Эльнара. Дочь лекаря [Кора Бек] (fb2) читать онлайн

Кора Бек Эльнара. Дочь лекаря

История Пехлибея

Давным-давно, в самом сердце просторных степей знойной Азии, на берегу могучей и полноводной реки Янури, находилось великое Хоршикское ханство. Окруженные разными кочевыми племенами, хоршики вели оседлый образ жизни и были очень трудолюбивым, талантливым народом. Завоевав в ходе многолетних ожесточенных битв признание и уважение со стороны суровых кочевников, они построили посреди бескрайних степей Азии прекрасные города, изысканная архитектура которых настолько впечатляла, что порой путники, не знакомые со здешними местами, издали принимали их за миражи.

Столицей Хоршикского ханства являлся поистине сказочный, богатый, многолюдный Перистан, расположенный в устье реки Янури, по берегам которой, подобно цветущим живописным оазисам, раскинулись другие, большие и малые города великого ханства. Каждый из них был по – своему примечателен: один славился бойкой торговлей, другой слыл средоточием культуры, в третий стекались посланцы со всего Востока, дабы заказать оружие, по красоте и мощи которому во всей Поднебесной не было равных.

Город Архот, где проживал лекарь Пехлибей со своей дочерью Эльнарой, был известен искусством кожевенных дел мастеров. Одна часть мужского населения Архота занималась выделкой кожи, вторая половина – изготовлением всевозможных кожаных изделий, которые затем передавались в женские руки для украшения их причудливыми орнаментами, меховой окантовкой, а порой и драгоценными каменьями. С самого раннего утра и до позднего вечера, не поднимая головы, трудились сотни ремесленников, мастерство которых высоко ценилось не только жителями обширного ханства, но и представителями многочисленных сопредельных кочевых племен. Стойкий запах свежевыделанной кожи присутствовал едва ли не в каждом дворе, сопровождая жизнь уроженцев Архота от рождения и до последних дней. В этих однообразных буднях незаметно протекали дни и годы. Одни поколения архотцев сменялись другими, подобно тому, как в природе сменяются времена года.

И все также летом немилосердно палило высокое солнце, беспощадно выжигая своим жаром огромные степные равнины. Осенью дул промозглый холодный ветер, нередко шел проливной дождь, из-за чего не только люди, но даже лошади с трудом передвигались по глубоко – пропитанной влагой земле. В зимнюю стужу от невыносимо- сильного мороза пряталось все живое и только вьющийся над печными трубами дым позволял догадываться, что в заснеженном Архоте жизнь не угасла, а ждет весны, когда растекутся вешние воды, прилетят с теплых краев птицы, а на деревьях появится нежная светло – зеленая листва, воздух наполнится пьянящим ароматом свежести и буйного цветения, будоража душу разными мечтаниями и непонятным томлением.

В одну из таких весен, в поисках другой жизни, потомственный лекарь Пехлибей, будучи молодым порывистым юношей, отправился когда – то вместе с племенем самсетов вглубь Востока, манившего его своей загадочной и волнующей недосказанностью. Не один год провел Пехлибей в дальних странствиях, дошел до берегов Индийского океана и везде, благодаря своему честному нраву и способностям целителя, находил приют, понимание и доброе к себе отношение. Немало интересного узнал любознательный и впечатлительный юноша об обычаях и культуре разных народов древнего Востока, немало чему новому и полезному научился в искусстве врачевания у тибетских и индийских целителей. Не раз способному и видом пригожему молодому мужчине предлагали остаться жить в той или иной стране, сватали за него своих дочерей и сестер, но Пехлибей, постигая мир, все шел и шел вперед.

Оказавшись у берегов Индийского океана, поначалу он поразился его красоте и величию, а потом неожиданно для самого себя ощутил вдруг сильную тоску по родине: по реке Янури, с которой были связаны самые счастливые воспоминания его детства, по родному городу, все дома и общественные здания в котором были построены из гладкого белого кирпича, отчего даже в пасмурную погоду он смотрелся красиво и даже празднично, по жителям Архота – бесхитростным и неутомимым труженикам Великой Степи. Пехлибей понял, что настало время вернуться домой, продолжив дело своих предков.

Обратный путь его пролегал через утопающую в неге и роскоши красавицу Востока – страну Персию. Хозяин караван-сарая, в котором он однажды остановился на ночлег, узнав, что его постоялец является лекарем, предложил ему попытать счастья, осмотрев дочь одного знатного вельможи, не так давно захворавшую непонятным недугом, за излечение которой любящий отец обещал баснословную сумму. Правда, неуспех в этом деле карался очень сурово – отсечением головы. После того, как несколько местных целителей поплатились жизнью за свою излишнюю самонадеянность, никто из окрестных врачевателей по доброй воле уже не переступал порог дома жестокого богача. Безутешный отец удвоил сумму награды, но и эта мера не вдохновила служителей медицины на героический поступок. В разные концы страны были отправлены гонцы на поиски опытных лекарей, а несчастная девушка с каждым днем таяла, словно свеча.

Не ради денег или быстрокрылой славы, а из человеческого сострадания и чувства долга отправился на следующее утро Пехлибей в дом грозного вельможи. Осмотрев больную, исхудавшую настолько, что ее белое бледное личико составляли, казалось, лишь огромные черные, исполненные боли глаза, в сопровождении приставленных к нему стражников юноша тотчас направился в ближайшие горы. До самого заката солнца он неутомимо искал нужные ему травы. Уже стражники его, имевшие поначалу такой суровый и даже устрашающий вид, едва не валились с ног от усталости, а Пехлибей все переходил с одного горного склона на другой. Наконец, отыскав все необходимые растения, в сопровождении воинов он вернулся во дворец визиря Сатара.

В эту чудную ночь, выпив приготовленный чужеземным лекарем целебный отвар, единственная дочь персидского вельможи красавица Фарида впервые за последнее время заснула спокойным сном. В течение следующей недели Пехлибей ежедневно навещал девушку, осматривал ее в присутствии тетушек и многочисленной женской челяди, самолично готовил настойку из трав, терпеливо объяснял служанкам, как правильно делать обтирания, какие точки им нужно массировать на ступнях ног, до которых посторонний мужчина, будь он даже целитель, ни в коем случае не смел касаться, и вскоре Фарида выздоровела, вернув себе славу одной из красивейших девушек Персии и безмерно обрадовав отца, у которого относительно дочери были свои планы.

Но тут занедужил Пехлибей, пораженный в самое сердце красотой, нежностью и добрым нравом персидской красавицы. Еще несколько раз после ее выздоровления он исхитрялся найти повод навестить ее, но с каждой новой встречей огонь страсти все больше разгорался в нем, причиняя немыслимые душевные муки. Сатар сдержал свое слово, щедро наградив искусного целителя, но никакое золото мира не могло бы облегчить боль несчастного влюбленного.

Позабыв о возвращении домой, днем и ночью он непрестанно думал о красавице Фариде, вспоминал ее мелодичный голос, грациозную и легкую походку, нежное белое личико, обрамленное густым черным волосом, загадочный взгляд огромных черных глаз, маленький точеный носик, пухлые вишневые губы, милый румянец на щеках. Снедаемый любовной тоской, ночами Пехлибей писал пространные грустные стихи, а утром, едва дождавшись, пока проснется хозяин караван-сарая Саид, с которым они успели хорошо подружиться, заставлял его слушать свои творения, большей частью не слишком удачные.

Однажды Саид, услышав в сотый раз слова про безответную любовь, вдруг встрепенулся:

– Послушай, Пехлибей, а ты уверен, что твоя любовь безответная, и что юная дочь Сатара не питает к тебе никаких чувств?

– Конечно! – удивился друг: Разве может Фарида, такая красавица, умница, да еще дочь знатного человека, полюбить бедного целителя, да еще из чужой страны?

– А ты ее саму об этом спрашивал? – задал коварный вопрос хитрый перс.

– Что ты?! – испуганно замахал руками несчастный влюбленный: Мы же ни разу не оставались с ней наедине, все время нас окружали ее тетушки и служанки. Что ж я мог ей сказать, даже если бы надеялся на взаимность?.. Ах, друг, не береди мою израненную душу, лучше послушай, что я этой ночью сочинил!

– Хватит сочинять, толку от твоих словесных излияний! – неожиданно возмутился Саид: Нужно найти возможность переговорить с девушкой, узнать, нравишься ли ты ей, и уж тогда будет ясно, что делать дальше?

Как и большинство горожан, Саид недолюбливал жестокого и алчного Сатара, а потому был бы несказанно рад хорошенько ему насолить.

Спустя несколько дней приятелям стало известно, что Сатар вместе с падишахом выезжает на крупную охоту, а значит, несколько дней будет отсутствовать в городе. Грех было не воспользоваться таким случаем, а потому в ту же ночь, подкупив одного из стражников, Саид помог другу пробраться на территорию сада женской половины, спящего безмятежным сном роскошного дворца.

К счастью, Фарида не спала. Вот уже не одну ночь она мучалась бессонницей, вспоминая статного смуглого лекаря с мужественным лицом и красивой стройной фигурой. Его глубокий грустный взгляд, красноречивее всяких слов говоривший о любви, кружил ей голову, волновал юную кровь. Ей так хотелось прижаться к его широкой груди, почувствовать крепкие и ласковые объятия, узнать сладость поцелуя крупных, четко – очерченных губ. Всякий раз при встрече с Пехлибеем, чтобы не выдать своего волнения, Фарида опускала глаза, а теперь казнила себя за то, что не успела полностью впитать в себя дорогой ее сердцу облик, так, чтобы отчетливо, до мельчайших подробностей, запомнить его на всю оставшуюся жизнь, ведь теперь красивый чужеземец наверняка находится по дороге к своему дому, и, уж верно, позабыл о ней, дочери грозного персидского вельможи, которой завидуют все, кому не лень, даже не подозревая о том, как она на самом деле несчастна.

Фарида знала, что после возращения отца с охоты в их дом должны приехать сваты от самого падишаха, пожелавшего взять юную красавицу в жены своему старшему сыну – толстому, глупому и очень чванливому Хусейну, наследнику могущественного престола, предпочитавшему всяким государственным делам бесконечные пирушки, развлечения и охоту. Ее отец был чрезвычайно горд высочайшей милостью, которая позволяла ему надеяться сохранить свое положение при дворе в случае смерти уже немолодого падишаха, однако, у пылкой романтичной девушки наследный принц вызывал лишь чувство отвращения. Она пыталась убедить отца не выдавать ее замуж за человека, который сделает его дочь глубоко несчастной, но Сатар запретил и думать об этом. Во дворце полным ходом шли приготовления к встрече сватов, причинявшие виновнице предстоящего торжества сильные душевные страдания.

В эту лунную летнюю ночь Фарида сидела у раскрытого окна своей опочивальни, грустно глядя на цветущий роскошный сад, в котором росли невиданной красоты цветы и высокие стройные деревья, невдалеке тихо шумел фонтан, сделанный из прекрасного греческого мрамора, но ничто не радовало девушку. Вдруг ее чуткий слух уловил какой-то шорох, а спустя еще несколько секунд, к своему неимоверному удивлению, она увидела в ярком свете луны Пехлибея, непонятно каким образом очутившегося под ее окном. Взглянув в его лицо, юная персиянка увидела на нем такую мольбу и отчаяние, что решилась на безумный для девушки Востока шаг.

Она прошла к своей постели и, связав между собой две простыни, вышла на балкон, после чего, привязав один конец этого своеобразного каната к гранитным перилам, другой конец бросила красивому чужеземцу, захватившему в плен ее неискушенное сердечко. Пехлибей, не сразу распознавший намерения возлюбленной, впал в мрачное уныние, когда она удалилась вглубь комнаты, а потому его радость просто не знала границ, когда он понял, что Фарида ждет его.

Уже через минуту подданный хоршикского хана предстал перед прекрасными очами первой красавицы Персии. Донельзя взволнованные встречей, влюбленные признались друг другу в своих чувствах, а потом, еще больше расстроившись после этого пылкого признания, девушка сообщила, что отец в ближайшем времени намеревается насильно выдать ее замуж за сына падишаха. В ответ Пехлибей, которому любовь придала небывалую решительность, предложил Фариде бежать с ним на его родину. Дочь персидского визиря, немного пугаясь своего безрассудства, согласилась.

– Я знаю, свет души моей, – ласково и чуть печально произнесла она, – что отец, когда узнает о моем побеге из дома, непременно отправит за нами погоню, и если нас настигнут, то наши бедные головы полетят с плеч. Но я также знаю, что теперь, после нашего чудного свидания, мне без тебя, светоч глаз моих, белый свет уже будет не мил, я просто зачахну, как цветок, которого внезапно лишили солнечного света. Я готова пройти любые испытания, лишь бы быть рядом с тобой!

Пехлибей, у которого от счастья кружилась голова, горячо заверил возлюбленную, что приложит все силы, дабы их общее желание – быть вместе, как можно скорее исполнилось.

Поджидавший друга в глубине сада Саид, узнав, как стремительно разворачиваются события, был просто восхищен отвагой и решительностью скромного хоршикского лекаря. Выбравшись через маленькую калитку на улицу, приятели поспешили домой, чтоб обсудить свои дальнейшие действия. По мнению хозяина караван-сарая, влюбленным сейчас ни в коем случае не следовало отправляться в дорогу, поскольку, как только во дворце станет известно об исчезновении невесты шахзаде, за ними тут же пошлют погоню. А, зная крутой нрав Сатар-визиря, можно было предположить, что он полностью перекроет все пути так, что без его ведома даже мышь не сможет проскользнуть за пределы страны, не говоря уж о двух взрослых людях. Хитрый перс предложил другу оставаться в городе, так как никому и в голову не придет искать беглецов у себя под носом, а потом, когда страсти немного поутихнут, под видом мелких торговцев присоединиться к какому-либо каравану, направляющемуся в сторону Азии.

Эта мысль очень пришлась по душе Пехлибею, готовому, если понадобится, отдать за любовь свою жизнь, но не желавшему подвергать опасности любимую. Саид пообещал на следующий же день переговорить с сестрой, проживавшей в другом конце города. По его словам, вдова, имевшая на руках трех малолетних детей, не откажется от возможности подзаработать и приютит под своей крышей влюбленных, которых она может выдать за недавно поженившихся родственников, приехавших в столицу погостить из дальнего горного селения.

Весь следующий день искусный лекарь и несостоявшийся поэт, до крайности истощенный предшествовавшими счастливому свиданию бесплодными ночными бдениями, которые он целиком посвящал сочинению пространных газелей, крепко спал. Постелью ему служила тонкая, истертая временем циновка, однако никогда еще Пехлибей родом из Хоршикского ханства не был в своей жизни так счастлив. А в одной из комнат роскошного дворца Сатара, утомленная предыдущими бессонными ночами, на широком мягком ложе спокойным сном спала дочь знатного персидского вельможи Фарида, и на ее пухлых вишневых губах играла счастливая улыбка.

Как и было заранее условлено, ближе к ночи Саид, переодетый дервишем, пришел к стражникам, охранявшим женскую половину дворца Сатар-визиря. Пожаловался, что никак не может найти старика, несколько часов тому назад попросившего его присмотреть за увесистым кожаным бочонком, и после этого словно в воду канувшего. Обнаружив в бочонке крепкое вино, стражники отправили дервиша восвояси. Как только всей гурьбой они скрылись в густых зарослях, дабы, пользуясь отсутствием хозяина, на славу попировать, приятели устремились к заветной калитке.

Строго-настрого наказав служанкам не беспокоить ее до самого утра, Фарида, как только солнце стало клониться к закату, отправилась в свои покои. С легкой грустью оглядела родную опочивальню, собрала в дорогу все самые необходимые вещи, уложив их в сундук, окованный серебром, вынула из малахитовой шкатулки изящное жемчужное ожерелье, подаренное ей в детстве покойной матерью и соединявшееся серебряной пластинкой, на которой было выгравировано ее имя, а потом вышла на балкон. Внизу ее уже ждал возлюбленный вместе со своим другом.

Проникнув, как и прошлой ночью, в покои Фариды, Пехлибей обвязал крепкими веревками сундук и осторожно спустил его на землю, где тяжелую ношу ловко подхватил Саид. Затем таким же образом передал ковер. Растянув ковер под балконом и ухватившись с двух сторон за его концы, приятели ждали отважную беглянку. Бросив прощальный взгляд на родной дом, хрупкая Фарида смело перешагнула через низкие перила и потом плавно опустилась вниз. Выскользнув за калитку, они перешли дорогу, где у одного из заборов стояли на привязи черный, как вороново крыло, тонконогий статный красавец – конь и, не признающий суеты, величавый корабль пустыни – верблюд. Усадив любимую перед собой на нетерпеливого скакуна, Пехлибей под покровом ночи стремительно поскакал к дому Зейнеп – сестры Саида, ну а сам Саид, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, погрузил поклажу на верблюда и неспешным шагом отправился следом.

Незабываемая ночь любви

Зейнеп, высокая стройная тридцатилетняя женщина с немного печальным взглядом миндалевидных карих глаз и полными губами цвета ранней вишни, встретила гостей очень радушно. Она поселила влюбленных в небольшой пристройке, в которой ее покойный муж, занимавшийся торговлей, хранил когда-то товар. Сейчас здесь находились широкая глинобитная суфа, застеленная двумя толстыми коврами, два деревянных тахта и низенький столик, в углу лежал аккуратно-свернутый матрац, набитый верблюжьей шерстью. После легкого ужина Пехлибей, чтобы не смущать возлюбленную, вышел на улицу. Зейнеп осталась помочь приготовить постель.

Чужеземец, совершивший этой ночью неслыханно дерзкий поступок, с наслаждением вдыхал свежий воздух, наполненный головокружительным ароматом цветущей сирени, и восхищенно смотрел на высокий небосвод, усеянный сверкающими яркими звездами. Он вспоминал, как, будучи маленьким мальчиком, любил лежать в густой темно-зеленой траве, что росла позади его дома, и смотреть в голубое небо, по которому медленно плыли белые облака, мечтая о том, что когда вырастет, он непременно совьет множество крепких веревочных лестниц, по которым сумеет подняться до самых небес, чтобы своими руками коснуться облаков, таивших в себе какую-то загадку. Сейчас ему безумно хотелось достать с неба звезду и подарить ее любимой. Представив, как она сверкала бы на его ладони, отражаясь чудным светом в бездонных очах возлюбленной, он тихо засмеялся и вошел в дом.

В комнате было темно. Осторожно, чтобы не разбудить милую, Пехлибей прошел в дальний угол, где поверх циновки лежал матрац, и от неожиданности вздрогнул, услышав нежный голос:

– Господин, разве твое законное место не там, где находится твоя жена? Зачем ты хочешь оставить меня в холоде одиночества, подвергая страданиям мое трепещущее от любви к тебе маленькое, но очень горячее сердце?

– Но, любовь моя, ведь мы еще не поженились! Как я могу прикоснуться к тебе, зная, что тем самым вовлеку твою невинную душу в непозволительный грех? Я очень люблю тебя, и не хочу причинять тебе никаких, даже малейших страданий!

– О каком грехе ты ведешь речь, светоч глаз моих? Разве любовь не есть самое чистое чувство, которое люди могут испытывать друг к другу, и разве перед лицом Всевышнего мы с тобой не есть отныне муж и жена? Грех – не разделить со мною наше ложе любви.

– О, моя прекрасная принцесса! Ты причиняешь мне немыслимые мучения своими словами, ведь мои душа и тело уже давно нестерпимо рвутся к тебе, однако праведный мусульманин обязан в первую очередь свято чтить и строго соблюдать предписанные Аллахом законы. Как только мы поженимся…

– Господин мой, у тебя будет возможность замолить наш ночной грех в своей утренней молитве, если ты считаешь плотскую любовь грехом. А сейчас иди ко мне, я жду тебя! Больше всего на свете мне нужны твои надежные, крепкие объятия! Хочу забыть обо всех своих тревогах, испив этой ночью чашу твоей любви до самого дна!

– Свет души моей, для того, чтобы пожениться, нам вовсе не обязательно ждать прибытия в Хоршикское ханство. Мы сможем сделать это сразу же, как только пересечем границу Персии. Надеюсь, это произойдет уже довольно скоро.

– А не разонравилась ли я тебе, солнце моей жизни? Или, быть может, у тебя на родине осталась невеста, и теперь ты жалеешь о поспешности своего шага? Скажи, не томи мою душу!

– Я прошел много стран, но не видел девушки красивее и лучше тебя, любовь моя! Ты, словно гурия, спустившаяся на грешную землю из райского сада. Назвать тебя своей женой – предел всех моих мыслимых и немыслимых желаний.

– Ты можешь назвать меня ею уже сейчас. Я верю, что Всевышний нас видит и одобряет, но только ему одному ведомо, как много времени нам придется провести здесь, подвергая наши жизни постоянной опасности. Знаю, что гнев моего отца не будет иметь пределов, когда он узнает, что его единственная дочь сбежала из отчего дома, да еще накануне свадьбы с шахзаде, и если только воины обнаружат нас, нам обоим придется тяжко. Но мы выбрали этот путь, и во имя своей любви я хочу идти до конца! Хочу, чтоб ты стал моим первым и единственным мужчиной, чтоб ты назвал меня своей женой, хочу принадлежать тебе, господин мой, и не только душой, но и телом, хочу, чтоб мы стали единым целым! Я люблю тебя так, как никто никогда не любил еще на этом свете!

– О, моя несравненная возлюбленная! Ты не только удивительно красива, но и необыкновенно мудра, жена моя. Не представляю теперь, как мог я жить все эти долгие годы, не видя твоего дорогого лица, не слыша твоего родного голоса? Куда-то шел, к чему-то стремился… а ведь подлинное счастье только в любви, как же мне повезло! Я самый счастливый человек на свете! Хочу жить ради тебя, беречь тебя, любить тебя, солнце жизни моей! Ты – моя путеводная звезда, осветившая своим чудным неземным светом мой доселе одинокий путь! Я готов отказаться от всего и от всех, лишь бы ты была всегда рядом. Я люблю тебя так, как любят только раз в жизни, мое бесценное сокровище, моя судьба, жена моя! – с этими словами Пехлибей заключил Фариду в крепкие и ласковые объятия.

Она, безмерно обрадованная таким пылким и искренним признанием, немного смутилась, спрятав свое пылающее личико на широкой груди любимого, а потом решительно откинулась на пышные подушки, увлекая за собой Пехлибея. Почувствовав волнующую тяжесть его большого ладного тела, тихонько застонала от наслаждения и закрыла глаза. Опасаясь, что возлюбленной нечем будет дышать, он хотел приподняться над ней, но она, по-прежнему не открывая глаз, притянула его к себе с такой страстью, словно желала раствориться в нем. Приятная тяжесть мужского тела несказанно возбудила Фариду. Снова и снова она изо всех сил вжималась в него, в эти моменты остро ощущая свою женскую хрупкость и беззащитность и, наслаждаясь безудержной мужской мощью, исходившей от любимого, его невероятно-огромной силой, которой хотелось полностью отдаться, забыв обо всем на свете.

– Сегодня, если на то будет воля Всевышнего, мне предстоит познать великую тайну жизни, став женщиной. Наверное, это знание сделает меня особенно счастливой, и все же то, что я испытываю сейчас – это уже далеко не маленькое счастье. Я чувствую себя ранней травой, которую нетерпеливо топчет, изголодавшийся за зиму по свежему выпасу, молодой горячий конь. Он то нависает надо мной подобно неумолимо-грозным скалам, не оставляя малейшей надежды на пощаду, то вдруг бросается вперед, сминая все на своем пути, безжалостно вдавливая меня в землю, обрушившись всей своей, до боли сладкой и безумно-привлекательной тяжестью, приводя меня в неистовый трепет. Что может быть слаще этого? – думала Фарида, страстно прижимаясь к телу любимого.

Заглянувшая сквозь небольшое окошко полная луна осветила лицо возлюбленной. Восторгаясь ее утонченной красой, Пехлибей покрыл нежными поцелуями высокий чистый белый лоб, давно дразнившие его воображение, чуть впалые благородные щеки, восхитительный точеный носик, взлетающие к вискам, тонкие черные брови, трепещущие, красиво-изогнутые длинные ресницы. Изящная длинная шея призывно белела в темноте, сводя его с ума. Он поцеловал ее таким глубоким долгим поцелуем, что упругие соски на груди милой тут же напряглись, словно две маленькие острые стрелы. Стоило ему надавить на них, как Фарида выгнулась всем телом, не сдержав громкого стона. Спустив ее платье до самого пояса, Пехлибей на несколько мгновений восхищенно застыл при виде небольшой округлой груди, показавшейся ему пределом женского совершенства, а потом бросился к этим божественным райским источникам, поочередно целуя их то дразнящими, едва уловимыми, то сильными, неистово страстными поцелуями, жадно лаская их своим нетерпеливым языком и очень умелыми руками.

Фарида уже не стонала, а кричала от нестерпимого наслаждения, словно змея извиваясь всем телом под Пехлибеем. Ее длинные, иссиня-черные, как масть чистокровного арабского скакуна, волосы разметались по подушке, а раскинутые руки теребили края простыни так сильно, будто хотели порвать ее. Оставив в покое ее изумительную грудь, находившуюся на пределе возбуждения, Пехлибей покрыл легкими поцелуями маленький, гладкий, почти плоский живот возлюбленной, после чего стал проталкивать свой горячий язык внутрь ее пупка ритмичными сильными движениями, временами то быстро вращая им, то резко останавливаясь и полностью вынимая, чтобы затем вновь страстно припасть к этой неимоверно-сладкой впадине.

– О, мой господин, ты просто волшебник, мне кажется, я сейчас умру от невиданного наслаждения, – шептала, задыхаясь, Фарида. – Умоляю, возьми меня поскорее!

Но Пехлибей не спешил. Задрав подол девственно белого платья, принялся ласкать руками внутреннюю поверхность ее пленительных стройных бедер. Его ладонь то почти невесомо скользила над ними, отчего по телу любимой пробегали легкие судороги, напоминая потревоженную шаловливым ветром игривую водную гладь, то уверенным хозяйским движением крепко проводила по ним, и тогда красавица на мгновение замирала, отдаваясь тем непередаваемо сладостным ощущениям, что вызывала в ней абсолютно непререкаемая и волнующе неотвратимая мужская сила. Когда же его, жаждущая все большего удовлетворения, рука коснулась ее пушистого черного холмика, Фарида, словно серебристая рыбка, мягко соскользнула с постели. Ее белоснежное атласное платье, так чудно облегавшее тонкий стан, упало на пол, подобно облаку, внезапно решившему спуститься с заманчивых, недосягаемо чистых высот неба на кипящую страстями, испокон веков живущую грехами, землю.

У Пехлибея перехватило дыхание при лицезрении сей неземной красы. Изящное, удивительно пропорциональное тело любимой являло собой образец совершенства, который можно встретить в природе, наверное, не чаще, чем раз в столетие. Миниатюрная, как и большинство женщин Востока, она обладала царственно стройной шеей, изящными неширокими плечами, имела небольшую, аппетитно округлую грудь с бледно розовыми сосками и голубыми прожилками на белой, изумительно нежной, как у младенцев, коже, ее трогательно хрупкая, прямая спинка плавной, безумно манящей линией переходила в два маленьких упругих полушария, соблазнительные стройные бедра подчеркивали головокружительную чувственность красивых ног, а изящные гибкие ступни способны были свести с ума.

«Совершенство», случайно или намеренно стоя к Пехлибею вполоборота, отчего все достоинства женской фигуры представали как на ладони, улыбнулось ему лукавой и, вместе с тем чуть смущенной улыбкой, затем грациозно преклонило колени и нежно прошептало: «Я у твоих ног, господин мой. Да будет так всегда!» «Да будет так всегда, жена моя!» – эхом отозвался Пехлибей и, подняв ее на руки, осторожно опустил на суфу.

Когда он полностью обнажился, пришел черед искреннего восхищения Фариды перед подлинно божественной красотой и гармонией, которой наделяет Всевышний отдельных представителей лучшей половины человечества. Телосложению Пехлибея мог позавидовать сам Юсуф Прекрасный родом из Ханаана. В меру высокий, широкоплечий, он имел гордую осанку человека, воспитанного в духе внутренней свободы и нравственной чистоты. Его мощную грудную клетку посредине и вокруг светло коричневых сосков украшали мягкие, не слишком густые волосы. Безупречно стройная талия и подтянутый живот радовали сердце, аккуратные ягодицы притягивали взгляд, а сильные крепкие ноги восхищали мужественным рельефом мышц. В каждом движении – характерная для жителей Азии чарующая упругость, во внимательном взоре раскосых карих глаз – пленяющие романтичные женские души, знание жизни и властность, в смуглом обветренном лице, в изящном, но твердом подбородке, в крупных губах – обжигающая чувственность. Порывистым мечтательным юношей, стремившимся к познанию мира и самого себя, покинул когда-то Пехлибей родное Хоршикское ханство, а возвращался зрелым мужем.

Блестящими, широко раскрытыми глазами смотрела Фарида на возлюбленного, чувствуя внизу своего живота волнующую тяжесть и какую-то сладостную боль. Пытаясь совладать с охватившим ее внутренним напряжением, она подобрала под себя ноги, но уже в следующую минуту выпрямила их, подчиняясь воле любимого, полностью накрывшего ее своим большим и сильным телом. Заключив милую в надежные и ласковые объятия, Пехлибей с наслаждением вдохнул нежный цветочный аромат, исходивший от ее густых черных волос, поцеловал ее заалевшее от смущения родное личико, легонько коснулся пухлых вишневых губ и, уже не сдерживая своей, стремительно растущей в нем страсти, жадно впился в них глубоким, страстным, головокружительным поцелуем. При этом его нетерпеливые руки то пробегали, подобно легкомысленному весеннему ветру, радующемуся пробуждению природы после несправедливо долгого зимнего сна, вдоль тонкой спинки любимой легкими, и оттого еще более возбуждающими движениями, то крепко сжимали ее маленькую, но набухшую грудь, заставляя прекрасную персиянку выгибаться всем телом и исторгая из нее столь страстные стоны, перед которыми не устоял бы самый суровый монах из тех молчаливых и глубоко сосредоточенных служителей Будды, что доводилось встречать хоршикскому лекарю в труднодоступных горах Тибета во время своего длительного путешествия.

Фарида отвечала любимому сначала робкими, потом все более пылкими поцелуями, обвивая его крепкую шею своими тонкими нежными руками, соблазнительно двигая бедрами, об которые уперся его горячий и неимоверно твердый ствол. Не отрываясь от жарких уст милой, Пехлибей осторожно раздвинул ее ножки. Почувствовав, как она мгновенно напряглась, нежно шепнул в ушко: «Не бойся, любовь моя, все будет хорошо». Его большие надежные руки долго ласкали внутреннюю поверхность ее пленительных гладких бедер, чуть более сильным движением касались пышного черного холмика, так вызывающе соблазнительно выделявшегося на белой коже и очень чутко отзывавшегося на ласку чувственными судорогами, пробегавшими по восхитительно женственному телу, и заставлявшими бедра вновь и вновь смыкаться в непреодолимой истоме.

Воздав должное стражам, оберегающим вход в заветную расщелину, Пехлибей направил руку к изнемогающей от напряжения вульве. Внешние половые губы возлюбленной оказались на удивление развитыми, их безумно приятно было ласкать, ощущая их упругость и податливость одновременно, горячий клитор вытянулся вперед в ожидании предстоящей любовной схватки, влажные малые губы раскрылись, готовые принять в себя член.

Подчиняясь мощному природному инстинкту, Фарида еще шире раздвинула ноги, закрыла глаза, крепко обхватив любимого за шею и прошептав: "Я, люблю тебя, солнце моей жизни!" "Я люблю тебя, моя прекрасная пери!", – ответил Пехлибей, осторожно направляя свое могучее мужское орудие в трепещущую расщелину. Несколько раз его горячая головка входила лишь наполовину, потом совершила ряд приятных вращающихся движений, давая невинному влагалищу возможность еще более возбудиться и как можно шире раскрыться и, наконец, не слишком быстрым, но абсолютно точным ударом огромный и беспощадно твердый, как многолетний дуб, обжигающе горячий, как летнее солнце, ствол вошел во влагалище, безжалостно сминая обреченное на поражение сопротивление девственной плевы. Фарида слабо вскрикнула, задрожав всем телом и еще сильнее прижавшись к возлюбленному. Ей показалось, будто через нее прошел острый длинный кинжал, достигнув самой гортани. Пехлибей, приостановив свое наступление, нежными поцелуями покрыл ее до боли родное лицо.

Успокоившаяся Фарида мышцами влагалища покрепче обхватила член, давая понять, что готова к продолжению любовного урока. Чуть приподнявшись над милой, Пехлибей начал входить в нее ритмичными и все более глубокими ударами. Распростившаяся с девственностью, первая красавица Персии довольно быстро приноровилась к его темпу, мягко скользя бедрами и одновременно лаская руками широкую и гибкую спину любимого. «Какая приятная штука – любовь! Еще никогда в жизни мне не было так хорошо, как сейчас. Хочу, чтоб это продолжалось как можно дольше!», – восхищенно думала дочь грозного визиря Сатара, позабыв в эту минуту и об отце, живущим предвкушением скорого родства с великим падишахом, ни сном, ни духом не ведая о крушении сих радужных надежд, и о своем побеге из отчего дома, да и, вообще, обо всем на свете. Ничто не имело значение в сравнении с теми сладостными ощущениями, что щедро подарила ей любовь.

Между тем, Пехлибей убыстрил свой темп. Его безумно притягательный ствол уже не скользил в нежной расщелине, а вонзался в нее такими сильными и крепкими ударами, что Фарида стонала, не переставая.

– О, мне кажется, я этого не выдержу: слишком сильно, слишком сладко и слишком много для такой маленькой женщины, как я! Мой господин – самый непревзойденный мужчина на свете, я люблю его очень-очень! – мысли стремительно неслись одна за другой: Но как же ошибаются все вокруг! Одни мечтают о величии, другие стремятся к богатству, третьи заняты поиском истины, а ведь все это – пустая суета сует. Любовь – вот, что главное в жизни!

Ее изнемогающая от страсти вульва бешено пульсировала, любовные соки текли рекой, а Пехлибей не прекращал свой натиск. Острый длинный кинжал превратился в могучий меч, ненасытно и хладнокровно вонзавшийся в утомленную до предела плоть. Обессилевшая Фарида умоляла о пощаде. Возлюбленный великодушно внял ее мольбам, и после нескольких, особенно сильных и сладостных ударов, залил расщелину, впервые познавшую мужскую мощь, обильной густой спермой.

Несколько минут влюбленные молча лежали, пытаясь прийти в себя. Потом Пехлибей, ласково прижав к себе любимую, поцеловал ее долгим и нежным поцелуем. Фарида, испытавшая доселе неведомое, головокружительное чувство полета, отрешенно молчала, не в силах осознать окружающую действительность. Ее прекрасное тело все еще вздрагивало в сладострастных судорогах, а воображение упивалось восхитительной картиной бездонного темного неба с загадочно мерцающими звездами, где парила ее душа, познавшая чудо из чудес.

Пехлибей продолжал дарить ей легкие, исполненные трепетной любви поцелуи, и возлюбленная очнулась. Из ее дивных глаз покатились светлые слезы ни с чем не сравнимой радости от пережитого чувства единения и абсолютной гармонии.

– О, господин мой, ты сделал меня счастливейшей из смертных, да хранит тебя Всевышний!

С этими трогательными словами в порыве искренней благодарности она припала к стопам любимого, покрыв их бесчисленными горячими поцелуями, прижимаясь к ним лицом, вдыхая их непередаваемо – родной запах.

– Любовь моя, ты – лучший из лучших, позволь мне придать твоему могущественному орудию его первозданную чистоту и свежесть!

Не дожидаясь ответа, Фарида склонилась над мужской гордостью Пехлибея и с явным наслаждением принялась облизывать ствол от самого основания до чудесной головки, обладавшей особенно сладким вкусом. Она долго не могла оторваться от уздечки, восхитившей ее своей удивительной нежностью, а когда познала сладость маленькой дырочки, расположившейся на самом почетном месте спесиво важной головки, никак не могла решить, что же всего вкуснее.

Пехлибея, возлежавшего на высоких подушках, терзали два противоположных чувства: наслаждения и возмущения. С одной стороны, нежные умелые ласки милой были ему очень приятны, но с другой, он не мог понять, где она этому успела научиться: юная дева, которую он этой ночью лишил невинности? Словно бы почувствовав его сомнения, Фарида оторвалась от занятия, доставлявшего ей большое удовольствие, и растерянно посмотрела на любимого, пытаясь понять, что вызвало его неудовольствие, потом лукаво улыбнулась и, взмахнув пушистыми ресницами, нежно произнесла:

– Господин мой, дозволь напомнить, что твою жену, навеки преданную тебе душой и телом, готовили в жены шахзаде. Отец очень хотел угодить наследному принцу, поэтому специально для меня нанял одну старую китаянку, обучившую твою рабу кое-каким премудростям любви. Я чиста перед тобой, как утренняя роса, светоч глаз моих!

– Я верю тебе, моя благонравная, моя глубоко любимая жена. Хорошо, что ты это сказала, но больше не напоминай мне о шахзаде, пусть прошлое останется в прошлом! Я люблю тебя, радость жизни моей!

Пехлибей прижал возлюбленную к груди, впился в жаркие уста и прошептал:

– О, какой необыкновенный вкус у твоих губ!

– Они пахнут тобой, лучший из лучших, – скромно потупила свой взор мудрая жена.

Раскрасневшаяся после любовных игр, Фарида была похожа на только что распустившийся, прекрасный цветок. Ее нежные, чуть впалые щеки соблазнительно алели, дивные черные глаза призывно блестели, а вишневый чувственный рот был слегка приоткрыт, подобно райским вратам, в которые далеко не каждому дозволялось войти. «Эта неземная краса принадлежит мне. О Аллах, что еще нужно смертному для счастья?» – восхищенно подумал Пехлибей, ощущая нестерпимое желание, и нетерпеливо сминая под себя податливое женское тело. Он набросился на Фариду с такой страстью, словно между ними ничего еще и не было. А она, блаженствуя под тяжестью большой плоти, которая сама по себе уже приводила ее в сильное возбуждение, счастливо улыбалась и все теснее прижималась к любимому и очень родному человеку.

За окном забрезжил рассвет. Начинался новый день.

Возвращение на родину

Спустя десять дней после таинственного исчезновения дочери Сатар-визиря, его воины по приказу грозного вельможи, словно шакалы неутомимо рыскавшие по всей стране, пытаясь выйти хоть на какой-то след, обнаружили у берегов одной небольшой, но очень неспокойной горной реки перевернутую лодку, над которой подобно белому стягу развевалось зацепившееся за кормовую часть тонкое женское покрывало, в уголке которого золотистыми нитками было вышито имя «Фарида». На дне старенького суденышка, в расщелине, образовавшейся между потемневшими от времени и сырости досками, забился мужской головной убор – невысокий, округлой формы, изготовленный из черного бархата, и украшенный по краям затейливым орнаментом из серебристой парчи, какие обычно носили уроженцы Центральной Азии.

Ни у кого не осталось ни малейших сомнений в том, что дочь персидского визиря, по слухам, не желавшая выходить замуж за шахзаде, решила наперекор законной воле родителя сбежать с излечившим ее хоршикским лекарем, однако беглецов на опасной даже в ясные дни реке, не говоря о сильнейшем урагане, свирепствовавшем предыдущей ночью в стране, постигла неудача. К вечеру печальная весть облетела всю Персию. Сатар, дабы избежать гнева падишаха, старался как можно реже появляться при дворе.

Тем временем счастливые молодожены продолжали находиться под гостеприимным кровом сестры Саида Зейнеп. Именно хозяин караван-сарая, немало чего повидавший на своем веку, предложил влюбленным инсценировать их гибель, чтобы впоследствии облегчить переход через границу. Идея удалась, но осторожный Саид выжидал еще двадцать дней, прежде чем снарядить молодых в дальнюю дорогу. Пехлибей с Фаридой присоединились к торговому каравану, направлявшемуся на Кавказ, вместе с которым они могли бы добраться до Ирака, и уж там, оказавшись в относительной безопасности и положившись на волю Всевышнего, продолжить свой путь в Азию, пролегавший через разные страны, большие и малые города, множество селений, через величавую и почти пустынную степь.

Прощаясь, Саид хитро взглянул на светившуюся от счастья Фариду и, обратившись к другу, вполголоса произнес:

– Женщина, особенно на Востоке, где всегда умели по-настоящему любить и ценить любовь, в первую очередь является женщиной. Это потом она дочь знатного вельможи или даже самого падишаха, поскольку для нее ее женское счастье всего важнее. Ради любви, если понадобится, пылкая дочь Востока, не задумываясь, пойдет хоть на край света. Я говорил, Пехлибей, что у тебя все получится!

Друзья тепло попрощались. Длинный караван медленно тронулся.

Это была нелегкая дорога. Каравана, державшего бы направление на Хоршикское ханство, влюбленным, сочетавшимся законными узами брака сразу же по прибытии в Ирак, на своем пути встретить не удалось. Прикупив в одном из селений двух молодых и выносливых верблюдов, они отправились в дорогу. Иногда Пехлибей с Фаридой следовали вместе с каким-либо караваном, но потом их пути рано или поздно расходились, и они опять оставались вдвоем. Порой, не успев добраться до жилого места, ночевали прямо под открытым небом, соорудив из веток самодельный шатер и расстелив на траве соломенную циновку. Питьем им служила чистая вода из родника, а голод они утоляли пресными лепешками да сушеным творогом, приготовленным из козьего молока, которые всегда можно купить в любой деревне на несколько дней вперед. Горячую же пищу могли предложить лишь караван-сараи, располагавшиеся как правило, либо в городах, либо в крупных селениях, которые иной раз находились друг от друга достаточно далеко.

Нелегко приходилось изнеженной дочери персидского вельможи. Привыкшая к изысканным яствам, мягкой постели и неспешному передвижению в роскошном паланкине, она порой невыносимо страдала от бесчисленных тягот долгого пути, но все свои переживания хранила в себе. Воспитанная на мудром Востоке, девушка понимала, что в жизни все преходяще, и когда-нибудь они все равно достигнут родины любимого, где совьют свое уютное гнездышко, позабыв о прежних трудностях и неприятностях.

Пехлибей нежно заботился ожене, помогая ей во всем, где только могла потребоваться его помощь. А в часы отдыха рассказывал Фариде об интересных обычаях и удивительных особенностях быта тех народов и народностей, что довелось ему повидать за время своего длительного путешествия. Эти любопытные рассказы звучали для его юной жены, как сказки, которые хотелось слушать вновь и вновь. Немало интересного они видели в дороге, пролегавшей через различные восточные страны, где когда-то уже проходил Пехлибей, будучи молодым и малоопытным юношей.

Каждый день они оба с нетерпением ожидали ночи, чтобы отдаться во власть всепоглощающей страстной любви. Никогда не забыть Фариде тех жарких ночей, проведенных на какой-нибудь нежной лужайке, окутанной душистым ароматом цветущей зелени, под высоким звездным небом, когда в целом мире оставались только Он и Она, сжимающие друг друга в горячих тесных объятиях, соединяющиеся в таком долгом и страстном поцелуе, от которого кружилась голова и было не понять, где ж находится небо: то ли над ними, в недосягаемо далекой высоте, то ли они парят в восхитительно невесомом полете среди загадочно мерцающих звезд, которых при желании можно было легко коснуться рукой, а то и положить на ладонь, чтоб от души насладиться их ярким и очень притягательным светом.

Порой их взаимные ласки были такими чарующе нежными, словно прикосновение лепестков распускающейся розы. Порой, охваченные неистовой страстью, возлюбленные оставляли на обнаженных телах друг друга такие царапины и полосы, будто по ним нещадно прошлись колючие шипы обманчивого в своей манящей красе дивного, но коварного цветка.

Не было на большом мужественном теле Пехлибея ни единого местечка, которое не было бы всласть обласкано чувственными губами, горячим гибким язычком и ласковыми умелыми руками любимой, доставлявшей своему господину неземное наслаждение, и получавшей при этом не меньшее удовольствие, чем он, в силу известного закона любви: Чем больше ты отдаешь, тем больше приобретаешь. Не было у юной пылкой Фариды ни единой ночи, когда, вконец обессилевшая от разнообразных любовных утех, от невероятной мужской мощи своего возлюбленного, не запросила бы она пощады у любвеобильного неутомимого мужа. С каждым днем влюбленные открывали друг в друге что-то новое, с каждым днем их чувства все более крепчали.

В степные просторы Азии пришла осень, когда молодожены вошли в город Архот Хоршикского ханства. Здесь Пехлибей узнал, что за время его долгих странствий скончались его родители, так и не дождавшись любимого младшего сына. После них от укуса змеи погиб старший брат. И теперь из близкой родни у него оставалась только сестренка Айзада, ныне жена ремесленника и мать четверых детей. Остановившись в первые дни своего возвращения на родину в ее гостеприимном доме, в скором времени на деньги, что выплатил ему Сатар-визирь за лечение дочери, Пехлибей приобрел небольшой уютный светлый дом с просторным двором и фруктовым садом.

В дороге они часто мечтали с Фаридой о своем собственном очаге, который защитит их от непогоды, жарким летом одарит прохладой, ночами укроет от любопытных глаз, надежно оберегая их чистую и горячую любовь, и теперь, когда заветная мечта сбылась, не было пределов радости влюбленных. Тогда же Фарида сообщила мужу счастливую весть, что она ждет ребенка. Недавние путешественники зажили дружной семьей на зависть многим, позабывшим за повседневными хлопотами о великом счастье, что способна подарить человеку только любовь.

Пехлибей занялся врачеванием, возродив былую славу своего рода, как непревзойденных целителей. Овладев за годы странствий тайнами тибетской и индийской медицины, гармонично дополнившими его прежние знания, унаследованные от предков, в довольно короткий срок он стал широко известен, как один из лучших лекарей Великой Степи. И если раньше город Архот жителями Хоршикского ханства, а также сопредельных кочевых племен воспринимался, как некая огромная мастерская по изготовлению одежды и всевозможных изделий из кожи, то теперь название города нередко связывали с именем талантливого врачевателя Пехлибея.

Фарида при теплой поддержке и деликатных наставлениях своей золовки Айзады, терпеливо обучавшей юную персиянку многим вещам, о которых она прежде и не ведала, занималась милыми хозяйственными хлопотами. Надо сказать, что ее появление в городе вызвало большой интерес.

Во-первых, она не была похожа на здешних жителей. Хоршики в большинстве своем отличались коренастым плотным телосложением, имели смуглый цвет кожи и раскосый разрез глаз, говорили на незнакомом наречии, мало жестикулировали и, вообще, выглядели чересчур серьезными и основательными. Во-вторых, при всей внешней степенности и внутренней суровости хоршиков, они отнюдь не были чужды простому человеческому любопытству и склонности к невероятно раздутым домыслам.

