Амулет синигами (СИ) [anatta707] (fb2) читать онлайн

Синигами побледнел, опустил голову и прошептал едва слышно.

— Асато Цузуки.

По тому, какое невероятное тепло разлилось в моей груди, я понял: он не солгал.

— Очень хорошо. А теперь мы расстанемся. До того дня. Если вы выполните и два других условия, талисман ваш. Совершенно бесплатно. Душа вашего друга обретёт, наконец, свободу.

Тацуми встал с места и растворился в воздухе. За секунду до исчезновения я заметил за спиной его полупрозрачного силуэта два чёрных крыла.

Глупо было пытаться спрашивать у Тацуми, почему синигами умирают, если убьют человека ради спасения кого-то. Или почему в данном случае душа Бога Смерти оказалась заточена внутри кристалла? Равно нелепо было выяснять, как иначе можно пользоваться силой талисмана.

Вряд ли он бы рассказал правду, даже если бы я и дальше продолжал давить на него. Не думаю, к тому же, чтобы Тацуми знал абсолютно всё. В синигами, как я выяснил сегодня, слишком много человеческого.

Подумать только, сколь мы беззащитны перед загадками Вселенной! Мне выпал счастливый билет: Бог Смерти изменил мою судьбу. Если верить, конечно, словам другого Бога Смерти. Но в итоге, в какой нелепой ситуации оказались мы все!

Заточенная душа, страдающая от воспоминаний о прошлых грехах. Синигами, потерявший любимого. Уставший от самого себя владелец и главный хирург престижной токийской клиники. Потрясающий набор художественных образов! Взрывоопасная химическая смесь.

Я столько лет живу, не ощущая себя живым. Двигаюсь в полусне, как осенняя муха с замедленным метаболизмом. Тускнеет восприятие, мир отгораживается всё более толстым стеклом, а я цепляюсь за старые воспоминания, дающие хоть какие-то проблески прежних впечатлений.

Строго говоря, я замечаю за собой, как постепенно становлюсь бесчувственным циником. Пусть в материальном плане у меня всё сложилось, и даже одиночество легко исправить: любая из тайных подруг почтёт за честь стать моей законной женой, но проблема в другом.

Я не хочу связать себя ни с одной из них. И не знаю, чего мне надо. Видит Бог, у меня есть любимая работа, собственный дом в роскошном районе Токио, родители, которые с годами стали относиться друг к другу, да и ко мне тоже, более терпимо.

Всё это есть. И я пуст. Во мне сосущий вакуум. Вечный вопрос о бессмысленности существования. Только, когда я прикасаюсь к амулету, что-то внутри расправляет робкие крылья, тонкие, как у журавлика-оригами.

Нет, неправда. Те крылья не бумажные, а живые, трепещущие. Я запрещаю проводить в уме какие-либо ассоциации, классифицировать свои ощущения. Амулет помогает мне, даёт силы. Но я не должен зависеть от него. А он зовёт. Сводит с ума.

Честно сказать, я отвёз его тогда в банковский сейф, потому что перестал спать ночами. Особенно в полнолуние. Камень тянул меня к себе, заставлял доставать его из ящика, подходить к окну и смотреть сквозь него на луну. Неотрывно, часами. Опомнившись ближе к утру, я быстро убирал рубин обратно и с горечью думал о своём неизбежно надвигающемся безумии.

В конце концов, спустя год я нашёл способ заполучить ячейку в банке и сдал талисман туда. Зов амулета стал слабее, но до сих пор меня не покидало чувство, будто он ждёт своего часа.

====== Глава 2. Партнёр, на которого можно положиться ======

Телепортировавшись в комнату, занимаемую мною в течение последних четырёх лет в Асакуса, я бессильно рухнул в кресло и долго смотрел, как по потолку бегут разноцветные блики от фар автомобилей, мигают отсветы неоновой рекламы и праздничной иллюминации.

«Чёрт тебя побери, Мураки! Насколько было бы проще, если б ты вообще никогда не появлялся на свет! С твоим полным исчезновением миру стало бы намного легче!»

Ладно, я субъективен. Не миру. Лично мне.

Как ловко он обвёл меня вокруг пальца, выманив всю необходимую информацию! Все козырные карты изначально находились у меня. Мураки повернул ситуацию так, что в абсолютном выигрыше оказался он.

Лучший хирург Японии, один из богатейших людей Токио весь вечер сидел передо мной, гордо выпрямившись, — спокойный, сдержанный. И я не мог не залюбоваться им.

Серо-голубые глаза, напоминающие гладь озера в пасмурный безветренный день, прикрытые свободно спадающими прядями серебристо-платиновых волос, будто тронутыми сединой, а в них — невероятная глубина и удивительная мудрость, словно этот смертный прожил лет триста, а отнюдь не тридцать.

Правый глаз того же цвета, что и левый, и ничуть не изуродован. Никаких шрамов или рубцов. Другая судьба. Другой человек. Никак к этому не привыкну. Не поверю в это. Судьбу изменить можно, но человеческую душу — никогда.

Наблюдая за Мураки столько времени, я отлично понял смятение в душе Цузуки, вызванное некогда одной лишь короткой встречей с ним, но от этого моё желание вцепиться в хрупкую, бледную шею и сломать её не становится меньше. Он опасен, даже сейчас, когда лишён яда. Впрочем, змея всегда останется змеёй, не забывая своих коварных повадок до смерти.

А чего стоят изящные жесты, длинные пальцы с отполированными ногтями, прозрачная кожа, тоньше рисовой бумаги и, наверное, мягче самого нежного китайского шелка.

Он предпочитает костюмы, сшитые по индивидуальному заказу в ателье Аоямы, рубашки исключительно светлых тонов: нежно-голубого, кремового, белого, бледно-серебристого. Пользуется парфюмерией практически не имеющей запаха. От него исходит ощущение прохлады и покоя. Кажется, этот человек умиротворён, как никто другой на Земле.

Но уж мне-то известно, насколько обманчиво такое впечатление!

Мураки лжив, он способен манипулировать чувствами людей, беззастенчиво фальшивить, надевая на себя маску невинного мученика. Он безжалостен. Он по самой своей сути — хладнокровный убийца.

Я до сих пор слабее его. Почему? Цузуки и Хисока тоже были бессильны, но они так молоды. А я?! Мне свыше сотни лет. Как Бог Смерти, я столько повидал!

Если бы амулет можно было отобрать силой или выкрасть! Цузуки сейчас в его полной власти, и, к моему ужасу, Мураки начал об этой власти догадываться, а разговор со мной лишь укрепил его в этом мнении.

Я вновь и вновь мысленно прокручивал нашу беседу от начала и до конца, пытаясь выяснить, где совершил ошибку. Возможно, веди я себя иначе, говори ему другие фразы, всё сложилось бы в мою пользу.

Но нет. Я приходил к неутешительному выводу, что иначе не получилось бы. Человек, способный в течение пяти лет выдерживать чью-то слежку и ни к единой живой душе не обратиться за помощью, не проиграет синигами. Даже Энма-Дай-О-сама не уступит.

У Мураки стальная воля. Он, бесспорно, умён. У него потрясающая нервная организация, невозможная с точки зрения нормальной человеческой физиологии: острая чувствительность меланхолика, непоколебимая выдержка флегматика, быстрая сообразительность сангвиника, страстность и вспыльчивость холерика. Но он не позволяет себе обнажать эти вспышки на людях, в совершенстве владея своим телом, умом и эмоциями.

Я его ненавижу. Боюсь. Он действительно опасен.

И ради того, чтобы этот потенциальный псих счастливо жил дальше, Цузуки пожертвовал собой? Нет, лучше думать, что он пошёл на жертвы ради Хисоки. Это не так больно.

Но неужели Цузуки не осознавал, что спасая Хисоку от смертного проклятия ценой собственной жизни, он тем самым обрекал юношу на одиночество? Возможно, Куросаки-кун никогда теперь не встретит кого-либо, кто полюбил бы его сильнее…

Нет. Я лицемер. Тот маг был прав. Куда проще смириться с мыслью, что меня променяли на милого, доброго юношу, а не на сумасшедшего убийцу. Впрочем, «променяли» — плохо сказано. Никуда не годится. На самом деле между мной и Цузуки ничего не было, кроме короткого партнёрства когда-то давно. А потом мы оба продолжали делать вид, будто наша совместная работа завершилась самым естественным образом, хотя всё было, конечно, далеко не так.

Я знал правду об обстоятельствах смерти Цузуки со дня его прибытия в Мэйфу.

Коноэ-сан мне первому предложил стать напарником Асато, но предупредил, что с новичком надо вести себя осторожнее: он лишь наполовину человек, а по сути своей — демон. И затем рассказал мне о том, что Цузуки некогда решил отвергнуть свою демоническую сущность и ухитрился покончить с собой, несмотря на свою поразительную способность к регенерации повреждённых тканей. У парня до сих пор случаются затяжные депрессии, и неизвестно, чем они закончатся. Ведь теперь Цузуки не сумеет убить себя, а, значит, непременно вытворит что-нибудь ужасное.

На наше общее счастье, как большинство Богов Смерти, Асато забыл о прошлом. Да, он подозревал, что умер отнюдь не от болезни или несчастного случая, чему свидетельство следы многочисленных шрамов на правом запястье. Однако Цузуки не помнил подробностей, и это спасало его от отчаяния. В итоге из потенциально опасного для нас представителя тёмного мира он превратился в легкомысленного сладкоежку.

Побеседовав с Цузуки лично и наслушавшись от него всяких детских нелепостей, я честно признался Коноэ-сан, что вряд ли мы сработаемся.

Мой прежний напарник погиб на задании, вызвав Тоду для уничтожения сильного демона, похищавшего души людей. Его образ всё ещё стоял передо мной как эталон мужества. Я хотел найти партнёра, похожего на него, а тут… подсовывают какого-то ребёнка, лишь внешне напоминающего взрослого мужчину!

Коноэ-сан, выслушав мои доводы, многозначительно хмыкнул, потирая подбородок, и обещал подумать. Партнёрами нас тогда не сделали.

Наша совместная работа началась гораздо позднее, за месяц до того, как Штаты сбросили на Хиросиму и Нагасаки ядерные бомбы. Незадолго перед теми событиями Асато вынудил очередного своего напарника жарко бить челом Коноэ-сан, чтобы его забрали хоть в помощники Гусёу-синам, хоть полы в коридорах натирать, лишь бы от Цузуки подальше. И я отлично мог понять того синигами. С Цузуки было хорошо отдыхать, но не работать. Асато-сан имел нехорошую привычку перебрасывать все свои обязанности на плечи других, в то время как сам беспечно веселился где-нибудь в кафе, заедая саке пирожными, или просто отсыпался под вечноцветущими сакурами Мэйфу.

Несмотря на это, и, возможно, благодаря своей смешанной крови, он как-то умудрился за двадцать лет пребывания в Мире Мёртвых приручить уже семерых шикигами, что являлось отличной демонстрацией его настоящих способностей, которыми он не пользовался из-за лени. Поэтому когда Коноэ-сан вдруг вызвал меня к себе и попросил поработать с Асато, а моего тогдашнего напарника пожертвовать измотанному непосильным трудом партнёру Цузуки, я вымолвил лишь одно:

— Лучше стать дворником и каждый день подметать лепестки сакуры на всех аллеях Мэйфу, чем терпеть выходки Цузуки!

— Сейитиро, умоляю, — голос Коноэ-сан дрогнул. — С ним уже все отказались работать. А ты синигами благоразумный, выдержанный. Возможно, рядом с тобой Цузуки станет серьёзнее. И потом — ты единственный, кто ещё не пытался сотрудничать с ним! Я заменю тебя кем-нибудь вскоре. Первый же появившийся новичок будет назначен партнёром Асато, только подстрахуй меня. И ещё я буду доплачивать тебе за вредность десять процентов от оклада.

На такие условия пришлось согласиться.

Поначалу события развивались именно так, как я и предвидел. Асато упорно не желал брать на себя ответственность за что-либо, дрых целями днями, объедался сладким, упускал души, которые мы должны были собирать, совершал в расследовании грубейшие ошибки. Словом, первое же наше совместное дело из-за его безответственности оказалось начисто проваленным.

Поняв это, Цузуки напился в стельку и свалился под стойку бара, пока я выяснял у официанта, почему нам выставили такой непомерный счёт за два овощных салата и четыре рисовых шарика. Оказалось, пока я отлучался, Цузуки ухитрился заказать две пиццы с ветчиной и «проглотить их обе почти мгновенно», по словам наблюдавших это незабываемое зрелище официантов.

Читать нотации напарнику было поздно. Я оттащил Цузуки в ближайшую гостиницу, швырнул в сердцах на единственный имевшийся в номере футон и терпеливо выслушивал его бессвязные бормотания, пока Асато, наконец, не уснул.

Я же не сомкнул глаз до утра, заготавливая длинную обличительную речь.

Произнести её мне не довелось. Страдающий от похмелья Цузуки наутро выглядел крайне жалко. Он сам обличил себя за всё: за проваленное дело, выпивку, две пиццы, одна из которых, как я узнал из его горестных стенаний, по первоначальной задумке предназначалась мне…

В итоге ответственность за ритуал оправдания перед шефом добровольно принял на себя я, а Асато стоял рядом с виноватым видом, потупив глаза долу и ковыряя носком пол в кабинете Коноэ-сан.

Следующее дело в том же месяце мы, к немалому моему удивлению, успешно выполнили. Пропавшая душа была найдена и вовремя возвращена в Мэйфу. Надо ли говорить о том, что мне пришлось прилагать титанические усилия, чтобы Цузуки нигде не напортачил!

На сей раз мы отправились ужинать в кафе рангом пониже, а, соответственно, подешевле, и пока я звонил Коноэ-сан, Цузуки вновь умудрился напиться. На сей раз от радости, что никого ругать не будут.

Из его невнятных оправданий перед тем, как он рухнул под стол, я узнал следующее: спиртное было заказано на двоих, но шеф Коноэ слишком долго говорил со мной по телефону… Вот вам и результат, Сейитиро-кун.

С досадой я повторил свой заход в ту же гостиницу с тем же грузом на спине. Выдержал многочисленные неодобрительные взгляды, которыми нас оделяла хозяйка, и решил на сей раз обязательно, как только Асато очнётся, наподдать ему по первое число. Но утром с удивлением обнаружил, что когда огромные фиалковые глаза распахнулись и жалобно посмотрели на меня из-под длинных ресниц, вся ярость куда-то улетучилась. Я готов был надавать себе самому пощёчин за бесхарактерность. Коноэ-сан так полагался на меня, а я вот совершенно не в состоянии взять под контроль поведение Цузуки!

В кабинете шефа нас ждало сдержанное поздравление за удачно проведенную операцию и осуждающие покачивания головой в связи с помятым видом моего напарника. Коноэ-сан особенно ни на что не рассчитывал, однако в глубине души ещё надеялся, что мой пример благоприятно повлияет на Цузуки.

Следующее порученное нам дело предполагало выслеживание монаха, который по подозрению Энма-Тё на самом деле являлся чёрным магом и собирал души умерших. Нам поручили внедриться в общину, чтобы понаблюдать за тем типом, притворившись присланными по обмену опытом адептами из другого монастыря.

Для маскировки пришлось выучить некоторые мудрые высказывания, связанные с буддизмом. Цузуки постоянно всё забывал, путал Будду с Кришной, Ананду с Иоанном и Магометом, а я вынужден был периодически оправдывать его эпохальные бредни перед настоятелем. В итоге, кажется, наш духовный наставник заподозрил, что мы вообще к послушникам — ни к буддийским, ни к христианским — отношения не имеем. Особенно после того, как на его глазах Цузуки прямо во время совместной медитации сжевал половину мясного пирога, неизвестным образом добытого за пределами общины. Настоятель рассердился и отправил Цузуки ночевать в пещеру возле озера: серьёзно подумать над своим бездуховным поступком.

Именно тогда монах, за которым мы следили, сбежал, потому что меня глава общины по неудачному стечению обстоятельств в тот же вечер отослал на кухню варить рис в порядке подошедшей очереди.

На следующее утро нас вызвал «на ковёр» и разнёс по кочкам Коноэ-сан, а спустя три часа я снова тащил на себе напившегося вдребезги Цузуки по лестнице в гостиничный номер, лишь бы не позволить ему в таком позорном виде попасться на глаза начальству.

— Я очень виноват, — бессвязно бормотал Цузуки сквозь приступы икоты. — Этот маг не даёт душам упокоиться в раю… А я… его упустил!

— Не переживай. Война заканчивается, — попытался я утешить напарника. — Кроме того, всех душ никакому магу не собрать, как бы он ни старался. Однажды он обязательно «проколется», и мы его поймаем!

— Но почему – ик! — именно в Японии, а не где-то ещё? В России и Германии жертв сейчас гораздо больше…

— Не знаю, Цузуки.

— Я опять облажался по полной… Прости, Сейитиро-кун…

— Выкрутимся. Спи.

— Спасибо… за поддержку.

Я так устал тогда, что не выдержал и, когда Цузуки уснул, прилёг на краешек футона рядом с ним. Меня мгновенно сморило.

Посреди ночи я очнулся и обнаружил, что Цузуки спит, крепко прижавшись ко мне и удобно устроив голову на моем плече. От его губ всё ещё сильно пахло сакэ. Удивительно, но запах спиртного, который всегда мне был глубоко противен, почему-то не вызывал в данном случае ни малейшего отвращения. Две верхние пуговицы на рубашке Цузуки расстегнулись, и под распахнувшейся тканью я отчётливо разглядел по-детски розовую кожу, маленькую ямочку у основания шеи…

Движимый неожиданно возникшим порывом, я протянул руку и провёл ладонью по этой ямочке, потом по щеке Асато, задумчиво пропустил между пальцами пряди взлохмаченных тёмно-каштановых волос, и тут меня словно обожгло. Что это я, провалиться мне на месте, делаю?

Отдёрнув ладонь, с колотящимся сердцем я размышлял, почувствовал ли Цузуки мои прикосновения. Если да, то мне пора телепортироваться из этой комнаты, пока он не подумал чего-нибудь … Я не успел подобрать подходящего оправдания для своего поступка, как в этот самый миг Цузуки внезапно потянулся ко мне, и его губы прижались к моим. Это был совсем невинный поцелуй без малейшего намека на страсть:

— Ру-тян, — ласково прошептал Цузуки и улыбнулся во сне, обвивая меня за шею обеими руками.

Совершенно ошеломлённый я лежал на спине, уставившись в потолок и утратив разом все мысли. Отдышавшись, я списал всё происшедшее на наши обоюдные усталость и стресс, после чего осторожно расцепил объятия Цузуки, встал с футона и устроился на полу возле окна. Так безопаснее.

Утром я вполуха выслушал раскаивающиеся причитания своего партнёра, молча подал ему стакан холодной воды, две таблетки аспирина и мокрое полотенце, а потом мы вместе отправились получать очередной разнос от Коноэ-сан.

Точно помню: именно в тот день реальность для меня необратимо сместилась. Что бы я ни делал и ни говорил, о чём бы ни думал, я чётко ощущал аромат сакэ на губах, а в ушах звучал тихий шёпот Цузуки: «Ру-тян». В конце концов, я не выдержал и решился спросить.

— Цузуки, ты помнишь Ру-сан?

— А кто это? — живо заинтересовался мой напарник.

— Неужели ты не знаешь девушку с таким именем? — выпытывал я, внимательно наблюдая за его реакцией.

— Не знаю. А это важно? Я должен её знать?

— Наверное, нет. Да я просто так спросил. Забудь.

Скорее всего, в Цузуки заговорила память о прошлой жизни, но если это так, то Ру-сан, кем бы она ни являлась раньше, скорее всего, больше не заинтересует Цузуки. Ей, наверное, сейчас далеко за сорок.

Я выдохнул с облегчением и тут же поймал себя на этом. Получается, я успокоился, лишь сообразив, что Асато никогда больше не будет встречаться с женщиной, которую, вероятно, любил до своей смерти?

«Глупости, — усмехнулся я себе самому. — Какое мне дело до личной жизни Цузуки? Пусть влюбляется, в кого пожелает, и встречается, с кем хочет!»

Тогда я сам ещё не отдавал себе отчёта в том, что как раз до личной жизни Цузуки мне есть большое дело.

На поиски буддийского монаха нам в помощь дали ещё двоих синигами, но мы и вчетвером ничего не успели сделать. Через два дня наступило шестое августа 1945 года, и Дзю-О-Тё стало не до чёрных магов.

Урановая бомба упала на Хиросиму, и всех сотрудников срочно отправили на сбор душ. Погибли в Хиросиме тогда, конечно, не все. Многие выжили, но сильно облучились. Мельком взглянув на этих несчастных, мы поняли, что страшную жатву будем собирать в течение нескольких месяцев.

Девятого августа кошмар повторился. Ещё одна бомба была сброшена в Нагасаки, район, ответственным за который являлись мы с моим напарником.

Я никогда прежде не видел Цузуки таким, как в тот день. Он умирал следом за каждой обнаруженной жертвой, его душа разбивалась на части снова и снова. Только теперь я понял, насколько он ненавидит своё бытие как синигами. Асато убегал от смерти — не своей, чужой, но она преследовала его повсюду. Я тогда понял, если бы от него потребовали отдать вечную жизнь в уплату за спасение этих несчастных, Цузуки, не колеблясь, пошёл бы на сделку.

Видя ужас и разрушение, обожжённые тела детей, которым вскоре тоже суждено было умереть от лучевой болезни, Цузуки стал сам похож на одну из моих Теней. Только глаза его горели, как два аметиста, на почерневшем от пыли лице.

После той трагедии Асато не выходил из комнаты, наверное, недели две. Я регулярно приходил к нему и стучался, но он не открывал. Коноэ-сан оправдывал его перед Энма-Дай-О-сама, как умел. Удивительно, но начальство вняло нашим мольбам и решило не наказывать Цузуки за игнорирование своих обязанностей.

На пятнадцатый день Асато вышел из добровольного заточения и явился ко мне в комнату. На него страшно было смотреть. Вопреки моим ожиданиям он был абсолютно трезв. Ужасало другое. Он погас изнутри. Его глаза больше не сияли.

В тот вечер Цузуки почти ничего не говорил, но из контекста его немногих реплик я догадался об одном: он жаждал видеть мир любящим и счастливым, однако всё, на что был способен — собирать страдающие души, не имея сил ничего изменить вокруг себя. После недолгой беседы со мной Цузуки заснул на диване, а я до полуночи просидел рядом, вглядываясь в его лицо и смутно предполагая, что за столь обострённым сочувствием к людям и абсолютным неприятием смерти кроется что-то очень личное… Но я не сумел понять, почему его так сильно расстраивала гибель людей, и почему чужую жизнь он ценил гораздо выше, чем свою.

Через три недели после событий в Нагасаки нам удалось выявить местонахождение пропавшего монаха. Он умудрился изменить внешность и продолжал собирать души, пользуясь трагедиями на территории Японии. Я использовал Тени, чтобы выследить мага, а Цузуки вызвал дух Сорю, чтобы обезвредить его. Выяснилось, что, как и все слуги тёмных сил, тот лже-монах гонялся за мировым могуществом, наивно полагая, будто сможет получить его. Ни капли раскаяния в нём обнаружить не удалось. В схватке с Сорю мужчина был убит, и его по окончании суда отправили в ад. Духовные сущности людей, которых маг удерживал в заточении, освободились.

Перед уходом на суд Мэйфу этот подлец успел извернуться и шепнуть мне на ухо: «А ты ведь лицемер, синигами. Сам-то об этом знаешь? Жаль, что за лицемерие не наказывают адом, иначе мы бы с тобой обязательно встретились!»

Краска бросилась мне в лицо. Помню, я ничего ему не ответил, просто отвернулся и пошёл прочь, слыша за спиной злорадный хохот.

После того расследования я решил надраться в стельку вместе с Цузуки. Если наличествует помойка в душе, рассуждал я, пусть такая же помойка будет и в теле. Это создаст некий иллюзорный баланс двух куч мусора.

Вероятно, Цузуки давно руководствовался этим несложным правилом, напиваясь после каждого дела, как удачного, так и полностью проваленного.

По обоюдному согласию мы телепортировались в какой-то заштатный бар на окраине Кванджу, по принципу «лишь бы подальше от Мэйфу и Японии», и я глотал там без разбора кошмарную мешанину из алкогольных напитков. И на столе, точно помню, ещё какие-то моллюски были… Наверное, устрицы? Вообще я редко их ем, но тут проглотил с десяток… Моё поведение тогда поразило даже Цузуки, хотя он пил почти столько же. Нет, наверное, значительно меньше.

В тот вечер меня за собой в гостиничный номер тащил мой напарник. Ни слова упрёка я от него не услышал, однако в глазах Цузуки я заметил удивлённую настороженность.

Асато помог мне улечься в постель и даже аккуратно прикрыл сверху покрывалом, хотя сам не вполне твёрдо держался на ногах. Затем он занял соседнюю кровать. В отличие от меня Цузуки не поскупился и оплатил двухместный номер, нисколько не беспокоясь о перерасходе средств. «Вот транжира!» — подумал я тогда, вынырнув на секунду из глубин пьяного бреда.

Потом я провалился в сон, но вместо блаженного отдыха через пару часов проснулся от мерзкого привкуса во рту. Желудок со всем его содержимым подкатил к горлу, явно намекая на то, что всякую гадость переваривать не собирается. Я с трудом встал, придерживаясь за край постели. Шатаясь, доковылял до ванной, и там меня вырвало всей той дрянью, которой я напичкал себя.

Стало немного легче. Я склонился над раковиной и открыл кран с ледяной водой. В висках стучало, в желудке противно пульсировало, а отвращение и стыд к самому себе довершали безрадостную картину.

— Сейитиро-кун, — робко постучал в дверь Цузуки, проснувшийся от моих шумных манипуляций. — Ты как там?

— Нормально.

Вытирая лицо полотенцем, я вышел к нему. Наши глаза встретились.

— Ты, понимаешь, зря, — Цузуки откашлялся и отвёл взгляд, — сразу столько пить взялся. Надо начинать с небольших порций. И не смешивать водку, текилу и ликёры в кучу. Я бы тебе раньше сказал, но, похоже, мой совет не возымел бы действия. Ты выглядел так, будто хочешь утопиться в спиртном, и тебе совсем не нужен спасательный круг. Извини. Хреновый из меня напарник получился… И друг тоже.

— Вовсе нет.

С этими словами я опустился на один из стульев, стоявших в номере, и пригладил трясущимися руками волосы, с которых на пол капала вода. Тяжело уронил голову на руки, сцепив пальцы замком. Цузуки уселся рядом.

— Что случилось? Просто так ты бы не стал пить.

— Да и ты по большей части напиваешься не забавы ради, — горько усмехнулся я.

— Но сегодня, как видишь, я воздержался от излишеств, — шутливо заметил Цузуки. — Понял, что тебе вскоре потребуется плечо друга. Прости, но если мы оба начнем вести себя несолидно, Коноэ-сан решит, что именно я оказал на тебя дурное влияние и приставит к нам новых партнёров для обоюдного исправления.

— Он и так их скоро приставит, — вздохнул я.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю — и всё.

Я пытался говорить отчётливо, но язык заплетался, и я презирал себя за собственную слабость. Этот разговор надо было вести на трезвую голову. А я так некстати поддался слепому желанию «утопиться в спиртном«… Надо же, в этот раз Цузуки по сравнению со мной, практически трезв и даже успокаивает.

Пусть лучше возненавидит, лишь бы не смотрел с таким состраданием!

— Я просил шефа сократить время нашего с тобой партнёрства в первый же день, как он объявил о решении сделать нас напарниками. Коноэ-сан обещал, что при появлении следующего новичка в отделе меня заменят. После массовых смертей в Нагасаки кто-нибудь точно прибудет, поэтому не думаю, что мы с тобой долго проработаем вместе, — я все-таки поднял голову и посмотрел в глаза Цузуки. — И ещё мне Коноэ-сан пять процентов от оклада доплачивал за то, что я согласился работать с тобой… хотя вначале обещал десять. Видишь, какой я лицемер?

— Да ладно, — Асато глядел на меня без тени обиды, — я привык, что из-за моей безответственности никто не хочет быть моим напарником. Наверное, за эти два месяца ты лишний раз убедился в своей правоте. Я безынициативный лодырь и обжора. От меня надо бежать подальше.

— Возможно, — спокойно произнес я, не отводя от него взгляда, — только вот почему-то в последнее время мне всё меньше хочется убегать. Скорее, наоборот.

Глаза Цузуки стали размером с чайные блюдца, но он ничего не сказал. А я продолжал, сильно волнуясь и сваливая все фразы в одну хаотическую кучу, и оттого начиная волноваться ещё больше:

— Вначале ты мне абсолютно не нравился. Но когда мы стали работать вместе, я вдруг понял, что испытываю к тебе нечто… Я сам до поры до времени толком не понимал, что именно, но… однажды ночью тебе приснился кто-то. Наверное, девушка из твоего прошлого, а я по случайному стечению обстоятельств оказался рядом. Это и поцелуем-то назвать было нельзя! Ты просто прикоснулся ко мне губами… Ты изрядно выпил и не понимал, что творишь, а я, как последний идиот, обзавидовался до смерти глупой девчонке… Нет, не умею объяснять! Это всё звучит нелепо, да?

— Я д-действительно… н-не п-понимаю, — неожиданно начал заикаться Цузуки.

— Ты вмиг понял бы, если б я был девушкой. Но — увы — с каким бы телом и в каком возрасте человек ни стал синигами, в таком возрасте и с таким телом он останется навеки. Знаешь, как ни парадоксально звучит, но тебе придется смириться с чувствами, которые испытывает по отношению к тебе другой мужчина… Всё равно я уже признался, и назад пути нет!

— Сейитиро-кун, — Цузуки явно был напуган. — Наверное, мы оба всё же изрядно хватили лишку… Боюсь, я как-то неверно воспринимаю сказанное тобой. Может, нам стоит отложить этот разговор до завтра?

— Завтра я буду абсолютно не в состоянии заговорить на эту тему снова… поэтому если ты всё ещё не понял, скажу прямо. За два месяца нашего партнёрства я, похоже, умудрился, как мальчишка, влюбиться в тебя. Разумеется, ты не давал повода… Теперь недомолвок больше не осталось?

На лице Асато отразилось замешательство, недоумение, а потом… мне показалось, что я увидел в его глазах нескрываемый ужас.

— Нет, — с отчаянием выдавил Цузуки. — Ты пошутил. Скажи, что это была шутка, Сейитиро-кун! — и сбивчиво, скороговоркой забормотал. — Ты утомлён. Завтра ты успокоишься и всё забудешь!

— Чёрта с два я забуду такое! — вскакивая с места, выкрикнул я, потом рухнул обратно на стул. Боль и стыд терзали мою душу. Вернее, те её остатки, что положены нам по статусу. — Цузуки, я не шучу. Для меня это действительно важно! Я должен узнать, что чувствуешь по отношению ко мне ты!

Он словно не слышал. Или не желал слышать.

— Сейитиро… ты успокойся, ладно? Мы стали хорошими напарниками. Скажу больше — ты стал моим первым настоящим другом в Мэйфу. Я был уверен, что в любой ситуации могу положиться на тебя, — и прибавил едва слышно. — Пойми… Другие отношения… Они не нужны ни тебе, ни мне. Это разрушило бы всё хорошее между нами!

Сердце замерло на миг: «Значит, мои чувства ему не нужны?»

— Извини. Завтра я решу эту проблему. Забудь, что я тебе тут наговорил. И… прости, если сможешь.

Больше я не нашёлся, что сказать, и, не сходя с места, телепортировался в Мэйфу.

Наутро я явился на приём к Коноэ-сан и попросил его поскорее найти себе замену, ибо мы с Цузуки больше не сможем работать, как напарники, из-за нашей абсолютной несовместимости.

— Я собирался предложить тебе занять пост ответственного секретаря через месяц, — признался шеф со вздохом. — Мой нынешний помощник переводится в Дзю-О-Тё с повышением. А ты синигами серьёзный. Средства расходуешь экономно. На тебя можно положиться. Но я думал, до этого времени ты поработаешь чуток с Асато-сан. Охотно верю, с Цузуки вы действительно несовместимы. Асато-сан — весьма проблемная личность, ничего не попишешь. Однако я надеялся, что ты сумеешь положительно повлиять на него. Но если уж с утра пораньше просишь срочно заменить тебя, значит, совсем ничего не получилось?

— Именно так, — коротко отозвался я.

— А он тоже хотел бы прекратить ваше партнёрство?

— Думаю, да.

— Я спрошу у него, — Коноэ-сан отвернулся к окну, заложив руки за спину. — Вдруг он считает иначе?

— Конечно, шеф, — и я, откланявшись, вышел.

Почему-то в тот миг во мне на секунду затеплилась сумасшедшая надежда, что Цузуки не захочет другого напарника. Я бы забыл про вчерашний разговор и остался для него просто товарищем, взяв свои чувства под контроль! Но чуда не произошло. Через несколько часов Коноэ-сан вызвал меня и с грустью сообщил, что Цузуки согласен с моим решением.

Мысль о том, что я стал ему и в самом деле отвратителен, ранила гораздо больнее, чем я ожидал.

Через месяц Коноэ-сан, как и обещал, назначил меня на пост ответственного секретаря. Цузуки получил очередного партнёра, с которым распрощался ещё скорее, чем со мной. По отделу циркулировали слухи о том, что «Асато с его неспособностью поладить хоть с кем-то, терпят лишь потому, что у него в подчинении уже восемь шикигами и ещё потому, что Граф в нём лично заинтересован». Я старался не верить этим сплетням, а сердце болело исподволь, как угли тлеют. Рана зажила — шрам остался.

Первые полгода после прекращения нашего партнёрства мы общались редко и очень официально, делая вид, будто между нами никогда ничего не происходило. Потом иногда Цузуки начал улыбаться мне при встрече. Я отвечал настороженно, боясь, что принимаю желаемое за действительное, опасаясь разрушить вновь возникающее доверие. По крайней мере, Цузуки больше не презирает меня, а это уже хорошо.

Еще через год мы снова стали общаться свободно, как я бы беседовал с любым сотрудником Энма-Тё. На первый взгляд, все уладилось, однако я продолжал думать о нем, и пусть понимал, что не сумею подарить ему счастья, но я мечтал, чтобы Цузуки нашел себе кого-то, на чью любовь откликнулся бы. К несчастью, родственной души для него не находилось ни в Мэйфу, ни на Земле.

Всё изменилось с появлением Хисоки Куросаки.

Этот юноша умер в 1997 году в возрасте шестнадцати лет от неизлечимой болезни, вызванной проклятием. Перед смертью Куросаки-кун пожелал стать синигами, чтобы найти того, кто его проклял. Желание было исполнено: Хисока стал одним из нас, и его назначили очередным напарником Цузуки. В тот же день Асато-сан и Куросаки-кун поручили расследование дела о многочисленных смертях, предположительно вызванных нападениями вампира.

Так мы столкнулись с первыми жертвами Кадзутаки Мураки. Вампира безумный доктор создал из тела умершей, а затем воскрешённой с помощью чёрной магии певицы Марии Вонг. Лишённая собственной воли, Мария убивала людей, находясь под гипнозом.

Сначала мы охотились за девушкой-вампиром, но потом обнаружился настоящий виновник происходящего, и Цузуки с Хисокой вынуждены были в открытой схватке противостоять доктору. В том сражении Мураки умело улизнул прямо из центра магического пламени, которым его окружил Асато, вызвав дух Сузаку. Душа Марии была освобождена.

Помню, меня уже тогда весьма насторожило то, с каким выражением лица Цузуки рассказывал об этом сумасшедшем маньяке. Никогда прежде я не замечал в глазах своего бывшего напарника столь яростного блеска. В каждом слове звучал гнев, в каждой интонации — желание мстить.

Подобные чувства Цузуки я отлично мог понять. Других эмоций бессердечное чудовище, уничтожавшее человеческие жизни, не заслуживало. Не было такого преступления, которого бы Мураки не совершил или не планировал совершить. Доктор воспринимал всех окружающих, как кукол, с которыми он волен играть по своим правилам. И даже ознакомившись с его досье и узнав о его юношеских годах, я не стал относиться к нему мягче.

Цузуки ведь тоже потерял в один день всю семью, но, несмотря ни на что, не превратился в монстра.

Спустя пятьдесят семь лет после прибытия Цузуки в Энма-Тё, слугам Графа удалось собрать на Асато-сан полное досье, которым Хакушаку-сама решил поделиться с Коноэ-сан за чашечкой чая. А шеф не утерпел и поделился со мной. Тогда-то я и понял многое о своем бывшем напарнике, особенно о причинах его неприятия чужой смерти… Когда Асато исполнилось восемнадцать, жители небольшого городка, расположенного неподалёку от Токио, где проживала семья Цузуки, убили его сестру и мать за то, что те воспитывали сына демона.

В отместку Цузуки тоже наломал дров, стерев с лица земли всех, кто был или мог быть причастен к убийству дорогих ему людей, а позже сам себя лишил жизни из чувства вины.

Интересно, а готов ли Мураки тоже пожертвовать собой после свершения своей мести? Очень сомневаюсь. К тому же его мщение явно совершается не под влиянием аффекта, а вполне целенаправленно и продуманно.

Коноэ-сан будто тогда уже что-то почувствовал. Проведя параллели между прошлым Асато-сан и доктора, он запретил мне говорить Цузуки о том досье на Мураки из опасения, что сердобольный синигами решит спасать душу этого психа, и в итоге всё только ещё больше усложнится. Впрочем, меры предосторожности помогли ненадолго.

Второй раз Мураки выскочил перед нами, как чёртик из табакерки, на корабле «Королева Камелия», куда Коноэ-сан отправил Цузуки и Хисоку расследовать очередное дело.

На океанском лайнере произошел ряд убийств, причем в числе жертв оказался сам хозяин корабля, двое его гостей и в довершение ко всему шестнадцатилетняя дочь хозяина — Цубаки-химэ.

Само собой виноват во всём оказался Мураки. Он заметал следы своих незаконных опытов по трансплантации человеческих сердец. Его подельник, Какьён-сан, внезапно отказался продолжать их совместный бизнес. Он спас жизнь своей дочери, пересадив ей с помощью Мураки сердце убитой девочки по имени Ирэн, а дальнейшие операции его не интересовали. Таким образом, Какьён-сан, сам того не ведая, прервал важные для доктора эксперименты, за что и поплатился жизнью.

Перед тем, как в очередной раз сбежать от правосудия Дзю-О-Тё, Мураки взорвал лайнер. С трудом мне и Ватари удалось успеть прибыть к месту трагедии на вертолётах и спасти Цузуки, Хисоку и оставшихся в живых пассажиров с тонущего судна.

С того дня каждое упоминание о докторе вызывало у Асато-сан приступ неудержимого гнева. И я был бы спокоен, если б это было только желание реванша, но ненависть Цузуки превосходила все мыслимые пределы, а, как известно, всякое чрезмерное чувство в итоге превращается в свою полную противоположность по закону маятника. Ничего хорошего, в общем, ждать не приходилось.

Чуть позже в Киото, когда Цузуки, Хисоку и Ватари отправили на поиски маньяка, охотившегося на молодых девушек и отрезавших им после убийства пряди волос, мне самому пришлось столкнуться с Мураки.

Прибыв в парк по вызову Хисоки, я заметил хохочущего доктора, чуть поодаль — трёх омерзительных чудовищ, пожиравших очередную жертву, а совсем рядом сгорбившегося Цузуки, обхватившего себя руками за плечи. Судя по лицу Асато, он считал, будто всё случилось исключительно по его вине. Яснее ясного, эту мысль ему подкинул Мураки, подбиравшийся исподволь не только к телу моего бывшего напарника, но и к его душе.

Я видел до этого лишь многочисленные фото доктора, но то, что я узрел воочию, поразило даже меня.

Мураки был настолько же хорош собой, насколько порочен. Серебро его волос напомнило осколки луны, отражающиеся в колышущихся водах ночного озера. Бледно-серый, почти бесцветный левый глаз, и невероятно яркий голубой правый. Холёные руки. Идеально белый плащ, будто насмешка над жертвами, чья кровь регулярно оказывалась на этой ослепительной ткани …

Окружив Цузуки Тенями, я атаковал Мураки, стараясь не показывать собственных эмоций. Иначе — не победить. И всё же, когда я смотрел на доктора в упор, что-то чувствовалось под всеми его жестокими масками — живое, едва теплящееся. Будто глубоко в непроглядной тьме задыхается и погибает раненый ребёнок. Я отогнал назойливое чувство. Мне оно мешало сосредоточиться.

Мураки снова сбежал, а мы потом слишком поздно поняли, что он затевал на самом деле. Его игра с Цузуки, как выяснилось, состояла из вполне определенных раундов и имела дальний прицел, смысл которого мы обнаружили с чересчур большим опозданием. Доктор собирался заставить Цузуки вспомнить всё о его прошлом, вынудить мучиться из-за совершённых ошибок, а потом, когда Асато снова не пожелает жить, пообещать ему смерть без воскрешения. Самому же использовать бессмертное тело синигами для перерождения сводного брата.

Его план почти удался. Он превратил Марико-сан, шестнадцатилетнюю ученицу одной из школ Киото, в гигантскую сколопендру и вынудил Цузуки сражаться с ней. Дух Сузаку сжег Марико, несмотря на отчаянные мольбы Асато и попытки остановить шикигами. После гибели девочки Цузуки окружил себя огненным кольцом и не давал никому приблизиться к себе. Сквозь тот барьер сумел пробиться только Мураки, забравпотерявшего сознание Асато с собой.

О случившемся в последующие часы мы узнали со слов Цузуки, но даже он не смог полностью восстановить картину происшедшего, поскольку большую часть времени провел в беспамятстве. Он еле вспомнил тот миг, когда вонзил нож в тело своего заклятого врага, а потом вызвал Тоду.

Никогда не забуду, как, стремясь найти Цузуки, Хисока на наших с Ватари глазах выиграл в схватке с Орией карточку-ключ, чтобы успеть проникнуть в лабораторию и предотвратить несчастье. Когда мы прибыли, здание почти исчезло в ревущем пламени. Я стоял, глядя на пылающие стены, и невольно вспоминал гибель Такеши. Горько осознавать, в конце концов, тот, кого я поначалу считал безнадежным лентяем, повторил подвиг моего первого и самого лучшего друга в Мэйфу. Обидно только, что Цузуки умирал теперь наедине с врагом, а не рядом с теми, кто был дорог ему. Впрочем, своим смелым поступком он освобождал Хисоку от проклятия.

Мне казалось, я понимал тогда, чего хотел Цузуки. Никто не имел права решать за него, когда ему жить и когда умирать. Потому я старался заставить себя не двигаться с места. Я полагал, Цузуки не простит нам, если мы бросимся его спасать, игнорируя его собственное желание распорядиться своей судьбой.

Однако Хисока считал иначе. Отбросив от себя мои руки, парень, не раздумывая, прыгнул в пламя. Он бы сгорел там, этот упрямый и наивный пацан, поэтому я поскорее вызвал свои Тени, чтобы они образовали для меня безопасный туннель. Пробравшись внутрь, я быстро обнаружил Хисоку и Цузуки. Они лежали, обнявшись, посреди обломков стен, расплавленных осколков стекла и обгорающих кусков пластика, почти задохнувшись от дыма… Тени обвились вокруг их тел и помогли мне вытащить Хисоку и Цузуки наружу.

Мураки в здании найти не удалось, но я особенно и не старался его искать.

Впоследствии выяснилось: доктор и на сей раз сбежал. Создавалось впечатление, что Мураки просто не способен умереть, пока не совершит свою месть. И никакие силы: ни земные, ни небесные не могли ему повредить.

Тогда к моей ненависти примешалась изрядная доля страха. До сих пор никому из синигами не приходилось иметь дело со столь сильным противником. Даже Энма-Дай-О-сама, вызвав Коноэ-сан к себе после пожара в Киото, признал данный факт, разрешив использовать в борьбе против Мураки любое количество сотрудников отдела, лишь бы пресечь деяния доктора.

Именно после всего пережитого я не в силах был поверить, что Мураки из параллельной жизни, пусть и не потерявший родителей, мог радикально измениться. Он провел то же одинокое детство, его воспитывали те же психически неадекватные люди, над ним так же насмехался и издевался сводный брат… Фактически Мураки и сейчас почти тот, что раньше, просто его разум не подтолкнули вниз с края пропасти. Но если произойдёт что-то непредвиденное, доктор вполне может снова начать творить то же самое. Его ум подготовлен на девяносто девять процентов. Один процент способен появиться, откуда угодно в любой момент.

И я оставил амулет в его руках ещё на два года?! Непростительно.

Ничего, я найду способ незаметно следить за Мураки. Если понадобится, вырву рубин у него ценой своей жизни. Цузуки должен получить шанс освободиться!

Надеюсь, хоть и с большим опозданием, я всё же сумею стать для него тем партнёром, на которого можно положиться.

====== Глава 3. Тревожные сны, зыбкая явь ======

Здесь темно и нет звуков.

Тишина абсолютна. А вот темнота не черна. Она похожа на дымчатую вуаль в сумерки и отливает рубиново-красным.

Получается, я всё ещё жив? Ведь если бы я умер, то разучился бы думать. Но я, определённо, не в Мэйфу.

В пустоте?

Даже если так, мне безразлично. Если я всё рассчитал верно, друзья обо мне забыли. И Хисоки больше нет в Стране Мёртвых. Мой напарник живёт сейчас среди обычных людей. Надеюсь, он сумеет примириться со своим даром эмпата и научится общаться с теми, кто ему дорог, не причиняя боли себе.

А я, к сожалению, выжат до капли. Самое лучшее, что мне удалось придумать: как использовать тот прототип машины Ватари, чтобы безупречно совершить задуманное.

Смерть его родителей. Ключевая точка всего. Бесполезно в будущем пытаться изменить безумца. Бессмысленно пытаться спасти поодиночке всех его жертв. Но можно сделать так, чтобы безумец никогда не появился на свет. Значит, надо стереть определённую часть прошлого, чтобы некоторые события не произошли. Как только я увидел изобретение Ватари, эта идея сразу возникла и укрепилась во мне.

Хорошо, что пропали чувства. Когда-то, наоборот, их было более, чем достаточно. И они едва не убили Хисоку.

Теперь я могу бесстрастно наблюдать свои воспоминания: преступления, ошибки, просчёты. И последнее дело, — доброе, надеюсь, — которое мне удалось совершить. Надеюсь, тем поступком я смог хоть как-то загладить вину за своё греховное рождение.

Демону-полукровке не место среди людей. А я всегда хотел быть человеком.

Теперь — и этого не хочу.

Просто не вижу смысла начинать все снова. Куда мне идти? К кому?

Изменив судьбу Мураки, я автоматически создал новую судьбу для Куросаки-кун, а тому, другому Хисоке я не нужен. Да что рассуждать! Я всегда причинял окружающим лишь боль.

Демон, в порыве ярости утративший человеческий облик, превратился в демона, жаждущего искупить свои грехи. Он резал вены сотни раз. Не ел, не пил, не спал. В конце концов, добился своей цели и попал в Мэйфу. Превратился в синигами, сотрудника отдела по вызову пропавших душ.

Спустя двадцать лет получил в напарники красивого синеглазого Бога Смерти по имени Тацуми, но, не сумев разобраться в своих чувствах к нему и потеряв отличного друга и партнёра, долгое время бродил по Земле с какими-то невероятно занудными собратьями по разуму, отлавливая неупокоенных. Потом к демону-самоубийце присоединился юноша-эмпат, уничтоженный на Земле маньяком и поклявшийся отомстить. Демон и юноша вместе расследовали дело серийного убийцы, промышлявшего в районе Нагасаки, оказавшегося на поверку талантливейшим доктором, «свёрнутым» на идее воскресить своего брата, чтобы отомстить за убийство родителей. В жертву своей паранойе тот врач принёс десятки людей…

История едва не завершилось в подземной лаборатории, когда демон, вспомнивший прошлое, пытался покончить с собой и с безумным хирургом одновременно, предполагая, что их обоюдная смерть — лучший выход для всех.

Хисока тогда прыгнул в бушующее пламя следом за мной, а за ним, как позже выяснилось, ринулся и Тацуми. Они оба вытащили меня и с помощью Ватари методично выхаживали в клинике Мэйфу в течение трёх недель.

Я помню, как начал вставать с постели и однажды вечером вышел прогуляться в накинутом на плечи пиджаке во двор больницы.

В свете полной луны лепестки сакуры кружились в ночном воздухе. Хисока стоял рядом и рассказывал что-то, а потом, завернув рукав рубашки, продемонстрировал следы не исчезнувшего проклятия на своём предплечье.

«Мураки жив», — с удивлением понял я.

Значит, доктору тоже каким-то чудом удалось избежать смерти. Интересно, кто спас его? Он ведь был тяжело ранен. Впрочем, какая теперь разница?

Я гулял по аллеям, а в голове царила усталая пустота, и в ней, словно стеклянные шарики, перекатывались редкие мысли: «Я едва не убил себя и Мураки. Хисока меня спас, но мы все по-прежнему прокляты, каждый по-своему. Друзья подарили мне жизнь. Но как её продолжать, если я остался прежним? Ничего-то во мне не изменилось…»

В итоге эти размышления завершились безрадостным выводом. Для всех было бы лучше, если бы я погиб. Вместе с Мураки, естественно. Только вслух об этом говорить не надо. Друзья расстроятся. Они так хотели меня спасти! Я не могу причинять им страдания своей грустью, это было бы нечестно. Поэтому я стану прежним, начну улыбаться и говорить, что всё в порядке. И поедать любимые пирожные. И ссориться из-за сладостей с шефом. По крайней мере, я нужен Хисоке, и он тоже нужен мне, поэтому я останусь здесь ради него.

Той ночью Хисока сам перебрался на мою кровать, лёг поверх одеяла, обнял за плечи и приник щекой к моей щеке. Когда же я проснулся, в немом удивлении уставившись на него, юноша прошептал лишь одно:

— Не прогоняй меня, Цузуки-сан …

Я нежно погладил его руку.

— И не собираюсь.

— Спасибо.

— Это мне надо благодарить тебя, ведь я далеко не подарок. Внутри меня слишком много боли. Ты ужаснёшься, если побудешь со мной чуть дольше. Ты так долго не выдержишь.

— Выдержу, — упрямо засопел носом он.

— Хисока… Я не хочу стать тем, кто причинит тебе ещё больше страданий.

— Только не ты. Ты не смог бы.

— Не нарочно. Невольно. Ты же и сейчас чувствуешь мою боль, не правда ли?

— Да. И хочу, чтоб её больше не было! Любой ценой, — неожиданно его губы приблизились к моим, я ощутил частое, тёплое дыхание на своей коже, а потом он поцеловал меня.

Не знаю, что в тот миг на меня нашло. Забыв обо всем, я привлёк Хисоку к себе, потянулся к пуговицам его рубашки, расстегнул их все от первой до последней, пробрался рукой под тонкую ткань, лаская нежную кожу… В тот миг я даже не подумал о том, что с ним нельзя так. Для него и подобного начала было слишком много.

Задыхаясь в моих объятиях, юноша тем не менее не отталкивал меня, хотя вероятно, испытывал непереносимые страдания из-за моих неконтролируемых эмоций. Я ощутил неладное, когда он вздрогнул всем телом, лицо его побледнело, а затем он обмяк в моих руках.

— Нет, — испугался я, — только не это!

Уложив Хисоку на кровати поудобнее, я вскочил на ноги, подхватил со стола графин и стал брызгать ему в лицо прохладной водой. Потом открыл окно, чтобы в комнату проник свежий воздух. Хисока вскоре пришёл в себя.

— Прости, Цузуки-сан.

— Ты что, малыш, — заплакал от облегчения я. — Даже не вздумай извиняться!

— Неужели я никогда не смогу стать ближе к тебе? — с отчаянием спросил он. — Я ведь, правда, очень этого хочу!

— Я тоже! Больше всего на свете! Но я не должен был спешить! Я болван, Хисока. Прости! — я продолжал стоять возле него, желая провести ладонью по светлым волосам, и не решаясь.

Ведь тогда он снова почувствует страшную боль в своем хрупком теле!

— Цузуки-сан?

— Да! Чего ты хотел бы сейчас? Я всё сделаю!

— Стать обычным человеком. Вместе с тобой.

Его глаза закрылись, и он от усталости и пережитых волнений быстро уснул.

Присев рядом, стараясь даже случайно не дотронуться до него, я укрыл его одеялом и всю вторую половину ночи беззвучно прорыдал, зажав рот кулаком. Я вновь и вновь осознавал, какой же я подлец. Я не имел права касаться этого мальчика, пусть даже мне этого очень хотелось, пусть он первый поцеловал меня! Мои истинные желания слишком отвратительны. Я просто не заслужил его преданности.

Потом я уселся на стул возле окна, склонил голову на руки и вскоре сам погрузился в сон.

Меня разбудило ласковое поглаживание пальцев по затылку. Хисока стоял рядом и, склонив голову набок, с улыбкой смотрел на меня.

— Ты красивый.

— Ой, — я хотел быстро вскочить на ноги, но затекшая шея и спина дали о себе знать. Колючие мурашки побежали по всему телу. — Извини, — я изо всех сил замахал руками и ногами, пытаясь поскорее прогнать неприятные ощущения.

— Разве можно выспаться, сидя на больничном стуле в палате, да ещё согнувшись в три погибели? — засмеялся Хисока. — Кстати, нас сегодня уже выписывают. Тацуми вчера сказал.

— Наконец-то, — неестественно бодрым голосом воскликнул я. — Просто не терпится вернуться к своим обязанностям!

— Цузуки-сан, — поник Хисока. — Прости за вчерашнее.

— Не вздумай извиняться! Виноват один я.

— Не ты, а тот ненормальный псих! Если бы не он, ты бы не вспомнил свое прошлое и не страдал бы так!

— Мураки всего лишь напомнил мне правду. Я был демоном и убивал людей.

— Мне не важно, кем ты был! Ты нужен мне сейчас — любым, — и он доверчиво уткнулся лбом в мое плечо. — Я буду с тобой, несмотря ни на что!

— Я причиняю тебе одну боль! И причиню ещё много раз!

— А я научусь её терпеть! Увидишь! Ты же выносишь! И я сумею!

Я не нашёлся, что ему ответить.

Он бы сумел. Он и правда научился бы делить со мной мою ношу, этот решительный паренёк.

Но основная проблема заключалась в другом. Я не мог контролировать некоторые свои сны. И Хисока однажды их увидел.

Мы продвигались в наших отношениях шаг за шагом. Тяжело, упорно, цепляясь за каждый шанс быть вместе. Я старался думать о чём-то светлом, когда обнимал Хисоку, даже когда просто дотрагивался до него, чтобы случайно не обжечь своей горечью.

Мой терпеливый напарник каждую ночь приходил ко мне и пытался научиться справляться с безысходным отчаянием и тьмой, всё ещё жившими во мне.

И мы почти справились. Я говорю почти, потому что…

Да, я всегда знал о тех своих снах и сам их до судорог боялся. Я их ненавидел, подавлял, выдирал из себя, словно сорную траву. Именно из-за моих снов после нашей очередной попытки близости, заходившей каждый раз немного дальше, но в итоге заканчивавшейся обычными взаимными успокоениями и уверениями, что «однажды всё обязательно сложится», я старался отодвинуться подальше от Хисоки или уходил гулять в парк до утра.

Хисока всегда спрашивал, почему я убегаю, а я придумывал разные отговорки вроде: «Пытаюсь дать тебе отдых» или «Надо тебе иногда и выспаться спокойно, без моих кошмаров».

Но дело было в другом. Я боялся, что однажды он увидит. Я был способен прятаться от него днём, но не ночью.

И однажды случилось именно то, чего я больше всего опасался.

Хисока только притворился, будто уснул, а на самом деле последовал за мной в парк. Он нашёл меня на скамейке. Юноша сел рядом, желая согреть и успокоить, ибо я метался и что-то невнятное бормотал во сне, и вот тогда, только коснувшись меня рукой, бедный малыш провалился в мой самый жуткий ночной бред.

Запах разгорячённой кожи, солёный пот вперемешку с кровью на искусанных губах. Мои запястья и щиколотки прикованы к каменной стене какого-то подземелья, и я не могу пошевелиться.

— Одинокий страдалец… Мой милый синигами с глазами, подобными аметисту, — бархатно-ледяной шёпот переворачивает душу, заставляя испытывать невозможную гамму чувств: от удушающего гнева до ослепляющего желания.

Я больше не подчинен себе.

Рука в белой перчатке касается лба. Проводит по лицу сверху вниз, заставляя закрыть глаза, будто не хочет дать мне увидеть своего обладателя. Спускается ниже, пробирается за ворот рубашки.

О, как хорошо! Ещё, ради Бога, ещё!

— Цузуки-сан, — снова загадочный шёпот, перемежаемый тихим смехом, — так ты меня боишься, ненавидишь или просто хочешь, а?

— Нет, — я пытаюсь из последних сил удержать власть над своим телом. – Нет! Отойди! Оставь меня!

«Ещё, ради Бога, ещё!»

Он смеётся, отходит на полшага и внезапно резким движением разрывает на мне рубашку. Его разные глаза — бледно-серый и голубовато-фиолетовый — одновременно вспыхивают восхищением и откровенным вожделением.

— А ты казался таким недотрогой, — он откровенно издевается, будя самое худшее, что осталось во мне от демонической сущности. Снимает перчатку и начинает ногтями царапать мою грудь до алеющих росистой влагой ссадин, с усмешкой глядя прямо в глаза.

Так хочется убить его… Если б только руки были свободны! Но тут же порыв безудержной ярости сменяется намерением броситься вперёд и искусать его губы, как он минуту назад искусал мои, а потом отдаться ему прямо в этой страшной комнате.

«Я сейчас умру, моя душа разорвётся надвое! Кто-нибудь, помогите…»

— Цузуки-сан, — длинные изящные пальцы быстро освобождают меня от наручников.

Обессиленный я валюсь на пол. Нет сил убегать. Что там бежать — нет возможности стоять, думать, дышать… Фигура молодого мужчины в расстёгнутом белом плаще склоняется надо мной. Недавний мучитель осторожно берёт мои пораненные запястья, прикладывает к своим губам, дует на них.

— Прости, мой драгоценный возлюбленный. Я был непозволительно груб, — он наклоняется, укладывает мою голову к себе на колени, заботливо укутывая меня в полы плаща.

— Оставь, — шепчу я, заведомо понимая, что проиграл. — Оставь меня в покое!

— Разве это то, чего ты действительно хочешь? — голос удивительно мягкий и спокойный. — Я освободил тебя. Так беги! Только учти, для тебя я могу быть любым: жестоким, словно хладнокровный убийца, таким ты меня уже знаешь. Или нежным, как юная девушка, такого меня тебе еще предстоит узнать. Ты просто скажи, какую часть моей души ты хочешь больше, и я стану для тебя таким.

Страх исчез. Осталось только острое, непреодолимое желание. Я усмехаюсь, молча снимаю с него очки. Кладу на пол, отодвигая подальше. Он не останавливает меня. Смотрит и улыбается. Вдруг мой ум поражает, как молния, мысль, что сейчас наши улыбки почти похожи.

— Будь со мной разным, — хриплым шёпотом, говорю я, удивляясь собственным смелым словам, — как твои глаза. Покажи всего себя, свет и тьму, без прикрас.

Он удовлетворённо кивает, сбрасывает плащ и расстилает его на полу, будто покрывало. Медленно расстегивает пиджак, аккуратно складывает в изголовье нашей импровизированной постели. За пиджаком следуют рубашка, брюки, ботинки, носки. И когда он уже остается передо мной — обнажённый, великолепный, сияя фарфоровой белизной кожи, то вдруг нетерпеливо привлекает к себе, срывает с меня остатки одежды и изо всех сил впивается в мои саднящие губы. Его руки ласкают меня то нежно, то почти жестоко. Пальцы вначале едва поглаживают соски, а потом неожиданно сжимают их до пронзительной боли; трепетно проводят по ягодицам, а затем безжалостно, до синяков стискивают бедра, впиваясь ногтями под кожу. Но мне так хорошо, именно этого я и ждал от него.

Мы оба возбуждены до пьянящего головокружения, до горячей истомы. Он садится на покрывало и сажает меня сверху, лицом к себе, прижимая мои колени к своей талии, и я уже не понимаю как, но он быстро входит в меня, и мне, как ни странно, совсем не больно. Наоборот, я испытываю невероятное наслаждение от нашей близости. Я плачу, кричу, обхватывая его за шею руками, зарываюсь в его волосы, двигаюсь с умопомрачительной скоростью, стремясь впитать, почувствовать, поймать как можно больше за отпущенные мгновения. Но мне мало, и ему тоже. В самый ответственный момент он выскальзывает из-под меня, несмотря на мои отчаянные протесты, переворачивает на живот и начинает гладить по спине, успокаивая.

Ложится сзади, обхватывая всей поверхностью своего восхитительного, безупречного тела. Целует, что-то шепчет на ухо, и вдруг неистово прихватывает зубами плечо с глухим, почти звериным рычанием. Меня пробивает дрожь.

Я снова чувствую его в себе — неудержимого, страстного. И всё повторяется сначала. Нарастающее возбуждение, почти экстаз, не достигнув апогея, срываются, когда он, дразня, покидает моё бунтующее тело.

Не выдержав, я переворачиваюсь, грубо хватаю его за плечи, оплетаю ногами и руками, заставляя прижаться к себе.

— Не отпущу! Не уходи! — вырывается из моих губ.

— Ты не столь давно требовал оставить тебя в покое? Разве нет? — с видом победителя смеётся он.

— Я тебя ненавижу! —, но фраза звучит фальшиво, и мы оба знаем это.

— Понимаю, — с коротким смешком кивает он. — Но желание быть со мной гораздо сильнее, и ты ничего не можешь с ним поделать. А моя страсть еще огромнее твоей, хотя тебе и кажется, что всё совсем наоборот. И я точно так же себя за это ненавижу. Ты уничтожаешь мой годами отработанный самоконтроль. Разбиваешь веру в то, что подобное влечение — лишь обман и иллюзия.

И с этими словами, без промедления войдя в меня снова, он несколькими уверенными движениями доводит нас обоих до желанной развязки. И я уже не помню, что кричу на пике наслаждения. Наверное, что счастлив, и мне хорошо, как ни с кем в жизни не было. Всё верно. Мы оба демоны. Только мы можем полностью удовлетворить друг друга.

Я вскочил, задыхаясь, и осмотрелся по сторонам. Я находился на скамейке под сакурами неподалеку от жилого корпуса Энма-Тё. Рядом со мной на деревянном сиденье застыл Хисока.

Глаза его были пугающе пусты. Он не шевелился, будто охваченный заклинанием неподвижности. Влажные пальцы юноши сжимали мою ладонь.

Я осторожно провёл по щеке Хисоки тыльной стороной кисти. Никакой реакции. Тогда я позвал паренька по имени. Снова ничего. Только из широко распахнутых глаз его вдруг скатились две слезинки.

— Цузуки-сан, — едва слышно вымолвил мой напарник. — Оказывается, тебе на самом деле нужен вовсе не я…

— Что?! — я не мог поверить своим ушам. — Хисока, о чём ты?

— О твоём сне… Или, скажешь, не помнишь, что тебе снилось?

Краска залила меня до кончиков ушей.

— Это всего лишь отвратительный кошмар!

— Не сказал бы, — горько усмехнулся он.

— Поверь, я сам себя презираю! Я бы рад был, если б мне такое вовсе перестало сниться!

— По отношению ко мне ты никогда не был таким, — с сожалением произнес юноша.

— Каким?

— Сгорающим от желания. Жаждущим. Ненасытным. Неужели Мураки так сильно сумел привлечь тебя?

— Я ненавижу его всеми фибрами души, как и ты!

— Почему же ты тогда с таким удовольствием занимаешься с ним любовью в своих снах?! — закричал мой напарник. — Не лги хотя бы самому себе!

В тот миг я остро осознал его чувства, даже не будучи эмпатом.

Я не знал, что ему ответить, как разубедить… Внезапно юноша с грустью посмотрел на меня и произнёс:

— Даже если однажды ты сделаешь это с ним наяву, я всё равно буду продолжать любить тебя, — с этими словами он встал со скамейки и поспешил прочь вдоль по аллее.

Я раскрыл рот, желая его окликнуть или броситься за ним, но понял вдруг, что не сумею сейчас изменить ситуацию в лучшую сторону, только всё окончательно испорчу. И решил запастись терпением и выждать время, а потом попытаться еще раз доказать Хисоке, что он ошибается насчёт меня.

На следующей неделе Вакаба притащила в наш отдел весьма забавный квест, разработанный наскоро кем-то из персонала Дворца Свечей. Коноэ-сан сразу всех предупредил: «Увижу вас занятыми не работой — прибью по второму разу, не посмотрю, что вы бессмертные». А мой завтрак, обед и ужин в случае доказанного свидетелями злонамеренного безделья пообещал отнять у меня и съесть самолично.

Но разве кому-то суровое предупреждение босса помогло отказаться от забавы? Нет, конечно. Я сразу попросил Вакабу прикупить шефу побольше коричных рулетов и отнести в кабинет с утра пораньше. После чего мы всем отделом с чистой совестью приступили к совместным путешествиям по виртуальному миру.

Спустя три часа в помещении заморгал свет, а потом и вовсе упало напряжение ниже критической черты, отправив все наши компьютеры в одновременный аут.

— Не-е-ет! — раздавались изо всех углов отчаянные вопли синигами. — Только не сейчас, когда я почти добрался до заколдованной башни!

— А я сундук с сокровищем откопал!

— А я почти уговорил нового шики присоединиться ко мне!

— Замолчали все немедленно! — холодно скомандовал Тацуми. — Меня куда больше интересует, почему ни у кого из нас до сих пор нет качественных блоков бесперебойного питания?!

— А потому что, — язвительно поделилась догадками Вакаба, — кое-кто проел все запланированные на апгрейд деньги в позапрошлом месяце. Туда же особой статьей входили и средства на закупку новых блоков взамен сгоревших пять недель назад во время каких-то странных опытов Ватари! Ты не знаешь, Цузуки-сан, кто бы это мог быть? — хитро полюбопытствовала девушка.

Я ощутил всей поверхностью кожи, как в темноте на мне скрестились многочисленные рентгеновские лучи откровенно неприязненных взоров. И чего всегда оказываюсь виноват именно я? Ну да, я чаще других захаживаю в разные кафе и магазины, особенно в кондитерские отделы, но это же не повод обвинять меня сразу во всех грехах!

— Ладно, ладно, — примирительно заговорил Тацуми, — сейчас я пойду и попробую разобраться, что произошло. Чёрт! — послышался грохот.

Очевидно, в непроглядной тьме мой бывший напарник врезался в допотопный ксерокс, украшавший окно напротив.

Больно, знаю. Сколько раз сам в эту железяку лбом вписывался, причём при свете дня…

Наконец, ответственный секретарь Энма-Тё выбрался наружу в коридор, по которому со свечами в руках носились сотрудники остальных отделов, пытавшиеся понять, что случилось.

Один я оставался совершенно спокойным, как золотой Кришна. Или Будда? Да ну их, вечно путаю!

Я и так достаточно переволновался на прошлой неделе, когда Хисока перестал общаться со мной и удостаивал лишь коротким кивком в качестве приветствия по утрам и в конце рабочего дня.

Новых расследований на Земле не намечалось, поэтому шеф никуда не отправлял нас вдвоём, и Хисока, кажется, только радовался этому обстоятельству. Мой напарник по-прежнему переживал из-за меня, но он испытал слишком сильное потрясение, подсмотрев худший из моих снов. И, безусловно, хотел дать мне шанс разобраться в своих чувствах самому.

А я не представлял, как теперь убедить его, что мне не нужен никто, кроме него, и что мои сны — просто ненавистные кошмары. Не зная, как подступиться к разговору, я каждое утро кивком отвечал на его молчаливое приветствие и стыдливо отводил глаза в сторону.

Подача электричества возобновилась час спустя.

Встряхнувшись от мрачных мыслей, я взглянул на компьютер и убедился, что он перезагрузился и готов к работе. Я с предвкушением подумал о продолжении интересной игры, но тут внезапно заметил, что над стрелкой «мыши», случайно оказавшейся на значке сетевого окружения, высветилось сообщение: «Найдено два новых соединения».

Немного удивившись, я раскрыл список подключений. Быть не может… «Слетели» защитные пароли с компьютера шефа и с архива! Я едва удержался от злорадного желания потереть руки. Вот сейчас я и посмотрю, что там у босса на жёстком диске творится! Готов поспорить, основное место занимает куча игр и список контактных телефонов земных кондитерских, а отнюдь не папки с текущими делами.

Уже почти двинув мышью в сторону иконки, обозначающей вход в компьютер Коноэ-сан, я вдруг остановился и в крайней задумчивости взглянул на второе соединение: архив, который скрупулёзно, многие сотни лет, ведут Гусёу-сины. Место, где хранятся тайны всего Мэйфу.

Нет, это, пожалуй, гораздо увлекательнее, нежели чем рыться в маленьких секретах шефа! Тем более, благодаря Тацуми, мы и так в курсе почти всех его слабостей и часто пользуемся этой неофициальной информацией, чтобы отвлечь внимание босса.

Я осторожно высунулся из-за монитора и внимательно осмотрел комнату. Все вернулись в кресла и увлеченно продолжали играть. Похоже, никто не заметил, что во время перезагрузки открылся доступ к крайне любопытной информации. Неизвестно, сколько у меня еще есть времени, прежде чем пароли восстановят, и я уже никогда не загляну в святая святых, куда мне в жизни и кончика носа сунуть не дадут!

Даже если мои манипуляции обнаружат в процессе лазания по файлам, то всегда можно оправдаться тем, что это же не я вскрывал пароль.

Решившись, я щёлкнул по иконке. На экран мгновенно высыпала куча папок: «Информация о далеком прошлом Мэйфу», «Информация о сильнейших проклятиях и заклятиях», «Информация о пропавших и до сих пор не найденных душах», «Информация о магии и амулетах«… Господи, сколько всего! Мне в жизни не просмотреть и тысячной доли. Немедленно ставлю на скачивание вторую и четвертую папки. Вдруг там найдется ответ на вопрос, как избавить от проклятия Хисоку?

«Информация о запрещённых к использованию изобретениях». Вот это да! Ватари бы плясал от радости, заполучив эту папку. Наверняка там полно всяких любопытных вещей. Ничего, захочет — сам скачает. Нечего бегать, где попало, пока тут столько интересного происходит.

«Дворец Свечей: подробный план коридоров, комнат, чердаков, ловушек и пыточных камер». Ну, нет. Как-нибудь в другой раз. Только плана пыточных камер мне сейчас не хватает, чтобы взбодриться!

А это что? «Полные досье всех серийных убийц, начиная с 1250 года«…

Полные? Получается, досье, представленные нам шефом для расследований, сокращались? Выходит, начальство сочло, будто нам не надо владеть всей информацией? Стоп. О чём я думаю? Зачем мне вообще сдалась эта папка? Лучше поглядеть, что еще тут Гусёу-сины своими шустрыми лапками натюкали за последние годы всеобщей компьютеризации Мэйфу…

Но рука сама по себе вернулась к предыдущей папке.

Я только одним глазком взгляну. Наверняка не увижу ничего нового, и всё же…

Не понимая до конца, зачем мне это нужно, я быстро открыл папку.

Внутри оказалось множество вложенных подпапок, рассортированных по десяткам лет. Я нажал стрелку вниз и держал её, пока она не достигла 1990 года. Алфавит латинский. Не страшно, я любой могу читать, включая арабский и иврит. Многолетний опыт. Где-то тут, на букву «М«… Странно, нет.

На всякий случай я выбрал команду «поиск файла», но и он не дал результатов. Почему? Или… данные сортируют по году рождения преступников? Тогда это должно находиться в папке с 1960 по 1970 год.

Есть! С бешено стучащим сердцем я щелкнул по файлу «Мураки Кадзутака-1965-Япония» и застыл, не веря своим глазам. Я ожидал увидеть, что угодно, только не это. С экрана на меня смотрело задумчивое лицо Хисоки. Только глаза мальчика были не интенсивно-зелёными, а нежно-голубыми со стальным отливом.

Сходство оказалось настолько поразительным, что я едва не утратил способность дышать. Почти одно лицо. Я впился в фотографию с необъяснимым жадным любопытством. Рассматривал черты до мельчайших подробностей, не имея сил оторваться. Жестокий убийца, которого я ненавидел… Как же так получилось, что некогда у тебя были вполне человеческие глаза? Да такие ясные! И как вышло, что, встретив спустя пятнадцать лет юношу, похожего на тебя почти как две капли воды, ты не пощадил его?

«Сохранить файл». Указательный палец дрожал так, что мне едва удалось нажать на кнопку.

Досье перекачалось на компьютер. Я закрыл оба более не нужных соединения. Теперь, коль скоро меня не поймали на месте преступления, начну изучать полученную информацию. И, прости, Хисока, но первым прочту досье нашего злейшего врага… Для меня сейчас жизненно важно понять, как мог юноша, настолько похожий на тебя, превратиться с годами в чудовище, не способное никого любить, никому сострадать и в глубине души, похоже, абсолютно не желающее жить.

Я открыл файл и погрузился в чтение.

К концу рабочего дня, когда все сотрудники с покрасневшими от напряжения глазами, расходились по своим комнатам отдыхать от трудов праведных, я всё ещё сидел за компьютером, делая вид, будто заканчиваю отчёт. Хисока едва удостоил меня кивком, направляясь к дверям вместе с Вакабой. Я тоже ответил вежливым поклоном, только с более тёплым выражением лица, нежели он. Мой напарник нахмурился, нервно закусил нижнюю губу и пошёл к выходу.

«Ничего, — размышлял я про себя, — все наладится. Я объясню ему».

Но окончательно перепутавшиеся мысли ушли в сторону, и я снова погрузился в анализ полученной информации.

«В досье указано: любил живопись, классическую музыку, отлично рисовал. Собирал кукол ручной работы. Родители ему их покупали десятками. У него целая комната была заставлена куклами! Только родители никогда не играли со своим чадом, а тратили свободное время на походы по званым обедам и взаимные оскорбления по вечерам. Да что же это за семья такая, где ребёнку вместо любви дарят фарфоровых кукол?! А потом приводят в дом сумасшедшего брата, который в один не прекрасный момент решает умертвить всю семью! Мураки всегда жил в одиночестве, а в итоге потерял и последнее, что имел — иллюзию дома. Если уронить куклу на пол, она расколется. Какая-то часть души мальчика безвозвратно разбилась тогда. Впрочем, наверняка, с ним случилось что-то ещё, чего не знаю ни я, ни подчиненные Графа, накопавшие это досье».

Впервые с того момента, как очутился в Мэйфу, я не спал почти всю ночь, просматривая остальные файлы. Я довольно быстро обнаружил описание заклятья, наложенного на моего напарника. Еще раз с горечью убедился, что нет иного способа снять проклятие, кроме как убить наложившего его.

Второе — и это я как нельзя более своевременно узнал, учитывая последующие события, — синигами, вольно или невольно уничтоживший одного человека, чтобы спасти другого, исчезал навеки. Уходил бродить неприкаянным духом в пустоту. Подобное наказание гораздо ужаснее ада. Из ада есть возврат. Из пустоты вернуться практически невозможно. Довольно часто изгнанием в пустоту наказывалась душа человека, заключившего при жизни определенные виды договоров с синигами, например, на везение или силу. Как ни странно, после смерти такую душу с наибольшей степенью вероятности мог вызволить именно тот самый Бог Смерти, с которым человек заключал договор. Позже спасённый должен был либо превратиться в синигами, либо, чтобы избежать трансформации и вернуться на Землю, в течение первых трёх дней пребывания в Стране Мёртвых вспомнить своё настоящее имя, что, естественно, было затруднительно, ибо память поглощалась полностью при попадании в Мэйфу.

Было, правда, ещё одно редкое проклятие для Бога Смерти, нарушившего запрет на спасение человека: заключение внутри кристалла, условно называемого «амулетом синигами». Из файла шла ссылка на другой документ в папке «Информация о магии и амулетах». Разумеется, я последовал по ссылке и продолжил чтение, хваля себя за то, что весьма благоразумно скачал их обе!

Оказывается, первый, кто подберёт амулет синигами, становится его владельцем, если только по доброй воле не подарит или не продаст камень кому-то другому.

Украсть талисман невозможно. При прикосновении к нему чужой руки, камень немедленно сжигает покусившегося. Исключение могут составлять кровные родственники хозяина и заключённой в талисмане души. Однако пусть они и не умрут при прикосновении к камню, амулет всё равно не будет исполнять их желания. Душа Бога Смерти, находящаяся внутри кристалла, обычно имеющего вид алмаза, рубина, сапфира или изумруда, вынуждена служить своему хозяину до самой его смерти, даря энергию на исполнение практически любых его прихотей. Владелец, зная имя заключённого в амулете синигами, способен вызвать того раз в месяц в полнолуние и задать любые вопросы. Также хозяин амулета, если знает имя служащего ему Бога Смерти, может приказать синигами отдать ему всю свою силу.

Бог Смерти обязан подчиниться подобному требованию, после чего талисман раскалывается, а синигами исчезает в пустоте. Человек же, получивший силу синигами, может прожить, не старея, до пятисот лет, при этом владея различными способностями Бога Смерти, включая телепортацию и умение становиться невидимым.

Если владелец кристалла умирает внезапно и не успевает подарить или продать амулет кому-то, талисман опять переходит к первому, кто его найдёт.

Хозяин имеет власть освободить душу синигами из кристалла, но это сделать достаточно непросто. Для этого владелец между сто девяносто девятым и девяносто девятым днями до начала нового тысячелетия должен найти место на Земле, где «в едином круге сходятся пять стихий, при этом вернув парный амулет назад в небытиё, иначе все миры разрушатся». Этот фрагмент текста я не вполне понял, но, тем не менее, продолжил читать дальше.

В миг полного солнечного затмения, наблюдаемого из выбранной точки, надо было дотронуться до кристалла, высказав вслух пожелание об освобождении души из талисмана. Только при таком условии связанный проклятием Бог Смерти получал свободу.

Если хозяин талисмана при жизни пожелал бы, чтобы его амулет больше не принадлежал никому, то в день его смерти камень разрушался, а заключённый внутри синигами отправлялся следом за хозяином в ад, либо в рай.

Другие файлы тоже содержали весьма любопытную информацию, но для меня она не имела значения.

Я посидел некоторое время, чтобы переварить прочитанное, затем выключил компьютер и вышел из комнаты, направляясь к себе. В полутёмном коридоре жилого крыла я неожиданно наткнулся на Хисоку. Он сидел возле входа в мою спальню, опершись спиной о стену, обхватив руками колени, и тихо посапывал во сне.

Улыбнувшись про себя, я присел рядом и поцеловал его светлую макушку. Хисока вздрогнул, поднял голову и спросонья заморгал.

— Цузуки-сан?

— Он самый. Что у тебя стряслось?

Ни слова не говоря, юноша крепко обнял меня за шею, тесно прильнув ко мне.

— Да какая разница, что тебе снится! У каждого из нас полно всякого в голове. И потом — наяву ты не пытаешься искать с ним встреч!

— Наконец-то, — с облегчением выдохнул я. — Идём, хоть поспишь нормально.

Впервые в ту ночь Хисока не ощутил боли, прикасаясь ко мне. Нас обоих этот факт приятно удивил, однако нам всё равно пришлось притормозить на полпути. Наверное, слишком перенервничали оба в эти дни.

Мы немного поговорили, лёжа рядом под одним одеялом, стараясь не затрагивать неприятных тем. В конце концов, паренёк заснул, а я бодрствовал до рассвета, размышляя над идеей того, как было бы здорово иметь возможность менять в судьбе некую поворотную точку, хоть раз в жизни. Такое счастье, разумеется, никому не выпадает, а было бы неплохо. Я бы выбрал стать обычным парнем и жить с Хисокой где-нибудь в спокойном месте. Только он и я. Думаю, мы были бы счастливы, но…

Почему передо мной всплывают совсем другие глаза? Серо-голубые, полные отчаяния и грусти. Неужели по закону ассоциаций теперь так всегда и будет: вспоминая Хисоку, я начну думать о другом мальчике, чья жизнь не сложилась, и он начал калечить чужие судьбы?

Наваждение какое-то!

Однако предательская мысль уже оформилась и всплыла из подсознания: «Если бы Мураки имел возможность повзрослеть, не имея никаких шрамов в душе, он стал бы весьма интеллигентным, умным и – о, да, кстати! — бесконечно привлекательным мужчиной! И что тогда бы ты делал, Цузуки? Как бы ты вёл себя, если бы страх и ненависть не стояли между вами?»

От этой мысли к щекам прилила кровь. И, чёрт бы всё побрал, не только к щекам. Я словно физически ощутил боль от ссадин на груди, жадные, глубокие поцелуи и невольно провёл свободной рукой по полуоткрытым губам. Безумие. Просто — безумие.

Нет. Об этом надо забыть. Это невозможно. Этого никогда не будет.

Разве можно изменить чужую судьбу?

Но если б было возможно, тогда… Я бы выбрал поворотной точкой тот день, когда должен был умереть отец Кадзутаки. До этого дня в душе мальчика ещё не было тьмы. Потом, когда Мураки узнал правду о смерти родителей, ненависть в нём только росла и крепла, пока не превратила его в чудовище. Пострадали Хисока, Мария, Цубаки-химэ, Ирэн, Марико и ещё многие.

Изменив судьбу Мураки, можно было бы спасти всех погибших от его руки и одновременно снять проклятие с Хисоки. Вернее, не дать юноше вовсе оказаться проклятым. Как бы плохо к нему ни относилась его семья, однажды Хисока ушёл бы от них и построил собственную жизнь.

Словно своими алогичными мыслями в тот миг я создал некое новое будущее. И я скорее обрадовался, нежели удивился, когда узнал, что Ватари изобрёл машину времени.

Впрочем, до этого дня случилось ещё много разных тревожных событий.

====== Глава 4. Рубин. Изумруд. Аметист ======

На имя Цузуки Асато амулет не откликался. Ни утром, ни в сумерки, ни днём, ни даже в рождественскую ночь мне не удалось добиться никакой реакции.

Впрочем, подобное ни в малейшей степени не говорило о том, что душу хранителя вызвать невозможно. Я возлагал большие надежды на грядущее двадцать девятого декабря новолуние, рассчитывая за оставшиеся дни лучше изучить остальныесвойства талисмана.

То, что главной функцией рубина являлась защита моей жизни, выяснилось путём несложного эксперимента. Достаточно было прийти после празднования Рождества в три часа ночи в бар в окрестностях Тиба и нарваться на скандал с первым подвернувшимся под руку субъектом, пребывающим в нужной кондиции.

Подобных господ, постоянно ищущих повод для драки, я выделяю из толпы безошибочно. Они обычно и с трезвых глаз не задумываются о последствиях своих поступков, а под воздействием алкоголя становятся совершенно неуправляемыми.

Мой отец являлся классическим представителем данного типа. Мне и матери подчас даже говорить ничего не приходилось, чтобы вызвать у него приступ безудержного гнева. Именно на такой эффект я и рассчитывал, усаживаясь за стойку в непосредственной близости от выбранной «жертвы».

Молодой мужчина лет двадцати трёх, в гордом одиночестве поглощавший сакэ, долго изучал меня боковым зрением. Потом пальцы его начали мелко вздрагивать, что говорило о возрастающем напряжении и, наконец, поскольку я продолжал заинтересованно наблюдать за ним, он в грубой форме предложил мне отвалить, ибо свободных мест вокруг предостаточно, а «моя рожа его раздражает».

Разумеется, я не пошевелился, вместо этого озвучив своему оппоненту весьма оскорбительный для слуха профана в медицине диагноз из области психопатологии. Тогда-то об мою голову и попытались разбить початую бутылку гиндзё-сю*, а когда это не удалось сделать, на меня замахнулись барным табуретом.

Я не стал уклоняться, с нетерпением ожидая действий со стороны талисмана, и они не замедлили последовать. Завёрнутый в шёлковый платок рубин, лежащий во внутреннем кармане пиджака, вдруг ощутимо потеплел сквозь многочисленные слои ткани.

Табурет выскользнул из рук нападавшего, пролетел возле моей щеки и впечатался в противоположную стену бара, сбив по пути ёмкость с зеленоватым пойлом с одного из ближайших столов. Четверо молодых людей примерно того же возраста, что и мой вспыливший испытуемый, дружно вскочили на ноги с одинаково перекошенными лицами. Весь их облик явно указывал на готовность к ответным действиям.

К разгневанным посетителям с противоположных углов бара поспешили двое официантов. Первый принялся суматошно приводить в порядок поверхность стола, второй, заметая осколки с пола, уверял, что «пусть господа не беспокоятся, им принесут новый заказ совершенно бесплатно».

Бармен, наблюдая со стороны за всей этой суетой, меланхолично произнёс, обращаясь к моему приутихшему собеседнику:

— Уважаемый господин, мы включим в ваш счёт стоимость разбитой посуды и испорченного спиртного. У нас приличное заведение, поэтому ваш штраф составит сумму в двенадцать тысяч пятьсот йен. Надеюсь, вы не станете возражать?

Возражений, естественно, не последовало. Жертва моего очередного опыта с талисманом залпом допила сакэ и сумрачно уставилась в тарелку с истерзанным сашими.

Воспользовавшись удобным моментом, я покинул бар.

Дальнейшие проверки смысла не имели, ибо на моей памяти уже происходил случай, когда амулет спасал меня, даже находясь в банковской ячейке.

Пять лет назад по дороге на работу я попал в аварию и едва не лишился правого глаза. Осколки лобового стекла срезали мне несколько прядей волос и пропороли кожу на виске. Глаз уцелел чудом. Помню, я целый час разбирался на дороге с близоруким конторским служащим, въехавшим в мою «Тойоту Краун». Тогда я даже ни на мгновение не задумался, а было ли случайностью то, что абсолютно все осколки, которые могли меня ослепить, пролетели мимо?

Сегодня я убедился в том, что амулет, похоже, защищал мою жизнь и здоровье всегда, вне зависимости от его местонахождения.

За предыдущие дни я также выяснил, что мой талисман не исполняет желаний.

Потом, немного поразмыслив, я предположил, что просто не умею их загадывать, и задумался, в чём может заключаться ошибка. На четвёртый день ко мне пришло озарение: всё загаданное мной до сего момента для меня же самого не имело ни малейшей ценности.

Утром двадцать восьмого декабря я от чистого сердца пожелал, чтобы мои родители срочно отправились в путешествие на острова, дабы мне не пришлось выносить утомительное мероприятие под названием «новогодняя семейная трапеза». Как говорится, мелочь, а приятно. Отец и мать любили отдавать дань традициям, а я каждый год страдал, будучи вынужден совершать пустые ритуальные жесты, в которых лично для меня не осталось никакой внутренней сути.

Буквально через четыре часа отец позвонил мне на мобильный и, извиняясь, сообщил, что новогодний ужин в лоне семьи отменяется, ибо они с матерью вечером улетают на Филиппины. Я изобразил сильное удивление и пожелал им приятного отдыха.

Что ж, надо признать, амулет всё-таки исполнял некоторые желания.

Но на имя Цузуки Асато он по-прежнему не реагировал.

Отчаявшись добиться от камня хоть каких-нибудь признаков жизни, я придумал новый план, как связаться с Цузуки. Чистая импровизация, конечно, но не попробовать этот способ наряду с остальными я не мог. И позвонил в частную клинику Дайго.

Чизу-тян встретила меня своей всегдашней обаятельной улыбкой. Тёмно-синий костюм в сочетании с белой блузкой был ей очень к лицу, о чём я незамедлительно сообщил.

Мой комплимент Чизу, как всегда, встретила недоверчивым хмыканьем и покачиванием головы. Предложив мне удобное кресло и чашку крепкого кофе, она спросила без лишних предисловий:

— Итак, зачем тебе сдался этот ребёнок?

— Профессиональный интерес. Это была операция на грани невозможного. Хочу посмотреть, как идёт процесс выздоровления, да и общее состояние оценить не мешало бы. Пригодится для дальнейшей практики.

— Слушай, — она подошла ко мне вплотную и вцепилась пальчиками в верхнюю пуговицу на моей рубашке, начиная нервно теребить её: извечная привычка ещё со времён в университете. — Ты всё сделал отлично. Состояние пациента стабилизировалось через несколько часов после операции. Отторжения пересаженной почки не наблюдается. На снимках головного мозга аномалий не обнаружено. Заживление тканей идёт быстро. При надлежащем уходе, который мы ему, безусловно, обеспечим, парня через три месяца можно будет выписывать. Как профессор медицины и твой коллега я ставлю тебе твёрдое «А», но … Лучше бы тебе не тревожить сейчас его. Он плохо реагирует на новые лица. Если честно — совсем плохо.

— В чём это выражается?

— Парень не позволяет никому прикасаться к себе. У него начинаются спазмы. Приходится постоянно вводить ему седативные, а порой даже и снотворные препараты, чтобы просто сменить повязки. Насколько мне известно, только жертвы насилия реагируют на прикосновения подобным образом.

— А говоришь, он в порядке! Какой же тут порядок?

— Я имела в виду — физически. На уровне психики дела печальные, это точно. Причём Куросаки-сан категорически отказывается от услуг психотерапевта, а несколько встреч с нашим специалистом ему не повредили бы. Слушай, у тебя ведь многогранный талант. Может, тебе действительно следует поговорить с ним, чтобы понять, в чём дело? Только не спрашивай о его семье.

— Да как же не говорить об извечном корне всех трудностей?! Я думаю, даже если я ничего напрямую не спрошу, он сам заговорит об этом тем или иным образом.

— Но ты не дави, хорошо? Там… всё ужасно. Правда.

— Ты что-то знаешь?

— Пришлось узнать, — Чизу уселась в кресле напротив меня, сложила руки на коленях, не зная, стоит ли продолжать, наконец, со вздохом вымолвила. — Вся подноготная всплыла именно в результате аварии. В разбитой машине были найдены, кроме настоящих, поддельные документы на имя Юрики и Фудо Кобаяси. Полиция заинтересовалась этим фактом и начала расследование. Оказалось, что Куросаки-сан тайно покинул дом отца около полугода тому назад с некоей Асахиной Фудзивара, являющейся его двоюродной сестрой. На данный момент вышеозначенная особа находится в одном из частных роддомов. Она утверждает, что Куросаки — не отец её ребёнка, однако непонятно, почему в таком случае они бежали вместе и скрывались в течение пяти с половиной месяцев в Ниигате по фальшивым документам. Всё это время их безуспешно разыскивала полиция. Остаётся только гадать, как им удалось столько времени водить всех за нос. Куросаки-сама, кроме всего прочего, обвинил сына в краже из его сейфа ста миллионов йен. Глава семьи уже оповещён о несчастном случае, происшедшим с его сыном, но он сказал по телефону, что приедет не раньше, чем непутёвый отпрыск встанет на ноги и будет готов отвечать перед судом. Денег на операцию отец, кстати, не давал. С тобой договаривались и оплачивали все расходы по поручению Фудзивара-сан.

— Начинаю подозревать, что пропавшие деньги ушли в мой карман.

— Нет. На самом деле Асахина-сан получила наследство после смерти родителей, но имела право начать распоряжаться своим банковским счётом только после наступления совершеннолетия. Неделю назад ей исполнилось двадцать. На её счёте, судя по всему, находилась гораздо более внушительная сумма, чем та, что была похищена у Куросаки-старшего. Насколько мне удалось выяснить, Куросаки и Фудзивара — две довольно влиятельных семьи, известные в аристократических кругах, поэтому побег сына и скандальная беременность племянницы однозначно бросят тень на их репутацию. Впрочем, Фудзивара-сан теперь, скорее всего не вернётся обратно, хотя это и будет означать для неё утрату статуса и имени.

— Каким образом она вообще узнала о том, что её кузену требуется операция? В её-то положении…

— Она оказалась в родильном отделении лишь сутки спустя после аварии, происшедшей по пути из Ниигаты в Токио. Фудзивара-сан почти не пострадала, если не считать нескольких ушибов и порезов разбитым стеклом. Впрочем, на моей памяти это далеко не первый случай, когда из двоих, попавших в автокатастрофу, один находится на волосок от гибели, а на втором практически не остаётся ни царапины. Однако стресс от случившегося и сильная встряска в машине спровоцировали у Фудзивары-сан преждевременные роды. К счастью, восьмимесячная малышка родилась здоровой. Я недавно узнавала.

— Впечатляющая история.

— И это всё, что ты способен сказать? Кадзу, ты законченный, неисправимый, гнусный циник.

— Я и не отпираюсь, моя милая Чизу-тян.

— Прекрати фамильярничать! Я, между прочим, директор престижной клиники! — но губы её дрогнули, готовясь улыбнуться.

— А я ещё и владелец своей. Тоже не самой худшей, кстати, — заметил я, аккуратно смахивая с рукава незримые пылинки.

— Ты беззастенчиво пользуешься своей популярностью! Будто я не знаю, какие суммы подчас готовы платить пациенты сверх установленных государством лимитов для частных клиник, лишь бы попасть именно под твой скальпель, а ты никогда не отказываешься от вознаграждения.

— Само собой. Я не альтруист. Если люди хотят платить именно мне, значит, я делаю свою работу лучше остальных.

— Кто бы сомневался! Однако половина твоих клиентов долечивается потом у меня, чтобы не стать после выздоровления банкротами. В частности, тот же Куросаки.

— Отлично. Я обеспечиваю бизнес нам обоим.

— Здоровье людей — не бизнес! — возмутилась Чизу.

— Жизнь человека от рождения до смерти — сплошная череда экономических сделок с другими людьми и со своей совестью.

— Ты действительно так думаешь?! — теперь её брови сошлись в гневную линию над переносицей.

Боже, как мне нравится её дразнить. Она такая милая в эти моменты.

— То, что я думаю, темно и глубоко, как дно Марианской впадины.

— Довольно с меня твоей философии. Идём, я провожу тебя к Куросаки-сан!

Перед дверью палаты со скучающим видом маячила фигура в полицейской форме.

«Папаша постарался, дабы второй раз отпрыска не упустить», — хмыкнул я про себя, переступая порог и начиная с невольным интересом разглядывать бледное лицо юноши, изукрашенное следами заживающих кровоподтёков.

Парень крепко спал, однако стоило мне приблизиться к нему, как он распахнул свои глаза цвета весенней травы, словно почуял моё присутствие.

— Добрый день, Куросаки-сан, — заговорил я. — Разрешите представиться, моя фамилия Мураки. Я тот самый хирург, который оперировал вас. Мне необходимо проанализировать ваше текущее состояние, если вы не против.

Юноша кивнул, глядя мимо меня на стену напротив, однако я заметил, что его щёки неожиданно покрылись ярко-розовыми пятнами.

— Вам нехорошо?

— Нет, сенсей, — он попробовал сказать это громче, но тут же закашлялся и умолк.

Я налил ему воды из графина, помог приподняться на подушке и заставил выпить пару глотков.

— Не напрягайтесь. У вас голосовые связки были задеты. Они заживут, но сейчас вам необходимо говорить шёпотом. Ясно?

Парень кивнул.

— Вот и молодец. Хороший мальчик.

Сказал — и сам мысленно дал себе пинка. С какой это радости я вдруг заговорил фразами моего драгоценного братца? Особенно, если учесть, в каком контексте он некогда говорил те же самые слова мне. Ладно, спишем на работу подсознания. Старина Фрейд говорил, защитные механизмы могут давать сбои. Что-то у меня в последнее время часто сбоит, особенно после вечера, проведенного в Гинзе в компании синигами.

Куросаки удивлённо воззрился на меня, но тут же снова отвёл глаза к стене. Одно из двух: или он слишком застенчивый, или я сегодня отвратительно выгляжу. Хотелось бы предположить первое.

— Швы вас сильно беспокоят?

— Нет.

— Дайте-ка взглянуть, — и я протянул руку, чтобы откинуть простыни.

Юноша внезапно сжался и зажмурился, будто ребёнок, которого собираются выпороть ремнём. Похоже, Чизу права. Действительно, столь выраженная фобическая реакция бывает лишь у жертв насилия.

— Если вам неприятны осмотры, вы должны сказать об этом, — я отвёл руку назад, показывая, что не намереваюсь совершать нежелательные ему действия. — По крайней мере, медицинский персонал будет знать, почему вы отстраняетесь.

Парень открыл глаза и снова уткнул взор в стену.

— Я вёл себя глупо. Осмотрите меня, пожалуйста.

Тем не менее, когда я опять откинул покрывало и начал осторожно ощупывать кожу вокруг швов, Куросаки-сан задержал дыхание и почти не шевелился.

— Больно?

— Нет, сенсей.

— Здесь?

— Немного.

— Тут?

— Чуть-чуть.

— Очень хорошо. Сейчас ознакомлюсь с вашей картой. Вы нормально себя чувствуете?

— Да, — он облегчённо выдохнул.

Я взялся за карту, но не удержался от вопроса.

— Вы способны терпеть достаточно сильную боль, как я выяснил, ибо швы, конечно, не могли перестать беспокоить вас так быстро. Но почему вам неприятен осмотр?

Долгое молчание.

— Не хотите отвечать? Это ваше право.

— Всё зависит от того, кто до меня дотрагивается, — тихо промолвил Куросаки-сан.

— И в чём моё особое преимущество перед здешними медсёстрами? — я постарался придать голосу шутливые интонации.

— У вас… лёгкие прикосновения.

— Да ну?

— Это правда, — он вдруг тепло посмотрел на меня. — Вы действительно лучший в Токио, сенсей. Спасибо вам за всё, хотя я и понимаю, что одного «спасибо» тут мало.

— Я всего лишь делал свою работу. Но за ваше «спасибо» получите мое «на здоровье». А теперь подставляйте сюда вашу не загипсованную руку, будем измерять давление.

Кажется, из-за рассказа Тацуми у меня всё-таки развился комплекс вины по отношению к этому мальчишке.

А ведь я пришёл сюда совсем с другой целью — проверить, не пробудится ли душа Цузуки от встречи с другом из прошлой жизни. Талисман же, вопреки моим ожиданиям, с того момента, как я вошёл в палату, вёл себя, словно обычный камень. От него даже не ощущалось привычного тепла.

Писк электронного манометра заставил меня отвлечься от размышлений.

Я посмотрел на показания прибора.

— Давление у вас очень низкое, Куросаки-сан, да и уровень гемоглобина, как я увидел из карты, критический. Советую попросить кого-нибудь приобрести для вас икру осетровых, но, к сожалению, она импортная и, соответственно, дорогая. Есть другое эффективное средство. Можно употреблять перемолотую гречневую крупу с мёдом по одной столовой ложке в день и пить по два глотка гранатового сока. Это, кстати, обойдется намного дешевле и совсем не повредит в дополнение к витаминам, которые вам прописали.

— Спасибо, сенсей, но никто ничего для меня делать не будет. У меня нет родственников в Токио. А у Асахины-тян, моей кузины, сейчас другие заботы. Она никак не сможет прийти.

— Но ведь кто-то из семьи вас навестит? Мать, отец, братья или сёстры?

— Отец не появится. И матери приехать не позволит, — Куросаки нахмурился. — Он считает, будто я обокрал его. Но я ничего не брал из дома, кроме своих же документов! Я не лгу! — юноша вдруг протянул руку и коснулся моего запястья.

Амулет в кармане внезапно стал ледяным. Зрачки Куросаки-сан неестественно расширились, лицо застыло, будто он утратил способность воспринимать окружающее.

Я осторожно высвободил свою руку.

— Вам не нужно оправдываться. Я не судья и не полицейский.

Взгляд парня снова стал осмысленным.

— Я просто не хочу, чтобы вы думали, будто спасли жизнь преступнику!

— На преступника вы походите так же мало, как я на оябуна Ямагути-гуми**.

Куросаки смущённо фыркнул, а затем не выдержал и рассмеялся.

— Ну вы даёте, сенсей… Такое говорить!

— Не беспокойтесь, полиция обязательно во всём разберётся. Поскольку вы невиновны, вас оправдают.

— Но перед этим должны найти настоящего вора, не так ли?

— Не обязательно. Преступника могут искать ещё долго, а вас отпустят.

— Правда?

— Конечно.

«Наивный пацан. Надеюсь, ему повезёт. Подозреваю, что деньги вообще никуда не пропадали, но он сбежал вместе с перспективной невестой, которую его старик мечтал «пристроить» в какую-нибудь высокопоставленную семью. Теперь мстительный папаша пытается проучить собственного сына и племянницу. Хочет, чтобы они оба приползли к нему, умоляя о прощении. Впрочем, Куросаки-младший скорее в тюрьму сядет, чем поступит так, это я по его глазам вижу».

Амулет в кармане по-прежнему оставался холодным.

Значит, его реакция не была защитой, необходимой лично мне. Сволочной камешек. Исключает любую возможность появления эмоций у скрытой в нём души. Посмотрим, станет ли он опять тёплым, когда «опасность» минует?

— Что ж, мне пора, — я встал с места.

— Вы ещё придёте, сенсей?

Вопрос застал меня врасплох.

— Ваш лечащий врач — компетентный специалист. Здесь хорошая клиника. Вряд ли мне есть смысл сюда приходить. Я просто решил убедиться, что с вами всё в порядке, ведь у вас был крайне сложный случай.

— Понимаю. Спасибо за заботу, сенсей.

Он расстроен? Удивительно. Не мог же он успеть привязаться ко мне за несколько минут беседы? Конечно, не мог. Это нелепо.

— Желаю вам скорейшего выздоровления. Прощайте.

— До свидания, сенсей.

Я готов был поклясться, что он провожал меня взглядом до тех пор, пока я не скрылся за дверью палаты.

Зайдя к Чизу-тян и сообщив, что с Куросаки им придётся проявить недюжинное терпение, ибо проблемы его не решатся ни за день, ни даже за три месяца, которые он проведёт тут, и посоветовав найти медсестру с «лёгкими прикосновениями», я покинул клинику Дайго. Похоже, клубок тайн в семье Куросаки ещё более запутанный, чем в моей. Сочувствую, но помочь парню вряд ли сумею. Терапевтическое вмешательство без согласия пациента противозаконно, а у меня нет причин нарушать закон.

За пределами клиники хитроумный рубин снова потеплел. Значит, я был прав. Он блокирует любую возможность появления эмоциональной активности внутри него. Скверно. Так мне никогда не достучаться до Асато-сан.

Ничего. Я испробую все варианты и однажды обязательно сумею поговорить с Цузуки!

Двадцать девятого декабря с утра на меня обрушилась лавина незапланированных звонков.

Сначала позвонили из клиники и сообщили, что один из пациентов с ишемической болезнью сердца непременно требует, чтобы назначенную ему через неделю операцию делал именно я, ибо он верит только в мои способности. Я согласился, ибо на следующей неделе всё равно у меня было назначено всего две операции. Место для третьей вполне нашлось бы.

Потом стали поступать звонки из банка, из налоговой, из ателье, из фонда помощи детям-сиротам, от обслуживающего персонала клиники, от давно забытых знакомых. Одна из моих бывших подруг связалась со мной лишь для того, чтобы сообщить о своём разводе. Пришлось ей ответить, что я скоро женюсь. Она в сердцах бросила трубку. Я даже не успел сказать, что пошутил.

И в заключение этой какофонии в половине одиннадцатого вечера позвонил тот, кого я ожидал услышать, пожалуй, менее всех. «Сатору Такахаси» — высветилось на экране мобильного. Управляющий из дома родителей!

Я схватил трубку, почему-то предположив, что произошло несчастье с отцом или матерью.

— Алло!

— Господин, приезжайте в Макухари!

— Зачем?

— Это абсолютно не телефонный разговор. Приезжайте, пожалуйста, я вас прошу! Крайний срок — завтра утром.

И дал «отбой» в линию. Зная Сатору, я бы сказал, что он растерян, а этот человек не из тех, кого можно легко сбить с толку. Значит, случилось что-то серьёзное. Придётся ехать.

И тут меня посетила одна странная мысль: а если снова попытаться задействовать амулет?

Накинув на плечи плащ, я взял талисман в руки.

Какое ребячество… Наивные действия на грани догадок. Но всё же стоит попробовать!

— Асато-сан, — произнёс я, глядя в самую сердцевину кроваво-красного камня, — мне нужно попасть в дом родителей. Трёхэтажный особняк в часе езды от Токио. Район Макухари. Ты сумеешь чем-нибудь помочь?

Прежде чем я договорил фразу, мягкая темнота обняла меня, приглашая упасть в неё. Тепло на коже, лёгкое головокружение, и ровно через секунду я очнулся перед въездной аркой ворот родительского дома. Никакой слабости, тошноты или других неприятных ощущений.

Я перевёл взгляд в сторону дома. На первом этаже горел свет, и за закрытыми занавесками угадывались силуэты слуг.

Иррациональность случившегося заставила меня на некоторое время замереть столбом посреди улицы и с минуту, наверное, соображать, как же так вышло, что я действительно оказался в Макухари, всего лишь высказав своё пожелание амулету.

Потом меня охватило ликование. Мой талисман поразителен! Какая сила! Интересно, он может почти всё или всё, если уметь им пользоваться? Ладно, ещё будет время поэкспериментировать…

Запрятав амулет поглубже во внутренний карман, я двинулся к дому. Не стоит спешить. Сатору и так удивится моему скорому прибытию.

Проходя через сад по влажной от подтаявшего снега дорожке, я усилием воли прогнал всколыхнувшиеся неприятные воспоминания. Так всегда происходило, когда я оказывался в доме родителей.

Вон пруд с карпами, возле которого я любил когда-то сидеть, ещё чуть дальше многочисленные клумбы, теплица с розами и рядом другая — с клубникой, созревающей по весне. Ничего не изменилось. Мои старики удивительные консерваторы.

Впрочем, зря я ворчу. Они спроектировали шикарный сад. Это лишь благодаря моему усопшему братцу почти каждое из мест, на которое падает взгляд, вызывает только гадливость и омерзение.

— Кто там? — спросил Сатору, когда я позвонил в дверь.

— Ты просил поспешить, вот я и поторопился.

— Хозяин?! — мой верный слуга распахнул дверь и уставился на меня, округлив глаза. — Как вы сумели очутиться здесь так быстро?!

— Возвращался от пациента, который живёт неподалёку, когда ты позвонил. Впустишь?

Он отошёл от двери, пропуская меня в дом. Я заметил, что на лице моего бывшего телохранителя прибавилось морщин, а в волосах — седины, но чёрные глаза горели по-прежнему дерзко.

Сатору… Если ты ещё не догадался, надо как-нибудь при случае сказать тебе, что я бы не пережил отрочество без твоей поддержки.

«Господин, у вас сильный ангел-хранитель, только у него, думаю, чёрные крылья».

«Почему?»

«От печали за вас».

Он тогда угадал. Попал в точку.

— Скажи, что здесь произошло?

— Видите ли, — шёпотом заговорил Сатору, — я хотел вначале позвонить вашему отцу, но потом подумал, что такие вещи по телефону обсуждать невозможно. И тогда решил связаться с вами. Вдруг вы разберётесь с этой мистикой?

— Мистикой?

— Сегодня вечером горничная проходила по верхнему этажу мимо старой спальни ваших родителей. Вы знаете, два раза в год мы всё проветриваем и убираем там, хотя остальное время комната закрыта.

— Знаю.

— Юико-сан услышала подозрительный шум, отперла дверь, чтобы посмотреть в чём дело… Нет, я плохо рассказываю. Не умею. Вам лучше увидеть всё своими глазами. В конце концов, вам решать. Скажете, что надо заявить в полицию, я заявлю. Но случай неординарный, если не сказать больше.

Мы вместе поднялись на второй этаж и распахнули дверь в спальню. Ту самую, где умер мой брат.

Ту самую, закрытую по требованию отца в течение последних шестнадцати лет.

Посреди комнаты, привязанная к стулу, сидела прекрасная женщина.

Я понял, что она бесподобна даже в темноте по одному ее силуэту, раньше, чем Сатору щёлкнул выключателем. Когда комната осветилась, я убедился в верности своей догадки. Женщине на вид было не больше двадцати. Стройная, с безупречной фигурой и высокой грудью, очертания которой угадывались под тканью тёмного облегающего платья. Волнистые каштановые волосы струились по плечам до самой талии. На ногах женщины не было туфель, зато красовались дорогие ажурные чулки.

Мне не забыть миг, когда она обернулась.

Во-первых, это было сделано с удивительной грацией и таким запасом выдержки, что даже я со своим отработанным умением владеть собой ей позавидовал.

А во-вторых… Я перестал дышать, забыв всё на свете, ведь из-под длинных ресниц на меня невозмутимо смотрели глаза, подобные которым я видел лишь однажды в жизни.

Глаза аметистового цвета.

Комментарий к Глава 4. Рубин. Изумруд. Аметист *Один из сортов сакэ

**Глава крупнейшей в Японии семьи якудза

====== Глава 5. Сентябрь восемьдесят первого ======

— Если вы вдоволь налюбовались мной, господа, надеюсь, хотя бы один из вас соизволит развязать верёвку? — насмешливо поинтересовалась женщина.

Её бархатный голос, прозвучавший в тишине комнаты, поражал богатством обертонов. Среди знатоков музыки подобное звучание, кажется, называют контральто.

Я шагнул вперёд, собираясь освободить нашу прелестную пленницу, как внезапно рубин в моём кармане повёл себя совершенно необычным образом. Он стал ледяным, затем горячим, быстро остыл, после чего опять стал медленно нагреваться.

«Поразительно, — размышлял я. — Неужели… амулет не знает, кого ему защищать?! Надо подойти поближе и понаблюдать, к чему это приведёт!»

Однако стоило мне сделать ещё пару шагов, как Сатору воскликнул:

— Будьте осторожнее, господин! Она дерётся, как профессиональный боксёр, клянусь Богом! Вы бы видели, что она сотворила с Юико-сан и Дайске-сан! Боюсь, они оба завтра не смогут работать. Спросите лучше, кто она такая и почему пыталась украдкой выбраться через окно?

— Вот ещё! — возмутилась женщина. — Не украдкой, а в открытую! Когда я очнулась, дверь была заперта. Я стучала и звала на помощь, но никто мне не отзывался. Естественно, я попыталась воспользоваться окном. Это логично, господа! Кстати, сэр, — обратилась она ко мне, — вы скверно следите за домом. Задвижки на рамах проржавели до основания. Я себе все ногти обломала.

— Это ужасное безобразие, — согласился я. — Обязательно передам отцу, чтобы он их заменил. Но теперь расскажите, что вы делали здесь и зачем избили горничную и повара?

— Они сами на меня набросились. В тот момент, когда я уже почти открыла окно, ваша горничная ворвалась сюда и стала вопить: «Помогите, грабят!» Подобное, по меньшей мере, оскорбительно. Я никогда в жизни не опускалась до воровства. Проигнорировав её вопли, я решила мирно удалиться. Тогда-то ваша Юико и вцепилась мне в волосы. Скажите, это нормально? Я оттолкнула её легонечко, а она вдруг рухнула на пол и потеряла сознание. Разумеется, я бросилась к ней и попыталась привести в чувство, как вдруг сзади на меня навалился кто-то тяжёлый и начал скручивать руки. Я защищалась, как умела! Потом, когда этот лысый толстяк в кимоно тоже отключился, я заметила, что в комнату примчались другие слуги. Тут мне пришлось сдаться на милость победителей. В конце концов, заниматься членовредительством в чужом доме — недостойно леди. Я надеюсь на ваше понимание, сэр, ибо кто ещё лучше разберётся в этой ситуации, чем человек из высшего сословия? Я ничего противозаконного не сделала. Можете меня обыскать: я не украла из вашего дома ни единой мелочи.

— Я вам верю. В этой комнате нет ни одного предмета, который мог бы понадобиться кому-то даже в качестве сувенира.

— Тогда развяжите меня.

— Господин, — предупреждающе заметил Сатору. — Она водит нас за нос. Думаю, нам лучше вызвать полицию.

— Успокойся, Сатору. Зачем ты вообще приказал её связать? Разве так поступают с красивой дамой?

И я, приблизившись к стулу, ослабил узел верёвки, стараясь не дотрагиваться до рук женщины. Вчера у Куросаки-сан произошла весьма странная реакция от прикосновения ко мне… Как знать, повторится это снова или нет, но лучше пока воздержаться от любых экспериментов. Тем более, в присутствии Сатору.

— Наконец-то, — удовлетворённо вымолвила незваная гостья, растирая затекшие запястья.

Быстро поднявшись со стула, она поправила платье, откинула за спину длинные волосы и, гордо подняв голову, направилась к выходу со словами:

— Прощайте, уважаемые господа!

— Погодите, — остановил я женщину, пытаясь скрыть невольное восхищение её последним поступком. — Я всё-таки имею право узнать, кто вы и зачем пробрались сюда?

Она невозмутимо взглянула на меня своими яркими глазами:

— Я понятия не имею, почему оказалась тут.

После такой фразы любой здравомыслящий человек совершенно точно вызвал бы полицию, чтобы с нахальной леди дальше разбирались соответствующие органы, но, похоже, запас здравомыслия во мне изрядно поубавился за последние дни.

— Сатору, — обратился я к своему телохранителю, — ты не мог бы нас покинуть на некоторое время? Мне необходимо побеседовать наедине с дамой.

— Я буду в соседней комнате, — выразительно посмотрев на мою собеседницу, управляющий покинул спальню.

Когда за Сатору закрылась дверь, я вежливо произнёс:

— Я не задержу вас надолго, однако мне бы хотелось задать вам несколько вопросов перед тем, как вы уйдёте. Вы позволите?

— Да, пожалуйста, — она невозмутимо пожала плечами.

Я придвинул ближе к ней кресло, стоявшее возле кровати.

— Садитесь.

— Благодарю.

Она преспокойно уселась в кресло, закинув ногу на ногу. Надеясь не вызвать неприятных ассоциаций, я воспользовался стулом.

— Во-первых, разрешите представиться. Моё имя Кадзутака Мураки. Я кардио- и нейрохирург, а также владелец клиники в Токио. Могу я узнать ваше имя и род занятий?

— Разумеется, — улыбнулась она. — Я Лилиан Эшфорд, дочь лорда Уильяма Эшфорда. Работаю дизайнером интерьеров в собственной фирме. Кроме того, мне принадлежат магазины модельной одежды в Ливерпуле, ресторан в Глазго на Байрс-роуд и два салона красоты в Лондоне. В Японию приехала отдохнуть и полюбоваться природой.

— Простите, что сразу не спросил… Может, вы голодны? Или вас мучает жажда?

— Я бы не отказалась от воды. У меня, действительно, пересохло в горле.

— Вы предпочтёте чай, кофе или коньяк?

— Воды со льдом вполне достаточно.

В старой спальне не было проведено внутреннего телефона, поэтому мне пришлось выйти в коридор и позвать Каори-сан. Когда она явилась, я в двух словах обрисовал ей просьбу гостьи. Каори вернулась через минуту, поклонилась, с явным неодобрением покосившись в сторону леди Эшфорд, и, оставив поднос с бокалом воды на столике, исчезла в дверном проёме.

Лилиан грациозно потянулась вперёд, взяла бокал, медленными глотками опустошила его и поставила на место.

— Я рада, сэр, что не ошиблась в вас. Вы джентльмен.

— А теперь вернёмся к тому, с чего мы начали. Вы сказали, будто не помните, как очутились в этой комнате?

— Не помню, — подтвердила леди Эшфорд.

— Вас подобное совсем не беспокоит?

— Меня это волновало полчаса назад, когда я оказалась привязанной к стулу.

— Прошу прощения за столь нелюбезный приём, но Сатору-сан не мог поступить иначе. Вы незаконно проникли сюда, нокаутировали служанку и повара… А теперь пытаетесь симулировать потерю памяти?

Она непринуждённо повела плечом.

— По поводу нападений мы уже всё обговорили. Это была случайность. Но, по крайней мере, ваш управляющий не стал звонить в полицию, за что я ему благодарна. Как и вам. А потеря памяти — не симуляция. К сожалению, я с раннего детства страдаю приступами ретроградной амнезии. У меня некоторые фрагменты прошлого начисто выпадают из памяти. К счастью, таких забытых эпизодов немного, иначе я не смогла бы ни учиться, ни работать. Отец долго возил меня по различным специалистам, но причину так и не выявили. Посоветовали быть осторожнее в путешествиях, когда я уезжаю куда-то одна, а то получится… как сегодня!

— Как давно вы прибыли в Японию?

— Около трёх месяцев тому назад.

— Вы носите контактные линзы?

— Нет.

— У вас очень редкий цвет глаз.

— Не понимаю, какое отношение это имеет к сегодняшнему происшествию?

— Полагаю, в моём замечании нет ничего оскорбительного. Просто я вспомнил наши местные предания по поводу такого оттенка радужной оболочки… Кстати, вы их знаете?

— Конечно же, нет.

— Я вам расскажу. Японцы до недавнего времени искренне верили в то, что бордово-рубиновые и ярко-аметистовые глаза у ребёнка — признак смешанной крови.

— Смешанной?

Видит Бог, она занервничала. Вероятно, эта беседа ей нравилась так же мало, как верёвка и стул.

— Человека и демона. Таких детей в прошлом сжигали на кострах вместе с женщинами, которые являлись их матерями, либо им пронзали сердца отравленными клинками.

— Что за дикость! Как можно убивать кого-то из-за всяких нелепых домыслов?!

— Но это происходило. В эпоху Тайсё люди всё ещё верили в демонов и уничтожали тех, кто, по их мнению, был похож на монстров хоть чем-то. Поэтому радуйтесь, что мы живём в конце девяностых, когда подобное варварство перестало быть нормой.

— Погодите, — она нахмурила брови. — Как это — девяностых? Сейчас сентябрь восемьдесят первого. Вчера было тринадцатое.

Я вдруг сам похолодел, став почти той же температуры, что и мой амулет.

— Вы ошибаетесь, мисс. Сегодня двадцать девятое декабря одна тысяча девятьсот девяносто седьмого года.

Губы леди Эшфорд побелели.

— Вы лжёте, — тихо прошептала она.

— Зачем мне лгать? Давайте включим телевизор, я принесу сюда последние газеты. О, вспомнил! Смотрите, — пошарив в правом кармане пиджака, я раскрыл перед её лицом свой мобильный, демонстрируя дату в календаре. — Я же не мог переставить число всего за секунду. Вы сами видели, я ничего не трогал. Кроме того, подумайте хорошенько, вам знакома такая модель телефона?

В глазах женщины отразился ужас.

— Дайте мне зеркало!

— Не беспокойтесь, вы нисколько не постарели. Вам на вид около двадцати.

Она закрыла лицо дрожащими руками.

— Я хочу проснуться. Это сон. Я проснусь утром в своей комнате, и всё пойдёт по-прежнему.

— Боюсь, мисс, — мягко произнёс я, — вам придётся смириться с реальностью. Что-то с вами случилось… Вы бы не оказались просто так в запертой комнате чужого дома в вечернем платье и без туфель, забыв всё происшедшее непосредственно перед этим. Я охотно верю, что вы ничего не помните, и я помогу, чем сумею, — с этими словами я осторожно коснулся её плеча.

Талисман в кармане снова стал ледяным, как день назад в палате Куросаки. Однако на состоянии женщины прикосновение ко мне никак не отразилась. По крайней мере, выражение её лица осталось прежним.

— Наверное, слово «помощь» в данном случае означает, что вместо полицейского участка меня отправят в психиатрическую лечебницу… Надо было бежать от вас со всех ног! Не разговаривать с вами!

— Успокойтесь. Я не собираюсь никуда вас отправлять. А теперь подумайте, что бы вы делали одна на улице в таком состоянии? Без плаща, босая. В декабре.

Леди Эшфорд с отчаянием посмотрела на меня.

— Неужели я не кажусь вам безумной? После того, как призналась, что не только не понимаю, как попала в ваш дом, но даже не осознаю, который месяц, день и год сейчас?

— Если вы доверитесь мне, я, возможно, помогу вам вспомнить.

Она ничего не ответила. Её сцепленные на коленях руки мелко дрожали. Впрочем, она держалась молодцом, учитывая обстоятельства.

— Я обучался гипнотерапии. В течение нескольких лет практиковал этот метод в клинике среди пациентов с тяжёлыми заболеваниями. Если вы позволите ввести вас в гипноз, то в изменённом состоянии сознания, вы обязательно сумеете восстановить забытые события.

— Вы говорили, что вы кардио- и нейрохирург.

— И это тоже.

— Как вам удалось стать специалистом сразу в трёх областях медицины?

— Возможно, дело в том, что я обладаю многогранным талантом, — отшутился я.

Леди Эшфорд молчала, покусывая нижнюю губу.

— Вы хотя бы понимаете, каково мне сейчас? Или вы считаете происходящее всего лишь моей ложью?

— Не думаю, что вы лжёте. С вами, действительно, произошло нечто, находящееся за рамками обычного здравого смысла. Вы оказались в чужом доме, возможно, в чужом времени. Этот момент нам ещё предстоит выяснить. У вас больше нет ни денег, ни вещей, ни документов. Даже если вы вернётесь в Англию, то неизвестно, сумеете ли доказать свою идентичность прежней мисс Эшфорд. И, самое ужасное, вы не уверены, насколько ваш собственный разум сохранил целостность. Я прав?

Она продолжала сидеть, выпрямив спину, крепко переплетя пальцы рук, бледная и гордая. Не возражая, не начиная жалеть себя или плакать.

— Позвольте мне покинуть вас, — произнесла она. — Я больше не могу здесь находиться. Мне душно. Эти стены давят на меня.

— Честно говоря, наши ощущения от этого дома схожи. Давайте я отвезу вас в какую-нибудь приличную гостиницу поблизости от Токио, и вы там поживёте некоторое время, пока вам не удастся связаться с кем-нибудь из ваших родственников.

— Не люблю быть обязанной кому-то, — нахмурилась она.

— Забудьте о том, что вы мне должны. И я бы вам настоятельно рекомендовал воспользоваться моим предложением насчёт гипноза. Случившееся требует всестороннего изучения. Это уникальный феномен.

Она внезапно рассмеялась, хотя смех её прозвучал тяжело.

— Вы учёный до мозга костей!

— А у вас поразительная сила воли.

Впервые в её взгляде, обращённом на меня, появилась заинтересованность.

— С вашего разрешения, я всё-таки взгляну на газеты. Не то чтобы я вам не доверяла, но… хочу убедиться своими глазами.

— Понимаю.Идёмте.

Сатору встретил нас в коридоре, и я попросил его проводить леди в гостиную и составить ей компанию, в то время как я сам попытаюсь найти какие-нибудь тёплые вещи, чтобы Эшфорд-химэ могла выйти на улицу. Заодно я сказал Сатору, что если дама попросит показать ей газеты, журналы, решит включить телевизор, либо вдруг потребует ужин из ресторана, пусть он ей не отказывает ни в чём.

Я вернулся в спальню родителей, запер за собой дверь и осторожно извлёк из кармана амулет. Самое время попробовать, способен ли он на материализацию.

Камень всё ещё оставался довольно холодным, но знакомое робкое свечение уже возникло в его глубине, как крохотная алая звёздочка.

— Асато-сан, красивая женщина рискует замёрзнуть, если выйдет на улицу без плаща и босая. Все магазины закрыты, а вещи моей матери предлагать неудобно. Да и размер не подойдёт. Словом, мне нужен новый женский плащ и женские ботинки.

В ту же секунду в правом кармане пиджака завибрировал мобильный. Я вытащил его и, удивляясь тому, кто бы это мог быть, раскрыл на ладони.

Пришло сообщение со странного номера, состоящего из одних нулей.

Оно гласило:

«Никогда не обращайтесь к душе хранителя в новолуние, ибо тем самым вы нарушаете его покой. Запрос по поводу одежды не распознан. Если женский плащ и ботинки нужны лично вам, просьба будет удовлетворена. Для другого человека я ничего делать не стану. Удалите это сообщение, пожалуйста».

Я смотрел на экран, не веря глазам. Неужели — первая весточка от Асато-сан?! Нет, думаю, Цузуки не ответил бы мне подобным образом. Слишком сухо и официально, это на него не похоже.

Выходит, существует вероятность того, что душа моего темнокрылого ангела и сам амулет обладают разными сознаниями? О чём-то подобном я подозревал после случая с Куросаки-сан. Ну, если это всего лишь амулет, с ним можно не церемониться. Удалив SMS, я потребовал официальным тоном:

— Вышли мне тем же способом полную инструкцию о правилах использования твоей силы!

На экране мгновенно высветилось новое сообщение:

«О подобных вещах докладывать не уполномочен. Вам следует спросить у души хранителя или прочитать в архиве Мэйфу».

— Как вызвать душу хранителя? Я почти неделю бьюсь с этой проблемой и — без толку.

«В записях Мэйфу есть всё необходимое».

Отличный совет.

— Чтобы попасть в Мэйфу, мне придётся стать синигами?

«Или демоном, хозяин. Как вам больше нравится», — уточнил талисман.

— То есть сначала умереть, а потом переродиться в одном из этих миров?

«Бинго!»

Язвительная сволочь. Мой характер, что ли, скопировал?

— Ладно, материализуй для меня женский плащ и ботинки любого цвета, но плащ должен быть на два размера меньше того, который я обычно ношу, а ботинки, — я задумался, вспоминая ножку леди Эшфорд, — размера на четыре меньше. Да, я тот самый, о ком ты сейчас подумал, а как я во всё это втиснусь, пусть тебя не беспокоит.

Длинная пауза, после которой последовало сдержанное:

«Вы выиграли, хозяин. Ждите заказ через пятнадцать минут».

Мило. Оказывается, чтобы получать желаемое я периодически должен это «выигрывать» у собственного амулета? Сказал бы мне об этом кто-нибудь вчера — я бы рассмеялся ему в лицо.

Спустившись в гостиную, я застал Сатору, стоявшего со скрещёнными руками в углу комнаты. Эшфорд-химэ сидела перед включённым телевизором со стопой журналов на коленях. Она их не читала, лишь перекладывала с места на место, просматривая даты и анонсы статей на обложках.

Ах, если бы только возможно было спросить у Тацуми насчёт этой леди! Вдруг он что-то знает? Но нет, про общение с тем Богом Смерти следует забыть. Тацуми согласился бы лишь на роль моего кайсяку*. И то сомневаюсь. Другого проявления помощи от него не следует ждать ни теперь, ни в будущем.

Услышав мои шаги за спиной, леди Эшфорд оторвалась от журналов и обернулась.

— Мы уже можем ехать?

— Ещё немного терпения, — сказал я, добавив в ответ на её недоумённый взгляд. — Вскоре сюда доставят плащ и обувь. Я только что заказал их. Здесь есть магазин поблизости.

Не очень качественная импровизация, конечно, но ничего другого просто не пришло в голову.

Сатору мрачно наблюдал за нами. Похоже, он не понимал, почему я так сильно забочусь об этой даме вместо того, чтобы с пристрастием допрашивать её.

Я бы с удовольствием допросил, но это всё равно было бы неэффективно. Любой мой напор наткнулся бы на глухую стену. Нужно срочно придумать, как заставить Эшфорд-химэ довериться мне настолько, чтобы она позволила извлечь некоторую информацию из её памяти.

И вообще — как бы ни повернулись события, постараюсь не выпускать её из виду. Кажется, утраченная память Лилиан-сан является одним из важных кусочков головоломки, которую я безуспешно пытаюсь сложить.

Через десять минут в дверь дома позвонили. На пороге стоял запыхавшийся пацан лет пятнадцати в расстёгнутой куртке. Он прижимал к груди две объёмные коробки, которые Сатору, расписавшись в получении заказа, внёс в гостиную. На них обеих стоял штамп магазина, расположенного в пяти минутах ходьбы отсюда. Интересно, заспанный владелец хотя бы понимал, какая нелёгкая подняла его посреди ночи и заставила отправить сюда своего сына, когда рабочий день уже давно закончился?

Значит, амулет ещё и мои выдумки перед другими оправдывает?

Фантастическая штуковина.

Но если, выполняя желания, рубин, действительно, расходует бесценную энергию заключённой в нём души? Вскоре мне придётся крепко задуматься о том, что просить стоит, а от чего воздержаться.

Я не могу истощить душу Асато-сан. Просто не прощу себе такого. Следовательно, буду использовать рубин только в случае крайней необходимости.

Пока я размышлял, Эшфорд-химэ вскрыла коробки и примерила обновки. Деловито расправила складки плаща, критично осматривая своё отражение в зеркале. Подойдя ближе, полюбовалась на модные полусапожки с поблёскивающими стразами.

Кажется, ей понравилось то, что она увидела.

Естественно, обе вещи оказались чистейшего белого цвета. Я же «для себя» заказывал.

— Благодарю вас, сэр, — вежливо произнесла Лилиан, поворачиваясь ко мне.

— Вы потрясающе выглядите.

Она ответила лёгкой полуулыбкой. Первый лёд сломан, и это обнадёживает.

Впрочем, подобного недостаточно. Необходимо, чтобы она сочла меня своим единственным другом среди океана хаоса, в который оказалась ввергнута её жизнь. Только тогда я докопаюсь до правды.

Из прошлого Эшфорд-химэ пришла или из будущего, Бог Смерти она или человек, а, может, в самом деле страдает серьёзным психическим расстройством — всё это не имеет значения. Странно другое: последняя дата, случайно сохранившаяся в её памяти — тринадцатое сентября восемьдесят первого года. День, непосредственно предшествовавший смерти Саки и той ночи, когда я получил в подарок амулет синигами.

Я не верю в совпадения. Они всего лишь часть закономерности, которую мне предстоит понять и раскрыть.

Комментарий к Глава 5. Сентябрь восемьдесят первого * Помощник при совершении обряда сэппуку. Кайсяку (обычно друг или родственник) должен был в определенный момент отрубить голову совершающего самоубийство, дабы предотвратить предсмертную агонию.

====== Глава 6. Слияние ======

Лилиан попросила отвезти её в какое-нибудь тихое место, и я выбрал Митаку.

Я всегда любил одноэтажные гостиницы, где во дворах сколочены низкие деревянные заборы, и весной можно сидеть на веранде, любуясь цветущей сливой и яблоней*, а осенью — золотыми листьями гинкго. Таких гостиниц в современном Токио оставалось всё меньше. Вместо них строились грандиозные комплексы, выходящие окнами на оживлённые улицы, где с утра до ночи сновали машины и пешеходы. Даже многочисленные парки и скверы не спасали положение.

Атмосфера прежних мест исчезала, вытесняемая погоней за западными стандартами комфорта. Нельзя сказать, чтобы я был категорически против этого процесса, ибо сам провёл несколько лет в Европе, и меня вполне устраивал западный стиль жизни. Но порой хотелось вернуться в один из онсэнов Хаконе. Разумеется, моя привязанность к таким местам была обусловлена исключительно собственными воспоминаниями.

Летом одна тысяча девятьсот девяностого года через неделю после возвращения из Цюриха отец не преминул напомнить о том, что пришла пора исполнять взятые на себя обязательства. Возражать не имело смысла. В случае отказа нравоучительные беседы, перемежаемые проклятиями и угрозой отлучения от лона семьи, повторялись бы с завидной регулярностью.

В Японии с её приверженностью традициям взрослому мужчине негласными правилами предписывалось иметь жену. Не важно, любима избранница или нет — это сугубо личное дело каждого, но здравствующая супруга должна время от времени предъявляться приличному обществу. Мой отец некогда, превозмогая отвращение, отдал дань сей незамысловатой традиции и теперь ожидал того же от меня.

Мою судьбу решили вскоре после рождения, заключив договор с семьёй Сакурайджи. Я с детства успел привыкнуть к мысли, что большеглазая худенькая девочка по имени Укё, с которой мы вместе играли в они-гокко** и аятори***, однажды станет моей женой.

Но по мере того как мы взрослели, я всё отчётливее понимал, что она вряд ли найдёт счастье со мной. Равно как и я с ней. Она была другой: хрупкой, лёгкой, наивной. Укё сочувствовала всем подряд, плакала, когда сталкивалась с малейшей несправедливостью, мирила всех ссорящихся и пыталась исправить чужие ошибки. Бесполезно было ей объяснять, что ничего у неё не выйдет. Сколько бы усилий она ни прикладывала, мир не изменить. Но она отвечала: «А я изменю совсем маленький кусочек. Тот, на который у меня хватит сил. И кто-нибудь обязательно будет счастлив».

На тот момент под этим «кто-нибудь», очевидно, подразумевался я и её родители.

