Сказ про Змея Горыныча [Оксана Сергеевна Сальникова] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Оксана Сальникова Сказ про Змея Горыныча

Как во поле есть гора,

А в горе той есть нора.

В ней живет Змееище –

Злобный Горынище.

Держит в норах полонян –

Православных россиян.

Послушаем старину-бывальщину про Русь нашу, матушку. Прадеды сказывали, что в старопрежние времена люди русские больше по лесам жили. А суседушками их были: Леший да Кикимора, старик-Лесовик да гады подземельные. А грознее всех – медведь-батюшка. Нелегка была жизнь простого лапотника да честного пахаря.

А было так: у Чернавы-реки стоял лес столетний, сосны в самое небо упирались. У того леса деревня была о восьми дворах. Мужики лес валили, пни корчевали, поле пахали да рожь сеяли. Бабы с ребятишками скотину пасли да грибы-ягоды собирали. А ежели хворь какая приключится али дурной глаз падёт, то бежали в лес к заветной поляне. Там в тенистой дубраве, в ветхой землянке жил Авдей. Сколько он тут жил – никто уж не помнил. А только знал он все травы и коренья, варил целебные отвары, заговаривал боли, молитвами снимал дурной глаз. Дед и с пчёлами дружил и с медведем, лесным хозяином, здоровался. Побаивались его поселяне, колдуном считали. А за помощь благодарили да одаривали. Хворых деток, бывало, по нескольку дней выхаживал, а потом и оберег на шею вешал: от злых духов защиту. Был Авдей бел, как снежный сугроб, долгими волосами до колен зарос. Глаз и вовсе за густыми бровями не видать! В бороде – узор из сучков и листьев.

Всё бы хорошо, да приключилась одначе засуха, сушь постылая. У тамошних стариков такой засухи на веку не случалось, и на памяти не было. Сгорели все посевы на полях, потрескалась земля-матушка, в Чернаве-реке воды с миску осталось. Горячий ветер гнал песок и пожухлые листья, качал иссохшие деревья. Начался Великий Голод. Нечего есть скотине – трава погорела, нечего сыпать в закрома – вся рожь погибла. Нет в лесу ни единой ягодки, ни грибочка какого! Мрёт скотина, мрут старики и дети – Голод и Засуха собирают страшную дань по белу свету. Каким богам не молились поселяне, какие жертвы не приносили – нет дождя! Может, повинен кто? Собрали сход на деревне: думали-гадали. Да надумали – колдун виноват! Надо прогнать старого Авдея и смоется грех с деревни. Сухие, измождённые бабы с топорами, злые мужики с вилами и дубьём отправились в лес, на знакомую заимку: гнать взашей виноватого, колдуна треклятого.

Как подошли они к землянке дедовой, затряслась под ними земля, ходуном заходила, повыпали из рук топоры да дубьё. Испугались бедовые головы. Глядь, а в землянке-то никого и нет. Исчез дед, как будто сквозь землю провалился! Побежали люди домой с криками и плачем. По дороге побились, о ветки подрались. А потом долго ещё домочатцам сказывали: как напал на них дед Авдей, как качал под ними землю, как рвал их и кромсал да как они насилу вырвались!

А на следующий день затянуло небо тёмными тучами, налетел ветер-буян и принёс-таки дождь. Много дней и ночей ливмя лило. Разлилась Чернава-река и потопила все берега с деревней и полями. Крепко тогда обиделся дед Авдей. Заползла та обида змеёй в самое сердце и осталась надолго: за помощь, заботу отплатили люди чёрной неблагодарностью. Не стал травник дожидаться злых охальников, выслушивать их хулу глупую – сам ушёл из своей землянки.

Долго ли, коротко ли, пришёл Авдей к Почай-реке. А Почай-река, она сердитая: первая струя – как огонь сечёт, с другой струи искры сыплются, а из третьей – дым столбом валит! В той реке беглец умывался, по Калинову мосту на тот берег переправлялся да в Сорочинские горы направлялся. Стал дед Авдей в пещере жить – горькую думу думать да злую обиду пестовать. На девятую ночь приснился изгнаннику вещий сон. Подсказала ему Тьма Пещерная, как людям отомстить да свою злобу-обиду сладким ядом отпоить.

Никто лучше Авдея-знахаря не знал четыре стихии: Огонь, Воду, Землю, Воздух. Взял Авдей от каждой стихии то, чего люди боялись больше всего:

из Воды – осьминога,

из Воздуха – летучую мышь,

с Земли – змею подколодную,

и Огонь первородный не забыл.

