Всё могут короли. Одним росчерком пера. Пять слов на букву "л" [Ирма Гринёва] (fb2) читать онлайн

Ирма Гринёва Всё могут короли. Одним росчерком пера. Пять слов на букву "л"

Предисловие

…Карие глаза встречаются примерно у 50% населения Земли.

Люди с карими глазами, отличаются импульсивностью, безудержной страстью, повышенной активностью. Они – лидеры. Они не терпят поражений и случаев, когда кто-то с ними не согласен: их мнение – единственно правильное, и никак иначе. Сексуальность, чувственность, обаяние – отличные дополнения к их личностным качествам.

Такие люди обладают природной красотой, отличаются умом, неугомонностью. Они не злопамятны, быстро прощают и забывают мелкие обиды. Карие глаза могут означать и некоторую ветреность: такие люди легко влюбляются, но столь же легко могут забыть объект своей любви.

Кареглазые леди необыкновенно быстро сходятся с людьми. Они общительны, не закомплексованы, уверены в себе «на тысячу процентов». Самооценка у них, в большинстве случаев, завышенная. Они этого, как правило, не замечают.

Кареглазые женщины неравнодушны к золоту, богатству, деньгам. Они хитры, умны, изворотливы, находчивы.

От грёз любви не отличим

Сочинение на тему «Как я провел лето»

Ради счастья, ради нашего, если мы хотим его…

Ох, и странные, эти русские! (продолжение рассказа «Кошка, которая гуляла сама по себе» из сборника «Зеленые глаза»)

И этим всё сказано

Сразу и навсегда!

Мой ангел смотрит на меня…

Уйти по-английски

От сердца к сердцу мост

Пришвартоваться в тихой гавани

Благодаря и вопреки

Перевоз Дуня держала

От ненависти до любви и обратно

Свадебный хоровод Созвездий

Одним росчерком пера

Что обещает её лицо или Женя, Женечка и Катюша

Это он – мой Мужчина!

Одним росчерком пера

1

– Ты кто? Какого чёрта таскаешься за мной? Кто тебя подослал?

Аонгус¹ крепко прижимал тело лазутчика к стене сарая, а рукой сдавливал его горло.

То, что за ним следят, он почувствовал ещё по пути туда, а на пути обратно заметил крадущуюся тень. Специально зашёл в заброшенный сарай, чтобы отрезать противнику путь к отступлению, и его хитрость удалась. Только вот чести это Аонгусу не прибавило – в его руках хрипел обыкновенный мальчишка, лет одиннадцати-двенадцати. Худышка – Аонгусу хватало сил удерживать его одной рукой. Небольшого роста – чтобы смотреть на него глаза в глаза, пришлось приподнять, и теперь его ноги болтались в воздухе, не касаясь земляного пола даже кончиками пальцев. Так и задушить не долго, – понял Аонгус. Как он тогда узнает, кто его подослал? И зачем? И Аонгус ослабил хватку.

Это оказалось ошибкой. Мальчишка тут же больно вцепился зубами Аонгусу в тонкую кожу кисти между большим и указательным пальцем. Не ожидавший подобной прыти от пацана, только что хрипевшего так, как будто прощался с жизнью, Аонгус отдёрнул руку, чем тот тотчас воспользовался. Вывернулся и в одно мгновение отскочил на безопасное расстояние.

Беготня по сараю ничего не дала. Аонгусу приходилось постоянно держать в поле зрения две цели – мальчишку и дверь, что сильно ограничивало его возможности маневрирования. Мальчишка метался по сараю, как заяц, ловко выныривая из-под рук, отскакивая от стен мячиком, кувыркаясь в воздухе, как заправский акробат. Видимо, его «предсмертное» хрипение было всего лишь игрой актёришки. Наконец, Аонгус остановился, загородив собой дверной проём, и грозно сказал:

– Ты не выйдешь отсюда, пока не ответишь на все мои вопросы!

– Я-то что! – отозвался мальчишка, – Я тут всю ночь могу провести! А вот Вам, Ваше величество, негоже на сене-то ночевать!

– Ах ты, паршивец! – воскликнул король Аонгус и дёрнулся схватить наглеца, но тот лёгкой белкой подпрыгнул и оказался верхом на балке сарая.

Теперь его оттуда не достать, – понял с досадой Аонгус. Оставалось принуждать словесно.

– Сейчас же отвечай королю!

– Я-то отвечу, Ваше величество, только и Вы, уж, пообещайте, стоять там, где стоите.

– Не бойся, – примирительно произнёс Аонгус, снижая тон, – обещаю тебя не наказывать, если честно ответишь на все мои вопросы. Спускайся!

– Ага! Дурак я, что ли? Нет, уж, Ваше величество, лучше я тут посижу. Задавайте свои вопросы!

Аонгус, уже было начавший успокаиваться, опять закипел. Но – делать нечего! Таким манером можно всю ночь провести. И пришлось королю смотреть на мальчишку снизу вверх.

– Я тебе задал уже три вопроса и ни на один не получил ответа. У тебя память отшибло, пока скакал по сараю?

– Ничего у меня не отшибло, – проворчал мальчишка, – Никто меня к Вам не подсылал, – начал он с последнего вопроса, – Я так, сам за Вами следил. Интересно же! А зовут меня… Тэмхас².

По тому, как мальчишка замялся перед своим именем, Аонгус понял, что он соврал. В конце концов, было не важно, как его зовут на самом деле, а вот почему ему было так «интересно» следить за ним, Аонгусом, и кто его хозяин – это было главное.

– Ты много болтаешь, а ответов не даёшь, – строго сказал король.

– Да, – горестно вздохнул мальчишка, – вот и моя госпожа так говорит. Ты – болтун, Тэм, и балабол. Толку от тебя никакого! Только она так не думает на самом деле. Госпожа меня любит. Разве взяла бы она меня в дальнюю дорогу, если бы от меня не было никакого толку? Конечно, нет!

– И кто же твоя госпожа, Тэм? – вкрадчиво спросил Аонгус.

– Принцесса э… – радостно откликнулся мальчишка, но вовремя притормозил, так что понять, что означало его «э» было не возможно – то ли первая буква имени его госпожи, то ли просто невразумительное мычание.

– Принцесса Эдми? Эйлис? Эмхир? – подтолкнул Аонгус.

– Ага! Так я Вам и сказал! Дурак я, что ли? Нет, уж, Ваше величество, лучше я промолчу. Вы же нажалуетесь моей госпоже, и меня накажут. А что я такого сделал? Просто гулял, заблудился, увидел знакомого человека и пошёл за ним. Ведь ясно же, что король к себе в замок идёт, а мне туда и надо.

– «Гулял» говоришь? А кто пять минут назад сам признался, что следил? И что «интересно»? Так-то ты правдиво отвечаешь на вопросы короля?!?

Мальчишка, пойманный на вранье, сердито засопел и через паузу ответил:

– Ну, это я так, увлёкся. Варианты оправдания придумывал. Меня уже, наверняка, хватились. Должен же я буду сказать, где был полночи? Не рассказывать же мне, что следил за королём, который по ночам к ведьме ходит?

– Что?!? Я? К ведьме?!? Как тебе такое в голову взбрело?

– И ничего и не взбрело! – темпераментно вскричал мальчишка, – Я в конюшне подслушал. Служанки между собой над гостьями посмеивались – мол, зря припёрлись, никого из них наш король замуж не возьмёт, не надейтесь! Он старой ведьмой околдован, только на неё и смотрит!

– Что за чушь! Досужие вымыслы глупых гусынь!

– И ничего и не чушь! Дурак я, что ли, всем разговорам верить? Я проверил! Вторую ночь за Вами таскаюсь. Не ем, не сплю! А Вы всё – шасть из замка, да по полям, по лесам, по пригоркам и к ведьме в замок. Сам-то я её не видел, врать не буду. Только потому своей госпоже и не рассказал про Ваши ночные блуждания. Но, коли свататься к моей госпоже соизволите, как пить дать – расскажу, скрывать не буду, так и знайте! Очень нам нужен король ведьмой одурманенный!

– Почему сразу к ведьме? – осторожно спросил Аонгус, весьма раздосадованный слухами, гуляющими о нём по округе. В его положении это было очень опасно. Очень-очень! – Может, просто к старой знакомой, доброму другу?

– Ага! К другу! Как же! Вы же, Ваше величество, ни на одну принцессу даже не посмотрели. Ни вчера на концерте, ни сегодня на балу. Как пить дать Вас старая ведьма приворожила. Принцесс всего пять. Можете хотя бы сказать какого цвета у них глаза?

Аонгус смутился и замолчал. Он, действительно, не помнил внешность ни одной из принцесс, не говоря уже о цвете их глаз. На концерте это ещё было допустимо. Музыка глубоко трогала душу Аонгуса. Чтобы королю не выдавать внутреннее смятение, он привык слушать её, закрыв глаза. Если голоса певцов или виртуозность исполнителей были выше всяких похвал, Аонгус прятал под закрытыми веками невольную слезу. Если кто-то из них фальшивил – скрывал досаду. И, кстати, вчера одно выступление королю очень понравилось. Голос певицы был чистым и высоким, как весенний ручеёк. Аонгус не обратил внимания на её имя, объявленное до выступления, и долго не мог открыть глаза, потрясённый сладостной картиной, возникшей в его душе от этого чудесного райского пения.

Да и чтобы он там увидел, открыв глаза? Современная мода, предписанная королевским этикетом, делала всех женщин на одно лицо. Высокие букли напудренного парика. Выбеленное толстым слоем краски лицо. Нарисованный красной помадой бантик губ. Даже мушке правилами строго предписывалось находиться на правой щеке. Это в этом году. А в следующем она обязательно перелетит на левую! Единственное, в чём не было ограничения фантазии хозяйки, это украшение парика бантиками, ленточками, цветочками, драгоценными каменьями. И вот здесь, уж, женщины старались вовсю. У некоторых головы были похожи на цветочные клумбы. А некоторые столь злоупотребляли драгоценностями, стремясь выставить напоказ своё богатство, что передвигались с большой осторожностью, боясь, что от тяжести парик сползёт на сторону, а то и вовсе упадёт с головы!

Потому и на балу Аонгус не очень-то рассматривал тех, с кем танцевал. А, если говорить по правде, то просто смотрел мимо. Порядок танцев ему расписал капельмейстер в строгом соответствии со статусом гостьи. Сначала – принцессы, потом – герцогини, затем – виконтессы и так далее. Последних он и не собирался разглядывать. Жениться, в его положении, он мог позволить себе только на принцессах. Одной из принцесс. Так что с ними он, пожалуй, был не прав, смотря мимо. Мода модой, но кое-что всё-таки можно рассмотреть – рост, фигура, чувство меры в украшениях, цвет глаз, наконец! Тут мальчишка прав, но не признаваться же ему в этом?

– Было бы кого рассматривать! – проворчал Аонгус, – Ни одной писаной красавицы!

– А вот и не правда! – возмутился мальчишка, – Моя госпожа очень красивая! Это все признают!

– И какой же цвет глаз у твоей госпожи? – лукаво поинтересовался король.

– Ага! Так я Вам и сказал! Дурак я, что ли? Я Вам скажу, а Вы ей на меня нажалуетесь!

– Можешь не говорить, – равнодушно пожал плечами Аонгус (ему, действительно, было всё равно – опасности «моя госпожа» не представляла, пока, конечно, этот оболтус не решит поделиться с ней слухами о ведьме), – я всё равно выясню. Но! – подчеркнул тоном и даже поднял указательный палец вверх, особо выделяя важность момента, король, – Если ты пообещаешь никому не болтать о моих ночных походах, я поклянусь, что жаловаться на тебя не буду!

– Зуб даёте? – недоверчиво переспросил мальчишка.

– Даю! – рассмеялся Аонгус.

Мальчишка поколебался, но всё-таки ответил:

– Зелёные. Смотрите же, Вы поклялись!

– Нет! Ну, ты всё-таки наглец! Так разговаривать с королём! Стоит отодрать тебя за уши. Да, ладно, уж! Спускайся! Пойдём, провожу тебя в замок.

– Вы – первый, Ваше величество! Я за Вами пристроюсь.

– Как хочешь! – опять пожал плечами король, – Не забудь – ты обещал молчать!

– Зуб даю! – торжественно произнёс мальчишка, – Разрази меня гром! Лопни мои глаза! Чтоб мне провалиться на этом месте!

Аонгус рассмеялся и первым вышел из сарая. Как быстро мальчишка слез с балки сарая, плёлся ли за ним следом или обогнал на повороте, Аонгус не заметил, погрузившись в свои мысли. А подумать было над чем!

Его посещения матушки, оказывается, не остались незамеченными его подданными. Его

настоящей матушки, а не той, которую он считал таковой большую часть своей жизни. С которой никогда не чувствовал той особой близости, которую чувствовал с отцом. От которой не ощущал теплоты родного человека.

О матушке отец рассказал Аонгусу только на смертном одре. Королева Оайриг³ оказалась бездетна и, дабы не оставить королевство без наследника, согласилась признать сыном того, кто был рождён другой женщиной от своего супруга. Да и как было не согласиться? Ведь король Стифен⁴, отец Аонгуса, вполне мог с ней развестись на основании её бесплодия. И куда ей было тогда деваться? Только в монастырь. Согласиться-то она согласилась, а вот полюбить не смогла. Супруга своего, Стифена, любила, а его, Аонгуса, – нет. Стифен любил обоих – и сына, и супругу. Такой вот запутанный семейный клубок.

Впрочем, жили они счастливо. Когда Аонгусу исполнилось тринадцать, счастье закончилось. Оборвалось вместе с уходом королевы Оайриг, умершей безвременно и внезапно, от укуса змеи. Аонгус искренно горевал о ней вместе с отцом.

Король Стифен как-то быстро сдал после кончины любимой жены и в пятнадцать лет Аонгус взошёл на престол. Не смотря на потерю горячо любимого отца, два года после его кончины, с пятнадцати до сегодняшних семнадцати лет, Аонгус был более счастлив, чем в те два года, которые король Стифен угасал. Аонгуса мучила собственная беспомощность перед болезнью отца. Он корил себя за бесчувственность по отношению к матери, что не переживает её уход так же глубоко, как отец. Он вынужден был многому научиться в короткий срок, чтобы в дальнейшем твердой рукой управлять государством. А это включало в себя и хозяйственные, и военные, и политические вопросы.

После смерти короля Стифена для Аонгуса наступила определённость. В вопросах управления страной он опирался на верных помощников, оставленных ему отцом, выработав свой собственный стиль – всех выслушать, но решение принять самостоятельно. Но главное – он приобрёл мать взамен ушедшего отца. Настоящую. И рана, что он не был любим матерью – королевой Оайриг, перестала саднить.

Правда, с появлением матушки появились и новые проблемы. Король Стифен ни разу не виделся с женщиной, подарившей ему сына, после его рождения. И даже держал её в отдалении. Аонгус также поступать не собирался. Он тут же отправился в горную деревушку, где она жила, и перевёз её, поселив в замке по соседству. Навёрстывая пропущенные годы, часто навещал её. Ему и в голову не могло прийти, что пожилую женщину его подданные примут за ведьму, околдовавшую их короля.

Да, он не смотрел на благородных женщин, окружавших его, но лишь потому, что боялся влюбиться. Ведь все эти женщины – герцогини, виконтессы, графини, настоящие или будущие, женись он на одной из них, могли поднять его только до своего статуса, а не он их до положения королевы, выплыви наружу правда о его незаконном происхождении. Так что жениться он мог позволить себе только на принцессе, чтобы упрочить своё положение, чтобы не лишиться короны из-за того, что он – незаконнорожденный. Эту мысль внушил ему отец, когда раскрыл перед ним тайну его рождения.

Не то, чтобы Аонгус так, уж, держался за корону. Не это было главным. Хотя и существенным. Ведь он с малолетства знал, что когда-нибудь будет королём, учился этому. Ощущал себя принцем крови. Но, всё-таки, главным был ужас войны, которая неизменно разразится, усомнись кто-нибудь в его праве на престол. Реки крови, множество смертей, хаос на его родине – вот что несёт с собой война. И в первую очередь опасность грозила матушке. Сможет ли он защитить её, если станет никем? А сомневающиеся всегда могут найтись. Хотя бы среди родни королевы Оайриг. Или среди тех, кто задумается – к кому так часто ходит в гости молодой король?

Вот почему Аонгусу надо было срочно жениться, и именно на принцессе! Но… Королём он мог стать и в пятнадцать, а жениться – только в восемнадцать. Дурацкие правила, придуманные в стародавние времена и до сих пор не отменённые. Аонгус и так решил начать подготовку раньше на целый год, пригласив на свой семнадцатый день рождения принцесс из соседних королевств. Только вот привычку не смотреть на женщин оказалось не так-то просто преодолеть!

Что ж! У него ещё есть два дня, чтобы исправить положение!

¹ – в переводе – «один единственный»

² – в переводе – «близнец»

³ – в переводе – «разноцветная, пёстрая»

⁴ – в переводе – «корона»

2

Аонгус был страшно зол. Мальчишка обманул его! Никакой принцессы с зелёными глазами среди гостей не было!

Аонгус, как заправский ловелас, весь пикник ухаживал за принцессами, потом даже расширил круг своего внимания на герцогинь, заглядывал им в глаза, рассыпался в комплиментах. Собственноручно катал на лодке (по одной! – что уже было на грани приличий). И это в жуткую жару под палящим солнцем! Чуть не заработал себе ожоги – руки до локтей покраснели, и кожа саднила, готовая лопнуть. Бедняжкам, правда, было ещё хуже, в их тесных муслинах многослойного платья. Но отказать королю они не смели. Усиленно обмахивались веером и промокали пот на покрасневшем лице кружевными платочками, смоченными в воде пруда. Это ещё что! Одних он заставил играть в серсо⁵, а других – махать деревянными молотками в пэл-мэлл⁶! Неудивительно будет, если он прослывёт в соседних королевствах самодуром!

Но, ни у одной из принцесс не было зелёных глаз. Все были карими разной степени насыщенности. А если мальчишка обманул в этом, то мог обмануть и в другом. Нет! Нельзя было верить данному им обещанию! И Аонгус, приняв после пикника ванну и смазав горящие огнём руки жиром, прямиком отправился на конюшню, в то место, где Тэмхас (или как там его зовут на самом деле?), как он сам проговорился, подслушал разговор двух кумушек (надо бы, заодно, выяснить и кто они, эти болтливые гусыни).

На счастье Аонгуса, Тэма на конюшне знали, значит, с именем не наврал – уже хорошо! Его многие «ну вот только что» видели и посылали короля из конюшни на задний двор, со двора на маслобойню, оттуда к колодцу. А нашёл мальчишку Аонгус в саду. Схватил за ухо и потащил за собой.

– Ой-ой-ой! Больно! – верещал мальчишка, – За что, Ваше величество?!?

– За что? – шипел король, – А то ты не знаешь – за что! Как ты посмел врать королю?! Какие к чертям собачьим «зеленые глаза»? Нет ни у кого из принцесс зелёных глаз! Все сплошь карие!

– Отпустите, Ваше величество! Я Вам всё объясню!

– Ещё как объяснишь! Дотащу тебя до покоев принцесс, там всё и объяснишь!

– Вы же обещали ничего не говорить моей госпоже! Ой! Как больно! Вы мне ухо оторвёте, Ваше величество!

– Я обещал не говорить о твоей слежке за мной, а не то, что тебя не накажут за новую провинность!

Идти к госпоже мальчишка категорически не хотел, а потому изловчился и больно ударил Аонгуса коленкой в пах. Король согнулся от боли, а Тэм тем временем, не будь дураком, быстренько взобрался по корявым ветвям старой яблони на самый верх. И Аонгус опять оказался в положении, когда ему пришлось смотреть на мальчишку снизу вверх. Это уже после того, как он смог отдышаться, и без боли выпрямиться. Лезть на яблоню самому было королю совсем, уж, не по статусу, хотя такая мысль и пришла первой Аонгусу в голову. Пришлось опять воздействовать словесно.

– Ты осознаёшь, какое наказание тебе грозит за нападение на короля? – строго спросил Аонгус, но сам, в глубине души, не мог по-настоящему сердиться на мальчишку, почему-то ощущая к нему какое-то родственное чувство, как к младшему брату, что ли.

– Всё равно, – буркнул мальчишка, держась рукой за покрасневшее и опухшее ухо, – я не Ваш подданный! Только моя госпожа имеет право меня наказывать!

– Ишь, ты! О правах он мне напоминает! Вот прикажу тебя выпороть хорошенько, а потом уже с правами разберёмся!

– Так для этого Вы меня сначала с яблони снимите! – осмелел мальчишка, – Я-то всю ночь могу тут просидеть. А что?! Еда есть. На ветках устроюсь и переночую. А утром Вы на охоту уедите, я тихохонько спущусь и спрячусь. Вовек не найдёте! Вы же не знаете, кто моя госпожа!

– Ах ты, паршивец! – рассвирепел Аонгус и запустил в пацана яблоком.

Лучше бы было, конечно, сбить наглеца стрелой из арбалета, но, за не имением под рукой оружия, пришлось воспользоваться подручными средствами. Яблоко попало точно в цель – в тощую мальчишескую задницу.

– Эй! Больно же! Синяк будет! – схватился на ушибленное место Тэм, но с ветвей, хоть и закачался, не упал.

– Спасибо за подсказку! – начал насмехаться над мальчишкой весьма довольный своим метким выстрелом Аонгус, – Я тебя завтра на охоте подстрелю! Даже объясняться ни с кем не придётся! Несчастный случай! Бывает.

– Меня на охоту госпожа не берёт, – шмыгнул обиженно носом мальчишка, – опасно, говорит.

– А хочется? – поинтересовался Аонгус.

– А то! Я уже почти взрослый, а она всё со мной, как с маленьким…

– Так давай я за тебя походатайствую! Королю и имениннику она не посмеет отказать. Как там её зовут, твою госпожу?

– Ага! Хитренький Вы какой, Ваше величество! Так я Вам и сказал! Дурак я, что ли?

– Ну, и сиди тут всю ночь, не дурак! Охрану сюда пришлю. Чтобы не скучно было одному думать над своим поведением!

– Ваше величество! – окликнул короля мальчишка, когда тот отошёл от него уже на несколько шагов, – Не врал я Вам! У госпожи, когда хорошее настроение, искорки зелёные в глазах.

Аонгус ничего не сказал на это признание. Просто шёл в свои покои и улыбался. Ишь, ты! «Искорки зелёные в глазах»! Проверить это на охоте вряд ли удастся. Но настроение от этого у короля не ухудшилось. Завтра – последний день празднеств, потом гости разъедутся, и он сможет отправиться к матушке. Расскажет ей подробно про пикник и охоту (после встречи с Тэмхасом король не посещал матушку – опасался новой слежки, решил не подвергать её и себя риску разоблачения. Вот гости уедут – тогда они и наговорятся). Про бойкого, наглого мальчишку и его неуловимую госпожу с зелёными искорками в карих глазах. То-то они вместе посмеются!

Охрана обыскала весь сад, но ни на одной из яблонь обнаружить мальчишку не удалось. Кто бы сомневался!

⁵ – старинная игра в обруч, который особой палочкой подкидывается в воздух и затем ловится на ту же палочку или другим играющим – на свою палочку (из Википедии).

⁶ – старинная английская игра, в которой игроки с помощью деревянного молотка должны выбить центральный белый шар деревянными шарами за наименьшее число ударов – предшественник современного крокета

3

Охота удалась на славу! Охотники смогли завалить матёрого кабана. Чей выстрел оказался решающим, понять было не возможно, так тело кабана было нашпиговано стрелами. Ну, да из попорченной шкуры шить меховой плащ никто и не собирался. Зато, каждый охотник считал именно свой меткий выстрел решающим. Считал молча, про себя. Поскольку, когда на охоте присутствует король, какие ещё претенденты на лидерство могут быть? Так что вся слава досталась Аонгусу.

Дамы тоже не ударили в грязь лицом. Среди их добычи были перепела, рябчики, кролики. И вся эта пойманная и подстреленная дичь тут же, на поляне, освежевывалась, разделывалась, резалась и пускалась в готовку. Самые нежные части варились, тушились, томились, жарились, коптились, запекались на кострах. В казанах, кастрюлях, сотейниках, сковородах скворчало и булькало. Жир стекал с огромных кусков, насаженных на вертел, и с шипением капал в пламя костра. Костёр недовольно трещал и плевался искрами. Над поляной благоухали запахи свежего мяса, острых специй, пряных трав, сладких ягод, добавляемых в разнообразные соусы. Ароматы настырно лезли в нос и вызывали обильное слюноотделение.

Чтобы скоротать время до пиршества живота, гости занимали себя пищей духовной. В их жилах ещё бурлила кровь, глаза сверкали, душа требовала поделиться эмоциями с окружающими. Тут и там образовывались небольшие кружки, где с удовольствием делились перипетиями охоты, хвастались достижениями, хихикали над мелкими происшествиями. Обстановка была самая что ни на есть непринуждённая. Гости свободно перетекали от одного кружка к другому. И таким образом, вопреки ожиданиям, Аонгус, наконец-то, смог рассмотреть дам во всех подробностях.

Во время охоты королевский этикет не был столь же суров к их внешнему виду, как на балу. Лицо было покрыто не толстым слоем белил, а лишь слегка припудрено, что позволяло кавалерам любоваться румянцем, проглядывавшим на их щеках. Мушки покинули насиженные места. Губы-бантики приобрели свою естественную форму и цвет. Но главное – не было парика! Волосы хоть и были уложены в единообразные причёски по моде сезона, но не делали их обладательниц похожими друг на друга.

А глаза, боже мой, глаза! Аонгус сосредоточил своё внимание именно на них. И не потому что всё ещё надеялся разглядеть принцессу с зелёными искорками в карих глазах. А потому что ниже опускать свой взгляд было чрезвычайно опасно. Поскольку с соблазнительных губ глаза невольно следовали дальше – к ещё более соблазнительным холмикам груди, оттуда к тонкой талии, плавной линией перетекающей в пышные бёдра, разделяющиеся на две стройные ножки. А между ними… Нет! Об этом лучше не думать! Сердце начинало учащённо биться, хмель ударял в голову, хотя ещё никто не пил, а кровь приливала к паху.

Королевский этикет разрешал дамам, участвующим в охоте, надевать брючный костюм, что отнюдь не делало их менее женственными. Наоборот, его облегающий покрой, способствовал ещё большей привлекательности их фигур, давал ещё большую пищу воображению, чем платье, скрывающее под пышной юбкой всю нижнюю часть тела.

Основная часть дам воспользовалась послаблением в этикете. Во всяком случае, из пяти принцесс только одна явилась на охоту в платье, всем своим видом демонстрируя, что к сему «варварскому действу, как убиение невинных животных, противоречащему нормам христианской морали» она не имеет никакого отношения, что и было высказано ею без обиняков в приватной беседе с королём. Аонгус, молча выслушавший столь явный вздор, даже не стал вглядываться в лицо принцессы Бэрэбэл⁶. А когда заметил её уплетающей за обе щёки похлёбку из кролика, вычеркнул окончательно и бесповоротно из претенденток на свою руку и сердце.

А вот остальные четыре принцессы взволновали его каждая по-своему. В каждую он готов был влюбиться и к концу пирушки окончательно запутался. Принцесса Адена⁷, своими тёмными, как спелые вишни, глазами со всполохами огня и алыми устами, воспламенила в теле Аонгуса такой пожар, что не мешало бы окунуться в холодную горную речку. И то ещё было неизвестно, помогло бы.

Принцесса Висдом⁸ покорила Аонгуса своим умом, кротостью, обаянием. Сначала, после общения с Аденой, Висдом показалась королю пресной. Но она так увлекла его своим разговором, так заворожила нежным тоненьким голоском, что Аонгус решил – это именно её райским пением наслаждался он в первый день празднований. Эти соображения невольно развернули душу короля по направлению к Висдом. Он вгляделся в её янтарные глаза, заметил в них зелёные искорки и… пропал. И ещё долго улыбался после её ухода. В душе пели ангелы, мягкое тепло разливалось по телу, за спиной выросли крылья.

Жгучее сексуальное желание вновь вспыхнуло в нём с новой силой во время общения с принцессой Дезире⁹. Аонгус не сразу поддался на её чары – перед его взором всё ещё стоял кроткий образ принцессы Висдом. Но вскоре женское кокетство Дезире победило, и облик Висдом поблек и растаял, как утренний туман. Глаза Дезире отблёскивали всеми цветами радуги – и синим морем, и зелёными изумрудами, и золотистыми лучами солнца. А ярко-красный цвет пламени безраздельно властвовал на её губах, к которым так и тянуло прикоснуться. Нет! Это неточное определение! Хотелось властно захватить их в плен и испить сладостный нектар до донышка!

Общение с принцессой Имоджен¹⁰ сначала не заладилось. Она была такой хрупкой, маленькой, совсем девочкой, что Аонгус никак не мог найти с ней тему для разговора, кроме самой банальной – погода, природа… Имоджен стеснялась, смущалась. Это было даже очаровательно, но никак не способствовало сближению. Но постепенно, слово за слово, оба раскрепостились. В Имоджен проявился её ум и развитый не по годам кругозор. Глаза заблестели озорством и лукавством. Тембр голоса понизился до мягких бархатных нот. Проснулось природное женское кокетство. Аонгус понял, что стоит Имоджен немного повзрослеть, и она будет покорять людей не хуже Висдом, вертеть мужчинами как Дезире, а там недалеко и до власти, которой наделена Адена.

Расстались Аонгус и Имоджена добрыми друзьями, с чувством особой близости друг с другом, как будто знакомы всю жизнь, но уже прошли ту стадию отношений, когда не замечают, что один из них – мужчина, а другая – женщина. На той грани, когда ещё шаг, и дружба перерастает в любовь.

⁶ – в переводе – «странная»

⁷ – в переводе – «огонь»

⁸ – в переводе – «мудрость»

⁹ – в переводе – «желанная»

¹⁰ – в переводе – «девочка, дева»

4

Ну, и дурак же я был, столько времени избегая общения с женщинами! Примерно так думал Аонгус, выйдя на балкон своих покоев, чтобы вдохнуть свежего ночного воздуха. Душевный трепет, стук сердца, учащённое дыхание, волнение крови, все те прекрасные эмоции, которые ему довелось испытать за последние дни, подвели короля к этой мысли.

А ещё король думал о том, каким умным и осторожным был тот его предок, кто утвердил строгий дворцовый этикет для балов. Как бы справлялись со своими желаниями мужчины, находясь во время танцев так близко от женщин, дотрагиваясь до их рук, талии, вдыхая их чарующий аромат, будь они также свободны в своём внешнем облике, как на охоте, например? О-о-о! Тут бы началась охота совсем другого рода.

А охота сегодняшняя стала прекрасным завершением празднеств по случаю его семнадцатилетия. Гости так устали от чревоугодия, что разошлись рано. Некоторые, кто жил по соседству, уехали домой сразу после пира. Тем, кому предстоял долгий путь, собирались отправиться в дорогу завтра с утра. А пока, очарованному, околдованному женской красотой королю представилась редкая в последние дни возможность побыть наедине с собой. С собой и этой волшебной, колдовской ночью.

Дневная жара спала. Лёгкий, прохладный ветерок приятно освежал лицо. Звёзды мерцали на тёмном высоком небосводе. Молодой месяц главенствовал в ночи, такой же молодой и одинокий, как Аонгус, король Инверслида. «Какая красота!», – пело в душе Аонгуса счастье.

– Какая красота! – эхом откликнулась ночь.

Аонгус вздрогнул от неожиданности, посмотрел туда, откуда раздался голос, и в мягком лунном свете едва разглядел тёмный силуэт мальчишки, пристроившегося между зубцами башни. Мальчишка сидел, свесив ноги вниз, так же, как когда-то и он, Аонгус, сиживал в его возрасте. Снизу, с балкона, выглядело это ужасно опасным. И Аонгус вспомнил, как отец сердился на него, когда королю докладывали об очередной выходке принца (Аонгус таким образом выражал протест против… Теперь уже и не вспомнишь против чего. Мало ли что может вызвать протест у подростка в переходном возрасте?), выходил на балкон и лично приказывал ему покинуть башню. И даже королева Оайриг хваталась за сердце, глядя на нарочно болтающего ногами над бездной Аонгуса. Проход на башню заколачивали, но принц всегда находил лазейку, чтобы проникнуть туда. Видимо, такой же способностью обладал и Тэм, поскольку, насколько помнил Аонгус, все пути наверх были закрыты ещё со времён отца, и распоряжение открыть их он, как король, не отдавал. Но Тэму он не отец, а потому распоряжение спуститься с башни Аонгус давать не стал. Хотя хотелось. И не только потому, что было страшно за мальчишку, но и потому, что опять придётся общаться с ним снизу вверх.

Можно было и не общаться, конечно, сделать вид, что не слышал его замечания, вернуться в покои. Но ведь завтра он уедет, а Аонгус так и не выяснил, какая из принцесс является его госпожой. Надо было использовать эту последнюю возможность. Тем более что круг поиска сузился, благодаря тому, что Аонгус ближе познакомился с принцессами.

Висдом, в силу кротости характера, и Имоджен, в силу возраста, отпали. Тэмхас трясся от страха быть наказанным, но представить наказание от ангела или своей ровесницы было не возможно. Оставались Дезире и Адена. И ещё Бэрэбэл.

Самым вероятным и безопасным вариантом была Бэрэбэл. Аонгус вполне мог представить себе, как эта лицемерная особа собственноручно наказывает мальчишку. А безопасно для Аонгуса было потому, что свататься к ней он, уж точно, не собирался. А, значит, и его ночные визиты к матушке, так и останутся секретом. Но, почему-то, Аонгусу очень не хотелось, чтобы госпожой Тэма была Бэрэбэл. Выяснить это было очень просто, и Аонгус спросил:

– Твоей госпоже понравилась охота?

– А то! – жизнерадостно откликнулся мальчишка, – Она подстрелила два рябчика и перепёлку. Она у нас знаете, какая меткая? Любому зверьку попадает точно в глаз даже с пятидесяти ярдов¹¹!

– Послушать тебя, – рассмеялся Аонгус (он был рад, что Бэрэбэл отпала), – так твоя госпожа сосредоточие всех возможных добродетелей! И красавица, и умница, и меткий стрелок! Не удивлюсь, если она ещё и лучше всех танцует и поёт!

– А вот и да! – дерзко ответил мальчишка, – А ещё рисует!

– Да ты просто влюблён в свою госпожу, – высказал предположение Аонгус.

И, похоже, попал не в бровь, а в глаз. Мальчишка сердито засопел и замолчал. Обиделся. Но, через паузу, ответил:

– Мы с ней с детства вместе. Как брат с сестрой. Сначала она меня защищала, а теперь я её…

У Аонгуса защемило сердце от его признания. Такое в нём чувствовалось одиночество.

– Ты – сирота? – спросил он тихо мальчика.

– Маму не помню, – ответил тот, – а отцу вечно не до меня.

– А хочешь у меня остаться? – неожиданно даже для самого себя предложил Аонгус.

– Хитренький Вы какой, Ваше величество! Думаете, как у Вас останусь, так никому Вашу тайну не открою? Так я и так не открою! Дурак я, что ли, в королевские дела лезть?

– Ты не дурак, а шут гороховый! – обиделся теперь Аонгус на мальчишку, который не оценил тонкий душевный порыв короля.

– Моя госпожа тоже так говорит, – беспечно рассмеялся мальчишка, – Ты, говорит, Тэмхас, как пить дать, был в прошлой жизни шутом. А Вы как, Ваше величество, выяснили – кто моя госпожа?

– Делать мне больше нечего, как выяснять, кто госпожа какого-то наглого мальчишки! – нарочито сердито ответил король.

А про себя подумал, что, уж, всего из двух оставшихся принцесс – Адены и Дезире, завтра будет не трудно рассмотреть, в чьей свите окажется Тэм, к чьей карете пристроится при отъезде. Хотя, какого чёрта оно ему было нужно, сформулировать бы не смог. Напоследок сказал строго:

– Слезай с моей башни! И – марш в свою комнату! Пока я стражу не прислал!

¹¹ – мера длины, равная 91,4см

5

В суете прощания с гостями Аонгус, всё-таки, заметил, на запятках какой кареты пристроился Тэмхас. Мальчишка поймал взгляд короля и, задорно улыбнувшись, нагло помахал на прощание рукой. Эх, розги плачут, так и рыдают, по его тощей мальчишеской заднице! И не столько за нахальный жест! Ведь опять обманул, паршивец! Дама, которая сидела в этой карете, принцессой, отнюдь, не была. Уж, принцесс Аонгус провожал с особым вниманием.

Что ж, значит, увидеться с мальчишкой больше не доведётся, поскольку свататься к дамам ниже титула принцессы Аонгус не собирался. Если только госпожа Тэма не окажется ближайшей соседкой невесты короля или самого Аонгуса, не пригласить которую на свадьбу будет не учтиво.

6

Стремительно приближалась дата следующего дня рождения, а Аонгус так и не определился с претенденткой на почётный титул королевы его сердца и всего Инверслида. Правда, он и не торопил события. С удовольствием принимал приглашения, но сам в гости не напрашивался. В результате его поездок по соседям потенциальных невест практически не осталось. Но, обо всём по порядку…

Первой из оставшихся четырёх принцесс отпала Дезире. Она так кокетничала, и не только с Аонгусом, но и с другими гостями мужского пола, прибывшими на празднование дня рождения короля, своего батюшки, что Аонгусу поневоле закралась мысль – не будет ли она продолжать так себя вести и после замужества? Оно ему надо? Получалось, что нет. Кроме естественного возбуждения мужчины при виде хорошенькой женщины, Аонгус ничего к Дезире не испытывал. Да и она к нему тоже, судя по тому, что своим кокетливым вниманием никого не обделяла.

Вот кто абсолютно был определён в своих желаниях, так это Бэрэбэл. Аонгус хоть и вычеркнул её как кандидатку на роль жены ещё на своём дне рождения, но портить отношения с целым королевством отказом приехать в гости не собирался. На празднике, посвящённом Святому Андрею Первозванному¹², который почитался в королевстве Ангас, как их покровитель, Аонгус оказался единственным неженатым королём. И Бэрэбэл открыто его выделяла. Подробно ознакомила с легендой, как их предок – король Ангас, в честь которого и названо королевство, истово молился перед решающей битвой за корону, и ему было даровано видение – белоснежный крест на голубом небосводе, знак Святого Андрея. Король Ангас одержал тогда победу, и с тех пор королевством правят его потомки, а их эмблему и флаг украшает белый крест на синем фоне.

Бэрэбэл весь праздник не отходила от Аонгуса ни на шаг. Её желание выйти замуж за короля было понятно. Будучи четвёртым ребёнком в семье после трёх старших братьев, она вряд ли могла рассчитывать на престол в собственном королевстве. Принцам из соседних королевств, присутствовавшим на празднике, ещё только предстояло стать монархами, что могло и не случиться вообще-то, а тут готовый король, да ещё молодой и красивый. Конечно, для Бэрэбэл Аонгус был желанной партией, что она всячески и подчёркивала своим поведением, даже на созвучие его имени – Аонгус, с названием их королевства – Ангас, намекала.

Чьи желания и предпочтения не сразу были поняты Аонгусом, так это принцессы Висдом. Она была также мила и очаровательна, как и на его дне рождении. И он был также покорён её умом, кротостью и обаянием. Что ни на шаг не приблизило их друг к другу.

Но вскоре Аонгус заметил, как взгляд Висдом замирает, натолкнувшись на кого-то из гостей праздника. Он проследил за её застывшим взглядом, и заметил высокого седовласого мужчину, в числе ещё двух вельмож одного с ним возраста составляющих тесный кружок с королём Норридом¹³ – отцом Висдом. Аонгус понаблюдал за мужчиной – тот тоже непроизвольно искал взглядом в толпе принцессу Висдом. И также застывал, натолкнувшись на неё. Да эти двое любят друг друга! Но в силу каких-то причин, скрывают это и друг от друга, и от остальных!

Позже выяснилось кто он. Барон Кинэед¹⁴, один из ближайших друзей и соратников короля. И, не смотря на это, имеющий слишком ничтожные шансы стать его зятем, так много ступенек отделяет его титул от титула короля¹⁵.

Тем не менее, Аонгус не собирался становиться поперёк чьей-то любви, и Висдом, как кандидатка в невесты, отпала тоже.

Самой необременительной оказалась поездка на четырнадцатилетие принцессы Имоджен. Принцесса, действительно, оказалась совсем девочкой. До возраста, когда ей дозволялось вступить в брак, был ещё целый год, и Аонгус чувствовал себя с ней свободно, как со старой знакомой или с младшей сестрой. Ему не надо было разбираться в её чувствах к себе. Не надо было копаться в том, что он чувствует к ней. Какие цели преследует принцесса, в случае, если согласится выйти за него замуж? Какие выгоды сулит их брак ему? Хотя выгоды были – Имоджен была единственной наследницей, так что со временем появлялась перспектива расширить своё королевство за счёт присоединения королевства жены.

Были ещё два момента, способствовавших прекрасному настроению Аонгуса. Имоджен оказалась той райской птицей с прозрачным высоким голосом, (что было тем более удивительно, что разговаривала она низким бархатным голосом), которая пленила его своим пением на его дне рождения. И доставила не меньшее удовольствие на своём.

А ещё – именно она оказалась госпожой Тэмхаса! Чего Аонгус, уж, никак не ожидал. Он так, на всякий случай, у каждой из принцесс между делом интересовался мальчишкой. В окружении Висдом и Бэрэбэл никого с таким именем не нашлось, а по распоряжению Дезире привели незнакомого мальчишку-поварёнка. Имоджен же на его вопрос о Тэме всплеснула руками и воскликнула:

– Так Вы, действительно, общались с ним? А я ему не поверила. Он ведь у нас известный хвастунишка! Даже наказать хотела за выдумки.

– Неужели наказали-таки? Он всё время трясся от страха, что его накажут за проделки и так и не признался мне – кто его госпожа.

– Ах, паршивец, когда это я его наказывала?! – рассердилась Имоджен, – Грозилась только. А, наверное, следовало бы! Надеюсь, Ваше величество, он не сильно докучал Вам своей болтовнёй?

– Нет, скорее забавлял. А что он Вам рассказывал? – осторожно поинтересовался Аонгус.

– Ой, да что он там рассказывал! – махнула рукой принцесса, – Таращил глаза, намекал на какие-то великие тайны, которые Вы ему доверили. Напустил туману.

– А сейчас он где? Что-то его не видно.

– Обиделся он на меня, – вздохнула Имоджен, – Напросился к странствующему рыцарю в оруженосцы «подвиги совершать».

Принцесса помолчала и грустно добавила, почти повторив слово в слово то, что сказал когда-то Аонгусу Тэм:

– Скучаю я по нему. Мы с ним с детства вместе. Как брат с сестрой…

В карих глазах Имоджен, когда она не грустила, действительно, проскакивали зелёные искорки, в этом Тэм не обманул, но душевного трепета они в Аонгусе не вызывали, и он покинул принцессу с лёгким сердцем.

Самой ожидаемой для Аонгуса была встреча с принцессой Аденой. Но и она никакой ясности в положение вещей не принесла.

Королевство Адены – Хейллио, располагалось на островах. Его главным праздником, на который и был приглашён Аонгус, являлся Фестиваль Огня, посвящённый успешному противостоянию вторжения викингов, пытавшихся захватить острова в IX веке. Местные жители расправились с захватчиками, подпалив ночью их драккары¹⁶. Тех, кто пытался спастись вплавь, нещадно добивали на берегу.

С тех пор в Хейллио ежегодно отмечается это славное событие Фестивалем Огня. Народные забавы начинаются с утра и продолжаются до поздней ночи. Каждая улица, каждый дом освещается огнями факелов и горящих дегтярных бочек. А заканчивается праздник сжиганием драккара, который ежегодно специально строится для этих целей по древним чертежам. Каждый участник праздника может метнуть свой факел или пустить стрелу с горящим наконечником в корабль.

Но особым почётом пользуется тот стрелок, которому удастся поджечь голову дракона. Определиться, чей именно выстрел стал первым, бывает довольно затруднительно, а потому все претенденты участвуют потом в соревнованиях.

Мужчины борются между собой на мечах. Женщины соревнуются в стрельбе из лука. Учитывая, что перед каждым поединком участник обязан выпить пинту¹⁷ эля, а для зрителей эль тёк в неограниченных количествах, понятно каким буйствомзаканчивался праздник. Если победители среди мужчин и женщин не падали замертво к концу соревнований, они объявлялись парой. Их торжественно несли на руках в специальное место, где они проводили ночь. И это не считалось изменой для тех, кто был в браке. Ни к чему не обязывало юношу, и не несло позора девушке, если были последствия.

Как там утрясалась ситуация в дальнейшем, Аонгус не выяснял, но стало понятно, почему в вечерних соревнованиях не принимала участия Адена, которая безоговорочно победила накануне днём в стрельбе из арбалета. (Её стрелы не только точно вонзались в центр мишени, но и расщепляли надвое стрелы тех, кто был удачлив до неё.) Хороша же была принцесса, проведшая ночь с незнакомцем!

Праздник был весёлым, но вот чувствовал себя Аонгус на нём неуютно. На своём дне рождения он был королём. Здесь – одним из королей. И единственным, кто прибыл с континента. В жилах королевских особ, приглашённых из других островных королевств, явно текла кровь викингов, такими инаковыми они казались Аонгусу. А Адена выглядела ещё более воспламеняющей, загадочной, неприступной. И от того ещё более желанной.

Так Аонгус и простился с Аденой, не приняв никакого решения – свататься к ней или нет. Очень, уж, не хотелось быть отвергнутым.

До восемнадцатилетия оставалось всего ничего. Может быть, расширив круг приглашёнными принцессами из южных королевств и ещё раз взглянув на уже знакомых с севера, будет проще принять решение? И вообще – стоит ли с этим торопиться? Если родня королевы Оайриг до сих пор не предъявила права на престол Инверслида, усомнившись в законности его рождения, то, возможно, не сделает этого и дальше? И опасения отца напрасны?

Но планам Аонгуса сбыться было не суждено. Началась война…

¹² – Андрей был простым рыбаком, но вел настолько праведную жизнь, что стал одним из 12-ти апостолов – учеников Иисуса Христа. Принял мученическую смерть за веру – был распят на кресте, на котором провисел два дня, все это время неся местным жителям истинную веру в Бога.

¹³ – в переводе – «северный правитель»

¹⁴ – в переводе – «родившийся огнём»

¹⁵ – дворянские титулы по старшинству: король – маркиз – граф – виконт – барон – шевалье

¹⁶ – длинный и узкий деревянный корабль-дракон древнескандинавских викингов. Длина наиболее крупных драккаров достигала 36м. Большие корабли имели до 35 пар вёсел и развивали скорость до 10—12 узлов. На носу крепилась резная голова дракона, а по бортам располагались щиты.  При приближении к дружественным землям голова дракона убиралась – по поверьям народов Севера, она могла напугать или разозлить добрых духов. Если викинги желали мира, вождь с носа драккара показывал щит, внутренняя сторона которого была выкрашена в белый цвет (из Википедии)

¹⁷ – мера объема, равная 0,6л

7

Варвары напали с севера. Первым королевством, которое приняло на себя удар завоевателей, было Ангас. Это из тех, что знал Аонгус. Что там было севернее, ему было не ведомо. Удар был столь мощный и неожиданный, что варварам понадобился всего месяц, чтобы пройтись по Ангасу мечом и огнём от края до края. Король и старшие братья Бэрэбэл погибли в первые дни войны. О её судьбе достоверных сведений не было. Войско Ангаса, лишённое руководства, быстро рассеялось, и варвары стремительно двинулись на юг.

Соседи не спешили прийти на помощь друг другу, занимаясь только обороной своего собственного королевства. И падали под ударами варваров одно за другим. Но, всё же, их продвижение вглубь замедлялось с каждой завоёванной территорией. И противостоящие им королевства успевали лучше подготовиться к войне, и огромная, завоёванная ими территория за спиной, требовала всё большего внимания. То тут, то там вспыхивали восстания, организовывались стихийные партизанские отряды, наносящие урон врагу с тыла. Война переходила в фазу народного сопротивления, когда за оружие брались не только представители знати, но и простые крестьяне. Не только мужчины, но и женщины, и дети.

Первым, кто решил принять бой с завоевателями не на своей территории, а выйти вперёд, за границы своего королевства, был король Аонгус. Перед этим он даже попытался уговорить короля Оенгуса¹⁸ – своего деда, отца королевы Оайриг, вступить с ним в союз, и выступить против врага объединёнными силами. Но, не дождавшись от деда никакого ответа, напал на войско варваров сам.

Силы были, безусловно, не равны. Но, благодаря знанию местности и умелому использованию рельефа, а также необычному приёму ведения войны – нападению ночью, войско Аонгуса смогло изрядно потрепать противника. (Приём был новым только для королевских армий, а варвары им пользовались вовсю, чаще всего нападая именно ночью.) Нельзя сказать, что враги бросились вспять, но и от границ Инверслида отступили.

Но ничего этого Аонгус уже не увидел. Король не остался сторонним наблюдателем битвы под охраной свиты, как то было принято правилами ведения войн, а кинулся в самую гущу событий, когда его войско дрогнуло под натиском сумевшего оправиться от неожиданного удара противника, и тем переломил ход боя в свою пользу. И он, и его свита храбро сражались даже когда были сбиты с коней. Даже, когда их ранили, и кровь заливала лицо, мешая рассмотреть противника. Даже, когда щиты были порублены в щепы, а правая рука не могла уже поднять меч, истыканная стрелами…

¹⁸ – в переводе – «единственный выбор»

8

Очнулся Аонгус в незнакомом месте. То ли в шалаше, то ли в палатке. Нестерпимо хотелось пить. Но он сдержал своё желание. И подавил стон от боли израненного тела. Мозг работал чётко и ясно – сначала надо разобраться, где он. В плену у врагов? Или на руках у друзей?

В проёме откинувшегося полога показался тонкий силуэт, и Аонгус поспешил закрыть глаза. Кто-то осторожно приблизился к нему и положил прохладную ладошку на его лоб. Этот простой жест доставил королю неизъяснимое блаженство.

– Слава богу! – произнёс смутно знакомый голос, – Кажется, жар спал.

Аонгус перехватил руку и открыл глаза.

– Эй, Ваше Величество! Отпустите! Больно же!

– Тэмхас, дружище! Это ты? – обрадовался король.

– Я! Кто же ещё? Лечишь тут, лечишь, – проворчал мальчишка, – а они, не успеют встать, как руки начинают выкручивать. А то и нож к горлу приставляют.

– А что, и такое бывало? – удивился Аонгус.

– А то! Делают вид, что бездыханным трупом валяются, а сами так и норовят напасть. Я, вообще-то, не в обиде, лишь бы выздоровели, но так же и убить не долго! Вы, как, Ваше Величество? Болит что? Знахаря позвать? Себя помните? Что было помните? – забросал короля вопросами Тэм.

– Прекрати трещать! У меня и без тебя в голове звон стоит. И подай воды, – как можно более строго произнёс Аонгус.

– Ну, вот! Не успел очухаться, а уже командует! – пробурчал мальчишка, но воду подал.

Подождал пока король напьётся, и хвастливо сказал:

– Между прочим, я тут главный! И пока не поправитесь окончательно, так и будет!

«Ишь, ты! Главный он!», – подумал Аонгус, но на дерзкую тираду обращать внимания не стал. Попробовал сесть. Правая рука ещё болела. Было тяжело дышать, как будто огромный камень давил на грудь. Но лежать не хотелось. Да и надоело всё время смотреть на мальчишку снизу вверх. Тэм возражать возне раненого не стал. Помог подняться, заботливо подоткнул подушки, чтобы удобнее было сидеть. Аонгус устроился и спросил:

– И где же это «тут»?

– Ну, тут, у нас в лагере. Э-э-э! Да Вы же про нас ничего не слышали! Мы знаете кто? Партизаны! У нас тут кого только нет! И стражники, и ремесленники, и торговцы, и крестьяне! И лекарь свой есть, и травница. И кузнецы, и плотники. Господа только не задерживаются. Чуть подлечатся и уходят. Эх, если б кто остался, такое войско можно было организовать! Оружие есть, кони, доспехи! И люди есть, да вот обучить их, повести за собой некому. Может, Вы останетесь, Ваше величество?

– Хорошее же ты мне войско предлагаешь возглавить! – улыбнулся Аонгус (смеяться было больно), – Крестьяне с вилами, кузнецы с молотками, плотники с топорами. Постой! А с чем торговцы в бой пойдут? С гирями?

– Вот Вы всё смеётесь… – обиделся Тэм и отвернулся.

– Да ладно тебе! Не дуйся! Ты мне лучше расскажи, что в мире творится? Сколько я у тебя здесь валяюсь?

– Три недели уже, – ответил мальчишка и, подсчитав что-то в уме, добавил, – в аккурат завтра будет.

– Мои земли? Замок?

– Замок Ваш на месте. Варвары станом перед ним за рекой встали. Дальше на юг пока не пошли. А те Ваши земли, что до замка были – все выжгли, людей, кто попадался под руку, никого не пощадили, ни старого, ни малого. Очень, уж, Вы их разозлили, когда напали. Да и порубали сильно. Мы с мальчишками пять ночей по полю ползали, кучи тел растаскивали, живых искали. Вот, Вас нашли. Если бы я Вас не узнал, не признали бы. Штандарта с Вами рядом не было, королевской печати на пальце тоже, а то не бывать бы Вам живым. Варвары-мародёры сразу после боя по полю рыщут, драгоценности и дорогую одежду с мертвяков срывают. Раненого кого находят – добивают. А мы уже с пацанами после них, ночью. Людей ищем, оружие, доспехи годные, обувь справную. Мертвым оно уже не нужно, а живым – пригодится. Лошадей по лесам отлавливаем…

Аонгус слушал простые и такие страшные слова, которые обыденным тоном произносил Тэм, и не мог сглотнуть ком, застрявший в горле. То, что в мирное время выглядело бы как святотатство, во время войны представлялось житейской мудростью, народной смекалкой. Живым надо было как-то жить дальше. И тут уже было не до соблюдения светских условностей.

За размышлениями Аонгус не заметил, когда мальчишка замолчал. Может, даже задремал от усталости. А, когда очнулся, спросил о другом:

– Ты что-нибудь знаешь о судьбе северных королевств?

– Ангас пал первым. Король и принцы погибли. Принцесса Бэрэбэл в плену у вождя. Поговаривают, что он собирается на ней жениться. И на принцессе Дезире тоже. Она тоже в плену. Говорят – сама сдалась, когда Кинрос пал. Стирлинг, Фалкирк, Данбэтоншир под властью варваров. Король Норрид убит. Принцесса Висдом и барон Кинэед закололи друг друга сами, когда поняли, что битва проиграна, а убежать не получится. Барона всё равно бы убили, а принцесса могла сдаться в плен, но предпочла умереть, чтобы не становиться женой варвара. Королевство Хейллио держится. Варвары было сунулись на острова, да им такой отпор дали, что больше не суются.

– А Чекменхэй? – спросил Аонгус про родину Тэмхаса.

Даже в темноте было видно, как заблестели у мальчишки глаза, и голос дрожал от слёз, когда он заговорил не свойственными ему короткими фразами:

– Я, когда война началась, сразу домой рванул, но никого не нашёл. Па… папа… погиб. Король Рэналф¹⁹ тоже… Потом долго в лесу прятался. Да на одних травах и ягодах долго не протянешь. Начал в деревни разграбленные заглядывать, пропитание искать. Где черствую краюху хлеба найду, где что… Потом в подвале мальчишек нашёл. В лесу ещё один прибился. Вместе стало веселее. Потом на целую спрятавшуюся в лесу деревню натолкнулись. А тут неподалёку бой небольшой произошёл. Ну, мы с мальчишками ночью-то в поле и полезли. Двух раненых нашли. Притащили их в лес. Выходили. С того дня и повелось. Начали за войском варваров следить, людьми обрастать. Кого с поля боя приносили, кто к нам случайно прибивался, кто сам приходил. Слухами-то земля полнится. Меня главным признали. Один я при особе королевской крови на службе состоял…

Аонгус ожидал, что хоть в этом месте рассказа Тэм скажет о судьбе Имоджен, но он замолчал и продолжать, кажется, не собирался.

– А принцесса Имоджен? – осторожно спросил мальчишку Аонгус.

– Госпожа пропала.

– Может быть, тоже в плену?

– Не-а! – встрепенулся мальчишка, – Дура она, что ли, в плен попадаться?!

Самым вероятным вариантом было, что Имоджен тоже погибла, но мальчишка явно в это не верил, и Аонгус не стал его разубеждать. Пусть думает, что его госпожа жива.

– Хорошо! А сейчас оставь меня. Я очень устал.

Это было недалеко от истины, но на самом деле Аонгусу хотелось побыть одному. Оплакать погибших. Подумать о будущем.

В этот день короля побеспокоили ещё дважды. Сразу после ухода Тэма ему принесли еду. А потом пришёл лекарь. Осмотрел и перевязал раны. Одобрительно кивнул, увидев пустые тарелки. Осмотром раненого остался доволен. Сознание к нему вернулось, раны затягиваются, аппетит богатырский. Значит, дела пошли на поправку!

¹⁹ – в переводе – «старый волк»

9

С военного совета Аонгус возвращался мрачный. Все, так тщательно продуманные планы, полетели к чёрту! Принцессы, конечно, героини – пожертвовать собой, убив вождя, на это не каждый мужчина решится, но чёрт его знает, что сейчас творится в стане варваров! А они так рассчитывали, что в ночь их свадьбы, когда все варвары перепьются и уснут, нападение в предрассветном тумане обеспечит им победу над врагом.

Рассчитывал, в основном, Аонгус, остальных пришлось убеждать. Аонгус хоть и был единственным королём в стане партизан, но титул не давал ему права быть королём для всех. Прав был Тэм – слухами земля полнится. По мере выздоровления Аонгуса в партизанский лагерь начали возвращаться те воины, кто из него когда-то ушёл. И простые стражники, и титулованные особы. Стали формироваться королевские отряды, которые возглавили те, кто был старшим по титулу. А были здесь и герцоги, и графы, и, даже, шевалье. Все они вошли в военный совет. И были там представители всех порабощённых варварами королевств: Стирлинг, Фалкирк, Данбэтоншир, Чекменхэй, Бьют, естественно – Инверслид, и, даже, Кинрос. От Ангаса были только одиночки, которые растворились в отряде Аонгуса.

На отряд королевства Кинрос люди косились из-за принцессы Дезире, добровольно сдавшейся в плен. Их предводитель не скрывал, что его основной задачей будет освобождение принцессы. Сегодня, когда стало известно о героической гибели Дезире, отряд из Кинроса превратился из изгоев в герои, и присягнул на верность королю Аонгусу до конца войны.

