Сказочная жизнь [Евгения Черноусова] (fb2) читать онлайн

Евгения Черноусова Сказочная жизнь

Теремок не выдержит двоих

В учительской было малолюдно. За одним столом пожилая учительница проверяла тетради, за другим дама чуть моложе шустро стучала по клавиатуре. В углу напротив входа сидели на креслах у журнального столика две дамы средних лет, учительница и родительница, и молодой человек на подлокотнике кресла родительницы. Спиной ко входу сидела на стуле, придвинутом к этому же столику, девочка-старшеклассница. Дамы что-то вполголоса обсуждали, молодой человек скучал, но иногда бросал реплику, когда дама, рядом с которой он сидел, обращалась к нему, ну а школьница предпочитала отмалчиваться. Ещё справа у входа переминался с ноги на ногу совсем маленький мальчик, пухлый, курносый, розовощёкий, с преувеличенно невинным взглядом, который у опытного педагога вызвал бы законное предположение, что малыш – та ещё шельма.

Дверь распахнулась, и вошли ещё двое. Молодой человек оживился: вновь прибывшие были молодые и симпатичные. Обе небольшого росточка, та, что постарше, слегка полновата, но с прелестным круглым личиком, жемчужными зубами и густыми каштановыми волосами, другая стройная, но с личиком попроще, миловидным, но не лишённым изъянов: кожа бледновата, верхний боковой резец слегка искривлён, что заметно при улыбке, коротко стриженные пушащиеся волосы совсем светлые, но неудачного чуть сероватого оттенка, как будто золой припорошенные.

Девушки присели за ближайший стол, но блондинка увидела мальчишку у входа, подошла к нему, наклонилась, что-то шепнула и вывела за руку. Через несколько минут они вернулись, она подтолкнула его к дивану, и он с довольным вздохом сел, сложив руки на коленях. Посидев некоторое время, он вдруг опомнился, поднял руку, придерживая её другой за локоть, и радостно заявил:

– Белла Родионовна, я руки помыл!

Обе пожилые учительницы – и та, что с тетрадками, и та, что за компьютером, почти синхронно хихикнули. А красивая подружка блондинки взяла с тарелки на столе пряник и сунула ему в руки:

– Держи чистыми руками. А потом вот этой салфеткой руки протрёшь, а салфетку сюда в урну бросишь. И руки опять будут чистыми.

Мальчик сначала откусил полпряника, а потом спохватился и с набитым ртом прошамкал:

– Шпашиба!

– Откуда ты такого воспитанного знаешь?

– В продлёнке подменяла Медведеву. Ученик первого «б» Лёша Борисов. Ужасный ребёнок! Готовься, Зоя Симоновна, когда начнёт изучать химию, он взорвёт твой кабинет!

– Ну, Белла Родионовна, – фальшиво заныл мальчишка, хитренько косясь на новую знакомую.

– Точно! – вскочил с подлокотника кресла молодой человек. – Беллочка Палей!

Все удивлённо на него обернулись, прихватила его за пиджак, но не удержала соседка по креслу. А он вырвался-таки и схватил за плечи блондинку:

– Ну? Не узнала? А как же наш первый страстный поцелуй? А? Село Покровское, детский сад «Родничок», средняя группа…

– Ой! Вова Панафидин?

– Узнала?

– Где там узнала, – засмеялась Белла. – Я тебя научно высчитала! Ты думаешь, я в нашем детском саду всю среднюю группу перецеловала? Один ты и был такой… расцелованный. Только насчёт страстного бы не свистел, когда я тебя кинулась целовать за рыцарскую твою помощь, ты стоял испуганный по стойке «смирно» и руки по швам. Кстати, был ты тогда ниже меня ростом. Надо же, как вырос!

– Ой, Белла Родионовна, а какой рыцарский поступок Володя совершил? – оживилась старшеклассница.

– Света – сестра твоя? Надо же, не похожи совсем! А поступок твой брат совершил очень героический. Он пробрался в кабинет заведующей детским садом, похитил из него ножницы и отстриг мне косички под самый корешок.

– Какое же это рыцарство?

– Мне тётка так затягивала волосы, что у меня глаза на лоб лезли. Когда тётка уходила, воспитательница их расплетала. А в тот день она что-то занята была. И я заплакала… а Вова решил меня спасти.

С раздражением глядя на Беллу, Светина мама спросила:

– А просто попросить послабее затянуть – не судьба?

– Ну нет, это не к моей тётке, – усмехнулась Белла Родионовна. – Даже в том возрасте я уже понимала, что, если попросишь ослабить, она затянет ещё сильнее.

– Прямо как в сказке, – хмыкнула старшеклассница. – «Тепло ли тебе девица, тепло ли тебе, красная». А вы в ответ: «Тепло, дедушка».

– А у меня всё детство сказочное. Слава богу, сказка закончилась много лет назад, теперь у меня жизнь самая обыкновенная. Зная эту детскую сказку, Вову в садике особенно и не ругали. Так только… ножницы, мол, опасный предмет. А вечером, когда тётка за мной зашла, Вова выдал класс!

Со смехом они, перебивая друг друга, рассказали, что фамилия тётки Зюкина, а по-уличному среди соседей за глаза она звалась Змеюкиной. Так же назвала её парикмахерша тётя Вера, которую позвали в садик привести в порядок Беллину голову. Она девочку коротко постригла, потом маску на голову сделала, и всё это причитая, что луковицы повреждены, и посылая проклятия на голову садистки. А вечером рыцарь Вова вышел в раздевалку, держа подружку за руку, и обратился к тётке: «Тётя Змеюкина, не бей Белочку по волосам!» А ещё вечером, когда Вова папе рассказал, что Белочка Палей его поцеловала, отец очень серьёзно заявил, что Вова теперь как честный человек должен на ней жениться. И Вова долго потом считал, что просватан.

– Ну, дядя Стёпа, – заливалась смехом блондинка. – Такую моральную ношу на мужика взвалил, можно сказать, детство золотое омрачил!

– Да нет, в те времена я это воспринял положительно…

– Как, кстати, дядя Стёпа?

– Умер в прошлом году…

– Ой! А тётя Света?

– Давно, я во втором классе тогда учился.

Белла Родионовна рукой нащупала стул, села и расплакалась, уткнувшись в платок. Но быстро вытерла слёзы:

– Извини, не сдержалась. А ты знаешь, что она приходила тогда к тётке и просила отдать меня ей? Всего трое взрослых было в моей жизни, которые пытались вырвать из семьи Зюкиных: твоя мама, тётя Вера и соседка тётя Маруся. А с кем же ты жил, Вова?

– Вот, знакомься: вторая жена отца, мама Светы Любовь Ивановна. Она меня растила, кормила, воспитывала. Во какого вырастила!

– Очень приятно. Света не очень любит мой предмет, но пока справляется. Где-то между тройкой и четвёркой. Если бы постаралась, имела бы твёрдую четвёрку…

И разговор плавно перешёл на перспективы выпускницы Светы Панафидиной. Итогом этого разговора мать семейства осталась недовольна: учительница искренне недоумевала, почему Света решила поступать в Финансовую академию, ведь ей легче даются гуманитарные предметы. От репетиторства Белла Родионовна решительно отказалась, сказав, что если девочка не усваивает необходимых знаний в учебное время, то непорядочно было бы брать деньги за собственные огрехи. Посоветовала мотивировать её знакомством с будущей профессией, ведь и мать, и брат, и его жена работают в этой сфере.

Возвращаясь с работы домой, она досадовала, что не смогла убедить мать выпускницы, что в отказе нет другой причины. Репетиторством она и вправду практически не занималась. Но охотно соглашалась на подмену, чаще всего в группе продлённого дня, с которой начался её трудовой путь в этой школе. Восемь лет назад, закончив педагогический колледж, она была трудоустроена сюда как сирота, хотя советская система распределения выпускников давно уже не действовала. Девятый учебный год уже работает, кончила заочно педуниверситет, преподаёт теперь математику. За подработку берётся из-за того, что её Егор жадноват. Мотивируя тем, что собирает на ипотечный взнос, он отстёгивает ей ежемесячно очень скромную сумму на питание. То есть за аренду квартиры и коммуналку она платит из своих. Да и на питание она первые годы вносила больше. Но потом решила: «Какого чёрта!», и стала выкладывать в конфетную коробочку на холодильнике сумму Егора и добавляла точно такую же, брала на продукты только оттуда и заносила в блокнотик расходы, пришпиливая к нему же чеки. Егор, увидев это впервые, фыркнул: «Крохоборство!» Она согласилась: «Да, месяц питаться на такую сумму – это нищета».

В общем, Белла как математик педантична и экономна. Она нянечкой работала в детском доме с первого курса колледжа, то есть это называется «помощник воспитателя». Тогда эта зарплата маленькая была, только, что называется, «для поддержки штанов». А когда стала работать в школе, сама для себя установила: каждый месяц пять тысяч откладывать. Когда пять лет назад сошлись с Егором, это перестало получаться. И Белла с охотой замещала заболевших, а также бралась писать контрольные, причём не только по математике, но и по другим предметам. В прошлом году, например, даже эссе по зарубежной литературе за два дня написала для одного нерадивого студента. У неё было несколько знакомых из бывших заочников, которые ей такие заказы подгоняли. Какая часть гонорара при этом оседала у них, Белла не знала и не переживала, зато не было необходимости общаться с заказчиками. О своих дополнительных доходах она Егору не сообщала, деньги эти держала на отдельном счёте и даже в другом банке. Она мечтала, что когда-нибудь выложит солидную сумму и скажет ему: «Хватит копить, давай тратить! Берём ипотеку». В прошлом году даже написала заявление на участие в областной программе «Молодой учитель». Программа предполагала ипотеку под низкий процент для работников сферы образования до тридцати пяти лет. Желающих оказалось так много, что областному совету пришлось внести в неё дополнительное условие: «и проработавшим в учебных заведениях не менее десяти лет». Таким образом отсеялись те, кто пришли в школы и детсады в ожидании халявы год назад. А у неё трудовая книжка с шестнадцати лет открыта, ещё со времён студенчества, когда она нянечкой в детском доме работала. И Белла сдвинулась в этом списке аж в третий десяток.

Понятно, что и об этом она Егору не говорила. И после встречи с другом детства, возвращаясь с работы, она невольно задумалась: а не слишком ли о многом она ему не говорит? О прошлом, о болезнях, о собственных желаниях? Но потом одёрнула себя: мужчина заботится об их совместном будущем, зачем грузить его мелочами? Хотя… муж Зои Марк гораздо успешнее заботится об их совместном будущем. И Зоя ему рассказывает даже то, о чём лучше бы никому не говорить. В результате о Беллиных проблемах он знает больше, чем Егор. Как-то так получается… но именно с этого дня она почувствовала разочарование, и размеренная жизнь перестала казаться ей нормальной.

С семьёй Панафидиных она неожиданно заприятельствовала. Через несколько дней пересеклись случайно на проспекте, и оказалось, что с Тамарой, женой Вовы, они даже шапочно знакомы. Тамара в областной администрации работает и как раз ведёт программы по жилью для бюджетников, так что год назад они общались длительное время, пока Белла собирала документы. А теперь, узнав, что знакомство её с мужем столь долгое, Тамара непринуждённо сцепилась с Беллой языками, посетовав, что дочке в детском саду велели сделать к Новому году костюм ёлочки, а она понятия не имеет, как это должно выглядеть. И Белла посоветовала ей обшить платье зелёной мишурой.

Через неделю Тамара позвонила ей и попросила оценить её рукоделие. После уроков Белла заскочила к ним, и при виде этого шедевра у неё, наверное, зрачки расширились, потому что Тамара удручённо сказала:

– Сама понимаю, я не кутюрье. Что, совсем ужасно?

– Ладно, сделаю я тебе эту ёлочку. Только давай попозже, ведь до Нового года ещё больше двух месяцев.

– Но ты хоть возьми материал с собой, чтобы сделать, когда время выберешь.

С некоторой досадой Белла подумала, что Тамара точно так же, как Зоя, умеет заставить любого предложить свою помощь, даже не попросив об этом. А Белла просить так и не научилась. И отказывать не очень умеет.

Был субботний день, хозяева принимали мачеху Вовы, которая ожидала здесь свою дочь, чтобы сразу после уроков пойти с ней отсюда за покупками. Молодые женщины перебирали тряпки, переговариваясь: «нет, это ярко», «слишком тонкая ткань», «для ребёнка грубовато». Наконец Белла воскликнула:

– Вот, самое оно! Через зелень это будет смотреться как бурелом или веточки.

– Ты что, такая мрачная расцветка!

Белла накинула пучок мишуры на ткань. Тамара выдохнула:

– Как ты это видишь? Правда, ствол дерева! Каюсь, кругом неправа!

Белла быстро обмерила девочку, разложила ткань, шустро её разметила и стала кроить. Пришла Света, заинтересовалась, села рядом и стала смётывать раскроенное. Тамара, облокотившись на стол, вздохнула:

– Талант и вкус! Или ты училась шитью? Или в семье кто-то шил?

Вмешалась Любовь Ивановна:

– Наверное, вас учила рукоделию тётя?

Белла хохотнула от неожиданности:

– И ведь не откажешься! Косвенным образом учила!

Вот не хотелось вспоминать о прошлом! И не вспоминала, тем более, не рассказывала. А теперь, коли спрашивают, пришлось. Так вот, тётке во вкусе не откажешь. Одевалась она несколько консервативно, любила приглушённые тона, классический подбор цвета и свободный покрой, ничего обтягивающего и открытого. А Белле сызмальства приобретала вещи «на вырост», да так, что практически ни одна из них до полного износа не стала ей мала.

– Точно, – перебил её рассказ Вова. – Мы ведь после первого класса сюда переехали. А в первом, я помню, у тебя подол форменной юбки почти до пола мотался. Я, конечно, на такие дела внимания бы не обратил, но все остальные девочки ходили в коротеньких.

– Мало того, что почти до пола, – вздохнула Белла. – Она ещё и в поясе была так велика, что иногда спадала. А соседка тётя Маруся мне одежду незаметно для тётки ушивала. Вот кто рукодельница была! Когда я подростком была, мы с ней с изнанки кнопки и пуговицы пришивали. Я выходила из дома в балахоне, сворачивала с дороги в посадки, кнопки застегну – юбка короче, на пуговицы резинки натяну – она ỳже. И в школу!

– А почему незаметно для тётки? – спросила Тамара.

– Когда первый раз тётя Маруся у блузки рукава укоротила, тётка запретила мне к ней ходить. С тех пор я к соседке только тайком пробиралась. И благодаря этому рукоделию мне удалось после девятого класса из дома убежать.

– Расскажите, как, – попросила Света.

– Вообще у тётки давно всё было решено: после девятого – в профессиональный лицей в райцентр. На повара. Но училась я на отлично, и классная руководительница не сомневалась, что я в десятый пойду. Я помалкивала, потому что для меня главное было из дома вырваться, пусть хоть поваром, а хоть и ассенизатором. А тётя Маруся уговаривала в педколледж поступать, обещала помочь. И тут тётка зачем-то в школу зашла, и завуч с классной убедили её оставить меня в школе. Ох, как же я расстроилась! На выпускной было куплено платье, естественно, балахон размера 170-100-112 оттенка «яркий баклажан» и балетки бледно-жёлтого цвета тридцать восьмого размера. Заметьте, я в то время носила тридцать шестой, а одежду между 42 и 44. Представьте себе бледную блондинку в жутком фиолетовом одеянии! Я перелезла через забор к тёте Марусе и так рыдала! Над моим прикидом всегда в классе посмеивались, но не громко, потому что в селе дети не такие бессердечные, как в городе, да и списывали у меня почти все. А ты представь, как бы издевались в вашем классе над таким чучелом!

– Да, жесть, – покачала головой Света. – Точно бы до смерти бы затроллили.

– Это ещё не всё. Она обещала классной, что я на выпускном спою! Я изо всех сил старалась сделать вид, что болею, даже слабительное приняла, но тётка не могла отказаться от такого своего триумфа и велела не прикидываться. А тётя Маруся мне решила помочь.

Тётка вывесила балахон во дворе на бельевую верёвку, потому что от него невыносимо разило химией как от всякой синтетической дряни. Тётя Маруся набрала разведённой водой валерианки в шприц и через забор платье тщательно обрызгала. Тёткина кошка яростно набросилась на платье и сдёрнула его с верёвки, прибежал ещё один соседский кот, в общем, когда тётка вернулась из магазина, платье было разорвано и испачкано, и на нём валялись довольные домашние животные. Белла через тюль любовалась на это безобразие и плакала счастливыми слезами. Позже она вернулась домой, изобразила огорчение, но согласилась пойти на вечер в юбке и блузке, мол, ничего страшного.

На торжественной линейке тётке вручили благодарственное письмо за хорошее воспитание Беллы. В ответном слове тётка поблагодарила школу и объявила, что её племянница исполнит для любимых учителей песню «То берёзка, то рябина»…

– Ужас! – воскликнула Света.

– И что тут такого? – возмутилась Любовь Ивановна.

– А ты, Света, что бы сделала, если бы тебя на выпускном так выставили? – вкрадчиво спросила Белла, обозлившись наконец на Любовь Ивановну, которая вбила себе в голову, что юная Белла – неблагодарное дитя, а тётка в своём праве.

– Ха! Ну, не застрелилась бы! Но тётке бы мало не показалось!

– А я не осмелилась ослушаться. Подталкиваемая тёткой, споткнулась на ступеньках к сцене и потеряла одну балетку. Остановилась, поискала её глазами, не нашла, скинула вторую и вышла к микрофону босиком. За пианино усаживалась тёткина приятельница, учительница пения. Я ей: «Без аккомпанемента буду». Но она упрямо застучала по клавишам вступление: «Та-та-та тата-тата!» Я молчала. Она кивнула и опять: «Та-та-та тата-тата!» И я вдруг вспомнила песню, которую тётя Маруся за шитьём часто пела. И вместо тоненького голоска запела на низах: «Со младых-то лет сиротинушке у чужих людей жить из милости…» И замолчали парни, которые заржали после тёткиного объявления. И смутились учителя, которые всё видели, но, в отличие от воспитателей детского сада, никогда не пытались воззвать к тёткиной совести. Словом, на следующий день тётка забрала мои документы и собралась везти меня в училище. Только по дороге споткнулась и растянула связку, поэтому отправила меня одну. А тётя Маруся доехала со мной до райцентра и посадила на проходящий автобус до Новогорска, где встретила меня её подруга, она же и в педколледж привезла, и в общежитие определила, и в детдом на ночную подработку устроила неофициально, по чужой трудовой книжке, пока шестнадцать не исполнилось. И она после окончания колледжа меня у себя зарегистрировала. Я до сих пор у неё прописана.

– А тётка вас не искала? – спросила Тамара.

– Не знаю. Я специально телефон дома оставила. Понятия не имею, как они там. Через полгода тётя Маруся умерла, так что никакой информации о Покровском с тех пор я не имела. Я даже побоялась на её похороны приехать. До сих пор совестью мучаюсь, что не проводила в последний путь самого близкого мне человека.

– А с тётей своей выяснить отношения вам не хотелось?

– О чём? Ну, не любила она меня. И что тут выяснять? Почему в детдом не отдала? Я и так знаю: потому что садистка, ей это удовольствие доставляло. Больше ей мучать было некого, и мужа, и сына, и кошку она любила.

– А как остальные члены семьи к вам относились? И какая степень родства у вас была?

– Дядя относился никак. Сколько жила в доме, просто не замечал. А Виктор совсем маленькую бил, а потом он уехал и редко приезжал. На каникулах только… но я пряталась.

– Он старше был?

– Да, намного. Теперь ему лет за сорок. А в каком родстве с ними, я не знаю. Наверное, мать тёткина сестра… или отцова. Родная или двоюродная. Всё она мою мать проклятиями поливала, когда на меня ругалась. Ладно, как говорил один мой знакомый, близкая родня – жена и дети. У меня муж теперь. Кстати, я обещала ему пораньше прийти, мы сегодня в гости идём.

Они были приглашены в гости к его друзьям. Белла сначала отказалась, к этим людям она идти не хотела, но Егор уломал. А там после третьей рюмки кто-то и спроси, когда распишутся. А он отшутился, типа я орёл, меня в неволю не загонишь. Белла промолчала, потому что никогда сразу не отвечала, сначала просчитывала как истинный математик. Но обиделась. И минут через двадцать сказала, что пойдёт домой. С их ребятишками в коридоре парой слов перемолвилась, и тут хозяйка дома, тактичная такая женщина, сказала, что им пора детьми обзаводиться. И тут её прорвало: «Ты сапоги мои видела?» Подняла и показала правый, который с заплаткой. Вот, говорит, шестой год ношу. А если рожу, придётся босиком ходить. Так что нечего нищету плодить! Егора в краску бросило. А дома началось! Ты, дура бестактная, меня позоришь! А чем Белла его позорит? Можно подумать, он ей хоть тапки покупал? И не обязан, они же чужие люди! Как может его опозорить бедность чужой женщины?

Ей казалось, что она ведёт себя как обычно. Но её приятельница Зоя Симоновна приглядывалась-приглядывалась, а потом с вопросом:

– Дома неладно? Белочка, я же вижу, ты кислая ходишь. С Егором поцапалась?

– Две недели не разговариваем.

– Ни фига себе! У вас же однокомнатная… а спите вы вместе?

– Я ему постель на кресло-кровать выложила…

– Однако! Маманя моя говорила, что если мужик не ест дома, то питается либо в ресторане, либо в столовой самообслуживания.

Собеседница невольно фыркнула:

– А вариант анорексии не рассматривается?

– Во времена её молодости об этом заболевании не слыхали. Но сомнительно. Сколько ему, лет тридцать пять?

– Тридцать три.

– Ну вот, в таком возрасте две недели воздержания – это нонсенс. А из-за чего поругались?

– Зой, ты ж меня знаешь, я никогда не ругаюсь. А Егор тоже голоса не повышает, только ворчит. А чаще вообще обидится неизвестно на что и наказывает меня молчанием.

– А как вы миритесь потом?

– Некоторое время выдерживаю, а потом начинаю заговаривать, налаживать отношения. И получается, что во всех неурядицах виновата всегда я. Но на этот раз я всерьёз обозлилась, и говорить с ним не хочу. Только ещё больше завожусь. Вчера сказала только, что если я его так раздражаю, то пусть к маме съезжает, на фига мучиться. А он ответил, если меня что-то не устраивает, чтобы сама валила.

– А может и стоит свалить? Сколько вы вместе, пять лет? И до сих пор не расписаны?

– Психологи говорят, что, если мужик в первые полгода знакомства не предлагает расписаться, так уж никогда не предложит. У нас не союз, а просто привычка. А он, получается, это в достоинство возводит.

– Из-за чего всё началось?

Рассказала вкратце. Подруга уточнила:

– И чего ты добиваешься? Предложения?

– Нет… точно нет. Я понять хочу… зачем я ему?

– А он тебе?

– Да вот… получается, и он мне не нужен…

А потом стало не до того. Позвонила дочь тёти Марусиной подруги тёти Нины, той самой, что приютила её в незнакомом городе двенадцать лет назад: у матери инсульт. Вдвоём они, сменяясь, дежурили в больнице у её постели. Но не удержали на этом свете. После похорон она вернулась обессиленная, свалилась на диван и уснула, даже не обратив внимания на мужа, пытавшегося с ней заговорить. И наутро он по своему обыкновению замолчал. Белла сразу хотела расставить все точки над «и», но уже опаздывала на уроки, поэтому отложила разговор на вечер. И вечером он не пришёл. Было это неприятно, но звонить она не стала ни ему, ни свекрови.

А назавтра, в субботу, выходя из ворот школы, она столкнулась с Виктором.

Шок. Ну, выкинула же их из головы! Только в последнее время, встретив знакомцев по Покровскому, пришлось кое-что проговорить. Теперь уж никто не знает о её сиротском детстве. Немного Зое когда-то рассказала, да Панафидиным на днях. После смерти тёти Нины все связи с Покровским обрублены. Но ведь не зря Зюкины тут появились, явно Любовь Ивановна влезла. За что она так с ней?

Белла развернулась и попыталась его обойти, но Виктор ухватил её за рукав куртки. Дальше какой-то сумбур: Белла грозилась позвать охрану, Виктор предлагал зайти в кафе и поговорить, Белла вырывалась, некстати появившаяся Зоя стала уговаривать её пойти в кафе и выяснить, что понадобилось родственнику, но Белла ответила, что её не интересует, что может понадобиться этим упырям, и вообще, она торопится. Вырвалась наконец и свернула к дому молодых Панафидиных.

Тамара удивлённо воскликнула:

– Ох, как ты всё успеваешь? Я слышала, ты за больной родственницей ухаживаешь!

– Когда ночами в больнице дежурила, рукоделием занималась, дремать же нельзя. Ирочка, проснулась? Давай маскарадный костюм мерить! И вот ещё шапочка еловая конусом и со звездой. Не то Робинзон Крузо, не то Верка Сердючка.

Пока Ёлочка выплясывала перед папой, Тамара шёпотом спросила, что у Беллы случилось. И так же шёпотом она высказала свою досаду. Тамара догадалась:

– Думаешь, Любовь Ивановна расстаралась? Я тоже не сомневаюсь!

Вова расслышал и возмутился. А Белла сказала:

– Не прощу ни его, ни того, кто меня ему заложил. Все мои шрамы загорелись, когда я его увидела! Вот… на руке – это он сигарету об меня притушил. А у виска – кулаком саданул, перстнем рассёк. А была я тогда в возрасте вашей Ирочки.

– Ужас! А ему сколько было?

– Не знаю. На студенческие каникулы из вуза приезжал. Больше восемнадцати точно.

Вова схватился за телефон. Тамара, провожая гостью, рассказала, что на этой неделе первый дом по программе сдали, и в нём первые десять очередников квартиры получили. Но там накладка вышла, один очередник выбыл. Его двухкомнатную схватила семейная пара из этой десятки, и осталась свободной закреплённая за ними студия. Очередников из второй десятки обзвонили, все отказались. Есть для Беллы реальная возможность оформляться и заселяться. Белла отмахнулась: слышала об этом, там девятнадцать метров, это жильё для одиночки.

Вечером Егор вернулся молча, своё отсутствие не объяснил. Но и она спрашивать не стала, надоело. Воскресным утром всё так же молча оба собрались и разошлись: он предположительно к родителям, она – в дом тёти Нины, обещала её дочери помочь разобрать вещи. И та огорошила её просьбой выписаться в ближайшие дни. Оказывается, дом давно оформлен на неё дарением, и теперь, когда он опустел, она собирается его продавать.

Возвращаясь домой, Белла грустно прикидывала, кто может сделать ей регистрацию. Родители Егора? Исключено. Значит, нужно искать. Есть, кажется, среди родителей её учеников полицейские, может, подскажут. И за прописку придётся платить чуть ли не как за ещё одну квартиру.

Как ни странно, Егор уже вернулся. Впервые Белла обрадовалась тому, что они не разговаривают: можно в тишине всё обдумать. Она прошла на кухню и занялась ужином. Но молчать не получилось. Вслед за ней на кухню вошёл Егор и занудил, что она даже в выходной куда-то уходит вместо того, чтобы делать домашние дела. Обычно она давала ему возможность высказаться, а потом уже возражала. Но на этот раз у неё вылетело:

– Зато ночью я всегда дома!

– Да ты знаешь, где я ночевал, – взорвался Дима. – В своей квартире!

– Сказать всё можно…

– Ты не поняла: в моей! собственной! квартире! – отчеканил он.

– О! Купил, значит…

– Оформил ипотеку. Естественно, квартира без отделки. Мы с папой уже третий день там вкалываем. Завтра мне на работу. А у тебя уроков нет. Так что изволь зад оторвать и завтра с родителями поработать. Там мусор надо вынести и стены выровнять. И перекусить с собой возьми, не объедать же моих…

– Так, подожди, квартира в Северном?

– Ну да, напротив родителей девятиэтажка.

– То есть я там жить не буду?

– Ну, со временем… пока сдавать будем, надо же ипотеку платить.

– А сдавать ты будешь сестре?

– Какая разница!

Всё понятно. До Северного сорок минут пилить на общественном транспорте, и это если повезёт. То есть жить там будет сестра Егора, а он будет по-прежнему жить у Беллы. Откровенно, она и сама не стала бы селиться в этом районе: химкомбинат и мусороперерабатывающий завод рядом, экология плохая, до работы далеко, а перейти работать в какую-нибудь из тамошних школ, так там детки – шпана ещё та. И с Егором они это давно обсудили. Но один плюс есть.

– У меня для тебя тоже новость. Тёти Нины дом продаётся, мне нужна регистрация. Пропишешь?

– С какой стати?

– Ну всё, вопрос закрыт.

– Так завтра ты с утра пораньше…

– Егор, с утра пораньше я займусь своей регистрацией. А ты переезжай к родителям и занимайся своей квартирой.

Он хрястнул дверью. А Белла сгоряча позвонила Тамаре и спросила, можно ли взглянуть на студию. Тамара откровенно обрадовалась и сказала, что сама лично ей всё покажет. Договорились на утро.

Показывать квартиру явилась не только Тамара, но и начальница её отдела. Видно, что-то там у них горело. Да так горело, что они под белы ручки потащили её оформлять собственность. Белла сопротивлялась, у неё немного не хватало на первый взнос. Дамы посоветовали ей воспользоваться кредитной картой.

Она вошла в банк и, не решаясь сделать последний рывок, топталась у терминала, раздумывая, на какую банковскую операцию нажать. Сзади кто-то приобнял её за плечи:

– Ты тратить или копить?

– Марк, – обрадовалась она. – Вот кто меня подтолкнёт!

Они отошли к окну и устроились на креслах. Когда он стал просматривать её бумаги, Белла почувствовала запах алкоголя. Он заметил, что она крутит носом, и сказал:

– Сделку обмывали чисто символически. Не волнуйся, я в своём разуме, за серьёзную пьянку Зойка скальп снимет. Бумаги в порядке, условия выгодные, но метраж! Как вдвоём жить на девятнадцати метрах?

– Да я одна…

С Марком она всегда разговаривала как с подружкой, всё равно он про неё всё от Зойки узнает. Ну и рассказала с досады: квартира Егора, регистрация. Да ещё на полтинник кредитку взять придётся.

– Вот козёл, – ругнулся он. – Но я рад, что ты одна переедешь. И в честь этого недостающую сумму на твою карту сейчас перекину. Беспроцентный кредит тебе на полгода, а если сложно, то на год. Только Зойке не говори. И не спорь, у меня сегодняшняя сделка на сотню сдвинулась. Зойка эти деньги враз размахает, а у тебя они в сохранности будут. Пошли платить!

Немного тревожно было ехать с ним, хоть и трезвым на вид, но всё-таки выпившим. Однако нормально доехали, всё оформили и даже получили ключи. Белла не чаяла как расстаться, но Марк упорно продолжал ходить вместе с ней, а теперь пожелал взглянуть на её покупку.

Дом был совсем недалеко от школы. Её студия была на третьем этаже, угловая и с балконом. Сбоку у дома была двухэтажная пристройка под офис. Работал кран, устанавливали какие-то рекламные конструкции на крыше пристройки. Когда они подходили к ограждению, кран вдруг стал заваливаться, и стрела воткнулась прямо в её балконную дверь, смяв балконное ограждение. Белла захлебнулась воздухом, прижав руки к груди:

– Марк! Это моя… моя…

– Да не реви ты! Это твоя удача, – сказал он, доставая телефон, и направил камеру на кран. – Как знал, что с тобой поехал!

К ним уже бежал кто-то из строителей:

– Здесь нельзя находиться!

– Это наша квартира, – ответил он. – Ты позовёшь начальство, и мы начнём договариваться, или мне звонить в МЧС? А ещё в какую-нибудь жёлтую газету?

Через пятнадцать минут он бил по рукам с каким-то Денисычем, соглашался по поводу какого-то двутавра, а потом подтолкнул Беллу к остановке, мол, толку от тебя! Обещал «обеспечить всё в лучшем виде». Она вытерла слёзы и поехала выписываться из тёти Нининого дома.

Утром позвонил Марк и хриплым голосом попросил пока в новой квартире не появляться, там идут отделочные работы. Сам лично через два дня ключи завезёт. И напомнил, чтобы ничего не говорила Зое. А на работе Зоя на переменке заскочила к ней в кабинет и возмущённым шёпотом поведала, что Марк явился домой почти в полночь и пьяным в хлам, а привёз его трезвый водитель. На вопрос о том, чем плох трезвый водитель, она уточнила, что это служба такая «Трезвый водитель». Накачается где-нибудь автовладелец и звонит в неё, чтобы его с места пьянки эвакуировали вместе с машиной. И Белла поняла, что придётся о событиях вчерашнего дня молчать, иначе Зоя её никогда не простит за то, что так наквасился её малопьющий муж. А потом Зоя спросила, почему Белла не поговорила со своим симпатичным родственником. И тогда у Беллы от возмущения чувство вины перед подругой испарилось: как можно по собственной воле общаться с этими злыднями? Так ей и сказала!

Конечно, выдержать два дня и не видеть, во что превратилась её квартира после аварии, она не могла и отправилась туда сразу после шестого урока. То, что она увидела, её успокоило: балконная дверь была заменена, перила выпрямлены, а две тётки затирали откосы. Марк с сияющим лицом вывел её на балкон и показал: «Во, бункер!» Объяснил, что кран не только смял перила балкона, но и повредил плиту, а у Денисыча длинной плиты не нашлось, поэтому на крыше пристройки возвели кладку для опоры балкона, на которую уложили две короткие плиты, а между ними люк, и получилось дополнительное помещение, как бы подвал. Даже заставил её туда спуститься. Глядя на недоумевающее выражение лица Беллы, одна из отделочниц пояснила:

– В нормальных квартирах тёщина комната есть, куда всё ненужное сваливают. А у тебя комнатёшка малюсенькая. Будешь там банки-склянки держать, обувь несезонную, овощи из деревни.

Она неуверенно кивнула, соглашаясь, что неплохо бы найти ту деревню, из которой ей бы овощи привезли. А из дальнейших намёков тёток она поняла, что то ли они сами решили, то ли Марк трепанул, что студию эту ей любовник купил, и он и есть тот самый любовник. Она открыла возмущённо рот, но рвущееся из него возмущение проглотила:

– Тебе на работу не надо?

– Неа, – помотал он головой.

Она махнула рукой и ушла. В строительных делах Белла не понимала, а раз Марк обосновался здесь, с удовольствием трепался с тётками и не пил, то пусть остаётся. Кажется, он выторговал у этого Денисыча, что кроме ремонта того, что сломано, его рабочие отделочные работы проведут с его же материалами в обмен на запись момента аварии. Так что прав Марк, падение крана – это её большая удача. Сколько бы Белла на стены, пол и потолок собирала? А там ещё сантехника и электрика!

Эти четыре остановки она шла пешком. Морозный и бесснежный ноябрь, пасмурно. А у неё на душе будто весна! Есть жильё, пусть убогое, но своё. Осталось ещё паспорт сдать на регистрацию. Когда бы она на нормальную квартиру набрала? А так – выплаты вполне подъёмные, что касается долга, так накопит она. Тамара ей халтурку подогнала, проект по благоустройству сочинить для одного района. Там задача не грант получить, а просто засветиться. Но деньги обещают хорошие. Ближе к Новому году заочники в очередь выстроятся за контрольными. И ещё Белла постарается экономить. Да, с Егором придётся расстаться. Это тяжело, у неё слёзы выступают при мысли об этом. И ещё долго, наверное, плакать будет. Но ведь фактически они расстались уже месяц назад. Это существование рядом, но не вместе, семьёй не назовёшь. Да была ли семья?

От порога она услышала мужские голоса в комнате. У них редко бывают гости. Кого там принесло? Заглянула. Виктор.

– А тебя кто звал сюда?

– Белла, прекрати, – это Егор выступает в качестве главы семьи.

– К тебе аналогичный вопрос: что вы оба делаете в моей квартире?

– Это и моя квартира!

– Тогда заплати за неё! Сейчас квартирная хозяйка придёт, готовь денежки!

Её трясло. Как смел этот тип появиться в её доме? А Егор? Нет, это невыносимо!

– Белла, успокойся и выслушай меня, – продолжая сидеть, вступил Виктор. – Я так понимаю, у вас денежные проблемы? Я как раз могу предложить тебе серьёзные деньги. Миллион.

– Да пошёл ты, – взвизгнула она. – От Зюкиных мне ничего не надо!

– Два!

Она метнулась в комнату и вернулась с чайником:

– Ещё слово, и я окачу тебя кипятком! Уходи!

– Два с половиной, – отступая в прихожую, предложил он.

Она дёрнула дублёнку с вешалки и кинула в него:

– Вон!

Захлопнула дверь и ушла на кухню. Спокойно занялась ужином. Егор встал в дверях:

– Ну, успокоилась? Давай поговорим!

– Я спокойна. А говорить нам не о чем. Всё обсудили. У тебя квартира в Северном. У меня… здесь. Разбежались!

– Ты могла хотя бы выслушать человека! Он предлагал такие деньги!

– Это не человек, это тварь. Он тушил об меня окурки. Возможно, ему хочется вновь испытать это неземное наслаждение. Но я не согласна. Звонят, это хозяйка. Иди платить.

– Сама плати!

И укрылся в ванной. Белла поглядела в глазок. Соседка:

– А что это у вас шум такой?

Еле выпроводила.

Часов до трёх Егор убивал монстров в ноутбуке. Утром Белла с трудом оторвала голову от подушки. Дождалась, когда уйдёт, и прихватила ноут с собой в школу. До вечера сидела в кабинете, писала проект, пока Марк не позвонил:

– Хозяйка, принимай работу!

В новой квартире пахло новым линолеумом, краской и сырой бумагой. Всё те же тётки доклеивали угол. Марк проводил экскурсию:

– Понятно, что всё не лучшего качества. Сантехника ненадёжна. Со временем всё сменишь. Вот вентиль. Это на случай, если вдруг прорвёт. Учись, ты теперь без мужика!

Бабы переглянулись понимающе. Теперь будут уверены, что это отступные от бросающего её любовника.

Вечером Егор не пришёл. Слава богу, удалось выспаться! По дороге на работу заглянула в новое жильё, занесла туда пару сумок с вещами. Стены просохли, но проветривать пока не стала. После уроков опять задержалась, подбросили ещё контрольную по матанализу за первый курс. Задачки элементарные, но и оплата ерундовая. И всё-таки душа согрелась, когда телефон звякнул: на хлеб с молоком есть! А дома её встретил Егор:

– Поговорим?

Промолчала. Как, Егорушка, не нравится, когда тебе не отвечают?

Позже всё-таки заговорил:

– Где ноут?

– В школе.

– Почему?

– Мне там удобнее работать.

Спать он не лёг. Включил телевизор и засел перед ним с пивом. На просьбу выключить свет буркнул: «Перебьёшься!» Помучилась ещё немного, а потом её как осенило: «Я что, бездомная?» Поднялась, быстро оделась, прихватила сумку с очередной охапкой вещей, заготовленных к завтрашнему переносу в новое жилище, потом вспомнила, что есть у них надувной матрац, купленный пару лет назад, когда у неё ночевали однокашницы по педколледжу, приезжавшие на учительскую конференцию, сунула коробку с ним в пакет и захлопнула дверь. Через полчаса она уже надувала матрац, открыв фрамугу на микропроветривание. Укладываясь, подумала, что без мерзляка Егора она может проветривать, когда захочет. И неожиданно легко уснула.

Утром открыла глаза аж в половине восьмого и с ужасом подумала: «Проспала!» А потом раздвинула жалюзи, поглядела на освещённые окна школы и улыбнулась: «Я дома!» И весь день была в прекрасном настроении: и на уроках, и на заседании предметной секции, и позже, когда вернулась на старую квартиру и укладывала оставшиеся вещи, чтобы вывезти их на такси.

А вечером вернулась в квартиру, чтобы прибраться, и там её встретили родители Егора. Вот уж с кем ей встречаться не хотелось! Сразу прекрасное настроение сжалось в комок и спряталось под лавку. Очень они её не любили, особенно Егорова мама. Сейчас начнётся: замечание о порядке в доме с лёгкой укоризной, проверка кастрюль с последующей дегустацией и снисходительной ухмылкой, непременный дежурный вопрос о самочувствии с лёгким полунамёком на сомнительную возможность полноценного материнства, если сравнивать с сестрицей Егора. Да ещё на так себе профессию Беллы и неполноценное заочное образование. Да ещё деревенское происхождение и нелепое имя. Это почти полный набор, обычно хватает двух-трёх претензий, чтобы почувствовать изжогу.

На этот раз началось с беспорядка.

– Да, – сразу отреагировала Белла. – Я пришла специально, чтобы прибраться после переезда. А Егор когда вещи будет вывозить?

Мамаша заморгала:

– Вы что, на другую квартиру переезжаете?

– Мы расстались.

– Послушай, ты из-за родственника своего обиделась?

Ага, вот что семейку взволновало! Пиастры, пиастры!

– Это не родственник, это мой бывший. Он мне предложил снова встречаться.

– Но Егор…

– Я так поняла, что Егор не против за деньги жить втроём. Но я, знаете, брезглива.