В точности такой Укё продолжала оставаться и в семь лет, и в тринадцать, и в тридцать. Наверное, оттого что её душа не стремилась стареть, тело следовало за душой, и моя подруга детства выглядела гораздо моложе своих лет.

А я, к сожалению, после шестнадцати очень быстро начал превращаться в эгоистичного прагматика, абсолютно нечувствительного к чужим, да, впрочем, и к своим переживаниям.

В восемьдесят втором году мы с Укё поступили в университет Шион, расположенный в Киото. Я на отделение кардиохирургии. Она выбрала фармакологию.

Спустя месяц я попросил добавить к моему учебному плану занятия по направлению нейрохирургии, чем вызвал шок у преподавателей, но именно в том же году я впервые услышал одобрительное «молодец» от собственного отца.

Я всё ещё продолжал злиться на старика из-за его прежнего отношения ко мне и матери, но одно его слово в тот момент заставило почувствовать гордость за себя. Люди — слабые создания. Даже не верилось, что я был способен радоваться его вниманию.

На втором курсе обнаружилось странное: у меня каким-то невероятным образом всё ещё оставалось свободное время, и я решил посвятить его изучению психотерапии. Профессора, работавшие на кафедре университета, впали в состояние, близкое к обморочному. Чтобы студент решил осваивать сразу три медицинские специальности? Такого, наверное, не случалось за всю историю учебного заведения. Уверен, меня сочли безумцем, но мою просьбу удовлетворили, особенно не надеясь на то, что мне удастся успешно завершить обучение.

А я сам удивлялся, откуда у меня берутся столь поразительные способности к запоминанию любой, даже самой сложной информации с первого предъявления? Я самоуверенно полагал, что причина тому мои самостоятельные занятия дома по записям отца и деда. Однако теперь-то догадываюсь: без вмешательства магии дело не обошлось.

Поскольку меня стали считать одним из лучших студентов, то часто просили об участии в различных университетских мероприятиях, и на одной научной конференции, посвященной проблемам оперирования новорождённых с митральной недостаточностью, я познакомился с Морикава Чизу. Пара-тройка фраз, брошенных друг другу перед началом её выступления, и мы уже перешли на «ты». Это случилось совершенно естественным образом, после чего мы оба больше никогда не возвращались к официальному обращению.

Чизу ставили всем в пример. Она считалась одной из наиболее талантливых студенток. Подруг у неё, к сожалению, не было. Другие девушки считали Чизу выскочкой. Что поделать: дочь родителей, не имеющих за своей спиной никакой родословной, волей случая попавшая в общество высокомерных аристократов… Исход заранее ясен. Кроме того, Чизу-тян являлась весьма острой на язык особой, чем ещё более настраивала однокурсниц против себя.

Между мной и ею ни о какой влюблённости не шло даже речи. Однако нам безумно нравилось в перерывах между занятиями устраивать «внеучебные дискуссии». В запале спора мы беззастенчиво поглощали содержимое бенто друг у друга, неприкрыто наслаждаясь лицезрением убийственных взглядов, которыми нас награждали проходившие мимо студентки.

Чизу-тян выбрала специальность детского хирурга, но потом, последовав моему примеру, решила выучиться ещё и на кардиолога. Ей, конечно, пришлось не в пример труднее, чем мне, ибо она справлялась без помощи амулета. Впрочем, копиями, снятыми с тетрадей деда, я с ней делился, особенно перед экзаменами.

Лишь мы с ней закончили Шион, имея на руках более одного диплома.

К сожалению, Чизу-тян редко соглашалась на предложение выбраться вместе за пределы университетского городка, а так она точно стала бы четвёртым членом нашей компании.

У нас с Укё к тому времени появился новый друг — сын известного политика по имени Ория Мибу.

Помню, на тренировке по кендо в спортивном зале, куда я заглянул из чистого любопытства, в течение получаса я стоял и, не отрываясь, наблюдал за этим юношей. Он великолепно владел катаной. Такого умения я давно ни у кого не наблюдал, исключая человека, к которому до сих пор испытывал глубочайшую неприязнь, несмотря на его смерть. В облике Саки мне всегда являлась лишь тьма, а здесь…

Движения Ории походили на полёт или стремительный порыв, при этом оставаясь поразительно собранными и точными. Этот парень в вишнёвом косодэ с длинными чёрными волосами ниже плеч удивительно умел чувствовать своё тело. Как выяснилось год спустя, не только своё…

С Орией мы быстро нашли общий язык. С точки зрения окружающих, наверное, мы казались странной компанией: двое юношей и девушка, никого не пускающие в свой тесный круг.

А потом спустя пару месяцев я стал замечать пристальные взгляды, которые Ория бросал на мою невесту. Нельзя сказать, чтобы я испытал ревность. Для этого надо быть влюблённым, а по отношению к Укё я не испытывал ничего подобного, хотя, разумеется, заботился о ней, как умел. Банальное собственническое чувство зашевелилось в моей душе, когда я заметил слишком уж красноречивые взгляды друга. В следующий раз когда мы собрались на горячие источники, я постарался отделаться от общества нашего нового приятеля под благовидным предлогом.

Сказал, будто мне нужно всерьёз поговорить со своей невестой, а он окажется третьим лишним. Ория не стал настаивать, и мы уехали в Матсуяму без него. В принципе, я не лгал. Я чётко осознал, что пришла пора прояснить ситуацию.

Мои отношения с Укё в течение многих лет оставались исключительно дружескими, и она не стремилась их изменить, наоборот, всячески оттягивала решающий момент, несмотря на то, что после окончания университета мы должны были, согласно планам родителей, устроить официальную помолвку, а затем пожениться.

Заметив интерес Ории к Укё, я передумал много разного. Возможно, моя невеста тоже боится сказать правду? Вдруг за два года, проведённых в университете, она успела полюбить кого-то? Тогда нам лучше расстаться. Нечего ей тайком встречаться с кем-то за моей спиной. Родители? Ладно, как-нибудь разберёмся с их притязаниями.

За вечерним чаем в одноэтажной гостинице при свете фонарей, зажжённых под крышей террасы, я решился на откровенный разговор.

После первых же моих вопросов Укё разрыдалась.

«Я знала, что рано или поздно ты заговоришь об этом, Кадзу-кун. Поверь, я не влюблена ни в кого из тех, кто окружает меня. Ты мне дороже всех, но замужество для меня абсолютно неприемлемо. Я понимаю, после такого ответа ты волен пойти к отцу и потребовать разорвать договор наших родителей, но тогда для меня начнут искать другого жениха, а этого я не перенесу! Я не прошу хранить мне верность. Когда полюбишь кого-то, просто скажи об этом, и мы расстанемся. Я не буду противиться твоему счастью. А пока давай оставим всё, как есть».

Я задумался. Предложение Укё поставило меня в тупик. Она не просила любви, не просила верности, ей нужно было лишь нечто вроде надёжного прикрытия в моём лице, чтобы как можно дольше не выходить замуж. Странное желание для девушки.

Заставить её рассказать всю правду, было бы довольно легко. Вынуждать людей совершать выгодные мне поступки я умел хорошо, но что-то остановило меня. Я вдруг вспомнил о том, сколько всего неприятного похоронено в моёй собственной памяти… Наверное, это был единственный случай в жизни, когда я остановился на полпути до интересующей меня цели, пощадив чьи-то чувства.

«Честно сказать, — заговорил я, — у меня тоже нет ни малейшего желания жениться. И, возможно, я никогда этого не захочу. Но как ты объяснишь свою позицию родителям? С каждым годом будет всё труднее делать вид, что в наших отношениях — полный порядок».

«О родителях не беспокойся. Просто помоги мне».

И я согласился оставить всё, как есть.

Помню, как неистовствовал отец, когда спустя несколько лет догадался, что свадьбы не будет… Впрочем, поделать он ничего не мог. Официально мы с Укё оставались женихом и невестой, следовательно, нас никто не мог заставить обручиться с кем-то ещё. И родители, в конце концов, прекратили попытки изменить что-то.

Потом Укё рассказала правду. За свою способность видеть души усопших, за этот так называемый дар, который я в детстве считал игрой её воображения, а теперь — величайшим проклятием, моя подруга заплатила весьма высокую цену. Прикосновения мужчин вызывали у неё боль вплоть до обмороков. Родители обо всём знали, но им, похоже, было наплевать. Они хотели выдать дочь замуж во что бы то ни стало, считая её проблему глупой блажью, которая с возрастом пройдёт. Разумеется, я не стал уточнять, кто ещё из мужчин прикасался к ней, и когда именно Укё теряла сознание, ибо от моих прикосновений ей никогда не становилось настолько плохо. Однако боль, видимо, девушка всё же испытывала, даже касаясь меня, просто никогда не показывала этого. А вообще, конечно, я не имел права требовать от неё каких-то объяснений, ибо сам вёл с семнадцати лет далеко не монашеский образ жизни.

У меня за плечами уже имелся опыт тесного общения со студентками как младших, так и старших курсов, но происходившее любовью назвать было сложно. Разве что физической разрядкой, приятной, да и только.

После нашего откровенного разговора я долго пытался придумать, как помочь Укё. Мы перепробовали всё: от новейших лекарств до сеансов гипнотерапии. Не доверяя полностью своим познаниям, я несколько раз возил её в Европу, чтобы показать признанным светилам науки, но и там ей не сумели поставить диагноз. Именно тогда я стал чётко осознавать, что медицина не всесильна.

По сей день я продолжал испытывать некоторое чувство вины по отношению к ней. Я так и не сумел ей помочь, несмотря на все свои знания. Долгие годы Укё-тян оставалась наедине со своей проблемой.

Меня же всегда кто-то ждал. Причём в определённый отрезок времени ждал человек, который вначале смотрел на неё.

Перед внутренним взором мелькнули выразительные черты лица, освещённые утренним солнцем. Я снова услышал шелест спадающего на пол кимоно, ощутил крепкие объятия, укрываясь в которых мне удавалось забыть все тревоги. Аромат дорогого табака, исходящий от блестящих чёрных волос и удивительно светлой кожи. Я любил белый цвет во всех его проявлениях, но этот конкретный оттенок приводил меня в экстаз, особенно при свете полной луны.

В тот раз мы отправились в Хаконе вдвоём. Укё простудилась. Дни и ночи напролёт в течение недели она просиживала в лаборатории под постоянно работающим кондиционером, готовясь к экзаменам. В таком состоянии она, естественно, не могла составить нам компанию, а денег, потраченных на предварительный заказ номера, нам с Орией было жаль.

Рано утром во время тренировки в саду возле гостиницы, у меня свело судорогой руку, и мой друг решил помочь устранить неприятные последствия наших занятий.

Я уселся посреди веранды, скинул рубашку, а он стал осторожно массировать моё занемевшее плечо. Его пальцы были мягкими и прохладными. Они умело разминали мои отвыкшие от физических нагрузок мускулы, скользили по коже от лопаток до шеи… Так нежно, словно… Боже, да ко мне никогда так не прикасались!

«Тебе холодно?» — невозмутимо спросил Ория.

«Нет».

«Тогда почему ты дрожишь?»

Его пальцы пробежали по линии роста волос к моему затылку, мимоходом коснулись щеки, а потом он вдруг прижался ко мне сзади и, уткнув подбородок в моё плечо, произнёс:

«Убей меня на следующей тренировке, а? Из сострадания. Не могу так больше. Чёрт его знает, почему, но у меня по отношению к тебе стали возникать совершенно непристойные мысли».

Я повернул голову и внимательно посмотрел на него.

«Любопытно поэкспериментировать. С твоими мыслями».

«А я полагал, ты за катану схватишься», — хмыкнул он.

«Сказал бы мне то же самое кто-то другой, определённо, схватился бы».

«И в чём разница?»

«Это же ты».

Кого-то другого, наверное, остановила бы мысль о том, что можно разрушить дружбу. Или, например, препятствием стало бы нежелание переступать через моральные принципы. Моя же нравственность всегда была весьма аморфным понятием, и я никогда не видел смысла отказываться от того, что само идёт в руки. А в данном случае нежданно нагрянувшее выглядело чертовски привлекательно.

Ория оказался куда более опытным, чем я. Уж не знаю, с чьей помощью мой приятель нарабатывал свой диапазон умений, но он с самого начала понимал потребности моего тела лучше, чем я сам. Ни одна из моих прежних пассий в подмётки ему не годилась.

«Тебя что-то напрягает? — спросил он, когда мы, спустя десять минут, оказались в нашем номере на одном футоне, и он склонился надо мной, целуя меня в шею. — Если так, давай меняться».

Я недоверчиво засмеялся.

«Наверх, что ли, пустишь?»

Вместо ответа он улёгся на спину и притянул меня ближе к себе.

«Так привычнее?»

Я кивнул.

«Тогда действуй. Со мной можно не миндальничать, я не барышня. А все эти вопросы по поводу «сверху-снизу» не для меня. Я просто следую желаниям партнёра».

Меня немало удивило то, что Ория, казалось, готов был бесконечно впитывать мой гнев, предназначавшийся некогда другим людям и вырывавшийся в самые неподходящие моменты.

Когда же гнев иссяк, уступив место ровному спокойствию, это нежданно открывшееся свойство моей личности оказалось вдруг практически невостребованным.

«Знаешь, я целый год был уверен, что ты влюблён в Укё», — заметил я однажды, когда мы в очередной раз наплевали на всех, сбежав в Юмото.

«Да, наверное, так и должно было со стороны казаться. Но я, знаешь ли, смотрел на неё и думал: счастливая, ей нет необходимости притворяться. Я с самого начала мечтал как-нибудь застать тебя врасплох, чтобы ты не сумел от меня отвертеться. И вот застал. Пусть ты и согласился на наши отношения из чистого любопытства. Скажешь, я ошибаюсь?»

Я пожал плечами.

«Нет, ты прав. Но я не боролся никогда ни с тобой, ни с собой, ни со своими желаниями. Не видел смысла».

«Собираешь по жизни всё необычное?»

«Оно само притягивается. Я ничего не делаю, чтобы специально кого-то привлекать».

«В этом весь ты…»

Ни до, ни после Ории я больше не спал с мужчинами. И не заводил себе друзей мужского пола, а уж женщины, кроме Укё и Чизу, и подавно не могли считаться моими подругами, разве что любовницами.

Я потом довольно часто вспоминал лицо Ории, обрамлённое длинными волосами, стекающими, словно воды бездонной реки, по плечам и размышлял, зачем тогда я ему был нужен?

Он никогда не говорил о чувствах и правильно делал. Я бы порвал с ним немедля, заговори Ория на эту тему, потому как от таких бесед — один шаг до ревности, взаимных претензий, оскорблений. Нет, мне такого было не нужно.

Любопытно, почему я сейчас снова вспоминаю тот вечер?

Очередной номер в одной из гостиниц … Я сижу на футоне, курю, позволяя дыму струиться сквозь полуоткрытые сёдзи во двор. Ория подходит сзади, закутывает мои плечи в своё кимоно, потом заглядывает мне в глаза и смеётся.

«Тебе идёт. Почему ты никогда не носишь юката?»

«Напоминает детство».

«Неужели воспоминания настолько ужасны?» — он присаживается рядом и привычным движением обнимает меня за талию.

Его волосы слегка щекочут мою шею.

«Не хочу это носить. Не вижу смысла. Мне больше нравится европейская мода».

«Зря. Юката придает твоему лицу необыкновенный шарм».

Он разжимает пальцы, и тонкий кусок материи соскальзывает с моих плеч на футон. Загасив сигарету, я толкаю Орию на пол, стискивая его запястья.

Почему-то ему всегда куда больше нравилось, когда я бывал с ним груб, и он откровенно скучал, если я вёл себя иначе. Чтобы удовлетворить его, мне подчас приходилось изображать едва ли не опасного маньяка во время наших встреч. Нельзя сказать, что мне это не нравилось, однако я точно знал, что могу быть другим. К сожалению, другого меня, пусть и не отвергали, но воспринимали менее охотно.

В свете луны его кожа казалась молочно-белой. Блестящие густые волосы покрывали собой гладкие струганые доски пола. Если бы он родился женщиной, все красавицы Японии сдохли бы от зависти, клянусь Ками. В таком положении Ория казался совершенно беспомощным, и нестерпимое желание накрыло меня с головой. Я склонился над ним, жадно впиваясь в его в губы и с наслаждением встречая ответный поцелуй.

К тому времени мы были любовниками уже больше года, ухитряясь умело скрывать этот факт от знакомых, ибо мои родители точно сняли бы с меня голову, узнав о моих похождениях. И, разумеется, я не хотел разочаровывать Укё. Сложно сказать, как она восприняла бы эту новость.

Впрочем, думаю, она в какой-то момент начала догадываться, просто никогда не спрашивала.

А ещё полгода спустя я осознал, что впадаю в зависимость, сродни наркотической. Отношения с Орией приносили немыслимое наслаждение, но и изрядно выматывали. Я злился. На себя, разумеется. Я не хотел ни от кого зависеть, даже от очень опытного и хорошего любовника, не требующего никаких обязательств. Не знаю, как я поступил бы сейчас, но тогда мне проще было разрезать по живому и расстаться, чем позволить себе влипнуть ещё глубже, начав всецело принадлежать кому-то.

Ория всегда был удивительно спокоен. И когда я заявил, что собираюсь прекратить наши отношения, ибо они исчерпали себя, он сделал вид, будто поверил, но, похоже, сам факт моей лжи значительно охладил его чувства, и он не стал возражать.

После нашего разрыва Ория несколько раз присылал мне письма, но я так и не нашёлся, что ответить. В конце концов, он прекратил писать.

Между бывшими сокурсниками лет пять назад ходили слухи, будто он содержит какой-то сомнительный, но весьма доходный бизнес в Киото, доставшийся ему по наследству от отца.

«Сомнительный? — подумал я тогда про себя. — Что ж, значит, ему не приходится скучать. Ведь скука — это смерть. Всё остальное пережить можно».

Я твёрдо знал: Ория справится с любой ситуацией без каких-либо отрицательных последствий для себя. У него внутри — крепкий стальной стержень. За это я и был ему верен целых полтора года.

Комментарий к Глава 6. Слияние *Имеется в виду яблоня Холла – растение семейства Розовые от 2 до 5 метров в высоту, произрастающее в Китае и в Японии.

**Аналог игры в “салочки”.

Цель игры — при помощи пальцев делать из связанной в петлю веревки длиной 120 сантиметров фигуры определенной формы.

====== Глава 7. Расщепление ======

Прощаясь со мной на пороге «Чиисана Митака», леди Эшфорд сдержанно поблагодарила меня, сказав, что ничья помощь ей больше не потребуется, а потраченные на неё деньги она обязательно вернёт.

Я снова заметил, чтобы она не беспокоилась об этом, главное, поскорее решила свои трудности. Однако я отнюдь не был уверен, что подобного рода проблемы могли решиться скоро.

Разумеется, вернувшись к себе, первое, что я попытался сделать: спросить у амулета, кто эта женщина. Я особенно не рассчитывал на откровенный ответ. Так и вышло.

Всё, что удалось — получить ценный совет «держаться от неё подальше».

От этой шаблонной реплики, честно говоря, тошнило.

На вопрос о том, является ли Лилиан-сан действительно той, за кого себя выдаёт, амулет ударился в пространные рассуждения о генеалогии семьи Эшфордов, из которой, как я понял, совершенно не очевидно было даже, что нынешний потомок Уильям является родным сыном лорда Ральфа.

В конечном итоге я сделал вывод, что при нынешнем господстве рыночных отношений с амулетом за информацию надо чем-то расплачиваться.

Впрочем, достаточно было высказать подобное предположение вслух, и рубин оскорблённо ответил, что «в вопросе платы за магию хозяин и душа хранителя находятся в комплементарных взаимоотношениях, поэтому отдавать ничего не нужно».

Что за сволочная штука мне досталась! Пожелав амулету досрочно развалиться, выпустив душу Асато-сан на свободу, я лёг спать. Было уже два часа ночи, и я сильно подозревал, что после случившегося днём ничего воодушевляющего во сне увидеть не получится. И не ошибся.

Стоило погрузиться в сон, как я снова провалился в то жаркое, удушливое лето восемьдесят первого.

До печальных событий в доме, до дня предательства Саки оставался ровно месяц…

Тяжело дышать. Правая щека онемела, и пальцы почти ничего не чувствуют. Если б удалось хоть немного изменить позу… Но это трудно.

В пустой сарай, где грудой свален бесполезный хлам, сквозь трещины в стенах проникают лучи заходящего солнца. По дощатому полу, на котором я лежу, уткнувшись лицом в солому, суетливо бегают мелкие рыжие муравьи.

Мои руки и ноги связаны, и воды мне принесут лишь под вечер, обозвав в очередной раз размазнёй и слабаком за то, что не могу терпеть жажду и контролировать позывы к отправлению естественных потребностей в течение двадцати четырёх часов.

Сакаки-сан со вчерашнего дня в городе, отец приказал ему забрать новую мебель для гостиной и оплатить какие-то счета. Родителей тоже нет. Мать третий день в гостях у родственников. Отец позавчера позвонил и сказал, что не может уйти с работы. У него там одна сложная операция за другой, даже поесть и поспать некогда. Очередная ложь.

Всем слугам отец с самого начала настрого запретил вмешиваться в наши с Саки разборки. Он хочет, чтобы из меня вырос мужчина, ведь старший брат обучает меня боевым искусствам. Да я и не желаю ничьей помощи.

Сам факт того, что «семпай» меня чему-то учит, сомнению не подлежит. Должно быть, умению выживать при форс-мажорных обстоятельствах. Стоит допустить одну-единственную ошибку в выпаде или защите, и я сутками расплачиваюсь за неё. Монахов в буддийском монастыре охаживали дубинами и отправляли ночевать к водопаду. Что за смешная кара! Меня наказывают гораздо более изощрённо.

Иногда на моей спине рисуют. Лезвием ножа. Но, бывает, наносят точечную графику зажжённой сигаретой, утешая тем, что прижигания полезны для здоровья.

Да, конечно, мне ли этого не знать, если я собираюсь стать врачом?

Порой, когда процесс слишком затягивается, я теряю сознание, но меня приводят в чувство, и нанесение изображений продолжается. Готов поспорить, рисунки пошлы и безобразны, ибо чувствовать прекрасное мой брат не способен.

Порезы и ожоги за ночь заживают, потому что ближе к вечеру Саки приносит густую, пахнущую болотными травами мазь в коробочке и старательно покрывает толстым слоем желтоватой субстанции мою кожу со словами: «Не переживай, малыш, до свадьбы заживёт».

Это отличная мазь. Такую в аптеке не купишь. Её изготовил мой дед из неизвестных ингредиентов. Саки как-то нашёл целую банку в домашней лаборатории отца и озаботился тем, чтобы отложить немного специально для меня.

От мази кожа быстро затягивается, но при этом ужасно чешется, так что невозможно уснуть… Но я должен тренировать выдержку и самообладание, в том-то вся и суть, иначе я «никогда не стану настоящим мужчиной, а останусь до самой смерти нудной, сопливой девчонкой».

Снаружи слышны шаги. Дверь сарая открывается со скрипом. Сверху на меня падает знакомая тень, и я слышу злорадный смех.

«Так и знал, — Саки с гаденькой усмешкой пинает меня в бок. — Воды здесь явно не требуется. Под тобой и так что-то сыро, погляжу. Увижу слёзы — вообще проваляешься до рассвета. А так, может, в полночь к тебе загляну со сменной одеждой. Но, надо отметить, ты молодец. Растёшь в моих глазах, Кадзу-тян».

Я ненавижу его ещё сильнее оттого, что не могу отплатить тем же. Ещё ни разу не смог: ни мечом, ни врукопашную. У него удивительно быстрая реакция. Он всегда знает, когда я собираюсь нападать и бьёт больно, жестоко, без предупреждения.

Правда, старается не целиться в лицо или в пах. Наверное, опасается объяснений перед отцом. Впрочем, мне хватает и других истязаемых частей тела. Почему я не могу его достать? Я ведь изучил кендо на должном уровне! Отец не нанял бы для меня плохих учителей! Неужели этого незаконнорожденного ублюдка обучили лучше там, где он жил? Быть не может.

Замечаю в последние недели, что пальцы стали плохо слушаться. Начинаю иногда ронять хаси за обедом. Так дело не пойдёт. Мелкая моторика нарушается, да ещё при отсутствии органических поражений мозга? Никуда не годится. Но синнай держать я пока способен. Наверное, злость помогает. Саки говорит, что в день, когда мне удастся хотя бы зацепить его на тренировке, он мне позволит сделать с собой всё, что угодно. Даже убить, обставив всё, как самоубийство. За такой приз можно и потерпеть. Однажды я на нём отыграюсь. Но пока это недостижимая мечта, и я в гневе скриплю зубами. Не могу понять, почему он так силён, почему боги ему дали власть надо мной?

Один раз я не выдержал и подсыпал ему в чай спазмагенное средство собственного изготовления. Я усовершенствовал рецепт деда, смешав в определённой пропорции несколько сильнодействующих препаратов. Просто захотел убедиться в человеческой сути своего драгоценного братца.

Лекарство подействовало не только как спазмагенное, но и как рвотное, вследствие чего Шидо-семпай изрядно промучился всю ночь и утро. Никто не понял причин происшедшего с ним, кроме него самого, естественно.

Спустя неделю, улучив удачный момент, братец изловил меня в саду и избил с ног до головы, бросив в теплице между грядками с клубникой.

«Побежишь жаловаться папочке? — он стоял рядом и наблюдал, как я сплёвываю сгустки крови на траву. — В этом мире прав лишь тот, кто силён. И отец того же мнения. Пойди, скажи ему, что ты — слабак. Думаешь, он тебя пожалеет? К тому же, как я успел выяснить, твоей матери лучше не волноваться. У неё сердце, кажется, слабое».

«Когда-нибудь я прикончу тебя!»

«Возможно. Но, заметь, пока ты меня ни разу даже не задел. Я о тебе же беспокоюсь. Кто ещё сумеет сделать из тебя мужчину? Смотри сам: раньше ты вздрагивал от малейших ударов, а теперь способен терпеть практически любую боль. И по выражению лица ничего не заметно. Хороший мальчик. Быстро учишься. Жизнь — бесконечный путь к самосовершенствованию».

«Хотел бы я посмотреть, как ты сам сумеешь переносить такую же боль!»

«Значит, хочешь посмотреть? — голос его вдруг стал низким, пришепётывающим, неприятным. Саки наклонился ко мне близко-близко. — Могу продемонстрировать. Тем более, отцу покажется странным, что в нашей драке пострадал ты один. А моя версия случившегося проста: ты вдруг ни с того ни с сего напал на меня, а я лишь защищался. Логично?»

И он, недолго думая, быстро нанёс себе на груди несколько довольно глубоких надрезов. Потом разодрал рубашку на полосы и туго забинтовал раны. Алая кровь извилистыми ручейками побежала из-под бинтов по коже и закапала на крупные, бархатисто-зелёные клубничные листья, смешиваясь с моей.

«Красиво, не правда ли?» — широко усмехнулся Саки.

«Ты чокнутый», — в шоке прошептал я.

«С болью надо дружить. Тогда научишься получать от неё удовольствие. Однажды я покажу тебе. Уверен, тебе понравится!»

К моему несчастью, вскоре он сдержал слово.

Снова тот же самый сарай, но снаружи, кажется, ночь. Слышится шум дождя. Меня опять затащили сюда против воли, а я даже не пытался кричать, потому что ненавижу чувствовать себя слабым. Ненавижу, когда меня спасают и жалеют, в то время как я сам беспомощен и бесполезен. Я сам ведь заварил эту кашу, согласившись на тренировки с ним, мне и расхлёбывать.

Влажные пальцы шарят по коже. Я брыкаюсь и кусаюсь, но это всё равно, что пытаться справиться с гиппопотамом. Почему он такой тяжёлый? Как ему удаётся удерживать меня, будто тростинку? Ведь мы одинакового роста и телосложения. Не понимаю, не понимаю!

— Будешь сопротивляться, — шепчет он мне на ухо, — прижму, как следует… вот здесь. И знаешь, что тогда с тобой будет? Вынужденный це-ли-бат. Пожизненно.

— Отвали, пьяная сволочь!

Возле уха раздаётся противное хихиканье.

— Да я выпил саке с друзьями. Так это к лучшему, ведь с трезвых глаз кому ты понадобишься? А я ещё хотел кое-чему научить тебя… оч-чень интересному и полезному!

— Руки убери.

— Хи-хи… Кадзу-тян сердится… М-м, а ты ничего…

— Слезь с меня, скотина!!!

— Ещё и кусаешься, засранец! Получи!

Аж искры из глаз посыпались. Ненавижу. Ненависть поднимается внутри мутной, удушающей волной. Остаётся лишь одна мысль: «Прикончить. Убить. Оторвать голову». Но сопротивление бессмысленно. Эта сволочь сильнее. Его тело словно отлито из свинца. Бить по нему бесполезно, это вызывает лишь злорадный смех.

— Сказал — придавлю. А ты не послушал. Сейчас продолжим, но с другой стороны, — он вздыхает с притворным сочувствием. — Терпи. Ничего заживляющего у меня сегодня нет. Забыл. А бежать туда-обратно в самый разгар ливня не хочется. Вот незадача.

Не плакать. Не стонать. Не показывать своей слабости. Закусываю губы до крови. Я сумею. Выдержу. Никто об этой мерзости не узнает.

Спустя несколько минут он отходит в сторону, брезгливо вытирая руки о платок. Швыряет испачканный комок ткани мне в лицо.

— Надоело. Скучный мальчишка. Ни одна игра с тобой не в кайф. Даже до конца доводить не хочется.

Разворачивается и уходит. Дверь сарая захлопывается за его спиной.

Я лежу, царапая ногтями землю, и лелею внутри свой застывающий в камень сгусток ненависти, словно дорогое сокровище.

А потом сознание уплывает куда-то, и я проваливаюсь в спасительную тьму.

Меня приводит в чувство ветер, ворвавшийся внутрь. Он влажный, желанный, освежающий. Не помню, как давно я здесь? Сколько времени прошло?

Сакаки-сан бросается ко мне, ощупывает мои руки, плечи, осматривает лицо, потом замечает изодранные бёдра, сочащуюся по ногам кровь. Его глаза в ужасе расширяются, ноздри начинают раздуваться от гнева. Он достаёт из кармана складной нож и поспешно разрезает верёвки, которыми я связан. Впервые вижу его таким — злым и молчаливым — и это невероятно пугает. Наконец, он цедит сквозь зубы:

— Я — негодный умалишённый старик! Я опозорил себя перед вами, мой господин. И чтобы искупить вину, я убью этого грязного выродка, а потомпокончу с собой!

— Не надо, — пытаюсь успокоить я своего воспитателя и телохранителя. — Поклянись, что оставишь его мне!

— Господин, — Сакаки сжимает кулаки, — я всажу в него прямо сейчас все пули из своего ружья! Позвольте мне! Это ведь я один виноват, что не уследил за ним!

— Не марай руки об эту мразь. Говорю — он мой.

— Обопритесь о моё плечо! Я провожу вас до спальни.

— Позаботься лучше, чтобы нас никто не видел. И, слышишь, Сакаки, я приказываю тебе не убивать его! Я сам отомщу ему. Понимаешь? Сам.

— Слушаюсь, господин. Но теперь я буду внимательно следить за каждым его шагом, и если он ещё раз хоть пальцем вас тронет, хоть косо взглянет на вас … Я немедленно покончу с ним!

Я поднимаюсь на ноги, наблюдая за тем, как моя кровь снова медленно начинает капать на деревянный пол…

Сон прервался. И я никак не мог понять, в какой реальности очнулся.

Как иногда от усталости двоится перед глазами, так же двоилось сознание. Никак не получалось сфокусироваться на том, где я нахожусь.

Я чувствовал чей-то взгляд, направленный на меня, но не мог открыть глаза, словно находился под гипнозом. Прохладная ладонь скользила по щеке. Чужой аромат духов… Хотя в энергии, исходящей от этой женщины, было что-то притягательное: надрывная страсть и безысходная печаль.

«I’m so sorry, Kadzu-kun. I’ll never forget you. I’ll never forgive you. I won’t let anybody else touch you. I’m so sorry. I need to consume your soul».*

Голос леди Эшфорд? Кажется, да, но в то же время — не её. Ледяной, отстранённый. Из него исчезли все дразнящие интонации, даже её милое, неприкрытое ехидство.

«Мы — пустые сосуды без содержимого. Мы должны держаться вместе до последних дней этого порочного мира, Кадзу-кун».

Откуда эти фразы? Она никогда не говорила их мне. Какое-то странное дежа-вю. Я усилием воли попытался собрать своё внимание. Откуда Эшфорд-химэ взялась в моей спальне? Я же отвёз её в Митаку четыре часа назад.

И этот сон… От него на губах до сих пор какой-то металлический привкус. Слёз и крови, должно быть.

Половины из того, что я увидел сейчас во сне, со мной никогда не случалось!

Да, Саки много раз избивал меня и несколько раз действительно запирал связанным в сарае на сутки и более без еды и питья, но никогда он не заходил настолько далеко!

Почему в таком случае я отчётливо помню то, чего никогда не было?

Почему в этих воспоминаниях у моего телохранителя другая фамилия, хотя и то же самое лицо, а в моей собственной душе царит такая чёрная ненависть? Я бы даже рискнул сказать, она гораздо омерзительнее всех тех вещей, что творил со мной во сне сводный брат!

«Be asleep. You are so tired. Forget about my presence».**

Рука ложится на лоб. Женщина, которую нельзя увидеть, хочет, чтобы я теперь забыл обо всём, но это вряд ли получится.

И, проснувшись наутро, я сразу вспоминаю о случившемся. А над кроватью всё ещё висит в воздухе едва приметный аромат незнакомых духов…

На следующий день мне пришлось с горечью убедиться в двух вещах.

Во-первых, налаженный контакт с амулетом снова был утрачен. Сообщения на телефон приходить перестали, какие бы вопросы я ни задавал.

Во-вторых, в гостинице, куда я отвёз Эшфорд-химэ, хозяин почему-то ответил мне по телефону, что о постоялице с таким именем никто не слышал. Ни вчера, ни сегодня, ни в прошлом году. И вообще ни меня, ни леди Эшфорд в Митаке не видели. Вот чертовщина!

Я не поленился приехать в гостиницу лично, но разговор с хозяйкой не заладился.

— Господин что-то путает. Я вас впервые вижу, — с милой улыбкой сказала владелица «Чиисана Митака», захлопывая перед моим носом дверь.

Вот и всё. Можно себя поздравить. Я упустил Эшфорд-химэ.

Следующие четыре часа я просто бесцельно бродил по городу. Заехал в обсерваторию, затем в музей Гибли. Честно говоря, мне было без разницы, где убивать время, пока придумывается новый план.

В отчаянии я готов был даже в срочном порядке добраться до Киото, поймать за шиворот кого-нибудь из бывших профессоров физики и задать ему в лоб вопрос о том, какие побочные эффекты могли бы наблюдаться у человека, предположительно переместившегося во времени.

И после этого мне самому, безусловно, поставят весьма занимательный диагноз. Нет. Так дела не делаются.

В библиотеку, Кадзу-кун, в библиотеку! Учить квантовую физику, рыться в трудах Эйнштейна и Лобачевского. Или трясти амулет, чтобы он, наконец, выдал хоть что-то вразумительное.

А завтра ещё предстоит операция. А потом — встреча Нового года. Что ж, надеюсь, Укё-тян не откажется составить мне компанию за праздничным столом… К тому же я очень давно её не видел. Да, решено. Навещу Укё завтра, по крайней мере, это поможет мне успокоиться и привести мысли в порядок.

Утром тридцать первого декабря после плановой операции, возвращаясь домой, я снова услышал по радио сообщение про пожар, случившийся в Синдзюку двадцать девятого декабря.

В крупном торговом центре в Такаданобаба погибло около сорока посетителей. Очевидцы рассказывали, что пламя вспыхнуло внезапно, охватив всё здание целиком. Причина до сих пор не выяснена. Более сотни людей с ожогами госпитализированы.

Увы, жизнь жестока. Никогда не знаешь, в каком месте и при каких обстоятельствах встретишь свой последний час. К уходу за грань всегда надо быть внутренне готовым, чтобы не тратить последние секунды на агонию и сожаления. Это было бы жалкое зрелище.

Надеюсь, мне не доведётся на том свете презирать себя за неподобающую смерть…

Мои экзистенциальные размышления прервал телефонный звонок. Я потянулся к мобильному:

— Мураки-сан, если у вас сейчас есть свободное время, я бы хотела встретиться с вами.

Эшфорд-химэ? Быть не может. Сердце в груди подпрыгнуло и в волнении заколотилось. Значит, зачем-то я ей ещё нужен, иначе она не стала бы меня искать. Тем более, после того, как столь загадочно исчезла из Митаки. Глупо не воспользоваться шансом.

— Я совершенно свободен, — ответил я.

Лилиан продиктовала свой новый адрес, и я, немало удивившись тому, что она каким-то образом очутилась уже в четырёхзвёздочном отеле «Гранд Принс», развернул машину в сторону Акасаки.

Эшфорд-химэ встретила меня в номере для VIP-персон в серебристом вечернем платье. Эта новая модель, я точно знал, стоила на порядок дороже её предыдущего наряда. Волосы молодой женщины были уложены в высокую причёску. Выглядела она ослепительно, словно только сегодня утром посетила дорогой салон и отличного косметолога. Разумеется, нетактично было спрашивать, откуда у неё всего за пару дней появились деньги на всё это великолепие.

— Я должна вам определенную сумму. Возьмите, — она протянула чек.

Я даже не взглянул на него.

— Вы ведь не за этим звонили?

Лилиан замялась на секунду, потом вымолвила:

— Вы говорили, будто можете ввести меня в гипноз.

— Говорил. И могу заявленное осуществить.

— Хорошо. Тогда я заплачу за всё сразу. Я узнавала вчера во многих местах, и мне подтвердили, что вы лучший врач в Токио. Причём, действительно, имеете практику в трёх областях медицины. У меня одно условие: я хочу, выйдя из гипноза, помнить абсолютно всё, о чём говорила. До единого слова. Более того: запись нашего разговора будет производиться на диктофон, — она положила аппарат на стол. — И я буду фиксировать время записи, позвонив в городскую справочную до и после сеанса.

— Вы мне действительно не доверяете, — отметил я. — Однако, находясь на вашем месте, я бы, возможно, не доверял себе ещё больше. Разумеется, мы всё сделаем, как вы хотите.

Мы расположились в креслах друг напротив друга. Я начал с необходимой проверки на гипнабельность, которую она с треском провалила. Иначе говоря, внушаемость у неё оказалась чрезвычайно низкой. Пришлось действовать крайне осторожно. Я опасался, что у нас вообще ничего не выйдёт, поэтому когда всё-таки удалось погрузить леди Эшфорд в гипноз, я решил не форсировать события, а двигаться следом за спонтанно возникающими воспоминаниями, лишь слегка направляя их. По счастью, подсознательно Лилиан сама вернулась к тому моменту, который мне был наиболее интересен.

— Где вы сейчас?

— В комнате.

— Опишите её.

— Спальня. Дверь заперта. За окном темно. Я ничего не вижу. В голове гудит. Я совершенно не помню, как здесь оказалась. Мне страшно.

— Это ваш дом?

— Нет, чужой. Я ни разу тут не была.

— Вернитесь на десять минут назад. Где вы?

— В той же спальне, но… — удивлённым тоном. — Здесь люди. За окном светло! Впрочем, нет… Это луна. Удивительно яркое полнолуние!

— Посмотрите на людей. Кого вы видите?

— Спящих в постели мужчину и женщину… И юношу. Он стоит возле них. Что-то держит в руках … Старается не шуметь. Но там есть кто-то ещё… возле стены, в углу… Нет!!! — внезапно закричала она.

— Успокойтесь. Вы в безопасности. Расскажите, что происходит?

— Она запрещает говорить. Если я буду продолжать, она убьёт кого-нибудь … Я не могу этого допустить!

— Кто это – она? — терпеливо продолжал я.

— Не могу говорить!

— Где она?

— Рядом со мной.

— Вы её видите?

— Нет, она прячет лицо. Она отдаёт приказания, а я всегда подчиняюсь! Я устала подчиняться!

— Вы не должны подчиняться ничьим приказам. Никто не имеет права контролировать вас!

— Она намного сильнее.

— В чём же заключается её сила?

— Она знает моё слабое место… Никто, кроме неё, не знает… И она пользуется этим. Нет, пожалуйста, прекратите спрашивать!

Лилиан вдруг стала интенсивно сдавливать пальцами виски. Плохо дело.

Если это диссоциативное расстройство идентичности, то ещё куда ни шло, а вот если она страдает шизофренией, причём симптомы на первых порах спутать очень легко, ей конец. При этом заболевании, да ещё в фазе обострения, гипноз противопоказан. А я не в силах прекратить сеанс, зайдя так далеко. Попробую вытянуть её обратно с наименьшими потерями, хотя теперь уже вряд ли получится…

— Что за приказы эта женщина вам отдаёт?

— Отнимать жизни. Убивать. До тех пор, пока я не принесу ей то, что она хочет.

— И чего она хочет?

Пауза, а затем холодная, прямо-таки ледяная фраза:

— Я сама убью её.

Неожиданный поворот. Посмотрим, как она поведёт себя дальше. Если у неё шизофрения, то последует попытка убить именно меня, а отнюдь не ту воображаемую женщину.

— Тогда сделайте это. Что вам мешает?

— Я… боюсь, — Лилиан внезапно сдавила рукой грудь, будто нащупывая под платьем некий предмет. Ещё той ночью в доме родителей мне показалось, что она носит на груди что-то очень массивное: крупный медальон или крест, но я не стал спрашивать, понимая, что вряд ли она покажет мне это. Сейчас на ней ничего не было, но она искала этот отсутствующий предмет, словно ждала от него помощи.

— Чего вы боитесь? — продолжал я. — Она отравляет вам жизнь, требует от вас стать преступницей … Убейте её, и всё закончится!

Во что я играю? А если её альтер-эго сильнее? А если оно там не одно? Имею ли я право рисковать её разумом, толком даже не осмотревшись в нём? Одно из двух: или память сейчас к ней вернётся, или она окончательно потеряет рассудок.

Впервые в жизни я действую непрофессионально, даже преступно. Но это балансирование на грани… от него, действительно, захватывает дух!

Черты Лилиан стали каменными. Я невольно вспомнил вчерашнюю ночь и то странное видение в полусне перед пробуждением.

— Вы вооружены? — уточнил я.

— Да, — ответила она, зловеще улыбаясь и продолжая сжимать «предмет» на груди.

— Что у вас на шее?

— Кинжал.

— Вы убьёте женщину, которая мешает вам жить, этим кинжалом?

— Да, — лицо леди Эшфорд просияло. — Я избавлюсь от неё!

— Действуйте, — разрешил я, готовясь встречать последствия.

Возможно, если всё пройдёт нормально, её альтер-эго исчезнет или хотя бы временно уйдёт в сторону, она что-то вспомнит о прошлом.

Лилиан замахнулась воображаемым кинжалом и ударила кого-то, невидимого для меня.

Внезапно лицо её исказилось, и она закричала. Столько отчаяния было в том крике:

— Я не хотела! — она сделала такой жест, будто роняет кинжал на пол, зажала уши руками. По щекам её покатились крупные слёзы. — Не хотела…

— Мисс Эшфорд, это всего лишь сон. Вы в любой момент вольны проснуться. Скажите, что случилось?

— Я его убила!

— Мисс Эшфорд, вы меня слышите? Что вы сделали?

— Он не умрёт?! — она смотрела невидящим взором на свои руки, вероятно, предполагая, что на них кровь.

— Я спасу его. Я врач. Скажите, кого надо спасать?

Лилиан распахнула глаза и вполне осмысленно посмотрела на меня:

— Доктор?

— Как вам удалось самостоятельно выйти из гипноза? — поразился я.

Она непонимающе смотрела на включённый диктофон.

— Мы уже закончили сеанс?

— Похоже, да, — я откинулся на спинку стула. — Как вы себя чувствуете?

— Ужасно.

— Спасибо, что не покривили душой. Вы будете проверять, не обманул ли я вас?

— Это лишнее.

Она встала и выключила запись. Вернулась на место.

— Думаю, я серьёзно больна.

— Давайте не делать скоропалительных выводов. Если вы мне расскажете о себе чуть больше, я вам помогу. Попытайтесь теперь дополнить картину, уточнив, что же такого кошмарного вы увидели в вашем гипнотическом сне? Кого вы собирались убить и кого в итоге убили?

Она долго молчала, потом заговорила.

— Пыталась — женщину, чьего лица не разглядеть. А убила или серьёзно ранила молодого мужчину. Он внезапно возник передо мной, и я не сумела остановить удар. Его я тоже почти не рассмотрела.

«Скверно. Альтер-эго у неё может быть больше одного».

— Когда впервые появилась эта женщина, приказывающая вам убивать?

— Сложно сказать. Я не слишком отчётливо помню своё детство, это довольно смутные воспоминания, но уже тогда рядом со мной всегда была она. Мы играли вместе. Она часто повторяла мне, что мы намного ближе, чем сёстры. Правда, никогда не позволяла увидеть её, зато я всегда слышала её голос. Иногда рядом, иногда внутри себя. Она рассказывала мне интересные сказки и просто занимательные истории, утешала, когда меня обижали, но однажды… Она вдруг сказала, что хочет создать другой мир, гораздо лучше этого. Там мы обе будем счастливы. Она обещала, что поможет мне исполнить все мои заветные мечты, только надо всегда слушаться её, быть хорошей девочкой. Заставила поклясться, что я никогда не предам её. С того времени у меня и начались провалы в памяти. Я прекрасно понимаю, как это выглядит с вашей точки зрения. Болезнь развивалась с детства, имели место галлюцинации, бред величия… Диагноз неутешительный.

— Вы задумывались о том, что, возможно, больны до происшествия в моём доме?

Леди Эшфорд кивнула.

— В возрасте четырнадцати лет я начала искать информацию по книгам и решила, что страдаю диссоциативным расстройством идентичности. Похоже, болезнь с годами усугубляется. До этого из моей памяти выпадали отдельные события, но на сей раз я забыла всё, что происходило со мной в течение последних шестнадцати лет! Я даже не понимаю, как и где жила всё это время! Это жутко.

— К предполагаемому провалу в вашей памяти мы ещё вернёмся. Теперь скажите, тот кинжал, который вы искали на груди, действительно, существует?

— Конечно. Это семейная реликвия дома Эшфордов. Его мне подарил отец.

— Он сейчас у вас?

— Да.

— Можете показать?

Она замялась на мгновение. Очень медленно амулет в моём кармане начал остывать. Выходит, для него опасна не сама Лилиан, а эта принадлежащая ей вещь? Надо запомнить.

— Видите ли, я не хочу, чтобы чьи-то руки прикасались к нему.

— Обещаю не трогать его и пальцем.

Она ушла в спальню, затем вернулась и продемонстрировала лежащий на её ладони старинный кинжал пятнадцати сантиметров в длину с треугольным лезвием и потёртой рукоятью, в которую был инкрустирован крупный необработанный ярко-фиолетовый камень.

— Это аметист? — попытался я выяснить подробности.

— Понятия не имею. Отец тоже не знал. Кинжал перешёл к нему по наследству от деда, тому — от прадеда… Толком никто не знает, кто первым принёс эту вещь в нашу семью.

— Разве им можно кого-то убить? Лезвие совсем короткое.

— Перерезать горло можно. Он острый, — она положила кинжал на край стола. — Насчёт него у нас в семье есть предание. Кинжал помогает наследникам Эшфордов, но лишь при условии, что его не касаются чужие руки. Может, это всё суеверия, но я бы не хотела нарушать традицию. Не хочу новых несчастий. Их и так случилось предостаточно… Вчера мне удалось связаться с английским посольством и дозвониться до своих знакомых в Дареме. В течение месяца мне восстановят документы. Я снова могу пользоваться своим банковским счётом, но… Ничто уже не вернёт к жизни отца. Он умер год назад, считая меня погибшей.

— Соболезную. У вас есть братья или сёстры?

— Нет, я единственная дочь.

— Ваша мать жива?

— Она развелась с отцом, вышла замуж и уехала в Италию, когда мне было полтора года. Я её после этого ни разу не видела. Она только звонила иногда на мои дни рождения. Потом вообще перестала давать о себе знать. Я в детстве часто выдумывала, будто она однажды приедет за мной и заберёт к себе. Наверное, мне очень этого хотелось.

Показалось ли мне, или камень на рукояти кинжала вдруг начал мерцать? Невозможно было оторваться. И я смотрел, смотрел, погружаясь в бесконечную глубину, почти не слушая её слов. Снова появилось ощущение, будто моё сознание попало в трещину между обычным миром и другим — чужим, иррациональным, будто сон и явь пересеклись посередине, и я влип в эту точку со всего разбега.

Обжигающий холод неожиданно пронзил всю левую сторону груди.

Я очнулся, поймав себя на том, что стою и в упор смотрю на леди Эшфорд, а она с тревогой вглядывается в моё лицо.

— С вами всё в порядке, доктор?

— Странное чувство возникает от разглядывания вашей семейной реликвии, — честно признался я.

Лилиан поспешно убрала кинжал из поля моего зрения.

— У меня так тоже порой бывает. На камень лучше не смотреть, потом начинается сильная головная боль, хотя, не спорю, он притягивает взгляд.

— Вот, значит, как, — задумчиво протянул я и неожиданно для себя предложил. — Если у вас нет планов, давайте встретим Новый год вместе?

— Вам не с кем встретить праздник? — удивилась она.

— Есть, но в этом году для меня наиболее интересным было бы ваше общество.

В конце концов, в гости к Укё-тян я могу заехать и завтра. Она простит. Нехорошо этим пользоваться, конечно, но она всегда прощает.

Леди Эшфорд задумалась на секунду, потом ответила:

— Я ничего не имею против.

— Тогда выбирайте ресторан.

— Увы, я не слишком хорошо знаю Токио.

— Можно отправиться в одно отличное заведение с европейской кухней в Синдзюку…

— Только не туда! — вдруг воскликнула Лилиан.

— Что ж, если вам почему-либо не нравится этот район, давайте выберем Гинзу или останемся в Акасаке.

— Я бы предпочла остаться здесь.

— Тогда я заеду за вами около десяти вечера. Отдыхайте. Вам нужно немного прийти в себя.

Когда я уже собрался уходить, она вдруг спросила:

— Скажите, если бы вы попали в ситуацию, не имеющую решения, более того, никто из окружающих вам был бы не в силах помочь, как бы вы поступили?

Ответ пришёл в голову почти мгновенно.

— Я бы подождал, какую карту подкинет мне судьба, и с неё сделал бы следующий ход.

Она тепло улыбнулась.

— Мудрое решение. Так я и поступлю.

Комментарий к Глава 7. Расщепление *“Прости, Кадзу-кун. Я никогда не забуду тебя. Я никогда не прощу тебя. Я никому не позволю прикоснуться к тебе. Прости. Я вынуждена поглотить твою душу”.

**“Спи. Ты устал. Забудь о моём присутствии”.

====== Глава 8. Потерянные души ======

Ватари появился неделю спустя после отправленного ему сообщения.

Его номер телефона я знал с того самого дня, как мы с ним столкнулись нос к носу в октябре девяносто второго года в магазине мужской одежды, по другую сторону витрины которого стоял другой точно такой же «я». Помню, Ватари тогда едва не хватил удар, несмотря на то, что для синигами это в принципе невозможно. Хорошо, что Тацуми меня не заметил. Неизвестно, к каким последствиям это привело бы.

Потом была откровенная беседа в ночном кафе, в течение которой Ютака периодически хватался то за голову, то за сердце, а на следующий день он обещал во всём помогать мне и дал тот самый номер мобильного.

«Телефон я буду держать постоянно при себе, ибо он куплен специально для связи с тобой, — сказал Ватари. — Смело отправляй на него любые сообщения, особенно когда произойдёт что-то из ряда вон выходящее».

Моя встреча в Гинзе с Мураки как раз подпадала под это определение. В тексте SMS я кратко передал Ватари суть нашего с доктором разговора и стал ждать.

Через полчаса получил ответ: «Понял. Скоро буду». Но, судя по всему, Ютаке не удалось выбраться сюда ни перед Рождеством, ни вскоре после него.

«Я всё ещё опасаюсь того, что может случиться, если остальные узнают о тебе, особенно здешний Тацуми-сан, — говорил Ватари. — Вероятно, это вызовет панику. Или межвременной парадокс. К тому же, мне совсем не хочется отвечать за последствия действий моего двойника из будущего перед шефом Коноэ. Короче, маскируйся тщательнее. Никто не должен догадаться о твоём присутствии в этой реальности!» — проинструктировал меня он.

Я маскировался пять лет. А толку? Мураки в итоге пришлось рассказать правду. Моё инкогнито постепенно начинало раскрываться. А теперь обо мне узнал и ещё один человек…

Нет, лучше пока о нём не думать, а то опять мыслительные способности откажут. После позавчерашнего происшествия я чувствовал себя безнадёжно выпавшим из реальности. Обычный крепкий кофе не помогал взбодриться, а напиваться, как тогда в Кванджу, я не собирался, поэтому, чтобы успокоиться, затеял генеральную уборку. Говорят, это помогает упорядочить мысли.

Стоило только приступить к этому занятию, как через пятнадцать минут в мою комнату телепортировался Ватари. Ничего не объясняя, он демонстративно установил на столе в гостиной новенький ноутбук и гордо произнёс:

— Взгляни, какую великолепную штуковину я приволок! «Селерон» на основе второго «Пентиума». Недавно в продаже появился!

Вполне в его духе: свалиться без предупреждения с каким-нибудь своим бесценным приобретением или изобретением, как снег на голову.

— Даже не буду интересоваться, откуда взял, — ответил я, не отрываясь от важного процесса чистки ковра при помощи пылесоса, купленного год назад на распродаже в Тиба.

— Откуда! Ты… То есть, Тацуми расщедрился вдруг и выписал из одной фирмы, с которой у нас давняя договорённость по поставкам техники. Правда, они не знают, что их заказчик — мир Богов Смерти. Что-то случилось с нашим ответственным секретарём, не иначе, — добавил Ватари с ехидцей. — Должно, заболел. Обычно у него денег на что-либо выпросить — целая история… Слушай, прекращай свои страдания с этой рухлядью. Я тебе новый подарю. Мне вчера премию выписали. Давай, садись и выкладывай свои новости, — Ватари плюхнулся на диван и кивнул мне на место рядом с собой.

Я вздохнул, щёлкнул кнопкой на корпусе пылесоса. Гул в комнате стих.

— На кухне есть лазанья и спагетти, — признался я. — В холодильнике — бифштекс, овощи, молоко и пирожные. Короче, выбирай, что понравится. Всё равно мне одному столько не съесть.

— Гостей, что ль, ждал?

— Вроде того. Но они не придут.

— Тогда тащи лазанью. Можно не разогревать.

Однако я всё же разогрел её и принёс, порезав на ломтики и снабдив Ватари вилкой. Он подцепил с тарелки первый кусок, положил в рот и начал с аппетитом жевать:

— Уф-ф… Дождаться не мог, когда удастся к тебе вырваться! Меня все вокруг пять лет подряд в чём только не подозревают. Всё труднее становится скрыться незамеченным. Шеф полагает, что я сюда мотаюсь, чтобы с изобретениями людей ознакомиться, но это предположение даже льстит. А остальные синигами думают, что я тут романы направо-налево кручу. Даже ты… то есть, Тацуми считает так же. В прошлый раз вообще спросил, не поменял ли я, случаем, свои пристрастия? Помнишь, я по рассеянности воспользовался твоей туалетной водой? Ну, после того, как мы всю ночь просидели, пытаясь до чего-то дельного додуматься насчёт амулета? Беда просто.

— Сочувствую, но помочь ничем не могу.

— Так и знал. От вас обоих слова тёплого не дождёшься! И зачем я с тобой связался?

— Из чисто научного интереса.

— Ты меня раскусил! — рассмеялся Ватари и добавил, внезапно посерьёзнев. — Слушай, амулет сейчас у Мураки? Это точно?

— Точнее некуда. Но наш «драгоценный» доктор его отдавать отказался. Я предлагал любые деньги. Проблема в том, что он видел Цузуки. Правда, всего раз.

— Тебе удалось выяснить, как это произошло?

— Цузуки исчез внутри амулета на глазах Мураки в день, когда погиб Саки, — я невольно сжал кулаки на коленях. — Теперь с доктором бессмысленно торговаться или пытаться воззвать к его чувствам. Все эти годы Мураки хранил камень в банковской ячейке, как величайшую ценность, забирая оттуда лишь изредка. Впрочем, отныне, думаю, он с рубином в обнимку спать будет, пока не раскроет все его свойства … И ещё. Мураки способен чувствовать присутствие Богов Смерти рядом с собой, даже если синигами невидим. Он знал о том, что я наблюдаю за ним, хотя и не подавал вида. Возможно, это одно из проявлений силы амулета, а, может, его собственная способность, как знать…

— Занятный смертный.

— Нет, опасный. Мураки обещал отдать амулет не раньше того самого дня. Кроме того, по его требованию я больше не должен следить за ним. И он заставил меня назвать ему имя Цузуки! Надеюсь, потерпев фиаско с вызовом души хранителя в ближайшие дни, он прекратит свои попытки.

Ватари, наконец, прикончил лазанью с ветчиной и аккуратно поставил тарелку рядом с ноутбуком. Взглянул на меня.

— Ты так сильно не хочешь, чтобы ему удалось встретиться с душой Цузуки-сан?

— Я боюсь этого.

— Почему?

— Не думаю, что Цузуки обрадуется их встрече. И страшно предположить, какие желания начнёт загадывать Мураки, когда догадается об истинной силе камня.

— Да не переживай ты! Ищи во всем положительные стороны. Ты же не сказал ему правила пользования амулетом?

— Нет.

— Вот видишь, зато теперь тебе больше нет надобности носиться за ним по всему миру и задавать себе вопрос: куда он дел амулет? Или, например, а существует ли амулет вообще? Теперь мы точно знаем, что рубин у него. Мураки никуда с этой планеты не денется. А если и уедет в другую страну, мы его найдём. Умереть в результате несчастного случая он не может, ибо талисман хранит его жизнь. А тебе, чтобы не сойти с ума от бездействия, надо устроиться на работу, — посоветовал Ватари.

— Я устроился. Менеджером в один из офисов четыре дня назад, но вчера мне позвонили и сказали, что в моих услугах больше не нуждаются.

— Вот незадача! — Ватари успокаивающе погладил меня по плечу. — Пытайся снова.

Похоже, несмотря на нашу разницу в возрасте, в те моменты, когда я терял самообладание, он считал себя обязанным успокаивать меня.

Я криво усмехнулся.

— Не сиди так близко. Не то Тацуми снова учует запах моей туалетной воды от твоей одежды и обвинит тебя в чём-нибудь.

— Да ну его. С ним вообще общаться невозможно! Одни деньги на уме.

— Помоги ему уменьшить расходы отдела, и он станет твоим поклонником до скончания веков.

— Да зачем он мне сдался?

— Ну, я тебе зачем-то сдался, а мы с ним вроде как похожи.

— Нет. Вы абсолютно разные. Ты меня в такую замечательную авантюру втянул, что пять лет о скуке думать не приходится! А тот, второй, просто сухарь и зануда! И скряга. Я с ним только неприятности огребаю. То, видите ли, мне новый ноутбук иметь не положено, то я слишком большую сумму на апгрейд прошу… Хорошо, хоть не ем слишком много! А то бы и этим попрекал.

Я скептически хмыкнул, вспомнив, как злосчастной едой вечно попрекали Цузуки. Нет, надо взять себя в руки. Похоже, Ватари и так уже догадывается о моих истинных чувствах к Асато, но если он ещё заподозрит и остальное, будет совсем скверно. Я пока не готов к этой беседе. Мне сначала надо прийти в себя и всё осмыслить.

— Моя вина, каюсь, — вздохнул я. — Ты мне постоянно помогал, когда я не мог сам себя полностью обеспечить на своих кратковременных подработках. Если б не Мураки, а кто-то другой стал владельцем амулета, я бы уже давно выкупил камень, и дело бы хоть наполовину решилось!

Ватари не согласился.

— Не всё решается деньгами. И, прости, несмотря на все твои рассказы, у меня Мураки пока не вызывает антипатии. Конечно, я никогда не видел его другим, поэтому сужу субъективно. Может, дело в этом?

Слова Ватари меня задели, и, не успев остановить себя, я выпалил:

— Ты просто не понимаешь, какой он! Вспомни, что я говорил тебе про досье из моего времени! Скажешь, это было нормальное воспитание? Отец крутит романы со своими пациентками, дома вечные скандалы! Из игрушек в комнате у мальчика — одни фарфоровые куклы. А потом брат, постоянно унижавший и избивавший его, едва не прикончил родителей! Подобное не проходит для психики бесследно.

— Да, но сейчас Мураки адекватен. Не пойми меня неверно, я на твоей стороне, и сделаю всё, чтобы помочь тебе, но проблема возможного сумасшествия этого доктора волнует меня меньше всего. Происходят гораздо более странные вещи, причём виновников никто не ищет. Просто статистика ведётся. Я узнал об этом случайно, когда в поисках новой информации для тебя сумел вскрыть секретную базу данных Мэйфу и много удивительного прочёл. У нас, оказывается, существуют некие «мёртвые случаи», которые никогда никому не поручали расследовать, причём дела эти между собой схожи. Сначала в какой-либо местности происходит внезапный пожар — самовозгорание здания или нескольких зданий — люди погибают, и их души пропадают на несколько дней, после чего они прибывают в Мэйфу полностью дезориентированными. Умершие даже своих имён вспомнить не могут. Более того, очевидцы этих происшествий, оставшиеся в живых, тоже теряют память о последних событиях. Такое происходит с интервалом в несколько лет. В последний раз подобное случилось два дня назад в Такаданобаба. Наверное, смотрел в новостях?

Я вздрогнул, но мне удалось скрыть свою реакцию от глаз Ватари. По крайней мере, я на это очень рассчитывал.

— Видел. Страшное происшествие. Столько жертв!

— Бывало и больше. И такие случаи происходили не раз, — сказал Ватари. — Самый первый пожар случился в Суццу в одна тысяча девятисотом году, когда сгорело почти целое поселение. Сотни людей погибли, немногие выжившие потеряли память. Потом всё повторилось спустя восемнадцать лет в городке Коива, который сейчас входит в состав района Эдогава. В том втором происшествии чудом выжил только один парень, но он, к сожалению, полностью потерял память, и его отправили в клинику к весьма известному доктору, надеясь, что тот вылечит юношу, чтобы потом полиция сумела докопаться до истины. Пожар был, действительно, странным. Эпицентра у него не обнаружили, когда стали осматривать место трагедии. Выходило так, что полыхнуло сразу по всей территории города, да так сильно, что за полчаса выгорели многие дома. Того юного пациента, кстати, вылечить не удалось. Он долгое время находился в состоянии тяжелейшего психического расстройства, и в одна тысяча девятьсот двадцать шестом году скончался. Его душа до сих пор значится в списках Дворца Свечей потерянной. Есть сведения из неизвестного источника о том, что тело умершего тоже исчезло, хотя это всё — ничем не подтверждённые домыслы. В одна тысяча девятьсот двадцать седьмом году произошёл третий пожар. Потом ещё. Такие странные возгорания происходят время от времени до сих пор.

Я почувствовал, как сердце моё начинает замедлять удары.

— Ватари… Тот выживший парень, чья душа так и не была найдена… Цузуки Асато из этого времени?

Ютака вздохнул.

— Да. Прости за плохие новости. Помнишь, мы с тобой вместе ломали голову над тем, куда он мог деться? Ведь он почему-то не стал синигами, хотя, по твоему рассказу, должен был. Видишь, даже в Мэйфу о его дальнейшей судьбе никто не знает.

Я сглотнул и ущипнул себя за руку под манжетой рубашки. Выдержка начинала изменять мне.

— А чьи души ещё значатся в списке пропавших?

— Там девять имён. Семеро пропали ещё в средние века, причём в один и тот же год. Что-то с обрядами поклонения высшим демонам перемудрили. Там у них секта была тайная и малочисленная. В общем, сами виноваты: нечего порталы в загробный мир строить, следуя инструкциям, вычитанным в сомнительных рукописях! Но начиная с 1926 года, кроме Цузуки-сан, бесследно пропал только один человек: некий Коноэ Кэндзиро. О его прошлом известно немного. Он прожил до двадцати пяти лет где-то на Хоккайдо, затем эмигрировал в Великобританию. Исчез девятого июля сорок пятого года в возрасте семидесяти лет. Коноэ Кэндзиро жил один, женат никогда не был, детей не имел. Больше о нём ничего не известно.

— Очень странно. Про пожары в Суццу и в Коива я читал в старых документах в своём времени, но всё остальное… Я до сих пор не могу понять причину всех этих отличий между нынешним временным ответвлением и тем, которое знал я.

Немного помолчав, Ватари сказал:

— Возможно, мы с тобой не учитываем некие факторы? Посмотри, сколько случилось всего необъяснимого, ещё до того момента, как Цузуки решил отправиться сюда. Никто из вас так и не смог понять, что за болезнь поразила Куросаки-сан? И почему Цузуки-сан вдруг пришёл к выводу, что Хисоке нельзя помочь в настоящем времени, а непременно нужно мчаться в прошлое? Да, ты говорил, что логическое мышление никогда не было его сильной стороной, но… Бросить дорогого человека в беде и отправиться в прошлое спасать своего злейшего врага — для этого нужно иметь очень веские причины!

— Согласен. Я тоже был удивлён, — вдруг одно воспоминание всплыло в памяти. — А знаешь, Ватари говорил, что на чипе памяти машины времени сохранилась информация обо всех запросах, даже неосуществлённых, как на телефоне остаются данные о пропущенных звонках. Похоже, Цузуки изначально собирался попасть в пятнадцатое августа одна тысяча девятисотого года. Затем, когда машина выдала сообщение, что это невозможно из-за недостатка энергии, он выставил вторую дату: тринадцатое марта одна тысяча девятьсот восемнадцатого года. Когда и это не удалось, только тогда он выбрал июль восемьдесят первого.

— Почему ты мне раньше не сказал?! — возмутился Ватари.

— Не думал, что это важно. Я сам оказался не в том времени, в каком хотел! Меня машина, ни о чём не предупреждая, зашвырнула в девяносто второй год, но эту историю ты вроде бы знаешь…

— Ещё бы, — пробормотал Ватари, открывая какой-то файл на ноутбуке. — Смотри сюда. Я ж к тебе не только о пожарах и пропавших душах рассказать пришёл. Вот информация о парных амулетах, которую ты давно просил. Не слишком много, как хотелось бы, но больше того, что знал ты. Видимо, периодически Гусёу-сины находят старые бумаги в архиве и обновляют базу. Вот, гляди: «Хозяин имеет власть освободить душу синигами из кристалла. Между сто девяносто девятым и девяносто девятым днями до начала нового тысячелетия владеющий амулетом синигами должен найти место на Земле, где в едином круге сходятся пять стихий, вернув парный амулет назад в небытиё, иначе миры разрушатся. Парный амулет является в бытийный мир из небытия, чтобы совращать сильные души с пути. Он ложью пропитан, питается смертью, находя её и взращивая даже в душах живых. Узнавать его не по облику надо, ибо самые разные лики он принимает. По результатам деяний узнаете: амулет, называемый в нижних мирах … поглощает разум тех, кто так или иначе с ним связан, даря взамен гнев и запретные страсти. Лишь парный ему амулет способен то зло запечатать во мраке».

— И как же этот злобный амулет, питающийся смертью, называется? — не выдержал я. — Что за пропуски в тексте?!

— Полагаю, часть информации уже в первоисточнике была утрачена.

— Звучит обнадёживающе.

Внутри появилось неприятное давящее чувство. Будто я некогда знал что-то об этом парном амулете, но ощущение тут же пропало, а когда я попытался его поймать, вместо него настойчиво возникло другое воспоминание, которое я со вчерашнего дня отчаянно заталкивал вглубь.

От густых каштановых прядей в воздухе остаётся горький, едва уловимый запах дыма, который ему так и не удалось смыть со своих волос. Чувствую себя ничтожным идиотом, не заслуживающим такого счастья, касаясь губами его кожи… Тихо, чтобы он ничего не почувствовал… Но — не могу удержаться. Понимаю, что не должен быть счастлив, ведь он до сих пор в беде. Жуткой, неведомой беде. Но он здесь, существует, дышит, чувствует. Он говорил со мной, улыбался мне! Пусть он меня не знает, но ведь доверился, пришёл, позволил напоить его чаем и наполнить для него ванну.

И не сказал потом, что мои чувства противоестественны. Боже. Капля амриты посреди океанов дукхи, а я — конченый безумец.

«Когда любишь кого-то, говори об этом прямо и сразу, потому что через минуту может быть поздно. Ты потеряешь любимого».

«Я люблю тебя. Уже долгие годы», — выпаливаю и замираю. Снова всё испортил. Не мог промолчать! Но почему-то какой-то новой, свежей частью своей бесконечно древней души, осознаю, что в данном случае поступил правильно.

Он ждал от меня искренности. Кем бы ни был он, кем бы ни был я. Для этого Цузуки, прожившего неведомую мне жизнь без имени, без памяти, не нужно готовиться к принятию истины. Наоборот, у него нет времени для выслушивания лжи.

«Теперь ты сочтёшь меня сумасшедшим. Я снова тебя потеряю, как уже однажды потерял… в другом времени из-за своих дурацких признаний. Похоже, я совершенно не умею строить отношения. Только разрушаю».

«Ты любишь парня, которого зовут Цузуки Асато!» — он широко распахивает свои чёрные глаза.

Если снять болтающийся на потёртом шнурке кусок алого необработанного янтаря с его правого запястья, то можно увидеть настоящий цвет его радужной оболочки — ярко-фиолетовый. Это я выяснил три часа назад. Тогда-то он и вцепился мёртвой хваткой в мою руку прямо на улице, требуя вернуть янтарь на место. Какая-то неизвестная магия защищает его от любопытных взоров людей и синигами. Хорошо. Не нужно никому смотреть ему в глаза, когда они становятся другого цвета.

«Цузуки Асато — это ты».

«Нет, — тихо улыбается. — Ты меня спутал с ним. У меня нет имени. Никогда не было».

«Ты просто забыл».

«Возможно, я не хочу помнить».

«Оставайся здесь».

«Я бы с удовольствием, но — не могу. Обещай, что в следующий раз, если успеешь, удержишь меня от того, что я творю, а ещё лучше — уничтожишь меня».

«Никогда не проси о таком! Я этого не сделаю».

«Тогда, возможно, однажды я убью тебя, сам того не желая, хотя, кажется, ты сказал, что ты не человек?»

«А я не боюсь смерти. В сентябре девяносто девятого можешь смело покончить со мной. Ты станешь прежним, вспомнишь всё, вызовешь Тоду и…»

«Тоду? А кто это?»

«Прости. Наговорил я лишнего. Забудь».

Вот только этого мне не хватало! Я усилием воли мысленнозатолкал воспоминание вкупе с эмоциями, начинающими выбираться наружу, в воображаемый металлический ящик и закрыл там на ключ.

— О чём задумался? — Ватари с опаской заглянул мне в лицо.

— О том, как теперь выяснить, кто хозяин второго амулета. Он ведь нам понадобится. Чтобы освободить Цузуки, их оба придётся уничтожить вместе в один и тот же день. Сказано же — «иначе миры разрушатся».

— Д-да… Знаешь, есть ещё кое-что, но это так, теоретическое предположение. Я подумал, ведь путешествия из будущего в прошлое невозможны. Изобретение, которым воспользовался Ватари из будущего, относилось к разряду запрещённых. Значит, оно вызывало некие последствия. Если рассуждать гипотетически, при скачке из прошлого в будущее никаких возмущений в пространственно-временном континууме случиться не должно. Вопрос заключается лишь в количестве энергии, которая потребуется путешественнику на преодоление временного разрыва. Это всё равно, как если бы кто-то выпал бы из потока жизни, а потом вернулся обратно. Но если пойти вспять, то получится рассогласование. Как мне кажется, мир должен расщепиться надвое в той точке, куда попал путешественник из будущего. Тот, кто воспользовался машиной времени, попадёт всего лишь в альтернативный мир, а мир, откуда он родом, должен продолжать существовать отдельно и с прежним прошлым.

— Погоди, погоди! Даже если ты прав, души живущих нельзя расщепить пополам и растащить по двум измерениям! Или, думаешь, возникнут новые души?

— Я думаю, вся эта ситуация с разделением миров неестественна, поэтому машина времени и считается запрещённым изобретением. Разделение одного мира на два — это крайняя мера, предохраняющая Вселенную от полного краха, но надолго её не хватит. Когда-нибудь начнётся перетекание энергии из одного мира в другой, они будут пытаться снова соединиться, хоть в какой-то точке, ибо они, по сути, единое целое. У людей станут возникать странные эмоции, воспоминания того, чего с ними никогда не происходило, а всё оттого, что да, выходит, каждого, словно расщепило пополам.

— Получается, то, что мы сделали — я, Ватари, Цузуки — в итоге может привести к уничтожению мира?!

— Боюсь, так и есть, — вздохнул Ватари. — Любопытно, Энма-Дай-О-сама в курсе происходящего? И если да, то почему он ничего не предпринимает? И ничего у шефа Коноэ обо мне не спрашивает, хотя догадывается, наверное, куда я порой телепортируюсь? Впрочем, это всё — лишь домыслы. Не бери в голову. Тебе и так о многом приходится беспокоиться. Я бы тоже, если б не знал всей предыстории, получив в руки чертёж машины времени, создал бы её и попробовал в действии. Так что тут никто не виноват. Давай сосредоточимся на двух задачах: как найти парный талисман и душу Асато-сан из этой реальности. Боюсь, спасти того Цузуки, которого знаешь ты, будет возможно, лишь если найдена вторая половина его души.

Теперь молчать было бы преступлением. Ватари собирался помочь. Ладно, Бог с ним, пусть догадывается, о чём хочет. Да и есть ли смысл скрывать очевидное? И я отпер тот «ящик с секретом».

— Я уже встречался с Цузуки из этого мира.

— Когда?! — подскочил на месте Ватари.

— Позавчера в Такаданобаба. Он искренне считал, что случившийся пожар — его вина. Он был в ужасном состоянии. Не помнил собственного имени. Не мог сказать, где живёт. Я привёз его сюда и целый час отпаивал горячим чаем. Вся еда в холодильнике… вообще-то для него куплена и приготовлена. Я полагал, он останется здесь, так как ему некуда было идти, но когда я утром проснулся, он уже ушёл. Я бегал по улицам, спрашивал у прохожих, не видел ли кто его? Цузуки как в воду канул. В полиции на него нет никаких данных. Вернее, я сделал запрос, и мне ответили: этот человек умер в 1926 году. Ватари, но он был здесь! Я держал его за руку! У него всё ещё человеческая аура, он не превратился в синигами! Впрочем, как и Цузуки из моей прежней реальности, он считает себя демоном, уничтожающим людей. И просил меня убить его, представляешь?

— Это невероятно! — Ватари схватил меня за плечи. — Но если он здесь, в Токио, мы его найдём! Рассказывай все подробности скорее!

— Я расскажу. Но почему его душа в ваших списках до сих пор числится пропавшей?

Моя реплика заставила Ватари замереть на месте с полуоткрытым ртом.

— Такого быть не должно.

— Конечно, не должно! И если он не стал синигами, почему не состарился? Ведь некогда он рос и взрослел, как человеческое дитя … Нет, не хочу верить в его причастность к пожарам! И вообще… я иногда думаю, а если кому-то, владеющему сильной магией, нужно было, чтобы Цузуки считал себя убийцей и испытывал чувство вины? Ведь легче всего манипулировать тем, кто чувствует себя виноватым. Я могу ошибаться, но такая мысль часто приходила мне в голову.

— Не будем отбрасывать эту твою версию, — кивнул Ватари. — А знаешь, — внезапно продолжил он, — если в этой реальности душа Цузуки-сан вдруг исчезла, не исключено, что кто-то ещё воспользовался машиной времени и прибыл сюда гораздо раньше сентября восемьдесят первого года. И этот предполагаемый «кто-то» изменил другую часть прошлого, с которой не соприкасался ты и Цузуки-сан. Тогда убийства людей, пожары, потери памяти — дело рук этого неизвестного, но он, если моё предположение верно, должен был присутствовать и в вашей реальности, творя нечто подобное.

— Возможно. У нас иногда появлялись души, забывшие о том, кто лишил их жизни. Начиная с одна тысяча девятьсот девяносто седьмого года, это были поголовно жертвы Кадзутаки Мураки.

— Кстати, а что случилось с Мураки из твоего времени?

— Он однажды пропал. Куда, как и почему — неизвестно, но смерти людей после этого всё равно не прекратились. И проклятие с тела Куросаки-кун не исчезло, наоборот, ему стало хуже. Он испытывал сильные боли. Пареньку стали являться мучительные видения о новорождённом мальчике, на которого нанесли проклятие, подобное тому, от которого он сам два года назад скончался. В конце концов, Куросаки-кун перестал узнавать кого-либо из нас. Это было, наверное, страшнее всего. Тогда-то Цузуки и решил сделать то, что сделал…

— А не мог Асато-сан внезапно выяснить нечто важное, чего не знали вы все? Скажи, был ли момент, когда его поведение резко изменилось?

Я задумался.

— У него часто менялось поведение. Особенно после того, как ему снова пришлось столкнуться с этим… Прости, постараюсь сдерживаться. Да, был момент. Ещё до того, как Куросаки-кун заболел, Цузуки однажды ни с того ни с сего напился. Да, в принципе, он часто так поступал, однако на сей раз причин вообще не было. Ни единой. Я пришёл к нему поговорить и нашёл его в комнате вдребезги пьяным. Беседа не удалась. Цузуки довольно грубо выставил меня за дверь, сказав, что ему теперь даже черти из ада не помогут сдохнуть, а лучше б помогли. На следующий день он просил у меня прощения, но выглядел так, будто нечто раздавило его душу окончательно и бесповоротно. С тех пор улыбающимся я его вообще не видел.

— Ага, — задумчиво кивнул Ватари, — вот тогда, вероятно, и случилось то, о чём он никому из вас не сказал. Наши предположения могут оказаться верными.

— Но почему Цузуки не поделился проблемой с Куросаки-кун? Они же доверяли друг другу!

— Боюсь, теперь мы вряд ли узнаем, в чём дело. А теперь расскажи про Цузуки-сан. Возможно, вместе мы сумеем предпринять что-то для его поисков?

Разумеется, абсолютно всё я рассказывать не собирался, ибо тогда мне пришлось бы прямо на месте скончаться от стыда, забыв о том, что я синигами. Я поведал Ватари не совсем полную версию событий — просто исключил из своего рассказа один эпизод, заставлявший моё сердце до сих пор замирать.

Губы Цузуки так близко… Танталовы муки. Нет, хуже. Но я должен сдерживать себя. Цузуки понимающе улыбается.

«Наверное, я напоминаю тебе любимого из твоего прошлого? Поэтому ты и позаботился обо мне?»

«Дело в другом. Если я скажу правду, ты сочтёшь меня безумцем».

«Это я-то? Не знающий своего имени? Отнимающий человеческие жизни? Всё, что у меня осталось — кусок янтаря, который я ношу на запястье. Если я сниму его, мой разум канет в бездну. Я стою в шаге от погружения во тьму, Тацуми-сан. Мне ли считать тебя безумным?»

«Тогда слушай. Я прибыл сюда из будущего, чтобы спасти любимого. Но тот, кого я люблю, не человек. Как и я сам. Итак, каков твой вердикт? Я безумен?»

«Он знал о твоих чувствах?» — и бровью не повёл, когда я упомянул «другое время» и «не людей».

«Я признался ему, но… Наверное, выбрал неудачный момент или не те слова, и меня отвергли».

«Скорее всего, ты прежде был с ним неискренен. Он привык к твоей неправде и испугался истины. Вот почему, когда любишь кого-то, говори об этом прямо и сразу, потому что через минуту может быть поздно. Ты потеряешь любимого».

И я повторил ему вслух почти те же слова, которые говорил давным-давно другому Цузуки. Но прежнее признание почему-то прозвучало совсем по-иному. Был ли я искренним? Надеюсь. По крайней мере, я не промолчал. И в данном случае это было честно.

====== Глава 9. Синдзюку ======

На следующий день после празднования Рождества стало предельно ясно: позволить себе сидеть без дела дальше — значит, выбрать верный путь к сумасшествию. Открыв свежий выпуск «Асахи Симбун», я принялся за поиски подходящей вакансии.

«Требуется менеджер в офис компании «Сомпо», район Такаданобаба», — прочёл я в одной из колонок. То, что нужно. Соответствующий диплом на руках имеется. Не знаю, каких историй пришлось насочинять Ватари шефу Коноэ, чтобы оправдать выдачу заведомо фальшивого документа об образовании на имя Тацуми Сейитиро, но его импровизация, судя по результатам, удалась на «отлично».

Вот уже пять лет я официально считался жителем города Нагоя, получившим экономическое образование в университете Тюо. Разумеется, на самом деле учился я более сотни лет назад, причём ничего не помнил ни о полученном тогда образовании, ни о своей прежней жизни. Однако я понадеялся на то, что опыт службы в Энма-Тё не прошёл даром. Главное — приступить к исполнению обязанностей, а там разберусь с нюансами.

Договорившись по телефону о собеседовании, я через три часа отправился в офис «Сомпо», как самый обычный гражданин, на городском автобусе.

После разговора в кабинете Коидзума-сан, моего будущего начальника, меня практически без колебаний решили принять на должность. Должно быть, респектабельный внешний вид сыграл роль. Недаром я потратился на дорогой костюм незадолго перед встречей с Мураки.

На следующее утро я приступил к своим обязанностям.

К сожалению, спокойно поработать на новом месте удалось ровно три дня.

Двадцать девятого декабря я задержался в кабинете допоздна, стремясь как можно лучше выполнить задание — подобрать необходимые документы для составления годового отчёта. Офис «Сомпо» находился в здании, расположенном через дорогу от крупного торгового центра, относящегося к сети «Одакю Групп».

На часах было двадцать два сорок восемь. Я сидел за столом, сортируя месячные отчёты и сверяя суммы на счетах. Огонь за окном полыхнул внезапно, словно чиркнули спичкой. Только вот загорелась не спичка, а сам коробок. Думаю, никто из находившихся в это время внутри торгового центра не успел ничего понять.

Не раздумывая, я схватился за телефон и набрал номер службы спасения, закрыл кабинет, сдал охраннику ключи и поспешил к выходу.

К перекрёстку со включёнными сиренами уже подъехали шесть машин, среди них две с надписью «Реанимация». Пожарные спрыгивали на землю, тянули шланги, пытаясь погасить огонь, но, казалось, от направленных в здание струй воды пламя разгоралось только больше. Применение химической пены также не дало результатов.

На улице царила паника. Меня кто-то с силой оттолкнул в сторону, пробегая мимо.

— Проклятие! — услышал я. — Там люди!!!

Очевидцы происшедшего и те, кто успел выбраться из здания, сгрудились толпой вокруг торгового центра. Студентки, оказавшиеся поблизости, испуганно перешёптывались друг с другом и громко охали, прижимая ладони к губам. Одна девочка лет пяти кричала и тянула руки по направлению к зданию, повторяя:

— Мама!!! Фую-онэсан!!!

Девочку удерживала рыдающая пожилая женщина, не позволяя ей вырваться и побежать вперёд. Четверо мужчин спешно приблизились к пожарным и, видимо, попросили позволить им пройти внутрь, чтобы помочь вытащить пострадавших, но пожарные резко им что-то ответили, не подпуская ближе. Похоже, огонь был настолько сильным, что войти в здание не представлялось возможным.

Удушающий запах горелого пластика, древесины и резины висел в воздухе. Чёрный смог затягивал ночное небо, закрывая собой сияющую иллюминацию на улицах студенческого городка.

«Если сейчас телепортироваться туда, — подумал я, — то хотя бы некоторых вытащить успею. Цузуки бы не раздумывал».

Толпа была полностью поглощена происходящим. Никто не обращал на меня внимания. Отойдя чуть в сторону и спрятавшись за рекламным щитом, установленным возле входа в закрытый магазин, я принял невидимый облик. Затем переместился на первый этаж торгового центра, сразу вызвав Тени.

Мои незримые помощники быстро оповестили меня о местонахождении людей. С помощью Теней, продолжая оставаться невидимым, я отпер заклинившие двери запасного выхода, из-за которых сгрудившиеся на первом этаже посетители не могли выбраться наружу. Когда это удалось, и большая часть тех, кто уцелел, оказалась вне опасности, Тени повлекли меня за собой на второй этаж. Здесь обнаружились пятеро выживших, среди них один ребёнок. Я тоже переместил их к выходу, ухитрившись совершить это незаметно от глаз пожарных и прибывшей полиции, собравшихся у самых дверей.

Самая большая странность обнаружилась на третьем этаже. Здесь горело всё, кроме двух смежных помещений, где прямо на полу, прижавшись друг к другу, сидели около сорока человек. Кто-то успел получить довольно серьёзные ожоги, вероятно, пробираясь к спасительному месту сквозь вспыхнувший огонь. Мужчины, женщины и дети задыхались, практически теряя сознание, но, к счастью, пламя не подступало к ним ближе, словно кто-то наложил заклятье защиты на эту часть пространства.

Бросив мимолётный взгляд вокруг, я заметил на стенах помещений несколько наскоро сделанных офуда с нацарапанными на них кандзи, означающими «спасение», «силу», «жизнь». Не имея времени размышлять над вопросом, кто из присутствующих сделал это, я ринулся в первую очередь к тем взрослым, рядом с которыми находились дети. Сгрёб ближайшую ко мне троицу в охапку и, игнорируя их испуганные возгласы, переместился к саду Кансэн-эн, расположенному через две улицы от торгового центра.

Здесь было тихо и безлюдно. Зимой сад работал всего лишь до семи вечера. Но это было для меня сейчас идеальное место. Я же не мог позволить, чтобы мои манипуляции с перемещениями кто-то видел.

Тени прикрыли оставшихся людей, создавая им дополнительную защиту. Не помню, сколько раз я пользовался силой телепортации, вытаскивая выживших по трое или четверо и перемещая их в одно и то же место. Нескольких пострадавших я вытащил в последний момент из-под начавшего рушиться потолка. От страха ни мужчины, ни женщины не соображали, что происходит. Иные, придя в себя на свежем воздухе, падали на колени, забыв про травмы и ожоги, и возносили хвалу, кто богине Аматерасу, кто Деве Каннон, кто великому и благословенному Будде Амитабе.

Когда последний человек оказался снаружи, я остановился в нескольких шагах от них, с трудом переводя дыхание. Силы покинули меня. Именно в эти короткие секунды передышки, я увидел следующую изумившую меня сцену.

Пожилой мужчина благодарил Всевышнего, истово крестясь и вперив взгляд в затянутое тучами небо. Его внук лет семи в короткой курточке внимательно наблюдал за дедом, потом спросил:

— Одзи-сан, ты думаешь, сам Господь нас вытащил из огня?

— Да, да! — обнимая мальчика и прижимая его к себе, шептал обезумевший от счастья старик. — Он нас перенёс сюда!

— А Господь — красивый мужчина с синими глазами? — деловито осведомился малыш.

Дед на мгновение задумался, затем произнёс:

— Обычно его рисуют на иконах именно таким.

— Тогда ты не в ту сторону кланяешься, одзи-сан. Бог, который нас спас, во-он там стоит, — и пацан указал рукой прямо на меня.

Я невольно отшатнулся в сторону, хотя прекрасно понимал, что защитные чары по-прежнему действуют. Просто этот ребёнок, вероятно, один из тех особенных детей, которые способны видеть синигами.

В любом случае, пора уходить. Осталось сообщить врачам «скорой помощи», где находятся пострадавшие. Выжившие пока не чувствуют серьёзности полученных ожогов, но вскоре им потребуется обезболивание и полноценное лечение.

Под каким соусом журналисты вскоре подадут всё происшедшее сегодня, не имеет значения. С правдой их история, как всегда, будет иметь мало общего.

К счастью, моё лицо в новости не попадёт, и это главное. Только тот мальчик мог бы описать меня, но его слова никто не воспримет всерьёз. В остальном я себя не выдал. Люди могли выбраться из торгового центра и через запасной выход, забыв в панике о том, как им это удалось. Сбивчивые рассказы о мгновенном «перемещении» спишут на массовые галлюцинации.

Я быстро вернулся к торговому центру и сообщил водителю одной из «Пи-по»* о том, что остальные раненые, чудом спасшиеся из пламени, находятся поблизости от сада Кансэн-эн. И попросил, как можно скорее, передать эту информацию врачам. Парень, ничего более не спрашивая, громко наговорил моё сообщение по рации, и через минуту машины «скорой помощи» начали отъезжать от догорающего здания, направляясь в указанную им сторону.

Я уже собирался выбрать какое-нибудь уединённое место и телепортироваться домой, как вдруг моё внимание привлекла одинокая фигура в тёмном плаще, стоявшая на другой стороне улицы. До боли знакомым жестом незнакомец поправил пряди взъерошенных волос, развернулся и направился в сторону университета Васэда.

Кровь отхлынула от моих щёк. Думал ли я хоть о чём-нибудь, когда бросился следом, расталкивая попадавшихся на моём пути прохожих и поспешно извиняясь? Наверное, нет.

— Стойте! — закричал я, когда до незнакомца оставалось несколько шагов, и вопреки всем правилам приличия вцепился в его руку.

Мужчина замер. Медленно обернулся.

— Что вам угодно?

Холодные чёрные глаза упёрлись в моё лицо. Я почувствовал наплывающее головокружение. Ноги подкашивались. Поразительное сходство! Впрочем, у него совершенно другие глаза. Кроме того, тело окружает аура живого человека, а не синигами или призрака. Растерявшись, я смотрел на незнакомца и не мог вымолвить ни слова. Где-то позади всё ещё буйствовал пожар, окрашивая близлежащие дома в болезненный цвет крови и смерти.

— Чего вы хотите? — повторил мужчина вопрос.

— Простите. Ошибся.

Разжав пальцы, я отпустил его запястье. И в то же мгновение услышал глухой стук. Что-то упало с руки мужчины на тротуар.

Он быстро наклонился, но я оказался ещё проворнее и первым подобрал кусок необработанного янтаря с продетым сквозь него чёрным шнурком. Самодельный талисман защиты от духов оказался очень старым. Шнурок истёрся от времени и, наверное, порвался в тот миг, когда я схватил незнакомца за руку.

— Отдайте! — крепкие пальцы сомкнулись поверх моей ладони, едва не раздавив мне суставы. — Не смейте трогать!

— Пожалуйста, — опешив от такого напора, я протянул моему случайному собеседнику его вещь. — Я и не собирался забирать это у вас…

Наши глаза снова встретились, и я почувствовал, что мне не хватает воздуха. Несколько секунд назад цвет радужной оболочки незнакомца был чёрным, а теперь на меня гневно смотрели такие родные, прекрасные глаза будоражащего разум оттенка.

— Асато Цузуки-сан! — невольно воскликнул я. — Это ты?!

Что-то дрогнуло в лице мужчины. Он отвернулся, связывая вместе порванные концы шнурка и надел янтарь обратно на руку так осторожно, словно это был драгоценный бриллиантовый браслет.

— Оставьте меня в покое, — вымолвил он, отворачиваясь и явно собираясь уходить, но вдруг, будто вспомнив нечто важное, обернулся. — Хотя нет, погодите. Вы были сейчас на пожаре?

— Да.

— Те люди, — голос его стал едва слышным. — Хоть кто-нибудь из них выжил?

— Многие спаслись, — стараясь сдерживать эмоции, произнёс я. — У них травмы и ожоги, но, думаю, вскоре их развезут по больницам, и там им помогут.

— Слава Господу, — прошептал он, потом прибавил. — Но всё равно — столько душ загублено! — Цузуки скрипнул зубами. — И это опять моя вина!

— Простите, с чего вы так решили?

Мысли смешались в хаотичную кучу. Сердце колотилось, как бешеное, умоляя об одном: «Только не уходи, не уходи!»

Цузуки горько усмехнулся.

— Парадокс в том, что меня не арестуют и не отдадут под суд, хотя я это заслужил. Если б только знать, что всё так выйдет… — он внезапно прервал свою реплику и снова обернулся ко мне. — А почему вас интересует моя персона? Кто вы такой?

— Меня зовут Тацуми Сейитиро, — поспешно представился я. — Работаю менеджером в офисе «Сомпо», здесь поблизости.

— Что за именем вы меня назвали?

— Это имя моего друга. Много лет назад мы вместе работали в одной организации, далеко от Японии. А как вас зовут?

— Кажется, у меня никогда не было имени.

— Но как же вы живёте?! — поразился я.

— Моё существование сложно назвать жизнью. Скорее, это бесцельные блуждания. Я бы с удовольствием умер, но боги на меня разгневались и не посылают смерти. Тацуми-сан, думаю, я не человек, а какое-то чудовище. Меня надо уничтожить, только вот ни у кого не это получается. Даже у меня самого.

— Не говорите так!

Моя горячность, кажется, удивила его.

— Вы защищаете незнакомца, которого впервые видите? Я дам вам совет — держитесь от меня подальше. Никогда больше не попадайтесь на моём пути, чтобы не стать моей следующей жертвой, ибо, убивая, я становлюсь беспощаден.

С этими словами он развернулся и зашагал прочь.

Я не мог пошевелиться, хотя мне хотелось броситься вслед за ним и закричать: «Погоди! Правда заключается в том, что ты — Цузуки Асато! Тот самый, чья душа была потеряна в двадцать шестом году! Прошу, не исчезай снова!»

Внезапно, пройдя всего несколько метров, Цузуки пошатнулся, прижался плечом к стене ночного клуба «Сакурано Каори» и стал медленно сползать вниз.

Не помню, с телепортацией или без неё, но я преодолел разделявшее нас расстояние за пару секунд, подхватил Асато-сан, пытаясь приподнять над землёй, но в итоге вынужден был усесться рядом с ним на влажный от подтаявшего снега бордюр. Интересно, почему Цузуки вдруг стал таким тяжёлым? Внешне он совершенно не изменился, разве что даже похудел по сравнению с тем, кого я знал прежде…

— Можете встать? — волнуясь, спрашивал я, склонившись к нему. — Назовите адрес, и я помогу вам добраться до дома…

Цузуки был бледен, словно призрак.

— А, это снова вы? — усталые тёмные глаза взглянули на меня снизу вверх. — Я же просил оставить меня в покое! Почему вы до сих пор здесь?

— Потому что вам нужна помощь.

— Нет, не нужна. Уходите.

— Не дождётесь!

— Вы что, не понимаете?! Вам самому сейчас помощь понадобится, если я опять услышу в своей голове голос, приказывающий мне убивать. А потом, спустя десять минут, приду в себя и увижу вас и близлежащее здание охваченными пламенем. Вы этого хотите?

«Неужели он способен вызывать Тоду, оставаясь человеком? — поразился я. — Нет, скорее всего, пламя, о котором он твердит, иного происхождения».

— Меня вам так просто не сжечь, поверьте, — усмехнулся я. — Ладно. Надо, и правда, отсюда уходить, — добавил я вполголоса, заметив, что на нас начинают подозрительно коситься проходящие мимо компании юношей и девушек. — А то нас примут за бродяг и вызовут полицию.

— Вот и ступай своей дорогой, — грубовато буркнул он, даже не делая попыток встать.

— Хорошо, допустим, я уйду. А что собираешься делать ты?

— Передохну и двинусь дальше.

— Куда?

— До рассвета времени много, чтобы придумать, куда идти.

— Короче, собрался бесцельно блуждать по улицам. Зачем, если не секрет?

— Потому что… Слушай, а чего ты вообще такие вопросы задаёшь? Когда мы успели перейти на неформальное общение?

— Видимо, вскоре после того, как тебе наскучило формальное, — не моргнув глазом, пояснил я и даже рискнул улыбнуться.

Он долго-долго смотрел на меня, а потом внезапно тоже ответил улыбкой.

— Если тебе некуда идти, и ты собираешься плутать по Токио до утра, не лучше ли махнуть в Асакуса? Съесть чего-нибудь, сугубо вредного для кошелька и здоровья? Например, огромную отбивную или суп из говядины. А потом попить чаю с пирожными. Тем более, ты замёрз. Руки совершенно ледяные. Не волнуйся, я оплачу оба счёта, если ты сейчас не при деньгах.

Асато-сан осторожно покосился на меня и вымолвил:

— Однажды мне предлагали то же самое в Роппонги. Но у того человека был весьма подозрительный вид, и голос в моей голове сказал: «Убей его». Дальше сознание отключилось, а когда я очнулся, то увидел, как горит бар, в котором мы разговаривали с тем мужчиной. Кем бы он ни был, его смерти я себе тоже не прощу.

Это прозвучало, словно скрытый упрёк мне. Кажется, мои самые тайные желания не слишком-то отличаются от намерений «подозрительного субъекта», приглашавшего Цузуки на ужин. Но кем бы я ни был: честным или лицемером, нельзя позволить, чтобы и этот Асато-сан жил, считая себя монстром. Довольно с него бесконечного чувства вины и в том, и в этом времени!

— Полагаю, ты просто постоянно оказывался в неподходящем месте в неподходящий момент, — постарался я утешить Цузуки. — Подумай, ведь огромное количество несчастных случаев в мире происходило, когда тебя и близко не было рядом. Ты собираешься приписывать себе вину за все смерти людей на Земле?

— Зачем ты пытаешься меня убедить в моей непричастности к тем случаям? Жалеешь, что ли?!

— При чём тут жалость? Просто непредвзято смотрю на ситуацию. Пока нет ни единого неоспоримого доказательства тому, что огонь возникал именно по твоей вине. А голоса в голове… Да они у каждого второго время от времени появляются и чушь несут. Не обращай внимания. У меня тоже иногда бывает.

— Ты удивительный человек, Тацуми-сан, — его улыбка ещё более потеплела. — Ты мне нравишься.

— Так ты согласен отправиться в Асакуса и поужинать, вместо того, чтобы бродить по городу, сетуя на судьбу, сделавшую тебя маньяком-пироманом?

— Ну, — он рассмеялся тихо и непринуждённо, — если тебя не страшит компания такого странного существа, как я, тогда согласен.

Господи, ничего не могу с собой поделать. Только от того, что он рядом и способен радоваться, хочется обнять весь мир.

— Значит, я, с твоей точки зрения, не выгляжу сомнительно?

— Нисколько.

— Хорошо, но сейчас придётся и тебе узнать кое-что интересное насчёт меня, ибо мне совершенно не хочется ловить такси после всего. Давай-ка пройдём чуть дальше, — заставив его подняться на ноги, я с ним вместе добрался до ближайшего проулка между клубом и кафе. — Становись сюда. Главный секрет — попасть целиком в какое-нибудь пятно тени, чтоб ни единого луча света, даже искусственного на тебя не попадало.

— Зачем?

Ничего не ответив ему, я осмотрелся вокруг. Ни души. Удачный момент.

Тогда я приобнял Цузуки за плечи, отметив про себя, что от его волос весьма ощутимо пахнет дымом пожара, как и от моих собственных.

Ну и что. Это всё равно не доказывает его вину.

Отбросив зашевелившиеся сомнения, я в следующее мгновение переместил нас обоих в свою квартиру. Помню округлившиеся, совершенно ошалевшие глаза Цузуки, когда он понял, где мы находимся. Отдышавшись, он спросил у меня только одно:

— Ты фокусник?

— Нет, — удовлетворённо ответил я, решив отныне говорить только правду и этому Цузуки тоже. — Я вообще не человек. Я Ангел Смерти. Синигами.

Комментарий к Глава 9. Синдзюку * Так часто называют “скорую помощь” в Японии обычные жители. Название напоминает о характерном звуке сигнальной сирены, издаваемой спешащей на вызов машиной.

====== Глава 10. Подробности, которых не узнал Ватари ======

У него были очень холодные руки, и, мимоходом прикоснувшись к его щеке, я ощутил под пальцами точно такую же ледяную кожу.

— Мне кажется, тебя начинает знобить, — заметил я. — Смотри, заболеешь.

— Не беспокойся, мне это не грозит.

— Нет уж, ступай под горячую воду!

Видя, что он замялся и не двигается с места, я просто без лишних церемоний втолкнул его в ванную комнату, открыл оба крана с горячей и холодной водой.

Пока ванна наполнялась, я показал Цузуки, где находится шампунь, мыло, гель для душа и мочалка.

— Здорово, — обрадовался Асато. — Здесь удобнее, чем в офуро, хотя мне и там нравилось, а вот онсены — вообще мечта.

— Зачем мечтать? Всегда можно собраться и съездить. Возьми с собой друзей и… Надеюсь, у тебя есть близкие люди?

Он внимательно поглядел на меня.

— Честно признаться, никто обо мне так, как ты, давно не заботился.

— А был кто-то? — полюбопытствовал я.

Асато кивнул.

— Человек, подаривший мне это, — он показал на кусок янтаря. — Но я и её забыл. Остались какие-то разрозненные фрагменты воспоминаний.

— Это была девушка?

— Да, удивительно красивая! С карими глазами и длинными волосами, которые она подвязывала лентой. Она великолепно танцевала. От её рук пахло чем-то сладким и безумно вкусным. Не знаю, кем она мне приходилась, и не могу вспомнить её имени… Это называется предательством?

— Нет, ты всего лишь утратил воспоминания. Скажи, янтарь на руке нужен для того, чтобы сохранить вашу с ней связь?

— Всё сложнее, — Цузуки нахмурился. — Если я сниму её подарок, то окончательно превращусь в чудовище, которого сам в себе ненавижу. Такое случалось. Я превращался во что-то невероятно жуткое, утратив талисман. Но потом, к счастью, мне вернули его. С тех пор я берегу янтарь, как зеницу ока. Жаль, что шнурок порвался. Я не хотел его менять, ведь он тоже сплетён её руками!

— Ты помнишь, кто тебе вернул талисман, когда ты потерял его?

— Нет. С моей памятью вообще что-то неладное творится. Не уверен, всегда ли так было или только в последнее время?

— А ты знаешь, что твои глаза меняют оттенок, когда янтарь не на твоём запястье?

— Знаю, но не хочу видеть этот цвет! Никогда. Это глаза монстра!

— Неправда.

— Правда! Именно поэтому талисман должен находиться всегда при мне, потому я и закричал на тебя, когда ты схватил его. Я подумал, ты собираешься его забрать, а в таком случае я бы сошёл с ума и начал убивать постоянно.

Невозможность переубедить его причинила мне резкую боль. Подавив тяжёлый вздох, я решил сменить тему:

— Я сейчас пойду и закажу нам чего-нибудь на ужин, а ты пока располагайся. Складывай свои вещи сюда, — я указал ему на деревянную полку на стене ванной комнаты. — Если что-нибудь потребуется, зови.

Он кивнул и начал снимать верхнюю одежду.

Вернувшись в гостиную, я позвонил в круглосуточное кафе и сделал заказ. Да, это выльется в приличную сумму, но Цузуки, думаю, будет доволен.

Потом я отправился на кухню. Поставив чайник на плиту, решил подождать, пока вода закипит, но вскоре не удержался от искушения.

Сердце глухо стучало в груди. Ругая себя последними словами, я бесшумно приблизился к неплотно прикрытой двери в ванную.

Цузуки, полностью раздевшись, стоял напротив зеркала и задумчиво разглядывал шрамы на своём правом запястье. Лопатки и позвонки на его спине выделялись так отчётливо, будто он много дней ничего не ел. Кожа была невероятно бледной, почти прозрачной, зато ещё ярче казался контраст между шеей и линией роста волос. На фоне белой кожи каштановые пряди выглядели совсем тёмными.

Подойти бы сейчас, зарыться в них лицом… Нет, исключено. Я снова всё испорчу.

Цузуки вдруг покачал головой, словно мысленно не соглашаясь с кем-то, перешагнул бортик ванной и улёгся в неё с тихим всплеском. Я стоял, неотрывно наблюдая за тем, как он взял мочалку, окунул её в воду, намылил, а затем стал медленно водить по телу, очевидно, получая удовольствие от этого процесса.

Вдруг он подул на мыльную пену, как это обычно, играя, делают дети. Пена разлетелась во все стороны пушистыми клочьями, оказавшись на его лице и волосах. Засмеявшись, Цузуки погрузился в воду с головой, потом вынырнул, отфыркиваясь.

И это монстр? Убийца? Не верю. Этот Асато-сан абсолютно такой же, как тот, чью душу похитил амулет. Я верну своего друга и только тогда, наверное, к этому Цузуки вернётся память. Она, возможно, заперта вместе со второй половиной его души. А пожары, убийства — чья-то злая магия. Знать бы ещё, чья…

На кухне засвистел чайник, и я поспешил туда.

Как жаль, хотелось бы что-то приготовить для Цузуки своими руками, но я уже не успею. Еда из кафе — ничтожная замена тому, что создаёшь для любимого сам.

В это время в дверь позвонили. Прибыл мой заказ.

Расплатившись с курьером, я забрал пакеты с едой и начал сервировать стол. И тут внезапно услышал голос Цузуки:

— Тацуми-сан, здесь где-нибудь есть полотенце?

Метнувшись к шкафу, я открыл дверцу и вынул оттуда мягкое, пахнущее свежестью полотенце и тёмно-синее юката. Схватив обе вещи, бросился в ванную. Цузуки уже выбрался из воды и стоял посреди помещения лицом ко мне.

Вот и смерть моя… Одно дело украдкой наблюдать за ним и совсем другое — подойти вплотную, когда он такой: беззащитный и соблазнительный. Главное, не смотреть в упор. Чувствуя, как отчаянно начинает заливать краской лицо, я приблизился к Асато и, накинув ему на плечи полотенце, успел на миг прикоснуться к его руке. Украденное мгновение блаженства… Он стал интенсивно вытираться, а я жадно ловил каждое движение, скользил глазами по его коже, которая после горячей воды перестала казаться бледной, став нежно-розовой.

— Давно не носил юката, — пояснил Цузуки, не замечая моего внутреннего смятения. Он повесил мокрое полотенце на край ванны и взял одежду из моих рук. — Кажется, много лет прошло…

Он туго затянул оби. Мои страдания, достигшие апогея, пошли, наконец, на убыль.

— Отлично выглядишь, — сказал я. — Хотя размер, конечно, не твой. Тебе удобно?

— Вполне.

— Горячее остывает. Будем ужинать?

— Тацуми-сан, я доставляю тебе столько хлопот! Мне неловко.

— Я сам тебя пригласил. Проходи, садись и ешь, что понравится!

Он вошёл в гостиную, и я ощутил прилив благодарности этой жизни, увидев, как в глазах Цузуки появилось выражение безмерного восторга.

— Такояки! Говядина! Сладкая картошка! И о-ооо… сколько десертов. Тацуми-сан, ты, наверное, всю зарплату истратил?

«Да, её и не было, — подумал я. — Старые сбережения».

— Была подработка, а это — излишки. Угощайся.

Я знал, что от ужина Цузуки отказаться не сумеет. Так и вышло.

— Ох, я же лопну, — бормотал он сквозь набитый рот двадцать минут спустя. — А вон то пирожное с шоколадной крошкой можно попробовать?

— Можно съесть его целиком.

— А со взбитыми сливками и вишенкой?

— Аналогично. Только там сверху — виноградина.

— Да? А на том третьем слева точно вишни! Бьюсь об заклад!

— Нет, это брусника.

— Странно. А вишни где? Вроде много было.

— Ты их съел, но если тебе так хочется, можно заказать ещё.

— Погоди. Сейчас доем яблочный пирог, потом сырные шарики, а потом… Там, вижу, рыба осталась?

— После взбитых сливок и яблочного пирога?!

— Внутри всё перемешается. Какая разница?

— Оставайся у меня, — внезапно предложил я. — Подумай, ведь если снимать квартиру на двоих, то плата для каждого уменьшится вдвое. А здесь вообще недорогое жильё. Найдём тебе работу по объявлению и…

Он прекратил есть и отодвинул от себя тарелку.

— Я не могу.

— Почему?

— Извини. Всё было здорово, но… Мне пора, — он вдруг поспешно поднялся из-за стола.

— Постой! Останься хотя бы до утра. Посуди сам, куда ты пойдёшь? Второй час ночи!

Цузуки замялся и замер. Он пытался улыбаться, но я чувствовал, что он просто пытается скрыть чувство неловкости от вопроса, который собирается задать.

— Тацуми-сан … Возможно, я ошибаюсь, но… Ты ведь всё это делаешь потому, что я напоминаю тебе любимого из твоего прошлого? Поэтому ты и позаботился обо мне?

Я вздрогнул. Интересно, как он догадался? Неужели заметил взгляды, которые я бросал на него в ванной? Да, наверное, там бы и слепой всё понял.

Не лгать ему никогда — таково было моё решение. Значит, надо поступать, как решил.

— Дело в другом. Если я скажу правду, ты сочтёшь меня безумцем.

— Это я-то? Не знающий своего имени? Отнимающий человеческие жизни? Всё, что у меня осталось — кусок янтаря, который я ношу на запястье. Если я сниму его, мой разум канет в бездну. Я стою в шаге от погружения во тьму, Тацуми-сан. Мне ли считать тебя безумным?

— Тогда слушай. Я нахожусь не в своём времени. Я прибыл сюда из будущего, чтобы спасти любимого. Но тот, кого я люблю, не человек. Как и я сам. В этом ты успел уже убедиться. Итак, каков твой вердикт? Я безумен?

Никакого осуждения или сомнения во взгляде. Лишь искреннее сочувствие.

— Он знал о твоих чувствах?

— Я признался ему, но, наверное, выбрал неудачный момент или не те слова, и меня отвергли.

И я в общих чертах рассказал ему часть своей истории, прожитой в другом мире. Той, что касалась моих взаимоотношений с Цузуки.

Асато-сан из этой реальности задумался на мгновение, а потом неожиданно произнёс:

— Скорее всего, ты прежде был с ним неискренен. Он привык к твоей неправде и испугался истины. Вот почему, когда любишь кого-то, говори об этом прямо и сразу, потому что через минуту может быть поздно. Ты потеряешь любимого.

Катана не могла поразить глубже, чем эта фраза.

Не говоря ни слова, я поднялся с места и приблизился к нему.

Он испуганно наблюдал за мной, не понимая, что я собираюсь сделать, а я крепко обнял его и прошептал ему на ухо:

— Я люблю тебя. Уже долгие годы. Теперь ты сочтёшь меня сумасшедшим. Я снова тебя потеряю, как однажды потерял в другом времени из-за своих дурацких признаний. Похоже, я совершенно не умею строить отношения. Только разрушаю.

— Ты любишь парня, которого зовут Цузуки Асато!

— Цузуки Асато — это ты.

— Нет. Ты меня спутал с ним. У меня нет имени. Никогда не было.

— Ты просто забыл.

— Возможно, я не хочу помнить.

— Оставайся здесь.

— Я бы с удовольствием, но — не могу. Обещай одно: в следующий раз, если мы снова встретимся, и ты успеешь, то удержишь меня от того, что я творю, а ещё лучше — уничтожишь меня.

— Никогда не проси о таком! Я этого не сделаю.

— Тогда, возможно, однажды я убью тебя, сам того не желая. Хотя, кажется, ты сказал, что ты не человек?

— А я не боюсь смерти, — надо бы промолчать, но добавляю то, чего ему знать не следует. — В сентябре девяносто девятого можешь смело покончить со мной. Ты станешь прежним, вспомнишь всё, вызовешь Тоду и…

— Тоду? Кто это?

— Прости. Наговорил я лишнего. Забудь.

Страшнее пытки для меня было, конечно, не выдумать, но Цузуки упрямо настоял на том, чтобы я лёг на диван в гостиной рядом с ним, сказав, что не позволит мне спать на полу в собственной квартире. А я, в свою очередь, не мог позволить ему улечься на полпосле горячей ванны, тем более, нигде не нашлось запасного футона.

Если б это было возможно, я, как персонаж арабских сказок, положил бы между нами меч. Разумеется, острым краем к себе. Но ничего подобного под рукой не оказалось, поэтому я просто отодвинулся, как можно дальше от него на край дивана, дабы не искушать судьбу.

Боже, с каких это пор я стал отчаянно бояться утратить контроль над собой?

Даже в темноте я чувствовал, что он в упор рассматривает меня. Я не выдержал и перевернулся на спину, чтобы не ощущать так отчётливо на себе этот взгляд.

— Ты всё ещё продолжаешь видеть во мне образ своего друга? — спросил Цузуки.

— Не беспокойся, я не пытаюсь вас сравнивать. К чему? Вы оба — один и тот же человек, хоть ты и не веришь моим словам.

— Мне сложно подобное представить. Другой «я» — это кто-то, совершенно мне чуждый. Я ничего о нём не знаю. Мне трудно принять факт его существования, в этом дело, а не в том, что я не доверяю тебе.

— Понимаю. Другого Цузуки я тебе показать, конечно, не могу, но в этом времени есть ещё один Тацуми Сейитиро. Можно устроить так, что ты увидишь нас одновременно, и тогда, наверное, поверишь мне. Но это рискованно. Мне с моим двойником нельзя встречаться.

— Не нужно. Я тебе верю. Просто мне это всё трудно осмыслить. Спокойной ночи, Тацуми-сан.

— И тебе тоже.

Я закрыл глаза и попробовал уснуть, но ничего не получалось. В абсолютной тишине прошло около десяти минут. Я не шевелился и полагал, что Цузуки уже заснул, как вдруг ощутил лёгкое движение возле себя, а потом к моему лицу прикоснулись. Сначала кончиками пальцев, а затем я совершенно ясно ощутил, что меня поцеловали. Тепло, нежно и осторожно, боясь разбудить.

— Спасибо, Тацуми-сан, — едва слышно прошептал Цузуки.

Если бы мир исчез, оставив меня одного на пятачке земли над пропастью, в тот миг я бы, наверное, от счастья ничего не заметил.

Конечно, о таких подробностях нашей встречи Ватари ничего не узнал.

— А наутро он пропал, — со вздохом проговорил я. — И в довершение всех несчастий мне позвонили из офиса и сказали, что у них возникли финансовые проблемы. Скорее всего, вновь нанятым сотрудникам придётся искать другое место работы, в том числе и мне, ибо в моих услугах офис больше не нуждается. Сожалели, извинялись, впрочем, суть не в этом. Самое печальное то, что я упустил Цузуки!

— Да, найти его снова будет непросто, — согласился Ватари и добавил. – Ну, не падай духом, приятель. Хотя бы одну хорошую новость сообщить могу, чтобы поднять твоё настроение. Наши с Вакабой-сан превентивные меры принесли плоды. Отонаси Тацуя отказался заключать договор с Саргатанасом.

— Что?!

— Чего ты подпрыгиваешь, словно от выстрела? Разве не ты сам пытался меня предупредить, чтобы я придумал нечто эффективное, дабы не допустить подобного оборота событий? В твоём ответвлении времени Саргатанаса победил Цузуки-сан. Поскольку в этой реальности твой экс-напарник не является синигами, да и вообще, неизвестно где бродит, следовательно, сражаться с бригадным генералом Верховного Владыки Тьмы некому. Мы бы точно проиграли ту битву. Следовательно, душа Казусы-тян отправилась бы в демонический мир, а этого нельзя было допустить! Но теперь всё в порядке: нет договора — нет проблемы.

— Господи помоги, мы в очередной раз подкорректировали реальность! Я даже опасаюсь спрашивать, что ты предпринял, чтобы убедить Отонаси-сан не заключать контракт?

— Стратегическая линия плана не была сложной. Я сначала позаботился о том, чтобы к двери этого скрипача периодически подкладывали произведения, повествующие о гениальных людях, продавших душу тёмным силам и ничего, кроме страданий, не получивших взамен. Однако это была лишь разминка. Потом я убедил Вакабу-сан помочь мне перенести Казусу-тян в Мэйфу на несколько дней. Я сказал, будто за девочкой охотятся демоны, и её надо спрятать… Не совсем правда, конечно, но ведь и не ложь!

— Это противозаконно! — воскликнул я. — Чистое самоуправство!

— Почему? Шеф Коноэ дал «добро», правда, я и ему ту же версию про демонов завернул, что и Вакабе. Ничего более оригинального в голову не пришло. Да, но ведь эффект оказался именно таким, как мы планировали! Девочку пять дней подержали в Энма-Тё, после чего вернули отцу. Ребёнка регулярно кормили, с ней играли, читали сказки. Она у нас, между прочим, не заплакала ни разу. Подружилась с Вакабой-сан… Такая милая девочка! Что плохого мы сделали? А за это время Отонаси-сан успел понять, насколько ему дорога дочь. Когда Саргатанас попросил отдать «самое дорогое» Отонаси-сан мгновенно сообразил, о ком речь, и отправил демона восвояси. И после этого не смей говорить, что цель не оправдывает средства!

Возразить на подобную тираду мне оказалось нечего.

— В общем, договоримся так. Делим задание пополам, как в прошлый раз. Ты пытаешься отыскать Цузуки-сан, а я ищу парный амулет и дополнительную информацию о ритуале уничтожения этих двух магических штуковин, будь они неладны! В принципе, пока волноваться нет причин… Время у нас есть. Слушай, а может, Графа к поискам подключить?

Я в ужасе воззрился на Ватари:

— И к каким именно поискам ты хочешь его подключить?

— Пропавшей души Цузуки-сан. Слуги Графа способны весьма быстро накопать сведения, которые мы своими силами будем искать год или больше. Сэкономим несколько месяцев, если повезёт.

— Безусловно, Граф поможет, — я нервно рассмеялся. — С одним маленьким условием: после уничтожения талисманов Цузуки переселится к нему во Дворец Свечей на следующие пятьсот лет.

— И что это значит? — обеспокоился Ватари.

— А то, что в моём времени Граф проходу Цузуки не давал, извращенец старый!

— Почему старый? — не согласился Ватари. — Весьма привлекательный брюнет лет сорока. Мужчина в самом соку. Может, он ещё и понравится Цузуки-сан?

— Кхх! — подавился я воздухом. — Ватари, не шути так! Когда это ты лицезрел Графа?

— Было дело. Ладно, я слишком у тебя задержался. Надо срочно уходить, а то на коллективное празднование опоздаю. Счастливого Нового года, Тацуми!

— Везёт тебе, — вздохнул я, отметив мысленно ещё один пункт: спросить как-нибудь про историю с Графом. — Наверное, опять отправитесь всей компанией на горячие источники или в ресторан? А мне с вами нельзя.

— Отчего же? Давай я подсыплю Тацуми-сан своего самого эффективного снотворного, и он продрыхнет все праздники. Никто внакладе не останется. Он выспится от души, а ты отпразднуешь Новый год вместо него. Хорошо я придумал? — и Ватари радостно потёр руки.

— Спасибо за предложение, но я не способен устроить себе самому такую гигантскую подлость.

— Ну, как хочешь, — развёл руками Ватари. — Зато у тебя теперь будет двойной стимул найти Цузуки-сан! — и лукаво подмигнул мне.

— Уважаемый доктор намекает на что-то?! — я бросил на него из-под очков нарочито суровый взгляд.

— Нет, — рассмеялся Ватари, — это не намёк, а вполне откровенное заявление. По-ока!

И прежде чем я успел возмутиться его нахальным поведением, он исчез, махнув мне рукой на прощание. Я только покачал головой.

Судя по всему, больше ничего впечатляющего до последней ночи года не предвидится.

Интересно, Мураки сейчас всё ещё пытается вызвать душу Цузуки из амулета?

«Что ж, пробуй, пробуй, — с невольным злорадством подумал я. — До ближайшего полнолуния целых двенадцать дней, причём душу хранителя можно вызвать лишь после восхода луны и ни минутой позже, а с первыми лучами солнца амулет забирает её обратно».

Впрочем, Мураки, в отличие от меня, одиночество не грозит. Он, безусловно, найдёт, чем заняться в новогоднюю ночь. У него полно женщин, каждая из которых почему-то считает его образцом совершенства.

А мне и пойти не к кому. Ладно. Закончу уборку, а там видно будет, что делать.

В конце концов, какое я имею право жаловаться на жизнь? Я сам выбрал оказаться в этом времени. К тому же не всё так и плохо. Я сыт, сижу в тепле, в настоящий момент вообще бездельничаю… А есть люди, которые мёрзнут или голодают. Или, например, лежат в больнице, напичканные лекарствами, понимая: до праздников выписка не светит. И если нет родных, которые навестили бы, тогда дела вообще плохи…

Стоп. Куросаки-кун. Вот кому сейчас больше всех необходима хоть чья-нибудь поддержка! Семья о нём вряд ли побеспокоится. С Цузуки из этой реальности они незнакомы.

Хисока сейчас не менее одинок, чем я. Он будет, наверное, рад, если кто-то заглянет к нему хоть на несколько минут?

Решено. Представлюсь его дальним родственником по линии отца, которого он никогда не видел. Осталось только позвонить в клинику и спросить у лечащего врача, что можно принести больному, недавно перенесшему операцию.

С такими мыслями я снял трубку и набрал номер, который ещё неделю назад в день, когда оперировали Хисоку, на всякий случай скопировал из записной книжки Мураки.

====== Глава 11. Снова Нагасаки ======

Когда время останавливается и превращается в ловушку, в липких тенётах которой ты вынужден беспомощно трепыхаться, воспоминания тоже растягиваются. Они становятся длиннее, чем реальные события, происходившие давным-давно…

На следующий день после примирения с Хисокой шеф вызвал нас к себе в кабинет и сообщил, что в Нагасаки опять происходит нечто странное. Совершенно здоровые люди по необъяснимым причинам погружаются в кому. Поскольку жертвы пребывают в подвешенном состоянии между жизнью и смертью, их души не попадают ни в рай, ни в ад.

Земные врачи в недоумении. Если и наблюдается действие парализующего яда, то выявить его состав не удаётся.

— Возможно, это действие чёрной магии, — предположил шеф Коноэ. — Цузуки-сан, вы там разберитесь, что к чему, и если это снова…

— Мураки? — мрачно свёл брови над переносицей Хисока.

— Я нисколько не удивлюсь, если так и окажется. Думаю, в конце концов, общими усилиями нам удастся обезвредить его. Только не пытайтесь решить проблему сами. Если выяснится, что мы снова имеем дело с ним, немедленно вызывайте подкрепление. Этот человек опаснее всех, кого я знал за свою практику ведения дел. С ним следует бороться всерьёз. Я дам вам в помощь Ватари. Он хорошо разбирается в химических препаратах.

Втроём мы отправились в больницу в Нагасаки под видом экспертов из Токио, прибывших на консилиум врачей по поводу загадочных происшествий. К тому времени в реанимационном отделении находились трое подростков, две девушки — восемнадцати и двадцати двух лет и одна пожилая женщина, приехавшая из Киото погостить к родственникам.

Взяв у пациентов кровь на анализ, Ватари сделал вывод:

— Отравление неизвестным веществом. Однако формулу яда выявить не удастся, пока убийца не совершит следующий ход. Вещество разлагается быстро, в считанные минуты, поражая продуктами своего распада кору головного мозга, средний мозг и таламус, практически не затрагивая отделов ствола. Обратимы повреждения или нет, существует ли противоядие и что представляет собой яд — всё это можно выяснить, лишь поймав преступника.

Пусть мы с Хисокой поняли объяснения Ватари лишь частично, однако окончательно укрепились во мнении, что без доктора дело не обошлось. Только этот гениальный безумец мог придумать подобную формулу.

«Что ему нужно? — в отчаянии размышлял я. — Чем он удовлетворится? Моей отрезанной головой? Неподвижным телом? Вечными страданиями? Нет, боюсь, ему и этого будет мало. Ладно, у нас на руках нераскрытое дело, и его необходимо расследовать».

Усилием воли я заставил себя переключиться на анализ улик.

Все пострадавшие оказались либо блондинами, либо людьми, окрасившими волосы в светлые тона. Совпадение? Привыкнув к выходкам Мураки, я бы не удивился, если б это было каким-то намёком.

Ватари остался наблюдать за пациентами в больнице, а мы с Хисокой в тот же день отправились опрашивать свидетелей.

Переодевшись в полицейскую форму, мы побеседовали с одноклассниками первого из ребят, самого младшего. Никто из его приятелей не заметил никаких подозрительных людей возле школы. За эти дни в классах не появлялось новых учеников или незнакомых родственников учащихся.

Случилось же с мальчиком вот что. Ребята отправились посидеть в кафе после уроков, заказали пиццу и стали дожидаться заказа, когда их друг неожиданно побледнел и рухнул на пол. Поскольку привести его в чувство не удалось, вызвали «скорую».

Второй подросток упал посреди улицы возле чьего-то дома, и хозяйка увидела это из окна.

Третья жертва — восемнадцатилетняя девушка — «отключилась» в примерочной кабинке магазина.

Четвертая — пожилая женщина — в процессе беседы с родственницей на скамейке сквера.

Пятая — студентка — во время экзамена в институте.

И, наконец, последний парень впал в кому за рулём мотоцикла. Он отъехал всего лишь на несколько метров от ворот коттеджа, где жил с родителями, и ещё не успел набрать скорость, а то бы разбился насмерть.

Выслушав наши с Хисокой отчёты, Ватари грустно покачал головой и сделал вывод:

— Их отравили гораздо раньше. Формула яда сложнее, чем я думал. Судя по всему, вещество может латентно пребывать в организме жертвы некоторое время, а затем внезапно активизироваться. Я осмотрел тела пострадавших. Никаких подозрительных следов уколов, порезов, царапин не обнаружил. На губах, нёбе и языке нет крупиц ядовитых веществ. За исключением второго подростка. У него множественные следы инъекций, но это объяснимо. Он недавно выписался из больницы после длительного лечения. Поразительно, — пробормотал Ютака себе под нос, — неужели кому-то из смертных удалось изобрести вещество, не описанное в архивах Мэйфу?

Я тогда подумал, что ослышался, когда Ватари произнёс эту фразу. Архив Мэйфу? Он-то когда успел там покопаться?

Ночью в клинику привезли ещё одну жертву — десятилетнего мальчика со светлыми волосами.

Через час хмурый и усталый Ватари вошёл в ординаторскую, где мы с Хисокой пытались отдохнуть после тяжёлого дня. Ютака сбросил резиновые перчатки на край умывальника и с глубоким вздохом сказал:

— Не могу определить тип яда. Ребёнка доставили в течение пятнадцати минут после того, как он потерял сознание, но в крови уже нет никаких следов основного вещества, только продукты распада. Получается, чтобы выйти на преступника, надо искать не жертву, а потенциальную жертву. Следовательно, придётся начать думать подобно этому психу, чтобы определить, кто станет его следующей мишенью. У кого-нибудь есть версии?

Я неожиданно для самого себя вскинул руку.

— Да, Цузуки-сан, — улыбнулся Ватари.

— Моя версия проста. Мураки мстит мне за случившееся в Киото. Жертвы поголовно блондины. Наверное, намёк на Хисоку? Одна из жертв — женщина, прибывшая в Нагасаки из города, где я едва не прикончил доктора. Разработать формулу нового яда для этого безумца, что чашку кофе с утра выпить. Других версий не имею.

— Поддерживаю предположение Цузуки, — заговорил со своего места Хисока. — Не проще ли нам, нежели чем впустую тратить время на поиски кого-то другого, попытаться проникнуть в дом Мураки, найти там неопровержимые улики и сдать, наконец, этого маньяка в полицию? Тогда Нагасаки, Киото и все остальные города прекрасной Японии будут спать спокойно!

Ватари усмехнулся и поправил круглые очки на переносице.

— Хотите обыскать дом доктора, ребята?

— Мы ведь можем телепортироваться туда ночью, — начал рассуждать Хисока. — Если, конечно, получится пробиться сквозь магические барьеры. Но попробовать-то можно? Нас трое, и наши способности тоже чего-то да стоят!

— Проникать в частные владения противозаконно, — улыбка Ватари ширилась прямо на глазах. — Кроме того, атаковать врага на его территории — опаснее всего.

— Но сколько можно наблюдать, как этот псих безнаказанно уничтожает людей?! До каких пор мы будем давать ему фору?

Хисока обернулся ко мне, ожидая поддержки. У меня в голове роились разнообразные мысли о том, что мы опять сгоряча чего-то не учитываем, но я поддержал напарника.

— Согласен, — спокойно произнёс я. — Ватари, ты с нами?

— Если телепортироваться немедленно и суметь пробиться сквозь барьеры, у нас до рассвета останется целых три часа, чтобы найти улики. Но коли их не окажется… Вы знаете, как разговаривают в Дзю-О-Тё с теми, кто превысил служебные полномочия?

— Мне всё равно, — буркнул Хисока. — Пусть хоть превратят в пыль и прах, но я уверен, что и на сей раз организатор преступлений — Мураки.

— Честно говоря, я тоже в этом уверен, ребята, — грустно вздохнул Ватари.

Нас встретил покинутый дом, в котором долгое время не появлялось ни единой живой души. Любые признаки магических барьеров внутри или снаружи отсутствовали.

Все вещи лежали на своих местах в идеальном порядке. Бумаги в рабочем кабинете были нетронуты. Книги на полках покрылись заметным слоем пыли. Галстуки, рубашки и пиджаки в шкафу висели чисто выстиранные и тщательно отглаженные. Видно, к ним давно не прикасались.

В комнатах, впитавшись в ковры и одежду, витал едва уловимый запах одеколона — пряный, тонкий, свежий. Я втянул его в себя — и задержал дыхание. Этот аромат нёс в себе опасность, угрозу и желание. Будто огромный невидимый хищник притаился за каждой тенью в доме и бесшумно следовал за нами по пятам. Незримым присутствием были пропитаны стены, мебель, забытая подушка в углу дивана…

Я ощутил внезапное головокружение и прикрыл веки. Перед глазами плясали огненные точки.

— Цузуки, ты в порядке?

Озабоченный голос Хисоки.

— Да, всё нормально, — отвечаю не дыша. — Просто мне здесь неуютно.

— Мне тоже, — и он тихонько сжал в руке мои пальцы. — Идём?

Мы быстро передвигались по дому, открывали ящики столов, обследовали тумбочки и шкафы, каждый раз ожидая наткнуться на тайники или ловушки, рассчитанные на незваных гостей. Пробрались в подвал, осмотрели там все закоулки и трещинки… И не обнаружили ничего.

Только в спальне нашлась кукла в зелёном платье, бессмысленно таращившая на нас стеклянные глаза. Фарфоровая девочка сидела посреди кровати. Из-под пышной юбки торчали крошечные стопы, обутые в белые туфельки. Кружевной капор на вьющихся волосах, а на шейке — кулон с прозрачным нежно-зелёным камнем… Не удивлюсь, если это настоящий изумруд, а не бижутерия. Мураки любит дорогие игрушки и заботится о них гораздо больше, чем о людях. Апофеоз одиночества и безумия — аккуратно заправленная кровать и кукла на белоснежном покрывале.

Я приподнял игрушку, такую хрупкую, и осмотрел со всех сторон, дабы убедиться, что Мураки не вложил внутрь никакой записки или предмета, намекающего на разгадку дела. Но и тут ничего не оказалось.

— Идёмте, — послышался рядом голос Ватари. — Вероятно, лис забился в нору и оттуда играет с нами.

— Да, — кивнул Хисока. — Если уж продолжать поиски всерьёз, надо бы навестить Мибу-сан. Он может знать что-нибудь.

— Согласен, — кивнул головой Ватари. — Ория наверняка знает.

— Ория? — удивился я. — Кто это?

— Скоро поймёшь, — нервно дёрнул плечом Хисока.

Мужчина в вишнёвом кимоно неподвижно сидел на ступеньках перед входом в ресторан «Ко Каку Ро», сложив руки на коленях и закрыв глаза, словно в глубокой медитации. Рядом с ним лежала катана в потёртых ножнах.

В пруду резвились карпы, блестя влажной чешуёй в лучах восходящего солнца. Всплески воды, тихий шум листвы в кронах деревьев, окружавших сад, стук ветвей о крышу террасы — больше никаких звуков не раздавалось вокруг. Удивительная атмосфера умиротворения окутывала это место.

Похоже, Ория почувствовал нас сразу, как только мы оказались во дворе, но даже не пошевелился. Почему-то язык не поворачивался тревожить этого человека какими-либо вопросами.

— Чего вы опять хотите? — вымолвил он, наконец.

Голос звучал под стать ветру: без эмоций или красочных обертонов, но в этом отсутствии ощущалась неизмеримая бездна, полная сюрпризов. Потом Ория открыл глаза, и я задрожал, невольно отметив, что до сих пор у меня схожая реакция возникала лишь при приближении к Мураки.

