча сжав зубы, быстро зашагала вперед, уселась в машину и громко хлопнула дверью, стараясь не смотреть в окно. Она хмуро уставилась на водителя, который все еще докуривал сигарету, и считала секунды, мечтая быстрее уехать отсюда. Наконец Рэй сел на водительское сиденье, и машина тронулась с места. Напоследок Нела все же бросила взгляд на дорожку – Максимиллиан именно в этот момент развернулся и направился обратно к дверям здания. А Нела только выругалась про себя, провожая глазами его удаляющуюся фигуру.

***

Нела не знала, зачем снова пришла сюда – в Храм, ну, или благотворительную организацию – такая характеристика была для Нелы комфортнее.

Вроде бы, причин особо и не было – но в то же время что-то не давало покоя. А неожиданный и первый за долгое время разговор с Максимиллианом оставил только тяжесть в душе вместо облечения от признания. Да и какого облегчения можно ожидать от разговора с Максимиллианом? Нела только ругала себя в тот вечер, снова – за историю с коробкой медсестры, а теперь еще и за нелепое признание – как можно было подумать, что это что-то исправит? Но саркастичная, и в то же время теплая улыбка Максимиллиана все еще стояла у нее перед глазами, вызывая ответное потаенное тепло в душе. Возвращаясь в тот вечер домой, Нела встретилась глазами со своим отражением в окне автомобиля, и с быстро отвернулась, увидев в отражении на своем лице дурацкую наивную улыбку.

– Добрый день! – Нела поприветствовала одного из служителей церкви, войдя в длинный коридор первого этажа и ища глазами знакомые лица.

Молодая женщина в длинном сером платье кивнула ей:

– Приветствую, сестра.

Нела огляделась – сегодня здесь было больше народу. По коридору прошел мужчина в темной рясе, неся накрытый поднос на второй этаж. Еще несколько женщин в темных шалях на голове молча скрылись в полумраке коридора. Нела окинула взглядом свою одежду – серые джинсы и красная куртка-бомбер выбивались из ряда скромных одеяний здешнего народа.

Нела встретила внимательный взгляд все той же молодой женщины, и та наконец спросила:

– Ты здесь одна? Ты пришла на службу, или ждешь встречи с кем-то?

– Я… уже была здесь, – Нела замялась, все еще сомневаясь, стоило ли приходить, – Один раз. Я знаю сестру Мэриетт и Пастора…

– … И вот ты снова здесь, – женщина приветливо улыбнулась, – Это правильно. Наш Пастор – великий человек. Все, кто с ним знаком, чувствуют это. К сожалению, сегодня у нас уже закончилась молитва, но ты можешь прийти завтра к шести часам.

Нела пожала плечами, стараясь не показать, что ей не очень-то хотелось участвовать в молитве. Она все еще не особо понимала, чего ждет от этого места.

– Скоро у нас начнется вечернее собрание, в нем участвуют старшие послушники и служители Храма. Но ты можешь поужинать вместе с нами. Идем?

Нела кивнула и прошла за женщиной на второй этаж.

– Я сестра Паола. А как твое имя?

– Я…, – Нела запнулась, желая назваться чужим именем, но вспомнила, что Пастор уже знает ее имя, – Конни. Меня зовут Конни.

В уже знакомом зале Нела увидела длинный стол, на который несли тарелки служительницы храма. Здесь же, у стены стояло еще несколько человек – Нела увидела среди них нескольких людей в обычной одежде, и почувствовала себя спокойнее.

В углу, у окна, она заметила курносого веснушчатого парня, ее ровесника, с ярко-зелеными дредами, которые явно контрастировали с его церковным длинным нарядом. На нем была пыльно-красная ряса, как у людей, которых Нела видела на портретах в этом же зале. Пройдя вслед за сестрой Паолой, Нела снова остановила взгляд на портрете мужчины, чье лицо еще в прошлый раз показалось ей знакомым. Но нет, память упорно отказывалась давать подсказки.

Сестра Паола перекинулась парой слов с проходящими мимо священниками в серых рясах, и повернулась к Неле:

– Поможешь мне накрыть на стол?

– Конечно, – с готовностью кивнула Нела.

Она прошла вслед за женщиной на кухню, здесь в теплом свете больших круглых светильников две женщины в серых длинных платьях и белых передниках разливали суп по тарелкам. Сестра Паола протянула Неле две деревянные чаши, наполненные фруктами, и Нела вернулась с ними к столу.

Возле стола она заметила двоих ребят чуть помладше ее – робкую девушку с длинными русыми волосами, в синей безразмерной футболке явно с чужого плеча и юбке, и такого же светловолосого парнишку в потертом черном свитере и джинсах. Те настороженно покосились на нее, когда Нела поставила на стол рядом с ними тарелку. Ей показалось, что девушка хотела что-то сказать, но промолчала.

Нела только сдержанно улыбнулась, стараясь соответствовать всеобщему приветливому настрою, и уже направилась обратно на кухню, но девушка неуверенно коснулась ее рукава:

– Привет…

– Привет, – повернулась к ней Нела.

Девушка переглянулась со своим другом – парень жадно смотрел на тарелку с фруктами и даже потянулся к ней, но девушка остановила его руку и снова обратилась к Неле:

– Подскажи, ты… давно здесь?

– Я…, – Нела замялась, но в этот момент увидела сестру Паолу и замолчала.

Женщина незаметно подошла и погладила парнишку по голове:

– Можешь взять, – она кивнула на тарелку с фруктами.

Сестра Паола приобняла Нелу за плечо и поманила за собой:

– Идем, нам нужно принести суп.

Спустя несколько минут все расселись за длинный стол, во главе которого сидел Пастор Джон Стоун. Свет приглушили – только по сторонам приглушенно горели несколько плоских настенных светильников, похожих на бабочек, разметавших по стенам свои крылья.

– Братья и сестры, – обратился Пастор к собравшимся за столом и поднял руки в молитвенном жесте, – Мы начинаем этот скромный ужин, вознося хвалу Создателю за все, что мы имеем, и обещая ему, как и самим себе, отблагодарить его тем, что есть в наших сердцах. Ведь мы отдаем в этот мир только то, что есть в нас самих, и чем больше наши сердца, тем больше мы можем отдать этому миру.

– Аминь, – разнеслось нестройным хором за столом, когда присутствующие так же подняли руки в ответном жесте.

Нела отметила, что за столом собралось человек пятьдесят или около того. Из них шестнадцать были одеты в обычную одежду, а остальные – в церковных нарядах: темно серых или бордовых, мужчины – в рясах, женщины – в длинных платьях. Только один из собравшихся был одет в пыльно-красное облачение: тот самый парень с зелеными дредами.

– Мы принимаем в наших рядах новых дорогих братьев и сестер, – продолжи Пастор, – Сестра Офелия и брат Луис только сегодня присоединились к нам, и мы рады предоставить им свой кров в этой обители.

Пастор ободряюще кивнул светловолосым ребятам, которые пытались заговорить с Нелой. Те робко улыбнулись в ответ.

– А также приветствуем сестру Конни, которая нашла покой в наших стенах.

Нела не сразу поняла, что последние слова обращены к ней. Она с благодарностью кивнула, все еще задаваясь вопросом, как Пастор узнал, каким именем она назвалась, ведь в прошлый раз он назвал ее полным именем.

– И наконец, поздравим нашего брата Джозефа с посвящением в чин Светлейшего Адепта. Пусть его путь вдохновляет нас в служении нашему Создателю и людям. Ведь через наши поступки мы доказываем Создателю свою любовь.

Парень с зелеными дредами склонил голову со смиренной полуулыбкой, опустив глаза.

– Аминь, – снова раздался хор голосов.

Наконец Пастор поднял кружку с чаем и кивнул:

– На этом радостном моменте приступим к ужину, братья и сестры!

Неоа взяла в руки ложку и вместе со всеми медленно принялась за еду, поглядывая на остальных. Овощной суп с капустой и фасолью казался непривычно пресным – Нела уже отвыкла от такой простой еды.

За время жизни с отцом она выучила почти наизусть меню всех лучших ресторанов с доставкой и привыкла питаться в кафе, либо по вечерам доставать из холодильника аккуратно упакованные блюда в герметичных контейнерах с красочными этикетками. И теперь этот незамысловатый ужин напомнил ей о временах, когда мать была жива – Рози никогда не имела большого рвения к готовке, но еще до начала проблем с отцом временами у нее случалось кулинарное вдохновение, и тогда Нела суетилась на кухне вместе с матерью, нарезая овощи и раскладывая кусочки рыбы для запекания. «Чтобы рыба была сочной, мызапекаем ее в фольге, – некстати вспомнила Нела слова матери, – Твой отец любит запеченную рыбу». «А почему папа в последнее время так часто ночует на работе?» – спрашивала двенадцатилетняя Нела. «Папа скоро получит повышение, – радостно улыбалась мать, поливая рыбу сметанным соусом, – Ты можешь им гордиться. Твой отец делает намного больше, чем говорит. И когда все будет решено, мы первыми об этом узнаем».

Нела прикрыла глаза, возвращаясь в реальность, и придвинула к себе тарелку с кашей и рыбной котлетой.

Аппетит пропал, когда в памяти всплыла другая сцена, через пол года после того разговора – как Нела выбрасывала из холодильника испорченные продукты после уже очередного запоя матери. А Рози, с растрепанными волосами, стояла в дверях кухни в халате поверх нижнего белья со стаканом воды в руке, и только качала головой: «Милая, оставь это, я вызову домработницу».

Нела тряхнула головой, снова отбрасывая воспоминания. Она все же съела кашу с котлетой, чтобы не обижать этих милых людей.

И все же этот тихий вечерний ужин давал ей какое-то странное умиротворение, даже несмотря на то, что все эти разговоры о Боге и религиозные беседы были от нее достаточно далеки. Но, может быть, именно здесь она и вправду сможет найти покой и спрятаться, хотя бы ненадолго, чтобы посмотреть на жизнь издали и понять, что делать ей дальше? И наконец избавиться от ощущения, что в ее собственной жизни ей нигде нет места.

Теплый и мягкий свет ламп наполнял помещение уютом. Нела задумчиво скользила взглядом по лицам собравшихся, и ей было спокойно от того, что никто из этих людей не знает ничего о ней. По крайне мере, Неле хотелось в это верить.

Наконец голос Пастора прервал молчание за столом:

– Мы заканчиваем наш ужин с благодарностью, и по традиции сегодня каждый из нас расскажет о том, какие благие дела в эту неделю мы совершили во славу нашего Создателя. Итак, как всегда, начну я, – Пастор окинул взглядом собравшихся с благожелательной улыбкой, – Я возношу хвалу Господу за то, что мы дали кров и приют еще нескольким членам нашей обители. И пусть каждая спасенная душа больше не познает несправедливостей этого мира.

Слово взяла сестра Мэриетт, она с деликатной улыбкой скользнула взглядом по окружающим:

– В эту благую неделю мне удалось организовать поездку в детский приют имени Святого Маркуса, и я счастлива, что души этих детей окажутся под сенью Всевышнего.

Заканчивая свою речь, сестра Мэриетт погладила по голове светловолосого парнишку – кажется, его звали Луис – и ободряюще кивнула:

– Не бойся, милый. Вспомни любой добрый поступок за последнее время, и расскажи.

Нела на несколько долгих секун увидела замешательство у него в глазах, и наконец он с сомнением вздохнул:

– Несколько дней назад мы с сестрой нашли голубя в парке… У него было сломано крыло. Мы принесли его домой, и…., – парнишка опустил голову, закусив губу, и замолчал.

Его сестра, Офелия, вздохнула и закончила:

– … И после этого наша мачеха и отчим выгнали нас.

Пастор наклонил голову:

– Доброе намерение – это тоже благое дело. Но чувствуя несправедливость, нужно помнить, что последнее слово всегда остается за Всевышним.

Офелия пожала плечами:

– Мы думали, они выгонят нас еще пару месяцев назад. Мы никогда не знали своего отца. А год назад мать привела отчима… Она думала, что нам станет легче. Но… стало еще хуже. А несколько месяцев назад мать пропала… Отчим ничего не говорил о ней. Мы надеялись, что она вернется…, – девочка шмыгнула носом, часто моргая, – Но когда отчим привел другую женщину, мы поняли, что…

Ее брат с обидой проговорил:

– Они сразу сказали, что не станут с нами возиться. Может, им просто нужен был повод выгнать нас…

Сестра Мэриетт приобняла его за плечо:

– Теперь это все закончилось. И помните, если ваша мать была достойным человеком, Всевышний не оставит ее. Давайте продолжим, – она кивнула сидящему рядом послушнику.

Нела слушала в задумчивости, как один за другим эти люди рассказывают о посещении домов престарелых и хосписов, о работе в заповедниках и даже о волонтерстве в частных приютах для животных.

На душе у Нелы становилось тепло, и Нела сама не заметила, как радостная улыбка проявилась у нее не лице от мысли о том, сколько хорошего, оказывается, может сделать человек. Может быть, у этого мира и правда есть надежда, пока остаются люди, готовые бескорыстно заботиться о других? Ее размышления прервал голос сестры Паолы:

– Сестра Конни? Теперь твоя очередь. Не бойся.

Нела встрепенулась, сглотнув, и уставилась на сестру Паолу. Только сейчас до нее дошло, что ей тоже придется говорить.

– Просто вспомни что-нибудь хорошее. Чем ты можешь гордиться…

Нела лихорадочно огляделась по сторонам. Взгляды всех сидящих за столом были устремлены на нее.

– Ну, я…, – пробормотала Нела, прерывая молчание, – Не то, чтобы мне есть, чем гордиться…

Чувствуя нарастающую панику и пустоту в голове, она закусила губу. Но тут раздался тихий успокаивающий голос Пастора:

– Скромность – большая добродетель, сестра. Но признавая свои благие дела, мы уверяемся в своей способности служить Всевышнему. Поэтому не нужно стесняться. Любая малость имеет значение.

Нела сделала глубокий вдох, пытаясь собраться с мыслями. Секунды шли одна другой, и тишина звенела как натянутая струна. Кевин и Энтони, которые сейчас отправляются в колонию, остальные ее друзья, которые сосланы невесть куда… Луддиты, которые хоть и были преступниками, но именно из-за нее погибли… И медсестра Клэр Томас, которой Нела обеспечила проблемы из-за своей глупой, неуместной ревности…

– Вы сказали, что доброе намерение – это тоже благое дело…, – выдохнула Нела, слыша громкий стук своего сердца, – Вот только одних намерений никогда не достаточно. Благими намерениями вымощена дорога… куда? Вы лучше знаете, Пастор.

С этими словами Нела вскочила из-за стола и, ни на кого не глядя, бросилась к выходу. Быстро спускаясь по деревянной лестнице, она едва не упала, но взяла себя в руки и все тяжело дыша направилась к двери на улицу. Благо, на первом этаже никого не было, а Нела была готова себя убить за то, что пришла сюда – как можно было подумать, что здесь есть ей место?

Но уже у самой двери она услышала шаги за спиной и затем голос Пастора:

– Постой, Корнелия.

Нела медленно повернулась, не поднимая головы:

– Извините… Мне не нужно было приходить.

Пастор понимающе покачал головой:

– Ты пришла сюда в поисках успокоения. И если ты сейчас уйдешь, то так и не найдешь его, – Пастор сделал шаг вперед, видя сомнения Нелы, и тронул ее за плечо, – Нелегко говорить при всех. Я слышал много историй, и теперь хочу послушать твою.

***

Пастор провел Нелу обратно на второй этаж, но в этот раз по другой лестнице, в конце коридора. Нела только неуверенно оглядывалась по сторонам, все еще ругая себя за несдержанность.

В большом молитвенном зале было тихо и темно, только теплый свет лампад сочился по стенам между арочных окон, за которыми в холодной ночи сияли городские огни. Все это казалось безумно далеким отсюда. В глубине зала у алтаря горели свечи, потрескивая и отбрасывая свет на большие деревянные кресты, расположенные симметрично справа и слева от амвона в центре зала.

В этом полумраке Пастор провел Нелу к одой из скамей, стоящих длинными рядами по обеим сторонам зала. Нела опустилась на скамью, все еще находясь в замешательстве.

– Ты сказала очень важные слова, – проговорил Пастор спустя пару долгих секунд, садясь рядом с ней, – Одного намерения никогда не достаточно. Но с намерения начинается все. Оно отражает истинные помыслы души…

– И что? – мотнула головой Нела, избегая смотреть на него, – Если на намерении все и заканчивается? В лучшем случае. А в худшем…

– Мы никогда не предугадаем всех последствий, – Пастор вздохнул и повернулся к Неле, которая все еще смотрела на свои колени, – Но если тебе нечего стыдиться в своих намерениях, то не стоит терзать себя уже свершившимся.

– Я думаю, Пастор, нам всегда есть чего стыдиться, – Нела наконец подняла лицо и встретилась глазами с Пастором, – Вы же знаете, кто я, правда?

– Правда, – кивнул Пастор, – Так расскажи, Корнелия, чего ты стыдишься?

Несколько мгновений Нела вслушивалась в тишину пустого зала и молчание Пастора, и в какой-то момент ей показалось, будто она здесь одна – во всем зале, или во всем здании, или где бы то ни было… И тогда Нела сама не заметила, как слова полились рекой:

– Из-за меня умерла моя мать. Из-за меня она не могла уйти. Но даже если прямой моей вины в этом нет… Я – дочь своего отца. Разве я могу жить, закрыв глаза? Я – часть своего отца, его плоть и кровь. И если он играет в Бога, распоряжаясь жизнями, то что должна делать я? Я не могу быть не при чем. Я могу либо примкнуть к нему, либо… ему помешать. Стоять в стороне – значит быть на его стороне.

– Каждый будет умирать за свое собственное беззаконие, – сказал Пастор, помолчав.

Нела дернула головой:

– Да… И за это тоже. Но вы думаете, я невиновна? Та история с трансляцией – вы думаете, что это все? Вы не знаете…

– Расскажи, мое дитя, и тебе станет легче.

– По моей вине… тоже погибли люди, – эти слова дались Неле с трудом, хотя она уже не могла держать их в себе, – Они были террористами. Но это не оправдывает меня. Я только хотела… Хотела найти тех, кто может все исправить. Но я всегда ошибаюсь. Я только и делаю, что ошибаюсь…

Пастор ничего не ответил, и Нела продолжила:

– …Но я не могла не делать этого. Только так я… могла бы оправдать свое существование.

– Дитя мое, мы приходим в этот мир не по своей воле, и наша жизнь – единственное, что нам принадлежит, – наконец ответил Пастор, – Тебе не за что оправдываться.

Нела горько усмехнулась:

– Не правда… Пастор. Вы правда считаете, что наша жизнь принадлежит только нам? Тогда почему я дала обещание спасти жизнь того парня в Лаборатории… Испытуемого… Кому принадлежит его жизнь? Кто сейчас в ответе за нее? Мой отец? Или я, которая обещала его спасти? – Нела отвернулась, пытаясь скрыть влагу в глазах, – Обещала… И… И посмотрите на меня… Кого я могу спасти?

– Я клялся языком, ум мой не клялся… Это слова Цицерона, – задумчиво проговорил пастор, пожевав губами, – Не знаю, чем клялась ты, моя дорогая, но скажу одно – хоть слова назад и не вернешь, но никогда не поздно попросить прощения. Способность к раскаянию делает нас живыми существами. Наш разум помогает нам осознать свои ошибки, а сердце – исцелить душу покаянием.

Нела промолчала, и Пастор долгое время ничего не говорил, в задумчивости глядя вперед. А когда он обратил взгляд на Нелу, та неуверенно спросила:

– Может быть… Я тоже могла бы поучаствовать в вашей… благотворительности?

Пастор кивнул, будто ожидал этих слов:

– Разумеется. Каждый может сделать этот мир чуточку лучше, даже если не сразу находит пути для этого.

***

Нела вернулась домой поздно. Темнота осеннего вечера в этот раз даже пахла как-то по-особенному – сыростью осенних листьев и свежим речным бризом. В тумане огни фонарей на улице, как светлячки над водой, мигали успокаивающе, уходя далеко вперед светящимся коридором, будто нагромождения домов расступились и обозначили узкий и извилистый, но путь к горизонту.

Нела вернулась пешком. После разговора с Пастором она была так поглощена чувством странной пронизывающей до костей откровенности, что не сразу обратила внимание на тихие голоса дома, в зале. Подойдя к двери, она не сразу поняла, что они ей напомнили. Голос Корнелия звучал так мягко, что Нела даже не сразу узнала его. А когда узнала, в груди защемило от потаенных в далеком прошлом воспоминаний. Она уже и не помнила, когда отец так же нежно и по-семейному беседовал с матерью. Казалось, что это было в прошлой жизни.

Нела остановилась у приоткрытой двери. На диване сидел Корнелий, обнимая миссис Робертсон, которая покачивала в руке бокал вина. Корнелий мягко гладил ее по волосам. Услышав шаги Нелы, они повернулись.

– Привет, Нела, – улыбнулась миссис Робертсон.

Корнелий только бросил:

– Мы заказали на ужин роллы, тебе тоже оставили на кухне.

– Спасибо, я уже поужинала… с друзьями, – кивнула Нела.

– С одноклассниками? – уточнил отец с легкой заинтересованностью.

– К счастью, не с ними, – бросила Нела, проходя к себе в комнату.

Она все еще была захвачена разговором с Пастором, и поэтому даже не стала придавать особого значения неожиданному визиту миссис Робертсон. В конце концов, отец тоже имеет право на счастье. А его отношения с миссис Робертсон давно не были секретом.

Нела наливала себе чай, когда на кухню вошла миссис Робертсон. Ее бежевое платье до колен удивительно контрастировало с привычным рабочим халатом и костюмом. Женщина была без очков, темные волосы, уложенные локонами, она пыталась заправить за ухо, будто этот женственный образ ей самой был непривычен. Нела с грустью отметила, что в таком виде миссис Робертсон слишком похожа на мать. В тот период, когда мать еще не начала злоупотреблять.

– Как у тебя дела в школе? – женщина приветливо подала Неле сахарницу, за которой та потянулась на полку.

Этот вопрос казался неожиданным.

– Нормально, – Нела пожала плечами и, помолчав, добавила, – Скоро промежуточные экзамены.

Миссис Робертсон с улыбкой кивнула. Нела неуверенно закусила губу, покосившись на дверь, и отошла к окну. Сейчас ей почему-то не хотелось, чтобы сюда вошел отец.

– М…Миссис Робертсон, я хотела спросить… Можно ли мне увидеться с… одним из…, -

она замялась, не решаясь вслух произнести это слово, – С одним из Испытуемых?

Улыбка пропала с лица миссис Робертсон, и женщина нахмурилась:

– Нела, зачем тебе это?

Слова давались с таким трудом, словно каждая буква весила не меньше тонны.

– Я… Говорила с ним. Один раз… Его зовут Джастин. Если вы помните…, – Нела опустила лицо, теребя пальцами рукав своей футболки, – И я… хотела… хотела… извиниться.

– За что тебе перед ним извиняться, дорогая? – миссис Робертсон сделала шаг вперед, внимательно заглядывая Неле в лицо.

Нела помотала головой, сердце будто хотело пробить грудную клетку.

– Я… пообещала ему кое-что…, – Неле старалась, чтобы ее голос звучал твердо, но ей едва удавалось сдержать слезы, – Что я не могу выполнить.

Миссис Робертсон приблизилась к ней и осторожно коснулась ее плеча:

– Присядь…, – лицо женщины было напряженным, будто она уже готова была отказать, но спустя несколько секунд молчания оно смягчилось, – И что же ты ему пообещала?

– Я пообещала спасти его…

С этими словами всхлип вырвался из груди Нелы и она зажмурилась, снова опасливо покосившись на дверь. Миссис Робертсон покачала головой, словно сдерживая тысячу слов, затем подошла к двери и осторожно закрыла ее.

– Нела, послушай, – миссис Робертсон медленно присела рядом на диван, – Тебе вообще не стоило говорить с ним. И тебе не нужно извиняться за эти слова, сказанные по глупости. Лучше всего будет… просто забыть об этом. Возможно, я даже смогу убедить твоего отца больше не отправлять тебя в Лабораторию. Честно сказать, я с самого начала считала это неудачной идеей.

Она вздохнула подперев подбородок рукой и обеспокоенно глядя на Нелу.

– Миссис Робертсон… Пожалуйста, – Нела подняла голову с отчаянием, – Вы всегда пытались меня убедить, что есть вещи, которые мне не по зубам. И вы, и мой отец… Допустим, вы правы. Я не должна была давать обещаний, но позвольте мне… Хотя бы объясниться перед ним. Это будет честно. Ради меня…

Женщина задумчиво потерла воротник платья, ослабляя его, будто он мешал дышать, и затем уклончиво пожала плечами:

– Я попробую решить этот вопрос. Нужно это обсудить. Пока ничего не обещаю, но попробую устроить вам встречу. Нела, но даже если получится, вы сможете поговорить только через стекло. Ты же понимаешь…

– Конечно. Спасибо, – с благодарностью кивнула Нела.

Она уже поняла, что избегать обещаний – проще, чем держать слово.

***

Максимиллиан вернулся в Лабораторию, когда там было уже практически пусто. Он сам не знал, зачем пришел сюда так поздно. Не было никаких причин возвращаться именно сейчас – на ночь в Лаборатории оставался только дежурный персонал. Пустые коридоры встретили его едва мигающими лампами. Максимиллиан поморщился – приглушенный голубоватый свет раздражал его. Хотя, конечно, он понимал, что дело не в свете. Вся эта неразбериха с дочерью Корнелия раздражала его намного больше. Максимиллиан тихо прошел в кабинет – ему не хотелось сейчас встречать даже дежурных санитаров, – и уселся в массажное кресло, откинувшись назад и закрыв глаза, включил самый медленный режим. Нашел где расслабляться.

После инцидента с Луддитами Нела больше ничего не предпринимала (случай с коробкой медсестры не в счет), и у Максимиллиана впервые появилось неприятное ощущение непредсказуемости происходящего. До этого девчонка кричала, что ненавидит его, спорила и доказывала ему свои наивные теории. Это было забавно и ожидаемо. А теперь она просто ускользала, и это почему-то стало уже не весело. Максимиллиан прокрутил в памяти последние события.

Миссис Робертсон пыталась устроить для Нелы встречу с Испытуемым и обсуждала это с Корнелием, и с ним, Максимиллианом. Конечно же, Корнелий отказал. После их разговора при первом визите Нелы в Лабораторию Максимиллиан думал, что это было случайностью, парой фраз, брошенных в коридоре при ненамеренной встрече. А потом тот портрет, найденный у Испытуемого – тоже можно было не придавать значения, но теперь Нела просит о встрече с ним.

Конечно, ей не удастся вытащить отсюда кого бы то ни было. Но почему именно он? Джастин Саммерс… С чего бы ему, Максимиллиану, запоминать имя очередного безымянного Испытуемого? Ах, да, ведь Нела же почему-то посчитала его особенным, раз просила о встрече именно с ним. Максимиллиан снова почувствовал прилив раздражения при мысли об том парне. Это ему не нравилось. Максимиллиан привык держать эмоции под контролем, а сейчас такая ерунда готова нарушить его океан спокойствия. Конечно, это не выведет его из себя, но все равно – мелочь, а неприятно.

Максимиллиан резко поднялся с кресла. Неплохо бы и ему узнать, что же особенного в этом Джастине Саммерсе. И, наконец, поставить его на место. Потому что сейчас – самое время.

***

Джастин покрутил в руках блокнот с лазерным карандашом, которые ему удалось выпросить у медсестры. Передавая ему блокнот, Медсестра убедилась, что карандаш с мягким кончиком, а блокнот не имеет острого крепления и сделан из мягкой бумаги, которой Джастин не сможет нанести вред себе или санитарам. И оба предмета были закреплены на прочной цепочке у стола. Это все было настолько нелепо, что у Джастина не осталось желания возмущаться этому даже мысленно, и он просто был рад, что теперь ему есть чем занять себя долгими вечерами, когда заснуть не помогают даже транквилизаторы. В какой-то момент все отошло на второй план. Но на этот раз он не чувствовал равнодушия и безразличия. Наверное, это было странно – в его положении писать стихи и думать о том, как передать их Неле. Но она должна прочитать это стихотворение, независимо от того, удастся ли ей спасти его. Даже если он скоро погибнет, он должен успеть передать ей этот блокнот. В конце концов, может, смысл не в том, сколько ты проживешь, а в том, чем будет наполнена твоя жизнь? Теперь Джастин мог с уверенностью сказать, что последние дни были наполнены тем немыслимым ощущением бесконечной свободы, которое можно ощутить, только когда ты лишен этой свободы, ярко-голубым небом, бескрайними полями и цветущими жизнью травами, золотыми лучами в зелено-голубых глазах, похожих на морские волны… Она восхищала его той свободолюбивой волей, искренностью и упрямством, той целеустремленностью и непримиримостью ко всему несправедливому, которой Джастину всегда недоставало.