Так, по сведениям вездесущей степной почты, лекарь Пехлибей был направлен в самую глубь Востока никем иным, как могущественным правителем Хоршикского ханства с тайной и ответственной миссией. Суть дела заключалась в том, что якобы персидский падишах, прознав каким-то образом о готовящемся на его богатые земли грозном набеге со стороны неких иноземных захватчиков, послал к хоршикскому хану своего посла с просьбой спасти от бесчестия его единственную и горячо-любимую дочь.

Азиатский владыка, славящийся великодушием и благородством, ответил согласием, но чтобы не вызвать никаких подозрений и тем самым не навредить несчастной принцессе, вместо лихого войска он отправил в далекую Персию Пехлибея, отец которого некогда излечил хана от какого-то тяжкого недуга, пообещав ему в случае успешного исхода дела, попросить для него у падишаха руки его прекрасной юной дочери. С огромным трудом, не раз подвергая свою молодую жизнь всевозможным лишениям и опасностям, скромный лекарь сумел выполнить поручение повелителя, за что и был по возвращении щедро награжден.

Так, в устах народной молвы, дочь Сатар-визиря вдруг стала персидской принцессой, спасшейся от унизительного плена, благодаря храбрости хоршикского юноши. Подтверждением абсолютной правдивости сего поистине удивительного рассказа являлись слова, звучавшие из уст самого Пехлибея. Его соседи, коим сам Аллах велел всегда все знать и все видеть, не раз слышали, как их доблестный земляк называл свою молодую жену: «О, моя прекрасная принцесса!»

Между тем, сами герои этой романтической истории не обращали на слухи никакого внимания. Они жили в своем сказочно – красивом мире, где были только Он и Она. Их отношения, пронизанные удивительной нежностью и трогательной заботой друг о друге, у одних вызывали восхищение, у других – зависть. Однако этой идиллии не суждено было продолжаться долго. Не прошло и года, как Фарида отошла в мир иной сразу же после крайне тяжелых родов. К счастью, ребенок остался жив. Родилась девочка, которую отец назвал звучным восточным именем Эльнара.

Детство Эльнары

Потрясенный смертью жены, Пехлибей долго не мог найти себе места от горя. К нему на помощь пришла сестра Айзада, незадолго перед этим разрешившаяся пятым по счету ребенком. Она стала кормилицей маленькой Эльнары, уже в младенчестве чертами лица так сильно напоминавшей свою безвременно умершую мать, что Пехлибей, глядя на дочь, в первое время не мог сдержать слез. Лишь раскосый разрез ее огромных черных глаз, опушенных густыми, красиво – изогнутыми ресницами, свидетельствовал о том, что в жилах малютки течет кровь уроженцев знойной Азии.

Кое-как оправившись от ужасного потрясения, Пехлибей вернулся к привычным делам. Он по-прежнему собирал целебные травы, лечил больных, но в его задумчивых, словно слегка прикрытых от солнца глазах, навсегда поселилась неутихающая боль от невосполнимой потери. Он мало с кем общался, часами просиживая в свободное от дел и домашних забот время в уютной, со всех сторон увитой виноградом беседке, которую сам построил во дворе своего дома по просьбе покойной жены, порой испытывавшей ностальгию по далекой родине.

Находясь в полном одиночестве, в приятной прохладе и умиротворяющей тишине, лишь время от времени нарушаемой беззаботной трелью певчих птиц, Пехлибей вспоминал недавнее счастливое прошлое. Момент первой встречи с Фаридой; ошеломившие его дивные очи юной персиянки, наполненные болью и надеждой, в один миг заставившие его, уже зрелого опытного мужа, позабыть обо всем на свете; их пылкое объяснение при романтическом сиянии луны в опочивальне отчего дома любимой; незабываемую ночь любви, когда они впервые познали друг друга; их страстные ночи, сначала под высоким звездным небом древнего Востока, на мягком лугу, лениво обвеваемым душистыми ароматами экзотических растений, а потом – на нагретой солнцем, засушливой земле родной Азии, когда посреди бесконечной, восхительно – величавой степи оставались только они вдвоем, в сладостном сплетении тел и в удивительном единении душ.

Пехлибей жил прошлым. К действительности его возвращали лишь маленькая дочь, нуждавшаяся в его ласке и заботе, да лекарский долг по отношению к людям, надеявшихся на его знания и умения. Он искренне любил свою чудесную малютку, намного раньше сверстников начавшую сладко лопотать и бойко бегать, но, может быть, не всегда умел показать, проявить эту родительскую любовь. Когда Эльнара, которую в кругу родственников звали ласкательно – уменьшительным именем Эли, подросла, отец, отправляясь в степь на поиски трав, иногда брал ее с собой, знакомил смышленую девочку с разнообразным миром природы, объяснял разницу в целительных свойствах тех или иных растений, рассказывал разные поучительные истории. Иногда в поисках нужных трав Пехлибей уходил в далекие места, и тогда девочка оставалась на попечении тетушки Айзады, при случае прививавшей ей полезные хозяйственные навыки.

Эльнара росла очень подвижным и самостоятельным ребенком. Бурлившая в ее жилах смешанная кровь пылкой, способной на поступок, персиянки и вдумчивого, знающего истинную цену вещам, азиата, довольно рано дала себя знать. В восемь лет отец обучил ее грамоте, а в девять – ее быструю, словно стремительный бег скакунов на больших скачках, ежегодно проводившихся по случаю празднования Дня весеннего равноденствия – праздника Наурыз, речь и переливчатый, будто звон маленьких колокольчиков, что традиционно подвешивали хоршики над дверями своих домов, дабы отогнать злых духов, смех можно было услышать на другом конце города. В кожевенной мастерской, куда она прибегала по поручению отца сделать какой-нибудь заказ и порой надолго задерживалась, с интересом глядя, как кусок обычной кожи превращается в изящную шкатулку, инкрустированную благородным серебром, или в бочонок для хранения питьевой воды, зачастую используемый кочевниками и караванщиками. В мясной лавке, где бойкая малышка с азартом торговалась за каждую монетку, со знанием дела выбирая наиболее лучшие куски нежной баранины или свежей телятины. На речке, где юная дочь Пехлибея вместе с соседскими мальчишками строила песочные дворцы или пускала по воде кораблики, сооруженные из кусочков тонкой кожи, что ей удавалось получать в мастерской в обмен на свои байки, которыми она развлекала уставших от монотонной работы ремесленников.

Памятуя о скоротечности человеческого века, Пехлибей старался как можно меньше ограничивать дочь, за что нередко родственники упрекали его. По их мнению, девочку с младых ногтей нужно учить прилежанию и послушанию, готовить к роли будущей хранительницы домашнего очага, а не смотреть сквозь пальцы, как она запросто обыгрывает мальчишек в игре по метанию костей, или носится по степи на необъезженном жеребенке, рискуя сломать себе шею. Глядя на оживленное, раскрасневшееся от игр на свежем воздухе, лицо дочери, Пехлибей усмехался в усы и, усадив маленькую непоседу на широкую скамью под раскидистым яблоневым деревом, рассказывал ей за вечерним чаепитием удивительные истории о тех странах, где он когда-то побывал, пробуждая во впечатлительной душе Эльнары пока еще смутную мечту о путешествиях и другой жизни.

Тем временем девочка незаметно подрастала, обещая в будущем стать самой красивой невестой, если не всего Хоршикского ханства, то уж города Архота – точно. И родственники все чаще говорили Пехлибею, что давно пора ему привести в свой дом хозяйку, а дочери подарить мать, которая научила бы ее правильно вести хозяйство, помогла подготовить приданое, приласкала и приголубила бы маленькую сорвиголову, что сестра Айзада, у которой своих пять сорванцов мал мала меньше, при всем желании не может уделить девочке необходимого внимания и заботы, что негоже, если его ненаглядную Эли родня будущего мужа будет воспринимать, как бедную сироту, не получившую женского воспитания и материнского пригляда.

Последний довод особенно сильно задел душу чувствительного лекаря и, скрепя сердце, он согласился на повторный брак. Поскольку ни одна женщина на белом свете не могла заменить ему покойной Фариды, он, так и не излечившийся от своей страстной любви, предоставил родственникам самим решать вопрос выбора будущей супруги.

Посовещавшись меж собой, посудив – порядив, родственники остановились на тридцатилетней вдове по имени Айша – биби, имевшей сына подростка. По их мнению, этот брак сулил одинокому замкнутому Пехлибею семейный покой и благополучие, так как несчастная женщина, муж которой скончался несколько лет тому назад из-за неумеренного потребления вина, а при жизни колотил ее по любому поводу, не давая бедняжке ни одного спокойного дня, вдоволь нахлебалась горя и, как никто другой, сумеет по достоинству оценить мир и согласие в доме. К тому же, она приходилась Пехлибею какой-то дальней родственницей, что еще более внушало доверие.

Лекарь равнодушно отнесся к предстоящему браку. Просто попросил сестру с дочкой подготовить женскую половину дома к приему новой хозяйки. Так у Эльнары появилась мачеха. Айша – биби, высокая, худая, ширококостная женщина с тонкими, вечно поджатыми губами и темным, неприветливым лицом, не понравилась девочке буквально с первого взгляда. Она никак не могла понять, зачем отцу вдруг понадобилось приводить в их светлый уютный дом, где им вдвоем жилось совсем даже неплохо, чужую малопривлекательную женщину? Пехлибей, вступив в повторный брак, еще более замкнулся в себе, а тетушка Айзада на все расспросы юной племянницы отвечала печальными вздохами, да неизменной формулой: «На все воля Аллаха».

Поначалу Айша – биби, по вине покойного мужа оказавшаяся без крова, из-за чего в последние годы они с сыном скитались по разным углам, перекочевывая от одних родственников к другим, где за жидкую похлебку и рваную циновку в сарае они всегда выполняли самую черную и тяжелую работу, обретя собственный очаг, никак не могла поверить в свое счастье.

Пехлибей жил пусть не богато, но и отнюдь не бедно. Он по-прежнему пользовался славой искусного врачевателя. К нему обращались за помощью и богатые, и бедные со всех концов густонаселённого Хоршикского ханства. Нередко наведывались и кочевники, приезжая сразу целыми семьями. Благодаря архотскому лекарю, местные караван-сараи никогда не пустовали, да и городская казна постоянно пополнялась. Бедных людей Пехлибей всегда лечил бесплатно. А с остальных брал деньги только после завершения лечения, убедившись, что его труд действительно пошел на пользу тому или иному человеку. Некоторые из больных в благодарность дарили ему разные подарки, украшения для его единственной дочери, приводили к нему во двор всякую живность. В общем, о хлебе насущном лекарю и его семье не было надобности сильно беспокоиться.

Потрясенная доселе невиданным благополучием, Айша – биби не знала, как угодить супругу, обычно пребывавшему в состоянии какой-то внутренней отрешенности. Он казался ей суровым и немного загадочным человеком. Его холодность ее отчасти пугала и, чтоб однажды не лишиться нечаянно обретенного рая, в первые полгода она изо всех сил старалась задобрить Эльнару, в которой отец души не чаял. Отвыкшая за годы своего печального замужества по-человечески улыбаться, мачеха порой пыталась изобразить на своем угрюмом лице какое-то подобие улыбки, отчего в действительности оно становилось похожим на страшную маску, из тех, что одевали актеры в тамошнем театре, играя роль дивов, или злых духов.

В ответ своенравная девочка, упорно не желавшая принимать мачеху, вызывавшую у нее стойкую неприязнь своими неуклюжими и лицемерными попытками добиться ее расположения, да еще непрестанно твердившую о том, что Эли обязана называть ее «мамой», строила всякие гримасы, которые человеку, искренне любившему бы ее, могли показаться забавными и даже очаровательными, но у Айша – биби вызывали жуткое раздражение. Ее чрезмерно густые и широкие для женщины брови сходились к переносице, а узкие, словно лезвие остро отточенного кинжала, глаза метали громы и молнии. С громким, нарочито – отчаянным криком: «Спасайтесь все! Див идет!», – девочка убегала на улицу, где после подобных выходок ей приходилось бродить до самого вечера, ожидая возвращения отца, при котором мачеха, за глаза называемая Эли «кара хатун», или «черная баба», вела себя тише воды, ниже травы.

Между Айша – биби и Эльнарой все сильнее разгорался костер негласной и непримиримой войны. В отместку за непослушание мачеха старалась загрузить юную падчерицу всевозможной работой, в то время как ее великовозрастный сынок по имени Заир, освобожденный от всех хозяйственных дел, только тем и занимался, что спал – ел, да играл с окрестными мальчишками в их детские игры, день ото дня набирая вес. Сама «кара хатун», дни напролет возлежавшая на пуховых перинах, также чудовищно располнела. Среди архотских женщин полнота издавна считалась основным признаком благополучия. А потому не шибко умная, обделенная красотой, женщина ужасно гордилась своей бесформенной фигурой, не подозревая, что негодница Эли, как она обычно звала падчерицу, поменяла ее и без того обидное прозвище «кара хатун» на другое, не менее неприятное: «кара самовар», или «черный самовар».

Каждую пятницу Айша – биби с неимоверной важностью и гордостью несла свои колыхающиеся телеса в мечеть, не понимая, почему соседские ребятишки, едва завидев ее, начинают кричать про какой-то черный самовар. «О чем это они говорят? Где это видано, чтоб самовар был черным?» – долго недоумевала недогадливая женщина, пока сынок не рассказал ей об очередной проделке Эльнары.

Разъяренная Айша – биби выселила неугомонную падчерицу в маленькую темную каморку, где зимой было холодно, а летом чересчур жарко и душно. Когда-то она служила кладовой для хранения продуктов, однако со временем количество съестных припасов настолько увеличилось, что они уже там не помещались, из-за чего приходилось распихивать по всем свободным углам мешки с мукой и различными крупами, бочонки с медом и маслом, корзины с халвой и другими сладостями, что было не удобно. Теперь же мстительная мачеха распорядилась выделить под хозяйственные нужды комнату Эли, а ее саму переселила в ужасную тесную каморку, заодно добавив ей домашней работы.

Каждое утро Эльнара вставала ни свет – ни заря, чтобы успеть к пробуждению «кара самовар» начисто вымести просторный двор, принести воды с дальнего колодца, испечь горячие лепешки и приготовить любимую рисовую кашу Айша – биби. Также она обязана была поить и кормить домашний скот, поголовье которого год от года все увеличивалось, радуя ненасытные глаза и стяжательскую душу алчной мачехи, убирать за скотиной, ухаживать за большим фруктовым садом, заниматься стиркой и уборкой, и ежедневно после вечернего чая до блеска начищать большой медный самовар.

– Хороший самовар должен сверкать ярче, чем луна на этом небосводе! – мстительно приговаривала Айша – биби, с дотошной въедливостью проверяя ее работу.

Эльнара практически перестала выходить на улицу, забыла о веселых играх и беззаботном смехе. Как пчелка она трудилась день – деньской, а вечером в изнеможении валилась на постель и мгновенно засыпала. Не желая расстраивать отца, крайне утомленного нескончаемым потоком больных, нуждавшихся не только в излечении недуга, но и в добром слове, в душевном внимании, упрямая девочка хранила все свои обиды и невзгоды при себе, однако при случае не упускала возможности понасмешничать над мачехой, благо, та сама нередко давала для этого поводы. Распускать руки, чтоб как следует наказать маленькую негодницу, Айша – биби все же побаивалась, только шипела, как змея в ответ на язвительные колкости и обидные насмешки неугомонной падчерицы, так и не пожелавшей называть ее словом «мама», как положено во всех приличных и уважаемых семьях.

Однажды Эли до смерти напугала мачеху, появившись как-то ночью перед ее распахнутым окном, закутанная с ног до головы в белую простыню. Айша – биби только успела прилечь в постель, повернувшись набок в предвкушении сладкого сна, как вдруг что-то заставило ее приоткрыть глаза. В следующее мгновение ее жирное тело затряслось от страха при виде непонятно откуда взявшейся безмолвной фигуры в белом. «Кто ты?» – пискнула толстуха, в ответ – тишина. Вообразив, что перед ней находится аруах – дух почивших предков, она бросилась на колени, противно заголосив неожиданно тонким, писклявым голоском, умоляя не забирать ее душу на небо. Понимая, что не на шутку перепуганная мачеха может сейчас разбудить весь дом, Эли поспешно пошла прочь.

Донельзя удивленная Айша – биби застыла с открытым ртом, не зная, как ей дальше быть, но вдруг смутная догадка обожгла ее, словно удар молнии. Вскочив на ноги, она бросилась в каморку падчерицы, в темноте переворачивая попадавшиеся ей на пути предметы, и перед дверью комнаты нос к носу столкнулась с Эли, возвратившейся с улицы со свернутой подмышками простыней. На следующий день девочку оставили без обеда, а после недолгого размышления лишили и ужина, отправив до самой ночи работать на скотный двор.

Неудивительно, что при таких условиях жизни однажды Эльнара серьезно захворала. Разъяренная недомоганием падчерицы, Айша – биби громко бранилась, но ничего не могла поделать. Бедная девочка неподвижно лежала в постели, вытянув вдоль тела тонкие руки, и устремив куда-то в пространство не по – детски серьезный взгляд огромных черных глаз. В этот момент, услышав шум, на женскую половину дома заглянул Пехлибей, в неурочный час возвратившийся домой после обхода больных. Увидев дочь в таком ужасном состоянии и в таких жалких условиях, он пришел в сильнейшее негодование, тем более, что заболевшая Эли живо напомнила ему его любимую Фариду, когда он впервые встретился с ней в доме ее отца. Разница была лишь в том, что Фарида тогда лежала на широком роскошном ложе, окруженная множеством серьезно озабоченных ее болезнью тетушек и толпой служанок. Пехлибей был страшен в своем гневе.

Насмерть перепуганная Айша – биби неуклюже рухнула на колени, непрерывно голося и целуя запылившиеся сапоги мужа. Разжиревшая до неприличия баба, путаясь в подоле атласного платья, ползала на коленях по земляному полу, метаясь от отца к дочери, и вымаливая у них обоих прощение. С трудом подавив ярость, Пехлибей приказал немедля приготовить для Эли самую лучшую комнату, а сам направился в свои покои, чтоб приготовить дочери целебный отвар.

Следующие десять дней, очень ослабевшая от тяжелого труда, постоянного недосыпания и приключившейся с ней болезни, Эльнара провела в постели под неусыпным наблюдением отца. Сам лично он поил ее гороховым супом, обладавшим хорошими целительными свойствами, и настойкой из трав, терпеливо массировал известные ему из источников древней индийской медицины определенные точки на ступнях ног, напрямую воздействуя на больные органы, делал над головой дочки плавные движения руками, после которых ей становилось значительно легче.

Айша – биби старалась пореже попадаться на глаза мужу. Позабыв о лени и мягких пуховых перинах, она взялась за домашние дела и даже заставила работать своего толстого сыночка, падчерицу же окружила невиданной прежде заботой и лаской. Говорила ей добрые слова, угодливо заглядывая в глаза, кормила вкусными кушаньями, не позволяла вставать с постели.

Девочка пошла на поправку. За время своей болезни она как будто бы немного повзрослела и, хоть поведение мачехи ее очень даже забавляло, Эли не стремилась теперь насмешничать, а довольно снисходительно отвечала на вопросы лицемерной Айша – биби, дав себе слово, что больше никому не позволит обижать себя, и что никто на свете не посмеет распоряжаться ее жизнью, ведь она у нее – одна-единственная.

В Школе красоты

Шло время. И вот однажды их маленький славный городок облетела весьма любопытная новость: в Архоте открывается Школа красоты, куда могут записаться все желающие девушки и женщины. Никто толком не знал, чему именно там будут учить, но маленький, удаленный от столицы Архот, живущий, как и все провинциальные города, размеренной, не особо избалованной событиями, жизнью был весьма взбудоражен. Одни говорили, что окончившие Школу смогут рассчитывать на удачное замужество, поскольку выйдут оттуда такими раскрасавицами, что от женихов просто отбою не будет! Другие, наоборот, утверждали, что ни один порядочный мужчина не захочет связываться с девушкой, получившей столь сомнительные знания. Третьи заявляли, что Школа красоты занимается подготовкой женщин легкого поведения для последующей отправки их в столицу ханства – Перистан, славящуюся своими вольными нравами, в силу населявшего ее многочисленного и очень пестрого люда. Слухи ходили разные, но ни один из них не находил подтверждения, во всяком случае, до начала работы Школы, приуроченного к Празднику урожая, что традиционно отмечался в середине осени.

К тому времени дочь Пехлибея из немного угловатого подростка превратилась в красивую стройную девушку. Невысокого роста, белокожая, с черным, как летняя ночь в преддверии сильной грозы, роскошным волосом, с взлетающими к вискам тонкими бровями, точеным аристократическим носиком, пухлыми губами и огромными черными раскосыми глазами, она пленяла своей дивной красотой буквально каждого человека, вызывая восторженное восхищение не только у мужчин, но даже у женщин.

Прослышав об открытии учебного заведения для женщин с интригующим названием «Школа красоты», любознательная девушка поспешила к отцу испросить его разрешения на посещение занятий. Пехлибей, после болезни дочери удвоивший свое родительское внимание к ней, немного поколебавшись, дал согласие.

– Я верю в твой светлый разум, Эльнара! – произнес он, целуя Эли в высокий чистый лоб: Если ты почувствуешь, что тебя хотят научить чему-то плохому, ты сама покинешь это заведение, не дожидаясь моего вмешательства в твою жизнь, ведь ты у меня, доченька, уже совсем взрослая, очень умная и очень красивая, прямо, как твоя покойная мама! – и, уронив непрошеную слезу, он поспешно удалился в дом.

В течение двух недель Эльнара каждый день прибегала к небольшому прелестному домику, окрашенному в веселый ярко-желтый цвет, где должны были проходить будущие занятия, заглядывая за увитую плющом изгородь, надеясь увидеть хоть что-нибудь, что пролило бы свет на тайну, окружающую Школу красоты, но за плотно задернутыми занавесками не прослеживалось никакого движения, словно дом был необитаем, и это еще более подогревало желание попасть внутрь.

Пятнадцатого октября все архотцы от мала до велика направились на мейдан – городскую площадь, где проходили все праздничные мероприятия и народные собрания. В тот год осень выдалась на редкость теплой и очень плодородной. Белый город, как называли хоршики Архот из-за того, что практически все дома в нем были построены из белого кирпича, был украшен цветами, разноцветными лентами, спелыми колосьями пшеницы, ветками завезенного из далекой Персии вечнозеленого кипариса. Нарядно одетые люди, позабыв о трудностях недавней страды, весело смеялись, шутили в предвкушении увлекательных состязаний в борьбе, в стрельбе из лука, в скачках, где наездниками были шести-семилетние мальчуганы, ловко управлявшиеся с норовистыми скакунами. Улыбались даже вечно хмурые от монотонной и кропотливой работы ремесленники, сняв с себя пыльные кожаные фартуки и по-молодецки расправив обычно согбенные плечи. На улицах Архота царил Праздник урожая, а на удивление теплая погода только усиливала это праздничное настроение.

Принаряженная Эли, собрав корзинку с праздничным угощением, направилась к заветному домику. Посреди уютной лужайки, укрытой от посторонних глаз ветвистыми деревьями, на расстеленных на траве коврах уже сидели шесть или семь девушек и женщин. При входе в сад Эльнару встретила молчаливая, удивительно пластичная девушка с карими миндалевидными глазами и чуть смущенной улыбкой на губах, выделявшихся двумя ровными бледно-розовыми полосками на смуглом худощавом лице. Ее платье составляла белая ткань, обернутая вокруг тела и застегивавшаяся на груди бирюзовой пряжкой, оставляя руки и плечи открытыми, на ногах были легкие зеленые сандалии, почти сливавшиеся с не успевшей пожелтеть травой. Расценив ее кивок, как приглашение, Эли присоединилась к группе местных жительниц.

Здесь были дочери кузнеца Байсугура – сестры Залиха и Гузалия, первой из которых недавно исполнилось двадцать лет, вторая была на год моложе. Несмотря на разницу в возрасте, они были похожи, словно близнецы. Обе приземистые, крепко – сбитые, смуглые, с широким низким лбом и узкими, как дверная щель, глазами, обе были не замужем, являясь по здешним меркам старыми девами.

Опираясь на высокую, туго набитую перьями, подушку сидела понурая Хафиза – полная двадцатичетырехлетняя белотелая женщина, которую, благодаря ее размытым формам, издалека можно было принять за мешок с мукой, не столь давно оставленная мужем, отправившим ее в родительский дом после шести лет совместной жизни.

Как всегда, держалась особняком Рамия – двадцатидвухлетняя местная красавица, которую почему-то никто не брал в жены, несмотря на ее яркую внешность и способность к рукоделию.

Куда-то отрешенно глядела Амина – вдова погонщика верблюдов Абунасыра, три года назад скончавшегося в результате неудачного падения с лошади, по которому безутешная молодая женщина продолжала носить траур.

Была тут еще круглая сирота Магрифа – светлая, немного конопатая девушка с каштановым волосом и большими, голубыми, доверчивыми глазами. Поговаривали, что ее покойная мать была славянкой, которую спас из плена у жестоких горцев отважный хоршикский юноша по имени Хаким. Он увез ее к себе на родину, женился на юной красавице с добрым мягким нравом, после чего зажили они дружной семьей. Родилась у молодых дочь, и все было бы хорошо, если б однажды в сильную майскую грозу не попала в их маленький дом, стоявший на отшибе, молния, в один миг осиротив тогда еще трехлетнюю Магрифу, в тот злополучный вечер гостившую у бабушки, которая и вырастила ее.

Немного погодя подошли еще несколько незнакомых Эли девушек, по-видимому, с окраин Архота, где, как правило, селились переселенцы с близлежащих деревень и соседних городов. Все вели себя довольно скованно, не зная, о чем говорить друг с другом, и куда девать не занятые привычным вышиванием руки.

Вдруг раздался красивый грудной голос:

– Михрам! Запри калитку, уже полдень. Кто хотел прийти – тот пришел, остальные пусть пеняют на себя!

На высоком крыльце с небольшим навесом, украшенным искусно вырезанными из дерева бутонами чудесных роз, стояла статная женщина с убранными наверх волосами цвета меди, подчеркивавшими царственную посадку головы и гордый разворот красивых, немного мускулистых, покрытых легким загаром, плеч. Она имела породистый нос с пикантной горбинкой и удивительные желтовато-зеленые глаза, опушенные густыми, но короткими и чересчур прямыми светло-коричневыми ресницами. Ее нельзя было назвать ни полной, ни худой, ни старой, ни молодой – скорее, женщиной в самом соку. Ее нельзя было назвать писаной красавицей, но ее облик вновь и вновь притягивал взгляд неподражаемым изяществом и исходящим от нее чувством абсолютной уверенности в себе, какое обычно дает высокое происхождение или богатый жизненный опыт. Незнакомка была одета в серебристое платье свободного покроя с низкой горловиной и обнаженными до плеч руками, под которым угадывалось стройное упругое тело.

Она спустилась с крыльца с изяществом и грациозностью, достойных прекрасной райской девы, однажды решившей осчастливить смертных своим временным пребыванием на грешной земле, и чудным голосом произнесла:

– Здравствуйте! Меня зовут Софи! Начиная с этого дня, дважды в месяц я буду проводить занятия в основанной мною пять лет назад Школе красоты, слушательницами которой вы возымели желание стать, предпочтя пустому времяпрепровождению, как я обычно именую народные гуляния с их бестолковой суетой и мелкими, сиюминутными радостями, стремление приобщиться к подлинно прекрасным вечным ценностям, одной из которых является красота в самом широком смысле этого слова!

Наставница непринужденно опустилась на ковер, окинув собравшихся открытой благожелательной улыбкой, в которой сквозила легкая непонятная грусть, а может быть, меланхолия.

– Подлинная красота – это не есть красивое лицо и безупречной формы тело, – продолжила она, остановив почему-то спокойный внимательный взгляд на Эли, по возрасту оказавшейся самой юной среди новоиспеченных слушательниц: Это всего лишь оболочка, которая имеет обыкновение со временем изнашиваться, утрачивая первоначальную привлекательность: естественный закономерный процесс для всего живого в природе. Но каждая оболочка всегда имеет свое содержание, и именно оно и определяет настоящую внутреннюю красоту, или же свидетельствует об ее отсутствии. При желании каждый человек способен воспитать в себе это очень ценное качество так, как взращивают, например, редкий цветок, требующий особого ухода, т. е. терпеливо, шаг за шагом, прислушиваясь к своему внутреннему «я». О том, как это можно осуществить на практике, и какую роль может играть красота в нашей конкретной жизни, мы и будем, в частности, обсуждать на наших занятиях, но для начала нам нужно поближе познакомиться друг с другом, и немного подкрепиться.

Услышав последние слова, слушательницы, в большинстве своем пока что мало понимавшие диковинную для них речь Софи, оживились и принялись выкладывать из корзинок на расстеленную перед ними молчаливой девушкой с миндалевидными глазами по имени Михрам скатерть, предусмотрительно захваченное из дома разнообразное угощение. За обедом все стали вести себя немного свободнее, послышались шутки, смех, некоторые из девушек по случаю праздника пригубили вина. Расхрабрившаяся, голубоглазая Магрифа с молчаливого одобрения подруг обратилась к наставнице с просьбой рассказать о себе.

Софи коротко поведала, что она родилась в Греции, в одной небольшой деревушке близ Афин. Ей было одиннадцать лет, когда однажды ранним утром на их селение, расположенное у самого моря, напали испанские пираты. Скручивая и связывая крепкими веревками руки ни в чем неповинным людям, они погнали их в сторону своего судна, над которым развевался зловещий черный флаг с изображением скрещенных костей и человеческого черепа. Отец Софи попытался оказать злодеям сопротивление, но был безжалостно убит вместе с женой, а их дочь, как и десятки ее соплеменников, попала в плен. От некогда живописного села, утопавшего в зелени, остался лишь пепел. Пираты намеревались продать захваченных пленных испанским плантаторам, нуждавшимся в дешевой рабочей силе.

Свободолюбивых и гордых детей Эллады ожидала незавидная участь, однако в одну из темных ночей, у самых берегов Рима, пиратский корабль натолкнулся на огромный подводный риф. Все погибли, лишь одна Софи чудом осталась жива. Ее вынесло сильной волной на берег, где обессилевшую девочку обнаружил житель рыболовецкой деревушки Рикардо. Он принес ее к себе в дом, безмерно обрадовав свою жену Мари, страдавшую от отсутствия в их семье детей. Добрые веселые люди, они окружили маленькую гречанку заботой и лаской, научили понимать и ценить истинную красоту. Софи отвечала им любовью, но, увы, спустя каких-нибудь шесть лет, отравившись недоброкачественной рыбой, приемные родители скончались. Софи осталась одна на всем белом свете. Не в силах оставаться в том месте, где все напоминало о тяжелой утрате, девушка отправилась постигать мир.

Она побывала во многих странах, приобретая опыт, знания, недоступные подавляющему большинству людей, привыкших следовать по накатанной коллее, не задумываясь о смысле человеческого бытия. Казалось бы, должна быть счастлива, или хотя бы довольна своей судьбой, позволившей ей осуществить давнюю детскую мечту: узнать, каков он, этот огромный – огромный мир? Однако ее все время не оставляла в покое мысль: почему, в ту душную июльскую ночь, Бог спас ее, когда все остальные, находившиеся на корабле, люди пошли ко дну? Ответ на этот непростой вопрос Софи искала в католических соборах и буддийских храмах, у берегов Средиземного моря и Тихого океана, в долгих беседах с убеленными сединою старцами и внимательных наблюдениях за невинными малыми.

Путешествуя по миру, размышляя о прошлом и пытаясь заглянуть в будущее, дочь древней Эллады – земли, где прекрасное всегда являлось предметом особого поклонения, составляя основу мировоззрения эллинов, поняла, что предназначение женщины заключается не только в рождении детей и в поддержании огня в домашнем очаге. Истинная женщина должна служить олицетворением красоты, и духовной, и внешней, способной подвигнуть воинственных по духу мужчин к благородному стремлению созидания во имя мира и жизни на земле. Этим своим знанием Софи, перед глазами которой все еще стояла картина ее родного, разрушенного и разграбленного пиратами, селения стремилась поделиться как можно с большим количеством женщин, основав Школу красоты.

– Я была во многих странах, – произнесла Софи, при этом ее необыкновенные глаза под сенью листвы отливали чудным изумрудным блеском, – но меня всегда особенно привлекал Восток своей непохожестью на весь остальной мир. Здесь уживаются друг с другом понятия и явления, казалось бы, совершенно несовместимые, абсолютно противоположные. Так, высоко ценится хорошая поэзия, во всем присутствует отпечаток утонченного вкуса и при этом чудовищно – жестокие наказания за малейшую провинность воспринимаются всеми в порядке вещей. Утопающие в зелени, красивые города с изумительной архитектурой соседствуют с бесконечной, почти пустынной, ужасающей в своем величии, степью. Восточный мужчина всегда повелитель, безраздельно властвующий в доме, а женщина – лишь прах у его ног, который в любое мгновение могут втоптать в землю. И, тем не менее, вы – двенадцать представительниц славного Архота, вопреки суровым обычаям, пришли в Школу красоты, как и жительницы соседних городов: Кунгира, Табура, Жартопа, куда я также буду выезжать для проведения занятий. Мне интересно узнать, из каких побуждений вы это сделали. Может быть, Залиха ответит на этот вопрос? – обратилась наставница к старшей из дочерей кузнеца Байсугура, но, заметив, что та засмущалась, повернулась к младшей сестре: Или ты, Гузалия?

Сестры переглянулись и хором ответили:

– Чтоб выйти замуж!

Заметив недоумение, промелькнувшее в глазах Софи, более бойкая Гузалия пояснила:

– На Востоке девушка должна стремиться выйти замуж, чтобы не огорчать вырастивших ее родителей, да и не остаться одной под старость лет, а нас с Залихой все никто не берет. Вроде бы и приданое у каждой из нас неплохое, и родители наши здесь издавна живут, – бросила она косой взгляд на переселенок с окраины, – уважением среди горожан пользуются, но замуж выйти никак не получается. Уж плакали мы с сестрицей, горевали, и вдруг услышали про Школу, которая может сделать нас такими раскрасавицами, что от женихов отбою не будет! Ну, и пришли сюда, авось повезет, – подытожила свой рассказ дочь кузнеца Байсугура.

Красавица Рамия тонко улыбнулась. Софи посмотрела на нее:

– Что ты, Рамия, скажешь?

– Сами видите, сестры дорогие: все при мне, однако и меня мужчины обходят стороной. Мачеха моя отцу уже все уши прожужжала, говорит, будто я порченная какая-то, ест меня поедом, уж скоро белый свет мне будет не мил. Не знаю, что и делать? Решила к вам прийти, попытаться узнать, что мужчины хотят видеть в женщине, чем их можно завлечь? Вот у меня соседка есть одна, Сания зовут: худая, черная, как кочерга, в общем, смотреть не на что! А муж на нее всегда влюбленными глазами смотрит, наряды разные покупает, обращается так ласково, что у меня сердце ноет. Наверное, знает она что-то, что мне неведомо?

– А ты, Хафиза, почему такая печальная? – участливо спросила красавица – гречанка у двадцатичетырехлетней полной белокожей архотки, не так давно оставшейся без мужа.

– Со мной муж развелся, без всякой причины, – запричитала Хафиза: Велел мне однажды собрать вещи, потом посадил в арбу и привез в родительский дом. Трижды произнес: «Талак», это у нас так положено при разводе, – сделала она пояснение для чужестранки, – и осталась я одна, без мужа и без сына. Отец с матерью бранятся. Говорят, что хороших жен мужья не оставляют, хотя я-то чем плоха? – недоуменно обратилась несчастная женщина к другим слушательницам: Шесть лет жили душа в душу, и в один день ничего не стало. А ведь я еще молода! Может, вы мне чем поможете? – с надеждой посмотрела она на наставницу: Я бы за вас всегда молилась Аллаху.

– Скажи мне, Хафиза, – вопросом на вопрос ответила Софи: Как ты выглядела, когда только вышла замуж?

Удивленная подобным вопросом, толстушка огляделась по сторонам и ткнула пальцем в Эли:

– Я была почти такой же, как она. Потом родила ребенка, немного изменилась, пополнела, – скромно заметила Хафиза и тут же поспешно добавила: В нашем городе, да и, наверное, во всем ханстве тоже, полные женщины пользуются уважением! По такой сразу видно, что не голодает, муж не обижает.

– А нравится ли твоя полнота мужу, ты его об этом не спрашивала? – вкрадчиво произнесла Софи.

– Он мне ничего не говорил и вроде бы всегда был мной доволен. Зачем бы я задавала ему лишние вопросы? – растерялась Хафиза, чувствуя себя уже не слишком уверенно.

– В том-то и дело, что «вроде бы был доволен», – заметила наставница: Раз он женился на тебе, значит, ты ему нравилась. Нравилась, будучи стройной, веселой, привлекательной девушкой, а ты вышла замуж и махнула на себя рукой. Поймите, полнота – есть признак нездоровья, а не благополучной жизни, от нее непременно нужно избавляться! Помните, мужчины – от природыкрайне сдержанный народ, они редко высказывают вслух свои желания и мысли. Истинная женщина должна уметь угадывать их и даже предугадывать. Только тогда она будет всегда желанной и духовно близкой. Что же касается затронутого в сегодняшней беседе вопроса, то мужчинам, как правило, нравятся женщины, имеющие приятные округлые формы, к коим и нужно стремиться, если мы хотим завоевать или вернуть себе любовь мужа. Не сомневаюсь, что он обязательно оценит эти усилия, – ободряюще улыбнулась она Хафизе.

Все остальные слушательницы также страдали от своей неустроенности, кое-кто хотел скрасить благодаря занятиям в Школе красоты однообразные будни, избавиться от чувства одиночества и приобрести чувство уверенности в себе.

– Что тебя привело к нам, юная красавица? – обратилась Софи к Эльнаре, когда все прочие женщины и девушки высказались.

– Сначала – любопытство, – честно ответила Эли, – но потом, послушав вас Софи – ханум, я поняла, что хочу стать истинной женщиной, что это – искусство, которому нужно учиться. Мы живем подчас мелкими заботами и несущественными радостями, не замечая, как стремительно летит время. А ведь есть другая жизнь, есть вещи, ради которых нужно стремиться жить, меняя мир, а вместе с ним и себя, в лучшую сторону!

– Я рада слышать столь разумные речи, – улыбнулась Софи: Буду ждать вас на следующем занятии в последний день октября. Кстати, вы можете звать меня просто по имени. До встречи!

Слушательницы засобирались, оживленно переговариваясь между собой, а наставница подошла к Эли и негромко произнесла:

– Милая девочка, даже если остальные девушки по каким-либо причинам перестанут посещать Школу красоты, ты обязательно приходи, я буду проводить уроки для тебя одной.

Когда Эльнара вернулась домой, ее встретила Айша – биби, буквально кипевшая от негодования:

– Ты что творишь, негодная девчонка? Записалась в какую-то непонятную школу, открытую иноверкой, где девушки пьют вино и учатся всяким гадостям! Позоришь порядочную семью на весь город, совсем от рук отбилась! Чтоб ноги твоей там не было!

– Девушки пригубили вина по случаю праздника, – упрямо возразила Эли, – а я его и не пробовала! Ничему плохому там тоже не учат, это неправда! Мне лично в Школе красоты очень понравилось.

В этот момент из дома вышел Пехлибей, и мачеха запричитала:

– Хозяин, наставь Эли на путь истинный, она меня не слушает! Как ты можешь позволять ей бесчестить нашу уважаемую семью?

– Помолчи, жена! – резко оборвал ее Пехлибей: Голосишь, будто хоронить кого собралась, не ровен час – накликаешь беду, – после чего обратился к дочери: Какие у тебя впечатления, Эли?

– Очень хорошие, отец! У нас прекрасная наставница, – радостно ответила Эльнара, – и она хочет обучить нас разным полезным вещам. Софи так много всего видела и знает, такая умница и красавица, что ее хочется слушать дни напролет!

– Почему бы тебе не пойти в Школу вышивальщиц, куда все дочери нашего соседа Бахтияра ходят, готовя себе приданое? – опять встряла мачеха: И толку побольше, и от людей уважение!

– Жена, Эли знает, что делает, и хватит об этом говорить! – твердо сказал Пехлибей.

Айша – биби замолчала, но в душе затаила злость.

Уроки Софи

Школа красоты внесла совершенно новую струю в жизнь юной и пылкой дочери Пехлибея. Эльнара жила этими удивительными встречами с Софи, щедро делившейся своим богатым жизненным опытом и немалыми знаниями с молодыми жительницами Архота, отправляясь на каждое занятие, как на праздник. Ее прежняя жизнь, заполненная будничными домашними хлопотами и нескончаемой войной с мачехой, казалась сейчас лишенной всякого смысла и даже какой-то ненастоящей. На уроках Софи Эльнара окуналась в иной, волшебный мир, где царили любовь и красота, изысканный утонченный вкус и трезвое отношение к жизни, философские размышления и практические советы, приветствовалось свободное выражение чувств и мыслей, где ее понимали и принимали такой, какая она есть.

С наступлением холодов слушательницы перешли в дом, где для занятий была отведена просторная светлая комната. Поначалу их было двенадцать человек, на второй урок пришли десять, потом осталось семь, но уже постоянных слушательниц, обожавших свою наставницу и подружившихся меж собой. Правда, дочери кузнеца Байсугура, сестры Залиха и Гузалия, по-прежнему держались друг друга, но при этом всегда с большим удовольствием принимали участие в разговоре, особенно, если его тема касалась женской внешности.

Перестала дичиться окружающих красавица Рамия, как оказалось, умеющая заразительно смеяться и весело шутить. Она начала довольно тесно общаться с похудевшей и заметно похорошевшей Хафизой, которую, по слухам, стал навещать в родительском доме муж, и как будто бы даже собирался взять ее обратно в жены. Во всяком случае, недавняя неуклюжая и невеселая толстуха буквально на глазах превратилась в оживленную и внешне вполне-таки благополучную женщину.

Спустя три с лишним года сняла с себя, столь угнетающе действовавшее на всех, траурное платье вдова погонщика верблюдов Абунасыра Амина, удивив подруг хорошим вкусом и мягкой обаятельной улыбкой, от которой теплело на душе. Она увлекалась шитьем, и нередко во время перерывов уединялась с молчаливой помощницей Софи – девушкой по имени Михрам, пользовавшейся славой искусной мастерицы, чья печальная история, однако, повергла в ужас всех слушательниц.

Ученицы Софи долго не могли понять, почему Михрам, такая миловидная и приятная девушка, все время молчит. Ее нельзя было назвать глупой или чересчур робкой, но тем не менее, она всегда упорно молчала, пленяя всех без исключения своей восхитительной улыбкой, но при этом упорно избегая каких-либо разговоров, до которых обычно так охочи все женщины. Ее миндалевидные глаза хранили в себе какую-то грусть, а может быть, и тайну.

Но однажды, в отсутствие Михрам, их наставница рассказала, в чем заключалась причина ее постоянного молчания. Как оказалось, Михрам была родом из Египта. Оставшись круглой сиротой в тринадцатилетнем возрасте, она нанялась служить в богатый дом одного каирского вельможи. В скором времени смышленая девочка стала приближенной его любимой жены. С ней хорошо обращались, одели в красивое платье, обучили тонкостям рукоделия и грамоте. Михрам была по-своему счастлива, как вдруг однажды, на свою беду, она случайно узнала какую-то страшную тайну. Господин из милости сохранил девушке жизнь, но, дабы она не проговорилась, велел отрезать ей язык. Красавице-египтянке было тогда восемнадцать лет. Она ушла от жестокосердных господ, но, не в силах вынести моральных страданий, отправилась к древним пирамидам, надеясь найти там душевное успокоение, а если не получится, то заживо схоронить себя в склепе.

У одной из таких усыпальниц фараонов и обнаружила ее случайно Софи, в то время проживавшая в Египте. Ей удалось вдохнуть в девушку стремление к жизни, убедить ее поверить в себя, и с тех пор Михрам не расстается с наставницей. Не раз мужчины, прельстившись внешностью и добрым нравом молодой египтянки, хотели взять ее в жены, невзирая на физический изъян, но Михрам всем отказывала, сохраняя преданность своей госпоже, спасшей ей жизнь. Они научились прекрасно понимать друг друга с помощью жестов и взглядов, и вот уже почти пять лет Михрам повсюду сопровождает Софи.

Слушательницы искренне посочувствовали бедной девушке, а впечатлительная по натуре Амина, прежде считавшая себя самой несчастной женщиной на земле после утраты любимого мужа, поразилась силе духа Михрам и теперь старалась как можно чаще найти время, чтоб побыть с ней, благо, у них нашлось общее увлечение в виде шитья.

Немало общего нашла и Эльнара со смешливой доброжелательной Магрифой, старше ее двумя годами. Девушки вместе приходили на занятия, встречались и за пределами Школы, оживленно обсуждая темы предыдущих уроков. Одно лишь обстоятельство огорчало Эли: весной подружка должна была выйти замуж, после чего ей предстояло покинуть Архот, и одному Аллаху было ведомо, свидятся они еще или нет.

Между тем, их наставница на вопрос, прозвучавший однажды из уст Рамии, очень привязавшейся к Хафизе, с которой она познакомилась благодаря Школе красоты, о том, как ей, постоянно разъезжающей по разным странам, удается поддерживать отношения со своими подругами, коротко ответила, что у нее нет подруг. Удивленные и, вместе с тем, заинтригованные ученицы попросили наставницу поподробнее высказаться на тему дружбы. Софи согласилась.

– Что есть дружба? – начала она, и сама же ответила на этот вопрос: Абсолютно искренние, равные и взаимонеобходимые отношения между людьми. Вы согласны? – обратилась Софи к своим ученицам, после чего продолжила: А теперь посмотрим, к кому это определение подходит. Рассмотрим три варианта: мужская дружба, женская и дружба между мужчиной и женщиной.

– На мой взгляд, мир мужчин испокон веков держится на трех китах: это сила духа, ум и взаимовыручка. Мужчины, в чьих руках традиционно находятся многие вопросы бытия, как вид, заинтересованы в выживании себе подобных, поэтому они способны действительно ценить, уважать друг друга и доверять друг другу. Естественно, в каждом правиле бывают исключения, но правило на то и правило, что относится к большинству. В данном случае это означает, что мужское крепкое братство имеет место быть. И только две вещи на свете могут заставить мужчину отступить от него, когда голос инстинкта говорит в нем сильнее голоса разума: это борьба за власть и соперничество за женщину.