– А деньги он почему предлагал?

– Ну, немудрено, извращения дороже оцениваются, чем традиционное сожительство…

Ну, наконец-то у мамы терпение кончилось! Ой, какой лексикон! Белла в этот момент, перетащив кухонный стол в комнату, стояла на нём и протирала сверху шкаф. Когда у мадам началось извержение проклятий, она вдруг почувствовала, как хорошее настроение выкатилось из-под лавки. И она со смешком пробормотала: «Когда я слышу слово культура, я хватаюсь за пистолет».

Хлопнула входная дверь. Не раздеваясь, прошёл в комнату Дима и забурчал:

– Ты что, маме нахамила?

Стало не по себе, распределение сил не в Беллину пользу: один – три. К счастью, звякнул дверной звонок, а потом квартирная хозяйка открыла дверь своим ключом:

– Ну, что вы решили?

Белла обрадованно отрапортовала:

– Я свои вещи вывезла. Проверьте счётчики, я сегодня за этот месяц расплачусь. Егор мне сказал, что собирается здесь остаться. Вы договорились?

После слова «расплачусь» мама скомандовала собирать вещи. Егор ходил за Беллой и бубнил, что нельзя рвать длительные отношения только потому, что ей что-то не понравилось, надо поговорить. Она ответила:

– Мне всё не понравилось. И не тебе насчёт «поговорить» предлагать, ты же чуть не по тебе, молчишь как солёная селёдка. И да, я с детства не умею выяснять отношения. Если мне плохо, то делать нечего – надо делать ноги.

В ближайшее воскресенье Зоя с мужем пришли к ней на новоселье. Услышав по домофону звонкий голос подруги: «Терем-теремок, кто в тереме живёт?», Белла весело ответила:

– В этот терем мелкий влезет только Белка!

Жилище Зоя разглядывала с перекошенной физиономией:

– Здесь правда живут? Скажи, это же колясочная для нормальных жителей? Белла, ты сдурела!

Марк ходил за ней и делал вид, что тут впервые:

– Зая, да нормальное жильё!

Нормальным это жильё, положа руку на сердце, не назовёшь. Из мебели Белла приобрела пока только полку-сушилку для посуды, кухонный столик и две табуретки. Да ещё всё те же отделочницы заглянули, чтобы забрать инструменты, увидели, что хозяйка переехала, а комната по-прежнему пустует, переглянулись и через полчаса принесли из достраиваемой пристройки офисное кресло: «Не побрезгуй, это наш мастер себе из расселённого дома надыбал. Оно малость краской забрызгано, да ты чехол на него сшей». Белла из старых пальто и куртки за вечер сшила полосатый чехол. И теперь вечерами придвигалась на нём к кухонному столу и шуршала клавиатурой, с благодарностью вспоминая добрых тёток. Одежда распихана во встроенные шкафы, постельное бельё на день убирается туда же, а надувной матрац прислоняется к стене. Можно сказать, простор.

– А как Егор оценил эту… эту убогость?

– Он здешнего порога не переступит. Боливар не выдержит двоих.

– В этой норке нет места для Егорки, – заржал Марк.

Унесённый ветром Колобок

Третья четверть заканчивается. Белла Родионовна как загнанная лошадь: кого вызвать, кого оставить, на кого забить, что повторить, классный час заменить дополнительным занятием по геометрии, в апреле ВПР… тьфу! Обычно весной легче утренний подъём, а тут одолела бессонница. Как-топостепенно сошла на нет дружба с Зоей: привет, как дела, всё в порядке, пока. Да ничего не в порядке! Тогда в ноябре Марк не сделку заключал, а фирму свою ликвидировал. Теперь ищет себя, а Зоя ищет нового мужа. И очень цинично ищет, сказала как-то Белле: «Бывают свидания вслепую, бывают наощупь». Почему не разорвала предыдущие отношения? Она отмахнулась, мол, я его не гоню. Что значит «не гоню», как минимум, надо квартиру поделить, она ведь не на учительскую зарплату Зои куплена. А Марк глядит на пока ещё жену глазами больной собаки и всё чаще выпивает, а порой и напивается. На прошлой неделе Белла выдернула его из какой-то уж совсем дурной компании. Она кинулась в толпу у входа в ресторан и тянула его за руку, а пьяные парни наступали на неё и точно бы побили, но, к счастью, вслед за ней шли две толстые тётки, оказавшиеся теми отделочницами, которые осенью ремонтировали её квартиру. С криком «Шура, наших бьют» одна стала тыкать в парней кистью на длинной рукоятке, а другая замахнулась на них ведром. Те побоялись оказаться испачканными краской и отступили. Добрые тётки запихнули Марка в такси, пока Белла влезала в другую дверь. «Куда?» спросил таксист, «Домой?» спросила Белла, а Марк заплакал. И Белла назвала свой адрес.

К счастью, у неё теперь диван, поэтому она надула и приткнула в угол матрац. Раздеть и запихнуть под душ здорового мужика ей было не под силу, поэтому она стянула с него куртку и шапку и толкнула в угол. Лежащего разула и набросила на него плед. Максим страшно храпел и стонал, потом после двух проснулся, сел, некоторое время сидел неподвижно, соображая, где находится, потом пошёл в санузел, и тогда она встала и бросила перед дверью на табурет полотенце. Он вышел, опять завис на пару минут, потом сказал: «Спасибо, Белочка», положил на табурет одежду комом и включил душ. Вернула и захрапел снова, а к ней сон всё не шёл, потом, наконец, задремала, и тут будильник заныл. Встала, есть не хотелось, а хотелось спать. Разобрала одежду, замочила его бельё, вышла в общий коридор, отчистила брюки и куртку, вернулась в душ, постирала джемпер и бельё руками, стиральной машины-то у неё нет. Всё. Оставила запасные ключи на столе и пошла на работу.

Когда вернулась, свежевыбритый и одетый Марк жарил что-то мясное на сковородке, видно, за покупками выходил, на столе выставлены приборы, ключи лежат на подоконнике. Поздоровалась, села за стол, молча пообедали. Потом он стал мыть посуду, а она вынесла продукты на балкон. Вернулась, села за стол и сказала:

– Маричек, умоляю, не губи себя. Возьми ключи. Когда перепьёшь, приходи и вытрезвляйся. Можешь даже пить здесь. Только чужих не води.

– Я больше не буду пить.

Белла только вздохнула. Конечно, слова не сдержал. Вот в субботу чуть живой приполз. Зато без бутылки. Кинул у порога дорожную сумку, разделся, затащил в угол матрац и свалился на него. Она разбирала его вещи и беззвучно слёзы лила. Что случилось с человеком, из-за чего он так резко спился? Ведь не один праздник они вместе встречали, и никогда он выпивохой не был. Пару бокальчиков за вечер, танцы, анекдоты, песни. Почему Зоя так быстро забыла всё хорошее?

Утром он сказал перед уходом:

– Белочка, из-за меня ни одна женщина ещё не плакала. Прости дурака, я постараюсь не огорчать тебя.

С тех пор ещё не появлялся.

За этими невесёлыми мыслями она как-то запустила дисциплину в своём одиннадцатом «Б». Какие-то вспышки смешков и перешёптывание.

– Эй, друзья, что за нездоровое веселье? Напрягитесь и вернитесь к уравнениям! ЕГЭ вам сдавать, а не мне. Ну, сейчас у нас самый весёлый к доске пойдёт…

Стихли, но всё равно какое-то возбуждение витало в классе. И в коридоре, теперь обратила она внимание, на неё оборачивалась. Заскочила в туалет, повертелась перед зеркалом. Всё, вроде, на месте. В учительской громкие голоса. Распахнула дверь – и молчание.

– Да что это сегодня такое? У меня что, вся спина белая? Вы ведёте себя так, как будто меня директором назначили!

Коллектив отмалчивался. Некоторые поспешно выскользнули в коридор. Прибежала секретарша Валя и шепнула:

– Вас директор вызывает!

Спустилась вниз, прошла следом за Валей в её «предбанник», обогнала её и влетела в кабинет директора. Обе тётки, директор и завуч по УВР, сидели по одну сторону стола, что стоял напротив двери перпендикулярно рабочему столу директора. Это сигнал о предстоящей экзекуции. Белла взяла стул от стены и придвинула его к столу напротив руководящих дам:

– Слушаю вас!

– Это я вас слушаю, – затрясла красноватыми отвислыми щеками директор.

– И что я вам должна поведать?

– О неподобающем поведении!

– Не поняла, о чьём?

Дама негодующе ткнула розовым маникюром в сторону монитора на рабочем столе. Белла встала, обошла стол, поглядела на рыбок на дисплее и двинула мышкой. Какая-то порнуха… нет, не порнуха, но довольно смело раздетая дамочка… и с лицом Беллы. Аккаунт в «Одноклассниках», присела, пролистала.

– Вы ещё недостаточно наслаждались видом своих телес? – ядовито протянула завуч.

– Я-то вижу в первый раз. А вы уже всё хорошо разглядели? Или это вы страничку создали?

– Что вы себе позволяете? Да за такое под суд! С вашей стороны было бы благоразумно подать немедленно заявление об уходе!

– Вот что, дорогие мои коллеги. С вами об этом мы поговорим через пятьдесят минут. Прежде чем обороняться, я должна изучить эти весёлые картинки.

– После этого урока у нас педсовет!

– Вот на нём и побеседуем, с глазу на глаз я оправдываться не буду.

– На педсовете будет присутствовать представитель министерства.

– Вот и отлично! Приятно будет пообщаться с умным человеком. Звонок, у меня сейчас одиннадцатый «А».

– Я отстраняю вас от занятий!

– Письменный приказ в руки! Иначе родители вас не поймут. А в «А» у нас родители… не вам напоминать!

Разъярённая, она влетела в кабинет и сказала:

– Обсуждаем весёлые картинки? Вот что, дорогие мои без пяти минут образованные и почти все совершеннолетние ученики, у вас на носу ЕГЭ. Задание на доске, приступайте. Надеюсь, вы люди взрослые и поймёте моё состояние. Мне этот пасквиль только что показали, и я должна это хорошенько рассмотреть, чтобы доказать тупым то, что мне и так очевидно.

– А я сразу сказал, что тут лицо Беллы Родионовны, а фигура другая, толстая, – сказал Богданов.

– Ага, ты, Тёма, разве не заметил, что в сравнительно небольшом тексте куча ошибок. Нет, это не учитель, это двоечник писал! Всё, ребята, не отвлекаемся! Тишина!

Через пятнадцать минут она закончила просмотр, сунула в карман пиджака листочек с заметками, прошла между рядами, заглядывая в тетради и сказала:

– Вяло работаете.

Тимакова оторвалась от черновика и сказала:

– Белла Родионовна, не расстраивайтесь вы так, вы такая серьёзная, на вас никто не подумает…

– Я, Сонечка, давно на свете живу, меня не согнуть и не сломать. А представьте на моём месте юную влюблённую девушку, молодой человек которой поверил в эту пакость. Или не очень здоровую маму этой девушки, у которой случился сердечный приступ. Или свекровь этой же девушки, для которой это прекрасный повод закатить скандал. Продолжаем работать.

Заседали в актовом зале, он же столовая. Представитель министерства сразу заявил, что такие дела на общее собрание не выносятся. Но Белла решительно вышла к сцене:

– Нет, я настаиваю! Только час назад в учительской это обсуждалось публично, но в моём отсутствии. Если вы решили устроить экзекуцию, то делайте её при всех! Слово предоставляется мне! Итак, для начала небольшой стриптиз!

Белла вывела на интерактивную доску одну из «весёлых картинок», скинула пиджак и повернулась к залу левым боком:

– Следите за рукой и найдите хоть пару отличий!

– Блин, точно, – сказал физкультурник. – У этой смелой зажигалки локоточки с ямочками, а у Белочки ни малейшего жирка.

– Держитесь за воздух, обнажаюсь дальше, – сердито сказала Белла. Она подняла юбку на рискованную высоту и ткнула пальцем в верхнюю часть бедра. – У меня этот шрам с четырёх лет. Видите? Даже через колготки просматривается.

Учитель рисования сказал:

– Можешь больше не заголяться, хотя смотреть на тебя приятно. Твоё тело совсем с другими пропорциями. У этой зажигалочки ноги толще и короче. То есть ославили нашу Белочку почём зря.

– Ладно, – натягивая пиджак, сказала она. – остальные аргументы выскажу без использования принципа наглядности. Вы текст читали? Там же ошибка на ошибке: «скрипя сердцем», «вообщем». Учитель не может так писать, это текст кассирши из «Пятёрочки». Следующий пункт. Моя тётка после девятого класса отправила меня в профессиональный лицей на повара. А я проехала мимо и поступила в педколледж. И тряслась как мышь под веником, чтобы меня не нашли и не вернули опекунам. Поэтому никогда не регистрировалась ни в одной социальной сети. И ещё один аргумент. «Одноклассники» – это же собес, там преимущественно пенсионеры пасутся. А мне только-только двадцать восемь стукнуло.

– Белла Родионовна, а мы исходник нашли! Кого интересует, наберите «trahnimatreshku», – выкрикнул практикант Серёжа.

– Ага, точно, знакомые картинки, только лицо другое, довольно старая матрёшка. Зато скалится от души. А у Беллы Родионовны выражение лица «Когда ты перестанешь тангенс с котангенсом путать?», – заржал физкультурник.

– Снимали в классе, – со знанием дела сказал Серёжа. – Вы видите, что взяты только те картинки, где дама повёрнута левым боком? Это потому что справа у учителя всегда окно.

– Это что же получается, эту гадость сделал кто-то из наших учеников? – охнул учитель рисования.

– Я думаю, это нетрудно будет выяснить отделу «К» нашей доблестной полиции, – сказала Белла.

– Белла Родионовна, давайте не будем позорить родную школу, – снова затрясла щеками директриса.

– Меня, значит, позорить можно? А школа уже опозорена. И разбираться вам придётся, и отвечать придётся.

– Это почему ещё?

– Потому что это произошло во вверенной вам школе. А что касается меня, то я имею право на защиту чести, достоинства и деловой репутации. Если промолчу, значит, согласна с тем, что социальная ответственность у меня ниже городской канализации, а грамотность как у выпускницы вспомогательной школы. А вы при этом кем будете, если у вас педагог такой?

В полицию с Беллой пошли завуч по УР, физрук и практикант Серёжа. Насчёт первой она, признаться, сильно удивилась. Относилась она к Белле нормально, но как всё школьное начальство, была уже предпенсионного возраста и всякого шума боялась. Так она себя и вела: «Это ведь всё несерьёзно?», «Ах, мы отрываем от дела своими мелочными обидами». Прочие компаньоны тоже позитива не добавляли: Серёжа горячился, физрук ржал. Их вообще упорно спихивали к участковому. Терпение лопнуло, и она сказала:

– Серёжа, зафиксируй на камеру наше обращение в это отделение полиции. А потом я двинусь в городскую прокуратуру. Даже если день не приёмный, меня там не отфутболят, всё-таки дети Плотникова мои ученики.

Услышав фамилию прокурора, их сразу перенаправили к какому-то не последнему сотруднику, кажется, зам начальника по какой-то части. Он беседовал любезно, бегло записи просмотрел, сказал: «Да, детки сейчас шутят так шутят», и начал нудить, что дело это гражданское, то есть надо самим выяснять, кто автор, и подавать на него в суд.

– То есть это не противоправное деяние? А если на вашу дочь такую гадость вывесят? – возмутился Серёжа.

– Не думаю, у меня дочь маленькая…

– Есть такая штука, как детское порно, – ляпнул физрук. – А если её личико туда вставят?

– Ой, что вы такое говорите? – всплеснула руками завуч.

– Ой, а что они такое делают, – передразнил её Серёжа. – То есть ничего не делают и не собираются.

– Я вам всё сказал, – буркнул утративший любезность полицейский. – Ваше заявление я принял, зафиксируйте у секретаря.

Белла по дороге домой размышляла о том, что у Марка были и связи, и знакомые юристы, только сохранились ли эти связи и знакомства, и где сам Марк? Но дома усилием воли она эти мысли отбросила. Дел по горло, завтра шесть уроков, да ещё рецензию на новое учебное пособие педуниверситет запросил.

И опять главное прошляпила. Оказывается, кто-то в тот же день выложил запись педсовета в сеть. Не весь, а начало, где Белла аргументирует, в том числе и с демонстрацией. Она присела к компьютеру в учительской и стала просматривать запись, пока завуч по УВР носилась вокруг и кидалась на неё. Закончив просмотр и продолжая не обращать внимания на выходящую из себя начальницу, Белла сказала:

– А я, оказывается, фотогенична. И уже привыкла к собственным изображениям в пикантном ракурсе. Вот поверите, никогда не приходилось сниматься на память. Дома у меня только снимки на документы и групповые. А это видео, честное слово, я скачаю и сохраню. Буду на старости лет внукам показывать. Но авторство на меня навешивать глупо, снять себя издали я не могла. И на Серёжу не грешите, его затылок почти всё время мои самые выдающиеся места загораживает…

– И это означает, что с оператором я не в сговоре, – засмеялся практикант. – Белла Родионовна, я знаю, что у меня неправильный рост волос, и не стал бы свой некрасивый затылок выставлять, повернулся бы к камере чеканным профилем.

– Ну вот и выяснили. Если есть желание, можете выявить диверсанта. Посчитайте затылки.

– Давайте со списком сверимся, – предложила завуч по УР.

И обе завучки уселись за компьютер выявлять диверсанта. А учителя по звонку разошлись по классам.

– Вот старухи тупые, – поделился Серёжа со своим руководителем практики, преподавателем физики Крутовым. – Ясно же, что снимали сверху.

– А ты не лезь, – толкнул его в бок физик. – Пусть блеснут интеллектом.

Вечером к Белле примчался Марк:

– Белка, ты как?

– Я-то нормально. А ты как?

Она зла была на него. Тоже друг, появился только когда всё самое сложное позади. Но потом отмякла, конечно, всё-таки от был трезвый и, похоже, не первый день. Рассказала обо всём в своей обычной манере: факты с краткими комментариями. Марк, в свою очередь, обрадовал её тем, что теперь работает. На мусороперерабатывающем заводе в финансово-сбытовом отделе. Деньги нормальные обещали.

– Ты рассказывай, а я буду ужин готовить. Я в гости к тебе двоих друзей пригласил.

– Это что за новости? Может, вы и выпивать тут будете?

– Юристы они. Один адвокат, другой полицейский. Должны помочь. Пить не будем, разговор серьёзный.

Вот это дело! Белла передала все сведения друзьям Марка, ответила на их вопросы. А что отвечать? Враги? Откуда?

– А Егор? – спросил Марк.

Белла засмеялась:

– Ты знаешь, он звонил сегодня. Спросил: ты же на меня и родителей не думаешь? Я обалдела, говорю, мама твоя, конечно, небольшого ума, но до такой глупости бы не додумалась. А она, оказывается, рядом была. Что тут понеслось!

– Так, может, всё-таки они?

– А смысл? Если они хотят, чтобы я Егора на содержание взяла, зачем меня работы лишать?

Все четыре месяца, что они не жили вместе, Егор продолжал её преследовать. Видно, у родителей жить было тошно: контроль жёсткий, бабу привести некуда. Что удивительно, и бывшая свекровь приходила её уговаривать. Но Белла поклялась себе, что больше ни одного мужика себе на шею не посадит.

– А родственники?

Белла вздохнула. Говорить о них не хотелось. Столько лет жила, стараясь не вспоминать, а получается, что жила как в неочищенном водоёме. Стоило воду взбаламутить, и грязь поднялась на поверхность. Ответа ждали, поэтому она стала говорить, тщательно взвешивая слова. Да, в детстве её жилось у родственников невесело, поэтому после девятого класса она уехала в Новогорск и шифровалась до совершеннолетия, да и потом старалась о них не вспоминать. Четыре месяца назад они на неё вышли…

– Они? Зоя говорила, что приезжал двоюродный брат.

Белла опять вздохнула. Зоя этому брату глазки строила и уговаривала Беллу с ним поговорить. Но не ранить же этим Марка! Поэтому только добавила, что Виктор пытался с ней встретиться несколько раз, потом уже она его выслушала, чтобы отвязался, а поскольку его предложение оказалось издевательским (а чего же ещё можно было ждать от Зюкиных?!), Белла послала его в непарламентских выражениях. И через месяц её посетила тётка. С тем же предложением. Нет, не с предложением, с требованием! Её она послала с ещё большей ненавистью. Всё.

Что за требование, ей говорить не хотелось, но собеседники настаивали. Пришлось сказать:

– У Виктора нет детей. Они хотят, чтобы я им выносила их ребёнка.

Марк выругался. Полицейский удивился, неужели так трудно найти суррогатную мать в проверенной клинике? Или хотят бесплатно? Белла пожала плечами:

– Нет, мне же сначала деньги предлагали. А тётка просто требовала, дескать, я тебя растила, и ты должна быть благодарна. Это такая у них разновидность издевательства. Ребёнка можно бить, унижать, а взрослую женщину чем можно напугать? Бить нельзя, сдачи дам, угрожать близким – а у меня их нет. Нарушение половой неприкосновенности – вот этим больнее всего можно уязвить. А потом ещё издеваться над этим выношенным ненавистной родственницей ребёнком, и ей об этом рассказывать – вот кайф! Как они столько лет без жертвы жили? Но порнуха в сети – это для них мелко.

На вопрос, можно ли высчитать, кто делал съёмку и создал аккаунт, Белла ответила, что это были разные люди, и что тех, кто делал съёмку, она вычислила почти сразу, и, кажется, не она одна, судя по тому, что кто-то их прикрыл. Этим детям жизнь портить она не даст, тем более, они залезли в кинобудку из желания ей помочь.

– Школьники? В какую кинобудку?

– У нас здание старое, ещё семидесятых годов. Соединённые переходом по центру два корпуса, один с классами, во втором на первом этаже мастерские и спортзал двухэтажный, над мастерскими школьная столовая, она же актовый зал. Знаете, с одной стороны сцена, а на противоположном конце окно раздачи из кухни. А над кухней небольшая нашлепка третьего этажа с кинобудкой. Над окном раздачи под потолком из кинобудки окошки такие маленькие, перед которым киноаппарат устанавливали. Раньше на задник сцены, наверное, экран вешали. Вот через эти окошки мой стриптиз снимали. Киноаппаратуры уже лет сорок нет, давно другие технологии. В будке хлам всякий. Когда до начальства дошло, что ракурс сверху, мы всем стадом туда поднимались. Понятно, что там пыльно, следы есть, затёртые, конечно. Ну, и кто-то из учителей спросил: «Как нас пожарные ещё не оштрафовали?» На следующий день завуч приводит участкового, а там порядок! Хлам вынесен, окна и полы вымыты! Технолог глазками моргает: «Я же тут за пожарную безопасность ответственность несу!»

– А те, кто вас сфотошопил, тоже школьники?

– Я, хоть и математик, с компьютером не очень. У меня даже телефон до недавнего времени был кнопочный. Не снимаю почти, с фотошопом кроме как во время учёбы не работала. Ну, не нужно мне это! Вам бы с Серёжей поговорить…

– Да, это я на записи слышал. Ваше лицо всегда в ракурсе слева и освещённость не совпадает. То есть снимали в классе предположительно с третьего ряда и где-то с последних парт. Это точно не те же школьники? Их ведь двое, тех из кинобудки?

– Они грамотные, а тот текст двоечницы.

– Почему вы решили, что это женщина?

– По тексту.

Собственно, сразу было понятно, что  всё вокруг школы крутится. Цель – снять с работы. Место её ценности не представляет, в Новогорске учителей всегда не хватает. Значит, личная неприязнь школьницы.

При прощании Белла спросила полицейского:

– Алексей, ваш сын в нашей школе учится? В первом классе?

– Да, кажется, в вашей. С его матерью я в разводе.

– А с сыном вы тоже в разводе?

– Нет, мы видимся, нечасто, правда… а почему вы спрашиваете?

– Лёша забавный такой мальчик, хулиган и раздолбай. Ему мужского воспитания не хватает, а приходит за ним чаще всего бабушка. Вы извините, но должна сказать вам: детям нужны родители. По себе знаю, если нет родителей, рядом с тобой появляются монстры.

– Вот к чему ты это? – прошипел Марк, едва гости ушли.

– Я педагог, Маричек.

Он долго бурчал, что нельзя бить по руке дающего. А перед уходом спросил:

– Белла, а как в этой истории Зоя?

– Не было в этой истории Зои. Она на больничном.

Белла ей, конечно, позвонила в первый день. Но Зоя сначала не отвечала, а потом ответила, что в поликлинике на приёме и говорить не может. И не перезвонила. Ну, и Белла не стала перезванивать.

Но об этом рассказывать Марку она не будет.

А через неделю пришлось увольняться. Тут каникулы весенние начались, а со стороны администрации началось форменное издевательство. Следили за каждым шагом, высчитывали каждую минуту. Давали неподъёмные задания, отдавали приказы, противоречащие друг другу. Расписание на последнюю четверть вывесили такое, что каждый день «окна», да не по одному. И на понедельник, который был у неё свободным, поставили два урока. В один момент Белла не выдержала и прямо у директора с завучем на глазах позвонила Тамаре с вопросом, как изменятся её выплаты по ипотеке, если она рассчитается? Тамара хмыкнула:

– Что, с аморалкой достают? Да плюнь ты на них! А если невмоготу, увольняйся. У нас из этих счастливчиков, что в вашем доме живёт, уже четверо рассчитались. Закон обратной силы не имеет. Вы свою десятку в школе оттрубили.

Белла накарябала заявление и пошла забирать из кабинета свои вещи. Трудовую и расчётные ей отдали в этот же день.

Только добралась до дома, как позвонила Тамара:

– Белла, ты в другую школу пойдёшь?

– Да куда с таким портфолио!

– Тогда дуй к Вове в отдел соцобеспечения. У него на субсидиях вакансия есть. Он ждёт тебя до конца дня.

На следующий день она уже вышла на работу в МФЦ, который находился в той самой пристройке к её дому. На душе, конечно, кошки скребли, но, если отбросить эмоции, она не так уж много потеряла: зарплата примерно та же, рабочее время, конечно, с восьми до пяти, но зато домой работу нести не надо: ни планов, ни презентаций, ни проверок тетрадей. Вышла из офиса и забыла.

Работа монотонная, но несложная. В кабинете их трое. Отвлекает только телефон. Люди спрашивают, уточняют, скандалят, обижаются. Субсидии получают разные категории населения, но звонят чаще пенсионеры. Белла терпеливо объясняет очередной старушке, почему в этом месяце принесли на тридцать рублей меньше, соглашается, что законы не всегда справедливы, а в ответ на гневные проклятия в адрес Правительства, Президента и Государственной Думы вежливо отвечает, что она разделяет негодование собеседницы по поводу отрыва власти от народа, но сама из народа и власти не имеет. Если собеседница переходит на личности, мол, вы, небось, в этих копейках не нуждаетесь, она так же неторопливо отвечает, что да, субсидии ей не положены, коммунальные платежи у неё небольшие, с девятнадцати-то метров жилплощади. Через неделю одна из соседок по кабинету ей говорит:

– Это ты со старушкой Резниковой разговаривала? У тебя не нервы, а канаты! Я после неё корвалол капаю. А ты трубку положила и продолжаешь платёжки разносить.

– А что старушка Резникова? Они, пенсионерки, все такие.

– Ну, не скажи. Эта зараза к нам раньше мало что звонила, а ещё и приходила не реже чем раз в месяц. Её дом был как раз через дорогу напротив нашего старого здания. Закакает мозги так, что потом у всего коллектива истерика. А потом ещё Владимиру Степановичу на нас нажалуется. А обиднее всего то, что эти субсидии ей нужны как козе баян. Она ведь мать Резникова.

– А кто у нас Резников?

– Ну, ты даёшь! Торгово-развлекательный центр в Северном районе, бизнес-центр на проспекте Жукова, комплекс офисных зданий в районе Центрального стадиона – да у него объектов недвижимости по городу больше, чем блох на бродячей собаке! Пока бабка ходячая была, он нам под праздники презенты приносил. И ещё в отдел льгот по коммунальным платежам. Их она тоже доставала.

– Какие тогда ей субсидии? Вот, метраж у неё 32. Однокомнатная квартира. Сам буржуин где спит, на коврике у входной двери?

– У него дворец за городом. А мама к нему перебираться не желает. И слава богу, если бы она у него поселилась, он сначала бы вдовцом стал, а потом бы и сам скопытился.

– Н-да, богатые тоже плачут.

Как ни странно, первым узнал об увольнении Егор. Даже коллеги ещё не знали, каникулы же. А он позвонил и предложил помощь, пока работу найдёт, опять съехаться и даже расписаться. «Плавали, знаем», – ответила Белла и положила трубку.

А на следующий день позвонил Серёжа. Он захлёбывался от восторга, пересказывая сенсационные новости. В школу явился капитан Борисов, родитель их ученика, и изъял компьютер из кабинета Елизаветы Матвеевны. Белла опешила:

– Как они могли в кабинет проникнуть?

– Кто они? Школьники? Да ни фига не школьники, сама Лизка этот пасквиль слепила!

– Господи, ей-то зачем?!

Вечером пришли Марк и Алексей, рассказали подробнее. Белла была недалека от истины, когда обвинила завуча по УВР в создании этой подлой страницы. Лиза её племянница, лет ей под сорок, не примечательна ни как женщина, ни как учитель математики. Каково ей было слушать, когда Белла сказала, что её грамотность на уровне кассира «Пятёрочки»! А сама завуч оказалась приятельницей матери Егора, это она заказала увольнение Беллы.

– Господи, какая дурь, – схватилась за голову Белла. – Я же им ничего не сделала плохого! Родители Егора все эти наши совместные годы твердили, что я их золотого сыночка недостойна. Помогла ему на первый взнос накопить и ушла – радуйтесь! Елизавете этой сколько раз помогала по работе – а она такую пакость. И завуча никогда не подводила. Ну почему?!

– Бабы, – вздохнул Марк. – Может, поспешила ты с увольнением?

– Тебе ли не знать, как можно сделать жизнь невыносимой? И звонила сегодня директриса моя бывшая, да. Даже место завуча по УВР предложила. Кто же знал, сказала, что двух математиков лишусь. На всё, говорит, согласна, только одиннадцатые классы доведите.

– И что ты?

– Ответила, что обратно покойника не несут.

– А мой Лёшка в школе как ко мне бросится, – вздохнул Алексей. – «Папа, ты вернёшь нашу Беллу Родионовну?»

– Ничего, привыкнут, – ответила она. – Я слишком обижена. Не теми, кто делал, а теми, кто отмолчался, а за глаза злословил. А Лёша бросился не столько за меня заступиться, сколько отцом похвалиться.

– Да, правы вы, я ему нужен.

Договорились, что все переговоры с обидчиками будет вести адвокат.

– Ни на какую мировую я не пойду. Блокирую всех. Пусть каждый получит свою порцию позора, как получила его я. А возмещение ущерба пусть назначает суд.

Спокойно работала, спокойно отвечала на почти ежедневные звонки старушки Резниковой. Но не доработала даже до мая. Вызвал её в коридор друг детства и, потупившись, сказал:

– Понимаешь…

– Понимаю, – ответила Белла и пошла очищать ящики рабочего стола. А что в них, кроме чашки и запасного носового платка, живёт же как Карлсон на крыше работы, увы, бывшей.

– Почему ты не спросила его, кто тебя преследует? Не свекровь же несостоявшаяся, – горячился Марк.

– Мне Тамара позже позвонила. Сказала, ему глава районной администрации велел. А у таких тузов не переспрашивают.

Выбирать не приходилось. Пригласили в библиотеку. Хоть и с большой потерей в зарплате, но пошла. Работа оказалась смешной. Сотрудницы все были старые, половина коллектива пенсионерки. Но при таких пенсиях и зарплатах только так и выживать. А заведующая и вовсе ни на заведующую, ни на работника культуры не была похожа. Голос грубый, лексикон какой-то деревенский. И со всеми на «ты». В первый день сидела за стеллажом на абонементе, составляла список пришедших в негодность книг. Две пожилые дамы вели какие-то пустые разговоры, прерываясь, чтобы ответить на телефонный звонок и на обслуживание посетителей. Посетителей за это время было шесть. Вечером одна другую спросила: «Сколько надёргать?» «Э-э, двадцать». Первая набрала карточек из ящика и стала их заполнять. Приписки, но какие-то бессмысленные, грустно подумалось. И неужели ей предстоит такая работа на долгие, может быть, годы?

С годами не вышло. На второй день после перерыва в дверь заглянула заведующая и мотнула головой, выйди, мол. Почему-то Белла сразу всё поняла, поэтому прихватила сумочку, больше ничего она сюда не приносила.

– Откуда позвонили, из отдела культуры? А причину назвали?

– Ну, вы же знаете!

– И вы знаете, я же при приёме всё сказала. Но вы и до этого были в курсе.

Тётка стояла со злым выражением лица, как будто Белла была в чём-то виновата. Да чёрт с ними со всеми, не больно-то хотелось! Спасибо, трудовую книжку не успели запачкать отметками о приёме-увольнении!

Уехать, что ли? Кто-то, видно, этого и добивается. Как ни странно, на Марка никто не давил. И на адвоката тоже, она спрашивала. Кому она могла помешать в этом городе-миллионнике, который для неё единственный родной, не считать же родным Покровское, из которого она убежала, чтобы не вспоминать о горьком детстве?

Марк предлагал пристроить в свою контору. Но это такая даль, в Северном районе, но на окраине, фактически уже за чертой города. Если до родителей Егора они добирались минут за сорок, то до завода надо добавить не меньше получаса. Чуть не три часа в день на дорогу! Ради такой зарплаты, конечно, не стоит…

С досады с утра поехала на вещевой рынок. Прикупить нужно было сущие мелочи, но решила ещё присмотреться к работе торговцев. Слышала она, что там места всегда есть. С тех пор, как Белла последний раз сюда заезжала, многое изменилось. Раньше здесь были бесконечные ряды прилавков, на них навалом лежала одежда, коробки с обувью, стопки постельного белья и семейных трусов. Теперь нагородили каких-то палаток типа коробок, лежащих на боку, некоторые закрывающиеся, некоторые как параллелепипед без боковой грани. Эти палатки стояли неровными рядами, одни впритык, другие отдельно. Иногда в их ряды вклинивались железнодорожные контейнеры, стало быть, сюда товар на ночь убирали из этих ненадёжных коробок. Ну да, зимой, конечно, тут дуба дашь, но летом можно поработать. Хотя… смотря какое лето. При тридцати градусах отсидеть ли шесть-восемь часов? Пожалуй, тепловой удар хватит.

На остановке её настиг звонок с неизвестного номера. «Резников», – представился. Ну и что? Пауза. Потом всё-таки уточнила: «Мы знакомы?» Он хмыкнул: «Матушка моя с вами знакома». А, вот это кто! Владелец элитной недвижимости. Ну и что ему надо? Ах, поговорить. Ну, говорите. Нет, лично. Приглашает в ресторан «Тихая Ряса», что в бизнес-центре на проспекте Жукова. Ну и ладно, время обеденное, а её ещё никто и никогда в ресторан не приглашал. Хороший стимул для безработной!

Оставила плащ в гардеробе, прошла в зал. Подтянутый седой мужчина в смокинге двинулся навстречу: «Вы столик заказывали?» «К Резникову». Прошли через зал, вошли в следующий. В первом почти все столики были заняты, этот значительно меньше и пуст, только у окна один столик накрыт. Резников слегка привстал, здороваясь, пока сопровождающий усаживал её напротив. Меню она не приняла. Сказав, что привыкла в обед есть только первое, и пусть принесут ей то же, что и Ивану Борисовичу, только полпорции. Он посмотрел на неё с сомнением, пробормотав: «Да, вы худенькая», извинился, попросил ещё хоть салат съесть. Она не отказалась, чтобы сократить общение. Яркий салат с зеленью, она поковырялась в нём, официантка вполголоса уточнила, что это салат с мидиями, авокадо и белым вином. Авокадо она как-то у Зои попробовала, а вот морских гадов вообще никогда не ела, ни креветок, ни устриц, ни мидий. Из любопытства поковырялась, вкус салата ей понравился, но, помня о белом вине, не доела.

О причине сегодняшнего свидания она догадалась правильно: старушка Резникова. Чтобы не затягивать с началом разговора, она спросила о самочувствии матери Ивана Борисовича. Она не помнила её возраста, но по виду её сотрапезника ей не меньше восьмидесяти. Он её мысли просчитал и сказал:

– Мама мне не родная. Она вышла замуж за отца, когда ей было двадцать три, а мне восемь. Она меня вырастила, я люблю её нежно, хотя для вас не секрет, что зараза она ещё та. Наверняка ваши коллеги в собесе просветили вас, что она доставала все отделы муниципальной власти: её знают в МФЦ, при её имени икают секретарши в администрации, а управляющая компания от звука её голоса в полном составе уходит на больничный. А вот звук вашего голоса очень понравился моей матушке. И она очень хочет продолжить общение. Я понимаю, что для вас это удовольствия доставить не может, поэтому хочу попросить вас встретиться с ней один раз. Эту встречу, зная ваши обстоятельства, я стимулирую разовой выплатой в размере десяти тысяч российских рублей авансом. Уважьте старушку, которая перемещается по квартире на двух костылях, придите к ней в гости на часок. Скорее всего, она выгонит вас через полчаса. Но, может быть вы сговоритесь, и тогда я попрошу вас поработать… э-э… помощницей по хозяйству. Вас не обидит такой труд? Оплачивать я буду щедро, потому что надолго ни её, ни вас не хватит. А мне эти несколько дней или недель очень хорошо разгрузят нервную систему.

Белла рассмеялась и согласилась. Уж после того, как она прикидывала к себе профессию рыночной торговки, труд домработницы обидным ей не показался. Но спросила:

– Вот вы о моих обстоятельствах упомянули. А к моим последним увольнениям вы отношения не имеете?

– Но позвольте… вы ведь сами ушли. Из школы из-за этих глупых картинок и под нажимом администрации, а из собеса, мне сказали, потому что вам монотонная работа не понравилась?

Выглядел он искренне удивлённым, и Белла в его невиновность поверила. Поэтому проинформировала, что её попросили написать заявление без объяснения причин, но явно давление исходило о-очень сверху, и что та же история повторилась в библиотеке, только не через месяц, а через два дня.

– Ну, тем более, есть повод вам пойти мне навстречу. Не обещаю, что в ближайшие дни, но непременно выясню, кто вас преследует. Поверьте, возможности у меня имеются.

Почему-то она сегодня быстро устала. Едва доплелась до дома. По дороге она вся взмокла, без сил свалилась на диван и сразу уснула. Засыпая, с завистью подумала, что вот, Резникова и Панафидина воспитывали чужие тётки, не самые милые женщины, но у пасынков есть что вспомнить о них хорошего. А через два часа проснулась от озноба. Голова горела, явно температура была высокой. В санузле взглянула на себя в зеркало и испугалась: её шея и грудь были покрыты красной сыпью, ни лице она тоже была, но бледнее. Осмотрела себя тщательно, оказалось, что высыпание было почти по всему телу. Позвонила на скорую, приехали быстро, но к их приезду дыхание стало затрудненным, а сыпь превратилась в сплошные мокнущие болячки. Ей сделали укол и связались с диспетчером. Белла не хотела ехать в больницу, диспетчер тоже не хотел госпитализировать, но слова «одна живёт» убедили обеих.

Через три дня Марк вёз Беллу из облкожвендиспансера и ржал, слушая её эмоциональный рассказ о том, что там два отделения: заразное и незаразное. Заразное – это где дети с грибковыми заболеваниями и лишаями, а незаразное с палатами кожными и венерическими. Лично ей места в кожной палате не хватило, и положили её в коридоре рядом с мужской венерической. И какие страсти неземные возникали между пациентами, наблюдала воочию. А ходила она там, держа руки в карманах халата и двери открывая ногой.

Предварительный диагноз – аллергия на морепродукты, всё прочее в рецептуре салата она употребляла раньше. Амбулаторно дообследовалась, взяли пробы, диагноз подтвердился. Ей было неудобно выспрашивать у молодого симпатичного доктора некоторые интимные подробности, но всё же пришлось сообщить о нарушении цикла. Он сказал, что, возможно, аллергия ни при чём, но всё же в случае беременности следует проконсультироваться с гинекологом. И что следующая реакция может быть острее.

А новую работу, как ни странно, ей нашёл практикант Серёжа. И опять недалеко от дома. На её же улице, буквально через два дома в пятиэтажном жилом доме первый этаж занимал когда-то продовольственный магазин, а теперь его поделили разные фирмочки и конторки. Одна из них именовалась Праздничным агентством «Счастливый день». И туда требовался организатор культмассовых мероприятий. Чтобы расставить все точки над «и», Белла сразу сказала, что, к сожалению, её каким-то ветром гонят из всех организаций, в которые она пытается устроиться. Новая начальница, родственница Серёжиного однокурсника, отмахнулась, мы, мол, учреждение не муниципальное, а коммерческое, хрен на меня нажмёшь, а нуждаюсь я в работниках внешности приятной, умом находчивых, с громким голосом и музыкальным слухом, к тому же чтоб были незамужними и неженатыми и не отказывались от работы в вечернее время.