Джастин прикрыл глаза и почувствовал, что все еще улыбается своим мыслям. Это было прекрасно. Приглушенный свет в коридоре едва заметно мигал. Джастин перевернул блокнот и подошел к стеклянной двери. Пустота и тишина, все остальные Испытуемые давно спят. Часы в коридоре показывают половину первого. Длинный коридор заканчивается пульсирующей темнотой. Интересно, о чем думают другие Испытуемые перед сном? О скорой смерти или о своем прошлом? Или ни о чем? Транквилизаторы, похоже, действуют на всех, кроме него. Это хорошо. Ведь именно сейчас он ни за то не отдал бы это новое ощущение, которое совершенно парадоксальным образом наполняло его светлой радостью и тем ощущением гармонии, которое некоторые ищут всю жизнь. А он нашел его именно сейчас, встретив Нелу – парадоксально… Джастин еще какое-то время постоял у двери, всматриваясь в бархатный полумрак коридора. Завтра будет новый день. И однажды Нела придет – он знал это. От этой мысли словно что-то большое и теплое улыбнулось внутри него, и сам Джастин тоже слегка улыбнулся.

Он отошел от двери и погасил ночник, отсек тоже погрузился в бархатный полумрак. Джастин сложил на стул белый костюм лаборатории и залез под одеяло, приготовившись заснуть.

Но буквально спустя мгновение он услышал шаги в коридоре. В ночной тишине они казались оглушительными. Это было странно, потому что раньше по ночам сюда никто не приходил. И, что страшнее, Джастин помнил эти шаги. Он замер. Как тогда.

В полумраке коридора показался темный силуэт, остановившийся напротив его двери. Затем прозвучал тихий щелчок открывшегося замка.

– Вставай.

Вошедший даже не включил свет. Он стоял в темном дверном проеме, не двигаясь. Он знал, что Джастин не спит.

Джастин медленно поднялся.

– Одевайся и иди за мной.

– Зачем? – тихо спросил Джастин, все еще не видя лица вошедшего.

– Это мы посмотрим.

Голос вошедшего был тихим и как будто даже мягким, бархатным. Но в нем таилась угроза, и Джастин чувствовал ее. Он хотел бы попросить вошедшего отвернуться, но не осмелился. Джастин даже не знал, смотрит ли тот на него – лицо вошедшего было скрыто в тени. Джастин поспешно и неуклюже оделся в свой белый костюм-пижаму. Незнакомец удовлетворенно кивнул и проследил, чтобы Джастин вышел из отсека, затем закрыл его и коротко бросил:

– Иди вперед.

Джастину хватило мимолетного взгляда, чтобы узнать в нем офицера, который несколько дней назад засек его робкую попытку побега – точнее, убедиться, ведь он уже узнал его шаги. Сейчас офицер был не в своей официальной форме, а в обычных брюках и черной рубашке, но от этого почему-то он выглядел еще опаснее. Кажется, одна из медсестер мимоходом упоминала его – этого офицера зовут Максимиллиан. Джастин неуверенно обернулся – и тут же встретился с ним взглядом. Он не сводил с него взгляда – холодного и внимательного, пробирающего до костей.

Они в молчании дошли до лифта и поднялись на этаж выше. Здесь Джастин еще не был – и не хотел быть, тем более, не с этим человеком, не в час ночи. Офицер впустил его в свой кабинет и запер дверь изнутри.

***

Максимиллиан отошел к окну и опустил жалюзи. Конечно, ему скрываться не от кого, но все равно… Некоторые вещи должны происходить только в закрытой обстановке. Он повернулся и окинул взглядом парня, остановившегося у двери. Худой, пытающийся скрыть свой страх, он словно боялся сделать шаг от двери. Неужели он все еще надеется на побег? Максимиллиану стало смешно от того, что такое нелепое существо могло вызвать у него раздражение. Но не просто же так он привел сюда этого Джастина Саммерса…

– Проходи, – бросил он. – Не бойся.

– Я не боюсь.

Эти слова прозвучали робко, но в голосе чувствовалось сопротивление.

– Это правильно, что не боишься, – сказал Максимиллиан. – Какой смысл бояться того, что все равно произойдет. Правда?

Парень в ответ то ли пожал плечами, то ли попытался скрыть дрожь. Он казался призраком в этих белых одеждах – бледный, светловолосый, с тонкими чертами лица и дымчатым, почти прозрачным взглядом. То ли врачи и правда увеличили дозу транквилизатора, то ли он просто слишком скучный.

– Джастин Саммерс… Расскажи, как тебе здесь? – снова обратился к нему Максимиллиан.

Он попытался скрыть насмешку в голосе, но, похоже ему не удалось.

Джастин вскинул голову и на миг Максимиллиан снова встретился с ним взглядом. Возмущение – какая прелесть.

– Почему вы спрашиваете?

Максимиллиан поднял одну бровь и открыто улыбнулся:

– Ну как же. Мне нужно знать, все ли устраивает наших испытуемых. Может быть, есть пожелания…

Он замолчал, ожидая реакции. Джастин еще секунду смотрел на него исподлобья, затем отвел взгляд.

– Меня все устраивает.

Максимиллиан поморщился. Этот испуганный парень был слишком пресным.

– Это очень хорошо, – проговорил он. – Хорошо, когда человек доволен своей судьбой. Правда?

Теперь Джастин смотрел на него прямо, не отводя взгляд.

– Не знаю. Не думаю, что это имеет значение.

Его голос был спокойным, но Максимиллиан почувствовал первые нотки протеста.

– Это правда, – улыбнулся он. – Хотя… Это довольно-таки печально.

Максимиллиан поймал робкий вопросительный взгляд Джастина и продолжил, как-то более задумчиво:

– То, что такие вещи не имеют значения. Для вас.

Он в упор посмотрел на Джастина несколько секунд, оценивая реакцию. Затем отвернулся и достал пачку сигарет «Парламент», медленно достал одну. Из кармана брюк вытащил массивную металлическую зажигалку и не спеша закурил, словно все еще ожидая какого-то ответа. Через тонкую струйку дыма он наблюдал за тем, как Джастин смотрит на него, не отводя взгляда, будто слова с трудом пытаются вырваться у него наружу, сквозь пелену страха, транквилизаторов и всего остального, что Максимиллиану так хотелось вытащить из него наружу.

– Для нас? – тихо спросил Джастин.

– Ну да, для всех вас. Для таких как ты, – негромко пояснил Максимиллиан, – Не только здесь, в Лаборатории. Ты же понимаешь, о чем я.

– Вы думаете… Для нас… наша судьба не имеет значения? – проговорил Джастин, не отводя взгляда от непроницаемого лица офицера.

– Ты же сам только что сказал это, – усмехнулся Максимиллиан, будто нехотя подтягивая пальцами пепельницу с другого конца стола.

Джастин молчал несколько мгновений, застыв, будто статуя. Но Максимиллиан видел, как участилось его дыхание, и грудная клетка вздымалась под белыми свободными одеждами.

– Это для вас наша жизнь не важна, – наконец сказал Джастин, голос его звучал еще тише и как-то глухо.

Максимиллин поднял брови, задумчиво глядя на серебристые узоры по краям металлической пепельницы.

– Это уже следствие, – проговорил он, – Если ты не распоряжаешься своей жизнью, ею распорядятся другие. Ты не согласен с этим?

Джастин сглотнул. Ему хотелось сдвинуться с места, но он не мог, будто его тело налилось гипсом.

– Нет, – сказал он, – Мне не позволили. Скажите тогда, какой у меня был выбор?

Максимиллиан снова оценивающе смерил его взглядом – будто прикидывал, на что еще потянул бы этот парень, стоящий перед ним.

– Я скажу тебе так, – наконец проговорил он, – Выбор был у твоих родителей. И у их родителей – тогда, когда вводили чипирование во время кризиса. Не говори, что вы не понимали, для чего это. Тогда, когда был принят закон о приоритетной автоматизации, которая разом лишила бы работы большинство из вас. Тогда, когда вас загнали в стойло, как скот, а вы лишь молчали, веря, что каждому найдется хорошее место в новом мире. Вот тебе и нашлось, да?

Максимиллиан задержал на нем взгляд, затем моргнул, отвел глаза и затянулся, легкая улыбка скользнула по его губам и исчезла, будто бы Максимиллину самому было немного грустно от своих слов.

– А что касается лично тебя, – продолжил он, – Пожалуй, я расскажу тебе свою историю. Когда я был чуть младше тебя, я не мог и рассчитывать на поступление в военную академию. Не в той семье родился, как говорят. Я пробирался через охранную систему во двор академии, где проходили подготовительные курсы для поступающих и наблюдал за ними. Я выбрал самого сильного из этих ребят. Он стал моим… шансом. Я следил за каждым его шагом, стал его тенью. И однажды, в одном из темных переулков на окраине, куда обычно не забредают детки из благополучных семей, я нашел то, что искал. То, что могло угробить его будущее и карьеру его родителей. Это так весело, когда сын главного министра по борьбе с наркотиками покупает в подворотне экстази… Я предупредил его, чтобы он был благоразумным и не просил помощи отца. Вероятно, если бы он ее попросил, я попал бы не в военную академию, а в место не столь приятное. Но он, конечно, предпочел решить свои проблемы сам – единственное, за что его можно уважать. Вот только ему пришлось проиграть мне, причем публично и позорно. Видимо, он слишком боялся отца, а может, просто не очень-то хотел быть военным. Конечно, меня приняли в военную академию не только благодаря нашему нелепому сражению – у меня были еще и хорошие баллы при поступлении, но только их было бы недостаточно. Короче говоря, я знал, что мне нужно, и…, – Максимиллиан на пару мгновений замолчал, будто забыл, зачем говорил, но затем продолжил немного тише, – Был готов рисковать ради этого. Вот и все.

Джастин все так же стоял перед ним, переминаясь с ноги на ногу, и глядя в пол. Максимиллиан поднял брови:

– А что насчет тебя? Чем ты рисковал, чтобы самому выбрать свою судьбу? – он медленно закурил вторую сигарету и, не дождавшись ответа, поморщился, – Черт… Даже те бомжата, которые прячутся по подворотням, заслуживают большего уважения, чем ты.

Джастин помолчал, но его грудь вздымалась все сильнее. Наконец он сказал:

– А чем я должен был рисковать, чтобы просто жить? Разве цивилизованное общество не гарантирует хотя бы… право на жизнь?

– И кто-то должен создать для тебя то общество, в котором ты хотел бы жить? – Максимиллиан рассмеялся, отбросив на стол пачку «Парламента», – Вот смотри. Если ты работаешь и можешь себя обеспечить – ты нужен обществу. Если у тебя есть семья, которая над тобой трясется – ты нужен им. А ты? Ты не нужен никому. Тебя никто не ищет. Ни навыков, ни пользы, ни ума. Так кто должен был о тебе позаботиться, жалкое создание? Ты даже не сподобился убраться из дома, когда померла твоя мать. Сидел там и ждал непонятно чего… Вот и дождался.

Максимиллиан скривился и затушил сигарету, краем глаза наблюдая, как Джастин приближается к его столу. Когда Джастин схватил пепельницу и попытался замахнуться, Максимиллиан быстро перехватил его руку и прижал к столу. Пепельница с громким стуком упала на пол.

– Вы не смеете…, – почти выкрикнул Джастин в бессильной злости, насколько хватало дыхания, – Моя мать заботилась обо мне! Вы воспользовались ее смертью, я ничего не успел… Я только закончил школу, кто знает, кем я мог бы стать! Это вы все забрали!

– Кем ты мог стать, тупое существо? – Максимиллиан поднялся с кресла, все еще прижимая руку Джастина к столу, так, что тот морщился от боли, – Здесь и сейчас ты ничего из себя не представляешь. Смирись с этим.

Он наконец отпустил руку Джастина, и тот отшатнулся, все еще тяжело дыша. Его взгляд метался по кабинету в отчаянии. Максимиллиан медленно подошел к нему и взял за подбородок:

– По твоим глазам я вижу, что ты все еще надеешься на спасение. Дай угадаю, тешишь себя мечтой, что некая девчонка придет за тобой? – он снова рассмеялся, увидев, как загорелись глаза Джастина, – Даже ты не должен быть так наивен. Пускай она развлекается своими иллюзиями, будто кого-то спасает, пока на самом деле спасают ее. А вот ты…

Максимиллиан презрительно окинул взглядом Джастина с головы до ног, и затем дернул за молнию на его белой рубашке с порядковым номером:

– Ты жалкое тело, которое принадлежит Корпорации. Знаешь… давай, сними этот дурацкий наряд. Тебе же он надоел, правда? – Максимиллиан насмешливо схватил парня за подбородок, – Давай, сними его.

– Что… Нет! – задыхаясь от гнева, Джастин бросился к двери, пытаясь застегнуть молнию.

Уже у двери он дернул за ручку, и еще раз, пока не понял, что выйти он не сможет. Не отрывая взгляда от приближающейся фигуры, он схватил первое, что попалось под руку – металлическую урну с пола, и замахнулся, защищаясь.

– Дурачок, ты забыл про это, – Максимиллиан хмыкнул, кивая на его ошейник, и продемонстрировал свой браслет.

Одно нажатие кнопки – и Джастин скорчился у двери от удара током, урна выкатилась у него из рук, а Максимиллиан не торопясь подошел и присел на корточки рядом с ним:

– Ну что? Хочешь еще помучиться, или перейдем к делу?

Пока Джастин пытался вернуть себе контроль над телом, холодные руки Максимиллиана ощупывали его грудь и бока, а затем резко схватили за пояс его штанов. Джастин попытался позвать на помощь, но его шея уже была придавлена к полу и из горла вырвался только хрип. Краем глаза он видел, как Максимиллиан другой рукой расстегивает свою ширинку со словами:

– И запомни, твое тело принадлежит этому месту, в том числе и мне. И я могу воспользоваться им, когда захочу, – он схватил его бедра и притянул, приподнимая их, другой рукой заломив запястья Джастина за спину, – Когда захочу. Как и всем, что мне принадлежит.

Глава 11

Начало ноября выдалось непростым – Неле на полторы недели пришлось забыть о походе в Храм, и даже в Лабораторию отец ее не отправлял, потому что в школе пришло время промежуточных тестов. И как Нела ни старалась абстрагироваться от школы, сейчас ей даже хотелось подготовиться и показать приличный результат.

Она уже выбросила из головы тот нелепый конфликт с Кларк, да и с остальными одноклассниками почти не общалась, как и в последние пару лет. Сейчас все были настолько заняты учебой, что до нее никому не было особого дела.

Утром очередного вторника Нела сидела на кухне, поджав ноги на мягком диванчике, с чашкой кофе. Она углубилась в электронный учебник по химии, покусывая тосты, когда в дверях показался отец. Он был уже в костюме, готовился уходить, но задержал взгляд на Неле:

– Как экзамены? Справляешься?

Нела пожала плечами, все еще глядя в планшет:

– Более-менее.

Отец ничего не ответил, и Нела подняла голову:

– Учителя же присылают результаты. Ты смотрел?

На лице отца промелькнула тень улыбки:

– Смотрел.

– Ну вот. Не все так плохо, как ты думал, – пробормотала Нела, вздохнув.

Нела ожидала, что тот скажет – мол, ты могла бы и лучше, но отец кивнул, все еще сосредоточенно глядя на нее, и его улыбка стала удовлетворенной:

– Ты молодец. Нела… Ты в любом случае молодец, – отец сказал это с какой-то странной теплотой, которую Нела отвыкла слышать в его голосе, и тут же пояснил, – Что взялась за учебу.

Нела на секунду замерла и кивнула в ответ, положив на стол планшет с открытым учебником химии на странице с формулами. Отец бросил короткий взгляд на учебник, забрал со стола свою пачку сигарет и уже на выходе похлопал Нелу по плечу:

– Только не опоздай. Машина Рэя уже ждет тебя.

***

Поздним утром, около одиннадцати часов дня, тяжелые металлические двери тюремной ограды с шумом раздвинулись. Герберт Патерсон быстро кивнул охраннику и, не оглядываясь, вышел на залитый солнцем проспект, прищурившись от непривычно яркого солнца после нескольких недель, проведенных в следственном изоляторе. Он зажал под мышкой пиджак и, направляясь к ближайшему такси, на ходу вытащил телефон из сумки. Герберт, мрачно поджав губы, прослушал гудки, пока в трубке не раздалось раздражающее «Абонент не отвечает».

Беспилотное такси с легким свистом тронулось с места, когда Герберт ввел домашний адрес и тюремные ворота остались позади. Вздох облегчения вырвался из его груди все же слишком тяжело. Герберт нервно провел рукой по посеребренным сединой волосам и снова набрал номер, но результат был тот же.

Такси ехало не дольше, чем обычно, но сейчас каждая минута тянулась так, будто время возненавидело его.

Пустая квартира встретила Герберта Патерсона ноябрьским холодом из приоткрытого окна – в день его задержания еще было тепло, и окно явно не закрывали с того самого дня. Ветер будто нехотя трепал тяжелые шторы и гонял по полу какие-то уже не нужные документы и обертки от продуктов – если бы здесь кто-то был за это время, то попытался бы навести хоть минимальный порядок после обыска.

– Джозеф? – безнадежно позвал Герберт, обходя квартиру, и снова доставая телефон, – Джозеф, я дома!

Снова слушая гудки телефона, Герберт захлопнул окно и выругался, а затем стал звонить – звонить матери в Денвер (которая только завалила его сотней вопросов, так и не ответив на главный), и двоюродной сестре в Австралию (которая взяла трубку с третьего раза, и в итоге обвинила в том, что он не купил билет Джозефу заранее). Знакомые и друзья (которых у Герберта с недавних пор стало заметно меньше) тоже отвечали в отстраненном неведении.

Снова выругавшись, Герберт обзвонил полицию (общение с которой уже стояло у него поперек горла) и государственные приюты (где в голосе каждого сотрудника Герберт чувствовал фальшь), но на главный вопрос они все же отвечали искренне – о Джозефе никто из них не знал.

***

– Ладно, долго еще мне здесь сидеть? – Нела отвела глаза от монитора и устало повернулась к миссис Робертсон.

Первый экзамен завершился два дня назад, и Корнелий тут же пожелал, чтобы Нела вернулась к занятиям в Лаборатории.

– Ты уже закончила? – женщина отложила в сторону свой планшет и подошла к ее компьютеру, – Тогда начинай учить свою речь на презентацию.

– Я уже сравнила тридцать вариантов ваших логотипов для… Даже не помню, для чего, – Нела поморщилась, – Да и какая разница, вы же все равно сами выберете, какой больше подходит?

Миссис Робертсон пожала плечами:

– Решение принимает отдел маркетинга, но если твой вариант им понравится, то они рассмотрят и его. Разве ты не хочешь, чтобы твое мнение тоже имело значение?

– Если бы мое мнение имело значение, меня бы вообще здесь не было, – Нела угрюмо покосилась на нее, – И я уже сказала, что не буду произносить речь на презентации.

Миссис Робертсон вздохнула:

– Твой отец тоже сегодня здесь, и он хотел заглянуть к нам, – она взяла в руки листок с распечатанной речью и безнадежно пробежала по нему взглядом, – Знаешь… Твой отец хотел бы гордиться тобой. Хотя бы в этот раз.

Женщина положила листок на край стола и отошла. Нела сама не поняла зачем взяла его в руки, но тут же с возмущением отодвинула.

Корнелий не заставил долго себя ждать, и вскоре показался в дверях в сопровождении ассистента. Он остановился у входа, молча глядя на Нелу, и у него на губах появилась довольная улыбка:

– Лукреция, встань, пожалуйста, рядом с Нелой.

Нела не сразу заметила в руках у ассистента фотокамеру. Миссис Робертсон подошла и мягко развернула компьютерный стул Нелы вполоборота, одной рукой держа его за спинку, а другую положив на плечо Нелы. Сверкнула вспышка камеры.

– Улыбнись, Нела. Иначе тебе самой не понравится твое фото.

Нела хотела съязвить, что это фото ей уже заранее не нравится, но если отец хочет опубликовать его, то улыбку ей нарисуют и в фотошопе, так что сопротивляться бесполезно. Поэтому она скептически растянула губы, и Корнелий удовлетворенно кивнул:

– Подойдет.

Нела вышла в коридор вместе с отцом – он пожелал проводить ее до машины, и Нела чувствовала, что отцу есть что сказать.

– Хм, Нела…, – начал он после минутного молчания, когда они направились к лифту, – Миссис Робертсон сказала мне о твоей просьбе.

Нела настороженно покосилась на него, ожидая отказа. Но отец только поднял брови, будто пытаясь самого себя в чем-то убедить:

– Я бы согласился с ней в том, что тебе не стоит видеться с нашими… подопечными.

Нела не сдержалась и возмущенно хмыкнула на этом слове. Но не стала перебивать отца, и тот продолжил:

–…Но я действительно хочу помочь тебе, – он развел руками, будто пытаясь материализовать из воздуха подходящее определение, – Отпустить прошлые заблуждения. И если тебе станет легче от этого бесполезного извинения, то я позволю тебе встретиться с этим… человеком. Но у меня есть условие.

Нела подозрительно подняла на него глаза:

– Какое же?

Остановившись возле лифта, Корнелий нажал на кнопку.

– Речь. Речь, Нела, – отец повернулся к ней, заложив руки в карманы брюк, его голос звучал твердо, как будто все уже было решено – Это будет достойным шагом вперед. И для тебя, и для нас.

Нела растерялась на несколько мгновений. Еще десять минут назад после слов миссис Робертсон у нее шевельнулась робкая мысль о том, чтобы хоть раз, хоть в этом, просто пойти навстречу отцу. Но вот сейчас он переводит все в формат сделки. Хотя, не она ли сама дала ему повод обращаться с ней в таком тоне? Но собраться с мыслями ей не дало движение впереди – матовые двери в конце коридора раздвинулись, выпуская из закрытого крыла медицинскую сестру Клэр Томас в сопровождении охранника. За ней понурой вереницей следовало пятеро Испытуемых, в своих белых одеждах походивших на призраков.

Корнелий повернулся на звук, и замер, а затем поспешно двинулся вперед. Нела слышала его тихий, но угрожающий голос, обращенный к медсестре:

– Вы забыли дорогу к лифту в своем крыле?

– Сэр, простите, в том лифте еще меняют сетчатки, мне дали разрешение…

Корнелий испустил тяжелый вдох неудовольствия и вернулся к Неле, встав так, чтобы максимально загородить от нее подошедших:

– Что ж, Нела, пропустим их вперед, – его натянутая улыбка выражала беспокойство.

Но Нела уже увидела знакомое лицо в веренице проходящих ребят, и у нее сжалось сердце. Джастин… Он прятал лицо, опустив его вниз, под глазами залегли тени и казалось, что парень пытался спрятаться в своем бесформенном костюме. А когда взгляд Нелы сфокусировался на двери, из которой они вышли, сердце сжалось еще раз: «Этап 2» – было указано на матовых дверях.

Внезапно подъехавший лифт просигналил, исторгнув единственного пассажира. Стройная фигура в черном возникла между Нелой и отцом, будто еще больше отдаляя ее от того, на кого Неле и так было стыдно смотреть. Максимиллиан остановился, бросив короткий взгляд на Нелу, и тут же повернулся к ее отцу:

– Сэр, – он тут же посмотрел на подошедших Испытуемых, и будто прочитав мысли Корнелия, вздохнул, – Это всего на пару дней, техники уже почти закончили со сканерами.

Корнелий недовольно отмахнулся и кивнул медсестре:

– Просто идите, нам до вечера вас ждать?

Колонна во главе с медсестрой поравнялась с Корнелием и Максимиллианом.

Следующие события произошли в одно мгновение – от группы Испытуемых отделился один и бросился вперед, Нела едва успела увидеть, как Джастин выхватил из рукава какой-то заостренный предмет и, находясь в нескольких сантиметрах от Максимиллиана занес руку. Сверкнул металл, Максимиллиан отшатнулся, одну руку прижимая к груди, а вторую выбрасывая вперед.

Нела инстинктивно шарахнулась назад,упав на пол. Как в тумане, справа перед ней возник отец, загородив ее собой и что-то в ярости крича охране. За широкой фигурой отца Нела не могла разглядеть происходящее, но видела, как охранники бросились к нападавшему.

Когда отец наконец встал, Нела увидела, как Максимиллиан, пошатываясь, выпрямился, все еще прижимая руку к груди.

Джастина уже прижали к полу – один охранник надел на него наручники, в то время, как второй яростно командовал остальным:

– Стоять! Один шаг – и будет электричество, ясно?

Но остальные и так замерли. Клэр Томас в панике сжалась, только открывая рот как рыба, выброшенная из воды.

– Сэр, вы как? – второй охранник вытаращенными глазами смотрел на Максимиллиана, пытаясь поддержать его неровно стоящую фигуру. Но Максимиллиан только с силой оттолкнул его руку:

– Отставить! Немедленно вернуть Испытуемых в боксы!

Нела смотрела, как Максимиллиан вызывает по рации подкрепление охраны, зажимая рану, как Джастин в наручниках корчится на полу от очередного (уже второго или третьего) разряда тока, поданного на ошейник, закрывая руками лицо.

– Нела, ты в порядке? – раздался голос отца.

Нела не сразу поняла, что отец трясет ее за плечи. Но она не могла оторвать взгляд от Джастина, не веря, что это тот самый робкий паренек с надеждой во взгляде, которого она увидела в свой первый визит в Лабораторию. Не веря, что здесь хоть кто-то может быть в порядке.

***

Следующие несколько дней прошли так, что Нела сама начала сомневаться в реальности того, что увидела в Лаборатории: отец не отправлял ее в Лабораторию, сославшись на озабоченность экзаменами, а при любой попытке Нелы выяснить что-то, отмахивался – мол, парень споткнулся, а охрана слишком резко среагировала, и тут же переводил тему. Миссис Робертсон в эти дни тоже не появлялась у них дома, и Неле ничего не оставалось, кроме как отложить этот вопрос до лучших времен.

За день до предстоящей презентации, вернувшись из школы, Нела краем уха уловила разговор на кухне, и подкралась поближе, замерев у приоткрытой двери.

– Мистер Холлард, при всем уважении, я только прошу вашего содействия, – незнакомый седоволосый худощавый мужчина сделал шаг вперед, – Ваши связи могут решить все, и я ведь не так много прошу…

Тяжеловесная фигура Корнелия загородила проход:

– Мистер Патерсон, в прошлый раз и я хотел вашего содействия. Но вы предпочли работать самостоятельно. Поэтому наши пути для сотрудничества… весьма смутны.

– Черт возьми, мистер Холлард… , – седовласый мужчина мотнул головой в нетерпении, – Я весьма сожалею, если произошло недопонимание. Но я всегда был на вашей стороне, даже если…, – голос мужчины дрогнул, – Если мои обязанности препятствовали этому.

Фигура Корнелия замерла и сдвинулась назад:

– Обязанности, Герберт… Какое удобное слово, – Голос Корнелия стал мягче, – Разве вы сейчас пришли не потому, что ваши обязанности уже ничем не могут помочь вам? Так не пришло ли время найти новые обязанности?

Нела увидела, как Корнелий, расхаживающий по кухне, направился к двери. Нела быстро прошмыгнула к себе в комнату, не найдя в этом разговоре ничего интересного. Очередной деловой разговор отца был любопытен только тем, что почему-то происходил на кухне, но Нела не придала этому значения.

Когда спустя пол часа Нела решила сходить на кухню за чашкой кофе, разговор все еще продолжался. Нела хотела уже войти, но когда речь зашла о предстоящей презентации, у нее проснулось любопытство, и она снова остановилась, подглядывая из-за поворота в прозрачную дверь.

– Остался один момент, – Корнелий погладил свой гладко выбритый подбородок, – Если мы все прояснили. Вы ведь уже в курсе завтрашней презентации?

Герберт кивнул, рассеянно блуждая взглядом по стене за спиной Корнелия:

– Могу только восхититься, как быстро вы все организовали.

Корнелий дернул подбородком, то ли пытаясь скрыть усмешку, то ли признавая свою заслугу:

– Тогда и сейчас не будем терять время. Текст вашей речи для презентации будет готов вечером. Пусть на этот раз наше сотрудничество будет плодотворным.

Герберт судорожно кивнул с неуверенной улыбкой:

– Конечно, мистер Холлард. Спасибо.