– Женщины, напротив, в силу своей меньшей занятости в жизни общества и, соответственно, определенной ограниченности мировоззрения, в подавляющем большинстве своем заинтересованы, образно говоря, в уничтожении друг друга. Ради приобретения чувства собственной значимости и уверенности в себе, ради какой-либо выгоды или лестного для нее мужского внимания, женщина нередко способна пойти на ложь и предательство, без особых угрызений совести переступить порог нравственности. Независимо от количества прожитых лет, женщины всегда соперничают друг с другом по любым поводам, отрицая основное правило дружбы: право на равенство.

– Скажем, жизненные неудачи подруги способны принести иной женщине такую радость, с которой не может сравниться даже любовь. В собственных же несчастьях она, как правило, винит кого угодно, но только не себя. Наличие приятельских отношений в женской среде объясняется не их духовной взаимонеобходимостью, что предполагает подлинная дружба, а в удовлетворении инстинктов натуры, что выражается в возможности обсудить что-либо или кого-либо, в плетении интриг и прочих столь же малоприятных вещах.

– Что же касается искренности – третьего аспекта дружбы, то женщине зачастую это качество вообще неведомо. Все вышесказанное означает, что женской дружбы в природе просто не может быть, а если она и встречается, то скорее, в порядке исключения. Но это мое субъективное мнение.

– Теперь поговорим о дружбе между мужчиной и женщиной. С точки зрения физиологической и психологической разности полов, этот вариант можно было бы назвать идеальным в силу характерной для него взаимодополняемости буквально во всех точках соприкосновения. Однако, к сожалению, встречается он достаточно редко, поскольку дружеские отношения мужчины и женщины, возникающие на стадии первоначального знакомства, рано или поздно, как правило, переходят на более высокую ступень – любовь, или же распадаются вовсе из-за невозможности одной из сторон ответить на чувства другого, обычно неизбежно зарождающиеся в процессе близкого общения.

– Я высказала вам свои взгляды относительно дружбы, – добавила в заключение этой темы наставница, – сделанные мною на основе собственных многолетних наблюдений и практического опыта. Возможно, кого-то из вас они отчасти разочаровали, кому-то показались чересчур категоричными, но таково мое мнение, а ваше право – принимать его или нет. Хотя, если бы лет пятнадцать тому назад я владела бы этим знанием, то наверняка мне удалось бы избежать многих ошибок и разочарований в своей жизни. Что ж, у каждого свой путь познания мира, но, как бы то ни было, я ни о чем не жалею.

Не жалела Софи также сил и времени для Школы красоты, стремясь как можно полнее и ярче донести свое видение мира и разнообразные знания до благодарных слушательниц, внимавших каждому ее слову. Она знакомила их с особенностями культуры и национальных традиций, направлениями женской моды и отношениями между мужчинами и женщинами в разных странах света. Нередко на уроках они читали друг другу стихи, пели песни, играли на музыкальных инструментах, окунувшись в прекрасную атмосферу искусства, способного, как ничто другое, по-настоящему объединять людей.

Каждое занятие в Школе красоты воспринималось ученицами Софи, подобно некоему откровению, позволявшему им лучше узнать самое себя и понять окружающий мир, но особый интерес у них всегда вызывали уроки, прямо или косвенно затрагивавшие тему любви.

Сестры Залиха и Гузалия, наследницы всеми уважаемого в городе трудолюбивого и умелого кузнеца Байсугура, и дочь владельца небольшой кожевенной мастерской Рамия, мечтавшие поскорее выйти замуж, пока добрые люди не догадались еще назвать их перезрелыми девами, все допытывались у Софи, что должна знать и уметь женщина, чтоб привлечь внимание мужчины?

– Помнишь ли, Рамия, – обратилась однажды наставница к красивой, но одинокой двадцатидвухлетней архотке, – как на нашем самом первом занятии ты рассказала о своей соседке по имени Сания, с которой, по твоим словам, муж никогда не сводит влюбленных глаз, и которую ты в сердцах сравнила с кочергой? Месяц назад мне довелось ее увидеть в ювелирной лавке, что рядом с городской площадью.

– Она действительно худенькая и очень смуглая женщина. Но вот обращала ли ты когда-нибудь, Рамия, внимание на ее легкую красивую походку, на ее чудную улыбку, от которой как будто бы исходит сияние? Сания, может быть, и не красавица, но в ней есть одно неоспоримое достоинство – безупречная женственность, проявляющаяся буквально во всем, начиная с улыбки, взгляда, и заканчивая походкой. Почему бы мужу, чувствующему себя рядом с ней настоящим мужчиной, не любить ее?

– Кстати, о походке, уж коли мы заговорили на эту тему. На Востоке, где женщины традиционно носят покрывало на голове, она имеет особенно большое значение в характеристике внешнего облика. Правда, здесь, в Хоршикском ханстве, в отличие от других восточных стран, женщины не закрывают лица, но тем не менее, покрывало создает определенное неудобство для мужчин, пытающихся составить себе представление о той или иной женщине. Походка способна сказать очень многое о своей обладательнице, но многие женщины этого не понимают, и ходят абы как.

– Одни семенят, словно японки, а, между тем, то, что красит женщин одной национальности, впитавших в себя с молоком матери определенную внутреннюю культуру, вовсе не обязательно должно подходить другим. Вторые, подобно мастеровым, движутся размашистым мужским шагом. Третьи переваливаются, как утки. Четвертые топают, будто слоны. Пятые виляют бедрами, и так далее. Недостатков не счесть, но не будем тратить на них время, лучше займемся практическим обучением.

– Рамия и Гузалия, возьмите в руки подносы с сушеными яблоками, подойдите теперь к противоположным стенам. Не смущайтесь, здесь все свои! Голова, плечи, ягодицы и пятки ног должны касаться стены. Постойте так немного, привыкните к этому положению тела. Хорошо! А теперь сделайте шаг вперед и поставьте на голову поднос, идите навстречу друг другу и старайтесь не уронить яблок. Сначала движется бедро, самое соблазнительное место на теле женщины, привлекая к себе необходимый вам мужской взгляд. Потом в работу включается колено, красиво обрисовываясь под платьем. Спустя доли мгновений к нему присоединяется ступня, обутая в туфельки на каблуке, призванная подольше задержать тот самый взгляд, дабы изящество и чувственность вашей удивительной походки были по достоинству оценены.

– Дошли до стены, развернулись, взяли в руки подносы, и вновь ваши плечи, ягодицы и пятки ощущают приятную прохладу стен. Постояли, и снова в путь с подносом на голове! Рамия, держи свободней руки! Гузалия, втяни живот! Девушки, старайтесь идти легче! Представьте, что вы находитесь на лугу. Вас овевает ласковый ветерок, нежарко светит солнце, птицы только для вас сейчас поют свои трели. Дышите этим свежим воздухом, радуйтесь прекрасному дню, цените свою молодость. Ну, что ж, для начала неплохо! На следующем занятии мы вновь вернемся к этому упражнению, а теперь поговорим о другой составляющей женской красоты – об улыбке.

– Здесь нет ничего сложного. Правило одно: улыбка всегда должна быть искренней, а иначе в ней просто нет смысла. Вот я, например, не понимаю людей, которые лгут. Для меня ложь сродни грязи, такая же противная и липкая! И, если вдруг по каким-либо причинам у меня нет возможности сказать правду, я лучше промолчу, но ни за что не стану лгать. Неискренняя улыбка – та же самая ложь, но уже написанная на вашем лице.

– Если у вас нет желания улыбаться, не делайте этого! Будьте самими собой, вы не обязаны всегда находиться в хорошем настроении. Конечно, не стоит выходить к людям с мрачным лицом. Лучше побыть в это время в одиночестве, не спеша обдумать вещи, которые привели вас в подобное расположение духа. Сами не заметите, как все встанет на свои места, главное – улыбайтесь, если только вам действительно этого хочется. Упражняться перед зеркалом я бы вам не советовала: искренняя улыбка и обаяние всегда ходят рядышком друг с другом, составляя основу красоты любой женщины, независимо от возраста и прочих данных.

– Уважаемая Софи, – встряла нетерпеливая Гузалия: Вот я, к примеру, правильно ходить уже научилась. По поводу своей улыбки ничего сказать не могу, но, наверное, она не слишком привлекательная, потому как губы у меня тонкие и твердые, плохо растягиваются. Кому хорошо, так это Эльнаре: губки у нее пухлые, красивые, словно спелый персик! Ей улыбка всегда идет, даже, когда она задумается вдруг, а ты начинаешь ее тормошить, Эльнара улыбнется и кажется, что это солнышко выглянуло из-за хмурых туч. Правда, я зато не такая худая, как она! Да, наверное, у каждой из нас есть что-то своё, особенно хорошее. А вот, что еще нужно иметь женщине, чтобы вызвать к себе любовь мужчины? Может быть, есть какие-то секреты?

– Начнем с того, Гузалия, – ответила наставница, – что правильно ходить ты еще все-таки не научилась, для этого требуется время. Для хорошей улыбки форма губ, по большому счету, не так важна. Главное, чтобы улыбка исходила из вашего сердца, в ней не должно быть места наигранности и фальши. Что же касается любви, то мужчина проникается этим трепетным чувством к женщине не из-за ее походки, улыбки или внешности в целом. Это все просто способно привлечь его внимание, а любит он в женщине ее душу.

– Любовь – прекрасное чистое чувство, всегда пробуждающее в человеке его самые благородные качества и искренние порывы, но по-настоящему счастливой можно назвать только взаимную любовь, когда мужчина и женщина составляют одно неразделимое целое. А этому нужно учиться, и порой многие годы. Впрочем, у вас, девушки, все еще впереди!

– Но для того, чтобы полюбить человека, его сначала нужно узнать, верно? – задумчиво обронила Рамия: А что я могу сделать, чтобы привлечь и удержать к себе внимание очень понравившегося мне мужчины? Как я должна поступить, чтобы он выбрал меня из всех остальных женщин?

– Существует легенда, – издалека начала Софи, – что в давние – давние времена мужчина и женщина составляли одно целое, то есть находились в одном теле, но потом Бог разделил их, и с тех пор две половинки ищут друг друга, чтобы вновь воссоединиться. У каждого из нас есть на земле своя половинка, просто нужно время и желание найти ее. Когда ты встретишь, Рамия, мужчину, в ком будешь нуждаться больше жизни, кто станет тебе ближе родных отца с матерью, за кем ты будешь готова пойти хоть на край света, сердце само подскажет и тебе, и ему, что вы и есть те самые две половинки, созданные ради друг друга.

– Всех нас ведет по жизни голос разума. Мы стараемся не совершать поступков, за которые впоследствии нам было бы стыдно. Мы не делаем вещей, способных доставить нам физическую или душевную боль, поскольку великий разум подсказывает нам, что для нас хорошо и что плохо, однако сделать нас по-настоящему счастливыми может только внутренний голос нашего маленького, но искреннего и надежного сердца. Не бойтесь следовать ему, и тогда все получится, он не подведет!

– Софи, вы знаете, что в скором времени я должна выйти замуж, – немного смущаясь, произнесла Магрифа: Мне очень повезло, потому что это брак по взаимной сильной любви. Я часто представляю себе свою будущую семейную жизнь, то, как я буду вести себя с мужем, чтобы между нами никогда не возникало каких-то обид, или непонимания. В этих мечтах все выглядит красиво и романтично, но ведь человеческая жизнь – это всегда долгий и сложный путь, на котором всякое может произойти. Что я должна знать, чтобы муж не остыл ко мне, чтоб я оставалась для него любимой и желанной женщиной даже спустя двадцать или тридцать лет, чтобы мы не расставались?

– Милая Магрифа, – ответила наставница, – ты затронула вопрос, который очень волнует многих женщин: и тех, кто уже замужем, и тех, кто, как и ты, только еще собирается это сделать. Но, если на мужчине всегда лежит ответственность за решение многих вопросов, от которых зависят мир и благополучие на земле, будь это правитель какой-то страны, или обычный человек, чей ум и упорство в достижении поставленной цели незаметно меняют нашу жизнь к лучшему, то женщина создана для любви. Это уже потом она жена, мать, хранительница домашнего очага. Прежде всего любая женщина, независимо от возраста, должна помнить о своем наиглавнейшем предназначении – любить мужа: искренне, сильно, самозабвенно, так, чтобы он, в свою очередь, любил и желал только ее, сколько бы времени ни прошло со дня их свадьбы.

– Когда у вас появятся дети, помните, что они – самостоятельные люди, которые вырастут и заживут своей собственной жизнью, отдавшись при благоприятном стечении обстоятельств, как и вы когда-то, в упоительный плен восхитительного чувства под названием «любовь». Жизнь всегда идет по кругу, и как бы вы ни любили своих детей, при всем желании вы не сможете заменить им человека, предназначенного самой судьбой, как не сможете забрать себе их болезни, или уберечь от всех ошибок и разочарований, ведь у каждого живущего на земле свой неповторимый путь. Бог наградил женщину способностью дарить миру новую жизнь, но от самого своего рождения это другая, отдельная жизнь, которая, когда настанет ее час, захочет найти свою половинку. А вы, что бы ни происходило в вашей судьбе, любите и берегите свою, уж коли выпало вам счастье встретить ее.

– К сожалению, человеку свойственно заблуждаться. Желая удовлетворить тщеславие, или вызвать к себе чувство зависти со стороны окружающих людей, он нередко, позабыв о вечных ценностях, о любви и красоте души, стремится к ложным преходящим ценностям, направляя всю энергию тела и силу ума, например, на приобретение какой-либо власти или материального обогащения, не понимая той очевидной истины, что в назначенный час он возьмет с собой в могилу только свое тело, бедное усталое тело, по собственной же вине, недополучившее при жизни любви и ласки. В смерти, как таковой, я не вижу трагедии, поскольку она является закономерным итогом для всего сущего на земле, но жизнь, прожитая в ничтожной суете, не освещенная божественным светом любви, мне представляется действительно трагичной.

Слушательницы притихли, осмысливая услышанное. Наконец, Эльнара решилась нарушить тишину:

– Насколько я вас понимаю, Софи, настоящая любовь встречается в жизни лишь однажды, но если вдруг я ошиблась, приняв за любовь чувство влюбленности, могу ли я надеяться, что истинная любовь еще встретится на моем пути, что меня поймет и простит мужчина, которому я решусь вверить свою судьбу?

– Вряд ли на земле найдется хоть один человек, кому удалось бы избежать каких-либо ошибок в жизни, особенно, когда дело касается любви, – просто ответила наставница: По большому счету, я считаю, что подлинная любовь – это заслуженная привилегия зрелости, когда за плечами есть жизненный опыт, когда мы действительно способны в полной мере оценить этот чудесный дар судьбы, когда, в отличие от юности, прежде всего мы наслаждаемся не тем, что нас любят, а тем необыкновенно – сильным и чистым чувством, что испытываем мы сами по отношению к другому человеку, здоровье и жизнь которого для нас важнее всего на свете. Однако юности, с ее пылкостью и безоглядностью, свойственно влюбляться, порой ошибаться, и не только в любви, на то она и юность – время познания себя и окружающего мира.

– Конечно, каждая девушка должна стремиться подарить как любовь, так и свою невинность первому и единственному в ее жизни мужчине, но если вдруг это не получилось, нужно продолжать верить в то, что вы еще обретете свою половинку, которая вас поймет, а значит, простит и примет такой, какая вы есть. Мысль способна обретать форму, и если вы чего-то сильно желаете, то, рано или поздно, ваше желание сбудется.

– Жизнь очень многообразна. Не бойтесь падений. С благодарностью, но без гордыни принимайте удачу. Помните всегда: и когда вам будет смертельно больно, и когда радость вознесет вас в заоблачные выси, что все на свете преходяще, но любовь вечна. В ней одной смысл человеческой жизни!

Софи попрощалась с ученицами до следующей встречи, окинув всех своей невообразимо – обаятельной, красивой улыбкой, а вскоре выяснилось, что это было, увы, их последнее занятие. Никто ничего толком не знал. Поговаривали, будто наставница получила издалека какое-то чрезвычайно важное известие, вынудившее ее в течение дня собраться и выехать куда-то за пределы ханства. Никто не знал, вернется ли она еще когда-нибудь? Софи исчезла из Архота так же неожиданно, как и появилась в нем.

Близился к концу март месяц. Природа медленно пробуждалась после зимнего сна, все живое тянулось к ласковому весеннему солнцу, но Эли, потрясенная внезапным отъездом наставницы, встречи с которой стали для нее насущной необходимостью, казалось, не замечала происходящих перемен. Она впервые почувствовала острую боль потери.

Коварство Айша-биби

На Востоке говорят: «Беда не стучится в калитку, а всегда приходит непрошеным гостем». Не успела Эльнара оправиться от удара судьбы, каким для нее стал отъезд Софи, повлекший за собой закрытие Школы красоты, которая служила для юной романтичной девушки отдушиной в череде серых однообразных будней, как вдруг произошло событие, повлиявшее на ход всей ее последующей жизни.

Однажды ночью Эльнара проснулась от негромкого разговора, происходившего под ее окном. Выглянув на улицу, она едва не вскрикнула от страха и неожиданности. Лет восемь – десять тому назад во дворе их дома, под окнами комнаты Эльнары, отец построил специальную глубокую печь для выпечки лепешек, которую она каждое утро растапливала, чтобы испечь свежий хлеб на предстоящий день. Но сейчас была глубокая ночь, однако из печи шел дым, а рядом стояла мачеха, негромко переговариваясь с незнакомой высокой худой старухой, с головы до пят одетой во все черное, и сосредоточенно смотревшей на огонь, разгоравшийся под треножником, установленным на печь. На треножнике находилась кастрюля, из которой валил густой пар.

Не отрывая глаз от яркого огня, старуха медленно шевелила узкими, словно нитки губами. При этом ее худое темное лицо, испещренное множеством глубоких морщин, выражало такое жуткое, омерзительное удовлетворение, что Эли еще больше испугалась. Сначала она хотела броситься к отцу, чтобы рассказать о странных вещах, происходящих в их доме, но вспомнив, каким уставшим он выглядел накануне, вернувшись после вечернего обхода больных, решила отложить разговор до утра. Девушка еще немного постояла у окна, а затем, продрогнув от ночной прохлады, отправилась в постель и вскоре заснула.

Наутро мачеха, отведя взгляд в сторону, сообщила ей, что отец немного приболел и просил в ближайшие дни не беспокоить его. Вспомнив ночной эпизод, насмерть перепуганная Эльнара бросилась к мужской половине дома, но у входа стоял сын Айша – биби Заир, категорически отказавшийся пропустить ее к больному, чтобы она своими глазами могла удостовериться хотя бы в том, что отец жив. Эли обратилась за помощью к тетушке Айзаде, но и родную сестру мужа не допустила суровая Айша – биби к Пехлибею, нежданно-негаданно оказавшемуся заточенным в четырех стенах. Несчастная девушка билась, подобно птице, пойманной в сеть, но никто не мог помочь ей в ее беде.

Спустя пять долгих дней мачеха сказала Эльнаре, что ее отец наконец-то выздоровел. Не помня себя от счастья, девушка стрелой метнулась к мужской половине дома. На невысоком крыльце, украшенном затейливой резьбой и вырезанными из редких пород дерева аккуратными фигурками маралов с ветвистыми, отливающими на солнце рогами и, застывшими в прыжке, горделивыми тонконогими скакунами, в плотной белоснежной рубашке, подчеркивавшей бледность его осунувшегося лица, стоял Пехлибей.

К удивлению Эльнары, он не поцеловал ее как обычно в лоб, не погладил по шелковистым черным волосам, даже не улыбнулся ей, а посмотрев на дочь каким-то невидящим, отстраненным взглядом, сухо поинтересовался, здорова ли она и, получив утвердительный ответ, не задерживаясь более, направился к калитке. Его широкие плечи, вызывавшие по молодости трепет у всех местных красавиц, поникли, а прежде упругая походка после болезни стала шаркающей, как у белобородых аксакалов. Потрясенная разительной переменой, Эльнара отчаянно закричала вслед: «Отец!», но Пехлибей не обернулся, даже не замедлил шаг.

Какое-то время ошеломленная девушка с беспомощно протянутыми руками стояла на тропинке, ведущей в дом. Очнулась от резкого окрика мачехи:

– Долго ты еще будешь стоять, негодница? Увиделась с отцом, и хватит с тебя радостей, пора приниматься за работу! Вон, коровы до сих пор еще не доенные, куры бедные некормленые, самовар сто лет не чищенный, кто по-твоему будет всем этим заниматься? Уж я-то за свою жизнь наработалась! И, кстати, в отличие от тебя, всегда вела себя благонравно, не позорила семью, шляясь по всяким непотребным местам, вроде этой дурацкой Школы красоты, которая, слава Аллаху, наконец-то закрылась, избавив наш достойный город от произраставших за ее стенами нечистоплотных деяний и греховных помыслов! Что глаза свои бесстыжие вылупила? Думаешь, я не знаю, что ты, глупая, мнишь себя первой красавицей Архота и втайне мечтаешь о встрече с принцем на белом коне? Айша – биби знает все на свете! Вот только, кому ты нужна, сирота хоршикская, или же персидская, это кому как понравится?

Довольная собственным остроумием, мачеха отвратительно засмеялась и, не в силах остановиться, продолжила свою обвинительную речь, радуясь возможности безнаказанно оскорбить все еще не пришедшую в себя ненавистную падчерицу:

– Думаешь, кто-нибудь, кроме тебя, верит в эти глупые сказки, что твоя покойная мать была персидской принцессой? Да какой отец, и уж тем более падишах, будучи в здравом уме, отдаст по доброй воле свою единственную дочь за такого неудачника, каким всегда был твой папаша? Да если б не я, побирались бы вы с ним сейчас по дворам, выпрашивая милостыню и напрашиваясь на ночлег к таким порядочным и добрым людям, как я, почтенная жительница славного Архота Айша – биби, на чьих плечах вот уж сколько лет держится этот дом! Погоди, вот выдам я тебя замуж, хлебнешь горюшка и нескончаемых обид от мужа со свекровью, и вспомнишь ты тогда мою доброту, пожалеешь, что не ценила людского к себе отношения, да только будет поздно.

– Ну, что смотришь, негодница? Совсем от рук отбилась, а все из-за этой школы, куда ты бегала почти полгода, и всякий раз рвалась с таким нетерпением, как будто там вам золото бесплатно раздавали! Говорила я Пехлибею, что не кончится добром эта сумасбродная затея, а он уперся, как ишак: «Эли знает, что делает»! Теперь вот его глупая доченька ходит и неизвестно, о чем думает, наслушавшись вздорных речей иноверки, задумавшей подточить устои великого Хоршикского ханства через этих легковерных дурочек. Да где ж такое видано, чтобы порядочные девушки рассуждали про любовь, смели иметь какие-то желания, не испросив на то родительской мудрой воли? Да если б эта нечестивая иноверка не уехала вдруг сама, я добилась бы через городские власти, чтобы ее отсюда изгнали с таким позором, что эта мерзавка запомнила бы его до самого конца жизни!

Услышав последние слова, Эльнара, до глубины души возмущенная гнусной клеветой и глупыми речами мачехи, вскричала:

– Лучше посмотри на себя, кара самовар! Где бы ты сейчас была, если б мой благородный отец несколько лет назад не взял тебя в жены, доверившись мнению родственников, которые, как оказалось, очень заблуждались относительно твоих добродетельных качеств? Не знаешь, или не хочешь помнить? А я скажу: ты так бы и продолжала вместе со своим ленивым и глупым сыном побираться по дворам, выпрашивая милостыню и напрашиваясь на ночлег, потому что больше вы ни на что не способны!

– Посмотри, во что ты превратила наш светлый уютный дом! По всем углам распиханы мешки и корзины с провизией, которая скоро начнет гнить, так как ее не успевают съедать. Но ты из-за своей неимоверной жадности все продолжаешь принимать подношения от людей, излеченных отцом, хотя от них можно было бы на время отказаться. Ты постоянно докучаешь отцу жалобами на нехватку денег, а, между тем, скотный двор давно ломится от живности, кладовая не вмещает всех продуктов, сундуки в твоих покоях набиты сукнами и разной одеждой на многие годы вперед, а шкатулка полна драгоценностей! Мой бедный отец работает, не покладая рук, но довелось ли ему хоть раз услышать от тебя доброе слово, увидеть ласковый взгляд?

– Как смеешь ты, кара хатун, клеветать на мою наставницу – женщину, красивее и лучше которой я еще не встречала в своей жизни? Вы с ней одного возраста, но ты выглядишь старше Софи лет на двадцать. Ты не умеешь красиво двигаться, улыбаться, не умеешь разговаривать. Ты ничего не знаешь, кроме того, как разносить по округе сплетни, да завидовать всякому, у кого хоть на один кошель больше золота, чем есть у тебя. Ты никого не любишь, и тебя никто не любит! Твоя жизнь напоминает мне копошение червя в навозной яме: такая же нечистоплотная и бессмысленная. Я сегодня же скажу отцу, чтоб он развелся с тобой. Забирай все, что накопила и убирайся из нашего дома! Ты нам не нужна!

Айша – биби, давно позабывшая о своей прошлой, очень несчастливой жизни, поначалу хватала ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег, не в силах вымолвить ни единого слова, а заодно искала глазами какой-нибудь предмет, которым можно было бы запустить в непутевую голову дерзкой падчерицы, но после последних фраз Эли она неожиданно расслабилась и даже улыбнулась, потом нарочито – смиренным тоном произнесла:

– Что ж, Эли, кое-какая правда в твоих глупых речах есть. Тебе, несмотря на все мои старания и заботу, я действительно, как ни печально это говорить, никогда не была нужна, но ты даже представить себе не можешь, насколько я нужна твоему отцу! Он так сильно любит меня, что скорее согласится выгнать из дома родную дочь, чем развестись со мной. Без меня ему с некоторых пор белый свет немил. Я очень-очень нужна ему! – зловещим шепотом прошипела мачеха, в ее узких глазах загорелся недобрый огонек:

– Я гляжу, после учебы в этой своей Школе красоты ты слишком много говорить начала, разучилась уважать старших, несешь всякую околесицу. Это сейчас, а что потом будет? Захочешь сесть мне на голову, свесив ноги, или, как только немного окрепнешь, пустишь нас с отцом по миру? Пора тебя выдавать замуж! Уж если у отца не получилось, пусть муж займется твоим воспитанием, пока не поздно. А сейчас живо на скотный двор, делом надо заниматься, а не языком молоть! Погоди, придет отец, он тебе покажет, как поступают с детьми, не желающими слушать своих родителей!

Эли не верила собственным ушам, но мачеха говорила так уверенно, что на глазах девушки невольно закипели слезы бессилия. Не желая показывать свою слабость Айша – биби, она выбежала на улицу, к речке, у которой с детских лет, глядя на ребристую голубоватую гладь, Эльнара привыкла находить душевное успокоение и, найдя пустынный уголок, остаток дня провела там. Ей не хотелось возвращаться в отчий дом, где хозяйничала абсолютно чужая по духу женщина. Но незаметно наступил вечер, и Эли поспешила домой, только сейчас подумав, что отец, наверное, не находит себе места от беспокойства за нее, но к ее, сначала – удивлению, а потом – отчаянию, он сурово отчитал ее за долгое отсутствие, за непослушание Айша – биби, вынужденной, по его словам, везти на себе одной весь воз хозяйственных забот, в то время, как его взрослая дочь слоняется целыми днями неизвестно где, оскорбляя своим легкомысленным поведением доброе имя лекаря и его семьи, после чего резко развернулся и ушел, оставив Эли в горьком недоумении и обиде.

С того дня Пехлибей, и прежде считавшийся достаточно замкнутым, серьёзным, малообщительным человеком, еще больше углубился в себя. Он стал вести себя довольно странно: старался как можно реже выходить из дома, лечением больных занимался, казалось, через силу, без былого сострадания к людям и интереса к своему делу, разобрал стоявшую посреди сада, когда-то им самим же построенную, красивую беседку, пустив ее на дрова, которых и так у них было вдоволь, практически перестал общаться с дочерью. После своей неожиданной и непонятной болезни Пехлибей словно бы потерял вкус к жизни, пугая Эли, не раз пытавшуюся поговорить с отцом, абсолютным равнодушием ко всему и вся на свете.

Однажды Эльнара навестила тетушку Айзаду. Пожаловалась ей на странное поведение отца и на все более невыносимый характер мачехи, с которой они ссорились по несколько раз на дню. Погладив девушку по ее длинным красивым косам, тетя грустно молвила:

– Терпи, бедное дитя: и равнодушие отца, и грубость мачехи. Верю, что тебе сейчас очень нелегко, но если ты страдаешь в этой жизни, значит, так угодно Аллаху. Всемогущий Аллах справедлив и, когда в урочный час ты попадешь на небеса, он тебя непременно за все вознаградит!

От таких речей Эльнара горько расплакалась. Увы, добрая тетушка ничем ее утешить не могла, а наоборот, еще больше расстроила, объяснив причины перемен в отце:

– Сказывали мне люди, милая девочка, что Айша – биби совершила тяжкий грех, обратившись к помощи одной Черной колдуньи из племени пушуров. Я раньше не знала, верить этим словам или нет, а теперь вижу, что все – чистая правда. Заколдовала злая старуха твоего бедного отца, отняв у него волю и вкус к жизни. Для него сейчас, что ты, что дерево – все едино, и никто ему не сможет помочь: чары пушурских колдуний считаются в Великой Степи самыми сильными и неотвратимыми!

– Потеряла ты, родненькая, не успев родиться, мать, а теперь и вовсе сиротой осталась. Терпи, мое бедное дитя, и знай, что каждому в жизни всегда воздается по делам его. Накажет, рано или поздно, всемогущий Аллах Айша – биби за сотворенное ею зло, пожалеет она о своей глупости, да поздно будет. А ты молись, моя родная, Аллаху, проси его о помощи, и он обязательно поможет!

После разговора с тетушкой Айзадой Эльнара как никогда ясно осознала, что в этой жизни она может надеяться только на себя, на свой ум и силу духа. С того дня, чем бы она ни занималась, все ее мысли сводились к одному: необходимо как можно скорее что-то предпринять. Смирение и покорность перед судьбой отнюдь не прельщали от природы пылкую и порывистую девушку, мечтавшую познать мир и найти свое место в нем. Вскоре сама жизнь подтолкнула ее к решительным шагам.

Однажды, собирая ягоды черешни во фруктовом саду, она случайно услышала разговор между отцом и Айша – биби, состоявшийся во время их традиционного вечернего чаепития на лужайке, где специально для этого с наступлением тепла ставился низенький круглый столик, вокруг были расстелены небольшие коврики, на них лежали высокие подушки, о которые можно было облокотиться. Отец как обычно молчал, глядя куда-то вдаль отрешенным взором, а мачеха, раскрасневшись после очень горячего свежезаваренного чая, который, невзирая на погоду, она часто пила в течение дня, а иначе у нее тут же начинала болеть голова, настаивала на том, что Эли пора выдавать замуж, что к ней, дескать, уже обращались несколько местных свах с довольно выгодными предложениями, и она обещала им в ближайшее время дать какой-либо ответ.

Опасаясь в душе непредсказуемого характера своенравной падчерицы, в последние дни имевшей какой-то подозрительно задумчивый вид, что, по мнению бесчестной женщины, не сулило ничего хорошего, Айша – биби хотела поскорее избавиться от юной девушки, которую ей, несмотря на все свои козни, не удалось сломить, запугать, и которая к тому же внушала ей невыносимую злость своей редкой утонченной красотой и умным взглядом огромных раскосых глаз, порой как будто бы потешавшихся над бесформенной фигурой мачехи.

Была еще третья и, наверное, самая главная причина побыстрее засватать Эли. Айша – биби, прозванная местными умниками «самой жадной женщиной Архота», хотела извлечь из замужества Эльнары немалую личную выгоду, выдав беззащитную юную красавицу за того, кто предложит ей больше всего денег в качестве калыма, или выкупа за невесту. Айша – биби жаждала золота, а потому ни возраст, ни физическое здоровье жениха в ее глазах не имели никакого значения. Для работы по хозяйству она могла нанять кого угодно, а вот выгодно продать – только Эли. Конечно, всего этого она мужу не сказала, прикрывшись красивыми фразами о своем беспокойстве за судьбу падчерицы.

Пехлибей сидел, напряженно наморщив лоб и тихо шевеля губами, словно изо всех сил пытаясь вспомнить, или понять что-то очень важное для себя и дочери. Эльнара, над головой которой сгустились темные тучи, затаилась за деревьями, мысленно обращаясь к Аллаху с просьбой ниспослать ее бедному отцу прозрение, пробудить в нем его прежнюю искреннюю любовь к ней, не позволив корыстолюбивой мачехе погубить жизнь его единственной дочери. Слова Айша – биби по поводу «выгодных предложений» со стороны местных свах означали только одно: Эли хотели выставить на продажу, как какого-нибудь породистого скакуна, абсолютно не считаясь с ее мнением и человеческим достоинством, отдать, как бессловесную тварь тому, кто сумеет предложить мачехе больше всего золота.

Время шло. Отец все также молчал, мачеха недовольно хмурила своиширокие и густые, как у мужчины, брови. И в душе романтичной юной девушки начал разгораться огонек робкой надежды, что отец придет в себя, усилием воли избавившись от чар злой колдуньи, и их жизнь вновь войдет в прежнее счастливое русло, как это было до появления в их уютном милом доме коварной и неимоверно алчной Айша – биби.

Наконец, Пехлибей очнулся от своих, никому неведомых дум, и негромко произнес:

– Все в руках Аллаха! И, если Создателю угодно, чтобы моя единственная дочь рассталась с детством и обрела свой собственный очаг, значит, так тому и быть! Девочки рождаются в этом мире для того, чтобы не дать погаснуть роду человеческому. Это закон мудрой природы, которому все обязаны следовать. Да свершится воля Аллаха, аминь!

Потрясенная Эльнара медленно опустилась на траву, прикрыв рот легким покрывалом, чтобы сдержать крик отчаяния и душевной боли. В эти горькие мгновения она остро ощутила, что действительно рассталась теперь со счастливой страной детства, и что впереди ее ждет совсем иная жизнь.

Побег из дома

Эльнара осталась одна со своей бедой. Отец по-прежнему был погружен в себя. Подружка Магрифа не столь давно вышла замуж, и уехала из города. А где сейчас находится Софи – знал только Аллах. Юной девушке предстояло сделать серьезный выбор, от которого зависела вся ее дальнейшая судьба: принять все, как есть, без бессмысленного ропота и ненужных слез, или оказать сопротивление обстоятельствам, чем бы для нее эта явно неравная борьба ни закончилась.

Дочь лекаря Пехлибея решила бежать. Она сама еще точно не знала – куда, но оставаться в отчем доме с каждым днем становилось все опаснее. К Айша – биби постоянно наведывались какие-то незнакомые женщины, с каждой из которых она подолгу беседовала за наглухо закрытыми дверями своей опочивальни. Ее сын Заир, которому мать поручила следить за Эли, дабы негодная падчерица не выкинула какой-нибудь неприятный фокус, обманув радужные надежды Айша – биби, не спускал с девушки глаз. Эльнаре относительно своих намерений мачеха до поры до времени ничего сообщать не стала.

Да и до того ли было почтенной Айша – биби, если бедная женщина, оповестив всех свах города о предстоящих торгах за самую красивую невесту Архота, теперь день и ночь ломала голову над тем, кому отдать предпочтение? Хромому Алибею, предложившему ей табун лошадей, две отары овец и пять кошелей с золотом, или шестидесятилетнему пучеглазому Пахтияру, обещавшему ей один из своих роскошных домов, расположенных у самого берега Янури, в зимнее время года ласкавшей взор своим безмолвным величием, а летом дарившей благословенную прохладу, – местность, очень будоражившая тщеславную душу Айша – биби тем, что ее населяли только наиболее уважаемые люди города.

Был еще один серьезный претендент на руку дочери Пехлибея: косоглазый и круглый, как бочка толстосум по имени Сагит, подвалы которого, по слухам, ломились от обилия бочонков с золотом и серебром, а переполненные драгоценностями сундуки с трудом запирались на замок. Так много всего было у сластолюбивого богача, уже имевшего трех жен, но в очередной раз прельстившегося на волнующую кровь юность, свежесть, непревзойденную красоту и, дороже всего стоившую, славу первой красавицы Архота, которой пользовалась лекарская дочь.

Однако хитрый и очень расчетливый Сагит не торопился называть свою цену за заманчивый товар, чем приводил нетерпеливую Айша – биби в бешенство, в отместку жадному богачу заславшую доверенных людей в соседние города с вестью о появлении в славном Архоте невесты, равной которой по красе не было во всем Хоршикском ханстве. Больше всего на свете Айша – биби боялась прогадать в устроенных ею гнусных торгах, назначив цену за Эли ниже, чем она стоила в действительности.

На Востоке говорят: «Аллах посылает человеку испытания, чтобы через трудности указать ему путь к истине». Так произошло с Эльнарой. Однажды мачеха приказала ей очистить чулан, который Айша – биби намеревалась использовать в качестве хранилища для ожидаемых ею в недалеком будущем свадебных даров.

Во время уборки девушка случайно обнаружила котомку, в которой оказались кое-какие вещи ее родителей, заботливо сложенные когда-то Пехлибеем в память о незабываемом дне их скромного, но очень желанного для них с Фаридой бракосочетания, впоследствии заброшенные в дальний угол чулана зловредной мачехой. Нежно – голубое атласное платье матери, обшитое по краям рукавов и подола тонким жемчугом; легкое покрывало цвета утреннего неба, в уголке которого серебристыми нитками было вышито имя «Фарида»; изумительно – красивые изящные туфельки; белая отцовская рубашка, на груди украшенная орнаментом из серебристой парчи; мужские брюки; потрескавшиеся, но еще вполне приличные сапоги из тигровой шкуры; широкий пояс из мягкой, хорошо – выделанной кожи; белая чалма, перед отъездом из Персии подаренная Пехлибею его другом Саидом.

С волнением и любопытством разглядывая всю эту одежду, Эльнара неожиданно поняла, что это сам Аллах посылает ей сейчас возможность как можно лучше и быстрее осуществить задуманное ею непростое дело. До этого мгновения она знала лишь, что ей нужно бежать из дома, пока коварная мачеха не продала ее какому-нибудь богатому и отвратительному старику, прельстившись хорошим калымом. Теперь же видела, как это можно сделать.

Эли решила переодеться мужчиной. Так можно было не опасаться того, что ее найдут раньше, чем она успеет затеряться на просторах Хоршикского ханства, а кроме того, мужчине гораздо легче и безопаснее передвигаться по стране, нежели юной красивой девушке. Правда, отцовская одежда была велика, но ведь ее можно было укоротить, а вот ширину лучше оставить прежней, чтобы она скрывала ее девичьи формы. Не удержавшись от соблазна, Эльнара примерила материнский наряд. Красивое платье оказалось ей почти впору, и девушка решила взять его с собой. Затем сложила вещи обратно в котомку, которую со всяким ненужным хламом вынесла из чулана, а потом спрятала в густых зарослях крыжовника.

На следующий день выяснилось, что ее хлопоты оказались весьма-таки своевременными. Утром мачеха вместе с отцом отправилась в один из соседних городов, чтобы переговорить с тамошним богатеем, очень заинтересовавшимся дошедшими до него слухами об архотской невесте необыкновенной красы.

Пятидесятилетний Кушпун был мужчиной в самом соку: в меру упитанным, не слишком старым, без явных физических изъянов, если не считать такой мелочи, как очень слабый слух, но это с лихвой возмещалось его несметными богатствами, часть которых он готов был пожертвовать ради обладания юным упругим телом, сладкими девичьими губами и бездонными черными очами.

На фоне более, чем впечатляющего состояния Кушпуна, все архотские женихи с их жалкими предложениями вмиг утратили в алчных глазах корыстолюбивой Айша – биби какую-либо ценность. Не доверяя никому решение столь жизненно – важного вопроса, она поспешно собралась в путь, чтобы лично провести выгодные торги за невесту, не подозревающую о том ни сном, ни духом. Эли осталась под бдительным надзором сына мачехи Заира.

Почувствовав, что пробил ее заветный час, Эльнара внутренне подобралась. Теперь ей нужно было быть крайне осмотрительной, чтоб ненароком не спугнуть капризную птицу удачи, припорхнувшую ей на плечо. Весь день она занималась различными хозяйственными делами, и уже поздним вечером удалилась в свою комнатку.

Дождавшись, когда совсем стемнеет, на цыпочках прошла во двор, дабы убедиться, что Заир, по поручению матери последние две недели ночевавший на топчане под летним навесом, спит, а затем, неслышно ступая, направилась в мачехины покои. Эли хотела вернуть жемчужное ожерелье, доставшееся ей от покойной матери, которое коварная Айша – биби, воспользовавшись ее болезнью, однажды хитростью выманила вместе с другими украшениями, подаренными в разное время отцом, а потом отказалась вернуть назад.

Несмотря на царившую в комнате темноту, зоркая девушка быстро нашла инкрустированную серебром кожаную шкатулку, где Айша – биби хранила все драгоценности. Ее ожерелье лежало на самом верху. Эли взяла его и, не задерживаясь, пошла к выходу. Но вдруг дверь комнаты открылась, и на пороге возник Заир с масляной лампой в руках.

Эльнара в замешательстве остановилась. Наслаждаясь тем впечатлением, что произвело его неожиданное появление, толстяк медленно поставил лампу на пол и, не предвещающим добра тоном, сказал:

– Что ты делаешь, негодная, в покоях моей матери? Отвечай немедленно!

– Ты – не кадий, Заир, чтобы требовать от меня ответ, да еще в такой невежливой форме! – насмешливо возразила Эли, даже в столь небезопасной ситуации не желавшая опускаться до лжи.

– Для тебя я – кадий, – напыщенно заявил Заир, надеявшийся с помощью денег, что копила его алчная мать, больше всего в жизни любившая золото, когда-нибудь заполучить должность судьи, то бишь кадия, – поскольку я мужчина, а значит, должен знать обо всем, что происходит в моем доме!

– И ты туда же, – презрительно протянула Эльнара: Интересно, с каких это пор дом, приобретенный моим отцом на заработанные им честным трудом деньги, стал твоим домом? Эх, Заир, что ты, что твоя мать, как все нищие духом люди, благодаря случаю выбравшиеся из нужды, вместо того, чтобы просто ценить то, что у вас есть, начинаете протягивать свои жадные руки ко всему, что не имеет к вам никакого отношения! Ты пришел сюда несколько лет назад, а я живу здесь с самого рождения!

– Это мой дом, – упрямо возразил Заир, – потому что тут хозяйничает моя мать! А тебя вообще скоро выдадут замуж, и ты уже сюда не вернешься. Этот дом когда-нибудь достанется мне. Ясно? – рявкнул толстяк, обозленный звучавшим в голосе Эли чувством нравственного превосходства: И, между прочим, ты так и не ответила на мой вопрос, что ты тут делала?

– В прятки сама с собой игралась, – огрызнулась девушка, пытаясь пройти в дверь, которую практически полностью загородил Заир своим массивным телом.

– Погоди, а что ты прячешь за спиной? Уж не своровала ли чего? Немедленно покажи руки!

Эльнара неохотно разжала ладонь.

– Я так и думал! – торжествующе воскликнул толстяк: Ты решила воспользоваться отсутствием моей бедной матери, чтобы выкрасть у нее жемчуг! Маленькая воровка, я проучу тебя!

Он занес над головой девушки кулак, но она отпрянула в сторону.

– Неправда, я – не воровка! Это твоя бессовестная, алчная мать обманом забрала у меня ожерелье и спрятала его в шкатулке. Мне не нужны ее драгоценности, я только хочу вернуть вещь, по праву принадлежащую мне. Это ожерелье – единственное, что осталось у меня в память о моей покойной маме. Заир, отпусти меня с миром, Аллах вознаградит тебя за справедливый поступок!

Всегда не очень быстро соображавший Заир ненадолго задумался, потом на его толстых губах появилась неприятная улыбка:

– В твоих словах, негодная, есть смысл. Во-первых, я действительно справедливый и честный человек, каким и подобает быть кадию. Во-вторых, я уверен, что мы с тобой вполне можем договориться. Правда, у меня нет времени ждать награды от Аллаха. Ты сама, Эли, сможешь вознаградить меня по заслугам!

Его маленькие глазки некрасивого мышиного цвета похотливо забегали по изящной девичьей фигуре.

Заметив этот откровенно – заинтересованный взгляд, Эльнара, никогда не считавшая толстого ленивого увальня, над которым посмеивались все окрестные девушки, за мужчину, усмехнулась:

– Поскольку единственная ценная вещь, что у меня есть – вот это жемчужное ожерелье, которое ты, разумеется, не получишь, тебе придется, братец, набраться терпения в ожидании награды свыше. Хотя, если подумать, ты того не стоишь! Я, вообще, не знаю, чего ты в этой жизни стоишь?

Эльнара откровенно насмехалась над Заиром, уже мысленно раздевавшим красавицу.

– Сегодня у тебя будет возможность узнать это, – угрожающим тоном произнес толстяк, после чего добавил, буравя девушку неприятным цепким взглядом, какой обычно встречается или у безусых юнцов, все мысли и желания которых сводятся к обладанию женской плотью, даже если эта плоть, в силу возраста или физического состояния, абсолютно лишена какой бы то ни было привлекательности, или у немощных стариков, желающих хоть отчасти воскресить волнительные воспоминания давно минувших лет:

– Скоро тебя выдадут замуж за пятидесятилетнего Кушпуна, у которого уже есть три жены. Сама понимаешь, у него не хватит ни времени, ни мужской силы сделать тебя по-настоящему счастливой. А ведь ты, Эльнара, как всякая другая девушка, мечтаешь о счастье, хочешь, чтобы твоя первая брачная ночь запомнилась тебе на всю жизнь. Я могу сделать тебя счастливой, доставив удовольствие, о котором ты будешь вспоминать долгие-долгие годы! И, вообще, Эли, ты должна гордиться тем, что на тебя обратил внимание такой молодой и крепкий мужчина, как я!

Приняв промелькнувшее в глазах девушки удивление по поводу подобной самонадеянности за испуг, Заир поспешно сказал:

– Не бойся, глупая, я научу тебя, что делать, чтобы твой будущий муж не догадался о том, что ты потеряла девственность. Поверь, в этом нет ничего шибко сложного, я знаю один древний и очень надежный способ. Думаешь, мне моя голова не дорога? Еще как! Так что можешь положиться на меня.

– Однако, сколько можно говорить? Пора бы и делом заняться!

Устав от непривычно – долгой для него речи, сын Айша – биби смахнул выступившие на лбу капельки пота и нетерпеливо протянул руки к манившему его вырезу, под которым скрывалась аппетитно округлая грудь.

Возмущенная его самодовольством, тупостью и грязными намерениями, Эльнара громко вскрикнула:

– Ты хочешь надругаться надо мной, подлый негодяй? Знай, у тебя ничего не выйдет! Да я лучше умру, чем уступлю твоим мерзким домогательствам, или же убью тебя!