Текучка из-за таких требований у агентства была страшной. Уже на следующий день Беллу вместо срочно уволившейся сотрудницы отправили вести свадьбу в ресторане «Арфа». Вместе с ней пришли туда баянист Толя и сама начальница, видно, для контроля. Сценарий свадьбы она на ходу просмотрела, но, к сожалению, придерживаться его удавалось не во всём. Первое и самое главное, что баянист очень быстро напился, и никакой нашатырный спирт тут не помог. Единственное, что она могла сделать, это максимально незаметно вытащить его из зала. Двери ей придержал джентльмен в бизнес-костюме. В фойе она остановилась, вертя головой в поисках укромного уголка. Джентльмен махнул рукой сторону гардероба и открыл незаметную дверь рядом. Это была подсобка уборщицы с шкафчиком, вёдрами и клеёнчатой кушеткой перед входом.

– Как продумано, – восхитилась Белла. – Спасибо, добрый человек. Похоже, Толя тут не в первый раз.

– Боюсь, что в последний, Клавдия Егоровна давно грозилась его уволить. Трудно вам будет без аккомпанемента.

Белла вернулась в зал, где её встретил возмущённый шёпот начальницы:

– Почему не проследила?

– Потому что работала. А вот вы рядом сидели, – огрызнулась она.  Но вскинула на плечи ремни баяна и двинулась к столу. – Ну, кто у нас Матаню отчебучит?

Играть она, можно сказать, не умела. В педколледже один урок музыки в неделю. Но несколько наиболее популярных мелодий подобрала в своё время и заучила, иногда в детдоме подыгрывала, в учебной общаге случалось развлекать компанию, позже в продлёнке подыгрывала.

В основном, выручал караоке. Свадьба была бюджетной, одним днём. Когда основная масса гостей разошлась, мать невесты сказала ей:

– Иди домой, милушка, очень мы тобой довольны.

Белла запихнула Толин баян в чехол и потащила к выходу. Из подсобки Клавдия Егоровна с матюгами выволакивала никакого Толю. Ей бросился на помощь всё тот же джентльмен, оказавшийся владельцем этого ресторана с очень соответствующей его деятельности фамилией Пирогов. Позже оказалось, что большую часть праздников агентство проводило здесь. Такое у них было взаимовыгодное сотрудничество. Когда грузились в такси, спустились с крыльца молодые и сунули Белле в руки большой пакет:

– Примите, не побрезгуйте, мама просила передать. Спасибо вам.

Вот такая была теперь у неё работа. Гулянка до утра с песнями, плясками и мордобоем и контейнеры с нарезкой, фруктами, овощами и мясными блюдами с праздничного стола. Очень кстати привезший на следующий день подержанный холодильник Марк посмеивался:

– Белка, это же не работа, а лафа. Может, и мне к вам устроиться?

Праздники, в основном, проходили в выходные, но на неделе было много организационной работы. Согласование программы, заказ зала, расчёт меню, приглашение артистов, украшение зала и многое другое. Рабочий день был то с утра, то с середины дня до глубокой ночи, выходные дни тоже иногда приходилось переносить. Два раза в неделю Белла бывала у старушки Резниковой. Они прекрасно поладили. Белла прибиралась у неё и готовила три-четыре блюда или заготовки к ним, а Вера Фёдоровна, мелкая старушка роста почти карликового, при помощи двух тростей передвигалась за ней по тесной квартире и цеплялась по любому поводу. Белла понимала, что в бабке говорит не вредность, а немощность и одиночество. Обычно они обменивались солёными шутками, подколами, иногда совсем на грани фола. Но Белла ни разу на неё всерьёз не обиделась, да и Вера Фёдоровна в ответ на грубые шутки только фыркала. Ещё она любила, когда Белла рассказывала о праздниках. Иногда она приносила ей видео этих праздников, которые старуха с удовольствием просматривала.

Один раз юбилей заказала им какая-то небольшая, но богатая фирма, занимающаяся продажей промышленного оборудования. Этот самый выгодный заказ взяла на себя, конечно, Клавдия Егоровна, но Беллу припахала помощницей. Копаясь в сценариях, Белла увидела, что раньше агентство проводило весёлые капустники. Никто из нынешних работников не знал, почему они прекратились, никто их не застал, все работали недавно. Спросила начальницу, она отмахнулась: «Нерентабельно». Но потом кто-то из старых клиентов рассказал, что была раньше в штате такая старушка, которая лихо переделывала песни и писала сценки. Старушка умерла, и замены ей не нашлось.

Клавдия Егоровна заказ перехватила благодаря личному знакомству с кем-то из главных лиц в фирме, а в коллективе чувствовалось недовольство сценарием. Да что там за сценарий: выпиваем, закусываем – слово предоставляется – выпиваем, закусываем – премии вручает – и так далее. А высказывали всё Белле, которая в этой колеснице последняя спица.

– А вы воспитайте бабу-ягу в своём коллективе, – отбивалась она. – Что такое ведущая из агентства? Ну, расскажу я о трудовом пути какого-нибудь Ивана Ивановича по бумажке. А ведь была бы ведущая из коллектива, она бы то же самое пересказала, но от души и со знанием дела.

– И какой дурак согласится с бумажкой носиться, когда люди пьют, закусывают и танцуют, – отмахнулась главбух.

– Неужели у вас нет юных дев на диете, желающих блеснуть перед кавалерами в ожидании счастья? Или перед начальством в ожидании повышения? И подготовьте вы от каждого отдела секретный номер.

– Что значит секретный?

– Которого никто не ожидает. Вот вы какую песню обычно поёте?

И набросала на мотив песни «Один раз в год сады цветут» песню для бухгалтерии «Один раз в год сдаём отчёт». Плановый отдел заказал скетч на тему взаимодействия отделов. Белла взяла их наброски с собой и передала их Вере Фёдоровне. Ехидная старушка, сама плановик в прошлом, сделала диалог уморительным, наполнив его реалиями профессии, ядовитыми фразами и неприличными намёками.

И пара ведущих нашлась. Клавдия Егоровна была страшно недовольна, сама блеснуть хотела. О провокационной роли Беллы она, к счастью, не узнала. Юбилей прошёл почти безупречно. Фирмачи веселились как дети, каждое выступление от отделов встречали с восторгом. И выступающие старались. Например, главбух перед выступлением пошла переодеваться и вернулась в другой юбке. Никто не придал значения, мало ли, может, пятно посадила. А она в последнем куплете, который кончалсястрокой «У главного бухгалтера должно сходиться всё», полуразвернулась, подняла полу пиджака, показав разошедшуюся молнию, стянутую здоровенной декоративной булавкой, и интимным шёпотом добавила в микрофон: «Ну, кроме юбки!»

Она умчалась переодеваться под восторженный рёв публики, а на эстраду уже рвался следующий отдел. Белле, которую Клавдия Егоровна взяла с собой для подачи реквизита и технической поддержки, оставалось только приглашать на танец самых старых и толстых сотрудников, благо в коллективе было мужчин больше, чем женщин.

После этого юбилея Клавдия Егоровна резко к ней переменилась. Начались такие придирки и оскорбления, что Белла поняла: придётся уходить. Пожаловалась Марку, что двух месяцев не продержалась. Он удивился: неужели и сюда добрались неизвестные Беллины недоброжелатели. Увы, тут всё было проще и поганей, ситуацию ей прояснила администратор «Арфы»: «Ты на юбилее всё время танцевала с Пироговым». Белла возмутилась: не всё время, а раза два-три, как и со всеми другими, она весь вечер танцевала со старыми и толстыми, которыми молодые сотрудницы пренебрегали. А Пирогов, оказывается, в прошлом году овдовел, и Клавдия Егоровна возлагала на него большие матримониальные надежды. Ну да, они друг другу по всем параметрам подходят, признала Белла. Но Белле он в отцы годится! «Кого это останавливало», – цинично возразила администратор. Хотелось объясниться с начальницей, но не стала. Ну, не только из-за специфики работы была в фирме такая текучка, Клавдия Егоровна то выбирала кого-то в любимчики, то начинала гнобить его же. «К чёрту!», решила Белла и уволилась.

В тот день она должна была приехать к Резниковой в два, поэтому спешила передать хозяйке агентства кое-какие материальные ценности, которые за ней числились. Выскочив на улицу, она поняла, что домой зайти уже не успевает, и встала у дороги, решив вызвать такси. Как по заказу, перед ней затормозил Резников. Он тоже к матери ехал.

Ровно два было, Вера Фёдоровна тут же позвонила. «Через десять минут будем», – ответила Белла. А та ей сухо, что ждёт её сюрприз. От этого тона стало неуютно: неужели и этой работы лишится? Тут Резников вспомнил, что обещал матери деньги, и велел водителю притормозить у банка, старуха признавала только наличку. Он пошёл в зону самообслуживания, а Белла вышла из машины, чтобы ответить на звонок. Потом вернулась в машину и, нервничая, ожидала Ивана Борисовича, который сцепился языками с каким-то мужиком. Набрала Веру Фёдоровну, что задержались немножко, но она не ответила. Наконец двинулись. А во дворе у их подъезда полицейские машины и толпа любопытствующих. Ёкнуло сердце: это что-то с Верой Фёдоровной. Она выскочила из машины первой и по взглядам соседей поняла: да, с ней, и самое худшее.

Поднимались втроём, водитель тоже пошёл с ними. На лестничной площадке стояли с соседкой трое, один в форме, двое в штатском.

– Вот, она приходила, – ткнула в неё пальцем соседка.

Белла остановилась, Резников двинулся дальше в квартиру, но его перехватил полицейский: «Туда нельзя!» Тем временем ещё один потребовал у Беллы документ и ответа, когда видела в последний раз Резникову. Ответила, что в понедельник. «А сегодня?» А сегодня должна была прийти в два, но немного задержалась.

– Неправда, она сразу после половины второго пришла, – выкрикнула соседка, глядя на неё с ненавистью.

До Беллы только тут дошло, что её в убийстве старушки обвиняют. Она растерянно поглядела на Ивана Борисовича, и он ответил ей абсолютно тупым взглядом. К счастью, с ними был водитель, который присутствия духа не потерял, потому что старуха ему была никто.

– Не обращайте на бабку внимания, она в маразме, – обратился он к полицейскому. – Сейчас обскажу. Так, ровно в два мы подобрали Беллу Родионовну около агентства. Это на Московской, напротив двадцать третьей школы. У вас телефон Веры Фёдоровны есть? Проверьте, она Белле Родионовне ровно в два позвонила, та ей ответила, что через десять минут подъедем. Я ещё подумал, что за десять можно доехать только ночью. Ну, ведь она не за рулём.

– А почему ехали сорок минут?

– Остановились у банка, Иван Борисович деньги снимал. Какой банк? Как его там, ну, на Советской, с башенкой. Да всё ведь проверить можно, что Белла Родионовна с нами была, можно по регистратору услышать, она рассказывала, что рассчиталась с работы. А ещё она из машины выходила у банка, чтобы по телефону ответить.

– С кем вы разговаривали?

Белла вытащила телефон и подала полицейскому.

– Так, 14.24. Кто такой Алексей Борисов?

– Капитан полиции. А следом я звонила Вере Фёдоровне, что задерживаемся, видите? А на не ответила, значит, уже была мертва.

– О чём говорили с Борисовым?

– А вы у него спросите.

– Там у банка всё камерами прослеживается, – снова вступил в разговор водитель. – Можете проверить.

– Проверим, проверим, – пробурчал заметно скисший полицейский. Понятно, раскрытие по горячим следам плыло прямо в руки, а тут такой облом.

Тем временем Белла пришла в себя и начала систематизировать происшедшее:

– Так, эта бабуля утверждает, что видела меня здесь час назад, – она назвала её бабулей, чтобы задеть, у бабки губы крашены и лет ей не больше шестидесяти. – Тут одно из трёх: или слепая, или в деменции, или врёт. Скорее всего, последнее. А почему врёт? Или по злобе, или чтобы убийцу выгородить. Скорее, опять же, последнее. Ну, кто Веру Фёдоровну убил?

– Ты убила, ты! И все вы в сговоре, и сын её давно мечтал от неё избавиться!

– А, разбирайтесь с этой дурой сами!

Санитары вынесли носилки с чёрным пакетом на молнии.

Подробности Белле рассказал на следующий день Алексей. Соседка увидела неплотно прикрытую дверь и, заглянув, обнаружила старушку на полу. Не поняв, что она мертва, позвонила в скорую, а медики уже вызвали полицию. Старушка не упала, а была с силой отброшена к стене и скончалась от травмы головы. Её, маленькую и почти обездвиженную, убить мог даже ребёнок. В том числе и пожилая соседка. Но был один факт, который этому противоречил: звонок её в скорую был не первым. За десять минут до неё вызов по этому же адресу был сделан из таксофона, чудом сохранившегося на соседнем доме.

Только после разговора с Борисовым Белла вспомнила о том, что Резникова говорила об ожидающем её сюрпризе. Её просили вспомнить, о чём речь, но старушка точно ни о чём больше не говорила, длился разговор пятнадцать секунд.

На похоронах народу было довольно много, но, кажется, это были знакомые не покойницы, а её сына. Белла приехала к храму на отпевание, положила две розочки в ноги и отошла в сторонку. Мысли настроились на стиль, присущий их с Резниковой диалогам: «Кого отпевают? Атеистку, коммунистку, матерщинницу. Кто провожает? Бизнес-партнёры Ивана Борисовича. Что бы она сейчас сказала? Что-нибудь едкое и нецензурное…»

Выйдя вслед за гробом, она растерялась. Обычно для провожающих арендовали автобус, но эта публика такому виду транспорта не соответствует, тут одна тачка круче другой. Не навязываться же в машину Резникова, тем более, он с семьёй. Вон его машина у ворот первая, за рулём водитель знакомый. Это, наверное, сыновья, а дальше кто, невестка? Нет, жена, под руку его берёт. Молодая, сыновья явно не от этого брака. Надо же, на ней плащ как у Беллы. А волосы высветлены. Вышла к дороге, чтобы разглядеть плащ. Конечно, не такой, просто по цвету схож, на таких дамах шмотки брендовые, а Беллин с рынка. О господи, о чём она думает, когда похороны идут? Пошла вслед за гробом к катафалку: «Ребята, у вас места есть?» Ритуалщики подсадили: «Вы родственница?» «Нет, домработница».

Жаль, что нет здесь тех мелких служащих, которых она доставала в последние годы своей жизни. Ох, они бы произнесли последнее слово! А покойница на небесах повеселилась бы от всей души!

Крутые провожающие издалека крестились и кланялись. Подошёл к гробу, наклонился и что-то прошептал Резников, перешёл на другую сторону и встал. Нет, всё-таки были настоящие провожающие. Перекрестились и приложились две замшелые старушки, поклонился и приложился только к рукам моложавый старичок. А следом подошла Белла, простилась и подала руку бывшему нанимателю:

– Пойдёмте, Иван Борисович, не будем стоять на её пути в вечность.

Они отошли на пару метров. Держа её под руку, он стал рассказывать:

– Они прожили десять лет и разошлись. Отец снова женился, а что было с ней, я не знал. Восемнадцать лет, молодость весёлая студенческая закрутила. Мы больше не пересекались. А когда десять лет назад встретились, я вдруг понял, что она была единственной, кто любил меня просто ни за что. Жене, детям, друзьям нужны мои деньги, мои связи, мой статус. Когда я был маленьким, она была весёлая и добрая. В старости весёлость стала едкой, злой. Естественно, дети мои её как бабушку не знали, взрослыми уже были. А мне было важно узнать, простила ли она меня.

– Простила, она вас любила. Пойдёмте, землицы бросим. И прощайте!

– А на поминки?

– Не хочу. Чужие все ей.

Свернула на боковую тропу, чтобы не смешиваться с толпой, и почти сразу наткнулась на Пирогова.

– А вы с ними?

– Нет, сегодня год по моей Катерине.

Пошли к выходу. Он уже был в курсе её увольнения и предложил работу. Кем? Да тем же заниматься, только от ресторана:

– С Клавдией Егоровной работать становится всё трудней, резкая и неуступчивая. А в принципе со стороны её фирмы какие особые услуги? Ведущий, иногда баянист, украшение зала. Чего из перечисленного не можем обеспечить мы? Эти сценарии её затёртые… фу! А вы как с этими торговцами котлами лихо замутили! Ну, не будет она свои мероприятия у нас проводить, так обойдёмся. Она от малолюдных заказов отказывается, а нам всё равно им поляну накрывать. Пойдёмте, посоветуемся, как рекламу организовать.

Марк сказал:

– Ты как колобок. От бабушки-школы ушёл, от дедушки-собеса, от зайца-библиотеки, от волка-массовика прикатился к медведю-ресторатору. Где та лиса, которая будет последним причалом?

– Типун тебе на язык!

Через неделю она уже проводила детский праздник в малом зале, а на следующий день готовилась к очередной свадьбе. И тут к ней вдруг заявилась Зоя. С чего это вдруг?

– А мы с Марком помирились!

– Дело хорошее.

Говорить, собственно, было не о чем. Внимательная администраторша прислала официантку с чаем и пирожными. Посидели, лениво обмениваясь какими-то новостями. Вдруг в глазах стало темнеть. От дверей отделились две какие-то смутные фигуры.

– Ты кого с собой привела?

– Э-э, как тебя разбирает…

Это было последнее, что она услышала.

Пришла она в себя неизвестно когда и неизвестно где. Не совсем белый и кое-где потрескавшийся потолок и белые кафельные стены. Попыталась встать или хотя бы повернуться, но оказалось, что её руки пристёгнуты ремнями к железной койке. И ноги тоже. Капельница над ней. Приподняла голову. Дверь открыта, в соседнем помещении бубнят два мужских голоса, смысл беседы не доходит. Окликать их она не собирается, понятно, что это не простая больница, и даже не инфекционная. Это психушка. Сознание её ещё не вполне ясное, но понимание, что её подставили, пришло. Кто, Зоя или Пирогов? А может, кто-то из ресторанных? Ладно, пока надо делать вид, что она спит.

Шаги, голоса приближаются.

– Вот, они тут все такие, – говорит один. – Обкуренные, обдолбанные богатенькие дочки и сыночки. Кровь ей очистят, да в медикаментозной коме, чтобы не мучилась, и опять по кабакам и клубам куролесить.

– А я её сейчас трахну, – говорит другой и начинает отстёгивать ремни с ног.

Пора что-то предпринимать. Она вспоминает истории, которые рассказывала Марку о вендиспансере, открывает глаза и говорит:

– О, мужчинка! Ты из какой палаты, «эс» или «гэ»?

– Эс, лапочка, – отвечает он.

– Тогда нормально, а с гонореей ко мне не подходи. Не хватало ещё твой трепак на мой сифон намотать!

– Э, погоди, у тебя что, сифилис?

– И всего-то два креста. Мне антибиотики колют, бытовым я не заразна. Ну, если только через кровь и слюну… и сам понимаешь что. Но с презиком почти безопасно.

Санитар матерится и отскакивает от кровати. Где-то далеко стук двери. Оба выскакивают из палаты. Входит, судя по шагам, женщина, бормочет: «Хорьки похотливые», и застёгивает ремни на ногах. Однако как у них всё простенько!

Заходит ещё один. Белла открывает глаза. Над ней широкоплечая тётка с худым лицом и маленький толстенький улыбающийся мужчина. Медсестра и врач.

– Здравствуйте, – говорит он.

Стоит ли отвечать? Белла водит взглядом вокруг его лица и бормочет:

– Это льняное масло. От пауков помогает.

– Сознание ещё спутанное, – говорит толстячок и начинает диктовать какие-то латинские названия и цифры.

Врач уходит, медсестра заменяет бутыль на капельнице. Белла задрёмывает.

Очнулась она в другом помещении, с окном, тумбочкой при нормальной кровати и без привязи. Встала, выглянула в окно. Этаж примерно второй и решётки. Дверь не открывается, но над кроватью есть кнопка вызова персонала. Внимательно осматривает потолок и стены. Похоже, что камер наблюдения нет. Ага, ещё одна дверь. Санузел.

Снова ложится и закрывает глаза. Воевать не стоит, сначала разведка, потом попытка побега, а потом бой. Разведка заключается в том, чтобы правды не говорить.

Когда врач обратился к ней на «ты» и по имени, она стала звать его Васюткой. И он сразу перешёл на имя-отчество. Сказал, что её привезли с нервным срывом и отпустить пока не могут. На вопросы отвечала как бог на душу положит, что могла, переврала, о чём не хотела, открестилась незнанием. Резус неизвестен, цикл уменьшила, критические дни сместила, аллергия отсутствует, противозачаточные принимает.

– Но вы же не замужем.

– И не была. Но беременность не из-за штампа в паспорте случается.

Её оставляют в покое, выдают халат и шлёпанцы и разрешают выходить в коридор и даже на улицу. Прогулки ограничены маленьким двором. Вокруг высокие стены, за ними деревья. Никаких звуков транспорта, людских голосов, стука и лязга. Похоже, что лечебница в лесу или в большом парке, разбитом на загончики, каждый на одного психа. Ну, или на отделение, но не все гуляют. Жутко представить, во сколько тётке обходится её ежедневное содержание.

А когда через пару недель её приводят на осмотр к гинекологу, всё становится понятно. Врачиха фальшиво улыбается и говорит, что у неё небольшая эрозия, которую она в следующий раз прижжёт. Ага, понятно. Присадка предстоит.

В палате она усаживается на кровать и застывшим взглядом утыкается в стену. Если бы у неё был враг, стала бы она так изощрённо издеваться над ним? Ну, напустила бы на неё дюжину грязных бомжей, чтобы изнасиловали в особо изощрённой форме. Ну, отрезала бы ей каждый день по пальцу. Зачем беременность? И откуда у Зюкиных такие деньги?

В их отсеке восемь палат, все одиночные, все женские. Семь сокамерниц разной степени вменяемости, но ни с одной общаться не приходилось. Во-первых, потому что персоналом не приветствовалось. Во-вторых, потому что опасно. В-третьих, потому что сама Белла очень неконтактная, чему результат такой: второй месяц как она помещена в психушку, и никто её ни разу не посетил. Не нужна, значит, никому.

Ежедневное хаотичное кружение по коридору, по двору. Дверь в небольшую столовую открыта в определённые часы, видно, в другое время в неё имеют доступ другие пациенты из других отсеков. Как-то она заглянула в сестринскую и бросила взгляд на монитор с каким-то текстовым файлом. Сегодня девятнадцатое, пятьдесят дней со дня похорон Резниковой. И задержка две недели.

Побрела по коридору и машинально толкнула дверь в столовую. Почему-то она оказалась открытой. Белла зашла и увидела незнакомую девицу в очень смелом пеньюаре, одиноко сидящую за крайним столом. Машинально взглянув на стол, она даже всплеснула руками:

– Креветки? Вас кормят этой прелестью?

– Куда там, это предки передали, – отрицательно покрутила головой она и любезно предложила. – Угощайтесь.

– Не откажусь, – обрадовалась она. – Вы не будете возражать, если я прихвачу пять штучек? Очень люблю с огурцом, вечером съем.

Вот не уверена, что их с огурцом едят, но надо же было что-то сказать. Если нет, пусть сочтёт за экстравагантность. Ещё пригляделась, что и как девушка у них отделяет. А то бы целиком жевала. Прихватила креветки бумажной салфеткой и быстренько удалилась, пока не замели.

Как там аллерголог сказал? Вторая реакция будет острее. И привет гинекологу. Операция «Свободу попугаю» начнётся вечером при отсутствии врачей.

Когда за окном почти стемнело, она очистила три штуки. Съела. Две сунула в карман. «Ну, гады морские, если умрём, то вместе».

Удивительно быстро начался озноб. Так, температура пошла вверх. Оглядела себя. Сыпь в основном на груди и животе. Что-то реакция слабовата. А, где наша не пропадала, пошла в ход ещё одна! Полежала, прошлась несколько раз от кровати до окна и обратно. Закрутило в животе, да так, что бросилась в туалет. Ага, это не то, что показалось, а то, что требовалось. Вернулась, легла в ознобе и даже стала забываться.

Внезапно наступило удушье. Белла едва успела надавить на кнопку. Не сразу послышалось шарканье: «Ну, что там ещё?» Вспыхнул свет. И вскрик!

Дежурный врач всё же в клинике оказался. Но это даже к лучшему. Он велел сделать ей укол, хотя медсестра отговаривала, мол, этой пациентке ничего нельзя давать без консультации гинеколога.

– Кстати о гинекологе, – пробормотала Белла. – У меня задержка была большая, а сегодня месячные пришли. Может, на них такая реакция?

– Я звонить, – убежала медсестра.

Повезло с днём диверсии. Граждане отмечали Спас Преображения, пьяный Магомет к горе ехать не пожелал. Гору погрузили в микроавтобус с надписью «Ambulanse» и отправили к Магомету. Водитель за рулём и сопровождающий санитар. Безобразие, за что только тётя деньги такие платит! Санитар только до проходной ехал рядом с её носилками, а потом приоткрыл окошко, приказал тормозить и пересел к водителю. Вот что сифилис всемогущий делает.

– Четвёртая стадия, самая заразная фаза, – сказала она ему вслед.

Это на случай чтобы не хватали, когда побежит. Ведь появилась надежда не только от нежеланного Зюкина освободиться, но и свободу обрести.

Мчались очень быстро. Но надо рисковать. Дверь она собиралась приоткрыть, чтобы выскочить, как только машина притормозит. А она не открывалась. В отчаянии оглянулась. Есть же ещё дверь задняя. Она подползла к ней на четвереньках. Закрыта на простую щеколду. И щеколда поддаётся. Скомкала одеяло, чтобы создать видимость тела и скорчилась у дверей. Замелькали огни, и машина резко остановилась. Хлопнула водительская дверь. Что-то кто-то крикнул. Снова хлопнула дверь, и водитель сказал: «Переезд закрыт».

Надо бежать, пока сзади нет машин. Белла подняла задвижку, села, спустила ноги наружу, перевернулась на живот и дотянулась ногами до земли. Тихо притворила двери, подумав: «Распахнутся, как только поедет», и скользнула к обочине.

То и дело босыми ногами натыкаясь на колючки и камни, она перемахнула через канавку и углубилась в кусты. Потом наткнулась на тропинку и пошла по ней, перешла одну железнодорожную колею, вторую, третью, пока не упёрлась в вагон. Обошла его и увидела, что в нём горит свет. Белла нерешительно стукнула по обшивке. Тишина. Она застучала отчаянно. Хриплый голос спросил, кто хулиганит. Белла попросила:

– Выгляните пожалуйста!

– Ну?

– Пожалуйста, позвоните в полицию!

К ней спустился лысый старичок, посмотрел на неё и присвистнул:

– Не боишься ты одна тут ночью ходить?

– Вы позвоните?

– Держи.

Она дождалась ответа дежурного и сказала, что ей нужно срочно связаться с капитаном Борисовым из второго отделения. Дежурный начал возражать и расспрашивать, но она ему сказала:

– Передайте ему, что я звоню по поводу похищения Беллы Палей.

Она вернула старичку телефон и сказала:

– Вот. Если он перезвонит, скажите, что я тут. Я где-нибудь здесь подожду.

– Да зайди ты в вагон, не съем.

– Нет сил.

Она отошла от вагона и села на кучу щебня. Подумала, что если сюда доберутся преследователи, у неё не хватит сил даже на то, чтобы встать. Железнодорожник полез назад в вагон и сразу вернулся со скамеечкой и кителем для неё. Минут пятнадцать он топтался рядом и смолил сигареты одну за другой. Наконец телефон зазвонил. Старик коротко ответил, кто он и где находится и передал трубку ей. Она за это время продумала, что сказать, поэтому кратко изложила где была, как убежала, описав лечебницу. «Мы же запрашивали все медицинские учреждения», – завопил Алексей. Вот и желательно прямо сейчас попасть в лечебницу и зафиксировать её пребывание в палате номер двадцать шесть, пока её не прибрали.

Дальнейшее она запомнила какими-то урывками. Вот со стороны, противоположной той, с которой она пришла, замелькали фары двух машин. Они остановились, направив фары на вагончик. Вот на фоне фар она видит две фигуры бегущих. Первым к ней подбегает Борисов. Он теребит её, о чём-то спрашивает, но она слышит только стук в голове, а потом и вовсе выключается. Помнит только, что Алексей нёс её на руках до машины, и пока ехали, тоже не выпускал из объятий. И в больницу он внёс её, но потом в санпропускнике какие-то горластые бабы его выставили. Белла рвалась в душ, но тётки заорали на неё, подняли и сунули в пустую ванну. И в ней она сразу отрубилась. Помнит только себя уже сидящей на кушетке, медсестра обрабатывает её израненные ноги и советуется с кем-то, не стоит ли шовчик наложить, тут явно стеклом подошва распорота. А она бормочет, что накожное высыпание – это от аллергии на морепродукты, и что-то антигистаминное её уже кололи. Потом она очутилась в палате, её расспрашивают, но на неё от осознания того, что она на свободе, такое умиротворение сошло, что она бормочет: «Всё потом, только спать, спать».

Утром она просыпается совсем здоровой. То есть душевно здоровой, на ноги она наступить не может. Удивительно, как вчера ничего не чувствовала?

Врач, зашедший с утра, смеётся:

– Индийские йоги по горящим углям ходят, если надо. И тебе край было по железкам и стёклам бежать.

Следы от аллергии побледнели, температура нормальная. После осмотра врача приходит следователь. Опрашивает сухо, без эмоций. Останавливает, когда она высказывает предположения, ему нужны только факты.

– Тогда допрос смысла не имеет, – обозлилась Белла. – Как я без предположений могу объяснить, что, не имея половых контактов десять месяцев и проведя последние два в закрытом лечебном заведении, имею беременность четыре недели, что аппаратом УЗИ подтверждено. Чудо, блин, невинное зачатие! Архангел Гавриил вам в помощь, благую весть передаст!

– Вас что, изнасиловали?

– Особо циничным способом. Даже покажу кто, – она просит у соседки планшет, набирает в нём «Рейтинг гинекологов Новогорска», листает фотографии и показывает. – Вот.

– Но это женщина!

– Совершенно верно. Осеменила меня как фермерскую тёлку.

– Это ещё надо доказать.

– А вот после чистки вам передадут биоматериал, сделаете генетическую экспертизу и будете сами доказывать.

– Вы будете делать аборт?

– А вы предполагаете, что нет? Тогда с предположениями у вас даже хуже, чем у меня!

Пришедший позже Алексей рассказал о тех, кто беспокоился о ней. Белла с удивлением узнала, что первым, кто забил тревогу, был Пирогов. Тогда её обнаружили в кабинете в невменяемом состоянии, ресторатор собрался ехать с ней на «Скорой», но медбрат сказал, что может поехать только родственник. И на вопрос о том, куда её везут, ответил, что в областную больницу, а там уже решат. Вечером машина заезжала в ресторан ещё раз, и медик потребовал документы пациентки. Однако после их отъезда нашедшая сумку Беллы администратор отдала её Пирогову, а он уходя закрыл её в своём кабинете. На следующий день Пирогов позвонил на пульт 03 и с удивлением узнал, что с их адреса вызова не было, и машину туда не направляли. Он кинулся в полицию, где заявление о похищении человека у него приняли, но, похоже, в серьёзность происшествия не поверили. Несколько дней он обзванивал больницы и обивал пороги полиции, пока на него не вышел Борисов. А тот, в свою очередь, звонил Белле несколько дней, но аппарат оставался недоступным. Тогда он позвонил Марку, который в это время переживал второй медовый месяц. Тот отмахнулся, мол, на новом месте работы сильно занята, но новое место Алексею назвал. Там Борисов с Пироговым и встретились. А потом Марка выгнала Зоя, он переселился в Беллину студию и присоединился к поискам подруги.

– Понятно, – сказала Белла. – Она и сошлась-то с ним, чтобы оттянуть начало моих поисков. Чтобы следы остыли.

– Подожди, ты хочешь сказать, что Зоя имеет отношение к твоему похищению?

– Если ты в отличие от твоего коллеги не против выслушать мои предположения, то я отвечу да.

 И Белла рассказала, что после детского праздника к ней заходила Зоя, с которой они пили чай. Судя по тому, что она запомнила, в чай был подсыпан какой-то галлюциноген. Придя в себя, она сразу это поняла, и высчитала тех, кто мог это сделать: или Зоя, или сотрудники ресторана. Но только теперь она сообразила, что на подносе были тарелка с птифурами, сахарница, две чайные пары и два заварника: один с заваркой, другой с кипятком. Чашки были пустые! Отравить её могла только Зоя.

– А Пирогов опрашивал своих сотрудников, и они сказали, что в твой кабинетик заходили только заказчик свадьбы, заказчица детского праздника и официантка.

– Значит, она им представилась заказчицей. А мне сказала, что поболтать зашла.

– Да, сразу после того, как я Марку сообщил, что мы тебя ищем, она его выгнала. Ясно, сначала заманила его к себе, чтобы он о тебе не вспоминал, отравила тебя, дала отмашку лжескорой, что клиент дозрел, и пошла окружать бывшего мужа заботой, чтобы у него не было нужды тебе плакаться.

– Зря ты его выставляешь гирей на моей тонкой шее. Марк не только вытрезвлялся и плакался в моём жилище, он ведь тебя и адвоката на мою помощь вызвал. Вообще-то в студии я только благодаря ему живу.

Ещё Алексей рассказал, почему Беллу не нашли те, от кого она сбежала. Они просто не сразу заметили, что задние двери открыты. После того, как Белла покинула машину, открылся шлагбаум. Выстроившиеся в очередь машины двигались медленно, и не захлопнутая дверь оставалась прикрытой, и распахнулась только когда машина набрала скорость. Увидев, что носилки пусты, водитель закрыл двери и повернул назад. Метров через пятьсот они увидели на дороге больничное одеяло, по которому проезжали встречные машины. Решив, что это именно то место, где сбежала пациентка, они вышли и стали обшаривать окрестности. Высланные в клинику полицейские их там задержали и не дали предупредить хозяев.

А потом следствие застопорилось. Уже Белла избавилась от непрошенного гостя в своём организме, зажили ранки на ногах и её выписали из стационара, а полиция всё тянула резину. Даже беременность ей ставили в вину. Генетический анализ показал, что плод не чужеродный. Может, она по добровольному согласию с кем-то переспала, а людей обвиняет!

Значит, вовсе не яйцеклетку жены Виктора ей подсадили. Может, она бесплодна, и Виктор решил завести ребёнка от другой женщины? От родственницы? Чтобы она для них урода родила? А потом над этим уродом измываться? Нет, мотива этих психов не распознать, сама психом станешь…

– Тут одно из двух: или я права, или вы, – ответила следователю Белла. Была я в закрытом учреждении, где особ мужского пола считанное количество. А посторонних посетителей ни одного не было, это вам и в преступной клинике подтвердят. Так что проверяйте сотрудников. А в клинике репродуктивной медицины, где работает врач, которую я обвиняю, придётся проверять базу доноров. И тогда пытайте его, как он проник на территорию психиатрической клиники и зачем изнасиловал находящуюся без сознания пациентку.

Выйдя от следователя, она сразу набрала Борисова и с гневом обрисовала ситуацию:

– Я понимаю, что высокие покровители у обеих клиник, поэтому они пытаются достать меня. Я сумасшедшая и сама себя осеменила! Я и старуху убила, потому что отчество моё Родионовна! Они сейчас и любовника, проникшего ко мне в палату, обеспечат, и генетический анализ подменят! Врачиха эта в областном рейтинге пятая, и, похоже, следователь с ней как-то повязан. И всё-таки стоит поставить на неё. Репродуктивная медицина – дело высокодоходное. Не думаю, что она официально от клиники выезжала. Решила частным образом бабки срубить. Поговори с руководством её клиники. Мне кажется, они предпочтут пожертвовать ею, а не донорами и собственным реноме. И объясни своим, что я кое-кого из пациентов психушки опознать могла бы, в эпоху интернета это не проблема. Однако пока молчу. Так что лучше бы им, опять же, пожертвовать теми сотрудниками, на кого я указала, чтобы не пришлось разгребать скандал с наркоманией деток местных шишек!

Директор клиники репродуктивной медицины, он же мажоритарный акционер, на наезд Алексея отреагировал сдержанно. Спросил данные, обещал ответить в ближайшие два дня, однако перезвонил через два часа:

– Донор – студент местного университета, я прошу вас, чтобы имя его не упоминалось. Он хороший мальчик из приличной семьи, но как-то попал в неприятную ситуацию и у нас деньги заработал путём донорства. А в означенный вами период его в стране не было. Сразу после учебной сессии улетел на всё лето за границу, чтобы в языке усовершенствоваться, это можно отметками в загранпаспорте доказать. Но, может быть, вам это не потребуется? Наша бывшая сотрудница отправилась в следственный комитет с чистосердечным признанием.

Дело немного сдвинулось, но всё равно следствие тянулось как-то неторопливо. Белла уже собралась выходить на работу в «Арфу», но накануне выхода проснулась после двух часов. Почему? Снова начала засыпать, но вздрогнула от звука тихого щелчка. Облилась потом: дверь вскрывают! Быстро вскочила, свернула постель и кинула её за диван. Схватила телефон с табурета в изголовье и прикроватный коврик и выскользнула на балкон. Вот и бункер пригодился. Она медленно закрыла люк за собой, укрыв ковриком. Устроившись на коробке с зимними вещами, она набрала 102, затем подстраховалась звонком Борисову, потом услышала тяжёлые шаги над головой и выключила телефон на полуслове. Она слушала, что один сказал: «Точняк она с балкона на крышу спрыгнула!», а второй ответил: «Да брось, тут метра три. На верёвке бы спуститься могла, а спрыгнуть… нет, она просто балконную ручку забыла повернуть». Первый заспорил и потребовал срезать бельевую верёвку и слазить на крышу МФЦ. Второму лезть не хотелось, и он предложит спуститься во двор и посмотреть снизу, можно ли с крыши спуститься. Потом грохот и крики над головой. Замёрзшая Белла попыталась открыть люк, но он почему-то не открывался. Она вызвала последний номер, и над головой послышался крик: «Белла!» А она в трубку сказала: «Не топчись на коврике!»

На следующий день Белла паковала чемодан и говорила Марку:

– Переселяйся сюда, тебе можно не опасаться, ты ребёнка для Зюкиных выносить неспособен. Во всех трёх делах, что на меня заведены, мои интересы будет представлять наш общий друг адвокат. А полиции скажи, что меня не устраивает, что у них есть программа защиты свидетелей, презумпция невиновности для преступников, и только для жертв преступлений ни хрена нет: «Когда убьют, тогда приходите». Я поеду в Москву. Она, говорят, всех принимает. Пусть попробуют найти!

– Может, ты и права, – вздохнул Марк. – Давай я тебя до выезда из города довезу и там на московский автобус посажу, чтобы билет не через кассу и без предъявления паспорта.

Белокурая бестия и семь гномов

Автобус остановился под светящейся буквой «М» у подземного перехода. Белла увидев, что водитель открывает багажный отсек под её окном, попросила соседку пропустить и выскочила на улицу.

Её чемодан стоял на тротуаре, потому что, как она садилась в автобус последней, так и он был поставлен последним у входа, и теперь водитель выставил его, добираясь вглубь к вещам других сошедших. Она выдвинула ручку и покатила его к метро. Смутно представляя себе, куда двигаться дальше, она уставилась на схему метро. Снизу послышался отдаленный гул электропоезда. А ей отчего-то вспомнилось детство, соседка тётя Маруся, стучащая на швейной машинке и ворчащая вслед ушедшей товарке: «Эта Клава меня учить будет! А была-то за всю жизнь два раза в городе и один раз на мельнице!» И фыркнула невольно, так ведь и о ней можно сказать. До пятнадцати лет безвыездно в Покровском, дальше райцентра не бывала, и то только с тёткой за покупками. А потом в Новогорске, и тоже безвыездно. За время учёбы только в соседний Уремовск на экскурсию съездила. А с работы пару раз в райцентры области сопровождала школьников. Ни к поезду, ни к самолёту не приближалась. Вот… сегодня в метро впервые вошла. С улыбкой развернулась и наткнулась взглядом на знакомое лицо. Надо же, в многомиллионной Москве на окраинной станции встретила однокурсницу по педколледжу!

Светка уж как-то подозрительно радостно кинулась к ней с объятиями. Дружить-то они никогда не дружили, слишком разными были: Белла – сирота из общежития, Света – единственная дочь состоятельных родителей. Одна в детдоме нянечкой подрабатывала, другая среди местной золотой молодёжи тусовалась. Белла на красный диплом шла, Света контрольные и домашки покупала. У той же Беллы, между прочим. После выпуска ни разу не пересекались.