Конец войне все понимали одинаково – уничтожение варваров. А вот о том, какими способами и методами этого достичь, спорили до хрипоты на военном совете. Большинство были приверженцами «цивилизованной» войны. Когда противники сражаются в чистом поле и в войне побеждает тот, кто одерживает победу в сражении.

Аонгус был категорически против. Он считал, что с варварами, да и с любыми захватчиками, надо бороться всеми доступными средствами, лишь бы добиться победы с наименьшими потерями. Это Аонгус предложил напасть на врага, когда он будет наиболее уязвим и не дееспособен – в ночь свадьбы. Члены военного совета кривили губы и прятали глаза, не желая участвовать в битве, которая, по их мнению, не делала честь их дворянским титулам. И, таким образом, «почётное» сражение пришлось возглавить самому королю.

Но вот, свадьба отменилась, и всё кардинально поменялось. Тому, что казалось самым лёгким, предстояло стать самым кровавым. Там, где должны были бы сражаться самые опытные воины, будет биться разношёрстный отряд короля Аонгуса, состоящий из остатков его войска и простолюдинов, которых он обучал военному искусству всего несколько месяцев, и которых не взяли к себе в отряды представители остальных королевств. Не взяли, потому что не видели в них людей, способных держать в руках оружие. Вообще в них людей не видели. Они для знати были той чернью, кто обслуживает и угождает. Выращивает урожай, готовит еду, одевает, стирает грязное бельё…

А для Аонгуса они были людьми. Почти равными ему. Ведь он сам мог оказаться среди их числа. Рос бы бастардом, не знающим отца, безграмотным, нищим. Работал в поте лица в поле или по ремеслу какому. Охотой бы занимался не ради развлечения и хвастовства, а чтобы добыть пропитание. Не слушал бы музыку и выделывал замысловатые па на балах ради эстетического наслаждения, а горланил бы песни и накачивался под завязку элем, чтобы сбросить усталость после трудового дня. Вот что было бы с ним, не возьми его отец в замок и не признай королева Оайриг его сыном. И таких горемык по свету – несть числа.

А задумался об этом Аонгус только здесь, в партизанском лагере. Было время подумать, пока валялся раненым. Рассмотрел в людях людей. Вгляделся в их простые лица и натруженные руки. Вдумался в их простые правила жизни. Чтобы пить и есть – надо работать. Если любишь женщину – создай с ней семью, детишек нарожай. Живи честно, чтобы тебя уважали и любили, и тогда будешь счастлив. Ну, а если кто угрожает твоей семье или родине, берись за топор или вилы, и бей супостата не жалея живота своего.

И они брались и били. Королевское войско славно сражалось, но, потеряв командиров, теряло свою боеспособность, рассеивалось. Простые воины предпочитали убежать подальше от войны. Господа, у кого были сила и воля, собирали новое войско, или отсиживались у родни. А простолюдины собирались в партизанские отряды. В открытый бой не вступали. Нападали на мелкие отряды, которые были им по силам, или на одиночек. Да, возможно, это – капля в море. Но и капля камень точит.

Аонгус, обучая партизан держать меч и щит, тренируя в стрельбе из арбалета, не заметил большой разницы с тем, как проходили тренировки у его воинов. Да и чем так, уж, отличается бой на мечах от боя на топорах, более привычных для рук крестьянина? Или арбалет от лука?

Если бы всё пошло по плану, если бы свадьба состоялась, то Аонгус ни секунды бы не сомневался в победе над врагом малой кровью. Но две отважные принцессы спутали все планы, и Аонгусу в срочном порядке пришлось менять расклад сил на сегодняшнюю ночь. Теперь первыми в бой пойдут опытные воины Кинроса и Инверслида, а уже за ними партизаны. И если при первом плане у всех была одинаковая вероятность остаться в живых – примерно пятьдесят на пятьдесят, то сейчас такая вероятность сводилась к нулю. У всех.

И отменить операцию король уже не мог. Отряды Стирлинга, Фалкирка, Данбэтоншира, Чекменхэя, Бьюта уже заняли свои позиции, и предупредить их об отмене операции Аонгус не успевал. С севера на континент с островов королевства Хейллио уже высадилось их войско, а до них вообще три дня пути. Что ж, оставалось надеяться, что боевой дух варваров деморализован смертью вождя. Это единственное на что уповал Аонгус. И вот почему король был так мрачен, возвращаясь в свою палатку с военного совета.

10

В палатке короля сидел, скрючившись, Тэмхас и плакал навзрыд, как девчонка. Когда Аонгус вошёл, мальчишка кинулся навстречу, крепко обнял и прижался к нему своим худым, дрожащим от рыданий телом. Только одно могло довести Тэма до подобной истерики – известие о гибели его любимой госпожи, принцессы Имоджен. Не по едва же знакомым принцессам Бэрэбэл и Дезире он так убивается? Хотя, о том, что с ними сделали варвары, после обнаружения смерти вождя, даже Аонгус предпочитал не задумываться, так это было ужасно. Со смертью Имоджен Аонгус уже внутренне успел смириться и потому просто гладил мальчишку по голове, терпеливо дожидаясь, когда Тэм будет способен слушать и воспринимать успокаивающие слова. А пока закрыл глаза и думал о предстоящем бое.

Вскоре Аонгусу надоело стоять столбом посреди палатки. Пора было заканчивать этот водопад слёз. Сколько можно, в конце концов? У короля есть дела поважнее, чем успокаивать мальчишек! И Аонгус попытался оторвать Тэма от себя. Но мальчишка вцепился, как клещ, и ещё плотнее прижался к нему. Но, вместо раздражения, Аонгус вдруг почувствовал… возбуждение. В его теле разгоралось желание. Он уже давно не был с женщиной, но испытывать вожделение к мальчику? Это было позором! Не допустимым чувством ни для мужчины, ни, тем более, для короля.

Аонгус опять закрыл глаза и попробовал справиться с собой, но вместо этого ощутил жар двух точек на своей груди. А ещё у него включился слух, и он разобрал сквозь всхлипывания имена принцесс, но Имоджен среди них не было. Тэм рыдал об участи Бэрэбэл и Дезире. Аонгус прислушался и с удивлением услышал: «героини», «презирала», «не достойна», «трусиха». Тэм говорил о себе, как о девчонке!

И тут мозг Аонгуса пронзила догадка. Он с трудом приподнял голову рыдающего… рыдающей и вгляделся в опухшее от слёз лицо. В пухлые, искусанные губы, в покрасневший очаровательный носик, в выплаканные до полупрозрачных карие глаза с зелёными прожилками. Господи, ну как? Как? Как он мог видеть мальчишку в этом нежном девичьем лице принцессы Имоджен? Чёрт побери! Его тело оказалось умнее мозгов!

Аонгус нежно положил голову принцессы обратно на свою грудь и поцеловал её волосы. Руки так и тянулись обследовать её тело, но Аонгус зажал в себе желание. Имоджен не призналась ему, что она Имоджен. В любом случае сейчас не время и не место для объяснений. Неизвестно, что будет с ними завтра, и ей безопаснее будет оставаться пока мальчишкой.

Но он, всё-таки, был не железный, стоять и обниматься с девушкой бесконечно, не смея прикоснуться к ней ни губами, ни руками, когда пожар в паху вот-вот грозит выйти из-под контроля и выстрелить из пушки мощным зарядом.

– Успокойся! Хватит уже! – нарочито строгим и холодным голосом произнёс Аонгус, избегая обращаться к принцессе ни как к девочке, ни как к мальчику, – Ночью бой. Мне надо выспаться.

До Имоджен не сразу дошли слова короля, но, всё-таки, дошли. Она с неохотой расцепила руки и сделала шаг назад, не поднимая головы.

– Разбуди меня в два часа, – уже мягче сказал Аонгус и через паузу добавил, – Хорошо?

Имоджен кивнула и ушла. На Аонгуса так и не взглянула.

11

Заснуть Аонгус так и не смог. Ворочался с боку на бок. Думал об Имоджен. Как он так опростоволосился? Как она смогла его провести? Мог бы и догадаться, если бы присмотрелся! Или потрудился вслушаться в голос. В её низкий бархатный голос, на который иногда срывался мальчишеский фальцет Тэма.

А как он с ней себя вёл? Ругался, как простолюдин. Чуть не задушил. Гонял по сараю, как зайца. А запущенное яблоко? Размышление об отметине, которое оно могло оставить на нежной коже её ягодиц, опять привело короля в возбуждение. А воспоминание о выкрученном ухе покрыло его щёки краской стыда.

Одно радовало – что-то общее в обоих её образах он почувствовал. Мальчика воспринимал как младшего брата. Принцессу – как младшую сестру. Только вот слившись в один, образ уже вызывал отнюдь не родственные чувства. Далеко-далеко «не».

А как сама Имоджен к нему относится? Только как к знакомому? Как к старшему брату? Или он может рассчитывать на большее? Ведь не просто так она себя нахваливала – и танцую, и пою, и рисую, и стреляю метко – хотела понравиться? Аонгус перебрал в уме воспоминания, и ни к какому определённому выводу не пришёл. Сердце сжалось от боли – а ведь у него нет времени это выяснить. Да и к чему смущать её душу? Возможно, после боя свидеться им больше не суждено…

Что будет с Имоджен, если удача от него отвернётся и он погибнет? – потекли мысли Аонгуса в другом направлении. Есть ли у неё место, где она сможет найти защиту? Есть ли у неё родня? Аонгус вспомнил, как он почувствовал её одиночество, когда она-Тэм рассказывала о своей семье: «Маму не помню, а отцу вечно не до меня». И как запнулась на слове «папа», когда говорила о гибели короля Рэналфа. Каким бы ни был её отец, какими бы ни были их взаимоотношения, он не мог не подумать о спасении дочери. Нападение варваров было таким внезапным, что не успел? Или у Имоджен, действительно, никого нет? Аонгус поразмышлял, и пришёл к выводу, что, скорее всего, последнее. Иначе она бы уже давно была в безопасном месте, а не жила в партизанском лагере, прячась под мальчиковой одеждой.

Он должен, он просто обязан её защитить! И Аонгус упруго встал с постели и присел за столик, чтобы написать письма. Одно письмо – принцессе Адене. В нём он просил принцессу отнестись к Имоджен как к его сестре. Он был уверен, что при любом раскладе сегодняшнего боя, королевство Хейллио выстоит. Отбили же они первую атаку варваров – отобьют и следующие!

Второе письмо к королю Оенгусу – своему официальному деду. Это письмо Аонгус написал не без колебаний. Король Оенгус никогда не относился к Аонгусу, как к внуку. И тот искренне переживал и не понимал – за что? До своего пятнадцатилетия Аонгус считал, что из-за неодобрения брака между своей дочерью Оайриг и отцом. Хотя, он-то, Аонгус, здесь причём? Но мама (тогда он считал своей матерью королеву Оайриг) не нашла сердце короля Оенгуса смягчившимся, даже когда ездила на похороны своего старшего брата. А когда умерла сама, король Оенгус проводить её в последний путь не приехал. Ясность внесло признание отца перед кончиной. Очевидно, король Оенгус знал, что Аонгус не родной его внук. И общаться с ним не желал.

Не ответил он и оба раза, когда Аонгус обращался к нему уже как король, а не внук. Когда предлагал вступить с ним в союз для сопротивления варварам. И когда, наступив на горло собственной гордости, сообщал королю Оенгусу о решающей битве с захватчиками, в которой будут участвовать войска всех королевств. Но он должен был попробовать обратиться к нему в третий раз. Ради Имоджен. Тем более что в нём он ничего не просил, а лишь предлагал королю Оенгусу выгодную сделку. Заботу о принцессе Имоджен – его невесте, в обмен на земли его королевства Инверслид. Возможно, алчность найдёт путь к чёрствому сердцу короля Оенгуса?

12

Имоджен застала короля Аонгуса бодрствующим. Он поднялся ей навстречу, вложил в руки два письма и, не отпуская рук, сказал:

– Пообещай мне, (Аонгус по-прежнему избегал обращаться к принцессе ни как к девочке, ни как к мальчику) что, если мы проиграем битву и я погибну, ты покинешь лагерь. Это письмо к принцессе Адене. Её королевство Хейллио находится на островах. Там ты будешь в безопасности, даже если война продлится ещё долго. Это письмо к моему деду – королю Оенгусу. Надеюсь, он о тебе позаботиться. Обещаешь?

– Зуб даю! – ответила по-мальчишески Имоджен, а у самой слёзы стояли в глазах и ком застрял в горле.

Возможно, она последний раз видит Аонгуса живым. И не может нормально с ним попрощаться. Как положено. Поцеловать его. Сказать, как сильно его любит. Хотя бы прижаться к родному телу, как вчера. И потому Имоджен стояла, безвольно опустив руки, и хлюпала носом.

А Аонгус беззаботно, как казалось, рассмеялся на её клятву и сказал:

– Ну-ну, выше нос, дружище! Всё будет хорошо! Ты же спасёшь меня, если я буду ранен?

Осторожно обнял Иможден и поцеловал в волосы.

– Всё! Иди! Мне пора!

13

– Ваше Величество! Мальчишка-оруженосец просит пропустить его к королю Аонгусу.

Король Оенгус коротко взглянул на начальника своей стражи и отвернулся. Оенгус считал, что его слуги должны понимать короля без слов. А тот, кто не отличался понятливостью, после первого же промаха лишался должности и вылетал из замка, как пробка из бочки со скотчем²⁰ во время праздника.

Аонгусу сейчас нужен был хороший лекарь и Божья милость. Лекарь был, а о Божьей милости за него просил сам король Оенгус. Оруженосец не требовался ни сейчас, ни, скорее всего, не потребуется в дальнейшем…

Когда войско короля Оенгуса вмешалось в сражение с варварами, бой, практически, уже был проигран. Каждый из воинов королевского отряда Аонгуса, будь то его стражники, отряд Кинроса, партизаны, сражались до последнего. Но силы были слишком не равны. Пусть у варваров и не было единого руководства, но они были обозлены потерей вождя, и это придавало им дополнительные силы.

Король Оенгус, ввязываясь в сражение, преследовал единственную цель – спасти внука. Да-да, по прошествии девятнадцати лет, потеряв и сына, и дочь, не найдя достойного наследника среди дальней родни, Оенгус обратил свой взгляд на Аонгуса.

Король перешагнул уже в седьмой десяток. Годы брали своё. Каждый день утекал из жизненного срока, отпущенного ему Богом, как песчинка из песочных часов. Вопрос о престолонаследии волновал Оенгуса больше, чем вопросы мира и войны. И вот, король, который никогда не упускал Аонгуса из виду, с досадой был вынужден признать, что бастард будет лучшим властителем его королевства – Бордерс, чем даже были бы его сын или дочь.

Как только Аонгуса извлекли из-под груды тел, король Оенгус, ничуть не заботясь об исходе сражения, дал своему войску сигнал к отступлению. И оно исчезло также внезапно, как и появилось.

Королевский лекарь давал неутешительный прогноз на выздоровление Аонгуса. Если учесть, что облечение в слова такого нежелательного для ушей короля Оенгуса диагноза потребовало от лекаря немалого мужества, то состояние раненого, на самом деле, было ещё хуже. Поломанные рёбра, раздробленный череп, сквозное ранение в области груди… Даже, если со всем этим справится молодой организм, то ходить Аонгусу, всё равно, будет не суждено – такое месиво представляли из себя его ноги…

Аколуф²¹ Уиллиг²² правильно понял короля. Придётся мальчишке отправляться восвояси. Жалко было пацана. Такой худенький, ноги сбиты до крови, видимо, до Бордерса от места сражения добирался пешком. Но держится молодцом. Хотя ночевал на голой земле перед воротами замка (мальчишка заявился ещё вчера, и Уиллиг не решился сразу докладывать о нём королю, у которого настроение, и так не особо хорошее, к вечеру вообще становилось мрачным), выглядит опрятным. Такой просто так не уйдёт.

Так и вышло. Мальчишка выслушал начальника королевской стражи и сказал, повелел, даже не думая уходить:

– Доложите Его Величеству, что у меня письмо к нему от короля Аонгуса.

Уиллиг молча буравил взглядом мальчишку, но тот стоял спокойно, не смущаясь. Что ж, придётся докладывать о нём королю вновь. Лучше бы сказал о письме сразу. Второй раз за день обращаться к королю с одним и тем же вопросом, означало, во-первых, получить отказ, а, во-вторых, лишиться должности. И второе было важнее первого. Но, с другой стороны, вдруг, мальчишка не врёт, и у него на самом деле есть письмо короля Аонгуса? Уиллиг вздохнул и принял соломоново решение²³:

– Приходи завтра с утра. И не маячь тут целый день. Найди на базаре паб «Последняя капля», скажи, что от меня. Там тебя накормят. И переночуешь.

– Спасибо, аколуф! – церемонно произнёс мальчишка уже в спину Уиллига, и тот понял, что пацан не врёт – и манеры, и знание придворного офицерского звания говорили о том, что он, действительно, вращался где-то в свите короля, так что и с письмом, можно надеяться, не обманул.

Безошибочно угадал Уиллиг и то, что от стана варваров до Бордерса Имоджен шла пешком. А как ещё она могла сюда добраться? Лошадь на воюющей территории была ценной добычей, как для партизан, так и для варваров. Так что путь пешком занял больше недели. Да ещё и покружить пришлось.

Имоджен не сразу бросилась вслед войску короля Оенгуса. Они налетели неожиданно и переломили ход боя. Потом подоспели отряды союзных королевств, которые к тому времени уже успели справиться со своими задачами. В разгар боя Имоджен не успела заметить, в какой момент спасители исчезли. Да и не знала – кто они и какое отношение имеют к Аонгусу. Это уже позже, когда почти отчаялась найти Аонгуса и среди живых, и среди мёртвых, услышала, как люди говорили, что войско было под знамёнами королевства Бордерс, где правил король Оенгус – дед Аонгуса. Догадалась, что дед мог забрать раненого внука. И только тогда отправилась вслед, предварительно откопав в лесу тайник, где хранила королевскую печать своего отца и его письмо к дальней родне, которое он ей вручил, отправляясь на бой с варварами.

Воспользоваться этим письмом она не собиралась. Просто хранила его, как память об отце. Как знак того, что он, всё-таки, любил её. Имоджен понимала, что рано или поздно варвары докатятся до Инверслида и король Аонгус вступит в войну. И была полна решимости помочь ему любыми способами. Воевать с врагами в партизанском отряде, ослабляя их мощь. Вытащить раненого Аонгуса и вылечить его. Если надо – стать его сиделкой, прачкой, любовницей…

Всё так и вышло, кроме последнего пункта. Ни открыться ему, ни признаться в любви она не успела. И Аонгус ушёл в бой, так и не узнав ничего. Снабдил её письмами, как и отец. Очень ей были нужны эти письма! Особенно, к принцессе Адене! Не собиралась Имоджен прозябать приживалкой ни у дальних родственников, ни у любимой своего возлюбленного. И она отправилась в Бордерс. Просто убедиться, что Аонгус там. Что он жив. А дальше… Дальше будет дальше.

Неделя мытарств прошла не зря. Имоджен на удачу попросила пропустить её к королю Аонгусу, представившись его оруженосцем (она осталась в облике мальчика, поскольку так было безопаснее). И стражники не прогнали её, а, значит, Аонгус был здесь. И был жив.

Письмом к королю Оенгусу, из суеверных соображений, ведь Аонгус передал его ей на случай своей смерти, Имоджен решила воспользоваться в крайнем случае. Только, уж, больно быстро он наступил, этот крайний случай. Но Имоджен уже было всё равно. Главное, чтобы её пустили в замок короля, и она увидела Аонгуса!

²⁰ – национальный напиток Шотландии, разновидность виски. Самый дорогой тип – солодовый скотч. Производится на основе пророщенного ячменя. В процессе производства важным этапом является сушка ячменя над торфяным огнём, что придаёт ему особый привкус. Хранится в дубовых бочках, поэтому становится сухим и слегка жёстким.

²¹ – придворное офицерское звание начальника королевской стражи.

²² – в переводе – «шлем»

²³ – в переносном смысле – мудрое решение. Однажды древнееврейский царь Соломон (965г до нашей эры) предложил двум женщинам, делящим между собой одного ребёнка, разрубить его пополам и каждой забрать по равной части. Та женщина, которая отказалась, и была настоящей матерью младенца.

14

На следующий день король Оенгус очень удивился. Небывалый случай, чтобы к нему повторно подступались с одним и тем же вопросом. Но, выслушав своего аколуфа, согласно кивнул.

Ещё больше король Оенгус удивился, когда прочёл письмо внука, в котором он вручал под его опеку свою невесту – принцессу Имоджен. Если бы в письме не было упомянуто, что принцесса предстанет перед ним в облике мальчика, Оенгус разорвал бы письмо и выгнал наглого мальчишку вон. А так король позвал придворную даму и велел привести гостя в надлежащий вид соответственно его натуре.

Придворная дама весьма удивилась странной формулировке приказа, но переспрашивать не посмела, решила, что разберётся по ходу дела.

Имоджен вообще не обратила внимания на слова короля Оенгуса. Для неё было главным, что она добилась своего. В замок попала, Аонгуса нашла и вскоре его увидит.

А король, впервые за последнее время, почувствовал в своей душе нечто, похожее на биение жизни. Ему, вдруг, стало любопытно – кого это выбрал Аонгус в свои спутницы? На первый взгляд – ничего особенного. Как говорится в народе – ни кожи, ни рожи, ни росту, ни форм. Но… Если это, действительно, принцесса королевства Чекменхэй, то, после гибели короля Рэналфа, она, как единственная наследница, уже королева. И Аонгус, мало того, что узаконит своё право быть королём, так ещё и присоединит к королевству Инверслид не малый кусок в виде её королевства! Правильно он, Оенгус, решил сделать его своим наследником! Малый-то не промах! Забавно только, что свой трон сулил ему, деду, в уплату за заботу о невесте. Сбросить бы годков десять, Оенгус, не колеблясь, воспользовался бы столь опрометчивым предложением. Ещё бы и на принцессе Имоджен женился ради третьей короны, не побрезговал бы её малопривлекательной внешностью и юным возрастом!

15

Преображение из мальчика в принцессу пришлось Оенгусу весьма по вкусу. Он с удовлетворением констатировал, что внешность у принцессы Имоджен вполне на уровне, рост значения не имеет, а формы нарастут с годами. Свои размышления король вслух не озвучивал.

Имоджен была немало смущена. Неужели король Оенгус столь прозорлив, что сумел сразу разглядеть в ней девушку? Или прочёл об этом в письме внука? А, если это Аонгус, то когда догадался, что они с Тэмом одно лицо? Почему ничего ей не сказал? Ему всё равно? Вопросы кружились и кружились в голове, король Оенгус молчал, и Имоджен вынуждена была начать первой:

– Ваше величество, – произнесла она с глубоким реверансом, – разрешите выразить Вам глубокую благодарность за Ваш теплый приём. Прошу извинить меня за неожиданное вторжение. Меня оправдывает только искреннее беспокойство о здоровье короля Аонгуса, отважного воина, возглавившего борьбу с вероломными завоевателями, и, смею надеяться, моего доброго друга. Могу я увидеть короля Аонгуса?

Вот, значит как! – подумал Оенгус. Аонгус представил принцессу в письме невестой, а она «смеет надеяться» на дружбу? Что-то здесь не так!

– Прошу прощения, принцесса! – церемонно ответил король Оенгус, – Мой внук отрекомендовал Вас как Его высочество принцессу Имоджен из королевства Чекменхэй. Представить нас друг другу лично король Аонгус на данный момент не в состоянии. Вынужден просить Вас о подтверждении Вашего титула.

– Вы, безусловно, правы в своём требовании, Ваше величество! Мы не были представлены друг другу официально. Тем более, в условиях войны, необходимы осторожность и бдительность. Мой отец, король Рэналф, перед походом передал мне королевскую печать и письмо к родственникам моей матушки на случай его печального исхода. Такого подтверждения будет достаточно? – спросила Имоджен, протягивая королю Оенгусу перстень с печаткой и сложенный листок бумаги, запечатанный сургучом.

– Более чем! – ответил король, возвращая принцессе знаки её королевского происхождения, – Примите мои искренние соболезнования по поводу гибели короля Рэналфа. Мы не были близко знакомы с Вашим отцом, но весть о его героическом сопротивлении варварам дошла и до Бордерса.

– Благодарю, Ваше величество! Мне не с кем было оплакать его кончину, но я каждый вечер молюсь за его душу. А утро начинаю с молитвы о даровании здоровья королю Аонгусу, – тактично напомнила Имоджен о цели своего визита.

– У Аонгуса сейчас находится лекарь. В ожидании пока он закончит свои процедуры, я предлагаю нам с Вами прогуляться по саду.

– Ваше величество, если Вы думаете, что вид кровавых ран может меня шокировать, то Вы ошибаетесь. В партизанском отряде я не раз помогала знахарю, спасая раненых. В том числе и королю Аонгусу при его первом ранении.

Король Оенгус ничего не ответил, лишь протянул руку, приглашая последовать за ним.

В покои, где находился раненый, они вошли, когда лекарь с помощницей закончили перевязку груди и приступили к обработке раны на голове. Даже у повидавшего на своём веку немало ран и не склонного к сантиментам Оенгуса каждый раз сжималось сердце, когда он видел развороченный череп внука. Имоджен побледнела, но в обморок, как ожидал король, не упала. Задала лекарю несколько вопросов и дальше стояла молча, наблюдая за его умелыми руками.

Ноги Аонгуса уже выглядели значительно лучше, чем в первый день осмотра, на котором присутствовал король. Но лекарь по-прежнему не мог дать утешительного прогноза по поводу того, сможет ли Аонгус ходить.

Обратно шли молча. Король искоса поглядывал на теперь уже королеву Имоджен. Сколь бы хрупкой, как китайская статуэтка, она не казалась внешне, внутри у неё был железный стержень, что невольно вызывало уважение старого короля. Имоджен же напряжённо о чём-то думала. Потом тряхнула головой и спросила:

– Ваше величество! Вы позволите мне воспользоваться Вашим гостеприимством некоторое время, пока дела короля Аонгуса не пойдут на поправку? Я бы хотела предложить свою помощь в ухаживании за Его величеством.

16

Аонгус очнулся только через два месяца. И всё это время Имоджен, практически, провела в его покоях. Помогала лекарю с перевязками, кормила раненого, молилась, держа его за руку. Только спать уходила к себе. И не по своей воле, а из соображения приличий.

У короля Оенгуса вошло в привычку перед обедом проводить время в покоях внука, а потом вместе с Имоджен отправляться в столовую. Иначе принцесса забывала обо всём на свете рядом с постелью раненого. Делал он это для того, чтобы вытянуть из Имоджен как можно больше информации. Для этого ему не приходилось хитрить или прикладывать много усилий. Стоило задать Имоджен один наводящий вопрос, как она охотно отвечала на него целой историей.

Про первое ранение Аонгуса и как она за ним ухаживала в партизанском лагере, рассказала после того, как на перевязке осторожно провела пальчиками по его уже затянувшимся шрамам на груди и руках. Этот ласковый жест заметил не только лекарь, но и находящийся рядом король Оенгус…

«… Мы с мальчишками нашли короля Аонгуса под грудой тел. Его не добили варвары. Может, не заметили, потому что он был без сознания и не стонал. Может, не обратили внимания. Их интересовали украшения и дорогая одежда, а у него ни одного кольца на пальцах не было. И королевский штандарт рядом не валялся. Щита при нём тоже не было, видимо, был порублен в щепы, доспехи развалились. Он весь был утыкан стрелами. Я узнала, что он – это он, только когда мы отмыли его от крови. Знахарь сломал стрелы, торчащие из правой руки и груди, мы зачистили срезы от слома и осторожно, по одной вытаскивали их. Раны прижгли раскалённым мечом и замазали воском. Вот эта рана, под сердцем, была очень опасной. Знахарь долго сомневался – удалять стрелу или только срезать, чтобы не торчала. Они посовещались с матушкой Эдме²⁴, она травница – и лечила, и готовкой руководила. Съедобный или ядовитый гриб, корень какой или ягода, с ходу определяла. Всё у неё в дело шло – что на еду, что на лечебные отвары, что на яды для врагов. Так вот, решили они стрелу, всё-таки вытащить. Крови было! И потом рана долго кровоточила. Матушка её отварами своими промывала, знахарь воском залеплял, а я на дежурстве была. Аонгус в жару метался, всё повязки с ран сдёргивал. Но Бог услышал мои молитвы – раны начали затягиваться, а вскоре и жар спал…»

Однажды, когда лекаря и его помощницы рядом не было, король Оенгус поинтересовался, как Имоджен познакомилась с Аонгусом…

«… Нет, мы не в отряде познакомились. Раньше. Аонгус прислал приглашение на празднование своего семнадцатилетия. Отец хворал, а одну меня отпускать не хотел. Да и рано ещё, считал, тринадцатилетним принцессам на балы выезжать. А мне так хотелось, так хотелось! Я уговорила первую статс-даму поехать со мной, а она уже уговорила отца…»

(Про то, что между первой статс-дамой и королём Рэналфом существовали «особые отношения», как ни была погружена в себя Имоджен, она не упомянула. Зачем об этом говорить постороннему человеку? Отца за эту связь принцесса не осуждала, даже вголову такое не приходило. Король Рэналф был для неё, в первую очередь, королём, а потом уже отцом, так она ощущала. Так какому же подданному придёт в голову подвергать сомнению действия короля? Да и как отец… Мама умерла в родах. Любовь Имоджен к матери была сродни любви к Богородице, никакого конкретного человека за этим не было. А графиня Фанси²⁵ вела себя скромно, своё место знала, к принцессе-сироте относилась с искренней заботой и вниманием. Имоджен отвечала ей благодарностью, а иногда, по- детски эгоистично, пользовалась её близостью к королю, как в случае желанной поездки на бал в Инверслид)

«…В первый день праздника король Аонгус устроил концерт. Я так красиво пела, так старалась, а он даже не посмотрел. Сидел, закрыв глаза. Так обидно было. И на следующий день на балу тоже ни на кого не смотрел. Мне стало любопытно, почему это королю скучно на собственном дне рождения? Выяснить это можно было только у его слуг, но принцессе они же этого не расскажут. И я переоделась мальчишкой. О! Тут многое выяснилось! Оказывается, у короля есть фаворитка, которую он посещает даже во время праздника, когда в замке полно гостей…»

(Слуги судачили о ведьме, околдовавшей их молодого короля, но то была тайна Аонгуса, и выдавать её другому человеку, пусть и деду, Имоджен не стала бы даже под пытками).

«…Я вечером проследила за ним, но он меня заметил и поймал. Чуть не задушил, между прочим. Кое-как вырвалась. Потом мы весело поиграли в догонялки, – захихикала Имоджен, вспоминая сарай, – а потом поговорили. Я дала клятву, что никому не скажу о его ночных вылазках, а он пообещал вглядеться в принцесс. На следующий день был пикник на природе. Жарко было – жуть! Место для пикника было выбрано неудачное – открытое, спрятаться в тень некуда. Аонгус усиленно ухаживал за принцессами, даже на лодке собственноручно катал. Но нам, бедняжкам, из-за жары было не до его ухаживаний, хотя я повеселилась от души. А он, оказывается, на меня разозлился, что не нашёл принцессу с зелёными глазами. Так я сама себя описала, будучи в образе Тэма, это я так себя называю, когда в мальчишку играю. Я, ничего такого не подозревая, опять переоделась в мальчиковую одежду, и отправилась выведывать у слуг о настроении хозяина. Тут-то он меня и подловил. Схватил за ухо и потащил в замок, сдавать «госпоже», то есть самой себе. Пришлось спасаться бегством на яблоню.

Самым замечательным получился день охоты. Я обожаю охотиться и очень метко, между прочим, стреляю. Все гости были раскрепощённые, общались запросто. Аонгус с каждой из принцесс поговорил по душам. Тут стало ясно – кому он отдаёт предпочтение. Принцессе Адене из Хейллио. Конечно, она такая красивая, уверенная в себе, не то, что я! – вздохнула горестно Имоджена, – Я себя вечером в этот день попыталась себя похвалить, но Аонгус только посмеялся надо мной. Как принцесса я его не заинтересовала, а вот как мальчишка чем-то понравилась. Он даже предложил у него остаться. И потом, когда приезжал на моё четырнадцатилетие, о Тэме спрашивал. А говорил, в основном, об Адене…»

Имоджен замолчала, погрузившись в воспоминания. А король Оенгус думал о том, какая же она, по сути, ещё девочка. Наивная, добрая, маленькая принцесса. И, в то же время, отважная, умная, взрослая. Война. Это всё война. Это она проявляет все самые лучшие качества человека и обнажает всё то низменное, что скрыто глубоко внутри. Заставляет детей быстро взрослеть. Принцесса Имоджен, играющая в мальчика. Принцесса Имоджен, скрывающаяся под мальчиковой одеждой, чтобы выжить на войне. Такая одинокая. Такая любящая. Не сказавшая ни слова о любви к Аонгусу, но прошагавшая за ним вслед почти 400 миль²⁶ и уже второй раз вытаскивающая его из лап смерти. Будучи уверенной, что он любит другую. Явно не знающая, что Аонгус считает невестой её, а не красавицу Адену.

Король Оенгус очень мало говорил, но умел очень хорошо слушать. Принцесса Имоджен, которой в силу её положения не было кому излить душу, и сама не заметила, как многое открыла этому, по сути, совершенно чужому, незнакомому человеку. Он спросил её об игре в мальчика, а она рассказала ему о своём одиночестве, о своих взаимоотношениях с отцом…

«… Папа хотел сына, а родилась я. А мама умерла. Вокруг меня были слуги, няньки, фрейлины. Родителей только не было. Папе было всё время не до меня. Я не помню, когда я начала играть в мальчика. И почему. Может, чьи-то разговоры о желании короля иметь сына подтолкнули к этому. Я только помню, как требовала, чтобы меня одели в брюки, и дулась, когда заставляли одеть платье. Бегала, лазала по деревьям, стреляла из лука, скакала на лошади. И всё это старалась сделать лучше всех. Очень старалась. Ради отца. Чтобы он не жалел, что у него есть дочь и нет сына. Потом как-то это переросла. Полюбила наряжаться. Занялась пением и рисованием. Ударилась в чтение. Мне кажется, что отец этого даже не заметил. Иногда возвращалась к облику Тэмхаса. Так я себя назвала – Тэмхас, Тэм, близнец. Возвращалась, когда хотелось похулиганить или кого-нибудь разыграть. Как в Инверслиде, например. Видели бы Вы, как паниковала графиня Фанси, – опять захихикала Имоджен, – когда я разгуливала по замку Аонгуса в мальчиковом наряде!

На войне вот моя игра очень пригодилась. Варвары нещадно убивали мужчин, а девушек и женщин охотно брали в рабство. Пошёл слух, что их вождь намерен взять в жёны всех принцесс, которых удастся пленить, чтобы утвердить свою власть над захваченными территориями не только огнём и мечом, но и супружескими узами. Ну, а участь остальных, титулами пониже или вообще без титулов, понятно была какая. Слух оказался верным. Только вот в плен вождю удалось заполучить только двоих. Одни предпочли умереть, другим удалось скрыться. Отец сам мне велел переодеться мальчиком и отправил к дальним родственникам мамы. Пожалуй, это было в первый и в последний раз, когда я почувствовала, что он меня любит, что заботится обо мне. Сам, а не через слуг. Как отец, а не как король. Может быть, я всё это придумала, потому что так хотелось быть любимой. А, может быть, он и любил, только проявить свои чувства не умел. Или не успел… Так или иначе, но я буду хранить эти знаки его любви вечно…

А насчёт того, чтобы спрятаться у родни, я решила по-своему. Решила пробираться в Инверслид к королю Аонгусу, чтобы воевать в его войске. Но прямых дорог во время войны нет, а пока кружила, обросла ещё ребятишками. Потом крестьян встретили, прятавшихся в лесу. Так, постепенно, и сложился партизанский лагерь. И ведь никто не догадывался, что я девушка. Только матушка Эдме догадалась. Но она у нас не сразу появилась, а гораздо позже. Мы к тому времени уже вовсю занимались спасением наших воинов. Из мелких пацанов создали отряд разведчиков. Они шныряли по округе и разнюхивали, где что творится. В станах варваров подслушивали, за перемещением королевских отрядов следили. Никто на мальчишек внимания не обращал, война многих детей сиротами сделала. Крутятся под ногами в поисках пропитания, ну, и Бог с ними, лишь бы не мешали. А с подростками постарше мы искали и вытаскивали с поля боя раненых. После того, как варвары-мародёры уйдут, конечно. Как же было горько видеть, как они добивают ещё живого человека! До крика, до боли! Везло тем, кто под кучей тел находился. А кто открыто лежал, да ещё если на нём украшения какие-нибудь находили, того, без вариантов, убивали.

Матушка Эдме меня не выдала. Мне кажется, что ещё знахарь наш догадывался. Но они молчали, и я молчала…»

Мысли принцессы опять вернулись к войне, а король Оенгус думал о своём. О том, на что его натолкнул рассказ Имоджен об отце, об их взаимоотношениях. О своей дочери, Оайриг. О своих с ней взаимоотношениях…

²⁴ – в переводе – «уважаемая»

²⁵ – в переводе – «фантазия, желанная, склонность, прихоть»

²⁶ – мера длины, равная 1,6км

17

Где же её последнее письмо? Это – не то. В этом она сообщает о своём согласии признать бастарда своим сыном. Как она тут выразилась? «…разрешила королю окропить своим семенем чрево другой женщины ради продолжения королевского рода Инверслида». Весьма изящное объяснение измены мужа и оправдание собственной бесплодности…

Но так он думал тогда. Когда получил это письмо. И когда был ещё жив его сын – Ноэс²⁷. Он со злорадством сохранил это письмо, в расчёте, что когда-нибудь, когда король Стифен передаст трон своему бастарду – Аонгусу, оно послужит доказательством незаконного происхождения последнего, и власть в Инверслиде вполне может оказаться в его руках или в руках Ноэса, как его законного наследника. Но судьба распорядилась иначе…

Вот оно, её последнее письмо! И эти строчки, которые тогда его разгневали, а сейчас – больно ранят каждым словом… «для нас с братом Вы всегда были, прежде всего, королём, а не отцом. Мы с Ноэсом держались друг за друга. Мы вдвоём ощущали себя семьёй. Ни матушка, выносившая нас в своём чреве, тихая, запуганная женщина, задавленная Вашим величием, вечно о чём-то молящаяся, не смеющая ни приласкать нас, ни поговорить с нами. Ни, тем более, Вы – громовержец без единого слова, которому достаточно было только взгляда, чтобы вопрос или просьба застывали невысказанными на устах не только Ваших подданных, но и собственных детей…»

Как же он, Оенгус, разгневался, когда получил это письмо! Как посмела она, неблагодарная дочь, высказывать ему этот вздор?! Да ещё и за брата, тело которого не успело остыть в могиле! Но сейчас, когда он уже смирился с болью от потери сына, сейчас, когда и Оайриг уже давно нет среди живых, сейчас, когда и его земной путь подходит к завершению, сейчас ему хочется… Нет! Не поспорить с дочерью! И не оправдаться… Хочется разобраться…

«… Но Вам и этого оказалось мало! Вы отобрали у меня Ноэса. Вы сделали из него своё подобие – холодного, бездушного будущего правителя, убив в нём всё человеческое. И этого я не прощу Вам никогда!» Тогда ему не нужно было её прощение, эти слова вызвали в нём только презрение.

«Есть только одно, за что я Вам буду благодарна до конца моих дней – Вы не стали препятствовать моему браку со Стифеном. Посчитали его достойным руки Вашей дочери. И этим сделали меня счастливейшим человеком! В его замке я почувствовала себя дома. В его объятиях я ощутила себя любимой! С ним и нашим сыном Аонгусом я обрела семью! Он, мой дорогой и любимый супруг, научил меня любить мужчину, который, будучи королём, остался человеком. Он подарил мне радость материнства. Учит меня быть матерью, учит любить своё дитя. Вы, вероятнее всего, посчитаете меня сумасшедшей, прочитав эти строки…» (Так оно и было, он, действительно, посчитал тогда, что Оайриг сошла с ума.) «Да, пусть Аонгус не был выношен в моём чреве, но он – мой сын, мой родной сын! Только вот стать ему матерью, мне ещё учиться и учиться. Учиться проявлять свою любовь, не стесняться того, что есть внутри, но что так сложно показать наружу. Что может быть естественнее любви? Она впитывается с молоком матери, она крепнет в кругу семьи. Но если этого не было, как у меня? Как у Ноэса? Ах, если б Вы знали, как тает моё сердце, когда я прихожу ночью в покои моего дорогого мальчика и любуюсь им, спящим. Глажу его лоб, целую волосы. И как горько мне, когда при свете дня не могу переступить через Ваше суровое воспитание, чтобы просто обнять его! Желаю Вам, чтобы когда-нибудь, хотя бы отдалённо, любовь коснулась Вашего сердца. Только в любви человек обретает счастье»

Если бы тогда король прочёл до конца эти строки, он бы в гневе разорвал письмо, а так он просто бросил его в шкатулку, присоединив к первому, как ещё одно доказательство несостоятельности притязаний Аонгуса на трон Инверслида. Хотя своего прямого наследника – сына, к тому времени уже потерял. А через пять лет потерял и дочь – Оайриг. Дочь, с которой не общался после появления на свет Аонгуса. Дочь, сердце для которой не открыл на похоронах сына. На похороны которой не поехал, чтобы проститься. Простить и попросить прощения самому.

Король Оенгус часто думал – за что так сурово обошёлся с ним Бог? И, копаясь в себе, честно выскребая правду со дна души, кажется, понял. Ноэса у него забрали из-за той лжи, которую он, Оенгус, посчитал благом для своего королевства. Дело в том, что из чрева королевы первой из двойняшек на свет появилась Оайриг. Она по праву первородства должна была считаться наследником его трона. Но, когда в следующую минуту появился сын, он, ни секунды не сомневаясь, объявил его рождённым первым. Пять человек, присутствовавших при родах королевы, поплатились за это его решение жизнью.

А за что у него забрали Оайриг? Чтобы он почувствовал пустоту с её уходом? Чтобы вспомнил, где у него находится сердце? Что оно вообще у него есть? Или чтобы усмирить его гордыню? Усмирить тем, что бастард, которого он презирал, которого не признавал внуком, стал королём Инверслида, который он хотел присоединить к своему королевству? И, вскоре, с его уходом в вечный покой, наоборот, присоединит его королевство Бордерс к своему? Потому что ни у кого, кроме Аонгуса, не оказалось того сочетания качеств, которое требуется королю…

²⁷ – в переводе – «единственный выбор»

18

– А у меня скоро день рождения, – грустно произнесла Имоджен и продолжила, отвечая на невысказанный, но легко читаемый в глазах короля Оенгуса, вопрос, – Пятнадцать.

Пятнадцать… С каким нетерпением она ждала свой пятнадцатый день рождения! Как мечтала о бале, где будет царить! Как грезила о принцах – рыцарях в сверкающих доспехах, которые окружат её своим вниманием! И среди них будет Он – один, единственный, обязательно будет, который станет для неё особенным, любимым. И Он её полюбит, обязательно полюбит! А дальше… Дальше воображение рисовало столь соблазнительные картины, что от них становилось жарко телу.

Сначала черты любимого были абстрактными картинками, иллюстрациями из прочитанных рыцарских романов, дополненных собственными фантазиями. После бала в Инверслиде приобрели вполне узнаваемые черты короля Аонгуса. Но Аонгуса больше заинтересовал Тэмхас, чем она, а его сердце явно было занято принцессой Аденой. Имоджен грустила по этому поводу, но сказать, чтоб страдала от неразделённой любви – нет, такого не было. Не было ни до войны, ни в партизанском отряде, когда она его выхаживала. Ни даже тогда, когда она кинулась вслед за ним, тяжело раненым в сражении, увозимом дедом в Бордерс.

В замке короля Оенгуса тоже было как-то не до страданий – надо было опять выхаживать Аонгуса, вытаскивать его из цепких лап смерти. А вот когда Аонгус отошёл от края, пришёл в себя, когда зажили раны на его теле, превратившись в шрамы, тут-то и начались её страдания. Когда, в какой момент, Имоджен полюбила Аонгуса, она не заметила, а вот день, когда поняла, что он её не любит, не желает даже её дружеского участия, мало того, тяготится её присутствием, осознала чётко.

Стало больно. И ещё… Ещё она растерялась, поскольку совершенно не представляла, что делать дальше. Война с варварами уже закончилась. По крайней мере, их отбросили так далеко на север, что даже сведения о них перестали поступать. Зато в изобилии поступали сведения о междоусобице среди земель, подвергшихся их нападению. Многие королевства были обезглавлены, и соседи решили воспользоваться ситуацией, чтобы расширить свои владения. Дальние родственники королевских династий были искренне возмущены поползновениями соседей, раскрывших рот на вотчину, которую они считали уже своей. И таких «наследников», как правило, находился не один, а несколько. А ещё на трон претендовали те герцоги, графы и даже шевалье, которые возглавляли войска королевств во время войны с варварами. В самом деле, почему бы им не начать новую королевскую династию? Зря, что ли, они кровь свою проливали? Их претензии на трон имеют под собой гораздо больше оснований, чем седьмая вода на киселе родственников по крови, отсиживавшихся где-то по своим углам во время войны, или право соседей на территорию, только на том основании, что у них общая граница! Какого-то единого центра, главы или органа, которому можно было пожаловаться, изложить суть дела, разобраться по закону, не было. А потому все споры решались с помощью мечей. И война, ещё более кровопролитная и ожесточённая, чем с варварами, полыхала на огромной территории. Заложником в ней оказался народ. Когда враг был внешним, всем было понятно с кем воевать. А когда воевали между собой свои, что прикажете делать простому люду?

Имоджен не знала, что творится в её родном Чекменхэе. Её права на престол вряд ли кто мог подвергнуть сомнению, но как управляться с королевством самостоятельно, она даже в мирное время представляла с трудом, что, уж, говорить о военной поре. А, между тем, пришло время отправляться домой. Аонгус выздоровел, ясно дал понять, что она ему не нужна, и причин оставаться в Бордерсе больше у неё не было.

Король Оенгус обрадовался сообщению Имоджен о её предстоящем дне рождения…

Они вдвоём гуляли по саду. Это вошло у них в привычку ещё до того, как Аонгус пришёл в себя. Час до обеда у постели внука, потом совместный с Имоджен обед, и час после него в саду, прочно вошли в распорядок дня короля Оенгуса наравне с утренним докладом аколуфа Уиллига о состоянии дел в собственном замке и королевстве в целом, а также о новостях с театра военных действий. Таким образом, в отличие от Имоджен, Оенгус был прекрасно осведомлён о положении дел в её королевстве, также как и о том, что происходит в Инверслиде. Только, если в дела Инверслида королю Оенгусу вмешиваться не пришлось, поскольку Аонгус позаботился, чтобы в его отсутствие было кому следить за порядком, то в Чекменхэе пришлось наводить порядок твёрдой рукой.

Имоджен об этом не знала, поскольку ни о чём подобном у короля Оенгуса не спрашивала, а он не привык отвечать на вопросы, которых ему не задавали. Он и на те, что задавали, не на все отвечал. В этом смысле они с внуком оказались похожи, хоть и не родная кровь, а вот, подишь, ты! Аонгус охотно беседовал с дедом на темы, касающиеся управления королевством, или войны, но сразу же замыкался в себе, как только Оенгус подступался с вопросами о принцессе Имоджен. На требование объясниться по поводу их затянувшейся помолвки (а как иначе можно было бы стать женихом и невестой?), сухо и без тени смущения заявил, что помолвки не было и не будет. Не будет, потому что он не любит принцессу Имоджен. Назвал её невестой в письме, чтобы у неё было основание попросить о помощи короля Оенгуса на случай собственной смерти.

Оенгус, который достаточно пожил на свете, чтобы отличать правду от лжи, не важно – произнесённую или подразумеваемую, Аонгусу не поверил. И потому обрадовался, когда Имоджен упомянула о своём пятнадцатом дне рождения. Дне рождения, после которого она имела право вступать в брак…

– Обещаю сделать всё возможное, чтобы бал в Вашу честь стал самым запоминающимся событием этого года! – торжественно произнёс король Оенгус и поцеловал руку принцессе (королеве?) Имоджен.

А про себя подумал: «Вот на балу и посмотрим, кто кого любит или не любит!»

19

– Что Вы хотите от меня услышать?!? – кричал вне себя Аонгус, – Что я люблю её? Да! Да! Я люблю её всем сердцем! Каждой клеточкой своего тела! И именно потому, что люблю её, никогда, слышите? – ни-ког-да нашему браку не бывать! Кто я такой?!? Посмотрите на меня! Я – калека! И больше – никто! Разве могу я кого-то защитить?!? Осчастливить женщину?!? Стать мужем и отцом?!? Она молода и красива. Она достойна лучшей участи, чем выносить горшки за калекой!

Запал Аонгуса кончился и он замолчал. Замолчал и отвернулся к окну. Он так устал за сегодняшний день, как никогда в жизни. Чувствовал себя таким разбитым, хотя, казалось бы, куда, уж, больше? И так прикован к инвалидному креслу. Пожизненно. Оно теперь и его трон, и его средство передвижения (к передним ножкам кресла были приделаны маленькие колёсики, к задним – два больших колеса, которыми он мог управлять сам), и его ночной горшок (под сиденьем был сооружён ящик, в котором находился настоящий горшок. Аонгус, когда ему приспичивало сходить в туалет, отодвигал в сторону под собой заслонку, наподобие той, что закрывает отверстие камина, испражнялся, а потом звал слугу, который заменял горшок на новый). Только что кроватью кресло не было. На неё приходилось перебираться с помощью слуг. И сейчас, когда он уже был в кровати, ему хотелось только одного – чтобы его оставили в покое, оставили одного, наедине со своими горькими мыслями.

Если король Оенгус хотел получить от него признание в любви к Имоджен, то он его получил. Если король Оенгус хотел сделать ему больно, то это удалось ему на славу!

Только в первые минуты бала Аонгусу удалось забыть о своём положении, удалось почувствовать себя счастливым, залюбовавшись на Имоджен. Такую красивую, оживлённую. Счастливую! Тем горше становилась для Аонгуса каждая последующая минута. Ведь это не он клал руку на её осиную талию и прижимал к себе во время танцев! Ведь это не он подносил ей стакан воды, когда её мучила жажда! Ведь это не на его руку она опиралась, когда гостей пригласили к столу! Ведь это не его шуткам она смеялась, закидывая голову назад! Ведь это не его она так внимательно слушала, не отрывая своих прекрасных карих глаз с зелёными искорками от глаз собеседника! Не его! Не его! Не его!

Кое-что из этого он мог бы делать, пусть и опять глядя на Имоджен снизу вверх, но провидение как будто нарочно препятствовало этому. Стоило ей обратить свой взор на него, как чья-то спина тут же загораживала обзор. Стоило ей направить шаги в его сторону, как кто-нибудь тут же отвлекал её каким-нибудь пустяком и уводил прочь. Это было ужасно похоже на кем-то подстроенные действия!

Аонгус тогда решил вообще покинуть бал. Тихонько улизнуть. Хотя улизнуть, сидя на громоздком кресле, это было громко сказано. Но и это ему не удалось. Не дали. Слуги молча вернули его на место. И вот тогда Аонгус окончательно убедился, что всё на этом бале было не случайно. Он с ненавистью посмотрел на своего мучителя – короля Оенгуса, и дал себе слово не доставлять врагу удовольствия любоваться своими муками. Нашёл себе собеседников среди старшего поколения, а потом и партнёров по карточным играм. И благополучно переместился в игровую комнату. Прочь из бальной залы. Подальше от предмета своей любви. И от своего мучителя. Слуги не посмели воспрепятствовать этому.

Так что окончание бала прошло для Аонгуса относительно спокойно. По крайней мере, он так выглядел. Но внутри него всё кипело. И не успел король Оенгус, зайдя к нему перед сном в спальню, задать ни единого вопроса, как котёл терпения Аонгуса взорвался…

Оенгус искренне не понимал терзаний внука. И с лёгкостью мог возразить на все его крики, что, прежде всего он – король! Да, он не сможет больше ходить самостоятельно и вряд ли сможет сидеть на лошади, но какое это имеет отношение к выполнению обязанностей короля? У короля должна быть железная воля и цепкий ум. Всё это у парня есть! А в остальном… Какая разница отдавать слугам приказ забирать ночной горшок – из-под кресла или из-под кровати? Какая разница одевать короля стоящего или сидящего? Танцы? Тоже мне потеря! Даже смешно об это переживать! Охота? Да, лишиться удовольствия от охоты, это Оенгус мог понять, но, во-первых, с этим можно смириться, во-вторых, возможно ещё не всё потеряно и этому можно научиться, а в-третьих… А в третьих, какого чёрта! Сам виноват! Нечего было лезть в гущу сражения! Место короля во главе войска, а не в куче дерущихся. Вот и находись во главе, руководи сражением, а не маши мечом, как простой воин. Не можешь стоя, так и сидя ничем не хуже!

Единственное, что заслуживало внимания, так это – остался ли Аонгус мужчиной? В смысле продолжения рода, продолжения королевской династии. Если его орудие также неподвижно, как и ноги, или стреляет холостыми, то смысла оставлять его на троне Инверслида и, тем более, рассчитывать как на наследника Бордерса, не было никакого. И ещё эта бабская истерика… Неужели он в нём ошибся?

И король Оенгус молча развернулся и ушёл, так и не сказав внуку ни слова. Оставил Аонгуса одного, как тот и хотел.

20

– Вы уверены, что она на сносях и это ребёнок моего внука? – буравил король взглядом свою первую статс-даму.

Бедняжка хоть и привыкла к самодурству своего короля, но не знала, куда деть взгляд от смущения. Так же как и тогда, когда он поручил ей найти девушку, чтобы удовлетворять короля Аонгуса в постели. По параметрам, которые король Оенгус изложил сухим, будничным тоном, девушка должна была быть тихим, скромным созданием, с бешеным сексуальным темпераментом, способным воспламенить даже мёртвого. То есть нужна была девственница и развратница в одном флаконе!

Практически не выполнимая задача, но первая статс-дама с ним справилась. Из бойких девиц, уже вовсю флиртующих с парнями, отобрала несколько по виду ещё не девушек, но уже и не девочек. Выбрала из них двух девственниц и отправила обоих на обучение к конюху. Через неделю собственной персоной проэкзаменовала обоих, убедилась, что девственная плевра на месте (и конюх, и обе девицы могли лишиться жизни, если бы это было не так), выбрала самую страстную, по словам конюха, в любовницы королю Аонгусу, а на второй заставила конюха жениться.

Девицу приходилось еженощно доставлять в спальню короля собственноручно в обстановке строгой секретности. А днём держать у себя в покоях взаперти, поскольку и за секретность, и за то, что девица понесёт от короля, а не от какого-нибудь ушлого слуги, своей головой отвечала уже она, первая статс-дама.

И, хотя свечку над королевской постелью дама не держала, она была уверена, что предпринятых усилий и принесённых ею в течение этих полутора месяцев жертв достаточно, чтобы положительно ответить на вопрос короля.

Оенгус внимательно наблюдал за тенями, пробегавшими по лицу статс-дамы, но подвоха не заметил. А потому сказал с облегчением:

– Избавьтесь от обоих.

Для гарантированного результата статс-дама поила девушку отваром из спорыша и пижмы. Первый приводит к смерти плода, вторая к выкидышу. Что и как пошло не так, она не знала, но вскоре нашла девушку уже мёртвой в луже крови и какой-то слизи между ног. Может оно и к лучшему, ведь при удачном прерывании беременности она закончила бы свои дни портовой шлюхой где-нибудь на краю земли.

21

Имоджен в сильнейшем смятении возвращалась в свои покои после разговора с королём Оенгусом. Недаром у неё кольнуло в сердце нехорошим предчувствием, когда он предложил ей поговорить в своём кабинете. Почему не в саду, по которому они гуляли вдвоём всего пару часов назад?

В кабинет короля Имоджен зашла как гостья. А вышла оттуда уже невестой. Невестой короля. Но не того, кого любила, и замуж за которого жаждала выйти.

Король Оенгус жестом предложил Имоджен сесть и молча вручил ей в открытом виде письмо, с помощью которого она попала в его замок. Письмо, в котором Аонгус не только раскрывал её личность принцессы под обличьем мальчика, но и представлял своей невестой. Дочитав до этих слов, у Имоджен закружилась голова от счастья. Но последующие слова короля Оенгуса вернули её на землю.

– Столь продолжительный срок, в течение которого мы имели удовольствие принимать Вас в качестве гостьи у нас в Бордерсе, опирался на Ваш особый статус, упомянутый в данном письме. Но король Аонгус заявил, что помолвки между вами не было. И статус невесты он присвоил без Вашего согласия, руководствуясь исключительно заботой о Вашей безопасности. Он предполагал, что письмо всплывёт уже после его смерти, что, как Вы понимаете, должно было снять все взаимные обязательства, накладываемые помолвкой между особами столь высокого ранга. И тогда бы Вы не оказались в том щекотливом положении, в котором находитесь сейчас, за что я нижайше прошу Вашего прощения.

– Ваше величество! Я не понимаю, в чём Вы или король Аонгус виноваты передо мной? Король Аонгус, действительно, предложил воспользоваться письмом в случае своей смерти. Если кто и виноват в возникшем недоразумении, так только я сама. Я нарушила условие обнародования письма, и то, что не догадывалась о его содержании, никоим образом меня не оправдывает. Мне остаётся только искренне поблагодарить Вас за тёплый приём и попрощаться.

Имоджен даже приподнялась со стула, намереваясь покинуть не только кабинет короля, но и замок, немедля.

– Вы же понимаете, – продолжил король Оенгус, как будто не замечая намерений принцессы, – что в сложившихся обстоятельствах, Вы не можете покинуть Бордерс иначе как в статусе жены? Поскольку король Аонгус категорически не намерен связывать себя узами брака с Вами, мне не остаётся ничего другого, как предложить Вам свою руку и сердце.

Имоджен растерялась. Она не ожидала ни подобного разговора, ни, тем более, такого его завершения.

Внутренне Имоджен уже потеряла надежду тронуть сердце Аонгуса, окончательно убедившись в его холодности на балу. Нет! Вначале она ловила его восхищённые взгляды. Потом ей показалось, что он заревновал. И она воспарила. Но только показалось, поскольку вскоре он заскучал, потом увлёкся беседой и совсем перестал на неё смотреть, а затем и вовсе нашёл занятие поинтереснее – предался игре в карты…

Господи! Кого она обманывает – «окончательно»?! Не далее, как пять минут назад она чуть не задохнулась от счастья, от вмиг разгоревшейся надежды стать его невестой. Но искорка вспыхнула и тут же погасла…

Имоджен страшилась возвращения в родной Чекменхэй, а потому трусливо оттягивала отъезд до момента, пока хозяева сами не намекнут гостье, что пора бы возвращаться восвояси. Но предложение стать королевой Бордерса?… А с другой стороны… Сразу решалось несколько проблем – она с честью выходила из того щекотливого положения, в которое сама же себя и поставила. Груз ответственности за Чекменхэй и его народ перекладывался на плечи мужа. И, если не любимый, то лучше, уж, король Оенгус, который стал за последнее время другом, чем незнакомый принц.