Корнелий будто по-отечески похлопал его по плечу:

– Все решаемо, мистер Патерсон. Вы присядьте, потраченные нервы точно не помогут в поисках вашего сына.

Корнелий настойчиво подвинул к собеседнику нетронутую чашку с уже остывшим кофе и направился к двери.

Нела на цыпочках отскочила от двери, нырнув в дверь ванной, и проследила в щель, как Корнелий быстро проходит к своему кабинету, попутно набирая номер на телефоне. Она осторожно вышла из ванной – через стекло кухонной двери было видно, как Герберт нервно сжимает чашку кофе, потом отставляет ее, потирая ладони и хрустя пальцами, и вновь хватается за чашку, будто ища в ней успокоения. Нела приблизилась к кабинету отца, но подслушать разговор ей не удалось – дверь тут же распахнулась, едва не сбив Нелу с ног, Корнелий выглядел разъяренным, опуская сжатый в руке телефон. Видимо, телефонный разговор был коротким. Увидев Нелу, он только мрачно бросил:

– Нела, иди к себе.

Тяжело выдохнув воздух через надутые щеки, Корнелий медленно направился обратно на кухню. Нела растерянно проводила отца взглядом и, прильнув к стене, все же прокралась поближе к кухонной двери.

– Мистер Холлард, еще раз спасибо! – послышался звук отставленной чашки, – Я буду ждать вашу речь. Точнее, мою…

Голос Герберта Патерсона прервался нервным смешком в неуклюжей попытке разрядить обстановку. Но голос Корнелия звучал уверенно и успокаивающе:

– Ну что вы, не торопитесь. Ваше дело теперь за мной. Я уже сделал пару звонков, Джозефа уже ищут – давайте сейчас обсудим завтрашнее мероприятие.

***

Нела долго не могла заснуть, слушая до позднего вечера беспокойные шаги Герберта по коридору, его долгий разговор с Корнелием сначала на кухне, а потом в зале. Проходя мимо дверей зала, Нела слышала, как Герберт сетовал, что не может найти свой телефон и порывался срочно заказать новый или поехать в круглосуточный магазин электроники, а Корнелий покровительственно хлопал его по плечу, говоря, что не нужно забивать этим голову сейчас, и лучше купить телефон завтра – после презентации. А еще деликатно шутил насчет того, что если бы у Герберта был имплантированный смартфон, который они завтра презентуют, то такого бы не случилось. Герберт с вымученной улыбкой был вынужден согласиться.

А самым удивительным было то, что Герберт остался ночевать в комнате для гостей, которая ни разу не использовалась. Гостей в этом доме практически не бывало, а потому все это тем более казалось странным. Нела предположила, что наверняка забота Корнелия связана с тем, что он не хочет оставлять Герберта одного, когда тот переживает за сына, как она поняла из разговора. Хотя даже ей самой с трудом в это верилось.

Утром в доме стало шумно – приехал ассистент Корнелия и женщина-стилист, которая привезла Неле одежду для презентации. Еще несколько дней назад отец отправил Нелу на примерку нарядов, где все та же женщина хлопотала вокруг нее, бесконечно поправляя воротник и закалывая булавками длинные рукава пиджака.

И вот сейчас Нела нарядилась в брючный костюм цвета морской волны, стилист в очередной раз поправила ее рукава, которые уже укоротили, и уложила волосы, зачесав их назад и обильно сдобрив гелем для укладки. В конце она мягко посоветовала Неле отрастить волосы подлиннее, потому что с ее короткой мальчишеской стрижкой сложно сделать что-то удовлетворительное. Нела только закатила глаза, не понимая, зачем столько суеты.

Но в глубине души ей даже понравилось, как она выглядит. Затем ей нанесли легкий макияж, скрыв темные круги под глазами, подчеркнув скулы и уголки глаз. Из зеркала на Нелу смотрела ее неестественно-улучшенная версия – более взрослая и уверенная, серьезная девушка в деловом стильном костюме, достойная дочь генерального директора Корпорации.

Стилист удовлетворенно наклонила голову, полюбовавшись своим творением и потрепала ее по щеке:

– Ну вот, совсем другое дело, не правда ли?

Нела напоследок еще раз бросила взгляд в зеркало. Действительно, совсем другое. Именно такой ее хотел бы видеть отец, и пусть сегодня она для него такой и будет, хотя бы раз.

И когда Нела неуверенно вышла в коридор, стилист гордо направила ее за плечи к дверям зала. Корнелий оценивающе посмотрел на дочь и довольно кивнул, направляясь к выходу:

– Теперь все в порядке. Можем идти.

Герберт тоже вежливо и поспешно улыбнулся, заторопившись следом.

***

Презентация проходила в главном офисе Корпорации: до начала оставалась еще пара часов, но весь квартал уже заполонил народ: и заранее прибывшие зрители, и папарацци, спешившие запечатлеть важных гостей, и не успевшие купить билет, но жаждущие проскочить «зайцем» поклонники исследований Корпорации, считающие Корнелия чуть ли богом новой эпохи, и случайные прохожие, которые остановились поглазеть на это событие. И знаменитости, желающие на камеру засвидетельствовать свою дружбу с Корнелием, и гламурные светские леди, неуютно чувствующие себя в деловых нарядах, пытающиеся доказать свою заинтересованность в научных исследованиях, и еще более гламурные барышни нетяжелого поведения, надеющиеся подцепить хотя бы на выходе кого-то из тех самых важных гостей.

Водитель автомобиля, в котором ехали Корнелий, Герберт и Нела, выругался, с трудом объезжая эту толпу, и наконец подъехал через механические ворота к служебному входу. Здесь было гораздо спокойнее, хотя и тут уже выстроилась очередь дорогих машин, но водителю достаточно было дать команду электронной пропускной системе, и для их машины открылся отдельный въезд на закрытую парковку.

Когда они наконец вошли в здание, Корнелий тут же увел Герберта, цепко держа его за локоть, а Нелу поручил своему ассистенту. Тот проводил ее в комнату отдыха, смежную с залом презентации, и галантно указал ей на кресло рядом с журнальным столиком, на котором уже была приготовлена чашка кофе.

Нела задумчиво села в кресло, достала смартфон и чтобы чем-то себя занять, пролистала страницу с новостями.

В общем-то ничего нового – новости о презентации «имплантированных смартфонов» в последние дни мелькали десятками и уже знатно приелись. Будто кроме этого не о чем писать… Среди однообразных заголовков изредка мелькали новости об обсуждении важными лицами безусловного базового дохода, на которых Нела ненадолго задержала взгляд, но тут безнадежно пролистнула дальше. Еще несколько страниц – с каждой страницей новости становились все менее значительными. Попытка ограбления магазинчика на окраине – Нела слегка удивилась, почему в этом крошечном магазинчике работал продавцом человек, она привыкла видеть только электронные терминалы сканирования и оплаты, их-то не ограбишь. Нела закусила губу, вспоминая слова Миры, когда Нелу держали в заложниках: «Корпорация не откажется полностью от своих разработок. Но достаточно будет снизить их использование, чтобы люди имели работу». Но только мотнула головой, отбрасывая все эти мысли. Не об этом ей сейчас нужно думать, совсем не об этом. В памяти снова возник Джастин, которого прижимал к полу охранник – Неле хотелось верить, что отец все же сдержит свое слово и позволит увидеться с ним. Нужно понять, что же там произошло.

В задумчивости она пролистнула еще одну страницу, когда внезапно узнала знакомое лицо.

«Сын знаменитого ученого Герберта Патерсона покончил с собой, сбросившись с башни моста Джорджа Вашингтона», – прочитала она, вглядываясь в лицо зеленоволосого парня. Нела максимально приблизила фото, нахмурившись и часто моргая. Это не мог быть он, парень из Храма, которого она видела на том ужине…

Но это был он – тот же курносый веснушчатый нос, салатовые дреды, и даже пыльно-красный наряд, в котором лежало его тело на фото посреди дороги, в окружении столпившихся людей и сбившихся в кучу машин… Это точно был он. Тот самый Джозеф, о котором говорил Герберт говорил накануне – теперь все встало на свои места.

Нела встала с кресла, пребывая в сомнениях, стоит ли ей найти отца (и Герберта) – нужно ли рассказать им об этой новости? Или если смерть Джозефа уже в новостях, то Герберт тоже в курсе?

Но тут дверь смежной комнаты открылась. Максимиллиан стоял в проходе, уверенно заложив руки за спину. Сегодня он был одет в строгий черный костюм с галстуком стального цвета, а темные волосы были так гладко уложены, что не выбивался ни один волосок. Нела тут же отвела взгляд, одернув себя за то, что уже несколько секунд разглядывает его фигуру. И словно накатившая волна в какой-то миг смыла из головы все предыдущие мысли – знакомое и раздражающее чувство.

– Ты хорошо выглядишь, – наконец проговорил Максимиллиан, медленно сделав пару шагов вперед.

– Угу. Лучше, чем обычно. Мне сегодня все на это намекают, – хмыкнула Нела.

Максимиллиан остановился и заинтересованно наклонил голову, снова окинув ее взглядом с ног до головы, отчего Нела почувствовала жар на щеках.

– Вообще-то, я больше привык к твоему обычному облику, – заметил Максимиллиан.

Нела быстро посмотрела на него, пытаясь понять, что он хочет сказать. Но лицо Максимиллиана выглядело спокойным и расслабленным, и в то же время его темные глаза поблескивали игривыми огоньками (или это яркий свет ламп отражался в них сияющими кометами), а в уголках его губ притаилась улыбка. Нела повернулась боком, боясь, что ее розовые щеки не укроются от пристального взгляда Максимиллиана, и взяла со стола чашку с кофе.

Она медленно отпила кофе, чтобы ничего не отвечать. Максимиллиан тихо подошел и молча встал рядом. Нела поставила чашку на стол, и почувствовала, как рука Максимиллиана легла ей на плечо, которое словно пронзило током. Максимиллиан медленно повернул ее к противоположной стене, где висело большое зеркало от пола до потолка.

Нела подняла взгляд на отражение. Больше всего ей сейчас хотелось, чтобы это отражение превратилось в фото – Максимиллиан, стоящий рядом с ней, мягко обнимающий ее за плечо. Оба они сейчас стоят здесь в деловых костюмах, будто есть что-то, их объединяющее, будто Максимиллиан рядом с ней не только в этом отражении… От плеча по всему ее телу уже пробежали иголочки, и древесно-свежий аромат парфюма Максимиллиана, казалось, заполнил все помещение и проникал под кожу.

Наконец голос Максимиллиана вырвал ее из забытья:

– Думаю, они имели в виду, что твой сегодняшний вид вполне подходит этому мероприятию. Твой стилист неплохо поработал.

Максимиллиан наконец убрал руку и посмотрел на свои часы, а Нела наконец смогла выдохнуть.

– Ну что ж, идем – скоро уже все начнется, – Максимиллиан коротко улыбнулся и направился к двери.

***

Зал для презентации уже был заполнен людьми, но народ еще прибывал, хотя казалось, что в этом зале больше нет места. Яркий свет из гигантских прожекторов слепил глаза. Между рядами уже сновали фотографы, и Нела по инструкциям отца старалась мило улыбаться, пробираясь к своему сиденью. Ассистент отца провел Нелу к ее месту в одном из первых рядов. Рядом с ней уже сидела миссис Робертсон , которая привычно кивнула ей. Нела задалась вопросом, присматривает ли миссис Робертсон за ней все еще по просьбе отца, или добровольно решила играть роль ее приемной матери из-за того, что встречается с Корнелием?

С другого конца зала, рядом с зоной для фотосессий, Неле сдержанно помахала рукой Кларк Рубинс – ее уже окружили несколько фотографов, и она умудрялась позировать всем одновременно, успевая между делом флиртовать с каким-то известным рэпером, который отбросил длинные светлые дреды за спину своего белого сияющего костюма. Глядя на него, Нела вспомнила про Джозефа. Наверняка Герберт уже в курсе… Выйдет ли он на сцену? Наверняка нет. И каково будет Корнелию менять сценарий выступления перед самой презентацией? Нела сама удивилась тому, что сейчас она так беспокоится за отца. Но как бы то ни было, эта презентация важна для Корнелия.

Но вот прожекторы в зале мягко погасли, оставив сцену единственным островком света. Когда на сцену не торопясь вышел Корнелий, зал взорвался аплодисментами, которые Корнелий принимал со снисходительно-величественной улыбкой. Его массивная фигура в центре сцены, казалось, загородила все прожектора, и в то же время была окружена лучами света, которые создавали эффект сияющего ореола за его спиной. Корнелий произнес вступительную речь о долгой и кропотливой работе, об успехах и грандиозных перспективах. Нела наблюдала за тем, как на сцене один за другим появляются топ-менеджеры и разработчики, рассказывая о своем вкладе и представляя технические новинки. Затем на огромном экране промелькнуло несколько роликов – один из них Нела уже видела, ту самую рекламу имплантированного смартфона с Кларк в главной роли. В другом ролике была показана встроенная система «умного дома» – где есть и посудомоечная машина, автоматически забирающая грязную посуду со стола и после мытья возвращающая ее в шкаф, и ночная система очистки пола, и даже датчик сканирования грязной одежды, который так же автоматически каждую ночь забирает одежду из «умного» шкафа и возвращает ее на вешалки спустя час, уже чистую, высушенную и отглаженную.

Вторая часть презентации была посвящена более сложному оборудованию. Нела с трудом вникала в рассказ о системе работы гигантского строительного оборудования, которое заменит собой сотни рабочих на стройках, и возведет новые здания за считанные недели. Когда речь зашла о медицинском оборудовании для лечения сложнейших заболеваний глаз, Нела заметила гордую улыбку миссис Робертсон, чей вклад в разработку этого аппарата неоднократно похвалил со сцены и Корнелий, и другие спикеры.

Из зала то и дело поднималась чья-то рука с попыткой задать вопросы, но выступающие деликатно успокаивали нетерпеливых журналистов, обещая ответить на все вопросы позднее.

Когда наступила завершающая часть и пришло время подведения итогов, на сцене вместе с Корнелием внезапно появился Герберт Патерсон. Нела взволнованно следила за его лицом, на котором читалась демонстративная уверенность человека, привыкшего к публичным выступлениям, хотя и в его глазах то и дело проглядывала тревога. У Нелы слегка екнуло сердце. Видимо, он еще не в курсе.

Герберт Патерсон, стоя рядом с Корнелием, произнес заготовленную речь, которую даже Нела уже почти запомнила с предыдущего вечера, когда тот учил ее у них дома.

После долгих аплодисментов, когда в зале наступила секундная тишина, в зале внезапно раздался настойчивый женский голос:

– Мистер Патерсон, скажите, каково вам было выступать сразу после новостей о самоубийстве вашего сына?

После нескольких мгновений шокированного молчания по залу прокатился ропот. Улыбка на лице Герберта застыла и медленно стекла вниз по уголкам губ, словно расплавившаяся маска, пока его взгляд метался из стороны в сторону, обращаясь то к Корнелию, то к торчащей макушке журналистки в толпе. Но Корнелий тут же выступил вперед:

– Все вопросы на пресс-конференции, господа. Комментарии мы дадим позднее, не переживайте.

Его массивная фигура выдвинулась вперед, оттеснив в тень Герберта, которого по кивку Корнелия тут же увел за кулисы один из ассистентов, неустанно дежуривших за сценой.

– Идем, Нела, – миссис Робертсон взяла Нелу за руку, – Кажется, нам нужно будет выйти пораньше.

По узкому проходу женщина провела Нелу за кулисы. Гул в толпе медленно стихал, когда Корнелий вновь собрал все внимание зала, начиная благодарственную речь обо всех, кто так или иначе имел отношение к представленным разработкам.

На сцену вышло порядка пятидесяти человек. Нела из-за кулис наблюдала в замешательстве за происходящим, когда миссис Робертсон потянула ее за плечо:

– Ты же помнишь свои слова?

Нела дернула головой, и миссис Робертсон подтолкнула ее вперед, проведя к краю выстроившихся будто в шеренгу людей.

Слова благодарности сыпались из уст Корнелия, его мастерство оратора и тихая, но воодушевляющая музыка на фоне снова вызвали в толпе восторженные аплодисменты. Миссис Робертсон произнесла несколько слов, выйдя вперед, и вернулась на свое место.

–… И в завершение я хотел бы поблагодарить свою дочь, ведь наши дети – это лучшее вдохновение для нас, они – наше будущее, и то, каким мы хотим видеть наше общество в своем продолжении!

Корнелий повернулся к Неле и кивнул ей с гордой широкой улыбкой. Нела никогда не видела, чтобы он говорил с ней хоть раз, так улыбаясь. Но она вышла вперед, шаг за шагом, стараясь выглядеть уверенно, хотя хлопанье в зале и казалось ей лицемерно-издевательским. Интересно, эти люди и правда так быстро забыли о том ее выступлении с экрана центрального телевидения? Или работа Корнелия, в том числе заказные посты Кларк – и наверняка не только они, способны заставить людей верить во все, что угодно?

Нела подошла к микрофону, стараясь заглушить шум в голове и смотреть не в толпу, а сквозь нее:

– Я безмерно горжусь своим отцом. Он – величайший человек из всех, кого я когда-либо знала. И то, что я сейчас стою рядом с ним, наполняет меня уверенностью в завтрашнем дне и в том, что мы способны достичь невероятных высот, пока среди нас есть такие люди, как мой отец!

Корнелий расплылся в самодовольной улыбке и обнял Нелу. Она даже не сразу сообразила обнять его в ответ, настолько странным и неестественным казался этот жест. И все же, возвращаясь, на свое место, Нела была рада, что сегодня не подвела отца.

***

Поезд до парка домчался быстро – или Неле так показалось, потому что она еще не до конца проснулась. Сойдя на почти пустую платформу в 9:15 утра, она втянула носом непривычно свежий морозный воздух, и быстрым шагом направилась к виднеющейся вдали лесистой местности.

Экзамены закончились только два дня назад, и Нела наконец вздохнула с облегчением. Странно, как после периода напряженной зубрежки внезапно по-другому смотришь не вещи: то ли вновь начинаешь ценить вкус свободы, то ли возможность отвлечься дает передышку и вместе с тем свежий взгляд.

Корнелий все еще не позволял Неле увидеться с Джастином, откладывая этот разговор, как только мог. Но зато и не заставлял посещать Лабораторию – раньше Нела порадовалась бы, но теперь она ждала этого, чтобы попробовать что-то узнать о том, почему Джастин напал на Максимиллиана. Однако, давить на отца было невозможно, иначе он мог бы вообще отказаться от своего обещания. Так что ей оставалось только ждать.

Поэтому первое, что решила сделать Нела после окончания экзаменов – поучаствовать в волонтерской деятельности Храма, о чем и говорила в последнюю встречу с Пастором. Только теперь мысль пришла в голову так естественно, словно именно это ей давно и следовало сделать – то, что ей по силам. То, что точно никому не навредит.

Длинная тропинка спускалась по склону поляны, нетронутому человеческой рукой.

Белесо-жухлая трава, посеребренная инеем, едва колыхалась под утренним ветерком. Нела посильнее натянула капюшон куртки и прибавила шаг, зачарованно разглядывая взметнувшиеся вверх сосны и ели, плотной стеной стоящие перед ней – они будто противостояли виднеющимся вдали городским высоткам. Говорят, когда ты в лесу, ты становишься частью леса – частью той природы, из которой вышел человек, и к которой обречен каждый раз возвращаться. Нела с восхищением запрокинула голову, глядя, как утренние лучи струятся сквозь раскидистые темные ветви елей, чувствуя, как смолистый хвойный аромат щекочет ноздри.

Ранний подъем определенно стоил того. Хотя все же один навязчивый вопрос крутился в голове, нарушая идиллию этого утра. Но Нела решила приберечь этот вопрос до подходящего момента.

Пройдя несколько метров по узкой тропинке, извивающейся меж деревьев, Нела увидела знакомые фигуры и не торопясь подошла поближе. Человек пятнадцать трудились на взрыхленном участке – все они были одеты в простую рабочую одежду, так что сразу в них и нельзя было узнать членов Храма. И все же многие лица были знакомы Неле с прошлого ужина. Сестра Мэриетт медленно везла тележку с лопатами и удобрениями, брат и сестра – Луис и Офелия – уверенно поглядывали на присыпанный по бокам землей свежепосажнный хвойный кустик. Первой Нелу заметила сестра Паола и с улыбкой направилась к ней, отставив в сторону тележку с рабочим инвентарем:

– Сестра Конни? Мы рады, что ты пришла. Присоединяйся, – она протянула Неле грабли и кивнула на стоящую рядом тележку с тонкими саженцами, – Это субальпийская пихта и белая сосна. Мы сажаем деревья, чтобы отдать дань природе за ее блага.

– А разве можно сажать деревья осенью? – спросила Нела.

– Хвойные растения хорошо приживаются осенью, – кивнула сестра Паола.

Нела взяла в руки грабли и начала неловко рыхлить свежевскопанную землю вокруг саженца. Это было странное и новое для нее занятие, но всеобщая молчаливая сосредоточенность успокаивала. Мягкая земля пахла сырой хвоей и охотно впитывая воду вокруг саженца, когда Нела, подняв лейку, вопросительно поглядывала на сестру Паолу – хватит, или нужно еще? Нела подумала, что до изобретения роботов-Стрижей людям, наверное, нравилось выполнять эту работу. Хотя за то время, пока они с сестрой Паолой посадили три саженца, один Стриж посадил бы в пять раз больше.

Вскоре подошли уже знакомые Неле брат с сестрой.

– Мы закончили свой участок, и брат Мартин сказал помочь вам, – Луис деловито натянул перчатки повыше, пока его сестра Офелия внимательно разглядывала очередную лунку, выкопанную Нелой.

Сегодня они выглядели гораздо бодрее, чем на том ужине.

– Конечно, – приветливо кивнула сестра Паола, – Вот здесь саженцы. А я пойду к брату Мартину и узнаю, сколько участков у нас осталось.

Офелия повернулась к Неле и осторожно заметила:

– На дно лунки нужно добавлять больше удобрений. У нашей матери была своя ферма, так что я в этом разбираюсь.

Нела улыбнулась:

– Это здорово, наверное – жить на ферме.

Луис скептически скривился:

– Ага, здорово. Мы были четвертым поколением на этой ферме. Но мы сидели по уши в долгах, а потом вообще пришлось уехать. Кому сейчас нужны мелкие частные фермы, вот скажи?

Нела только с опозданием проговорила:

– Надеюсь, что здесь ваша жизнь будет лучше.

Луис пожал плечами, а Офелия робко усмехнулась:

– Я всегда ненавидела школу, но теперь предпочла бы учиться, чем молиться каждый день. А в остальном все хорошо. По крайней мере, нас кормят и здесь нет отчима.

Нела удивленно подняла брови:

– А разве вы не ходите в школу?

Офелия немного печально улыбнулась:

– Школы для тех, за кого платят родители. Нас могли бы отправить в государственную школу, если бы мы оказались в приюте, но… Кто по своей воле туда сунется?

Нела не нашлась, что ответить, а Луис продолжил слова сестры:

– Ага, наша мать одно время работала в приюте. Она говорила, что… некоторые оттуда пропадают. И никто их не ищет, вот так. Пришли – и забрали. В приюте всем говорят, что их усыновили. Но они пропадают даже из архива. Про тех, кого действительно усыновили, информацию сохраняют. А ты как думаешь, Конни, все эти слухи – правда?

У Нелы кровь прилила к лицу, она быстро отвернулась и только выдавила:

– Я… только думаю, что вам правда лучше остаться при Храме. А школу, вроде, можно заочно закончить после совершеннолетия.

Она схватилась за лопату и принялась усердно копать новую лунку под саженец, надеясь, что этот разговор не продолжится.

Спустя час или полтора раздался голос Пастора Джона Стоуна:

– Мы хорошо потрудились, братья и сестры. Вы все можете немного отдохнуть. Кто хочет пить, у нас есть вода.

Нела прислонила грабли к тележке, выпрямляя затекшую спину, и, оглядевшись, прошла вперед. Вопрос, висящий в воздухе, становился все более отчетливым, и Нела все еще не понимала, почему этот вопрос не волнует всех остальных. Она так и не решилась задать его сестре Паоле во время работы, а с Луисом и Офелией разговор пошел не в то русло. Но теперь Нела осторожно подошла к Пастору – он внимательно разглядывал кору очередного саженца:

– Здравствуйте, – она сдержанно улыбнулась.

– Здравствуй, дитя, – лицо Пастора осветила мягкая улыбка, и в уголках глаз залегли морщинки, словно говоря, что он действительно рад ее видеть, – Ты славно потрудилась сегодня. Природа будет благодарна тебе.

Нела кивнула:

– Да, это… успокаивает.

Пастор перевел взгляд на куст и нежно погладил рукой хвою:

– Посмотри на это хрупкое растение. Природа безгрешна, в отличие от нас.

Нела задумчиво проговорила:

– Почему тогда природа тоже умирает?

Пастор печально улыбнулся:

– Сказал Бог Адаму: И земля проклята из-за тебя.

Нела помолчала несколько секунд и, нахмурившись, сказала:

– Пастор, извините… Я недавно кое-что узнала. Вы, наверное, тоже уже в курсе, – она неуверенно прикусила губу, – Джозеф… Джозеф Патерсон…

Она замолчала, почему-то именно сейчас ей было сложно говорить о смерти. Пастор кивнул, будто ожидал этого вопроса. Его лицо казалось меланхолично-отрешенным, что немного смутило Нелу, а затем тонкие губы Пастора под усами и бородой будто тронула тень утешительной улыбки:

– Конечно, мы уже знаем об этом. Не грусти, дитя мое. Брат Джозеф отошел в лучший мир, где ему сполна зачтется за его благие дела.

Нела пожала плечами и вопросительно заглянула в лицо Пастору:

– Но почему? Зачем он… так сделал?

Пастор поднял брови и медленно кивнул, воткнув лопату в землю и устало оперевшись на нее руками:

– Мы не всегда можем сразу понять истинные причины и цели людских поступков. Возможно, ты поймешь позднее.

– Да, но…, – Нела покачала головой, – Ведь у него было все в порядке. Он служил в вашей обители, и даже получил… чин, если я правильно понимаю. Зачем ему было это делать?

– Дитя мое, скажи, разве ты знала брата Джозефа до этого? – Пастор посмотрел на Нелу прямо, глядя в глаза.

– Нет, мы не были знакомы, – Нела смутилась и снова пожала плечами, – Я только мельком видела его на ужине.

– Вот именно, – Пастор кивнул, – У брата Джозефа были свои причины это сделать. Его отец… Никогда не был святым человеком. Всякий по разному платит за ту вину, которую ему приходится нести.

Нела нахмурилась:

– Ну, никто из нас не святой. Простите, но… Ведь Джозеф был служителем Храма. Даже я знаю, что самоубийство считается одним из самых больших грехов.

Пастор покачал головой, и на его лице появилась слегка печальная, и в то же время снисходительная улыбка:

– Порой самые благие дела оказываются грешны, а самые греховные могут служить раскаянию, – Пастор посмотрел на нее склонив голову, – Тебе ли об этом не знать, дитя мое. Но истинное доказательство праведности – решение человека не откладывать раскаяние до завтра.

Глава 12

Миссис Робертсон выглядела задумчивой. Нела сразу заметила это, когда через четыре дня снова пришла ее в Лабораторию. Привычная улыбка на лице женщины сменилась деловитой озабоченностью, и в какой-то момент Нела даже подумала, не поссорилась ли миссис Робертсон с Корнелием? Раньше Нела порадовалась бы этому, но в последнее время ей будто даже хотелось, чтобы отец был не одинок. Да и в конце концов, миссис Робертсон всегда была к ней добра. Пусть хоть у кого-то все сложится.

– Миссис Робертсон, а когда я смогу увидеться с Джастином? – Нела выжидающе посмотрела на женщину, – Отец мне обещал. Ну, в обмен на речь.

Миссис Робертсон помрачнела еще больше, когда Нела заговорила об этом, и, помедлив, ответила:

– Поговори с ним сама, Нела.

– А в чем проблема? – мотнула головой Нела, – Давайте тогда прямо сейчас к нему зайдем. Я знаю, что отец сегодня здесь. Вы же хотели мне помочь?

– Твой отец занят, поговори с ним дома, – миссис Робертсон старательно уходила от этой темы, – И, возможно, он уже уехал в главный офис. Нела, пойдем лучше…

– Тогда пойдемте к нему и посмотрим – возможно, мы еще успеем его застать? – Нела остановилась перед миссис Робертсон, настойчиво глядя ей в глаза.

Женщина устало вздохнула и показала Неле рукой на лифт, давая добро. Нела просияла, в надежде наконец-то получить ответ.

