Контрудар [Илья Владимирович Дубинский] (fb2) читать постранично, страница - 3

дружище, по сапогам встречают, по уму провожают.

В солдатской гимнастерке и защитной фуражке вошла в зал рослая, коротко остриженная молодая женщина. Ее широкое лицо с большими зеленоватыми глазами, попорченное не то ожогом, не то родимым пятном, дышало энергией. Подняв руку, она издали приветствовала Борового.

Булат, опустив на пол ранец, прошептал:

— Дядя Миша, я не ошибаюсь — это Маруся Коваль?

— Угадал, — ответил товарищ Михаил. — Она недавно из госпиталя после контузии. Под Казанью наша боевичка воевала и с Колчаком и с чехословацкими белогвардейцами.

— И где она сейчас трудится?

— Недолго поработала агитатором Цека партии, а сейчас едет на фронт. Хотели ее послать с эшелоном Бубнова в Четырнадцатую армию, в Екатеринослав, но она попросилась в Тринадцатую. Поедет с вами, в Ливны.

Булат впервые встретился с Марией в 1918 году под Миллеровом. День и ночь отступали красногвардейские отряды под натиском немецкой пехоты. Во время одного ночного перехода Алексей, сильно устав, примостился к какому-то бойцу, крепко спавшему на одной из фурманок. Под утро Булата схватила чья-то сильная рука и потащила с повозки. Очень шумный и очень рослый красногвардеец обрушился на него:

— Я тебя отучу к чужим бабам примащиваться!

Тогда-то Алексей увидал, что боец, возле которого он провел ночь, оказался женщиной. То была Мария Коваль. Растерянный вид извинявшегося Булата кое в чем убедил ревнивца.

— Эх, дядя Миша, — вздохнул Алексей. — Одного жаль — недоучками едем. Сначала, когда послали нас учиться, я все думал — лишняя роскошь. На фронте кипит борьба, а ты забрался в тихий куток. Здесь мне на многое раскрыли глаза…

— Ничего, Леша. Ты еще молод. У тебя вся жизнь впереди. Расколошматим Деникина — и снова соберем вас сюда. А то, чему тебя учили, надеюсь, там пригодится.

— Еще бы! — вздохнул Булат.

Весной 1919 года Центральный Комитет партии Украины создал в Киеве Высшую партийную школу. Андрей Бубнов — один из военных организаторов Октябрьского восстания в Питере, открывая занятия, говорил, что в огне гражданской войны сгорают лучшие революционные кадры и партия решила подготовить им достойную смену. Алексей Булат, слушая старого большевика, не мог себе представить, что сидевшие рядом с ним товарищи — эта зеленая молодежь — смогут справиться с ношей, которая была по плечу лишь железной когорте профессиональных революционеров, подготовленных и сплоченных великим Лениным.

Лекции в школе читали Бубнов, Затонский, Евгения Бош, Подвойский. С молодыми слушателями, однако имевшими уже боевые и революционные заслуги, а также опыт конспирации, старые революционеры-профессионалы считались, как с людьми, которые после теоретической подготовки смогут повести в бой подымавшиеся на борьбу с врагом народные массы.

— Ну как, не мучает кашель, Леша? — спросил Боровой, поправляя на спине Булата новенький ранец.

— Изредка, — ответил Алексей. — Думал, дядя Миша, пропаду. Под Знаменкой, как саданул григорьевец прикладом, кровь сразу хлынула горлом. Кабы Петька Дындик не подоспел, была бы сейчас тетя Луша без племянника.

— Значит, тебе, Леша, жить и жить. Видать, доведется тебе вернуться сюда, в этот зал, после войны.

Товарищ Михаил обвел задумчивым взглядом высокие окна, лепной потолок вместительного помещения, в котором еще не так давно звучали голоса девиц-дворянок.

— Кто его знает… — рассеянно ответил Алексей, украдкой посматривая в ту сторону, где стояла Мария Коваль.

— Уповай, Леша, и вернешься, — твердо сказал Боровой. — А теперь потороплюсь. Мне ведь тоже надо попрощаться с товарищами.

Улыбнувшись Булату, он пошел к выходу.

Слушатели, в подавляющей массе молодежь, щеголяя немецкими ранцами за спиной и поскрипывая новыми сапогами, оставляли актовый зал. Киевляне торопились домой, чтоб попрощаться с близкими, а приезжие — в общежитие, находившееся в этом же здании.

Прислонившись к одному из подоконников, Коваль, обмотав ногу портянкой, натягивала новый сапог.

— Эх ты, барышня, какой из тебя солдат? — заметив неловкие движения Марии, с издевкой сказал Леонид Медун — слушатель с маленькими, близко сдвинутыми глазами на узком бледном лице.

— Во всяком случае, не такой, как из тебя генерал Брусилов, — ответила спокойно девушка, бросив пренебрежительный взгляд на неказистую фигуру Медуна.

Во всей своей богатой амуниции, с огромным цейсовским биноклем, Леонид Медун напоминал свежеиспеченного прапорщика. Во время керенщины прапорщиков — этих полусолдат-полуофицеров — пекли, как блины, из воинственно настроенных учеников гимназий и реальных училищ.

Если тяжелый кольт на боку придавал Дындику грозный вид, то офицерское снаряжение на Медуне вызывало лишь снисходительные улыбки.

Задетый насмешкой девушки, Медун напыжился. Поправив бинокль, свисавший ниже пояса, он высокомерно, стараясь для солидности говорить басом, сказал, не