Кинув взор на стоящую сзади мрачную красотку, Белла о причине Светкиной радости догадалась: наверное, красотка загрузила её своими проблемами, и Светка решила смыться под предлогом встречи с однокашницей. Светка трещала, задавая вопросы и не дожидаясь ответов, но о себе, любимой, рассказала много: замужем, восемь лет назад переехали с мужем в столицу, у мужа бизнес, не олигархи, но не бедствуют, двое детей, пока живут в квартире, но строят дом. Но не тут-то было: красотка не уходила, с нетерпением ожидая, когда иссякнет Светкин поток информации. Светка увидела, что приятельница расставаться не собирается и наконец замолчала, но не сдалась и решила выслушать, какими судьбами Белла оказалась в Москве.

Ответила кратко, что есть сложности с деньгами и в личной жизни: с мужем разошлась, ипотека. Поэтому решила попытать счастья в мегаполисе, здесь, говорят, и в школах зарплаты крутые. Но вообще в школу бы не хотелось, попробует себя в других сферах. Светка сходу предложила ей устроиться домашней учительницей или репетиторшей в богатый дом, и даже обещала протекцию. Вдруг оживилась мрачная красотка и предложила ей работу няней с двумя детьми на пару месяцев, но зато потом пообещала рекомендации, без которых в приличный дом не возьмут. Белле ни она, ни её предложение не понравилось, поэтому она хмуро уточнила:

– А ваш что, неприличный?

Тут в разговор вмешалась Светка. Ну, понятно, таким образом она убивала двух зайцев: и однокашнице вроде как помогала, и от приятельницы с её проблемами отвязывалась. Она опять затрещала, не давая никому слова вставить: да, у Людмилы вполне приличный дом, двое детей, мама, а сама она от мужа-изменника сбежала, сейчас устраивает личную жизнь, дети нормальные, восемь и четыре года, но мама не справляется. Белла оглянуться не успела, как Людмила подхватила её чемодан и поволокла к поезду. Со Светкой они только на бегу успели обменяться телефонами.

Назавтра вечером после того, как уложила детей, она вышла во двор на детскую площадку и позвонила Марку. Накануне она только смс-ку ему послала, что доехала благополучно и устроилась на работу. А теперь была готова рассказать об этом подробнее. Она начала с того, что получила аванс в размере месячной выплаты и озвучила этот размер. Тут он её перебил, сказав, что, если сумма столь значительна, то тут явный подвох. Да, согласилась она, подвох имеется: работодательница – дама модельной внешности и паталогической глупости. Более того, мама её, у которой сейчас живут дети, в отличие от дочери не модель, но ещё глупее дочери. А детки нормальные: девочка Людочка, второклассница, учится слабенько, но не безнадёжна, просто запущена этими дурами. А мальчик Рома четырёх лет сообразительный, очень активный, вообще обаяшка. И пусть Марк не волнуется, у них с хозяйкой договорённость на два месяца. Так что нынешнее место – просто промежуточная станция. А она, Белла, оглядится, привыкнет к Москве и найдёт другую работу.

Оглядеться она не успела даже во дворе, потому что ещё через день Людмила прибежала вся на нервах и объявила, что отправляет Беллу с детьми в санаторий. Что тут можно было возразить? Отдохнуть от обеих мадам уже очень хотелось. Но не получилось. Закатила истерику старшая: как это можно доверить детей незнакомому человеку! Дело было, конечно не в детях, которыми бабушка совсем не интересовалась, ей просто хотелось в санаторий. И в тот же вечер они спешно собирали вещи. То есть Белла собирала детские вещи и старалась не обращать внимания на мадам, которая разложила свои наряды по двум комнатам и истерила, что ей нечего надеть. При здравом рассуждении Белла решила, что поездка с мадам к лучшему: явно Людмила от кого-то скрывалась, предположительно от мужа, а значит, случись что, припаяют Белле похищение. А так – дети с бабушкой, а няня просто наёмная работница. И в тот же вечер они выехали на большущей семиместной машине с двумя водителями, сменявшимися каждые два часа. Детей перенесли в машину уже спящими. Пристегнув детей и укутав их в пледы, она подёргала боковое сиденье. Водитель повернулся и помог его разложить. Она уснула почти сразу и под недовольное бурчание мадам, которая завидовала Беллиному спокойствию. Сон был неглубоким, она иногда пробуждалась при торможении или на резких поворотах. Бросала взгляд на спящих детей и снова задрёмывала.

Окончательно она проснулась, когда уже начало светать. Она поднялась, поглядела на циферблат перед водителем и прошипела:

– Ой, да ни фига себе! А куда мы едем?

Водитель негромко засмеялся и сказал, что едут они уже по Белоруссии. До Борисова ещё часа два.

Зашевелилась недовольно до этого похрапывающая мадам. Белла поспешно плюхнулась на место и сделала вид, что уснула, не желая вступать в разговор. Бесят они друг друга.

Санаторий оказался и не санаторием вовсе, а заводской спортивной базой. Располагался он в нескольких километрах от города в хвойном лесу. Круглый год здесь тренировались футболисты местного клуба, летом ещё работал детский лагерь, а в остальное время оздоравливали тружеников завода. В данный момент в отдельном здании проживали футболисты, а на три трёхэтажных спальных корпуса осталось всего четырнадцать человек отдыхающих. Об этом она со смехом рассказывала по телефону Марку, прогуливаясь по дорожкам базы. Мадам ожидала яркой светской жизни, а тут такой облом!

Впрочем, для детей и Беллы это место было почти идеальным: хорошее питание, нормальная лечебная база, чистый воздух, тишина и просто великолепный бассейн. Не было только школы для Людочки. Белла сама занималась с ней по программе второго класса. Приходилось ещё Роме давать учебные задания, иначе бы он сестре покоя не дал. Не мешало бы бабушке погулять с внуком, пока внучка училась, но об этом няня даже не пыталась её просить. Некоторое время мадам принимала процедуры, но заскучала и заявила, что всё это совковое, и стала через день ездить в Минск, иногда даже не возвращаясь на ночь. Как подозревала Белла, она прогуливала деньги, которые Людмила посылала ей для развлечения детей на отдыхе. Пару-тройку раз удавалось вырвать у неё небольшую сумму. Вызывала такси и ездила с ребятишками в город. В старом городе ходили в православный храм и костёл. Как могла, рассказала о том, какие конфессии в мире существуют. А больше всего детям нравились земляные укрепления войны 1812 года, лазили по окопам, фотографировались на пушках. Белла даже прикупила для них пару красочных детских книг об этой войне.

Через месяц Белла здорово поправила нервы и даже прибавила в весе. Но заскучала. А вместо извещения о времени отъезда получила смс об очередном авансе и продление санаторного отдыха ещё на месяц. Марк смеялся, что эта работа скучная ей небом послана как компенсация за нервотрёпку последнего года. Он, кажется был доволен, что она застряла в Белоруссии.

Примерно через две недели Людмила пропала с радаров. Белла не сразу догадалась об этом, они же почти не созванивались. Но обратила внимание на то, что мадам перестала ездить в Минск и постоянно таращилась на телефон. А когда потребовала от неё денег на очередную поездку в город и всего лишь покупку носков для Ромы и напомнила о том, что куртку ему взяли в расчёте на сентябрьскую погоду, а сейчас уже ноябрь, то получила истеричный ответ, что нет у неё денег. После нескольких попыток дозвониться Белла поняла, что Людмила исчезла, а все деньги мадам прогуляла. Она пересчитала собственную наличность и поняла, что её не хватит даже на билет до Москвы. Белла ведь по старинке копила деньги на счёте в банке. И даже не знала, можно ли снять их с карточки в здешних банкоматах, они ведь за границей. Спросить у мадам, которая ведь как-то снимала деньги, было чревато для Беллиного счёта. В крайнем случае, выручит Марк, купив ей эти чёртовы обратные билеты.

За несколько дней до отъезда поняв, что мадам ничего решать не собирается, она набрала Свету. Та попыталась отбиться, но Белла сухо бросила в трубку:

– Ты поручилась ей за меня, а мне за неё. Я оказалась за границей без денег, зато с двумя детьми и одной неадекватной бабой на шее, – тут Светка непроизвольно хихикнула. – Света, я не требую от тебя невозможного. Найди Людмилу или хотя бы того, кто нас вытащит отсюда. У меня договорённость на два месяца. Я довезу детей до бабкиной квартиры и буду считать себя свободной.

Света сказала, что позвонит ей в течение дня и даже извинилась. И не позвонила. Поздно вечером, когда уже пора было укладывать детей, она собиралась выйти на улицу и отлаять однокашницу за необязательность. И тут звонок! Белла так обрадовалась, что даже не посмотрела, от кого. Мужской голос представился: Лев Михайлович Гимлин. Так, понятно, это тот самый ужасный преследователь, муж Людмилы, отец Ромы. Людочка-то от первого брака матери и носит другую фамилию. Поглядела на детей и решилась:

– Не могли бы вы сделать видеозвонок, чтобы дети вас увидели?

– Буду рад, мы не виделись больше двух месяцев!

Белла отключилась и сказала:

– Дети, будете говорить с Роминым папой?

– Дядя Лёва, ура, – первой закричала Люда.

И Рома тоже присоединился к сестре с криком: «Папочка!» Это обнадёживало, значит, для них он совсем не ужасный преследователь. А когда он появился на экране, Белла поняла, что могла не звать детей в качестве свидетелей, потому что на смуглом лице мужчины более чем среднего возраста щурились Ромкины глазки-вишенки. Если приглядеться, в остальном ни малейшего сходства: ни в овале лица, нив цвете кожи, ни в цвете и структуре волос. Но глаза! И душевное общение с детьми.

Ребятишки наперебой делились своими впечатлениями. В их рассказе перемешались и разная вера, и Урфин Джюс с его деревянными солдатами, и густой лес, в котором можно даже заблудиться, и война двенадцатого года с пушками и окопами, и умение плавать по-собачьи. А он сказал, что на послезавтра оплачено купе до Москвы и поинтересовался, должна ли ей что-то Людмила, и есть ли у Беллы деньги на дорожные расходы. Белла сказала, что на дорогу хватит и претензий денежных не имеет, но было бы неплохо, если бы их встретили с тёплой одеждой для детей.

Назавтра, узнав о том, что зять ждёт их в Москве, закатила истерику мадам. Белла заткнула её коротким ответом:

– Оставайтесь. Я свой билет использую, а вы – как хотите.

Та пыталась возражать, что Белла не имеет права уволиться без отработки, на что она ответила, что договорённость была на два месяца, которые истекли, как и зарплата, неделю назад: настаиваете на продолжении трудовых отношений – платите.

Москва встретила их снегом, а Гимлин – детской одеждой. Он влетел в вагон, как только сошли самые нетерпеливые пассажиры. Белла вздохнула с облегчением и стала переодевать детей, на которых уже натянула сорок одёжек, а на лёгкую куртку Ромы даже надела свою ветровку, которая на нём выглядела длинным плащом. Наблюдая за этим, Гимлин очень недобро покосился на тёщу в мехах, купленных, кстати, в Минске. Впрочем, он любезно предложил подвезти её до дома. А Беллу пригласил в гости. Она решительно отказалась, но он продолжал настаивать. Умолял буквально о двух днях для адаптации детей. Она согласилась после того, как дети заревели, но отчасти и из-за отвратительной погоды. Искать жильё и работу в этой промозглости не хотелось.

Лев Михайлович на романтического героя не тянул. Роста он был ниже среднего, упитанности выше среднего, и всё это при кривых коротких ногах. Невозможно было представить, как он смотрелся рядом со стройной красавицей Людмилой. Прямо Черномор! Белла подумала, как щедра природа к его сыну, который взял от внешности отца самое привлекательное – глаза, а остальное – от красавицы-матери.

До дома они добирались часа полтора. Дети почти сразу задремали, а Гимлин принялся расспрашивать Беллу о лечении, которое они получали. В этом разговоре он показал себя заботливым отцом, прекрасно знающим всё о здоровье детей. Удивило только, что он спросил о почках падчерицы.

– В её карте ничего подобного не было!

– Ну, как же, – возразил он. – А ночной энурез?

– Я с детьми больше двух месяцев, – пожала плечами она. – Ни с кем из них ни разу подобного не было. Сон у обоих крепкий, пушками не разбудишь.

Лев Михайлович недоумённо взглянул на неё.

Дома их первой встретила его мать Мария Давыдовна и заявила с порога сыну, что уволила няню. Судя по печальному вздоху сына, увольнение было ожидаемым.

Семейству Гимлиных этот большой дом был тесен. В нём проживали кроме Марии Давыдовны и Льва Михайловича, не считая Люды и Ромы, ещё пятеро детей. Двое сыновей от первого брака и шестимесячный младенец, по поводу которого Белла постеснялась спросить, но на следующий день приходящая кухарка просветила, что его хозяин со своей секретаршей прижил, из-за чего, собственно, Людмила и смылась. А секретарша, явившаяся сюда с целью закрепиться на местности, оценила обстановку, сунула в руки несостоявшейся свекрови своего сына и скрылась в тумане. Ещё двое детей, девочка-подросток и девятилетний мальчик, остались Льву Михайловичу от погибшего в автомобильной катастрофе вместе с женой брата.

Хозяйские дети с самого начала повели себя с ней по-хамски. Самая старшая, Марта, стала к ней цепляться, мол что за фамилия чудная и имя дурацкое. На это Белла спокойно ответила ей, что фамилия у неё простая именная, а имя, конечно, претенциозное, но ведь и страшной её не назовёшь. Белла значит красивая, а Марта – хозяйка. И Белла Родионовна по классическим канонам не красавица, но ведь и Марта пока ничему не госпожа. А вот их фамилия, наверное, взята из Толкиена. По реакции девочки поняла, что Толкиена она не читала и поглядела на неё с фальшивой жалостью:

– Странно, более-менее продвинутая молодежь Толкиена чуть ли не наизусть знает, ну разве кроме «Сильмариллиона», эта книга не для среднего ума. Но кино-то хоть смотрели? Гном там был по имени Гимли. Гимлины – семейство гномов.

Это прозвучало оскорбительно. Больно уж они были на гномов похожи, такие же, как глава семьи, толстенькие, ноги коротковаты и кривоваты. Но Белла сильно обозлилась на них, когда Людочка заплакала, увидев, что за время её отсутствия были отрезаны уши у её любимого зайца. И сделано это было не из озорства, а по злобе, стоило лишь взглянуть на выражение злорадства на лицах старших детей. Не потому ли следующим утром, когда горничная пришла убираться в комнатах, Белле пришлось выскочить из ванной, куда она зашла, чтобы набрать воды для полива цветов. Горничная что-то сердито заорала в спальне Люды и Ромы. Оказалось, что она грубо попрекала девочку, чья постель оказалась мокрой. Белла коротко приказала ей замолчать, но горничная, которая в этом доме работала много лет, только грубо отмахнулась. И тогда Белла с размаху выплеснула ей в лицо весь кувшин:

– Ваша работа – прибраться. А воспитывать детей будут родители и учителя, лечить – медики. Кто на что учился!

Марье Давыдовне, прибежавшей по жалобе горничной, она сказала:

– Она орала на ребёнка. Не знала, что у вас это принято!

Старухе её самоуправство не понравилось, но возразить было нечего. Да и прибежавший следом Лев Михайлович сурово зыркнул на зарвавшуюся тётку, а девочку погладил по головке:

– Ничего, детка, собирайся в школу.

В общем, Белла за чадолюбие скорей бы назвала Гимлина хорошим человеком, если бы сам он не был явным кобелём, а его дети очевидными паршивцами. Так она и сказала Светке, с которой встретилась как-то поздним утром, вывезя младенца на прогулку. Заодно узнала, как они оказались с Людмилой приятельницами: муж Светки через два дома от Гимлиных прикупил коттедж и надстраивал над ним второй этаж.

– И с тобой скоро соседями будем, – смеялась Светка. – Переедем, как только крышу докроят.

– Ну нет, оставаться у них я не собираюсь. Согласилась неделю-две младенца выхаживать, пока они ему няньку приискивают. Не согласилась бы и на это, если бы не жестокая необходимость.

– Что, деньги нужны? Так я дам взаймы.

– Нет, не деньги. Дело в Людочке. Травят они её нещадным образом, эти паршивцы.

– А взрослым сказать?

– Бабке сказала. Она возмутилась… мной. Как я могла на её ангелочков такое наговорить. А сексуально озабоченный отец воспринимает мои попытки поговорить как заигрывание. В общем, нужно найти Людмилу. Она же здесь жила пять лет, и не может не понимать, что девочке нельзя с ними оставаться.

– А вы не преувеличиваете? Может, дети сами разберутся между собой, – вмешался в их разговор муж Светы.

– Я ещё преуменьшаю. Старшие мальчики вступают в пубертатный возраст, дальше только хуже будет. Жалеть девочку некому, для этой стаи она чужая. Поверьте моему опыту, у меня стаж работы с детьми больше десяти лет. Помогите, у вас самого дочери. Представьте себе, что с вами что-то случилось, и они у чужих!

– Да что я могу!

– У меня есть номер машины, на которой нас везли в Борисов. Скорее всего, это машина Людмилиного нынешнего. Вам ведь не трудно узнать, чей автомобиль?

– Давайте! И телефонами обменяемся.

К дому подъехал Лев Михайлович, вышел, увидел их и остановился. Потом решительно зашагал к ним:

– Белла Родионовна, вам не кажется, что малыш перегулял?

– Совсем нет. Впрочем, как вам будет угодно.

Белла развернула коляску к дому. Гимлин спросил:

– Какие дела у вас могут быть с этими нуворишами?

– Он обещал мне работу.

– Господи, да чем вас эта работа не устраивает?

– А ничего, что я четвёртая нянька за четыре месяца его жизни в вашем доме?

– Ну что ж, нам не повезло. Но вы совсем другая.

– И не надо меня за руки хватать! Тем более, за талию. Я такая же, как все. Сегодня перед тем, как коляску выкатить, стала куртку надевать и карманы проверила. А там статуэтка с комода. Я так понимаю, нечто подобное в вещах предыдущей няни нашли.

– Это, наверное, Рома…

– Нет, это кто-то постарше был, Рома до вешалки не дотягивается. Так что свои вещи я сейчас перенесу к соседям, только пусть хозяйка предварительно проверит, что там нет ничего вашего.

– Ну зачем вы так?

– А вы зачем так с людьми поступаете?!

Маневры главы семейства вокруг Беллы не остались без внимания потомков. Когда она спустилась на кухню в обед, старший мальчик спросил:

– Белла Родионовна, вы за отца хотите замуж выйти?

Белла поперхнулась. Откашлявшись, она прохрипела:

– С чего ты взял?

– Ну, вы же бедная. И старая. Вам надо замуж.

Она даже малость обиделась:

– Да, я немолодая. Мне уже двадцать восемь лет. Но ваш папа совсем старый, ему уже под полтинник. И что мне за интерес за него замуж выходить?

– Чтобы его денежки захапать.

– Ой, да какие там денежки!

– А у вас вообще никаких денег нет, – вмешалась Марта.

– Ну, какие-то есть, – усмехнулась Белла. – Жильё имею, хоть и в ипотеке, деньги я зарабатываю. Вот, с вами живу, хотя вы не самая приятная компания. За вредность… ну, то есть за вашу вредность зарплату получаю. А представьте на минуточку, что я вышла замуж за Льва Михайловича. То есть зарплату он мне уже не платит. Это, получается, я тогда жить буду в недружественном окружении вообще за так. И в чем моя денежная выгода?

– Ну, вы тогда как жена будете все деньги на себя тратить… то есть вы так думаете, – сказала Марта.

– Марта, ты уже почти взрослая. У тебя на глазах Лев Михайлович не один раз женился. Припомни, хоть одна из его жён шиковала? Лев Михайлович не был бы успешным предпринимателем, если бы доверил свои финансы другому. Ни детям, ни родителям, ни жене – никому! Так что успокойтесь, детки.

– Что, так и будете старой девой? Замуж не собираетесь?

– А я там уже была. Мне не понравилось.

– Вы были замужем?!

– Ну да. Пять лет. Бывший мой, конечно, был не столь богат, как ваш Гимлин, обычный офисный работник. Но он молодой, высокий ростом, привлекательный внешне.

– А что же разошлись?

– Надоели друг другу.

– А дети у вас есть?

– Нет.

– Вы больная?

– Не больная. Но разумная.

– А что, детей только дураки заводят?

– Есть, Марта, такое определение – «ответственное родительство». Не задумываясь, можно родить, только если у тебя надёжные тылы: любящий и трудолюбивый муж, любящие и не старые родители и прочие любящие родственники, жильё и собственная профессия. Тогда устоишь, если одно из составляющих выпадет: жильё потеряешь – родители приютят; работу потеряешь – муж и родители первое время прокормят, пока новую искать будешь; муж уйдёт – жильё и зарплата есть, и опять же родители поддержат, жизнь потеряешь – у ребёнка отец и бабушки-дедушки есть. А если часть этих составляющих отсутствует, а часть ненадёжна, то в случае потери даже одного из элементов может рухнуть вся пирамида. И пострадает при этом ребёнок, как в случае с Людой.

Тут уже старуха Гимлина возмутилась:

– А что за случай у Люды?

– Люда у чужих людей живёт. Ваши внуки её обижают, а заступиться за неё некому.

– Да как вы смеете клеветать на нашу семью! Никто её не обижает!

– Мария Давыдовна, я с ней в санатории больше двух месяцев прожила, и не разу она не описалась. А здесь – чуть ли не каждую ночь. И, главное, пижама сухая, а постель мокрая. Я уж на всякий случай решила следующий раз мокрую постель на анализы отнести. Там ведь всё можно определить, даже половую принадлежность того, кто в постель напрудил.

При последних словах Белла бросила взгляд на Марту. А девочка покосилась на неё и поджала губы. Ну вот, крючок заброшен.

Комната младших детей Ромы и Люды была напротив ванной, а комната младенца и няни – рядом с ванной. Напротив неё –две смежные, в которых размещались старшие мальчики, дальше комната Марты. Белла не могла оставлять на ночь открытой дверь в коридор, но всё-таки слегка приоткрывала, чтобы приглядывать за дверью малышей. И на следующую ночь проснулась от движения в коридоре, и успела перехватить младшего племянника хозяина дома. Наутро он пожаловался бабушке, что Белла Родионовна назвала его подлым. На упрёки она лениво отмахнулась. А потом слышала, как старуха просила сыночка «поскорее расстаться с этой белобрысой бестией». Ей по барабану, сегодня Светка позвонила и стала интриговать: «Ты не представляешь, кого подцепила наша красотка!» Ну, понятно, что не машиниста метро, а кого-то богаче предыдущего. Да не важно, главное, чтобы дочь забрала. И тогда Белла на свободу с чистой совестью!

Вечером вслед за Львом Михайловичем приехало ещё два автомобиля. Вышел в сопровождении секьюрити явный туз. Не по внешности туз, а по поведению. Уж кто покусится на жизнь этого мужичонки, тем более, в охраняемом посёлке! Но сопровождающий сел в прихожей у дверей, а машины остались перед воротами. Откуда у хозяина такой явно из другого эшелона приятель, стало понятно по дружеским тумакам и восклицаниям: «Лёвка!», «Макс!». Из детства. Лев Михайлович заскочил на кухню, быстро порезал лимончик и умчался в свой кабинет, где они уселись за шахматы. Белла, которая, воспользовавшись вечерним сном малыша, развлекала Людмилиных детей приготовлением десерта из кофе, сливок и желатина, фыркнула.

– Это классика, закусывать коньяк лимоном, – надменно завила крутившаяся вокруг них Марта.

– Это пижонство, сочетать коньяк, лимон и шахматы, – отмахнулась Белла. – Мой знакомый психиатр говорил, что крепкие алкогольные напитки надо закусывать горячим мясом. А фрукты и шоколад… вот ими закусывают шахматы!

Охранник в прихожей хмыкнул. Белла спохватилась:

– Кстати, господин сопровождающий, вы ведь наверняка не ужинали. Можете оставить на время входную дверь без охраны? Заходите перекусить. Если кто-нибудь вздумает покуситься на вашего туза, мы успеем выскочить и подставить ему подножку. И ребят своих зовите.

Марта фыркнула:

– Это ваш уровень?

– Ну да, мы люди трудящиеся, – весело ответила она.

– А папа с дядей Максом лодыри, что ли?

– Собственность есть воровство, это Прудон сказал, не я. Он имел в виду, что в основе имущества и капиталов лежит насильственное присвоение различных материальных благ, – поддразнила Белла девчонку. – Мой уровень – это честная работа.

Позвонил Светкин муж. Сообщил имя нового спонсора Людмилы. Ну и что, ей по этому поводу в воздух лифчик бросать? Он извинился, что, конечно, человек такого уровня вне её интересов. Тут Белла засмеялась: и что у свежеиспечённых москвичей за пристрастие людей по уровням сортировать как бельё на полках в шифоньере? Натуральные москвичи живут и не выёживаются. На это и намекнула. Тогда он вроде как устыдился, и всё остальное изложил в телеграфном стиле. Эта парочка месяц назад разбилась в Испании на трассе. Сам-то туз ничего, а вот Людмилу собирали по кусочкам, мало того, что она вся как мумия в гипсе, у неё ещё травма головы. Долгое время была в коме, нет, не то чтобы между жизнью и смертью, это её медицина в транс ввела, чтобы лежала и не рыпалась. А когда её включили, она завопила: «Дети!» Поиск начали с Белоруссии, там не нашли, и по месту жительства Людмилиной мамаши и в квартире самой Людмилы не обнаружили ни детей, ни саму мадам. Так что звонок Светкиного мужа очень кстати пришёлся. А к Белле у этого богатого перца убедительная просьба сопровождать детей в Испанию и помочь Людмиле в её беспомощном состоянии. Деньги предлагают… там такие деньги, что Белла, набравшая в грудь воздух для выражения своего отношения ко всему этому, выдохнула его назад. Но поинтересовалась, где тут второе дно? Собеседник ответил ей предельно цинично и откровенно: во-первых, инцидент желательно скрыть от прессы, туз в процессе развода, и такие факты Фемиду на его сторону не потянут; во-вторых, с Людмилой у него тоже предстоит не формальный, но вполне себе фактический развод, потому что товарный вид ею утерян надолго, если не навсегда, а он не тот принц, что над гробом мёртвой царевны терпеливо ждёт. Но он не поскупится, тем более, в отличие от жены Людмила на половину достояния не претендует. Для душевного спокойствия спящей красавицы прежде всего нужны дети. Так что буквально завтра с Гимлиным начнутся переговоры.

Белла облегчённо вздохнула, но всё же нервы разошлись, и она поняла, что заснуть не сможет. Поглядела в окно, машины всё ещё у ворот. Сегодня можно детскую не охранять, едва ли Марта организует какую-нибудь пакость в присутствии посторонних. И всё равно дверь оставила приоткрытой. Уличного освещения обычно хватало на то, чтобы ориентироваться без включения ночника. Белла сбросила с кровати на кресло покрывало и только взялась за одеяло, как услышала скрип двери детской, она специально уксусом на петли капала. Как была с одеялом в руках она бросилась в коридор, влетела в детскую и набросила его на маленькую фигурку. Дёрнула одеяло на себя, опрокинув злоумышленника на пол и рухнула сверху. На визг прибежали почти все обитатели дома. Первым с фонарём здесь оказался охранник (а ведь с первого этажа бежал!), потом из соседней спальни доковыляла Мария Давыдовна и включила свет, следом прибежали шахматисты. Мария Давыдовна рявкнула:

– Что здесь происходит?

Белла неловко поднялась, откинула в сторону одеяло и сказала:

– Вот. Это Людочкина больная почка, – она кивнула на скорчившуюся на полу Марту. Потом показала на валяющуюся на полу банку. – А это ночной энурез пришёл.

– Что? – растерянно переспросил нетрезвый Гимлин.

– Пацаны всегда на Людину кроватку писают, – сказал проснувшийся Рома. – Это секрет.

– Это подлый секрет, Рома, – сердито ответила ему Белла. – Люда, иди ложись на мою кровать. Только одеяло прихвати, а то моё, видишь… в Мартиной моче.

Марта зарыдала, растолкала толпящихся у дверей и убежала к себе. Люда скомкала одеяло, прижала его к животу и встала рядом с Беллой, не решаясь выйти вслед за Мартой.

– Ишь, какой одуванчик, взъерошенный ветром негодования, – сказал с пьяным умилением гость Белле. Потом повернулся к другу. – У тебя, Лёвка, в семье дедовщина как в армии.

– Бабовщина, – поправила его Белла. – В этой семье властные женщины и слабые мальчики, податливые на всё плохое.

– А почему вы взрослым не объяснили, что всё так скверно?

– Пыталась. Не верят. А сама я росла в чужом доме, поэтому зверею, когда при мне издеваются над ребёнком. Извините за прерванную партию. Спокойной ночи!

Ни свет ни заря её разбудил Лев Михайлович. Белла накинула халат и вышла в коридор:

– Что?

– Марта пыталась покончить с собой.

Белла повернулась к её двери. В комнате у постели Марты сидела заплаканная Мария Давыдовна, двое сотрудников «Скорой помощи»: одна что-то писала за столом, другая копалась в чемоданчике. Она тихо спросила их:

– Что-нибудь типа таблеток от поноса?

– Ну… почти, – усмехнулась та, что за столом.

– Штуки три?

– Две.

– Умная девочка.

– Прекратите, – взвизгнула старуха. – Довели бедного ребёнка!

– И чем же довели её, интересно? Не дали поиздеваться всласть над маленькой девочкой?

– Белла Родионовна, не надо, – попросил её  Гимлин.

– Нет уж, давайте выясним отношения до конца, иначе зачем я здесь? При медиках будем или можно их отпустить?

Гимлин пошёл медичек провожать. Вернулся почти бегом:

– Ну?

– Лёва, гони её!

– Мама, ты всё поняла? Тебе объяснять ничего не надо? А я в растерянности. Говорите, Белла Родионовна!

– Не думаю, что Марта в классе подвергается буллингу. Но отношением одноклассников она недовольна. Так, Марта?

Она отмолчалась.

– Вместо того, чтобы показать себя сверстникам с лучшей стороны, она компенсировала свою обиду тем, что организовала стаю мелкоты дома и стала унижать слабых. Людочку они обижали с вашей подачи, Марья Давыдовна, потому что вы всё время подчёркивали, что она чужая. И этих несчастных нянек, которые не от хорошей жизни в услужение идут. А вы им репутацию испортили. Деньги и драгоценности дети им подкладывали. Ваша старшая внучка – расчётливая дрянь. Вы ведь каждые полчаса на неё заходили посмотреть этой ночью, как она? И навели её на мысль, как можно жертву изобразить. Лев Михайлович, если мальчики останутся под влиянием Марты, они в будущем вас сильно огорчат. А Людочку и Рому я завтра-послезавтра увезу к матери.

– Люда нашлась? Впрочем, неважно. И детей я ей не отдам!

– Отвечаю по порядку. Людмила нашлась. К сожалению, в больнице. Беспокоится о детях, ведь знает, что им здесь плохо. Девочка по документам вам никто, так что её я заберу и без вашего согласия. За Рому бы пришлось побороться, но после сегодняшнего случая вы отпустите его сами. Представьте себе, что вывалится на вас, если вы с бывшей женой станете судиться за сына. Адвокат призовёт свидетелей, которые в подробностях расскажут, что творится в вашей семье. Кроме меня, свидетелями выступят все служащие, уволенные из вашего дома. И это не только няньки, ведь да? Всё это выплеснется на страницы жёлтой прессы, об этом узнают ваши знакомые, родители одноклассников ваших детей и сами одноклассники. Думаю, их в школе будут дразнить и презирать. Пострадает и ваша деловая репутация…

– Сколько?

– Единственный выход – развестись без выкладывания грязного белья. В доме матери Рома будет расти в здоровой обстановке. Навещайте, встречайтесь, никто препятствовать не будет. Алименты установит суд. На раздел имущества она едва ли будет подавать, я думаю, у вас всё продумано и от претензий супруги защищено. Сегодня с вами свяжется представитель Людмилы. Обдумайте эту ситуацию, время есть. Няньку малышу ищите срочно. Насчёт остальных детей могу дать бесплатный совет. Разговаривайте с ними! Объясните, то, что они творили – мерзость! От сестры их надо изолировать.

Через три дня Белла с детьми вылетела в Барселону.

Перед поездкой она выдержала бой за право ехать без мадам. Просто заявила, что если поедет она, то Белла остаётся в Москве. Человек, который занимался Людмилиными делами, повидался с её мамашей и вернулся с перекошенной физиономией: «Всё как вы сказали. Пиявица!» Как ни странно, посетил Беллу, которую с детьми в тот же день перевезли в Людмилину квартиру, и Людмилин спонсор. Наверное, по-своему неплохой человек, озаботился не только должным уходом за пострадавшей, но и её душевным комфортом. Спросил, почему Белла возражает против этой дамы, ведь мать поддержит в беде как никто другой.

– Рада за вас, что у вас мать нормальная была. А вот Людмиле не повезло.

Светка с мужем пришли провожать их в аэропорт. В причине такой любезности Белла не заблуждалась: летели они вместе с Людмилиным кошельком на ножках. Пока муж общался с большим человеком, Светка расспрашивала о нём Беллу. Интересовало её, не приглянулась ли она такому перспективному кадру. Белла смеялась от души:

– Свет, я, наверное, испорчена любовными романами. Там всегда олигарх высокий, стройный, с пронзительными голубыми или мрачными карими глазами. И ещё кубиками на прессе! Как глянет этими пронзительными да придавит кубиками, так и отдашься ему хоть в спальне под парчовым балдахином, хоть на берегу океана, хоть в грозовую ночь на вершине скалы или в кратере вулкана! А у вас в Москве они все какие-то недоделанные. Что самое обидное, вместо пресса с кубиками живот, плавно переходящий в шею. Как глянет местный плейбой заплывшими глазками да ткнёт упругим брюхом, так и отлетишь к чёртовой матери! Вот Людмилины: муж не бедный, но на внешность просто бритый Черномор, к тому же ещё патологический бабник. Любовник – ну ты сама видишь…

– А что такого? Нормальный же мужик.

– Ну, не знаю, на пингвина похож. И бабник, но другой. Если Лев Михайлович к каждой юбке стремится всем сердцем и ещё кое-чем, то этот, кажется, считает, что отсутствие любовницы – это ущерб имиджу и заводит их как породистых собак. Да, мельком ещё одного крутого видела, к Гимлину с охранниками приезжал. Как насчёт баб, не знаю, но по внешности тоже не орёл, а воробей ощипанный, возраст у всех этих господ в районе полтинника…

– Дай угадаю! Денисов!

– Фамилию не спрашивала. Гимлин звал его Макс.

– Ну да, Максим Ильич. Этот в сто раз… да нет, в тысячу круче Людкиных. Но он верный муж.

– Звучит обнадёживающе. Значит, и среди них приличные бывают.

Почему-то вспомнила, как этот туз назвал её одуванчиком. Так её тётя Маруся звала за пушащиеся белые волосы.

В госпиталь их привёз этот отставной спонсор лично. И в последующие несколько дней до отъезда к Людмиле приходил и маялся. Вроде, все финансовые вопросы они решили, а он всё не решался проститься. Позже она спросила у Людмилы, в чём дело? Она отмахнулась: «Лёвку я любила, а этот просто партнёр. У него уже другая партнёрша, а всё ему неловко».

При виде матери дети испугались. Повязка на голове в виде шлема, одна рука перевязана и на теле гипс в виде комбинезона с оторванной штаниной: от подмышек и вниз, переходя на ногу до самой пятки. Но Белла быстро их построила и заставила о Белоруссии рассказывать. И они ей о войне двенадцатого года, о лесе, о бассейне, о поезде. Потом нянька усадила их рисовать маме красивые картинки для украшения палаты, а сама вполголоса поведала о том, как они оказались к концу второго месяца без денег.

– Но ведь я ей очень приличные деньги посылала!

– Но ведь она через день в Минск ездила и каждый раз с покупками возвращалась, – возразила ей Белла. – И в Москву она в новой шубке приехала. А дети в лёгких осенних куртках. Если бы я не попросила Гимлина привезти к поезду тёплую одежду, дети бы по пути до метро окоченели!

– Не знаю, что с ней случилось, – всхлипнула Людмила. – Была она у меня добрая мамочка, душевная. Ну, готовить не умела и убираться не любила. А когда я с первым своим сошлась, она как с цепи сорвалась. Всё только деньги, деньги и деньги! Всё только шмотки, шмотки и шмотки! Когда мы разводились, он мне предложил вместо алиментов квартиру. Конечно, я согласилась. А она на меня наорала: как мы жить будем? Да при чём тут мы? Алименты – это же на Людочку. И с ребёнком ни разу не согласилась посидеть. А когда я ушла от Лёвы, она меня гнала назад. Он ведь ей деньги давал, пока мы вместе жили. Больше, конечно, чтобы в дом не лезла.

– Бзик на почве климакса. В беде она тебе не помощница, – похлопала её по руке Белла. – Представляешь, что было бы, если бы она прилетела сюда? Горшок бы не подала, с детьми бы не занималась, зато компостировала бы тебе мозги и выпрашивала деньги. Так что надейся только на себя. Мне кажется, ты залежалась. Надо тебе эспандер принести, чтобы руки накачивать. И пора тебе вставать на костыли. И не ори, что не сможешь.

На следующий день Белла принесла ей юбку-размахайку на пуговицах от пояса до подола и мешковатую футболку.

– Какое тебе бельё, как ты на костяную ногу трусы натягивать будешь, если сгибаться не можешь, потому что закована в гипсовые латы как статуя командора!

И поставила её на ноги. Дело это было нелёгкое, ведь приходилось, опираясь на костыли, бросать вперёд всё закованное в гипс тело. Белла гоняла её по палате, обзывая то мумией Нефертити, то девушкой с двумя вёслами, то севрской статуэткой. Людмила злилась, но как-то, допрыгав до зеркала, она погляделась в него и сказала:

– Шрам на лице и хромота. Нет, я не мумия, я Жофрей де Пейрак! Эй, Анжелика, помоги повернуться!

И Белла облегчённо вздохнула: у пациентки чувство юмора появилось. На четвёртый день, когда Людмила успешно сама сумела закинуть на кровать свою костяную ногу, в палату вошла её мать.

– О-о, – застонала Людмила.

– О, какая радость, – вскочила Белла. – Вы к нам на выручку? Вы деньги привезли?

– Какие деньги?

– А мы тут без денег. Последний хрен без соли доедаем.

– Мам, как есть хочется, – включилась Людмила. – Сходи, возьми что-нибудь посытнее.

– Но у меня денег нет совсем! Я на последние билет купила!

– Зачем?

– Но я же волновалась!

– А дома ты поволноваться не могла?

– Ладно, Люда, может, и к лучшему, – подытожила Белла. – Я с детьми в хостел, а мама у тебя на полу заночует. Вот, судно под кроватью, на столике лосьон и ватные диски. Тело ей на ночь обработаете.

– Нет, я с детьми в отель!

– Не хочу с бабушкой, – заныл Рома.

– Я тоже, – подхватила Людочка. – Мы с Беллой Родионовной лучше тут на полу будем спать.

– Ладно, – великодушно махнула рукой Белла. – Идите в отель.

– Но… деньги…

– Как можно с пустым карманом из дома уезжать? Мама, ты знаешь, что у меня никакой специальности нет. Что мужики дают, на то и живу. Уж в крайнем случае можно было проституцией заняться. А сейчас ты видишь, – Людмила постучала по гипсу.

– Доступ к телу перекрыт, – подытожила Белла.

– А твой нынешний что?

– Разорился, бедняга, – вздохнула Белла и посмотрела на этого беднягу, который уже минут пять стоял в дверях и изумлённо таращился на них.

Тут его увидела Людмила и довольно неубедительно подавила смешок, сделав вид, что всхлипнула:

– Бедняжка ты мой!

На бедняжку устремила возмущённый взгляд мадам. Он этот взгляд стоически выдержал, только потоптался на месте и даже неуклюже развёл руками: что, мол, поделаешь, если бедняжка! Людмила его хореографии не выдержала, сорвалась, выдернула подушку из-под головы и, накрыв голову, захохотала, неартистично изображая рыдание. Белла выскочила в коридор, подозвала помощника бедняжки и объяснила ему ситуацию. Он покопался в телефоне и вошёл в палату:

– Извините за беспокойство, но есть один билет на Москву на вечерний рейс. Кто полетит?

– Я, конечно, – зашла за ним следом Белла. – Вы уж тут по-семейному решайте свои проблемы…

– Ну нет, – возмутилась мадам. – Мне от ваших вестей с сердцем плохо стало. Я полечу!

– Тогда давайте на выход, а то через час регистрация начнётся!

Мадам расцеловала внуков и дочь, кинула негодующий взгляд на не оправдавшего её надежд мужчину и покинула палату.

Вскоре панцирь с пациентки сняли, и они переехали в небольшое бунгало. Людмила много ходила, сначала на костылях, потом с тростью, но только по плиточным дорожкам дворика, стесняясь своей хромоты, короткого ёжика на побритой голове и рваного шрама на лице. А Белла с детьми гуляли по пустынным пляжам. На удивление в этом пригороде даже во внесезонье было много русских, и постоянно живущих, и отдыхающих. Некоторые вели себя довольно шумно.

Позже Людмила провела несколько дней в клинике пластической хирургии, где ей почти убрали шрам. Теперь можно было возвращаться домой.