Однако этот человек был совсем иным. Меня поразило располагающее к себе лицо, обрамлённое тёмными волосами, струящимися до пояса. Прямой нос, задумчивый взгляд серых глаз, у бровей залегла складка скорби.

— Мы, — Ватари замялся и переступил с ноги на ногу, — снова пришли с тем же вопросом. Ты не в курсе, где сейчас твой друг Мураки?

Ория взглянул на Ютаку так, что мне на мгновение показалось, будто он собирается превратить его в камень.

— У вас хватает цинизма спрашивать? Вы месяц назад приходили сюда с единственной целью — убить его.

— Мы всего лишь хотели спасти Цузуки-сан, — мягко продолжал Ватари, — нашего товарища и коллегу. Вот он, кстати, — и пропустил меня вперёд.

Ория медленно оглядел мою фигуру с ног до головы.

— Значит, из-за тебя Мураки погиб? — бесстрастно вымолвил он.

— Да ничего подобного! — воскликнули мы с Ватари одновременно.

— Удивительно, — тем же тоном продолжал Ория, — ваша непосредственная задача — приносить смерть, а вы ведёте себя, почти как люди.

Мибу-сан запрокинул голову назад, вглядываясь в предрассветное небо.

— Утверждаете, будто Мураки жив?

— Ну да, — подтвердил я, будто вопрос был адресован лично мне.

— С чего вы так уверены?

— Есть кое-кто, кого он проклял. Это проклятие из разряда тех, что исчезает лишь в случае, если умрёт наложивший его. Так вот, проклятие до сих пор не исчезло.

Чем дольше я смотрел на Орию, тем больше утверждался в предположении: он знал другого Мураки. Не сумасшедшее чудовище, уничтожившее десятки людей, а ясноглазого юношу со старого фото. Иначе он бы так сильно не страдал от расставания с ним.

Ория, казалось, был всё так же сосредоточен на чём-то своём, однако я увидел, как прояснилось его лицо, даже складка у бровей разгладилась.

— Спасибо за хорошую новость. Мураки — мой друг со студенческих лет. Я безмерно ценю и уважаю его талант. Он — удивительный человек. Таких гениальных умов на свете мало.

— А вы в курсе, сколько жертв на его счету?! — вдруг гневно выпалил Хисока.

С того момента, как мы прибыли в «Ко Каку Ро», мой напарник всё порывался что-то сказать, но сдерживался. Похоже, сейчас его терпение лопнуло.

— Спокойно, малыш, — повернулся к Хисоке Мибу-сан со своей неизменной выдержкой. — Виновен Мураки или нет, я не предам его, и на это у меня имеются веские причины. Я не в силах был отговорить его от задуманного. Он принял твёрдое решение и был готов умереть, лишь бы завершить начатое. Я этих мыслей не одобрял и всегда говорил ему об этом. Но вы знаете: спорить с ним бессмысленно. Ты или принимаешь его таким, какой он есть, или уходишь в сторону. Иначе, если ты его друг, он перешагнёт через тебя и пойдёт дальше. Если ты его враг, он проткнёт твоё сердце и тоже последует своим путём. При всём этом ради осуществления своих планов он готов пожертвовать даже собой.

— Собой — пожалуйста! — вновь с яростью в голосе заговорил Хисока. — Но у него нет права играть с чужими жизнями!

— Если вы ещё не в курсе, — добавил я, обращаясь к Ории, — в Нагасаки снова умирают люди.

— О?

— Точнее, впадают в кому.

— Ясно. И вы, конечно, полагаете, будто Мураки виновен? — уточнил Ория. — Что ж, это ваше дело: подозревать, искать улики… Однако на сей раз я ничем не смогу вам помочь, — затем перевёл взгляд на меня. — Цузуки-сан, я искренне рад нашей встрече. Мне всегда было любопытно взглянуть на синигами, который мог бы внести в планы моего друга некоторые коррективы, но в итоге использовал доставшиеся ему преимущества крайне неудачно. Ко всеобщему сожалению.

— Что вы имеете в виду?!

— Ничего. Прошу меня извинить, но я из-за вас уже начинаю выбиваться из графика. Прощайте! — Ория резко встал на ноги.

Тёмные волосы блеснули в лучах солнца. Сжимая катану в руке, Ория поклонился нам и быстро скрылся внутри дома.

Я неподвижно стоял и смотрел ему вслед. Ория прозрачно намекнул, будто я мог повлиять на Мураки? Каким, интересно, образом?

Перед глазами снова замелькали те странные сцены. Вернее, мне они всегда казались странными. Я не воспринимал это всерьёз, хотя они часто потом являлись мне во сне, будоража воображение. Просыпаясь, я отметал саму мысль о том, что Мураки тогда вёл себя серьёзно. Неужели то была не утончённая издёвка, например, когда он наливал мне вина в номере VIP на «Королеве Камелии», а потом зачем-то собирался подарить букет роз? Или вдруг объявил призом нашей игры в покер обладание моим телом? А потом, обняв меня за затылок и прижав губы к моему уху, жарко шептал: «Сначала мне достаточно было просто смотреть на тебя, потом захотелось прикоснуться, а сейчас… Я хочу тебя с каждой минутой всё сильнее!»

Я в ужасе оттолкнул его тогда. Он не выказал особого разочарования, только рассмеялся мне в лицо. Тогда я и решил, что все эти слова — лишь форменное издевательство.

А потом в Киото Мураки вдруг признался, что убивал людей с единственной целью — вынудить меня расследовать его убийства.

«Да он просто законченный извращенец!» — подумал я.

Но стоило порой вспомнить о нём, и к животу подкатывала предательская горячая волна. А незадолго до трагедии с Марико начались и сны, вызывавшие по пробуждении чувство вины и отвращения к себе самому.

Наверное, я сошёл с ума следом за ним. Он, безусловно, влиял на меня с момента нашей первой встречи. Но разве мог я воздействовать на него? Ория шутит, должно быть.

Спустя пятнадцать минут мы вернулись в клинику. В приёмной нас встретила встревоженная женщина — мать десятилетнего мальчика. Стоило нам только войти, она со всех ног кинулась к Ватари:

— Доктор! Помните, вы спрашивали, не приближался ли к моему сыну кто-то посторонний за последние дни?

— Вы что-то вспомнили?

— Ну, — смутилась она, — можно ли считать посторонним стоматолога из городской поликлиники?

— Итак, — заговорил Ватари, когда мы оказались вечером в выделенном нам помещении на втором этаже больницы. — Вырисовывается прелюбопытная картина. Первый подросток вместе с одноклассниками побывал на медосмотре за три дня до того, как впал в кому. В план медосмотра входило посещение стоматолога. Поскольку школьный доктор незадолго перед этим уволился, а нового врача не нашли, ребят отправили в городскую поликлинику. У одной лежащей в коме девушки было воспаление надкостницы, и ей чистили десну трое суток тому назад. Второй ставили пломбу примерно в то же время. Пожилой женщине делали слепок для металлокерамического протеза. Подросток на мотоцикле ездил удалять коренной зуб два дня назад. Тот, кто упал в обморок перед чужим домом, единственное исключение. Как я уже говорил, он долгое время лежал в больнице. С зубами никаких проблем не отмечалось. Если бы не этот пострадавший, то картина сложилась бы однозначная: виноват стоматолог.

Я задумался на пару секунд, и тут впервые в жизни мне удалось выдать нужную реплику.

— Ватари-кун, а что если того мальчишку отравили просто для отвода глаз? Ему могли вколоть яд вместе с лекарствами, причем медсестра ничего даже не поняла бы, если б ей умело подменили препарат. Тот стоматолог мог проникнуть в больницу, где лечился парень, под видом одного из врачей, выбрать удобный момент и сделать своё дело.

Ютака повис на моей шее и расцеловал в обе щеки.

Заметив, что остолбеневший Хисока уставился на него круглыми глазами, Ватари скромно потупился и объяснил своё поведение так:

— Уважаю интеллект и преклоняюсь перед ним, а Цузуки впервые смог проявить столь ценное качество на моей памяти.

Согласен. Меня можно назвать, как угодно: например, ленивым, безответственным, импульсивным обжорой, но вот особенно умным я никогда не был. Ватари, наверное, сильно удивился! Что ж, и у таких, как я, бывают дни озарений.

— Завтра же отправляемся в поликлинику и пытаемся выяснить, чем на самом деле занимается местный стоматолог. Может, Мураки в данном случае не виноват?

Я заметил, как Хисока с сомнением качает головой:

— Поверю только, когда будет стопроцентно доказано, что этот стоматолог сам изобрёл вещество и сам его применил. Не раньше.

Йоитиро Танака оказался двадцатишестилетним парнем европейской внешности с лицом, усыпанным крупными веснушками. Даже в его бледно-голубых глазах виднелись те же рыжеватые пятнышки. Странная радужка, нетипичная для японца: должно быть, его родители — иммигранты.

— Прошу вас! Чем могу служить? — встретил нас Йоитиро с поразительной сердечностью. — У кого болят зубы?

— У меня, — мрачно вымолвил я, медленно поднимая указательный палец и неуверенно указывая на правую щёку, вспоминая, в каком именно зубе мне сверлил дырку Ватари.

— Садитесь. Сейчас я вас осмотрю.

При одном только взгляде на такое узнаваемое во все века и времена «пыточное кресло» мне совсем расхотелось участвовать в этом эксперименте, хотя пару часов назад я с пеной у рта доказывал Ватари, что лучше добровольно соглашусь на любое издевательство над собой, нежели позволю ещё хоть одному маньяку прикоснуться к Хисоке…

Разумеется, меньше всего наша идея приглянулась моему напарнику. Он снова начал настойчиво требовать, чтобы Ватари немедленно сообщил о происходящем шефу Коноэ. Когда же я попытался слабо возразить Хисоке, что так мы только спугнём преступника, досталось и мне. Как-то разом вспомнилось и дело с вампирами, и лаборатория Мураки, после чего Хисока сделал вслух следующий вывод: «Ты чокнутый самоубийца! И зачем я только связался с тобой?»

Пришлось нам с Ватари вдвоём мягко уговаривать этого вспыльчивого мальчишку, чтобы он доверился опыту старших коллег. Сильным аргументом послужило то, что в данной ситуации серьёзно пострадали люди, и их надо срочно спасать. На бюрократические проволочки и обсуждения просто нет времени. В конце концов, Хисока согласился с нашим дальнейшим планом расследования и великодушно предложил присутствовать рядом со мной во время лечения, морально облегчая мои страдания в докторском кресле.

— Возможно, тебе придется пожертвовать зубом, — обрадовал меня Ватари, когда я уже сидел в его кабинете в Мэйфу. – А, может, и не одним.

— Одного достаточно!!! — завопил я, подпрыгивая на месте.

— Надеюсь, они у тебя быстро восстанавливаются, как и тело в целом?

— Не знаю, зубы мне пока ещё за долгие годы моего существования в качестве синигами никто не портил, поэтому я не уверен.

— Передумал?

— Нет!!! — рявкнул я.

— Тогда терпи, — и он недрогнувшей рукой просверлил мне в здоровом коренном огромную дырку. — Скажешь, что пломба отвалилась, понял?

— Ыгы, — со слезами на глазах кивнул я. — Вашари, ты шадишт.

— Я не садист. Стараюсь, понимаешь, изо всех сил, чтобы маньяк-стоматолог не заподозрил тебя в симуляции заболевания. Нужен повышенный натурализм. Вот, теперь он есть, но это не всё.

— Что ещё ты хочешь со мной сотворить?!

— Тебя надо перекрасить в блондина, а потом залепить всю нижнюю десну одной штукой… Всю прошлую ночь изобретал!

— Зачем?!

— Слушай, ну ты и недоверчивый! Как это зачем? Тебе начнут зуб лечить, ты попросишь ввести обезболивающее, а вместе с ним, естественно, получишь добрую порцию яда. Хочешь в кому впасть, как эти семеро человек перед тобой?

— Ну-у… Нет.

— Вот поэтому моё изобретение очень пригодится! — и Ватари продемонстрировал мягкое розоватое вещество, напоминающее человеческую плоть.

С одной стороны его было не отличить от слизистой оболочки рта, с другой оно крепилось на гибкую белую пластину.

— Что это за хрень, Ватари? — без лишних обиняков вопросил я.

— Улавливатель яда. Пластина смазывается безопасным для здоровья, но очень крепким клеем и присоединяется к твоей настоящей десне. Маньяк-стоматолог колет яд в искусственную десну, ты приносишь образец вещества сюда, а я отправляюсь в свою лабораторию и разрабатываю противоядие. Здорово придумано?

— Здорово, только вот если «маньяк» поймёт, что уколол меня не туда? Или твоя ерундовина проколется насквозь?

— Тогда я, как виновный в данном происшествии, публично сделаю себе сеппуку в кабинете шефа.

— Не смешно.

— Ты, наверное, всё-таки хочешь, чтобы я послал вместо тебя Хисоку?

— Я с самого начал предлагал такой вариант! — перебил меня юноша. — Цузуки, почему всегда ты берёшь на себя самое опасное?

— Потому что быстрее всех восстанавливаюсь. Кроме того, ты эмпат, и когда этот тип дотронется до тебя, ты пропустишь через себя его эмоции и будешь страдать намного сильнее, нежели чем я.

— Зато я увижу, виновен он или нет! И это огромный, безоговорочный плюс!

— Если он связан с чёрной магией, ты ничего не увидишь! Аура магов искажает истину. И вообще. Дырку мне уже прокрутили, теперь её надо лечить. Што-то я не шаметил, штобы она зараштала шама по шебе, — прошамкал я, оттягивая пальцем щёку перед зеркалом и разглядывая свой пострадавший зуб.

— Надеюсь, этот психопат такой же хороший специалист, как Мураки, — задумчиво протянул Ватари. — Иначе дырку потом придётся заделывать мне.

— Боже сохрани, — пробормотал Хисока. — Если он похож на Мураки, то отрежет Цузуки голову вместе с зубом. Поэтому я уж постою в кабинете и прослежу, чтобы всё прошло тихо и мирно. Заодно буду снимать боль.

— Хисока! — просиял я, молитвенно складывая ладони перед собой. — Ты такой добрый!

— Да уж, — в своей обычной недовольной манере продолжал юноша. — Я-то добрый, а вот кто-то в благодарность за мою доброту вечно заставляет переживать за него.

Когда я уселся в кресло, стоматолог склонился над моим многострадальным зубом, направив на него лампу, убедился в наличии широкого дупла, забитого остатками пищи, ибо Ватари для убедительности и ради утешения скормил мне десяток пирожных перед телепортацией.

Танака-сан протянул мне какой-то раствор с противным привкусом и заставил тщательно прополоскать рот, после чего вооружился инструментом и приступил к лечению.

— Анестезию делать желаете? При установке пломбы это, конечно, не обязательно, однако, боюсь, ваш зуб сильно повреждён и, как бы я ни старался, но могу случайно задеть нерв. Так что — решайте.

Для вида я заколебался ненадолго, а потом махнул рукой.

— Колите. Я уже натерпелся достаточно из-за этого зуба.

Алчная улыбка мелькнула на лице стоматолога. Он набрал полный шприц обезболивающего и с готовностью воткнул его в мою накладную десну.

— Есть! — счастливо засмеялся Ватари, выбегая из своей лаборатории. — Мы получили образец! Спасибо, Цузуки! Ты здорово поработал! Кстати, твой зуб залечили?

— Более или менее. Скажи, ты уже понял, что за вещество в меня ввели вместе с анестезией?

— Нет. Я пока не понимаю, что это, однако буду сегодня изучать образец всю ночь, подниму свои старые записи, но обязательно докопаюсь до истины. Ребята, вам без меня придется вечером дежурить в клинике. Вдруг ещё кого привезут? Мы должны каждую минуту быть в курсе происходящего.

Тем же вечером в реанимационное отделение поступили ещё две девушки и взрослый мужчина в коме. А ближе к полуночи стряслось и вовсе непонятное.

Находясь в помещении для дежурных врачей, мы услышали голоса медсестёр. Они с кем-то беседовали в коридоре на повышенных тонах. Мы разобрали, что им отвечают по очереди два мужских голоса. Один из незнакомцев посреди разговора громко рявкнул:

— Мы сейчас такое предъявим, не забудете до смерти!

— Пожалуйста, спокойнее, — окоротил кто-то первого. — Пациенты отдыхают.

— Тогда пусть… — и мужчина что-то прибавил гораздо тише.

Далее послышались шаги нескольких пар ног по направлению к лифту. Если предположить, какие события имели место в последнее время, то сопровождали незнакомцев, скорее всего, в реанимационное отделение.

— Может, прибыл влиятельный родственник одного из потерпевших, кому нет дела до часов приёма? — предположил Хисока.

— Давай станем невидимыми и пойдём за ними, — прошептал я.

Хисока согласился без колебаний. Мы телепортировались к дверям реанимации. Там незнакомцы, одетые в форму военных, перекладывали потерпевших с больничных коек на передвижные носилки, оснащенные всем необходимым для поддержания жизни.

Военных оказалось пятеро. Остальные, очевидно, были ниже по рангу и потому не встревали в разговор своего начальства и медперсонала.

— Что вы делаете? — ахали медсёстры. — Как мы завтра объяснимся с их родственниками?

Один из военных, на форме которого присутствовало внушительное количество нашивок, заложил руки за спину и важно сказал:

— Вы ничего не будете объяснять. По телевидению скажут, что обнаружен новый вирус, и в целях предотвращения его распространения мы вынуждены изолировать заражённых, пока не будет найден способ лечения. Вашу больницу закроют, остальных пациентов распределят по другим клиникам, а врачей, имевших контакт с пострадавшими, отправят на карантин. Также проверят всех, кто контактировал с заражёнными непосредственно перед госпитализацией.

Одна из медсестер, самая молоденькая, не сдержавшись, испуганно ойкнула.

— И ещё, — прибавил тот же военный, пока его люди выкатывали носилки в коридор. — Покажите списки всех, чья смена сегодня ночью. А потом выведите дежурных на первый этаж. Я собираюсь переговорить с ними.

Услышав это, я немедленно схватил Хисоку за руку и переместился вместе с ним к выходу из клиники.

— Жди здесь, — сказал я ему. — Когда тебя вызовут, объяснишь военному, что меня с утра не видел и понятия не имеешь, где я. Ничего не бойся.

— Да я не боюсь! — возмутился Хисока. — А ты куда?

— Пока похитители не исчезли, хочу проследить за ними. Похоже, наш стоматолог — мелкая рыбёшка. Крупная приплыла только что. Вот и надо узнать, кто за всем этим стоит.

Хисока горько усмехнулся и вымолвил без колебаний:

— Свою версию я уже неоднократно высказывал, и моё мнение неизменно.

Я только печально вздохнул в ответ на его слова:

— Удачи тебе, Хисока.

— И тебе!

Телепортировавшись к дверям реанимации, я последовал за военными, спешно вывозившими людей.

На крыше здания ждали три вертолёта, готовых к отбытию. Оставаясь невидимым, я проник внутрь ближайшего из них, забрался под одну из каталок и тихо просидел там всю дорогу до пункта назначения.

====== Глава 12. Прежние игроки в новой игре ======

Мы пробыли в пути час или около того, а потом вертолёт резко пошёл на снижение. Я почувствовал, когда шасси коснулись земли. Вдруг корпус аппарата дёрнулся, и мы, судя по всему, стали опускаться ещё ниже.

Через пару минут послышался гулкий скрежет, отдавшийся снаружи громким эхом, и всё затихло. Люк распахнулся.

Выбравшись следом за военными, я внимательно огляделся по сторонам. Во внушительных размеров бункере, где мы оказались, вдоль стен располагались несколько грузовых автомобилей и ещё два вертолёта без опознавательных знаков.

Военные, передвигавшие перед собой каталки с людьми, направились к огромной раздвижной двери, находившейся в конце бункера. Я снял ботинки, чтобы не выдать себя, и последовал за ними.

Шедший впереди, не останавливаясь, вынул из кармана карточку и провёл ею по считывающему устройству на стене. Раздался прерывистый писк, и двери открылись.

Моему взору предстало просторное помещение, освещённое ярким светом. Около двадцати человек работализа компьютерами, ведя какие-то расчёты. Военные прошли, не останавливаясь, мимо них. Сидевшие в комнате люди даже не оторвались от своих мониторов.

Снова длинный полутёмный коридор, перегороженный в двух местах решётками, будто в тюрьме, и на сей раз военные, отперев плотную металлическую дверь с кодовым замком, оказались в помещении, похожем на огромную медицинскую лабораторию. Я успел заметить светлое покрытие на полу и бледно-зелёные стены. В центре комнаты стояло несколько ванн, заполненных золотистой жидкостью. К верхней части каждой крепилась странная аппаратура с огромным количеством проводов. Я такой прежде нигде не видел.

Мужчина в халате врача отделился от дальней стены и торопливо шагнул навстречу военным. Я вздрогнул всем телом. Не узнать этого человека было просто невозможно. Хищные глаза разного цвета за стеклами очков. Тонкие, плотно сжатые губы. Платиновые волосы.

У меня всё поплыло перед глазами, будто я залпом махнул бутыль бурбона.

— Наконец, вы вернулись, — зазвучал в помещении негромкий голос. — Перекладывайте их в капсулы, — Мураки коротким кивком указал в сторону ванн. — Только осторожнее.

— Как именно распределять подопытных? — уточнил один из военных.

— Безразлично. Все капсулы стандартные. Подключайте к системе жизнеобеспечения и к регистрирующей аппаратуре. Нужно выяснить, насколько далеко зашёл процесс трансформации.

— Сенсей, — военный, вошедший в помещение первым, приблизился к Мураки, — что вы намерены делать дальше?

Оба глаза — серый и льдисто-голубой — вспыхнули, как лунные лучи на лезвии катаны.

— Я разберусь в ситуации, если, конечно, вы выявили всех, получивших инъекцию.

— Абсолютно всех.

— На вашем месте, Симадзу-сан, — Мураки отчётливо выговаривал слова, так что в закрытом помещении его было слышно великолепно, — я бы для начала примерно наказал каждого, причастного к саботированию обязанностей. И, разумеется, мне необходимо получить подробную информацию обо всех, кто контактировал с подопытными. Думаю, вы справитесь?

— Этим занят лично лейтенант Савамура.

— Я рад. Он достаточно компетентен. В ваших интересах заставить обывателей забыть о случившемся. Плетите им про вирус, про что угодно, лишь бы вопрос был исчерпан… Ладно, прекращайте там возиться! — довольно резко обратился он к военным, перекладывавшим пострадавших в ванны. — Дальше я сам, — и, приблизившись к одному из подростков, Мураки начал быстро крепить к его телу провода и трубки, приговаривая вполголоса. — Столько времени потеряно… Непростительно!

Каким-то сверхъестественным образом его руки действовали сами по себе, словно разговор нисколько не мешал ему сосредоточиться.

— Что мне доложить полковнику? — спросил стоявший рядом Симадзу-сан.

— Вы видите, чем я вынужден заниматься?!

Мураки даже не оглянулся на собеседника, но в голосе его отчётливо прорезались металлические нотки. Военный их сразу уловил.

— Полковник свяжется с вами позднее.

— Благодарю.

Симадзу-сан развернулся на каблуках, сделал приглашающий жест рукой, и все прибывшие спешно покинули помещение.

Двери захлопнулись. Я продолжал стоять на месте, наблюдая за тем, как Мураки подключает к аппаратуре пациентов. Он выглядел абсолютно равнодушным, когда касался их тел, однако что-то в его движениях рук заставляло наблюдать за ним, словно под гипнозом.

— Цузуки-сан, сделай одолжение, прекрати свой нелепый фарс, — неожиданно прервал мои размышления доктор. — Я вчера наложил заклятье иллюзий на их камеры слежения. Не нужно так напрягаться, делая себя прозрачным для волн видимого спектрального диапазона. Короче, хватит дурака валять: материализуйся.

Горло от неожиданности сдавил спазм, и я поперхнулся воздухом. Не прекращая судорожно кашлять, я принял видимый облик. Закончив с пострадавшими, Мураки поднял голову и посмотрел на меня с сардонической усмешкой.

— Такая примитивная маскировка никуда не годится. Она может обмануть лишь глупцов. Я сразу почувствовал твою ауру, как только ты вошёл. Кстати, — он поморщился, заметив мои многострадальные волосы, — что это за безвкусный оттенок? Перекрасься обратно, как можно скорее!

Я невольно дотронулся до своих рыжевато-золотых, торчащих в разные стороны прядей, отчаянно покраснел и растерял все слова.

— Что случилось? — продолжал насмешничать Мураки. — Если уж явился в гости столь нелегальным образом, наверное, сильно соскучился? — подойдя ближе, он коснулся пальцами моей щеки, но тут же убрал руку. — Чаю или кофе?

— Да как у тебя язык поворачивается ёрничать, когда прямо перед нашими глазами умирают жертвы твоего очередного эксперимента?!

— Моего? — Мураки изумлённо изогнул бровь. — Вот как?

От его цинизма я всегда впадал в бешенство.

— А чьего же ещё?!

— М-м, — он сделал вид, будто припоминает что-то. — Препарат, действительно, мой. Однако я обычно не пробую на практике незавершённые изобретения. А эта конкретная вещь весьма далека от совершенства.

— Признавайся немедленно, какую гадость ты снова наизобретал?!

Тонкие губы продолжали кривиться в снисходительной усмешке.

Я злился всё больше. Да какое он имеет право относиться ко мне, будто к несмышлёнышу?!

— Пройдём-ка сюда, — нажав на кнопку пульта, извлечённого из кармана, Мураки указал мне взглядом на ещё одну открывшуюся дверь. — Или боишься?

Я презрительно передёрнул плечами и двинулся в сторону входа.

Мураки последовал за мной.

Мы очутились в просторном кабинете, обставленном со всеми возможными удобствами. Справа располагался высокий чёрный шкаф. Посредине — круглый стол и четыре стула. У левой стены компьютерный стол со сканером, факсом, внутренним телефоном и принтером. Прямо перед собой я заметил белую раздвижную ширму от пола до потолка, которой была отгорожена остальная часть кабинета.

— Я здесь уже три дня, — проинформировал меня Мураки. — Пришлось переехать, — отодвинув стул, он сел на него. — Располагайся, — и кивнул на место напротив.

Решив не спорить по пустякам, я занял второй стул.

— Поздравляю, ты ухитрился выжить, но не могу сказать, будто я рад видеть тебя, — неожиданно сказал Мураки.

«А раньше говорил прямо противоположное», — невольно мелькнуло в голове.

— Ты был очень, очень плохим мальчиком, — продолжал доктор, и тут только я заметил в его левом глазу лукавую искорку, пробившуюся на мгновение сквозь завесы циничной холодности. Она быстро пропала, будто мираж.

— Прекрати тянуть время! — потребовал я. — Мне нужно знать, какова цена спасения этих людей!

Он попытался, как раньше, закинуть ногу на ногу, однако вдруг передумал и встал со стула. Я заметил, что его правая рука дёрнулась, чтобы схватиться за бок, но он остановил её на полпути. Гордость, граничащая с гордыней. Ория прав, Мураки никогда не отступится от своей цели.

— Видишь ли, с того момента, как ты полностью уничтожил мою лабораторию и едва не прикончил меня самого, у меня в голове бродили самые разные мысли. Сначала я возненавидел тебя настолько, что едва не сменил свои жизненные приоритеты, сделав целью номер один отомстить тебе. Затем по мере того, как зарастали ожоги и шрам под рёбрами, я передумал. Моему самолюбию, безусловно, польстило, что ты предложил нам умереть вместе, но как объект для экспериментов ты мне больше не интересен. Я забуду о том, что случилось в Киото. Мне некогда тратить время ещё и на тебя.

«Да как он смеет!» — начал я вскипать, но осадил собственный порыв.

— Если ты пришёл забрать души людей, — продолжал Мураки, — то потерпи. Скоро они обязательно попадут к вам. Либо свершится чудо, и препарат неожиданно сработает, как положено. Однако я в этом сильно сомневаюсь. Мне необходимо доработать его и осуществить с его помощью то, ради чего я трудился столько лет! — глаза доктора вспыхнули предвкушением торжества.

— Это имеет отношение к восстановлению тела Саки?

Наконец-то мне удалось застать Мураки врасплох, но он поразительно быстро взял себя в руки.

— Каким образом ты узнал о моём распрекрасном братце?

— Наши сотрудники опросили под гипнозом прислугу в старом доме твоих родителей, а затем составили на тебя досье. Об остальном я догадался, когда вспомнил, как очнулся в твоей лаборатории, увидел отрезанную мужскую голову… А, да. Там ещё сердце, кажется, было? Интересно, в чьей груди этому сердцу предназначалось забиться вновь?

Мураки, ни слова не говоря, приблизился к нише в стене и нажал кнопку. Сверху появилось отверстие вытяжки. Я услышал сухой щелчок, а затем в мою сторону потянуло едва уловимым ароматом дорогого табака.

— Цузуки-сан, — обернулся доктор, выпуская в потолок тонкую струйку дыма, — что бы там синигами ни выяснили со слов бывшей прислуги моих родителей… М-да, — неожиданно прервал он самого себя, — какая досада, что я такой сентиментальный! Следовало их всех прикончить ещё тогда и нанять новых! — эту фразу он рявкнул так, что в помещении что-то жалобно звякнуло. — Так вот, — уже спокойнее добавил он, — вам никогда не понять до конца моих мотивов, а я обсуждать свои поступки ни с кем не собираюсь. И намерений своих не изменю, хоть против меня выступит целая армия таких, как вы. Я отлично владею искусством телепортации и вызова тёмных сил. Всё это я уже успел вам продемонстрировать. За обладание подобными силами я заплатил частью своей плоти и, думаю, душой, но всё это мелочи по сравнению с тем, ради чего я стараюсь. Запомни: никто из вас мне помешать не сможет. Я умру, но не раньше, чем моя миссия будет завершена.

Не дав ему закончить, я воскликнул:

— Зачем идти по трупам, чтобы отомстить тому, кто уже и так горит в аду?!

— Потому что это единственное, ради чего я живу. А ты едва не лишил меня моей цели. Плохой мальчик, — он сокрушённо покачал головой, подходя ближе. Искусственный зрачок в правом глазу не реагировал на свет и был пугающе пуст. — Хорошо, что у меня всегда есть запасные варианты. Я подготовлю новый контейнер для души этого ублюдка с помощью МК-380, и, заметь, Цузуки-сан, твоё тело мне больше не потребуется. Теперь ты для меня — отнюдь не уникальный вариант. Доработав препарат, я сумею получить донора для реинкарнации в любой момент.

Слушая его безумные речи я не нашел ничего другого, кроме как ляпнуть, безо всякой связи с основной темой беседы:

— Твоя невеста и твой друг, — сказал я и с удовольствием заметил проблеск неких чувств на его мраморном лице. — Если ты ищешь причины жить, то почему бы им не стать этими причинами?

Замешательство. Удивление. Безразличие. Да, именно в такой последовательности мелькнули эмоции, и тут же скрылись в непроницаемой глубине его глаз.

— Беззаветная преданность некоторых людей по отношению ко мне, безусловно, сильно повышает их ценность, однако не абсолютизирует значимость. Остальные же для меня — вообще ничто. Всего лишь куклы, которыми я играю. Признаюсь, подобная игра доставляет немыслимое наслаждение!

— Лжёшь.

— Да неужели?

— Лжёшь, — упрямо повторил я, рискуя увидеть, как он сорвётся и вытворит что-нибудь. Например, вызовет одну из своих жутких тварей, чтобы она разорвала меня. — Ты можешь быть другим.

— С чего бы? — ядовито ухмыльнулся он.

— Я видел тебя на фото в шестнадцать лет. Там совершенно другой человек.

— И ты полагаешь, того юношу можно вернуть к жизни? — саркастически поинтересовался Мураки. — Ты живёшь иллюзиями, Цузуки-сан. Зато теперь я начинаю понимать, почему тот белобрысый эмпат в тебе души не чает. Похоже, вы оба навсегда застряли в подростковом возрасте, потому и находите общий язык.

От намёка на Хисоку меня бросило в жар.

— Не смей!!! — я невольно вскочил на ноги. — Не смей о нём!!!

— Ладно, не будем об этом взбалмошном юнце. Говори конкретно: чего тебе сейчас от меня надо?

— Расскажи о препарате и о том, есть ли у пострадавших шанс спастись!

— С какой радости мне выполнять твою просьбу?

— Потому что тебе всегда нравилось демонстрировать, насколько твой интеллект превосходит мой. Например, на «Королеве Камелии».

Мураки рассмеялся.

— Цузуки-сан, я вынужден подарить тебе продолжительные аплодисменты. Ты успел хорошо меня изучить.

— Врага нельзя недооценивать.

— Мы не враги. Думаю, для закрытия нашего взаимного счёта тебе достаточно будет узнать, что ты спалил полностью мою лучшую лабораторию, уничтожив многие ценные разработки, при этом едва не сжёг все образцы ДНК Саки? Мне с трудом удалось восстановить немногие из остатков. И ты почти убил меня. Если б я не собрался с силами и не сумел вовремя телепортироваться, мне бы настал конец. Такого потрясающего результата ещё никому добиться не удалось.

— Если мы больше не враги, сними проклятие с Хисоки.

— Оно не снимается.

— Уверен, ты сумел бы что-то придумать, если б захотел!

— Ничего сделать нельзя, пока я не умру. Поэтому молись, чтобы моя месть разлюбезному братцу свершилась поскорее. В этом случае твоему приятелю не придется долго ждать, — он склонил голову набок. — Ещё есть вопросы?

— Что будет с этими людьми? Ты просто позволишь им умереть?

— Они уже наполовину мертвы. И, заметь, в данном случае я невиновен.

— Кто тогда?

Он небрежно бросил окурок в пепельницу, но тут же закурил следующую сигарету.

— Был у меня один ассистент пару лет назад… Видимо, он нашёл способ покопаться в моих разработках. МК-380 — весьма ценный препарат, заставляющий повреждённые клетки тела ускоренно регенерировать. Он активирует в соматических клетках теломеразу, предохраняя теломеры на концах хромосом от укорачивания. Причём, заметь, моё изобретение не приводило к образованию раковых опухолей, как в разработках других учёных! Я собирался модернизировать препарат, чтобы он вызывал некоторые изменения головного мозга. Например, я подумал, если с помощью определённых химических веществ и искусственно выведенных бактерий поменять структуру гипоталамуса и некоторых участков больших полушарий, то, вероятно, с учётом способности восстановления ДНК и ускоренной регенерации клеток из каждого человека можно было бы вырастить существо, подобное тебе. Однако я не закончил препарат, начав исследования по клонированию. Второй путь к достижению цели показался мне более коротким и эффективным. Я предполагал вернуться к доработке МК-380 позже. Мой ассистент вскоре ушёл из лаборатории, и, видимо, унёс копии записей. Три дня тому назад меня нашли в «Ко Каку Ро» военные…

— В «Ко Каку Ро»?! — ахнул я, чувствуя, как краснею от злости. — Так эта бестия Мибу обманул нас?! Он знал, что ты жив!

Мураки довольно рассмеялся.

— Цузуки-сан, подумай сам: мог моим другом стать глупый человек? Мог ли мой друг отвернуться от меня и бросить на произвол судьбы, когда я телепортировался в его дом, истекая кровью?

Я подавленно молчал, размышляя о том, смог бы я предать своих друзей, хоть при каком-то условии? Даже если бы они вдруг превратились в злобных демонов, уничтожающих всё живое? Наверное, нет. Тогда ничего удивительного в том, что Мибу-сан поступил так же.

— С помощью Ории я сумел восстановить уцелевшие ДНК Саки, — продолжал Мураки, — а также скрыть своё местопребывание от всех, пока выздоравливал. Пойми, Цузуки-сан, кроме вас, синигами, в моей жизни полно врагов, которых мне совершенно не хотелось встретить, пока я был не в состоянии ответить силой на силу. К тому же Ория не солгал. В данный момент он не знает, где я. Мы можем лишь созваниваться. Но ты, кажется, хотел услышать, почему пострадавших от моего препарата нельзя спасти?

— Хотел! — сердито воскликнул я. — И хочу до сих пор!

— Вот эту бы твою фразу, но в качестве ответа на другой мой вопрос, который я тебе так ни разу и не задал напрямую. А всё от вечной спешки и нехватки свободного времени, — сокрушённо прибавил он. — Сейчас, кстати, время есть. Так ты хотел бы? — и громко расхохотался, заметив моё перекосившееся лицо. — Ладно, я пошутил, забудь. В общем, как я понял из рассказов военных, мой ассистент продал информацию кому-то, связанному с лабораторией секретных разработок, созданной по инициативе правительства. Когда экспериментальные образцы были готовы, их похитили, а вместо них в хранилище подложили пустышки. Подлог заметили на следующий день. Вскоре удалось выяснить, кто виновен. Однако только вчера связали кражу с загадочными случаями в Нагасаки.

— Но почему пострадавшими оказывались блондины и откуда военные узнали про тебя? Да и зачем им ты, если в течение двух лет свойства препарата были изменены? И почему жертвы оказались в городской больнице, а не в лаборатории?

— Всё просто. На меня вышли, когда убедились на примере случившегося в Нагасаки, что их собственные исследования зашли в тупик. И они решили, что первый разработчик поможет им. Либо, они подумали, что я за эти годы продвинулся в исследованиях дальше. А насчёт остального… Есть на свете люди с очень большими деньгами, но ничего не смыслящие в медицине. И есть люди, готовые за деньги на всё. Образцы выкрал человек из обслуживающего персонала, узнавший, что изобретена вакцина, обеспечивающая бессмертие. И был у него на примете щедрый заказчик. Вероятно, прежде чем ввести препарат себе, богач решил испробовать его на других. В опытах ему помог какой-нибудь докторишка за небольшую мзду. Почему пострадали блондины? Скорее всего, к каждому, получившему инъекцию, был приставлен детектив. В Японии не слишком много блондинов, даже перекрашенных, поэтому за светловолосым человеком наблюдать проще. Никто не ожидал, что после введения препарата последует кома. Ожидали увидеть перемены во внешности, поведении или ещё в чём-то. Пробовали на людях разного пола и возраста. В принципе, экспериментатора идиотом назвать тяжело. Некоторые вещи он продумал тщательно.

— Почему же он не прекратил опыты, когда люди начали попадать в реанимацию?

— Он прекратил. Все пострадавшие получили инъекцию за два-три дня до того, как впали в кому. Просто результаты его опытов стали проявляться лишь теперь.

— Мне сделали инъекцию вчера.

— Неужели? — выразил изумление Мураки. — Снова ловил преступника на живца? Ничему-то тебя жизнь не учит. И каким же образом ты узнал, что получил инъекцию именно моего препарата?

— Ватари сказал.

— А, какой-то-там-ваш-доктор…

— Не «какой-то там», а один из самых талантливых в Энма-Тё.

— Хм, — Мураки задумчиво поправил очки, — хотел бы я с ним встретиться. Коллега-синигами. Крайне любопытно. Что ж, если ты получил инъекцию и сам в этом признался, я не могу тебя отпустить. Мне интересно посмотреть, как препарат подействует на тебя.

— Никак не подействует, — рассмеялся я, но внутри уже прозвенел упредительный звоночек, и смех вышел напряжённым. — Инъекцию я получил, только внутрь меня ничего не попало.

— Почему?

Я подробно объяснил. И впервые в жизни увидел, как у Мураки округлились глаза. Наконец, он выдавил:

— Кто подобное придумал?

— Ватари.

— Да. Его изобретение вполне можно было бы назвать гениальным, если бы оно не выглядело по-идиотски.

— Может, по-идиотски, зато я цел, — умело парировал я.

— Без разницы, — Мураки раздавил очередной окурок в пепельнице. — Даже если ты не получал инъекции, ты отсюда не выйдешь. Я окружил комнату барьером, пока мы беседовали. Ты не сможешь телепортироваться. Спасибо, что позволил усыпить твою бдительность, — он с издевательской улыбкой раскланялся, и я, наконец, с ужасом осознал, что доктор ничуть не изменился после того, как побывал на краю смерти.

— Ты сказал, мы больше не враги, — безнадёжным тоном напомнил я, попытавшись телепортироваться и убедившись, что действительно ничего не вышло.

— Разумеется, потому что я с покойниками не воюю. А ты вскоре умрёшь, Цузуки-сан. Ты же именно этого много лет хотел? Я облегчу твою долю. Полежишь, как все эти люди, в ванне с физраствором и не заметишь, как отойдёшь в мир иной. А я за это время на тебе попробую новые образцы препарата.

— Новые?!

— Доработанные другой группой учёных, — Мураки небрежным жестом указал на ширму, разделяющую лабораторию пополам. — Ведь старый препарат, похоже, оказался неэффективным. Я, к сожалению, не Господь Бог. И сейчас просто хочу выяснить, где ошибся. Минимальный шанс спастись, конечно, у этих людей есть. Вдруг какой-то образец вышел удачным? Хотя симптомы длительной комы мне весьма не нравятся.

От его цинизма меня затрясло.

— Это всё-таки была твоя затея от начала и до конца! Ты действительно ухитрился использовать даже военную лабораторию для своих целей!

— Поразительная догадливость. Всё, что ты слышал до последнего момента, был отвлекающий маневр. Я собирал энергию для возведения барьера. После недавнего ранения, знаешь ли, это было сделать непросто.

— Как ты можешь поступать таким образом?!

— Цузуки-сан, твоя наивность меня поражает. За своё долгое существование в качестве синигами ты наверняка плавал через океаны предательств, но продолжаешь упорно защищать добро. Я порочен до мозга костей и столько раз тебе это доказывал, а ты все ещё веришь в мою порядочность? Если уж так, мне больше импонировали твои чувства, когда ты едва не сжёг нас обоих в Киото. Тогда ты был подлинным.

— Я был безумным. И свихнулся по твоей вине.

— Ты мне нравился и сумасшедшим. Что ж, теперь мне легче использовать тебя как объект эксперимента. У меня в последнее время столько проблем! Представляешь, учёные из этой лаборатории за два года не удосужились придумать ничего лучше, кроме как соединить формулу моего препарата с нано-технологиями. И зачем они полезли в неисследованную область науки? Я-то думал, выгадаю время, и пока сам занимаюсь другими исследованиями, лаборатория продолжит мои первые опыты. Не вышло. Здесь собрались лучшие умы Японии, но даже их небрежности нет пределов. Я просил, чтобы выбранных для эксперимента людей отслеживали круглосуточно, а при малейших признаках неблагополучия забирали сюда. Нельзя было допускать, чтобы пострадавших отправили в обычную клинику! Но и этот момент упустили. Впрочем, остальные мои рекомендации выполнили точно: для опытов выбирали светловолосых парней, девушек, ребёнка… Я рассчитал так: если начнут появляться бессмертные люди, синигами как-то должны на это отреагировать. Скорее всего, опять пришлют разбираться тебя. А насчёт блондинов ты правильно догадаешься даже при твоей невысокой скорости мыслительных процессов.

Меня передёрнуло. Никто, кроме Мураки, не умел с такой изысканной учтивостью говорить гадости.

— Я надеялся достичь разом трёх целей: выяснить, жив ли ты, отомстить за Киото, а заодно попробовать, как мой препарат подействует на уже бессмертный организм. Позавчера Ория прислал сообщение, что вы посещали «Ко Каку Ро». И ты был с ними. Я стал ждать, когда ты выйдешь на меня или Танаку. В твоем упорстве я даже не сомневался. Я дал ваше описание Йоитиро и предупредил, что если один из вас явится под видом пациента и будет просить сделать анестезию, пусть Йо-кун выполнит для меня эту маленькую просьбу. Успокойся, мой помощник не в курсе, кто вы на самом деле. Однако неужели этот тупица не мог посмотреть внимательнее, куда вводит препарат?! Впрочем… Ты здесь, и никому не известно твоё местонахождение. Ведь ты же, как благородный синигами, не потащил следом своего на-всё-ради-тебя-готового дружка?

При очередном упоминании Хисоки мой разум не выдержал и благополучно отключился. Я ринулся вперёд и вцепился в его горло. Глаза Мураки широко распахнулись, но в следующую секунду он взял себя в руки, и на его губах заиграла дерзкая улыбка. Почему-то стоило мне её увидеть, и ярость мгновенно сменилась одуряющим желанием. Пальцы сами собой разжались.

Я отступил на шаг назад. Мураки всё понял по моему взгляду.

— Что же ты, — срывающимся голосом зашептал он, — сделай то, чего больше всего хочешь. Одно либо другое. Решайся. Мы заперты, никто сюда не войдёт.

В тот миг мне хотелось заорать от отчаяния! Я ничего не мог поделать с собой. Играли не только моими поступками — играли моей душой. Он попеременно вызывал во мне то жгучую ненависть, то жгучее желание. Запер меня между этими чувствами, как за магическим барьером в лаборатории.

— Твоя проблема, — назидательным тоном заговорил Мураки, — в том, что ты не можешь позволить себе быть подлинным. Не даёшь свободы ни своей демонической сущности, ни человеческой. Тебя легко сбить с толку, даже особых усилий прикладывать не приходится. Ты собирался убить меня, но не решился. Хотел покончить с собой в Киото, но и это, как выяснилось, было сиюминутным порывом. У тебя есть какая-нибудь главная цель, ради которой ты готов на всё, и от которой ни Бог, ни дьявол не сумеют заставить тебя отказаться?

— Есть! — запальчиво воскликнул я, внутренне понимая, что совершаю ошибку, снова вступая с ним в диалог.

— Помогать людям?

— Хотя бы и так!

— От синигами такое смешно слышать. Цель должна быть адекватна тому, кто ты есть. Я, к примеру, с детства знал, что хочу стать хирургом. Не из-за отца или деда, которые были талантливыми врачами, а потому что во мне от года к году крепла тяга познать устройство мира через человеческое тело. Уже тогда никому бы не удалось склонить меня на другой путь.

Я был весьма удивлён, слушая его внезапные откровения. Искренен ли он, или началась очередная игра? Скорее всего, второе. И всё-таки я его дослушаю.

— Когда погибли родители, я не разочаровался в возможностях медицины. Просто понял, что она не всесильна. Но всё равно решил стать лучшим доктором, превзойти всех, найдя в хирургии и микробиологии новые области. Однако, сложилось так, что самой главной моей целью стало отомстить этой мерзкой змее, обманом вползшей в нашу семью. Поверь, Цузуки-сан, вопрос не в том, насколько это вызвано гневом, безумием или чем-то ещё. Я поклялся, что мерзавец заплатит даже ценой моей души. И, можешь поверить, он заплатит! Я могу колебаться, лишь пока принимаю решение, обдумываю его плюсы и минусы, достижимость, рациональность, но когда решение принято, никто не переубедит меня.

— По-твоему, рационально мстить отправившейся в ад душе, заставляя её переродиться в новом теле? — возразил я.

— Я не обязан объяснять, почему для меня это решение рационально. А ты? Какая у тебя есть цель, кроме абстрактной миссии спасать людей?

У меня в голове на тот момент крутилась сотня вариантов ответа. Я мог спросить, почему моя цель абстрактна, а его — нет? Сказать, что для меня чужая жизнь имеет ценность. И мой смысл жизни — в друзьях, которых я, в отличие от него, не использую, как марионеток. Но Мураки воспользовался моим секундным замешательством, чтобы произнести следующее:

— Ты нерешительный. Всё время колеблешься. Не веришь ни в разум, ни в чувства. И хотя чувств у тебя более, чем достаточно, ты позволяешь себе любить и ненавидеть лишь вполсердца. Неужели ты боишься, что, раскрыв свою подлинную суть, превратишься в демона? Даже если так, почему тебе страшно? Пока не примешь себя полностью, будешь страдать. Я сомневаюсь, что ты хотя бы разобрался в своих отношениях с Куросаки, а тот синеглазый красавчик, ловко управляющийся с Тенями, и вовсе откровенных бесед от тебя не дождётся…

— Заткнись!!! — вспыхнул я, в ужасе сознавая, что он читает мою душу, будто раскрытую книгу. — Это не твоё дело!

«Почему, почему?! — билась отчаянная мысль внутри. — Он же не эмпат, как Хисока? От Хисоки мне бы хоть не обидно было выслушать всё это».

— Возможно, — согласился Мураки. — Я просто хотел дать тебе понять: на самом деле не я виновник твоих внутренних конфликтов. Ты сам — сплошное ходячее противоречие. Но именно по этой причине ты мне и нравишься.

Я в немом изумлении воззрился на него.

— Не ожидал такого? Однако, в отличие от тебя, я всегда говорил о своих чувствах открыто.

— О каких ещё «чувствах»? Ты же меня убить готов!

— Правильно. Ты игрушка, которая мне весьма дорога, но при этом мешает достичь цели. Я выбираю цель, а не игрушку, потому ты и должен умереть.

— Убей меня, но спаси этих людей!

— Для меня спасать их крайне нерационально.

— Если я — такая дорогая игрушка, то имею право на последнюю просьбу?

— И твоя последняя просьба будет о совершенно незнакомых людях?

— Ты сам сказал: выбирая цель, надо быть последовательным. Я последователен?

— Вполне. Цузуки-сан, ведь сейчас ты мог бы запросто поджарить меня здесь, вызвав сюда своих духов-хранителей. Троих-четверых сразу. И было бы достаточно. Но ты боишься не сдержать силу шикигами и причинить вред лежащим в коме людям. Вот и не нападаешь. Вместо этого покорно приносишь себя в жертву. Позволь заметить, это не выход.

Неожиданно он шагнул мне навстречу, схватил одной рукой за затылок, а другой сцепил мне оба запястья, будто наручниками. В его хрупких пальцах я с изумлением ощутил невиданную силу. Невозможно было шевельнуться или уклониться. Запрокинув мне голову, он впился в меня жадным поцелуем. Я пытался стиснуть губы, но он быстро сломил моё сопротивление и проник внутрь. От его волос и лица веяло таким знакомым запахом едва уловимой свежести. Влажный язык умело ласкал меня. Горячая истома разлилась по всему телу, а потом неожиданно я ответил ему, совершенно потеряв над собой контроль.

Ноги подкашивались, словно у подростка на первом свидании, дыхание с судорожным хрипом вырывалось из горла. Мой ненавистный враг жадно ловил его ртом, будто умирающий от удушья, которого вынесли на свежий воздух.

Я опомнился, когда Мураки уже отпустил меня. Меня колотило, словно в лихорадке. Впервые я понял, что значит хотеть кого-то до такой степени, когда полностью отключаются мысли. Если бы он не прервал поцелуй, я бы не остановился ни за что на свете. Помешательство какое-то… Получается, из нас двоих лучше себя контролирует именно он? Как я себя презирал в тот миг!

— Запомни, — хрипло произнёс Мураки, и только теперь я услышал, что его дыхание тоже сбившееся и неровное, — никогда не жертвуй собой. Если хочешь бороться — борись, убивай, мсти. Ты же Бог Смерти! Но не занимай жертвенную позицию. Я люблю сильного Цузуки, который сопротивляется и ненавидит, который никогда не идёт на компромиссы.

— Что ты сказал?! — горло перехватило.

Не мог Мураки произнести слово «любовь». Ни в каком контексте. Только не он.

— Надо же, мой магический барьер кто-то сломал, — совершенно спокойно заметил вдруг доктор, надавливая кнопку, спрятанную под столом. — Видимо, твои дружки проследили за вертолётом Савамура и поспели быстрее, чем я ожидал. Надо отдать должное, они дорожат тобой. Интересно, успеете ли вы скрыться до прибытия охраны? — и он растворился прямо на моих глазах.

Дальнейшее происходило, как во сне. Буквально через мгновение после того, как исчез Мураки, передо мной материализовались Тацуми, Хисока и Ватари. Друзья бросились ко мне, спрашивая в порядке ли я. Когда я знаком показал: «Надо срочно уходить», они не стали спорить. Сквозь вихрь телепортации, я успел заметить, как двери комнаты распахнулись, и внутрь вломилась толпа военных.

В комнате, откуда поступил сигнал тревоги, они не обнаружили ни души. Только по всему полу рассыпались листки с черновыми распечатками формулы опытных образцов МК-380.

====== Глава 13. Безнадёжная затея ======

— Итак, — обратился шеф ко мне, Хисоке и Тацуми, собрав нас в своём кабинете час спустя, — причина случившегося ясна. Мы снова имеем дело с Мураки. Ватари сейчас пытается создать препарат обратного действия для пострадавших. А вот Цузуки, как единственный удостоившийся личного контакта с доктором опять, — подчеркнул шеф последнее слово, — пусть опишет все подробности случившегося.

— Но я уже рассказал! Больше ничего не было. Мы даром теряем время!

— Согласен, — поспешно добавил Хисока, и я обрадовался тому факту, что в последнее время мы научились поддерживать друг друга, а не спорить по пустякам. — Надо искать способ проникнуть в лабораторию и помочь людям! Ватари изобретёт формулу противоядия и…

— Что — «и»? — устало переспросил шеф. — Как мы сумеем незаметно вытащить людей из закрытого помещения, охраняемого военными? К тому же там сейчас всё вверх дном из-за вашего первого посещения. Но даже если суметь каким-то образом проникнуть туда, успеть сделать пострадавшим инъекции, то всё равно мы не можем быть уверенными, что противоядие сработает должным образом, и люди выживут.

Мы тяжело вздохнули. Действительно, за исход экспериментов Ватари заранее невозможно было поручиться.

— Есть другой вариант: отвлечь охрану и переместить людей сюда, — продолжал Коноэ-сан, — а потом работать над их излечением здесь, однако некоторые могут не выдержать перехода из одного мира в другой. Они и без того находятся в тяжёлом состоянии. К тому же мы не должны демонстрировать свои способности к телепортации публично! Вы подумали об этом?

— Нельзя же просто бросить людей на произвол судьбы, — заговорил внезапно Тацуми. — Им не время умирать.

— Энма-Дай-О-сама недавно сказал, что Мураки натворил достаточно для того, чтобы претендовать на роль синигами. Если бы души пострадавших были связаны чёрной магией, то достаточно было бы забрать доктора сюда чуть раньше отпущенного ему срока. В таком случае наложенное им заклятье бы мигом развеялось. Но, во-первых, по многим причинам забрать сюда Мураки абсолютно невозможно, во-вторых, это всё равно не поможет, ибо тела похищенных им людей отравлены на физическом уровне.

Хисока нервно дёрнулся.

— Мураки заслужил седьмой круг ада, а не стать одним из нас, — произнёс мой напарник достаточно громко для того, чтобы его услышали.

— Спокойно, мальчик, — осадил его шеф. — Ты не знаешь всех причин, движущих доктором.

— И какие они? Хорошо бы услышать хоть одну!

— Я нисколько не оправдываю его, не горячись. И он однажды отправится в ад. Однако у всех мыслящих существ есть причины для поступков, и у него, безусловно, тоже, — вымолвил Коноэ-сан, и я вдруг сообразил, что шеф знает про досье.

Судя по виноватому выражению лица Тацуми, он тоже в курсе. Вот и всё. Получается, только мы с Хисокой не заслуживаем доверия?

— Ладно, я подумаю о том, можете ли вы снова на свой страх и риск попытаться проникнуть в лабораторию. А сейчас — ступайте. Впрочем, нет. Куросаки-кун свободен, а вы двое задержитесь.

Хисока вышел. У меня и так клокотало внутри от случившегося, и когда шеф спросил в присутствии Тацуми, зачем я несколько дней назад проник в информационную базу Мэйфу, меня прорвало. Не помню, что именно я кричал, но, кажется, пытался доказать, будто если бы мы изначально владели всеми данными, то могли бы каким-то образом остановить Мураки и не допустить такого количества убийств.

Само собой, шеф и Тацуми в корне не согласились со мной. В итоге, я вылетел пулей в коридор, хлопнув дверью. Оказавшись в одиночестве, прислонился спиной к стене коридора и закрыл глаза.

Зачем я пытаюсь убедить кого-то в том, что всё могло быть иначе? Или мне самому хочется в это верить?

На губах по-прежнему ощущается едва уловимый аромат свежести. От него кружится голова и слабеют колени. Я уже вдыхал этот аромат прежде на «Королеве Камелии» в каюте для VIP-персон и на палубе, когда Мураки почти поцеловал меня. Тогда я нашёл в себе силы оттолкнуть его.

В Киото не смог. Моё тело было полностью в его власти, а я практически не осознавал, что происходит. Потом он сделал длинный надрез на моей груди. Интересно, зачем? Неужели не понимал, что всё равно не сумел бы вложить мне в грудь чужое сердце? У меня слишком высокая скорость регенерации тканей вкупе с такой же скоростью отторжения чужих. Никакой операции по пересадке органов не получилось бы. Мураки не мог не знать этого. Хотя, возможно, он просто собирался взять мою кровь? Его дед часто забирал у меня и много. Кажется, он говорил, будто она исцеляет любые раны, и очень жаль, что её нельзя выкачивать бесконечно. А однажды признался в своём намерении создать какое-то сильнодействующее лекарство… Но эти его слова я уже припоминаю смутно.

Проклятие! Я столько уже вспомнил о своём прошлом, что должен ненавидеть всю семью Мураки до конца своих дней! Однако вместо этого сегодня я позволил самому младшему отпрыску этой семьи прикасаться к себе, отвечал на его поцелуи…

Что происходит? Не может быть, чтобы я и в самом деле испытывал к Мураки влечение. У меня есть Хисока и…

— Цузуки, ты в порядке?

Я поднял глаза и увидел стоявшего рядом Тацуми. Щёки невольно стали горячими, будто мой бывший напарник мог читать мысли.

— Не волнуйся, — ладонь Тацуми легла мне на плечо, — шеф не сердится. Он отлично понимает, как ты взвинчен.

— Да я спокоен, как панда, жующий поутру бамбук!

— Скорее, как оголодавший уссурийский тигр. Или бешеный индийский слон.

От его шутки мне вдруг стало легче. Выходит, Тацуми не злится?

— Слон? — усмехнулся я.

— Ну да. О нерадивый ученик из Токио, скажи, какое в Индии есть самое главное священное животное? — заговорил Тацуми с многозначительной улыбкой, изображая интонации старого мастера из буддийского монастыря.

Боже, как давно это было… Я некогда сморозил нашему духовному наставнику, в чью общину мы с Тацуми внедрились по заданию шефа, редкостную чушь. Кажется о том, что якобы то ли Кришна, то ли Будда советовал своим ученикам использовать в качестве объектов для медитации белых слонов, потому они с тех пор и считаются в Индии священными животными. За мои нелепые выдумки меня тогда в очередной раз отослали ночевать в пещеру, не дав с собой даже потрёпанного татами.

— Значит, помнишь? — голос Тацуми прозвучал на удивление тепло.

— Помню.

Столько лет прошло! Совместные расследования. Совместно собранные человеческие души. Пунктуальность Тацуми и моя вечная безалаберность. Его экономия на всём, педантичный учёт общественных денег, неумение расслабиться. И моё недовольство его скупостью, постоянное желание где-нибудь надраться, а потом уснуть на его плече в самый неподходящий момент. Тацуми всё терпел безропотно. Никогда ни намёком не выказал ничего, кроме дружеского участия. А потом неожиданно после одного весьма сложного дела, затронувшего судьбы многих людей на Земле, я впервые увидел своего напарника изрядно выпившим и таким беззащитным. Он был сам на себя не похож и наговорил множество вещей, которые я абсолютно не ожидал услышать от него. В нём словно взорвался спящий вулкан. Я не думал, что кто-нибудь вообще может сказать мне такое, тем более во всех отношениях правильный Сейитиро. И я перепугался до смерти.

«Ты пошутил. Скажи, что это была шутка, Сейитиро-кун! Другие отношения… Они не нужны ни тебе, ни мне».

Лицо Тацуми вдруг посерело и стало похоже на каменную маску.

«Извини. Завтра я решу эту проблему. Забудь. И… прости, если сможешь».

Он телепортировался в Мэйфу, даже не попрощавшись. Тогда я был настолько ошарашен его признанием, что не обратил внимания на последние слова.

На следующий день Коноэ-сан вызвал меня и объявил, что Тацуми отказывается быть моим напарником, ссылаясь на нашу абсолютную несовместимость. Шеф с любопытством спросил, согласен ли я с решением Тацуми или хотел бы пересмотреть его? Я помню, как пересохшими губами вымолвил одно: «Не надо пересмотра». Я предположил, будто Тацуми больше не хочет видеть меня. Ведь я не даже не попытался понять его чувства, поэтому бессмысленно просить об изменении решения.

А если бы я тогда набрался смелости поговорить с ним, то о чём? Всё равно я и в мыслях не держал ответить ему взаимностью. Отношения между двумя мужчинами казались мне совершенно невозможными. Тем более неприемлемыми они становились между двумя друзьями или напарниками. Честно говоря, до того дня я, будучи, наверное, изрядным ханжой, не задумывался о том, чтотакое вообще любовь и можно ли осуждать человека за его чувства. В любом случае побеседовать ещё раз с Тацуми на столь скользкую тему я не пытался. После того случая мне опять долго не удавалось сработаться ни с одним синигами.

Пару раз я был вынужден беседовать на тему моей фатальной несовместимости ни с кем во Дворце Свечей. Под испытующим взглядом незримого Графа я ощущал себя настолько неуютно, насколько это вообще возможно. Один раз Граф поинтересовался, каким должен быть в моём понимании идеальный напарник. Я ответил уклончиво. Что-то вроде: «Понятие идеального по природе своей относительно».

Сам не знаю, откуда я эту фразу взял. Должно быть, от страха в голове что-то сдвинулось.

Графа явно озадачил мой ответ, и больше он ни о чём подобном меня никогда не спрашивал.

Эпопея со сменой напарников продолжалась ещё около тридцати лет, пока я не встретил Хисоку, предварительно став притчей во языцех во всем Мэйфу. И только сравнительно недавно снова начал непринуждённо общаться с Тацуми.

Я догадывался, что чувства Сейитиро до сих пор не угасли, но даже теперь, когда этот факт меня больше не пугал, возвращаться к старой теме не имело смысла. Однако тема вдруг всплыла сама собой.

— Как твои дела с Хисокой?

— После Киото всё изменилось к лучшему.

— Я рад. Помнишь, когда ты лежал в клинике у Ватари, и я пришёл навестить тебя, ты на мой вопрос, могу ли я продолжать заботиться о тебе, ответил утвердительно. Получается, я тебе не настолько отвратителен, чтобы ты на дух не выносил моё присутствие?

— Нет, конечно!

— Я все эти годы думал иначе.

Решившись, я взял его за руку и твёрдо произнёс:

— То, что я сказал тогда… Извини за резкость. Я был молод и не ожидал услышать такое от мужчины! Я потом решил, будто ты меня знать больше не желаешь. Получалось, я «вешал» на тебя свои проблемы, когда мне выгодно было, а в тот миг, когда тебе потребовалось моё понимание, я даже твоих чувств не смог по достоинству оценить! Я долго казнил себя за те слова. Я ведь мог сказать, что ценю тебя, как друга, но не испытываю романтических чувств, однако мои реплики прозвучали так, словно ты мне не нужен… Но это не так! Поверь!

— Верю, — лицо Тацуми внезапно просветлело. — Конечно, верю.

Он улыбнулся и осторожно провёл рукой по моим взлохмаченным вихрам.

— Ну… если когда-нибудь… Только не подумай, я совсем не собираюсь разрушать твои нынешние отношения… но если… Понимаешь? Словом, никогда не бойся прийти ко мне и поговорить начистоту, сколько бы веков ни прошло! Хорошо?

Он уходил по коридору, а я смотрел вслед ему и думал, что не заслуживаю его заботы.

Дома меня поджидал Хисока. По помещению растекался аромат свежезаваренного чая.

— Садись, — тихо попросил меня мой напарник, — и постарайся расслабиться. Или поспи. А я подумаю за нас обоих, как лучше завершить это дело.

— Не хочешь спросить, чем закончился мой разговор с шефом?

— Я же чувствую, что тебе не хочется распространяться об этом. Поэтому выпей чаю и ложись. Я буду рядом.

— Спасибо.

Я лёг на диван и закинул руки за голову, разглядывая лицо юноши из-под полуприкрытых ресниц. Хисока нужен мне. Как солнце, как воздух… Его тепло и доброта, любовь, отдающая и преданная.

И одновременно мне зачем-то нужна страсть, которая таится в Мураки: испепеляющая, полная болезненной агонии — животная страсть без доброты.

А ещё исподволь греет мысль о чувствах Тацуми, которые теперь не пугают, наоборот, вызывают светлую радость. Сейитиро не забыл ничего за прошедшие годы. Я сегодня убедился в этом.

Милостивый Будда! В голове такая путаница, что дальше просто некуда. Напиться бы, чтобы всё как-то уравновесилось. Нет, нельзя, иначе я подставлю Хисоку. Ладно, когда завершим дело, тогда и напьюсь. Обязательно и всенепременно.

Отдохнуть толком не удалось. Спустя несколько часов к нам в комнату вломились Ютака, Сейитиро и Гусёу-сины, и все они наперебой начали что-то громко тараторить, заглушая друг друга. Я только спросонья тряс головой, а Хисока протирал глаза, не в силах понять, что происходит.

Наконец, ситуация прояснилась. Оказывается, Ватари сумел-таки приготовить вещество, введя которое в организм пострадавших возможно было с некоторым процентом вероятности повернуть вспять процесс трансформации, однако ради этого он вскрыл секретный архив Мэйфу, чем и вызвал справедливое возмущение Гусёу-синов. Бедным птахам пришлось в который раз восстанавливать функционирование компьютерной сети в Энма-Тё, кроме того, они заподозрили, что и до этого перебои с электричеством случались по вине Ютаки.

Тацуми же пытался урезонить обе стороны, чтобы разборки не дошли до ушей шефа или того хуже — Энма-Дай-О-сама. В конечном счёте, Гусёу-сины согласились сделать вид, будто ничего не происходит, но только ради пострадавших, которых Ватари пытался спасти.

Оставалась лишь одна проблема: как ввести препарат? Тем более, Ватари сообщил, что тем, кто пострадал раньше, потребуется самая большая доза. И вообще, он не уверен, хватит ли на всех той субстанции, что он успел создать.

— Наверняка Мураки уже перебросил пострадавших в другое место, либо усилил охрану, — сокрушался Ватари. — Не представляю, как мы их найдём?

И тут меня осенило.

— Ватари, — задумчиво произнёс я, — ты доверишь мне препарат и инструкцию по его использованию?

Собравшиеся в напряжённом молчании повернулись ко мне и с удивлением стали осматривать с головы до пят, будто впервые видели.

— Что ты задумал? — опасливо уточнил Ютака.

— Куда бы ты ни отправлялся, я пойду с тобой! — заявил Хисока.

— Тогда моя задумка наверняка провалится. Прости. Это наш единственный шанс. Я должен идти один.

— К нему, да? — охрипшим от волнения, смертельно обиженным голосом спросил Хисока. — Значит, собираешься бросить всех нас и пойти к этому… этому…

— Психу? Убийце? Садисту? — поспешно выпалил я. — Мне всё равно, кто он! Если есть хоть один шанс из миллиона спасти тех людей, я их спасу! Они не должны умирать раньше срока!

— И что ты пообещаешь взамен?! — Хисока сжал кулаки и сделал шаг ко мне.

— Бон, не надо, — Ватари попытался дотронуться до руки Хисоки, но тот быстро увернулся в сторону.

— Не трогайте меня! Почему всегда кто-то должен приносить себя в жертву?! Почему?!

— Хисока, — не отрываясь, я смотрел в его широко распахнутые глаза, полные гнева и боли. — Прошу тебя, — не беспокоясь о том, что подумают другие, я порывисто обнял его. Он вздрогнул, но не отстранился. — Дай мне спокойно завершить то, что должно быть завершено. Всё скоро наладится, я обещаю, — прошептал я ему на ухо.

Хисока медленно разжал объятия, затем отошёл от меня к противоположной стене комнаты, избегая встречаться с кем-либо из присутствующих взглядом. Глухо вымолвил:

— Иди, если считаешь своё решение правильным.

Я повернулся к Ватари, стараясь делать вид, будто нисколько не переживаю из-за нашей новой размолвки.

— Ватари, так ты доверишь мне своё изобретение, чтобы я попытался спасти тех людей?

— Да. Всё равно я не представляю другого пути. Идём, я отдам тебе образцы!

Спиной я чувствовал, как Гусёу-сины и Тацуми проводили меня такими взорами, словно я собирался вторично ввергнуть себя в пламя Тоды.

Мой план, разумеется, имел под собой столь слабые основания для осуществления, что я даже не стал просить одобрения шефа или объяснять суть задуманного кому-то из друзей. Особенно Хисоке. Меня бы сочли умалишённым, ибо всё, на чём я собирался сыграть, были чувства Мураки. Чувства, которых у него предположительно быть не должно.

Но я вопреки всему, верил, что они есть. Разумеется, с точки зрения любой здравомыслящей личности, это была абсолютно безнадёжная затея.

На сей раз я переместился к парадному входу в «Ко Каку Ро» и позвонил в дверь, будто обычный клиент. Мне открыла молоденькая служанка, спросившая, чего изволит господин. Я изъявил желание увидеть её хозяина. Девушка вежливо поклонилась и извинилась, что не может пригласить Мибу-сама, так как он занят.

Тогда я велел пойти и передать господину только одно имя: Цузуки Асато. Если Мибу-сама и после этого не пожелает меня видеть, я откланяюсь. Служанка впустила меня внутрь и попросила обождать ответа в комнате для чайных церемоний.

Я уселся на циновку перед пустым лакированным столиком и стал ждать, разглядывая какэмоно на стене напротив. За те пятнадцать минут, что я сидел там, кто-то, отодвигая фусума, несколько раз заглядывал ко мне, а затем быстро прятался, хихикая.

Наконец, когда я уже отчаялся дождаться хоть кого-нибудь, в комнату вошел Ория. Кивнув головой, он почти бесшумно приблизился к столику и уселся напротив меня.

— Итак, — не очень-то вежливо поинтересовался он, — зачем ты снова явился?

— Я бы хотел связаться с Мураки.

— Кажется, я уже объяснял, что понятия не имею, где он.

— Мибу-сан, давайте без лукавства. Я беседовал с Мураки сутки назад, и он признался, что именно вы выхаживали его, пока он не выздоровел, поэтому отпираться бессмысленно.

— Если ты встречался с ним, тогда тебе отлично известно его местонахождение. Зачем было приходить сюда?

— К сожалению, туда, где находится ваш друг, проникнуть в данный момент невозможно даже для синигами.

— И ты хочешь, чтобы я ради тебя связался с ним, вызвал его сюда, чтобы вы могли безопасно пообщаться? — Ория искривил губы в усмешке. — Неужели ты настолько наивен?

— Я хочу заставить его передумать, — спокойно произнёс я, и улыбка Мибу-сан исчезла. — Он ведь собирается возродить своего брата, отомстить ему за смерть родителей, а когда месть, наконец, свершится, Мураки покончит с собой, потому что для него больше не останется причин жить. Ему наплевать на ад. Он уже в аду. Кроме прочего, не буду лгать, я рассчитываю спасти людей, которых он держит запертыми в лаборатории. Если ещё не поздно. Помогите мне, пожалуйста!

Ория равнодушно пожал плечами.

— Те люди мне, откровенно говоря, безразличны. И я не думаю, что после случившегося в Киото даже ты сможешь заставить Мураки передумать.

— А я всё же попытаюсь убедить его в том, что есть и другой выход, кроме мести и смерти. Но вот если он очень захочет себя убить, то, безусловно, сделает это. Вам бы хотелось, чтобы ваш друг погиб?

Ория бросил на меня заинтересованный взгляд:

— А что взамен получишь ты? Спасённых людей, чужих тебе, кстати?

— Для меня очень важно вернуть их к нормальной жизни.

— А твой юный напарник? Он ведь не избавится от проклятия, пока Мураки жив. Не надо отпираться, я знаю эту историю. Жаль мальчика, но… Тебе бы следовало желать вашему общему врагу скорейшей смерти!

— Полагаю, со временем мы найдём способ снять проклятие. А смерти я уже никому не желаю. Я сыт ею по горло. Можете не верить, но я сейчас говорю искренне.

Ория долго о чём-то размышлял, а потом тихо произнёс:

— Жди, — поднялся на ноги и вышел из комнаты.

Сердце моё забилось прерывисто и неровно. Каждая секунда растягивалась в бесконечность, отзывалась внутри тягучей болью. Жгла, будто свинец. Заполняла лёгкие удушливым мраком.

Не знаю, как долго я сидел в комнате, пока бесшумной тенью внутрь помещения снова скользнул Ория. Усевшись напротив меня, он некоторое время изучающе смотрел на меня. Я хотел спросить, дозвонился ли он и если да, что сказал Мураки. Десятки вопросов жалили мой мозг, будто рой пчёл, но я благоразумно сдержался. Наконец, Ория вымолвил:

— Завтра в девять утра в кафе, где вы встречались впервые.

— Спасибо.

Он поднялся, и, уже уходя, бросил через плечо:

— Надеюсь, мне не доведётся сожалеть о сегодняшнем.

Прежде чем я успел что-либо ответить ему, Ория покинул комнату. Стоило ему выйти, как сразу появилась служанка, поклонилась и сказала, что готова проводить меня до выхода.

Я уходил, мысленно благословляя этого на первый взгляд холодного, но на самом деле такого справедливого мужчину.

Конечно, я не заставлю его сожалеть. Он заслуживает честной игры.

====== Глава 14. Пешки, Белый Слон и Чёрная Королева ======

Герметичный контейнер упёрся в точности под нижнее ребро, когда я, завернувшись в плащ, прилёг отдохнуть на скамье в парке, приняв невидимый облик. Вряд ли кто-нибудь сумеет обнаружить меня здесь. Это самая дальняя аллея, сюда обычно никто не забредает. Тем более, ночью. В крайнем случае, примут за бродягу. В первый раз, что ли? Нет смысла возвращаться в Мэйфу или снимать комнату на несколько часов. Лучше приберечь деньги на празднование победы с друзьями, если моя затея удастся. Или на то, чтобы надраться в стельку, если опять что-то пойдёт не так. С этими «оптимистичными» мыслями я заснул, уткнувшись носом в спинку скамьи. Удивительно — на сей раз мне абсолютно ничего не приснилось.

Я открыл глаза с первыми лучами солнца. Встряхнувшись, пригладил волосы и потянулся. Проходившая мимо кошка с интересом покосилась на меня, изогнула пушистый хвост вопросительным знаком, а потом, нагло передразнив мой зевок, важно прошествовала дальше по своим делам. Кошачьи глаза с узкими зрачками снова напомнили о Мураки, и на душе стало скверно, однако я собрался с духом и телепортировался ко входу в кафе.

До открытия оставалось целых полчаса. Сначала я убивал время, наблюдая за тем, как просыпается народ, выходит на улицы, садится в машины и автобусы, как родители выводят за руку из квартир своих полусонных детей. Потом открылся газетный киоск, и я купил себе свежий номер «Санкэй симбун», сам не зная зачем, ведь политические новости мира людей меня больше не касаются. Впрочем, газета помогла скоротать оставшиеся минуты ожидания.

Человек из моих кошмаров появился, как всегда, внезапно.

— Цузуки-сан, — услышал я за спиной лишённый эмоций голос, — мне передали, будто ты хочешь поговорить со мной?

На улице повеяло зимним холодом. Я обернулся так стремительно, что едва не толкнул какого-то паренька, пробегавшего мимо.

Доктор был одет в свой неизменный плащ, рубашку стального цвета и темно-вишнёвый галстук. На ногах его красовались светлые лакированные ботинки.

— Любопытно, почему ты не занял нам места? Кажется, в прошлый раз я был более внимателен по отношению к тебе. Даже кофе заказал.

— Здесь… было закрыто.

Я оправдываюсь? Только этого не хватало!

— У нас мало времени, — он уверенным движением взял меня за локоть и подтолкнул ко входу. — Если вздумал назначить встречу, отвечай за последствия своего решения. То есть, чёрт тебя возьми, прояви хоть какую-нибудь инициативу, Цузуки-сан!

Переступив порог, я деревянным шагом направился к первому попавшемуся столику. Им, к сожалению, оказался тот самый, за которым мы беседовали год назад. Плохой выбор, но отступать поздно. Я ожидал какой-нибудь колкости от Мураки, и она не замедлила последовать.

— Да у тебя ностальгия по ушедшим дням! Допустим, я признаю, что нарочно выбрал это заведение, но ты в ответ на мою любезность выбрал тот самый столик. Тогда давай и места займём те же. Чтобы окончательно вспомнить былое, а?

«И почему я не придушил его день назад? — мелькнуло в голове. — Он, можно сказать, сам предлагал мне это!»

Отодвинув стул, Мураки уселся напротив меня спиной к окну. Сделав заказ официантке, доктор обратился ко мне:

— Впервые за всю историю нашего знакомства тебе удалось заинтриговать меня. Ты сделал первый ход в нашей очередной партии. Мне интересно узнать, каковы твои дальнейшие намерения?

— Я собираюсь спасти одного человека.

— Всего лишь одного? — скептически хмыкнул доктор. — А я думал, ты пытаешься спасти всех страждущих, встречающихся на твоем пути.

— Пытаюсь, — усилием воли я заставил себя проигнорировать иронию, прозвучавшую в его голосе, — но тот человек не даёт мне покоя. Тьма уничтожает его душу, но, мне кажется, можно что-то предпринять, чтобы изменить ситуацию, — говоря это, я смотрел Мураки в глаза, не отрываясь, стараясь видеть перед собой не кровожадного монстра и убийцу, а подростка со старого фото.

Доктор равнодушно пожал плечами.

— Проклятие не снимается. По крайней мере, не раньше, чем я умру. Поэтому, если речь о Куросаки…

— Я говорил о тебе.

Он замер на секунду, потом начал хохотать, запрокинув голову, всё громче и громче, привлекая к себе внимание посетителей и обслуги. Официантка принесла кофе, поставила две чашки перед нами и, опасливо покосившись на доктора, поспешно засеменила обратно на кухню.

— Отлично ты меня развлёк! — Мураки достал из кармана платок с вышитой монограммой и приложил его краешком к левому глазу, вытирая выступившие слёзы. — Какая разительная перемена! Прежде ты пытался меня уничтожить, а теперь ведёшь душеспасительные беседы? С чего бы вдруг?

— Раньше я не понимал твоих чувств.

— Будто теперь понимаешь, — Мураки убрал платок в карман. — Это Куросаки — эмпат, а ты всего лишь демон-полукровка, некогда вскрывший себе вены.

Не обращая внимания на злость, всколыхнувшуюся во мне от этой фразы, я продолжил:

— Эмпат или нет, но о некоторых вещах догадаться могу. Например, хочешь расскажу историю о мальчике, который не хотел быть одиноким, но, тем не менее, стал?

— Мне не интересно.

— А я расскажу. Тот мальчик жаждал любви и понимания, но вместо этого дождался лишь того, что отец однажды привёл в их дом незаконнорожденного наглеца, наделив его всеми правами законного наследника. Если бы родители любили и поддерживали младшего сына прежде, то в сердце мальчика не возникло бы ревности к брату, но так уж вышло, что ненависть появилась. Юноша боролся со своей тьмой, как умел, в то время пока отец искупал вину перед старшим сыном за то, что стал невольной причиной смерти его матери.

— Может, прекратишь? — в голосе Мураки послышалась угроза.

Я пропустил мимо ушей его реплику и заговорил снова.

— И вдруг в одночасье тот, кому досталась вся любовь отца, решается на убийство…

— Тебе, правда, лучше замолчать, — от интонаций доктора мурашки побежали по моей коже, но я всё равно не остановился.

— Для младшего это непостижимо. Как его брат мог помыслить такое? Его приняли в семью, ему доверяли, а он разрушил всё, что являлось для младшего смыслом жизни! Более того, теперь младшему никогда уже не доказать отцу, что он был лучшим сыном, нежели чем тот, другой.

Доктор сидел бледный, с прищуренными глазами, сминая в правой руке салфетку, пока она не превратилась в крошечный бумажный шарик. Тогда он швырнул этот шарик на стол.

— И тебе даже не дали убить его своими руками. Ты поэтому решил, что седьмого круга ада ему будет мало? Или случилось что-то ещё, чего так никто и не узнал?

Мураки смотрел на меня с лютой ненавистью, отражавшейся даже в мёртвом глазу, и молчал. Сейчас я ощущал свою полнейшую беспомощность. Будь у меня способности Хисоки, я бы мог попытаться понять его состояние, но при отсутствии эмпатии делать что-то подобное не имело смысла.

— Ты не понимаешь, — продолжал я, медленно подвигая к нему пальцы, так как мне в тот миг стало невыносимо страшно от его молчания, — тот юноша в тебе всё ещё жив, и ты не сумеешь уничтожить его, как бы ни пытался. Ни магией, ни убийствами. Просто раньше его заставлял страдать Саки, а теперь ты мучаешь его. Сам — свою собственную душу.

С этими словами я почти коснулся его ладони, но Мураки быстро отодвинул от меня руки.

— Довольно, — устало вымолвил доктор. — Прекрати нести эту высокопарную чушь. Правда заключается в том, что ты сейчас любыми способами пытаешься воздействовать на меня, чтобы спасти тех людей. Но есть и другая часть правды. Тебя ко мне тянет. Вопреки твоей воле. Ты, безусловно, никогда этого не признаешь, но, увы, Цузуки-сан, тьма тянется к тьме. Так всегда было и будет.

— Ошибаешься.

— Вот как? — в его голосе на сей раз отсутствовала даже ирония.

— И в тебе, и во мне ещё осталось немного света. Мы должны дать шанс выжить этим крохам добра! В это я верю!

— Добро? В нас? — рассмеялся Мураки. — Ну, если старательно поискать, то, наверное, что-нибудь и найдётся, хотя я сомневаюсь. Цузуки-сан, я заключил контракт с тёмными силами в шестнадцать лет. Потом, как самонадеянный идиот, однажды решил, будто смогу обмануть вторую сторону и избежать исполнения обязательств. Мне пришлось дорого заплатить за эту ошибку. Больше я её не совершу. Во исполнение контракта я однажды отдам свою душу. Фактически она уже сейчас не моя, поэтому не имеет значения, сколько зла я совершу. Хуже, чем есть, мне не будет.

— Нет, — в ужасе прошептал я, вцепляясь руками в край стола. — Неправда.

Сердце провалилось куда-то вглубь, и я перестал слышать его удары.

— Сам посуди, откуда у меня взялись способности удерживать души возле себя? Вызывать чудовищ? Накладывать проклятия? Знаешь, как и зачем заключаются контракты подобного рода? Впрочем… Твоя душа с рождения принадлежит тёмным мирам. А я свою отдал чуть позже, но в сущности, какая между нами разница? Свет для нас — абстракция, которая никогда не станет реальностью. Мы оба — сосуды тьмы. Тьма даёт нам силу, пока мы не получим то, чего желали. А когда это случится, наши души отправятся в ад. Только вот ты ничего не желал, кроме как стать человеком ещё при жизни, что для демона невозможно в принципе. Позже ты захотел умереть, потому и попал к синигами. Мне странно сейчас наблюдать, как ты в нас обоих безуспешно пытаешься разглядеть добро. Это так же бессмысленно, как искать ночью в тёмной комнате чёрную кошку. Которой, кстати, там нет…

— Возможно ли разрушить твой контракт? — спросил я, отчётливо понимая, что сражение проиграно.

Мураки изобразил улыбку.

— Попробуй. Попытайся, но учти — за каждую твою неудачу у меня будут забирать по куску тела, заменяя отнятое протезами и имплантантами, до тех пор, пока я не стану похож на Железного Дровосека. Правда, возможно, тебя этот процесс позабавит?

— Я не верю, что нет возможности освободиться! Даже демоны не бессмертны. Если ты скажешь, что тебе не нужен этот контракт, мы вместе найдём способ избавиться от него! Я обещаю, что использую силу всех шикигами, если дело дойдёт до сражения!

Мураки как-то странно взглянул на меня:

— Меня крайне настораживает твоё внезапное желание сражаться на моей стороне. Полагаю, у твоей нежданно возникшей преданности есть условие: если я после освобождения стану добрым и милым, то ты готов биться за меня? А если продолжу заниматься тем же, чем и сейчас, ты меня прикончишь? Или предоставишь Куросаки право нанесения последнего удара?

— Ерунда!

— Почему? Один раз ты уже пытался проткнуть меня.

— Ты сам довёл меня «до ручки»! Я не понимал, что творю!

— Твоя проблема в том, — Мураки изящным движением приподнял чашку над блюдцем и бесшумно отхлебнул из неё, — что ты постоянно думаешь о своем напарнике. Пока ты не увидел мою фотографию, ты даже не пытался спасать меня. К величайшему сожалению, в юности я был слишком похож на этого удивительно глупого — ох, прости — чрезмерно наивного мальчишку. И теперь все разглагольствования о светлой и тёмной частях моей души происходят из-за того, что в твоём сознании я почему-то приобрёл некоторое сходство с Куросаки. Попытайся отрицать это, и я ещё раз вдоволь посмеюсь над тобой.

Я был полностью раздавлен. Мураки читал чужие мысли, словно открытую книгу. Как бы я ни пытался воззвать к нему, доктор разбивал все мои доводы, как опытный фехтовальщик. Он прекрасно понимал, что за всеми моими обещаниями, которые я, безусловно, сдержу, в первую очередь стоит стремление защитить людей и Хисоку.

— Закончились аргументы? — криво усмехнулся доктор, отодвигая от себя чашку и вставая из-за стола. — Впрочем, спасибо за попытку. Если бы я немного расслабился и утратил бдительность, ты бы достиг цели. А теперь идём.

— Куда? — вяло удивился я, понимая, насколько жалко выгляжу.

— Через пару кварталов на крыше одного из зданий ждёт вертолёт. Надеюсь, ты не с пустыми руками пришел спасать тех несчастных? Ещё пара часов, и им конец. Если, конечно, не ввести лекарство.

— У меня есть препарат! — мгновенно оживился я. — Его изобрёл Ватари, но…

— Какое «но»?

— Почему ты вдруг решил помочь?

Мураки усмехнулся:

— Делаю тебе прощальный подарок. Поистине королевский для такого сумасшедшего психа, как я.

— Прощальный?!

— А почему ты вдруг встревожился? Разве не ты жаждал на протяжении стольких месяцев избавиться от меня навсегда?

В горле застрял тугой ком, и я не мог сглотнуть его, как ни старался. Мои неудачные попытки сказать что-либо вызвали сожалеющую улыбку у доктора.

— Давай не будем портить впечатление от нашей последней встречи нелепыми банальностями. Расстанемся красиво. Хорошо? — и не дождавшись моего ответа, Мураки двинулся к дверям со словами. — Не отставай.

Мне ничего другого не оставалось, кроме как последовать за ним.

Через полчаса мы сели в вертолет и поднялись в воздух, взяв курс на Токио.

Всю дорогу мой спутник хранил молчание. Его поведение меня всерьёз беспокоило. Удивительно легко Мураки согласился позволить спасти людей, ничего не требуя взамен. А теперь он, вместо того, чтобы выдвигать какие-то требования, спокойно смотрел вниз на простирающиеся под нами населённые пункты, перемежаемые живописными холмами и реками. Подобный поступок был нехарактерен для этого человека, следовательно, дальнейшее развитие событий предугадать невозможно.

«Лучше приготовиться к самому худшему, — размышлял я. — Не радоваться близкой победе, а быть настороже».

Задумавшись, я не заметил, что в упор смотрю на него. Доктор, почувствовав мой взгляд, обернулся и довольно ухмыльнулся.

— Переживаешь? Расставание близко, но право, не стоит так расстраиваться, Цузуки-сан. У тебя все ещё останется твоя вечная жизнь, преданный тебе до мозга костей напарник и твои неисчислимые благие намерения.

Неудержимо захотелось врезать ему, но я мысленно посчитал до десяти и произнес вслух:

— Ты, верно, шутишь. С чего мне переживать? Просто никак не пойму, что ты задумал.

Обаятельная улыбка была мне ответом. Я хмыкнул и, приняв независимый вид, отвернулся к окну. Всё равно, гадай — не гадай, а его план станет мне ясен только в самую последнюю минуту. Успеть бы предотвратить очередное несчастье! Только бы успеть!

— Мой ассистент, Ито-сан, — так меня представил доктор, когда мы попытались войти в подземную лабораторию через другой бункер. — Пришёл помочь с завершением эксперимента. Оформите ему однодневный пропуск.

— Да, сенсей, — послушно ответил охранник.

Через минуту мне выдали пластиковую карточку, на которой были выбито в ряд множество цифр и символов, после чего позволили пройти следом за Мураки.

— Удачного дня, сенсей!

— И вам, Куга-сан.

Мы миновали многочисленные комнаты и коридоры и снова оказались в том самом помещении с куполообразным потолком. На сей раз здесь присутствовали ещё трое военных.

— Господа, мне необходимо закончить важную работу. Подождите, пожалуйста, снаружи, — попросил свой «почётный караул» Мураки.

Военные один за другим покинули комнату.

— Что ж, Цузуки-сан, — вымолвил доктор, когда мы остались одни, — теперь разберёмся, каким образом тебе действовать дальше. Ты хоть раз делал инъекции?

— Нет, — растерялся я.

— Как же ты собирался спасать умирающих? На мою профессиональную помощь рассчитывал?

— Ватари показал мне, как это делается! Он сказал, что нужно вводить препарат в вену в зависимости от массы тела из расчёта один кубик на каждые тридцать килограммов веса. При этом добавить половину кубика тем, кто пострадал раньше всех, в первый и второй день.

— Возможно, — задумчиво пробормотал Мураки. — Ладно, давай сюда это ваше «бесценное изобретение». Для начала я бы предпочёл сделать анализ его состава.

— А пострадавшие не умрут, пока ты будешь анализировать?

Голубой глаз презрительно воззрился на меня с позиции «сверху-вниз».

— Если люди и умрут, то лишь в случае введения им некачественного противоядия или по причине твоей твердолобости, поэтому ответственность при любом раскладе ляжет на тебя.

— Так и знал…

— А как иначе? Пришел спасать — отвечай за последствия.

Я достал из-за пазухи контейнер и протянул его доктору, внимательно наблюдая за тем, что он собирается делать.

— Молодец этот ваш эскулап, — одобрительно кивнул Мураки. — Догадался, что нужно хранить лекарство при очень низкой температуре, иначе оно потеряет свойства.

Мы прошли в соседнюю комнату, и доктор наконец-то продемонстрировал мне, что находится за ширмой. Там стоял длинный стол с многочисленными приборами, среди которых я сумел узнать, вследствие своей полной некомпетентности в области медицины, только два микроскопа.

Вскрыв контейнер и увидев ряды запечатанных пробирок с препаратом, одноразовые шприцы и инструкцию по применению, Мураки снова издал удовлетворённое хмыканье. Затем извлёк одну пробирку, проткнул крышку, чтобы капля золотистой жидкости упала на предметное стекло. Открыв шкаф с расположенным внутри металлическим ящиком, запертым на кодовый замок, доктор нажал несколько кнопок, вытащил изнутри ёмкость с жидкостью розоватого цвета, откупорил её и позволил части содержимого вытечь на то же предметное стекло. Потом укрепил стекло под микроскопом, склонился над окуляром и стал наблюдать за происходящим. Я успел только заметить, как обе жидкости смешались, потеряли цвет, став совершенно прозрачными. Доктор, вероятно, увидел и ещё какие-то удовлетворившие его признаки.

— Неплохо, — изрёк Мураки.

— Годится?! — не выдержал я.

Доктор задумчиво потёр подбородок.

— Для нейтрализации исходного вещества — да. Идеальный вариант быстрого снятия первичных и даже вторичных симптомов.

— Но если всё в порядке, почему бы не поторопиться и не сделать инъекции?

— Спешить некуда, — последовал ровный ответ.

— Ты сказал, людям жить осталось недолго, и собирался вроде бы позволить мне их спасти?

— Я пошутил.

— Значит, ты просто заманивал меня в ловушку, да?! Как же я тебя ненавижу!!!

— Боже, Цузуки-сан, — Мураки театральным жестом схватился за лоб. — Почему ты такой шумный? Кошмар! И нелогичный. Час назад ты твердил, будто готов биться с демонами ради моего спасения, а теперь во всю силу лёгких кричишь о ненависти? Как прикажешь понимать тебя?

Я исподлобья взглянул на этого психа, мысленно желая ему провалиться, как можно дальше в адские глубины. Мураки ответил совершенно невозмутимым взглядом.

В этот миг из соседней комнаты послышался всплеск и чей-то глухой стон. Аппаратура доктора начала издавать громкие, прерывистые сигналы. Мураки вскочил с места и поспешил вернуться в то помещение, где находились люди.

Я быстрым шагом направился следом за ним. Доктор приблизился к подростку, одному из первых пострадавших и, пощёлкав какими-то кнопками, вытащил из вены парня иглу капельницы, снял с его лица маску респиратора. Аппарат перестал пищать, но спустя мгновение со всех сторон послышались те же самые звуки, многократно усиленные эхом, отразившимся от стен помещения.

Я в панике озирался вокруг, пока доктор одного за другим освобождал своих жертв из плена опутывающих их игл, трубок и проводов.

— Никудышный из тебя ассистент, — промолвил Мураки, — вместо того, чтобы помогать, стоишь и глазеешь, как первокурсник. Нет, доктором тебе становиться рано. Поучись еще годков сорок, тогда и поглядим.

Кровь бросилась мне в лицо.

— Да что ты о себе возомнил?! Думаешь, можешь безнаказанно измываться над людьми?!

— Помолчи, наконец! — Мураки белой птицей метнулся ко мне и приложил к моим губам прохладные пальцы, от которых ощущался легкий аромат кофе, смешанный с въевшимся запахом химических реактивов. — Пациенты пока не могут двигаться, но у них повышенная чувствительность к звукам. Твои крики их попросту оглушат.

Доктор отошёл в сторону, а я стоял в ступоре, подавляя непреодолимое желание коснуться рукой своих губ в том месте, где секунду назад были пальцы Мураки.

— Что ты наделал? — прошептал я, не сводя взгляда с лежащих в ваннах людей.

— Ничего ужасного, — пожал плечами доктор. — Всего лишь ввёл им вчера препарат обратного действия, и — удивительно! — сегодня он сработал. Видишь ли, — продолжил он, отвечая на мой ошеломлённый взгляд, — иногда я дарю своим маленьким фарфоровым леди платья, браслеты и кольца. Тебе же я до сих пор преподносил гораздо более ценные украшения — сорванные, как цветы, людские жизни. Но ты был почему-то недоволен, поэтому я решил кардинально изменить стратегию и подарить тебе спасённые жизни. Надеюсь, ты оценишь колоссальный размер моей жертвы? Для меня гораздо проще было избавиться от этого бесполезного балласта. Меньше сил и нервов.

— Погоди, — я всё ещё не понимал, куда он клонит. — Ты изобрёл препарат для спасения людей? За одну ночь, что ли? Вчера ты говорил, что пострадавшие обречены!

— А кто сказал, что я изобрёл препарат за ночь? Химик, создающий яд, не изобретёт ли вместе с ним сразу и противоядие? Если он поступает иначе, то это идиот, а не учёный. У меня давно были готовы препараты обратного действия, просто я не хотел их использовать. То, что эти недоумки из лаборатории сотворили с нанотехнологиями, как выяснилось, попросту никак не повлияло на людей. Впрочем, я не хотел никого спасать. Намного легче было неудавшиеся экспериментальные единицы пустить в расход. За одним приятным исключением, — и доктор указал на девушку лет восемнадцати, которая до сих пор лежала неподвижно под кислородной маской. — Ей уготована иная судьба. Её я не позволю забрать никому. Не для того я старался. Что касается тебя… Да, я снова поиграл с тобой, но ведь в конечном итоге ты получил свой приз, поэтому тебе не на что жаловаться. Если попросить охранников перенести людей в лабораторию и сделать там необходимые анализы, военные убедятся, что эксперимент провален: подопытные остались обычными смертными, причём полностью потеряли память о случившемся. Я убедил Савамура-сан, что лучше вернуть всех домой, предварительно сообщив родственникам о том, будто этих несчастных успешно вылечили от опасного вируса, и начать эксперимент снова, но с большими предосторожностями. Пока они тут будут разбираться, я с Микако-тян телепортируюсь в свой новый дом. Не волнуйся, это место далеко от Японии, так что тебе больше не придётся иметь со мной дел. Ах, да. Передай моему коллеге из вашего мира моё искреннее восхищение. Мне очень любопытно было взглянуть на его препарат. Он отнюдь не бесполезен, но только если его ввести в организм в течение первых десяти часов после инъекции. Согласись, сейчас от него не было бы решительно никакой пользы. Не огорчайся. Вряд ли вашему доктору удалось бы придумать нечто более действенное, потому я и поторопился ввести собственное противоядие, рассчитав время, чтобы люди очнулись, когда здесь окажешься ты. Удивился? По глазам вижу, что да. Значит, мой подарок удался. Можешь теперь высказать всё, что думаешь. Здесь на дверях и стенах установлена отличная звукоизоляция, а видеокамеры показывают нечто, весьма далёкое от происходящего на самом деле, поэтому не волнуйся, нас никто не увидит и не услышит. Даже эти люди, которых ты так благородно мчался спасать, воспринимают звуки, но смысла фраз пока не осознают.

— Прошу, — наконец, я сумел собраться с мыслями, — если ты хочешь сделать подарок, доведи его до конца: отпусти девушку. Ты же её убьёшь, в конце концов…

— Когда отслужит своё — да. Хотя, наверное, вряд ли получится убить её, учитывая обстоятельства. Но сейчас, — Мураки нежно очертил рукой овал лица своей юной жертвы, — она для меня ценнее всех.

— Ты обещал позволить мне спасти всех без исключения!

— Знаешь, ты становишься привередливым! На твоём месте я бы поблагодарил того, кто помог тебе осуществить твою заветную мечту о спасении людей!

— Что ты собираешься сотворить с ней?

— Неужели не ясно? Она единственная, чей организм изменился согласно моему плану. В этой игре, как ни парадоксально, победили мы оба. Каждый получил, что хотел, но Микако-сан перестала быть человеком, поэтому её возвращение назад невозможно. Подойди-ка, — он поманил меня рукой, приглашая приблизиться к полупрозрачной капсуле.

Я подошёл ближе. Мураки склонился над телом спящей девушки и, отодвинув пальцами закрытое веко, показал мне её левый глаз. Я вздрогнул. Радужка Микако-сан стала бордово-красной с лиловым отливом по краям. Не важно, какого цвета были глаза девушки прежде, но я быстро сообразил, что подобный оттенок у людей не встречается.

Мураки вынул из кармана пиджака складной нож, раскрыл его и провёл по ладони девушки. За лезвием потянулась тонкая царапина, которая через секунду бесследно исчезла.

— Люди будут теперь гнать её от себя, как это случилось некогда с тобой. Микако не состарится и, возможно, никогда не умрёт. Даже мне, скорее всего, не удастся убить её. Кто знает? Но до тех пор, пока она не осознала случившееся, я использую её тело для своих целей. Я пересажу ей яйцеклетку с генетической информацией Саки, собранной из сохранившихся микрочастиц его плоти. Потом вызову из преисподней душу моего драгоценного братца и вселю её в тело этого ребенка ещё в утробе матери. Не получится с первого раза, буду повторять эксперимент снова и снова. Зря, что ли, девчонка стала бессмертной?

— Как ты можешь! Она наверняка хотела жить самой обычной жизнью. Влюбиться, выйти замуж, родить детей! А ты… В кого ты её превратил?!

— В лучшую куклу на свете, — последовал циничный ответ.

В нём так и не пробудилось ни крохи сострадания.

— Значит, не передумаешь?

— Разумеется, нет.

Материализовав несколько офуда с заклинанием защиты, я разбросал их по помещению, чтобы закрыть людей магическим барьером. Затем соединил пальцы рук и произнёс заклятье, призывающее Сорю. К Сузаку в связи с недавними событиями в Киото я обращаться опасался. Неизвестно, способен ли я её контролировать снова.

— Собираешься разнести в пух и прах секретный бункер японского правительства? — ядовито поинтересовался Мураки, увидев явившегося на мой зов шикигами. — Вперёд, не стесняйся. Будет весело. А я тебе помогу.

На стене помещения вспыхнула фиолетовым светом пентаграмма, из центра которой выпрыгнул огромный чёрный волк с горящими глазами и оскаленной пастью. Как только лапы чудища коснулись пола, я увидел сверкнувшую рядом молнию.

Как бы я паршиво ни учил физику в школе, я тут же сообразил, чем появление этой твари грозит Сорю, когда он начнёт сражаться силой водной стихии. Не медля ни секунды, я приказал хранителю Востока отступить и поспешно призвал Бьякко. Мураки зловеще усмехнулся, и я увидел, как волк тоже изменился, став рыжевато-коричневым с белыми подпалинами. С языка твари стали срываться всполохи огня. Неужели этот монстр способен подстраиваться под противника? Похоже, так и есть.

Бьякко и чудище ринулись навстречу друг другу и сцепились в воздухе над нашими головами. С того мгновения невозможно стало различить, где ветер, где — огонь. Атаки двух магических существ слились в сплошной чёрно-синий вихрь. Я ощущал сминающую сознание энергию, стремившуюся прорвать барьер и разрушить всё вокруг. В какой-то миг я испугался утратить контроль над действиями Бьякко, но, похоже, то же самое случилось и с Мураки. Он позволил своей твари делать то, что ей вздумается, лишь бы одолеть меня, но теперь процесс сражения и с его стороны стал практически неконтролируемым.

— Это глупо! — услышал я вдругкрик доктора. — Ты тратишь силы на удержание барьера! Ещё пара таких же существ, вызванных сюда, и тебе придётся сдаться!

— И не надейся! — заорал я в ответ, пытаясь восстановить мысленный контакт с Бьякко.

— Бесполезно, — усмехнулся Мураки. — Ты проиграл. Посмотри, — и он указал мне на что-то, расположенное за моей спиной.

Я не удержался и оглянулся, хотя это могла быть его уловка. Но то, что я увидел, заставило меня забыть обо всём и беспомощно застыть на месте.

На краю пустой капсулы с физраствором, где некоторое время назад находилась Микако-сан, сидела молодая женщина лет двадцати двух. Огромные глаза цвета муската изучали меня с выражением откровенного превосходства и нахального бесстыдства.

Каштановые волосы струились по тёмному шелку дорогого платья. Одна прядь, перевитая по всей длине золотистой лентой, спадала через полуобнажённое плечо, остальные были аккуратно зачёсаны за спину. На шее незваной гостьи висел остро заточенный кинжал с треугольным лезвием. От его кончика по белоснежной коже вниз змеился кровавый след.

Левая рука женщины тоже была испачкана кровью. Внезапно сражение наверху прекратилось. Мой Бьякко и чудище Мураки одновременно прыгнули вниз и стали тереться о ноги этой женщины, словно котята, жаждущие ласки. А она трепала их по загривку, гладила шерсть с такой нежностью, будто перед ней находились два её любимых питомца.

Не успел я открыть рот, чтобы спросить у доктора, что вообще происходит, как неизвестная перестала ласкать моего шикигами, сняла с шеи кинжал и бросила его в сторону висящих в воздухе офуда. Лезвие рассекло каждую записку с заклятьем пополам. Магический барьер лопнул, словно мыльный пузырь.

Волк Мураки бросился к кинжалу, подхватил его в зубы и принёс женщине. Она как ни в чём не бывало снова прикрепила его на цепочку, которую носила на шее.

Потом незнакомка поприветствовала Мураки коротким кивком, а он ответил ей поклоном, после чего женщина снова обернулась ко мне. Не отводя своих глубоких, гипнотизирующих глаз от моего лица, медленно подошла и остановилась рядом. Так близко, что я мог слышать её дыхание, ощущать аромат её духов… Сердце вдруг пропустило удар.

Что происходит?

— А ты не изменился, Асато-кун, — сказала она.

Голос её был мягким, вкрадчивым, но в нём откуда-то прорывались резкие ноты, которые портили общее впечатление. Она казалась кошкой, ланью и змеёй одновременно. Это сочетание пугало, но видимо именно благодаря подобным несовместимым качествам неизвестная сумела найти общий язык с Мураки.

— Кто ты? — спросил я, стараясь сохранять хладнокровие.

— Короткая у тебя память! — усмехнулась незваная гостья. — А я не намерена подсказывать. Думай, вдруг вспомнишь?

— Как тебе удалось нейтрализовать моего шикигами?

— А я со всеми с обитателями Генсокай справиться могу. Жаль, в своё время ты отказался сотрудничать со мной.

— Когда?!

— Давно.

Она обошла вокруг меня, проведя по моей щеке рукой, из которой минуту назад сочилась кровь. Я инстинктивно вытерся, посмотрел на свои пальцы и обмер. Крови не было.

— Ты не человек, — бухнул я напрямую, а потом добавил. — И не синигами, иначе ты бы работала в Энма-Тё.

— Кто знает? Может, я — вечно отлынивающий от работы синигами, — хихикнула женщина. — Но — тсс! Пусть я останусь для тебя загадкой.

— Где Микако-сан?

— Я забрала её, пока вы тут развлекались. Ты ничего не заметил? А, понимаю, увлёкся битвой! Что ж, — она презрительно оглядела тела людей, всё ещё не способных пошевелиться. — Оставляю тебе этих жалких ничтожеств. Возись с ними хоть до скончания времён. Прощай.

И не переставая улыбаться, женщина растворилась в воздухе.

— Стой!!!

Я бросился к тому месту, где только что стояла неизвестная, но было поздно. Бьякко и волк Мураки вдруг встряхнули головами, поднялись с пола и начали потерянно озираться по сторонам. Доктор неодобрительно покачал головой, пробормотав себе под нос что-то вроде: «Хоть бы кто-нибудь сумел устоять перед ней», — после чего дважды щёлкнул пальцами.

Чёрный волк жалобно взвыл, потом его шерсть заискрилась, вспыхнула фиолетовым пламенем, а затем он осыпался на пол кучкой пепла.

«Хозяин, прости, — услышал я внутри себя голос Бьякко, — я был уверен, что это ты позвал меня. Выходит, я ошибся?»

«Да. Это была чужая магия. Ты не виноват».

«Но как же? Мне казалось, будто я снова стал маленьким, а ты налил мне вкусного молока, и сказал, что хочешь поиграть», — Бьякко прищурил глаза, вспоминая свой гипнотический сон.

— Понятно, — я перевёл взгляд на ухмыляющегося Мураки. — Ты, конечно, ничего не расскажешь?

— Леди не пожелала открыть свой секрет. Кто я такой, чтобы нарушать её планы?

— Мураки, я не знаю, во что ты ввязался, но эта женщина похожа на демона.

— Наверное, ты прав.

— Она — демон?!

— Понятия не имею. О таких интимных подробностях своей жизни она мне не докладывала.

С этими словами доктор достал из внутреннего кармана своего пиджака какой-то самодельный амулет — кусок алого янтаря на потёртом чёрном шнурке. Мураки задумался на мгновение, глядя на камень, а потом решительно надел талисман на своё запястье.

Выражение лица моего врага внезапно изменилось. Смягчились черты, левый глаз утратил параноидальный блеск. Приблизившись ко мне, Мураки положил руки на мои плечи таким движением, словно мы никогда не враждовали друг с другом.

— Отзови своего защитника.

Почему-то я на сей раз подчинился его просьбе. Бьякко исчез.

— Скажи, кто эта женщина?! — настаивал я.

— Оставь свои вопросы, Цузуки-сан. Поверь, ответы нисколько не помогут тебе. Давай лучше попрощаемся, как следует. У нас осталось несколько минут. Этого слишком мало, не находишь?

Впервые я не ощутил никакого желания оттолкнуть его, хотя и подозревал, что сейчас случится.

Доктор провёл рукой по моим волосам, зачем-то откидывая их назад, хотя у меня короткая стрижка, и эти пряди никак не могли ему помешать. Потом обхватил ладонями моё лицо и осторожно, словно спрашивая разрешения, приник к моим губам.

Он целовал меня, почти избегая касаться. Я ощущал его дыхание, щекотавшее кожу и почти невесомые прикосновения. Невозможно поверить. Такая нежность — от него? Словно это совершенно другой человек…

Пока я раздумывал над этим странным фактом, Мураки точно такими же неспешными поцелуями покрыл мои веки, виски, лоб. Вдруг его руки быстро скользнули вниз по моим плечам, и я уже решил, что сейчас он снова попытается подобраться ко мне окольным путём, но он лишь нащупал мою правую ладонь и вложил в неё какой-то предмет. Отступил на шаг. Я глядел на серебристый телефон в своей руке, не понимая, зачем Мураки дал мне его.

— Не надо пытаться меня спасти. Не ломай крылья в заведомо проигрышной борьбе, — проговорил доктор. — Охранникам позвонишь в 13:45, ни секундой раньше и не позже. Встань сюда. На шаг правее. Лицом ко мне. Не сходи с места и не двигайся. Заклятье иллюзии, которое наложено на камеры, к 13:45 перестанет действовать. Именно тогда ты позвонишь военным и скажешь, что мне пришлось срочно забрать Микако-сан в Т-8 на обследование. Запомнил? В Т-8. Остальным подопытным сделают анализы в лаборатории, после чего развезут по домам. Я предупреждал Савамура о подобном раскладе, поэтому они сделают всё, как я просил. Прежде чем эти недоумки сообразят, что я никогда не вернусь, у тебя появится час форы при самом худшем раскладе. Когда завершишь свои дела, сломай SIM-карту, чтобы тебя не беспокоили люди из моего прошлого. В случае, если тебя задержат, телепортируйся. Я обещаю, через секунду эти болваны обо всём забудут, как если бы тебя тут никогда не было. Прощай.

— Нет! — я крепко ухватил его за руку. — Подожди! Почему ты до сих пор вёл себя, как чудовище, если это не так?

— Я чудовище.

— Не верю. Ты… сейчас совершенно другой. Не такой, как всегда. Почему? Что за камень на твоей руке? Он имеет к этой перемене какое-то отношение? Мне кажется, я его уже где-то видел, но не могу вспомнить, где…

Мураки рассмеялся.

— Цузуки-сан, ты великолепен в своём стремлении докопаться до истины. Я повторюсь: не сломай свои прекрасные крылья в борьбе с тем, что не стоит ни йены. Продолжай считать меня лживым монстром, который постоянно морочил тебе голову, так будет проще, — потом склонился к моему уху и прошептал. — Леди с кинжалом остерегайся. Она обязательно вернётся за тобой в день, когда я навсегда исчезну. Не забывай об этом! — за секунду до того, как доктор пропал в вихре телепортации, мне почудилось, будто его ладонь ласково провела по моей щеке.

Совершенно сбитый с толку, я откинул крышку телефона, оставшегося у меня в руке, и нажал на кнопку, чтобы просмотреть список контактов.

Бесполезно. Единственная запись, которую Мураки не стёр, именовалась коротко: «Охрана».

Я проверил папки входящих и исходящих SMS. Ни одного сообщения. Никаких записей в органайзере или фотографий. Отчаявшись, я взглянул на часы: 13:37.

В голове воцарилась пугающая пустота, но надо было срочно что-то придумать. Однако что можно успеть сделать за восемь минут? Позвать на помощь Тацуми, Ватари или Хисоку? Скорее всего, теперь мне это удастся, ибо все защитные барьеры в комнате разрушены. Я вытащу людей, избежав для себя лишних проблем, однако проблемы потом появятся у спасённых. Ведь Савамура-сан непременно захочет узнать, каким образом десять человек сумели незаметно выбраться наружу из закрытого военного бункера? Никогда бы не подумал, что однажды придётся в безвыходной ситуации следовать советам Мураки! Последние секунды.

Я набрал номер охраны.

— Ито-сан, мы ожидаем ваших указаний, — ответил из трубки приятный мужской голос.

Они видят меня? Ах, да. Мураки сказал, что наложенная на камеры иллюзия рассеется… Значит, теперь военные видят в точности то, что происходит?

Даже не представляю, какую фальшивку Мураки мог подсунуть охранникам, и с помощью какой магии её создал, но главное не это. Получается, он ещё вчера знал, чем именно закончится наша встреча. Знал, что к 13:45 я останусь в этом помещении с его мобильным телефоном в руках. Даже в определённом месте, как фигура на шахматной доске! Он просто прикрыл мной своё отступление, сделав вид, будто благородно помогает спасти людей. И фору во времени он создал отнюдь не для меня.

Да что он за существо такое?!

— Слушайте, — заговорил я. — Мураки-сенсей был вынужден забрать Микако-сан в Т-8 на обследование. Остальные подопытные, — я заставил себя называть этих несчастных людей безразлично, словно неодушевлённые предметы, — приходят в себя. Необходимо сделать им анализы в лаборатории.

— Не вопрос, — проговорил военный. — Сейчас мы заберём их. Ждите.

Я нажал кнопку «отбой» и подавил желание выдохнуть с облегчением. Ещё рано. За мной наблюдают. Крайне важно достойно отыграть пьесу до конца.

====== Глава 15. Предательство ======

Тем вечером леди Эшфорд появилась передо мной на пороге номера в длинном алом платье с глубоким декольте. Струящиеся до талии волосы украшала бриллиантовая заколка в форме цветка камелии. Самое поразительное, цвет глаз молодой женщины изменился. Радужка стала чёрного цвета.

Я бы мог сказать Лилиан, что она потрясающе выглядит, но, кажется, это было излишним. По нахально-дерзкому взгляду, направленному на меня, я понял: Эшфорд-химэ вполне осознаёт производимый ею эффект.

Не удержавшись, сразу после приветствия я спросил:

— Скажите, зачем вы решили воспользоваться линзами?

— Не хочется выделяться из толпы, особенно после ваших рассказов.

— Успокойтесь. Рассказы — лишь старые предрассудки, а выделяться из толпы вы будете всегда. С вашей внешностью подобное неизбежно.

— Это комплимент? Или сейчас вы снова скажете, будто я похожа на дитя демонов?

— Даже если так, между демоническим и божественным разницы намного меньше, чем люди полагают.

— Вы философ?

— Скорее, скептик и циник. Ещё не передумали ужинать со мной?

Она усмехнулась и посмотрела на меня из-под полуопущенных ресниц. Что-то странное мелькнуло на секунду в её взгляде… Тревога, сожаление? Вина? Но Лилиан тут же отвернулась, показывая всем своим видом, что нам пора уходить.

Я помог ей накинуть плащ на плечи и раскрыл перед ней дверь номера, пропуская вперёд. Мы спустились на улицу, сели в мою машину и отправились в ресторан, расположенный на Чиёда-кю.

Посетив это заведение месяц назад, я не разочаровался ни в качестве блюд, ни в обслуживании, ни в подаваемых напитках. Бесспорно, сюда можно было пригласить красивую даму, замыслившую что-то занимательное. Пенять не на кого. Я сам недавно посоветовал ей выбрать козырную карту, с которой можно сделать следующий ход и, кажется, она остановила выбор на мне.

Только вот что ей нужно? Денег у неё предостаточно, да и социальный статус выше моего на порядок. Не думаю также, что она когда-либо страдала от нехватки мужского внимания.

Что есть у меня такого, недостающего ей?

Мелькнула мысль об амулете, но я тут же прогнал её. В конце концов, не Эшфорд-химэ следила за мной в течение пяти лет. Да она и не может ничего знать о камне, учитывая, что последнее её воспоминание относится к той злополучной ночи, когда я сам впервые взял рубин в руки.

Чёрт. Не складывается картина!

Администратор ресторана, миловидная брюнетка лет тридцати в строгом сером костюме, представившаяся как Анэко Ивасаки, проводила нас к заказанному столику и пожелала приятного вечера. Я без особого удивления отметил тот факт, что головы большинства посетителей невольно повернулись в нашу сторону, когда мы проходили мимо.

Я и до этого ни разу не появлялся на людях в обществе непривлекательных женщин, но леди Эшфорд была просто ослепительна.

С компанией в новогоднюю ночь мне повезло.

Усевшись за столик, мы выбрали из меню по одному горячему блюду и по десерту. Вместо коньяка я попросил себе безалкогольный коктейль, памятуя о том, что мне ещё предстоит вести автомобиль. Лилиан тоже решила отказаться от вина и заказала чашку «Оранж Пеко». В ожидании заказа мы начали беседовать о разных мелочах: о стиле жизни и привычках японцев, о новинках, пришедших в нашу жизнь за последние шестнадцать лет, о политических изменениях в мире. Целью затеянного мной разговора было не получить некую информацию от Лилиан, а понаблюдать за поведением моей собеседницы. Посмотреть, будет ли она избегать каких-либо тем? Или, возможно, засобирается раньше времени обратно в отель?

Ничего подобного не происходило. Лилиан вела себя вполне естественно. Казалось, она свыклась с мыслью, что очутилась не в своём времени среди чужих людей. И всё-таки на секунду она забеспокоилась. Это случилось, когда парень за одним из соседних столиков громко воскликнул:

— Ну и проказница эта Коноэ! Натворила-таки дел!

При этих словах вилка в пальцах Лилиан слегка дрогнула, слабо звякнув о край тарелки. Совпадение? Я решил проверить.

— Эшфорд-химэ, у вас в Японии есть родственники?

— Им неоткуда взяться.

— Вы прекрасно говорите на японском.

— А ещё — на французском, немецком и португальском. В детстве для меня нанимали лучших репетиторов, я обучалась в престижной школе. Закончила Оксфордский университет. Отец позаботился о моём образовании.

— Вам повезло.

— Госпожа Эшфорд? — внезапно раздался женский голос рядом с нами.

Мы подняли глаза и увидели рядом смущённо улыбающуюся Ивасаки-сан.

— Извините за беспокойство, но вам просили передать срочное сообщение. Этот человек не пожелал представиться. Он сказал, что вы отлично его знаете, — и она положила на стол перед Лилиан записку, поспешно начерканную на вырванном из блокнота листке.

Я лишь успел разглядеть, что кандзи в той записке было совсем немного. Леди Эшфорд прочла её и сильно побледнела.

— Простите, — сказала она, обращаясь ко мне. — Я вынуждена отлучиться.

Судорожно скомкав записку, она сунула её в сумочку.

— Вас проводить? — спросил я, уже понимая, что получу отказ.

— Нет. Я скоро вернусь. Это ненадолго.

Встав из-за столика, она направилась в соседний зал ресторана. Я мог бы, конечно, попытаться вопреки её просьбе последовать за ней, однако слишком велик был риск оказаться замеченным. Кроме того, даже если я увижу человека, передавшего Эшфорд-химэ записку, этого мало. Нужно точно знать, о чём они будут разговаривать, ибо их беседа может многое разъяснить в происходящем.

Исполнит ли амулет моё желание сейчас? По крайней мере, я ничего не теряю, попытавшись. Я прикрыл глаза и, мысленно обращаясь к рубину, шёпотом произнёс: «Мне необходимо услышать разговор Эшфорд-химэ с тем, кто вызвал её запиской. Ты можешь помочь?»

Я не надеялся, что из моей затеи выйдет толк, однако, стоило загадать желание, и внезапно что-то случилось со звуками в зале. Голоса людей, стук вилок и ножей, плавная музыка, лившаяся из динамиков, стали глухими и отдалёнными, словно уши мои заложили ватой. Тут же послышался странный нарастающий гул в голове, похожий на приближающийся шум океана. Гул усиливался, заглушая остатки звуков из реального мира и, наконец, распался на отдельные голоса.

Первым я услышал нервное восклицание Эшфорд-химэ.

— Зачем вы здесь?!

— Вам известна причина.

Ответивший леди Эшфорд голос был жёстким, холодным, лишённым эмоций, но тембр его почему-то вызывал ощущение чего-то знакомого.

Пока я судорожно пытался припомнить, откуда могу знать этого мужчину, собеседник Лилиан продолжал:

— Вы не подчинились приказу, да ещё отключили телефон, чтобы с вами невозможно было связаться. При всём моём уважении к вам, должен заметить, что вы ведёте себя неподобающе, Эшфорд-сама.

— Не вам делать мне замечания по поводу моих поступков. Кроме того, я устала от этого маскарада. Снимите очки.

— Я, пожалуй, сниму также парик и усы. Вы правы, этот маскарад нелеп.

Небольшая пауза, в течение которой, казалось, кто-то судорожно хватает ртом воздух.

— О Господи, — выдавила, наконец, Лилиан.

Я попытался попросить амулет показать мне, что происходит в соседнем зале, но внезапно ощутил пронзающий холод в груди.

Ясно. Увидеть ничего не получится. Будем полагаться на звук.

— Надеюсь, вы не собираетесь закатывать истерику в общественном месте? — продолжал тем временем мужчина.

— Но вы… вы… — похоже, леди Эшфорд никак не могла прийти в себя от шока.

— Между нами нет ничего общего.

— Тогда – как, почему?

— Генетическая ошибка. По теории вероятностей любой генетической код может однажды полностью повториться. Следовательно, когда-нибудь родится и ваш полный двойник.

Должно быть, в этот миг собеседник Лилиан отодвинул стул, предлагая молодой женщине сесть. Раздался лёгкий скрип ножек по полу, шорох ткани платья, а затем мужчина снова заговорил.

— Выйдя из этого зала, вы забудете о нашем разговоре, будете помнить только о том, что вам предстоит совершить.

— Я больше не собираюсь участвовать в ваших играх! С меня довольно!

— К сожалению, вам придётся подчиниться, — мягко произнёс незнакомец, но от его ледяной нежности даже мне захотелось зарыться поглубже под землю и никогда не высовываться на поверхность. — Возьмите, — добавил он, вероятно, протягивая некий предмет Эшфорд-химэ.

— Нет!

— Это не я вам приказываю, вы же понимаете. Я просто посредник, не более.

— Я больше не позволю никому распоряжаться своей жизнью!

— Значит, вам всё равно, что случится с ним? Вам безразлично?

Молчание. Тяжёлое, срывающееся дыхание. Тихое постукивание пальцев по столу.

— Запомните, — чеканя слова, заговорил мужчина, — пока у человека есть, что терять, он слаб и не может сопротивляться. В данную минуту вы слабы. Это истина. Горькая или нет, решать вам. Выбирайте: или вы навсегда откажетесь от него и освободитесь, или оставите его при себе, но тогда вы будете делать то, что вам говорят. У вас не тот случай, когда есть больше двух вариантов. Итак?

— Вы прекрасно знаете, я не могу бросить его!

Мужчина многозначительно хмыкнул.

— Пагубная сентиментальность.

— Вы — чудовище!

— Для меня подобное заявление не новость.

— Лучше бы я никогда не видела вашего лица.

— А я, наоборот, рад был увидеть вас. Ваша личность давно интриговала меня. Жаль только, вы применили магию к глазам. Теперь они стали не такими прекрасными.

Короткая пауза, затем голос Лилиан.

— А что… случилось с вами?

— Несчастный случай. Наказание за попытку предательства. Возьмите себе на заметку и не повторяйте моих ошибок.

— Расскажите мне всю правду, прошу вас! Ведь вы знаете гораздо больше, чем я!

— Знаю, но не вижу смысла говорить. Мне были даны чёткие инструкции: передать вам артефакт и забрать часть вашей памяти. Ради вашей безопасности. Как только вы выйдете за порог зала, вы тотчас всё забудете, кроме порученного вам задания.

— Пусть, но мне нужно знать хотя бы сейчас! Зачем она вмешалась в нашу жизнь?!

— А вы до сих пор не поняли? Вы расплачиваетесь за помощь, некогда оказанную вам. Вы просили, чтобы тот, кто вам дорог, всегда был рядом. Ваше желание исполнилось. Всё справедливо, как мне кажется.

— Нет. С того дня наша жизнь превратилась в кошмар. Мы оба стали орудиями зла!

— Ну, не всем же нести свет в этот мир. Ваша плата — быть источником чужой смерти. И прекратите мучить себя. Вы слишком много общались с вашим духом-хранителем. Полагаю, именно он заразил вас своей болезненной любовью к людям.

— Как вы можете?! Вы сами испытали столько боли, почему же вы не способны сочувствовать никому?!

— Я, возможно, мог бы посочувствовать, но мне запретили что-либо ощущать. Это моя плата. Кроме того, вы совершаете величайшую глупость. Вы сейчас пытаетесь отрицать очевидное. Тот, кого вы любите, больше не свободен, вследствие выбора, сделанного вами много лет назад. Теперь ничего не изменить. Учтите, если силой не пользуетесь вы, ею с неизбежностью начнёт пользоваться кто-то другой. Или сила обернётся против вас. Подумайте, что для вас хуже?

— Неужели вы сами не пытались освободиться? — прошептала Лилиан.

— Вам пора возвращаться, не то ваш спутник забеспокоится и придёт сюда вас искать, — уклонился мужчина от прямого ответа. — Нам это ни к чему.

— Вы пытались! И она наказала вас! Ей плевать на человеческие жизни! Мне жаль, что я так долго подчинялась ей!

— Остыньте.

После этого приказа, отданного сухим, металлическим голосом, наступила тишина. Эшфорд-химэ, казалось, даже перестала дышать.

— Слушайте внимательно, — продолжал незнакомец. — Изначально в этой игре вы единственная не были пешкой, но вы выбрали стать ею. Кого теперь обвиняете? Моя госпожа доверяла вам, а вы попытались нарушить договор и с некоторых пор идёте против неё. От вас она меньше всего ожидала такого. Неужели вы не понимаете, что она — не враг вам? А теперь — вставайте и возвращайтесь назад.

— Я не…

— Это приказ. Смотрите на меня.

— Нет!

— Смотрите, не отвлекайтесь.

Сдавленный всхлип.

— Хорошая девочка. Давайте записку.

Шорох бумаги.

— Сейчас вы встанете, покинете этот зал, вернётесь к вашему спутнику и скажете, что вас навестил друг из Англии. Вы говорили с ним о возвращении на родину. Дальше вы будете действовать сообразно обстоятельствам, но по плану, о котором моя госпожа сообщила вам два дня назад. Поняли?

— Да, — голос Лилиан стал бесцветным.

— Выполняйте.

Я слышал звук задвигаемого стула и удаляющиеся шаги, а потом вдруг мой мозг пронзила нестерпимая боль, и я услышал, как голос, беседовавший до сих пор с Эшфорд-химэ, едко произнёс, обращаясь ко мне:

— А ты осмелел, Кадзутака. Имей в виду, тяжело играть в игру, правил которой не знаешь. Прощаю тебе сегодняшнюю слежку, но в следующий раз, имей в виду, я не буду столь милосердным.

Мир перед глазами взорвался ослепительными искрами, а затем я снова услышал голоса посетителей, звон бокалов, смех и поздравления. Голова немного кружилась. Через несколько секунд к моему столику подошла Лилиан. Судя по всему, она чувствовала себя лучше, чем десять минут назад. Румянец вернулся на её щёки, хотя взгляд оставался немного встревоженным.

Мы пробыли в ресторане ещё около четверти часа. За это время Лилиан рассказала мне придуманную тем незнакомцем версию про друга, приехавшего из Англии, и видно было, что она сама в это верит. Я дал понять, будто тоже не усомнился в истинности этой истории.

Потом я предложил, пока осталось время, добраться до Сиба-коэн и встретить Новый год возле храма Дзодзёдзи. Эшфорд-химэ согласилась, и мы покинули ресторан.

Когда мы добрались в Сиба, вся площадь от ворот и до входных ступеней храма была уже занята толпой празднующих.

Мы остановились за воротами, даже не предпринимая попыток пробраться дальше. Не знаю, было ли Эшфорд-химэ интересно выслушать историю периодического уничтожения и восстановления Дзодзёдзи в течение долгих шести веков его существования, которую я рассказывал исключительно ради того, чтобы заполнить внезапно повисшую тревожную паузу. Наблюдая за выражением лица Лилиан, я говорил о том, что по японским поверьям каждый из ста восьми ударов колокола в новогоднюю ночь прогоняет одну из терзающих человека страстей, и предложил ей посетить храм О-Фудосан и уникальный ботанический сад в Тиба, если она в январе всё ещё будет в Токио.

Лилиан рассеянно слушала и кивала головой, иногда поглядывая в сторону освещённой тысячами огней Токийской телебашни, а потом, когда начал бить колокол, она вдруг крепко ухватилась за мой локоть, и я ощутил, что тело её дрожит.

— Вам холодно?

— Нет.

Тем не менее, она не отпускала мою руку, а у меня не возникло желания её отнять. Так мы стояли до тех пор, пока в ночном воздухе не замер последний удар. Толпа людей, собиравшихся ожидать прибытия семи богов счастья*, начала выкрикивать поздравления, люди вокруг шумели и радовались, а у меня что-то ухнуло и оборвалось внутри. Почему-то создалось тягостное впечатление, будто мы остались с ней в парке совсем одни, отрезанные от моих ликующих соотечественников. Внезапно я занервничал, словно её состояние передалось мне, пока мы находились рядом.

— Как вы думаете, нам стоит встречать восход? — поинтересовался я и шутливо добавил. — По традиции так положено, чтобы в следующем году нам сопутствовали удача, дружелюбие и долголетие.

Она задумчиво посмотрела на меня, и в отблесках горевших праздничных огней я вдруг с удивлением увидел, что глаза её почему-то снова стали аметистовыми.

— Скажите, Мураки-сан, здесь есть какое-нибудь тихое место? От шума у меня разболелась голова. Я бы просто хотела побыть там, где никого нет.

Рубин в моём кармане стал заметно теплеть. Опасность? Что ж, после всего услышанного в ресторане, я и не сомневался. Поглядим, что она задумала.

Я проводил леди Эшфорд вглубь парка, на то самое место, где весной проходит праздник любования цветами о-ханами. Сейчас здесь не было ни души. Лилиан приблизилась к одной из низкорослых сакур и, отвернувшись к ней лицом, погладила рукой тёмный ствол.

— Иногда я думаю, — сказала вдруг она, и слова её отдались странным эхом в пустом уголке парка, — что мы все заперты здесь, на этой планете, как в тесной коробке. И даже если мы делаем нечто, полагая причиной свою свободную волю, на самом деле нами управляют силы, намного превосходящие нас. Я вот, например, с юности обречена предавать тех, кто доверился мне… Всегда, всегда одно и то же! Я обрекаю тех, кто верит мне, на ужасную судьбу. И вы не исключение.

Не успел я открыть рот и что-то возразить, как Лилиан вдруг обернулась, и я увидел в её руках тот самый кинжал, который она показывала мне в номере отеля. Крупный камень на рукояти сверкал, словно звезда в ночном небе, из его сердцевины лился ледяной, пугающий свет.

— Место, скрывающее в утробе изначальную суть вещей, явись гостю званному! — громко произнесла Лилиан, вонзая кинжал в землю между нами.

В следующий миг я очутился в кольце света. Вдоль края сияющей окружности вспыхнули незнакомые ярко-фиолетовые символы. Я не мог пошевелиться, и у меня с трудом получалось дышать.

Я догадывался с самого начала, что это ловушка, но всё равно попался, как глупый мальчишка. Не ожидал, что леди Эшфорд владеет настолько сильной магией.

— Простите, Мураки-сан! — в отчаянии выкрикнула Лилиан, падая на колени по ту сторону круга и закрывая лицо руками. — Я не в силах избежать своей платы! Я сопротивлялась долго, но больше не могу!

В следующее мгновение всё исчезло. Меня окутала непроглядная тьма.

Я мог слышать лишь биение своего сердца. Страха больше не было, возникла лишь мысль о том, что Укё, наверное, будет сильно переживать, если я пропаду без вести. Кроме того, некому теперь защитить её от нежеланного брака с каким-нибудь идиотом, которого непременно навяжут ей родители. Хоть бы она догадалась попросить помощи у Ории! Ведь что бы Ория ни говорил, Укё всегда была дорога ему.

О чём я думаю? Наверняка, мне осталось жить считанные секунды, после чего мне не будет никакого дела до этого мира!

Впереди мигнул красный огонёк. Ничего другого не было видно, и я пошёл к этому единственному источнику света. Огонёк рос, превращаясь из мерцающей точки в линию, и, наконец, я увидел перед собой огромную дверь, из-под которой пробивалось кроваво-красное сияние.

Я нащупал ручку и потянул дверь на себя. Свет ударил в лицо. Я невольно зажмурился, а когда решился снова взглянуть перед собой, то не смог сдержать восхищённого возгласа.

Я находился посреди летнего парка, заросшего тысячами самых разнообразных цветов. Чуть поодаль стоял дворец, окружённый высокой оградой, перед входом в который рассыпался мириадами брызг фонтан.

Оглядевшись по сторонам и увидев позади себя озеро, сосновый лес и луг, я поймал себя на мысли о том, что это место похоже на рай, каким я его представлял себе в далёком детстве, если не считать странности моего появления здесь. Вроде бы я пока ещё жив.

