Лишний человек [Maria Belkina] (fb2) читать постранично, страница - 3

посоветовала Вера. — Воду только похолоднее сделай. И шею намочи.

Дима послушно отправился умываться. Через приоткрытую дверь доносился шум пробуждающегося театра. Скоро закрытие сезона, гала-концерт. Потом какой-то фестиваль и гастроли, тот нашумевший спектакль с Лоэнгрином в перьях. Потом конкурс, и Вере надо будет сидеть в жюри. Потом наконец небольшой перерыв на мелкий ремонт перед новым сезоном — как раз у Димы, в живописном цехе. Но он обещал, что все успеет. А в сентябре премьера. Все идет своим чередом.

— Уф, ну вроде получше стало, — Дима помотал головой, и от него во все стороны полетели брызги, как от мокрого спаниеля. — Хотя все равно… В отпуск надо. Я прямо, знаешь, ни на чем сосредоточиться не могу. Как будто вместо мозгов вата. Я там кое-что вчера набросал, отправил тебе. Ты видела?

— Нет.

— А я ведь тебе написал. Где это… Черт, нет, не написал. Я же говорю — совсем голова не соображает. Ну ладно, сейчас. Вот.

Вера достала очки. Отличный эскиз, все строго по ее указаниям, ничего не упущено. Очень красиво. Но не идет ни в какое сравнение с прежними его работами. Просто старательно расписанный задник. Она постаралась скрыть разочарование. Художника легко обидеть, а Димка всегда воспринимал критику болезненно. С этой его слабостью считались, руководство Димой дорожило. На его эскизах ощущался и шум листвы — без единого дерева на сцене, и упоительный ветер — без всякого ветродуя за кулисами. Он умел распахнуть во всю стену неохватное небо, в которое хочется упасть, и сжать огромное пространство в удушливый каменный мешок, и еще много чего. Но… но не на этот раз.

— Ну что скажешь? Похоже?

— Да, хорошо. Ларинский дом я бы поменяла. Чтобы было так, знаешь, поживее. Такой синий зимний свет в окне. Натоплено в комнатах, натоптано в сенях… Это провинциальная усадьба, старый дом, деревенские соседи. Надо, чтобы был контраст со столичным балом — холодным и торжественным.

— Да я и хотел, чтобы контраст. Я вот тут… Ну ладно, я еще подумаю, — Дима заметно расстроился. — А второй бал как?

— Отлично. В самый раз. Мы тут колонны просто передвинем, да? Здорово придумано.

Придумано было не слишком здорово, довольно банально, но получше, чем все остальное.

— А сад как тебе? Я сначала думал сделать прямо вот тут крыльцо, а потом решил — не надо, пусть будет условность.

— Хорошо, пусть условность. Тут главное настроение передать. Ларинский сад — это такое… Тут тоже эта провинциальность. Они варят варенье, отгоняют мух… Кругом осень. Пахнет опавшей листвой и яблоками. И это, как его… Весь день стоит как бы хрустальный. Понимаешь? Это вообще главное. «Онегин» — это очень осенняя по духу история. Неважно даже, что потом у них там зима… На самом деле для всех это осень, для кого-то — вполне плодоносная, для кого-то — преждевременная, а для кого-то — вместо так и не состоявшегося лета.

— И для Ленского осень? Что же в нем осеннего?

— В Ленском — ничего. Поэтому он не дотянул до финала и отбыл в край вечной весны, по которой тоскует в предсмертной арии. А остальные живут в этой осени, с вареньем, с остывающим солнцем, поредевшей листвой, со сбором немудрящего урожая, последним теплом и первыми заморозками.

— Н-да. То есть это не Онегин тут лишний человек, как мы писали в школьных сочинениях, а Ленский.

— Если угодно. В некотором смысле.

— У Вани должно хорошо получиться, — кивнул Дима. — Он умеет устроить… вечную весну. Ты видела его Ленского в Шатле? Ну того, старого еще? Там в него Онегин всю обойму разрядил на дуэли. И, знаешь, я когда сам это увидел, подумал — а и правильно! Того Ленского явно одной пулей было не уложить. Очень уж был напористый.

— Это еще что, — отмахнулась Вера. — Я видела Ленского, который застрелился сам. Ленского, которого нечаянно подстрелил проходивший мимо охотник. Ленского, которого задушили, и Ленского, которого переехали мотоциклом. Ленского, который выжил и уполз. Ленского, который потом являлся Онегину окровавленной тенью и демонически хохотал. Богатая роль.

— А Онегин у нас кто будет? Я уже спрашивал вроде, да все забываю.

— Сёма.

— Кто?

— Кривобоков.

Дима перестал шуршать эскизами и озадаченно поднял на нее глаза.

— А это кто? Из молодых?

— Да не так чтоб… Он у нас в прошлом сезоне пел. Болконского и Яго.

— Не помню, — беспомощно сказал Дима. — Болконский?

— И Риголетто еще. Ты сам спектакль помнишь? Твое ведь детище.

— Конечно помню! Я вроде еще из ума не выжил, — обиделся Дима.

— Ну вот. Он там пел. Весь сезон, бессменно.

Дима смотрел на нее непонимающе.

— Вы еще с ним обсуждали, делать или нет балкон для Джильды. А на генеральном прогоне она оттуда свалилась, а Сёма ее поймал. Не помнишь? Ладно. А кто пел в «Отелло», это помнишь?

— Ну… Роман вроде пел. Да точно, Роман!

— Да. А еще? Он ведь потом уехал. Кто был вместо него?

— Ну… вместо него… я не знаю.

Вера поднялась.

— Идем.

— Куда?

— Я его тебе