Дважды два [Ирина Калитина] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (8) »
Ирина Калитина Дважды два
Мир после войны
Оранжевые абажуры – тусклые светильники в каждом окне послевоенного города по вечерам оживляли изрытые снарядами, сырые, мрачные стены домов. Один такой старый уродец из потёртой, распадающейся ткани нависал над тяжёлым дубовым столом в комнате, где жила Маша. Освещённым оказывался, только, круг на белой скатерти, по стенам же и углам жилища притаились тени: проекция каркаса абажура. Они оживали, если кто-то входил в комнату, девочка пугалась и пряталась под одеялом. Ей, появившейся в этом мире недавно, казалось, что все окружающие предметы чувствуют, думают, радуются и боятся, как она. Шаги папы тяжёлые, голос захватывает всё пространство, волнуется пол, мечутся тени, рюмки из тонкого стекла в фанерном буфете жалуются нежными голосами. Они, как и Маша, не любят, когда папа начинает стрелять. «В атаку, не жалей патронов!» – ночной хрип. Мама вскакивает с кровати, бутылочка с лекарством и стопка с водой успевают коротко переговорить. Маша дышит неровно, хочет заплакать, но этого делать нельзя, взрослые сказали, что папа быстрее выздоровеет, если она не будет капризничать. Иногда, к ним на пятый этаж, тяжело дыша, поднимается лохматый, небритый человек в одежде нараспашку на двух костылях. У него – одна нога, брючина от второй заправлена за пояс. Мама сердится на девочку: «Не смей так смотреть». Маша же застывает, не в силах отвести глаз. Человек и папа пьют из стаканов жидкость, похожую на воду, пахнет она по-другому. Лицо папы становится красным, ему кажется, что он держит в руках оружие: «Перебью гадов»! Девочка и рюмки в буфете начинают нервничать, она знает, что такое «война» и «контузия», но слова «гад» пока нет в словаре, прячется под столом, чтобы больной папа не перепутал её с неизвестным «гадом». Разгорячённый отец встаёт на четвереньки, спина выше стола, и, грозя опрокинуть еду и выпивку, пытается достать дочь, та кричит, гость за столом кашляет, дышит со свистом. Мама успокаивает всех, берёт на руки Машу, стряхивает с неё пыль. Это не пыль, вовсе, а отходы жука-короеда, которого девочке так и не удалось обнаружить, сколько бы не ковыряла тонкими пальчиками дырочки в столе. На следующее утро большой человечище с виноватым лицом просит прощения у «дюймовочки». Инстинктивно чувствуя ненормальность происходящего, она пугается сильнее. Для тех, в кого четыре года летели пули, снаряды, кто оставил в окопах самых надёжных друзей, война не закончилась в один день, 9 мая. Эта истина откроется Маше, когда подрастёт. С папой связано незабываемое событие: на рынке, называемом «барахолкой», в страшном столпотворении, где её главной мыслью было – не потеряться, купили куклу Люсю, с, почти, настоящими волосами и закрывающимися глазами. В памяти не отпечатался конкретный день, когда отец перестал воевать, с какого момента стало тихо в их скромном жилище. Маше – четыре года, маме сорок три, папе исполнилось бы сорок шесть. Знакомые люди гладят её по голове и называют «сироткой». Новое слово. Мама сказала, что нужно зарабатывать деньги, потому что папа умер. Умер – это значит, что его нигде нет. Она пойдёт в библиотеку, а Маша – в детский сад.Счастливая пора золотого детства
«Работа» Маше не понравилась. Чужая комната, незнакомые люди, мамы нет. Девочка зашлась в крике. Никто не обратил на это внимания. Она забралась под стол, покрытый, как и дома, белой скатертью. Под этим «шатром» одно место оказалось занятым икающим и всхлипывающим рыжеволосым мальчишкой в очках. – Мама заберёт меня отсюда, – неровно вздыхая, сказала девочка, не уверенная в этом. – А меня папа заберёт раньше. Насчёт папы возразить было нечего и Маша перевела разговор на другую тему: – Ты умеешь рисовать бабочку? – Нет, только гармошку, давай, вылезем отсюда, я тебе покажу. – Не хочу. Посидим ещё. Зачем ты снял ботинки? – Я не успел их надеть, Елена Сергеевна обозвала меня копушей, а ребята – Профессором из-за очков. – Давай, помогу. Повозились, зашнуровали. Машу удивила неловкость нового знакомого. Следующим утром, она несла «на работу» рисунок бабочки, завёрнутый мамой в газету, подарок другу. Кроме привычки прятаться под столом, у двоих «отверженных» обнаружилось ещё одно сходство: оба считали несъедобной пищу в детском саду. Маша признавала сырую морковку, кочерыжку от капусты, яблоко, орехи, а кормили кашей, молочным супом, макаронами и бутербродом: тонким жёстким пластом сыра, изогнувшимся на куске серого батона. Другие дети, позавтракав, убегали играть, а двое оставались за своими столиками. Широкоплечая, здоровая няня с круглым лицом, мясистым носом, и сильными, не женскими руками подходила сначала к Профессору. – А, почему Алёшенька ничего не кушает? Попробуй кашку, – зачерпывала ложкой субстанцию из тарелки. Наивный Профессор открывал рот, чтобы ответить, и няня вставляла туда ложку с кашей. Мальчик давился, кашлял, внутри туловища что-то- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (8) »
Последние комментарии
1 час 29 минут назад
5 часов 45 минут назад
5 часов 54 минут назад
5 часов 59 минут назад
6 часов 20 минут назад
6 часов 28 минут назад