Однако горячий толчок амулета под тканью дал понять, что я по-прежнему в опасности, расслабляться не стоит.

Попытка упросить амулет вернуть меня обратно в Токио ни к чему не привела. Вопрос о том, где я нахожусь, тоже остался без ответа.

Приказав себе быть осторожнее, я двинулся вперёд и замер перед закрытыми воротами, ведущими во дворец. Подёргал замок. Нет, бесполезно. Пытался стучать, но никто мне не ответил.

— Есть здесь кто-нибудь? — крикнул я в пустое пространство, не выдержав этой неопределённости.

Тихий смех за спиной заставил меня обернуться.

Я замер от неожиданности. Передо мной стояла леди Эшфорд. И всё же это была не она. Не знаю, каким шестым чувством я сразу догадался, что рядом со мной сейчас другой человек. Глаза, волосы, рост и телосложение, — всё на первый взгляд осталось точно таким, как в том мире, откуда я пришёл, однако… Лилиан смотрела на меня иначе.

Холодно. Отрешённо. Безжалостно. Это была не та манящая дерзость, смелость и вызов, к которым я привык за короткое время общения с Эшфорд-химэ. Женщина, стоявшая сейчас передо мной, являла собой смертельную силу, существующую не ради кого-то, а исключительно ради себя.

Бесполезно было пытаться её смутить или взывать к состраданию.

Я невольно остановил взгляд на кинжале с трёхгранным лезвием, висевшем на её груди, точно таком, как у Лилиан, заманившей меня в ловушку. С одним небольшим исключением: камень у этой леди был молочно-белым и непрозрачным.

— Не удивляйся, — низким голосом произнесла Лилиан. — Я сейчас всё объясню. В человеческом мире ты видел мою тень, ничтожную куклу, жалкую марионетку. Я — настоящая леди Эшфорд, и я сейчас предлагаю тебе то, что никто больше предложить не сумеет: ни демоны, ни боги, ни синигами. Следуй за мной, ведь этот дворец не только мой, он также в равной степени твой. И ты убедишься в этом. Прикоснись к замку, не сомневаясь в том, что он откроется. Веди себя, как хозяин. Смелее.

Что-то в её голосе заставляло повиноваться. Я протянул руку, перестав сомневаться, что замок откроется, и он действительно распался на части, пропуская меня. Ворота распахнулись.

Лилиан одобрительно улыбнулась и потрепала меня рукой по плечу.

— Хороший мальчик.

До меня донёсся знакомый аромат духов, в точности такой, как в ту ночь возле моей постели, когда мне снились странные сны, и я слышал, как она говорила…

— «Мы должны держаться вместе до последних дней этого порочного мира, Кадзу-кун». Да, я говорила это и не устану повторять. Ты прожил другую жизнь и не помнишь прежнюю, но в этом камне, — она показала на рукоять кинжала, — заключены твои старые воспоминания. Я знаю тебя лучше, чем ты сам, Кадзутака.

— Чего ты хочешь?

— Чтобы ты помог осуществить мою мечту. В одиночку ни у одного из нас ничего не выйдет. Идём, и я расскажу тебе историю о том, как демоны восстали против богов, лишивших их права участвовать в судьбе Земли, как возник мир синигами в качестве срединного звена между спорящими сторонами… С тех пор человечество, небеса и адский мрак уже никогда не станут прежними. У нас с тобой в руках оказалось по половинке Ключа, за которым охотятся многие. Наши враги ждут, когда мы совершим ошибку, чтобы заполучить его. Поодиночке мы точно проиграем, но если будем держаться вместе, у нас есть шанс. Всё это время я была одна. Теперь я хочу, чтобы ты стал моим партнёром. И не считай меня исчадием ада. Ты сам сказал недавно, что между демоническим и божественным разницы меньше, чем люди полагают.

— Откуда тебе известно, что я говорил?

Снисходительная улыбка была мне ответом.

— В той, другой жизни мы любили друг друга. Ты был мне ближе всех. Клянусь. Так ты последуешь за мной, чтобы выслушать мою… Нет, нашу историю?

Кажется, я ответил согласием, даже не задумавшись. Её губы искривились в победной улыбке.

Воздух вокруг нас был пропитан ароматом тысяч полураспустившихся цветов, вот только мне казалось даже тогда, что нежные бутоны изнутри сочатся кровью.

Комментарий к Глава 15. Предательство * Когда пробьёт последний удар колокола, японцы выходят на улицу, чтобы встретить Новый год с первыми лучами солнца. Считается, что именно в эти минуты в Японию приплывают на волшебном корабле боги счастья: Дайкоку-сама — удачливость, Эбису-сама — искренность, Бисямон-тэн-сама — достоинство, Дзюродзин-сама — долголетие, Хотэй-сама — великодушие, Бэнтон-сама — дружелюбие, Фукурокудзю-сама — благожелательность.

====== Глава 16. Переплетение лжи и правды. Ключ Миров ======

Интерьер замка оказался ещё более странным, чем его внешний вид. Мы с леди Эшфорд шли вперёд по длинному коридору через нескончаемую анфиладу пустых комнат.

Помещения с обстановкой конца XIII века, чередовались с залами, напоминавшими об эпохе Возрождения. Порой среди всего этого многообразия стилей попадались предметы меблировки конца XIX и начала XX века. Произведения искусства заставляли вспоминать то барокко, то поздний классицизм, то экспрессионизм, то чёрнофигурный стиль, исчезнувший, как я думал, в далёком прошлом.

В некоторых комнатах на полу я видел фрагменты разбитых скульптур и черепки старинных амфор. Под ногами хрустели осколки гипса и мраморная крошка. Кроме того, куда бы мы ни направлялись, я физически ощущал, как нас преследовала тьма. Словно живое существо, мрак двигался за нами по пятам, хищно вбирая в себя крохи бледно-розового света, источник которого мне никак не удавалось определить. Я мог видеть лишь пространство комнаты, где мы находились в настоящий момент, но всё, расположенное впереди и позади, скрывала кромешная тьма.

Наконец, я не выдержал и обратился к леди Эшфорд:

— Где мы находимся?

— Дома.

— Сомневаюсь, что этот замок пригоден для чьего-либо проживания, — я задумчиво взглянул на криптомерию, проросшую сквозь плиты пола и упиравшуюся кроной в потолок. — В предыдущем помещении я имел удовольствие любоваться айвовым садом. А что встретится в следующем? Финиковые пальмы? Логово гигантских членистоногих?

Леди Эшфорд, должно быть, не поняла иронии и ответила вполне серьёзно.

— В этой части замка я давно не бывала. Кажется, дальше по коридору расположено озеро с лодкой. Там была трещина между измерениями, и её залатать никак не получалось, поэтому пришлось попросить замок оставить для переправы какое-нибудь судно. Но что бы нам ни встретилось, опасности для тебя нет. Это твой дом, равно как и мой, я же сказала.

— Мой дом в Сибуйя.

— И здесь тоже, поскольку ты владелец амулета.

— Какого амулета? Ничего не понимаю.

Мне показалось, что фразы прозвучали убедительно, однако я ошибся. Моя прелестная спутница лишь усмехнулась и спокойно констатировала:

— Не притворяйся. Рубин у тебя.

— Что за рубин?

Буду держаться до последнего. Пусть попробует доказать мою ложь. Не станет же она меня обыскивать?

— Видишь ли, — заговорила Лилиан, прищёлкнув языком, — лгать мне бессмысленно. Дело в том, что твой знакомый Бог Смерти по имени Тацуми Сейитиро вздумал недавно тесно пообщаться с очень близким мне человеком, обладающим способностью видеть чужие воспоминания. Но даже если бы такого и не случилось, существуют другие признаки, по которым я могу с уверенностью сказать, что ты — владелец амулета синигами. Разве ты сам не чувствуешь характерный холод, исходящий от твоего кристалла? Чем ближе ты подходишь ко мне, тем амулет становится холоднее. Я права? С моим камнем происходит то же самое. Хочешь убедиться? — и, порывисто схватив меня за руку, она прижала мою ладонь к рукояти кинжала на своей груди.

Я невольно отдёрнул занемевшие пальцы. Это был даже не кусок льда, а гораздо хуже. Нет, мой амулет по сравнению с этой штукой — просто луч солнца над тропиками. Как Лилиан вообще носит его? Её кожа казалась огненной по контрасту с пронизывающим холодом лунного камня.

— Чувствуешь? — тихо спросила Эшфорд-химэ. — Наши талисманы желают объединиться, но не могут, ибо внешние обстоятельства препятствуют этому.

— Вот как?

— Я так соскучилась по твоему едкому сарказму!

На какую-то краткую долю секунды Лилиан вдруг показалась мне самой обычной женщиной, которая много лет подряд борется с чем-то неизбежным, но не может признать своего поражения. И, Бог мой, я видел некогда похожий взгляд, полный печали и безмерной усталости.

Цузуки…

Почему я опять вспомнил о нём? Из-за схожего цвета глаз? Нет. Теперь я с уверенностью могу сказать, что у этих двоих есть нечто общее, неуловимо близкое, и дело вовсе не в глазах.

Внезапно лицо леди Эшфорд снова стало непроницаемым. Она нервно прикусила нижнюю губу.

— Я знаю, тебе здесь неуютно, — извиняющимся тоном произнесла Лилиан, — однако замок не позволяет трогать комнаты первого этажа. Помещения нужны ему именно в существующем виде, иначе центр здания разрушится, а этого нельзя допустить. На верхних этажах во много раз комфортнее. Там расположены просторные спальни, джакузи, бильярдная, зал для приёмов и азартных игр. Там работают слуги, которые принесут тебе всё, что угодно, накормят самыми изысканными блюдами. Мы скоро поднимемся наверх.

— Буду с нетерпением ждать.

В какую бы гадкую ситуацию мне ни доводилось попасть, но я всегда считал, что соблюдение правил этикета и невозмутимость — прежде всего.

Озеро, разлившееся посреди коридора и встретившееся на нашем пути,пришлось осторожно огибать по узкой тропке из камней, выложенной вдоль стены. Вопреки уверениям Лилиан, никакой лодки на поверхности водоёма не оказалось, однако её исчезновение на фоне остальных происшествий казалось уже сущей мелочью.

В следующей комнате моему взору открылся впечатляющий фрагмент живописи на потолке. На полукруглом плафоне был изображён смуглый черноволосый мужчина лет тридцати. Он держал в руках алмаз размером с крупное яблоко.

— Кто это?

— Великий герцог Астарот.

Почему-то я нисколько не удивился её ответу.

— Обычно его изображают иначе.

— У него сотни обликов. Этот — один из многих.

— И кто автор картины?

— Её на самом деле никто не рисовал, да и замок выстроен не человеческими руками.

— Значит, магией демонов?

— Дворец возник сам по себе вокруг места, где долгие века хранилось сокровище, принадлежащее небесам и аду по соглашению, заключённому более двух тысяч лет назад. В некотором роде замок — живое существо. Он сохраняет связь с кристаллом, который призван защищать. Впрочем, в этом смысле дворец отнюдь не уникален. Есть и другое место, где существует здание, подобное здешнему. Но о нём я расскажу позже. Идём, пора тебе узнать правду, — и она толкнула рукой следующую дверь.

В очередной раз мне показалось, что тьма поглотила предыдущую комнату, явив из своей ненасытной утробы зал, освещённый тысячами парящих в воздухе огней. Огромное помещение семиугольной формы, украшенное фресками и барельефами, золотом и белоснежным мрамором, тонуло в ослепительном сиянии.

Я невольно зажмурился, ибо привык за последний час блужданий к окружающему нас полумраку. Теперь глаза начали понемногу воспринимать новую обстановку. Я внимательно оглядывал зал. Здесь сходились семь коридоров, тянущихся, по всей видимости, из разных частей замка. Я мог хорошо разглядеть пустые провалы входов, ведущих в бесконечную темноту. Интересно, что за комнаты расположены по ту сторону?

Впрочем, какая разница? Я и так сегодня увидел достаточно.

Стены были расписаны сценами рождения известных и незнакомых мне божеств, эпизодами их сошествия с небес в мир людей, кровопролитных сражений с какими-то многоглавыми монстрами. На одной из фресок я внезапно заметил изображение здания японского парламента.

— Квартал Нагата в Тиёда чем-то прославился в древних легендах? — поразился я. — Откуда здесь это изображение?

— Перед тобой находится не здание парламента, как ты, наверное, подумал, — пояснила Лилиан. — Данное строение принадлежит организации Дзю-О-Тё…

— Расположенной в Мэйфу, — с пониманием кивнул я.

— Верно, — она с усмешкой посмотрела на меня. — Вытянул информацию из Тацуми?

— Он сам рассказал, — я состроил невинное выражение лица.

— Конечно, совершенно добровольно. Не удивлюсь, если под гипнозом. Кадзутака, я отлично знаю, что некогда тебе не было равных в искусстве манипуляций людьми и синигами, но я думала, это следствие прежней жизни. Однако у тебя, несомненно, врождённый талант. Обрати внимание, — она указала мне рукой на золотой постамент, расположенный посреди зала. — Некогда здесь хранился король всех амулетов. Я расскажу тебе историю, которую ты ни от кого больше не узнаешь, ибо она стёрта из старого и из нового мира, чтобы никто не помешал нам осуществить задуманное. Я искала тебя по этому новому для меня измерению, чтобы сказать: я намереваюсь создать мир, где никогда не будет одиночества, смерти и боли. Я желаю создать лучшую землю, и для исполнения своей мечты готова пожертвовать, чем угодно. Скажи, ты будешь на моей стороне, хотя ничего не помнишь о нашем прошлом, и единственным доказательством станут лишь мои слова?

Как доктор могу с уверенностью сказать: каждый человек, бросающийся всерьёз такими заявлениями, страдает психическим расстройством. Но что мне оставалось делать? Переубеждать её? Нет, разумеется. Я страстно желал узнать об остальных свойствах моего рубина. И я решил послушать то, что скажет Лилиан, ибо и в словах безумца порой содержится доля правды. Однако я напомнил себе о том, что не стоит терять бдительности. Ступив на вражескую территорию, следует быть готовым к любому повороту событий.

Я снова мысленно обратился к рубину с просьбой скрыть от леди Эшфорд мои истинные намерения. Кажется, на сей раз талисман выполнил просьбу, по крайней мере, Лилиан не подала вида, что услышала мои последние мысли.

— История Ключа Миров длинна и запутанна, но тебе нужно знать её, чтобы иметь возможность принять решение, поэтому — слушай! — заговорила снова Эшфорд-химэ. — В далёкие-далёкие дни, когда старшие боги, создавшие мир, исчезли в небесах, божественная пара супругов Идзанаги и Идзанами породила острова, на которых ныне расположена Япония. Всем коренным жителям отлично известна эта легенда, и то, что рождение последнего сына по имени Хо-масуби, или Кагуцути, стало роковым для Идзанами. Бог огня опалил лоно своей матери, и она вынуждена была раньше положенного срока отправиться в Царство Мёртвых. В ярости Идзанаги разрубил Кагуцути на четыре части, породив тем самым богов, управляющих горами, ветрами, засухой и туманами. Но немногие знали даже тогда, что в тот день на свет явилось не просто божественное дитя, а Сердце Миров, являющееся связующим звеном между материальной Вселенной и изначальной тьмой небытия. Это Сердце билось бы вечно, даря всем счастье и блаженство, однако Хо-масуби был убит, и его Сердце окаменело, превратившись в алмаз, способный уничтожать и воссоздавать миры. Теперь всё зависело от того, в чьи руки в будущем попадёт кристалл. Боги дали великому амулету имя «Ключ Миров», и предполагалось, что сила созидания и разрушения будет принадлежать только им. Однако демоны, узнав о существовании кристалла, сочли такое положение вещей несправедливым. Они вызвали богов на переговоры и потребовали дать им право тоже участвовать в судьбах людей Земли. Кроме всего прочего, демоны желали устроить посмертное судилище, чтобы человеческие души, заслуживающие тьмы, могли пополнять ряды жителей ада. Боги, управляющие Землёй, отказали демонам во всех их притязаниях, вследствие чего развязалась кровопролитная война, длившаяся тысячу лет. В ходе одного из сражений был разрушен Небесный Мост. Сейчас от него остался лишь короткий отрезок песчаной косы в заливе Миядзу. Но прежде там действительно находился портал, ведущий в мир богов и открывавшийся лишь для избранных. На Земле во время войны богов с демонами происходили всевозможные бедствия: эпидемии, извержения вулканов, цунами. В конце концов, старшие боги вынуждены были спуститься на Землю и вмешаться в происходящее. Они потребовали от младших богов заключить мировое соглашение с демонами, чтобы свет и тьма снова пришли в равновесие. Старшие боги позволили демонам получить требуемую ими часть Ключа, но с условием: до назначенного дня она будет храниться в мире людей. Никто, кроме старших богов, не узнает её местонахождения. Другая часть амулета будет заперта в Царстве Мёртвых. Удовлетворяя второй просьбе демонов, старшие боги создали в Стране Мёртвых организацию Дзю-О-Тё — Департамент Десяти Королей, целью которого являлось судить души усопших. В тот день, перед тем, как Ключ Миров разделился, герцог Астарот с разрешения старших богов добавил в алмаз свою кровь, чтобы талисманом в будущем смогли бы воспользоваться демоны. Потом, как и было оговорено, одну половину Ключа старшие боги спрятали в мире людей, а другую — в Мэйфу, но никто не знал, где боги оставили её, и никому не было известно, что каждая из половин Ключа после разделения превратилась в талисман, способный действовать самостоятельно. Если бы вдруг среди людей или синигами отыскался далёкий потомок бога Идзанаги или герцога Астарота, амулет подчинился бы ему, даря хозяину огромную власть. Чтобы получить способность изменить мир, владельцу амулета в нужный день надо было бы просто сложить обе половины кристалла воедино. Если такое случилось бы, то отнюдь не боги и не демоны стали бы творцами новой Земли, а владельцы тех двух половин талисмана, заполучившие их раньше срока.

— Удивительная легенда, — заметил я, когда Лилиан умолкла. — Однако я совершенно точно не являюсь потомком бога Идзанаги или Верховного правителя демонов, поэтому сомневаюсь, что сумею управлять амулетом, даже если он однажды попадёт ко мне.

— А почему ты так уверен, что всё о себе знаешь? Почему полагаешь, будто не являешься, например, побочным потомком семьи Ниниги, ведущей свой род от богини Аматэрасу? Или ты мог бы с абсолютной точностью заявить, что никогда твои предки не пересекались с теми, кто ведёт родословную от демонов? Если твой дух силён, и в тебе течёт хоть капля демонической или божественной крови, амулет будет служить тебе. До тех пор, пока ты не проявишь слабость.

— Что это значит?

— Ты не должен допускать нелепую жертвенность, под которой подразумевается пренебрежение своей жизнью. На Земле все люди грешны. Ты не имеешь права менять судьбу того, кто тоже, как и ты, не является праведником. Вы равны перед Вселенной. Почему погибнуть должен не он, если Вселенная выбрала его? Чем он лучше тебя? Ответь самому себе на этот вопрос, и ты поймёшь, что подобная жертвенность бессмысленна. Ни один живущий на Земле человек не лучше другого.

— Хорошо, я понял твою замечательную логику. Но что случится, если я, например, всё же проявлю слабость?

— Твоя душа окажется внутри амулета, а ты превратишься в его пленника. А если камень сочтёт тебя самой сильной из запертых в нём душ, то ты станешь духом-хранителем, самой близкой к хозяину душой, которая платит за пользование магией наравне со своим господином. Дух-хранитель может освободиться только в день, когда обе половины амулета снова соединятся. Владелец кристалла может выпустить на волю душу хранителя амулета, но при этом он сам утратит возможность загадать желание, которое исполнилось бы в воссозданном мире. Я вынуждена буду принести в жертву своего духа-хранителя. Он уже знает об этом и согласен с моим решением, ведь новый мир — и его мечта тоже. Я просто воплощу её.

— А у твоего духа-хранителя изначально был выбор?

— Да. Из двух вариантов. До того, как его душа стала принадлежать амулету.

— Прямо скажем, это совсем не густо.

— Правила для обеих частей талисмана установили старшие боги. Здесь ничего не изменить. Каждая половина Ключа обладает собственным сознанием. Она может выбирать себе хозяина и духа-хранителя, который будет служить ему. Собственно, плата для всех владельцев схожа: или ты используешь кристалл, или он использует твоё сознание. Третьего не дано. Плата взимается из-за того, что пользуясь кристаллом, ты истощаешь энергию и камня, и духа-хранителя, следовательно, ты обязуешься её восполнять. Чем больше энергии человеческих душ амулет поглотит, тем мощнее станет, и тем более значительное желание ты сможешь загадать в день, когда придёт пора возродить мир. Этот день близится. Он наступит уже скоро. Я расскажу, как можно усилить твой амулет, но взамен ты должен мне ответить: ты согласен объединить наши талисманы?

Нутром чую: где-то в её предложении скрыт гигантский подвох. Ещё бы точно знать, в чём конкретно он заключается, и понять, как его обернуть себе на пользу? Кроме того, наверняка, как и в случае с Тацуми, большая часть рассказанного мне — ложь. Нет, так сразу мне хитростей Лилиан не разгадать. Однако это несомненный прогресс: я почувствовал опасность даже раньше, чем мой рубин снова потеплел.

Безусловно, Эшфорд-химэ — куда более крепкий орешек, нежели чем затерянный в чужом времени Тацуми Сейитиро, готовый на всё ради спасения друга. К этой женщине я не способен применить ни один из своих излюбленных методов давления. Её чувства слишком сомнительны, ненадёжны и противоречивы, чтобы пытаться сыграть на них. Скорее всего, я наживу себе смертельного врага в её лице после первой же неудачной попытки. А применять против неё силу — совершенно нерационально. На этой непонятной территории, где я ещё не освоился, выступить в одиночку против её амулета, поглотившего, судя по всему, сотни или даже тысячи душ… Это верная гибель. Поэтому всё, что я сейчас могу — максимально оттягивать время под предлогом размышлений, не давая никаких конкретных обещаний, при этом делая вид, будто всецело доверяю ей.

Я приблизился к золотому постаменту. Осторожно погладил рукой фигурку маленького жёлтого дракона, изваянного в его основании.

— Что здесь раньше находилось?

— Демоническое Око. Моя часть талисмана.

— Ты говорила, боги спрятали его на земле?

— Да, но это был необычный тайник. Он располагался за пределами трёх измерений в центре изначального небытия, причём вход туда можно было отыскать лишь из мира людей. За протекшие тысячелетия камень создал вокруг себя собственный мир, где мы сейчас и находимся. Так ты уже что-то решил или ещё нет?

— Знаешь, непросто принять решение, которое ты от меня ждёшь, — задумчиво проговорил я, делая вид, будто напряжённо размышляю над её предложением. — Всё, что у меня есть — брошенное тобой мимоходом заявление о том, будто мы некогда являлись партнёрами. Этого слишком мало.

— Но ты же в курсе, что твоя жизнь была изменена, а прежде ты являлся совершенно иным человеком?

— Да. Но того мира больше нет, а в моём мире я не знаю тебя. Однако мне крайне любопытно было бы взглянуть на воспоминания, скрытые в твоём амулете.

Лилиан усмехнулась.

— Я не считаю хорошей идеей прямо сейчас показать тебе содержимое моего кристалла. Для тебя, такого, каким ты стал сейчас, подобное может оказаться шокирующим.

— Я действительно убивал людей?

Этот вопрос дался мне с огромным трудом, но я не мог не задать его.

— Убивал. Ради меня. Я тебя об этом просила. Мне требовалось усилить Демоническое Око, а тебе была необходима магическая сила, чтобы отомстить брату. По этой причине мы стали партнёрами. Ты искал для меня подходящие души и ввергал их в такое состояние, когда они были ни живы, ни мертвы. Пока они находились в подвешенном состоянии между мирами, вся их жизненная сила принадлежала Оку, а соответственно и нам тоже. Кристалл становился настолько сильным, что мы оба могли без труда создавать магических существ или вызывать духов-защитников, даже из Генсокай, подчиняя их себе, оживлять умерших, быстро регенерировать при сложнейших травмах. Единственное исключение: травмы, которые мы с тобой наносили друг другу, не исцелялись. Правда, такое случилось лишь единожды. Я безумно сожалею, Кадзутака… Впрочем, зачем тебе мои извинения? Тот мир исчез, от него не осталось ничего.

— Верно. Но что дальше случалось с теми людьми, которых мой двойник задерживал между мирами?

— В конце концов, наши жертвы всё равно отправлялись в Мэйфу, просто немного позже. Их память отбиралась Оком, и они уходили в Страну Мёртвых совершенно беспомощными, не способными вспомнить даже своё имя. А мы продолжали пользоваться их памятью — отмершей частью души, в которой, как в капсуле, была заперта необходимая нам энергия.

— Кто-нибудь из погибших остался в кристалле навсегда?

— Только те, кто заключали контракт с талисманом, а таких избранных душ было немного.

— Не понимаю. Зачем приносить амулету жертвы? Разве камень не обладает силой сам по себе?

— Безусловно. Однако, поскольку ты пользуешься им, то обязан ему платить. Запомни, никакая сила во Вселенной не даётся бесплатно. Если бы я не приносила в жертву души людей, отбирая их память, камень отбирал бы мои собственные воспоминания и в итоге отнял бы разум. Я бы забыла всё, включая собственное имя, поэтому, можно сказать, у меня не было выбора.

— Странно, — удивился я, — ведь некогда ты нашла амулет, он выбрал тебя своей хозяйкой? Разве ты не могла отказаться, отдав или продав его кому-то?

Лилиан расхохоталась.

— Прежний Кадзутака даже не задал бы такого вопроса! Но всё же я отвечу. Ты не понимаешь ситуации. Твою часть амулета действительно можно продать или подарить. Она функционирует по другим правилам. Демоническое Око переходит лишь по наследству. Мой прадед был его первым владельцем. Однажды во время раскопок в Шотландии он случайно вскрыл тайник с амулетом. Сознание камня пробудилось, и Око предложило молодому парню стать его первым хозяином. Мой далёкий предок был горд и честолюбив, и он согласился на все условия амулета ради обретения власти и могущества. Именно Демоническое Око помогло обычному археологу из простой семьи стать богатым английским лордом. Перед смертью прадед передал талисман своему сыну — моему деду, а его собственная душа осталась заключённой внутри камня, потому что у них с амулетом была особая изначальная договорённость. То же самое потом случилось с моим дедом, а затем — с отцом, только у них кристалл забрал лишь память. Их души отправились в Мэйфу. Именно поэтому я решила никогда не иметь детей, ведь как только я произведу на свет ребёнка, он унаследует амулет, — и Лилиан указала на камень в рукояти кинжала. — Ребёнку придётся делать до следующего перерождения мира то же самое, что делаю сейчас я. Но до тех пор, пока у меня нет наследника, я не состарюсь и не умру. Поэтому я обязательно доживу до дня, когда на основе этого мира возникнет новый. Обещаю, мы с тобой будем теми, кто построит его. Так ты останешься со мной?

— Возможно. Но сначала расскажи про мой талисман.

— Амулет синигами питается чувствами. Если не кормить его, забирая эмоции людей, тогда он постепенно отнимет у тебя всё: любовь, радость, печаль, удивление, гнев и ревность. Все чувства без исключения. Он выпьет твою душу, и ты в итоге покончишь с собой, как это сделали другие владельцы до тебя. Поначалу раны, нанесённые себе, будут быстро исцеляться, но постепенно процесс начнёт происходить всё медленнее. В конце концов, какая-нибудь пятисотая попытка самоубийства обязательно удастся, а камень перейдёт к тому, кто первый его подберёт.

— Мне говорили иное. Например, что амулетов, подобных моему, в этом мире уже было два, и их владельцы истощили силы своих духов-хранителей, чрезмерно часто загадывая желания.

— Забудь всё, что тебе сказал Тацуми-сан. Большая часть его рассказа — это фальсифицированные сведения, сохранённые в электронной базе Мэйфу, а кое-что он выдумал сам, чтобы воздействовать на тебя. Правда, похоже, ему это не удалось. Подлинную же рукопись «Жизнеописания Миров» я тайком изъяла и из Страны Мёртвых, и из демонического мира ещё много лет назад. Ты даже не представляешь, каких усилий мне стоило провернуть подобное!

— Сколько человеческих душ ушло в мир иной, чтобы ты могла совершить это?

— Много. Более ста, кажется.

— Пожар в Такаданобаба тоже твоих рук дело?

— А что мне оставалось делать? Кристалл требует от меня, чтобы я забирала память людей. В миг, когда человеческая душа уходит из этого мира, у неё можно забрать больше всего воспоминаний. У живого человека столько не отнимешь…

— Это хуже, чем вампиризм.

— Субъективное мнение. Давай, скажи знаменитую фразу про то, что нельзя построить светлый мир на крови невинных жертв!

— Я сам не пробовал такое, потому не могу утверждать, истинна ли эта фраза.

— Вот именно — не можешь. И никто не может. А я думаю, что это просто плата. Как за силу амулета. Как за всё в этом мире. Не может быть хорошо сразу всем, кто-то должен пожертвовать собой ради лучшего будущего.

— Всё равно не понимаю, — снова заговорил я, — почему тогда амулет не требовал с меня платы столько лет, да и сейчас напрямую не требует?

— Ты практически не пользовался талисманом, это во-первых. А во-вторых, твой дух-хранитель достаточно силён. Думаю, он защищает тебя и не позволяет амулету брать с тебя плату. Впрочем, это лишь означает, что с него самого сейчас берётся двойная плата. Скорее всего, амулет заставляет его снова и снова вспоминать самые счастливые и самые горькие эпизоды жизни, и в это время забирает его энергию, чтобы исполнять твои желания.

— Я истощаю душу Асато-сан?

— Думаю, да, и чтобы прекратить это, тебе придётся делать то, что делала я.

— Убивать людей и забирать перед смертью их эмоции?

— Другого пути нет. Амулет давно не является божественным. Он ещё и демонический отчасти, так как в него подмешана кровь Правителя тёмных сил. Кристалл от этого стал сильнее, однако демоническая составляющая требует платы. И я считаю, это справедливо. Пользуешься силой — плати за неё.

Я задумался на мгновение, затом спросил:

— Как можно побеседовать с духом-хранителем?

— Назови его по имени, и ты сможешь поговорить с ним.

— Я много раз пытался, но ничего не вышло.

— Следовательно, он не хочет говорить с тобой. Или дело в том, что ты принёс недостаточно жертв амулету, к тому же слишком долго игнорировал талисман. Получается, ты его хозяин лишь формально. Прикажи своему хранителю убить кого-нибудь для тебя. Этот приказ не будет проигнорирован. Кагуцути был богом огня, поэтому наши с тобой хранители лучше всего управляются с огненной стихией. Сейчас Новый год. Люди постоянно ходят по магазинам, ресторанам и торговым центрам. Выбери себе подходящий объект и действуй.

Она рассуждала об этом так хладнокровно, словно объясняла мне маршрут от Минато до Синдзюку. Да, действительно, для неё уже парой сотен душ больше, парой меньше, похоже, значения не имеет. Боже милостивый, если мы с ней в той жизни были партнёрами, каким же чудовищем был я сам? Ещё немного, и я пойду разыскивать Тацуми-сан, чтобы извиниться перед ним за своё прошлое, если выберусь из этого дворца живым. Впрочем, нет. Не пойду. Гордость не позволит.

— А вдруг дух-хранитель настроен против убийств? У него ведь тоже есть своё сознание, чувства, желания!

— Он всё равно будет убивать при наличии твоего прямого приказа. Даже вопреки своей воле.

— И потом возненавидит меня и убьёт следом за остальными?

— Нет. По отношению к хозяину дух-хранитель может испытывать лишь глубочайшее почтение и ничего больше.

Ещё не легче. Почтение. За каким чёртом оно мне сдалось?!

А, собственно, почему я так реагирую? С чего меня вдруг взбесили её слова? Странное чувство, сродни смеси гнева и разочарования мелькнуло на поверхности сознания и тут же нырнуло в глубину, оставив после себя неприятный осадок.

— Ты задал мне все интересующие тебя вопросы? — снова обратилась ко мне Лилиан.

— Я бы очень хотел узнать, кто такая Эшфорд-химэ, живущая в Токио?

Лицо Лилиан вдруг исказилось гримасой раздражения.

— Она — жалкое существо, не способное существовать без моего руководства! Тень. Фантом. Безвольная кукла.

— На меня она произвела впечатление самостоятельного человека, способного страдать и сожалеть о своих ошибках.

— Я страдаю не меньше! — воскликнула Лилиан. — Я вынуждена ставить тебя в безвыходное положение, предлагая такие ужасные варианты! Думаешь, мне это нравится? Однако если я сдамся, тогда всё окажется напрасным. Кадзутака, ты же мечтал о Земле, где нет одиночества, смерти и несправедливости! Мы можем сделать это вместе. Неужели ты до сих пор колеблешься?

«Наверное, — мысленно ответил я, — ибо не терплю, когда мне лгут, блефуют и пытаются возродить мои детские комплексы. С юности я предпочитаю либо лечить безумие, либо вовсе не вмешиваться в чужой бред величия. Но участвовать в нём на правах партнёра? Увольте».

— У меня осталось ещё достаточно вопросов, — снова заговорил я. — Не получив ответы на большую их часть, я не способен принять верное решение. Например, я хотел бы узнать, по какой причине мой дух-хранитель оказался внутри талисмана? И почему у камня не было владельца на тот момент?

— Асато Цузуки, сотрудник отдела Сёкан в Энма-Тё, являлся владельцем амулета до тебя. Полагаю, он случайно нашёл тайник со второй половиной Ключа и согласился владеть амулетом. Однако решение спасти чужие жизни, вместо того, чтобы приносить жертвы, стало роковым. Камень счёл это проявлением слабости, поглотил его душу и превратил в твоего хранителя. И я бы сказала, в этом нет ничего удивительного. Цузуки с его сентиментальной любовью ко всему миру весьма предсказуем.

— Ты была знакома с ним?

— Немного. Приходилось сталкиваться несколько раз на Земле и в Мэйфу, — презрительно фыркнула Лилиан. — Я дважды забирала у него память, чтобы он забыл меня. В третий раз не стала. Он всегда так нелепо выглядел, когда в очередной раз не мог вспомнить, кто я… Это невероятно забавляло, но любая забава рано или поздно приедается. Впрочем, что-то в его воспоминаниях сохранялось. Он каждый раз интуитивно чувствовал, что мы прежде встречались, пусть и не мог вспомнить подробностей.

— Вы с ним похожи. Очень.

— В прошлой жизни ты постоянно говорил то же самое. И мне это, признаюсь, не нравилось, поэтому я бы не хотела снова поднимать эту тему. Наше с Цузуки сходство заключается лишь в том, что мы оба — полукровки. Больше нас ничего не связывает.

— Совсем?

— Абсолютно. Ну, так что ты решишь: отказаться от амулета или помогать мне? У тебя не тот случай, когда есть больше двух вариантов.

Я невольно вздрогнул, вспомнив, что точно такие же слова посланник леди Эшфорд сказал её двойнику.

— Впрочем, — неожиданно добавила леди Эшфорд, — едва не забыла. Есть и третий вариант. Ты можешь заставить душу хранителя отдать тебе всю его силу. Тогда твоя часть кристалла разрушится вместе с содержащимися в нём душами, сколько бы их там ни находилось, а моё Око, возможно, станет бесполезным или превратится в самостоятельный амулет. Хочешь рискнуть и попробовать такую возможность? Ты большой любитель покера, тебе такой расклад может приглянуться. А вдруг это твой долгожданный флэш-рояль?

Зачем она сказала об этой возможности? Одно из двух: это ложь с целью увидеть мою реакцию, либо, что более вероятно, флэш-рояль в итоге получит она.

— Хорошо, — смилостивилась моя прекрасная похитительница. — Не стану давить на тебя. Давай я покажу тебе комнату, где ты отдохнёшь, а завтра или послезавтра примешь решение.

— Разумно. Всё равно твой мыслящий дворец не выпустит меня отсюда, пока я не дам какой-то ответ?

— Совершенно правильный вывод, — я вдруг заметил слабый проблеск лукавой улыбки, похожий на тот, которую я наблюдал у её двойника. — Следуй за мной.

Только теперь я заметил четыре лестницы, расположенные вдоль стен зала и ведущие на второй этаж.

Мы поднялись наверх. Лилиан отдала мне ключи от квартиры, где располагались бар, три гостиных, одна из них с камином, столовая, четыре ванные и ещё около пятнадцати различных комнат. Обойдя их все, я, наконец, решил остановиться на четвёртой по счёту спальне, где стояла кровать, заправленная шёлковым бельём. На столе у окна я увидел букет белых роз в серебристой вазе. Рядом с вазой обнаружилось несколько пачек импортных сигарет. «Treasurer Gold» — прочёл я на боку одной из них. Незнакомая марка. Я такие никогда не курил, даже не знал об их существовании, но в принципе ничто не мешает попробовать.

В гардеробной комнате, смежной со спальней, я увидел множество костюмов, брюк, рубашек и пар обуви, очень похожих на те, что я обычно носил. Светло-бежевые, серые, бледно-голубые и ослепительно белые тона. Эта женщина, и правда, отлично знает мои вкусы.

Я раздёрнул занавески. Окно спальни выходило в сторону озера и соснового леса. Похоже, я тут с комфортом проведу время.

И всё же — поскорее бы придумать, как выбраться!

Усевшись на край подоконника, я задумчиво уставился на свой мобильный телефон, который показывал, что сеть недоступна.

— Увяз по уши, — пробормотал я себе под нос, констатируя очевидный факт.

Внезапно телефон завибрировал в моей руке, и на экране возникла надпись: «Принято 1 сообщение».

Неужели кто-то пробился? Не верится даже. Я нажал кнопку, чтобы просмотреть текст.

«Мы оба увязли, хозяин», — гласила SMS.

Так и знал: никакой реальной помощи. Хоть бы раз написал, что надо делать.

Стоило только подумать об этом, сразу пришёл ответ: «Обижаете, хозяин. Я и так делаю всё от меня зависящее. Меня такими сложными магическими барьерами опутали, только сейчас их с себя снять сумел. И вообще я говорю с вами в неположенный день, расходуя свою энергию и нарушая правила, чтоб вам тут одиноко не было».

— Лучше скажи, как телепортироваться в Сибуйя? И как от леди Эшфорд скрыться, чтобы она меня сюда снова не отправила? Честное слово, от тебя нет никакого проку. Лучше бы я согласился сотрудничать с Тацуми!

Тут же на экране высветилось следующее: «На первые два вопроса ответы отрицательные. Телепорт не работает. От леди Эшфорд скрыться невозможно. С большим трудом могу спрятать от неё некоторые ваши мысли. С высказыванием номер три согласен. Я бы тоже предпочёл Тацуми. Он симпатичный».

— О чём ты вообще думаешь? Разве ты не должен заботиться в первую очередь о моём спасении?

«Пока ваша жизнь вне опасности. Вот когда на вас нападут, тогда я и вмешаюсь».

Я мысленно выругался. Досчитал до десяти, глубоко подышал, затем снова спросил:

— Как получилось, что ты и мой дух-хранитель обладаете разными сознаниями?

«Вся нужная информация находится в Мэйфу».

— Ты разве не в курсе, что Лилиан Эшфорд её фальсифицировала с помощью своего кристалла, в чём сама призналась мне десять минут назад?

«Если так, тогда вам сильно не повезло, хозяин. С этой женщиной я связываться не буду. Её Демоническое Око раз в тысячу сильнее меня».

— Ты — вторая часть Ключа Миров?

«Я — парный Демоническому Оку амулет. Про Ключ Миров мне ничего не известно».

— В общем, я жалею, что спросил. Забудь. Но не скажешь ли, у тебя имеется что-то вроде функции «Alarm» или «Help» для экстренных случаев?

«У меня имеется функция «Chat», чем мы с вами сейчас и занимаемся, чтобы окончательно не свихнуться, хозяин».

— Прощай.

«До свидания, хозяин».

Замечательно побеседовали. А чего я ждал? Что эта говорящая разновидность корунда меня вытащит? Если б только я мог достучаться до сознания Цузуки… Он точно что-нибудь придумал бы! Мы бы выбрались отсюда. Я уверен. Но эта коварная штуковина явно не хочет, чтобы мы общались. Проклятье, я со всех сторон окружён магией, в которой ни черта не смыслю! И как быть?

Стук в дверь отвлёк меня от невесёлых мыслей. Решив, что это, должно быть, горничная пришла делать уборку или принесла мне чай, я без колебаний открыл. И замер на месте. Только этого не хватало!

На пороге моей комнаты стоял стройный темноволосый незнакомец. Серебристая шёлковая маска скрывала верхнюю половину его лица вплоть до губ. На мужчине был надет роскошный светло-серый костюм, вроде одного из тех, что Лилиан оставила в моей гардеробной.

— Безумно скучно торчать в этом склепе, не находите? — спросил у меня незнакомец безо всякого предварительного вступления, и я тотчас узнал голос, который слышал недавно в ресторане в Акасаке.

— Кто вы?

— Ваш сосед по этажу, если можно так выразиться.

Его руки скрывали перчатки из тонкого белого шёлка. «Жаль, из-за них нельзя рассмотреть пальцы. Они могли бы многое рассказать о нём».

Тёмно-вишнёвый галстук на груди мужчины почему-то показался мне свежим пятном крови.

— Мы с вами прежде не встречались?

— Само собой, — ответил он, усмехаясь. — В бессознательной части ваших снов, где забытые кошмары сплавляются воедино.

«Вы философ?» — невольно захотелось спросить мне, но тут же я вспомнил недавнюю беседу с Эшфорд-химэ перед поездкой в ресторан и осёкся. Это было больше, чем просто дежа-вю. Такое чувство, будто я умер и наблюдаю сверху за своим собственным телом.

— Могу я узнать: это вы сегодня беседовали с Лилиан Эшфорд в ресторане?

— А не вы ли воспользовались магической силой, чтобы подслушивать частный разговор? — насмешливо поинтересовался мой собеседник. — Да, это был я. И я вас извиняю. На самом деле я не злопамятный. Не желаете ли сыграть в покер?

— Признаюсь честно, нет.

— Напрасно. Скоротали бы время. Знаете, как я устал развлекать своим красноречием горничных! Длительное бездействие отрицательно сказывается на моём настроении. Единственное интересное задание пару дней назад и то поручили не мне. Я так скоро утрачу квалификацию. Смертная тоска.

— Как вас зовут?

— А, я не представился. Досадное упущение. Я лорд Артур Эшфорд, законный супруг леди Лилиан, но не той, которая осталась там, а той, которая живёт здесь. Это я уточняю, сэр, чтобы вы окончательно не запутались.

Последовала недолгая пауза, после чего в комнате снова раздался голос незнакомца.

— И не беспокойтесь, я не ревнив. То есть, совершенно. Ваши отношения с Лили меня не волнуют. К тому же, разве я не понимаю, бизнес есть бизнес. Так могу я, наконец, войти? Надоело, знаете ли, торчать на пороге.

Я молча посторонился, пропуская его в комнату.

====== Глава 17. Техасский холдем ======

— А вы неплохо устроились, — лорд Эшфорд бесцеремонно заглянул в приоткрытые двери соседних комнат. — Гардеробная, столовая, спальни… Общество Лили. Я бы остался здесь навсегда.

— У меня мегалофобия, приступы которой я ощущаю особенно отчётливо с тех пор, как попал к вам.

— Сожалею.

— Сэр Эшфорд, насколько мне известно, правилами хорошего тона не предусмотрено закрывать лицо от собеседника, если, конечно, речь не идёт об исповеди или бал-маскараде.

— Мой внешний вид вас шокирует.

— Я хирург, видевший множество покалеченных и обезображенных людей. Не осталось ничего на этом свете, что могло бы меня шокировать.

— Боюсь, я всё-таки вынужден вам отказать. Моё лицо останется закрытым, — с этими словами лорд Эшфорд уселся в кресло и, не спрашивая разрешения, достал из кармана пачку сигарет.

Вытянул одну из них, щёлкнул зажигалкой и закурил. Мы смотрели друг на друга, и взгляд его глаз напоминал два чёрных провала. Без воздуха, без проблеска света. Без самого существования.

Мне снова стало не по себе, однако, продолжая глядеть на него, я заговорил, стараясь, чтобы мой голос звучал бесстрастно:

— Первое. Вы сейчас сидите в моём кресле в моей комнате, сэр. Даже если замок принадлежит вам, эта конкретная комната моя. Собираетесь курить — открывайте окно. Второе. Озвучьте цель вашего визита, или я попрошу вас покинуть комнату.

Лорд Эшфорд выдохнул дым, с интересом оглядывая меня с ног до головы. Таким пристальным вниманием он не удостоил меня в первые секунды нашего знакомства. Потом он наклонился в кресле, дотянулся до стола и раздавил сигарету в пепельнице. Закинул ногу на ногу и сцепил пальцы рук перед собой.

— Вы любопытный экземпляр. Жаль, нам отведено мало времени… Скажем так, цель моего визита — получить ответы на вопросы. Знаете, когда увлечённому коллекционеру вдруг попадается уникальная монета, совершенно уникальная… Ему ведь любопытно узнать, где этот предмет был создан, кому принадлежал? Вам было бы интересно?

— Вряд ли.

— Стало быть, вы не сумеете меня понять. Тем не менее, я бы предложил вам сыграть три партии в покер. Каждый извлечёт свои выгоды.

— И какие же?

— Выигравший имеет право задать любой вопрос проигравшему. Проигравший не имеет права солгать или отмолчаться. Существует одно ограничение: вопрос должен быть сформулирован так, чтобы ответ на него предполагал только утверждение или отрицание. Только «да» или «нет». Вы согласны?

— Согласен. Но каким образом я узнаю, что вы не солжёте или не станете играть краплёной колодой?

— Положите амулет на стол.

— Какой амулет?

— Ради всего святого, прекратите валять дурака. Вы же не думаете, что я вот так запросто заберу его и уйду? Если бы я мог это сделать, то так и поступил бы в Акасаке. Но у меня, как и у любого другого, нет шансов. Кладите.

Я достал рубин из кармана и положил в центр стола.

Дыхание лорда Эшфорда вдруг участилось, глаза широко распахнулись, и в них мелькнуло жадное выражение. Он потянулся к камню, и прежде чем я успел его остановить, коснулся кристалла. Мужчина задумчиво поглаживал амулет, словно перед ним было живое существо, способное чувствовать прикосновения. Потом он внезапно стиснул рубин в кулаке так, что костяшки пальцев заострились, едва не прорвав тончайший шёлк перчатки, затем положил талисман на место и откинулся на спинку кресла. Я не мог видеть выражения его лица, но интуитивно чувствовал, что ничего хорошего на нём сейчас прочесть мне бы не удалось.

«Тацуми говорил, что к амулету, кроме меня, никто и пальцем прикоснуться не сможет. Возможно, я неверно понял его? Неужели он говорил только о тех, кто вынашивает намерение выкрасть камень? Однако всё равно странно, что от прикосновения к рубину с лордом Эшфордом не случилось никакой неприятности. Это первый смертный, исключая меня, посмевший тронуть рубин… Интересно, почему вдруг мою душу посетило практически непреодолимое желание сломать этому аристократу челюсть?»

— Если я солгу, камень потемнеет, — заговорил лорд Артур. — Смотрите. Я питаю к вам исключительно дружеские чувства.

Рубин неожиданно наполнился изнутри густым чёрным дымом, но через мгновение дым рассеялся, и камень снова стал прозрачным.

— Вы пришли в этот замок по доброй воле.

Снова та же реакция.

— А теперь наблюдайте, что случится, если сказать правду. Вы — хозяин амулета.

Кристалл не изменил цвета.

— Убедились? Или мне необходимо сказать ещё парочку заведомо лживых фраз, чтобы вы поняли, как именно рубин реагирует на ложь, адресованную вам?

— Очень жаль, что я не узнал о возможности амулета распознавать ложь и правду немного раньше.

— Против Демонического Ока это бы всё равно не сработало. Кстати, если я начну играть краплёной колодой, амулет тоже потемнеет. Теперь вы согласны?

— Но что получите вы? — я уселся в кресло напротив.

— Не беспокойтесь, мой выигрыш никуда от меня не уйдёт. А это — страховка, чтобы я со своей стороны был уверен в вашей правдивости.

Снизу раздался шорох. Я взглянул на пол и замер. Вокруг моей ноги от щиколотки до колена медленно обвивалась огромная змея с серебристой чешуёй и чёрным языком. Мулга, «Коричневый Король», как её называют австралийцы. Самая ядовитая змея в мире после тайпана. Удобно устроив тяжёлую голову на моём бедре, она перестала шевелиться, внимательно сосредоточив на мне гипнотизирующий взор тёмных глаз.

— Офидофобией не страдаете? — заботливо поинтересовался лорд Эшфорд. — А то я могу вызвать другое существо, менее неприятное для вас.

— Да нет, со змеями обычно всегда находил общий язык. Благодарю за беспокойство.

Лорд Эшфорд небрежно кивнул.

— Тогда начнём. Техасский холдем, омаха, стад-покер?

— Без разницы, — я задумчиво погладил змею по голове. — Что эта симпатичная леди сделает, если я солгу?

— Вонзит в вас зубы, разумеется, — расхохотался сэр Артур. — Вы не умрёте, так как вас защищает амулет, но вам придётся пройти через весьма мучительный опыт. Яд будет жечь ваше тело в течение нескольких дней. Это действительно больно, господин Мураки, поэтому советую вести честную игру.

— Кто будет дилером? — я снова провёл пальцами по голове рептилии, и она блаженно прикрыла глаза. Кажется, я ей понравился.

— Сэр Олаф. Сейчас он явится.

Через секунду посреди гостиной материализовалась фигура пожилого мужчины в тёмно-синем котта*, в штанах-брэ и атласных белых чулках.

— Чего изволят господа? — с непривычным мне акцентом заговорил мужчина.

— Сыграть в холдем, — ответил ему Артур Эшфорд. — Вы будете дилером, сэр Олаф, как обычно. Фишки и колода карт у вас с собой?

— Да, сэр.

Грациозным движением мужчина достал из-за пазухи запечатанную колоду и высыпал на стол две пригоршни фишек.

— Я куплю фишки и для вас, — сделал благородный жест Артур Эшфорд, — ведь в связи с непреодолимыми обстоятельствами вы не сумеете сейчас заплатить. Отдадитедолг потом, — и он бросил тому, кого называл «сэром Олафом» несколько медных монет, затем подвинул по двадцать фишек себе и мне. — Думаю, этого будет довольно.

Сэр Олаф выложил на стол «баттон»**, и игра началась.

Итак, вместо того, чтобы отмечать Новый год в компании Укё, я сидел в странном замке в компании сумасшедшего лорда и призрака из двенадцатого века, играя в техасский холдем. Да, маленькое уточнение: с ядовитой змеёй на коленях. А так, в целом, всё было в порядке.

— Вскрываем карты, — сэр Эшфорд радостно потёр руки в предвкушении. — Каре.

— Флэш***.

А лорд неплох. Первую партию он выиграл.

— Теперь вопрос. Господин Мураки, вы способны убить человека и не мучиться чувством вины?

— Зависит от… — начал я.

— Да или нет, — перебил он. — Только «да» или «нет», больше меня ничего не интересует.

— Вопрос не имеет смысла, потому…

— Мы теряем время.

«Чего он хочет? Этот вопрос должен быть для него очень важным. Но какую выгоду он получит, когда я отвечу?»

Я украдкой взглянул на сэра Олафа. Тот замер, словно криптомерия в июльский безветренный полдень. Ему было безразлично, что я отвечу. Но это был опасный вопрос. Очень опасный.

— Помните о змее, — сэр Эшфорд наклонился ближе ко мне. — Вы знаете себя? Свои самые тёмные уголки души? Такие укромные… В них не пробиться свету. Загляните туда и ответьте честно: да или нет?

Я вздрогнул. Что-то странное было в тоне его голоса, во взгляде … Внезапно я подумал о том, что если бы… только если бы… кому-то из моих близких угрожала опасность. Если бы кто-нибудь посмел обидеть Укё-тян, моих родителей, причинить им зло…

— Вот именно, — прошипел совсем рядом голос Артура. – Да, вам не приходилось никого защищать, но все эти сплетающиеся в «нигде» и в «никогда» нереализованные вероятности… Что — если бы?

— Да, — внезапно ответил я, не отводя глаз от его лица.

Он удовлетворённо кивнул и тихо сказал:

— Я так и знал. Продолжим игру.

Прекрасно. Я только что открыто признался, что убил бы человека и не чувствовал за собой никакой вины. Раньше я даже не задумывался об этом. Артур Эшфорд, что же тебе от меня на самом деле нужно?

— Стрит-флэш.

— Фулл-хаус****.

Снова его комбинация старше. Быть не может, даже самые лучшие игроки в Гинзе никогда не выигрывали у меня два раза подряд за вечер! Но амулет не темнеет, стало быть, игра ведётся честно.

— Есть ли у вас цель, ради которой вы готовы были бы пожертвовать всем, даже жизнью?

Неужели он не мог спросить о ранних симптомах ишемической болезни сердца или о том, какая была погода в Буэнос-Айресе в моё последнее посещение?

— Подумайте, прежде чем ответить, — продолжал лорд Эшфорд. — Но вы уже знаете ответ. Точно так же, как в первый раз. И я тоже знаю.

Он задаёт вопросы, на которые ему заранее известен ответ? В чём смысл?

— Нет, — ответил я.

— Хорошо. Осталась последняя партия. Надеюсь, на сей раз вам повезёт.

Ему. Не удастся. Вывести. Меня. Из равновесия.

Сэр Олаф снова начал раздавать карты. Пре-флоп. Флоп. Тёрн. Ривер*****. Вскрытие карт.

— Стрит-флэш.

— Флэш-рояль.

Если бы он снова выиграл, я бы усомнился в том, что мой амулет способен распознавать ложь и правду.

— Задавайте вопрос скорее, мне пора уходить, — скороговоркой выпалил лорд Эшфорд.

Разумеется, стоило только ему проиграть, и он сразу заспешил куда-то. Значит, я могу услышать от него только «да» или «нет»? Что ж, это сокращает количество вариантов.

— Убийства людей, принесение в жертву моих собственных и чужих эмоций, а также истощение души хранителя — это единственные способы наполнить энергией мой талисман?

Пауза.

— Я думал, вы спросите, существует ли выход из замка, — удивился лорд Эшфорд.

— «Да» или «нет»?

— Вы быстро учитесь.

— Иначе я бы давно лишился жизни.

— Это вряд ли. Нет.

Теперь настала моя очередь выдохнуть с облегчением:

— Я так и думал.

Лорд Эшфорд щёлкнул пальцами, и змея покинула моё колено. Похоже, с неохотой. Артур обменялся кивками с сэром Олафом, и тот тоже испарился, забрав со стола карты и фишки.

— Недурная получилась игра. А вы как считаете? — сэр Эшфорд поднялся из кресла и протянул мне руку.

— Отличная, — я спокойно пожал его руку, хотя мне по-прежнему хотелось съездить по физиономии этого лорда, сорвать маску и проверить на практике, шокирует ли меня его внешний вид.

— Вы начинаете мне нравиться.

— Не воображайте, будто я польщён.

— И не думаю. Итак, я покидаю вас. Возможно, мы ещё встретимся, а возможно и нет. Скажу вам на прощание одно: мир двойствен. Обычно то, что спасает людей, впоследствии их же и губит, поэтому будьте осторожны. Не заходите чересчур далеко. Доброй ночи!

С этими словами Артур Эшфорд телепортировался куда-то следом за своим призрачным слугой.

Я осторожно взял амулет в руки и внимательно осмотрел его со всех сторон, будто впервые видел:

— Ты в самом деле меняешь свой цвет, когда кто-то из окружающих мне лжёт?

Немедленно пришло SMS-сообщение: «Я могу сигнализировать о недостоверности получаемой вами от окружающих информации, но Демоническое Око практически полностью блокирует эту функцию. Кстати, в телефоне скоро разрядится батарея».

— Будешь присылать сообщения, написанные на бумаге!

«Понял».

— Ты знаешь, почему лорд Эшфорд не открыл лицо?

«Боялся вас шокировать».

— Он настолько уродлив?

«Понятия не имею».

— Слушай, какая от тебя вообще польза?

«Я могу защитить вашу жизнь, выполнять некоторые ваши желания. Теперь я понял, что способен сигнализировать вам о чьём-то обмане. Наверное, и ещё что-то умею?»

— Ты сам толком не знаешь, на что способен?!

«У меня мало энергии. Кто-то постоянно пытается мешать мне, и на преодоление этой силы я тоже трачу энергию».

— Это леди Эшфорд.

«Не только. Есть ещё кто-то, гораздо сильнее и могущественнее, хотя леди Эшфорд тоже сильна».

— Значит, тебе нужна энергия?

«Да, но я в данный момент черпаю силы из души хранителя, так что не беспокойтесь, я вполне способен защитить вас».

— Прекрати немедленно делать это!

«Тогда я не сумею помочь вам в нужный момент».

— Тебе нужны эмоции?

«Да! Гнев, ненависть, душевная боль. Страх, обида, ревность. Ярость, паника. Я стану сильнее и сумею сломать барьер, блокирующий остальные мои функции!»

— Как ещё ты можешь получать энергию? Скажи другой способ.

«Не знаю, хозяин. Правда, не знаю».

— Почему ты перечислил только отрицательные эмоции?

«Их легче получить. Они повсюду вокруг, пронизывают меня насквозь! Их много! Хозяин, весь мир будет вашим, только позвольте мне получить эти эмоции!»

Заряд батареи телефона был практически на нуле.

— Слушай внимательно. Срочно сосредоточься на эмоциях, которые дух-хранитель испытывал в последние минуты своей жизни, перед тем, как оказался внутри тебя. Это приказ.

«Да, хозяин».

— И забудь свои бредни о власти над миром. Только амулета с манией величия мне не хватало в дополнение к безумной леди Эшфорд и её мужу!

В этот миг телефон, прощально мигнув, отключился.

— Прекрасно. Очень вовремя. Что ж, пришла пора пойти и познакомиться с остальными обитателями замка.

Покинув гостиную, я отправился на поиски хоть какой-нибудь живой души. Или неживой, учитывая обстоятельства.

Осмотр второго этажа замка дал вдохновляющие результаты. Вместе со мной, леди Лилиан и её мужем здесь присутствовали ещё как минимум семеро слуг-призраков. Одного из них я уже знал.

Сэр Олаф выполнял роль дворецкого и смотрителя. Неподалёку от его комнаты проживали две горничные по имени Сесил и Беатрис, а также пожилая экономка — миссис Уолтер.

Камердинер Хью, застуканный мною в весьма двусмысленной ситуации с некой рыжей девицей, довольно быстро отыскал на полках в комнате среди всякого хлама несколько листов бумаги, шариковую ручку и электрический фонарь, которые я попросил у него. Отдавая фонарь, Хью посоветовал не соваться без сопровождения леди Лилиан на нижний этаж дворца, ибо там «водятся всякие чудища и вообще страшно». Это показалось мне забавным, учитывая, что Хью, как и остальные слуги, судя по их одежде и манере говорить, являлись неупокоенными душами людей, живших примерно в XI—XII веках.

Последней я встретил в одной из комнат худенькую испуганную горничную Эйлин. Она умоляла меня помочь ей вспомнить, как она сюда попала. С огромным трудом мне удалось убедить её, что всё происходящее — просто сон, и когда она очнётся, то обязательно окажется дома. Нехорошо лгать хорошеньким юным девушкам, но что мне оставалось делать? Если бы она узнала правду, истерики было бы не миновать.

Закончив свою прогулку, я с неудовольствием выяснил, что никто из слуг не знал ничего об этом месте и, тем более, не имел понятия, как отсюда выбраться. Похоже, души этих людей начисто забыли о своём прошлом. И если это были те самые несчастные, некогда полностью поглощённые Демоническим Оком, то подобное наводило лишь на единственную мысль: первой частью Ключа Миров кто-то пользовался задолго до того, как он стал собственностью семьи Эшфорд.

Я вернулся к себе, снова уселся за стол в гостиной, за которым мы с лордом Артуром играли в покер, развернул лист бумаги, взял ручку и стал чертить то, что некогда Чизу называла «чертовски непонятными кандзи среди чертовски непонятных геометрических фигур». Эти символы помогали мне приводить мысли в порядок и принимать решения. И сейчас, когда у меня было так мало времени, когда я почти ничего из происходящего не понимал, я решил для начала систематизировать имеющуюся информацию.

Леди Эшфорд, живущая в замке, владеет кинжалом с лунным камнем. Я нарисовал на бумаге круг и треугольник. Снаружи замка находится другая леди, точная копия первой, только в её кинжале камень фиолетовый. Чёрный круг и чёрный треугольник. Первая леди ненавидит вторую. Чем-то шантажирует её. Муж леди Эшфорд выполняет роль посредника между ними. Двойная стрелка. Он прячет своё лицо, но вторая Лилиан уговорила его обнаружить себя. Судя по её реакции, лорд Артур — полная копия кого-то, хорошо знакомого ей.

Мужа или возлюбленного?

Вероятно. Если существуют две Лилиан, то почему не могут существовать два лорда Артура? Но амулетов тогда, получается, три: лунный камень Лилиан из замка, аметист леди Эшфорд из Токио и мой рубин.

Какая между ними связь?

Не понимаю. Нет вариантов. Вертикальная черта и знак вопроса.

Ладно. Что делать с предложением леди Эшфорд?

Я начертил три стрелки вниз от своей схемы.

Первый вариант. Я соглашаюсь сотрудничать с ней. Видимо, этот вариант ею досконально просчитан, ибо она в первую очередь подталкивала меня к нему. Значит, вне всякого сомнения, в итоге у меня окажется пустая покерная комбинация, у неё — флэш-рояль.

Вариант второй. Я начинаю убивать людей, чтобы усилить свой камень. Этим же путём пошла вторая леди Эшфорд ради кого-то… И чем она закончила? Я, скорее всего, тоже стану марионеткой в руках Лилиан, живущей в замке.

Третья возможность. Я забираю все силы у души хранителя и сам становлюсь источником силы, но если во мне есть хоть малейшая крупица тьмы, то она обязательно будет использована хозяйкой Демонического Ока против меня. В этом можно не сомневаться. Тьма к тьме, тень к тени. К тому же, я уничтожу душу Цузуки, решившись идти этим путём. Неприемлемо.

Но, возможно, если я найду альтернативный способ усилить амулет, тогда Демоническое Око не сможет меня контролировать?

Однако где искать этот источник энергии? Что он из себя представляет? Кроме того, каждый, кто имеет неограниченную власть, заканчивает в итоге путями тьмы. Наследует саму суть тёмной стороны, впуская её в своё сердце. Это неизбежно. Слишком велик соблазн, тут никто не устоит. Даже святой станет грешником. Если я усилю амулет, начну использовать его на все сто процентов и постепенно стану тем, кем был в другой жизни, стоило ли Асато-сан жертвовать собой ради меня?

Раздумывая об этом, я невольно уставился на пепельницу с раздавленным в ней окурком. Мне бросилась в глаза надпись «Treasurer Gold» на смятом фильтре. Надо же, Артур Эшфорд курит те же самые сигареты, которые леди Лилиан приготовила для меня…

Для меня.

Это ведь простое совпадение? Ничего странного?

Конечно. Как и то, что Лилиан, живущая в замке, знает о моём прошлом, которое, по сути, должно быть стёрто. Артур Эшфорд задавал мне сугубо личные вопросы, на которые заранее знал ответ. И не хотел показывать своё лицо. Именно мне, ведь перед Лилиан в ресторане он раскрыл себя достаточно быстро.

Не может быть. Но это единственное, что я могу предположить, и скорее всего моё предположение верно.

Он назвался чужим именем, поскольку не мог представиться настоящим.

Мураки Кадзутака.

Тогда, получается, моё прошлое, которое исправил Цузуки-сан, всё ещё каким-то немыслимым образом продолжает существовать? Лилиан перекрыла мне выход в мой мир, но что если выход в тот, первый мир, не заперт? Возможно, источник энергии, который требуется моему амулету, находится там? Равно, как и ответы на вопросы о том, кем я был раньше, почему миров стало два, кто такой Цузуки Асато и что ещё скрыл от меня Тацуми Сейитиро в ту ночь в Гинзе!

Я должен рискнуть. Всё равно другого выхода не вижу.

Взяв фонарь, я вышел из комнаты и поспешно спустился по лестнице на первый этаж. Надо проверить каждую комнату, каждый поворот коридора. Выход обязательно должен обнаружиться!

Однако моя эйфория спустя несколько часов угасла. Все коридоры первого этажа, холодные и необитаемые, заканчивались тупиками, глухими стенами, провалами, куда спускаться совершенно не хотелось, учитывая, что брошенные вниз камни не долетали до дна.

Усевшись возле двери в одну из пустующих комнат, я привалился спиной к стене. Вся информация, которая у меня была, а также та, до которой пришлось додуматься самому, оказалась бесполезна. Ненавижу бессилие, тупики и замкнутые помещения.

Где-то вдалеке послышались тихие шаги. Нет, наверное, мерещится. Просто ветер гуляет … Или очередной призрак, обретший плоть в стенах этого замка, разгуливает среди заброшенных руин.

Шаги тем временем приближались. Батарея в фонаре почти разрядилась, поэтому я не мог толком разглядеть того, кто шёл ко мне.

— Кто здесь?!

Никакого ответа. Только метнувшаяся по стене тень. Шорох одежды. Внезапно чья-то рука ласково коснулась моей щеки. Я поднял голову и потерял дар речи. Передо мной стоял тот, с кем я столько времени безуспешно пытался связаться.

— Асато-сан?!

Фигура в тёмном плаще опустилась на пол рядом со мной.

— Да, я. Кадзу-кун, я пришёл сказать, что всё закончится, если ты сам покончишь с этим. Ты никогда не задумывался, что всё намного проще, чем кажется? Ты ведь можешь подарить свой талисман кому угодно. Понимаешь? Кому угодно.

Он смотрел на меня своими бездонными глазами, а я просто пытался из последних сил собраться с мыслями. Стало трудно дышать. Я невольно потянулся к галстуку, чтобы ослабить узел.

— Но как ты оказался здесь? Почему сейчас?

— Эта комната, — Цузуки кивнул в сторону пустого дверного проёма, откуда тянуло холодом, — очень опасна. Если ты посидишь здесь чуть дольше, то потеряешь память. Поэтому я пришёл за тобой. Только я могу вытащить тебя отсюда.

От него пахло иначе, не так, как в нашу первую встречу. Чем-то сладким, но очень приятным. Неожиданно Цузуки провёл пальцами по моим волосам.

— Ты ведь ждал меня. Все эти годы, спрятав талисман в сейфе, ты просто хотел сохранить меня. Не правда ли?

— Я не…

— Ничего страшного, я твой хранитель и принадлежу тебе всецело.

Что он имеет в виду? Почему рядом с ним я снова чувствую себя подростком, как тогда, много лет назад? Он так близко. Не могу отвернуться… Но это неправильно. Только не он! Ведь Асато-сан — ангел, синигами, мой хранитель. Тот самый, кто бережёт мою душу и жизнь. Он не может быть таким…

Какие нежные губы. Тёплые и сладкие. Ещё не прикоснувшись к ним, понимаю, что ни отвернуться, ни отказаться не смогу. И я со вздохом привлекаю его ближе и начинаю целовать. Он медленно расстёгивает пуговицы на моей рубашке, потом освобождается от своей одежды.

Мускусный запах возбуждения отчётливо ощущается на языке, когда я начинаю ласкать его шею, мочку уха, провожу губами по ключице. Он тяжело дышит, прижимается ко мне всё теснее.

— Что же ты творишь, — шепчу я, и это даже не вопрос, а утверждение. — Что ты творишь, Асато-сан…

Вспышка телепортации, и в следующую секунду мы оказываемся в спальне на втором этаже. Он ложится рядом со мной, проводит рукой по моей обнажённой груди.

— Признайся, именно этого ты хотел с той самой ночи? Если скажешь нет, я не поверю. Но всё в порядке, это правильно, Кадзу-кун. Мы с тобой принадлежим друг другу.

Последняя фраза разрушает канву наваждения. От понимания того, что сейчас на самом деле происходит, досада и гнев захлёстывают меня волной, но как обычно на лице не отражается ничего.

Я спокойно выпускаю его из своих объятий, цинично усмехаюсь и уверенно заявляю:

— Тебе нужен амулет.

— Что?

— Амулет. Но таким путём ты от меня ничего не получишь, уважаемая леди Лилиан Эшфорд.

Образ Цузуки начинает таять… Потом исчезает совсем. Леди Эшфорд в белом платье, расстёгнутом до пояса, лежит на постели, вцепившись в мою руку, из которой медленно сочится кровь, пачкая шёлковые простыни. Похоже, что рана неглубокая. Просто царапина.

— Как ты догадался?

— О, ты отлично владеешь магией, но даже я, встретивший Асато-сан всего раз в жизни, могу сказать: созданный тобой образ фальшив.

Лилиан расхохоталась, запрокинув голову.

— Для фальшивки он поначалу сработал весьма недурно.

— Твой гипноз вкупе с моей усталостью. Ничего больше.

— Неправда, — она показала медный браслет на своём запястье. — Этот артефакт вызывает в сознании образ человека, к которому гипнотизируемый испытывает сексуальное влечение и одновременно того, кому он больше всех доверяет. Я была сильно удивлена, выяснив, что для тебя этим объектом является Цузуки Асато. Дальше я просто действовала сообразно обстоятельствам. Боже, Кадзутака, у тебя дурной вкус!

— А не ты ли готова была провести ночь с тем, кто принимал тебя за другого человека? Изменить мужу? Впрочем, если твой муж — это я, только в своей иной ипостаси, тогда, наверное, подобное нельзя считать изменой? Кстати, куда подевался лорд Артур? Или нам больше нельзя видеться? Наша новая встреча наверняка создаст прелюбопытнейший парадокс в обоих мирах.

— Ты умён.

— На недостаток интеллекта никогда не жаловался. Дай мне немного времени, и я постепенно раскрою истинную подоплёку всего происходящего здесь.

— Времени на размышления у тебя не так уж и много, ведь скоро миры разрушатся. И ты, и я, и твой дух-хранитель, и Тацуми Сейитиро — все мы стали временными парадоксами. Скоро оба мира превратятся в пыль. От них не останется даже воспоминаний. Амулет синигами и Демоническое Око вместе могли бы предотвратить Апокалипсис. Но ты ведь не желаешь сотрудничать со мной?

— Ты готова сплести любую историю, лишь бы я отказался от амулета!

— Нет, — она усмехнулась. — Если ты навсегда останешься запертым здесь, амулет синигами не будет нужен никому. Если бы ты согласился стать моим партнёром или попал в одну из расставленных для тебя ловушек, я бы пришла к своей цели кратчайшим путём. Однако теперь мне придётся замуровать тебя и начать действовать по запасному плану. Что ж, именно так я и поступлю. Отныне ты не выйдешь отсюда. Прощай, Кадзутака.

С этими словами леди Эшфорд исчезла, а следом за ней пропали все двери и окна, через которые я мог бы выбраться из шикарных апартаментов, расположенных в проклятом дворце.

Комментарий к Глава 17. Техасский холдем * Котта (котт)- длинная средневековая верхняя одежда, до

XII

века соответствовала блузе.

«Баттон» – фишка с буквой «D», обозначающая дилера, раздающего карты.

1) Каре – четыре карты одного ранга (четыре Дамы, четыре Короля и т.п.)

====== Глава 18. Книга О-кунинуси ======

Последовательно обойдя все комнаты, я окончательно удостоверился в том, что Лилиан-сан не преувеличивала. Я был действительно замурован внутри помещения.

Рубин по-прежнему не реагировал на просьбы о телепортации. Неужели он до сих пор считает, что ситуация далека от критической? Этот амулет, кажется, самым подлым образом выжимает из меня эмоции. Что ж, в данном случае он их получит.

Интересно, как надолго здесь хватит кислорода? На пару суток, наверное, учитывая, что леди Эшфорд оставила доступными все комнаты. Проблема в другом. С тех пор, как я сыграл в покер со своим двойником, меня преследовало отвратительное ощущение, будто нечто постороннее пробиралось под кожу, вторгалось в каждую клетку тела, вгрызалось в нервы… Усилием воли я отогнал от себя неприятное чувство.

Усевшись на диван, расположенный в гостиной, я взял амулет в руки и задумчиво посмотрел на него:

— Как ты думаешь, нет ли в этих комнатах чего-то важного, не замеченного мной, что помогло бы нам выбраться?

Результат обращения к кристаллу превзошёл все мои ожидания.

Не успел я закончить фразу, как посреди гостиной материализовалась девушка лет восемнадцати в тёмно-синем платье и в белоснежном переднике горничной. Глаза у незнакомки были насыщенно-бордовыми с лиловым отблеском по краю радужки. Чёрные вьющиеся волосы резко контрастировали с бледной кожей.

Заметив, что я смотрю на неё в упор, девушка стала медленно двигаться в сторону, подбираясь к выходу в соседнюю комнату.

«Рассчитывает улизнуть? Святая наивность».

— Остановитесь и объясните, что вы делаете в моей гостиной? — спросил я.

— Вы меня видите? — выдавила незнакомка со страхом.

— Само собой.

Я встал с дивана и сделал несколько шагов по направлению к ней. Моё приближение перепугало её ещё больше.

— Н-не подходите, — казалось, ещё секунда и она закричит. — Не смейте меня трогать!

— И не собирался. Только хотел узнать, как вы попали сюда?

— Через дверь! Но теперь там стена! Куда делся выход?!

— Спешу вас обрадовать, его несколько минут назад закрыла хозяйка этого замка. К сожалению, отсюда теперь невозможно выбраться.

— Неправда! Вы, как всегда, лжёте!

— Можете пройтись по остальным комнатам и убедиться. Я вас не задерживаю. Если вам удастся обнаружить хоть одну дверь, окно или потайной люк, я буду благодарен вам до конца своих дней.

Она рассмеялась коротко и нервно. Впрочем, смех быстро утих. Отвернувшись в сторону, моя нежданная гостья пробормотала:

— Наслаждаетесь своим превосходством … Да, как обычно!

— У меня почему-то складывается престранное впечатление, будто мы должны быть знакомы, но я вас не помню.

— Вы циник.

— Согласен. Однако я никогда прежде не встречал вас и хочу понять, почему вы считаете иначе.

Эта фраза заставила девушку присмотреться ко мне внимательнее. Спустя несколько секунд, она заключила с изумлением:

— Вы не сэр Артур Эшфорд!

— Спасибо. Ещё немного, и я бы сам начал сомневаться в собственной идентичности.

В глазах девушки мелькнуло любопытство:

— Кто вы?

— Мураки Кадзутака. Кардио и нейрохирург из Токио.

— Вы похожи на лорда Эшфорда, словно брат-близнец!

— Мы с ним не братья. Даю стопроцентную гарантию.

— Вы не кажетесь безумным, — вдруг с удивительной откровенностью добавила девушка. — Кроме того, у вас целы оба глаза, а у сэра Артура вместо правого — протез.

«Наказание за предательство, — невольно вспомнил я беседу Лилиан-химэ и лорда Артура в Акасаке. — Значит, его лишили глаза за попытку освободиться? Довольно жестоко».

— Как ваше имя?

— Каэдэ Микако. Я горничная в семействе Эшфордов, но я на самом деле живу в Дареме. И вы не думайте, я не такая, как слуги из дворца Несотворённой Тьмы. Они — души умерших людей, а я всё ещё жива.

— Вам известно название замка, и вы в курсе, что здешние слуги — не живые люди?

— Я много раз слышала разговоры господина и госпожи и получила приблизительное представление об этом месте, прежде чем попасть сюда.

«А она может оказаться полезной. Если, конечно, её появление — не очередная хитроумная ловушка Эшфорд-сан».

— Значит, вы и ваши господа родом из Англии?

— Сложно сказать… Однажды в разговоре с госпожой лорд Артур упомянул Хонсю… Впрочем, это не доказывает, что они оба некогда жили в Японии. Лорд Артур говорил по-английски с акцентом, в то время, как госпожа владела языком в совершенстве. Скорее всего, она прожила всю жизнь в Великобритании. О себе же до того момента, как я оказалась в доме госпожи, я вообще ничего не помню. Не знаю даже, кто были мои родители и что с ними случилось.

— Но вы способны объяснить, как оказались в этом замке?

— Вчера я вошла в одну из закрытых комнат в доме госпожи и провалилась в темноту… Больше ничего не помню.

Амулет под моей одеждой начал слегка покалывать кожу, будто по ней пропускали слабый электрический разряд. Стало некомфортно. Я осторожно извлёк талисман из кармана и посмотрел на него. Рубин стал тёмным и непрозрачным.

— Каэдэ-сан, — мягко заметил я, — вы только что сказали неправду.

— С чего вы взяли? — удивилась Микако, но тут взгляд её упал на амулет. — Этот камень указывает вам на чью-то ложь?

— Угадали. Он у меня вроде переносного детектора лжи. Итак, давайте выясним, что ещё вы от меня скрываете?

Микако неловко замялась, а потом вдруг призналась:

— Есть один предмет, который мог бы отправить нас с вами обратно в реальный мир, но сейчас эта вещь выглядит не так, как должна. И я представления не имею, что надо сделать, чтобы вернуть её в прежний вид.

— Показывайте.

Микако вытащила из кармана платья серебряный диск, диаметром около восьми сантиметров. Середина диска была пуста. Оттуда мёртвым оком на меня смотрела вечная тьма небытия.

— Это книга заклинаний, — пояснила девушка. — В течение нескольких лет госпожа хранила её среди коллекции старинных артефактов у себя дома в Дареме, но потом книга пропала. Я потратила годы на то, чтобы обнаружить её новое местонахождение. Сегодня нашла, но вот в таком виде.

— А вы уверены, что это та самая книга?

— Ошибки быть не может.

— И Эшфорд-сан позволила вам похитить свою ценную вещь? Ваша хозяйка не похожа на человека, которого легко обвести вокруг пальца.

— Но и я не так проста. Я долго следила за госпожой, чтобы найти вход в замок. Потом переоделась одной из служанок и какое-то время работала здесь, наблюдая за всем происходящим, пока мне не удалось выяснить, где расположен сейф с книгой. Сегодня утром сэр Олаф сообщил, что хозяйка собирается идти встречать кого-то, важного для неё. Я лично участвовала в подготовке комнат к вашему прибытию, а потом воспользовалась отсутствием леди Эшфорд, чтобы пробраться в её спальню и выкрасть книгу. Однако, когда я собралась вернуться домой, то обнаружила, что портал, ведущий в реальный мир, закрыт. Видимо, госпожа искала пропажу, потому и перекрыла выходы из замка. Я приняла невидимый облик и спряталась в вашей гостиной, будучи уверена в том, что госпоже не придёт в голову искать украденное в апартаментах для гостей. Но я не рассчитывала оказаться здесь взаперти! Если Эшфорд-сан поймает меня, я снова останусь ни с чем! Она отнимет у меня книгу!

— Книга имеет такую ценность для вас?

— Да. Она содержит описание всех заклинаний и магических ритуалов, когда-либо существовавших на Земле.

— Зачем вам такая информация?

— Мне необходимо найти исцеляющее заклинание, чтобы помочь одному человеку. Я слишком поздно узнала, что он не болен. Его прокляли. Я собираюсь снять это проклятие! — и Микако смело посмотрела прямо мне в глаза.

«Ладно. Не буду пытаться выяснить подробности её личной жизни, — подумал я, — да это и не важно. Сейчас необходимо сделать кое-что другое».

— Дайте сюда книгу.

Глаза Микако испуганно округлились, и она поспешно отодвинулась от меня подальше.

— Зачем?

— Полюбоваться хочу.

— Учтите, она может убить вас.

— Ну, вы-то живы.

— Я — совсем другое дело.

— Вы не владелец артефакта. Теоретически книга должна была уничтожить в первую очередь именно вас.

— О, безусловно, если бы я только была способна умереть! — рассмеялась девушка.

— С чего вы взяли, будто бессмертны?

— Любые мои раны затягиваются в течение нескольких секунд. На протяжении многих лет я выгляжу как восемнадцатилетняя девушка. Разве этого недостаточно? Возможно, из-за того, что я прислуживаю семье демонов, я стала подобна им, — подвела Микако неутешительный итог.

— Давайте не будем делать скоропалительных выводов. И раз уж мы с вами очутились в одной ловушке, не могли бы вы попытаться чуть больше мне доверять?

— Хорошо, но откровенность за откровенность. Скажите, господин Мураки, почему госпожа заперла вас здесь? Вы её враг?

— Нет. Эшфорд-сан почему-то считает, что мой рубин является неотъемлемой частью принадлежащего ей талисмана. Правда это или нет, я не знаю, однако отдавать рубин, как и вы книгу, не собираюсь. Внутри кристалла находится заточённая душа, которую необходимо освободить, поэтому нельзя допустить, чтобы амулет оказался у Лилиан-химэ.

Глаза Микако вдруг просияли.

— Значит, вы тоже хотите освободить кого-то? — спросила она. — Мы с вами похожи!

— Именно потому я и прошу вас довериться мне, — продолжал я. — Если по отдельности наши магические предметы бесполезны, возможно, вместе они будут более эффективны? Если мой амулет сумеет вернуть вашей книге её прежний вид, мы выберемся отсюда, и вы спасёте того, кто вам дорог!

Девушка всё ещё колебалась. Неудивительно, учитывая обстоятельства, она вполне могла считать меня сообщником Эшфорд-сан.

Внезапно Микако заметила запачканный кровью манжет моей рубашки.

— Вы ранены?

— Назвать эту царапину раной было бы сильным преувеличением.

— И всё же. Могу я взглянуть?

Я закатал рукав и показал Микако четыре продольных следа возле локтя, оставленные не так давно острыми ноготками леди Эшфорд.

— Значит, вы, и правда, не лорд Артур, — выдохнула с облегчением Каэдэ-сан. — На нём все порезы заживали мгновенно. Возьмите, — она протянула мне диск. — Надеюсь, вам удастся что-то придумать, чтобы превратить его обратно в книгу.

Стоило моим пальцам коснуться диска, как внутри зазвучал резкий, капризный голос:

«Хозяин, мы так не договаривались! Защитные барьеры вокруг диска я разрушил, пока вы с Каэдэ-сан обсуждали ваши личные проблемы, но…»

«Нет, каков засранец», — невольно подумалось мне.

«Не перебивайте, хозяин! — возмутился амулет. — В ваши мысли проникнуть труднее, чем в мобильный телефон, но зато подобное общение — самое эффективное».

«Спорить не буду».

«Информирую: вернуть книгу в нормальный вид можно, но для этого надо разгадать шараду, называемую цито… архе… Не выговоришь. В общем, хуже я не видел. Вы, случайно, не знаете, что такое area postcentralis intermedia?»

«Зачем это тебе?» — с подозрением спросил я.

«Когда я пытаюсь превратить диск обратно в книгу, передо мной возникает карта, на которой, как я понял, надо в правильной последовательности расставить названия пятидесяти двух пронумерованных областей. У нас всего пять минут и единственная попытка».

«Проклятый доктор! Только он мог подсунуть такую пакость!»

«Что?» — не понял талисман.

«Это я не тебе. Читай быстро и внятно. И не смей ошибаться!»

«Слушаюсь».

Без сомнения, это была идея сэра Артура — поставить вместо пароля на открытие магической книги карту Бродмана*. Ни один нормальный человек с единственной попытки и без подсказок не сможет восстановить названия всех участков коры больших полушарий головного мозга на латыни. Впрочем, когда это я был нормальным?

Моим девизом с юности являлось: «Не ищи отговорки, исследуй возможности». И возможности отыскались. Недаром я получил три медицинских диплома с отличием в своё время.

Через пять минут и три секунды серебряный диск заискрился и вспыхнул зловещим синим светом. Я поспешно положил артефакт на стол.

В следующий миг передо мной и Микако возникла огромная книга в чёрном переплёте с вытисненными на обложке крупными золотыми буквами.

Загадочные символы, начертанные на неизвестном языке, прочесть, казалось, было невозможно. Однако откуда-то в голове сам собой возник перевод: «Книга заклинаний и обрядов О-кунинуси-сама».

— Это она! — Микако бросилась к книге, схватила её, прижала к груди. — И она снова позволяет прочесть её! О, сэр! Спасибо, спасибо!

— Пожалуйста. Но для начала умерьте восторги и найдите заклинание возвращения в реальный мир. В данном случае я вам не помощник. Колдовство и магические обряды — чуждая мне стихия.

Микако лихорадочно стала переворачивать пергаментные страницы, отнюдь не древние и не ветхие, как можно было бы ожидать, учитывая, сколько веков книга кочевала от владельца к владельцу.

— Найду, обязательно! — приговаривала девушка, листая книгу. — С её помощью я научилась становиться невидимой, создавать защитные барьеры, телепортироваться! Я верю в неё! Эта книга — лучшая на свете! Вот! — с победной улыбкой Микако указала на одну из страниц. — «Заклинание для снятия многомерных барьеров телепортации». Потребуется сильный амулет, либо кровь демона. Но это не проблема.

— Что вы собираетесь делать?

— Воспользоваться свойствами своего тела, разумеется. Не смотрите на меня так! Когда мы выберемся, я расскажу вам всю историю, если вы, конечно, захотите её слушать! — с этими словами Микако бросилась в сторону столовой.

Вернулась она с длинным разделочным ножом в руках, что выглядело довольно устрашающе.

— Не слишком острый, но сгодится, — произнесла Микако, попробовав пальцем кончик лезвия, и прежде чем я успел её остановить, девушка полоснула ножом по сгибу локтя.

Рана тут же начала затягиваться, но Каэдэ-сан прошептала какие-то слова над краями пореза, и кровь побежала быстрее.

Черпая рукой алую жидкость, Микако торопливо рисовала на полу незнакомые мне символы. Каждый раз, когда рана пыталась затянуться, Микако снова заставляла её раскрыться, шепча своё заклятие.

Я молча стоял, смотрел на девушку и ничего не предпринимал. Вернее, не так. Я спокойно принимал её жертву, потому что не хотел рисковать душой Асато-сан. Неизвестно ещё, сколько раз мне придётся обращаться к амулету, а ведь за каждое обращение расплачивается он…

— Становитесь сюда, — Микако, наконец, закончила рисовать узор на полу и указала мне в центр получившейся окружности. — Только возьмите книгу. Я не хочу запачкать её своей кровью.

Я сделал то, что она просила, только теперь осознав, как сильно нарисованные символы похожи на те, которые вспыхнули на земле во время моего перемещения из Сиба-коэн.

Микако схватила меня за руку, и в ту же секунду мир распался на тысячи огненных искр.

Голова кружилась, во рту чувствовался горький привкус, словно от микстуры, название которой не вспомнить. Я не понимал, почему нахожусь не дома, а у подножия какого-то постамента в полутёмном зале. Женщина с фиалковыми глазами неподвижно стояла в нескольких шагах от меня, и я понимал, что она не может ко мне приблизиться, хотя изо всех сил пытается сделать это.

— Мураки-сан, барьер не продержится долго! Кладите амулет в углубление! Делайте, как я говорю, иначе мы пропали! — раздался совсем рядом голос Микако.

Одной рукой девушка прижимала к груди чёрную книгу, показавшуюся мне странно знакомой.

Перед глазами вспыхивали и гасли разноцветные пятна. Я взглянул на амулет. Рубин был алым и прозрачным, но при этом горячим, как огонь.

— Ваше тело всё ещё связано оглушающим заклинанием! — продолжала Микако. — Оно рассеется, как только мы покинем замок! Делайте, как я говорю, иначе мы застрянем тут навсегда! Кладите амулет, но не отнимайте от него рук!

Не задумываясь более, я приблизился к постаменту и опустил рубин в чашеобразное углубление сверху. Камень лёг идеально, словно это место было предназначено для него. Каэдэ-сан положила руку на кристалл поверх моей.

И я погрузился в темноту, потеряв разом все ощущения.

Открыв глаза, я обнаружил, что мы с Микако распластались на полу в пустой комнате. Сквозь прозрачные стены, пол и потолок помещения, сделанные из прочного стекла, виднелись деревья, дома и часть улицы, расположенной внизу.

В безоблачном небе сияло солнце, вдалеке блестела узкая лента реки, бегущей среди пологих зелёных холмов. Амулет по-прежнему находился в моей руке, и я поспешно убрал его во внутренний карман.

Какое-то странное место. Напоминает средневековый город. Куда нас опять занесло?

Микако приблизилась ко мне и встала рядом, держа свой магический том с заклинаниями в руках.

— Непонятно, — оглядываясь вокруг, заговорила она. — Мы должны были оказаться в Англии, но это …

Она не успела договорить. Дверь комнаты распахнулась, и на пороге возникла запыхавшаяся брюнетка в красном платье, вооружённая гигантским мечом. За её спиной я разглядел ещё двоих: черноволосого мужчину в облегающем костюме с татуировкой цветка на левом предплечье и симпатичного взъерошенного блондина с хвостом тигра.

— Я говорила, что печать сломана! Смотрите! — и женщина указала мечом на нас с Микако.

Внезапно лицо её исказилось гневом, и она ринулась на меня.

— Умри!!!

Я ловко отскочил в сторону, увлекая за собой Микако. Женщина, не успев остановиться, проскочила вперёд, и её меч протаранил стену комнаты.

— Выходим! — предупреждающе крикнул темноволосый мужчина. — Сейчас здесь всё обрушится!

Стена, действительно, зловеще захрустела, трещины стали быстро разбегаться по потолку и полу.

Подтолкнув Микако к двери, я обратился к воинственно настроенной брюнетке:

— А вы не собираетесь уходить?

Женщина яростно сопела, пытаясь вытащить застрявший клинок.

В конце концов, бросила это бесполезное занятие и тоже метнулась к дверям. Через секунду после того, как мы выскочили в коридор, за нашей спиной послышался оглушительный звон и грохот.

— Бывает, — утешил всех светловолосый юноша. — Ладно, через пару часов он отстроится заново.

Это прозвучало так, словно окружающий нас дворец был живым и мог восстанавливать себя усилием воли.

Женщина в красных одеждах метнула на нас с Микако очередной испепеляющий взгляд.

— Не буйствуй, Сузаку, — обратился к ней темноволосый мужчина. — Отведём их к повелителю, и там разберёмся, что к чему.

— Не буйствовать?! — возмутилась та, кого назвали «Сузаку». — Тода, открой глаза! Перед тобой — злейший враг хозяина! Ты разве не узнаёшь его?

Я собрался возразить что-нибудь по поводу вражды, но взглянулна Сузаку и передумал. Последствия могли оказаться непредсказуемыми.

— Неужели ты не хочешь сразиться с ним в честном бою один на один, пока он опять не устроил какую-нибудь западню? — не сдавалась Сузаку.

— Сразиться — не хочу. А вот спросить кое-что, — внезапно стальные пальцы сжались на моём горле, а невозмутимое лицо Тоды приблизилось к моему. — Я знаю, исчезновение хозяина — твоих рук дело! Ты что-то сотворил с Цузуки-сан! Говори!

Было затруднительно отвечать, учитывая то, что даже вздохнуть сейчас я мог с трудом.

— Оставьте его! — вскрикнула Микако. — Он вам ничего не сделал!

— А ты кто такая? — с подозрением повернулась к девушке Сузаку. — Бордовые глаза, странная книга в руках… Ты не человек?

— Я не знаю, — прошептала Микако. — Я просто хочу вернуться домой к Рэн-кун.

И вдруг расплакалась.

Воцарилась неловкая пауза.

— Бьякко, не надо, — предупреждающе проговорил Тода, но юноша с тигриным хвостом уже подошёл к Каэдэ-сан и успокаивающе гладил её по голове.

— Не плачь.

— Отпустите нас, я прошу! — умоляла Микако.

— А куда, собственно, вы хотите пойти? — послышался с противоположного края коридора чей-то спокойный голос.

Обернувшись, я увидел направлявшегося к нам мужчину лет сорока с длинными синими волосами в роскошных шёлковых одеяниях.

— Великий Правитель Сорю, — Тода отпустил, наконец, моё горло и склонился перед повелителем, — мы нашли этих двоих в той самой комнате. Сузаку почувствовала, что печать сломана, и мы были первыми, кто успел добраться сюда.

— Я знаю. Кидзин и Тэнко сказали мне, но они и представить себе не могли, по какой причине… Кадзутака Мураки, что ты делаешь в Генсокай, и как тебе удалось взломать закрытые врата?

Похоже, мой двойник успел побывать и здесь. И, кажется, даже под своим настоящим именем.

Придётся снова импровизировать, чтобы хоть что-то выяснить. И я вежливо произнёс:

— Повелитель Сорю, я расскажу вам, что пожелаете, но только отпустите Каэдэ-сан. Вам нужен я, поэтому пусть она вернётся домой.

— Нет, — покачал головой тот, кого Сузаку и Тода называли именем духа-защитника Востока. — Вы оба останетесь тут до тех пор, пока я не разберусь в случившемся. Мураки, твои преступления, безусловно, должны беспокоить отдел Сёкан и земную полицию в большей степени, чем меня, однако в данном случае ты нарушил границу моего мира, а поскольку Генсокай сейчас управляется мной, то мне и следует выяснять подробности. Идёмте в тронный зал. Не пытайтесь воспользоваться магией для бегства, в противном случае я отдам приказ о вашем уничтожении.

Меня немало удивило то, что в процессе этой беседы мой амулет не проявил ни малейших признаков активности. Или он считает, что опасности нет?

Я пожал плечами и двинулся вслед за Сорю-сама под перекрёстным огнём гневных взглядов Тоды и Сузаку.

В любом случае мне сейчас нужно сосредоточиться на том, чтобы не выдать лишней информации. Чем меньше сведений о моём амулете эти загадочные существа получат, тем лучше.

Мы вошли в просторный зал со стенами, украшенными бирюзой и лазуритом, и с огромными окнами от пола до потолка. Возле одной из стен располагался высокий золотой трон с вкраплёнными в него сапфирами. За длинным столом, стоящим посредине залы, расположились трое: низкорослый старик с седой бородой, синеволосый мальчик со светящимися глазами и симпатичный молодой мужчина в очках и в плаще. Сузаку, Тода и Бьякко подсели к ним. Меня и Микако-сан усадили на стулья перед этим собранием.

— Итак, я слушаю, — голос Сорю-сама отдавался эхом под сводами зала. — Рассказывайте, как вам удалось сломать печать, наложенную на врата?

— На самом деле, — возразил я, — намерения ломать что-либо у нас с Каэдэ-сан не было, но если так вышло, мы просим прощения. Форсмажорные обстоятельства.

Я поведал ему про магический дворец, про леди Лилиан и её призрачных слуг, рассказал о том, как встретил Микако-сан, и мы с ней, воспользовавшись заклятьями из книги, пытались вернуться в реальный мир. Я намеренно умолчал про амулеты и игру в холдем с собственным двойником. Как мне показалось, Сорю-сама и его друзьям об этом лучше было не знать.

По окончании моего рассказа повелитель Генсокай обернулся к Микако-сан и выжидающе посмотрел на неё.

— Господин Мураки сказал правду, — подтвердила девушка.

— Значит, ты работаешь горничной у Лилиан Эшфорд-сан в Дареме?

— Уже в течение пятнадцати лет.

— Что ты знаешь о своей хозяйке и её семье?

— Официально леди Эшфорд является дочерью английского лорда, но с их семьёй дело нечисто. Я думаю, род Эшфордов проклят. Они демоны и превращают в демонов всех, кто соприкасается с ними. Я видела фотографии госпожи. Лилиан-сан выглядит как двадцатилетняя девушка на протяжении почти целого века. Её отец, лорд Уильям, умерший вскоре после окончания Второй Мировой, ни на одном фото не выглядел старше сорока, хотя, судя по моим подсчётам, ему было около семидесяти в год смерти. Лорд Артур Эшфорд появился в жизни госпожи с начала восьмидесятых, кажется… Но с тех пор, как он переехал в Дарем и стал жить в доме госпожи, он тоже перестал стареть. Никого из окружающих людей это не удивляло, словно никто ничего странного за семьёй Эшфордов не замечал. И я, в конце концов, решила, что дело в кинжале.

— Кинжале? — заинтересованно спросил повелитель Генсокай.

— Госпожа Эшфорд носит на шее старинный кинжал, в рукоять которого инкрустирован крупный лунный камень. Мне кажется, это один из двух самых сильных на Земле амулетов — Демоническое Око. Но вы про эти талисманы наверняка знаете, господин Сорю. И про легенду.

— Нет. И был бы очень рад услышать это от вас, Микако-сан. А также об источнике данных сведений.

Глаза Сорю опасно прищурились, и я вмиг распознал, что означает это выражение. «Я всё знаю про амулет, — говорил взгляд Синего Дракона, — но с какой стати подобной информацией владеете вы?»

Микако начала говорить:

— В одной из книг, хранившейся в библиотеке хозяйки, я прочла историю об абсолютных амулетах, способных созидать и разрушать миры. Много миллионов лет тому назад они рождались парами. Существовали амулеты Власти и Хаоса, Сознания и Материи, Сияния и Тьмы. Появлялись они в сердцах ныне вымершей расы богов, приносивших в сотворённые ими звёздные системы равновесие, гармонию и любовь. Однако, в конце концов, амулеты, рождённые из их сердец, неизменно доставались деспотам и тиранам. В итоге все абсолютные талисманы были признаны разрушительными. Боги, которых в Японии называют старшими, решили уничтожить рождающих талисманы богов, чтобы никто не обладал безраздельной властью над миром. Однако один из представителей вымершей расы однажды переродился на Земле. Это был Хо-масуби. Идзанаги распознал в своём сыне инкарнацию одного из самых древних во Вселенной богов и пожертвовал младенцем раньше, чем тот успел сделать свой первый вздох. Идзанаги сделал это, чтобы мир Земли не познал хаоса. Амулет, рождённый из сердца Бога Огня, был так силён, что мог разрушить всю солнечную систему, если бы его не расколол меч Идзанаги. Но один из осколков сердца Хо-масуби, затвердев, превратился в крупный алмаз, названный Ключом Миров и превращённый впоследствии хитростью герцога Астарота в Демоническое Око. С разрешения старших богов герцог добавил свою кровь в амулет, однако позаботился о том, чтобы крови оказалось так много, что изначально нейтральный в отношении добра и зла Ключ Миров склонился на сторону тьмы. Старшим богам удалось обнаружить уловку Герцога и запереть Око во мраке небытия в надежде, что амулет никогда не будет оттуда извлечён. Однако на случай, если кто-нибудь однажды решит воспользоваться талисманом, нужно было в противовес ему создать амулет, потенциально способный нейтрализовать силу Ока. Увы, такой амулет неоткуда было взять. Хо-масуби погиб, а он являлся последним представителем своей расы. Тогда старшие боги, поняв, что баланс добра и зла снова нарушен, изменили законы существования одного из промежуточных миров, создав условие для возникновения парного амулета. Второй талисман возникал в случае, если Бог Смерти, спасал жизнь человеку, уничтожая жизнь другого. Этот кристалл старшие боги назвали амулетом синигами, и он тоже потенциально был способен перейти на сторону света или тьмы. Всё зависело от соотношения света и тьмы в душах владельца и хранителя.

— Что ещё за «хранитель»? — с любопытством спросил у Микако синеволосый мальчик со своего места.

— У каждого талисмана обязательно должен быть дух-хранитель, — пояснила девушка. — Только благодаря связи душ хозяина и его хранителя амулет полностью пробуждается. Существуют также особые дни, связанные с солнечными и лунными фазами, когда можно уничтожить оба амулета или с их помощью изменить историю и будущее Земли. Всё зависит от того, кто в этот миг станет владельцем каждого из талисманов, и какое желание эти люди загадают в ответственный момент. Но дальше мне прочесть не удалось. Пришла госпожа, и я вынуждена была прервать чтение, а потом книга пропала из библиотеки. Больше я её никогда не видела. Однако по описанию камня и по его свойствам я догадалась, что моя госпожа владеет Демоническим Оком. Она постоянно боялась, что некий амулет однажды пробудится и помешает ей осуществить её замыслы.

Я с огромным вниманием дослушал рассказ Каэдэ-сан, как и остальные собравшиеся. Наконец-то, картина, никак не желавшая складываться прежде, стала собираться воедино.

Выходит, амулет синигами — не часть Ключа Миров, а самостоятельный талисман. И он способен помешать планам леди Эшфорд. Тогда становится понятным, почему Лилиан с таким рвением пыталась завладеть им, а когда ничего не вышло, заперла меня в замке.

Интересно, догадалась ли Каэдэ-сан, что мой рубин и есть тот самый амулет, пробуждения которого боится её госпожа?

Наверняка поняла. Микако ведь не глупа. И сейчас она, скорее всего, рассказывает эту легенду в надежде, что я сумею в ответственный момент остановить её хозяйку и спасти мир?

Наивная бедняжка. Если на одной чаше весов будет лежать судьба Земля, а на другой свобода Асато-сан, я выберу отнюдь не то, чего она ждёт…

Остальную часть истории о том, как мы попали в Генсокай, Микако рассказала таким образом, чтобы наши с ней версии не расходились.

Выслушав девушку, Сорю-сама долго смотрел в пустое пространство перед собой, затем сказал:

— Я не готов принять решение насчёт вас, поэтому ещё некоторое время вы оба поживёте в моём дворце.

«Опять, — мысленно простонал я. — С таким навязчивым гостеприимством нам не попасть домой и к празднику мацури!»

— А пока, — заговорил повелитель Генсокай, — Каэдэ-сан, отдайте книгу. Да-да, ту самую, которую держите в руках!

— Зачем? — Микако крепче прижала старинный фолиант к груди. — Здесь ничего не написано про амулеты. Это совершенно другая…

— Я знаю, — перебил её Сорю. — Тем не менее, я конфискую у вас этот опасный предмет и запру его, чтобы никто из людей больше не воспользовался им.

— Прошу, — срывающимся голосом заговорила девушка, — позвольте сначала вылечить Рэн-кун, а потом я отдам её!

Однако Сорю-сама был неумолим.

— Никакого колдовства на Земле с помощью этой книги больше не будет! Трактат О-кунинуси по непонятной причине оказался в человеческом мире, и некоторые, — тут Сорю метнул в мою сторону обвиняющий взгляд, — научились тому, что им знать не положено! Сузаку, забери книгу у госпожи Каэдэ и принеси сюда.

— Нет!!! — Микако попыталась поставить защитный барьер между собой и Сузаку, но у неё ничего не вышло.

Мой рубин безмолвствовал в ответ на мысленную просьбу о помощи.

Бежать? Бессмысленно. Через минуту нас поймают и запрут где-нибудь.

Полные слёз глаза Микако в отчаянии метались от повелителя Генсокай ко мне. Но чем я мог помочь Каэдэ-сан сейчас? И я просто отвёл взгляд в сторону.

Сузаку вырвала книгу из пальцев девушки и отдала её Сорю-сама. Повелитель Генсокай взял том, быстро пролистал страницы, удовлетворённо кивнул, после чего положил книгу на стол рядом с собой.

— Любопытно, — заметил он, глядя на поникшую Микако-сан, — люди всегда мечтали о бессмертии. Неужели вы чувствуете себя счастливой, госпожа Каэдэ, после того, как на вас испытали действие запрещённой магии, превращающей людей в полукровок? Вы сами пострадали из-за этой книги, но всё ещё пытаетесь использовать запретные ритуалы? Зачем?

Не дождавшись ответа, Сорю-сама резко ткнул пальцем в чёрную обложку.

— Именно книга О-кунинуси повинна в том, что души людей бесследно исчезают! Вампиры, тёмные маги, призраки, монстры появляются на Земле потому, что кое-кто много веков назад прикоснулся к этим знаниям, не имея на то никакого права. Тайная книга бога магии и медицины никогда не была предназначена для мира Земли. Эта магия существует на границе тьмы и света, но люди не умеют оставаться на этой грани и в итоге скатываются во тьму. Я сочувствую вам, Каэдэ-сан. Вы пытались найти средство исцеления для близкого вам человека, но запомните: ни один из ритуалов, описанных здесь, не поможет. Вы только усугубите положение. Когда люди в слепоте своей начинают пользоваться силой богов, лекарство превращается в яд. Молитесь за страдающего, но не думайте, что если вы хоть раз испытали на себе действие магии, вам когда-либо удастся избавиться от её последствий. Что вы делаете? — спросил он, ибо в это мгновение Микако поднялась на ноги и начала читать заклинание.

Глаза девушки засветились. В них быстро разгоралось яркое, нечеловеческое сияние.

Неожиданно в тронном зале поднялся страшный вихрь, сами собой распахнулись окна, захлопав створками, закачались обе люстры, висящие на потолке, но повелитель Генсокай одним движением привёл всё в порядок. Вихрь утих, а Микако в изнеможении рухнула на стул.

— Вам необходим отдых, — спокойно произнёс Сорю-сама, и мне показалось, что в этот момент он посмотрел на Каэдэ-сан с состраданием. — Я пошлю кого-нибудь за Кочин. Она поможет вам восстановить силы.

Правитель подал знак Бьякко. Юноша приблизился к Микако, осторожно тронул девушку за руку:

— Пойдёмте.

— Не хочу, — прошептала девушка. — Вы лишили меня последней надежды… Лучше убейте меня! Вонзите меч в моё сердце и читайте заклинание, ускоряющее кровотечение, пока я не перестану дышать! Я всё равно не смогу жить с осознанием того, что не сумела помочь Рэн-кун!

Помолчав немного, правитель Генсокай с интересом спросил:

— Кого вы так отчаянно стремитесь спасти? Кто этот Рэн-кун? Он вам так дорог?

— Не просто дорог, — Микако вдруг тихо улыбнулась. — Он единственный важный человек для меня на целом свете.

— Ваш жених?

— Нет. Рэндзи Саки Эшфорд младший — мой сын.

Комментарий к Глава 18. Книга О-кунинуси * Карта Бродмана – составлена немецким неврологом Корбинианом Бродманом в 1909 году, на ней изображены 52 отдела коры больших полушарий головного мозга, отличающиеся по своей цитоархитектонике (строению на клеточном уровне).

====== Глава 19. Дух-хранитель ======

В регистратуре клиники Дайго медсестра средних лет сообщила мне, что к пациенту разрешено впускать только ближайших родственников с разрешения лечащего врача.

— Куросаки-сан всё ещё в нестабильном состоянии, — пояснила она причину отказа. — После операции ему противопоказаны любые волнения.

— Но когда я звонил по телефону, вы говорили, что посещения не запрещены! Да мне и нужна всего пара минут!

— Ничем не могу помочь. Дождитесь доктора и переговорите с ним.

— Где найти его?

— Оймикадо-сенсей сейчас на операции. Освободится через три часа, — пояснила медсестра. — Кстати, — она критично осмотрела пакет, который я держал в руках, — у нас в клинике каждому прооперированному назначается индивидуальная диета. Ваши продукты могут вызвать аллергию.

— Там ничего опасного! — уверил я. — Только йогурт и гранатовый сок. Это разрешается, я проконсультировался со специалистом.

Упомянутым «специалистом» был, разумеется, Ватари, весьма недовольный тем, что я оторвал его от процесса празднования в Сёкан своими сообщениями.

— Я повторяю, то, что вы принесли, может быть противопоказано пациенту. Мы не имеем права рисковать.

— Хорошо, — я протянул медсестре пакет с продуктами, после чего пересёк холл и уселся в одно из кресел для посетителей.

Рассеянно просматривая медицинские журналы, я краем глаза наблюдал за всеми, кто входил и выходил из здания клиники. Через некоторое время моё внимание привлек мужчина лет сорока в сером плаще, подошедший к регистратуре. Светловолосый, высокий и подтянутый он напомнил мне давно забытого знакомого или персонажа из старого фильма, но, всматриваясь в черты его лица, я всё никак не мог понять, на кого же он похож.

До моего слуха доносились неразборчивые фразы: «Побеспокою вас…» и «Крайне необходимо…» Затем вошедший дважды повторил фамилию Куросаки. Я насторожился. Возможно, это совпадение, но вероятнее всего незнакомец спрашивает именно о Хисоке-кун.

Медсестра ненадолго задумалась, а потом позволила мужчине пройти, но тут же набрала по внутреннему телефону чей-то номер и стала взволнованно беседовать с ответившим ей человеком.

Я огляделся по сторонам. Кроме меня в холле никого не было. Я поднялся с места и ушёл в дальний угол приёмного отделения клиники. Тень от декоративных камелий, росших там, полностью поглотила меня. Когда я следил за Мураки, этот несложный фокус удавался всегда. Зайти в ближайшую тень и раствориться в ней, а потом выйти на освещённую часть комнаты уже невидимым. Так я и сделал сейчас, а затем направился к лифту.

На пластиковой панели мигал счётчик этажей. Я остановился напротив дверей и стал ждать.

Наблюдать за Мураки было гораздо труднее. Он вечно подозревал что-то, поэтому приходилось тщательно скрывать своё присутствие. Теперь же всё относительно просто. Этот человек вряд ли почувствует, что за ним следят.

Счётчик остановился на цифре «девять». И я телепортировался на девятый этаж.

Перед палатой Куросаки-кун дежурил полицейский.

Мне сразу стало не по себе. Полицейские обычно охраняют жертв покушений, свидетелей преступления или самих преступников. К какой из трёх категорий относится Хисока? Уверен, что не к последней. Он не мог совершить ничего противозаконного. Но тогда значит… Его жизни кто-то угрожает? Неужели в этом времени Хисока снова в опасности?

Пока я лихорадочно размышлял над этим вопросом, светловолосый мужчина приблизился к полицейскому и показал свои водительские права. Служитель закона кивнул и позволил ему пройти.

Я заколебался на секунду, а потом шагнул следом.

До сих пор думаю иногда, как одна случайность может изменить судьбу людей? Сколько раз временная линия становится иной не из-за использования машины времени, а из-за чьего-то произвольного выбора? Дважды? Трижды? Бесконечное число раз?

Наверное, всё в моей жизни могло бы сложиться иначе, не войди я тогда в палату Хисоки. Но я проник туда и остановился, опершись спиной о дверь. С этой позиции я не мог видеть лица посетителя, зато отлично заметил, как растерялся Хисока, когда обнаружил, что в его палате появился нежданный гость.

И этот гость, безусловно, имел право прийти сюда, минуя врача и охрану.

— Отец?! — юноша попытался приподняться на кровати, но мужчина остановил его властным жестом.

— Можешь не тратить время на церемонии, — у меня всё внутри похолодело и оборвалось, когда я услышал, каким тоном были произнесены эти слова. — Я пришёл изложить свои условия. Если у тебя хватит благоразумия выполнить их, то мы сохраним видимость нормальных отношений. На большее надеяться глупо.

— Отец …

— Не перебивай. Я приехал не для того, чтобы выслушивать твои жалкие объяснения. Ещё меньше я заинтересован в беседе с твоей кузиной. Уж если она решила родить ребенка вне брака и сбежала ради этого из дома, пусть сама отвечает за свои поступки. Но я могу предложить вам последний приемлемый вариант.

— Пожалуйста, выслушай! — не выдержал Хисока. — Мы не трогали твои деньги! Всё, чего мы хотели — уехать и начать новую жизнь!

— В течение недели, пока я буду находиться в Токио, вот на этот счёт, — проигнорировав слова сына, отец Хисоки порылся в кармане, извлёк оттуда лист бумаги и швырнул его на тумбочку рядом с больничной койкой, — должны поступить сто миллионов йен. Ровно столько, сколько исчезло из сейфа. Второе. Как только закончится твоё лечение, ты вернёшься домой. Третье. Ребёнок должен через семь дней находиться на чьём-то попечении. Не имеет значения, кому вы его отдадите, но чтоб духа его в нашей семье не было!

— Ребёнка зовут Моэка! Она чудесная! Отец, неужели ты не хочешь взглянуть на неё?!

— Только на изложенных условиях, — упрямо продолжал Куросаки-старший, так и не ответив на вопрос, — я заберу из полиции своё заявление. И ещё одно. Вада-сан готов повременить со свадьбой до февраля. Скажите спасибо, что я до сих пор покрывал ваши выходки, поэтому в Камакуре никто о случившемся не знает, исключая твою мать и Орито-кун. Остальным я сказал, что отправил вас в Иокогаму.

— Как ты можешь! — задохнулся от возмущения Хисока. — Тебе совершенно безразлично, что будет с Асахиной-тян?!

Ничем не выдав своих эмоций, отец Хисоки твёрдо проговорил:

— Выполните эти условия — вернётесь домой, как будто ничего и не было. Откажетесь — убирайтесь на все четыре стороны. Я перепишу завещание, и Орито-кун станет моим единственным наследником.

Вот теперь в глазах Хисоки мелькнул гнев. Такой же я прежде видел на лице Куросаки-кун из моего времени, когда он вспоминал о Мураки.

— Отец, кто угодно, только не он! Я не верю, что ты способен сделать его своим наследником! Пусть уж лучше им станет дядюшка Ивао!

— А мне и не нужно, чтобы ты во что-то верил, — резко перебил Хисоку отец. — Итак, у вас двоих есть неделя на размышления. Это всё. Кстати, я говорил сейчас и от имени твоей матери. Руй согласна со мной.

— Мама… согласна? — глаза Хисоки широко распахнулись, но он быстро взял себя в руки. — Ты и её настроил против нас? Тогда… Уходите, господин Нагарэ. Оставьте нас в покое.

— Господин? — усмехнулся мужчина. — Надо же, какие молниеносные перемены!

— Вы сами сказали, что откажетесь признавать меня своим сыном, если я не стану выполнять ваши условия. Такие условия я не буду выполнять. Деньги верну, хотя и не виноват в их исчезновении. Я пойду работать и верну всю сумму!

Нагарэ-сан расхохотался.

— Ты хоть понимаешь, что окажешься в тюрьме после разбирательства твоего дела в суде?! А на что ты обрекаешь Фудзивару-сан? Неужели родители оставили ей наследство для того, чтобы она отказалась от брака с уважаемым человеком и связалась с угонщиком мотоциклов?!

— Нобору-сан не такой!

— Ты тоже защищаешь этого проходимца? Ну-ну. Впрочем, неудивительно. Как показала практика, между вами нет значительных отличий.

Повисла тяжёлая пауза. Я замер, стараясь не шевелиться и не дышать, чтобы ненароком не выдать своего присутствия.

— Счастливого Нового года, — обронил вдруг Нагарэ, затем развернулся и быстро пошёл к выходу.

Я едва успел отскочить в сторону, чтобы он не столкнулся со мной. Дверь захлопнулась за его спиной.

Несколько минут я стоял посреди палаты, не двигаясь, и неотрывно смотрел на Хисоку, судорожно сжимавшего кулаки поверх простынь. Даже оставшись один, юноша старался «сохранять лицо». Я смотрел на его сжатые пальцы, гневно прищуренные глаза, ставшие за секунду совершенно тёмными, и внезапно мне захотелось подойти, крепко обнять его и сказать, что всё будет в порядке. Да, разрыв с семьёй — болезненная штука, но, чёрт побери, если это такая семья, может, не стоит и сожалеть?

«Хисока-кун, ты жив, на тебе нет проклятия, а, значит, всё наладится! Всё обязательно наладится!» — подумал я, и Хисока словно услышал мои мысли.

— Кто здесь? — спросил он, оглядывая пустое пространство перед собой. — Есть здесь кто-то? — повторил он вопрос, и его взор неожиданно остановился на мне.

Словно вор, застигнутый на месте преступления, я быстро переместился в свою комнату в Асакуса.

Рефлекторная телепортация, если так можно выразиться. Да, побег — единственное, на что меня обычно хватает в таких случаях. Будь на моём месте Цузуки, он нашёл бы способ расшевелить Хисоку, а я абсолютно бесполезен. Гораздо проще для меня свести годовой баланс или подготовить отчёт о расходах. Однако неужели я так и не найду возможность подбодрить Хисоку? Разве можно оставить его одного переваривать такое новогоднее «поздравление» от отца?

Пусть Куросаки-кун, который находится сейчас в клинике Дайго, не тот парень, которого я некогда знал, но … Этому юноше ещё труднее! У него совсем нет друзей. А я единственный, кто знает о его проблемах.

Я просто обязан что-то предпринять.

Разумеется, ответ Оймикадо-сан оказался отрицательным. Пожилой доктор, уставший после длительной операции, тем не менее пригласил меня к себе в кабинет, внимательно выслушал мою просьбу, умело вплетённую в изящную выдумку о родстве с семейством Куросаки, и печально покачал головой.

— Пациент на данный момент тяжело контактирует с малознакомыми людьми. Если, как вы говорите, он вас видел всего два раза в детстве, для него встреча с вами станет сильным стрессом, а их у Куросаки-сан и так было достаточно. К тому же он сам пожелал, чтобы к нему не пускали никого, кроме родителей и кузины. Приходите через неделю, возможно, ситуация изменится.

Некоторое время назад я бы счёл это здравым советом, но после подслушанного разговора я сильно усомнился в том, что состояние Хисоки улучшится так скоро, особенно если некому будет его отвлечь от грустных мыслей. Хорошо, что я заблаговременно подготовился к такому повороту событий.

— Тогда, — я протянул доктору небольшой пакет, — передайте Хисоке-кун вот это.

Доктор с любопытством опустил руку внутрь пакета и вынул оттуда игрушку-брелок для мобильного телефона.

— О, символ года, — невольно улыбнулся он, увидев жёлтого пушистого тигрёнка, болтавшегося на шёлковом шнурке. — Очень кстати.

— Это ведь не против правил? — на всякий случай уточнил я.

— Нет. Я передам ваш подарок.

— Спасибо!

Оказавшись на улице, я вдруг понял, что домой идти совершенно не хочется. Тогда я отправился в ближайшее кафе. И застрял там на полтора часа, сидя над чашкой остывшего чая.

История Хисоки никак не выходила из головы. Неужели Нагарэ-сан действительно верил, что можно сберечь репутацию семьи и позаботиться о будущем сына таким вот образом? Хисока теперь вряд ли захочет с ним общаться.

Я тоже сегодня сделал ход. Возможно, верный. Возможно, ошибочный. В любом случае пусть юноша узнает, что он в этом городе не один.

«Не переживай, Хисока-кун, — написал я на оборотной стороне открытки, оставленной в пакете вместе с брелком, — в следующем году всё будет намного лучше! Давай просто поверим в это! Тацуми Сейитиро». И оставил на открытке свой номер телефона.

Всё время, что я сидел в кафе, а потом бродил по улицам Токио, я напряжённо размышлял о том, позвонит ли Хисока. И если позвонит, то что спросит?

Кто я такой? Какого чёрта влезаю в его жизнь? Откуда знаю, что в следующем году всё будет лучше?

Так или иначе я просто хотел услышать его голос, наверное, томясь от собственного одиночества. И если бы Хисока, позвонив, грубо рявкнул, чтобы я больше не смел присылать ему всякие идиотские подарки, потому что он знать не знает, кто я такой и откуда взялся, я бы всё равно обрадовался.

Когда совсем стемнело, и последняя надежда растаяла, я вдоволь посмеялся над собой, раздумывая о том, как шутит иногда судьба, сталкивая вместе одиноких людей. А ведь всё, что им нужно — ощутить немного тепла…

В половине двенадцатого я сел в первый подвернувшийся автобус, который, как оказалось, шёл в сторону Сиба-коэн, однако я приехал туда в тот момент, когда колокола храма уже перестали звонить. Празднующие начинали расходиться.

Я дождался, пока площадь перед Дзодзёдзи опустеет, а потом, постояв немного, собирался возвращаться домой, как внезапно до моего слуха из глубины парка донёсся приглушённый женский вскрик.

Яркий фиолетовый свет вспыхнул где-то вдалеке и мгновенно погас. Потом снова загорелся и опять пропал. Это определённо не мог быть ни уличный фонарь, ни огни иллюминации.

Рванувшись вперёд, натыкаясь в спешке на ветки деревьев, стараясь не потерять из вида источник света, я выбрался к тому месту, куда жители Токио в апреле приходят полюбоваться цветущей сакурой на праздник о-ханами.

Но то, что я увидел сейчас, заставило мою кровь застыть в жилах. Пригвождённая когтистыми лапами огромного чудовища к земле передо мной распласталась молодая женщина в вечернем платье. Её плащ был весь изорван и перепачкан, длинные тёмные волосы мокры от талого снега. Источником же света, который я заметил ранее, являлась рукоять кинжала, висевшего на шее женщины, украшенная единственным крупным аметистом.

— Вызови духа-хранителя! — утробно прорычало чудище, и в лучах ирреального свечения, окружавшего этих двоих, я без труда узнал звериный оскал Саргатанаса. — Или отдай мне Око!

Женщина с молчаливой ненавистью взирала на монстра, прижимавшего её к земле, но ничего не отвечала.

— Я заставлю тебя защищаться! — предупредил демон. — Ты всё равно вызовешь его! Зачем упрямиться? Неужели ты не хочешь сразиться со мной сейчас?

— Не дождёшься!!! — выкрикнула женщина.

Затем протянула руки и вцепилась в клыкастую пасть. С кончиков её пальцев начали срываться фиолетовые искры.

Саргатанас захохотал.

— Борешься со мной с помощью силы, действию которой сама же сопротивляешься? Как долго ты выдержишь в этой неравной схватке? Ты могла бы стать нашей Королевой, но ты сейчас так слаба, так ничтожна!

— Проваливай!!!

— Чтобы приказывать мне, тебе нужно меня сначала одолеть, а ты — глупая-глупая девчонка, которая боится просто взять то, что само идёт к ней в руки! Отдай амулет или сразись со мной! Если не хочешь, чтобы и я тоже стал частью тебя! — и монстр широко разинул свою пасть, собираясь вцепиться в женщину.

Этого ни в коем случае нельзя было допустить.

Я с самого начала держал наготове Тени, выбирая удачный момент для нападения, и сейчас приказал им атаковать. Тени метнулись к Саргатанасу, обвились вокруг него, а затем отшвырнули прочь, позволяя женщине подняться с земли.

— Беги!!! — закричал я незнакомке. — Спасайся!!! Долго я не сумею его удерживать!!!

Однако вместо того, чтобы убежать, эта странная леди не спеша встала, отряхнула платье, а затем посмотрела на меня своими завораживающими глазами, в которых полыхал тот же огонь, что и внутри камня на рукояти её кинжала.

— Зачем вы вмешались? — спросила она.

— Чтобы вас спасти, — растерялся я.

— Но я никого не звала на помощь. Уходите.

Такого я, признаться, не ожидал. И продолжал стоять на месте.

— Вы оглохли? — продолжала говорить женщина. — Неужели вы думаете, что я не справилась бы сама? Я не хотела его убивать, удерживала внутри барьера собственной силой! А вы разрушили барьер! И теперь из-за вас мне придётся совершить то, чему я так отчаянно сопротивлялась! — и она сжала кинжал обеими руками. — Дух-хранитель, поклявшийся мне в верности, явись и защити меня!

Внезапно все звуки исчезли. Огненный вихрь взметнулся с земли до небес. Он окружил женщину со всех сторон, а потом из эпицентра пламени возник ослепительно прекрасный демон с лицом Цузуки Асато.

Я взглянул на него и невольно отшатнулся. Ужас пронзил мою душу. Словно беспощадный дух мщения, вырвавшийся из преисподней, этот некто, укравший оболочку моего бывшего напарника, явно готовился уничтожить всё живое. Его тело, казалось, состояло из бушующего пламени, стремящегося сжечь всё вокруг. Тода мог бы проиграть в сражении с ним.

Взглянув на этого Цузуки, я сразу понял, что спасения ждать неоткуда. Саргатанас, спелёнатый моими Тенями, похоже, осознал то же самое и в отчаянии взвыл, но было поздно.

Огромный оранжевый протуберанец, отделившийся от огненного вихря, достиг Саргатанаса, и поглотил его вместе с расположенными поблизости деревьями.

Ещё секунда — и я сам оказался в кольце пламени, а демон, похожий на Цузуки, равнодушно взирал на мою гибель. Ему было всё равно.

Небеса покрылись рваными трещинами. Я попытался защитить себя с помощью Теней, но смертоносное пламя уже ворвалось в глаза, горло, лёгкие, окутало меня со всех сторон. И дыхание оборвалось.

В ту секунду я был уверен, что больше никогда не сумею воскреснуть: ни как человек, ни как синигами.

Очнувшись, я обнаружил, что лежу на ступенях храма Дзодзёдзи, а над парком вздымаются густые клубы дыма. Где-то вдалеке слышался вой пожарных сирен.

Человек, сидевший позади меня, удерживал мою голову на своих коленях, чтобы она не касалась каменных плит.

— Не двигайся, — сказал он, — пока твои раны не затянутся.

— Цузуки-сан! — я резко рванулся, пытаясь вскочить на ноги, но мне не позволили.

— Лежи тихо и восстанавливайся. Моя кровь целительна, но её действие не мгновенно.

— Твоя кровь?! — я снова дёрнулся и понял, что зря. — Проклятье, больно!

— Ещё бы, — последовал мрачный ответ. — Ты едва не погиб.

— А Саргатанас?

— Его нет в живых.

— Невероятно, ты опять его уничтожил! — восхитился я.

Неуместная радость, конечно. И нелепая к тому же.

— Опять? — слабо удивился Асато.

— Не важно.

Я снова сделал попытку подняться, но безуспешно.

— Прекрати дёргаться. Сколько можно?

— Хочу убраться отсюда, пока полиция или пожарные нас не обнаружили.

— Не беспокойся. Вокруг тебя плотный магический барьер, который исчезнет лишь после того, как ты будешь в состоянии телепортироваться.

— Ты создал его?

— Да.

— Но как тебе удаётся делать все эти вещи, если ты не Бог Смерти?! Или ты… демон?

Молчание. Только налетевший откуда-то порыв ветра принёс с собой запах горелой древесины.

— Цузуки, кто ты сам и кто эта женщина? Почему она ведёт себя так, словно ты её шикигами?!

— Я могу сказать тебе лишь одно: ты выжил, потому что моя госпожа этого захотела. Она приказала спасти тебя, и я спас.

— А если бы, — я судорожно сглотнул, — она не приказала? Ты бы не стал меня спасать?

— Нет.

Сердце проткнула стальная игла.

Надо же, а говорят, что после смерти сердце болеть не может… Какая жестокая ложь!

— Я бы не стал тебя спасать, потому что не смог бы противиться её воле, связывающей меня, — признался Цузуки. — Я не сумел бы спасти никого без её желания, даже если бы захотел. Даже если бы любил того, кого убиваю, больше жизни. Но, став причиной твоей гибели, я бы навсегда возненавидел себя и ту, которую некогда поклялся защищать. Счастье, что ничего подобного сегодня не случилось!

Боже… Во что судьба втянула этого Цузуки? Кем он стал, если не может распоряжаться собственной жизнью без чужих приказов?

— Расскажи мне всю правду о себе, Асато-сан, умоляю! Я хочу тебе помочь!

— Не надо, Тацуми-сан.

— Почему?!

— Мне нельзя помочь. Я в последний раз тебя прошу, не попадайся больше на моём пути.

С этими словами Цузуки опустил мою голову на мягкий кусок ткани и ушёл, оставив меня одного. Когда я собрался с силами и сумел подняться, то увидел, что лежу на его плаще. Я сжал тёмную ткань в руках, уткнулся в неё лицом и, кажется, закричал.

Почти не помню, как телепортировался в квартиру, принял ванну и улёгся на диван. Меня знобило. Ненадолго я забылся тяжёлым сном, и в этом кошмаре я видел прекрасную молодую женщину с кинжалом в руках, которая пыталась напасть на меня. В конце концов её острый клинок вонзился мне в горло. Фонтан крови брызнул на руки, на паркетный пол незнакомой комнаты, а я сам провалился в ледяную темноту.

Я вскочил на постели у себя дома, хрипя и хватая ртом воздух.

Часы показывали десять ноль семь утра. Голова раскалывалась, словно с тяжёлого похмелья. Пошатываясь, я поднялся с дивана и отправился в ванную, чтобы умыться и прийти в себя.

Сигнал мобильного телефона застал меня врасплох.

Сообщение от Ватари? Странно, мы же только вчера виделись. Неужели у него опять есть новости?

Я нажал кнопку, чтобы прочесть текст сообщения, и через полминуты от головной боли не осталось и следа:

«Ну как праздник? — гласила SMS. — А я тружусь в поте лица. Слыхал про пожар возле Дзодзёдзи? Говорят, полыхнуло так, что целый парк выгорел. Даже ограда расплавилась. Из людей никто не пострадал, но в Сёкан рассказывают, что один из демонов погиб. Саргатанас, кажется. Странно, правда? Есть и другие новости. Видишь ли, пока ребята праздновали, я снова влез в списки Дворца Свечей, чтобы разобраться с ними и внезапно узнал кое-что… Сейитиро-кун, я ничего не понимаю. Душа Мураки-сан значится пропавшей со вчерашней ночи. С нуля часов двадцати трёх минут. Как ты думаешь, что бы это значило?»

====== Глава 20. Лица и маски ======

Некоторое время я стоял с телефоном в руках, словно до меня не доходил смысл прочитанного. Когда же пришло осознание случившегося, нахлынула тёмная волна отчаяния. Невероятно, стоило перестать наблюдать за Мураки, и он пропал! Всё-таки его нельзя было выпускать из вида! Пять лет слежки насмарку!

Усевшись на диван, я пытался сообразить, что теперь делать. Вдруг меня посетила совершенно безумная мысль: а что если доктор, исчезнув, по счастливой случайности не захватил амулет с собой? Тогда вероятно, обнаружив рубин, я стану его следующим владельцем? И проблема решится: не надо никого уговаривать, умолять, торговаться… Но для этого придётся поторопиться, пока к Мураки домой не заглянул кто-нибудь ещё!

Я так спешил, что едва не выскочил на улицу в домашней одежде. Вовремя опомнился, переоделся, накинул плащ и телепортировался в Сибуйя.

Четыре с половиной года назад Мураки купил себе коттедж в одном из престижных районов Токио, даже не подозревая, что жить там будет большую часть времени не один. Впрочем, нет. Он догадывался. Я до сих пор удивляюсь, как ему удалось не свихнуться, ощущая моё присутствие рядом, но не имея возможности увидеть меня.

Мне был знаком каждый уголок его дома. Сам того не желая, я каждый день восхищался удачным сочетанием классики и модерна в интерьере комнат, подбором мебели, дизайном спален и гостиной. Надо отдать Мураки должное, у него имелся вкус и чувство меры. Он использовал свои любимые цвета в оформлении дома, но коттедж от этого не стал казаться холодным и неуютным. Скорее, спокойным и располагающим к уединению. Я чувствовал себя там вполне комфортно, даже в некоторой степени сроднился с этим местом.

Большую часть свободного времени доктор проводил в лаборатории на первом этаже, где хранились образцы экспериментальных препаратов и медицинские инструменты. Некоторые разработки ему удалось запатентовать, остальные находились в стадии апробации. Но я не припомню ни единого случая, чтобы он испытывал на людях свои незавершённые изобретения или подвергал чью-то жизнь опасности. Этим он выгодно отличался от прежнего Мураки.

Очень часто доктор засиживался вечерами в гостиной перед камином с распечатками статей, внося окончательные правки в текст перед их публикацией в журналах. Только далеко за полночь он поднимался наверх и ложился спать.

Иногда его мучила бессонница, и тогда Мураки всю ночь меланхолично курил, погружённый в свои мысли. Он мог сидеть часами в одном и том же кресле с бесстрастнымвыражением лица, не меняя позы, а потом вдруг подняться в свой кабинет и написать научный доклад. Его работоспособность в такие моменты меня поражала.

Порой он возвращался домой с какой-нибудь роскошно одетой молодой особой и практически сразу уводил её на второй этаж, а я понимал, что следить за ним до утра не имеет смысла. В таких случаях я отправлялся в библиотеку пролистывать книги или гулял по саду.

Два раза в месяц доктора навещала его невеста: миловидная девушка с выразительными глазами, чем-то отдалённо напоминающая ребёнка. Мураки принимал её радушно, даже выражение его лица становилось более тёплым и располагающим, но я не припомню случая, чтобы он хоть раз поцеловал её или как-то иначе проявил свои чувства. Эти двое никогда не уединялись наверху и, кажется, их официально заявленные отношения оставались пустой формальностью. Однако они всегда заботились друг о друге и, похоже, им нравилось проводить время вместе. Возможно, им действительно стоило пожениться, но они явно не собирались заключать брак. Мне это было непонятно. А, впрочем, я и не пытался понять. Всё, о чём я мог думать — это амулет, в котором предположительно должна была находиться душа Цузуки-сан.

