Инь и Ян [Радж Ларго] (fb2) читать онлайн

Радж Ларго Инь и Ян

Стоял ясный весенний день. Солнечные лучи, в своем стремлении согреть все на своем пути, проникали не только во все окна домов, но и во все, что представляло собой хоть какую-нибудь полость. За окном одного из ничем непримечательных домов разыгралось некое действо: какой-то человек с насупленными бровями и цепким взглядом подошел и резко задернул занавески темно-синего цвета. Спустя пол минуты, его голова снова возникла за окном, однако через несколько секунд, он резко убрал ее, растворившись за занавесками. Если бы кто-то наблюдал за этой, не вполне понятной сценой, то сказал бы, что хозяин сего дома не выносит вида солнца. Своими нелепыми движениями, он напоминал «Премудрого писка́ря» Салтыкова-Щедрина. На самом же деле причиной этих пертурбаций таинственного господина являлась слежка за домом напротив, а точнее за его хозяином. Тот играл во дворе со своей собакой, которая бегала вокруг него, виляя хвостом и высунув длинный ярко-красный язык. Улыбка не сходила с его лица. Вся эта картина благоухала трогательным счастьем, что не могло не раздражать нашего наблюдателя. Дело в том, что его сосед был неимоверно богат, что вызывало у него зависть, которая душило его с каждым днем все больше.

Родители в свое время нарекли нашего героя латинским именем А́тис, что значит «зависть», то ли не знали значения слова, а всего лишь понравилось звучностью, то ли нарочно, Бог весть. Видимо забыли о поговорке: «Как корабль назовешь, так он и поплывет». Наш герой полностью оправдывал свое судьбоносное имя. На вид А́тису было лет сорок. Он был небольшого роста; имел на выпуклой голове темные, смазанные гелем и поделенные ровнехонько пополам по середине; малость сгорбленный; с вытянутым лицом, на котором выделялись вечно суженные (не в связи с дефектом), не вызывающие доверия, темные глаза. В разговорах с людьми обладатель всех вышеупомянутых качеств был недружелюбен и груб. Дом его был небольшим: две крохотные комнаты, окрашенные в цвет пасмурного неба, одна из которых служила спальней, а другая гостиной, хоть гостей там отродясь не бывало. Кроме этого: маленькая кухонька, прихожая и санузел. Там, где у большинства людей стоял бы телевизор, то есть лучшее место в гостиной, у этого человека находился громоздкий черный видавший виды чемодан, который был доверху набит газетными вырезками, буклетами, всевозможными марками и прочими деталями канцелярского туалета. В качестве мебели выступали, кровать, да стол для приема пищи и два табурета.

В свое время, А́тис занимал должность письмоводителя в городском почтамте, однако, из-за небольшой заработной платы, бросил любимое занятие и устроился водителем скорой помощи. А выбрал он эту работу не только из-за хороших средств на существование, но и потому, что ему нравилось видеть больных людей, которым приходится куда хуже, чем ему. Работал он в ночную смену, а в остальное время просматривал газеты, делал вырезки и какие-то записи в своем блокноте. Однако своим излюбленным занятием, он избрал пакостить своему богатенькому соседу, так как не мог вынести того, что у его соседа есть все: красивая жена, дорогая машина, большой двухэтажный дом, благосклонность остальных соседей – все то, чем он похвастаться не мог. То машину поцарапает гвоздем ночью, то камень исподтишка бросит в окно, то милицию среди ночи вызовет, жалуясь на громкий шум от соседей и все в таком духе. Больше всего его раздражал тот факт, что сосед его ни разу не сделал того же ему. Всегда приветлив с ним и даже намека не бросил за все время, чтобы такого больше не было. Будто его все устраивает. Атис не раз слышал, как жена его соседа замечая очередную пакость, говорит вслух всякие гадости про него, но его это ничуть не трогало. Больше всего он хотел, чтобы сосед высказался, пришел разбираться, но до сих пор так и не дождался желаемого. Обстоятельство, которое никак не укладывалось в голове Атиса, ужасно его тяготила. Ведь, случись с ним такие напасти по вине другого человека, то уж не преминул бы положить все свои силы на его уничтожение.

Сосед Атиса был тридцати пяти лет, высок, строен, широкоплеч. На мир смотрел яркими зелеными глазами, в которых читалось добродушие. С людьми всегда был учтив и вежлив. Его звали Бона, что значит доброта. Бона тоже полностью оправдывал свое имя, в связи с чем, жена его частенько упрекала в чрезмерной доброте. Последний случай был, когда Атис взял грязное ведерко, наполнил его до краев всяким мусором и ночью, пока никто не видел, поставил его перед дверью своих соседей. Возвращаясь в свой дом, его лицо выражало торжество, оно улыбалось, что случалось с ним крайне редко. Он ступал очень осторожно на землю, чтобы не быть услышанным. Закрыв за собой дверь, также бесшумно, он прошелестел: «Посмотрим, что ты на это скажешь, вечно довольная морда!» и пошел спать. Лежа на кровати, все с той же самодовольной ухмылкой на лице, он представлял себе, как утром, увидев мусор у своего порога, его сосед придет в ярость, наконец его терпение лопнет, и он придет к его порогу, будет громко стучать в дверь с криками: «Выходи урод! Еще раньше надо было тебя проучить! Обнаглел вконец». С этими мыслями А́тис и уснул, однако, проснувшись, никаких стуков и криков не услышал. Его брови снова нахмурились. Он медленно встал с постели, протирая глаза и потягиваясь, обул свои тапочки и направился к окну. Он очень надеялся увидеть, как его разъяренный сосед с ведром в руках направляется к его порогу. Однако никого там не было. Направив свой взор на порог соседей, он ведра не увидел. Ударив ладонями обеих рук о подоконник, он процедил, приходя в ярость:

– Да что же это такое? Это уже ни в какие ворота! Но ничего, я сотру твою наглую ухмылку с твоей наглой рожи. Ты еще у меня попляшешь. Еще не вечер!