Когда они подходили к кабинету отца, Нела заметила приоткрытую дверь – хороший знак, отец еще не уехал. Из кабинета раздавались приближающиеся голоса:

– …Это не должно повториться, мисс Томас. Вам дали возможность заведовать вторым этапом, поэтому вся ответственность за поведение Испытуемых лежит на вас. Мы не станем такое терпеть, – это был голос Максимиллиана, холодный и суровый, – Особенно накануне проверки нам такие сюрпризы не нужны.

– Вот именно, мисс Томас. Этот парень ранил офицера, как вы допустили такое? – голос Корнелия звучал тише, но в нем слышалась явная угроза, – Если не справляетесь, мы заменим вас.

– Простите, сэр, я уже решаю вопрос с врачами, – оправдывалась девушка, – Я справляюсь, правда. Обещаю, это не повторится.

– Идите.

Дверь наконец открылась, и оттуда семенящими шагами показалась фигура медсестры, которая оглядывалась назад:

– Я правда не понимаю, что с ним произошло. Вы не сильно пострадали, сэр?

– Вам повезло, что не сильно, – вышедший следом Максимиллиан закрыл за собой дверь, – Но в ваших интересах побыстрее закончить с ним.

Максимиллиан повернулся, только сейчас заметив подошедших Нелу и миссис Робертсон. Он приветственно кивнул, натянув доброжелательную улыбку, и прошел мимо них. Клэр Томас тоже поспешила удалиться.

Нела вошла в кабинет отца следом за миссис Робертсон. Судя по всему, Корнелий уже собирался уходить. Он выключил компьютер и держа под мышкой пиджак, собирал в папку бумаги.

– Ты сегодня здесь, Нела? – поднял он бровь, заметив вошедших.

– Извини, она очень хотела к тебе зайти, – миссис Робертсон безнадежно покосилась на Нелу.

– Кажется, я забыл Неле сказать, что сегодня приходить не обязательно – Корнелий остановился, держа в руке ключи.

– Пап, я… о нашем разговоре, – Нела шагнула вперед и вопросительно посмотрела на отца, – Я сделала то, что ты хотел. Произнесла речь. Когда я смогу увидеться с… тем Испытуемым?

– Не сейчас, Нела, – отец нахмурился, – У меня нет времени, обсудим это потом.

– Ты уже неделю откладываешь этот разговор, – Нела обиженно отвернулась.

Отец тяжело вздохнул, будто этот разговор вызывал у него раздражение:

– Нела, все не так просто. Обстоятельства изменились.

Нела подняла брови:

– Ты о том, что случилось возле лифта в прошлый раз? Ты мне говорил, что он споткнулся. А сейчас вы обсуждали, что он ранил…

– Нела, если ты это слышала, то должна понимать, почему я не могу позволить тебе увидеться с ним, – оборвал ее отец, – Он опасен. Лукреция, проводи Нелу и продолжай готовиться к проверке. Похоже, сегодня тебе снова придется здесь заночевать.

Корнелий со вздохом приобнял женщину за плечо и направился к двери, давая понять, что разговор окончен.

***

Возвращаясь домой, Нела никак не могла успокоиться, прокручивая в голове разговор с отцом. Эта неопределенность сводила ее с ума. Рэй за рулем лениво сигналил, стоя в пробке на светофоре. Но половина автомобилей ехали на автопилоте, и сигналить им было бесполезно – предустановленная скорость на них обычно была ниже средней, поэтому пробки в это время дня стали обыденностью. Из окна пассажирского сиденья очередного авто на перекрестке высунулась недовольная женщина и хмуро кивнула Рэю на пустое водительское сиденье – мол, все уедем в свое время.

– А, черт…, – выругался Рэй, поднимая стекло.

– Рэй? – задумчиво обратилась к водителю Нела, – А почему мой отец не пользуется автопилотом?

Мужчина хмыкнул:

– Видимо, старая привычка.

Нела недоверчиво пожала плечами.

–…Отчасти, чтобы я присматривал за тобой, – продолжил Рэй.

Это было больше похоже на правду. Нела усмехнулась:

– И как, получается?

На этот раз усмехнулся Рэй. Когда они проехали поворот, Нела сказала:

– Высади меня здесь. Я пройдусь пешком.

***

Сегодня в Храме было тихо. Нела недоуменно оглядывалась по сторонам в пустом коридоре, где даже свет был почти потушен, только мягкие блики светильников на стенах мерцали в полумраке.

Издалека раздавался голос, звучный, отдающийся от стен в большом помещении. Нела прошла в сторону зала для проповедей, где она говорила с Пастором после того ужина, и остановилась у двери. Помедлив, она осторожно вошла. Зал был полон – несколько десятков человек сидело на скамьях, внимая речи Пастора, который стоял перед ними в длинной белой рясе. Нела тихо прошла к задним рядам и опустилась на скамью.

– Грешен наш мир, братья и сестры мои. Но мы не должны роптать, ибо смирение – есть величайшая покорность воле Всевышнего, – медленно проговорил Пастор, и каждое его слово отдавалось эхом в стенах зала, – Но вместе с тем вы не должны закрывать глаза. В нашем мире слишком много боли, которую люди предпочитают не замечать. Вы должны смотреть прямо, не отводя взор, но находя в себе силы ежедневным трудом сеять искупление по примеру нашего Создателя.

Поначалу Нела чувствовала себя не в своей тарелке, но слова Пастора звучали у нее в ушах, и ей хотелось слушать дальше.

– Христос пострадал за нас, оставив нам пример, дабы мы шли по следам Его. Будучи злословим, Он не злословил взаимно; страдая, не угрожал, но предавал то Судии Праведному. Он грехи наши Сам вознес телом своим на древо, дабы мы избавившись от грехов, жили для правды: ранами Его вы исцелились. Братья и сестры мои, вот величайший пример искупления для всех нас. Вы не должны возгордиться трудами своими, но должны стремиться к большему. Ибо по вине нашей отмерено и наше искупление. И по вине не только вашей, но и всех нас. Оглядитесь вокруг, друзья, и вы увидите, что невинных здесь нет, а наше раскаяние, сколь бы велико оно ни было, не смоет грехи тех, кто отвернул нас от истинного пути Всевышнего. Грехи тех, кто заставил зачерстветь наши сердца и отводить глаза от того, на что нет сил смотреть. А потому, все, что мы делаем, лишь крупица, не способная пересилить чашу весов. А как ее пересилить, спросите вы? Ответ вы можете найти лишь в своих сердцах, братья и сестры мои. Как Всевышний наш нашел ответ в своем сердце, так и вы, по глубине вашей добродетели, найдете свой ответ, если искренне желаете искупления.

Нела поймала себя на том, что нахмурилась, слушая эти слова. Было в них что-то такое, что заставило ее всмотреться в лица сидящих в зале прихожан – не прозвучат ли эти слова для кого-то… двусмысленно? И понимает ли она сама их правильно?

Сделав паузу, будто давая людям обдумать каждое его слово, Пастор продолжил:

– Если человек не верит в искупительную жертву Господа, то он не христианин. Невинный умер за виновных. А если невиновных нет среди нас, то для нас понятие жертвы имеет особый смысл. Не тленным серебром или золотом искуплены вы от суетной жизни, но драгоценною Кровию Христа, как непорочного и чистого Агнца, предназначенного еще прежде создания мира, но явившегося в последние времена для вас. Помня это, мы можем лишь осмелиться спросить: не настали ли времена, когда новый Анец должен прийти, чтобы спасти нас? Глядя с ужасом на мир наш, мы можем лишь молиться, чтобы новый Агнец, кем бы он ни оказался, спас нас, принеся искупительную жертву снова. И склониться в благоговении перед ним, кому эта жертва будет по плечу.

Когда Пастор завершил свою проповедь, зал благоговейно замер в тишине на несколько минут. Нела почувствовала необъяснимое делание уйти, и в то же время ей сложно было сдвинуться с места. Слова Пастора все еще отдавались эхом в голове, будто эта недосказанность стремилась натолкнуть ее на какую-то мысль, и именно от этой мысли Неле хотелось уйти как можно скорее.

Потом люди начали вставать, направляясь к выходу, Нела заметила на одной из задних скамей человека, чье лицо было закрыто капюшоном куртки. Он тоже не торопился вставать.

Уже в дверях Нела увидела сестру Мэриетт. Та кивнула ей с улыбкой:

– Сестра Конни, мы рады, что пришла сегодня на нашу проповедь. Ты присоединишься к нам за ужином сегодня?

– Наверное, мне сегодня стоит вернуться домой пораньше, – Нела пожала плечами, все еще чувствуя неловкость за прошлый раз, когда она убежала с ужина у всех на глазах.

– Сейчас еще не поздно, – женщина приобняла ее за плечи, – Я вижу, что тебе одиноко. Совместная трапеза объединяет нас. Идем.

Нела все же позволила женщине провести ее наверх. В обеденном зале пока еще было мало людей – только несколько женщин в серых костюмах служительниц храма начинали накрывать на стол.

На кухне ее встретила сестра Паола, которая улыбнулась Неле так приветливо, будто Нела была ее подругой:

– Мы были бы рады видеть тебя почаще, сестра Конни. Вот, возьми тарелки с кашей, только не обожгись – они горячие.

Нела вынесла тарелки и поставила на стол, а затем снова взглянула на стену, где висели портреты. Один из них заставил ее замереть.

В нижнем ряду добавился еще один портрет. Джозеф Патерсон. В своей красной рясе он смотрел на нее с фотографии, и было в его лице что-то пугающее, что вызвало у Нелы жгучее желание поговорить с ним – узнать, что заставило его пойти на такой шаг? Если бы не было слишком поздно. Так же, как два года назад, после смерти матери, Нела долго спрашивала себя, могла ли она отговорить мать от самоубийства? Мог ли отец? Но отец тогда только отвечал: «Нела, ты больше общалась с матерью, чем я. Ты же знаешь, я всегда был на работе. Тебе лучше знать, что было у нее на уме».

И сейчас, хоть Нела и не была знакома с Джозефом, ей хотелось спросить у кого-то, почему его портрет находится здесь среди прочих? Но Нела только достала телефон и сделала несколько снимков других портретов, включая того мужчину, чье лицо еще в первый день показалось ей знакомым. В зале сейчас было пусто, поэтому объясняться ни перед кем не пришлось.

Нела уже собиралась вернуться на кухню, когда внизу услышала шум:

– Теперь я понял! Это вы хозяин этого балагана, правда? Так вот, чему вы учили моего сына!

Нела подошла к лестнице и осторожно поглядела вниз. Но отсюда было не видно говорившего, и она спустилась на несколько ступенек вниз.

Теперь она узнала человека на заднем ряду – он опустил капюшон и стоял перед Пастором, за которым уже собралась толпа народу. Нела нахмурилась. Что делает здесь Герберт Патерсон?

– Я знал, Джозеф никогда бы не сделал это сам! Вы сумасшедший, вы…, – Герберт придвинулся ближе, в его голосе слышалось отчаяние, смешанное с безнадежностью, – Вы думаете, что спасетесь, призывая их к смерти? Вы…

Пастор стоял прямо, и на его лице было непроницаемо смиренное спокойствие. Затем он поднял руку:

– Прошу вас, не оскорбляйте Всевышнего, повышая голос в этой обители. Другиенаши братья и сестры сейчас совершают молитву. Если у вас есть груз на душе, я выслушаю вас.

– Я буду говорить при всех! – крикнул Герберт, – Пусть они увидят ваше истинное лицо!

Толпа позади Пастора нерешительно замерла, на лицах людей застыло непонимание. Герберт тяжело дышал, его движения были порывистыми, и в какой-то момент Неле даже показалось, что он вот-вот достанет оружие и совершит непоправимое. Но Герберт только выбросил руку вперед:

– Я знаю, что вы делаете! Думаете, никто не поймет? В вашей гребаной секте было уже несколько самоубийств, и это только то, что я нашел за несколько дней! Кто знает, сколько всего их было?

Он остановился с вопросительным возгласом, обратив взгляд на толпу за спиной Пастора, ожидая ответа, но в коридоре воцарилась секундная тишина. Затем Пастор понимающе кивнул, с трагической серьезностью во взгляде и обратился к Герберту:

– Мы сочувствуем вашей потере. Но спросите себя, в чем причина его поступка? – Пастор сделал шаг вперед, – Всякий по-разному платит за ту вину, что лежит у него на сердце. Бедный брат Джозеф… Он говорил со мной много раз. Он так сожалел, что из-за него вы не покинули страну, и в итоге вас арестовали… Он не мог простить себя, и думал, что его отец долгие годы проведет в тюрьме из-за того, что не решился бежать.

Пастор сделал еще один шаг вперед и положил руку на плечо Герберту, сочувственно склонив голову.

Герберт замер, но тут же яростно сбросил его руку:

– Что вы несете? Я не собирался покидать страну! Меня освободили через три недели! А вы уже успели… накрутить моего сына…

– Что ж, откуда брату Джозефу было об этом знать, – Пастор смиренно склонил голову, – Мы стараемся помочь каждому в этой обители. Ваш сын слишком любил вас, и не мог перестать искать причину в себе. Точно так же, как и вы сейчас в глубине души вините себя за то, что случилось с ним. Мы все понимаем.

– Заткнитесь! – рявкнул Герберт, – Если вы взяли его под защиту, вы должны были помочь ему! Я слышал вашу речь, раскаяние… жертва… Запомните, вы все! Раскаяние – самая бесполезная вещь! Вы, жалкие фанатики, только на то и способны! Можете спрыгнуть с того моста хоть всем скопом, никакой бог вас не услышит!

Он указал пальцем на толпу за спиной Пастора, потом резко повернулся и окинул взглядом коридор. Его взгляд остановился на Неле и на мгновение стал недоуменным, а затем в глазах мелькнула горькая усмешка:

– Корнелия Холлард… А тебя… Я хотел бы пожалеть, но не стану, – он вскинул голову, – Твой отец знал, что мой сын уже был мертв, когда он уверял меня, что найдет его. Джозеф спрыгнул с моста в тот день, когда я пришел к твоему отцу.

Нела замерла, а Герберт дернул головой, снова обращаясь к Пастору:

– Я запомню это… Запомню. Вас накажет не высшая сила, а закон. Я вам обещаю, – Герберт развернулся и внезапно направился к двери быстрыми тяжелыми шагами, но напоследок снова повернулся к Неле, – Хотел бы я, чтобы твой отец испытал то же, что и я. Так что если тоже захочешь раскаяться… Не останавливайся.

Герберт задержал взгляд на Неле и улыбнулся, жестко и холодно – так, что Неле стало жутко. А потом распахнул дверь и вышел. Толпа еще стояла в смятении, а Пастор сдержанно покачал головой, давая знак всем расходиться. Потом он направился наверх, видимо, желая что-то сказать Неле.

– Извините…, – Нела проскочила мимо него, чувствуя всем телом взгляды толпы снизу, – Мне надо домой. Извините…

Она в смятении бросилась к дверям и выскочила наружу, на свежий воздух. Здесь, под темнеющим вечерним небом она наконец остановилась, чтобы отдышаться, а затем снова побежала. Домой.

***

Весь вечер Нела не находила себе места, прокручивая в голове слова Герберта. Ей отчаянно хотелось верить, что он не прав, и гнев из-за смерти сына вынуждает его искать виноватых. В конце концов, Нела даже ни разу не говорила с Джозефом – кто знает, что сподвигло его уйти из жизни? Но проповедь Пастора и у нее самой вызвала смешанные чувства.

Поэтому немного успокоившись, Нела села за ноутбук и сделала поиск по фото людей с портретов.

Найденное совсем не успокоило ее, а фото со страниц старых новостей вгоняли в дрожь: Реми Беккет, инженер электронного завода – повесился у себя дома год назад. Таисса Джонс, главный маркетолог компании по производству бытовой техники – найдена в ванной со вскрытыми венами. Бри Олден, помощник сенатора – медикаментозное отравление. И другие с портретов – всех их объединяло то, что они уже не могли дать никаких ответов.

И наконец, тот мужчина, чье лицо показалось ей знакомым с первого дня. Ричард Грей… Вместе с его именем в памяти Нелы внезапно всплыла сцена более чем двухгодовой давности: мать тогда только начала пить.

В тот день Нела вернулась из школы и застала их ссору с отцом. «Вот видишь? – кричал отец тыкая пальцем в экран планшета, – До чего это довело твоего дружка?». Мать держалась за лоб, видимо, страдая от головной боли: «Ричи и тебе был другом, – поморщилась она, – Имей немного уважения». Отец хлопнул планшет на стол: «Если б он не начал забивать свою голову ерундой, как и ты, то был бы жив!» Нела тогда вошла в комнату, вопросительно глядя на родителей: «Мам? Пап? Что случилось?» С экрана планшета, лежащего на столе, на нее мертвенными глазами смотрело лицо человека, чья голова лежала в луже крови. Пистолет рядом с рукой самоубийцы был заботливо закрыт пикселями. «Это не… Дядя Ричи?» – Нела нахмурилась, вспомнив старого приятеля родителей и непонимающе поднимая глаза. «Нела, Нела… Нет, конечно, не он, – отец быстро оттеснил ее от стола и направил к двери, практически вытолкав из комнаты, – Иди к себе».

Этот случай быстро стерся из памяти Нелы, в то время ее гораздо больше беспокоили скандалы родителей и странное поведение матери. В тот момент она еще легко принимала на веру слова отца. Дядю Ричи она почти не помнила – разве что порой замечала на старых общих фото родителей и пару раз встречала в детстве, в компании родителей. Необщительный, но добродушный мужчина с какой-то напряженной задумчивостью в глазах, которая позднее, на фото в Храме, превратилась в затаенную тоску.

Но сейчас эти события, как и лицо Ричарда, вспыхнули в голове Нелы и пронеслись за секунду, складываясь в логическую цепочку, которую она втайне мечтала найти все эти два года, но теперь это осознание приводило в смятение. Нела не могла отвести взгляд от фото Ричарда, лежащего с простреленным виском – того самого фото, которое она увидела в тот день на планшете отца в новостях. И пульс стучал у нее в висках все сильнее, пока гул в ушах нарастал, грозясь порвать барабанные перепонки. Нела продолжала сидеть, уставившись на фото, даже когда за окном уже совсем стемнело, и пора было включить свет.

Отец так и не вернулся домой вечером. Впервые за долгое время Нела ждала его прихода, чтобы задать свой вопрос. Вопрос, который теперь не даст ей заснуть, независимо от того, что ответит отец. Потому что в глубине души ответ уже зародился искрой, готовой поглотить все в своем пламени.

***

Нела бежала. Потом падала, летела со скалы, просыпаясь, пытаясь отдышаться, уткнувшись лицом в подушку. Потом крепко зажмуривалась, мечтая, чтобы спасительная темнота поглотила ее. Монотонное гудение холодильника на кухне казалось оглушительным, а рукава свитера, в котором она заснула на каких-то пол часа, мешали так, что она сорвала его с себя, слыша треск ткани. По лицу текли слезы, и когда она проснулась в очередной раз за эту бесконечную ночь, подушка была мокрой. Нела в отчаянии схватила ее и отшвырнула в угол темной комнаты. В горле стоял комок, но даже на рыдания сил уже не осталось, только хрип вырвался из ее горла.

Тогда Нела вскочила с кровати и рванулась в комнату отца.

– Папа! – она стукнула рукой по выключателю, и вспыхнувший в спальне свет резанул ей по глазам.

Но в спальне отца было пусто. Отец до сих пор не вернулся, и Неле хотелось выть от отчаяния в этом пустом доме.

Колени подкосились, и она опустилась на пол у входа в спальню отца, и рыдала, пока за окном не забрезжил грязно-фиолетовый рассвет. От почти бессонной ночи и рыданий сердце колотилось так, что перехватывало дыхание, а тяжесть в голове гудела чугунным колоколом. Нела с трудом поднялась и добрела до кухни, где слабыми руками вытащила из шкафа отцовский коньяк. Она жадно приложилась губами к горлу бутылки, ощущая, как жгучая жидкость стекает по языку и спускается в желудок огненным змеем, гася внутреннюю горечь и одновременно разжигая ее.

Этого должно быть достаточно, чтобы заснуть. Нела вернулась к себе в комнату и рухнула на кровать, ожидая, когда опустошение сменится спасительным сном.

***

Воскресное утро встретило город дождем и мокрым снегом. Темное набухшее от влаги небо все никак не светлело, будто этот день до последнего не хотел наступать.

На часах было уже далеко за полдень, когда Нела проснулась.

Она прошла в ванную, умыла опухшее от слез лицо, почистила зубы, сделала себе крепкий кофе. Взяла из шкафа запасную зажигалку отца. Потом натянула толстовку и наконец взглянула на экран телефона. «Я лечу в Чикаго, вернусь во вторник» – высветилось сообщение от отца. Нела перевернула телефон экраном вниз. Так даже лучше.

А потом Нела спустилась в гараж. Она решительно обошла его, нашла канистру с бензином и засунула в холщовую сумку, чтобы не привлекать внимания. А в карман джинсов – сложенный перочинный нож.

Дойдя до Храма, Нела остановилась лишь на секунду. Перед входом, в тени, она проткнула ножом дно сумки с канистрой, и маслянистые капли сверкнули радугой на влажных от дождя ступенях.

Коридор был почти пуст. В полумраке Нела прошла по первому этажу до комнат, где жили послушники Храма – все те, кого приютили в этих стенах.

Нела открывала одну дверь за другой, пока в одной из комнат на нее не уставились лица Луиса и Офелии.

– Уходите отсюда, – проговорила Нела.

Ее голос звучал глухо.

– Чего? – скривился Луис, – Ты… Да ты вообще не смеешь сюда приходить!

Офелия решительно выступила вперед:

– Да нас спасают здесь от твоего отца!

– Вас не спасают, а хотят принести в жертву.

– Если кого-то и стоит принести в жертву, то это тебя! – выпалила Офелия, – Зачем ты сюда приперлась, да еще и под чужим именем? Подыскиваешь своему отцу новых беспризорников для экспериментов?

Нела сжала зубы, а затем сухо бросила:

– Просто убирайтесь отсюда, пока не поздно. Это место никого не спасет.

Она развернулась и направилась на второй этаж, оставляя за собой дорожку из капель бензина, медленно, будто нехотя, сочившихся из дна холщовой сумки. Те, кто на первом этаже, еще успеют выбраться.

На втором этаже жили только служители Храма, и здесь было еще тише, чем внизу – настал час дневного уединения.

Нела медленно открыла деревянную дверь в комнату Пастора. Раздавшийся скрип в тишине казался оглушительным. На какой-то миг Нела замерла на пороге, слушая мерный и равнодушный звук капель, падающих на деревянный пол.

Пастор обернулся, поднимаясь с колен – он молился, склонившись перед крестом в простой серой рясе, подвязанной веревкой. Пастор встал перед Нелой, остановив взгляд на тяжелой холщовой сумке у нее в руке.

– Здравствуй, Корнелия.

– Только не говорите снова, что рады меня видеть, – Нела в упор посмотрела на него, крепко сжимая в кулаке ручку сумки.

Пастор склонил голову:

– Я рад каждому, кто нашел здесь покой. Хотя бы ненадолго, – проговорил он задумчиво, – Догадываюсь, почему ты пришла. Вина все еще мучает тебя. Тот человек так и не простил тебя?

Нела моргнула, вопрос будто немного обескуражил ее.

– Я не могу попросить прощения. Мне не позволяют с ним поговорить, – помедлив, ответила она.

– Что ж, есть много способов загадить свою вину, – пожал плечами пастор, на секунду посмотрев ей в глаза.

– Вы же сами говорили, что я не виновата своим существованием? – гневно прищурилась Нела.

Она сама не заметила, как ее рука вытащила из кармана зажигалку.

– Может быть, наше существование и имеет целью загладить вину, в том числе и не свою?

– Я не собираюсь быть жертвой для вашего мнимого… искупления, – Нела хотела, чтобы ее голос звучал твердо, но не смогла скрыть дрожь, – Никто не может искупить чужую вину. Ее вообще нельзя искупить.

– Ты знаешь о жертве больше, чем тебе кажется, Корнелия, – пастор погладил бороду, – Твой отец приносит людей в жертву прогрессу. А твоя мать принесла себя в жертву своему чувству вины, оставив тебя сиротой. Совершив смертельный грех, как ты говоришь. Ты как их дитя должна повторить грехи их обоих. Так что твой путь уже определен.

– Я не собираюсь повторять их ошибок.

Нела все еще сжимала в руке зажигалку, чувствуя, как ее уверенность тает с каждым словом. Слова о матери резанули по живому, в то же время вновь затягивая Нелу в пучину сомнений. Она так и не получила ответа на свой вопрос.

– И поэтому ты стоишь здесь с канистрой горючего и зажигалкой?

Пастор смотрел на нее прямо, в его глазах не было страха. Даже не было похоже, что он пытается ей помешать. Нела покачала головой, выпалив то, что хотела сказать с самого начала:

– Кажется, в вашей галерее не хватает еще одного портрета…

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – Пастор вопросительно поднял брови.

Нела подступила ближе:

– Она и так страдала! Она пыталась заглушить свою боль алкоголем и таблетками, а вы… Вы подтолкнули ее…, – Нела выдохнула эти слова так, что сердце сделало скачок, – И теперь вы… Еще смеете мне врать? Ричард Грей, он привел ее к вам… Вы погубили сначала его, а затем мою мать… А потом спрятали ее портрет, чтобы сделать то же и со мной?

Нела сквозь слезы выхватила канистру из сумки и принялась лихорадочно откручивать крышку дрожащими руками, путаясь в рукавах куртки.

– Корнелия, я… Я не знаком с твоей матерью, – Пастор снова беспомощно развел руками, – Что бы ты не сделала…

– Не надо! Хотя бы сейчас признайтесь! – Нела секунду посмотрела на него и в отчаянии выплеснула густую жидкость на пол, в нос ударил едкий запах бензина, – Зачем вы продолжаете врать?!

Она щелкнула зажигалкой, все еще держа огонь в отдалении:

– Признайтесь уже!

Но Пастор молчал, и его безмолвное трагическое лицо было последним, что увидела Нела перед тем, как выплеснуть остаток канистры на дверь:

– Давайте! Вы хотели, чтобы я умерла? Мы умрем здесь вдвоем! Только признайтесь!

Пастор только покачал головой, и Нела, всхлипнув от отчаяния, ткнула зажигалкой в канистру, швырнув ее в дверь.

Пламя вспыхнуло быстрее, чем она думала, и Нела отшатнулась, вытирая рукавом слезы:

– Вот так! Что еще вам нужно?

Пламя охватило дорожку капель и пожирало деревянные стены, и Нела оказалась рядом с Пастором:

– Ну хоть теперь! Скажите правду…, – она закашлялась от дыма, – Ее портрет… Вы спрятали…

Дым слепил глаза, и Нела согнулась, сквозь текущие слезы и першение в горле слыша шум в коридоре. Пастор зажал лицо рукавом и опустился на пол. Нела инстинктивно отскочила к окну, когда огонь жадно охватил лужицу бензина на полу перед Пастором.

– Пожалуйста…! Что вам терять… При… признайтесь, – Нела на четвереньках отползла к окну, щуря глаза в едкой пелене и уткнувшись лицом в собственные колени, – Зачем вам скрывать…

Дым уже заволок комнату, языки пламени пожирали постель пастора, скользя по стенам и подбираясь к окну.

– Корнелия…., – пастор уже не пытался встать, когда край его рясы захватил огонь, и прокашлял слова, задыхаясь, – Если тебе будет легче… Мы все виновны. И в смерти твоей матери… Запомни, невиновных нет…

Слова донеслись до Нелы сквозь пелену. На какое-то мгновение ей показалось, что она теряет сознание. Жар подобрался слишком близко и обжигал лицо, языки пламени мелькали на периферии зрения, как она ни жмурилась, а дым уже просачивался даже сквозь рукав, которым она закрывала нос и рот. Туман закрыл собой все – и внутри, и снаружи. Нела уже не слышала ничего, только огненный жар обжигал ушные мочки. Нела пыталась втянуть воздух через ткань рукава, но в горло проникал только свербящий, разъедающий дым, от которого Нела сильнее утыкалась лицом в пол, стараясь из последних сил втянуть крупицы кислорода.

Когда пламя обожгло ее руку, захватив рукав, Нела закричала – будто это могло помочь. Но помощи было ждать неоткуда, и Нела отчаянно встряхнула рукой, охваченной, болью, и вновь уткнулась носом в горящий рукав, отчаянно зажмуривая глаза. Не чувствуя ног, она правым плечом, опершись на подоконник, заставила свое тело подняться и дотянулась наощупь до окна.

