Брошенная целина [Макс Касмалинский] (fb2) читать постранично, страница - 34

помладше чуть… Что, мужики, давайте перекусим. Акимыч! У нас – хлеб, лук, чай.

Бли-ин! Я-то не догадался еды какой-нибудь захватить. Просто не подумал. Неудобно.

Потом мы ели вкуснейшее сало с подмерзшим луком, переговариваясь, перешучиваясь. Акимыч поругивал свою жену, прятавшую от него самогонку, говорил, что картошки осталось мало и придется покупать, вздыхал о том, что все дорожает, порывался высказать стратегические мысли по поводу мировой геополитики, но здесь его Серега неизменно прерывал, переводя разговор на здоровье, на погоду, на шалости своего сынки.

Распрощавшись с Акимычем, мы двинулись дальше по просеке вдоль мраморных сугробов, все так же останавливаясь у каждого подходящего сучка, загружая каждое бревнышко. Руки обессилели, я уже не мог забрасывать, а подходил и клал дрова в кузов через борт. Серега ворчал, что за такую вялую работу не заплатит, называя меня то Грибоедовым, то Мухоморовым.

Наконец, Сергей остановил машину, вылез, что-то высмотрел, сказал: «Рискнем, чё». Мы начали валить сухие деревья. Серега подпиливал, а я нажимал на ствол, чтобы дерево упало в нужном направлении. Сначала было страшно, вспомнился старый советский фильм, в котором человека придавило в аналогичной ситуации, он потом парализованный лежал. Но потом ничего. Свалили березу, Серега тут же отпилил ветки, я замаскировал пенек снегом, распилили на чурки, чурки – в кузов. То, что мы делали вообще-то запрещено, и за это грозит немалый штраф, но зато напилили, наконец, полную машину дров. Надеюсь, лес на нас не в обиде.

– Ну что, Грибоедов, вот и все. Поехали домой, прыгай в кабину. А почему ты не требуешь: «Карету мне, карету»? – хитро щурился Серега.

Мы ехали домой по пустой дороге, по заснеженному краю, после тяжелой работы, ехали домой. Все вокруг покрыто снегом. Снег. Он появляется на земле чистейшими хлопьями или белой крупой, ложится невинный и пластичный такой, что можно вылепить любую фигуру. Лишь потом он становится колючим, обретает ледяную корку, покрывается скорлупой, которая со временем становится только прочнее и грязнее. А проломи черноту, под ней тот же чистый белый снег. Весной же снег тает, и вся грязь уходит в землю, а чистый прозрачный пар возвращается на небо. Так и люди.

Такая вот метафора. Моя может? Да нет, наверняка, уже кто-то применял.

– Нет, – говорил Серега. – Я не то, чтобы мизантроп. Просто, если все живое на Земле погибнет, людей будет жалко меньше всего.

– Кому будет жалко, когда все погибнет.

– Ну, что-нибудь останется.

В село вернулись уже в сумерках. Остановившись на нашем повороте, Серега начал доставать из кармана смятые купюры.

– Ты это, извини, у меня не хватает тут пары соток. Пятисотки не хватает, в общем. Я через пару дней отдам. Ты когда в город?

– А что ты свои-то, – говорю. – С тобой же сейчас за дрова расплатятся.

– Да не расплатятся, – Серега потупил взгляд, как будто ему стыдно. – Это за бесплатно. Говорю же, замерзают, ребетенок там. У Игоряна ключица поломата. Денег нету. Да ты его знаешь, Игорь Шипенко.

Знаю ли я Игоря?! Игорь Шипен! Это же первый глоток портвейна перед дискотекой; это первые вылазки, что по-деревенски называется «по бабам»; это среди ночи «Группа крови на рукаве…» под гитару на лавочке. Вот что такое для меня Игорь. К тому же эта история с психоинтернатом, который у нас именуется «дурятником», а там, между прочим, было все серьезно, даже уголовное дело заводили. Игоря тогда менты прессовали, чтобы он меня сдал, а он…

– Подожди, Серега. Так ведь они в пятиэтажке возле школы жили.

– Жили. В ипотеку. Теперь, квартира – банку, Игорян с семьей – в хибару.

– А где именно?

– По Заречной последний дом. Да захочешь зайти – найдешь. Там один такой…склеп.

– Завтра же зайду. Надо же. Знаешь, Серег, не надо тогда денег. Я тоже как бы поучаствовал. Ты там скажи про меня.

– Ладно, – Серега завел машину, я соскочил на землю, и еще не успел захлопнуть дверь, как что-то кольнуло. Что-то такое замерцало, что-то смутное где-то прочитанное или когда-то услышанное. Как-то не правильно.

– Серег, Серег, не надо не говори, что я с тобой был. Я сам потом, может быть, скажу, – он кивнул, как мне показалось одобрительно, а я захлопнул дверь и поплелся домой.

Это был тяжелый день. Однако, этот изнурительный, не престижный в дипломированных кругах труд принес мне спокойствие и умиротворение. Я даже почувствовал некоторую уверенность, которой уже давно не ощущал. И пропала бессонница, одолевавшая меня после развода и потери работы. Легкая, без тягостных мыслей голова опустилась на подушку, сон подступил, обволок моментально, только стояли в глазах деревья, кривые дороги и высокие, неприступные лесные сугробы.