Контрудар [Илья Владимирович Дубинский] (fb2) читать постранично, страница - 246

повздорят — сами и помирятся». Бывало, что они с Домной Даниловной сцепятся, тогда весь свет не мил. «К вечеру все угомонится», — решил он, беспокоясь не столь о себе, как о Сергее Савельевиче.

И Елизар Иванович, бросившись по магазинам, вскоре забыл обо всем. Накануне много полезного времени ушло зря. Нынче он знал уже все ходы и выходы. Накупил много из того, что было в списке, и еще больше сверх списка. Все, что было и на витрине, и на прилавках, манило его. А перед правлением кто-кто, а Елизар Иванович отчитается.

Сам он, направляя иного колхозника за покупками, наставлял его: «Не бойся великой траты, остерегайся маленькой растраты». Вечером взял такси. Если не утвердят какую-то там денежку, можно и на себя взять расход. А то давеча пожадничал, понатаскался, а ночью мучили разные сны. Как-никак, а сердчишко уже не то!

Он поехал в Измайлово. Кум, хозяин сторожки, встретил его и принялся вытаскивать из машины увесистые пакеты и тючки.

Елизара Ивановича, сильно уставшего, поманило на топчан, стоявший в углу сторожки, но мысль, что он утром оставил Сергея Савельевича в расстроенных чувствах, заставила его поторопиться.

В метро старик решил: надо проверить, не осталась ли на швейной машине газета, а то, как давеча, соскользнет и будет щекотать, опять разбудит.

В погоне за покупками Елизар Иванович забыл о еде, а сейчас голод крепко давал себя знать. Он купил свежих булок. Эти московские сайки сами летели в утробу. Только откусишь, а во рту уже пусто. Располагал он, как и вчера, засесть вместе с хозяином за стол, придвинуть к себе никелированный чайник, отсечь кусок пахнущего чесноком зайца и после трудов праведных праведно закусить.

Поднявшись лифтом на пятый этаж, колхозный плотник тихо позвонил. Четыре раза нажал на белую пуговку звонка. Ему никто не открывал. Спустя пять минут он снова позвонил, но безрезультатно. Он хотел было повернуть обратно, но послышалось шарканье шагов. Щелкнул ключ. Ему открыла посторонняя женщина, очевидно соседка Сергея Савельевича.

Стараясь не греметь сапогами, Елизар Иванович прошел в переднюю. Повесил стеганку, фуражку, оттянул полы пиджака, легонько постучал в дверь, вошел в прихожую, деликатно откашлялся.

— Ты, Иваныч? — услышал он придушенный шепот Сорокина.

— Я, — отозвался старик.

Положив на стол завернутые в газету булки, он заглянул в комнату. За столом, спиной к нему, сидел Сорокин, курил, углубившись в чтение. Елизар Иванович полагал: вот-вот хозяин бросит книгу, устремится на кухню, принесет чайник и они засядут чаевать. Но Сорокин никуда не торопился. В недоумении Елизар Иванович взял со столика журнал, стал просматривать иллюстрации, затем прочел рассказ, напечатанный на развороте журнала.

Старик почувствовал в голове мешанину. Перед танцующими строчками непрестанно возникало видение чашки с горячим чаем, жирного гусиного пупка. И все это было так близко и так недосягаемо. Захотелось отщипнуть кусок свежей булки, но он пересилил себя. «Верно, ждет супругу, чтоб всем разом сесть за стол», — думал старик, но… пока дождешься кныша, вылезет душа.

За ширмой послышался вздох. Значит, Жанна Петровна дома. Елизар Иванович начал теряться в догадках. Вспомнил, как с ним поздоровались утром. Захотелось выскользнуть, будто по надобности, в переднюю, а оттуда — податься к куму. Но как бы насмерть не обиделся Сергей Савельевич.

Наконец-то Сорокин оторвался от книги. Повернулся. Под его грузным телом заскрипел стул. Елизар Иванович не шевельнулся. Он по-прежнему держал в вытянутой руке журнал, в котором ничего уже не различал. Ждал — вот-вот хозяин скажет: «Ну что ж, почаюем, старина?» Но Сергей Савельевич сухо спросил:

— Что, проголодался, Елизар Иванович, или сыт?

Тут бы старику смиренно улыбнуться, ласково посмотреть на хозяина и сказать: «Есть малость, Сергей Савельевич. Не мешало б кишки прополоскать». Но он, не отрываясь от журнала, равнодушно ответил:

— Я сыт.

— Что ж, тогда на боковую.

— Можно и на боковую, — спокойно ответил старик, вскользь посмотрев голодным взглядом на торчавшие из газеты румяные гузки булок.

Сорокин, скрипя протезом, направился к тахте, взял на ней постель гостя, бросил ее на диван. Вернулся к столу, закурил. А Елизар Иванович, отложив журнал, свернул цигарку. Подумал: «Придется до утра потерпеть. И не такое бывало. Случалось, что по трое суток маковой росинки не было во рту. Особенно когда прятались в лесах от фашистов. Ежели спать здесь, в прихожей, можно было б потихоньку умять булки, но в комнате нельзя — услышат. Только выставишь себя на смех. Что ж? До утра так до утра. Крепись, Елизар! Скорее бы только в постель, уснуть и сном утихомирить приступы голода».

Сорокин, усевшись в тесной прихожей на стул, снял искусственную ногу, обнажил синюю, в зубцах, культяпку. Тяжело дыша, стал копаться в протезе с отверткой.

Елизар Иванович пожалел инвалида.

— Давай, Сергей Савельевич, — сказал он, забирая от него