От ее громкого голоса проснулся спавший у калитки пес. Услышав его лай, забрехали собаки с окрестных дворов. Испугавшись поднятой шумихи, Заир попытался потной рукой прикрыть рот девушки. Сопротивляющаяся изо всех сил, Эли потеряла равновесие и упала, а в следующее мгновенье на нее всей свой массой обрушился сластолюбивый толстяк. Обрадованный подобным поворотом ситуации, Заир жадно зашарил руками по легкому платью, прикрывавшему искушавшую его плоть.

В какой-то момент Эльнаре удалось высвободить одну руку. Она хотела вонзить свои тонкие пальчики в глаза ненавистному насильнику, но промахнулась и случайно задела стоявшую на полу лампу. Светильник перевернулся и погас, неравная борьба продолжилась в темноте. Задыхаясь под тяжелым телом, девушка не имела даже возможности закричать, позвать на помощь. Зато заговорил Заир:

– Ну-ну, красавица, дергайся – дергайся, знаешь, мне это, между прочим, начинает нравиться. Когда ты шевелишься, я лучше чувствую твое горячее гибкое тело, и еще больше возбуждаюсь. В самом деле, было бы гораздо хуже, если бы ты лежала, как бесчувственное бревно, к которому и прикасаться-то противно, а так я могу думать, что ты хочешь меня. Да-да, я даже немного приподнимусь над тобой, чтобы ты еще сильнее извивалась.

– Какая же ты горячая женщина, Эли! Жаль, что я раньше этого не знал, чтобы подольше попользоваться тобой! А то отдадут тебя старому глухому Кушпуну, и останутся мне одни лишь воспоминания о нашей жаркой ночке. Теперь своей лаской и нежностью ты должна возместить мне все то, что я не успел получить от тебя раньше. Тебя ведь наверняка учили в твоей Школе красоты, что женщина обязана прежде всего стремиться к тому, чтобы заслужить любовь мужчины – властителя всех ее дум и вершителя ее судьбы, так что постарайся мне понравиться!

Решив, что хватит ему заигрывать и церемониться, толстяк резко рванул за ворот девичьего платья. Тонкая ткань легко поддалась, обнажив маленькую и очень упругую грудь. Жадные потные руки насильника нетерпеливо разорвали платье до самого пояса, ухватились за нежные соски, вытягивая их вперед и безжалостно теребя, словно они являлись не частью живого организма, а, к примеру, были маленькими забавными кисточками, что украшали обычно уборы архотских модниц.

Эльнара застонала от боли, а возбудившийся от звука ее голоса, Заир поспешно припал своими толстыми влажными губами к двум чудесным, устремленным ввысь, холмикам, благородная белизна которых ласкала взор даже в темноте. Толстяк мычал от наслаждения, временами пуская в ход свои крепкие зубы, а его похотливые руки терзали волнующую тонкую девичью спину, опускаясь все ниже и ниже. Девушка изворачивалась как могла, но каждое ее порывистое движение только усиливало похоть насильника, возомнившего себя покорителем женских сердец.

Между тем широкая мужская ладонь коснулась упругих ягодиц, тотчас напряженно сжавшихся от совершенно непрошеного вторжения. Гладкая чувствительная кожа этих головокружительных выпуклостей неожиданно разбудила в Заире неистового самца. Задрав мешавший ему подол чуть ли не до самой талии, он устремился к заветной щели, одной рукой поспешно спуская с себя штаны, а другой грубо раздвигая стройные ножки своей бедной жертвы. Эли отчаянно вскрикнула, ощутив на своем бедре его горячий твердый член, беззастенчиво и быстро тершийся о нежную девичью кожу, что, по-видимому, доставляло его обладателю какое-то дополнительное, острое удовольствие, которое он хотел подольше испытать, прежде чем ввести ствол во влагалище, находившееся от него так близко, что можно было не торопить приятное событие по превращению невинной девушки в женщину; божью тварь, призванную удовлетворять любое пожелание мужчины; жалкую суку, обязанную приползать на коленях к мужским стопам по первому же окрику в ее адрес; поганую подстилку, способную лишь раздвигать ноги, да извиваться в нетерпеливых содроганиях под благородной тяжестью тела своего господина, которому нужно еще подумать, а стоит ли она такого счастья?

Так думал про себя Заир, до этих пор не имевший опыта близких отношений с женщиной, из-за чего в разговорах с приятелями, любившими похвастаться своими действительными или мнимыми победами, он вынужден был сочинять всевозможные небылицы, что подсказывало ему его извращенное воображение, которое Заиру приходилось пока что удовлетворять с помощью рук и вот, наконец, его самое большое желание сейчас сбудется. Он не только лишит невинности самую красивую девушку Архота, что само по себе уже возвысит его в глазах друзей, но и избавится от собственной девственности, очень оскорблявшей его мужское самолюбие.

Позабыв обо всем на свете от испытываемого им наслаждения, Заир не мог оторваться от упругого бедра, продолжая настойчиво тереться об него своим основным орудием. Одна его потная рука тем временем терзала аппетитную грудь и маленький животик Эли, а вторая, поблуждав по разгоряченному в неравной борьбе телу, остановилась на шелковистом и очень приятном на ощупь холмике у входа во влагалище. Потрепав мелкие волоски, он вознамерился проникнуть пальцами внутрь, дабы усилить свои ощущения перед последним решительным шагом, для чего ему пришлось отвлечься от предыдущего занятия, и для большего удобства приподняться над телом, уже почти переставшим сопротивляться.

Получив возможность нормально дышать, Эльнара собралась с силами и, в свою очередь, приподнявшись с пола, неожиданно изловчилась и укусила насильника прямо в нос. С детства не выносивший даже малейшей боли, Заир, одновременно причитая от жалости к себе и проклиная коварную девчонку, схватился за больное место. Девушка, не теряя даром времени, пыталась в темноте нащупать что-либо, способное помочь ей защитить свою честь.

Как назло, ничего подходящего под руку ей не попадалось, а ведь Заир в любое мгновение мог снова броситься в бой. Конечно, она постаралась бы убежать, если бы были свободны ее ноги, на которых по-прежнему сидел толстяк. Уже, оправляясь от боли, заговорил ее до крайности взбешенный насильник, угрожая жертве расправиться с ней самым варварским способом, как вдруг дрожащими от волнения руками Эльнара нащупала в углу комнаты толстый деревянный засов, которым Айша – биби, дрожавшая за целостность и сохранность своих драгоценностей, имела обыкновение запирать на ночь изнутри собственную опочивальню. Ухватившись двумя руками за тяжелую гладкую палку, Эли размахнулась изо всех сил. Ошеломленный неожиданным и сильным ударом, Заир тихо охнул и медленно повалился набок.

С трудом высвободив ноги из-под тяжелого неподвижного тела, Эльнара несколько минут сидела, разминая затекшие конечности. Пощупав пульс Заира, и убедившись, что он жив, она направилась к выходу. После пережитого шока девушка уже ничего не боялась. В темном саду нашла свою котомку, переоделась в мужское платье, взяла на кухне несколько пресных лепешек, горсть пшена и кожаную фляжку с водой. Подошла к колодцу и, глядя в свое отражение, решительно отрезала дивные черные косы, которые тут же закопала под деревом. Перекинув через плечо котомку, пошла было к калитке, но вдруг что-то вспомнив, вернулась в дом. Заир лежал в той же позе.

Переступив через бесчувственное тело, Эльнара подняла с пола оброненное ею в ходе недавней борьбы жемчужное ожерелье – память о матери, которую ей не довелось даже просто увидеть. Вышла на крыльцо, окинула грустным прощальным взором отчий дом. При мысли, что уходит навсегда, смахнула с густых длинных ресниц невольные слезы. Начиналась новая жизнь.

Сказочный Перистан

Еще до своего побега Эльнара решила, что ей нужно бежать не просто куда глаза глядят, а в столицу Хоршикского ханства – Перистан. В огромном многолюдном городе легче было затеряться и найти для себя какую-нибудь подходящую работу. Путь предстоял неблизкий.

На протяжении светового дня, невзирая на усталость, упорная девушка шла, а ночью старалась остановиться на ночлег в попадавшихся ей по дороге многочисленных селениях, или в больших и малых городах. Расположенное в самом сердце Великой Степи, Хоршикское ханство было не только большим, но и весьма заселенным государством.

После того, как пятнадцать лет тому назад к власти пришел нынешний правитель – хан Тани, жизнь и в прежде достаточно благополучной стране еще более оживилась. Много путешествовавший по свету в годы своей юности, наследник могущественного престола получил хорошее образование, а также набрался богатого жизненного опыта. Придя к власти после смерти своего мудрого, любимого народом, но крайне осторожного и щепетильного в вопросах внешней политики отца, честолюбивый монарх задумал сделать Хоршикское ханство центром политики, культуры и торговли если не всего Востока, то хотя бы Азии.

Отправив послов в разные страны и к правителям кочующих в степи племен, дальновидный хан Тани передал, что отныне на территории всего Хоршикского ханства для торговых людей вводится беспошлинная торговля, и что миролюбивые хоршики с распростертыми объятиями ждут всех, кто придет к ним с открытой душой и чистыми помыслами.

Финансовые советники хана – почтенные белобородые аксакалы, привыкшие к размеренному и предсказуемому правлению предыдущего государя, забили тревогу. Они боялись, что своими, по их мнению, не до конца продуманными, чересчур поспешными и неосторожными действиями, молодой, неопытный в государственных делах самодержец ослабит и разорит страну, в течение долгого времени добивавшуюся своей независимости и нынешнего благополучия.

Но хан Тани упорно добивался поставленной перед собой цели, а чтоб не отвлекаться на ненужные бесплодные споры и не слушать раздражавшего его старческого нытья, всех своих советников, доставшихся ему по наследству вместе с троном, под разными благовидными предлогами он удалил со двора, заменив их всего лишь одним человеком – малоразговорчивым серьезным арабом по имени Хусейн, в молодости обучавшимся тонкому искусству экономики в богатой Поднебесной империи, которого он привез в страну после того, как спас его от несправедливой и жестокой казни. Хусейн был беззаветно предан своему господину и понимал его буквально с одного взгляда.

Разослав повсюду послов с весьма заманчивым предложением, молодой и очень амбициозный правитель у себя в государстве развернул активную деятельность. Перво-наперво он приказал во всех без исключения городах ханства расширить и самым наилучшим образом благоустроить все существующие в них торговые рынки. Одновременно обязал городские власти заложить новые базары, отведя под их строительство лучшие земли. Жителям Хоршикского ханства было объявлено, что любой трудовой человек, владеющий каким-либо ремеслом, может обратиться в городскую казну для получения беспошлинной ссуды на открытие соответствующей мастерской.

При этом известии талантливые, работящие люди из числа бедных мастеровых, годами с раннего утра и до позднего вечера гнувших спину на жадных несправедливых богачей, в погоне за прибылью нимало не заботившихся об условиях труда и жизни своих работников, воспрянули духом. У них появилась надежда на достойную жизнь. Конечно, далеко не все бросились в казну, опасаясь риска, или не доверяя собственным способностям, так как деньги рано или поздно нужно было возвращать, но тем не менее, наиболее решительные, работящие и талантливые хоршики получили возможность попытаться изменить свою судьбу.

Не подозревая об истинных мотивах широкого жеста хана Тани, для которого люди служили средством к достижению еще большего влияния и расширению собственной власти на территории не только Великой Степи, но и далеко за ее пределами, они на все лады превозносили государственную мудрость и человеческую доброту молодого правителя, прославляя его имя и искренне гордясь тем, что являются его подданными.

Между тем, введя беспошлинную торговлю в Хоршикском ханстве, открыв его границы для торговых людей со всего света, хан Тани ничуть не сомневался в том, что прежде всего к нему устремятся, охваченные жаждой наживы, его ближайшие соседи из стран Востока. Получив первую прибыль, они, конечно же, захотят вернуться вновь, и не один раз, а вскоре уже просто не смогут обходиться без хоршикских рынков. Однако, даже сформировав самый что ни на есть большой караван с различными товарами, иноземные купцы при всем желании не смогут доставить их в Азию в таком количестве, сколько им хотелось бы в действительности продать небедным хоршикам: что ни говори, но и верблюды имеют свой предел выносливости.

Зато самим торговцам придется хорошенько раскошелиться: длительные остановки в хоршикских караван-сараях, питание, корм для скота, ежедневная плата за место на базаре – со всего государственная казна при грамотной постановке дела будет получать доход. И даже деньги, полученные от своей торговли, чужестранцы по замыслу хитрого хана Тани должны были оставить в его владениях, соблазнившись различными товарами хоршикских умельцев, которых после объявления о выдаче беспошлинной ссуды в его стране станет еще больше, а значит, со временем самодовольный надменный Восток, незаметно для себя проглотив коварную наживку, начнет испытывать постоянную нужду во всевозможных изделиях, помеченных ханской тамгой. А уж о кочевниках, которые не производили практически ничего ценного, если не считать вкуснейшего напитка «шуат», изготавливаемого ими из верблюжьего молока, козьего сыра, да топленого масла, и говорить нечего – они и сейчас не мыслят своего существования без творений талантливых хоршиков!

– Человек – есть ничтожный раб своих привычек и слабостей, причем независимо от происхождения или полученного воспитания, – размышлял азиатский владыка в часы отдыха: Пусть не сразу, но я добьюсь духовного порабощения всех народов Востока! Мне не нужны их земли, дворцы, толпы невольников. Степь – большая, что хочешь, то и делай! Дворцы мои по роскоши превосходят их жалкие строения, а преданных мне душой и работящих подданных просто не счесть. Мне нужно их золото для укрепления благосостояния моих обширных владений. Мне нужна их беззаветная собачья преданность по отношению ко всему, что каким-либо образом связано с великим Хоршикским ханством. А это можно сделать, исподволь навязав им свой образ жизни и мышления, приучив их пользоваться даже в мелочах лишь продукцией хоршикских ремесленников, постепенно поработив душу и разум народов всего поистине бескрайнего Востока. И, если на то будет угодна воля Аллаха, я, великий хан Тани, потомок славного рода Аспандияров, это сделаю!

Молодой правитель хоршиков ничуть не сомневался в успехе затеянного им грандиозного и амбициозного плана. Первые десять лет его мудрого правления ознаменовались доселе невиданным в ханстве размахом повсеместного строительства. Оживленные работы шли днем и ночью: строились новые благоустроенные рынки, возводились просторные караван–сараи, открывались многочисленные лавки, булочные, кондитерские, чуть ли не каждая улица имела свою чайхану.

По распоряжению властей, отныне в каждом городе ремесленные мастерские обязаны были располагаться только в одном, специально выделенном для этого районе, непременно огороженные высоким светлым забором, дабы остальная часть города всегда выглядела нарядной, вызывая у приезжих гостей острое желание как можно чаще приезжать сюда, чтоб насладиться атмосферой вечного праздника.

Это впечатление еще больше усиливалось, благодаря наличию в хоршикских городах различных театров, открывшихся по величайшему указанию просвещенного монарха. В столице ханства с успехом действовал национальный театр, в соседнем Тазаре функционировал настоящий японский театр «кабуки», в Архоте местных жителей и гостей города радовали своим искусством талантливые греческие актеры. Помимо этого возводились, как профессиональные, так и любительские концертные залы, где состязались в специфическом искусстве протяжного степного пения опытные мастера и пробовали свои силы молодые, мечтающие о певческой карьере или театральных подмостках, подданные могущественного и справедливого хана Тани из доблестного рода Аспандияров.

К концу первого десятилетия правления мудрого и терпеливого азиатского владыки его честолюбивые замыслы постепенно начали сбываться. Хоршикское ханство уже не воспринималось самонадеянным, кичащимся своей древней историей, Востоком, как дикое логово непросвещенных темных степняков. Его стали считать пусть не центром, но очень важной частью всего огромного восточного региона, где решались многие серьезные политические вопросы, активно развивались культура, наука и образование, процветали различные ремесла и велась оживленная торговля, привлекая купцов даже с берегов далекого Средиземного моря. В столице ханства – яркой жемчужине Востока, городе Перистан, дальновидные правители соседних государств стали открывать свои посольские представительства для решения всевозможных текущих вопросов и укрепления взаимодействия с местной властью.

Неудивительно, что хан Тани, ревностно следивший за выполнением всех реформ и соблюдением законности и порядка в его стране, в течение короткого времени совершившей большой скачок в своем развитии, особое внимание уделял столице – поистине несравненному, солнечному Перистану, где сосредоточилась политическая, экономическая и культурная жизнь всего огромного региона. Государственная казна, едва ли не опустошившаяся в первые годы его правления в результате вложения огромных средств в область строительства, теперь была полна, как никогда ранее. Не только города, но даже крупные селения за счет развития торговли и ремесел полностью обеспечивали удовлетворение своих нужд, и при этом исправно платили налоги в казну, один из которых был направлен на благоустройство и процветание главного города страны.

Как правило, Перистан просто потрясал воображение тех, кто впервые посещал Центральную Азию. Преодолев на величавых, неторопливо ступающих, верблюдах огромную и малозаселенную степь, которой, казалось, никогда не будет конца и края, донельзя уставшие путники при виде издалека сверкавших золотых куполов многочисленных перистанских мечетей, принимали их за миражи. Впрочем, устав от степного однообразия, они были рады и этому невинному развлечению для своих, утомленных от солнца глаз.

Убеждаясь по мере приближения к прекрасному городу, что он является самой настоящей реальностью практически всегда, прежде чем подойти к белокаменным городским стенам, они в восхищении ненадолго застывали, любуясь величавой красотой и изумительно – легкой, парящей архитектурой столицы Хоршикского ханства, в правление хана Тани, затмившей своим непревзойденно – чудным, головокружительно – изящным, утонченно – гордым обликом, многие известные города древнего Востока.

Перистан казался неправдоподобно – прекрасным, чтобы так просто можно было поверить в подлинность его существования, чтобы так легко, без внутренней робости, шагнуть в его широкие, высокие ворота, с двух сторон украшенные фигурами застывших в прыжке бронзовых тигров. За свою неслыханную красу город был прозван «сказочным Перистаном».

На развитие и благоустройство столицы хан Тани не жалел никаких средств. При нем Перистан расширился – разросся чуть ли не вдвое. Из славящейся трудолюбием и упорством Поднебесной империи, из крайне щепетильной в вопросах культуры Страны восходящего солнца, из хранительницы многочисленных памятников древности Греции, из развитых стран арабского мира приглашал честолюбивый наследник могущественного престола Аспандияров искусных зодчих, дабы строительством чудо – города навечно вписать свое имя в славную летопись Хоршикского ханства.

Практически все общественные здания Перистана были построены из очень прочного кирпича, способного выстоять не одну сотню лет. Театры, общественную библиотеку и места отдыха хан Тани приказал облицевать прекрасным красным гранитом. Лечебные учреждения города украшал драгоценный малахит, а строгость и взыскательность, царившую в образовательных заведениях, где обучение велось за счет государственных средств, подчеркивал безупречно – чистый, тщательно отобранный для этих целей, черный гранит. Купола всех без исключения мечетей были покрыты сплавом чистейшего золота, а двери и окна в них украшены различными драгоценными каменьями. Но вся эта роскошь, благодаря предельно – обдуманной архитектуре, не только не утомляла взор, но придавала городу поистине сказочный облик. Перистан был гордостью и самой большой любовью хана Тани.

Дорога в столицу

Эльнара добиралась до Перистана ни много ни мало – целых два с половиной месяца. Это был очень трудный путь для одинокой и бедной девушки. Чтобы заработать себе на пропитание и ночлег она бралась за любую работу, а поскольку была переодета мужчиной, то и предлагали ей, как правило, что-либо из мужских дел. К счастью, учитывая юношескую хрупкость телосложения, ей не доверяли поднимать или переносить тяжести, но и того, что выпадало на бедную девичью долю, хватило бы, чтобы очень скоро свалить с ног гораздо более крепкого в физическом отношении человека. Эли, выдававшую себя за юношу – сироту, потерявшего родителей, и теперь, в поисках лучшей доли направлявшегося в столицу государства, где всегда требовались рабочие руки, выручали полученные от отца уникальные знания по использованию тех или иных трав для поддержания сил и защиты организма от чрезмерного переутомления.

За время своего пути Эльнара повидала немало городов и селений великого Хоршикского ханства, о существовании которых прежде и не подозревала. В некоторых из них любознательная девушка задерживалась не на один день. Ей нравилось бродить по тесным, маленьким улочкам, застроенными старыми, почти всегда пустовавшими сооружениями, грустно взиравшими на мир пустыми глазницами узких окон и медленно оседавшими в землю под тяжестью неумолимого времени, где даже обычная уличная пыль выглядела невообразимо – древней, мысленно пытаясь представить, как жили здесь люди в прошлые века, о чем они думали, к чему стремились, какие страсти происходили за некогда изящными арками полуобвалившихся домов, какие пылкие признания и страшные клятвы слышали эти истрескавшиеся и потемневшие стены.

Иногда в каком-либо из караван-сараев, выполнив всю требовавшуюся от нее работу, Эли тихонько усаживалась в уголок, чтобы послушать всевозможные занимательные истории, до которых так охочи кочующие по городам и весям путешественники, число коих за последние годы в государстве особенно возросло. Слушая этих бывалых путников, видевших, по их словам, едва ли не весь белый свет и, естественно, всегда немного приукрашавших свои удивительные рассказы, она думала, что, наверное, это неплохо – быть мужчиной, свободно передвигаться по миру, распоряжаться по собственному усмотрению своей жизнью, приобретать новые знания. Но, вспоминая Софи, понимала, что и женщина при желании может построить свою судьбу, согласно собственным представлениям о счастье. Эта мысль очень подбадривала ее, внушая надежду и усиливая свойственную ей жажду жизни.

В дороге попадались разные люди: добрые и злые, бесхитростные и коварные, жадные и щедрые, умные, целеустремленные, сильные духом и чересчур пассивные, покорно следующие судьбе, не умеющие, или не стремящиеся сопротивляться обстоятельствам, и каждый из них своим жизненным примером чему-то учил еще юную, но очень внимательную и впечатлительную путешественницу. От ее распахнутых навстречу всему новому глаз не ускользали никакие мелочи. Эльнара ясно видела, что бедняки нередко оказывались более честными и душевно – щедрыми людьми, нежели те, в карманах которых позвякивали золотые и серебряные монеты. С досадой и горечью подмечала, что умные не всегда были добрыми, а умелые и способные порой не могли правильно распорядиться посланным им свыше божественным даром. Глядя на окружающий ее многообразный мир, дочь Пехлибея и Фариды отчетливо осознавала, сколь многому ей еще предстояло научиться, как много узнать и понять, чтобы найти свое место в этой совсем непростой жизни.

До Перистана оставалось несколько дней пути, как вдруг с Эльнарой приключился казус, который впоследствии покажется ей даже забавным. В тот день шел дождь, из-за чего ей приходилось чаще, чем обычно делать в дороге остановки. В город ювелирных дел мастеров Тазар она вошла поздним вечером, когда на улицах уже никого не оставалось. Поплутав по темным переулкам в поисках караван-сарая, Эли неожиданно услышала, что кто-то зовет ее. Обернувшись, увидела грузного мужчину средних лет, стоявшего у калитки одного из домов.

Владелец небольшой ювелирной мастерской Арун в этот поздний час вышел во двор, чтобы узнать, на кого брешет его старый хромой пес. Увидев стройную фигуру одинокого путника, решил, по его словам, прийти на помощь юноше, явно оставшемуся без крова в темную прохладную ночь. По-прежнему одетая в мужское платье, Эльнара не заподозрила ничего дурного. Поблагодарив за гостеприимство, прошла в дом.

На мужской половине царили приятное тепло и тишина. Радушный хозяин усадил случайного гостя за низенький круглый стол, приказал бесшумно появившемуся слуге принести ужин для дорогого Али, как в течение всего своего пути называла себя Эльнара, ну а чтоб побыстрее согреться и скоротать время в ожидании предстоящей трапезы, предложил выпить отличного красного вина. Узнав, что юный Али никогда прежде не пробовал спиртного, очень удивился и, почему-то оживившись при этой новости, стал настаивать еще сильнее. Эли как могла отказывалась, но потом, не желая обижать доброго человека, согласилась чуть-чуть пригубить.

Тем временем слуга накрыл на стол, потекла обычная беседа между двумя малознакомыми людьми. Эльнара как обычно старалась поменьше говорить о себе, а с удовольствием прикладывавшийся к кубку с вином, хозяин дома расхвастался, описывая свои успехи в торговле ювелирными изделиями, настолько красивыми и редкими, что якобы сам хан Тани лично приезжал, чтоб заказать ему кое-какие драгоценности для своей новой молодой жены. Изрядно проголодавшаяся в дороге, девушка кивками головы давала понять, что внимательно слушает его, а на самом деле думала о том, как встретит ее гордая столица Хоршикского ханства, куда в поисках счастья стекалось множество людей не только со всей страны, но и окрестных земель.

Очнулась от своих дум, неожиданно увидев под самым носом несколько украшений, которые Арун держал на небольшом круглом подносе. Это были широкий мужской браслет из серебра, золотой перстень с огромным ярким рубином и толстая золотая цепочка. Распахнув от удивления свои дивные раскосые глаза, девушка удивленно воскликнула:

– Что это и для кого?

Пришел черед удивляться самодовольному хозяину дома:

– Я же говорил, Али, что хочу подарить тебе эти чудесные драгоценности в память о нашем приятном знакомстве! Ты что, не слышал меня?

Смутившаяся Эльнара неловко пробормотала, что, конечно, все слышала, однако принять этот дар никак не может. Захмелевший Арун продолжал настаивать. Его гостья, принимаемая им за юношу, упорно отказывалась. Устав от спора, толстяк решил признаться в истинной причине своей, не характерной для него, щедрости:

– Я уважаю тебя, о мой юный друг Али, за твою честность и принципиальность! Такие люди, как ты, сегодня – большая редкость. Скажу более, я горжусь нашей дружбой! Ты – не только очень красивый, но и самый лучший из всех людей, кого я встречал за свою сорокалетнюю жизнь! Я – не бедный человек, и к тому же всеми уважаемый житель нашего доброго города Тазара. У меня есть все, что только нужно смертному для счастья, и я могу себе позволить поделиться с тобой частицей этого, нажитого честным трудом, благополучия.

Эли протестующе взмахнула рукой, но Арун продолжил:

– Не перебивай меня, прелестный друг, я еще не все сказал. Разве не учили тебя в детстве родители, что к старшим нужно относиться с почтением и внимательно слушать, что изрекут их мудрые уста? Ты – хороший, очень привлекательный мальчик! Честное слово, я таких милых созданий на своем веку еще не встречал, но слушай меня дальше! Я был с тобой сегодня абсолютно искренен, ничего не утаив ни о своих немалых доходах, ни о хороших возможностях и влиянии, которым я пользуюсь в нашем славном Тазаре. Ты должен это иметь в виду, прежде чем дать ответ, услышав мое, бесспорно – лестное для тебя предложение.

– Ты, как я понял, круглый сирота, нуждающийся в покровительстве, не так ли? Так вот, дорогой Али, я готов стать твоим могущественным покровителем в обмен на сущий пустяк. Время от времени, по моему желанию и велению ты, милый мальчик, будешь со мной ласков и очень нежен. Наверное, невинное дитя, ты еще не сталкивался с мужской любовью? В этом нет ничего плохого или сложного. Я научу тебя, любимый, всему, что тебе необходимо будетзнать, дабы уметь доставлять удовольствие такому благородному мужу, как я – почтенный житель славного Тазара – Арун!

Увлекшийся своей речью, толстяк гордо ткнул себя в грудь. Потом, взглянув на остолбеневшую от удивления юную Эли, никогда не слышавшую ранее о мужской любви, он умилился:

– Ах, Али, твои чудные глаза подобны ярким звездам, что освещают путь одинокого странника! Стань моей звездой, любимый, и я сделаю тебя самым счастливым человеком на этой грешной земле! Бери драгоценности, не стесняйся! Когда взойдет солнце – я осыплю тебя золотом с головы до ног. У меня ты будешь жить в холе и неге, так даже принцы не живут. Ну же, одень этот прекрасный перстень и упади в мои крепкие объятия, давай сольемся с тобой в чудесном любовном экстазе!

Дрожащий от нетерпения толстяк протянул короткие руки. Эльнара пришла в себя. В памяти остро вспыхнул, отчасти похожий на эту сцену, эпизод из ее прошлой жизни, предшествовавший побегу из отчего дома. С ненавистью глядя в дышавшее животной похотью, лоснящееся от жира, лицо Аруна, своими, окрепшими в дороге ногами, она ловко пнула гнусного толстяка в живот. Чрезмерно перепивший вина, он не удержался на нетвердых ногах и упал на спину. Короткая рубашка задралась, обнажив смуглый жирный живот, напоминавший кожаный бочонок, в котором кочевники обычно привозили в город на продажу напиток из верблюжьего молока – шуат. Уверенная в своих силах, Эли не выдержала и рассмеялась, а затем, прихватив свою скромную котомку, направилась к выходу.

Уже светало, когда девушка, наконец, обнаружила на одной из улиц караван-сарай. Поправив чалму, под которой скрывался ее уже изрядно отросший волос, постучала в ворота. На стук вышел худой старик с недовольным лицом, грубо заявивший, что спать малец на сегодня уже опоздал, если он хочет воспользоваться в скором времени отправляющимся со двора караваном, что держал путь в столицу Хоршикского ханства. Обрадованная Эльнара бросилась договариваться с караванщиками, чтоб они взяли ее с собой.

В отличие от всех, кто впервые переступал священную землю Перистана, Эли не застыла в молчаливом восхищении и преклонении перед божественной красой и гордостью хана Тани. Девушке, в чьи обязанности в следовавшем караване входило направление к истинному пути двух упрямых ишаков, упорно не желавших входить в ворота благословенного города, было не до лирических отступлений. Эльнара хотела довести до конца порученное ей дело, чтобы затем, отдышавшись и оглядевшись по сторонам, решить, чем она может заняться в многообещающей столице богатого государства.

Новый поворот судьбы

Огромный многолюдный Перистан, куда в поисках развлечений или прибыли со всего бескрайнего Востока, обширной Азии и соседней Сибири стекалось множество самого разношерстного люда, обычно засыпал, когда на небе появлялись первые звезды, а просыпался ни свет – ни заря, заслышав с минарета главной мечети столицы протяжно – мелодичный призыв муэдзина на утреннюю молитву.

Однако юная дочь архотского лекаря, чтобы выжить в чужом, густозаселенном, не расположенном к чувствительности и состраданию городе, как правило, вставала с постели еще раньше. Оказавшись в Перистане, поначалу ошеломившем скромную провинциалку своим ярким блеском и утонченной восточной роскошью, непрерывным гулом голосов многоязычного населения и нескончаемыми людскими потоками, неспешно шествующими в самых разных направлениях, здравомыслящая девушка решила, что не стоит спешить расставаться с ролью мужчины, пока она не определится, чем именно может заняться, дабы это дело не просто позволило ей заработать на кусок хлеба насущного, но и научило чему-то новому, пригодившись в будущем.

Упорная девушка, в жилах которой текла смешанная кровь, от природы расположенного к внимательным, неторопливым наблюдениям и глубоким философским размышлениям, сына знойной Азии, и пылкой, романтичной, склонной к безрассудным поступкам и способной к самопожертвованию, дочери древнего Востока, подобно губке впитывала окружающий ее немного хаотичный мир, чтобы затем, оставшись наедине с собой, тщательно обдумать все услышанное и увиденное, по возможности отделив зерна от плевел, и взяв себе на заметку наиболее полезные в каком-либо отношении сведения.

Эли не гнушалась никакой работы, памятуя о том, что ей сейчас прежде всего просто-напросто необходимо выжить. Нанявшись прислугой к богатому торговцу тканями, самодовольному пузатому Аршибеку, она добросовестно выполняла любое порученное ей дело. Поднявшись в раннюю рань, девушка, по-прежнему выдававшая себя за юношу – сироту по имени Али, обязана была до блеска начистить большой медный самовар, потом принести с колодца воды, растопить для повара печь во дворе, а после скудного завтрака идти убирать скотный двор. Поскольку в Перистане торговые лавки начинали свою работу сразу же после завершения утренней молитвы, во второй половине дня Эльнара отправлялась на замену стоявшего у хозяйского прилавка слуги.

В тесной душной лавке, до потолка заставленной тюками с японским шелком причудливых расцветок, ярким персидским атласом, индийскими хлопчатобумажными и парчовыми тканями, китайскими шерстяными материями, отрезами тонкого славянского льна, было тяжело дышать и совсем непросто передвигаться, дабы ненароком не свалить что-либо из этого пестрого аршибековского богатства на свою голову, которую разгневанный подобной неуклюжестью хозяин запросто мог приказать отсечь долой. Однако гибкая ловкая Эли с удовольствием работала в торговой лавке: для нее это было и сменой занятия, и возможностью увидеть других людей. Так прошло несколько месяцев.

В один из хмурых осенних дней, наводивших невообразимую тоску и уныние, в мануфактурную лавку Аршибека заглянула знатная дама в богатом, обшитом сверкающим жемчугом и загадочной бирюзой, одеянии. Она была молода и удивительно хороша собой: стройная, с безупречно – чистой и гладкой кожей, густым черным волосом и каким-то особым, магнетическим взглядом. По форме напоминавшие восточный кинжал, ее прекрасные зеленые глаза отливали чудесным изумрудным блеском, тая в себе некую загадку. Красивая незнакомка была подобна яркому лучу солнца, в пасмурный день неожиданно осветившему темную торговую лавку. От нее исходил дразнящий аромат непередаваемо – чудных благовоний, и даже накинутое на нее легкое голубое покрывало показалось неискушенной провинциалке из Архота необыкновенно – великолепным и притягательным.

Окинув слегка – прищуренным взглядом, выставленный на продажу разнообразный товар, небрежно пощупав разложенные на прилавке ткани, загадочная незнакомка снизошла до разговора с весьма проворным, стройным и красивым юношей, учтиво предложившим знатной покупательнице кое-что из интересных, завезенных накануне новинок. Однако молодая женщина нетерпеливым жестом прервала его бойкую речь и начала расспрашивать, кто он, сколько ему лет, из каких мест, кто его родители и т.д.

Эльнара рассказала уже привычную для нее легенду про мальчика – сироту по имени Али родом из захолустного далекого селения. Поговорив еще немного, знатная дама, назвавшаяся Зухра – ханум, пришла к выводу, что юноша не только очень красив, но и довольно умен. Поинтересовавшись у Али, какое жалование ему выплачивает хозяин за его труд, искренне поразилась жадности Аршибека, а затем предложила перейти к ней, пообещав гораздо более интересную работу и значительно лучшие условия жизни. Недолго думая, Эли согласилась и в тот же вечер переехала на новое место.

Если прежде, не знакомая с настоящей роскошью, Эльнара наивно полагала, что хозяин мануфактурной лавки Аршибек, проживавший в двухэтажном доме с множеством пристроек и огромным фруктовым садом, имевший трех жен, последняя из которых была ее сверстницей, державший большое количество скота и немалое число челяди, является очень богатым человеком, то увидев обитель Зухра – ханум, поняла, что весьма заблуждалась относительно представлений об истинном богатстве.

Трехэтажный беломраморный дворец, где проживала прекрасная незамужняя молодая женщина, буквально утопал в роскоши. Он состоял из множества больших и малых комнат, в которых почему-то практически отсутствовала мебель, но зато пол повсюду был устлан изумительными персидскими коврами, имевшими такой высокий и густой ворс, что ноги, ступая по ним, утопали в этом ворсе почти до щиколотки. Эли справедливо предположила, что одни только ковры в доме Зухра – ханум уже стоят баснословных денег. Все двери были изготовлены из ценного красного дерева и имели ручки из чистого золота, высокие окна были занавешены серебристой парчой, по краям украшенной золототканной изящной вышивкой. Во многих комнатах стояли на полу привезенные из Поднебесной империи изящные вазы различных форм и расцветок. Покои ежедневно опрыскивались дорогими благовониями. В комнатах всегда царили, благодаря со всех сторон, окружавших дом деревьям, – стройным вечнозеленым кипарисам, раскидистым горделивым кленам, высоким, устремленным в небо тополям, приятный полумрак и легкая прохлада. По дворцу бесшумными быстрыми тенями сновали многочисленные слуги, одетые в обшитую серебристой парчой одежду.

Несколько первых дней своей жизни на новом месте Эльнара была предоставлена самой себе. Ее поселили в небольшой уютной комнатке на втором этаже, хотя, как заметила наблюдательная девушка, вся остальная прислуга жила этажом ниже. Ее никто не беспокоил, она хорошо питалась, беспрепятственно гуляла по роскошному дворцу и ухоженному саду, по-детски наивно удивляясь и искренне восхищаясь окружающей ее красотой и гармонией.

На шестой день госпожа вызвала Эли к себе. Покои Зухра – ханум оказались на верхнем этаже. Высокий чернобородый араб молча проводил девушку в господскую опочивальню. Это была просторная комната с такими высокими потолками, что Эли, переступая порог, невольно поежилась, почувствовав себя совсем – совсем маленькой. Пол был полностью устлан чудесным белоснежным ковром. У большого окна находилось широкое низкое ложе, застеленное ярко – алым покрывалом из тяжелого китайского шелка. На нем, подложив под царственную голову пышные подушки, возлежала хозяйка всего окружающего великолепия, одетая в просторное белое платье, подчеркивавшее характерную для нее некоторую бледность лица. Коротким хлопком ладоней она отдала бесшумно появившемуся слуге приказ приготовить угощение.

В этот раз Зухра – ханум беседовала с Эли более подробно и обстоятельно. К безмерному удивлению дочери скромного архотского лекаря, прекрасная госпожа не торопилась объявлять Али, в чем будут заключаться его основные обязанности в этом удивительном дворце, а начала с искренним интересом расспрашивать, какими знаниями он владеет, и к чему стремится?

После беседы, длившейся едва ли не целый час, Зухра – ханум объявила, что в ее доме и без Али достаточно слуг, но она, убедившись в его остром, пытливом уме и похвальном стремлении к получению новых знаний, решила предложить ему более интересное и ответственное дело, а именно, стать ее доверенным помощником. В чем будут заключаться обязанности, госпожа пока уточнять не стала, но зато, к неимоверной радости Эльнары, сообщила, что для более лучшего исполнения предстоящих Али лестных задач, в течение ближайшего полугодия ему предстоит пройти курс обучения различным наукам, способствующим расширению кругозора, для чего будут наняты специальные учителя.

Переменчивая судьба юной дочери Пехлибея заиграла новыми красками. Отныне каждый прожитый ею день был наполнен радостью познания. Способная, жадно стремящаяся ко всему новому, девушка буквально на лету схватывала мысли своих почтенных и многоопытных учителей, обучавших ее географии, истории, литературе, а также арабскому и латинскому языкам. С Зухра – ханум, желавшей, чтобы ее воспитанник как можно глубже, а вместе с тем, быстрее овладел всевозможными знаниями, необходимыми для культурного воспитанного человека, каким и должен быть ее доверенный помощник, поглощенная захватывающим разносторонним обучением, девушка виделась лишь от случая к случаю.

В течение дня она усиленно занималась, а вечерами прогуливалась в роскошном дворцовом саду, где ее внимательный острый взгляд радовали необычайной красы диковинные растения и цветы, семена которых по повелению ханум были доставлены из разных концов света, а тонкий слух услаждало пение поистине райских птиц, беззаботно распевавших свои сладкие трели, сверкая причудливым разноцветным оперением.

Каждую ночь, перед тем как отойти ко сну, крайне любознательная дочь Пехлибея с удовольствием слушала занимательные восточные сказки, что рассказывал ей слуга – высокий худой старик с испещренным добрыми морщинками, смуглым, обветренным лицом, своим внешним обликом сам напоминавший одного из сказочных персонажей.

За эти месяцы Эльнара несказанно похорошела. Прежде немного угловатая фигурка Эли приобрела приятные округлые формы, а юношеская порывистость движений сменилась характерной для девушек Востока утонченной женственностью и необычайной грациозностью. Невысокого роста, с нежной белой кожей, с маленьким точеным носиком, пухлыми вишневыми губами, тонкими бровями вразлет и немного раскосыми дивными черными очами, она притягивала к себе восхищенные взгляды, словно редкий прекрасный цветок. Пожалуй, сейчас Эльнара могла посоперничать красотой даже с самой Зухра – ханум.

Всё тайное становится явным

Однажды, после традиционного полуденного сна, личный слуга Зухра – ханум, тот самый молчаливый чернобородый араб, что впервые ввел девушку в высочайшие покои, приказал ей следовать за ним, так как госпожа пожелала увидеть своего воспитанника. К удивлению Эли, вместо того, чтобы подняться на верхний этаж, где располагалась опочивальня хозяйки дворца, они спустились вниз, затем через незаметную дверь в стене, задрапированную тяжелыми тканями, вошли в длинное, узкое, абсолютно пустое помещение, соединявшее, как вскоре выяснилось, дом с подземным переходом.

Слуга по имени Абуталип по-прежнему угрюмо молчал, следуя впереди девушки и освещая путь лампой. Эли шла по темному, холодному туннелю, стараясь как можно тише дышать, дабы своим учащенным дыханием не выдать невольно охватившего ее страха перед таинственной неизвестностью. Смуглолицый мрачный Абуталип показался ей вдруг служителем дьявола. Но иного выхода, как молча идти за ним, у нее в любом случае не было.

Наконец, они дошли до каменных, истертых временем ступенек, которые вывели их наверх. От непривычно – яркого, после темного подземелья, солнечного света Эльнара зажмурила глаза, а когда открыла их, то поразилась окружающей ее обстановке.

Она находилась в просторном, светлом помещении с необычным куполообразным потолком, целиком изготовленным из тонкого прочного стекла. Стены комнаты были задрапированы тончайшей нежной тканью небесно – голубого цвета, пол аккуратно выстелен белой гладкой плиткой. Одна из стен была также полностью застеклена, за ней виднелась большая поляна, на которой росли ярко – красные маки. В центре удивительного помещения располагался огромный бассейн из сверкающего черного гранита, а сбоку от него стояла низкая суфа, застеленная шелковым красным покрывалом. На ней в позе лотоса сидела Зухра – ханум в прозрачной белой сорочке, настолько тонкой, что она абсолютно не скрывала ее прелестей.

Заметив это, Эльнара смущенно отвела взгляд в сторону. Госпожа звонко рассмеялась и, кивком головы отпустив Абуталипа, пригласила Али расположиться рядом с ней. На низком столике, инкрустированном чудным малахитом, находилось разнообразное угощение: таящая во рту халва, нежные спелые персики, сладкая дыня, аппетитная хурма, гроздья крупного винограда, непередаваемо – вкусный щербет.

Госпожа радушно угощала своего, приятного ей и нравом, и внешностью, воспитанника. От выпитого вина бледные щеки ханум порозовели, в чудных изумрудных глазах появился какой-то хищный блеск.

– Тебе нравится здесь? – обратилась она к Али, коснувшись своими тонкими белыми пальцами с необыкновенно – длинными и ухоженными ногтями изящной спины собеседника, отчего Эли вздрогнула:

– Не удивляйся, Али, что ты раньше не видел этого помещения, ведь оно огорожено от моих основных владений высоким забором, дабы никто не мешал моему отдыху или тем важным делам, которыми я здесь время от времени занимаюсь, и о чем тебе пока еще не дано знать, мой юный прекрасный друг. За последние месяцы ты настолько похорошел, что мне захотелось перевести наши с тобой отношения в еще более тесное русло, сделать их настолько близкими, о чем ты даже и не смел мечтать. Да, Али, не удивляйся, на свете порой происходят разные чудеса, и сегодня ты сможешь познать одну из самых красивейших женщин Перистана. Я дарю тебе свою любовь! Ну же, не смущайся, обними меня покрепче и жарко поцелуй в уста своими чудными, обещающими неслыханное наслаждение, губами цвета ранней вишни.

Зухра – ханум потянулась к растерявшейся Эли и, не в силах сдержать охватившего ее любовного пыла, опрокинула изящного соблазнительного любовника на суфу, припав жадным нетерпеливым ртом к, трепещущим от волнения и неожиданной ситуации, прелестным чувственным губам. Эльнара беспомощно трепыхалась, понимая, что ей уже не скрыть своей тайны и пыталась вымолвить хоть слово, но, разгоряченная не на шутку госпожа, упорно проталкивала свой гибкий, искушенный в любовных утехах, язык в полость заманчивого рта. Почувствовав, как стонет от невероятного возбуждения ее набухшая грудь с торчащими, словно стрелы сосками, хотела потереться ею о тело юного любовника и вдруг, рванув ворот его тонкой шелковой сорочки, увидела под одеждой два белых нежных и округлых холмика. Обнаружив вопиющий обман, резко отпрянула, нахмурив брови и прищурив свои хищные глаза.

Запинаясь от смущения, Эльнара поведала, что была вынуждена скрывать правду, не без оснований опасаясь преследований со стороны коварной мачехи, намеревавшейся насильно выдать ее замуж за одного богатого и отвратительного старика. Госпожа продолжала недоверчиво смотреть на нее холодным, почти враждебным взглядом. Потом, откинувшись на пышные подушки, спросила, кто может подтвердить правдивость рассказанной девушкой истории? Эльнара, пожав плечами, ответила, что только ее родственники из Архота, однако, если мачеха узнает о местонахождении Эли, то ей придется несладко, так как вряд ли Айша – биби захочет отступать от своих прежних планов относительно дочери Пехлибея.

Услышав эти имена, Зухра – ханум приподнялась с высоких подушек и переспросила, правильно ли она поняла, что Эльнара – дочь архотского лекаря Пехлибея? Получив утвердительный ответ, госпожа вдруг заулыбалась и о чем-то ненадолго задумалась. Эли удивленно поинтересовалась, откуда светлейшей ханум известно имя ее скромного отца, на что Зухра – ханум уклончиво ответила, что талантливого целителя из Архота знают все жители Хоршикского ханства.

Эльнара была рада столь лестному отзыву о своем отце, хотя ее несколько смутила игравшая на губах госпожи тонкая, и как будто бы злорадная улыбка. Но скоро она об этом позабыла, так как, разгоряченная выпитым вином и недавно испытанным любовным возбуждением, Зухра – ханум, желавшая удовлетворения своей плоти, решила воспользоваться тем, что было под рукой, то бишь юной Эли.

Нашептывая разные ласковые слова, она увлекла смущенную девушку в постель, потребовав, чтобы та полностью разделась, а затем, увидев ее ладное свежее тело, ощутив приятную упругость кожи, пришла в неимоверное возбуждение. Эльнара, не понимавшая, что от нее хотят, поначалу не сопротивлялась.