Людмила так стеснялась своего вида, что Белла предложила ей поменять имидж.

– Ну что можно сделать из тифозного мальчика, – с досадой отмахнулась она.

– Рокершу!

В большом магазине, куда они зашли прибарахлиться, Белле с трудом удалось объяснить на её скромном английском, чего дамы желают. Белла настаивала на кожаных шортах и ботфортах, но Людмила согласилась только на кожаные брюки и грубые ботинки: «Хороша я буду в январском Шереметьево в шортах!» Образ довершили кожаная куртка с цепями, бандана, массивные серьги-кресты и яркий макияж. Дети были в восторге. А в аэропорту Людмила шепнула Белле, что никогда к ней не приставало столько молодых парней, раньше к ней липли только зрелые и перезрелые мужчины.

В Москве Беллу ожидал сюрприз: встречать их приехал Марк, который ей звонил накануне и знал о прилёте, но то, что он в столице, не сказал. Впрочем, сюрприз оказался с горчинкой, потому что Людмила сразила его своей внешностью наповал. Он как подсолнух поворачивал голову вслед за ней и блаженно улыбался. Укладывая в багажник их многочисленные вещи, шепнул Белле с укором:

– Почему ты не сказала мне, что она красавица?

– Я сразу сказала тебе, что она красотка, – возразила она, с досадой вспоминая, что, кажется, она ещё и дурой назвала. – Как ты здесь оказался?

– На головное предприятие по делам приехал. А они предложили к ним перебраться. Дали время подумать. Но, наверное, я соглашусь.

Оживлённая Людмила выбрала время и шёпотом спросила:

– Извини, это твой?

– Подругин. Но они развелись. А мне он только друг.

– Значит, можно об него коготочки поточить? Давно не практиковалась.

– Точи! – мужественно разрешила она. Но ночью немножко поплакала.

И не то, что она в Марка влюблена. Но любила как друга. Да что там, и влюблена немного, и друг он у неё единственный. А на Людмилу он глядит так, что никого больше не замечает. Нет, с детьми он хорошо общается. Зоя выкинута из сердца как рваный башмак. Если Людмила не просто поиграет, а увлечётся, это семейство заполнит всё его большое сердце, и Белле места там не останется. Нужно устраиваться на работу и съезжать.

Трепетная душа Змея Горыныча

Пискнул телефон. Ага, подключения требует. А время… да пора вставать. Хозяин уже уехал, а хозяйка раньше одиннадцати не встаёт. Так что можно спокойно позавтракать на кухне, посмотреть прогноз погоды и в зависимости от него приготовить одежду для прогулки Наташи и наметить маршрут прогулки.

Она зашла на кухню, поздоровалась и сказала, что будет только кофе, двинувшись, чтобы приготовить его для себя. Из столовой загудел мужской голос. Белла вздрогнула и поглядела на кухарку. Та развела руками. Заглянула Галя, пискнула:

– Белла Родионовна, Максим Ильич просит вас присоединиться к нему…

Кухарка перехватила у неё джезву и махнула рукой, иди, мол. Белла вздохнула и зашагала в столовую. Галя уже накрыла напротив хозяина.

Хозяин посмотрел на чашку, поставленную перед ней Галей, и спросил:

– Почему вы не завтракаете?

Белла с трудом сдержалась, чтобы не напомнить, что ей уже двадцать девять и она сама знает, чего хочет. Но в очередной раз сдержалась и объяснила, что с утра пьёт кофе, а ест кашу позже вместе с Наташей. Он с недоверием покосился и поинтересовался, что за поездки за пределы посёлка? Она ответила, что вчера они ездили в Одинцово в спортивный парк. Побывали на детской площадке и посмотрели на тренировку скейтбордистов. И как? На детской площадке Наташа покачалась на разных качелях, а у скейт-парка просто визжала от восторга.

– Больше ничего не было?

Так, понятно, охрана заложила.

– На детской площадке она подружилась с маленькой девочкой, а потом вдвоём они отмутузили одного мальчика. Мы их своевременно растащили, но пацану всё-таки досталось. Мама его не в претензии, сказала, давно нарывался.

– Вы считаете, что это нормально?

– Ребёнок должен общаться со сверстниками. И в случае необходимости уметь защищать свои интересы.

К счастью пискнул браслет. Белла Родионовна кивнула ему: «Приятного аппетита!» и рванула к лестнице.

Тоска. Только одним словом можно охарактеризовать последние месяцы. Тогда в январе, вернувшись с семьёй Людмилы из Испании, она судорожно искала работу. Хотелось чего-нибудь монотонного типа её недолгой службы в МФЦ. Но опыта офисной работы не было, а самое главное не было регистрации. Навещавший детей Гимлин звал её вернуться к нему, обещал даже платить больше. Она только взгляд на него метнула. Он стал оправдываться, мальчикам, мол, внушил, а Марта теперь живёт в городской квартире с Марьей Давыдовной. Она фыркнула: «Тем более!» И Лев Михайлович стыдливо потупил глазки.

Выйдя из очередной конторы из пригласивших её сегодня фирм после обзвона объявлений о вакансиях, она ответила на звонок Марка:

– Нет, не нашла… в двух местах уже отметилась… да что, колл-центр на аутсорсинге, а проще говоря, втюхивать по телефону сегодня котлы, а завтра варежки… да не волнуйся ты, найдётся хомут на мою шею, только бы не натирал ни кошелёк, ни совесть.

Только сунула телефон в сумку, как он опять заголосил. Достала и буркнула, решив, что это Марк продолжает бестолковиться:

– Ну, что ещё?

Приятный мужской голос представился, но в городском шуме она пропустила, кто он и что ему надо. Чтобы не выглядеть тупицей, она просто сказала в трубку: «И?» Он слегка удивился, но после секундной заминки сказал, что если она желает поговорить о трудоустройстве, то надо бы встретиться. И далеко ли она находится? Белла оглянулась и прочитала мудрёное название компьютерного магазина. Собеседник бурно обрадовался, что она так близко, и скомандовал, чтобы оглянулась и поискала взглядом высотное здание шоколадного цвета со сферическим закруглением крыши и зеркальными окнами.

– Да, действительно, торчит вдали такая какашка, – пробормотала она.

Собеседник захохотал:

– Нашего монстра как только не называют, но до такого ещё никто не додумался! На входе назовёте свою фамилию, я пропуск оставлю.

Несмотря на то, что здание находилось в прямой видимости, добиралась она до него полчаса. Только выйдя на площадь, она оценила размер здания. Ух ты, в таком крутом офисе работать! И кто, интересно, порекомендовал её?

Когда она назвала фамилию, стоящая у входа девица в офисной форме «белый верх, чёрный низ» и с бейджем «Стелла» и что-то там ещё буковками помельче недовольно прокаркала, что ждёт её уже полчаса. Белла фыркнула: «А я раньше прийти и не обещала», и двинулась вслед за ней. Представила себя работающей здесь и идущей рядом с ней в такой же униформе… только ведь каблуки такие высокие она носить не привыкла. И своими скромными бёдрами так вилять у неё не получится. Значит так, каблук сантиметров двенадцать, чтобы ей до уха макушкой достать, волосы отрастить и подначесать, чтобы выше казаться, косметики погуще. Ага, идут две такие, у одной на бейдже «Стелла», а у другой «Белла». И фыркнула невольно. Они в это время вошли в лифт. Сопровождающая оглянулась возмущённо и покосилась на двух мужчин, зашедших в лифт раньше. Может, кто-то из них ей нравится, а она её дискредитирует?

– Извините, Стелла, – с трудом сдерживая нервный смех, негромко сказала она. – Я просто представила себя с бейджем и рядом с вами, – и увидев, что та не поняла, пояснила. – Меня зовут Белла.

Мужчины дружно хмыкнули. И Стелла, до этого демонстрирующая раздражение, вдруг раскатилась звонким смехом:

– Белка и Стрелка!

Они хохотали до своего этажа, а когда выходили, один из мужчин им вслед спросил:

– Девчонки, а вы в какое время обедаете?

Стелла скорчила рожицу и, двинувшись по коридору, с пренебрежением в адрес несвежих кавалеров бросила Белле:

– Не хватало, женатики будут клеиться!

Теперь Белла видела не капризную офисную барышню, а весёлую девчонку, готовую на пальчик посмеяться. А та открыла дверь кабинета, даже не кабинета, а выгородки со стенами матового стекла, и сказала:

– Григорий Семёнович, к вам Палей.

Как Белла успела заметить, зашли они в юридический отдел. А этот Григорий Семёнович его начальник или, по крайней мере, какой-нибудь заведующий структурным подразделением. И он её сразу разочаровал: место няни предложил. А она уже настроилась на высокий каблук и виляние бёдрами!

Заметив ухмылку, он поспешил объяснить ей, что зарплата будет положена такая, которая, к примеру, молодым сотрудницам его отдела, имеющим красный диплом и некоторый опыт практической работы, даже и не снилась. Белла за несколько дней поиска работы уже уяснила, что заняться чем-то новым и притом с хорошим вознаграждением едва ли удастся. Поэтому отказываться не стала, только спросила, почему он не воспользовался каким-нибудь кадровым агентством, насколько она знает, с подбором нянек на рынке труда проблем нет. «Рекомендовали», – пробормотал он в ответ. И, если она против этой работы не возражает, то пора пообщаться с работодателем. Поднял трубку, нажал на кнопку, дождался ответа, спросил: «Свободен?» и сорвался с места. Белла летела за ним по коридору, пытаясь на ходу собрать мысли в кучку: значит, не этот торопыга счастливый отец её воспитанников, и хорошо, если это бы оказался не выводок злобных шакалят наподобие Гимлиных, и фиксированный ли рабочий день будет, и как быть с регистрацией и проживанием. Они проскочили большую приёмную, в которой ожидали несколько человек, и ворвались в кабинет. В ожидании нового знакомства Белла даже испытала некоторое разочарование, увидев его обитателя. Шахматист. Тот самый друг детства Льва Михайловича.

– Григорий Семёнович вам всё объяснил? – спросил сурово её будущий работодатель.

– Кроме зарплаты ничего.

– Ну, правильно, – покосился он на юриста. – Итак…

В общем, воспитанница одна, его дочь Наташа трёх лет, но вообще-то скоро четыре, проживание в доме, дом в Подмосковье, в Одинцовском районе, выходной один – воскресенье, но иногда может случиться так, что придётся поменять на субботу, никакой информации из дома для посторонних. Приступить к работе с сегодняшнего дня.

– Э, нет, сегодня никак не могу, – перебила его она. – Обещала с детьми посидеть, хозяйка в театр идёт.

– Но мне сказали, что вы ищете работу…

– Ищу, но живу у прежней работодательницы. А на сегодня обещала.

Видно было, что шахматист к отказам не привык. Решила прощупать, насколько он договороспособен, и предложила:

– Я могу сегодня приехать в гости вечером на часок с двумя детьми, детей вы знаете. Малышня поиграет, мы с Наташей друг к другу приглядимся. Если отторжения не будет, завтра с утра переберусь с вещами.

– Это разумно, – одобрительно кивнул он с заминкой буквально на несколько секунд. – Есть ещё вопросы?

– Да. Я понимаю, что в такой дом, как ваш, без основательной проверки не приглашают. А в моей биографии есть несколько очень скользких моментов…

– Разумеется, вас проверяли. Вы имеете в виду доморощенную подделку сайта, убийство старухи и ваше похищение?

Вот это удивил так удивил! Тогда нужно уточнить:

– Это ваши люди так оперативно всё проверили? За несколько дней?

– Разумеется, нет. Проверяли вас ещё в декабре. Кстати, за это время ничего не прояснилось?

– Нет, не всё прояснилось. По поводу похищения суд был, но там заказчикам дали такие смешные сроки, причём тётке условный, что мы подали на апелляцию. Создатели фальшивки в интернете выплатили мне компенсацию и принесли публичное покаяние. Убийца Резниковой не найден. Но почему в декабре? И тогда уж просветите, что с предыдущей няней?

– Няня с дочерью были очень привязаны друг к другу. Она зовёт её бабушкой. Но старушка давно предупредила, что как только её родной внучке стукнет три года, она вернётся домой, чтобы нянчить её. Поэтому искал ей замену. Вас выбрал, потому что вы самоотверженно кинулись на защиту воспитанницы. Моей дочери нужна именно такая няня. Итак, я ответил на все ваши вопросы. Остальное решите с Григорием Семёновичем. До свидания.

И вот уже четвёртый месяц она здесь. Вроде бы, всё прекрасно, зарплата капает на карту и почти не снимается, потому что в этом доме у неё и стол, и дом, как говорится. Хозяева пальцев не гнут, ведут себя просто, зовут по имени-отчеству. Хозяйка, дама сногсшибательной внешности, подправленной пластической хирургией, холодноватая, нобеззлобная, имя у неё, как и у предыдущей, Людмила, и такая же недалёкая, только зовёт её Белла по отчеству, потому что, как ни стараются специалисты по тюнингу, лет ей всё равно за сорок. Между собой супруги очень дружны и нежны, хотя живут вместе восемь лет. И всё же есть в этом доме какая-то фальшь. «Вот носом чую, обманом пахнет!» Это она Марку сказала, когда они в выходной как-то в Царицыно съездили. «Как не быть, – успокаивал её он. – Где большие деньги, там всегда криводушие». Удивляло её и отношение родителей к ребёнку. Складывалось впечатление, что Максим Ильич Наташу выносил и родил, а Людмила Кирилловна только на начальном этапе участвовала. Она вполне доверяла Белле по любым вопросам, связанным с дочерью, а с хозяином у няни постоянное недопонимание по части воспитательного процесса. Он таял как мороженое в присутствии Наташи, он оберегал её от малейшей возможности пораниться, он готов был заслонить её от всяких проявлений жизни.

Девочка хорошая, здоровенькая, позитивная. Предыдущая няня в силу своего возраста предпочитала за пределы усадьбы не выходить. Наташа общалась только со взрослыми, гуляла только по дорожкам. Но ребёнку почти четыре года! Когда Рома в первый вечер их знакомства показал ей, что можно натворить в её игровой, она только таращила испуганно глаза, а потом пришла в восторг и разошлась так, что пришлось всех успокаивать. А теперь Белла планомерно её с реальной жизнью знакомила. И каждый раз наталкивалась на раздражение Максима Ильича.

Ну, а сегодня он, вместо того, чтобы по своему обыкновению умотать до вечера на работу, неожиданно возник в их крыле, где в конце коридора по заказу Беллы был сделан спортивный уголок: шведская стенка, перекладина, кольца и даже боксёрская груша. К его приходу они уже завершали упражнения на дыхание. Увидев Денисова, Белла недовольно сказала:

– Закончили. Пару минут занимаешься произвольно.

Наташа вскочила с коврика и бросилась к груше. Она и кулаками по ней стучала, и ногами пинала. Отец удивился, что это она? Продолжая пинать, она ответила:

– Это бокс, меня дядя Стёпа научил. Вот пойдём гулять, я этому мальчишке задам! Будет знать, как девочек обижать!

– Так, значит, сегодня ты будешь драться. А ещё что?

– Мы сегодня поедем по железной дороге!

– Что такое?

Белла объяснила, что они на этой неделе читали «Путешествие голубой стрелы» и смотрели «Паровозик из Ромашково», и выяснилось, что Наташа настоящего поезда не видела. Поэтому сегодня они доедут до станции, посмотрят, как мимо них промчится «Ласточка», а потом на электричке проедут несколько остановок и вернутся назад. Сопровождать их будет Степан. На обед опоздают минут на двадцать. Вот такое у них сегодня железнодорожное путешествие.

– Хорошо, я с вами, – вдруг сказал он.

«Вот же …», – непедагогично подумала Белла. А Наташа обрадовалась. И поехали они на трёх машинах. Только одна, Стёпина, встала на стоянку, а две куда-то уехали. А Максим Ильич, Белла, Наташа и Степан с ещё одним охранником пошли к переходу. Наташа держала отца и няньку за руки и трещала без остановки, радуясь тому, что мост высокий, что лестница длинная, что электричка стучит. Что народу много. А в Жаворонках в ожидании обратной электрички Белла купила пять эскимо, а Наташа раздала всем по штуке. А в вагоне Белла отвернулась с этим эскимо к проходу, чтобы не рассмеяться в голос, потому что потешно было видеть мужиков с мороженым. Но они справились, только вдруг оказалось, что в Отрадном Денисов с охранником выходят.

Увидев знакомые лица охраны, встречающих босса на перроне, Белла успокоилась, значит, он по расписанию определил, где им удобнее пересечься. А Наташе она велела помахать отцу рукой, он же уже приехал, а ей ещё кататься. Глядя, как он шагает, окружённый крепкими парнями, она хихикнула: «Миллионер в ожидании маршрутки».

За обедом Наташа спросила:

– Мама, ты хоть раз видела электричку? А мы с папой на ней даже путешествовали!

– Да? – вырвалась из каких-то мечтаний Людмила Кирилловна. – Да что ты говоришь!

– Да! Мы ели мороженое!

И у отца вечером спросила, понравилось ли ему на электричке есть мороженое?

– Непередаваемое ощущение, – неожиданно засмеялся он. – Спасибо Белле Родионовне за наше счастливое детство!

А в субботу с утра спросил, что они читали и с чем они сегодня собираются знакомиться. И Наташа воскликнула:

– С лошадками!

– Значит, поедем к лошадкам!

И отвёз их в конный клуб, и усадил дочь на пони. И даже Беллу потом закинул на лошадь. И ей даже понравилось. Вот же бывает туз в человеческом настроении! Но не понравилось, что задержал чересчур на руках, и слишком сжал в объятиях, когда снимал с лошади. И слишком громко и быстро стучалось его сердце, да так, что и её засбоило.

Вот такая у Беллы теперь жизнь. А Марк через месяц с небольшим вернулся в Новогорск. Звал её с собой, но она сказала:

– Пока все дела там не закончатся, я домой не вернусь. А то тётка по сию пору на свободе. Что такое ей доехать до меня? Какие-то двести километров! Да и самой можно не нарушать, а бандюков подослать, как в прошлый раз.

Вспыхнувшая страсть Марка к Людмиле так же быстро и погасла. Об этом сам он не рассказывал, а Белла его не спрашивала, но полагала, что либо ему стало скучно с ней как с собеседницей, либо он элементарно не потянул её денежно. Это для их провинции в Москве ему предложили деньжищи, а с точки зрения столичной штучки это денежки. А отступил так быстро, потому что имел опыт с Зоей, которая выгнала его, когда денег стало мало.

В первый месяц работы был как-то случай, когда она заскочила в офис, чтобы оформить некоторые документы. И увидела, как Денисов рычал на подчинённых. Она сказала юристу:

– Он какой-то двуликий Янус, наш босс. Два лица: одно плюшевого мишки для дома, другое разбуженного зимой медведя-шатуна для офиса.

– Тогда уж трёхликий, – ухмыльнулся Григорий Семёнович. – Вы его ещё не видели, когда он с конкурентами общается. Вот где гром и молнии! И сжирание полное, так что косточки хрустят. А с сотрудниками что… просто брюзжит.

– Нет, такое определение не годится. Тогда он Змей Горыныч. Одна голова огонь изрыгает на конкурентов, другая дым ядовитый на подчинённых, а третья сладкую вату на семью.

– Ну и дела, – удивился он. – Если бы мы вместе в здание не заходили, я бы решил, что вас кто-то из наших сплетнями загрузил. Так ведь его и зовут в народе за страх, который он на всех наводит. Вы только головы дифференцировали.

Юрист тоже шахматистом был. Часто в выходные в доме Денисовых бывал, были они на «ты» с хозяином. Поэтому Белла с ним разговаривала без опаски, зная, что семье воспитанницы он друг. И именно поэтому, когда на четвёртом месяце её службы в этом доме однажды ночью во двор въехали две машины, и в них стали выносить и грузить чемоданы, а командовала людьми Людмила Кирилловна, Белла благоразумно не вышла из своей комнаты и не включила свет, а позвонила Григорию Семёновичу.

– Сука, – отреагировал он спросонья. – Воспользовалась тем, что Макс в отъезде, и смывается к этому альфонсу. При муже неудобно было бы барахло своё забрать, вот и торопится. Вы не выходите из комнаты, пусть подавится этими тряпками, Максу-то они зачем.

– А Наташу она не заберёт?

– Об этом я как-то не подумал. Выезжаю!

Белла накинула халат и побежала в Наташину спальню. Мать к ней не заглянула, уехала вскоре. Минут через сорок приехал Григорий Семёнович:

– Поживу у вас, пока Максим Ильич вернётся. Есть спальня свободная?

– Устрою вас в этом крыле, к нам поближе, что-то мне не по себе.

Денисов вернулся из деловой поездки с почерневшим лицом. Только Наташин бурный восторг при встрече немного оживил его. Краем уха Белла слышала часть разговора с юристом, когда уговаривала Наташу пойти погулять, оставив отца в покое: «По контракту она не имеет права ни на что». «Но Наташа!» «Отобьём! Она не может претендовать на ребёнка, у неё жильё скромное, работы нет». «Но…» «Да. А ведь Инна Леонидовна предупреждала. Но на шантаж поддаваться нельзя, иначе он никогда не кончится».

Не сказать, что эта история стала сенсацией. Чего-чего, а разводы в наше время вполне обыденны хоть среди бюджетников, хоть среди богатеев. Велись переговоры, хотя о чём бы, спрашивается? Если дочь Людмила Кирилловна сама оставила в доме мужа, если подписан восемь лет назад брачный договор, так решайте всё в суде! Но было что-то в этой семье, может быть, жена какие-то тайны мужа могла продать?

Максим Ильич попросил Беллу временно отказаться от выходов с ребёнком за пределы усадьбы. Она отмахнулась:

– Да я и в одиночку пока выходить не буду. Какие-то пройдохи у ворот крутятся, с вопросами пристают. Оно мне надо, чтобы какую-нибудь сплетню сплели, опубликовали и на меня сослались?

Как-то утром она спустилась в кухню на завтрак и увидела, как кухарка суетливо запихивает газеты в ящик стола.

– Ладно уж, дайте и мне почитать!

– Ох Белла, глянь, что пишут. Ведь это срамота какая!

От прочитанного её затошнило. Написано было явно не со слов Людмилы Кирилловны, она и слов-то таких не знала. Стенания от тоски из-за разлуки с дочерью, бескорыстие, любовь к новому избраннику («я впервые узнала, что такое любовь, не страсть, нет, но нежность и единение душ»), невозможность жить дальше с этим жёстким, если не сказать жестоким человеком («не буду рассказывать всего, спросите любого его подчинённого о стиле общения в холдинге, его за глаза зовут Змеем Горынычем»), а к дочери… нет, он к дочери совсем иначе относится, это его единственная любовь. И так последнее высказывание выглядело, что стало понятно, каким будет следующий намёк. Сука!

Последнее слово она не только подумала, но и вслух брякнула. Поскольку она сидела спиной к входу, то не видела, что они уже не вдвоём.

– Полностью с вами согласен, – произнёс мужской голос.

Она вздрогнула и обернулась.

– Ой, напугали, Григорий Семёнович. Мне показалось, что это Максим Ильич. Только ему не хватает эту гадость увидеть!

– А вы думаете, не видит?

– Бедняга. Мне ли не знать, как бывает, когда тебя с навозом смешивают!

Кухарка включилась в разговор, вереща о том, что если кто-то из дома со всякими шпионами разговаривает, то это не она, а Галя. В общем, за всеми этими шумными эмоциями Белла Родионовна не расслышала сигнал радионяни, и к ним присоединилась ещё одна собеседница со всклоченной головой и неумытая, которая сунулась в газету, спросила, что за дядя с мамой обнимается. А ещё сказала, что Галя и Тома говорили в холле, что мама папу бросила.

– Да чего там, – вздохнула Белла. – Всё равно теперь уж назад пути не будет, и, как мы ни заизолируемся, всё равно информация будет сюда проникать. Максим Ильич должен был с дочерью поговорить и объяснить на доступном ей языке, что ничего особого не происходит, это жизнь. Так вот, Наташа, ты ведь с бабушкой сериалы смотрела, знаешь, что живут муж с женой, а потом поссорятся и разойдутся. Мама полюбила другого мужчину, и теперь будет жить у него. На фото новый мамин муж. Ты же любишь и маму, и папу? А нового маминого мужа тебя никто любить не заставляет.

– Он противный.

– Ну, и не ходи к нему в гости. Пусть мама сама к тебе в гости приходит. Без дяди. Пойдём-ка зубки почистим и будем кашу есть.

После завтрака Наташа потребовала обещанную поездку в аэропорт, а Белла сказала ей, что сегодня они будут участвовать в субботнике. Рассказала, что это такое, вручила ей грабли поменьше, и они стали сгребать в кучки веточки, которые садовник состригал с кустов. Вышел Григорий Семёнович, который разминулся с хозяином, срочно сорвавшимся куда-то с утра пораньше, забыв о намеченной встрече. Белла тихо спросила его, есть ли у Людмилы Кирилловны какие-то козыри кроме намёков на ею же придуманные пакости? И собираются ли они и дальше отмалчиваться? Юрист вздохнул и отвечать не стал. Ну, понятно, не его секреты.

Тут послышался вскрик: «Доченька!» Держась за ажурную ограду, стояла Людмила Кирилловна. Рядом с ней круглый мужичок с портфелем, сзади ещё трое, один из них с камерой. Не выпуская из рук грабель, Наташа помахала ей рукой. Даже Григорий Семёнович опешил. А Белла сказала:

– Наташа, позови маму сюда. Пусть с нами погуляет, – и, обращаясь к Григорию Семёновичу, попросила. – Вы не встретите даму у калитки?

Юрист крякнул, но потом приблизился к ограде и спросил:

– Людмила Кирилловна, что это через решётку в родной дом? Там калитка закрыта? Прошу прощения, я пойду открою.

– Нет, пусть Наташа ко мне выйдет!

– Как можно! После вашего выступления тут жёлтая пресса на всех обитателей дома набрасывается. Вы же не хотите подвергать ребёнка опасности? Ваше материнское сердце не разорвётся, если о дочери напишут какую-нибудь гадость?

К приглашению она готова не была. Но и отказаться от встречи с дочерью после того, как жалобно взывала к ней из-за забора, она тоже не могла. После препирательств она согласилась зайти на участок в сопровождении своего адвоката. Мать расцеловала дочь, вручила ей куклу. Наташа ей вместо спасибо сказала удивлённо:

– Мама, это розовая Линда! У меня такая есть!

Потом заявила, что видела её нового мужа в газете, и он ей не понравился. Что в гости к ней поэтому приходить не будет, и пусть она приходит к ней сама. А на мольбу сквозь слёзы страдающей матери о том, чтобы перейти жить к ней, она ответила:

– Ну мам, у тебя же новый папа есть! А у папы новой мамы нет. Я ему буду оладушки маслом намазывать.

Душераздирающего прощания тоже не поучилось. Наташа возила грабли по газону, и от этого занятия отвлекаться не пожелала. Выдираясь из объятий, сказала:

– Пока! Приходи потом ещё, когда я поработаю.

Проводив гостей, Григорий Семёнович вернулся, ухмыляясь:

– Как вы кстати с девчушкой поговорили! Кажется, фильм у них не получится.

Но на следующей неделе та же газета опубликовала страдающее лицо бедной матери за решёткой дома мужа-богатея. Не той, кстати, решёткой, хоть и похожей: «Мы продолжаем следить за трагической историей Людмилы Денисовой, разлучённой с малолетней дочерью». И далее текст со всхлипами. И фотографии: с бывшим теперь мужем на приёме, с дочерью, в одиночестве на отдыхе. Что-то знакомое промелькнуло. Ах, так вот почему она с первого дня почувствовала фальшь в этом доме! Но как поговорить об этом со Змеем Горынычем? Он вообще разговаривать не умеет. И вот она звонит Григорию Семёновичу, а он звонок сбрасывает. Ну и пошли вы все!

Перезвонил он, когда Белла, уложив воспитанницу, сама решила лечь пораньше. Голос нетрезвый. Ну, ясно, у них, у богатеев, все переговоры либо пьянкой кончаются, либо с самого начала пьянкой являются. Сказала, что располагает информацией, которая требует проверки. Но говорить сегодня не будет, потому что собеседник под градусом. И отключилась. Назавтра он прилетел с утра. К счастью, хозяина уже не было.

– Вот, – ткнула она пальцем в снимок. – Это конец декабря прошлого года в Масноу.

– Нет, я точно знаю, что она тогда летала в Милан на рождественские распродажи.

– В том-то и дело. Я здесь с первого дня мучилась, что-то в доме вызывало тревогу. А это она, я её прежде видела. Хоть и мельком! Не узнала бы, дома она иначе одевается. А эти шорты яркие с абстрактным рисунком, да из-под них ноги бесконечные – это не может не запомниться. Видите, за спиной яхта «Пелагея»? Так-то она обычная по размеру и оснастке, но скандальная. Построена в Питере, дошла до Барселоны и сгорела. Молодняк устроил на борту гулянку с пиротехникой, ну и…

– Что, она эту яхту сожгла?

– Да нет, это привязка к месту и времени. Снимок удачный, вот она и не удержалась, дала его в печать. И прокололась. Дело в том, что ниже нашего бунгало почти на береговой линии располагалась вилла Палей. Я на неё обратила внимание из-за имени, а Людмила… ну, вы знаете Гимлиных?

– Мы с Лёвой в одной школе учились.

– Ну вот, Людмила просила меня с детьми к тыльной ограде не ходить. Да мы и не очень по дворику шлялись, детям больше на берегу нравилось. А сама она по двору с палками ходила и туда частенько заглядывала. Наблюдала там такие оргии на застеклённом втором этаже виллы, какие, говорила, мне с моим левым сайтом и не снились. Людмилу Кирилловну она там точно не видела, иначе бы сказала. А вот я её как-то видела выходящей из ворот с тогдашним арендатором виллы. Наверное, она туда не водички попить заходила.

– Да, Белла Родионовна, вы меня удивили, а вот она, увы, нет. Кажется, эти история будет стоить боссу ещё пучка седых волос, но в нашем деле может помочь. Как, вы говорите, зовут этого арендатора?

Через пару недель состоялся развод. Обычно семье с детьми суд даёт время на примирение, но Денисовых развели сразу. Людмила Кирилловна явилась туда без адвоката. И материальных требований она никаких не выдвигала.

Уже потом кое-что Григорий Семёнович Белле рассказал. Нужные испанские картинки он о Людмиле Кирилловне разыскал. Обошлись они дороже, чем если бы Денисов выделил жене законную долю.

– Почему же она не разошлась без всей этой грязи, – удивлялась Белла.

– Это не наша война. Не моя, не ваша и даже не её. Она не субъект, а орудие.

– Рейдеры?

– Ну. Эта испанская история, я полагаю, не первая. Ну, скучно ей с мужем, мало ей одного мужика, вот и возмещала семейную скуку свальными радостями. Альфонса ей позже подставили, она до самозабвения увлеклась, да так, что всерьёз испугалась, что он о её хобби узнает. Но картинки убойные, если бы они на публику вышли, её репутации конец. А так ещё, может, какого-нибудь господина богатого бобра подцепит. Квартира у неё от родителей осталась, денег немножко на первое время Макс ей дал… это по её меркам немножко, вам бы на всю жизнь хватило.

– А альфонс?

– Сразу ноги сделал. На кой ему сорокавосьмилетняя тётка без капиталов Денисова?

– Сколько? Она что, Наташу в сорок четыре родила? Или кто-то другой за неё родил? Точно, не может мать так ребёнка бросить, да ещё нагадить!

– Тише, тише, деточка! Я знаю, для вас это больная тема. Вы уж поддержите ребёнка и отца, сложный у них период.

– Да я со всей душой! Только ведь Максим Ильич на меня теперь второй головой глядит. Изрыгает ядовитый дым в мою сторону. Я понимаю, он простить не может, что я о его позоре знаю.

Месяц после суда всё было спокойно, беспокоен был сам Денисов. Белла видела, что приезжает он домой вымотанный, ему хочется с дочерью пообщаться. И в то же время понимает, что в таком состоянии лучше сначала разрядиться. Выпивать чаще стал. Не на переговорах, как это принято у них, а вечером.

И как-то очередным вечером, когда Белла уложила девочку спать и спустилась на кухню попить чая, она наткнулась на Денисова, который неловко крошил свой дежурный лимон. Чай пить расхотелось, но поворачивать сразу назад она сочла неудобным, поэтому включила чайник и полезла в холодильник за сыром. И чуть не порезалась, когда на неё внезапно повеяло перегаром. Как он при таком градусе сумел бесшумно подойти к ней вплотную? Она невольно отскочила и посмотрела на его ноги: ну точно, он где-то оставил свои туфли. Максим Ильич потряс головой и вдруг сказал:

– А вы такая трогательная, хоть и стараетесь выглядеть синим чулком! Нежная и трепетная, как одуванчик на ветру!

«Ну вот, началось, – подумала она, с трудом сдерживая нервный смешок. – Сбылось Светкино предположение, что на этом уровне можно поймать жирного спонсора. Нет, пора возвращаться в Новогорск! Чёрт с ней, с тёткой. А может, киллера нанять?»

Денисов обидчиво среагировал на гримасу по поводу тётки:

– Что, не нравлюсь? Старый? Скучный? Злой?

– Ну, давайте разберёмся, – успокоившись и решив успокоить свежего кавалера, сказала она, устраиваясь с чашкой и бутербродом за столом. – Присаживайтесь, поговорим. Значит, так. Первое. Старый? А сколько вам вообще-то?

– Пятьдесят два.

– Ну, не старый, но ведь и не молодой. Мне двадцать девять. Вы вполне могли бы быть моим отцом. Кстати, понятия не имею, кто мой отец. В свидетельстве о рождении в графе «отец» пусто. Именно по этой причине все мужчины в возрасте выше сорока пяти для меня табу. Не дай бог к блудливому папеньке в койку попаду…

– Всё? А второе?

– Мало? Ну, злой… а вы знаете свою кличку?

– Теперь знаю. Змей Горыныч.

– Огнедышащий многоголовый дракон. Дым и пламя ему изрыгать на собеседника так же естественно, как человеку углекислый газ. Вы меня не просто на работу брали, а доверяли мне самое дорогое, дочь родную. Но даже при этом не потрудились выглядеть любезным. Ещё я видела, как вы с этой стажёркой разговаривали, которой какую-то самостоятельную работу поручили. Рычание и громыхание! Она, конечно, испугалась, и даже на простые вопросы не могла ответить. Это не злость, это или недалёкость, или неуверенность в себе. Помните слова Аль Капоне, что добрым словом и пистолетом можно добиться гораздо большего, чем просто добрым словом? Но ведь и просто пистолетом добиться можно немногого. Третье. Скучный. Не вообще скучный, это вопрос вкуса. Конкретно со мной о чём вы говорили? О дочери. Скучно не было, но и доверяли мне как специалисту вы не очень.

– Но хотя бы мою Наташу вы любите?

– А вы свою профессию любите?

– А при чём тут профессия?

– Это моя профессия – воспитывать и обучать. Начинала я с детьми работать в пятнадцать лет, будучи сама ещё ребёнком. Имела дело с детьми самыми несчастными, детдомовцами. Моя первая наставница в профессии, царствие ей небесное, тогда мне сказала: главное в нашей профессии – отстранение. Ну, не может врач умирать с каждым пациентом. А ты, нянька малолетняя, не сможешь забрать из ада даже одного сироту. Для меня это стало очень тяжёлым и длинным уроком…

– Почему?

– Отстранение – это очерченные вокруг тебя круги. В первом я и мои близкие, а за его пределом – подопечные, друзья, приятели и так далее. Для нормального человека это естественно. Я, как и мои первые воспитанники, сама сирота. Нам трудно принять тот факт, что во внутреннем круге мы в одиночестве. Мы чужую любезность с любовью путаем.

– И вы путали?

– А как же! Пять лет в браке с человеком, который меня не любил и не уважал, а пользовался. Девушка из нормальной семьи разобралась бы за пару месяцев.

– И всё? Один опыт любви-нелюбви?

– Да нет. Я и в дружбе границы нарушала. Настолько растворялась в подруге, что в моём внутреннем круге оказались её проблемы, её собачка, её муж.

– Вот как? И что же с мужем?

– Опомнилась и отстранилась.

Денисов встал, отодвинул блюдце с порезанным лимоном и пошёл к выходу. От дверей сказал неожиданно трезвым голосом:

– А здорово вы меня отшили… отстранили.

– Максим Ильич, если вы в опасности, может, стоит увезти Наташу в безопасное место?

– Прорвёмся!

Это же предложение она повторила при встрече Григорию Семёновичу.

– Я ему давно об этом говорю, – вырвалось у него.

И буквально через несколько дней юрист позвонил и сказал, чтобы она собирала Наташу в дорогу, а он уже в пути за ними. Собралась она быстро, и только потом сказала Наташе, что они едут в путешествие, и ей нужно взять с собой игрушки, без которых она ну никак не обойдётся. Пока девочка крутилась среди игрушек, Белла подошла к окну. У ворот стоял микроавтобус с логотипом телекомпании. Как же они будут прорываться мимо них? В это время из коридора её окликнул Григорий Семёнович. Она удивилась:

– Как вы сюда попали?

Юрист подошёл, поглядел в окно и сказал:

– Как сказал дедушка Ленин, мы пойдём другим путём. Вы все свои вещи собрали? Мы сюда больше не вернёмся.

– Свои все, я сюда возвращаться не собираюсь. А Наташины рассортировала в три варианта. Первый – с достаточным количеством летних вещей. Второй – необходимый минимум осенних. В третьем зимние.

– Берём все, – он покатил чемодан, держа в другой руке сумку. – Ждите.

Через пять минут вернулся с садовником, они собрали остальную поклажу и чёрной лестницей вышли во двор. За мангальной зоной оказалась открытой калитка, на которую Белла никогда не обращала внимания, потому что отделяла она от соседнего участка. Там их ждал молодой парень, закрыл за ними калитку и проводил к воротам. Они оказались на другой улице, загрузили вещи в машину и отъехали.

– Надо дружить с соседями, – прокомментировал Григорий Семёнович, выруливая на шоссе.

– Так это вряд ли хозяева дружат, скорее, вы мосты наладили.

– Ну да, – засмеялся он. – И не с хозяевами, а с их водителем.

– Рассказывайте, что случилось.

– Позже, – сказал Григорий Семёнович и покосился в зеркало.

Белла поняла и замолчала.

Привёз он их в свою квартиру в Одинцово. Огромная квартира в старом доме, а в ней старушка-мама, очень недоверчиво поглядевшая на Беллу, но ласково принявшая Наташу, с которой, как оказалось, они были знакомы. Здесь наконец-то она смогла поговорить с Григорием Семёновичем. Утром в аэропорту при прилёте был задержан Максим Ильич. За что? Не имеет значения. За бабло. За него и сядет. Он пень упёртый, но дело даже не в этом. Он делиться, хоть и не часто, но в случае необходимости мог. Но на этот раз запросили слишком много. Сколько? Практически всё. А вывести его бизнес за пределы страны невозможно – бизнес к земле привязан. Что-то он успел себе на дальнейшую жизнь припасти, что-то на других раскидал, что-то запутал. В общем, по принципу «не съем, так понадкусываю». Зная с детства его пакостный характер, Григорий Семёнович понимал, что хорошего ждать не приходится, и давно уговаривал вывезти дочь, чтобы она не стала предметом шантажа. А он, самоуверенный болван, всё не мог с ней расстаться, утверждая, что всё под контролем!

– И куда её теперь?

– Надеюсь на родственников, – понуро выдавил он.

– Чьих?

– Наших.

В первый день они не выходили из дома. На следующий день Белла плюнула и повела ребёнка на детскую площадку, она и так изнылась, что обещали путешествие, а отвезли к дяде Грише. А когда вернулись, дома обнаружилась ещё одна гостья. Белла сразу поняла, что это и есть та самая родственница.

Это была несимпатичная полная дама в возрасте под полтинник, с арбузной грудью, толстыми голенями и в сильных очках. Но хозяин дома глядел на неё с такой радостью, словно к нему фея явилась. А она поглядела внимательно на девочку и улыбнулась, отчего лицо её вдруг словно осветилось. И вовсе не такая уж она непривлекательная:

– Здравствуйте, меня зовут Инна Леонидовна. Наташа, я твоя тётя Инна. Меня позвали путешествовать вместе с тобой. Поедем?

– Поедем, – решительно кивнула Наташа. – А куда?

– Дай подумать. Так, а в деревне ты когда-нибудь была?

– Нет.

– Лошадок, коровок, свинок, курочек, козочек видела?

– Лошадок видела. А ещё понь.

– Чего? А, пони? А остальных не видела? Надо съездить посмотреть, – она вытащила телефон и позвонила кому-то. – Лёша, у вас коза окотилась? Слушай, щёлкни там свою живность во дворе. Надо нашей племяннице показать, что такое деревня… да, Наташа. Но никому ничего, всё объясню потом при встрече. Да, завтра.