Неделю назад я понадеялся, что выматывающая слежка, наконец, закончена, однако ошибся. И сегодня личный призрак доктора Мураки снова вернулся к нему.

Подойдя к двери дома, я принял видимый облик и позвонил. Поскольку за порядком в коттедже присматривали горничные, приходящие по расписанию, а повар, садовник и шофёр появлялись лишь по звонку Мураки, я был уверен, что никого из посторонних с утра в доме не застану.

Жалюзи на окнах были опущены. Я надавил на кнопку звонка, пообещав себе, что если через минуту мне никто не откроет, я перемещусь в гостиную и начну поиски амулета.

Однако стоило об этом подумать, как дверь распахнулась. В проёме возник довольный Мураки, застёгивавший запонки на манжетах новой рубашки. Увидев меня, он широко улыбнулся, и я вдруг с ужасом понял, что эта циничная ухмылка никак не могла принадлежать человеку, с которым я беседовал в Гинзе перед Рождеством. Не отрывая взгляда от моего лица, доктор откинул пряди волос со своего лба, будто невзначай продемонстрировав мне зажившие рубцы вокруг правого века и искусственный имплантант с очень качественной имитацией радужной оболочки.

Если бы земля разверзлась под моими ногами, это не поразило бы меня сильнее. В глазах внезапно потемнело, а дыхание прервалось.

— Ты?! — кажется, больше ничего не удалось выдавить из себя. — Ты!

— Надо же, — проговорил доктор с наигранным оптимизмом, — сам ответственный секретарь Энма-Тё явился меня поздравить! Чем обязан, Тацуми-сан?

— Где Мураки? — нелепость собственной фразы я осознал лишь мгновение спустя.

— А вот он я! — доктор по-шутовски раскланялся передо мной. — Или вы искали в моём доме кого-то другого? Странно, странно. Давайте я вам помогу справиться с нервным тремором рук. Вы предпочитаете бромид натрия или валокордин? О! Экстракт пиона. Настоятельно рекомендую. Мягкое седативное действие — всё, что вам сейчас необходимо.

— Какого чёрта ты здесь делаешь? — мне, наконец, удалось чётко сформулировать вопрос.

— Живу, — он спокойно пожал плечами.

— Тебя не должно быть здесь.

— Жаль вас разочаровывать, Тацуми-сан, но уезжать из Токио в ближайшие годы я не намереваюсь, — с сожалеющим вздохом заметил Мураки. — А вы действительно переутомились. Нелёгкая ночка выдалась? — он протянул руку, собираясь похлопать меня по плечу, и я инстинктивно дёрнулся назад, как если бы ко мне подполз тарантул.

— Я обязательно выясню, что тут происходит!

— А это как вам будет угодно, господин ответственный секретарь, — не стал спорить со мной Мураки.

Переместившись назад в Асакуса, я спешно стал набирать сообщение для Ватари. Пальцы мои всё ещё дрожали от волнения, и я с трудом попадал на нужные кнопки. Наконец, отправил SMS.

Ютака-сан телепортировался в мою комнату через пять минут в помятой одежде, покрытой ярко-оранжевыми пятнами.

— Почему такая срочность? — недоумённо спросил он. — Я едва не угробил мою 003 и не разнёс вдребезги всю лабораторию! Хорошо, что колба взорвалась внутри герметичной ёмкости, а не то… Впрочем, ладно! Что случилось у тебя?

— Мураки снова стал маньяком с протезом вместо глаза, — кратко ответил я.

— Ничего себе! — присвистнул Ютака, явно впечатлённый новостью. — Рассказывай.

Стараясь удерживаться от излишних эмоций, я поведал ему о пожаре возле Дзодзёдзи и о визите к доктору в Сибуйя. Ватари долго переваривал информацию, наконец, вымолвил:

— Похоже, в последнее время события сдвинулись с мёртвой точки. Чего-то подобного я и ожидал. Боюсь, в дальнейшем произойдёт много плохого. Надо приготовиться к этому.

— Почему?! — мой страх и собственные дурные предчувствия всколыхнулись с новой силой.

— Просто домыслы. Возможно, ошибочные. Не думай пока об этом. По поводу происшествия в парке… Совершенно очевидно, что та женщина, с которой ты столкнулся возле храма, управляет сознанием Асато-сан с помощью артефакта, — Ватари задумчиво потёр переносицу, — но данный магический предмет мне незнаком, так что я ничем тебе не могу помочь. Меня гораздо больше интересует, зачем она спасла тебя? Нет, ты не подумай, я, разумеется, ни в коем случае не желаю тебе смерти, но с её точки зрения, зачем она спасла тебя? Ты ведь нежелательный свидетель. Сомневаюсь, что эта дама прониклась сочувствием к твоей скромной персоне. Возможно, ты нужен ей? Если это так, она вскоре найдёт способ связаться с тобой. Вот тогда и лови момент — спроси её обо всём, что тебя интересует.

— Но зачем я ей, по-твоему, сдался? Она сильный тёмный маг, а я — обычный синигами. Тенями могу управлять, конечно, но это единственное моё преимущество перед остальными служащими в Энма-Тё. А эта женщина… Она же, как Мураки, — внезапно смутная догадка шевельнулась внутри. — Погоди, Ватари! Я обнаружил её в парке примерно в то же самое время, когда душа доктора якобы пропала! Всего несколькими минутами позже. Как думаешь, два эти события — совпадение?

— Не знаю, — пробормотал себе под нос Ватари. — Вот если бы совпало не только время, но и место, тогда бы я точно сказал тебе: нет, Сейитиро-кун, это не совпадение. Но кому же известно место, где находился Мураки непосредственно перед тем, как начал числиться в наших списках пропавшим?

— Место неизвестно, ты прав. Но вот что ещё странно: сегодня утром у меня вдруг возникло устойчивое ощущение, будто я некогда встречал эту даму и даже знал её имя.

— Ты что-то вспомнил?! — встрепенулся вдруг Ютака.

— Нет, это, наверное, из-за кошмара, который мне приснился. Будто она мне кинжалом горло перерезала, — я усмехнулся. — Но я же Бог Смерти. Ничего, регенерировал.

— Скажи, как часто тебе кошмары снятся в последнее время? — обеспокоился вдруг Ватари.

Я призадумался.

— Пожалуй, это был первый за пять лет.

Ютака ничего не ответил, напряжённо размышляя о чём-то своём.

— Как думаешь, почему Энма-Дай-О-сама ничего не предпринимает в отношении этой женщины? — снова заговорил я, воспользовавшись паузой. — Она такое вытворяет, что ею давно пора заняться!

— К сожалению, в Сёкан о ней ничего не известно, — вздохнул Ватари. — Я много чего раскопал в архиве Мэйфу, но информация о даме с кинжалом не проскакивала ни разу. Даже мельком.

— Она устраивает поджоги, являясь возможно, одним из сильнейших демонов или тёмных магов, а вы ничего не знаете?! — поразился я. — Чем же тогда отдел вообще занят?!

— Скажи, а в том времени, которое ты покинул, об этой женщине кто-то слышал? — задал мне встречный вопрос Ватари.

Я попытался припомнить, но не вышло.

— Нет. Однако у нас необъяснимые пожары случались только в начале XX столетия, а потом прекратились. Неужели ты считаешь, что причина пожаров была той же самой?

— Доказательств у меня, конечно, нет, однако некоторые предположения о том, в какой стороне искать ответы, имеются. Напомни, когда в покинутой тобой реальности произошёл последний пожар, после которого погибшие души утратили память?

— В одна тысяча девятьсот восемнадцатом году.

Ватари встал с места и начал ходить взад и вперёд по гостиной.

— Всё указывает на то, что я прав, — изрёк он, наконец. — Боюсь, Сейитиро-кун, вы с Цузуки-сан не изменили прошлое своего мира, а попали в другой мир, существующий параллельно с вашим, и внесли изменения именно в него. Причём, как видишь, некоторые события стали отличаться от событий в вашем мире в восемнадцатом году, а не в восемьдесят первом и не в девяносто втором.

— Ты хочешь сказать, что, прибыв в конец двадцатого века в ваш параллельный мир, мы с Цузуки-сан каким-то образом повлияли на события, произошедшие здесь в начале столетия? — взволновался я.

— В принципе, вы могли повлиять, — задумчиво кивнул Ютака. — Время — не прямая линия, а многомерное подпространство разных вариантов событий, как случившихся, так и никогда не произошедших. Перемещаться по нему можно разными путями, если уметь, конечно. Ваше перемещение могло изменить и весьма отдалённое прошлое. Однако, учитывая последние события, я больше склоняюсь ко второй версии.

— Какой же?

— Думаю, был третий путешественник во времени, кроме вас. Это лишь моя теория. Но давай предположим, что некий субъект отправился в прошлое раньше вас и каким-то своим поступком изменил события, начиная с одна тысяча девятьсот восемнадцатого года. Именно в этой точке, где были внесены первые изменения, единый мир раскололся надвое. Вы с Цузуки-сан, отправившись из будущего первого мира, попали в прошлое мира «номер два». А вчера ночью, вероятнее всего, два Мураки-сан из параллельных реальностей поменялись местами. Именно поэтому душа второго доктора стала считаться потерянной, ибо он выпал за границы породившей его Вселенной. В то время, как маньяк из первого мира явился сюда, заменив в физическом мире своего двойника. Поскольку душа этого доктора здесь не рождалась, его появление никак не отменило того факта, что душа его предшественника без вести пропала. С Цузуки-сан, вероятно, история иная. Его сознание стало частью магического артефакта из иного мира, следовательно, он по-своему тоже «выпал» из реальности.

— Что-то мне не по себе, — честно признался я, выслушав Ватари. — Как это произошло? Ведь «машину времени» в этом мире ты не изобретал!

— Межвременные перемещения могли затронуть целостность границ миров, и теперь перемещаться между реальностями можно без «машины времени». Или был ещё какой-то фактор, сыгравший роль катализатора в происшедших вчера событиях. Сложно сказать. В любом случае от Мураки из первого мира мы правду не услышим. Он, скорее всего, в курсе происходящего, но с нами своим знанием не поделится. Надо провести самостоятельное расследование. Идём! — и Ватари потянул меня за руку.

— Куда?

— К Графу. Хочу задать ему вопрос и лучше, чтобы ты был рядом.

— Я могу столкнуться с самим собой в Мэйфу! Ты забыл?

— Не столкнёшься, — успокоил меня Ватари. — Синигами сейчас празднуют Новый год в Хаконе. Один я без выходных работаю. Нет-нет, — рассмеялся он, увидев моё выражение лица, — я не жалуюсь. Мне нравится работать. А в Хаконе я сто раз бывал, поэтому вчера, когда мои коллеги отправились спать, я опрокинул пару глотков отрезвляющего эликсира и вернулся в лабораторию. Короче, надевай свой парадно-выходной костюм и…

— Зачем? — с подозрением спросил я. — Повседневной формы одежды для посещения Дворца Свечей разве недостаточно?

— Н-ну, — смутился Ютака, — мы в гости отправляемся. К тому же сейчас праздник. Давай, оденься получше!

— Вообще-то мой новый костюм сгорел, — с печальным вздохом признался я. — И если бы я случайно не выронил свой мобильный возле храма, когда побежал искать источник света, то телефону тоже пришёл бы конец.

— Ты, получается, в новогоднюю ночь регенерировал перед храмом Дзодзёдзи в самом центре Токио, будучи абсолютно голым? Стыд-то какой, Сейитиро-кун! — глаза Ватари смеялись.

Однако мне было сейчас не до шуток.

— Что ты там себе представил! — вознегодовал я. — Мы с Цузуки-сан находились внутри защитного барьера! Меня никто не видел, кроме…

И тут я запнулся. Судя по ехидной улыбке Ватари, он собирался ещё что-то сказать, но усиленно размышлял, стоит ли? Наконец, не выдержал:

— Если Цузуки-сан дождался момента, когда твоё тело полностью восстановилось, то он, возможно, подумает, что не так уж и плохо было бы увидеться с тобой снова? Подумаешь, возьмёт увольнительную у своей суровой хозяйки на пару-тройку часов!

— Прекрати чушь нести! — мои щёки запылали, словно у мальчишки, которого уличили в подглядывании за одноклассницами.

— Умолкаю, — беззвучно смеясь, Ватари приложил палец к губам. — Ладно, поторопись!

— Но о чём ты собираешься спросить у Графа? — недоумевал я, начиная завязывать галстук перед зеркалом.

— Ведётся ли у него список неизвестно откуда возникших душ? Если такой перечень существует, то полагаю, мы непременно увидим там имя Мураки и таким образом подтвердим мою теорию.

Я согласился с Ватари, и мы переместились в тенистый сад, расположенный вокруг Дворца Свечей.

Надо отметить, манеры Хакушаку-сама из этой реальности ничем не отличались от бессменного смотрителя Дворца Свечей, которого некогда знал я. Граф был таким же утончённым, аристократичным и откровенно распутным.

Вследствие отсутствия Цузуки-сан в Мэйфу здешний Хакушаку-сама нашёл себе другой объект для воздыханий. Ватари повёл себя как мудрый стратег, не сообщив заранее, кем является этот несчастный. Я мог бы, наверное, догадаться по его обмолвкам, но моё сознание стойко защищало меня от открытия истины. И не зря.

Ватсон накрыл для нас стол в зале для официальных приёмов. В окружении тысяч свечей мы сидели и медитативно прихлёбывали из фарфоровых чашек ароматный «Дарджилинг», пока Хакушаку-сама пространно разглагольствовал о несомненных преимуществах сорта Camellia sinensis перед ассамскими чаями. Потом его маска величественно выплыла из-за стола, приблизилась ко мне, и я услышал приятный голос, соблазнительно промурлыкавший мне в ухо:

— Сейитиро-кун, если бы ты почаще заходил, я бы угостил тебя чем-нибудь покрепче!

От неожиданности я едва не уронил очки в чашку с чаем. Захлебнулся очередным глотком и громко закашлялся. Граф, недолго думая, похлопал меня по спине.

«Ну, Ватари, хитрый ты манипулятор! Неужели трудно было предупредить?! Впрочем, тогда бы я точно сюда не пошёл».

Внезапно я заметил усиленные подмигивания Ютаки. Дескать, не теряйся, спрашивай!

Только теперь я в полной мере осознал, что чувствовал Цузуки-сан, приходя к Графу с просьбами о чём-либо и неумолимо увеличивая размер своей кредиторской задолженности. При одной мысли о том, что я сейчас начинаю повторять чужие ошибки, мне захотелось рассыпаться в песок.

Интересно, как много долгов успел наделать здешний Тацуми? И расплачивался ли уже?

Вот только не это! Не пришлось бы мне отдуваться за чужие невыполненные обещания!

Однако, судя по поведению Графа, Тацуми из этого мира прочно удерживал оборону. Хакушаку-сама лишь надеялся на воздание в будущем, но, видимо, пока не получил даже промежуточных дивидендов со своих инвестиций, не говоря о финальных выплатах.

Мысленно возблагодарив судьбу за то, что Сейитиро из этой реальности ещё не поддался на уловки Графа, я промолвил:

— Хакушаку-сама, я, знаете ли, беспокоюсь за судьбы людей. Так много душ бесследно исчезает в последнее время.

— С чего бы вам беспокоиться, мой прекрасный Повелитель Теней с глазами, подобными летнему небу? Пусть этим занимаются рядовые синигами. А вы ответственный секретарь. Это не ваша забота.

— Да, но если предположить, что пропавших не отыскивают даже Боги Смерти, наверное, стоит обеспокоиться?

— Возможно, — Граф, пользуясь моментом, начал нежно поглаживать кончиками пальцев в бархатной перчатке мою шею, слегка задевая мочку уха.

Я занервничал. И не потому, что мне были неприятны эти прикосновения. Наоборот, будь оно всё проклято, Граф отлично знал, что делает!

— Вот если бы, например, — мой голос невольно дрогнул, — во Дворце Свечей велись списки появляющихся из ниоткуда душ, тогда, наверное, можно было бы отследить закономерность в происшествиях с исчезновениями?

Ватари едва приметно наклонил голову в знак одобрения, показывая мне, что я пока всё делаю правильно.

— Наверное, — продолжал жарко дышать мне в затылок Граф, прижимаясь сзади к спинке моего стула.

Рука в перчатке плавно соскользнула на моё плечо, на талию, а оттуда — на бедро.

Да провались оно всё в тартарары! Как некоторые ухитряются добывать информацию в таких условиях?!

Немного отстранившись от Графа, я уточнил:

— Так списки существуют?

— Какие? — невинно переспросил Хакушаку-сама.

Он вообще слушает меня?

— Душ, которые возникли непонятно откуда!

— Нет, — снисходительно пояснил Граф. — Мы ищем пропавшие души, но появившиеся из ниоткуда невоплощённые существа нас не интересуют.

— Погодите-ка, — возмутился я. — Это явная недоработка! Если одни души могут пропасть в неизвестном направлении, то что мешает другим неизвестно откуда появляться? И почему такие перемещения никого не волнуют?

Граф задумался.

— Верно, — согласился вдруг он. — Следует внести предложение, чтобы списки неизвестно откуда появляющихся душ составлялись. Я доложу Энма-Дай-О-сама, что это была ваша идея!

— Не стоит! — поспешно воскликнул я. — Пусть лучше всё будет выглядеть так, словно вы сами догадались.

— Тацуми-сан, вы столь умны, я просто не могу выразить своего восхищения! Неужели вы сегодня снова ускользнёте, как дым, как облако, оставив в моих руках лишь печаль одиночества?

«Ускользну, разумеется, будь ты хоть трижды романтик. Не ночевать же в объятиях того, кто за столько лет не додумался завести у себя нужные списки? Кроме того, замены меня не интересуют».

Откланявшись, под благовидным предлогом мы с Ютакой покинули Дворец Свечей.

— Жаль, — вздохнул Ватари, когда мы снова оказались в моей гостиной, — ничего нового не выяснили.

— Ещё как выяснили! — гневно воскликнул я. — Граф, оказывается, клеится к моему двойнику! И ко мне заодно, поскольку не видит между нами разницы!

— Ну да, есть немного, — как ни в чём не бывало заметил Ютака, сосредоточивая внимание на своих ногтях, явно понесших урон от последнего эксперимента со взрывающимся оранжевым веществом. — Однако Тацуми-сан активно избегает встреч с ним. Особенно — наедине. Граф уже всю голову сломал, как его покорить.

— И ты решил помочь Графу осуществить задуманное?

— Я просто знал, что тебе он ни в чём не откажет. Если Граф сказал, что списков нет, значит, их действительно нет. И вообще он в прошлом году ко мне кадрился, но с некоторых пор я его не интересую, — тут Ватари умолк, поняв, что сболтнул лишнее.

— Тогда понятно, каким образом ты увидел его во плоти! — усмехнулся я. — Стало быть, Хакушаку-сама действительно никому не показывается, кроме особых случаев?

— Я делал ему массаж! — начал поспешно оправдываться Ватари. — И ничего больше!

— Да-а? — в моём голосе прозвучало гораздо больше ехидства, чем я собирался продемонстрировать.

— Сейчас я всё объясню, — лицо Ютаки порозовело. — Как-то раз я пришёл к Графу обсудить свойства магических растений и заодно попросить для своих опытов несколько образцов. В тот день Хакушаку-сама мучили боли в спине, вот он и попросил растереть его согревающей мазью, заодно сделав ему хороший массаж. Больше ничего не было!

— Возможно-возможно.

— Это правда!

— Успокойся, — рассмеялся я, увидев его растерянность и смущение, — это я тебе отплатил за твои двусмысленные намёки на меня и Цузуки-сан. Твои отношения с кем-либо меня не касаются, конечно. Лучше подскажи, как быть с Мураки?

Ватари немедленно посерьёзнел, услышав упоминание о докторе.

— Не хочу показаться пессимистом, — продолжал я, — но этот доктор, в отличие от своего пропавшего двойника, в совершенстве владеет мастерством телепортации и вызова шикигами. Слежка вряд ли окажется эффективной. Хотя ничего другого всё равно не остаётся.

— Не отчаивайся. Я уже почти придумал одну штуковину, чтобы тебе помочь.

— Какую «штуковину»? — опасливо поинтересовался я, зная, что изобретения Ютаки никогда не бывают безвредными.

— Что-то вроде «жучка», улавливающего ауру определенного человека и отслеживающего его перемещения. Постараюсь доработать в кратчайшие сроки. И тогда либо ты выследишь Мураки через его двойника, либо я что-нибудь разузнаю в Мэйфу. В конце концов, есть другие источники информации, кроме архива. В общем, звони!

И Ватари, прощально взмахнув рукой, растворился в воздухе.

Я отправился на кухню. Открыв холодильник, обнаружил там остатки тофу и тушёные овощи. Есть не хотелось, но после всего происшедшего и перед началом новой слежки за Мураки не мешало немного подкрепиться. Я приказал себе ни в коем случае не думать о том, что никогда больше не увижу Цузуки-сан или о том, что Асато-кун из этого мира однажды сожжёт меня, поскольку я вопреки высказанной им просьбе обязательно буду искать его.

Когда я уже заканчивал трапезу, зазвонил мобильный. На экране высветился незнакомый номер. Я схватил трубку и нажал кнопку «ответить». Строгий голос, такой знакомый и в то же время чужой назвал меня по имени.

Никогда бы не подумал, что я так сильно соскучился по нему, пусть даже это и не тот парень, которого я знал!

— Да, Куросаки-кун! Я слушаю.

— Скажите честно, отец попросил вас поговорить со мной?

Его тон был далёк от дружеского. Неужели юноша в самом деле считает, что я приходил к нему по чьей-то просьбе, а не по собственной воле?

— Твой отец ни о чём меня не просил.

— Неправда! — резко перебил меня Хисока. — Никогда не поверю, будто бывают такие «совпадения». Кстати, Тацуми-сан, уговаривать меня бесполезно. Я принял решение. Асахина-тян не вернётся домой, и я останусь с ней.

— Но я не собирался…

— Не беспокойте нас больше, пожалуйста! — и он нажал «отбой».

Я положил телефон перед собой и долго смотрел на него.

Да что за фатальное невезение такое! А если перезвонить, захочет ли он выслушать? Я понимал, что у меня будет всего одна попытка, и если я опять скажу неправильные слова, мой номер внесут в «чёрный список» и перестанут отвечать на звонки. Что сказать, чтобы он поверил мне? Ни до чего толком не додумавшись, я просто снова набрал номер Хисоки.

— Что вам нужно? — раздался тихий, усталый голос из трубки.

— Хотел поздравить тебя с праздником. Прости, если влез в твою жизнь, даже не поинтересовавшись, нужно ли это тебе? Передавай привет Асахине-сан. Я, правда, хочу, чтобы вы были счастливы. Извини за беспокойство.

— Подождите! — внезапно прервал меня Хисока с какой-то новой интонацией. — Вы в самом деле не собирались уговаривать меня вернуться домой?

— Нет, конечно.

— Но откуда вы узнали о том, что со мной случилось, если не от отца?

— Знакомый рассказал. И он понятия не имел, что ты — мой родственник.

— Кто это?

Ничего страшного, если я упомяну сейчас его имя. Ведь для Хисоки из этого времени оно не проклято.

— Доктор Мураки.

Нервный хриплый выдох и долгая тишина. Неужели испугался?

— Вы знаете Мураки-сенсея? — теперь я понял, что парень не напуган, а удивлён. — И давно?

— В течение пяти лет.

— Вы друзья?

«Почему его так волнует личность Мураки?»

— Время от времени общаемся.

— Простите меня, Тацуми-сан, но я вас совсем не помню, потому и решил, что отец попросил вас… Извините. Мне очень неловко сейчас. Мы с вами встречались раньше?

— Когда ты был ребёнком.

Не мог же я сказать ему правду!

— Я совершенно не помню вашего лица. А теперь, после всего, что я вам наговорил, вы тоже не захотите видеть меня, конечно…

— Ну почему? Я мог бы прийти к тебе сегодня, — я с удивлением отметил про себя тот факт, что медленно начинаю приходить в чувство от невыносимого напряжения последних лет.

— Правда?

— Только предупреди, пожалуйста, лечащего врача или кого-нибудь из медицинского персонала, чтобы меня пропустили.

— Я предупрежу. И, Тацуми-сан…

— Да?

— Спасибо за подарки!

Удивительное чувство возникает, когда можно навестить кого-то, не проникая сквозь стены. Полицейский позволил мне войти, даже не потребовав предъявить документы, хотя я их взял с собой.

Я переступил порог палаты Хисоки и в нерешительности остановился, не зная, что сказать. Юноша лежал под капельницей, поэтому лишь слегка повернул голову в мою сторону.

— Привет, — я постарался улыбнуться, чувствуя себя немного неловко.

— Здравствуйте! Я так сожалею, что нагрубил вам по телефону. Некрасиво получилось. Простите.

— Не переживай. Я не обиделся, — приблизившись к кровати, я взял стул и сел рядом. — Вот, — показал ему пакет с продуктами, который на сей раз у меня не отняли на входе. — Там фрукты и сок. Всё с одобрения Оймикадо-сенсей.

— Не стоило так беспокоиться, я…

— Это не беспокойство. Скажи мне, где ты будешь жить, когда выйдешь из клиники?

— У Асахины-тян, — охотно сообщил Хисока. — Она сняла квартиру в Харадзюку. К сожалению, ей пришлось потратить значительную часть наследства на моё лечение, поэтому квартира совсем маленькая. Ничего, как только я выздоровею, сразу поступлю учиться и устроюсь на работу, чтобы не быть ей в тягость.

— Не перенапрягайся. Ты недавно перенёс серьёзную травму.

— Но я мужчина и должен быть сильным. Тем более, кто ещё позаботится о ней?

Он сказал это так серьёзно, что я не рискнул улыбнуться. Это бы обидело юношу.

— Запомни, — продолжал я. — Если я сумею чем-то помочь вам, то сделаю это обязательно, поэтому можешь, не стесняясь, рассказать мне всё.

В лице Хисоки мелькнуло сомнение. Впрочем, я бы не осудил его, если бы он не доверял мне. После последних событий Хисока не мог больше полагаться даже на своих родителей, а тем более — на незнакомого человека, вдруг появившегося перед ним и представившегося родственником.

— Тацуми-сан, почему вы так заботитесь обо мне?

Надо было срочно придумать что-то правдоподобное, и я ответил:

— Видишь ли, некогда я сам оказался вдали от дома, да и сейчас одинок. Ни семьи, ни родственников, поэтому я прекрасно понимаю тебя.

— Значит, вам ещё тяжелее! — неожиданно посочувствовал Хисока. — У меня, по крайней мере, есть Асахина-тян и Моэка. Я не один. — И вдруг предложил. — А вы приходите в гости. Или переезжайте к нам насовсем!

— Честно говоря, я хотел позвать вас с Асахиной-сан жить к себе, хоть у меня и тесно. Я снимаю однокомнатную квартиру. А так… Мне будет неудобно стеснять вас.

— Вы не стесните. В любом случае, если вам станет одиноко, заходите, — улыбнулся Хисока. — Асахина не будет возражать. Она добрая.

Удивительный парень. Внезапно захотелось обнять Хисоку, успокоить, сказать, что у него скоро появится много-много друзей, и я останусь рядом так долго, как только смогу. Но я вспомнил слова Оймикадо-сенсей: «Основную проблему представляет физический контакт. Я вас очень прошу, не дотрагивайтесь до него».

Чужие прикосновения обычно заставляют страдать жертв насилия.

Кто же посмел обидеть Хисоку-кун в этом мире? Если не Мураки, то кто?! Узнаю ведь — не пощажу.

«Нет, — тут осадил я себя. — Сначала надо разобраться, в чём дело. Слепой гнев — не выход. Начав так поступать, я стану ничем не лучше Мураки».

Мы целый час разговаривали с Хисокой обо всяких мелочах, и я пытался рассмешить его анекдотами, которым, наверное, было лет сто, рассказывал забавные истории из своей практики, правда, переиначивая их таким образом, чтобы не выдать, кем я являюсь. Хисока смеялся от души, наконец, спросил, где я работаю.

Я ответил, что в филиале зарубежной фирмы.

— Интересная у вас работа, — заметил Хисока. — А что за фирма?

— Начальство просит не разглашать информацию.

— Оплата устраивает?

Молодец. Вопрос по существу.

— Часто получаю меньше, чем хотелось бы.

«А в последнее время не получаю вообще ничего, кроме стрессов. И если бы не поддержка Ватари, уже можно было бы свихнуться».

— Деньги — это всегда проблема, — печально произнёс Хисока.

И внезапно добавил с поразившей меня откровенностью:

— Отец обвиняет меня в краже его личных сбережений из сейфа. Кажется, мне трудно будет доказать, что я не брал денег, поскольку все улики против меня. Впрочем, не важно, кто преступник. Я верну украденное, пусть даже мне пожизненно придётся работать для этого! Только вот если окажусь в тюрьме, Асахина-тян останется одна… Трудно ей будет.

— Где же в такой ответственный момент находится отец Моэки? — не выдержал я. — Почему он не помогает своей дочери и Асахине-сан?!

— Он не может.

— И что ему мешает?

Куросаки-кун на некоторое время задумался, наверное, о том, стоит ли мне говорить, а потом ответил:

— С точки зрения отца, членов нашей семьи, да и стороннего наблюдателя, ситуация выглядит отвратительно. Жених Асахины-тян в данный момент находится под следствием в Осаке. Его обвиняют в финансовом преступлении: незаконная сделка с чужой фирмой на крупную сумму. Но это ложь! Я много раз общался с ним, и я точно знаю, что он никогда бы не стал совершать ничего противозаконного!

— Ты так в нём уверен?

— Видите ли, — Хисока снова замялся, а потом признался, — я с рождения обладаю даром понимать чужие эмоции и даже могу узнать чьи-то мысли, просто прикоснувшись к человеку. Я прочитал мысли и чувства Нобору-сан. Он никогда не планировал никакого преступления. И он любит мою кузину.

— Хорошо, что у тебя такой дар, — заметил я, но Хисока, похоже, не разделял моего восторга.

— На самом деле этот дар мне в тягость, — признался он. — Мозг подчас просто взрывается. Я не могу выключить свою способность. Любое чужое прикосновение — это хаос и страдание, удар электрическим током по всем нервам. В каждом человеке живёт слишком много различных чувств — противоречивых, отвергнутых, и когда кто-то прикасается ко мне, я теоретически могу увидеть любую часть его жизни, но от этого мне становится больно. Почти всегда.

Его слова почему-то отозвались болью в моей собственной душе.

— Спасибо, что сказал. Теперь я знаю, чего мне нельзя делать. Я не буду прикасаться к тебе.

— А вот от ваших эмоций я вряд ли буду страдать, — улыбнулся Хисока.

— Почему?

— У вас светлые глаза.

— Что это значит?

— На самом деле глаза могут быть любого цвета, но для меня важно то, что я вижу в их глубине. Не знаю, как это назвать, но для меня это похоже на прозрачный солнечный свет. Таких людей мало. В нашей семье, например, светлые глаза только у Асахины-тян и ещё у одной служанки. А недавно я встретил мужчину со светлыми глазами. Это Мураки-сенсей. Он навещал меня четыре дня назад.

Не знаю, как я удержался от того, чтобы не подскочить на стуле и не закричать.

Какого лешего Мураки забыл здесь?! И это у него-то светлые глаза?! Жесточайшее заблуждение!

Однако, похоже, Хисока-кун был едва ли не последним, кто видел доктора из здешнего мира в добром здравии. По моей просьбе Хисока охотно пересказал мне содержание их разговора, но я так и не понял, зачем Мураки приходил к нему. Должно быть, просто из любопытства.

— При случае передайте сенсею ещё раз мою благодарность за то, что он спас меня, — закончил свой рассказ Хисока. — Знаю, это было непросто даже для него.

— Передам.

Не слишком приятное поручение, но если он просит, я сделаю это. Осталось только найти Мураки.

— Хисока-кун, а ты не можешь заблуждаться насчёт жениха Асахины-тян? Вдруг он виновен в том, в чём его обвиняют?

— Вы просто его не знаете! Нобору-сан — отличный парень! — с горячностью воскликнул Хисока. — Он собирался жениться на Асахине-тян летом прошлого года и честно сказал об этом моему отцу, но тот был категорически против этого брака. Он собирался выдать Асахину за Вада-сан, считая эту партию более удачной. Но Асахина всегда была абсолютно равнодушна к жениху, выбранному отцом. К тому же он на шестнадцать лет старше её и невыносимо занудлив. Всё его достоинство заключается в том, что он — единственный наследник известной семьи бывших даймё. А моего отца, кроме знатности рода больше ничего не беспокоило. Для меня же Асахина-тян — дороже всех из целой семьи, и я желаю ей только счастья. Она должна выйти замуж по любви и никак иначе!

— Асахина-сан — твоя подруга?

— Да, — улыбнулся Хисока, вспомнив, видимо, что-то хорошее из своего прошлого. — Она единственная играла и общалась со мной, несмотря на то, что ей запрещали. Она часто ссорилась даже со своим родным братом из-за меня. Я знаю, Орито-кун до сих пор не может простить Асахине того, что она отдалилась от него, встав на мою сторону.

— Звучит так, словно ваша семья была разбита на два враждебных лагеря, — не удержался я.

— Что-то вроде, — грустно подтвердил Хисока. — А потом в довершение ко всему отец узнал, что Асахина любит Нобору-сан. Отец своим путями раскопал информацию о том, что пять лет назад некая группа подростков в Осаке привлекалась к ответственности за угоны мотоциклов, в их числе был и Нобору-сан, однако его оправдали за недостатком улик. После этого отец начал относиться к парню с откровенной неприязнью. С одной стороны, я могу его понять: не будь у меня моих способностей, я тоже мог бы заподозрить Нобору-сан в причастности к преступлениям. Однако Нобору-сан не виноват. Я верю ему, даже несмотря на то, что, как говорят, у честных людей не может быть друзей, изготавливающих фальшивые документы! А теперь ещё эта история с незаконными финансовыми операциями… Нобору-сан арестовали, разбирательство затянулось. У Асахины не было выбора. Мы уехали в Ниигату по документам, которые нам сделал друг Нобору-сан. Это всё нужно было для того, чтобы нас не нашёл мой отец. Останься Асахина-тян здесь, ей бы никто не позволил родить ребёнка. Мы собирались переждать полгода, пока Асахина не станет совершеннолетней и не сможет распоряжаться своим наследством. А до того времени мы скрывались, меняли место жительства и работу. Счастье, что Асахине за все эти месяцы не потребовалась медицинская помощь! Всё складывалось удачно до тех пор, пока мы не попали в аварию по пути в Токио. Уезжали из Ниигаты поздно ночью, дорога была скользкой от полурастявшего снега… Я помню, что наперерез нам выскочил грузовик с выключенными фарами. Асахина-тян попыталась выровнять машину, но не успела… Слышали бы вы, как она плакала и винила себя, когда звонила мне по телефону после операции, хотя сама тоже пострадала вместе со мной! Она могла потерять ребёнка! Асахина-тян боялась, что я умру, поэтому отдала почти все свои деньги на операцию, наняв для меня лучшего хирурга во всём Токио. Но в аварии вообще никто не был виноват. Нелепая случайность. После всех этих событий я иногда начинаю думать, что моя кузина жила бы намного счастливее, если бы не попала в нашу семью. Наверное, её настоящие родители никогда не стали бы препятствовать её отношениям с любимым человеком, защищали бы их обоих, и ей не пришлось бы бежать из дома.

— А что случилось с родителями Асахины-сан? Прости, если мне не надо этого знать, не отвечай.

— Их убили, — сказал Хисока, резко отворачиваясь в сторону, и я снова увидел, как пальцы юноши нервно сжались в кулак.

— Убили?!

— Да. Такао-сан и Касанэ-сан были убиты в восемьдесят первом году. Преступника не нашли. Асахине-тян тогда было четыре года, а её брату — два с половиной.

Я молчал, не зная, что ответить. Как Бог Смерти я давно привык к чужим смертям, и для меня это была бы просто ещё одна горькая история, но я видел страдание, написанное на лице Хисоки, и, наверное, именно от этого мне самому стало тяжело.

— Асахина-тян не помнит подробностей, и её брат тоже. Им сказали, что их родители умерли от сердечного приступа. Я узнал правду, прикоснувшись однажды к отцу во время тренировки по кендо. Мне было одиннадцать. Я не сумел промолчать, закричал от ужаса, а отец меня сильно ударил тогда и надолго запер одного. И ещё настрого запретил говорить Асахине-тян и Орито-кун что-либо. Странно, почему я рассказываю вам об этом? — удивился вдруг самому себе Хисока.

— Не беспокойся, от меня никто ничего не узнает. Клянусь.

Снова нестерпимо захотелось обнять его, но я опять остановил свой порыв, подумав о том, что стоит мне прикоснуться к юноше, и он увидит мою нечеловеческую суть, а тогда любому доверию между нами наступит конец.

— На самом деле, мне кажется, отец испугался другого… Что я расскажу маме о его чувствах к другой женщине, которые так никуда и не исчезли за много лет. Мой отец с юности был влюблён в Касанэ-сан, — с грустью пояснил юноша.

— Как?! — не поверил я услышанному.

— Моя мама и Касанэ-сан были сёстрами-близнецами. Их семья жила по соседству с нашей. Отец в течение года встречался с Касанэ-сан, а потом предложил ей руку и сердце. Она бы согласилась, однако незадолго перед их помолвкой в Камакуру приехал красивый парень по имени Фудзивара Такао. Всего месяца ему хватило, чтобы очаровать невесту моего отца, жениться на ней и увезти её в Миядзаки. Отец так и не сумел простить ему этого. Он был уверен, что Касанэ-сан осталась бы жива, если бы не уехала с ним. Я не хотел об этом думать, когда был маленьким, — продолжал Хисока, — но, боюсь, отец женился на маме из-за её сходства с Касанэ-сан. Видите, я слишком много вижу из того, чего замечать не должен. Впоследствии я научился молчать и никому ничего не рассказывать, но это не помогло. Мои домашние предпочли закрыться от меня и делать вид, будто я не существую. Возможно, они правы. Нельзя общаться с тем, кто видит тебя насквозь, если ты сам не видишь его душу в ответ. Это нечестно.

— Нет! — возразил я. — Нечестно игнорировать человека и причинять ему боль.

Хисока с удивлением воззрился на меня.

— Вы, правда, так думаете? — спросил он.

— Да. И как же именно с тобой поступали твои родные? Неужели не разговаривали совсем?

Почему я не сумел промолчать? Догадывался ведь, каким будет его ответ, но всё равно спросил, возможно, надеясь, что хотя бы в этом мире всё было иначе…

Не иначе. Хисока поведал мне историю о том, как в аристократической семье Куросаки наказывали детей, видящих и осознающих чересчур много лишнего.

— Самое ужасное, — признался юноша, закончив рассказ, — это чувство безысходности и отчаяния. Иногда время словно останавливалось, и я не понимал, где нахожусь. Обычно это случалось через шесть-семь дней. Тени в подвале сгущались, выползали из своих углов, будто собираясь проникнуть в моё тело, а я чувствовал себя пустой оболочкой без содержимого… Безвольной игрушкой, которую сейчас захватит некий чуждый разум. Если бы Асахина не приходила к решётке и не разговаривала со мной, я бы точно сошёл с ума.

— Не сошёл бы, — уверенно заявил я.

Сердце моё вдруг стало биться тяжело, глухо, с перебоями.

— Почему вы так считаете?

— Ты очень сильный. Это очевидно.

Хисока взглянул на меня с безграничной благодарностью.

Мы поговорили ещё немного, потом в палату заглянула медсестра,сообщившая, что пациенту необходим отдых.

— Мне пора, — я поспешно поднялся со стула. — Кроме того, у меня тоже остались кое-какие незаконченные дела.

— До свидания, Тацуми-сан, — Хисока вдруг сам потянулся в мою сторону, собираясь пожать мне руку.

Я попытался отстраниться, но не успел. Он коснулся моей ладони, тут же замер и настороженно посмотрел на меня.

— Тацуми-сан, кто вы?

Страх разоблачения всколыхнулся внутри, но я быстро совладал с собой. Если Хисока ещё не понял, то возможно и не поймёт?

— Твой родственник.

— Странно, — прошептал юноша. — Обычно люди представляют собой водоворот боли и хаоса. Я уже начал привыкать к этому. Те, у кого светлые глаза, похожи на лучи солнца, а вы…

— А я?

— Вы словно гладь воды в безветренный день. Но там, под водой, я чувствую тайну. Никогда не встречал ничего подобного!

Он держал мою руку и внимательно глядел в мои глаза. Вдумчиво, серьёзно.

— Никакой тайны нет, — постарался отшутиться я, радуясь тому, что на синигами, наверное, стоит какая-то защита от людей-эмпатов.

Будь Хисока-кун тоже Богом Смерти, он бы прочёл мои эмоции, а так — не выйдет. Невероятная удача! Можно больше не опасаться, что секрет моей сущности будет раскрыт.

Хисока разжал пальцы. Я заколебался на секунду, а потом сделал то, чего мне хотелось со вчерашнего дня: наклонился к нему и поцеловал светлые пряди волос на его макушке.

— Отдыхай, — и неожиданно для себя прибавил. — Скоро я приду опять.

— Придёте? — обрадовался Хисока.

— Обещаю.

Впрочем, я не мог отправиться к Мураки, не сделав одного важного дела, план которого только сейчас окончательно оформился в моих мыслях.

====== Глава 21. Сделка ======

— Выкинь из головы эту бессмысленную затею, Сейитиро-кун, — посоветовал Ватари, внимательно выслушав мой гениальный план.

— Стало быть, помогать ты не собираешься?

— У нас ничего не выйдет! Даже если ты предъявишь в Камакуре удостоверение полицейского, неужели Руй Куросаки сразу не позвонит мужу? Влиятельному главе семьи не составит труда выяснить, что никто не отправлял полицейского для дополнительного расследования. Через пару часов тебя сдадут местной полиции. И если ты воспользуешься телепортацией, чтобы избежать разбирательства, а ничего другого тебе не останется, то история о твоём загадочном исчезновении попадёт в заголовки газет и обязательно станет известна в Мэйфу. Ты хочешь предстать перед лицом Энма-Дай-О-сама и отчитаться за всё, что мы с тобой натворили за пять лет, включая историю с похищением Казусы-тян?

Моё настроение изрядно подпортилось, когда я убедился, что Ватари в некоторых случаях бывает благоразумнее меня.

— Можно найти другой выход, — слабо возразил я.

— Какой? — живо заинтересовался Ватари.

— Не знаю, но разве справедливо, что невинного подростка обвиняют в краже, которую он не совершал?

— Твой юный друг далеко не так невинен, — заметил Ютака, — если умудрился сбежать из дома с беременной женщиной и скрывался с ней где-то на протяжении полугода.

— Иначе Нагарэ-сан выдал бы Асахину-сан замуж против её воли, а от ребёнка заставил бы избавиться! — перебил я Ватари. — Он вполне мог это осуществить. Видел бы ты его! Такое чувство, что он способен металлический прут согнуть взглядом, не говоря о воле другого человека. Мне искренне жаль его сына и племянницу.

— Однако всё сказанное тобой не доказывает невиновность Хисоки-сан. Достоверно ты ничего утверждать не можешь. Подумай, Сейитиро, это совсем не тот Хисока, с которым ты был знаком. Здешний Куросаки-сан мыслит и чувствует иначе, чем юноша, которого ты знал в прошлом. Они абсолютно разные люди.

— Хисока-кун не виноват! — упрямо настаивал я.

— Ну и что ты предлагаешь? — продолжал увещевать Ватари. — Обрубить телефонный кабель в поместье Куросаки? Тогда Руй позвонит мужу с мобильного. Тебе хватит полутора часов для организации и проведения целого расследования? Учти, ты даже не имеешь понятия о том, какие улики накопала местная полиция полгода назад, кого из членов семьи опрашивала и с какими результатами. Без этих сведений тебе будет трудно отыскать истину.

Я тяжело вздохнул, начиная осознавать, что и в самом деле требую от Ютаки невозможного.

— К тому же ты не полицейский, — привёл последний довод Ватари. — Искать пропавшие души, сражаться с магами и демонами, конечно, непросто, однако специфика ведения расследований преступлений в мире людей иная. У тебя есть опыт проведения допроса свидетелей?

— Нет.

— Видишь! — торжествующе воздел палец вверх Ватари. — Как ты собираешься искать виновного? Прошло шесть месяцев! Полиция Камакуры никого, кроме Хисоки-сан, ни в чём не заподозрила, хотя, полагаю, старалась отыскать и других потенциальных виновников. Не подумай, я не осуждаю Куросаки-сан, даже если он взял деньги. У его кузины в самом деле сложилась безвыходная ситуация. Вполне возможно, что…

— Хисока — не вор!

Моё очередное восклицание прозвучало громче, чем требовалось, и я сам удивился, с чего меня вдруг так задели слова Ватари.

— Хорошо, — растерянно пробормотал доктор. — Спорить не буду.

— Извини, погорячился.

— Да я не обиделся, — Ватари задумчиво посмотрел на меня. — Ложился бы ты спать, Сейитиро-кун. После всего, что на тебя свалилось в последнее время, тебе требуется полноценный отдых.

Я провёл обеими руками по лицу, словно стремясь стряхнуть усталость.

— Пожалуйста, прости, — неожиданно прибавил Ватари.

— За что?

— Я не сумел помочь. Но это, правда, рискованно, ты должен сам понимать!

— Ты прав, — горечь сжимала моё сердце, когда я произнёс эти слова. — Действительно, незачем лезть в судьбы людей. Они справятся со своими проблемами без меня, а мне надо сосредоточиться на том, что важнее.

— Мы отследим перемещения доктора, я обещаю! Вскоре ты получишь устройство, о котором я говорил. А сейчас отдохни, ты взвинчен. В таком состоянии никаких положительных результатов ты всё равно не добьёшься.

— Спасибо за совет.

— Мы же напарники. В некотором смысле, — Ватари в своей обычной лукавой манере подмигнул мне. — Будь здоров!

Когда он пропал из поля зрения, я поймал себя на том, что в данный момент чувствую себя отвратительнее некуда.

Доводы Ватари были, конечно, справедливы: мой план выглядел самоубийственно. Однако при мысли о том, каково будет Хисоке в скором времени, когда ему придётся предстать перед судом по обвинению в краже денег у собственного отца, на душе становилось мерзко.

Что я за Бог Смерти такой, если не способен помочь?

— Поверить не могу, — внезапно прозвучал поблизости низкий женский голос, удивительно богатый на интонации, — и вы вот так запросто сдадитесь?

Я подскочил на месте и нервно огляделся.

В кресле, стоящем напротив, неожиданно материализовалась женщина. Та самая, которую я встретил ночью в парке Сиба. На незваной гостье была надета белоснежная блузка с полупрозрачными рукавами. Короткая юбка открывала взору стройные ноги в сетчатых чулках. Роскошные тёмно-каштановые волосы парикмахер уложил в высокую причёску. Две волнистые пряди спускались на полуобнажённую грудь. На шее женщины я увидел кинжал с аметистом, с помощью которого она вызывала душу Цузуки-сан. Я непроизвольно потёр пальцем горло, явственно вспомнив кошмар, приснившийся накануне.

С минуту незнакомая дама пристально изучала моё лицо, едва приметно покачивая туфелькой на правой ноге. Встала с места, приблизилась ко мне и уселась рядом.

От неё приятно пахло терпкими духами с лёгкой цветочной нотой. Наши лица оказались совсем близко. Я мог видеть умопомрачительную глубину её фиалковых глаз, таинственных и мудрых, будто эта женщина прожила столько же лет, сколько и я. Никогда бы не подумал, что встречу ещё хоть одно живое существо с таким же оттенком радужной оболочки, как у Цузуки.

— Тацуми-сан, — снова заговорила дама, и её голос действовал на сознание, как и взгляд, завораживающе, обольстительно, — почему вы так легко отказываетесь от того, что вам дорого? Вы ведь отнюдь не слабы.

Внезапно захотелось заключить её в объятия, признаться в любви и послать весь мир к чёрту. Поймав себя на этом нелогичном желании, я встряхнулся. Какая-то магия, несомненно. Но меня не так просто загипнотизировать.

— Кто вы и как проникли в мою квартиру? — сбросив с себя наваждение, резко спросил я.

Она усмехнулась и слегка отодвинулась в сторону.

— Меня зовут Лилиан Эшфорд. А сюда я проникла тем же способом, которым вы сами проникаете повсюду — с помощью телепортации.

— Вы демон?

— Нет.

— Бог Смерти? — продолжал я своё «дознание».

— Нет.

— Кто же вы?

Она гордо повела плечом, будто выражая этим жестом высочайшее недоумение.

— Человек, конечно.

— Это ложь.

— Можете «прощупать» мою ауру. Разрешаю.

Я так и поступил, и она слегка улыбнулась, почувствовав моё вторжение в свою энергетическую оболочку.

— Убедились?

— Да, хотя подобное и кажется невероятным. Вы человек, наделённый способностями синигами.

— Вроде того.

— Как давно вы находитесь в моей комнате?

— Всё время, пока вы беседовали с вашим другом, я была здесь.

— То есть, подслушивали! — возмутился я.

— Между прочим, вы сами виноваты. Если не желаете в дальнейшем допускать подобные утечки информации, надо окружить комнату непроницаемым барьером. В данный момент сюда любой запросто проникнет.

От её «дружеских» советов я растерял последние здравые мысли.

— Вы пришли учить меня, как надо правильно скрываться от шпионов, подобных вам?

— На самом деле я пришла по другой причине. Хочу предложить вам сделку.

— Даже не представляю, о чём мы могли бы договориться.

— Скажем так, у вас есть одна способность, и мне необходимо уметь делать то же самое. Если вы научите меня управлять Тенями, я помогу в расследовании дела Куросаки.

— Зачем вам умение управлять Тенями?

— Для собственной защиты.

Гнев всколыхнулся внутри, и я, вскочив с места, невольно выплеснул то, что давно копилось:

— И вы ещё печётесь о безопасности?! Я имел возможность видеть, как вы защищаетесь! Кто может угрожать вам, способной творить такое?! Скольких людей вы сожгли в Такаданобаба? Или всё произошло настолько быстро, что вы не успели сосчитать?!

С немалым изумлением я увидел, как глаза Лилиан наполнились слезами.

Нет, ни в коем случае нельзя поддаваться на её уловки! Она хитра, владеет сильной магией, и ей нужны мои способности. Она изобразит сейчас, что угодно, от влюблённости до раскаяния, лишь бы получить желаемое.

— Я видел, как вы используете чужую душу, — продолжал я. — Вы лишили Цузуки-сан свободы выбора! Зачем вам власть над Тенями: чтобы эффективнее убивать людей или чтобы изощрённее издеваться над вашим духом-хранителем?

— Замолчите.

Я умолк и увидел то, чего, признаться, не ожидал. Леди Эшфорд застыла на месте с каменным лицом, не выражающим ничего. Кажется, она не притворялась. Мои слова заставили её страдать.

— Вы… ничего не понимаете.

— Так объясните! Вы без спроса проникаете в мою комнату, предлагаете научить вас управлять Тенями, и всё это после того, как вчера в парке едва не сожгли меня вместе с Саргатанасом. Какого отношения к себе вы ждали?

Она долго смотрела на меня, потом чётко проговорила.

— Могу поклясться небом, землёй и звёздами: я никогда не направлю силу Теней против людей, а особенно — против Асато-кун.

— И почему я вам должен верить?

— Потому что Асато-кун мне дорог. Гораздо дороже, чем вы можете себе представить.

Если в этот миг её взгляд не был искренним, тогда я вообще не знаю, что такое искренность.

— Почему в таком случае вы приказываете ему убивать? — спросил я, снова садясь на диван. — Неужели вам не известно, как он относится к смерти людей, которых ему приходится уничтожать по вашему приказу?

— Всё не так, как кажется.

— Вы пытаетесь убедить меня, что смерти людей мне привиделись? Или, скажете, это не ваших рук дело? – и, воспользовавшись повисшей паузой, добавил. — Если, кроме обещанной помощи в расследовании дела Куросаки, вы не расскажете про источник ваших способностей и про то, каким образом душа Цузуки-сан начала вам подчиняться, а ещё лучше — всю историю вашей жизни, я пальцем не шевельну, чтобы научить вас управлять Тенями. Ещё не хватало собственными руками вручить вам дополнительное оружие против Асато-сан!

— А вы категоричны, — с горьким смешком заметила Лилиан. — Но амулет подсказывает мне: вы не блефуете.

— Разумеется. Как бы сильно мне ни хотелось спасти Куросаки-кун от судебного разбирательства, я никогда не сделаю ничего, чтобы причинить вред душе Цузуки-сан.

— Знаю, — Лилиан шумно вздохнула. — Асато-кун вам небезразличен. Возможно, именно этот факт и заставляет меня испытывать некоторую симпатию по отношению к вам. Да, я расскажу историю о том, как Асато-кун стал моим духом-хранителем. Только сначала хочу узнать: Тени действительно защищают от проникновения любой энергии тело и разум хозяина?

— Никогда не пытался защищать свой разум. А насчёт тела – да, вы будете защищены от любых видов воздействий.

— За сохранность тела я спокойна. Мне нужно оградить от постороннего влияния неизвестной природы мой разум.

— Думаю, у вас получится. Я, конечно, не делал ничего подобного потому, что не было необходимости, но, полагаю, Тени и на это способны.

— Тени блокируют всю энергию, поступающую извне, или я смогу выбирать, какие влияния отсечь, а какие — пропустить?

— Сможете выбирать.

— Замечательно. Я помогу расследовать дело Куросаки.

— Но это не отменяет обещания рассказать о себе. Здесь и сейчас. Советую быть убедительной. Если мне покажется, что вы лжёте, сделка не состоится.

Кажется, я выглядел достаточно непреклонным. Похоже, понемногу уподобляюсь тому, за кем столько времени следил. Впрочем, в данном случае любая мягкость была бы неуместной.

— Зачем мне лгать? — усмехнулась Эшфорд-сан. — Боги Смерти способны видеть вещи, которых ни один человек осознать не способен. Кроме того, вы и так узнали достаточно много обо мне. Например, видели, на что способен мой амулет. И так вышло, что вы пообщались с моим духом-хранителем. Дважды.

Внутри что-то неприятно заныло, когда она сказала «дважды». Откуда она узнала про нашу первую встречу с Цузуки?

— Талисман связал меня и моего духа-хранителя, и мы не можем ничего скрыть друг от друга, — ответила Лилиан на мой мысленный вопрос. — Асато-кун тоже всё знает обо мне.

— Амулет обладает и такой силой?

— О, его полную силу не способна представить себе даже я, хотя много лет им владею. Этот талисман почти всемогущ, однако за использование силы с хозяина и с души хранителя взимается плата.

— Что за плата? — взволновался я.

— За великую силу надо платить, — стараясь казаться безразличной, отозвалась Лилиан. — Знаете, Тацуми-сан, много лет назад я поклялась отцу: в какие передряги я бы ни попала и как бы глубоко ни увязла в них, но никогда ни единому живому существу не расскажу про амулет. И вот рассказываю вам. Однако сейчас в опасности не только моя душа, но и душа Асато-кун, а ради него я готова нарушить все клятвы на свете.

— Он вам действительно так дорог?

— Да.

— Как давно вы знакомы?

— С ноября одна тысяча девятьсот двадцать пятого года.

Выражение её глаз стало иным, когда она заговорила о Цузуки. Сейчас Лилиан казалась юной девушкой, хотя на самом деле она была в несколько раз старше того возраста, на который выглядела.

— Иногда я думаю, как сложилась бы жизнь моей семьи, если бы в руки отца однажды не попал амулет, исполняющий практически любые желания и сохраняющий вечную жизнь и молодость своему непосредственному хозяину, — Лилиан указала на кинжал, висящий на её шее. — Я понятия не имею, откуда он взялся, хотя отец, наверняка, рассказывал мне об этом. Теперь папа умер, и некому повторить для меня ту историю. А я слишком многое забыла. Это и есть часть моей платы, Тацуми-сан. Видите ли, даже если я не пользуюсь силой амулета, а просто держу при себе, но при этом не отнимаю ничью память, то начинаю забывать события собственной жизни. Достаточное количество памяти у любого человека можно отнять лишь в момент разъединения души и тела. В миг смерти. Тогда дух человека высвобождает разом все воспоминания. Этой энергией питается амулет.

«Питается смертью, — неожиданно мелькнуло в моих мыслях. — Неужели Эшфорд-сан — владелица того самого парного амулета, о котором имеется информация в архиве Мэйфу?!»

— У вашего кинжала есть название?

— Мой отец называл его Оком, иногда — Демоническим Оком. И мне всегда становилось страшно, когда я слышала второе название. Наверное, потому что я понимала — некогда моя семья связала себя узами тьмы.

— Продолжайте, — я наклонился вперёд, внимательно ловя каждое её слово. — Я хотел бы узнать, когда и где вы родились?

— Первого марта одна тысяча девятисотого года в Великобритании. До восемнадцати лет я жила с отцом в Дареме — небольшом городке в северо-восточной части Англии. Наша усадьба располагалась напротив Дергемского замка на берегу реки Уир. Своей матери я совсем не помню. Отец сказал, она умерла, когда я была шестимесячной малышкой. Периодически у нас в доме появлялись женщины, пытавшиеся заменить мне мать, но они не задерживались надолго. Отец так и не женился до самой смерти. Впрочем, он и на моей матери не был женат. В одна тысяча девятьсот восемнадцатом году отец решил отправиться в поездку по странам Азии и взял меня с собой. Перед этим он долгое время рассказывал мне про Индию, Китай и Японию, где в девяностых годах прошлого века провёл множество интересных научных изысканий. Отец с юности увлекался археологией и изучением религий Востока, но до второго путешествия по интересовавшим его странам дело дошло лишь, когда я выросла и закончила Даремскую школу. Первая мировая война подходила к концу. К выезжающим из Англии людям и к туристам в других странах не относились с таким подозрением, как четыре года назад. Мы с отцом покинули Дарем в июле одна тысяча девятьсот восемнадцатого года. После посещения Индии и Китая в начале ноября прибыли на Хоккайдо. Переезжая из одного поселения в другое, добрались до нынешнего района Эдогава и остановились на сутки в небольшом городке Коива, где стали свидетелями сильного пожара. За несколько минут выгорела значительная часть города, почти все жители погибли. Меня и моего отца защитил талисман, и в ту же ночь отец признался, что пожар отчасти произошёл по его вине. Чьи-то неконтролируемые способности вырвались на волю, а Око среагировало на них, усилив в десятки раз, потому пожар и принял столь разрушительные масштабы. Отец не сумел предотвратить случившееся, даже приказав амулету погасить огонь. После того случая отец сказал: «Запомни, Лилиан, амулет способен стать благословением или причинить людям непоправимое зло. Я понял, что, являясь его владельцем, не способен контролировать его полностью. Уничтожить Око я не сумею, но и не могу передать его случайному человеку. Возможно, тебе удастся контролировать силу амулета лучше меня. Но, боюсь, одна ты всё равно не справишься, поэтому я советую найти помощника — душу, способную стать проводником силы талисмана. Амулет поможет тебе в поисках, если ты попросишь его. Я уверен, управляемое духом-хранителем и твоим сердцем Око перестанет нести в мир разрушение». С этими словами отец отдал мне кинжал, посоветовав отныне хранить его при себе, никому не давать в руки и всем говорить, будто он — наша семейная реликвия. Я так и поступала в течение семи лет. Не пользовалась силой кинжала, просто держала при себе. Но всё равно с каждым годом Око всё полнее овладевало моим сознанием. Я чувствовала его, словно пульс, бьющийся внутри моего сердца. У меня начали возникать приступы ретроградной амнезии. И когда, отчаявшись, я твёрдо решила найти способ избавиться от Ока, оно вдруг заговорило со мной. Голос амулета сказал, что обнаружил в Японии молодого мужчину, способного стать его духом-хранителем. Второй душой, которая однажды раскроет его полную мощь, а сила Ока такова, что в определённый день оно способно уничтожить мир и создать новый. Другую землю, где жизнь возродится по образу и подобию, желанному для владельца талисмана и его духа-хранителя. Цузуки Асато, единственный выживший при пожаре в Коива, медленно умирал в частной клинике. Ему оставалось жить от силы месяц. Око сообщило, что если я не потороплюсь и не сделаю его своим хранителем, Асато-кун отправится в ад. Я спросила у Ока, за какие грехи парень должен пострадать, и Око ответило, что у этого молодого мужчины с рождения имеются сверхспособности, которые он не может контролировать. Его сила, случайно войдя в резонанс с энергией амулета, стала причиной пожара в Коива. Кто-то убил семью Асато-кун, и он, желая отомстить убийцам, в порыве гнева призвал некую небытийную субстанцию, превращающую воздух в огонь. Как обычному парню удалось совершить такое, неизвестно, но вызванное им пламя настолько ужасно, что ему нельзя противопоставить никакую силу — ни земную, ни магическую. В результате случившегося погибли невинные люди. Опомнившись и осознав содеянное, юноша попытался покончить жизнь самоубийством. Он перерезал себе вены на руке, но не погиб. Его нашли и в бесчувственном состоянии привезли в токийскую клинику. Однако вскоре его оттуда забрал какой-то состоятельный частнопрактикующий хирург. Поскольку родных у Асато-кун не было, руководство муниципальной больницы не стало чинить препятствий тому доктору. Я до недавних пор помнила имя того врача, но теперь, увы, забыла… Впрочем, разве это важно? Получив от амулета такую информацию, я заинтересовалась личностью Асато-кун и переместилась в частную клинику. Амулет защищал меня и не позволял никому обнаружить моё присутствие. Я видела, как хирург, лечивший Асато-кун, ставил на юноше странные эксперименты: вводил ему в вену вещества ярких оттенков, совсем не похожие на лекарства, брал у больного кровь и добавлял в препараты собственного изготовления. Образцы тканей тела Асато-кун доктор помещал в пробирки, ежедневно рассматривал их под микроскопом, делая записи в блокноте. Как я поняла из случайно оброненных реплик доктора, адресованных медсёстрам, он пытался вырастить второго такого же юношу со способностями к быстрой регенерации, чтобы с его помощью в будущем добиться бессмертия для себя и для людей, спонсировавших его клинику. А этому конкретному пациенту, говорил он, жить осталось недолго. Якобы парень навсегда утратил волю к жизни. Но при всём кажущемся циничном отношении доктор испытывал некую патологическую привязанность к своему пациенту. Он часто просиживал в его комнате ночами напролёт, держа Асато-кун за руку, и в эти мгновения мне казалось, что хирург этот — не такое уж бесчувственное чудовище. Он всегда сам ставил Цузуки капельницы, делал уколы и не позволял никому прикасаться к парню без его ведома. Но я улучила момент, когда доктор уехал по срочному вызову, и прикоснулась к Асато-кун! — глаза Лилиан торжествующе блеснули. — Мой амулет пробудил его сознание. Поначалу молодой человек даже не понимал, кто я такая и откуда взялась, а потом начал повторять лишь одно: что желает умереть. Он хотел, чтобы его сила пропала навсегда и никому больше не причинила вреда. Он сказал, что пытался умереть много раз, но не преуспел в этом. Просил убить его с помощью Ока, но я … Я рассказала про свой амулет и поклялась, что всё будет хорошо! Однажды мы вместе создадим новый мир, где люди обязательно обретут счастье. И ни он, ни я больше не будем обладать никакой магической силой, а станем просто самыми обычными жителями Токио! Для этого он должен согласиться стать проводником силы талисмана, чтобы мы могли контролировать Око. Асато-кун доверился мне и дал согласие. Я всей душой тогда верила, что спасаю его от адских миров, даря взамен лучшую жизнь! Но в итоге, — Лилиан запнулась и отвернулась, — из-за моей непростительной ошибки он стал душой, подчинённой амулету. Стоило Оку заполучить душу Асато-кун в качестве хранителя, его влияние на нас обоих усилилось. Чья-то чуждая воля периодически заставляет меня отдавать смертоносные приказы, а если я сопротивляюсь, то теряю фрагмент памяти. И как только это случается, кто-то невидимый всё равно заставляет меня использовать силу Асато-кун, у которого отнята любая возможность сопротивляться моим приказам, даже самым нелепым и жестоким. Я не могу никому подарить кинжал, ведь тогда душа Асато окажется у другого хозяина, и ещё неизвестно, как новый владелец будет пользоваться силой талисмана, но и держать амулет при себе с каждым днём становится всё опаснее. Мне кажется, именно через Око кто-то заставляет меня совершать поступки, которых в обычном состоянии я бы не совершила. Если так будет продолжаться дальше, со мной случится то, чего больше всего опасался Асато-кун. Он с детства боялся превратиться в чудовище, и я поклялась, что если он станет моим духом-хранителем, с ним ничего подобного не произойдёт, а, получается, я обманула его! И теперь вдобавок сама в любой момент могу стать монстром… Тацуми-сан, мне обязательно нужно дожить в здравом рассудке до дня, когда я смогу освободить Асато-кун от влияния амулета и освободиться сама! Именно поэтому я не хотела убивать Саргатанаса! Каждый мой новый жестокий поступок, не важно, на кого он направлен, даёт амулету, либо тому, кто пытается через него контролировать меня, ещё один шанс воспользоваться моим разумом и силой моего духа-хранителя!

Некоторое время после того, как Лилиан-сан умолкла, я просто сидел, обдумывая сказанное ею, затем произнёс:

— Если вы не солгали, тогда вам, действительно, необходимо защитить ваше сознание. Чем скорее, тем лучше. Если ваша история, конечно, не выдумка.

— Тацуми-сан, по-вашему, подобное возможно выдумать?

— Это вы мне скажите: можно или нет?

Она подавленно молчала.

— Ладно, предположим вы не солгали. Но в вашей истории всё равно много непонятного, — опять заговорил я. — Например, мне не ясно, чего от вас хотел Саргатанас? Я слышал, как он требовал вызвать душу Цузуки-сан. Зачем?

— В случае победы над моим духом-хранителем он бы стал владельцем Ока.

— Значит, амулет можно заполучить, победив духа-хранителя?

— Судя по словам Саргатанаса, да, хотя отец мне такого не говорил. Или я забыла. Но Саргатанас был уверен, что победа над духом-хранителем дарует ему власть над амулетом. В любом случае я рада, что избавилась от этого жуткого демона, успев в последний момент отдать Асато-кун приказ спасти вас. Надеюсь, если я сумею использовать Тени для построения вокруг себя барьера, то перестану терять память и действовать против собственной воли.

— Как вы живёте среди обычных людей? — продолжал спрашивать я. — Разве никому не кажется подозрительным, что вы не стареете на протяжении целого века? Не поверю, что вы избрали стезю отшельницы: не появляетесь в обществе, не имеете друзей.

Губы Лилиан изогнулись в загадочной улыбке.

— Око может отнять память и у живого человека. Забрать крошечный фрагмент, например, об одном дне или о конкретном событии, но всё остальное останется нетронутым.

— И вы так поступали?! — ужаснулся я. — Забирали чью-то память?!

— Много раз. Вы правы, я не отшельница. Моя жизнь протекает на виду у всех, но только те, кто соприкасается с леди Эшфорд, иногда теряют кусочки воспоминаний, связанные с тем, где и с кем означенная леди училась, дружила, воспитывалась. Моя биография и документы, удостоверяющие личность, меняются ежегодно. Мне всегда по официальным бумагам будет двадцать два года. Никто ничего не заподозрит. Всё, чем располагают люди — документы, хранящиеся в архивах, и собственная память. А мой талисман постоянно вносит необходимые поправки в эти составляющие. По последним данным я родилась в семьдесят пятом году, являюсь дочерью лорда Уильяма Эшфорда и Алисии Эшфорд. Работаю дизайнером интерьеров, держу магазины модельной одежды, ресторан и салоны красоты. Это легенда, хотя и основанная на реальных фактах. Самая большая подтасовка событий заключается в том, что лорд Уильям, лорд Ральф и лорд Ричард Эшфорд — один и тот же человек. Мой отец. Ему пришлось в определённый момент сменить имя и «притвориться» собственным сыном, а посмертно — превратиться в собственного внука, поскольку амулет сделал ему такой же «подарок», как и мне: он практически не старел до смерти. Согласитесь, если бы талисман ничего не предпринимал, подобное вызвало бы у окружающих ненужные вопросы.

— Когда же на самом деле умер лорд Эшфорд?

— Вскоре после окончания Второй мировой войны. В сорок пятом году. Однако по данным, сфабрикованным Оком, сколько бы лет ни прошло, мой отец всегда числится умершим в предыдущем году. Соответствующим образом меняется память людей, общающихся со мной. В течение долгих лет я была вынуждена выслушивать соболезнования в связи с «недавней» кончиной отца. Сначала это причиняло боль, постоянно напоминая об утрате, но потом я привыкла. Порой я думаю, что люди способны привыкнуть абсолютно ко всему.

— И вы никогда не влюблялись, не собирались выйти замуж и родить ребёнка?

— Как видите, не захотела, потому что прекрасно понимала: для меня это невозможно. Я держала всех потенциальных претендентов на расстоянии, как бы они ни стремились сократить дистанцию. Впрочем, некоторым молодым людям изредка удавалось пересечь черту. А потом я стирала им память. Никто из них ничего не помнит обо мне и о наших отношениях, даже если таковые и были.

— Кроме Цузуки-сан?

— С Асато-кун всё иначе. Даже не сравнивайте его с другими!

«Она с такой лёгкостью заявляет о своих чувствах, — с грустью подумал я. — Что ж, Цузуки-сан много лет тому назад стал частью её жизни. Они вместе мечтали об идеальном мире, пусть и недолго… В конце концов, даже заключённый привязывается к своему тюремщику. Какой я идиот! Опять думаю не о том, о чём следует!»

— Вы хотите убедить меня, — медленно проговорил я, — что сейчас ваша главная цель — освободить Цузуки-сан от власти амулета?

— Да, я хочу освободить его! Пусть его мечта исполнится, и он станет в своей новой жизни самым обычным человеком.

Что тут скажешь? Разумеется, пока я не стану раскрывать перед Лилиан свои карты, но начать сотрудничать с ней стоит. В её руках амулет, к которому привязана душа Цузуки из этого мира, и наши с ней цели схожи, если она, конечно, не лжёт. Надо держать её в поле зрения, как Мураки.

— Даю слово, я научу вас использовать Тени, если вы поможете мне с расследованием дела Куросаки.

— Отлично, — Лилиан протянула мне руку.

Я пожал её ладонь.

— Но прежде чем отправляться в Камакуру, — Лилиан уселась за мой стол, — необходимо разузнать, что было написано в отчёте полицейских, проводивших расследование полгода назад. Мы должны быть в курсе найденных улик и взятых у свидетелей показаний, прежде чем отправимся на место происшествия.

Коснувшись рукояти кинжала, Эшфорд-сан вымолвила.

— Предоставь мне, пожалуйста, копию полицейского рапорта за прошлый год по делу Куросаки из Камакуры.

Я не поверил собственным глазам: не успела Эшфорд-сан договорить, как на моём столе появилась увесистая чёрная папка с вшитыми в неё листами.

— Посмотрим, — как ни в чём не бывало, Лилиан открыла папку и начала переворачивать страницы. Похоже, ей было не привыкать к тому, что любые её желания мгновенно исполняются. — Так… Это несущественно и не повлияет на ход разбирательства… Опять ненужная лирика. Ага! — её взгляд задержался на одной из страниц. — Если вкратце передать суть написанного, Куросаки Нагарэ сообщил, что только его сын Хисока был осведомлён о местоположении тайника и о секретном коде, открывающем сейф. Код нигде и никогда не записывался, Нагарэ-сан никому его не доверял, храня в своей памяти с того момента, как сейф появился в доме, а это произошло шестнадцать лет назад. Куросаки старший назвал секретный код лишь единожды своему родному сыну с глазу на глаз, поскольку собирался в будущем сделать его наследником и считал, что последний должен знать обо всех семейных тайнах. Поверить не могу! — не сдержала эмоций Лилиан. — Наверное, извинением этому старому мизантропу может служить только то, что он сильно разочаровался в своём отпрыске и решил его примерно наказать, иначе зачем бы он стал выносить эту историю на всеобщее обозрение?

— Что ещё там написано? — я приблизился к Лилиан вплотную и заглянул через её плечо.

Лилиан перевернула страницу и развернула папку так, чтобы я мог видеть текст, но при этом продолжала указывать мне на наиболее важные фрагменты отчёта.

— Горничная Хориэ Мийя дала показания против Хисоки. Девушка рассказала, что ей несколько дней нездоровилось: мучили боли в желудке, и она засыпала с трудом. В ту ночь, о которой идёт речь, ей тоже не спалось. Она решила выйти во двор и немного прогуляться на свежем воздухе. Проходя мимо зала для тренировок, девушка увидела выходящего оттуда Куросаки-сан со спортивной сумкой в руках. Сын хозяина заметил её и сделал знак, чтобы она не поднимала шума, после чего поспешно удалился к выходу из дома. Мийя выбежала следом и увидела, что возле ворот дома Хисоку кто-то ожидал, но оба человека скрылись так быстро, что девушка не успела разобрать, с кем ушёл сын хозяина. Утром следующего дня Нагарэ-сан обнаружил, что Куросаки-сан и Фудзивара-сан покинули дом, а из сейфа, расположенного в полу зала, где происходили тренировки по кендо, пропали деньги. Осмотрев сейф, полиция пришла к выводу, что его не вскрывали никакими подручными средствами, а отперли с помощью кода. На металлической поверхности обнаружились только отпечатки пальцев, принадлежащие Нагарэ-сан. Скорее всего, похититель пользовался перчатками или платком. И, наконец, показания обвиняемого, — Лилиан открыла одну из последних страниц отчёта. — Они взяты у подозреваемого неделю назад в клинике Дайго, где он находится после операции. Хисока-сан утверждает, что денег не брал. В том зале он устроил другую нишу с тайником, где хранил свои собственные деньги и документы, чтобы никто из домашних не догадался о готовящемся побеге. Хориэ-сан застала его ночью в тот момент, когда он забирал сумку с вещами, а потом, несколько минут спустя, он с кузиной покинул дом. О похищении денег из сейфа ему стало известно, когда его пришла допрашивать токийская полиция. Теперь это дело ведётся совместно полицейскими Камакуры и Токио. Да, Тацуми-сан, мы с вами вполне можем отправиться в дом Куросаки, выдав себя за полицейских, прибывших собирать дополнительные улики. Вопрос лишь в том, хотите ли вы сохранить себе своё настоящее имя или вам для конспирации нужен псевдоним?

— Псевдоним — мелочи. Как быть с остальными препятствиями? — удивился я той лёгкости, с которой Лилиан согласилась на авантюру. — Ведь необходимо, чтобы и полицейское управление в Токио не сомневалось в том, что мы оба — сотрудники их отдела!

Эшфорд-сан очаровательно улыбнулась.

— Вы всё ещё недооцениваете силу амулета, — она нежно провела пальцем по одной из граней аметиста. — У вас будет такая легенда, Тацуми-сан, что никто не опровергнет её: ни демоны, ни синигами, ни тем более люди. Как только вы решите отправиться в Камакуру, у вас появится полицейская форма, удостоверение, водительские права, значок. Даже глава столичного департамента полиции не усомнится в том, что вас отправили сюда для ведения расследования! Ваше имя возникнет в списках сотрудников соответствующего полицейского отдела вместе с личной картой, где будут прописаны все ваши данные со дня рождения и до настоящего момента. А те, кто якобы работает с вами, вспомнят то, чего никогда не было и подтвердят вашу образцовую службу в отделе в течение многих лет.

— Постойте, — прервал я её, — получается, Демоническое Око не только забирает воспоминания, но и создаёт фальшивую память?

— Око отлично фальсифицирует любую информацию, не только содержащуюся в памяти людей. Не беспокойтесь, я отправлюсь вместе с вами. Если нас поймают, через секунду мы ускользнём, а ещё через мгновение полицейские и все остальные забудут о нашем присутствии, словно ничего не было.

— Наверное, удобно так жить, — съязвил я. — Можно творить, что угодно и не бояться отвечать за последствия! Всегда можно стереть себя из памяти людей и из их документов.

— Я же сказала, — тихо проговорила Лилиан, — что не стремилась к этой жизни. Я понимаю, вам, честному и принципиальному синигами, претит сама мысль о помощи со стороны такой особы, как я. Для вас принять от меня помощь — всё равно, что запятнать свою репутацию и предать дорогих людей, но если вы не воспользуетесь возможностью, которую я предлагаю, вам не помочь Хисоке-сан выпутаться. Сами видите, пусть улики и косвенные, но они все против него. Он никогда не докажет на суде свою непричастность к краже. Что вы решите?

А что я мог решить? Я уже согласился. И подтвердил это снова.

— Предлагаю всё-таки взять псевдонимы, — решила за меня Лилиан. — Назовём вас, к примеру, Мори Кимаро, а моё имя будет Яо Сашика. Годится?

— Мне всё равно.

— Так и быть, проявлю скромность, в кейси-кан* себя производить не стану. Ограничимся дзюнса-бутё**. Ну, а с вас хватит и звания рядового.

Она явно провоцировала меня на вспышку, как обычно это любил делать Мураки.

— Я повторяю: мне всё равно.

— Это упрощает процедуру, — Эшфорд-сан привычно дотронулась до своего амулета. — Срочно нужны два комплекта полицейской формы для меня и Тацуми-сан. Форма должна быть не новой, а слегка поношенной. Сделай нам необходимые документы, включая значок, водительские права и вызов на место происшествия. Создай легенду в полицейском участке Токио, отвечающем за расследование дела, вписав нас в списки сотрудников. В Камакуру отправишь меня и Тацуми Сейитиро-сан завтра в шесть утра. Телепортируешь невидимыми ко входу на местную железнодорожную станцию. Полицейскую машину с полным бензобаком подгонишь к той же станции к шести ноль пяти. Выполняй.

Повторилось всё так же, как и в первый раз. Стоило Лилиан договорить, и я увидел на столе два пакета, внутри которых лежала свёрнутая, чуть поношенная полицейская форма — женская для начальника отдела полиции и мужская — для рядового. Внутри пакетов обнаружились полицейские значки, удостоверения и водительские права на имя Яо Сашики и Мори Кимаро.

— Выспитесь получше, — Лилиан встала с места и взяла свой пакет. — Завтра начнём нашу операцию по спасению от тюрьмы вашего незадачливого друга, которого, как мне кажется, кто-то подставил. Верьте, Тацуми-сан, если я обещала помочь, то сдержу слово. И не забудьте про своё, — с этими словами Эшфорд-сан пропала из моей комнаты так же, как за час до неё исчез Ватари.

Я некоторое время сидел на месте, рассматривая полицейскую форму, лежавшую на столе рядом с копией полицейского отчёта. Не веря собственным глазам, несколько раз брал её в руки, ощупывая ткань. Она была настоящей. Такой же плотной и материальной, как и леди Эшфорд, посетившая только что мою квартиру.

Однако всё равно почему-то складывалось впечатление, будто у меня в гостях побывал фантом, и он ненароком затянул меня в царство лживых снов.

Комментарий к Глава 21. Сделка * Заместитель главы столичного департамента

Начальник отдела полиции

====== Глава 22. Дело Куросаки ======

По дороге от станции Камакура я пожаловался на то, что не успел позавтракать, и Лилиан вручила мне незамысловатый образчик европейского фастфуда под названием «сэндвич». На моё бормотание о степени полезности данного вида пищи, леди Эшфорд едким тоном предложила заменить бекон овсянкой, а затем лёгким щелчком пальцев создала для себя стаканчик коктейля. Сэндвич замер в моей руке на полпути до рта.

— Прекратите на меня пялиться, — сухо заметила Лилиан, перехвативмой взгляд. — Вы тоже умеете такое делать.

— Не умею, — возразил я. — И хотел бы знать, как у вас получается. Возникновение полицейской машины ещё можно объяснить. Но откуда появилась еда?

— Тацуми-сан, вы не слышали знаменитое выражение: «Сколько чего у одного тела отнимется, столько присовокупится к другому»? Михаил Ломоносов, великий русский учёный, написал об этом два века назад. А если обойтись без ненужной лирики… Знаете, сколько недоеденных сэндвичей в Великобритании каждый день выбрасывается в мусор?

— Стало быть, вы благополучно телепортировали его сюда из лондонского мусорного контейнера? — уточнил я, с подозрением разглядывая завёрнутый в салфетку сэндвич.

Он отнюдь не выглядел испорченным. Но кто знает?

— Прямые поставки из Сохо, — серьёзное выражение сохранялось на её лице всего пару секунд. — Вы такой забавный! — громко рассмеялась вдруг Лилиан, видя моё замешательство. — Неужели поверили? Я пошутила. Кстати, не желаете перекусить на свежем воздухе?

Я согласился, и мы вышли из автомобиля.

Наше появление в половине седьмого утра на берегу залива Сагами вызвало заметное оживление в рядах туристов, прогуливавшихся по пляжу. Я ни на мгновение не усомнился в том, что причиной интереса стала именно Эшфорд-сан.

Лилиан изменила цвет глаз, заплела в косу свои непослушные волосы и надела очки, однако ни строгий вид, ни полицейская форма не могли скрыть её ослепительной внешности. Сейчас, когда я внимательнее взглянул на неё в свете приближающегося утра, что-то неуловимо знакомое почудилось в её движениях, в манере смотреть на собеседника. Неким необъяснимым образом она напоминала Цузуки-сан. Наверное, если бы некогда Асато-кун родился женщиной, то стал бы похож на неё…

О чём я думаю опять? Неизлечимый идиот.

— Завтракайте, наконец! — продолжала забавляться моим замешательством Эшфорд-сан, потягивая коктейль через соломинку. — Не то вашим беконом закусит кто-нибудь вместо вас.

— И кто… — с удивлением начал я, но в тот же миг над моей головой прошумели широкие крылья, мягкие перья мазнули по моей щеке, а затем я ощутил, как опустела рука.

Я поднял голову вверх и увидел орла, преспокойно улетавшего в сторону гор вместе с моим завтраком.

— Их прикармливают туристы, вот они и осмелели, — с улыбкой пояснила Лилиан. — Неужели вы не знали?

— Совершенно забыл, — провожая воришку взглядом, пробормотал я, — что в Камакуре водится кое-кто покрупнее чаек.

— Хотите, отправимся в Кайкоан и закажем кофе со сливками? Для нас заведение окажется открытым. Я позабочусь об этом.

— В другой раз.

— Как хотите.

Голубовато-стальные волны с лёгким шелестом накатывали на берег. До восхода солнца оставалось не более десяти минут.

На моё предложение сменить её за рулём, Лилиан-сан только фыркнула и отвернулась, всем видом показывая, что помощь не требуется.

Мы тронулись с места. Неожиданно меня посетила одна любопытная идея. Не утерпев, я спросил:

— Скажите, Эшфорд-сан, если ваше Око способно раздобыть любую информацию, существующую в мире, наверное, оно может сообщить и о том, кто украл деньги?

— Может, — невозмутимо отозвалась Лилиан. — И уже сообщило.

Словно удар под дых.

— И вы молчали?! — возмутился я. — Почему мы не можем сдать виновного полиции прямо сейчас?!

— Тацуми-сан, — слегка нахмурившись, заговорила Лилиан, — я молчала, потому что человек, вскрывший сейф, действовал не по своей воле. Это во-первых. Во-вторых, какой суд примет свидетельство амулета в качестве доказательства чьей-то вины? Нет, нужно провести полноценное расследование. И, в-третьих, я так и не сумела увидеть лица настоящего виновника даже с помощью Ока, поэтому нам предстоит выяснить природу магии, которой воспользовался неизвестный тип, чтобы скрыть свою личность. И да, забыла предупредить: будьте осторожны, войдя в дом. Защищайте свои мысли. Я понятия не имею, с кем нам придётся иметь дело, но это сильный соперник.

— Назовите имя вора! — потребовал я. — Пусть он действовал по чужому приказу, но я должен знать, кто он! Я сам допрошу его!

— Для вас это лишняя информация.

— Не согласен.

— Вы будете необъективны, — продолжала Лилиан. — Начнёте строить версии, не приступив к расследованию. Я уже необъективна, поэтому хотя бы одному из нас нужно сохранить непредвзятый взгляд на ситуацию. Мне вообще не следовало спрашивать Око о том, кто украл деньги. Давно пора понять, что не всегда кратчайший путь к цели является самым верным, — она крепче сжала пальцы на руле.

Я мгновенно понял, что она имела в виду, говоря об ошибочности коротких путей, но решил не развивать дальше эту тему.

Пляж с видом на Эносиму и на белые мачты однопалубных яхт, стоящих на приколе, остался позади.

Дорога пошла вверх. Мы ехали среди деревьев, растущих на склонах гор, ещё оголённых, не покрытых листвой. Лишь в середине февраля в Камакуре раскроют бутоны соцветия слив, в марте воздух наполнится ароматом персиков и магнолий, а завершающим аккордом станет цветение пионов, глициний и ирисов. На всю весну и лето полуостров Миура превратится в рай. Японский Майами, пристанище для поклонников виндсёрфинга.

Некоторое время я смотрел в окно молча, но когда мы проезжали мимо святилища Бентен, я наконец решился заговорить о том, что меня мучило со вчерашнего вечера:

— Эшфорд-сан, — сердце бешено стучало в груди, обгоняя мысли, — вы позволите мне однажды поговорить с вашим духом-хранителем?

Лилиан вздрогнула. Кажется, моя просьба для неё стала неожиданностью.

— Зачем вам это?

— Хочу убедиться, что с ним всё в порядке.

— Так и есть, не сомневайтесь.

— Я бы хотел услышать то же самое от него. Клянусь, я не собираюсь настраивать его против вас!

— Знаю. У вас нет недобрых намерений по отношению ко мне. Так сказало Око.

— Тогда разрешите увидеть Цузуки-сан!

Она долго молчала. Потом произнесла:

— Я подумаю.

По крайней мере, не выпалила сразу категоричное «нет».

— Спасибо.

— Вы хотя бы осознаёте, насколько это опасно? — серьёзно спросила она. — Если что-то пойдёт не так, погибнете не только вы, но и люди, случайно оказавшиеся рядом. Вы готовы взять на себя ответственность за чужие жизни?

Учитывая недавние события, я отлично осознавал степень риска.

— Мы отправимся туда, где никого нет, — слабый аргумент, но другого не нашлось. — Мы оба способны телепортироваться. На этой земле существуют необитаемые острова, пустыни. Если правильно выбрать место для разговора, никто не умрёт!

— Кроме вас, — горько усмехнулась Лилиан. — Подумайте, чего вы на самом деле хотите? — она резко повернулась ко мне. — Вы ведь решили спасти Асато-кун!

— Да, решил.

— Значит, следуйте своему пути, а я буду следовать своему.

Она продолжала вести машину — серьёзная, сосредоточенная. Похожая на Цузуки-сан. Их сходство причиняло мне боль.

— Почему вы так похожи на него? — невольно вырвалось у меня. — Есть тому причина?

Лилиан могла бы промолчать, но она ответила.

— Есть.

— Какая?

— Магическая связь душ.

И пояснила, взглянув на моё вытянувшееся от изумления лицо:

— Нас связало Око. До конца мира. До последних дней существования Земли.

Я откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза.

«До последних дней существования Земли…»

«Вот как?» — наверняка сказал бы циник Мураки.

На воротах, окружённых зарослями сериссы и бересклета, был изображён герб фудзи-мон*. Служанка средних лет, встретившая нас у входа, совершенно не удивилась нашему прибытию. Или просто не показала вида. Леди Эшфорд, предъявив свои документы, приказала женщине дать нам возможность сначала осмотреть дворовые постройки. Затем двинулась за служанкой, бросив мне через плечо ценную рекомендацию — держаться поблизости.

Мы обогнули выстроенный в форме пагоды трёхэтажный дом с красной черепичной крышей и очутились во дворе, где, по словам служанки, весной проходили состязания лучников. Чуть поодаль начинался сад, заросший глициниями, клёнами и ивами, а за ветвями деревьев виднелся пруд с непрозрачной водой. Впрочем, туда мы не добрались.

— Надо же, здесь гости, а мне об этом не доложили. Какая катастрофическая нерасторопность! — послышался неподалёку тягучий негромкий голос, и, оглянувшись, мы увидели красивую женщину лет сорока, одетую в ярко-алое кимоно.

Её чёрные вьющиеся волосы, слегка тронутые сединой, были собраны в причёску черепаховым гребнем и шпильками. Медленно переступая по каменным плитам двора, она шла к нам, внимательно вглядываясь в наши лица.

Служанка, низко поклонившись женщине, поспешно удалилась.

— Я Куросаки Руй, — представилась дама, подходя ближе. — Хотелось бы узнать ваши имена.

Лилиан раскрыла полицейское удостоверение:

— Яо Сашика, начальник управления уголовных расследований Токио.

Стараясь не выдать волнения, я последовал её примеру.

— Мори Кимаро, отдел уголовных расследований Токио.

— Чем обязана вашему визиту? — Руй-сан не спешила проявлять гостеприимство.

Лилиан перехватила инициативу в свои руки:

— Куросаки-сан, мы с коллегой, — она кивнула в мою сторону, — уполномочены расследовать дело о пропаже крупной суммы денег из вашего дома. Заявление было подано двадцать третьего июля прошлого года вашим супругом. Одновременно, насколько мне известно, ваш сын был объявлен в розыск вместе с госпожой Фудзивара Асахиной. Это так?

— Да, — взгляд Руй нервно скользнул по моему лицу. — Но разве Хисоку не нашли?

— Нашли, — подтвердила Лилиан.

— Он в порядке?

— На данный момент, да.

— Вы расскажете о том, что с ним произошло? Была авария? — заволновалась Руй.

— Сожалею, но я не знаю подробностей о том, что случилось с вашим сыном, — спокойно отозвалась Лилиан.

— А кто мог бы рассказать?

— Я, — упреждающий взгляд грозной напарницы был мною проигнорирован.

— Вы видели Хисоку-кун?! — болезненная радость озарила лицо Руй.

— Он в Дайго, одной из лучших клиник Токио. Не беспокойтесь, о нём там позаботятся должным образом.

— Я рада.

Снова напускное безразличие в интонациях. Мне только кажется, или она действительно пытается подавить чувства к сыну, словно любить собственного ребёнка — это преступление?

— Пройдёмте в дом, господа. Скажите, зачем возобновлено расследование? Разве найденных улик недостаточно?

— Достаточно, — голос Лилиан стал похож на речной лёд, ломающийся под ногой неосторожного путника. — И все они указывают на причастность к происшедшему вашего сына. Вас это устраивает?

В глазах Руй вспыхнул гнев.

— Вы приехали подтвердить вину Хисоки?

— Мы приехали восстановить картину происшедшего, — отрезала Лилиан.

— Тогда следуйте за мной.

Мы направились к центральному входу, и я невольно попытался высмотреть тот самый подвал, но не увидел. Возможно, к лучшему, иначе я бы мог не сдержаться и высказать вслух хозяйке много обидного.

Через переход, ведущий от одной из дворовых построек, мы вошли в дом, построенный традиционным перевязочным методом** и ориентированный по частям света. Архитектор сохранил обычное расположение комнат: в северной части дома жили женщины; в южной, ближе к центральному входу — мужчины. Комнаты соединялись между собой галереями и переходами. Деревянные полы скрипели под ногами, разноцветные бумажные фонарики под потолком мерно колыхались от ветра. Всё казалось чистым и аккуратным, однако меня поразило ощущение повисшей внутри промозглой сырости, и дело было явно не в повышенной влажности воздуха снаружи, а в чём-то другом.

Я вдруг поймал себя на мысли о том, что даже, не будучи эмпатом, бежал бы отсюда без оглядки. Откуда-то вдруг всплыло отрывочное воспоминание о том, будто я некогда приходил в этот дом, шёл по тем же коридорам. Однако стоило поймать очередное проявление дежа-вю, как оно мгновенно растворилось.

— С кем вы хотели бы побеседовать? — обратилась к нам Руй-сан, когда мы вошли в просторную комнату для официальных приёмов.

Несколько старинных какэдзику, развешанных в токонома, светильник под потолком да прямоугольный лакированный столик посреди комнаты — вот и всё, что там было.

Усевшись на татами напротив Куросаки-сан, Лилиан перечислила имена:

— Куросаки Ивао-сан, Фудзивара Орито-кун, Хориэ Мийя-сан. И с вами тоже я хотела бы поговорить. Кстати, если мы обнаружим какие-либо новые факты, то вызовем для беседы любого из проживающих здесь.

Руй побледнела, но нашла в себе силы произнести с чувством собственного достоинства:

— Как пожелаете, господа.

Я никогда прежде не вёл допросов подозреваемых. И надеюсь, мне больше не придётся заниматься ничем подобным. Крайне неприятная процедура.

Первой мы опросили Руй-сан. Она отвечала на вопросы односложно и неохотно, но, судя по моим наблюдениям, откровенно. В ночь, когда пропали деньги, она спала и ничего не видела. Сказала, что и не подозревала о планирующемся побеге, иначе предотвратила бы его. Мать Хисоки не признала факта, что испытывала хоть малейшую неприязнь к племяннице и племяннику, которых взяла на воспитание по требованию мужа. Собственного сына Руй с горечью описала как «слишком хрупкого» и «не от мира сего». Она, безусловно, хотела казаться в глазах Хисоки идеальной и непогрешимой, как император Акихито. Эта женщина, готовая на всё, лишь бы завоевать расположение мужа, не сумела создать для сына даже иллюзию счастливой семьи. Все попытки провалились, после чего Руй решила игнорировать ребёнка, которому невозможно солгать.

— Мне её жаль, — сделал я вывод, когда хозяйка покинула комнату. — Представляю, как часто ей хотелось спрятаться от Хисоки, чтобы он не видел хаоса, творящегося в её душе! Но не думаю, что Руй-сан могла бы причинить зло сыну. Она беспокоится о нём.

— Вы слишком быстро делаете выводы, — Лилиан покачала головой. — Осторожнее, вам ли не знать: люди часто не таковы, какими кажутся.

— Благодарю. Ваш совет разумен, и я им воспользуюсь.

Следующим вошёл старший брата Нагарэ — мужчина в возрасте около пятидесяти, крепко сложенный, среднего роста с безразличным лицом. Ивао спокойно ответил на все заданные ему вопросы, но к картине происшествия его показания не добавили ничего. Лишь возникло смутное подозрение, что он за что-то зол на Нагарэ-сан.

— Интересно, — заметил я, проводив Ивао взглядом, — почему отец предпочёл оставить всё наследство младшему сыну, сделав его главой семьи?

— Подозреваете Ивао-сан? Думаете, он мог что-то сотворить из зависти к положению брата?

— С другой стороны, — продолжал рассуждать я. — Если бы он собирался заполучить наследство, дискредитировав Хисоку-кун, то, полагаю, сделал бы это раньше. Однако мотив налицо. Впрочем, есть ещё кое-кто, заинтересованный в получении наследства.

Высокий худощавый юноша восемнадцати лет с короткой стрижкой представился как Фудзивара Орито. Собранный, спокойный, немного строгий, он производил приятное впечатление, если бы не глаза. Дерзкий, вызывающий взгляд заставил меня насторожиться и внимательнее присмотреться к парню. А, возможно, дело было в том, что я никак не мог забыть слова Хисоки, подслушанные мной в Дайго: «Отец, кто угодно, только не он!»

Что же опасного было в этом молодом человеке? Отчего Хисока убеждал отца не делать Орито наследником, предпочтя ему кандидатуру Ивао-сан? Прислушавшись к совету Лилиан, я решил просто понаблюдать за происходящим.

Мы по очереди задавали вопросы, а Орито-сан отвечал уверенно, негромко, без запинок. Он честно признал, что у них с Хисокой были напряжённые отношения. Хисока раздражал Орито тем, что дурно влиял на Асахину, которая с детства была излишне впечатлительна. По мнению Орито-сан, именно Хисока виновен в том, что Асахина поверила в любовь Нобору.

«Если бы не глупые выдумки Хисоки о том, что он якобы понимает все мысли и чувства этого проходимца, Асахина никогда не стала бы встречаться с вором!» — пояснил Орито.

По его мнению, Хисока испортил его сестре жизнь. Девушка потеряла шанс удачно выйти замуж, лишилась благоволения Нагарэ-сан, утратила семью, статус, уважение ближайших родственников. Слишком дорогая цена. И если уж говорить о неприязни, она была взаимной. Хисока тоже недолюбливал двоюродного брата. Про события в ночь побега Орито-сан также ничего полезного не сказал. По его словам, он находился у себя в комнате и спал. Кража денег стала для него сюрпризом, как и для остальных членов семьи.

— Скользкий тип, — коротко обронила Лилиан, когда за Орито задвинулись фусума. — Вы не ощутили ауры мага, когда он вошёл?

— Нет.

— И я тоже, хотя почти была уверена… Ладно. Осталась Хориэ-сан. Давайте побеседуем с ней.

Признаться, поначалу я был настроен против этой служанки из-за её предыдущих показаний. Однако стоило мне увидеть маленькую девушку в светло-зелёном юката, которая едва войдя в комнату начала рыдать, умоляя не спрашивать её больше ни о чём, потому что «бо-тян не виноват», и сердце моё смягчилось.

— Пусть в тюрьму посадят меня, — плакала Мийя, — но я никому ничего не скажу!

— И всё-таки, что случилось в ту ночь? — мягко спросила Лилиан, и я с немалым удивлением прочёл в глазах моей напарницы сострадание.

Выходит, Эшфорд-сан не законченное чудовище? Камень с плеч.

— Нет! — отвернулась в сторону Мийя. — Я навредила Хисоке-сан! Никогда не прощу себе этого!

Её ресницы и щёки намокли от слёз.

Лилиан вдруг встала с места, подошла к Хориэ-сан и ласково погладила её по затылку.

— Хочешь защитить молодого хозяина?

Мийя подняла голову и с недоумением воззрилась на строгую женщину в полицейской форме, внезапно проявившую сочувствие.

— Да, — прошептала она. — Хисока-сан не заслуживает того, что с ним случилось! Он честный и добрый! Он никогда бы не взял денег! Мне не сказали в тот день, что произошло. Я думала, с Хисокой приключилась какая-то беда, а мои показания помогут отыскать его! Но его обвинили из-за меня! Я стала причиной его несчастий!

— Понимаю, — произнесла Лилиан. — Нас с Мори-сан отправили сюда разобраться в происшедшем. Если вспомнишь что-то ещё, мы будем тебе благодарны.

Ничего нового девушке, к сожалению, вспомнить не удалось. Зато Лилиан очень подробно и долго расспрашивала Мийю о её самочувствии за последние полгода и о симптомах недомогания. Я не понял, какое отношение к краже денег имело состояние здоровья служанки, но положился на Эшфорд-сан. Наверняка у её вопросов имелась цель. Часть ответов Мийи удовлетворила Лилиан, часть заставила задуматься. Наконец, Хориэ-сан ушла.

— Тацуми-сан, — Лилиан была серьёзна, как никогда. — По вашим ощущениям, эта девушка может быть связана с магией?

— Не думаю. От неё не исходит магических эманаций.

— Если мы оба просмотрели нечто важное, это потом нам выйдет боком.

— Подозреваю, — криво усмехнулся я. — Но к чему было так долго расспрашивать её о самочувствии?

— А разве не странно: у молодой девушки вдруг начинается бессонница, рассеянность, приступы удушья и жжение в желудке? Потом она признаётся в том, что стала нервной и раздражительной. А за месяц до этого Мийя-сан постоянно испытывала сильную сонливость. О чём это говорит?

— Я не врач. Однако, как мне кажется, симптомы похожи на длительный, бесконтрольный приём какого-то химического препарата.

Лилиан коснулась Ока.

— Нужна информация по лекарственным средствам, — пауза, а потом у Эшфорд-сан в кармане завибрировал мобильный телефон.

Лилиан вытащила его, откинула крышку и прочитала сообщение.

— Понятно, — сказала она наконец, убирая телефон обратно.

— Что это было? — заинтересовался я.

— Послание от Ока.

— Оригинальный способ общения вы изобрели, — не удержался я.

— Раньше мы общались телепатически, но неделю назад я потребовала, чтобы это прекратилось. Хочу разобраться, Око ли влияет на некоторые мои жестокие поступки или кто-то другой.

— И теперь все сообщения от амулета приходят на мобильный телефон?

— Да, с так называемого «нулевого номера», не обслуживаемого ни одним оператором.

— И что в сообщении? Или опять скажете, будто мне этого знать не положено?

— В SMS было написано, что симптомы заболевания Хориэ-сан больше всего похожи на последствия применения хлордиазепоксида — седативного и снотворного препарата, вызывающего привыкание, синдром отмены и ряд побочных эффектов, особенно со стороны нервной системы и желудочно-кишечного тракта.

— Значит, Хориэ-сан принимала успокоительное так долго, что возникли побочные эффекты?

— Боюсь, это не было её решением, — задумчиво хмыкнула Лилиан, — иначе Хориэ-сан сообщила бы мне. Ведь я только что спросила её о том, не употребляет ли она каких-либо лекарств, и девушка ответила «нет». Ложь исключена. Око просигналило бы мне о недостоверности информации. Следовательно, Хориэ-сан добавляли хлордиазепоксид в питьё без её ведома.

— И зачем, по-вашему, это делалось?

— Тацуми-сан, я предполагаю, что лекарство ей подмешивал тот, кто впоследствии …

Лилиан не договорила. Из коридора внезапно послышался топот ног бегущих людей, затем донеслись приглушённые вскрики, звуки борьбы и чьё-то громкое, натужное мычание.

Мы с Лилиан одновременно вскочили, бросились к фусума и отодвинули её. Нашим глазам предстала весьма странная сцена. Двое молодых слуг удерживали из последних сил женщину с поседевшими растрёпанными волосами и босыми ногами, одетую в белую ночную рубашку до пят. Глаза старухи были выпучены и налиты кровью. Её тело изгибалось дугой, казалось, ещё немного, и она упадёт на пол и забьётся в эпилептическом припадке. Слуги выкручивали женщине руки и зажимали рот, чтобы она не кричала, а она яростно мычала и дёргалась, пытаясь лягнуть мужчин и укусить их за пальцы.

— Что здесь происходит? — строго спросила Лилиан.

— Простите, госпожа, — продолжая крепко держать старуху, произнёс один из молодых людей. — Эта дама серьёзно больна. Десять минут назад она выломала запертую дверь своей комнаты и сбежала, и мы только теперь сумели догнать её. Извините за шум. Сейчас всё закончится.

— Кто она? — Лилиан сделала шаг вперёд, пытаясь в полутьме получше рассмотреть лицо женщины.

— Мы не можем сказать.

— В доме идёт расследование преступления. Я начальник управления полиции, — Лилиан предъявила своё удостоверение, — и я требую ответа! Кто эта женщина?

Слуга неохотно вымолвил:

— Казухико-сан. Мать госпожи Руй.

В этот миг женщина оттолкнула державших её слуг и ринулась прямиком к Лилиан. Я собрался встать между ними, чтобы защитить Эшфорд-сан от нападения сумасшедшей, но моя напарница внезапно отрицательно качнула головой, давая понять, чтобы я не вмешивался. И я отступил.

Казухико-сан упала перед Лилиан на колени, вцепилась ей в одежду и отчаянно завыла, будто её душу кто-то разрывал на части:

— Хозяйка тьмы, уходи! Возвращайся в свой мёртвый замок! Заклинаю, оставь этот дом в покое!!!

Слуги подбежали, подхватили Казухико-сан под локти и потащили её за собой, на ходу сумбурно извиняясь перед Лилиан за случившееся.

— Королева тёмной стороны!!! — визжала безумная Казухико, брызжа слюной и продолжая упираться ногами в пол. — Твоя кровь была отравлена задолго до рождения!!! Дочь смерти и разрушения!!! Не возвращай то, что забрала из этого города!!! Огонь твоего безрассудного гнева выжигает дотла!!! Он пожирает моё сердце!!!

Услышав про огонь, Лилиан вдруг побледнела, развернулась и быстрым шагом направилась обратно в комнату. Дрожащими руками задвинула фусума, позволив, правда, мне войти следом.

— Такое впечатление, что она знала вас раньше, — стараясь казаться спокойным, вымолвил я.

— А я впервые её вижу! — резко отозвалась Эшфорд-сан.

— Может, старуха не так уж и безумна? Возможно, вы встречались?

— Она сумасшедшая. Мы не встречались никогда!

— Тогда почему Казухико-сан так уверенно говорила всё это — про тьму, огонь, разрушение?

— Она бредит. У неё припадок.

— Эшфорд-сан, если между нами не будет полного доверия, я не стану вас учить управлению Тенями. Да вы и не выучитесь, не доверяя Мастеру.

Лилиан вдруг уткнулась лбом в стену и прошептала:

— Я не помню её. Действительно, не помню. Но вдруг… Я подумала о том, что вдруг много лет назад, не осознавая своего поступка, я убила кого-то из её родных и забыла об этом? Мне страшно. Я не должна была рождаться на свет! Моя кровь точно отравлена. Из-за меня погибла даже моя мать…

И Лилиан быстро прикусила нижнюю губу, поняв, что проговорилась.

Я стоял рядом, в ужасе глядя на неё.

— Ваша мать погибла по вашей вине? Что это значит?!

— Вы неверно меня поняли.

— Нет, я понял вас верно, и я хочу знать правду!

— Зачем? — простонала Лилиан, отходя к окну. — Ну зачем вам сдалась моя жизнь во всех её подробностях?

— Потому что я хочу вам доверять и знать, что вы не опасны для Цузуки-сан!

— Я опасна для всех на самом деле, — горько вздохнула Лилиан. — Когда мне было шесть месяцев, — глухо заговорила она, так и не повернувшись лицом ко мне, — какие-то люди пробрались в дом в отсутствие отца, закололи мою мать ножом, а потом собрались убить меня, но в этот момент отец вернулся. Он к тому времени уже владел Оком и воспользовался магией амулета для мести. В первый раз отнял чужие жизни. Никто из убийц не спасся. С тех пор меня повсюду окружает кровь и смерть. Я, как и мой отец, стала чудовищем, унаследовав Око.

— Почему вы вините себя? Вы тогда были всего-навсего беспомощным младенцем! — я попытался успокоить её.

— Это вы так считаете, но со дня моего рождения по окрестностям циркулировали жуткие слухи о том, что моя мать родила демоническое отродье с ядовитой кровью.

— Из-за необычного цвета ваших глаз? — уточнил я.

— Отчасти да, но в основном из-за наводнений и многочисленных болезней, внезапно обрушившихся на близлежащие местности. Некоторые наши соседи, собравшись вместе, решили избавить землю от «младенца греха и ведьмы, породившей это чудовище на свет». Что было дальше, я рассказала. Думайте, что хотите. Я не знаю, кто я на самом деле — демон или человек. Но я очень хочу быть человеком!

У них с Цузуки даже судьбы похожи…

Я приблизился к Эшфорд-химэ и порывисто обнял её за плечи.

— Успокойтесь. Я не подумал о том, что вам тоже бывает больно, и вы способны бояться и сомневаться.

— Как видите, могу.

— Простите, я вёл себя грубо.

— Неудивительно. Я тоже не была с вами доброй и милой.

— Я больше не буду заставлять вас вспоминать все эти кошмары прошлого! Тем более, на данный момент у нас полно других нерешённых проблем.

— Да, надо разобраться с расследованием, например.

— Вы сказали, кто-то давал Мийе-сан снотворный препарат без её ведома. У вас есть предположения, кто и зачем?

Лилиан провела рукой по лицу и устало посмотрела на меня.

— Кто — не знаю, а вот зачем… Есть одно предположение. Наверное, чтобы довести Мийю-сан до истощения и с помощью магии стереть ей часть памяти, ослабленной к тому времени приёмом лекарств. По крайней мере, я так думаю.

— Зачем кому-то так поступать?

И тогда Лилиан выложила свой последний козырь. Вернее, я решил, будто он последний.

— По информации, полученной мной вчера от Ока, именно Мийя-сан, находясь под воздействием магии или гипноза, вскрыла сейф и забрала деньги после того, как Хисока-сан и Асахина-сан покинули дом. Однако ни настоящего виновника кражи, ни нынешнего местонахождения денег Око не показало, сославшись на то, что ему «мешает чужая магия». И вот мы с вами здесь. Выясняем истину.

Я неожиданно почувствовал слабость в ногах и вынужден был усесться на татами.

Комментарий к Глава 22. Дело Куросаки * Глициния – символ здоровья и выносливости.

Дом строится на основе центрального столба, к которому крепятся другие элементы конструкции. При землетрясении такой дом может согнуться, но не будет разрушаться.

====== Глава 23. Шипы роз ======

Не думал, что в пустоте, где время застывает густым, горьковатым сиропом, может что-то присниться. Наверное, воображение недопустимо разыгрывается, когда долго находишься в одиночестве.

Я шёл через незнакомый замок с полуразрушенными стенами. Сквозь пол и окна проросли деревья и кустарник, а среди пустынных коридоров перекликались голоса неупокоенных душ. Они не могли найти выход из дворца, и всё, что им оставалось — страдать внутри.

Остановившись возле одного из окон с разбитым стеклом, я увидел снаружи поле, заросшее белыми розами. Оно выглядело так, словно на нём недавно отгремела страшная битва: повсюду виднелись втоптанные в грязь изломанные стебли и растерзанные бутоны, окроплённые кровью.

Как странно. Я когда-то видел такое же поле и своего двойника — мальчика лет семи, срезавшего нераспустившиеся цветы. Тогда он сказал мне нечто важное, а теперь я забыл, о чём мы беседовали в тот день.

И вот мальчик вырос, возмужал, превратился в юношу. Никто не мог прикоснуться к нему, потому что каждого, кто подходил слишком близко, он сжигал заживо. А потом откуда-то рядом с юношей появилась прекрасная дама с ярко-фиолетовыми глазами. Её я тоже когда-то встречал, но память отказывалась возвращать забытые эпизоды прошлого. Эта леди взяла другого Цузуки Асато за руку и что-то сказала ему на ухо. И мой двойник вдруг склонился перед ней, словно безоговорочно признавал её власть над собой.

Через мгновение они оба растворились в воздухе, а следом исчезло поле с окровавленными розами. Остались только тьма и тишина непонятного дворца.

Я двинулся дальше, поднялся на второй этаж, заглянул во все комнаты, но никого не встретил. Казалось странным, что никто не жил в замке, не пользовался мебелью из дорогих пород дерева, роскошными джакузи, кроватями с бархатными балдахинами, не любовался зеркальными потолками и статуями известных скульпторов. От невыносимой тоски я решил подняться ещё выше, под самую крышу, надеясь найти хоть кого-то живого. Но там, на чердаке дворца, к своему удивлению, обнаружил только огромный зеркальный шар. Он сверкал и переливался всеми цветами радуги, и я замер, не в силах оторваться от него.

Шар гипнотизировал разум, внушая нереальные сны, а потом с треском раскололся надвое, и я провалился в бездну, где не было ни мыслей, ни чувств.

Я вздрогнул и очнулся. Вокруг по-прежнему царила тьма, отливающая рубиновым отсветом. Откуда-то издалека слышались голоса — неразборчивые, пугающие, впивающиеся в измученный мозг.

«Миры сдвинулись, — разобрал я среди них голос Ватари. — Возврата нет. Только ему подвластно… » Я начал оглядываться по сторонам, ища Ютаку-сан, но его нигде не было видно.

«Опять примерещилось. Да что такое со мной происходит?»

Предыдущий сон медленно улетучивался из памяти, и вскоре я не смог бы вспомнить, что именно так обеспокоило меня. Накатила невероятная слабость, словно меня накачали сильнодействующими лекарствами.

Наверное, так выглядит ад, предназначенный для Богов Смерти?

Да, скорее всего, я попал сюда в наказание за свой безрассудный побег в прошлое.

В тот день военные, забрав пострадавших на обследование, разрешили мне пройти следом, ведь по легенде Мураки, я являлся его ассистентом. Трудно играть роль врача, имея нулевые познания в области медицины, но я, кажется, держался молодцом. По крайней мере, они ничего не заподозрили. К счастью, анализы пациентам делал не я, а персонал лаборатории.

Врачи, посовещавшись, ввели пострадавшим какое-то лекарство, и люди стали приходить в сознание. Они были слабы и почти не воспринимали происходящее. Никто из пострадавших ничего не способен был рассказать о случившемся до комы. Несчастные едва вспомнили свои имена и место проживания.

Черноволосый мужчина среднего роста с квадратным лицом и короткой бородкой махнул рукой и отдал приказ развезти людей по клиникам, с которыми, как он выразился, «была изначальная договорённость».

Всем пациентам ввели успокоительное и погрузили на каталки. Последовав за военными, я увидел, как жертв эксперимента вывезли в нижний ангар, поместили в автомобили, очень похожие на машины реанимации, и все они через пятнадцать минут одна за другой покинули бункер.

Тогда мужчина с бородкой приблизился ко мне и спросил:

— Вы в курсе, что произошло с вашим сенсеем, Ито-сан? Мы не можем связаться с Саппоро из-за неблагоприятных метеоусловий. На линии помехи, поэтому установить факт пребывания доктора в восьмом филиале невозможно. Мы не думали, что Мураки-сенсей покинет нас столь поспешно.

Я сглотнул ком в горле и с непробиваемым видом заявил:

— Доктор подозревает, что у пациентки началась непредсказуемая реакция на введённый препарат. Поскольку на данный момент определить последствия сложно, он решил отправиться с ней.

Бородатый задумчиво пожевал губами.

— Наш томограф вышел из строя вчера. Давно у нас столь внезапно техника не ломалась. Ближайший аппарат действительно находится в восьмом филиале. Но всё-таки, скажите, почему Мураки-сан воспользовался запасным выходом для вылета в Саппоро, ведь экстренной ситуации не сложилось?

— Не знаю, господин! — я вытянулся перед ним в струнку, стараясь подражать выправке военных. — Я всего лишь ассистент. Простите.

— Ладно, скоро связь наладится, и мы всё узнаем, — задумчиво покивал бородач в форме. — Оставьте свои координаты у охраны и можете быть свободны. Думаю, сегодня ваши услуги не понадобятся. Последний вопрос: что у вас за телефон в руках?

Я натянуто улыбнулся.

— Мураки-сенсей оставил, чтобы я мог вызвать охрану в случае затруднений.

— Дайте сюда.

Понимая, что возражать не стоит, я без колебаний протянул мобильный бородачу. Он открыл его, понажимал какие-то кнопки, и, не найдя никаких данных, молча вернул телефон, после чего, не прощаясь, двинулся к выходу.

«Про пострадавших лучше не спрашивать, — решил я. — Потом вместе с Ватари навестим их. Думаю, найти людей будет несложно после поднятой на телевидении шумихи с вирусом».

Переместившись в Синдзюку Гоэн, чтобы немного успокоиться и собраться с мыслями, я остановился возле пруда с черепахами и стал наблюдать за тем, как голуби на дорожке суетливо подбирают остатки рассыпанного кем-то попкорна, беспорядочно размахивая крыльями и мешая друг другу.

Мураки вдруг попрощался навсегда. Определённо, это его новая уловка! Он опять что-то задумал. Да теперь ещё у него появилась сообщница! Без сомнения, от этой парочки стоит ждать беды. Не успокоюсь, пока не выясню правду, несмотря на все предостережения доктора. Разве я могу сделать вид, будто ничего не произошло? Они забрали Микако-сан и что-то собираются с ней сотворить! Я не могу этого так просто оставить!

Снова достав из кармана мобильный, я откинул крышку и задумчиво уставился на экран: «Неужели ты не пришлёшь мне никакого сообщения? Пришлёшь, я знаю, поэтому пока не стану ломать SIM-карту».

Я даже не заметил, как возле меня остановился случайный прохожий — старичок с тростью в руках. Одет он был в тёмную шляпу с широкими полями и чёрное пальто. Повздыхав некоторое время, старичок обратился ко мне:

— Осень-то в прошлом году какая ранняя была…

— Простите, не заметил, — брякнул я первое, что пришло в голову.

— А зря, молодой человек, — назидательно заметил старичок. — Природа лечит раненую душу.

— Вы о чём? — я непонимающе уставился на благожелательно улыбавшегося дедулю, опершегося обеими руками о набалдашник трости.

— Разве ваше сердце не ранено?

— Вовсе нет.

— Но, похоже, что вы запутались, — и старик кивнул на раскрытый мобильный телефон в моей ладони. — Хотите решиться на что-то, но не знаете, с какой стороны подступиться. Молодость и недостаток опыта всегда идут рука об руку. Я тоже когда-то сомневался, терялся…

Ох, ясно. Старичок, скорее всего, живёт один, а в парк приходит для того, чтобы пообщаться с хоть кем-нибудь. Сегодня вот встретил меня. Надо спокойно объяснить ему, что я в утешениях не нуждаюсь и завершить беседу парой-тройкой ничего не значащих фраз.

— На самом деле я не так уж и молод. И редко в чём-то сомневаюсь, поэтому…

— Знаете, юноша, — склонил голову набок старичок, — труднее всего признать не то, что тебя предали, а то, что любишь недостойного человека. Но любовь не знает условностей и социально одобряемых причин. Она парадоксальна. Хотите, расскажу одну историю?

— Вообще-то я тороплюсь …

— Послушайте. Это недолго.

— Хорошо, — я сдался.

— Один полицейский был влюблен в прекрасную преступницу. Однажды без раздумий девушка выстрелила в напарника полицейского во время задержания. Пострадавший скончался в больнице. А тот, кто любил девушку, дал ложные показания в пользу любимой. Все его коллеги догадывались о том, что, скорее всего, он солгал, хотя прямых доказательств его лжесвидетельства не было. Но вся история не могла не сказаться на отношении коллег к тому мужчине. Да он и сам казнил себя за свою ложь и предательство по отношению к напарнику. В конце концов, полицейскому пришлось уволиться. Это был абсолютный конец его карьере. Спросите, отплатила ли ему долг девушка тем, что стала честной? Мой ответ «нет». Спустя полгода её поймали и отправили за решётку, а тот мужчина продолжал любить ее. Она вышла из тюрьмы и продолжила совершать ограбления, связавшись с шайкой бандитов, а он всё думал о ней. В конечном итоге, волей случая эти двое снова встретились. Мужчине пришлось принять её такой, какая она есть. И некоторое время они были счастливы, насколько это возможно, конечно, при данных обстоятельствах, но их совместная жизнь продлилась недолго. Через два года девушка погибла. Бывший полицейский прожил один до глубокой старости, подрабатывая продавцом в книжном магазине. Не женился, не завёл детей. Даже близких друзей у него не появилось. Была ли его любовь манией, навязчивой идеей, одержимостью, как полагаете?

— Да разве мне его судить?! — вырвалось у меня.

— Видите, — удовлетворенно качнул головой старичок. — Зачем судить, если все мы не идеальны? Но скажите, в чём вы вините вашу возлюбленную?

— У меня нет возлюбленной.

Старичок понимающе усмехнулся.

— Значит, есть любимый.

— С чего вы взя…

— Молодой человек, — покачал головой старичок. — Я вам не судья и не советчик. Просто решил рассказать о своей жизни. Возможно, вам это полезно будет, а, возможно, нет. Только знайте, осуждение и любовь — разные вещи. Осуждает ум. Любит сердце. Они между собой никогда не придут к согласию, но только через сердце человек может быть счастлив. Ум — бесплодная пустыня. Осуждая, заблудишься в ней навсегда.

— По-вашему, надо забыть о загубленных душах?! — выпалил я и прикусил язык.

И зачем я ляпнул такое? Проклятие, как же у меня в голове всё перепутано! Дальше некуда! Пора срочно возвращаться в Мэйфу, а то я сейчас наболтаю лишнего.

— Со смертью смириться нельзя, но я сейчас говорю о другом. Любовь, приходя в чьё-то сердце, не спрашивает, достоин ли её твой избранник. Неужели Господь, посылающий любовь, менее мудр, чем мы, мучающие себя мыслями о том, кто чего достоин? — и старик отечески похлопал меня по плечу. — Ты хороший, сынок. Желаю тебе поскорее разобраться в себе и стать счастливым.

И, приподняв над головой шляпу в знак прощания, онпошёл по аллее прочь.

Подождав пока он отойдёт подальше, я огляделся вокруг. Никого.

Сунув телефон в карман, я скрылся за стволом ближайшего дерева, а оттуда телепортировался в Мэйфу.

Судя по тому, как другие синигами отреагировали на моё возвращение, увидеть меня в добром здравии почти никто не ждал.

Шеф Коноэ с подозрительно увлажнившимися глазами выслушал мой доклад о происшедшем, после чего обернулся к Тацуми и попросил того в ближайшие дни поискать информацию о леди с кинжалом. У Сейитиро заметно дрожали руки, когда он зачем-то начал перекладывать с места на место папки с отчётами. Один Ватари не пытался изображать сдержанность. Он кинулся ко мне и крепко обнял, похлопав по спине:

— Поздравляю! Ты спас пострадавших и сумел вырваться из лап маньяка! Ты невозможно крут, приятель!

— Не так уж и крут, — печально вымолвил я. — Мураки сам решил отпустить своих жертв. К тому же спасены не все, — добавил я. — Микако-сан была похищена той странной сообщницей доктора, похожей на демона или сильного тёмного мага.

— Расскажи поподробнее о той даме, — взволнованно попросил шеф.

— Ей примерно двадцать два года. Волосы тёмно-каштановые, глаза золотисто-зелёные. Носит на шее старинный кинжал с таким… треугольным лезвием. Она запросто справилась с Бьякко, загипнотизировав его. Монстры Мураки тоже её слушаются. Да, забыл сказать: Мураки что-то сотворил с Микако-сан перед тем, как её похитили. Кажется, Микако стала наполовину демоном, как я.

— Ну, твоё полудемоническое происхождение ещё не доказано, — загадочно вымолвил Ватари и не успел я уточнить, что он имеет в виду, как Ютака добавил. — Но об этом позже. Сейчас надо потрудиться найти логово этого вивисектора, чтобы вернуть девушку родственникам в добром здравии.

— Да, — уныло отозвался я, — только не представляю, откуда начинать поиски.

— А ты ступай, прими душ, отдохни. Глядишь, к завтрашнему дню проблема начнёт рассасываться…

— Каким образом? — я в недоумении поднял глаза и увидел, как Ватари, Тацуми и шеф обмениваются многозначительными взглядами. — Вы что, собрались помогать?

— А то нет! — широко ухмыльнулся Ватари, подмигивая мне. — После того, как ты провернул такое немаленькое дельце в одиночку, неужели мы не поспособствуем в остальном? Плохо же ты о нас думаешь! В общем, отдыхай. И — да, имей в виду: тебя в твоей комнате кое-кто ждёт. Правда, он очень устал. Не спал всю прошлую ночь … Ты уж не буди его. Или нет, разбуди! Думаю, он будет рад тебя видеть.

Слёзы невольно навернулись мне на глаза, и чтобы мои друзья ничего не заметили, я быстро телепортировался к себе.

Десяток вкуснейших пирожных и две упаковки коричных рулетов, лежащие на столе, сразу бросились в глаза, стоило только оказаться в комнате.

И ещё — идеальная чистота вокруг. Ни пылинки.

Хисока спал на моей кровати, уткнувшись носом в подушку, свесив ноги с края кровати. О, стыд на мою голову: похоже, он в одиночку прибрал весь тот кошмарный хаос, который царил здесь. Туго ему пришлось, учитывая, что на уборку комнаты я тратил не больше десяти минут в неделю с того момента, как попал в Мэйфу.

Я осторожно приблизился и дотронулся до волос Хисоки. Мой напарник что-то пробормотал сквозь сон, перевернулся на спину и открыл глаза. Несколько секунд он, не моргая, смотрел на меня, а потом подскочил на кровати и повис на моей шее.

— Идиот, — зашептал Хисока мне на ухо. — Ещё раз сунешься в самое пекло один — собственноручно прибью! Найду способ.

— Не сунусь, не сунусь…

— Поклянись!

Я поклялся всеми известными мне богами, чтобы успокоить его.

— А теперь рассказывай, что было! — нетерпеливо потребовал Хисока. — Я хочу знать, как ты спас людей и как сбежал от этого психа.

— Моей заслуги тут нет, — признался я с тяжёлым вздохом. — Мураки сам решил отпустить людей. Он ввёл им сыворотку обратного действия, и они пришли в себя.

— Мураки по доброй воле отпустил людей?! — у Хисоки округлились глаза.

— Знаю, это звучит невероятно, но — да, отпустил.

— Стало быть, теперь за тобой значится такой долг, что весь кредит у Графа за истекшие десятилетия покажется сущей мелочью, — «порадовал» меня Хисока.

— Не хочу даже думать об этом! — я зажмурился и резко встряхнул головой, пока моё богатое воображение не нарисовало каких-нибудь живописных картин. — По крайней мере, люди остались живы. Остальное не важно.

— И как они себя чувствуют? — взволнованно спросил мой напарник.

— Пришли в сознание, но, увы, ничего не помнят. Впрочем, думаю, это к лучшему, учитывая, через что они прошли. Их отправили в разные клиники. А одну девушку, Микако-сан, надо выручать. Мураки забрал её с собой. Он собирается с её помощью возродить тело своего брата Саки.

— Чокнутый маньяк, — вынес свой вердикт Хисока.

— Ватари, Тацуми и Коноэ-сан думают так же. Они пообещали мне помочь найти Микако-сан.

— И я присоединюсь! — тут юноша внимательнее пригляделся к моей одежде и беззвучно ахнул. — Святые угодники! Ты где ночевал?!

— В парке.

— Естественно, любимое место. Быстро в душ!

Я послушно подчинился. Вошёл в душевую кабину, скинув одежду на пол, залез под струи воды, смывая с себя всю усталость последних часов. Мысли прочь. Я — дома. И совсем скоро, когда мы разыщем Микако-сан, всё будет просто отлично. По крайней мере, я буду в это верить.

Вода стекала по коже тёплыми струями, оживляя каждую клеточку тела. Никакой горячки, никакого безумия. Я успокоюсь, возьму себя в руки и приду в норму. Ведь можно взять собственные мысли под контроль? Можно, конечно. И я так сделаю.

Закончив ополаскиваться, я завернул кран, вытерся, накинул на себя юката, и вышел из ванной. Хисока ждал меня, сидя на том же месте.

— Чай будешь? — спросил он.

— Чуть позже, спасибо.

— И даже пирожные не хочешь? Специально ведь для тебя покупал! Или закажем ужин?

— Согласен, — улыбнулся я. — Сейчас отдышусь, а потом закажем ужин и наедимся до отвала.

— Расскажи подробнее о том, что случилось в лаборатории.

Я поведал Хисоке о происшедшем, не упоминая, разумеется, о поцелуе и странном поведении доктора в последний момент перед исчезновением. Вряд ли бы мой напарник проникся этой частью истории. В процессе рассказа я почувствовал зверский голод и очень быстро умял все сладости, которые лежали под рукой.

— Ты хоть запивай иногда, — дружески посоветовал Хисока, наблюдая за тем, как я дожёвываю коричный рулет вприкуску с очередным пирожным.

И тут я опомнился.

— Неужели я опять всё съел?! Ужас! Надо купить чего-нибудь и для тебя. Я сейчас! До магазина и обратно!

— Стой, — Хисока вдруг вцепился в рукав моего юката. — Ты наелся?

— До следующего приёма пищи, — попытался отшутиться я, но мой напарник даже не улыбнулся.

— Тогда не уходи. Не сейчас.

Он встал и приблизился ко мне, наклонился и коснулся моих губ, сначала осторожно, потом уверенно, пытаясь растормошить меня — утомлённого, уставшего. Что-то изменилось. Будто нечто, сдерживавшее и заставлявшее юношу прежде вести себя робко, исчезло. Это пугало и возбуждало одновременно. Проведя пальцами по моим волосам, Хисока решительно потянулся к узлу оби. Слегка ослабил пояс, а затем его ладонь скользнула под мягкую ткань. Он провёл кончиками пальцев по моему бедру, будто нарочно дразня, обогнул занывший пах и двинулся вверх к животу, прикоснулся к моей груди и только после этого медленно спустился ниже, накрыв ладонью то, что уже давно жаждало прикосновений. Я сидел, не имея сил шелохнуться, и не узнавал своего напарника. Он никогда не вёл себя столь смело, несмотря на то, что наши отношения в последнее время вышли за рамки дружеских.

— Ты чудесный, — вдруг выдохнул Хисока. — Лучший на свете.

Перед внутренним взором замаячила опасная черта потери контроля.

— Не надо…

— Скажешь, будто совсем ничего не хочешь? — Хисока обиженно поджал губы и добавил. — Но я не поверю, потому что отчётливо чувствую прямо противоположное.

Он, безусловно, чувствовал, даже без использования эмпатии, учитывая, где в данный момент находилась его рука.

— Твои страх и неуверенность ранят меня гораздо сильнее, — заметил вдруг Хисока. — Неужели ты не можешь позволить самому себе хоть ненадолго расслабиться?

— Но если…

Хисока прижал указательный палец к моим губам.

— Прекрати. Не думай ни о чём. Просто делай то, что тебе хочется.

Я привлёк его ближе и положил обе руки ему на талию. Забрался пальцами под край его футболки и коснулся спины.

— Можно?

Он кивнул. Тогда я расстегнул его джинсы и помог ему снять их. Я догадывался, что мой напарник отлично сложен, несмотря на свою худобу. Так и оказалось. Узкие бёдра, плоский живот, подтянутые ягодицы … Совсем юный. Хисока мог влюбиться в кого-то другого и быть гораздо счастливее. Что же такого он нашёл во мне, старом, уставшем от жизни идиоте? И даже в таких делах мой опыт нельзя назвать богатым. Не разочарую ли я его?

Медленно провожу пальцами по напряжённой плоти, слегка сжимаю ладонь… Не торопиться. Ни о чём не думать. Забыть весь мир. Смотреть на него. На полуоткрытые губы, трепещущие ресницы. Впитывать тепло, чувствовать его движения, тянуться к нему, когда он пытается прижаться ко мне и поймать мои губы своими. Наши обнажённые бёдра соприкасаются, и от этого только острее становится наслаждение. Я изо всех сил сопротивляюсь тёмной волне, которая плещется на дне души. Сильная, неуничтожимая. Если подчиниться ей, то … Усилием воли заталкиваю темноту подальше. Усаживаю Хисоку к себе на колени. Он обнимает меня за шею рукой, другой продолжая ласкать меня. Его прикосновения неуклюжи, но чертовски приятны. Через некоторое время дыхание юноши становится прерывистым. Он слегка прикусывает мне мочку уха. Совсем не больно.

«Лучше бы болело…»

А потом резко вздрагивает и обессиленно прижимается ко мне. Я украдкой вытираю влажные пальцы о край своего юката, игнорируя внезапно возникшее желание поднести их ко рту и попробовать на вкус.

Хисока молчит, пытаясь отдышаться, потом поднимает голову и вопросительно заглядывает мне в глаза. Я улыбаюсь:

— Хорошо было?

Он смущённо отворачивается и тихо бормочет:

— Здорово.

И вдруг замечает, что со мной дело далеко не окончено. Соскальзывает с моих колен, и прежде чем я успеваю что-то сказать, его губы обхватывают меня… О, нет!

«ДА!»

Опасная темнота бурлит внутри, грозя прорваться лавиной. Влажно, горячо.

«Прекрасно!»

Запрокидываю голову. Рука сама собой тянется к его затылку, чтобы прижать крепче. Глубже! Дальше, полностью, целиком!

«Остановись! С ним нельзя так», — цепляюсь за голос собственного разума, который ослабевает с каждой секундой.

Как давно к моему телу никто не прикасался! Чудовище внутри изголодалось. Я слишком слаб, чтобы противостоять ему…

Паника. Наслаждение. Экстаз. Вспышка света под сжатыми веками и громкий, судорожный вскрик. Не узнаю собственный голос. Придя в себя, наклоняюсь, сползаю со стула, обнимаю Хисоку за плечи, испуганно заглядывая ему в глаза.

— Ты в порядке? Можешь побить меня. Хоть убей совсем!

О боги, я извращенец. Хакушаку по мне плачет.

Хисока долго молчит. Затем отстраняется и несмело спрашивает:

— Скажи, тебе хорошо было? А то я почему-то совсем не воспринимал твои эмоции. Так странно…

Смеюсь от облегчения, глажу его по голове, взлохмачивая светлые волосы.