– Вам нужно время, чтобы обдумать свой ответ, принцесса? – прервал скачущие мысли Имоджен король Оенгус.

– Нет, Ваше величество! – ответила Имоджен.

И, встав с кресла, сказала с глубоким книксеном:

– Я принимаю Ваше предложение. Мне не выразить словами ту горячую благодарность, которую я испытываю к Вам за столь доброе ко мне отношение.

– Надеюсь, Вы не будете разочарованы, если я предложу Вам не устраивать пышных празднеств по случаю нашей свадьбы, что позволит нам обвенчаться в самое ближайшее время?

– Безусловно, Ваше величество! Поступайте по своему усмотрению!

– Что же касается Вашей благодарности, – закончил разговор король Оенгус с едва заметной ухмылкой, искривившей его губы, – у Вас будет возможность выразить её на брачном ложе.

Если у Имоджен и закралась мысль, что брак будет формальным, и не выйдет за рамки дружеских отношений, то последние слова короля Оенгуса поставили всё на место. Брак будет самый что ни на есть настоящий, со всеми вытекающими из этого последствиями.

22

Аонгус с неприязнью смотрел в спину деду, который сам позвал его на разговор и сам же не торопился его начинать, отойдя к окну и повернувшись к внуку вполоборота. Ничего хорошего Аонгус от разговора не ждал. Да и от своей жизни тоже. Он не испытывал благодарности королю Оенгусу за своё спасение, разве только в первые дни после того, как пришёл в себя. Но потом, когда осознал безнадёжность своего состояния, благодарность быстро улетучилась, сменившись горечью. Кто просил короля спасать Аонгуса? Лучше бы он остался на поле боя и истёк кровью. По крайней мере, такая смерть была бы славной смертью мужчины, воина, короля. С мечом в руках. А не прикованного к креслу калеки, гадящего под себя, обречённого на полусуществование, не жизнь.

Наконец, король Оенгус развернулся к Аонгусу и произнёс:

– Принцесса Имоджен приняла моё предложение о замужестве.

– Вот как? – криво усмехнулся Аонгус, – Поздравляю!

Сообщение острой стрелой кольнуло в сердце, но лишь на короткий миг. Кто ему Имоджен? Человек из прошлого, из какой-то другой жизни, под которой проведена жирная черта, перейти которую не суждено никому. Девочка решила связать свою судьбу со стариком. Так это её выбор. Сделала она это, потому что не желала видеть рядом с собой никого, ниже короля, и больше никто не подвернулся? Или, вдруг, воспылала страстью к его сединам? Или посчитала так для себя более удобным? Ему-то какая разница?

– В условиях войны мы решили не проводить пышных церемоний, скромного венчания будет достаточно…

– Тихое семейное торжество? – скривив в усмешке губы, отреагировал Аонгус.

Он мог бы удивиться очевидному противоречию –

В.Пукирев – Неравный брак

пышному балу в честь дня рождения гостьи война не помешала, а королевской свадьбе, которая станет затем государственным праздником, почему-то, воспрепятствовала. Но он не успел оформить удивление в слова, поскольку то, что сказал король Оенгус дальше, касалось уже лично него:

– Да! – холодно произнёс король Оенгус, глядя прямо в глаза внука, – И ты должен покинуть мой замок до него.

Столь прямого выражения того, что его, Аонгуса, не признают членом королевской семьи, Аонгус ещё ни разу не слышал. Жёсткие слова деда… Нет! – просто короля другого государства, опять острой стрелой кольнули в сердце, и подняли гнев в душе Аонгуса. Но он сдержал себя. Лишь сжатые кулаки на подлокотниках инвалидного кресла выдавали то негодование, которое бушевало в его груди.

– Я сегодня же отправлюсь в Инверслид. Разрешите высказать Вам слова благодарности за моё спасение и гостеприимство, с которым Вы принимали меня в своём королевстве.

Давно уже надо было вернуться домой! Там матушка. Она и пожалеет, и обогреет, и вылечит! Какого чёрта он здесь торчал? Чего дожидался? Пока ему недвусмысленно укажут на дверь? Так вот и дождался! Ни грамма искренности не чувствовалось в том сухом тоне, с которым Аонгус обратился к королю. Король Оенгус выслушал молча, и даже не кивнул головой в знак принятия благодарности.

– Ты не можешь вернуться в Инверслид.

– Что же может этому помешать? – усмехнулся Аонгус.

– Я этого не желаю.

– Кто дал Вам право желать или не желать возвращения короля в собственное королевство?

– Ты сам! – жёстко ответил король Оенгус и положил перед Аонгусом письмо, в котором он просил позаботиться о принцессе Имоджен в обмен на свои земли.

– Я не подписывал отречения от трона!

– Никогда не поздно исправить это упущение, – возразил король Оенгус и придвинул к Аонгусу бумагу и перо.

Насмешка, которая прозвучала в его словах, так возмутила Аонгуса, что он, забывшись, попытался встать с кресла. Боль в ногах пронзила всё его тело снизу доверху. Он чуть не потерял сознание. Аонгус собрал всю свою волю в кулак и холодно ответил:

– Я не собираюсь этого делать!

– А придётся! – продолжал издеваться мучитель, – Или…

– Или что? – гордо вскинул голову Аонгус.

– Или будет война, – сухо закончил король Оенгус и положил перед Аонгусом ещё один документ.

Это было письмо королевы Оайриг, в котором она оповещала отца о согласии признать

своим сыном ребёнка короля Стифена от другой женщины. Король Оенгус дождался пока смысл письма дойдёт до Аонгуса и жестко сказал:

– С одной стороны бастард, калека, неопытный юнец. С другой – убелённый сединами король, женатый на молодой королеве, способной родить законного наследника престола трёх объединённых в единое целое королевств. Каковы твои шансы победить в войне при таком раскладе?

Каковы бы ни были шансы победить в такой войне, Аонгус думал не об этом. То, что сторонники короля Оенгуса в Инверслиде найдутся, он не сомневался. Всегда есть недовольные, готовые присоединиться к противоположной стороне. А, значит, война неизбежна. Король Оенгус может в ней победить и без предателей. Инверслид ослаблен борьбой с варварами, в которую Бордерс не вмешивался. Но главное – не это! А что потом? Тайна его происхождения выплывет наружу и ему бесконечно придётся отбиваться от претендентов на трон Инверслида, считающих себя более достойными, чем он. Погрузить родину в пучину вечных войн? Нет! Такого он не хотел для своего народа! Да и какой король из калеки? И Аонгус, не сказав больше не слова, пододвинул к себе бумагу и написал отречение от трона Инверслида. Поставил свою подпись, скрепил её печатью. И уже, было, развернул кресло, чтобы покинуть кабинет, когда его остановил голос короля Оенгуса:

– Твоя мать тоже должна покинуть Инверслид.

Мама! Он совсем не подумал о её судьбе, когда подписывал отречение. Что же будет с ней? Да и с ним? Где они смогут преклонить свои головы, если и Инверслид, и Бордерс им заказаны?

– Вас обоих согласилась принять баронесса МакФлетт. Она живёт уединённо в своём поместье на юге Бордерса. Доверенность²⁸ на брачную церемонию она уже прислала, – сказал король Оенгус и продолжил, видя, как застыл в нерешительности Аонгус, – Если ты согласишься на брак с ней, я, со своей стороны, обещаю не разглашать тайну твоего рождения. В таком случае ваши наследники будут носить титул барона на законном основании.

Аонгус кивнул в знак согласия. У него не было сил облекать его в слова. Аонгус был морально раздавлен щедрым подарком короля Оенгуса ещё больше, чем жёсткостью, с которой его лишили короны. Видимо, таким и должен быть король – карающим и милующим по своему усмотрению, играющим судьбами людей, как шахматными фигурками на доске. Захотел – вытащил с поля боя и даже вылечил. Захотел продемонстрировать тебе твою ничтожность – унизил по полной программе. (Так воспринял Аонгус бал в честь дня рождения принцессы Имоджен). Захотел показать твою беспомощность – как дал без твоей просьбы игрушку, так и отобрал, не считаясь с твоим желанием. (Так Аонгус относился к появлению в своей постели Далки²⁹, которая исчезла так же внезапно, как и появилась. После её исчезновения существование Аонгуса стало ещё мучительнее. Его мучили сладостные сны, в которых он занимался любовью с Имоджен. Тем ужаснее были пробуждения, ведь теперь он понимал, прочувствовал чего он лишился). Захотел жениться на молоденькой девушке и прибрать к рукам чужие королевства – не посчитался с чувствами и желаниями других людей, без колебаний пустил в дело все аргументы, чтобы убрать с дороги конкурента. А не захотел убивать (кстати, почему? Видимо, это откроется взгляду простого смертного позже) – и не убил, а даже жениться предлагает, бароном стать, «заботясь о законных наследниках».

Если Аонгус думал, что на этом его унижения закончились, то он ошибался.

– Будь со своей супругой поласковей в постели, – услышал Аонгус уже в дверях, – Не смотря на свой преклонный возраст баронесса всё ещё девственница.

Аонгусу даже показалось, что король Оенгус после этих слов рассмеялся. На самом деле это было не так. Разговор королю тоже дался не легко. Он тяжело опустился в кресло и подумал о том, что раньше, после подобной одержанной победы, в нём забурлили бы жизненные соки, он отправился бы на охоту или завалился бы с любовницей в постель среди бела дня, чтобы сбросить напряжение. А сейчас ему хотелось совсем другого – напиться и забыться сном. Одному.

²⁸ – брак по доверенности, или свадьба по доверенности, – это свадьба, один или оба участников которой лично не участвуют в церемонии, обычно будучи представленными другими людьми (из Википедии)

²⁹ – в переводе – «сладкая»

23

Через три дня поутру состоялось венчание бывшего короля Аонгуса с баронессой МакФлетт, которую по доверенности представляла первая статс-дама короля Оенгуса. Кроме пастора и двух брачующихся в церкви присутствовал только король Оенгус. «Пришёл, чтобы удостовериться в совершении брака, а то вдруг передумаю!», – неприязненно подумал о нём Аонгус.

Церемония никого не тронула за живое. Пастор спешил побыстрее закончить церемонию, так как в этот же день вечером должно было состоятся ещё одно венчание – короля Оенгуса и принцессы Имоджен, и он боялся не успеть подготовить к нему церковь и подготовиться сам. Король Оенгус выслушал клятвы, дождался записи в регистрационной книге и ушёл, даже не попрощавшись с Аонгусом. Аонгусу было всё равно, он даже не слушал, что говорил священник, только произносил «Да», когда в его речи возникала пауза, а взгляд пристально останавливался на Аонгусе. Тем более всё равно было первой статс-даме.

После венчания слуги перенесли Аонгуса в карету, его кресло закрепили на крыше экипажа, и он тотчас отправился в путь. Сколько миль ему придётся ехать и какое время это займёт – часов или дней, Аонгус сразу не спросил, а потом гордость не позволила интересоваться.

Чтобы не думать об Имоджен, Аонгус заставлял себя думать о баронессе МакФлетт, своей новоиспечённой супруге. Какая она? Высокая или низкая? Полная или худышка? Почему не вышла замуж? Такая некрасивая? Или у неё ужасный характер? Неужели не нашлось ни одного претендента хотя бы на титул барона? Или за её одинокой судьбой скрывается какая-то романтическая история роковой любви? А что имел в виду король Оенгус, когда сказал о её возрасте? «Преклонный» – это сколько? Шестьдесят? Пятьдесят? Сорок?

У Аонгуса уже был опыт общения и с молоденькими девушками, и с женщинами постарше. Фактически его первой женщиной, во всяком случае, той, которая сделала из него мужчину, была именно такая женщина. Тоже баронесса, кстати. Баронесса Дамиана³⁰ Скарлатти. Ему было тринадцать, ей под сорок. Он тогда впервые «побарахтался» в сене с одной бойкой девчонкой. Как же её звали? Нет, не вспомнить уже. Девчонка строила Аонгусу глазки, выпячивала грудь, соблазнительно облизывала губы розовым язычком, и не думала сопротивляться, когда Аонгус затащил её в сарай и полез руками под юбку. Их неловкое совокупление не оставило в душе Аонгуса никакого чувства, кроме физического облегчения. Девственницей девчонка уже не была, но и опытной жрицей любви тоже.

Отцу, видимо, доложили о половом созревании сына, и девчонка исчезла в неизвестном направлении, а вместо неё появилась она – Дамиана… Пожалуй, ему ещё не было тогда тринадцати лет. Где-то около того. Потому что в тринадцать умерла королева Оайриг. Вряд ли отец был бы столь внимателен к нему после её смерти.

Так вот, Дамиана. Она появилась в его спальне, и все дальнейшие ночи были наполнены любовью. Он и представить себе не мог, сколь многообразны способы получения удовольствия. Сначала Дамиана доставляла удовольствие ему. Потом исподволь стала учить его доставлять удовольствие себе.

Он оказался способным учеником. И благодарным. Но вот стать его другом она не пожелала.Даже разговаривать не хотела. Исчезла также внезапно, как и появилась, в тот момент, когда он больше всего в ней нуждался. Умерла мама – королева Оайриг. Отец был убит горем, делиться которым с сыном не пожелал. Аонгус остался один и кинулся к Дамиане. Нет, она его не оттолкнула, ещё несколько ночей он прорыдал в её тёплых объятиях, но и часть его горя на себя не взяла. Вот тогда он понял, прочувствовал, разницу между любовью и занятиями любовью. Между любимой, которая и друг, и мать твоих детей, и жена, и любовница. И просто любовницей.

Теперь у него есть жена. И пусть ей не суждено никогда стать любимой, здесь Аонгус не обманывался – полюбить так, как он полюбил Имоджен, ему больше не удастся. Становиться баронессе матерью его детей совсем не обязательно и даже будет лучше, если детей не будет. Станет ли она ему другом, зависит от желания обоих. А вот в том, что он сможет воспитать из неё страстную любовницу, Аонгус не сомневался.

Такие мысли способствовали поднятию духа Аонгуса. Время до остановки на обед прошло незаметно. Но вот после харчевни настроение его начало падать и падать. И дело было не во вкусе еды, его он просто не заметил. А в том, что он почувствовал себя физически разбитым. Он отбил себе задницу жёстким сиденьем кареты во время дорожной тряски. Ломило поясницу, а ноги отекли и ныли. Слуги не позволили ему хотя бы час отдохнуть на постели в комнатке при харчевне. Молча запихнули его в карету, и она покатила дальше. Дорога стала восприниматься Аонгусом как пытка.

К страданиям физическим добавились моральные. Приближалось время венчания Имоджен, и Аонгус уже не мог изгнать её из своих мыслей, как ни старался. Он поневоле стал думать о том, что было бы, не случись войны с варварами? Он уже забыл, что сердце его пело об Адене. Ему казалось, что он давно полюбил Имоджен, ещё тогда, когда впервые разговаривал с ней-Тэмом. Он перебирал воспоминания об их встречах и разговорах, как драгоценные бриллианты. Нет, скорее, изумруды, которые зелёными искорками вспыхивают в её карих глазах, когда у неё хорошее настроение…

У тебя хорошее настроение, Имоджен? Так же ты полна сожалениями о несостоявшемся счастье, как я? Или наоборот, ты полна надеждами на счастье, но не со мной? Не со мной…

³⁰ – в переводе – «приручающая, подчиняющая»

24

Имоджен проплакала всю ночь накануне свадьбы, и никакие зеленые искорки в её глазах не вспыхивали. Глаза вымылись слезами и потеряли свой естественный карий цвет, стали полупрозрачными. Имоджен понимала, что негоже невесте так удручающе выглядеть. Никто её замуж за короля Оенгуса не гнал, она сама так решила. И не о чем плакать! Плакать – значит проявлять к будущему мужу неуважение, которое он никоим образом не заслужил. Наоборот, кто как не он – король Оенгус, был добр к ней, внимателен, благороден? Но слёзы не слушались, всё катились и катились.

К вечеру Имоджен кое-как удалось справиться с собой. Или просто слёзы кончились. И хорошо, что в церкви почти никого не было, а король Оенгус был рядом. Он провёл её по проходу церкви к алтарю, где чернел силуэт пастора. Он же легонько сжимал её руку, когда ей надо было сказать «Да». Иначе она стояла бы столбом, поскольку ничего не слышала из-за звона в голове.

Мимо сознания Имоджен прошла и вечерняя трапеза, которая последовала после венчания. Немного полегчало ей только в теплой ванне, где она долго нежилась перед первой супружеской ночью. А пока сушились её длинные русые волосы, она даже задремала.

Но всё когда-нибудь заканчивается. И вот Имоджен подняли, расчесали, накинули на плечи накидку и подвели к дверям спальни. Дальше дверей служанки не пошли. Имоджен самой пришлось преодолевать расстояние от дверей к супружескому ложу. Сделать это в кромешной тьме было не просто. Имоджен так боялась шлёпнуться на пол, обо что-нибудь споткнувшись (хорошо ещё, что она успела увидеть, где находится кровать, в тот короткий мог, когда перед ней открыли дверь), что испытала огромное облегчение, добравшись без приключений. Сбросила с себя накидку, нырнула под одеяло и затаила дыхание. Но ничего не происходило. Минуту. Две. Может, короля ещё нет в постели? Мало ли что могло его задержать? Имоджен осторожно протянула руку. Нет, он здесь, вот же его рука. Тогда почему он ничего не предпринимает? Ведь это ему, как мужу, как, в конце концов, опытному в постели мужчине положено вести за собой жену, девственницу, между прочим, в мир чувственных удовольствий, знакомить с супружескими обязанностями! Или… Или инициативу должна проявить она? Как он выразился – «у Вас будет возможность выразить благодарность на брачном ложе»…

Господи, страшно-то как! Но она справится! Обязательно справится! Вот если бы на месте короля Оенгуса был Аонгус, она бы ни секундочки не колебалась. Прижалась бы к нему всем телом, крепко обняла руками, как он когда-то обнимал её, давно, в лагере. И поцеловала бы. В губы, а не в волосы, как он её целовал при прощании в палатке…

Имоджен глубоко вздохнула, представила, что рядом лежит Аонгус, повернулась на бок, обняла рукой за плечи и потянулась к его губам…

Супруг не стал сопротивляться, не остался лежать бревном. Захватил в плен губы Имоджен, одним неуловимым движением закинул её на себя, провёл руками по её телу от волос до аккуратной девичьей попки, как будто их тела – это две полоски бумаги, которые надо склеить. Две половинки единого целого, и он проверяет, не осталось ли где зазора. И все мысли у Имоджен улетучились. Она уже не размышляла – Оенгус или Аонгус, правильно она поняла или не правильно, стыдно – не стыдно, страшно – не страшно, так – не так…

25

Когда карета, наконец, остановилась, был поздний вечер, почти ночь. Аонгус был счастлив, как никогда в жизни. Но он ошибался. Оказывается, можно быть ещё счастливее. Как только его усадили на кресло и покатили к входной двери, карета развернулась и уехала, и Аонгус понял, что он прибыл к конечной точки своей поездки. Домой. Месту, которое должно стать для него домом. И вот тогда он стал ещё счастливее.

Кроме слуг Аонгуса никто не встретил, и это было странно. Но ему, по большому счёту, было всё равно, поскольку всё, что происходило дальше, было одним сплошным удовольствием. Его вкусно накормили (после обеда в харчевне, карета остановилась только один раз, чтобы дать ему возможность сходить в туалет, а вместо ужина был перекус на ходу холодной перепёлкой, предусмотрительно приобретённой всё в той же харчевне). Потом раздели, и он целую вечность отмокал в ванной. Затем его перенесли на кровать, осторожно размяли тело и оставили в покое.

Он уже уплывал в объятия Морфея, когда мелькнула полоска света от открывшейся на миг двери, и в спальню кто-то вошёл. Послышались лёгкие шаги. Шуршанье ткани, упавшей на пол. Супруга мышкой нырнула под одеяло. (А кто это мог быть ещё, кроме баронессы? Он, кстати, так и не удосужился узнать, как её зовут. Ну, ничего, в постели это вряд ли пригодится. Оставим знакомство на утро.)

Дальше ничего не происходило. Женщина тихо лежала, даже дыхания не было слышно. «Стесняется», – понял Аонгус. Его ещё в дороге посетила идея, почему баронесса до сих пор не вышла замуж, и почему с лёгкостью согласилась выйти за него. Она тоже калека! Судя по лёгким шагам, её увечье не связано с ногами, как у него. А, судя по тому, что так и не решилась выйти к нему сразу, а оттянула встречу до темноты спальни, Аонгус понял, что повреждено лицо. Пожар, или что-то в этом роде. Какое-то тёплое чувство родства душ охватило Аонгуса. В сердце забрезжила надежда, что его жизнь не окончательно потеряна. И, если не с трудами короля, не со страстной любовью, то с тихими семейными радостями, он, всё-таки, урвёт у судьбы кусочек счастья.

Как только женщина шевельнулась, Аонгус заключил её в объятья, прижал к себе, пытаясь вложить в этот жест всю меру своей благодарности за открывшиеся перспективы, приник к губам. Женщина ответила после секундного колебания. Она, действительно, была девственницей. Немного неловкой, и тем ещё более трогательной. Аонгус постарался быть осторожным и нежным. Он вёл её за собой, останавливался, сдерживал себя, своё желание. Ему это было не трудно. И дело было даже не в его опытности, а в том, что баронесса была такой же маленькой и хрупкой, как Имоджен. И Аонгусу было легко представить, что он сейчас в постели с любимой, которая дарит ему свою чистоту и непорочность.

Простите меня, баронесса МакФлетт! Завтра мы с Вами увидим друг друга, и я клянусь, что с этого момента Вы станете для меня единственной женщиной на свете. А этой ночью позвольте мне обмануться, позвольте думать, что я сжимаю в объятиях любимую. Не обижайтесь на моё прощание с любовью!

26

– Имоджен?!

– Аонгус?!

Возгласы раздались одновременно. Они и проснулись одновременно. Глаза в глаза. Карие в голубые. Голубые в карие с зелёными искорками. Порывисто сели. Имоджен тут же упала обратно на подушку, прикрывая одеялом открывшуюся грудь. Больше ничего ни сказать, ни сделать не успели – вошли слуги. Женщины накинули на Имоджен накидку и увели из спальни. Мужчины молча начали одевать Аонгуса. Простынь, окроплённую непорочной кровью Имоджен, аккуратно свернули и унесли.

Имоджен пребывала в шоке. Вчера вечером она вышла замуж на Оенгуса. Ночь, первую ночь на супружеском ложе, провела с Аонгусом. К первому она испытывала чувства благодарности и уважения. Второго любила. Чудесная ночь никак не вписывалась в рамки реальности. Имоджен была на грани сна и яви. И сон казался реальнее яви…

В душе Аонгуса клокотало негодование. Вчера, оказывается, он весь день трясся в карете, чтобы вернуться обратно в замок короля Оенгуса! Они с Имоджен находились в его западном крыле, теперь, при свете утра он узнавал окрестности, которые мозолили ему глаза в течение последних четырёх месяцев. Это была ловушка, которую подстроить мог только один человек – король! Но зачем??? Его, Аонгуса, он уже обобрал, как липку. Отобрал земли и корону, лишил имени, превратил в ничто. Но Имоджен?! Она ведь тоже в результате брака отдала ему своё королевство. И готова была отдать свою невинность. Но, видимо, ему она была не нужна. Ни невинность, ни сама Имоджен. Он устроил так, что её прелюбодеяние стало очевидным, со множеством свидетелей. Дальше – только суд. Милостивый приговор – монастырь. Обычный приговор – казнь.

Но он не сдастся так легко, как с отречением от короны! Он будет бороться за честь, достоинство и саму жизнь Имоджен! В суде или на дуэли с королём Оенгусом. Чем он, калека, может ещё помочь? Если только… Предложить Имоджен сбежать, переодевшись мальчиком?

Имоджен выслушала соображения Аонгуса. От побега категорически отказалась (ах, если бы Аонгус предложил сбежать вместе, она бы ни секундочки не колебалась, а так – это был путь в никуда). А в остальном сильно засомневалась. Ну не могла она представить короля Оенгуса, который был столь добр к ней в течение полугода, дьяволом во плоти! Да и поведение его слуг, обращающихся с ними с почтением, обильная утренняя трапеза за столом, накрытым для них двоих,

приглашение на аудиенцию к королю Оенгусу, а не препровождение в темницу под стражей, всё говорило о каких-то других намерениях короля. Но, каких? – это было выше понимания Имоджен.

Король Оенгус сидел за столом, когда в его кабинет вкатили кресло с Аонгусом, так что тому не надо было делать над собой усилие, чтобы встать и произнести то, что должно говориться глаза в глаза:

– Ваше величество! Потрудитесь объяснить события последних суток! Или примите вызов на дуэль!

Нечто подобное Оенгус и ожидал. Как же скучно жить так долго на свете, что всё становится столь предсказуемым! Оенгус придвинул бумаги, разложенные на столе, поближе к Аонгусу и сказал:

– Ознакомься и реши сам свою судьбу. Только помни, что от твоего решения зависит судьба не только этой девочки, но и очень-очень многих.

Аонгус уже потянулся к бумагам, когда неожиданно раздался голос Имоджен:

– Ваше величество! Прежде я хотела бы высказаться! Я безмерно благодарна Вам за всю ту заботу и доброту, с которой Вы относились ко мне в последнее время. Как подарок судьбы я восприняла Ваше предложение руки и сердца и была намерена стать Вам преданной супругой. Но Вы сами отказались от меня. И чтобы ни решил сейчас король Аонгус, теперь моё место только подле него. Я приму любое его решение.

– Имоджен, что ты говоришь? – ужаснулся Аонгус, – Я уже давно не король. Я – бастард, я – калека, я – никто! У меня нет ни кола, ни двора. При других обстоятельствах я бы почёл честью, если бы такая девушка, как ты, согласилась выйти за меня замуж. Но сейчас стать твоей опорой и защитой я не в состоянии. Я отдам за тебя жизнь без колебаний, но вряд ли это поможет тебе!

Имоджен не могла больше молчать о своей любви. Возможно, сегодня последний день в их жизни, когда они видят друг друга. И пусть жениться на ней для Аонгуса было честью, это ничегошеньки не говорило о чувствах, которые он к ней испытывает. Он не признался ей в любви, так, значит, она признается первой!

– Кем бы ты ни был, я готова быть вместе с тобой. В качестве жены, любовницы, сиделки, служанки. Мне всё равно! Я люблю тебя и буду рядом хоть тенью, если ты не позволишь быть кем-то ещё!

Во время перепалки двух влюблённых, благородных до глупости детей, Оенгус встал и отошёл к окну. Нечто вроде сожаления шевельнулось в его душе. Нет, не от принятого когда-то в отношении Аонгуса решения. А сожаления о том, что не случилась в его жизни любовь. Любовь, заставляющая говорить и делать глупости, не сообразные с разумом и логикой. В своей нацеленности на власть, он упустил что-то очень важное в жизни. Не заметил. Прошёл мимо…

– Хватит сантиментов! – обернувшись сказал король Оенгус, скрывая за строгостью тона взбаламученную душу, – Приступайте к делу!

Аонгус уткнулся в бумаги, и король внимательно следил, как по мере их прочтения, бледное, измученное лицо внука покрывалось красными пятнами. «Хороший воин³¹», – невольно отметил про себя Оенгус, как будто тому ещё надо было набирать очки в глазах деда.

Аонгус перебирал бумаги и не находил ничего в них нового для себя. Всё то же – письмо королевы Оайриг, подтверждающее его незаконное происхождение, доверенность баронессы МакФлетт на брак с ним, его отречение от власти. Что от него хочет король Оенгус, заставляя их перечитывать? Чтобы он ещё глубже почувствовал своё унизительное положение?

Аонгус уже начал закипать, когда его взгляд зацепился за записи, сделанные в церковной книге. Первое, на что он невольно обратил внимание, это то, что они сделаны на разных листах, а не подряд друг за другом. Сначала запись о его бракосочетании с баронессой МакФлетт, а на следующей – короля Оенгуса с Имоджен. Он вернулся к записям и прочитал их снова слово в слово. При внимательном прочтении выявилась ещё одна странность – если из книги убрать доверенность на брак, то хитро составленная запись о его бракосочетании гласила, что он женился на … статс-даме короля Оенгуса! Но и эта странность не была главной. Главное, что в перечне титулов Имоджен, в том числе, было записано – «баронесса МакФлетт». У Аонгуса от волнения застучало сердце, и задрожали руки. Получалось, что оба венчания были с одной невестой – Имоджен. Это если, конечно, не убирать доверенность на брак. Его брак был первым и, значит, брак короля Оенгуса с Имоджен не действителен!

Аонгус в смятении поднял голову от стола и взглянул на короля Оенгуса. Тот заметил его взгляд, подошёл ближе, отодвинул бумаги, оставив только две. Аонгус опять углубился в чтение, и кровь ударила ему в голову. Он, забывшись, вскочил на ноги, пошатнулся от пронзившей его тело боли, и упал бы, если бы король Оенгус вовремя не поддержал его. На какое-то мгновение Аонгусу даже показалось, что его обняли и прижали к себе с любовью. Но разбираться в возникших чувствах было некогда, потому что оба документа, лежащих перед ним, были отречениями от власти – его в Инверслиде в пользу короля Оенгуса и … короля Оенгуса в Бордерсе в пользу короля Аонгуса.

Аонгус уже ничего не понимал. Ещё меньше понимала Имоджен. Она с тревогой следила за молчаливой дуэлью взглядов Аонгуса и Оенгуса. Что-то происходило. Что-то важное. Важное для всех. Она это чувствовала.

– Уничтожь лишнее! – хрипло произнёс король Оенгус, твёрдо глядя в глаза внука.

Одним неосторожным шагом, одним росчерком пера можно совершить непоправимую ошибку, которая перечеркнёт всё в твоей жизни – твоё предназначение, твою любовь. Мало кто потом способен подняться, начать всё сначала. Ещё меньше тех счастливчиков, кому выпадает шанс исправить содеянное. Аонгус понял это, только когда потерял всё, когда ему, как щенку, король Оенгус показал, что именно он потерял. И Аонгус не собирался упускать свой счастливый шанс.

Как колоду карт Таро³² тасовал Аонгус бумаги. Вот письмо королевы Оайриг к отцу – стоило его уничтожить, и ни один человек в мире не сможет усомниться в его праве на престол. Вот два отречения от власти – уничтожь одно, и двумя королевствами будет править король Оенгус. Уничтожь другое – король Аонгус. Уничтожь оба – останутся два короля. Что, уж, говорить о свистопляске с браками королевских особ, отраженных в церковной книге!

Аонгус без колебаний вырвал листок с записью о венчании короля Оенгуса и Имоджен – с Богом он объяснится в своё время, а перед людьми король не обязан отчитываться. Решительно отложил в сторону оба отречения от власти. Не без колебаний добавил к отложенным документам письмо королевы Оайриг. Но что-то мешало ему бросить «лишнее», как выразился король Оенгус, в огонь камина.

– Почему?!? – прошептал Аонгус, не понимая действия этого непостижимого человека, устроившего фантасмагорический спектакль, в котором смешалось всё – власть, любовь, таинство.

Король Оенгус молча развернул перед Аонгусом ещё один документ – последнее письмо королевы Оайриг к отцу. Аонгус прочитал его и не смог сдержать слёз. Она, всё-таки, любила его! Любила! Просто не могла это выразить. Не умела. Мама… Но зато смогла растопить сердце короля Оенгуса. Заставила полюбить своего сына, его внука. Одарила счастьем обоих!

³¹ – существует историческая байка о том, каких воинов набирал в своё войско Александр Македонский (а вслед за ним и Юлий Цезарь). Он, якобы, бил их по лицу и смотрел на реакцию. Если воин бледнел, значит, боялся. Если краснел, то это говорило о его ярости, приливе адреналина, желании дать отпор, которые в бою выливались в неистовое желание атаковать противника.

³² – колода карт, используемая с середины XV века в различных частях Европы для карточных игр. С конца XVIII века карты таро стали использоваться и для гадания. Оккультная методика, позволяющая путём манипуляции с картами Таро получить ответы на соответствующим образом сформулированные вопросы, связанные с прошлым, настоящим, будущим, скрытыми причинами событий (из Википедии)

Послесловие

Объединение Инверслида, Чекменхэя и Бордерса послужило началом создания единого королевства Нордленд.

Чуть позже к союзу трёх королевств присоединился Кинрос, присягнувший на верность королю Аонгусу ещё во время и на время войны с варварами. Война, теперь уже междоусобная, за власть в королевстве никак не утихала и довела Кинрос до края. Тут-то враждующие стороны и вспомнили о короле Аонгусе.

Король Оенгус не сразу, но со временем, убедивший короля Аонгуса принять его отречение от власти и взять на себя заботу о Бордерсе, дабы не смущать умы своих бывших подданных, отправился руководить твёрдой рукой Чекменхэем, но уже в качестве наместника, а не короля.

Здоровье его стремительно ухудшалось, но, тем не менее, последние годы его жизни стали для него самыми счастливыми. Он нашёл в своём сердце место не только для внука и внучки – Имоджен, но и для новой любви. Матушка Аонгуса, приехавшая однажды с сыном и невесткой в Чекменхэй, осталась там навсегда. Лана³² покорила сурового Оенгуса своей добротой, терпеливостью и красотой, не убитой возрастом и невзгодами. А ещё тем, что понимала его без слов. Это не было тем бессловесным подчинением, с которым в страхе жила с Оенгусом его первая жена – мать Оайриг и Ноэса. С Ланой Оенгусу было комфортно и молчать, и разговаривать.

Разговор, который сблизил двух битых жизнью людей, был об Аонгусе. О том, при каких обстоятельствах он появился на свет. Лана никому об этом не рассказывала, даже Аонгусу, единственному, горячо любимому сыну. Но с Оенгусом решила поделиться. Он, как отец Оайриг, должен был знать всё.

Лана не стала скрывать, что они со Стифеном были в отношениях ещё до его женитьбы на Оайриг. Она понимала, что их любовь не закончится браком, но поделать с собой ничего не могла. Так она любила Стифена.

Его брак с Оайриг стал для Ланы ударом. Не сам брак, а то, что Стифен полюбил. Полюбил другую. Лана посчитала богохульством жить в монастыре, продолжая любить земного человека больше, чем небесного жениха, а потому удалилась в горную деревушку с намерением провести остаток своей жизни в молитвах о счастье и здоровье любимого. Там её и нашёл Стифен через два года после своей свадьбы.

Лана ни секунды не колебалась перед тем, как согласиться на просьбу любимого. Если для того, чтобы он был счастлив, она должна родить ему дитя, то не об этом ли она молилась? И ни разу не пожалела о своём решении.

Ни о тех мучительных, противоестественных ночах, которые они провели втроём, пока она не убедилась, что беременна. Втроем – это Лана, Стифен и Оайриг. Стифен и Оайриг занимались любовью при ней, Лане. Ей оставалось только принять в своё лоно его семя.

Ни о тех пяти месяцев перед родами, которые они с Оайриг провели вдвоём.

Ни о том, что она никогда больше не увидит своё дитя.

Но судьба распорядилась иначе. Лана ничего не знала о внешнем мире. Её жизнь была замкнута горной деревушкой, всего-то состоящей не более чем из десятка домов, в которых доживали свой век такие же отшельники, как сама Лана. Но однажды её жизнь круто изменилась. В деревушку приехал молодой, красивый юноша, оказавшийся её сыном. Королём Аонгусом. Он не мог открыто признать её матерью, но и оставлять в забвении не собирался. И Лана вернулась вместе с ним к жизни.

Но даже в самых смелых своих мечтах она не могла себе представить, что ещё раз сможет полюбить. Полюбить мужчину столь противоположного, что по внешнему виду, что по характеру, своей первой и, как ей казалось, единственной любви – Стифену. Оенгус и Стифен – дуб и тополь, земля и небо, лёд и пламя, замкнутость и открытость, суровость и радость. И вот, подишь ты, случилось!

Король Аонгус остался в памяти народа как правитель мудрый, решительный, беспощадный к врагам и справедливый к подданным. А ещё – гордо восседающим на коне, а не сидящим в инвалидном кресле. И это не смотря на то, что всю свою политику строил, опираясь на бумагу и чернила, а не на копья и пушки. Он был уверен, что одним росчерком пера можно сделать гораздо больше, чем огнём и мечом.

История не сохранила достоверных сведений о его супруге. Как Имоджен и хотела, она стала тенью, служанкой, сиделкой, любовницей, женой Аонгуса, матерью его детей. Одно несомненно – они оба, Аонгус и Имоджен, прожили вместе счастливую жизнь, когда-то почти потеряв друг друга, вновь обретя, и тем научившись ценить ещё больше!

сентябрь 2020г

Предисловие

Зеленые глаза встречаются примерно у 2% населения Земли.

Обладателям зеленых глаз характерна загадочность, но сами они практически безошибочно разбираются в людях.

Зеленоглазые считаются одними из самых успешных людей, потому что они умеют слушать и сопереживать, у них развито воображение и они достаточно стабильны. Они пользуются авторитетом в своем окружении за приверженность принципам, но не стремятся к лидерству, хотя осознают свою популярность. Люди с зелеными глазами обладают отличными организаторскими способностями.

В отношениях с людьми они очень требовательны к другим, а также к себе. В общении люди с зелеными глазами никогда не навязываются, но ценят внимание со стороны. «Берут» от отношений они не больше, чем «отдают».

У женщин с зелеными глазами довольно тонкое понимание любви, поэтому они могут очень долго присматриваться и выбирать себе партнера. Они склонны к романтике, нежности и всем остальным проявлениям чистой искренней любви, ранимы, мечтательны и обладают богатым воображением.

Любовь для них – нечто святое, и никому на свете они не позволят посягнуть на нее. Если сердце зеленоглазой половинки занято, не стоит даже предпринимать попыток завладеть им. Зеленоглазая женщина – прекрасная жена: верна, заботлива, многое способна простить и всегда готова прийти на помощь. Отношения с такими женщинами всегда стабильны, но в то же время не лишены некой изюминки.

В тоже время, блондинки с зелеными глазами обладают стервозным характером, умеют добиваться своего, а вот серьёзные отношения даются им с трудом.

Всё могут короли…

А это зависит от того…

Кошка, которая гуляла сама по себе

Запомни меня такой…

…И мы станем единым целым

Не проскочи мимо!

Куда смотрят мужики?

Я люблю тебя! Я верю тебе!

Два кусочечка колбаски…

Мужчины на раз-два-три

Любовь на фоне геометрии и зоологии

Рондо на тему любви

Сегодня, а ещё лучше – вчера

Стоянка поезда одна минута

Всё

могут

короли

…

1

– Do you need help?¹

«А у ангелов, оказывается, зеленые глаза… Только лицо какое-то перевернутое… И говорят они на английском… Всё-таки, я проспорил Теодору… Только акцент какой-то странный…»

– Can you hear me? Can I help you?²

Татьяна растеряно смотрела на мужчину, который обогнал её на одном и поворотов, а на следующем, не вписавшись, потерял равновесие и покатился кубарем, и сейчас лежал, раскинувшись на снегу, и как-то странно улыбался. Поскольку смотрела Татьяна на него вверх ногами – определить, сколько ему лет, или описать его внешность, она не смогла бы, тем более что он был в шлеме. «И как назло – никто не едет следом… Пошлю смс Ольге. Она где-то впереди, должна скоро подъехать к подъемнику…»

А Фредерик³, между тем, начал различать звуки. Лицо ангела исчезло. Клац-клац, кто-то снял лыжи… Скрип снега под тяжелыми горнолыжными ботинками… И снова клацанье, только более тоненькое – кто-то набирал смс на мобильном телефоне…

И вовсе не ангел, а просто – добрая душа, видимо, пытается вызвать ему помощь…

«Черт, как назло – единственный раз смог оторваться от охраны, и на тебе – упал, даже не соображу как это произошло… Теперь Рег будет обижаться несколько дней и ни на шаг не отпустит от себя… Вот ведь обидно, сколько лет кататься по черным⁴ без единого падения и упасть на красной …Пропал долгожданный отпуск…Теперь Рег загонит на синие или вообще начнет настаивать на возвращении…»

Фредерику очень нравился его начальник охраны. Молодой человек по возрасту годился ему в сыновья, которых у него никогда не было и никогда не будет, и про себя всегда называл его уменьшительным именем, которым он никогда не позволял себе называть его при всех, и которое звучало не так официально, как полное – Регнер⁵.

У женщины зазвонил телефон, и она заговорила очень приятным низким голосом, но – что, Фредерик не понял, разговор был на каком-то незнакомом ему певучем языке.

– Мама, что случилось? Ты где?

– Со мной всё в порядке. Тут мужчина упал и, похоже, сильно ударился, сам встать не может… Английский мой не понимает… Надо вызвать спасателей… Мы на втором повороте после обледенелого спуска…

– Хорошо, постараюсь объясниться с работниками подъемника… Эх, корявый мой английский…

Тут послышался скрип под чьими-то лыжами, и над Фредериком возникло встревоженное лицо Регнера:

– Deres Majestæt, du okay? Du bankede ned kvinden?⁶

– Nej, nej, hun stoppede for at hjælpe mig. Husk det, og så vil det være nødvendigt at finde den og takke.⁷

Регнер отошел к женщине.

– My daughter is already at the bottom, she tries to call emergency services. That's only her English, she is not very good talking.

– Thank you, Madam. I have a radio – it will be faster. My cartridge passes our gratitude.

– He is OK?

– I hope…⁸

Когда Татьяна с дочерью уже поднимались на подъемнике, они увидели снегокат с санями, и на них закутанного человека, и троих лыжников, следовавших за санями. Видимо, это и был тот мужчина, которому они пытались помочь…

¹ – Вам нужна помощь?

² – Вы меня слышите? Вам помочь?

³ – в переводе – «мирный правитель»

⁴ – уровни деления горнолыжных трасс по степени сложности: зеленые – для начинающих, синие – для любителей, красные – для продвинутых, черные – для профессионалов

⁵ – в переводе – «мудрый воин»

⁶ – «Ваше величество, с Вами всё в порядке? Вас сбила эта женщина?»

⁷ – Нет-нет, она остановилась мне помочь… Запомни её, потом надо будет найти и поблагодарить.

⁸ – Моя дочь уже внизу, она попытается вызвать спасателей. Вот только по-английски она не очень хорошо разговаривает.

– Спасибо, мадам. У меня есть рация – так будет быстрее. Мой патрон передаёт Вам огромную благодарность.

– С ним всё в порядке?

– Я надеюсь…

2

Разыскать незнакомку на небольшом горнолыжном курорте К. для Регнера не составило большого труда. Из её разговора по телефону с дочерью он заключил, что она, скорее всего, русская. На двух пересекающихся улочках городка всего один ресторан был с меню на русском языке, о чем любезно сообщил ему хозяин их апартаментов. С ресторана-то Регнер и начал свои поиски: отели в К. предлагали, как правило, только завтраки, обедали все лыжники на горе, но ужинать где-то надо было? Его расчет оказался верным: в первый же вечер он увидел женщину с девушкой (видимо – дочерью) и маленькой шустрой девчушкой лет трёх (младшая дочка? внучка?), пришедших в него поужинать. К его удивлению официант разговаривал с прибывшими на их родном языке (так вот откуда меню на русском!). От него же Регнер и узнал, в каком отеле они проживают. Ну, а дальше дело техники и щедрых чаевых, и, вуаля! – всё, что можно узнать из загранпаспорта, через два часа знал и он.

Фамилия, имя, дата рождения и место выдачи паспорта – всё это он доложил его величеству Фредерику сразу после ужина. Готовил им здесь специально нанятый повар, а ели они по-простому, все вместе за общим столом. На этом настоял его величество, которому смертельно надоели трапезы в одиночестве во дворце, где необходимо соблюдать придворный этикет, предписывающий садиться за стол только в кругу семьи или с гостями. Семьи не было, а гости редко появлялись в их маленьком королевстве.

– Завтра я буду ужинать в ресторане, хочу поблагодарить Танью лично.

– Где расположиться охране?

– Сядете на балконе второго этажа, только чтобы вас не было видно.

«Ладно, – думал Регнер, оставляя Фредерика в его покоях, – может быть после ужина в ресторане он согласится уехать?» Если бы его величество получил какую-нибудь травму при падении, то служебные полномочия Регнера, как начальника охраны, позволили бы ему настоять на отъезде, но Фредерик отделался только ушибами. Это подтвердили все врачи, которых смог найти и вызвать к нему Регнер. «Неужели наш король стареет?..»

«Старею, – думал Фредерик, стоя у окна. – Реакция уже не та, тело не такое гибкое». Прекрасная зимняя ночь с множеством звезд на чистом безоблачном небе, величественные горы, утопающие в снегу, пунктирная линия подъёмника, состоящая из точек света на опорных столбах и движущаяся полосатая линия ратраков (свет от фар – тень машины, свет-тень, свет-тень), ползущих вверх, чтобы укатать к завтрашнему дню трассы – всё это настроило Фредерика на лирический лад. «Интересно, как она выглядит – Танья с прекрасными зелеными глазами? (специально не стал спрашивать об этом Рега). Понравится ли она мне не вверх ногами? По возрасту они вполне похожи на семью (45 лет, 26 и 3 года), но тогда почему у них у всех разные фамилии?» Завтра он это всё узнает, надо только дотерпеть до вечера ещё один день бездействия, на котором настоял Рег. Но, поскольку Фредерик чувствовал свою вину перед Регнером, нет, не за то, что упал – это вызывало только досаду, а за то, что уехал без охраны, он согласился на два дня остаться без катания под предлогом подлечить ушибы. «Прямо как в детстве, когда мама оставляла без сладкого…»

3

Ужин с семьей Татьяны (всё-таки: мама-дочка-внучка) произвёл глубокое впечатление на Фредерика. Сначала, конечно, были представления друг другу, расспросы о его здоровье и произошедшем падении… Разговаривали на английском. Татьяна говорила достаточно бегло, только попросила его говорить медленнее. Ольга говорила и понимала хуже, и Татьяна периодически ей переводила. На его ремарку об акценте рассмеялась: «Языки-то мне легко даются, а вот с произношением проблемы. Знаете, как у нас говорят? Смесь Тульского с Нижегородским…». На что Фредерик галантно возразил, что ему-то как раз очень нравится её акцент. Позабавил рассказ Татьяны о внучке – Олесе, которой очень понравилось кататься на лыжах (в 3 года!). Правда, тренера она не слушала, а ставила лыжи прямо и так и катилась. Но зато теперь у них есть страшилка, что, если она будет плохо себя вести, её не отпустят кататься на «лужах», так Олеся произносила слово «лыжи». Фредерик сначала не понял юмора, и тогда Татьяна произнесла эти слова и по-английски и по-русски: ski = лыжи, puddle = лужи. Судя по непоседливому поведению девчушки и её лукавым глазкам, грозить приходилось часто.

Фредерик решил не делать вид, что зашёл в этот ресторан случайно, а честно рассказал, как его помощник Регнер их нашёл. Так представилась возможность расспросить о разных фамилиях. Татьяна без утайки поведала Фредерику, что у её дочери фамилия осталась от первого мужа, а Олеся записана на фамилию второго, то есть отца девочки. А на вопрос: «Где же он?» последовал ответ: «Дома на диване». По тону ответа Фредерик понял, что зятя Татьяна не очень одобряет. А по лицу Ольги пробежала какая-то тень, то ли воспоминания о муже не доставили ей удовольствия, то ли не понравилось, что мама вообще его упомянула…

В конце ужина Фредерик настоял на том, что оплатит ужин за всех и попросил разрешения поужинать с ними вновь. Татьяна не возражала, но на условии, что дальше они будут ужинать за свой счет. Пришлось согласиться… Хотя так приятно было воображать себя членом их маленькой дружной семьи…

4

– Регнер, мы продляем отпуск ещё на два дня. Займитесь формальностями.

(Во время отпуска Рег выполнял ещё и обязанности секретаря. Его величество не любил большую свиту). Всё это Фредерик сказал непререкаемым тоном и не отрывая взгляда от письма на столе. Так и разбились мечты Рега вернуться домой пораньше. Радовало одно: Татьяна с Ольгой катались по красным, Фредерик не рвался больше на черные и не делал попыток оторваться от охраны.

А ужинал его величество теперь в русском ресторане, чем был крайне не доволен приглашенный повар, которому приготовление только завтраков не доставляло полного профессионального удовлетворения.

5

Татьяне нравился галантный иностранец, только было не понятно, почему он так часто стал попадаться на спусках, а то, что он каждый день ужинал с ними в русском ресторане, вообще напрягало. Первый раз – понятно: благодарность за её внимание к нему. Но – дальше? Нет, конечно, он был интересным собеседником, они обменивались впечатлениями о тех горнолыжных курортах, где побывали вместе, но в разное время, рассказывали о тех, на которых кто-то из них не был (таких у Татьяны, конечно, было больше, просто в силу возраста). Кстати выяснилось, что Фредерику почти шестьдесят. Но, в принципе, были бы вполне уместными просто улыбка и взмах рукой при встрече. А у Татьяны сложилось стойкое впечатление, что Фредерик искал с ними встречи специально. И это ей не нравилось, потому что чувствовала какой-то мужской интерес с его стороны, и была уверена, что направлен он на Ольгу. При всём том, что зятя она не могла считать идеальным, что было у него не отнять – так это то, что он любил её дочь. И та его любила. А то, что не спортивный – так ведь совершенных людей не бывает! Поэтому она решила поговорить с Фредериком откровенно.

И, как только они очередной раз пересеклись на спуске и остановились отдохнуть, решительно начала:

– Фредерик, мне кажется, что Вы заинтересовались моей дочерью. Наверное, Вы не так меня поняли, когда я говорила о зяте. Они с Олей любят друг друга, у них крепкая семья. Он хорошо зарабатывает, не пьёт, не жадный, остроумный. Да, вытащить отдохнуть его куда-то с семьей практически не возможно, так что мне приходится с ними ездить вместо него, но ведь это не самое страшное, правда?.. Так что разводиться они не собираются.

– Танья, у Вас великолепная дочь и замечательная внучка, но очарован я не ими, а Вами… Я очень рад, что Вы начали этот разговор, потому что не знал, как к нему подступиться… Мне очень хотелось бы поговорить с Вами наедине, ведь через три дня мы разъедемся, а я очень не хочу, чтобы это было навсегда…

Татьяна настолько не ожидала услышать подобные слова, почти признание в любви, что растерялась и не знала, что сказать. Она уже давно была одна, и такая жизнь её вполне устраивала. Мужчины не входили в её планы в ближайшей перспективе, а уж в отдаленной и тем более.

Фредерик почувствовал её колебания и, настойчиво удерживая её взгляд, добавил:

– Пожалуйста, пообещайте мне хотя бы один разговор. Если Вы после него не захотите меня видеть – я обещаю, что больше Вас не побеспокою.

«Какие у него красивые карие и такие молодые глаза, а волосы все седые… И что мне в голову лезет?..»

– Так мы сможем с Вами поговорить наедине? – повторил свой вопрос Фредерик. И Татьяна, не в силах отказать этому настойчивому и прямому взгляду, кивнула утвердительно головой. (Искусство убеждать собеседника в своей правоте входит в программу воспитания будущих монархов).

– Вы не сочтёте за дерзость, если я Вас приглашу к себе в апартаменты? Мой повар будет счастлив приготовить ужин для нас двоих.

– У Вас есть свой личный повар? (Татьяна так опешила от его напора, что почему-то этот вопрос взволновал её больше, чем приглашение в апартаменты к одинокому мужчине).

– Да, – облегченно, поняв, что добился своего, рассмеялся Фредерик, – И он очень обижается на мои ужины в ресторане…

– Бедный повар!.. Но это как-то неудобно приходить к Вам в номер…

– Танья! Мне слишком многое нужно Вам рассказать и о себе, и о своем образе жизни – в ресторане это сделать невозможно… Давайте встретимся раньше, часов в пять. Так Вас устроит?

– Да, так гораздо лучше. А как мне Вас найти?

– За Вами придет Регнер и проводит ко мне.

И на этом они расстались. И больше, в оставшиеся два часа катания Фредерик ни разу не пересекался с Татьяной на трассе. «Интересно, специально он так делает?», – задумалась Татьяна (и была не далека от истины).

6

Пока время неумолимо приближалась к пяти, Татьяна десять раз передумала идти к Фредерику в отель, и приняла решение категорически отказаться, когда за ней придёт Регнер. Но, когда она пересказала дочери свой разговор с Фредериком, та решительно её не поддержала.

– Мам, ну ты даешь! Это же было видно не вооруженным взглядом, что он на тебя глаз положил!

– А что же ты мне не сказала об этом?

– Ну, конечно, а то я тебя не знаю! Ты бы сразу занервничала, и отправила его куда подальше. А он мне понравился. Симпатичный дядечка. Решительный, не бедный… Ты знаешь, что за ним три охранника всегда ездят?

– Нет, ни разу не замечала… А может он мафиози какой?

– Мам, ну какой мафиози?! Такой интеллигентный и мафиози…

– Можно подумать, что ты с кем-нибудь из них знакома…

– Вот придет этот Регнер, я его допрошу с пристрастием…

Конечно, это было наивно и даже несколько глупо выглядело, когда Ольга забросала Регнера вопросами, начав с вопроса о мафиози. На всегда невозмутимом лице Регнера проступило такое возмущение! Но он сдержал себя и отвечал вежливо. А напоследок Ольга ещё успела шепнуть ему, что он несет ответственность за её маму. «Безусловно, мадам!» – очень серьезно ответил тот.

7

Татьяна с Регнером зашли в очень симпатичный двухэтажный домик, сняли верхнюю одежду и поднялись на второй этаж. Регнер постучал в дверь и произнёс на незнакомом языке:

– Deres Majestæt, Tatiana Loginova»⁹.

Из-за двери ответили:

– Kom ind.¹⁰

И, уже обращаясь к Татьяне, Регнер распахнул дверь и сказал по-английски:

– Входите, Его величество ждет Вас.

«Боже мой, какое ещё «величество»?», – успела удивиться Татьяна, но по инерции вошла в комнату, и дверь за её спиной закрылась.

Фредерик галантно поцеловал ей руку и, усадив на кушетку, сказал:

– Танья, прежде всего, хочу выразить Вам огромную благодарность, что позволили мне каждый вечер присоединяться к вам за ужином. Я вновь почувствовал себя в семейном кругу. И, чем бы не закончился наш с Вами сегодняшний разговор, я буду всегда с теплотой вспоминать время, проведенное рядом с Вами…

– А как мне к Вам обращаться – Ваше величество? – спросила Татьяна, уже немного пришедшая в себя.

Фредерик, конечно, понимал всю степень удивления женщины, которая, хоть и на «Вы», но достаточно запросто общалась с мужчиной целую неделю, а он, вдруг, оказывается королём. И он даже рассматривал вариант не сразу рассказать об этом Тане. Ведь, в конце концов, королём ему быть, вполне так может сложиться, осталось не долго…Но, во-первых, тогда рассказ о его жизни будет не полным и огромные, жизненно важные, её куски будут просто не понятны. А во-вторых, вся его решительная и прямолинейная натура воспротивилась этому.

– Обращайтесь ко мне, как и прежде, – Фредерик! Разрешите, я начну по порядку?

И он рассказал о своем маленьком королевстве Х – всего-то несколько островов, затерянных в Балтийском море между берегов Швеции и Дании.

О своём, как он сейчас понимает, беззаботном и счастливом детстве, а тогда казались такой нудятиной бесконечные уроки – помимо обычной общеобразовательной программы надо было ещё учить дополнительно: языки, придворный этикет, танцы и много чего ешё… Были, правда, ещё и уроки фехтования, стрельбы и выездки лошадей, которые приводили и его, и старшего брата – Теодора, в восторг!

Попутно рассказал, об их давнем детском споре с Теодором: на каком языке разговаривают с людьми ангелы на небесах? Теодор утверждал, что на английском (он в то время был ярым поклонником Великобритании). А Фредерик считал, что с каждым ангелы разговаривают на их родном языке. И как он подумал, что проспорил, когда Татьяна заговорила с ним по-английски, а он принял её заангела…

Была ещё жива мама… И, хотя она не могла уделять братьям много внимания, поскольку выполняла обязанности регента после смерти их отца – короля до совершеннолетия Теодора, они чувствовали её огромную любовь, как бы строга она не была с ними, если, как и у самых обычных мальчишек, шалости перерастали в проступки. Отца Фредерик почти не помнил, поэтому его семья ограничивалась кругом их троих: мама, Теодор и он сам.

А потом случилось горе: они с Теодором, уже когда им было шестнадцать и пятнадцать лет, умудрились где-то подцепить паротит.¹¹ У Теодора болезнь протекала в очень острой форме. Фредерику тоже тогда досталось, но он выжил. А вот Теодора врачам спасти не удалось. Мать ещё предупредили и о том, что второй, выживший её сын, может оказаться в дальнейшем бесплодным. Но убитая горем женщина зацепилась в диагнозе за слово «может» и не придала этому значения. И ничего не сказала самому Фредерику…

Фредерик, чтобы заглушить боль от потери любимого брата, с головой ушёл в учёбу, тем более, что теперь ненавистные предметы из абстрактно необходимых превратились в насущные… И они ещё больше сблизились с матерью, ведь их осталось всего двое на всём белом свете…

Когда Фредерику исполнилось двадцать один, королева-регент передала бразды управления королевством в его руки.

А в двадцать три он безоглядно влюбился. Познакомились они на балу, посвященному дню рождения Фредерика. Стефания приехала домой на каникулы (она училась во Франции), и это был её первый королевский бал, поскольку ей только недавно исполнилось восемнадцать. Тогда Фредерик был уверен, что только так и могут выглядеть ангелы: прекрасные голубые глаза, белокурые локоны почти до талии и мягкие белоснежные ручки с маленькими розовыми ноготками. Будучи решительным молодым человеком, а также понимая, что каникулы ангела не будут длиться долго, он в течение недели попросил благословения у матери, объяснился в любви Стефании и получил согласие на брак от её отца, князя Н. Так что на заключительном балу празднеств уже было объявлено о помолвке. Здесь Фредерику второй раз удалось приложиться поцелуем к руке невесты, как было положено по дворцовому этикету (первый был, когда она приняла предложение). И вскоре будущая жена и королева уехала на учёбу.

Целый год шли приготовления к свадьбе. Молодые люди практически не виделись – Фредерик ещё только учился быть королём, и это поглощало у него не только целые дни и вечера, а иногда даже и ночи. А Стефания училась в Европе и смогла приехать в Х только через полгода на каникулы, да и то не на все, так как нахватала «хвостов» и вынуждена была вернуться во Францию раньше для их пересдачи. Так она, по крайней мере, объяснила это сильно огорченному Фредерику. Молодой человек вообще не понимал к чему продолжать учёбу, ведь летом они поженятся, и обязанности жены и королевы всё равно не дадут её продолжить. Но решил пока не давить на девушку. Как-нибудь ведь это должно было уладиться. В конце концов, можно будет посоветоваться с мамой или с князем Н.