Со всех сил она ударила локтем в стекло, и почувствовав звон и вонзившиеся в руку осколки, она еще раз ударила, яростно подавшись вперед – туда, где спасительный кислород наконец ворвался в ее легкие, и перевалилась всем телом наружу.

Прохлада уличного воздуха захватила лицо, и это было самое божественное ощущение, которое только можно испытать. Несколько секунд падения – что-то разорвало штанину и пронзило болью ногу, Нела только успела закрыть оцарапанное лицо рукой.

Что-то вонзилось в бедро, но Нела только хватала воздух, открывая рот и ноздри, как только могла. Кашель все не проходил, но теперь в горло поступал долгожданный кислород, хоть ей и казалось, что она готова выкашлять легкие вместе с едкими крупицами дыма.

Нела заставила себя приподняться и ползти – боль в ноге на миг стала невыносимой, но через пару рывков Неле удалось освободить ногу. Зрение наконец начало восстанавливаться, и Нела разглядела ветки, пробираясь сквозь них, все еще инстинктивно пытаясь закрывать лицо руками. Где-то в отдалении слышался гул сирен и крики выбегающих людей. Нела продолжала ползти – не важно куда, но подальше от огня, пока наконец чьи-то руки не подхватили ее.

***

– Предъявите ваши документы.

Полицейский стоял перед Нелой, пока она пыталась прийти в себя, сидя на скамейке в участке.

– Я не взяла их с собой, – поморщилась Нела, вытянув ногу.

Документы она действительно оставила дома, причем намеренно – на случай, если ее будут обыскивать, она ни в коем случае не должна раскрыть себя. Бедро все еще ныло, простреливая болью под коленом. На локоть под разодранной курткой она еще не смотрела, но руку невозможно было разогнуть. Одежда защитила ее от мелких осколков, но полет со второго этажа не прошел даром. Запекшаяся кровь промочила куртку, прилипая к телу при каждом движении противным холодком.

Офицер кивнул и сделал пометку в своих скудных записях.

– Ладно. Нам надо связаться с вашими родителями. Когда они приедут за вами?

Нела проигнорировала его слова и неуверенно подняла взгляд:

– Скажите… Кто погиб в пожаре?

Полицейский туманно пожал плечами:

– Пока разбираемся. Сгорело только левое крыло второго этажа, – он нехотя глянул в свои записи, – Там было несколько человек. Кажется, церковники.

Нела опустила голову, стараясь не задавать лишних вопросов:

– Родители сейчас отдыхают на Майорке. Они вернутся не скоро, я же не могу остаться тут на пол месяца? – Нела с вызовом посмотрела на полицейского.

– Тогда нужен другой родственник.

– А я не могу просто уйти? Разве меня в чем-то обвиняют?

Офицер вперил в нее пристальный взгляд:

– Послушайте. У вас нет идентификационного чипа. У вас нет при себе документов и вы не можете связаться с родителями. Вам не кажется, что я должен оставить вас здесь, чтобы установить вашу личность?

– И что потом? Если не найдете моих родителей и документов? – прищурилась Нела, – Сдадите в Корпорацию на эксперименты?

Офицер с громким стуком опустил планшет на стол, не сводя серьезного взгляда с Нелы.

– Как я уже сказал. Нужны ваши родители или другой родственник. Это не обсуждается.

Нела закусила губу. Зря она это сказала.

– Хорошо. Мой дядя подойдет?

Офицер кивнул:

– Да, вполне.

Нела взволнованно слушала гудки в трубке, борясь с желанием прервать звонок. Что она делает? Она набрала номер прежде, чем успела подумать. Утром все произошло так сумбурно, что она даже не придумала запасной план на этот случай. Утром она даже не думала, останется ли жива.

– Да? – наконец раздался голос Максимиллиана, в котором слышалось удивление.

Его голос был спокойным, даже мягким. Нела вздохнула и прикрыла глаза. Он все-таки ответил.

– Привет, – сказала Нела после пары секунд молчания, набравшись смелости. – Извини, если побеспокоила, но тут такая ситуация…

Она снова поморщилась и прикусила губу. Как же глупо это прозвучало. Она вовсе не хотела извиняться.

– Все в порядке, – так же спокойно ответил Максимиллиан. – Что у тебя случилось?

– Мне нужна твоя помощь.

Вот и все. Нела выпалила это на одном дыхании и закрыла глаза. Кто бы мог подумать, что это будет так трудно. Но теперь она испытывала странное облегчение, смешанное со стыдом и мыслями «Что я делаю?»

***

Максимиллиан появился спустя почти час. Все это время Нела не сводила глаз с часов и двери, меряла взглядом крошечный закуток со стеклянной дверью, где ее заперли в ожидании приезда «дяди», пыталась успокоиться, слыша громкий стук своего сердца, и ругала себя за это дурацкое решение. От волнения даже боль почти не ощущалась. Докатилась – просить помощи у Максимиллиана!

Он вошел и, едва взглянув на закуток, где находилась Нела, быстро подошел к офицеру. Нела видела, как Максимиллиан качал головой, что-то объясняя, офицер неохотно кивал, покосившись на Нелу. Все это время ей казалось, что она совершила самую большую ошибку в своей жизни, доверившись ему. И в то же время она с замиранием сердца ждала, когда он заберет ее отсюда.

***

Максимиллиан вывел ее из здания, все это время его рука лежала у нее на плече. Оказавшись на улице, Нела тут же попыталась ее сбросить, но Максиллин держал ее твердо. Нела не стала упорствовать. Нога разболелась еще сильнее, и поддержка Максимиллиана, как ни странно, была вполне кстати. В какой-то момент ей стало почти все равно – пусть держит ее за плечо, если ему так хочется. Она же получила то, что хотела, остальное уже не важно. Она исполнила свой план. И теперь это было самое приятное чувство на свете, Нела не помнила, когда в последний раз испытывала его.

Казалось, будто весь мир замер, будто застыл в кусочке янтаря, как доисторическое насекомое. Сиренево-багряный закат в золотистой дымке вечернего солнца, пыльный тротуар перед блестящим зданием полиции, в окнах которого отражались аккуратно подстриженные деревья – в какой-то миг все стало почти идеальным. И то, что ее выводят из здания полиции, и даже то, что Максимиллиан держит ее за плечо. Нела подумала, что причиной тому, наверняка, то, что она все-таки осуществила задуманное. Как же иначе? Она справилась. Все было не зря.

Максимиллиан не проронил ни слова, пока они шли к машине. Он усадил Нелу внутрь и захлопнул дверцу, затем завел двигатель и вырулил на шоссе.

– Жанна де Воутон? – наконец спросил он.

Нела смущенно улыбнулась:

– Настоящее имя Жанны Д`Арк. Просто… первое, что пришло в голову.

Она ожидала от Максимиллиана язвительных комментариев по этому поводу. Но он промолчал, никак не подав вида, даже если это позабавило его.

– Спасибо, что приехал, – тихо сказала Нела.

Она чувствовала, что должна поблагодарить его – иначе было бы просто невежливо. Максимиллиан ничего не ответил, но Нела видела, что он чуть заметно кивнул и, кажется, легкая улыбка тронула его губы.

Они в молчании свернули на трассу, ведущую к центральным улицам.

– Отвези меня домой, – попросила Нела.

Максимиллиан ответил только спустя несколько секунд:

– Тебе нельзя домой в таком виде. Нужно осмотреть рану.

Нела посмотрела на свою ногу. Рваная рана на голени все еще кровоточила. Плечо было коричневым от запекшейся крови, но двигать рукой она уже могла, хоть сейчас и вообще не хотелось двигаться.

– Это ерунда, – сказала Нела. – Я разберусь с этим дома.

Максимиллиан ничего не ответил, но на нужном повороте он не свернул. Нела обреченно поняла, что убедить его отвезти ее домой не удастся. Ей хотелось спать. А еще – чтобы Максимиллиан также вез ее дальше, и дальше, и дальше… И они оба молчали, а за окном проносились столбы и неоновые вывески, сливающиеся в одну светящуюся комету на фоне серо-сиреневого заката. Это было так… тихо. Она давно не испытывала у себя в душе такой тишины.

– Ты расскажешь, что случилось? – Максимиллиан спросил, не поворачиваясь, будто между делом.

Нела промолчала, слабо качнув головой. Сейчас она была рада, что он не стал допытываться.

Максимиллиан жил на сто двадцать четвертом этаже небоскреба практически в центре города. Выйдя из машины, он открыл дверь для Нелы и помог выйти – это выглядело бы галантно, если бы Нела не была ранена. Так что это было простой необходимостью, однако, Нела была ему благодарна. Едва ступив на больную ногу, она чуть не упала, но Максимиллиан заботливо придержал ее за здоровое плечо, не касаясь раны.

– Я вызвал робота-врача, – сказал он, пока они поднимались вверх по прозрачному лифту.

Нела только с благодарностью наклонила голову. Это было так странно – находиться рядом с ним, впервые за долгое время, не ругаясь и не споря ни о чем. Без угроз и слов ненависти. Нела поняла, что просто не знает, как себя вести, чтобы он не подумал, будто она сдалась, и чтобы снова не разжечь конфликт. Ей сейчас больше всего хотелось сохранить этот хрупкий мир, неизвестно каким чудом появившийся после их вражды.

Она вдруг осознала, что никогда не желала этой вражды. В какой момент все так изменилось? И могло ли все быть по-другому?

И хоть сейчас все это казалось странным, Нела чувствовала покой и ей не хотелось думать о том, как ей теперь относиться к Максимиллиану. Будто бы все внезапно встало на свои места, когда она об этом даже не мечтала.

В квартире Максимиллиана было просторно, холодноватый голубой свет ламп в коридоре сменился теплым уютным освещением в комнате. Максимиллиан провел ее вперед, помог снять куртку и присесть. Вскоре прибыл врач. Нела сидела на прохладном кожаном диване, пока небольшой робот около метра в высоту сканировал ее раны и накладывал швы. Нела старалась не смотреть на робота, потому что было невыносимо думать о том, что в сложной системе его технического устройства есть элементы человеческого мозга. Пожалуйста, только не сейчас. Нела усилием воли постаралась выкинуть из головы эти мысли, от этого она почувствовала облегчение, и в то же время ощутила себя предательницей.

Максимиллиан сидел в кресле напротив, заложив ногу на ногу, и курил. Его внимательный взгляд следил за действиями робота. Нела чувствовала себя немного неуютно под этим пронизывающим взглядом, но когда Максимиллиан докурил сигарету и вышел из комнаты, ей захотелось, чтобы он вернулся. Тем более, оставшись наедине с этим роботом, она почувствовала себя вдвойне неуютно.

И Максимиллиан не заставил себя ждать. Вернувшись в комнату через пару минут, он снова сел в кресло и посмотрел на Нелу.

– Хочешь есть? – спросил он, и, не дожидаясь ее ответа, продолжил, – Я закажу пиццу. Тебе какую?

Нела собиралась ответить, что она не хочет есть, и снова попросить, чтобы он отвез ее домой. Но вместо этого она ответила:

– С ананасом.

Максимиллиан кивнул и сделал заказ. Его внимательный взгляд снова следил за ней, за каждым движением робота, пока тот дезинфицировал рану на плече, закончив со швами на ноге. Нела была смущена, когда потребовалось снять рубашку. Максимиллиана, наоборот, это ничуть не смутило, и он так же внимательно скользил взглядом по ней, немного задумчиво, и, как Неле казалось, даже с некоторой заботой.

Когда робот закончил и удалился, автоматическая доставка привезла пиццу. Максимиллиан, как ни в чем не бывало, включил телевизор, огромный экран в половину стены засветился сиреневым светом. Нела сидела рядом с ним на широком диване, и, казалось, на нее напало какое-то оцепенение. А, может, она просто слишком устала. Все казалось каким-то нереальным, в сиреневых волнах света от экрана, как и часом ранее – в сиренево-золотых облаках, все казалось слишком простым, как изображение, разбитое на пиксели. Каким-то убийственно простым. Пицца была бесконечно вкусной. А Максимиллиан молчал – и Нела была бесконечно благодарна ему за это. Потому что именно сейчас она просто чувствовала себя бесконечно живой, будто каждая секунда текла по венам по своей верной траектории, и она могла отследить ее движение.

Нела краем глаза наблюдала за происходящим на экране – на самом деле, это уже не имело никакого значения.

Спустя какое-то время она открыла глаза, и тут же закрыла обратно. Судя по всему, она задремала. Ее голова лежала на плече у Максимиллиана. Нела осторожно снова приоткрыла один глаз – Максимиллиан, кажется, не заметил ее пробуждения.

На экране шли титры. Блаженно улыбнувшись, Нела снова открыла глаза. И увидела, что Максимиллиан внимательно смотрит на нее. Нела подняла голову и выпрямилась на диване. Постепенно у нее начинало просыпаться ощущение неправильности происходящего. Она потрясла головой, чтобы отогнать это неприятное чувство.

– Хочешь спать? – неожиданно просил Максимиллиан.

Нела пожала плечами:

– Может, отвезешь меня домой?

Максимиллиан усмехнулся:

– Сейчас два часа ночи. И твой отец в Чикаго. Если ты не в курсе.

Как будто это было ответом. Но Неле этого было достаточно, хотя она все равно вопросительно посмотрела на него.

– Можешь сходить в душ. И ложись на диван.

– А ты? – спросила Нела.

Других поверхностей, подходящих для сна, в квартире не было.

Максимиллиан не ответил, и она снова позволила себе не задаваться лишними вопросами. Пожалуйста, пусть хотя бы сегодня все будет… просто.

Когда погас свет, в коридоре только мигал датчик сигнализации голубоватым светом. Нела лежала под одеялом, оставшись в трусах и майке после душа, который смыл остатки запекшейся крови и грязи от падения. Она смотрела на прозрачное небо за окном, подсвеченное огнями ночного города, в тумане светились окна соседних небоскребов. В квартире Максимиллиана пахло лавандой и хлопком, диван был удивительно мягким, а бархатная темнота словно опускалась с потолка крупицами и медленно оседала. Нела перевела взгляд на дверной проем, в котором показался силуэт Максимиллиана. Он подошел к дивану, приподнял одеяло и лег рядом с ней.

Максимиллиан смотрел в потолок молча, и Нела ничего не говорила, только чувствуя, как нога Максимиллиана касается ее ноги под одеялом, и боялась пошевелиться.

– Не хочешь рассказать, что там произошло? – снова спросил Максимиллиан.

Его голос звучал тихо.

– Я… сама не совсем понимаю, – так же тихо ответила Нела.

Из окна медленно тек голубоватый свет, и мягкая тишина казалась волшебной. Ночные небоскребы за окном утопали в светящемся тумане, и этот туман проникал в квартиру и в голову Нелы, будто крупицы тишины и умиротворения проходили сквозь нее, оседая в каждой клеточке ее тела. И когда Максимиллиан взял Нелу за руку под одеялом, улыбка тронула ее губы, и она в ответ сжала его руку. А потом Максимиллиан повернулся к ней и накрыл ее губы своими, скользя ладонями под майкой. И Нела прильнула к нему, проваливаясь в темноту, полную сверкающих искр. Обнимая Максимиллиана, она прижалась своей оголенной грудью к его коже, чувствуя, как прикосновение внизу живота электрическим разрядом погружает во тьму все остальное. Как Большой взрыв, который мог произойти только сейчас и больше никогда, как паззл, случайным образом внезапно сложившийся воедино.

В глубине души Нела всегда знала, что это однажды должно случиться. Казалось, если этого не произойдет, то мир должен рухнуть – настолько это казалось предопределенным.

Глава 13

Писк будильника внезапно разорвал ночь. Нела не сразу поняла, где она находится – в голове все еще стоял туман.

Максимиллиан поднялся и включил приглушенный свет ночной лампы. Нела приподнялась на кровати и тут же, спохватившись, прикрыла оголенную грудь одеялом, ища глазами свою майку. Но Максимиллиан уже направился к выходу, не взглянув на нее.

Нела еще с минуту продолжала сидеть на кровати, слушая, как в ванной журчит вода. Потом наконец нашла майку где-то между кроватью и тумбочкой, неловко натянула ее – локоть снова начал слабо ныть, хотя после вчерашнего визита врача боль почти утихла.

Со стороны кухни уже раздавался звук закипающего чайника. Нела прошмыгнула в ванную, умылась и, помедлив, медленно прошла на кухню. На секунду ей показалось, что Максимиллиан уже забыл о ее существовании и удивится, увидев ее.

Но Максимиллиан уже стоял у окна, глядя на просыпающийся город – стоял в своей черной форме, с зачесанными назад волосами, будто проснулся не десять минут назад.

Он подвинул к ней чашку дымящегося кофе с дежурно-приветливой улыбкой:

– С добрым утром, – он кивнул на ее одежду, которую вечером засунул с стиральную машину с автоматической сушкой, – Одевайся, нам скоро выходить. Я уже заказал тебе такси.

Максимиллиан последним глотком осушил свою кружку с кофе и, выходя с кухни, быстро засунул кружку в посудомоечную машину. Нела проводила его взглядом, затем натянула теперь уже чистые и сухие джинсы, с дырой под коленом и свисающим на бедре вырванным клоком, толстовку и куртку, попав рукой сначала не в рукав, а в дыру на локте.

На этот раз в лифте повисло разряженное молчание, будто туман рассеивался.

***

Отец захлопнул дверь.

– А теперь рассказывай, что ты опять натворила.

Нела с досадой отвернула лицо. Не было ни одного слова, которое она могла бы сказать отцу. Эта пустота висела в воздухе, плыла вокруг словно облако, и Нела чувствовала то ли слабость, то ли легкость.

– Ничего.

– Я не хочу это слушать, – голос отца повысился, а затем стал мягче, – Нела… Расследование еще идет, и чем раньше я приму меры, тем легче будет все уладить.

– Я подожгла их.

Нела сама удивилась, как легко дались ей эти слова.

– Это я понял, – нетерпеливо поморщился отец, – Говори, зачем? Какой дурацкий план у тебя был на этот раз?

–Никакого, – Нела слабо дернула плечами и повернулась к отцу, – Они просто заплатили за то, что сделали с мамой.

– С… мамой? – отец непонимающе моргнул, – Причем здесь она?

– Да ладно, пап, – Нела прикрыла глаза, чтобы не смотреть на отца, веки немного дрожали – Я все вспомнила. Ричард Грей… сначала был он. Привел ее туда. А потом… мама.

– Причем тут Ричард Грей, – отец качнул головой, не желая слушать, – Нела, объясни нормально!

– … А еще был Джозеф Патерсон, – Нела искоса глянула на отца, – Которого ты искал. Точнее, убеждал своего друга Герберта, что ищешь его сына. А Джозеф был уже мертв. Но речь Герберта на презентации была важнее, правда? Разработчик новой технологии должен был поддержать твои продукты, хоть ты и купил все права на его разработки.

– Нела, да причем это здесь? Почему ты вспомнила про Ричарда? – отец скорбно поджал губы, проигнорировав слова про Джозефа – Это было давно. Ричард… связался с какой-то сектой, печально. Но твоя мать не имела к этому отношения.

– Откуда ты знаешь? – Нела подозрительно посмотрела на отца, – Если дядя Ричард был с ними связан, то почему мама не могла? Они же были друзьями! Мама… умерла вскоре после него…

– Господи, Нела…, – отец возмущенно и как-то беспомощно покачал головой, – Так ты поэтому устроила пожар? Да как ты можешь такое творить?! Даже если бы это было правдой, я… Думаешь, я оставил бы это так?

– Но… может, ты не знал об этом? – Нела замотала головой, подступив к отцу, – Нет… Это же не может быть совпадением…?

– Нела, я могу тебя понять. Наш мозг всегда ищет закономерности. Но нельзя идти на поводу у своего гнева! Нела, ты могла поговорить со мной!

– Я до сих пор не верю, что это было просто совпадение…, – Нела в отрицании мотала головой, сложив руки на груди, – Таких совпадений не бывает!

– Нела, Ричард с нами в то время практически не общался. А твоя мать… Она была атеисткой! Она тогда почти не выходила на улицу. Даже врачей для нее я вызывал на дом, помнишь?

– Это ты не выпускал ее из дома?

– Нела, я делал это ради нее. Все, что я делал, было ради вас.

Нела только мотнула головой, пытаясь скрыть смятение, и выбежала с кухни.

***

Правительственная проверка прибыла в Лабораторию целой делегацией почти за час до назначенного времени. Невысокий светловолосый мужчина лет сорока, ступил на белоснежный гравий дорожки перед входом и подчеркнуто пренебрежительно кивнул встречающим его врачам и административному персоналу, не удостоив приветствием. Он опирался на трость из темного дерева с серебристым набалдашником и прихрамывал на левую ногу.

– Пройдемте, мистер Геллер, – кивнула миссис Робертсон, сменившая привычный халат на строгий и элегантный брючный костюм, – Я покажу вам административный и исследовательский корпуса. Мистер Холлард приедет с минуты на минуту и будет рад лично познакомиться с вами.

– Конечно, – поморщился мужчина, почесав гладкий подбородок, – Уверен, что у вас все в порядке, но дьявол кроется в деталях. А потом посмотрим ваши сектора, как их там… Испытуемых – так вы их называете?

Миссис Робертсон с готовностью изобразила улыбку – более официальную, специально заготовленную для важных гостей:

– Как пожелаете. Будем рады вам показать, что там тоже все в порядке, и даже в деталях дьявола там нет.

Мистер Геллер не отреагировал на шутку, только скривив губы. Вслед за ним проследовали четверо помощников, всем своим видом давая понять, что они здесь лишь будут подтверждать мнение главного эксперта, которому крайне сложно угодить.

– Система безопасности у вас неплоха, – снисходительно бросил мистер Геллард после того, как его помощник осмотрел технический отчет, – Может, она и полезна в отношении ваших сотрудников. Хотя, с чего бы им идти против вас? Но вот насколько она безопасно против третьих лиц… Скажем, против дочки директора, которая, по слухам, регулярно навещает это место?

Миссис Робертсон расплылась в отрепетированной улыбке:

– Поверьте, мистер Геллер, Корнелия Холлард – мой стажер, и я могу за нее поручиться. Если вы помните, на недавней презентации она полностью поддерживала отца, и у нас нет сомнений насчет нее.

– Хотелось бы верить, но только не ребенку, – мистер Геллер не удостоил ее взглядом, пройдя вперед, – Гибкая детская психика вместе с отсутствием ума и рамок дает самый большой потенциал для лжи.

– Сэр, мы просим с осторожностью относиться к тому, что пишут в СМИ, – миссис Робертсон проговорила это натянуто и будто неохотно.

– Вот именно, – многозначительно кивнул мистер Геллер, – Я так и делаю. Но это в любом случае ваша ответственность. А теперь пройдемте в корпуса ваших подопытных свинок. И посмотрим, какие мозги вы пытаетесь нам продать.

***

Последние дни Джастин почти все время спал. Даже на обследования его теперь водили реже – или ему так казалось, потому что дни и ночи смешивались в беспокойном прерывистом сне. Несколько раз он видел над собой склоненные лица врачей и медсестер, которые перешептывались, принося ему новые препараты и регулируя капельницу. Бессильная ярость клубилась где-то на дне его сознания, по ночам заставляя сжимать кулаки и впиваться ногтями в простыню, но вскоре снова вступали в дело транквилизаторы, уволакивая его в сон. Джастин отчасти даже был рад этому, потому что иначе беспомощная ярость разорвала бы его изнутри.

Он лежал на кровати плашмя на животе, половиной лица уткнувшись в подушку, когда краем уха уловил приближающиеся голоса из коридора.

– А там нет ничего интересного, сэр, – раздался напряженный голос медсестры Клэр Томас, – Этот Испытуемый… сейчас нестабилен. Обычная реакция на стимуляторы. Пройдемте к третьему этапу?

– Обычная реакция, говорите? Там давайте посмотрим на нее.

Этот надменный голос был незнакомым. Но вскоре его прервал другой, от которого у Джастина сжались зубы, и он впился взглядом в дверь, не отрывая голову от подушки.

– Не хотелось бы тратить ваше время, мистер Геллер. Этот пацан слабоват, возможно, мы вообще выведем его из проекта, если в ближайшее время не покажет улучшений.

Широкая спина офицера загородила стеклянную дверь. Джастин, не отводя взгляда, медленно приподнялся на кровати, выдергивая из запястья иглу капельницы. Раздался тревожный писк датчиков капельницы.

– Так почему он еще здесь, если он так плох? Государственное финансирование идет на то, чтобы вы тянули бракованные экземпляры в угоду количеству? – снова раздался требовательный голос, и офицера оттеснил невысокий энергичный мужчина.

На его лице словно застыло перманентное недовольство, он вздернул голову, глядя, как Джастин медленно поднимается с кровати. Датчики на капельнице все еще попискивали, мигая красным. Но Джастин видел только лицо Максимиллиана, стоящего вполоборота, настороженно скрестившего руки на груди. И в какую-то секунду Джастин увидел сожаление в темных прищуренных глазах офицера. Сожаление и… страх. Это подстегнуло Джастина, и ноги сами понесли его к двери, а рука сжималась, словно пытаясь нащупать что-то в воздухе.

– Ну-ка, откройте, – дернул подбородком светловолосый мужчина.

– Мистер Геллер, правда, не стоит к нему заходить, – робко проговорила Клэр Томас.

– Не вам меня учить, – резко одернул ее мужчина, – Я хочу взглянуть на его показатели. Если он никуда не годится, то надо списать его сразу. Или вы намеренно скрываете от меня брак?

Дверь открылась. Джастин замер. Его взгляд метался с проверяющего на офицера, и обратно. Светловолосый мужчина вальяжно переступил порог, за ним проследовали его помощники.

– Сэр, гормоны стресса очень высоки, – заметил один из них, нажимая кнопки на панели над кроватью Джастина, – Патологическое возбуждение нейронов гиппокампа…

Джастин видел, как Максимиллиан держится в стороне, а Клэр Томас снует рядом, словно пытаясь загородить офицера от Джастина. Неужели она знает? Ярость снова вспыхнула в груди, Джастин тяжело дышал. Он сам не понял, как его пальцы схватили трость мистера Геллера, Джастин взмахнул рукой, устремив наконечник на Максимиллиана. Джастин не знал, куда он целился – в голову, в шею, или в грудь. Но в последний момент хрупкая фигурка метнулась перед ним, отталкивая его руку. Перед тем, как рухнуть на пол от разряда тока в ошейнике, Джастин услышал крик боли. Но он принадлежал не тому, в кого Джастин целился. А затем тело проверяющего рухнуло рядом с ним.

***

Дома у тети Роуз всегда было тепло. Нела заметила это, как только вошла. Не то, что дома у отца – Корнелий, привыкший к почти спартанским условиям, не заботился о дополнительном отоплении. Нела вспомнила, что когда была жива мать, в их предыдущей квартире она постоянно ставила температуру на батарее на максимум. А когда матери не стало, Неле даже не приходило в голову сделать это самой, так что холод иношение свитеров дома просто стали для нее привычкой.

Нела не бывала дома у тети уже больше года, и почти забыла, как любила приходить сюда когда-то. Наверное, поэтому тетя Роуз казалась немного удивленной, когда утром Нела позвонила ей.

И вот сейчас Нела сидела в ее просторной четырехкомнатной квартире, с чашкой черного чая и пыталась собраться с мыслями. Тетя Роуз расположилась напротив нее на диванчике в длинном сиреневом халате (похожий халат она когда-то подарила ее матери, и Нела никак не могла отвлечься от этой мысли), тетя задавала какие-то ничего не значащие вопросы об учебе. Похоже, Корнелий еще не успел (или не собирался) рассказать ей о пожаре. Нела и сама не собиралась ей об этом говорить, но она должна была задать самый главный вопрос.

– Нела… Случайности, конечно бывают, – тетя Роуз задумчиво и будто неохотно проговорила, – Но закономерность здесь только в том, что и для Ричарда, и для твоей матери эта жизнь стала в тягость, хоть и пришли они к этому по-разному. Его подтолкнули слова проповедника, а ее – алкоголь и передозировки психотропов.

– Только это? – мотнула головой Нела, – У нее были причины жить…

– Знаешь, твой отец хотел положить ее в клинику. Но до последнего надеялся, что она справится сама.

Нела продолжала сжимать в руках кружку с чаем, молча, так, что ей в какой-то момент показалось, что керамика вот-вот расколется в ее руках. Но кружка оказалась крепче, чем ей казалось.

– Ладно, Нела, – наконец вздохнула тетя Роуз, – Давай я отвезу тебя в Лабораторию. Хватит вспоминать о прошлом. Думай о настоящем.