— Да ты все мои сто-лет-назад уснувшие рефлексы разом разбудил! Не надо было так спешить. Мы же договорились продвигаться вперёд медленно и постепенно, чтобы не навредить тебе.

— Ты хотел этого, — откровенно заявил Хисока. — Не отрицай. Ты хотел именно того, что случилось. Думал об этом.

Интересно, какого цвета сейчас моё лицо? «Японский клён осенью», не иначе.

— Как-нибудь бы перебился.

— И часто ты вот так по жизни перебиваешься?

Невнятно мычу, ибо не знаю, что ответить.

— Больше никаких «как-нибудь», — категорично заявляет Хисока. — Отныне мы вместе и будем прислушиваться к желаниям друг друга.

— Я боюсь за тебя. Из меня всякая депрессивная пакость в избытке выплёскивается каждый день, а в такие моменты я вообще превращаюсь в поток негатива. По моей вине ты будешь снова чувствовать боль.

— А я обещал, что научусь её терпеть. И уже начинает получаться, как видишь.

Что ему возразить? Мои доводы исчерпаны, и я просто с благодарностью целую Хисоку.

— Спасибо, малыш.

Стоило Ватари убедиться в том, что со спасёнными людьми всё в порядке и попытаться выяснить, куда делся Мураки, мы узнали прелюбопытную новость: по данным муниципалитета Токио доктор считался скончавшимся месяц назад. По факту его смерти был выдан сертификат соответствующего образца, проведена процедура кремации и похороны. Сакурайджи Укё-сан получила в наследство имущество доктора за исключением нескольких личных вещей Мураки, отправленных в Киото на имя Ории Мибу.

Мы в гробовом молчании изучали данные отчёта в комнате у Ватари.

— Этого не может быть, — наконец, прошептал Хисока. — Мураки жив, поскольку моё проклятие всё ещё не исчезло!

— И свеча доктора во Дворце Графа по-прежнему горит, — задумчиво прибавил Тацуми.

Ватари хмыкнул и, потерев подбородок, предложил ещё раз проведать Мибу-сан.

У меня сразу зародилось паршивое предчувствие, что попытки поговорить с Укё-сан или Орией в данном случае ни к чему не приведут. И оказался прав.

Мы разыскали дом семьи Сакурайджи и, позвонив в дверь, представились коллегами Мураки по работе. Заплаканная Укё, оказавшаяся симпатичной девушкой, похожей на ребёнка, с отчаянием в голосе попросила нас уходить, сославшись на то, что ей сейчас тяжело, и она не хочет никого видеть. Пришлось удовлетворить её просьбу.

Мы телепортировались в Киото, но там натолкнулись на такое же нежелание Ории разговаривать с нами. Мибу-сан прислал вместо себя служанку, которая вежливо посоветовала возвращаться туда, откуда мы пришли. По меткому выражению Ватари, нас «корректно послали на Хоккайдо».

— Дела плохи, — заключил Тацуми. — Так мы не разберёмся в происходящем. Надо спросить у Графа, что бы всё это значило.

И мы отправились во Дворец Свечей, забыв золотое правило: если день с утра не заладился — не лезь напролом, дождись лучших времён.

Хакушаку-сама вместо ответа на наш вопрос предложил, обращаясь лично ко мне, простимулировать его мыслительные способности. Я в ужасе отказался. Тогда Граф картинно рухнул на диван и пожаловался на внезапно подскочившее давление. Ватсон царственно выпроводил нас вон, после чего — я подглядел через окно — поспешил с чашкой горячего чая к своему хозяину.

Пришлось вернуться в Мэйфу ни с чем.

В комнате Ватари мы с Хисокой и Тацуми-сан долго обсуждали происшедшее, однако ни у кого из нас не родилось ни единой идеи по поводу того, зачем Мураки решил снова прикинуться мёртвым, и каким образом ему удалось устроить самому себе похороны задним числом. Попытки выяснить, не появился ли на следующий день после «кремации» доктора где-нибудь на планете Земля мужчина тридцати с небольшим лет, чудом миновавший стадию ребёнка, подростка и юноши, не привели ни к чему.

— Будем ждать дальнейших событий, — подал здравую мысль Ватари. — Мураки обязательно выдаст себя. Тогда мы и вычислим его местонахождение.

Я не согласился с подобным планом действий, напомнив Ютаке, что Мураки может выдать себя только одним способом — серийными убийствами. Ватари возразил, что всё равно нет другого пути отыскать закоренелого маньяка. Надо ли говорить, что после слов Ютаки я мгновенно утратил своё недавнее спокойствие.

Ровно через неделю в ряде городов Европы от разных причин начали умирать люди, чьи души попадали в Мэйфу не сразу, а спустя несколько дней после смерти. Люди не помнили ничего, включая собственные имена. Если бы не этот маленький штрих, заподозрить причастность к их смертям кого-то, обладающего магическими способностями, было бы невозможно. Однако, сложив все факты, Ватари сделал следующий вывод:

— Какой-то сильный маг выкачал энергию из этих людей. Но для чего?

Никаких закономерностей в датах и местах смерти не прослеживалось. Двое случайных свидетелей утверждали, будто видели рядом с погибшими незадолго до их смерти темноволосого мужчину, чьего лица они не сумели разглядеть.

К сожалению, именно в тот момент, когда мы стали пытаться разыскать больше информации об этих случаях, Энма-Дай-О-сама через шефа Коноэ срочно распорядился отправить Тацуми и Ватари в дом семьи Куросаки для расследования происходящих там событий. Тацуми незадолго до отбытия поделился со мной новостью, но взял с меня слово, что я не расскажу ничего своему напарнику, чтобы не травмировать его лишний раз. Оказывается, Куросаки Руй после смерти сына вскоре забеременела снова, однако почему-то до сих пор не могла родить.

— Беременность, продолжающаяся почти два года, это ненормально, — говорил Тацуми с озабоченным видом. — Пусть я ничего не понимаю в женской физиологии, но такого просто быть не может! Надеюсь, Ватари разберётся, что к чему.

Я пожелал им обоим удачи, а на следующий день попытался самостоятельно продолжить расследование смертей в Европе, но внезапно шеф Коноэ вызвал нас с Хисокой к себе и завалил бесполезной работой, связанной с сортировкой старых отчётов. Мы оба недовольно заворчали, что архивом уже занимаются Гусёу-сины, но шеф был непреклонен. Когда Хисока вышел из кабинета, получив свою часть задания, Коноэ-сан вдруг остановил меня и, деликатно кашлянув, сказал:

— Цузуки-сан, забудь про происходящее за пределами Японии. Европа находится вне юрисдикции отдела. Другие департаменты займутся теми случаями.

Несмотря на мою «невысокую скорость мыслительных процессов», как недавно выразился Мураки, я мгновенно сообразил: кому-то невыгодно, чтобы мы продолжали расследование. Кому? Коноэ-сан? Вряд ли.

Наш шеф получает указания напрямую от Энмы-Дай-О-сама. И почему вдруг высшему руководству стало совершенно не важно, будет ли пойман Мураки? Подозрительно, очень подозрительно…

Тем вечером я снова телепортировался в Киото и сделал очередную попытку вызвать Орию на откровенный разговор. Однако, к величайшему удивлению, натолкнулся на плотный магический барьер вокруг «Ко Каку Ро». Я не сумел пробиться внутрь, а вызов шикигами в данном случае явно рассматривался бы как превышение служебных полномочий.

Наутро меня опять вызвал шеф и сурово произнёс:

— Я думал, ты поймёшь намёк, Цузуки-сан, но вижу, что ошибался. Отныне у тебя на компьютере больше нет выхода в сеть, и до моего особого распоряжения ты не имеешь права телепортироваться на Землю. Если Хисока-кун по твоей просьбе начнёт искать какую-либо информацию о смертях людей в Европе, с ним поступят аналогично.

— Но шеф… — начал я.

— Это всё! — впервые я услышал, как Коноэ-сан повысил голос. — Прекрати свою самодеятельность с расследованием того, чего тебе не поручали! Понял?!

Обида захлестнула меня, но я справился с дыханием и только ответил:

— Слушаюсь, — после чего быстро вышел из кабинета.

Разумеется, я тут же рассказал всё Хисоке. Мой напарник безмерно поразился такому поведению шефа, однако у него тоже не возникло версий того, почему Коноэ-сан вдруг так поступил.

— Похоже, у Мураки внезапно объявились союзники в Мэйфу, да ещё среди высшего руководства! — возмутился Хисока. — Если так пойдёт дальше, нам, возможно, вскоре придётся обороняться от тех, кого мы сегодня считаем коллегами и друзьями. И если такое однажды произойдёт, я хотел бы уметь защитить нас обоих, а для этого мне нужно приручить сильного шикигами, чтобы в случае надобности прикрыть твою спину.

— Если ты собираешься в Генсокай, я пойду с тобой!

— Конечно, мы отправимся вместе, лишь бы нам разрешили, потому что происходящее в последнее время мне не нравится. Особенно безосновательные ограничения твоей свободы.

Надо ли говорить, что и мне эти события совершенно не нравились. Просто совсем.

Грело душу лишь одно: мы с Хисокой в последние две недели проводили много времени вместе и при этом почти не ссорились. Так, совсем по мелочи и больше в шутку, чем всерьёз. Однако моего напарника что-то терзало с того самого дня, когда мы впервые стали близки.

— О чём задумался? — спросил я, когда мы, расслабленные и удовлетворённые, лежали, обнявшись, на диване в моей комнате. — Я уже наскучил тебе?

— Глупости несёшь, — Хисока улёгся затылком на моё плечо. — Просто я каждый раз чувствую: тебе хочется большего.

Я напрягся.

— Всё хорошо, — поспешно уверил я Хисоку. — Я вполне доволен тем, что есть.

— Ты обманываешь самого себя. Забыл про мои способности? Иногда мне удаётся поймать отголоски твоих фантазий, и они гораздо более красочны, чем-то, что в действительности происходит между нами. И твои сны …

— Не надо! — занервничал я.

— Надо, — упрямо продолжил Хисока. — Неужели я должен сделать вид, будто не замечаю ничего? Ты продолжаешь видеть сны, где между тобой и ним происходит всё то, чего тебе не хватает наяву со мной…

— Мне всего хватает, правда! А насчёт снов, — отчаянно пытался оправдаться я, — ты даже не представляешь, насколько они мне ненавистны! Я не лгу!

— Знаю. Ты пытаешься отвергать их, потому что боишься собственных желаний. Я думаю, образ Мураки в твоих снах — это просто фантазии, которые ты хотел бы реализовать. И если бы я был способен дать тебе то, чего ты хочешь, те сны исчезли бы. Но я пока не могу. Ты подождёшь ещё немного?

— Хоть целую вечность!

— Прости, — снова добавил Хисока, глядя в потолок комнаты. — Я не могу перестать ненавидеть этого человека. Он отравил мне не только последние годы жизни на Земле, но и существование после смерти, и даже отношения с тобой. Достаточно было одной ночи …

Я замер, подозревая, что сейчас услышу нечто непереносимо болезненное. Так и случилось. Хисока продолжал:

— В полнолуния по статистике совершается гораздо больше убийств, чем в другое время, но я этого тогда не знал, конечно. Светловолосый мужчина стоял под сакурой и держал в объятиях убитую им женщину. Заметив меня, он отшвырнул тело в сторону, словно ненужный хлам. Женщина рухнула на землю. Страх сковал меня, и я застыл на месте вместо того, чтобы бежать. Так решилась моя судьба. Убийца приблизился и, усмехнувшись, промолвил: «Как жаль. Такой красивый мальчик сейчас умрёт…»

Я хотел сказать Хисоке, чтобы он прекратил мучить себя, вспоминая это, но потом другая мысль посетила меня: а если ему надо выговориться? Он столько времени держал всё в себе, и, наконец, решил поделиться. Неужели и я не наберусь мужества выслушать его? В любом случае ему сейчас нужна моя поддержка, раз он заговорил о самом жутком эпизоде своей жизни.

— Скрутив мои запястья, убийца прошипел мне в лицо: «Знаешь, рука не поднимается искромсать такое восхитительное тело. Умирай же медленно, став моей марионеткой!» Я дрожал, но по-прежнему не мог и шевельнуться. «Извини, — сказал убийца, погладив меня по щеке, — длинный магический ритуал проводить некогда. А для сокращённого достаточно тесного физического контакта. Понимаешь, как проще всего подобное осуществить?» Я не понимал. Догадался лишь, когда он разорвал на мне юката, разделся, перевернул меня на живот и сам лёг сверху, крепко сжав мои бёдра своими. Его нож вспорол кожу на моей спине, нанося магические символы, и одновременно я почувствовал, как его пальцы, проникнув в моё тело, разрывают меня изнутри…

Я вскрикнул. Как я мог хоть одно мгновение испытывать влечение к этому недочеловеку, способному совершить такое с тринадцатилетним подростком?

— Он… изнасиловал тебя?!

«Господи, я кретин! Да разве то, что уже рассказано, не насилие?»

— Собирался, — медленно произнёс Хисока, — но потом заявил с циничной ухмылкой, что я его совершенно не возбуждаю. Затем заставил меня выпить своей крови, разрезав себе сгиб локтя и приложив рану к моим губам. Это было омерзительно, тошнотворно! Когда же нанесение узора на моё тело завершилось, Мураки прочёл какое-то заклятье. Символы вспыхнули и погасли, став невидимыми. А затем этот маньяк с усмешкой вытер руки моей одеждой, подобрав её с земли, и сказал, что я скучный мальчишка, и что он ожидал получить большее удовольствие от игры. Утром меня, бесчувственного, нашли под сакурой слуги и принесли в дом. Кажется, я так и не пришёл в сознание до дня смерти.

Я прижал Хисоку к себе, едва удерживая слёзы, готовые хлынуть из глаз.

— Как ты выдержал? — шептал я. — Как вообще можно после такого не утратить рассудок?!

— У меня выбора не было, — буркнул Хисока. — Я долгое время жил, как бесчувственная кукла. Потом попал в Мэйфу. К счастью, я сначала совсем ничего не помнил о той ночи. Память вернулась после расследования нашего с тобой первого дела в Нагасаки. Мне её вернул мой убийца. А сейчас я рассказал тебе всё, чтобы этот псих не имел больше власти над моей душой. Обещаю, однажды я сумею преодолеть себя, и у нас с тобой начнутся совершенно иные отношения!

— Я никогда не попрошу ничего, что причинило бы тебе боль, — уверил его я. — Не нужно себя мучить и принуждать к чему-то!

— Но я хочу узнать, что такое настоящая близость с тобой!

— Мы и так близки, — успокоил я его.

Хисока вздохнул.

— Ты по-прежнему воспринимаешь меня как друга…

— Разве это плохо? — улыбнулся я.

— Не плохо, но… Значит, не будь моей инициативы, ничего бы между нами не началось?

Я задумался. Кажется, Хисока был прав. Первым я точно никогда бы не решился изменить наши отношения.

— А если бы я сейчас передумал и решил снова стать тебе просто напарником, не объяснив, в чём дело? — Хисока повернулся ко мне. — Ты бы легко согласился?

— Я бы принял твоё решение. Разумеется, не сразу, но я бы согласился с тем, чего ты хочешь.

— Это слишком легко, — печально констатировал Хисока. — Ведь если бы я решил, например, завтра удрать на край света, предварительно сообщив, что не желаю тебя больше видеть, я уверен, ты бы нашёл меня и притащил обратно, чтобы выяснить, в чём дело.

— Притащил бы, — согласился я с его утверждением. — Но это естественно!

— Да, — в голосе Хисоки слышалась грусть. — И так же естественно не позволять запросто отбирать у себя то, что некогда было твоим. Ладно, давай отдыхать, — и он перевернулся на другой бок. — Завтра дел полно.

Я обнял Хисоку за плечи и уткнулся носом в его плечо. Если бы можно было просто лежать так рядом и ни о чём не думать… Но нет. Мысли невольно приходили одна за другой, принося в сердце боль, раскаяние и презрение к самому себе.

====== Глава 24. Паутина ======

Вопреки моим ожиданиям шеф не отказал Хисоке в его просьбе, и Вакаба открыла для нас врата Сузаку. Если не считать небольшой неприятности, заключавшейся в том, что в процессе перемещения мы разделились и прибыли в Генсокай порознь, а потом Хисока заблудился и попал под горячую руку Сорю, всё прошло, как по маслу.

В честь нашего появления шикигами закатили знатную пирушку, на которой я и Сузаку снова переусердствовали, выпив почти всё доступное сакэ. Результат был до боли предсказуем: наутро у меня раскалывалась голова, и я испытывал непреодолимое чувство стыда перед Хисокой.

Помню, как мой напарник стоял посреди комнаты и с молчаливым неодобрением взирал на мои неудачные попытки сползти с кровати и доковылять до ванной. Затем минут пять мне не удавалось понять, где искать воду. Наконец, Хисока сжалился надо мной, оттеснил в сторону, взял стоящий поблизости расписной кувшин и полил мне на руки со словами:

— Похоже, и с этим придётся мириться. Если ты не повзрослел за сотню лет, надеяться не на что.

Я обречённо вздохнул. Мой напарник был кругом прав. Я действительно безнадёжен.

Желая сгладить произведённое негативное впечатление, я, протрезвев, решил рассказать Хисоке о живущих в Генсокай шикигами, чтобы помочь определиться с тем, кого он хотел бы получить себе в помощники. В объяснениях я не преуспел. Несмотря на то, что я убеждал Хисоку не соваться сразу к сильным шикигами, моего упрямого малыша понесло именно в сторону наибольшей опасности — в пустыню Фуйю к Курикаре Рюо.

Речи, разумеется, не могло идти о том, чтобы Король Драконов подчинился кому-то. Курикара был одиночкой и не нуждался в хозяине.

После встречи с ним Хисока получил серьёзные раны и едва не погиб. Его спас тэнгу по имени Кодзиро, а выходили сородичи последнего на горе Курама. Они и сообщили мне о местонахождении моего напарника. Вместе с Бьякко я прилетел туда и забрал Хисоку в Небесный Дворец.

Юноша был крайне подавлен. Я пытался успокоить его, убедить, что позже он обязательно найдёт себе шикигами, просто идея завоевать Курикару или подружиться с ним была далеко не самой удачной. Я тоже не сумел найти подход к Королю Драконов в своё время и здорово схлопотал на орехи.

К вечеру мрачный Хисока немного оттаял и разговорился, рассказав мне о том, как он приручил Рико и как тот вскоре погиб от руки Курикары, о ранении Кодзиро… В обеих трагедиях мой напарник винил исключительно себя.

Как знакомо мне это было! Если бы я только что-то мог придумать, чтобы избавить Хисоку от чувства вины… Но мои неуклюжие утешения не возымели действия, поэтому, отчаявшись добиться хоть чего-то с помощью слов, я просто обнял юношу и улёгся с ним рядом, согревая теплом своего тела.

Когда в конце концов Хисока заснул, я поднялся с кровати и отправился бродить по замку, чтобы справиться с собственными тревожными мыслями. Очень сильно хотелось надраться в стельку, и я даже знал одну пышногрудую брюнетку, которая не отказалась бы составить мне компанию в этом начинании, но затем я представил себе, какими глазами на меня посмотрит завтра Хисока, и отказался от своей затеи.

Через некоторое время, блуждая по верхним этажам, я, к великому изумлению, наткнулся на Тоду. Он сидел, забравшись с ногами на подоконник, в одном из пустынных коридоров и с медитативным бесстрастием взирал на пейзаж за окном.

— Скверные дела, — произнёс он, не оборачиваясь, когда я приблизился. — Говорят, Курикара сбежал из своего заточения в пустыне. К тому же в Генсокай чёрных дыр стало больше, чем всех шикигами, вместе взятых. Сорю-сама предполагает, что конец света близится. И, боюсь, он прав.

Тёмный змей обернулся и взглянул на меня глазами, в глубине которых мерцал золотисто-алый свет.

— Садись, — Тода спустил ноги вниз и указал мне на освободившееся место рядом.

Я присел на краешек.

— Прости за прямолинейность, хозяин, но тебе бы, чем напиваться, объедаться и дрыхнуть, лучше озаботиться мыслью о том, чью сторону ты примешь в грядущей заварухе. Кажется, кровопролитная свалка неизбежна.

— Я буду на стороне людей. И друзей в обиду не дам, — отозвался я.

Тода ободряюще похлопал меня по руке.

— Даже если ты решишь превратить Мэйфу в пепел и вызвать Хаос к жизни, помни, я с тобой.

— Зачем ты так? Я от всех подряд слышу в последнее время только слова «смерть» и «разрушение». Неужели ничего другого не осталось?

Тода усмехнулся.

— Потому что мы, по сути своей, разрушители. И ты, хозяин, и я. Никуда не деться.

Его ладонь продолжала касаться моей руки. От неё, как ни странно, исходило умиротворяющее тепло.

— Возможно, скоро произойдёт нечто ужасное, — продолжал Тода, — и ничего не останется от наших миров. А что там, за гранью? Я и предположить не могу, хотя часто думаю об этом.

— Никто не знает, — вздохнул я, и в ответ ощутил, как сжались пальцы Тоды поверх моих.

Будь я обычным человеком, вне всякого сомнения, моя рука оказалась бы раздавлена. Но я никогда не был человеком.

— Страшно жить в мире, который не понимаешь. Даже обладая магическими способностями, мы бессильны перед лицом фатума.

— Так устроена Вселенная. Всесильны лишь боги, — возразил я.

— И боги подчас не знают, что творят.

— Ты так думаешь?

Он некоторое время сидел, глядя прямо перед собой, потом промолвил:

— У меня долгое время не было ничего своего: ни судьбы, ни свободы. Я служил Золотому Императору, но впервые принадлежу тому, кого выбрал бы сам, будь на то моя воля. Не понимаю, как я хоть на мгновение мог спутать тебя с ним, даже в бессознательном состоянии! Должно быть, я тоже схожу с ума вместе со Вселенной. Однако прежде, чем прозвучит прощальный реквием по этому миру, я хотел бы запомнить последние дни. Я рад, что мы сумели посидеть здесь вот так, вдвоём. Я теперь точно знаю: не только Мастер может вызвать шикигами, когда нуждается в нём, но и наоборот.

Что-то в тоне его голоса взволновало меня, но я пока не мог определить в точности, в чём причина.

— За долгие годы мне удалось запомнить во всех нюансах и подробностях звук твоего голоса, — снова заговорил Тода, — шаги и движения, силу гнева и отчаяния, запах твоей кожи, её мягкость. Я видел твои глаза, когда в них стынет холод зимы и когда они сияют счастьем, но я до сих пор не знаю, каков ты на вкус…

Его пальцы легли поверх моих губ.

— Ты не сочтёшь это предательством по отношению к тому, кого любишь? Ведь на большее я и не претендую.

Мысли, как обычно, в самый ответственный момент спешно эвакуировались, и я просто молчал, не в силах ответить что-либо.

— Тебе неприятно? — серьёзно осведомился Тода. — Если так, просьба снимается.

Я задумчиво погладил длинные пряди волос, спускавшиеся на его плечи.

— Как ты можешь быть мне неприятен? Я выбрал тебя. Будь всё иначе, я никогда не спустился бы в то подземелье. Но зачем тебе знать, каков я? Ты разочаруешься. Я горький, как полынь.

— Возможно. Но я хочу проверить.

Он наклонился ближе и коснулся кончиком языка моего лба, век, обеих щёк, словно, в самом деле, пытаясь распробовать их на вкус. Пощекотал дыханием ресницы и, наконец, с коротким выдохом накрыл мои губы своими — твёрдыми, сухими, обжигающе горячими. Однако стоило мне ответить ему, как они смягчились, став по-человечески тёплыми и влажными. Тода скользнул языком по моим дёснам и зубам, проник глубже, исследуя нёбо и гортань, позволяя ощутить собственный запах. От него исходила причудливая смесь аромата костра и древесной смолы. Она напоминала о летних днях и солнце, сияющем над головой. Тода умело сдерживал свою силу. Не столько брал, сколько отдавал. Он вёл себя иначе, совсем не как тот, кто вечно лишал меня покоя. Его энергия не заставляла задыхаться, не выбивала почву из-под ног. Он мог разрушать, кому как не мне было знать об этом, но в данный момент проявлял чудеса созидания. Я чувствовал себя так, словно обрёл прочную точку опоры. Казалось, моя раздробленная душа неожиданно начала собираться воедино.

Внезапно Тода прервал поцелуй, шутливо боднул лбом мою щёку, как иногда это делал Бьякко.

— Обманщик, — зашептал он мне на ухо. — Ты не полынь, а стевия*. Сладчайший вкус — горькое послевкусие.

Неожиданно для самого себя я резким рывком привлёк Тоду ближе и обнял так, что у нас обоих хрустнули рёбра.

— До конца мира, до последних дней мы будем сражаться бок о бок! Клянусь, я не подведу тебя! — пообещал я.

Высвободившись из моих объятий, мой шикигами долго глядел мне в лицо, будто стремясь запечатлеть каждую чёрточку.

— Сузаку призналась, а я не решился тогда, но теперь тоже скажу: я люблю тебя всем сердцем, хозяин!

— Знаю.

Зачем я это сказал? Чтобы ему стало легче? Что я вообще мог знать о его чувствах до сегодняшнего вечера, слепой болван?!

Помню, как тяжело мне стало, когда он поднялся и, взъерошив мои волосы, ушёл. Почему-то мне показалось тогда, что я видел его в последний раз.

Дальнейшие события напоминали сломанный калейдоскоп с искривлённым стеклом.

На следующий день Тэнко обнаружила Сорю-сама в главном зале с мечом Футсуномитама, вонзённым в спину. Во дворце поднялась суматоха, ибо никто не мог понять, как подобное могло случиться. Тэнку казался всем твёрдым оплотом и надежным убежищем, куда никто посторонний не был способен проникнуть. Будучи не в состоянии исполнять свои обязанности, Сорю назначил Кидзина правителем Генсокай до своего выздоровления, а нам с Хисокой посоветовал вернуться в Мэйфу, ибо там сейчас тоже могла потребоваться наша помощь. Мы взяли с Кидзина слово немедленно поставить нас в известность, если в Небесном Дворце начнутся военные действия, после чего вернулись в Сёкан.

Здесь меня ждала новая неожиданность. Тацуми как ни в чём не бывало находился на своём рабочем месте и усердно писал очередной финансовый отчёт. Когда я, улучив минутку, попытался расспросить его о том, удалось ли им с Ватари разобраться в случившемся с Руй-сан, ответственный секретарь с удивлением спросил, что я, собственно, имею в виду. Я напомнил о том, как их с Ватари несколько дней назад отправили в Камакуру расследовать дело о затянувшейся беременности матери Хисоки. Сейитиро странно взглянул на меня и спокойно заявил, что ничего подобного не было, а потом с обеспокоенным видом пощупал мой лоб и поинтересовался, нормально ли я себя чувствую.

Я поспешно ответил, что всё в порядке, и телепортировался в лабораторию к Ватари, где повторился почти в точности тот же диалог с единственной разницей: Ютака заставил меня измерить температуру и взял у меня кровь на анализ. «На всякий случай, — пояснил он. — Хотя наверняка это последствие твоих неумеренных возлияний в мире шикигами».

Взволнованный я отправился к шефу и напрямую спросил, почему Ватари и Тацуми ничего не помнят о своей последней миссии в Камакуре. Настала очередь шефа изумиться. Он сказал, что не отправлял никого в Камакуру. Теперь у меня действительно разболелась голова. Когда же через минуту я решил заодно поинтересоваться, не удалось ли Тацуми-сан накопать новых данных о женщине с кинжалом, то услышал в ответ:

— А кто она?

Я терпеливо напомнил шефу о случившемся в подземной военной лаборатории, а затем повторил свой вопрос, но Коноэ-сан снова искренне удивился и заметил, что впервые слышит о сообщнице Мураки.

Я помчался к Тацуми, рискуя заработать репутацию сумасшедшего впридачу к своей и без того «весёлой» репутации лентяя и обжоры, и, расспросив его, а затем Ватари и Хисоку, с ужасом убедился, что об этой женщине вообще никто не помнит. Более того, любая информация, связанная с её личностью, мгновенно стирается из памяти всех, кому я говорю о ней.

На следующий день я пошёл другим путём: начал исподтишка подсовывать записки своим друзьям с просьбой поискать информацию о леди с кинжалом, не сообщая о том, кто она. В итоге вечером я получил в подарок от Тацуми пирожное с шоколадным кремом, от Хисоки два коричных рулета, а от Ватари лимонное мороженое. На мой недоумённый вопрос, зачем это всё было куплено, Хисока коротко пробурчал нечто вроде: «Какой ужас, ты настолько стар, что у тебя начался склероз». Сейитиро-сан и Ютака-сан с удивлением заметили: «Сам ведь просил!» — и показали мне мои записки, где я увидел следующие странные тексты:

«Тацуми-сан, я вас очень прошу купить мне пирожное с шоколадным кремом. Это жизненно важно!»

«Ватари-сан, пожалуйста, без вашей помощи я не справлюсь. Шеф запретил мне телепортироваться на Землю. Прошу, купите лимонное мороженое!»

Проклятие! Содержание моих записок изменилось! Как этой женщине удаётся вытворять такое, даже не присутствуя в Мэйфу? Представляю, что будет, если она начнёт убивать и стирать память свидетелям происшествий. Да она станет в тысячу раз опаснее Мураки, поскольку её вообще невозможно будет поймать!

Стоп, Асато, но ведь именно это и происходит. Люди умирают и забывают, кем были при жизни. Если эта дама обладает такой огромной властью над чужим разумом, с ней так просто не справиться.

Невольно вспомнилось, как в лаборатории она заявила, будто некогда я отказался сотрудничать с ней. Наверняка много лет назад она стёрла и мою память тоже, чтобы я забыл о сути её предложения, да и о ней самой.

Почему же не делает этоготеперь? И что такого она мне тогда предложила? А самое интересное — каким лакомым куском соблазнила Мураки, чтобы стать его союзницей?

Или хозяйкой?

«Цузуки-сан, я заключил контракт с тёмными силами в шестнадцать лет», — прозвучал в памяти голос Мураки.

Я отказался, а он, выходит, согласился? Но что такого заманчивого она могла пообещать ему? Магическую силу, мир к ногам и желанное воскрешение ненавистного братца? А взамен, должно быть, попросила его душу и жизненную энергию людей, погубленных его рукой. Разумеется, мелочи. Милый пустячок.

Не верю! Мураки даже в юности не мог согласиться на такое. С его упрямством, гордостью и самолюбием отдать кому-то собственную душу? Да ни за что!

Точно. Ни с кем он не заключал контрактов. Это просто он так пошутил, чтобы сбить меня со следа. Разыграл в своей обычной манере…

Боже милостивый, сделай так, чтобы контракт оказался всего лишь циничной шуткой Мураки!

Зато теперь становится понятным, почему доктор ничего не рассказал об этой женщине. Он был уверен, что я всё забуду, как только покину бункер, и не посчитал нужным тратить время, беседуя о вещах, которые неизбежно сотрутся из моей памяти.

Но я-то помню! Следовательно, я должен найти способ узнать больше об этой леди. Тогда я выясню не только, кто виновен в смертях людей в Европе, но найду Микако-сан и предотвращу будущие убийства.

А если это всё-таки был чёртов контракт, то я придумаю способ разорвать его.

«Я спятил? — тут же прервал я сам себя. — Неужели я собираюсь помогать Мураки освободиться от соглашения с демоном после всего, что он сотворил с Хисокой и остальными?!»

А вдруг он не может вести себя иначе именно из-за контракта?

«Ну да, ну да. Оправдывай его, давай! Можно придумать сотни подходящих объяснений! Многим людям тоже есть за что обозлиться на судьбу и начать убивать всех подряд, но лишь очень немногие так поступают! А этот псих вообще ничью жизнь не ценит».

Внезапно совершенно не к месту вспомнился наш последний поцелуй — странный, не похожий на предыдущие. Мураки тогда чем-то защитил свой разум, каким-то самодельным амулетом, который показался мне знакомым.

Я невольно потёр правое запястье. С тех пор, как я попал в Энма-Тё, я всегда носил часы на правой руке, но не только для того, чтобы скрыть шрамы. Мне хотелось ощущать вес предмета именно здесь… Словно некогда я постоянно носил что-то на запястье, а потом потерял, но так и не сумел смириться с потерей. Я напрягся, собирая осколки давно забытых воспоминаний.

Нет, ничего. Моя память необратимо покалечена, как и душа, причём не факт, что только магией той женщины. Возможно, мной самим.

За целую неделю, последовавшую за этой, я так ничего и не придумал. Только выяснил, что Гусёу-сины, Теразума, Вакаба, Граф и Ватсон точно так же теряют память, если речь заходит о леди с кинжалом. Я совсем пал духом, не зная, к кому обратиться. Ну не к Дай-О-сама ведь на приём идти!

Никакой важной работы не предвиделось, и мы с Хисокой откровенно скучали, продолжая перебирать архивы. Какой-то хлам, ничего интересного. Единственная статья, немного заинтересовавшая меня, относилась к гипотетическому предположению одного немецкого учёного с труднопроизносимой фамилией Вормплацхен. Он утверждал: если изобрести машину времени и отправиться на ней в прошлое, мир неизбежно расщепится надвое в той точке, куда прибудет путешественник, вследствие чего оба новых мира окажутся нестабильны. В результате мирам либо удастся снова стать одним целым в другой временной точке, либо они рассыплются и исчезнут в небытиё, поэтому машина времени — крайне опасное изобретение, и его надо держать под замком и никогда не использовать.

Дочитав статью, я машинально засунул газетную вырезку в какую-то папку и вскоре забыл думать о ней.

Спустя ещё три дня Сорю-сама передал через Вакабу сообщение, написанное на пергаменте. Из него следовало, что он чувствует себя лучше, война так и не началась, более того — Курикара неожиданно пропал, причём на сей раз никто не знает, куда он делся.

Я перенёс это известие достаточно спокойно. Единственное, что меня заставило вздрогнуть и ощутить вину, так это приписка внизу: «Тода-сан просил передать хозяину, что он скучает. И помнит».

Тода прав, я — стевия. Хисоке только предстоит это понять. Лучше бы он разлюбил меня раньше, чем это случится.

И, возможно, именно я был виноват в том, что с некоторых пор Хисоку начали мучить кошмары.

Я не был эмпатом, чтобы увидеть их содержание, а юноша потом забывал их и не мог пересказать. Когда он метался на постели, я прикладывал ладонь к его лбу и ждал, пока он успокоится. Или целовал. Это помогало, но ненадолго. Хисока просыпался в холодном поту, дрожа и тяжело дыша.

Спустя месяц кошмары участились. Теперь Хисока вскакивал на постели с криком ужаса и долго не мог понять, где именно он находится. И однажды случилось так, что мой мальчик не смог сразу проснуться, хотя я будил его, тряс за плечи, громко звал по имени.

Спустя несколько минут он пришёл в сознание, но по-прежнему не помнил содержания сна. Хисока просил меня никому не говорить о происходящем, но я в тот же день пошёл к Ватари. Ютаку насторожили описанные мной симптомы, однако он успокоил меня тем, что паниковать рано. Возможно, Хисока переживает стресс после случившегося в Генсокай. Ватари посоветовал следить за тем, чтобы «бон» вовремя обедал и больше отдыхал. Потом протянул снотворное и сказал, что его нужно давать ежедневно за час до сна и при этом внимательно наблюдать за состоянием Хисоки. Естественно, и речи не могло идти, чтобы я оставил происходящее без внимания!

Я убедил Хисоку принимать лекарства, но вскоре они перестали помогать. Я снова побежал к Ватари, и Ютака-сан пообещал обязательно прийти и побеседовать с Хисокой, чтобы выяснить содержание его снов, но буквально через пару часов мне и моему напарнику шеф поручил раскрыть новое дело о пропавших душах. Дело оказалось совсем несложным. Погибшие парень и девушка просто заблудились между мирами. Никто не был причастен к их исчезновению.

Шеф похвалил нас и разрешил мне снова пользоваться компьютерной сетью и телепортироваться на Землю по личным вопросам, но предупредил, чтобы я не возвращался к тому расследованию. Я пообещал.

Однако в моё обещание не входил отказ узнать о происшедшем с Руй-сан и о леди с кинжалом.

Придумав для Хисоки правдоподобное объяснение о том, что мне надо немного расслабиться, я переместился в Камакуру.

В доме Куросаки со мной, естественно, никто беседовать не стал, даже на порог не пустили, поскольку у меня не нашлось убедительной легенды. Впрочем, я приготовился к такому исходу событий.

Постучав в соседний дом и, очаровательно улыбнувшись, я завязал со служанкой, открывшей дверь, непринуждённую беседу, в результате чего узнал две новости.

Во-первых, у господина Нагарэ чудом излечилась жена, которая два года тяжело болела и не поднималась с постели. Сам глава семьи тоже внезапно поправился, хотя хворал чем-то хроническим с юности. А во-вторых, всего за ночь пересох огромный пруд, расположенный в поместье Куросаки.

— И это произошло даже не в летнюю жару! Согласитесь, странно, — доверительно сообщила мне девушка.

Я машинально кивнул. «Странным» в последнее время я готов был назвать практически всё, с чем мне приходилось сталкиваться. Учитывая, что Тацуми-сан перед тем, как отправиться в Камакуру, успел сообщить о причине болезни Руй-сан, я бы сказал, её внезапное «исцеление» было прямо-таки мистическим.

Куда делся новорождённый ребёнок, если он вообще родился? И как пересохший пруд связан с этими событиями?

Я почувствовал, что у меня в буквальном смысле пухнет голова. Всё было неправильно, непонятно, нелогично. И помочь никто не мог.

Вежливо попрощавшись со словоохотливой служанкой, я отошёл в дальний конец улицы, принял невидимый облик и вернулся в Мэйфу. Очутившись в своей комнате, глубоко задумался. Ватари всегда говорил: опирайтесь на факты. Но у меня мало фактов, а те, что имеются, запутанны и противоречивы.

А если попробовать поискать информацию в сети? У меня же снова есть доступ!

Спустя три часа усиленного просиживания за компьютером, я так ничего и не обнаружил. Упоминаний о леди с кинжалом не существовало нигде, включая иностранный фольклор, научную литературу и детские сказки, а пруды Камакуры являлись исключительно безобидными водоёмами. В них от начала времён не обитало ни злых духов, ни демонов, ни русалок, ни прочей нечисти.

Было довольно поздно, когда я снова вернулся к себе.

Хисока полулежал в кресле, откинувшись на спинку, и тяжело дышал, вздрагивая всем телом. Судя по всему, ему снова снился кошмар.

Вдруг, не открывая глаз, мой малыш тихо пробормотал:

— Обречённый на вечные муки мальчик скоро родится. На нём то же проклятие, что и на мне. И мир придёт к финалу…

— Хисока, очнись! — я начал трясти своего напарника за плечи. — Проснись, умоляю!!!

— Что? — юноша распахнул глаза и взглянул на меня. — Почему ты так напуган, Цузуки?

— Ещё бы мне не быть напуганным! Ты начал говорить жуткие вещи: о проклятом мальчике, обречённом на вечные муки, который должен скоро родиться, о том, что миру придёт конец! Что тебе снилось?

— Я говорил всё это?! — ужаснулся Хисока.

— Да, и ещё ты сказал: «На нём то же проклятие, что и на мне». Кого ты видел во сне?

— Я знал, что мне снятся кошмары, но это… — Хисока вскочил на ноги. — Мне нужно срочно поговорить с Ватари! Хотя… уже поздно. Откроет ли он?

— Но если вскоре должно произойти нечто ужасное, нельзя откладывать!

Мы отправились к Ватари и до утра просидели за его рабочим столом, поглощая чёрный кофе и пытаясь понять, что означали слова Хисоки.

Я много раз пытался навести разговор на тему леди с кинжалом, но безрезультатно. Ватари и Хисока забывали эту информацию и продолжали строить разные версии, куда включалось, что угодно, только не она.

К утру я начал подозревать, что огромная, искусно сплетённая вокруг нас паутина создана именно этой женщиной. Все мы являлись лишь пешками в некоем грандиозном плане, который никто не должен был знать. Она скрывала себя, осуществляя свои замыслы чужими руками. Не имея никаких доказательств, никакого подтверждения своим догадкам, я уже ненавидел эту даму заочно, не зная её имени и происхождения.

Утром у себя в комнате я нашёл на столе записку: «Приходи во Дворец Свечей невидимым. Никому не говори. Письмо уничтожь».

Почерк Графа… Надеюсь, он не будет требовать «оплаты долгов»? Мне сейчас совершенно не до того, чтобы ещё спасаться от его домогательств!

Впрочем, не похоже, что Хакушаку-сама замыслил нечто дурное. Тон у записки серьёзный. Никакого намёка на фривольность и двусмысленность.

На всякий случай я показал сообщение Хисоке, но попросил никому не говорить о том, куда я направился.

На пороге Дворца Свечей меня встретил взволнованный Ватсон. Он остановился в дверях, не пуская меня дальше, опасливо огляделся по сторонам, затем жестом показал мне, чтобы я наклонился, и тихо прошептал следующее:

— Господин Хакушаку велел передать: не разыскивайте ту душу, которую ищете. Она сегодня пропала навсегда. А теперь уходите!

— Но я ничего не понял, — заговорил я в ответ. — Пусть господин Хакушаку выйдет и расскажет всё. Чья душа пропала? Куда? Почему?

— Господину нельзя. Он и без того рискует. Если вы ничего не поняли, значит, так тому и быть. Прощайте.

Несмотря на свой маленький рост, Ватсон весьма ловко вытеснил меня обратно во двор и захлопнул дверь перед носом.

Я стоял на пороге Дворца Свечей, чувствуя себя нерадивым школьником, только что получившим «E» за все важные экзамены сразу. Кого Хакушаку имел в виду? Я искал троих: Мураки, Микако-сан и даму с кинжалом. Если исключить последний вариант, поскольку информация о леди-демоне быстро стирается из памяти всех, кому я говорю о ней, остаются доктор и Микако.

Чья же душа пропала? Или Граф решил окончательно заморочить мне голову?

Вернувшись обратно в комнату, я снова застал Хисоку спящим. Мой напарник выглядел бледным и измождённым. Решив не будить его, я отправился на своё рабочее место один.

Сообщив Коноэ-сан, что Хисоке нездоровится и выслушав сочувственное: «Ну, ладно, пусть отдохнёт чуток», я опять приступил к бессмысленному перекладыванию архивных папок, молясь о том, чтобы, наконец, мне поручили хоть какое-то стоящее дело.

Внезапно в кармане завибрировал мобильный. От неожиданности я едва не рассыпал бумаги по полу. Это совершенно точно был не мой телефон. Его я вечно забывал то на столе, то возле кровати, то среди вороха рубашек. За такую рассеянность меня часто распекал Хисока. Однако со дня исчезновения доктора я зачем-то неизменно таскал за собой мобильный Мураки. И вот он зазвонил. Впервые за столько дней.

Стараясь не показывать никому из присутствующих охватившего меня волнения, я откинул крышку.

«У вас одно новое сообщение». Номер абонента состоял из одних нулей. Никогда такого не видел.

Трясущимися пальцами я едва смог надавить на нужную кнопку, чтобы прочесть текст: «Сегодня в 23-55 в церкви Оура. Жду до полуночи. Опоздаешь — лишишься важной информации. Приведёшь «хвост» — пожалеешь».

Я немедленно попытался позвонить анонимному абоненту, но в ответ услышал лишь размеренный голос автоответчика: «Набранный вами номер не существует».

Хорошо, а если так? Поспешно написав: «Хватит игр, Мураки! Чего ты хочешь?», я нажал «отправить».

Затолкав мобильный в карман, я попытался продолжить заниматься работой, но ничего не вышло. Папки выпадали из рук, бумаги не желали укладываться, куда положено. Последней каплей стало появление второго сообщения: «Хочешь, чтобы «хвост» притащился без твоего ведома, идиот? Сотри оба сообщения, тупица, и больше не пиши мне!»

Мураки, конечно, никогда не был деликатен, но чтобы вот так… Впрочем, он наверное сейчас в бешенстве из-за какого-нибудь неудавшегося опыта. Или убийства.

Ладно, хватит предположений. Мне лишь нужно телепортироваться сегодня ночью в Нагасаки, прийти в церковь, и я наконец узнаю правду.

А если это ловушка? Что ж, не в первый раз…

Однако я обещал! Дал слово Хисоке больше никогда не лезть на рожон в гордом одиночестве. Пойду один — нарушу слово. Приведу Хисоку — Мураки ничего не расскажет.

Опять эта треклятая ситуация, когда любой сделанный выбор неверен.

Но если подумать: Хисока вымотан. Он устал за последние недели от бессонницы и кошмаров. Я не могу подставлять его под удар, когда он слаб и не сумеет защищаться, дойди дело до серьёзной стычки.

Возможно, Мураки не появится. Зачем волновать Хисоку?

А если доктор и появится, я не попадусь. У меня всегда получалось сбежать. Получится и в этот раз. Я обязательно должен узнать, зачем Мураки ищет меня и что такого важного собирается сообщить!

И всё-таки вечером я ощущал себя самым низким на свете предателем, когда после ужина дал Хисоке дозу снотворного чуть больше, чем обычно.

Всё так знакомо, хотя я никогда и не бывал прежде в Оура Тэнсюдо ночью.

Свет шестигранных фонарей падает на многочисленные ступеньки длинной лестницы, ведущей ко входу. Между двумя пальмами в арке ворот призрачно белеет скульптура Богоматери со склонённым ликом. Прохожу мимо неё, невидимый. В который уже раз?

Просачиваюсь сквозь дверь. Внутри тихо. Лунный свет льётся через цветные стёкла витражей, отражаясь синими, красными и золотисто-жёлтыми пятнами на полу. Дохожу до алтаря с фигурами святых и останавливаюсь, глядя на распятие, вспоминая всё, что у меня связано с этим местом. Ничего весёлого.

Это самая старая римско-католическая церковь в Японии, возведённая в память о двадцати шести погибших христианских мучениках. Но я бы этого не узнал, если бы Мураки не рассказал. В школе я плохо учил историю.

Какая ирония! Именно в этом месте, на священной земле, я впервые встретил серийного убийцу и лишился покоя. Если собрать все мои чувства к нему и сделать напиток, им отравятся боги. Он выжжет глотки драконам. А я обречён пить его. И жить. Это ли не проклятие? Земля тесна для нас двоих. Нам надо было родиться на разных планетах, прожить всю жизнь и умереть, так никогда и не встретившись. А теперь… Мы отравлены одним ядом.

Оглядываюсь по сторонам, ищу тень его фигуры между рядами скамеек, в нишах возле стрельчатых окон, смотрю вверх, понимая, что он может быть и там. Некогда он забрался на купол Оура и скрывался в тени креста, чтобы я не заметил его. Но я видел.

Он не спешит. Впрочем, это я прибыл раньше срока.

Подхожу к первому ряду скамеек и усаживаюсь возле прохода. Волнение и нетерпение овладевают мной. Прячу судорожно сведённые кулаки в карманы плаща, сжимаю их крепче, до боли в суставах.

Вдруг чувствую рядом едва приметное колебание воздуха. Меня достигает сладковатый аромат духов. Чужой запах.

Слышу короткий, счастливый смешок позади… Не его голос.

Кто-то проходит вдоль рядов и садится рядом. Сердце падает вниз подстреленной птицей. Не он.

— Здравствуй, Асато-сан.

Глубокое бархатное контральто с колючими нотками в сердцевине обертонов. Вскакиваю на ноги, нелепо взмахнув руками.

— Кто вы?! Немедленно покажитесь!

В паре сяку от меня материализуется стройная фигурка женщины в тёмном плаще с капюшоном, накинутым на голову. Одним движением незнакомка стряхивает капюшон, расстегивает плащ и, небрежно сбрасывает его на скамью. Невольно отступаю назад, прижав ладонь к губам.

Это она, дама из бункера, сообщница Мураки! Но теперь она выглядит иначе. Глаза у неё почему-то стали ярко-фиолетовыми. Роскошные вьющиеся волосы спускаются до пояса. Алое платье подчёркивает линии соблазнительной груди и тонкой талии. На шее сверкает кинжал — тот самый, который я видел, только рукоять его украшена сияющим лунным камнем.

Откуда он взялся? В прошлый раз ведь не было!

— Не хочешь поприветствовать меня должным образом? — спрашивает незнакомка, очаровательно улыбаясь. — Или ты утратил дар речи?

— К-кто вы? — начинаю заикаться и ругаю себя за собственную слабость.

Кем бы она ни была, у меня нет причин робеть перед ней!

— Моё настоящее имя ты никогда не услышишь, ибо это привилегия тех, кто близок мне. А с тебя хватит и фальшивого. Меня зовут Лилиан Эшфорд. Добрый вечер, Асато-сан!

Комментарий к Глава 24. Паутина * Стевия – род многолетних растений семейства Астровые. В начале 1970 года японцы начали культивировать стевию как альтернативу искусственным сластителям, таким как цикламат и сахарин. В качестве подсластителей обычно используются листья растения. Ощущение сладости для стевии наступает медленнее обычного сахара, но длится дольше. Однако при высокой концентрации оно может иметь горькое послевкусие.

====== Глава 25. Истинный враг ======

Я долго разглядывал её, не произнося ни слова, и Эшфорд-сан неожиданно смутилась.

— Даже не поинтересуешься, зачем я позвала тебя?

— Вы всё равно солжёте, — заметил я, продолжая смотреть ей прямо в глаза. — Не скажете ни слова правды ни о вашем происхождении, ни о том, как вам удалось заставить всех в Сёкан забыть о вас.

— От тебя зависит, буду ли я правдива, — отозвалась она с некоторой долей лукавства. — Спрашивай, а я постараюсь ответить честно, только учти — я тоже имею право задавать вопросы тебе.

— Вы и без того осведомлены о каждом моём шаге.

— Ты преувеличиваешь, — усмехнулась она. — Хотя я, безусловно, знаю многое.

— Значит, информация за информацию? Что ж, я не против. А кстати, где Мураки? — я огляделся по сторонам. — Разве он не должен присутствовать здесь?

— Кадзу-кун нет, — сухо произнесла Лилиан. — Он тебе зачем-то нужен?

— Я был уверен, что сообщение пришло от него, и весьма удивился вашему появлению.

— Нет, я просто догадалась, кому он оставил свой мобильный. Как вижу, не ошиблась.

— Тогда первый вопрос, и, надеюсь, ответ будет честным: недавние убийства в Европе — его рук дело?

— Асато-сан, — Лилиан Эшфорд вдруг недовольно поморщилась и потёрла лоб кончиками пальцев, — если судьба этого смертного тебя так сильно волнует, мы ещё вернёмся к её обсуждению, но я пригласила тебя за другим. Что ты ответишь, если я предложу сотрудничество?

— C вами? — опешил я. — И в чём, интересно, оно будет заключаться?

— Если мы объединим силы, то сумеем перестроить мир так, как нам будет угодно. Тебе нравится идея?

Наверное, любой другой на моём месте рассмеялся бы ей в лицо, развернулся и ушёл, только вот мне почему-то было совершенно не до смеха. Неужели эта женщина действительно верит в то, что владеет силой, способной изменить Землю? И ради этого строит козни? Убивает?

Да она безумнее Мураки!

— И какой же мир вы собираетесь создать? — я даже не пытался скрыть скепсиса в голосе. — Там, где вы будете править всеми смертными, да и бессмертными тоже с помощью тёмной магии?

— Нет. Я всего лишь хочу создать мир, где моя мать будет жива и никто больше не посмеет совершить то, что с ней сделали.

Это было произнесено серьёзно, без малейшего намёка на шутку. Я нервно сглотнул.

— А что… случилось?

— Пятнадцатого августа одна тысяча девятисотого года мою мать убили. Мне тогда было пять с половиной месяцев. О да, Асато-сан, — добавила Лилиан, увидев мое потрясённое лицо, — ты удивлён? А тем не менее мы с тобой почти ровесники. Я прожила столько же лет, сколько и ты, хотя я не Бог Смерти, не демон, а просто человек, наделённый с рождения необычными способностями. Но в моей крови, как и в твоей, есть нечто, называемое окружающими «демонической силой» или «ДНК демона», как говорят светила медицины. Именно из-за этого каждый суеверный болван, воспитанный в религиозном духе, сочтёт нас исчадиями ада. Мою мать добропорядочные христиане закололи в её собственной спальне, потому что она пыталась защитить меня. Отца в тот вечер не было дома. Он вернулся значительно позже, и ему удалось спасти мою жизнь лишь благодаря тому, что эти трусливые негодяи перессорились друг с другом. Не могли решить, что эффективнее: проткнуть мне сердце, выстрелить серебряной пулей, вбить осиновый кол или бросить в костёр заживо. Отец вернулся и уничтожил их всех. Никого не пощадил.

Я мгновенно растерял остальные вопросы, которые собирался задать. Очень вероятно, Лилиан на то и рассчитывала: ошеломить меня, смутить… Но неужели можно выдумать такое о своей семье только ради того, чтобы произвести впечатление?

— Почему они сделали это? — хрипло прошептал я.

Глаза Лилиан были абсолютно сухими, но блестели подозрительно ярко.

— Стоило мне родиться, и соседи решили, будто болезни, внезапно распространившиеся в городе и окрестностях, — наказание небес за то, что моя мать родила ребёнка от демона. Началось лето, а в городе не было видно солнца. И днём, и ночью беспрерывно лили дожди. Посевы смывало, разрушались дома. В водах реки, затопившей округу, гибли люди. Ни я, ни мои родители, естественно, не насылали эти несчастья. Однако надо же было отыскать виновного! Люди всегда так поступают. И тут кто-то надоумил соседей, сказав им, что Дарем постигло проклятие из-за рождения младенца со странными глазами. С досужей сплетней распространилась идея: «Надо убить дитя тьмы». Отлично, правда? Убить — и всё исправится. Но люди поверили, потому что они смертельно боятся всего незнакомого. Считают то, чего не могут понять, априори опасным. Знакомая ситуация, не так ли?

Я понял, куда она клонит. Дрожь начала сотрясать моё тело.

— С тобой ведь случилось то же самое! — с напором добавила Лилиан. — Будешь отрицать? Мне точно известно, что твоя мать и сестра погибли двадцатого марта одна тысяча девятьсот восемнадцатого года. А через час Коива выгорел дотла. Никто не ушёл от возмездия. Ты сжёг этих мерзких убийц и правильно сделал! Ты помнишь?

— Нет! — поспешно воскликнул я, вжимая голову в плечи, пытаясь скрыться от её слов.

— Не лги! Ты всё ещё помнишь, как сладка месть. Но забыл другое… Ровно за неделю до пожара мы встретились, и я предложила тебе то же, что сейчас, но получила отказ. Я была молода и глупа, не скрывала от тебя ничего, показала свою истинную мощь. И каков итог? Ты отшатнулся, словно я была чудовищем, побежал прочь, зажимая уши и повторяя, чтобы я оставила тебя в покое! И ещё ты сказал, чтобы я прекратила лгать, хотя в тот день ни слова лжи не сорвалось с моих уст. Знаешь, как больно, когда единственный человек на всей Земле, способный понять твои чувства, отворачивается от тебя, да ещё обвиняет во лжи?! Увы, ты уже тогда бредил своей нелепой мечтой стать обычным парнем. Отрицал свою силу, ненавидел себя. Не хотел быть особенным или… боялся? А ведь, если подумать, согласись ты на моё предложение, и всё бы пошло иначе. Твоя мать с сестрой не погибли бы. Я бы не позволила ни единому смертному даже пальцем к ним прикоснуться! Коива остался бы цел. Ты не попал бы в Мэйфу, — пауза, после которой я услышал то, от чего сердце моё остановилось, а потом заколотилось, словно сумасшедшее. — Разум Кадзу-кун не был бы искалечен.

Что она сейчас сказала?!

— Как мой отказ сотрудничать с вами мог отразиться на судьбе Мураки?!

— Бедный, бедный Асато-сан! — Эшфорд-сан злорадно хихикнула, проведя рукой по моей щеке, отошла в сторону, обернулась и вызывающе посмотрела на меня. — Ничего-то ты не знаешь… Впрочем, зачем думать о том, что могло бы быть, но не случилось?

— Я требую, чтобы вы рассказали, какая связь существует между мной и Мураки!

— Ох-ох, — издевательски рассмеялась Лилиан. — Требуешь? А зачем? Чтобы биться лбом о стены, будучи не в силах что-то изменить?

— Я должен знать правду.

— Понятно. Будешь биться лбом. Смотри — это твой выбор. Я ведь скажу… Знаешь, просто поразительно! Твоё чувство вины всегда было парадоксальным. Мне, например, и в голову не пришло бы пожалеть убийц матери. Ни секунды, ни мгновения! А ты после пожара в Коива, наказав тех, кто полностью заслужил это, внезапно решил умереть. Пусть даже тебе основательно помогли прийти к такому решению, и всё же… Это непозволительная слабость для такого существа, как ты! В итоге ты забыл всё, что должен помнить. А я ведь забрала лишь малую толику твоей памяти.

Голова кружилась. Во рту пересохло.

— Зачем вы это сделали?

— Ты отказался следовать за мной, поэтому не имел права помнить о моём существовании, иначе в дальнейшем стал бы препятствием на моём пути. Этого я не могла допустить. Но сейчас обстоятельства изменились, и я снова пришла к тебе с тем же предложением — встань на мою сторону, пока ещё не поздно, и мир, о котором ты всегда мечтал, возродится. Мы воссоздадим землю, где твоя мама и Рука-сан будут живы, где никто не будет умирать. Хочешь увидеть сестру живой снова? Мы изменим прошлое, спасём наших родных. Я клянусь!

«Ру-тян будет жива? Это возможно? — толкнулась робкая детская надежда, и тут же её сменила взрослая разумная мысль. — Нельзя верить этой женщине! Она водит меня за нос. Ру-тян умерла, её нельзя воскресить! И моя жизнь вовсе не связана с судьбой Мураки. Это всё выдумки!»

— Полагаю, вы собираетесь возродить наших близких ценой жизни других людей? — я старался сохранять видимость спокойствия, но это удавалось с трудом. — Равно как и построите новый мир благодаря чьей-то гибели?

— А почему нет? Разве люди не принесли в жертву наших родных? Зачем тогда их самих жалеть?

— Среди них были невиновные! Я не имел права наказывать никого! В конце концов, если подумать, мама и Ру-тян погибли по моей вине, потому что я с детства не умел сдерживать свою силу! Из-за меня умирали люди, даже когда я был маленьким!

— Ты жил по закону крови. Тебе причиняли боль — ты отвечал силой. Разве волк и коршун ответственны за то, что природа сделала их хищниками? Считай себя волком. Но если ты один до восемнадцати лет платил за прегрешения подобных тебе, всеми преследуемый, одинокий, никогда не имевший близких друзей, то почему бы целому городу не заплатить за убийство твоей семьи? Подумай сам. Даже идеальный мир нельзя построить, ничего не заплатив!

— Однако такой мир не будет ни светлым, ни справедливым! Я бы отказался жить в нём!

Сдавленный, горький смешок.

— Надо же. Во второй раз ты пытаешься убежать от судьбы… Придётся поведать тебе остальное. Хочешь — верь, хочешь — нет, но ты испытываешь ненависть не к тем, к кому надо. Не видишь своего истинного врага.

— И кто это? Мураки?

— Ничего не может быть дальше от истины. Неужели ты никогда не замечал творящегося у тебя под носом? Кадзу-кун никогда не являлся твоим врагом.

Сказать, что я застыл в ступоре, значит очень сильно приуменьшить случившееся. Отдышавшись, я вымолвил:

— Мураки убивал людей с маниакальной одержимостью! Он проклял Хисоку-кун! Фактически объявил войну Сёкан, задерживая души людей на полпути до царства смерти! Он собирался вырвать мне сердце, отрезать голову и вселить в моё тело душу покойного брата! И после этого он не был моим врагом?! Правда, я до сих пор не представляю, как он намеревался пересаживать мне чужие органы. Боюсь, с этим у него возникли бы проблемы.

— На самом деле Кадзу-кун не стал бы тебе ничего пересаживать, он не настолько глуп, — спокойно заметила Лилиан. — Твоя сила в твоей крови, Асато-сан, только в ней. В остальном ты самый обычный смертный. С помощью подходящего заклинания и эффективного химического средства, изобретённого им, Кадзу-кун выкачал бы твою кровь до капли за очень короткий промежуток времени. Попав в сердце и мозг Саки, твоя кровь восстановила бы тело Шидо-сан в точности таким, каким оно было прежде, причём способность к быстрой регенерации тоже перешла бы к воскресшему. Представляешь, что это значит? Мой любимый доктор мог бы продолжать мучить этого мерзкого ублюдка хоть целую вечность! Но в итоге, как мы видим, Кадзутака не тронул тебя и избрал более длинный путь для осуществления своего плана.

— Не тронул, потому что я воткнул ему под рёбра нож, а потом вызвал Тоду, — напомнил я.

— А почему ты, кстати, это сделал? — заинтересовалась Лилиан.

Я смешался. Случившееся в лаборатории Киото до сих пор казалось тяжёлым наркотическим сном.

— Подумай, — вкрадчиво продолжала Эшфорд-сан. — Ты был напичкан снотворным, находился практически без сознания, а потом тебя что-то словно толкнуло? Ты встал, взял нож … Что тобой руководило?

Сейчас Лилиан походила на заправского психолога, вроде того, с коротко стриженой бородкой, к которому меня в феврале тридцать девятого года занесло на огонёк. Пьян был, что с меня взять!

Я молчал, и, кажется, в данном случае это её обрадовало.

— Хорошо, тогда постарайся ответить, как тебе удалось в своё время победить Саргатанаса? Тоже не помнишь?

— Я увидел душу одного знакомого, который сказал, что нуждается во мне, и я решил выжить любой ценой.

Ничего страшного, если я скажу не всю правду. Лилиан Эшфорд не обязательно знать, что именно я услышал от Минасе Хидзири.

— Там, где имеется ряд случайностей, ищи закономерность. Это правило. Ту душу ты увидел, конечно, не случайно и не просто так погиб Саргатанас.

— К чему вы клоните? — похолодел я. — Объяснитесь. Мне надоели загадки и недомолвки!

— Сядь, — Лилиан вдруг указала на скамью, казавшуюся в призрачном ночном свете, проникающем сквозь витражи, серебристо-алой. — Я расскажу тебе всё, ради чего позвала.

Повторяя себе, что надо быть начеку, я уселся на скамью и нервно сцепил пальцы на коленях, невольно вспоминая прошлогоднее посещение «Момидзи-ган» с Мураки. Вдруг в памяти всплыло, как доктор предупредил меня, что Эшфорд-сан придёт снова в тот день, когда он исчезнет. И вот Лилиан здесь.

Почему Мураки не сказал, с какой целью явится эта женщина? Мне бы сейчас эта информация очень пригодилась! Я мысленно застонал. В любом случае я ничего не пойму, не выслушав Эшфорд-сан до конца.

— Тебе кто-нибудь раньше говорил об абсолютных амулетах, Асато-сан?

Я отрицательно покачал головой.

— Не возражаешь, если я начну с них? Это необходимо, чтобы ты понял остальное.

— Как вам будет угодно.

Какая разница, с чего она начнёт, главное, чтобы до меня дошло, наконец, что за игру она затеяла! Её намерения ещё туманнее, чем у Мураки. И ещё опаснее!

— Это старая легенда. На Земле её никто не знает, кроме нескольких избранных душ. Некогда во Вселенной существовала раса богов, из чьих тел рождались талисманы, способные изменять звёздные системы. Эти амулеты называли абсолютными. Они рождались в мир парами, чтобы баланс сил света и тьмы сохранялся. Они носили разные названия, однако один всегда был связан с миром материи, а другой — с несотворённой стороной вещей. Тьма в те времена не считалась злом, а свет добром. Обе стороны мира были равноправными, и во Вселенной царила гармония. Древние боги считали, что законы времени, пространства, причин и следствия в созданном ими мире должны иметь право менять не только они сами, но и существа, живущие в этом мире. Однако лишь достойные могли воспользоваться абсолютными талисманами. Породив парные амулеты, боги оставляли их среди живых существ в произвольно взятом месте планеты. Спустя века каждый из амулетов находил хозяина — так называемую «сильную душу». Сознание амулета и разум хозяина объединялись. Они развивались и росли вместе в течение последующих лет, подпитывая друг друга. Обретя бессмертие и молодость, душа хозяина в нужный день могла получить возможность изменить мир, согласно собственному плану. Поскольку душ, способных повлиять на будущее, всегда было две, то в назначенный день они могли либо объединиться и действовать заодно, либо разделиться и устроить битву за право изменить мир. В конечном счёте, после нескольких серьёзных сражений пути проявленной и непроявленной стороны мира разошлись. Тьма стала считаться злом, а свет — добром, потому что талисманы проявленной стороны побеждали чаще. Мир утратил гармонию. Между владельцами талисманов Власти и Хаоса, Сознания и Материи, Сияния и Тьмы постоянно происходили кровопролитные стычки. После того, как однажды несколько звёздных систем оказались втянуты в длительную войну и разрушены до основания, боги изменили условие существования амулетов. Сила абсолютного талисмана стала раскрываться полностью лишь в случае, если хозяин успевал до назначенного дня найти душу-хранителя. Ею становилась избранная талисманом душа, подчинившая себя владельцу амулета и отдавшая ему свою жизненную силу. Дух-хранитель мог усилить или ограничить энергию хозяина. Действовать с ним заодно или препятствовать его планам. Задачей хозяина было направить силу амулета в нужное русло и с его помощью осуществлять свои замыслы. Дух-хранитель подпитывал талисман своей энергией, хозяину же приходилось учитывать сознание и желания другого живого существа. Спустя ещё несколько тысячелетий, и это перестало быть сдерживающим фактором. Некоторые духи-хранители восставали против своих хозяев, так как последние зачастую превращались в деспотов и тиранов, мечтавших лишь о власти. В итоге от избранных душ-хранителей на свет появилась новая раса богов, решившая, что все абсолютные талисманы должны исчезнуть, ибо они порождают ненависть и разрушение. Началась война между двумя расами богов — древней и новой — в которой победили новые боги. Древняя раса творцов Вселенной была уничтожена. Абсолютные талисманы прекратили существование.

— Какое отношение эта история имеет непосредственно к нам? — поинтересовался я, гадая, зачем Лилиан потребовалось делать такое длинное вступление.

Она указала на свой кинжал, украшенный лунным камнем.

— Видишь?

— Конечно.

— На данный момент это единственный уцелевший абсолютный амулет. Он родился из тела Кагуцути-сама. Старшие боги, следящие за порядком в Солнечной системе, нарекли его Сердцем Миров. Младшие, наблюдающие за порядком на Земле, назвали Ключом Миров. Жители низшего измерения — Демоническим Оком, но на самом деле это один и тот же талисман непроявленной стороны — амулет Тьмы. У него нет пары. Противостоящий ему амулет Сияния не родился, поскольку последнего представителя древней расы богов уничтожил Идзанаги-сама вскоре после его появления на свет. Идзанаги испугался, что его младший сын Кагуцути станет причиной гибели Земли. Представляешь, Асато-сан, какая в этом талисмане заключена сила?

Наверное, по мнению Эшфорд-сан, я должен был вдохновиться открывающимися передо мной возможностями и немедленно стать её союзником. Однако меня в тот миг посетила всего одна мысль: куда смотрят боги, и почему они не способны вернуть кинжал обратно во тьму?

Лилиан Эшфорд, похоже, читала мои мысли, потому что я сразу услышал:

— Разумеется, амулет следовало уничтожить сразу, как только он появился, однако, видишь ли, абсолютные амулеты — не обычные талисманы. Они обладают сознанием и собственным жизненным циклом. Однажды родившись, они могут быть уничтожены только в день, когда мир переходит в следующую фазу существования. Это так называемые «дни Апокалипсиса». Они вычисляются по астрологическим картам старших богов. Но, представь, если, например, некто вошёл бы в доверие к одному из таких богов и получил знание о том, когда именно наступит нужный день и как надо действовать, а потом завладел бы абсолютным амулетом. Понимаешь, что тогда произошло бы?

— Такой человек сумел бы изменить мир, — вынужден был признать я, — только вот мне не верится в подобное. Боги охраняют от людей свои секреты, равно как и амулеты, способные переделать судьбу Земли.

— Согласна, — кивнула Лилиан. — Но что если бы к богу пришёл не смертный человек, а некто, равный ему? И сумел бы хитростью выкрасть важную информацию?

— Некто равный богу, но не бог? — удивился я. — Демон?

— Не совсем, — быстро отозвалась Лилиан. — Скажем так, нейтральная, на первый взгляд, не заинтересованная во власти над Землёй сторона, равная по силе богам и демонам.

Я задумался. Определённо, логические выводы из нагромождения противоречивых фактов — не мой конёк.

— Ладно, я опять ничего не понял, но всё равно продолжайте.

Лилиан довольно хмыкнула.

— Итак, амулет, который можно уничтожить только в определённый день и ни минутой раньше, волей старших богов был запечатан в таком месте, о котором не знали ни младшие боги, ни демоны, чтобы он не достался никому. Однако О-кунинуси-сама, богу магии и медицины, секрет местонахождения талисмана доверили. По велению старших богов О-кунинуси-сама вычислил дату дня Апокалипсиса. Он записал это знание в одну из своих книг, которые оберегал так же тщательно, как и секрет того, где спрятан амулет. В той книге было сказано, как талисман можно извлечь на свет раньше назначенного дня, пробудить его сознание и стать владельцем. Тот, кто украл секрет амулета и ухитрился скопировать записи О-кунинуси-сама, спустя несколько лет нашёл способ пробудить амулет, пожертвовав Демоническому Оку, которое на тот момент имело вид крупного алмаза, семь невинных душ. Однако неожиданно Око потребовало в дар от того, кто намеревался стать его хозяином, ещё одну, восьмую душу, причём поставило условие — это не должна быть душа, пожертвованная ему, а только та, которую Око выберет само. Амулет попросил оставить его в определённом месте Земли, скрыв в тайнике, и потенциальный хозяин согласился, но талисман обманул его. Спустя несколько сотен лет Око выбрало своим хозяином ту самую восьмую душу. Коснувшись руки молодого археолога при раскопках, магический алмаз изменил свой внешний облик и стал вот таким кинжалом, — Лилиан указала на свой амулет. — И он предложил обычному смертному контракт: могущество, бессмертие и вечная молодость будут принадлежать наследнику и первенцу того мужчины, но за это он отдаст Оку свою душу в день смерти. И тот археолог согласился. Это был мой отец.

Кажется, не стоило реагировать столь сильными эмоциямина слова Лилиан, неизвестно ещё, правдивые или нет, но я почему-то вздрогнул и со сверхъестественным ужасом уставился на эту женщину.

— Выходит, ваш отец заключил контракт с талисманом Тьмы?

— Вечно ты всё упрощаешь, — Лилиан подпёрла подбородок обеими руками. — Ну да, можно сказать и так.

Теперь она была похожа на самую обыкновенную девушку. Ничего зловещего или пугающего. Никакого пафоса и самоуверенности.

— Только вот тот, кто собирался стать хозяином амулета и ради этого проделал титаническую работу, естественно, не мог смириться с тем, что его отодвинули на второй план. Ему срочно нужно было вернуть Око себе. Кроме того, демоны и некоторые другие подобные им существа, пронюхав о том, что Око пробудилось раньше срока, решили принять собственные меры. Их не удовлетворило то, что старшие боги постановили: «Если владельцем амулета стал человек, это не нарушит баланс тьмы и света, ибо люди есть совокупность добра и зла. Пусть всё идёт как идёт». Подобный ответ, само собой, никого не успокоил, и, к примеру, демоны начали собирать у себя большое количество душ с необычными способностями, надеясь в последний день противопоставить силу этих душ силе амулета. Что касается потенциального хозяина, не получившего Око в собственность, то он пошёл иным путём. С помощью копий книг О-кунинуси-сама, украденных столетия назад, он вычислил дату рождения самой сильной души, потенциально способной стать хранителем амулета. Догадайся, кто это был?

— Не знаю.

— Это был ты.

— Я?!

— Ты бы попал в Мэйфу гораздо раньше, Асато-сан, поверь мне, только вот твоя сестра Рука была очень хорошей девочкой. Умной девочкой. Она с раннего детства поняла, что её брат нуждается в защите. Правда, толком не понимала от кого. Тем не менее, она сделала для тебя простенький защитный талисман из куска янтаря, и этот маленький камешек действительно защищал тебя, не давая никому обнаружить твоё точное местонахождение. Даже отдельные вспышки твоей силы — в шесть и в двенадцать лет — не были замечены. Но потом ты снял янтарь, чтобы покарать убийц своей семьи, и больше никогда не надел.

Стены церкви закачались и поплыли перед глазами.

Не может быть! Но я действительно вспоминаю: когда мне было три с половиной года, девятилетняя Рука сделала охранительный амулет «от злых духов». «Носи его на запястье, — говорила она, — и твои глаза ничем не будут отличаться от глаз других детей. Никогда не снимай его, и никто не назовёт тебя сыном демона. Никто не похитит тебя у нас».

Я контролировал свою силу, пока носил янтарь. Мои глаза были чёрными, как у обычного ребёнка! Недолгая иллюзия… Никто не догадывался о моей смешанной крови, пока не произошло несколько жутких случаев … Нет! Не хочу думать об этом!

Я сорвал янтарь с запястья в день, когда моё тело до последней клетки превратилось в яростный огонь, сметающий всё на своём пути. А потом я потерял подарок Ру-тян. Непростительно. Как я мог? Это же была последняя память о ней!

Нет, я не потерял его! Мураки Юкитака признался однажды, что нашёл мой янтарь. Он обещал вернуть талисман после завершения каких-то исследований, но так и не вернул.

Правильно. Я же потом умер.

— Вспоминаешь понемногу? — криво усмехнулась Лилиан. — Давай, смелее! Иногда это больно, но весьма полезно.

— Я хочу знать всё.

Не мой голос — чужой, сиплый. Требовательный. Бескомпромиссный.

— Ладно, сам напросился, — Лилиан скрестила руки на груди. — Предположим, в Мэйфу есть некто, способный внушать мысли на расстоянии. Допустим, этот некто, пользуясь твоим состоянием после пожара в Коива, постоянно внедрял в твоё сознание мысли о грехе и вине, о желании смерти до тех пор, пока ты не решил покончить с собой, после чего тебя забрали в Мэйфу.

— И с какой целью воображаемый злодей мог делать такое? — недоверчиво хмыкнул я.

— Не воображаемый, а настоящий. Когда ты попал в мир Богов Смерти, твою истинную силу заперли вместе с воспоминаниями до того дня, когда ты понадобишься. Только тебе не сказали, что однажды ты превратишься в оружие, которое будет использовано против меня и демонов, покушающихся на Око. За неимением парного амулета, способного противостоять мне, наш с тобой общий враг превратит тебя в некое подобие талисмана Сияния. Представь: сила потенциального, хотя и несостоявшегося духа-хранителя и мощь двенадцати шикигами. Мне нужно будет очень постараться, чтобы справиться с тобой! И если я сейчас пришла и честно предлагаю сотрудничать, то тот, кто уже владеет твоей душой и сознанием, не будет спрашивать. В нужный день он вскроет блок в твоём сознании с помощью известного только ему кода, и ты послушно убьёшь всех, на кого он укажет пальцем.

— Этого не будет! Я вполне владею собой и не стану убивать!

— Да неужели? А кто заставил тебя уничтожить Саргатанаса именно в тот момент, когда демон, впав в грех гордыни, едва не выболтал окружающим тайны, хранящиеся в твоём подсознании? Саргатанас собирался выдать того, кто желал оставаться в тени. А кто не позволил герцогу Астароту заполучить тебя, когда твою душу потребовали взамен уничтоженного демона?

Страх ледяной змейкой скользнул в душу.

— Ты до сих пор не понял? Это единственный, чью память я не могу стереть. Тот, кто владеет двумя первыми копиями книг О-кунинуси-сама, в то время как мой отец владел лишь двумя вторыми. Тот, кто отправил своих магических помощников собирать души людей в Европе и запретил тебе искать виновного. Тот, кто не хотел, чтобы мы встретились, и запросто мог помешать тебе прийти сюда, если бы я не была очень осторожна. Тот, кто всегда лояльно относился к тебе и никогда не наказывал за безделье и просчёты, несмотря на то, что шеф Коноэ честно докладывал о них. Это, наконец, тот, кто заставил тебя ранить Кадзу-кун, потому что испугался, как бы доктор не передумал и не осуществил свой план по возрождению Саки, убив тебя. Этого закулисного манипулятора вполне устраивало такое положение вещей, когда ты вечно оказывался без вины виноватым в трагическом окончании битв с доктором. Страх и вина — два очень удобных рычага управления чужим сознанием. В дополнение к тёмной магии, конечно. Всё ещё не догадался, Асато-сан, кого я имею в виду?

— Энма-Дай-О-сама…

— Угадал. И, заметь, стоило Кадзу-кун всерьёз попытаться устранить тебя, как настоящий враг подсуетился, и ты сам едва не стал убийцей. Правда, при всём желании ты не сумел бы уничтожить Мураки.

— Почему? — голова начинала болеть.

Я потёр виски. Стало немного легче.

— Нельзя раньше времени убить душу, заключившую контракт с владельцем абсолютного талисмана.

— Мураки заключил контракт с вами?!

Мой крик эхом отразился от купола церкви.

— Поразительная догадливость. Немного запоздавшая, правда. Кадзу-кун нужна была сила, чтобы возродить брата. Он пользовался ею, сколько хотел. Но теперь всё в порядке. Ребёнок уже появился на свет…

— Какой ребёнок? — я невольно вспомнил недавний кошмар Хисоки и поёжился.

— Мальчик, — продолжала говорить Лилиан. — Вчера у Микако-сан. Пришлось ускорить течение беременности в шесть раз, но девчонка оказалась выносливая. Знаешь, получился очаровательный малыш. Точная копия Саки. Когда ему исполнится тринадцать, он вспомнит, за какие грехи расплачивается, но пока слишком мал, поэтому вынужден страдать безропотно. Кадзу-кун нанёс на него то же проклятие, что и на твоего напарника, заодно добавил заклинание, вызывающее приступы нестерпимой боли. Жить Саки Шидо теперь будет очень долго, но скоро начнёт мучиться так, что грешники в аду содрогнутся. Хочешь, телепортируемся в Дарем, и я покажу тебе младенца со следами двойного проклятия на теле?

— Ушам не верю! Кем бы он ни являлся в прошлом, сейчас Саки Шидо — самый обычный малыш! Как можно быть настолько циничной?!

— Это я цинична? Ошибаешься. По-настоящему циничен был мерзавец, ежедневно самым отвратительным образом издевавшийся над сводным братом, а потом отравивший собственного отца и мачеху! Циничен был тот, кто собрался овладеть бессмертием, используя тело сына, а поскольку с первой попытки ничего не вышло, сделал ставку на внука. Из-за его бесчеловечных опытов мать никогда не любила собственного ребёнка. Магические манипуляции свёкра повлияли на её рассудок, да и на здоровье, а мальчик с рождения жил, постоянно балансируя на грани безумия, пока в шестнадцать лет не соскользнул с этой грани. Да, Асато-сан, мне известны даже чужие семейные секреты! Око отлично работает с информацией разного рода. Оно способно добывать для меня практически любые данные. Есть свои ограничения, конечно… Но что касается Юкитаки Мураки, так и было. Он превратил собственного внука в подобие марионетки, правда, не успел подвязать на ниточку. У эксперимента, разумеется, изначально был заказчик и совершенно иная цель, но речь не шла о том, чтобы манипулировать родственниками! Затем исходный заказ пошёл побоку и дальнейшие исследования Юкитаки-сан велись исключительно ради личных целей. Кажется, они предполагали создание сверхинтеллекта в бессмертном теле. Однако эксперимент не заладился и вышел из-под контроля. Экспериментатор умер, а Кадзу-кун остался жить. В сознании мальчика образовалась своеобразная трещина, углублявшаяся с годами. Несотворённая сторона вещей получила доступ в его разум. Представляешь, каково это — жить, ежеминутно наблюдая бесконечную пропасть внутри себя? Однако, несмотря на всё это, из Кадзу-кун получилась душа, в принципе способная занять пустующее место духа-хранителя Ока. Мой амулет сообщил мне об этом в день, когда Кадзутака узнал, кто виновен в смерти его родителей. Такой мощный всплеск энергии не заметить было невозможно. У меня не осталось выбора. Нужно было иметь возможность защититься от Энмы, когда наступит день Апокалипсиса, а без духа-хранителя сила амулета полностью не пробудилась бы. Что касается Кадзу-кун, то он искал силу возродить брата. И мы заключили взаимовыгодную сделку.

— С каким условием?

— Зачем тебе знать? Всё равно ты теперь ничего не изменишь.

— Попробую.

— Ну-ну. Кадзу-кун как-то попытался и потерял глаз. А, заметь, доктор на порядок изобретательнее тебя!

Удушье. Головокружение. С трудом сдерживаемый гнев, готовый полыхнуть в любую секунду. В данный миг я бы без колебаний вызвал Сузаку и Тоду одновременно, чтобы превратить её амулет в пепел. О, если бы она только сделала одолжение и напала первой!

— Хм, — усмехнулась Лилиан, — Око только что сообщило мне о твоих планах уничтожить его. Неплохо. Мне нравится твоя злость. Good boy.

Да она самым нахальным образом насмехается надо мной!

— Только, — продолжала Эшфорд-сан, — готов ли ты уничтожить вместе с кинжалом заодно и душу Кадзу-кун?

Я похолодел.

— С какой стати душа Мураки должна погибнуть вместе с амулетом?

— Потому что условием сделки было следующее: когда Саки возродится, и найдётся способ заставить этого мерзавца страдать вечно, душа Кадзу-кун станет моим хранителем, а его воля и чувства полностью подчинятся Оку, — Лилиан нежно погладила лунный камень, сверкавший на рукояти кинжала. — С недавних пор здесь заточена самая прекрасная на свете душа… Хочешь прикоснуться к ней? Или боишься обжечься?

Я смотрел во все глаза на непрозрачный молочно-белый камень. Неужели там внутри — душа Мураки?

Нет, Лилиан блефует! Она пытается мной манипулировать!

— К сожалению, продемонстрировать прямо сейчас наличие души в амулете не могу, — словно услышав мои внутренние сомнения, произнесла Лилиан, — но вот доказательство, — и она вытащила из-за пазухи прозрачный целлофановый мешочек.

Там лежали алые серьги и янтарный амулет на порванном чёрном шнурке. Янтарь был расколот на несколько частей, словно по нему изо всех сил ударили молотком.

— Думаешь, Кадзу-кун позволил бы мне забрать всё это? Ладно, серьги ещё может быть, но вот этот детский талисман, — она покачала пакетиком перед моим лицом. — Кадзу-кун долгие годы ухитрялся скрывать его наличие даже от меня. Прятал среди своих личных вещей, представляешь? И зачем он ему сдался? Решительно не понимаю.

Наш разговор всё больше начинал напоминать изощрённую пытку. Лучше бы я не приходил, не спрашивал и ничего не узнал!

Сердце провалилось куда-то вглубь, а мир начал исчезать. Отдельные фрагменты, напоминающие уродливые осколки зеркал, выпадали из целостной картины бытия, а за ними зияли дыры бессловесной пустоты. Тянущая слабость разлилась по мышцам тела, а по изображениям окружающих предметов побежали огненные трещины. Они утолщались, с каждой секундой всё больше напоминая гигантские канаты.

— Ого!

Я вернулся в нормальное состояние сознания и увидел в глазах Лилиан восторг.

— А ты, оказывается, способен сопротивляться печати, наложенной на твоё сознание, если сильно захочешь. Молодец!

— Освободи Мураки, — неожиданно для себя я заговорил с ней безо всяких вежливо-церемонных обращений.

— Не могу, — Лилиан повела плечами. — Сделка есть сделка. Кадзу-кун заключил контракт, будучи в здравом уме и твёрдой памяти. Однако, когда Энма заставит тебя пойти против меня, тебе придётся уничтожить душу, заключённую внутри Ока! Учти, дух-хранитель будет защищать мою жизнь до последнего вздоха. В итоге, согласно плану Энмы, ты в процессе сражения либо превратишься в нечто, подобное амулету Сияния, либо, расколов на части душу Кадзу-кун, сам станешь духом-хранителем моего талисмана. Но владельцем амулета при любом раскладе будет Энма, потому что именно он управляет твоим сознанием сейчас. Как тебе его гениальный план?

Сердце хаотично трепыхается, словно в предсмертных судорогах. Больно бьёт по рёбрам.

— Отважишься проверить, не лгу ли я? Могу подсказать, как.

С другой стороны, Ватсон ведь говорил о пропавшей душе. И тот последний разговор с Мураки… Доктор действительно прощался тогда, будто точно знал, что больше мы не увидимся.

Хочется закричать, но не хватает воздуха в лёгких. Я недальновидный идиот! Всегда опаздываю! Никого не могу спасти, потому что слишком поздно понимаю, как надо было поступить! И даже сейчас я ничего не знаю! И посоветоваться не с кем!

— Ну же, Асато-сан? Неужели тебе безразлично даже будущее твоего бесценного напарника?

— А при чём тут Хисока? — внутри всё сжимается от новой волны дурных предчувствий.

— Разве ему не снятся кошмары? — вкрадчиво спрашивает Лилиан.

— Да что ты можешь знать! — выпаливаю с яростью и умолкаю.

Откуда она, правда, знает? От Ока?

— Всё просто, — торжествующе улыбается Эшфорд-сан. — Твой милый, невинный мальчик связан тем же проклятием, что и новая реинкарнация Саки, но, к несчастью, Куросаки-кун — эмпат. Ещё немного, и проклятие, наложенное на Шидо-сан, начнёт действовать в обе стороны. Твоему драгоценному Хисоке придётся несладко. Он будет чувствовать практически то же, что и Саки. А он не полукровка, у него нет стольких сил для восстановления тела. Его нервная система быстро истощится, и Куросаки-кун через пару недель впадёт в кому.

— Ты!!! — кричу так, что сам содрогаюсь от звука собственного голоса. — Оставь Хисоку в покое!!! Хочешь мучить меня — твоя воля, но Хисоку трогать не смей!!!

— Так помоги ему. Я не против.

— Ясно, — голос мой непривычно холоден, давно я ни с кем не говорил таким тоном. — Не стоило тратить время, рассказывая мне старые легенды, если в итоге всё свелось к шантажу. Получается, в обмен на спасение Хисоки мне предлагается что-то сделать? И что? Отдать тебе свою душу? Разрушить Мэйфу? Сжечь Землю?

— Наконец-то ты готов к конструктивному диалогу, — удовлетворённо заметила Лилиан, — а то я уж думала, зря целую ночь потрачу. Душу твою мне забирать нет смысла. У Ока не может быть двух хранителей. К тому же мне не нужна внутри Ока бомба замедленного действия в твоём лице. Сделай одну вещь — загляни в Хрустальный Шар Энмы и узнай, каким образом ему удаётся манипулировать твоим сознанием. Это должно быть нечто простое и понятное даже тебе. Я, как ни старалась узнать, так и не смогла. Энма ревностно оберегает свои секреты. Даже поглощение духа Ятоноками мне не помогло, а я так рассчитывала воспользоваться его энергией для проникновения в Хрустальный Шар… В итоге пришлось израсходовать силу змея на процесс возрождения Саки. Хоть какая-то польза!

Заметив мой ошарашенный взгляд, Лилиан поняла, что сболтнула лишнее.

— Не надо так смотреть. Ты не знаешь про Ятоноками?

— Нет.

— А, извини. Откуда ты мог узнать, если я почистила информацию, включая старые архивы Мэйфу и интернет-сайты. В общем, много лет назад в одном из водоёмов Камакуры жители приносили в жертву богу Ятоноками юных девушек. Потом местный смельчак Рэн прекратил это безобразие. Он убил Ятоноками, но душа змея вселилась в его тело. С тех пор каждый глава семьи наследовал проклятие: примерно к сорока годам он становился слепым инвалидом, а его тело покрывалось чешуёй. Несколько лет назад первая супруга нынешнего главы семьи утопилась в пруду, где раньше приносились жертвы. Разум женщины сломался, когда она потеряла свою новорождённую дочь, убитую, кстати, родственниками мужа по той причине, что первым ребёнком, согласно их диким традициям, должен быть мальчик. Безутешный вдовец вскоре женился на родной сестре погибшей — Руй-сан. И она стала матерью твоего напарника.

— Ты говоришь о семье Хисоки?! — я вскочил на ноги.

Потом снова сел на место.

— И чего сразу вскакиваешь? — хладнокровно проговорила Лилиан. — По-моему, ничего ужасного не произошло. Наоборот, твоему напарнику крупно повезло, что он умер. Если бы он не погиб, то унаследовал бы проклятие. После смерти Хисоки род Куросаки должен был прерваться. Однако в таком случае некому было бы передать проклятие, и Ятоноками возродился бы. Собственно, древний бог-змей стремился именно к этому. Используя тело погибшей Касанэ-сан, как проводника из потустороннего мира, и тело её сестры-близнеца, как посредника в мире реальном, Ятоноками сделал так, что обезумевшая Руй-сан в своём чреве два года вынашивала для него новое тело. Он бы возродился, но от Ока я узнала о дне, когда это должно случиться. Такую мощную энергию грех было упустить. К тому же, если бы я ничего не предприняла, власть над сознанием Ятоноками захватили бы демоны или Энма. Впрочем, никто из них, очевидно, не успел догадаться, как можно навсегда нейтрализовать этого змея. В миг рождения любое существо очень слабо. С ним легко совладать. Когда у Руй-сан начались схватки, я с помощью Ока отняла память о Ятоноками у всех жителей Камакуры. Этого оказалось достаточно. Змей существовал по тому же принципу, что и Око: питался энергией людей, оставаясь в их памяти. Стоило отнять память абсолютно у всех, и душа его осталась без необходимой подпитки. Око подчинило Ятоноками себе. Правда, меня немало удивило, что ритуальный пруд пересох, но это, наверное, оттого, что водоём некогда был создан Ятоноками с целью собирать человеческие жертвы. Змей исчез, а, следовательно, испарился и пруд.

— И ты потом стёрла память о своём присутствии в Камакуре у Ватари-сан и Тацуми-сан?

— Не буду отрицать, — улыбнулась Лилиан, кокетливо склонив голову набок. — А заодно подпитала амулет. Если этого не делать, Око начнёт покушаться на мои воспоминания, а я не хочу страдать амнезией. Единственный, чью память мне не удалось стереть — Энма. Думаю, он придумал какую-то защиту. Вполне возможно, ответ на мой вопрос в Хрустальном Шаре или в Акаше, но в оба эти источника мне не проникнуть. В Акашу даже Ватари проникнуть не сумел, хотя он-то, я полагала, сможет! Теперь твоя очередь пробовать. Только с Хрустальным Шаром.

— После чего Энма-Дай-О-сама прикончит меня. Неплохой способ устранить «бомбу замедленного действия» со своего пути, да?

— Если бы всё было так просто! — усмехнулась эта безжалостная дама. — Ты — правая рука Энмы, его оружие. Он тебя не тронет.

— Я знаю это только с твоих слов. С тем же успехом оружием Энмы-Дай-О-сама мог стать, кто угодно. Например, Мураки. Ты сказала, душа доктора подходила для твоего Ока? Могла подойти и в качестве оружия для Энмы, — буркнул я, чем вызвал восхищённое:

— Умнеешь на глазах. Энма собирался заполучить душу Кадзу-кун, но не успел. Я опередила. Думаешь, зачем он сталкивал тебя и доктора лбами? Надеялся с твоей помощью установить контроль над ним или, по меньшей мере, выявить его слабые места. К счастью, Кадзу-кун не так прост. Энма не преуспел ни в том, ни в другом. Так что повелителю Мэйфу теперь остался только его последний план — насчёт вашего финального сражения в назначенный день. Но если Энма победит, на Земле воцарится тьма. Он, в отличие от меня, не собирается создавать мир, где нет убийств и проклятий.

Я чувствовал, что она опять чего-то недоговаривает. Боги, боги, куда вы смотрели? Уж лучше бы Оком завладела слабая, но добрая душа, чем сильная и ожесточившаяся на весь мир! Или вам свысока плевать на наши проблемы? Должно быть, так и есть.

— Что скажешь, Асато-сан? Или хочешь ещё о чём-то спросить? — Лилиан внимательно смотрела на меня, и я, наконец, решился.

А почему бы нет? Меня всю жизнь мучил этот вопрос.

— Наша семья не владела никакими амулетами. Мать любила отца и не могла изменить ему ни с кем. Так почему я стал полукровкой?

Лилиан вздохнула.

— Увы, Асато-сан. Я говорила, у Ока есть свои ограничения. Оно не всеведуще. К тому же большая часть информации о тебе скрыта в тайниках Энмы. Но, обещаю, если ты поможешь мне, в новом мире мы все станем самыми обычными людьми. И твои мать, отец и сестра будут снова рядом.

— Поздно для меня.

— Почему?

— Я преступник. Убийца. Впрочем, как и ты. Я не верю в справедливость мира, построенного на крови. И мне жаль, что ты веришь. Это заблуждение.

— Вот только не надо проповедовать христианскую мораль! Меня тошнит от идей покаяния, милосердия и всепрощения! Я действую так, как считаю нужным.

— И как ты считаешь нужным поступить, например, с Мураки? — прервал я её. — Где в новом мире окажется его душа?

Она замялась на секунду, потом вымолвила.

— Душа хранителя останется внутри амулета. Навсегда. До последних дней Вселенной.

— И это справедливо?!

— Кадзу-кун сам выбрал такое. Он знал, на что идёт.

— Это было моё место, да? Ты изначально собиралась заполучить мою душу?

Кажется, мне каким-то неведомым образом удалось задеть её за живое.

— Хочешь знать правду?! — выкрикнула она вдруг. — Да! Если бы ты не попал в Мэйфу, мне не пришлось бы просить помощи Юкитаки Мураки как одного из лучших врачей того времени создать для меня подходящее по внутренним и внешним параметрам живое существо! Юкитака-сан не стал бы тёмным магом, соблазнившись знаниями, почёрпнутыми из книг О-кунинуси-сама, не сотворил бы ради обретения личного бессмертия со своим сыном тёмного ритуала, прежде даже, чем изуродовать душу внука. Кровь Саки не оказалась бы отравлена последствиями этого ритуала. Шидо-сан не спятил бы в пятнадцать лет и не довёл до сумасшествия Кадзу-кун. И твой напарник не был бы проклят.

— Значит, если бы я согласился стать твоим хранителем, пострадал бы только я?!

— Само собой. Учитывая твоё нелепое мягкосердечие, думаю, ты бы мне не позволил воспользоваться силой Ока для убийств. Твоей энергии было бы достаточно для амулета. Я бы не отнимала ничью память и не производила лишних манипуляций с похищением душ людей. Никто бы больше не пострадал.

— Тогда забери меня! — потребовал я. — А взамен освободи Хисоку от проклятия, а Мураки — от контракта. Ты ведь можешь!

— Теперь не могу. А даже если бы и могла, не сделала бы, потому что Энма всё равно придумает план, как столкнуть тебя и Мураки в день Апокалипсиса. Асато-сан, у тебя есть выбор всего из двух вариантов: или ты с Энмой, или со мной. Но в любом случае кого-то убить тебе придётся.

Я всё ещё надеялся, что она лжёт. Надеялся опровергнуть её слова, поэтому, решившись, сказал:

— Я согласен осуществить то, что ты предлагаешь. Теперь я сам хочу увидеть информацию, скрытую в Хрустальном Шаре.

На губах Лилиан заиграла самая очаровательная улыбка, которую я когда-либо видел.

— Знала ведь, что ты хороший мальчик, Асато-кун. А теперь слушай, что надо будет сделать…

====== Глава 26. Третий вариант ======

Последняя купюра в тысячу йен нырнула в глубины хамбаики, и я забрал из автомата своё долгожданное сакэ. Следом высыпалась скромная горстка сдачи. С удовольствием купил бы ещё пару литров виски, если бы остались деньги. Ничего, для разминки сгодится. Сейчас половина шестого утра. К восьми я буду пьян в стельку. Впрочем, к сожалению, чем хреновее у меня на душе, тем труднее напиться. Был бы я смертным, в данной ситуации, без сомнения, лучше всего помог бы цианистый калий или стрихнин. Но смерть для синигами — чересчур большая роскошь.

Вернувшись обратно, я заперся, откупорил первую бутылку и, не утруждаясь поисками стакана, приступил к приведению в нерабочее состояние своего бессмертного организма.

В четверть девятого в дверь кто-то постучал. Мой посетитель явно выбрал неудачный день и неудачное время. Даже не спросив, кто это, я просто рявкнул:

— Проваливайте! Я занят.

В ответ послышался удивлённый голос Тацуми:

— Цузуки, почему вы с Куросаки-кун не явились на работу? Что случилось?

— У нас выходной.

Моё лаконичное объяснение явно не понравилось Сейитиро. Ничего удивительного, мне на его месте оно бы тоже не пришлось по душе.

— Цузуки, открой! — ответственный секретарь громко замолотил кулаком в дверь.

— Отвали, Тацуми, — меланхолично отозвался я. — Иди, работай.

— Открывай! — в голосе Сейитиро прорезались металлические нотки. — Впусти по-хорошему, а то я ведь могу войти и сам!

— Вокруг комнаты тройной защитный барьер.

— Не беспокойся, я справлюсь.

— Тогда я вызову шикигами. Всех. И что ты тогда станешь делать?

— Прекрати паясничать! Это приказ.

— Чей?

— Шефа.

Я холодно рассмеялся.

— С каких пор босса так сильно волнуют мои опоздания, что он прислал тебя?!

Оскорблённое молчание, после которого послышалось следующее:

— Коноэ-сан предупреждал, что ты сегодня не в себе, но я и не подозревал, что настолько. Выходи немедленно.

Я жадно отхлебнул сакэ, ничего не ответив. Тацуми продолжал увещевать.

— Цузуки, дело не в работе. Я волнуюсь за тебя. И Коноэ-сан тоже.

Бутылка выпала из моей руки на пол и покатилась к стене, расплёскивая жалкие остатки содержимого. Я несколько секунд мрачно наблюдал за ней, потом встал и, шатаясь, приблизился к двери. Долго ковырялся с замком. Наконец, раздался сухой щелчок, и дверь открылась.

Тацуми в своём неизменном костюме стоял в коридоре и осуждающе смотрел на меня. Когда я появился в проёме со всклокоченными волосами, в мятой рубашке, кое-как заправленной в брюки, в его глазах мелькнул ужас.

— Что ты творишь?! — вопрошал Сейитиро. — Сегодня не праздник, да и вроде не умер никто. В чём дело?

— Для меня умерли все, хотя лучше б умер я сам.

— Ты способен внятно объяснить, что с тобой происходит?

Я молчал.

— Хотя куда там, — вздохнул Сейитиро. — На ногах едва держишься. Сколько выпил?

— Не важно.

— Сколько?!

— Пропил всю зарплату. Что дальше?

— Где Куросаки-кун?

Через моё плечо Тацуми попытался заглянуть в комнату. Я повернулся и встал так, чтобы ему ничего не было видно.

— Уходи и передай шефу… Впрочем, не надо, я сам.

— Какой ты идиот! — сорвался вдруг Тацуми, хватая меня за руку. — Неужели тебе действительно наплевать на всех?! Хоть бы о Хисоке подумал!

— Именно о нём я и думаю, — произнёс я, отцепляя от себя пальцы Сейитиро.

— Не похоже. Ведёшь себя, как капризный ребёнок!

— А твоей опеки никто не просит! Я справлюсь со своими проблемами сам, просто дай мне время! — и, подумав, что бы ещё такого обидного сказать, чтобы заставить Тацуми уйти, я добавил. — Мы ведь больше не напарники.

Сейитиро вздрогнул и отступил на шаг.

— Да, разумеется, — он нервно поправил очки. — Но я здесь по просьбе шефа и не уйду, пока ты не впустишь меня, — он сделал ещё одну попытку проникнуть в мою комнату, но наткнулся на тот самый барьер, о котором я честно предупреждал.

Его отшвырнуло в дальний конец коридора. Тацуми встал и снова приблизился ко мне.

— Ты совершаешь ошибку. Я не желаю тебе зла, но ведь ты сам…

— Могу я побыть один? — резко прервал я его.

— Я оставлю тебя в покое не раньше, чем узнаю, что происходит!

— Да пустяки! Я внезапно осознал одну нехитрую истину: мне теперь даже черти из ада не помогут сдохнуть, а лучше бы помогли!

— При чём тут черти?! — изумлённо воззрился на меня Сейитиро.

— Их деятельность явно эффективнее работы Сёкан, как показала практика.

И, воспользовавшись растерянностью Тацуми, я захлопнул дверь перед его носом.

— Цузуки, прекрати заниматься самоедством! — продолжал кричать Сейитиро, перемежая слова отчаянным стуком в дверь. — Хочешь, я позову Ватари? Или поговори со мной! Будь мужчиной, хватит прятаться от проблем!

Я просто игнорировал его. Через сорок минут, исчерпав запас разумных доводов, Тацуми ушёл. Я уселся на пол и прислонился затылком к притолоке. Пить не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Только исчезнуть. А ещё лучше — никогда не рождаться. Стереть себя полностью из истории мира.

Я знал, что шеф сам прийти не решится и больше никого не пришлёт. Ватари сейчас занят — пытается помочь Хисоке. А остальным шеф, полагаю, не доверит беседу со мной. Я вспомнил события прошлой ночи, и мои кулаки невольно сжались. Я загнан в угол и бессилен что-то изменить… Но если бы я ничего не знал, было бы хуже? Да, так и есть. Значит, я должен благодарить Эшфорд-сан?

Благодарить?! Ни за что!

Она ничем не отличается от Энмы-Дай-О-сама, солгавшего мне о своих намерениях. Небогатый у меня выбор: стать пешкой в играх повелителя Мэйфу или добровольно сдаться на милость англичанки, возомнившей себя спасительницей мира. А ведь должен быть третий вариант. Должен. Но я его не вижу! И посоветоваться не с кем, поскольку Демоническое Око не позволит никому рассказать о происходящем.

А что если попытаться поговорить с шефом? Нет, бессмысленно. Случившееся прошлой ночью он наверняка забыл. Хотя зачем тогда прислал Тацуми?

Значит, помнит?!

Глупая, ничтожная надежда. Но что если это всё-таки мой последний шанс?

Я вскочил на ноги, пошатнулся и чуть не рухнул обратно на пол. Нет, не стоит спешить. Надо умыться, привести себя в порядок и только потом идти в кабинет начальства. Наспех такие дела не решаются.

Стоило мне прошлой ночью согласиться помочь Лилиан, как она немедленно сунула мне в ладонь пробирку, наполненную фосфоресцирующей розовой жидкостью, и лист бумаги с какой-то бессмыслицей, записанной катаканой.

— Не ошибись, когда будешь читать, — усмехнулась леди Эшфорд.

— Я не гений, но и не настолько глуп, как тебе кажется.

— Перестраховка не повредит.

— И что мне с этим делать? — я недоумённо разглядывал лист с непонятными словами и пробирку.

— Я уже предприняла ряд действий, чтобы Энмы сегодня ночью не оказалось в его покоях, но твоя задача от этого не стала проще. Тебе необходимо пройти в его спальню незамеченным через весь дворец. Комната расположена на двенадцатом этаже, девятая дверь налево по коридору. Телепортироваться в неё нельзя, потому что вокруг спальни стоит семь сложных защитных барьеров. Не смотри так удивлённо — да, я там однажды побывала и знаю, чего можно ждать. Чар невидимого облика и заклинания, которое записано на листе бумаги, достаточно для перемещения на первый этаж дворца, но, по мере того, как ты начнёшь подниматься по лестнице, опасность того, что тебя обнаружат, будет возрастать. Чтобы этого не случилось, между вторым и третьим этажами раздави пробирку и, учти, жидкость из неё должна вытекать так медленно, чтобы тебе хватило до комнаты Энмы. Только в этом случае ты спокойно пройдёшь мимо Сироку и Тёмного Стража.

— Кто это?

— Ближайшие слуги повелителя. Могут принимать невидимый облик и шпионить за всеми тайно. Жидкость усыпит их на полчаса. Не переживай. Делай, как я сказала, и у нас всё получится.

«У нас… Неплохо, — невольно подумал я. — Только вот нет никакого «нас». Мне приходится действовать так по принуждению, не по доброй воле!»

— Не беспокойся, скоро ты убедишься, что тебе лучше быть на моей стороне, — с усмешкой заметила Лилиан. — Но если мы будем медлить — всё сорвётся. Внезапность — наше оружие. Телепортируйся прямо сейчас. Быстрее же, Асато-кун! Дорога каждая секунда!

Не задавая больше вопросов, я принял невидимый облик, прочел заклинание и переместился во дворец Энмы, подумав о том, что терять мне, наверное, уже нечего.

Замок повелителя Мэйфу встретил меня гробовой тишиной. Вокруг не видно было ни души.

На первом этаже в огромных золотых люстрах горели сотни электрических ламп, отражаясь в отполированном паркетном полу и зеркалах, висящих на стенах. Чутко прислушиваясь к каждому движению и внимательно оглядываясь по сторонам, я начал подниматься наверх по лестнице, устланной дорогими коврами.

На втором этаже царил полумрак, в котором я сумел различить только чёрные лакированные двери комнат, уходящие в обе стороны коридора. Но и здесь я не наткнулся ни на кого из стражей. Правда, мне показалось, будто из-под перил лестницы в мою сторону метнулась бесформенная тень. Она проскочила сквозь меня и исчезла за одной из чёрных дверей.

Боли я, конечно, не ощутил, но сразу стало как-то не по себе. Я нервно сглотнул и спешно двинулся в сторону третьего этажа, напрочь забыв о ценной рекомендации Лилиан насчёт пробирки. Вскоре пришлось вспомнить… Не успел я одолеть трёх ступенек, как сверху на лестницу мешком свалилось существо, похожее на гигантскую летучую мышь. Увидев это странное создание, я сразу вспомнил совет Эшфорд-сан и быстро раздавил в пальцах пробирку. Летучая мышь взлетела в воздух, взмахивая перепончатыми крыльями. На её морде отразилось явное недоумение. Повисев ещё немного перед моим лицом, существо развернулось и взмыло под потолок.

Я продолжил свой путь. Больше я не медлил и не любопытствовал по поводу того, что находится вокруг меня, а быстро двигался вперёд, перепрыгивая через несколько ступенек, подгоняемый желанием скорее узнать правду и опасаясь, что магическая жидкость закончится раньше, чем я доберусь до нужного этажа. Крепко сжимая пальцы, чтобы драгоценные капли не утекали чересчур быстро, я в конце концов оказался возле спальни Энмы. На дне пробирки сверкала последняя крохотная росинка влаги.

Вдохнув поглубже, я мысленно пожелал себе удачи и толкнул дверь вперёд, одновременно вытряхивая остатки жидкости на порог. Высокая массивная дверь удивительно легко подалась под моими пальцами, и я шагнул в кромешную тьму.

Я был готов к чему угодно. Например, к тому, что сейчас откуда-нибудь выскочат монстры, гораздо страшнее той летучей мыши, и будут меня пытать, спрашивая, зачем я забрался сюда. Или к тому, что, зловеще улыбаясь, мне навстречу выйдет сам повелитель Мэйфу и сладким голосом прикажет слугам убивать меня долго и мучительно, чтобы растянуть удовольствие на много тысяч лет. Но ничего подобного не произошло. Даже двое охранников, о которых упомянула Лилиан, почему-то не появились. Либо они легкомысленно игнорировали свои обязанности, либо магия Эшфорд-сан действительно их усыпила где-то посреди коридора, и я даже не успел заметить, в какой момент они были нейтрализованы.

Я двинулся по комнате, отметив про себя, что видимость внезапно стала лучше. Откуда-то из глубины спальни струился мягкий серебристый свет. Я двинулся навстречу этому источнику свечения, обогнул широкую кровать, завешенную балдахином из китайского шёлка, и вдруг увидел в проёме между шкафом и домашним террариумом прозрачный шар размером со школьный глобус, покоившийся на золотой подставке.

Он притягивал взгляд, искрился и переливался всеми цветами радуги. Наверное, это именно то, ради чего я рисковал? В любом случае больше ничего, похожего под определение Лилиан, вокруг не наблюдалось. И что делать дальше?

«Эшфорд-сан просила заглянуть в Хрустальный Шар», — напомнил я себе.

Хорошо, так и сделаю. Я приблизился к этому загадочному предмету и стал внимательно смотреть. Внутри шара мелькали причудливые блики света и полупрозрачные тени. Ни тайн вселенной, ни какой-либо другой секретной информации разглядеть мне не удалось. Я простоял так около двух минут, пытаясь что-то высмотреть внутри, потом вздохнул, протянул руку и осторожно коснулся поверхности шара.

— Ладно, отдыхай с миром. И прости за вторжение.

Я собрался возвращаться, но в это мгновение за моей спиной раздался негромкий хруст, будто кто-то переломил пополам сухую ветку.

Обернувшись, я узрел следующее: шар разделился на две полусферы, над каждой из которых возникло по маленькой серебристой колибри. Обе птички замерли над поверхностью шара, часто-часто взмахивая сверкающими крылышками.

— Какое изящество! У этого кукловода, оказывается, есть вкус, — услышал я совсем близко знакомый голос, и Лилиан собственной персоной материализовалась в шаге от меня.

Я в изумлении разинул рот, собираясь задать ей вопрос о том, что она, собственно, тут делает, но Эшфорд-сан меня опередила:

— Держи их, Асато-кун, пока они снова не исчезли, — кивнув на колибри, сказала она. — Это информационные капсулы. Только ты и Энма можете вскрыть их. Одна из них является соглашением, заключённым некогда между вами — контрактом, который впоследствии стёрли из твоей памяти. Во второй — информация о планах Энмы. По крайней мере, если меня не обманывает Око.

«Обманывает или нет, но мне в любом случае намылят шею за незаконное проникновение в покои Повелителя. Что ж, пойду до конца», — подумал я, протягивая руки к «птичкам» и схватывая их.

Они обе покорно ткнулись мне в ладони и затихли. На ощупь их хрупкие тельца казались прохладными и почти невесомыми.

— Воспользуйся этим, — Лилиан Эшфорд сняла с шеи свой кинжал и протянула мне.

— Зачем?

— Надо подарить каплю своей крови. Не забывай, тёмная магия — кровавая магия. У тебя самая чистая и сильная кровь. В чём-то ты превосходишь даже герцога Астарота. Информационные капсулы запечатаны кодом твоей ДНК. Она же и вскроет их. Действуй.

Никогда раньше я не отличался способностью придумывать на ходу коварные планы, но в данный момент сразу принял решение: похитить капсулы и амулет, принести их на исследование Ватари, а потом вместе с ним разобраться, что к чему. Схватив кинжал Лилиан и обеих колибри, я сделал попытку переместиться на первый этаж дворца, но в ту же секунду моё тело застряло в невидимой ловушке. Я попробовал вызвать шикигами, но эта попытка также ни к чему не привела.

— Одурачить меня вздумал? — нехорошо усмехнулась Эшфорд-сан, наблюдая за моими потугами вырваться из её плена. — И не мечтай. Я потому и следила за тобой — знала, что ты решишь выкинуть нечто подобное. Делай то, что я говорю, иначе информация не достанется никому. Будешь вести себя прилично?

— Буду, — обречённо отозвался я и в тот же миг ощутил, как невидимая сила отпустила меня.

Я приблизил острое лезвие кинжала к своему указательному пальцу и надсёк кожу. Кровь упала на первую колибри, и она ожила. Глаза птицы загорелись рубиновым светом, а передо мной в воздухе развернулось длинное полупрозрачное полотно, на котором было выведено крупными золотыми кандзи: «Соглашение между Повелителем Мэйфу и смертным человеком по имени Цузуки Асато-сан. Настоящим контрактом удостоверяю, что я, Владыка Мейфу, обязуюсь запечатать таинственную силу, которой вследствие невыясненных причин стал обладать смертный человек по имениЦузуки Асато, до последних дней мира, чтобы вышеозначенная сила не причинила вреда никому из живущих. Также, по волеизъявлению Цузуки Асато-сан, я запечатываю его память о следующих событиях: раннее детство, школьные годы, взаимоотношения с семьёй и другими людьми, смерть Цузуки Хикару-сан, Цузуки Акеми-сан, Цузуки Рука-сан, пожар в городе Коива, первая попытка суицида, нахождение в клинике Мураки Юкитаки-сан, многочисленные попытки суицида, физическая смерть. Вместе с этим смертный Цузуки Асато-сан по собственному желанию лишается памяти о подробностях своего попадания в Мэйфу, а также о содержании настоящего контракта. Взамен Цузуки Асато-сан, становясь Богом Смерти, даёт исключительно мне одному, Повелителю Мэйфу, клятву в случае крайней надобности использовать его силу по моему усмотрению. В это обязательство включается необходимость защищать Землю от захвата демонами или другими магическими существами. В том случае, если моему существованию будет угрожать опасность, Цузуки Асато-сан также даёт согласие на использование его силы по моему усмотрению».

— Убедился? — спросила Лилиан, когда выполнившая свою функцию капсула порхнула обратно внутрь Хрустального Шара.

Странно, превосходства в голосе Эшфорд-сан я в это мгновение не услышал. Скорее, сочувствие. Я стоял, пригвожденный к полу стыдом и отчаянием.

— Не понимаю, как я мог согласиться на такое? — наконец, вымолвил я.

— Тебя поймали, когда ты был слаб и искал смерти. Ты поверил Энме, а он связал тебя контрактом. Обычная ловушка, даже не магическая. Действует безотказно.

— То же самое сделала ты в отношении Мураки! — обвиняющим тоном произнёс я. — Если подумать, вы с Энмой ничем не отличаетесь друг от друга! Оба стремитесь манипулировать всеми вокруг, а в итоге ваша цель — Земля! Я не прав?

— О да, — рассмеялась Лилиан. — Тайный проект называется «Цузуки, или Весь мир будет в моих руках».

— Что?!

— Активируй другую капсулу и увидишь.

Я сжал вторую серебристую колибри в руках и проделал с ней ту же операцию, что и с первой. В результате в моих пальцах крохотная птичка превратилась в лист старой, пожелтевшей от времени бумаги.

«Проект Цузуки, или Весь мир будет в моих руках», — гласил заголовок.

Меня заколотило, словно в лихорадке, хотя в комнате было тепло. Кандзи прыгали перед глазами и не желали складываться в слова.

На листе бумаги кто-то тщательно вычертил схему, смысла которой я сразу осознать не смог или просто не способен был понять из-за сильного волнения. На самом верху я разглядел своё имя, а рядом ещё одно, начисто вымаранное чернилами. Дальше располагался сложный чертёж с переплетением многочисленных линий и стрелок, среди которых я успел выхватить странные названия: Акаша, Пять Генералов, Кин-У, следом перечислялись имена моих шикигами, упоминался Золотой Император и…

— Дай сюда! — Лилиан выхватила план Энмы из моих рук, а следом забрала Око. Камень на рукояти её кинжала вдруг засиял ослепительным светом. — Надо делать копию и убираться! Время на исходе!

— Но я ничего не понял! — воскликнул я, пытаясь отобрать у неё схему, чтобы получше рассмотреть её.

— Нет времени! — Лилиан ощутимо шлёпнула меня по пальцам, как мать иногда бьёт непослушного ребёнка, который за обеденным столом, не съев супа, тянется за сладостями. — Уходим! — она швырнула подлинник плана Энмы в сторону Хрустального Шара, и лист бумаги, снова став серебристой колибри, влетел внутрь.

Полусферы соединились, и шар стал целым.

— Отлично. Быстро на первый этаж!

Однако стоило нам приблизиться к выходу, как дверь в спальню владыки Мэйфу распахнулась, комнату залил яркий свет, от которого я невольно зажмурился, а открыв глаза, увидел, что на пороге помещения возник…

— Шеф Коноэ! — не удержавшись, воскликнул я.

На несколько секунд мы трое, застыв на месте, каждый в своей уникальной позе, являли собой, должно быть, неповторимое зрелище. Если бы я был лишь сторонним зрителем этого спектакля, меня бы он, наверное, позабавил. Но сейчас мне было не до веселья.

— Что вы тут делаете? — Коноэ-сан сделал несколько шагов по направлению к нам. — Асато… И вы, госпожа…

Взгляд шефа быстро метнулся от меня к Эшфорд-сан и обратно. Поскольку Коноэ-сан стоял довольно близко, я заметил, как на его лбу вдруг выступила испарина.

— Кто вы такая? — спросил он, обращаясь к Лилиан.

Нимало не смутившись, Эшфорд-сан вдруг потянулась к нему и осторожно коснулась пальцев шефа. Амулет на её груди замерцал, и я увидел, как глаза Коноэ-сан неожиданно расширились и наполнились слезами.

Внезапно мой начальник нежно обнял Лилиан, крепко прижав к себе. А затем этот сильный и смелый мужчина вдруг разрыдался, как ребёнок, бесконечно повторяя:

— Девочка, милая, как я рад, что с тобой всё в порядке! Ты жива!

— Да-да, со мной всё хорошо, — проговорила Лилиан с совершенно фальшивой улыбкой, похлопав шефа по спине. — А теперь выведи нас, пожалуйста, в безопасное место и не говори господину Энме, что мы сегодня были у него в гостях.

— Я не скажу, — шеф Коноэ схватил нас с Лилиан за руки и потащил за собой, доверительно рассказывая на ходу. — Энма-сама приказал мне следить за этими покоями, и если случится, что Сироку и Тёмный Страж не сумеют сберечь его секреты, я должен быть на подхвате. Сегодня ночью в моей комнате сработало тревожное заклинание. Я прибыл сюда и увидел вас. Но, клянусь, от меня никто ничего не узнает! Уходите, скорее, уходите!

Ошалевшим взглядом я смотрел на шефа, который после того, как Эшфорд-сан применила к нему магию Ока, начал вести себя совершенно неадекватно. Я пытался что-то спросить, но каждый раз Лилиан подавала мне знак молчать. Когда мы трое очутились на первом этаже дворца, она притянула к себе шефа, ласково погладила его по щеке, одновременно коснувшись пальцами своего кинжала:

— Спасибо, Коноэ-сан, — проникновенным голосом произнесла она.

В тот же миг я увидел, как шеф встряхнулся и в недоумении уставился на меня и Лилиан, словно не понимая, как мы здесь оказались.

Судя по его виду, он собирался поднять тревогу, но было поздно: Эшфорд-сан и я телепортировались в церковь Оура.

— Что ты с ним сотворила? — вопрошал я, когда мы с Лилиан оказались в безопасности. — Шеф никогда не вёл себя так странно!

Эшфорд-сан ехидно захихикала в кулачок.

— Здорово получилось, да? Я внушила этому глупому старику мысль о том, что мы — его давно потерянная семья. Ничего, скоро он всё забудет, в том числе то, что видел нас в последнюю секунду перед перемещением!

— Да как ты…

Гнев вспыхнул на мгновение и тут же погас. После происшедшего моя ненависть к Лилиан почему-то утратила свою остроту и яркость, хотя, безусловно, не исчезла совсем.

— Неужели нельзя было действовать по-другому?

— Если б я могла! Но ещё секунда промедления, и разлюбезный шеф Коноэ сдал бы нас слугам Энмы. Ты бы этого хотел?

— Нет.

— То-то же. А из нас с тобой получилась отличная команда, тебе не кажется?

— Отдай копию записей! — спохватился вдруг я, поняв, что она просто в очередной раз заговаривает мне зубы. — Я должен её увидеть!

— Увидишь, когда моё Око расшифрует схему, — безапелляционно отозвалась Эшфорд-сан.

— Гораздо быстрее информацию расшифрует Ватари-сан! Я отнесу ему!

— Показывать третьему лицу секретный план Энмы?! Спятил? Ладно, до встречи! — и, взмахнув рукой, Лилиан быстро исчезла, прежде чем я успел хоть что-то предпринять.

Я выхватил из кармана мобильный Мураки и попытался набрать её номер или отправить сообщение, но в ответ не получил ничего, кроме уведомления о том, что «данный номер не существует». Эта женщина опять обвела меня вокруг пальца, как в тот день, когда из-за моей невнимательности была похищена Микако-сан!

Решив жизнь положить, но разыскать эту хитроумную стерву, где бы она ни находилась, я телепортировался к себе в комнату.

Было ровно четыре утра. Я вошёл в спальню и к ужасу своему обнаружил Хисоку лежащим без сознания на полу.

Все амулеты, заговоры и происки Эшфорд-сан разом вылетели у меня из головы. Я бросился к Хисоке и аккуратно перенёс его на кровать. Затем открыл окно, принёс холодной воды и нюхательных солей и попытался привести юношу в чувство. Ничего не получилось.

Липкая волна страха захлестнула меня. Забыв обо всём, я подхватил Хисоку на руки и переместился в кабинет Ватари.

Ютака спал в медицинском халате, уронив голову на лабораторный стол. Рядом с ним неподвижно застыла его верная 003, вытаращив на меня свои круглые любопытные глаза.

— Ватари, проснись! — закричал я, ибо мне в данную минуту было не до церемоний.

Ютака подскочил на месте, выхватил из футляра очки и кое-как нацепил их на переносицу.

— Рассказывай, что произошло?! — разволновался Ватари, увидев меня с бесчувственным Хисокой на руках. — Бон ранен?!

— Нет, но я не понимаю, почему он не приходит в себя! Меня не было рядом, когда это случилось!

Путаясь и перебивая самого себя, я сплёл историю о том, что якобы около полуночи вышел прогуляться в парк, потому что мне не спалось, а когда вернулся, то нашёл Хисоку в таком состоянии. Пока я рассказывал, Ютака пытался прощупать Хисоке пульс, измерить давление, смотрел на реакцию его зрачков и, в конце концов, присев на краешек дивана, тяжело выдохнул.

— Боюсь, это действие всё того же проклятия. Я не могу быть уверен, кто виноват, но возможно опять Мура…

— Нет! — поспешно возразил я. — Теперь доктор ничего не решает. Всем управляет другой человек.

— Откуда ты можешь знать? — с подозрением спросил Ватари.

— Просто знаю.

— Ладно. И кто, по-твоему, играет с нами?

Я сделал ещё одну попытку поведать об интригах нашего нового врага:

— Лилиан Эшфорд.

— Что это за птица? — насторожился Ватари.

Я рассказал всё, что знал об этой даме, но когда заканчивал рассказ, то снова убедился: я даром потерял время. Ютака уже не слушал меня, а осматривал Хисоку, игнорируя любые мои попытки выдать дополнительную информацию о Лилиан. Наконец, доктор произнёс:

— Оставь Куросаки-кун здесь. Я обязательно разберусь, в чём дело. Бог Смерти не может умереть, так что не волнуйся. И пока никому не говори о случившемся.

— Хорошо.

Ничего хорошего, конечно, не было. Наоборот, события с каждым часом принимали всё более скверный оборот.

Молясь о том, чтобы Ватари удалось вылечить Хисоку, уже напрочь забыв о происшедшем в покоях Энмы, я отправился к себе. Однако стоило мне переступить порог комнаты и закрыть за собой дверь, как из ниоткуда на мой стол в гостиной шлёпнулся запечатанный конверт.

Я поспешно вскрыл его, развернув вложенный внутрь лист бумаги.

«Око расшифровало то, что нас обоих интересует, — было написано в письме. — Если излагать кратко: жил-был один господин, которого звали Золотой Император. Он получил от богов на хранение очень ценный камень под названием Ключ Миров, но однажды император пропал, и никто до сих пор не знает, куда он делся. На самом деле бывший повелитель Генсокай вместо того, чтобы сидеть тихо, беречь Ключ Миров, доверенный ему богами, и ни во что не вмешиваться, пытался не допустить пробуждения амулета. После того, как талисману были пожертвованы семь душ, Око ожило. Золотой Император пожелал упокоить талисман во мраке небытия раньше, чем произойдёт конец света, за что и поплатился. Амулет поглотил его сознание вместе с физической оболочкой. Тода сделал попытку освободить хозяина самым радикальным способом: расплавив Око. Самодеятельности Тоды другие шикигами не оценили. Его поступок выглядел как покушение на убийство душ, заточённых внутри амулета. Впрочем, говорят, Золотой Император и Тода не очень-то ладили друг с другом, поэтому, возможно, это действительно было покушением. Так или иначе, Тоду сочли опасным преступником и заперли в подземелье Тэнку, надев на него ограничители. Это случилось несколько столетий назад. Что было потом, ты знаешь, кроме, наверное, одного: все души, проходящие тем или иным образом через Мэйфу, а также души существ из Генсокай имеют свой мемо-отпечаток в Акаше. Это нечто вроде сгустка воспоминаний, который функционирует сам по себе, генерирует энергию, продолжает мыслить, словно живое существо, хотя, по сути, он пуст. Вживляясь в чью-то душу, конгломерат памяти может действовать так, словно произошла реинкарнация умершего. Разумеется, не в каждую душу и далеко не любые воспоминания можно вживить. Но в твою, как я поняла, удалось вживить мемо-отпечаток Золотого Императора, правда, он пока заблокирован… “

— О нет, — слабо застонал я, вспоминая, как Курикара назвал меня Золотым Императором и как Тода «ошибся», приняв меня за бывшего хозяина. — Только не это…

«Прекрати ныть! — прочитал я дальше и вздрогнул, ужаснувшись тому, что текст Лилиан ведёт себя, словно живое существо, способное предугадывать мои реакции. — Оставим в стороне вопрос о том, согласовал ли повелитель Мэйфу с кем-то из богов использование Акаши таким вот образом. Важно другое: целью его эксперимента с наложением чужой памяти на твоё сознание было одно — в нужный день активировать одновременно твою силу и мощь Золотого Императора. В этом случае ты станешь действительно непобедимым. Твоя разрушительная энергия превзойдёт все вообразимые пределы. Ты один теоретически сумеешь сжечь Землю. Энма именно этого и добивается. Он уничтожит всё с твоей помощью. А когда я погибну, повелитель Мэйфу станет владельцем амулета, а ты — его духом-хранителем. И тогда Энма воссоздаст свой собственный мир. Только вот вопрос: каким тот мир будет? И согласен ли ты быть на стороне Энмы ценой гибели Земли?»

Я отложил письмо Лилиан в сторону, постарался успокоиться и только после этого стал читать дальше.

«Твоя сила и сознание Золотого Императора пробудятся в день, когда сработает ключ. По словам Ока, этим ключом является энергия Хрустального Шара и два взаимодополняющих сгустка воспоминаний, дремлющих сейчас в глубинах Акаши, но на данный момент медленно пробуждающихся. Один из них, как я поняла, связан с сознанием твоего друга Ватари, условно называемого «Кин У». Другой — в субъекта, обозначенного как «Нулевой» или «Гёку-То». Око так и не сумело определить, кто это. Но суть в том, что когда чужие мемо-отпечатки активируются в сознании этих двоих, они тоже перестанут быть самими собой и вызовут к жизни Золотого Императора. После этого ты, Цузуки Асато, как человек, синигами или вообще мыслящее существо, исчезнешь и станешь, по сути, чужой реинкарнацией. Дубликатом, полностью подчинённым Энме. Подумай. У нас не так много выходов. Мы можем разрушить Акашу, но, учти, она прекрасно защищена, кроме того, вместе с Акашей рухнет Мэйфу, поскольку Акаша подпитывает мир мёртвых. Можно уничтожить разум Ватари, но, боюсь, ты будешь против такого выхода. Кроме того, есть вероятность, что Энма найдёт Ватари-сан замену. Я за следующий вариант — уничтожить Хрустальный Шар, ибо, похоже, именно там скрыт стартовый код, который подтолкнёт цепную реакцию: вызовет объединение Кин-У и Гёку-То и превратит тебя в Золотого Императора. Я даю тебе на размышление не более двенадцати дней, но я так щедра лишь потому, что мне самой нужно продумать план действий. И помни про Хисоку — чем скорее ты решишься, тем быстрее он выздоровеет».

Когда я дочитал, письмо само собой вспыхнуло в моих руках и превратилось в пепел, который рассыпался по комнате.

Почти угасший гнев всколыхнулся с новой силой. Эта женщина! Будь она проклята!

Но, если подумать, разве она одна создала ситуацию, из которой нет приемлемого выхода? Я тоже виноват, что заключил договор с Энмой. На себя и пенять…

А теперь чью бы сторону я ни выбрал, это будет ошибкой. Обезоружив Энму, я развяжу руки Лилиан. После того, как я стану не опасен, она с лёгкостью захватит мир. Отказавшись сотрудничать с Эшфорд-сан, я отдам Землю во власть Энмы, и это ничем не лучше.

Правда, я могу уничтожить Хрустальный Шар и начать сражаться против Эшфорд-сан, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, сам по себе, никем не ведомый, но тогда мне придётся убить Мураки… Расколоть его душу вместе с Оком ради лучшего мира. Просто перешагнуть через него, как он ради своей цели перешагивал через других.

Невозможно. Я не смогу.

Внезапно я с ужасом осознал, что даже если ради нового мира мне придётся пожертвовать жизнью всего одного человека, причём человека, который сам, будучи смертным, не щадил никого, я не сумею так поступить.

Именно на данном этапе размышлений я понял, что сейчас сойду с ума, если срочно не напьюсь. Поспешно собрав все свои оставшиеся сбережения, я отправился за спиртным.

Как я и думал, Коноэ-сан не прибавил к той информации, которой я владел, решительно ничего нового. То, что он прислал Тацуми, шеф объяснил тем, что некое шестое чувство подсказало ему, будто мне сейчас плохо. Он якобы сам не понимает, почему так поступил.

А я понял: очевидно, у магии Ока обнаружились некие погрешности, и одной из них была память Коноэ-сан, которая, вопреки всему, не стёрлась до конца.

Шеф спросил о моём самочувствии. Я сдержанно отозвался, что у меня всё прекрасно.

Выходя из кабинета, я споткнулся о Тацуми, тащившего кучу папок. Я пробормотал в сторону Сейитиро нечто маловразумительное и, сопровождаемый опасливым взглядом ответственного секретаря, переместился в лабораторию к Ватари.

Там я узнал, что Хисока ненадолго очнулся, но у него мгновенно начались невыносимые боли. Не помогали ни таблетки, ни уколы. Юноша промучился полтора часа и снова впал в бессознательное состояние.

Просидев возле Хисоки около часа, чувствуя себя законченным ничтожеством, не имея понятия, что ещё можно предпринять, я наудачу отправил новое сообщение Лилиан с просьбой встретиться и поговорить, но через минуту получил в ответ следующее: «Что касается твоего любовника: я пальцем о палец не ударю до тех пор, пока ты не уничтожишь Хрустальный Шар. Пустые разговоры меня не интересуют. Только от тебя зависит, как долго будет мучиться Хисока».

Я зло стёр sms, пошёл к Ватари и попросил денег взаймы. Ютака сумрачно взглянул на меня, протянул три тысячи йен, но при этом предупредил, что я окончательно сопьюсь, если начну вот так ежедневно снимать стрессы.

На следующий день о состоянии Хисоки узнали все, ибо скрывать это не было никакой возможности. Тацуми-сан, шеф Коноэ, Вакаба-сан и — неожиданно — даже Теразума пришли навестить моего напарника. Они долго меня утешали, уверяли, что всё образуется.

Я бы и рад был в это поверить, но Хисока в течение дня то приходил в себя, то снова терял сознание. И даже когда открывал глаза, не узнавал никого из нас. Сильнейшие лекарства не помогали уменьшить боль.

А ещё через шесть дней сбылось предсказание Лилиан — Хисока впал в кому.

Я был жалок и противен себе самому, но мало мне было жестокой реальности. С тех пор, как я поговорил с Эшфорд-сан в церкви Оура, почти каждую ночь мне навязчиво стало сниться, как на ночном лугу маленький Кадзутака, ещё не ведающий ненависти и душевной боли, смеётся и ловит цикад вместе со мной. А потом мы лежим, взявшись за руки, на влажной траве и глядим в небо, мечтая найти свою звезду и улететь туда вместе.

Если раньше я просыпался от снов о Мураки в горячем поту, кусая в отчаянии подушку, то теперь мои наволочки были мокры от слёз.

Я понимал, что даже этой невинной детской дружбы у нас никогда не будет.

Следующие два дня прошли в каком-то забытьи. Сейитиро, Вакаба, шеф пытались говорить со мной, но я всех упорно игнорировал. А потом свершилось чудо: то, что для меня стало искомым «третьим вариантом».