Зухра – ханум долго, с явным наслаждением целовала невинные уста девушки, потом припала к ее изящной стройной шее, долго не могла оторваться от соблазнительных нежных сосков, смакуя их неповторимый вкус, лаская чудесную маленькую грудь приятными неторопливыми движениями утонченного любовника, или вдруг под влиянием накатившего, словно прихотливая волна невыносимого возбуждения, вонзаясь ненасытным ртом в белые милые округлости, оставляя на них следы от своих острых мелких зубов.

Эльнара, впервые ощутившая самой еще непонятное томление, находилась в некотором замешательстве, но когда она почувствовала, что нетерпеливая рука госпожи спустилась к пушистому черному холмику, поочередно надавливая на него дразнящими, то сильными, то едва ощутимыми, и от этого ещё более возбуждающими движениями, наконец-то пришла в себя.

Сообразив, что не только мужчины, как она случайно узнала в городе ювелирных дел мастеров Тазаре, но и женщины могут испытывать порой влечение друг к другу, она вырвалась из сильных объятий госпожи, тяжело дыша и гневно сверкая своими дивными очами. В эту минуту девушка была так необыкновенно – хороша собой, что ханум не возмутилась ее дерзостью и неповиновением, а полюбовавшись еще немного прелестным обликом Эли, милостиво отпустила ее, сообщив, что с завтрашнего дня она будет дополнительно к основным занятиям получать еще и уроки танцев для развития пластики и гибкости своего изумительного тела.

Благодаря интересному и непрерывному обучению, девушка вскоре позабыла об этом неприятном случае, и ее жизнь вновь вошла в привычное русло. Но однажды ночью Эльнара, накануне дольше обычного занимавшаяся танцами, никак не могла заснуть. Промаявшись добрый час без сна, решила проветрить комнату, подошла к окну, и вдруг едва не вскрикнула от страха.

По усыпанной гравием дорожке, от ворот прямо к дому, неторопливым и уверенным шагом направлялась старуха, которую такой же глубокой ночью она видела во дворе отчего дома рядом с Айша – биби, после чего ее бедный отец так сильно душевно изменился, позабыв родную дочь. Эли сразу узнала эти узкие, словно шелковые нитки, губы, темное, испещренное глубокими морщинами, угрюмое лицо, высокую, слегка сутулую фигуру в зловещем черном одеянии.

К безмерному потрясению девушки, ужасная старуха спокойно и беспрепятственно прошла внутрь дворца. Несколько секунд до крайности ошеломленная Эли растерянно стояла, потом хотела броситься в покои Зухра – ханум, чтобы предупредить госпожу об опасности, которая могла исходить от непрошеной чудовищной гостьи, но вспомнив их последнюю встречу, невольно покрылась румянцем и решила не торопить события.

Следующей ночью Эльнара уже специально не стала ложиться в постель, а спряталась в гостиной, через которую необходимо было пройти каждому, кто намеревался попасть во внутренние покои дворца, за плотной темной драпировкой. Здравомыслящая девушка припомнила странный рассказ своей тетушки Айзады, больше похожий на сказку, о том, что увиденная ее племянницей во дворе их архотского дома глубокой ночью отвратительная старуха, стоявшая рядом с Айша – биби и с омерзительной улыбкой взиравшая на разгорающийся под треножником огонь, являлась злой колдуньей из кочевого племени пушуров. По заказу мачехи она изготовила зелье, отведав которого, ничего не подозревавший о злом умысле жены, Пехлибей практически забыл о существовании дочери и потерял всякий интерес к жизни. Теперь Эльнара решила попытаться выяснить, кем же на самом деле была таинственная старуха в черном?

Ждать пришлось долго. Уже забрезжил рассвет, когда донельзя уставшая от длительного ожидания и вынужденной неподвижности тела, Эльнара услышала негромкие и на сей раз торопливые шаги. Осторожно выглянув из-за своего укрытия, убедилась, что через гостиную проследовала та самая высокая ужасная старуха все в том же неизменном одеянии. Крадучись, девушка пошла за ней.

Более всего на свете Эльнара не ожидала, что старуха войдет в подземный переход, соединявший дворец с комнатой отдыха Зухра – ханум. Немного поразмыслив, она решила довести начатое дело до конца и, мысленно обратившись к всемогущему Аллаху за поддержкой, двинулась следом за незнакомкой по тесному, темному и очень холодному туннелю.

Помещение с куполообразным стеклянным потолком не имело входной двери, а отделялось от перехода тканью из темно-синего бархата, за которой и притаилась дочь Пехлибея. Отодвинув краешек тяжелой занавеси, она с изумлением увидела, что старуха, не снимая с себя одежды, босыми ногами, имевшими на пальцах такие невероятно – длинные ногти, что они скорее напоминали когти какого-нибудь хищника, вошла в чистую воду бассейна, простерла руки вверх и, пробормотав какую-то непонятную фразу или же заклинание, поднялась над водой и, подобно вихрю, закружилась в воздухе. Спустя несколько мгновений она исчезла, словно ее никогда и не было, а вместо нее из бассейна, вода в котором вдруг куда-то бесследно испарилась, появилась Зухра – ханум в белоснежном платье, украшенном на груди сапфиром пронзительно – синего цвета.

При виде этой картины, не поддающейся разумному объяснению, огромные глаза Эльнары, казалось, стали еще больше, но теперь она поверила в правдивость истории, рассказанной тетушкой Айзадой больше года тому назад. Понимая, что ей нельзя здесь задерживаться, дабы злая колдунья не узнала, что Эльнаре стала известна ее страшная тайна, девушка осторожно двинулась к выходу из подземелья, но продрогнув от царивших в туннеле сырости и холода, не удержалась и чихнула. Позади раздался громкий голос:

– Эй, кто здесь?

Юная красавица стремглав побежала по темному переходу, но проворная колдунья все же настигла ее у самого выхода. Ухватив Эли своими холодными цепкими руками, она поволокла упирающуюся девушку обратно, попутно бормоча под нос ругательства.

Комната отдыха Зухра – ханум уже не казалась испуганной девушке такой уютной и милой, как при ее первом посещении. От нее отдавало невыносимо – жутким холодом, да и сама хозяйка помещения с перекошенным от ярости лицом и гневно – сверкавшим взглядом ссуженных зеленых глаз, по форме напоминавших кинжал, выглядела довольно устрашающе. От ее прежней красы не осталось и следа.

– Ну что ж, маленькая плутовка, обманом проникнувшая в мой дом, – произнесла она негромким и оттого еще более пугающим шепотом: Я полагаю, ты узнала, что хотела, а ведь до тебя в мою великую тайну был посвящен лишь один человек – мой верный слуга Абуталип. Не знаю, что ты хотела этим добиться, но свою судьбу, негодная дочь глупого Пехлибея, ты точно предрешила!

– А ведь я, даже узнав, кто ты есть на самом деле, собиралась предоставить тебе возможность, которой мало кто из смертных мог удостоиться – быть доверенным помощником во всех моих великих делах в борьбе с тем самым добром, которому столько лет за сущие гроши служит твой глубоко – заблуждающийся в истине отец. Я могла дать тебе знания, неизвестные больше никому на всем белом свете, – знания колдунов, увы, исчезающего с лица земли малочисленного и благородного племени пушуров. Эти знания – огромная сила и поистине безграничная власть над жалкими людишками, не видящими ничего дальше своего носа!

– Как ты теперь уже догадалась, я веду двойной образ жизни и получаю неслыханное наслаждение, изображая в дневное время знатную даму, а в ночные часы перевоплощаясь в свой истинный облик. И ты, глупая девчонка, сумевшая войти ко мне в доверие, могла бы жить этой, насыщенной событиями и исполненной тайными знаниями, жизнью. Однако своим дурацким любопытством ты перечеркнула собственную судьбу. Что ж, пусть будет так!

– Но я не намерена сейчас пачкать о тебя руки. Ты проживешь еще один месяц, целых долгих тридцать дней и ночей, а на тридцать первую ночь я принесу тебя в жертву великому грозному Ахуру, которому я служу верой и правдой вот уже много-много лет! С незапамятных времен у нас существует один обычай, которому я строго следую: каждые шесть лет, в первую ночь полнолуния по пушурскому календарю, я приношу в жертву всемогущественному Ахуру какую-нибудь юную невинную душу, тем самым продлевая свою драгоценную жизнь. Ты отлично подходишь для выполнения этой миссии!

– Жаль только, маленькая глупая девочка, что ты не сможешь своими собственными глазами посмотреть на это захватывающее зрелище, когда алая свежая кровь медленно заливает белоснежный алтарь, возведенный в честь великого повелителя зла Ахура! Но я постараюсь растянуть твою смерть так, чтоб ты могла увидеть хотя бы начало. Я вырежу из груди твое маленькое сердечко и буду хранить его в красивом сосуде в память о твоей редкой, поистине чарующей красе, прекрасная юная дочь заблудившегося в дебрях своей памяти лекаря Пехлибея!

– А сейчас я запру тебя, негодница, в маленькой темной комнатке без окон, чтобы ты не совершила какую-нибудь очередную глупость. Ну-ка, иди сюда, да поживее! – колдунья грубо втолкнула онемевшую от испуга девушку в тесную каморку, вход в которую был замаскирован тяжелой тканью. Эли осталась одна в кромешной темноте.

Испытания продолжаются

Эльнара не знала, как много времени прошло, когда в дверном замке повернулся ключ, и на пороге ее темницы возникла высокая мрачная фигура Абуталипа. Преданный служитель злой колдуньи принес несчастной пленнице масляную лампу, сухую лепешку и воду в темной, покрытой мелкими трещинами, деревянной кружке. Девушка попыталась заговорить с ним, но слуга как обычно молчал.

Потянулись унылые однообразные дни. Поначалу Эльнара часто горько плакала от ощущения собственной абсолютной беспомощности и безысходности судьбы. Потом попыталась взять себя в руки, дабы найти какой-либо выход из сложившейся ситуации. Несколько раз с лампой в руках она принималась тщательно исследовать пол, стены и потолок своей мрачной темницы в поисках нечаянного выхода. Иногда пыталась громко кричать, звать на помощь в надежде, что вдруг кто-либо ее услышит, однако недолгие часы ободряющей надежды сменялись длительными приступами отчаяния и невыносимой душевной боли. Порой, измученной постоянным внутренним напряжением, девушке казалось, что еще немного – и она сойдет с ума. Правда, прекрасной пленнице удалось начать вести отсчет времени, поскольку Абуталип, приносивший ей хлеб и воду, появлялся, как она догадалась, строго один раз в сутки.

Однажды он пришел, сильно прихрамывая на правую ногу. На участливые расспросы Эли хмуро буркнул, что его ужалила оса. Дочь архотского лекаря, имевшая благодаря отцу кое-какие познания в искусстве целительства, попросила разрешения осмотреть больное место, после чего объяснила суровому служителю, какие травы и масло ему нужно принести, чтобы она приготовила мазь, с помощью которой огромная опухоль, причинявшая бедняге жуткие страдания, тут же спадет, не оставив даже рубца на теле. Недоверчиво покосившись на юную девушку, и не сказав ни «да», ни «нет», араб молча удалился, а через пару часов принес все, что было велено.

Тщательно размельчив в маленькой чашке каждую из трав и затем добавив в нее оливкового масла, Эльнара все как следует перемешала и наложила полученную таким образом мазь на больную ногу, крепко перевязав ее чистой белой тряпицей. На следующий день непривычно – радостный Абуталип пришел поблагодарить свою спасительницу и спросить, что он может для нее сделать? Девушка, не раздумывая, попросила его принести котомку, в которой хранила самые дорогие ее сердцу вещи – жемчужное ожерелье и голубое атласное платье – память о покойной матери. К вечеру того же дня араб исполнил ее скромную просьбу. Шел семнадцатый день с момента заточения Эли, а ночью ей приснился удивительный сон.

Незнакомый дочери Пехлибея старик с белой благообразной бородой, тонкими благородными чертами лица и вдумчивым, западающим в душу, взглядом умных карих глаз, одетый в свободную, ослепительно – белую одежду, сказал ей:

– О, юное дитя! Меня зовут Мехмед, я твой прадед по материнской линии, ведущей свой славный род от храброго персидского военачальника Каира, не раз спасавшего отчизну от вторжения чужеземцев и принявшего почетную смерть в одном из таких боев. Благодаря ему название нашего рода вписано в славную летопись великой Персии. Ты всегда должна помнить, дочь моя, о своем благородном происхождении, ведь и отец твой, искусный лекарь и добрый человек Пехлибей, совершил в своей жизни немало подвигов, пусть и не на поле брани, но своим беззаветным трудом и чутким сердцем он способствовал спасению многих людей, дай Аллах ему долгие лета! Твоя бедная мать, одна из лучших красавиц Персии – прекрасная Фарида, успела дать тебе жизнь, но сама скончалась вследствие тяжелых родовых мук. Ты – последняя представительница достойного рода Каиров, который ни в коем случае не должен угаснуть, и ты продолжишь его!

– Душа моя, ты несказанно порадовала меня минувшим днем тем, что даже в тяжких испытаниях, выпавших на твою нелегкую долю, ты сумела сохранить благородство души и доброту сердца, которые всегда отличали представителей славного рода Каиров, когда бескорыстно пришла на помощь к приставленному к тебе Черной колдуньей бессловесному исполнителю ее злой воли. В свою очередь, я хочу помочь тебе, невинное дитя, указав путь к выходу из темницы. Он находится на полу под тяжелыми деревянными нарами, на которых ты спишь. Я дам тебе силы сдвинуть их с места, чтобы через находящийся под ними подземный ход ты смогла выбраться за пределы дворца. Все остальное уже зависит только от тебя, Эли. Но знай, что несмотря на все испытания, что посылала и еще не раз пошлет тебе судьба, ты будешь по-настоящему счастлива! Да не оставит тебя Всевышний, аминь!

Эльнара проснулась и дрожащими от волнения руками тут же принялась сдвигать в сторону прежде упорно не поддававшиеся ей тяжелые нары. Раньше, после ряда бесплодных попыток, она думала, что они, верно, заколочены в пол, но сейчас нары медленно отходили в сторону. Под ними, в покрывшийся плесенью и мхом пол, был вбит большой ржавый крюк. Эли потянула его и не поверила собственным глазам: под полом действительно находился подземный ход. Сон оказался вещим.

Прихватив свою котомку, девушка поспешно спустилась вниз и, не оглядываясь назад, двинулась к спасительному выходу, освещая путь лампой. Оказавшись на поверхности земли и с трудом сдержав закипающие на глазах слезы, с наслаждением вдохнула чистый ночной воздух, а потом быстро пошла вперед, подальше от проклятого дворца, в котором ее хотели, будто какую-нибудь бессловесную овечку, принести в жертву черным силам.

Наутро Эльнара отправилась на главный базар Перистана, где в пестром многолюдье легче и проще всего было затеряться. Подустав от всех своих приключений, решила, что пришла пора ей сменить мужское платье на девичий наряд, тем более, что и роскошный черный волос, скрытый от посторонних глаз неизменной чалмой, уже давно отрос. Купленное ею тут же, на рынке, немного кокетливое платье нежно – розового цвета, какие обычно носили жительницы расположенных поблизости от столицы селений, подчеркивало стройность ее маленькой изящной фигурки и придавало свежесть бледному после пребывания в сырой темнице, исхудавшему лицу.

Случайно разговорившись со словоохотливым торговцем зеленью, девушка узнала, что не далее, как сегодняшним утром, к нему подходил садовник из богатого дома хоршикского вельможи Алишера, искавший себе умелую трудолюбивую помощницу на место недавно вышедшей замуж предыдущей работницы. Эльнара, больше всего на свете желавшая поскорее куда-нибудь определиться, дабы ее не смогла отыскать Черная колдунья, очень заинтересовалась этим предложением и, поблагодарив торговца, отправилась по указанному ей адресу.

Дом Алишера находился на одной из красивейших и оживленных улиц столицы. Нижний его этаж, предназначенный для подсобных помещений и проживания многочисленной прислуги, снаружи был облицован благородным черным гранитом, а два верхних – украшены драгоценным малахитом. Собственно, это был даже не дом в традиционном смысле этого слова, а сказочный дворец, просто утопающий в немыслимой роскоши.

Изнутри он весь сверкал от обилия золота, серебра и всевозможных драгоценных камней, встречавшихся даже там, где в них не было никакой необходимости, не говоря уже о каком-либо смысле. Вся мебель в доме была изготовлена из ценного красного дерева, посуда – только из чистого золота и высококачественного серебра, а пол целиком выстлан белым мрамором. Многочисленные зеркала различных форм и размеров были оправлены драгоценными каменьями, и даже на головных уборах слуг, неизменно одетых в белоснежную одежду, притягательным светом сверкали изумительные по красоте украшения. Это была безудержная роскошь, характерная для людей, слишком легко и быстро добившихся ранее недоступного им благосостояния.

И действительно, хозяин дома Алишер был приближенным хана Тани. Благодаря своему острому уму и ярким ораторским способностям, он в сравнительно короткий срок выбился из простых служащих на почетный пост советника по вопросам внешней политики. Отягощенные возложенной на них ответственностью, вечно – озабоченные иноземные послы; непогрешимо – уверенные в том, что миром правит золото, важные, спесиво – надутые купцы; простые хоршики, связанные с жителями соседних государств родственными или иными интересами, все шли на поклон к влиятельному Алишеру и, естественно, не с пустыми руками. Неудивительно, что у светлейшего вельможи к концу десятого года службы накопилось столько богатств, что впору было строить второй дом, предназначенный лишь для размещения непрерывно поступающих со всех сторон даров.

Вот в такое, отмеченное милостью Всевышнего место, и попала скромная уроженка провинциального Архота в качестве помощницы садовника. Работа на свежем воздухе пошла девушке на пользу. На ее нежных щеках появился приятный румянец, чудные раскосые глаза, выплакавшие в мрачной сырой темнице столько горьких слез, приобрели притягательный чувственный блеск, пухлые вишневые губы были всегда готовы растянуться в необыкновенно – очаровательной улыбке, придававшей ее женственному облику столько тепла и обаяния, что, увидев ее раз, к ней безумно тянуло снова и снова.

О ленивом человеке на Востоке обычно говорят: «Его обгонит даже ишак». Но, пожалуй, и быстроногая лань не смогла бы настичь проворную, гибкую дочь архотского лекаря, с утра до вечера без устали перемещавшуюся по огромной территории дворцового сада. То, приподнявшись на цыпочки, она старательно срезала крону многочисленных кустарников, чтобы они не заслоняли от живительных лучей солнца робко тянущиеся к свету более мелкие растения, доводя простыми садовыми ножницами край внешней линии просто до совершенства. То быстрым легким шагом обходила стройные ряды деревьев и кустов, проверяя чистоту текущих вдоль них арыков, питавших своей прохладной водой глубокие корни многолетних растений. То, склонившись над рыхлой, тщательно обработанной землей цветочных клумб, с любовью высаживала нежные ростки всевозможных прекрасных цветов. При этом, обладавшая чудным музыкальным слухом и приятным мелодичным голосом, девушка нередко сопровождала свою работу, приносившую ей удовольствие, пением лирических песен.

Однажды, услышав ее чудный голос, на лужайку, где в этот момент Эли поливала лейкой шелковистую, блестевшую в каплях чистой воды, траву насыщенного зеленого цвета, заглянул сам хозяин здешних земель, сановный вельможа могущественного хана Тани Алишер, имевший привычку перед ужином совершать небольшую прогулку. Взглянув на талантливую певунью, он по достоинству оценил ее редкую притягательную красу, а немного пообщавшись с ней, был очень удивлен чересчур обширными для девушки, тем более столь юного возраста, знаниями в самых разных областях.

После этого случая приближенный великого хоршикского хана еще несколько раз находил время побеседовать с удивительной девушкой, каждый раз все более поражавшей его гибкостью своего острого ума и глубиной не по годам зрелых рассуждений. Спустя почти полтора года после побега из дома, вновь переодевшаяся в женское платье, Эльнара со своей неистощимой фантазией придумала себе новую легенду, которую и поведала Алишеру.

По ее словам, выходило, что она являлась дочерью знатных людей из кочевого племени аргунов. Потеряв в отрочестве обоих родителей, вследствие разгоревшейся после смерти ее отца внутри племени ожесточенной распри в борьбе за власть, она была вынуждена бежать под защиту могущественного хана хоршиков. Однако суровая стража не пропустила бедно одетую беженку к своему господину и, чтоб не умереть от голода, она нанялась служить в дом советника хана Тани, где чувствует себя хорошо и покойно. Эли знала, что проверить подлинность ее рассказа практически невозможно, так как после усиления в Великой Степи влияния Хоршикского ханства, во главе которого находился честолюбивый и непредсказуемый хан Тани, осторожные аргуны стали кочевать на самом юге степи, дабы в случае какой-либо опасности успеть скрыться в странах Востока.

Благородное происхождение девушки вкупе с ее необыкновенной красотой и редким умом произвели на светлейшего вельможу очень благоприятное впечатление. Он решил, что дочь покойного предводителя племени аргунов, о существовании которой совсем не обязательно было знать его высокому господину, озабоченному решением более важных вопросов, вполне достойна стать наставницей двух его маленьких дочек.

Эльнара, которой наряду с хорошим жалованием был обещан свободный доступ в богатую библиотеку дворца, не стала отказываться от заманчивого предложения и вскоре из уютного небольшого домика, где до этих пор девушка проживала с семьей доброго садовника, она переселилась на второй этаж роскошного жилища Алишера. Ее переменчивая судьба совершила очередной интересный виток.

Добросердечной девушке без труда удалось найти общий язык с двумя очаровательными малютками, за короткое время так сильно привязавшимися к своей ласковой и красивой наставнице, что даже перед сном их сложно было оторвать от нее. В этих милых хлопотах неспешно проходили день за днем, а вечерами Эльнара обычно удалялась в дворцовую библиотеку, которую кроме нее мало кто посещал.

В просторном помещении с высокими потолками, украшенными по краю затейливой лепкой, а посередине – живописными фресками на тему древнего Востока, имевшим такие узкие окна, что в нем практически всегда царил полумрак, вдоль стен стояли очень высокие массивные шкафы из красного дерева, запиравшиеся на замки, ключи от которых хранились в стоявшей на низком столике малахитовой шкатулке.

Выбрав одну из книг и уютно поджав под себя ножки, Эли устраивалась на удобном диванчике и погружалась в мир занимательной истории, или всевозможных приключений, где добро всегда побеждало зло, а храбрые воины с красивыми мужественными чертами лица бесстрашно бросались спасать из плена прекрасных юныхдевушек, которых затем брали в жены, проходя рука об руку дальнейший, усыпанный розами, счастливый путь. Читая эти сентиментальные повествования, юная романтичная девушка впервые начала мечтать о любви.

Однажды в библиотеку случайно заглянул довольно частый гость дома Алишера – его близкий друг и младший брат хана Тани по имени Фарух. Увидев в глубине помещения расположившуюся на диванчике девушку, при свете масляной лампы увлеченно читавшую книгу, он в удивлении остановился, а затем, разглядев ее необычную красу, подошел ближе.

Услышав шаги, Эльнара, привыкшая к своему неизменному одиночеству в стенах библиотеки, оторвалась от чтения и подняла голову. При виде ее чудесных, немного раскосых, огромных черных глаз, опушенных густыми длинными ресницами, молодой человек пришел в искреннее восхищение. Стараясь не смутить девушку, он непринужденно и вместе с тем весьма деликатно заговорил с ней, чтобы узнать, кто она, а Эли изумленно смотрела на незнакомца, изо всех сил пытаясь не выдать охватившего ее волнения.

Друг хозяина дома внешне необычайно сильно был похож на героя одного из недавно прочитанных ею любовных романов, под впечатлением которого чувствительная девушка все еще продолжала пребывать. Довольно высокого роста, с широким разворотом плеч, стройной осанкой, небольшой аккуратно – подстриженной бородкой и, проникающим в самую душу, внимательным взглядом больших карих глаз, над которыми ровной полосой шли черные брови, он показался Эльнаре воплощением тайно – лелеемого ею образа настоящего мужчины, способного ради любви на самые безрассудные поступки и бесстрашные подвиги.

С того дня молодые люди время от времени виделись в библиотеке, разговаривая на всевозможные темы, обмениваясь нехитрыми новостями, перекидываясь невинными шутками, а в романтической душе дочери архотского лекаря все ярче разгоралось пламя первой любви. Стараясь не заглядывать слишком далеко в будущее, Эльнара просто радовалась этим встречам и все сильнее привязывалась к Фаруху.

Однажды хозяин дома устроил небольшую пирушку по случаю рождения его второй женой долгожданного наследника, на которую Алишер пригласил нескольких близких друзей, включая Фаруха. Прознав об этом, Эльнара понадеялась, что любимый человек, ещё не подозревающий о ее чувствах, все же выберет минутку, чтобы навестить ее, а потому в тот вечер дольше обычного задержалась в библиотеке.

Уже почти стемнело, когда, наконец, тяжелая двустворчатая дверь бесшумно открылась. Обрадованная девушка бросилась навстречу, но вдруг застыла на месте от удивления и замешательства: на пороге, пошатываясь от чрезмерно выпитого вина, стоял Алишер. Увидев Эльнару, он удовлетворенно улыбнулся и нетрезвым голосом протянул:

– Думаю, красавица, в столь поздний час ты именно меня ждала здесь, в этом приятном полумраке? Конечно, мне давно следовало догадаться о твоей страсти к такому почтенному и видному мужчине, как я, но поскольку на все воля Аллаха, стало быть, именно в день великого для меня праздника по случаю рождения сына, всемогущему Создателю было угодно одарить меня любовью прекрасной, как загоревшаяся на небе звезда, юной девушки.

– О, Эльнара, свет очей моих, самая чувствительная струна моей возвышенной и тонкой души! Твоя несравненная яркая красота подобна живительному источнику влаги в знойной пустыне, так утоли же жажду одинокого путника, приди в мои горячие объятия!

Долговязый Алишер растопырил длинные руки. Эли попятилась к дивану, попутно пытаясь объяснить нетрезвому мужчине, что он очень сильно заблуждается относительно ее чувств к нему, но, разгоряченный винными парами и близостью красивой девушки, господин ничего не хотел ни слышать, ни понимать, упрямо заявив на все ее увещевания:

– Я ценю твою скромность, радость глаз моих! Ты – настоящая дочь Востока! Но я также знаю, что, когда лукавые женские уста изрекают «нет», более правдивое сердце хочет сказать «да». Но, впрочем, пора заканчивать нашу затянувшуюся игру. Ну же, поцелуй меня, твои пленительные губы просто сводят меня с ума. Представляю, как ты хороша в постели, прелестная дикарка из кочевого племени аргунов!

Самодовольный вельможа потянулся к Эли, но вместо горячего поцелуя получил пощечину. Разъяренный ее упорным сопротивлением, он повалил хрупкую девушку на диван, при этом приговаривая:

– Глупая девчонка, ты на кого посмела поднять руку? Да за неповиновение советнику самого хана Тани я посажу тебя, как только взойдет солнце, в холодный сырой зиндан, где ты сгниешь заживо! Но до утра есть время, и ты еще можешь попытаться исправить свою ужасную ошибку. Только для этого нужно очень постараться!

Одним рывком Алишер разорвал платье на груди Эльнары, потом потянулся к подолу, но не желавшая сдаваться, девушка, увидев небольшой кинжал на его поясе, который, озабоченный удовлетворением своего низменного желания, мужчина позабыл снять, проворно выхватила его из изящных, украшенных бриллиантами, ножен и, не раздумывая, нанесла ему короткий, но сильный удар в грудь.

С тихим стоном насильник повалился на пол. Тяжело дыша, Эли вскочила на ноги, и в это время в библиотеку вошел Фарух, которого она так мечтала увидеть в этот вечер, не предполагая, что он может столь ужасно завершиться. При виде представшей его изумленному взору картины, младший брат хана Тани мгновенно протрезвел. Его лучший друг в нелепой позе недвижно лежал на полу, а на его белоснежной сорочке растекалось большое алое пятно. Рядом стояла дрожавшая от негодования и пережитого потрясения девушка в платье, разорванном на груди. Какие-либо объяснения были тут излишни.

Фарух быстро подошел к Алишеру, пощупал его пульс. Потом, схватив за руку Эльнару, ни слова не говоря, повел ее через черный вход к выходу из дворца. На улице он ненадолго оставил ее. Прислонившись к прохладной стене, Эли пыталась собраться с мыслями, одновременно придерживая сползающую с плеч шелковую ткань. Девушка вздрогнула от неожиданности, увидев перед собой роскошный паланкин, но тут же успокоилась, обнаружив в нем Фаруха, единственного на всем свете человека, которому доверяло ее сердце. Усадив Эльнару в носилки, мужчина приказал слугам следовать в его дворец, а сам остался в доме несчастного товарища.

Искушение Эльнары

Все еще потрясенная случившимся, сжавшись в комочек, Эльнара сидела в уголке длинного дивана, стоявшего посередине просторного помещения с множеством узких, вытянутых в длину окон, застекленных разноцветными стеклышками, и, по-видимому, служившего для Фаруха комнатой отдыха. Перебирая в памяти детали трагического события минувшего вечера, и внутренне содрогаясь при мысли, что она лишила человека жизни, тем не менее, Эльнара приходила к выводу, что, если бы ситуация вдруг повторилась, она вновь поступила бы именно так, а не иначе. Когда-то давно гордая дочь Востока дала себе слово, что никому в целом мире не позволит навязывать ей свою волю, вмешиваться в ее жизнь, и намерена была держать его во что бы то ни стало.

– Возможно, уже утром меня казнят, – невесело думала она, обхватив руками колени и уперевшись о них подбородком: это очень печально, но неизбежно. Кто ж поверит бедной и одинокой девушке? Ведь у меня, увы, нет ни одного свидетеля, кто мог бы подтвердить, что я не собиралась убивать Алишера, а только лишь защищала свою честь. Я никогда больше не увижу яркого солнечного света, не почувствую ласкового дуновения свежего весеннего ветра, не порадуюсь чистому первому снегу, не помашу рукой вслед улетающим в теплые края птицам. Я уйду в мир иной, а здесь, на земле, ничего не изменится! Люди по-прежнему будут жить, любить, страдать, порой ненавидеть друг друга, и никто не вспомнит обо мне, не пожалеет, что меня нет рядом. Но я не должна роптать на судьбу, ведь за свою короткую жизнь мне довелось познать великое счастье любви. Правда, он не догадывается о моих чувствах, но я знаю, что моя любовь придаст мне силы достойно встретить смерть. Я умру с именем Фаруха на устах!

– Однако, почему это я должна умереть? – внезапно подумала Эльнара, выпрямляя спину и глядя по сторонам более осмысленным и живым взглядом: Ведь я еще совсем молода! За свою жизнь я никому не причинила зла, и уж тем более, не стала бы лишать жизни Алишера, если бы у меня была возможность сбежать от него. Нет, я не хочу умирать! Не для того я бежала: сначала из отчего дома, а потом из темницы злой колдуньи, чтобы так легко сдаться. Вот и сейчас мне нужно бежать, попытавшись как можно дальше уйти от Перистана.

– Что я здесь делаю? Жду, пока за мной придут свирепые стражники и поволокут на площадь под любопытные взгляды праздной толпы? Мне нельзя терять времени. Верю, Фарух поймет и простит меня. О, как бы я хотела поблагодарить своего спасителя, признаться ему в своих чувствах! Даже если он не сможет ответить на них, пусть хотя бы знает, что есть на свете девушка, которая любит его и будет любить до конца дней своих. Нет, я не могу уйти просто так! Мне нужно оставить Фаруху письмо.

Эльнара направилась к письменному столу и, обмакнув перо в изящную позолоченную чернильницу, сделанную в форме очаровательного маленького львенка, принялась быстро писать своим красивым мелким почерком. Она уже заканчивала свое спонтанное и немного сумбурное послание, когда дверь комнаты отворилась, и вошел владелец сих роскошных покоев.

Фарух выглядел уставшим. Его посеревшее после бессонной ночи лицо как будто бы осунулось, а под глазами залегли темные круги. Не ожидавшая этой встречи, Эльнара растерянно приподнялась из-за стола, не зная, что ей сказать и что делать?

Неторопливым шагом всегда уверенного в себе человека Фарух подошел к столу и взял в руки письмо. Бледные щеки девушки невольно покрылись румянцем. Ей хотелось сейчас провалиться сквозь землю. Ведь одно дело, оказавшись где-нибудь далеко за пределами этого дворца, мечтать о том, как любимый вскрывает письмо, запечатанное его же собственной печатью, и по мере чтения первоначальное удивление на его лице сменяется выражением сожаления, что он лишен возможности сделать ответное признание, и совсем другое – видеть эту сцену воочию, не зная, что будет дальше.

Фарух закончил читать. Эльнаре показалось, что прошла целая вечность. Мысленно умоляя Аллаха послать ей сил выдержать это испытание, она приготовилась к самому худшему. Однако любимый подошел к ней, прижал бедную девичью голову к своей широкой надежной груди, ласково поглаживая ее по длинным шелковистым волосам и нежно нашептывая ей в ушко, что она нужна и дорога ему, как никто другой на целом свете. До глубины души взволнованная этим признанием, Эли расплакалась светлыми слезами огромного нестерпимого счастья. По-прежнему не выпуская из рук девушку, Фарух сел на диван. Обняв его за шею, уже почти успокоившаяся Эли, негромко спросила:

– Что теперь будет?

– Ты останешься здесь, – твердо ответил любимый: Я знаю, Эльнара, что ты не виновата в гибели Алишера. Видно, Аллаху было угодно призвать его открытую честную душу к себе на небеса. Конечно, будучи трезвым, мой бедный друг никогда не позволил бы себе подобной вольности по отношению к женщине, но радость от рождения сына, по-видимому, затмила ему разум. Увы, Алишеру никто уже не поможет! Нам не остается ничего другого, как хранить о нем память в своем сердце и продолжать жить дальше.

– Ах, свет души моей, – печально ответила Эльнара, – как мне ни хорошо и покойно рядом с тобой, но я должна бежать из Перистана, пока еще есть такая возможность. Я очень надеюсь, что спустя время, когда эта трагическая история немного позабудется, я вновь смогу увидеть тебя, конечно, если ты этого захочешь, любовь моя.

– Пока я рядом с тобой, ты не должна ничего бояться! – возразил Фарух: Верь мне, здесь, в доме брата хана Тани, тебя никто не станет искать. Более того, отправив тебя сюда, я вернулся в библиотеку и вложил кинжал в руку Алишера, чтобы прислуга, обнаружив мертвое тело, подумала, что под воздействием винных паров он сам покончил с собой. Затем я присоединился к ничего не подозревающим, продолжавшим веселую пирушку друзьям, а немного погодя отправил слуг на поиски куда-то запропавшего хозяина дома. Мой расчет оправдался! Никому и в голову не пришло подозревать тебя, моя бедная любимая Эльнара. Но, тем не менее, я думаю, что тебе пока лучше пожить здесь, чтобы прийти в себя после всего, что сегодня случилось, а там посмотрим, как нам с тобой быть дальше. Помни, я люблю тебя, и это главное!

Эли осталась жить в роскошном дворце Фаруха. Он вел себя с ней крайне деликатно и бережно, прилагая все силы для того, чтобы она поскорее забыла пережитую ею ужасную трагедию. Общаясь с Эльнарой, Фарух никогда не упоминал имени покойного друга, но зато каждый день признавался ей в любви, которой, по его словам, он проникся к ней в их первую же встречу.

Эльнара была счастлива, как никогда. Ее любовь к Фаруху день ото дня разгоралась, подобно яркому костру. Она любила так страстно и самозабвенно, как могут любить только дочери знающего истинную цену вещам древнего мудрого Востока.

Каждую ночь, перед тем, как отправиться на покой, в специальном золотом тазу она мыла любимому ноги, после чего своими ласковыми умелыми руками массировала их, дабы сон дорогого ей человека был крепок и спокоен, а потом надолго припадала к его стопам, покрывая их то нежными, едва – уловимыми, то глубокими, неистово – страстными поцелуями, наслаждаясь испытываемым ею в эти мгновения ощущением своей абсолютно – полной принадлежности мужчине, у ног которого она хотела бы провести остаток дней своих.

Приподняв девушку с пола, Фарух целовал ее милое лицо, дышавшее неподдельной сильной страстью, ее чудные, созданные для любви, губы, при одном взгляде на которые кружилась голова и учащенно стучало сердце, ее дивную изящную шею, соблазнительно трепетавшую при каждом прикосновении. Ничего другого молодые люди, чтившие нравственные понятия и обычаи своего народа, себе не позволяли.

Шли дни. Эльнара, все более растворяясь в любимом, почти не вспоминала о прошлом. Ей безумно нравилось все, что тем или иным образом было связано с Фарухом. Его дом, личные вещи и даже слуги казались без памяти влюбленной девушке самыми лучшими на свете. Правда, Эльнару отчасти удивляло свойственное Фаруху пристрастие к всевозможным красивым безделушкам, к изысканным духам и драгоценностям, но она объясняла себе это его происхождением и, следовательно, полученным им воспитанием, теми вещами, что могли, в том числе, стать преградой к их счастью, и о чем она старалась просто не думать.

Однажды вечером Фарух вернулся домой раньше обычного. Он был непривычно – задумчив и рассеян, долго не хотел объяснять встревоженной Эльнаре причину своей грусти, но потом решился пойти на откровенность. Устремив на девушку серьезный взгляд больших карих глаз, взгляд, от которого ее сердце тут же забилось, словно крылья подбитой метким стрелком птицы, он с печалью в голосе произнес:

– Я люблю тебя, свет моей души, однако есть причины, по которым я не могу пока взять тебя в жены, хотя очень этого хочу! Ты прекрасна, юна и невинна, как та утренняя звезда, красой которой я, не в силах забыться сном, порой любуюсь из окна опочивальни! Поверь, я не хотел бы смущать твой чистый светлый разум, но ты настойчиво просишь меня объяснить тебе причину моей грусти, и я вынужден сделать это признание. Ты не представляешь, любовь моя, как долго я держал себя в руках, пытаясь обуздать нестерпимые желания моего грешного тела, но, увы, на собственном примере я убедился, что есть предел человеческим силам и воли. Мне мало тех ласк, что ты великодушно даришь мне каждый вечер. Мои и душа, и тело жаждут большего!

– Я вижу в твоих прекрасных глазах, Эльнара, страх и понимаю тебя, ведь невинность – это самое святое, что есть у девушки, и она по праву принадлежит ее супругу. Я же пока не могу назвать себя твоим мужем. Я знаю, что мы обязательно поженимся и будем счастливы, как никто на свете, но только чуть позже. Скажи мне, счастье и смысл моей жизни, смогла ли бы ты быть со мной близка до того счастливого мгновения, когда мулла освятит наш с тобой союз, согласно мусульманским законам? Не бойся, я не стану лишать тебя невинности. Есть другие способы, помимо того, о котором ты, должно быть догадываешься, доставить мужчине наслаждение. Поверь, я ценю твою девичью скромность и невинность, и ни на чем не настаиваю, но в твоих руках, душа моя, сделать меня счастливым! Ах, Эльнара, если бы ты только знала, как я бесконечно одинок в этом мире!

Крайне смущенная просьбой Фаруха, Эльнара разрывалась душой, не зная, как ей поступить, дабы не обидеть любимого, и при этом не поступиться собственными нравственными принципами, однако его последняя фраза положила конец ее внутренним колебаниям. Эли сделала шаг навстречу Фаруху. Он подхватил ее на руки и понес в свою опочивальню. Бережно уложил на огромное низкое ложе, загасил ночник. Пока в кромешной темноте любимый освобождался от одежды, Эли, с некоторым сожалением осознавая, что отступать уже поздно, пыталась сообразить, как ей вести себя дальше.

– Как жаль, что мы не изучали этого в Школе красоты! – простодушно подумала она, ломая голову над тем, что же имел в виду Фарух, говоря о неких способах сделать приятное мужчине.

– Все-таки очень любопытно, – размышляла Эли, стараясь морально подготовить себя к предстоящему испытанию, – что ждет меня, если любимый, по его словам, не намерен лишать меня девичьей чести, но хочет, чтобы я отдалась ему? И, вообще, кем я смогу считать себя после этого: девушкой или женщиной? Ах, о чем это я думаю? Разве любовь – не самое главное?

Эли невольно вздрогнула, когда склонившийся над ней Фарух, словно бы угадав ее тайные мысли, нежно прошептал:

– Я люблю тебя, и это – главное!

Позабыв о всех своих тревогах и сомнениях, Эльнара обвила руками шею любимого и прошептала в ответ:

– Я люблю тебя, солнце моей жизни!

Фарух покрыл поцелуями ее зардевшееся от смущения лицо, спустился ниже, ловкими руками избавляя любимую от ненужного сейчас платья.

От ласковых, но сильных прикосновений его умелых рук чувствительное тело Эли трепетало, словно струны рубаба, на котором до появления в их доме Айша-биби изредка играл её отец, выплёскивая в музыке свою, по-прежнему не утихавшую тоску по любимой Фариде.

– Я люблю Фаруха! – думала Эльнара, отдаваясь в сладкий плен доселе неведомого ей восхитительного чувства. – Да, это и есть любовь, когда ты полностью растворяешься в другом человеке, без раздумий и колебаний вверяя ему свою душу и тело, потому что он – твоя, когда-то утерянная половинка, твой главный смысл жизни, твоё истинное предназначение на земле! Я говорила, что никому не позволю распоряжаться своей жизнью, потому что была юна и не знала любви, не знала этой, поистине упоительной власти мужчины, способной заставить тебя позабыть обо всём на свете. Всё – суета сует, главное – любовь.

– Главное – любовь, – словно эхо раздался голос любимого, и Эли вновь поразилась тому, как порой слово в слово совпадают их мысли, что бывает только у действительно любящих друг друга людей.

В окно заглянула круглая любопытная луна, осветив своим ярким светом сплетённые в тесном объятии обнаженные тела влюблённых. На нежных девичьих щеках заалел румянец смущения. Восхищённый Фарух покрыл их жаркими поцелуями, одновременно лаская руками маленькую упругую грудь с устремлёнными ввысь сосками. Эльнара не сдержала сладострастных стонов, выгнувшись всем телом и ещё крепче прижавшись к возлюбленному, ощущая волнующую тяжесть и жар в самом низу живота.

Не ожидавший от неопытной девушки каких-либо проявлений страсти, Фарух не стал медлить. Мягким, но настойчивым движением он вложил в трепещущие руки Эльнары своё главное мужское оружие и показал милой, как ей следует обращаться с его самой большой гордостью.

К удивлению мужчины, сие невинное занятие привело его пылкую возлюбленную в настоящий экстаз. Ухватившись обеими руками за горячую твёрдую плоть и уперевшись головкой о своё, изнемогающее от жара лоно, она то сжимала ствол в отдельных, особенно возбуждавших её местах, то кончиками пальцев быстро пробегала по всей поверхности, как будто играла на свирели, то подобно лодочке ласково и долго скользила маленькими ладошками по невероятно – большой и очень твёрдой плоти, вызывавшей у неё одновременно чувство искреннего восхищения и некоторого страха.

Незаметно для себя Эли унеслась в заоблачные дали. Её роскошный чёрный волос небрежно разметался по подушкам, густые длинные красиво – изогнутые ресницы взволнованно трепетали, слегка приоткрытый и очень соблазнительный рот дышал подлинной чувственностью. В эти чудные мгновенья Эльнара была необыкновенно хороша и до боли желанна. Полюбовавшись этой трогательной красой, Фарух жадно впился в сводившие его с ума пухлые вишнёвые губы. Податливый девичий рот принял его гибкий язык не просто с благодарностью, но словно воронка стал нетерпеливо вбирать его внутрь в нестерпимой жажде наслаждения. В Эли во весь голос заговорил великий инстинкт любви.

Этот страстный зов не мог быть не услышан самцом, всегда готовым ринуться в бой. Фарух откинулся на спину, легко намотал длинный волос на руку, а затем подтянул к себе девушку так, что его мужское достоинство оказалось у самых её губ. Он полулежал на высоких белоснежных подушках, его мужественная смуглая грудь, поросшая мелкими волосками, равномерно вздымалась, а глубокий взгляд красивых карих глаз излучал власть и абсолютную уверенность в себе. Эльнара, за свою недолгую жизнь уже усвоившая, что мужественность – это всегда несоизмеримо больше, чем просто сила, смотрела на него зачарованным любящим взором.

– Бери, – негромко приказал Фарух и прикрыл глаза.

– Он же не поместится в мой рот, – обеспокоенно подумала девушка, благоговейно взирая на торчавшую перед самым её носом огромную твердыню, невольно заставившую её почувствовать себя очень маленькой и беззащитной, – он, вообще, никуда не поместится. Не понимаю, как с этим можно передвигаться, что-то делать… Всё-таки, как мне повезло, что я не родилась мужчиной!

Набрав в лёгкие побольше воздуха, Эльнара попыталась взять член в рот, но с ужасом обнаружила, что входит одна лишь головка, да и то с большим трудом. После нескольких безуспешных попыток протолкнуть ствол глубже, она решила распробовать то, что есть, для чего вынула головку изо рта, с удовольствием облизала её со всех сторон, а потом, глядя завороженным взором на маленькую заманчивую дырочку, осторожно приоткрыла её губами и, уже не сдерживая себя, прильнула к ней долгим страстным поцелуем.

Эта маленькая, очень сладкая и уже бесконечно – родная дырочка таила в себе огромную и безумно – притягательную силу. Стоило её приоткрыть, как она принимала форму небольшого человеческого глаза, за что Эльнара тут же наградила её коротким любовным прозвищем «моё око». Чувствительное нежное «око», словно сознавая свою исключительную власть над девушкой, ласково дразнило её, то плотно смыкая врата, будто приготовившаяся к вражеской осаде крепость, то гостеприимно распахивая их навстречу жаркому девичьему язычку, стремящемуся проникнуть как можно глубже, дабы полнее ощутить неповторимый вкус и аромат могущественного живительного источника, вызывавшего у Эли слёзы восторга и умиления одновременно.

– Прости, моё око, – тихо шепнула Эльнара, – но меня ждёт древо жизни, самой сладкой частью которого, несомненно, являешься ты, моя радость. Я ещё вернусь!

Её нежные губы заскользили вдоль огромного твердого ствола, медленно поднимаясь от могучего надёжного основания к горделиво покачивающейся кроне, и вновь спускаясь обратно, не оставляя без ласки ни единого местечка. Почувствовав, что жаждет большего, она стала втягивать в свой рот волнующую горячую плоть, наслаждаясь её несказанной сладостью.

– Ах, какая прелесть! Ничего слаще я в жизни не пробовала, – восхищенно думала Эли, то подолгу смакуя отдельные места, то жадно всасывая ствол так глубоко, что ей казалось: ещё немного, и он пробьёт ей гортань. – О, как же мне повезло, что я родилась женщиной!