Зачерпнул колдун воды из Почай-реки и стал варить зелье, какого раньше не видывали. Девять дней и ночей не спал Авдей – всё помешивал своё мерзкое варево. И вот, наконец, закипела, заклокотала дедова похлёбка. Повалил зловонный сизый дым и из воды поочерёдно поднялись громадные змеиные головы. Котёл накренился, и на пол вывалилось чудище о трёх головах, о двенадцати хоботах! Те хобота – не слону родня, осьминоговы щупальца с присосками! Он на тех хоботах резво хаживал да поживу ими в рот препроваживал. Всех мышей да лягушек в пещере вмиг собрал. Как подполз змей к Авдею поближе, увидел старик, что на спине у чудовища два кожистых крыла, как у летучей мыши. Ужаснулся колдун, волосы на его голове зашевелились, как белая морская пена. Понял старец, что сотворил непоправимый грех, что не будет отныне покоя ни старому, ни малому на Руси. Опутал Змей Авдея своими хоботами да и съел, только платье да посох на полу остались…

Стал с тех пор Змеище в пещере жить, глубокие ямы рыть да на Русь летать. Полетит крылатое чудище – похватает хоботами народу несчётно и несёт в Сорочинские горы. Принесёт и кинет в ямы глубокие и пойдёт стон и плач такой, что земля содрогается. Нарекли трёхголового гада в народе – Змеем Горынычем (оттого, что в горах он жил). Стал однажды Змей воду из Почай-реки пить:

как испил из первой струи – задышал огнём,

как испил из второй струи – искры из глаз посыпались,

как испил из третьей струи – повалил из ноздрей дым столбом.

Обрадовался Змей Горыныч и айда палить сёла с присёлками. Покрылась земля-матушка пепелищами, не слыхать боле песен весёлых, не видать хороводов девичьих. Горе, разорение, плач великий наполнили леса и поля. А Змей живёт припеваючи: никто супротив него встать не может, в ямах у него полонян бессчётно. А на прокорм себе красных девушек таскает – жирное брюхо набивает. Много народу храбрилось, воевать Змея ходило, да только что ему будет! Окрутит Змей хоботами, огнём спалит, а от стрел да копий в облаках спрячется.

Много ли времени прошло, мало ли, про то нам не ведомо. Пролетал раз Змей Горыныч над княжеским садом и ухватил молодую княжну – Забаву Путятичну. Принёс он её в пещеры тёмные, да не съел. Такая красавица была, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Хотел Змей Горыныч её себе в жёны взять, народить детушек-змеёнышей. Плакала, рыдала в сыром подземелье молодая Забава Путятична, сыпала слёзки жемчужные.

А меж тем, объявился в славном Новгороде молодой богатырь Добрыня Никитич. Он повызвался того Змея побить-погубить. Испросил он благословения матушкиного. Мать сына благословила и дала ему в дорогу плёточку семишелковую да платочек белополотняный узорчатый. Коли ударить-стегнуть тою плёточкой – сила Змеева поубавится. А платочек тот – для Добрынюшки: как устанет он биться-ратиться, пусть утрётся материнским подарочком. Сразу сила его поумножится, воротится удаль молодецкая.

Поехал Добрыня Никитич на своём богатырском коне в горы Сорочинские. Посреди Калинова моста налетел на него Змеище-Горынище, стал молодца хоботами крутить. Хоботами крутить да огнём палить! Добрыня Никитич доставал свой булатный меч да рубил хобота-щупальца. А срубивши все – в реку сбрасывал. Повалился вдруг под ним борзый конь – одолела его усталость гиблая. Вспомнил млад о платочке мамкином: утёрся сам и коня утёр. Возвратились силы к добру молодцу. Возвратились – поутроились! А и конь под ним стал поскакивать, стал поскакивать резвей прежнего. Улучил тут Добрыня времечко – стеганул Змея-ворога своей плёточкой. Посогнулся, скосоротился крылатый ирод, закачался под ним мост Калиновый. Не раздумывал Добрыня, а махнул мечом. И отсёк разом все три головы. Приняла-поглотила их Почай-река, пеной алою приукрасилась. Посёк Добрыня тело Змеево да на сорок кусков. Разнесли их чёрны вороны малым детушкам в прокормление.

Заезжал Добрыня в пещеры Сорочинские, освобождал народу тьма-тьмущую. А допреж всего, племянницу князя Владимира, молодую Забаву Путятичну.

Ой вы гой еси, добры молодцы, собирайтесь на пир-столование! Князь Владимир Красно Солнышко всех зовёт на широкий двор – пить, гулять, славить любезного Добрыню Никитича – благодарствовать за любимую племянницу!