Она сняла очки и стала их протирать. Без очков Инна Леонидовна выглядела значительно моложе, и очевидным стало родство с Наташей. Такие же густые прямые тёмно-русые волосы, правда, с проседью, большие серые глаза с выпуклыми веками, круглое лицо, курносый нос и подбородок с ямочкой. Это заметила даже подслеповатая пожилая хозяйка, которая было уже сместила своё недовольство с Беллы на новую гостью:

– Ах, Наташа действительно на вас похожа! Вы сестра Максима?

– У нас очень отдалённое родство, – кинув вопросительный взгляд на Григория Семёновича, ответила она. – Но гены Ивановских сильны. Вот, пошли фотографии от моего брата. Сейчас я покажу его дочку, она Наташе вообще четвероюродная, а сходство просто изумительное. К сожалению, мы не виделись раньше, но надеюсь, что быстро подружимся.

Она усадила девочку рядом с собой и сказала:

– Вот, смотри, петушок. Правда, красавец?

Через пару минут Наташа уже сидела у неё на коленях и весело болтала. А потом стала торопить скорее отправиться в путешествие.

Тётка ответила ей, что выедут они попозже, к вечеру. До МКАД доедут на такси, а там на стоянку её сосед пригонит машину.

– Вы водите? – удивился Григорий Семёнович.

– Конечно, нет. Машина мне в наследство досталась. Переоформлена на меня, а поведёте вы. Мы её потом в деревне оставим, а вернёмся автобусом. Через Патриаршее автобус Новогорск-Москва проходит.

– Разумно. Мою машину могут по камерам отследить.

В селе Патриаршем Белла провела три дня, хотя могла бы и на следующий день уехать. Это в соседней с Новогорской областью, всего два часа пути. Предполагалось, что тётя укроется здесь с племянницей временно, пока не уляжется шум вокруг исчезновения Наташи, а потом вернётся в Подмосковье. Но хозяйка деревенского дома сразу сказала: «Инна, зачем создавать себе сложности? Она же наша, посмотри! Будут с Машей вместе расти». Наташа была в таком восторге от деревенской жизни, что нисколько не расстроилась, расставаясь с няней. Помахала рукой и пошла кормить курочек с сестрёнкой Машей. А сестрёнка и вправду вылитая Наташа, только волосы льняные. Ей недавно три годика исполнилось, и её мама Варя вышла из декретного отпуска на работу, она заведует сельской почтой. А папа Лёша – завуч местной средней школы, он в длинном учительском отпуске, за девчонками присматривает. Перед их приездом родители определили дочь в детский сад, а теперь и Наташу туда оформляют. Уже ходили туда на экскурсию, Наташа уходить не хотела, так ей понравилось, что ребятишек тут много. Григорий Семёнович уехал через несколько часов после приезда, сел на проходящий через село московский автобус: «Надеюсь, моего отсутствия никто не заметит». Дал Белле подробные инструкции, что говорить, когда на неё наедут, а наедут обязательно. А Инна Леонидовна сказала, что у неё отгулы до понедельника, а потом вернётся в Москву тем же автобусом.

Белле понравились родственники Наташи, она ясно видела, что девочке будет здесь даже, пожалуй, лучше, чем в родном доме. Её родной отец, любящий её трепетно, всё же был диктатором, Змеем Горынычем, хоть и обращённым к дочери изрыгающей сладость головой, а эти сельские жители были выдержанные и доброжелательные ко всем.

– Никак не могу понять, как вы и Алексей Иванович можете быть в родстве с Максимом Ильичом, – сказала Белла Инне Леонидовне, когда та провожала её до остановки автобуса Москва-Новогорск. – Вы такие надёжные и воспитанные, учителя в третьем поколении, а он… это же крапивный мешок!

Инна Леонидовна вздохнула и сказала:

– Были и в нашей родне паршивые овцы. Но к Денисову это не относится. Если он вернётся, может быть, он вам об этом расскажет. Вы не сомневайтесь, Наташе будет хорошо здесь, мои родственники – очень хорошие люди. Вырастили Вариных двоих детей от первого брака, теперь вот общую дочь воспитывают. ^[1]

^[1] См. «Письмо паршивой овцы»

Бальзаковский возраст Крошечки-Хаврошечки

Она со всхлипом вырвалась из сна. Сердце колотится, подушка вся мокрая от слёз. Нет, это только сон, вот он, Дима, спит рядом почти беззвучно. При свете уличных фонарей она вглядывается в его лицо. Хочется прижаться, но боится разбудить. Тянется рукой к тумбочке. Так, шесть часов, лучше встать. Если останется в тёплой постели, задремлет, а утренний сон самый глубокий, после него голова тяжёлая. Белла осторожно вылезла из-под одеяла, схватила халат и тапки и босиком выскользнула из спальни. Присела за кухонный стол, бездумно уставившись в тёмное окно. Год уже прошёл после похищения, и всё плохое забыто, вроде бы, без последствий обошлось. Но почему в последнее время, когда всё у неё благополучно, ей стали сниться кошмары? А потом встряхнулась и решила: а почему бы не уехать на час раньше? И стала собираться.

Они жили на два дома уже четвёртый месяц. На два Диминых дома. У него квартира в Уремовске, из которой она сегодня, в среду, выехала в свой Новогорск. А у него в Новогорске мама живёт в собственной трёхкомнатной квартире. Вот к маме он приезжает в пятницу вечером или в субботу утром, как получится, и здесь они проводит два дня, а в воскресенье вечером или в понедельник утром Белла уезжает с ним на свои законные понедельник и вторник. А потом возвращается в свой город и три дня проводит в собственном жилье. Не сказать, что ей нравится такая жизнь на перекладных. Но Дима…

Первым, кого встретила Белла после возвращения из Патриаршего домой, был Пирогов. Он налетел на неё в универсаме и схватил её за руку:

– Белла, отставить закупку продуктов, выручай!

И пришлось выручать. У него в «Арфе» на её бывшем месте организатора массовых мероприятий работал парень с театральным образованием, но безответственный. И у него случилась накладка двух мероприятий на один день. Белла взяла на себя детский праздник. Пришлось связываться с заказчиками, чтобы заменить фокусника, с которым молодой вовремя не договорился, на шоу мыльных пузырей. Артист ТЮЗа, который, как она знала, ещё год назад начал учиться этому искусству, сказал, что до сих пор у него не очень получается.

– Ничего, прорвёмся, – утешила его Белла. – Оденемся в клоунские костюмы, будешь шоуменом-недотёпой.

Ещё пришлось бывшего практиканта Серёжу, ныне учителя физики в двадцать третьей школе, припахать на роль фотографа, потому что штатный был занят на свадьбе. В результате получилась весёлая кутерьма на два часа, которой заправляли Белый клоун и Рыжий клоун. Большей частью пузыри у Рыжего не получались, только Беллу он с первого раза умудрился заключить в большой шар, а потом ещё под конец представления накрыл мыльным цилиндром друг за другом подряд именинницу и двух мальчиков, которые хуже всех себя вели. Кажется, присутствующие взрослые не поняли, что мастер-то не очень, они решили, что так и положено было по сценарию. А детям потом раздали самодельные трубочки и рамки, и они полностью использовали оставшийся мыльный раствор. Под конец, когда, казалось, сил ни у кого уже не осталось, Белла объявила дискотеку и скомандовала имениннице дёрнуть за верёвочку. Под потолком крытой террасы, где проходил праздник, висели шары из разноцветной гофрированной бумаги, с каждого из которых свисала верёвочка. Когда девочка дёрнула за верёвочку, шар порвался, и прямо ей на голову хлынул дождь из разноцветных бумажек. И дети с новыми силами кинулись срывать шары с потолка, и под музыку подымали охапки бумажек и расшвыривали их ногами, и прыгали по ним. «Ужасную дурь ты приготовила, но детям нравится», – сказал Рыжий клоун Белому клоуну и встал у дверей с пипидастром:

– А кто у нас домой уходит? А кого обмести?

Когда дети и родители разошлись, один из работников прошёлся по террасе с мощным садовым пылесосом для уборки листьев. Пирогов перехватил Беллу в холле:

– Деточка, как мне вас не хватало! Вы представляете, все два часа клиенты ресторана не отлипали от внутренних окон! Даже те, которые со свадьбы в малом зале! У меня четверо заказали детский праздник! Возвращайтесь ко мне, я наполовину зарплату увеличу!

И она вернулась. Марку она это объяснила так:

– Я мечтаю о школе, это моё призвание. И рано или поздно я в неё вернусь. А эта работа для меня как переключение. Я за последний год заработала столько, что могу ипотеку погасить, но всё же профессия гувернантки не для меня. Понимаешь, ребёнок – не чугунная деталь, которую выточил и отбросил. Поневоле прикипаешь к нему сердцем и начинаешь жить жизнью этой семьи, а это неправильно. И мало того, что ты с ними сближаешься, ещё и они начинают твои границы нарушать: и хозяйка начинает тебя использовать как дополнительную силу, и хозяин воспринимает как запасную жену. Нет, лучше в год восемь классов, в каждом из которых тридцать архаровцев. Такую толпу сердце не примет из чувства самосохранения.

А через две недели на очередной свадьбе, выбегая за реквизитом, она столкнулась с Димой. Это был солнечный удар! Это был отвал башки! Всё как в любовных романах: глаза при свете дня серые, в сумерках голубым отливают, тёмно-каштановые волосы густые и волнистые, пресс кубиками, плечи широкие, бицепсы накаченные. Высокий, Белла ему макушкой до плеча не достаёт.

– О! Куда это Крошечка-Хаврошечка летит?

– За коровой, вестимо, – отрезала Белла и побежала дальше по своим делам.

А к щекам жар прихлынул. И администраторша жара добавила:

– Белла, до чего мужик хорош! Не упусти!

Она отмахнулась на ходу, но взгрустнула: «Слишком хорош, чтобы быть моим».

Дима гулял на той самой свадьбы, кажется, был однокашником или коллегой жениха. Несколько раз приглашал ведущую на танец. На следующий день пришёл в ресторан ужинать и навязался провожать. Обычно Белла слишком навязчивых решительно отшивала, но на этот раз сдалась практически без боя буквально через пару дней.

У неё был скромный опыт отношений с противоположным полом. Теперь она признавалась самой себе, что после Димы она бы Егора не восприняла как мужика. Марк, как ни странно, Диму одобрил:

– Внешностью, конечно, слащавый, но как поговоришь – нормальный, вроде.

Ну, были и у Димы недостатки. В её студии он только один раз побывал и с возмущением сказал, что это не человеческое жильё, а дупло для белки. Сразу повёз её к матери, представил как невесту. Белле было очень обидно за свою первую собственную квартиру. Однако пошла ему навстречу, с ним жила в родительской квартире, но в его отсутствие перебиралась к себе. И ещё нашла коса на камень у него с Пироговым. Оба они друг друга невзлюбили с первого взгляда. Дима совсем не безобидно его подкалывал, Пирогов шипел и плевался. Белла Диму останавливала, без особого успеха, впрочем, а потом за него перед стариком извинялась. Он в ответ вздыхал и только повторял:

– Деточка, ты со временем в нём разберёшься, ты ведь умненькая. Об одном прошу: не спеши с оформлением союза.

Да она и не спешила. Это Дима буквально через две недели о свадьбе заговорил. Но тут уж у Беллы нашлись силы, чтобы решительно отказать:

– Не будем спешить. Мы ещё слишком мало знакомы.

– О! И что же у тебя есть такого, чего я не знаю?

Беллу покоробила издёвка, прозвучавшая в его голосе, и у неё вырвалось:

– Если ты основательно познакомился с моим телом, то думаешь, что и где-то поглубже у меня от тебя секретов нет?

Дима опомнился и кинулся извиняться:

– Крошечка, мы за эти две недели так сроднились, что стали единым целым. Я не хочу, чтобы какая-нибудь ерунда нас разделила. Пусть и перед государством мы будем семьёй. Ну, ты же не думаешь, что я претендую на твою студию? Я хочу, чтобы мы не расставались. Переезжай ко мне хотя бы! А вообще мы люди с тобой уже зрелые, можно было бы детишками обзавестись, мама давно об этом просит.

– Первое. О детях думать пока рано. Второе. Мне не нравится твой Уремовск. Какой-то он провинциальный. И не зови меня крошкой. Как-то это звучит, что попала крошка в постель, когда ты в ней что-то лопал, и теперь она раздражает твоё нежное тело.

На самом деле ей в Уремовске не нравилось то, что это была её родная область, и здесь жили её родственники. Но говорить об этом она Диме почему-то не стала.

Белла Диму, конечно же, простила. Но осадочек остался.

Был и ещё один недостаток у Димы. Это его мама. До того сладкая и липкая, ну просто Пастила Зефировна! Вот уж в ком девушка с первого взгляда не очаровывалась! Настолько в этой даме с самого начала чувствовалась фальшь по отношению к ней, что Белла невольно сравнивала и даже порой путала с мамой Егора. Та точно так же ломала себя, когда ей что-то от Беллы нужно было.

И всё-таки она была счастлива. Даже когда была не с ним. Вот сидит она, составляет смету расходов на очередной праздник, а потом вспомнит: сегодня Дима приедет! И замрёт от предвкушения. А администратор ресторана поглядит на её мечтательную улыбку и скажет:

– Эх, Белочка, где мои семнадцать лет!

А Белла смущается:

– Мне-то не семнадцать, мне тридцать скоро.

– О-о, бальзаковский возраст!

– Вот ты где, – сияет улыбкой Дима. – Что это вы о старости говорите, юные леди?

– Мы не о старости, мы о тридцатилетии.

– А бальзаковский возраст при чём?

– Вот ведь выработался в обществе стереотип, что бальзаковский возраст – это старуха. А на самом деле роман Бальзака называется «Тридцатилетняя женщина», и речь в нём идёт о том, как опытная тридцатилетняя женщина соблазнила только вступающего в жизнь молодого человека, которому было всего тридцать лет. Точь-в-точь наша с тобой история.

Н-да, ещё один недостаток у Димочки. До него не сразу доходит. На некоторое время он обездвижен раздумьем. Потом до него доходит, и он начинает смеяться:

– Правда, что ли?

– Вот те крест! Можешь почитать.

– Нет уж, поверю на слово. Ну что, домой?

Да, домой. К Диминой маме, конечно. Между прочим, Белла не в своей студии живёт, а в соседней, за стеной. Но Диме об этом не пока рассказывает.

Когда Белла вернулась в Новогорск, Марк арендовал эту соседнюю студию, в которой до него жил студент ветеринарной академии и очень досаждал громкой музыкой. Соседство с Марком её очень устраивало, но потом Белла увидела объявление «Куплю студию». И вдруг решила: а что это Дима над её квартирой издевается? Вот возьму и куплю такую, по поводу которой ехидничать не приходится! У Марка поддержки не нашла, он забурчал о корыстных дамах, которые непременно желают иметь отдельную от мужа недвижимость, на кой, мол, тебе квартира, у Димы жилплощади достаточно. Белла с ним связываться не стала, тем более, он собирался в ближайшие дни в столицу сорваться, опять у него длительная командировка намечалась, что-то по замене оборудования. Но посоветовалась с Пироговым. А он свёл её с матёрой такой риелторшей, которая в два счёта провернула продажу студии и покупку квартиры в новом доме, причём совсем недалеко от старого, на противоположной стороне улицы за двадцать третьей родной школой. У неё теперь кухня будет размером со студию, да ещё комната, да ещё нормальная ванная! Но опять ипотека, плюс отделочные работы. Только на этот раз без помощи Марка, зато с помощью знакомых отделочниц.

Белла уже раздумывала, как будет отмечать своё тридцатилетие. Чего она точно не хотела, так это праздника в ресторане. Для неё нахождение там – это не праздник, а работа. Так что колебалась она между арендой какой-нибудь зимней дачи и фуршетом в новой квартире. Ну, не фуршетом в полном смысле этого слова. Она прикинула, что можно привезти в пустую квартиру столы и стулья с террасы ресторана, всё равно в зимнее время неиспользуемые, а угощение в любом случае будет заказано в «Арфе», повариха она неважная. Да и к чему париться?

В ближайшее воскресенье у неё будет выходной. Дима приглашён на юбилей к своему банкиру, причём приглашён с невестой. Жених, чувствуется, мандражирует. Он даже пожелал выбрать ей вечернее платье. Ну, прошлись они по бутикам, но то, что он ей предложил, вызвало у Беллы нервный смех. Дима взбесился:

– Ну, что не так?

Но Белла привалилась к кабинке и всхлипывала, отмахиваясь от него рукой. Девушка, их обслуживающая, ему улыбнулась:

– Понимаете, фиолетовый цвет –это не для бледной блондинки. Даже если она сделает очень яркий макияж, этот цвет всё равно будет её съедать. Ей нужно что-нибудь нежное, ненавязчивое.

– Ну, и стоило так ржать? – прошипел он, не в силах сдержаться.

– Понимаешь, мне тётка на выпускной именно такое платье покупала, – вытирая слёзы, ответила она.

– И что?

– Я плакала тогда, только не от смеха, а от унижения.

– Да выбирай ты что хочешь!

Он бы выбил стеклянную дверь магазина, если бы к ней не был предусмотрен доводчик. Впрочем, через несколько минут перезвонил и сказал, что сейчас принесёт ей карту.

Она ответила ему, что в состоянии купить себе платье сама, тем более, что повод для такой покупки у неё имеется – приближающийся юбилей. Он возразил, что они не настолько бедны, чтобы иметь одно платье.

– На воскресное мероприятие я надену его впервые, и будь уверен, дорогой, что ни одного из твоих банкиров я к себе на юбилей не позову, – сухо отрезала Белла.

Когда она села в машину, он сунулся в пакет:

– Это что?!

– Маленькое чёрное платье. Классика.

Теперь, когда Марк был в отъезде, за подружку у неё был Пирогов. Увидел её обиженной, расспросил, посочувствовал. И назавтра принёс коробочку:

– Вот. Катерина моя говорила, что такое платье смотрится только с ювелирными украшениями. Наденешь, чтобы не выглядеть Золушкой без феи.

– Ой, что вы, у меня даже уши не проколоты!

– Ну, приколешь только брошь-севинье и наденешь колечко. Кажется, размер твой. Катенька моя тоже хрупкая была, – дрогнул его голос. – Я ведь ей этот гарнитур к шестидесятилетию покупал. А она не дожила. Даже не видела…

Нельзя было отказаться. Она приложила серьги к ушам:

– Проколю! Ох, только как бы не потерять, это же дорогие вещи.

– Не заоблачно. Сапфиры и цирконы. Вот тут замок был с дефектом, таким его купил. Видишь, тут пайка? Мне скидку сделали тогда приличную. Потеряешь – переживу. Куда мне их теперь…

Дома она надела платье и приложила к нему брошь: на грудь, на плечо… всё чего-то не хватает. Как там Пирогов говорил, севинье? Полезла в интернет. Так, понятно, корсажная брошь. Значит, располагаться должна симметрично. Точно, лепестки банта обрамляют треугольный вырез. Только ведь брошь тяжёлая и будет оттягивать декольте. Что же делать? Да что, просто приколоть брошью платье к белью, и платье в районе декольте не будет оттопыриваться.

Ох, недаром не хотелось ей идти на это банкирское мероприятие! Золушка ведь нашла своего принца, и терять обувь на балу ей было совсем не в масть. Принц, кстати… или наоборот, некстати, был не в духе. Он сказал, что она одета как на похороны, мрачно и не нарядно. Белла пожала плечами: на всех не угодишь.

– Ну, мне бы могла, – пробурчал он.

– Это мы ссоримся?

Дима поспешно попросил прощения, но настроение у него не улучшилось.

Юбилей банкира проходил в ресторане при гостинице почти в центре Уремовска. Сразу из вестибюля после того, как разделись, они вошли в зал. Первым делом Дима представил её своему боссу-юбиляру и его семье: жене, тучной брюнетке в фиолетовом платье, и дочери, высокой, худой, нескладной, но хорошенькой шатенке в сиреневом платье. Девочка очень молодая, ещё не оформившаяся, но обещавшая стать красоткой, явно была неравнодушна к Беллиному спутнику. Когда они отошли, Белла сказала Диме:

– Ну?

– Что ну? – испугался он.

– Если бы я стала угождать тебе по поводу цветовой гаммы, мадам очень бы огорчилась.

Еще нескольким свои сослуживцам он её представил, но, в основном, среди гостей подчинённых хозяина было мало, больше тут присутствовали люди одного с ним ранга. Похоже, Дима чувствовал себя не в своей тарелке. Белла сказала, что попудрит носик и вернулась в холл. А здесь в туалет уже выстроилась очередь. Она остановила пробегавшую администраторшу и спросила её, нет ли здесь служебного помещения, и та шёпотом ей посоветовала пройти через зал и выйти в гостиничный коридор. Так она и поступила. Когда зашла, обратила внимание, что во второй от края кабинке топчутся толстые ноги в чёрных балетках. Проходить дальше не стала, юркнула в первую. Тут же стукнула входная дверь, зацокали каблучки, и их хозяйка проследовала в дальнюю. Она почти тут же вышла, её место заняла подруга, и она через дверь стали обсуждать… ну понятно, обсуждали они по законам жанра её особу. Что Белла мелкая моль бесцветная, что во вкусе Димы всегда были яркие девушки модельного роста, и что тут явно что-то нечисто. Оценили внешность, некоторые интимные особенности и мужскую силу Димы, сравнив её с потугами некого босса Вовы. У Беллы сердце колотилось от злости, что всё это осуждается на публике, ведь та в балетках из второй кабины ещё не вышла… так на публике или на публику? Если ей была видна обувь во второй кабинке, то… блин! Белла вышла из кабинки и сказала:

– Мы, кажется, представлены друг другу? Так вы Нина и Лина? Мои, так сказать, молочные сёстры? Как и я, наткнулись на Димину запятую? А в какой последовательности? Как в песне поётся, «то вместе, то поврозь, а то попеременно»? И спасибо, что предупредили насчёт скромной силы босса Вовы. А я уже хотела по вашим стопам на него перекинуться, но, поверив вашему опыту, не буду. Надо Диме сказать, чтобы не переживал, он – лучший, эксперты подтверждают!

Девицы фыркнули, но, кажется, испугались и удалились, не пытаясь отбрехаться. Белла пошла на выход, но услышала:

– Подождите!

Обернулась и увидела, что из второй кабины выходит жена юбиляра. У неё было такое несчастное лицо, что до Беллы дошло, что босс Вова – это юбиляр. Ну, что тут можно сказать? Она шагнула к ней и обняла, подставив плечо, в которое та уткнулась и зарыдала. Потом услышала шум в коридоре и сказала:

– Запереться, что ли?

– Нет, пойдёмте, у нас тут номера сняты.

В номере она просто рухнула на кровать и зарыдала. Белла вздохнула, вышла в коридор и спросила горничную:

– Вы не поможете? Нужна холодная заварка, чтобы примочки сделать.

Горничная бросила тележку и убежала по коридору. Буквально через полминуты постучала:

– Вот, чайник, с утра заваривала, вы его на несколько минут в морозилку суньте.

 Когда в номер зашёл юбиляр, его жена лежала с мокрой салфеткой на глазах, а Белла мерила ей давление. Она обернулась на звук отворяемой двери и сказала:

– Ещё пять минут, и мы спустимся. Не подскажете, что нам можно внести в зал, чтобы это выглядело деловой задержкой?

– О… вот адреса и телеграммы, передадите ведущей. Спасибо.

Дама получила жестокий удар, но вынесла его достойно. Как только муж вышел, откинула салфетку и поднялась. Белла поработала над её лицом кисточкой и пуховкой, взяла папку, подала руку, и они пошли по служебной лестнице к ресторану. Тяжело опираясь на Беллу, она вдруг спросила:

– А что такое запятая, о которой вы все упоминали?

– Это у Димы родинка в форме запятой. Она там, куда из мужиков только уролог заглядывает.

Юбилярша хохотнула, но сразу стала извиняться.

– Да чего там, – отмахнулась Белла. – Диме тридцать лет. Знакомы мы меньше полугода. Не мог же он мне девственником достаться.

– Да и мне мой кобелём достался, таким и остался! Что ж теперь, буду дальше терпеть…

Дима встретил её удивлённо:

– О чём это вы шептались и хихикали с нашей шефиней?

– Да так, анекдоты рассказывали.

Белла перевела дыхание, устраиваясь за столом. О подслушанном разговоре она решила ему не рассказывать. Вот почему она в паре опять строит отношения закрытости, постоянного умалчивания?

С Ниной и Линой пришлось ещё раз пересечься. Беллу с Димой усадили за столик у входа с ещё двумя парами. Как она поняла, это были сотрудники того же банка и в тех же незначительных должностях руководителей среднего звена. Через проход от них сидел мужчина среднего возраста, небольшого росточка, словом, глянуть не на что, но раскрепощённый. Он один из первых сорвался танцевать, и в пару пригласил Беллу, которая из окружающих дам больше всего ему по росту подходила. Дима сидел надутый и танцевать не хотел, но против того, чтобы Белла принимала приглашения соседа, не возражал. А ей уже надоели эти недружелюбные взгляды, ехидные замечания и кислые рожи. С этим Владом хоть попрыгать можно было, тем более, танцевал он очень даже неплохо. После очередного бокала шампанского она даже призналась партнёру, что немного занималась в педколледже бальными танцами, и они под ритмическую музыку, когда публика выплясывала в одиночку, прошлись по всему залу в чём-то вроде квикстепа. В результате они привлекли к себе внимание зала, ведущий объявил их лучшей парой и подарил по какой-то фарфоровой ерунде, а одна из этой парочки экспертов прокатились по поводу её дурацких голубых туфель и сумочки. Жена юбиляра вздохнула:

– Ах, как банковская работа портит зрение! Совсем не старая ещё девушка, явно же сорока нет, а цвета уже не различает! Это не голубой, а перванш, самый модный оттенок сезона!

Девушкам было ближе к тридцати, так что укол получился болезненный.

После юбилея Белла рассталась с Димой не в лучшем расположении духа, да и он по-прежнему дулся. Поэтому, когда он в пятницу вечером позвонил и сказал, что уже в пути и за ней заедет, она сухо ответила, что ей нездоровится, и она приедет к нему сама, но завтра. На самом деле она сегодня ушла с работы раньше, но не потому, что нездоровилось, а потому что принимала завершённые отделочные работы. Расплатившись с рабочими и в одиночестве полюбовавшись своей пустой просторной квартирой, она вышла из дома и с приподнятым настроением направилась в квартиру Марка, но по дороге изменила решение и поехала к Диминой маме. Было уже довольно поздно, поэтому в дверь звонить не стала, как делала это всегда, а осторожно открыла своим ключом, надеясь, что мама уже спит, а Дима – нет. И с порога услышала, как мама гремит посудой на кухне и громко и возмущённо кричит Диме, который сидит перед телевизором в комнате, как надоела ей эта мелкая невзрачная его подружка, её ехидные замечания и неуважение к ней, даме хорошего происхождения и воспитания, не чета этой дворняжке без роду без племени. И только Белла хотела громко хлопнуть дверью, сказать Диминой маме, что давно бы ей перестать фальшиво улыбаться, а сказать Белле, чтобы она не заходила в её жилище, и что ноги её здесь больше не будет, и позвать Диму с собой в её прекрасную новую квартиру, как Дима, не отрываясь от телевизионной картинки, в ответ проорал:

– Ма, не дави на психику! Ты не можешь этой моли поулыбаться, а я с ней сплю! Меня выворачивает от отвращения к этой карлице, а я её трахаю! Ты знаешь прекрасно, что мне нужен ребёнок от неё! И прекрати сыпать соль на рану!

У Беллы в глазах потемнело. Ну ладно, можно не любить, не уважать, обирать, эксплуатировать её, презирать, в конце концов! Но чтобы испытывать отвращение? Значит, это тётка наняла его, чтобы он лаской добился того, чего не удалось добиться насилием…

Несмотря на сокрушительный удар, у неё хватило самообладания дождаться особенно громкого фрагмента спортивной телепередачи с рёвом болельщиков и одновременного включения кофемолки и тихо защёлкнуть замок. Спокойно дошла до проспекта, даже не воспользовавшись телефоном поймала такси, по дороге вдруг надумала переехать, договорилась с таксистом, покидала свои вещи в сумки и коробки, перетащили их в машину, перевезли через дорогу и внесли в новый дом.

Утром, проснувшись на надувном матрасе, она вспомнила вчерашний стыд и застонала. Потом стала раскладывать вещи, попутно глянув в телефон и занеся Диму с мамой в ЧС. Чего ей не хотелось, так это выяснения отношений. Пусть он просто уйдёт из её жизни – и всё. Не было в ней этого женского «Последнее слово должно оставаться за мной». Нет, она живёт по принципу «Если делать нечего – делай ноги». В Москву, что ли, уехать? Не хотелось. Ей и работа нравилась, и квартира эта новенькая, и Новогорск, давно ставший родным. Жаль, что нет у неё подруг, с кем бы посоветоваться и поплакаться, среди приятелей только мужики. Кстати, о мужиках, может, с капитаном Борисовым посоветоваться? Нет, это значит, что ей придётся ставить заслон и постоянно быть настороже, потому что на дружбу он не согласен, и напор у него офицерский.

Во второй половине дня позвонил Марк и с истерикой в голосе спросил:

– Ты что, квартиру продала?!

– Ну да, деньги понадобились.

Он всё так же возбуждённо продолжал орать, что деньги могла бы и у него взять. Она перебила его вопросом, откуда узнал. Значит, Дима ей звонил-звонил, да и отправился в её студию. А новые жильцы ему сказали телефон нового владельца. А новый владелец сказал, что купил, а где прежняя владелица, ему неинтересно. И вот он позвонил Марку, а Марк не в курсе.

Может быть, если бы он был рядом, Белла бы ему это рассказала. А так…

– Ты, надеюсь, не сказал ему, что я могу в твоей студии находиться?

После секундной заминки Марк с прежним напором заорал, что ей тридцатник скоро, хватит этих детских обид, миритесь уже! Ага, значит, сказал.

– Так вот, я не у тебя. Я… в больнице.

Снова крик, прорвавшись через который она заявила, что не болеет, а обследуется, и навещать её не надо, сама выйдет на следующей неделе. Он проорал, что возвращается послезавтра, и на этой позитивной новости они расстались.

Белла перекусила, оглянулась вокруг и решила пройтись по магазинам и что-нибудь прикупить для дома. Села считать, сколько у неё денег осталось. Оказалось, что мало. Даже удрать в Москву не на что. А кстати, о Москве. Есть же у неё юрист знакомый!

Глупо, конечно, убегать, но ей нужна передышка. Белла позвонила Пирогову и отпросилась на неделю, обещав приехать к следующей субботе, к очередной свадьбе. А старик сам предложил ей денег, скинув на карту. С удовлетворением поглядев в телефон, она пошвыряла минимум вещей в рюкзак и поехала к выезду из города.

Автобус въехал в Москву под утро. Как и год назад, сошла у метро, выяснив предварительно, что оно откроется через двадцать минут. Надо приискать жильё на несколько дней. Григорию Семёновичу звонить раньше десяти неудобно, ведь сегодня воскресенье. А может, и позже, кто их, юристов, знает, может, после переговоров с возлияниями в будние дни они в выходные вообще до полудня спят?

Но пока засыпает она. Под гул электропоезда она клюёт носом и вздрагивает. Нет, пожалуй, не стоит сейчас заселяться в гостиницу. Пройтись, а где? Выходит на Белорусском вокзале, видит над входом табло с расписанием и поворачивает к залу пригородных касс.

От станции на автобусе она доезжает до шлагбаума и бредёт по дороге, изредка отпрыгивая в снег, чтобы пропустить роскошные авто здешних жителей. Когда поворачивает на знакомую улицу, видит, что перед воротами расчищено, а калитка приоткрыта. Слышно, как кто-то скребёт во дворе лопатой снег. Белла недоумевает: неужели уже конфисковали и продали? Распахивает калитку и видит спину человека, толкающего как плуг перед собой лопату.

Калитка за спиной стукнула. Он обернулся. Осунувшееся лицо, недельная щетина, мрачный взгляд Змея Горыныча. И вдруг как вспышка – радость на лице:

– Одуванчик мой!

Лопата летит в сторону, он подхватывает её на руки и бежит с ней в дом. Она пищит:

– Ты что, надорвёшься!

Он выпускает её из рук только в холле, и лишь для того, чтобы сбросить свой дурацкий дворницкий тулуп и стянуть с неё пуховик. И тащит за руку на второй этаж. Только через несколько веков она обнаруживает себя в бывшей своей спальне.

– Я что, спала? Надеюсь, не храпела? Максим Ильич…

– Хоть бы в постели не поминала моего отца, предателя.

Белла засмеялась и на некоторое время отключилась от реальности. Потом увидела, что на улице почти темно и сказала:

– Ой, как есть хочется!

Денисов убегает, на ходу набросив на себя халат. Когда возвращается с подносом и включает свет, у неё вырывается:

– Надо же, побрился!

– Думаешь, не стоило?

Белла гадала, почему перед офицером Борисовым она выставляла заслон, а перед Денисовым даже и не попыталась? Дело ли тут в этой постыдной истории с Димой или в чём-то другом? Как он сказал: «Я об этом мечтал больше года, с тех самых пор, как увидел тебя в пижаме, злую и растрёпанную». Нет, ну почему ей всё тётя Маруся на ум приходит? Не из-за того, что он Беллу как она одуванчиком называет, а вспоминаются её рассказы о недолгом замужестве. Она по-старинному, по-деревенски говорила: «Я его жалела». Не любила, а жалела. Вот такое чувство у неё вызвал неприкаянный Максим Ильич… нет, просто Максим.

У них было время поговорить. Белла выспросила всё о его деле. Статья, по которой его взяли, не имела значения. Он должен был отдать свой бизнес, и он его отдал. Сказал: «Остался с несущественной малостью». Но жив. И даже из-под стражи его освободили, заменив КПЗ домашним арестом. У него на ноге браслет наподобие электронных часов. И дома он не один, вернулись кухарка, горничная Тома и садовник. И охранников трое, по суткам сменяются. Просто сегодня воскресенье, всех отпустил, а Степан, когда Белла пришла, за сигаретами отъезжал. А перспективы такие: суд даст столько, сколько отсидел. Ну, или больше, но условно. Наташа? Нет, она останется в деревне. Он даже не навестит её. Почему? Показал видео, как девчонки на санках снег возят, и крутится вокруг них щенок, и смеётся и отряхивает их разрумянившаяся на морозе черноглазая Варя. «Ты права была, она у меня как у Кощея заточённая жила. А среди родных она живёт полной жизнью. И пусть живёт, я ведь не успокоюсь и буду восстанавливать своё дело. У меня душа к ней рвётся, но я не должен подвергать её опасности». С опаской спросил, есть ли у неё кто-то? Легко ответила, что был последние месяцы, но она разочаровалась и рассталась.

Рано утром до прихода работников они позавтракали, и Максим проводил её до калитки:

– Когда всё закончится, я разыщу тебя. Я не буду тобой рисковать, но жить нам придётся не в самых лучших природных условиях. Ты согласишься уехать со мной на север?

– Наверное, не откажусь, – улыбнулась она.

– Только… ты ведь молодая женщина и захочешь ребёнка. А я бесплоден.

– Как? А Наташа?

– Мы её удочерили в год. До этого обследовались и выявили, что у меня настолько снижен уровень сперматозоидов, что за каждым надо с электронным микроскопом бегать. Ни одна женщина от меня не забеременела. А я только законно женат был три раза.

– Ого!

– Да, круче меня только Гришка, он был четырежды женат.

– А мне он показался совсем одиноким.

– Одно другого не исключает.

А о себе Белла ничего не рассказала. Просто, мол, приехала за покупками, а сюда заехала, чтобы поностальгировать. О том, что он здесь, не знала.

– Да, сажали меня с помпой, а выпускали по-тихому.

Возвращаясь в столицу, она подумала, что опять в отношениях с мужчиной скрытна. Егора не грузила, потому что он позиционировал себя кормильцем, Диму – потому что он с самого начала заявил, что всё о ней знает, а от Максима почему всё скрывает? А потому что жалеет!

Григорий Семёнович трудился в конторе ещё более крутой, чем холдинг Денисова. Она позвонила ему с вокзала и спросила, может ли с ним посоветоваться, а он объяснил ей, как добраться. На этот раз вышел встречать сам, расцеловал как родную. На вопрос, почему не остался на прежней работе ответил, что этот чёрт же там всё развалил, впрочем, его как верного пса предыдущего владельца и не оставили бы. Секретарше заказал кофе и велел: «Вываливай!»

Выслушал серьёзно, да и она излагала всё по обыкновению без эмоций, деловито. Потом вздохнул, прошёлся по кабинету, подошёл и погладил её по голове:

– Ты стойкая, ишь, как держишься. Удар, конечно, жестокий. У внешней разведки это называется «медовая ловушка», когда шпиона на бабу ловят. Хорош мужик-то?

– Да, красавец. Сказал, что я ему отвратительна… что я карлица.

– По сути он проститутка мужского пола, если за деньги на секс пошёл. А проститутки вообще обычно клиентов не любят. Беллочка, рядом с миниатюрной женщиной любой воробей чувствует себя орлом. Ты привыкла вести себя как училка, а то бы отбоя не было от ухажёров. А уж мужики в возрасте… да оба моих школьных приятеля на тебя слюни пускали!

– Ну, Лев Михайлович ни одну не пропустил, чего уж там. Но Денисов? Он же вечно рычал! И вообще, он женат тогда был!

– Потому и рычал, что женат. И потому, что сам на себя злился. Он в тебя был влюблён трепетно, до дрожи в коленях. Ладно, вернёмся к нашим баранам. Отшить этого проститута не проблема, проблема для молодой женщины жить и мужикам не доверять: вдруг и этот подослан? Почему тётке ребёнок нужен, ты понимаешь?

– Думаю, какое-то наследство. Но я ничего не знаю о своих родителях.

– Выкладывай документы, родственников перечисли, кого знаешь, я сейчас поручу, чтобы всё это через сервис по поиску наследственных дел прокачали. Сам-то я по арбитражу, с семейным правом и всякой уголовщиной редко сталкиваюсь. Пошли пообедаем, а ребята пока поищут.

Прокачали, нашли. Когда юрист с Беллой вернулись с обеда, их в приёмной уже ждал молодой человек:

– Очень интересное дело! Вот, нашёл… это завещание Зюкина Родиона, открытое почти три года назад в Испании.

– Так, наверное, уже давно все, кто мог, вступили в наследство.

– Нет, тут условия для вступления. Всё, что нажито непосильным трудом, достанется родителям его первого внука. Ребёнок непременно мужского пола и на условиях сравнения с ДНК деда.

– Но подождите… а я ему что, родня?

– Тут сказано, что уведомить об условиях завещания следует Артамонову Тамару, Зюкина Виктора и Палей Беллу. Я так понимаю, вам никто не сообщил?

Белла покрутила головой:

– Я сбежала от Зюкиных почти пятнадцать лет назад. Они не знали, где я, и не заинтересованы были меня искать. Два с небольшим года назад обо мне им сообщила одна не в добрый час появившаяся общая знакомая. С этого начались мои неприятности. Хоть было из-за чего страдать?

Молодой человек показал текст на планшете. Григорий Семёнович присвистнул:

– Были у меня два друга-богатея, а теперь ещё подруга-миллионерша появилась!

– Миллионерша я пока ещё потенциальная. Только и осталось для этого замуж выйти, сына родить, да ещё уберечь его от похищения.

Белла присела за стол и расплакалась. Григорий Семёнович шлёпнул себя по голове ладонью:

– Фу, старый склеротик! Я же забыл, что тебя охрана проверяла! Что-то у тебя было, вроде похищали? Так ты беременная была?

– Ещё хуже…

Белла, всхлипывая, коротко изложила историю похищения, и что ей предшествовало. Григорий Семёнович посмотрел на молодого человека и спросил:

– Ну, ты понял, что делать надо?

– Да понятно, уточнить обстоятельства других наследников и наметить пути выхода из этой жуткой ситуации для вашей подопечной. Григорий Семёнович, вы только поручите, я всё сделаю! Это же не чёртовы эти договора о поставках!

– Ох, давно я твоему отцу говорил, что не лежит у тебя душа к хозяйственному праву! На полицию и следствие он не согласится, но, может, я его уговорю в адвокатуру тебя отпустить? Давай, займись. И, сам понимаешь, молчок! Да, а что там, если внук так и не появится?

– Тогда родителям первого правнука.

Белла порывалась идти устраиваться в гостиницу, но Григорий Семёнович велел собираться в гости. Поехали они опять в область, но теперь в другом направлении.

Машина остановилась у маленького домика, зажатого между двумя большими усадьбами. Дверь им открыла Инна Леонидовна. Видно, Григорий Семёнович как-то умудрился ей всё рассказать, потому что она сразу показала ей, где ванная и куда она потом может лечь. И за ужином они ещё раз обсудили её ситуацию. Выспавшись, Белла смогла проанализировать вновь открывшиеся обстоятельства. Да не нужен ей сын, да ещё на таких условиях! И миллионы эти ей не нужны! Если Максим не передумает, их союз – это идеальный выход из ситуации: никаких детей! Но, если мужчина не может иметь детей, то уж женщина тем более может быть бесплодной. И она поделилась своей идеей.