Фредерик был, конечно, ещё очень молод, но не глуп. Он понимал, что Стефания не испытывает к нему того же накала чувств, каким он пылал к ней. И особенно это проявилось, когда он всё-таки выкроил время, и нагрянул к ней Париж без предупреждения. Во Франции его встретила немного другая Стефания, более уверенная, что ли, но и более далёкая… И этот единственный день в Париже оказался совсем не таким, каким он был в его мечтах…Ему бы поговорить с ней об их совместном будущем, как она его видит, а он больше выплескивал на неё свои чувства… Но это теперь понимаешь с высоты своего возраста и жизненного опыта, а тогда он решил, что раз она согласилась выйти за него замуж, значит – любит и точка. Хотя о любви она не говорила, и на прощание опять позволила поцеловать только руку. Но Фредерик таким счастливым возвращался в Х! Ведь до их свадьбы оставалось всего пять месяцев! А через четыре Стефания должна приехать домой, и вот тогда уж они и наговорятся и нацелуются…

Свадьбу сейчас вспоминать совсем не хотелось. И поэтому Фредерик сразу приступил к событиям через полтора месяца после свадьбы. Стефания периодически плохо себя чувствовала: изжога и тошнота налетали неожиданно. Она придиралась к поварам, капризничала как дитя малое, но к врачам идти не хотела. Именно плохим самочувствием объяснял для себя Фредерик её холодность по отношению к нему. Истинно: все влюбленные – слепы!

А когда однажды, Стефания потеряла сознание, был вызван королевский врач. Он успокоил, что в первом триместре тошнота – это обычное явление и констатировал, что мальчик (Ура – мальчик! Наследник!) вполне соответствует по развитию тринадцатой неделе. Фредерик тогда чуть в обморок не грохнулся, как кисейная барышня, право слово. А королева-мать с тревогой переводила взгляд со своего смертельно побледневшего сына на невестку, всё лицо которой покрылось красными пятнами. А когда Фредерик развернулся и печатным шагом вышел из комнаты, она погладила бледную ручку Стефании – мол, всё будет хорошо!, и поспешила за ним.

– Мама, это не мой ребёнок…

– Что ты такое говоришь, Фредерик???

– Первый секс у нас был только после свадьбы, мы до этого даже ни разу не целовались…

– Но как же простыни с кровью? (Дурацкий древний обычай: вывешивать простынь молодых после первой брачной ночи на всеобщее обозрение в знак непорочности невесты… Видимо, не всегда он срабатывает…)

– Не знаю, но мне это уже не интересно. Я развожусь.

– Постой, не горячись… Вдруг там какой-то ужасный случай…

– Мама, ты же понимаешь, что это – предательство. Чтобы бы там ни произошло, она должна была рассказать мне это до свадьбы. Это что – непорочное зачатие? Или она хотела сослаться на недоношенность малыша? Теперь я понимаю, почему она всё время откладывала поход к врачу…

– Но ребёнок, боже мой! Если ты разведешься с беременной женой, то навсегда запятнаешь наше имя… А если расскажешь о том, что это не твой ребёнок – то это тоже позор, и не только на тебе, но и на всю жизнь на ни в чём не повинном дитя…

– Ты мне предлагаешь жить в таком кошмаре всю жизнь и смотреть как день за днем растёт свидетельство моего позора, а потом ему ещё и трон передать??? Не ожидал от тебя таких слов, мама…

– Успокойся, а то ты сейчас и меня в предатели запишешь…

Королева-мать подошла к своему сыну и крепко обняла, и только тут почувствовала, как его бьёт мелкой дрожью, всё тело – от всклокоченных волос до кончиков ног. Он тоже положил ей голову на плечо, и она начала его гладить, как когда-то в далёком детстве, когда укладывала их с Теодором спать. Королева или король, какая разница! Друг для друга они были просто мать и сын. И тут ей пришлось рассказать о том случае, произошедшем почти десять лет назад.

– Та болезнь, что забрала у нас Теодора… Врач сказал мне, что тебе она грозит возможным бесплодием… Возможно, что у тебя никогда не будет своих детей…Подумай об этом, сынок. Ты ведь не просто мужчина, но и король… На тебе лежит огромная ответственность за страну… В любом случае, чтобы ты не решил, я всегда буду на твоей стороне…

– Я обязательно проверюсь у врачей, но это не изменит моего решения развестись.

– Пообещай мне хотя бы не объявлять о разводе сегодня, дай гневу остыть…

– Хорошо, мама, я попробую разобраться с ситуацией и найти приемлемое решение… Мне надо побыть одному… Прости… Пришли ко мне, пожалуйста, Греджерса¹² через десять минут (Греджерс был пресс-секретарём ещё у его матери, когда она была королевой-регентом, и достался ему как бы «по наследству»). И пусть не уходит доктор, мне надо будет с ним поговорить.

Греджерсу он дал поручение подготовить их отъезд во Францию, а врача обязал хранить беременность Стефании как государственную тайну.

Через две недели король Фредерик и королева Стефания отбыли в официальный «медовый месяц» во Францию. А ещё через две недели король вернулся из поездки один, инкогнито. О его приезде знали только преданный Греджерс и королева-мать. Пикантные подробности развеселой студенческой жизни Стефании в Париже убедили мать как в невозможности продолжения семейной жизни её сына, так и в том, что князь Н не знал ничего об этом. Князь был срочно вызван во дворец и поставлен в известность о предстоящем разводе и о причинах, к нему приведших. Он долго не мог поверить, что его девочка! его чистый ангел! могла так поступить. Убедило его только снятая на фото запись в Книге регистрации операций о восстановлении девственной плевры Стефании Н, находящейся на четвертой неделе беременности, в хорошо ему знакомой частной клинике, которую он же сам и посоветовал Стефании, когда она сослалась на сильные головные боли и необходимость показаться хорошему специалисту,

Король был милостив к князю, и предложил самому придумать причину развода, чтобы она не легла позором на его имя и семью. Но князь предпочёл самоубийство, которое, впрочем, приписано было несчастному случаю, так как тело его нашли на прибрежных скалах в месте, где он любил прогуливаться по вечерам… Не повезло бедняге – такой счастливый билет вытянула его дочь, а он не успел насладиться своими привилегиями, поскользнулся и упал…

Фредерик и Стефания «прервали медовый месяц», как говорилось в официальном коммюнике, чтобы присутствовать на торжественных похоронах князя Н. Благо, что беременность Стефании пока не была заметна. (Так же, впрочем, как и рубцы на сердце Фредерика) А потом молодая королева сразу же вернулась в Европу под предлогом лечения расшатавшихся нервов, где благополучно и тайно родила своего сына. На родину в Х она больше не вернулась. А ещё через год они мирно развелись по причине «непреодолимых противоречий в семейной жизни». Слава богу, за окнами двадцатый век, а не шестнадцатый…

Татьяна так внимательно слушала Фредерика, и такое сочувствие отражалось в её прекрасных зелёных глазах, что он боялся сбиться и потерять нить своего рассказа. Но самое главное – он рассказывал ей это всё отстранённо, как будто это было не с ним или в какой-то другой, прошлой, жизни… И она, эта прошлая жизнь, не доставляла совсем ему боли. «А ведь меня вылечила любовь к Танье», – вдруг пришло ему в голову. И это ещё больше укрепило его в уверенности, что он её добьётся, не отпустит, и они будут счастливы вместе, как никто другой!

Они прервались на прекрасный ужин. Повар расстарался – запахи были божественные… Но Татьяна с трудом запихивала в себя еду, не чувствуя её вкуса. А после ужина Фредерик приступил к рассказу о дне сегодняшнем.

– Я проверился у врачей, не сразу, конечно, а через несколько лет, когда мне показалось, что я наконец-то могу обрести счастье в семейной жизни. Но предположение доктора, который лечил нас с Теодором от паротита, подтвердилось. Мне достался редкий билет – я оказался бесплоден. Мы прекратили отношения с Д по обоюдному согласию, и больше я уже не делал попытки обрести семью. Необходимость иметь наследника и неопределённость, которая возникнет в стране при его отсутствии, казались мне тогда такой далёкой. Когда тебе около тридцати мои теперешние пятьдесят девять кажутся космически далёкими…

А задумался я о престолонаследии лет пять назад, когда в политической жизни Х появился некто Джеррик У. Он был богат, скупил земли, когда-то принадлежавшие князю Н. Стефания так и не вернулась, и следы её затерялись где-то в Европе. А потом в Х пришло официальное уведомление от нотариуса о смерти Стефании, потомственной княгини Н. И земли отошли короне на правах аренды до истечения десятилетнего срока со дня её смерти, если за этот срок не появятся наследники, которые смогут доказать своё кровное родство с этой славной фамилией. Сроки все прошли, и теперь королевство могло распоряжаться землёй по своему усмотрению. И когда мой пресс-секретарь предложил выставить землю на продажу, я охотно согласился.

Я узнал о Джеррике, когда он внёс в фолькетинг¹³ запрос «О престолонаследии в связи с отсутствием наследника у ныне действующего короля Фредерика и его преклонного возраста». Сформулировано было достаточно дерзко и грубо, но в самую точку, как говорят. А на дебатах Джеррик пошёл ещё дальше, предложив смену политического устройства с конституционной монархии на парламентскую республику. И, видимо, запрос попал на подготовленную почву, потому что всё общество всколыхнулось, забурлило. Дебаты вышли за стены фолькетинга на страницы газет и экраны телевизоров. Постепенно общество раскололось на два примерно одинаковых лагеря: сторонников королевской власти (а она пожизненная и передается по наследству по мужской линии¹⁴) и сторонников парламентской республики с президентом во главе¹⁵. Весомые аргументы «за» и «против» нашлись у каждой из сторон.

Такое кардинальное переустройство страны можно было сделать только после внесения изменений в Конституцию, а они, в свою очередь, могли произойти только в результате всенародного референдума… И через полгода Джеррик протащил через фолькетинг решение о проведение референдума по этому вопросу. Единственное, что удалось отстоять сторонникам королевской власти, что проходить он будет после 65-летия¹⁶ короля Фредерика. В случае победы сторонников парламентской республики (а всё к этому шло), будет назначен переходный период в один год, чтобы власть от короля к парламенту переходила постепенно, без потрясений. А ещё чтобы было время для подготовки выборов президента.

Фредерик и сам понимал необходимость другого политического устройства Х и совершенно не хотел со временем превратиться в дряхлого маразматического короля, судорожно цепляющегося за власть. Но и оттягивание срока проведения референдума ему тоже не понравилось. Как сторонник быстрых решений он не любил откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. А потом он совсем по-другому взглянул на возникшую ситуацию, когда пересмотрел в записи страстное выступление Джеррика на заседании фолькетинга при обсуждении вопроса о сроках проведения референдума. И вдруг вся картина происходящего перевернулась с ног на голову (а, вернее, с головы на ноги): скупка Джерриком земель князя Н, приверженность идеям Франции, светлые волосы и голубые глаза, и, наконец, возраст – тридцать четыре года. Именно столько сейчас должно быть сыну Стефании… И натолкнула его на эту мысль неприкрытая ненависть , которая вспыхивала в глазах Джеррика, когда он говорил о монархии и престолонаследии… Так вот как ты назвала своего сына, Стефания…¹⁷

Теперь уже Фредерику казалось, что эта ненависть была обращена персонально на него, а не на королевскую власть в целом. А амбициозность молодого человека, которая раньше импонировала в нём королю, теперь казалась уязвлённым самолюбием и попыткой взять реванш. Но за что? И кем представлял себя Джеррик – потомком княжеских голубых кровей? Или замахнулся выше – наследником престола? И, если первое, – то мог бы и объявиться в течение двадцати лет и вступить в наследство князя Н. А чтобы не позорить имя матери, мог бы и уменьшить возраст на один-два года. Это только в утробе матери трудно скрыть срок беременности, а когда тебе тридцать четыре – кто в тебе усомнится, если ты скажешь – тридцать два? А документы – что ж, в наше время их подделать – не проблема. Испугался? Не догадался? Но больше похоже на второй вариант – видимо, Стефания наплела ему что-то о его правах на престол… Что может наговорить женщина, в своё время пытавшаяся скрыть свою сексуальную распущенность и преждевременную беременность, пытаясь таким образом представить своего незаконнорожденного сына законным наследником престола? Видимо, что Фредерик её выгнал, увлёкшись другой, довёл до самоубийства её отца (а может, и вообще – приказал убить, чтоб не смел взывать к справедливости), не захотел знать собственного сына? Нафантазировать тут можно многое… Но факт остаётся фактом: Джеррик появился в королевстве не случайно, а пришёл забрать власть в свои руки, если не в качестве короля – то в качестве президента!

Фредерик задумался, а может быть права была мама, когда уговаривала сохранить видимость брака ради ребёнка – наследника? Гордился бы он таким сыном? И нехотя признал, что если убрать ненависть Джеррика, в остальном – он был бы вполне достойным наследником престола… Но представить семейную жизнь со Стефанией, так вероломно предавшей его, всё равно не мог.

– А теперь я встретил Вас, Танья, и мне ещё больше, чем когда бы то ни было, хочется иметь семью. Вопрос о детях у нас с Вами уже не стоит. Свой долг короля я выполнил сполна. И сейчас мне хочется простого человеческого счастья. Какая разница покину я престол сейчас или через шесть лет?

– Фредерик, Вам не кажется, что Вы слишком торопитесь?

– Нет, Танья, я Вас знаю уже целую неделю, а для такого решительного человека, как я, это уже очень длительный срок…Я Вас не тороплю, у нас с Вами впереди ещё целых два дня…

– Два дня! Фредерик, да разве за этот срок можно принять такое важное решение?! Переезд в другую страну… А моя дочка, внучка…

– О семье не беспокойтесь, если они захотят – они могут жить с нами, я буду просто бесконечно счастлив…

– Но ещё и моя мама, и семья брата… У меня много родственников…

– Танья, чем больше будет семья – тем больше я буду счастлив… И у меня хватит для этого средств…

– Фредерик, извините, я очень устала за сегодня, как будто это не Вы, а я рассказывала про свою жизнь и переживала всё это вновь. Давайте продолжим наш разговор завтра? В любом случае – утро вечера мудренее…

– Я буду ждать с нетерпением завтрашней встречи. И можно я провожу Вас сам, а не Регнер?

– Конечно, мне будет очень приятно…

Они шли по заснеженному, уже притихшему, городку, взявшись за руки. Сначала Фредерик вёл Татьяну под локоток, но потом, когда она нечаянно поскользнулась, и он поймал её за руку, потихоньку переместил свою руку к её ладони, и так и довёл до её отеля.

Фредерик был счастлив, что она не отмела сразу, как невозможное, его предложение. А значит, даже если завтра она скажет что-то противоположное, у него будет возможность переубедить её. Это подсказывал ему не только его многолетний опыт политика, но и обострённое чувство восприятия её отношения к нему.

А Татьяна думала о судьбе этого человека. Такого великого, которому судьба вроде бы дала всё: ум, красоту, богатство, власть, но взамен отняла любовь и счастье, оставив только одиночество. И почему он так уверен, что именно она, простая женщина из России, Татьяна Логинова, может вернуть ему это счастье?..

– Мама, это ты? Ну, наконец-то! Ты знаешь, сколько сейчас времени?

– Лапуля, представляешь, а наш Фредерик – король…

⁹ – Ваше величество, Татьяна Логинова

¹⁰ – Входите

¹¹ – эпидемический паротит (свинка) – является относительно редкой причиной бесплодия у мужчин. Эта болезнь может спровоцировать бесплодие только в том случае, когда у больного воспаляются оба яичка. Воспаление одного из яичек на фоне свинки наблюдается примерно в 20% случаев, а воспаление обоих яичек только в очень редких случаях.

¹² – в переводе – «осторожный»

¹³ – парламент королевства Х, аналогичный парламенту Дании

¹⁴ – аналогично политическому устройству Великобритании, за исключением того, что здесь престол передаётся наследнику любого пола

¹⁵ – таково политическое устройство Франции

¹⁶ – официальный пенсионный возраст королевства Х

¹⁷ – «Джеррик» в переводе – «будущий правитель»

8

На следующий день на городок опустился плотный туман. У Фредерика разболелась нога (старое ранение на охоте), да и ушибленное недавно плечо ещё ныло, поэтому катание на лыжах ему не светило в любом случае. Он позвонил в номер Татьяны, но там никто не брал трубку. «Неужели в такой туман они уехали кататься?» – с тревогой подумал Фредерик. Мобильный тоже не отвечал – или не слышит, или катит, и поэтому не может ответить, или… Видя, как разволновался его величество, Регнер сам вызвался найти семью Татьяны и помочь в случае необходимости. «Сообщай мне на каждой точке, как идут поиски. И… будь сам осторожен», – напутствовал его Фредерик.

Регнер начал с отеля, и там ему подтвердили, что вся троица ушла с оборудованием. Значит всё-таки уехали кататься.

А Татьяна с Ольгой решили, что раз подъёмник работает, то наверху тумана нет и кататься можно. Так мало дней отпуска один раз в году хотелось использовать на всю катушку… На детской горке, где училась кататься Олеся, видимость была нормальная, а на большую, как заверил тренер, они точно сегодня не пойдут.

Кресельный подъемник на вершину, с которой начинались длинные и красивые красные трассы, на которых Татьяна с Ольгой обычно катались, тоже работал. Может, наверху и нет тумана? В горах так бывает часто: внизу может идти ливень, а наверху – приятный снежок, внизу – туман, а наверху – уже солнышко. И они поехали дальше…

Но и наверху погода не радовала. Вся поездка на креселке была похожа на сцену из фильмов экшн. Как будто произошла катастрофа, и они остались на планете одни: контуры кресла перед ними были едва различимы, а те, которые двигались навстречу, выплывали из молока тумана, как ниоткуда, и уплывали в никуда… И тишина… Только скрип троса…

Наверху видимость была получше, все подъёмники работали, и Татьяна с Ольгой решили перейти по спуску на соседнюю вершину. Сначала трасса шла почти полого, а потом переходила в достаточно крутую красную, но они по ней уже не раз скатывались и поэтому не боялись, да и понадеялись, что видимость там ещё улучшится.

По пологой части прошли спокойно, а вот когда добрались до красной – их надежды на улучшение видимости не оправдались. Чем ниже они спускались, тем плотнее становился туман. А в нём всё знакомое исчезло. Лыжи совершенно неожиданно начинало нести, когда крутизна спуска усиливалась, или то с одной, то с другой стороны вдруг выплывали столбики ограждения трассы… А ещё было очень страшно налететь на кого-нибудь, или что со спины налетят на тебя… В общем страху натерпелись и за себя, и друг за друга.

С обеих вершин спуски заканчивались в одном месте, где была куча кафешек, туалет, администрация. Туда же привозили на снегокатах тех, кто упал на трассе…

Татьяна и Ольга засели в кафе передохнуть и решили возвращаться в отель, удовольствия никакого – один страх. И, если кто-нибудь из них упадёт, то они смогут помочь друг другу, а вот, если упадут вдвоём, как же Олеся?..

Здесь их и нашёл Регнер. Он не переходил на соседнюю вершину, а сразу пришёл сюда, так как по какой бы трассе лыжники не спускались – с обеих вершин конечная точка была одна. Ему, да и женщинам, повезло: если бы они здесь разминулись, то на трассе найти друг друга было совершенно нереально в таком тумане.

Какого чёрта подъёмники не отключили в такую погоду?!?

Женщины вздохнули с облегчением, когда увидели пробирающегося к ним Регнера (народу в кафе набилось много, всем хотелось передохнуть после экстремального спуска). Но, чтобы добраться до отеля, ещё предстоял подъём вверх, а потом спуск по своей трассе, которую никак не минуешь, а там – крутой ледяной участок, а за ним – несколько поворотов на 180 градусов, на одном из которых упал неделю назад Фредерик…

Первой по трассе шла Ольга, за ней Татьяна, а замыкал – Регнер, чтобы в случае чего смог оказать помощь. Им повезло: видимость на их трассе была получше, видимо, туман начал подниматься вверх, и они добрались до площадки, где занималась Олеся, без происшествий.

Когда Регнер доложил об этом Фредерику, тот попросил передать рацию Татьяне и пригласил их всей семьёй к себе на обед. Раздумывать или спорить у Татьяны не было сил, так она перенервничала. Да и обедать теперь где-то надо было, ведь с горы они ушли, так что она согласилась. Фредерику даже уговаривать её не пришлось, ведь сразу после того, как Рег доложил о встрече с женщинами в кафе, он отдал повару распоряжение о приготовлении обеда на пять персон: он сам, Танина семья и Регнер. Во-первых, Рег их нашёл и, уже можно сказать, благополучно спустил с горы, а во-вторых, его величеству было интересно посмотреть на реакцию молодого человека на появление у него, Фредерика, готовой семьи. А какая будет реакция в обществе от его женитьбы! О-о-о! Вот уж где грома и молний будет в избытке! Но это совершенно не страшило короля. Наоборот, наполняло его каким-то молодым задором и счастьем. И ещё: была абсолютная уверенность, что всё он делает правильно! Так ощущал он себя только в период кризисов, когда надо было принять одно-единственное правильное решение, и делал первый шаг в принятом направлении…

9

Пока они переодевались, Татьяна начала сомневаться, в принятом наспех решении, ей почему-то представилось, что обстановка за столом будет натянутая. «И вообще, зачем мне это нужно? – думала она. – Опять влюбляться, летать, углубляться в чувства, а потом всё падать, падать и падать, ждать звонка, а его нет… Вот сейчас позвонит, через час, завтра уж непременно…»

– Мама, кончай!

– Что – кончай? – встрепенулась Татьяна.

– Кончай придумывать аргументы, чтобы опять отшить мужчину… Я тебя знаю, как облупленную…

– Лапуля, ну к чему могут привести наши отношения? Через два дня мы разъедемся… Где будет он, а где я? Ты хоть понимаешь, сколько километров от Москвы до его островов?

– Не больше, чем от Москвы до Андорры.

– А то, что мы из разных социальных прослоек, тебя не смущает?

– Он же тебе сам сказал, что ему не долго осталось быть королём…

– И ты готова спокойно обходиться без меня?

– Мама, я тебя очень люблю, и ты нам очень нужна, но тебе уже давно пора построить своё женское счастье, а не растворяться во мне и Олесе. У нас бабушка остаётся, а потом, может, Андрей наконец-то почувствует себя отцом, а то чуть что и сразу на тебя кивает… Пообещай мне, что ты дашь Фредерику и себе шанс… Он очень хороший человек и надежный мужчина. И вообще, кто у нас специалист по мужчинам: ты или я?

Но всё, что смогла Татьяна пообещать своей более опытной дочери – это откровенно поговорить с Фредериком. В их семье Ольга считалась более опытной в отношении мужчин, чем Татьяна. За плечами Татьяны был скоропалительный и суперкороткий брак с отцом Ольги, и два таких же коротких, как и брак, романа, после чего Татьяна поставила жирную точку в отношениях с мужчинами. А Ольга крутила мужским полом, начиная со средних классов школы, уже дважды выходила замуж и была стопроцентно уверена, что также легко найдёт и третьего мужа, если понадобится…

10

Регнер и бровью не повёл, когда они все вместе расселись за столом, как будто так и было положено, чем сильно удивил короля (если хотя бы сотая доля общества так воспримет его женитьбу, то можно вообще ни о чём не волноваться!). Он уделял внимание всецело Ольге и Олесе, предоставляя возможность Фредерику с Татьяной быть как бы наедине («А красивая из них вышла бы пара», – в унисон подумали и Фредерик, и Татьяна). За обедом говорили в основном о сегодняшней погоде и катании, хвалили повара и сожалели о скором окончании отпуска.

После обеда Фредерик попросил Татьяну остаться с ним, а Регнер пошёл провожать Ольгу с Олесей на руках, так как малышка после катания на свежем воздухе и сытного обеда заснула в теплой комнате прямо за столом. Так что одевали её уже спящую…

– Вы сегодня заставили меня сильно волноваться, Танья…

– Нам всё равно надо было отвезти Олесю на учебный склон, а там вроде был не такой уж и сильный туман. А когда поднялись на самый верх, уже не чаяли, как спуститься вниз, не переломав руки-ноги. Так мало дней этого зимнего отпуска, хочется использовать его на всю катушку… Спасибо Вам огромное, что послали нам на помощь Регнера, с ним мы почувствовали себя в безопасности…

– Лучше бы я сам смог быть с Вами там… Ждать звонков было невыносимо трудно…

(«Как странно, я сегодня тоже думала о звонках…»)

… И я ещё больше убедился, что хочу быть всегда рядом с Вами…

– Вы мне очень нравитесь, Фредерик, но я не могу назвать это любовью и броситься сломя голову в новую жизнь. Я боюсь наломать дров… Первая моя любовь закончилась таким фиаско, что я два года не могла выйти из депрессии. Держалась, как за якорь, только за Олю…

Мы познакомились с моим будущим мужем на отдыхе. Он кому-то помогал выносить чемоданы с небольшого катерка, на котором мы пришли на турбазу, и был в тельняшке. Поэтому я решила, что он служит на этом катере, и потом целую неделю бегала его встречать, но больше не видела. И встретилась с ним только в красном уголке, где нас, молодежь от четырнадцати до двадцати лет, собрала культорг¹⁸ базы для организации дня Нептуна. Ребят пришло только двое, самого высокого назначили Нептуном, а Женя (так звали моего будущего мужа) пока оставался в запасе. Девчонки все были русалками. А потом культорг придумала театральный ход: Женю нарядили в женское платье, закрыли лицо платком, оставив только его прекрасные карие глаза, и он превратился в восточную красавицу, за сердце которой должна была сражаться мужская половина отдыхающих во время праздника (игры придумывали вместе со спорторгом). А потом русалки утаскивали «красавицу» в речку и оттуда уже должен был выйти Женя в одних плавках. Праздник получился очень весёлым!

А я окончательно влюбилась… И, как оказалось, не только я. Наш культорг тоже, видимо, не зря разглядела его оленьи глаза, и, как более взрослая и опытная, быстренько прибрала его к рукам. А мне оставалось только издали наблюдать за развитием их романа. Но тут вмешалась мама моего героя, и, чтобы порвать их отношения, решила уехать, не дожидаясь окончания заезда. И вот последние танцы, я знаю, что завтра они уезжают, и я в отчаянии сама приглашаю Женю на танец. Мало того, ещё и задаю ему прямой вопрос: Чем его так привлекла наш культорг?

Честно говоря, я совсем его не понимала: женщине было лет под тридцать (а тогда она мне казалась просто старухой!), курила, волосы были явно крашеные (под блондинку, естественно) и торчали сожженными прядями. И мой герой отвечает, что он любит всё естественное… «Вот зачем ты каждый день красишь ресницы и завиваешь волосы?» «Это я-то?! Волосы у меня сами вьются, как у папы, можешь у моего вредного брата спросить. А ресницы – на, посмотри, где ты тут краску видишь?», – и с этими словами я закрыла глаза и приблизила к нему своё лицо. Предмет моей гордости, единственное, что я считала в своём облике действительно красивым – длинные, пушистые, чёрные ресницы и вьющиеся волнами, а не мелкими кудряшками, волосы он считал искусственными! А крашеную блондинку не различил!

После танцев мы нашей компанией, которая сдружилась во время подготовки праздника, решили сходить в гости к туристам, которые пришли на байдарках днём, и пристали к берегу сразу за территорией турбазы. Когда пробирались в темноте через торчащие из земли корни хвойника, Женя подал мне руку и не отпускал, пока мы не расселись у костра. Боже, как я была счастлива! Это, видимо, на мне как-то отражалось, потому что привлекло внимание гитариста, который пел, не отрывая от меня глаз. Девчонки-туристки психанули и ушли от костра, а Женя подсел ко мне почти вплотную. И на следующий день они с мамой не уехали. Так красиво начался наш с Женей роман.

Через год мы поженились. Оба оказались девственниками, сексуальная жизнь сразу не заладилась. Да ещё я почти сразу забеременела. Токсикоз мучил беспрерывно: рвало до желчи – есть ничего не могла, из дома без нашатыря не выходила и всё равно не всегда успевала поднести флакончик к носу – теряла сознание. Женю это мало трогало, ко мне на работе относились бережнее, чем он. Очень ярко помню один случай: я была где-то уже на седьмом месяце беременности, а Женя потащил меня за город на свадьбу своего друга. Ну, посидели мы там часа два-три, но какое с меня веселье? – живот-то уже большой. Мне плохо – в зале духота, мужчины курят. Уговорила я его ехать домой. Дошли до остановки автобуса и Женя вдруг вспомнил, что что-то забыл в зале. И вот стою я на этой остановке одна, кругом темень, какие-то низкие домики вдалеке, холодно (а был, наверное, март. Это сейчас у нас зимы почти нет, а тогда в марте ещё морозы стояли, и сугробы были по пояс). Страшно, аж жуть! Я до сих пор этот страх помню. А Женя вернулся где-то через час (так мне показалось), пьяненький, веселый, и ему было наплевать на мои обиды.

А потом его мама (а мы жили с ней) начала устраивать мне разносы: то за какую-то каплю на полу, которую я уже неделю не замечаю, то за то, что гремлю посудой слишком громко, то за волосок, прилипший к ванне. В общем, когда я родила Олю, мы уехали жить к моим родителям, и оказались в двушке: нас трое, мои родители и младший брат.

Морально и физически было, конечно, легче – родители старались, как могли. Но что они могли поделать – они ведь тоже работали? Брат дулся, что его лишили отдельной комнаты, к которой он успел привыкнуть почти за год. Но мне было не до его обид. Олечка росла беспокойной, плохо спала (к ней мы вставали поочередно – то я, то мама), грудь брать не хотела. Недосып у меня был страшный. Мама настаивала, чтобы я спала днем вместе с Олечкой, а я думала: вот сейчас постираю быстренько пелёнки (памперсов тогда у нас ещё не было) – и посплю, вот поглажу вчерашнее бельё – и посплю, вот сварю мужу борщ – и посплю… А тут ребёнок уже проснулся… и такая круговерть сутки напролёт.

И здесь совсем наши отношения разладились… Женя работал и учился в институте на вечернем, приходил поздно и требовал, чтобы я его дожидалась, подавала ужин и сидела с ним пока он ел. А меня раздражал один вид его жующих челюстей. Почему нас умиляет в любимом то, что раздражает в других людях и наоборот? Конечно, сейчас я понимаю, что ему, наверное, хотелось со мной пообщаться, а тогда… Тогда у меня слипались глаза, я пыталась вызвать его сочувствие, а он говорил, что все справляются – почему я не справляюсь? Что там стирать? – запихнул бельё в машинку и отдыхай! Поставил бак с бельём для кипячения на плиту – и опять отдыхай! Даже посчитал поминутно сколько времени должно у меня уходить на приготовление борща: по одной минуте на лук, морковь и свеклу, по две на картошку и капусту. Выходило не больше десяти минут – было бы о чём говорить! Так слово за слово доходило до ссор.

На секс у меня совсем не было сил – скорей бы уж кончал, и дал мне поспать хоть полчасика…

А потом была ссора, во время которой он дал мне такую увесистую пощёчину, и такое удовлетворение было написано у него на лице в это время… Я полезла в бутылку, пыталась тоже его ударить, но, в итоге, получила ещё одну затрещину. Я даже милицию вызвала! Приехали двое молоденьких ментов, посмеялись надо мной, погрозили шутливо мужу пальчиком, мол, а-я-яй, нехорошо бить жену, – и уехали. Потом Женя курил на лестнице, а я выкидывала его вещи из шкафа на середину комнаты. Через какое-то время вернулся папа (он гулял с Олечкой на улице), увидел моё зарёванное лицо с опухшей щекой и гору вещей на полу, молча развернулся и вышел из квартиры. А через минуту в комнату вбежал мой муж, схватил своё пальто и был таков… На следующий день он приехал со своей мамой, они увязали вещи в тюки и уехали. На щеке мужа расплывался огромный тёмно-коричневый синяк. Мама потом пилила папу, что полез в ссору и разбил семью, оставил девочку без отца. А я до сих пор так безгранично благодарна папе за этот его хук справа!

Больше я Женю не видела. Развели нас по обоюдному согласию с той же формулировкой, что и Вас: «в силу непреодолимых противоречий в семейной жизни».

От мужчин я потом два года шарахалась…

А вскоре началась чёрная полоса в жизни нашей семьи, и мне стало вообще не до них… Сначала не справился с инсультом любимый дедушка, за ним через год ушла бабушка, а вскоре папе диагностировали рак четвёртой степени. Вся наша двухлетняя борьба закончилась победой рака… Как это всё выдержала мама – не представляю…

Два года папа мне снился каждую ночь. И только когда он начал в снах сердиться на меня, я пошла к знакомой-экстрасенсу, и она меня отругала, что держу папину душу на земле, не даю ей идти своим путём. Она же подсказала мне и обряд как проститься с папой. Не так давно мы разговорились с мамой, и выяснилось, что маме тоже в течение первых двух лет он снился еженощно. А потом сны стали реже… У нас в семье не принято делиться друг с другом болячками или неприятностями. Радуемся мы все вместе, а вот с горем справляемся в одиночку. Поэтому и не знали, что держим папу канатами своей любви и боли, не даём улететь…

Дальше особо рассказывать нечего. Жизнь как-то устаканилась. Мы с мамой к ней приспособились. Оля росла. Как-то резко возмужал брат: после ухода папы он стал очень внимателен к маме и снисходителен ко мне. Когда я очнулась от всех этих несчастий, то поняла, что мой короткий женский век уже закончился. О замужестве уже не мечтала, более того, я его уже не хотела. Но любви, конечно же, хотелось. Были у меня два коротеньких романа: оба около двух лет и оба проходили по одному и тому же сценарию. Я отвечала на ухаживания мужчины, начинался бурный роман с цветами, подарками, походами на концерты и в рестораны. Моё чувство к мужчине росло, углублялось, хотелось постоянно быть рядом, а его чувства ко мне постепенно остывали… Встречи два раза в неделю переходили в один раз, потом раз в две недели, прекращались совместные вылазки, не говоря уже о подарках, а потом и цветах… Когда-то ежедневные звонки становились всё реже и реже. Наконец, у меня взыгрывала гордость, и я сама рвала отношения… Мужчины недоумевали: ведь им просто было некогда встретиться или некогда позвонить, и вообще – я слишком требовательна… А потом всегда находился «доброжелатель» из наших общих знакомых, который передавал мне их версию: я хотела за них замуж, а они ещё не были готовы… Мне это надоело, и теперь всех мужчин, которые обращают на меня внимание, я либо быстренько перевожу в разряд друзей, либо окатываю таким холодом, что у них сразу пропадает желание за мной ухаживать… Вот, собственно, и вся история моего одиночества… Какой-то для меня роковой срок получается – два года. Я так концентрировано никому о своей жизни не рассказывала, поэтому только сейчас обратила на это внимание… Мне кажется, что после моего рассказа, Вы должны сбежать от меня не оглядываясь…

– Наоборот, Танья, я ещё больше понимаю, что мы с Вами должны пожениться. Мне кажется, что Вы поставили себе неправильные цели: мужчины остро чувствуют разницу между теми женщинами, с которыми они могут быть только любовниками, и теми, кто должен быть и любовницей, и другом, и матерью его детей, одним словом – женой. И Вы именно такая женщина. И это не Ваши мужчины, а Вы не были готовы вступить с ними в брак, а хотели остановиться на первом периоде отношений, не хотели идти дальше.

– Может быть, может быть… Я как-то не смотрела на это под таким углом зрения…

– Именно такой женщиной была Д. И именно поэтому я отпустил её, когда понял, что не могу иметь детей.

– Но ведь можно было усыновить кого-нибудь?

– В моём случае это было не возможно. Создавался бы прецедент с престолонаследием, не оговоренный в Конституции, а это тянуло за собой проведение референдума…

– Всё-таки я боюсь этих моих двухлетних кризисов…

– Меня не пугают никакие сроки: я просто буду знать, что через два года Вы будете любить меня так же сильно, как и я Вас. Сейчас мне достаточно Вашей доброжелательности и уважения ко мне. Всё, о чём я прошу Вас сейчас, это не отвергать моего предложения, а продолжить наше общение и после этого отпуска.

– Фредерик, я не очень понимаю, как возможно такое общение? Телефон? Скайп? Как? Вы – король, у Вас куча обязанностей. Я простая служащая из России. У нас с Вами нет ничего общего…

– А горные лыжи? Чем не основа для брака?

– Вы шутите, Фредерик!

– Я уже всё продумал: первое время мы можем общаться по скайпу, а пока мой секретарь займётся многолетней визой для Вас. Не позже, чем через месяц мы начнём встречаться в любой стране Европы так часто, как сможете Вы, Танья. Что касается того, что я король – я ведь Вам рассказывал про ситуацию в моей стране. И самый лучший выход из создавшегося положения – это моё отречение от престола. К чему длить агонию? Я сторонник быстрых решений, как правило, они самые эффективные. И замуж Вы будете выходить не за короля, а просто за пенсионера из Х.

– Всё равно это звучит как-то фантастически, а с другой стороны – вроде и осуществимо…

– Это – «да»?

– Да, давайте попробуем.

Фредерик наклонился, поднёс руку Татьяны к губам и нежно поцеловал сначала верх, а потом, перевернув, ладошку.

И опять они шли, взявшись за руки, по ночному городку. Оба молчали… И так было слишком много сказано в эти дни, проинспектированы две жизни, две судьбы, вскрыты старые раны, чтобы начать новую главу их совместной (как был уверен Фредерик и о чём несмело начала задумываться Татьяна) жизни в чистого листа.

Туман, видимо, рассеялся, потому что ярко светили звёзды и молодой месяц. Может в последний день удастся покататься вволю?

¹⁸ – организатор культурного досуга отдыхающих на турбазе, за спортивный досуг отвечал спорторг

11

Как-то не так, как привыкла Татьяна, начал развиваться их роман с Фредериком, когда они вернулись домой. Фредерик держался так, как будто их с Татьяной женитьба дело решенное. Он вроде бы и не говорил каких-то слов о свадьбе, так что придраться было не к чему, но всё равно Татьяна чувствовала, как её обволакивает какая-то тёплая атмосфера уюта и надёжности что ли… Трудно описать словами.

Через неделю после возвращения ей позвонили из посольства Дании и продиктовали список документов, который необходим для 5-летней визы. А к концу месяца виза была уже готова. До середины февраля в бухгалтерии была запарка и по скайпу они общались только один раз в неделю. Фредерик был так внимателен к её семье, так смеялся рассказам Тани о проделках любимой внучки, что разговор тёк незаметно, без пауз, когда нечего говорить… А сам он рассказывал о своей стране, о её традициях, обрядах, многие из которых уходят своей традицией в глубь веков и, конечно, сейчас выглядят архаично. Делились они и своими интересами, и здесь нашлись ещё несколько точек для соприкосновения помимо горных лыж: оба оказались жаворонками (что, между прочим, очень существенно для семейной жизни), любили путешествовать, литературу, театр, живопись, классическую музыку. И если о литературе они поговорить не могли, так как читали, естественно, разных авторов, то любимые импрессионисты были неисчерпаемым источником разговоров. А классическая музыка! Фредерик оказался лично знаком с её любимым дирижёром – Василием Петренко! А любимым из заграничных пианистов оказался у обоих Рудольф Бухбиндер. А вот российских пианистов Фредерик не знал, и Татьяна кинула ему ссылки на концерты Дениса Мацуева –Фредерик пришёл в неописуемый восторг и даже позвонил в неоговоренное время…

К началу марта, когда должна была состояться их первая после отпуска встреча, они общались почти ежедневно. На встречу Татьяна летела как на крыльях (в прямом и переносном смысле). У них было целых три дня! Фредерик пригласил Татьяну в какое-то очень красивое место: уютный коттедж на скале, из окон которого открывался вид на высокогорное озеро с яркой синей водой, которая очень живописно смотрелась на фоне заснеженных гор. Секс произошёл так естественно, Фредерик был так нежен и так заботился о том, чтобы Татьяна получила удовольствие, что никакого дискомфорта, как она боялась, не было. А доставлять удовольствие любимому мужчине оказалось ещё большим удовольствием, чем собственное…

После завтрака, который готовил, между прочим, Фредерик, они уходили гулять по горам на снегоступах. К их возвращению уже был готов обед и накрыт стол. Теоретически Татьяна понимала, что в доме есть и охрана, и прислуга, но, поскольку, она их так ни разу и не встретила, у неё сложилось впечатление, что в доме работают гномы или эльфы, а она сама – королева!

Когда расставались, Татьяна ещё держалась, а в самолёте поплакала, тем более что, случайно или нет, вокруг её места в бизнес-классе кресла были пустыми… Увидеться они теперь смогут только через полтора месяца на майских праздниках: Фредерик оплатил им с Олей и Олесей шикарный отдых на море, и сам обещал приехать на несколько дней… Пока он не выступил с отречением от престола приходилось соблюдать крайнюю осторожность.

12

– Фредди, что случилось? Я даже по скайпу вижу как сияют твои глаза.

(Татьяна как-то спросила Фредерика, было ли у него в школе прозвище, и он ответил ожидаемо: Фредди-Крюгер. В школе он был высоким, тощим и неуклюжим подростком, не смотря на занятия фехтованием и выездкой на лошадях, и это прозвище очень ему подходило. И – да, прозвища не минуют даже принцев крови. «Танья, в твоих устах оно звучит совсем не так как школе…»)

– Я огласил своё намерение отречься от престола. Как мы с Тиджем¹⁹, моим пресс-секретарём, и предполагали – это вызвало шок, а потом все бурно и единогласно начали говорить о невозможности такого шага в ближайшее время…

– А я думала, что это должно происходить где-то в соборе…

– Само отречение – да, в Кафедральном соборе, но предварительно намерение согласно Конституции король обязан огласить на совете вождей парламентских фракций. И я, наконец-то, впервые увидел Джеррика лицом к лицу. Как он был ошарашен моим отречением, жаль, что ты этого не видела… Знаешь, он совсем не похож на Стефанию, только цвет волос и глаз, но сами черты совсем не её. Неудивительно, что никто не заподозрил его связь с князем Н.

– А ты говорил с ним о Стефании?

– Мы не разговаривали наедине. Ты считаешь, мне нужно открыть ему, что я знаю о его происхождении?

(Фредерику уже доложили о всех основных этапах жизни Джеррика от сегодняшних дней до момента его рождения)

– Мне кажется, что стоит прояснить до конца ситуацию. Ты ведь сам говорил, что, если убрать его ненависть к тебе, во всём остальном – он вполне достойный молодой человек. Но на месте тебе, конечно, виднее…

– Я подумаю над этим…

– Так тебя отговорили отрекаться от престола?

– Конечно – нет. Мы не ожидали только такого единогласного несогласия. Тидж прикидывал, что процентов двадцать всё-таки обрадуются моему добровольному уходу от власти…

– Джеррик, например…

– Нет, Джеррик как раз заинтересован дотянуть ситуацию до референдума: во-первых, сделать мне больно открыто выраженной нелюбовью ко мне народа, а во-вторых, ему нужно время поднять свой авторитет, чтобы потом победить на выборах президента.

– Почему он так уверен, да и ты тоже, что итоги референдума будут за парламентскую республику, а не королевство?

– Он уверен, потому что амбициозен, самоуверен и богат. Деньги многое определяют в политике. А я – потому что не собираюсь мешать этому процессу, а наоборот, буду способствовать такому итогу, но не открыто, этого он от меня не дождётся…

– Как у вас всё сложно. А я думала, что король может поступать по своему желанию…

– Конституционная монархия, что тут скажешь… Потянуть время они могут, но кардинально повлиять на моё решение – нет. Я дал им целый месяц времени на выработку стратегии и тактики…

¹⁹ – в переводе – «попадающий в цель»

13

В первых числах мая Татьяна с дочерью и внучкой приехали в Нерху²⁰, где Фредерик для них полностью забронировал очаровательный частный отельчик. Его прелесть была не только в том, что весь его внутренний дворик утопал в зелени пальм и деревьев с крупными яркими разноцветными цветами, но самое главное – он стоял на крутом берегу небольшой бухты с собственным крошечным песчаным пляжем.

Правда, этим преимуществом пользоваться было рано: днем было +25^о, а вода в бухте едва прогрелась до 18^о. Но зато из Нерхи можно было легко доехать и до Малаги, и до Ронды, а, при желании, можно было рвануть даже в Гранаду. Гранада! Мечта и сказка! А в самой Нерхе можно сходить в красивые пещеры.

Фредерик прилетел к ним, как только смог. Татьяна очень чутко улавливала его настроение, и, хотя внешне он, как всегда, был спокоен и галантен, она сразу поняла, что он чем-то встревожен. Когда они остались наедине, выяснилось, что процесс с его отречением от престола идёт совсем не так, как он рассчитывал. Фредерик даже попросил её разрешения сказать об их женитьбе в августе.

Действительно, в одном из разговоров по скайпу он упоминал, что лучшее время для свадьбы – август. Но речи о каком-то конкретном августе не было. Да и классического предложения он не делал. Но не заставлять же шестидесятилетнего мужчину вставать на колени?! В конце концов, они были солидарны друг с другом, что в их возрасте достаточно просто расписаться, а не устраивать пышную свадьбу.

– Это может как-то повлиять на твоих оппонентов?

– Ещё бы! Все родственники королевы могут претендовать на место регента, а мужского пола – даже на трон. Там, конечно, очень длительная и строгая процедура отбора, но теоретически это возможно. Если же моё отречение будет принято до женитьбы, я стану регентом до избрания нового короля или выборов президента, но при этом уже семья моей жены не сможет претендовать на трон. Это должно подтолкнуть их к скорейшему принятию моей отставки.

– В таком случае – скажи.

– Мне не хотелось тебя вмешивать в нашу ситуацию. Я планировал оформить брак в Бельгии, он действителен и у меня на родине, и у тебя, в России. Отметить тихо в семейном кругу. И больше времени уделять тебе, а не своим обязанностям. Кроме того, тебя не беспокоят, пока о тебе не знают.

– Как они меня смогут побеспокоить, да даже просто найти в России?

– О-о-о, ты не знаешь этих гончих. Как только они поймут причину моих действий, они тебя и на Марсе найдут.

– Ничего, три-четыре месяца осады я выдержу.

– Но, если я не смогу их убедить принять моё отречение в ближайшее время, тебе придётся приехать в Х. за два месяца до свадьбы, и самой свадьбы избежать не удастся.

– Вот этого всего не хотелось бы…

²⁰ – курортный городок на юге Испании

14

Фредерик пробыл с Татьяной всего три дня – не хотел раньше времени привлекать внимание к своим участившимся отлучкам из страны. Оля с Олесей оставили их на эти дни наедине.

Они гуляли по городку, взявшись за руки, много разговаривали, иногда уютно молчали, целовались и занимались любовью, Фредерик плавал, а Татьяна сидела на берегу, смотрела на своего мужчину – как он бороздит море, рассекая воду мощными гребками, и думала: «Как странно, если подсчитать сколько дней мы провели вместе за эти четыре месяца, то уместится на пальцах рук, а у меня такое чувство, что мы родные люди и знаем друг друга давным-давно. Нет даже повода поспорить, как-то мнения всё время совпадают… Нет того нервяка, который не отпускал меня в первые месяцы влюбленности в предыдущие разы, зато есть какое-то ощущение тепла, которое плещется вокруг меня, а когда он рядом – я просто таю, как мороженое…».

Фредерик начал выходить из воды, и Татьяна залюбовалась его стройным поджарым телом, конечно уже не юноши, но далеко и не старика… Она подала ему полотенце, он быстро вытерся, а потом закинул полотенце Татьяне за спину, привлёк её к себе и крепко прижал к своему прохладному телу. Начавшийся нежным, поцелуй постепенно перерос в жадный и глубокий… Фредерик со стоном оторвался от Татьяны, положил её голову к себе на плечо и прошептал на ушко:

– Придётся немного ещё посидеть на берегу, боюсь, что не смогу сейчас идти.

Татьяна по-девчоночьи захихикала…

– Ах, вы ещё, леди, и смеётесь надо мной, – шутовски грозно произнес Фредерик, – я вас за это могу запросто в море окунуть.

– Ой, нет – вода холодная…

– Какая же она холодная – просто парное молоко.

– Это для вас северных народов, всё, что больше десяти градусов, уже теплынь, а нам подавай тридцать, как в Египте…

– По-моему в нашей спальне даже жарче…

– С такими разговорами мы отсюда вообще не сдвинемся…

– Тогда побежали…

15

«Нет, ну каков старикан! Он ещё и жениться вздумал!» – клокотал взбешённый Джеррик после очередной консультации с королём. Но в глубине души он не мог не восхищаться Его величеством: тот был на встрече спокоен, уверен в себе той уверенностью, которая не переходит в самоуверенность, а лишь вызывает уважение. Что это? Голубая кровь происхождения? Или воспитание и разностороннее образование принцев крови? Болезненные для Джеррика вопросы… Фредерик, на их выработанное в жарких спорах предложение отложить отречение на год, позволил себе только на доли секунды опустить веки, и объявил о своей женитьбе как о деле решённом, которое он не собирается откладывать ни на один день от намеченной на август даты. И предложил им ещё подумать один месяц в связи с новыми обстоятельствами…

Это был гром среди ясного неба. И возникала дилемма: или срочное принятие отречения, регентство, преждевременный референдум и, скорее всего, – прощай мечта о кресле президента. За столь короткий срок ещё можно убедить большинство членов фолькетинга в преимуществах республиканского политического устройства (в том числе и их личных), но развернуть народ – сомнительно… А второй референдум по одному и тому же вопросу запрещала проводить Конституция…На самом деле откладывание даты проведения референдума до 65-летия короля было только на руку планам Джеррика. За шесть лет можно вырастить целое поколение избирателей, которые с большим вниманием будут слушать молодого политика, а не стареющего монарха…

Или другой вариант: отречение откладывается, король женится и появляется куча родственников новоявленной королевы, которые могут претендовать в дальнейшем на престол. Кто же она такая? Нужно срочно бросить все силы, чтобы узнать о ней всё. Здесь могут быть зацепки к повороту ситуации в нужную сторону…

16

– Танья, здравствуй, любимая!

– Hej, min kære. Er du ked af noget?

– Vent, du allerede taler dansk? ²¹

– Ну, не настолько, чтобы свободно общаться, но я стараюсь. Нашла курсы датского языка. Как ты понимаешь, их не так много в Москве. Но пока давай всё-таки на английском…

– Единственная ты меня и радуешь…

– Прямо, «луч света в тёмном царстве»²²…

– Это какая-то русская поговорка?

– Да, почти, стала поговоркой. А изначально относилась к одной из пьес Островского, был у нас такой известный драматург. Но мы отклонились: что тебя так тревожит?

– А по мне это так видно? Значит, теряю квалификацию…

– Да не так уж и видно, не переживай. Просто меня вчера целый день крутило, места себе не находила, как-то почувствовала, что именно у тебя что-то не так…

– Мне пришлось всё-таки сказать о нашей женитьбе… Я вчера был так зол, что решил тебе позвонить только на следующий день, чтобы в душе немного улеглось…

– Но ты же предполагал такой вариант?

– Да, предполагал. Но что-то мне подсказывает, что и этот аргумент не сработает. А, значит, я зря раньше времени засветил тебя…

– Фредди, раз такие сложности, – давай отложим свадьбу?

– Ты передумала выходить за меня замуж, Танья?

– Совсем нет, любимый. Просто я готова быть рядом с тобой в любом качестве, понимаешь? Ведь была же у тебя до меня какая-то женщина: гражданская жена, любовница…, не знаю, как там это ещё может называться? Не жил же ты монахом? Раз ты так опасаешься скандала – давай сгладим ситуацию?

– Я хочу, чтобы ты была всем одновременно, понимаешь? В августе мы распишемся, в сентябре придется пройти обряд венчания и сыграть свадьбу…

– Подожди, но ведь ты знаешь, что я не религиозный человек, какое может быть венчание, да ещё и в католическом соборе?

– Я тоже не ревностный католик, но венчания, пока я король, не миновать. Успокойся, у нас католическая религия достаточно демократична, никто тебя не будет допрашивать – веришь ли ты в Бога? И переходить в католицизм тоже заставлять не будут.

– А хотя бы свадьбы можно избежать?

– Никак не получится, родная. И все твои родственники должны будут на ней присутствовать.

– Боже мой, но о тебе всё знает только Ольга. Остальным я сказала, что выхожу замуж просто за иностранца. Для них это будет шоком, особенно для мамы.

– А представляешь, если для твоей семьи это шок – какой резонанс вызовет это в обществе? Вот почему я и хотел жениться уже не в качестве короля. На тебя начнет литься такой поток грязи, всяких домыслов, сплетен…

– За себя я не боюсь, не хочу только, чтобы это коснулось моих родных…

– Как быстро ты можешь приехать окончательно в Х?

– Не раньше, чем через месяц.

– Значит, вторая половина июня? Что ж, дождёмся решения наших твердолобых политиков. Вдруг, всё-таки, здравая мысль залетит в их мозги?

– А если – нет?

– Так или иначе, я всё равно собирался в конце июня приехать в Россию, и официально просить твоей руки у твоей мамы. А, кстати, как она отнеслась к тому, что ты уедешь так далеко?

– Мама? Да она очень рада за меня. А далеко – так для жены военного, которого гоняли по стране каждые пять лет с запада на восток, разве это проблема? Вот только заграницу она у меня ни разу не выезжала, у неё даже загранпаспорта нет.

– За это не беспокойся. Все нужные паспорта, визы и так далее сделаем. Главное, чтобы на твою семью не налетели своры журналистов ещё в России…

– Ну, маму они не найдут, она уже на даче, а она у нас официально не оформлена, так что тут концы в воду. А остальные у меня – стойкие оловянные солдатики. Только надо договориться, что им отвечать на вопросы. И вообще, какого рода вопросы им могут задавать в принципе?

– «Планируют ли они переезжать в Х?» «Будут ли они претендовать на престол?»

Татьяна, не удержавшись, расхохоталась. А отсмеявшись, сказала:

– Из всей нашей семьи только я космополит²³, а остальные все закостенелые патриоты. Знаешь, как говорит мой брат? «Я за Россию пасть порву!»

– Лучше пусть отвечает: «Без комментариев…». А тебе, любимая, придётся вместе со мной приехать в Х и принять основной удар на себя. Может быть, тогда меньше достанется твоим родным…

– Не переживай – прорвёмся!..

²¹ – Здравствуй, дорогой! Ты чем-то расстроен?

– Постой, ты уже говоришь по-датски?

²² – статья Н.А.Добролюбова о пьесе А.Н.Островского «Гроза»

²³ – Космополитизм – идеология мирового гражданства, ставящая интересы всего человечества в целом выше интересов отдельной нации или государства и рассматривающая человека как свободного индивида в рамках Земли (из Википедии)

17

Да, деньги решают практически всё в этом мире! В окружении короля лазеек не нашлось, но Джеррик пустил ищеек по следу его величества и – вуаля! – вот она информация о Татьяне Логиновой: 46 лет, бухгалтер, русская (!). Как же надо влюбиться на старости лет, чтобы так подставиться! И, хотя среди родственников будущей королевы нашлись и лица мужского пола (брат, племянник), Джеррик уже понимал, какую карту надо разыгрывать в своей борьбе за место президента: во-первых, русская. Россию традиционно недолюбливают не только в Скандинавских странах, но и во всей Европе. А ещё и опасаются, как соседа-агрессора. Во-вторых, не аристократическое происхождение женщины – тут можно добавить недовольство соседей-монархов. Это в Европе члены королевских семей выходят замуж за своих фитнес-тренеров, а Скандинавия в этом отношении пока придерживается более консервативных взглядов… Ну и, в-третьих, можно разыграть карту брака по расчету со стороны невесты, которая «жаждет» посадить на трон своего родственника, не факт, что брата или племянника, а, ещё ведь и у её дочери может когда-нибудь будет второй ребенок – мальчик. Это так ещё, первые мысли «на поверхности», как говорят. А если хорошенечко поразмыслить, то можно и ещё накопать кучу радужных перспектив!

И в Джеррике забурлила радостная деятельная энергия. Не всё ещё потеряно – пусть король женится! Всё могут короли? – это мы ещё посмотрим…

18

Фредерик оказался прав: и второй месяц размышлений не склонил совет к принятию отречения короля от престола. Внутренне его величество с этим смирился, хотя он терпеть не мог, когда его планы рушились. Правда, в этом случае, нельзя было говорить о разрушении, а просто об изменении их срока выполнения: в середине марта следующего года уже ничто не помешает королю отречься от престола. А сейчас надо было сосредоточиться на Татьяне, её семье, женитьбе, свадьбе и так далее.

В конце июня Фредерик приехал в Москву с частным визитом и, наконец, познакомился с родными Татьяны. Ей предварительно пришлось-таки рассказать семье за кого она собирается замуж, чему сначала никто не верил (пришлось привлекать Ольгу в качестве свидетеля), потом все пребывали в шоке, а потом – развеселились и начали подкалывать Татьяну шуточками. Та в долгу не оставалась (в семье ценился юмор – а как ещё можно жить в России?). Единственная, кто не знал о «профессии» Фредерика была мама Татьяны – Ирина Васильевна, ей решили рассказать уже после знакомства с ним, чтобы пожилая женщина не чувствовала скованности во время знакомства с будущим зятем.

До Татьяны пока никто из журналистов не добрался, а тех, кто сел на «хвост» Фредерику, вычислила и твёрдо отсекла охрана короля во главе с верным Регнером. Он тоже прилетел в Москву вместе с его величеством, чему и радовался и огорчался одновременно: радовался, потому что увидит… Ольгу, и огорчался тому, что радовался…

Будущий зять понравился Ирине Васильевне, и встреча прошла непринуждённо. Когда Фредерик увидел идеально чистый огород с ровными, как по линейке, грядками, он проникся искренним уважением к труду этой обаятельной невысокой женщины. Весь периметр небольшого (по меркам Фредерика) участка был обсажен фруктовыми деревьями и кустарниками вперемежку с декоративными: набирающей цвет сиренью, сладко пахнущими шиповником и жасмином. А уж когда отведал красную, сочную, сладкую и ароматную клубнику – не смог сдержать восхищения. И совсем покорило его русское блюдо – пельмени, приготовленное всей семьёй под чутким руководством Ирины Васильевны.

– Таких пельменей²⁴, как готовит мама, вы больше нигде в мире не попробуете, – сказала Татьяна, ставя на стол огромную пельменницу.

Пельмени, действительно, таяли во рту. Уезжая, Фредерик поцеловал Ирине Васильевне руку и сказал:

– Я бы женился на Татьяне только за одни Ваши пельмени, – чем окончательно смутил её.