Нела снова промолчала, проследовав за тетей к машине. Ей хотелось сказать, что прошлое никогда не остается в прошлом. В носу все еще стоял едкий запах дыма, смешанный с горючим. И еще более невыносимые нотки этого запаха – запаха горелой человеческой плоти, о котором она так старалась не думать весь предыдущий день. Нела через силу вызывала в памяти все те портреты на стене в Храме, повторяя себе, что все было не зря – даже если Пастор не знал ее мать, он все равно… виновен. Но это почему-то не помогало.

– Нела? Ты что, хромаешь? – спросила тетя, когда они шли к машине.

– Все нормально, – Нела выдавила улыбку, – Упала на тренировке в школе.

***

На этот раз, шагая за миссис Робертсон по коридорам Лаборатории, Нела неосознанно оглядывалась по сторонам.

– Нела, ты кого-то ищешь? – спросила миссис Робертсон, – Твоего отца здесь нет, он уехал еще утром в департамент научных разработок. У него сейчас хватает дел.

Несмотря на то скомканное утро, Нела искала глазами Максимиллиана. В ту ночь она не захотела обсуждать произошедшее, и Максимиллиан не настаивал. Но сейчас ей как никогда хотелось верить, что уж он-то будет готов ее выслушать. Просто выслушать… На большее она не рассчитывала. Даже если в то утро они попрощались так скомканно. Эта ночь должна была что-то значить.

Однако, вместо Максимиллиана она увидела другие знакомые лица.

По другой стороне коридора, отделенной лестничным проемом, двигалась колонна Испытуемых. Некоторые из них испуганно оглядывались, другие пытались перешептываться. Похоже, это был первый этап. Нела ощутила на себе пристальный взгляд, и только потом узнала их. Нелу словно ударило током, и в глазах помутилось.

Луис и Офелия.

Такие похожие, одинаково худые в этих мешковатых лабораторных костюмах. Луис шел опустив голову, а Офелия смотрела на Нелу в упор. Если бы этим взглядом Офелия могла прожечь в ней дыру, то Нела предпочла бы умереть прямо тут, на гладкой плитке этого пола.

Ее живот скрутил спазм, так что ей хотелось рухнуть на этот пол. «Да нас спасают здесь от твоего отца!» – донеслись до нее из памяти слова Офелии. «Вас не спасают, а хотят принести в жертву. Это место никого не спасет» – Нела вспомнила, с какой уверенностью она это говорила. Ни на минуту не сомневалась в своей правоте, заставляя их убраться из Храма…

Офелия не отрывала от нее взгляда, пока колонна не скрылась за поворотом. В какой-то момент Неле показалось, что Офелия крикнет на весь коридор те слова, которые Нела ожидала услышать в свой адрес. Она практически хотела их услышать. Но колонна уже исчезла, а Нела продолжала стоять. Спазм в животе будто превратился в вулкан, сочащийся лавой, и эта лава прожигала органы насквозь.

– Нела? Ты идешь? – донесся откуда-то издалека голос миссис Робертсон, – У нас с тобой важное дело. Ты примешь участие в создании рекламного ролика нового…

– Я… мне надо в туалет, – пробормотала Нела, и бросилась к двери уборной, спотыкаясь о собственные ноги.

Нела забежала в туалет и захлопнула дверь, желая хоть здесь ненадолго прийти в себя. Но перед раковиной она увидела склоненную фигуру. Немного отдышавшись, Нела присмотрелась и узнала медсестру, Клэр Томас. Волосы ее были непривычно растрепаны, дрожащей рукой она пыталась промокнуть слезы салфеткой, а второй оперлась об раковину.

– Послушай… Извини меня, – Нела сама не поняла, как у нее вырвались эти слова, – Это я виновата… Во всем…

Медсестра повернулась к ней недоуменно, будто не поняла, о чем идет речь.

– Это я размагнитила ту коробку с чипами. Я не хотела, чтобы…, – Нела запнулась, – То есть… Мне жаль. Это вообще было глупо.

Клэр Томас наклонила голову и затем расхохоталась – смех ее был слабым и в нем сквозили нотки истерики:

– Ты? Ох… Ну ладно, – она покачала головой, нервным движением ладоней пригладив волосы, выбившиеся из-под невидимок, – Хотела бы я, чтобы это было моей единственной проблемой…

Клэр Томас снова расхохоталась странным смехом, смешанным с отчаянием. Нела неловко замерла возле двери.

– Мне жаль…, – она выдавила эти слова, понимая, что не может просто уйти, – Что-то случилось?

Нела и не надеялась, что медсестра станет изливать ей душу, но Клэр, будто обращалась и не к ней, а просто в пространство, всхлипнула:

– Случилось… А я… Теперь должна отвечать за все, – она уставилась в зеркало покрасневшими глазами, уже не пытаясь вытирать слезы, и будто обращаясь к своему отражению, – Господи… Как я могла быть такой наивной… Я ведь всегда была просто пешкой… Сначала я была подопытным кроликом для эксперимента. Кроликом, которому повезло… А потом – заложницей, обязанной жить на работе и отдавать почти всю зарплату за то, что эксперимент на мне удался. Еще и гордилась этим… А теперь я козел отпущения… Коробка – это мелочь…

Клэр бормотала это сквозь слезы, глядя то ли в глаза своему отражению, то ли сквозь него. А потом она занесла руку, и Неле показалось, что медсестра разобьет зеркало, но она только беспомощно ударила рукой об раковину и воскликнула, глядя в пустоту:

– Господи, да я ухаживала за этими Испытуемыми день и ночь! Кто следил за всем, за малейшими изменениями? Кто ночевал здесь и бегал ночью проверять каждый писк датчика? – она вздернула подбородок, по которому все еще текли слезы, вопросительно мотая головой, – Но если в Лаборатории произошло убийство, кто будет отвечать, скажи мне?

Клэр наконец повернулась к Неле, на лице нее застыло выражение безнадежности и той скорби, которую Нела хорошо могла понять, хоть и не знала всей ситуации.

– Убийство? – только смогла переспросить Нела?

Это слово казалось таким нелепым. Здесь, в этом месте.

– Если во время проверки погибает член правительственной комиссии, думаешь, кто будет виноват? – медсестра обессиленно мотнула головой, – Конечно же я. Я отвечаю за Испытуемых этого этапа. Но никакие транквилизаторы не приведут его в норму, если Максимиллиан позволяет себе такое! Я сначала не поверила этому Саммерсу, но зачем ему врать?

– Что, что он сделал? – не выдержала Нела.

– Он… Изнасиловал Джастина Саммерса, – поджав губы, медленно проговорила медсестра беспомощно склонившись над раковиной, – Не знаю, зачем Саммерс мне это рассказал. Все, что я могу сделать – это дать ему еще транков. Я предупреждала комиссию, что он нестабилен, предупреждала…

У Нелы помутилось в глазах. И второй раз за последние десять минут земля ушла из-под ног, будто затягивая в бездонную воронку

– Нет, нет…, – пробормотала Нела, зажмуриваясь.

– Да, Корнелия, да, – с горечью повторила медсестра, – Он хвалит тебя, а в следующую минуту лишает премии за чужие ошибки. Он так гордится, что заправляет здесь всем, а сам…

Клэр закрыла лицо руками, все еще качая головой. Нела с трудом сделала шаг назад, к двери, хотя ноги, казалось, приросли к полу.

– Постой.

Голос медсестры долетел до нее будто сквозь пелену.

– Мне нельзя оставаться здесь. Но… ты все это время была права. Это я ошибалась, – медсестра наконец отняла руки от лица, – И я хочу тебе помочь.

***

Если бы время было осязаемой величиной, то Нела легко могла бы представить, как оно распадается на частицы, когда ты меряешь шагами комнату, сжимая руки в кулаки, с бешено мечущимся по сторонам взглядом, не помня, что было в прошлую минуту, и что ты собиралась сделать в следующую. Потом время сжимается до крупицы, сравнившись по плотности с черной дырой, когда ты смотришь в одну точку целую вечность, и в голове пролетают миллиарды хаотичных мыслей и возможных исходов, а на часах не проходит и минуты. А потом оно растягивается, как жвачка, и целые часы пролетают за пару мгновений, будто их поглотила все та же черная дыра.

Следующие два (или три?) дня Нела едва помнила себя. Кажется, школа – учитель сказал, что она опять не выполнила какое-то задание. Нела сослалась на головную боль. Корнелий как-то утром спрашивал, что заказать на ужин. Нела ответила, что у нее нет аппетита, а отец сразу отвлекся на телефонный звонок.

Нела чуть не упала со стула от этого звонка. А когда пришла в себя, за окном кухни уже было темно. Как так? Только что было солнце.

А в другой вечер отец внезапно предложил ей съездить в выходные на могилу матери. Нела, не дослушав, сказала, что очень хочет спать, и ушла. А потом, лежа без сна под одеялом, вспомнила, как они с отцом ездили туда каждые пол года. Нела сжимала зубами подушку, пытаясь выдавить то ли крик, то ли слезы, но ни того, ни другого не было. Только сердце колотилось так, будто норовило пробить грудную клетку. И Нела молила, чтобы оно наконец пробило ее и заткнулось.

И вот, спустя много часов очередной бессонной ночи, телефон пискнул. Уже другой телефон – простой, купленный на шумном рынке у какого-то нелегала, и который невозможно отследить. Нела дотянулась до него слабой рукой. «Доступ готов. Вживи себе чип. В субботу я буду ждать тебя в 02:00 на условленном месте» – прочитала Нела сообщение в зашифрованном мессенджере. Она откинулась на подушку, закрывая глаза, и усилием воли пытаясь дать себе еще один шанс.

***

Клэр Томас идет по коридору Лаборатории, слушая, как цокают каблуки ее туфель по гладкому полу Лаборатории. Резкий холодный свет ламп отражается на гладком полу и бьет по глазам. Впервые за полтора года она чувствует себя здесь неуютно. С одной стороны ей хочется побыстрее исчезнуть отсюда, а с другой – этот громкий и мерный звук собственных шагов ее успокаивает. Он вселяет уверенность и кажется жизнеутверждающим.

– Мисс Томас? – приветливый, и в то же время требовательный голос заставляет ее остановиться.

– Да?

Еще недавно Клэр была рада слышать этот голос. Но сейчас он вызывает только панику.

– Вы идете проверять Испытуемых? – офицер говорит это как ни в чем не бывало, поравнявшись с ней, – Нам по пути, я хотел сказать вам кое-что.

– Конечно, – кивает Клэр настороженно.

– Я хотел извиниться за недавнюю резкость, – говорит Максимилиан с улыбкой, – Сами понимаете, ситуация непростая. Мы все на нервах.

– Я… Просто…, – Клэр теряется от неожиданного извинения Максимиллиана, – Конечно, я тоже шокирована. Но… Пожалуйста, поймите – я же делала все, что от меня зависит!

Она смотрит на Максимиллиана возмущенно, и в то же время умоляюще.

– Понимаю. Это действительно не ваша вина, – офицер печально склоняет голову.

– Я пыталась защитить вас! Это несчастный случай, что он попал в инспектора…

– И я благодарен вам, мисс Томас, – Максимиллиан останавливается и сжимает руку Клэр своими холодными ладонями, качая головой, – Я рад, что у нас есть такие… ответственные сотрудники, как вы. Я обязательно поговорю с доктором Эрихом о вашем повышении.

– Правда? – Клэр непонимающе моргает, глядя в сияющие глаза офицера, – Тогда… Спасибо!

– Да, вы давно это заслужили. Надеюсь, вы не сделаете ошибочных выводов. И помните… Мы в одной лодке.

Максимиллиан кивает с улыбкой, отпуская ее руку. Клэр снова смотрит на его удаляющуюся фигуру, чувствуя, как уголки ее губ ползут вверх в счастливой улыбке. И лампы в коридоре будто начиняют сиять ярче, но уже теперь они похожи на свет звезд, и снова вселяют вдохновение.

***

В пятницу, незадолго до полуночи, Нела прокралась к спальне отца, чтобы убедиться, что он спит. В тишине она вернулась в свою комнату, натянула удобные штаны и темную толстовку с глубоким капюшоном. Сняла с пальца пластырь, где под кожей все еще выступал бугорок не до конца прижившегося чипа. Она надеялась, что тонкий разрез чуть повыше первой фаланги не помешает сканированию. «Я не оставлю им то, ради чего я работала. Весь третий этап заберут на Изъятие через восемь дней. Но они не получат ни меня, ни моих Испытуемых» – сказала ей Клэр в последнюю встречу в городе. Нела только кивнула. Помощь медсестры была бесценной, а слова уже не значили ничего. С тех пор Клэр не выходила на связь.

«Ты пройдешь через служебный ход подземной парковки, там сканируется только чип, без отпечатка пальца. Я достала для тебя один, используй его сегодня же, чтобы успел прижиться. Я найду способ активировать его в ближайшие дни и дам знак»

Затем Нела надела линзы, которые Клэр передала ей там же. Надела максимально осторожно, так как тончайший гидрогелевый слой даже на пальце почти не ощущался. Оставив свой основной телефон под подушкой и взяв купленный недавно, она вылезла из окна, вскочила на велосипед, и помчалась по пустынной темной дороге.

«На этажах сканируется сетчатка глаза, поэтому тебе понадобятся линзы с рисунком моей сетчатки. Они очень тонкие, чтобы сканер не распознал подмену, поэтому я сделала сразу два комплекта, если одни порвутся при надевании»

Нела оставила велосипед в квартале от здания Лаборатории и надела рабочий темно-зеленый костюм, который дала ей Клэр. Костюм казался гигантским, так что хрупкая фигурка Нелы буквально утонула в нем.

На часах 01:15. Вокруг – тишина. Поблизости от Лаборатории можно не опасаться бродяг или грабителей. Сюда почти никто не суется.

В ночной темноте, стараясь держаться вдоль заборов, Нела медленно направилась к зданию со стороны парковки. Она не слышала своих шагов то ли из-за шума в голове, то ли кроссовки смягчали шаги. И все же это казалось нереальным – все это, и помощь медсестры, и саднящий чип в пальце, и мутноватая по краям линза, которая сужала обзор на периферии зрения. И сам факт, что она может ночью проникнуть в Лабораторию, и тем более вывести Испытуемых…

«Я не могу провести тебя снаружи. Если я войду ночью, система безопасности выявит несовпадение в графике работы. Но я могу остаться в здании на ночь. У тебя в пальце чип из тех, что подготовлены для сотрудников тех.облуживания с круглосуточным графиком, так что тебя не должны засечь» – говорила Клэр, и глаза ее бегали так взволнованно, что Нела еще больше начинала сомневаться в успехе.

Она добралась до забора, и сердце сделало паузу, когда она, задержав дыхание, приложила палец к первому сканеру. Нела уже приготовилась бежать, если сейчас раздастся тревога. Но красноватая лампочка один раз мигнула и загорелась зеленым, издав приветственный писк.

Все еще не веря своей удаче, Нела ускорила шаг и уже более уверенно приложила палец к датчику двери служебного входа.

Войдя внутрь, она выдохнула с облегчением. На обширной парковке ночью тоже было пусто, только вдалеке раздавались голоса рабочих. Нела на цыпочках пробежала к лифту и, спрятавшись за колонной, вне зоны видимости камер, стащила с себя рабочий костюм и накинула халат. Затем заскочила в лифт и нажала на кнопку третьего этажа, как было оговорено.

«В 02:20 происходит перезагрузка системы камер. Они последовательно отключаются примерно на две минуты на каждом этаже, с разницей в три минуты. Камеры в лифте в это время отключаются полностью. Этот баг еще не успели исправить, поэтому мы сможем забрать Испытуемых всех трех этапов. Я возьму на себя первый и третий, а на тебе будет второй».

Двери лифта раздвинулись с тихим свистом. Нела ступила на гладкую плитку третьего этажа и осмотрелась. Тихо и пусто, как и должно быть ночью. На часах 01:57. В коридоре горит только часть ламп по центру потолка, скрывая двери в тени, отчего коридор кажется более узким.

«Медицинская сигнализация реагирует на изменения физиологических показателей Испытуемых. Ее нельзя просто отключить, но можно перезагрузить. Полная перезагрузка занимает примерно три минуты, потому что она перезапускает всю сеть сигнализаций на двух этажах. Мы перезагружаем ее, когда вручную меняем настройки подачи медикаментов, чтобы система приняла новые показатели. Я дам тебе код перезагрузки, и ты введешь его перед тем, как отключить ошейники у первого этапа. Пульт отключения ошейников я тебе уже дала, главное – не перепутай последовательность. Сначала сигнализация, потом – ошейники».

Нела вытащила телефон и дрожащими руками напечатала сообщение: «Я на месте. Ты где?»

Клэр должна была ждать ее у лифта. Может быть, она задерживается? Нела потопталась на месте, сжимая в руке телефон. Сделала несколько шагов по коридору, прислушиваясь и постоянно оглядываясь. Где же Клэр?

Камеры под потолком бесстрастно мигали зелеными огоньками, и Нела отошла обратно в нишу лифта, отругав себя за то, что уже успела помаячить в их поле видимости. Конечно, на ней врачебный халат, да и, по словам Клэр, охрана ночью не слишком внимательна к камерам, если нет других сигналов тревоги. А сотрудники порой задерживаются на ночь, в этом нет ничего удивительного.

На часах 02:05. Нела отправила Клэр уже третье сообщение, но ответа так и не было. Еще больше пугало то, что вечером Клэр не отправляла ей подтверждение, хотя и об отмене не сообщала. Нела сжала зубы, отчаянно вглядываясь в полумрак безмолвного коридора.

Когда за матовыми дверями сектора в глубине коридора послышались шаги, Нела с облегчением выдохнула. Но по мере приближения шагов сердце снова сделало паузу: шаги были слишком звучными для женских, да и фигура, плохо различимая за матовой дверью, не была похожа на Клэр.

Нела замерла, занеся палец над кнопкой лифта и понимая, что уже не успеет его вызвать, если за дверью не Клэр.

Двери медленно раздвинулись. Нела отступила назад. Это была не Клэр.

– Случайно не меня ждешь?

Максимиллиан остановился в нескольких метрах от нее, снисходительно наклонив голову на бок, наслаждаясь произведенным эффектом. Нела застыла, ноги будто приросли к полу.

Максимиллиан решительно направился к ней:

– Пошли, – он грубо схватил ее за локоть и втолкнул в лифт.

– Пусти! – дернулась Нела, но рука Максимиллиана держала ее крепко.

Максимиллиан притащил ее к себе в кабинет, захлопнул дверь и швырнул в кресло. Нела тяжело дышала, ее глаза метались по кабинету.

– Я надеялся, что ты передумаешь, – помолчав, бросил Максимиллиан пугающе спокойным голосом, – Но вот ты снова передо мной. А твои соучастники такие же жалкие, как твои планы. Хотя, это ожидаемо.

Он навалился на стол, сложив руки на груди, и выжидающе глядя на Нелу. Она все еще сжимала в пальцах телефон, дав себе слово не упоминать Клэр. Но Максимиллиан медленно просканировал ее взглядом и протянул руку:

– Дай сюда. Тебе это больше не понадобится.

Неле ничего не оставалось, кроме как отдать телефон.

– Даже пароль установила…, – усмехнулся офицер, – Сколько бесполезной работы. Твою подружку даже допрашивать не пришлось. Побитой собачонке достаточно одного доброго слова, чтобы снова завилять хвостом.

– Где… где она?

Нела все еще не решалась назвать имени Клэр, на случай, если Максимиллиан блефует. Хотя чутье подсказывало, что это не блеф.

Максимиллиан с кривой улыбкой отложил телефон на стол:

– Мисс Томас здесь больше не работает. И это все, что тебе нужно о ней знать.

– И все-таки она поумнее тебя, – выдохнула Нела, – Она хотя бы сейчас поняла, кто ты такой… Как и я. Она ведь мне все рассказала… Про… Джастина Саммерса.

– Вот как? Тогда хочешь, я тебе еще и покажу? – прищурился Максимиллиан.

Он наклонился над панелью управления и вывел на экран видео.

– Ты… Ты…, – Нела задыхалась, пытаясь справиться с подступившими к горлу слезами, – Ты думаешь, что тебе можно все? А я, дурочка, даже пыталась тебя оправдывать, что ты просто исполняешь свою работу… Это твоя работа, да? Ты думаешь, мой отец не узнает об этом? Думаешь, ты такой незаменимый и тебе все можно?

– Именно так. Твой отец уж точно ценит меня больше, чем какого-то жалкого испытуемого с плохими показателями.

– Ну а что насчет… нас? – Нела заставила себя посмотреть ему в глаза, – Думаешь, мой отец спустит тебе с рук, если я расскажу ему, что произошло той ночью?

Максимиллиан расхохотался:

– Ты все еще не поняла? Ты – всего лишь пятно на репутации своего отца. На репутации, которую я помогаю ему защищать, регулярно отчищая это пятно. Каждый раз, когда ты своими пакостями пытаешься сломать то, что он строил долгие годы. Ты, жалкое создание, недостойное носить фамилию своего отца! Знаешь, что твой отец всегда мечтал о сыне? О таком сыне, как…, – он будто одернул себя, понизив голос, и ударил себя кулаком в грудь, – Я все это время был его правой рукой, пока ты портила ему жизнь – единственному человеку, который о тебе заботился! Ты все это время сохла по мне, а я раз за разом спасал твою задницу. И после того, как ты добровольно легла ко мне в постель, ты еще пытаешься меня в чем-то обвинить?

Нела вскочила с кресла, задыхаясь от гнева, но слова стояли комом в горле. Стены кабинета плыли перед глазами то ли от ярости, то ли от подступивших слез.

– Не позорь себя еще больше, – Максимиллиан посмотрел ей в глаза с кривой усмешкой, – А если продолжишь в том же духе, твой отец отправит тебя в психушку. Что ему и стоило сделать с твой матерью.

Нела хотела броситься к двери, но догадывалась, что она снова заперта. А если нет, то куда бежать? Максимиллиан в любой момент вызовет охрану…

– Да не пугайся ты так, – лениво бросил Максимиллиан, – Тебе в очередной раз ничего не будет. И твой отец уже в курсе. Так что… снимай линзы. Пожалуй, я передам Клэр привет от тебя.

Он самодовольно улыбнулся, когда по рации раздался мрачный голос прибывшего Корнелия.

Глава 14

«Сотрудница корпорации ЛИСА Клэр Томас была арестована по предварительному обвинению в халатности и заключена под стражу после смерти Гордона Геллера, государственного инспектора, проводившего проверку в Лаборатории. Мисс Томас покончила с собой в камере предварительного заключения. По предположениям, сотрудница сделала это из чувства вины из-за смерти инспектора»

Нела хлопнула планшет на стол. Из коридора послышались шаги отца:

– Полегче, дорогая, – Корнелий не торопясь вошел на кухню и включил кофеварку, – В былые времена можно было просто смять газету. Сейчас нужно спокойнее относиться к новостям. Иначе техники не напасешься.

Нела зажмурилась, не желая открывать глаза.

– Она не покончила с собой. Ей помогли…

– Все еще выступаешь? – Корнелий мрачно отставил свою кружку на стол, – Собирайся в школу. У тебя весной экзамены. Сосредоточься на этом.

– Что, даже не попытаешься промыть мне мозги? – Нела со злостью покосилась на отца, – Или это будет делать миссис Робертсон, снова поручая мне всякую дурацкую работу?

Корнелий поджал губы:

– Нет. Видимо, Лукреция была права. Ты больше не пойдешь в Лабораторию. Нела… Займись учебой.

Нела только покачала головой, отбрасывая тысячу слов, которые ей хотелось сказать отцу, и просто вышла из кухни. Когда-то она была бы рада этому решению отца. Но сейчас она просто медленно вернулась к себе в комнату. И застыла у двери, желая застыть так навечно. Словно и не существовало никакой школы, и экзаменов, и Лаборатории. Ничего не существовало. И теперь от этого было даже не страшно.

***

– Так, Корнелия Холлард опять опаздывает или отсутствует, – взгляд преподавателя остановился на Кларк Рубинс, – Кларк, ты не в курсе про свою подружку?

В классе раздались смешки, и Кларк Рубинс только скривилась, оторвавшись от телефона:

– Это уже не актуально, – она снисходительно подняла глаза на учителя, – И нет, я не в курсе.

– Нам не привыкать, – преподаватель поджала сухие губы, включая электронную доску, – Тогда начнем…

– Извините за опоздание.

Нела открыла дверь уверенно и равнодушно, и даже формальные слова извинения прозвучали скорее насмешливо.

– Ладно, – преподаватель кивнула Неле, разрешая пройти на свое место, – Перейдем к докладам. Кто начнет?

– Если можно, я и начну, – Нела даже не успела опуститься на свое место.

– Хорошо, – преподаватель отошла назад, освобождая пространство у доски.

– Я хотела бы рассказать… о пустоте. И о том, что наполняет ее, даже

– В этом мире нет места пустоте. Даже вакуум относителен – он заполнен разряженным газом. И не только – вакуум состоит из атомов химических элементов. И все же если считать вакуум пустотой, то он отдал все, что мог, для образования звезд, но оставил себе то, без чего невозможно существование вселенной – темную материю.

– Корнелия, это… не совсем то, что было задано, – преподаватель нахмурилась, – Существование темной материи не доказано. Ты меня сегодня разочаровала.

– Еще бы. Но вселенная не укладывается в стандарт вещей, которые вы придумали.

И даже темная материя не бесполезна. Она способна выделять энергию – вырожденные звездные остатки захватывают частицы темной материи для аннигиляции, и она служит источником энергии, которая потом термализуется в плотных недрах звезд. А если этого не происходит, темная материя способна и к самоаннигиляции. Но если вселенная так или иначе постоянно выделяет энергию. Почему количество энергии не растет до бесконечности? Мы знаем ответ – энтропия не позволит ей расти.

Энтропия – это не только мера беспорядка системы, но и мера бесполезности. Мера необратимого рассеивания энергии, которую уже нельзя использовать. Вселенная стремится к энтропии, и в то же время движется по пути эволюции. Как это возможно?

Ведь если сложные системы являются высокоупорядоченными, как это соотносится с ростом энтропии? Здесь нет парадокса – увеличивается только общая энтропия системы, но энтропия одной ее части может уменьшаться, потому эта часть становится высокоупорядоченной. Вселенная платит за уменьшение энтропии в этой части, увеличивая энтропию других.

Согласно гипотезе Клазиуса, когда вселенная придет в состояние термодинамического равновесия, наступит тепловая смерть вселенной. Ведь энергия вселенной остается постоянной, а энтропия стремится к максимуму.

– Нела, гипотеза Клазиуса была многократно раскритикована. А об энергии и энтропии мира мы вообще вряд ли можем говорить, такие величины пока не поддаются нашему определению. Вселенная расширяется, поэтому даже постановка вопроса о тепловой смерти абсурдна…

– Именно. Само течение времени увеличивает энтропию. Поскольку кто не собирает, тот расточает. Мы живем в иллюзии избытка. Избытка пользы и минимума энтропии. Но сколько бы тысячелетий ни существовало человечество, оно не может быть умнее природы. Я так думала. Но сейчас я поняла. Энтропию невозможно измерить. Она преследует нас всегда. Это естественный процесс. Но, видимо, моя энтропия слишком велика. Хотя, знаете… Энтропия – это не разрушение. Это мера хаоса, но и мера равновесия. Без энтропии мы бы не боролись с ней. Не было бы потребности. Поэтому любое развитие – это ответ на вызов, который бросает нам энтропия.

– Корнелия, я не могу зачесть этот реферат. Тебе придется его переделать. Я удивлена, что ты вообще принесла его, ты всегда делала хорошие доклады…

Губы Нелы дернулись в странной заготовленно-пластиковой улыбке:

– Видимо, моя энтропия стала максимальной.

***

Когда не остается сил нести груз, ты падаешь. Если под тобой твердая почва, ты сможешь подняться. Но если ты находишься в шаге от пропасти, твое падение будет бесконечным и стремительным, и когда оно наконец закончится, ты уже никогда не сможешь подняться со дна. Потому что ты уже будешь мертв. Счастливы те, кто научился восставать из пепла. Счастливы те, кто научился умирать не умирая.

Нела покрутила в руках коробочку с второй парой линз. В итоге, Корпорация уже получила Клэр, и получит Испытуемых. Чип снова находился у Нелы в пальце, и это было невероятной удачей – когда в ту ночь отец примчался за Нелой, чипа в пальце у нее уже не было. Нела раз за разом повторяла, что не знает, где чип, пока Максимиллиан водил сканером по ее окровавленным пальцам и одежде. В той суматохе, пока Максимиллиан проверял камеры еще до приезда ее отца, Нела удалось вскрыть ногтями надрез и с трудом вытащить тонкую полоску чипа. А спрятанный в лифчике чип, без взаимодействия с кровеносными сосудами, уже не реагировал на сканер. К счастью, отец не стал напирать – видимо, он уже принял решение больше не приводить Нелу в Лабораторию, и ему хотелось наконец с этим покончить, хотя бы на эту ночь. Он забрал Нелу из кабинета Максимиллиана слишком поспешно – так, что Нела невольно прокручивала в голове слова Максимиллиана о том, что она, Нела, – всего лишь пятно на репутации своего отца. Что ж, отец может порадоваться хотя бы тому, что есть кому отчищать это пятно.

