Семь. Повесть о детстве [Кирилл Борисович Килунин] (fb2) читать постранично, страница - 17

изолентой ремешком. Лека с распущенными светлыми, выбеленными солнцем волосами, колышущимися на ветру и нежными голубыми глазами.

– Ты выходишь?! – шепотом кричит она.

– Выхожу также отвечаю я.

Натягиваю шорты и майку, беру завернутые в салфетку пирожки с зеленым луком и долго ищу в темной прихожей свои тряпичные кеды без шнурков.

По знакомым и ставших родными улицам мы крадемся как два партизана, придерживаясь кустов и зарослей больших деревьев.

У РДК никого. Я стою на атасе, а Лека натужно крутит старым ключом в ржавом замке. Замок скрипит и не хочет впускать. По пыльным каменным ступеням, кажется стертым от времени, так что посредине каждой ступени небольшая канавка, мы поднимаемся все выше и выше в полутьме. Окна здесь забиты фанерой, старыми плакатами «Намолотим хлеба!», «Партия и народ – едины!», «Кулака возьмем в кулак – он наш враг!» А мы, все идем, кажется, по ставшей бесконечной старой каменной лестнице. Пока ветер не начинает дуть прямо в лицо.

– Пришли, – шепчет Лека.

– Да – отвечаю я, обескураженный открывшейся красотой.

Перед нашим взором город – игрушка, как у господа на ладошке. Все внизу такое маленькое и красивое. Совсем рядом каменная церковь Преображения Господня без колокольни – хлебозавод, – справа внизу, позади – древнее Троицкое городище, место стоявшего до 18 века деревянного кремля. Отсюда с самой высоты видны части земляного вала. И гора Полюд – в утренней дымке.

Лека взбирается на окно по щербатой кирпичной кладке.

Куда ты, дурище! – кричу я, хватая ее за синее трико и за ноги, так чтобы она вдруг не рухнула вниз, как птица.

– Да, обними меня и держи очень крепко! – хохочет Лека. Иначе, я улечуууу!

Я держу…, прошло столько лет, а я, никак не могу позабыть этот самый момент. Нет, ничего не случилось, никто не узнал об этой шалости, и нам не попало.

*

Крым и теплое Черное море, это такая большая история, то первое море до сей поры иногда шумит в моих самых сладких снах, лишь иногда прерываемое одним из кошмаров. Круглолицый лысый старик в засаленной фуфайке, протягивает к моей голове свои ладони, похожие на корни деревьев и начинает водить ими по кругу, что – то шепча себе под нос.

Я вижу, как из рукавов фуфайки появляются кусающие себя за хвост змеи.

– Не ходи Большой корабль, – шепчет он, – Будет много смерть.

И я, начинаю захлебываться ледяной соленой водой и кричать.

Мама тогда сильно была на меня зла, когда я уперся и не поплыл на Большом корабле из Ялты в Новороссийск. Наши билеты пропали, а они, по словам мамы «стоили больших денег, которых у нас итак очень мало».

Мама ругалась до самого нашего отъезда, так хотелось ей покататься на большом белом корабле, и еще целую неделю ругалась после нашего прибытия в Пермь. Пока в одну из центральных газет не просочилась эта ужасная история с пароходом «Адмирал Нахимов». Теплой южной ночью этому Большому кораблю встретился грузовой теплоход-сухогруз «Петр Васев», на борту которого было около тридцати тысяч тонн ячменя из Канады. Суда столкнулись. На «Нахимове» находились 1243 человека, из них 423 погибли. Мы могли быть среди них.

*

В школу из-за нашего отдыха в Крыму я пошел только 2 сентября и встретил там своего Медведя. Теперь наяву. Мы стали учится в одном классе, в 1 Г. Мы не то что дружили, но всегда старались держаться вместе, быть рядом. В четвертом классе Медведь исчез на целый год. Я думал, он уже не никогда вернется. Кажется, он лечился, и поэтому учился в какой – то специальной школе где – то на Юге. И так на протяжении всей моей жизни, Медведь куда – то пропадал, затем неожиданно появлялся. Мы общались, рассказывали друг – другу свои истории, но так и не стали настоящими друзьями, хотя, может быть это и есть дружба и не важны никакие расстояния и условности.

*

То было мое детство… в семь лет.