Следующий день был последним для Фредерика в Москве. Они с Татьяной обедали в одном из московских ресторанов, и там Фредерик вручил Татьяне бархатную коробочку с кольцом и подвеской, и попросил надеть кольцо в знак их официальной помолвки. Увидев драгоценности, Татьяна ахнула! Не смотря на то, что она совершенно не разбиралась в камнях, александрит²⁵ она знала. Этот изумительный камень единственный из драгоценных камней менял цвет с голубовато-зеленого на дымчато-сиреневый. В коробочке лежало кольцо с четырьмя небольшими камешками в линию и подвеска на тонкой золотой цепочке из четырёх же полосок: средние полоски состояли из четырёх камешков, а внешние – из двух.

– Боже мой, какая прелесть!

– Я не знал, носишь ли ты серьги, поэтому решил купить в пару к кольцу подвеску.

– Ты не поверишь, но у меня есть серьги из александрита, они очень хорошо впишутся в комплект, в них как раз по два такого же размера камешка. Я их купила, когда в институте училась, у меня тогда ещё даже уши не были проколоты. Увидела – и влюбилась! Заняла у родителей деньги и получила подарок на все праздники на весь год вперёд!

– Вот! – сказал Фредерик, когда одел Татьяне кольцо на палец и застегнул цепочку, – теперь я всегда буду знать в каком ты настроении…

²⁴ – рецепт пельменей

Ингредиенты:

для теста:

мука

1 стакан воды

1 яйцо

¼ ч.л. соли

*************

для начинки:

жирная свинина

1 красный болгарский перец

зелень петрушки и укропа

репчатый лук

соль

перец

Способ приготовления:

Просеять муку в глубокую миску, сделать в середине углубление (не до дна). Взбить яйцо с солью, долить водой до стакана. Вылить в ямку. Осторожно замесить тесто, прибавляя муку в ямку ложкой. Когда тесто загустеет – выложить на доску с мукой и замесить руками. Оставить под влажной марлей в несколько слоев на 30-60 минут.

Начинка: порезать свинину кусочками, добавить зелень, а также нашинкованные перец и лук. Дважды пропустить через мясорубку. Полученный фарш посолить , поперчить.

От теста отрезать кусочки, раскатать в трубочку (~ 2см в диаметре), нарезать кусочки (~ 1см в шириной), раскатать скалкой кружочки. Остальное тесто держать под марлей.

В середину кружочков положить фарш, сложить вдвое и слепить края, потом соединить кончики.

Варить в кипящей слегка подсоленной воде: свежие пельмени – 5 мин, замороженные – 10 мин.

При кажущейся простоте – очень многое зависит от опыта и того, насколько тонко хозяйка чувствует тесто, количество специй, и умеет покупать мясо.

²⁵ – очень редкий драгоценный камень, месторождения которого практически уже выработаны во всём мире. Кристаллы александрита способны менять оттенки окраски в зависимости от освещения: от тёмной сине-зелёной, голубовато-зелёной, тёмной травяно-зелёной, оливково-зелёной при дневном свете до розово-малиновой или красно-фиолетовой, пурпурной при вечернем или искусственном свете. Принято считать, что цвет александрита может зависеть от настроения владельца и его изменение предупреждает о болезни или опасности (из Википедии).

19

После возвращения его величества на родину в «Королевском вестнике» появилось сообщение о помолвке короля Фредерика с гражданкой России Татьяной Логиновой и предстоящей свадьбе в сентябре текущего года. Давалась краткая биография невесты и была помещена её небольшая фотография. Король надеялся, что такая открытость уберёт часть сплетен и домыслов, которых, конечно, было не избежать.

Общество забурлило с новой силой, но вакханалия началась с приездом в Х. Татьяны через две недели после возвращения Фредерика в середине июля, как будто кто-то сорвал крышку с кипящей кастрюли. Тон абсолютного большинства СМИ был агрессивно-истеричный, в основном муссировалась тема национальности. Заголовок «Русские идут!» был самым мягким… В сети набирала обороты компания с хештегом #нехотимтакуюкоролеву… Издания сторонников королевской власти либо отмалчивались, либо помещали небольшие заметки «без комментариев». Фотографий было мало – в ход пошли карикатуры одна другой злее.

Джеррик в удовольствием начинал каждый свой день с газет. «Всё это ради тебя, мама, и пусть она получит в сто крат больше, чем ты…»

Терпению короля пришёл конец, когда однажды хулиганы забросали Татьяну помидорами. Она выходила из магазина и от неожиданности сжалась в комок, подняв руки для защиты. Именно этот момент был сфотографирован, видимо специально поджидающим фотографом, и потом растиражирован многими изданиями. То, что женщина сразу же выпрямилась и с гордо поднятой головой и открытым лицом принимала удары, хоть и было сфотографировано, но в СМИ не попало (было отложено на всякий случай бывалым фотографом про запас). «Королевский вестник» поместил на следующий день жёсткую заметку пресс-секретаря короля Теджа о том, что оскорбление невесты короля будет рассматриваться как оскорбление его величества, и караться по всей строгости закона. Статьи и передачи сменили тон с агрессивного на ехидно-издевательский, не помогла даже заметка в «Королевском вестнике» об обстоятельствах знакомства Татьяны и Фредерика.

Его величество был вынужден обратиться к нации по телевидению. Правительственный канал снял одноминутный ролик буквально с несколькими фразами короля и выпустил его в эфир в этот же день: «Уважаемые сограждане! Полгода назад в обществе обсуждалась тема отсутствия наследника престола. Не желая допустить раскола страны, я огласил намерение об отречении от престола совету вождей фракций фолькетинга в марте текущего года. В мае совет был проинформирован о моём непреклонном решении сочетаться браком. Отречение всё равно не было принято, но согласно Конституции Королевства Х. вступит в силу в марте 2… года. Я, как и любой гражданин страны, осуществляю своё право на счастье и любовь, которые я нашёл в моей избраннице».

А через несколько дней в сетку вещания одного из коммерческих каналов было врезано интервью в прямом эфире с Татьяной Логиновой. (Татьяна убедила Фредерика не запускать эту передачу на правительственном канале – она ведь ещё даже не гражданка Х, и канал был предложен Теджем, как самый лояльный из коммерческих). Татьяна очень переживала, что может наговорить что-то, что ещё больше подольёт масла в огонь всеобщей ненависти и просила проинструктировать, как ей себя вести. Но Фредерик посоветовал только одно: быть самой собой и предельно честно отвечать на вопросы, не задумываясь о последствиях. В конце концов, она не политик, а просто его любимая женщина. Хоть и король, но он был влюблён и искренне считал, что не полюбить Татьяну просто не возможно… И страна прильнула к экранам телевизоров.

Формат программы предполагал наличие нескольких десятков зрителей в аудитории, так что интервью предстояло быть для Татьяны нелёгким испытанием. Зрители зааплодировали, когда в зал вошла любимая ведущая, не боящаяся задавать прямые и острые вопросы. И зашумели, когда в кресло напротив неё села Татьяна. К шуму добавился чей-то свист, потом улюлюканье, толпа начала заводиться сама от себя и никак не успокаивалась.

Татьяна, чуть наклонившись к ведущей, спросила её:

– Какой временной формат передачи?

– Пятнадцать минут.

– Что ж, я могу молча просидеть это время в кресле, но тогда передача не состоится, не так ли? Может быть – начнём? Я вижу, что все слова выводятся бегущей строкой на мониторы. Так что кто хочет что-то услышать, сможет хотя бы увидеть?

Ведущая кивнула в знак согласия и начала:

– Здравствуйте, госпожа Татьяна.

– Здравствуйте, госпожа Хелл²⁶.

– На каком языке нам лучше с Вами вести беседу? В начале программы Вы говорили со мной по-датски…

– Я учу датский язык, но пока лучше разговаривать на английском…

– «Королевский вестник» написал, что Вы якобы спасли королю Фредерику жизнь во время катания на лыжах в А.

– По-моему, написано было не так, но в любом случае, я просто подъехала к упавшему человеку узнать, не нужна ли ему помощь – и всё.

– Как Вы отреагировали, когда узнали, что он – король?

– Я была ошарашена этим, но Фредерик попросил относиться к нему, как к обычному мужчине, в таком ключе мы и продолжили наше знакомство.

– Вас обрадовала перспектива стать королевой?

– Такой перспективы не было передо мной вплоть до мая, так как Фредерик сразу рассказал мне о ситуации в стране и поделился тем, что собирается отречься от престола.

– Простите, когда Вам сказал об отречении его величество?

– В январе, ещё в Андорре.

(Аудитория, постепенно притихшая, когда началось интервью, вновь загудела).

– А теперь Вы рады, что будете королевой?

– Я буду женой Фредерика – это для меня главное, а кем он будет королём или пенсионером, для наших отношений это не имеет никакого значения.

– Вы знаете о правах Ваших родственников по мужской линии на трон Х после свадьбы?

– Да, знаю, Фредерик рассказал мне об этом в начале мая. Вы мне можете верить, можете – нет, но ни мой брат, ни мой племянник никогда не только не будут претендовать на трон Х, но даже переезжать сюда не собираются. Единственный раз, когда они приедут – это на свадьбу в сентябре, на которую нас вынуждают обстоятельства, а не наше с Фредериком обоюдное желание…

– В первый раз встречаю женщину, которая не хочет свадьбу. Позвольте Вам не поверить!

– И у меня, и у Фредерика, уже были свадьбы, но у обоих семейная жизнь потерпела фиаско. Всё, что нам хочется – это быть счастливыми вместе.

– У Вас есть дочь Ольга и внучка Олесья. Собирается ли Ольга рожать ещё ребёнка?

– Как я понимаю, мы возвращаемся к проблеме престолонаследия? Могу вас заверить, что до марта внук у меня не появится, а дальше – как Бог даст.

– Вы религиозный человек? Какой религии Вы придерживаетесь?

– По убеждениям я – агностик²⁷. А крещена как православная.

– Но обряд венчания будет проходить в католическом Кафедральном соборе. Перед кем Вы будете давать клятвы там?

– Агностицизм не отрицает Бога, он допускает возможность его существования. Мне нравятся католические храмы своей воздушностью, устремленностью в небо. И я уже побывала в Кафедральном соборе и почувствовала себя там очень комфортно, если можно так сказать. А клятвы я буду давать Фредерику и себе. Но, если это раздражает общество, и можно не совершать обряд венчания – я только «за». Мы вообще планировали тихо оформить брак в Бельгии и не устраивать никаких пышных празднеств.

– Вы задумывались о том, что брак с Вами не будет одобрен королевскими династиями наших соседних государств? И на Ваше бракосочетание никто из них не приедет?

– Не знаю, что ответить Вам на этот вопрос… Мы его в разговорах ни разу не касались…

– Вас не смущает, что всё Х. общество настроено против Вас?

– Мне неприятна такая ситуация… Но ведь меня, как человека, здесь никто и не знает? Постепенно пена ненависти спадёт, и я надеюсь, что разум возобладает. А что касается единства общества – я рада, что нашлось нечто, что его объединило, ведь ещё полгода назад оно было разделено на два непримиримых лагеря, что очень огорчало Фредерика… Жаль только, что объединение произошло на почве ненависти. Надеюсь, что ещё будут в дальнейшем примеры единения в обществе на более позитивной основе…

– Вы обижены на инцидент с помидорами?

– Помидоры были хороши – не отстирались… (в зале раздались несмелые смешки)

– Все газеты опубликовали снимок этой некрасивой сцены…

– Знаете, при желании, даже ангела во плоти, можно представить так, что он будет напоминать чёрта. Это вопрос ракурса, под которым вы смотрите на человека. Если вы хотите видеть урода – он будет уродом, если хотите видеть красоту – то будете замечать красоту.

– Вы читаете наши газеты, смотрите передачи? Как Вы относитесь к карикатурам на себя?

– Я практикуюсь в датском языке, читая газеты. Смотреть передачи пока не получается, потому что мне ещё трудно понимать разговорную речь, я быстро теряю смысл сказанного. Среди карикатур было много талантливых рисунков, но, согласитесь, было бы странно, если бы я сказала, что они меня не задевают. Я стараюсь относиться к ним с юмором и терпением.

– И последний вопрос: если бы Вы знали, чем для Вас обернётся согласие на брак с его величеством Фредериком, Вы бы по-прежнему ответили согласием?

– Я и сейчас готова ждать Фредерика столько, сколько ему нужно для освобождения от обязанностей короля, в любом качестве, в любой стране, но он ждать не хочет…

– Спасибо, госпожа Татьяна. Надеюсь встретиться с Вами в нашей студии вновь.

– Вам спасибо, госпожа Хелл, но надеюсь, что через некоторое время моя персона не будет для Вас также интересна, как сейчас…

²⁶ – в переводе – «преуспевающая, успешная»

²⁷ – человек, полагающий принципиально невозможным познание объективной действительности, поэтому агностик может верить в Бога, но не может быть приверженцем догматических религий (как христианство, иудаизм, ислам), поскольку догматизм этих религий противоречит убеждению агностика о непознаваемости мира (из Википедии)

20

Выступление короля по телевидению и то, с каким спокойным достоинством держалась Татьяна во время интервью, как прямо отвечала на вопросы, немного охладило воинствующий пыл разумной части Х.общества. А, может быть, ещё сыграло роль и то обстоятельство, что Фредерик с Теджем пришли к правильному выводу, что вакханалию в СМИ кто-то специально подогревает, и этот кто-то – Джеррик. Поэтому Фредерик воспользовался встречей с Джерриком на ежегодном праздновании Дня лейбгвардии его величества и, как бы между прочим, сказал, что, если тому захочется поговорить с ним о его матери, Стефании, он обязательно с ним встретиться… Как говорится: имеющий уши – да услышит! И количество негатива в адрес королевской избранницы резко сократилось. В конце концов, предстоящая смена политического устройства страны с многовековой монархии на парламентскую республику была гораздо важнее, как для рядового гражданина, так и для родовитого аристократа. А король тоже человек, мужчина, имеет ведь право влюбиться? А она, эта Татьяна, вроде бы и ничего, на сорок шесть совсем и не выглядит. А когда некоторые лояльные газеты раздобыли и опубликовали (без комментариев) снимки дочери и внучки Татьяны, некоторые даже с нетерпением стали ждать свадьбы. Даже из чёрно-белых снимков было понятно, что они – просто красавицы, и все трое очень похожи друг на друга…

Так, что месяц до свадьбы прошел, можно сказать, вполне мирно. Для регистрации брака Фредерику и Татьяне даже не пришлось ехать в Бельгию – их мирно, без эксцессов, расписали в мэрии столицы.

Наконец, день свадьбы настал. Уже за три дня до него стали прибывать именитые гости – кому-то надо было провести переговоры с королем и они приурочили это к своему приезду на торжество, кто-то воспользовался парочкой дней передышки от своих обязанностей. Так что опасения игнорирования свадьбы его величества со стороны царствующих фамилий соседей не оправдались. Уважение к личности короля Фредерика и добрососедские отношения стран перевесили… Журналисты только успевали брать на карандаш прибывающих гостей. Родные Татьяны приехали только накануне по туристическим визам, и их приезд остался без внимания журналистов.

Зная, как Татьяна переживает за своих родных, Фредерик с Регнером усилили охрану и определили за каждым из её родственников персонального ответственного. Регнер взял на себя Ольгу… Именно поэтому от него не ускользнуло то, каким потрясённым взглядом смотрит на неё … Джеррик. Взгляды двух мужчин скрестились, как шпаги на дуэли за прекрасную даму. А ничего, что рядом с Ольгой вышагивает пусть и полноватый, но высокий и красивый муж – Андрей?

Вообще, красота всех членов семьи Татьяны: её семидесятилетней мамы, брата с женой, племянника, дочери с мужем и четырехлетней внучки, поразила всех. Снимки, ранее опубликованные в газетах, не отражали и половины их обаяния и красоты. Особенное впечатление произвело сходство Татьяны с дочерью Ольгой и внучкой Олесей, которое всем троим придавали яркие изумрудные глаза и волнистые волосы. Только у Татьяны они были темно-русые до плеч, у Ольги – светло-русые закрывали лопатки, а малышку окутывали белокурыми локонами до колен. А ещё эффект усиливался от того, что все трое были одеты в платья в зеленых тонах: совсем светлое, только с намёком на зеленое, – у Татьяны, салатовое у Ольги, и цвета молодой зелени у Олеси. Малышка в нём была похожа на цветочную фею с букетом вместо волшебной палочки.

К алтарю Татьяну вёл брат, как старший мужчина в семье, потом Олеся сосредоточено несла букет цветов, за ней шли Ирина Васильевна с женой брата. Обе женщины были миниатюрными и с тем неуловимым благородством в лице, которое с годами проступает у добрых и сердечных людей. За ними шли Ольга с мужем. Пара была очень красивой: оба высокие, стройные… Замыкал небольшую процессию родственников невесты племянник Михаил – вот кого нельзя было отличить от скандинава: светлые, как и у Олеси, волосы, только глаза голубые, не зеленые.

Снимки Олеси, сделанные в тот день фотографами, были самым продаваемым в стране сувениром долгое время…

21

А через три недели у королевской четы появилась возможность отправиться в «медовый месяц». (Это, конечно, громко сказано, поскольку Фредерику удалось выкроить только десять дней из своего рабочего графика. Отречение – не отречение, а до марта он – король!)

– Наконец-то мы одни, можем не опасаться фотографов, и вообще ни о чём не думать целую неделю!

– Море, солнце и ты, любимая!

– Остров просто изумительный! Как ты нашёл такое чудо?

– Эта вилла – часть датской территории. Я уже однажды сбегал сюда, когда захотелось отрешиться от всего на свете, и ещё тогда подумал, что с любимой женщиной здесь можно будет ощутить себя Адамом и Евой в раю. Королева Дании была рада выполнить мою просьбу, а её посольство в Индонезии любезно организовало всё остальное…

– А поселение аборигенов только одно? Или подальше ещё есть люди?

– Есть ещё два поселения, где-то в десяти и пятнадцати километрах от нас по южной стороне острова, а с северной стороны берег обрывистый и там никто не живёт. Если захотеть, можно обойти весь остров за три дня, но есть непроходимые места…

– Давай просто погуляем вдоль берега в обе стороны? Так далеко, как получится, без напряга?

– Как скажешь, любимая…

Одни – это, конечно, его величество сильно приуменьшил, с ними на острове ещё были: четыре человека охраны во главе с Регнером, а также пилот и штурман вертолёта. Обслуживающий персонал, когда вилла использовалась посольством Дании, набирался из местных специально обученных жителей, так что те были всегда рады приезжим. Продукты доставлялись на вертолёте. В поселениях электричества не было, а комфортная жизнь обитателей виллы обеспечивалась автономным генератором, запас топлива всегда имелся в наличии.

22

За неделю Татьяна с Фредериком облазили все прибрежные скалы в обе стороны от виллы на полдня пути. Татьяна сделала кучу снимков – Фредерик смеялся, что без фотографа их жизнь ну никак не обходится!

А ранним утром восьмого дня они вскочили с постелей от того, что земля дрожала, птицы носились кругами над островом и кричали как оглашенные, а вокруг стоял какой-то монотонный гул. Когда обитатели виллы высыпали на улицу, они увидели огромный чёрный столб дыма, поднимающийся над вершиной горы и онемевших жителей посёлка, высыпавших из своих домов – вулкан проснулся! Извержение ещё не началось, но могло произойти в любую минуту. Надо было срочно эвакуироваться. Но не оставлять же жителей острова на растерзание стихии…

На первые организационные шаги ушло полдня. Мобильной связи на острове не было, а экстренная работала с перебоями, видимо мешал вулкан. Но Фредерику удалось связаться с посольством Дании, он объяснил обстановку и своё решение эвакуировать аборигенов, в первую очередь женщин и детей. Но для этого нужны были ещё вертолёты. Даже если выкинуть из их вертолета весь груз, всё равно в нём смогут максимально разместиться только восемь взрослых, а вместе с детьми это и так может оказаться перебором. Кроме того, вертолету требуется где-то дозаправка – даже с учётом топлива для генератора, которое всё равно необходимо слить во избежание взрыва, он мог сделать только два рейса туда-обратно.

Посольство согласовало с правительством Индонезии эвакуацию жителей острова на соседний, до которого было полтора часа лёту и где была ветролётная площадка, а, значит, и возможность дозаправиться. Но никто не знал точной численности соседних поселков…

Пока Регнер объяснялся со старостой посёлка с помощью работников виллы, Фредерик пытался уговорить Татьяну улететь первым же вертолётом с острова. Но женщина первый раз за их знакомство категорически не была с ним согласна.

– Нет, Фредди, я не улечу ни первым, ни вторым, только на последнем вместе с тобой.

– Мне будет спокойнее, если я буду знать, что ты в безопасности…

– А мне ты предлагаешь сходить с ума от неизвестности? А как же клятвы – и в горе, и в радости быть вместе?

– У тебя есть ради кого жить – дочка, внучка, мама… А у меня – только ты…

– Вот и постарайся ради меня остаться в живых! Кроме того, нужен кто-то, кто может контролировать эвакуацию здесь и организовать медпункт. Кто знает, в каком состоянии вы приведёте людей из дальнего посёлка? Не спорь со мной, любимый, это бесполезно…

– Тогда я применю силу…

– А я буду кричать, царапаться и кусаться, тебе придётся звать охрану – представляешь себе эту сцену?

– Ты сумасшедшая!

– Я просто тебя люблю! И мы или спасёмся вместе, или вместе погибнем…

– Я оставлю с тобой Регнера, – сказал Фредерик, крепко прижимая к себе такое уже знакомое каждым изгибом тело, – с остальными пойдём к ближайшему посёлку…

– Как вы будете с ними объясняться? Как вообще найдёте дорогу?

– Регнер должен договориться со старостой, что с нами для весомости и как проводники пойдут его сыновья – Бима²⁸ и Дви²⁹, Дарма³⁰ – как переводчик, и ещё несколько мужчин – там могут оказаться раненые, которых надо будет нести на носилках.

– Какой из Дарма переводчик, он же знает только несколько слов…

– Всё лучше, чем ничего…

– Когда вас ждать обратно?

– Трудно сказать, сможем ли мы сейчас пройти по тропе, но никак не меньше пяти часов.

– Уже начнёт смеркаться…

– Мы в любом случае возвращаться не будем, заночуем в том посёлке, чтобы завтра засветло выдвинуться в следующий…

²⁸ – в переводе – «мужественный»

²⁹ – в переводе – «второй ребёнок»

³⁰ – в переводе – «доброе дело, долг»

23

Сообщение о проснувшемся вулкане поступило в королевство Х по правительственной связи изДании в середине ночи (из-за разницы во времени). И попало уже в первые утренние выпуски новостей. Журналисты в срочном порядке искали сведения об острове, на котором отдыхал их король. О судьбе его величества и находящихся с ним людей пока ничего не было известно…

24

Около часа дня маленький отряд из двенадцати человек: король, три охранника, двое сыновей старосты, переводчик и пятеро самых крепких мужчин посёлка двинулся в путь. Мужчины захватили с собой воду, крепкую одежду, чтобы можно было в случае необходимости сделать носилки, ножи, топоры… В последний момент Татьяна успела всем раздать марлевые повязки, которые быстро соорудила из бинтов аптечки виллы и вертолёта.

И в это же время ушёл в первый свой рейс королевский вертолёт. На днище вертолета легли четверо женщин, а на них стали забираться самые младшие дети, пока пилот не замахал руками – хватит, хватит, не взлетим.

Татьяна воспользовалась тем, что женщины, работавшие на вилле, пока не улетели, и можно было с грехом пополам как-то объясняться с жителями посёлка, организовала доставку пресной воды из ручья, и заполнила ею все имеющиеся ёмкости. Пока мужчины носили воду, Татьяна вместе с женщинами наделали повязок, закрывающих рот и лицо, из той хлопчатобумажной одежды, которая нашлась на вилле. Перебрала аптечку и отложила всё, что могло понадобиться от ожогов. С помощью Регнера убедила оставшихся собирать мочу в вёдра (откуда-то из глубин памяти об уроках оказания первой медицинской помощи ещё в школе всплыло, что с её помощью можно облегчить страдания обожжённых). Сначала, правда, пришлось убеждать его самого. Татьяна и так была на взводе, поэтому, не сдержавшись, сказала, что если будет надо, она выльет целое ведро мочи на голову даже королю.

В районе трех часов на остров сел индонезийский вертолет. Он привёз питьевую воду, запас необходимых медикаментов и забрал всех оставшихся детей и ещё несколько женщин. А ещё через два часа вернулся королевский вертолет, опустошил топливный бак генератора, взял на борт шесть женщин и двоих мужчин (две женщины, работавшие на вилле, решили остаться с Татьяной). Пилот доложил Татьяне, что о случившемся уже знают в королевстве, но её семье, как она и просила, ничего сообщено не будет, пока события не придут к завершению… И ещё: сегодня уже вертолётов больше не будет, а завтра с семи часов утра каждые два часа на остров будут садиться вертолёты. «Если остров ещё будет», – подумала Татьяна.

Первые люди из соседнего посёлка оказались на побережье только около семи вечера. Они шли и шли, но, слава богу, среди них не было обожженных, только многие сильно кашляли. Видимо, наглотались дыма. Татьяна не знала, чем им можно помочь, единственное, что пришло в голову – это обильное питьё. И запасы воды резко уменьшились. Дым уже дошёл и до виллы, стало трудно дышать даже через повязки, изготовленные женщинами. Кроме того, сильно нагрелся воздух. Птицы уже давно улетели, и в воздухе стоял только монотонный гул вулкана с периодическими всхрипами, и в этот момент земля под ногами ощутимо дрожала…

Прибывших разместили по пустым домам местных жителей, а остальных – на первом этаже виллы. Татьяна с Регнером тщательно пересчитали, сколько прибыло детей, женщин и мужчин, чтобы составить график отправки на завтра. Получалось, что за пять рейсов всех можно будет эвакуировать, а последним, шестым, в пять вечера уже можно будет начать эвакуацию дальнего посёлка, если к тому времени они доберутся до побережья…

Вместе с этой партией на виллу вернулся Валентин³¹ (один из охраны короля), но только поздно ночью Татьяна смогла узнать у него подробности похода. Дорога к посёлку заняла не два, как рассчитывали, а три часа, поскольку тропу местами завалило и приходилось прорубать новую. Потом пришлось обходить когда-то мирный ручей, который теперь шипел и плевался кипятком. А в посёлке они столкнулись с новой проблемой, на которую ушло ещё два незапланированных часа: жители не хотели уходить. Они считали, что их отец-гора (так они называли вулкан) на них за что-то рассердился, поэтому, когда отряд во главе с королем подошёл к посёлку, они увидели всех жителей, стоящих на коленях и о чём-то горячо говоривших с вулканом (а со стороны казалось – сами с собой) со слезами на глазах. Никакие аргументы на них не действовали. Они ждали решения отца-горы: он их или простит – и тогда успокоится, или не простит – и тогда они погибнут от его гнева – лавы. И только, когда Фредерик сказал, что, может быть, отец-гора хочет, чтобы они оставили его одного, он устал, но не хочет их смерти, а хочет, чтобы они улетели на крылатых машинах, и поэтому до сих пор не разлился горячей лавой, а только сердито выпускает дым, они задумались. Потом долго спорили, собравшись в кружок, и, наконец, согласились уйти. Как потом объяснил им Дарма, они вспоминали какого-то старика из их поселка, который перед смертью тоже никого не хотел видеть, и несколько дней лежал в одиночестве в своей хижине, не допуская никого к себе ни с едой, ни с водой, до самой смерти. Король отправил Валентина и Дви проводить жителей к побережью по новой тропе, а сами остались на ночёвку в посёлке. Рано утром Валентин и Дви должны будут проделать обратный путь и постараются догнать отряд, который двинется к дальнему поселению.

«По крайней мере, он жив…», – с этой мыслью Татьяна провалилась в тревожный сон.

³¹ – в переводе – «здоровый, сильный»

25

В дневных выпусках новостей королевства Х сообщалось, что извержение ещё не началось, пока ощущаются только сильные толчки, от вулкана по острову распространяется облако дыма с пеплом. Король Фредерик жив. Он принял решение эвакуировать жителей острова, и первая партия женщин и детей на вертолётах, в том числе и принадлежащем королю, прибыла на соседний безопасный остров.

Эта же информация попала в вечерние выпуски российских новостей. Услышав краем уха имя Фредерика, Ольга кинулась искать информацию в интернете, и с ужасом поняла, что не ошиблась – речь идёт именно о короле Х. Фредерике. «Там же мама», – похолодев подумала она. Но о судьбе Татьяны в новостях ничего не сказали, не было такой информации и в интернете… Ольга дозвонилась в посольство Дании по телефону, который ей оставил Фредерик на экстренный случай (как быстро он понадобился!), но и там знали не больше того, о чём говорилось по телевидению. Ольга позвонила своему дяде, брату мамы, Игорю и они договорились пока не сообщать ничего бабушке, Ирине Васильевне. Вдруг утро принесёт хорошие вести?

26

Всё следующее утро Татьяна с Регнером провожали и встречали вертолёты. Потом обнаружилась проблема с питьевой водой: ручей, из которого брали пресную воду, неожиданно иссяк – или ушёл вглубь, провалившись в какую-нибудь образовавшуюся трещину, или повернул русло. Воду начали экономить. Но в последнем вертолёте, который прилетел в три часа дня, вместо запрошенной Татьяной питьевой воды, оказались надувные шлюпки: к острову на всех парах шёл теплоход, на который добираться придётся на вёслах, поскольку вертолётам из-за дыма летать уже было опасно. Вертолёт забрал последнюю партию людей, а немногим оставшимся оставалось надеяться на чудо. Татьяна тепло простилась с Мелати³² и Нирвалой³³. Они, помимо Татьяны, оставались единственными женщинами на побережье – остальных всех эвакуировали. С Татьяной и Регнером остались мужчины-добровольцы из их посёлка, которые понимали этих мужественных чужаков уже без переводчика…

Стемнело, а отряд короля с жителями дальнего посёлка, так и не появился… Татьяна до поздней ночи занимала себя делами, чтобы поменьше думать и не поддаваться панике, которая холодной змеёй подползала к сердцу. Благо дела нашлись: за хлопотами дня они не заметили, как потемнели, видимо пепел уже начал въедаться в кожу. Искупаться в море не получилось – от солёной воды всё тело щипало. Татьяна, как смогла осторожно, обмазала всех оставшихся противоожоговой мазью, легла в кровать, где ещё недавно так радостно было засыпать и просыпаться вместе с любимым, и только тут дала волю слезам… Ночь прошла на границе яви и сна. Татьяна то проваливалась куда-то, то вскакивала и смотрела на часы – как же медленно ползёт стрелка…

³² – в переводе – «цветок жасмина»

³³ – в переводе – «чистая»

27

Весь следующий день новости были тревожными. Хотя вулкан ещё не начал извергаться, но все учёные-сейсмологи сходились во мнении, что до его начала остались считанные часы, а не дни. Уже было известно о том, что король вывел на берег для эвакуации ещё один посёлок, но сам со своей охраной отправился дальше вглубь острова, а, значит, и ближе к вулкану, за жителями ещё одного. Также было сказано, что среди эвакуированных женщин и детей нет Татьяны. А после интервью с пилотом королевского вертолёта стало известно, что Татьяна руководит эвакуацией на побережье и оказывает первую медицинскую помощь нуждающимся. С ней находится начальник охраны короля Регнер. А также, к сожалению, больше не представляется возможность доставить оставшихся на острове людей вертолётами – облако пепла слишком опасно для воздушного транспорта. Поэтому к острову решено было направить корабль, а последний вертолёт обеспечил островитян надувными шлюпками. И на 19 часов по индонезийскому времени король Фредерик ещё не вернулся…

У Ольги немного отлегло от сердца – по крайней мере, они оба пока живы. Новость не удалось утаить от Ирины Васильевны, и Игорь переселился на это время к ней…

28

Утром мужчины начали надувать шлюпки, а Татьяна осталась не у дел. Она тихо вернулась в свою комнату на втором этаже, села на кровати, обхватив колени руками, и уставилась в окно. Вулкан сегодня, как будто великан, растянувшийся на земле, которому неудобно лежать, тяжело дышал, выпуская огромные кольца дыма из сигары-жерла. «Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, потерпи нас ещё немного. Верни мне его – и мы уедем-улетим-уплывём…», – повторяла Татьяна, как молитву, застрявшую фразу. И вдруг, словно вулкан услышал её, она увидела человека, выходящего из леса. Сначала не поверила сама себе, а потом всем сердцем почувствовала, что это они – они возвращаются, и с Фредериком всё в порядке!, обязательно всё в порядке!, подхватилась и побежала вниз по ступенькам, мимо ошеломленных её бегом мужчин, мимо домиков посёлка, туда, к нему, к любимому, навстречу. Регнер, застыв на мгновение, побежал за Татьяной. Он несколько раз за утро поднимался к ней в комнату, но она его не видела и не слышала, и сейчас он решил, что бедная женщина сошла с ума. Как он будет оправдываться перед королём??? А потом он тоже увидел почерневшего человека, бредущего им навстречу, в котором он с трудом узнал своего подчиненного – Нилса³⁴. Король отправил его вперёд с просьбой о помощи.

Последнее поселение оказалось небольшим, всего человек двадцать, но они к приходу отряда уже наглотались дыма и передвигаться могли с трудом, пришлось делать носилки и некоторых нести на них. Отряду короля повезло: по дороге к поселку они наткнулись на ручей с пресной водой, который хоть и сильно нагрелся, но в нём они смогли напиться, заправить фляги, немного обмыть лицо и руки, и отстирать закопченные повязки – дышать стало легче. Из-за носилок обратно отряд продвигался медленно. К вечеру вчерашнего дня они достигли второго посёлка и там переночевали. А утром король послал Нилса вперёд, и он очень торопился, но не рассчитал свои силы, и теперь не может подняться, чтобы провести помощь по тропе – так закончил он свой рассказ. «Ничего, дружище, ты сделал всё, что мог. А теперь о тебе позаботится наша королева. Мы найдём тропу по вашим зарубкам или прорубим новую», – сказал Нилсу его командир. А потом развернулся к Татьяне: «Ваше величество, разрешите идти?» Та молча кивнула.

Когда их маленький отряд подошёл к кромке леса, Регнер оглянулся и увидел, как две фигурки медленно движутся к вилле: высокий мужчина с трудом переставлял ноги, опираясь на плечо хрупкой женщины. «Повезло нашему королю с женой»…

А ещё через три часа измученные люди добрались до виллы. Здесь выяснилось, что Валентин и Дви так и не встретились с основным отрядом… Отпустив столько своих детей, отец-гора всё-таки забрал себе две жизни…

…Распределили оставшуюся воду, и все, кто мог, пошли на берег заканчивать подготовку шлюпок. Корабль уже стоял в опасной близости от острова, но не мог подойти вплотную из-за коралловых рифов, которые окружали его со всех сторон. Король принял решение эвакуироваться всем одновременно, и перегруженные лодки медленно начали своё движение к цели. Гребли все, кто мог, и всем, чем могли: вёслами, тарелками, руками…

Когда корабль отошел на безопасное расстояние от острова, и Фредерик с Татьяной и тремя оставшимися охранниками уже грузились в королевский вертолёт, ожидавший их на палубе, раздался мощный взрыв, и все, кто находился на корабле, увидели, как вулкан выстрелил кипящей лавой вверх, и она потекла красной рекой по его склонам, извиваясь, как гигантская змея…

Татьяне показалось, что во взрыве прозвучало облегчение, как будто вулкан сдерживал себя до последнего, чтобы дать возможность людям спастись. «Спасибо, тебе, отец-гора…»

³⁴ – в переводе – «победа людей»

29

Обнадёживающие новости попали в эфир ранним утром: корабль благополучно доставил островитян на соседний остров, им уже оказывается медицинская помощь. Сообщалось также о двух погибших из отряда короля, который выводил жителей острова из опасной зоны: охранника короля Нилса и одного из сыновей старосты прибрежного посёлка. Короля с супругой и тремя членами охраны королевский вертолёт доставил в госпиталь Джакарты.

А в дневных новостях показали шокирующий видеоматериал: из вертолёта на носилках выносят трёх почерневших людей, затем сам спускается по трапу Регнер, а после некоторой заминки вместо обычного трапа надувают аварийный и медленно спускают по нему сдвоенные носилки, на которых лежат женщина и мужчина, крепко взявшиеся за руки, оба без сознания. Степень тяжести полученных от пепла ожогов кожи, затронуты ли при этом лёгкие – врачи пока не комментировали.

Понимая, какой шок может испытать семья Татьяны, увидев эти кадры, посол Дании в России сам позвонил Ольге и предупредил её об этом. А также сказал, что уже принято решение о доставке короля Фредерика и всех его спутников в Центральный ожоговый центр Берлина. И она может вылететь в Берлин любым ближайшим рейсом ЭйрБерлин.

Ольга засобиралась, предварительно позвонив дяде и бабушке… Видеосюжет Игорь посмотрел уже в интернете, после того, как успокоенная дозированными новостями от сына и внучки Ирина Васильевна заснула…

А что же Х? Как народ королевства, так в штыки принявший избранницу короля, отнёсся к происходящим событиям? Справедливости ради надо сказать, что уже после свадьбы отношение к Татьяне стало либо нейтральным, либо положительным. Конечно, кое-какие издания по инерции ещё попытались напечатать язвительные статьи, но это уже не пользовалось успехом в обществе. А после видеокадров страна замерла в оцепенении: одно дело рассуждать теоретически о парламентской республике, которая может быть будет когда-нибудь, может быть – нет, а другое дело – в одночасье лишиться короля, да ещё и при таких трагических обстоятельствах. Люди почувствовали себя так, как будто жизнь их родного отца висит на волоске, и с жадным нетерпением ожидали новостей о здоровье королевской четы. Как-то незаметно вместо «супруги короля» в новостях сначала стало появляться выражение «королевская чета», а потом и «королева». И это уже никого не шокировало и не возмущало.

А первый раз королевой Татьяну назвал Регнер в интервью, которое взял у него журналист «Королевского вестника», специально для этого прилетевший в Берлин. Регнер тоже получил ожоги кожи и давал интервью в больничной палате весь забинтованный. Он говорил о событиях на острове по-военному короткими рублеными фразами и не преминул отметить тот факт, что королева наотрез отказалась покидать остров, как её просил его величество, и ждала возвращения короля не сложа руки, а работая наравне со всеми…

Татьяна отказалась давать интервью. Сама она чувствовала себя вполне сносно, только пришлось коротко постричь обожжённые волосы… Но внутри себя пыталась подавить отчаяние, комом подступавшее к горлу: врачи не скрывали от неё тревогу за жизнь короля. Члены его отряда и он сам пострадали гораздо больше, чем Татьяна и Регнер, остававшиеся на берегу. Но если жизни охранников ничего не угрожало – молодой организм справится, то шестидесятилетнему королю было гораздо сложнее. Из Фредерика как будто выпустили воздух, когда он понял, что спас всех, кого смог, и что его любимой тоже ничего не угрожает. Он держался последние часы только на силе воли, а в вертолёте взял любимую женщину за руку и … потерял сознание. Немецкие врачи держали короля на искусственной вентиляции лёгких и осторожно, по маленькому кусочку, снимали обожжённые лохмотья его одежды…

30

Ольга прилетела в Берлин вечером на следующий день после того, как спецборт доставил в Ожоговый центр Фредерика, маму и их спутников. Регнер встречал Ольгу у трапа самолёта (её выпустили отдельно первой) и у него защемило сердце: показалось, что молодая женщина ещё больше похудела, осунулась, и злой ноябрьский ветер вот-вот унесёт её куда-то далеко от всех.., от него…

Журналистов в аэропорту оттёрла в стороны от Ольги и Регнера охрана короля, спешно прилетевшая в Берлин ещё утром.

Татьяне полегчало с приездом дочери. Она хоть смогла выплакаться у неё на плече, а, пересказав события этих дней, начиная от такой счастливой первой недели до прилёта в Берлин, как будто отпустила от себя эти трагические обстоятельства. Первую ночь спала спокойно, а на утро встала с твёрдой уверенностью, что Фредерик поправится и пусть с одним лёгким (а немецкие врачи уже пришли к выводу, что одно лёгкое придётся удалить), но любимый будет жить, и у них впереди ещё будет не один день, наполненный любовью и счастьем!

И началась отчаянная борьба за жизнь и здоровье короля Фредерика и трёх его верных телохранителей.

31

«Королевский вестник» ежедневно печатал отчёты о состоянии здоровья короля и вывешивал их на здании резиденции его величества. Каждое утро перед этим листочком образовывалась толпа людей, желающих первыми узнать, как чувствует себя их король сегодня. Его величество шёл на поправку, королева не покидала его ни на минуту. Трёх членов охраны уже выписали, они вернулись на родину, и ушли в бессрочный отпуск до окончательного выздоровления. Покой короля и королевы в больнице обеспечивала королевская охрана во главе с отказавшимся уехать Регнером.

Постепенно на Королевской площади стал вырастать палаточный городок – люди понимали, что король вот-вот вернётся, и не хотели пропустить момент его возвращения в резиденцию. Первые палатки разогнала полиция, а «Королевский вестник» призвал сограждан получать новости у себя дома, а не на улице, чем спровоцировал обратную реакцию, и на следующий день полиция уже не решилась входить в столкновение с таким количеством народа. Власти смогли только расчистить улицы так, чтобы кортеж короля смог подъехать к резиденции. Но когда это будет и сколько стоять палаточному городку: день? неделя? месяц? – не знал никто. А люди всё прибывали и прибывали…

Нашлись и те, кто сообразил, как можно на этом подзаработать: на площади и вокруг неё организовались и точки питания, и переносные туалеты. В продаже появились не только уже всем известные снимки королевской свадьбы, но и новые снимки «помидорного дела»: не те, где Татьяна от неожиданности вскинула руки в защищающемся жесте, а те, на которых она продолжила свой путь с гордо поднятой головой. И даже снимки, на которых её уже почти не было видно за широкими плечами Регнера, разлетались как горячие пирожки.

Фредерику смертельно надоела немецкая больница, он рвался на родину. Дома ведь и стены помогают?! Эта пословица актуальна во всех странах, на всех языках мира. И ранним морозным утром в начале декабря спецрейс с королевской четой в сопровождении охраны сел на аэродроме королевства. Его величество знал об ажиотаже вокруг его возвращения, но даже не мог предполагать, что на протяжении всего маршрута его кортежа, начиная от аэропорта и заканчивая Королевской площадью, люди выстроятся сплошным ликующим коридором. На площади толпа смяла палатки и, если бы не заслон в три ряда полицейских, расчищающих путь для кортежа, люди бы на руках отнесли машину короля к дверям резиденции.

А через несколько дней, пусть и не так многолюдно, но не менее радостно, встречали семью Татьяны: Ольгу с Олесей, Ирину Васильевну и брата Игоря. Пожилая женщина была сильно смущена, Игорь – не возмутим, Олеся с любопытством крутила головой, а Ольга, похоже, уже начала свыкаться с ролью важной персоны…

32

Первым, кого пожелал увидеть Фредерик после возвращения, как ни странно, оказался… Джеррик. Делами заниматься королю категорически запретили врачи, и Фредерик решил не откладывать разговор с молодым человеком – так хрупка человеческая жизнь, а он не хотел оставлять за собой незавершенные дела. Короля не интересовала версия событий, изложенная Стефанией сыну, он сухо изложил Джеррику историю, подчёркивая, что это его видение событий, и смягчая, насколько возможно, чтобы не погрешить против истины, острые углы.

Джеррик и сам уже понимал, что версия мамы притянута за уши, но не мог остановиться, ведь он столько лет из её истории черпал ненависть к этому человеку, к королю, который унизил и вышвырнул молоденькую беззащитную женщину практически на улицу, лишив и дома, и родины. А потом придумал план, как лишить короля Фредерика самого главного в его жизни, как считала мама, – власти. И больше двадцати лет шёл к его осуществлению. Зачем она вообще рассказала перед смертью эту историю своему подростку-сыну? Ведь они так хорошо жили вместе: Джеррик, дядя Гаспар и мама. У них была дружная счастливая и далеко не бедная семья. Всё началось после ухода из жизни Гаспара. Почему-то горе озлобило Стефанию, потом злоба обернулась болезнью, а потом мамы не стало…

А власть – разве это главное? После того, как Джеррик увидел в соборе Ольгу, никакая власть, никакое президентство уже были ему не важны…

33

– Нет, ну это уже ни в какие ворота не лезет! – воскликнула Татьяна, в досаде швыряя газету в угол.

– И что же куда не лезет? – спросил, любуясь ею Фредерик (когда Татьяна сердилась, её глаза метали красивые зеленые молнии, впрочем, зеленые искры, когда она смеялась, были ничуть не менее привлекательны).

– Я как манны небесной жду марта, а газеты обсуждают какой красивой их королевой будет со временем Олеся…

– А что? Всего и делов-то, провести парочку референдумов, изменить Конституцию…

– Фредди, ты передумал отрекаться от престола?

– А тебе разве не хочется побыть ещё всеобщей любимицей?

– О, да, от ненависти до любви один шаг, но и обратно столько же…

– Не переживай, дорогая, я никогда не меняю своих решений.

– Но как это у тебя получится? Ты ведь теперь не только король, но и национальный герой…

– Всё могут короли – не так ли, любимая?

А кого выберет Ольга: останется с Андреем, пойдёт за честолюбивым Джерриком или полюбит благородного Регнера – читайте в продолжении…

Предисловие

…Голубые глаза встречаются примерно у 20% населения Земли.

Голубые глаза означают холодность натуры, отстраненность и обособленность от окружающего мира. Чем чище цвет глаз, тем сдержаннее в проявлении своих чувств их обладатель. Часто такие глаза встречаются у талантливых, оригинальных, одаренных людей с неординарным подходом к действительности. Голубоглазые люди – это творцы. Их интеллект выше, чем у представителей с другим цветом глаз.

Голубоглазые молниеносно, без тени сомнений принимают решения, а при изменении обстоятельств не теряются, быстро адаптируясь к ним. Они довольно требовательны, строги по отношению к себе и окружающим. Для достижения цели они готовы на все. И дело не только в упрямстве, которое, несомненно, им присуще. Голубоглазые люди не получают, да и не ждут подарков судьбы. Они не выигрывают в лотерее, у них нет нужных влиятельных знакомых. Они всего достигают сами.

Под внешней отстраненностью может скрываться сентиментальность, романтичность, однако не всем удается пробиться к ней, поэтому часто голубоглазые остаются непонятыми, одинокими. Таким людям свойственна обидчивость, даже по пустякам, ранимость, повышенная чувствительность, которые они тщательно пытаются от всех скрывать.

Не пора ли решиться? (продолжение рассказа «Куда смотрят мужики?» из сборника «Зеленые глаза»)

А сколько ещё неизведанного! или Игра в кошки-мышки

Настоящая итальянская жена

Найду! Обниму! Не отдам никому!

Любовь стоит того, чтобы ждать

Чистой воды блеф

Всё, возможно, будет не так уж и плохо!

Ты ворвалась в мою жизнь непрошено…

А если это любовь, то…

Наш неоконченный роман

Так вот она какая – любовь!

Пять слов на букву «Л»

Все цветы в твоих руках

Кто бы мог подумать?

Молчун ты мой любимый!

Пять слов на букву «Л»

1

Ингварр¹ с завистью смотрел на извивающуюся змеёй очередь с нетерпеливым предвкушением ожидающую получения порции адреналина на Американских горках, куда ему со своей акрофобией² попасть не светило никогда. Некоторые были даже готовы простоять лишние 20 минут, чтобы попасть именно в первый вагончик, где невозможно спрятаться за спину впереди сидящего. Где ты первым ухаешь вниз с самой высокой точки, где ты первым зависаешь вниз головой и первым же почти вылетаешь с сиденья на крутом повороте, когда кажется, что тебя уже не спасут от неизбежного свободного падения ни ремни безопасности, ни плотно зафиксировавший твои ноги металлический поручень.

Именно такой отчаянной компанией смельчаков оказались молодые люди – четыре девушки и четыре парня, на которых Ингварр обратил внимание ещё в Комнате смеха (пока единственный аттракцион, который он посетил на этом празднике жизни). Молодые люди так заразительно смеялись, разглядывая свои искажённые отражения в зеркалах, строили рожицы, приплясывали и жестикулировали, что не обратить на них внимания было не возможно. Ингварр, категорически не понимавший что может быть весёлого в собственном уродстве, в раздражении тогда решил, что так беспардонно громко могут себя вести только итальянцы или французы. Ну, ничего, сейчас мы посмотрим, с какими зелёными лицами они выйдут с американских горок, – злорадно подумал Ингварр и остался ждать окончания их заезда.

Но позлорадствовать не получилось. Компания выскочила из вагончика даже более весёлая и возбуждённая, чем садилась, а ведь многие, кто прокатился вместе с ними, тащились на подгибающихся ногах, а некоторые, не стесняясь, ложились на газон и даже асфальт. А эти, без роздыху, гурьбой, тут же отправились дальше. «Американцы!» – догадался Ингварр. Ну, конечно, на итальянцев они совсем не походили внешне, хотя и много жестикулировали, а для французов были слишком красивы, особенно девушки.

За размышлениями об их национальности, Ингварр не заметил, что пошёл вслед за компанией, и оказался перед аттракционом Ладья. Собственно, Ладья представляла собой самые обыкновенные качели. Правда, раскачивались они амплитудой больше 180^о, из-за чего те, кто сидел на последних, самых дальних от центра рядах, ощутимо подпрыгивали, отрываясь от своих мест. Желающих их занять было не много, так как в очереди стояли в основном родители с детьми. Относительно безопасно было только на первых рядах в центре. Пока Ингварр рассматривал аттракцион и анализировал его крутизну, за ним выстроилась очередь. Ему стало стыдно перед детьми за свой страх, и он мужественно решил: если ему найдётся местечко в первом ряду, он останется, а если нет – тихонечко уйдёт.

Место нашлось. Ингварр постарался сосредоточиться, чтобы не поддаться панике, которая уже скрутила его внутренности и набатом била в голову: наплюй на стыд! Уходи! Спасай свою жизнь! Какая тебе разница, что о тебе подумают дети, с горящими глазами ждущие, когда эта адская машина начнёт раскачиваться?!?

Смотритель начал проверять крепления с дальнего конца и попытался уговорить американцев пересесть пониже, благо, что между людьми, жмущимися к центру, и последним рядом было несколько свободных рядов, но те категорически отказались. «Сумасшедшие русские!», – проворчал смотритель, проходя мимо Ингварра. «Русские?!?», – поразился Ингварр. Эти раскованные, свободно выражающие свои эмоции, позитивные люди – русские?!?

Ингварр никогда не бывал в России, хотя его родина – Хёртаген³ имела с ней большую протяжённость границы, чем соседние Финская и Норвежская вместе взятые. Он представлял русских дикими, сильными, суровыми, замкнутыми викингами. Викингами, остановившимися в своём развитии где-то в Средневековье, в отличие от реальных потомков скандинавских викингов – датчан, норвежцев, шведов, которые уже давно шагнули в цивилизацию. И тут такой переворот в сознании!

Почему этот маленький факт из реальной жизни оказался столь сильным аргументом, что привёл к перевороту, Ингварр ответить бы не смог. Он ведь знал и о первом человеке в космосе – улыбчивом русском красавце Юрии Гагарине, о выдающихся русских композиторах, писателях, поэтах. О русском балете, что «впереди планеты всей». О грозном оружии русских, об их атомной бомбе, об их всемогущих хакерах, способных взломать любую компьютерную систему. И как это всё сочетается со Средневековьем? Да никак! И, всё-таки, сочеталось. До сегодняшнего дня.

Из-за шока Ингварр даже забыл о своей акрофобии. Он жадно вглядывался в лица восьмёрки, сидевшей на дальней скамье напротив него, и напрягал слух, пытаясь разобрать, о чём они говорят. Как наследник герцогского престола, помимо основных европейских языков – английского, немецкого и французского, в школе он изучал ещё и языки соседей – норвежский, финский и русский. Все их он знал в совершенстве, а вот русский, за отсутствием практики, уже основательно подзабыл. Впрочем, разобрать что-либо на таком расстоянии было невозможно. И без слов было понятно, что компания наслаждается процессом. Они бесстрашно отрывали свои тела от скамьи и даже вскидывали руки вверх, как будто надеялись использовать ладью, как трамплин, чтобы улететь в небо. Волосы девушек развевались на ветру, а их обладательницы успевали ещё и что-то там рассмотреть вдалеке, на что обращали внимание своих партнёров, то и дело указывая им куда смотреть.

Только сойдя на землю, Ингварр понял, что никаких последствий своей фобии не ощущает – ни тошноты, ни головокружения, ни дрожи в ногах. Воодушевлённый такими радужными переменами, Ингварр уже сознательно отправился за русскими – может, катаясь на аттракционах за компанию с ними, он избавится от своей болезни?

Но сбыться этим мечтам было не суждено. Русские пошли на Катапульту. Пожалуй, единственный аттракцион в парке, к которому не было очереди – не так много находилось смельчаков залезть в капсулу, закреплённую тросами между гигантскими колоннами. Как гласило описание аттракциона, капсула выстреливалась Катапультой вверх на высоту 54 метра с огромной скоростью, а потом свободно падала вниз. И так несколько раз, пока сама собой не останавливалась. Если учесть, что при этом она ещё и вращалась вокруг своей оси, то впечатления внутри её сидящих были о-го-го какие! А русские при этом ещё умудрились и снять себя на видеокамеру, а потом долго хохотали над своими перекошенными от перегрузок, перепуганными лицами.

Вслушиваясь в их певучую речь, Ингварр с радостью обнаружил, что почти всё, кроме каких-то сленговых слов, понимает. Назавтра компания договорилась пойти в Аквапарк. Так им предложила поступить голубоглазая блондинка, которая была их явным лидером. Ингварр уже давно заметил, как она после очередного аттракциона доставала из сумочки карту и прокладывала на ней пальчиком маршрут к следующему развлечению.

Даже если бы она не была лидером, Ингварр обратил на неё внимание. Внешне она очень напоминала скандинавку, только какой-то более яркий её вариант. У большинства скандинавских девушек глаза были светлыми: голубыми, зелёными, серыми. Но такими водянистыми, что сразу и не поймёшь, к какому цвету ближе. Глаза же незнакомки были такой насыщенной голубизны, что даже издалека было понятно какого они цвета. Волосы у скандинавок были в большинстве белыми с желтоватым оттенком и какими-то тусклыми. Белокурые пряди незнакомки сияли на солнце. И даже небольшая полнота Голубки, как про себя назвал Ингварр голубоглазую русскую девушку, не портила её, а лишь придавала её облику мягкости и пикантности по сравнению с высокими сухопарыми скандинавками. Но главное, к ней абсолютно не подходило выражение «снежная королева», которым описывался нордический характер северных девушек. От неё энергия брызгала во все стороны. Коротко Ингварр описал бы её как «девушка-праздник».

«Отлично!», – удовлетворённо констатировал Ингварр поход в аквапарк. Там он не чувствовал свою ущербность из-за акрофобии. В аквапарках обычно было полно горок с полностью закрытыми трубами (боязнью закрытого пространства он, слава богу, не страдал), так что мог, наконец, расслабиться и повеселиться на славу.

¹ – в переводе – «воин»

² – страх высоты, развившийся в фобию. На сегодняшний день ею страдает порядка 4% женщин и 5% мужчин. Приступ акрофобии сопровождается, как правило, тошнотой и головокружением. И, если естественный страх помогает организму, то фобия, напротив, обезоруживает, делает человека подвластным внезапным приступам страха и даже паники.

³ – в переводе «Герцогство»

2

Аквапарк был огромным, людей – море, и найти русскую компанию оказалось не просто. Ингварр походил мимо самых крутых горок, но быстро понял, что так, в поисках, можно безрезультатно провести полдня. Зачем ему вообще надо было найти русских – не задумывался. Катался бы сам в своё удовольствие. Но как решил вчера, что проведёт рядом с ними день в аквапарке, так и, как должное, выполнял свой план.

В аквапарке стоял неумолчный гам, смесь звуков текущей воды, всплесков брызг от вылетающих из труб и шлёпающихся в бассейны тел, визгов, смеха, разговоров на множестве языков мира. Вся эта суматоха периодически взрывалась мощным ударом воды и криком хора голосов. Ингварр пошёл на звук и обнаружил любопытную картину. В неглубоком бассейне, где воды было по щиколотку, как-то обречённо выстраивались люди. Учитывая, что стояли они перед глухой стеной с высокой башней, казалось, что это пленники, ожидающие свою очередь попасть в место своего заточения. Очередь никуда не двигалась, а только обрастала людьми со всех сторон.

Вскоре Ингварру стало понятно долготерпение толпы и происхождение звуков, которые он слышал издалека. На верху зубчатой башни была установлена огромная бочка. Она степенно покачивалась, наполняясь водой, и, в какой-то непредсказуемый момент, обрушивалась мощным потоком, который разбивался о стену на миллион брызг. В этом водяном облаке на несколько мгновений люди исчезали, взрываясь десятками восторженных голосов.

Когда брызги осели, прямо на Ингварра выскочила компания русских. Наконец-то, он их нашёл. Правда, компания уменьшилась до шести человек, но Голубка среди них была, и Ингварр успокоился. Ребята уже направились к выходу из бассейна, но их остановил голос заводилы:

– Эй, вы куда? А для истории?

– Да ладно, Лар! Невозможно же просечь, когда она бухнется!

– А я видео сниму с запасом. Лишнее потом обрежем и стоп-кадры сделаем.

– Да, ну! Ждать ещё минут десять…

– Пока вы тут препираетесь, уже половина времени прошла. Давайте-давайте, по-быстренькому!

Так Ингварр узнал, что Голубку зовут Лара. Он не понял разговор дословно, но главное вычленил – ребятам предстоял ещё один фонтан брызг на голову. И он с радостью присоединился к ним, попутно решив, что у него появился повод познакомиться с компанией, попросив выслать видео ему на память через WhatsApp.

Но повод подойти никак не находился. Ребята, как заведённые, перебегали с одной горки на другую. Ингварр, боясь потерять их из виду, следовал за ними: с Центрифуги, где из трубы ты попадал в огромную воронку и, наматывая круги, наконец, плюхался в бассейн, из которого надо было побыстрее выплыть, чтобы тебе на плечи не свалился следующий (имитация воронки цунами в океане) в Спираль закрытой трубы, где ехали не на заднице, а в приятном комфорте на большом надувном круге. Здесь тоже были свои приколы: то верх трубы вдруг расцвечивался пёстрой мозаикой, то низ трубы обрывался и круг перескакивал через приличной протяжённости дырку с одного уровня на другой (здесь было важно вовремя сконцентрироваться, чтобы не стесать мягкое место до крови).