***

Джастин буравил глазами потолок, лежа в кровати. Он никогда не мог заснуть, лежа на спине. Но сейчас его руки были примотаны ремнями к боковым прутьям кровати, так, что даже не повернуться. Санитары приносили еду, ненадолго освобождая его, при этом оставляя одну руку привязанной к кровати. Джастин поначалу отказывался есть, но ему пригрозили принудительным кормлением, и Джастин понял, что лучше уж есть самому. Несколько раз в день санитары выводили его в туалет в сопровождении охранников. Вместо привычных групповых осмотров теперь к нему каждый день приходили врачи, брали анализы и проверяли показатели. Затем молча уходили. Джастин не мог понять, почему он все еще здесь.

После нападения на инспектора Джастин мысленно приготовился к тому, что его устранят. Достаточно было даже слов того инспектора в коридоре – очевидно, что Джастина уже считали «бракованным экземпляром». И Джастин уже практически смирился с этой мыслью. Но он по какой-то причине все еще был жив. И Максимиллиан до сих пор был жив. Джастин даже не знал, был ли он на самом деле готов его убить.

А вот инспектор уже мертв. И Джастину было страшно оттого, что он ничего не чувствовал, вспоминая мертвые глаза инспектора перед тем, как охранники в спешке унесли его тело. Единственная мысль, которая мелькнула у Джастина в голове в тот момент: «Не тот…»

Душный воздух палаты пропах медикаментами и пластиком. Джастин закрыл глаза, пытаясь заснуть и очистить голову от бесполезных суетливых мыслей. В последние дни от бессонницы не спасали даже транквилизаторы.

И вот, когда сон наконец начал медленно подступать, в коридоре раздались тихие шаги. Джастин не хотел даже открывать глаза. Для осмотров или проверки уже поздно. Но у двери послышалось тихое шуршание, и Джастин нехотя открыл глаза.

Медбрат, стоящий на пороге, кивнул еще троим. Они подошли медленно – то ли будто сомневаясь, то ли им уже некуда было спешить. Руки и ноги Джастина наконец освободили. Но это не придавало надежды. По их нейтральным лицам Джастину сложно было понять происходящее. Но он начал понимать на интуитивном уровне, когда в отсек внесли продолговатую капсулу, похожую на обтекаемый гроб.

Медбрат кивнул ему:

– Ложись.

Стоящие позади санитары придвинулись ближе, будто не желая применять силу и давая ему возможность лечь самому. Как смешно, что тщательно скрываемое сочувствие так похоже на лицемерие.

Разница в том, что если бы это был гроб, Джастину бы не пришлось ложиться самому.

***

– Весь третий этап заберут на Изъятие через восемь дней. Но они не получат ни меня, ни моих Испытуемых.

Нела вспомнила слова Клэр в их последнюю встречу.

Они в тот день встретились в парке Грейт-Фолс, в северной части Мемориального бульвара Джорджа Вашингтона. Бродить по пустынным тропам меж голых деревьев было довольно странным занятием, от водопада веяло зимним холодом. Нела не сразу поняла, почему Клэр предложила ей встретиться именно здесь.

Но именно тогда в парке почти не было туристов, и только бурлящие потоки водных порогов наполняли шумом свежий вечерний воздух.

– Спасибо, что помогаешь мне, – сказала тогда Нела.

Она чувствовала, что просто должна это сказать. Клэр казалась хмурой и напуганной, и будто все еще пребывала в сомнениях. От слов Нелы лицо Клэр только сильнее исказилось в досаде:

– Черт… От меня ведь просто отказались. Мне все равно нельзя здесь оставаться. Но я не могу уйти просто так.

– Ты уволишься?

Губы Клэр дернулись в горькой усмешке:

– Мой контракт после операции обязывает меня при увольнении заплатить такую сумму, которую мне и называть страшно, – Клэр мотнула головой, беспокойно поворачиваясь и то и дело хмурясь, – Но если останусь, то смерть инспектора точно повесят на меня. Я слышала, что они говорят. Так что… только бежать.

Нела молча кивнула. Ей не хотелось знать подробности. Слова Клэр о причине поступка Джастина, сказанные в туалете, все еще звучали у нее в ушах. Но воспоминания о ночи с Максимиллианом были слишком свежи, даже несмотря на скомканное утро. От любых мыслей об этом накатывало такое чувство вины, что Нелу спасала только надежда, что она совсем скоро спасет Джастина.

– Расскажи мне… Как проходит Изъятие?

Нела не знала, зачем спросила. Ей совершенно не хотелось об этом знать. Но ей нужно было прогнать из головы мысли о Максимиллиане. Она ловила себя на том, что все еще пытается оправдать Максимиллиана – может, он все же не делал этого с Джастином? Может, у Клэр были личные поводы обвинить его? Но почему тогда Джастин напал на Максимиллиана уже второй раз? Почему именно на него, не на врачей или медсестер…

– Да тут нечего рассказывать, – пожала плечами Клэр, – Все происходит автоматически. Гибернационные капсулы доктора Эмброуз – может, ты слышала о таких. Об этом писали. Накануне Изъятия всех испытуемых помещают в эти капсулы. Ночь они проводят там, пока капсулы стабилизируют показатели. А утром врачи запускают процесс Изъятия внутри капсул. По сути, врачи там просто стоят, чтоб занести в протокол завершение процесса. Ну а потом просто передают материал в обработку. Вот и все.

Нела отвернулась. Вот и все – как просто…

– Этого не будет. Они их не получат, – вырвалось у Нелы.

– Да, – Клэр с обидой вздернула подбородок, – Корпорация не может отказаться от меня и получить моих Испытуемых. Эта гребанная ЛИСА не получит ни меня, ни их.

***

В этой комнате не было окон. Криокапсулы, похожие на продолговатые яйца, протянулись в ряд вдоль стены. Их белизна словно светилась в полумраке комнаты, отблескивая лунными бликами под ядовито-голубыми немигающими индикаторами сигнализации. Сосущая тишина пульсировала, будто пытаясь вытолкнуть Нелу отсюда.

Нела остановилась на пороге, не в силах сдвинуться места. Ноги словно стали каменными, и даже дыхание замерло в груди. Будто все тело отказывалось подчиняться. Отказывалось находиться здесь. Тишина расползалась по венам и давила на ушные перепонки. Нела повторяла себе, что надо торопиться. Повторяла, пока на глазах не выступили слезы. Нела закусила губу, чтобы эта боль заставила ее заткнуться. Ее – ту, которая глубоко внутри умоляла бежать прочь, захлопнуть эту чертову дверь и больше никогда сюда не возвращаться. Ту, которая безмолвно кричала, что в этой жизни есть миллиард возможностей, которые она еще не испробовала, как миллиарды галактик во вселенной, которые еще не найдены. «Ты их никогда не найдешь. Пользуйся тем, шансом, который имеешь, потому что ждать другого – только оправдывать свою беспомощность».

«Все еще выступаешь?» – сурово одернула себя Нела.

***

Это было так, словно воздух выкачали из легких. Когда дыхание вернулось и зрение сфокусировалось, Джастин подскочил бы, если бы мог. Джастин не сразу узнал Нелу в этой хрупкой фигурке, склонившейся над капсулой. Она на пару мгновений замерла, а потом порывисто, и в то же время неуверенно протянула к нему руки. Джастин все еще не мог поверить в происходящее, пока дрожащие пальцы Нелы касались его кожи, растирая запястья. От этих прикосновений будто разряды тока проходили через него.

– Вставай, – быстро шепнула Нела, пока Джастин не мог выдавить и слова, – Ты же можешь идти?

– Корнелия… Нела… Как ты попала сюда? – наконец выдавил он, неуверенно спуская ноги с кровати.

Нела помедлила с ответом.

– Ты уходишь отсюда, – ее слова прозвучали робко, будто она сама себе не верила.

Нела только на секунду взглянула ему в глаза, и тут же отвернулась.

– Как это возможно? Там же охрана… Разве ты можешь…

Он увидел, как Нела дернула головой, сжав зубы, словно слова давались ей с трудом:

– Я многое могу. Оказывается.

– Но…

– Слушай внимательно, – Нела встала перед Джастином, так близко, что он увидел ее странно блестящие глаза и напряженно дрожащие губы, – Запоминай. Лифт реагирует на сканер сетчатки глаза. С моими линзами ты войдешь в лифт и спустишься на нулевой этаж, затем пройдешь на парковку. Быстрее всего туда ведет еще один лифт – технический, он находится в конце левого крыла – на нулевом этаже просто иди налево до конца. Там ты снимешь халат, останешься в рабочей униформе и выйдешь на парковку уже в ней. У тебя будет чип, который пропустит тебя через ворота парковки, но выйдешь ты через четвертый служебный вход, там меньше охраны. Пропуск за периметр по тому же чипу.

Пока Джастин пытался собраться с мыслями, Нела осторожно отлепила от своего глаза тонкую линзу и потянулась к его лицу. Джастин широко открыл глаза, глядя в потолок, пока прохладные пальцы Нелы коснулись его век, и силикон линзы встал на место уже в его глазах. Джастин поморгал, пытаясь сфокусировать взгляд, а Нела торопливо вытащила из кармана канцелярский нож, а в другой руке зажала пинцет:

– Протяни руку.

Джастин наблюдал, как она, не поморщившись, с неестественно-каменным лицом резанула свой указательный палец чуть повыше первой фаланги и быстро вытерла выступившую кровь о джинсы. Джастин видел, как руки Нелы слегка дрожали, когда она просунула пинцет под кожу на пальце и медленно вытащила светлую полоску, едва различимую в темноте. Нела даже почти не моргала и фигура ее застыла, будто вся она окаменела. Только едва заметное подергивание губ на бескровном лице выдавало боль, когда она вытягивала чип из-под кожи.

Держа полоску на весу, Нела протянула нож Джастину, глядя в пол:

– Режь в том же месте. Быстрее.

Джастин полоснул палец, и Нела взяла его руку, крепко сжав палец, чтобы остановить кровь, а затем аккуратно протолкнула чип под кожу. После капсулы Джастин все еще с трудом ощущал свое тело и его бил озноб.

– Эти чертовы капсулы холодные, как гробы, – пробормотал Джастин, ощущая тепло пальцев Нелы.

– А по-моему, они похожи на рыбку, – слабо улыбнулась Нела, – Белую аровану. Мне подарила ее мать перед тем, как… Сейчас аквариум в кабинете у отца, и я… Хотела бы еще раз ее увидеть. Не важно, давай торопиться.

Нела нахмурилась и убрала руку, когда кровь остановилась. Джастин не мог скрыть смущение, когда Нела стянула с себя одежду и бросила перед ним:

– Теперь одевайся. Поспеши. Надевай сначала рабочую униформу, а поверх – врачебный халат.

Джастин поспешно натянул рабочие штаны и накинул халат. Шорох одежды в темноте казался оглушительным. Он на мгновение задался вопросом, почему Нела продолжает стоять перед ним в нижнем белье, и во что она собирается переодеться, но эти мысли потонули в хаосе, когда Нела приблизилась к нему почти вплотную.

– Я заберу твой ошейник, – снова сделав паузу, шепнула она и робко протянула руку, – И сразу после этого ты уйдешь, слышишь? Повернись.

Джастин не хотел ни на минуту отворачиваться от нее, но Нела зашла к нему за спину, он почувствовал, как холод ошейника покидает его шею. За эти месяцы Джастин почти привык ощущать этот металл на своей коже. Нела снова показалась перед ним, держа в руках пульт от ошейника.

– А теперь иди, – она только на секунду взглянула на Джастина, быстро спрятав лицо в тени, а затем вложила ему в руку канцелярский нож, на котором засохли капли крови их обоих, – И это возьми. На всякий случай.

Джастин стоял и не мог сделать даже шага, сотни невысказанных вопросов в голове метались бешеными птицами, из этого хаоса он задал только один вопрос:

– А ты разве не пойдешь со мной?

– Я… У меня здесь еще осталось дело. Последнее.

Нела мотнула головой, наконец подняв глаза на Джастина и исказив уголки губ в улыбке. В темноте он пытался рассмотреть, почему ее глаза так странно блестят в безжизненно-голубом свете сигнализации. И Джастин наконец кивнул, заставив себя сдвинуться с места и бросившись к двери. Это оказалось так легко, будто дверь, под которой сиял ослепительный свет, тянула его магнитом. Если бы Джастин задержался еще на несколько секунд, он задумался бы, почему эта ее улыбка выглядит такой неестественной, будто уголки губ размазали в фотошопе, и почему глаза ее наполнены зияющим отчаянием и ужасом.

***

Джастин ударился ладонями о дверь и в лицо ему хлынул яркий свет коридора. Он даже не зажмурился, хотя этот свет на мгновение ослепил его после полумрака. Но сейчас этот свет он хотел ощутить всем телом.

Джастин бросился направо, в сторону лифта, стараясь сдержать шаг на случай, если его кто-то заметит. Но коридор был пуст, и Джастин даже не слышал собственных шагов из-за восторженного шума в голове. Он со всей силы надавил на кнопку лифта, будто это могло вызвать его быстрее. Распахнув глаза, он почти прислонился к сканеру сетчатки (Джастин никогда не обращал внимания, как близко сканируют сетчатку медсестры). Сканер мигнул зеленым, и послышалось спасительное гудение лифта. Считая секунды, Джастин буравил взглядом кнопку. Лифт не заставил себя ждать, хотя Джастину казалось, что даже двери раздвигаются слишком медленно. Джастин влетел в кабину и втопил до упора кнопку нулевого этажа. Лифт начал свое движение, глаза Джастина бешено метались по кабине. Он схватился за поручни с обеих сторон.Раньше в лифте его всегда сопровождали медсестры, так что он не мог этого сделать. Словно этот лифт сейчас принадлежал ему, и он ехал в нем, как полноправный… Он даже не знал, кто. Но прохладный металл обеих поручней в ладонях придавал какую-то доселе незнакомую уверенность.

***

Когда дверь кабинета захлопнулась за Джастином, Нела осталась в этом вакууме, и пустота обхватила ее со всех сторон, будто стремясь сжать ее до состояния черной дыры. Нела позволила этой пустоте захватить ее, открываясь и наконец больше не сопротивляясь. Нела выдохнула, ожидая легкости, но это все еще было трудно. Все ее существо протестовало.

Нела наконец заставила себя сдвинуться с места. Она взяла одежду Джастина и натянула ее на себя ослабевшими руками. Пустота будто ослабила свою хватку. Нела выдохнула и еще раз прикоснулась к ошейнику.

Нела отключила бы пульт ошейника, если бы могла, но пульт нельзя отключить, и от этого было невыносимо. Дверь, сияющая полосой света. А здесь – мертвенно-бледные голубые индикаторы в темноте.

Она с усилием дернула головой, чтобы отвести взгляд от спасительного света под дверью. Здесь только темнота. Бесконечный космос. А капсула похожа на космический корабль. Если смотреть отсюда, даже не виден потолок, один глубокий бархат темноты. Только затекающая в уши влага немного мешает.

Свет индикаторов расплывается голубыми облачками-сферами. Нела подумала, что голубой всегда был ее любимым цветом.

***

Лифт дрогнул и остановился. Джастин уперся вспотевшей рукой в дверь, ощущая дрожание металла. Сердце колотилось так, что в глазах мутнело. Наконец двери раздвинулись, и Джастин быстро окинул взглядом коридор, едва сдерживая себя. Ноги сами несли его в левое крыло, к техническому лифту на парковку. Он даже не сразу расслышал подозрительный голос позади, все тонуло в возбужденном шуме в ушах:

– Подожди… Эй!

Джастин продолжал быстро идти, сдерживая себя, чтобы не побежать.

– Да стой ты… Ты новенький? Ты с осмотра первого этапа? Я как раз туда иду. Или откуда ты?

Никогда еще не было так сложно замедлить шаг. Но Джастин дернул головой, заставив себя обернуться, а ноги – замедлиться:

– Да. Я новенький. Я… да, с осмотра первого.

Перед ним стоял запыхавшийся темноволосый паренек лет двадцати с небольшим, чьи очки почти съехали на кончик вспотевшего носа. Он выдохнул:

– Да куда ты спешишь… Слушай, тогда скинешь мне показатели первого этапа? Я же должен отправлять их регулярно – ну, ты в курсе. Не знал, что туда еще кого-то назначили.

Паренек показался Джастину знакомым, и Джастин напрягся. Он продолжал инстинктивно отступать в направлении лифта:

– Я… да, с ними все в порядке…

Парень устало прикрыл глаза и запрокинул голову:

–Господи, никому не пожелаю такую стажировку… Я ведь даже сюда не просился… Долбанное распределение. Но эти бессонные ночи выдержит только бессмертный… Слушай, а ты откуда?

Джастин остановился, добредя до проема лифта, и пробормотал, нажимая на кнопку:

– Что?

Паренек посмотрел на него сочувствующе, с ожиданием понимания:

– Ну, из какого ты университета? Вам давали выбирать стажировку? И это, ты данные мне скинь…

Джастин отвернулся, надеясь, что лифт прибудет вот-вот, и ему не придется отвечать.

– Так что? А твой планшет… где? – парень нахмурился, окинув взглядом его фигуру, и видя, что врачебного планшета при Джастине нет.

– Я…, – Джастин все еще продолжал давить пальцем на кнопку лифта, – Видимо, оставил его… Я вернусь за ним.

– Нет, нет, так нельзя, – паренек нахмурился, сделав шаг к Джастину, – Планшет должен быть всегда при тебе. Иди за ним сейчас, иначе тебя оштрафуют!

– Да я…, – Джастин сглотнул, услышав звук прибывающего лифта – Ты иди. Можешь проверить повторно. Я сейчас, на минуту, и вернусь за планшетом.

Долгожданные двери лифта раздвинулись, и Джастин ввалился в лифт. Но парень облокотился на проем и подозрением уставился на его халат:

– Слушай, так не положено. И где вообще твой бейджик? Блин, ты извини, но мы же обязаны докладывать, если что-то не по регламенту. Я не хочу этого, и если ты сейчас пойдешь за бейджиком и планшетом, то я не доложу. Иначе…

Иначе он вызовет охрану. От этой мысли у Джастина помутнело в глазах.

– Эй, подожди, – Джастин подался вперед, опуская руку в карман халата, – Ты не так понял. Тут такая ситуация…

Джастин поманил пальцем вперед, и парень автоматически шагнул в лифт. Джастин быстро нажал кнопку парковки и смущенно опустил голову, – Просто я…

– Что? – парень недоверчиво нахмурился, – И куда мы едем, а?

Джастин сжал в кармане канцелярский нож, со щелчком выдвигая лезвие. Кажется, паренек услышал щелчок, глядя на его карман.

Но Джастин выхватил нож так быстро, как и не мог подумать. Единственная мысль, которая мелькнула в голове – «Хоть бы на этот раз не промахнуться».

Нож был направлен в грудь стажера, но в последний момент что-то заставило Джастина взметнуть руку выше. «В шею проще и надежнее» – мелькнуло в голове. Парень успел выставить локоть вперед, защищаясь, и у Джастина побелело в глазах от мысли, что будет, если не получится. Поэтому он со всей силы навалился вперед, видя перед собой только тонкую кожу шеи парня. Она была совсем близко, будто лезвие само нашло свою цель. А когда из бледной кожи хлынула кровь, Джастин навалился на нож еще сильнее, не веря, что нож уже вошел. Это не могло быть так просто, он вошел, как в масло. Падая на пол вместе с дергающимся телом, Джастин вдавил его бок коленом, другой рукой схватив голову парня за волосы и ударил ее об пол. Раздался глухой звук и тихий хрип. Джастин поспешно выдернул нож и вонзил еще раз, и еще, пока клекот и булькающие звуки не перестали вырываться из горла жертвы. Перед глазами все пестрило, а Джастин в четвертый раз занес нож, когда лифт дрогнул – сейчас остановится. Джастин бросил последний взгляд на неподвижное тело и снова вонзил нож, так глубоко, как только мог – так, что пластик ручки уперся в хрустнувший хрящ.

Джастин выдернул нож, быстро сдернув с себя халат и выпрямился. Двери лифта раздвинулись.

Джастин отшвырнул халат назад, не глядя. Всего пара минут.

Парковка манила пустотой. Джастин шел мягко, как крадущаяся пантера, сканируя каждый миллиметр пространства. Нож, сжатый в кулаке в кармане рабочих брюк, наполнял его неведомой уверенностью. Странно, как тонкая полоска металла, заключенная в хрупкий пластик, могла давать такое ощущение безопасности. Приближаясь к воротам парковки, Джастин осторожно вытащил руку из кармана и облизнул кровавый палец. Затем вытер его о брюки и уверенно приложил к сканеру чипа. Джастин не знал, помешает ли кровь распознаванию чипа, но этот металлический вкус был даже приятным.

Сканер мигнул зеленым, и Джастин шагнул за ворота парковки. Он был уверен на миллиард процентов, что сканер работает. Иначе и не могло быть.

Свежий морозный воздух ударил Джастину в лицо. Зимний ветер был восхитительным после месяцев, проведенных в Лаборатории. Этот ветер будто толкал его в спину, щекотал влажные пальцы, гнал вперед по пустынной асфальтовой дорожке вдоль забора.

Четвертый служебный вход. Джастин знал, куда идти – почти животное чутье вело его. Да. Вот он. Четвертый. Охраны нет, только сигнализация по периметру равнодушно мигает голубыми огоньками. Джастин в последний раз прижал палец к сканеру.

***

Напряженный, как струна, Джастин прокрался к толстым трубам, протянутым вдоль длинной бетонной стены. Там он затаился на несколько мгновений, осматривая темную улицу. Никакого движения, дороги были пусты, ворота глухо закрыты.

Спрятавшись в тени высокой стены, он осторожно двигался под трубами в сторону окраин. Реагируя на каждый звук, он, казалось, все видел и слышал на расстоянии километров, все чувства обострились до предела. Мозг работал с поразительной ясностью, в нем не осталось никаких других мыслей, кроме стремления выжить. И Джастин впервые был уверен, что выживет.

Вскоре стена закончилась. Впереди было несколько высоких промышленных зданий, которые охранялись собаками. Джастин прищурился и увидел на другой стороне улицы узкую канаву, он тотчас же приблизился к ней осторожными шагами – канава была глубокой и грязной, однако могла служить прекрасным укрытием. Джастин лег в нее и пополз вперед, постоянно прислушиваясь. Холодная скользкая грязь забивалась в рукава, просачивалась под рубашку, на которой поверх красных пятен крови убитого санитара расползались черные земляные разводы с запахом бензина. Джастин лишь видел впереди конец улицы, за которым уже почти ничего не было, кроме нескольких недостроенных сооружений и зданий, никем не охраняемых и пустых.

Когда канава завершилась тупиком, Джастин медленно высунул голову и удостоверился в том, что поблизости никого нет. Он вылез из канавы и сделал несколько шагов за поворот. Перед ним была совершенно пустая дорога, на которой через сотню метров можно было заметить свалку брошенных машин, еще дальше – недостроенный «скелет» здания за сетчатой оградой. Джастин подумал, что эти окраины могли бы быть безопасными, если бы не их близость от лаборатории. Поэтому расслабляться рано, как только его пропажу заметят, на поиски тут же бросятся все – с вертолетами, с лучшими радарами и собаками. Но до утра они вряд ли хватятся, поэтому до тех пор надо убежать как можно дальше.

И Джастин побежал. Пустая дорога скользила под ногами, мимо него проносились заборы, брошенные металлические конструкции, арматуры зданий и захламленные овраги, над которыми в сизом воздухе стоял ночной белесый туман. Все это имело для Джастина значение лишь в той мере, в которой он следил за отсутствием людей вокруг.

Он бежал очень долго, сам не зная, сколько уже часов не сбавляет скорости. Это казалось странным, ведь Джастин никогда не был физически сильным или выносливым. Но сейчас все было иначе. Он сам не узнавал себя и не хотел узнавать, потому что тот Джастин, которым он был раньше, ни за что бы не спасся, ни за что бы не смог победить, потому как видел себя лишь жертвой. Теперешний Джастин ощущал себя кем угодно, но только не жертвой. Он был готов ко всему, что с ним может случиться, но теперь это была не обреченность, а отчаянная уверенность в том, что он будет бороться до последнего. Он не позволит никому отнять у него священное право на жизнь. А тому, кто осмелится на это, он перегрызет горло, он вырвет зубами свой кусок из глотки у любого. Потому что не заслуживает жалости тот, кто посмел воспользоваться его слабостью.

И поэтому Джастин продолжал бежать. Казалось, его ноги одеревенели, а легкие увеличились в размерах. Все окрестности слились в одну темно-серую полосу, и Джастин видел перед собой лишь дорогу – змеящуюся под ногами, утекающую назад, словно река. Он безумно хотел, чтобы эта река унесла с собой все плохое, что было в его жизни. Достаточно ли глубока и сильна эта река, чтобы унести все? И так ли хорошо он умеет плавать, чтобы самому не утонуть в этой реке?

Спустя какое-то время Джастину начало казаться, что он действительно бежит по воде, и вода заливается в его ботинки. А потом у него закружилась голова и, упав на четвереньки, он осознал, как же нечеловечески устал. Джастин сел на асфальт и обхватил голову руками. Ночь была слишком свежей, и эта свежесть душила. Из темноты то и дело раздавались звуки, и Джастин вздрагивал, сжимая зубы. Казалось, воздух сгущался, обретал знакомые очертания, которые трепетали на ветру и кружились на его ресницах в жутком танце. Джастину казалось, что кто-то смотрит ему в глаза, и он ощущал на себе этот пристальный взгляд, даже зажмурившись. В голове роились мысли, каждая из которых была болезненной – некоторые заставляли содрогаться от ужаса или сдавленного полуживого стыда, а другие приводили его в смятение.

Стуча зубами то ли от холода, то ли от волнения, Джастин с трудом поднялся и добрел до стоявшей вдоль забора череды мусорных баков. Он забрался в небольшое пространство между забором и стеной бака, надеясь, что эту ночь он сможет здесь переждать. Он сидел, навалившись на забор, и буквально физически чувствовал, как все вокруг него меняется. Это вселяло надежду и страх одновременно. Страх не справиться с потенциальными возможностями, страх осознать свои ошибки, страх… испугаться. Но над страхом возвышалась надежда. Пока он жив, он может бороться. И он будет бороться. Сжав зубы и крепко зажмурившись, Джастин постарался запечатлеть эту мысль на подкорке своего мозга, чтобы больше никогда не забывать ее… С этой мыслью он позволил себе расслабиться, и спасительная мягкая темнота поглотила его, увлекая в сон.

***

Около девяти часов утра в кабинете вспыхнул свет и в кабинет вошли четверо врачей во главе с худой высокой седоволосой женщиной. Мисс Эмброуз деловито кивнула своему помощнику, направляясь к установке управления капсулами.

– Подождите, – нахмурилась миссис Робертсон, склонившись над планшетом, – Нужно еще раз сверить показатели. Они… отличаются от вчерашних.

– Миссис Робертсон, не затягивайте процедуру, – поджала сухие губы мисс Эмброуз, – О состоянии Испытемых вы могли позаботиться в свое время. А от меня к десяти ждут отчет, что мои капсулы работают идеально.

– Но…, – миссис Робертсон преградила ей дорогу, – Тут что-то не так. Надо провести еще одно обследование. Как говорит мой коллега, мы должны быть в одной лодке – от этого зависят свойства материала!

– К счастью, вы не в моей лодке, – мисс Эмброуз строго прищурилась, отодвигая женщину удивительно сильной для ее возраста рукой, – Потому что я выкидываю из своей лодки тех, кто не гребет достаточно усердно. Вы свою работу уже сделали. А теперь отойдите и не мешайте делать мою. Что-то еще?

– Ничего, – выдавила натянутую улыбку миссис Робертсон, – Кстати, поздравляю вас с номинацией на Нобелевскую премию.

– Уверена, в следующем году номинируют кого-то из ваших, – сухо улыбнулась мисс Эмброуз, – Если будете вовремя следить за показателями. Запускайте.

Глава 15

Когда Лукреция Робертсон заходит в кабинет Корнелия, дверь в его комнату отдыха приоткрыта, и там горит свет. Лукреция медленно открывая ее:

– Корнелий…

Он стоит у бара. Просто стоит, будто не зная, зачем пришел, зачем стоит.

