Чудо [Наташа Кокорева Фиал] (fb2) читать постранично

Наташа Кокорева (Фиал) Чудо

Кулак врезался в грудь. Гулко и больно. Иржи отшатнулся, поймал равновесие и присел, уходя от удара. В волоске от головы пронесся Бахта и с воем влетел в дерево. Развернулся, сверкнув выпученными глазами. Иржи прыгнул ему на спину, перехватил ручищу и вывернул до костного хруста вверх, к лопатке.

— Хватит! — Корт сплюнул кровью и поднялся с земли, цепляясь за куст боярышника. — Иржи! Что ты взъелся на нас?

Бахта дернулся и взвыл — Иржи сильнее заломил ему руку и прорычал на ухо:

— Извинись перед Айкой!

— Да ну тебя, правдолюб! Айка — гулящая. Нечего из-за нее руки марать! Ей, почитай, честь оказали — предложили венками в Купальскую ночь обменяться, а она нос воротит! Ишь какая! Вот и получила, раз подобру не хочет. Я в этом больше не участвую! — Корт еще раз плюнул — теперь прямо на башмаки Иржи — и прихрамывая побрел прочь.

Айка всхлипнула и поджала ноги, прикрываясь разодранной юбкой.

— Извинись! — упрямился Иржи.

— Мелкий, а хваткий придурок! — пропыхтел Бахта, вырываясь. — Видать, ты сам в нее по уши втрескался, коли так бьешься!

— А не твое дело! — из последних сил навалился Иржи.

— Ладно, Айка. Не хочешь с Кортом — развлекайся с этим придурком. Мне плевать.

Не извинения, конечно, но деваться некуда — силен он, зараза! С детства его было не одолеть. Иржи отступил:

— Вали отсюда!

Бахта покачал головой, баюкая больную руку, и щербато улыбнулся:

— Зря ты так: из-за девки, да на друзей.

— Ты тоже много чего зря, — вскинул подбородок Иржи.

Сверкнув глазами навыкате, Бахта в развалку скрылся в зарослях.

— Ты как? — Иржи присел рядом с Айкой.

Она в последний раз всхлипнула, вытерла слезы тыльными сторонами ладоней и гордо отбросила за спину ворох мелких рыжевато-русых кудряшек.

— Спасибо тебе, — прошептала тихо, но с нажимом, коротко глянула — блеснули из-под длинных ресниц глаза цвета гречишного меда — и уставилась в землю.

— Не за что! — усмехнулся Иржи, поднялся и подал ей руку.

Айка сжала ладонь холодными пальцами и улыбнулась. Он потянул вверх, но она неловко припала на правую ногу и рухнула прямиком в его объятия.

— С коленом что? — перепугался Иржи.

Она не ответила — лишь крепче прижалась, уткнулась в плечо. В растерянности он невесомо провел рукой по пушистым кудрям:

— Ты чего, Айка?

Судорожно вдохнув, она отстранилась. В распахнутых наивных глазах смешались слезы, и счастье, и страх, и решимость. Мягкие губы чуть приоткрылись и вновь сомкнулись. Напряженные ладони скользнули вверх по его плечам.

Иржи окаменел.

Холод стиснул горло, обжег грудь и свернулся скользким сгустком в животе.

Только не это, Айка! Нет! Ты хорошая, милая, добрая, немножко глупая, но не надо.

— Только не перебивай меня! — выпалила она, будто прочитав его мысли. — Я знаю, что ты не хочешь быть со мной, но… сколько раз уже таяли снега и желтели листья, а ты… все один. Молчи! — она до боли стиснула его плечи. — Про меня многое болтают, но правды в том ни на грош. Болтают, потому что я… тоже одна, — она облизала губы и выдохнула: — А одна я потому, что жду тебя, Иржи. Тебя.

— Айка! — не выдержал он.

Но она быстро прижала указательный палец к его губам:

— Давай обменяемся сегодня венками. Или, ну их, венки. Пусть просто. Пусть только на одну ночь! А дальше… будь что будет. Я не могу больше, Иржи. Я люблю тебя!

Ниточки бровей на переносице, жженый сахар отчаянных глаз, напряженные крылья чуть вздернутого носа, маленькая родинка на правой щеке — на ее лице застыла такая мучительная надежда, что Иржи не мог отвернуться.

Но и смотреть тоже не мог.

Память рисовала совершенно другое лицо: нос чуть с горбинкой, крыло смоляных волос, отрезанных наперекор всему и всем, черные дуги бровей, старое золото раскосых глаз, которые всегда смотрели на горизонт в ожидании чуда.

Прохладные тонкие пальцы Айки скользнули к его шее — по хребту хлынули мурашки, — взъерошили на затылке волосы. Правой рукой она осторожно погладила его щеку, приподнялась на цыпочки и поцеловала.

Губы пахли цветами шиповника и диким медом, мятой и малиной. Дыхание обжигало кожу, стыло на ветру. Локоны щекотали шею, стройное тело прижималось все плотнее.

Иржи зажмурился, отгоняя наваждение: видение золотистых глаз.

Те поцелуи горчили полынью и летней рябиной.

Изо всех сил сжав плечи Айки, он отстранился. Она молчала. Только смотрела прямо в душу, открыто, без былой мольбы и слез.

— Нет, — покачал головой Иржи.

Она даже бровью не повела — продолжала смотреть.

— Я люблю Горинку, — добавил Иржи.

— Горинку?! Дочь мельника? — она округлила полные ужаса глаза. — Иржи, ты в своем уме?

Нестерпимо заломило виски. Иржи стиснул зубы, резко развернулся и побежал прочь.

— Иржи! — кричала она вслед, со странной смесью боли, разочарования и жалости.

Но он не слушал.

Он спешил к мельнице, что на высоком холме, у обрыва, над