Больше всего Ингварру понравилась горка, где на круге попадаешь в широкое пространство с загнутыми краями и постепенными зигзагообразными движениями спускаешься в бассейн. Он, конечно, не разгонялся, как русские, чтобы удариться кругом об бортик, ему и без экстрима было весело. А вот на высоченную, почти вертикальную горку, да ещё и с волнообразным окончанием, где после стремительного разгона круги подпрыгивали, как на трамплине, Ингварр не пошёл. Решил дождаться компанию на лежаке, который его охрана смогла пристроить рядом с лежбищем русских.

На его удачу первой на лежаки вернулась Лара, и у Ингварра появилась возможность познакомиться, поскольку он уже несколько раз, пока отдыхал, слышал, как трезвонит чей-то телефон из их компании. И он обратился к ней по-английски, решив не показывать сразу, что понимает по-русски, а то выглядело бы это так, что он их подслушивал:

– Your phone rang several times.

– Thanks!⁴ – ответила девушка.

Лариса выудила телефон из сумки и с удивлением обнаружила несколько неотвеченных звонков от Андрея с Татьяной. Они вылетали на три дня раньше остальной компании из-за работы Андрея. Вчера вечером все вместе весело отметили окончание их отпуска, а сегодня утром с грустью проводили в аэропорт. Так что поводов так настойчиво звонить не было, кроме того, что случилось что-то экстра неординарное. Лариса, как организатор отпуска, забеспокоилась и не напрасно. Ребята ответили после первого же гудка и с места в карьер огорошили:

– Ларка! Нас не выпускают! Вещи сдали, посадочные получили, а на паспортном не пропускают! Талдычат что-то, но ты же знаешь, мы в английском ни бум-бум! Два часа до вылета осталось!

– Танюша, не паникуй! – постаралась как можно спокойнее ответить Лара, – Передай там кому-нибудь трубку. Сейчас всё выясним… Hello! My friends don't speak English. Please, tell me: why they are not allowed through passport control?⁵

Ингварр с тревогой наблюдал за разговором Лары по телефону, даже сквозь его солнцезащитные очки было видно, как девушка побледнела. Она выслушала говорившего на том конце провода и сказала:

– Thank you! Could you pass the phone to my friends, please.⁶

И через паузу растерянно заговорила уже по-русски:

– Танюш! Если я правильно поняла, они не выпускают вас, потому что вы не в браке. Товарищ предложил вам быстро пожениться и тогда, возможно, вы ещё успеете на свой самолёт…

В трубке заверещало, это было слышно даже Ингварру.

– Не вопи, пожалуйста! – ответила Лара, – Я тоже не знаю, что это за хрень…

– Ларка, ну, ты чего здесь застряла? – перебил разговор подошедший один из парней компании.

– Тут у нас проблема образовалась. Ребят из страны не выпускают, – ответила Лара.

– Почему?

– Фигня какая-то! Позови ребят. Будем разбираться. Нас это тоже может коснуться.

И продолжила, уже обращаясь к девушке на проводе:

– Танюш, успокойся. Сейчас у кого-нибудь выясним. Может, я не правильно поняла?

Ребята собрались группкой, и Лариса обрисовала обстановку. Они тихонько посовещались и решили обратиться за помощью к вежливому иностранцу, который указал Ларисе на звонивший телефон. К кому они ещё могли обратиться? За неделю в Сан-Мэрридже⁷ они ни разу не слышали русской речи, чему были страшно удивлены. Сейчас ведь куда не приедешь, кругом русские, их кажется даже больше, чем немцев и китайцев, занимающих первые места в рейтинге по количеству путешествующих.

– Sorry! Can I ask You a question?⁸ – спросила Лара.

– Yes⁹, – просто ответил Ингварр.

– Our friends are stuck at the airport. The customs officer said they should get married.

– Yes, during a Newlyweds festival from San-Marrige released only a couple.¹⁰

– Вот это финт ушами! – перешла от удивления на русский Лариса.

– Ларка! Ну, что там? – нетерпеливо затеребили её ребята.

– Полная фигня! Во время этого их Фестиваля молодожёнов из страны выпускают только супругов.

– Нам что, придётся всем пожениться? – загомонила компания.

– Да, погодите, вы! С нами позже разберёмся! Сейчас надо с ребятами что-то придумать. У них же виза до сегодняшнего дня. Вернуться в город, зарегистрироваться и обратно в аэропорт до своего самолёта они не успеют, а следующий только через три дня. И если там ещё места – вопрос.

– Да, ситуэйшен! Спроси у этого чела. Может он подскажет?

– Легко сказать. Сейчас попробую сформулировать…

– Вы – русские? – легализовал своё знание языка Ингварр, сжалившись над Ларой, сморщившей лоб в потугах сформулировать на английском всю гору вопросов.

– Ой! – обрадовались ребята, – Вы по-русски говорите! Можете нам помочь?

– Я так и сделаю! Позвоните своим друзьям.

Через пятнадцать минут напряженная ситуация разрядилась. Ингварр поговорил по телефону с работником таможни и выяснил, что пастор есть и в аэропорту, так что оформить брак можно не возвращаясь в город. Процедура заняла не больше 15 минут, и к окончанию посадки ребята успели. А уж с разводом или с признанием брака разберутся уже дома. Действителен ли в России такой скоропалительный брак во время потешного праздника? Ответ на этот вопрос здесь, в Сан-Мэрридже, получить ни у кого было не возможно.

Ребята выдохнули с облегчением и решили отпраздновать своё будущее вступление в брак заранее в ресторане аквапарка, тем более что и время обеда подошло. Но один из парней задержал Лару и, отведя чуть в сторону от знающего русский язык иностранца, о чём-то с ней заговорил, взяв её за руки и смущённо заглядывая в глаза.

Ингварр беззастенчиво наблюдал за парочкой, поскольку его зеркальные солнцезащитные очки надёжно скрывали, куда направлено его внимание. Разговор Ларе не нравился. Она ответила на слова своего парня с возмущением и даже руки вырвала. Ингварру показалось, что дело дойдёт по пощёчины. Но обошлось. Парень развернулся ис независимым видом отправился вслед за остальной компанией, а Лара пошла в противоположную сторону и осела в тенёчке бара.

⁴ – Ваш телефон несколько раз звонил.

– Спасибо!

⁵ – Здравствуйте! Мои друзья не говорят по-английски. Расскажите мне, пожалуйста, почему их не пропускают через паспортный контроль?

⁶ – Спасибо! Передайте, пожалуйста, телефон моим друзьям.

⁷ – выдуманное карликовое государство

⁸ – Простите! Можно задать Вам вопрос?

⁹ – Да

¹⁰ – Наши друзья застряли в аэропорту. Работник таможни сказал, что они должны пожениться.

– Да, во время Фестиваля Молодожёнов из Сан-Мэрридж выпускают только супружеские пары.

3

Сергей, оказывается, женат! Вот так поворот сюжета! Они встречаются уже целый год, и он не удосужился даже заикнуться о своём семейном положении. И в походе, где они познакомились, был один. (Лару укусил в руку какой-то гад, и у неё пошла сильная аллергическая реакция. Рука распухла так, что, казалось, вот-вот лопнет истончившаяся кожа. А чесалась! Сергей пожертвовал Ларе свой одеколон, что давало хоть какое-то облегчение. Ольга, Ларкина подружка, тогда аж присвистнула – ни фига себе каким дорогим парфюмом Серёга разбрасывается! Всё это в совокупности, да ещё очень приятный запах одеколона, и обратило внимание Лары на Сергея, которого до этого она в упор не замечала.) Да она бы послала его куда подальше сразу же! Уж слёз, переживаний, душевных терзаний из-за мучительной любви к бесповоротно женатому мужчине Лариса вдоволь насмотрелась в собственной семье, глядя на любимую тётку Киру, которую называла просто Кирой, считая больше старшей сестрой, чем тёткой (всего-то десять лет разницы), хотя сестрой Кира была маме Ире. Они вообще были друг другу одновременно и сёстрами, и мамами-дочками, и подругами. Тесный женский кружок, рыбье царство: Ира, Кира, Лара.

А в принципе, могла и сама догадаться! Ведь были, были намёки! И встречались они только на нейтральной территории – Лара это сама себе объясняла тем, что, поскольку она его принимать дома не могла, то вполне справедливо, что и он её домой к себе не приглашал.

Звонил ей по телефону Сергей сам, она могла написать ему только смс. На это Лара вообще не обращала внимания, поскольку сама же ему заявила на первом свидании, что парням не звонит принципиально. Он согласился с её условием. Она-то считала, что этим демонстрирует свою гордость и неприступность, а ему, оказывается, это было только на руку.

С друзьями они общались только её. Лара думала, что их у Сергея просто нет (характер замкнутый, неразговорчивый), а он, видимо, скрывал её от них, чтобы не донесли семье.

Они достаточно часто ходили по вечерам в будни в кино, в рестораны, на концерты, в театр, но в выходные смогли вместе выбраться только однажды. А, уж, сколько усилий Лара потратила, чтобы уговорить его поехать вместе на десяток дней в отпуск! Боже правый! И вот, пожалуйста, уговорила! И что из этого вышло?

Лара чувствовала себя вывалянной в грязи даже больше, чем во время одного из дней фестиваля, когда девушек, участвующих в конкурсе, облили жутко воняющей смесью, состоящей из соусов, тухлых яиц, прогорклого масла, слипшихся макарон, скисшего молока и чего-то там ещё, поддающегося определению только в химической лаборатории. И в таком виде они должны были пройти по главной улице, где по бокам стояли мужчины, которые свистели, улюлюкали, отпускали обидные шуточки им вслед. А смысл этого варварского действа заключался в том, что после такого унижения все последующие выходки мужа покажутся жене уже несущественными. Э, нет, ребята! Предательство, всё-таки, оказывается горше!

Чтобы как-то отвлечься от мыслей о Сергее, Лара начала просматривать фотографии отпуска. Они специально подгадали дату своего прилёта в Сан-Мэрридж под начало Фестиваля Молодожёнов, поскольку брошюра турагентства, где они выбирали путёвки, обещала туристам праздничный карнавал, ничуть не уступающий по красоте и пышности бразильскому. До Бразилии когда они ещё доберутся, а тут вот оно, под боком, карликовое государство Сан-Мэрридж, втиснулось между Италией и Францией, отвоевав себе кусочек Средиземного побережья. Да и цена путёвки на порядок меньше.

Фестиваль, действительно, начался с красочного карнавала, возглавляли который пары юношей и девушек, мужчин и женщин, бабушек и дедушек, а также женщин и женщин, мужчин и мужчин, объявляющих своим присутствием в праздничной колонне всему миру, что они намерены вступить в брак. А уже за ними пританцовывали, блестя костюмами и перьями, танцоры, наяривали на музыкальных инструментах оркестры, отмеряли семимильными шагами путь яркие клоуны на ходулях. Их восьмёрка тоже приняла участие в параде, а потом тихо с него слиняла, чтобы не упустить красочное шествие за молодожёнами, чтобы успеть всё заснять на видео, отщёлкать тысячи фото самых запоминающихся моментов.

Поливание грязью был одним из первых конкурсов после карнавала. И самым жёстким. Остальные вызывали только повальный смех. Особенно когда мужчинам предложили переодеться в женскую одежду и обувь на каблуках, а женщинам – во всё мужское. А потом мужчинам в таком виде при полном параде – макияж, маникюр и всё такое, пришлось выполнять женскую работу по дому: готовить, стирать, мыть посуду, пылесосить, а женщинам – мужскую, которая оказалась не менее интересной: от элементарно забитого молотком гвоздя, до починки текущего крана, засорившегося унитаза и заглохшего автомобиля. К чести женщин, и мужская одежда для них была не внове, и с мужскими обязанностями они справлялись куда лучше, чем мужчины с женскими.

Следующий конкурс был на доверие. Женщины стреляли в воздушный шарик, закреплённый на голове их мужчины, а мужчины подхватывали падавших к ним спиной женщин. И если лица женщин на фотографиях были почти все одинаковые: бледность и покорность судьбе, то лица мужчин, когда в них целились из лука, выражали все возможные оттенки ужаса. Многие не выдерживали и ныряли под стрелу, что безжалостно было запечатлено на фотографиях.

Самым тяжёлым физически оказался конкурс, на котором мужчинам сначала предстояло пронести своих женщин на спине десять кругов. Потом вместе распилить толстенное бревно. А затем разбить чашку, блюдце и тарелку на мелкие кусочки, чтобы в конце конкурса дрожащими от усталости руками склеить посуду обратно, да так, чтобы каждый осколок нашёл своё место.

Последний конкурс, в котором друзья приняли участие, назывался «Загнанные лошади». Суть его состояла в том, чтобы попытаться первым наступить на ноги своей второй половинке. Кто проиграл – тот и будет подкаблучником в семье. По сигналу задание менялось: женщине надо было встать на ноги мужчине и в таком положении станцевать предложенный организаторами танец. Большинство мужчин не умели танцевать вообще, что уж говорить о том, когда приходилось не только вести в танце, но и таскать любимую на себе. Но самое уморительное начиналось тогда, когда опять звучал сигнал, и надо было быстренько отпрыгнуть, чтобы находящаяся в более выгодном положении женщина не успела отдавить тебе ноги, тем самым возведя в ранг подкаблучника!

Остальных конкурсов ребята не видели, поскольку парни, уставшие проигрывать, взбеленились и потребовали сделать перерыв на пляж, аттракционы и другие развлечения.

Рассматривая фотографии, Лара обратила внимание, что ни на одной из них нет их совместного фото с Сергеем. Да он и вообще редко попадал в кадр. Мелькал только там, где его почти невозможно узнать: в женском обличье, например, или там, где он был просто зрителем, и никого из их компании вокруг. Отматывая воспоминания назад, Лара поняла, что это не случайность. Снимали то они по очереди, тот, кто первым выбывал из конкурса или кто выигрывал. И как-то так всегда получалось, что камера почти всё время находилась в руках Лары. А если нет, то тогда они с Сергеем были в дальнем от ребят углу… Он специально так делал, – поняла девушка и горючие слёзы начали закипать в её чудесных, по-детски наивных, голубых глазах.

Так волшебно начавшийся отпуск – они с Сергеем, наконец-то, вместе, целых десять дней вместе, рядом её закадычные друзья, море, пальмы, пляж, прекрасная погода, беззаботное веселье, диковинный фестиваль в неизвестном, только недавно открывшемся для россиян государстве Сан-Мэрридж… Всё испорчено, испоганено, по крайней мере, для неё. Все воспоминания о нём будут навсегда отравлены… И как ей дожить оставшиеся три дня до возвращения домой? А вообще-то она сможет отсюда вылететь? Так, всё! Надо собраться! Хватит кукситься и себя жалеть!

И Лара решительно вытерла слёзы и опять обратилась за помощью к любезному иностранцу (надо, кстати, выяснить уже, как его зовут), говорящему по-русски со смешным акцентом, благо, что он лежал на том же месте. Может, не так всё страшно, как кажется с первого раза? Разрулил же он ситуацию с Андреем и Таней за какие-то пять минут.

– Простите… Не знаю, как Вас зовут…

– Ингварр, – не чинясь, тут же ответил молодой человек.

– А меня Лариса. Очень приятно познакомиться.

– Я рад, Лариса.

– Ингварр, тут у нас возникло одно неожиданное обстоятельство… Может, Вы опять сможете нам помочь?

– Я слушаю.

– Оказалось, – начала, замявшись, Лара, решив задавать вопросы обезличенно, не выдавая себя, – что один из наших ребят женат. И его бывшая девушка осталась без пары. Какие у неё есть варианты улететь домой?

Это она про себя говорит, – догадался Ингварр. Вот что ей сообщил её парень. И вот на что она так остро отреагировала!

– Она может подождать до конца фестиваля, а потом свободно улететь куда захочет.

– А он когда закончится?

– Тридцать первого июля. Весь август приходится на свадебные застолья тех, кто женился во время Фестиваля Молодожёнов. Жители Сан-Мэрриджа считают август месяцем плодородия в природе. И в супружеской жизни он обещает им хорошие плоды: любовь сохранится на долгие годы, подкрепленная взаимопониманием и настоящей дружбой.

Лара терпеливо выслушала экскурс в традиции страны, в которой провела отпуск, но сейчас её больше волновал вопрос, как из неё вырваться:

– У нас виза только до двадцать седьмого июля.

– Вы можете обратиться в российское консульство во Франции или Италии. Сан-Мэрридж небольшая страна, поэтому его внешние отношения делают в соседние страны.

– Господи! Да пока я до них доберусь, уже и первое августа наступит, – вскричала Лара, в порыве эмоций не заметив, что выдала себя с головой, – А где мне быть до этого числа?

– Вы можете жить в нейтральной зоне аэропорта. Тем не менее, это не дешево.

Лара задумалась. Четыре дня в аэропорту не так уж и долго. Правда, одной. Но она же не маленькая девочка. Да и что может с ней случиться в аэропорту? Деньги тоже не проблема – можно собрать остатки у ребят. Но вот будут ли места в самолёте? И будет ли сам самолёт? В турагентстве предупреждали, что регулярных рейсов в Сан-Мэрридж нет, слишком маленькая страна и совсем новое направление, самолёты зафрахтованы только под фестиваль. Но всё же, эта информация уже больше, чем ничего. И Лара воспряла духом.

– А этот брак, который здесь заключается, он вообще действителен в других странах?

– Насколько я знаю, да. Действительно он в России я не знаю.

– А здесь, в Сан-Мэрридж, признаётся многожёнство? – задала неожиданный вопрос Лара.

Ингварр насторожился. Он планомерно подводил разговор с девушкой к идее, которая у него возникла, когда он узнал, что именно она осталась без пары, а тут такой опасный поворот. Видя, что Ингварр молчит, Лара решила разъяснить:

– У меня тут идея возникла: может можно, чтобы один мужчина сочетался браком сразу с двумя женщинами?

– Я не уверен, но на параде, насколько я помню, все были в парах, а не в любой другой комбинации. И как он может пройти паспортный контроль дважды?

– Да, – вспомнила парад Лара и сникла, – А если уговорить этого женатика оформить брак? Ведь здесь никто не знает, что он женат.

– На мой взгляд, в анкете есть опись семейного положения. При оформлении визы в другие страны Европы у него могут возникнуть трудности из-за двоеженства, – окончательно обрубил Ингварр девушке любые другие пути выхода из ситуации, кроме «правильного» замужества.

– И что же мне остаётся? Ходить по городу с плакатом «Срочно возьмите меня замуж, очень домой хочется»?

– Я могу помочь. И Вы можете мне помочь.

– Правда?! – вскричала Лариса, – Говорите быстрее, что нужно делать!

Вот это эмоциональность! Ингварр прямо физически ощутил, что чуть не слетел с лежака.

– Я не женат и теоретически могу жениться на тебе. Но я помолвлен, с детства. Фрея¹¹ и я любим друг друга, но как брат и сестра. И мы хорошие друзья, но не более того. Мы никак не могли найти причину, чтобы разорвать это обязательство. Мы не могли решиться на последний шаг. А потом я вернусь женатым мужчиной и возьму на себя всю ответственность за это. Что ты об этом думаешь?

Ингварр и сам не заметил, как перескочил на «ты». Не обратила на это внимание и Лариса. А правда заключалась в том, что Фрея ещё не знала, что она не любит Ингварра. И, соответственно, ни о каком разрыве помолвки тоже. Он сам понял, что не любит Фрею, только когда увидел Лару. Но теперь остро ощущал, что та нежность, то доверие, которое они с Фреей с детства испытывали друг к другу, никак нельзя назвать любовью. Любовь – на последнем ряду качелей, когда твоё тело отрывается от скамьи, душа и руки тянутся к небу, а внутренности ухают вниз, а не там, где ты привычно жмёшься к центру. Но он уже столько наворотил Ларе вранья, что одним больше, одним меньше – не имело значения. Если всё получится так, как он задумал, то он будет на коне. Они оба, вместе, будут на коне. И она великодушно простит ему его враньё. И вообще, не враньё, а так – лукавство. И даже не лукавство, а – политика. Да, так будет точнее. А если не срастётся, то он изо всех сил постарается сделать так, чтобы Ларе было не больно. Пусть будет больно только ему. Ему одному…

– Если всё так, как ты говоришь, – с некоторым сомнением в голосе ответила Лара, – то можно попробовать.

Лариса имела полное право сомневаться, наученная горьким опытом предательства мужчины. И здесь чувствовала какой-то подвох.

– Есть только одна вещь. Ты должна поехать со мной домой и остаться там на некоторое время. Ведь для всех ты должна выглядеть как любящая жена. А любящие люди не могут расстаться через несколько дней после бракосочетания, так? На какое число ты должна вернуться домой?

– На учёбу мне первого сентября, – растерялась от напора Ингварра и обилия решений, которые надо принять немедля, Лариса.

– Я не настаиваю, чтобы ты оставалась со мной до тех пор, но чем дольше, тем больше вероятность. Просто думай о своем отпуске в другой стране. Ты – мой гость. И в Хёртагене ты будешь гораздо ближе к России, потому что у моей страны есть границы с Россией, Финляндией и Норвегией.

– А мы можем улететь сегодня?

Ингварр возликовал. На такое быстрое согласие он даже не рассчитывал. У Ларисы же были свои соображения. Она себя прекрасно знала – если не сделает шаг сегодня, то завтра не сделает его вообще. Навалятся сомнения, глупые страхи. Она запутается в аргументах «за» и «против» и, в итоге, примет решение, о котором будет потом жалеть, каким бы оно ни было. Предложенный Ингварром вариант был выходом из положения, в котором она оказалась по вине Сергея и… собственной наивности. Но главное, что она ощущала сиюминутно, это тошноту от мысли, что придётся возвращаться в один с ним номер, и каким-то макаром провести на кровати ещё три ночи. Уж лучше авантюра с незнакомцем, чем кошмар с подлецом.

– Мы можем покинуть Сан-Мэрридж в любое время. Мне нужны твои паспортные данные и один час.

Лара молча кивнула, достала из сумочки паспорт и передала Ингварру. Так она отрезала себе возможность передумать.

– Пойду, предупрежу ребят, что улетаю сегодня.

– Встретимся в твоём отеле через час.

– О,кей! Отель Аглион. Сейчас найду их визитку с адресом.

– Не волнуйся! – остановил засуетившуюся Лару Ингварр, – Я найду его!

Осторожно взял девушку за плечи и, твёрдо глядя в глаза, сказал:

– Всё хорошо! Я тебе обещаю!

Тут же развернулся и ушёл. Но не выдержал, оглянулся. Лара стояла, опустив голову, в окружении компании ребят, которые все одновременно что-то говорили ей и бурно жестикулировали. Лишь один парень стоял чуть поодаль, сложив руки замком на груди, ничего не говорил и смотрел в сторону, поверх голов ребят и Лары.

¹¹ – в переводе – «леди, хозяйка»

4

Рагнильда¹², герцогиня-мать, уже заканчивала свой утренний туалет, когда ей доложили, что её сын, Его светлость герцог Ингварр Ольденбургский, вернулся в страну и просит принять его в официальном Овальном кабинете. Это означало, что он опять привёз какого-то интересного гостя. В прошлый раз это был начинающий художник, портретом которого герцогиня-мать осталась весьма довольна, а потому встретила сына и молодую девушку, вскоре вошедших в кабинет, благосклонной ласковой улыбкой.

Ингварр подошёл к герцогине-матери и церемонно поцеловал ей руку:

– Mor!

– Godt а ha deg tilbake, min sоnn!¹³ – обменялись они тихими приветствиями.

А дальше началась официальная часть. Ингварр выпрямился, сделал шаг назад, встал рядом с Ларисой и взял её под локоток.

– Din nаde! La meg introdusere Deg til min forlovede, Larisa Selezneva. Hun er russisk¹⁴.

Ингварр предупредил Лару, что во время официальной части разговор будет вестись на хёргатенском, так положено по этикету. А ещё положен переводчик, но, поскольку, разговор будет касаться дел семейных, переводить будет он сам. Ларе и без переводчика было понятно, что её представление женой состоялось и буквально шокировало мать Ингварра. Приветливая улыбка застыла холодной маской. В кабинете на несколько секунд повисла напряжённая тишина.

Милая девушка, которую Рагнильда определила в певицы, оказалась невестой её сына! Его светлости герцога из славной династии Ольденбургов! А кто она??? Никто! Да ещё и из России! И «милая девушка» тут же была переведена в разряд ведьм, околдовавших её сына. Герцогиня-мать справилась с первым шоком и холодно произнесла:

– Din nаde! Du har tydeligvis glemt. Du allerede har en forlovede¹⁵.

– Её светлость рада приветствовать невесту своего сына в их родовом замке, – как ни в чём не бывало, перевёл Ингварр Ларе.

И продолжил на хёргатенском, опять обращаясь к матери:

– Vi laget et ekteskap i San Merridge, som etter vаr lov, som Du, Din nаde, sikkert vet, er tilsvarende et engasjement. Bryllupet vil finne sted i lоpet av et аr.

– Jeg vil ikke godta noen annen brud, bortsett fra Frei Haraldsen!¹⁶ – ответила герцогиня-мать.

– Takk, Din nаde! Freya er allerede i vet. Hun allernаdigst enige om а innfоre min brud til vаr familie reir og toll Hertugdоmmet¹⁷, – ответил Ингварр и кратко перевёл Ларе, – Матушка любезно предложила быть твоим гидом по замку, но я ответил, что Фрея уже её опередила.

– А мама не обидится? – спросила Лара.

– Конечно, нет, – успокоил её Ингварр, – у герцогини-матери и так достаточно обязанностей.

Лара стушевалась. И чего она полезла в чужой огород? Ведь ничегошеньки не знает о стране и их обычаях! Надо побольше слушать и поменьше говорить, – решила девушка. Между тем, Ингварр перевёл слова Лары своей матери следующим образом:

– Min forlovede oppriktig angrer pа at hun ikke vil du se Din ladyship i den kommende uken pа grunn av det store antallet av din ladyship 's plikter. Men hun hаper at en nærmere bekjentskap vil finne sted nærmere til bryllupet¹⁸.

На этом Его светлость откланялся и вместе с невестой вышел из комнаты.

Сказать, что герцогиня-мать была в бешенстве, ничего не сказать. Она прекрасно поняла, что сын затеял какую-то игру, и девушка, скорее всего, была просто его слепым помощником.

Рагнильда не узнавала собственное дитя. Ингварр рос спокойным до флегматичности малоразговорчивым мальчиком. А после безвременной кончины отца и вовсе замкнулся. Замкнулся настолько, что чтобы получить от него внятный ответ, приходилось строить фразы под «да» и «нет». А когда обязанности герцога требовали от него произнести какую-либо речь, текст ему писали они с Харальдсеном. Да и страной, фактически, управляли они же – герцогиня-мать Рагнильда и первый министр Альвис¹⁹ Харальдсен. Ингварр ни во что не вмешивался, молча подписывая бумаги, подготовленные кабинетом министров, хотя титул герцога обрёл после смерти отца уже в совершеннолетнем возрасте.

В этом его молчании Рагнильда угадывала затаённую обиду сына на мать. И частично признавала её справедливость. Ингварр обожал отца и, ещё будучи подростком, понял, что любви в их семьи нет. Вернее есть, но односторонняя – со стороны герцога к жене, но никак не стороны герцогини к мужу. Это ранило мальчика, и он отдалился от матери, отгородившись глухим забором вежливой холодности. Но так, как сын оскорбил её сегодня, Рагнильда не могла себе представить даже в самом страшном сне! Сам факт открытого бунта против помолвки, которую взлелеяли в своих мечтах они с Альвисом (и герцог, между прочим, не возражал)! То, каким способом он это сделал!! Каким возмутительным тоном разговаривал с ней!!! С ней, его матерью! А последняя фраза!?! Это же открытый приказ не приближаться к его невесте вплоть до свадьбы! Или, ещё того хуже, отправиться в ссылку, как минимум, на год!

Ну, нет! – решила Рагнильда, – Не бывать тому! Мы с Альвисом обязательно что-нибудь придумаем! И герцогиня велела слугам передать первому министру её просьбу срочно прибыть в Овальный кабинет. Слуга вернулся с сообщением, что первый министр не может выполнить просьбу герцогини, поскольку находится на совещании с Его светлостью.

Пришлось запастись терпением.

¹² – в переводе – «правительница»

¹³ – Матушка!

– Рада твоему возвращению, сынок!

¹⁴ – Ваша светлость! Разрешите представить Вам мою невесту – Лариса Селезнёва. Она из России.

¹⁵ – Ваша светлость! Вы, очевидно, забыли. У Вас уже есть невеста.

¹⁶ – Мы заключили брачный союз в Сан-Мэрридже, что по нашим законом, как Вы, Ваша светлость, несомненно знаете, равноценно помолвке. Свадьба состоится через год.

– Я не приму никакую другую невесту, кроме Фреи Харальдсен!

¹⁷ – Спасибо, Ваша светлость! Фрея уже в курсе дела. Она любезно согласилась познакомить мою невесту с нашим родовым гнездом и обычаями Хёртагена.

¹⁸ – Моя невеста искренне сожалеет, что не увидит Вашу светлость в течение ближайшей недели из-за огромного количества обязанностей Вашей светлости. Но она надеется, что более тесное знакомство состоится ближе к свадьбе.

¹⁹ – в переводе – «мудрый, верный»

5

Шок, в котором пребывал первый министр после совещания с Его светлостью, был на порядок сильнее, чем шок у герцогини-матери. А началось всё с того, что герцог потребовал собрать совещание кабинета министров, чего не делал все шесть лет своего герцогства. Седовласые министры, привыкшие за последние годы к тому, что совещания кабинета проходили в непринуждённой обстановке и больше походили на собрания членов клуба, были весьма удивлены и смущены появлением Его светлости.

Ещё больше они удивились и оробели, когда герцог начал докладывать о результатах своего двухмесячного турне по карликовым государствам Европы. По мере рассказа о каждой стране, на столе росла пирамида из папок, где находился подробный анализ экономического состояния государств, их основные составляющие экономики и благосостояния, возможные направления развития, которые можно почерпнуть из их опыта для Хёртагена.

Окончательно добил министров второй пункт совещания. Оказывается, герцог не только собирал информацию, но и провёл уже предварительные переговоры о сотрудничестве и взаимовыгодном торговом партнёрстве. И теперь министрам было необходимо тщательно проработать поднятые на совещании вопросы, доведя их до подписания конкретных международных договоров.

Жизнь в Хёртагене, как экономическая, так и политическая, уже лет десять текла размеренно и неторопливо, по раз и навсегда проторенному руслу, который установил ещё отец нынешнего герцога – Рэгнволдр²⁰. Благополучие Хёртагена базировалось на двух китах – банковские и телекоммуникационные услуги (мало кто в мире знал, что «мозги» транснациональной компании Nokia находятся именно здесь, в Хёртагене). Зачем вносить изменения в заведённый порядок, который и так исправно работает, седовласым министрам было не понятно.

Но абсолютно понятно, что подобную работу невозможно было проделать за два месяца, и, следовательно, Его светлость готовился к ней уже несколько лет. Отсюда следовал вывод, что грядут перемены. И перемены глобальные. Перемены, которые коснутся всей страны в общем смысле и непосредственно их судьбы в частности. Найдётся ли им, старикам из прошлого века, место у штурвала корабля, который поведёт новым курсом герцог Ингварр? Или им придётся занять места в каютах? Пусть и первого класса, но, всё же, пониже палубой, чем у капитанской рубки…

С этими мыслями в голове и тревожными предчувствиями в душе министры покидали совещание. Первого министра Его светлость попросил задержаться, чтобы уведомить о своей помолвке с гражданкой России Ларисой Селезнёвой и отдать распоряжение о начале подготовки к свадьбе, которая состоится примерно через год. Шок сковал уста Альвиса Харальдсена. Отлаженная жизнь с самыми радужными перспективами рушилась как карточный домик. Герцог выкидывал их с дочерью одновременно и из жизни страны, и из своей личной жизни. Как сомнамбула первый министр направился в покои герцогини-матери.

– Альвис! На тебе лица нет! Ты уже знаешь о дочери? – вскричала Рагнильда, увидев в каком состоянии её добрый друг пришёл к ней.

– Да, – коротко ответил первый министр, – Но это ещё не всё…

И он пересказал герцогине-матери содержание заседания кабинета министров.

– Да как он смеет рушить государственный порядок! Мальчишка! Это же тянет на государственный переворот! – возмутилась Рагнильда, – Альвис, соберись! Нам надо с тобой обязательно что-нибудь придумать!

И они стали думать. Ни одному из них не пришло в голову, что противодействие главе государства, коим являлся герцог Ингварр Ольденбургский, а отнюдь не они, у ж е является государственной изменой, которая может привести к перевороту.

²⁰ – в переводе – «мудрый правитель»

6

Самой подготовленной к переменам, которые ожидали обитателей герцогского замка, оказалась Фрея. Ингварр позвонил ей по скайпу в ночь возвращения и всё рассказал. Её поразили его слова: «Фрея, я понял, что мы не любим друг друга, когда встретил Лару. Я знаю, как тебе больно и обидно слышать такое. Но когда ты успокоишься и спокойно проанализируешь наши с тобой чувства, ты поймёшь, что я прав. Я прошу тебя отпустить меня из своего сердца. Позволь мне быть счастливым с любимой. Дай себе шанс найти истинную любовь, чтобы тоже стать счастливой. Давай вместе разорвём порочный круг судьбы, чтобы не повторить судьбу наших родителей!»

Что на это могла ответить девушка? Нет, я тебя не отпускаю? Нет, женись на мне? И что, он бы так сразу и согласился? Кроме того, Фрея давно привыкла к доминированию мнения Ингварра, не говоря уже о том, что он был правителем страны, и подчиняться ему она была обязана априори. Положа руку на сердце, в абсолютном большинстве случаев Ингварр бывал прав. И как горячо она не возражала ему в том или ином случае, особенно, когда он открыл ей глаза на чувства между её и его родителями, присмотревшись к ситуации и хорошенько всё обдумав, она неизменно приходила в тому же мнению, что и он…

В четырнадцать лет Ингварр осознал, что взаимной любви между его родителями нет. И безоговорочно встал на сторону отца. Не только потому, что и до этого был ближе к отцу, чем к матери, но и потому, что отец, безоглядно любивший мать, был в этой ситуации стороной пострадавшей. Ингварр так агрессивно выражал свои чувства к матери, что отец был вынужден вмешаться. То, что сказал тогда отец подростку, просвистело у того мимо ушей. И лишь позже, много лет спустя, он вспомнил слова отца и задумался.

С шестнадцати у Ингварра началась беспорядочная и бурная сексуальная жизнь. В двадцать лет он сам стал объектом безответной любви, которая едва не закончилась трагедией – девушка пыталась покончить собой. Фрея, тогда ей было около пятнадцати, очень хорошо поддержала его и прочистила мозги. С этого времени они сблизились, но не в физическом плане, а в духовном. Фрея не воспринимала своё участие в судьбе Ингварра как что-то особенное, просто помогла по-дружески, ведь и он поддержал три года назад двенадцатилетнюю девочку, потерявшую мать. Он, взрослый мужчина, таким она его тогда воспринимала, – её, сопливую девчонку. Фрея этого не забыла.

Когда Фрее исполнилось восемнадцать, а ему, соответственно, двадцать три, он всерьёз задумался о женитьбе на ней. Его родители и её отец уже давно воспринимали их брак как дело решённое, а для него создание семьи было слишком далёкой перспективой, чтобы соглашаться с их мнением или активно сопротивляться ему. Вот тогда он и задумался над словами отца: «Твоя мама, Ингварр, уважает мои чувства и позволяет любить себя. Она подарила мне сына – тебя. Она – верная жена и любящая мать. И, если этого достаточно мне, то какое ты имеешь право осуждать её?» Уже имевший богатый опыт общения с девушками, Ингварр не встретил пока никого, лучше Фреи. Так почему бы их дружбу, их взаимоуважение не взять за основу семьи?

В двадцать шесть, когда погиб отец, у Ингварра начался новый этап ненависти к матери. Он остро ощутил, что мать не страдает по ушедшему отцу. Она выполняла всё, что положено в её положении вдовствующей герцогини, но и только. Для неё это был лишь ритуал, пустой звук.

Тогда же, своими обострившимися от горя чувствами, он заметил отношение Альвиса Харальдсена, отца Фреи, первого министра и друга семьи, к своей матери – оно выходило за рамки дружеского участия. Но самое страшное состояло в том, что и мать не только позволяла любить себя чужому человеку. Она отвечала ему взаимностью! Ингварр не смог бы привести ни одного факта, доказывающего правоту его догадки, но они ему и не требовались. Он, как взбесившийся пёс, бросился по следу, и вскоре вытащил на поверхность всю историю.

Рагнильда и Альвис когда-то любили друг друга и были помолвлены. Оставалось всего несколько месяцев до объявленной свадьбы, когда к Рагнильде посватался герцог Рэгнволдр Ольденбургский – правитель хоть и маленького, но независимого соседнего государства. Любовь и честолюбие не долго боролись в душе юной невесты. Соблазн стать герцогиней и войти в элиту монарших правителей мира победил. И решение это Рагнильда принимала сама, её семья была против. Ингварр проверил.

К Альвису, простившему предавшую его любимую и даже последовавшему за ней в чужую страну, Ингварр с тех пор испытывал жалость. К матери – чувство брезгливости. Последнее сгладилось и переросло в отчуждённость, когда Ингварр убедился, что любовниками бывшие жених и невеста не являются. И только после этого он поделился своим открытием со своим другом, Фреей. Никаких спрятанных скелетов в шкафу не должно быть в их будущей семье. Фрея сначала не поверила, горячо спорила. И лишь подшивки старых норвежских газет с описанием скандала, разразившегося в связи с отменой свадьбы между Альвисом Харальдсеном и Рагнильдой Юсстансон, убедили её в правоте Ингварра…

Вот и в этом случае, уже к утру, конечно, десять раз поплакав и успокоившись, Фрея согласилась, что её больше страшит будущее, чем, собственно говоря, потеря Ингварра, как мужа. В этом нарисованном будущем, всё было расписано на годы вперёд. Теперь же планы надо было выстраивать заново. Ингварр, правда, как настоящий друг, и тут помог: пообещал Фрее отправить её на месяц в Мадрид. Город, о котором она мечтала с детства. Все девушки мечтают о Париже, а она – о Мадриде. И, если она поступит в одну из его многочисленных художественных школ, то и спонсировать её учёбу.

На встречу с Ларой Фрея уже шла скорее с любопытством, чем с обидой. Было интересно посмотреть на девушку, которая так воспламенила флегматичного Ингварра (то, какие страстные чувства она в нём возбуждает, заставляли гореть уши Фреи, как только она вспоминала, какими словами он их ей описывал). Ещё больше возбуждало любопытство то, что Лара отнюдь не испытывает подобные чувства в ответ, пребывая в убеждении, что они с Ингварром просто помогают друг другу. Но Ингварр очень бы хотел, чтобы она его жаждала также страстно.

Задумавшись, а испытывала ли она, Фрея, нечто подобное к Ингварру, девушка честно призналась себе, что – нет, не испытывала. Ей вполне хватало братского поцелуя в щёчку. Когда они с Ингварром, гуляя, держались за руки, никакой электрический разряд между ними не пробегал. А когда он, держа за талию, помогал ей оседлывать коня, у неё ни разу не возникло желания прижаться к его груди всем телом. Нет, она, конечно, мечтала о страстной любви и читала о подобном накале чувств в романах, но герой её романа представлялся всегда неким абстрактным персонажем, собранных из черт знакомых ей мужчин и знаменитых артистов. Выходит, Ингварр, как всегда прав – она его не любит. Это открытие окончательно вернуло Фрее прекрасное настроение, и она встретила невесту своего бывшего жениха, которая думает, что она уже жена, искренней открытой улыбкой.

Лариса пребывала в каком-то странном состоянии, когда ты, вроде бы, осознаёшь, что действуешь в реальности, но реальность больше напоминает сон, поэтому ты поневоле начинаешь сомневаться, что ты бодрствуешь, а не спишь. Больше всего подходит термин «параллельная реальность». Но ведь её нет… Или есть?

…Через час, как и обещал, Ингварр забрал Лару из отеля. И сразу же повёз в ресторан. Рыбный. Там она поняла, что страшно проголодалась и что, оказывается, обожает морепродукты. Салат непонятно из чего, залитый подозрительного вида розовым соусом, оказался таким нежным, что быстро растаял у Лары во рту, оставив там приятное послевкусие. Следующим блюдом оказалась внушительных размеров тарелка с горой полуоткрытых створок мидий. Лара постеснялась сказать, что мидии она не любит, поскольку ни разу в жизни их не ела. Пришлось одну попробовать. Трогательные бежево-жёлтые мидии в темно-коричневых до черноты створках исчезли также незаметно, как кулёк семечек, на которые они были очень похожи по внешнему виду, только в разы больше размером. Потом принесли странного зелёного цвета суп-пюре. И Лара с ужасом поняла, что блюда, бывшие до супа, были всего лишь закусками, прелюдией к основным блюдам. В конце концов, никто не заставляет её съедать всё до конца. Она только попробует пару ложек и отставит тарелку, тем более что зелёный суп может получиться только из капусты брокколи, так что он вряд ли сможет сравниться по вкусу с предыдущими блюдами. Идеально пустую плошку из-под супа, которую даже мыть не надо было, сменила деревянная дощечка на которой ещё дымилась и исходила соками целая рыбина – сибас. К блюду подали смешные голубые перчатки. Только ради освоения нового способа еды Лара начала есть рыбу и не остановилась, пока на дощечке не остался её абсолютно голый скелет.

Официант вежливо подал меню для выбора десертов, и Лара в ужасе, не успев сдержаться, воскликнула: «Нет!!!» Официант аж отшатнулся, а Ингварр, спрятав улыбку за раскрытым меню, заказал литровый чайник самого любимого Лариного зелёного чая «Молочный улун» (как угадал?), и тем спас её от смерти от обжираловки. И всё равно ей хотелось развалиться на стуле и как в мультике произнести: «Щас спою!»

Дальше события разворачивались с калейдоскопической скоростью. Они заехали в какую-то малоприметную церквушку, где пастор провёл обряд бракосочетания и выдал весёленькое разноцветное Свидетельство о браке.

Потом прошвырнулись по магазинам, где накупили кучу одежды, обуви и даже украшений и аксессуаров. Лара поначалу попыталась сопротивляться, но Ингварр серьёзно так объяснил, то в ворохе вещей нет ни одного лишнего предмета. Во-первых, климат в Хёртагене – это не вечное жаркое лето, посуровей, однако, будет, во-вторых, к куртке не оденешь босоножки, в-третьих, знакомиться с его матерью, которая, между прочим, герцогиня, не пойдёшь в пляжном сарафанчике, в замке под каждое действие есть строгий дресс-код, и так далее, и тому подобное, пока Лара не смирилась. Только поворчала немного, что по магазинам надо было идти до ресторана, а не после, завтра все эти вещи будут ей велики. На что Ингварр тут же нашёл решение проблемы, предложив с самым серьёзным лицом позавтракать также плотно, как они только что пообедали (или поужинали?)

Когда они ввалились с ворохом пакетов в апартаменты Ингварра, на улице уже стемнело. Он галантно проводил Лару в отдельную спальню и посоветовал попробовать заснуть, поскольку их самолёт вылетает в шесть утра. Встать придётся не позже четырёх. Лара посмотрела на часы – было всего лишь около восьми часов вечера. Она решила, что ещё вполне успеет покопаться в интернете, чтобы выудить информацию о загадочной стране Хёртаген, а, возможно, и об Ингварре. Судя по его организаторским возможностям и шикарным апартаментам, он вращается где-то в элитных кругах тамошнего общества.

И в следующее мгновение её уже будил Ингварр. Как за секунду стрелки с восьми вечера смогли переместиться на четыре утра, Лара не понимала. Не иначе, как искривление времени и пространства.

Лёгкий завтрак на борту самолёта и – хлоп, она уже под руку с Ингварром спускается по трапу на лётное поле. Если бы не холодный ветер, так и норовящий забраться под куртку, Лара бы решила, что они никуда и не улетали.

Короткая стремительная поездка на автомобиле, быстрый туалет, переодевание в темпе побудки солдат советской армии, и вот они уже стоят перед красивой ухоженной женщиной, одетой с утра пораньше как на великосветский бал. И её холодная застывшая улыбка… Ещё бы! Лара прекрасно понимала её чувства. Её сын приводит неизвестно кого в качестве жены, нарушая данное другой девушке слово. Девушке, которую ты знаешь, уже любишь, раз ты одобрила этот брак…

Лара не успевает додумать эту мысль, как эта самая девушка уже идёт ей навстречу. И улыбается. Открыто. Искренне. Уф, хоть здесь можно расслабиться. Значит, действительно, избавление от брака было желанно не только Ингварру, но и Фрее.

К концу дня Фрея и Лара уже ощущали себя подружками, которые дружат с горшка детского садика. «Надо спросить завтра у Фреи, есть ли у них детские садики…», – была последняя мысль у Лары перед провалом в глубокий сон.

7

На следующий день искривление времени и пространства продолжилось. Лариса проснулась в два часа и никак не могла сообразить, если ещё два часа ночи, то почему так светло? А если сейчас два часа дня, то разве можно так долго спать? Всё-таки, стресс последних дней и накопившаяся усталость дали о себе знать… «Ох, Фрея уже, наверное, приходила за мной, как неудобно», – подумала Лара и вскочила с постели. Быстренько привела себя в порядок и позавтракала. Слуга подтвердил, что Фрея заходила за ней утром, но, поскольку герцог строго-настрого запретил будить гостью, пока она не проснётся сама, ушла к себе. Он же сопроводил Лару к Фрее.

Лара застала новую подругу в слезах. Поскольку Фрея обещала Ингварру не рассказывать Ларе о его статусе правителя страны, а подруга пришла неожиданно, она никак не могла взять себя в руки и придумать как объяснить, что плачет она из-за папы, которого выгнал с должности первого министра Его светлость герцог, не раскрывая их положения в государственном устройстве страны. Полные сочувствия глаза Лары тоже наполнились слезами, что вызвало у Фреи новый поток слёз. Сквозь сопли и рыдания Лара разобрала только два слова – папа и Ингварр. И будучи натурой деятельной, тут же решила помочь…

Лара родилась 3 марта под знаком созвездия Рыб. Как большинство рыбок, предпочитала плыть по течению, легко приспосабливаясь к окружающей действительности. Зато, уж, если упорствовала в чём-то, то шла до конца, даже осознавая проигрышность своего положения. Куда, уж, Тельцам и Овнам со своим упрямством до Рыб в этот период! Быстро сходилась с людьми, обрастая знакомыми и друзьями, то бишь, формировала стайку себе подобных. К любому делу подходила основательно, тщательно прорабатывая вопрос, а вдруг там, за поворотом, притаилась хищная щука? Надо быть готовой ко всему. За друзей была готова в огонь и в воду, то есть, на сковородку и в уху, особенно когда чувствовала несправедливость…

Ингварр забил в телефон Лары свой секретный номер, по которому она могла связаться с ним в любой момент, и Лара потащила подругу к нему, предварительно позвонив.

Герцог прервал совещание со своими советниками, созванное в связи с кризисной ситуацией в герцогстве, и завёл взволнованных девушек в свой кабинет…

Дело было в том, что сегодня утром к нему на приём явился первый министр с петицией об отставке своего кабинета в связи с заявлениями о добровольном сложении полномочий всех его членов. Всё это смахивало на бунт и шантаж, и происходило в соответствии с планом, до которого додумались герцогиня-мать и первый министр накануне вечером.

Молодой герцог на провокацию не повёлся. Он внимательно прочитал каждое заявление, сложил их в отдельную папочку, и, встав, спросил:

– Вы хорошо подумали? Ваше решение об отставке твёрдое?

– Да, Ваша светлость!

– Что ж! Я высоко ценю Вашу преданность нашей династии, Альвис! Благодаря Вашим титаническим усилиям на посту первого министра в течение более чем тридцати лет, наше государство процветало. Я уверен, что народ Хёртагена также захочет выразить Вам и возглавляемому Вами кабинету министров, свою искреннюю и горячую благодарность. И он обязательно сделает это, но несколько позже. В торжественной обстановке, с вручением соответствующих наград. Но, как и любое мероприятие, это тоже требует определённого периода подготовки. Я ни в коем случае не отвергаю Ваше право на отдых и, как гарант Конституции Хёртагена, обязан обеспечить его, как и для любого другого жителя моей страны. В соответствии с нашей Конституцией, я сегодня же подпишу указ о переводе Вас и министров Вашего кабинета на временное исполнение своих обязанностей сроком на три месяца. Как Вы, несомненно, помните, это максимальный срок, разрешённый Конституцией. Поверьте, я сделаю всё от меня зависящее, чтобы этот срок сократить. Можете быть свободным!

Альвису Харальдсену ничего не оставалось делать, как молча поклониться и уйти. Длинный монолог, произнесённый герцогом, после его коротких «да» и «нет», сам по себе мог довести до шока. Но главное, что не на такой итог рассчитывали они с Рагнильдой. Мальчишка переиграл их на их же поле. И от управления страной отстранил, и в тоже время, работать заставил. Мальчишка уже вырос, а они этого не заметили. Они думали, что он впадёт в панику, вернётся опять в свою уютную норкумолчаливого подписания бумаг, ну, или, на крайний случай, пойдёт на переговоры по поиску компромисса. А оно видишь, как получилось!

Альвис был раздавлен. Всю свою жизнь он посвятил служению Хёртагену. И сейчас чувствовал себя как рыба, выброшенная на берег. Не понимал, что он будет делать дальше, как дальше жить. Он, конечно, осознавал, что рано или поздно ему придётся уйти – возраст, болезни и всё такое, но в его планах это должно было наступить, когда на герцогском престоле прочно утвердится его дочь, Фрея. И что в итоге? И он уже, считай, не первый министр. И повлиять на ситуацию с женитьбой уже никто, судя по всему, не сможет. У львёнка прорезались клыки…

Альвис был не в силах разговаривать сейчас с Рагнильдой, а потому отправился в свои покои, радуясь тому, что, как он знал, Фрея отправилась к невесте герцога, и у него есть время подготовить дочку к нужной ему версии своей отставки. Но на беду, Фрея тоже вернулась, так как её подопечная ещё спала, и застала отца ссутулившимся в кресле, в расстёгнутой рубашке со съехавшим набок галстуком, с серым лицом и бутылкой Аквавита-Линье²¹ в руках.

Не успев подготовиться, отец обрушил на дочь известие о своей отставке. Обида вылезла наружу и вылилась в стенания о несправедливости. Фрея уже под другим углом посмотрела на предложение Ингварра отправиться в Мадрид, и вообразила, что герцог хочет избавиться от них обоих. Ведь не могло же решение об отставке отца возникнуть сиюминутно. Значит, когда он отправлял её в Испанию, он уже знал, что вышвырнет из Хёртагена и отца! А она, наивная дурочка, верила ему, считала своим другом!

Отец отправился отдыхать, а Фрея осталась накручивать себя. И накрутила ко времени прихода Ларисы до состояния истерики…

²¹ – национальный напиток Норвегии из картофеля крепостью до 50^о. Картофельный спирт в течение долгого времени настаивают на сборе пряных трав и специй, отчего он приобретает коричневатый цвет или желтый оттенок. Аквавит-Линье получают путём разлива спирта в вишнёвые бочки и отправки в Южное полушарие и обратно. В движении напиток вбирает в себя вишневые древесные ноты и становится особенно бархатистым на вкус.

8

…Герцог прервал совещание со своими советниками, созванное в связи с кризисной ситуацией в герцогстве, и завёл взволнованных девушек в свой кабинет.

– What's wrong, Freya? What are you so upset about?²² – обратился Ингварр по-английски к бывшей невесте, чтобы невеста нынешняя могла принять участие в разговоре, коль, уж, она сама его и спровоцировала.

Фрея ответила по-хёртагенски, ясно давая понять, что хочет поговорить с Ингварром наедине:

– Din nаde! Jeg beklager vi brast i sа plutselig og vаr lille problemer а holde Du fra viktig informasjon og Samfunnskontakt²³.

Ингварр остро взглянул на Фрею, а потом перевёл взгляд на Лару и перешёл на русский:

– Лара, Фрея найдёт тебя позже, и вы продолжите экскурсию по Хёртагену.

– Без проблем, – ответила Лара, уже жалея, что опять сунулась туда, куда её никто не просил.

– Теперь ты можешь сказать, ради чего я прервал «важные государственные дела»? – переспросил Ингварр, когда Лара вышла из кабинета.

– Ваша светлость! Что значит судьба одного Вашего верного подданного по сравнению с делами государства? – горько ответила Фрея., на что герцог холодно сказал:

– Если ты спрашиваешь как моя подданная, то я не обязан ни перед кем отчитываться за свою кадровую политику, – и после паузы уже мягче добавил, – Но, если ты пришла как мой друг, я отвечу.

Фрея опустила голову и, сглотнув очередные слёзы, тихо произнесла:

– Папа так расстроен, так опустошён…

Ингварр подошёл к девушке, взял её за плечи и, глядя прямо в глаза, сказал:

– Альвис пришёл ко мне утром с пачкой прошений об отставке всех членов кабинета министров и своей собственной в том числе. Ты понимаешь, что это означает?

У Фреи расширились глаза и моментально высохли слёзы. Она, как дочь самого высокопоставленного чиновника государства, прекрасно осознавала, что означает этот демарш и каковы могут быть последствия для его участников. Ингварр, удовлетворённый её молчаливой реакцией, продолжил:

– Я не знаю, чего они хотели добиться этим шагом, и не хочу знать. Я дал твоему отцу шанс одуматься, переспросив насколько твёрдо его решение. Он им не воспользовался. И я подписал указ о временном исполнении ими всеми своих обязанностей сроком до трёх месяцев. Вы с Ларой выдернули меня с совещания, на котором я со своими верными людьми пытался придумать способ избежать политического кризиса в стране.

– Господи, папа! Что он наделал? Что с ним будет? – в отчаянии прошептала Фрея.

– Не беспокойся за отца, Фрея. Я пообещал ему торжественные проводы и награды за заслуги перед государством, – с горечью произнёс герцог.

– Ингварр! Прости меня, пожалуйста! Я бог знает что подумала. И про тебя, и про него, и про себя…

– Фрея! Что бы ни делали наши родители, а я уверен, что без влияния моей матери здесь не обошлось, к нашей с тобой дружбе это не имело, и никогда не будет иметь никакого отношения. Пообещай мне, что впредь, прежде, чем ты начнёшь расстраиваться, ты спросишь у меня, хорошо? Ты мне веришь?

– Да, Ингварр!

– Без обид? Дружба?

– Дружба! – заулыбалась девушка.

– Так-то лучше!

«Как бы было здорово, – подумал с тоской Ингварр, – если бы все проблемы можно было разрешить одним откровенным разговором!» Здесь он, правда, немного сгущал краски. В его команде верных людей, составляющих охрану, не было случайных персонажей. И кадровых военных было всего двое – начальник охраны Арнкелл²⁴ и его заместитель Хэвард²⁵. Остальные – юристы, экономисты, финансист и даже экстрасенс. Ингварр собирал их в течение шести лет своего правления, как бриллианты, по всей стране. Недаром он больше путешествовал, чем сидел в столице в своём замке.

И намётки, кто из них чем займётся в правительстве, когда аксакалы уйдут на заслуженный отдых, у Его светлости уже были. Только он рассчитывал ещё на три-четыре года спокойной передачи власти по одному, а не все скопом. Что ж, раз так сложились обстоятельства, придётся укладываться в три месяца и полагаться на оптимизм Эспена²⁶, который на любой случай имел в арсенале соответствующую случаю поговорку. Так что совещание они начали под его глубокомысленное – «Беда человека умнее делает», а закончили – «Не всё дождь будет идти, проглянет и солнышко. Когда о нём говоришь, оно начинает светить».

²² – В чём дело, Фрея! Чем ты так огорчена?

²³ – Ваша светлость! Извините, что мы ворвались так неожиданно, и наши мелкие проблемы отрывают Вас от важных государственных дел.

²⁴ – в переводе – «орлиная защита, орлиный шлем»

²⁵ – в переводе – «высокий защитник»

²⁶ – в переводе – «предугадывающий»

9

Лариса не стала дожидаться Фрею в своей комнате. Ясно же, что сегодня подруге не до неё. И отправилась гулять по городу самостоятельно. Не из глухой же деревни она приехала, чтобы не разобраться в его петляющих улочках по карте и навигатору? Тем более что вчера они с Фреей гуляли по ним вдвоём. И Лара забила у себя в телефоне замок, как точку, куда она должна вернуться, и отправилась в путешествие.

Ничем непримечательные домики из грубого камня так искусно вписывались в ландшафт, что растворялись в нём. И только когда Лара останавливалась, зацепившись за что-то взглядом, вдруг выпячивались, выходили из тумана, начинали хвастаться, кто яркими цветами в горшках за окном, кто вычурной ручкой входной двери, кто флюгером на крыше в виде диковинного животного.

Неожиданно улочка, круто забирающая вверх, по которой шла Лара, закончилась, уперевшись в дощатый балкончик. Она сделала на него всего один шаг и оказалась… между небом и морем. А когда смогла оторвать взгляд от этой завораживающей картины, переливающейся всеми оттенками голубого, от почти серого до насыщенно-синего, и развернулась на 180^о, перед её взором раскинулся город, с круто уходящими вниз улочками и приземистым замком, стоящим на горе. Прямо как противоположные концы Ладьи, – подумала Лара, – на одном высоком конце замок, а на другом – балкончик. Здесь, наверное, и без навигатора не потеряешься. Любая улочка приведёт либо к морю, либо к замку.

Лара ещё полюбовалась морем, попыталась запечатлеть красоту на фотик, но ничего не получилось. То, что ловила техника, было слишком бледной копией того, что видели глаза. Для таких красот нужны были острые глаза, лёгкая кисть и гений Айвазовского.

Лара выбрала для спуска соседнюю улочку, по которой ещё не шла, и, сделав пару шагов, наткнулась на таверну. Над входной дверью болталась деревянная дощечка с изображением рыбки. Лара тут же почувствовала, что проголодалась, и живо вспомнила рыбный ресторан в Сан-Мэрридже, где они с Ингварром объелись, как два удава, а применительно к меню лучше сказать, как «две акулы». Таверна ещё обещала и бесплатный wi-fi, что напомнило Ларе о намерении поискать информацию о Хёртагене и Ингварре в интернете.

Но как только она вступила за порог заведения, тут же упёрлась взглядом в его портрет. На портрете Ингварр был в военной форме и, может быть, из-за этого казался каким-то уж очень важным. К Ларе подскочил хозяин ресторана и заговорил с ней по-хёртагенски, приняв за соотечественницу:

– Kommer inn i bildet! Fоl deg som hjemme!²⁷

А видя, что девушка его не поняла и не может оторвать взгляд от портрета герцога, перешёл на международный язык – английский:

– A handsome Duke? Are you foreign?²⁸

Лара кивнула в ответ.

– Where you are from?