– То есть слепить документ, что ты категорически не можешь иметь детей?

– Да, и это должно быть не просто невынашивание, а отсутствие яйцеклеток, чтобы и суррогатное материнство исключить.

– А как ты эту липу родичам подсунешь?

Белла только отмахнулась: всегда найдутся доброжелатели, которые с удовольствием продадут тебя, стоит только доверить им секрет. Она понимает, что правдоподобный документ будет стоить денег, и согласна платить. Инна Леонидовна в ответ её обрадовала: есть у неё знакомая в одном крутом институте соответствующего профиля, сделает всё в лучшем виде и почти за так.

В Новогорск Белла вернулась даже раньше, и уже в пятницу пришла на работу. Сразу заперлась с работодателем и всё ему откровенно рассказала.

– Я всегда говорил, что ты умница, деточка. Ты особое внимание вот на каких наших официанток обрати, сплетницы они жуткие…

Первый разговор на повышенных тонах состоялся с Марком. Он позвонил ей, узнал, что она вернулась, и прилетел в «Арфу». Он бы долго орал, но в кабинет заглянул Пирогов и спросил, что это за хам, неужели тот, кого Белла считала лучшим другом?

Намёк Марку, который некстати в последнее время с Димой задружился, о непорядке по женской части, потом душевное общение с администраторшей кафе, которая с ней ближе всех по возрасту и интересам, а самое главное, что мимо них постоянно проскакивали официантки, притормаживая и напрягая слух – и утечка информации произошла.

А рассказывала Белла о том, что у неё после выкидыша были исследованы ооциты и выявлено, что они несут генетические аномалии, и либо неспособны к оплодотворению, либо дают нежизнеспособных эмбрионов. Так что ей теперь требуется в идеале стерильный партнёр, чтобы никаких неприятностей типа замерших эмбрионов. А дети? Только из присаженной чужой яйцеклетки. Но это будут генетически чужие дети.

Ну, а потом она обнаружила свою сумку с явными признаками обыска. Всё на месте, но смещено и перевёрнуто, а медицинскую выписку, похоже, вынимали. Хочется надеяться, что сфотографировали. Неприятно, что в коллективе есть шпионы. Но можно ожидать, что жених теперь сдуется.

И он исчез по-английски. По этому поводу Пирогов радостно сказал:

– Скажи судьбе спасибо, что мусор вынес себя сам!

Подарки феи в багровых тонах

В проходной рудоуправления Белла спросила, как пройти в отдел кадров. Ей указали на боковую лестницу. Заведующей на месте не оказалось, её адресовали к заместительнице, полной молодой женщине. Белла представилась и вполголоса объяснила, что ей нужны родственники бригадира проходчиков Колтакова, чтобы попросить их принять участие в судьбе его дочерей. Заместительница ей в этом категорически отказала, они, мол, справок таких не дают и вообще, у Колтакова детей нет. Её простое неумело накрашенное лицо покраснело от гнева. Белла пыталась воззвать к её материнским чувствам, но она ещё больше кровью налилась и Белла поняла, что тут не пробьёшься. Пожала плечами и решила пойти по инстанциям. Двигаясь по коридору второго этажа, дошла до приёмной управляющего. Обратилась к секретарше, которая сидела не за столом, а прямо-таки за пультом управления: тут тебе и телефоны, и кнопки какие-то мигающие перед ней, и разная оргтехника за спиной:

– Скажите, есть ли у вашего начальника какой-нибудь зам по быту? Я по поводу общежития.

– Вы конкретно по какому вопросу?

Белла стояла, облокотившись на конторку секретарши. Вошли, переговариваясь, два мужчины, услышав их разговор, один из них уточнил:

– Вы по какому общежитию?

– По четвёртому, – поворачиваясь к нему, ответила Белла.

– Господи, неужели вы живёте в этом клоповнике?

– Господь там не бывал, а я – третий месяц живу, – сухо отрезала она, обидевшись насмешкой, прозвучавшей в его голосе.

– Заходите, – распахивая перед ней двери, сказал второй.

Белла прошла, огляделась и присела к стене на один из выстроившихся в ряд стульев. Устала она сегодня, ноги сильно отекли.

– Что же мы через весь кабинет говорить будем, присаживайтесь поближе, – устраиваясь за рабочим столом, сказал хозяин кабинета. – Значит, живёте в четвёртом общежитии, а работаете? Представьтесь. Излагайте ваши жалобы.

– Нет, я не с жалобой, я с нижайшей просьбой. Я не у вас работаю, а в первой школе.

– И вас поселили в четвёртом? Учительницу? – удивился тот, кто первым вступил в разговор.

– Ой, да какая разница! Я здесь по договору, который истекает через три месяца. Ничего, доживу.

– Значит, вам у нас не понравились, – вращая в руках ручку и не отрывая от неё глаз, сказал управляющий.

Белла сдержано повторила, что всё это не имеет значения, потому что её пригласили сюда в связи с форс-мажором: выбыли одновременно двое учителей. С сентября уже приглашены двое выпускников педуниверситета, а она призвана срочно и временно заполнить лакуну.

– Ясно, встретили вас неприветливо, поселили в бомжатник…

Вообще-то ей обещали гостиницу. Но директриса только по телефону разговаривала медовым голосом, а встретила вон как. Беллу Пирогов сюда сосватал, а директор школы – его родная сестра. Если пожаловаться, он огорчится. Да ну их! И она повторила то, что уже говорила в отделе кадров: её как педагога беспокоит судьба двух маленьких девочек, проживающих в этом общежитии. У матери их надо изымать, но и жизнь детдомовская не сахар. Хотелось бы попытаться связаться с роднёй их биологического отца, может, они согласятся принять участие в судьбе его детей? Обратилась в отдел кадров, но они сведения личного характера не дают.

– Вы что, его жене собираетесь мужниных байстрючат предложить? – возмутился тот, что заговорил с ней первым.

– Это было бы глупо с моей стороны. Но есть у него, как я слышала, родители, причём не очень старые. Может быть, они бы хоть согласились на лето девочек забирать.

– А сам папаша что?

– Папаша вчера навещал мамашу. Дал девчонкам по конфетке и выставил в общий коридор. Я попросила следующий раз лучше детям куриный окорочок принести. Послал.

– Это кто же у нас такой щедрый?

– Колтаков.

Управляющий пробормотал что-то невнятное в стол. Через пару минут в дверь вошла та гневная толстуха с папкой. Он полистал её и перекинул Белле:

– Только сначала скажите, что делать с этим будете.

Белла тоже полистала личное дело и хмыкнула: как тесен мир! Он из её родной Новогорской области!

– Вот, село Ярцево. Сейчас позвоню на почту и аккуратно расспрошу, что за люди его родители. Чтобы не пошли слухи по деревне, немного привру.

Он передвинул телефонный аппарат на её стол. Посмотрела на часы: так, минус разница в часовых поясах, дома ещё первая половина дня. Набрала справочную, потом сельское почтовое отделение. Представилась своим именем, но сказала, что её дядя разыскивает однополчанина, с которым два года соседние койки давили. Вот, сказали ей, что у них в селе такая фамилия есть. Почтарка оказалась общительной, да Белла в этом и не сомневалась, профессия такая. Всё изложила: и какой сам, и какая семья, и какое хозяйство. Спросила, каков дед на вид, чтобы не ошибиться, и получила в ответ, что был рыжий, теперь седой. Далее она протарахтела, что и дети у него рыжие, вон Светлана Ивановна, специалист местной администрации, рыжая как морковка.

– Наверное, и дети её рыжие?

А вот внуков, сказала она, у Колтаковых нет. Ни от сына, ни от дочери. Вот тогда Белла попросила телефон этой рыжей дочери, попрошу, мол, аккуратно с батей договориться о встрече. А набрав телефон администрации, сказала:

– Мне нужно переслать вам одну фотографию. Давайте адрес, по которому я её могу перекинуть. Если узнаете, перезвоните.

И скинула фото.

– Покажите, – потребовал кто-то из мужиков. А увидев фотографию двух рыженьких девчонок, невольно буркнул. – Вот скотина!

– Ксерокопии, да? – вздохнула Белла. – Но зато у меня большая надежда, что дед с бабкой от детей не откажутся. Спасибо вам, думаю, что Светлана Ивановна перезвонит. Вот!

Белла сдержано отвечала на взволнованные вопросы женщины: да, это биологические дети её брата, мать их – женщина пьющая и разгульная, он периодически навещает её много лет, но в жизни появившихся за эти годы детей участия не принимает. Пора решать вопрос об изъятии из семьи, но в детдоме ведь тоже не сахар. Девочки хорошие, но запущенные, живут в общежитии, где контингент – такие же пьющие и незаконопослушные люди, большинство из отсидевших. Тем не менее, детям сочувствуют и подкармливают. Нет, с братом на эту тему лучше поговорить при личной встрече, он же сразу поймёт, откуда ноги растут, и придёт выяснять отношения, ей уже приходилось отбиваться от него сковородой. Нет, никакой ошибки, с женщинами это животное выясняет отношения точно так же, как и с мужчинами – кулаками. Вы сбросите негатив на него по телефону, а он в отместку ударит беременную женщину кулаком в живот. Да, вот адрес общежития… нет, разумеется, её брат живёт в приличных жилищных условиях.

Белла отодвинула телефон в сторону управляющего и медленно поднялась. Мужчины невольно уставились на её живот, слегка выпирающий из обтягивающего пуховика. Она прихватила сумку и меховую шапку с соседнего стула, и спросила женщину из кадров:

– А вы? Вы ведь одна из дам Колтакова? Надо же, как мне не повезло! Вы сможете удержаться и не закладывать меня ему?

Мужчины тоже поглядели на лицо в красных пятнах и с поджатыми губами. Управляющий сказал:

– Разумеется, Белла Родионовна, она ничего ему не скажет. Она же понимает, что не только останется без этой работы, но во всех Черемхах нигде устроиться не сможет. А мы не будем рисковать и переселим вас в гостиницу. Но вообще не самое удачное решение в таком положении выехать на север. Солнца не хватает, витаминов.

– Ничего, везде люди живут и рождаются. А мне перед декретным отпуском заработать требуется.

– Так, может, не стоило бы на уголовников со сковородой в вашем-то положении?

– Кому-то надо. Настоящие мужчины по помойкам не селятся, поэтому приходится беременным женщинам за детей заступаться.

Отпущенные кивком, женщины вышли. Управляющий сказал:

– Узнай, что за специалист.

– Да слышал я, о ней сын рассказывал, он у меня в первой школе. У них мор на математиков: один умер, другая замуж вышла и улетела. А эта, сын говорит, из-за того, что предмет запустили, натаскивает их как служебных собак. Сын даже от репетитора из второй школы отказался, говорит, слабак он рядом с ней. Почему Пирогова за неё не похлопотала, я не понимаю. Бабье, наверное, что-то.

– Нам неприятности не нужны. Займись переселением. И, Палыч, проверь ты это четвёртое, мы, действительно, на главной улице клоаку развели.

Ни проверить не успели, ни перевести. Вечером, когда Белла вышла на кухню, чтобы кашу сварить, в коридоре послышались крики. Она бросилась туда, но Оля уже подталкивала к дверям кухни сестричек. Белла позвала девочек варить кашку и прикрикнула на старшую, чтобы не смела влезать в свару взрослых, не хватало ещё с фингалом в школу прийти. Несколько женщин с их этажа забежали на кухню, ещё одна с матюгами тащила сюда же своего мужика, мол, ему только с его условным сроком не хватало в драку влезть. Учительница сказала:

– Девочки, давайте обнимемся.

Маленькие уткнулись ей в живот, Оля, худенькая одиннадцатиклассница, загородила своим телом сестрёнок, обняв Беллу. Первоклассница Света спросила:

– Белла Родионовна, а что у вас в животе шевелится?

– Это маленькие мальчики, они испугались.

– Блин, – охнула та, что затащила на кухню мужа. – Белла Родионовна, сядь на стул, бога ради, вон уже, слышишь, полиция мордой в пол соседей укладывает, сейчас они скорую вызовут.

Соседка попыталась выйти, но полицейский велел ей вернуться. Через пять минут на кухню заглянула фельдшер скорой помощи. К счастью, это оказалась родительница ученика их школы, так что Беллу без задержки спустили к машине, только по дороге фельдшер всё возмущалась, как можно было учительницу в бомжатник поселить, да соседка вслед кричала, что за девчонками приглядит. «Неужели не выношу?» – подумалось.

Вроде, год хорошо начался. Перед Новым годом Дима отвалился, встретила праздник она на работе, в ресторане. Потом подготовка юбилея и новоселья заодно, два в одном, так сказать. А в начале февраля она, пробегая мимо кухни, прихватила баночку оливок и съела их в один присест, а потом вдруг подумала, что давно не следила за циклом. И администраторша, провожая взглядом полетевшую в корзину банку, сказала, что, если бы не Беллин диагноз, сделала бы она ей пошлый намёк. Да не надо намёков, до Беллы и так уже дошло! Но за тестом в аптеку сбегала.

Взяла календарик и вспомнила, что расстались они в декабре. Семь-восемь недель, не меньше. Что делать? В Новогорске к врачам обращаться опасно. Ладно, в субботу свадьба, в воскресенье корпоратив стоматологической клиники, в понедельник – в Москву!

Инна Леонидовна сопровождала её в ту самую клинику и к той самой специалистке, что ей липовый документ делала. Специалистка поулыбалась, направления расписала. Провели обследование, врач ознакомилась и улыбаться перестала. Сказала, что дело её, конечно, но следующей беременности может и не быть. Прошлый раз именно на этом сроке у неё анафилактический шок случился? Похоже, что организм собирается избавиться от плода. Белла махнула рукой: правильно мыслит организм, но врачиха стала уговаривать. Инна Леонидовна расстроенно сказала:

– Давай я тебя в клинике оставлю. Полежи, подумай.

Назавтра она с Григорием Семёновичем приехала. И он тоже уговаривать стал. Говорил-то убедительно: висит, мол, это наследство над ней, и не будет ей покоя, пока его никто не получил. А может, это знак судьбы? Выносишь ребёнка, закрепишь за ним миллионы – и отвалятся родственники. Главное сейчас, чтобы никто из претендентов не узнал. Спрятаться ей надо где-то, лучше всего в столице.

Отлежала она десять дней и вернулась домой за вещами. Никому, даже Марку, решила не говорить. Только Пирогову сказала. А он ей и предложил поехать к чёрту на кулички, в посёлок Черемхи, вокруг которого на многие десятки километров шахты, а сам посёлок разросся на десяток с чем-то тысяч жителей, не считая вахтовиков, и где директором школы его сестрица, которая слёзно просит найти ей математика на те самые пять месяцев, что ей до декрета остались. И где-то в этих краях, километрах в пятистах, отбывал реальный срок Денисов, получивший максимальное наказание по вменяемой ему статье – четыре года. Вот, предлагал вместе на север уехать, а получилось поодиночке.

Сулила-то директор Пирогова много, а по приезде сунула вместо гостиницы в бомжатник, где не смогла Белла не вмешаться в судьбу маленьких сестрёнок своей ученицы Оли.

Назавтра после того происшествия сестрёнки оказались в той же больнице, где Белла лежала, только в детском отделении. Опека их туда поместила. Хотели соседки об этом Белле не говорить, да разве в маленьком посёлке что-то скроешь? Тем более, что мать девочек в той же больнице в хирургическом отделении не приходя в сознание умерла. Белле вставать не разрешали, но она позвонила Оле и сказала, чтобы приходила к ней с малышами.

– Что делать, Белла Родионовна? – с тоской шепнула ей девушка. – Ведь теперь их в детдом заберут. Можно как-нибудь на меня опеку оформить?

– Исключено. Формально и тебе нельзя одной оставаться, потому что восемнадцати нет. Но уж тут либо мы на кого-нибудь опеку оформим, либо по суду тебя эмансипируем.

– А сестрёнки?

– Их родственники обещали прилететь на днях.

– Какие родственники? Мама детдомовская была.

– Родственники Колтакова. Не маши руками, я разговаривала с его сестрой, она показалась мне нормальной. Оленька, не психуй, сначала познакомимся, потом будем соглашаться или отказываться.

Пришла дежурная медсестра, заворчала, что из других отделений больные ходят. Девчонки, заснувшие рядом с Беллой, подымались, протирая глаза. Младшая потребовала, чтобы Белла Родионовна открыла рот.

– Чего это, – удивилась она, но открыла.

– Мальчишки, пока, – крикнула Света ей в рот.

Смеялась вся палата. Белла, отсмеявшись, подумала, что этой четырёхлетней девчушке её не родившиеся сыновья интереснее, чем ей самой. Как-то не пробуждался в ней материнский инстинкт. Ведь влюблена она была в Диму, но узнав, что он был нанят, чтобы её обаять и осеменить, прониклась к нему негодованием и невольно переносила это чувство на его детей. Знать бы всё наперёд, оставила бы первую беременность. Тот студент уж точно ей зла не хотел. Да ладно, это будут её и только её дети! Хотя, конечно, внешность им бы лучше унаследовать от этого донора спермы.

Вечером позвонила сестра Колтакова, сообщила, что через день они с мужем вылетают из Москвы. Белла была вынуждена рассказать ей об изменившихся обстоятельствах. Женщина охнула, но потом решила, что ради оформления документов на удочерение задерживаться не будет, лучше разведает обстановку, а потом вернётся домой, чтобы выполнить необходимые формальности. «Сомневается», – подумала Белла, но не в осуждение, взять в семью двоих детей – шаг нешуточный.

Пролежала колодой два дня, а потом ей разрешили подниматься. Немного поспорила с лечащим врачом, но всё же договорилась, что в первой половине дня её будут отпускать на работу, благо школа от больницы в сотне метров. Ну, не могла она бросить учеников, тем более, выпускные классы перед ЕГЭ и ОГЭ! Заодно и Олю с Аней с собой водила, нечего им учёбу запускать.

Первая встреча с родственниками произошла в больнице. Светлана Ивановна, очень похожая с племянницами, только реснички и бровки подчернены, а у них золотом отливают, глядела на девочек во все глаза, и её слегка потряхивало. А вот её муж, крупный, с грубоватым лицом, повёл себя как-то очень по-свойски, предложив Свете проехаться у него на плечах. А потом сказал:

– Не будь жмоткой, Светка!

Ссадил её и легко поднял Анечку. И она радостно засмеялась. А Света спросила, подёргав его за штанину:

– А ты кто, дядя?

И Оля, ревниво выглядывающая из-за плеча учительницы, вдруг сказала:

– Это ваш папа.

– А тот дядя, который конфетки приносил?

– А он просто дядя!

– Хороший у нас папа, да, Аня? И Олин?

– Нет, Света, мой папа умер.

Оля со слезами сказала потом учительнице, что сразу видно хорошего человека, и лучше будет, если дети с первого дня начнут к нему привыкать. Супруги жили в Черемхах несколько дней, побывали в отделе опеки и попечительства, договорились, что вернутся с необходимыми бумагами и оформят покуда опеку, а уже дома будут удочерять девочек, и уехали, дождавшись приезда бабушки. Перед отъездом Светлана Ивановна предложила Оле переехать к ним вместе с сестрёнками, но девушка отказалась: дети легче будут воспринимать их как родителей, если рядом не будет старшей сестры как напоминания о прошлом. Да и учиться ей надо. В первые дни после приезда Белла спросила Светлану Ивановну, виделась ли она уже с братом. Та ответила шёпотом, что виделась, что расцарапала ему лицо и вообще бы прибила, да муж оттащил.

После больницы Белла поселилась в гостинице рудоуправления, где ей выделили двухкомнатный полулюкс. С собой она пригласила девочек и их новуюбабушку, крепкую ещё старуху лет шестидесяти пяти, шуструю и говорливую. Девчонок она просто обожала, пока они были в школе и в детсаду, бегала по магазинам и рынкам, стараясь их принарядить, что-то вязала и перешивала, готовила еду. Пыталась подкормить и Беллу с Олей, сетуя, что уж больно они тощие. Переживала за деда, как он там с хозяйством справляется. С сыном иногда встречалась, что можно было понять по испортившемуся в те дни настроению. Белла вздыхала: вот оно, счастье материнства, много ли ей сынок радостей приносит. А у Беллы двое будут, как бы в этом счастье со временем не захлебнуться.

Так они прожили почти месяц. И вот наконец Светлана Ивановна сообщила, что её мытарства завершаются, и на следующей неделе она приедет, чтобы увезти детей в Ярцево.

Значительно позже, уже незадолго перед отъездом бабушка услышала Беллину фамилию и удивилась:

– Ты Палей? А ты не из Ярцево? А может, родственники твои в Ярцево жили? Надо же, фамилия такая не часто встречается, а вот довелось ещё кого-то из Палеев встретить. Раньше у нас их несколько семей было, а когда я дитём была, оставались только одни наши соседи. Всё-то наши деревенские смеялись, что на нашем порядке все хозяева на букву П. Первый дом от дороги наш, Петрова моя девичья фамилия, за нами Павлушкины жили, у них дядя Федя сбежал от семьи, мать Верочку одна растила, потом Потуданские, у них детей не было, а следом Палеи. По-уличному их кровосмесителями звали…

Белла сидела над тетрадями, не очень вслушиваясь в рассказы говорливой бабули. Но поддакивать всё-таки из вежливости приходилось:

– А кровосмесители почему?

– Вообще-то в шутку сначала звали, а получилось потом всерьёз. Ну вот, слушай. Эти однофамильцы твои, Палеи, что через два дома от нас жили. Детьми-то мы вместе играли. Мишка их мой годок, мы с ним даже дружили с месяцок. Но потом мой Иван из армии пришёл, и я к нему переметнулась. А Жанка постарше была, она взрослая-то с нами не зналась, они с Верочкой одногодки…

Имя это Беллу по ушам резануло – Жанна. Тётю так звали. Не самое популярное имя. Значит, надо расспросить:

– Наверное, к тому времени она уже замуж вышла? В деревне, я знаю, девчонки сразу после школы себе начинали пару приглядывать.

– Ха, в деревне! Она после школы в Ленинград поехала в институт поступать. И там с братом двоюродным спуталась. Нет, он троюродный по документам, но вот сама подумай: были у нас в Ярцево Палеи – двоюродные брат и сестра и Зюкины – тоже двоюродные брат и сестра. Зюкин женился на Палей, а Палей женился на Зюкиной. Палей с женой в селе жили, Зюкин с женой учились в Ленинграде и там остались. И кто их дети друг другу? По матери троюродные и по отцу троюродные, а по крови ближе, чем троюродные!

– Да, у двоюродных половина крови общей, у троюродных – четверть. А если оттуда четверть да отсюда четверть – то математически они двоюродные

Помертвевшими губами она произносила эти слова, а у самой даже в голове застучало: вот же они, Зюкины и Палей! Может, она тоже от какого-то кровосмесительного союза, и тогда зря она согласилась родить, как бы какое-нибудь генетическое уродство не вылезло. Но всё-таки хватило присутствия духа дотянуться до телефона и включить диктофон.

– Ну вот, этот Родион, брат её двоюродно-троюродный, был научным сотрудником в каком-то «ящике». Всё как у людей, жена и дочь-школьница. Они Жанку как родную приняли, пока экзамены сдавала, а она к родичу в постель влезла. А потом объявила, что беременная. Жена этих кровосмесителей выгнала, на развод подала. Родька-то в годах был уже, он нас чуть не на двадцать лет старше, он уходить не хотел. Но Жанка в него клещом вцепилась, ну, и жена не простила. А получилось, что кровосмесительница прогадала. Родион квартиру семье оставил, комнату снял. Сын у них родился, только не через год, а лет через пять. Ваньке моему он ровесник, а ему сорок четыре. Они пацана к бабке привозили на лето. А потом гляжу – Родион вроде помолодел. Бабку спросила, а она заплакала: это не Родион, а Ларион! То есть эта шалава уже на младшего брата перекинулась. А бывший зять-то где? А он, как можно стало, за границу уехал. Где-то какие-то родственники обнаружились и его позвали. А Мишка Палей женился на чьей-то начальнической дочке. Они в Уремовск уехали, и там с тестем, тёщей и женой ещё до перестройки на машине разбились. Детей у Мишки не случилось. После смерти стариков Жанка приезжала только раз, дом продала. Где жила, не знаю. Может, и не жива сейчас, наших-то одногодков многих уж нет.

Она Родионовна, а дядю, мужа Жанны, Илларион звали. Родион в завещании Беллу назвал. Ох, слишком много совпадений. Кто же мать, тоже из родственников? В свидетельстве о рождении мать – Палей Мария Фёдоровна, 1960 года рождения, в графе «отец» – прочерк.

– Что, Палеев больше нет в селе?

– Говорю же, последними наши соседи были, Жанка по мужьям Зюкина, а Мишка погиб бездетный.

Вскоре Белла с Олей проводили Светлану Ивановну, бабушку и детей в аэропорт. Оля осталась с учительницей до окончания школы. Ни оформлять опеку, ни признавать по суду дееспособной её не стали, решив, что за полгода до совершеннолетия не стоит разводить формальности. Каким-то образом переоформили на неё пособие по потере кормильца, да и всё.

Как-то вечером, оставшись в номере одна, Белла ещё раз решила прослушать рассказ бабушки Колтаковой о родне. Что-то зацепило её в этом рассказе, что-то пропустила она важное. А, вот, фамилия соседей, Павлушкины. Какая-то знакомая фамилия. Может, кто-то из однокашников, а скорее, из учеников. Их за десять лет учительской работы сколько через её память прошло! А может, самих знала? Дядя Федя, значит… ну, коли он из семьи ушёл больше полувека назад, так сейчас его наверняка в живых нет. Как брошенную жену звали, она не сказала, а дочь Верочка, получается, тётке её ровесница. Может, бывала у них? Так, Павлушкина Вера Фёдоровна… точно, это старушки Резниковой девичья фамилия! Показывала она фотографию выпуска финансово-экономического института тысяча девятьсот семьдесят лохматого года, там групповая, а потом индивидуальные в овалах фотографии, а её подписана «Павлушкина Вера». Может, этот сюрприз касается её знакомства с тёткой? Ведь в это время то Виктор, то тётка появлялись в Новогорске.

Два дня она голову ломала, потом позвонила следователю, который почти два года назад вёл дело. Он и дело-то не вспомнил, не то что её. Какая тётка? Какой брат? Что вы там вспомнили, через два-то года? Бабьи фантазии.

Белла обозлилась. Ну, не бери ты меня в расчёт, но хоть не хами! Она сгоряча хотела позвонить Резникову, но потом вспомнила, что давно удалила его номер за ненадобностью. Через кого на него теперь можно выйти? Разве что через Борисова. Но… давно они не виделись, и, откровенно говоря, общение возобновлять не хотелось. Она очень Лёше благодарна, и всё такое, но ему от неё то требуется, что дать она не может. Марк? Вряд ли он с Иваном Борисовичем знаком, и самого главного в её жизни на данный момент он не знает. Так, перезванивались за эти три с небольшим месяца раза три-четыре, да и всё. Одна подружка осталась – Пирогов. Его и набрала.

Старик к информации отнёсся очень серьёзно, обещал связаться с Резниковым, но сказал, что между ними дистанция огромного размера. Владелец одного ресторана – это что-то между мелким и средним бизнесом, но ближе к мелкому, а Резников – величина губернского масштаба. Попутно Белла должна была решить ещё один серьёзный вопрос: ей нужно было куда-то устроить Олю. И тут Пирогов её не поддержал: если, как она планирует, поселить Олю в Беллиной квартире, девочке придётся объяснять, что интересное положение Беллы – это большая тайна, и не факт, что она не проболтается, да и наехать на неё могут. В общем, обещал подумать.

Через несколько дней следователь по делу Резниковой позвонил и с возмущением спросил, почему госпожа Палей не является к нему по повестке.

– А куда вы её послали?

– По месту регистрации.

– А я от этого места в двух тысячах километров.

– Когда приедете?

– Думаю, к концу года.

Он забурчал о том, что некоторые устраивают скандалы, а сами смываются, чтобы не отвечать.

– Я так понимаю, что потерпевший по нераскрытому вами делу сам начал расследование? А кто мешал вам меня выслушать? Когда вы обвинили меня в бабьих фантазиях, я ему эти фантазии сообщила. Если бы вы пообещали сами в этом разобраться, я его впутывать бы в это не стала.

К концу учебного года она уже знала, что, просмотрев записи уличных видеокамер, хранящиеся в деле, и зная, кого искать, тётку Змеюкину обнаружили около дома Веры Фёдоровны, более того, в проулок между домами со стороны подъезда, в котором жила Резникова, она проследовала в тот день в четырнадцать ноль две. Бабка клялась и божилась, что к землячке заходила, но провожала она её живёхонькая, и дверь Вера Фёдоровна за ней закрыла. Всё это рассказал Белле сам Резников по телефону, и попенял, что она не напомнила ему об обещании почти двухгодичной давности: выяснить, кто преследовал её, заставляя работодателей увольнять. Он же после похорон матери с Беллой не встречался и не знал о тех страшных событиях! Вот теперь, когда Пирогов рассказал о похищении и идиотских претензиях Зюкиных, он по своим каналам выяснил, что просьба об этом поступила из Уремовской областной администрации, где Виктор Зюкин трудился на не таком уж важном посту. Ну, попросили, и что, глава районной администрации разбираться будет, законно ли, справедливо ли это? Попросили – дал указание – исполняйте! А ещё он сказал, что Пирогов сообщил ему о её ученице, которой требуется подработка на лето. Есть у него пансионат на берегу Чёрного моря, куда её протеже может выехать на два месяца и поработать официанткой в столовой с графиком день работать – день отдыхать.

– Это просто подарок феи, – сказала Оля. – Я никогда не была на море. Да что там на море, я вообще нигде не была!

– Всё будет хорошо, ты там зарабатывай, отдыхай, только головы не теряй и имей в виду, что будут к тебе отдыхающие клеиться и золотые горы сулить…

– Не надо об этом, Белла Родионовна, я маминым опытом научена, что весёлая жизнь долгой не бывает.

Да, подумала про себя Белла, за подарки фей приходится кровью расплачиваться. Мать девочек, женщина красивая, но абсолютно безбашенная, просто обожала подначивать и стравливать, комната её была средоточием самых громких конфликтов. Мужиков у неё было немало, только рожала она почему-то от этого рыжего, не считая первой, которая была от законного супруга. Бедные дети за свою жизнь на этюды в багровых тонах, когда стены кровью разрисованы, налюбовались. Может, дальше будет лучше?

Сразу после выпускного Белла проводила Олю в аэропорт. Самой ей пришлось задержаться, потому что контракт был заключён на пять месяцев, а они истекали в середине июля. Чистая формальность, но с директором не поспоришь. В результате она прилетела в Домодедово в середине сентября и вышла в рукав последней пассажиркой, с рюкзаком за плечами, держа в руках две сумки-переноски из коляски-трансформера, а следом за ней два стюарда выставили эту коляску. А к встречающим она вышла с коляской, на которую был нанизан весь её багаж.

Встречали их Инна Леонидовна с Григорием Семёновичем.

– Господи, Гриша, ты посмотри, какая она худая и облезлая! Бери ребятишек, освободи ты ей руки наконец! Всё, едем ко мне, и дальше ты не двинешься, пока не откормлю!

В этом маленьком домике, где маленьким был и участок, Белла провела почти спокойные две недели. Очень неохотно рассказала этой паре о том, что в июле положили её в больницу на сохранение, и соседкой её оказалась молодая роженица, у которой случился инсульт вследствие оборвавшегося тромба. Санавиация выслала за ней вертолёт из областного центра, заодно и Беллу прихватили. Через пару недель её отпустили, но лететь не советовали. А местный начальник, чьей невесткой была эта парализованная, попросил Беллу помочь им. Ещё месяц она жила в их квартире, ухаживая за новорождённым, но только днём, ночью за ребёнком приглядывала родственница. Когда начались схватки, вызвала сменщицу и такси, прихватила сумку и поехала в перинатальный центр. Почему не скорую помощь? Побоялась, что отвезут в ближайший роддом, а ей надо было попасть туда, где она наблюдалась, всё-таки случай сложный – старородящая да с двойней! Предполагалось кесарево, но родила сама.

– Вот что у тебя за манера, Беллочка, кидаться на помощь всем окружающим! Детей заслоняешь, взрослым горшки подаёшь… ты хоть теперь понимаешь, что у тебя есть твои дети, а у них одна ты для подачи горшков? – с досадой сказал Григорий Семёнович.

Порученец Григория Семёновича вёл переговоры с адвокатами покойного Родиона Зюкина. Они настаивали, чтобы наследники прибыли в Барселону лично, и соглашались оплатить дорогу и проживание, причём остановиться ей предстояло на вилле Палей. И Белла легко согласилась:

– Больше полугода на северо-востоке провела, поеду косточки погрею.

В результате семья Палей вступила на родную Новогорскую землю, когда она уже была прикрыта ненадёжным ноябрьским снежным покровом.

– Разочарована? – спросил первым принявший её в объятия Пирогов.

– Скорее нет, чем да, – улыбнулась Белла. – Не было больших надежд, не получилось и сильных разочарований. Если подвести итоги, в дебете двое сказочных героев, Иван-царевич и Илья Муромец.

Стали обживаться. Обновились прежние знакомства. И Оля, ставшая студенткой, к ней переселилась.

Как-то вышла Белла с коляской во двор. Осветило её редкое в это время года солнце. Она улыбнулась: хорошо дома! И вдруг слышит:

– А вот и мои внуки! Ну-ка, ну-ка!

Тьфу! Дима с мамой! Вот кто, скажите, им о детях настучал?

– А ну, отошли! Ближе пяти метров не приближаться!

У Димы выражение лица триумфатора, мама тоже светится довольством.

– Ты не имеешь права лишать меня общения с детьми!

– Ты педофил?

– Я отец!

– Чем докажешь?

После пошлейших шуточек Белла сказала:

– Ты что-то перепутал, этим ты с мамочкой своей занимался. А ко мне не подходи, посажу. Хочешь общения с детьми – милости прошу в наш российский суд, самый гуманный в мире. Признание отцовства и пятьдесят процентов зарплаты нам троим ежемесячно.

– И плюс испанское наследство, – с торжеством добавил он.

– Это на юго-западе, примерно там, – указала она рукой и удалилась.

– Крошка, лучше по-хорошему договориться, – крикнул он ей вслед.

– Только через суд, дубинушка!

Откуда они узнали? Спросила Марка, он смертельно обиделся, ты, мол, беременность от меня скрывала, а теперь вообще в подлости обвиняешь. Зюкины? Виктор отбывает срок, тётка в КПЗ. Скорее всего, утечка была от тайного агента из «Арфы», той, что из сумки справку вытаскивала. Вообще похоже, что не Зюкины его подослали, а он действовал в своих интересах, каким-то образом узнав о наследстве.

Некоторое время о благородном отце и любящей бабушке не было слышно. Потом поступил звонок с неизвестного номера. Белла даже не хотела отвечать, но вдруг заказ контрольной работы? Женский голос, представилась. Что-то знакомое, но вспомнить не могла.

– Вы в прошлом году делали мне примочки из чая, а потом поправляли макияж.

А, Димина банкирша! Это явно что-то связано с Димой, но от неё подлянки Белла не ждала. Поэтому просто ответила, что сидит с детьми и выходит только с ними прогуляться.

– Мы в Новогорске.

Белла вздохнула и назвала адрес.

Банкирша пришла с дочерью. Увидев детей, она сконфузилась:

– Ой, я не поняла! Я думала, что вы работаете няней, а то, что вы родили сами, об этом я не подумала!

Белла поняла, что расшаркивания могут продлиться очень долго, а дети уже скоро должны были проснуться. Поэтому решила не церемониться, и заявила, что догадывается о причине их визита. Она, мол, при знакомстве заметила, что девушка неравнодушна к Диме, и готова ответить на её вопросы. Девушка залилась краской, а мать её сказала, что Дмитрий весь год проявлял к их дочери особое внимание, а в последнюю неделю внезапно взял отпуск по семейным обстоятельствам и исчез. Белла кивнула: понимаю, вы решили, что он вернулся к бывшей, и кинулись проверять. Уверяю вас, это не так, и так никогда не будет. Но неужели он родителям нравится? В ответ дама непроизвольно затрясла головой. И Белла рассказала о завещании, о похищении и о том, что Дима был нанят, чтобы сделать ей ребёнка. А теперь решил урвать кусок пирога. Он появлялся здесь, чтобы договориться о разделе наследства.

– Боже мой, он ещё хуже моего, – вырвалось у банкирши. – Так дети его? А почему он претендует на наследство? Дед ведь завещал первому внуку?

– Дети только мои. Нечёткая формулировка в завещании: «родителям первого внука». Конечно, Зюкин имел в виду, что тому из его детей, кто внука подарит, но получилась такая лазейка для быка-производителя. И теперь он пытается отсудить несколько миллионов евро за один сперматозоид. Ну, посмотрим.

– А… вам не жалко?

– Понимаете, там не так уж жирно. Наследство оценивается в очень большую сумму, но это не деньги. Оценивается земля, строения, производство. И всем этим можно управлять и получать доход, но нельзя продать. Продать могут только мои мальчики.

– После совершеннолетия?

– Надеюсь, значительно позже. Не раньше совершеннолетия, но после вступления в наследство. Значит, из-за нечёткой формулировки, после смерти обоих родителей.

Банкирша непроизвольно засмеялась. Потом смутилась:

– А вам правда не жалко?

– Ну, пока мне выделили не заоблачную, но вполне нормальную для меня сумму. Идёт аудит. Я стараюсь подрабатывать, потому что не уверена, что по его итогам буду получать больше. Если будет доказано участие претендента в появлении наследников, он будет претендовать на половину нашего дохода, но будет возвращать мне до исполнения детям трёх лет половину своего заработка у вас в банке и, наверное, ещё половину своего дохода от детского наследства, а после трёх лет – треть. Наверное, что-то я потеряю, но не столько, чтобы у меня от расстройства молоко пропало. Миллионером он не станет, так что, думаю, и вы претендента на руку вашей дочери не потеряете. Ему будет мало.

– Как жаль, – вырвалось у банкирши.

– Мама!

– Извините, придётся опытом с вашей дочерью поделиться. Дорогая, мы с вашей мамой случайно подслушали разговор двух дам, которые сравнивали возможности в постельной акробатике вашего Димы и вашего отца. Если вы собираетесь связать с ним судьбу, будьте готовы, что одной ему мало, и что будут такие кровосмесительные пересечения.

– Неправда! Мама!

Банкирша махала на Беллу рукой, обнимая дочь. Белла сказала:

– Да ладно, что уж теперь! Как вы думаете, почему мама препятствует вашему счастью с Димой? Потому что она в таком же счастье с таким же Димой всю жизнь прожила. Наверное, сначала любила и прощала, а теперь просто боится что-то менять. Ведь если уйдёт, на её место придёт кто-то типа их общих с Димой красоток, и мало того, что мама получит едва ли что-то существенное от папиных щедрот, но и в вашу сторону золотой поток иссякнет. А там, глядишь, молодая счастливому новобрачному наследника принесёт. Расскажу неприглядную историю о себе: я ещё один разговор неумышленно подслушала. Дима своей маме говорил, что его выворачивает от отвращения к этой карлице, ко мне, то есть, а он вынужден её трахать. Вы, конечно, более соответствуете его вкусу, но нет гарантии, что со временем его и в вашей внешности что-то раздражать начнёт. И останется ли у вас что-то общее, когда спальни станут раздельными? Вот я в него с первого взгляда влюбилась, но кроме постельных сцен мне о нём вспомнить нечего. Говорить с ним не о чем. Да и постельная акробатика, как оказалось, довольно механическая. Я в тридцать лет узнала, что есть мужчины зажигательнее. Не призываю вас расставаться, просто оглянитесь вокруг и не спешите оформлять отношения. Вы не представляете себе, как это прекрасно, когда любят вас, а не ваши материальные перспективы!

К счастью, вернулась Оля из своей медицинской академии, и гостьи были вынуждены уйти.

Через пару дней после этого визита позвонил молодой помощник Григория Семёновича, и с тревогой в голосе сообщил, что из Испании пришло известие о некоем господине, который заявил права на отцовство и, соответственно, на наследство. Можно ли опротестовать экспертизу? Или стоит договориться заранее и что-то выгадать? Белла ответила, что ни о чём с ним договориться не удастся, и пусть всё идёт своим чередом. И да, ни признавать, ни отрицать его отцовство мы не будем. Скажите, что зачатие произошло от анонимного донора.

А ещё через неделю он перезвонил и сообщил, что тест на отцовство не подтвердился. У претендента был нервный срыв, он там в офисе на всех бросался и требовал ещё одной экспертизы.

– Ну, это не наше дело. Нам главное, что казну делить не надо, – спокойно ответила Белла и простилась с ним.

Она рухнула на кровать и закрыла руками лицо. Потом представила себе этих претендентов, Диму с мамой, и захохотала. Потом встала, подошла к кроваткам и сказала, всхлипывая:

– Сыночки, а ведь я вас Максимовичами записала для благозвучия и по приколу. И ещё потому что надеялась, что Денисов меня, несмотря на ваше наличие, через четыре года на север в царство Снежной королевы позовёт, и мы будем жить вчетвером. Сообщать ему о вас не стоит, побережём отцовское сердце, а то ещё в побег сорвётся. А интересно, что это было, медицинское чудо или наглый подлог Людмилы Кирилловны? Не знаю, как вы, а я ставлю на даму!

