Избранные работы по истории культуры [Клайв Стейплз Льюис] (pdf) читать постранично, страница - 5

одновременно кнут и пряник для всех
его друзей. Работа Джанет Спенс вдохновила меня выска­
зать более смело то, что я увидел у Спенсера, и увидеть то,
чего не видел прежде. Кроме того, друг, которому я по­
святил эту книгу, научил меня не относиться к прошлому
свысока и видеть в настоящем такой же «исторический
период», как все прочие. Я не желаю себе более высокой
роли, чем быть одним из инструментов, с помощью кото­
рых его теория и практика могут обрести более широкое
поле применения.
Я постарался выразить признательность за помощь пред­
шествующих авторов во всех тех случаях, когда отдавал себе
в этом отчет. Надеюсь, никто не подумает, будто я не зна­
ком с теми знаменитым книгами, которых я не назвал, или
отношусь к ним с высокомерием. При написании послед­
ней главы я пожалел, что особая точка зрения, с которой
я рассматривал Спенсера, не позволила мне в полной мере
использовать работы профессора Ренвика и Б. Е. С. Девиса
и даже прекрасное предисловие профессора де Селинкура.
Мои познания в области латинской поэзии могли бы быть
приобретены легче и с большим удовольствием, если бы
великолепные работы Раби оказались в моём распоряже­
нии раньше. Но даже когда все это сказано, мне, конечно,
не удалось назвать всех тех великанов, на плечи которых
я взбирался в том или ином случае. Мы едва ли можем
вспомнить, как те или иные факты и выводы, даже осо­
бенности выражения находят приют в нашем сознании;
и менее всего я претендую называться огото515актос.
К. С. Л.

Глава I

КУРТУАЗНАЯ ЛЮБОВЬ
Покуда в мире жил, я миру был начальник.
У. Шекспир1

I
Средневековая аллегорическая поэзия легко может от­
пугнуть современного читателя и своей формой, и содер­
жанием. Борьба абстракций, которую представляет собой
форма, вряд ли тронет в век, когда принято считать, что
«искусство значит только то, что говорит», или даже ни­
чего не значит, — а ведь самая суть этой формы в том, что
художественное повествование и signification должны раз­
деляться. Что же касается содержания, то что нам до этих
средневековых влюбленных (они зовут себя «рабами» или
«узниками»), которые вечно в слезах и вечно на коленях
перед непреклонно жестокими дамами? Популярная лю­
бовная литература наших дней говорит обычно о шейхах,
«Спасателях» и похищении невест, тогда как то, к чему
благоволят наши интеллектуалы, предполагает либо от­
кровенно животные, либо товарищеские отношения между
полами. Если мы и не переросли «Романа о Розе», мы, во
всяком случае, очень далеко от него ушли. Исследование
всей этой традиции может показаться на первый взгляд
лишь еще одним примером стремления что-то «возродить»,
ведь отказ оставить в покое мертвецов — одно из отчаян­
нейших несчастий гуманитарной науки. Но такой взгляд
был бы поверхностным. Человечество в своем развитии
не проходит различные фазы, как поезд минует станции;
оно — живое и обладает привилегией все время двигаться,

22

АЛЛЕГОРИЯ ЛЮБВИ

не оставляя ничего позади. Чем бы мы ни были в прошлом,
тем же, в определенной степени, мы остаемся и теперь. Ни
внешние черты старой поэзии, ни чувства, там описанные,
не прошли бесследно для нашего сознания. Мы сможем
лучше понять настоящее, а быть может — и будущее, если
нам удастся восстановить то давно утерянное состояние
мысли, для которого аллегорическая любовная поэма бы­
ла естественной формой выражения. Но мы не сможем
этого сделать, если не перенесем для начала наше внима­
ние к тому, что было задолго до рождения такой поэзии.
В этой и следующей частях я последовательно прослежу
и возникновение чувства, зовущегося куртуазной любовью,
и рождение самого аллегорического метода. Такое исследо­
вание, конечно, уведет нас в сторону от главного предмета,
но этого не избежать.
О куртуазной любви слышал каждый, и все знают, что
возникла она совершенно внезапно в конце XI века в Лан­
гедоке. Поэзия трубадуров многократно описана1. Нам нет
нужды останавливаться на форме и стилистике куртуазной
поэзии; ее форма — это лирика, стиль — усложненный,
«цветистый» и намеренно загадочный. Чувство — конечно,
любовь, но любовь особого рода, ее признаки — смирение,
вежество, измена и собственно культ Любви. Влюбленный
всегда жалок. Покорно удовлетворять малейшие прихоти
дамы, хотя бы самые фантастические, молчаливо сносить
ее упреки, хотя бы несправедливые, — единственное, на что
он может отважиться. Такое любовное служение берет при­
мер с вассала, почтительно служащего своему господину.
Влюбленный — это «человек» дамы. Он обращается к ней
midons, что этимологически восходит к обращению «мой
господин», а не «моя госпожа»2. Все эти отношения верно
описаны как «феодализация любви»3. Такой любовный
1

Далее все сноски автора даются постранично, а примечания пере­
водчика и редактора обозначаются римскими числами и даны в