– Russia.²⁹

– О! – заулыбался вежливый хозяин, – Прывэт! Welcome! Make yourself comfortable!³⁰

Лара, наконец, обратила внимание на интерьер ресторана – а здесь было на что посмотреть! За длинными, грубо сколоченными деревянными столами вместо стульев стояли бочки. По всем стенам, кроме той, на которой красовался портрет Ингварра, были развешены фотографии: улыбающийся хозяин с самыми разнообразным по размеру и содержанию уловом, улыбающийся хозяин в дружной компании таких же улыбающихся людей за столом, плотно уставленным кружками пива и рыбными блюдами, улыбающийся хозяин в обнимку с одним-двумя людьми, видимо, какими-то местными знаменитостями.

Лара попыталась разобраться в меню, но её взгляд то и дело возвращался к важничающему и немного грустному Ингварру. То, что он герцог, она знала. Но мало ли сколько в мире герцогов? Уж, наверно, не меньше, чем в Бразилии донов Педро! Или в Хёртагене он один? Тогда он что, типа, король? И когда хозяин подскочил к ней принять заказ, Лара вместо заказа спросила:

– Who is he?

– Duke³¹, – повторил хозяин.

– The Grand Duke? Like a king?

– Yes³², – с гордостью произнёс хозяин ресторана, – His lordship, Duke Ingvarr Oldenburg. Here he had just come to the throne, six years ago.³³

«Офонареть!», – подумала Лариса, ещё не зная, как относиться к полученной информации. Вот это она удачненько мужа выбрала, пусть и фиктивного! Себе что ли герцогский титул потребовать? Герцогиня Лариса Селезнёва Ольденбургская – это звучит гордо! Лара представила лица ребят при таком объявлении и чуть не расхохоталась в голос.

Рыба, кстати, хоть и была приготовлена без изысков и художественных наворотов оформления, была не менее вкусной, чем в крутом ресторане Сан-Мэрриджа. Лара не стала мучиться с выбором, а просто попросила хозяина принести ей его фирменное блюдо. И ни капельки не прогадала.

²⁷ – Проходи, располагайся!

²⁸ – Красивый у нас герцог? Ты – иностранка?

²⁹ – Откуда ты?

– Россия

³⁰ – Добро пожаловать! Располагайся!

³¹ – Он кто?

– Герцог

³² – Самый главный герцог? Как король?

– Да

³³ – Его светлость, герцог Ингварр Ольденбургский. Здесь он только вступил на престол, шесть лет назад.

10

Рагнильда чувствовала себя пленницей в собственном замке. Чисто внешне, вроде бы, ничего не изменилось. Всё было так и не так одновременно. Ежедневно они завтракали вдвоём с Ингварром. Он также отвечал «да» или «нет» на поставленные вопросы и игнорировал те, на которые отвечать не хотел. Но теперь над столом ощутимо висело облако напряжения. Ингварр даже не захотел выслушать мать, и она оставила попытки достучаться до сына.

Три дня Рагнильда не общалась с Альвисом. Сам он не приходил, его телефон был заблокирован. На четвёртый день ситуация разъяснилась: Ингварр передал ей записку от Альвиса, где он ставил герцогиню-мать в известность, что отбыл в заграничный вояж по государственным делам на неопределённый срок. Рагнильда побледнела, вообразив, что старого друга отправили в ссылку или, ещё того хуже, посадили в тюрьму (тюрьмы в Хёртагене не было, но именно тёмную, сырую камеру представила герцогиня). Ей стало плохо. Сжалившись над матерью, Ингварр сухо сказал, что временно исполняющий обязанности первого министра отправился в заграничную командировку в сопровождении Арнкелла, и в данный момент находится в Сан-Марино. Путешествовать под надзором начальника охраны герцога не очень комфортно, но всё же лучше, чем сидеть в тюрьме.

На восьмой день «заточения», как упрямо называла герцогиня-мать своё положение, к ней зашла проститься Фрея. Фрея была абсолютно не встревожена отъездом отца, считая, что он продолжает начатое Ингварром в прошедшем вояже по карликовым государствам. А неопределённость сроков этой командировки связана с тем, что государств много, целых пять. Кто знает, как надолго затянутся переговоры? Герцогиня-мать не смогла тут же избавиться от сомнений, но всё же задумалась.

Не опечалена была Фрея и своей судьбой. Рагнильда в начале разговора попыталось было выразить несогласие с поступком сына, разорвавшего помолвку, но Фрея не позволила герцогине развить эту тему, заявив, что она в этом вопросе абсолютно солидарна с Ингварром: они любят друг друга, как брат и сестра. Брак, основанный на такой любви, неизбежно бы лишил обоих надежд на счастливое будущее. Так что в Мадрид она, Фрея, уезжает с лёгким сердцем и самыми радужными ожиданиями. Фрея всегда была открытой девушкой, у герцогини не было повода сомневаться в её словах и подозревать в лукавстве. Да и выглядела Фрея счастливой. Это пошатнуло уверенность герцогини в правильности своих действий.

Фрея ушла, а Рагнильда отправилась во внутренний дворик замка, чтобы там, в тени ёлочек, слушая успокаивающее журчание фонтана, поразмыслить обо всём услышанном. Не успела она расположиться на скамейке, как с противоположного конца во дворик вошла Лариса. В другое время герцогиня-мать всем своим видом показала бы нежелательность этой встречи, но сейчас, после дифирамбов, отпущенных бывшей невестой в адрес нынешней, она энергично помахала веером и ласково улыбнулась.

У Ларисы не было оснований игнорировать столь явное и приветливое приглашение к общению. Она не видела герцогиню с того дня, когда Ингварр представлял их друг другу. Лара и тогда не обиделась на холодность приёма, а когда узнала, что Ингварр не просто герцог, а почти король, ещё больше посочувствовала его матери. Она бы с удовольствием её успокоила, рассказав, что их с Ингварром брак всего лишь фикция, но она обещала ему молчать и молчала. Хотя и не понимала – теперь-то зачем? Кажется, все уже смирились, никто его не заставляет жениться на Фрее. Так к чему продолжать этот фарс?

Ну, ничего, скоро она всё выяснит. Ингварр, наконец, освободился от всех своих дел и пообещал ей увлекательное знакомство с его страной. В путешествии они будут вдвоём, и там она вытянет у него всё, не боясь попасть впросак и поставить его в неудобное положение перед его подданными.

К сожалению, её гид, ставшая всего за неделю близкой подругой, уехала в Мадрид, Ингварр пообещал освободиться к обеду, и Лариса решила скоротать время, осматривая замок снаружи, но, не выходя за крепостные стены. И набрела на калитку в садик, где и встретила герцогиню-мать.

Ингварр спешил. Очень спешил. Из месяца до начала сентября, который у него был, чтобы завоевать любовь Лары, прошло целых десять дней (треть срока!), а он ни на шаг не продвинулся в нужном направлении. Поэтому он так сердился на мать и Альвиса, подкинувшим ему дополнительные проблемы. Но сейчас, слава богу, всё устаканилось.

Арнкелл, как будущий первый министр, отправился с бывшим первым министром повторять их маршрут этого лета: Сан-Марино – Лихтенштейн – Люксембург – Андорра – Сан-Мэрридж для заключения конкретных договоров. И пусть только Альвис попробует заупрямиться, Арнкелл быстро поставит его на место.

Герцог никого не видел на посту первого министра кроме начальника своей охраны Арнкелла Кристиансенса. Ведь на этом посту главными были организаторские способности, самодисциплина и жёсткий контроль над подчинёнными, кругозор и чутьё. Всеми этими качествами Арнкелл обладал в полной мере. И плевать, что не из знатной семьи! Тем ценнее то положение, которого он достиг благодаря собственному уму и трудолюбию!

Заместитель Арнкелла Хэвард перемещался на должность начальника охраны герцога. Вот Хэвард был из знатного рода Глюксбургов, боковой ветви герцогского рода. Происхождение не помешало Хэварду активно возражать своему герцогу (а, по правде говоря, ругаться, как сапожник), который вознамерился отправиться по стране со своей невестой без охраны. Хорошо, что хоть Арнкелл в это время был уже в Сан-Марино, и никак не мог повлиять на процесс. Вдвоём они вполне смогли бы сломить волю Ингварра. А так, Хэвард рвал и метал молнии один, особенно, когда узнал, что он должен отправиться в Мадрид с Фреей, да ещё и на неопределённое время – «пока девушка не освоится в городе и сама не отпустит его на родину». Хороша перспектива! Герцог без охраны, а его, Хэварда, даже не будет в стране! Впрочем, Хэвард вскоре успокоился. Ингварр подозревал, что он нашёл кого-то надёжного, кто отправится вслед за герцогом тайно. Ну, и пусть! Главное, чтобы Ингварр его не видел и не слышал.

Решение судьбы Хэварда тоже не было сиюминутным, как в части карьеры, так и по поводу поездки вместе с Фреей. Для Ингварра давно уже не было секретом, что Хэвард любит наречённую герцога, но не даёт своим чувствам развиться. Теперь у него есть время и возможность завоевать любовь Фреи. И она будет дурой, если проморгает такого отличного парня.

Оставлять в столице осиное гнездо «заговорщиков», то бишь, остальных членов кабинета министров, Ингварр не боялся. За ними не стояла никакая конкретная сила, кроме старческой глупости и амбиций матери, уж это его охрана проверила досконально. Да и с каждым из них рядом находился тот, кто в скором будущем заменит их на соответствующем посту. Для передачи опыта, так сказать. Старички пыхтели, как паровозы, уже основательно подзабыв, когда они последний раз работали так интенсивно. Особенно доставалось министру внутренних дел. Фактически, они с Логмэром³⁴ поменялись местами. Не министр помогал Логмэру разбираться в хитросплетениях законов Хёртагена, а Логмэр ежедневно принимал у министра экзамен на знание родного законодательства. Больше, чем на троечку министр пока не тянул.

Все были при деле и, наконец-то, можно было со спокойной душой посвятить время Ларе. Герцогу доложили, что девушка пошла во внутренний дворик, и он отправился за ней.

Лара с герцогиней-матерью вполне мирно беседовали, когда к ним чёрным торнадо приблизился Ингварр. Он холодно поклонился герцогине-матери и, довольно бесцеремонно взяв Лару за руку, сказал ей по-русски:

– Мы должны быть собраться!

Матери ничего не сказал, только огрел таким гневным взглядом, что бедная женщина аж вся сжалась. Лара этот взгляд заметила и возмутилась. Внутренне, конечно, наружу ничего не выпустила, решила дождаться момента, когда они будут наедине. Ну, что за характер! Что они такого сделали, что он так себя ведёт? Тоже мне, гостеприимный хозяин! Пусть он и герцог, и почти король, но она-то, Лара, не его подданная, в конце концов, чтобы чувствовать себя преступницей какой-то! А пусть даже и герцог! Всё равно, так обращаться с собственной матерью! Надо будет обязательно позвонить Фрее и поздравить её с избавлением от такого мужа!

Когда они дошли до комнаты Лары, она уже кипела, как забытый чайник на огне. Но всё же решила действовать осторожно:

– Ингварр, я что, нарушила какие-то законы твоей страны?

– Я не понимаю, что ты имеешь в виду? – искренне удивился тот.

– Но мне же не показалось, что ты был, мягко говоря, не доволен моим общением с твоей мамой?

– Ты не имеешь к этому никакого отношения!

– Тогда почему ты так рассердился? Я себя почувствовала государственной преступницей, а, уж, как себя почувствовала твоя мама…

– Я боялся, что герцогиня может обидеть тебя, потому что ты знаешь, кто главный сторонник и инициатор нашей помолвки с Фреей, – предпочёл высказать половину правды Ингварр, больше озабоченный тем, чтобы мать не сказала Ларе об её истинном положении невесты, а не жены, из-за чего она может уехать на родину раньше времени. Раньше, чем полюбит его, Ингварра.

– Мы очень мило беседовали о России. Ни Фрею, ни наш брак не обсуждали… И вообще, мне кажется, что пора сказать всем правду. Фрея уехала, твоя мама смирилась…

– Ты не знаешь герцогиню! – возразил Ингварр, пытаясь на ходу придумать новые аргументы для затягивания игры.

И ему это удалось:

– У неё наверняка есть запасной комплект достойных невест, а я хочу выбрать себе жену сам!

Лару задел тон, каким Ингварр говорил о матери, да, собственно, он и матерью её не называл, а только холодно-отстранённо, как чужую, «герцогиней». Лара отошла к окну, отвернулась от Ингварра, обхватила себя руками и заговорила совершенно не по теме, тихо, как будто говорила сама с собой:

– Когда я потеряла папу три года назад… Так было больно… В голове мысли-мысли… Может, ещё что-то могли сделать и не сделали? Всё вспоминались какие-то обычные моменты, которым не придаёшь значения… Зачем спорила с ним? Ведь могла же тогда уступить, и он бы не расстраивался. Зачем вот тогда обидела? Не у кого теперь просить прощения… А потом такой ужас накатил: ведь мне же придётся и уход мамы пережить… А как? Как? Господи, пожалуйста, отодвинь этот момент! Отодвинь как можно дальше! Прошу тебя, отодвинь! И пусть я уже взрослая, а она по-прежнему зудит, как будто я маленькая: надень шапку – простудишься, куда ты пошла в короткой юбке, зима на дворе. И не дай бог не позвонить, а уж задержаться допоздна, или ещё того хуже – не прийти домой ночевать… Ну и пусть! Пусть так и будет! И будет как можно дольше! Родители – это единственная в мире самая надёжная твоя опора и защита. Я это так остро осознала, пока мы с мамой вдвоём белугами выли по папе… А потом к нам переехала Кира, мамина сестра… И стало чуточку легче…

Ингварр ничего не ответил на этот монолог, только про себя подумал: «Странно, Лару с её мамой горе сблизило, а нас – разъединило ещё больше».

…Рагнильда осталась сидеть на скамейке. Сил не было подняться и уйти к себе. Никогда ещё она не чувствовала себя такой одинокой, нелюбимой, беззащитной. Здесь её и нашёл Ингварр. Он подошёл к матери, поцеловал её руку и, как ни в чём не бывало, произнёс:

– Давай я отведу тебя в твою комнату!

Слова извинения не были произнесены, но матери было достаточно и этих незатейливых слов.

³⁴ – в переводе – «юрист»

11

Начать совместное путешествие с Ларой по стране Ингварр решил с главных достопримечательностей, на которых зиждется благополучие Хёргатена – Центральный банк, гарантируемая банковская тайна которого (риски даже ниже чем у вошедших в поговорку швейцарских банках), и низкие налоги привлекают огромные вложения из-за границы, и Корпорация H-Nokia – сплошь высококвалифицированные специалисты, занимающиеся производством микрочипов и программированием для крупнейшей в Европе финской транснациональной компании Nokia³⁵. Но желаемого эффекта посещение этих мест на Лару не произвело. Она вежливо слушала, но и только. Может, ещё не отошла от вчерашней ситуации?..

Не в характере Ларисы было дуться на что-то неделями. Просто ей было скучно. Ладно ещё, в банк потащил, там хоть здание снаружи было красивое. А внутри всё, как и в любом банке мира – компьютеры, компьютеры, компьютеры. И те же компьютеры в Nokia. А всё остальное – «самый надёжный банк в мире», «самые высококвалифицированные специалисты», господи, ну какие же мужчины любители похвастаться! Что русские, что хёртаг…, хёртагены… или хёртагенсы? Нет, скорее всего, хёртагенцы, а то какие-то тангенсы с котангенсами получаются.

Оживилась Лара только когда они заехали в какую-то крутую школу. Это Лара решила, что она крутая, а Ингварр потом объяснил ей, что у них все школы такие. С прекрасно оборудованными классами, с великолепными зимними садами, где можно расслабиться под медитативную музыку, с большими бассейнами и, само собой, огромными спортивными залами со всевозможными тренажёрами. И учатся там в классах не по тридцать детей, как в наших, российских, а не более чем по пятнадцать.

Система образования Хёргатена Лару озадачила. С одной стороны в ней было много плюсов: дети начинали учиться с любого возраста, хоть с пелёнок, лишь бы ребёнок был готов. Могли вообще в школу не ходить, находясь на домашнем образовании. Но! К десяти годам, когда надо было переходить в среднюю школу, они должны были освоить определённый набор предметов, включая три иностранных языка: норвежский, финский и один из европейских на выбор. Забавно, что норвежский считался иностранным языком, хотя именно на нём хёртагенцы и говорили. Но это по мнению Лары. По убеждению Ингварра языки всё же отличаются.

Скорее положительно Лара восприняла то, что в перечень предметов, которые изучались на добровольной основе, попали такие основополагающие в российских школах предметы, как физика и химия. Господи, ну кому они нужны в обычной жизни? Кто их помнит, кроме тех, кто потом связан с ними профессией?

А вот отсутствие в школьной программе географии и всемирной истории (история своей страны была обязательной) Лара сочла за причину повального невежества иностранцев. Вот почему каждая нация мнит себя пупом земли! Они не понимают ни своего места на Земном шаре, ни своего места в истории Земли. У французов все войны выиграли французы, у американцев – американцы, у поляков – поляки. Украина – это окраина России, а Россия у всех агрессор и варвар. Но не будешь же читать курс географии и истории главе чужого государства, с которым твоя жизнь пересеклась на короткое время по какой-то странной причуде искривленного пространства и времени? Лара и не стала.

Уровень медицины Хёртагена Лару и восхитил и расстроил одновременно. Расстроил, потому что, ну, почему у нас в России, всё так допотопно? А кое-где и вообще никак?! Почему здесь, в малепусеньком по сравнению с Россией государстве, даже в самое отдалённое поселение в горах, где и жителей-то не больше одного десятка, скорая помощь прилетит за десять минут, а в наших сёлах обыкновенного фельдшерского пункта порой нет? Горько и обидно за родину. А за Хёртаген остаётся только порадоваться…

Ингварр никак не мог поймать волну настроения Лары. Она оживилась, когда выехали за пределы столицы. Они бурно обсуждали нюансы образования в Хёртагене и России. Она о чём-то глубоко задумалась после посещения Центральной клинической лечебницы в Нурланге. А в машине, в основном смотрела в окно, что никак не способствовало диалогу, в котором Ингварр и так был не мастак…

³⁵ – компания телекоммуникационного оборудования для мобильных, фиксированных, широкополосных и IP-сетей, разработка следующего поколения стандартов для сетей подвижной связи 5G и их тестирование на сетях действующих операторов связи

12

Зато утром Лара встретила Ингварра улыбкой во весь рот и радостным восклицанием:

– Я ночью поняла, что мне напоминает пейзаж за окном! Всё крутилось-крутилось в голове, что я это уже где-то видела! Это же наша Карелия! С фоток Киры! Камни, сосны, расщелины, водопады! У вас есть водопады?

– Да, – ответил слегка удивлённый Ингварр, считавший, что русской девушке посмотреть на цивилизацию интереснее, чем на природу, которой хватает и на родине (опять эти предубеждения!), – Ты хочешь увидеть водопады?

– Да-да-да! Конечно-конечно-конечно! – вернулась к Ингварру девушка-праздник.

– Надо будет сделать объезд и проехать по бездорожью, – задумчиво ответил Ингварр.

Где-то здесь рядом находился чудесный многоступенчатый водопад, на который они не раз приезжали с отцом. Давно, ещё в детстве Ингварра. Оставалось надеяться, что современный навигатор опознает водопад и проложит туда дорогу.

Лара и представить себе не могла, что означает в устах истинного хёртагенца «бездорожье»! Представьте себе узкую колею среди леса. С одной стороны колея ограничена скалами, с другой стороны обрывом. Но обрывом не лысым, а густо поросшим лесом. Но, поскольку лес состоит в основном из сосен, вся глубина обрыва просматривается как на ладони. Ларе всё время казалось, что колёса с её стороны вот-вот не найдут опору и, чиркнув по воздуху, отправят машину вниз. И она покатится ко дну обрыва, а деревья будут мять её бока и перекидывать, как мячик, от одного к другому.

А теперь добавьте к этому, что машина едет не по гладко укатанной земле, а по стиральной доске, даже по двум стиральным доскам, уложенным по отношению друг к другу под девяносто градусов. И, соответственно, вас не только мотает из стороны в сторону, от обрыва к скале, от скалы к обрыву, но ещё и вверх-вниз, вверх-вниз, вперёд-назад, вперёд-назад.

Несчастные три километра бездорожья, обещанные Ингварром, показались Ларе вечностью. А то, что им навстречу не попалась ни одна машина, не счастливым стечением обстоятельств, а обычной закономерностью: ну кто, кроме сумасшедших русских захочет поехать в глухомань, чтобы посмотреть на водопад? Водопадов мы, что ли, на своём веку не видели?

Но на этом испытания не закончились. Ингварр твёрдо взял Лару за руку, и они начали спускаться круто вниз между деревьями по заросшей травой малоприметной тропинке. Из-под ног то и дело выстреливали шишки, кроссовки то цеплялись шнурками за сухие ветки, то спотыкались за прорвавшиеся из земли корни деревьев. А впереди светлело, проход расширялся и всё явственнее слышался шум падающей воды.

На открытое пространство выскочили неожиданно. Метрах в двадцати по уступам скалы бурлила вода, срываясь единым плотным потоком метров пяти высотой, образуя небольшое озерцо, а дальше весело бежал, играя камешками, ручеёк – не ручеёк, речка – не речка.

– Эх, жалко я купальник не взяла! – воскликнула Лара, тут же забыв о страхах проезда.

– Вода здесь всегда очень холодная, – возразил Ингварр.

– А я бы по-быстренькому!

– Хочешь зайти за водопад? – через паузу предложил Ингварр, вспомнив, как они с отцом играли здесь в прятки.

Он неизменно прятался за плотной стеной воды, а папа делал вид, что никак не может его найти. Сколько же ему тогда было лет? Не больше пяти. Иначе он бы понял лукавство отца, и игра была бы безнадёжно испорчена.

– Конечно, хочу! – захлопала в ладоши Лара.

И они опять взялись за руки, чтобы поддерживать друг друга на скользких камнях, а потом долго стояли за водопадом, оглушённые грохотом воды, пока не промокли и не замёрзли. Жизненно необходимо было срочно согреться. И Ингварр в первый раз подумал о том, что, если бы он не настоял на поездке без охраны, сейчас бы просто приказал организовать им тёплое местечко, и оно явилось бы, как по волшебству.

Тут же приходилось соображать самому. Хорошо, что он вспомнил о владельце небольшой форелевой фермы, к которому они с отцом иногда заруливали на обратном пути с водопада. Оставалось молиться, чтобы он был ещё жив. Да, и ещё не разорился и не бросил хозяйство. И дорогу ещё не мешало бы вспомнить…

Обратная дорога уже не показалась Ларе такой страшной. И проехали они её обратно в два раза быстрее, чем туда. А какой рыбкой полакомились на ферме у пожилого хёртангенца, встретившего Ингварра, как старого знакомого! Свежевыловленной, нежной, благоухающей специями и дымком! М-м-м! Пальчики оближешь! Если так пойдёт и дальше, то из-за количества съеденного фосфора она начнёт светиться, как новогодняя игрушка!..

Ингварр смотрел на мерное вращение мельничного колеса (мельницы у Йорана³⁶ не было, колесо это он так сделал, для забавы), и на него нахлынули воспоминания об отце. Он их загнал подальше, глубоко в память, в день его кончины. И не доставал всё это время, все шесть лет, чтобы не беспокоили, не доставляли боль. Но сейчас воспоминания были светлыми. Грустными, но светлыми. От них в душе разливалось тепло. То ли время прошло, и боль утихла. То ли это происходило, потому что Лара была рядом…

И, кстати, они же ещё в одно место успеют доехать до темноты! Ларе обязательно должно понравиться! А переночевать можно вернуться к Йорану. Он же и подскажет, что ещё можно посмотреть в округе, раз уж любимая оказалась любительницей природы, и весь выстроенный, скоординированный и проработанный план поездки полетел вверх тормашками.

Ингварр осторожно положил свою руку на руку Лары и, лукаво заглядывая ей в глаза, спросил – не желает ли сударыня поработать старателем? Голубые глаза Лары расширились от удивления:

– А что добывать будем? Золото мыть?

Ингварр ответил серьёзно, но в глазах плясали смешинки:

– Чувствуется русский размах! Нелицензированная добыча золота в Хёртаген строго запрещена. Карается сроком до пяти лет с отбыванием наказания в тюрьмах Норвегии при отсутствии тюрем в Хёртаген. Ты хочешь в тюрьму?

– Ну, вот! – в тон ему ответила Лара, – Сам в гости пригласил. Золотые горы наобещал. А теперь тюрьмой грозит! В тюрьму не хочу! Пять лет не хочу! И в Норвегию тоже не хочу!

– Так что пошли за гранатами!

– Гранатами? – изумилась Лара, уже не понимая прелесть такой шутки.

Ингварр, не чувствуя разницы в русском языке между словами «гранат» и «граната», продолжил:

– Да! Только у меня нет выбора. Мы имеем дело с молотком.

Лара уже ничего не понимала – при чём тут гранаты, при чём тут молоток, в чём состоит выбор.

– Ингварр, погоди, – сказала она осевшим голосом, – зачем нам нужны гранаты?

– Ты можешь иметь их в память о Хёртаген. Сделай себе украшение.

Лара представила себе гранату, прилепленную к холодильнику вместо магнитика, который привозила Кира в память о каждой стране, в которой побывала, а потом себя, обвешанную ожерельем из гранат, и расхохоталась, поняв, наконец, что Ингварр имел в виду камень гранат.

Теперь уже ничего не понимал Ингварр, что такого смешного он сказал? Лара, сквозь смех, пояснила разницу, добавив, что слово «гранат» имеет в русском языке и ещё одно, третье, значение – фрукт.

– Сложный русский язык! – констатировал Ингварр, – Много двойных стандартов.

– Двойных значений слов, – поправила его Лара, попутно подумав о том, что это в политике присутствуют двойные стандарты, особенно в отношении к России.

– Идёшь?

– А то! Только имей в виду, что надо добыть хотя бы четыре граната.

– Почему четыре?

– Кольцо, две серёжки и кулон, – подсчитала Лара, – И, кстати, у слова «серёжка», тоже три значения…

Так, в разговорах о сложностях великого и могучего они доехали до местечка с ничем не

примечательными серыми камнями. Только камни были не гладкими, а все изрезанными вертикальными полосами. Казалось, стукнешь по нему, и он раскрошится. Но не тут-то было. Камень оказался твёрдым и на удары молотка Лары не поддавался.

Ингварр забрал у девушки молоток, но не спешил колошматить им налево и направо. Внимательно осмотрелся. Приметил что-то, что Ларе было совершенно не заметно, и точным ударом отколол кусочек. А потом показал девушке маленькую блестящую грань кристалла граната. Если бы не показал, то Лара бы и не заметила. А, если бы и заметила, то всё равно не поняла бы – цвет у хёртагенского граната был не насыщенно-кровавый, как у чешских гранатов, а нежно-розовый, больше похожий на аметист.

Дальше они работали слаженно, разделив обязанности – Ингварр откалывал куски камня, а Лара осторожно оббивала их, освобождая драгоценный гранат. И вскоре наработали на полный комплект. Правда, Ингварр честно предупредил девушку, что огранённый гранат может получиться слишком маленьким, непригодным для ювелирного украшения. Но Лару это совершенно не расстроило. Она решила, что вставит его в металл таким, как он есть в природе. Зато ни у кого в целом мире не будет подобного комплекта!

³⁶ – в переводе – «фермер»

12

Йоран не только подсказал, куда надо отправиться, чтобы насладиться красотами северной природы, но и вызвался сопроводить, поскольку туда надо было добираться по воде. Они загрузились в лёгкую моторную лодку Йорана и отправились в путешествие по шхерам³⁷.

Погода путешествию, правда, не способствовала – накрапывал мелкий дождик. Но это не испортило настроение Ларе, что уж говорить о привыкших к капризам своей погоды хёртагенцам. Пролив между островами то сужался до тоненькой линии, что, казалось, можно, если встать, дотронуться руками до высоких скал с обеих сторон, то, вдруг, расширялся настолько, что казалось, лодка выскочила на морскую гладь. Тем более что берег, вдруг, из скалистого превращался в пологий, с редким леском и песчаной отмелью.

Но самым необычным берегом, такого Лара ещё не видела, оказался скалистый берег, состоящий из округлых камней. Лара назвала его «львиным», потому что камни образовывали лапы то ли тигра, то ли льва. Камни имели чётко выраженную светлую полосу у кромки воды, и Ларе воображалось, что зверь только вступил в воду, отмыл часть лапы, а остальное не успел, застыл, поражённый красотой окружающей природы. Или учуял запах приближающегося человека?

К.Гоголев³⁸ – пейзаж из серии «Ладожские шхеры»

На один из подобных островов Йоран и высадил путешественников. Дождик, как по волшебству закончился, а над островком, похоже, и вообще не шёл, поскольку камни были сухими. Ингварр и Лара вскарабкались буквально по трём большим валунам и оказались на почти плоской площадке, откуда открывался потрясающий вид на извилистый берег с проблесками серой воды из-за отражающегося в ней хмурого неба. Лара подумала о том, насколько пейзаж был бы красивее, если бы был погожий денёк, раз и при такой не приветливой погоде дух захватывает!

– Do you want to go even higher?³⁹ – спросил снизу Йоран.

– Of course!⁴⁰ – тут же восторженно отреагировала Лара.

И Ингварр обречённо поплёлся вслед за Йораном и Ларой ещё выше.

Здесь площадка была поменьше. Йоран даже не стал туда подниматься, чтобы не мешать гостям. Наверху стало понятно, что они на небольшом острове. Несмотря на хмарь, видно было далеко вокруг. А вокруг была вода и островки, разбросанные тут и там. Большие и совсем крошечные, серо-коричневые – скалистые и зелёные, поросшие лесом.

– But there on the horizon one can see Russia. The Solovki are called⁴¹, – сказал Йоран, заметив, в какую сторону смотрит Лариса.

Наверху Ингварру совсем поплохело. Он встал за спиной Лары и ухватился за её плечи, опустил голову и закрыл глаза. «Почти, как в «Титанике», – подумала Лара. Только там героиня Кейт Уинслетт опиралась телом на героя Леонардо ди Каприо, а здесь Ингварр держал расстояние, только голову прислонил к её волосам. Что это значило, Лара не поняла.

Больше в этот день они никуда не поехали. Ингварр с трудом приходил в себя. Лара и Йоран решили, что он простудился, и поэтому хандрит. И начали усиленно его лечить. Больным оказалось быть вдвойне приятно – и любимая о тебе заботится, с тревогой заглядывая в глаза и заботливо поправляя намотанный на горло шарф, и лечение происходит народными средствами, то бишь, спиртовой настойкой на травах, собственноручно изготовленной Йораном.

Сколько градусов было в той настойке, Йоран не знал, а Лара с одного глотка (больше в горло не полезло) определить затруднилась, поняла только, что гораздо крепче русской водки. В итоге, Ингварр и Йоран (не пить же герцогу одному, как алкоголику) накачались до весьма весёлого настроения, так что засыпала Лара под разудалые народные песни очень даже фривольного содержания. Но она об этом не догадывалась, поскольку языка не знала.

Vаren bris glir og hvisker:

Alle gjennom trærne, nа grоnn.

Som unge elskere,

Bekker som renner i en hast,

Ingen hvile eller stopper,

Mens skummet vil ikke mоter havet.

Skrik i mitt hjerte!

Skrik og lytte

Shepherd ' s horn…⁴²

Jeg elsker skjоnnheter

men vinen er ikke mindre;

Jeg ser bаde

og jeg ville bаde smil –

de er ikke separable fra hverandre.

Nymfe i grоnt

og vin i grоnne briller.

Som medlem,

bаde nær meg er trukket.

Gi meg et glass med mer,

Ring meg mer skjоnnheter,

Og jeg vil være lykkelig i min grоnn boks…⁴³

³⁷ –  архипелаг, состоящий из мелких скалистых островов, разделённых узкими проливами. Каждый из таких островков в отдельности называется «шхера»

³⁸ – Кронид Александрович Гоголев (Карелия) – народный художник России, автор многочисленных живописных полотен, деревянных скульптур, но наибольшие признание и известность принесли ему работы, выполненные рельефной резьбой по дереву

³⁹ – Хотите подняться ещё выше?

⁴⁰ – Конечно!

⁴¹ – А на горизонте ты видишь Россию. Соловки называются

⁴² – Весенний ветерок скользит и шепчет,

Всё через деревья, теперь зеленые.

Как молодые любовники,

Потоки которых текут в спешке,

Никакого отдыха или остановки,

Пока его пена не встретится с её морем.

Выкрикни мое сердце!

Кричи и слушай

Рог пастуха…

⁴³ – Я люблю красавиц

но и вино не меньше;

Я обоих вижу

и съел бы обе улыбки -

они не отделимы друг от друга.

Нимфа в зелени

и вино в зеленых бокалах.

В качестве участниц,

обе около меня нарисованы.

Дайте мне бокал ещё больше,

Позовите мне красавиц ещё больше,

И я буду счастлив в моей зеленой коробке…

13

Наутро Ингварр проснулся бодрым, весёлым и абсолютно здоровым. «А ему идёт улыбка», – подумала Лара, видевшая её впервые за время их знакомства.

В Ингварре клокотала какая-то бешеная энергия. Вчерашнее восхождение на гору он посчитал хорошим знаком на пути избавления от акрофобии. И, кроме того, онвспомнил ещё одно место, куда они забирались вместе с отцом. И оно тоже было связано с высотой. Ингварр прекрасно помнил лицо отца, стоящего внизу, под камнем, на который только что он, маленький, вскарабкался, и нереальный простор, открывающийся, если посмотреть в другую сторону. И никакой боязни высоты! Значит, в детстве у него её не было. Где-то она прицепилась потом, позже. А, следовательно, от неё можно избавиться! Как прицепилась, так и отцепится!

Ингварр попытался описать камень, вид с него и свои ощущения, и Йоран узнал место! Рrestens stein – Камень проповедника. Вот как оно называлось. Сейчас это вспомнил и Ингварр.

Они увлечённо проложили туда маршрут на машине. Выходило, что одним днём обернуться не получится. Но зато Йоран подсказал ещё парочку красивых мест, куда можно было заехать по дороге, сделав, правда, немалые объезды. Нашлось, где и переночевать. По карте ночлег получался в небольшом хуторе Гра рядом с Canyon Marmor – Мраморным каньоном. На подготовку или знакомство рассчитывать уже не приходилось, но найдётся же там хоть одна добрая душа, чтобы пустить путешественников переночевать?

Йоран обеспечил путешественников едой (опять рыба, опять фосфор!) и питьём (без своей настойки, слава богу!), и они отправились в путь. Дорога петляла среди деревьев, изредка выскакивая на открытое пространство то с одной, то с другой стороны. И хоть и была узкой, всего на две машины, но с отличным асфальтовым покрытием. Навстречу, как ни странно, никто не попался.

Часа через три (Лара даже начала дремать – укачало, что ли, на постоянных поворотах?) асфальт закончился. Ингварр остановил машину, и они продолжили путь пешком. Идти было не сложно. Под ногами было гладкое каменное плато, как будто кто-то срезал гору острым лезвием.

Деревья от плато отступали, отступали и, наконец, отступили совсем. От открывшейся картины у Лары захватило дух. Они оказались на высокой ровной скале, разрезанной на две части широким каньоном. Окончание каньона слева было не видно из-за сомкнувшегося леса. А направо он уходил изломанной линией и, кажется, сужался. В воде каньона отражалось небо с облаками, из-за чего она была пятнистой – то синего, то стального цвета. А через фотообъектив при увеличении масштаба даже зелёного.

Лара так увлеклась фотографированием, что забыла об Ингварре. Стоило сменить позицию буквально на два шага, и каньон открывал какую-то свою новую чёрточку. И она щёлкала и щёлкала без остановки, пока не услышала чужой голос, сказавший что-то по-хёртагенски:

– Hei, gode mennesker! Og jeg hоrte lyden av din bil og bestemte seg for а sjekke plutselig virket det som om det? Mitt navn er Нalstein⁴⁴. Jeg er fra gаrden Grа.⁴⁵

– Ingvar, – не называя своего титула, представился Ингварр (своим герцогством он решил воспользоваться только в безвыходной ситуации).

А дальше Ингварр переводил Ларе на русский то, что рассказывал Хэлстеин, вызвавшийся стать их проводником по каньону. Без него они и половины красот не увидели бы! Хэлстеин довёл путешественников до противоположного конца каньона, где вода уходила под скалы через две красивые арки, как будто специально выдолбленные человеком, но, тем не менее, сделанные матушкой-природой. Он же обратил их внимание на длинный узкий козырёк, выступающий на противоположной стене каньона примерно на середине его высоты, и спускающийся в одну из арок, где исчезал в темноте.

Без Хэлстеина они ни за что не нашли бы вход под скалы, где прошли довольно широким и высоким коридором (Ингварру пришлось пригнуться только в одном месте) до глубокого колодца почти идеальной круглой формы. Где-то далеко внизу в нём чернела вода, а высоко над ним синел кружочек неба. Сверху капала вода. Сколько же понадобилось природе времени, чтобы продолбить капельками такой колодец?!

Коридор вывел троицу на поверхность и, круто поднявшись вверх, а потом спустившись, они оказались на краю небольшого озера. Скалу, которую они только что преодолели, поддерживал мощный столб, а вокруг него растекалась вода. Так вот куда уводили арки из каньона! – догадалась Лара. Хэлстеин подтвердил, что, если заплыть на лодке из каньона под скалу, то можно здесь выплыть. Главное, не потеряться в темноте подземного лабиринта.

Дальше Хэлстеин отвёл Лару и Ингварра в карьер, где раньше добывали мрамор. Ингварр очень удивился, он ничего не слышал о добыче мрамора в Хёртагене. Оказалось, что ещё до 50-х годов прошлого века мрамор добывали по старинке: сверлили в горной породе глубокие шурфы и забивали туда стволы берёз. Обильно заливали водой. Древесина набухала и разрывала мрамор толстыми пластами по его естественным линиям наименьшего сопротивления. Потом перешли на взрывчатку. Процесс добычи и доставки существенно упростился и удешевился, количество добываемого мрамора резко возросло. Но вскоре выяснился огромный минус такого способа добычи. Мрамор рвался уже не по своим естественным линиям, а шёл частыми трещинами. Он стал не пригоден для строительства, а изготовление мелких предметов, типа статуэток, было финансово не выгодно. И добыча мрамора в Хёртагене прекратилась. Уже больше двадцати лет их хутор Гра, который образовался во время мраморного бума, стоит заброшенный. Там доживают свой век старики и старухи, которые не захотели покинуть родные места, когда их дети переехали туда, где смогли найти работу. Но они не позабыты-позаброшены. Один раз в неделю приезжает автолавка с теми товарами, которые хуторяне заказали по интернету (тут уже удивилась Лара: вот бы и у нас, в России, в каждой отдалённой деревушке был интернет). Во время отпусков наведываются дети с внуками и правнуками.

Нежно-палевая стена с разнообразными неповторяющимися узорами мраморного карьера ещё хранила следы работы человека – где-то была идеально ровной, гладкой, где-то виднелись наклонные полосы, оставленные острыми зубьями экскаватора, где-то чернели аккуратные отверстия горизонтальных шурфов.

– Ой! Смотрите – птица сидит среди камней, не спугните! – воскликнула Лара.

– Глазастая она у тебя, – усмехнулся Хэлстеин, когда Ингварр ему перевёл сказанное девушкой, – Не бойся, подойди ближе. Это место такое, тут всякое может привидеться.

И действительно, при ближайшем рассмотрении, птица обернулась камнем.

Вечер и ночь Ингварр и Лара провели в доме гостеприимного Хэлстеина. И в этот раз Лара заснула не под песни, а под степенный разговор Ингварра с хозяином. Хэлстеин с удовольствием отвечал на вопросы герцога – вдруг что-то в жизни хутора изменится к лучшему? Вдруг здесь снова закипит жизнь? Старый горняк узнал своего правителя, но тот предпочёл представиться просто по имени, без титула, и Хэлстеин сделал вид, что не догадывается, кто перед ним.

⁴⁴ – в переводе – «горный камень»

⁴⁵ – Здравствуйте, добрые люди! А я услышал звук вашей машины и решил проверить – вдруг показалось? Меня зовут Хэлстеин. Я с хутора Гра.

14

Впервые предстоящий день не вызывал у Ингварра тревогу. В планах было сначала посетить Vann splittelsene – Водяные перекаты. Несколько больших ручьёв, сбегающих по камням и образующих маленькие водопады от одного до двух метров высотой, которые ниже сливаются вместе и образуют горную речку.

Потом заехать к Камню проповедника. Подняться на него и посмотреть вниз Ингварр уже почти не боялся, воспринимая это больше как возвращение в детство, как встречу с отцом, чем как на восхождение на гору. Да и два последних дня с Ларой, когда они вместе смотрели на мир с высоты птичьего полёта (если иметь в виду Ингварра, то это было слишком сильно сказано – на шхерах он вообще закрыл глаза и зарылся лицом в её волосы, а у каньона держался в двух шагах сзади, но в каньон-то, всё-таки, заглянул!), убедили его, что со страхом высоты он справиться сможет.

На Камне проповедника Ингварр планировал перекус. Насколько он помнил, там был небольшой грот в скале с каменным козырьком треугольной формы, похожим на две сомкнутые ладони. Там они с отцом всегда устраивали пикник. Ничего не мешало им Ларой это повторить. Провизии было хоть отбавляй, они ещё не всё съели, чем снабдил их Йоран, а Хэлстеин уже добавил своё.

Дальше в планах было отправиться к небольшому городку Ser-Yan, рядом с которым находится одноимённое озеро. В переводе Ser-Yan означает «Смотрящий Ян», что совершенно неудивительно. Озеро почти идеальной круглой формы похоже на зрачок человека. Когда погода хмурая, и Смотрящий Ян хмурится, а когда светит солнышко – вода в озере голубая-голубая со смешинками солнечных зайчиков, скачущих по её глади. Всё это Ингварру и Ларе рассказал Хэлстеин. Сам он этого не видел, но так ему рассказывал его сын, Ойстеин⁴⁶, который перебрался туда с семьёй. Адрес и телефон Ойстеина уже были записаны Ингварром на всякий случай. Хэлстеин затруднился сказать, есть ли в Сер-Яне отель, а прибудут они туда, по расчетам Ингварра, уже ближе к вечеру.

Ингварр и Лара тепло попрощались со стариком и отправились в путь.

Проскочить мимо Водяных перекатов было не возможно – ручьи стекались в речку, образуя небольшое озеро, прямо у дороги. Так что уже через час путешественники были на месте. Они оставили машину на обочине и углубились в лесок. Тропинки не было, приходилось идти то у самой кромки воды, то углубляться в лес, то перескакивать с камня на камень. Красиво было – не описать словами! Только они решали, что всё уже увидели, и можно возвращаться назад, как совсем рядом мелькал или шумел следующий перекат, и невозможно было устоять от искушения посмотреть «последний».

Лара, уже основательно промочившая ноги, ворчала про себя: «Чёрт, могли бы вот тут хотя бы какой-никакой навесной мостик бросить!», но вслух недовольство не высказывала. Во-первых, это было не вежливо, а во-вторых, Ингварр мог развернуться и прекратить поход. А вдруг там, за очередным камнем, ещё есть какая-нибудь красота, а она это пропустит и никогда в жизни больше не увидит?

Но возвращаться, всё-таки, пришлось раньше, чем хотелось. Начал накрапывать мелкий противный дождик, грозящий в любую минуту усилиться, и тогда бы к мокрым ногам присоединилось и всё остальное тело. А там и до простуды недалеко. Прыгать по мокрым камням стало опасно, и путешественники закружились по лесу. Лара уже не могла понять: видели они этот перекат? Или это новый? Или это уже виденный, но повернувшийся к ним другим боком? В итоге, на дорогу они выскочили уже на противоположном берегу озера, сделав полный круг.

Отогрелись в машине чаем и решили вернуться в Гра к Хэлстеину. На Камень проповедника в такую погоду нечего было и соваться, а вдруг завтра повезёт, развиднеется. Да и временем они были не ограничены.

На обратном пути Лара всё-таки не выдержала, спросила:

– А у вас это принципиальная позиция – всё оставлять в диком состоянии?

– О чём ты говоришь? – не понял Ингварр.

– Ну, мы куда не приедем, ни лесенки нет, ни мостика. Природа в первозданном виде. Это, конечно, здорово, но для туризма не очень пригодно.

– В Хёртаген нет туризма, – пожал плечами Ингварр.

– А почему? Какая-то закрытая зона? Извини, что я спрашиваю. Если это секрет, можешь не отвечать.

– Это не секрет. У нас климат, который не является комфортным для туризма. Зимой снега нет. Прохладно летом. Дождь. Нет красивой архитектуры. И как насчет показа туристам?

Ингварр знал, о чём говорил. Он и сам задумывался о туризме, ведь в большинстве карликовых государств, которые он посетил этим летом, туризм обеспечивал львиную долю пополнения бюджета страны. Но Андорра утопала в снегу большую часть года, там процветали горные лыжи. Сан-Марино, Люксембург и Лихтенштейн – это крепости-замки XIII-XIV веков, хорошо сохранившиеся и привлекающие любопытствующих не только тем, что старинные, но и тем, что в них живут реальные потомки древних родов. Монако – это знаменитое казино и пляжный отдых на берегу Лигурийского моря. Сан-Мэрридж – это песчаные пляжи Средиземного моря и бесконечные фестивали. А что можно показывать в Хёртагене?

– Да ты что! А природа! – аж подпрыгнула на сиденьи Лара. – Да если бы у вас хоть чуть-чуть всё привести в цивильный вид, у вас бы отбою не было от туристов! У нас в Карелии тоже погода не «ах», а знаешь, сколько туда туристов едет? Автобусами по сорок человек. На стоянках место в очередь занимают! Взять хоть эти перекаты! Многого и не нужно. Составить круговой маршрут, кинуть навесные мостики, по лесу проложить тропки. Место у дороги, далеко забираться не надо. Тут же туалет соорудить, кафешку небольшую, сувенирную лавку – и вот тебе целый туристический объект.

– Лес будет топтать, – засомневался Ингварр.

– Ой, уж! Подумаешь, реликтовый какой! У нас на Соловках не менее ценный. Там мох какой-то уникальный, на него наступать нельзя. Там знаешь, как сделали? Соорудили деревянный настил на небольшом расстоянии от земли и туристам запрещают даже шагу с него ступить. Здесь тоже так можно сделать, да ещё красиво вписать в пейзаж между деревьями и камнями. Можно ещё найти какого-нибудь умельца, который забавные фигурки из дерева вырежет. Появится куча объектов для фотографий, – фонтанировала идеями Лара. – Не знаю, насколько это будет экономически выгодно, но мне кажется, что много финансовых вложений не потребуется.

«Зато я знаю, кто у меня может это всё рассчитать», – подумал Ингварр. А у Лары уже в голове сложился план рекламной компании, и она думала о том, как было бы здорово защитить свой диплом менеджера по рекламе на основе реального, а не выдуманного объекта. А уж если он ещё и в жизнь воплотиться – да перед ней тогда все двери мира откроются!

Ингварр почувствовал рациональное зерно в её рассуждениях и спросил:

– Что еще можно показать?

– Да взять хотя бы тот первый водопад, который ты мне показывал. От дороги вниз лесенку деревянную сделать. Внизу будочку для переодевания. Где-нибудь найти место для стола с лавочками. Чем не место для отдыха? Ой, а знаешь, что ещё там можно сделать? Мне Кира рассказывала. Это в Италии под Вероной есть такой Парк водопадов Молино. Так там у одного высокого водопада соорудили качели. Она мне фотки показывала. Наверху натянули трос, к нему на двух тросах сиденье присоединили, с перекладиной, знаешь, такое для малышей делают, чтобы не выпадали. И с площадки толкают к водопаду. Кира говорила, что такой восторг! Люди кричат! И взрослые, и дети. А над водопадом мостик. Можно на всё это действо сверху посмотреть.

– А если они зависнут?

– Ну, наверное, – смутилась Лара, – можно верёвку привязать и подтянуть. Как-то же там выходят из положения.

– Дорога должна быть построена, – задумчиво произнёс Ингварр, и Лара поняла, что её энтузиазм его заразил.

– Ни за что! Такой кайф обломать! – воскликнула она, живо вспомнив как тряслась в ним в джипе, – Пусть адреналинчика хлебнут! Справа обрыв, слева скала, внутренности трясутся мелкой дрожью – красотища! Разъезды только надо предусмотреть. Начнётся турпоток, как-то надо будет расходиться, – озабоченно продолжила Лара, как будто возрождение туризма в Хёртагене было делом уже решённым, и она имела к этому какое-то отношение, – А потом к Йорану на ферму на обед. А после обеда он их на лодку… Нет, лодки уже мало будет, пусть он катер купит. И по шхерам. Вот тебе ещё один день экскурсий. Можно ещё добычу граната присоединить…

– От камней ничего не останется, – возразил Ингварр.

– Можно временем ограничить… Или, кто первым находит, на том и конец. Можно ещё какую-нибудь красивую легенду сочинить про это место. Или вашу старинную переделать.

– Обман? Лукавство?

– Ой, уж, подумаешь! Да все эти старинные легенды так и получались: кто-то сказал, другой добавил, третий не понял, четвёртый переврал. И почему мы не имеем права на свои легенды, двадцать первого века? Когда-нибудь наш век будет такой же трухлявой стариной, как для нас век семнадцатый, например.

– Согласован, – серьёзно ответил Ингварр.

– А уж ваш Мраморный каньон – вообще золотая жила! – продолжала гореть энтузиастом Лара.

– Так есть, – кивнул головой Ингварр, – Добыча мрамора.

– Я не знаю на счёт мрамора, – смутилась Лара, – а вот как туристическое место – это точно!

Обсуждать возможности Мраморного каньона решили вместе с Хэлстеином, тем более что они уже подъезжали к его дому. Ингварр был уверен, что старый горняк будет за возрождение добычи, но он, как ни странно, встал на сторону Лары. Они даже потащились к каньону, чтобы сразу сделать привязку на местности. В итоге, к ночи был уже готов бизнес-план, включающий в себя: троллей – скоростной спуск по канату над всей длиной каньона (о нём рассказывала Ларе Кира, побывавшая в подобном каньоне в Карелии); тропа под каменным козырьком вдоль стены каньона, уходящая под арку с выходом у озера.

Идею почерпнули опять же из рассказа вездесущей Киры, которая видела подобную тропу под Малагой в Испании в ущелье Эль-Чорро⁴⁷. Сама она туда не попала из-за наплыва туристов и записью в очередь на месяцы вперёд (ещё один аргумент в пользу туризма). Вариантов было множество – сделать её и под естественным козырьком, и над козырьком, но остановились на следующем: вертикальная лестница, типа пожарной, спускается до козырька (страховочный пояс, страховочный трос – всё как полагается), под козырьком тянется стеклянный помост не больше метра шириной, закреплённый на вбитых в скальную породу горизонтальных опорах (чем мы хуже китайцев, построивших стеклянный мост над ущельем!). Сверху камень, сбоку камень, внизу вода – адреналина море! Тропа заходит под арку, и туристы попадают на понтонную переправу. Темнота, под ногами всё ходит ходуном – кайф, да и только! И тут – раз, свет в конце туннеля! Озеро, и ты уже почти на земле. Осталось только по вертикальной лестнице вскарабкаться наверх.

Для тех, кто боится, можно сделать экскурсию попроще. На надувных лодках по подземным лабиринтам. И уж для совсем слабаков – просто на лодочках поплавать по каньону. И сверху вниз на него посмотришь, и снизу вверх.

Само собой, пешеходные экскурсии по каньону и карьеру с заходом в подземный коридор с колодцем, и вся инфраструктура: рестораны, туалеты, магазины, стоянка для автотранспорта, со временем, возможно, даже отель. По ходу дела ещё может многое нарасти.

У Ингварра кружилась голова, когда он пытался представить себе ощущения людей, попавших на такие аттракционы. У Лары кипели мозги от разыгравшегося воображения. У Хэлстеина пела душа от открывающихся перспектив.

⁴⁶ – в переводе – «камень острова»

⁴⁷ – тропа была создана в начале XX века как вспомогательный путь для рабочих, занятых на строительстве плотины, и представляет собой деревянный настил на вбитых в скалу железнодорожных рельсах.  Тропу назвали Королевской в честь короля Испании Альфонсо XIII, который прошёл по ней, чтобы посетить церемонию открытия плотины. Тропа расположена между водопадами Чорро и Гайтанехо в ущелье Эль Чорро на очень большом расстоянии от земли, её протяжённость составляет 3 километра, ширина всего 1 метр.

15

На следующий день на улице вовсю светило солнце, на небе не было ни облачка, как будто и не разверзлись небеса ливнем, под убаюкивающий шум которого они заснули вчера.

Ингварр обрадовался, что Камень проповедника они с Ларой всё же посетят, и засобирался в дорогу. Они с ветерком проскочили мимо Водяных перекатов, поприветствовав их, как старых знакомых, длинным гудком. А дальше асфальтовая дорога пошла прямо, а они свернули налево на грунтовую, которая вскоре стала уходить круто вверх.

Камень проповедника был на месте. И не такой огромный, как помнился. Всего лишь в два раза выше Ингварра.

– Ты когда-нибудь занималась альпинизмом?

– А то! – оптимистично ответила Лара, – У нас в парке стена для скалолазания повыше будет.

– Отлично! – спрятав улыбку, ответил Ингварр.

Он прекрасно знал, что Камень проповедника вначале не производит особого впечатления. Одним своим боком он примыкает к невысокой скале, второй утопает в густых зарослях кустарника. За ним виднеются верхушки елей и сосен, так что кажется, что камень просто стоит в лесу. А вот когда на него заберёшься, тут и открывается потрясающая картина, которая захватывает дух и напрочь убивает скептицизм. Только взобравшись можно увидеть, что камень стоит на краю обрыва. В бесконечность уходит голая гора, из которой откуда-то снизу, из бездны, растут высоченные деревья. Куда только хватает взгляд, простирается бескрайнее зелёное море, то там, то тут вспенивающееся серо-коричневыми вершинами скал. Верх камня абсолютно плоский, а в скале справа находится неглубокий грот с каменным козырьком. Именно из-за него камень и прозвали Камнем проповедника, поскольку он напоминает епископскую кафедру католического собора.

Не смотря на уверенность Лары в собственных возможностях, Ингварр тщательно её проинструктировал (так всегда делал отец, даже когда они взбирались на камень в энный раз). Впрочем, слушала Лара внимательно. Ей предстояло залезть на камень первой (Ингварр страховал внизу) и пропустить через вбитый металлический крюк верёвку, чтобы потом Ингварр смог подтянуть на камень рюкзак с нехитрыми приспособлениями для пикника.

Восхождение Лары прошло гладко, оглядываться вокруг ей было некогда, поскольку она занималась верёвкой, а потом смотрела, как поднимается Ингварр и рюкзак. Так что неоглядную даль они увидели вместе, на что Ингварр и рассчитывал. Лара запричитала, как старушка:

– Боже мой! Боже мой! Боже мой!

Слов у неё не было. Она крутила головой во все стороны, а Ингварр, приобняв её одной рукой, смотрел вдаль. Взглянуть вниз опасался – вдруг налетит акрофобия, а им ещё с камня спускаться. По опыту он знал, что спуск вниз труднее и опаснее восхождения наверх, хотя всем кажется, что наоборот.

Из благоговейного трепета перед величием природы Ингварра вывел камень, просвистевший перед глазами, как пуля. Ингварр вернулся в реальность и услышал нарастающий гул, не вписывающийся в мирный пейзаж. Ещё до того, как он осознал, что происходит, сработал инстинкт. Он сгрёб Лару в охапку и запрыгнул в грот. Через несколько секунд стены грота ощутимо задрожали, гул перерос в грохот, и дневной свет померк. Горный обвал, вот что это было.

Ингварр молился про себя, чтобы каменный козырёк выдержал напор стихии, иначе их убежище превратится в их каменную могилу. Грохот камней усиливался пространством грота и больно давил на уши, как при вертикальном взлёте самолёта.

Но вот грохот начал ослабевать и удаляться, и стали слышны звуки отдельно падающих камней. Козырёк выдержал! Грот спас им жизнь! Ингварр дождался, пока наступит полная тишина, и осторожно выглянул наружу.

Треугольник козырька разрезал камнепад на две части. Картина справа не изменилась. Там всё также плескалось зелёное море, и отблёскивала на солнце минералами голая скала. Лес поглотил камни, упавшие туда.

А вот слева громоздилась куча камней. Камнепад засыпал ведущую к камню дорогу. Насколько далеко это продолжалось, было не видно из-за выступающей скалы, за которой Ингварр оставил машину. Второй раз за это путешествие герцог пожалел, что отказался от сопровождения. Помощь им сейчас, ох, как не помешала бы.

Ингварр достал свой мобильный телефон – связь, слава богу, была. Так, Аркнелл сейчас где-то между Лихтенштейном и Люксембургом, Хэвард в Мадриде с Фреей. На кого ещё можно положиться в такой ситуации? – подумал герцог и, после секундного колебания, набрал номер Эспена.

– Ваше сиятельство! Как сияется? – как обычно в своей шутливой манере ответил Эспен.

Ингварр воспользовался их личной связью, а не официальной спутниковой (она осталась в машине), и, как человек из круга приближённых, Эспен имел все основания так разговаривать с герцогом. Но он тут же подобрался и сменил тон, когда услышал с другого конца провода, что Ингварр не поддержал шутливый разговор:

– Был кто-нибудь отправлен за нами из охраны?

Конечно, был! Прежде, чем уехать в Мадрид, Хэвард, посовещавшись с ранее отбывшим Арнкеллом и остающимися в Хёртагене будущими министрами, отправил вслед за Ингварром тайного агента, что прямо нарушало распоряжение герцога. И потому Эспен молчал, не зная, что сказать.

– Хватит играть в ваши шпионские игры! – повысил тон Ингварр, – Мы в горах. Здесь произошёл обвал. Нам нужна помощь. Так был кто-нибудь или нет?

Дальше Эспен отвечал по-военному кратко и чётко:

– Был!

– Кто?

– Начальник полиции Верманд⁴⁸ Слодерн.

Ингварр мысленно одобрил кандидатуру. Верманд был опытным сотрудником. Прежде, чем стать начальником полиции Хёртагена, прошёл военную службу. Если с ним всё в порядке, то он сможет им с Ларой помочь. А вот если попал под камнепад, то помощь может понадобиться ему самому.

– Как он осуществлял наблюдение?

– На Вашей машине установлен маячок. По инструкции Верманд должен был следовать за Вами с интервалом один-три километра в зависимости от ландшафта местности, отслеживая маршрут по пеленгу. В случае остановки Вашей машины более чем на пятнадцать минут, должен был подъехать как можно ближе, выйти из машины и, не обнаруживая себя, лично убедиться в Вашей безопасности.

«Умно», – подумал Ингварр. Вот почему он ни разу не заметил слежки.

– С ним есть связь?

– Да, спутниковая и мобильная.