– Я устал, Лукреция, – его голос звучит глухо и тихо, как из-под земли, – Ты не можешь представить, как я устал.

Лукреция подходит ближе и замирает, глядя на напряженную спину Корнелия – сейчас она видит что он как натянутая тетива лука, который может выстрелить в любую секунду. Корнелий наконец выходит из оцепенения и наклоняется к бару, будто нехотя:

– Здесь что, нет коньяка?

Миссис Робертсон хочет отвлечь его, обнять и отвести подальше от бара. Но вместо этого только проверяет следом и качает головой:

– Остался только виски.

Он мрачно кивает, с трудом вытаскивая бутылку. Как будто она весит килограмм пятьдесят.

– Корнелий… Я буду сидеть здесь, пока ты не поговоришь со мной, – говорит она, опускаясь на диван.

– Ну и сиди.

Лукреция Робертсон смотрит, как неуверенные руки Корнелия подносят бокал ко рту, как коричневая жидкость дрожит за граненым стеклом и стремительно исчезает, и Корнелий спешит налить следующий бокал, едва успев осушить предыдущий. Она ждет подходящего момента, чтобы забрать из его рук бокал и обнять. Ждет, когда он наконец выплеснет те слова, которые безуспешно пытается утопить в коричневой жидкости на дне бокала.

– Лукреция… Сделай для меня кое-что.

– Да? – миссис Робертсон подается вперед с готовностью, – Все, что хочешь.

Корнелий, не глядя, пододвигает к ней бумаги:

– Она хотела другого. Но это меньшее, что я могу для нее сделать.

Лукреция с опаской берет в руки документ. Ее глаза расширяются, пока она несколько раз просматривает одни и те же строки, и затем она отбрасывает бумаги:

– Что? Корнелий, ты в своем уме?

***

Утренний Вашингтон был освещен солнцем. Слепящим, пронзающим здания, будто зеркальные окна специально усиливали его свет, чтобы сжечь все живое этими холодными зимними лучами.

Джастин провел несколько часов в полузабытьи, сжавшись за пустым мусорным баком на заброшенной стройке. Он не мог больше бежать, да и не знал, куда. Все его тело будто превратилось в оголенные провода, и несмотря на усталость, он был готов вскочить в любой момент – драться, бежать, сколько хватит сил. Он вслушивался в каждый шорох, в малейшее дуновение ветра. В какой-то момент ему стало казаться, что он чувствует кожей даже гудение проводов и гул металла мусорного контейнера, и едва различимый шелест мусора в нескольких метрах от него.

До недавнего времени Джастин даже не чувствовал холода. Тонкая рабочая одежда засохла под коркой грязи из канавы. Но теперь крупная дрожь пробирала его до костей, когда он наконец высунулся из своего убежища.

Дорога пуста. Джастин медленно выпрямился на гудящих ногах и пошел вдоль забора, готовясь в любой момент снова нырнуть в заросли жухлой травы и груды металлолома, сваленного у дороги. Он знал, что его должны искать, и задавался вопросом, почему вокруг еще не снуют поисковые отряды и в небе не видно ни одного дрона. Можно ли считать, что вселенная дает ему шанс? Или это заслуженная награда провидения?

Так или иначе, Джастин добрел до пригорода, где наконец кончились строительные армады и показались первые жилые дома. Джастин не знал, куда ему идти, где прятаться и как согреться. Но ноги сами вели его туда, где должен быть человек – к людям. К обществу, каким бы оно ни было, и как бы оно ни предало его. Потому что Джастин хотел наконец чувствовать себя человеком, чего бы это ни стоило. Ни жертвой, ни подопытной крысой, ни бродячей собакой. А человеком, который может жить лишь в обществе, каким бы оно ни было.

По утренним улицам сновали прохожие, и с одной стороны в этой толпе было легче затеряться, чем на пустынной окраине, а с другой – если здесь будут его искать, бежать все равно некуда. Джастин с опаской брел по проулкам, отворачиваясь от брезгливых взглядов и ища глазами новое укрытие – незакрытый подвал или заброшенный дом, что угодно. Еще неплохо было бы найти наконец более-менее чистую одежду, но сейчас это казалось роскошью.

Когда очередной проулок вывел его к одному из проспектов, Джастин не сразу обратил внимание на собравшийся народ у новостного экрана. Человек десять стояли и смотрели, остальные задерживались на несколько мгновений уходили, кто-то с выпученными глазами, кто-то поджав губы, а кто-то возмущенно и будто выругавшись. Джастин поднял глаза на экран и застыл как вкопанный.

«Дочь Корнелия Холларда добровольно подверглась процедуре изъятия мозговых клеток, подменив собой одного из участников эксперимента. Она установила трансляцию, кадры которой изъяты из эфира. В настоящий момент проводится следственная проверка обстоятельств произошедшего»

Джастин ощутил под собой асфальт. Его ладони скользнули по бордюру тротуара, когда гравий впился в кожу. Слепящее утреннее солнце превратилось в красного гиганта, застилая своим огнем даже черноту зажмуренных глаз. Даже заблюренных кадров было достаточно. Желудок Джастина скрутил спазм в рвотном позыве, и он уткнулся лбом в собственное колено, даже не чувствуя подкосившихся ног. Его бы вырвало, если бы было чем. Но все затянула пылающая огнем темнота, будто черная дыра выплюнула его и отдала на растерзание этому огню.

– Это точно он?

Где-то вдалеке раздавались голоса. Голову Джастина схватили сначала за волосы, а потом дернули за подбородок. Джастин все еще не мог открыть глаза, умоляя этот огненный шар поглотить его.

– Точно. Чего это с ним?

– Может, реакция на препараты. Поднимай. Там разберутся.

***

Мягкая кровать пахла свежестью. Этот противный химический запах средства для стирки стал первым, что почувствовал Джастин, когда очнулся. Слабость во всем теле и затуманенность сознания была знакомой. Джастин медленно открыл глаза и подтянул к себе руку. На запястье остался крошечный след от свежей инъекции. Снова транквилизаторы.

Но эта комната была совсем не похожа на его лабораторный отсек. Джастин приподнялся на кровати и осмотрелся. Похоже на скромный номер в отеле. Тумбочка со стаканом воды, мягкий бежевый ковер на полу. Окно зашторено, за ним темно – кажется, уже вечер. Или ночь. Комната погружена в полумрак, только лампа на стене горит мягким теплым светом. На напольной вешалке висит одежда – брюки и, кажется, рубашка. Рядом дверь со значком ванной комнаты и туалета. Джастин облизал пересохшие губы и взял стакан, жадно осушив его. Только после этого он увидел записку на тумбочке: «Не бойся, Джастин. Ты в безопасности. Помойся и переоденься. Одежда на вешалке – это для тебя».

Джастин опустил голову и посмотрел на свою одежду – в засохших пятнах грязи, под которыми виднелись следы крови.

Он смял в руке записку.

Эта женщина. Доктор миссис Робертон, как он помнил. Джастин помнил ее внимательный бесстрастный взгляд на обследованиях, жесткие руки, когда она ощупывала его виски после подключения мозговых сканеров. «Испытуемый L45-2» – так она его называла в разговоре с врачом, никогда не обращаясь к нему напрямую. Сейчас эта женщина медленно прошла в комнату, глядя на него как на животное, превратившееся в человека. Как на что-то неестественное, на что не знаешь, как реагировать. Волосы миссис Робертсон лежали на плечах неаккуратной копной, будто она забыла расчесаться. Или не посчитала нужным. Женщина подняла на него покрасневшие глаза и помедлив, тихо сказала:

– Садись. Ты уже набегался.

Было видно, что эти слова дались ей с трудом.

– Вы… Вы…

– Я тоже предпочла бы тебя не видеть, – в ее голосе чувствовалось старательно скрываемая неприязнь, – Но… Я исполняю последнюю волю человека, которому я не могу отказать. Послушай, Джастин. Теперь у тебя начинается новая жизнь. И я буду твоим опекуном до совершеннолетия.

– Что?

– … А еще ты получишь…, – она покачала головой, будто сама не веря, что произносит эти слова, – Корнелий передал тебе долю в правлении Корпорации.

– К….какую долю?

– Долю в компании. Не думай, что ты сможешь на что-то повлиять. Но у тебя будет право голоса, – она вздохнула, произнеся последнюю фразу нехотя, – К сожалению. А еще у тебя будут деньги.

– Это…, – Джастин мотнул головой, – Я… вообще не понимаю…

– Ты не сможешь продать ее или подарить до достижения тридцати лет.

Джастин сел на кровать, все еще качая головой. Это казалось каким-то бредом. Он с трудом понимал смысл сказанного этой женщиной, настолько нереальным казался этот разговор.

– А что будет с остальными… Испытуемыми? – наконец спросил он.

Миссис Робертсон дернула бровью:

– А при чем тут они? Нела почему-то хотела спасти именно тебя…

– Она хотела спасти нас всех.

– Не всем так везет, как тебе. Это все, что ее отец смог сделать для нее. Корнелий решил, что это будет разумный компромисс, хоть Нела на него бы и не согласилась. Но все же компромисс.

– Он был ее отцом… Он так хотел сказать, что сожалеет?

– Не тебе об этом рассуждать! – резко оборвала его миссис Робертсон, и Джастин увидел, какой болью сверкнули ее глаза при упоминании Корнелия Холларда, а затем она постаралась смягчить голос, – Мы никогда не получаем то, что хотим. Тебе нужно прожить подольше, чтобы научиться ценить то, что дает тебе жизнь. Иногда она дает гораздо больше, чем ты рассчитывал получить. Нела так и не успела это понять.

– И… Мистер Холлард… готов видеть меня в совете? Почему он сам мне об этом не сказал?

Миссис Робертсон поспешно отвернулась, часто заморгав, и Джастин увидел, как на ее глазах заблестели слезы:

– Ему… уже не придется видеть тебя в совете, – ее голос дрогнул, и уголки губ скорбно напряглись, – Корнелий Холлард… не смог перенести смерти Нелы. Не думай, что ты когда-нибудь сможешь сбросить с себя эту ношу.

Сбросить с себя эту ношу…

Джастин смотрел на свои руки, и ему казалось, что по ним стекает кровь и грязь. Он никогда не думал о себе как о человеке, способном пройти по головам. Он никогда не чувствовал в себе той силы, которую именуют инстинктом выживания. Он даже никогда не задавался вопросом, сможет ли он пожертвовать чужой жизнью ради спасения собственной, потому что это казалось настолько бесчеловечным, что за такой чудовищный эгоизм тут же должна наступить расплата. Однако, это произошло против его воли.

И то, что он до сих пор был жив, казалось еще большей ошибкой, чем все, что произошло за последние сутки.

Корнелия… Ее лицо стояло у него перед глазами, куда бы он ни посмотрел. То взволнованно-вдохновенное лицо, которое он увидел в первый раз на экране два месяца назад. А потом – в Лаборатории. «Я собираю информацию» – сказала тогда она.

Она была повсюду, в каждой минуте в его мыслях. Единственное, что давало ему силы там, в Лаборатории. Единственная причина, из-за которой он был готов дать шанс этому миру. «Я сделаю все, что смогу… Просто обещаю». Джастину были не нужны эти обещания, ему было достаточно того, что она просто есть.

Теперь эти образы перебивались ужасающими кадрами с трансляции. То, что должно было произойти с ним самим. То, о чем он старался не думать все время, пока находился в Лаборатории. То, что Джастин не мог представить в самом страшном сне, произошло с ней, Корнелией.

Против воли… Так ли это? Джастин еще долго сидел на кровати, не чувствуя времени, не чувствуя своего тела. Что, если бы он остался в своем отсеке? Не сбежал бы, как просила она?

Сбросить с себя эту ношу… Джастин даже не хотел этого. Его грудную клетку будто набили пылающими камнями. Но сил хватало только на то, чтобы упасть на кровать, устремив взгляд в потолок и мечтая, чтобы этот потолок рухнул на него. Чертовы транквилизаторы. Джастин чувствовал, что не заслуживает даже этой бессильной пустоты.

***

Черные ленточки наводнили все вокруг. Они были на похоронном кортеже, на фотографиях Корнелия Холларда, которые заполнили весь город на биллбордах и в новостях. Новости о его смерти так быстро вытеснили то скандальное видео, что не все даже понимали причину смерти директора Корпорации. Видимо, так и было задумано. Видео из Лаборатории уже удалили почти отовсюду. Джастин почти не читал новости. Он слышал, что все СМИ писали, будто у Корнелия случился сердечный приступ. Но Джастин видел тщательно замазанный след от пули на его виске, когда Корнелий лежал в закрытом гробу.

К гробу подпускали только самых близких. Джастин не знал, зачем миссис Робертсон заставила его подойти почти вплотную. Но она держала его плечо крепко, впившись пальцами и не позволяя отойти. Заставляя смотреть в безмолвное лицо покойника, пока каждый из присутствующих высказывал слова сожаления.

Джастин помнил ее прикосновения, когда миссис Робертсон прикладывала датчики к его вискам на обследовании и проводила пальцами по спине во время осмотра. Тогда ее прикосновения были даже ласковыми.

Нелу похоронили днем ранее, и Джастин узнал об этом только сегодня. Миссис Робертсон проигнорировала его вопрос о том, где второй гроб. Он ожидал увидеть хотя бы издалека закрытый гроб Нелы. Джастину казалось, что его сердце разорвется, как только он увидит ее гроб, даже закрытый. И тем не менее он должен был посмотреть на нее в последний раз.

Но один из ассистентов мимоходом заметил, что с Нелой все закончилось еще вчера. Видимо, чтобы не портить церемонию Корнелия и не привлекать лишнего внимания к поступку Нелы. Только когда гроб Корнелия понесли к месту захоронения, Джастин увидел рядом свежую могилу. Корнелий пожелал, чтобы дочь похоронили рядом с ним. В паре шагов была еще одна могила, уже более старая. Наверняка там похоронена мать Нелы.

Джастин хотел подойти к могиле Нелы, но миссис Робертсон снова сжала его плечо, не позволяя сдвинуться с места. Она стояла рядом, в черном костюме, глаза скрыты под огромными черными очками, из-под которых по щекам стекали влажные дорожки слез. Она не проронила ни слова за всю церемонию, но сжимала его плечо так, будто хотела вдавить Джастина в землю и заставить его остаться здесь навсегда безмолвным памятником.

Официально Джастин здесь для того, чтобы почтить память Корнелия, который завещал ему долю в Корпорации. «Дальнему родственнику» – как представили это в СМИ. А неофициально – это наказание. Миссис Робертсон не обвиняла его открыто. Но так было даже тяжелее. «Не думай, что когда-нибудь сможешь сбросить с себя эту ношу». Эти слова будто горели огненными буквами над всем, что сейчас окружало Джастина.

В главном здании Корпорации Джастина постоянно сопровождал ассистент, приставленный миссис Робертсон. Сегодня ассистент был даже полезен – Джастину не пришлось самому искать кабинет Максимиллиана в огромном здании.

Когда Джастин вошел, офицер сидел за своим столом. Его поза казалась расслабленной, но медленный поворот головы в сторону открывшуюся двери выдавал напряжение.

– Саммерс…, – мрачно проговорил Максимиллиан, будто взвешивая каждую букву, – Ты опоздал. Хотя тебя не особо-то и ждали.

Джастин слабо пожал плечами:

– Тогда какая разница? Вы уже знаете о моем положении.

Джастин остановил взгляд на приоткрытой пачке сигарет «Парламент» на краю стола. Наполовину пустая. Это хорошо. Вряд ли офицер их пересчитывает.

– Ты хочешь, чтобы я называл тебя Мистер Саммерс? Или, может… Сэр?, – Максимиллиан будто неохотно искривил губы в издевательской усмешке, – Этого ты хочешь?

Джастин проигнорировал эти слова:

– Если хотите меня задеть, то не получится. Вы сказали мне подписать документы по моему пропуску. Я пришел только за этим.

Максимиллиан внимательно посмотрел на него исподлобья и наконец жестким движением бледной руки подвинул к нему бумагу:

– Могу при других называть тебя как угодно. Если это потешит твое самолюбие. Только мы с тобой знаем, кто ты на самом деле…, – он подмигнул, презрительно скривившись.

–Я же говорю. Не получится.

Джастин задержал руку на столе, поставив подпись. Его локоть придвинулся ближе к пачке и соскользнул.

– Простите, – Джастин наклонился за пачкой.

Взгляд Максимиллиан стал еще более презрительным, когда Джастин выпрямился, кладя сигареты на место.

– Не понравилось? – Максимиллиан вздернул бровь, хотя лицо его оставалось каменным, – А вот твоя подружка Корнелия была от меня в восторге. Жаль, что с ней уже не удастся повторить. Земля ей пухом.

– Она всем нам будет пухом. Если повезет, – Джастин бесстрастно посмотрел в глаза офицеру.

Тот кивнул. Джастин отметил, что сегодня за этим сарказмом Максимиллиан пытается скрыть мрачную тревогу. Видимо, после смерти Корнелия он уже не чувствует себя таким могущественным. Голос офицера притворно смягчился:

– Советую до начала совета подробно все изучить. Чтобы не сесть в лужу. Хотя, кому я это говорю… Лучше просто помалкивай. От тебя другого и не ждут. Твоя задача проста, как два пальца. Если что, можешь и ко мне обращаться за советом. Мы же все-таки не чужие люди…, – он подмигнул, хотя усмешка была похожей на конвульсию.

– Я все понял.

Джастин развернулся и вышел из кабинета, напоследок бросив взгляд на пачку сигарет.

Возле кабинета его ждал ассистент.

– Я зайду в кафе, – сказал ему Джастин, – Если хотите, можете присоединиться.

Он знал, что ассистенту и не требовалось разрешение.

В кафе Джастин просидел за чашкой кофе не меньше получаса, потягивая кофе и не сводя взгляда с парковки, которую отлично было видно из окна. Точнее, он не сводил взгляда с машины Максимиллиана.

Поначалу Джастин сомневался между ножом и пистолетом. Но нож – это слишком грязно. Со стажером в лифте у него не было выбора, а сейчас Джастину не хотелось пачкаться. Даже ощущать на руках кровь Максимиллиана ему было бы противно. Пистолет – слишком пафосно и хладнокровно. Тем более он не хотел давать Максимиллиану право на последнее слово.

Джастин никогда не смог бы забыть ту ночь – каждая деталь горела в памяти клеймом. И эта пачка «Парламента» – в кармане Джастина все еще лежала пачка Максимиллиана. А та, которую он принес с собой, где каждая сигарета пропитана аконитом, теперь покоилась у Максимиллиана на столе.

Достаточно всего нескольких сигарет. Сначала появится зуд, затем перебои с дыханием. Холодная кожа покроется потом и наконец заболит сердце. Станет трудно дышать, а тело скует слабость. Рвота, судороги и паралич дыхательной мускулатуры, может, и не убьют Максимиллиана сразу, но вести машину в таком состоянии невозможно. Максимиллиан водит машину без автопилота – такую же машину, как у Корнелия. Уж кто тут сентиментален…

Аконит или Борец – цветок Сатурна, по легенде, появившийся из падавшей слюны Цербера. Он символизирует преступление, словесный яд и холодность. А еще – близкую опасность. Прекрасный цветок, который рос у матери Джастина в заброшенном саду, когда он, как и мать, предпочитал не замечать опасность. Но времена невинности прошли. Джастин ощущал, как от ожидания его кожа тоже холодеет и покрывается потом, будто по его собственному телу тоже распространяется аконит.

Джастин оживился, когда на длинной дорожке, ведущей от главного входа до парковки, показалась фигура офицера. В его руке дымилась сигарета.

– Идемте, – кивнул Джастин ассистенту.

Длинный выезд с парковки выходил на шоссе, заполненное машинами. Ассистент вел машину. Джастин с соседнего сиденья следил за черным блестящим автомобилем Максимиллиана, боясь выпустить его из вида. По коже ползли мурашки, Джастин старался скрыть тяжелое взволнованное дыхание. Казалось, даже выпитый кофе просится наружу.

Пробка на дороге рассосалась и автомобиль Максимиллиана поехал быстрее. С тяжело бьющимся сердцем Джастин даже не миг потерял автомобиль из виду. Но тут впереди послышались гудки машин. Джастин сфокусировал зрение на черном автомобиле, который снизил скорость, его странно заносило на встречную полосу. Джастин подался вперед.

Светофор вспыхнул красным. Перекресток. Все произошло слишком быстро, в визге гудков и тормозов перед глазами Джастина внезапно возникла фура на встречной, вылетевшая из-за поворота. Черная машина всего на миг исчезла из поля зрения… Грохот металла ударил в ушные перепонки, и даже визг гудков потонул в скрежете.

Черная машина лежала перевернутой поперек дорожной полосы, и только колеса ее бешено крутились. А потом раздался взрыв, и все заволокло черным дымом.

Джастин сжал кулаки ослабевших рук, по которым все еще ползли мурашки. Его похолодевшее от волнения потное лицо исказилось в подобии торжествующей улыбки.

***

День казался бесконечным и тянулся уже сотни часов. Иногда он ненадолго перебивался ночью, но все равно казалось, что это один длинный, нескончаемый день.

Джастин не знал, сколько это длилось. Сейчас он просто стоял у окна, словно ноги налились свинцом и застыли, и свинец этот поднимался все выше, заполняя суставы, жилы и кости. Веки застыли и Джастин не моргал, он даже не мог отвести взгляд – от чего отвести? Он просто смотрел в пустоту, и вокруг не было ничего, кроме пустоты, и внутри него самого тоже была только пустота. Словно ты на поле боя, а у тебя лопнули барабанные перепонки, и во всей этой вакханалии тебя окружает лишь тишина. Мертвая, обессилевшая тишина. Конечная станция.

Словно через вакуумную подушку, за спиной щелкнула открывающаяся дверь и раздался голос:

– Мистер… Мистер Саммерс.

Джастин почувствовал себя марионеткой, которую кто-то потянул за ниточки – он обернулся, почти физически чувствуя скрип. Все еще будучи марионеткой, он разлепил губы:

– Да?

– Сэр, члены совета собрались. Вас уже ждут в кабинете для совещаний.

– Я скоро буду.

Дверь захлопнулась. Джастин медленно повернулся обратно. Ничего. Этого всего не должно быть. И его самого здесь не должно быть.

Но он здесь. И его ждут в зале для совещаний. А значит, пора привести в движение скрипучую внутреннюю марионетку и идти. Он медленно повернулся к двери, словно ящерица, которая волочит за собой тяжелый парализованный хвост. Ящерицы могут отбрасывать хвосты – и он научится. Проходя мимо зеркала, Джастин заставил себя остановиться. Все было как во сне – вот почему он не удивляется этому чужому лицу, глядящему из стеклянной глади… Он видел в отражении холодный стальной взгляд Максимиллиана и пугающее равнодушие Корнелия. Милый, наивный робкий Джастин, не приспособленный для жизни, последний поэт в этом мире… Нела пожертвовала жизнью, чтобы спасти его.

…И она не спасла его. Нела погибла зря.

С этой мыслью Джастин открыл дверь. В последний момент его взгляд упал на аквариум. Прекрасная белая арована описывала очередной круг в темной воде. "Мне подарила ее мать перед тем, как…" Джастин вспомнил слова Нелы во время их последней встречи, и внезапно это воспоминание почти физически резануло его, так, что стало больно дышать. "Я… Хотела бы еще раз ее увидеть…"

Открыв дверь, Джастин заметил послушно ждущего молодого человека.

– Это вы… ассистент? – спросил Джастин.

– Да, сэр. Я Стивен. Теперь я ваш секретарь.

Джастин кивнул, снова ощущая скрип в шейных позвонках.

– Избавьтесь от аквариума.

Стивен странно посмотрел на него, но поспешно кивнул:

– Хорошо, сэр. А что сделать с рыбкой? Ее стоимость составляет…

– Что хотите. Можете продать, или оставить себе, или смыть в унитаз, – оборвал его Джастин.

На этот раз его резануло от собственных слов. Но он заслужил это. Ящерицы отбрасывают хвосты, что им еще остается. Джастин медленно шел по направлению к кабинету для совещаний. Это будет важное совещание, и Джастин только надеялся, что его внутренняя марионетка не подведет. Теперь от этого зависит все, и он не подведет Корнелия, который завещал ему свою долю. Хотя, какое это имеет значение? Джастин чувствовал себя человеком без скелета, который зачем-то пытается за что-то держаться.

Корнелий мог бы на него надеяться. Джастин сделает все, ведь у него ничего не осталось, кроме этой доли. Ну и своей жизни. Кто бы мог подумать, насколько жалко это может звучать. Джастин не знал, насколько его хватит. Может, он однажды пустит себе пулю в висок, как Корнелий. От этой мысли на его лице появилась дрожащая улыбка. Сейчас у него наконец есть право выбора. Какая хорошая возможность…

А может, в какой-то момент ему действительно станет все равно – теперь это было все, чего Джастин хотел.

Эпилог

Четыре года спустя.

Вечер по случаю победы на Студенческой премии мира проходил достаточно скромно. Премия, которая вручалась за вклад развитие демократии и прав человека, на этот раз досталась четверым студентам из канадского университета.

Джош, Лилли, Кевин и Энтони держались в стороне, будто это не они были виновниками торжества.

Взъерошенный журналист появился из толпы:

– Прежде всего хочу поздравить вас как новых лауреатов Студенческой премии мира в области прав человека. Сейчас вы продвигаете технологию органоидов – искусственно выращенных клеточных структур, которые предположительно смогут заменить живые клетки органов. Расскажите об этом?

Он сунул микрофон Энтони.

– Технология выращивания органоидов на мультиэлектродных чипах позволяет запрограммировать клетки так, чтобы вырастить из них уменьшенную модель мозга. Сейчас такие мозги пока не имеют всех свойств настоящего мозга, но модель функционирует почти так же, как настоящий мозг. Он содержит слои нейтронов как у настоящего мозга и проявляет мозговую активность. Конечно, саму эту технологию открыли задолго до нас, но мы хотим доказать, что она способна заменить живой мозговой материал, который используется по всему миру в технологических разработках.

– Давайте уточним, ваша главная цель – исследовать возможности технологии органоидов, или же вы хотите именно противопоставить ее живым мозговым клеткам Корпорации?

Лилли взяла микрофон. Ее рыжие волосы больше не полыхали огнем, они приобрели более спокойный оттенок, как и любимая фиолетовая помада сменилась на бежево-сиреневую.

– Знаете, мы не преуменьшаем достижения Корпорации. Безусловно, они сделали прорыв и открыли нам много новых возможностей, – Лилли приподняла брови, уверенно глядя в камеру, – Но главное, мы видим в этом вопрос – какими еще способами можно добиться тех же результатов? Они показали нам цель, а наша задача – найти новые пути к этой цели.

Журналист улыбнулся с благодарностью и деликатно кашлянул, глядя в свой план:

– Кевин и Энтони, я должен задать этот вопрос. Правда, что, еще будучи школьниками, вы провели год в колонии для несовершеннолетних за… Простите, что говорю это – за пособничество терроризму?

Кевин пригладил непослушные волосы и сдержанно ответил:

– Жаль, что этот факт известен именно в таком свете. Но мы сделали из этого выводы, иначе мы не были бы здесь, – он нахмурился от воспоминаний, внезапно подняв глаза на журналиста, – Печально, что еще один наш друг не дошел с нами до этой премии. Она могла бы внести огромный вклад…

Научный руководитель возник перед ними неожиданно и закрыл микрофон рукой:

– Простите, но имя Корнелии лучше не упоминать. Будем признательны, если вы уберете этот момент из интервью, – он многозначительно посмотрел на Энтони и быстро отошел.

Журналист понимающе кивнул.

– Вы заявляете, что ваша разработка была направлена на снижение мозгового человеческого материала Корпорации и тех компаний, которые пользуются ее разработками. Скажите, вы уже нашли поддержку крупных лабораторий?

Джош пожал плечами:

– Мы направляли предложение поддержать нашу разработку спонсорам и членам совета директоров Корпорации. Но мы получили ответ только от одного из них, Джастина Саммерса. Остальные проигнорировали наше предложение.

– И что он вам ответил?

Энтони печально улыбнулся:

– Он сказал, что это его совершенно не интересует. Сказал, что у них уже есть все необходимое.

Художник: Соня Кляйн

Примечания

1

Лудди́ты – участники стихийных протестов первой четверти XIX века против внедрения машин в ходе промышленной революции в Англии. С точки зрения луддитов, машины вытесняли из производства людей, что приводило к технологической безработице. Часто протест выражался в погромах и разрушении машин и оборудования

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Эпилог

*** Примечания ***