— Давай, ты будешь хоть иногда бриться и обедать, а не только пить, — увещевал меня Ютака спустя два дня после того, как Хисоку перевели в отделение интенсивной терапии.

Мы сидели в кабинете Ватари. Вернее, доктор сидел, а я полулежал на его столе, мужественно встречая последствия вчерашней интоксикации.

— Бон обязательно выкарабкается, — пытался вселить в меня надежду Ватари. — Даже люди впадают в кому, а потом выздоравливают и восстанавливаются! Не опускай руки. Борись за него! Ты же его любишь!

Я любил. Но, видимо, недостаточно сильно, чтобы предотвратить случившееся… И даже недостаточно, чтобы мои объятия, слёзы и поцелуи облегчили его жуткие приступы боли.

— От того, что ты будешь напиваться и мучиться с похмелья, Хисоке легче не станет.

Ватари прав. Всё, на что я способен — страдать, но все мои вместе взятые страдания даже близко не сравнятся с тем, что чувствует сейчас мой бедный малыш… Если бы я мог поменяться с ним местами, я бы с радостью пошёл на это! Почему, почему это невозможно?

— Кому и что ты пытался доказать, — продолжал Ватари, — когда вчера спьяну собирался телепортироваться в Англию, приняв невидимый облик? Шеф предупреждал — Европа для нас закрыта по распоряжению высшего руководства. Что ты собирался там искать?

— Лекарство для Хисоки, — невнятно пробормотал я.

— Все лекарства здесь. Я хороший врач. Или ты мне не веришь?

— Верю.

— Тогда в чём дело?

— Если б мне можно было… в Дарем… ненадолго, просто поговорить с одним человеком, Хисока бы выздоровел. Ты бы мне помог, Ватари? Всего на час!

— Что за бред! Цузуки, ты меня всерьёз беспокоишь. Давай я сделаю тебе чаю. Хочешь?

— М-мм…

— И принесу пирожные. Будешь?

— Мне всё равно.

Ватари печально покачал головой и вышел в соседнюю комнату. Оставшись один, я долго смотрел на его стол, заставленный приборами. Потом от нечего делать начал крутить в руках какие-то металлические детали непонятного назначения, высыпанные кучей в коробку. В итоге коробка перевернулась и упала на пол. Ругая свою неловкость на чём свет стоит, я полез собирать рассыпавшиеся детали, как вдруг увидел под столом Ватари странную серую кнопку.

Естественно, я нажал на неё раньше, чем подумал, что, наверное, не стоило этого делать.

Ютака вошёл в тот момент, когда я, в мгновение ока избавившись от похмелья, с немым изумлением изучал то, что внезапно возникло в открывшейся потайной нише за моей спиной.

Это был электрический уличный фонарь начала XX века, украшенный причудливыми металлическими завитками. Я обошёл загадочную конструкцию вокруг, потом осторожно потрогал пальцем у основания столба.

— Что это? — корректно спросил я, намеренно стараясь избегать крайних вариантов определений вроде: «культурная историческая ценность», «раритет» и «металлолом».

Ответ Ватари сразил меня наповал.

— Прибор, осуществляющий перемещения в пространственно-временном континууме.

— Чего?!

Я решил, что Ютака шутит. Ватари же, наверняка, подумал, что мой мозг атрофировался под воздействием спиртного.

Он поставил чашку с горячим чаем на стол и пояснил проще:

— Машина времени.

— И как тебе удалось её втихаря построить?! — моему изумлению не было предела.

— Не так уж и втихаря, — вздохнул Ватари. — Помнишь, как-то давно целую неделю электричество с перебоями работало?

— Еще бы! Я столько интересного для себя в секретной базе департамента накопал за эти дни, — мрачно хмыкнул я. — Спасибо за невольное содействие.

— Пожалуйста, — скромно потупился «изобретатель». — Только никому не говори, иначе шеф меня прибьёт. Он уже и так грешит на мою персону за те сбои в работе компьютеров, но точно не уверен. А узнает — мне хана.

— Не скажу. А ты мне принцип действия объяснишь?

— Объясню. И даже найду способ похвастаться перед остальными синигами, когда доведу её до ума. Пока моей малышки больше, чем на одно серьёзное путешествие не хватит. Энергии маловато. Она только запонки от рубашек и шариковые ручки туда-сюда переправляет, а если в неё чего покрупнее запихнуть, самоуничтожится.

— И как долго её заряжать надо, чтобы хватило для многократного использования?

— Лет пять.

— Долго и неэффективно.

— Да ладно, не придирайся! — обиделся на мою скоропалительную критику Ватари. — Лучше порадуйся за меня! Наконец-то я создал действительно нужную вещь!

Я и порадовался. Только Ватари даже представить себе не мог, что любуется своей чудо-красавицей в последний раз.

====== Глава 27. Мучительное бессмертие ======

Скромная комната, выделенная для меня повелителем Сорю, разительно отличалась от шикарных апартаментов в замке леди Лилиан. Впрочем, я не удивился. Целью Эшфорд-сан было внушить трепет и благоговение перед её могуществом. Повелитель Генсокай намеревался расследовать загадочное появление двух людей на вверенной ему территории. Не имело смысла поражать нас роскошью.

Я сбросил ботинки на пол и растянулся на кровати, закинув руки за голову. В комнате не было ничего, кроме металлической вешалки в углу, деревянного стула и круглого стола. Последний располагался возле окна с видом на пустынную равнину.

С невольной тоской я подумал о том, что в этом унылом месте мне, возможно, предстоит провести несколько часов или даже дней. Если, конечно, не попробую договориться с амулетом. Я прижал руку к карману, где находился рубин, и мысленно обратился к нему: «А не пора ли отсюда телепортироваться, приятель?»

Внутри послышался знакомый голос, с достоинством лорда заявивший: «Я бы вам не советовал этого делать, хозяин. Из Генсокай существует четыре выхода, пройти через которые возможно только с помощью стражей врат. А телепортация здесь запрещена в связи с появлением около пятнадцати лет тому назад чёрных дыр или «червоточин», куда можно провалиться и не вернуться обратно. Считается, что использование телепортации, вызывает возникновение «червоточин». Мир нестабилен. Ваше с Каэдэ-сан появление через запечатанный портал, о котором знали только Сорю-сама и его ближайшие помощники, ещё больше усилило панику. Я бы вам рекомендовал сидеть тихо и пока ничего не предпринимать. Разумеется, вы всегда можете рассчитывать на мою защиту».

«Что ж ты меня не защитил, когда мы сюда попали?»

«На вас никто не нападал».

«А как насчёт женщины в красном платье, едва не проткнувшей меня мечом?»

«Сузаку-сан не опасна. Она беспокоится о Цузуки-сан. Посчитав вас причастным к его исчезновению, она немного рассердилась».

«Немного? Представляю, что она натворит, если рассвирепеет не на шутку».

«Она сожжёт всё вокруг, превратившись в гигантскую красную птицу».

«Благодарю за разъяснения. А теперь скажи мне, почему все эти существа называют Асато-сан своим хозяином?»

«Задолго до того, как Цузуки Асато стал вашим духом-хранителем, он подчинил себе двенадцать шикигами из Генсокай. Бьякко, Тода, Сорю, Сузаку и многие другие в их числе. Они будут служить своему хозяину до конца времён».

«Хочешь сказать, эти существа подчиняются Асато-сан?»

«Безусловно. И они никогда не причинят вам вред, поскольку ваш дух-хранитель этого не позволит. Следовательно, хозяин, вы здесь находитесь в полной безопасности, как на курорте. Наслаждайтесь отдыхом».

«У тебя совесть есть? В моей клинике на шестое января назначены семнадцать операций! Три из них по расписанию у меня! Мне нужно немедленно выбираться отсюда!»

«Пока Сорю-сама не решит выпустить вас, ничего не могу поделать. Я не позволю вам провалиться в чёрную дыру, а это весьма вероятно, если мы попробуем куда-нибудь переместиться прямо сейчас. Нет и ещё раз нет, хозяин!»

«Я требую, чтобы ты позволил мне поговорить с духом-хранителем!»

«Духа-хранителя нельзя вызывать по собственной прихоти, когда вам вздумается. Он появится, если возникнет критическая, безвыходная ситуация».

«И какие происшествия, например, ты относишь к критическим?» — мягко полюбопытствовал я.

«Да почти никакие… У меня всё под контролем. Такие ситуации бывают редко, а то и не случаются никогда. Если вспомнить, ведь даже из замка Эшфорд-сан вы выбрались самостоятельно».

«Я с удовольствием позволю Тацуми-сан аннигилировать тебя», — откровенно признался я.

«Обязательно, но не раньше дня Апокалипсиса».

«Так тебе известна дата этого события?»

«Лилиан Эшфорд была в курсе, я — нет».

«Твоя поразительная информированность по наиболее важным вопросам восхищает меня всё больше. А как ты работаешь с текстом, напечатанным на бумаге?»

«Что вы имеете в виду?»

«Меня интересует, способен ли ты быстро и, главное, предельно точно скопировать книгу?»

«Авторства О-кунинуси-сама?» — догадался хитрый амулет.

«Её самую».

«Вам нужно будет обнаружить местонахождение книги, а затем хотя бы на несколько секунд прикоснуться к ней. Я впитаю в себя её магические эманации и изготовлю точную копию».

«Ты способен указать место, где сейчас находится книга?»

«Простите, хозяин. В этом дворце повсюду расставлены очень сложные защитные барьеры, а моя сила всё ещё не пробуждена полностью».

«Как её пробудить?»

«Необходимы эмоции. Много эмоций! Ослепительных, терзающих душу, балансирующих на грани жизни и смерти и даже соскальзывающих в смерть! Подарите их мне, и весь мир будет у ваших…»

«Тема закрыта. Ты сейчас поможешь мне пробраться незамеченным в комнату Каэдэ-сан и сделаешь всё, чтобы нашу беседу не подслушали».

«Да, хозяин! В данном случае моя помощь вам просто необходима. Ведь дворец Тэнку живой. Он обязательно вас подслушает и донесёт о разговоре Сорю-сама, однако, хозяин, будьте уверены: я окружу вас с Микако-сан очень плотным барьером. Ваши слова останутся только между вами!»

«Так ты сделаешь это?»

«Даже не сомневайтесь!»

— Хоть какая-то от тебя польза, — невольно сорвалось с языка.

Комната Каэдэ-сан была похожа, как две капли воды, на мою. Та же узкая кровать с жёстким матрацем, вешалка, стул и стол. Правда, окно выходило на площадь перед дворцом, и Каэдэ-сан могла бы при желании любоваться центральным фонтаном. Разумеется, она этого не делала.

Когда я вошёл, Микако лежала на кровати, свернувшись калачиком, но не спала. На моё приветствие, молодая женщина печально ответила, не отрывая головы от подушки:

— Не могу сейчас вообще ничего стоящего придумать. Я — бесполезный балласт!

— Вы чрезмерно самокритичны.

— Знаете, — продолжала Микако, — здесь недавно была какая-то женщина. Она сказала, что её попросил зайти ко мне Сорю-сама. Она долго играла на сямисене, пела песни и, похоже, пыталась меня усыпить. Но я не хочу спать! Я должна скорее вернуться домой, хоть и не представляю даже приблизительно, как это сделать!

Я взял стул и сел возле неё.

— Для начала не отчаивайтесь и не опускайте руки.

— Я должна вернуть книгу, но, боюсь, во второй раз у меня ничего не выйдет.

— Вы однажды сумели её найти. Почему бы снова не попытаться?

— Тогда мне помогал Рэн-кун. Если бы не он, вряд ли мне удалось бы разгадать хоть половину тайн госпожи.

— Сейчас я на вашей стороне, — обнадёжил я Микако-сан, — и не собираюсь сдаваться, равно как и торчать тут до скончания времён. Следовательно, нам с вами надо всё очень тщательно обдумать, а потом воплотить план в жизнь.

— План? — Микако, заметно оживившись, приподняла голову.

— Если бы мы выяснили, где находится книга, пробрались в тайник Сорю-сама на несколько секунд…

— И что? — в глазах Каэдэ-сан засветилась надежда.

— Тогда мой амулет сделал бы копию книги. Вы бы помогли мне вернуться в Токио, а сами вернулись в Дарем и вылечили сына.

— Это возможно?!

— Да. Если мы будем осторожны, то всё получится. Весь вопрос в том, как разыскать книгу.

Щёки Каэдэ-сан порозовели.

— На самом деле, — скромно проговорила она, — я уже предприняла кое-какие шаги. Не знаю, правда, принесут ли они плоды?

— Что вы сделали? Не бойтесь, говорите открыто, нас защищает рубин. Никто ничего не услышит.

— Певица, приходившая сюда, даже не подозревает, что пока она играла, я наложила на неё следящее заклинание, а потом добавила скрывающие чары, чтобы мою магию не заметили остальные жители дворца. Вот, — Микако разжала левую ладонь и показала круглое зеркальце. — Через него я могу наблюдать за её перемещениями. Если кто-то заговорит с ней о книге, я буду в курсе. Если она увидит тайник Сорю-сама, я тоже узнаю, где он.

— Вы молодец, — похвалил я Каэдэ-сан.

— Это самое малое, что я могла сделать. Ради Рэн-кун я пойду на всё.

— Расскажите о сыне. Если, конечно, можете доверить мне вашу историю.

Каэдэ-сан задумалась на секунду, потом кивнула.

— Я расскажу, но только потому, что вы решили помочь. Никому другому я бы не сказала ни слова.

Она уселась на кровати, нервно вцепившись пальцами в край матраца, и заговорила.

— До недавних пор я вообще не помнила своего прошлого. Первое моё воспоминание на том отрезке жизни — роскошный дом, в одной из комнат которого я очнулась однажды утром. Возле меня сидела красивая леди. Она представилась как Лилиан Эшфорд-сама. Рядом с ней я увидела ослепительного мужчину с аристократическими чертами лица: темноглазого, черноволосого в дорогом белом костюме. Позже мне довелось увидеть настоящий облик этого демона, окутавшего себя магией и скрывавшего настоящее лицо, но в тот момент… Я восхищалась ими обоими! И госпожа, и господин были очень добры ко мне. Эшфорд-сама рассказала душещипательную историю о том, как ровно день назад забрала меня из клиники для бедных, куда приезжала с целью пожертвовать денег на благотворительность. Якобы я была сиротой, недавно пережившей какой-то несчастный случай и вследствие этого потерявшей память. Госпожа сжалилась надо мной и решила взять к себе, потому что у меня совсем никого из родных не осталось. И я верила госпоже, старалась делать всё, чтобы заслужить её одобрение. Я стала работать горничной в её доме. У леди Эшфорд подрастал малыш Рэндзи Саки или просто Рэн-кун. Госпожа Лилиан говорила, что это её ребёнок, но я с самого первого дня заметила, что мальчик совсем не был похож ни на неё, ни на лорда Артура, кроме того, они оба вели себя поразительно равнодушно по отношению к нему. Рэн-кун с рождения страдал от ужасной болезни. У него ежедневно случались приступы сильных судорог, удушья и кровотечений. Подчас он терял зрение и слух, его кожа покрывалась язвами, которые через несколько дней бесследно пропадали, но затем возникали вновь. После особенно сильных судорог малыш иногда на сутки или двое впадал в кому. Его увозили в клинику, а потом возвращали обратно, так и не выяснив причину болезни. Я всегда спрашивала госпожу, почему бы ей не показать сына хорошему доктору за рубежом и не поставить ему точный диагноз, на что госпожа отвечала, что её супруг — лучший врач на свете, и никто другой не сравнится с ним. Кроме того, многие уже пытались вылечить её мальчика, но не преуспели. Однако я видела: лорд Артур не старался помочь сыну совершенно. Он практически не бывал дома, постоянно где-то путешествовал и возвращался к госпоже лишь в редкие дни, в основном по новолуниям. А Рэн-кун рос в одиночестве, предоставленный самому себе.

Вскоре этот малыш стал мне ближе всех на свете. Я тогда думала: «Наверное, это потому, что мы оба затворники». Госпожа не позволяла ни ему, ни мне покидать пределы дома. Конечно, я много раз пыталась выйти на улицу без её разрешения, но почему-то при приближении к воротам теряла сознание. Госпожа объясняла моё состояние сильным стрессом, берущим истоки в моём прошлом. И я верила! Я была так глупа, что верила каждому её слову! Лишь иногда мы с Рэн-кун выходили в сад. Игры нам запрещались. Госпожа утверждала, что Рэндзи очень слаб, и любое неверное движение может стать для него роковым. Я не имела права шутить с ребёнком, пытаться рассмешить его, потому что, по словам госпожи, шутки усиливали приступы боли. Но однажды я всё-таки усомнилась в словах Эшфорд-сама.

Мы с Рэн-кун выучили игру в жесты и слова. В итоге через неделю пятилетний мальчик, практически не разговаривавший до того времени, поскольку его и не пытались научить, стал показывать, где находится дом, скамейка, дерево, дорога. А потом он начал произносить целые предложения. Мы с ним стали общаться. Иногда мне удавалось вызвать улыбку на его лице. Идиллия продлилось недолго. Госпожа однажды увидела нашу игру и жестоко наказала меня. Она сказала, что я превысила свои полномочия, и она наймёт кого-нибудь другого для ухода за сыном. Запрет видеться с мальчиком оказался для меня невероятно болезненным. Для Рэн-кун наняли пожилую няньку, и я пришла в отчаяние. Я умоляла госпожу, чтобы она позволила мне снова ухаживать за Рэном, но Эшфорд-сама жёстко заметила, что если я не прекращу свои нелепые требования, она вышвырнет меня прочь. Пришлось проглотить обиду.

Через месяц случилось непредвиденное. Госпожа вынуждена была куда-то отлучиться, и во время её отсутствия у Рэндзи случился очередной приступ судорог. Нянька пыталась удержать ребёнка, но не справилась. Мальчик нечаянно ударил её по лицу и поцарапал щёку. Со мной такое часто бывало, да и с госпожой иногда, но наши раны всегда быстро заживали. Каково же было моё удивление, когда я увидела, что рана этой женщины продолжает кровоточить. Нянька держалась за щёку и кричала на весь дом, что семейство Эшфордов — демоны, и она больше ни минуты не останется здесь. Эта женщина действительно куда-то бесследно пропала потом. Рэн-кун поручили воспитывать дворецкому. Это было похоже на то, как осиротевшего котёнка подпихивают под бок старой дворняге в надежде, что она сжалится и выкормит подкидыша. Дворецкому, конечно, до хозяйского сына не было решительно никакого дела, и он спускал свои новые обязанности на тормозах. Впрочем, госпожа его за это совершенно не ругала.

Спустя полгода для Рэн-кун наняли домашнего учителя, чтобы он преподал мальчику основы необходимых знаний. Об обучении в обычной школе и общении с другими детьми речи идти не могло. Госпожа слышать ни о чём подобном не хотела. И чем взрослее становился мой мальчик, тем сильнее он страдал и тем более замкнутым и нелюдимым становился. А так называемая мать заботилась о нём всё меньше. Слуги делали вид, будто ничего не происходит.

Я плакала по ночам, но понимала, что не имею права вмешиваться. Это ведь сын хозяйки! Как я могла давать ей советы по поводу воспитания ребёнка? Однако к тому времени я уже заподозрила, что не только с Рэн-кун, но и со всей семьёй Эшфордов дело нечисто. Слишком уж уединённый образ жизни они вели, причём болезнь ребёнка была лишь удобной ширмой для оправдания подобного поведения. Эшфорды никогда не приглашали гостей, не устраивали вечеринок, к ним не приезжали родственники.

Тогда я стала внимательно присматриваться к остальным обитателям поместья. Все слуги, как на подбор, тоже были угрюмыми и неразговорчивыми. Похоже, никто из них не имел семьи, так как они никогда не уходили из дома ни на праздники, ни на выходные. Иногда кто-нибудь из слуг вдруг незаметно пропадал, а на его месте тут же оказывался новый. Попытавшись завести дружбу хоть с кем-то из них, я наткнулась на ледяную стену молчания. А когда я откровенно спросила по очереди у всех, не кажутся ли господа странными кому-то ещё, кроме меня, в мою сторону перестали даже смотреть. Только садовник мрачно буркнул однажды, что ему безразлично, демоны его господа или нет, лишь бы деньги вовремя платили. Когда же я поинтересовалась, быстро ли у него заживают порезы, садовник вдруг отшатнулся от меня, перекрестился и пошёл прочь. Тогда я и осознала: меня тоже не считают человеком, равно как и наших господ.

Страдая от одиночества, я стала искать утешения в чтении книг, хранящихся в домашней библиотеке. Я знала, что плохо читаю, потому что однажды я попыталась прочесть одну из книг госпожи и больше половины предложений не поняла, но теперь, когда тоска, страх и сомнения стали ежедневно грызть мою душу, я решила вернуться к своему занятию.

Однажды ночью я забраласьв библиотеку и долго копалась на стеллажах, пока не нашла книгу, текст в которой выглядел на первый взгляд необычно. Но я быстро догадалась, как надо читать такие сложные и непонятные с виду знаки. Это был исторический роман, в нём рассказывалось о войнах, самураях, о любви и предательстве. Я плакала и смеялась до утра, а когда стало светать, вернулась к себе и задумалась о случившемся. Я вдруг заподозрила, что, наверное, родилась не в этих местах, а где-то ещё, если так плохо знаю местное наречие, зато мне кажутся родными иностранные символы в изданных Бог весть где книгах. Кроме того, другие слуги часто не понимали мой акцент, особенно в самом начале, когда я только очутилась в особняке. А вот госпожа одинаково легко говорила на обоих языках — на том, который я понимала с трудом, и на том, который был мне близок. Я стала подозревать, что Эшфорд-сама тоже долгое время прожила в той стране, откуда я родом. И, скорее всего, именно там она познакомилась с лордом Артуром. Впрочем, у меня не было доказательств, а спрашивать у хозяйки напрямую, не лгала ли она мне всё это время, я опасалась.

Зато с тех пор, как нянька пропала, дворецкий устранился от воспитания Рэн-кун, а мальчик стал заниматься с домашним преподавателем, я начала изыскивать различные способы снова наладить контакт с ребёнком.

Вечерами я пробиралась в его комнату, садилась на край кровати и шёпотом рассказывала Рэндзи разные истории. Я пыталась поднять ему настроение и вселить надежду на то, что для него ещё не всё потеряно. Он мечтал избавиться от своей болезни, стать самым обычным мальчиком и подружиться с другими детьми… А ещё он говорил, что боится отца. Он был уверен, что лорд Артур его ненавидит. И, как я впоследствии узнала, это было небезосновательное подозрение.

Как-то Рэндзи поделился со мной своим открытием. Он сказал, что кинжал с белым камнем на рукояти, который его мать практически постоянно носит на шее — волшебный. «Мама редко расстаётся с ним, — доверительно сообщил Рэн-кун, —, но иногда уходит в гости и запирает кинжал в маленьком ящичке в спальне, а ключ прячет на дне шкатулки с драгоценностями. Я однажды взял ключ, открыл ящичек, а камень на рукояти кинжала засверкал так ярко, будто в нём спрятано целое солнце! Я очень испугался и убежал. Наверное, если бы я не побоялся потрогать камень, то вылечился бы! Однажды я обязательно решусь, правда, Каэдэ-сан!»

Я задумалась. Либо Рэн-кун преувеличивал, либо он действительно видел нечто необычное в спальне матери. Впрочем, я уже готова была поверить любой мистике, поскольку примерно за месяц до этой беседы я случайно отыскала в библиотеке Эшфорд-сама потайную полку с древними предметами. Среди них я увидела глиняные амфоры, клочки старинной одежды, потемневшие от времени монеты, медальоны и кресты, а рядом стояли две книги в потрясающе красивых старинных переплётах. В одной из них я нашла подробное описание магических ритуалов и заклятий. Это была книга О-кунинуси. Из второй я почерпнула информацию об абсолютных амулетах. Похоже, Эшфорд-сан действительно имела отношение к магии. И я, наслушавшись рассказов Рэн-кун о кинжале, спустя несколько недель, когда госпожа ушла из дома, улучила момент, осторожно пробралась к ней в спальню, отперла сейф и увидела то же самое, что и мой мальчик. Но в отличие от него я собралась с духом и прикоснулась к рукояти кинжала, хотя мне и было очень страшно.

В ту же секунду моя утраченная много лет назад память вернулась. Я вспомнила, как жила в Японии, училась в университете, а потом лорд Артур и его супруга похитили меня и привезли в Дарем, заперев в подвале особняка. Меня постоянно держали в полусонном состоянии, вводя какие-то лекарства через капельницу. А потом я родила Рэндзи, даже толком не осознавая, что со мной происходит. Сразу после рождения лорд Артур забрал моего ребёнка и что-то сотворил с ним. Рэн-кун был здоров, когда родился, это я точно знаю! Но я также помню, как этот страшный человек сказал, обращаясь к Лилиан-сама: «Я прокляну младенца. Он будет мучиться, но умереть не сможет. Я свяжу его тем самым заклятьем. Не думаю, что ему когда-либо удастся отыскать средство избавиться от него. Но ты всё же спрячь книгу О-кунинуси. Это моя последняя просьба. Дальше приказывать будешь ты».

После этого разговора лорд Артур попытался убить меня, но ничего не вышло. На меня не действовали яды. Все порезы и ожоги заживали мгновенно. И тогда, продержав меня в подвале ещё некоторое время, эти двое, посовещавшись, решили стереть мне память. Но теперь, прикоснувшись к их магическому кинжалу, я всё вспомнила! Разумеется, я не собиралась рассказывать о своём открытии никому. Я поклялась себе, что буду и дальше притворяться, будто ничего не знаю, до тех пор, пока не найду средство вылечить Рэн-кун. В ту же ночь я немедленно отправилась в библиотеку госпожи и долго искала в тех двух магических книгах, но так и не нашла ответа на вопрос, какое именно проклятие было наложено на моего сына. Зато я обнаружила информацию о том, как становиться невидимой, ставить защитные барьеры, атаковать противника с помощью стихии воздуха, телепортироваться, накладывать следящие заклинания…

Когда настало утро, я ушла из библиотеки и решила вернуться к своим поискам на другой день. Однако госпожа вскоре вызвала меня к себе и сказала, что она в курсе моих вчерашних похождений.

«Я знаю, ты прикоснулась к Оку и вернула себе память, — говорила Эшфорд-сан. — Что ж, если ты была настолько глупа, так и быть — мучайся на здоровье, наблюдая за страданиями мальчишки. Но я надеюсь, тебе хватит ума понять хотя бы одно: на самом деле этот ребёнок тебе чужой».

«Вы лжёте! Я отлично помню, как выносила и родила его!»

«Тогда скажи, кто его отец?» — ехидно уточнила Эшфорд-сама.

«Вы стёрли мою память, поэтому я ничего не знаю об отце ребёнка».

«Правда заключается в том, что ты и не можешь помнить, поскольку не было никакого отца! Оплодотворённую яйцеклетку тебе пересадили под наркозом. Ты всего лишь пустышка, инкубатор, живой контейнер! Суррогатная мать. Ты не имеешь на Рэндзи Саки ни малейшего права!»

«Даже если так, — закричала я, — для меня Рэн-кун всё равно не чужой! Он мой сын, которого вы прокляли! А теперь отвечайте: зачем вам это понадобилось?! Что плохого вам сделал невинный младенец?!»

«Он отнюдь не невинен, — с презрением заметила Лилиан-сама. — Но я не собираюсь ничего тебе объяснять. Кто ты такая? Обычная прислуга! От тебя требовалось выносить Рэндзи Саки, родить его, передав ему в момент родов часть своей крови. Ради этого лорд Артур сделал тебя бессмертной. Ты выполнила свою задачу. И ты должна быть благодарна нам. Мы сделали тебе огромное одолжение: забрали память, чтобы ты не страдала, вспоминая прошлое. Однако ты решила докопаться до правды … Теперь пеняй на себя. Живи и мучайся. Он бессмертен, ты тоже. И вам двоим отсюда не выбраться. За пределами дома вы не сможете жить. При любой попытке сбежать, вы будете терять сознание. Таково действие одного из наложенных на вас заклятий. Думаю, ты это на себе уже испытала. И да, кстати, я забрала из библиотеки свои книги. Больше ты не посмеешь в них копаться!»

Я слушала эту женщину, мечтая лишь об одном: когда-нибудь с лихвой отплатить ей за всё, что она сотворила с моим сыном и со мной!

С той поры моей целью стало найти книгу О-кунинуси. Чего я только не перепробовала! Сколько раз пыталась поговорить с лордом Артуром и воззвать к его чувствам, но он только смеялся или бессовестно лгал. Зато я увидела его настоящую личину, без магической маскировки. Простите, Мураки-сан, но этот человек в своём истинном обличье как две капли воды похож на вас! Только у вас целы оба глаза, а у него вместо правого — протез. Он называл Рэна жалкой куклой, копией некогда жившего человека и уверял меня, что тот юноша был трусом, предателем и убийцей, поэтому полностью заслужил свои нынешние страдания. Разумеется, я не поверила ни единому его слову. С огромным трудом мне удалось кое-что узнать об этой супружеской чете… То, о чём я сегодня рассказала Сорю-сама. Но есть ещё одна любопытная деталь … Не знаю, важная ли… Однажды лорд Артур, оговорившись, назвал мою госпожу «Рири-тян». Эшфорд-сан сильно рассердилась и закричала, чтобы он больше никогда не смел называть её этим именем. Мне тот случай почему-то врезался в память. «Рири» — это ведь то же самое, что «Лили», только в японском варианте произношения. Не понимаю, почему Эшфорд-сан разгневалась?

«В самом деле, — задумался я, — муж, коренной японец, назвал жену уменьшительным именем. Что тут особенного? Но, наверное, с этим вариантом имени у госпожи Эшфорд связаны какие-то неприятные воспоминания. Надо будет запомнить на будущее…»

— Целых восемь лет я старалась напрасно, — продолжала Микако-сан, — но когда Рэн-кун исполнилось пятнадцать, случилось невероятное. Однажды во время нашей прогулки в саду он взял меня за руку и назвал мамой. А когда я замерла на месте, Рэн-кун признался, что с недавних пор, прикасаясь ко мне, он может видеть то, о чём я думаю, слышит мои эмоции и видит образы, преследующие меня. И ещё он начал вспоминать события, которые с ним происходили давно, словно в иной жизни. Но пока все эти воспоминания настолько перепутаны, что он сам толком не понимает, было ли это на самом деле, или просто приснилось ему. Впрочем, в тех воспоминаниях нет ничего хорошего. Только страх, ненависть и смерть. Я расплакалась и пообещала моему мальчику обязательно разыскать книгу О-кунинуси, где бы она ни находилась, а потом отомстить чете Эшфордов за наши страдания. Но Рэн-кун неожиданно сказал: «Не надо мести. Кажется, давным-давно я кому-то жестоко отомстил, но это плохо закончилось. Не становись злой, мама! Пожалуйста». А потом мой мальчик добавил: «Знаешь, а леди Эшфорд на самом деле очень несчастная женщина. Она давно ненавидит кого-то. Она старается о нём не думать, но думает всё время. Как я понял, её ненависть выросла из отвергнутого доверия и любви. Если бы она могла простить того человека или хотя бы поговорить с ним откровенно, но, увы. Её сердце переполнено гневом и обидой. Но, как бы то ни было, и мы с тобой не заслуживаем страданий, поэтому я постараюсь стать поближе к Эшфорд-сан и выяснить, куда она спрятала книгу».

Рэн-кун так и поступил. Эшфорд-сама не опасалась измождённого болезнью подростка и не защищала от него свой разум. В итоге Рэн-кун, подслушав её мысли, выяснил много любопытного о существовании другого измерения, в которое можно попасть из особняка Эшфордов, о замке Несотворённой Тьмы, о душах людей, похищенных и принесённых в жертву ради пробуждения Демонического Ока. Он узнал о том, что обе магические книги теперь превращены в серебряный и золотой диски и хранятся в другом измерении.

И ещё ему удалось услышать, как однажды лорд Артур сказал супруге: «Я бы на твоём месте был осторожнее. Этот мальчишка при желании снимет удерживающее заклятие с тела твоей горничной, просто смыв его собственной кровью. Неужели ты не чувствуешь, как его магическая сила растёт день ото дня?» Лилиан ответила: «Даже если они сбегут, что маловероятно, им не удастся нарушить мои планы, поэтому не беспокойся!» Лорд Артур сам не подозревал, как помог нам с Рэндзи, затеяв с Эшфорд-сама ту беседу. Через пару дней Рэн-кун снял с меня сдерживающее заклятье, смыв его каплями своей крови. Я получила возможность принять невидимый облик, выбраться за пределы особняка, проникнуть следом за госпожой в замок Несотворённой Тьмы, где и пробыла до того времени, пока не нашла книгу и не встретила вас. Остальное вы знаете.

Да, я, безусловно, знал.

Но полученную информацию следовало всесторонне обдумать. Я попросил Микако известить меня, если ей удастся выяснить, где находится книга, посоветовал ей немного отдохнуть, после чего отправился по коридору назад в свою комнату.

Непросто мне далось осознание того, что мой бесценный братец Саки успешно реинкарнировал, благодаря усилиям лорда Артура. Выражаясь точнее, я испытывал амбивалентные чувства в отношении случившегося. Выходит, мой двойник добился своего? Отомстил?

Впрочем, что это за месть, если тот, кому мстят, даже не понимает причины своих мучений?

Хотя, возможно, у Рэндзи Саки Эшфорда младшего ещё всё впереди. Мой двойник на достигнутом явно не остановится. Как только Рэн-кун вспомнит, кем являлся раньше, лорд Артур наверняка придумает что-нибудь, чтобы превратить его жизнь в настоящий ад, хуже нынешнего. Если мальчишка не сбежит, конечно.

Но ещё больше после рассказа Микако меня насторожил тот факт, что лорд Артур, похоже, затеял с собственной женой двойную игру. Конечно, напрямую обвинить его в этом было невозможно, он умело маскировал свои истинные намерения, но многие ранее замеченные мною детали указывали на то, что нечестная игра имела место.

Во-первых, Артур Эшфорд позволил мне подслушать его беседу с Лилиан-химэ в ресторане в Акасаке, хотя наверняка знал с самого начала, что я внимательно отслеживаю их разговор. Во-вторых, он наглядно продемонстрировал, как рубин реагирует на ложь, а это являлось весьма ценной информацией. В-третьих, он сообщил, что амулет синигами можно подпитать не только эмоциями умирающих людей и энергией духа-хранителя. И, наконец, покидая мою комнату, предупредил о грядущей опасности, сказав: «Обычно то, что спасает людей, впоследствии их же и губит, поэтому будьте осторожны. Не заходите чересчур далеко». Спустя несколько часов я едва не попал в ловушку леди Эшфорд. Образ моего прекрасного спасителя мог бы погубить меня, если бы я зашёл в игре, спланированной леди Эшфорд, дальше определённой черты.

Я действительно был в шаге от того, чтобы отдать ей амулет, ничего не прося взамен и искренне полагая, будто дарю рубин собственному духу-хранителю и освобождаю его от необходимости служить мне.

Как вспомню, до сих пор внутри всё переворачивается. Я целовал эту лживую стерву, будучи абсолютно уверенным, что держу в объятиях другого человека! Как я мог заблуждаться хоть на секунду? Где был мой разум? Ведь наверняка настоящий Асато-сан никогда бы не… Хотя, если вспомнить ненавидящий взгляд Тацуми-сан, направленный на меня, то возможно…

Довольно! Дальнейшие предположения в данной области смысла не имеют. Есть много других вопросов, о которых следует побеспокоиться.

Например, о том, что лорд Артур зачем-то выдал много интересной информации, как мне, так и Рэндзи, и Микако-сан. Он делал это весьма осторожно и будто случайно, но целенаправленно.

Так на чьей он стороне? Непонятно. Пока ясно лишь одно: он — моё альтернативное «я» из другого мира, и я для него такая же загадка, как и он для меня, потому-то лорд Артур и пришёл поиграть со мной в покер. Из любопытства.

Я толкнул дверь в комнату и вошёл внутрь. Однако там меня ждал новый сюрприз.

Тода быстро встал со стула и выпрямился в полный рост, стоило только мне перешагнуть порог:

— Прошу прощения за вторжение, но у меня к вам срочный разговор.

Надо же, пару часов тому назад он не был столь любезен. Ладно, по крайней мере, сейчас он ведёт себя цивилизованно и не пытается сломать мне шею или задушить. И на том спасибо.

— Чего вы хотите?

К последовавшей затем реплике я оказался не готов.

— Скажите честно, кто вы?

— Доктор Мураки Кадзутака, — я недоумённо пожал плечами.

Тода бросил на меня сумрачный взгляд исподлобья.

— Вы не Мураки или я сумасшедший.

— Любопытное умозаключение. И почему, по-вашему, я не могу быть самим собой?

Тода опустился на стул. Я устроился на кровати, закинув ногу на ногу.

— Пока все остальные увлеклись рассказом вашей милой спутницы и её магической книгой, я присмотрелся к вам внимательнее и заметил то, что от меня ускользнуло в первые секунды, когда вы только очутились в Генсокай. У настоящего Мураки вместо правого глаза был искусственный имплантант. У вас его нет. Конечно, вы могли восстановить утраченный орган с помощью магии или как-то иначе, но… Есть ещё кое-что. От вас не исходит эманаций ненависти. Совершенно. Вы не пытаетесь использовать магию, чтобы выбраться отсюда, а ведь даже Каэдэ-сан попыталась. Настоящий Мураки обязательно вызвал бы пару-тройку чудовищ, чтобы сразиться с нами. А вы ведёте себя так, словно впервые узнали о существовании шикигами и Генсокай. Мне кажется, вы до сих пор толком не понимаете, куда попали. Следовательно, вы не Мураки. Однако я не понимаю, почему вы так на него похожи?

— Потому что я Мураки.

Тода встряхнул головой.

— Стало быть, я сумасшедший.

— Вы явно преувеличиваете, — успокоил я его.

Внезапно какая-то новая мысль посетила Тоду. Лицо шикигами просветлело.

— Если вы действительно Мураки, — вдруг проговорил он с подвохом в голосе, — тогда напомните мне, что произошло между нами осенью одна тысяча девятьсот девяносто восьмого года в Киото?

«Позвольте, какая осень, если сейчас январь?»

А через секунду меня накрыло волной понимания. Я круглый идиот, слепец! С того мгновения, как я попал сюда, следовало догадаться: это не мой мир! Неким немыслимым образом с помощью книги О-кунинуси, амулета или магии леди Эшфорд я загремел в будущее альтернативного мира. Того самого, откуда родом Асато-сан! И, похоже, здесь до сих пор живёт и здравствует мой двойник-убийца.

Надо успокоиться и не позволять эмоциям овладеть собой. Если уж я попал сюда, нельзя уходить, пока я не найду ответы на все вопросы.

Какой здесь год? Наверное, две тысячи седьмой, учитывая признание Тацуми-сан о том, что он следил за мной, начиная с одна тысяча девятьсот девяносто второго. Или прошло гораздо больше времени? Как мне выяснить всё об этом мире, не выдав никому свою подлинную личность и наличие у меня уникального амулета?

Конечно, долго скрывать правду не удастся, но я изо всех сил буду оттягивать момент признания. А пока… Я с невозмутимым видом озвучил следующее:

— Я не обязан помнить всё, что происходило со мной столько лет назад. Тем более, вспоминать о наиболее неприятных эпизодах жизни.

Чистой воды блеф. Сработает?

— И всё-таки вы не Мураки, — заметил Тода. — Я думаю, надо сообщить об этом Сорю-сама, чтобы он пригласил в Генсокай хорошего специалиста. Пусть компетентный и талантливый учёный разберётся, что к чему. Перемещения во времени, загадочные исчезновения, о которых поговаривают в Энма-Тё, начиная с одна тысяча девятьсот девяносто девятого года — всё это неспроста. А теперь, когда я увидел вас, то окончательно убедился: с миром творится неладное.

Он, наверное, ждёт, что я испугаюсь и признаюсь в чём-то? А мне не в чем сознаваться, кроме того, что я — хозяин амулета синигами. Но этого признания ему из меня не вытянуть, ибо я не стремлюсь увеличить количество желающих отобрать рубин.

— Как пожелаете. А теперь, с вашего разрешения, я бы хотел отдохнуть.

Он покинул комнату, на прощание кинув на меня уничтожающий взгляд.

Не знаю, сколько часов я проспал. Меня разбудил робкий стук в дверь. Я открыл и увидел взволнованную Микако-сан. Она со счастливой улыбкой сообщила, что ей удалось отследить местонахождение книги. Проблема заключалась в одном: фолиант хранился в личных покоях Сорю-сама, где последний проводил большую часть своего времени, следовательно, правителя Генсокай надо было ненадолго выманить оттуда.

По моей просьбе с этой задачей прекрасно справился амулет, умело разыгравший на верхних этажах дворца Тэнку какое-то иллюзорное представление. Сути его я не увидел, зато отлично расслышал громкие возгласы:

— Это Курикара!!! Он вернулся!!! Атакуйте!!! Не дайте ему уйти!!!

Затем сверху донёсся топот многих пар ног, звон скрещивающихся клинков, звук льющейся воды, грохот и неистовые проклятия, и я, искренне порадовавшись тому, что энтузиазм шикигами нашёл себе достойное применение, подождал несколько минут, а затем поспешил в спальню Сорю-сама, где без труда обнаружил книгу О-кунинуси.

Она лежала на прикроватной тумбочке. И я прикоснулся к ней.

Спустя час копия фолианта была торжественно вручена Микако-сан. Молодая женщина, полистав книгу, нашла в ней маскирующее заклинание и превратила свою вновь обретённую ценность в изящный серебряный браслет. Едва она успела надеть его себе на запястье, как в дверь моей комнаты опять постучали.

На сей раз на пороге возникло эффектное трио: невозмутимый Сорю-сама в сопровождении двух незнакомых мне людей — молодого мужчины в круглых очках с вьющимися золотистыми волосами, перевязанными сзади ленточкой, и симпатичной девушки лет восемнадцати с глазами разного цвета, причём правый её глаз был, как ни странно, оранжевым.

«Креативное решение», — оценил я, подумав, что девушка пользуется линзами, и не догадываясь, что причина в другом. Передо мной стояла одна из четырёх стражей врат мира Генсокай.

Об этом я узнал чуть позже.

— Вот, — Сорю-сама кивком указал на меня. — Знакомьтесь. Этот человек уверяет, будто он доктор Мураки Кадзутака из Токио.

— Действительно похож, — с широкой улыбкой заметил светловолосый мужчина. Протянув мне руку, он представился. — Ватари Ютака, врач и учёный отдела Сёкан в Мэйфу.

— Каннуки Вакаба, сотрудник отдела Сёкан, — в свою очередь назвалась девушка.

— Очень приятно, — я пожал руку Ватари-сан и быстро коснулся губами тонких пальчиков Вакабы.

Девушка смутилась. Кажется, она не ожидала от меня подобного поступка.

— Видите! — торжествующе заметил Сорю-сама. — Нетипичное поведение. Тода прав, перед нами самозванец.

Надо ли говорить, как сильно повелитель Генсокай ошибался? Правда, долго ему заблуждаться на мой счёт не пришлось.

Ватари-сан с моего разрешения взял у меня образец волос, провёл тщательный анализ ДНК, после чего перед собранием шикигами в тронном зале торжественно сообщил:

— Этот человек не самозванец. Мобильный анализатор утверждает, что перед нами действительно доктор Мураки. Тот самый. Вероятность ошибки — ноль процентов.

— Не может быть! — вскочил на ноги Тода. — Он не ответил на мои элементарные вопросы о его прошлом!

— Да он клонировал себя! — вдруг звонко воскликнул мальчик со светящимися глазами, которого, кажется, звали Кидзин.

— Нет, — мягко возразил Ватари. — Длина цепочки ДНК соответствует возрасту. У клона она была бы намного короче. Другое дело, что с возрастом проблемы… Этому человеку, как мы все видим, тридцать с небольшим. На самом деле ему должно быть около пятидесяти.

— Возможно, это клон, созданный из сохранённых в криогенной камере клеток молодого доктора, потому его цепочка ДНК ещё не укоротилась, — не хотел отказываться от своей первоначальной версии Кидзин.

— Интересная мысль, — мягко улыбнулся Ватари, — но нет. Здесь замешано что-то другое, не связанное с клонированием и магией.

— И что это? — в лоб спросил повелитель Генсокай.

— Надо подумать, — Ватари-сан обернулся ко мне. — Вы утверждаете, что жили самой обычной жизнью до тех пор, пока не попали в замок к неизвестной женщине, а оттуда с помощью волшебной книги вам с Каэдэ-сан удалось выбраться в мир Генсокай?

Счастье-то какое. Наконец я могу официально заявить, что я не клон и не замораживал свои клетки в криогенной камере.

— Именно так, — подтвердил я.

— Ну что ж… Мне остаётся только сделать вывод, от которого, честно говоря, мурашки по коже, несмотря на то, что я многое повидал на своём веку: этот доктор пришёл из мира, параллельного нашему. И он не должен отвечать за поступки своего двойника, так как между ними нет ничего общего.

— Но откуда возник другой мир? Почему люди из него попали сюда, да ещё через запечатанный много веков назад портал? — сдвинул брови к переносице Сорю. — Такого быть не должно!

Ватари вздохнул.

— Я попытаюсь это выяснить, но вам придётся позволить Мураки-сан и Каэдэ-сан отправиться со мной в Мэйфу.

Сорю-сама задумался ненадолго, а потом махнул рукой и вымолвил:

— Согласен. Главное, разберитесь в происходящем, пока наш мир не рухнул из-за пространственно-временных парадоксов!

Я заметил краем глаза, как напрягся Ватари, когда услышал про парадоксы и разрушение мира. Выходит, предположение Сорю-сама имеет под собой основание. Также я видел, как сильно нервничает Микако, опасавшаяся, что Сорю-сама распознает копию книги О-кунинуси даже в образе браслета и отберёт в последний момент перед перемещением. Правитель Генсокай, к счастью, не успел проследить за нашей самодеятельностью в суматохе, связанной с погоней за иллюзорным Курикарой.

Мы с Микако-сан проследовали за новыми проводниками через весь дворец. Внушающие трепет существа, похожие на мифических тэнгу, открыли нам врата, расположенные между Генсокай и Мэйфу, и через мгновение мы с Каэдэ-сан ступили внутрь просторной медицинской лаборатории, принадлежащей, судя по всему, Ватари-сан.

— Располагайтесь, — Ватари указал нам на два удобных мягких кресла с широкими подлокотниками. — Если вы устали, я могу предоставить вам комнату, принести еды…

— Нет! — резко отозвалась Микако. — Я устала, но предпочитаю поскорее выяснить все вопросы и вернуться домой.

— Увы, — вздохнул Ватари, — процесс не получится быстрым. Видите ли, я давно подозревал, по какой причине в Генсокай вдруг стали появляться чёрные дыры, но не был уверен. Оказывается, мир действительно расщепился. Что ж, давайте перейдём к конкретным событиям. Я бы хотел для начала спросить: Мураки-сан, неужели в вашей жизни прежде не происходило ничего необычного? До того, как вы оказались вчера в незнакомом дворце? Если вы ответите «нет», я не поверю.

— Почему не поверите? — скептически хмыкнул я.

— Потому что я знаю, как должна была сложиться ваша жизнь, если бы она текла своим чередом. И, думаю, вы тоже теперь это знаете.

Притихшая Микако-сан переводила внимательный взгляд с меня на Ватари и ничего не говорила. Я продолжал делать вид, будто не вполне понимаю, куда клонит мой собеседник.

— Давайте начистоту, — снова заговорил Ватари. — В девяносто девятом году, будучи гордым от сознания собственной находчивости, я вскрыл секретную базу данных Мэйфу, обнаружив там чертежи различных запретных изобретений, в том числе, машины времени. Часть наиболее важных деталей аппарата на чертежах отсутствовала. Потратив некоторое время, я сумел восстановить их, изготовил нужные детали на заказ и построил прибор. Что удивительно, он заработал! Я был счастлив. Прежде никакие мои изобретения не получались удачными. Я не собирался путешествовать на машине времени далеко, особенно в прошлое, чтобы не создать временных парадоксов. Однако по стечению обстоятельств моим аппаратом воспользовался мой коллега. Не предупредив никого, втайне от всех весной девяносто девятого года он отправился в одна тысяча девятьсот восемьдесят первый год. Что именно он там делал, я, конечно, понятия не имею. Но исходя из того факта, что вы сейчас здесь, и вы всё-таки другой, я могу предположить, что в результате действий Цузуки Асато произошло по крайней мере одно событие: ваши родители остались живы.

— Да.

Последовало несколько секунд нервного напряжения.

— Хорошо, — видно было, что Ватари-сан волнуется. — А теперь, прошу вас, — голос его дрогнул, — Мураки-сан, расскажите, что случилось с Цузуки, после того, как он спас вашу семью! Вы знаете об этом, не так ли?

Минуту назад я не собирался признаваться никому, ни за что на свете, однако… Этот Бог Смерти смотрел на меня с такой мольбой и отчаянием! Он волновался за судьбу Асато, а, значит, имел право знать. Я достал из кармана и продемонстрировал ему сияющий рубин, лежащий на раскрытой ладони.

Ватари машинально потянулся вперёд, собираясь коснуться амулета.

— Не стоит, — предупредил я. — Неизвестно, каковы будут последствия. Тацуми-сан уверял, будто к рубину, кроме меня, никто и пальцем прикоснуться не сможет. Что он имел в виду, я, к сожалению, выяснить не сумел.

— Вы встретили Тацуми-сан в вашем мире?! — подскочил на месте Ватари.

Потом успокоился и снова уселся в кресло.

— Как он?

— С ним всё в порядке.

— Слава Всевышнему! — глаза учёного наполнились слезами, и он поспешно отвернулся, чтобы я не увидел его слабости, потом, быстро совладав с собой, обернулся ко мне. — О чём вы говорили с Тацуми-сан? Что это за рубин? Какое он имеет отношение к судьбе Цузуки?

— Тацуми-сан уверял, будто душа Асато-сан заточена внутри камня.

— О! — выдохнул Ватари. — Тогда это… амулет синигами?

Я заметил, как вздрогнула Микако-сан. Она тоже во все глаза глядела на кристалл, словно видела его впервые.

— Да, — отозвался я. — И мне предстоит найти способ освободить душу Асато-сан. Вот только возникло несколько серьёзных проблем. Во-первых, ваш друг Тацуми не верит в мои благие намерения и не говорит о дне, когда можно освободить духа-хранителя. Во-вторых, амулет мечтает о власти над миром, поскольку, видите ли, у него есть собственное сознание. В-третьих, я не имею возможности поговорить с душой Асато-сан и выяснить, чего бы хотел он сам. В-четвёртых, за мной охотится какая-то сумасшедшая дама из Дарема, которая уверяет, что собирается построить идеальный мир, и ей при этом наплевать, сколько сотен жизней будет принесено в жертву. У этой леди тоже есть амулет — старинный кинжал с камнем на рукояти. Она называет его Демоническим Оком.

— Это моя госпожа Лилиан Эшфорд, — со вздохом призналась Микако. — Она владеет Оком.

— Верно, Демоническое Око и есть парный амулет, пришедший из небытия и питающийся смертью! — Ватари хлопнул себя ладонью по лбу. — Но без него теперь никак.

— Что значит — «никак»? — насторожился я.

— Если верить источникам данных, которые мне удалось изучить за прошедшие годы, в день Апокалипсиса, два ваших амулета должны столкнуться и объединиться либо столкнуться и аннигилироваться. Мир изменится и обновится наилучшим образом, только если в нужный день в нужном месте владельцы амулетов и их духи-хранители встретятся там, где сходятся пять стихий и сумеют как-то гармонизировать все эти стихии и собственные души… Что-то вроде. Я собирал информацию по крупицам из разных источников, поэтому мог неправильно понять. День Апокалипсиса в этом мире пропущен. Я предполагаю, он не состоялся из-за асинхронности течения времени в двух мирах и из-за того, что к моменту Апокалипсиса ни один из возможных претендентов на преобразование мира не владел полной информацией о происшедшем, следовательно, не сумел задействовать амулеты. Теперь вся надежда на ваш альтернативный мир, Мураки-сан. Какое там сейчас число?

— В момент моего похищения и перемещения в другое измерение, наступило первое января одна тысяча девятьсот девяносто восьмого года.

— Стало быть, срок обновления Земли близок. Когда он наступит, в нужном месте в назначенный час соберутся все те, кто так или иначе способен повлиять на судьбу Земли. Если вы не договоритесь по-хорошему с владельцем Ока… Точнее, как я понял, с владелицей, то сражение между вами и вашими духами-хранителями неизбежно. В бой могут вступить и третьи стороны, если им удастся найти нечто, способное противостоять силе ваших амулетов. Учитывая, что миров два, к вам, скорее всего, присоединятся оба владельца Ока, герцог Астарот и младшие боги, жаждущие власти. Вы сумеете отстоять судьбу Земли в этой непростой битве, Мураки-сан?

— Я сумею отстоять душу вашего друга, а мир пусть спасают боги. Это их непосредственная работа — следить за балансом света и тьмы и за всеми остальными глобальными вопросами.

Ватари нахмурился.

— Я уверен, Цузуки-сан на вашем месте гораздо внимательнее отнёсся бы к судьбе планеты. Во всяком случае он бы попытался…

— Прошу прощения, — перебил я. — Когда ваш друг отправился в прошлое, он не думал о судьбе Земли. Он думал о конкретных людях. Он спас мою семью, и мир не рухнул, зато рухнула жизнь Асато-сан. Немаленькая цена. Поскольку я стал владельцем амулета, только я способен исправить сложившееся положение вещей. У меня есть некоторое обязательство перед Асато-сан. Я не люблю находиться в долгу, а если такое случается, то я свои долги возвращаю сполна. Данный случай не исключение.

Длинная тревожная пауза, в течение которой Ватари-сан внимательно изучал меня, а потом солнечно улыбнулся:

— Не думал, что я это скажу, особенно после вашего первого заявления, но, — он развёл руками, — я рад случайности, забросившей вас сюда.

— Тогда, — с напором произнёс я, — вы должны сообщить мне точную дату Апокалипсиса. Полагаю, если Тацуми-сан она была известна, то вы тем более в курсе.

— Хм-м, — Ватари-сан задумчиво разглядывал меня, покусывая фалангу большого пальца. — Если я скажу, у Тацуми уже не будет ни малейших шансов выторговать у вас камень. Он ведь просил продать ему амулет?

— Ещё как, — усмехнулся я. — Предлагал любую сумму. Не представляю, откуда бы он её взял. Не иначе, ограбил бы несколько швейцарских банков. Я обещал отдать ему рубин бесплатно, но не раньше того самого дня. А вот сейчас думаю: в принципе, какая разница, кто из нас освободит душу Асато-сан? Важен результат.

— И всё-таки у моего друга должно быть преимущество.

— Это означает «нет»?

— Вы мне нравитесь, но я вас слишком мало знаю. Не могу рисковать. Поймите, Тацуми-сан и Цузуки-сан очень мне дороги.

Само собой, так просто он не сдастся. Неудивительно. Он знает меня всего несколько часов, а своих друзей — в течение многих лет. Естественно, он не позволит мне причинить зло кому-то из них. Особенно, учитывая прежний опыт общения с моим двойником.

Сделаем обходной манёвр.

— Давайте временно забудем про Апокалипсис, — я расслабленно откинулся на спинку кресла. — Есть множество других тем для беседы. Например, как поживает Куросаки-кун?

Вопрос был внезапным, на то я и рассчитывал. Ватари отчаянно закашлялся и опасливо взглянул на меня.

— Откуда вы знаете про Хисоку?

— От Тацуми-сан. И также знаю, что с ним сотворил мой двойник. Я сожалею.

— Почему вы вдруг решили поинтересоваться его жизнью? — с подозрением спросил Ватари.

— Видите ли, в моём мире юноша недавно попал в серьёзную автокатастрофу. Я оперировал его. Куросаки-кун выжил.

— Бон в вашем мире — человек?! — поразился Ватари.

— Верно.

— Хорошо… Ох, как же хорошо, — голос доктора едва уловимо задрожал. — Надеюсь, он счастлив?

— Более или менее. Полгода тому назад он сбежал из дома вместе со своей кузиной Асахиной Фудзивара. И, похоже, возвращаться в лоно семьи не собирается.

Ватари вздохнул и мрачно пробормотал:

— Лучше уж так… Потому что здесь по милости этого изверга бон в коме. Из-за того проклятия. А прошло пятнадцать лет! Будь он человеком, давно бы умер! А так — только мучается, но живёт.

— Боже! — воскликнула молчавшая до сих пор Микако. — Неужели кто-то, как и мой сын, тоже страдает из-за проклятия?

— У вас есть ребёнок? — поспешно обернулся к ней Ватари.

— Его зовут Рэн-кун. Ему пятнадцать лет.

— Искусственно воссозданная реинкарнация Шидо-сан, — вполголоса пробормотал я.

— Что? — не поняла Микако.

— Этот маньяк воскресил-таки погибшего брата?! — остолбенел Ватари.

— Судя по всему, да, но не в этом суть. Мы с Каэдэ-сан добыли копию магической книги. Надеюсь, она поможет снять проклятие с Куросаки-кун.

— Мураки-сан, — возмущённо заговорила Микако, — вы обещали держать всё в тайне! Я не переживу, если снова потеряю книгу!

— Вы её не потеряете, однако Куросаки-кун, как и вашему сыну, тоже требуется помощь. Ватари-сан, если мы попытаемся снять проклятие с вашего коллеги, вы сумеете поверить в мою искренность в отношении Асато-сан?

— Возможно, — сдержанно отозвался Ватари. — Однако если вы усугубите положение бон…

— Я давал клятву Гиппократа и никогда не стану вмешиваться в жизнь пациента, если пойму, что в данном случае некомпетентен. Правда, до недавнего времени мне не приходилось сталкиваться с болезнями, вызванными проклятием.

— А теперь? — горько усмехнулся Ватари.

— Пришлось начать знакомиться вплотную.

Ватари долго думал. Потом вымолвил:

— Идёмте, я провожу вас в палату. И буду надеяться от всей души, что вы ему поможете!

====== Глава 28. Закрытые счета ======

Измождённый паренёк, лежащий под аппаратом искусственного дыхания, оказался точной копией юноши, которого я видел в клинике Дайго. Те же мягкие черты лица, острый подбородок, светлые пряди волос, хрупкая фигурка и иссиня-чёрные круги, залегшие под глазами. Длительная болезнь измучила его.

Микако, подойдя вплотную, взглянула на Хисоку и вдруг, отвернувшись, расплакалась.

— Бедняга, он совсем как Рэн-кун… Простите, Ватари-сан! Я не должна была вести себя столь эгоистично, — Каэдэ-сан прикоснулась к серебряному браслету на запястье и что-то прошептала.

Звенья браслета разомкнулись, он упал в руки молодой женщины, увеличился в размерах и превратился в старинный фолиант.

— Опишите подробно действие проклятия, — попросила Микако.

Учёный рассказал обо всех событиях прошлого Куросаки-сан, заодно раскрыв тот факт, что проклял юношу мой двойник, ныне именующий себя лордом Артуром. Последнее открытие, кажется, ничуть не удивило Микако. Наверное, по обрывкам реплик Сорю-сама, Кидзина и Тоды, услышанным ею в Генсокай, она уже догадалась, кем является муж её госпожи.

— У меня есть фотографии символов, которые иногда появляются на теле бон, — сказал Ватари. — Надеюсь, это поможет отыскать нужное заклинание?

Порывшись среди снимков с результатами магнитно-резонансной томографии, доктор нашёл несколько фотографий и положил поверх страниц магической книги.

«А он молодец, — отметил я про себя. — Пытался поставить диагноз и средствами обычной медицины, чтобы иметь перед глазами полную картину болезни. Жаль, это ничем не помогло мальчику».

На предъявленных фотографиях тело Куросаки-сан было сплошь покрыто вязью непонятных символов. Не спуская глаз со снимков, Микако начала поспешно листать книгу. Наблюдая за действиями Каэдэ-сан, я обнаружил следующее интересное свойство фолианта: по мере того, как молодая женщина продолжала искать информацию, в книге появлялись новые страницы, а прежние исчезали, словно растворяясь внутри обложки.

— Вот! — наконец, Каэдэ-сан указала на рисунок, где мы с Ватари увидели изображение тех же символов, что и на фото, а заодно описание процесса нанесения проклятия. — «Если вы проводите короткий обряд, обеспечьте тесный физический контакт с жертвой, а затем дайте ей выпить вашей крови, чтобы связать воедино два сознания. Отныне душа этого человека и его жизнь будут принадлежать вам. Вы сумеете оборвать жизнь жертвы в любой момент, просто высказав своё пожелание».

— Отвратительно! — не выдержал Ватари. — Там написано, как снять проклятие?

Микако перевернула страницу и замолчала. Руки её дрожали.

— В чём дело? — спросил я, поворачивая текст к себе, и прочёл. — «Проклятие является необратимым. Оно может исчезнуть с тела жертвы только в случае смерти хозяина. Однако если душа мага по какой-либо причине не будет упокоена, проклятие продолжит действовать. Для снятия проклятия можно воспользоваться абсолютным амулетом, но имейте в виду: если талисман не успел раскрыть свою полную силу, его владелец на несколько минут станет уязвимым перед нападением превосходящего противника».

Каэдэ-сан подняла на меня отчаявшийся взгляд:

— Что делать? Убить лорда Артура невозможно, а использовать амулет рискованно. Вдруг кто-нибудь из демонов нападёт на вас, когда вы станете уязвимы?

— В Мэйфу мы в безопасности, — успокоил нас Ватари. — Демоны не посмеют проникнуть сюда, а если решатся, мы дадим им достойный отпор, — и после небольшой паузы добавил. — К тому же я перестрахуюсь, поставив вокруг Мураки-сан защитный барьер, и сам проведу рядом с ним весь последующий час.

Ясно, как белый день, он делает это только ради сохранения рубина, впрочем, в данном случае наши намерения совпадают.

— Скажите, Ватари-сан, хранится ли в Мэйфу книга или рукопись,из которой возможно почерпнуть информацию о том, как раскрыть полную силу амулета и как побеседовать с духом-хранителем?

Этот вопрос вызвал не меньшее напряжение, чем предыдущий — о дате конца света.

— Ни книги, ни рукописи с подробной информацией про амулет синигами не существует, — Ватари отвёл глаза в сторону. — Я собирал информацию по крупицам из разных источников, многое трактовал сам, поэтому не уверен в истинности собственных умозаключений, но я не припомню, чтобы где-то указывался факт, что с душой, заточённой в кристалле, можно общаться.

— Досадно, — стараясь оставаться спокойным, вымолвил я, хотя даже без предупреждений амулета понял: Ватари-сан сейчас лукавит. — Мой талисман утверждал, будто в Мэйфу имеется такая информация. Правда, справедливости ради, следует добавить, он убеждал меня, будто к вам нельзя попасть, оставаясь простым смертным.

— Без сопровождения синигами нельзя, — подтвердил Ватари. — Но мы с Вакабой-сан провели вас, поэтому вы и очутились здесь.

— Вы считаете меня опасным?

Излюбленная мной тактика: окольные ходы и атака в лоб.

— Непредсказуемым.

До сих пор не доверяет, а у меня нет времени на долгие убеждения.

— Итак, — снова заговорил я. — С вашей точки зрения я непредсказуем. Тем не менее, вы готовы доверить мне спасение Земли в день Апокалипсиса. Немного нелогично, ну да оставим логику в покое. Однако, Ватари-сан, я вас тоже не знаю. Намереваясь снять проклятие с Куросаки-кун, я подставляю вам спину. Ведь вы способны не только защитить меня, но и напасть. И со своей стороны будете правы. Внутри рубина находится душа вашего близкого друга, а я в течение нескольких минут буду совершенно беззащитен. Удобный случай, грех таким не воспользоваться.

Микако охнула и прикусила сжатый кулачок.

— Кстати, — я постарался придать лицу беззаботное выражение, — что происходит с амулетом, когда умирает его владелец? Кристалл раскалывается или снова переходит к тому, кто коснётся его?

Ватари побледнел. Любопытно было наблюдать за ним. Кажется, я вытащил на свет нечто из его потаённого бессознательного. Он бы, безусловно, так со мной не поступил, но в глубине души не мог мимоходом не задуматься о моей смерти, как об одном из путей освобождения Асато-сан.

— Я не имею привычки нападать со спины на тех, кому обещал помощь! — возмутился Ватари.

— Верю. Однако если бы моему другу угрожала опасность, я бы забыл о благородстве и об обещаниях. И я не имею права осуждать того, кто поступил бы аналогично.

Похоже, тактический ход удался.

— Когда вы намереваетесь помочь бон? — спросил Ватари, переводя разговор на другое.

— Сейчас. К чему время тянуть?

— Я окружу палату защитным барьером, — доктор произнёс какое-то заклинание, и нас всех, включая Куросаки-сан, накрыл полупрозрачный купол.

— Позвольте помочь, — Каэдэ-сан присоединила к магии Ватари заклинание защиты, которое ей было известно из книги О-кунинуси.

— Действуйте, — разрешил Ватари. — Вы в безопасности.

Я сжал рубин в ладони и мысленно обратился к нему: «Избавь Куросаки Хисоку от проклятия».

Впервые кристалл вместо того, чтобы отпустить какое-нибудь саркастическое замечание, серьёзно предупредил: «Хозяин, вы рискуете. Заклятие сложное. Пока я буду снимать его, вы окажетесь под угрозой нападения».

«Мы внутри защитного барьера. Этого недостаточно?»

«Те, кто за вами охотятся, очень могущественны. Они постоянно следят за каждым вашим шагом и во Дворце Несотворённой Тьмы, и в Генсокай, и здесь. Я не вижу их лиц, но чувствую присутствие. Эти существа постоянно ждут, когда вы ошибётесь, или я временно утрачу силу. Вы всё ещё хотите снять проклятие с Куросаки-сан?»

«Я приказываю, — твёрдо повторил я. — Выполняй».

«Подчиняюсь».

Амулет вспыхнул бледно-розовым светом. Нежное сияние лилось изнутри, словно река. Оно коснулось тела мальчика, окутало его со всех сторон, и я увидел, как пальцы, безвольно лежащие на простынях, шевельнулись. Затем по телу Куросаки-кун прошла судорога, и он, захрипев, попытался вдохнуть самостоятельно. Ватари, увидев, что парень приходит в себя, бросился к нему и отключил от аппарата искусственного дыхания.

Хисока громко закашлялся и открыл глаза.

— Ты в порядке?! — заботливо спрашивал Ватари, присаживаясь на край постели больного и осторожно гладя Хисоку по руке.

Куросаки-кун непонимающе смотрел на него.

— Я в реанимации?

— Да, ты заболел. Давно и серьёзно. Но сейчас уже должно быть всё в порядке. Как ты себя чувствуешь?

— Лучше, — на лице Куросаки-сан появилась озабоченность. — Где Цузуки? Он был здесь?

— Был, — Ватари изо всех сил сдерживался, чтобы ничем не выдать своего волнения. — Ушёл отдохнуть. Ненадолго.

И тут взгляд Куросаки-сан упал на меня. Глаза подростка расширились. Дыхание стало прерывистым. Вцепившись в запястье Ватари одной рукой, Хисока указал в мою сторону:

— Что он тут делает?

— Мураки-сан снял с тебя проклятие. Всё в порядке, бон, теперь ты свободен.

В последующие секунды мальчик пытался осознать сказанное, но так и не сумел. Смотрел на меня в упор и молчал. Наконец, вымолвил, обращаясь к учёному.

— Ватари, ты меня разыгрываешь?

— Нет, — продолжал мягко его уговаривать Ватари. — С тобой всё в порядке, правда! И, кстати, несмотря на внешнее сходство, это вовсе не тот доктор, который тебя проклял. Я потом всё объясню, а сейчас, пожалуйста, будь с ним вежлив. Я прошу тебя!

Куросаки-кун поджал губы, медленно встал с кровати и подошёл ближе, не отрывая от меня настороженного взгляда.

— И кто вы? — хмуро поинтересовался он.

Хисока-кун так сильно смахивал в это мгновение на сердитого, нахохлившегося воробья, спрятавшегося от дождя под крышу дома, что я невольно улыбнулся.

— Пока ты болел, произошло некое событие, в результате которого миров стало два. Я доктор Мураки из альтернативной версии мира. До недавнего времени я жил и ничего не знал ни о синигами, ни о магии, ни о проклятиях. Но ты моим словам не поверишь, конечно, поэтому лучше отдохни, а потом Ватари-сан всё тебе подробно расскажет.

Хисока долго всматривался в моё лицо, затем вздохнул, и его плечи поникли. Гнев и напряжение исчезли.

— Это звучит, как полный бред, но… Мне даже прикасаться к вам не нужно, чтобы понять: вы действительно другой. Я, безусловно, выслушаю вашу историю, но сейчас, — он снова повернулся к Ватари. — Я, пожалуй, пойду и посмотрю, как там Цузуки. Должно быть, пока я болел, он опять что-нибудь вытворил? Или, наоборот, ничего не сделал. А, кстати, Ватари, как долго я тут провалялся?

— Бон! — поспешно остановил его учёный. — Я должен тебе кое-что сказать. Ты… только не волнуйся, ладно?

Не люблю такие моменты. Терпеть их не могу. Это всё равно, что сообщать кому-то о потере близкого, но лучше вся правда, чем попытки как-то её сгладить, отсрочить, разделить на части и сообщить постепенно. Ватари неуверенно посмотрел в мою сторону, будто спрашивая: «Рассказывать?» Я кивнул. А разве был смысл оттягивать неизбежное? Этот смышлёный паренёк в кратчайшие сроки докопался бы до истины.

Куросаки-кун слушал коллегу с непроницаемым лицом.

Он узнал о перемещении Асато-сан в прошлое, о том, что побочным эффектом использования машины времени стало расщепление мира на две альтернативные ветви, об амулете синигами, о том, что только в день Апокалипсиса возможно будет освободить душу его напарника из кристалла. Я поклялся, что приложу все силы, чтобы Асато-сан остался цел и невредим. Хисока не говорил ни слова, когда Микако поведала ему о книге О-кунинуси, о своём сыне, о замке Несотворённой Тьмы, о том, как мы оба попали в Генсокай, а затем в Мэйфу. Когда мы закончили говорить, Хисока повернулся к Ватари и тихо спросил:

— Могу я вернуться к себе?

— Разумеется… Если тебе что-то понадобится, ты говори!

— Скажу. Спасибо, что не стали скрывать правду. Я вам благодарен.

Кажется, Ватари и Микако были ошарашены происшедшим. Они явно ждали иной реакции от юноши. Но мне-то было известно: то, чего они ждут, ещё впереди.

Бедный мальчик. Надеюсь, он вскоре выплеснет эмоции. Этот нарыв должен вскрыться в ближайшее время, ибо он слишком болезненный. Мальчику надо вытерпеть и пережить своё отчаяние.

Хисока вышел за дверь.

Ватари и Микако переглянулись и тяжело выдохнули. Я ждал. И в этот миг из коридора раздался надрывный, оглушающий вопль.

— Он ещё не до конца осознал тот факт, что Цузуки больше нет рядом, — Ватари умолк и упёрся ладонями в край стола. — Попросил, чтобы я оставил его в покое. Никого не хочет видеть. Не представляю, что делать дальше.

— Асато-сан был для него больше, чем просто напарником?

— Полагаю, да, — со вздохом отозвался Ватари. — Мы не пытались лезть в их отношения и что-то спрашивать. Но, судя по всему, они любили друг друга. Очень.

Последняя фраза больно царапнула сердце. Да что со мной? Наверное, я не привык делиться тем, что считаю своим, а Асато-сан я неосознанно начал считать принадлежащим исключительно мне, словно он неотъемлемая часть амулета.

Эгоизм, однако. Надо срочно пересматривать свои взгляды. В конце концов, не могло же быть такого, чтобы мой спаситель, проживший на этом свете столько лет, никогда не имел сердечных привязанностей? И потом рано или поздно мне придётся расстаться с ним. Я ведь сам решил освободить его. Миры объединятся, Асато-сан вернётся к обычной жизни, да и я…

Сигарета, догорев до фильтра, ощутимо обожгла палец, и я с досадой затушил её, яростно ткнув в пепельницу.

— Вам бы выспаться, — Ватари присел на стул рядом со мной. — Вы устали.

— Просто имела место бурная встреча Нового года. Бывает.

Мы сидели в лаборатории Ватари, и я курил практически без перерыва.

Часы показывали половину третьего ночи. Каэдэ-сан полчаса назад вернулась в Дарем. Ватари-сан подарил ей свой старый мобильный, внеся свой нынешний номер в её список контактов.

«Вызывай подмогу в случае внезапного нападения лордов-вурдалаков и леди-демонов», — широко улыбнулся он, отдавая телефон Микако.

Он ещё мог шутить… Уж не знаю, каким чудом, но посещение Микако-сан и моё присутствие ему пока ещё удавалось скрывать от начальства.

— Я хочу сам разобраться в происходящем, потому и просил бон и Вакабу-тян ничего не рассказывать остальным. Пусть потом из меня шеф слепит нигири, но это произойдёт через несколько дней. Да не привыкать! Из-за той истории с машиной времени тоже столько шума было! А уж после исчезновения Тацуми-сан, я думал, Энма-Дай-О-сама меня пустит в расход. Это повелитель Мэйфу, — пояснил Ватари, заметив мой вопросительный взгляд.

— Начальство изволило впасть в гнев? — с усмешкой уточнил я, зажигая новую сигарету.

Пачка, открытая три с половиной часа назад, заканчивалась. Слишком много. Но лучше курить, чем медленно сходить с ума.

— Не то слово. Я уже приготовился к процедуре аннигиляции, но Энма-Дай-О-сама всего лишь вызвал меня к себе и приказал изыскать способы вернуть Цузуки и Тацуми обратно. Он не понимал одного: не всё так просто. Первую версию машины времени я рассматривал как прототип, но с ней проблем не возникло, за исключением одной: в день, когда Цузуки задействовал её на полную мощность, она самоуничтожилась, оставив после себя чип памяти с данными о том, куда отправился Цузуки. Во второй раз в июне одна тысяча девятьсот девяносто девятого года я построил полноценный, как мне казалось, аппарат, но машина времени отказалась работать. Она постоянно выдавала сообщение, что «коэффициент вмешательства в пространственно-временной континуум превышен». Господин Энма готов был превратить меня в пепел и развеять по ветру. Впрочем, не только он… Из Дворца Свечей на мою голову лился ежедневный поток проклятий от Хакушаку-сама.

— А это кто?

— Хранитель записей о жизни и смерти людей.

— Он не легенда?

— Нет, Граф действительно существует. И Цузуки был для него… В общем, сложно сказать, как он относился к Цузуки, однако после исчезновения Асато-кун Граф полгода не желал никого видеть, не выходил из дворца и не проводил маскарадов. Говорят, в сердцах переколотил все сервизы в своей шикарной столовой. А я, по словам дворецкого Ватсона, стал злейшим врагом Его Светлости. Но что я мог сделать? Я перерыл ворох научной литературы и весь секретный архив Мэйфу, теперь уже с высочайшего соизволения Энмы-Дай-О-сама, но так и не понял, в чём проблема с машиной времени. Через пару лет страсти утихли, однако в мире начали происходить странные события. До нас доходили слухи о том, что многие люди стали страдать провалами памяти, а другие, наоборот, вспоминали то, чего с ними никогда не происходило. С каждым годом таких случаев фиксировалось всё больше. Не только в Генсокай, но и в мире людей периодически возникали «червоточины», и люди бесследно пропадали в них. Всё это заставляло меня заподозрить, что именно случай с перемещением Цузуки стал причиной этих событий. Тогда я решил построить приемлемую теорию о том, что могло бы происходить с миром при использовании машины времени. И вскоре понял: любой подобный аппарат действует одинаковым, но весьма парадоксальным образом. Если с его помощью путешествовать в будущее, он задерживает живое существо в пространстве между мирами, а потом выбрасывает вперёд по временной линии в ту дату, куда путешественник собирался попасть. Однако если кто-то соберётся попасть в прошлое, то энергия перемещения, идущая против общего потока времени, расщепит мир пополам. Первый мир, который человек покинул, останется прежним, а второй начнёт своё существование с той точки, в которую субъект переместился. Так Вселенная защищает себя от парадоксов. К тому же, между двумя мирами возникнет межвременная асинхронность. То есть, миры не будут в полном смысле слова параллельны друг другу. Первый мир начнёт быстрее стремиться в будущее, чем второй, хотя для жителей каждого из миров эта асинхронность не будет заметна. Если же кто-то ещё пожелает переместиться в прошлое, при том условии, что мир уже один раз был расщеплён, путешественник не сможет уйти во временную точку раньше той, что образовалась при расщеплении миров. Оба мира получаются не столько параллельными, сколько «закольцованными» друг на друга, существующими в некой замкнутой петле, выпавшей из контекста исходного мира, у которого фактически отсутствует единое будущее. Следовательно, две «ветви» Вселенной будут пытаться снова слиться в новой точке. И если им это так и не удастся, они разрушатся. Лопнут, словно мыльный пузырь.

— И как, по-вашему, возможно осуществить объединение двух миров в один, если на данный момент там живут двойники каждого из нас с абсолютно разными судьбами?

— Вот этого я не выяснил. Не хватает информации. И я даже не знаю, какой именно, поэтому просто продолжаю поиски в надежде наткнуться на неё.

— Есть вероятность не успеть.

— Знаю. Таким, как я, кто сначала что-то изобретёт, а потом начинает думать о последствиях, нет прощения! Но если я буду сидеть и бездействовать, вообще ничего не изменится!

— Вы правы. И что же случилось дальше?

— Пока я работал с совершенствованием теории перемещений, Тацуми, порывшись в архиве, обнаружил информацию об амулетах и показал мне. Мы тогда даже не знали, пригодится ли нам та информация. Но она пригодилась. И когда, спустя ещё шесть лет, вторая машина времени внезапно начала работать, я по просьбе Тацуми отправил его в 1981 год вместо себя. Что-то не так? — прибавил он, услышав моё задумчивое хмыканье.

— Я впервые ощутил, что за мной следят, в октябре 1992 года. Как потом выяснилось, это был Тацуми-сан. Неужели он потратил одиннадцать лет на то, чтобы разыскать меня? На мой взгляд, ваш ответственный секретарь более расторопен.

— Погодите, — растерялся Ватари. — Тацуми-сан попал в ваш мир на одиннадцать лет позже, чем планировал? Но такого быть не может! На чипе памяти машины времени я видел правильную дату!

— В конце концов, он нашёл меня, да и сам остался жив-здоров. Имеет ли это происшествие такое уж значение?

— И всё-таки странно, — покачал головой Ватари. — Почему произошла ошибка? Надо разобраться с этим в кратчайшие сроки. Этот случай может быть мелочью, а может оказаться и чем-то важным. Но самое главное — мне надо срочно изыскать способ отправить вас назад в ваш мир, чтобы больше не произошло никаких парадоксов. И молиться, чтобы в день Апокалипсиса вы сумели уничтожить Око и освободить душу Цузуки!

Я согласился. Затем Ватари-сан поведал мне подробности истории о том, как его распекало начальство после аннигиляции второй машины времени, исчезновения Тацуми-сан и невозможности заставить очередной аппарат заработать в третий раз.

— Наверное, — со вздохом заметил незадачливый учёный, — Вселенная предохраняет себя. Каждое перемещение отнимает много энергии. Повторять процесс слишком часто нельзя.

Энма-Дай-О-сама слышать ничего не желал. Он требовал от Ватари придумать, что угодно, лишь бы вернуть Цузуки. И только шикигами из Генсокай были уверены: манипуляции Ватари ни при чём. По их мнению, именно Мураки Кадзутака, злой гений, похитил Асато-сан и ответственного секретаря Энма-Тё, а теперь держит их в плену. Вот потому они и пытались вытрясти из меня правду, когда я очутился в Тэнку.

Я продолжал курить.

Ватари с немалым беспокойством наблюдал за этим процессом, но ничего не говорил. Вчера вечером он добыл мне четыре пачки «Diamond Era» от «Mevius», вскользь упомянув, что японская «Mild Seven» сменила название и начала выпускать новые марки сигарет с февраля 2013. Само собой, просить у учёного «Treasurer Gold» было бы жестоким издевательством, учитывая их стоимость и то, что я вряд ли когда-либо сумею вернуть долг.

— А теперь-то какой год? — поинтересовался я, наконец.

— Две тысячи четырнадцатый. Десятое октября.

Отлично. Зато ответ честный. Ничего, Лилиан Эшфорд тоже пережила перемещение из восемьдесят первого года в девяносто седьмой по непонятной причине, да и Тацуми-сан перескочил не туда, куда стремился …

Стоп. Эшфорд-химэ. А я и забыл. Ведь я не первый, кто попадает не в своё время и даже без использования машины времени. Лилиан из моего мира была первопроходцем в этом нелёгком начинании. Что, интересно, случилось с ней?

Внезапно мной овладело мучительное чувство. Словно отдельные фрагменты всего, что я успел узнать, двинулись навстречу друг другу, обещая вскоре стать целостной картиной, но пока упорно не складываясь.

— Ватари-сан, — обратился я к синигами. — Я предлагаю ещё раз проанализировать информацию, касающуюся амулетов и перемещений во времени. И сделать это вместе, чтобы ничего не упустить, иначе моя попытка спасти Асато-сан может обернуться трагедией. Мне бы этого не хотелось.

Вот так я и получил доступ к компьютеру Ватари-сан и прочёл всё, что он собирал долгие годы.

— Любопытно, — заметил я, закончив изучать файлы. — А я ведь изначально догадывался, что амулет «завязан» на лунных фазах. Что ж, теперь знаю точно…

— Вы до сих пор хотите побеседовать с душой Асато?

Ватари старался не выказывать волнения, но оно было слишком заметно.

— Конечно. Во-первых, я должен убедиться, что он отдаёт себе отчёт в происшедшем. Во-вторых, мне необходимо узнать о том, каким Асато-сан видит своё будущее. Это важно.

Доктор Ютака внимательно глядел на меня, словно пытаясь уличить во лжи, но не находя подтверждения своим подозрениям.

— А вы уверены, что Цузуки захочет искренне отвечать на ваши вопросы? — наконец, спросил он. — Как хозяин амулета, вы способны его заставить, но у него слишком много негативного связано с образом вашего двойника. Асато-кун не доверяет доктору Мураки. Вы в этом не виноваты, конечно, но не лучше ли оставить Цузуки в покое до дня, когда наступит Апокалипсис, а потом освободить его? Свои желания он исполнит сам.

Рациональное зерно в словах Ватари-сан, безусловно, присутствовало, но мне его предложение почему-то совершенно не нравилось.

— Я подумаю, но не обещаю, что сделаю в точности так, как вы посоветовали. И ещё. Вы сказали, что, по сути, раздвоение миров должно произойти в точке, куда попал первый путешественник во времени.

— Верно.

— А до этой точки миры остаются едины?

— Да.

— И не должны отличаться даже в мельчайших деталях?

— Нет.

— Не согласен. Из досье на здешнего Мураки я узнал, что фамилия его телохранителя — Сакаки, в то время как моего слуги-воспитателя — Такахаси. При этом имена, внешность и возраст обоих мужчин совпадают. Они оба были наняты задолго до истории с Саки, то есть, раньше перемещения Цузуки в мою реальность. Почему прошлое двух миров отличается?

— Невозможно, — поражённо прошептал Ватари. — Миры должны были разделиться в июле 1981, и никак не раньше!

— Есть ещё кое-что, — добавил я. — Кинжал Лилиан из моего мира украшен аметистом, у Эшфорд-сан из вашего мира в рукояти амулета я видел адуляр. Однако, по словам обеих леди, каждая из них получила Око в подарок от отца в юности. Из слов Каэдэ-сан следует, что юность Лилиан Эшфорд приходилась на начало XX века. Вмешательство Цузуки Асато-сан в этот отрезок времени исключено. Почему Демоническое Око выглядит по-разному?

— Согласно найденной мной информации, Око способно периодически принимать разные лики, — занервничал вдруг Ватари. — Оно маскирует себя. Однако… Я теперь склоняюсь к мысли, что миры, скорее всего, разделились раньше лета 1981 года. Но тогда Цузуки-сан не был первым, кто отправился в прошлое!

— И кем же являлся первый путешественник?

— Возможно, Эшфорд-сан? Она вполне могла, узнав об амулете, отправиться в прошлое и изменить события так, чтобы в будущем завладеть Оком. Боюсь, узнать точно, кем был первый путешественник, уже не получится.

Не получится? Ещё чего! Я собираюсь раскопать и это, и многое другое, ибо меня такое положение вещей не устраивает. Например, дата дня Апокалипсиса вычислена Ватари-сан на основе фактов, изложенных в базе Мэйфу. Я, конечно, запомню эту дату, ибо других вариантов пока не имеется. Однако надо учитывать то, что в архиве Мэйфу покопалась Эшфорд-сан и фальсифицировала многие сведения. О чём именно она солгала во время нашей беседы в замке теперь сложно сказать, но в любом случае точные сведения о дате конца света содержатся в подлиннике «Жизнеописания Миров». А значит я должен увидеть эту книгу. Это во-первых. А во-вторых, я должен поделиться с Ватари своим предположением, каким бы нелепым оно ни являлось.

— Взгляните, — я поспешно набросал на обрывке листа схему, вроде той, которую рисовал в замке Лилиан. — Мне кажется, при расщеплении мира пополам не один, а обе полученные ветви должны измениться. Мир «номер ноль» исчезает, и мы получаем две альтернативные Земли — «номер один» и «номер два».

Ватари вдруг задумался, а потом неожиданно хлопнул меня по плечу.

— Естественно. Исходный мир исчез, а два заменивших его не идентичны первому. Как не будет идентичен третий мир, возникший после Апокалипсиса. Полагаю, после того, как миры соединятся, мы не вернёмся ни к первой версии Земли, ни к одной из ныне существующих. Появится совершенно новая Земля. А сейчас в одном из двух миров по-прежнему живёт тот, кто должен помнить, каким был исходный мир. Или, по крайней мере, его душа. В Мэйфу, в раю или в аду, но где-то она есть! — Ватари продолжал рассуждать. — Поскольку мир не допускает парадоксов, здесь этот человек сейчас — всего лишь призрачная, нерождённая душа. Возможно, именно это событие и вызвало асинхронность течения времени между измерениями? Предположим, какой-то ребёнок не родился в положенное время, поскольку попал в один из миров уже взрослым. Душа разделиться в пределах одного мира не может, ибо это вызовет всеобщий кризис. И, я полагаю, тот, кто никогда не рождался, не способен умереть? Значит, мы, по крайней мере, знаем два признака этого первого путешественника: он бессмертный, и его дата рождения не должна быть известна даже в Мэйфу. А, возможно, про неё или про него вообще нет информации нигде, в том числе в списках Дворца Свечей. Давайте-ка проверим, подходит ли Эшфорд-сан под это определение?

Разумеется, попытки найти информацию о леди Эшфорд в архиве Мэйфу ничего не дали.

— А ведь о существе с таким мощным амулетом обязательно должны быть хоть какие-нибудь данные, — бормотал себе под нос учёный. — Жаль, нам её не поймать и не поговорить с ней!

— Не сожалейте. Эшфорд-сан из этого мира лжива, как коммивояжёр, а её двойник страдает ретроградной амнезией. Ни от одной из них мы не добились бы внятных ответов.

— Но что если не Эшфорд-сан виновна в разделении миров? У нас ведь нет неоспоримых доказательств?

— Именно.

— Тогда я даже представить себе не могу, кто бы это мог быть! У вас есть план действий, Мураки-сан?

— Пока приблизительный. Я собираюсь с помощью заклинаний из книги О-кунинуси снова проникнуть в замок Несотворённой Тьмы, добыть «Жизнеописание Миров», прочесть правду о дне Апокалипсиса и амулетах, после чего вернуться в свой мир и ждать назначенного дня.

— Вы способны сделать это?! — Ватари подскочил на месте.

— А почему бы нет? Разве у меня не один из самых сильных амулетов на Земле? И разве не благодаря ему мы с Каэдэ-сан оказались здесь?

— Но он ведь не обладает неисчерпаемой … — учёный не успел закончить фразу.

Дверь открылась, и в лабораторию вошёл Куросаки-кун. Выглядел он не лучшим образом. Оно и понятно: новости, услышанные от меня и Микако, не могли поднять ему настроения.

— Простите за вторжение, — извинился он перед Ватари, а потом обратился ко мне. — Могу я вас попросить показать амулет ещё раз?

— Зачем?

— Просто хочу взглянуть. Вам нечего опасаться.

— Я и не опасаюсь.

Держа рубин в сложенных чашечкой ладонях, я наблюдал за ним, убеждаясь в очередной раз, что любовь подчас — настоящая пытка. Но, в конце концов, почему я должен переживать за Хисоку? Не я его проклял. К тому же я сполна рассчитался за грехи своего двойника. Большего от меня он не может требовать.

— Амулет можно продать или подарить? — спросил юноша.

— Нет, — сразу пресёк я любые попытки торговаться. — Я не продам рубин и не подарю, но обещаю сделать всё, чтобы ваш напарник получил свободу.

И тут самообладание изменило Куросаки-сан.

— Вы не вправе распоряжаться его судьбой! — закричал он на меня. — Вы не сражались с ним бок о бок! Не смеялись, не ссорились! И даже не ненавидели друг друга! Вы видели Цузуки-сан всего раз в жизни! И вы отказываетесь отдать амулет тем, кто долгое время знал и любил его?!

— Именно так.

Вспыльчивый и непосредственный паренёк. И, без сомнения, преданный до мозга костей. Как он меня! И ведь ничего не возразишь. Неудивительно, что Асато-сан потянулся к нему. Я и сам при других обстоятельствах мог … Что-то в нём есть, определённо.

— Бон, — Ватари подошёл к Хисоке и выразительно посмотрел ему в глаза, — Цузуки спас его семью. Такие счета не остаются неоплаченными. Их надо закрывать.

Хисока отвернулся. Я видел, как он пытается взять себя в руки. Спина напряжена, плечи выпрямлены.

— Надеюсь, вы не передумаете и доведёте дело до конца, — отчётливо выговорил Куросаки-сан, обращаясь ко мне.

— Я не бросаю слов на ветер.

Он смотрел прямо на меня, и глаза его всё ещё были темны от гнева. Внезапно рука Хисоки метнулась к амулету. Я не успел его остановить.

И тогда я наконец увидел, что Тацуми-сан подразумевал, говоря: «…никто не сможет и пальцем прикоснуться к нему».

Вокруг камня взметнулся ореол чёрного огня, но он не обжёг парня, однако пальцы Куросаки завязли в этом странном пламени, словно ботинки незадачливого пешехода в расплавленном битуме. Юный синигами попытался вытащить руку, но не смог.

«Хозяин, я нейтрализовал вора, — довольным тоном сообщил рубин. — Что с ним делать дальше?»

Он был горд, как сторожевой пёс, успевший вонзить зубы в ягодицы убегавшего грабителя.

«Отпусти его».

Пора было проявить милосердие, тем более, Хисока выглядел крайне растерянным.

— Что это было? — спросил он, сумев высвободить руку.

— Вы же не хозяин амулета.

Куросаки-сан посмотрел на меня так, словно никак не мог определиться, какие чувства я у него вызываю. Я перечислил бы ему весь список вслух, но последний оказался бы чрезмерно длинным и противоречивым.

Наконец, Хисока вымолвил:

— Если с Цузуки случится беда, я вас найду, где угодно. Вы от меня не скроетесь!

— Не сомневаюсь.

Юноша резко развернулся и направился к выходу из лаборатории.

Ватари собрался что-то сказать ему вслед, но я остановил учёного вопросом:

— Как вы думаете, есть ли у нас шансы выяснить, существует ли где-либо в этом мире нерождённая душа?

В течение последующих часов я пытался найти информацию о семье Эшфорд в базе Мэйфу и в Интернете, но не обнаружил ничего, кроме сведений, которые уже получил от двойника Лилиан. Разве что количество салонов красоты и частных предприятий, находящихся в собственности Эшфорд-сан, заметно увеличилось за истекшие годы.

Ватари-сан обещал вытрясти что-нибудь новое из Хакушаку-сама, однако, вернувшись через полчаса, сообщил, что ему удалось вытянуть из Графа, впавшего в меланхолию, лишь список потерянных душ. Про Лилиан Эшфорд не удалось узнать ничего.

— Создаётся впечатление, — озабоченным тоном признался синигами, — что у Графа развивается синдром Корсакова, хотя в Мэйфу подобное невозможно. У бессмертных существ клетки тела регенерируют! Мы не можем даже заболеть, если нас не прокляли, конечно.

— И с чего вы взяли, что Граф болен?

— Как бы часто я ни упоминал имя Лилиан Эшфорд, Граф немедленно забывал его и всё с ним связанное, поэтому мне так и не удалось узнать, жива ли эта леди, или её имя надо искать в Кисеки. Никогда прежде не замечал за Графом подобной рассеянности, — синигами коварно хихикнул. — Надо влить Его Светлости в чай моё недавнее изобретение. Снадобье одно, от которого улучшаются все процессы памяти: запечатление, сохранение, воспроизведение. Сам я эту жидкость пару месяцев назад пробовал. Никаких побочных эффектов, кроме того, что в течение суток в голову лезут нелепейшие идеи. В основном, неосуществимые. Зато память укрепляется.

— Так влейте. За чем дело стало?

Ватари вздохнул.

— Коноэ-сан тоже попробовал его… Случайно. А потом целый час плакал у себя в кабинете, причитая: «Бедная девочка, бедная девочка!» Так потом и не признался, что ему привиделось. Если от моего снадобья Графу станет хуже, на следующий же день Энма-Дай-О-сама развеет мой прах над Токио.

— Тогда ему точно никто не вернёт Асато-сан. А, кстати, зачем ему ваш коллега?

— Цузуки — правая рука Энмы-Дай-О-сама, его сильнейший помощник на случай войны. У Цузуки двенадцать шикигами в подчинении. Если их вызвать одновременно, разрушения в мире могут быть катастрофическими.

— Стало быть, ваш Повелитель тоже не отказался бы завладеть амулетом… А ещё лучше — двумя талисманами сразу.

— Возможно, вы правы. Наверное, если Энма-Дай-О-сама узнает о рубине, он станет одним из тех, кто пытается отобрать камень у вас. Ладно, забудем пока о великих сего мира! — учёный хлопнул ладонью по столу. — Взгляните, какой занятный клубок начинает разматываться.

И Ватари выложил передо мной список пропавших душ, который ему удалось добыть из Дворца Свечей. На обрывке листа бумаги я прочёл:

«Хьюго Бьюкенен — 12 июля 1135 года

Сесил Кинан — 12 июля 1135 года

Олаф Лливелин — 12 июля 1135 года

Эйлин Оукс — 12 июля 1135 года

Беатрис Риган — 12 июля 1135 года

Алиента Уолтер — 12 июля 1135 года

Матильда Ранкл — 12 июля 1135 года

Коноэ Кэндзиро — 9 июля 1945 года

Мураки Кадзутака — 15 мая 1999 года».

Я невольно вздрогнул, увидев в списке имя своего двойника. Теперь понятно, почему от лорда Артура исходила столь зловещая аура. Он такой же, как и те призраки людей из XII века — застрял между мирами, не живой и не мёртвый.

— Граф всегда в курсе, где находится та или иная душа, — пояснил Ватари, — однако эти девять человек пропали в неизвестном направлении. Благодаря вашему с Каэдэ-сан рассказу я догадываюсь, что они сейчас заперты в замке Несотворённой Тьмы. Все, кроме предпоследней души. Местонахождение Коноэ Кэндзиро до сих пор под вопросом. Его не принесли в жертву амулету, он не является родственником Лилиан. Кто он тогда? Однако я нутром чую, что если восемь из девяти пропали по вине Ока, то и девятый, скорее всего, исчез по той же причине. Надо проштудировать базы по регистрации умерших и новорождённых на Земле, а заодно полицейскую базу по всем префектурам. Сейчас я этим займусь.

Ватари уселся за компьютер и начал искать. Я в это время напряжённо размышлял над тем, что видел и слышал за последние дни. На ум приходили только отрывки фраз, но из них уже что-то начинало выкристаллизовываться.

Я вспомнил рассказ Микако об отце Эшфорд-сан: «Лорд Уильям, умерший вскоре после окончания Второй Мировой, ни на одном фото не выглядел старше сорока, хотя, судя по моим подсчётам, ему было около семидесяти в год смерти…»

А потом Каэдэ-сан упомянула о том, как госпожа Эшфорд вдруг рассердилась, когда лорд Артур назвал её «Рири».

Эпизод в ресторане в Акасаке, когда Лилиан-химэ вздрогнула и едва не уронила вилку, услышав ничего не значащую фразу: «Ну и проказница эта Коноэ! Натворила-таки дел!»

— Скажите, Ватари-сан, — обратился я к доктору, — а как давно шеф Коноэ работает в Энма-Тё?

— С конца XIX века, — не отрываясь от компьютера, откликнулся Ватари, — но точную дату он никому не называл. Почему вы спросили?

— Как его имя?

Пальцы Ватари замерли над клавиатурой.

— Его имя знает только Повелитель Мэйфу.

Повисла пауза. Внезапно Ватари понял, к чему я веду расспросы и воскликнул:

— Нет! Исключено! Это два абсолютно разных человека!

Возможно, но даже если шеф Коноэ не имеет отношения к пропавшему Кэндзиро-сан, тогда стоит предложить другой вариант…

— Поищите в базе девушку по имени Коноэ Рири. Возможны варианты: Ририка, Юрико, Юри.

— Вы думаете, леди Эшфорд скрывает своё истинное происхождение? — удивился Ватари.

— Я предполагаю разное. Один из вариантов может оказаться правильным.

Спустя ещё полчаса стало ясно, что о Коноэ Рири, Ририке или Юрико, а также о мужчине по имени Коноэ Кэндзиро нигде нет никаких данных.

Несколько случайно найденных полных однофамильцев оказались либо совсем маленькими детьми, либо давно умершими людьми, чьи имена, как и положено, значились в Кисеки.

— У нас остался один выход, — заметил я. — Полагаю, хотя бы Кисеки нельзя подделать?

— Это невозможно даже для очень сильного демона, — подтвердил Ватари.

— Тогда надо взглянуть, когда умерли господа Ральф Эшфорд, Ричард Эшфорд, Уильям Эшфорд. Это прадед, дед и отец Эшфорд-сан, по её словам.

Я даже не сомневался, что Ватари, покопавшись в списках Графа, не обнаружит там записей о дате смерти этих людей. Так и вышло, ибо они никогда не существовали. У Лилиан Эшфорд, конечно, был отец, но его настоящее имя, я готов поспорить, не лорд Уильям Эшфорд, а господин Коноэ.

Именно он заключил контракт с амулетом, получив взамен дар могущества и бессмертия только не для себя, а для дочери. Когда же пришёл час его смерти, человек по имени Коноэ Кэндзиро отдал душу Демоническому Оку. То, что я не встретил этого человека в замке Несотворённой Тьмы, отнюдь не значит, что Коноэ-сан там не находился. Разумеется, у меня не было никаких доказательств моим предположениям, но я собирался их найти.

На следующий день мы с Ватари позавтракали омлетом и великолепно поджаренными тостами. После завтрака нас навестил Хисока. Он долго сидел в лаборатории, наблюдая за нами. Имя Лилиан, часто звучавшее в разговоре между мной и Ватари, юноше не запоминалось совершенно. И вскоре мы оба обратили на это внимание. Значит, дело было не в синдроме Корсакова.

— А леди Эшфорд гораздо сильнее, чем я думал, — будто между прочим вымолвил Ватари.

Я кивнул. Хисока, не поняв, о ком речь, спросил, чем он может быть полезен, и Ватари-сан попросил его поискать информацию, относящуюся к истории города Дарем, начиная с конца XIX века и по настоящее время. Слабая надежда, но вдруг мальчик случайно наткнётся на крупицу важных сведений, ещё не уничтоженных Оком?

Спустя десять минут после ухода Хисоки зазвонил мобильный у Ватари-сан. Каэдэ Микако позвала к телефону меня и отчаявшимся голосом поведала о том, что ей удалось обнаружить и уничтожить действие блокирующего память заклятия, но в ту же секунду на теле Рэндзи проступили следы другого заклинания. Оно оказалось в точности таким, как у Куросаки-сан, только сплетённым с болевым проклятием. И что дальше делать, Микако понятия не имеет. Она сказала, что им с сыном удалось бежать из дома Эшфорд-сан. Они оба телепортировались в Японию, но опасаются, что их там скоро найдут и отправят обратно в Дарем.

— Мураки-сан, я теперь знаю, — Микако сдавленно всхлипнула, — существуют веские причины, по которым вы не захотите помогать моему сыну. После того, как я сняла с Рэн-кун блокирующее память заклятие, он рассказал мне о своём прошлом. Он действительно ваш давно погибший брат — Шидо Саки. Вернее, брат лорда Артура. И он натворил много ужасного. Очень много… Такое невозможно ни забыть, ни простить.

Я вздрогнул. Да, вот так оно бывает. Одно дело предполагать, совсем другое — узнать точно. Лучше бы она ничего не говорила.

— Брат так брат, — мирно отозвался я. — Думаю, словам Рэндзи-кун можно верить.

— И вы больше ничего не можете добавить?

Удивительно. Каждый раз, когда я пытаюсь абстрагироваться от эмоций и воспринять новость хладнокровно, окружающим я кажусь законченным эгоистом.

— Разве только одно: ни вас, ни парня поздравлять не с чем.

Молчание на другом конце трубки, а затем я услышал, как Микако проговорила:

— Вы ненавидите его. До сих пор. И всё же, прежде чем вы откажете Рэн-кун в исцелении, поговорите с ним. У него есть важная информация об известной вам особе.

Надеюсь, она не блефует. Что ж, мой рубин прекрасно реагирует на ложь. Этим двоим придётся говорить правду и ничего, кроме правды. Я прикрыл трубку ладонью и обернулся к Ватари.

— Мне срочно нужно отправиться в мир людей. Рэндзи собирается сообщить нечто важное об Эшфорд-сан, если он, конечно, не выдумал всё в надежде избавиться от проклятия.

— Нет, — Ватари отрицательно замотал головой. — Вам нельзя. Если вы случайно столкнётесь с вашим двойником, мир войдёт в стадию кризиса.

— Мы с лордом Артуром уже беседовали и даже в покер играли. Земля уцелела.

— Ваша встреча наверняка произошла в той точке, где Вселенные по-прежнему едины. Вероятно, замок леди Эшфорд является одним из связующих узлов, не позволяющих мирам окончательно рассыпаться на части. Там пространство-время неделимы, и двойникам можно встречаться. Но здесь последствия вашей встречи будут непредсказуемыми. Я склоняюсь к мысли, что мне необходимо перетащить этих двоих сюда, пока до них не добралась леди Эшфорд, — с этими словами Ватари отобрал у меня телефон и проговорил в трубку, обращаясь к Микако. — Оставайтесь на месте. Я иду.

И отключил связь.

— Как вы их найдёте? — поинтересовался я.

— В нашем времени имеется очень удобная услуга для пользователей мобильных телефонов. Называется Location-based service или LBS. Вы о ней не знаете, поскольку она действует в Японии с мая 2002 года. Со своего мобильного я могу определить местоположение владельца другоготелефона с точностью до нескольких метров. Нет-нет, — рассмеялся синигами, заметив на себе слишком пристальный взгляд, — я не собирался шпионить, а сделал это ради безопасности Каэдэ-сан. Знал, что ей рано или поздно помощь понадобится. Я сейчас заберу сюда Микако-сан и Рэндзи-кун, а потом вы с ними поговорите.

И Ватари исчез. Это произошло столь неожиданно, что я некоторое время просто стоял, уставившись в пространство перед собой. Потом встряхнулся и собирался вернуться к компьютеру, как вдруг позади меня послышался голос учёного:

— Думаете, телепортация из Мэйфу в Нагасаки и обратно — это долго?

— Они здесь?

— Да, — довольно сообщил Ватари. — В парке. Неподалёку от здания департамента.

— Тогда чего мы ждём? — я сделал нетерпеливое движение, собираясь идти вперёд.

— Погодите, — учёный вдруг задержал меня. — Я видел фотографии Шидо-сан в досье. Вы должны приготовиться. Рэндзи-кун — точная копия вашего брата. Собственно, это он и есть.

— Вы опасаетесь, что на меня нахлынут неприятные воспоминания, или я не сдержу гнева?

— Вроде того.

— Я не испытываю добрых чувств к этому юноше, но и ненависти во мне больше нет. Если и была раньше, то перегорела. Не беспокойтесь.

— Тогда идёмте.

И мы переместились в парк.

Они сидели на скамейке за столиком под цветущими сакурами: темноволосая Микако и подросток с практически белыми прядями волос …

Всё-таки я ошибался, когда решил, что останусь невозмутимым. Стоило увидеть Шидо-сан, который давно умер и похоронен, как внутри всколыхнулась волна ярости. У Рэндзи были абсолютно те же черты лица, что и у Саки, правда, не искажённые ухмылкой презрения и превосходства. Как бы я ни был поражён, ни звука не сорвалось с моих губ. Я ждал первого шага от него.

Заметив меня, парень встал со скамьи, подошёл ближе и произнёс:

— Здравствуй, Кадзутака. Выслушай меня и попытайся понять, если сможешь.

Он выглядел старше своих лет, видимо, из-за болезни. Хотя, если подумать, он прожил столько же на этом свете, сколько и я, если учесть оба его воплощения.

— Мне нужна информация. Не исповедь, — равнодушно заметил я.

— Будет и то, и другое. Это самое малое, что я могу сделать, учитывая степень моей вины перед тобой.

— Ты виновен не передо мной, а перед другим человеком. Каэдэ-сан тебе не рассказала о существенной разнице между мной и лордом Артуром?

Микако молчала, отодвинувшись на свой край скамейки и предоставив нам возможность разбираться самим в нашем прошлом. Я заметил, что и Ватари-сан деликатно отошёл по тропинке в глубину парка.

— Вы — одно лицо, — вымолвил Саки. — Я не верю в параллельные миры. Есть только один мир, и мы все — части целого.

— В философии я нуждаюсь ещё менее, чем в исповедях. Побереги своё и моё время.

Микако, сидящая поблизости, упорно прятала глаза, но это не имело особого значения, ведь всё моё внимание в данный миг было приковано к светловолосому мальчику. Я видел, что на лбу подростка выступил пот. Рэндзи закусил губу, стиснул зубы. Из прокушенной кожи вытекла струйка крови. Саки поспешно вытер ладонью подбородок. Рана тут же затянулась.

— Перерывы между моими приступами становятся всё короче, — пояснил он. — Я не могу находиться в сознании более тридцати минут подряд. Надо успеть рассказать… Я должен объяснить, почему решился тогда на убийство.

— Эту часть истории можешь пропустить. Не утруждайся. Мои родители живы.

— Тем не менее, оттого что твой брат отвратительно обращался с тобой, его поведение взрастило и в тебе ненависть. Скажешь, я ошибаюсь?

А этот мальчишка проницателен!

— Гнев подтачивает тебя, — продолжал Рэндзи. — Ты бы хотел избавиться от него, но не знаешь, как. Однако ненависти не настолько много, чтобы она напрочь затмила весь твой мир. Ты можешь видеть причины моего поведения, а лорд Артур не захочет знать ничего. Но так или иначе ты тоже стал свидетелем того, как я получил по заслугам. Теперь тебе надо узнать мои прежние мотивы поведения. Надеюсь, понимание этого заставит тебя пересмотреть свои чувства.

— А поскольку мы с лордом Эшфордом в некотором роде — одно целое, — развил я его мысль, — то в итоге когда-нибудь он тоже перестанет тебя ненавидеть?

— Надеюсь.

— Не верю в эту чушь и не поверю никогда.

— Но ты не сможешь отрицать факта, что ненависть заразна. Она, как грипп, передаётся от человека к человеку. Я возненавидел вашу семью, а мой брат, ныне зовущий себя лордом Артуром, возненавидел меня.

— Пытаешься изобрести теорию ненависти?

— Нисколько. Просто говорю правду. Моя мать обожала отца. Она была готова ради него на всё. Узнав, что беременна, она, не задумываясь, решила родить меня, несмотря на противопоказания. У неё слишком поздно диагностировали врождённый порок сердца. Редкий диагноз — корригированная транспозиция магистральных сосудов. Моей матери уже исполнилось двадцать два года. Слишком поздно для операции. Да к тому же в начале шестидесятых во всём мире только начинали делать такие операции с использованием первых моделей аппаратов искусственного кровообращения. Оставалось обходиться консервативным лечением. Отец внимательно наблюдал за состоянием моей матери. При малейшем ухудшении клал в больницу. Когда я родился, он часто навещал нас, присылал деньги и подарки, играл со мной. Однако вскоре у его законной жены тоже обнаружился порок сердца. Только приобретённый. Нам с Кадзутакой тогда было по четыре года. Мать Кадзутаки стала часто утомляться, болеть, раздражаться и требовать к себе повышенного внимания. И тогда Мураки-сан, чтобы не травмировать её, отказался от посещений нашего дома. По крайней мере, он так сказал моей матери, а она долгие годы ждала, когда же он передумает и снова начнёт нас навещать, но увы… Последней каплей стало то, что отец отказался её лечить, перенаправив к другому доктору. Мне тогда было тринадцать лет. Потом мама узнала, что отец, игнорируя нас, тратил своё время на встречи с совсем юными пациентками, едва ли не моими ровесницами. Долго время она мне ничего не говорила, но в конце концов не выдержала и выплакала горе на моём плече. Так я узнал всю правду. Я видел, как она страдает, но ничем не мог ей помочь. А ещё через полгода новый доктор ошибочно назначил маме лекарства, от которых её состояние резко ухудшилось. Её положили в больницу, но, видимо, исправить уже ничего было нельзя. Затяжная болезнь и длительные душевные переживания сыграли свою роль. Я помню, как перед смертью мама попросила меня позвонить в дом семьи Мураки, но там никто не брал трубку, а потом кто-то из слуг ответил, что господин отмечает день рождения сына и не хочет, чтобы его беспокоили. Мама умерла в три часа ночи, так и не увидевшись с ним. А отец даже на похороны не явился. Улетел на симпозиум в Лондон.

Я молчал. А что можно было сказать? Симпозиум для Мураки-сама был превыше всего. Он улетел бы туда, даже если бы умер я или моя мать. Я осознал сей печальный факт уже в семь лет, но смириться сумел не раньше тридцати.

— Вечером после похорон ко мне в квартиру явилась некая дама по имени Лилиан Эшфорд, — продолжал рассказывать Саки. — Она сказала, будто была подругой моей мамы, а затем показала некоторые из своих магических умений. Я восхитился её способностями и попросил научить меня чему-то подобному, чтобы я мог отплатить человеку, по вине которого моя мать умерла так рано. И тогда Лилиан-сан предложила мне контракт с ней на посмертные воспоминания. Мне не показалось чем-то страшным отдать ей свою память в день смерти. Зато на все оставшиеся мне годы я получал неизмеримую физическую силу и способность в совершенстве владеть катаной. Никто не сумел бы победить меня ни на мечах, ни врукопашную. После моего возрождения в этом теле, Лилиан вернула мне воспоминания, заключённые в Оке. Но они оставались до поры до времени скрыты внутри меня благодаря заклятию лорда Артура. А теперь, когда мама Микако сняла с меня проклятие, я всё вспомнил.

— Вот в чём дело, — съязвил я. — А я-то ломал голову, почему мой брат столь ловок и неуязвим! А он просто заключил контракт с тёмными силами.

— Лорд Артур сделал то же самое, — поспешно сообщил Рэндзи.

— Неужели? Он тебе сам доложил или его дражайшая супруга призналась?

— Ни то, ни другое. Став старше, я начал понимать мысли и чувства людей, живших со мной под одной крышей. Так я и узнал, что лорд Артур — не муж Лилиан Эшфорд, а её дух-хранитель. Они изображают на людях мужа и жену, чтобы создать видимость обычной семьи. На самом деле их связывают узы контракта. Правда, некоторое время тому назад они действительно были любовниками, но потом их отношения прекратились по инициативе лорда Артура. Лилиан-сан до сих пор не может его простить.

— Значит, она заполучила душу моего двойника…

— Да. И я был нужен леди Эшфорд для каких-то целей, только не пойму, зачем. Она не просто так помогла возродить меня. Эта женщина ничего не делает без причины.

Верно подмечено. Лилиан Эшфорд шага не ступит без коварного плана.

Интересно, в день, когда два мира начнут объединяться, процесс пройдёт гладко лишь в случае, если Эшфорд-сан сумеет подчинить себе обе части Ока? Но тогда ей понадобится и моё сознание тоже. У неё уже есть сильный амулет и хранитель, однако двойник души-хранителя ей не подчиняется. Более того, он сам обзавёлся амулетом. На данный момент я для неё серьёзная помеха, и ей надо что-то делать. Убить либо подчинить себе. Пока она не преуспела ни в том, ни в другом, но ничто не мешает ей повторить попытку.

— Эшфорд-сан безжалостна и непреклонна, — голос Саки вернул меня к реальности. — Правда, к лорду Артуру она испытывала нечто вроде привязанности. И ещё отчасти ощущала свою вину перед ним.

— Она чувствовала себя виноватой? — изумился я. — И почему же?

— Лорд Артур был ей дорог, но ради какой-то цели Эшфорд-сан пришлось связать его контрактом и уничтожить его рассудок. Ведь Око необратимо влияет на разум того, с кем заключён договор. Оно дарит человеку силу, но меняет его сознание … Не знаю, как объяснить… Я всегда ненавидел семью Мураки, мечтал о мести, однако мысль об убийстве вызрела лишь впоследствии. Поначалу я просто наслаждался своей властью над братом. Он не мог победить меня, а гордость не позволяла ему признаться отцу в своей слабости. Кадзутака принял решение терпеть любые мои издевательства, лишь бы однажды выиграть сражение на мечах. Однако благодаря контракту с Оком, это было невозможно. А я пользовался этим и придумывал для него всё более изощрённые наказания. Я сам уже тогда понимал: что-то случилось с моим разумом. Я не способен был остановиться и питался, как вампир, чужой болью. Бессильная ненависть в глазах Кадзутаки доставляла мне невыразимое наслаждение. Чем больше мучился он, тем сильнейшее удовлетворение испытывал я. Не знаю, чего я добивался. Наверное, чтобы он валялся у меня в ногах и целовал мои стопы, умоляя о пощаде. Но брат был чертовски упрям. Никогда не плакал, не кричал, не звал на помощь. Ни единой живой душе не рассказал о моих выходках. И однажды в страстном желании увидеть его растоптанным и униженным я зашёл недопустимо далеко. Это случилось в дождливую ночь в запертом сарае …

— Можешь не пересказывать мерзкие подробности. Я знаю о случившемся, хотя со мной такого не происходило. Во сне я однажды увидел отголоски событий вашего мира. Думаю, именно с той ночи лорд Артур решил отомстить тебе. Смерть родителей лишь укрепила его в этом стремлении. И поверь, случись всё это со мной, я бы сделал то же самое.

Рэндзи вцепился ногтями в свои колени, заскрёб пальцами по ткани брюк, сминая её.

— Пойми, — бормотал он, — я потерял мать. Меня поселили в доме отца лишь из милости! Я постоянно чувствовал себя лишним. А потом однажды подслушал, как Мураки-сама сказал своей жене, что по завещанию главой семьи станет Кадзутака, а мне не достанется ничего, кроме весьма скромной денежной суммы. Он обещал дать их законному сыну самое лучшее образование, а после окончания университета отправить Кадзутаку на стажировку в Европу. Как возможно было спокойно перенести такое? Да, отец предъявлял повышенные требования к Кадзутаке, но он взамен отдавал ему всё. А кем был я? Жалким сиротой? Возможно, моя ненависть усилилась из-за действия Ока, а, может, амулет просто высвободил мои скрытые стремления, но мне с каждым днём всё сильнее хотелось уничтожить этого мальчишку и всю его семью. Расколоть на части, как дурацких фарфоровых кукол госпожи Мураки!

— Тебе это в итоге удалось, — невозмутимо отметил я. — Более того, ты создал эффект домино. От руки лорда Артура впоследствии погибло множество людей. У тебя есть полное право гордиться собой.

— Я был чудовищем и породил чудовище…

— Не могу не согласиться.

Микако сидела неподвижно на другом конце скамейки, и я отметил, что она беззвучно плачет. Рэндзи помолчал, а потом задал вопрос, которого я ждал.

— В твоём мире Шидо Саки был другим?

— О нет. Абсолютно таким же. Мою спину так же резали, прижигали сигаретами и пылающими ветками деревьев, и я частенько ночевал в сарае связанным без еды и воды, когда родителей не было дома. А слугам рассказывались сказки о том, что я занимаюсь медитативными практиками, запершись в комнате, и меня нельзя беспокоить и даже шуметь возле моей двери.

— Тогда почему ты не стал похож на лорда Артура?

— Повезло.

— Мама Микако отказалась рассказывать подробно. Я понял лишь одно — кто-то пришёл к тебе и изменил твою судьбу.

— Я не прибавлю ни слова к сказанному. Даже не мечтай, — и после короткой паузы спросил. — Что ещё ты мне собирался сказать об Эшфорд-сан?

Рэндзи помолчал и вдруг скороговоркой выпалил:

— Я некогда любил эту женщину.

— О, наша «чёрная вдова» способна внушать любовь?

— Она очень красива.

— Кобры и тайпаны тоже по-своему прекрасны.

Рэндзи проигнорировал моё замечание, продолжая рассказ.

— Я преклонялся перед ней, но при этом для неё оставался обычным мальчишкой. Она постоянно спрашивала только о моём брате, когда мы с ней встречались. Меня это невероятно злило!

— И что это были за вопросы? — заинтересовался я.

— Разные. О том, что Кадзутака любит и ненавидит, чего боится, от чего приходит в бешенство. Создавалось впечатление, будто ей не было никакого дела конкретно до меня. Только мой брат занимал её мысли. Я не понимал этого. В моих глазах Кадзутака был полным ничтожеством. Что моя королева нашла в нём?! Наверное, отчасти ещё и её интерес к нему заставил меня, в конце концов, пожелать смерти Кадзутаке. Но прежде я собирался уничтожить его двуличных родителей, собиравшихся оставить меня без гроша в кармане. Я признался леди Эшфорд в своих намерениях. Она усмехнулась, потрепала меня по щеке и назвала хорошим мальчиком.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы восстановить дыхание.

Выходит, эта женщина отлично знала, что Саки собирается совершить и не остановила его? Более того, поддержала преступное намерение?

— Она сказала, — добавил Рэндзи, — что сумеет переделать завещание отца в мою пользу, и никто не отличит его от настоящего и не вспомнит, что когда-то существовало другое. Я поверил ей. Она действительно умела многое.

Амулет никак не реагировал на слова Саки. Похоже, парень не лгал.

— Кажется, — пробормотал я, — теперь демонам остаётся только удавиться с досады. После рождения Лилиан Эшфорд им больше нечего делать на Земле.

Рэн-кун грустно усмехнулся.

— Я тоже теперь демон. Но, увы, удавиться не получится. Уже пробовал. Вены вскрывал, с крыши прыгал, снотворное глотал. Бесполезно.

— Незавидная у тебя участь, — согласился я. — Вернулся с того света, чтобы попасть в настоящий ад. Кстати, ты помнишь что-то о своём посмертном существовании?

Рэндзи отрицательно покачал головой.

— Наверное, память о тех событиях стирается после возвращения в мир живых. Я не помню ничего. И если бы Эшфорд-сан не вернула мне память о моей прежней жизни, сохранённую внутри Ока, я бы вообще забыл всё. Но лорд Артур поставил блок на эти воспоминания, когда я ещё был младенцем.

— Зачем? Разве он не хотел, чтобы ты поскорее всё вспомнил?

— Должно быть, выжидал удобный момент. Возможно, поэтому он никогда и не позволял мне прикасаться к себе, чтобы я не вспомнил о том, кто он и кто я, раньше времени. Однако я и сам не горел желанием приближаться к «папочке». От него за милю веяло холодом и пустотой. Я боялся его. Он нёс внутри себя смерть. Это страшно.

Иссушённая гневом душа, вынужденная вечно служить демоническому амулету? Да, это воистину страшно.

«А на самом деле, — подумалось вдруг мне, — возрождённого Шидо-сан из альтернативного мира было бы выгодно иметь в союзниках. Он умён, рассудителен, обладает даром эмпатии. Многое знает о моём двойнике и леди Эшфорд. Если переманить их с Каэдэ-сан на свою сторону, возможно, они чем-то мне будут полезны в будущем. Бессмертные существа, владеющими способностями к магии. А почему бы нет? Леди Эшфорд не гнушается грязными методами, а я в отличие от неё очень даже …»

Я не успел домыслить, как вдруг Саки неожиданно пошатнулся и упал на землю.

— Рэн-кун!!! — Микако мгновенно оказалась на коленях перед сыном, схватила его за плечи, перевернула на спину и прижала к себе.

Подросток забился в судорогах. Изо рта и из носа у него хлынула кровь. На коже стали вздуваться волдыри. Они лопались, и кожа вокруг них сходила лоскутами, обнажая мышцы, а те в свою очередь набухали, растягивались и превращались в кровавые лохмотья, словно их рвала изнутри невидимая рука. На искажённом болью лице Рэндзи был написан невыразимый ужас. Он находился в сознании, но не мог кричать, только натужно мычал. Потом его глаза закатились под лоб, и он обмяк.

Да, лорд Артур Эшфорд не разменивался на лёгкие заклятия.

Микако теперь только рыдала, боясь дотрагиваться до сына, чтобы не причинять ему лишней боли.

Ватари, примчавшийся на крик Каэдэ-сан и увидевший всю эту сцену, выразительно посмотрел на меня. В его взгляде застыл вопрос, интерпретированный мною как: «Так ты другой или прежний?»

Я другой. Но это не моя месть и не мой мир. Почему я должен вмешиваться?

Ручейки крови, затапливая опавшие лепестки сакуры, подбирались всё ближе к моим ногам, пока не коснулись носков ботинок. Я отступил на шаг. Рэндзи теперь хрипел и слабо вздрагивал. В этом шевелящемся комке плоти с трудом можно было узнать юношу, с которым я беседовал пять минут назад. Тело парня почему-то, вопреки моим ожиданиям, не торопилось регенерировать. Каэдэ-сан раскачивалась на месте взад-вперёд, обхватив голову сына руками.

«Не предавай свою мечту …» — внезапно услышал я над ухом знакомый голос.

Как странно. Так отчётливо вдруг показалось, будто Асато-сан прошёл мимо, коснувшись моих волос ладонью.

И я со стыдом вспомнил, что клятва Гиппократа распространяется на все способы помощи страждущему, в том числе на нетрадиционные и, наверное, магические, если доктор ими располагает.

«Спасти врага, а потом сводить с ним счёты — это благородно. Всё иное низко», — заявил как-то Ория. Наверное, он прав.

Я приблизился к Микако и положил ладонь на её плечо.

— Успокойтесь. Я помогу.

Каэдэ-сан обернулась. В глазах её светились мольба и робкая надежда.

— Поможете? Вы?!

— Давно пора закрыть этот старый счёт. От него никакого проку.

Я взял рубин в руки и приблизился вплотную к тяжело дышащему подростку. Можно было не оглядываться и не сомневаться: позади меня Ватари уже произносил защитное заклинание. Если б только можно было заставить кристалл забрать мою энергию! Что я буду делать, если сейчас исчерпаю всю силу амулета? Как потом оправдаюсь перед собой и Куросаки-кун?

«Помоги Рэндзи Саки Эшфорду избавиться от проклятия», — попросил я, обращаясь к рубину.

«От какого именно? На нём два проклятия», — проинформировал меня амулет.

«Избавь его от обоих».

«Это очень опасно».

«Для Асато-сан?»

«Для вас. За вами охотятся. Я временно не сумею вас защитить. В крайнем случае, конечно, вы можете рассчитывать на помощь вашего духа-хранителя, хотя я бы не рекомендовал так сильно риско… “

«Исполняй!»

«Слушаюсь».

Повторилось всё то же, что и в прошлый раз. Тело Рэндзи окутал розовый свет, исходящий от кристалла, и его раны начали быстро затягиваться. Микако смотрела на происходящее, не отрывая глаз от сына.

Когда тело Саки полностью восстановилось, она повернулась ко мне, и я увидел безмерно благодарный взгляд, но тут же он сменился выражением ужаса.

— Берегитесь!!! — вдруг закричала Микако.

Я ничего не успел понять. Над моим ухом раздался свистящий звук, и одновременно с ним я услышал крик Ватари:

— Мураки-сан!!!

Ослепительная молния пролетела в сантиметре от моей щеки, и я провалился в кромешную тьму.

Глаза постепенно привыкали к полумраку незнакомого помещения.

Боль отдавалась во всём теле, но особенно интенсивно — в левой руке. Должно быть, вывих. В голове гудело, перед глазами всё подозрительно двоилось и качалось. Великолепно. Ещё и сотрясение. Лучше не придумать.

Куда меня занесло на сей раз? Я лежал, распластавшись на каменном полу. Впереди что-то едва приметно поблёскивало, но я не мог разглядеть предмета, от которого исходил свет.

— Почему он всё ещё жив? — чей-то лишённый эмоций голос зазвучал поблизости, эхом отразившись от пустынных стен.

— Господин, вы просили доставить его живым, — второй голос был сиплым, каркающим.

— Прикончи его. А я заберу амулет.

Кто-то, постукивая каблуками по гладким плитам пола, приблизился и встал возле меня. Я собрался с силами и приподнял голову, чтобы разглядеть того, кто собирался расправиться со мной.

Это был не человек и не синигами. Надо мной возвышалась фигура существа с головой орла и с хищно загнутым клювом. По полу, как я теперь понял, стучали не каблуки, а босые когтистые лапы. Существо было облачено в длинные одежды до пола и в старинный кольчатый шлем.

Я не мог видеть глаз этого монстра, спрятанных под блестящими наглазниками.

— Что ты возишься? Давай, заканчивай с ним! Он мне столько крови попортил!

«Дело — дрянь, — мелькнуло в голове. — Что ж, Тацуми-сан, ничего не поделать, это экстренная мера».

И я поспешно проговорил, вспомнив информацию из файлов Ватари:

— Хочу, чтобы амулет синигами не принадлежал больше никому, кроме меня.

Рубин быстро нагрелся, став горячим, затем ощущение тепла пропало.

Преодолевая боль, я напряг тело, и когда монстр склонился надо мной, целя клювом в голову, я развернулся и ткнул его пальцами здоровой руки под наглазник. Кажется, попал. Чудище издало громкий клёкот, попятилось и рухнуло на пол, быстро вскочило и шумно засуетилось.

— Что там опять?! — воскликнул первый голос.

— Он попал мне в глаз! И только что приказал амулету, чтобы тот не принадлежал никому, кроме него! — донесла гадкая птица.

— Какая разница. Даже умерев, они оба попадут ко мне, а я уж позабочусь, чтобы их души больше никуда не делись. Ладно, отойди. Я сам.

Из темноты выступила фигура мужчины в роскошном золотом кимоно, украшенном драгоценными камнями и дорогой вышивкой. Блестящие волосы незнакомца струились по плечам. В некоторые пряди были вплетены золотые нити с бриллиантами.

— Повелитель Мэйфу? — уточнил я, медленно поднимаясь на ноги.

Голова всё ещё кружилась, и меня весьма ощутимо шатало из стороны в сторону.

— Догадливый, — рассмеялся мужчина. — Кстати, я мог бы ещё предложить тебе деньги-власть-женщин в обмен на амулет, но ты сам поспешил сделать неверный выбор. Теперь ничего не остаётся, кроме как убить тебя.

— Это так любезно с вашей стороны.

— Для простого смертного, стоящего перед ликом Повелителя Страны Мёртвых, ты чрезмерно непочтителен.

— Я не ваш подданный. С чего бы мне проявлять почтение?

— Скоро ты в любом случае станешь одним из Богов Смерти. Не боишься?

— В большей степени сомневаюсь.

— Поразительная самоуверенность! — картинно всплеснул руками Энма.

Край широкого рукава едва не задел моё лицо. От одежды повелителя распространялся аромат дорогих благовоний. Сандал и мирра. Ещё бы ладаном себя окурил…

— И несмотря на предостережения амулета, — продолжал вещать Энма, делая вид, будто не заметил моей кривой усмешки, — ты дважды подряд сделал глупость — истощил энергию камня. Итак, сам вызовешь духа-хранителя или предоставишь это право мне?

— Ну, попробуйте.

Я тогда ещё не догадывался, зачем он собирался вызвать душу Асато-сан, иначе бы, наверное, приложил все силы, чтобы не допустить этого. По крайней мере, не был бы настолько легкомыслен.

Энма-сама, кажется, не шутил. Он поднял руку вверх и щёлкнул пальцами. В то же мгновение с тёмного потолка ударила молния, едва не попав в меня. Не знаю, каким образом, но я успел отскочить в сторону.

Недолго думая, Энма повторил процедуру. Я опять увернулся. Снова и снова. С потолка сыпались мелкие камни, в полу появились трещины, а я, передвигаясь короткими перебежками от стены к стене, натыкаясь в темноте на колонны и предметы меблировки, безуспешно пытался обнаружить выход. После двадцатого промаха Повелителю Мэйфу осточертела игра. Он громко выкрикнул какое-то неудобоваримое заклинание, и я вдруг ощутил, что не могу пошевелиться. Существо с птичьей головой издало одобрительное карканье из невидимой ниши в стене.

— Довольно! — Энма остановился рядом со мной. — Похоже, я ошибся. Нет у тебя духа-хранителя, а значит, ты сейчас умрёшь.

Он снова поднял руку, и я увидел над своей головой раскрывшуюся, словно фантастическая корона, вспышку молнии, намного больше, чем все предыдущие. Она начала опускаться, однако не долетела буквально нескольких сантиметров, рассеявшись по пути.

Рядом со мной взвился высокий огненный столб, осветив весь подземный зал. Внутри кроваво-алых языков пламени возникла знакомая мужская фигура, а затем пламя погасло.

Мой защитник стоял спиной ко мне, выпрямившись, высоко подняв голову и готовясь встречать следующую атаку. Я не мог видеть его лица, однако мне и не нужно было этого. И в ту же секунду я услышал уверенный голос, который мне не забыть, даже спустя столетия, проживи я столько:

— Если вам угодно сражаться, вы получите желаемое. Хозяин находится под моей защитой. Никто не посмеет его тронуть!

====== Глава 29. Связь судеб ======

С минуту они смотрели друг на друга, не шевелясь и почти не дыша. Я не мог видеть лица Асато-сан, зато заметил, как расширились глаза Энмы, когда перед ним возникла фигура моего хранителя.

— Значит, Хрустальный Шар не ошибся, — холодно обронил Повелитель Мэйфу. — Это был ты.

Ответа не последовало. Во взгляде владыки тёмного мира сквозила неприкрытая ненависть. Вдруг губы Энмы дрогнули, исказившись усмешкой, и наш похититель громко расхохотался.

— Глупцы! Все ваши усилия тщетны!

Он выкрикнул очередное заклинание, и зал заполнило густое марево.

Засверкали молнии, послышались оглушительные раскаты грома. Стены завибрировали. Сверху начали падать, гулко разбиваясь об пол, куски лепнины и осколки мраморных плит, но ни один из них не зацепил ни меня, ни моего хранителя. Асато-сан невозмутимо стоял на месте, и все атаки Энмы рассеивались невидимой стеной, отделявшей его от Повелителя Мэйфу.

— В чём дело, Цузуки? Просто защищаешься? Как скучно! — продолжал издеваться Энма. — Твоя сила опять принадлежит тебе. Так используй её! Ах, прости, забыл: ты ни на что теперь не годен без приказа хозяина. Подумать только, сильнейший синигами стал жалкой игрушкой в руках смертного! А ты хоть знаешь, ради кого стараешься? Оглянись — и будешь сильно удивлён.

Надо отдать должное, Асато-сан не поддался на провокацию. Неожиданно повёлся я. В необоримом стремлении переломать этой сволочи конечности, я резко двинулся вперёд, но был остановлен незримой силой.

— Остановитесь, хозяин, — предупредил мой защитник, не оборачиваясь, — или вы окажетесь под ударом.

Он произнёс эти слова отрешённым тоном, не вызывавшим сомнения в том, что его сознанием и эмоциями полностью завладел талисман. Похоже, Асато-сан точно так же защищал бы любого, получившего рубин в собственность. Эта мысль заставила моё сердце сжаться. Но анализировать чувства не было времени.