– Попробуй связаться по обеим.

Ингварр подождал некоторое время, пока Эспен набирал номера телефонов, но внутренне уже знал ответ – Верманд не ответит. И не поможет. Помощь требуется ему самому. Так и произошло. Полагаться придётся на самого себя. И как можно более спокойным тоном сказал встревоженному Эспену:

– Мы попробуем спуститься с камня сами. Найдите ближайшую к нам площадку для посадки вертолёта. Вертолёт должен быть с врачом. Возможно, Верманд ранен.

– Слушаюсь, Ваше сиятельство!

– И ещё, Эспен, – добавил после небольшой паузы Ингварр, – если я не выйду на связь через полчаса, ищите нас в районе Камня проповедника, координаты я тебе сейчас сброшу.

– Слушаюсь, Ваше сиятельство! – охрипшим голосом повторил Эспен. И без прямых слов было понятно, что подразумевал герцог, говоря «если я не выйду на связь»…

Ингварр попытался расчистить площадку, скидывая камни вниз. Лара, не произнёсшая ни слова во время его длинного разговора по телефону и ни слова не понявшая, присоединилась к нему. Крюк, к которому Ингварр надеялся прикрепить верёвку, чтобы хоть как-то подстраховаться от падения в пропасть, был срезан начисто, от него даже мокрого пятнышка не осталось.

Ингварр внимательно осмотрел место, где раньше была дорога. Самым опасным участком были первые несколько метров от камня. Здесь образовалась гора из камней, ступив на которую, можно было запросто скатиться кубарем в обрыв. «А сверху ещё камешками присыплет, – подумал Ингварр, – вот тебе и могильный холмик». А вот если удастся добраться до раскрошенного, но устоявшего пня – всё, что осталось от растущей здесь раньше из скалы мощной сосны, то можно будет попробовать подняться и, опираясь ногами за впадинки и хватаясь руками за выступы, добраться до выступающей скалы. Там, возможно, дорога окажется меньше засыпана камнями.

Ингварр тщательно продумал варианты спасения и выбрал самый оптимальный. План состоял в том, чтобы закинуть на пень петлю из верёвки, а потом подтянуть по ней рюкзак. Если рюкзак прочно застрянет в пне, то второй конец верёвки можно закрепить за острый край козырька. Перемещаться придётся полулёжа, осторожно перебирая по верёвке руками и пытаясь найти опору среди камней.

Ингварр изложил план Ларе и та согласно кивнула. Она никак не могла отойти от шока. Ведь всегда кажется, что всякие там катаклизмы могут случиться с любым человеком, но только не с тобой. А оно вон оно как! Бац! И случилось! И надеяться остаётся только на умного и сильного мужчину, такого как Ингварр.

Петлю удалось забросить на пень не с первого раза. Но зато рюкзак преодолел несколько метров до пня без проблем и прочно там застрял – Ингварр проверил несколько раз, дёргая за верёвку под разными углами. Потом они сложили пополам плед (хоть что-то пригодилось из вещей, взятых для пикника) – Ингварр надеялся, что так будет легче и не так больно спине скользить по камням.

Приготовления шли уже примерно полчаса, и Ингварр прежде, чем приступить к осуществлению намеченного плана, сделал контрольный звонок Эспену. А потом крепко обнял Лару и, отстранив её от себя, чтобы была возможность заглянуть в её синие от страха глаза, твёрдо сказал:

– Всё хорошо! Я тебе обещаю!

И Лара ему поверила. Точно такие же слова он ей уже говорил две недели назад, спасая из плена Сан-Мэрриджа и иллюзий по поводу Сергея. И ведь не обманул ни на йоту!

Ингварр лёг спиной на плед, Лара на него, они ухватились обеими руками за верёвку, нашли опору ногами, и осторожно начали спуск. Плед и толстая куртка мало помогали спине Ингварра. Он чувствовал каждый камешек, каждый его острый выступ царапал даже не кожу, а сразу отдавался болью в позвоночнике и костях. Возможно, это было из-за того, что Ингварр был придавлен к камням телом Лары. Но он ни за что на свете не сбросил бы с себя эту ношу. Лара всё время норовила соскользнуть в сторону, понимая, как ему больно. А он упрямо закидывал её назад, на себя, даже сузил пролёт между своими руками, чтобы ей некуда было деваться.

Но самым сложным оказалось сменить позицию, когда они подобрались к пню. Лара должна была пройти путь до выступающей скалы первой, но у неё никак не получалось подтянуться и усесться на пень. Пришлось это делать Ингварру, а потом подтягивать её руками, рискуя, что искорёженный пень не выдержит нагрузки из двух тел и рюкзака, раскрошится под их тяжестью… Но, обошлось.

Лара прижалась к горе всем телом, даже лицом. И так, боком, осторожно начала перемещаться к выступающей скале. Страховал её Ингвар, затянувший один конец оставшейся верёвки вокруг талии Лары, а второй обмотал вокруг пня. Вряд ли бы это помогло, сорвись Лара в пропасть, но создавало хоть какую-то иллюзию безопасности.

Когда Лара благополучно добралась до скалы, заглянула за неё и доложила, что дорога и дальше завалена камнями, но уже просматривается, а их джипа нет, у Ингварра окончательно отлегло от сердца. Он без сожаления срезал рюкзак (всё самое необходимое из него он рассовал по карманам ещё на Камне) и без страха проводил глазами его путь вниз, в бездну. А потом повторил путь Лары.

Операция заняла около полутора часов. Эспен в Хёртагене не находил себе места. Маячок машины герцога показывал точку на карте, находящуюся гораздо ниже координат Камня проповедника. Верманд по-прежнему не выходил на связь – ни спутниковую, ни мобильную. Вертолёт с медиками и лучшими бойцами из бригады спецназа уже был на полпути к ближайшей от герцога точке, где мог приземлиться. А звонка всё не было и не было…

– Эспен! Мы уже можем идти по дороге, – совершенно буднично сказал на том конце провода Ингварр, и Эспен выдохнул, – Звони Верманду по всем телефонам, попробуем найти его по звуку.

Настойчивый звонок мобильного телефона раздавался где-то впереди. Верманд обнаружился под большим валуном, за которым он, очевидно, пытался спрятаться от камнепада. Но парню не повезло. Видимо, один из камней попал Верманду в голову, и он не успел сгруппироваться за валуном, потеряв сознание. Половина его тела была завалена камнями. Но главное он был жив!

Ингварр и Лара освободили Верманда из-под камней, и обнаружилась новая проблема – даже если им удастся привести его в сознание, идти он не сможет, левая нога была вся в крови и, похоже, раздроблена в нескольких местах. Необходимо было зафиксировать переломы и как-то дотащить парня до его машины (Эспен сообщил её координаты Ингварру, попутно доложив, что джип самого герцога свалился в пропасть).

Ингварр нашёл в кармане Верманда ключи от машины, и отправился туда за аптечкой, надеясь найти в багажнике что-нибудь длинное, плоское и твёрдое, чтобы зафиксировать ногу раненого. Ничего не нашлось, кроме резиновых ковриков. Что ж, придётся соображать шину из подручного материала.

Благодаря нашатырному спирту из дорожной аптечки, Верманд на несколько мгновений пришёл в себя. Успел сказать: «Ваше сиятельство! Вы живы!» и снова вырубился.

Шину Ингварр соорудил из двух слоёв – обернул ногу резиновыми ковриками и зафиксировал, обложив со всех сторон толстыми ветками деревьев. Туго стянул всю конструкцию верёвкой.

Нести раненого на пледе не получилось. Лара даже рассердилась на себя – у неё не хватало сил оторвать тело парня от земли со своего конца. Как же наши девочки-санитарки вытаскивали на себе раненых с поля боя??? Пришлось Ингварру и Ларе тащить Верманда по земле на пледе, запрягшись как двум лошадям. Какие-то несчастные десять метров до машины растянулись на полчаса – дорогу впереди надо было расчищать от мелких камешков, а большие камни обходить по дуге, страхуя перебитую ногу от ударов.

Они с трудом затащили бесчувственное тело на заднее сиденье джипа и стали спускаться по горной дороге вниз. Туда, где как доложил Эспен, только что приземлился спасательный вертолёт.

В вертолёте Лару стали душить слёзы. Чтобы этого никто не видел, она прилегла к Ингварру на колени, накрылась пледом с головой и попыталась сделать вид, что заснула. Но его было не обмануть. Он чувствовал, как вздрагивает её тело, а по брюкам растекается горячее мокрое пятно от слёз. Отходняк, – решил Ингварр и начал успокаивать любимую, говоря какая она смелая, сильная, как он ею гордится, как он счастлив, что они встретились.

Он действительно так думал. Она не канючила, не ныла, даже ни разу не ойкнула. Не висла у него на шее, изображая беспомощность, наоборот, старалась делать всё сама, пытаясь облегчить его участь. Не упрямилась, выполняя чётко, как солдат, все его указания. Он восхищался её силой воли, её самоотверженностью. Хрупкая девушка, по виду – девочка, а держалась так, как не каждый мужчина бы смог в подобных обстоятельствах. Он, наконец, вслух произнёс, что любит её и всё сделает для того, чтобы она его полюбила тоже, согласилась выйти замуж и никогда об этом не пожалела…

Лара ничего не поняла из того, что шептал ей Ингварр, ведь он говорил на своём родном языке (хёртагенском, не путать с норвежским!), который она не знала. И плакала она, не испугавшись того, что могло бы с ними произойти, а от злости на саму себя. Вот так живёшь и думаешь, какой ты смелый, бескомпромиссный, сильный и умный человек. А приходит время испытаний, и ты понимаешь, какой ты беспомощный, и твоя главная задача сводится к тому, чтобы не путаться под ногами и не виснуть камнем на шее у действительно смелого, сильного и умного человека.

Неожиданно Лара вспомнила о Фрее и подумала, как той не повезло, что они с Ингварром расстались. И как повезёт той, которую он полюбит… И уж совсем последней её мыслью перед тем, как провалиться в сон, было: «Всё-таки, возвращаться – плохая примета! Работает…»

Кто их только воспринимает всерьёз, эти приметы, а, главное, прислушивается?

⁴⁸ – в переводе «помощник человека»

16

Вот и закончились такие чудесные, нежданно-негаданно возникшие, каникулы Лары в Хёргатене. Три недели пролетели, как один день…

Ингварр оказался гостеприимным и очень внимательным хозяином. Пусть Лара и не всегда его понимала, не в смысле того, что он говорил, а в смысле его настроения, состояния – то он буквально обволакивал её своим обаянием, то был отстранённо-холоден. Иногда ей казалось, что он чуть ли не влюблён в неё, а потом что, всё-таки, показалось.

В Сер-Ян они, в итоге, съездили. Только уже не сами, а с сопровождением, что сильно взбудоражило городок, в котором представители правящей династии не бывали с незапамятных времён, и резко подняло статус Ойстеина Градерсена как горожанина, не говоря уже о популярности его кабачка, в котором изволил откушать Его светлость герцог Ингварр Ольденбургский с гостями и свитой.

Озеро было, действительно, чудесным местом. Оно располагалось в кратере потухшего вулкана и встретило путешественников в хорошем настроении. Вода была голубая-голубая (как глаза Лары, – отметил про себя Ингварр), и по ней прыгали весёлые солнечные зайчики. С озером и придумывать ничего не надо было, чтобы превратить его в туристический объект. Оно и само по себе было прекрасно. Разве что легенду какую-нибудь красивую сочинить о его происхождении? Например, что озеро это и есть зрачок правого глаза Одина, который он отдал грозному великану Мимиру, чтобы обрести мудрость⁴⁹. При чём тут тогда будет его название Смотрящий Ян, правда, было не ясно, но если хорошенечко подумать, то можно будет их связать.

На озере Лара размечталась, что если бы над ним был мост, то можно было бы прыгать с тарзанки. Ещё и соревнования устраивать – кто сможет коснуться его поверхности ногами, тот и победил.

Ингварр, казалось, никак не отреагировал на эту её идею, но уже через два дня они вылетели на его частном самолёте в Норвегию. Конечной точкой этого мини-путешествия оказался Сторсезандетский мост, который в народе получил прозвище «пьяный» из-за своих сумасшедших изгибов. На самой высокой его точке – 23 метра над уровнем моря, была устроена небольшая площадка для любителей роупджампинга, а попросту – прыжков с тарзанки.⁵⁰

Лара обрадовалась, как ребёнок, впервые получивший подарок на Новый год:

– Ингварр! Ты просто волшебник! Я так давно мечтала об этом! Мои ребята всё: «Да-да, давай прыгнем», и никак не соберутся – то погода не та, то некогда. А я думаю, что по большей части боятся. Я одна тоже трушу, а с тобой вдвоём – как нечего делать!

Ингварр как-то странно посмотрел на Лару, но ничего не сказал, молча пошёл переодеваться. Ларе и в голову не могло прийти, что человек, который так мужественно вёл себя во время обвала в горах, может бояться высоты.

Им обоим поплохело, когда пришлось расписаться за то, что все риски, связанные с причинением вреда собственному здоровью, вплоть до смертельного исхода, они берут на себя, и не они сами, ни их родственники не будут иметь никаких претензий в этом случае к организаторам роупджампинга. Но каждый из них держал фасон и виду не подал. Перед прыжком они взялись за руки и закрыли глаза.

И чего боялись? Ларе, в итоге, было совершенно не страшно. На аттракционах в Сан-Мэрридже покруче было. То ли высота была небольшой, то ли объятия и поцелуй Ингварра, когда их подпрыгивания вверх-вниз закончились, и они зависли в нижней точке, перекрыли ощущение от прыжка…

Поцелуй закончился наверху, когда их подняли. Лара так до сих пор и не поняла, что он означал. А теперь вот и сами каникулы в Хёргатене закончились. Три недели пролетели, как один день…

Ингварр проводил Лару до аэропорта в Осло, откуда она улетала в Москву, поскольку прямых рейсов между Хёргатеном и Россией не было. Как и все люди во время проводов, они испытывали неловкость, не знали о чём говорить. Сказать хотелось многое, но совсем не то, что можно было сказать. «Скажи, что ты хочешь остаться! Останься со мной! На всю жизнь!», – молил Ингварр, а вслух сказал:

– Счастливого полёта!

– Спасибо тебе ещё раз за всё! Это были самые лучшие каникулы в моей жизни, – ответила Лара, а сама думала: «Ну, предложи мне остаться! Остаться хотя бы ещё на недельку! А лучше – на всю жизнь…»

– Мы с тобой договорились приехать ко мне на зимние каникулы, чтобы развестись.

– Да-да! Я помню, – ответила Лара, – по-быстренькому расписались, по-быстренькому развелись!

И Лара пошла на посадку, делая вид, что ей всё нипочём. А сама глотала слёзы: размечталась – «остаться», «на всю жизнь», а тут тебе – бац! Вторая смена! И девичья фамилия! Хотя, фамилию-то Лара и не меняла…

Ингварр был расстроен не меньше Лары. Он так и не понял, почему Лара никак не отреагировала на его признание в любви. Не расслышала в шуме винтов вертолёта? Не поняла, что он сказал? (Он и сам не помнил, на каком языке говорил.) Предпочла сделать вид, что ничего не было, чтобы не обижать его отказом?

⁴⁹ – из старинного скандинавского мифа «Асгард и Асы»:

«…Высоко-высоко над облаками, так высоко, что ни один даже самый зоркий человек не может её увидеть, лежит прекрасная страна богов Асгард. Посреди Асгарда подымается вершина исполинского ясеня Игдразиля.  Из-под его корней бьют чудесные источники. Один из них – источник мудрости. Грозный великан Мимир, самый могучий из всех великанов, стережет его воды и никому не даёт из него напиться. Один – отец Асов и мудрейший из них. Когда-то, еще в молодости, он пришел к великану Мимиру и попросил у него разрешения напиться воды из его источника.

– Ничего не дается даром, а особенно ум, – отвечал великан. – Скажи, что я получу от тебя взамен?

– Все, что хочешь, – сказал Один. – Мне ничего не жаль, потому что мудрость дороже всего.

– Тогда отдай мне свой правый глаз, – потребовал Мимир.

Один призадумался, но потом ответил:

– Хорошо, Мимир, я согласен. Умный и одним глазом видит больше, чем глупый двумя.

С тех пор у Одина остался один левый глаз, но зато он испил воды из источника мудрости и для него нет больше тайн ни в настоящем, ни в будущем…»

⁵⁰ – Сторсезандетский мост – реальный мост в Норвегии, один из 8 мостов Атлантической дороги и самый длинный – 269 метров из общей протяжённости дороги в 37 километров. Местные жители действительно прозвали его «пьяным», но площадки для роупджампинга на нём нет – это выдумка автора.

17

План по завоеванию Лары закончился. Закончился безрезультатно. Нового не было. Но до января ещё было далеко. «Я обязательно что-нибудь придумаю», – успокаивал себя Ингварр. И ушёл с головой в работу.

Обсуждение кабинетом министров развития туризма в Хёргатене вызвало ожесточённые споры. Будущие министры отнеслись к идее с интересом. Без пяти минут бывшие – возражали. Правда, не единым фронтом. Лидера среди них не было, а министр внутренних дел, основательно просвещённый Логмэром насчёт законов Хёртагена, предпочёл отмолчаться. Так и не убедившие герцога отказаться от туриндустрии министры отправились за поддержкой к герцогине-матери.

Рагнильда не ждала ничего хорошего от разговора с сыном.Их ежедневные встречи за завтраком прервались, когда он уехал со своей невестой по стране, и не возобновились после его возвращения. Когда герцогиня увидела, что стол в столовой накрыт на двоих, как в старые добрые времена, она сразу связала появление второго прибора с визитом министров накануне. И хотя отказалась вмешиваться в их политические дрязги, всё равно чувствовала себя в чём-то провинившейся. И когда Ингварр успел взять в руки такую власть, что даже она – его мать, робела перед ним?

Но вопросов о визите министров Ингварр не задал, спросив мать совсем о другом:

– Матушка! Вы любили своего мужа?

Рагнильда замерла – никогда с сыном они не разговаривали на подобные темы. Она постаралась ответить как можно правдивее:

– Я уважала его… И его чувства ко мне…

Ингварр кивнул головой, как будто именно такого ответа и ждал от неё.

– Я сын своего отца? – задал он неожиданный вопрос, уставившись на неё потемневшим взглядом, который гипнотизировал мать и выстуживал холодом сердце.

Рагнильда возмутилась, поняв в чём сын её подозревает, и ответила, едва сдерживая гнев:

– Простыни с моей девственной кровью три дня развевались, как флаг, над центральной башней замка. Такой ответ Вас устроит, Ваше сиятельство?

Ингварр, кажется, выдохнул, подошёл к матери, поднёс её руку к своим губам и примирительным тоном сказал:

– Не сердитесь на своего непочтительного сына, матушка! Иногда, чтобы идти дальше, надо вернуться назад. И с чистого листа попробовать построить своё счастье.

Уже отплакав, и окончательно успокоившись, Рагнильда впервые подумала не о себе, а о том, что творилось в душе сына, какие чёрные демоны терзали его сердце. Сколько времени он знает и молчит о любовном треугольнике – отец, она и Альвис? И не потому ли так решительно разорвал помолвку с Фреей, что боялся инцеста?

А ещё герцогиня задумалась над последними фразами сына. Не пора ли и ей посмотреть на свою жизнь со стороны? Разобрать завалы прошлого в душе? И попробовать быть счастливой?

18

Вернувшиеся в Хёргатен в середине сентября, Фрея и Хэвард всего на день разминулись с официально отбывшей в отпуск герцогиней. У обоих горели глаза, когда они рассказывали о своём пребывании в Мадриде. О его старинных узких улочках и монументальных дворцах. Об исторических памятниках и памятниках литературным героям и совсем не литературным. О Мадриде суперсовременном и одновременно средневековом. О богатстве и великолепии внутреннего убранства дворцов и о пышности и многоцветии парков Мадрида. О несметном количестве картин, представленных в бесконечно перетекающих друг в друга залах Прадо, Центра искусств королевы Софии, Галереи Тиссена-Борнемисы, Королевской академии изящных искусств Сан-Фернандо, и по-домашнему скромном, но не менее интересном Доме-музее испанского художника-импрессиониста Хоакина Сорольи.

Когда Фрея села на своего любимого конька – живопись, и из её уст посыпались, как горошины из рога изобилия, имена великих художников – Гойя, Рембрант, Рубенс, Рафаэль, Эль Греко, Ботичелли, Веласкес, Тициан.., Ингварр и Хэвард переглянулись между собой и увидели в глазах друг друга понимание. Поэтому первое, что спросил Ингварр, когда Фрея ушла к себе, а Хэвард задержался, это – не рано ли они вернулись в Хёртаген? Может в Мадриде ещё осталась парочка художественных музеев, не охваченных их вниманием?

Хэвард шутку оценил, но ответил серьёзно:

– Я был встревожен известием об очередном противостоянии с кабинетом министров и посчитал нужным вернуться к исполнению обязанностей начальника охраны.

Ингварр отмахнулся:

– Не стоило беспокоиться. Последние конвульсии уходящей эпохи. Мы сами справились.

– Означает ли это, Ваше сиятельство, – перешёл на официальный тон и даже встал, вытянувшись по струнке, Хэвард, – что Вы больше не нуждаетесь в моей службе Вашему сиятельству, найдя мне замену?

– Сядь, пожалуйста, – поморщился Ингварр, – и к чему этот официоз? Я никого не вижу на этой должности более достойного, чем ты… Если, конечно, ты сам не попросишься в отставку. Просто ситуация не стоила выеденного яйца.

– Так же, как и та, когда вы попали под обвал и чуть не погибли?

– Ты хочешь услышать, что я был не прав, настаивая уехать без охраны? Признаю – был не прав. Исправился. Без охраны больше не путешествую. Всё? Без обид? Дружба?

– Ты даже представить себе не можешь, каково это быть так далеко, и не иметь возможность чем-то помочь, – проворчал Хэвард.

– Ну, теперь ты здесь. Сегодня отдыхай, а завтра уже можешь приступать к своим обязанностям. Охраны, как ты понимаешь, у меня теперь нет, все заделались министрами. Придётся тебе всё начинать с нуля.

– Слушаюсь, Ваше сиятельство! – отрапортовал Хэвард, поняв, что дружеская часть встречи закончилась.

Но в дверях остановился в нерешительности:

– Ваше сиятельство… Не знаю, как сказать… Мы с Фреей хотим пожениться…

– Ну, слава богу! – перебил замявшегося друга Ингварр, – С этой радостной новости надо было начать! Ты уже просил у отца её руки?

– Нет, – смущённо продолжил Хэвард, – решил начать с Вас. Вы были помолвлены… И я не знал, как Вы отнесётесь к нашему браку…

– Хэвард! Фрея мне, как сестра! И я не могу желать ей лучшего мужа, чем ты! Но, как же вы будете жить на две страны? Ведь Фрея успешно прошла конкурс в Королевскую академию Мадрида, насколько я знаю. Это было её мечтой.

– Я сказал ей, что только от неё зависит моё счастье. Я не смогу быть счастлив, если вернусь на родину без неё. И не смогу быть счастлив, если пренебрегу своим долгом, оставшись с ней в Мадриде. Меня разорвёт пополам. Фрея выбрала меня.

– Может быть, можно было как-то совместить? Летать друг к другу…

– Нет! – твёрдо ответил Хэвард, – Уведут! Глазом не успеешь моргнуть, как уведут!

После ухода Хэварда, Ингварр задумался. Хэварду хватило месяца, чтобы завоевать любовь Фреи, а почему не хватило ему? И не слишком ли он беспечен, отпустив любимую от себя на целых четыре месяца?

19

В конце сентября в Хёргатен вернулись Альвис Харальдсен и Арнкелл. Временно исполняющему обязанности первого министра пришлось отчитываться за двухмесячный вояж по Европе уже перед новым составом кабинета министров. Ингварр решил не устраивать одновременную отставку правительства, дабы не спровоцировать слухи о политическом кризисе в стране. Прошения об отставке подписывались герцогом по мере готовности преемников взять на себя ответственность за будущее страны. Старичков провожали на пенсию с почётом, с выдачей наград, соответствующих заслугам перед народом Хёргатена, но в приватной обстановке. Отчёт Альвиса Харальдсена был последним аккордом этого действа.

После торжественного приёма по случаю его добровольной отставки, приличествующих хвалебных речей и высоких наград, Альвис попросил у герцога личную аудиенцию.

– Ваше сиятельство! Я хочу просить Вашего соизволения посетить герцогиню Рагнильду.

– Альвис, Вы с моей матерью свободные, независимые люди. Для того чтобы вам встретиться, не требуется ничьё разрешение, даже моё.

– И, тем не менее, мне и герцогине будет спокойнее, если Вы отнесётесь благосклонно к нашей встрече.

– Я уверен, что человек может быть счастлив, только когда он занимается в этой жизни тем, к чему лежит его душа, находится рядом с тем человеком, кого выбрало его сердце, и живёт там, где растёт дерево его рода. Вы знаете, где сейчас находится герцогиня?

– Да, Ваше сиятельство!

– Тогда, счастливого пути!

– Спасибо, Ваше сиятельство! – ответил с поклоном Альвис Харальдсен и удалился.

Он был несколько смущён ответом герцога. Похоже, тот знает их с Рагнильдой историю, но не только не против их встречи, но и благословил на более близкие отношения. Практически сосватал. Но… Но посоветовал в Хёртаген не возвращаться.

Ингварр же думал о том, что у него неплохо получается устраивать чужие судьбы, как бы теперь разобраться со своей?

20

Дома, в Москве, Лариса, наконец, добралась до интернета. Сведения, правда, о Хёртагене были крайне скупыми. Население страны около 70 тысяч человек, территория составляет 468 км². Основа экономики – банковский сектор и телекоммуникационные услуги. Ну, это Лара и так знала от Ингварра. Династия герцогов Ольденбургских управляет страной с момента получения ею независимости в 1278 году. Вот это впечатлило!

О том, что происходит в Хёртагене в данный момент, сведений практически не было. Лара даже запустила поисковую систему в Гугле на английском и норвежском языках, и оттуда выловила информацию с достоверностью слухов о политическом кризисе в стране в связи со сменой правительства и разрыве помолвки между правящим герцогом Ингварром Ольденбургским и Фреей Харальдсен по инициативе невесты.

Через месяц те же источники сообщили, что герцог готовится к свадьбе, и высказали предположение, что разрыв помолвки с предыдущей невестой, был, всё-таки, по инициативе герцога. Имя новой пассии герцога не сообщалось, выдвигались только версии. Самой вероятной кандидатурой называлась Александра Жозефина Тереза Шарлотта Мария Вильгемина принцесса Люксембургская⁵¹, а двухмесячный вояж Ингварра Ольденбургского, по мнению прессы, был связан именно с поиском новой невесты, а не с экономическими причинами, как считалось ранее.

Лариса отнеслась критически к этой информации, ведь если это правда, то тогда зачем Ингварру понадобился фиктивный брак с ней? Что-то тут не сходилось. Но слухи неожиданно приобрели очертания правды, когда в середине октября Ингварр позвонил сам, и попросил «изыскать возможность» (так он изящно выразился) приехать в Хёртаген раньше «оговоренного срока» в связи с «изменившимися обстоятельствами». У Лары больно кольнуло в сердце, но она собралась с духом и пообещала прилететь в начале ноября на четыре дня, когда в России будут длинные выходные в связи с Днём народного единства⁵².

⁵¹ – единственная дочь Великого герцога Люксембургского Анри. Является четвёртой в очереди на трон.

⁵² – государственный праздник в России с 2005 года. Непосредственной причиной введения нового праздника была запланированная правительством отмена празднования 7 ноября, которое в сознании людей связано с годовщиной Октябрьской революции 1917 года. Славная дата в богатой истории России рядом с 7 ноября нашлась в XVII веке. В 1612 году бойцы народного ополчения под предводительством Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарского штурмом взяли Китай-город – оплот Речи Посполитой, и вскоре командование оккупантов подписало полную капитуляцию. Идея сделать праздничным день 4 ноября как День народного единства была высказана Межрелигиозным советом России и поддержана Патриархом Московским и всея Руси Алексием со следующим заявлением: «Этот день напоминает нам, как в 1612 году россияне разных вер и национальностей преодолели разделение, превозмогли грозного недруга и привели страну к стабильному гражданскому миру».

21

Ингварр встретил Лару в аэропорту Осло, там же, где ещё недавно, всего два месяца назад, провожал в Москву. Был также напряжён и сосредоточен, как и тогда. И Лара, всё это время гадавшая, сам ли он выбрал себе будущую жену или достойную кандидатку подобрала его мать-герцогиня, склонилась к последнему варианту.

– Ты устала? – первым делом спросил Лару герцог.

Лариса, посчитавшая вопрос просто данью вежливости, ответила:

– Да что там лететь было! Меньше двух часов.

– Тогда сразу идти в Фолькрегистр?

– Давай, – сразу же согласилась Лара, – а что это?

– Регистр населения. Здесь выдают разрешение на браки и разводы.

Лара даже обиделась. Как-то это было не по-человечески. Не гостеприимно. Элементарно не вежливо тащить девушку оформлять развод сразу по приезду. «Звериный оскал империализма»⁵³ – всплыла в памяти Лары строчка из школьного учебника истории. «Империалист несчастный, – подумала она про Ингварра, – вот почему он купил обратный билет с открытой датой (Ингварр настоял на покупке билетов за свой счёт). Боялся, что я буду кочевряжиться! Но мы, русские, люди гордые! Виснуть на шее или требовать отступные не будем!»

Процедура в Фолькрегистре не заняла много времени. Сначала они заполнили какие-то анкеты (Ингварр за Лару заполнил сам, она только подпись поставила), потом дядечка за столом встал и торжественным тоном задал обоим одинаковый вопрос (Лара так поняла на слух). Очевидно, согласны ли они на развод? Оба ответили согласием. Дядечка радостно пожал и Ингварру, и Ларе руки, и на том процедура закончилась. «Как быстро и весело в Хёртагене разводятся, – недоумённо подумала Лариса, – А вот бумажка о разводе серая и скучная, не то, что разноцветное Свидетельство о браке из Сан-Мэрриджа».

После развода Ингварр заметно повеселел, а Лариса погрузилась в себя. Очнулась только, когда они въехали в уже знакомые ей ворота замка. Лара решила не требовать отвезти её сразу в аэропорт. «Ладно, уж, переночую одну ночь». И покорно следовала за Ингварром, пока он не привёл её в тоже самое крыло, где они жили три месяца назад, изображая супружескую пару. Она не могла сейчас там поселиться, даже на одну ночь! Фрея в своё время подробно познакомила Лару с замком: восточное крыло было личной территорией правящего герцога, западное – личными апартаментами вдовствующих герцогини или герцога, в центре находились официальные залы для приёмов, в двух башнях за ними селились гости. И ей надо туда, в гостевую башню.

Когда Ингварр завёл Лару в гостиную, расположенную между двумя их в прошлом спальнями, она решительно остановилась.

– Ингварр! Мне кажется, что мы пришли куда-то не туда.

– Тебе не нравится спальня?

– Причём тут нравится или не нравится…

– Если ты выразишь свои пожелания, мы можем быстро всё изменить, – перебил Лару Ингварр.

– Какой смысл всё менять из-за одной ночи? – пожала плечами девушка.

– Почему на одну ночь?

– Дело сделано, и завтра я улечу домой.

– Ты не останешься до свадьбы?

Вот так поворот сюжета! Он что же, хочет, чтобы его «бывшая жена» присутствовала на его свадьбе с другой? Может, это обычай такой в Хёртагене? Фрея ничего подобного ей не рассказывала. Изуверский какой-то обычай. Да ни в одной стране мира нет такого! Лара глубоко вздохнула и выдохнула для обретения душевного равновесия и, как можно спокойнее, сказала:

– Я думаю, это лишнее.

– Невеста на свадьбе лишняя?

– Причём тут невеста? Я на твоей свадьбе лишняя.

– Ты есть невеста.

– Ингварр, очнись! Мы с тобой были мужем и женой, фиктивными, конечно. А сегодня развелись.

– Нет! – для убедительности покачал головой Ингварр, – В Хёртагене развод длится не менее двух лет. Если тебе не нравится твоя спальня, мы можем разделить мою. Тогда брак не будет фиктивным?

Лара уже ничего не понимала. Какой-то фантасмагоричный разговор слепого с глухим. Или Ингварр перестал понимать по-русски, или… Или он сошёл с ума. Лара сделала шаг назад и осторожно сказала:

– Мы с тобой поженились три месяца назад в Сан-Мэрридже, на празднике, помнишь? Мне надо было улететь домой, а тебе избавиться от нежелательной помолвки. Потом я у тебя была месяц в гостях. Сегодня мы развелись в этом вашем Регистре. А скоро у тебя свадьба с другой.

– Нет другой! В Фольксрегистре мы сегодня получили разрешение на брак. Ты согласилась стать моей женой. Через три дня мы пойдём в суд, там зарегистрируем наш союз. Мы будем отпраздновать свадьбу через месяц. Не раньше. Много подготовки. Но ведь это формальность, не так ли?

У Лары голова шла кругом. Регистратура. Разрешение. Суд. Брак. Союз. Свадьба. Подготовка. Формальность.

– А что же тогда было в Сан-Мэрридже? – растерянно спросила она.

– Розыгрыш. Мистификация.

– Розыгрыш? Мистификация? – возмутилась Лара, – И эта бумажка о браке? И запрет на выезд из страны? И проблемы с получением шенгена? Это всё твои выдумки?

– Великая идея? Это было весело! – ответил довольный Ингварр.

Лара взвилась. Он стоял перед ней такой самодовольный, такой самоуверенный, что ей захотелось огреть его пыльным мешком по голове…

Знал бы он, сколько судеб пошло по другому руслу из-за его розыгрыша! Ну, ладно, она, Лара. То, что Сергея вывели на чистую воду, ей даже в плюс оказалось. А остальные? Вика с Олегом и Катя с Сашкой вдрызг разругались между собой, оказавшись женатиками. Олег нашёл утешение в объятиях Кати, пока жаловался на новоиспечённую супругу, которая слишком круто взяла его в оборот семейной жизни, завалив претензиями и обязанностями, и теперь не знает, что ему делать, поскольку любит-то он Вику. Катя с Викой поссорились и не желают теперь друг друга знать. Сашка уже нашёл себе другую. Но его-то как раз устраивает положение женатого человека, поскольку ограждает от поползновений затащить его снова в ЗАГС. То-то будет разочарование, когда он узнает, что их брак с Катей фикция! Серьёзнее ситуация у Андрея с Таней. Андрей получил выгодное предложение о работе за границей. Таня с ним ехать не хочет и настаивает на разводе. Андрей куда только не обращался со Свидетельством о браке из Сан-Мэрриджа. Представители компетентных органов таращили на весёленькую бумажку глаза и посылали парня дальше по инстанциям. А время оформления бумаг на отъезд подходит к концу. И Андрей стоит в раскоряк: то ли ему забить на брак, сделав вид, что его нет, ведь в российском паспорте штамп не стоит? Но тогда ему может грозить разоблачение уже здесь, заграницей. И он может лишиться не только этой работы, но и схлопотать запрет на въезд заграницу вообще. То ли довести брак до развода, потеряв время и, соответственно, предложенную работу? Узнав, что Лара отправляется в Хёртаген раньше зимы, Андрей очень обрадовался и попросил выяснить у Ингварра, как ему расторгнуть этот ставший оковами брак. А тут, оказывается, ничего и выяснять не надо! Всё это плод воображения одного наглого, самовлюблённого герцога, который вообразил себя вершителем судеб. Ух, я тебе!

…И с этой кровожадной мыслью Лара схватила диванную подушку, за неимением под рукой пыльного мешка, и яростно швырнула её в герцога. Ингварр, не ожидавший такого поворота, получил ощутимый удар по голове. От второй подушки успел уклониться. А дальше пришлось быстро перемещаться, поскольку Лара наступала, швыряя в него всё подряд. В запале она выкрикивала русские имена незнакомых Ингварру людей, но выяснять у неё кто они, у него не было возможности.

Лара основательно потрудилась, войдя в раж, над бардаком в гостиной, пока это не обернулось против неё самой. Она поскользнулась на одной из атласных подушек, разбросанных по комнате, и грохнулась на пол. Ингварр бросился к ней. Но вместо того, чтобы поднять с пола, прижал её к себе и начал целовать.

Нет, конечно, первым его порывом было помочь встать и убедиться, что любимая не ушиблась, но когда он увидел так близко её горящие азартом глаза… Они уже не сердились, в их голубой глубине плясали смешинки, как солнечные зайчики по глади озера Сер-Ян… Сердце бухало во всём теле… Грудь высоко вздымалась от учащённого дыхания… А само дыхание тёплым облачком вырывалось из полуоткрытых губ…

Дальше, так же яростно, как они только что сражались друг с другом, они начали стаскивать друг с друга одежду. Сделать это было не легко, поскольку разлепить губы, оторваться друг от друга хотя бы на миг, было выше их сил – слишком долго они себя сдерживали…

Ноябрьский сквознячок вознамерился остудить два разгорячённых любовью тела, но Ингварр не позволил ему распоясаться – стянул со столика скатерть и укрыл любимую и себя. Желание опять поднялось в герцоге, но прежде надо было получить от любимой подтверждение в словах того, что только что она сказала без слов своим телом. Ингварр потёрся носом о её плечико, поцеловал ушко и, заглядывая в глаза, спросил:

– Теперь ты останешься до свадьбы?

– В качестве кого? – пококетничала Лара.

– Невесты!

– Что-то я не слышала официального предложения руки и сердца!

Ингварр изменился в лице, скинул с себя покрывало и начал молча собирать свои вещи. «Дура!» – выругала себя Лара и, не зная, что делать дальше, уселась на пол, завернувшись в скатерть.

Ингварр тщательно оделся, даже поправил невидимые складочки, расправив мундир под ремнём. Встал перед Ларой на одно колено и, протянув неведомо откуда взявшуюся открытую коробочку с золотым кольцом, произнёс то, что примерно одинаково говорят все влюблённые мужчины своим любимым на разных языках в любом уголке мира, только имена меняются:

– Лариса Львовна Селезнёва… Лара! Я люблю тебя! Выходи за меня замуж!

Лара, только что едва не решившая, что её сейчас прогонят прочь, взяла себя в руки, гордо расправила плечи, скинула с себя покрывало, оказавшись прямо перед глазами Ингварра в чём мать родила, и начала медленно подбирать свою одежду и складывать в кучку на диване. Месть её за те томительные минуты, пока Ингварр одевался, была страшна. Она не спеша надевала предметы одежды, стараясь как можно дольше оставаться максимально раздетой.

Долго усмиряла свои белокурые волосы. То откидывала их назад, то запрокидывала вперёд, пытаясь затянуть их резинкой, соорудив конский хвост. То тут, то там образовывались «петушки», Ларе это не нравилось, и она всё начинала сначала. Герцог, затаив дыхание, не шевелился, стоя на одном колене.

Задумчиво покрутила на пальце своими трусиками, передумала, отложила их в сторону и взялась за лифчик. Опять передумала, вернулась к трусикам. Потом решительно отложила трусы в сторону и потянулась кошечкой за колготками. Продемонстрировала Ингварру свои стройные ножки, сначала голые, потом в колготках. Герцог продолжал стоять на колене, только глаза его жадно следили за каждым жестом Лары.

Идея одеть колготки без трусов, оказалась не очень удачной, поскольку синтетика не приятно давила впереди, и потому Лара решила не отказываться от лифчика. Она упаковала пышную грудь в бюстгалтер, повернувшись к Ингварру сначала спиной (крючочек всё никак не мог попасть в петельку), потом передом. Герцог застыл каменным изваянием. На его лбу и над верхней губой блестели капельки пота.

Процесс одевания юбки растянуть надолго не получилось, а на затягивание застёгивания пуговиц блузки у Лары самой не хватило воли. Герцог стоял на одном колене, как скала, так что единственным итогом представления, которое устроила Лара, было то, что она уже сама не могла справиться со своим желанием. До сапожек дело не дошло. Лара бросилась к Ингварру со словами: «Да! Да! Да!» и начала покрывать его лицо беспорядочными поцелуями.

И зачем они одевались, если уже через секунду одежда обоих полетела в разные стороны?

⁵³ – в своём монументальном труде «Капитал» К.Маркс писал: «За всеми величайшими преступлениями современности мы видим звериный оскал империализма»

Через пять лет

22

Его сиятельство герцог Ингварр Ольденбургский принимал у себя в Хёртагене Его высочество наследного принца Кабира⁵⁴ ибн Хамдам аль Тумкам с семьёй. Когда они вместе учились в  Королевской военной академии в Сандхёрсте (Великобритания), так цветисто друг друга не называли, конечно. Да и здесь, в Хёртагене, оставаясь наедине, правил этикета не придерживались, переходили на «ты» и без титулов.

В Хёртаген Кабир приехал со всеми своими четырьмя жёнами и девятью детьми по приглашению Ингварра на открытие тобоггана⁵⁵ в городке Сер-Ян, как основной инвестор этого проекта…

С воплощением большинства идей, высказанных Ларой, для превращения Хёртагена в туристический рай, правительство страны справилось меньше, чем за год. На обустройство парка в Мраморном каньоне ушло два года – пришлось повозиться со строительством стеклянной тропы вдоль скалы. Финансовых вложений, действительно, много не понадобилось, хватило собственного бюджета и частных пожертвований заинтересованных лиц. А вот грандиозная задумка в Сер-Яне потребовала поиска инвесторов. Герцог поднял свои связи ещё со времён учёбы (в Королевской академии абы кто, как вы понимаете, не учится, если её же заканчивали и оба наследных принца Британской короны – Гарри и Уильям), и первым откликнулся шейх Кабир. К этому времени он уже стал первым в очереди на трон своего отца в связи, к сожалению, с трагическими обстоятельствами – гибелью своего старшего брата, превратившись из просто шейха в Ваше величество…

– Кабир, может, всё-таки, стоит предупредить хотя бы детей? – спросил принца Ингварр, с тревогой поглядывая на очередь, в которую вытянулись гости: жёны принца, его дети от трёх до двенадцати лет, их няни и охрана.

– Ни за что! – тут же отозвался Кабир.

Это была его маленькая месть за то, что дети вчера уговорили шейха спуститься по лестнице в каньон и пройти стеклянной тропой. Наследный принц за пятнадцать лет после окончания военной академии основательно оброс жирком. Каждый этап прохождения тропы оказывался труднее предыдущего. Когда Кабир только заглянул в каньон, ему показалось, что сложнее спуска по вертикальной металлической лестнице дальше просто не может быть. Когда он парил над зелёной в тени водой каньона, передвигаясь мелкими шажками по стеклянному настилу, и тот поскрипывал под его весом, Кабир понял, что металлу он доверяет больше, чем стеклу. Когда же его нога ступила с твёрдой поверхности стекла на колышущуюся и основательно прогнувшуюся поверхность понтонной переправы, да ещё и в темноте пещеры в скале, Кабир уже начал молиться. Но самым сложным оказался путь наверх, хотя металлическая лестница из озера была в три раза короче лестницы в каньон. Во-первых, у принца на предыдущем этапе промокли ноги, а во-вторых, его собственный вес тянул его вниз, мешая подниматься, и увеличивался с каждой перекладиной.

От спуска на троллее принца спас Ингварр, объявив, что на этом аттракционе есть ограничения по весу, а потому он «искренне сожалеет, что Его высочество не сможет насладиться полётом над каньоном». Сожаление принца, отразившееся на его лице, больше походило на облегчение. Пока дети несчётное количество раз летали над водной гладью, Ингварр и Кабир разговаривали в тенёчке.

Принца интересовало количество посетителей новых туристических объектов Хёртагена. Оно и понятно. Ведь популярность напрямую связана с окупаемостью, а его, как инвестора, в первую очередь интересует прибыль от вложений. А оценить сам раскрученность туризма он не мог, поскольку ради безопасности наследного принца и его семьи, и Мраморный каньон, и тобогган Сер-Ян были закрыты для обычных туристов.

Герцог твёрдым «Да» успокоил принца. Маленький ручеёк туристов в год открытия оборудованных дорожками и навесными мостиками Водяных перекатов и водопада с качелями через три года с открытием парка развлечений в Мраморном каньоне превратился в полноводную реку. Введение в строй тобоггана в Сер-Яне уже ждали, пришлось даже организовывать предварительную запись, чтобы не портить впечатление отдыхающих стоянием в очереди.

Но главным было не это. Возродились заброшенные хутора, воссоединились семьи. Хёртагенцы, вынужденно покинувшие родину в поисках работы, стали возвращаться назад. Хутор Гра, раньше обречённый на вымирание, теперь был больше похож на город. Единственное когда-то развлечение – встретить раз в неделю автолавку с продуктами, было уже давно забыто. Ко многим старикам вернулись дети и внуки. Теперь им было чем здесь заняться: проведение экскурсий, техническое обслуживание аттракционов, содержание кафе и магазинчиков, изготовление сувенирной продукции и многое-многое другое. А в планах уже стояло строительства отеля.

Хэлстеин, который так гостеприимно встретил когда-то, пять лет назад, герцога и его невесту, и горячо поддержал предложения Лары, правда, так и живёт один (Ойстеин с семьёй остались в Сер-Яне – бизнес, как никак). Но скучать ему некогда. Старик стал лучшим гидом Мраморного каньона. Его природная сметка, богатое воображение и огромный жизненный опыт вплетались в рассказ и делали неповторимой каждую экскурсию.

А вот к Йорану приехали оба его сына с семьями. Теперь в их общий семейный бизнес входит не только форелевая ферма с рыбным магазином и рестораном, но и водопад с качелями, три катера для экскурсий по шхерам и каменоломня для добычи граната. «Каменоломня» это, конечно, громко сказано, но добыть там себе маленький кристаллик граната можно. И тут же вставить в витые серебряные заготовки, привезя домой необычный сувенир – кольцо, подвеску, брелок.

Скандинавскую легенду про гранат найти не удалось, а грузинскую⁵⁶, которую подсказала Лара, решили не использовать, поскольку в ней тесно переплелись камень гранат и дерево гранат, которое в Скандинавии не растёт. Но зато сумели ловко обыграть магические свойства граната: тем, кто хотел притянуть себе любовь и страсть, добытый собственноручно гранат вставляли в кулон сердечком. Кто желал получить защиту в опасных предприятиях – обзаводились тоненьким браслетом с капелькой граната. Жаждущие повысить свой творческий потенциал – надевали на палец изящное витое колечко. Для тех, кто хотел стать более целеустремлёнными, были сделаны брелки в виде стрелы. Ну, а те, кто желал сэкономить, как Кот Матроскин (помните? «А я ничего не буду выписывать. Я экономить буду»), просто увозили с собой необработанные кристаллы граната.

Стопроцентная занятость населения и даже дефицит рабочей силы – таковы были итоги пятилетней работы по созданию туристического кластера в Хёртагене.

Ехать к Йорану герцог высокому гостю не посоветовал, живописно описав «прелесть» дороги и длинную лестницу вниз, по которой неизбежно придётся забираться наверх. Кабиру с лихвой хватило вчерашнего лазанья по лестницам, и он с удовольствием принял альтернативное предложение Ингварра отправиться в одно новое, недавно открытое ущелье, до самой высокой точки которого можно добраться хотя и по грунтовой, но вполне комфортной дороге.

Его высочество наследный принц Кабир ибн Хамдам аль Тумкам понимал, конечно, что не только ради праздной прогулки Его сиятельство герцог Ингварр Ольденбургский туда его приглашает. Наверняка уже задуман какой-то новый проект, требующий дополнительных инвестиций. Но, поскольку предыдущие вложения в развлекательный центр в Сер-Яне, оказались выгодными, то и новые инвестиции вызывали в практичной душе принца живейший интерес.

Да и подустал он от своей большой, вечно гомонящей семьи. Дома он привык к тишине. Там он общался с кем хотел и когда хотел – жёны жили отдельно, дети отдельно. В дороге такой комфорт обеспечить не удавалось. И пусть они завтра поедут на водопады, покатаются на качелях и полазают по камням одни, без него. Не лишать же детей такого удовольствия! И потрясутся по ухабам! Об этом он тоже не собирался их предупреждать, как и о двух моментах животного страха, которые испытал сам на тобоггане, хотя и был предупреждён Ингварром…

Кабир проследил встревоженный взгляд герцога, которым тот поглядывал на очередь из его жён и детей на посадку в очередную тележку тобоггана, подождал пару минут и с удовлетворением услышал вскрик ужаса. «Первый!», – посчитал он. Второй был не за горами.

Выражение не очень соответствовало действительности, поскольку весь аттракцион находился за горами, вернее, за стеной одной горы. Озеро Сер-Ян имело вулканическое происхождение, располагаясь в кратере потухшего вулкана. Тобогган был искусно вписан в природный ланшафт, минимально вторгаясь в водную гладь озера и окружающее его жерло вулкана.

Тележка тобоггана сначала плавно катилась по открытым рельсам. Из-за кустарника, которым поросли склоны кратера, озеро лишь иногда мелькало справа голубыми всполохами. Но потом зелень неожиданно заканчивалась, скорость тележки ощутимо возрастала из-за того, что рельсы уходили резко вниз. И… исчезали в воде. Первый крик ужаса. И сразу – восторг! Потому что ты оказывался в сказочном подводном мире. Среди разноцветных кораллов самых причудливых форм плавали яркие рыбки: в жёлто-чёрную полоску рыба-бабочка, прозрачная рыба-игла, бархатно-фиолетовая с солнечным хвостовым плавником рыба-хирург (вот уж у того, кто её так назвал, была больная фантазия!), юркая, синего неонового цвета рыбка цезия. Рыба-крокодил, действительно, похожая на крокодила, пыталась слиться с песчаным дном. Вальяжно проплывал колючий иглобрюх, а потом, вдруг, чего-то испугавшись, надувался в огромный шар. Рыба-зебра, у которой всё тело, плавники и даже спинной плавник, состоящий из отдельных игл, было в полоску, соперничала пестротой с рыбой-петушком. Красиво извивалось в движении плоское тело мурены. Отсвечивали оранжевым золотые рыбки…

Неожиданно тележка выскакивала из воды и устремлялась в скалу. Скала всё ближе и ближе. Нет! Ну, не может быть! Вот сейчас, вот-вот, рельсы свернут, и столкновения удастся избежать! И, ведь, не выпрыгнуть и не затормозить! Второй крик ужаса, и тележка, как нож в масло, влетает в скалу. Но тебе уже не до чего, поскольку ты летишь по небу. Прекрасному ночному небу с мириадами звёзд. От скорости ветер бьёт тебе прямо в лицо. Мимо проносятся кометы с длинными горящими хвостами. Звёзды перемигиваются между собой…

А потом ты резко вылетаешь в день. И даже не можешь сразу сообразить: ты уже в реальности или в очередном сказочном мире? Над тобой светит солнце, а под тобой – голубой зрачок мудрого Одина. Ах, да! Это же озеро Сер-Ян – Смотрящий Ян. Надо не забыть спросить у Ингварра, почему «Ян», если по легенде должно быть «Один»?

Но спросить Кабир не успел. Ощущения от тобоггана были такие яркие, как будто он вновь только что прокатился, но в реальность его вытолкнул нарастающий шум. Он обернулся и увидел, что очередь рассыпалась, сбилась в кучу, дети и жёны о чём-то яростно спорят. И даже охранники, кажется, готовы присоединиться. «Позор! – подумал Кабир, – Опять кто кого должен пропустить выясняют!» Наследный принц грозно зыркнул на своего охранника, и тот, без слов поняв хозяина, пошёл наводить порядок.

Причина спора оказалась неожиданной для принца. Он с удивлением выслушал слугу и обратился к герцогу:

– Ваше сиятельство! Мои дети утверждают, что видели медуз в озере, а другие – акул и крокодилов.

– Ваше величество, – мимолётно улыбнувшись, ответил герцог, – мы не смогли выбрать единственную морскую иллюзию и решили оставить все три: коралловые рыбки, медузы и крупные морские обитатели – черепахи, крокодилы, скаты и акулы. Кит, к сожалению, из-за своих размеров достоверно не получился, пришлось от него отказаться.

– Жаль! Очень жаль, что кита мы не увидим, – посетовал принц и шёпотом спросил, – А заказать иллюзию можно?

– Можно, – так же шепотом ответил Ингварр.

– Тогда мне медуз, – заказал Кабир и, подмигнув, добавил, – Без кита это уже не то!

Одного слова шейха хватило, чтобы навести порядок. Он важно встал во главе очереди и отправился на второй круг, чтобы окунуться в волшебный мир медуз.

Вторая поездка уже не вызвала, конечно, ужаса, но от этого была не менее волшебна. Лишь зная, что тебя ожидает, можно заметить краем глаза, на короткое мгновение, как рябит «вода» на входе в озеро и искажается изображение камня.

Ингварр и Кабир ещё постояли некоторое время, обсуждая новаторские решения и технические сложности строительства тобоггана, и теперь уже принц начал с тревогой посматривать на бесконечно тянущуюся очередь из желающих прокатиться, а потом обратился к герцогу с неожиданным вопросом:

– Ингварр, как ты думаешь, сколько у меня жён?

– С собой ты привёз четырёх, – осторожно ответил герцог.

– Тогда почему очередь всего из четырёх женщин и девяти детей никак не заканчивается?

Ингварр улыбнулся. Он стоял лицом к домочадцам принца и уже давно заметил, что, едва выйдя из тележки, взрослые, кто бы они не были – жёны или няни (для человека одной расы трудно различать между собой представителей другой расы, тем более, когда у них видны только глаза одинакового тёмно-карего цвета), с детьми тут же занимали место в хвосте очереди, чтобы вновь отправиться в путь. И делали это смиренно и тихо, чтобы не привлекать внимание строгого главы семьи.

– Я искренне рад, что наш совместный проект пришёлся по вкусу твоей семье, – сказал Ингварр, поняв по смешинкам в глазах Кабира, что последний его вопрос был чисто риторическим.

⁵⁴ – в переводе с арабского – «большой»

⁵⁵ – рельсовая трасса с виражами и поворотами, похожая на Американские горки, по которой движутся специальные тележки

⁵⁶ – «Один грузинский царь устроил испытание для претендентов на руку и сердце своей единственной дочери. Им нужно было добыть три созревших плода с волшебного дерева гранат, которое росло далеко, в безжизненной пустыне, и охранялось злыми духами. Только один юноша справился с заданием. Но когда он вернулся назад, то застал царя умирающим, в стране бушевала непогода, а люди умирали от голода. Юноша раскрыл первый плод – и царь тут же выздоровел. Второй – и по всей стране зацвели гранатовые сады и голод прекратился. А из третьего плода посыпались драгоценные камешки, похожие на зёрна граната. Эти камешки разлетелись по всему свету. И к тому, кто их находит, приходит любовь и процветание»

23

Дорога, ведущая в тупик – на край глубокого ущелья, куда Кабиру, даже с его отсутствием боязни высоты, заглянуть было страшно. Строительство моста через это самое ущелье. Моста, конечно, красивого, судя по рисункам архитектора, но не имеющего практического значения, поскольку вёл он на голую, отдельно стоящую скалу. И всё это герцог собирался осуществить ради фантазий любимой жены!

У принца было целых четыре любимых жены, но даже ради них вместе взятых, такое было бы перебором. Ну, ладно, построить дворец, как Тадж-Махал⁵⁷, но мост для прыжков с тарзанки? И дорогу на скалу для полётов на параплане? Неужели найдётся столько желающих, чтобы такая дорогостоящая и трудоёмкая идея когда-нибудь окупилась?

А с другой стороны… Предыдущие идеи русской жены герцога со странным коротким именем Лара ведь осуществились и оказались финансово выгодными. И сколько бы людей в мире не считали русских отсталыми, сумасшедшими, как минимум, не такими, как все остальные, но с Россией-то ничего сделать не смогли? Ни татаро-монголы, ни шведы, ни французы, ни турки, ни немцы…

Принц остановился, поняв, что слишком углубился в историю, рассуждая всего лишь о дороге и мосте. Тут уместнее всего было вспомнить, что русские всегда являются надёжными партнёрами в бизнесе, чётко выполняют условия договора, даже если они это пообещали в устной форме, а не зафиксировали на бумаге. И о том, что фантазии герцогини основаны на реальных объектах, по крайней мере, в том, что касается моста. Похожий – Бастайский мост находится в Германии.

Ингварр прекрасно понимал, почему так долго молчит принц, оценивая целесообразность и эффективность инвестиций в новый туристический объект. Обсуждение проекта на заседании кабинета министров тоже вызвало ожесточённые споры. И это спорили и сомневались молодые министры, что же было бы со старым составом? Попадали в обморок, как экзальтированные барышни? Закончилось, правда, заседание оптимистичным высказыванием Эспена – «Волков бояться – в лес не ходить!» (за пять лет общения с Ларой его словарь народных поговорок пополнился русскими пословицами и поговорками).

А герцог смотрел на своих молодых соратников и думал: неужели и он, и они когда-нибудь состарятся так, что их главным принципом жизни станет – если есть сомнения, то лучше ничего не делать? С другой стороны, есть Хэлстеин – старик с душой юноши, первым прокатившийся на тобоггане в городе, где живёт его сын, есть Йоран, который как-то смущённо признался Ингварру, что, улизнув от детей и внуков, обожает летать на качелях своего водопада. И оба, кстати, заявили, что ждут – не дождутся полёта на параплане. Да и любимая не даст ему состариться…

Как же Ингварр соскучился по ней и сыну! Целых три дня не видел! Лара вот-вот должна родить. Девочку. Дочку. Но его же успеют вызвать, если что? – забеспокоился герцог. Волна тревоги, смешанная с нежностью, благодарностью и желанием – теми чувствами, которые всегда поднимались в Ингварре, стоило ему подумать о любимой жене, накрыла герцога.

– Твоя акрофобия тебя больше не мучает? Вылечился? – неожиданно прозвучал вопрос Кабира, который тот уже давно хотел задать.

Каждый следующий аттракцион, который демонстрировал ему герцог, был круче предыдущего. И все были связаны с высотой. Странновато заниматься таким человеку, который эту самую высоту боится.

– Любовь лечит лучше любых лекарств! – с открытой счастливой улыбкой ответил Ингварр.

⁵⁷ – мавзолей-мечеть Тадж-Махал была построена падишахом Шах-Джаханом в память о жене noreferrer">Мумтаз-Махал, умершей при родах их четырнадцатого ребёнка (позже здесь был похоронен и сам Шах-Джахан). Дворец из белого мрамора является жемчужиной мусульманского искусства в Индии и одним из всеми признанных шедевров всемирного наследия. Белый мрамор имеет такую особенность, что при ярком дневном свете он выглядит белым, на заре розовым, а в лунную ночь – серебристым. Внутри стены выложены из полированного полупрозрачного мрамора с инкрустацией из самоцветов – бирюзы, агата, малахита, сердолика и других.

август 2019

Оглавление

Предисловие

Одним росчерком пера

Предисловие

Предисловие

Пять слов на букву «Л»