С сердца большой булыжник упал. Спасибо фее за подарки, хоть крови на них немало потрачено!

Витязь в шкурке Царевны-лягушки

Прорезался следователь по делу Резниковой. Позвонил с целью выяснить, на каком расстоянии Белла от места регистрации. Белла, оглянувшись по сторонам, весело ответила, что не более километра и вообще, стоит напротив его конторы. Потом, опомнившись, сказала, что, вероятно, в деле значится её прежний адрес, а она уже год как продала старую квартиру и теперь живёт на другой стороне той же улицы.

– Я сейчас еду на службу, буду минут через десять, – сказал он. – Может, дождётесь без формальностей?

– Ну ладно…

Она перезвонила Оле, уже возвращающейся с занятий, и попросила сойти с автобуса на остановку раньше, чтобы забрать у неё коляску. Но раньше она столкнулась с тем, кто её вызвал. Он вышел из автомобиля, увидел её с коляской и пошёл навстречу:

– Это ваши? Ох, получается, я на вас по трубе бурчал, когда вы в положении были? Простите бога ради!

Словно совсем другой человек, даже удивительно! Спросил, можно ли поглядеть, охнул, что такие маленькие. В это время автобус подошёл к остановке, вышла из него Оля, следом за ней шла пожилая женщина, показавшаяся Белле знакомой. А женщина сверлила их взглядом и остановилась, подойдя ближе. И Белла сообразила, что это соседка Резниковой, которая обвиняла её в убийстве. Увидев эту женщину, следователь опять начал извиняться, что пригласил Беллу тогда, когда вызвана ещё одна свидетельница. Но позвал он обеих с одной целью, просмотреть фотографии с улицы в день преступления, поэтому не будет большого вреда, если женщины будут разглядывать их одновременно.

Оля повезла коляску домой, а остальные пошли смотреть картинки.

Следователь взял со стола стопку листов с распечатками изображений с уличных камер и пробормотал, что пригласил их в качестве свидетелей, чаще всего встречавшихся с жертвой в последний месяц её жизни и поэтому лучше всего знающих тех, кто посещал её дом. Он попросил внимательно посмотреть на фотографии и поискать среди них знакомые лица. Потом на глазок разделил пачку пополам и протянул им.

Белла просматривала их довольно быстро, потому что за тот десяток с небольшим раз, что побывала в доме Веры Фёдоровны, она едва ли встретила много людей. В результате она отложила из своей пачки три фотографии:

– Вот Зюкина. Больше знакомых я не нашла.

Следователь кивнул, приняв бумаги назад и устремил взгляд на соседку Резниковой, которая долго доставала очки, протирала их, а потом медленно перебирала свою часть фотографий. В результате она выбрала несколько изображений и выложила их перед следователем: вот соседи из нашего дома такие-то, вот старичок из дома напротив, не знаю, как его там, вот продавщицы из магазина белорусских товаров, вот женщина, которую я несколько раз видела в нашем подъезде. Указанная последней и была Зюкина. Потом он подал ей Беллину часть, а Белле передал просмотренные соседкой.

Белла быстро листала фотографии, откидывая те, что с Зюкиной, и уже почти закончила просмотр, когда соседка с торжеством воскликнула: «Вот!» Она подняла голову и увидела, что та с торжеством тычет в неё пальцем. Следователь вскочил, обошёл её и посмотрел через плечо.

– Нет, это не она, – взял со стола лупу и положил перед ней. – Посмотрите на волосы.

Соседка поводила лупой по фотографии:

– Да, другие. Но как похожа фигурой! И плащ.

Белла тоже встала и обошла стол. На фотографии спиной к камере делала широкий шаг хрупкая блондинка. Фигура, наверное, похожа, длина волос тоже, но волосы прямые.

– Вы решили, что это я? Так может, вы в тот день в половине второго её видели?

– Да, наверное, – растерянно сказала соседка.

– Досмотрите фотографии до конца и, если ещё встретите её, откладывайте, – оживился следователь. – А я эту стопку ещё раз пересмотрю.

Четыре фотографии легли на стол перед следователем. Он разложил их по времени, потом перекинул Белле:

– Вы точно её никогда не видели?

– Ну, похожа ведь, – жалобно сказала соседка. – И плащ…

– Плащ немного похож на мой, да, – согласилась Белла. – Он у меня тогда новый был, я его на рынке покупала. Только у меня погончики и кокетка отлипная. А у неё кокетка пристроченная и погончиков нет. Брендовая вещь… чёрт!

– Что?

Белла вспомнила, что видела этот плащ и даже подходила к стоянке у церковных ворот, чтобы его разглядеть поближе.

– Я видела эту блондинку на кладбище в день похорон Веры Фёдоровны.

– Похороны!

Следователь сел за компьютер и включил видеозапись. Женщины встали за ним и тоже уставились на экран:

– Точно она!

– Спасибо вам за помощь, – сказал он, сворачивая изображение.

– Кто она? Жена Резникова? – спросила Белла.

– Ты что, совсем непохожа, – возмутилась соседка. – Жене за пятьдесят, и веса в ней лишнего килограмм десять. И в рыжий цвет крашена. Я сама на кладбище не была, но и её что-то не видно на съёмке.

– Она не была, отговорилась, что к зубному надо, – ответил ей следователь. – Дамы, спасибо вам за неоценимую помощь. Присядьте, сейчас распечатаю ваши показания и пропуски подпишу.

Больше ничего он им существенного не сказал и поспешил проводить восвояси. По дороге к выходу соседка сказала:

– Ты извини, огляделась я. Получается, оклеветала…

– Да ладно, и я вас тогда обвинила, что вы убийцу покрываете. Но это от обиды.

На том и простились.

О том, что случилась два года назад, и о том, почему была убита Вера Фёдоровна Резникова, рассказали Ивану Борисовичу и Белле только через два месяца.

История эта семейная. Началась она в 1913 году, когда купец из уездного города Ефимовск, личный почётный гражданин Михаил Сергеевич Пименов приобрёл в подарок жене по случаю рождения дочери полупарюру: ожерелье, брошь и серьги работы мастерской Вильгельма Болина. И совсем не заоблачной стоимости были эти ювелирные изделия, жёлтое золото с малахитом, кварцем и ониксом. Но первоначально предназначались они для какой-то зарубежной выставки и были включены в каталог этой выставки, поэтому со временем стоимость их возросла многократно. Как ни странно, ни революции, ни войны не лишили семейство этого украшения, когда более значительные украшения с драгоценными камнями выменивались Пименовыми на хлеб и горох. Михаил Сергеевич и его сын трудились мелкими совслужащими и счастливо избежали репрессий в отличие от многих выходцев из эксплуататорского класса.

Внучка первых владельцев в конце сороковых годов закончила педагогический техникум и была направлена на работу в начальную школу села Ярцево, где вышла замуж за секретаря комсомольской организации местного совхоза Фёдора Павлушкина. Фёдор, красавец-блондин с кудрявым чубом, гармонист и гуляка, имел семилетнее образование, но учился заочно в областном культпросветучилище, а затем в Ленинградской высшей профсоюзной школе культуры. Все эти годы жена-учительница писала за него конспекты и контрольные. А уже с дипломом он почувствовал себя птицей высокого полёта, для которого село Ярцево и жена-учительница слишком серые, и покинул село и дом родной, в котором оставил не только жену, но и дочь Верочку. Надо сказать, жена вслед за ним не побежала, слишком устала от его гулянок. Дочь растила одна, и никогда на это не сетовала.

Когда Вера Павлушкина закончила институт и стала работать в плановом отделе стройтреста, мать решила дать ей деньги на кооператив и обратилась к оценщику. Он оказался человеком честным и очень в истории своего ремесла знающим и сказал ей, что материал не очень дорогой, камни поделочные, но работа именная, поэтому среди знатоков очень ценится. Здесь она это продать сможет за копейки, а вот если бы в столицах коллекционерам, то можно поторговаться, а уж за границей… Покупателей она искать не стала, потому что её миниатюрная и не очень привлекательная внешне дочь вдруг объявила, что выходит замуж за вдовца Бориса Резникова. Мать подарила ей на свадьбу этот гарнитур, рассказав о его истории и разбросе стоимости. Борис оказался в семье копией тестя, если бы не его сын Ванечка, которого мачеха обожала, их брак не продержался бы десять лет. Украшения Вера не носила, в деньгах особенно не нуждалась, довольствуясь малым. После развода квартиру она получила от стройтреста и прожила в ней до самой смерти.

Блондинка, присутствовавшая на похоронах Веры Фёдоровны, появилась рядом с ней в последний год её жизни. Сначала она познакомилась с младшим сыном Ивана Борисовича. Дети Резникова с неродной бабушкой не знались, поэтому долгое время не пересекались, но как-то отец приболел и послал сына завезти Вере Фёдоровне продукты. А сынок, не желая тратить время на совсем постороннюю ему бабку попросил заскочить к ней эту Лену, с которой уже планировал расстаться. А Лена углядела на стене старинный фотопортрет женщины с сурово поджатыми губами, наплоёнными волосами и часиками, приколотыми на гофрированную манишку. Точь-в точь такая фотография, только маленькая, хранилась у родителей в старинном фотоальбоме. Об этом она и сказала хозяйке квартиры. Тогда они сочлись роднёй. Это оказалось нетрудно, потому что Лена пока носила фамилию отца, Пименова. На портрете была та самая жена Михаила Сергеевича Пименова, которая Вере Фёдоровне приходилась прабабкой, а Лене три раза пра. Ленин дед по отцу приходился Вере Фёдоровне двоюродным братом. Не близкая родня, но и не чужие. Мать настойчиво советовала дочери поддерживать родство, ведь старуха одинокая и наследство ей оставлять некому, кроме как единственной родственнице, хоть и дальней. Все эти месяцы Лена изредка забегала к ней, предлагала помощь, от которой родственница, как правило, отказывалась, потому что Иван Борисович нанимал для мачехи помощниц по хозяйству. Пообщавшись с двоюродной внучкой, старуха не пришла в восторг, девушка была не великого ума, но и отторжения не вызвала. Зная от бывшего бойфренда, что бабка очень неуживчивая, Лена решила, что пришлась ей ко двору и уже планировала, как отремонтирует эту хрущёвку после смерти Веры Фёдоровны. Хоть однокомнатная, но без родителей!

В тот день она заявилась в гости с тортиком. Они сели пить чай на кухне, и тут в дверь позвонили. Лена хотела открыть, но хозяйка сказала:

– Ох, я забыла, что с утра Жанна звонила. Сиди-ка ты здесь, если увидит, что тут гости да чай, то засядет надолго. Надоела она мне с её вечным нытьём!

Жанна почему-то в этот визит завела разговор о том ювелирном гарнитуре. Она помнила его ещё по деревенскому детству, когда Верина мама давала им его примерить перед зеркалом, и сказала, что надеется через год резко разбогатеть, и тогда хотела бы появиться в Европе не с новыми драгоценностями, а с вещью хоть и не очень дорогой, но имеющей историю. И эта история некоторым образом будет давать отсвет на её семейство. Ехидная старушка развеселилась от души: как это чужое благородство можно на себя навесить? А подруга детства с раздражением стала декламировать, что в роде Палей благородства неизмеримо больше, чем у купчишек, которые в своё время на приличные камни поскупились.

– Во мне вообще-то рабоче-крестьянская кровь Павлушкиных наполовину, – продолжала веселиться Вера Фёдоровна. – А замужем я была за Резниковым, что означает, что его предок для своих единоверцев кошерно скот забивал. Для твоих предков в том числе, Палей ведь еврейская фамилия. У меня, кстати, домработница тоже по фамилии Палей. Кудрявенькая такая девочка, хоть и блондинка, но явно ваших кровей.

– Белла у тебя работает? Немедленно увольняй её, слышишь? Эта тварь неблагодарная, Родькин выродок! Она тебя ограбит и убьёт!

– Подожди, она Зюкина, что ли? А почему Палей? Опять кровосмесительство какое-нибудь?

– Вдова Мишки спуталась с Родькой и родила от него. И мне своего выродка спихнула.

– Ну, это ваши дела. А мне она нравится!

В то время Зюкиным больше всего надо было, чтобы Белла осталась без средств к существованию и согласилась родить для них наследника. А Иван Борисович был человек богатый и не жадный, поэтому, пока Белла работала у Веры Фёдоровны, она не нуждалась и на уступки ненавистным родственникам бы не пошла. Зная, что в доме Павлушкиных отца-предателя старались не вспоминать, Жанна пошла с последнего козыря, открыв Вере, что вдова её брата Мишки в девичестве была Мария Фёдоровна Павлушкина, дочь от второго брака бросившего Веру Фёдоровну отца. Но старушка Резникова вдруг обрадовалась: оказывается, у неё есть родная племянница! И по-настоящему родная, они так славно общались!

– А ты говоришь, полупарюра! Наконец-то есть кому мои несметные сокровища оставить!

Она схватила телефон и позвонила Белле, чтобы поторопить её, и предупредила, что ждёт её сюрприз. Жанна в гневе выскочила из дома, а Вера Фёдоровна, ковыляя в прихожую, потирала свои сухие ручонки. Лена, вышедшая из кухни, спросила:

– У вас и драгоценности есть? Но ведь они по линии Пименовых, а ваша сводная сестра к ним никакого отношения не имела!

Ехидная старушка только плечами пожала, мол, кругом одни аристократы, родословной меряются, майорат возрождают. А мы люди простые, и своё добро завещаем кому хотим. Лена, уже представлявшая, как будет ходить по бабкиной хрущёвке в золоте и бриллиантах, взмахнула рукой…

– А ведь она лезла ко мне после похорон с какими-то нелепыми разговорами про бабушкин ювелирный гарнитур, – сказал Резников. – Я спросил её, как он выглядел, а она как покатила сорок бочек арестантов с бриллиантами, я и отмахнулся, мол, не знаю ничего.

– А знали?

– С детства. Мама мне его показывала, и о секрете рассказывала. Там в ожерелье замочки особые, в центр брошь вставляется, а серьги между элементами ожерелья с боков закрепляются, и получается диадема. Если бы она этой гадине её собиралась завещать, она бы ей показала, как всё преобразуется. Мама завещание на меня оставила, хотя мне это не надо ничего. Квартира так и стоит, я за два года не смог порога переступить. И хорошо, теперь я всё Белле Родионовне передам. Она по праву мамино наследство заслужила за то, что скрасила последние её дни, да и по крови она ей ближе всех – племянница родная.

– Что, ювелирка в брошенной квартире лежит? – ахнул следователь.

– Да нет, она года за три до смерти мне их передала. Они в банке.

Так Белла узнала, кто были её родители. Мать её в автомобильной аварии была единственной, кто выжил из их семьи, но была сильно покалечена и обгорела. Её родители и муж, Михаил Палей, погибли. После аварии она уехала в Покровское к тётке, сестре матери. На люди не показывалась, стыдясь своего вида. Через несколько лет получила направление от облздрава и лечилась в Ленинграде, где ей восстановили ногу так, что она могла ходить без костылей, но с тростью. Общалась с тамошней роднёй покойного мужа, и там случилась у неё связь с очень немолодым Родионом Зюкиным. Едва ли любовь, скорее, жалость с его стороны и безысходность с её. Родион уехал в Испанию, а Мария вернулась в Покровское и родила Беллу. В ту пору Марии было двадцать с небольшим, а Родиону без малого шестьдесят. Когда она умерла, оставив трёхлетнюю дочь, почему-то в дом тётки въехали Зюкины, которые не были тёткиными родственниками, но после смерти старухи оказались хозяевами этого дома.

– Просто злодеи из мелодрамы, – всплеснула руками Белла. – Ясно, что старой тётке матери опеку не разрешили, а эти влезли, наобещали, а потом превратили мою жизнь в сказку. И по материнской линии моё наследство отжали!

– Зато в КПЗ она немного посидела, – подбодрил её Резников.

Когда Лену задержали, она сначала утверждала, что её в день смерти родственницы не было, потом, после того, как ей предъявили записи уличных камер, сказала, что это сделала приятельница Резниковой Жанна, потом, когда ей показали, что Жанна прошла проулок на две минуты раньше Лены, разрыдалась и созналась. Утверждала, что старуху просто случайно подтолкнула, но сразу позвонила в скорую помощь. Случайно, но так, что у старухи череп треснул? Позвонила, но не со своего или Веры Фёдоровны телефона, а с анонимного таксофона? Нет, она звонить не собиралась, только когда вспомнила, что Белла обещала подъехать, она решила медиков вызвать, чтобы они её над телом застали.

Вот и всё, теперь Белла знает своих предков, знает даже, почему тётка ненавидела её и почему ненавидя не хотела отдать в другую семью или детдом. Не из-за её садизма, а из-за дома в Покровском, который наверняка был переоформлен ею в собственность с нарушением закона. На это она намекнула тётке, когда ту выпускали из-под стражи. Не удержалась, поддразнила.

Да чёрт с ними, со всеми этими наследствами! Не бедствует их семья. Какие-никакие, а денежки из Испании идут. Вот и Резников квартиру Веры Фёдоровны ей отдал. Белла слегка поупиралась ради приличия, но дар приняла. И что такое однокомнатная квартира в доме советской постройки по сравнению с торгово-развлекательным центром в Северном районе, бизнес-центром на проспекте Жукова, комплексом офисных зданий в районе Центрального стадиона и что там у него ещё из домишек? Белла приходила в старую квартиру вечерами, когда Оля могла приглядеть за малышами, и постепенно разбирала вещи старухи. Ну, не могла она просто сгрести всё и вышвырнуть! Надписывала фотографии, раскладывала их по стопкам. Вот предки Веры Фёдоровны по материнской линии, Белле они никто. Осталась у них одна продолжательница рода, Лена Пименова, недостойный наследник. Одежду та самая соседка помогла ей до ближайшего храма перенести для бедных. А весной предложили Белле поменять две её квартиры на четырёхкомнатную с доплатой. Опять на Московской, опять недалеко, на этот раз хоть через дорогу вещи не перетаскивать. Она согласилась не столько ради расширения, а чтобы горечь хлопотами заглушить…

Вот какое разочарование её постигло: в разговоре с Инной Леонидовной поинтересовалась, как там Денисов, навещал ли его кто-нибудь из друзей, и получила ответ, что он освободился по УДО ещё в январе, что вернулся в свой дом и начал развивать новый бизнес. Вот так, а о ней и не вспоминает! Ну что ж, значит, надо оставить мысли о царстве Снежной королевы.

А квартира-то оказалась в том доме, где Панафидины живут. Только в другом подъезде. Иногда сталкиваются во дворе, здороваются. А однажды на улице со Светой и Тёмой встретилась. Студенты обрадовались бывшей учительнице, и Белла обрадовалась им. Спросила, как им в финансовой академии? А оказалось, что они учатся в строительном институте. Но там же математика! Ребята переглянулись и засмеялись. Света пояснила, что Тёма чистый технарь, а она выбрала себе специализацию «Реконструкция и реставрация архитектурного наследия». Математика там тоже нужна, но она в одиннадцатом классе поднапряглась и четвёрку всё же получила, ЕГЭ тоже сдала прилично. С такими баллами она бы по конкурсу не прошла, но был дополнительный экзамен по рисунку, где она блеснула. Учатся оба с удовольствием.

– А как тебе удалось маму переубедить?

– Я не переубеждала. Я просто поступила по-своему. После того, как Володя выгнал вас с работы, я своей семье твёрдо сказала: вы для меня не авторитеты!

– Зря ты, Света. Будут у тебя дети – поймёшь. У него выбор был гордо отказаться и без работы оказаться или уступить. Я была одна, а на нём семья.

Белла покатила коляску к скверу, а молодые пошли дальше своим маршрутом. Спустя несколько дней Панафидины подошли к ней во дворе, и Вова поблагодарил её, что она перед сестрой его оправдала. Но Белла покачала головой:

– Не благодари, не за что. Зачем сумятицу в детские души вносить? То, что я им сказала, вовсе не то, что я думаю. Разумно рассуждая, можно было не вступать в спор, а просто по-человечески объяснить, что особа, которую тебе предлагают пнуть, никаких других источников дохода не имеет, зато на ней ипотека. Что она ни в чём не замешана. И уж коли тебе предстоит ударить женщину, то хотя бы знать, за что. Ну, не зверь же был прежний глава, он бы понял. Или повторил бы свой приказ. Но, по крайней мере, ты бы попытался не терять лицо.

– Значит, не простила?

– Я не поп, чтобы вашему семейству грехи отпускать.

– Семейство-то при чём?

– Твоя мачеха решила по поводу наших с тобой общих воспоминаний о детстве, что мне следует извиниться перед тёткой, и сообщила ей, где я нахожусь. Весь дальнейший ужас, что со мной происходил – это происки Зюкиных. Виктор ещё сидит, тётку зимой выпустили. Подробности рассказывать не буду, мне это неприятно. Прощайте.

Что-то в последнее время Беллу сердцебиение угнетает. Короткий разговор был, а вышла к тротуару – и одышка, как будто в гору поднялась. Надо нагрузки, что ли, увеличить, может, бегать по утрам?

Июнь, напряжённая суббота в «Арфе», два детских праздника и свадьба. Позвонил Пирогов, спросил, не хочет ли она былые навыки освежить? Белла не отказалась помочь, благо Оля вчера очередной экзамен сдала, а сегодня консультаций нет. После первого детского праздника вышла во двор, не снимая клоунский костюм и сказав Рыжему клоуну:

– Костя, я на скамейке полежу, что-то у меня слабость какая-то…

Но отдохнуть не удалось. Прибежал ведущий со свадьбы, взмолился:

– Ребята, помогите! До того унылая публика, никак раскачать не могу.

Белла встала, вздохнула, взяла Костю под ручку, и они пошли заводить публику: сначала танго вдвоём, потом разделились и вытащили на танцпол дядю невесты и маму жениха, потом она махнула инструментальному квартету, и они зажгли «Нет, нет, Джонни!»

Публика зашевелилась. Рыжийвзглянул на часы, помахал напарнице рукой и стал пробиваться к выходу. Белла двинулась за ним, но ей было тяжелее, потому что её партнёры сильнее, а сил у неё меньше, но и самочувствие сегодня никуда. Всё-таки вырвалась из зала и тут уткнулась в стоящую на её пути крупную фигуру. Подняла глаза: ого, не красавчик вроде Димы, а человек-гора. Этому она тоже до плеча макушкой не достаёт. Дежавю однако! Белла пыталась вырваться, но он держал её крепко. В это время кто-то подёргал её за штанину:

– Тётя Белочка, а мыльные пузыри будут?

Наверное, юный гость второго праздника, пришедший пораньше. Белла резко присела на корточки, при этом едва не расставшись с клоунской блузой, которая треснула в руках держащего её тяжеловеса:

– Ты у нас уже был?

– Да, мы пузыри делали.

– Будут тебе пузыри. А ещё будут фокусы. Хочешь с фокусником поработать?

– А можно?

– Фокуснику ассистент нужен, пошли скорее!

Белла встала на четвереньки и ловко нырнула вперёд, оставив преследователя с носом. А прореху на блузе ей администратор наспех заклеила скотчем.

Уже выступил фокусник, уже триумфально его юный ассистент залез в коробку, а через некоторое время вбежал на террасу из дверей. Потом фокусник ушёл обедать, оставив реквизит на террасе, а Рыжий клоун стал надувать пузыри. Уже дети попрыгали по кучам разноцветных бумажек, и родители уже стали разбирать их. Осталось кроме именинницы и её брата ещё трое детей. Последние продолжали беситься, пытаясь достать не разорвавшийся бумажный шар, завязка которого запутались и оказалась слишком высоко, а именинница и её младший брат, он же ассистент фокусника, допытывались у Беллы, можно ли воспользоваться оставленным реквизитом и что-нибудь замутить. В это время в дверях возник человек-гора с абсолютно безумным выражением лица и пистолетом в руке. У Беллы уши заложило от страха. Что-то он орал, но слов она не различала. Покачиваясь, он шёл к ней. Дети вцепились в Беллу. Она видела, что в дверь скользнул Рыжий клоун, схватил одного из мальчишек за плечо и подтолкнул к дверям. Второй бросился за первым самостоятельно, а последнего он подхватил под мышку и побежал к двери. На шум амбал стал медленно поворачиваться. У Беллы как будто затычки из ушей вывалились, и она услышала плач стоящих рядом с ней. Она подхватила мальчика и забросила его в коробку фокусника: «Беги!», и следом подняла девочку. Словно что-то взорвалось в груди, она запихнула её в коробку, рухнула на неё и отключилась.

Белла открыла глаза. Тусклый свет, тёмные не зашторенные окна. Над ней капельница, и почему-то болит нога с внутренней стороны бедра. Что это было? Пистолет! Вроде бы, она слышала выстрел… или выстрелы? А может, приснилось? И Оля, у неё ведь экзамены!

Она пытается сесть и слышит звук скрежета ножек стула о кафельный пол. Кто-то смутно знакомый нажимает на её плечи, удерживая в лежачем положении:

– Белла, не двигайся, тебе нельзя!

– Лёша? А что ты в очках?

– Годы, – улыбнулся Борисов. – Ты лежи, Белла, я сейчас врача позову.

Он нажимает на кнопку над её головой. Заглядывает медсестра, потом появляется врач. Медсестра вводит что-то в прозрачную трубку капельницы шприцом. До того, как Белла отключилась, Лёша успевает ей сказать, что за детьми кроме Оли приглядывают Марк и нанятая няня, и что в «Арфе» все живы.

На третий день ей вручают телефон, и она первым делом звонит Оле, а она преувеличенно бодрым голосом говорит, что дети в порядке, и экзамены её в порядке, но Марк чересчур балует мальчишек и не спускает их с рук. А им же ходить надо учиться!

Потом приходит Лёша Борисов и осторожно рассказывает о происшествии в «Арфе». Это не было терактом, это было нападение психопата. Он был из свадебных гостей. Что ему в голову взбрело, неизвестно, но в крови его оказался сложный коктейль спиртного и наркотиков. В результате он достал из кармана травмат и пошёл охотиться на призраки. Выстрелы Белле не приснились, он стрелял. И одна пуля даже попала Рыжему клоуну в мягкое место, туда, где спина теряет своё литературное имя. Но даже с разорванным седалищем он успел нырнуть в двери и не выронить мальчишку. Ещё пострадал Пирогов, который увидел лежащую на чёрном ящике Беллу и выбежал на террасу. За ним рванул фокусник и обезвредил психопата в присущей ему экстравагантной манере: дёрнул за верёвочку, осыпал его бумажками, тем его дезориентировав, а потом накинул на него свой чёрный атласный плащ. Пирогов помог ему скрутить злодея, но потом скрутило его. И он лежит здесь же, только в общей палате, с диагнозом «предынфарктное состояние». А у Беллы инфаркт. Болячка на ноге – это откуда ей стент вводили. Всё будет хорошо, но беречься надо!

Поздно вечером вспомнился ей разговор с Мартой, когда она говорила об ответственном родительстве, и её накрыло. Кто заступник её сыновей, кроме неё и девочки Оли, которой государство никогда не доверит детей? Марк – надёжный друг Беллы и крёстный её детей, но по закону ей никто, да и не женат он. А если бы она умерла, что стало бы с её детьми? Детдом или, хуже того, опека родственников! И Белла дрожащими руками набрала Инну Леонидовну. Ничего о себе она не сказала, только попросила телефон Денисова. Долго думала, что написать. На сочинение этой фразы ушло полчаса:

«Я должна тебя проинформировать о важном. Б.П.»

Уже Белла начала ходить, уже наметились реальные сроки выписки, а на это послание ответ так и не был получен. После выписки она, пережив радостную встречу со своими Ванюшкой и Ильюшкой, подумала, что она гораздо счастливее их богатого отца. И с досадой написала:

«Ты теряешь каждый день».

Назавтра перечитала и подумала, что фраза не очень понятная. Но правильная по сути: сколько дней он потерял и ещё потеряет! А Белла варит кашу и прислушивается: сейчас проснутся мои солнышки, и начнётся весёлая жизнь: то рёв, то горшки, то игры, то драка. Вон вышел из гостиной заспанный Марк и расплылся в улыбке, подхватив проснувшегося мокрого Ильюху. А родной отец такого счастья не знает. Ну что ж, оставим его в прошлом.

– Куда Лёша пропал? – спросила она Марка, обмывающего крестника над ванной.

– Тёщу бывшую вчера похоронил.

– Господи, это же Лёши-младшего бабушка! Как же он теперь, он же с ней всегда был, родителям вечно некогда!

И схватилась за телефон:

– Лёша, привози сына! У нас ему будет не одиноко!

А через неделю её с Олей и детьми Марк вывез в санаторий. Загрузил в номер и попрощался:

– В выходной приеду навестить. Лёха, ты тут единственный мужик, на тебя вся надежда, у моих крестников даже на горшок сходить ещё по-мужски не получается!

Лёша солидно кивнул:

– Будь спок, дядя Марк, я с ними справлюсь!

И вызывал всеобщее восхищение отдыхающих женщин, терпеливо кормя близнецов супом и кашей в столовой. Ещё что-то на ус мотал, наблюдая, как его отец и Марк по очереди приезжали их навещать. А потом спросил:

– Белла Родионовна, а вы за кого будете замуж выходить?

– Да вообще-то я не собираюсь, – поперхнулась она. – Зачем?

– Ну, мужик в семье должен быть.

– Да ничего, обходимся вроде.

– А вообще, как люди решают жениться?

– Ну как? Вышли парни в поле, натянули тетиву лука и пустили стрелу. Кого подстрелили, та и жена, – вмешался Марк.

Оля захохотала. Лёша обиделся:

– Да ладно, что я, «Царевну-лягушку» не читал!

– А очень поучительная история, между прочим. Женился Иван, зная, что она в старой шкурке лягушка, а как приоденется, так Василиса Прекрасная. А он вместо того, чтобы сказать: «Жена, пошли в магаз, я тебе шубу куплю!», шкурку сжёг, а взамен ничего не купил, ходи, мол, неодетая! А на неодетую Кощей клюнул и умыкнул. Мораль этой сказки в том, что с точки зрения мужика бабы корыстные, им шубу подавай. А Василиса, выйдя замуж за Ивана-царевича, становится Василисой-царевной, а если за Ивана-дурака, то будет Василисой-дурой.

– Василиса ещё будет не последней дурой, если Иван шкурку сожжёт, – вставила свои три копейки из воспоминаний о четвёртом общежитии Оля. – Бывает так, что он не то, что шубу Василисе не купит, но и лягушачью шкурку какой-нибудь Марфе передарит.

– Нет чтобы на себя надеть, тогда сразу будет видно, какой он гад, – засмеялась Белла.

– А ты чего не женишься, дядя Марк? – продолжал гнуть волнующую его тему Лёша.

– А я покуда Иван-дурак. Да и Василисы вокруг не крутятся.

– А Белла Родионовна?

– Белла Родионовна ещё десять лет назад назвала меня подружкой.

Потом Оля, помогая укладывать детей, шепнула Белле, что сынок сватает папу. Она возразила, что, скорее, опасается женитьбы отца, ведь мама уехала с новым папой в свадебное путешествие. Но, если для мальчика вопрос женитьбы имел практическое значение, то для девушки эта тема интересна была с точки зрения теории и собственного будущего:

– А вы любили отца наших мальчиков? Или… любите ещё?

– Я вообще никого не любила. Влюблялась раз десять, но ни один из них не дал мне возможности его полюбить. Кто на другую стал коситься, кто корыстный расчёт проявил, кто неуважение стал проявлять, кто врал, а кто просто сделал ноги без объяснения причин.

А про себя подумала, что вот ведь ситуация, и пацан одиннадцатилетний говорит, что в доме мужик нужен, и девушка восемнадцатилетняя о любви спрашивает. Может, и вправду за Борисова замуж пойти? Больше-то никто не предлагал… и он давно уже эти поползновения прекратил.

Как-то вышли в выходной к реке с детьми и Олей, Лёша-младший остался с ребятами в бадминтон играть. Пока Оля пристёгивала к коляске близнецов, Белла зацепилась за змеящиеся по земле корни сосны и упала. Вроде, и приложилась не сильно, но к стопе даже прикоснуться больно, а ещё стала опухать. Как кстати появился Борисов! Он скорчил рожу капризничающим малышам, сунул им по печеньке, прикрикнул на Олю, что негоже будущему врачу так истерично реагировать на рядовую травму, подхватил Беллу на руки и легко понёс по дорожке к санаторию.

Оля ушла с детьми в номер, а Беллу он погрузил в машину и повёз в Новогорск в травматологию. Повезло, оказалось, что это просто растяжение связки. Купив лекарства и бинт и взяв костыли напрокат, они вернулись в санаторий. Когда Белла взяла костыли, Борисов сказал: «Потом потренируешься», и легко внёс на их второй этаж. Номер был закрыт, все ушли на ужин. Он усадил её в кресло, уложив больную ногу на стул, взял «Памятку отдыхающего», нашёл нужный телефон и позвонил в столовую, попросив ужин на двоих в номер. Белла глядела на него и думала о том, что её, наверное, носили на руках до трёх с небольшим лет, пока живы были мать и материна престарелая тётка, пока у неё была семья. А потом семьи не было, её только пинали и ругали. И первым взял её на руки Лёша. Он нёс её от вагона до машины через железнодорожные пути, потом в больницу, а она ничего не почувствовала. А ведь уже тогда они могли стать семьёй! У неё был бы надёжный защитник, и все её приключения закончились. Вместо того, чтобы принять его помощь, она решила надеяться только на себя, сбежать и прятаться. Ну почему Беллино сердце откликнулось, когда на руки её подхватил Максим и понёс только лишь до постели и с очевидной целью, и ничегошеньки не почувствовала, когда Лёша спасал и оберегал!

Стук в дверь, вошла официантка с пластмассовой корзиной. Она выставила тарелки на стол, Лёша расплатился, поставил Белле поднос на колени и устроился рядом, взяв в руки вилку:

– Ох, я от волнения проголодался!

Из коридора послышался лёгкий шум. Это означало, что народ потянулся с ужина. Её семейство управлялось с кормлением не так шустро, но всё равно надо было спешить. И она сказала:

– Лёш, твой сын сказал, что мужик в доме нужен. Женись на мне, а?

Родословная рода Кощеева

Последний звонок. Сегодня Беллин класс выпускается. Она их только один год ведёт, компания очень разношёрстная, недружная, но всё равно она к ним привязалась. Повезло с погодой, если бы пошёл дождь, пришлось бы собираться в актовом зале, и родителей бы не впустили. А тут ещё и за оградой зрители кучкуются. Повела взглядом по рядам. Что там Лёша-младший вертится, куда глядит? И родители выпускников расступаются, умиляясь на двух черноглазых боровичков с белыми пушистыми волосами. Боже, муж малышей из садика сдёрнул!

– Лёш, ну ты что?

– Папа сказал, праздник с колокольчиком!

– С колокольчиком, папа сказал!

Попробуй их не услышать, если они всегда эхом повторяют. И сияют:

– Там Лёша!

– Лёша!

– Держи! – вскрикнула она и ухватила в последний момент Илью. А Лёшке пришлось пробежаться за Ваней почти до середины стадиона под сочувственный смех школьников и учителей.

Лёша-младший обошёл каре по внешнему контуру и принял на руки братишку из рук Беллы, ей же со своим классом стоять.

Уф, наконец-то торжественная часть завершилась! Теперь вальс – и всё. Кружатся старшеклассники. Ага, теперь приглашают учителей. Бедный Левчук, чувствуется, шаги считает, чтобы не сбиться, Белла шепчет ему: «Я веду, не трусь». А рядом, заглушая музыку и не в такт орут её весёлые ребята: «Папа, пойдём танцевать!», «Танцуй, папа».

– Ага, – бормочет Белла. – Сейчас все Борисовы будут танцевать, стоит папе разжать руки. Трепещи, двадцать третья школа!

Народ расходится. Мужская часть семьи уходит домой. Белла отстаёт от класса, отвечая на телефонный звонок Гимлина. Она извиняется, что задерживается, говоря, что пока в школе и ещё занята. Вот некстати его принесло! Григорий Семёнович горячо уговаривал Беллу принять его предложение об аренде части испанской недвижимости, ведь за последний год тонкий ручеёк средств, поступающих от производства, ещё больше истончился. Что-то он говорил про лофт, в дальнейшее она не пожелала вникать. Неохота с Черномором связываться, пусть лучше этих денег не будет. Дети с сентября, с двух лет ходят в ясельную группу, Белла работает, проживут они на две зарплаты. А сегодня с утра Лев Михайлович позвонил и поставил её перед фактом: он едет в Новогорск и настаивает на личной встрече.

Когда Белла выходит из ворот, она видит стоящего у раскрытой двери автомобиля Гимлина:

– Белла Родионовна, прошу!

– Давайте здесь поговорим, меня дома ждут. Извините, в гости не приглашаю, у меня небольшая квартира и маленькие дети.

– Но я должен показать вам проект…

– Не интересуюсь проектами и ничего в них не понимаю. И вообще не хочу слышать об этом имуществе, пусть оно сгорит!

– Почему вы так? Это же в будущем имущество ваших детей.

– Если бы не это имущество, я бы не моталась по окраинам с неблагоприятными природными условиями, скрываясь от алчных преследователей, желающих на нём руки погреть, и родила своих детей не по принуждению, а в браке и любви. Этот мой папаша незаконный жил как Кощей Бессмертный почти девяносто лет, а чтобы с того света похихикать, устроил мордобой наследников. Он этой недвижимостью мне едва жизнь не поломал! Не подходите больше ко мне, я всё сказала!

Вечером рассказала мужу об этом внезапном визите. Он согласился, что с этим жуком лучше не связываться. А через неделю, выходя из школьных ворот, наткнулась на сумрачный взгляд Змея Горыныча:

– Белла, за что ты со мной так?

– Хм… ну, поговорим! Гимлин, значит, за мной шпионил. Давай зайдём на школьный двор, здесь перед стадионом есть удобные скамейки.

– А в дом не пригласишь?

– Это дом, в котором живут шесть человек, и пятеро из них тебе незнакомы.

– И в том числе двое моих сыновей.

– И что же даёт тебе основание считать их своими?

– Вот!

Он протянул ей телефон с фотографией близнецов на фоне ограды детского сада. Они держались за руки, а с двух сторон их держали родители, которые в объектив не попали, только их руки.

– Давай присядем. Значит, Лев Михайлович проследил и заснял. Скажи пожалуйста, а как эти дети появились на свет? Как я вынашивала их, в каких условиях жила, какие угрозы моей и их жизни преодолевала, на какие средства существовала?

– Глупые вопросы, ты знаешь, где я был!

– Но позже ты, конечно, поинтересовался? Когда ты вышел, им было четыре месяца.

– Но я не знал, что они мои!

– То есть на моих детей тебе плевать?

– Это демагогия!

– Записали: демагогия. Пошли дальше. А что у нас с тобой было?

– Я любил тебя!

– А я?

– Не знаю!

– Я тоже не знаю, но предполагаю, что это была похоть. И с твоей стороны тоже.

Максим Ильич вскочил:

– Зачем ты так?

– Не согласен? Тогда уточняю вопрос: сколько длилась твоя любовь? В какой момент она прошла и почему?

– Но я подумал, что ты с другим!

– А поговорить? И не ссылайся на свой диагноз. Любимая женщина, зная, что ты бесплоден, захотела стать матерью. Ты это не принял. И в чём ты обвиняешь теперь меня? Что я не сказала? Ты не получил мой призыв поговорить? Скажешь, можно было всё изложить в СМС? А твоё предупреждение, что ты уязвим?

– Можно было встретиться…

– Одинокой женщине, не имеющей родни, бросить девятимесячных младенцев и уехать искать аудиенции у одноразового партнёра, который обижен и встречаться не желает? А ты знаешь, что СМС я послала тебе из реанимации, где лежала с инфарктом? Максим, я могла тебя полюбить, если бы ты любил меня. Но ты меня бросил. Водяной ухватил царя за бороду и потребовал отдать то, что он в доме своём не знает. И он отдал! Это к лучшему, у моих сыновей замечательный отец, и я его люблю. Уезжай. А когда вернёшься домой, попроси Григория Семёновича ответить на вопросы, которые я задавала. Тебе будет полезно.

– Белла, неужели ничего нельзя исправить? Это же моя кровь!

– В них ещё моя плоть. А я из колена Кощеева, да в родстве со Змеюкиными, а по материнской линии мой дедушка был гармонист с белым кудрявым чубом и ходок. А тётка моя была ехидна, царствие ей небесное. А у моих детей любящие родители и названные сестра и брат, и независимо от наследственности все мы будем счастливы.

Оглавление

Теремок не выдержит двоих

Унесённый ветром Колобок

Белокурая бестия и семь гномов

Трепетная душа Змея Горыныча

Бальзаковский возраст Крошечки-Хаврошечки

Подарки феи в багровых тонах

Витязь в шкурке Царевны-лягушки

Родословная рода Кощеева