С этими словами он направился на кухню. Там, рядом с раковиной находились две банки кроваво-алой краски.

– Вот нарисую на твоей двери безумно дивные три буквы, тогда мы и поглядим – сказал он, с ухмылкой смотря на банки. Затем он подошел к холодильнику и стал готовить себе завтрак.

По своему обыкновению новоявленная супружница Боны просыпалась ни свет, ни заря. Надев тапочки, она направилась на кухню. Взяла из холодильника пакет гранатового сока, налила в стакан и с наслаждением осушила его. Проделав утренний ритуал, она взяла последний атрибут, то есть свою сумочку и направилась к выходу, по пути надевая туфельки на каблучках и от этого подпрыгивая. Было видно, что она торопиться. В этот день у нее была намечена какая-то важная встреча. Открыв дверь и сделав один шаг, она ногой задела ведро, рассыпав все содержимое.

– Твою-то мать, а! Вот же пидор пергидрольный! – растягивая слова процедила она, но негромко, чтобы не разбудить мужа. Но разозлившись не на шутку, поднялась в спальню.

– Знаешь, что этот мудак учудил на этот раз? – упрекающие зеленые глаза женщины вперились в мужа. – Все крыльцо в мусоре! – она подошла к кровати, где еще лежал ее муж.

В ее словах сквозил неподдельный гнев. Она яростно жестикулировала, то указывая на мужа, то в том направлении, где живет их «любимый» сосед.

– Он презирает тебя! Постоянно пакостит, ни во что не ставит, считает тебя полным дебилом! Ты знаешь об этом? – глаза ее горели ярким пламенем. – Бога ради отрасти наконец яйца и проучи этого пидора! – ее губы сжимались, произнося слова, выражая презрение. Брови ее были сведены от гнева, а в глазах читалось ярость и осуждение. Фразы вылетали сквозь зубы, словно плевки.

– Знаю, все знаю, все, – очень спокойно, с улыбкой на ласковом лице заговорил Бона́ словами Ра́ма из «Dhadkan», которые, как он считал, очень точно выражали все, что творилось у него в душе, любовно глядя на нее.

Он положил обе руки под голову, согнув их в локтях. Его глаза выражали любовь и светились уверенностью и счастьем.

– Но все равно люблю его, – заметив недоумевающее выражение на лице супруге, он продолжал, – знаешь почему? Потому что только любовью можно одолеть ненависть. Я хочу показать ему такую любовь, что, в конце концов, он просто вынужден будет полюбить меня. Это мой принцип. Только добро может уничтожить зло. И добро всегда одержит верх над злом. Это единственный способ принести мир в душу. Мы живем бок о бок с другими людьми и должны вести себя, как люди, а не, как звери, – лицо его жены изменилось. Оно приняло более мягкие черты, а глаза ее выражали уже не ярость, а спокойствие. – Ступай по своим делам, милая, а это предоставь мне. Ничего ему не ответив, своего достоинства не уронишь. Я все улажу. – Она медленно повернулась и направилась к выходу, ничего не ответив, но было видно, что ей стыдно за произнесенные слова в гневе.

Атис сидел за своим чемоданом и разбирал какие-то бумаги. Услышав стук в дверь, он почувствовал прилив сил. Его глаза зажглись. Сосредоточенное лицо тотчас приняло довольное выражение, та самая ехидная ухмылка, с какой он ложился спать, снова озарила его лицо. Он положил бумаги обратно в чемодан, встал со стула и направился к окну. Задернув темно-синюю занавеску, увидел своего соседа и моментально вернул ее в исходное положение. Отвернувшись от окна, он улыбнулся во весь рот и поднял правую руку в победном жесте на манер боксера. Сердце в его груди стучало в бешенном ритме, он чувствовал себя как никогда лучше. Приняв серьёзный вид, но так и не сумев убрать презрительную ухмылку с лица, взялся за ручку двери и отпер ее. То, что предстало его взору, привело его в полнейшее недоумение. Его физиономия приняло идиотское выражение, а неотъемлемая деталь его гардероба, т.е. зловредная ухмылочка исчезла бесследно. Он открыл было рот, но ничего не смог вымолвить.

– Аааа, нооо, – вот и все, что ему удалось выдавить из себя.

– У кого, что внутри в душе, то и дарит другим, друг мой. У тебя было то, что было, а у меня это, – с этими словами Бона́ поднял с крыльца, то самое, но до блеска вымытое ведро, наполненное крупными сочными зелеными яблоками, и протянул своему соседу, при этом добродушно и без какого-либо ехидства, улыбаясь. После этого он повернулся и направился восвояси, оставив своего соседа с ведром яблок в руках и все с тем же недоуменным выражением, через которое проскальзывало другое чувство, доселе неиспользуемое им: чувство стыда и благодарности.