Расправа [Кристина Борис] (fb2) читать постранично

Кристина Борис Расправа

Капля, свисавшая ещё секунду назад с почерневшего от сырости потолка, упала на искусанные губы заключённого. Прохладная, с землистым привкусом, влага прокатилась по трещинкам губ к уголку рта, заставив мужчину с трудом поднять руку и избавиться от щекотки.

А. открыл глаза. Он всё ещё был жив и всё ещё находился в этой ненавистной камере, которая стала ему жилищем уже больше года. Если бы не письма жены, он не знал бы, сколько прошло уже времени. Ему казалось, что пребывает он здесь уже целую вечность.

***

Каждый день был до ужаса похожим. Поначалу стены будто бы высасывали силу своей мрачностью и обилием плесени, однако со временем они стали нечто привычным и, как бы ни гонял А. это дорогое слово, родным.

А. уже смирился с тем, что он проживёт здесь ещё очень много дней. Его уже не пугала неизвестность. Надежда не придавала сил, а её свежий поток из писем заключённый отвергал, так как боялся вновь принять и потерять.

Когда А. оказался здесь, он храбрился и стойко принимал все тяготы пребывания в тюрьме, ведя себя дерзко и весело. Однако, со временем, когда все важные события семьи проходили без него, а новости становились всё мрачнее и мрачнее, мужчина стал понимать, что выйдет он отсюда нескоро.

***

А. был непростым заключённым – он не совершал преступлений с совестью и моралью. Он всего лишь был неудобен некоторым лицам, которые могли купить всё, включая жизнь человека.

До того как мужчина оказался в тюрьме, А. работал обычным журналистом, был женат на обычной женщине и воспитывал обычных детей. Однако любил он биться за правду и справедливость – за что и поплатился.

Когда надежда стала неминуемо угасать, на её место пришло отчаяние. Отчаяние заставляло нарушать режим и не соблюдать приказы. Оно наводило страшные мысли о том, что он больше никогда не поцелует свою жену, не обнимет детей и пропустит всё, что хоть как-то было связано с его прошлой жизнью до того момента, как он оказался запертым в этих стенах.

Вскоре выходки мужчины стали уже нечто обыденным, потому никто из служащих уже не удивлялся его крикам или дебошам посреди ночи. Карцер для А. стал постоянным местом пребывания.

Служащих это даже веселило – человек, который не падал духом и раздражал своим жизнелюбием и бунтарством, всего лишь говорил то, что думает их начальникам.

Однако с приходом нового работника по имени Я. заключённый перестал веселить людей своим поведением. Теперь от былого весельчака осталась лишь внешняя, весьма покалеченная оболочка, которая лишь как-то наводило воспоминание о прошлом бунтаря.

***

Я. – человек, которому нравилось причинять боль, да и физически он был большим и могучим человеком, от которого исходила опасность. Его переводили из одной тюрьмы в другую, так как даже тем, кто работал в исправительных учреждениях, было некомфортно находиться рядом с этим человеком. Таких людей даже там всячески избегают.

Работал он исправно и даже слишком. Нередко он получал выговоры за преувеличение своих полномочий, однако никогда Я. серьёзно не наказывали, так как если надо было сделать грязную работу, поручали её именно ему.

Частенько Я. оставался после работы и ни разу не отпрашивался, если его смены ставили на праздники, когда многие хотели побывать в эти дни с семьёй. Нет, у него была семья, однако он, зная про свои наклонности, оставался на работе как можно больше, чтобы не позволять монстру, что жил внутри него, вырваться на его семью.

С появлением сына, Я. стал помягче, однако такое состояние длилось всего лишь полгода. Затем он стал практиковать такие постоянные ночевки, дабы уберечь семью от самого себя.

***

К сожалению, когда Я. только перевели в эту тюрьму, он стал свидетелем очередного безобидного, но раздражающего поступка А. Именно тогда вечером Я. дал понять, что научит заключённых дисциплине на примере этого мужчины. Тогда А. пролежал в госпитале десять дней.

Были совершены ещё пара попыток выразить свой протест души, однако сила Я. заставляла заключённого умолкнуть. Несколько раз он ломал руку А. в одном и том же месте, когда кости ещё только успевали срастись. Нос был искривлён лишь однажды, а лицо постоянно испытывало на себе новые причуды садиста, превращаясь каждый раз в лиловое месиво.

***

На место отчаяния пришло смирение и безразличие. Стены камеры для А. теперь стали не просто родным домом, а нечто большим – сигналом того, что пытка закончилась, и он может передохнуть в этой тихой гавани ночь, чтобы встретить очередной день. С другой стороны стены вызывали отвращение, ведь они напоминали о том, что он и Я. всё ещё здесь, а значит их дальнейшая встреча неминуема.

Страх притупился на третьей поломке руки. Мужчина уже не препирался и не проказничал, чтобы не давать повод для встречи наедине с Я. в его кабинете с одиноким табуретом посередине. Но это всё равно не спасало его.

Теперь заключённого водили к Я. за малейшие проблемы: случайно выронил миску, много взял книг в библиотеке,