Сама того не замечая, до крайности возбуждённая девушка, одной рукой придерживая достоинство любимого, чтобы оно не соскальзывало с её влажных трепещущих губ, другую руку направила меж своих ног к готовому взорваться от внутреннего напряжения и сильного притока крови, затвердевшему бугорку. От этого двойного удовольствия ей захотелось лезть на стенку, и если бы её длинный чёрный волос по-прежнему не был намотан на руку Фаруха, она бы, наверное, так и сделала.

С глухим вскриком: «Бери глубже!», похожим на рычание молодого зверя, Фарух повалил её навзничь. Теперь голова Эли лежала на высоких подушках, а любимый, присев над её лицом, быстро и часто вводил свой невероятно – разбухший член в её рот. В затуманенном воображении Эльнары мужская плоть сейчас представала в виде огромной рыбины с серебристой, мелко – подрагивавшей чешуёй, которая играя – балуясь на солнце, то ныряла, то выныривала из ласковых вод необъятного океана, и этим океаном была её взбудораженная гортань.

А спустя мгновение она увидела себя на каком-то быстроходном корабле, который стремительно мчался на всех парусах по небесно – голубым водам, поднимавшим его к самому солнцу. Совершенно – обессилевшая девушка устало подумала, что сейчас яркое светило опалит её своим жаром, но внезапно острые жёлтые лучики превратились в единый сосуд, из которого в её пересохший рот потекла обильная и немного густая влага. Уже ничему не удивляясь, переполненная чувствами и впечатлениями, Эли с благодарностью глотала её и не могла насытиться прежде незнакомым, удивительным вкусом, который нельзя было назвать ни сладким, ни горьким, может быть, пряным, а главное – очень возбуждающим. Несколько капель упало на её разгорячённое лицо, и в этот же миг полость её рта странным образом опустела, словно из неё вынули все зубы и язык впридачу, в голове шумело.

С трудом разлепив густые ресницы, Эльнара обнаружила рядом с собой блаженно раскинувшегося Фаруха. Постепенно её сознание прояснялось. Невольные судороги пробежали по хрупкому девичьему телу при одном воспоминании о пережитом, поистине неземном наслаждении. Не открывая глаз, любимый произнёс:

– А теперь поцелуй его так, чтобы он засверкал, заблестел ярче звёзд, мерцающих сейчас на этом небосклоне!

Эльнара послушно склонилась над мужской плотью и вдруг вздрогнула, ощутив, как какой-то небольшой гладкий предмет медленно проникает в её задний проход.

– Не бойся и продолжай делать то, что ты делаешь! – раздался негромкий голос Фаруха. – Я обещал показать тебе, душа моя, каким образом ты можешь доставить мне удовольствие. С одним из этих способов ты уже познакомилась. Есть и другой, и я абсолютно уверен, что тебе, моя маленькая пылкая возлюбленная, он понравится не меньше. Правда, поначалу тебе, возможно, будет немного больно, но за удовольствие всегда приходится платить свою цену! Да и потом, душа моя, ты ведь и сама знаешь, как для меня свята твоя невинность, поэтому придётся потерпеть, зато потом будет очень хорошо, и не только мне, поверь моему слову.

Склонившись над стволом и приподняв ягодицы, чтобы любимому было удобнее заниматься его делом, с некоторым замиранием сердца, которое обычно вызывает неизвестность, Эльнара целовала и со всех сторон вылизывала на глазах твердеющую и увеличивающуюся в размерах плоть, вновь возбуждавшую её уже одним своим видом. Вместе с тем, самой себе ей было неловко признаться в том, что испытываемые ею необычные ощущения от той гладкой палочки, что ввёл в неё сзади Фарух, возбуждают её отнюдь не меньше. Она не знала, чего он добивается, но его действия ей были приятны. Не сумев справиться с охватившим её желанием, Эли задвигала бёдрами, отчего вращение палочки усилилось, и она вошла ещё глубже. Девушка застонала.

– Дай мне свой рот, алчущий наслаждений, – повелел Фарух, притягивая к себе возлюбленную. – А теперь, свет очей моих, повернись ко мне спиной и встань на четвереньки, раздвинув руками два своих чудных полумесяца, и помни, что ты должна очень постараться, чтобы я остался доволен.

До последнего мгновения Эльнара не могла поверить в то, что огромная и твёрдая мужская плоть способна войти в этот маленький узкий проход. Страх, любопытство, возбуждение – всё перемешалось в ней, вызывая невольные содрогания изящного хрупкого тела. Эти содрогания усилились, когда ствол начал медленно входить в неё. Эли застонала, но увы, не от страсти. В голове зашумело, на глаза навернулись слёзы. Откуда-то издалека раздался голос:

– Терпи! Когда он полностью войдёт, боль прекратится.

– Когда он войдёт, я умру, – в отчаянии думала девушка, всё ниже опуская голову и всё выше поднимая ягодицы, следуя указаниям рук возлюбленного.

Ствол вошёл. Два прилегающих к нему маленьких упругих шарика победоносно ударились о нежные девичьи полушария, и это невинное движение вдруг очень возбудило поникшую было Эли. Она вспомнила, как совсем недавно тёрлась о них лицом, вдыхая их непередаваемо – чувственный аромат, как перекатывала их во рту, словно они были не частью живого организма, а чем-то вроде любимых ею спелых сладких персиков, как смаковала их вкус, отличающийся от всего того, что ей уже удалось испробовать в захватывающих любовных играх.

Смазанный какой-то мазью, ствол на удивление мягко скользил внутри неё. Ошеломленная Эльнара тонко чувствовала каждое его движение, доставлявшее ей невероятное наслаждение: он то устремлялся впёред, словно пущенная твёрдою рукою стрела; то внезапно отклонялся в сторону, как корабль, неожиданно решивший сменить свой курс; потом начинал быстро вращаться, подобно деревянному черпаку, которым кочевники взбалтывают напиток из верблюжьего молока «шуат», и вновь неторопливо и свободно скользил. В воображении Эли опять предстала серебристая рыба, большая, гладкая, мелко подрагивающая.

И вдруг, небрежно махнув хвостиком, рыба исчезла, а на её месте оказался огромный, тускло – сверкающий меч с большими широкими ножнами. Он входил в неё такими сильными и глубокими ударами, что она, наверное, не удивилась бы, если бы его кончик вышел из её гортани, издававшей столь громкие сладострастные стоны, что девушке пришлось вцепиться зубами в покрывало, дабы приглушить собственные крики. Последний, решающий удар оказался настолько впечатляющим, что у Эльнары подкосились коленки и, обливаясь светлыми слезами счастья, она рухнула ниц, увлекая за собой своего, не менее счастливого, возлюбленного.

Так произошло приобщение юной красавицы из Архота к великому таинству любви, и с того знаменательного дня непосредственная в своих чувствах Эли всякий раз с нетерпением ожидала ночи, чтобы полностью отдаться во власть всепоглощающей головокружительной страсти.

Прошел месяц. Эльнара буквально парила на крыльях счастья. Будучи по своей природе очень благодарным человеком, она хотела сделать для любимого что-нибудь особенное. Долго ломала голову и, наконец, решилась.

Стоял тёплый осенний вечер, навевавший самые романтические мысли и желания. Донельзя взволнованная своим решением, Эли переоделась в платье, захваченное ею из отчего дома, – свадебный наряд покойной матери. Голубое атласное платье, обшитое по краю рукавов и подола тонким жемчугом, сидело на ней, как влитое, туго обтягивая её маленькую округлую грудь, тонкую талию и стройные соблазнительные бёдра. Чуть выше колен оно расширялось, ниспадая равномерными складками и слегка приоткрывая носочки изумительных изящных туфелек. Не привыкшая скрывать лицо, гордая дочь степей немного поколебалась, но, выдерживая наряд в едином духе, всё же накинула на свой роскошный чёрный волос лёгкое персидское покрывало цвета утреннего неба. Прекрасное жемчужное ожерелье обвило дивную тонкую шею.

Кокетливо улыбнувшись своему отражению в висевшем между окнами большом зеркале, девушка немного покружилась по комнате, а затем, целомудренно прижав коленки друг к дружке, скромно присела на краешек обитого розовым бархатом дивана в ожидании любимого. Дочь лекаря Пехлибея, и сама не представляла, как она сейчас необыкновенно хороша!

За окном забрезжил рассвет, когда прикорнувшая на диване Эльнара услышала, наконец, знакомые шаги. Её маленькое сердечко учащенно застучало, щёчки покрылись нежным румянцем, а в широко – распахнутых глазах появился столь характерный для всех влюблённых притягательный чувственный блеск.

Двустворчатая резная дверь из тёмного дуба распахнулась, и на пороге показался едва державшийся на ногах Фарух, бережно поддерживаемый за талию незнакомым привлекательным юношей, одетым в яркую одежду, щедро украшенную драгоценными камнями. Почувствовав запах вина, Эли невольно отшатнулась в сторону. Заметив это, любимый усмехнулся и насмешливо произнёс:

– Что, запах не нравится? Или, может быть, тебе не нравлюсь я – брат великого хоршикского хана, надежда и гордость нации? Что ты понимаешь в мужчинах, маленькая глупая женщина? Что ты вообще понимаешь в этой жизни, ты – недоразумение природы, появившееся на свет по случайной прихоти Всевышнего, как, впрочем, и все остальные твои сёстры по разуму, а точнее, без разума? – довольный собственной остротой, Фарух рассмеялся.

Не веря своим ушам, Эльнара молчала, надеясь, что всё услышанное ею – не более, чем пьяная шутка. А между тем Фарух, прежде не свойственным ему, каким-то неприятно – торжествующим тоном, продолжил:

– А еще ты не знаешь, птичка, что я тебя красиво обманул!

– Он обманул тебя, – нетрезво улыбаясь, подтвердил приятель.

– И ты мне больше не нужна, глупая женщина!

– Ты ему больше не нужна, – словно попугай, повторил юноша.

– Милый, тебе лучше немного помолчать, отдохни-ка на моем широком плече, моя услада и радость! – на глазах донельзя изумленной девушки ее возлюбленный страстно поцеловал в алые губы красивого и немного жеманного юношу, а затем, поудобнее устроившись вместе с ним на соседнем диванчике, злорадно усмехнулся и сказал:

– Ты думала, птичка, что я люблю тебя, и только лишь и мечтаю о том, чтобы жениться на тебе, ведь так, маленькая женщина? Ах, глупые курицы, вы все мечтаете об одном и том же, как это скучно! А, между тем, по-настоящему понять и полюбить мужчину может только мужчина! Например, такой, как мой Инкар, которого совершенно случайно мне посчастливилось сегодня встретить в одном дружеском кругу. Посмотри, как он красив, изящен, нежен, сколько в нём чувственности и искренности, сколько нерастраченной любви! Какая женщина может с ним сравниться? Ни одна на всём белом свете, включая мою жену!

– У тебя есть жена? – голос Эльнары предательски дрогнул.

– Я вижу, ты удивлена? Ах да, птичка, я совсем забыл тебе сказать, что вот уже несколько лет, как я женат и даже имею маленькую дочь, которая вместе со своей матерью живет в отдельном дворце на другом конце Перистана, и которых при случае я навещаю, как положено добропорядочному мужу и благонравному отцу.

– Зачем же ты мне лгал?

В прекрасных глазах Эльнары читалась такая глубокая боль, которая не оставила бы равнодушным даже самого жестокосердного человека, но Фарух был закаленным в придворных интригах царедворцем, привыкшим топтать чувства других людей. Задумчиво погладив по волосам заснувшего юношу, он тонко улыбнулся и произнёс:

– Видишь ли, так случилось, что с юных лет я стал питать непреодолимую страсть к красивым изящным юношам, к таким, как Инкар, радость моих глаз и услада моего сердца. Конечно, никто из моих родных об этом не догадывался и, когда подошло время, я, как положено, взял себе жену, но при первой же возможности под благовидным предлогом отселил её подальше от себя, дабы она не мешала мне предаваться моим излюбленным утехам. Время от времени я навещаю её, чтобы исполнить свой супружеский долг.

– Для чего тебе в таком случае понадобилась я? – бесцветным голосом спросила Эльнара.

– Во-первых, не забывай, что я был вынужден укрыть тебя в своем доме, птичка, дабы спасти от заслуженной кары, – ухмыльнулся Фарух. – Во-вторых, в сравнении со многими женщинами ты не только очень красива, но и необычайно умна, я искренне заинтересовался тобой. Правда, мои намерения относительно тебя мне самому ещё были не совсем ясны, когда случай привёл тебя в мой дворец. А потом мне захотелось иметь тебя рядом с собой так, как держат редкую птицу, или приобретают завезённый с далёких земель цветок необыкновенной красы. Но, на твоё несчастье, вскоре твоя женская сущность наскучила мне, и с недавних пор я вновь вернулся к своим старым добрым друзьям и прежним, милым моему сердцу, забавам. И теперь я должен расстаться с тобой, птичка, а моё ложе любви отныне будет делить со мной Инкар, без сомнения, самый красивый и нежный юноша на этом свете!

– Конечно, я с самого начала знал, что ты – лишь временное явление в моей жизни. Будучи женщиной, ты при всём желании не могла сполна утолить мою страсть, хотя и очень старалась. Мне хотелось поступить с тобой по возможности справедливо, и я долго думал над тем, как это сделать? Надеюсь, ты понимаешь, птичка, что ни один человек на свете, кроме самых близких и проверенных мною людей, не должен знать, что брат великого хоршикского хана занимается любовью с мужчинами. Знание подобной тайны карается смертью, но я открыл тебе её для того, чтобы ты знала, почему я оставил тебя, несмотря на всю твою пылкую любовь ко мне. Ты должна ценить моё благородство, женщина. Однако в жизни за всё приходится платить…

При этих словах, всё это время пытавшаяся держать себя в руках, Эльнара невольно вздрогнула. Сердце юной девушки защемило от тоски и обиды. С невыразимой горечью она подумала про себя:

– И этому человеку я хотела сегодня вечером подарить свою невинность в знак вечной любви и беззаветной преданности?.. Что же мне теперь делать?

– А теперь, – словно бы угадав её тайные мысли, заплетающимся языком произнёс Фарух, пытаясь опереться на своего, спящего безмятежным сном, приятеля, – ты должна узнать и по достоинству оценить моё мудрое справедливое решение. Ты ещё совсем юна и очень хороша собой, птичка. Мне действительно жаль лишать тебя жизни! Да и потом, кое-кто из моих друзей, предпочитающих в постели женщин, мог бы попользоваться тобой, не так ли? Вот я и подумал: зачем добру пропадать? Радуйся, я сохраню тебе голову! Однако для того, чтобы ты невзначай всё же не проболталась об известной тебе тайне, завтра утром я велю отрезать тебе язык. И все останутся довольны. Ах, кстати, ты даже не догадываешься, глупая, что я обманул тебя дважды. Ты не знаешь, что… – не договорив, сморенный сном, Фарух уронил голову на колени спящему другу.

Какое-то время Эльнара, не в силах сделать ни единого движения, в оцепенении смотрела на них, пытаясь осмыслить услышанное и прийти в себя. Наконец, крепко прикусив губы, чтобы не дать вырваться переполнявшему её крику отчаяния и душевной боли, она медленно попятилась к дверям, прочь из жестокого дома, где бездумно растоптали и предали её первую любовь.

Прекрасная пленница

К счастью, вынужденный тщательно скрывать от всех свой истинный образ жизни, Фарух имел немногочисленную прислугу, благодаря чему спешно покидавшей его дом Эльнаре удалось выскользнуть из дворца никем не замеченной.

Огромный многолюдный Перистан лениво просыпался после минувшего выходного дня, проведённого одними в приятной праздности, другими в пьяных кутежах, третьими – в каждодневном кропотливом труде, всецело направленным на выживание.

С бидонами в руках, полными вкусного парного молока, спешили на базар одетые в белые фартуки и высокие колпаки молочники, которым нужно было поскорее сбыть скоропортящийся продукт. В том же направлении неспешно двигались груженые всяческим добром, неторопливые ишаки, для острастки понукаемые отчаянно зевающими хозяевами. Скрипя плохо смазанными колёсами и разнося окрест дразнящие запахи свежеиспеченной сдобы, медленно ехала разбитая арба хозяина хлебной лавки, восседавшего на передке и непрестанно мотавшего головой из стороны в сторону, не без оснований опасаясь, как бы эти несносные уличные мальчишки не стащили чего за его спиной. О чём-то весело шушукаясь и взявшись под ручки, пробежали торговки цветами, по традиции носившие на голове пышные яркие венки, дабы их сразу можно было отличить от всего прочего люда, проводившего на кормившем его рынке большую часть своей жизни.

Неярко светило сентябрьское солнце, дул лёгкий свежий ветерок, журчала в арыках прохладная чистая вода, с лёгким шелестом падали на землю пожелтевшие листья. Повсюду царило характерное для осени умиротворение природы. Но всей этой, поистине божественной красы, не замечала, охваченная невыносимой душевной болью, юная девушка в прелестном голубом одеянии.

С трудом подавляя рвущиеся из груди горькие рыдания, не разбирая дороги, она бежала неизвестно куда по незнакомым ей улицам и небольшим переулкам. Один сердобольный прохожий попытался окликнуть её, чтобы узнать, не может ли он ей чем-либо помочь, но она посмотрела на него таким диким взглядом, в котором сквозила просто нечеловеческая боль, что он отшатнулся и поспешил пойти прочь. Вконец обессилевшая Эльнара, потеряв сознание, упала у высоких ворот какого-то богатого дома, на крыше которого развевалось что-то вроде яркого стяга.

Прошло немного времени. Из ворот этого дома на белоснежном скакуне выехал некий важный господин в сопровождении небольшой свиты. Почувствовавший простор нетерпеливый конь едва не наступил копытом на распростёртую на пыльной земле хрупкую девушку. Заметив неподвижное тело, один из всадников поспешно спустился с коня и приблизился к незнакомке. Пока он проверял её пульс, несчастной девушкой неожиданно заинтересовался его господин. Удивительно легко для его грузного тела, без всякой помощи он спрыгнул со своего красавца-скакуна, подошёл к Эли, внимательно и долго разглядывал её, потом, нахмурив брови, приказал слугам снять с бесчувственного тела почему-то особенно заинтересовавшие его покрывало и жемчужное ожерелье. Повертев эти предметы в руках и окончательно рассердившись, он велел занести по-прежнему находившуюся в беспамятстве девушку в дом, после чего продолжил свой путь.

Эльнара очнулась в незнакомом ей помещении с высокими потолками, украшенными красивыми фресками, на которых были изображены бои между всадниками, державшими в руках длинные тонкие сабли с немного закругленными концами. Девушка удивлённо оглянулась по сторонам и вдруг обнаружила у своих ног опять-таки незнакомую ей старушку с добрым морщинистым лицом и щербатым ртом. Эли попыталась было расспросить её о том, где она находится и как, вообще, тут оказалась, но старушка, непрестаннотвердя, что «господин сам всё расскажет», поспешила к хозяину, вот уже добрых пять дней ожидавшему, когда же незнакомка придёт в себя, с долгожданной для него вестью.

Ощущая смутную внутреннюю тревогу, Эльнара попыталась приподняться с непривычно – высокого, широкого ложа, но уже в следующее мгновение упала обратно, не в силах сделать ни малейшего движения от охватившей её слабости после стольких дней беспамятства.

Открылась дверь, и в широком дверном проёме показалась грузная фигура коренастого седовласого мужчины с небольшой окладистой бородкой и зорким взглядом живых чёрных глаз. Мужчина что-то держал за спиной и смотрел на девушку так холодно и даже враждебно, будто она являлась его личным и очень ненавистным врагом. От этого жёсткого взгляда Эльнара вся похолодела и невольно съёжилась под тонким одеялом, только сейчас обнаружив, что на ней нет абсолютно никакой одежды.

– Кто ты? – спросил незнакомец тоном, не сулившим ничего хорошего.

Девушка поняла, что здесь лучше говорить правду и только правду, без каких бы то ни было легенд.

– Эльнара, дочь Пехлибея из города Архота.

– Что ты делала у моего дома?

– Я не знаю, кто вы и совсем не помню, как я оказалась здесь?

– Ты лжёшь! – последовал бесстрастный и категоричный ответ. – Ты не могла так просто оказаться именно у моего дома. Что ты хотела узнать, или, быть может, украсть?

– Я не воровка! – в негодовании вскричала Эли. – И я уже говорила, что не знаю вас, так зачем же мне что-то выискивать или узнавать?

– Ты не воровка, – едко повторил незнакомец и вынул из-за спины свёрток, в котором, к удивлению девушки, оказались её платье и ожерелье. – Тогда, как у тебя появились эти вещи? Говори правду!

– Это мои вещи! – возмутилась Эльнара. – И я не понимаю, зачем с меня их сняли?

– Твои? – переспросил мужчина жёстким безжалостным тоном. – Если правда, что тебя зовут Эльнара, то почему же в уголке этого покрывала, а также на серебряной пластинке, соединяющей ожерелье, указано, а в ином случае вышито, совсем другое имя? Кого ты вздумала обмануть, маленькая негодная плутовка? Немедленно отвечай, как к тебе попали эти вещи, или я лично отрублю тебе твою лживую глупую голову!

– Я говорю правду! – вновь вскричала искренне – недоумевающая девушка. – Платье и ожерелье достались мне в наследство от моей бедной покойной матери!

– Как звали твою мать? – голос незнакомца вдруг дрогнул.

– Фарида, дочь Сатара родом из Персии, – заметив эту, не менее непонятную перемену, удивлённо ответила Эли.

– Ты – дочь Фариды? – потрясённо произнёс мужчина.

– Да! А вы что, знали мою мать?

Вместо ответа незнакомец крепко прижал к своей широкой груди девичью голову, осыпая её поцелуями вперемешку с невольными слезами.

– Я – Сатар, отец Фариды, а ты, выходит, моя родная и единственная внучка! Я знал, что моя бедная дочь, потеряв голову от любви к этому паршивому хоршикскому целителю, необдуманно покинула свой отчий дом и уже спустя какое-то время ушла из жизни, но не знал, что она родила дочь.

– О, Всевышний, твоя милость воистину не знает границ, ты не позволил угаснуть достойному роду Каиров, не раз спасавших своё отечество – прекрасную древнюю Персию! О, Эльнара, свет очей моих, теперь я могу покинуть этот бренный мир со спокойной душой. Дай, я хорошенько посмотрю на тебя, моё бесценное сокровище!

Широко – распахнутыми, удивленными глазами смотрела Эльнара на мужчину, неожиданно оказавшегося её родным дедом.

– Как же я сразу не догадался? – сокрушался тот, восхищённо глядя на девушку. – Ты ведь очень похожа внешне, душа моя, на свою покойную мать, пользовавшуюся славой первой красавицы Персии: тот же нежный овал лица, благородный точёный нос, дивная тонкая шея, роскошный волос и глаза почти те же, лишь чуть-чуть подпорченные дикой азиатской кровью.

– Мы – не дикари! – возмутилась гордая дочь степей. – И мой благородный отец вовсе не паршивый целитель, как вы изволили выразиться, а один из талантливейших лекарей великого Хоршикского ханства!

– Все хоршики страдают неумеренной гордыней, – невозмутимо ответил дед. – Ну что ж, как бы то ни было, а наполовину ты, дитя моё, все же персиянка, и не просто персиянка, а продолжательница рода Каиров, о славных деяниях которого я тебе ещё расскажу. Ты должна гордиться своими корнями!

– О, создатель, я столько лет страдал из-за разлуки с моей родной прекрасной Персией, откуда я был выслан в качестве посла в далёкое Хоршикское ханство по воле сына покойного падишаха, которому я много лет служил верой и правдой. Однако, заменивший моего господина на престоле, его сын Хусейн не простил мне побега Фариды, обещанной мной ему в жёны, и я оказался здесь, где всё было чуждо моему бедному одинокому сердцу. Но теперь я понял, ради чего так страдал, и ни о чём не жалею! Ты, свет очей моих, скрасишь мою жизнь на старости лет! В следующем году заканчивается определённый мне моим повелителем десятилетний срок службы, а это значит, что я смогу вернуться в Персию, но уже вместе с тобой, моей единственной наследницей. Ты увидишь страну, прекрасней которой нет на свете! Мы будем очень счастливы!

Бывший визирь, а ныне посол Персии, неожиданно обретя внучку, окружил её такой заботой и лаской, что его ближайшее окружение, знавшее своего господина, как жёсткого и даже жестокого человека, только диву давалось, глядя, с каким удовольствием и даже рвением он исполняет малейшие пожелания постепенно выздоравливающей юной красавицы. Эльнара просто купалась в его горячей любви и бесконечном обожании.

Сатар поселил внучку в лучшие покои своего небольшого, но очень красивого дворца, по восточной традиции обставленного роскошной мебелью из благородного красного дерева, обитой дорогим бархатом и сверкающей парчой, устланного множеством изумительных богатых ковров, занавешенного красивыми тканями, украшенного фресками, лепкой, позолотой и разнообразными зеркалами, оправленными золотом и драгоценными каменьями.

Соблюдая традиции родной Персии, хозяин дворца строго следил за тем, чтобы комнаты постоянно опрыскивались дорогими благовониями, и чтобы в них всегда стояли свежие цветы, причём, дабы запахи не смешивались, одни покои украшали только благородные хризантемы, другие – роскошные розы, в-третьих устанавливали вазы с романтическими фиалками, в-четвёртых кружил голову стойкий запах сирени. Огромное множество редких и красивых цветов росло летом в саду, находившемся позади двухэтажного дворца, первый этаж в котором был облицован чёрным гранитом, а второй – красным.

В этом доме было приятно жить. Сия приятность усиливалась бережной заботой и трогательным вниманием человека, обогревшего усталую одинокую душу Эли, не столь давно перенёсшую первое серьёзное жизненное потрясение, вызванное предательством любимого человека.

Мало-помалу девушка оживала. Она вновь становилась похожей на себя – озорную, в меру капризную, ласковую, весёлую, быструю Эльнару. Её лёгкие шаги и звонкий смех раздавались по всему дому, искренне радуя всех, кто в нём жил.

Незаметно наступила зима, покрыв землю пушистым белоснежным ковром. Ослепительно-белый снег щедро обсыпал ветви деревьев, крыши домов, купола мечетей. На центральной площади Перистана местные власти построили сказочный ледовый городок, где с утра до вечера шумела ребятня, с восторгом спускаясь с высоких горок, с азартом перебегая из одного чудо-дворца, выглядевшего совсем как настоящий, в другой, не менее красивый и увлекательный, играя в снежки и вылепливая из снега свои, подсказанные богатой детской фантазией, всевозможные предметы и фигуры. В выходной день народ веселили ряженые в шутовские наряды актёры, а на столичных рынках шла бойкая торговля различными меховыми изделиями.

Любящий дед приобрёл для Эли изящную шубку из нежного белого песца и высокую красивую шапку, отороченную этим же мехом. В этом наряде Эльнара была чудо как хороша! Неудивительно, что, когда вместе с двумя прислужницами она выходила на прогулку, нередко прохожие оглядывались ей вслед, восхищаясь её утончённой красотой и изумительной грацией, достойных представительницы какого-нибудь царского рода. Сатар с гордостью называл её: «Моя принцесса».

Однако, как известно, всё хорошее имеет скверную привычку быстро заканчиваться. Эльнара вдруг стала замечать, что ласковая забота деда постепенно перерастает в нечто другое, выходящее за рамки обычных родственных отношений. При встречах он начал целовать её не в лоб, а в губы, несмотря на явное смущение и протесты внучки. Порой беседуя с ней на самые разные темы, он мог внезапно прервать разговор и порывисто прижать её к себе так сильно, что у девушки перехватывало дыхание. Дошло до того, что, купаясь в купальне, стены которой были задрапированы тканями, она не могла отделаться от неприятного ощущения, что за ней кто-то исподтишка наблюдает, подмечая каждое её движение и разглядывая её нагое тело. Всё это очень беспокоило Эли, но, как и что сказать деду, она просто не знала.

Терпению Эльнары пришёл предел, когда однажды, проснувшись среди ночи, она обнаружила деда сидящим на краешке её постели. Причём он не просто сидел, а воспользовавшись тем, что Эли спала, откинул в сторону одеяло из верблюжьей шерсти, задрав её ночное платье чуть ли не до самой шеи, и при свете луны любовался её практически полностью обнажённым телом. Он был так этим увлечён, что не заметил её пробуждения.

Разъярённая донельзя Эльнара схватила первый попавшийся ей под руку предмет, коим оказался высокий серебряный подсвечник, стоявший на находившемся у изголовья её ложа маленьком столике, и не раздумывая, запустила им в бесстыжую голову. Увы, она промахнулась, поскольку именно в это мгновение деду вздумалось зачем-то наклониться. Подсвечник угодил в стену. Посол и один из почтенных людей благословенной Персии на миг растерялся. Он тупо смотрел на валявшийся на полу тяжелый подсвечник, пытаясь сообразить, что сие значит, потом посмотрел на Эли и резко пригнул голову, потому что на сей раз в неё летела бронзовая подставка для книг. Прикрывшись подушкой, мужчина отчаянно завопил:

– Эли, милая, ты, наверное, не узнала меня? Это я, твой дедушка! Ничего не бойся и прекрати бросаться чем попало, так ведь можно голову ненароком разбить!

– Я узнала тебя, бесстыдный развратник! И я действительно хочу разбить твою, потерявшую разум голову, потому что ты это заслужил своим отвратным поведением и грязными помыслами.

– Душа моя, о чём ты говоришь? Разве может быть грязной любовь, которую я питаю к своей единственной и ненаглядной внучке? Вот даже среди ночи пришёл полюбоваться тобой, а ты спросонья повела себя так, будто в твою опочивальню ворвался разбойник. Успокойся, моя принцесса, всё хорошо!

– Уж лучше бы на твоём месте оказался разбойник, – с горечью ответила Эльнара. – Я, конечно, замечала, что в последнее время ты вёл себя довольно странно, но всё-таки надеялась, что я ошибаюсь относительно тебя. Мне было так больно расставаться с мечтой о семье и домашнем уюте… А ты обманул мои надежды, прокравшись сюда посреди ночи и обнажив моё невинное тело с явно греховными желаниями и нечистыми помыслами! Мне стыдно за тебя! Но что произошло, то произошло, ничего уже не изменишь. На рассвете я покину твой дом, и мы забудем о существовании друг друга, как если бы никогда и не встречались в этой жизни.

– О каком невинном теле ты говоришь? – внезапно расхохотался оправившийся от испуга Сатар. – Вот никогда бы не подумал, что моя прекрасная внучка умеет так искусно лгать! Можешь ли ты себе представить, что на усеянном звёздами небосклоне вдруг появилось солнце? Ты скажешь: «Так не бывает», верно? Вот такими же несовместимыми понятиями являются «невинность» и ты!

– Как ты смеешь так говорить?! – возмутилась Эли.

– Возмущаться должен я, твой дед! – невозмутимо ответствовал мужчина. – Моя родная внучка, не будучи замужем, уже была в близких отношениях с мужчиной и, может быть, даже не с одним, правда, при этом сохранила девственность. Где такое видано? Позор на мою седую голову! Однако, узнав об этом, как благородный человек я ни словом не попрекнул тебя. Наверное, зря. Теперь же ты мне рассказываешь сказки про свою невинность, и ещё смеешь возмущаться по поводу моего действительно невинного занятия. Да, мне, как мужчине, приятно видеть красивое юное девичье тело. Что ж тут плохого или грешного?

– Ты же мой дед, – прошептала потрясённая Эли.

– Сначала я – мужчина, а уж потом – дед, – нагло заявил Сатар.

– Как ты узнал?.. – Эльнара смущённо запнулась.

– О том, что ты не совсем девушка? – ухмыльнулся догадливый дед. – Очень просто! Когда тебя в бесчувственном состоянии подобрали на улице и доставили в мой дом, ещё не зная, кто ты, я, огорчённый увиденными на тебе вещами моей покойной дочери, но вместе с тем, поражённый в самое сердце твоей необычайной красой, велел одному сведущему человеку тщательно осмотреть тебя, так как намеревался сделать тебя своей наложницей и хотел знать о тебе, как можно больше. Вот тогда-то всё и выяснилось, а ты тут рассказываешь сказки о своей невинности!

– Я не намерена оправдываться и что-то объяснять! – возразила девушка: Но я считаю себя всё-таки невинной, во всяком случае, моя душа ничем дурным не запятнана. И потом, я никогда никому не позволяла и не позволю вмешиваться в мою жизнь!

– Так наивно рассуждать ты могла до встречи со мной, – заметил высокомерный перс. – А теперь я – полновластный хозяин твоей судьбы!

– Я уйду от тебя, – гордо ответила Эльнара, – как уходила от других бесчестных людей, пытавшихся надругаться над моей душой или телом.

– От меня никто ещё так просто не уходил, – ответил Сатар. – Я запру тебя в этой комнате до тех пор, пока ты не смиришься со своей судьбой, Эли, а потом увезу тебя в Персию, где никто не будет знать о том, что мы близкие родственники, после чего женюсь на тебе. Ты будешь жить в прекрасном доме, окружённая уважением и почётом. Что ещё нужно для счастливой жизни?

– Любовь, – коротко молвила девушка, потрясённая просто не укладывающимися в голове рассуждениями родного деда.

– Я люблю тебя, – живо ответил Сатар, – а со временем и ты полюбишь меня. У тебя нет другого выхода, милая.

После этих слов он попытался обнять Эльнару, но она, вздрогнув всем телом, словно от укуса змеи, сначала резко отшатнулась в сторону, а потом дала зарвавшемуся деду короткую, но сильную пощёчину. Разозлённый её неповиновением, он больно схватил Эли за волосы, пытаясь повалить на постель, но каким-то чудом ей удалось вырваться. Не теряя драгоценного времени, она быстро подбежала к занавешенной роскошным ковром стене, на котором висели вложенные в изящные ножны несколько клинков. Выхватив один из них, она тяжело перевела дыхание и, сверкая своими дивными очами, хрипло произнесла:

– Не подумай, что хвастаюсь или лгу, но однажды в такой же ситуации мне пришлось отправить одного очень настойчивого мужчину на небеса. Поверь на слово, моя рука не дрогнет! Я сумею защитить свою честь, потому что она для меня – превыше всего на свете. Уходи!

Оценив серьёзность её слов и решимость намерений, Сатар нехотя поднялся с ложа. Немного помедлил, не в силах отвести глаз от дышавшего гневом и оттого ещё более прекрасного лица Эли, от её яркого, разъярённого взгляда, благодаря которому она сейчас была похожа на дикую кошку, особенно привлекательную в своей недоступности.

– О, как бы я хотел тебя приручить! – мысленно простонал сластолюбивый перс, а вслух произнёс, еле сдерживая кипящую в нём ярость:

– Что ж, я уйду, но ты ещё ответишь мне за всё, маленькая потаскуха: и за пощёчину, и за подсвечник с подставкой, и за клинок, что сейчас в твоих руках. Раз не захотела добром, придётся взять тебя силой. Запомни: Сатар из рода Каиров всегда получает то, что хочет! Отныне ты – моя пленница!

Для Эльнары настали тяжёлые дни. Она больше не могла свободно передвигаться по дому, не имела права выходить на улицу. К дверям её покоев были приставлены два стражника со свирепыми физиономиями, а окна по приказанию жестокого деда были зарешечены мелкой и очень прочной решёткой. Еду к ней в опочивальню теперь всегда приносила старая глухая служанка, которую бесполезно было о чём-то расспрашивать или просить. Никогда в жизни Эли не чувствовала себя такой одинокой и беспомощной, как в эти горькие дни, разве что в темнице Чёрной колдуньи, но ведь боль, причинённая посторонним человеком, всегда переносится легче, а сейчас у Эльнары даже не было слёз, чтобы выплакать своё поистине вселенское горе.

В один из дней она как обычно, в сопровождении стражников, отправилась в купальню. Оставив охранников за дверями, вошла в жарко натопленное помещение, искренне радуясь тому, что хоть какое-то удовольствие в её молодой, но совершенно безрадостной жизни ещё осталось, и предвкушая ни с чем не сравнимое наслаждение, которое она всегда испытывала, погружаясь после горячей воды предназначенного для купания огромного белого чана в прохладную чистую воду бассейна, где, прикрыв глаза, Эли любила плавать, вспоминая реку детства, могучую полноводную Янури.

Однако на этот раз, едва она успела раздеться, как в купальню неожиданно ворвались её стражники, и без каких-либо объяснений повалили ошеломленную внезапным вторжением девушку на широкую низкую деревянную скамью, на которой она обычно отдыхала после долгого плавания в бассейне. Вдруг раздался знакомый голос:

– Всыпьте ей десять ударов плетью, нет, лучше пятнадцать! Может, тогда немного призадумается, как ей вести себя с родным, любящим негодницу дедом?

Эльнара попыталась приподняться, но первый же удар по голой беззащитной спине заставил безвольно повиснуть её тонкие изящные руки, после второго удара, сама того не желая, она закричала страшным, исполненным нечеловеческой боли, голосом, а после пятого – потеряла сознание. Белая кожа её стройной спины, маленьких упругих ягодиц и прелестных чувственных ног окрасилась глубокими кровавыми полосами.

При виде этой картины Сатар, последние несколько лет страдавший мужским бессилием, что причиняло сластолюбивому персу невыносимые муки, необыкновенно возбудился. Собственно, приятное возбуждение, правда, меньшей силы, он почувствовал ещё при первой встрече с Эли, когда она, бледная и прекрасная, лежала на пыльной земле у ворот его дома, но сейчас его мужская плоть затвердела и восстала, словно поднятый на дыбы молодой горячий жеребец, так что он вынужден был присесть на стоявший неподалёку от скамьи диван, чтобы скрыть от слуг своё состояние. После одиннадцатого удара он прекратил истязание уже абсолютно бесчувственного тела и отослал слуг прочь.

Опершись локтем о высокую подушку, Сатар сидел, с вожделением глядя на распростёртую на деревянной скамье обнаженную, окровавленную Эльнару. Сердце пятидесятисемилетнего сластолюбца учащённо забилось. Он всё никак не мог поверить, что к нему вернулась его былая мужская мощь. Сняв с себя широкий кожаный пояс и приспустив штаны, он восхищённо оглядел огромную и невероятно – твёрдую плоть. Потом откинулся на спинку дивана, прикрыл глаза и быстро заработал руками.

Сатар был достаточно молод, когда жена его покойного старшего брата решила приобщить юного смазливого деверя к великому таинству любви. Страдавшая от неудовлетворённости пылкая опытная женщина нашла в лице молодого родственника способного и неутомимого ученика. Однако спустя какой-то год юный ветреник принялся изменять своей наставнице, чем приводил искренне привязавшуюся к нему любовницу в глубокое отчаяние. Она не хотела делить его ни с кем, плакала и даже угрожала ему.

В итоге вечно хнычущая Зейда так надоела любвеобильному Сатару, что однажды заметно повзрослевший и возмужавший юноша во время очередного выяснения отношений дал ей хорошую пощёчину. Удар оказался настолько силён, что бедная женщина отлетела в противоположный угол, да ещё при падении стукнулась головой о шкаф, расцарапав себе лоб и щёку. В огромных карих глазах Зейды появился страх, по лицу тонкой струйкой потекла кровь. С ужасом глядя на разъярённого любовника, она поползла к дверям.

Сатар, внезапно испытавший сильное возбуждение, опередил её. С глухим рычанием он бросился на ошеломлённую Зейду, в нетерпении разрывая ей платье на груди, вонзаясь в губы, и изо всех сил вдавливая в пол слабое беззащитное тело. Они оба вознеслись на небеса. Правда, изменять после этого Сатар не перестал, но теперь Зейда, ощущая особенно сильный любовный голод, и навещая своего легкомысленного любовника, уже намеренно старалась разозлить его, зная, что потом ей сторицей воздастся. Сатара такие отношения устраивали.

В возрасте двадцати трёх лет он встретил юную прекрасную Гулям, девушку – сироту из одного знатного персидского рода. Потеряв голову от любви, Сатар отослал надоевшую ему ревнивую Зейду в дальнее горное селение, а сам женился на хрупкой нежной красавице. Родилась дочь, очень похожая на свою мать, и жить бы молодой семье да поживать, если бы не неуёмный характер и странные привычки новоиспеченного мужа: наибольшее возбуждение и удовлетворение Сатар получал, лишь предварительно как следует поистязав свою юную покорную супругу. Для темпераментного ненасытного Сатара избиение любимой жены было не более, чем необходимой частью пылкой любовной игры. Для Гулям его любовь превратилась в какой-то кошмар.

В одну из жарких ночей увлёкшийся Сатар, не рассчитав своих сил, придушил любимую тонким кожаным ремешком, обвитым вокруг её изящной шеи, за который он дёргал, словно за поводок, когда нагая Гулям по его прихоти ползала на четвереньках по ковру вокруг их огромного низкого ложа. Конечно, истинную причину её смерти никто не узнал. У бедной Гулям не было близких родственников, кто мог бы заинтересоваться её преждевременным уходом из жизни. Трёхлетняя Фарида осталась сиротой.

Безутешный Сатар приказал доставить в его дворец Зейду. Безусловно, в сравнении с Гулям Зейда сильно проигрывала: и по возрасту, и по внешности, а главное, раскусив привычки своего возлюбленного, опытная и коварная Зейда, в отличие от покойной жены, обычно изображала столь возбуждавшие Сатара страх и покорность, а не испытывала их в действительности, но ему срочно требовалось утешение. Однако, к негодованию вельможи, его бывшая любовница за прошедшие четыре года со времени их последней встречи очень состарилась и обрюзгла. От стройной белотелой красавицы не осталось и следа, Зейда стала похожа на мерзкую жабу. Разочарованный Сатар избил её до полусмерти и велел вышвырнуть из дворца, как уже ни к чему не пригодную вещь, но его плоть по-прежнему жаждала удовлетворения.

Спустя время в его доме появилась старая китаянка со сморщенным, словно высохший пень, лицом и зорким взглядом хитрых узких глаз. С её появлением интимная жизнь неугомонного перса заметно разнообразилась: старая Чжуань умела подбирать угодных её господину наложниц, которых к тому же, прежде чем представить вельможным очам, она предварительно обучала тонкостям восточной любви. Повторно жениться спесивый Сатар не спешил, хотя богачи из всей Персии сватали за подающего надежды молодого царедворца своих дочерей, но его всё не устраивали то внешность, то родовитость предлагаемых невест.

Незаметно подрастала Фарида. Решительностью и независимостью характера она пошла в отца, а вот внешне была очень похожа на свою мать, покойную Гулям. Когда дочери исполнилось семнадцать лет, и она вдруг расцвела, подобно бутону розы, вмиг завоевав славу первой красавицы Персии, Сатар с ужасом обнаружил, что его неимоверно влечёт к ней, вплоть до скрежета зубов и лёгкого головокружения. Сознавая, что это страшный грех, Сатар ночами не мог заснуть, представляя дочь в своих объятиях или же лежащую в его ногах, нагую и покорную, красивую и беззащитную, безумно желанную, как Гулям. Порой изнемогающему от страсти Сатару казалось, что он хочет дочь ещё сильнее, чем когда-то её мать. Неизвестно, чем бы эта история закончилась, если бы Фаридой неожиданно не заинтересовался прослышавший о её необычайной красе наследный принц, а желание шахзаде – закон для любого жителя Персии, будь он даже приближенным падишаха, как Сатар.

Уже не очень молодой визирь отчасти был горд сделанным ему лестным предложением, отчасти – опечален в силу известных лишь ему одному причин. Как бы то ни было, Фариду, несмотря на её протесты, принялись готовить к роли жены будущего властителя Персии. Желая угодить шахзаде, Сатар велел старой Чжуань обучить дочь искусству любви, дабы она всегда оставалась любимой и желанной супругой для своего всесильного мужа, однако этим планам не суждено было сбыться. Сбылось то, о чём Сатар после безвременного ухода из жизни Фариды и не мечтал: на старости лет он обрёл внучку, разительно похожую как на мать, так и на бабушку.

Юная прекрасная обнажённая Эльнара с кровавыми полосами на тонкой спине, маленьких ягодицах и стройных ногах возбуждала Сатара просто до головной боли. Немного пошатываясь на нетвёрдых от волнения ногах и не отрывая от девушки горящих глаз, он медленно приблизился к скамье. С некоторым сожалением накинул на свою прекрасную пленницу тонкую белую простыню, дабы кровоточащие раны не прилипали к его одежде, и осторожно опустился на Эли. Уже отчасти подзабытые восхитительные ощущения волной накатили на него. Чуть ли не рыча от наслаждения, Сатар задвигался по юному девичьему телу, стараясь потеснее прижаться к ягодицам. Всё более возбуждаясь, он просунул руки под грудь Эльнары и принялся жадно тискать упругие восхитительные округлости.

Конечно, он и прежде не сомневался в том, что безумно соблазнительное тело Эли, которое Сатар так любил разглядывать из потайного окошка купальной, когда она беззаботно плескалась в наполненном пеной чане или скользила, словно рыбка, в бассейне, еле удерживаясь от желания броситься и смять под себя эту дразнящую нежную плоть, одновременно вонзившись в её чувственный вишнёвый рот и упругую сладкую щель между ног, исторгнув из упрямой девчонки побеждённый крик невыразимого сладострастия, вынудивший бы её подчиниться всепоглощающему зову природы, следуя которому она должна была бесстыдно раскинуть свои белые ноги и подобно змее, извиваясь, задвигаться на мокром прохладном полу под благородной тяжестью сильного мужского тела, способно доставить ему огромное наслаждение, но действительность превзошла все самые смелые ожидания Сатара. Тело находившейся в беспамятстве Эли было не только упругим и нежным, но ещё очень податливым, возбуждающе – покорным, неимоверно – чувственным.

Словно изголодавшийся зверь Сатар вонзался в свою добычу зубами и ногтями, оставляя на дивных тонких плечах и белой округлой груди глубокие следы овладевшей им нешуточной страсти. Чуть приподнявшись над Эли, своим твердым, как железо, стволом он бил по ягодицам точными сильными ударами. Проступающие под тонкой простынью красные полосы ещё более возбуждали его, побуждая двигаться все быстрее и быстрее.

– Моя любимая Эльнара, моя маленькая принцесса, ты слишком юна и ещё не понимаешь, что ты просто создана для меня. Благодаря тебе, я вновь чувствую себя настоящим мужчиной. Я всегда буду любить тебя! – думал Сатар, обычно не склонный к сентиментальным чувствам, но Эли того стоила.

Ему безумно сильно хотелось войти в неё, но даже в минуты несказанного наслаждения хладнокровный здравомыслящий перс не терял головы, памятуя о сделанном ему накануне наставлении: «Она должна сама захотеть отдаться тебе, и тогда мужская сила не покинет тебя до последних дней жизни». Почувствовав, что он вот-вот кончит, Сатар сдёрнул с бесчувственного тела простыню и окропил его своим семенем. Окунувшись в прохладную воду бассейна, довольно скоро пришёл в себя. Тщательно оделся, накинул на девушку чистую простыню и ушёл. Эли осталась одна.