Марево от атак рассеялось, и перед нами возник птицеголовый слуга Владыки. Его в качестве свиты сопровождали существа, казалось, сошедшие со страниц средневековых бестиариев. Я не был силён в демонологии, поэтому из десяти созданий устрашающего вида узнал только Хауреса* и Аврирона**. Плохи дела. Если наш противник подчинил себе демонов, исход битвы может оказаться плачевным.

Асато-сан попытался вызвать Сорю и Тоду, но они почему-то не явились. Энма, глумясь, сообщил, что ещё до нашего прибытия провёл ритуалы, предотвращающие вызов шикигами и блокирующие способность к телепортации в его дворце, а потом хладнокровно отдал приказ уничтожить нас.

Атаки демонов слились в пылающее кольцо, и защитный барьер, поставленный Асато-сан, став видимым, покрылся извилистыми трещинами. Мой хранитель из всех сил пытался удержать полупрозрачную магическую стену. Я видел, как тело его напряглось, по вискам, щеке и шее побежали струйки пота.

Проклятая беспомощность! Как в сарае, где меня запирал Саки. Как в те дни, когда отец отвешивал мне тумаки, воспитывая силу духа.

Неожиданно вспомнилась ночь, когда Асато-сан впервые явился ко мне. То, что с ним случилось, сравнимо лишь со смертью. И теперь — снова? Он умрёт на моих глазах, потому что я слаб и ничтожен. Эта мысль напоминала открытую рану, в которой беспрерывно поворачивали нож.

Амулет говорил о взаимодополняющей плате хозяина и духа-хранителя. Если за мгновение до смерти я попрошу рубин освободить Асато, сбудется ли моё пожелание? Даже если нет, иного выхода не существует.

Я не позволю этим тварям увидеть мою агонию и отчаяние.

Барьер почти разрушился. И я шагнул на исчезающую грань, стремясь выиграть немного времени для Асато-сан и себя, проговаривая вслух последнюю волю. В следующее мгновение перед моими глазами взорвался ослепительный, обжигающий фейерверк энергии.

На голову обрушилось небо. Тяжёлое, чёрное и безразличное, как воплощённая бесконечность. Оно вглядывалось в меня мёртвыми глазницами, высасывая разум.

Я боялся этого зрелища в раннем детстве и знал, что увижу его снова, умирая. Бесконечный мрак небытия и где-то далеко, на границе видимости — отблески звёзд, бесполезных и чужих. Если на них долго смотреть, мир исчезнет. Я всю жизнь не всматривался глубоко, но теперь ничего другого не оставалось. Мир уже рассыпался на части, и я проник взором до самого дна.

«Отдай мне свет звёзд, — послышался вдруг чей-то шёпот. — И вы оба спасётесь».

«Забирай, — на удивление легко разрешил я. — Только пусть он живёт».

«Такова твоя плата?»

«Да, если это единственный выход».

«Твой подарок принят, смертный».

Тьма перед глазами рассеялась.

Я понял, что по-прежнему нахожусь в подземном зале, только теперь там царила гробовая тишина. Не бушевала гроза, никто не нападал.

Шатаясь, я поднялся с пола, откашлялся и отряхнулся. Демоны стояли в оцепенении и разглядывали меня с таким ужасом, будто я превратился в чудище из преисподней, а они волей Всевышнего — в безгрешных агнцев.

Вдруг мои противники развернулись, словно по команде, и один за другим скрылись за колоннами. Энма даже не пытался их остановить. Он выглядел тусклым и неживым.

Сумрачно взглянув в мою сторону в последний раз, Повелитель Мэйфу спешно зашагал к выходу.

— В чём дело? Сдаёшься?! — закричал я ему вслед.

Он не ответил и вскоре исчез в глубине зала.

Я обернулся, собираясь поздравить Асато-сан с неожиданной победой, но за моей спиной никого не оказалось.

«Хозяин, вы были великолепны! — услышал я внутри возглас амулета. — Как хорошо, что вы пожелали, чтобы я не принадлежал больше никому! Я сам жажду остаться вашим до скончания веков!»

— Где Асато-сан? — прервал я его излияния.

«Вы увидите его в ближайшее полнолуние».

— Почему ты не сказал об этой возможности раньше?!

«Я многого не помнил, — виновато забормотал амулет. — Демоническое Око блокировало мою энергию. Но сегодня его власть закончилась!»

— И каким образом свершилось чудо? Мою душу вернули с того света, наделив суперсилой?

«Не совсем. Вы сделали то, чего от вас никто не ожидал. У вас были две возможности: сражаться, используя энергию духа-хранителя, или наблюдать, как вас защищают. Оба варианта являлись проигрышными. Но вы ринулись защищать духа-хранителя! Такого ещё никто до вас не пытался делать. Даже я почувствовал, как вы едва не вывернулись наизнанку ради того, кто, по сути, должен спасать вас. Впрочем, будь вы обычным человеком, и это бы не помогло. К счастью, вы не простой смертный».

— И что это значит? — насторожился я.

«Я вот думаю, — продолжал рубин, проигнорировав интересовавший меня вопрос, — а зачем вам дух-хранитель? Вы стали так сильны, что можете в любой момент вскрыть душу Цузуки, заполучить его энергию и сделаться абсолютным властелином, как в стародавние времена, когда талисманы древних ничто не ограничивало. Подумайте, — льстиво ворковал кристалл, — это позволит тысячекратно усилить мою энергию. Вы же будете вечно молоды и бессмертны! Весь мир падёт к вашим ногам!»

— Никакого вскрытия, — холодно обронил я. — Даже не вздумай.

«Нет — так нет», — согласился рубин.

— А теперь выкладывай. Во-первых, как отсюда выбраться? Во-вторых, где добыть копию «Жизнеописания миров»? В-третьих, почему демоны и Энма внезапно сбежали, хотя я ничего им не сделал? И, в-четвёртых, с какой радости ты заявил, будто я — не человек?

«Не волнуйтесь, хозяин, мы выберемся в любой момент. Для меня теперь анти-телепортационный барьер снять — раз плюнуть. Копию книги, хоть магической, хоть нет, я тоже вам материализую, где бы мы ни оказались …»

— Упростились, однако, процедуры по сравнению с прежними шаманскими плясками, — сухо перебил его я.

«Потому что вы подчинили себе резервы собственной души, а демоны и Энма сразу почувствовали это. И я ощутил. Я всегда знал, что вы сильны, однако не ожидал, что настолько! В вас океан энергии! Цунами, тайфун! Термоядерная реакция! А всё потому, что внутри вас скрыта частица первозданного Хаоса».

— Ты это о чём? — с подозрением поинтересовался я.

«Сейчас объясню, — важно пояснил талисман. — Внутри вас скрыт атом первичной субстанции, из которой создавался мир. Кто-то поместил её в ваше тело до рождения. Это очень сложная магическая манипуляция. Без книги О-кунинуси точно не обошлось. Тот, кто вас создал, был гением. Вы только не обижайтесь, хозяин, но, похоже, вы — искусственное творение. Дитя людей и Хаоса, уникальное сочетание, тонкая грань света и тьмы. Сегодня вам удалось пробудить вашу истинную силу, и она сняла блок, удерживающий мои способности».

— Кто меня создал? — я даже не скрывал скепсиса в голосе.

«Если попросите, я поищу для вас эту информацию».

— Действуй.

«Это займёт много времени».

— Я подожду. А пока ответь: как вернуться обратно в мой мир?

«Портал, через который мы попали сюда, больше не действует. Мы воспользуемся входом с Хоккайдо, о котором у меня есть данные, и через замок Несотворённой Тьмы вернёмся в Токио, откуда вы родом».

— Лилиан Эшфорд не позволит нам этого сделать.

«У неё не будет выбора. Мы противопоставим Оку вашу пробуждённую энергию. Я бы всё-таки предложил вам объединить сознание с Цузуки-сан. Тогда Око станет для вас не опаснее детской погремушки, сколько бы душ ни похитила леди Эшфорд».

— И как произойдёт «объединение сознаний»?

«Вы заберёте магический потенциал Цузуки, вскрыв его ду…»

— Приказываю больше к этой теме не возвращаться. Никогда и ни при каких обстоятельствах.

«Как скажете».

— Ты теперь так редко возражаешь. Значит, говоришь, стал сильнее?

«Намного, хозяин».

— Стало быть, можешь сказать, кто такая Лилиан Эшфорд?

Амулет печально вздохнул: «Хотел бы я помочь вам, но эта женщина давно уничтожила информацию о себе. Неизвестно, какие данные были на месте отсутствующих, могу сказать одно: первая фальсификация сведений с помощью парного амулета имела место в сентябре одна тысяча девятисотого года при покупке билетов на пароход, идущий из Токио в Лондон, а первое ощутимое проявление силы Ока относится к августу одна тысяча девятисотого года. Район Суццу».

— Что произошло в Суццу?

«Поселение выгорело дотла в августе 1900 года».

— Сначала выгорает посёлок, а спустя месяц кто-то пользуется силой Ока, чтобы инкогнито выбраться из Японии в Англию?

«Примерно так».

— Перемести меня к Ватари-сан.

Я в самом деле получил приятные бонусы. Исполнение приказов ускорилось, а их диапазон расширился. Только вот страшно подумать — не за счёт ли энергии Асато-сан я действую? С этим амулетом ни в чём нельзя быть уверенным, особенно если учесть, что рубин дважды предложил мне избавиться от духа-хранителя.

Через несколько секунд я обнаружил, что стою посреди лаборатории, а Ватари, Микако, Хисока и Рэндзи разглядывают меня, словно студенты-первокурсники очухавшуюся после удара током подопытную крысу.

— Вот это да! — восхитился Ватари. — А мы сидели и гадали, каким ещё заклинанием из книги О-кунинуси воспользоваться, чтобы вас найти?

— Как долго я отсутствовал?

— Два часа. Мы успели здорово за вас поволноваться.

Я засомневался насчёт обобщения Ютаки-сан, учитывая состав присутствующих, однако сделал вид, будто поверил. Ватари пытался вести себя естественно, но его взгляд выдавал нешуточное волнение. Это были глаза врача, пытающегося поставить диагноз пациенту.

— С вами всё в порядке, Мураки-сан?

— Вполне, — я приблизился к свободному креслу и удобно устроился в нём. — Собственно, я пришёл попрощаться.

Хисока вскочил с места, но тут же, не сказав ни слова, уселся обратно.

— Попрощаться? — обеспокоился Ватари. — Вы куда-то торопитесь?

— Я узнал, как можно вернуться в мой мир, и выяснил, где достать вторую книгу О-кунинуси. Мне незачем задерживаться.

— Замечательно, — Ютака-сан явно растерялся.

— Расскажите, где вы были? — не выдержала Микако. — Мы с Ватари-сан видели, как вас окутала чёрная тень, и вы пропали!

Я усмехнулся.

— Вот, значит, как всё выглядело со стороны. А мне тем временем довелось пообщаться с Повелителем Мэйфу.

— Вы находились у Энмы-Дай-О-сама?! — в один голос воскликнули Ватари и Хисока.

— Меня похитил его слуга. Энма пытался нейтрализовать амулет, но вышло так, что, защищая меня, рубин обрёл новую силу. Не беспокойтесь, больше никто не справится со мной так легко, как раньше.

Об остальном я предпочёл умолчать. Во-первых, до сих пор непонятно, что именно со мной произошло во время сражения, во-вторых, не стоит давать Куросаки-кун лишний повод волноваться за судьбу напарника. Паренёк и так смотрел на меня, словно подозревал в совершении всех смертных грехов.

— Здорово, — с облегчением выдохнул Ватари. — Я рад слышать, что вы стали сильнее. Если бы Энма-Дай-О-сама захватил амулет, ещё неизвестно, как бы он распорядился жизнью Цузуки.

«Вашего Повелителя волнует только власть над миром и ничего больше», — собирался сказать я, но передумал. Нет смыслаозвучивать очевидное.

— Значит, вы возвращаетесь, — Ватари поправил очки, стараясь не показывать волнения. — И как скоро?

— Немедленно.

— Тогда, — доктор порылся у себя в столе и протянул мне чёрную пластмассовую коробочку. — Возьмите. Это минипередатчик. Он должен работать даже сквозь время и пространство. По крайней мере, я так планировал, когда создавал его. Берите. Вдруг у вас получится связаться с нами?

Я положил подарок Ватари в карман пиджака и поблагодарил учёного.

— Мураки-сан! — Микако вскочила с места и порывисто обняла меня за шею. — Я так вам благодарна за спасение Рэн-кун!

— Берегите себя. И не попадайтесь больше в плен к демонам.

— Не попадёмся! Теперь Ватари-сан защищает нас. А вам ещё столько всего предстоит… Поэтому я решила, что книга О-кунинуси должна остаться у вас, — и молодая женщина протянула мне свой серебряный браслет. — Я не настолько умна, как лорд Эшфорд, поэтому поставила совсем простую защиту: в книгу украшение превращается при прочтении молитвы святого Франциска о мире, а обратно при произнесении вслух имени Рэндзи.

Я в свою очередь привлёк к себе Каэдэ-сан и с благодарностью поцеловал в щёку.

— Спасибо.

Микако смутилась и отошла в сторону. Рэндзи неожиданно приблизился ко мне.

— Как я понял из слов Ватари-сан, тебе скоро придётся защищать Землю от моей безумной «мамочки»?

— Придётся.

— Будь осторожен. Эта женщина лжива, коварна и безжалостна. Она предаст любого ради своей цели. Нельзя верить ни единому её слову.

— Я в курсе.

— Прости, что ничем не могу помочь. Она редко общалась со мной. Я знаю о ней не намного больше вас всех.

— Ничего, разберусь.

Последним подошёл Хисока. Сначала он обратился к Ватари, спросив, нельзя ли ему отправиться со мной, на что получил отрицательный ответ.

— Бон, прости, — пояснил свою позицию Ватари. — Я понятия не имел, создавая машину времени, что мир расколется надвое. На альтернативной Земле и без того оказались души, которых там быть не должно. Ещё один путешественник необратимо нарушит равновесие, и миры погибнут. Они и так на грани.

— Но ведь Цузуки …

— Слишком опасно! Правда, бон, я не преувеличиваю. Лучше тебе остаться здесь.

Хисока побледнел, но не стал больше упрашивать Ватари. Потом его пасмурный взгляд обратился ко мне. Куросаки-кун долго всматривался в моё лицо. Наконец, вымолвил:

— Я об одном прошу: сдержите слово.

— Клясться не стану, ведь с вашей точки зрения, моим клятвам всё равно веры нет. Но можете не сомневаться: если я принял решение, то выполню его наперекор богам и демонам.

Хисока задумался, потом кивнул.

— Да, вы такой. Прощайте.

И, более не глядя ни на кого, покинул комнату.

— Послушайте, Мураки-сан, — снова повернулся ко мне Ватари, — свяжитесь со мной сразу по прибытии в Токио. Во-первых, мне крайне любопытно, заработает ли передатчик. Во-вторых, вам наверняка потребуется помощь, учитывая, что предстоит сделать.

— Свяжусь, — пообещал я, а затем, ещё раз коротко попрощавшись со всеми, обратился к амулету с просьбой переместить меня к порталу.

В следующее мгновение я оказался на склоне горы, заросшей клёнами и соснами, где среди пожелтевшей травы темнел наполовину заваленный вход в тоннель.

«Мы на Хоккайдо, несколькими километрами южнее Саппоро, — прокомментировал амулет. — Неподалёку от вершины Тарумаэ».

— Неподалёку от кальдеры вулкана, хочешь сказать? — уточнил я.

«Да, но вы не беспокойтесь, хозяин».

— Конечно, я совершенно спокоен. Зачем волноваться? Вулкан ведь не активен уже в течение многих лет.

«Верно. Однако я не телепортировал вас внутрь, поскольку опасался обрушения тоннеля. Его выкопали более ста лет назад, и он никогда не реставрировался. Надо спускаться осторожно, не то вы рискуете оказаться погребённым под землёй. Конечно, я сумею вас спасти, но лучше не искушать судьбу».

— И почему в последнее время мне постоянно приходится лазать по заброшенным подземельям? — поинтересовался я, протискиваясь внутрь.

В тоннеле, как и следовало ожидать, было темно, пахло сыростью и прелой листвой.

«Идите прямо, хозяин. Через сто метров будет поворот. Сделайте десять шагов, остановитесь и положите меня на землю».

Согнувшись в три погибели, спотыкаясь нас каждом шагу о корни, влипая лицом в паутину, я прошёл упомянутое расстояние и упёрся лбом в плотный земляной завал.

— Тупик, — констатировал я, ощупывая пространство вокруг.

Поворота не наблюдалось.

«Ищите боковое ответвление», — настаивал амулет.

Тоннель осветился бледно-розовым светом, и я увидел искомый поворот направо.

— Давно пора было указать дорогу! — возмутился я.

— Вы не просили.

— Это было очевидно.

— Нет.

— Выброшу, — предупредил я.

Кристалл отреагировал на моё замечание легкомысленным хихиканьем. Разумеется, он отлично знал, что я так не поступлю, и пользовался своим преимуществом.

Пройдя десять шагов, я опустил рубин на землю. В тот же миг свет, излучаемый амулетом, стал ярче, стены и потолок тоннеля растворились на моих глазах, а на их месте проступили очертания семиугольного зала, в центре которого располагался постамент с фигуркой дракона.

«Кладите меня в углубление, — подсказал амулет. — Скорее!»

Я собрался выполнить эту рекомендацию, как вдруг услышал едва различимый шорох. Мой взгляд метнулся в сторону, и я увидел прижавшегося к стене мужчину лет сорока пяти, одетого в европейский костюм, вышедший из моды полвека назад.

— Прошу, спасите Аюми-тян, — глухо выдавил он.

Я с любопытством оглядел этого человека с ног до головы.

— Кто вы?

— Грешник, обречённый на вечное одиночество.

— Как вас зовут?

Мужчина присел на корточки и начал раскачиваться взад и вперёд, обхватив голову руками.

— Аюми-тян должна жить! Пообещайте, что она будет жить!

— Посмотрите на меня. Вы слышите?!

Никакой реакции.

Я подошёл ближе, приподнял его лицо за подбородок и стал внимательно вглядываться. Мужчина был кареглазым, темноволосым и довольно симпатичным, несмотря на свой далеко не юный возраст и усталость.

— Кто такая Аюми?

Не ответив ничего по существу, мужчина вдруг заговорил, словно захмелевший бард, вспомнивший старую легенду:

— Там, где даси*** летают меж двух заливов, жила когда-то прекрасная Аюми. Однажды явился в те края мужчина, которого прозвали демоном лишь оттого, что выглядел он чуть иначе, нежели другие. Как только Аюми-тян знакомым юношам предпочла странного чужака, друзья и родственники отдалились от девушки. Никто и знаться не желал с ней и её избранником. А влюблённые были счастливы, не ведая, какие небылицы сочиняют за их спиной, как их ненавидят и боятся. Найдя заброшенный дом, эти двое поселились там. Им так немного нужно было для счастья: простая еда, солнце поутру, крыша над головой. Но постепенно тучи сгущались над ними. Сначала молодых наотрез отказался связать узами брака местный священник, хотя влюблённые его об этом умоляли. А потом святой отец стал распространять слухи о том, что молодая пара живёт во грехе и общается с тёмными силами. Через полтора года настали трудные времена. Природа ополчилась на людей, послав им многочисленные испытания. Разверзлись небеса, исторгая ливни не по сезону, переполнились реки, взбунтовалось море. Многих жителей поразили тяжёлые болезни, и решили они, что во всём виновны «демон» и «ведьма», живущие поблизости. Несколько человек пробрались ночью в дом влюблённой пары, решив покончить с молодыми. Главы семьи дома не оказалось. Он уехал на заработки. И тогда в жертву негодующей толпе были принесены Аюми и её первенец. Вернувшись домой на следующее утро и увидев случившееся, мужчина очерствел сердцем. В тот день он действительно стал демоном и убил многих. Отныне этот грешник каждый день плачет о возлюбленной жене и потерянном сыне. Пронзите ему сердце, освободите его! Но, увы, не может он умереть…

«Надо забрать этого человека в Токио, — мысленно обратился я к амулету. — Ему нужна квалифицированная помощь. А в случае выздоровления, из него можно будет вытянуть полезную информацию».

«Ни в коем случае! — воспротивился рубин. — Он — пленник Ока. А обезумел потому, что некогда отдал свои воспоминания или их большую часть в обмен на силу!»

«А если это Коноэ Кэндзиро, пропавший в 1945 году?»

«Всё возможно. Но вы не представляете, какие последствия нас ждут, если мы вытащим его в реальный мир, не разорвав заключённого контракта с Оком! Разрушится замок Несотворённой Тьмы, пропадёт точка соединения миров, и обе Земли рассыплются в прах. Хозяин, уходите! У нас мало времени».

В последний раз с сожалением оглянувшись на странного мужчину, я положил амулет в углубление на постаменте.

— Спасите Аюми…

Меня поглотила воронка телепортации.

На сей раз я обнаружил себя стоящим посреди парка Сиба в разгар солнечного дня. Лепестки сакуры щедро осыпали сидящих под деревьями посетителей. Окружающий пейзаж наводил на мысли о том, что пока я мотался по мирам, до праздника мацури, конечно, дело не дошло, но до о-ханами — вполне.

Моё появление под сакурой возле одной из групп празднующих вызвало молчаливый шок у пятерых взрослых. Напряжённую атмосферу разрядило радостное восклицание трёхлетней малышки в оранжевом кимоно. Девочка указала на меня крохотным пальчиком и рассмеялась, обращаясь к одной из молодых женщин, сидящей рядом:

— Мама, смотри! Дядя — волшебник!

Взрослые были так поражены, что даже ничего не ответили ей.

— Иллюзионистом подрабатываю, — пояснил я, убирая ногу с чужого коврика, — правда, до Копперфильда мне далеко. Простите за вторжение, — и, поклонившись родителям девочки, я ретировался.

Как и следовало ожидать, «Тойоты Аристо» там, где я её оставил, не оказалось. Пылится на штрафной стоянке или передана в собственность префектуры за невостребованностью.

Погоревав о судьбе недавно приобретённого автомобиля, я отправился на ближайшую остановку. Автобус не заставил себя долго ждать, и через полчаса я прибыл в Сибуйя.

Я приготовился увидеть в доме очевидные признаки запустения, а у входа — объявление о том, что, дескать, этот человек пропал без вести, просьба тем, у кого есть сведения, сообщить в полицию, но был удивлён полным отсутствием того и другого. «Тойота», к величайшему моему изумлению, обнаружилась в гараже. Целая и невредимая.

Неоплаченных счетов, штрафных талонов, просроченных извещений ни в холле, ни в почтовом ящике не наблюдалось. Все предметы в гостиной стояли на своих местах, ковёр был тщательно вычищен, паркет навощён до блеска. Я поднялся на второй этаж. В спальнях, библиотеке, рабочем кабинете вещи лежали именно там, где я их и оставил. Несмотря на это, меня преследовало тягостное впечатление, будто в доме в моё отсутствие кто-то жил.

Утешив себя мыслью о том, что после всех моих злоключений лёгкий приступ параноидной психопатии неизбежен, я с удовольствием выкурил сигарету, поставил мобильный на зарядку, принял душ и переоделся, после чего отправился в клинику.

Там-то точно меня хватились. Надо придумать убедительную причину столь длительного отсутствия. Интересно, какой сегодня день?

Я включил радио в салоне автомобиля и, отрегулировав громкость, приготовился слушать новости. Вскоре выяснилось, что в ближайшие сутки ничего из ряда вон выходящего не произошло. Нечто печальное случилось раньше. Полиция продолжала искать троих без вести пропавших девушек-студенток, уехавших в Киото в марте, но так и не вернувшихся в институт к началу занятий. Я снова подавил в себе дурное предчувствие и продолжал слушать. Через пятнадцать минут мне сообщили сегодняшнюю дату — четвёртое апреля.

Отлично. Меня не было ровно три месяца и три дня. И как мне теперь оправдываться перед пациентами? Я пропустил огромное количество операций, наплевал на свои обязанности…

Припарковавшись на стоянке, я вышел из машины и направился ко входу в клинику.

Недавно принятая на работу милая и предупредительная Хаясе-сан, сидевшая за стойкой регистратуры, подняла голову и заулыбалась.

— Мураки-сенсей, как хорошо, что вы приехали! У Кикути-сан наблюдается резкое ухудшение состояния. Мы пытались дозвониться до вас, но телефон не отвечал. Нисида-сан говорит, пациентке потребуется срочная операция. Подозрение на разрыв аорты. Пожалуйста, поднимитесь в её палату! — вдруг девушка пригляделась ко мне внимательнее и остолбенела, как те взрослые в парке Сиба.

— В чём дело? — поинтересовался я.

— Ваш глаз, — Хаясе-сан старалась деликатно отвернуться, однако любопытство не давало ей покоя, и она снова взглянула на меня.

— Что не так с моим глазом?

Кажется, я уже догадывался, каким будет ответ. И по большей части не ошибся.

— Наоборот, с ним полный порядок! — горячо уверила меня медсестра. — Выходит, трансплантация глазного яблока и ускоренная регенерация тканей возможна? Вам восстановили полноценное зрение за сутки, даже шрамов не заметно. Как я рада, сенсей!

— Я тоже, — одарив Хаясе-сан самой очаровательной улыбкой, я направился к лифту, стараясь сдерживать гнев.

Похоже, сэр Артур Эшфорд, воспользовавшись моим отсутствием, жил у меня в доме, ходил на мою работу и, возможно, спал с моими женщинами.

Какой цинизм. Пусть только попробует заявиться ко мне снова. Демон он или маньяк, но в полицию я его непременно сдам.

А сейчас надо срочно узнать от кого-нибудь из персонала, где находится палата Кикути-сан. И я отправился в кабинет помощника главного врача.

У Кикути-сан в самом деле оказался разрыв аорты. Оперативное вмешательство осложнялось сахарным диабетом и сердечной недостаточностью пациентки, но в итоге мои многочасовые старания увенчались успехом. У женщины появились неплохие шансы выжить.

Я вернулся домой в половине второго ночи, сбросил ботинки у входа, дополз до гостиной и тяжело повалился на диван, мечтая только о сне. Но и этому желанию не суждено было сбыться. Стоило мне поудобнее устроить голову на подушке, как на фоне окна тенью мелькнул мужской силуэт, и не успел я в полудрёме задуматься о странности происходящего, как две сильные руки вдавили мои плечи в диван, и незваный гость впился в мои губы жадным поцелуем.

— Как я соскучился, — прошептал мне на ухо знакомый голос, и я ощутил аромат дорогого одеколона с горьковатой древесной нотой. — Знаю, я дал слово оставаться в Киото и не отсвечивать, но не стерпел. Третья неделя воздержания — это слишком. Я так сдохну или свихнусь! Только о тебе целыми сутками думаю.

— Извольте слезть с меня, — спокойно отозвался я в ответ на страстное признание, — и объяснить, кто вы такой и что делаете в моём доме?

Давление на плечи ослабело. Гость был явно обескуражен столь нелюбезным приёмом. Я услышал удаляющиеся шаги, щёлкнул выключатель, и настала моя очередь замереть от изумления.

Посреди моей гостиной в тёмно-сером костюме стоял Ория Мибу. Как прежде, стройный и обаятельный.

— Слушай, Мураки, прости за прямолинейность, но ты хам, — заявил он. — Сначала приезжаешь в «Ко Каку Ро» после того, как десять лет не писал и не звонил, а потом, когда я, как последний идиот, соглашаюсь на твоё предложение реанимировать нашу почившую в бозе дружбу, оставляешь мне наутро подарочек в виде трупа, подпирающего токонома. Уже забыл, поди?

— С памятью у меня проблемы в последнее время, — сдержанно проговорил я, отчётливо понимая, что сейчас услышу интереснейший отчёт о похождениях моего двойника, — поэтому расскажи до конца о том, какой я мерзавец. У тебя здорово получается.

— Я, между прочим, пытался до тебя дозвониться, а ты не отвечал, и всё, что мне оставалось — спрятать концы в воду. Через неделю ты появился снова, и, заметь, о бездыханном теле тебе никто не поминал. Далее ты всю ночь воплощал самые мои смелые мечтания, даже те, о которых я сам не догадывался, а под утро внезапно заявил, что наши отношения должны оставаться в тайне. Я, по твоим словам, не имел права соваться в Сибуйя. Через пару недель у меня в гостинице обнаружился следующий жмурик. А около месяца назад ты вообще притащил трёх исполосованных девчонок. Я ждал твоего возвращения, но в итоге решил приехать и узнать, что у тебя за проблемы? Откуда такая куча мёртвых тел и как долго я буду вынужден их прятать?

Я ощутил, что медленно погружаюсь в онейроидное состояние сознание.

— Ория, скажи честно: насчёт трупов — это была шутка?

— Отнюдь. Они настоящие. И все на твоей совести! Да не переживай, — смягчился он вдруг, — их не найдут. Однако я пришёл попросить тебя: завязывай с мокрухой. Не твой профиль. Кстати, — добавил он, присаживаясь на край дивана и заботливо отводя с моего лица одну из прядей волос, которые за эти дни наверняка поседели, просто я ещё не успел заметить. — А что у тебя с глазом?

Как и следовало ожидать, впутанный лордом Эшфордом во все тяжкие Ория Мибу жаждал знать правду. Моему приятелю невозможно было солгать по той простой причине, что он слишком хорошо знал меня, а теперь и сэра Артура тоже.

Я уселся на диване и выпрямился. Тело упорно пыталось принять горизонтальное положение, но я собрался с силами и пересказал самое существенное. Разумеется, Ория отнёсся к моим словам скептически, но быстро уверовал после «влипания в амулет», которое недавно испытал на себе Куросаки-кун.

— Это магия! — ошеломлённо воскликнул Мибу после того, как его рука снова оказалась на свободе. — Настоящая!

— Точно, — подтвердил я.

— Выходит, — подытожил мой друг после короткого размышления, — тебе придётся спасать Землю, а я в течение трёх месяцев спал с маньяком?

Лаконичнее суть наших проблем обозначить было невозможно.

— Миллиард неприкаянных китайцев-призраков! — выругался Ория. — А ведь Укё-тян меня предупреждала, что это не ты! А я не верил!

— Укё догадалась? — обрадовался я.

— А я купился, как болван, — погрузился в пучину самоистязаний мой друг.

— Кстати, как дела в семье Сакурайджи? Ты был у них? — переводя разговор на другую тему, я честно пытался отвлечь своего вновь обретённого приятеля от горьких воспоминаний. — Я обещал заехать к ним в гости, но в связи с последними событиями не успел.

— Поверь, Укё-тян тебе позвонит. У неё в последнее время появилась какая-то особая способность. Твоя подруга многое знает о происходящем вдали от неё, причём это не похоже на ясновидение. Такое впечатление, что ей кто-то докладывает о событиях, особенно о тех, которые касаются тебя, — поделился со мной Ория, но тут же снова замахнулся кулаком в пустое пространство. — И всё-таки я найду этого психа и прикончу! Он обманул меня!

— Не забывай, он демон. Полагаю, убить его не получится до дня Апокалипсиса. А если и убьёшь, то совершенно неизвестно, как его смерть отразится на мне. Мы же двойники.

— Верно. А ты точно знаешь, когда наступит Апокалипсис? — заинтересовался Мибу. — Ты вроде говорил, Ватари-сан показал тебе свои расчёты, однако нет гарантии их правильности?

— За этим я и собираюсь потребовать у амулета копию «Жизнеописания миров», — признался я. — Но не сейчас. Слишком устал после перемещений по мирам.

— Прости, — Ория наконец заметил, в каком я нахожусь состоянии. — Тебе надо отдохнуть. Но я не уйду! Вдруг этот маньяк вернётся и нападёт на тебя?

— Не беспокойся. Мою жизнь охраняет амулет.

— И Цузуки-сан, — добавил вдруг Ория. — А как выглядит твой дух-хранитель?

— Как обычный человек.

— Никогда не встречал синигами. Призраки — другое дело. Ими кишит вся принадлежащая мне гостиница, но Боги Смерти … Нет, ни разу!

— Они ничем не отличаются от людей. Пока синигами на твоих глазах не регенерирует или не телепортируется, ты ни за что не догадаешься, кто он.

Ория вдруг коварно улыбнулся.

— Твой хранитель очень дорог тебе.

— С чего ты взял? — я старался казаться безразличным, но у меня плохо получалось.

— Когда ты говоришь о нём, твоё лицо неуловимо меняется. Впрочем, если бы я не знал тебя хорошо, то не заметил бы.

— Каким образом ты пробрался сюда? — полюбопытствовал я, лишь бы уйти от опасной темы.

— Да разве трудно выяснить, где проживает самый известный в Японии хирург? — усмехнулся Ория.

— Допустим. Но дом защищён сигнализацией!

— А, игрушка для малолеток. Её обезвредить ничего не стоит. Пять минут — и всё в ажуре. Да и замок на двери у тебя простой. Вскрывается куском проволоки. Мне, например, даже отмычка не понадобилась.

— Вот как?!

— Ладно, не сердись. Спи.

Он вышел из гостиной, погасив за собой свет. В ту же секунду мой мозг сдался и отключился от усталости.

Проснулся я в десять утра от умопомрачительного запаха яичницы с беконом. Больших трудов стоило размять затекшую шею и выпрямиться, но через пять минут дело пошло на лад. Я принял душ, привёл себя в порядок и явился в столовую. Там вовсю хозяйничал Ория, сервируя стол к завтраку.

— С добрым утром, — поприветствовал он меня. — Садись.

Не заставляя себя долго уговаривать, я уселся за стол и начал с жадностью поглощать всё, приготовленное им. Было такое ощущение, будто я не ел целую вечность или в меня вселился дух тролля.

Ория смеялся, наблюдая за процессом, и подзадоривал:

— А вот здесь роллы с копчёным угрём, икрой и лососем. А тут — нежнейшие гребешки! Бекон рекламировать не стану, сам чувствуешь. Вкусно?

Я кивнул, опустошая тарелку с неприличной скоростью, что обычно было мне несвойственно.

— Так мы останемся друзьями или продолжим прежние отношения? — вроде бы в шутку спросил Мибу.

— Первый вариант, — невнятно промычал я, заглатывая последний кусок яичницы.

— Даже несмотря на мои кулинарные таланты? — совершенно непонятно было, расстроен он ответом или нет.

— Они вызывают восхищение, — не мог не согласиться я. — Но глагол «продолжить» предполагает ответственность, на которую я никогда не решусь.

— А Укё-тян? — нахмурился Ория.

— Мы с ней всё обсудили много лет назад, и изменений не предвидится. Если она придёт и скажет: «Кадзу-кун, я люблю другого», то я немедленно разорву помолвку и не буду препятствовать ей. Но пока ещё Укё не сказала ничего подобного, поэтому между нами всё останется по-прежнему.

Ория постучал костяшками пальцев по краю стола. Внимательно посмотрел на меня.

— Надеюсь, ты не пожалеешь о своём решении. В любом случае, — мой приятель снова улыбнулся, — друзьями мы останемся, и на мою помощь ты всегда можешь рассчитывать. Захочешь — звони. Я оставил записку с номером телефона на столике, а мне пора возвращаться в Киото. Рад был тебя снова увидеть!

Оставшись один, я вдруг догадался, что много лет назад проглядел нечто важное. Впрочем, всё равно я бы не смог сейчас предложить ему ничего, кроме взаимной поддержки.

Внезапно зазвонил мобильный. Я нажал кнопку «ответить» и услышал в трубке всхлипывающий от счастья женский голос:

— Кадзу-кун! Это ты?! Ты здоров?!

— Да, со мной всё хорошо.

— Я так рада! Наконец-то… Я скучала по тебе!

И Укё расплакалась.

— Прости, красавица. Я пропустил Новый год, опоздал на цветение сакуры, но у меня была уважительная причина. Обещаю, как только мы встретимся, ты всё узнаешь. Хотя, возможно, многому не поверишь…

— Не надо, я знаю больше, чем ты думаешь!

— От Ории? — я поразился скорости, с которой Мибу успел передать важную информацию моей невесте.

— Нет.

— От кого же?

— Не важно… Слушай, я звоню, чтобы предупредить: будь осторожен. Ты сделал один верный шаг, но второй может стать ошибочным. Не слушай никого, кроме самого себя, иначе проиграешь. Очень многие хотят, чтобы ты потерпел поражение. Слышишь?

Я удивлённо замер на месте.

— И кто сказал тебе всё это?

— Мой друг, который просил, чтобы я никому не раскрывала его имени. Я через неделю приеду. Береги себя! — и она повесила трубку.

Я положил телефон на столик. Итак, Ория и Укё теперь тоже косвенно втянуты в эту историю.

В любом случае следующим моим шагом должно стать получение книги с информацией о дне Апокалипсиса. Так я и поступил. Закрывшись в спальне и взяв амулет в руки, я потребовал выполнение обещанного.

К величайшему удивлению, амулет не стал отказываться или оттягивать время. Через минуту у меня на столе лежал старинный фолиант, очень похожий на тот, который с трудом добыла Каэдэ-сан. Среди тысяч легенд о жизни миров, о древних звёздах и межгалактических войнах я в течение пяти суток с перерывами на сон и еду искал сведения о том, как высчитать день Апокалипсиса.

И нашёл. А заодно узнал многое другое. Оказывается, Тацуми-сан не солгал. Амулет синигами возрождался дважды в предыдущих столетиях, раньше, чем пробудилось Око, но оба раза талисманы были уничтожены по вине их владельцев. Первый хозяин потребовал бессмертия, разрушив тем самым душу хранителя. Второй пожелал, чтобы магический кристалл после его смерти больше не принадлежал никому. И умер в возрасте ста пятнадцати лет от естественных причин. Око в те времена не пробудилось, сражаться было не с кем. О власти над Землёй тот человек и не мечтал.

А если бы и мечтал, не вышло бы у него заполучить в собственность планету. Воспользоваться абсолютным амулетом для изменения Земли, можно было лишь в случае, если между сто девяносто девятым и девяносто девятым днём до начала нового тысячелетия наступило бы полное солнечное затмение, и к этому моменту сила амулета была бы максимально раскрыта.

Стало быть, Ватари-сан оказался прав. День, которого так ждала Лилиан Эшфорд, совпадал с двадцать первым затмением сто сорок пятого Сароса****. Согласно данным астрономов, 11 августа 1999 года должно было произойти полное солнечное затмение с наилучшей видимостью в Румынии, Великобритании и Франции. Если Эшфорд-сан не удастся провернуть свои тёмные дела в этот день, следующий шанс у неё появится даже не в 2999 году, а гораздо позже. Для столь отдалённых дат невозможно произвести астрономические расчёты, следовательно, Лилиан Эшфорд изо всех сил будет стараться заполучить власть над Землёй именно в следующем году.

Учитывая, сколько десятилетий она трепетно ждала этого знаменательного события, для неё оставшийся год с небольшим был сущим пустяком. Вот потому она и говорила, что желанная дата близка. В этом она не слукавила.

Обманула в другом: амулеты отнюдь не питались душами людей, и убийства не являлись необходимым условием раскрытия их силы. Проблема в том, что Око, судя по всему, давно превратилось в тёмный амулет, а мой рубин балансировал на грани. Таким его создали боги. Амулет синигами являлся точкой пересечения света и тьмы, заключая в себе и то, и другое. Лилиан пыталась поспособствовать тому, чтобы он соскользнул во тьму вместе со мной.

Согласно данным «Жизнеописания миров», абсолютные амулеты отражали сознание владельца, показывали, словно в зеркале, его потаённые желания, и если владелец принимал решение потакать инстинктам, то камень всегда рад был помочь. Связь амулета и души владельца с годами укреплялась. Если хозяин не пытался овладеть талисманом, тогда кристалл начинал внедрять в душу своего господина то, что считал важным и правильным. И чаще всего это были отнюдь не благие устремления. Именно поэтому тёмная сторона так часто побеждала, и величайшие «чакравартины»***** прошлого заканчивали разрушением миров.

Мой рубин, ничем не отличаясь от своих предшественников, показывал наиболее эффективный путь завоевания Земли. Кто знает, возможно, в моём подсознании действительно таилось подобное стремление? Но я в конечном итоге должен был выбирать тьму либо свет.

В книге утверждалось, если хозяин собирался подчинить себе амулет синигами по принципу света, то должен был усилить светлую сторону своей души и гармонизировать свои эмоции с духом-хранителем. Как это сделать, к величайшему моему разочарованию, не рассказывалось. В случае превращения амулета синигами в талисман света, его владелец однозначно выступил бы как противоположная сторона по отношению к Демоническому Оку в день обновления Земли. Сражение между владельцами талисманов становилось неизбежным.

Второй возможностью было подчинить амулет по принципу тьмы. В этом случае его хозяин был обречён убивать с ещё большей одержимостью, чем владелец Ока, стать сильнее, накопив энергию, высвобожденную душами невинных жертв, а затем уничтожить Око.

Я мог объединиться с Лилиан, превратившись в её союзника, поделить сферы влияния на Земле после одиннадцатого августа. Либо не предпринимать ничего, раскрыть полную силу амулета и остаться нейтральным наблюдателем, позволив леди Эшфорд творить всё, что ей заблагорассудится. Моя жизнь, благодаря рубину, в любом случае осталась бы неприкосновенна и после так называемого «конца света».

Однако я не собирался отсиживаться. И не видел смысла становиться императором мира. Мне необходимо было освободить душу Асато-сан. А для этого, если судить по тексту книги, я должен был в день полного солнечного затмения найти точку, где пять стихий сходятся воедино.

Я задумался. Интересно, что подразумевается под пятой стихией? Вопрос с четырьмя решить проще, но от меня требовалось найти именно пять.

Распечатав карту северного полушария и прочертив линию, по которой должна была пройти тень от луны, я, отбрасывая разные варианты, наконец, выбрал подходящую под нужные параметры точку. Этим местом, по моему мнению, являлся болгарский маяк Шабла, расположенный на границе с Румынией в шестидесяти шести километрах от Варны.

Оказаться там в день полного затмения меня не затруднит, но что за пятая стихия должна присутствовать?

В книге об этом говорилось весьма туманно: «То, что станет пятой ипостасью, скрыто. Разум и сердце подскажут, где искать её». И всё.

Интересно, Тацуми-сан, придя ко мне и высказав намерение выкупить амулет, уже решил эту головоломную загадку? За пять лет наблюдений наверняка решил. Какого же я свалял дурака, не оставив себе номер его телефона! Сейчас бы обменялись полезной информацией. Но тогда в Гинзе я был изрядно раздражён, и, мне казалось, в нашем дальнейшем общении нет смысла…

Открыв окно, я выкурил подряд несколько сигарет. Никаких версий. Рубин спрашивать бесполезно. Он постоянно ссылается на «Жизнеописание миров», как на истину в последней инстанции.

И тут я вспомнил, что за всеми этими происшествиями забыл о передатчике. Взяв в руку прибор, подаренный Ватари-сан, я нажал на единственную имевшуюся на его поверхности кнопку и стал ждать. Вначале до меня доносился только тонкий писк, шум и потрескивание. Вдруг из глубин передатчика раздался тихий, перемежаемый помехами голос Ютаки.

— Мураки-сан?

— Он самый.

— Работает!!! — завопил мой собеседник. — Он работает!!! Погодите, — перебил он сам себя, — как вы там?! Говорите, неизвестно, как долго продержится связь!

Следуя пожеланию Ютаки, я в нескольких фразах передал суть случившегося. Рассказал о том, что на три месяца меня здесь подменил лорд Эшфорд, совершивший несколько убийств, но сейчас его и след простыл. Потом я сообщил, что «Жизнеописание миров» у меня в руках, и, судя по всему, рассчитанная дата Апокалипсиса верна. Попросил доктора подумать над тем, что могло бы выступить в роли пятой стихии. Ютака обещал поразмыслить и вдруг, спохватившись, добавил, что Хисока всё-таки нашёл кое-что интересное из истории Дарема.

— В одном журнале почти вековой давности, — заговорил Ватари, — рассказывалось нечто любопытное, но это подавалось не как достоверный факт, а как старый миф или легенда. Оказывается, в XII веке на берегу реки Уир был выстроен замок, где жила семья герцогов Эшфордов, ведущих свой род едва ли не от Вильгельма Завоевателя, однако жители замка, включая слуг, в один не прекрасный день пропали. Большую часть горничных и лакеев нашли позже в реке убитыми и обезображенными. Остальная прислуга сгинула навсегда. Среди нескольких без вести пропавших называли дворецкого и экономку. Сами господа тоже бесследно испарились. Ходили слухи, что и прислуга, и герцоги поклонялись демонам. А их души и тела забрал нечистый во время одного из обрядов поклонения. Замок долгие века стоял пустым. Официально всё это время он находился в собственности местного епископа, как и часть оборонительных укреплений города. Поговаривали, что в бывшем жилище герцогов водятся призраки, которые убивают каждого, кто посмеет войти в замок. В январе одна тысяча девятьсот первого года из-за границы прибыл человек, который назвался потомком семьи Эшфорд. Он предъявил документы, подтверждающие его происхождение, выкупил замок у местных властей, но жить там не стал, а построил поблизости дом для себя и дочери …

Больше Ватари-сан сказать ничего не успел. Связь оборвалась. Я пытался снова установить её, но мне этого сделать не удалось.

В последующие дни передатчик молчал. Многочисленные попытки снова связаться с Ватари-сан не дали результата. Шестого и девятого апреля я провёл две операции по поводу аденомы гипофиза и менингиомы******, перепоручив дальнейшее ведение пациентов Нисида-сан.

Десятого апреля состоялось историческое общение с родителями по телефону. Я узнал о том, что недавно был с ними весьма непочтителен, и теперь от меня ожидались радикальные шаги по искуплению вины. Через несколько часов я приехал в Макухари, подарил матери алмазный браслет, став в её глазах снова «милым мальчиком». Отец по привычке упрекнул меня в равнодушном отношении к Укё-тян, затем мы вместе угостились «Macallan» 1947 года, и я, согласившись с утверждениями родителей о том, что мой образ жизни недопустим и разрушителен, с чистой совестью отбыл в Сибуйя.

Одиннадцатого апреля в гости приехала Укё. В белой блузке и клетчатой юбке до колен с заплетёнными тонкими косичками она по-прежнему выглядела ученицей старших классов. Я проводил её в гостиную, предложив чай и свежую выпечку, которую утром приготовил повар.

За столом Укё-тян поведала о том, что один из духов, часто навещавший её в последнее время, сообщил, как «ужасная ведьма» в канун Нового года похитила меня и отправила за пределы мира, а в течение трёх месяцев в моём доме жил некто, у кого, по словам Укё, «пустота вместо души». Моя девочка рассказала, как ей было страшно за меня и Орию, поскольку «нелюдь» пытался подобраться к душе Мибу-сан.

«И ему это почти удалось», — мрачно подумал я.

Укё смеялась сквозь слёзы, повторяя, как она счастлива, что я вернулся, а «тот, другой» убрался из Токио.

Решив рассказать о случившемся со мной, я начал с истории про амулет, изложив затем основные события последних трёх месяцев. Укё внимательнейшим образом выслушала меня, и её личико озарилось лукавой улыбкой.

— Теперь я понимаю, — сказала она.

— Понимаешь что?

— Причину, по которой дух сообщил, будто твоё сердце занято навсегда, — она продолжала хитро улыбаться.

— Всё правильно. Тобой, — отшутился я.

— Нет, — Укё замотала головой. — Мой незримый друг сказал, в твоей жизни появился тот, ради кого ты Землю готов перевернуть, хотя сам пока об этом не подозреваешь. Я всё пыталась угадать, кто это, а теперь думаю, что поняла.

— Фантазёрка, — я подвинул к ней тарелку с имбирным печеньем. — Ешь.

— Но Кадзу-кун, — Укё склонила голову набок и внимательно посмотрела на меня, — разве ты не мечтаешь вызволить душу Цузуки-сан из амулета?

— Он спас мою семью. Могу ли я поступить по отношению к нему иначе?

— Дело не только в этом. Он дорог тебе.

Они с Орией точно сговорились. Я вздохнул.

— Дорог потому, что дал мне шанс на новую жизнь, лучшую, чем в альтернативном мире. Теперь я с уверенностью могу заявить об этом. Я испытываю к Асато-сан слишком глубокое уважение, чтобы… К тому же у него есть возлюбленный в другом мире. И давай закроем тему, а то создаётся впечатление, будто меня в чём-то обвиняют, а я оправдываюсь.

Укё-тян запила печенье глотком обжигающего чая, задумчиво глядя на меня.

— Ты сам себя обманываешь, — тихо заметила она. — Напрасно. Запомни, нельзя ничего утверждать наверняка. Будущее не предопределено. Всё может измениться в любое мгновение.

Спустя несколько часов Укё ушла, а я никак не мог забыть ту её фразу: «Будущее не предопределено».

Почему я каждый день с момента возвращения с нетерпением смотрю на календарь и считаю дни, наблюдая за луной над Токио? Только ли оттого, что просто хочу поговорить с ним?

«Впервые в жизни мне страшно выяснить правду, — мелькнула догадка. — Словно душа сломается, если узнаю».

В любом случае через сутки я назову его имя, и уже никто не сможет препятствовать нашей встрече.

«А ведь я хочу его видеть, — понял я. — Близко. На расстоянии вытянутой руки. Нет, ещё ближе».

Я закрыл глаза, невольно вспоминая наш поцелуй в замке Несотворённой Тьмы, которого на самом деле не было, и медленно выдохнул:

— Сумасшествие…

Комментарий к Глава 29. Связь судеб * Великий герцог Хаурес – демон, являющийся в образе леопарда, управляет тридцатью шестью легионами духов, уничтожает и испепеляет врагов своего господина.

Аврирон – демон, который, согласно иудейской традиции, является одним из двенадцати прислужников Самаэля и приносит в мир стихийные бедствия.

Даси – сильные ветры, дующие в направлении от залива Утиура до залива Суццу на острове Хоккайдо.

Сарос – период, состоящий из 223 синодических месяцев (приблизительно 6585,3213 дней или 18,03 тропических лет), по прошествии которых затмения Луны и Солнца повторяются в прежнем порядке.

Чакравартин – 1) в буддизме идеальный правитель, царствование которого возвращает мир из хаоса беззакония на высшую ступень порядка, 2) император семи миров.

Опухоли гипофиза и оболочек головного мозга.

====== Глава 30. Плата и вознаграждение ======

На двенадцатое апреля я не планировал никаких дел. Безусловно, я бы справился со срочной операцией в случае надобности, но на необходимость сосредоточиться ушло бы слишком много сил. Статья для «Medical Journal» с утра не продвинулась дальше первого абзаца. Наконец, я захлопнул ноутбук и отправился в ближайший ресторан, чтобы избавиться от потребности гипнотизировать взглядом часы.

Сидя за столом, я наблюдал за остывающим кофе. Мысли в голове путались. Я даже не представлял, с чего начать разговор с Асато-сан. Вдруг мой хранитель, и правда, пытался помочь своему напарнику, а я являлся лишь частью их прошлого, которую пришлось изменить? И тут я разозлился на самого себя. Зачем строить безосновательные предположения, если скоро можно будет спросить обо всём?

Кофе я так и не выпил.

Вернувшись домой в половине шестого, переоделся в свежую рубашку и брюки и направился в библиотеку. Отключил домашний телефон, перевёл мобильный в режим «без звука».

За окном смеркалось. Среди ветвей сакуры появилась кромка алого диска. Восемнадцать двадцать семь. Я накрыл ладонью лежащий на столе рубин и назвал вслух имя хранителя.

Не последовало ни пламени, ни вспышек. Асато-сан бесшумно возник посреди комнаты, но от его фигуры почему-то не падало тени. Цузуки смотрел поверх моего плеча так, словно ему было абсолютно безразлично, где он находится и кто с ним рядом.

Что-то неправильно. Он не был таким в прошлый раз.

— Добрый вечер, — произнёс Асато ровным, лишённым эмоций голосом и добавил, — хозяин.

Я вздрогнул. Одно дело, когда Цузуки обращался ко мне столь церемонно в замке Энмы, и совсем другое — теперь.Я приблизился, внимательно наблюдая за выражением его лица. Никакой реакции. Всё тот же пустой, безразличный взгляд.

— Ты помнишь, кто я?

Надо осторожно прощупать почву.

— Вы мой господин, — не меняя интонаций, ответил Асато-сан. — Тот, кого я защищаю. Тот, кто отдаёт мне приказы. Поручите любое задание, и я его для вас выполню.

— Любое? — с сомнением уточнил я. — Даже если я попрошу тебя совершить убийство?

— Я сделаю всё.

— Что ты чувствуешь сейчас?

— Желание преданно служить и глубокое почтение.

Кросс, хук и апперкот, и я в нокауте. А ведь леди Эшфорд предупреждала.

Не предполагал, что дела настолько плохи. Нужно встряхнуть Цузуки, заставить вспомнить о его чувствах, какими бы они ни были. Я протянул руку, рассчитывая прикоснуться к нему, но пальцы прошли насквозь. Лишь воздух комнаты остался в кулаке.

Возглас разочарования едва не вырвался у меня, и я сам себе ужаснулся. Никогда прежде я не позволял эмоциям брать верх над собой.

— Я бесплотен, — пояснил мой хранитель. — И могу лишь беседовать с вами, господин. Простите, если обманул ваши ожидания.

Их обманул кое-кто другой. И я сейчас с ним разберусь.

— Подожди меня здесь, пожалуйста. Никуда не уходи.

— Слушаюсь.

В жизни всегда есть место сюрпризам. А я-то думал, будто настоящие преступники — Энма и леди Эшфорд. Да они просто рождественские ангелочки!

Взяв со стола рубин, я отправился в спальню, плотно закрыл за собой дверь и спросил:

— Какого чёрта происходит?

«Вижу, вы рассержены, господин», — откликнулся талисман.

— Не угадал. Я в бешенстве. Что ты сотворил с Асато-сан?

«Вам не нравится?»

— Немедленно верни хранителю эмоции, память и физическое тело. Это приказ.

«Не могу. Вы не позволяете мне питаться альтернативной энергией! Я вынужден забирать силу духа-хранителя, чтобы служить вам и одновременно контролировать Цузуки. Если я последую приказу, это отрицательно скажется на вашей безопасности. Неизвестно, как хранитель отреагирует, когда поймёт, в каком положении очутился. Пожертвовать собой и погибнуть — один расклад, а стать вашим пленником — совершенно другой».

— Значит, Асато-сан действительно не понимает, где находится и что с ним случилось?

«Верно. Благодаря такому положению вещей он будет делать исключительно то, что прикажете вы. Его сознание подконтрольно мне, а, следовательно, вам. Цузуки сейчас будто спит, и вы для него — часть сна. Любой ваш приказ не встретит сопротивления, не станет обсуждаться и в итоге забудется. Разве это не лучший выход?»

Я должен оставаться спокойным. Если позволю себе впасть в ярость, лишь усугублю положение.

— Чья энергия способна дать тебе альтернативное питание и освободить духа-хранителя?

«Сила человеческих чувств».

— Каким образом ею надо воспользоваться?

«В книге О-кунинуси всё сказано».

Я выдвинул ящик стола, достал из кожаного футляра браслет Микако-сан и прочитал молитву о мире. Украшение превратилось в старинный фолиант. Потратив несколько минут на поиски, я обнаружил раздел, которого прежде не видел, хотя проштудировал книгу, как мне казалось, от корки до корки. Похоже, заколдованные богом О-кунинуси страницы умело прятали важную информацию.

«Ритуал условного освобождения духа-хранителя от власти амулета».

То, что надо.

И я прочитал: «До дня Апокалипсиса дух-хранитель остаётся связанным волей амулета и служит хозяину, подчиняясь ему разумом и чувствами, однако господин, внеся плату, может освободить защитника раньше наступления часа изменения мира. Для духа-хранителя существует три вида относительной свободы: сознательная, пространственно-временная и материальная. Первый вид означает, что хозяин освобождает разум и чувства хранителя, но для этого отдаёт талисману чужие эмоции, память или души в потребном количестве. Второй вид свободы подразумевает способность духа-хранителя находиться в физическом мире в любое время суток, вне зависимости от фаз луны. Платой является ограничение в сфере движения для произвольно выбранной жертвы, либо возвращение кому-либо способности к передвижению. Третий вид дарует духу-хранителю материальное тело. Для этого владельцу талисмана надо уничтожить или воссоздать чью-то физическую оболочку. Если дух-хранитель получает три вида свободы одновременно, то, кроме всего прочего, каждую ночь новолуния и полнолуния кто-то должен жертвовать кровь и эмоции, либо кровь и память амулету. И последнее: условная свобода для хранителя не является истинным освобождением. Дух защитника продолжает оставаться прикованным к кристаллу, отдаёт ему энергию и подчиняется хозяину в минуты опасности вплоть до дня Апокалипсиса».

— Какое количество эмоций тебе необходимо получить? — перешёл я к сути дела.

«Души у людей разные и способность испытывать чувства тоже. Если вы отдадите мне эмоции сильных душ, то таковых потребуется немного. Слабых необходимо гораздо больше».

— Как я узнаю, когда пора остановиться?

«Я сообщу».

— Промолчишь, вне сомнений.

«Лгать вам или утаивать важную информацию я не способен, поскольку вы — мой владелец».

— Раньше ты именно так и поступал.

«Я многого не помнил из-за влияния чужой магии, а теперь вы сняли блок, некогда установленный Оком, и я отныне в вашем полном распоряжении».

— Если я верно понял, эмоции людей, побывавших в результате ранения или болезни на грани жизни и смерти, но не умерших, а спасённых, тоже засчитываются как жертва, принесённая тебе?

«Безусловно. Но что вы собираетесь делать?»

— Ты чрезмерно любопытен.

Я положил амулет в карман, вернулся в библиотеку и посмотрел на ожидавшего меня Асато-сан. Желание расколоть рубин стало нестерпимым.

Приблизившись к Цузуки, я коснулся рукой его бесплотной щеки.

Разумеется, не ощутил ничего.

— Не сдавайся, — проговорил я. — Твой хозяин приказывает тебе оставаться самим собой и не позволять никому вторгаться в свою душу! Ты нужен мне таким, как прежде. А теперь — возвращайся. Других распоряжений не будет.

Цузуки растворился в воздухе. Продолжая смотреть в ту часть комнаты, где он только что находился, я процедил сквозь зубы:

— Бери с меня плату кровью. Или чем там я обязан пожертвовать, чтобы дать хранителю все три вида свободы?

«Хозяин, вы уверены?» — обеспокоился амулет.

— Больше, чем ты думаешь. Выполняй.

В мозг вонзились сотни невидимых шершней. То, что я считал давно похороненным, нахлынуло вновь.

«Кадзутака, ты меня утомляешь!»

«Хочешь, я подарю тебе своих кукол? Они ведь красивые, правда? Будешь играть с ними? Да забери их! Они мне осточертели!»

И в стену летят фарфоровые бело-розовые и золотисто-смуглые фигурки, превращаясь в груду хлама. Я наклоняюсь к осколкам, но мама отталкивает меня.

«Не стоит усилий. Люди такие же. Бесполезные, жалкие, недолговечные и пустые».

«Неправда…»

Я не хочу ей верить.

Мама отворачивается и начинает рыдать.

В конце концов, она оказалась права. Повзрослев, я увидел, что люди обращались друг с другом, как с марионетками, но каждый мечтал о взаимной любви, которой неоткуда было взяться. Я решил никогда не попадаться на эту дурацкую удочку. А десятью годами позже осознал: самое важное — быть сильнее всех, чтобы никто не имел права втоптать меня в грязь и унизить.

Надо же, эмоции по-прежнему свежи. Ничуть не угасли.

Я сел в кресло, опершись о подлокотники и ощущая, как ткань рубашки сзади пропитывается кровью и тяжелеет, прилипая к коже. Алые ручейки показались из-под манжет и крохотными бусинками застучали по паркетному полу. Как банально и ожидаемо.

Ничего. Я вырос. Осталась лишь застарелая боль, больше в теле, чем в душе. Да, верно, ведь душа в современной науке считается эпифеноменом психических процессов головного мозга.

«Хозяин, вы можете всё прекратить. Найдите жертву, которая будет платить вместо вас. Выберите необходимое проклятие из книги и… »

Заманчиво. Сам об этом думал. И тем не менее:

— Заткнись.

Я поднял голову и взглянул за окно.

Посреди неба ярко пламенел диск полной луны. До рассвета оставалось несколько часов.

Бросив утром испачканную одежду в стиральную машину, я тщательно протёр паркет и обивку кресла в библиотеке. Горничные не должны этого безобразия видеть. Впрочем, окровавленный пол и одежда — мелочи. Вспухшие багровые рубцы на спине куда менее приятное приобретение. Они могут значительно уменьшить удовольствие от общения с моими прелестными дамами. Правда, сомневаюсь, что в ближайшие дни у меня останется время на женщин.

В половине десятого я набрал номер клиники Дайго и, поприветствовав Чизу-тян, попросил её об одолжении:

— Я знаю, ты со многими клиниками поддерживаешь связь. Мне нужно, чтобы в течение некоторого времени на мой мобильный регулярно поступала информация о практически неоперабельных пациентах, находящихся между жизнью и смертью.

— Зачем тебе это?

— Решил попробовать себя в роли волонтёра.

— Ты — волонтёр? — звонко рассмеялась Чизу. — Хватит разыгрывать, Кадзу-кун!

— Я серьёзен, как никогда.

— Ничего не понимаю, — продолжала недоумевать моя подруга. — Что ты затеял?

— Если окажешь эту услугу, потом проси хоть луну с неба.

— И попрошу!

— Решено. Луна твоя.

— Кадзу, признайся честно, во что ты вляпался? — обеспокоилась Чизу.

— Выплачиваю невещественные долги очень крупной конторе.

— Твоя жизнь вне опасности?

— Да. Найди клиентов и забудь обо мне.

Чизу-тян не подвела. На протяжении следующих трёх недель я получил двадцать заявок на проведение сложнейших операций по пересадке органов, удалению запущенных опухолей или спасению тяжело раненых.

Итогом работы стали семнадцать спасённых жизней. Троих, к сожалению, вытащить не удалось. По моим подсчётам, я выполнил с лихвой все пункты, изложенные в книге: вернул нескольким пациентам способность ходить, собрал по кусочкам незадачливого спортсмена, пострадавшего после неудачного спуска на лыжах, но рубин упорно молчал.

Наступил май. Золотая неделя была в разгаре. Миновали День зелени и День Конституции. В Кокумин, но Кюдзицу* я ожидал очередного сообщения от Чизу, как вдруг кто-то позвонил в дверь. Я открыл. И, откровенно говоря, остолбенел, поскольку совершенно не ожидал увидеть снова эту женщину. Я был уверен, что она давно вернулась в Англию.

Лилиан-химэ в бархатном тёмно-синем платье с соблазнительным вырезом стояла на пороге, пристально всматриваясь в моё лицо.

— Здравствуйте, Мураки-сан! Я так рада снова вас видеть!

— Прошу прощения, но в путешествиях к чёрту на рога больше не нуждаюсь. Сыт по горло, — и я собрался выпроводить её, но она не позволила.

— Слава Богу, вы целы! — воскликнула Лилиан, удерживая рукой дверь. — Можете не верить, но я никогда не желала вам зла! Меня вынудили поступить так.

— И кто? — холодно поинтересовался я.

— Тот, у кого нет души, но он похож на вас.

— А, лорд Эшфорд. Колоритная личность. Я слышал вашу беседу в Акасаке. Он вас шантажировал самым беззастенчивым образом.

Лилиан печально покачала головой.

— Я почти не помню тот разговор. И я даже не знала его имени, пока вы сейчас не сказали.

— Однако, получив от него записку в канун Нового года, вы бросились опрометью в другой зал ресторана. Это к незнакомому-то мужчине?

— Я действительно понятия не имела о том, кто он. Ваш двойник написал, будто является посланником женщины, которая с детства называла себя моей подругой и сестрой. Теперь я знаю, что она — моя альтернативная личность из параллельного мира. Я выяснила это недавно.

Неплохая осведомлённость. Впрочем, чему удивляться: здешняя Лилиан — вторая владелица Ока. Странно было бы, если бы она до сих пор оставалась в неведении.

— Заходите, — я посторонился, пропуская её.

Эшфорд-химэ оставила туфли у дверей и вошла.

— Вам приготовить чай или кофе?

— Нет, спасибо. Ничего.

— Располагайтесь, — я указал на диван, — но не тяните время. В любой момент меня могут вызвать на срочную операцию.

И тогда она задала вопрос, который я менее всего ожидал услышать:

— Как вы собираетесь поступить с душой Асато-кун?

Я растерялся лишь на мгновение, и эта секунда решила всё. Отрицать правду теперь не имело смысла.

— Смею предположить, вы пообщались с Тацуми-сан?

— Сравнительно недавно Тацуми Сейитиро обучил меня искусству управления Тенями. Никто отныне не посмеет навязывать мне свою волю! — гордо объявила она.

— Впечатляет. Но зачем приходить сюда? Я не имею никаких познаний в области магии. Со мной вы можете обучиться только умению ассистировать при сложнейших операциях.

— Вам известно о том, что у нас с вами парные амулеты? Моё Око и ваш рубин, объединившись, могли бы изменить мир.

— Предлагаете революцию или апокалипсис?

Лилиан пропустила язвительное высказывание мимо ушей.

— Мне не нужен новый мир без Асато-кун, потому я и спрашиваю: как вы намерены поступить с его душой?

— Ни вам, ни демонам она не достанется. Гарантирую.

— Это хорошо, — неожиданно обрадовалась Лилиан. — Я бы тоже хотела оградить его от всех.

— И с каких пор он стал вам настолько дорог?

— С одна тысяча девятьсот двадцать шестого года. Именно тогда Асато-кун дал клятву быть моим хранителем.

Как это возможно? Наверное, я ослышался.

— Его душа заточена в аметисте, украшающем рукоять кинжала, — продолжала Лилиан, указывая на камень. — Асато-кун защищает меня в течение последних семидесяти двух лет. Я имею в виду не того Цузуки, которого знаете вы, а другого, рождённого в этом мире.

Какой же я недальновидный глупец! Узнав о расщеплении миров, я в первую очередь должен был подумать о том, что если у всех людей имеются двойники, то с неизбежностью существует и второй Асато-сан. И его необходимо срочно разыскать, чтобы он присутствовал рядом в момент раскрытия амулета. Ведь если миры объединятся, нельзя дать свободу лишь половине души.

Придётся стать более лояльным по отношению к этой женщине. Впрочем, это не значит, что я закрою глаза на её выходки и буду слепо верить каждому слову.

— Откуда мне знать, что всё сказанное вами сейчас — не очередной трюк для выманивания амулета? Вы однажды уже подстроили ловушку, да и ваш двойник вёл себя не лучшим образом.

— Вы видели другую Лилиан Эшфорд?! — ахнула она.

— Полагаю, вы тоже.

— Она ни разу не показывалась мне! Клянусь! Мы общались через Око. Наверное, Лилиан не хотела вызвать пространственно-временной парадокс.

— Скорее, опасалась, что вы раскусите её истинные намерения — завладеть Землёй, принеся в жертву тех, до кого удастся дотянуться.

— Я это поняла. Но что она пыталась сделать с вами?!

— Заточила в замке, расположенном Бог весть где, намереваясь стать хозяйкой амулета синигами. Уверен, вы осведомлены в лучшем виде. Вы же сотрудничали с ней.

— Она не сказала ничего, кроме того, что заинтересована в вас. Меня шантажировали благополучием Асато-кун и заставили отправить вас к ней с помощью Ока! Объяснили, каким образом провести перемещающий ритуал… Я понятия не имела, что вы — владелец амулета синигами, внутри которого находится двойник Цузуки! Леди Эшфорд грозилась отобрать у меня память, а затем Око, если я откажусь помогать ей. В таком случае Асато-кун превратился бы в её хитокири. Лилиан умела влиять на мой талисман и моего хранителя, а я готова была творить что угодно, лишь бы Цузуки не достался этой женщине!

— Образно выражаясь, вы обменяли меня на Асато-сан в ту ночь?

— Да, — призналась Лилиан, — отправив вас к ней, я выиграла немного времени. Простите, я не видела иного выхода.

— Не она ли и сейчас направила вас ко мне с очередной «миссией»?

— Это не так! Чтобы доказать вам, я расскажу всё, что вы потребуете! Только ответьте на вопрос о душе хранителя!

Кажется, она не притворялась. Судьба Асато-сан действительно волновала её.

— Идея мне нравится. Только на всякий случай рубин будет сигнализировать о вашей лжи.

Губы Лилиан тронула лёгкая улыбка.

— На сей раз условия диктуете вы.

И она поведала о том, как её отец-археолог, путешествуя в конце XIX века по странам Азии с группой исследователей, обнаружил в одном из подземных тоннелей алмаз, превратившийся на его глазах в старинный кинжал. Молодой и честолюбивый юноша согласился заключить с найденным амулетом контракт: он при жизни получал власть, богатство, способность к быстрому исцелению ран, долгую молодость, а его потомки обретали бессмертие и возможность в будущем изменить Землю.

— С момента заключения контракта глаза моего отца поменяли свой цвет, а кровь обрела иной состав. Он никогда больше не обращался за медицинской помощью. Ему это стало не нужно.

— Как звали вашего отца?

— Ричард Эшфорд. Он был простым парнем из Дарема. Звание лорда получил после того, как его контракт с Оком начал исполняться.

— Хм-м, — с сомнением протянул я, мысленно обращаясь к рубину за подтверждением истинности этого высказывания, но амулет разочаровал меня: «Лилиан искренне верит в свои слова. Я не способен подтвердить объективную правильность информации, в которой она убеждена».

Скверно. Если леди Эшфорд из другого мира покопалась в памяти двойника, я опять внимаю бесполезным байкам, но у меня не оставалось выбора.

Я дослушал историю о том, как лорд Ричард влюбился в девушку по имени Хейден, как родители его избранницы наотрез отказались дать благословение на брак дочери и молодого человека со странным цветом глаз, про которого ходили невероятные сплетни. Ричард старался не применять магию без крайней надобности и покорно терпел подозрительность окружающих людей. Вопреки требованиям родителей, Хейден ушла из дома, и молодые поселились вместе. Вскоре у них родилась дочь. Через три месяца в городе и окрестностях началась засуха, болезни и неурожаи, а во всех бедах обвинили молодую пару. Мать Лилиан была убита ударом ножа в сердце в собственной спальне. Ричард, найдя тело любимой уже остывшим, впервые применил амулет и лишил жизни убийц.

— Что он с ними сделал?

— Сжёг заживо. Долгое время он не мог простить себе содеянного, а от меня до двенадцати лет скрывал правду. Говорил, что мама уехала за границу, но однажды обязательно вернётся. Наверное, отец считал, так будет лучше для меня, или хотел убедить себя, что его любимая до сих пор жива. В возрасте семи лет я получила в подарок Око. Отец сказал, что кинжал, в рукояти которого тогда ещё не было драгоценного камня, станет отныне защищать мою жизнь и дарить мне силу. Отчасти так и вышло. Но уже на следующий день в моём сознании зазвучал голос этой женщины. Другая Лилиан Эшфорд сказала, будто мы с ней ближе, чем сёстры, но при этом просила не выдавать никому нашу дружбу. Она поклялась создать с моей помощью мир без боли, страха, ненависти и болезней, где люди будут счастливы. Я ей поверила. С этого-то для меня всё и началось.

— Каким именем она вам представилась? — заинтересовался я.

— Ририка-тян. Вымышленную фамилию она не стала называть.

— Очень жаль.

— Почему? — удивилась Эшфорд-химэ.

— Мне бы эта информация пригодилась. Впрочем, продолжайте.

По словам Лилиан, именно её невидимая «подруга» посоветовала ей разыскать Цузуки. Леди Эшфорд из другого мира уверила свою «сестру», будто Асато-сан угрожает опасность — за его душой охотятся демоны. Однако если он станет хранителем Ока, то будет спасён. Поверив своему альтернативному «я», Лилиан-химэ сделала всё, лишь бы убедить Цузуки подчиниться Оку. Как только это произошло, и хозяйка талисмана, и её защитник оказались во власти коварной леди.

— Моя так называемая «подруга» не сказала, что наши кинжалы — две части одного целого, причём её часть намного сильнее, поскольку она уже похитила к тому времени энергию сотен душ. А я не слушала её, когда она просила меня усилить Око, забирая чужие жизни! Несмотря на её уверения в дружбе, я начала догадываться, какова она на самом деле. Я всё чаще прислушивалась не к ней, а вспоминала то, что говорил Асато-кун. Никто не заслуживал смерти, любая жизнь была священна! Я обещала Цузуки не причинять никому вреда. Почувствовав, что утратила своё влияние на меня, другая Лилиан решила действовать иначе. Она заставила Око отнимать мою память. Я забыла многое, в том числе значительную часть событий последних лет, поэтому до сих пор не знаю, как и для чего проникла тогда в ваш дом. Пользуясь вызванными магией Ока приступами амнезии, леди Эшфорд через моё сознание и моими устами приказывала Асато-кун совершать убийства. И Цузуки подчинялся, поскольку был лишён возможности сопротивляться! Зато, как бы ужасно это ни звучало, благодаря принесённым жертвам, у него появилось некое подобие свободы в ночи новолуния. А я не способна была избавиться от влияния талисмана или отдать его кому-то, ведь в нём находилась душа Асато-кун! Держать же амулет постоянно при себе означало подчиняться приказам этой женщины, усиливать её тьму и мрак собственной души. Не знаю, чем бы это закончилось, если бы не помощь Тацуми-сан.

Рубин показывал, что Лилиан не лжёт. Или, по меньшей вере, сама верит в собственную ложь.

— Мураки-сан, скажите, ведь вы собираетесь отдать амулет Тацуми-сан, чтобы он освободил Цузуки?

— Вижу, ответственный секретарь Энма-Тё изрядно разоткровенничался с вами. Однако с предложенным вариантом ничего не получится. Я пожелал, чтобы амулет не принадлежал больше никому, кроме меня.

— Зачем?! — не на шутку взволновалась Лилиан.

— Владыка Мэйфу собирался отнять у меня талисман. Пришлось защищаться. Ситуация была критической, ничего иного придумать не успел. Не беспокойтесь, я не стану причинять Асато-сан вред. Моя цель та же, что и у вас — подарить ему свободу.

— Надеюсь, вы не пойдёте по стопам лорда Артура для достижения цели?!

— Разумеется, нет. Я отдаю амулету направленные на меня эмоции людей, побывавших на краю гибели и спасённых в последний момент.

Она ненадолго задумалась, а потом положила свою руку поверх моей.

— Давайте держаться вместе.

Я невольно вспомнил свою беседу возле врат замка Несотворённой Тьмы с её двойником и криво усмехнулся.

— До последних дней этого порочного мира?

— Хотя бы и так.

Лилиан-химэ долго расспрашивала меня о случившемся в Генсокай и в альтернативном Мэйфу, после чего, видимо, достаточно удовлетворив любопытство, покинула мой дом. Я готов был поклясться, что знаю теперь, кто ко мне явится следующим. И не ошибся.

Пятого мая в клинической лаборатории, где я проводил эксперименты по РНК-интерференции, возник Тацуми-сан. Кратко поздоровавшись, сразу перешёл к делу:

— Мне необходимо срочно переговорить с вами.

— Мы же условились не встречаться до дня Апокалипсиса, — напомнил я, нарочито равнодушно разглядывая пробирку с опытным образцом планарий.

— Я собираюсь задать вопрос.

— Всего лишь? Мне повезло.

— Почему вы нарушили слово?! — в сердцах воскликнул синигами. — Вы обещали отдать амулет мне, но солгали!

— Обстоятельства поменялись. Если Эшфорд-химэ была так любезна, что передала вам суть нашей беседы, смею надеяться, она поведала и всё остальное?

Тацуми молча ждал продолжения.

— Довольно паники, господин ответственный секретарь. У нас одна цель, если вы ещё не поняли. Или вы бы предпочли, чтобы я сдержал слово, но амулет сейчас находился бы у Энмы?

— Ни в коем случае!

— Стало быть, прекратите рисовать меня в вашем воображении гнусным злодеем. Я не лорд Артур, убивающий студенток.

Мой гость виновато потупил голову.

— Я не успел предотвратить те трагедии. В течение трёх месяцев я наблюдал за вашим двойником с помощью изобретения Ватари-сан, и поначалу мне удавалось спасать его жертв, но Мураки потом придумал что-то, и я успевал только к тому моменту, когда люди истекали кровью. В конце концов, этот маньяк бесследно исчез! Я почти смирился с тем, что потерял вас обоих из виду, но позавчера мне сообщили, будто вы вернулись. Лилиан решила побеседовать с вами первой. И с ней вы, кажется, были более любезны.

— Она очаровательная молодая дама. С чего бы мне вести себя грубо?

Тацуми-сан явно было не до шуток.

— Чем вы докажете, что в самом деле пытаетесь спасти Цузуки?

— Вам придётся поверить мне на слово.

— Так говорите, я слушаю! — потерял терпение мой собеседник.

Усевшись на стул, я развернулся к нему.

— Я завладел двумя сильнейшими магическими фолиантами, но до сих пор не воспользовался ни одним из ритуалов, описанных в них, ради того, чтобы привязать к себе душу Асато-сан. Не потребовал от духа-хранителя отдать мне его энергию ради обретения личного бессмертия. А сейчас пытаюсь спасти как можно больше обречённых людей, чтобы их эмоциями насытить талисман и подарить Цузуки некое подобие досрочного освобождения. Достаточно фактов для доказательства моих намерений?

— Вы действительно оперируете безнадёжных пациентов в других клиниках ради этого? — встрепенулся Тацуми.

— Естественно.

Он протянул мне руку.

— Я обещаю помогать до тех пор, пока наши цели совпадают. К тому же нам необходимо поддерживать связь и обмениваться информацией.

С этим утверждением я не мог не согласиться.

Тацуми-сан сдержал слово. Он вместе со мной пытался расшифровать, что именно могло бы выполнять роль загадочной «пятой стихии» в день Апокалипсиса. У ответственного секретаря имелись свои предположения на этот счёт, но он не был в них стопроцентно уверен. Мы изо дня в день анализировали тексты магических книг. К сожалению, однозначного ответа не находилось.

В конце мая Тацуми познакомил меня с Ватари-сан из моего мира. Меня поразило, что здешний Ютака практически ничем не отличался от учёного, встреченного мной в альтернативном Мэйфу. Мы быстро нашли общий язык.

Ватари осмотрел умолкнувший минипередатчик, который я ему продемонстрировал, и сделал вывод: «Блин, штука гениальная, надо срочно восстанавливать!» Я не возражал. Правда, меня немного беспокоило, что мой дом начинает превращаться в штаб-квартиру синигами.

Приближалось июньское полнолуние, а рубин не подавал признаков насыщения энергией. Я был вымотан бесконечными операциями. Не помогало ни полноценное питание, ни свежий воздух, ни крепкий сон. Я привык к своей плате «кровью и эмоциями», как к неизбежному злу, но приходил в отчаяние от отсутствия ощутимых результатов. Казалось, все мои усилия пропадают втуне.

Девятого июня талисман неожиданно сообщил, что готов освободить Асато-сан. Это произошло вскоре после звонка Чизу, нашедшей мне очередного «безнадёжного» клиента. Предложение амулета я счёл явной провокацией, поэтому, как и планировал, отправился в клинику и провёл трансплантацию сердца по бикавальной методике одиннадцатилетней пациентке с почечной недостаточностью.

Спустя восемь часов я вышел из операционной и тяжело привалился к стене. Кружилась голова. Наверное, сказывалась усталость предыдущих дней.

Мне предстояло добраться до ординаторской, забрать вещи и ехать домой, а сил садиться за руль не осталось. Я мог бы телепортироваться, но не захотел понапрасну расходовать энергию кристалла. И вызвал такси.

Помню, что сел в автомобиль, даже не поинтересовавшись номером и не поглядев на шофёра. Несвойственная мне непредусмотрительность.

Очутившись в салоне, я погрузился в полудрёму. Сознание стало неповоротливым и хмельным, а через минуту я отключился, провалившись в серую густую мглу.

Очнулся я от ощущения сырости и холода. Я лежал в каком-то подвале, распластанный поперёк выступающей в его центре каменной плиты и не мог шевельнуться, несмотря на то, что не был связан. Под потолком горели десятка три свечей, а надо мной склонились двое — мужчина и женщина. Оба в чёрных масках.

— Он что-нибудь почувствует? — спросил мужчина, и я узнал голос лорда Артура.

— Вряд ли, — отозвалась женщина. — Его час назад оглушили десятикратным анестезирующим заклинанием, усыпили и обездвижили. Нервная система практически не функционирует.

— Жаль. Я бы хотел заставить его страдать.

— Он вдоволь намучается, потеряв амулет.

Я лихорадочно стал вспоминать, где уже слышал голос спутницы Артура Эшфорда, и вдруг меня осенило: Каэдэ Микако. Вероятно, на сей раз из этого мира, ибо милая, добродушная девушка, спасавшая сына, никак не могла превратиться в отъявленную стерву за столь короткий промежуток времени.

— Приступай, — разрешил лорд Артур.

Микако сделала несколько шагов вперёд и начала нараспев читать какое-то заклинание. Я почувствовал, как воздух покинул мои лёгкие, но асфиксии не последовало, словно мне больше не требовалось дышать. А затем из-под занывших рёбер вверх взметнулись три огненных столба: антрацитово-чёрный, ярко-рубиновый и бледно-золотой.

— Что случилось?! — обеспокоился лорд Эшфорд. — Такого быть не должно. Слишком много.

Каэдэ-сан тоже занервничала.

— Подозрительно много, — согласилась она. — И не похоже на связи с другими амулетами. Ничего, удалю все.

Она взмахнула рукой, словно схватывая нечто невидимое в горсть и собираясь вырвать с корнем. В моём сознании опять мелькнуло то же самое, что и во время битвы с Энмой: бездонная ночь и звёзды. Вдруг я осознал, что эти звёзды способны меня спасти, и мысленно потянулся к ним.

Микако неожиданно закричала от боли. Я увидел, как чёрный столб огня превратился в гигантский канат, крепко обвившийся вокруг горла моей похитительницы. Лорд Артур попытался освободить свою сообщницу, но тщетно. Пользуясь их замешательством, я решил попробовать подняться. Тело по-прежнему не повиновалось.

Внезапно подземелье залил ослепительный свет. Над моей головой развернулись широкие крылья фантастической птицы, а в лицо ткнулась тигриная морда пугающих размеров. Я готов был поклясться, что странный хищник лукаво подмигнул мне янтарно-жёлтым глазом перед тем, как подцепить зубами за ворот пиджака.

Крылья сомкнулись вокруг нас, и я погрузился в блаженное тепло и расслабляющую негу.

Проснувшись, я обнаружил, что лежу одетый на кровати в своей спальне. Усталость последних дней исчезла. Я чувствовал себя на удивление легко. Я потянулся, решив подниматься, как вдруг случайно задел рукой кого-то, находящегося совсем рядом. И этот кто-то недовольно заявил: «Мало взбитых сливок!»

Не веря слуху и тактильным ощущениям, я повернул голову и обомлел.

Рядом со мной, свернувшись калачиком, спал Асато-сан, подложив ладонь под щёку. Мной овладело давно забытое или, вернее, никогда не испытанное чувство оглушающего восторга. Опасаясь разбудить моего хранителя, я осторожно провёл пальцами по его плечу, пригладил взлохмаченные каштановые волосы, упавшие ему на лоб.

— Бьякко, — сонно забормотал Асато, слабо улыбнувшись. — Не щекочи…

Я беззвучно рассмеялся. Сейчас Цузуки совершенно не напоминал Бога Смерти. Скорее, невинного ребёнка. Я улёгся на бок и стал украдкой рассматривать его. У него была очень тонкая кожа. Бледно-розовая, шелковистая. И такая нежная. Я приподнялся на локте и потёрся щекой о его щёку.

— М-мм… ещё, — вымолвил спящий синигами.

Я немедленно выполнил это желание, и наградой мне была новая улыбка.

Какая удивительная форма губ! Линия рта не плавная, а слегка изломанная. Наверное, несдержанный, склонный к депрессиям. Вспыльчивый, но искренний. И страстный. Я задумчиво коснулся его губ своими и тут же прервал поцелуй, даже не поняв, чего в моём поступке было больше — желания ответной ласки или простого любопытства.

Цузуки глубоко вздохнул и перевернулся на спину. Я спешно перекатился на свою половину кровати и попытался изобразить медитативное спокойствие. Впервые сделать это оказалось так же трудно, как оперировать одной рукой.

Мой хранитель открыл глаза и долго изучал незнакомый потолок над собой. Вдруг резко повернул голову ко мне, испуганно охнул, рывком спрыгнул с постели и отступил к противоположной стене.

— Мураки?!

Признаться, не такого начала беседы я ожидал.

— Да. Тебя что-то беспокоит, Асато-сан?

Вопрос поставил его в тупик. Цузуки некоторое время настороженно разглядывал меня, прежде чем снова спросить:

— Как я сюда попал? Что мы с тобой тут делали?!

— Боюсь, к происшедшему причастна магия, — и прибавил, забавляясь его замешательством. — Но раз мы оба одеты, у нас железное алиби. Не переживай.

Опять странный взгляд искоса.

— Ты… какой-то другой. Сам на себя не похож.

Я усмехнулся.

— Наверное. Если учесть, что на меня вчера напали и пытались препарировать, я должен быть немного не в себе.

— На тебя напали?! — громко возмутился Цузуки. — Это ты похитил для своих опытов невинного человека! Ты и твоя сообщница удерживали его заклятием, не давая пошевелиться! Я вызвал Бьякко и Сузаку, чтобы переместить того человека в безопасное место. Не знаю только, удалось мне это или нет?

— Удалось, — охотно признался я. — Как видишь, мы оба успешно телепортировались в мой дом. Ты меня спас от лорда Артура Эшфорда, Асато-сан.

Взгляд Цузуки стал напряжённым. Вдруг он уверенно заявил то же самое, что я слышал от Тоды:

— Ты не Мураки, — и гневно добавил. — Яви свой истинный облик, демон!

Меж его пальцев возник светящийся шар, который немедленно полетел в мою сторону. Я едва успел увернуться. Атака рассеялась, не причинив мне ни малейшего вреда. Происшедшее вызвало немой ужас в глазах Цузуки.

Поняв, что меня сначала перепутали с моим двойником, а затем ещё с кем-то, я сделал очередную попытку отстоять свою индивидуальность.

— Асато-сан, я не имею отношения к демонам! И тебе об этом известно. Просто ты, наверное, забыл.

Я подошёл к нему вплотную и разжал ладонь, показывая амулет.

— Знаешь, что это?

Цузуки с опаской посмотрел на рубин, протянул руку и коснулся камня. Талисман вспыхнул алым светом, став нестерпимо горячим.

— Здорово! — невольно восхитился мой хранитель. — Кристалл магический? Откуда он у тебя? — вдруг запнулся на полуслове и изменился в лице. — Скажи, — разволновался он, — когда и где мы с тобой впервые встретились? В церкви Оура в девяносто седьмом?

Наконец, можно поговорить о том, что для меня сейчас актуально.

— Ошибаешься, Асато-сан. Я впервые увидел тебя четырнадцатого сентября одна тысяча девятьсот восемьдесят первого года в Макухари. Ты появился в моей спальне посреди ночи на несколько минут, а потом исчез на долгие годы, но этого происшествия хватило, чтобы изменить всю мою жизнь. Признаюсь, ты произвёл на меня тогда неизгладимое впечатление.

Глаза моего хранителя широко распахнулись, и он невольно прижал ладонь к губам, сдерживая вскрик.

— Так это не было сном?!

— Нет. Ты спас моих родителей. Я вырос и стал лучшим хирургом в Японии, как и собирался.

— Я… Я изменил будущее?!

Хотелось бы солгать ради его блага, но я не сумел. Правда рано или поздно открылась бы.

— Ты создал новый мир, но прежний всё ещё продолжает существовать. Человек, напавший на меня вчера — мой двойник, проникший сюда с той Земли, откуда ты родом. Другой Мураки Кадзутака, именующий себя с некоторых пор лордом Артуром Эшфордом.

— Погоди… Постой… Ты имеешь в виду, миров стало два?! И ты видел собственного двойника?! — задыхаясь от волнения, спрашивал он.

— Да.

Асато-сан побледнел и схватился за голову.

— Что я натворил?! Боги, что же я наделал?!

— Не вини себя, — я успокаивающим жестом коснулся его плеча. — Ты поступил так, как считал правильным. Ты подарил мне лучшую жизнь, и я до последнего вздоха буду благодарить тебя за это. К тому же, существует способ объединить две вселенные. У нас в руках сильный амулет, который поможет нам. Мы справимся. И ты, наконец, вернулся…

— Вернулся? А где я был?!

Надеюсь, он выдержит. Постараюсь подобрать верные слова, но это будет нелегко.

— В ту ночь, когда ты спас моих родителей, амулет синигами поглотил твоё тело и душу. Помнишь?

Асато-сан замер, размышляя о чём-то.

— Моя душа была внутри этой штуки? — он с благоговейным трепетом указал на рубин.

— Правильно.

— И твой магический кристалл называется амулетом синигами?

Я кивнул.

Тогда Цузуки медленно протянул руку к моему лицу, но, не прикоснувшись, резко отдёрнул её, словно боясь сделать пугающее открытие. Постоял немного, усмиряя дыхание. Кончиками пальцев отвёл в сторону волосы, скрывавшие мой правый глаз, и горло его сжал спазм.

Он долго пытался произнести что-то, но не мог. Наконец, прошептал с неимоверным облегчением:

— Кадзу-кун, ты настоящий… Это — ты.

Комментарий к Глава 30. Плата и вознаграждение * Кокумин но Кюдзицу – гражданский праздник, официальный выходной (4 мая).

====== Глава 31. Закон притяжения ======

— Ты совсем взрослый, — продолжал Асато-сан, с интересом разглядывая меня.

Осознание того, что его внимание сейчас безраздельно принадлежит мне, вызывало неизъяснимое удовольствие.

— Прошло шестнадцать лет и девять месяцев, — напомнил я.

— Так долго?! Но как ты догадался о раздвоении миров и о том, что моя душа внутри амулета? Что с тобой происходило все эти годы? Как тебе удалось освободить меня?

— Ты слишком торопишься, — засмеялся я. — Предлагаю позавтракать, а потом мы поговорим.

Но он не хотел ждать.

— Мураки-сан, скажи, по моей вине мир оказался под угрозой разрушения?! Моё перемещение разделило его?

С чего вдруг столь официальное обращение?

— Нет. Ты попал из будущего своего мира в прошлое этого после того, как миров стало два. Ватари-сан утверждает, был ещё один путешественник, о котором мы ничего не знаем. Его перемещение и раскололо единый пространственно-временной континуум.

— Ещё один, — повторил Асато и вдруг глаза его округлились, когда он осознал вторую часть сказанного. — Ты знаком с Ватари-сан?!

— С обоими, если быть точным. В твоём мире знакомство произошло случайно. В этом — нас познакомили, чтобы мы могли обмениваться информацией.

— Ты побывал в мире, откуда я родом?!

— А также в Генсокай и в замке Несотворённой Тьмы, где двойникам можно встречаться, не создавая парадоксов. Именно там я впервые увидел лорда Эшфорда. Мы с ним играли в техасский холдем.

— В голове не укладывается… Как ты выдержал эту встречу? — поёжился Цузуки.

— Я понятия не имел о том, кто он. Уверяю, эту историю лучше слушать на сытый желудок.

— У меня впервые в жизни пропал аппетит, Мураки-сан.

Неправильные привычки надо искоренять, пока они окончательно не утвердились.

— Пару минут назад ты обращался ко мне по имени. Меня это вполне устраивало.

Он растерялся, поняв мой намёк.

— Ты бы хотел, чтобы я называл тебя по-прежнему?

— Угадал.

— Но ты вырос и…

— Я так сильно постарел?

Мой вопрос вызвал у него едва приметную улыбку.

— Конечно, нет.

— Тогда в чём дело? Я тот же, что и раньше.

Больше ему возразить было нечего.

— Хорошо… Кадзу-кун. Но скажи, что случилось с нашими мирами? Люди в опасности?

— На данный момент нет, однако чтобы это положение вещей не изменилось, нам придётся противостоять опасным противникам. Давай сначала ты перекусишь, обустроишься в одной из комнат…

— Зачем? — насторожился Асато-сан.

— В конце концов, теперь здесь твой дом. До августа одна тысяча девяносто девятого года. Ты стал духом-хранителем амулета, и теперь до дня Апокалипсиса мы связаны. Твоё сознание по-прежнему подчиняется талисману. К моему сожалению, я не сумел полностью освободить тебя.

— О чём это ты?

Наверное, надо было подготовить его… Теперь поздно.

— Рубин вынуждает тебя защищать мою жизнь. Именно поэтому ты едва не погиб, спасая меня от Энмы, и вытащил вчера из подземелья лорда Артура. Помнишь?

Он испуганно отшатнулся.

— Прости. Мне надо побыть одному.

— Подожди!

Асато-сан исчез.

«Хозяин, а я вас предупреждал, — злорадно вымолвил амулет. — Учтите, я понятия не имею, где теперь разыскивать Цузуки. Не исключено, что вы его в следующий раз увидите не раньше августа будущего года».

Не остановится ни перед чем, лишь бы вывести меня из равновесия. Я сделал вид, будто меня совершенно не взволновало сказанное.

— Если мой хранитель пожелает не видеться со мной — это будет его выбор.

«Вы никогда не сожалеете о своих решениях?»

А он учится. Знает, куда больнее ударить.

— Я заранее просчитываю все варианты, допуская и маловероятные исходы. Сожаления меня почти не посещают.

«Вот как?»

Интересно, существует ли заклинание досрочного уничтожения абсолютного амулета?

Я старался терпеливо дожидаться возвращения Цузуки, убеждая себя в том, что моему хранителю нужно время осознать случившееся. Я бы на его месте поступил так же. Однако сердце грызли неотвязные кровожадные монстры досады, в наличии которых не хотелось признаваться даже себе самому:

«Он мне не доверяет. Он отвергает меня. Я ему чужой».

Асато-сан позвонил в дверь спустя четыре часа. Когда я открыл, он стоял, прислонившись к притолоке:

— Я пришёл сказать: кто бы ни был виноват в разделении миров, я тоже приложил к этому руку и не имею права оставаться в стороне. Я помогу вернуть всё в исходное положение, но не останусь здесь, а найду работу и буду снимать жильё.

— И чем, интересно, тебе не угодил мой дом? — стараясь сохранять невозмутимый вид, спросил я.

— Не хочу стеснять тебя.

Без сомнения, дело в другом. И мне только предстоит выяснить настоящую причину.

— В пятнадцатикомнатном доме ты меня в принципе стеснить не можешь, но не буду настаивать. А пока — проходи. Повторю прежний вопрос: ты голоден?

— У меня в кармане оставалось немного денег. Их хватило на кусок яблочного пирога и чай.

— Кусок пирога за последние шестнадцать с лишним лет? Маловато.

Он упрямо молчал.

— Итак, — подытожил я, — голодным я тебя точно никуда не выпущу. Иначе ты будешь бродить по Токио в предсинкопальном состоянии, пока не свалишься где-нибудь, а мне придётся вытаскивать тебя из полицейского участка, либо из больницы. У меня нет времени на такие глупости. Идём.

Я привёл его в столовую, где нас дожидались салат с мидиями, лосось под соусом терияки, горячий удон и говядина с овощами.

— Ешь, — непререкаемо заявил я. — Отговорки не принимаются.

Асато-сан кинул на меня удивлённый взгляд, но я уже понял: отказаться от предложенного он не сумеет.

Никогда не думал, что такое удовольствие может доставить наблюдение за тем, как кто-то насыщается, сидя за твоим столом… Когда Цузуки покончил с основными блюдами, я поставил перед ним десерт. Сияющие глаза Асато, открывшего коробку с пирожными, удовлетворили мою потребность в восхищении на сто лет вперёд. Так ребёнок смотрит на долгожданный подарок, о котором мечтал всю жизнь:

— Это… мне?

— Да. Небольшой сюрприз из недавно открывшейся кондитерской Пьера Эрме. Думаю, здесь достаточно взбитых сливок, — и пояснил в ответ на его изумлённый взгляд. — Помнишь свой сегодняшний сон? Считай это компенсацией.

— А ты?

— Я равнодушен к сладкому. Тебе повезло: они все твои.

Лицо моего хранителя порозовело. Поразительно, до чего легко он смущается… Учитывая количество прожитых лет, он должен с безразличием взирать на столь незамысловатые дары. Я, например, потерял способность удивляться подобным мелочам лет в восемь. А снова обрёл сегодня, наблюдая за тем, с какой жадностью Асато-сан уплетает пирожные, нахваливая мастерство иностранного кулинара. Наконец, он проглотил последнюю крошку и откинулся на спинку стула:

— Я в раю, но, право, не стоило так тратиться!

— Разве десерт был невкусным?

— Что ты, восхитительным! Но я ведь злосчастный наркоман — не могу остановиться, пока не съем всё сладкое, находящееся в поле зрения. Впрочем, смерть от обжорства мне не грозит, а вот страдания от несварения желудка вероятны.

Проблема вырисовывалась серьёзная, но поправимая.

— Слышал про флавоноиды?

Он отрицательно покачал головой.

— Это группа водорастворимых фенольных соединений, участвующих в метаболизме растений. Виноградное вино расщепляет жиры, поскольку содержит антоцианы…

— Помилуй, Кадзу-кун! — простонал Асато. — Не надо терминов!

— Я к тому веду, что некоторое количество вина могло бы облегчить твои страдания. Хочешь провести ревизию моих запасов?

— Нет!!! Только не показывай, где у тебя хранится спиртное!

Странная реакция. Кажется, первоначально заявленная проблема не является единственной. Сейчас попробую выяснить, в чём дело.

— Какие-то сложности с алкоголем?

— Наоборот, всё проще некуда. Подчас мне легче отравить собственный мозг, чем пытаться принять трудное решение.

— Ты напивался?

— Часто в хлам, — покаянно вздохнул мой хранитель.

Оказывается, мне долгие годы удавалось идеализировать его образ, не допуская и мысли о существовании в нём малейших изъянов, а теперь мой темнокрылый ангел начал обретать человеческие черты… Я тихо посмеялся над собой. Мы с Асато-сан, похоже, оба остались детьми, каждый по-своему.

— Что ж, — усмехнулся я. — Тоже выход, до определённой степени эффективный. А мне сарказм заменяет спиртное. Им можно отравить всё население Канто, но я пользуюсь ядом для лечения пациентов, вводя его внутривенно в микродозах. В этом и заключается моё ноу-хау, обеспечивающее высокий процент выздоровления больных.

Цузуки заулыбался, но вдруг стал предельно серьёзен.

— Расскажи про амулет, — попросил он. — Ты ведь обещал.

И я поведал о том, как рубин попал ко мне в руки, рассказал о своих попытках выяснить информацию о талисмане и о встрече с ответственным секретарём Энма-Тё.

— Твой коллега готов был выкупить рубин за любую сумму. Я отказался. Тацуми-сан не вызвал у меня тогда доверия.

— Он предлагал за амулет любую сумму? — не поверил Цузуки.

— У тебя преданные друзья, Асато-сан.

Щёки моего хранителя залились краской.

— Даже не верится… Наш секретарь, педантично учитывающий каждую йену, — пробормотал он. — Но каким образом Тацуми тоже очутился здесь?

— Отправился следом за тобой на другой машине времени, по словам Ватари-сан. Правда, до некоторых пор никто из нас понятия не имел, что миров стало два, пока я вплотную не столкнулся с леди Эшфорд.

Имя Лилиан подействовало неожиданным образом. Асато-сан вскочил на ноги, едва не опрокинув стул.

— Эта женщина приходила к тебе?! Зачем?!

— Предложить взаимовыгодное сотрудничество, а на самом деле пыталась завладеть амулетом. Если уж говорить начистоту, я успел пообщаться с обеими прекрасными дамами. Здешняя Лилиан сохранила относительно адекватное восприятие реальности. Правда, она страдает ретроградной амнезией из-за действия Ока, и трудно сказать, что вытворит, когда к ней вернётся утраченная память. Я бы ей не доверял, как и её двойнику.

— Лилиан из моего мира носит на груди кинжал, называемый Демоническим Оком, — промолвил Асато.

— Так и есть, — подтвердил я.

— В рукояти кинжала — лунный камень, а в нём… — он стиснул зубы.

— Полагаю, душа лорда Артура, за чью свободу уплачено жизнями сотен людей, — закончил я фразу и пояснил. — Мой братец Саки возродился в другом мире в семье Эшфорд-сан и рассказал многое о лорде и его милейшей «супруге».

— Шидо Саки был воскрешён?!

— Эту заразу так просто не убьёшь. У него, как у кошки, девять жизней, — мрачно пошутил я. — К его перевоплощению приложила руку чета Эшфорд.

Так Асато-сан узнал историю Микако-сан, Рэндзи, книги О-кунинуси и замка Несотворённой Тьмы.

— Каково это — встретиться со своим вторым «я»? Что ты чувствовал? — заинтересовался он.

Я задумался.

— Лорд Артур воспринимался мной, как абсолютно посторонний человек, который, правда, откуда-то знает всю мою подноготную. Не слишком приятное, выворачивающее душу ощущение.

— Прости! — неожиданно выпалил Цузуки.

— За что? — искренне удивился я.

— Я рассчитывал навсегда стереть прошлое, а получилось — хуже некуда!

— Ты зря казнишь себя. Я вполне доволен судьбой.

— Но этих событий не должно было произойти! Я надеялся, что вы все начнёте жить иначе! А в итоге ты едва не погиб от руки этой ужасной женщины, Вселенная вот-вот развалится на части, Энма-Дай-О-сама продолжает строить планы по захвату власти на Земле, мой напарник в коме, а коллеги считают, будто я всех предал, сбежав неизвестно куда!

— Куросаки-кун здоров, — успокоил я его.

— Здоров?! — не поверил услышанному Цузуки.

— Проклятие снято. Я уничтожил его с помощью амулета, когда находился в Мэйфу твоего мира.

Глаза Асато-сан наполнились слезами.

— Ты даже не представляешь, как я тебе благодарен, Кадзу-кун, — голос его задрожал и сорвался. — Я никогда этого не забуду.

По просьбе Цузуки я подробно рассказал, каким образом мне удалось снять проклятие. И поймал себя на том, что радуюсь вместе с ним.

Странно, Куросаки-кун из другого мира был мне до недавних пор глубоко безразличен, но вот я говорю сейчас о нём, и мне вроде не наплевать, что он поправился.

— А про Хисоку из этого мира ты что-нибудь знаешь?

Он с такой надеждой смотрел в мои глаза… Я не сумел притвориться, будто не в курсе.

— Парень попал в аварию вместе со своей кузиной Фудзивара Асахиной по дороге из Ниигаты в Токио. Я оперировал его полгода назад.

— Он выжил?!

— Если бы умер, я бы утратил самоуважение. Куросаки-кун выписался из клиники Дайго в марте и уехал с кузиной и её новорождённой малышкой в Харадзюку.

Эти подробности сообщила пару недель назад Чизу-тян во время одного из наших телефонных разговоров, вспомнив о том, что некогда я интересовался судьбой юноши. Про историю с кражей денег я решил не упоминать. По словам Чизу, Куросаки Нагарэ ещё в январе забрал заявление из полиции. Незачем понапрасну беспокоить Асато. Но внимание Цузуки привлекло другое.

— У Фудзивара-сан есть дочь?

— Да, Асахина родила ребёнка вскоре после автокатастрофы.

— А… кто отец?

Я пожал плечами, давая понять, что мне такие подробности неизвестны.

— Могу сказать лишь, что Асахина сбежала из дома, уже будучи беременной, и Куросаки-кун скрывался вместе с ней всё это время.

— Значит, в этом мире он не одинок, — с облегчением выдохнул Цузуки и добавил. — Я твой должник, Кадзу-кун.

— До августа девяносто девятого года? — уточнил я.

— До дня разрушения Вселенной, — улыбнулся он.

Я поймал себя на том, что его благодарность невероятно греет душу.

— А мой двойник? — осторожно поинтересовался Асато. — Ты встречал его?

— Уверен, что хочешь знать правду?

— Судя по всему, не произошло ничего хорошего.

— Точно.

— Всё равно скажи.

— Его душа принадлежит Оку с 1926 года. Он дух-хранитель Эшфорд-химэ.

— Как этой женщине удалось обмануть его?! — ахнул Асато.

— Сумела заморочить ему голову своими сказками о лучшем мире, полагаю. Учитывая, что Цузуки-сан был болен и не вполне отчётливо воспринимал происходящее, ей не потребовалось много усилий. Твой двойник и сейчас человек, но его тело и душа привязаны к Оку. Единственный утешительный факт: кажется, Лилиан-химэ любит его и собирается освободить.

— Сложно поверить, что она способна любить кого-то, — печально вымолвил Цузуки.

— И я сомневаюсь, хотя её беспокойство о твоём двойнике выглядело искренним. Впрочем, я бы не стал слишком обольщаться.

Затем я поведал оставшуюся часть истории, исключив только эпизод с платой «эмоциями и кровью». Не нужно ему знать такого. Это моё личное дело.

— Просто невероятно, — прошептал Цузуки. — Ты догадался, как обойти правило о человеческих жертвах. Ты молодец!

Определённо, я глубоко неравнодушен к его мнению о моей персоне.

— У меня не оставалось выбора. Отправься я по стопам леди Эшфорд, то закончил бы, либо как она, либо как её двойник. Оба исхода мне категорически не приглянулись. Амулет говорил, что эмоции людей, находящихся на пороге смерти, дают ему питание. Однако нигде не было сказано, обязательно ли человеку умереть, чтобы талисман получил желаемое. Я подумал, люди могут продолжать дарить энергию, вернувшись к жизни. Пребывание на грани делает душу сильнее. Не будь я хирургом, подался бы в пожарные или спасатели, но достал бы нужное количество эмоций.

— Ты так старался спасти меня… Почему?

— После всего, что ты сделал для меня и моей семьи, я не мог позволить тебе оставаться марионеткой амулета. Для меня сама мысль об этом была непереносима. А ты? — моё сердце беспокойно заколотилось. — Я с той самой ночи собирался узнать: почему ты спас моих родителей? Лорд Эшфорд проклял твоего напарника, убивал людей. А ты ради убийцы пошёл на такое?

Асато-сан некоторое время смотрел на меня, и невысказанные слова готовы были сорваться с его губ. Потом он отвёл взгляд в сторону.

— Хотел исправить содеянное. Надеялся изменить мир к лучшему, сделать так, чтобы Эшфорд-сан лишилась своего хранителя и не смогла больше никому причинить зла, чтобы Хисоку не прокляли, а Цубаки-химэ и другие остались живы. Я попытался уравновесить тьму, в том числе некогда созданную мной … Но, наверное, не преуспел, а просто усугубил ситуацию.

Итак, он отправился сюда ради спасения жертв лорда Артура и ради Куросаки-кун. Что ж, это вполне в его духе. Только вот почему я ощущаю столь сильное разочарование, будто меня обманули в лучших ожиданиях?

— А теперь, зная о последствиях, ты бы сделал то же самое?

Он улыбнулся. Светло и спокойно.

— Да, Кадзу-кун. Твоя душа не изувечена. Это с лихвой искупает все мои ошибки.

От недавней горечи и раздражения не осталось следа. А потом горло и глаза обожгло непривычно, резко, нестерпимо. Что за нелепая реакция? Я не плакал много лет. С чего накатило сейчас? Совладав с собой, я попросил:

— Могу я теперь услышать твою историю, Асато-сан?

Взгляд Цузуки стал потерянным, как в тот миг, когда я сообщил о неразорванной связи с амулетом.

— И… что тебя интересует?

— Всё. Где ты родился? Как звали твоих отца и мать?

Казалось, я выбрал нейтральную тему для беседы, но ошибся.

— Хикару-сан и Акеми-сан, — неохотно заговорил Цузуки. — Мы жили в Коива. Этот городок с 1937 года стал частью района Эдогава в Токио. Правда, наша семья не дожила до этого дня. Первым умер отец, потом мама … Извини, — он вдруг прервал самого себя. — Можно не трогать мою семью?

Я идиот. Тацуми-сан говорил, что в прошлом Асато случилось нечто ужасное, а я… Вспомнил лишь после того, как спросил. Но о чём он пожелает говорить? Внезапно я осознал, что вся жизнь моего хранителя была чередой трагических событий. Клиника Юкитаки Мураки, суицид, Мэйфу — всё наполнено воспоминаниями о смерти и боли. И стоит ли моё удовлетворённое любопытство того, чтобы он причинял себе страдания, рассказывая о давно минувшем?

— Ты меня прости, — я положил руку ему на плечо. — Не надо ничего говорить. Я понимаю.

— Мне пора, — заторопился Асато, поднимаясь из-за стола. — Не хочу злоупотреблять гостеприимством.

При мысли о том, что он опять уйдёт — не важно, на час, на день или на год — всё внутри перевернулось. Я понял, если сейчас он попробует телепортироваться, я прикажу амулету задержать его, если пойдёт к дверям, встану на его пути. Опять ждать неизвестно сколько невыносимо. Но мне удалось остановить Асато гораздо менее радикальным способом.

— Как думаешь, — спросил я ему вслед, — стал бы я извлекать твою душу раньше срока, если бы считал тебя обузой? Если бы думал, что ты мне здесь помешаешь? Не проще ли было продержать тебя в рубине до следующего года и лишь потом освободить?

Он медленно обернулся и с каким-то новым выражением взглянул на меня.

— Но ты освободил.

— Верно.

— Раньше на целый год.

— Да.

— Кадзу-кун, зачем?

«Хороший вопрос. Я и сам хотел бы знать, в чём дело, но стоит задуматься, и внутри возникает такая путаница, что страшно браться за самоанализ. Я с детства не привык теряться в собственных мыслях, а именно это со мной с некоторых пор и происходит».

— Кто-то должен помогать справляться со всякой нечистью, мечтающей захватить мир, — отшутился я, думая, что юмор немного подбодрит его и заставит продолжить беседу, но Асато вдруг тяжело облокотился о край стола:

— Мне тут не место. Я должен был умереть, а вы все жить нормальной жизнью. Ты, Хисока, Тацуми, Ватари! Но от меня одни проблемы. Даже воспользовавшись машиной времени, я не сумел изменить прошлое! Я неудачник.

— Неудачник? — я приблизился к нему и встал так, что наши плечи почти соприкоснулись. — А я тогда кто? Ошибка природы? Ох, Асато-сан…

От его кожи, как ни странно, всё ещё слегка пахло корицей, а я стоял рядом, вдыхая этот едва уловимый аромат, и думал:

«Да, вот такой, сомневающийся, похожий на ребёнка, импульсивный и легко поддающийся эмоциям ты мне и нужен. Видит Бог, пусть я до конца не понимаю, зачем, но никуда ты не уйдёшь, пока я не разберусь. Всё равно никто другой не будет ждать тебя так, как я».

Из трёх свободных спален Асато-сан выбрал самую скромную — с единственным шкафом и душевой кабиной. В этой комнате никто и никогда не ночевал. По моему мнению, она годилась лишь на то, чтобы проверять себя на устойчивость перед приступами клаустрофобии. Но Цузуки согласился остаться в моём доме с условием, что будет жить именно в этой комнате и, как только найдёт работу, сразу съедет, а я не буду ему препятствовать. Я пообещал, хотя выполнять клятву не держал и в мыслях.

Убедившись, что на сегодня бегство и самоедство отменяются, я привёл моего дорогого гостя в другое крыло дома. Там располагался домашний бассейн с подсветкой, автоподогревом и гидромассажем. Мой личный рай, куда до сего дня не было входа никому.

Асато-сан остановился на пороге, ошеломлённо разглядывая полусферический зеркальный потолок, в котором отражалась зелень колумней, оплетавших стены, свисающие светло-розовые фонарики мединилл и изящные листья драцен и юкки.

— Что же ты? — слегка подтолкнул я его в спину. — Заходи. Тебе понравится.

Цузуки нерешительно переступил с ноги на ногу.

— Это потрясающе, но… тут разве нет ширмы?

— А от кого закрываться? — я включил наполнение ванны и начал объяснять. — Видишь, на пульте кнопки, регулирующие температуру воды? Тут гидромассаж. Здесь — освещение, регулировка громкости музыкального центра и встроенный пульт от телевизора. Ты можешь управлять всей комнатой, не выбираясь из ванны. И — да, не беспокойся, я уйду, — засмеялся я, заметив обеспокоенный взгляд, брошенный в мою сторону. — Понимаю, что в моём присутствии расслабиться не получится. Но если соскучишься — зови. Составлю компанию.

Он вспыхнул до корней волос. Я в очередной раз позабавился его реакцией.

Всё постепенно входило в нормальное русло. Беспокоило лишь одно: через три часа должны были наступить сумерки, а с ними вернуться и моя плата. Я с опасением размышлял над тем, как мне скрывать от Асато-сан свои симптомы. Он ни в коем случае не должен знать, чем ещё я расплачиваюсь с амулетом, иначе опять начнёт винить себя. По счастью, спустя два часа мой хранитель уже крепко спал, взяв с меня слово, что завтра я обязательно позволю ему поговорить с Тацуми.

Едва услышав голос Асато-сан по телефону, ответственный секретарь Энма-Тё бросил все дела, если таковые у него имелись, и переместился ко входу в мой дом. Я оценил его деликатность. Уверен, ему до смерти хотелось сразу оказаться в гостиной.

Он ворвался в холл, как смерч, едва не сбив меня с ног, и кинулся обнимать Цузуки, смущённого до крайней степени таким несолидным поведением коллеги.

— Жив!!! Цел!!! — кричал Тацуми, плача и смеясь одновременно. — Мураки-сан, у вас получилось!!! Ей Богу, получилось!!!

Кажется, в эту секунду он готов был отпустить все грехи не только мне, но и лорду Артуру. Судя по ошарашенному лицу Асато-сан, он никогда прежде не видел своего друга в таком состоянии.

К сожалению, я не имел возможности дождаться завершения приступа эйфории у Сейитиро-сан и принять участие в дальнейшей беседе. Мне необходимо было уезжать. Попросив Тацуми не разрушать дом в моё отсутствие, я отправился в клинику.

По дороге мне позвонила Чизу-тян и сообщила о девочке с тяжёлой черепно-мозговой травмой, несколько минут назад поступившей в одну из муниципальных больниц. Я ответил, что не могу оставить пациентку, которая уже рассчитывает на меня, и чьё состояние не намного лучше.

Моя подруга повесила трубку. Она всё отлично понимала. Каждый из нас нёс ответственность в первую очередь за пациентов своей клиники. Но та девочка не выходила у меня из головы. После операции я позвонил Чизу и узнал, что ребёнок скончался.

«Хозяин, вы расстроены?» — неожиданно заговорил амулет, пока я сидел в машине, досадуя на то, что нельзя незаметно оторвать одну руку от руля и закурить.

Самый оживлённый перекрёсток. Нет, не выйдет.

— Тебе-то какое дело?

«Могу дать совет: если надо вернуть к жизни умершего, можно взамен забрать другую жизнь».

— Ты о чём?

«Я воскрешу девочку, но заберу вместо неё кого-то на ваш выбор. Только не демона и не мага, а обычного человека. Вы согласны?»

— Что за чушь ты несёшь?

«Вы отказываетесь?»

— А разве это не очевидно? Я никогда не соглашусь на такое.

«Зря. В мире живут и здравствуют миллионы бесполезных душ, которым давно пора на покой. Алкоголики, наркоманы, бездельники, даром прожигающие жизнь. Преступники, умственно отсталые, инвалиды, навсегда прикованные к постели. Почему бы не взять одного из них?»

— Любопытно, — спрашиваю, — кто постоянно заставляет тебя подталкивать меня к самой черте? Кажется, ты говорил, будто освободился от влияния Ока?

«Око здесь ни при чём».

— Кто же воздействует на тебя?

«Вы», — спокойно ответил амулет.

Что ж, верно. Каждый из нас свой собственный ближайший друг и худший враг. Мы живём над невидимой пропастью, балансируя, словно эквилибристы…

Вернувшись, я обнаружил, что ни Тацуми, ни Асато-сан нет дома. Никакой записки тоже не обнаружилось. Амулет едко отметил, что «ему хранитель в таких мелочах не подконтролен». Я нервно метался по комнатам, пока не столкнулся в холле нос к носу с Асато-сан.

— Где ты был?!

Я спросил это таким тоном, что мой хранитель застыл на месте.

— С Тацуми, — растерянно отозвался он и быстро заговорил, словно оправдываясь. — Мы посидели в кафе. Он познакомил меня с Ватари-сан и с леди Лилиан. Ты прав, эта женщина другая. Она способна сострадать. И она обрадовалась нашей встрече! Расспрашивала о Мэйфу и о Генсокай. Похоже, Эшфорд-сан и в самом деле испытывает какие-то чувства к моему двойнику. Знаешь, я подумал, а, возможно, та, которая живёт в моём мире, не безнадёжна? И я нашёл работу! С завтрашнего дня приступаю. Буду продавцом в кондитерской, а там вдруг подвернётся что-нибудь другое? — и тут он заметил, как я смотрю на него. — Что с тобой, Кадзу-кун?

Я молча прошёл в гостиную и тяжело опустился в кресло. Цузуки последовал за мной.

Мне было неловко за свою несдержанность.

— Извини, трудный день, — наконец, заговорил я, видя, что он по-прежнему стоит и ждёт. — Я разволновался, когда не застал тебя здесь. Подумал Бог весть что, будто на тебя напали, похитили… И ещё проклятый амулет вздумал острить. А ты, между прочим, мог бы оставить записку! Разумеется, это не оправдывает мою резкость. Я сорвался, прости.

— Да всё в порядке, — махнул рукой Цузуки. — Я не предполагал, что ты будешь волноваться.

— А я волновался. Как идиот.

Моя последняя фраза вызвала у него улыбку.

— Неправда, ты вовсе не идиот, а лучший в Японии хирург.

— Если бы, — я невольно вздохнул. — Лучший никому не позволяет умереть.

— Что произошло?

Он присел передо мной на корточки, заглядывая снизу в лицо.

Неожиданно для себя я рассказал ему обо всём, в том числе о гадких предложениях амулета и о собственных сомнениях. И стало легче. Цузуки погладил мою руку, лежавшую на подлокотнике кресла.

— Ты же не мог бросить другую пациентку…

— В том-то и дело. Одна из них в любом случае осталась бы на операционном столе! Безвыходная ситуация.

— Я сам находился однажды в таком замкнутом круге.

— Когда? — вскинул я голову.

— До того, как переместился сюда.

Так я узнал об их встрече с Лилиан Эшфорд в церкви Оура в девяносто девятом году альтернативного мира, о тайных планах Энмы и о контракте, заключённом некогда моим хранителем с Владыкой Мэйфу.

— А всё-таки ваш шеф что-то знает об этой женщине, — отметил я.

— Ты считаешь? — Асато пристроился напротив меня на журнальном столике, скрестив ноги и упираясь ладонями сзади в столешницу.

— Я сопоставляю факты. Как мне кажется, Лилиан-сан действительно его родственница, просто он забыл. Или ему помогли забыть. Есть шанс, что шеф Коноэ из этого мира помнит больше, но с ним может пообщаться только Ватари-сан.

— Стоит попросить его.

— Непременно.

Я поймал себя на том, что уже некоторое время беззастенчиво разглядываю очертания его тела, угадывавшиеся под тонкой тканью рубашки. Даже доступное взору открывало простор многочисленным нескромным фантазиям. Впрочем, когда это мои мысли при взгляде на чью-то красивую фигуру были невинными? Никогда. Со времён старшей школы.

Стоит прекратить, не то Асато сбежит отсюда раньше, чем получит первую зарплату.

Я поднялся с места.

— Надо заняться организацией центра подготовки высококвалифицированных хирургов для проведения сложных операций. Раньше я об этом не задумывался, но теперь пришёл к выводу, что кроме «скорой» ещё кто-то должен оказывать помощь в экстренных случаях. Правда, судя по всему, спонсировать это начинание придётся мне.

Асато соскочил на пол, восхищённо глядя на меня.

— Ты действительно собираешься так поступить?

— Это пока лишь планы. Подготовка потребует много времени. Талантливые врачи открывают собственные клиники или уезжают за рубеж. Собрать их под одной крышей будет непросто. Большинство откажется от этой идеи.

— Но кто-то и согласится!

— Надеюсь.

Его пальцы коснулись моего плеча.

— Я верю в тебя.

Через четыре дня Цузуки уволили из кондитерской за то, что он перепутал заказы и разбил дорогую посуду. Стоимость двух кофейных чашек и тарелки оказалась в точности равна плате за отработанные дни, поэтому мой хранитель не получил ровным счётом ничего. Я постарался внушить Асато, что небеса не разверзлись, да и планета не сошла с орбиты от случившегося, но он воспринял свою неудачу весьма болезненно. К спиртному не прикоснулся, однако в огромных количествах заваривал и пил крепкий чай. Я видел, каких усилий ему стоит удержать себя от наикратчайшего пути к забвению.

На следующий день в моём графике значились две полуторачасовые операции. Вернувшись из клиники, я усадил Цузуки в машину едва ли не силой и отвёз в Аояму к своему парикмахеру, а затем, несмотря на его отчаянные протесты, приобрёл ему мобильный телефон, заказал в ателье костюм и несколько рубашек, а на обратном пути купил две пары ботинок.

Мой хранитель всю дорогу мрачно молчал, а потом буркнул:

— Я верну долг.

— А я подожду, сколько необходимо.

Сказал бы я ему, что никакого долга за ним не значится, но опасался задеть самолюбие Асато. На его месте я бы тоже чувствовал себя не лучшим образом. Он попал в чужой мир, жил не в своём доме, не имел возможности купить еду и одежду. Ситуация — хуже не придумаешь.

Меня разрывали противоречивые желания. С одной стороны, я хотел, чтобы Цузуки нашёл себе работу и получил материальную независимость. С другой стороны, я опасался, что он в таком случае вскоре покинет мой дом, и от этой мысли неприятно сосало под ложечкой.

Прошло меньше недели, а я стал зависим от его присутствия и удивлялся самому себе. Мужчина, с которым я был фактически знаком всего несколько дней, жил под одной крышей со мной, пользовался моей столовой и гостиной, а я не только не чувствовал желания поскорее избавиться от него, но, наоборот, ловил себя на мысли, что хочу продлить его пребывание здесь.

Мне нравилось смотреть на него. Просто сидеть рядом и наблюдать за тем, как он завтракает, звонит по телефону, наливает чай, размышляет о чём-то, ищет в газете очередное объявление или пытается быть полезным мне.

На восьмой день мой хранитель решил порадовать меня ужином. Я догадался об этом, войдя в дом и с порога ощутив интенсивный запах чего-то подгоревшего. Асато сидел за большим столом в кухне и виновато улыбался, безуспешно пытаясь оттереть руки полотенцем. Перед ним на огромном блюде возвышались пласты пережаренного мяса, а на прозрачном стеклянном поддоне я заметил бесформенный блин непередаваемого оттенка.

— Это сырный пирог, — уныло пояснил Цузуки, проследив за направлением моего взгляда. — Точнее, я планировал сделать его. Даже взял рецепт у твоего повара. Харада-сан помогал мне советами и ушёл, лишь когда осталось всё допечь и вынуть из духовки. Прости, я безнадёжен. Любая вещь, к которой я прикасаюсь, разрушается.

Он выглядел таким удручённым, что смех замер у меня на губах.

— Боги Смерти и не обязаны уметь готовить. Я сам виноват, что до сих пор не нашёл тебе подходящего занятия. Отмывай руки, и будем исправлять ситуацию: пожарим и испечём всё заново.

— Ты… умеешь готовить?!

Ради возможности ещё раз увидеть восхищение в его глазах, я готов был бы стерпеть не только сгоревший пирог, но и полностью обугленную кухню с раскуроченной бытовой техникой.

— Умею, но обычно на это не хватает времени, вот и нанял повара. Иди в ванную, а я положу мясо на разморозку. Будет у нас и пирог, и жаркое.

Спрашивается, зачем я пытаюсь строить из себя Мистера Совершенство? Наверное, оттого, что моему самолюбию бесконечно льстит, как он смотрит на меня в такие моменты. Только вот одна проблема: в последние пару дней тело самопроизвольно выходит из-под контроля, стоит вспомнить его взгляд, и то, как он произносит моё имя. Едва удерживаю себя от желания прижать его к ближайшей стене и целовать до исступления, до боли в губах, пока он не запросит пощады, а потом …

Довольно. Завтра же выберу себе хорошее болеутоляющее, чтобы не ныли шрамы на спине, и куплю снотворное.

Когда Цузуки вернулся, я возился с мясом, разделывая его на ломти.

— Признавайся, как больше любишь: по-французски, по-гречески или побыстрее? — поинтересовался я и, обернувшись, увидел, что мой хранитель интенсивно краснеет.

— Н-не знаю, — пролепетал он.

И тут я осознал двусмысленность вопроса.

— Собственно, я хотел узнать, каким способом лучше приготовить мясо?

Асато-сан с облегчением засмеялся.

— На твой выбор.

Теперь мне захотелось его подразнить, и я медленно произнёс, стараясь придать голосу соблазнительные интонации:

— Обожаю по-французски. И наслаждаться каждым прикосновением горячей, истекающей соком плоти к языку.

Асато-сан поперхнулся воздухом, а я удовлетворённо улыбнулся. Эта невинная шалость подарила мне ненадолго чувство внутреннего равновесия.

Когда всё было готово, и мы уселись за стол, я вдруг обнаружил, что испытываю неодолимую потребность касаться его пальцев, когда он передаёт мне соль, стакан с водой или сок. Кажется, болезнь перешла в следующую фазу.

По завершении ужина я встал из-за стола, поставив себе довольно скверный диагноз и запретив даже думать о том, чтобы покончить с симптомами наиболее очевидным путём. Фантазии о нём — это мои личные проблемы. Я не буду втягивать Асато-сан в то, что ни в коем случае хорошо не закончится для нас обоих. Он эмоционален, впечатлителен, переживает из-за любого пустяка. Наши отношения и неминуемый разрыв станут для него серьёзным ударом. Ему нужен надёжный партнёр. Не такой, как я.

Пожелав Цузуки спокойной ночи, я отправился в спальню, но заснуть удалось не скоро. Я ворочался с боку на бок. Тело не желало сдаваться и требовало то, что с какой-то радости посчитало своим. Ладно, этот вопрос решить легко. Примитивная потребность, которую довольно просто удовлетворить. Я давно не был с женщиной. Пора исправить это упущение. Завтра встречусь с Огава-сан, и стресс, как рукой снимет.

Огава Мию, единственная дочь финансового магната господина Озэму, владелица развлекательного центра и нескольких жемчужных ферм на Сикоку, для меня всегда была свободна. В прошлом году в феврале её бесценный родитель перенёс операцию по замене сердечного клапана в моей клинике, а буквально через день эта красотка заявилась ко мне в кабинет в одном плаще, накинутом поверх обнажённого тела. Она была неистова, изобретательна и ненасытна. Я смог уехать домой только на следующее утро. С тех пор не припомню ни единого случая, чтобы она сказала:

— Мураки, не сегодня.

Даже если у неё намечались какие-то планы, одного звонка оказывалось достаточно, чтобы обстоятельства изменились в мою пользу. И я, в свою очередь, ещё ни разу не пожалел о проведённом с ней времени.

Следующим вечером, не заезжая домой, я отправился в Икебукуро. Мию встретила меня в полупрозрачном пеньюаре, не скрывавшем прелестей стройного тела. Переступив порог её квартиры, я немедленно оказался во власти настойчивых рук. Мию всегда интуитивно понимала, насколько я голоден и как лучше мой голод утолить. Сегодня я совершенно не желал лишних разговоров. Заметив это, неутомимая Огава-сан сразу перешла к делу. Нащупав зарубцевавшиеся шрамы на моей спине, внимательно оглядела их, но не стала расспрашивать о происхождении ран, лишь многозначительно протянула:

— Оу, сегодня надо быть осторожнее.

Однако последнее качество не входило в число её достоинств. Она вела себя, как обычно, пылко и несдержанно. В конце концов, когда я, обессиленный и разомлевший, рухнул поперёк её кровати, она довольно рассмеялась, бесстыдно слизывая остатки жемчужно-белых капель с моего живота, и нежно проворковала:

— Приходи почаще, сладкий. Знаю, ты ведь тоже скучаешь.

Я кивнул и через минуту провалился в благословенный сон, не обременённый нереализованными мечтами.

Проснувшись посреди ночи, я взглянул на наручные часы и едва не выругался. Спешно собрал с пола разбросанную одежду и покинул квартиру своей пассии. К счастью, Мию никогда не требовала объяснений. Я мог приходить и уходить, когда вздумается.

В пять утра я перешагнул порог дома. В гостиной горел ночник. Я двинулся к источнику света и увидел Цузуки. Он спал, отвернувшись к спинке дивана и укрывшись пледом, который я вчера бросил поперёк стула.

Вместо того, чтобы выключить лампу и подняться к себе, я остановился и склонился над ним. Лучше бы я этого не делал. Чем больше я смотрел на него, тем сильнее хотелось лечь рядом, запустить пальцы в его волосы, прижаться всем телом … Я наклонился ещё ближе и, не имея сил совладать с собой, поцеловал его в затылок.

Вымотанный и выжатый до капли, я не хотел физической близости, но что-то внутри продолжало изнывать, не находя покоя.

Внезапно Цузуки открыл глаза и повернулся ко мне, отбросив в сторону плед. Я увидел, что он спал одетым — в брюках и рубашке. Спросонья он не понимал, где находится, и почему я стою рядом.

— Ты поздно вернулся, — наконец, укоризненно вымолвил Асато.

— Была сложная операция. Зверски устал.

На душе стало невыразимо гадко. Захотелось попросить прощения, но я не мог понять, за что собираюсь извиняться.

— Ну да, я так и думал. Я ждал тебя, а потом заснул, — забормотал Цузуки. — Ты не позвонил, а я твой номер набирать побоялся. Вдруг я бы помешал тебе на операции, и твой пациент из-за меня умер бы?

Он волновался? Ждал? Чувство вины усилилось.

— Ладно, я пойду, Кадзу-кун. Спокойной ночи!

— Спокойной ночи, Асато-сан.

Он развернулся и стал подниматься по лестнице. Я стоял и смотрел ему вслед, пока он не скрылся на втором этаже.

В последующие дни Цузуки пытался устроиться в магазин, офис, на склад, в кафе, в казино, но все эти попытки завершились полным провалом. Он ухитрялся потерять важные документы, проспать собеседование, сломать вещь, которая в принципе не могла быть сломана, забывал взять с клиента деньги… В течение одиннадцати дней он сменил пять мест работы, и я уже видел, что он недалёк от черты, за которой последует затяжная депрессия.

Первого июля в гости приехала Укё. Никогда не забуду, какими глазами она смотрела на Асато-сан. Во взгляде её читались нескрываемые восторг и благоговение.

Со стороны наблюдая за ними, я заметил, что эти двое странным образом схожи. Если леди Эшфорд и Цузуки походили друг на друга чертами лица, цветом глаз и волос, то сходство моего хранителя и Укё отмечалось, скорее, в поведении, в интонациях голоса, в манере мягко уступать собеседнику и стараться не задевать чужие чувства. Они оба были наивны и верили в лучшее. Я понял, что они приглянутся друг другу. Так и вышло.

Спустя час мы с Укё-тян отправились в Синдзюку выбирать подарки на день рождения её матери. Вечером я проводил свою подругу до Синагава и посадил в синкансен Нозоми, а, вернувшись домой, к величайшему изумлению, застал Цузуки сидящим на нижних ступеньках лестницы. У его ног покоились порожние бутылки «Домен Жером Шезо», «Кот д’Ор», «Коста Гримальди» и «Шато Монбуске». Он-таки нашёл мои запасы.

— Теперь, — заявил Цузуки, пытаясь сфокусировать на мне взгляд, — ты просто обязан вышвырнуть меня вон.

Я вздохнул и сел с ним рядом.

— Что случилось?

— У тебя замечательная невеста. Добрая, очаровательная, умная и талантливая.

— Давай медленно искать утерянное звено логической цепочки. Почему я должен выгнать тебя?

— Я мешаю вам.

— И каким, позволь узнать, образом?

— Не будь меня, вы с Укё-сан могли бы провести время намного лучше.