Любовная наука Шакиры

Эльнара очнулась от ласковых прикосновений тёплых рук, мягко скользивших по её безумно болевшей спине. В голове шумело, во рту пересохло. Она хотела спросить, где она и что с ней, но странно набухший язык еле ворочался, и запекшиеся губы не смогли выдать ни единого звука. Эли решила помолчать, собираясь с силами и пытаясь припомнить, что же произошло перед тем, как она потеряла сознание.

Перед глазами мелькали то белая мраморная лестница с широкими гладкими перилами, то просторный коридор, устланный великолепным ярко-голубым ковром, то бассейн, облицованный блестящим чёрным гранитом. Очень знакомая картина, где-то она уже такое видела… Но где? Ах да, в доме своего деда!

Эли вдруг вспомнила, как в сопровождении стражников спустилась по лестнице, потом прошла в конец длинного коридора, открыла массивную дверь и куда-то вошла. Почему-то вошла одна, без стражников. Очень странно, ведь в последнее время, стоило ей выйти из своей комнаты, как охранники тут же становились у неё за спиной и следовали за ней по пятам. Эта постоянная слежка вызывала в душе гордой дочери степей чувство возмущения и протеста, поэтому она старалась выходить как можно реже.

Итак, она вошла в комнату. Эльнара видела себя сейчас со стороны, как она стоит на пороге, блаженно прикрыв глаза, и как будто бы чему-то радуясь. Ей вдруг становится нестерпимо жарко. Почему? Ведь на ней нет одежды, сейчас нет одежды, хотя… Эли с удивлением увидела, что там, на картинке, которую ей показывала память, она медленно снимает с себя платье, но несмотря на это, жар упорно продолжает проникать в её тело, обволакивая приятным головокружительным теплом. Ей очень хорошо. Но что это?

Она лежит на широкой низкой скамье полностью обнаженная. Вдруг в воздухе слышится какой-то непонятный свист. Такое впечатление, будто над её головой стремительно пронеслась стрела. Спину обожгло чем-то горячим, и в тот же миг такая же горячая, сладкая волна неожиданно залила низ её живота, волнуя юную кровь и пылкое воображение. Не сдержав сладострастного стона, девушка невольно вжалась в твердое ложе, на котором она лежала. Как никогда ранее, Эльнара сейчас жаждала любви, пусть кратковременной, ненадёжной, но только действительно ощутимой для её жаркого, мечущегося тела и тонкой чувствительной души.

Её стон был услышан.

– Ты пришла в себя, маленькая шалунья? – внезапно раздался незнакомый низкий женский голос.

В следующий миг обладательница сего голоса ловко и легко, словно Эли была пушинкой, а не взрослой девушкой, перевернула её с живота на спину, причём так осторожно, что ей совсем не было больно. Эльнара увидела коренастую женщину средних лет со смуглым круглым лицом, большими глубокими карими глазами, красиво-огорченными тёмно-вишнёвыми губами и, удивительным для этого типа лица, тонким, немного крючковатым носом. Незнакомка была одета в просторное голубое платье, обшитое у ворота сверкающим бисером.

– Кто ты? – слабым голосом спросила Эльнара.

– Меня зовут Шакира, – просто представилась женщина.

– Где я? – прозвучал следующий вопрос.

– Где же ты ещё можешь быть, как не в доме своего деда? – усмехнулась женщина, вытирая нежно – голубым полотенцем руки, смазанные то ли мазью, то ли жиром.

– Что со мной? – в чёрных глазах Эли читалась тревога.

– А разве ты ничего не помнишь? – накинув на девушку лёгкое покрывало, Шакира присела на краешек ложа.

– Помню, но не всё. Лестница… Коридор… Я зачем-то вошла в какую-то комнату, разделась. Потом… – Эльнара запнулась, на щеках выступил румянец.

– Потом тебе стало хорошо, – досказала Шакира, внимательно взглянув на неё своими загадочными глубокими глазами, которые, казалось, способны были проникать в самую душу человека.

– Откуда ты это знаешь? – Эли была сейчас похожа на дикую кошку.

– Я всё знаю, – спокойно ответила Шакира.

– Мне кажется, однажды я тебя уже видела, только не могу вспомнить, где и когда? – задумчиво произнесла девушка.

– Тебе стало хорошо, – пропустив эти слова мимо ушей, невозмутимо продолжила Шакира, – после того, как на твою обнаженную спину со свистом опустилась плеть. Знаю, это ни с чем не сравнимое ощущение, когда твою, привыкшую к неге и ласке плоть, внезапно обжигает острый, проникающий едва ли не до костей, удар плетью. Правда, после второго раза ты почувствовала жуткую боль, а потом и вовсе потеряла сознание, но сначала тебе было хорошо.

Эли вдруг всё вспомнила: и что было, и почему это произошло. Кровь бросилась в голову, в глазах потемнело, стало трудно дышать. О, как в эти мгновения она ненавидела весь мир, такой надменно – холодный и убийственно – равнодушный к ней, маленькой одинокой Эльнаре, пытающейся найти своё место в нём! О, как она страдала от того, что у неё есть дед, как жалела, что ни подсвечник, ни подставка для книг не достигли в тот печальный вечер своей цели!

– Ты принадлежишь к тем немногим женщинам, – откуда-то издалека раздался голос Шакиры, – кого Всевышний наделил слишком большой силой духа, а поскольку женщина по природе своей всегда слабое создание, ты, сама того не сознавая, порой испытываешь сильную нужду в том, чтоб почувствовать себя слабой, даже беззащитной, и это ощущение способно принести тебе не меньшее наслаждение, чем любовь и ласка.

– Я не хочу любви, я не хочу, вообще, ничего! – простонала Эльнара в ярости от того, что кто-то смеет так глубоко заглядывать к ней в душу.

– Ты хочешь любви, более того, ты создана для любви, – спокойно возразила Шакира, протягивая ей чашу с каким-то напитком. – Выпей это, милая, у тебя прибавится сил. Я смазала тебе спину хорошей целительной мазью, и уже скоро твои раны заживут. Вот увидишь, от них даже следа не останется, а мой бальзам поможет тебе побыстрее встать на ноги! Негоже такой красавице слишком долго оставаться не у дел, – загадочно улыбнувшись, Шакира направилась к выходу, бросив на ходу: Теперь мы часто будем видеться, милая. Я велю принести тебе лёгкий ужин.

Своей неторопливой величавой походкой и плавными грациозными движениями она напомнила Эльнаре горячо – любимую ею Софи. Ей вдруг захотелось попросить Шакиру не покидать её так быстро, но она уже скрылась за дверью, оставив после себя в комнате запах дорогих благовоний и невольной грусти, вызванной её уходом.

Шакира сдержала своё обещание. Каждый день по несколько часов она проводила у постели, выздоравливающей Эли, развлекая её всевозможными рассказами. Как и Софи, она немало путешествовала по миру: ей было чем удивить юную восторженную девушку. Правда, при этом Шакира ничего не рассказывала о себе лично. Собственно, не только Эли, но даже сам Сатар толком не знал, кто она, откуда родом и каково её прошлое? Просто однажды она неожиданно появилась в доме персидского посла. К удивлению слуг, после недолгого разговора с ней их господин приказал отвести незнакомке лучшие покои и незамедлительно выполнять все её пожелания. Никто не знал, что их связывает, но все видели, что самоуверенный и жестокосердный Сатар очень прислушивается к мнению Шакиры. Её не любили, но с ней считались.

С Эли дело обстояло несколько иначе. После того, как дед приставил к ней стражников, следивших за каждым её шагом, гордая дочь прекрасной знойной Азии, привыкшая к бескрайним степным просторам, чистому воздуху, свежему ветру, ощущала себя в исполненном неги и роскоши дворце Сатара ничуть не лучше, чем в мрачной сырой темнице Чёрной колдуньи. Шакира стала для юной пленницы отдушиной.

Благодаря ей Эльнара вновь научилась смеяться и радоваться жизни, с ней она могла говорить обо всём на свете, зная, что обязательно найдёт понимание и поддержку. Собственно, Шакира при желании могла бы расположить к себе любого человека, но далеко не всегда она испытывала такое желание. С Эли, несмотря на разницу в возрасте, они стали подругами.

С дедом Эльнара не виделась вообще. Он как будто бы исчез из её жизни, однако стражники, день и ночь стоявшие у дверей её опочивальни, по-прежнему не отходили от неё ни на шаг, стоило девушке переступить порог своей комнаты. Помочь избавиться от этой унизительной слежки ей не могла даже Шакира.

На дворе стояла зима. Лютые обжигающие морозы, когда жизнь на улицах столицы, казалось, совсем замирала, сменяли характерные для этих мест сильнейшие бураны, заносившие снегом некоторые маленькие дома чуть ли не до самой крыши, затем вновь устанавливалась ясная солнечная погода, радуя перистанцев белоснежным чистым покровом и свежим морозным воздухом.

Запертая в четырёх стенах Эльнара задыхалась от одиночества и невозможности что-либо изменить в существующем положении вещей. Все её помыслы и желания сводились лишь к одной мысли: о побеге. Зная, что в начале осени истекает определённый персидским падишахом десятилетний срок службы её деда в Хоршикском ханстве, девушка торопилась. Ведь время бежит незаметно, а осуществить побег из чужой страны было бы ещё сложнее, чем сейчас.

Случайно услышав от Шакиры, что на празднование Наурыза, или Нового года по мусульманскому календарю, её дед вместе с послами других стран приглашён в город Тазар, который в этом году по высочайшему повелению хана Тани был избран местом большого национального торжества, а такие празднества, как известно, длятся не один день, Эльнара решила, что пробил её заветный час. Правда, до долгожданного события оставался ещё целый месяц, но подготовка к побегу тоже требовала времени.

Жалуясь на неожиданно овладевшую ею бессонницу, Эльнаре несколько раз удалось взять у Шакиры порошки со снотворным, которые она пока что прятала в сундуке со своей одеждой, дабы в назначенный час, то есть на праздник Наурыз, когда дед в течение нескольких дней будет отсутствовать в городе, подмешать в вино и угостить им своих стражников. И тогда ей будет открыт путь к свободе!

Несмотря на добрые отношения с Шакирой, даже ей, боясь сглазить удачу, не решалась признаться Эльнара в своём отчаянном замысле. А, с другой стороны, старшая подруга в последнее время вела себя довольно странно: все её разговоры с недавних пор стали сводиться исключительно к теме любви.

Однажды Шакира предложила Эльнаре пойти вместе в купальню, а потом это превратилось в традицию. Искупавшись в горячей мыльной воде, вдоволь наплескавшись в бассейне, разморенные теплом и негой женщины располагались отдохнуть на широких деревянных скамьях. Напоив Эльнару укрепляющим бодрость тела бальзамом, заботливая старшая подруга принималась делать ей лёгкий массаж, попутно рассуждая о том, что каждой женщине, а уж тем более такой молодой и красивой, как Эли, просто необходима любовь.

– В любви – великая сила! – делилась Шакира своими знаниями с неопытной девушкой. – Именно любовь позволяет женщине оставаться подлинной женщиной, а мужчине настоящим мужчиной до конца дней своих, уберегая их от различных болезней, преждевременной старости, всевозможных жизненных несчастий. Лишённое ласки и поцелуев человеческое тело, подобно высохшему на солнце цветку: такое же блеклое и ломкое. Увы, жизнь скоротечна, и нужно успеть испробовать отпущенные на твой век радости, самой главной и яркой из которых является любовь.

– Всевышний позаботился о своих детях, наделив человека чувствительностью и переживаниями, несвойственными другим живым существам, и этот божественный дар нужно ценить. Вот скажи, Эльнара, приятен ли тебе массаж, что я сейчас делаю? Что ты при этом испытываешь?

– Мне очень хорошо! Я полностью расслабляюсь, забывая обо всех своих невзгодах. Тело такое лёгкое, что кажется, ещё немного – и я воспарю, словно птица, – ответила девушка, а потом с благодарностью добавила: Ты просто волшебница, Шакира! У тебя такие чудные умелые руки, что мне хочется их расцеловать.

– За добрые слова – спасибо, однако у меня самые что ни на есть обычные руки, никакого волшебства! – рассмеялась Шакира, а потом задала свой следующий вопрос. – Ответь, только честно, о чём ты сейчас думаешь, что ты хочешь?

– Ну-у, не знаю… Наверное о том, чтобы это состояние длилось как можно дольше, – неуверенно ответила Эли.

– И всё? – одновременно и недоверчиво, и лукаво спросила Шакира. – Разве ты не хочешь, милая, чтобы твои ощущения стали ещё более сильными, более глубокими? Ну, хотя бы вот такими… – лёгкими движениями пальцев она быстро пробежала по тонкому девичьему позвоночнику, отчего Эльнара вдруг выгнулась и застонала: А если вот так? – умелые руки Шакиры быстро задвигались по всей спине Эли. Со стороны казалось, что она к ней практически не прикасается, но эти невесомые движения исторгли из девушки столь сладострастные стоны, что, желая приглушить их, она была вынуждена вцепиться зубами в льняное полотно, которым была накрыта скамья, где она лежала.

– Вот, видишь! – немного торжествующим тоном произнесла Шакира, присаживаясь на соседнюю скамью. – Твоё тело хочет гораздо большего, чем предполагает твой юный неопытный разум. Между тем, я сделала тебе просто массаж. А теперь представь, что бы ты могла испытать, если бы на моём месте оказался мужчина, который умеючи приласкал бы твою трепещущую от возбуждения грудь, тоскующие по крепкому мужскому телу, тесно-сомкнутые от снедающего их внутреннего жара бёдра, изнемогающее от невыносимого желания, влажное лоно? Мужчина, который сполна дал бы тебе то, в чём так сильно нуждается твоё прекрасное грешное тело? Ты бы улетела на небеса, позабыв про свою гордость, про свой стыд, своё прошлое, полностью растворившись в нём – безграничном властителе твоих дум и полновластном хозяине твоего тела. Ты бы ползала у его ног, умоляя, чтобы он не покидал тебя, потому что всю полноту жизни женщина способна познать только рядом с мужчиной!

– Нет, я хочу принадлежать только себе! – запротестовала Эли, постепенно отходя от только что пережитого, волнующего, сладостного, но непозволительного ей, незамужней девушке, наваждения.

– Принадлежать только себе может лишь никому не нужная женщина! – хмыкнула Шакира, но тут же переменила тон: Ах, моя бедная девочка, я не могу спокойно смотреть на твои мучения, позволь мне помочь тебе!

В руках женщины появился предмет, при виде которого Эли невольно вскрикнула.

– Я вижу, тебе уже знакома эта штучка, – улыбнулась Шакира: Конечно, настоящая вещь гораздо лучше, но за неимением… – она протянула девушке большой коричневый фаллос, очень похожий на натуральный мужской орган. – Бери, ну чего ты боишься, или стесняешься? В этом нет ничего зазорного. Между прочим, очень многие одинокие женщины мечтают иметь у себя такую игрушку. Потрогай, она очень приятная на ощупь!

Шакира подошла к Эльнаре, по-прежнему со страхом и смущением взиравшую на огромный член, и поскольку девушка явно не желала брать его в свои руки, присела на краешек её скамьи и медленно принялась водить им по разгорячённому девичьему телу. Провела фаллосом вокруг трепещущих вишнёвых губ, потомспустилась к нежной шее, пощекотала вмиг затвердевшие розовые соски, помассировала им маленькую округлую грудь, поиграла с пупком, слегка надавила на маленький чёрный треугольник, отчего Эли застонала и попыталась плотно сомкнуть бёдра. Но настойчивая Шакира вынудила её раздвинуть ноги, и очень скоро, немного погуляв по большим половым губам, фаллос проник в святая святых, правда, не слишком глубоко, чтобы не нарушить целостность девственной плевы, но достаточно ощутимо для чувствительного, жаждущего любви тела. При всем желании Эльнара не могла сдержать стонов. Она металась на широкой скамье, терзая свою набухшую грудь и кусая пересохшие губы.

– Тебе хорошо, родная? – шепнула Шакира.

Не открывая глаз, девушка кивнула головой.

– Тогда выпей ещё немного бальзама и введи сама эту сладкую игрушку в своё лоно, ведь тебе лучше известны желания твоего тела. Держи, не бойся и раздвинь пошире ножки, так тебе будет удобнее!

Сначала очень осторожно и медленно, потом всё быстрее Эльнара начала водить фаллосом по внешним половым губам, при этом стараясь почаще прикасаться к затвердевшему маленькому бугорку, особенно чутко отзывавшемуся на ласку. Её дыхание участилось, на лице и груди появились прозрачные капельки пота. Невыносимо – сильное желание жгло её изнутри, подобно калёному железу. Позабыв обо всём на свете, Эльнара полностью отдалась своим ощущениям. Ей казалось, что внутри неё сейчас перекатываются волны. Они всё плывут одна за другой, порой накрывают друг друга, торопятся куда-то, но не могут достичь чего-то очень важного, доводя её до полнейшего изнеможения. Она должна помочь им, нет у неё больше сил терпеть эту сладкую боль! Волны пытаются заплыть ещё дальше? Ну что ж, значит, так нужно! О да, глубже, ещё глубже! Вдруг острая боль пронзает тело. С трудом разлепив густые влажные ресницы, дрожащими от пережитого напряжения руками, Эльнара вынимает из влагалища наполовину окрасившийся в алый цвет фаллос. Откуда-то издалека слышится голос:

– Ну, вот ты и стала женщиной!

Кто это? Ах да, Шакира! У Эльнары жутко болит голова, её немного подташнивает, одновременно знобит.

– Мне холодно, накрой меня чем-нибудь, Шакира.

– А ты сильная девушка! – с неподдельным удивлением замечает Шакира, накрывая Эли большим тёплым полотенцем. – Я думала, своими горючими слезами по поводу нечаянно утраченной девственности ты зальёшь весь этот бассейн до краёв…

– Что толку плакать? Хотя… конечно, мне очень обидно, что всё так произошло. Кто теперь поверит в мою невинность?

– Кто любит, тот поймёт, – успокаивающе заметила старшая подруга. – Очень жаль, что я не успела тебя вовремя остановить! Тебе больно? Хочешь, я принесу лекарство?

В ответ Эльнара молча кивнула головой. Когда за Шакирой захлопнулась дверь купальной, Эли зарыдала во весь голос, не в силах сдержать свою душевную боль. Ей всё не верилось, что эта нелепость произошла именно с ней: каких-то пять минут назад она была девушкой, и вдруг стала женщиной. О Аллах, за что такое наказание?! Как ей с этим жить дальше? А ведь жить надо! Слегка пошатываясь, девушка направилась к бассейну, не подозревая, что из потайного окошка за ней наблюдает Сатар.

Через несколько дней Шакира вновь пригласила Эльнару в купальню. После традиционного лёгкого массажа девушка задремала на тёплой скамье. Ей приснилось море, которого она никогда не видела в своей жизни, но о котором читала в тех книгах, что ей давала в своё время Софи. Во сне Эльнара в белоснежном лёгком платье стояла на пустынном песчаном берегу, с восторгом глядя на величественную безбрежную голубую гладь. Высоко в небе сияло солнце, над водой, издавая гортанные крики, летали красивые гордые чайки, о берег бились мягкие волны. Нагретый на солнце песок приятно щекотал её босые ноги. Эли было так хорошо, что немного кружилась голова. А море звало её к себе. Одним движением сбросив платье, девушка разбежалась и нырнула в тёплую воду. Её тело приобрело невесомость. Легко рассекая неглубокие волны, она поплыла впёред, потом перевернулась на спину, нежась в ласковых объятиях моря. Неожиданно совсем близко к ней подлетела чайка. Эли отчётливо видела её трепещущие крепкие крылья, блестящие чёрные глаза. Вдруг птица зависла прямо над её лицом. Сама, не зная зачем, девушка открыла рот. В голове промелькнула мысль:

– Наверное, она хотела меня напоить. Какая чудесная добрая птица!

Очнувшись от своего удивительного сновидения, Эльнара открыла глаза и увидела над собой улыбающееся лицо Шакиры. Хотела ей что-то сказать и тут обнаружила у себя во рту фаллос, похожий на тот, которым она невзначай лишила себя невинности, но только чуть поменьше размером, он был смочён какой-то густой белой жидкостью.

– Вкусно, не правда ли? Это сладкое молочко, я его специально для тебя приобрела сегодня утром на главном базаре, – ласково улыбнулась подруга, глядя на возмущённое лицо Эльнары.

– Зачем ты это сделала?! Я не понимаю, чего ты вообще добиваешься? – девушка была разозлена не на шутку.

– Я тебе уже говорила, милая, – невозмутимо ответила Шакира, – что твоё созревшее для любви тело хочет гораздо большего, чем предполагает твой разум, идущий на поводу у общепринятого мнения. Ты утверждаешь, что хочешь принадлежать только себе, а в действительности цепляешься за взгляды людей, до которых тебе не должно быть никакого дела. Ты слишком юна и просто не представляешь, как порочен этот огромный мир, как развлекаются в своих роскошных дворцах все эти, с виду чинные и благородные мужчины и женщины, и даже те из них, кто уже одной ногой стоит в могиле! Прелести загробной жизни на деле мало кого интересуют. Все хотят радостей для души и тела сейчас, пока у них есть хоть какое-то здоровье и соответствующие возможности.

– Посмотри на себя, Эльнара! Ты молода, красива, умна и очень чувственна! Поверь моим словам, ты просто создана для любви! Ты спала и не могла видеть себя со стороны, а я смотрела и восхищалась тем, с какой любовью, с каким наслаждением ты вылизывала со всех сторон, целовала и втягивала в себя эту невинную сладкую игрушку, и, я думаю, не только потому, что она была предварительно мною смочена в сладком молочке. Ты хочешь любви, милая девочка, но не желаешь в этом признаваться.

– Зачем же понапрасну мучить себя? Возьми его в руки, оближи у основания. Так, теперь поднимайся выше, но не торопись, тщательно вылизывай, работай своим жарким язычком. Поласкай уздечку, она ведь такая сладкая, что её хочется просто съесть! Попробуй головку, на ней ещё сохранились остатки молока. Не правда ли, оно своим видом кое-что напоминает, не менее вкусное? Умничка, теперь вбирай его в себя, только постепенно, рассчитывай свои силы, ведь наскоком можно взять лишь спящую глубоким сном и не подозревающую о грозящей опасности крепость. А мужской член – это самый большой друг женщины, который никогда её не предаст и не подведёт, если будет уверен в её любви и верности. А вот теперь не останавливайся, вбирай его в себя глубже, ещё глубже! Не бойся, ты сможешь! Всё, хватит, пора и передохнуть. Вытри слёзки и попей молочка, першение в горле сразу прекратится. Всё у нас с тобой получится, родная, это только вопрос времени.

– Шакира, зачем тебе это нужно – обучать меня искусству любви? – откинув упавшую на глаза прядь волос, спросила Эли, посмотрев прямо в лицо подруги.

– Тебе это не нравится или, быть может, не интересно? – вопросом на вопрос ответила Шакира.

– Дело не в этом, я спрашиваю – зачем? – повторила девушка.

– Молодец, девочка, тебя не так-то просто сбить с толку! – усмехнулась подруга. – Что же касается твоего вопроса, милая, всё объясняется очень просто. Я искренне люблю тебя и хочу, чтобы ты была счастлива в жизни, а счастье любой женщины зависит от мужчины. Если ты хочешь, чтоб тебя любили, тобой не пренебрегали, тебе не изменяли, ты должна уметь любить, Эльнара! Ты правильно заметила, девочка, любовь – это всегда искусство, и тот, кто им владеет – владеет миром. Ты хочешь владеть миром, милая, ну, или хотя бы Хоршикском ханством? Может быть, Персией? Или тебя интересуют какие-нибудь заморские страны? Признавайся, проказница, какие мысли бродят в твоей маленькой хорошенькой головке? О, я думаю, что знаю, чего ты хочешь!

В руках Шакиры появилась тёмная бутылка из-под вина.

– Я не пью вино! – искренне удивилась Эльнара.

– Знаю, – рассмеялась Шакира. – Только бутылка пустая.

– И что ты с ней собираешься делать? – спросила Эли, и тут же покраснела, увидев направление взгляда подруги. – Ты сошла с ума, Шакира! Она туда не войдёт. И, вообще, я не хочу ничем таким заниматься!

– А мы ничего плохого и не делаем, – парировала Шакира. – Мы просто пробуем разные способы, позволяющие достичь нам наивысшего наслаждения в тонком искусстве любви. Раздвинь ножки, дорогая, я обещаю тебе, что ты сейчас улетишь на небеса. Вспомни, ведь в прошлый раз тебе было хорошо, а сейчас будет ещё лучше! Тем более, у нас не осталось никаких преград, которые мешали бы получению удовольствия. Знаешь, в отсутствии девственной плевы есть свои, очень даже сильные стороны!

Откинувшись на подложенные ей Шакирой высокие подушки и широко раздвинув ноги, Эли с замиранием сердца наблюдала, как длинное горлышко бутылки медленно проникает в её лоно. Шакира сделала несколько вращательных движений, и девушка невольно громко застонала, ощущая жар и пульсацию внизу живота. Подруга продолжала своё наступление, вынуждая Эльнару выгибаться всем телом и исторгая из неё крики, пожалуй, способные вернуть к жизни даже мёртвого.

В это же самое время за соседней стенкой полураздетый Сатар, глядя горящим взглядом в потайное окошко, искусно задрапированное тонкой тканью, одной рукой крепко держал за волосы недавно приобретённую им молоденькую наложницу, одетую в прозрачную розовую рубашку и распростёртую у его ног, а другой придерживал свой разбухший багровый член, то и дело соскальзывавший с трепещущих от волнения девичьих губ.

– Бери глубже, грязная потаскуха! Ещё глубже, не бойся, не задохнёшься, а если и задохнёшься, невелика потеря. Это первое и самое главное, что ты должна уметь делать, дрянь, если ты думаешь заслужить благосклонность господина, давшего тебе пищу и кров. Ну, давай – давай, покажи, на что ты способна, мерзкая тварь, смотри, я скор на расправу, не понравишься – брошу на потеху воинам из ханской конницы, уж оттуда ты живой точно не выберешься.

– Я сейчас умру! – простонала Эльнара, падая в изнеможении на подушки, и в тот же миг горячая волна обожгла её лоно, из которого хлынули обильные любовные соки, изящное нежное тело содрогнулось в страстных конвульсиях, а перед её глазами замелькало бездонное чёрное небо с мерцающими звёздами. Самой себе Эли сейчас казалась одной из таких звёздочек. Она парила в высоте, наслаждаясь окружающей её неземной красотой и собственной восхитительной невесомостью.

– Ну, что я тебе говорила, милая? – тронула Шакира за плечо все ещё постанывающую девушку. – Не правда ли, тебе было хорошо? Так, скажи пожалуйста, зачем отказываться от удовольствия? Ведь и так на нашу женскую долюшку выпадает немного радостей. Этот мир принадлежит мужчинам. Им от рождения дано право овладевать различными знаниями, странствовать по городам и землям, отправляться в завоевательные походы, заниматься торговлей или ремеслом, выезжать на охоту, заводить гарем, а наше дело – любить мужа, растить детей, вести хозяйство. Так повелось от сотворения мира. И всё же в наших силах сделать свою жизнь приятней и интересней.

– Запомни, Эльнара, только глупые женщины цепляются за драгоценности и наряды, радуясь их блеску и обилию, теряя на их приобретение уйму денег и времени, и наивно полагая, что подобная мишура способна привлечь к ним мужчину. Не в этом счастье! Умная женщина держится за мужчину. Она знает, что мужчине, как бы важен, внешне холоден или даже стар он ни был, от неё нужна в первую очередь любовь и ласка, и делает всё для того, чтобы он остался ею доволен, а уж любящий и сполна удовлетворённый мужчина сделает всё, чтобы любимая им женщина была счастлива.

– Что-то это всё напоминает мне какую-то купеческую сделку, – пробормотала Эли, укутываясь в лёгкое покрывало.

– Ты сама знаешь, дорогая, что Коран позволяет мужчинам иметь до четырёх жён, если они в состоянии их содержать, – мягко заметила Шакира. – И многие богатые мужчины на Востоке имеют по несколько жён, да ещё и гарем в придачу, количество наложниц в котором по мере старения его хозяина, как правило, только увеличивается. А между тем, каждая из нас в душе мечтает о том, чтобы быть если уж не единственной женой у своего супруга, то обязательно самой любимой, которую он навещал бы ночами чаще, чем остальных жён, дарил подарки, баловал и лелеял, словно дитя, но далеко не все догадываются о том, как этого можно добиться.

– А как этого можно добиться? – кокетливо улыбнулась заинтересованная Эльнара.

– Знаешь, если самого заядлого сладкоежку изо дня в день кормить сладостями и только сладостями, – издалека начала Шакира, – то рано или поздно настанет день, когда он их просто-напросто возненавидит. Примерно также обстоит дело и с мужчинами. Они нуждаются в разнообразии, и это наша, я имею в виду – женская, большая головная боль. Вместе с тем, истинно благородному мужу далеко не безразлично, кого он одаривает своим семенем, а посему у нас появляется возможность избежать той самой боли.

– Я хочу сказать, что женщина, стремящаяся стать для своего мужа единственной и желанной, всегда должна быть разной. В одну ночь – томной и нежной райской гурией; в другую – снедаемой внутренним жаром, страстной и ненасытной распутницей; в третью – ползающей у ног своего господина, ловящей малейшее движение его бровей, покорной жалкой рабыней; в четвёртую – вольной дочерью великих степей, дерзкой, гордой наездницей, умеющей правильно обращаться с горячим скакуном; в пятую – дразнящей воображение, способной в любой миг исчезнуть, загадочной сказочной пери; в шестую – виновато скулящей, дрожащей от нетерпения похотливой сукой; в седьмую – завезённой из далёких неведомых земель прекрасной пленницей, понимающей только один язык – язык любви. И вот тогда получится, что жаждущий любовных утех мужчина каждую ночь сможет иметь дело с разными и безумно-желанными для него женщинами, но его благородное живительное семя всегда будет попадать в одно надёжное чистое лоно.

– Ты толкаешь меня на путь притворства! – нарочито возмутилась Эли, пытаясь скрыть смущение, охватившее её при мысленном лицезрении картинок, что после искушающих речей подруги, живо нарисовало ей её богатое пылкое воображение.

– Ничего подобного! Притворство всегда губительно для любви! – горячо возразила Шакира. – Просто истинная женщина должна уметь отдаваться мужчине с такой страстью, словно каждая ночь для них – последняя в их любовных отношениях. Ведь что такое женщина? Слабое и чувствительное существо, созданное Всевышним для удовлетворения плотских потребностей мужчины. И если какой-либо достойный муж обратил на тебя своё благосклонное внимание, выбрал тебя из нашего пёстрого и весьма многочисленного племени, ты должна сполна оправдать это доверие, Эльнара, дабы холод одиночества или печаль разлуки обошли тебя стороной!

– Любви нужно учиться, и это увлекательное обучение следует начинать с познания тайн и желаний собственного тела, при помощи рук, этой милой игрушки в виде фаллоса и, конечно же, воображения. Женщина, лишённая воображения, подобна воину, собравшемуся в поход без соответствующего снаряжения. Да, есть такие глупые курицы, умеющие с упоением мечтать лишь о новых нарядах да драгоценностях, а в постели не способные вызвать желание даже у узника глубокого зиндана, на протяжении многих лет не прикасавшегося к женскому телу, ну да не о них речь. Я знаю, милая, что ты – другая!

– Возьми с собой эту игрушку, Эльнара. Ночами, когда на дворе будет идти густой снег или проливной дождь, когда настырный ветер будет биться о твоё окно, навевая беспросветную тоску и глубокое уныние, она поможет тебе отвлечься, согреет твоё тело, а душе позволит помечтать о любви, в которой ты так сильно нуждаешься. Я смотрю, в последнее время ты что-то неважно выглядишь, дорогая: ходишь бледная, словно бы чем-то озабоченная, под глазами тёмные круги залегли. Думаю, всё дело в том, что ты просто повзрослела, не так ли?

Шакира попала в точку. От самой себя в часы бодрствования девушка старательно отгоняла мысли, вынуждавшие по ночам скручиваться её маленькое изящное тело в жаркий клубок, отчаянно мечущийся на широком низком ложе. А уж после посещений купальни, приёма бальзама и массажа, искушающих речей старшей подруги, после горячих игр то с фаллосом, то с бутылкой, в результате коих она лишилась девственности, Эльнара и подавно не находила себе места, терзаемая желаниями, недопустимыми для молодой незамужней девушки. Её ясный разум восставал против подобного положения вещей, а невинное тело, в которое словно бы вселился какой-то дьявол, испытывало самую настоящую боль от неудовлетворённости.

Между тем, зимние морозы незаметно сменились весенней оттепелью, и, хотя снег ещё не сошел с большей части земли, в воздухе уже ощущался головокружительный и непередаваемо – чувственный аромат весны, будоража кровь невнятными надеждами и смутными мечтаниями. С волнением и замиранием сердца ждала Эльнара с каждым днём приближающегося праздника Наурыз, дабы осуществить давно лелеемый замысел, от которого зависела вся её дальнейшая жизнь, тем паче, что в последнее время стражники ей так сильно не докучали, и Эли даже дозволялось выходить во двор.

В один из погожих дней Эльнара собралась погулять в саду. Когда она одевалась, к ней зашла Шакира и, рассматривая вместе с ней её гардероб, почему-то вдруг настойчиво попросила девушку одеть голубое платье, некогда принадлежавшее её покойной матери, а к нему – жемчужное ожерелье.

– Ты просто не представляешь, милая, как ты в этом наряде необыкновенно хороша! – восхитилась подруга, протягивая Эли чашу с бальзамом.

– Прости, Шакира, но я не хочу больше пить этот напиток! Во-первых, я уже вполне здорова, а, во-вторых, после этого бальзама я всегда чувствую себя какой-то слабой, безвольной, в общем, как будто бы я – это не я, – попыталась отказаться Эльнара.

– Дорогая, тебе ли, дочери лекаря, не знать, что бальзамы обладают чудодейственной силой, способной поставить на ноги самого тяжелобольного человека? Конечно, я не могу навязывать тебе свою помощь, если ты не хочешь её принимать, но сегодня на улице такая сырость, что я очень беспокоюсь за твоё здоровье! Выпей, родная, эту чашу, и больше я не буду предлагать тебе целительных напитков, раз это тебе не нужно. Но сейчас будь добра, уважь мой труд!

Отчаянно морщась, Эльнара осушила чашу до дна, при этом приговаривая:

– Какая кислятина! Перестоял он что ли?

– Тебе показалось, милая, теперь всё будет хорошо! – Шакира загадочно улыбнулась.

Набросив на плечи тёплый камзол, отороченный голубой норкой, Эли вышла в сад, радуясь возможности подышать чистым, свежим воздухом и полюбоваться красотой, медленно просыпающейся от зимнего сна природы. Она гуляла в саду, время от времени поглядывая в сторону дома в ожидании Шакиры, обещавшей составить ей компанию, но вдруг на дорожке показался личный слуга её деда по имени Ахмед – долговязый худой человек с небольшими круглыми глазами, похожими на две чёрные бусинки, прозванный дворцовой прислугой «Селёдкой», а иногда ещё беднягу называли «Тухлой рыбой».

Этого Ахмеда, вечно знавшего всё и обо всех, в доме Сатара недолюбливали все, кроме хозяина, ценившего его за преданность и многолетнюю безупречную службу. Зная об этом, он редко с кем говорил, неожиданно появляясь там, где его не ждали, и буравя окружающих своими цепкими, всё замечающими глазками. Эли никогда прежде даже не слышала его голоса, а потому очень удивилась, когда, бухнувшись ей в ноги, он вдруг по-бабьи заголосил – запричитал:

– О, госпожа! Вели отрубить мне голову, но я не смею огорчить тебя тяжёлой вестью!

– Что случилось? – испугалась Эльнара.

– О горе мне, горе! Да кто бы мог такое предположить, да думал ли я, что на старости лет мне выпадет скорбная участь стать вестником печали? О, моя несравненная госпожа, будь великодушна, вели отрубить мне голову! Всевышний видит, я не смею огорчить тебя печальной вестью…

– Ахмед, не томи души, говори быстрее, что случилось? – взмолилась порядком напуганная девушка.

– За что такая несправедливость? – Ахмеда душили горючие слёзы. – Не успев обрести уют домашнего очага, заботу и ласку безмерно любящего тебя деда, ты, моя прекрасная госпожа… – Ахмед зарыдал, в отчаянии заламывая руки.

– Ахмед, пожалуй, я действительно велю отрубить тебе голову… – нахмурилась Эли.

Слёзы на глазах слуги мгновенно высохли. Проворно вскочив на ноги, он вдруг бойко затараторил:

– Беги быстрее в дом, госпожа! Твой дед, честнейший и справедливейший, мудрейший и добрейший Сатар из славного рода Каиров, готовится вот-вот покинуть эту бренную землю и вознестись на небеса. Поторопись, он хочет проститься с тобой!

При этом неожиданном известии земля вдруг покачнулась под ногами Эльнары. Ухватившись за ствол столь кстати оказавшегося рядом с ней дерева, несколько секунд она стояла, пытаясь прийти в себя, а потом бросилась в сторону дворца. Если бы Эли вдруг оглянулась назад, то увидела бы злорадную ухмылку на тонких губах Ахмеда, но зазвучавший в ней во всю мощь голос крови уверенно вёл девушку вперед.

Запыхавшаяся Эли вбежала в просторные покои Сатара, где сейчас царили полумрак и пугающая тишина. С бьющимся от волнения сердцем она медленно приблизилась к роскошному ложу из красного дерева, осторожно откинула балдахин из тонкого полотна нежно – изумрудного цвета, по краю которого золотистыми нитками были вышиты чудесные розы. Сложив руки на груди, непривычно – бледный и как будто бы осунувшийся Сатар лежал, плотно закрыв глаза.

Эльнара не видела его несколько месяцев. В сердце кольнуло, к горлу подступил комок, стало трудно дышать. Сбросив с себя камзол, девушка присела на краешек ложа, из её дивных глаз покатились слёзы. Позабыв обо всех былых обидах, она искренне жалела нечаянно обретённого ею и вот уже уходящего из жизни деда. В голове вдруг промелькнула мысль:

– А ведь он отец моей бедной мамы, который любил и баловал её, когда она была маленькая, страдал, когда она убежала из отчего дома! Ах, моя дорогая мамочка, я теряю ещё одну нить, связывавшую меня с тобой: отец ничего не помнит, а дед умирает. Ожерелье и платье – вот и всё, что осталось мне в память о тебе, как же это больно!

Горячая слеза капнула на руку Сатара. Он медленно, с видимым усилием, открыл глаза.

Сатар не верил себе. У его постели сидела Фарида, такая же красивая и юная, какой навсегда она осталась в его памяти. Сатар жадно вбирал в себя взглядом благородный профиль и тонкие черты её нежного лица, любовался роскошным чёрным волосом, восхищался безупречно-стройной осанкой, наслаждался изысканным ароматом её духов. О, Фарида, его кровь и плоть, гордость и любовь, его самый тяжкий душевный грех и самая большая мечта! О, Фарида, самая прекрасная, чувственная и желанная женщина на свете! Она так близко, рукой подать, и всё же так боязно до неё дотронуться: а вдруг исчезнет, испарится, как сон или как сказка, которой не суждено стать былью? Сумеет ли он пережить эту боль дважды? Сатар застонал, прикрыв глаза, бессильно сжимая кулаки.

Эли участливо наклонилась к деду. Её нежное дыхание и ласковое прикосновение ко лбу привело его в чувство. Сатар резко открыл глаза, несколько мгновений своим живым зорким взглядом внимательно всматривался в девушку, вспомнил всё и откинулся на высокие подушки.

– Как ты чувствуешь себя, дорогой дедушка? – негромко произнесла Эльнара, заботливо поправляя одеяло больного.

Впервые с момента их встречи она назвала его «дедушкой», да ещё и «дорогим дедушкой»! Сатар приободрился. В знак признательности слегка пожав её ладонь, он хрипло сказал:

– Милая Эли, моя маленькая принцесса, моё бесценное сокровище! Как видишь, пришёл мой час отойти в мир иной, я так боялся не успеть проститься с тобой, а теперь мне хорошо, моя душа спокойна: я увидел тебя в добром здравии, а для меня это важнее всего! Красавица моя, за то время, что мы не виделись, ты ещё больше похорошела и как будто повзрослела, я горжусь тобой! Не печалься обо мне, милая, я прожил достойную жизнь. Мне не о чем жалеть и единственное, что я хотел бы попросить у Всевышнего, прежде чем он примет мою душу на небеса, это счастья для тебя, светоч глаз моих и моя единственная полноправная наследница!

– Хвала Всевышнему, я успел позаботиться о тебе, моя маленькая принцесса! Возьми на столике у моего изголовья свиток. Это моя предсмертная воля, согласно которой все мои владения в Персии и здесь, в Хоршикском ханстве, после моей смерти переходят к тебе. Отныне ты являешься не только знатной, но и очень богатой девушкой. Ты вольна распоряжаться своей жизнью, как тебе заблагорассудится, только не забывай об одном: ты – представительница великого рода Каиров, а это к кое-чему обязывает. Будь всегда на высоте, душа моя!

– Дедушка, мне ничего не нужно! Я хочу, чтобы ты был здоров! Вот увидишь, ты ещё встанешь на ноги, какие твои годы! Просто тебе нужно отдохнуть, попытаться заснуть, а я тем временем приготовлю для тебя целебный отвар. Всё будет хорошо!

– Эли, светоч глаз моих, никакой отвар мне уже не может помочь, я чувствую приближение смертного часа, однако, душа моя, у меня есть к тебе одна последняя просьба. Я надеюсь, если ты действительно любишь своего дедушку, ты исполнишь её? – Сатар выжидательно посмотрел на девушку.

Эльнара немного побледнела, но потом твёрдо ответила:

– Конечно, дедушка. Твои слова для меня – закон!

– Тогда полежи рядом со мной, согрей меня своим теплом, а то меня что-то знобит, мне очень холодно и одиноко, моя принцесса. Я почему-то думаю, что твоя близость мне поможет.

Эли растерянно смотрела на деда, не зная, что сказать.

– Вот видишь! – с горечью произнёс Сатар. – У постели умирающего деда в твою голову приходят неправедные мысли, а ведь я ни о чём плохом и не думал. Ах, Эли, ты отказываешь родному деду в такой малости!

– Прости меня, дедушка! – пылко воскликнула Эльнара. – Я не думала о тебе плохо, просто твоя просьба так необычна…

– Сними с себя платье и ляг рядом. Я даю тебе слово мужчины, что не поступлю по отношению к тебе бесчестно! – велел Сатар, глядя на девушку пристальным и властным взглядом.

Повинуясь этому взгляду и твёрдому голосу, Эльнара встала с постели, оглянулась по сторонам, словно в поиске поддержки или защиты, медленным движением расстегнула пуговицы на груди, доходившие до самого пояса, высвободилась из узких рукавов, развязала с виду незаметную тоненькую тесёмочку на талии и нежно – голубое атласное платье опустилось к её ногам, открыв жадному мужскому взору белоснежную сорочку со спущенным плечом и зашнурованную на груди скрученной серебристой тесьмой, из-под которой виднелся маленький пупок, плоский упругий животик, соблазнительные бёдра, туго обтянутые голубыми шальварами, а затем спадавшими книзу живописными складками, на щиколотках стянутыми серебристой тесьмой. При виде этой чудной красоты у Сатара перехватило дыхание. Не в силах сказать ни единого слова, он молча пододвинулся к противоположному краю постели, высвобождая место для крайне смущённой девушки. Не поднимая глаз, пунцовая от стыда Эли осторожно прилегла рядом, её била мелкая дрожь.

– Не знаю, кто из нас кого будет согревать, – внезапно над её ухом раздался голос Сатара, а в следующее мгновение он, одетый в белое полотняное бельё, опустился на девушку. – Ничего не бойся, моя принцесса, я не причиню тебе зла! Ты же видишь, мы оба с тобой одеты, и мы не собираемся делать ничего плохого, просто полежим, согреем друг друга. От одного твоего присутствия, душа моя, я чувствую, что мне уже становится легче, глядишь, быть может, ещё и выздоровею! Бывают на свете чудеса.

На мгновение чуть приподнявшись над девушкой, Сатар вновь опустился на неё всей массой своего тяжёлого, немного грузного тела, опустился так сильно, словно хотел вдавить её в ложе. Ещё не успевшая прийти в себя Эльнара не смогла сдержать стона. Сообразив, что он находится на верном пути, Сатар, в планы которого вовсе не входило, чтобы Эльнара приходила в себя, принялся ритмично двигаться, то приподнимаясь, то вновь опускаясь на хрупкое девичье тело, дабы оно как следует ощутило мужскую силу и власть, уже оказавшихся для него настолько притягательными, что оно даже и не пыталось сопротивляться, всё теснее прижимаясь к возбуждающе – тяжелой плоти, безжалостно подминавшей его под себя.

Чёрные волосы Эльнары разметались по белоснежной подушке, подчёркивавшей благородную бледность её утончённого лица, густые длинные ресницы отбрасывали загадочную тень, чувственный вишнёвый рот слегка приоткрылся, ещё более возбуждая восхищённого происходящим действом Сатара. Медленно, со вкусом он покрыл поцелуями её лицо, а потом, резко и сильно опустившись на неё, Сатар жадно впился в сводивший его с ума нежный рот, проталкивая свой, алчущий наслаждений язык, в самую глубь гортани сильными и ритмичными движениями.

Позабывшая начисто о том, кто она, где и с кем, повинуясь внутреннему инстинкту, Эли потянулась руками к той невероятно – огромной и твёрдой плоти, что, прикрытая лёгкой тканью, уже давно терзала своими ударами её невинное лоно так, что на шальварах в этом месте разошёлся шов. Потом, словно вдруг опомнившись или чего-то испугавшись, девушка хотела убрать свои руки, но Сатар властным движением не позволил ей это сделать, шепнув на ушко:

– Ничего не бойся, мы же оба с тобой в одежде, просто поласкай и подержись за него, пусть даже через ткань, но мне это будет приятно, – после чего вновь принялся проталкивать язык внутрь рта Эли, причём он делал это так умело, что разгорячённая девушка, впервые познавшая сладость этой любовной игры с Фарухом, очень даже ярко представляла себе, что у неё во рту находится кое-что другое.

Тем временем Сатар развязал шнуровку на девичьей сорочке, обнажив чудную маленькую грудь с торчащими розовыми сосками. Едва не рыча от удовольствия, он принялся нетерпеливо целовать эти восхитительные округлости, тискать, вытягивать – выкручивать соски, оставляя на белой коже красные следы своей страсти. Извивающаяся под ним Эльнара стонала не переставая, невольно подогревая своими стонами до предела возбуждённого мужчину. От переполнявшего её возбуждения она царапала ему плечи и спину своими острыми ноготками, но он не замечал боли. Склонившись над её пупком, Сатар жадно принялся вбирать ртом это небольшое, но очень чувственное отверстие, одновременно запустив свою руку в прореху, образовавшуюся ранее на девичьих шальварах, благодаря ударам его твердого, как железо, дружка. Эльнара вмиг напряглась.

– Мы не делаем с тобой ничего плохого, – тихонько повторил Сатар. – Я только хочу доставить тебе как можно больше удовольствия, душа моя. Расслабься и доверься мне. Знай, я не войду в тебя, если только ты сама меня об этом вдруг не попросишь.

В памяти возникло лицо Шакиры, какое-то усталое, но всё равно жёсткое:

– Я свою задачу, Сатар, выполнила. Можешь считать, что девица в твоих руках, точнее – в постели! После того бальзама, что я буквально заставила выпить её перед прогулкой в саду, она уже не сможет сопротивляться. Правда, твоя внучка, Сатар, – довольно крепкая штучка! Мне не удалось, как я ни старалась, вызвать у неё любовь к тебе, или хотя бы вырвать признание, что она хочет мужчину. Но я знаю, что она, как никто другой, уже готова принять мужчину, и если тебе удастся на время усыпить её бдительность, всё остальное не составит труда. Я думаю, ты будешь очень доволен ею: Эльнара на редкость горячая женщина, у тебя губа не дура!

– Однако не забудь своего обещания мне! Я зайду к тебе после того, как ты овладеешь красавицей и, прежде чем ты захочешь повторить свой любовный опыт, ты должен будешь рассчитаться со мной. И помни, Сатар: если ты хочешь, чтобы у тебя и впредь всё получалось в постели, если ты хочешь удержать Эльнару, ты должен сделать так, чтобы она сама захотела, чтоб ты вошёл в неё. Только в этом случае любовное зелье, которым я столько времени поила девушку, не утратит своей силы. Она, конечно, временами будет плакать и капризничать, но всё равно никуда от тебя не денется, а ведь тебе только это и нужно, старый развратник, совращающий свою внучку!

– Ещё немного, и я войду в свою внучку! Пусть когда-то это не получилось с дочерью, зато случится с внучкой, с моей родной плотью и кровью. О, как меня возбуждает эта мысль! – думал Сатар, осторожно проникая в святая святых каждой женщины.

Кровь бросилась в голову Сатара, когда его нетерпеливые жадные пальцы, немало чего перепробовавшие на своём веку, ощутили волнующую нежность и восхитительную упругость маленького девичьего лона.

– В этой пещерке ещё никто до меня не бывал. Я стану не только первым, но и единственным её хозяином, навстречу которому она будет распахиваться, открывать свой вход, едва только почуяв моё приближение к ней. О, как хорошо! Ничего слаще и нежнее я в своей жизни ещё не встречал, хотя встречал, казалось бы, всякое. Но недаром эта пещерка принадлежит представительнице славного рода Каиров, и поэтому в том числе она должна была достаться именно мне. О, Эльнара, любовь моя, ты не представляешь, как ты сейчас хороша в своём любовном томлении! – восхищённо думал Сатар, ещё глубже запуская свои бесстыдные пальцы, заставлявшие содрогаться хрупкое тело Эли, изливаясь обильными соками, которым, казалось, конца и края не будет.

– Ты создана для меня, милая! Со временем я научу тебя любить боль. Это будет так чудесно, когда я буду топтать тебя своими ногами, хлестать тебя по щекам, стегать плёткой, водить за собой на поводке, как породистую собаку, полностью обнаженную и прекрасную. А ты, моя милая, будешь ползать у моих ног, умоляя взять тебя побыстрее, потому что после моих побоев ты необыкновенно сильно возбудилась. Тебе придётся долго меня просить, соблазняя своими дырками, которые ты, подвывая от нетерпения, будешь подставлять мне по очереди, раскрывая каждую из них как можно шире, дабы я снизошёл до тебя. А потом, если меня что-либо не устроит в том, как ты занималась любовью, я буду вынужден опять избить тебя, на сей раз ещё крепче! И ты, уже зная, как меня возбуждают твои крики и слёзы, вновь будешь целовать мои ноги в робкой надежде, что я опять войду в тебя, войду грубо и сильно, как подобает истинному самцу. А сейчас, ради нашего будущего счастья, моё сокровище, ты должна сделать первый шаг. Что же ты молчишь, милая? Ну же, попроси меня: одно твоё слово – и мы улетим на небеса!

Под непрекращающимся натиском мужчины Эльнара ещё сильнее застонала, но заветное слово всё не слетало с её вишнёвых, безумно – желанных губ.

– Ах ты, маленькая упрямая потаскуха! – мысленно выругался начинающий терять терпение Сатар. – Думаешь, я не знаю о твоих играх с бутылками и другими штучками, после которых ты едва не лезла на стенку? Да тебя, чтоб ты насытилась, нужно топтать и топтать, маленькая похотливая сука! Бальзам – бальзамом, но если б в твоих жилах не текла кровь Каиров, всегда отличавшихся неумеренным аппетитом в этом сладком деле, Шакире наверняка пришлось бы ещё долго возиться с этой по-хоршикски упрямой девчонкой, ради которой я пошёл на такие немыслимые жертвы!

Сатар помрачнел.

– Ах, Шакира, старая чертовка! Сегодня, как только я добьюсь своей цели, она придёт ко мне, чтобы скрепить кровью наш договор, по которому после смерти моя душа отойдёт прямиком в ад, ведь я собираюсь продать свою душу дьяволу, дабы мужская сила никогда больше не покидала меня. Какое же мерзкое создание эта Шакира! Я предлагал ей золото и драгоценности, дворцы и плодородные земли, но она, столько лет поставлявшая мне наложниц, веселивших мою душу, когда тело отказалось служить мне, причём делавшая это всегда совершенно бесплатно, вдруг выдвинула мне условие, стоило появиться в моей жизни Эльнаре. Конечно, Шакира сдержала своё слово: я вновь обрёл мужскую силу, которую уже не хочу больше терять, но зато какой ценой!

– Впрочем, я ни о чём не жалею! Моя внучка Эльнара – такая красивая, юная, страстная, заслуживает этой жертвы. Зачем думать о том, что будет после смерти, если сейчас у меня есть возможность насладиться любовью женщины, лучше которой эта грешная древняя земля ещё не видела? Вот только что-то она не спешит мне полностью отдаться… Ясное дело, все хоршики страдают упрямством и гордыней, но всё равно это уже никуда не годится! Другая на её месте давно сама полезла б на меня, а моя маленькая сучка всё никак не желает сдаваться. Ну, сейчас ты у меня попляшешь!

Руки Сатара уже давно были залиты чуть ли не по локоть любовными соками, исторгаемыми изнемогающим лоном Эли, так что он вполне мог обойтись без всякой смазки. Осторожно положив стонущую Эльнару на бок, и по-прежнему не вынимая пальцев из её бушующего влагалища, пальцы другой руки Сатар начал медленно вводить в её задний проход, благо, истерзанные в любовной схватке шальвары теперь полностью обнажали красивые девичьи бёдра, лишь в отдельных, чудом уцелевших местах, прикрывая их стыдливыми голубыми лоскутками. Как только опытные мужские руки принялись совершать вращательные движения одновременно и спереди, и сзади, бедная девушка, опоенная зельем и уже давно потерявшаяся во времени и в пространстве, беспомощно затрепыхалась, словно пойманная в сети птица. До крови закусив губы, она пыталась удержать стоны, рвавшиеся из её обессилевшей гортани. Чёрные глаза Сатара загорелись дьявольским огнём. Резко откинув девушку на спину и уже ничуть не сомневаясь, что сейчас до предела возбуждённая Эли сама бросится ему на грудь, он принялся спешно спускать с себя штаны.

И в этот долгожданный миг в дверь его покоев неожиданно громко постучали.

– Что там за собачье отродье смеет беспокоить меня? Или кому-то жить надоело? – взревел разъярённый донельзя Сатар.

За дверью раздался робкий голос Ахмеда:

– Мой светлейший господин, я стучусь к вам уже добрых четверть часа, а вы всё не слышите! Умоляю не гневаться и выслушать меня! У ворот дворца вас ждёт посланник самого хана Тани. Он настолько торопится, что даже отказался спешиться с коня и пройти в дом. Говорит, что хоршикскому владыке понадобилось очень срочно увидеть вас. Ему велено лично сопроводить вас к хану Тани. Я ни за что не осмелился бы потревожить вас, мой светлейший господин, но посланник настаивает на важности порученного ему дела.

Чертыхаясь от злости, Сатар нехотя поднялся с Эли. До конца его службы оставалось каких-то полгода, и он не мог ослушаться воли могущественного азиатского владыки, подставив под удар всё своё будущее. Очнувшаяся Эльнара растерянно взирала на деда, не понимая, где она и что с ней? Сатар попытался улыбнуться:

– Всё хорошо, моя маленькая принцесса! Я скоро вернусь, а ты побудь здесь и дождись меня. Я всё объясню тебе, когда приду. Ты же, милая, попытайся заснуть, дабы набраться сил, они тебе сегодня ещё понадобятся!

Сатар вышел из комнаты. Девушка услышала, как в дверном замке повернулся ключ, и этот негромкий звук вдруг очень насторожил её.

Эльнара огляделась по сторонам. Открывшаяся её взору картина привела девушку просто в ужас! Её платье находилось на полу, а она сама в расшнурованной сорочке и разорванных шальварах лежала на нещадно измятой дедовой постели. Опустив глаза, Эли обнаружила на своей груди синяки, царапины и следы от зубов. Она хотела встать, но в следующее мгновение со стоном опустилась обратно на постель: её влажное раскрасневшееся лоно болело так сильно, словно внутри него погуляла горячая кочерга. При мысли, что они с дедом совершили тяжкий грех, Эльнару бросило в жар. Обхватив голову обеими руками, она принялась перекатываться на широком ложе, не зная, куда же ей себя теперь деть, где скрыться от нахлынувшей на неё огромной душевной боли, перехватившей горло так, что больно было дышать.

– Я – грязное падшее создание, таким людям нет места на земле! То, что произошло, слишком ужасно, чтобы с этим можно было жить дальше, – в отчаянии думала девушка, хватая ртом воздух: Я должна умереть. Сейчас, немедленно! Нужно найти какую-нибудь верёвку покрепче, а лучше – тонкий шнурок, способный перетянуть горло так, чтоб я сразу же отошла в мир иной. О Аллах, как я предстану перед глазами моей бедной мамы? Что я скажу ей? Сумею ли вымолить у неё прощение? Впрочем, такой грешнице, как я, не место в раю, где обитает моя добрая мама. Я не увидела её при жизни, и мне не удастся это сделать и после смерти, как обидно!

– А ад, какой он? Интересно, мне будет там очень больно? Неужто я буду там вечно, или когда-нибудь мне будет дозволено перейти в рай? В рай, с его нежным пением птиц, вечно – цветущими садами и головокружительным благоуханием цветов… Но сначала мне нужно подмыться, привести себя в порядок. Где здесь кувшин и таз? Представляю, какой аромат сейчас исходит от меня!

Эли брезгливо поморщилась и запустила руку в промежность. К своему искреннему изумлению, характерного запаха мужской спермы Эльнара не почувствовала, как бы старательно она ни принюхивалась к пальцам, смоченным почти прозрачной жидкостью.

Озадаченная девушка присела на постель, попытавшись восстановить в памяти события этого дня. Значит, так: она собралась на прогулку в сад, и тут к ней в комнату вошла Шакира, настойчиво уговаривая её одеть материнский наряд, а потом выпить приготовленный ею бальзам. Эльнара отчётливо помнила, что у напитка был другой, на редкость кислый вкус в отличие от тех, что она пробовала раньше.

В сад Шакира почему-то не пришла, хоть и обещала, но зато пришёл Ахмед с ужасной вестью, вынудившей её сломя голову броситься в покои деда. Кстати, а ведь именно Ахмед некоторое время тому назад постучался в дверь господской опочивальни, сообщив, что деда срочно ожидает ханский посланник. Такое было бы невозможно, если бы Сатар действительно собрался умирать. Выходит, её подло обманули?

Эльнара в ярости сжала свои маленькие кулачки. Гнусный развратник заманил её в свою постель, чтобы надругаться над ней. Но почему она не сумела постоять за себя? Эли вдруг вспомнила появившуюся на губах Шакиры загадочную улыбку, когда, осушив напиток до дна, она протянула ей чашу обратно. Так, значит, это был не целительный бальзам, а нечто другое, усиливающее в человеке любовное влечение, а вместе с тем, отнимающее у него волю? Получается, что Шакира – враг ей? Уж не она ли осматривала её, когда Эльнару в бессознательном состоянии доставили в домдеда, а потом сообщила Сатару, что Эли уже была с мужчиной, несмотря на целостность девственной плевы?

В самом деле, увидев Шакиру впервые, Эльнара подумала, что её лицо она уже где-то раньше видела. Наверное, тогда, когда Шакира осматривала её, Эли на миг пришла в себя, после чего вновь потеряла сознание. Зачем же она с ней так поступила, ведь Эльнара ничего плохого ей не делала? А теперь наверняка Шакира торжествует свою победу над ней, коварная и злая женщина, притворявшаяся подругой!

На глазах девушки закипели слёзы отчаяния, и вдруг они резко высохли. Эльнара вновь запустила руку в промежность: не было никакого запаха спермы! Ей вспомнился взгляд Сатара, брошенный на неё перед уходом: в нём сквозило явное сожаление и одновременно какой-то страх. О чём мог сожалеть, и чего боялся её самоуверенный жестокий дед? Эльнара попыталась представить себя на его месте, и тут её осенило: Сатар не успел войти в неё!

Да, благодаря действию дурманящего напитка, он затащил Эли в постель, он раздел и ласкал её во всех интимных местах, но самого-то главного сделать не успел! Вот об этом Сатар и сожалел, вынужденный отправиться из дома по долгу службы, когда до цели оставалось всего ничего. А теперь опасался, что у него второй раз не получится, ведь Эльнара пришла в себя, освободившись от действия бальзама, потому и закрыл её в своих покоях, дабы она от него не сбежала.

Эли вскочила на ноги, сбросила с себя уже ни к чему не пригодные шальвары, быстренько одела платье, поправила волос, а потом принялась тщательно исследовать жилище Сатара. Увы, узкие окна оказались забраны железными решётками. На всякий случай подошла к дверям: бесполезно, массивная дверь не шелохнулась. Тогда она, сама, не зная зачем, стала заглядывать за ковры, развешанные по стенам. И вдруг в тёмном углу комнаты Эли нашла маленькую, низенькую, деревянную дверь, задрапированную плотной тканью, и выходившую, по всей видимости, прямо на улицу.

Дверь была закрыта. Как ни тянула Эли её на себя, как ни толкала, с разбега бросаясь на неё, она не поддавалась. Эльнара заметалась – закружилась по комнате, словно раненая птица, и тут, споткнувшись обо что-то непонятное, лежавшее на полу, девушка упала. Это оказалась маленькая связка ключей, которыми Сатар запирал находившиеся в его покоях сундуки и шкафы, и которую он случайно обронил, поспешно одеваясь перед важной встречей.

Эльнара бросилась к заветной двери. С четвёртой попытки один из ключей наконец-то подошёл к замку. На миг взволнованная девушка прикрыла глаза, потом тряхнула головой и оглянулась по сторонам. Увидела свой брошенный на диван тёплый камзол и, подумав, что он ей ещё пригодится, одела его. Убедившись, что самая большая её драгоценность, память о покойной матери – жемчужное ожерелье, не потерялась, направилась было к дверям. Вдруг её взгляд упал на свиток, перевязанный золотистый парчовой лентой: завещание её деда. Немного подумав, захватила его с собой, положила в карман и, уже немедля ни минуты, быстро пошла к потайной двери.

Дверь действительно выходила на улицу, какой-то небольшой проулок. Эльнара, подставив лицо весеннему ветру, с наслаждением вдохнула свежий воздух, мечтательно улыбнулась и, заперев дверь с наружной стороны на ключ, беззаботно выбросила его в кусты. Ей очень хотелось жить, забыв недавнее прошлое, как кошмарный сон.

Эльнара и Султан

Донельзя продрогшая от холода и заметно ослабевшая от голода, Эльнара устало брела по одной из столичных улиц. Мартовский день клонился к вечеру, однако толпы нарядно-одетых, оживлённых людей не спешили покидать улицы и площади города, живущего предвкушением всеми любимого и долгожданного праздника – Наурыз, означавшего по мусульманскому календарю начало Нового года. И хотя нынче по высочайшему повелению хана Тани основные торжества должны были состояться в городе ювелирных дел мастеров Тазаре, Перистан как обычно готовился к празднику. Улицы столицы украсились разноцветными яркими лентами, искусно вырезанными из плотной бумаги цветами, изготовленными из серебристой фольги блестящими звёздочками, фасады и заборы всех старых домов с внешней стороны были выкрашены свежей краской, а высокие купола многочисленных мечетей тщательно вычищены. Столица стала похожа на невесту, с сердечным трепетом ожидающую события, которое случается в жизни каждой девушки лишь один – единственный раз.

Перистанцы и гости города переходили из одной торговой лавки в другую в поисках подходящих подарков для друзей и близких. Не спеша, со знанием дела, как положено на Востоке, рассматривали товар, покачивали головой, прицокивали языком, потом с нарочито-равнодушным видом отходили в сторону, чтобы спустя время вернуться и начать азартный торг за понравившуюся вещь. Из установленных в разных местах столицы просторных белоснежных юрт раздавались дразнящие запахи халвы, щербета и ванили: здесь готовились угощения, которые в день праздника по традиции будут бесплатно раздаваться всем желающим. Атмосфера праздничной суматохи и весёлого оживления никого не оставила равнодушным. Однако Эльнара, погружённая в свои невесёлые размышления, ничего этого не замечала. Её волновали совсем другие заботы.

Покинув дом деда, она отправилась на главный базар Перистана, поскольку там легче всего было затеряться, а заодно и поискать себе какое-либо занятие, чтобы выжить. Девушка очень надеялась, что Сатар начнёт поиски беглянки, а в том, что он их начнёт, она ничуть не сомневалась, с её родного города Архота. Ведь в своё время Эли не стала объяснять ему причины, по которым она оставила отчий дом, следовательно, он вполне мог предположить, что, спасаясь от его домогательств, Эльнара захочет вернуться под сень родных мест. Если б эти её надежды оправдались, у Эли появилась бы возможность и время обдумать, как ей жить дальше.

Бедняжке повезло. На рынке она познакомилась с женщиной по имени Ляйля, торговавшей различными поделками из кожи, дерева, пушнины и ткани, которые она сама же и изготавливала вместе со своими детьми. У бедной женщины три года тому назад скончался муж, оставив её на тридцатом году жизни вдовой с пятью ребятишками на руках. Уж чего только она не перепробовала, хватаясь то за одно дело, то за другое, чтобы прокормить детей! В столице-то жизнь нынче стала очень дорогой, а всё из-за приезжих, с приходом к власти хана Тани устремившихся в Перистан, словно мухи на мёд! Город расширился чуть ли не вдвое, а они всё продолжали сюда ехать, всё чего-то скупали, вот цены и росли.

Глядя на этих самых приезжих, однажды и пришла Ляйле счастливая мысль заняться изготовлением и продажей поделок, в миниатюрном виде изображавших бы основные достопримечательности столицы великого Хоршикского ханства, которые наверняка с удовольствием скупали бы многочисленные гости Перистана в память о посещении этих мест. Конечно, это дело требовало большого терпения и опредёленной сноровки, но зато обещало неплохую прибыль, а главное, пользовалось спросом, причём независимо от времени года в отличие от некоторых других ремёсел.

Худо-бедно работа пошла. Конечно, были свои трудности, да и прибыль оказалась не столь значительна, как думалось поначалу, но теперь каждую ночь Ляйля засыпала со спокойной душой, зная, что ей есть, хвала Всевышнему, чем накормить своих детей завтра. С большим сочувствием и пониманием она отнеслась к Эльнаре, не имевшей никаких знакомых в огромном городе, и с первого взгляда внушившей ей доверие и большую симпатию, так, словно встретилась ей нечаянно – негаданно родная сестрёнка.

Не задавая лишних вопросов и не бередя почём зря чужую душу, Ляйля предложила Эльнаре помогать ей торговать на рынке. Пока женщины занимались торговлей, смышленые детишки под руководством старшего брата мастерили дома всевозможные поделки. Бедная девушка обрела работу и пусть небогатый, но очень опрятный и уютный кров над головой. Так прошла неделя.

Однако три дня тому назад Ляйле пришлось выехать вместе со старшим сыном в город Тазар, где должны были состояться основные торжества по случаю празднования Наурыза, во время которых она надеялась выручить побольше денег за их кропотливую и трудоемкую работу, ведь в Тазаре ожидался приезд большого количества гостей со всего Востока. К несчастью для Эли, отъезд Ляйли по торговым делам совпал с приездом в её дом родственников покойного мужа из одного дальнего селения, приехавших на недельку – другую погостить, а заодно сделать необходимые покупки. Оставаться в маленьком тесном домике в отсутствие хозяйки рядом с незнакомыми людьми Эльнара не сочла для себя возможным и ушла, опять в неизвестность.

Она попыталась наняться в какой-нибудь богатый дом в качестве прислуги, но её дорогой камзол, отороченный великолепной голубой норкой, и красивое платье вызывали у всех недоумение, а порой и недоверие, но другой одежды у девушки просто-напросто не было. Днём Эли бродила по городу в поисках работы, а вечером, пробравшись на главный базар, ворота которого на ночь запирались на крепкий засов, укладывалась на скамейке под торговым прилавком, дрожа от страха и холода. К исходу третьего дня Эльнара заметно осунулась и побледнела, от голода и недосыпания у неё кружилась голова и подгибались коленки. Она вновь брела к базару, чтоб скоротать там надвигающуюся ночь. Внезапно рядом с ней раздался весёлый голос:

– Что грустишь, красавица? Какая печаль тебя гложет, когда остальной народ радуется грядущему большому празднику?

Эли удивленно оглянулась. Из-под круглой коричневой шапочки с двумя маленькими забавными кисточками на макушке на неё смотрело круглое добродушное лицо с приплюснутым носом и весёлыми, очень живыми чёрными глазами. Сие лицо принадлежало невысокому толстяку лет двадцати пяти примерно от роду, одетому в плотную белую рубашку, коричневый жакет со множеством маленьких карманов и тёмно-серые, немного потёртые на коленах штаны.

– А тебе что за нужда до моей печали? – нахмурилась девушка, вовсе не расположенная сейчас к каким-либо шуткам.

– А мне до всего нужда, уж такой я уродился! – беспечно ответил толстяк, а потом с искренним удивлением в голосе добавил: Вот бы никогда не подумал, что и у богачей бывают печали! Вроде бы, и сыт человек, и одет, и обут, что ещё надо?

Незнакомец неожиданно посмотрел на Эли осуждающим взглядом.

При этих словах Эльнара немного развеселилась. Пытаясь скрыть улыбку, спросила:

– А с чего ты вдруг взял, что я богатая?

– Да вишь, платье на тебе какое красивое, жемчугом обшитое, да и камзол очень хорош, мех так и переливается! Будь ты бедная, была бы по-другому одета.

– А я – не богатая. Платье мне досталось по наследству, а камзол подарили, – просто ответила девушка.

– Так значит, ты мне сестра? – вдруг радостно воскликнул толстяк, дружески ударив Эли по ладони.

– Поискал бы ты, земляк, родню в другом месте, а лично у меня нет никаких родственников, да и никогда и не было! – возмутилась Эльнара простотой обращения.

– Я назвал тебя сестрой потому, что ты, как и я – бедная, – пояснил незнакомец, – но оказывается, у нас с тобой ещё больше общего, чем я мог подумать, ведь у меня тоже никого нет. Мать давно померла, а отца своего я и вовсе никогда не видывал.

– Как зовут тебя? – тихо спросила Эли.

– Султан! – с готовностью отозвался толстяк.

– Звучное имя, – заметила девушка.

– А тебя как звать – величать? – полюбопытствовал новый знакомый.

– Эльнара.

– Тоже совсем неплохое имя, – одобрил Султан, после чего поинтересовался: Ну, а где ты живёшь, Эльнара?

– Пока что нигде, – грустно ответила девушка. – Вот уже три дня я пытаюсь к кому-нибудь наняться, но всё безуспешно. В одном доме хозяйка сегодня днём уж было собралась взять меня к себе прачкой, да тут увидела на моей шее ожерелье. Видно, приглянулось оно ей очень, раз уж попросила продать. А когда я отказалась, она мне отказала в свою очередь в месте.

– Так и надо было продать! – тут же заметил Султан. – Заработала б немного деньжат и купила бы себе другое, всего-то делов!

– Нельзя мне его продавать! Это единственное, что осталось у меня в память о моей покойной маме, – на глаза Эли невольно навернулись слёзы.

– Постой – постой, ты не плачь! – растерялся Султан. – Не можешь продать, так и не продавай, кто ж неволит? Голова на плечах, руки-ноги целы, что ещё-то нужно человеку для счастья, верно?

Пропустив последние слова мимо ушей, Эли выпрямила осанку:

– О чём ты говоришь, Султан? Кто меня, дочь Пехлибея из Архота, может в чём-то неволить? Я – сама себе хозяйка, так всегда было и будет! Впрочем, мне уже пора идти. Прощай, Султан! Быть может, когда-нибудь мы ещё встретимся?

– Постой, Эльнара! Куда это тебе пора идти? – воскликнул удивлённый толстяк. – Ты же сама говорила, что у тебя нет дома!

– Я нашла себе временный кров на главном базаре города. Там есть скамейки, покрытые мягкой соломой, – с достоинством ответила Эли. – Однако мне действительно пора идти. Вечером ворота запираются, и я могу остаться на улице под открытым небом.

– Но, Эльнара, такой молодой и красивой девушке, как ты, ночью опасно оставаться одной не только на улице, но и на базаре. Если хочешь, я могу предложить тебе свой скромный кров.

– У тебя есть дом? – удивилась Эли.

– Ну, не то что бы такой уж большой дом… – немного смутился Султан: Но там по-своему уютно и хорошо!

Лачуга Султана находилась позади одной из перистанских мечетей. Это была старая хибара, состоявшая из маленькой комнаты и крохотной кухоньки, прилепившаяся одним своим боком к кованому забору мечети, по другую сторону которого располагался ряд сараев богоугодного заведения. В комнате стоял кособокий шкаф со скрипучими дверцами, потемневший от времени, широкий и низкий деревянный сундук, одновременно служивший столом, потрескавшаяся глинобитная лежанка, накрытая куцым матрацем и тонким одеялом, сшитым из разноцветных лоскутков, да покрытая толстым слоем копоти масляная лампа, настолько древняя, что казалось, будто она попала сюда из какой-то сказки.

Гостеприимный хозяин великодушно уступил Эльнаре своё ложе, а сам же перебрался на сундук, удивительным образом выдерживавший его немаленький вес. К большому удивлению Эли, за последние три дня не имевшей и крошки хлеба во рту, Султан накормил её вкусным ужином, который составили свежие лепёшки, кусок вяленого мяса, чашка сметаны и горячий чай с мёдом. Стараясь не показывать, как она на самом деле голодна, девушка медленно ела и думала, что более вкусной пищи она в жизни не пробовала. Перед тем, как лечь спать, из своего объёмного сундука хозяин дома вынул большой тёплый чапан, укрыв им свернувшуюся калачиком Эльнару поверх тонкого одеяла.

– Спасибо за заботу! – Эли благодарно улыбнулась Султану. – Но откуда у тебя эта вещь?

– Слишком хорошая для моего бедного дома? – догадался приятель. – Пожалуй, ты права: тут в кое-каких местах даже сохранились остатки золотых ниток. Наверное, он выглядел очень здорово, будучи новым! Знаешь, этот чапан в моём доме уже столько лет, сколько я себя помню. Однажды в детстве я случайно услышал, будто бы он принадлежал моему отцу.

– А кто он, твой отец? – негромко спросила Эльнара.

– Да я и сам не знаю! – пожал плечами Султан. – Мать никогда мне ничего о нём не рассказывала, а когда я спрашивал её, она всегда уходила от ответа. Правда, сведущие люди сказывали мне, что был он якобы каким-то важным человеком: то ли ханом, то ли султаном, потому, мол, мать и назвала меня таким именем: Султан! Из-за этого имени меня в детстве мальчишки часто дразнили, даже обижали. Помню, я убегал домой и плакал от обиды и стыда. Ну, как же, у всех есть отцы, а у меня нет!

– А вот теперь, когда повзрослел, порой думаю: Чем чёрт не шутит, вдруг мой отец и в самом деле был султаном? Ты только представь, Эльнара! – оживился Султан: Однажды в мой скромный дом входят стражники в сверкающих доспехах и, низко кланяясь, говорят мне, что мой отец, только сейчас случайно узнав о моём существовании, горит желанием немедленно увидеть своего единственного наследника, поскольку сам он уже находится на смертном одре. Я бегу, нет, мчусь на быстроногом скакуне в роскошный дворец и успеваю получить благословение моего почтенного отца, а спустя время нахожу мальчишек со своей округи, уже женатых взрослых мужчин, и говорю им: «У меня был отец, и какой отец!»

– Знаешь, даже если твоим отцом был не султан, а какой-нибудь декханин или простой ремесленник, – задумчиво произнесла Эли, – я думаю, он был хорошим и добрым человеком! Ведь в твоих жилах, Султан, течёт его кровь, а это главное! Богатство, друг, – дело наживное.

– Ты так говоришь, будто в твоих руках когда-то побывали большие деньги! – удивился толстяк словам юной девушки.

– Ну, не совсем так, скорее, могли бы быть …– рассмеялась Эльнара и, вынув из кармана камзола свиток, протянула его приятелю.

Тот долго вертел его в своих руках, с любопытством разглядывая дорогую душистую бумагу, изящную парчовую ленту и большую замысловатую печать, а потом вернул обратно, с сожалением заметив:

– Хоть и перевалило мне в прошлом году за четверть века, читать – писать я так и не научился. А ты умеешь?

– Конечно! Меня отец обучил грамоте, когда мне было лет семь – восемь. Это необходимо каждому человеку, если хочешь, я и тебя научу, – тут же отозвалась девушка, не представлявшая своей жизни без этих знаний.

– Наверное, в моём возрасте это будет для меня несколько сложновато, – уклончиво ответил толстяк, отличавшийся с детских лет ленцой и беспечностью, после чего предложил: А ты почитай-ка мне сама, что здесь написано. Я думаю, обучить меня грамоте ты ещё успеешь!

У Эльнары пропал весь сон. Усевшись по-мужски и сделав серьезное лицо, нарочито – важным тоном, каким, по её мнению, должны были разговаривать придворные служащие, она начала читать составленное её дедом завещание, половина которого отводилась описанию доблестных деяний различных представителей славного рода Каиров, многие из которых за свою честность и храбрость не раз были отмечены высочайшими милостями правителей прекрасной древней Персии. Затем шёл подробный длинный список драгоценностей, золотых монет и слитков, дворцов, земель, конюшен, пастбищ, после смерти Сатара переходивших в полное владение его внучки Эльнары. У Султана, за свою жизнь не видевшего ничего богаче, чем убранство расположенной по соседству с его домом мечети, глаза полезли на лоб при перечислении всех богатств, принадлежавших потомкам благородного рода Каиров, а поскольку текст завещания, как положено на Востоке, был написан очень вычурным языком, он вообразил, что его новая знакомая то ли дочь, то ли внучка самого падишаха далёкой Персии.

– Так ты, выходит, принцесса? – потрясённо спросил он.

– С чего ты взял? – удивилась Эльнара. – Просто дед мой по материнской линии Сатар на протяжении многих лет являлся визирем прежнего падишаха Персии, а после его смерти был направлен послом сюда, в Хоршикское ханство. Да, он богатый, но очень нехороший человек, поэтому я сбежала от него. А завещание, что он успел вручить мне до моего побега, захватила на всякий случай. Ведь мало ли что в жизни бывает? Вдруг когда-нибудь я попаду в ситуацию, когда мне придётся доказывать, что я – это я, дочь Пехлибея из Архота и Фариды родом из Персии. Ну, а богатства, о которых здесь говорится, – добавила она, – мне на самом деле не нужны. Понимаешь, Султан, я просто хочу быть счастливой!

– А что по-твоему нужно для счастья? – спросил толстяк, озадаченно почёсывая затылок.

– Любовь! – мечтательно улыбнувшись, коротко ответила Эли.

– Любовь? – недоверчиво и удивлённо протянул Султан: Ну, любовью – то сыт шибко не будешь, милая! А вот я, к примеру, очень люблю поесть. Да и поспать на пуховой перине и мягких подушках, наверное, очень приятно? По-моему, зря ты отказываешься от наследства: получила бы своё богатство, а уж потом бы и искала эту любовь, Эльнара!

– Не всё так просто, Султан, – нахмурила брови девушка. – Любовь способна сделать человека счастливым, а вот богатство – далеко не всегда, иногда оно даже делает его несчастным.

– А что ты делать-то дальше собираешься? – поинтересовался Султан, с некоторым сожалением глядя на свиток, вновь перекочевавший в карман камзола.

– Пока сама не знаю, – враз посерьезнела Эльнара. – Знаешь, около года тому назад мне довелось поработать в одном богатом доме наставницей у двух маленьких очаровательных девчушек. Я играла с ними в разные занимательные игры, обучала их танцам, пению и письму, вела беседы на разные познавательные темы. Мне очень нравилось это дело и, по-моему, я неплохо с ним справлялась. Я была бы рада, если бы мне вновь удалось найти подобную работу.

– Ну что ж, уже неплохо! По крайней мере, ты знаешь, что именно собираешься искать, – заметил Султан, а потом предложил: Послушай, Эльнара, тебе ведь всё равно пока некуда идти? Ты могла бы пожить у меня до тех пор, пока не найдёшь себе подходящего места. Как видишь, спать есть где, а насчёт пищи можешь не беспокоиться – это моя забота!

– Меня кормит рынок, я хожу туда каждый день. Кому арбу с товаром помогу разгрузить, где за прилавком постою, если хозяину надобно куда отлучиться, а порой зарабатываю монетки метанием костей. Приезжие обычно любят эту игру, а я знаю в ней кой-какие секреты! В общем, на хлеб насущный мне хватает, грех жаловаться! Да признаться, и скучно мне тут вечерами одному, особенно зимой, когда на дворе стоят лютые морозы: боишься нос на улицу высунуть, а не то что до соседей дойти, о том о сём посудачить. С тобой вон как интересно-то разговаривать! Ты – учёная, грамоту знаешь, небось, книжки всякие читала, хоть и молодая, а видать, побольше меня в жизни видела. Оставайся, сестренка, вместе нам будет и легче, и веселее жить!

На следующий день Эльнара, донельзя вымотанная недосыпанием и бесконечным бесплодным хождением по городу в течение нескольких предыдущих дней, проснулась только после полудня. Сие пробуждение сопровождалось приятной неожиданностью: заботливый и хозяйственный по своей натуре Султан приготовил для своей гостьи просто роскошный обед. На сундуке, застеленном чистой белой тряпицей, стояла большая глиняная, треснувшая по краям, чашка с горячим пловом из молодой нежной баранины, на деревянной тарелке лежали аппетитные лепёшки, испечённые из белой пшеничной муки, по другим тарелкам были разложены всевозможные сладости. Всего было так много и всё выглядело так вкусно, что Эли просто всплеснула руками от по-детски наивного восхищения. Довольный Султан заметил:

– Я вижу, ты осталась довольна моими хлопотами, Эльнара. Ничему не удивляйся, ведь сегодня праздник – Наурыз, и я даже приготовил тебе кой-какие подарки, – с этими словами он вынул из-за спины свёрток, в котором оказалось красивое платье изумрудного цвета и невысокие кожаные ботики.

– Платье, что сейчас на тебе, сестренка, конечно, будет побогаче этого, но только я подумал, что тебе, наверное, надоело ходить в одном и том же наряде, да и лишняя пара обуви тоже не помешает, ведь на улице сейчас очень сыро, – пояснил хозяин дома, с удовольствием глядя на раскрасневшееся личико Эли и её восхитительные глаза, удивлённо взиравшие на приятные сердцу каждой женщины обновки.

– Но, Султан, ведь я для тебя, по сути дела, – никто, а ты приютил меня в своём доме, отогрел мою душу, а теперь ещё даришь такие подарки!

– Я просто хотел сделать тебе приятное и, по-моему, мне это удалось.

– Да, спасибо тебе огромное! Но откуда ты взял на это?.. – девушка запнулась.

– Ты имеешь в виду деньги? – улыбнулся толстяк. – Я сегодня встал очень рано, умылся и сразу же побежал на главный базар, зная, что по праздничным дням народ шибко деньги не считает, а потому за ту же самую работу можно подзаработать гораздо больше, чем обычно. Но мне даже работать не пришлось: я все деньги получил, занимаясь метанием костей.

– Ты не представляешь, Эльнара, что творится на улицах города! Такое впечатление, что в Перистане сегодня, кроме нас с тобой, никто и не думал ложиться спать. Ещё и солнце не взошло, а на базаре вовсю шла торговля, приезжих видимо-невидимо, и все с кошелями, полными серебра и золота! Я и подумал, почему бы этим заезжим выскочкам немного не поделиться с бедным перистанцем? Вот я и взялся за игру, махнув на работу рукой, ведь честным трудом много не заработаешь, а хитрой игрой – вполне возможно!

– Эти деньги получены обманом? – упавшим голосом спросила Эли.

– Я бы сказал, ловкостью рук и зоркостью глаз, – быстро ответил Султан. – В игре-то что главное? Не зевать! А эти приезжие вместо того, чтобы за игрой следить, всё по сторонам оглядываются, опасаясь знаменитых перистанских рыночных воров. А я их тем временем и обыгрываю у всего честного народа на виду! Так что всё честно, без обмана!

После обеда Эльнара переоделась в новое платье, оказавшееся ей впору, и вместе с приятелем отправилась погулять по праздничной столице. Домой они вернулись уже затемно, едва держась на ногах от усталости, но полные ярких впечатлений и очень довольные своей прогулкой. Праздник длился три дня, после чего Эли возобновила свои поиски работы.

Однажды, выходя из одного богатого дома, где как раз требовалась наставница для шестилетней девочки, хозяйка которого, увешанная бриллиантами, холёная и надменная женщина, однако отказала в месте молодой и слишком уж привлекательной девушке, безмерно огорчённая этим отказом Эльнара едва не потеряла сознание от испуга и неожиданности. По усыпанной гравием дорожке к дому направлялись, о чём-то беседуя между собой, двое мужчин, один из которых, по всей видимости, являлся хозяином дома, а вот другой был никем иным, как Алишером – советником хана Тани, другом Фаруха и, наконец, её бывшим господином, которого Эли собственноручно отправила на тот свет, когда он попытался, будучи в нетрезвом состоянии, лишить её чести!

– Он что, воскрес из мёртвых?! – потрясённо думала девушка, глядя через расположенное у входной двери окошко на бодрого и чем-то весьма довольного вельможу.

Мужчины приближались. Эльнара быстро пригнулась, пониже опустив голову и делая вид, что зашнуровывает некстати развязавшиеся шнурки на ботиках. Алишер прошёл в двух шагах от девушки. Она видела его до блеска начищенные чёрные сапоги, оправленные бриллиантами ножны его любимой сабли, без которой Алишер никогда не выходил из дома, слышала его голос – густой, самоуверенный баритон, привыкший отдавать различные распоряжения, при этом, как правило, ничуть не задумываясь о том, а выполнимы ли они? Баловень судьбы, сумевший лет десять тому назад выбиться из простых служащих при дворе в советника хана по вопросам внешней политики.

Дрожащими ногами переступив порог, Эли направилась к дому Султана: от волнения у неё разболелась голова, да ещё вдруг появился озноб во всём теле. Выпив крепкого горячего чаю с мёдом, закуталась в одеяло, прилегла. Из её головы никак не выходил Алишер. Это было просто невероятно! Ведь Эльнара хорошо помнила, как, защищая себя, она выхватила из ножен короткий кинжал, висевший на поясе Алишера, и ударила насильника в грудь, прямо в область сердца. Алишер упал, на его белоснежной сорочке появилось алое пятно, которое быстро увеличивалось в размерах. Тут пришёл Фарух. Пощупав пульс друга, он быстро вывел Эли из дворца, потом посадил её в свой роскошный паланкин и велел слугам доставить перепуганную девушку к нему домой, а сам остался рядом с погибшим товарищем. И вдруг спустя год Эльнара встретила убитого ею Алишера живым и невредимым. Что за наваждение?

Неожиданно в памяти всплыли слова Фаруха, сказанные ей в их последнюю встречу, а точнее недосказанные им вследствие его сильного опьянения в тот печальный вечер: «Ты даже не догадываешься, глупая, что я обманул тебя дважды! Ты не знаешь, что…» Тогда, в состоянии жестокого душевного волнения, Эльнара не обратила на эти слова никакого внимания, а потом они просто забылись.

Теперь ей стало интересно: что хотел сказать ей её бывший возлюбленный, каким ещё откровением поразить её израненную душу? Что Алишер в действительности остался жив? Каким образом? Ведь она его смертельно ранила. Хотя, смертельно ли? Его пульс проверял Фарух – человек, так подло предавший её любовь, бессмысленно насмеявшийся над её чувствами. А разве он не мог обмануть её ещё тогда? Тем более, он сам признался, что обманул Эли дважды. С первым разом и так понятно, а вот другой его обман раскрылся только сейчас, и то совершенно случайно. У девушки перехватило дыхание: она так страдала, что лишила человека жизни, так казнила себя, а оказалось…

Вечером пришёл Султан, непривычно серьёзный и задумчивый. Не успев присесть, спросил:

– Скажи, сестренка, у тебя есть враги в этом городе?

– Не понимаю, о чём ты говоришь? – приподняла Эли свою и без того больную голову с маленькой подушки, набитой твёрдыми гусиными перьями.

– Послушай меня, Эльнара! Сегодня по торговым рядам главного базара столицы ходила какая-то женщина и показывала торговцам бумажку, на которой было что-то нарисовано. Я заглянул через её плечо и увидел, что она держит в своих руках твой маленький портрет. Правда, там ты выглядишь чуть помоложе, но я узнал тебя и теперь боюсь, что могут узнать и другие. Честно скажу, не понравилась мне эта женщина! Что-то в ней было такое пронырливое, неприятное.

– Как она выглядела? – Эльнара немного побледнела.

– Ну, такая большая чёрная баба с тонкими губами и широкими густыми бровями. Знаешь, она была очень толстая, круглая, похожая на… – приятель запнулся, подбирая подходящее сравнение.

– На чёрный самовар? – подсказала Эли.

– Точно! А ты откуда знаешь? Ах да, сестренка, ведь ты её, наверное, раньше видела, раз она тебя ищет.

– Не только видела, но ещё и провела с ней под одной крышей добрых несколько лет!

– Да ты что?! Я б, наверное, сбежал от такой гадюки.

– Да я и сбежала, только она и здесь меня нашла, точнее ещё ищет.

– А кто это? – полюбопытствовал Султан.

– Мачеха моя по имени Айша – биби, очень алчная и коварная женщина, ради золота готовая продать душу дьяволу. Она и меня хотела продать, выдав замуж за богатого и глухого старика. Я сбежала от неё в Перистан два года назад, радовалась, что уж здесь-то, в этом многолюдном городе, она меня не найдёт, да не тут-то было! Как Айша – биби узнала, что я здесь? Что, в Хоршикском ханстве других городов и сёл нет? Да ведь и два года уже прошло с тех пор. Я думала, она успокоилась, махнув на мои поиски рукой.

– Видно, кто-то ей сообщил, сестренка, – произнёс Султан, с сочувствием глядя на Эльнару, ещё толком не оправившуюся от сегодняшней встречи с Алишером.

– Что же теперь делать? Мало мне было внезапно воскресшего Алишера, а тут ещё и Айша – биби объявилась на мою голову. Там и дед может появиться на горизонте, Чёрной колдунье тоже негоже от него отставать, да и Фарух вряд ли отказался от своей мечты отрезать мне язык… Кого ещё я забыла упомянуть? – бормотала девушка, обхватив плечи руками и поникнув головой.

У Эльнары не было ни слёз, ни страха, просто огромная усталость.

– О чём ты ведёшь речь, сестренка? Поделись со мной, я же твой друг, вместе мы что-нибудь придумаем! – круглое лицо Султана выражало сочувствие и беспокойство.

Эли коротко рассказала о перипетиях своей молодой, но весьма насыщенной всевозможными событиями жизни. Султан слушал и удивлялся, временами качая головой, или хмуря брови. Ему очень хотелось помочь девушке, к которой он успел привязаться всей душой. На всём белом свете не было у Султана человека, кому он мог бы подарить своё душевное тепло и заботу. В Эльнаре он видел друга и сестрёнку одновременно.

– Я знаю, что нам делать, Эльнара! – вдруг твёрдо произнёс Султан. – Нам нужно на время выехать из Хоршикского ханства. Пройдут годы, улягутся страсти, позабудутся какие-то вещи, которые имеют сейчас большое значение, и мы опять вернёмся на родину, ведь у каждого человека она только одна. Пока же, сестренка, тебе очень опасно здесь оставаться: слишком много людей, я смотрю, желают тебе зла! Твоя редкая красота и природный ум не позволяют им оставить тебя в покое, но они не знают, что у тебя есть я – твой друг, старший брат и защитник! Я спасу тебя, Эльнара! – Султан явно увлёкся.

Несмотря на серьёзность ситуации, Эли не смогла удержаться от улыбки, но потом вдруг спохватилась:

– А как же твой дом, Султан? Ты не можешь оставить своё жилище на произвол судьбы! Кто будет следить за ним в твоё отсутствие?

– Ах, сестренка, ты так благородна и великодушна, называя мою маленькую лачугу звучным словом «дом»! Однако эта хижина уже настолько стара, что через каких-нибудь пару лет она просто развалится под действием времени и непогоды, так что следить за ней нет смысла. А посему я в твоём полном распоряжении, Эльнара!

– И в каком направлении мы двинемся? – спросила девушка, с благодарностью взглянув на самоотверженного друга, у которого даже волосы на голове взъерошились при мысли о предстоящем им путешествии в далёкие края.

– Сам пока не знаю, – честно ответил Султан. – Сейчас для нас с тобой, сестренка, важно поскорее покинуть Хоршикское ханство, пока не объявился очередной охотник по твою невинную душу, а там видно будет! Думаю, чем дальше мы отсюда уйдём, тем будет лучше, то есть безопаснее для тебя. Я предлагаю завтра рано утром отправиться в караван-сарай и выехать из города вместе с ближайшим караваном, а уж в дороге разберёмся, что к чему. Одно я знаю точно, Эльнара: скучать нам ещё долго не придётся!

Продолжение следует